автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Модернистская ирония как один из истоков русского постмодернизма

Полный текст автореферата диссертации по теме "Модернистская ирония как один из истоков русского постмодернизма"

На правах рукописи

Лейни Регина Николаевна

Модернистская ирония как один из истоков русского постмодернизма

Специальность 10.01.01 - русская литература

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Саратов - 2004

Работа выполнена на кафедре русской литературы XX века филологического факультета Саратовского государственного университета имени Н.Г. Чернышевского.

Научный руководитель -

Официальные оппоненты -

Ведущая организация -

кандидат филологических наук, профессор

Людмила Ефимовна Герасимова

доктор филологических наук, профессор

Елена Генриховна Блина

кандидат филологических наук Светлана Анатольевна Куликова

Самарский государственный педагогический университет

Защита состоится 25 июня 2004 г. в_часов на заседании

диссертационного совета Д 212. 243. 02 в Саратовском государственном университете им. Н.Г. Чернышевского по адресу: 410026, г. Саратов, ул. Университетская, 59.

Отзывы на автореферат можно направлять по адресу: 410026, г. Саратов, ул. Астраханская, 83, СГУ, филологический факультет.

С диссертацией можно ознакомиться в Зональной научной библиотеке Саратовского государственного университета им. Н.Г. Чернышевского

Автореферат разослан_мая 2004 г.

Ученый секретарь диссертационного совета кандидат филологических наук, профессор Ю.Н. Борисов

гоочд 2Ъчш% ~ТойГ з

В современной отечественной гуманитарной науке существует теоретически оправданный подход к осмыслению поливариантной культуры XX века как определенного эстетического единства. Изучение универсальных примет искусства XX столетия способствует объяснению эстетической общности эпохи, дает возможность выявить «силовые линии», характерные тенденции художественного сознания, внутреннюю логику и динамику движения эстетической мысли в прошедшем столетии. Одной из фи-лософско-эстетических и художественных универсалий, присущих отечественному культурному сознанию XX века, является ирония, пронизывающая экзистенциальные искания и литературные новации всего столетия.

Актуальность данной работы обусловливается возрастающим в последнее время в литературоведении интересом к познанию многомерного эстетического пространства XX века, единства его общемировоззренческих оснований, которое преломляется во взаимной дополнительности модернистских и постмодернистских художественных практик. Обращение к преемственному комплексу «модернизм - постмодернизм» представляется продуктивным для теоретического осмысления механизмов смены художественных парадигм в культуре XX века.

По мере освоения мировоззренческих основ и базовых принципов поэтики постмодернизма возникает необходимость в познании истоков этой культурно-эстетической общности. Решение этой проблемы осложняется тем, что сам постмодернизм позиционирует себя как принципиально новое эстетическое образование, завершающее большой литературно-художественный цикл. При этом ряд эстетических положений связывает его с другими эстетическими системами XX века. «Финалистские» претензии постмодернизма стимулируют изучение его не только в синхронии, но и в диахронии. Неоднозначность художественной программы постмодернизма требует дальнейшего научного освоения через осознание внутренней энергии литературно-художественных сдвигов.

В современной гуманитарной науке осмысление истоков постмодернистской культурно-эстетической парадигмы происходит на различных уровнях. В работах Ж. Делеза, Ж. Дерриды, П. Козловски, X. Кюнга, И. Хассана, У. Эко превалирует интерес к области постмодернистского миро чувствования, истоки которого исследователи обнаруживают в кардинальном изменении мировоззрения во второй половине XX века, придерживаясь взглядов о принципиальном отличии эпохи постмодерна от модерна. Отечественные ученые (О. Вайнштейн, И. Ильин, М. Эпштейн, Н. Лейдерман, М. Липовецкий, Н. Маньковская, И. Скоропанова) во многом продолжают западную традицию рассмотрения истоков постмодернистской культуры, обнаруживают их в реакции на разрушение утопического сознания.

Г РОС Н\ЦИОН \.'ЬНАЯ ' БИБ.,1ИЬ П КА

1С.Пеирбург

Однако в истории эстетической мысли известны прецеденты, аналогичные постмодернистскому пересмотру философских и эстетических ценностей. На переломе эпох не раз возникали стремления к глобальной трансформации культурных кодов и системы этических координат. Поэтому такие исследователи, как М. Голубков, Д. Затонский, И. Ильин, Т. Керимов, Н. Лейдерман, М. Липовецкий, Ю. Орлицкий, К. Степанян, А. Хансен-Лёве, М. Шапир, М. Эппггейн, М. Ямпольский связывают постмодернистскую культуру с тем мировоззренческим сдвигом, который произошел в начале XX столетия, в эпоху Серебряного века.

Наряду с попытками представить формирование постмодернистской культуры закономерным следствием развития идеологических систем XX века, отечественные и зарубежные исследователи (Б. Гройс, Д. Затонский, А. Зверев, П. Козловски, В. Кулаков, Ж.-Ф. Лиотар, М. Липовецкий, П. Песонен, Н. Рымарь, Ю. Орлицкий, М. Эппггейн) стремятся показать связь постмодернизма с разнообразными эстетическими и художественными традициями прошлого. Свойства постмодернистской эстетики литературоведы открывают в произведениях А. Введенского, Д. Хармса, Г. Иванова, Вяч. Иванова, В. Набокова, А. Битова, Вен. Ерофеева.

Внимание уделяется и историко-литературным, генетическим проблемам постмодернистской словесности. Одним из истоков русского постмодернизма нередко называют эстетический метод поэзии ОБЭРИУ. В работах С. Бойм, А. Гениса, Б. Гройса, И. Смирнова, М. Эпштейна прообраз постмодернизма обнаруживается в социалистическом реализме с его стремлением стереть границы реальности и искусства, игрой «симулякра-ми».

Предпринимаемые исследователями типологические сопоставления поэтики постмодернизма с предшествующими эстетическими общностями - при всей эвристичности этих сопоставлений - порой недостаточно полно учитывают особенности семантики и функционирования различных художественных систем. При наличии сходных элементов эти системы содержат различное внутреннее содержание. Типологические сопоставления необходимо соединить с конкретно историческими наблюдениями над механизмами порождения, стимулирования, провоцирования постмодернизма предшествующими эстетическими общностями и прежде всего модернизмом (в широком понимании этого термина). Обнаружению механизмов единения / отчуждения модернистской и постмодернистской эстетики и поэтики может способствовать исследование иронического мироощущения ХХвека.

В творчестве многих писателей первой половины XX века ирония предстает возможным ответом на ревизию всей системы духовных ценностей, на катастрофичность социальной атмосферы эпохи, на кризис позитивистского мышления. Эстетически неоднородное искусство модернизма сочетало различные формы иронии. В это же время создавалась и новая

форма иронического дискурса, определившая специфику поэтического и романного мышления всего XX века. Исследования А. Бочарова, А. Зверева, Л. Колобаевой, О. Лекманова, 3. Минц, Н. Рымаря, И. Смирнова, Е. Третьяковой, В. Тюпы, В. Хализева, анализирующих иронию в творчестве

A. Блока, И. Анненского, Н. Гумилева, Ф. Сологуба и других писателей XX века, позволили нам использовать в работе понятие «модернистская ирония», которьм обозначается особенный характер иронии XX века как феномена эстетики и поэтики, отличие ее природы и функций от прежних исторических типов иронии, влияние этой категории на специфику художественного языка XX века, соприродность стилевому мышлению модернизма.

Предметом изучения в работе является мировоззренческая функция иронии XX века и ирония как структурообразующий принцип поэтики; специфика модернистской иронии, ставшей источником вдохновения для формирования и развития постмодернистской словесности.

Объектом данного исследования стали художественные произведения писателей-модернистов: В. Ходасевича и Г. Иванова, Л. Добычина,

B. Набокова, Г. Газданова. В творчестве названных художников антино-мичность эпохи модернизма, выраженная в синтезе контрастов бытия, находит свое воплощение в иронии. Выбор аналитической базы объясняется тем, что в творчестве указанных писателей формируется новый тип иронии, отличающейся как от романтической, так и от других предшествующих форм. Ирония становится одним из главных структурообразующих принципов поэтики и ключевой особенностью мировоззрения писателей. Развиваясь в традиции эстетики постсимволизма, творчество этих художников формирует принципы «другой» эстетики, обретающей творческий импульс в ироническом мироощущении. Непричастность ни к одной из сложившихся эстетических школ и направлений, а порой и сознательное эстетическое одиночество определяют эстетику и способствуют художественным исканиям этих писателей. Для изучения иронии в постмодернистской художественной парадигме привлекаются поэтические тексты русских концептуалистов, романы Е. Попова и В. Пелевина, в которых творческие принципы постмодернизма представлены наиболее последовательно и ярко. Романное творчество В. Аксенова рассматривается как переходное явление от модернизма к постмодернизму.

Цель исследования состоит в том, чтобы, проанализировав особенности модернистской иронии, выявить динамику ее трансформации, способствующей становлению новой - постмодернистской - парадигмы художественности. В соответствии с целью и предметом диссертационного исследования намечены следующие задачи:

• представить понимание природы иронии в эстетических системах XX века и выявить новые функциональные нагрузки модернистской иронии;

• определить философско-эстетическую природу иронии в творчестве В. Ходасевича и Г. Иванова, показать способы ее поэтического воплощения;

• осмыслить роль иронии в художественной системе произведений Л. Добычина, В. Набокова, Г. Газданова, проанализировать иронию как жанровый принцип «романа о художнике»;

• выявить внутренние резервы иронии, способные стать творческим принципом постмодернизма, показать особенности иронии в поэзии концептуалистов, рассмотреть принцип иронического остранения как творческую основу постмодернизма в романах Е. Попова, В. Пелевина, В. Аксенова.

Методология диссертационного исследования предполагает комплексный подход, включающий спектр разнообразных методов анализа: историко-литературного, функционального, структурно-семиотического, интертекстуального, стилистического, коммуникативного.

Принципиальное значение для анализа диалогичной природы иронии имеют труды С. Кьеркегора, А. Бергсона, X. Ортеги-и-Гассета, М.М. Бахтина, В Я. Проппа, Ю.М. Лотмана, Р. Рорти, М. Фуко, У. Эко.

Теоретическая значимость исследования заключается в углублении представлений о механизмах возникновения постмодернистской художественности, о взаимосвязях модернистской / постмодернистской литературных парадигм. В диссертации прослеживаются некоторые сквозные процессы развития поэтического мышления XX века, изменение форм и функций иронии; разрабатываются аспекты иронического принципа повествования в «романе о художнике».

Результаты диссертационного исследования могут найти практическое применение при дальнейшем осмыслении особенностей литературного процесса XX века, современного состояния отечественной литературы. Положения диссертационного исследования могут быть использованы при чтении курсов по истории русской литературы XX века, литературы русского Зарубежья, в разработке спецкурсов.

Научная новизна работы заключается в развитии теоретических положений, согласно которым модернистская ирония является одним из истоков постмодернистской художественности. В отличие от существующих работ, модернистская ирония XX века осознается, прежде всего, как генератор новой культурной парадигмы, возникшей во второй половине XX века.

Положения, выносимые на защиту:

1. Модернистская ирония явилась новьм типом иронии, отличающимся от предшествующих, исторически сложившихся типов. Получившая свое развитие в поэзии и в прозе первой половины XX века модернистская ирония определяет механизмы смены модернистской / постмодернистской литературных парадигм. Развивая креативный потенциал модернистской иронии, постмодернисты позиционируют ее как логику художественного воображения.

2. Экзистенциальная позиция автора-ироника - видеть и быть видимым - способствует затруднению легитимации авторства. Эта позиция подхватывается в постмодернизме и замыкается на иронической авторской игре с миром-текстом. Маска ироника-модерниста, скрывавшая реальное лицо от экзистенциального отчаяния и одиночества, становится предметом мифотворчества и условием перформанса. Постмодернистская позиция «смерти автора» предполагает постоянное моделирование своего места в игре культурными кодами.

3. Ирония как структурообразующий принцип художественного текста становится той точкой, в которой коррелируют «экзистенциальный парадокс» и принципиально незавершимая форма романного слова. В структуре романа одним из механизмов возникновения иронии становится авторепрезентация искусства. Модернистская ирония позволяет писателю осознать и передать сложное взаимодействие различных смыслов, голосов, точек зрения. У художника-постмодерниста ироническое остранение редуцируется в использование приема графоманства, формирует «маргинальный» тип письма. При этом решение проблем познания сводится к бесконечному перебиранию образных схем, клише.

4. Особенностью отношений автор - читатель в ироническом тексте является построение игровой ситуации. Подобное отношение автора к читателю тиражируется практикой постмодернизма. Постмодернистская поэтика предполагает единственно реальную ситуацию текст / читатель. Качественное накопление иронической относительности в философских построениях постмодернизма позиционирует пустоту мировоззрения как некое нейтральное молчание или потенциальное пространство, открытое для заполнения.

Апробация научных результатов. Основные положения диссертационного исследования были изложены в докладах на конференции молодых ученых, посвященной памяти П.А. Бугаенко (Саратов, 1998), на III филологической конференции молодых ученых, посвященной 90-летию Саратовского государственного университета (1999), на научной конференции «Саратовская филологическая школа на рубеже веков: итоги и перспективы» (2000), на научной конференции «Русский роман XX века: Духовный мир и поэтика жанра» (Саратов, 2001), на конференции «Автор -

текст - аудитория: филологические науки в социокультурном пространстве XXI века» (Саратов, 2001), на Первом Форуме молодых писателей России (Москва, 2001). По материалам диссертации опубликовано 8 статей.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения и библиографического списка, включающего 565 наименований. Общий объем исследования составляет 248 страниц.

Основное содержание диссертации

Во Введении обосновывается актуальность избранной темы, рассматриваются историко-литературные и типологические подходы к изучению истоков постмодернистской парадигмы, дается интегрирующий обзор исследований, посвященных иронии в произведениях художников-модернистов; определяются новизна, цели и задачи работы, формулируются основные положения, выносимые на защиту.

В главе первой «Категория иронии в эстетических системах XX века» рассмотрены исторические типы иронии, специфическая природа иронии в XX веке. Различные философские подходы к категории иронии позволяют обосновать понятие «модернистская ирония», являющееся ключевым в разработке заявленной темы. Модернистская ирония рассматривается как в филологическом, так и философско-эстетическом плане.

При изучении категории иронии традиционно учитываются исторический аспект (А. Лосев, В. Грехнев, Л. Мирская, В. Пигулевский), фило-софско-мировоззренческий (С. Кьеркегор, X. Ортега-и-Гассет, А. Камю, М. Бахтин, П. Гайденко, Л. Мирская, В. Пигулевский, Р. Рорти, М. Шелер), функциональный (М. Бахтин, Н. Берковский, Ж. Делез, А. Зверев Л. Кара-сев, Л. Колобаева, Н, Рымарь, А. Соловьев, В. Тюпа, В. Хализев, У. Эко); проблема места иронии в структуре комического (А. Бергсон, М. Бахтин, В. Пропп, Ю. Борев, Б. Дземидок, И. Паси). Философско-эстетическое переосмысление феномена иронии в XX веке приводит к активному изучению исторических типов иронии: античной, романтической, экзистенциальной.

Античное сближение серьезного и смехового, комического и трагического было призвано утвердить право на иронический тип сознания, а жизненная позиция ироника способствовала обнаружению истины. В античности ирония осуществляла развитие картины мира.

Эпоха немецкого романтизма - поворот в осмыслении иронии. Антитезы: бесконечное / конечное, Бог / человек, земное / возвышенное, воспринимаются мыслителями романтизма (И. Фихте, Ф. Шлегель, К. Золь-гер, Жан-Поль) как свойства мира. Ирония, по мысли Ф. Шлегеля, есть центр, где сходятся л угасают все противоречия. Единственно возможный выход для романтика - взирать на все с высоты своей иронии. Идеи Жан-Поля, Зольгера, Новалиса, Фихте, Шлегеля сформировали представление об иронии как показателе эстетического сознания вообще. Романтическая

ирония отказалась от объективного, и возвела на место Абсолюта свободно творящего субъекта.

С развитием экзистенциальной философии ирония изменяет функции. С. Кьеркегора ирония романтиков не удовлетворяет своим самодовольством, поскольку претендует на разрешение противоречий с действительностью. Он считает иронию романтиков игрой, самоудовлетворением в отрицании. Гегелевскую иронию он тоже не принимает, ибо усматривает в ней лишь философский способ примирения с действительностью. Датский мыслитель уже сократовскую иронию определяет как трагическую и в этом видит ее оправдание. В представлении С. Кьеркегора, действительность для иронического субъекта утрачивает свою ценность, а новой он не обладает. Ироник отрицает, не в силах противопоставить ничего лучшего. Положительным с позиций экзистенциализма является то, что ирония «как отрицательность есть не истина, но путь».

Сопоставление с предшествующими типами иронии позволяет утверждать, что ирония первой половины XX века характеризуется некоторыми принципиальными особенностями. В трудах А. Лосева, Ю. Борева, Л. Колобаевой, Л. Мирской, В. Пигулевского, И. Славова уделяется особое внимание иронии модернистов как неклассическому способу философствования. В исследованиях А. Бочарова, И. Ивановой, О. Ивановой, Л. Колобаевой, Е. Третьяковой разносторонне разработаны представления об ироническом «универсальном» способе поэтического видения, ироническом способе мышления писателей XX века. Современное изучение природы иронии начала XX века во многом опирается на теорию романтической иронии, хотя и отмечается переходный характер иронии писателей-модернистов.

В исследованиях художественного языка XX века (А. Бочаров, А. Зверев, Н. Рымарь, И. Смирнов, В. Тюпа, В. Хализев) складывается представление об ироническом модусе художественности, ставшем эстетической доминантой художественного творчества. Обращаясь к проблемам модернистского искусства, историки и теоретики литературы показывают, как мировоззренческая ирония модернизма во многом определяла изменение мимезиса.

Аналитический обзор исторических типов иронии и подходов к их изучению позволяет диссертанту обратить внимание на новизну (философ-ско-мировоззренческую, функциональную, аксиологическую) модернистской иронии XX века.

Истоки модернистской иронии в глубоко трагическом мироогцуще-нии Улыбка Сократа - мудрость, смеющаяся маска ироника XX века -глубокое отчаяние и драматическое столкновение страстей. По мысли Ницше, в иррациональном мире ирония становится синонимом страха и отчаяния. Метафизически одинокий человек оказывается в хаосе чувств и поражен «болезнью обесценивания» (А. Блок).

Внутренний смысл романтической иронии как игры противоречиями оказался плодотворным для сознания художника XX века. Модернистская ирония меняет сам способ понимания реальности. Художник XX столетия доводит иронию до виртуозного артистизма формы, когда на первый план выходит уже не только поиск идей, «отражение действительности», а игра, в которой сплетаются различные реальности, эпохи и стили. Будучи показателем эстетического сознания в романтизме, в модернизме ирония становится принципом организации художественного произведения.

Общее в модернистской иронии и иронии С. Кьеркегора - понимание этой эстетической категории как имманентно присущей человеку. Ирония становится формой существования мыслящего субъекта в отчужденном мире, показывает путь самораскрытия «я». Художественные концепции многих писателей XX века формируют эстетическое видение мира, которое, подстраиваясь под внешние обстоятельства всемирной неопределенности, отчужденности, стремится получить временную точку опоры, культивировать свою индивидуальность и найти «прибежище» в своем «кочевом бытии».

Принципиально важным для изучения иронии является рецептивный аспект. Катарсическое разрешение иронических противоречий возможно лишь в диалоге автора с реципиентом. Скрытый и буквальный смысл иронии сосуществует по правилам игры. Ценностная структура иронии включает в себя внешнее утверждение, внутреннее отрицание и конечное утверждение. Поэтому каждый из смыслов создает отдельную реакцию, но не отрицает другой, хранит память о возможности иного акцента и повышает условность описания. Читательская рецепция должна подчиниться игровому поведению, синтезировать двуплановость описания и воссоздать новое концептуальное целое.

Художественный эффект иронии возникает благодаря последовательному нарушению читательского ожидания. Автор иронического высказывания настраивает читателя на определенную шкалу ценностей, а затем разрушает этот код прочтения. Текстовые стратегии модернистов в ироническом высказывании подразумевают адекватное читательское понимание. Логически саморазвившись в постмодернизме, ирония структурирует существенные изменения в сфере восприятия художественных произведений. В парадигме постмодернистского мышления любой канон, идеологема сопровождаются травестийным ниспровержением. Уравнение различных стилистических и смысловых планов ведет к осознанию относительности каждого. Иронические перекодировки текстов не предполагают одного, единого вывода, что создает «коммуникативную неопределенность».

В XX веке можно говорить об особой «сфере деятельности» иронии. Маркируя природу жанра, ирония присутствует в композиционной интен-

ции романа XX века. Иронический принцип композиции подготавливает, а затем и легитимирует постмодернистский модус художественности.

Теоретики романа (Т. Манн, Д. Лукач, М. Бахтин) отметили иронию как общую тенденцию жанра романа. Ироническая тактика романного повествования позволяет художнику осознать и передать сложное взаимодействие различных смыслов, голосов, точек зрения, без которых окажется невозможным изображение мира. Для эстетики XX века показательным становится факт качественного наращивания «переоценки». Ирония как одна из разновидностей двуголосого слова позиционирует отчуждение человека от существующего миропорядка, его духовную бездомность как доминирующее качество романа XX века. В XX веке - и в модернистском и в постмодернистском романе - принципиально меняется и полифония голосов, и способы воплощения «последней смысловой инстанции» (М. Бахтин). Смысловая инстанция автора в постмодернистском романе обнаруживается в иронической дистанцированности. Тотальная отрицательность в постмодернистских текстах организует избыток внешнего видения. Автор скрывает собственные интенции за иронической игрой субъективными реальностями. Но такая позиция представляется монологичной.

Теоретически осмыслив основные признаки модернистской иронии, автор диссертации стремится показать «бифуркационные предчувствия» постмодернизма через вербализацию модернистской иронии как в отечественной поэзии, так и в прозе XX века.

Во второй главе «Ирония как структурообразующий принцип поэтики В. Ходасевича и Г. Иванова» исследуются особенности поэтического воплощения и мировоззренческая функция иронии в произведениях В. Ходасевича и Г. Иванова; прослеживаются коммуникативные особенности иронии и формирование динамического читательского восприятия.

Ирония органично выявляет особенности экзистенциального мировосприятия поэтов. В произведениях В. Ходасевича и Г. Иванова отражена экзистенциальная ситуация рубежа XIX - XX веков: чувство богоостав-ленности, одиночество, отчаяние, осознание абсурдности бытия. Ирония становится формой сосуществования человека с таким миром.

В главе доказывается, что ирония в поэтических системах В. Ходасевича и Г. Иванова играет структурообразующую роль. Она проявляется на всех уровнях текста - от фонетики до композиции. Ироническая ситуация возникает благодаря движению мысли в столкновении контрастных взглядов на один объект. Диалектичность иронического мышления способствует эффекту остранения в поэзии В. Ходасевича и Г. Иванова.

Парадоксальные, каламбурные, а иногда и кощунственные рифмы, игра со словообразовательными моделями, лексическая неоднородность, сочетание «высокого» метра со сниженной и бытовой лексикой, траве-стийное несоответствие поэтического размера «низкому» материалу, ста-

диетические и композиционные диссонансы, нарушение «конвенции жанра» - все это служит ироническому «снятию» трагического мироощущения. Ирония как структурообразующий принцип поэтики как Ходасевича, так и Иванова санкционирует трагическое раздвоение лирического «я». Ироническая интенция, с ее «разорванным» сознанием, очерчивает координаты творимого художественного мира, лишенного априорных ценностных ориентиров. Этому способствуют приемы множественного искаженного отражения в стеклах, ведущего к наложению одного мира на другой.

За внешним сходством приемов в поэтике В. Ходасевича и Г. Иванова видится и существенное различие. Если движение пафоса в произведениях В. Ходасевича можно изобразить как нисходящее, то у Г. Иванова, напротив, как восходящее. У В. Ходасевича размышления о «последних вопросах бытия» низводятся к бытовой ситуации, у Г. Иванова, обыденная ситуация осмысляется в свете «вечных вопросов».

Ироническое высказывание ставит проблему адекватного читательского восприятия. Постоянные перекодировки текста затемняют авторский смысл. Читатель сталкивается с его «мерцанием», игрой голосов. В. Ходасевич и Г. Иванов далеки от создания «коммуникативного хаоса». Поэты прибегают к различным стратегиям организации восприятия, направленного на понимание стилевого приема иронии. Для этой цели В. Ходасевич и Г. Иванов используют авторские маски, которые направляют читательскую рецепцию в нужное русло.

Иронический дискурс В. Ходасевича приближается к «косвенному» методу или «двойной рефлексии сообщения», когда пафос и насмешка сосуществуют, не отменяя друг друга. Поэт требует от читателя усилий, «соучастия» в творчестве. По способу передачи иронического снижения Г. Иванов предвосхищает постмодернистское «двойное кодирование». Игра с читателем у Г. Иванова ведется нередко без правил. Казалось бы, представления поэта о читательской массе как «бесформенной» и «отсталой» должны были повлиять на характер иронического развертывания образа, но Г. Иванов предполагает читательское владение языком коммуникации иронического высказывания. Ирония Г. Иванова является одним из путей деструкции знака (отделение означающего от означаемого, когда ироническое высказывание не просто называет объект, а играет в имена, слова, обнаруживая несоответствие между словом и объектом). Если прием иронического остранения позволяет В. Ходасевичу «увидеть» изображаемый предмет как реальность, то ирония Г. Иванова приближается к игре означающими.

Рассмотрение иронии как структурообразующего принципа поэтики В. Ходасевича и Г. Иванова позволяет диссертанту не только обнаружить серьезную трагичность содержания и функции модернистской иронии, но и проследить возможные механизмы перехода к постмодернистской пара-

дигме искусства, заключенные в тяготении к дисгармоничной гармонии, в многоплановости мышления, в гибридности художественных языков и кодов, в поэтике дуализма.

Предметом анализа в третьей главе диссертации «Ирония как жанровый принцип в романах Л. Добычина, В. Набокова, Г. Газдано-ва» становятся романы Л. Добычина «Город Эн», В. Набокова «Дар» и «Отчаяние» и Г. Газданова «Призрак Александра Вольфа». В главе исследуется ирония как принцип романного повествования, открывающий глубинные особенности эстетики Добычина, Набокова и Газданова; показывается размывание границ между жизнью и текстом, при котором художник выступает как «посторонний» по отношению к своей культуре, к традиционным формам и схемам восприятия; открывается этико-эстетический смысл различных форм реализации принципа иронического остранения (ассоциативный монтаж, текст в тексте, алогизм и гротеск, мотивы зеркальности и двойничества, удвоения и различия).

Ирония в произведениях этих писателей является той точкой художественной системы, в которой сопрягаются «экзистенциальный парадокс» (желание целостности мировосприятия и релятивистское понимание окружающего мира) и диалогическая природа романного слова. Снимая мировоззренческий конфликт, ирония содействует поиску истинной реальности, свободной от абсурдных законов современности, освобождению от наслоений обманчивой видимости, обиходных, научных, художественных стереотипов и представлений и сообщает читателю мысль о принципиально незавершимом мире. Ирония обусловливает особенности композиционной структуры, системы образов, сюжетосложения; определяет авторские повествовательные стратегии, обнаруживает себя как способ авторской рефлексии о создании художественного произведения.

В романе Добычина «Город Эн» прием иронического остранения проявляется на двух уровнях - стилистическом и композиционном, - конструируя построение романа в целом.

Оксюморонное сочетание несочетаемого (уравнивание культурно-исторических и бытовых реалий, поэтического и разговорного языка) определяет ироническую заостренность в стиле добычинского романа. Раз-ностилевая неоднородность описания направлена на ироническое снижение стереотипных, стандартных чувств и представлений героя. Добычин стремится показать сущность человеческой жизни, ставшую тиражированной.

В главе рассматривается описание действительности с помощью сложной системы преломленных точек зрения: взгляд ребенка на взрослый мир, близорукость, искажающая действительность, «боковое» зрение героя-повествователя, «текст в тексте». Каждая из этих точек зрений воспроизводит реальность неадекватно, искажает ее, способствует иронической многозначности прочтения. В структуре «текста в тексте» или «книги в

книге» мальчик, повествующий о мире, создает художественное произведение, в котором действительный мир представлен как набор штампов и схем. Показательным для композиционной структуры романа становится изображение действительности героя через прием двойного остранения: детский взгляд и близорукость героя, которая в финале романа еще одним сдвигом, отрицанием одного смысла другим, заставляет героя-повествователя и читателя понять: все, что «я видел, я видел неправильно». Финальное прозрение героя формирует художественное сознание и позволяет по-новому интерпретировать действительность творческим сознанием художника.

В главе доказывается, что ироническая композиция создает диалогическое напряжение романа Добычина. В пределах одного художественного целого происходит столкновение разных акцентов; будучи единым, текст вмещает в себя акценты двух голосов - автора и героя.

Использование приема иронического остранения на различных уровнях текста определяется авторской стратегией по созданию нового взгляда наблюдателя на объект наблюдения. Писатель стремится не к познанию с далекой перспективой обнаружения истины и не к исповеди, а скорее ставит перед собой иную цель - осознание самоценности «креативных», деятельно-творческих способностей человека, для которого, как следует из романа, высшим смыслом и обоснованием бытия становится собственное переживание внутренней жизни. Предназначение художника, по Добычину, в утверждении свободы от правил и регламентации в мире, абсурдность которого признана априорно. Отсюда - прямой путь к постмодернистскому релятивизму, к «творческой реальности» как единственно возможной, к миру как тексту, к множеству субъективностей постмодернизма.

В романах Набокова «Дар» и «Отчаяние» ирония разрушает власть автоматического слова и ограниченного, плоского надындивидуального сознания.

Как показывает анализ формально-смысловой структуры, произведения Набокова предполагают позицию иронического автора. Ирония позволяет В. Набокову подняться над текстом, занять по отношению к нему дистанцированную позицию. Набоковская ирония как принцип композиции является и своеобразным перманентным парабазисом, когда постоянно акцентируется искусственность, вымышленность произведения. Ироническое перераспределение голосов автора и героя, реального и условного мира становится средством авторепрезентации искусства. Набоков вводит в роман производителя повествования, и любое проявление автора приводит к иронической театрализации авторства. Сам же автор принимает точку зрения читателя, описывает события извне, с посторонней позиции.

В романе Набокова «Отчаяние» сложно задуманное преступление превращается в написание романа, повествователь становится автором. В этом случае иронию можно определить как авторскую отстраненность от создаваемого произведения, как взгляд автора, тайно наблюдающего процесс творения. Создавая романы о художниках, реальный автор исследует действия своего двойника. Неслучайно, что ироническое перевертывание «реального - условного» мира воплощается в мотивах зеркала, двойничества, противоречивости героев.

В романах «Дар» и «Отчаяние» особенность иронической композиции проявляется на структурно-функциональном уровне в создании оппозиции: проявление авторской воли / сокрытие имплицитного автора, что позволяет говорить об иронии как о категории, сохраняющей авторские интенции. Этический замысел возникает на фоне других голосов и смыслов, в состоянии крайней, доведенной до предела чувствительности к другому слову. Ироническое построение романов В. Набокова направлено на оправдание искусства как типа безнасильственного отношения автора к другому.

Роман Г. Газданова «Призрак Александра Вольфа» представляет для данной работы особый интерес. В этом романе Газданов размышляет над соотнесением в сознании художника эстетической деятельности и этического поступка.

Эстетической доминантой романов Газданова можно назвать иронический парадокс: индивидуальное сознание, стремящееся к самораскрытию духовной жизни и обретению истины, находится в оппозиции к внешнему миру, с точки зрения которого все личные устремления абсурдны. В сюжетном пространстве романа Газданова «Призрак Александра Вольфа» сохранение жизни возможно только при творческом, лишенном схематизма отношении к ней. Пережить и познать себя как абсолютную неисчерпаемость - в этом скрывается, по Газданову, способность преобразовать мир. Описывая творческую диалектику, Газданов предупреждает о другой крайности. Преодоление своей ограниченности, освобождение художника от норм, игровое вознесение над самим собой может обернуться и «дурной бесконечностью», и потерей себя.

Для выражения этих идей Газданов использует сложную систему вставных эпизодов: рассказы Вольфа, строки романса, описание «случая в степи» с позиции разных героев. Текст романа «Призрак Александра Вольфа» представляет собой наслаивание одного эпизода на другой. Такое построение близко к построению «текста в тексте». В романе Газданова «Призрак Александра Вольфа» вторжение чужого текста функционально значимо. Оно является генератором нового смысла, так как добавляет новую точку зрения, позволяет обнаружить парадокс существования художника в современном мире.

На формальном уровне вставные эпизоды в романе создают своеобразную ироническую гротескность письма Газданова. Неожиданные повороты сюжета сопровождаются постоянными перебивами во внутреннем монологе героя (душевное переживание встречи с Еленой Николаевной соседствует с написанием рецензии о боксерском матче, что усложняет композиционный ритм романа).

Принцип иронической композиции обнаруживается в сюжетном строе романа, который представляет собой две линии: внешняя (детективная) и скрытая (онтологическая). Несостоявшееся убийство, показанное с разных точек зрения, в тексте романа имеет нарочито фабульное значение, выступает в роли внешнего сюжетостроительного хода. Онтологическая линия произведения - потрясенное смертью сознание, отказ от нравственных ориентиров и попытка художника включить окружающий мир в художественную реальность, организация внешнего хаоса законами искусства.

Иронический принцип композиции романа состоит и в том, что всем событиям и героям романа придается двойной смысл, а повествование строится по логике случая. В «Призраке Александра Вольфа» бытие человека превращается в эстетический объект, смерть становится рамочным компонентом начала и финала романа. Несостоявшееся убийство в начале, ставшее сюжетом для книги Вольфа, оборачивается смертельным выстрелом в финале и сюжетом романа героя. Образы героев романа постоянно претерпевают раздвоение. Эффект иронического построения - прибавления еще одной точки зрения - усиливается признанием героя в странном раздвоении своей души. Логика случая в романе «Призрак Александра Вольфа» способствует передаче представлений об иррациональной действительности, постижение которой возможно лишь благодаря художественному восприятию.

Иронический принцип композиции произведения Газданова проявляется и на уровне повествования. Статус героя-повествователя ненадежен, меняется: то он автор, наделенный волюнтаризмом, то персонаж, знак фатализма, показатель авторской воли. Герой как повествователь знает больше, но не совпадает с героем в качестве действующего лица. Завязка романа - признание в убийстве, понятая как ретроспективная, реконструирующая post factum внутреннее состояние героев, оказывается ошибочной. Финальный поединок героев дословно совпадает с эпизодом в степи в начале романа, образуя ироническую композицию, при которой буквальный смысл отрицается скрытым. Иронической повествовательной стратегией Газданова становится обнажение приема. Герой романа открывает перед читателем механизм написания журнальной статьи. Он то стремится к совпадению с автором - «носителем формы» (М. Бахтин), то приближается к позиции субъекта-хроникера, тогда его активность уходит в рассказ.

Анализируя сюжетные, композиционные, повествовательные уровни романа, приходим к выводу, что «последней смысловой инстанцией» Газ-данова является постижение неоднозначного переплетения в человеческой душе всего многообразия чувств - от понимания и сочувствия до пугающей жестокости, от мужества до отчаяния. Пытаясь удержать рассыпающийся, мозаичный мир, художник противопоставляет хаосу действительности творческую активность, креативные способности личности.

В своих произведениях Добычин, Набоков, Газданов, используя приемы авторского остранения, «текста в тексте», двойничества, мерцающую двоякую событийность, создают усложненную повествовательную структуру. Сочетание различных точек зрения затрудняет прагматику произведений, увеличивает «пропускную способность» коммуникации. Сложные авторские стратегии не отменяют идеологического содержания, а моделирует образ читателя-перечитывателя, способного дистанцироваться от прочитанного и по-новому осознать единое целое произведения.

Глава четвертая «Ирония, «симуляция» действительности и «гибель субъективности» в русском постмодернизме» посвящена анализу постмодернистской иронии в поэзии концептуалистов и романах Е. Попова «Душа патриота, или Различные послания к Ферфичкину», В. Пелевина «Числа» и В. Аксенова «Ожог» и «Кесарево свечение». Анализ механизмов создания иронии на фонетическом, образном, стилистическом уровнях показывает, что ирония выступает как механизм обновления литературы.

В поэзии Д. Пригова, Т. Кибирова, Л. Рубинштейна, С. Гандлевского ирония становится одним из способов скрытого диалога с авторитарной силой, воспринимаемой как система мнимостей. Своеобразие этого диалога анализируется в главе. Поэтический текст, состоящий из нестыкующих-ся лексических, стилистических, смысловых элементов, оставляет впечатление лишенного конфликта существования лирического «я». В работе предпринят анализ образа автора в поэзии концептуалистов. Голос автора - конгломерат из сниженно-бытовой речи, штампов советской культуры, интертекстуальных включений. Любой канон, идеологема обязательно сопровождаются травестийным ниспровержением. Уравнивание различных стилистических и смысловых планов ведет к осознанию относительности каждого и отказу от изображения не только объективной, но и субъективной реальности. Действительность заменяется сетью знаковых комплексов. Из взаимных отражений и отрицаний симулякров рождается ирония, которая видится принципом художественного творчества.

Изучение стилистической, образной реализации постмодернистской иронии в произведениях поэтов концептуалистов позволяет сделать вывод о количественном накоплении модернистской иронической отрицательности. Прием соединения пафоса и разговорно-бытового языка в текстах В. Ходасевича и Г. Иванова порождает диалогическую напряженность

произведений, целью которой является преодоление личной трагедии художника. Через ироническую игру писатели-модернисты стремились по-новому осознать действительность. В текстах поэтов второй половины XX века этот прием работает на осознание пустоты, заполняя абсурдистскую реальность назойливостью игры. Постмодернистское желание избегнуть любого идеологического навязывания, включая соприкосновение с авторской личностью, наводит писателей-концептуалистов на мысль о единственном условии реализации диалогической природы художественного слова - «внетекстовом» существовании произведений.

В модернизме инсталляционное видение мира для читателя, зрителя открывает позицию, стержень, личность художника, стремящегося к «открытию» реальности. Постмодернисту, находящемуся в «темнице языка», отяжеленному знанием, что «изображенная» реальность является некой фикцией, иллюзией, приходится рассчитывать на означающее, то есть форму, строительный материал, средство репрезентации. Чем смелее его формальные эксперименты, тем больше его форма порождает диалогическое напряжение. Эстетические условия бытования произведений постмодернистов, в частности поэтов-концептуалистов, обретают статус временного соглашения с читателем.

Игровая поэтика концептуалистов создает особую коммуникативную ситуацию. Контрастные стилистические планы в поэзии С. Гандлевского, Т. Кибирова и коллажность в поэзии Л. Рубинштейна кажутся готовыми к диалогическому взаимодействию с читателем. Но автоматизированный стиль «штампов-идеологем» создает атмосферу хорового слова и снимает диалогическое напряжение. Подобная коммуникативная ситуация приводит к переосмыслению и роли творца произведения искусства, и функции читателя. Главное для художннка-ирониста - автономное творческое сознание, чуждое какому-либо абсолюту. Последовательное «умерщвление» автора оборачивается «гибелью» читателя.

Ироническая диалектика постмодернизма, с постоянным отрицанием реальности, онтологической гибелью повествовательных и воспринимающих инстанций присутствует и в концептуалистской прозе. Е. Попов ощущает идеологическую переполненность современной действительности, невозможность создания нового художественного мира, новой идеологии. Ничего не утверждая и не отрицая, Е. Попов конституирует графо-манство в качестве единственного способа повествования. Он стремится не к объяснению или трансформации действительности, а к автономии и совершенствованию метаязыковой игры.

В романе Попова ироническое обнажение искусственности повествования проявляется в пространственно-временной свободе отношений автора и героя. Попов стилизует свой роман под авторскую исповедь, воспоминания, отрывки из дневника, одновременно иронически снижая авторские стремления к индивидуальному восприятию мира. В систему за-

претов постмодернистской литературы входит запрет на сочувственное описание любых переживаний без иронического демпфирования, на ощущение трагичности бытия. «Отчаяние нереально», - провозглашает автор посланий. Устремление к аннигиляции лирического, трагического, индивидуального оборачивается отказом от какой-либо целостности изображения.

Постоянные саморефлексии предоставляют варианты и версии сюжетов. Ироническая позиция автора проявляется в балансировке между реальностью и условностью. Е. Попов играет читательским горизонтом ожидания, иронически снижая и сам жанр путешествий, и функцию автора; Иронически обыгрывается сама попытка воспроизводить в литературе действительность. Субъект творчества понимается как принцип организации внутритекстовых отношений, дискурсов. Автор, а вслед за ним и читатель, перетасовывают, пересочиняют мир.

Пафос тотального изведения реальности и самого субъекта пронизывает все уровни романа В. Пелевина «Числа». В романе игровое моделирование реальности создает иллюзию существования, где человек - и субъект, и объект игры. Угадывание героем «везучего» числа подчинено законам парапсихологии. До конца остается неясным, то ли герой придумывает игру, то ли неведомые силы втягивают его в нее. В образе протагониста воплощается представление о случайном, произвольном «детерминизме». Иррациональный страх перед безосновной, безыстинной реальностью, сотканной из цитат классической литературы, написанных по ней школьных сочинений, восточной философии, масс-культуры, в которой взаимозаменяемы Достоевский и Пикачу, нахождение Истины и битье мух, толкает героя на поиски бытийных основ. Но мир чисел, в котором соединяются предельная точность и произвольность, ограниченность и бесконечность, часть и целое, логика и бессмысленность, оборачивается еще одним симу-лякром.

Показательный пример разного функционирования иронии в модернистских и постмодернистских текстах представляет творчество В. Аксенова. В творчестве В. Аксенова, стилистически чуткого к сломам в мировоззрении человека и социума второй половины XX века, модернистская ирония во многом определяет формирование постмодернистского мироощущения.

Специфика иронической композиции в романе Аксенова «Ожог» обусловлена особенностями мироощущения автора. Несмотря на перевертывание, потерю себя, а вместе с тем и ощущения реальности, автор возвращается к глубоко личному переживанию действительности, а ирония становится средством защиты от отчаяния. В романе «Ожог» постмодернистские приемы иронического снижения оттеняют авторский прорыв к лиризму и драматизму сюжета.

Ирония, оставаясь постоянной стихией в творчестве Аксенова, заметно меняется после «Ожога», особенно в последних романах. «Новый сладостный стиль» и «Кесарево свечение» представляют собой дальнейшее освоение постмодернистских приемов и нагнетание иронии по принципу постмодернистской избыточности. Эксперименты с романной формой приводят Аксенова к «мутантному» типу романа. В поэтике романа «Кесарево свечение» это воплощается в смешении приемов реалистической прозы и абсурдистской драматургии. Внутри романа строится целая система преломленных изображений. Простая перспектива, уходящая в бесконечность (роман о романе) - только начальный уровень этой системы. Жанровый диалог в романе разворачивается в бесконфликтное сосуществование различных «локальных» голосов, маркирует симуляцию существования текста. Конфигурация письма, как процесса бесконечного, не знающего покоя поиска недостижимого единства смысла, заменяет отсутствующую реальность.

Авторская ироническая позиция становится в этих романах конституирующим принципом произведений. Автор заигрывает с читателем, давая всевозможные «модные» собственные интерпретации. Аксенова занимает в этих романах поиск ответов на вопросы об актуальном стиле, о стилевом воплощении времени, мироощущения человека наших дней. Начиная с «Затоваренной бочкотары», он создает стилистический «образ времени», При этом модернистская ирония развивается в постмодернистскую иронию-пастиш. Модернизм и постмодернизм становятся оппозициями по принципу «старый - новый», «актуальный - неактуальный».

Структурная организация романа Аксенова «Кесарево свечение» может быть определена формулой «ирония по поводу иронии». Модернистская ирония как критика способа высказывания или высказываемого становится постмодернистской критикой высказывания вообще. Любое авторское проявление оказывается бесконечным рядом своих отражений. Ирония является подоплекой воображения, которое бесконечно вымысли-вает реальность.

В Заключении делаются выводы и подводятся итоги диссертационного исследования. Обнаруживая себя в качестве фундаментальной особенности художественного языка литературы и конструктивной черты художественного мышления эпохи, ирония во многом определяет механизмы смены художественных парадигм в культуре XX века. Начав с иронического пересмотра и обыгрывания форм, стилей, границ в искусстве, постмодернистское художественное сознание создает свои границы и устанавливает жесткие правила творческого постижения мира, где одной из институциональных ценностей становится ирония.

Внутренней причиной модернистского иронического отрицания является попытка разрешения трагических антиномий, защита от отчаяния. Иронические стратегии, направленные на напряженный диалог с читате-

лем, генерируют иное понимание мира, иной взгляд на него. Модернистская ирония, с ее противоречиями между смысложизненными устремлениями человека и бездуховной, абсурдной действительностью, порождает ироническую диалектику постмодернизма, с постоянным отрицанием реальности и самоотрицанием.

Ироническое отрицание, характерное для первой половины XX века, во многом предопределяет глубинную деформацию культуротворческой деятельности. Закрепление и тиражирование приемов модернистской иронии формирует современное понимание творческой деятельности как арт-деятельности, арт-практики. Особым аспектом изучения бытования иронии в культуре XX века могла бы стать ситуация, когда ирония, способствующая «творческому» монтажу реальности, явилась прообразом бытования художественных текстов в гиперреальности Интернета, в массовом сознании.

Опыт страдающего и «смеющегося» XX века заставляет задуматься не столько о поисках «новой серьезности», о чем много пишут сейчас, сколько о незыблемости вечных ценностей, дарованных человеку.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

1. Лейни Р.Н. Ирония как структурообразующий принцип поэтики В. Ходасевича // Филологические этюды: Сб. науч. ст. молодых ученых. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1998. Вып.2. С. 79 - 82.

2. Лейни Р.Н. Экзистенциальная ирония в творчестве В. Ходасевича и Г. Иванова // Филологические этюды: Сб. науч. ст. молодых ученых. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2000. Вып.З. С. 69 - 71.

3. Лейни Р.Н. Коммуникативный аспект иронии в лирике В. Ходасевича // Филологические этюды: Сб. науч. ст. молодых ученых. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2001. Вып.4. С. 120 -123.

4. Лейни Р.Н. Ирония в романе В. Набокова «Дар» // Русский роман. Духовный мир и поэтика жанра: Сб. науч. трудов. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2001. С. 134 - 140.

5. Лейни Р.Н. Ирония как жанровый принцип романа («Отчаяние» В. Набокова, «Призрак Александра Вольфа» Г. Газданова) // Автор. Текст. Аудитория: Межвуз. Сб. науч. трудов. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2002. С.31-34.

6. Лейни Р.Н. Ирония и катарсис: диалог автора и реципиента // Проблемы литературного диалога: Сб. науч. трудов. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2002. С.42 - 48.

7. Лейни Р.Н. Динамика общества и ироническое слово // Филологические этюды: Сб. науч. ст. молодых ученых. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2003. Вып.б. С.103 - 108.

8. Лейни Р.Н. Ирония и проблемы современной литературы // Молодые писатели России. Материалы круглых столов по проблемам творчества молодых писателей. М., 2003. С.67 - 69.

Лейни Репша Николаевна

МОДЕРНИСТСКАЯ ИРОНИЯ КАК ОДИН ИЗ ИСТОКОВ РУССКОГО ПОСТМОДЕРНИЗМА

Автореферат

Подписано в печать 16.05.2004. Печать офсетная. Бумага офсетная. Гарнитура Тайме.

Формат 60x84 1/16. Усл.-печ. л. 1. Уч.-изд л .1. _Тираж 100 экз. Заказ 264.__

Издательский центр Саратовского госуниверситета «Темпус». 410060, Саратов, Астраханская, 83.

РНБ Русский фонд

2007-4 1001

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Лейни, Регина Николаевна

Введение.

Глава 1 .Категория иронии в эстетических системах XX века.

Глава 2. Ирония как структурообразующий принцип поэтики В. Ходасевича и Г. Иванова.

Глава 3. Ирония как жанровый принцип в романах Л. Добычина, В. Набокова, Г. Газданова.

Глава 4. Ирония, «симуляция» действительности и «гибель субъективности» в русском постмодернизме.

Введение диссертации2004 год, автореферат по филологии, Лейни, Регина Николаевна

Проблема смены художественных направлений в культуре XX века является одной из самых сложных и дискуссионных в современной литературной науке. Несмотря на значительное количество работ, осмысляющих движение эстетической мысли XX века, историю зарождения, становления и развития основных культурно-идеологических и философско-эстетических общностей прошедшего столетия, до сих пор остаются спорными вопросы о сущности феноменов модернизма и постмодернизма, о содержательном наполнении этих понятий, об их типологическом соотношении с литературно-эстетическими направлениями прошлого - барокко, реализмом, романтизмом и т.д.

В современной отечественной гуманитарной науке существует теоретически оправданный подход к осмыслению поливариантной культуры XX века как определенного эстетического единства1. Изучение универсальных примет искусства XX столетия способствует объяснению эстетической общности эпохи , дает возможность выявить «силовые линии», ха

См., например: Зверев А. XX век как литературная эпоха // Вопросы литературы. 1992. №2; Кондаков И. «Где ангелы реют» (Русская литература как единый текст) // Вопросы литературы. 2000. №5; Голубков М. XX век как литературная эпоха // Русская литература XX века: Итоги и перспективы изучения. М., 2002; Лейдерман Н. Траектория «экспериментирующей эпохи» // Вопросы литературы. 2002. №4; Агеносов В. Некоторые итоги развития литературы XX века в контексте русского литературного процесса (Опыт классификации) // Филологические науки. 2003. №1 и др.

2 Гройс Б. Вечное возвращение нового // Искусство. 1989. №10; Эпштейн М. От модернизма к постмодернизму: диалектика «гипер» в культуре XX века // Новое литературное обозрение. 1995. №16; Бычков В., Бычкова Л. XX век: предельные метаморфозы культуры // Поли-гнозис. 2000. №2; №3; Выгон Н. Современная русская философско-юмористическая проза: проблемы генезиса и поэтики: Автореф. дис. .док. филол. наук. М., 2000; Заманская В. Экзистенциальная традиция в русской литературе XX века. Диалоги на границах столетий. М., 2002; рактерные тенденции художественного сознания, внутреннюю логику и динамику движения эстетической мысли в прошедшем столетии.

Одной из философско-эстетических и художественных универсалий, присущих отечественному культурному сознанию XX века, является ирония. Обнаруживая себя в качестве фундаментальной особенности художественного языка литературы и конструктивной черты художественного 3 мышления эпохи , ирония во многом определяет закономерности существования русской словесности этого времени, в том числе процессы формирования и взаимодействия литературно-эстетических общностей.

Радикальное изменение в природе художественного творчества в начале XX века, названное с долей условности термином «модернизм» и объединившее самые разные художественные течения, школы и творческие индивидуальности, приводит во второй половине XX века к появлению новых художественных систем и практик (соц-арт, концептуализм, «новая искренность», «новая сентиментальность», «преображенный реализм», «новый реализм», постмодернизм). Последняя из культурных парадигм, а в более широком контексте - универсальное переживание конца XX века, «глобальное состояние цивилизации последних десятилетий, вся

3 См.: Третьякова Е. Современная ироническая проза: функции художественного заимствования: Автореф. дис. .канд. филол. наук. Ташкент, 1991.Пигулевский В. Эстетический смысл иронии в искусстве: (От романтизма к постмодернизму). Автореф. дис. .д-ра филос. наук. М., 1992; Жиличев Е., Тюпа В. Иронический дискурс В. Набокова: («Защита Лужина») // Кормановские чтения. Ижевск, 1994. Вып.1; Карасев Л. Философия смеха. М., 1996; Зверев А. Смеющийся век // Вопросы литературы. 2000. №4; Рымарь Н. Ирония и мимезис: к проблеме художественного языка XX века // Научные чтения в Самарском филиале университета РАО. Вып.1. 2001; Смирнова Н. Путь иронии в XX веке. От отрицания абсолютной серьезности к самоотрицанию // Вопросы филологии. 2002. №3. сумма культурных настроений и философских тенденций»4 получила название постмодернистской.

По мере освоения мировоззренческих основ и базовых принципов поэтики постмодернизма возникает необходимость в познании истоков этой культурно-эстетической общности. Решение этой проблемы осложняется тем, что сам постмодернизм позиционирует себя как принципиально новое эстетическое образование, завершающее большой литературно-художественный цикл. При этом ряд эстетический положений связывает его с другими эстетическими системами XX века. Неоднозначность художественной программы постмодернизма требует дальнейшего научного освоения через осознание внутренней энергии литературно-художественных сдвигов. Обращение к иронии как одной из доминант мировоззрения всего XX века позволяет выявить определенные механизмы формирования постмодернистской литературы и эстетики, определить коренные изменения в художественных системах второй половины столетия, не оставляя без внимания, в то же время, различия творческих индивидуальностей писателей.

Актуальность данной работы обусловливается возрастающим в последнее время в литературоведении интересом к познанию многомерного эстетического пространства XX века и единства его общемировоззренческих оснований, которое преломляется во взаимной дополнительности модернистских и постмодернистских художественных практик. Обращение к началам постмодернистской художественности в ее преемственности с модернизмом начала XX столетия представляется продуктивной для теоретического осмысления механизмов смены художественных парадигм в культуре XX века.

С.з.

4 Вайнштейн О. Постмодернизм: история или язык? // Вопросы философии. 1993. №3.

На современном этапе развития литературоведческой мысли выделяется большой пласт работ, в которых акцентируется внимание на исследовании закономерностей взаимодействия - притяжения / отталкивания, продолжения / отрицания - эстетических парадигм модернизма и постмодернизма, нелинейной динамики смены одного господствующего культурно-эстетического сознания другим5. При этом осмысление истоков по стмодернистской парадигмы происходит на различных уровнях.

В работах X. Кюнга, Ю. Хабермаса, Ж. Дерриды превалирует интерес к области постмодернистского мирочувствования, истоки которого исследователи обнаруживают в кардинальном изменении мировоззрения во второй половине XX века, придерживаясь взглядов о принципиальном отличии эпохи постмодерна от модерна. Постмодернизм оценивается как ответ на кризис модернистского мышления, воплотившийся в радикальном плюрализме, политическом и религиозном экуменизме, научном и философском релятивизме. Американский исследователь Ихаб Хассан, систем-Ä но осмысляя новое состояние культуры, основу постмодернизма понимает как завершение и отказ от модернизма. У. Эко в «Заметках на полях "Имени розы"» рассматривает постмодернизм не только как историческую, но и

5 Постмодернизм и культура. Материалы «круглого стола» // Вопросы философии. 1993. №3; Степанян К. Назову себя Цвайшпацирен? (Любовь, ирония и проза развитого постмодернизма) // Знамя. 1993. №11; Халипов В. Постмодернизм в системе мировой культуры // Иностранная литература. 1994. №1; Якимов А. О лучах просвещения и других световых явлениях. Культурная парадигма авангарда и постмодерна // Иностранная литература. 1994. №1; Иваниц-кая Е. Постмодернизм = модернизм? // Знамя. 1994. №9; Шапир М. Эстетический опыт XX века: авангард и постмодернизм // Филологика. 1995. Т.2. №3/4; Липовецкий М. Русский постмодернизм: Очерки исторической поэтики. Екатеринбург, 1997; Ильин И. Постмодернизм от истоков до конца столетия: эволюция научного мифа. М., 1998; Русский постмодернизм: предварительные итоги. Межвузовский сб. науч. статей. Ставрополь, 1998. 41; Дианова В. Постмодернистская философия искусства: истоки и современность. СПб., 2000; Эпштейн М. Постмодерн в России. Литература и теория. М., 2000; Затонский Д. Модернизм и постмодернизм: Мысли об извечном коловращении изящных искусств. Харьков; М., 2004. и др. как стилистическую категорию, пишет, что в каждую эпоху «ситуация авангарда» сменяется «ситуацией постмодернизма». Постмодернизм при таком подходе отражает логику художественных изменений, смену одного художественного направления другим: «Постмодернизм - это ответ модернизму: раз уж прошлое невозможно уничтожить, ибо его уничтожение ведет к немоте, его нужно переосмыслить: иронично, без наивности»6.

Отечественные ученые, продолжая западную традицию рассмотрения истоков постмодернистской культуры, обнаруживают их в реакции на разрушение утопического сознания7. По мнению исследователей, как в западном, так и в русском постмодернизме решающую роль сыграли смерть мифа, конец идеологии, «появление много- и разномыслия, критическое отношение к институтам и институализированным ценностям, движение от Культуры к культурам, поругание канона, отказ от метанарративно8 сти.» .

Распространенное мнение о принципиальной новизне, уникальности, обособленности постмодернистской культуры вряд ли можно считать справедливым, так как в истории эстетической мысли известны прецеденты, аналогичные постмодернистскому пересмотру мировоззренческих и эстетических ценностей. На переломе эпох не раз возникали стремления к глобальной трансформации культурных кодов и системы ценностей. Так, Гегель усматривал опасность разложения и распада в культуре романтизма. Современное положение об «умирании искусства», провозглашение

6 Эко У. Заметки на полях «Имени розы» // Эко У. Имя розы. М., 1989. С. 461.

7 Липовецкий М. Изживание смерти. Специфика русского постмодернизма // Знамя. 1995. №8; Эпштейн М. Истоки и смысл русского постмодернизма // Звезда. 1996. №8; Ильин И. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. М., 1996; Парамонов Б. Конец стиля. М., 1997; Курицын В. Русский культурный постмодернизм. М., 2000; Маньковская Н. Эстетика постмодернизма. СПб., 2000. и др.

8Липовецкий М. Русский постмодернизм: Очерки исторической поэтики. Екатеринбург, 1997. С. 109. адептами постмодернизма «конца стиля», возникало и в первой половине XX в. Сергей Гандлевский справедливо напоминает: «.большинство весьма самодовольных разговоров о постмодернизме, о пресыщенности искусством происходит от нашего невежества. Мало кто учитывает то, что существовали целые эпохи, когда творцы искусства переживали ощущение сказанности всего, монтировали собственные стихи из чужих строк, конструировали мозаику стилей»9.

Поэтому не случайно исследователи (М. Голубков, О. Вайнштейн, Д. Затонский, Е. Иваницкая, И. Ильин, Т. Керимов, Н. Лейдерман, М. Липо-вецкий, А. Хансен-Лёве, Ю. Орлицкий, П. Песонен, Н. Рымарь, К. Степа-нян, М. Шапир, М. Эпштейн, М. Ямпольский) связывают постмодернистскую культуру с тем мировоззренческим сдвигом, который произошел в начале XX столетия, в эпоху Серебряного века.

Но в отличие от постмодернистской ситуации неприятие действительности в начале XX века явилось не окончательным актом, за ним следовал творческий - переистолкование, пересоздание мира. Редукция культуры начала нового тысячелетия направлена, по мнению современных исследователей, к разрушению гносеологического субъекта, а в целом и са 10 мои культуры, ставшей лишь реликтовым принципом .

Своеобразную преемственность прочерчивает М. Эпштейн, угадывающий принципиальное сходство между коммунистической теорией и постмодернистским сознанием. В представлении М. Эпштейна коммунизм и постмодернизм являются двумя фазами одного идейно-эстетического проекта. «Если коммунизм провозглашал грядущее торжество идей, пре

9 «Важна только личность.». Беседа А. Аскоченской с Сергеем Гандлевским // Литературное обозрение. 1997. №1. С.12.

10 См.: Бычков В., Бычкова Л. XX век: предельные метаморфозы культуры // Полигно-зис. 2000. №3. С.82. ображающих реальность, то постмодернизм обнаруживает уже отсутствие какой-либо другой реальности, кроме реальности самих идей.»11

Наряду с попытками представить формирование постмодернистской культуры закономерным следствием развития идеологических систем XX века, отечественные и зарубежные исследователи (Б. Гройс, Д. Затонский, А. Зверев, П. Козловски, В. Кулаков, Ж.-Ф. Лиотар, М. Липовецкий, А. Хансен-Лёве, П. Песонен, Н. Рымарь, Ю. Орлицкий, В. Халипов, М. Ша-пир, М. Эпштейн) стремятся обнаружить связь постмодернизма с разнообразными эстетическими и художественными традициями.

Так, формируются воззрения о переходных эпохах, когда «хаосмо-графический» и «космографический» типы культуры, образующие бинарную метаструктуру, оказываются связаны отношениями взаимоотталкивания, взаимопритяжения и взаимопроникновения. К «хаосмографическим»

12 типам относят барокко, модернизм, постмодернизм . Подобный метод изучения истоков постмодернизма актуализирует формально-содержательную сторону таких понятий, как диалог с прошедшими культурами, хаос и гармония в современном сознании. В литературном процессе XX века нередки произведения, сложно соединяющие черты разных художественных парадигм. Литературоведы обнаруживают свойства постмодернистской эстетики в произведениях А. Введенского, Д. Хармса, Г. Ива

13 нова, Вяч. Иванова, В. Набокова, А. Битова, Вен. Ерофеева.

11 Эпштейн М. Истоки и смысл русского постмодернизма И Звезда. 1996. №8. С.167.

12 Лейдерман Н., Липовецкий М. Современная русская литература: В 3-х кн. М., 2001.

13В работе М. Голубкова доказывается, что в литературе Серебряного века и группы

ОБЭРИУ «пробивались ростки постмодернистской поэтики, формировались парадигмы принципиально нового художественного сознания». См.: Голубков М. XX век как литературная эпоха // Русская литература XX века: Итоги и перспективы изучения. М., 2002. С. 19. О модернистских истоках постмодернизма см.: Липовецкий М. Из предыстории русского постмодернизма (метапроза В. Набокова: от «Дара» к «Лолите») // Липовецкий М. Русский постмодернизм: Очерки исторической поэтики. Екатеринбург, 1997; Иванова И. Г. Иванов: от модернизма

В работах М. Липовецкого развивается концепция русского постмодернизма как двух противоположных друг другу тенденций - концептуализма и необарокко: «Концептуализм - тяготеет к традиции Хармса. Необарокко - восходит к эстетике Набокова. концептуализм ближе к авангарду. Необарокко - к «высокому модернизму»»14. К первой ветви постмодернизма он относит Вс. Некрасова, В. Уфлянда, Д. Пригова, В. Сорокина и т.д. «Необарочную» ветвь постмодернизма образуют произведения В. Аксенова, Ю. Алешковского, А. Битова, В. Ерофеева, С. Соколова, Т. Толстой, В. Шарова, Л. Петрушевской.

Подобное сравнение поэтики барокко с разными художественными практиками всего XX века представляет определенный интерес для нашей работы стремлением увидеть и эстетическое единство XX века, и преемственность с другими эпохами. Например, в эстетике барокко основным становится представление о мире-книге15. В постмодернизме действительность мыслится как мир-текст. И. Смирнов использует ту же самую метафору «мира-текста» и отмечает схождения между искусством барокко и художественной практикой футуризма. При этом «.открывается возможность отождествить либо творца вселенной с художником, к чему склонялась барочная мысль, либо художника - с основателем мира и человеческого рода»16, - отмечает исследователь. Но если эстетика барокко и футуризма была нацелена, по мысли И. Смирнова, на открытие формы вещей и к постмодернизму // Русский постмодернизм. Предварительные итоги. Ставрополь, 1998; Оболенская А. Поэзия А.И. Введенского и «ситуация постмодернизма» // Русский постмодернизм. Предварительные итоги. Ставрополь, 1998; Самохвалова В. В. Иванов и русский постмодернизм // Вопросы философии. 2001. №8.

14 Липовецкий М. Концептуализм и необарокко. Биполярная модель русского постмодернизма // exlibris.ng.ru/kafedra/2000-09-07/3postmodern.html; см. также: ЛейдермаН Н. Траектории «экспериментирующей эпохи» // Вопросы литературы. 2002. №4.

15 См.: Панченко А. Русская стихотворная культура XVII века. Л., 1973.

16 Смирнов И. Смысл как таковой. СПб., 2001. С. 129. мира, то постмодернизм исходит из осознания невозможности освободить имплицитный смысл предметов. Максимальная энтропия постмодернистской модели мира как текста предполагает равновероятность всех ее элементов. В постмодернистской практике «мир текст» - стремление воссоздать хаос жизни через искусственно организованный хаос принципиально

11 фрагментарного повествования .

Элементы внешнего сходства произведений разных эпох порой оказываются единственным основанием для литературоведов, определяющих современные произведения как барочные или «необарочные». Сравнение поэтических приемов нивелирует особенности каждой культурной эпохи и сводит стилевые особенности прошедшей культуры к схеме, повторяющейся в культуре современной. Неслучайно Н. Лейдерман напоминает, что «. .кризис в XX веке значительно острее и отчаяние, чем в XVII. Барокко со всем своим скепсисом все-таки оставался под Богом, барочный менталитет был защищен от полного распада неутраченной верой в наличие высших трансцендентальных сил и их волю. XX век оголил человека, оставил его наедине с Хаосом. ,»18

Наряду с типологическим изучением эстетики и поэтики постмодернизма все большее внимание уделяется историко-литературным, генетическим проблемам постмодернистской словесности.

Одним из истоков русского постмодернизма нередко называют художественный метод поэзии ОБЭРИУ. В отечественном литературоведении существует устойчивая параллель между двумя эстетическими системами: 20 -30-х годов и 70 - 80-х годов XX века - ОБЭРИУ и поэзией кон

17 См.: Ильин И. Постмодернистская чувствительность //Современное зарубежное литературоведение (Страны Западной Европы и США). Концепции. Школы. Термины: Энциклопедический справочник. М., 1996. С.269.

18 Лейдерман Н. Траектории «экспериментирующей эпохи» // Вопросы литературы. 2002. № 4. С. 40. цептуалистов. Основы общности, по мнению исследователей, лежат в пан-знаковом подходе к реальности, отождествлении понятий «знак» и «вещь», в методе «деконструкции», в эстетической игре с классическими формами, в эстетической провокации как принципе творчества, в стирании границ реальности и искусства.

В то же время такие литературоведы и критики, как Вик. Ерофеев, В. Кулаков, Н. Лейдерман, М. Липовецкий, Ю. Орлицкий, П. Песонен А. Хансен-Лёве, М. Эпштейн, Дж. Янечек, сомневаются в возможности обнаружить истоки эстетики и поэтики постмодернизма в эстетических исканиях русского авангарда начала XX века. Хотя формы минимализма, «обнажение приема», деконструкция языка и мира, нарушение привычных причинно-следственных связей и абсурдистская логика построения художественного текста в авангарде первой трети XX века делают его предвестием постмодернизма, но, в отличие от теоретиков и практиков постмодернизма, обэриуты, как и другие авангардисты, не сомневаются в гносеологических способностях человека. Эксперименты ОБЭРИУ, направленные на поиск нового языка, способного выразить мир, предлагали поэту посмотреть на мир «голыми глазами». В работах, посвященных проблеме абсурда в творчестве обэриутов, неоднократно подчеркивается понимание ими абсурда не как некоего логического тупика, а как особой точки зрения, претендующей на осознание истины, недоступной другому взгляду19.

Как отмечают Н. Лейдерман, М. Липовецкий, поэзия 50-60-х годов, возрождающая насильственно оборванные традиции русского авангарда 1910 - 30-х годов, прежде всего кубо-футуризма и ОБЭРИУ, фактически подрывает «ценностный центр» авангардистского сознания: «Насилие по

19 См.: Ионеску Э. Как всегда - об авангарде // Называть вещи своими именами: Программные выступления мастеров западноевропейской литературы XX века. М., 1986; Бражников И. Смысл и чистота абсурда // Современная драматургия. 1994. №4; Жаккар Ж.-Ф- Даниил Хармс и конец русского авангарда. СПб., 1995. стоянно и обыденно пересекает границы личностной автономии., и поэтому «Я», постоянно выступая то жертвой, то палачом, становится неот

20 личимым элементом хаотического «мы».» «Насилие над языком», по мнению исследователей, у поэтов-«лианозовцев» приобретало совершенно новый оттенок: «Если преодоление «общего мира» в классическом авангарде было неотделимо от революционной утопии нового языка, нового общества и новой личности, то нео-авангардисты 1950-60-х имеют дело с пост-утопической реальностью, с социальными, антропологическими и онтологическими руинами, оставшимися после попыток подчинить жизнь монументальной утопии коммунизма»21.

В работах С. Бойм, А. Гениса, Б. Гройса, И. Смирнова, М. Эпштейна обнаруживается соблазн объявить прообразом постмодернизма социалистический реализм с его стремлением стереть границы реальности и искусства, игрой симулякрами22. По мнению исследователей, «романтизм, сюрреализм или другой метод не годился для этой цели, поскольку притязал на создание какой-то другой реальности - идеальной, визионерской, духовной, подсознательной - которая, самим свойством своей инаковости, предполагала сохранение «этой» реальности, сосуществование с ней»23.

Итак, мы видим, что предпринятые исследователями типологические сопоставления поэтики постмодернизма с предшествующими эстети

20 Лейдерман Н., Липовецкий М. Современная русская литература: В 3-х кн. Кн.1.: Литература «Оттепели» (1953 - 1968). М„ 2001. С.272.

21 Там же. С.258.

22 Генис А. Треугольник: Авангард, соцреализм, постмодернизм // Иностранная литература. 1994. № 10; Бойм С. Китч и социалистический реализм // Новое литературное обозрение. 1995. №15; Гройс Б. Полуторный стиль: социалистический реализм, между модернизмом и постмодернизмом // Новое литературное обозрение. 1995. №15; Смирнов И. Соцреализм: антропологическое измерение // Новое литературное обозрение. 1995. №15; Эпштейн М. Истоки и смысл русского постмодернизма// Звезда. 1996. №8.

23 Эпштейн М. Истоки и смысл русского постмодернизма // Звезда. 1996. №8. С. 168. ческими общностями - при всей эвристичности этих сопоставлений - недостаточно полно учитывают особенности семантики и функционирования различных художественных систем. При наличии сходных элементов эти системы содержат различное внутреннее содержание. Типологические сопоставления необходимо соединить с конкретно историческими наблюдениями над механизмами порождения, стимулирования, провоцирования постмодернизма предшествующими эстетическими общностями и прежде всего модернизмом (в широком понимании этого термина).

На наш взгляд, обнаружению механизмов единения / отчуждения модернистской и постмодернистской эстетики и поэтики может способствовать исследование иронического мироощущения XX века. В диссертации делается попытка проследить преемственность иронии начала и конца XX века. Изменение психо-ментальной структуры постмодернистского искусства было генерировано ироническим мирочувствованием первой половины XX века.

В современном отечественном литературоведении существует подход к осмыслению развития русской литературы XX века, основанный на категориях комического. В работах В.В. Агеносова, Н.С. Выгон, М.М. Го-лубкова, Н.Т. Рымаря, Б.М. Сарнова, И.П. Смирнова, И.Н. Сухих, М.О. Чудаковой, В.Е. Хализева уделяется внимание функционированию категории иронии в литературе XX века. На основе анализа особенностей комического многие из этих авторов (В.В. Агеносов, Н.С. Выгон, М.М. Голубков, Н.Т. Рымарь В.Е. Хализев и др.) отмечают генетическую связь литературы первой половины XX века и нового рубежа столетий.

В широкий научный обиход входит изучение иронии в качестве одного из элементов в творчестве отдельных писателей.24 Иронию изучают в

24 См.: Минц 3. Об одном способе образования нового значения в художественном тексте (ироническое и поэтическое в стихотворении А. Блока «Незнакомка») // Ученые записки Тартуского ун-та. Труды по знаковым системам 2. Тарту, 1965. Вып. 181; Колобаева Л. Ирония разных аспектах - эстетическом, стилистическом, структурно-функциональном. O.A. Лекманов, З.Г. Минц, В.И. Тюпа, М.О. Чудакова подробно анализируют специфику функционирования иронии в художественных произведениях А. Блока, Н. Гумилева, 3. Гиппиус, М. Булгакова, Ф. Сологуба и др. Детально рассматривая особенности иронического снижения в поэзии и прозе первой половины XX века, литературоведы приходят к выводу о сближении иронического и трагического в искусстве.

В работах А. Бочарова, И. Ивановой, О. Ивановой, Л. Колобаевой, Е. Третьяковой разносторонне даны представления об ироническом «универсальном» способе поэтического видения, ироническом способе мышления отдельных авторов. Но эти исследования все-таки во многом опираются на теорию романтической иронии, хотя и оговаривают переходный характер иронии писателей-модернистов.

Для нашей работы наиболее значимым становится исследование Л. Колобаевой, которая так характеризует тип иронии в лирике И. Анненско-го: «В отличие от той формы отрицания, которая, выступая против определенной нравственной позиции, в то же время противопоставляет ей иную и тем самым отрицает один принцип во имя другого, ирония отрицает всякий позитивный принцип, она разлагает любую точку зрения, обнаруживая ее внутренние противоречия.» Изучение иронии в творчестве И. Аннен-ского позволяет исследователю сделать вывод о принципиально новой природе иронии в XX веке. Л. Колобаева подробно останавливается на отв лирике Иннокентия Анненского // Филологические науки. 1977. №6.; Тюпа В. Категория иронии в анализе поэмы А. Блока «Соловьиный сад» // Проблемы анализа литературного произведения. М., 1984; Гусев В. Бойко А. Ирония в художественном творчестве Вл. Соловьева // Вопр. рус. лит. 1991. Вып. 1 (57); Лекманов О. Н. Гумилев и акмеистическая ирония // Русская речь. 1997. №2; Иванова О. Ирония в романе Ф. Сологуба «Мелкий бес»: роль лейтмотива // XX век: Проза. Поэзия. Критика. М., 2000. Вып.З.

25 Колобаева Л. Ирония в лирике И. Анненского // Филологические науки. 1977. №6. С.25-26. линиях этого типа иронии от романтической иронии в поэзии И. Аннен-ского: «Ирония Анненского отличается от иронии романтиков. Изобличая окружающую действительность в отсутствии прекрасного, романтики конструируют прекрасное сами, в своем сознании, обращаясь к иным (будущим или прошедшим) временам. Для них индивидуальное «Я» обладает суверенным правом творца высшей реальности. И ирония там не посягает на эту суверенную власть. «Я» романтиков остается удовлетворенным самим собой. Иное у Анненского. Разбить «последнего идола», даже если ра

26 зобьешь самого себя: пусть душа опустеет» . Автор работы замечает отличие этого типа иронии от символистской и акмеистической, близких к романтической иронии.

Иной аспект изучения иронии представлен в работах о художественном языке XX века. В исследованиях А. Бочарова, А. Зверева, Н. Рымаря, И. Смирнова, В. Тюпы, В. Хализева складывается представление об ироническом модусе художественности, ставшем эстетической доминантой художественного творчества в XX веке. Обращаясь к проблемам модернистского искусства, историки и теоретики литературы показывают, как мировоззренческая ирония модернизма во многом определяла изменение мимезиса.

Эстетически неоднородное искусство модернизма сочетало различные формы иронии: романтическую, символистскую, акмеистическую. Создавалась и новая форма иронического снижения, отличная от предшествующих форм иронии, определявшая специфику поэтического и романного мышления. Она-то более всего и интересует нас. Сравнительный анализ теоретических концепций, вырастающих из анализа иронии в творчестве различных авторов первой половины XX века, позволяет нам использовать в работе понятие «модернистская ирония».

26 Колобаева Л. Ирония в лирике И. Анненского // Филологические науки. 1977. №6.

С.28.

Необходимо заметить, что в современных подходах к изучению русской литературы первой половины XX века обозначается тенденция постижения культурного пространства как сложной и динамической целостности. В работах о типологии и эстетических принципах русского модернизма М. Гаспарова, Л. Долгополова, В. Келдыша, Л. Колобаевой, О. Клинга, С. Сарычева отмечается «диффузное» взаимопроникновение различных творческих установок. «Там, где, участникам и первым интерпретаторам литературного процесса виделась борьба, столкновение различных течений и школ, ныне - особенно на уровне исторической поэтики - открывается сходство эстетических систем. Диффузное состояние - одна из характерных черт не только словесности, но и всего искусства начала XX века в целом»27.

Теоретические представления о взаимопроникновении типологических общностей, закрытости / открытости различных течений и школ, сложившихся в первой половине XX века и выделение общих типологических художественных принципов модернистского мышления позволяют внести уточняющие характеристики иронии этого периода. В диссертационной работе осуществляется попытка обозначить понятием «модернистская ирония» особенный характер иронии первой половины XX века, отличие ее природы и функций от романтического типа иронии, несводимость к символистской или акмеистической, влияние этой категории на специфику художественного языка XX века, соприродность стилевому мышлению модернизма.

Причиной того, что ирония явилась одним из ключевых феноменов в культуре и искусстве XX века, стала сама духовная история XX века с ее обострившимися антиномиями, конфликтным видением мира и человека в нем и, в тоже время, с энергией окончательности, установления высшего

27 Клинг О. Серебряный век - через сто лет («Диффузное состояние» в русской литературе начала XX века) // Вопросы литературы. 2000. №6. С.83. предела, поиском одного исчерпывающего ответа. Одной из важнейших эстетических основ модернистского искусства стала интенция ощутить окружающий мир в единстве противоречий.

Мировоззренческий сдвиг, о котором рассуждали А. Белый, А. Блок, В. Вейдле, Вяч. Иванов, И. Ильин, В. Розанов и др. в начале XX века, формирует философскую, нравственную и эстетическую атмосферу всего столетия. Мироощущение начала века определяет попытку освободиться от оппозиций добра - зла, субъекта - объекта, части - целого. Переосмысление «дуального» отношения к миру, идея всеобъемлющего синтеза объективного / субъективного, жизни / искусства, земного / трансцендентального — значимая черта культурного сознания эпохи. Но порой центр, объективная истина, вера в Абсолют ставятся под сомнение: «Человечество линяет как змея, сбрасывая старую шкуру, и потом болеет. Еще никогда, быть может, не сочеталось в человеке столько готовности на отречение от всего и приятие всего, на всякое новое изведание и новый опыт - и столько душевной усталости, недоверчивости, равнодушия.»28 Ощущение краха личной судьбы и судьбы мира явилось в начале века не метафорой и не предзнаменованием, а самой реальностью. Экзистенциальное состояние гибели остается доминантой мирочувствования всего XX столетия. В сложной духовной атмосфере XX века ироническая диалектика неотделима от устремлений к обновлению принципов постижения бытия.

Современные исследователи, обращаясь к качественно новой сущности культуры XX века, отмечают, что «литература «серебряного века» отразила растерянность человека перед миром - страдание его в мире,. ощутимую неприязнь к жизни, уныние, отчаяние. Внутреннюю защиту от отчаяния «серебряный век» нашел в иронии»29. Неоднократно делались

28Иванов Вяч. Кручи. О кризисе гуманизма // Иванов Вяч. Родное и вселенское. М., 1994. С.105.

29 Дунаев М. Православие и русская культура. М., 1999. Т.5. С. 206, 236. попытки понять природу модернистского тотального отрицания: «.если жизнь абсурдна, а усилия преобразовать ее бесплодны, если природа не радеет о нас, а общество, вместо того чтобы победить хаос, продолжает его пестовать, то какое поведение следует выбрать индивиду: участие в «игре» или отрицание мира? Отвергнуть - не означает победить, но это может помочь индивиду защитить свое человеческое достоинство, хоть на какое-то время выстоять в схватке с анонимными силами, властвующими над бытием. отрицать абсолютное и абсолютизировать релятивное, разрушая установленное и соединяя несоединимое. Бессильный перед хаосом, ниги-лист-ироник вдохновляется тем, что подыгрывает ему, действует в унисон с ним, доводя вещи до абсурда, в котором все уравнивается. Тогда перед бесконечностью разрушения смерть теряет свой ужасный облик, страдание выглядит бессмыслицей на фоне преходящего человеческого существования, а желание противодействовать абсурду - абсурднее, чем примирение

30 с ним» .

Восприятие действительности как онтологического абсурда не могло не повлиять на тенденции в искусстве XX века. Для выражения нового трагического мироощущения художники начала века прибегали к хорошо известному в истории мировой литературы приему иронического снижения, наполняя его новым философским содержанием. Патетика как эмоциональная стихия героического, серьезный пафос трагедии в чистом виде были невозможны для культурного поля начала XX столетия. Но мир, воспринимаемый человеком, не мог быть однотонным. «Зияющее несоответствие того, как человек живет, и того, как он мог бы жить, становится все более курьезным. Наша эпоха - это эпоха гротеска и карикатуры»31 - сло

30 Славов И. Ирония, нигилизм и модернизм // Борьба идей в эстетике. М., 1974. С.304,

331.

31 «Бесконечное счастье есть лишь после смерти». Интервью редактора «Штерна» Свена Михаэльсена с Фридрихом Дюрренматтом // Литературное обозрение. 1991. №12. С.51. ва, сказанные в середине столетия, характеризуют перманентное состояние художественного сознания XX века. Ирония как «пароксизм отчаяния» становится сквозной тенденцией, объединяющей все столетие, а восприятие кризисной ситуации в культуре начала XX века на духовном, эстетическом, психологическом уровне во многом предвосхищает социальные катастрофы века.

На новом витке истории литературы ирония становится генератором постмодернистской парадигмы художественности и одним из центральных приемов поэтики. Зарубежные и отечественные теоретики постмодернизма говорят о возможности лишь иронического восприятия жизни. Ж. Делез пишет о психо-культурном основании иронии в современном мировиде-нии, И. Хассан, суммируя основные признаки постмодернизма, противо

32 поставляет иронии постмодернизма метафизику модернизма , для У. Эко ироническое творчество, метаязыковая игра, высказывание в квадрате -творчество в эпоху «утраченной простоты» . Отечественные публицисты и критики (В. Курицын, Б. Парамонов) пишут об «иронии по отношению к любым результатам»34, настаивают на том, что «нигилизм должен быть не пафосом, а иронией»35.

В отличие от модернизма постмодернистская ситуация неприятия действительности маркирует смерть гносеологии и уничтожение эстетической функции искусства. Так, Р. Рорти выдвигает единственный критерий современного искусства - критерий «полезности»: «Мы отвергаем различение «реальное» - «кажущееся». мы надеемся заменить различение «реальное» - «кажущееся» различением «более полезное» - «менее полез

32 Цит. по: Вайнштейн О. Постмодернизм: история или язык? // Вопросы философии. 1993. №3.

33 Эко У. Заметки на полях «Имени розы» // Эко У. Имя розы. М., 1989. С. 461.

34 Парамонов Б. Конец стиля. М.; СПб., 1997. С. 19.

35 Там же. С. 72. ное»» . В теоретических построениях постмодернистских философов (Ж. Делез, Ж.-Ф. Лиотар, Р. Рорти) постмодернистская ирония осознается механизмом редукции культуры и девальваций традиционных ценностей -гносеологических, эстетических, этических, религиозных. Им на смену приходят другие категории: политика, коммерция, бизнес и рынок, вещизм и потребление, тело и телесность, конструирование, монтаж и т. п. На таком ироническом отрицании всего строятся «правила игры» современной арт-деятельности, арт-практики, отказывающейся признавать традиционную «серьезность» предшествующей Культуры.

Научная новизна работы заключается в развитии теоретических положений, согласно которым модернистская ирония является одним из истоков постмодернистской художественности. В отличие от существующих работ, модернистская ирония XX века осмысляется, прежде всего, как генератор новой культурной парадигмы, возникшей во второй половине XX века.

Предметом изучения в работе является мировоззренческая функция иронии XX века и ирония как структурообразующий принцип поэтики; специфика модернистской иронии, ставшей источником вдохновения для постмодернистской словесности.

Объектом данного исследования стали художественные произведения писателей-модернистов: В. Ходасевича и Г. Иванова, Л. Добычина, В. Набокова, Г. Газданова. В творчестве названных художников антино-мичность мироощущения эпохи модернизма, выраженная в синтезе глубинных контрастов бытия, находит свое воплощение в иронии. Выбор аналитической базы объясняется и тем, что в творчестве указанных писателей формируется новый тип иронии, отличающейся как от романтической, так и от других предшествующих форм. Ирония, ставшая одним из главных

36 Рорти Р. Релятивизм: найденное и сделанное // Философский прагматизм Ричарда Рорти и российский контекст. М., 1997. С.23. структурообразующих принципов поэтики и ключевой особенностью мировоззрения писателей, позволяет говорить о каждом из них, как о переходном явлении в русской литературе. Развиваясь в традиции эстетики постсимволизма, творчество этих художников формирует принципы «другой» эстетики, обретающей творческий импульс в ироническом мироощущении. Непричастность ни к одной из сложившихся эстетических школ и направлений, а порой и сознательное эстетическое одиночество определяют эстетику и способствуют художественному поиску названных авторов. В поэзии концептуалистов, в романах Е. Попова и В. Пелевина постмодернистская парадигма художественности представлена наиболее последовательно и ярко. Романное творчество В. Аксенова привлекается в работе как переходное явление от модернистской к постмодернистской эстетике и поэтике.

Цель исследования состоит в том, чтобы, проанализировав особенности модернистской иронии, выявить динамику ее трансформации, способствующей становлению новой - постмодернистской - парадигмы художественности. В соответствии с целью и предметом диссертационного исследования намечены следующие задачи:

• представить понимание природы иронии в эстетических системах XX века и выявить новые функциональные нагрузки модернистской иронии;

• определить философско-эстетическую природу иронии в творчестве В. Ходасевича и Г. Иванова; показать способы ее поэтического воплощения;

• осмыслить роль иронии в художественной системе произведений Л. Добычина, В. Набокова, Г. Газданова; проанализировать иронию как жанровый принцип «романа о художнике»;

• выявить внутренние резервы иронии, способные стать творческим принципом постмодернизма; показать особенности иронии в поэзии концептуалистов; проследить переход иронического принципа отчуждения, иронического остранения в дистанцирование автора как творческую основу постмодернизма в романах Е. Попова, В. Пелевина, В. Аксенова.

Методология диссертационного исследования предполагает комплексный подход, включающий спектр разнообразных методов анализа: историко-литературного, функционального, структурно-семиотического, интертекстуального, стилистического, коммуникативного.

Принципиальное значение для анализа диалогичной природы иронии имеют труды М.М. Бахтина, А. Бергсона, С. Кьеркегора, X. Ортеги-и-Гассета, Ю.М. Лотмана, В.Я. Проппа, Р. Рорти, М. Фуко, У. Эко.

Теоретическая значимость исследования заключается в углублении представлений о механизмах возникновения постмодернистской художественности, о взаимосвязях модернистской / постмодернистской литературных парадигм. В диссертации прослеживаются некоторые сквозные процессы развития поэтического мышления XX века, изменение форм и функций иронии; разрабатываются аспекты иронического принципа повествования в «романе о художнике».

Результаты диссертационного исследования могут найти практическое применение при дальнейшем изучении особенностей литературного процесса XX века, современного состояния отечественной литературы. Положения диссертационного исследования могут быть использованы при чтении курсов по истории русской литературы XX века, литературы русского Зарубежья, в разработке спецкурсов. Положения, выносимые на защиту: 1. Модернистская ирония явилась новым типом иронии, отличающимся от предшествующих, исторически сложившихся типов. Получившая свое развитие в поэзии и в прозе первой половины XX века, модернистская ирония определяет механизмы смены модернистской / постмодернистской литературных парадигм. Развивая креативный потенциал модернистской иронии, постмодернисты позиционируют ее как логику художественного воображения.

2. Экзистенциальная позиция автора ироника - видеть и быть видимым - способствует затруднению легитимации авторства. Эта позиция подхватывается в постмодернизме и замыкается на иронической авторской игре с миром-текстом. Маска ироника-модерниста, скрывавшая реальное лицо от экзистенциального отчаяния и одиночества, становится предметом мифотворчества и условием перформанса. Постмодернистская позиция «смерти автора» предполагает постоянное моделирование своего места в игре культурными кодами.

3. Ирония как структурообразующий принцип художественного текста становится той точкой, в которой коррелируют «экзистенциальный парадокс» и принципиально незавершимая форма романного слова. В структуре романа одним из механизмов возникновения иронии становится авторепрезентация искусства. Модернистская ирония позволяет писателю осознать и передать сложное взаимодействие различных смыслов, голосов, точек зрения. У художника-постмодерниста ироническое остранение редуцируется в использование приема графоманства, формирует «маргинальный» тип письма. При этом решение проблем познания сводится к бесконечному перебиранию образных схем, клише.

4. Особенностью отношений автор - читатель в ироническом тексте является построение игровой ситуации. Подобное отношение автора к читателю тиражируется практикой постмодернизма. Постмодернистская поэтика предполагает единственно реальную ситуацию текст / читатель. Качественное накопление иронической относительности в философских построениях постмодернизма позиционирует пустоту мировоззрения как некое нейтральное молчание или потенциальное пространство, открытое для заполнения.

Апробация научных результатов. Основные положения диссертационного исследования были изложены в докладах на конференции молодых ученых, посвященной памяти П.А. Бугаенко (Саратов, 1998), на III филологической конференции молодых ученых, посвященной 90-летию Саратовского государственного университета (1999), на научной конференции «Саратовская филологическая школа на рубеже веков: итоги и перспективы» (2000), на научной конференции «Русский роман XX века: Духовный мир и поэтика жанра» (Саратов, 2001), на конференции «Автор -текст - аудитория: филологические науки в социокультурном пространстве XXI века» (Саратов, 2001), на Первом Форуме молодых писателей России (Москва, 2001). По материалам диссертации опубликовано 8 статей.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения и библиографического списка, включающего 565 наименований. Общий объем исследования составляет 248 страниц.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Модернистская ирония как один из истоков русского постмодернизма"

Заключение

Проведенное исследование подтвердило актуальность проблемы взаимодействия модернистской иронии и постмодернистской художественности. Постмодернистская симуляция реальности и языковое, стилевое и жанровое многоголосие явились общекультурным ответом на кризис мировоззрения второй половины XX века. Вместе с тем в постмодернизме нашли свое специфическое воплощение некоторые «сквозные» эстетические тенденции всего XX века.

Постмодернизм - один из дискурсов современности - характеризуется фундаментальным разрушением кодов культуры. Манифестация этого принципа не отменяет, а, наоборот, предполагает исторический анализ смены кодов. «Финалистские» претензии постмодернизма стимулируют изучение его не только в синхронии, но и в диахронии. Одной из попыток такого рассмотрения и стало диссертационное исследование, приведшее к следующим выводам.

Многообразие форм и функций иронии в модернизме, ее тенденция к тотальности - в содержательном и формальном плане - создают предпосылки возникновения новой художественности - постмодернистской.

Логика и динамика движения эстетической мысли от модернизма к постмодернизму проявляется в иронии, получившей в XX веке новые смысловые нагрузки. Ироническая интенция, с ее «разорванным» сознанием, очерчивает координаты творимого художественного мира, лишенного априорных ценностных ориентиров, и ставит под сомнение понимание объективной реальности, позиционирует условное, игровое понимание бытия, истины, природы творчества.

Ирония органично выявляет особенности экзистенциального мировосприятия художника XX века. В произведениях В. Ходасевича и Г. Иванова, романах Л. Добычина, В. Набокова, Г. Газданова отражена экзистенциальная ситуация всего XX веков: чувство богооставленности, одиночество, отчаяние, осознание абсурдности бытия. Формой сосуществования человека с таким миром становится ирония.

В диссертации доказывается, что ирония в художественных системах различных писателей XX столетия играет структурообразующую роль. Она проявляется на всех уровнях текста - от фонетики до композиции.

Иронический дискурс приближается к «косвенному» методу или «двойной рефлексии сообщения», когда пафос и насмешка сосуществуют, не отменяя друг друга. Ирония в произведениях исследуемых авторов требует от читателя усилий, «соучастия» в творчестве. Сочетание различных точек зрения затрудняет прагматику произведений, увеличивает пропускную способность коммуникации. Сложные авторские стратегии не отменяют идеологического содержания, а моделирует образ читателя-перечитывателя, способного дистанцироваться от прочитанного и по-новому осознать единое целое произведения. Авторское «избыточное видение» возникает на фоне других голосов и смыслов, в состоянии крайней, доведенной до предела чувствительности к другому слову.

Ирония как принцип композиции в романах является той точкой художественной системы, в которой сопрягаются «экзистенциальный парадокс» (желание целостности мировосприятия и релятивистское понимание окружающего мира) и диалогическая природа романного слова. Снимая мировоззренческий конфликт, ирония содействует поиску истинной реальности, свободной от абсурдных законов современности, освобождению от наслоений обманчивой видимости, обиходных, научных, художественных стереотипов и представлений и сообщает читателю мысль о принципиально незавершимом мире.

Внутренней причиной модернистского иронического отрицания является попытка разрешения трагических антиномий, защита от отчаяния.

Иронические стратегии, направленные на напряженный диалог с читателем, генерируют иное понимание мира, иной взгляд на него. Ироническое остранение, по мнению модернистов, примиряет бытийные антиномии. Такое ироническое кредо остается свидетельством метафизических рефлексий.

Ироническая диалектика предвосхищает постмодернистское восприятие мира-текста. По способу передачи модернистское ироническое снижение предвосхищает постмодернистское «двойное кодирование». Ирония является одним из путей деструкции знака - отделение означающего от означаемого, когда ироническое высказывание не просто называет объект, а играет в имена, слова, обнаруживая какое-то несоответствие между словом и объектом.

Полно себя явившая в постмодернизме, ирония приобретает парадоксальный характер. Ее наличие в текстах институализируется, а релятивизм получает черты нормативности, догматичности.

Постмодернисткая ирония-пастиш не только отвергает ощущение трагедии, она «уничтожает» сам факт трагедии. Амбивалентное сближение «низа» и «верха», смерти и рождения, трагедии и комедии замыкается на отрицательном полюсе. В отличие от модернизма постмодернистская ситуация неприятия действительности конституирует всевозможные «смерти» - автора, читателя, единого стиля, нормы - любой субъектной ориентации. Доведя иронический принцип до предела, писатели-постмодернисты, по существу, разрушают его. Непосредственное отсутствие ориентира противоречит иронии. Ценностная структура иронии, по определению, характеризуется диалектическим противоречием двух планов - отрицания и утверждения. Постмодернистский феномен игры симу-лякрами затрагивает и саму иронию, достигшую полного самоотрицания.

Релятивный характер иронических текстов постмодернистских авторов не позволяет читателю найти для себя точку отсчета, необходимую для уяснения авторского замысла. Парадокс многоголосия, когда никакой единый метод или идеология уже не могут претендовать на исчерпанность и завершенность картины мира, воплощается в бесконечных версиях. Но за осознанием этого кроется не поиск новой картины мира, а утверждение деструкции в противовес серьезному творчеству, манипуляции и игры с цитатами - серьезному созиданию. В конечном счете, разрушается дистанцирование самих оппозиций «разрушение - созидание», «серьезность - игра».

Художник-постмодернист оказывается в тисках безлично-безымянного языка, уступает место скриптору, подставному лицу, а не «личности». Формальные эксперименты: графоманство, формирование «маргинального» типа письма, миф о писателе-люмпене, перформанс как условие публичного существования художественных произведений - моделируют единственно реальную ситуацию текст / читатель. Диалогическое напряжение выходит за рамки текстовых стратегий и становится формой бытования художественного произведения.

Таким образом, обнаруживая себя в качестве фундаментальной особенности художественного языка литературы и конструктивной черты художественного мышления эпохи, ирония во многом определяет механизмы смены художественных парадигм в культуре XX века. Начав с иронического пересмотра и обыгрывания форм, стилей, границ в искусстве, постмодернистское художественное сознание создает свои границы и устанавливает жесткие правила творческого постижения мира, где одной из институциональных ценностей становится ирония.

Ироническое отрицание, характерное для первой половины XX века, во многом предопределяет глубинную деформацию культуротворческой деятельности. Закрепление и тиражирование приемов модернистской иронии формирует современное понимание творческой деятельности как арт-деятельности, арт-практики. Особым аспектом изучения бытования иронии в культуре XX века могла бы стать ситуация, когда ирония, способствующая «творческому» монтажу реальности, явилась прообразом бытования художественных текстов в гиперреальности Интернета, в массовом сознании.

Художественный опыт иронического модуса русской поэзии и прозы XX века требует, несомненно, более полного, тщательного, сплошного исследования во всех аспектах: философском, эстетическом, литературоведческом, лингвистическом.

Опыт страдающего и «смеющегося» XX века заставляет задуматься не столько о поисках «новой серьезности», о чем много пишут сейчас, сколько о незыблемости вечных ценностей, дарованных человеку.

Список научной литературыЛейни, Регина Николаевна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Адамович Г. Одиночество и свобода. СПб.: Алетейя, 2002.

2. Аксенов В. Кесарево свечение. М.: Изографус, 2003.

3. Аксенов В. Новый сладостный стиль. М.: Изографус, 2002.

4. Аксенов В. Ожог. М.: Изографус, 1999.5. «Бесконечное счастье есть лишь после смерти»: Интервью редактора «Штерна» Свена Михаэльсена с Фридрихом Дюрренматтом // Литературное обозрение. 1991. №12. С. 12- 18.

5. Битов А. Близкое ретро, или Комментарий к общеизвестному // Новый мир. 1989. №4. С. 135 164.

6. Битов А. Мы проснулись в незнакомой стране: Публицистика. Л.: Сов. писатель, 1991.

7. Блок А. Собр. соч.: В 6 т. Л.: Художественная литература, 1980 -1983.

8. Брехт Б. Театр: Пьесы. Статьи. Высказывания: В 5 т. М.: Искусство, 1960- 1965.10. «Важна только личность.»: Беседа А. Аскоченской с Сергеем Гандлевским // Литературное обозрение. 1997. №1. С.12.

9. Газданов Г. Призрак Александра Вольфа. СПб.: Азбука, 2000.

10. Газданов Г. Собр. соч.: В 3 т. М.: Согласие, 1999.

11. Гандлевский С. Рассказ: Книга стихотворений. М.: Московский рабочий, 1989.

12. В I разделе указываются художественные произведения, мемуарные источники и интервью; в II теоретические работы;в III исследования и критика, посвященные отдельным авторам; в IV - справочно - библиографическая литература.

13. Гейне Г. Собр. соч.: В 6 т. М.: Художественная литература, 1980 -1983.

14. Гумилев Н. Сочинения: В 3 т. М.: Художественная литература, 1991.

15. Добычин Л. Полное собрание сочинений и писем. СПб.: Звезда, 1999.

16. Иванов Г. Девять писем к Р. Гулю // Звезда. 1999. №3. С. 98 124.

17. Иванов Г. Собр. соч.: В 3 т. М.: Согласие, 1994.

18. Кабаков И. Большое сердце (воспоминания современника) // Театр. 1993. №1. С.118 122.

19. Кибиров Т. Общие места; Хабаров А. Спаси меня.; Смык В. Встречи; Росков А. Стихи из деревни. М.: Молодая гвардия, 1990.

20. Кибиров Т. Правила игры (Беседу вела Кузнецова И.) // Вопросы литературы. 1996. №4. С.214 225.

21. Кибиров Т. Сантименты. Белгород, 1994.

22. Личное дело № 2: Литературно-художественный альманах М.: Новое литературное обозрение, 1999.

23. Личное дело №: Литературно-художественный альманах. М.: В/О «Союзтеатр» СТД СССР, 1991.

24. Манн Т. Собр. соч.: В 10 т. М.: Гослитиздат, 1959 1965.

25. Набоков В. Интервью, данное Альфреду Аппелю // Вопросы литературы. 1993. №2. С. 170 189.

26. Набоков В. Лекции по русской литературе. М.: Независимая газета, 1999.

27. Набоков В. Собр. соч.: В 4 т. М.: Правда, 1990.

28. Некрасов Вс. Стихи из журнала. М.: Прометей, 1989.

29. О себе и о времени: Анкета литературоведов и критиков // Вопросы литературы. 2000. № 4. С.З 47.

30. Одоевцева И. На берегах Невы. М.: Художественная литература, 1989.

31. Одоевцева И. На берегах Сены. М.: Художественная литература,1989.

32. Пелевин В. Диалектика Переходного Периода из Ниоткуда в Никуда. М.: Эксмо, 2003.

33. Померанцев К. Сквозь смерть: Главы из книги воспоминаний // Литературное обозрение. 1989. №11. С. 79 82.

34. Поплавский Б. Из дневников // Звезда. 1993. №7. С.112 122.

35. Попов Е. Накануне накануне: роман, повести. М.: ЛГ Инфор-мэйшн Груп; Издательский дом «Гелеос», 2001.

36. Пригов Д. Слезы геральдической души. М.: Московский рабочий,1990.

37. Пригов как Пушкин: С Дмитрием Александровичем Приговым беседует А. Зорин // Театр. 1993. №1. С. 116 180.

38. Розанов В. Уединенное. М.: ЭКСМО-ПРЕСС, 1998.

39. Сологуб Ф. Творимая легенда. Кн.2. М.: Художественная литература, 1991.

40. Ходасевич В. Стихотворения. М.: Мол. гвардия, 1991.

41. Ходасевич В. Державин. М.: Книга, 1988.

42. Ходасевич В. Колеблемый треножник. М.: Советский писатель,1991.

43. Ходасевич В. Статьи о русской поэзии. Пб.: Эпоха, 1922.

44. Ходасевич В. Статьи. Записная книжка // Новый мир. 1990. №3.

45. Ходасевич В. Стихотворения. Л.: Советский писатель, 1989.1.

46. Аверинцев С. Бахтин, смех, христианская культура // М.М. Бахтин как философ. М.: Наука, 1992. С.7 18.

47. Агеносов В. Литература русского зарубежья (1918 1996). М.: Терра. Спорт, 1998.

48. Агеносов В. Некоторые итоги развития литературы XX века в контексте русского литературного процесса (Опыт классификации) // Филологические науки. 2003. №1. С.З 9.

49. Аристотель. Поэтика. Об искусстве поэзии. М.: Художественная литература, 1957.

50. Арнольд И. Проблемы диалогизма, интертекстуальности и герменевтики. СПб.: Образование, 1997.

51. Афасижев М. Между иллюзией и действительностью: Критический анализ теории и практики модернизма. М.: Знамя, 1986.

52. Баран X. Поэтика русской литературы начала XX века. М.: Прогресс Универс, 1993.

53. Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М.: Прогресс, 1994.

54. Басинский П. Возращение: Полемические заметки о реализме и модернизме // Новый мир. 1993. №11. С.230 238.

55. Бахтин М. Автор и герой. К философским основам гуманитарных наук. СПб.: Азбука, 2000.

56. Бахтин М. Вопросы литературы и эстетики. М.: Художественная литература, 1997.

57. Бахтин М. К философии поступка // Философия и социология науки и техники. Ежегодник. 1984 1985. М.: Наука, 1986. С.82 - 138.

58. Бахтин М. Проблемы поэтики Достоевского. М.: Советская Россия, 1979.

59. Бахтин М. Эпос и роман. СПб.: Азбука, 2000.

60. Бахтин М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1979.

61. Бёлль Г. Франкфурские чтения // Самосознание европейской культуры XX века. М.: Политиздат, 1991. С. 293 251.

62. Белова Т. О постмодернистском литературоведении // Литературоведение на пороге XXI века. М.: Рандеву АН, 1998. С. 109 116.

63. Белый А. Критика. Эстетика. Теория символизма: В 2 т. М.: Искусство, 1994. Т.1.

64. Беме Я. Аврора или утренняя заря в восхождении М.: Политиздат., 1990.

65. Берг М. Утопическая теория утопического постмодернизма // Новое литературное обозрение. 1997. №24. С.383 390.

66. Бергсон А. Смех. М.: Искусство, 1992.

67. Берковский Н. Эстетические позиции немецкого романтизма // Литературная теория немецкого романтизма. Л.: Изд-во писателей Ленинграда, 1973. С. 5 120.

68. Беседы В.Д. Дувакина с М.М. Бахтиным. М.: Прогресс, 1996.

69. Бодрийар Ж. Фрагменты из книги «О соблазне» // Иностранная литература. 1994. №1. С.59 66.

70. Бодрийяр Ж. Злой демон образов // Искусство кино. 1992. № 10. С. 63 69.

71. Бодрийяр Ж. Система вещей. М.: Рудомино, 1995.

72. Бойм С. Китч и социалистический реализм // Новое литературное обозрение. 1995. №15. С. 54-65.

73. Борев Ю. Комическое, или О том, как смех казнит несовершенство мира, очищает и обновляет человека и утверждает радость бытия. М.: Искусство, 1970.

74. Ботникова. А. Романтическая ирония и преодоление монологизма // Филологические записки. 2000. Вып. 14. С. 108-114.

75. Бочаров А. Сообщительность иронии // Вопросы литературы. 1980. №12. С.74 114.

76. Бражников И. Смысл и чистота абсурда // Современная драматургия. 1994. №4. С. 199 208.

77. Бранский В. Искусство и философия: Роль философии в формировании и восприятии художественного произведения на примере истории живописи. Калининград: Янтарный сказ, 1999.

78. Булавка JI., Бузгалин А. Бахтин: диалектика диалога versus метафизика постмодернизма//Вопросы философии. 2000. №1.С.119-131.

79. Бычков В., Бычкова JI. XX век: предельные метаморфозы культуры // Полигнозис. 2000. №2. С.63 76; №3. С.67 - 85.

80. Бютор М. Роман как исследование. М.: Изд-во МГУ, 2000.

81. Вайль П., Генис А. 60-е. Мир советского человека. М.: Новое литературное обозрение, 2001.

82. Ванслов В. Модернизм кризис буржуазного искусства // Модернизм. Анализ и критика основных направлений. М.: Искусство, 1987. С.5 - 24.

83. Вейдле В. Умирание искусства: Размышление о судьбе литературы и художественного творчества. СПб.: Аксиома, 1996.

84. Вёльфлин Г. Основные понятия истории искусств. М.; JI.: Academia, 1930.

85. Виноградов В. О языке художественной прозы. М.: Наука, 1980.

86. Виноградова В. Словообразовательные средства иронии // Вопросы языкознания. 1957. №1. С.32 39.

87. Волкова Е, Оруджева С. М. Бахтин: «Без катарсиса. нет искусства» // Вопросы литературы. 2000. №1. С. 108-131.

88. Волкова Е., Оруджева С. Тона и обертона серьезного в философии М. Бахтика // Вопросы философии. 2000. №1. С. 102 118.

89. Выгон Н. Современная русская философско-юмористическая проза: проблемы генезиса и поэтики: Автореф. дис. докт. филол. наук. М., 2000.

90. Гагин А. Расколотая лира (Россия и зарубежье. Судьбы русской поэзии в 1920-30-х г.) М.: Наследие, 1998.

91. Гайденко П. Кьеркегор и философско-эстетические истоки экзистенциализма // Вопросы литературы. 1968. №6. С. 133 157.

92. Гайдукова Т. Принцип иронии в философии Кьеркегора // Вопросы философии. 1970. №9. С. 109 120.

93. Гаспаров М. Антиномичность поэтики русского модернизма // Гаспаров М. Избр. статьи. М.: Языки русской культуры, 1997. Т.2. О стихах. С.434-455.

94. Гашева И. Стилевые очертания поэзии серебряного века и поэзии барокко // XX век. Литература. Стиль. Екатеринбург, 1998. Вып.З. С.40 -48.

95. Гегель Г. Эстетика: В 4 т. М.: Искусство, 1973. Т.4.

96. Генис А. Вавилонская башня: искусство настоящего времени: Эссе. М.: Независимая газета, 1997.

97. Генис А. Иван Петрович умер: Ст. и расследования. М.: Новое литературное обозрение, 1999.

98. Генис А. Треугольник: Авангард, соцреализм, постмодернизм // Иностранная литература. 1994. № 10. С.244 248.

99. Герасимова Л. О современных границах жанра романа // Русский роман XX века: Духовный мир и поэтика жанра. Саратов: Изд-во Са-рат. гос. ун-та, 2001. С.230 239.

100. Гинзбург Л. Литература в поисках реальности: Статьи, эссе, заметки. Л.: Сов. писатель, 1987.

101. Гинзбург Л. Человек за письменным столом. Л.: Сов. писатель, 1989.

102. Глэд Дж. Беседы в изгнании: Русское литературное зарубежье. М.: Книжная палата, 1991.

103. Голубков M. XX век как литературная эпоха // Русская литература XX века: Итоги и перспективы изучения: Сб. науч. тр., посвященный 60-летию проф. В.В. Агеносова. М., 2002. С. 12 24.

104. Горичева Т. Православие и постмодернизм. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1991.

105. Горичева Т. Христианство и современный мир. СПб.: Алетейя, 1996.

106. Грехнев В. Романтическая ирония и абсолют // Сюжет и время. Коломна, 1991. С. 23-27.

107. Гройс Б. Вечное возвращение нового // Искусство. 1989. №10 С. 1-2.

108. Гройс Б. Московский романтический концептуализм // Театр. 1990. №4. С. 65-67.

109. Гройс Б. Полуторный стиль: социалистический реализм, между модернизмом и постмодернизмом // Новое литературное обозрение. 1995. №15. С. 44-53.

110. Гройс Б. Утопия и обмен. М.: Знак, 1993.

111. Гущина В.А. Модернизм и аналитическая эстетика // Вопросы философии. 1983. №3. С. 58 67.

112. Делез Ж. Логика смысла. М.: Академия; Екатеринбург: Урал, рабочий, 1995.

113. Делез Ж. Платон и симулякр // Новое литературное обозрение. 1993. №5. С. 45-56.

114. Дианова В. Постмодернистская философия искусства: истоки и современность. СПб.: Петрополис, 2000.

115. Добренко Е. Искусство принадлежит народу: формовка советского читателя // Новый мир. 1994. №12. С. 193 213.

116. Добренко Е. Кризис романа // Вопросы литературы. 1989. №6. С. 3-34.

117. Добренко Е. Необходимость преодоления: О судьбах гуманистической традиции в современной литературе // Урал. 1990. №2. С. 160 -168.

118. Добренко Е. Преодоление идеологии: Заметки о соц-арте // Волга. 1990. №11.С.164- 184.

119. Долгополов Л. На рубеже веков. О русской литературе конца XIX начала XX вв. Л., 1985.

120. Дубин С. Черный юмор сюрреализма: генезис и структура И Вестник Московского университета. Сер. 9. Филология. 1998. №1. С. 101-111.

121. Дунаев М. Православие и русская культура. М.: Христианская литература, 1999 2000. Т.5 - Т.6.

122. Елина Е. Классическая литература в журнальном контексте 1999 года // Литературоведение и журналистика: Межвуз. сб. науч. тр. Саратов: Из-во Сарат. гос. ун-та, 2000. С.221 233.

123. Ерофеев Вик. В лабиринте проклятых вопросов: Эссе. М.: Союз фотохудожников России, 1996.

124. Есаулов И. Юродство и шутовство в русской литературе // Литературное обозрение. 1998. №3. С. 108 112.

125. Жак Деррида в Москве. М.: РИК «Культура», 1993.

126. Жаккар Ж.-Ф. Даниил Хармс и конец русского авангарда. СПб.: Академический проект, 1995.

127. Жан-Поль. Приготовительная школа эстетики. М.: Искусство, 1981.

128. Заманская В. Оппозизиция «экзистенциальное диалогическое» в художественном сознании XX века // XX век. Литература. Стиль. Екатеринбург, 1999. Вып. 4. С.157 - 165.

129. Заманская В. Русская литература первой трети XX века: проблема экзистенциального сознания. Екатеринбург: Изд-во Уральского ун-та, 1996.

130. Заманская В. Экзистенциальная традиция в русской литературе XX века. Диалоги на границах столетий. М.: Флинта Наука, 2002.

131. Затонский Д. Модернизм и постмодернизм: Мысли об извечном коловращении изящных искусств. Харьков: Фолио; М.: АСТ, 2000.

132. Затонский Д. Постмодернизм в историческом интерьере // Вопросы литературы. 1996. №3. С. 82 205.

133. Затонский Д. Что такое модернизм? // Контекст-1974: Литературно-теоретические исследования. М.: Наука, 1975. С. 135 167.

134. Зверев А. Смеющийся век // Вопросы литературы. 2000. №4. С.З -36.

135. Зверев А. XX век как литературная эпоха // Вопросы литературы. 1992. №2. С.З-56.

136. Зверев А. Черепаха Квази // Вопросы литературы. 1997. №3. С. 3 -23.

137. Звягина М. Авторские жанровые формы в русской прозе конца XX века: Монография. Астрахань: Изд-во Астраханского гос. пед. унта, 2001.

138. Зольгер К. Эрвин. Четыре диалога о прекрасном и об искусстве. М., 1978.

139. Иваницкая Е. Постмодернизм = модернизм? // Знамя. 1994. №9. С.186 193.

140. Иванов Вяч. Родное и вселенское. М.: Республика, 1994.

141. Иванова Н. Неопалимый голубок: «пошлость» как эстетический феномен // Знамя. 1991. №8. С. 211 223.

142. Иванюшина И. Русский футуризм: идеология, поэтика, прагматика. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2003.

143. Изер В. Историко-функциональная текстовая модель литературы // Вестник Московского университета. Сер. 9. Филология. 1997. №3. С. 118-142.

144. Ильин И. Между структурой и читателем // Теория, школы, концепции (критический анализ). Художественная рецепция и герменевтика. М.Д985.С. 134- 168.

145. Ильин И. Постмодернизм от истоков до конца столетия: эволюция научного мифа. М.: Интрада, 1998.

146. Ильин И. Постмодернизм. Проблемы соотношения творческих методов в современном романе Запада // Современный роман: Опыт исследования. М.: Наука, 1990. С.255 279.

147. Ильин И. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. М.: Интрада ИНИОН, 1996.

148. История русской литературы: XX век: Серебряный век / Под ред. Ж. Нива, И. Сермана, В. Страды и Е. Эткинда. М.: Прогресс Литера, 1995.

149. Иткина Н. Об иронии: (Опыт интерпретации текста) // Семантические и стилистические преобразования в лексике и фразеологии современного английского языка. М., 1987. С. 49 62.

150. Кабаков И. Концептуализм в России // Театр. 1990. №4. С. 67 -71.

151. Кандинский В. Избр. труды по теории искусства: В 2 т. М.: Ги-лея, 2001. Т. 1.

152. Кант И. Собр. соч.: В 6 т. М.: Мысль, 1966. Т.5.

153. Карасев Л. Философия смеха. М.: РГГУ, 1996.

154. Келдыш В. К проблеме литературных взаимодействий в начале XX века (о так называемых «промежуточных» художественных явлениях) // Русская литература. 1979. №2. С.З 27.

155. Келдыш В. Русский реализм начала XX века. М., 1975.

156. Клинг О. Серебряный век через сто лет («Диффузное состояние» в русской литературе начала XX века) // Вопросы литературы. 2000. №6. С.82 - 123.

157. Кожевникова Н. Словоупотребление в русской поэзии начала XX века. М., 1986.

158. Козловски П. Культура постмодерна. М.: Республика, 1997.

159. Колобаева JI. Концепция личности в русской реалистической литературе рубежа XIX XX в. М.: Изд-во МГУ, 1987.

160. Компаньон А. Демон теории. Литература и здравый смысл. М.: Изд-во им. Сабашниковых, 2001.

161. Кондаков И. «Где ангелы реют»: (Русская литература как единый текст) // Вопросы литературы. 2000. №5. С. 3 44.

162. Кононенко Е. Ирония как эстетический феномен: Автореф. дис. .канд. филолог, наук. М., 1987.

163. Косиков Г. К теории романа (роман средневековый и роман Нового времени) // Проблемы жанра в литературе средневековья: Литература Средних веков, Ренессанса и Барокко. М.: Наследие, 1994. Вып. I.

164. Крейд В. Поэзия первой эмиграции // Ковчег: поэзия первой эмиграции М.: Политиздат, 1991. С.З 21.

165. Кулаков В. Минимализм: стратегия и тактика // Новое литературное обозрение. 1997. №23. С.258 269.

166. Куликова И. Философия и искусство модернизма. М.: Политиздат, 1980.

167. Курицын В. О некоторых попытках противостояния авангардной парадигме // Новое литературное обозрение. 1997. №23. С. 331 360.

168. Курицын В. Русский культурный постмодернизм. М.: ОГИ, 2000.

169. Кьеркегор С. О понятии иронии // Логос. 1993. №4. С.176 198.

170. Кьеркегор С. Страх и трепет. М.: Республика, 1998.

171. Кюнг X. Религия на переломе эпох: Тринадцать тезисов // Иностранная литература. 1990. №11. С.226 232.

172. Лейдерман Н, Липовецкий М. Современная русская литература: Новый учебник по литературе в 3-х книгах. М.: Эдиториал УРСС, 2001.

173. Лейдерман Н. Траектория «экспериментирующей эпохи» // Вопросы литературы. 2002. №4. С.З. 47.

174. Лиотар Ж.-Ф. Заметки о смыслах «пост» // Иностранная литература. 1994. №1. С.56 59.

175. Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна. СПб.: Алетейя, 1998.

176. Липовецкий М. Изживание смерти. Специфика русского постмодернизма // Знамя 1995. №8. С. 194 205.

177. Липовецкий М. Концептуализм и необарокко. Биполярная модель русского постмодернизма // exlibris.ng.ru/kafedra/2000-09-07/3 j>ostmodern.html

178. Липовецкий М. Паралогия русского постмодернизма // Новое литературное обозрение. 1998. №30. С.285 304.

179. Липовецкий М. ПМС (постмодернизм сегодня) // Знамя. 2002. №5. С. 200-211.

180. Липовецкий М. Русский постмодернизм. (Очерки исторической поэтики): Монография. Екатеринбург: Изд-во Урал. гос. пед. ун-та, 1997.

181. Литературная теория немецкого романтизма. Л.: Изд-во писателей в Ленинграде, 1934.

182. Лихачев Д. Смех как мировоззрение // Лихачев Д. Историческая поэтика русской литературы. Смех как мировоззрение. СПб.: Алетейя, 2001. С. 342-379.

183. Лихачев Д., Панченко А., Понырко Н. Смех в Древней Руси. Л.: Наука, 1984.

184. Лосев А. История античной эстетики: Софисты. Сократ. Платон. М.: Ладомир, 1994.

185. Лосев А., Шестаков В. Гротеск // Лосев А., Шестаков В. История эстетических категорий. М.: Искусство, 1965. С.361 368.

186. Лосев А., Шестаков В. Ирония // Лосев А., Шестаков В. История эстетических категорий. М.: Искусство, 1965. С.326 358.

187. Лотман Ю. О русской литературе. СПб.: Искусство СПБ, 1997.

188. Лотман Ю. Семиосфера. СПб. : Искусство СПБ, 2000.

189. Лотман Ю. Структура художественного текста. М.: Искусство, 1970.

190. Лукач Д. Теория романа // Новое литературное обозрение. 1994. №9. С. 13-78.

191. Лукач Д. Философско-историческая обусловленность и значение романа //Вопросы философии. 1993. № 4. С.74-78.

192. Максимов В. Семиосфера / Диалог (Семиотика Ю.М. Лотмана и философия слова М.М. Бахтина) // Диалог. Карнавал. Хронотоп. 2001. №3. С. 15 29.

193. Манн Ю. Развитие «романтически-иронического» повествователя // Манн Ю. Диалектика художественного образа. М.: Сов. писатель, 1987. С. 191-193.

194. Маньковская Н. Эстетика постмодернизма. СПб.: Алетейя, 2000.

195. Маритен Ж. Ответственность художника // Самосознание европейской культуры XX века. М.: Политиздат, 1991. С. 171 207.

196. Махлин В. Наследие М.М. Бахтина в контексте западного постмодернизма // М.М. Бахтин как философ. М.: Наука, 1992. С.212 -223.

197. Мережинская А. Художественная парадигма переходной культурной эпохи. Русская проза 80 90-х годов XX века. Киев, 2001.

198. Микушевич В. Ирония Фридриха Ницше // Логос. 1993. №4. С.199 203.

199. Мирская Л., Пигулевский В. Романтическая ирония и игра воображения // Философские науки. 1987. № 4. С. 39-49.

200. Морозов А. Извечная константа или исторический стиль? // Русская литература. 1979. №3. С. 81 89.

201. Называть вещи своими именами: Программные выступления мастеров западноевропейской литературы XX века. М., 1986.

202. Немзер А. Литературное сегодня: О русской прозе. 90-е. М.: Новое литературное обозрение, 1998.

203. Николаева О. Православие и свобода. М.: Изд-во Московского Подворья Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, 2002.

204. Николина Н. К вопросу о речевых средствах иронической экспрессии и ее функциях в художественном тексте // Русский язык в школе. 1979.№5.С.23-27.

205. Ницше Ф. Веселая наука // Ницше Ф. Стихотворения. Философская проза. СПб.: Художественная литература, 1993.

206. Ницше Ф. Собр. соч.: В 2 т. М.: Мысль, 1990. Т.2.

207. Носов С. Гибель действительности. Иррационализм в русском модернистском сознании // Новый журнал. 1997. №2. С. 181 191.

208. Носов С. Литература и игра // Новый мир. 1992. №2.С.232 239.

209. Орлицкий Ю. Minimum minimorum: Отсутствие текста как тип текста // Новое литературное обозрение. 1997. №23. С.270 278.

210. Ортега-и-Гассет X. Воля к барокко // www.PHILOSOPHY.ru/ li-brary/ortega/vol.html

211. Ортега-и-Гассет X. Восстание масс: Сборник. М.: АТС, 2001.

212. Ортега-и-Гассет X. Дегуманизация искусства // Ортега-и-Гассет X. Эстетика. Философия культура. М.: Искусство, 1991. С.227 256.

213. Павлов О. Метафизики русской прозы // Октябрь, 1998. №1. С. 167- 183.

214. Панченко А. Русская стихотворная культура XVII века. Л.: Наука, 1973.

215. Паперный В. Культура «Два». М.: Новое литературно обозрение, 1996.

216. Парамонов Б. Конец стиля. СПб.; М.: Алетейя; Аграф, 1999.

217. Песонен П. Интертекстуальный смех в современной русской прозе // Studia Russica. Helsingiensia et Tartnensia. Tartu, 1995. №4. C.310 -323.

218. Пивоев В. Ирония как эстетическая категория // Философские науки. 1982. №4. С. 54-61.

219. Пигулевский В. Мирская Л. Символ и ирония: (Опыт характеристики романт. миросозерцания). Кишинев: Штиинца, 1990.

220. Пигулевский В. Модернизм: ирония и фантазия: (Монография). Ростов н/Д, 1991.

221. Пигулевский В. Эстетический смысл иронии в искусстве: (От романтизма к постмодернизму). Автореф. дис. .д-ра филос. наук. М., 1992.

222. Пирогов Л. К проблеме анализа и интерпретации постмодернистского текста // Текст как объект многоаспектного исследования. СПб.: Ставрополь: СГУ, 1998. Вып.342. С.122- 135.

223. Померанц Г. Разрушительные тенденции в русской культуре // Новый мир. 1995. №8. С. 131 142.

224. Понимание и существование. Сборник докладов международного научного семинара. Минск: Пропилеи, 2000.

225. Постмодернизм и культура. Материалы «круглого стола» // Вопросы философии. 1993. №3. С.З 22.

226. Постмодернисты о посткультуре. Интервью с современными писателями и критиками. М.: Славянский двор / Русское слово, 1996.

227. Пропп В. Проблемы комизма и смеха. М.: Искусство, 1976.

228. Романовская JI. Карнавал как утопия. Статья вторая. «Рабле» в 60-е годы // Диалог. Карнавал. Хронотоп. 2001. №3. С. 160 183.

229. Рорти Р. Случайность. Ирония. Занимательность. М.: Рус. феноменолог, об-во, 1996.

230. Рорти Р. Философия и зеркало природы. Новосибирск: Изд-во Новосибирского ун-та, 1997.

231. Рощина О. Иронический модус художественности // Молодая филология. 1998. Вып. 2. С. 3 19.

232. Русский постмодернизм: предварительные итоги. Межвузовский сб. науч. статей. Ставрополь: Изд-во Ставроп. гос. ун-та, 1998. 4.1.

233. Рымарь Н. Ирония и мимезис: К проблеме художественного языка XX века // http://www.ssu.samara.ru/~scriptum/irony.rtf

234. Рымарь Н. Романное мышление и культура XX века // http://www.ssu.samara.ru/~scriptum/mysl.rtf

235. Рымарь Н. Романное мышление и культура XX века // Литературный текст. Проблемы и методы исследования. Аспекты теоретической поэтики: Сб. науч. тр. М.; Тверь, 2000. С.88 102.

236. Рымарь Н. Узнавание и понимание: проблема мимезиса и структура образа в художественной культуре XX века // Вестник Самарского университета. 1997. №3. С.28 39.

237. Сарычев В. Эстетика русского модернизма. Проблема «жизне-творчества». Воронеж: Изд-во Воронеж, ун-та, 1991.

238. Сидорина Т. Кризис XX века. Прогнозы русских мыслителей. М.: ГУ ВШЭ, 2001.

239. Скоропанова И. Русская постмодернистская литература. М.: Флинта Наука, 2002.

240. Славов И. Ирония, нигилизм и модернизм // Борьба идей в эстетике М.: Искусство, 1974. С.304 337.

241. Смирнов И. Барокко и опыт поэтической культуры начала XX века // Славянское барокко (Историко-культурные проблемы эпохи). М., 1979. С.335 361.

242. Смирнов И. Смысл как таковой. СПб.: Академический проект. 2001.

243. Смирнов И. Соцреализм: антропологическое измерение // Новое литературное обозрение. 1995. №15. С.29 43.

244. Смирнова Н. Путь иронии в XX веке. От отрицания абсолютной серьезности к самоотрицанию // Вопросы филологии. 2002. №3. С.52 -59.

245. Современная западно-европейская и американская эстетика. Сборник переводов. М.: Университет, 2002.

246. Соколов А. Проблемы изучения русского зарубежья // Вестник Московского университета. Сер. 9. Филология. 1991. №5. С. 11-17.

247. Соловьев В. Философия искусства и литературная критика. М.: Искусство, 1991.

248. Спаль А. Гении и Гулливеры: Природа нашего смешного // Новый мир. 1992.№5. С. 192 203.

249. Степанян К. Назову себя Цвайшпацирен? (Любовь, ирония и проза развитого постмодернизма) // Знамя. 1993. №11. С. 184- 194.

250. Степянян К. Постмодернизм боль и забота наша // Вопросы литературы. 1998. №9 10. С. 32 - 64.

251. Столович Л. Философия. Эстетика. Смех. СПб.; Тарту, 1999.

252. Сумерки богов. М.: Политиздат, 1990.

253. Тамарченко Н. Проблема «роман и трагедия» у Ницше, Вяч. Иванова и Бахтина // Диалог. Карнавал. Хронотоп. 2001. №3. С. 116 134.

254. Терц А. Что такое социалистический реализм? // Цена метафоры, или Преступление и наказание Синявского и Даниэля. М.: Книга, 1989. С.425 459.

255. Тименчик Р. Текст в тексте у акмеистов // Ученые записки Тартуского государственного университета. Тарту: Изд-во Тарус. ун-та, 1981. Вып. 567. С. 65 75. (Тр. по знаковым системам. 14. Текст в тексте).

256. Томашевский Б. Теория литературы. Поэтика. М.; JL: Гос. изд., 1928.

257. Тороп П. Проблема интекста // Ученые записки Тартуского государственного университета. Тарту: Изд-во Тарус. ун-та, 1981. Вып. 567. С. 33 64. (Тр. по знаковым системам 14. Текст в тексте).

258. Тупицын В. «Другое» искусство // http://members.forttunecity. com/slavaaa/ya. html

259. Тупицына М. Критическое оптическое. (Статьи о современном искусстве) М.: Ad Marginem, 1997.

260. Тынянов Ю. Поэтика. История литературы. Кино. М.: Наука, 1977.

261. Тюпа В. Аналитика художественного (введение в литературоведческий анализ). М.: Лабиринт, РГГУ, 2001.

262. Успенский Б. Поэтика композиции. СПб.: Азбука, 2000.

263. Философский прагматизм Ричарда Рорти и российский контекст. М.: Традиция, 1997.

264. Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. СПб.: А-cad, 1994.

265. Хабермас Ю. Модерн незавершенный проект // Вопросы философии. 1992. №4. С.40 - 52.

266. Хализев В.Е. Наследие М.М. Бахтина и классическое видение мира // Филологические науки. 1991. №5. С. 3 13.

267. Халипов В. Постмодернизм в системе мировой культуры // Иностранная литература. 1994. №1. С.235 240.

268. Хансен-Лёве А. Эстетика ничтожного и пошлого в московском концептуализме // Новое литературное обозрение. 1997. №25. С. 215 -249.

269. Харитонов М. Понятие иронии в эстетике Т. Манна // Вопросы философии. 1972. №5.С. 98 108.

270. Хейзинга Й. Опыт исследования игрового элемента в культуре // Самосознание европейской культуры XX века. М.: Политиздат, 1991. С. 69-94.

271. Химич В. Карнавализация как стилевая тенденция в литературе 20-х г. // XX век. Литература. Стиль. Стилевые закономерности русской литературы XX века. (1990 1993 гг). Екатеринбург, 1994. Вып.1. С. 46-58.

272. Хогарт У. Анализ красоты: Теория искусств. Л.: Искусство, 1987.

273. Холмогорова О. Художник вместо произведения. Акционизм как авторский жест // Художественные модели мироздания. М.: Наука, 1999. Кн 2. XX в. Взаимодействие искусств в поисках нового образа мира. С.295-301.

274. Чернов И. Опыт типологической интерпретации барокко // Сборник статей по вторичным моделирующим системам. Тарту: Изд-во Тарт. гос. ун -та, 1973. С.90 104.

275. Шапир М. Эстетический опыт XX века: авангард и постмодернизм // Филологика. 1995. Т.2. №3/4. С. 135 152.

276. Шлегель Ф. Эстетика. Философия. Критика.: В 2 т. М.: Искусство, 1983. Т.1.

277. Шмид В. Нарратология. М.: Языки славянской культуры, 2003.

278. Щитцова Т. К истокам экзистенциальной онтологии: Паскаль, Киркегор, Бахтин. Минск: Пропилеи, 1999.

279. Эко У. Заметки на полях «Имени розы» // Эко У. Имя Розы. М.: Книжная палата, 1989. С.427 481.

280. Эпштейн М. Искусство авангарда и религиозное сознание // Новый мир. 1989. №12. С.222 235.

281. Эпштейн М. Истоки и смысл русского постмодернизма // Звезда. 1996. №8. С.166 188.

282. Эпштейн М. О новой сентиментальности // Стрелец. 1996. №2. С.223 231.

283. Эпштейн М. От модернизма к постмодернизму: диалектика «гипер» в культуре XX века // Новое литературное обозрение. 1995. №16. С.32 46.

284. Эпштейн М. После будущего. О новом сознании в литературе // Знамя. 1991. №1. С.217 230.

285. Эпштейн М. Постмодерн в России. Литература и теория. М.: Изд. Р. Элинина, 2000.

286. Эпштейн М. Прото-, или Конец постмодернизма // Знамя. 1996. №3. С. 196 209.

287. Якимов А. О лучах просвещения и других световых явлениях. Культурная парадигма авангарда и постмодерна // Иностранная литература. 1994. №1. С.241 -249.

288. Ямпольский М. Демон и лабиринт. (Диаграммы, деформации, мимесис). М.: Новое литературное обозрение, 1996.

289. Яржембовский С. Смех и грех (М. Бахтин. «Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса») // Звезда. 2001. №8. С.206 210.1.I

290. Агеев А. Скепсис и надежда Леонида Добычина // Новый мир. 1990. №7. С. 240-243.

291. Айзенберг М. «Послесловие к «Альманаху» // Личное дело № 2: (Литературно-художественный альманах). М., 1999. С. 17 20.

292. Айзенберг М. Вместо предисловия // Личное дело №: Литературно-художественный альманах. М.: Союзтеатр СТД СССР, 1991. С.5 -18.

293. Аксенов А. Метафизика анекдота или семантика лжи // Литературное обозрение. 1994. №11-12. С.52 68.

294. Аксенова Е. «Жуткий маэстро» // Даугава. 1995. №3. С. 124 129.

295. Александров В. Набоков и потусторонность: метафизика, этика, эстетика. СПб.: Алетейя, 1999.

296. Алексеева Л. Проблема иронии в творчестве А. Блока: Автореф. дис. канд. филолог, наук. М., 1981.

297. Анастасьев Н. Феномен Набокова. М.: Сов. писатель, 1992.

298. Анастасьев Н. Феномен Набокова: Творческий портрет писателя // Иностранная литература. 1987. №5. С.210 223.

299. Андреева И. «Огромной рифмой связало нас.» // De visu. 1993. №2. С.25 40.

300. Андрушко Ч. «Лолита» В. Набокова как литературная провокация // Вестник СамГУ. 1997. №3. С.40 45.

301. Антоненко С. Время колокольчиков // Москва. 1996. №12.С. 155158.

302. Апресян Ю. Роман «Дар» в космосе В. Набокова (статья вторая) // Известия Академии наук. Серия литература и язык. 1995. Т. 54. №3. С. 6-23.

303. Арьев А. Власть речи. Комментарии к письмам Г. Иванова к Р. Гулю // Звезда. 1999. №3. С. 138 158.

304. Ахметова Г. «Возвращение к пройденному» (о композиционных особенностях русской прозы 20-30-х и 80-90-х годов XX века) // Филологические науки. 2003. №1. С.45 53.

305. Баевский В. История русской поэзии 1730 1980: Компендиум. Учебное пособие. М.: Новая школа, 1996.

306. Барковская Н. Художественная структура романа В. Набокова «Дар» // Проблема взаимодействия метода, стиля и жанра в советской литературе. Свердловск, 1990. С.30-42.

307. Бахтин В. Под игом добрых начальников: Судьба и книги писателя Л. Добычина // Звезда. 1998. № 9. С. 191-203.

308. Бахтин В. Судьба писателя Л. Добычина // Звезда. 1989. № 9.С. 177-195.

309. Белый А. Рембрантова правда в поэзии наших дней. О стихах В. Ходасевича // Нева. 1996. №5. С.209 210.

310. Березин В. Газданов и массовая литература // Вестн. Ин-та цивилизации. 1999. Вып. 2. С. 75 80.

311. Березин В. Газданов и Поплавский: ровесники // Вестн. Ин-та цивилизации. 1999. Вып. 2. С. 41- 45.

312. Бицилли П. Венок на гроб романа // Бицилли П. Трагедия русской культуры. Исследования. Статьи. Рецензии. М.: Русский путь, 2000. С.469 475.

313. Бицилли П. Г. Иванов. Отплытие на остров Цитеру. Избранные стихи. 1916 1936. Петрополис, 1937 // Бицилли П. Трагедия русскойкультуры. Исследования. Статьи. Рецензии. М.: Русский путь, 2000. С.451 -452.

314. Бицилли П. Статьи: история, культура, литература // Русская литература. 1990. №2. С. 134 154.

315. Бицилли П. Трагедия русской культуры // Бицилли П. Трагедия русской культуры: Исследования. Статьи. Рецензии. М.: Русский путь, 2000. С.363-368.

316. Богданов А. Безумное одиночество героев JI. Андреева с точки зрения литературной преемственности // Связь времен. Проблемы преемственности в русской литературе конца 19 начала 20 века. М.: Наследие, 1992. С. 188 - 223.

317. Богомолов Н. Выбор путей//Литературное обозрение. 1990. №2. С.58 64.

318. Богомолов Н. Г. Иванов и В. Ходасевич // Русская литература. 1990. №3. С.48 57.

319. Богомолов Н. Жизнь и поэзия В. Ходасевича // Ходасевич В. Стихотворения. Л.: Советский писатель, 1989. С. 5 48.

320. Богомолов Н. Жизнь и поэзия В. Ходасевича // Вопросы литературы. 1988. №3. С. 54-79.

321. Богомолов Н. Заметки о русском модернизме // Новое литературное обозрение. 1997. №27. С.246 256.

322. Бочаров Н. «Но все ж я прочное звено» // Новый мир. 1990. №3. С. 65 87.

323. Бочаров С. Ходасевич // Литература русского зарубежья, 1920-40 гг. М.: Наследие, 1993. С. 178-219.

324. Брусиловская Л. Постмодерн в отечественной культуре (на примере творчества В. Аксенова и В. Войновича) // Вторые культурологические чтения. М., 1997. С. 81 85.

325. Букс Н. Эшафот в хрустальном дворце. О русских романах В. Набокова. М.: Новое литературное обозрение, 1998.

326. Буслакова Т. К.К. Вагинов и «молодая эмигрантская литература»: (К 100-летию со дня рождения К.К. Вагинова) // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 9. Филология. 1999. № 6. С. 19-29.

327. Вайль П. Пророк в отечестве: Веничка Ерофеев между. прозой и позой // Независимая газета. 1992. 14 мая. № 90. С. 8.

328. Вайль П., Генис А. Страсти по Ерофееву // Кн. обозрение. 1992. №7. С.8.

329. Ванюков А. Трудные повести, 30-е годы. //Трудные повести: 30-е годы. М.: Молодая гвардия, 1992. С. 5 18.

330. Варшавский В. Незамеченное поколение: (О русской эмиграции). М.: Информ-Экспресс; Рус. Энциклопедия, 1992.

331. Василий Аксенов: литературная судьба. Самара: Из-во Самар. унта, 1994.

332. Васильева М. История одного совпадения // Литературное обозрение. М., 1994. № 9/10. С. 96 100.

333. Вейдле В. В. Ходасевич. Некрополь // Нева. 1996. №5. С.212 -213.

334. Вейдле В. В. Ходасевич. О Пушкине // Нева. 1996. №5. С.211 -212.

335. Вейдле В. Поэзия Ходасевича // Русская литература. 1989. №2. С.147 163.

336. Витковский Е. «Жизнь, которая мне снилась» // Г. Иванов. Собр. соч.: В 3 т. М.: Согласие, 1994. Т.1. С. 5 40.

337. Возвращение Гайто Газданова: Науч. конф., посвященная 95-летию со дня рождения, 4-5 дек. 1998 г. М.: Русский путь, 2000.

338. Вознесенский А. Небесный муравей // Огонек. 1986. №48. С. 26 -28.

339. Газданов и мировая литература: Сб. статей. Калининград, 2000.

340. Гайбарян О. Художественные функции имен собственных в прозе Г. Газданова // Проблемы региональной ономастики: Материалы 2-ой межвуз. науч.-практ. конф. М., 2000. С. 66-69.

341. Гандлевский С. Сочинения Тимура Кибирова // Кибиров Т. Сантименты: Восемь книг. Белгород, 1994. С. 5-10.

342. Генис А. Андрей Синявский. Эстетика архаического постмодернизма // Новое литературное обозрение. 1994. №7. С.277 284.

343. Генис А. Виктор Пелевин: границы и метаморфозы // Знамя. 1995. №12. С.210-214.

344. Глобова Ю. О двух новеллах в сборнике В. Набокова «Возвращение Чорба»: (К пониманию художественного мира писателя) // Вестник СамГУ. 1997. №3. С.46 56.

345. Гордин Я. Человек с «тонкой кожей» // Литературная газета. 1999. №33/34.С. 9.

346. Гуль Р. Георгий Иванова // Критика русского зарубежья: В 2 ч. М.: Олимп; ACT, 2002. 4.2. С.194 -213.

347. Гурвич И. Г. Иванов. Восхождение поэта // Вопросы литературы. 1998. №4. С. 36-53.

348. Гусев В. Бойко А. Ирония в художественном творчестве Вл. Соловьева//Вопросы русской литературы. 1991. Вып. 1 (57). С. 3 10.

349. Гусев В., Паламарчук П. Вещий сон: Диалог // Литературная учеба. 1987. №6. С.62 66.

350. Давыдов С. «Гносеологическая гнусность» В. Набокова // Логос. 1991. №1.С.175- 184.

351. Давыдов С. Что делать с «Даром» Набокова? // Общественная мысль: Исследования и публикации. М., 1993. Вып. 4. С.59 75.

352. Давыдов Т. «Говорили, что ему нужна катастрофа» // Огонек.1994. №46-47. С. 18-20.

353. Дарк О. В.Е.Е., или Крушение языков // Новое литературное обозрение. 1997. №25. С.246 262.

354. Дарк О. Загадка Сирина: Примечания // Набоков В. Собр. Соч.: В 4 т. М., 1990. Т.1. С.403 415; Т.2. С. 435 - 446; Т.З. С.463 - 479; Т.4. С.243 - 257.

355. Дарк О. Загадка Сирина: Ранний Набоков в критике «первой волны» русской эмиграции // Вопросы литературы. 1990. №3. С.243 257.

356. Деготь Е. Искусство между букв // Личное дело №. М.: Союзте-атр СТД СССР, 1991. С. 85-112.

357. Джейнуэй Э. Трагедия человека, одержимого страстью // Классик без ретуши: Литературный мир о творчестве В. Набокова: Критические отзывы, эссе, пародии. М.: Новое литературное обозрение. 2000. С. 291 -293.

358. Дзуцева Н. Мир человека в романе Гайто Газданова «Полет» // Дарьял. 1997. № 4. С. 130-145.

359. Диенеш Л. Гайто Газданов: Жизнь и творчество. Владикавказ,1995.

360. Диенеш Л. «Рождению мира предшествует любовь.»: Заметки о романе «Полет» // Дружба народов. 1993. № 9. С. 131 139.

361. Диенеш Л. Другие жизни (1928-1971) // Литературное обозрение. 1994. №9/10. С. 84-92.

362. Долинин А. «Двойное время» у Набокова (От «Дара» к «Лолите») // Пути и миражи русской культуры. СПб., 1994. С.283 322.

363. Долинский А., Шайтанов О. Кресло в кулисах // Вопросы литературы. 1991. №3. С. 46 88.

364. Долинский М., Шайтанова И. Владислав Ходасевич // Октябрь. 1991. №4. С.180 184.

365. Дроиова Т. Ирония в идейно-художественной структуре тетралогии М. Алданова «Мыслитель» // Филология: Межвуз. сб. науч. тр. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1996. С. 88 90.

366. Дюдина О. В отсутствии авторитетов: аспекты творчества Гайто Газданова // Проблемы неклассической прозы. М.: ТЕИС, 2003. С. 107 125.

367. Егоров Е. О смысле заглавия поэмы Вен. Ерофеева «Москва -Петушки» // Вестник СамГУ. 1997. №3. С.57 62.

368. Елецкий Л. Литературный гардероб Г. Иванова // Волга. 1995. №7. С. 127-131.

369. Елина Е. Пошлость в этической системе В.В. Набокова // Филология: Межвуз. сб. науч. тр. Саратов.: Изд-во Сарат. ун-та, 1999. Вып.4. С. 167- 169.

370. Елисеев Н. «Груз и угроза» // Знамя. №5. 2000. С. 190 197.

371. Ермилова Е. Г. Иванов // Литература русского зарубежья. 1920-40 гг. М.: Наследие, 1993. С.220 240.

372. Ерофеев Вик. Настоящий писатель // Добычин Л.И. Город Эн; Рассказы. М., 1989. С. 5-14.

373. Ерофеев Вик. О Кукине и мировой гармонии // Литературное обозрение. 1988. № 3. С. 111-112.

374. Ерофеев Вик. Памятник для хрестоматии // Театр. 1993. №1. С. 136- 139.

375. Ерофеев Вик. Памятник прошедшему времени. А. Битов. Пушкинский дом: Роман // Октябрь. 1998. №6. С. 203 244.

376. Ерыкалова И. Струящееся время // Газданов Г. Вечер у Клэр; Ночные дороги. СПб.: Азбука, 2000. С. 403-410.

377. Есаулов И. Поэтика литературы русского зарубежья: (Шмелев и Набоков: два типа завершения традиции ) // Есаулов И. Категория соборности в русской литературе. Петрозаводск: Изд-во Петрозаводского ун-та, 1995. С.238- 267.

378. Жердева В. Экзистенциальные мотивы в творчестве писателей «незамеченного поколения» русской эмиграции (Б. Поплавский, Г. Газданов): Автореф. дис. . канд. филолог, наук. М., 1999.

379. Живолупова Н. Паломничество в Петушки, или Проблема метафизического бунта в исповеди Венички Ерофеева // Человек. 1992. №1. С.78 91.

380. Жиличев Е., Тюпа В. Иронический дискурс В. Набокова: («Защита Лужина») // Кормановские чтения. Ижевск, 1994. Вып.1. С. 191 -201.

381. Жолковский A. Philosophy of composition: (К некоторым аспектам структуры одного литературного текста) // Культура русского модернизма. М., 1993. С.390 399.

382. Зайцев В. Современная поэзия русского зарубежья // Вестник Московского университета. Сер.9. Филология. 1992. №1. С. 2 12.

383. Захаров А. Поэтический мир Г. Иванова 30-50 г. // Филологические науки. 1996. №1. С.23 34.

384. Зверев А. Блюзы четвертого поколения // Литературное обозрение. 1992. №11/12. С.9 17.

385. Зверев А. Набоков. М.: Молодая гвардия, 2001.

386. Зверев А. Ночными дорогами // Книжное обозрение. 1996. № 44. С.19.

387. Зверев А. Парижский топос Газданова // Вестн. Ин-та цивилизации. 1999. Вып. 2. С. 19-26.

388. Зверев В. Грустный путь В. Ходасевича // Ходасевич В. Стихотворения. М.: Мол. гвардия, 1991. С. 5 -22.

389. Злочевская А. Эстетические новации В. Набокова в контексте традиций русской классической литературы // Вестник Московского университета. Сер. 9. Филология. 1997. №4. С.9 19.

390. Злыднева Н. Мотив лабиринта в авангарде: (Графика Эсхера и проза Набокова) // Миф и культура: Человек не-человек. М., 1994. С.76 - 79.

391. Золотоносов М. Сентиментализм с приставкой «нео» // Московские новости. 1993. №6 (7 февраля) С.26.

392. Зорин А. «Альманах» взгляд из зала // Личное дело №: Литературно-художественный альманах. М.: Союзтеатр СТД СССР, 1991.С. 246-271.

393. Зорин А. Каталог // Литературное обозрение. 1989. №10. С.90 -92.

394. Зорин А. Стихи на карточках: (Поэтический язык Л. Рубинштейна) // Даугава. 1989. №8. С. 100.

395. Иванова И. Ирония как структурирующий принцип стихотворений Г. Иванова (лирика 30-х 50-х г.г.) // Сб. статей научно-методического семинара «Textus». СПб.; Ставрополь: Изд-во Ставропольского ун-та, 1996. Вып.1. С.98 - 111.

396. Иванова И. Георгий Иванов: от модернизма к постмодернизму? // Русский постмодернизм: Предварительные итоги. Межвузовский сборник научных статей. Ставрополь, 1998. 4.1. С.78 81.

397. Иванова Н. Преодолевшие постмодернизм // Знамя. 1998. №4. С. 193-204.

398. Иванова О. Ирония в романе Ф. Сологуба «Мелкий бес»: роль лейтмотивов // XX век: Проза. Поэзия. Критика. М., 2000. Вып. 3. С. 427.

399. Иванова О. Ирония как стилеобразующее начало в романе Ф. Сологуба «Мелкий бес» // Проблемы неклассической прозы. М.: ТЕИС, 2003. С. 58-78.

400. Иваск Ю. О послевоенной эмигрантской поэзии // Критика русского зарубежья: В 2 ч. М.: Олимп; ACT, 2002. 4.2. С.366 388.

401. Кабаков И. 70-е годы // Новое литературное обозрение. 1997. №25. С. 177 200.

402. Кабалоти С. Поэтика прозы Гайто Газданова 20-30-х годов // Вестн. Ин-та цивилизации. 1999. Вып. 2. С. 27-34.

403. Кабалоти С. Рассвет у Газданова? // Новый мир. 1996. № 11. С. 235-237.

404. Каверин В. О Добычине // Литературное обозрение. 1988. № 3. С.99.

405. Каргашин И. Антиутопия Леонида Добычина: Поэтика рассказов // Русская речь. 1996. № 5. С. 18 23.

406. Кибальник С. Г. Газданов и экзистенциальное сознание в литературе русского зарубежья // Русская литература. 2003. №4. С.52 72.

407. Кибальник С. Газданов и Набоков // Русская литература. 2003. №3. С.22 41.

408. Ким С. Жанровое своеобразие романов Г. Газданова 1030-х гг. // Проблемы неклассической прозы. М.: ТЕИС, 2003. С. 126 139.

409. Коваленко А. «Двоемирие» В. Набокова // Вестник Рос. ун-та дружбы народов. Сер.: Филология, журналистика. 1994. №1. С.93100.

410. Колобаева Л. Ирония в лирике Иннокентия Анненского // Филологические науки. 1977. №6. С. 25 36.

411. Конноли Дж. Загадка рассказчика в «Приглашении на казнь» В. Набокова // Русская литература XX века: Исследования американских ученых. СПб.: Петро РИФ, 1993. С.446 - 457.

412. Кормилов С. Сонеты Г. Иванова // Вестник Московского университета. Сер.9. Филология. 1997. №2. С.38 49.

413. Корнуэлл Н. Джойс и Россия. СПб.: Академический проект, 1998.

414. Королев С. Л. Добычин и поэтика примитивизма // Культура российской провинции: век XX XXI веку. Калуга, 2000. С. 191-195.

415. Красавченко Т. Экзистенциальный и утопический векторы художественного сознания Г. Газданова // Вестн. Ин-та цивилизации. 1999. Вып.2. С. 13-18.

416. Крейд В. Г. Иванов: Ранние влияния и литературные смыслы // Лики культуры: Альманах. Звучащие смыслы. М., 1996. С. 53 60.

417. Кузнецов И. Магия ошибок: Гайто Газданов как «исторический» писатель // Литературная газета. 1995. № 13. С. 4.

418. Кузнецов П. Утопия одиночества: Владимир Набоков и метафизика // Новый мир. 1992. № 10. С. 243 250.

419. Кузнецова Н. Творчество Георгия Иванова в контексте русской поэзии первой трети XX века: Автореф. дисс. .канд. филолог, наук. Магнитогорск, 1999.

420. Кукин М. Зримое и незримое в поэтическом мире последнего стихотворения В. Ходасевича // Начало: Сб. работ молодых ученых. М., 1993. Вып. 2. С. 157- 180.

421. Кулаков В. Лианозово (История одной поэтической группы) // Вопросы литературы. 1994. №8. С.З 45.

422. Кулаков В. О стихах JI. Кроповницкого. Барачная поэзия И. Хо-лина как классический эпос новой литературы // Новое литературное обозрение. 1998. №32. С. 202 207.

423. Кулаков В. По образу и подобию языка. Поэзия 80-х гг. // Новое литературное обозрение. 1998. №32. С.202 214.

424. Куликова Е. Петербургский текст в лирике В.Ф. Ходасевича («Тяжелая лира», «Европейская ночь»), Автореф. дис. канд. филолог, наук. Новосибирск. 2000.

425. Куликова С., Герасимова JI. Полидискурсивность романа «Доктор Живаго» // В кругу Живаго: Пастернаковский сборник: Stanford Slavic Studies. Volume 22 / Ed. by Lazar Fleishman. Stanford University, 2000. P. 123 155.

426. Культура русской диаспоры: саморефлексия и самоидентификация. Материалы международного семинара. Tartu, 1997.

427. Курицын В. Приглашение на жизнь: Юрий Живаго и Федор Го-дунов-Чердынцев // Урал. 1989. №6. С. 164 171.

428. Курский А. Римейк и кич: ирония в современном романе (Евг. Попов. Накануне накануне) // Вестник СамГУ. 1997. №3 (5). С.71.

429. Лаврин А. «Дар тайнослышанья тяжелый»// Ходасевич В. Собрание стихотворений. М.: Центурион. Интерпракс, 1992. С.5 26.

430. Лаврин А. Строгий талант // Юность. 1987. №1. С. 86 89.

431. Лало А. «Твердые мнения» В.В. Набокова // Диалог. Карнавал. Хронотоп. 1994. № 31. С. 140- 152.

432. Левин А. О влиянии солнечной активности на современную русскую поэзию. // Знамя. 1995. №10. С.218 -220.

433. Левин Ю. Биспациальность как инвариант поэтического мира Набокова// Russian Literature. 1990. №XXVIII. (1). С.45 124.

434. Левин Ю. Зеркало как потенциальный семиотический объект // Левин Ю. Избранные труды. Поэтика. Семиотика. М., 1998. С.564-569.

435. Левин Ю. Комментарий к поэме «Москва Петушки» В. Ерофеева. Грац; М.: Мартис, 1996.

436. Левин Ю. О поэзии Вл. Ходасевича // Левин Ю. Избранные труды. Поэтика. Семиотика. М., 1998. С.208-267.

437. Левин Ю. Об особенностях повествовательной структуры и образного строя романа Владимира Набокова «Дар» // Russian Literature. 1981. №IX. (2). С. 101 -229.

438. Лекманов О. Н. Гумилев и акмеистическая ирония // Русская речь. 1997. №2. С 13-17.

439. Лекманов О. Порыв и взрыв: В. Ходасевич и А. Белый (к анализу стихотворения «Перешагни, перескочи.») // Новое литературное обозрение. 1997. №27. С.274 276.

440. Линецкий В. «Анти-Бахтин» лучшая книга о Владимире Набокове. СПб., 1994.

441. Линецкий В. О пошлости в литературе, или Главный парадокс постмодернизма // Волга. 1997. № 11/12. С.179 190.

442. Липовецкий М. Апофеоз частиц, или Диалоги с хаосом: Заметки о классике, Вен. Ерофееве, поэме «Москва Петушки» и русском постмодернизме // Знамя. 1992. №8. С. 214 - 224.

443. Липовецкий М. Разгром музея: Поэтика романа А. Битова «Пушкинский дом» // Новое литературное обозрение. 1995. № 11. С.230 -244.

444. Магомедова Д. Символ «души» в «Тяжелой лире» В. Ходасевича // Филологические науки. 1990. №6. С. 17 22.

445. Мальмстад Д. В. Ходасевич и формализм: несогласие поэта // Русская литература XX в: Исследования американских ученых. СПб.: Петро-РИФ, 1993. С. 284 -301.

446. Мальмстад Д. Единство противоположностей. История взаимоотношений Ходасевича и Пастернака // Литературное обозрение. 1990. №2.С. 51-59.

447. Мандельштам Ю. Заметки о стихах: Георгий Иванов // Критика русского зарубежья: В 2 ч. М.: Олимп; ACT, 2002. 4.2. С.343 348.

448. Марданова 3. Фантазия в духе Гофмана: «Призрак Александра Вольфа» Гайто Газданова // Вестн. Ин-та цивилизации. 1999. Вып. 2. С. 59-68.

449. Марков В. О поэзии Георгия Иванова // Критика русского зарубежья: В 2 ч. М.: Олимп; ACT, 2002. 4.2. С.409 420.

450. Мартынов А. Федор Сологуб и Гайто Газданов // Вестн. Ин-та цивилизации. 1999. Вып. 2. С. 81-90.

451. Матвеева Ю. О «мистической атмосфере» в творчестве Г. Газданова // Дарьял. 1996. № 2.С. 106-119.

452. Матвеева Ю. Стилевая «незавершенность» и способы эстетического «завершения» в мире Гайто Газданова // XX век. Литература. Стиль. Екатеринбург, 1996. Вып. 2. С. 73-80.

453. Матвеева Ю. Экзистенциальное начало в творчестве Гайто Газданова//Дарьял. 2001. № 2. С. 146-179.

454. Мельников М. «Сквозь мировое уродство.»: «Распад атома» Г. Иванова // Литературное обозрение. 1993. №5. С.46 49.

455. Мзоков А. «Подлинно даровитый русский писатель.» // Библиография. 1995. № 3. С. 64-69.

456. Мзоков А. Гайто Газданов в Париже // Дарьял. 1992. № З.С.119-124.

457. Миллер JI. «Разговор, продленный эхом» // Вопросы литературы. 1999. №2. С. 21 -32.

458. Московская Д. В поисках Слова: «странная» проза 20-30-х годов //Вопросы литературы. 1999. № 6. С. 31-65.

459. Мочульский К. Гоголь. Соловьев. Достоевский. М.: Республика, 1995.

460. Мочульский К. Классицизм в современной русской поэзии // Критика русского зарубежья: В 2 ч. М.: Олимп; ACT, 2002. 4.2. С.4 -17.

461. Муравьев В. Предисловие // Ерофеев Вен. Москва Петушки: Поэма. Петрозаводск: АО «Карэко», 1995. С.5 - 16.

462. Набоков В. О Ходасевиче // Нева. 1996. №5. С.213 214.

463. Наумов А. Несчастливый домик // Литературная учеба. 1989. №4. С.148- 154.

464. Некрасов В. К вопросу о стихе // Новое литературное обозрение. 1998. №32. С.215 237.

465. Некрасов Вс. Как это было (и есть) с концептуализмом // Литературная газета. 1990. 1авг. № 31. С.8.

466. Немзер А. В поисках жизни: А. Битов. Статьи из романа // Урал. 1988. №9. С. 170-172.

467. Немзер А. Странная вещь, непонятная вещь // Новый мир. 1991. №11. С.243 249.

468. Нечипоренко Ю. Магия свидетельства // Знамя. 1998. № 4. С. 221-223.

469. Нечипоренко Ю. Мистерия Газданова: (К 95-летию со дня рождения) // Вестн. Ин-та цивилизации. 1999. Вып. 2. С. 35 40.

470. Нива Ж. Возвращение в Европу: Статьи о русской литературе. М.: Высшая школа, 1999.

471. Никоненко Ст. Секрет Газданова //Литературная учеба. 1996. № 5/6. С. 83 88.

472. Никоненко Ст. Писатель со странным именем // Газданов Г. Собр. соч.: В 3 т. М.: Согласие, 1999. Т. 1. С. 5 36.

473. Новиков М. «И я видел мир таким»: Проза как инструмент гадания // Литературное обозрение. 1994. № 9/10.С. 100- 103.

474. Новиков М. A view to kill: От Родиона Раскольникова к Винсенту Веге. Криминальный герой у Газданова // Вестн. Ин-та цивилизации. 1999. Вып. 2.С. 91-95.

475. Носик Б. Мир и дар В. Набокова: первая русская биография писателя. СПб.: Золотой век; Диамант, 2000.

476. Орлицкий Ю. «Для выражения чувств.»: Стихи Е. Л. Кропов-ницкого // Новое литературное обозрение. 1993. №5. С. 186 197.

477. Орлицкий Ю. Вторые Добычинские чтения // De visu. 1993. № 3. С.82.

478. Орлов В. На рубеже двух эпох // Вопросы литературы. 1966. №10. С.111-143.

479. Парамонов Б. Добычин и Берковский // Звезда. 2000. № 10. С. 214-218.

480. Перхина В. Правда душевно-духовного знания: Современники о В. Ходасевиче // Нева. 1996. №5. С.207 208.

481. Петрова Н. Трагическое и ирония в поэме Харта Крейна «На бракосочетание Фауста и Елены» // Трагическое и комическое в зарубежной литературе. Пермь, 1986. С. 69 76.

482. Писатель Леонид Добычин: Воспоминания. Статьи. Письма. СПб.: АОЗТ Журн. «Звезда», 1996.

483. Подуст О. Ранний Газданов: первооформление художественного мышления писателя: («Гостиница грядущего») 7/ Вестник Научно-практической лаборатории по изучению литературного процесса XX века. Воронеж, 1999. Вып. 3. С. 48 51.

484. Подуст О. Синтез культур в творчестве Г. Газданова // Проблема национальной идентичности в культуре и образовании России и Запада. Воронеж, 2000 . Т. 2. С. 137 142.

485. Подуст О. Художественное воплощение идеи движения в романе Гайто Газданова «История одного путешествия» // Проблема национальной идентичности в литературе и гуманитарных науках XX века. Воронеж, 2000. Т. 2. С. 199 202.

486. Пономарев Е. Распад атома в поэзии русской эмиграции. Г. Иванов и В. Ходасевич // Вопросы литературы. 2002. №4. С.49 81.

487. Пономарев Е. Соцреализм карнавальный. Василий Аксенов как зеркало советской идеологии // Звезда. 2001. №4. С.213-219.

488. Попов Е. Предисловие // Пригов Д. Слезы геральдической души. М.: Московский рабочий. 1990. С. 3.

489. Попов Е. Пригов: нагрудный знак «остмодернизма» // Театр. 1992. №1.С.122- 125.

490. Пронина Е. Фрактальная логика Виктора Пелевина // Вопросы литературы. 2003. №3. С.5 30.

491. Пурин А. Поэт эмиграции // Новый мир. 1995. №6. С.225 228.

492. Ранчин А. Еще раз о Бродском и Ходасевиче // Новое литературное обозрение. 1998. №32. С. 84 91.

493. Ранчин А. Реминисценции из стихотворений Пушкина и Ходасевича в поэзии И. Бродского // Русская литература. 1998. №3. С. 68 82.

494. Ратгауз М. 1921 г. в творческой биографии Ходасевича // Уч. зап. Тарт. ун-та. Тарту, 1990. Вып. 881. (Блоковский сборник 10. А. Блок и русский символизм: проблемы текста и жанра). С.117 129.

495. Рубинштейн JI. Что тут можно сказать. // Личное дело №. М.: В/О «Союзтеатр» СТД СССР, 1991.

496. Самохвалова В. Вячеслав Иванов и русский постмодернизм // Вопросы философии. 2001. №8. С.66 77.

497. Сарнов Б. Ларец с секретом. (О загадках и аллюзиях в русских романах В. Набокова) // Вопросы литературы. №3. 1999. С. 136 182.

498. Сарнов Б. Свою Россию он унес в дорожном мешке. // Лит. газета. 1997. №15. С. 12.

499. Северин И. Новая литература 70-80-х // Вестник новой литературы. 1990. №1.С.222-239.

500. Седакова О. Музыка глухого времени (русская лирика 70-х годов) // Вестник новой литературы. 1990. №2. С. 257 265.

501. Семенова С. Два полюса русского экзистенционального сознания. Проза Г. Иванова и В. Набокова-Сирина // Новый мир. 1999. №9. С. 184-205.

502. Семенова Т. Система повествования Г.И. Газданова. Автореф. дис. канд. фил. наук. СПб., 2001.

503. Сенчин Р. О «новом реализме» // Молодые писатели России. М., 2003. С.81 99.

504. Сергеева Е. Особенности словоупотребления в раннем творчестве Г. Иванова // Известия РАН. Серия литература и язык. 1996. Т.55. №4. С.62 66.

505. Синельников М. Родной Содом // Вопросы литературы. 1997. №4. С.245 276.

506. Синельников М. Хозяйство Ходасевича // Дружба народов. 1997. №12. С.193- 198.

507. Смирнов С. «Тумань. Тамань. Пустыня внемлет Богу». О Г. Иванове // Литература в школе. 1998. №6. С. 46 55.

508. Струве Г. Письма о русской поэзии // Критика русского зарубежья: В 2 ч. М.: Олимп; ACT, 2002. 4.2. С. 228 249.

509. Струве Г. Письма о русской поэзии. В. Ходасевич. Тяжелая лира //Нева. 1996. №5. С.210-211.

510. Струве Н. В. Ходасевич и В. Набоков // Струве Н. Православие и культура. М.: Христианское издательство, 1992. С.259 264.

511. Сухих И. У прозрачной стены. (1931. «Портрет»; 1935. «Город Эн» Л. Добычина) // Звезда. 2003. №8. С.224 233.

512. Терапиано Ю. О новых книгах стихов // Критика русского зарубежья: В 2 ч. М.: Олимп; ACT, 2002. 4.2. С.72 84.

513. Тименчик Р. Г. Иванов как объект и субъект // Новое литературное обозрение. 1995. №16. С. 341 348.

514. Тихомирова Е. Полет без иллюзий // Новый мир. 1994. № 10. С. 235 -237.

515. Топоров В. Набоков наоборот // Литературное обозрение. 1990. №4. С.71 75.

516. Третьякова Е. Современная ироническая проза: функции художественного заимствования: Автореф. дис. .канд. филол. наук. Ташкент, 1991.

517. Трофимова Е. Об иронии в современной русской поэзии // Филологические науки. 1998. N 5/6. С. 14 20.

518. Трубецкова Е. «Текст в тексте» в русском романе 1930-х годов: Автореф. дис. .кан. филол. наук. Саратов, 1999.

519. Тюпа В. Постсимволизм: теоретические очерки русской поэзии XX века. Самара: Изд-во Самарского муницип. ун та, 1998.

520. Федякин С. Газданов (1903-1971) // Литература русского зарубежья, 1920-1940. М.: Наследие, 1999. С. 214 232.

521. Федякин С. Ледяное одиночество: Материалы к творческой биографии Гайто Газданова // Независимая газета. 1996. 6 декабря. С.7.

522. Фидарова Р. Человек в философско-эстетической системе Гайто Газданова // Вестн. Ин-та цивилизации. 1999. Вып. 2. С. 46 49.

523. Филатов И. Поэтика игры в романах В.В. Набокова 1920 1930-х гг. и «Лекциях по русской литературе»: Автореф. дис. канд. филолог, наук. Тюмень, 2000.

524. Фомин С. «С раздвоенного острия». Поэтический диссонанс в творчестве В. Ф. Ходасевича // Вопросы литературы. 1997. №4. С.32 -45.

525. Фрумкина А. Предназначение и тайна // Новый мир. 1992. № 1. С.239 243.

526. Хадонова Ф. «Держался он вызывающе.»: Г. Газданов литературный критик // Литературное обозрение. 1994. № 9/10. С. 92-95.

527. Хансен-Лёве А. Эстетика ничтожного и пошлого в московском концептуализме // Новое литературное обозрение. 1997. №25.С.215 -245.

528. Хасин Г. Театр личной тайны. Русские романы В. Набокова. М.; СПб.: Летний сад, 2001.

529. Хмельницкая Т. «Вернуться в Россию стихами» // Литературное обозрение. 1993. №5. С.46 52.

530. Хугаев И. Возвращение Гайто // Дарьял. 1992. № 1.С. 177-195.

531. Цуканов А. Гамлетовский вопрос в постмодернизме // Знамя. 1997. №10 С. 217 -218.

532. Цховребов Н. Время собирать камни: Гайто Газданов в зеркале современной критики // Дарьял. 2000. № 2. С. 88 99.

533. Цховребов Н. Гайто Газданов: Очерк жизни и творчества. Владикавказ: Ир, 1998.

534. Цховребов Н. Зерно европеизма: Писатели «русского зарубежья»: Гайто Газданов // Дарьял. 1998. № 3. С. 84 101.

535. Цховребов Н. Марсель Пруст и Гайто Газданов // Вестн. Ин-та цивилизации. 1999. Вып. 2. С. 50 54.

536. Черчесов А. «Призрак Александра Вольфа»: метаморфоза как импульс творческого сознания // Вестн. Ин-та цивилизации. 1999. Вып. 2. С. 69-74.

537. Шабурова М. Традиции и новаторство в творчестве Газданова // Вестн. Ин-та цивилизации. 1999. Вып. 2.С. 55 58.

538. Шаховская 3. В поисках Набокова; Отражения. М.: Книга, 1991.

539. Шляхтина Е. «Звездой, сорвавшейся в ночи» // Библиотека. 1995. №8. С.64 66.

540. Шраер М. Набоков: Темы и вариации. СПб: Академический проект, 2000.

541. Шульман М. Газданов: тяжелый полет // Дружба народов. 1998. №9. С. 192 209.

542. Щеглов Ю. Заметки о прозе Леонида Добычина («Город Эн») // Литературное обозрение. 1993. № 7/8. С. 25 36.

543. Щербаков П. Газдановские чтения // Знамя. 2000. № 8. С. 238 -239.

544. Эпштейн М. Ирония стиля: демоническое в образе России у Гоголя // Новое литературное обозрение. 1995. №16. С. 129 147.

545. Эпштейн М. После карнавала, или Вечный Венечка // Ерофеев В.В. Оставьте мою душу в покое (Почти всё). М.: Изд-во АО «Х.Г.С.», 1995. С. 3-30.

546. Эпштейн М. Пустота как прием: слово и изображение у И. Кабакова // Октябрь. 1993. №10. С. 177 192.

547. Ямпольский М. Темнота и различие (по поводу эссе Ж. Делеза «Платон и симулякр») // Новое литературное обозрение. 1993. №5. С.57 -64.

548. Янечек Д. Минимализм в современной поэзии: Вс. Некрасов и другие // Новое литературное обозрение. 1997. №23. С. 246 257.

549. Янечек Д. Теория и практика концептуализма у Вс. Некрасова // Новое литературное обозрение. 1993. №5. С. 196 201.1.

550. Алексеев А. Литература русского зарубежья. Книги 1917-40-х г. Материалы к библиографии. СПб., 1993.

551. Козицкая Е. Цитата, «чужое» слово, интертекст: Материалы к библиографии // Литературный текст: проблемы и методы исследования: «Свое» и «Чужое» слово в художественном тексте: Сб. науч. тр. Тверь: Изд-во Твер. гос. ун-та, 1999. Вып.5. С. 186-216.

552. Краткая литературная энциклопедия. М.: Сов. энциклопедия, 1966. Т.З.

553. Руднев В. Словарь культуры XX века: Ключевые понятия и тексты. М.: АГРАФ, 1997.

554. Словарь литературоведческих терминов. М.: Просвещение, 1974.

555. Современная западная философия: Словарь. М.: Политиздат, 1991.

556. Современное зарубежное литературоведение (страны Западной Европы и США): концепции, школы, термины. Энциклопедический справочник. М.: Интрада ИНИОН, 1996.

557. Современный философский словарь. М.; Бишкек; Екатеринбург: Одиссей, 1996.

558. Философский энциклопедический словарь М.: Советская энциклопедия, 1983.