автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Мифопоэтика рассказов А.А. Кондратьева

Полный текст автореферата диссертации по теме "Мифопоэтика рассказов А.А. Кондратьева"

На правах рукописи

003448213

Шинкарова Наталья Владимировна

Мифопоэтика рассказов А.А. Кондратьева: сквозные архетипические мотивы и образы (сборники «Белый козел», «Улыбка Ашеры»)

Специальность 10.01.01 - русская литература

/

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

° 2 °"Т 2008

Ульяновск - 2008

003448213

Работа выполнена на кафедре литературы Ульяновского государственного педагогического университета им. И.Н. Ульянова

Научный руководитель - доктор филологических наук, профессор Чередникова Майна Павловна

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор Сапченко Любовь Александровна

кандидат филологических наук, доцент Лобин Александр Михайлович

Ведущая организация - Поморский государственный университет им. М.В. Ломоносова

Защита состоится «/¿3>» 2008 г. в _ часов на заседании

диссертационного совета КМ 212.276.02 по присуждению ученой степени кандидата филологических наук при Ульяновском государственном педагогическом университете по адресу: 432700, г. Ульяновск, пл. 100-летия со дня рождения В.И. Ленина, 4.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Ульяновского государственного педагогического университета.

Автореферат разослан «2^? » хЯ^/Л 2008 г.

Ученый секретарь диссертационного совета, кандидат филологических наук, доцент //¡/И/У ~~ М.Ю. Кузьмина

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИТСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования. Мифопоэтика рассказов Александра Алексеевича Кондратьева (1876-1967), вошедших в сборники «Белый козел» и «Улыбка Ашеры», до сих пор не становилась предметом специального научного рассмотрения.

Связано это, прежде всего, с малой известностью творчества писателя-эмигранта в целом, как среди широкой читательской аудитории, так и среди специалистов. Первое, и на сегодняшний день единственное, крупное исследование кондратьевской прозы - вышедшая в свет в 1990 г. монография В.Н. Топорова, посвященная «демонологическому» роману A.A. Кондратьева «На берегах Ярыни». Отдельные наблюдения относительно особенностей поэтического и прозаического творчества писателя и его места в литературном процессе рубежа XIX-XX веков сделаны биографами, публикаторами литературного и эпистолярного наследия A.A. Кондратьева (Р.Д. Тименчик, О. Седов, В. Крейд).

Между тем, анализ ранних рассказов A.A. Кондратьева позволяет значительно углубить осмысление творческого вклада писателя в отечественную литературу рубежа столетий, обогатив тем самым общее представление о художественно-философском своеобразии русской культуры порубежной эпохи.

Избранный в настоящей работе аспект изучения кондратьевских произведений продиктован самим художественным материалом.

Материалом для исследования являются ранние рассказы A.A. Кондратьева, созданные в период с 1901 г. по 1911 г. и включенные автором в сборники «Белый козел» (1908) - с подзаголовком «Мифологические рассказы», и «Улыбка Ашеры» (1911) - с подзаголовком «Вторая книга рассказов». Источники сюжетов, мотивов и образов - преимущественно античная, а также древневосточная и христианская мифологии.

Объект исследования - мифопоэтика кондратьевских рассказов.

Предмет исследования составляют сквозные архетипические мотивы и образы.

Основная цель работы: анализ художественной системы «мифологических» рассказов А.А. Кондратьева на уровне сквозных архетипических мотивов и образов.

Основная цель определила конкретные задачи исследования:

• выявить иснользованные автором архетипические мотивы и образы, определить их соотношение с соответствующей религиозно-мифологической или художественной традицией;

• рассмотреть своеобразие авторских интерпретаций архетипических мотивов и образов;

• проследить воздействие архетипических мотивов и образов на художественную картину мира;

• обнаружить проявления индивидуально-авторского мифотворчества писателя.

Научная новизна работы заключается в том, что впервые осуществлён литературоведческий анализ ранних рассказов А А Кондратьева на сюжеты античной, восточной и христианской мифологий: как способ выражения авторского миропонимания рассмотрены архетипические мотивы и образы и индивидуально-авторское мифотворчество; проанализированы картина мира, художественное своеобразие центральных образов Поэта, Великой богини и Единого бога, а также воплощенные в рассказах историософские представления писателя, авторские концепции Творчества и Вечной Женственности.

Положения, выносимые на защиту:

1. Обращение Кондратьева к архетипическим мотивам и образам, их интерпретация, создание па их основе собственно авторских мифов являются специфичным способом выражения мировосприятия писателя.

2. Классическое видение мира, присущее автору, воплощается в образе «мифологического космоса», который создается на основе архетипической модели мира.

3. Главной чертой пространственно-временного континуума рассказов является замкнутость, выраженная в отсутствии «привязок» действия к кон-

кретным историческим ориентирам и датам, в отнесении событий к некоей «мифологической эпохе», в обращении писателя к концепции циклического времени.

4. В разработке мотива смены времён находят отражение авторские историософские представления, основанные на циклической концепции времени. История осмысливается Кондратьевым как бесконечная смена временных периодов, связанных с существованием той или иной культуры, проходящей замкнутый цикл от зарождения до угасания

5. С центральными образами Поэта, Великой богини и Единого бога связываются авторские концепции Творчества, Вечной Женственности, хода мировой истории.

6. Художественная специфика образов Великой богини и Единого бога определяется их синтетичностью, то есть соединением в рамках одного образа элементов разных мифологических систем.

7. Художественная установка Кондратьева на преобладание эстетического взгляда на мир над категориями христианской этики проявляется в свободном сочетании элементов языческой мифологии с христианскими мотивами и образами; в интерпретации и, в ряде случаев, коренной идейной 7рансформа-ции библейских и евангельских сюжетов

Теоретико-методологической основой диссертации являются труды: по теории литературы - М.М. Бахтина, Д С. Лихачева, H.JI. Лейдермана, В.И. Тю-пы; по мифопоэтике - М.И. Стеблина-Каменского, В.М. Жирмунского, О.М. Фрейденберг, И.И. Толстого, Я Э. Голосовкера, А.Ф. Лосева, A.A. Тахо-Годи, С.С. Аверинцева, Е.М Мелетинского, В.Н. Топорова, А.И. Немировского, М. Евзлина, В. Тэрнера и других; по поэтике отечественного символизма - Е.Б. Тагера, З.Г. Минц, Д.Е. Максимова, Е.Г. Эткинда, А.А Асояна, Г.В. Нефедьева, А. Ханзен-Лёве и других.

Научно-практаческая значимость работы обусловлена возможностью использования полученных теоретических выводов и исследовательского материала в курсах русской литературы XX века, спецсеминарах по творчеству

A.A. Кондратьева и спецкурсах по мифопоэтике на филологических факультетах вузов, в гуманитарных классах общеобразовательных школ, гимназиях, лицеях.

Апробация работы. Основные положения исследования изложены на Всероссийских научных конференциях «Четвертые», «Пятые» и «Шестые» и «Седьмые Веселовские чтения» (Ульяновск, 2001, 2004, 2005, 2007), «Открытые культуры» (Ульяновск, 2002), «Юдинские чтения - 2003» (Курск, 2003), «Третьи» и «Четвертые Никитские чтения» (Великий Новгород, 2003, 2004), «Уваровские чтения - VI» (Муром, 2005), итоговых научно-методических конференциях кафедры литературы УлГПУ (Ульяновск, 2002, 2003, 2004), отражены в 11 публикациях.

Структура работы определяется целями и задачами исследования. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, двух приложений, списка сокращений, библиографического списка, включающего 159 наименований.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обоснованы актуальность темы диссертации, научная новизна исследования, сформулированы цели и задачи, положения, выносимые на защиту, методологические основы, охарактеризована практическая значимость результатов работы, определены основные понятия и термины.

Предпринятое в настоящей работе исследование потребовало в первую очередь определения таких неоднозначно трактуемых в современном литературоведении теоретических понятий как «мифопоэтика», «мифологизм», «мифотворчество», «неомифологизм», «литературный архетип».

A.A. Кондратьев в диссертационном исследовании рассмотрен как представитель отечественного неомифологизма, мифотворец. Термином «миф» обозначены как включённые в повествование «подлинные» элементы архаических мифов (в сочетании «архаический миф», «традиционный миф», «классический миф», «древний миф»), так и плоды авторской фантазии - мотивы, сюжеты и образы, не подкреплёнпые соответствующими источниками, а также, в ряде

случаев, каждый из рассказов в целом (в сочетании «кондратьевский миф», «авторский миф»). Анализ мифопоэтики рассказов A.A. Кондратьева осуществлён на основе того теоретического положения, что мифологические элементы введены в повествование не просто как параллели к основным событиям, происходящим в произведении, не только в качестве отсылок к общеизвестному, но в первую очередь как выражение авторского миропонимания. Кондратьев не столько стремится к соответствию создаваемых произведений с древними источниками, сколько отражает кризисную культурно-историческую ситуацию своего времени. В диссертации исследованы особенности интерпретации Кондратьевым мифологических мотивов и образов, а также сугубо авторские «мифы», в равной степени отражающие мировоззренческие установки писателя

Под термином «архетип», исходя из утвердившегося в современной филологии расширенного понимания, подразумеваются некие «сквозные», «порождающие» модели словесного творчества, устойчивые повторяющиеся художественные формы. Литературные архетипы - это не только «первообразы», сопряженные с мифом и обрядом, но и «вечные образы» литературы (А.Х. Голь-денберг). В настоящей работе рассмотрены архетипические образы и мотивы рассказов A.A. Кондратьева, как восходящие к той или иной мифологической традиции, так и относящиеся к «вечным образам» («вечным сюжетам») мировой художественной культуры. Приоритетной задачей изучения архетипов в поэтике писателя определена не их каталогизация, а выявление способов и приемов их реализации в литературном тексте, обнаружение их влияния на авторскую картину мира.

Глава первая «Мифологическая картина мира в рассказах A.A. Кондратьева» посвящена авторской картине мира, создаваемой посредством обращения к мифопоэтическим представлениям, и состоит из 2-х параграфов. Авторская концепция мироустройства воплощается в образе некоего «мифологического космоса», который может быть соотнесен с так называемой мифопоэтической (архетипической) моделью мира.

В параграфе первом «Пространственно-временные координаты «мифологического космоса», включающем 3 подраздела, авторская картина мира рассмотрена как особый хронотоп, определяющей характеристикой которого выступает замкнутость. Замкнутость времени и пространства в рассказах связана с отсутствием «привязок» действия к конкретным историческим ориентирам и датам, с отнесением описываемых событий к некоей «мифологической эпохе» и обращением автора к концепции циклического времени, характерной для мифопоэтической модели мира.

В подразделе 1.1 «Мифологическая эпоха и профанное время» выявлены удаленные периоды «мифологической эпохи»: мифическое «пра-время» и новые времена Представление в рассказах широкой временной перспективы («Сапфо у Гадеса», «Пирифой», «Тоскующий ангел», «Что случилось потом», «Царь Шедома») дает возможность обнаружить принципиальное отличие эгих периодов, заключающееся в утрате новыми временами сакрального характера, присущего мифической древности. При этом профанные времена -полноценная часть все той же мифологической эпохи. Более того, будучи отдаленными друг от друга, священная древность и новые времена не утрачивают живой связи. Нерасторжимая связь времён становится явной как в сказаниях прошлого, питающих новые поколения («Пирифой»), так и при непосредственном проникновении сверхъестественного в современную действительность, -стихийном («Царь Шедома») или спровоцированном («Что случилось потом», «Тоскующий ангел», «Семь бесовок»). Аллюзии на эпоху рубежа Х1Х-ХХ вв. («Тоскующий ангел», «Семь бесовок») позволяют говорить о восприятии автором современного ему периода как части единой культурной эры человечества, обращенной к вечному мифическому началу.

В подразделе 1.2 «Мотив смены времен» исследовано развитие в рассказах названного мотива, раскрыта связанная с ним авторская историософская концепция. Историософия Кондратьева основывается на циклической концепции времени, характерной для архетипической модели мира. История мыслится писателем как бесконечная смена временных периодов, связанных с существо-

ванием той или иной культуры, которая проходит замкнутый цикл - от зарождения до угасания. Смена времен сопровождается в рассказах мотивом ожидания нового бога («В объятиях тумана», «В пещере», «Пирифой») и архетипиче-ским мотивом великой битвы космоса и хаоса, сил Света и Тьмы («Тоскующий ангел», «Пирифой», «Последнее искушение», «В пещере»). В центре особого внимания автора - смена изжившей себя эпохи множественных богов временем нового бога - Избавителя. При этом, обращаясь к христианским сюжетам распятия и воскресения Сына Божьего («Последнее искушение», «В пещере»), сошествия Христа во ад («Пирифой», «В пещере»), писатель остается далёк от линейно-финалистского толкования истории, осмысливая эпоху Избавителя лишь как очередной период в циклической смене времен.

Подраздел 1.3 «Оппозиция Эллада / Северная страна (Скифия, Страна гипербореев)» посвящен противопоставлению двух пространственных полюсов кондратьевского «мифологического космоса» - Эллады и Северной страны. В рассказах «Афродита заступница» и «Лебеди Аполлона» заявленная оппозиция раскрывается прежде всего как противопоставление цивилизации, находящейся на закате своего существования, и культуры, лишь только зарождающейся. Наряду с противопоставлением двух культур, Кондратьев проводит мысль об их нерасторжимой связи. Северная страна оказывается наследницей завершающей свое бытие Эллады. Явные переклички кондратьевских идей, воплощенных в образе Северной страны, со «скифством» и «гиперборейством» символистов позволяют в определенной мере говорить о символичности данного образа. Северная страна - дикая, непознанная, обуреваемая стихиями и вместе с тем хранящая небывалый творческий потенциал, призвана на «сломе эпох» стать наследницей великой умирающей цивилизации. Образы Эллады и Северной страны как сменяющих друг друга культур встраиваются в авторскую концепцию циклического времени, отраженную в пространственно-временном континууме кондратьевского «мифологического космоса».

В параграфе втором «Социальный космос», состоящем из 2-х подразделов, рассмотрены изображенные в рассказах миры богов и людей, являющие

собой противопоставленные и одновременно взаимосвязанные части мифологизированной вселенной. Выстраивая социальный космос, Кондратьев в первую очередь осмысливает место человека в мироздании, его способность определять свой жизненный путь и влиять на ход событий, роль высших сил в его существовании.

В подразделе 2.1 «Боги и люди» раскрыт ряд особенностей в изображении богов и людей, позволяющих говорить о своеобразии авторского видения мира. Образы божеств сильно снижены и обытовлены, свобода их действий ограничена законом всеобщей предопределенности. Мир людей, с одной стороны, представлен образом безмолвной и бездумной толпы («Белый козел», «В пещере», «Последнее искушение»), с другой стороны, его олицетворяют мифологические герои, вступающие в активное противостояние с миром божественного («Фамирид», «Пирифой»). Судьба героев соотносится с судьбой их рода и бытием всего космоса, о чем свидетельствует, в частности, соединение в сюжете одного рассказа («Фамирид») мотивов, связанных с предначертанностью личной судьбы героя (выбор случайной дороги, случайная гибель героя), и глобального мотива смены времен. Значимыми для выявления «расстановки сил» внутри «социального космоса» представляются трансформации Кондратьевым сюжетов античной мифологии. Авторская трактовка причин гибели Фамирида в одноименном рассказе обусловлена идеей о всеобщей подчиненности року как верховному закону «мифологического космоса». Не боги, а рок определяет бытие человека и всего космоса. Изменение мотивировки преступления Иксиона в «Пирифое» способствует созданию героического образа персонажа - благородного мстителя, восстанавливающего попранную богами справедливость.

Подраздел 2.2 «Контакт миров» посвящен взаимопроникновению земного и потустороннего миров, которое мыслится автором в качестве вневременной константы мифологизированного мироздания. Сюжетообразующими в большинстве рассказов являются мотивы, связанные с пересечением границы между мирами и контактом человека с потусторонними персонажами: сошествие героя в преисподнюю («Орфей», «Пирифой»), путешествие в чужую страну

(«На неведомом острове», «Улыбка Ашеры»), неудачная любовная связь божества и человека («Тоскующий ангел», «Что случилось потом», «Слезы Селем-на»). При описании контакта миров выявляется «нравственный императив», определяющий бытие социального космоса в рамках кондратьевской картины мира. Он заключается в обязательном соблюдении установленной этики поведения при взаимодействии человека с потусторонним миром ради сохранения космического порядка. Введение мотива совершения ритуала в сюжеты рассказов, посвященных контакту людей «профанного» времени с инобытийными персонажами («Что случилось потом», «Тоскующий ангел», «Семь бесовок»), подтверждает мысль о единстве «мифологической эпохи» и замкнутости «мифологического космоса». Совершение ритуала в новые времена обеспечивает соблюдение нравственного императива, действенного в любой период существования «мифологического космоса». В трактовке мотива неудачной любовной связи божества и человека («Что случилось потом», «Тоскующий ангел», «Слезы Селемна»), среди прочего, выражается представление автора о ценности, осмысленности и внутренней гармоничности земного существования человека. Попытки нарушить естественную гармонию земного бытия или отречься от него приводят к неминуемой трагедии. При всём этом, именно при контакте миров происходит выявление сущности персонажей, определение их идейных установок (Демофонт и Филострат в рассказе «На неведомом острове»), а также обретение героями своего призвания (Пирифой в одноименном рассказе).

Глава вторая «Сквозные архетипические образы в рассказах А.А. Кондратьева» посвящена трём центральным сквозным образам «мифологических» рассказов - Поэту, Великой богине, Единому богу и, соответственно, включает в себя 3 параграфа.

Все названные образы восходят к архетипам мировой мифологии и в то же время приобретают значительную актуальность в контексте художественной культуры рубежа Х1Х-ХХ веков При раскрытии данных образов и связанных с ними мотивов выявляется авторское решение тем, находящихся в центре интересов деятелей отечественной культуры рубежа столетий, - Искусства, Вечной

И

Женственности, смысла мировой истории Названные темы осмысливаются Кондратьевым в духе панэстетических тенденций русского символизма. Кондратьевский панэстетизм находит отражение, в частности, в свободном сочетании элементов языческой мифологии с христианскими мотивами и образами; в интерпретации и, в ряде случаев, коренной идейной трансформации библейских и евангельских сюжетов, обусловленных художественной установкой автора на преобладание эстетики над категориями христианской этики.

Христианские и языческие элементы соединяются в образах Великой богини и Единого бога. Обнаруживается синтез элементов и синтетичность соответствующих образов.

Сочетая элементы разных мифологических, художественных и философских традиций, Кондратьев творит собственные мифы о Поэте, Великой богине и Едином боге, в которых находят отражение соответствующие художественно-философские концепции автора.

В параграфе первом «Поэт» рассмотрена авторская концепция Творчества, созданная посредством обращения к архетипическому образу поэта и сопряженным с ним мотивам Поэт у Кондратьева выступает носителем божественного дара, а творческий акт понимается как исполнение высшего предназначения. При изображении процесса становления поэта автор соединяет мотивы божественного призвания поэта с мотивами сошествия героя в преисподнюю («Пирифой») и путешествия в чужую страну («Улыбка Ашеры»), восходящими к архетипу инициации. Жизненный путь творца мыслится писателем как движение к обретению истинной сущности, связанное с необходимостью отречения от родной среды, приобщением к «иному» («загробному») миру, прохождением «посвятительных» испытаний и духовным перерождением. Образ поэта включен в кондратьевскую историософию, суть которой - в циклической смене времен. Поэт представляется хранителем памяти прошлого и провидцем будущего («Пирифой», «Фамирид»), поддерживающим непрерывное течение жизни. В сопутствующих образу поэта мотивах его противостояния толпе и противоборства с высшими силами («Пирифой», «Сапфо у Гадеса», «Фамирид») во-

площается идея о роковом конфликте с окружающим миром как неотъемлемой составляющей бытия поэта. Творец, призванный выполнять роль посредника между человеческим и божественным, в конечном счете, оказывается чужд для людей и не принят богами, обречен на вечное одиночество и страдание. Кроме того, решение мотива противостояния поэта и божества в рассказах «Сапфо у Гадеса» и «Фамирид» обнаруживает идейно-философскую проблему назначения поэтического служения. Художественные произведения посвящаются богам, по творчество в целом оказывается чем-то большим, нежели простым элементом религиозного культа, связанного с именем того или иного божества Подобно своим современникам, Кондратьев мыслит поэта как «жреца» единственного «истинного божества» - Искусства, в жертву которому приносится жизнь самого творца

В параграфе втором «Великая богиня» раскрыто осмысление Кондратьевым архетипического образа Великой богини в русле художественных интерпретаций соловьевской идеи Вечной Женственности.

Образ Великой богини разрабатывается в большинстве рассказов, вошедших в сборники «Белый козел» и «Улыбка Ашеры». Это те рассказы, где в качестве одного из персонажей выступает особо почитаемое женское божество той или иной мифологической традиции. Данные персонажи у Кондратьева становятся воплощениями единого сложного образа. Подобно «циклу-мифу» А Блока (3 Г Минц), рассказы обоих кондратьевских сборников в определенной степени могут быть представлены как единый мистико-философский миф о Великой богине.

Синтез элементов разных мифологических систем в изображении героинь, олицетворяющих Великую богиню (Афродита-Ашера в «Улыбке Ашеры», Астарта-Иштар в рассказе «В пещере»), позволяет автору воплотить её образ как некоего прамифологического божества, являющего собой женственное начало бытия Великая богиня у Кондратьева соединяет в себе космос и хаос, порождающую и губительную силу, выступает одновременно богиней-матерью и богиней-девой. Такая глубинная амбивалентность образа отражается, в частно-

сти, в мифологической семантике растительных и животных атрибутов, сопутствующих героиням рассказов (леопард, голуби, розы и лилии), в связанной с образом Великой богини цветовой символике (противопоставление белого и красного), ассоциативном сцеплении фигур Афродиты и Девы Марии («Афродита заступница»), введении в сюжеты мотивов эротической любви («Что случилось потом», «На неведомом острове», «Надпись на саркофаге») и нарушения девственности богини («Белый козел», «В объятиях тумана», «Улыбка Ашеры»), Великая богиня вездесуща и непостижима Идею о недосягаемости женственного божества развивает мотив ускользающей любви («Улыбка Ашеры», «Тоскующий ангел», «Иксион») Согласно писателю, все попытки приблизиться к Великой богине обречены на неудачу. При иллюзорной доступности она остается в неизмеримой дали от персонажей кондратьевских произведений.

Жизнь человека, посвятившего себя служению Великой богине, осмысливается как жертвоприношение («Царь Шедома», «Надпись на саркофаге»). Толкование мотива жертвоприношения божеству как поэтического служения («Афродита заступница») углубляет понимание авторской концепции Творчества. Поэт у Кондратьева связывается с женственным началом бытия, становится его служителем и жертвует свою жизнь ради его познания.

В авторской интерпретации библейского сюжета о Содоме и Гоморре, сопряженной с мотивом жертвоприношения Великой богине («Царь Шедома»), в соотнесении языческой богини с евангельским образом Девы Марии («Афродита заступница») выражается важнейшая художественная установка писателя на преобладание эстетики над категориями христианской этики.

Параграф третий «Единый бог» посвящен образу Единого бога в его включенности в авторскую историософскую концепцию.

Образ нового бога вводится в рассказы «Последнее искушение», «Пири-фой», «В пещере» в связи с мотивом смены времен. Приход Избавителя знаменует окончание эпохи множественных богов и начало нового периода существования «мифологического космоса». Закономерным является соотнесение кондратьевского персонажа с образом Иисуса Христа. Автор обращается к

евангельским сюжетам изгнания бесов («В пещере»), распятия и воскресения Христа («Последнее искушение», «В пещере»), апокрифу о сошествии Иисуса во ад после смерти на кресте и погребения («В пещере», «Пирифой»), По отношению к новому богу в рассказах используются евангельские наименования, «рожденный в пещере», «рожденный от девы», «Сын Света», «Сын Божий», «Сын Человеческий». Вместе с тем, при явной апелляции к евангельскому образу, именем Христа бог у Кондратьева ни в одном из упомянутых рассказов не назван.

Развитие образа нового бога в рассказе «Пирифой» обнаруживает его синтетичность. Автор соединяет в изображении божества черты мифологических фигур разных мировых традиций (Мифра, Озирис, Таммуз, Дионис-Иакх) Новый бог здесь включается в ряд мифологических персонажей, объединенных семантикой «умирающего-воскресающего» божества. Такая трактовка образа укладывается в авторскую концепцию циклического времени, составляющую суть историософии Кондратьева.

Развитие мотива освобождения от страданий в связи с образом Избавителя («Пирифой») отчасти проясняет находящийся за рамками «мифологических» рассказов образ новой эпохи, которая, согласно авторской историософии, должна установиться вслед за приходом нового божества. В свете данного мотива с новой эпохой связываются утопические идеи свободы, мировой гармонии и всеобщего счастья. Такому осмыслению новой эпохи способствует и сопоставление мотивов божественной жертвы и жертвоприношения божеству, сопряженных с образами Единого бога и Великой богини. Великая богиня требует постоянного принесения человеческих жертв. Новый бог сам приносит себя в жертву во имя людей. Его образ освобожден от хаотического, разрушительного начала, присущего великому женственному божеству. Приход Единого бога мыслится автором как избавление человечества от мрака и зла.

Представление о цикличности времени и замкнутости «мифологической эпохи» проявляется и во введении в сюжет одного рассказа («В пещере») обра-

зов Единого бога и Великой богини, олицетворяющих разные периоды существования «мифологического космоса».

Авторская интерпретация евангельского сюжета о воскресении Христа в рассказе «В пещере» наглядно демонстрирует художественную установку Кондратьева на преобладание эстетического взгляда на мир над категориями христианской этики. Евангельский сюжет трансформируется в соответствии с ар-хетипическим мифологическим мотивом воскрешения бога-героя богиней-матерью.

В Заключении диссертации подведены итоги проведенного исследования мифопоэтики «мифологических» рассказов A.A. Кондратьева.

Обращение Кондратьева к архетипическим мотивам и образам, их интерпретация, а также создание на их основе собственно авторских мифов является специфичным способом выражения мировосприятия писателя. Мифотворчество Кондратьева представляет собой творческую реакцию на современную ему действительность.

Обращаясь к мифопоэтичсской модели мира, Кондратьев выстраивает пространственно-временной континуум и социальный порядок «мифологического космоса». При этом пространство и время в рассказах отражают авторскую историософскую концепцию; социальный космос определяется представлениями писателя о месте и роли человека в мироздании.

Возникающие в рассказах ассоциации с событиями и реалиями современного Кондратьеву периода, аллюзии на эпоху рубежа XIX-XX веков, символичность образа Северной страны, не нарушая внутренней замкнутости «мифологического космоса», выявляют специфику своеобразного историзма «мифологических» рассказов. В образах и мотивах, обращенных к архетипическому началу, находит отражение подлинная история, творчески переосмысленная автором.

Осмысление центральных образов «мифологических» рассказов Поэта, Великой богини, Единого бога свидетельствует об органической включенности Кондратьева в художественно-философский контекст рубежа XIX-XX веков,

наполненный эстетическими поисками выхода из духовного кризиса, охватившего эпоху. С данными образами связываются авторские концепции Творчества, Вечной Женственности, хода мировой истории.

Свободное соединение христианских и языческих элементов в образах Великой богини и Единого бога, авторская трансформация библейских и евангельских мотивов обусловлены панэстетизмом «мифологических» рассказов, художественной установкой Кондратьева на преобладание эстетического мировосприятия над категориями христианской этики.

Основное содержание работы отражено в следующих публикациях:

1. Архетипический образ поэта в «мифологических» рассказах A.A. Кондратьева // Вестник Поморского университета. - 2008. - № 7. - (Серия «Гуманитарные и социальные науки»), - С. 92-95.

2. Мифологема призвания поэта в рассказе А. Кондратьева «Афродита заступница» // Проблемы взаимодействия эстетических систем реализма и модернизма. Четвертые Веселовские чтения. Межвузовский сборник научных трудов. - Ульяновск. УлГПУ, 2002. - С. 50-57.

3. Образ поэта в рассказе A.A. Кондратьева «Сапфо у Гадеса» // Открытые культуры: Материалы Всероссийской научной конференции. Ульяновск, 23-25 мая 2002 г. - Ульяновск: УлГУ, 2002. - С. 197-199.

4. Образ Единого бога в рассказах А А. Кондратьева // Духовные начала русского искусства и образования. Материалы III Всероссийской научной конференции. - Великий Новгород: Нов. ГУ им Ярослава Мудрого, 2003. -С. 161-163.

5. Противостояние поэта и Бога в рассказах A.A. Кондратьева // Юдинские чтения -2003: Миф, фольклор, литература: Материалы Всероссийской научной конференции. Курск, 17 апреля 2003 г. - Курск: Изд-во Курск, гос. ун-та, 2003. - С. 117-120.

6. Мотив сошествия героя в преисподнюю в рассказах А А. Кондратьева // Фольклор. Литература. Библиография. Работы молодых исследователей. - Ульяновск, 2003. - С. 108-111

7. Образ Великой богини в рассказах A.A. Кондратьева // Проблемы взаимодействия эстетических систем реализма и модернизма. Пятые Веселов-ские чтения: Межвузовский сборник научных трудов. - Ульяновск: УлГПУ, 2004.-С. 23-26.

8. Жертвоприношение божеству и принесение бога в жертву в рассказах A.A. Кондратьева // Духовные начала русского искусства и образования: Материалы IV Всероссийской научной конференции с международным участием. - Великий Новгород: Нов. ГУ им. Ярослава Мудрого, 2004. - С 189-194.

9. Библейская легенда о падших ангелах в рассказе A.A. Кондратьева «Тоскующий ангел» // Вестник УлГПУ / сборник. - Вып. 1. - Ульяновск: УлГТУ, 2005. - С. 83-85.

10. Оппозиция Эллада / Северная страна в мифологических рассказах A.A. Кондратьева // Проблемы взаимодействия эстетических систем реализма и модернизма. Шестые Веселовские чтения: Межвузовский сборник научных трудов. - Ульяновск: УлГПУ, 2006. - С. 11-16.

11. Мифологическая картина мира в рассказах A.A. Кондратьева: пространственно-временные координаты // Проблемы взаимодействия эстетических систем реализма и модернизма. Седьмые Веселовские чтения: Межвузовский сборник научных трудов. - Ульяновск: УлГПУ, 2008. - С. 74-79.

Отпечатано в типографии ООО «Мастер Студия» Ад рва 432071, Россия, г Ульяновск, ул Марата, 8. Тел (5422) 44-56-08,44-56-09,44-55-33 Факс (0422) 44-55-30

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Шинкарова, Наталья Владимировна

Введение.

Глава 1 Мифологическая картина мира в рассказах A.A. Кондратьева.

§ 1 Пространственно-временные координаты «мифологического космоса».

1.1 Мифологическая эпоха и профанное время.

1.2 Мотив смены времен.

1.3 Оппозиция Эллада / Северная страна (Скифия, Страна гипербореев).

§ 2 «Социальный космос».

2.1 Боги и люди.

2.2 Контакт миров.

Глава 2 Сквозные архетипические образы в рассказах

A.A. Кондратьева.

§ 1 Поэт.

§ 2 Великая богиня.

§ 3 Единый бог.

Введение диссертации2008 год, автореферат по филологии, Шинкарова, Наталья Владимировна

Мифопоэтика рассказов Александра Алексеевича Кондратьева (1876-1967),1 вошедших в сборники «Белый козел» и «Улыбка Ашеры», до сих пор не становилась предметом специального научного исследования. Не изученными остаются и другие аспекты поэтики ранних рассказов писателя.

Связано это, прежде всего, с малой известностью творчества писателя-эмигранта в целом, как среди широкой читательской аудитории, так и среди специалистов. Первое, и на сегодняшний день единственное, крупное исследование кондратьевской прозы - вышедшая в свет в 1990 г. монография В.Н. Топорова, посвященная «демонологическому» роману A.A. Кондратьева «На берегах Ярыни». Отдельные наблюдения относительно особенностей поэтического и прозаического творчества писателя и его места в литературном процессе рубежа XIX-XX веков сделаны биографами, публикаторами литературного и эпистолярного наследия A.A. Кондратьева - Р.Д. Тименчиком,3 О. Седовым,4 В. Крейдом.5

Между тем, анализ ранних рассказов A.A. Кондратьева позволяет значительно углубить осмысление творческого вклада писателя в отечественную литературу рубежа столетий, обогатив тем самым общее представление о художественно-философском своеобразии русской культуры порубежной эпохи.

Избранный в настоящей работе аспект изучения рассказов A.A. Кондратьева продиктован самим художественным материалом. Рассказы,

1 См.: Приложение 1. Краткий очерк жизни и творчества Л.А. Кондратьева. — (С. 177 настоящей диссертационной работы).

2 Топоров В.Н. Неомифологизм в русской литературе начала XX века. Роман A.A. Кондратьева «IIa берегах Ярыни». - Trento, 1990.

3 Тименчик Р.Д. Письма A.A. Кондратьева к Блоку (1903-1912) // Литературное наследство. - Т. 92. - Кн. I.: Александр Блок. Новые материалы и исследования. - М.: Изд-во АН СССР, 1980. — С. 552-555; Тименчик Р.Д. Кондратьев Александр Алексеевич II Русские писатели. 1800-1917: Биографический словарь / Гл. ред. П.А. Николаев. — Т. 3. - М.: Большая Российская энциклопедия, 1994. — С. 47-48.

4 Седов О. Мир прозы A.A. Кондратьева: мифология и демонология // Кондратьев A.A. Сны: Романы, повесть, рассказы / Сост., вступ. ст. О. Седова. — СПб.: Северо-Запад, 1993. - С. 5-27.

Крсйд В.П. «Он - страна, после него душа очищается» // Кондратьев A.A. Боги минувших времен: Стихотворения / Сост., вступ. ст. В. Крейда. — М.: Молодая гвардия, 2001, —С. 5-40. созданные в период с 1901 г. по 1911 г.,1 были включены автором в сборники «Белый козел» (1908), с подзаголовком «Мифологические рассказы», и «Улыбка Ашеры» (1911), с подзаголовком «Вторая книга рассказов». Источники сюжетов, мотивов и образов - преимущественно античная, а также древневосточная и христианская мифологии.

В указанных выше трудах В.Н. Топорова и О. Седова содержится ряд замечаний о некоторых моментах мифопоэтики рассказов «Домовой», «Пири-фой», «Орфей», «В пещере».

В.Н. Топоров, оставляя ранние рассказы A.A. Кондратьева за рамками своего исследования, останавливает внимание на единственном из них - рассказе «Домовой», имеющем подзаголовок «Очерки деревенской мифологии». Источники рассказа составили мотивы и образы славянской демонологии. Рассказ первоначально вошел в сборник «Белый козел», а затем послужил основой для одной из глав романа «На берегах Ярыни». По мысли В.Н. Топорова, этот ранний «демонологический» опыт «<.> убедительно показывает, что принципы моделировки русского крестьянского мира, сосуществующего с миром нежити и нечисти и находящегося с ним в отношении взаимопроникновения, тональность и стилистика изложения, наконец, сам язык романа, по существу, были найдены более чем за 20 лет до его появления в печати <. .>».

Относительно рассказов, созданных по мотивам античной мифологии, В.Н. Топоров делает следующее, весьма категоричное, заключение: «<.> Кондратьеву не удалось вписать новой главы в историю усвоения уроков античности в русской художественной культуре <.> интерпретации античных мифов у него достаточно робки, и наиболее интенсивные смыслы античной культуры, творящий дух ее мифов ускользают от автора».3

1 Датировка приводится по первым публикациям рассказов в периодических изданиях.

2 Топоров В.Н. Неомифологизм в русской литературе начала XX века. Роман A.A. Кондратьева «На берегах Ярыни». - Trento, 1990. - С. 30.

3 Топоров B.H. Указ. соч. - С. 12.

Учёный противопоставляет рассказы Кондратьева на античные сюжеты и его демонологическую прозу во многом по степени осуществления художественной реконструкции древних представлений.

Кондратьевский роман «На берегах Ярыни» В.Н. Топоров называет «романом-реконструкцией» и именно в этом качестве признает его одной из кульминаций «неомифологизма» в русской литературе начала XX века.' В. Крейд и О. Седов также отмечают особый подход писателя к использованию мифологических сюжетов, мотивов и образов в поэтических и прозаических опытах, позволяющий ему совершать своего рода мифологическую «реконструкцию». По словам В. Крейда, «<.> Кондратьев в своих стихах, рассказах, романах оживгь лял миф, одушевлял его <.»>. Согласно О. Седову, «реконструировать миф», по Кондратьеву, значит <«.> дать ему новую жизнь, поместив те или иные мифологические образы в некую зону «реальности», пусть условной, пусть художественной, но «реальности», где бы эти образы находились в органическом", взаимодействии с подобными же образами или предметами, живущими по тем же законам».3 Следует упомянуть, что сам A.A. Кондратьев определял свои произведения как «реставрацию мифа».4

В отличие от В. Крейда и О. Седова, которые раскрывают эстетический смысл кондратьевской «реставрации мифа», В.Н. Топоров оперирует словом «реконструкция» в значении, приближенном к научному.5

По мнению В.Н. Топорова, в рассказах Кондратьева на античные сюжеты лишь в «отдельных удачных случаях» возникают «некоторые отдаленные основания» для того, чтобы говорить о «реставрации мифа».6 Исследователь отме

1 См.: Топоров B.H. Указ. соч. - С. 132.

2 Крейд В.П. «Он - страна, после него душа очищается» И Кондратьев A.A. Боги минувших времен: Стихотпорення.-М., 2001.-С. 5.

Седов О. Мир прозы A.A. Кондратьева: мифология и демонология // Кондратьев A.A. Сны: Романы, повесть, рассказы. - СПб., 1993.-С. 10. Подзаголовок рассказа A.A. Кондратьева «Цирцея» (Русская мысль. - 1916. - № 2).

5 В.Н. Топоров обнаруживает в романе «На берегах Ярыни» реконструкции двух мотивов славянской мифологии - «борьба Перуна с Волосом» и «Мокошь — жена Перуна», подтвержденные позднейшими разысканиями ученых. — См.: Топоров В.Н. Указ. соч. — С. 63.

6 Топоров В.Н. Указ. соч. - С. 12. чает следующие черты мифотворчества писателя, позволяющие ему приблизиться к оригинальным трактовкам античной мифологии:1

- «предпочтение», оказываемое определенным мифологическим персонажам (Дионис, Орфей, Аполлон, Пан, Афродита, Артемида и др.; страдальцы Фа-мирид, Иксион, Пирифой, Тантал, Данаиды и др.);

- некоторые уклонения от традиционных мифологических схем или даже решительное изменение мотивировок (объяснение неудачи Орфея в попытке вернуть Эвридику в рассказе «Орфей»);

- особый интерес к миру «низовой» мифологии (нимфы, сатиры, паниски и др.).

Одним из наиболее удачных «античных опытов» В.Н. Топоров считает рассказ «Пирифой». «Подступы» к «реставрации мифа» в данном рассказе, согласно наблюдениям ученого, заключаются: в оригинальной композиции мотивов; поиске повторяющихся инвариантных смыслов в череде поколений семьи: главного героя; в разработке темы «обиды», наносимой богами и связанного с ней страдания; в попытке «столкновения» прошлого и потустороннего с настоящим и земным и постановке вытекающей из этого проблемы непонимания (возвращение Пирифоя в финале рассказа).2

О. Седов обращает внимание на трактовку христианских мотивов и обра- ь зов в рассказах «Пирифой» и «В пещере». По замечанию специалиста, трансформация смысла евангельского сюжета воскресения Христа в рассказе «В пещере» и сюжета сошествия Спасителя в преисподнюю в рассказе «Пирифой» осуществляется с помощью приема «контаминации различных мифологических образов»: кондратьевский бог сочетает в себе черты Христа, Диониса, Осириса. «Контаминация» используется автором и при создании образа женского божества, воскресившего бога, а также образа преисподней.4

1 См.: Топоров В.Н. Указ. соч. - С. 13.

2 См.: Там же.

3 Седов О. Указ. соч. - С. 8.

4 См.: Седов О. Указ. соч. - С. 6-8, 13.

О. Седов, кроме того, выделяет образ «демонического» женского божества как один из центральных сквозных образов «мифологических» рассказов писателя и его творчества в целом.1

Наблюдения В.Н. Топорова и О. Седова, затрагивающие лишь некоторые моменты мифопоэтики отдельных рассказов A.A. Кондратьева, получают развитие при развернутом и пристальном анализе сквозных архетипических мотивов и образов сборников «Белый козел» и «Улыбка Ашеры».

Предпринятое в настоящей работе исследование требует в первую очередь уяснения таких теоретических понятий как «мифопоэтика», «мифоло-гизм», «мифотворчество», «неомифологизм», «литературный архетип».

Общим местом» новейших литературоведческих работ является вывод, выраженный волгоградским учёным Б.С. Кондратьевым, о том, что несмотря на довольно частое применение отдельных категорий мифопоэтики в конкретных научных исследованиях, «теоретически (в том числе и на уровне словарной* Л терминологии) она не обозначена». С.Ю. Королёва, в свою очередь, полагает, что «в настоящее время требуется установление более точного соотношения, пересекающихся, но не тождественных теоретических понятий, с помощью кол торых изучаются мифопоэтические системы». к

Одним из первых о понимании «мифопоэтического» подхода» к литера-'. турному произведению начал говорить в кон. 1970-х гг. И.П. Смирнов. Спустя почти десятилетие, определение «мифопоэтических» явлений в словесном искусстве нового времени дал Д.Е. Максимов.5 Научной разработкой термина «мифопоэтика» и смежных понятий, наряду с упомянутыми Б.С. Кондратьевым

1 См.: Седов О. Указ. соч. - С. 8.

2 Кондратьев Б.С. Мифопоэтика снов в творчестве Ф.М. Достоевского: автореферат дис. доктора филолог, наук. — Волгоград, 2002. — С. 4.

3 Королёва С.Ю. Художественный мифологизм в прозе о деревне 1970-90-х годов: автореферат дис. канд. филолог. наук. — Пермь, 2006. — С. 1.

4 Смирнов И.П. Место «мифопоэтического» подхода к литературному произведению среди других толкований текста (о стихотворении Маяковского «Вот так я сделался собакой») // Миф — фольклор — литература. — М.: Наука, 1978.-С. 186-203.

5 Максимов Д.Е. О мифопоэтическом начале в лирике Блока // Максимов Д.Е. Русские поэты начала века: Очерки. - Л.: Наука, 1986. - С. 204. и С.Ю. Королёвой, в последние годы в той или иной степени занимаются такие исследователи как И.Л. Бражников,1 E.H. Корнилова,2 В.Н. Крылов.3

Наиболее ёмкое определение названного термина даёт В.Н. Крылов.4 Согласно учёному, «мифопоэтика» может рассматриваться двояко:

1. как «художественная система, основанная на мотивированном обращении к мифологическим моделям, к поэтике мифа»;

2. как «метод исследования таких явлений литературы, которые ориентированы на мифопоэтические модели».

В первом значении «мифопоэтика» пересекается с понятием «художественный мифологизм», содержание которого уточняет в своей работе С.Ю. Королёва. Исследовательница отмечает тенденцию современного литературоведения к отождествлению понятий «мифопоэтический», «художественный мифологизм», «архетипический», «мифологический» и употреблению соответствующих терминов в качестве синонимов.5 Сама С.Ю. Королёва, выявляя особенности мифологизма в прозе о деревне 70-90 гг. XX вв., использует термин «мифопоэтический» для обозначения «мифологических элементов», «актуализированных в художественной культуре Нового времени»,6 и именно в этом уз-узком значении приравнивает понятия «мифопоэтическое» и «художественный мифологизм».

По мнению С.Ю. Королёвой, сложности теоретического и методологического характера в трудах, посвящённых мифопоэтике, связаны, прежде всего, с «различным пониманием предмета исследования»,7 в частности, с размытостью стью границ понятий «миф», «мифологическое».

1 Бражников ИЛ. Мифопоэтический аспект литературного произведения: автореферат дис. канд. филолог, наук. — М., 1997.

2 Корнилова E.H. Мифологическое сознание и мифопоэтика западноевропейского романтизма. - М.: ИМЛИ РАН, «Наследие», 2001.

3 Крылов В.Н. Мифопоэтика в литературно-критических статьях русских символистов // II Международные Бодуэновские чтения: Казанская лингвистическая школа: традиции и современность (Казань, 11-13 декабря 2003 г.): Труды и материалы: в 2 т. / Под общ. ред. K.P. Гапиуллина, Г.А. Николаева. - Казань: Изд-во Казанск. ун-та, 2003.-Т. 2.-С. 163-164.

4 См.: Крылов В.Н. Указ. соч. - С. 163.

5 См.: Королёва С.Ю. Указ. соч. — С. 6.

6 Там же.-С. 7.

7 Там же. - С. 6.

Действительно, если Е.А. Костюхин с позиции фольклориста чётко определяет «миф» как «систему архаических представлений о мире, выраженных в конкретно-чувственной форме», а также как «рассказы, воплотившие эти представления»,1 то A.C. Козлов, ведя речь о литературоведческом использовании термина, обращает внимание на его многозначность и противоречивость.2 A.C. Козлов отмечает, что многозначность термина «миф» усиливается введением в литературоведческий обиход понятия «современный миф», «размываюл щего представление о границах древней мифологии». Согласно исследователю, плоды «современного мифотворчества» представляют собой не более чем «мифоцентрические» или «мифопоэтические» произведения и не могут быть / приравнены, в том числе на уровне терминологии, к мифам традиционным.4

Между тем, термин «миф», наполненный новым значением, широко употребляется учёными по отношению к литературным произведениям так называемых «мифотворческих эпох». Так, Д.Е. Максимов говорит о «художественных мифах» нового времени;5 E.H. Корнилова исследует «мифы» и «новую мифологию» западноевропейского романтизма.6

В связи с этим необходимым является разграничение понятий «мифоло-гизм», «мифотворчество», «неомифологизм».

По мысли Ю.М. Лотмана, З.Г. Минц, Е.М. Мелетинского, «каждая эпоха в истории искусства характеризуется определенным осознанием соотношения искусства и мифологии».7 Мифологические тексты служат одним из основных источников мотивов и сюжетов мировой культуры на всем протяжении ее развития. Названные учёные обращают внимание на специфику использования архаических мифов в литературных текстах, начиная уже с античности и эпохи

1 Костюхин Е.А. Миф // Восточнославянский фольклор. Словарь научной и народной терминологии. - Минск: «Навука i тэхшка», 1993. - С. 150-152.

2 См.: Козлов A.C. Миф //Литературная энциклопедия терминов и понятий / Гл. ред. и сост. А.Н. Николюкин. — - M.: НПК «Интелвак», 2001. - Стб. 559-561.

3 Там же. - Стб. 560.

4 См.: Там же. - Стб. 560-561.

5 См.: Максимов Д.Е. Русские поэты начала века: Очерки. - Л., 1986.

6 См.: Корнилова E.H. Мифологическое сознание и мифопоэтика западноевропейского романтизма. - М., 2001.

7 Лотман Ю.М., Минц З.Г., Мелетинский Е.М. Литература и мифы И Мифы народов мира. Энциклопедия в 2-х т. - Т. 2. - М.: Советская энциклопедия, 1988. - С. 59. раннего средневековья.1 Таким образом, определение «художественного мифоЛ логизма», предложенное С.Ю. Королёвой, может быть значительно расширено. Под «мифологизмом» в настоящей работе понимается включение мифологических элементов в художественную культуру не только Нового времени, но и более ранних исторических периодов. При этом под «мифологическими элементами» подразумеваются как мотивы, сюжеты и образы, так и черты архаического мировосприятия, идейный пласт древней мифологии.

Понятие «мифотворчества» вводится в литературоведческие исследования в связи с определёнными проявлениями мифологизма конкретных культурных эпох3 — отчасти романтизма и, преимущественно, рубежа Х1Х-ХХ вв., а также XX в. и новейшего периода.

Романтизм выступает особой вехой в развитии мифологизма в художественном творчестве. Ю.М. Лотман, З.Г. Минц, Е.М. Мелетинский отмечают появляющуюся в этот период тенденцию «неформального, нетрадиционного использования мифа, порой приобретающего характер самостоятельного поэтического мифотворчества».4 «Мифотворчеством» в данном случае называется «самостоятельное мифологизирование» на основе «свободной манипуляции» сюжетами и образами традиционных мифологий.5

Е.Н. Корнилова, посвятившая работу изучению «мифологического сознания» и мифопоэтики западноевропейского романтизма,6 приходит к выводу, что мифотворчество романтиков явилось не просто «наметившейся тенденцией», но едва ли не превалирующей чертой художественной культуры данной эпохи. Она трактует творчество представителей романтизма как попытку созп дания «новой, гуманистической по смыслу, мифологии», которая вернула бы

1 См. об этом: Лотман Ю.М., Минц З.Г., Мелетинский Е.М. Указ. соч. - С. 58-65.

2 См.: Королёва С.Ю. Указ. соч. - С. 7.

3 По определению Н. Лейдермана, культурная (более узко - литературная) эпоха — «диахронная нстоико-литературная система, макроцикл, хронологически располагающийся в переделах одного столетия (эпоха Просвещения, реализма, романтизма и т.д.)». - Лейдерман Н. Траектории «экспериментирующей эпохи» // Вопросы литературы. - 2002. - Вып. 4. - С. 4.

4 Лотман Ю.М., Минц З.Г., Мелетинский Е.М. Указ. соч. - С. 61.

5 См.: Там же. - С. 60.

6 Корнилова Е.Н. Мифологическое сознание и мифопоэтика западноевропейского романтизма. - М., 2001.

7Там же.-С. 17. человечеству утраченную в век Просвещения единую концепцию мироздания. Исследовательница видит цель романтиков раннего периода в сотворении «принципиально новой по отношению к архаике целостной системы мифологического мышления».1 Согласно E.H. Корниловой, в эпоху романтизма меняются ся и содержание и функции мифа, становящегося «на уровень тропа - развернутой метафоры бытия».2 В романтическую мифологию «органично вплетаются самые разнородные поэтические элементы - разнообразные детали и вариации архаических и классических мифологических систем, легенды и исторические предания, образы и сюжеты мировой литературы, исторические лица и события, биографии деятелей политики, науки, искусства и проч.».3 Суть «мифотворчества» романтиков, по E.H. Корниловой, заключается не только в сотворении новой мифологии «из осколков старого мифа», но и в создании «совершенно оригинальных архетипов» на базе как фольклорной, так и естественнонаучной традиции.4

Тенденция свободной манипуляции мифологическими мотивами и образами, заявленная в произведениях романтического искусства, выделяется как доминирующая характеристика культуры рубежа XIX-XX вв. По мысли М.А. Воскресенской, исследующей идейно-эстетическую систему русского по-рубежья, «субъективные импульсы», пронизывающие мифологизм этой эпохи,. «превращают его в авторское мифотворчество».5

Особенности мифологизма нового времени, начиная с рубежа XIX-XX вв., позволяют обозначать его специальным термином - «неомифологазм».

Б.С. Кондратьев трактует «неомифологию» как «особый способ художественного моделирования мира».6 Развернутое определение «неомифологизма» ма» даёт Д.Е. Максимов. Согласно учёному, «неомифологическое словесное

1 Корнилова E.H. Указ. соч. - С. 23.

2 Там же. - С. 12.

3 Там же. - С. 13.

4 См.: Там же. - С. 18.

5Воскресенская М.А. Символизм как мировидение Серебряного века: Социокультурные факторы формирования общественного сознания российской культурной элиты рубежа XIX-XX веков. - Томск: Изд-во Томск, гос. ун-та, 2003.-С. 84.

6 Кондратьев Б.С. Указ. соч. - С. 5. искусство» - это «построенная на основе сверхобобщений с проекцией на «сверхсюжет» при помощи завещанной традиции или авторской фантазии «вторая поэтическая действительность».1 По замечанию исследователя, присутствующая в мифопоэтических произведениях «мифологическая» фантастика не выдается за подлинную эмпирическую реальность, а мыслится как условность или символика. В образах такого искусства, не отделимого полностью от современного ему исторического момента, <«.> привлекает внимание отпечаток космологической мысли или «воспоминание» (анамнезис) о древнем мифе, о сумеречных движениях первобытного сознания».2

Уяснение понятия «неомифологизм» требует рассмотрения предпосылок возникновения данного явления и его специфики.

Новому обращению к мифу на рубеже столетий предшествовал реализм XIX века, сознательно ориентированный на освобождение от иррационального толкования истории, правдоподобное отображение действительности и допус- " кающий элементы мифологизма лишь имплицитно. По мысли Е.М. Мелетинского, подобно эпохе Просвещения, позитивизм XIX века явился одной из вершин «демифологизации» в мировой культуре.3 Предпосылками наметившейся «ремифологизации» стали общеевропейский кризис позитивистского рационализма и эволюционизма и идущая ещё от романтизма критика . буржуазного мира как безгеройного и антиэстетического. Неудовлетворенность окружающей действительностью, а также возникшее в свете новых научных теорий сомнение в прочности всех казавшихся ранее незыблемыми моральных норм и жизненных установлений предопределили умонастроение общества. Как отмечает М.А. Воскресенская, для человека порубежной эпохи явления действительности «начали выходить за рамки повседневного, обыденного, разрастаясь до космических масштабов».4 Осознание всеобщего социокультурного го кризиса породило потребность «вернуть редуцированному сциентизмом соз

1 Максимов Д.Е. Указ. соч. - С. 203.

2 Там же.-С. 204.

3 См.: Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. - М.: Наука, 1976. - С. 8-10.

4 Воскресенская М.А. Указ. соч. - С. 79. нанию <.> ощущение полноты бытия».1 Первоначальными философскими основами нового искусства выступают иррационализм, интуитивизм, отчасти -релятивизм и пантеизм. Согласно Е.М. Мелетинскому, мифология, в силу своей исконной символичности, на данном этапе оказалась воплощением целостного мироощущения, «удобным языком» описания «неких сущностных законов социального и природного космоса».2

Развитие неомифологизма происходит на фоне оживления романтической традиции. По замечанию А. Зверева, искусство данного периода в целом вобрало в себя, «переосмысляя и трансформируя, едва ли не все определяющие о свойства романтического сознания и эстетики». М.А. Воскресенская делает наблюдение, что особое значение связь названных культурных эпох имела для творчества отечественных художников: «Серебряный век русской культуры это время подлинного, истинного, внутренне мотивированного расцвета романА ** тической традиции в России». Не случайно сложившиеся в данный период эстетические тенденции часто именуют «неоромантизмом». Термин «неоромантизм» по отношению к отечественной культуре рубежа Х1Х-ХХ вв. впервые начал использовать С.А. Венгеров.5 М.А. Воскресенская, в свою очередь, предлагает рассматривать неоромантизм широко, как «тип мировосприятия, самог сознания и самовыражения»6 культуры соответствующего периода. ¿Исследовательница называет неоромантизм тем «общим знаменателем», к которому сводятся наиболее существенные тенденции русского искусства рубежа веков, где немаловажное место занимает и «сознательное мифотворчество».7

Вместе с тем, при явном наличии преемственности, мифологизм порубежной эпохи обнаруживает значительные отличия от романтического. По мысли Ю.М. Лотмана, З.Г. Минц, Е.М. Мелетинского, будучи противопостав

1 Воскресенская М.А. Указ. соч. - С. 50.

2 Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. — С. 9.

3 Зверев А. XX век как литературная эпоха // Вопросы литературы. - 1992. - Вып. 2. - С. 52.

4 Воскресенская М.А. Указ. соч. - С. 92.

5 См.: Русская литература XX века (1890-1910) / Под ред. профессора С.А. Венгерова. - Т. 1. - М.: Изд. дом «XXI век - Согласие», 2000. - С. 32-40.

6 Воскресенская М.А. Указ. соч. - С. 93

7 См.: Там же. - С. 93-94. ленным реалистической традиции и позитивистскому миросозерцанию, неоми-фологизм «всегда так или иначе (часто полемически) соотносится с этой традицией».1 Ф. Сологуб, один из самых ярких и оригинальных мифотворцев, заметил, что «наиболее законной формой символического искусства является реализм».2 В современном литературоведении В. Келдыш предлагает в качестве альтернативы к термину «неоромантизм» понятие «постреализм», справедливо отмечая, что новое искусство «воспринимает романтическое наследие через посредство реализма».3

Художники рубежа веков, помимо прочего, значительно расширили спектр используемых мифологических источников. Это стало возможным благодаря активно осуществляемым с конца XIX столетия научным исследованиям в области археологии, этнографии, появлению новых этнологических теорий (Дж. Фрезер, Б. Малиновский, Л. Леви-Брюль, Э. Кассирер).4 Кроме античных и и библейских мифов, составлявших ранее «по сути, единственный резервуар мифологической образности»,5 творческой обработке подвергается мифологическое наследие Ближнего Востока, индийской, японской, китайской и других культур. В отечественном искусстве особое место занимают произведения, основанные на мотивах и образах славянского фольклора и мифологии.6

Мифологизм кон. XIX - нач. XX вв. обнаруживает тесную связь с панэ-стетизмом — «представлением об эстетической природе бытия и эстетизирован-ном мифе как средстве наиболее глубокого проникновения в его тайны».7 Теоретики отечественного символизма усматривали в мифе высшую эстетическую, или даже сверхэстетическую, ценность. Миф для них - это, прежде всего, та

1 Лотман Ю.М., Мннц З.Г., Мелетинский Е.М. Литература и мифы. - С. 61.

2 Сологуб Ф. Речь на «Диспуте о современной литературе» // Сологуб Ф. Творимая легенда. Кн. 2 / Сост., подг. текста, предисл. Л. Соболева; коммент. Л. Соболева. - М.: Худож. лит., 1991. - С. 173.

3 Келдыш В. На рубеже художественных эпох. (О русской литературе конца XIX - нач. XX века) // Вопросы литературы. - 1993. - Вып. 2. - С. 98.

4 См. об этом: Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. — С. 8.

5 Зверев Л. Указ. соч. - С. 39.

6 См. об этом: Топоров В.Н. Неомифологнзм в русской литературе начала века // Топоров B.H. Неомифологизм в русской литературе нач. XX века. Роман A.A. Кондратьева «На берегах Ярыпи». — Trento, 1990. - С. 20-46.

7 Лотман Ю.М., Минц З.Г., Мелетинский Е.М. Указ. соч. - С. 62.

Красота, которая одна, согласно переосмысленному символистами образу Достоевского, способна «мир спасти».1

Следует отметить сложный характер соотношения неомифологизма рубежа веков и модернизма. По определению Н. Лейдермана, модернизм представляет собой «неклассическое состояние культуры», «новый тип культуры», сложившийся под влиянием «ментального потрясения», произошедшего в Европе в последние десятилетия XIX века и находящийся «в оппозиции к тому типу культуры, который сформировался в течение Нового времени и в более

•у ранние культурные эры». Формируясь внутри модернизма, неомифологизм выступает как одно из проявлений культурной рецепции, характерной для нового искусства. Но в то же время, как отмечает Е.М. Мелетинский, мифологизм порубежной эпохи, равно как и мифологизм XX века в целом, «оказывается в чем-то шире модернизма, явлением более сложным и противоречивым».3 Подобным образом разрешается и проблема соотношения неомифологизма и символизма. С одной стороны, согласно З.Г. Минц, «мифологизм» - «восприятие мира как мифа» - является «важной чертой символистской поэтики».4 Но, с другой стороны, неомифологизм как культурное явление гораздо шире и сложнее, чем отдельно взятое литературное направление.

В связи с этим закономерен вопрос о принадлежности A.A. Кондратьева к какому-либо направлению или течению рубежа веков. Сходное мнение по этому поводу высказывается О. Седовым и В. Крейдом. По мысли О. Седова, с крупнейшими литературными течениями своего времени Кондратьев «соприкоснулся лишь по касательной».5 В. Крейд отмечает, что писатель принадлежал жал к поколению, «прошедшему искусы декадентского периода модернизма»,6 впоследствии в полной мере испытав влияние религиозной философии

1 О реализациях панэстетических тенденций русского символизма см.: Минц З.Г. Блок и русский символизм // Литературное наследство. - Т. 92. - Кн. 1. - М„ 1980. - С. 100-107.

2 Лейдсрман Н. Траектории «экспериментирующей эпохи». — С. 13.

3 Мелетинский Е.М. Указ.соч. - С. 9-10.

4 Мннц З.Г. Блок и русский символизм // Литературное наследство. — Т. 92. — Кн. 1. - М.: Изд-во ЛН СССР, 1980.-С. 106.

5 Седов О. Указ. соч. - С. 9.

6 Крейд В .П. Указ. соч. - С. 7.

Вл. Соловьева и разделив во многом эстетическую позицию «младших» символистов. При этом, по наблюдению О. Седова, уже в ранних кондратьевских произведениях присутствует унаследованное им от И.Ф. Анненского «предак-меистское мироощущение».1 Кондратьев во многом близок к символистам и может быть к ним причислен, если, вслед за М.А. Воскресенской, рассматривать символизм широко, как мировидение культурной эпохи кон. XIX -нач. XX вв. Исследовательница пишет: «Символизм - это не столько профессиональный слой общества и продукт его деятельности, сколько своеобразная л духовная общность, сложившаяся на основе схожего умонастроения». Однако, как подчеркивает В. Крейд, в строгом смысле слова назвать Кондратьева символистом «можно лишь с оговорками».3

В настоящей работе A.A. Кондратьев рассматривается как представитель отечественного неомифологизма, мифотворец. Термином «миф» в исследовании обозначаются как включённые в повествование «подлинные» элементы архаических мифов (в сочетании «архаический миф», «традиционный миф», «классический миф», «древний миф»), так и плоды авторской фантазии - мотивы, сюжеты и образы, не подкреплённые соответствующими источниками, а также, в ряде случаев, каждый из рассказов в целом (в сочетании «кондратьевский миф», «авторский миф»). Анализ мифопоэтики рассказов A.A. Кондратьева осуществляется, прежде всего, на основе того теоретического положения, что мифологические элементы вводятся в повествование не просто как параллели к основным событиям, происходящим в произведении, не только в качестве отсылок к общеизвестному, но, в первую очередь, как выражение авторского миропонимания. A.A. Кондратьев не столько стремится к соответствию создаваемых произведений с древними источниками, сколько отражает кризисную культурно-историческую ситуацию своего времени. Здесь уместно вспомнить слова наставника Кондратьева - И.Ф. Анненского, прозвучавшие в

1 Седов О. Указ. соч. - С. 9.

2 Воскресенская M.A. Указ.соч. - С. 7.

3 Крейд В.П. Указ. соч. - С. 16. предуведомлении («Вместо предисловия») к трагедии «Меланипа-философ» (1901): «Автор трактовал античный сюжет и в античных схемах, но, вероятно, в его пьесе отразилась душа современного человека. Эта душа столь же несоизмерима классической древности, сколь жадно ищет тусклых лучей, завещанных нам античной красотою».1

Изучение мифопоэтики литературного произведения - одно из приоритетных направлений современного литературоведения.

Й.Л. Бражников, с большой степенью обобщения, выделяет три хронологических этапа в развитии мифопоэтического исследования в отечественной науке:2

1.«Не собственно литературоведческий»: это работы по философии, антропологии, этнографии, социологии, психологии. Приблизительно с 1920-х гг. область мифологического начинает вызывать пристальное внимание литературоведов: на Западе возникает так называемая «ритуально-мифологическая» школа; в нашей стране в 1930-е - 40-е гг. создаются различные, но проникнутые общим интересом к мифу и ритуалу (в их связи с литературой) работы (О.М. Фрейденберг, В.Я. Пропп, М.М. Бахтин);

2. 1960-е - 70-е гг. - преимущественно на почве структурализма (Ю.М. Лотман, Б.А. Успенский, В.В. Иванов, В.Н. Топоров, Е.М. Мелетинский);

3. С 1990-х гг. - новейший этап (переиздания фундаментальных трудов; новые исследования).

В качестве отличительной черты текущего периода, видимо, следует отметить попытку систематизации теоретической базы мифопоэтического анализа, разработки его методики. По наблюдению С.Ю. Королёвой, в центре внимания специалистов в настоящее время оказываются как «особенности мифопо-этических систем, созданных в русле различных методов, направлений, стиле

1 Анненский И. Стихотворения и трагедии. —Л., 1959.— С. 308.

2 См.: Бражников ИЛ. Указ. соч. - С. 3. вых течений», так и сами «принципы исследования произведений в мифопоэти-ческом аспекте».1

С.Ю. Королёва вычленяет три основных подхода к изучению мифологических образов, сюжетов и мотивов, сложившихся в современном отечественном литературоведении во второй половине XX в.:

1. «Литературоцентричный»: мифопоэтические структуры рассматриваются как способ создания художественной условности (Г. Бялый, М. Храпченко, Ю. Манн и др.). При этом мифологизм растворяется в более широком понятии «фантастическое начало».

2. Междисциплинарное - литературоведческое и фольклористическое - исследование устно-поэтических заимствований в художественном тексте. Внимание сосредоточивается на конкретных функциях, которые выполняют фольклорные элементы в составе литературного произведения. Мифологические структуры рассматриваются как часть более широкого явления — «художественного фольклоризма» (А. Соймонов, В. Вацуро, А. Горелов, Т. Кривощапова, У. Далгат и др.).

3. Тартуско-московская семиотическая школа (Ю. Лотман, Б. Успенский, 3. Минц, Р. Тименчик, Т. Цивьян). Художественный мифологизм в этом случае рассматривается как относительно самостоятельное явление.

Разнится понимание исследователями цели и задач мифопоэтического анализа. По мысли И.П. Смирнова, обращение к мифопоэтике произведения способствует выявлению его «реминисцентного» («архетипического») смысла, ла. Для осуществления мифопоэтического анализа, согласно учёному, требуется «прежде всего установить параллели между данным художественным произведением и максимально отодвинутыми от него во времени воплощениями

1 Королёва С.Ю. Указ. соч. - С. 1.

2 См.: Там же. - С. 5-6.

3 См.: Смирнов И.П. Место «мифопоэтического» подхода к литературному произведению среди других толкований текста (о стихотворении Маяковского «Вот так я сделался собакой») // Миф - фольклор - литература. -М.: Наука, 1978.-С. 194-203. сходной семантики».1 В русле данного понимания определяет задачи изучения произведений литературы в мифопоэтическом аспекте И.Л. Бражников. Исследователь стремится выявить «архетипическое» и «символическое» в произведении и его составляющих: композиции, сюжете, образах; проследить связь текста не только с близкими ему явлениями литературного ряда, но также с мифологией, произведениями религиозной и философской мысли и — шире — с контекстом всей мировой литературы.2

В.М. Маркович видит результат мифопоэтического анализа в обнаружении «мифологического подтекста»3 произведения. Между тем, по С.Ю. Королёвой, «мифопоэтический подтекст», образованный «бытийными универсалиями и архетипическими схемами», представляет собой лишь одну из «форм воплощения мифологизма», которая выделяется наряду с «мифологическими структурами» (образами, сюжетами, мотивами) «эксплицитного» и «имплицитного» типов.4

Задачам, решаемым в настоящей работе, наиболее соответствует подход Б.С. Кондратьева. Учёный проводит анализ мифопоэтики литературных произведений путем выявления «архаико-мифологических образов и сюжетов, принципов их интерпретаций, с одной стороны, и собственного, индивидуально-авторского мифотворчества писателя».5 В настоящем исследовании рассмотрены особенности интерпретации A.A. Кондратьевым мифологических мотивов и образов, а также сугубо авторские «мифы», в равной степени отражающие мировоззренческие установки писателя.

Обращение к «мифотектонике»6 художественного произведения в целом предполагает многоуровневый анализ. Внимание в данной работе сосредоточено лишь на сквозных архетипических мотивах и образах «мифологических» рассказов A.A. Кондратьева, вошедших в сборники «Белый козел» и «Улыбка

1 Смирнов И.П. Указ. соч. - С. 195.

2 См.: Бражников И.Л. Указ. соч. - С. 3.

3 Маркович В.М. Петербургские повести Н.В. Гоголя. - Л.: Худож. лит., 1989. - С. 54.

4 См.: Королёва С.Ю. Указ. соч. - С. 7.

5 Кондратьев Б.С. Указ соч. - С. 4.

6 Термин В.И. Тюпы. См.: Тюпа В.И. Аналитика художественного (введение в литературоведческий анализ). -М.: Лабиринт, РГГУ, 2001. - С. 76-78.

Ашеры». Во избежание поверхностного разговора за пределами исследования осознанно оставлены такие уровни кондратьевской мифопоэтики как, например, заглавия рассказов и сборников, структура сборников, повествовательная структура рассказов. Возможность подобного, «выборочного», анализа без ущерба для восприятия целостности литературного явления весьма удачно обоснована И.Л. Бражниковым: «Мифопоэтический подход <.> ориентирован прежде всего на 7/елое произведения [курсив автора. - Н.Ш.], но в то же время он позволяет прослеживать смысл целого вплоть до мельчайших деталей: структура, если она выявлена правильно, прослеживается во всем тексте - от макро- до микроуровней».1

Следует определить понятие «литературный архетип». Ведущее место в теоретическом осмыслении данной категории среди новейших исследований

9 Т может быть отведено трудам Е.М. Мелетинского и А.Х. Гольденберга.

Оба литературоведа отталкиваются от термина «архетип», введённого в научный оборот швейцарским психоаналитиком К.Г. Юнгом. Архетипами Юнг обозначает универсальные прообразы мышления и поведения, восходящие к первобытной памяти человечества - «коллективному бессознательному». Речь идет об определяющем архаико-мифологическое мышление слое бессознательного, приобретаемом не из личного опыта, а более глубоком, врождённом: «Коллективное бессознательное идентично у всех людей и образует тем самым всеобщее основание душевной жизни каждого, будучи по природе сверхличным».4 Архетипы выступают «содержаниями коллективного бессознательного», <«.> древнейшими, лучше сказать, изначальными типами <.> испокон веку наличными всеобщими образами»,5 При этом архетипы мыслятся К.Г. Юнгом не как сами образы, а лишь как схемы образов, их психологические предпосылки, поскольку имеют не содержательную, а исключительно формальную характеристику. «Изначальный образ определен в отношении своего

1 Бражников И.Л. Указ. соч. - С. 4.

2 Мелетинский Е.М. О литературных архетипах. - М.: РГГУ, 1994.

3 Гольденберг А.Х. Архетипы в поэтике H.B. Гоголя. - Волгоград: Изд-во ВГПУ «Перемена», 2007.

4 Юнг К.Г. Об архетипах коллективного бессознательного // Вопросы философии. — 1988. - № 1. — С. 134.

5 Там же. содержания лишь тогда, когда он становится сознательным и таким образом обогащается фактами сознательного опыта».1 Формами выражения архетипов учёный называет сновидения, продукты фантазии психотиков, а также мифы и сказки. Юнг указывает на крайне важную роль архетипов в художественном творчестве. Согласно исследователю, в основе возникновения замысла и его преобразования в литературное произведение лежит художественная обработка архетипа, благодаря которой «содержание коллективного бессознательного» становится осознанным и воспринятым. Таким образом, по словам А.Х. Голь-денберга, Юнг «был первым, кто использовал архетип как литературоведческую категорию».2

Плодотворное развитие на собственно литературном материале идеи К.Г. Юнга получили в трудах таких зарубежных и отечественных исследователей как М. Бодкин, Н. Фрай, М. Элиаде, С.С. Аверинцев, Дж. Шипли, И.П. Смирнов.3

Термин «архетип» получил широкое распространение в различных сферах гуманитарного знания и обрёл при этом большое количество дополнительных коннотаций. Как отмечает С.С. Аверинцев, в современной науке данный термин применяется «<.> просто для обозначения наиболее общих, фундаментальных и общечеловеческих мифологических мотивов, изначальных схем представлений, лежащих в основе любых художественных <.> структур уже без обязательной связи с юнгианством как таковым».4

Е.М. Мелетинский и А.Х. Гольденберг исходят из утвердившегося в современной филологии расширенного понимания термина «архетип», подразумевая под ним некие «сквозные», «порождающие» модели словесного творчества, «устойчивые повторяющиеся художественные формы».5 Однако наблюдаются некоторые отличия в трактовке названными исследователями сочетания

1 Юнг К.Г. Душа и миф: шесть архетипов. - Киев-Москва: Порт-Рояль-Совсршснство, 1997. - С. 216.

2 Гольденберг А.Х. Указ. соч. - С. 6.

3 См. об этом: Там же. - С. 6-7.

4 Аверинцев С.С. Архетипы // Мифы народов мира. Энциклопедия в 2 т. - 'Г. 1. - M.: Советская энциклопедия, 1987.-С. 111.

5 См.: Гольденберг А.Х. Указ. соч. - С. 6-7. литературный архетип». Е.М. Мелетинский, говоря «о литературных архетипах», прослеживает генезис архетипических мотивов мировой литературы, выявляя их мифологические истоки.1 Иными словами, учёный рассматривает архетипы в литературе. А.Х. Гольденберг склонен разграничивать «архетип как мифологему» и «собственно литературный архетип». В его понимании, архетипы — «это не только «первообразы», сопряженные с мифом и обрядом, но и «вечные образы» литературы».2

Существенен акцент, который Е.М. Мелетинский делает на архетипических мотивах. Одно из критических замечаний, обращенных исследователем к концепции К.Г. Юнга, заключается в том, что юнговские архетипы «представляют собой преимущественно образы, персонажи, в лучшем случае роли и в гораздо меньшей мере сюжеты». В центре внимания Е.М. Мелетинского - «сюжетные архетипы», то есть те постоянные первичные «сюжетные элементы», которые составили «единицы некоего «сюжетного языка» мировой литературы».4

В настоящей работе исследуются архетипические образы и мотивы рассказов A.A. Кондратьева, как обнаруживающие истоки в той или иной мифологической традиции, так и относящиеся к «вечным образам» («вечным сюжетам») мировой художественной культуры. Вслед за А.Х. Гольденбергом, приоритетной задачей изучения архетипов в поэтике писателя видится «не их каталогизация, а выявление способов и приемов их реализации в литературном тексте».5

Обширная историография теории мотива в отечественном литературоведении представлена в труде И.В. Силантьева.6 В настоящем диссертационном исследовании рассматриваются мотивы повествовательные, т.е. «традицион

1 См.: Мелетинский Е.М. О литературных архетипах. — М.: РГГУ, 1994.

2 Гольденберг А.Х. Указ. соч. — С. 9.

3 Мелетинский Е.М. О литературных архетипах. - С. б.

4 Там же. - С. 5.

5 См.: Гольденберг А.Х. Указ. соч. - С. 10.

6 См.: Силантьев И.В. Теория мотива в отечественном литературоведении и фольклористике: очерк историографии. — Новосибирск: Изд-во ИДМИ, 1999. ные, повторяющиеся элементы литературного повествования».1 Под мотивом, вом, вслед за Е.М. Мелетинским, подразумевается «некий микросюжет, содержащий предикат (действие), агенса, пациенса и несущий более или менее самостоятельный и достаточно глубинный смысл».2 Основанием для вычленения мотива принимается обязательное наличие в нем действия. В иных случаях используется термин «лейтмотив». Следуя определению М.Ю. Тюленина, лейтмотив трактуется как «повторяющаяся деталь, образный оборот, интонация (лейтинтонация), возникающие как способ характеристики персонажа, положения, переживания».3

Цель настоящего исследования: анализ художественной системы «мифологических» рассказов A.A. Кондратьева на уровне сквозных архетипических мотивов и образов.

Для этого необходимо решить следующие задачи: i

• выявить использованные автором архетипические мотивы и образы, определить их соотношение с соответствующей религиозно-мифологической или художественной традицией;

• рассмотреть своеобразие авторских интерпретаций архетипических мотивов и образов;

• проследить воздействие архетипических мотивов и образов на художественную картину мира;

• обнаружить проявления индивидуально-авторского мифотворчества писателя.

Материал исследования: ранние рассказы A.A. Кондратьева, включенные в сборники «Белый козел» (1908) и «Улыбка Ашеры» (1911). Из настоящего ис

1 Силантьев И.В. Указ. соч.-С. 5.

2 Мелетинский Е.М. Указ. соч. — С. 50.

Тюленин М.Ю. Лейтмотив // Литературная энциклопедия терминов и понятий / Гл. ред. А.Н. Николюкин. — М., М., 2001.-Ст. 435. следования исключается рассказ «Домовой» (сборник «Белый козел»), детально проанализированный В.Н. Топоровым.1

Научная новизна работы заключается в том, что впервые осуществлён литературоведческий анализ ранних рассказов A.A. Кондратьева на сюжеты античной, восточной и христианской мифологий: как способ выражения авторского миропонимания рассмотрены архетипические мотивы и образы и индивидуально-авторское мифотворчество; проанализированы картина мира, художественное своеобразие центральных образов Поэта, Великой богини и Единого бога, а также воплощенные в рассказах историософские представления писателя, авторские концепции Творчества и Вечной Женственности.

Методологической основой исследования являются труды: по теории литературы - М.М. Бахтина, Д.С. Лихачева, Н.Л. Лейдермана, В.И. Тюпы; по мифопоэтике - М.И. Стеблина-Каменского, В.М. Жирмунского, О.М. Фрейденберг, И.И. Толстого, Я.Э. Голосовкера, А.Ф. Лосева, A.A. Тахо-Годи, С.С. Аверинцева, Е.М. Мелетинского, В.Н. Топорова, А.И. Немировского, М. Евзлина, В. Тэрнера и других; по поэтике отечественного символизма - Е.Б. Тагера, З.Г. Минц, Д.Е. Максимова, Е.Г. Эткинда, A.A. Асояпа, Г.В. Нефедьева, А. Ханзен-Лёве и других.

Положения, выносимые на защиту:

1. Обращение Кондратьева к архетипическим мотивам и образам, их интерпретация, а также создание на их основе собственно авторских мифов является специфичным способом выражения мировосприятия писателя.

2. Классическое видение мира, присущее автору, воплощается в образе «мифологического космоса», который создается на основе архетипической модели мира.

1 См: Топоров В.Н. Неомифологизм в русской литературе начала XX века. Роман A.A. Кондратьева «IIa берегах Ярыни». - Trento, 1990.

3. Главной чертой пространственно-временного континуума рассказов является замкнутость, выраженная в отсутствии «привязок» действия к конкретным историческим ориентирам и датам, в отнесении событий к некоей «мифологической эпохе», а также в обращении писателя к концепции циклического времени.

4. В разработке мотива смены времен находит отражение авторская историософская концепция, основанная на циклической концепции времени. История осмысливается Кондратьевым как бесконечная смена временных периодов, связанных с существованием той или иной культуры, которая проходит замкнутый цикл от зарождения до угасания.

5. С центральными образами Поэта, Великой богини и Единого бога связываются авторские концепции Творчества, Вечной Женственности, хода мировой истории.

6. Художественная специфика образов Великой богини и Единого бога определяется их синтетичностью, то есть соединением в рамках одного образа элементов разных мифологических систем.

7. Художественная установка Кондратьева на преобладание эстетического взгляда на мир над категориями христианской этики проявляется в свободном сочетании элементов языческой мифологии с христианскими мотивами и образами; в интерпретации и, в ряде случаев, коренной идейной трансформации библейских и евангельских сюжетов.

Апробация работы.

Основные положения исследования были представлены в форме докладов на Всероссийских научных конференциях «Четвертые», «Пятые», «Шестые», «Седьмые Веселовские чтения» (Ульяновск, 2001, 2004, 2005, 2007), «Открытые культуры» (Ульяновск, 2002), «Юдинские чтения - 2003» (Курск, 2003), «Третьи» и «Четвертые Никитские чтения» (Великий Новгород, 2003, 2004), «Уваровские чтения - VI» (Муром, 2005), итоговых научно-методических конференциях кафедры литературы УлГПУ (Ульяновск, 2002, 2003, 2004).

По теме диссертации опубликованы следующие печатные работы:

1. Архетипический образ поэта в «мифологических» рассказах A.A. Кондратьева // Вестник Поморского университета. - 2008. -№ 7. - (Серия «Гуманитарные и социальные науки»). - С. 92-95.

2. Мифологема призвания поэта в рассказе А. Кондратьева «Афродита заступница» // Проблемы взаимодействия эстетических систем реализма и модернизма. Четвертые Веселовские чтения. Межвузовский сборник научных трудов. - Ульяновск: УлГПУ, 2002. - С. 5057.

3. Образ поэта в рассказе A.A. Кондратьева «Сапфо у Гадеса» // Открытые культуры: Материалы Всероссийской научной конференции. Ульяновск, 23-25 мая 2002 г. - Ульяновск: УлГУ, 2002. -С. 197-199.

4. Образ Единого бога в рассказах A.A. Кондратьева II Духовные начала русского искусства и образования: Материалы III Всероссийской научной конференции. - Великий Новгород: Нов. ГУ им. Ярослава Мудрого, 2003. - С. 161-163.

5. Противостояние поэта и Бога в рассказах A.A. Кондратьева // Юдинские чтения - 2003: Миф, фольклор, литература: Материалы Всероссийской научной конференции. Курск, 17 апреля 2003 г. -Курск: Изд-во Курск, гос. ун-та, 2003. - С. 117-120.

6. Мотив сошествия героя в преисподнюю в рассказах A.A. Кондратьева // Фольклор. Литература. Библиография: Работы молодых исследователей. - Ульяновск, 2003. - С. 108-111.

7. Образ Великой богини в рассказах A.A. Кондратьева // Проблемы взаимодействия эстетических систем реализма и модернизма. Пятые Веселовские чтения: Межвузовский сборник научных трудов. -Ульяновск: УлГПУ, 2004. - С. 23-26.

8. Жертвоприношение божеству и принесение бога в жертву в рассказах A.A. Кондратьева // Духовные начала русского искусства и образования: Материалы IV Всероссийской научной конференции с международным участием. - Великий Новгород: Нов. ГУ им. Ярослава Мудрого, 2004. - С. 189-194.

9. Библейская легенда о падших ангелах в рассказе A.A. Кондратьева «Тоскующий ангел» // Вестник УлГПУ / сборник. - Вып. 1. - Ульяновск: УлГТУ, 2005. - С. 83-85.

10.Оппозиция Эллада / Северная страна в мифологических рассказах A.A. Кондратьева // Проблемы взаимодействия эстетических систем реализма и модернизма. Шестые Веселовские чтения: Межвузовский сборник научных трудов. — Ульяновск: УлГПУ, 2006. - С. 1116.

11.Мифологическая картина мира в рассказах A.A. Кондратьева: пространственно-временные координаты // Проблемы взаимодействия эстетических систем реализма и модернизма. Седьмые Веселовские чтения: Межвузовский сборник научных трудов. - Ульяновск: УлГПУ, 2008.-С. 74-79.

Возможность практического применения результатов диссертации. Полученные теоретические выводы и исследовательский материал могут быть использованы в курсах русской литературы XX века, спецсеминарах по творчеству A.A. Кондратьева и спецкурсах по мифопоэтике на филологических факультетах вузов, в гуманитарных классах общеобразовательных школ, гимназиях, лицеях.

28

Заключение научной работыдиссертация на тему "Мифопоэтика рассказов А.А. Кондратьева"

Заключение

Рассмотрение мифопоэтики рассказов A.A. Кондратьева, вошедших в сборники «Белый козел» и «Улыбка Ашеры», позволяет сделать следующие выводы:

Обращение Кондратьева к архетипическим мотивам и образам, их интерпретация, а также создание на их основе собственно авторских мифов является специфичным способом выражения мировосприятия писателя. Мифотворчество Кондратьева представляет собой творческую реакцию на современную ему действительность и органично вписывается в художественно-философский контекст порубежной эпохи.

Классическое видение мира, присущее автору, воплощается в образе «мифологического космоса», который создается на основе архетипической модели мира.

Главной чертой пространственно-временного континуума рассказов является замкнутость, выраженная в отсутствии «привязок» действия к конкретным историческим ориентирам и датам, в отнесении событий к некоей «мифологической эпохе», а также в обращении писателя к концепции циклического времени.

Представленная в рассказах широкая временная перспектива («Сапфо у Гадеса», «Пирифой», «Тоскующий ангел», «Что случилось потом», «Царь Ше-дома») позволяет автору охватить удаленные периоды существования «мифологического космоса» - мифическое «пра-время» и новые времена, - и выявить их коренное отличие, заключающееся в утрате новыми временами сакрального характера, присущего древности. При этом сакральное «пра-время» и профан-ные времена мыслятся как составляющие единой «мифологической эпохи».

В разработке мотива смены времен находит отражение авторская историософская концепция, основанная на циклической концепции времени, характерной для архетипической модели мира. История осмысливается Кондратьевым как бесконечная смена временных периодов, связанных с существованием той или иной культуры, которая проходит замкнутый цикл от зарождения до угасания. Смена времен сопровождается в рассказах мотивом ожидания нового бога («В объятиях тумана», «В пещере», «Пирифой») и архетипическим мотивом великой битвы сил Света и Тьмы («Пирифой», «Последнее искушение», «В пещере»). Обращаясь к евангельским сюжетам распятия и воскресения Сына Божьего («Последнее искушение», «В пещере»), апокрифу о сошествии Христа во ад («Пирифой», «В пещере»), Кондратьев остается принципиально чужд ли-нейно-финалистской концепции времени, осмысливая царствование Единого бога как очередной период в циклической смене времен.

Переклички идей, связанных с образом Северной страны («Афродита заступница», «Лебеди Аполлона»), со «скифством» и «гиперборейством» символистов позволяют говорить о символичности данного образа.

Социальный космос» в рассказах представлен богами и людьми, находящимися в сложной системе взаимоотношений. Миры богов и людей являют собой противопоставленные и, одновременно, связанные друг с другом части изображаемой вселенной. Выстраивая социальный космос, автор, в первую очередь, осмысливает место человека в мироздании, его способность определять свой жизненный путь и влиять на ход событий, роль высших сил в его существовании.

Образы богов сильно снижены и обытовлены, свобода их действий ограничена законом всеобщей предопределенности. Мир людей, с одной стороны, представлен образом безмолвной и бездумной толпы («Белый козел», «В пещере», «Последнее искушение»), с другой стороны, его олицетворяют мифологические герои, вступающие в активное противостояние с миром божественного («Фамирид», «Пирифой»).

Судьба героев соотносится с судьбой их рода и бытием всего космоса, о чем свидетельствует, в частности, соединение в сюжете одного рассказа («Фамирид») мотивов, связанных с предначертанностью личной судьбы героя, и глобального мотива смены времен. Идеей о всеобщей подчиненности року обусловлена авторская трактовка причин гибели героя античной мифологии Фамирида («Фамирид»). Изменение мотивировки преступления Иксиона в «Пири-фое» способствует созданию героического образа персонажа - благородного мстителя, восстанавливающего попранную богами справедливость.

Взаимопроникновение земного и потустороннего миров мыслится автором как вневременная константа мифологизированного мироздания.

При описании контакта миров выявляется «нравственный императив», определяющий бытие «мифологического» космоса. Он заключается в обязательном соблюдении установленной этики поведения при взаимодействии человека с потусторонним миром ради сохранения космического порядка.

В трактовке мотива неудачной любовной связи божества и человека («Что случилось потом», «Тоскующий ангел», «Слезы Селемна»), среди прочего, выражается представление автора о ценности, осмысленности и внутренней гармоничности земного существования человека. Попытки нарушить естественную гармонию земного бытия или отречься от него приводят к неминуемой трагедии.

При изображении контакта миров происходит выявление сущности персонажей, определение их идейных установок (Демофонт и Филострат в рассказе «На неведомом острове»), а также обретение героями своего призвания (Пи-рифой в одноименном рассказе). В основе сюжетов этих рассказов писатель использует мотивы путешествия в чужую страну и сошествия героя в преисподнюю, восходящие к архетипу инициации (посвящения).

С центральными образами Поэта, Великой богини и Единого бога связываются авторские концепции Творчества, Вечной Женственности, хода мировой истории.

Творчество трактуется Кондратьевым как божественный дар, исполненный высшим смыслом. Носитель дара - поэт наделяется способностью прозревать «иные» миры, выступает посредником между божественным и земным, между прошлым и настоящим, настоящим и будущим.

При изображении процесса становления поэта автор соединяет мотивы божественного призвания поэта с мотивами сошествия героя в преисподнюю

Пирифой») и путешествия в чужую страну («Улыбка Ашеры»), восходящими к архетипу инициации. Жизненный путь творца мыслится Кондратьевым как движение к обретению истинного предназначения. На этом пути поэт отрекается от родной среды, проходит «посвятительные» испытания и духовно перерождается.

В сопутствующих образу поэта мотивах его противостояния толпе и высшим силам («Пирифой», «Сапфо у Гадеса», «Фамирид») воплощается идея о роковом конфликте с окружающим миром как неотъемлемой составляющей бытия творца. Божественный дар обрекает поэта на вечное одиночество и страдание. Он остается не принят толпой и отвергнут богами, наделившими его роковым даром.

Художественная специфика образов Великой богини и Единого бога определяется их синтетичностью, то есть соединением в рамках одного образа элементов разных мифологических систем.

Авторский миф о Великой богине, созданный в «мифологических» рассказах, представляет собой художественную интерпретацию соловьевской мифологемы Вечной Женственности. Великая богиня выступает как некое прами-фологическое божество, воплощающее женственное начало бытия. Великая богиня вездесуща и непостижима. Она сочетает в себе космос и хаос, порождающую и губительную силу, черты богини-матери и богини-девы. Глубинная амбивалентность образа отражается, в частности, в мифологической семантике растительных и животных атрибутов, сопутствующих героиням рассказов (леопард, голуби, розы и лилии), в связанной с образом Великой богини цветовой символике (противопоставление белого и красного), ассоциативном сцеплении фигур Афродиты и Девы Марии («Афродита заступница»), введении в сюжеты мотивов эротической любви («Что случилось потом», «На неведомом острове», «Надпись на саркофаге») и нарушения девственности богини («Белый козел», «В объятиях тумана», «Улыбка Ашеры»). Жизнь человека, посвятившего себя служению Великой богине, представляется как жертвоприношение («Царь Ше-дома», «Надпись на саркофаге»).

Осмысление мотива жертвоприношения божеству как поэтического служения («Афродита заступница») углубляет понимание авторской концепции Творчества. Поэт у Кондратьева связывается с женственным началом бытия, становится его служителем и жертвует свою жизнь ради его познания.

В образе Единого бога христианские элементы соединяются с мифологическим архетипом умирающего-воскресающего божества. Такая трактовка образа укладывается в авторскую концепцию циклического времени, составляющую суть историософии Кондратьева.

Развитие мотива освобождения от страданий в связи с образом бога-Избавителя опосредованно проясняет находящийся за рамками «мифологических» рассказов образ новой эпохи, которая, согласно авторской историософии, должна установиться вслед за приходом нового божества. В свете данного мотива с новой эпохой связываются утопические идеи свободы, мировой гармонии и всеобщего счастья. Такому осмыслению новой эпохи способствует и сопоставление мотивов божественной жертвы и жертвоприношения божеству, сопряженных с образами Единого бога и Великой богини.

Свободное соединение христианских и языческих элементов в образах Великой богини и Единого бога, авторская трансформация библейского сюжета о Содоме и Гоморре («Царь Шедома»), интерпретация евангельских сюжетов о распятии и воскресении Христа («Последнее искушение», «В пещере») наглядно демонстрируют художественную установку Кондратьева на преобладание эстетического взгляда на мир над категориями христианской этики.

177

Список научной литературыШинкарова, Наталья Владимировна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Труды A.A. Кондратьева

2. Кондратьев, А. Белый козел. Мифологические рассказы / А.Кондратьев. -СПб.: Т-во Р. Голике и А. Вильборг, 1908. 114 с.

3. Кондратьев, A.A. Боги минувших времен: Стихотворения / Сост., вступ. ст. В. Крейда. М.: Молодая гвардия, 2001. - 317 с.

4. Кондратьев, А. Иксион (Древнегреческий миф) / А. Кондратьев // Альманах Гриф. М.: Книгоизд-во «Гриф», 1904. - С. 117-119.

5. Кондратьев, A.A. Сны: Романы, повесть, рассказы / A.A. Кондратьев; сост., вступ. ст. О. Седова. СПб.: Северо-Запад, 1993. - 544 с.

6. Кондратьев, А. Улыбка Ашеры. Вторая книга рассказов / А. Кондратьев. -СПб.: Т-во Р. Голике и А. Вильборг, 1911. 123 с.

7. Труды по теории и истории литературы

8. Анненский, И.Ф. Избранные произведения / И.Ф. Анненский; сост., вступ. ст., коммент. А. Федорова. Л.: Худож. лит., 1988. - 736 с.

9. Античная литература: учебник для педагог, институтов / Под ред. проф. A.A. Тахо-Годи. Изд. 2-е, перераб. М.: Просвещение, 1973. - 439 с.

10. Апокрифы древних христиан: Исследование, тексты, комментарии / Авт. пер., исслед. статей, примеч. и коммент. И.С. Свенцицкая, М.К. Трофимова. -М.: Мысль, 1989.-333 с.

11. Асоян, A.A. Данте и русская литература / A.A. Асоян. Свердловск: Изд-во Уральского универ-та, 1989. - 171 с.

12. Баран, X. Поэтика русской литературы начала XX века / X. Баран; авториз. пер. с англ. М.: Изд. гр. «Прогресс»-«Универс», 1993. - 368 с.

13. Бахтин, М.М. Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет / М.М. Бахтин. М.: Худож. лит., 1975. - 504 с.

14. Бахтин, М.М. Эстетика словесного творчества / М.М. Бахтин; сост. С.Г. Бочаров. М.: Искусство, 1979. - 424 с. - (Из истории сов. эстетики и теории искусства).

15. Белый, А. Начало века. Воспоминания в 3-х кн. / Подг. текста и коммент.

16. A. Лаврова Кн. 2. - М.: Худож. лит., 1990. - 687 с.

17. Блок A.A. О литературе / A.A. Блок; вступ. ст. Д. Максимова; сост. и коммент. Т. Бедняковой. Изд. 2-е, доп. М.: Худож. лит., 1989. - 479 с.

18. Ю.Брюсов, В.Я. Среди стихов: 1894-1924: Манифесты, статьи, рецензии /

19. B.Я. Брюсов; вступит, ст. и коммент. H.A. Богомолова. М.: Сов. писатель, 1990.-714 с.

20. П.Воскресенская, М.А. Символизм как мировидение Серебряного века: Социокультурные факторы формирования общественного сознания российской культурной элиты рубежа XIX-XX веков / М.А. Воскресенская. -Томск: Изд-во Томского госуд. ун-та, 2003. 226 с.

21. Григорьев, А.Л. Символизм / А.Л. Григорьев, С.С. Гречишкин // История русской литературы. В 4 т. / Под ред. A.C. Бушмина, E.H. Купреяновой, Д.С. Лихачева, Г.П. Макогоненко и др. Л.: Наука, 1983. - Т. 4. - С. 419-479.

22. Гуковский, Г.А. Реализм Гоголя / Г.А. Гуковский. М.-Л.: Гос. изд-во худож. лит., 1959. - 531 с.

23. Долгополов, Л.К. На рубеже веков. О русской литературе конца XIX-начала XX века / Л.К. Долгополов. Л.: Сов. писатель, 1985. - 351 с.

24. Дунаев, М.М. «Серебряный век» в свете Православия / М.М. Дунаев // Литература и культура в контексте христианства: труды Второй Международной научной конференции. — Ульяновск: УлГТУ, 1999.1. C. 15-40.

25. Ермилова, Е.В. Теория и образный мир русского символизма / Е.В. Ермилова. М.: Наука, 1989. - 176 с.

26. Иванов, В.В. Категория времени в искусстве и культуре XX века / В.В. Иванов // Ритм, пространство и время в литературе и искусстве. -Л.: Наука, 1974. С. 39-67.

27. Каган, М.С. Пространство и время в искусстве как проблема эстетической науки / М.С. Каган // Ритм, пространство и время в литературе и искусстве. -Л.: Наука, 1974.-С. 26-39.

28. Канонические евангелия / Под. ред. C.B. Лёзова и C.B. Тищенко. М.: Наука, Изд. фирма «Восточная литература», 1993. - 350 с.

29. Кантор, В.К. Антихрист, или Ожидавшийся конец европейской истории (Соловьев contra Ницше) / В.К. Кантор // Вопросы философии. 2002. -№ 2. - С. 14-27.

30. Келдыш, В.А. На рубеже художественных эпох. (О русской литературе конца XIX нач. XX века) / В.А. Келдыш // Вопросы литературы. - 1993. -Вып. 2.-С. 92-105.

31. Келдыш, В.А. Реализм в годы первой русской революции / В.А. Келдыш // Русская литература конца XIX начала XX века. 1901-1907. - М.: Наука, 1971.-С. 211-213.

32. Корман, Б.О. Изучение текста художественного произведения: учебное пособие для студентов факультетов русского языка и литературы пед. институтов / Б.О. Корман. М.: Просвещение, 1972. - 112 с.

33. Левина, Л. От Гете до Блока. Идея «Вечно Женского» в творчестве русских символистов / Л. Левина // Литературная учеба. 2000. - Кн. 1. - С. 153-170.

34. Лейдерман, Н.Л. Современная русская литература: в 3-х кн. / Н.Л. Лейдерман, М.Н. Липовецкий. Кн. 1. - М.: Эдиториал УРСС, 2001. -288 с.

35. Лейдерман, Н. Траектории «экспериментирующей эпохи» / Н. Лейдерман // Вопросы литературы. 2002. - Вып. 4. - С. 3-47.

36. Лёзов, C.B. История и герменевтика в изучении Нового Завета / C.B. Лёзов. -М.: Изд. фирма «Восточная литература» РАН, 1996. 375 с.

37. Лихачев, Д.С. Внутренний мир художественного произведения / Д.С. Лихачев // Вопросы литературы. 1968. - № 8. - С. 74-87.

38. Лихачев, Д.С. Поэтика художественного времени / Д.С. Лихачев // Лихачев, Д.С. Поэтика древнерусской литературы. Изд. 2-е, доп. -Л.: Художественная литература, 1971. С. 232-383.

39. Лотман, Ю.М. Заметки о художественном пространстве / Ю.М. Лотман // Лотман, Ю.М. Избранные статьи в 3 т. Т. 1. - Таллинн: Александра, 1992. -С. 448-463.

40. Лотман, Ю.М. Литература и мифы / Ю.М. Лотман, З.Г. Минц, Е.М. Мелетинский // Мифы народов мира. Энциклопедия в 2 т. Т. 2. -М.: Советская энциклопедия, 1988. - С. 58-65.

41. Лотман, Ю.М. Миф имя - культура / Ю.М. Лотман (совместно с Б.А. Успенским) // Лотман, Ю.М. Избранные статьи в 3 т. - Т. 1. - Таллинн: Александра, 1992. - С. 58-75.

42. Лотман, Ю.М. О метаязыке типологических описаний культуры / Ю.М. Лотман // Лотман, Ю.М. Избранные статьи в 3 т. Т. 1. - Таллинн: Александра, 1992. - С. 386-406.

43. Лотман, Ю.М. Проблема художественного пространства в прозе Гоголя / Ю.М. Лотман // Лотман, Ю.М. Избранные статьи в 3 т. Т. 1. - Таллинн: Александра, 1992. - С. 413-448.

44. Маркович, В.М. Петербургские повести Н.В. Гоголя / В.М. Маркович. Л.: Худож. литература, 1989. - 205 с.

45. Медриш, Д.Н. Структура художественного времени в фольклоре и литературе / Д.Н. Медриш // Ритм, пространство и время в литературе и искусстве. Л.: Наука, 1974. - С. 121-142.

46. Мень, A.B. История религии: В поисках Пути, Истины и Жизни. В 7 т. / A.B. Мень. Т. 4: Дионис, Логос, Судьба: Греческая религия и философия от эпохи колонизации до Александра. — М.: СП «Слово», 1992. - 270 с.

47. Минц, З.Г. Александр Блок / З.Г. Минц // История русской литературы. В 4 т. / Под ред. A.C. Бушмина, E.H. Купреяновой, Д.С. Лихачева, Г.П. Макогоненко и др. Л.: Наука, 1983. - Т. 4. - С. 520-548.

48. Минц, З.Г. Александр Блок и русские писатели / З.Г. Минц. СПб.: Искусство - СПБ, 2000. - 784 с.

49. Минц, З.Г. Блок и русский символизм / З.Г. Минц // Литературное наследство. Т. 92. - Кн. 1: Александр Блок. Новые материалы и исследования. - М.: Изд-во АН СССР, 1980. - С. 98-172.

50. Минц, З.Г. Поэтика Ал. Блока / З.Г. Минц. СПб.: Искусство - СПБ, 1999. -727 с.

51. Нефедьев, Г.В. Русский символизм и розенкрейцерство. Статья первая / Г.В. Нефедьев // Новое литературное обозрение. 2001. - № 5 (51). -С. 167-195.

52. Нефедьев, Г.В. Русский символизм и розенкрейцерство. Статья вторая / Г.В. Нефедьев // Новое литературное обозрение. 2002. - № 4 (56). -С. 149-178.

53. Новикова, Т. «Прекрасная Дама» в культуре серебряного века / Т. Новикова // Вестник Московского университета. Серия «Филология». — 1998. № 1. -С. 90-99.

54. Проскурина, В. «Cor Ardens»: Смысл заглавия и эзотерическая традиция /

55. B.Проскурина // Новое литературное обозрение. 2001. - № 5 (51).1. C. 196-213.

56. Русская литература XX века (1890-1910) / Под ред. С.А. Венгерова. Т. 1. -М.: Изд. дом «XXI век - Согласие», 2000-512 с.

57. Силантьев, И.В. Теория мотива в отечественном литературоведении и фольклористике: очерк историографии / И.В. Силантьев. Новосибирск: Изд-во ИДМИ, 1999. - 104 с.

58. Соловьев, B.C. Сочинения в 2 т. Изд. 2-е / B.C. Соловьев; сост., общ. ред. и вступ. ст. A.B. Гулыги, А.Ф. Лосева; примеч. С.Л. Кравца и др. Т. 1. -М.: Мысль, 1990. - 892 с. - (Философское наследие. Т. 110).

59. Соловьев, B.C. Сочинения в 2 т. Изд. 2-е / B.C. Соловьев; сост., общ. ред. и вступ. ст. A.B. Гулыги, А.Ф. Лосева; примеч. С.Л. Кравца и др. Т. 2. — М.: Мысль, 1990. - 822 с. - (Философское наследие. Т. 111).

60. Тагер, Е.Б. У истоков XX века / Е.Б. Тагер // Тагер, Е.Б. Избранные работы о литературе / Предисл. В.А. Келдыша. М.: Совет, писатель, Л 988. -С. 284-313.

61. Тюпа, В.И. Аналитика художественного (введение в литературоведческий анализ) / В.И. Тюпа. М.: Лабиринт, РГГУ, 2001. - 192 с.

62. Успенский, Б.А. Поэтика композиции / Б.А. Успенский. СПб.: Азбука, 2000. - 352 с.

63. Хализев, В.Е. Наследие М.М. Бахтина и классическое видение мира / В.Е. Хализев // Филологические науки. 1991. - № 5. - С. 3-13.

64. Хализев, В.Е. Теория литературы. Учеб. 2-е изд. / В.Е. Хализев. -М.: Высшая школа, 2000. 398 с.

65. Ханзен-Лёве, А. Русский символизм. Система поэтических мотивов. Ранний символизм / А. Ханзен-Лёве; пер. с нем. С. Бромерло, А.Ц. Масевича,

66. А.Е. Барзаха. СПб.: Академический проект, 1999. - 512 с. - (Серия «Современная западная русистика»).

67. Хоружий, С.С. Ницше и Соловьев в кризисе европейского человека / С.С. Хоружий // Вопросы философии. 2002. - № 2. - С. 52-68.

68. Эткинд, Е. Единство «серебряного века» / Е. Эткинд // Звезда. 1989. -№ 12.-С. 185-194.1. Труды по мифопоэтике

69. Аверинцев, С.С. Архетипы / С.С. Аверинцев // Мифы народов мира. Энциклопедия в 2 т. Т. 1. - М.: Советская энциклопедия, 1987. -С. 110-111.

70. Аверинцев, С.С. Эон / С.С. Аверинцев // Мифы народов мира. Энциклопедия в 2 т. Т. 2. - М.: Советская энциклопедия, 1988. - С. 663.

71. Асоян, A.A. Орфические мотивы в русской поэзии XX века / A.A. Асоян // Русская литература XX-XXI вв.: направления и течения. Вып. 6. -Екатеринбург: Уральск, гос. пед. ун-т, 2002. - С. 67-78.

72. Афанасьева, В.К. Иштар / В.К. Афанасьева, И.М. Дьяконов // Мифы народов мира. Энциклопедия в 2 т. Т. 1. — М.: Советская энциклопедия, 1987. -С. 595.

73. Байбурин, А.К. Ритуал в традиционной культуре. Структурно-семантический анализ восточнославянских обрядов / А.К. Байбурин. СПб.: Наука, 1993.-240 с.

74. Баркова, A.A. Женщина с воздетыми руками: мифологические аспекты семантики образа / A.A. Баркова // Образ женщины в традиционной культуре (материалы круглого стола). М.: МГУ, 2002. - С. 3-5.

75. Бартминьский, Е. Языковая картина мира и связность текста / Е. Бартминьский (в соавторстве с Р. Токарским). Пер. М.В. Завьяловой // Бартминьский, Е. Языковой образ мира: очерки по этнолингвистике / Пер. с польского. -М.: Индрик, 2005. С. 296-319.

76. Белова, O.B. Красный цвет / O.B. Белова // Славянские древности: Этнолингвистический словарь в 5 т. / Под общ. ред. Н.И. Толстого. Т. 2. -М.: Международные отношения, 1999. - С. 647-651.

77. Бражников, И.Л. Мифопоэтический аспект литературного произведения: автореферат дис. канд. филолог, наук. / Институт мировой литературы им. A.M. Горького РАН. М., 1997 г. - 23 с.

78. Гольденберг, А.Х. Фольклорные и литературные архетипы в поэтике Н.В. Гоголя: автореферат дис. доктора филолог, наук / Волгоградский госуд. педагог, ун-т. — Волгоград, 2007. 40 с.

79. Григорьев, А. Миф в поэзии и прозе русских символистов / А. Григорьев // Литература и мифология. Л.: Наука, 1975. - С. 56-78.

80. Дмитриев, Н.П. Проблемы мифологизма в поэзии Федора Сологуба: автореферат дис. кандидата филолог, наук / Волгоградский госуд. педагог, ун-т. Волгоград, 1998. - 26 с.

81. Евзлин, М. Космогония и ритуал / М. Евзлин. М.: РАДИКС, 1993. - 344 с.

82. Жирмунский, В.М. Легенда о призвании певца / В.М. Жирмунский // Жирмунский, В.М. Сравнительное литературоведение. Восток и Запад. Л.: Наука, 1979. - С. 397-407.

83. Иванов, В.В. Лев / В.В. Иванов, В.Н. Топоров // Мифы народов мира. Энциклопедия в 2 т. Т. 2. - М.: Советская энциклопедия, 1988. - С. 41.

84. Карев, В.М. Судьба / В.М. Карев // Мифы народов мира. Энциклопедия в 2 т. Т. 2. - М.: Советская энциклопедия, 1988. - С. 471-472.

85. Киперман, Ж. «Пророк» Пушкина и «Сивилла» Цветаевой (Элементы «поэтической теологии и мифологии») / Ж. Киперман // Вопросы литературы. 1992. - Вып. 3. - С. 94-114.

86. Кириллова, И. Литературное воплощение образа Христа / И. Кириллова // Вопросы литературы. 1991. - Август. - С. 60-74.

87. Козлов, A.C. Миф / A.C. Козлов // Литературная энциклопедия терминов и понятий / Гл. ред. и сост. А.Н. Николюкин. М.: НПК «Интелвак», 2001. -Ст. 559-561.

88. Кондратьев, Б.С. Мифопоэтика снов в творчестве Ф.М. Достоевского: автореферат дис. доктора филолог, наук / Волгоградский госуд. педагог, ун-т. Волгоград, 2002. - 41 с.

89. Корнилова, E.H. Мифологическое сознание и мифопоэтика западноевропейского романтизма / E.H. Корнилова. М.: ИМЛИ РАН, «Наследие», 2001. - 447 с.

90. Королёва, С.Ю. Художественный мифологизм в прозе о деревне 1970-90-х годов: автореферат дис. канд. филолог, наук / Пермский государственный университет. Пермь, 2006. - 21 с.

91. Костюхин, Е.А. Миф / Е.А. Костюхин // Восточнославянский фольклор. Словарь научной и народной терминологии. Минск: «Навука i тэхшка», 1993.-С. 150-152.

92. К.Р. Галиуллина, Г.А. Николаева. Казань: Изд-во Казанск. ун-та, 2003. -Т. 2.-С. 163-164.

93. Кэмпбелл, Дж. Герой с тысячью лицами / Дж. Кэмпбелл; пер. с англ. Киев: София, Ltd., 1997. - 336 с.

94. Лазарева, К.В. Мифопоэтика «таинственных повестей» И.С. Тургенева: дис. канд. филолог, наук / УлГУ. Ульяновск, 2005. - 231 с.

95. Лосев, А.Ф. Античная мифология в ее историческом развитии / А.Ф. Лосев. -М.: Гос. учебн.-пед. изд-во Мин. просвещ. РСФСР, 1957. 620 с.

96. Лосев, А.Ф. Афродита / А.Ф. Лосев // Мифы народов мира. Энциклопедия в 2 т. Т. 1. - М.: Советская энциклопедия, 1987. - С. 132-136.

97. Лосев, А.Ф. Греческая мифология / А.Ф. Лосев // Мифы народов мира. Энциклопедия в 2 т. Т. 1. - М.: Советская энциклопедия, 1987. -С. 326-329.

98. Лосев, А.Ф. Пан / А.Ф. Лосев // Мифы народов мира. Энциклопедия в 2 т. -Т. 1. — М.: Советская энциклопедия, 1987. С. 279.

99. Лундин, А.Г. Асират / А.Г. Лундин // Мифы народов мира. Энциклопедия в 2 т. Т. 1. - М.: Советская энциклопедия, 1987. - С. 113.

100. Маковский, М.М. Сравнительный словарь мифологической символики в индоевропейских языках: Образ мира и миры образов / М.М. Маковский. -М.: Гуманит. изд. центр ВЛАДОС, 1996.-416 с.

101. Максимов, Д.Е. О мифопоэтическом начале в лирике Блока / Д.Е. Максимов // Максимов, Д.Е. Русские поэты начала века: Очерки / Д.Е. Максимов. Л.: Наука, 1986.-С. 199-239.

102. Мейлах, М.Б. Лилия / М.Б. Мейлах // Мифы народов мира. Энциклопедия в 2 т. Т. 2. - М.: Советская энциклопедия, 1988. - С. 55.

103. Мелетинский, Е.М. Время мифическое / Е.М. Мелетинский // Мифы народов мира. Энциклопедия в 2 т. Т. 1. - М.: Советская энциклопедия, 1987. -С. 252-253.

104. Мелетинский, Е.М. Мед поэзии / Е.М. Мелетинский // Мифы народов мира. Энциклопедия в 2 т. Т. 2. - М.: Советская энциклопедия, 1988. -С. 127-128.

105. Мелетинский, Е.М. О литературных архетипах / Е.М. Мелетинский. М.: РГГУ, 1994. - 136 с. - (Чтения по истории и теории культуры. Вып. 4).

106. Мелетинский, Е.М. От мифа к литературе: учебное пособие по курсу «Теория мифа и историческая поэтика» / Е.М. Мелетинский. М.: РГГУ, 2001.-170 с.

107. Мелетинский, Е.М. Поэтика мифа / Е.М. Мелетинский. М.: Наука, 1976. -408 с. - (Исследования по фольклору и мифологии Востока).

108. Мифология. Большой энциклопедический словарь / Гл. ред. Е.М. Мелетинский. М.: Большая Российская энциклопедия, 1998. - 736 с.

109. Немировский, А.И. Мифы Древности. Научно-художественная энциклопедия. Эллада / А.И. Немировский. М.: Лабиринт, 2000. — 416 с. -(Серия «Античное наследие»).

110. Нестерова, O.E. Сошествие во ад / O.E. Нестерова // Мифы народов мира. Энциклопедия в 2 т. Т. 2. - М.: Советская энциклопедия, 1988. -С. 465-466.

111. Отго, Б. Приносимый в жертву бог / Б. Отго // Вестник древней истории. -1996.-№2.-С. 103-119.

112. Пропп, В.Я. Исторические корни волшебной сказки / В.Я. Пропп. Л.: Изд-во ЛГУ, 1986.-364 с.

113. Протопопова, И.А. Сновидение у Гомера и Платона // Сны и видения в народно культуре: сборник / Отв. ред. С.Ю. Неклюдов. М.: РГГУ, 2002. -С. 340-360.

114. Рабинович, Е.Г. Богиня-мать / Е.Г. Рабинович // Мифы народов мира. Энциклопедия в 2 т. Т. 1. - М.: Советская энциклопедия, 1987. -С. 178-180.

115. Рубинштейн, Р.И. Египетская мифология / Р.И. Рубинштейн // Мифы народов мира. Энциклопедия в 2 т. Т. 1. - М.: Советская энциклопедия, 1987.-С. 420-427.

116. Руткевич, A.M. К.Г. Юнг об архетипах коллективного бессознательного / A.M. Руткевич // Вопросы философии. 1988. - № 1. - С. 126-132.

117. Смирнов, И.П. Место «мифопоэтического» подхода к литературному произведению среди других толкований текста (о стихотворении Маяковского «Вот так я сделался собакой») / И.П. Смирнов // Миф -фольклор литература. - М.: Наука, 1978. - С. 186-203.

118. Соколов, М.Н. Пастух / М.Н. Соколов // Мифы народов мира. Энциклопедия в 2 т. Т. 2. - М.: Советская энциклопедия, 1988. - С. 291-293.

119. Стеблин-Каменский, М.И. Миф / М.И. Стеблин-Каменский. Д.: Наука, 1976.-104 с.

120. Тахо-Годи, A.A. Артемида / A.A. Тахо-Годи // Мифы народов мира. Энциклопедия в 2 т. Т. 1. - М.: Советская энциклопедия, 1987. -С. 107-108.

121. Тахо-Годи, A.A. Нереиды / A.A. Тахо-Годи // Мифы народов мира. Энциклопедия в 2 т. Т. 2. - М.: Советская энциклопедия, 1988. -С. 212-213.

122. Тахо-Годи, A.A. Кибела / A.A. Тахо-Годи // Мифы народов мира. Энциклопедия в 2 т. Т. 1. - М.: Советская энциклопедия, 1987. - С. 647.

123. Токарев, С.А. Духи / С.А. Токарев // Мифы народов мира. Энциклопедия в 2 т. Т. 1. - М.: Советская энциклопедия, 1987. - С. 413.

124. Токарев, С.А. Золотой век / С.А. Токарев // Мифы народов мира. Энциклопедия в 2 т. Т. 1. - М.: Советская энциклопедия, 1987. -С. 471-472.

125. Толстая, С.М. Иномирное пространство сна / С.М. Толстая // Сны и видения в народной культуре: сборник / Отв. ред. С.Ю. Неклюдов. М.: РГГУ, 2002. -С. 198-219.

126. Толстой, И.И. Статьи о фольклоре / И.И. Толстой. М.; Л.: Наука, 1966. -248 с.

127. Топоров, В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области поэтического: Избранное / В.Н. Топоров. М.: Изд. группа «Прогресс»-«Культура», 1995. - 624 с.

128. То поров, В.Н. Модель мира / В.Н. Топоров // Мифы народов мира. Энциклопедия в 2 т. Т. 2. - М.: Советская энциклопедия, 1988. -С. 161-164.

129. Топоров, В.Н. Об «эктропическом» пространстве поэзии (поэт и текст в их единстве) / В.Н. Топоров // От мифа к литературе: сборник в честь 75-летия Е.М. Мелетинского. М.: РГГУ, 1993. - С. 25-42.

130. Топоров, В.Н. Потоп / В.Н. Топоров // Мифы народов мира. Энциклопедия в 2 т. Т. 2. - М.: Советская энциклопедия, 1988. - С. 325.

131. Топоров, В.Н. Поэт / В.Н. Топоров // Мифы народов мира. Энциклопедия в 2 т. Т. 2. - М.: Советская энциклопедия, 1988. - С. 327-328.

132. Топоров, В.Н. Река / В.Н. Топоров // Мифы народов мира. Энциклопедия в 2 т. Т. 2. - М.: Советская энциклопедия, 1988. - С. 374-376.

133. Топоров, В.Н. Роза / В.Н. Топоров // Мифы народов мира. Энциклопедия в 2 т. Т. 2. - М.: Советская энциклопедия, 1988. - С. 386-387.

134. Тэрнер, В. Символ и ритуал / В. Тэрнер; сост. и авт. предисл. В.А. Бейлис. -М.: Наука, 1983.-277 с.

135. Тюленин, М.Ю. Лейтмотив / М.Ю. Тюленин // Литературная энциклопедия терминов и понятий / гл. ред. и сост. А.Н. Николюкин. М.: НПК «Интелвак», 2001. - Ст. 435.

136. Фрейденберг, О.М. Миф и литература древности / О.М. Фрейденберг. М.: Наука, 1978. - 605 с.

137. Хренов, H.A. Миф в художественной картине мира / H.A. Хренов // Мир психологии. 1998. - № 3 (15). - Июль-сентябрь. - С. 9-34.

138. Цивьян, Т.В. Модель мира и ее лингвистические основы. Изд. 2-е, доп. / Т.В. Цивьян. М.: КомКнига, 2005. - 280 с.

139. Шифман, И.Ш. Астарта / И.Ш. Шифман // Мифы народов мира. Энциклопедия в 2 т. Т. 1. - М.: Советская энциклопедия, 1987. - Т. 1. -С.115-116

140. Юнг, К.Г.Душа и миф: шесть архетипов / Перев. с англ. A.A. Юдина. Киев-Москва: Порт-Рояль-Совершенство, 1997. - 384 с.

141. Юнг, К.Г. Об архетипах коллективного бессознательного / К.Г. Юнг; перев. и прим. A.M. Руткевича// Вопросы философии. 1988. -№ 1. - С. 133-150.

142. Ярхо, В.Н. Ликаон / В.Н. Ярхо // Мифы народов мира. Энциклопедия в 2 т. -Т. 2. М.: Советская энциклопедия, 1988. - С. 54.1. Античные памятники

143. Аполлодор. Мифологическая библиотека / Аполлодор; изд. подг. В.Г. Борухович. Л.: Наука, 1972. - 216 с.

144. Гомер. Илиада / Гомер; пер. с древнегреч. Н. Гнедича; предисл. В. Ярхо; примеч. С. Ошерова. М.: Художественная литература, 1978. - 534 с. -(Библиотека античной литературы).

145. Еврипид. Трагедии в 2-х т. / Еврипид; перевод с древнегреч. И.Ф. Анненского; подг. изд. М.Л. Гаспарова, В.Н. Ярхо. Т. 1. — М.: Ладомир; Наука, 1998. - 644 с. - (Литературные памятники).

146. Овидий. Любовные элегии; Метаморфозы; Скорбные элегии / Овидий; пер. с лат. C.B. Шервинского. М.: Художественная литература, 1983. - 511 с.

147. Пиндар. Вакхилид. Оды. Фрагменты / Пиндар; подг. изд. М.Л. Гаспарова. -М.: Наука, 1980. 503 с. - (Литературные памятники).

148. Эллинские поэты в переводах В.В. Вересаева / Коммент. В. Вересаева, М. Ботвинника, А. Зайцева. М.: Гослитиздат., 1963. - 407 с.

149. Труды о творчестве A.A. Кондратьева, архивные документы

150. Крейд, В. Кондратьев Александр Алексеевич / В. Крейд // Словарь поэтов Русского Зарубежья / Общ. ред. В. Крейда. СПб.: РХГИ, 1999. -С. 125-126.

151. Крейд, В.П. «Он страна, после него душа очищается» / В.П. Крейд // Кондратьев, A.A. Боги минувших времен: Стихотворения / Сост., вступ. ст.

152. B. Крейда. М.: Молодая гвардия, 2001. - С. 5-40.

153. Письма A.A. Кондратьева к Блоку (1903-1912) / Предисл., публикация и коммент. Р.Д. Тименчика // Литературное наследство. Т. 92. - Кн. 1.: Александр Блок. Новые материалы и исследования. - М.: Изд-во АН СССР, 1980.-С. 552-562.

154. Седов, О. Мир прозы A.A. Кондратьева: мифология и демонология / О. Седов // Кондратьев, A.A. Сны: Романы, повесть, рассказы / Сост., вступ. ст. О. Седова. СПб.: Северо-Запад, 1993. - С. 5-27.

155. Седов, О. Основные даты жизни и творчества A.A. Кондратьева / О. Седов // Кондратьев A.A. Сны: Романы, повесть, рассказы. СПб.: Северо-Запад, 1993.-С. 540-541.

156. Тименчик, Р.Д. Кондратьев Александр Алексеевич / Р.Д. Тименчик // Русские писатели. 1800-1917: Биографический словарь / Гл. ред. П.А.Николаев. Т. 3. - М.: Большая Российская энциклопедия, 1994.1. C. 47-48.

157. Топоров, В.Н. Неомифологизм в русской литературе начала XX века. Роман A.A. Кондратьева «На берегах Ярыни» / В.Н. Топоров. Trento, 1990. -326 с.

158. Автобиография A.A. Кондратьева от 9 февраля 1906 г. ИР ЛИ, ф. 273, оп. 2, №11.

159. Письмо A.A. Кондратьева к С.А. Венгерову с автобиографическими сведениями и приложением анкеты КБС от 6 июля 1914 г. ИР ЛИ, ф. 377, оп. 7, № 1851.