автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Мотив "Второго Пришествия Христа" в русской литературе XIX-XX вв.

Полный текст автореферата диссертации по теме "Мотив "Второго Пришествия Христа" в русской литературе XIX-XX вв."

На правах рукописи

БИРЮЗОВА Надежда Александровна

МОТИВ ВТОРОГО ПРИШЕСТВИЯ ХРИСТА В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ XIX - XX ВВ. (на материале произведений Ф. М. Достоевского, М. А. Булгакова, А. и Б. Стругацких, Б. Акунина)

Специальность 10.01.01. - русская литература

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Москва-2010

1 1 НОЯ 2010

004612685

Работа выполнена на кафедре русской и зарубежной литературы филологического факультета Российского университета дружбы народов.

Научный руководитель:

кандидат филологических наук,

доцент Якибова Дильбар Урунбековна

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук,

профессор Минералова Ирина Геннадьевна

Московский государственный педагогический университет

кандидат филологических наук,

доцент Нерезенко Наталья Александровна

Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова

Ведущая организация: Ставропольский государственный

университет

Защита состоится 19 ноября 2010г. в 15 час.

на заседании диссертационного совета Д.212.203.23

при Российском университете дружбы народов

по адресу: 117198, г. Москва, ул. Миклухо-Маклая, д. 6, ауд. 436.

С диссертацией можно ознакомиться в Учебно-научном информационном центре (Научной библиотеки) Российского университета дружбы народов по адресу: 117198, г. Москва, ул. Миклухо-Маклая, д.6

Автореферат диссертации размещен на сайте: httprwwvv.rudn.ru Автореферат разослан 18 октября 2010 г.

Ученый секретарь диссертационного совета кандидат филологических наук, доцент

А. Е. Базанова

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Для современного гуманитарного знания характерно повышенное внимание к мифопоэтикс. Среди ее тем тема Христа является вечной и непреходящей для всей русской и мировой литературы. В ряду мифологических мотивов мотив Второго Пришествия Христа занимает особое место, так как он позволяет приблизиться к метафизическим основам жизни, дает нравственные ориентиры, вершит суд над героями, помогает осознать острейшие проблемы современности, придает необходимую философскую и психологическую глубину повествованию.

Особое место этого мифологического мотива в структуре художественного произведения определяется его многоаспектным содержанием и устойчивым существованием на протяжении многих эпох. В ходе знакомства исследователей и читательской аудитории с вариациями мотива Второго Пришествия Христа внимание акцентируется как на распространенности и устойчивости мотива, так и на его ценностном характере. Этот мотив является эстетическим центром целого ряда произведений русской и мировой литературы. К разработке этого мотива в свое время обращались Ф. М. Достоевский, в XX - XXI вв. М. А. Булгаков, А. и Б. Стругацкие, Б. Акунин, А. Слаповский, Р. Бредбери, А. Нотомб и др.

Актуальность диссертационного исследования определяется тем, что тема работы является весьма важной и своевременной, так как находится в русле современных изысканий по методологии русской литературы, история которой в настоящее время по сути пишется заново, поскольку становится все более очевидным факт того, что без учета христианской идеи во всем ее объеме и глубине невозможно понять идейные и творческие пути писателей XIX и XX вв., специфику их мышления и творчества. Поэтому так важна задача изучения художественного произведения в контексте мифологии, православной культуры, Священного Писания.

Литературу по теме составили классические труды по теории мифа А. Н. Веселовского, Е. М. Мелетинского, А. Ф. Лосева, В. Я Проппа, Б. В. Томашевского, Вяч. Иванова, М. Элиаде, Л. С. Выготского, Б. М. Гаспарова и В. И. Тюпы. А также работы по творчеству Ф. М. Достоевского и М. А. Булгакова Г. С. Померанца «Открытость бездне. Встречи с Достоевским», Б. Н. Тихомирова «О «христологии» Достоевского», Н. М. Зернова «Три русских пророка. Хомяков. Достоевский. Соловьев», Т. А. Касаткиной «Характерология Достоевского. Типология эмоционально-ценностных ориентации», И. А. Кирилловой «Христос в жизни и творчестве Достоевского», И. Л. Волгина «Пропавший заговор. Достоевский и политический процесс 1849 г.», А. Б. Криницына «Исповедь подпольного человека. К антропологии Ф. М. Достоевского», Л. И. Сараскиной «Испытание будущим. Достоевский как участник современной культуры», Е. С. Твердисловы «Дьявольский мастер - «польский» Булгаков», Т. М. Вахитовой «Проблема власти в романе «Мастер и Маргарита», Е. А. Яблокова «Мотивы прозы Михаила Булгакова», Б. М. Сарнова «Каждому - по его вере (О романе Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита»)»,

з

И. С. Урюпина «Идея «живого» Бога в философии русского религиозного Ренессанса и в романе М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита», Б. В. Соколова «Тайна «Мастера и Маргариты». Расшифрованный Булгаков», А. Зеркалова «Евангелие М. Булгакова», А. М. Лобина «Десакрализация Евангельских сюжетов в современной массовой литературе», С. Переслегина «Скованные одной цепью». В перечисленных работах в творчестве Ф. М. Достоевского и М. А. Булгакова мотив Второго Пришествия упоминается в ряду других мифологических мотивов, однако он не становился объектом специального исследования.

Теоретическая и методологическая основа работы заключается в исследовании художественных произведений русской литературы XIX - XX вв. на основе сравнительного, историко-литературного, герменевтического, культурологического и мифологического литературоведения.

Научная новизна работы определяется следующими положениями:

- выбором материала: исследуется функционирование мифологического мотива Второго Пришествия Христа на материале русской литературы XIX -XX вв., который не являлся объектом специального исследования.

- кругом поставленных задач: в диссертации решается ряд проблем теоретического и историко-литературного характера (определяются философские, этические и психологические аспекты названного мифологического мотива, выявляются приемы его художественного воплощения, рассматриваются способы его существования в литературных, произведениях).

Объектом исследования стали художественные произведения Ф. М. Достоевского («Идиот», «Братья Карамазовы»), М. А. Булгакова («Мастер и Маргарита»), А. и Б. Стругацких («Отягощенные злом, или Сорок лет спустя»), Б. Акунина («Пелагия и красный петух»). Выбор данных произведений объясняется как хронологическим принципом, позволяющим проследить развитие этого мотива в динамике, так и степенью устойчивости присутствия его в данных текстах.

Предметом исследования является мифологический мотив о Втором Пришествии Христа в рецепции и творческой интерпретации писателей XIX -XX веков.

Целью исследования является анализ мифологического мотива Второго Пришествия Христа в художественных произведениях, его функционирование и трансформация.

Цель определяет задачи работы:

1. Выявить мотив Второго Пришествия в произведениях русских писателей XIX - XX вв., механизм его присутствия в художественных текстах, пути его трансформации и функциональной значимости.

2. Доказать актуальность мифологического мотива о Втором Пришествии в независимости от изменений историко-политического и культурно-эстетического контекста различных эпох.

3. Показать значимость мифологического мотива в генезисе литературных сюжетов, продемонстрировав, как мифологические образы, темы,

персонажи используются и переосмысляются в литературной традиции на протяжении определенных локально-временных стадий ее истории. Практическая значимость результатов исследования: результаты исследования могут быть использованы в лекционных и практических курсах по истории русской литературы XIX - XX вв., спецкурсах и семинарах.

Апробация работы: результаты исследования были представлены в виде докладов на научных конференциях и в публикациях.

Структура диссертации определена целью и задачами исследования. Работа состоит из введения, трех глав, заключения и списка использованной литературы. Список литературы насчитывает 261 источник.

СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ Во введении обосновывается выбор темы, определяется ее актуальность и новизна, характеризуется степень ее изученности, формулируются задачи и круг проблем решаемых в работе.

Исследовательская ценность выбранной темы объясняется, прежде всего, возросшим интересом к мифу и тенденцией к ремифологизации, наиболее ярко проявившейся в литературе в последние десятилетия. Миф позволяет выявить определенные модели и законы существования современного общества. К этой архаической форме, средоточию древней культуры, обращаются для того, чтобы с ее помощью определить духовный и культурный потенциал эпохи, ее нравственное состояние. Обращенность к мифу объясняется и тем обстоятельством, что мифологическая ментальность -постоянная составляющая в народном сознании, в поэтической фантазии, в идеологических и политических схемах. С течением времени под воздействием различного рода факторов мифы и мифологические мотивы трансформируются, варьируются, наполняются новыми смыслами.

Обращение к теме мифологического мотива подразумевает расшифровку самого понятия термина «мотив». Мотив в литературном произведении является важнейшим сюжетообразующим компонентом. Сам термин перешел в литературоведение из музыковедения, обозначая "наименьшую самостоятельную единицу формы музыкальной". Развитие произведения осуществляется посредством многообразных повторений мотива, а также его преобразований, введения контрастных мотивов. Как отмечает Л. В. Чернец, "мотивная структура воплощает логическую связь в структуре произведения"( Л. В. Чернец). По аналогии с музыкой, где данный термин - ключевой при анализе композиции произведения, поможет уяснить свойства мотива в литературном произведении: "его вычленяемость из целого и повторяемость в многообразии вариаций".

При рассмотрении этого понятия нельзя не обратиться к учению А. Н. Веселовского, который первым в отечественной фольклористике выявил суть и содержание мотива и дал ему теоретическое обоснование в работе "Поэтика сюжетов". Мотив у Веселовского выступал как основа "предания", "поэтического языка", унаследованного из прошлого. Согласно определению ученого, под мотивом следует понимать "простейшую повествовательную

единицу, образно ответившую на разные запросы первобытного ума или бытового наблюдения. При сходстве или единстве бытовых и психологических условий на первых стадиях человеческого развития такие мотивы могли создаваться самостоятельно и вместе с тем представлять сходные черты" (А. Н. Веселовский).

Мотив как единица повествования отмечена у Веселовского А. Н. и смысловой важностью: "Под мотивом я разумею формулу, отвечавшую на первых порах общественности на вопросы, которые природа всюду ставила человеку, либо закреплявшую особенно яркие, казавшиеся важными или повторявшиеся впечатления действительности" (А. Н. Веселовский). Веселовский считал мотивы простейшими формулами, определяя признаками мотива его образный одночленный схематизм (затмение, бой за невесту, борьба братьев за наследство и т. д.). Творчество, по Веселовскому, проявилось ,прежде всего в "комбинации мотивов", дающей тот или иной индивидуальный сюжет. В сюжете каждый мотив играет определенную роль : может быть основным, второстепенным, эпизодическим. Часто разработка одного и того же мотива в разных сюжетах повторяется. Многие традиционные мотивы могут быть развернуты в целые сюжеты, а традиционные сюжеты "свернуты" в один мотив.

Вслед за Веселовским Б. В. Томашевский определил мотив как "темы таких мелких частей произведения, которые уже нельзя более дробить"(Б. В. Томашевский). По Томашевскому каждое предложение обладает своим мотивом.

Однако положение Веселовского о мотиве как о неразложимой и устойчивой единице повествования было пересмотрено в 1920-е годы в работах В. Я. Проппа. "Конкретное растолкование Веселовским термина "мотив" в настоящее время уже не может быть применено", - писал Пропп, -"По Веселовскому мотив есть неразлагаемая единица повествования. Однако, те мотивы, которые он приводит в качестве примеров, раскладываются" (В. Я. Пропп). Пропп демонстрирует разложение мотива "змей похищает дочь царя", который распадается на 4 элемента, каждый из которых в отдельности может варьироваться. Также исследователь выдвигает возражения и по концепции Томашевского, утверждая, что в предложении может быть несколько мотивов, потому что мотив - это мельчайшая семантически значимая единица литературного произведения как такового.

Точку зрения Веселовского оспаривали и другие ученые. "Важно найти такое определение этого термина", - писал А. Бем, - "которое давало бы возможность выделить мотив в любом произведении, как глубокой древности, так и в современном". По мнению Бема, "мотив - это предельная ступень художественного отвлечения в простейшей словесной формуле" (А. Бем). В качестве примера ученый приводит мотив, объединяющий три произведения: "Кавказский пленник" Пушкина, "Кавказский пленник" Лермонтова и повесть "Атапа" Шатобриана, - это мотив любви чужеземки к пленнику; привходящий мотив : освобождение пленника чужеземкой, либо удачное, либо неудачное. И

как развитие первоначального мотива - смерть героини.

В новейших исследованиях учитываются концепции и Томашевского, и Проппа. Я. Ван дер Энг опрделяет мотив как "изменяющуюся повествовательную единицу, которая различным образом выражает свою семантическую функциональность по отношению к явлениям изображаемого мира, деталям действия, персонажам среды (Я. Ван дер Энг)».

Похожим образом, но без учета изменяемости мотив определяется в "Литературном энциклопедическом словаре": "Это устойчивый формально -содержательный компонент литературного текста", который содержит элементы символизации и имеет словесную или предметную закрепленность в самом тексте».

Авторы "Лермонтовской энциклопедии" правильно обращают внимание на повторяемость мотива в ряде фольклорных и литературных произведений. Похожего мнения придерживается В. И. Тюпа, отмечая, что "текстуальная манифестация мотива - повтор, - не только лексический, но прежде всего семантический", определяет мотив как "единицу художественной семантики, органичную клеточку художественного смысла" (В. И. Тюпа).

Особую сложность представляет выделение мотивов в литературе последних веков. Разнообразие мотивов, сложная функциональная нагрузка требует особенной скрупулезности при их изучении. В литературе разных эпох встречается и действенно функционирует множество мифологических мотивов. Постоянно обновляясь в разных историко-литературных контекстах, они вместе с тем сохраняют свою смысловую сущность, не смотря на то, что в современном литературоведении мотивы используются в разных методологических контекстах и с разными целями.

Первая глава «Мотив Второго Пришествия Христа в художественной структуре романов Ф. М. Достоевского» состоит из двух разделов.

В первом разделе «Значение темы Христа в романе «Идиот»

анализируются художественные образы князя Мышкина, Парфена Рогожина, Настасьи Филипповны в аспекте христологической проблематики. Устанавливается, что в философско-эстетической системе Достоевского христологический мотив играет важную роль, так как образ Христа является для писателя нравственным идеалом, воплощенным в его совершенной форме. Излюбленные идеи Достоевского о свободе человека, о самопожертвовании, спасении и нравственном воскресении связаны с образом Христа. Представление о Христе как о Богочеловеке, совмещающем в единстве своей личности две природы - Божественную и человеческую, является для Достоевского очень важным фактом. Если в Евангелии от Иоанна отсутствуют моменты человеческой слабости и испытаний Христа, в частности, эпизод искушения, тоски и одиночества в Гефсиманском саду, то Достоевский, сохраняя и даже укрепляя в «Идиоте» свое представление о Христе как о высшем идеале, в то же время в значительной мере приближает его к человеку.

Христос говорил о муке и ужасе - значит, сам испытал их. Для писателя Богочеловек Христос - в полной мере человек, то есть его человеческая

природа отягощена бременем всего того, что препятствует в ней самой осуществлению Христовой любви к людям. Но именно в том, по Достоевскому, и состоит совершенство Христа, что его воля к любви превозмогает все те преграды в самом человеке, которые порождены законами его собственного естества. И, как отмечает Н. Б. Тихомиров, лишь такой Христос становится « не только конечным идеалом человеческого развития, но - благодаря обнаружившемуся в нем (в эпизоде в Гефсиманском саду) «борению» - также и великим символом самого этого развития» (Н. Б. Тихомиров).

В романе «Идиот» прежде всего князь Мышкин воплощает в себе качества Христа. Само появление князя в начале романа вызывает аллюзию со сценой сошествия Христа к людям. Мышкин искренне желает помочь окружающим, однако его принимают за сумасшедшего, так же как и Христа считали проповедующим безумцем, смущающим толпу. Мышкин Достоевского - это сплошное чудо: «Он превосходит разум, недоказуем и требует веры». Однако князь порожден не только одним Святым Духом свыше. Он еще «выношен снизу, тоской русского грешника по святости» (Г. С. Померанц).

Сталкиваясь с непосильной проблемой изменить общество, в которое он попал, Мышкин теряет состояние радости и ощущения гармонии с миром. Болезнь, юродство и нарастающее безумие необходимы в истории Мышкина как крест в конце Евангелия. Г. С. Померанц отмечает, что «дух Христа невозможно отделить от его незащищенности, от его неузнанности как Христа. Люди, какие они ни есть, не могли не распять Христа. И всякое его подобие тоже обречено» (Г. С. Померанц). Как и его мифологический прототип, герой Достоевского испытывает те же тяготы : искушение, сомнение, страх, смерть. По мысли Достоевского, познать свою духовную сущность человек не может, не оказавшись в «ситуации бездны», ситуации выбора между Добром и Злом. Великий диалектик Ф. М. Достоевский показал, что нет только положительного или только отрицательного, эти начала сосуществуют и в мире, и в человеке, и на этом «мир стоит» (Ф. М. Достоевский).

Евангельская концепция Христа реализуется в романе и через образы Парфена Рогожина и Настасьи Филипповны, таким образом создается символическое триединство смысла. Черновики к роману, обнаруженные В. Мильдоном, свидетельствуют о прямых аналогиях этих образов с образом Христа, а также Настасьи Филипповны с образом кающейся Магдалины, Рогожина - с одним из разбойником, распятых вместе с Христом. Сцена братания Рогожина и Мышкина возле убитой Настасьи Филипповны и переживаемые ими страдания тождественны евангельским событиям на Голгофе. Измучив душу, утверждая свое «Я», Рогожин, по мнению В. Г. Одинокова, «возвел Мышкина на «Голгофу», вместе с тем «распяв» и себя, что очень символично для романа» (В. Г. Одинокое).

Важным звеном триединства оказывается Настасья Филипповна, олицетворяющая как идею греховности (образ Магдалины), так и идею христовой жертвы, добровольно избранную ею как акт сознательного выбора.

Нож, которым убивают героиню, уподобляется жертвенному ножу, сама Настасья Филипповна - агнцу на алтаре, а ее смерть - смерти Христа, необходимой для спасения человечества.

Во втором разделе первой главы «Роль мотива Второго Пришествия Христа в романе «Братья Карамазовы» анализируется глава «Легенда о Великом Инквизиторе», где Достоевский отчасти воспроизвел евангельский сюжет. Мотив Второго Пришествия здесь носит этико-философский характер, касающийся умозаключений Достоевского о двух возможных путях развития человечества, по которым оно может следовать в дальнейшем, и о категории выбора - позициях, обозначенных в ранее рассмотренном литературном тексте. Можно утверждать, что в анализируемом произведении писатель аккумулировал весь свой философско-публицистический опыт, сводящийся к следующим положениям:

1. В образе Великого Инквизитора персонифицирована идея абсолютной власти. Стремление к безусловному подчинению себе большинства приводит героя к трагическому одиночеству. Возможность утраты свободы выбора, нравственного и этического идеалов, уничтожение этических ориентиров оправдывается Великим инквизитором идеей «всеобщего блага» и «тихого счастья». Основными средствами для достижения поставленной цели, по мысли Великого Инквизитора, являются сила авторитета, чудеса и таинства.

Такие категории, как свобода выбора и свобода воли, важные для формирования личности, являющиеся показателем социальной и нравственной зрелости человека, по мнению Великого Инквизитора, обременительны для человека и только отягчают его земное существование. Р. Л. Бэлнеп отмечает: «Инквизитор полагает, что люди слишком слабы, чтобы соблюдать заповеди Христа, а, не соблюдая их, мучаются от сознания собственной вины и в результате не только вынуждены терпеть бесчисленные мучения в земной жизни, но и в будущем обречены на страдания» (Р. Л. Бэлнеп). И он, как представитель Бога на земле, как служитель Церкви, берет на себя миссию освободить людей от этих мучений, освободить от страданий при выборе, который они должны сделать по собственной воле.

2. Ф. М. Достоевский показывает необходимость движения человечества от рабства к свободе, «от своекорыстия к добролюбящему расположению души» (Б. Н. Тарасов), сохранению воли и выбора, совершаемых в акте свободного духовного напряжения. По мысли Ф. М. Достоевского, свобода мысли, совести и убеждений являются одним из фундаментальных прав человека. Ответственность предполагает наличие у человека чувства долга и совести, умения осуществлять самоконтроль и самоуправление. Сделанный человеком выбор, принятое решение означают, что человек готов взять на себя всю полноту ответственности, и даже за то, что он не смог предусмотреть. Неизбежность риска сделать «не то» или «не так» предполагает у человека наличие мужества, необходимого на всех этапах его деятельности: и при принятии решения, и в процессе его реализации, и особенно в случае неудачи.

Достоевский утверждает, что свобода как величайшая ценность человека есть и самый крупный камень преткновения, если она понимается как

разнузданность желаний, приводящих к рабской зависимости от похоти, денег и ложных авторитетов, а в конечном итоге - к самоуничижению. Подлинная же свобода заключается «в одолении себя и воли своей, так чтобы под конец достигнуть такого нравственного состояния, чтоб всегда во всякий момент быть самому себе настоящим хозяином». Поэтому для достойной жизни как отдельных личностей, так и целых народов необходимо, по мнению писателя, умение справиться с собственной свободой, перенаправить отрицательную силу мнимой свободы в жизнеутверждающую силу свободы действительной, направить ее центростремительно, альтруистически, к объединению с целым.

3. Христос в произведении Ф. М. Достоевского - это высшая трансцендентная сила, находящаяся над человечеством, чья власть действительно абсолютна, а копящийся в мире отрицательный духовный потенциал - есть следствие душевного мрака и эгоцентризма, губительного для человека. Христос в поэме побеждает силой ответной любви и состраданием к человечеству, примиряя и объединяя людей. Его безмолвный поцелуй, по мнению Г. М. Ребель, «это такой же знак «бесконечного сострадания» по отношению к вероотступнику , как прощальные ласковые и утешительные жесты князя, обращенные к убийце Рогожину» (Г. М. Ребель).

За этим удивительным ответом Христа стоит еще нечто большее, надежда на возрождение, как считает П. Е. Фокин. «Ситуация после поцелуя Христа кардинально меняется. Дверь темницы растворяется, и Христос выходит на волю. А Инквизитор остается внутри темницы. Двери тюрьмы открыты. Но сделать шаг к двери - значит последовать за Христом, пойти по Его пути, расстаться со «страшным и умным духом» (П. Е. Фокин). Достоевский знает, что иного пути нет. В «Великом Инквизиторе» Достоевский дал последнее свое толкование евангельских тем, и, возможно, оно является одним из наиболее близких к истине: путь человечества через искушение царством антихриста лежит в Царствие Христово. Всем своим творчеством Достоевский стремился предупредить человечество о ждущих его испытаниях и помочь выработать стратегию, а в публицистике своей - и тактику противостояния последним искушениям. Как считает Г. М. Фридлендер, «в исканиях, в борьбе и страдании человек эпохи цивилизации обретает ту внутреннюю силу, которая дает ему возможность очиститься духом, победить в себе и других «бесовское» начало, противопоставить «идеалу Содомскому» «идеал Христа». Залог этого исцеления в том, что оно сумеет победить «царство Ваала», построив на земле мирным путем, без насилия и принуждения, к которому призывает Великий Инквизитор, новый, более высокий «Золотой век» всечеловеческого духовного единения и братства» (Г. М. Фридлендер).

Во второй главе «Мотив Второго Пришествия Христа как объект эстетического осмысления М. А. Булгаковым в романе «Мастер и Маргарита» рассматривается роль, значение и место евангельского мотива в художественной системе романа, его развитие и трансформация, устанавливается связь с традицией Ф. М. Достоевского.

ю

Эпоха 20-30х гг. XX в. в России формировалась под влиянием величайшего исторического слома постреволюционной действительности. Великие научные открытия поколебали классические представления об устройстве мира и привели умы к парадоксальному выводу об исчезновении материи, что привело к кризису веры, который имел сокрушительные последствия для человеческого духа. Человек XX века все в большей степени стал испытывать на себе влияние безрелигиозных, а, следовательно, и безнравственных идей, сводящихся в конечном итоге к самоуправству и вседозволенности. Культ чувственных наслаждений, апология зла и смерти, своеволия личности, признание права на насилие, обернувшееся террором, уничтожение древнего культурного слоя общества, - все эти черты свидетельствуют о глубочайшем кризисе сознания общества начала века.

В такой исторической ситуации обращение к евангельскому мотиву становится призывом к сохранению таких нравственных ценностей, как совесть, свобода и разум. В новых исторических условиях мотив Второго Пришествия Христа у Булгакова приобретает иную трактовку. Вместо Спасителя в мир приходит Воланд, Князь Тьмы, Сатана. Воланд олицетворяет собой высший суд и высшую справедливость. Его явление вызвано необходимостью восстановить мировой баланс. Как замечает Г. А. Лесскис, «в Воланде тоже реализован замысел Господа Бога, Божественная истина, противостоящая нравственному релятивизму» (Г. А. Лесскис). На связь Воланда и Иешуа-Христа указывают некоторые детали, отмеченные в ранних редакциях романа. Б. В. Соколов отмечает, что вначале писатель дал Князю Тьмы имя Теодор, что в переводе с древнегреческого значит «божий дар».

Эта связь переходит и во внешнее сходство, некий прием зеркальной схожести, используемый Булгаковым. Например, под левым глазом у Иешуа был большой синяк, а у Воланда правый глаз оказался черным, а левый почему - то зеленый. У Га-Ноцри в углу рта - ссадина с запекшейся кровью, а рот Воланда был какой-то кривой. Кожа на лице Воланда темна, «как будто ее навеки сжег загар», что является прямым отождествлением с Иешуа, которого жгло на кресте солнце. Оба героя в разных ситуациях упоминают о владении разными иностранными языками, оба с живой любознательностью воспринимают все новое, хотя и Воланд, и Иешуа на самом деле все знают наперед и читают души встречающихся им людей с небывалой легкостью, предвосхищая слова и поступки.

Оба образа строятся по принципу сочетания земного и возвышенного, когда каждый из персонажей, в подтверждении идеи единства высших сил, отражает все перемены, происходящие друг с другом. В начальных ершалаимских главах Иешуа предстает перед нами измученным, надеющимся, избитым, распятым. В растерзанном голубом хитоне, с покрытой белой повязкой головой с ремешком вокруг лба. В конце романа - это уже воскресшая сила, вершитель судеб, белая фигура на лунной дорожке, так страстно ожидаемая Пилатом и так верно угаданная Мастером.

Воланд же, наоборот, в начале произведения предстает во всем своем великолепии, в дорогом сером костюме, в сером берете, лихо заломленном на

ухо, с любопытством и интересом оглядывающий на Патриарших окружающие дома. По уже в сценах перед балом ощущается его усталость и от собственной миссии, и от москвичей. Он предстает перед Маргаритой в ночной рубашке, «грязной и заплатанной на левом плече», а Гелла растирает мазью его больное колено. В заключительных главах романа Воланд, по словам В. В. Новикова, «выглядит утомленным, окончательно уставшим от борьбы со злом на земле, от тяжести людских преступлений. Он в какой-то степени становится типологически похожим на лермонтовского Демона, каким он показан в финале поэмы, когда властелин мира, царь природы, повержен, снова оказывается обреченным жить во мраке и не ведать ни света, ни любви» (В. В. Новиков).

Судьбу Мастера и Маргариты решает Га-Ноцри, однако выполнить это решение просит Воланда, что само собой подчеркивает взаимосвязь Бога и дьявола. Можно считать этот художественный прием влиянием идеи Достоевского о нерасторжимом единстве Добра и Зла. Воланд, как представитель сил Тьмы, приводит в исполнение решение, принятое Иешуа-Христом, олицетворяющим силы Света, что дает возможность сделать вывод о взаимозаменяемости метафизических сил. Такая диалектичность, по мысли М. А. Булгакова, связана с многоаспектностью человеческой личности, ее раздвоенностью и способностью откликаться на различные импульсы зачастую полярных человеческих качеств.

Мастер - один из важнейших героев романа, ощущает на себе силу высшей справедливости. Он существует в обособленном пространстве и создает произведение искусства, прислушиваясь к голосу Творца. В древности мастером называли того, кто удостаивался сопричастности с высшей властью и тайной. Трагедия героя - это трагедия и личности, и художника. Гений, Творец обречен на одиночество (прослеживается пушкинский мотив Пророка и его судьбы). Мастер отдает своему произведению всего себя, испытывая при этом и необычайный душевный подъем, и страсть исследователя, венцом чего становится воистину гениальный роман. Однако возвышенная и свободная мысль наталкивается на непреодолимое препятствие в лице политического и цензурного режима, царивших в России в 30-е гг. Роман Мастера оказывается не вовремя, не у дел и воспринимается критикой как кощунственный пережиток прошлого, антисоветская пропаганда, призыв к старым традициям и идеалам, в то время как в стране вовсю строится новый прекрасный мир, а созидаемая литература должна всеми силами этот новый мир поддерживать.

Однако помимо жестокой цензуры и политического догматизма в современном московском мире существует прочная, с невероятной скоростью развившаяся и упрочившаяся иерархическая система, отфильтровывающая «нежелательные» элементы. Четкая иерархия есть в возглавляемом Берлиозом МАССОЛИТе, в Театре Варьете, в клинике Стравинского. Мастер не принадлежит к могущественной иерархии литературного, окололитературного или надлитературного мира, и поэтому его удивительный роман не может увидеть свет.

Как замечает Б. В. Соколов, « в обществе, построенном на строгой партийной иерархии, Мастеру, совершенно не знакомому с политической конъюнктурой, в конце концов не остается места. Подобно Иешуа, хотя и бессознательный, но бунтарь против железных тисков иерархии, и потому обречен на гибель, как и мирный проповедник крамольной мысли о том, что «злых людей не бывает» (Б. В. Соколов). С. В. Филюхина отмечает, что таким людям, как Мастер, «увидевшим вечность, угадавшим истину», место «только в клинике для душевнобольных» (С. В. Филюхина). Потеряв мужество и волю к борьбе за истину, Мастер предает Иешуа, сжигая свой роман. Его великое дело доводит до конца Воланд, что означает закрытие пути к Свету для Мастера. Его удел - покой.

По пути к Свету идет Понтий Пилат. На последних страницах романа Воланд говорит о том, что трусость - самый тяжкий порок. Только после казни Иешуа Пилат понимает, что струсил. Аналогично развиваются и евангельские события, когда лишь смерть и воскресение Иисуса способствуют прозрению ранее не понимавших его учеников. Искупление совершено, но разрешается эта тайна в душе человеческой. Иешуа, носитель доброй воли, говорит Пилату о том, что человек может делать добро помимо и вопреки корыстным соображениям, ради самой идеи добра, из одного уважения к долгу или нравственному закону. Трагедия Пилата заключается в том, что власть, в лице ее конкретного исполнителя, по мнению Т. М. Вахитовой, существует между двумя главными потоками - юридическим законом, жестко регламентирующим поведением, и нравственностью, открытой началам совести, свободы и милосердию. Жизнь власть предержащего подчиняется, таким образом, сразу двум законодательствам, которые не согласуются между собой, противоречат друг другу, ввергая человека в трагический конфликт с миром, с самим собой. Трусость прокуратора - это своего рода движение по инерции, бессознательная попытка обойти неизбежность выбора между голосом совести и долгом (Т. М. Вахитова).

Булгаков заставляет Пилата, уже наверняка знающего о несправедливости самого суда, лично читать смертный приговор, и эпизод этот выполнен в поистине трагических тонах. В. В. Химич в своей работе «В мире Михаила Булгакова» пишет: « Помост, на который восходил Прокуратор, подобен лобному месту, на котором «незрячий Пилат» казнит себя, более всего боясь взглянуть на осужденных. Поэтические контрасты : высоты и низа, крика и мертвой тишины людского моря, противостояние ненавидимого города и одинокого Пилата, «сжигаемого отвесными лучами», - все это формирует предельное психологическое напряжение сцены, в которой Пилат стремительно движется к страшной минуте, тщательно пытаясь задержать провозглашение окончательного приговора» (В. В. Химич). Судьбоносный поступок , разрешающий ситуацию выбора, вводит героя в зону проживания трагической вины, в круг страшнейшего противоречия его с человеческим в себе. И солнечный свет и зной здесь становятся, по замечанию Э. Безносова, знаками гибнущего вместе с Иешуа мира (Э. Безносова).

Прокуратор, испытывающий тоску и ярость от вынесенного приговора бродячему философу, от невозможности справиться со своей трусостью, уже не тот гранитный оплот власти, который был до встречи с Иешуа. Однако внутренний судия, совесть в совокупности с нравственным началом, вовсе не удовлетворяется такого рода поступками и попытками оправдать собственное малодушие. В ночь после казни Пилату снится продолжение беседы с Иешуа. Он просит философа помянуть его там, на небесах и, заручившись его кивком, плачет и смеется от радости, надеясь, что казни все же не было. И не будет, потому что он, прокуратор в силах предотвратить это, даже ценой собственной карьеры. Понтий Пилат глубоко страдает целых «двенадцать тысяч лун». Он проживает состояние трагического катарсиса и тем самым достигает прощения.

В «Мастере и Маргарите» сохраняется, характерная для романа Ф. М. Достоевского «Идиот», система триединства персонажей, выраженная в соотношении Иешуа - Маргарита - Воланд. М. А. Булгаков показывает, что по силе духа персонажи равны. Героиня, как и Иешуа, только однажды делает выбор и выбор ее неизменен - любовь и верность. Маргарита достигает своей цели, она спасает любимого человека. А Воланд доводит до конца дело Мастера, спасая его роман.

Это триединство обнаруживается в героине еще и по-другому.

Во-первых, как и Настасья Филипповна у Ф. М. Достоевского, Маргарита М. А. Булгакова, как и евангельская Магдалина, - кающаяся и страдающая грешница (совершает прелюбодеяние и разрушает семью). Маргарита кается в своих ошибках и проходит мучительный путь от страдания к освобождению, к завершению той архиважной цели (верности человеческому в самой себе), за которой следует и прощение, и награда. Героиня не проявляет малодушия, не совершает предательства, она в ответе за каждый свой поступок и ни одно из совершенных действий не может назвать неразумным и отказаться от расплаты за каждое из них.

Во-вторых, Маргарита - Богородица, сошедшая в ад, чтобы спасти души человеческие (сцена бала у Воланда имеет явные аналогии со славянским переводом греческого апокрифа IV - V вв. «Хождение Богородицы по мукам»). Однако указание на сходство с Богородицей мы можем найти не только в эпизоде романа, но и в самом имени героини. Е. А. Яблоков говорит о том, что само имя «светлой» героини, чей образ содержит лунарную символику, в какой-то мере мотивирован фолыслорно-мифологически. Он замечает, что в народной традиции ряд сакральных женских образов оказывается генетически связан с Дианой: «Таковой является и в средневековом и в современном народном веровании Богородица, а рядом с ней на Западе Св. Маргарита, в Греции же (например, в Афинах) - Марина» (Е. А. Яблоков).

В-третьих, Маргарита - жертва, воплощение жертвенной любви, символичной христовой любви и христовой жертве. Услышав из уст Маргариты решение о прощении, Фрида крестом простирается на полу перед Маргаритой. Крест же в христианской культурной традиции , считает Булатов,

«есть символ страданий Иисуса Христа, символ жертвы, принесенной им ради людей. И лежащая крестом Фрида - есть символ, указывающий на жертву, принесенную Маргаритой ради грешной и страдающей человеческой природы» (М. О. Булатов). Жертва героини ни в коей мере не является следствием безвыходности сложившегося положения вещей или болезненного состояния личности, как в случае Настасьи Филипповны. Это осознанное решение, которому предшествует череда мучительных ожиданий, тоска и сомнения. Именно поэтому Маргарита, в отличие от Мастера, занимает в романе совсем уникальное положение. Она, как считает Б. В. Соколов, не имеет аналогов среди других персонажей, и тем самым Булгаков подчеркивает неповторимость любви героини к Мастеру (Б. В. Соколов).

Важным в художественной системе романа становится использование одного из самых сложных по своей структуре приемов, сходным с художественным приемом Ф. М. Достоевского. Он основан на перекрещивании контрастных персонажей - Исшуа и Понтия Пилата, Воланда и Мастера. Такой композиционный прием еще раз призван подчеркнуть диалектическое единство Добра и Зла, суть которого заключается во взаимодополнении. А с другой стороны, воплощает идею справедливости, функционирующей по принципу «действие-следствие-последствие». Страдания, выпавшие на долю героев, выступают как необходимое испытание, направленное на осознание и переосмысление собственной жизни и, как следствие, к покаянию.

Изобразив цепь человеческих грехов и страданий, М. А. Булгаков верен идее о том, что можно получить прощение, путь к которому лежит через осознание своей вины и ответственности не только за свои поступки, но и за мысли. Но если Ф. М. Достоевский верил в возможность осуществления высшего идеала на земле, верил в будущее разумное землеустройство, то в романе М. А. Булгакова такой уверенности нет. Высшая справедливость не осуществляется в пределах земного бытия, а переносится в метафизические сферы.

В третьей главе «Мотив Второго Пришествия как эстетическая единица в литературе XX - XXI вв.» анализируются художественные произведения А. и Б. Стругацких и Б. Акунина, в которых обнаруживается мотив, восходящий к евангельскому, рассматривается его бытование и трансформация.

В первом разделе главы «Роман А. и Б. Стругацких «Отягощенные злом, или Сорок лет спустя» показано, как в произведении использован мотив Второго Пришествия. Он не воссоздается, а создается заново как конкретно- историческая форма существования этого явления в новое время. А. и Б. Стругацкие используют мифологический мотив как устойчивую модель, готовую формулу для переосмысления современной действительности и глубоко проникают таким образом в суть явлений окружающего мира

Писатели-фантасты А. и Б. Стругацкие придерживаются классических традиций, воплощенных в идее ответственности человека за свою деятельность. Также находит свое дальнейшее продолжение и постулат о

необходимости страдания и душевного переживания для инициации к свету, к катарсису. При этом очевиден процесс десакрализации христианского идеала и нравственно-эстетических ценностей. В романе появляются три Христа вместо одного, разрозненные между собой во времени и пространстве. Это древнеиерусалимский Рабби, преисполненный воли божьей, Демиург советских 80-х годов, для которого радость и любовь кончились, и Учитель XXI в., созидающий Мастер. Разрушение системы ценностных ориентиров обосновывается им с точки зрения восприятия человека как микрокосма, отражающего весь мир (макрокосм). Любое изменение микрокосма сказывается на вселенских событиях по той причине, что метафизическая уникальность человека состоит в том, что он не только соединяет небо и землю, но и является проводником между мирами. Способность человека распоряжаться кодом Вселенной, заложенном свыше, определяет дальнейшую судьбу мира.

Давая новую интерпретацию мифологического мотива Второго Пришествия Христа, Стругацкие лишили его кульминационного момента Воскресения, суть которого- залог и начало нравственного обновления. Волю и свободный выбор люди обменяли на повседневные насущные блага. Они сознательно отказываются от воли и, следовательно, отвергают Воскресение и отворачиваются от Христа. Если же отрицается Бог, то в таком мире нет абсолютных ценностей. «Ничего существенного не произошло, все осталось по-прежнему и даже подвижек никаких не видно (Б. Стругацкий).

Детективная история Б. А кун и на «Пелагия и красный петух» создается на рубеже XX - XXI вв., когда на первое место начинает выходить и занимать прочные позиции массовая литература. Согласно сюжетной линии произведения, в самодержавной и православной России появляется человек, бродячий проповедник Эммануил, в котором узнают Христа не только обер-прокурор Святейшего Синода и лица духовного звания, но и среднестатистические обыватели. Однако судьба вернувшегося Спасителя -снова смерть, к которой приговаривает Эммануила обер-прокурор Победин. У Победина истовое служение идее очищения и просветления российского общества превращается в некую степень помешательства, в бесконтрольный фанатизм . Мысль Эммануила о том, что вера и закон живут в душе человека, что насильно принудить к вере невозможно, приводит Победина в ужас. Он считает, что дать человеку право выбора - преступление. Как и Великий инквизитор, Победин возлагает на себя миссию спасения от Христа, которого он провозглашает Антихристом. В результате Эммануил изгнан из России, а Россия лишена чуда Воскресения.

В христианской традиции Чудо Воскресения неразрывно связано с «идеей распятия Христа как искупительного акта, жертвоприношения, совершающегося промыслом Божьим» (А. М. Лобин). Эммануил-Христос остается жив, хотя угроза смерти постоянно довлеет над ним. Главная цель бродячего пророка - попасть в Иерусалим, куда герой спешит, чтобы восстановить справедливость, оправдать невинно приговоренного и занять его место на кресте.

Распятие Эммануила предотвращается действиями Победина, посылающего вслед герою наемных убийц. Арест и казнь новоявленного пророка может привлечь сочувствующие массы, и будет новое Воскресение, новое Чудо, которое Победину вовсе не надобно. Акунин показывает Второе Пришествие и нового Христа без распятия и Воскресения еще и потому, что для чуда необходима не только личность совершающего чудо, но и цель. Христос - Эммануил пришел, однако на рубеже ХХ-ХХ1 вв. нет места христовой жертве, так как не для кого этот подвиг совершать. Но воля Эммануила, которую никому не удается сломать - свидетельство изначальной внутренней гармонии, свидетельство преобладающего духовного начала. Писателю важно подчеркнуть это качество героя как волевой личностный компонент. Однако ни воля героя, ни чудо и Воскресение не нужны в обществе потребления, в которое превратился XX век.

В заключении подводятся итоги проведенного исследования и делаются следующие выводы:

Миф и мифологические мотивы продолжают функционировать в художественных произведениях русской литературы XIX - XXI веков. Современное искусство обнаруживает тенденцию к сохранению мифологического контекста как первоначального источника всей духовной культуры. Наиболее популярными для литературы оказываются библейские мифы и их комбинации, зачастую приобретающие характер «психологических схем, воспроизводимых и обретающих содержание в художественном творчестве» (А. В. Чернов).

В мифе о Втором Пришествии писателей привлекает исключительная личность Христа, в которой воплотились духовное совершенство и морально - этические ценности, необходимые человечеству.

В культурном пространстве XIX - XX вв. происходит трансформация мифа о Христе. В XIX веке Достоевский с помощью мифологического мотива предпринимает попытку заявить о наличии и неизбывности нравственных ценностей и гуманистических идеалов. В начале XX в. усиливается трагизм бытия, и сам мотив Второго Пришествия наполняется драматическим содержанием. Озвучивается мысль о неверии в достижение справедливости в пределах земного бытия. Личность трансформируется в «человека толпы», а справедливый суд переносится в метафизические сферы.

Во второй половине XX века эта мысль находит свое дальнейшее продолжение. Высший идеал любви и жертвенности, воплощенный в Воскресении, отвергается, как отвергается и сама потребность в чуде и таинстве. Сознание современников перестает вмещать в себя духовную реальность, основываясь только на рассудочном постижении мира. Однако тоска по абсолюту, по нравственным ориентирам сохраняется.

Основные положения диссертационного исследования были изложены в следующих публикациях:

I. Бирюзова Н.А. Не случайно калина красная... (К символике цвета в романе Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы») // Проблемы русской и

зарубежной литературы: сборник материалов студенческой научной конференции. -М., РУДН,2006,С. 14-18.

2. Бирюзова H.A. Цветовой парадокс Ф. М. Достоевского // Личность в межкультурном пространстве: сборник материалов межвузовской конференции. - М., РУДН, 2007, С. 8-14.

3. Бирюзова H.A. От образа к архетипу. Парфен Рогожин // «Вестник Российского университете дружбы народов». Серия «Литературоведение. Журналистика», № 3,2008. - С. 5-10.

4. Бирюзова H.A. Христологический мотив в романе Ф. М. Достоевского «Идиот // Опыты: Сборник научных статей аспирантов и студентов. Выпуск 3. - М., РУДН, 2008. - С. 19-26.

5. Бирюзова H.A. Проблема выбора в романе Булгакова «Мастер и Маргарита» // Опыты: сборник научных статей аспирантов и студентов. Выпуск 4. - М., РУДН, 2009. - С. 24-31.

6. Бирюзова H.A. Второе Пришествие в романе Б. Акунина «Пелагия и красный петух» // Опыты: сборник научных статей аспирантов и студентов. Вып. 5. -М., РУДН, 2010 (находится в печати).

Бирюзова Н. А. (Россия) Мотив Второго Пришествия Христа в русской литературе XIX - XX вв.

Диссертационное исследование посвящено выявлению мифологического мотива о Втором Пришествии Христа в литературном тексте и анализу его вариаций.

В работе акцент делается на распространенности, устойчивости и ценностном характере мотива, рассматриваются формы бытования мотива в литературных произведениях, определяется значимость мифологического мотива в генезисе литературных сюжетов независимо от изменений исторического, культурного и эстетического контекстов различных эпох.

Biryuzova N. A. (Russia) The Motive of the Second Coming of the Christ in Russian Literature of the XIX - XX-th centuries"

The present dissertational research is devoted to the revelation of the mythological motive about the Second Coming of the Christ in the literaiy text and the analysis of its variations. In the paper the accent is made on the prevalence, steadiness and the value nature of the motive; the forms of the motive occurrence in the literary works are considered; the importance of the mythological motive in the genesis of the literary plots irrespective of the changes in the historical, cultural and esthetic contexts of various epoch is defined.

Подписано в печать:

15.10.2010

Заказ № 4307 Тираж -100 экз. Печать трафаретная. Типография «11-й ФОРМАТ» ИНН 7726330900 115230, Москва, Варшавское ш., 36 (499)788-78-56 \vww.autoreferat.m

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Бирюзова, Надежда Александровна

ВВЕДЕНИЕ .2

Глава 1. МОТИВ «ВТОРОГО ПРИШЕСТВИЯ» В

ХУДОЖЕСТВЕННОЙ СТРУКТУРЕ РОМАНОВ Ф. М. ДОСТОЕВСКОГО.17

1.1. ЗНАЧЕНИЕ ТЕМЫ ХРИСТА В РОМАНЕ ИДИОТ ».26

1.2. РОЛЬ СЮЖЕТА « ВТОРОГО ПРИШЕСТВИЯ

ХРИСТА » В РОМАНЕ « БРАТЬЯ КАРАМАЗОВЫ ».51

Глава 2. МОТИВ «ВТОРОГО ПРИШЕСТВИЯ ХРИСТА» КАК ОБЪЕКТ ЭСТЕТИЧЕСКОГО ОСМЫСЛЕНИ В РОМАНЕ «МАСТЕР И МАРГАРИТА» М. А.

БУЛГАКОВА.74

Глава 3. МОТИВ «ВТОРОГО ПРИШЕСТВИЯ» КАК

ЭСТЕТИЧЕСКАЯ ЕДИНИЦА В ЛИТЕРАТУРЕ

РУБЕЖА XX - XXI ВВ.125

3.1. РОМАН А. И Б. СТРУГАЦКИХ «ОТЯГОЩЕННЫЕ ЗЛОМ, ИЛИ СОРОК ЛЕТ

СПУСТЯ».129

3.2. ДЕТЕКТИВНАЯ ИСТОРИЯ Б. АКУНИНА

ПЕЛАГИЯ И КРАСНЫЙ ПЕТУХ».143

Введение диссертации2010 год, автореферат по филологии, Бирюзова, Надежда Александровна

В русской и в мировой литературе для современного гуманитарного знания характерно повышенное внимание к мифе, ритуале, символе как наиболее ранним из известных воплощений нравственных ценностей.

Сама тенденция к ремифологизации наиболее ярко проявилась на рубеже ХЕК — XX вв., сопровождаясь оживлением романтической традиции. Своеобразной формой поэтического мышления стала мифология для В. Хлебникова, М. Волошина,. Сознательно - рефлективное отношение к мифу заметно и в поздней лирике Б. Пастернака, в прозе М. Булгакова и А. Платонова. Ведь миф, по причине своей метафоричности, является удобным языком описания вечных моделей личного и, общественного поведения; существенных законов социального и природного космоса, он позволяет «выйти» за социально — исторические и пространственно — временные рамки ради выявления «общечеловеческого» содержания.

По своей сути миф является стадией сознания, характерной для определенного исторического этапа, уходящего своими корнями* в глубокую древность. Наши предки, создавая мифы, старались передать знание о мире и о вещах в нем для будущих поколений. Их задачей было передать картину бытия и обозначить место человека в мире. В ритуалах, в создании с помощью мифов богов, которым поклонялись и у которых просили милости — заключалась область сакральных истин, связанная с высшей, реальностью. Главной целью каждого ритуала становилось всеобщее единение с божественной силой, с Мировой Душой, достижение религиозного экстаза.

Е. М. Мелетинский определяет мифопоэтическую эпоху как эпоху «первопредметов и перводействий : первый огонь, первое копье, первый дом и т. п., первые и потому парадигматические акты ритуальных действий, применение целебных средств, приемов.охоты, первые поступки, нравственно позитивные и негативные».1 А. Ф. Лосев в свою очередь указывает на то, что человеку, жившему в условиях первобытнообщинного строя вся природа -небо, воздух земля, море, подземный мир - представлялась «не чем иным , как одной огромной родовой общиной, населенной существами человеческого типа, находящимися в тех или иных родственных отношениях и воспроизводящими собой первобытный коллективизм первой в истории общественно — экономической формации. А это и есть не что иное, как мифология, зародившаяся на ранних ступенях первобытнообщинного строя».2

В мифах содержатся в зачаточном виде элементы будущего народного искусства, словесного и изобразительного, где проявляется прежде всего, как отмечает А. Ф. Лосев, естественная потребность человека искать объяснения для того, что его окружает : как возникла вселенная и как она функционирует, откуда произошел человек, каковы функции и взаимосвязи отдельных элементов мироздания.

Понятие "миф" - одно из наиболее многозначных в современном языке, употребляющееся х различной смысловой наполненностью в диапазоне от "вымысла" до "священной традиции, первородного откровения". В фундаментальном научном труде известного философа и историка М. Элиаде "Аспекты мифа" говорится-: "Трудно найти такое определение мифа,, которое было бы принято всеми учеными и в то же время доступно и неспециалистам. Миф есть одна из чрезвычайно сложных- реальностей культуры, и его можно изучать и интерпретировать в самых многочисленных и взаимодополняющих аспектах".3

А. Ф. Лосев называет миф "образом мира, явленным в слове», ведь человек видит и мыслит словами. Именно мифологическое осознание приближает невысказанное Слово к слову высказанному. Наиболее

1 Мелетинский Е. М. Поэтика мифа / Е. М. Мелетинский. - М.: Наука, 1976, с. 173.

2Лосев А. Ф Миф - Фольклор - Литература / - А. Ф. Лосев. - Л.: Наука, 1978, с. 210.

3 Элиаде Аспекты мифа / М. Элиаде - М.: Академический проект, 2000, с. 11. совершенный миф, известный нам в эмпирической обстановке - есть человеческая личность с ее именем, где личность понимается как вся совокупность глубинных возможностей человека, которыми он располагает и которые могут в нем проявиться. В мифе любое представление человека о мире есть сам мир. А раз мир и личность тождественны и неразличимы в мифе, то миф включает в себя все ступени вхождения мира в личность".4

В энциклопедическом словаре Ю. Б. Борева миф определяется как "древнее предание, донаучным образом освещающее коренные проблемы возникновения и существования мира, являющееся средством выражения народных воззрений, в том числе и религиозных, а также средоточием культуры древнего народа, духовным арсеналом его дальнейшего художественного, философского, культурного и экономического развития".5

Известный теоретик символизма Вяч. Иванов утверждает, что миф есть "образное раскрытие имманентной истины- духовного самоутверждения-народного и вселенского. С помощью мифа как мировоззренческой категории у автора появляется возможность высказать самые важные мысли, касающиеся наиболее сущностных сторон жизнеустройства".6 Обращение к мифу неизбежно в рамках символического миропонимания, так как только через миф могут явиться отблески высших реальностей в реальности жизненной. Миф дает возможность приблизиться к метафизическим основам жизни, позволяет полюбить жизнь саму по себе, воспринятую в ее мистическом измерении. Миф, считает Вяч. Иванов, "характеризуется множеством значений, которые живут в нем, он является объективной правдой о действительности. Ведь именно эту правду зачастую жаждет отобразить автор в своих произведениях".7

В литературной прозе XX в. воздействие мифопоэтического сознания, неосознанное воспроизведение мифологических мотивов и образов

Лосев А. Ф .Миф - Фольклор - Литература/ А. Ф. Лосев, с. 221.

3Борев Ю. Б.Эстетика. Теория литературы : Энциклопедический словарь терминов / Ю. Б. Борев. - М.:

Астрель», «АСТ», 2003, с. 250.

6 Иванов Вяч. Лик и личины России : Эстетика и литературная теория / Вяч.Иванов - М.: Искусство, 1995, с.

180.

7 Там же-с. 182. продолжает сохранять свое значение. Мифы были и остаются готовыми формулами для литературного творчества, не только утверждаясь в различных художественных жанрах и направлениях, но и проникая на все уровни художественного текста. Процесс обновления "старых" традиций или "повторения" спроса на тот или иной ранее выработанный творческой мыслью мотив, сюжет, образ обусловлен эволюцией эстетических идеалов.

Возродившийся в конце XX века интерес к мифу, как указывается в диссертационном исследовании И. Н. Зайнуллиной, проявляется в< пяти формах: " резко активизируется использование мифологических образов и мотивов, создаются многочисленные стилизации и вариации на темы, задаваемые мифом, интенсифицируется создание "авторских" мифов, мифологические традиции синтезируются? с новыми литературными тенденциями, мифотворчество- проникает во все сферы человеческой о деятельности". Новый миф* почти не связан с древним, он-не воссоздается, а создается заново как конкретно - историческая форма существования этого явления в новое время.

Подобная актуальность мифа связана с тем; что он является "вечным" способом художественного отражения человеческого бытия, "метафорой жизни". Основная причина тому - особая связь мифа с человеческим сознанием, с помощью которого человечество- пытается посредством устойчивых моделей и схем переосмыслить современную действительность, глубже проникнуть в суть явлений.

Историк и специалист по Древнему Востоку И. М. Дьяконов обратил внимание на идею, которая позволяет объяснить некоторые глубинные механизмы существования мифов в современности. Сущность этой теории, как отмечает И. А. Голованов, была впервые изложена английским нейрофизиологом И. С. Шеррингтоном и затем развита отечественным

8 ЗайнуллинаИ. Н.«Миф в русской прозе конца XX - начала XXI века /И. Н. Зайнуллина : автореферат дис. канд. филолог, наук -Казань, 2004, с. 13. психологом Л. С. Выготским.9 Она заключается в том, что количество поступающих в кору головного мозга сигналов превосходит возможность их полного словесного или изобразительного выражения. Современный человек, оперирующий огромным понятийным аппаратом, не в состоянии словесно передать то множество оттенков, которое воспринимает глаз на уровне эмоциональной информации и вынужден прибегать к ассоциативным приемам. Здесь обнаруживается глубокое сходство с искусством, с художественным творчеством, где с помощью художественного образа и различных изобразительно - выразительных средств компенсируются ограниченные возможности рационального описания состояния человека. Этим же объясняется тот факт, что искусство широко пользуется мифологическими образами для передачи сложных эмоциональных переживаний.

События^ уходящего XX века показали, что наука не может полностью вытеснить мифологию, так как наука не разрешает такие общие метафизические проблемы, как- смысл жизни, цель истории, тайна смерти, а мифология, претендует на их разрешение. Как отмечает Е. М. Мелетинский, миф вообще стремится объяснить, трудноразрешимые проблемы через более понятное и разрешимое. Главной целью- мифа- становится "поддержание гармонии личного, общественного, природного, поддержка и контроль социального и космического порядка. Познавательный пафос подчинен в мифе гармонизирующей-и упорядочивающей направленности на целостный подход, в котором нет места неупорядоченности и хаосу".10 В мифе превалирует пафос преодоления хаоса. Все это, по мнению Мелетинского, является причиной неполной» демифологизации, что обеспечивает "сохранение мифологической ментальности в народном сознании, в системах идеологических и политических и в поэтической фантазии, т. е. делает мифологию вечной и неизживаемой".11

С течением времени под воздействием различного рода факторов

9 Голованов И. А. Мифологические мотивы и образы в фольклорной прозе Урала, XX век : автореферат дис. канд. филолог, наук - Челябинск, 1998, с. 4.

10 Мелетинский Е. М.Поэтика мифа/ Е. М. Мелетинский, с. 5.

Там же-с. 6. мифы и мифологические мотивы трансформируются, варьируются, наполняются новыми смыслами. В произведениях, представляющих различные направления отечественной прозы рубежа XX -XXI вв. сам процесс мифологизации осуществляется по - разному, одни и те же мифологические мотивы получают совершенно разные интерпретации, что связано с поэтическим переосмыслением исторической действительности. В особенности эта связь и трансформация связаны с образом героя - демиурга и его появлением. Литературное произведение восходит к мифу - первопредку и остается генетически связанным с образом культурного героя, обладающим чертами демиурга, но в процессе современного бытования'наполняется новым, конкретно - историческим содержанием.

Мотив ■ в литературном произведении, является важнейшим сюжетообразующим компонентом. Сам термин перешел* в литературоведение из музыковедения, обозначая "наименьшую самостоятельную единицу формы музыкальной".12 Развитие произведения- осуществляется, посредством многообразных повторений мотива, а также его преобразований, введения контрастных мотивов. Как отмечает Л. В. Чернец, "мотивная структура воплощает логическую связь в структуре произведения".

По аналогии с музыкой, где данный термин - ключевой при анализе композиции произведения, поможет уяснить свойства, мотива в литературном произведении:' "его вычленяемость из целого* и повторяемость в многообразии вариаций".13

В литературоведении понятие "мотив'»1 использовалось для характеристики составных частей сюжета еще И: В., Гете и Ф. Шиллером. Также при, рассмотрении этого понятия нельзя не обратиться к учению А. Н. Веселовского, который первым в отечественной фольклористике выявил суть и содержание мотива и дал ему теоретическое обоснование в работе "Поэтика сюжетов". Мотив у Веселовского выступал как основа "предания",

12 Борев Ю. Б. Эстетика. Теория литературы : Энциклопедический словарь терминов / Ю. Б. Борев, с. 256.

13 Введение в литературоведение// Под ред. Л. В. Чернец. - М.: Высшая школа, 2006, с. 230 поэтического языка", унаследованного из прошлого. Согласно определению ученого, под мотивом следует понимать "простейшую повествовательную единицу, образно ответившую на разные запросы первобытного ума или бытового наблюдения. При сходстве или единстве бытовых и психологических условий на первых стадиях человеческого развития такие мотивы могли создаваться самостоятельно и вместе с тем представлять сходные черты".14

Мотив как единица повествования отмечен у Веселовского А. Н. и смысловой важностью : "Под мотивом я разумею формулу, отвечавшую на первых порах общественности на вопросы, которые природа всюду ставила человеку, либо закреплявшую особенно яркие, казавшиеся важными или повторявшиеся впечатления действительности".15 Веселовский'считал мотивы простейшими формулами, определяя признаками мотива его образный одночленный схематизм (затмение, бой- за невесту, борьба братьев за наследство и т. д.). Творчество, по Веселовскому, проявилось ,прежде всего в "комбинации мотивов", дающей тот или иной индивидуальный сюжет. В сюжете каждый мотив, играет определенную, роль : может быть основным, второстепенным, эпизодическим. Часто разработка одного, и того же мотива в разных сюжетах повторяется. Многие традиционные мотивы могут быть развернуты в целые сюжеты, а традиционные сюжеты "свернуты" в один мотив.

Вслед за-Веселовским Б. В. Томашевский определил мотив как "темы таких мелких частей произведения, которые уже нельзя более дробить".16 По Томашевскому каждое предложение обладает своим мотивом.

Однако положение Веселовского о мотиве как о неразложимой и устойчивой единице повествования- было* пересмотрено в 1920-е годы в работах В. Я. Проппа. "Конкретное растолкование Веселовским термина "мотив" в настоящее время уже не может быть применено", - писал Пропп, -"По Веселовскому мотив-есть неразлагаемая единица повествования. Однако, ыВеселовский А. Н. Историческая поэтика/ А. Н. Веселовский. - Л.: Художественная литература, 1940, с. 500.

15Там же - с. 494.

16 Томашевский Б. В. Теория литературы. Поэтика / Б. В. Томашевский. - М.: Аспект - Пресс, 2002, с. 71. те мотивы, которые он приводит в качестве примеров, раскладываются".17 Пропп демонстрирует разложение мотива "змей похищает дочь царя", который распадается на 4 элемента, каждый из которых в отдельности может варьироваться. Также исследователь выдвигает возражения и по концепции Томашевского, утверждая, что в предложении может быть несколько мотивов, потому что мотив - это мельчайшая семантически значимая единица литературного произведения как такового.

Точку зрения Веселовского оспаривали и другие ученые. "Важно найти такое определение этого термина", - писал А. Бем, - "которое давало бы возможность выделить мотив в любом произведении, как глубокой

152 древности, так и в современном". По мнению Бема, "мотив - это предельная ступень художественного отвлечения в простейшей словесной формуле". В качестве примера ученый приводит мотив, объединяющий три произведения : "Кавказский пленник" Пушкина, "Кавказский пленник" Лермонтова и повесть "Атала" Шатобриана, - это мотив любви чужеземки к пленнику; привходящий мотив : освобождение пленника чужеземкой, либо удачное, либо неудачное. И как развитие первоначального мотива - смерть героини.

В работе И. А. Голованова указывается на то, из каких элементов состоит структура мотива: "Мотив составляют, как правило, следующие элементы: субъект - центральный персонаж; объект, на который направлено действие; само действие ( чаще это функция героя ) или состояние; обстоятельства действия, определяющие локально - временные рамки и обозначающие способ действия".19

В новейших исследованиях учитываются концепции и Томашевского, и Проппа. Я. Ван дер Энг опрделяет мотив как "изменяющуюся повествовательную единицу, которая различным образом выражает свою семантическую функциональность по отношению к явлениям изображаемого

17Пропп В. Я.Поэтика фольклора / В. Я. Пропп.- М.: Лабиринт, 1998, с. 18.

Введение в литературоведение //Под ред. Л. В. Чернец, с. 233.

19Голованов И. А. Мифологические мотивы и образы в фольклорной прозе Урала, XX век / И. А. Голованов, с. 9. мира ( деталям действия, персонажам среды ) ».20

Похожим образом, но без учета изменяемости мотив определяется в "Литературном энциклопедическом словаре": "Это устойчивый формально - содержательный компонент литературного текста",21 который содержит элементы символизации и имеет словесную или предметную закрепленность в самом тексте».

Авторы "Лермонтовской энциклопедии" правильно обращают внимание на повторяемость мотива в ряде фольклорных и литературных произведений.22 Похожего мнения придерживается В. И. Тюпа, отмечая, что "текстуальная манифестация мотива - повтор, - не только лексический, но прежде всего семантический", определяет мотив как "единицу художественной семантики, органичную клеточку художественного смысла".23

Идеи'Тюпы- схожи с мыслью Б. Гаспарова, утверждавшего, что в роли мотива в произведении» может выступать "любой феномен, любое смысловое "пятно" - событие, черта характера, любой предмет, произнесенное слово, краска, звук и т. п.". Единственное, что определяет мотив, - это его "репродукция в тексте", так что в отличие от традиционного сюжетного повествования , где заранее более или менее определено , что можно считать," дискретными компонентами ("персонажами" или "событиями"), здесь не существует заданного "алфавита" - он формируется непосредственно в развертывании структуры и через структуру".24

Особую сложность представляет выделение мотивов в литературе последних веков. Разнообразие мотивов, сложная функциональная нагрузка требует особенной скрупулезности при их изучении. В литературе разных эпох встречается* и действенно функционирует множество мифологических мотивов. Постоянно обновляясь в разных историко

20 Ян Ван дер Энг Искусство новеллы. Образование вариационных рядов мотивов как фундаментальный принцип повествовательного построения / Ян Ван дер Энг // Русская новелла. - СПб.: 1993, с. 205.

2 Незванкина Л. К., Щемелева Л. М. Мотив / Л. К. Незванкина, Л. М. Щемелева // Литературный энциклопедический словарь. -М.: 1987, с. 230.

22Лермонтовская энциклопедия. - М.: Советская энциклопедия, 1981, с.290. иТюпа В. И. Тезисы к проекту словаря мотивов / В. И. Тюпа // Дискурс. - 1996, № 2, с. 52.

24Введение в литературоведение // Под ред. Л. В. Чернец, с. 234. литературных контекстах, они вместе с тем сохраняют свою смысловую сущность, не смотря на то, что в современном литературоведении мотивы используются в разных методологических контекстах и с разными целями.,

Процесс ремифологизации , стремительно развивающийся в XX в., был жизненно необходим и важен более, чем когда-либо, потому что связан с ситуацией кризиса и кризисного сознания современного человека. Ни одна эпоха не отмечена лишь гармонично развивающимися событиями, отсутствием внутренних или внешних конфликтов на любом уровне жизни. Однако одним из самых кризисных за все время существования человечества является именно XX век и начало XXI века как реакция на предшествующее.

Всеобщий кризис формирует ситуацию* кризисного сознания, ситуацию, когда человек оказывается г лишенным всякой духовной защиты перед лицом враждебно- измененного мироздания; появляется «человек массы». Он теряет цельность своего характера и личности; в< результате чего появляется масса обезличенных людей;

Из этих истоков произрастает моральный* эгоизм, отрицается» всякий долг, идущий* вразрез с собственными интересами и личной выгодой. Как считает Б. С. Рюриков, «вся эта система, мыслей и поступков основывается, прежде всего, на бездуховности, на отсутствии внутренних нравственных границ, являющейся, в конечном итоге, всеобщей для любого социума в целом. При отсутствии же этой границы, в душе каждого человека угасает божия искра, дарованная от рождения, и все мутное и низменное не очищается ни верой; ни-совестью».25

Путь выхода из глобального кризиса видится прежде всего в духовных возможностях человечества, в традициях гуманизма, в нравственных ценностях и путях их утверждения. «Только через развитие человеческих качеств и способностей можно добиться изменения-всей ориентированной на

23Рюриков Б. С. Ф. М. Достоевский и его роман «Братья Карамазовы» [Вступит, статья к роману Ф. М.

Достоевского «Братья Карамазовы»] / Б. С. Рюриков // Ф. М. Достоевский «Братья Карамазовы». - М.: Правда,

1991, с. 9. материальные ценности цивилизации и использование ее огромного потенциала для благих целей. Необходимо бороться за сохранение культурного наследия, развивать внутренние интеллектуальные способности, установить принцип ненасилия в межличностных отношениях». Необходима твердая нравственная основа для дальнейшего развития человечества, так как при ином расположении сил любое человеческое «я» ждет неминуемый распад в условиях общего разложения.

В литературной традиции, носительнице духовного и художественного наследия, такой основой можно считать миф, восходящий к Евангелию. Библия с ее сакральными текстами есть олицетворение древнейшего, нерушимого, вечного* идеала нравственности и духа. Я. Парандовский называл Библию «высочайшим* взлетом словесного искусства, являющего собой не-только Слово Божие, но и слово человека, наделенного художественным даром, осененного свыше благодатью».27

Доходя* до критической отметки, находясь на грани краха, человечество изобретало пути спасения, создавало новые ценности, искало мощный ориентир для* своего дальнейшего^ следования и неизменно приходило к Библии. Художники, композиторы, писатели различных эпох неоднократно использовали в своих произведениях библейские мотивы, чьей главной целью становилось поддержание гармонии личного, общественного, природного, поддержка и контроль социального и космического порядка, сохранение и преумножение культурного наследия, демонстрация возможностей человеческого духа, освобожденного от пороков.

Одним из наиболее популярных и значимых мифологических мотивов является мотив «Пришествия * Христа», а точнее, группа мотивов, состоящая из трех частей — Пришествие, жизнь и смерть Спасителя. Рассматриваются они в литературной традиции неразрывно, так как по сути

2бФилософия // Под ред. М. Н. Щербинина - Тюмень: изд-во Тюменского гос. ун-та, 2003, с. 482.

27 Парандовский Ян Алхимия слова. Петрарка. Король жизни / Ян Парандовский. - М.: Правда, 1990, с. 27. составляют неделимое целое, заключающее в себе истину о возможностях развития человеческого духа и человечества как такового.

Н. А. Бердяев считает, что человек проявляется прежде всего в созидании, выражая таким образом свою внутреннюю творческую энергию, образующую новую жизнь общества и мира; когда свобода духа и творчества подтверждают не только природную сущность человека, но и сверхприродную, одаренную свыше. С точки зрения философии, «индивид со своей способностью творить предстает как свободный, сверхприродный дух, микрокосм, творящий из ничего^ творящий не из природного мира; а из себя».28 Образ Христа и его жизнь — это не утопическая идея» о Царствии небесном, и не фантастическая история об отдельно взятой сильной личности, наделенной сверхспособностями; Это аллегория? возможного: претворения в жизнь; высшей точки человеческого развития1 путем аккумулирования и воспитания всех духовных сил индивида: Жизнь и смерть Спасителя? является предупреждением; суть которого состоит в том® что не следует покорять новые горизонты, выдумывая новые религии; культуры, искусства;, измерительные системы и т. д., пока еще до конца не познано и не расшифровано то, что уже находится» в поле зрения; Люди молились, о чуде, способном; изменить насущное состояние человеческого бытия и пространства. Когда же чудо было явлено, - его не заметили или не захотели заметить, уничтожили, осознали, ужаснулись и вновь принялись просить о несбывшемся:

Целью данной диссертационной работы является анализ произведений русских писателей, в которых присутствует мифологический мотив о «Втором Пришествии». Задачей? исследования! становятся; следующие положения:. ;

1. обнаружение этого мотива,.

2. механизм его присутствия в художественном тексте,

3. пути его трансформации и функциональной значимости в зависимости от

28 Бердяев А. Н. Духи русской революции / А. Н. Бердяев // Алексеев П. В., Панин А. В. Философия. - М.: Проспект, 2004, с. 519. ! задач, стоящих перед писателями,

4. доказать неизменную актуальность мифа, независимо от изменений историко - политического и культурно - эстетического контекстов различных эпох,

5. подчеркнуть значимость мифологических мотивов в генезисе литературных сюжетов, продемонстрировав, как мифологические образы, темы, персонажи используются и переосмысляются в литературной традиции на протяжении определенных локально - временных стадий ее истории.

Еще в 60 - 70-е гг. XIX века в произведениях Ф. М. Достоевского образ Христа становится главенствующим. Так писатель указывает на способ излечения общества от нравственного» недуга, охватившего все без исключения сословия России того времени. Недуг этот объяснялся с точки зрения болезни души, уставшей от равнодушия, жаждущей любви и спасения. Именно потому все художественное творчество Достоевского пронизано проповедью любви, отразившей в полной мере представление о Христе и Его великом гуманистическом учении. Ведь именно тому, кто откликается на беды и страдания ближнего, кто состраданием избавляет от отчуждения и всеобщего равнодушия, открывается высшая реальность. Как подчеркивает И. С. Урюпин, разум «бессилен постичь абсолют», никакие рациональные законы не способны объяснить всей сложности божественного замысла> о-мире. Понять это может лишь «главный», «сердечный» ум, о котором и писал Ф. М. Достоевский в своих произведениях, опираясь на личность Христа, способного этот «сердечный» ум в современниках пробудить.29

В XX веке М: А. Булгаков продолжает эту традицию, и опираясь на тысячелетний духовный опыт отечественной культуры, подхватывает ключевую для русского национального сознания идею сердечного горения, освещающего мир любовью. Булгаков воплощает образ Христа в персонаже

29Урюпин И. С. Идея «живого» Бога в философии русского религиозного Ренессанса и в романе М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита / И. С. Урюпин. - Елец: ЕГУ им. И. А. Бунина, 2005, с. 49. своего романа «Мастер и Маргарита», в Иешуа Га — Ноцри, который есть не что иное, как явленное сердце и истина в сердце. Именно благодаря такому подходу к смыслу своего существования человек и способен преодолеть свою рациональную ограниченность, победить самоуверенность разума, который преграждает путь к свету, и воспитать в себе сердечную глубину и доверие к своей душе, требующей добра и справедливости.

Сам прошедший трудный путь духовной борьбы с самим собой, преодолевший скепсис, колебания, освободившись от нигилизма и позитивизма, характерных для' XX в. , М. А. Булгаков пришел к выводу, что культивация рационального не только не приближает человечество к раскрытию загадок бытия, но1 только уводит от коренных духовно -мировоззренческих вопросов в область иллюзий. Б. М. Сарнов в своей работе приводит в пример высказывание М. А. Булгакова на эту тему : « Ошибочно думает интеллигенция, что русское просвещение и русская культура могли быть построены на атеизме; как духовном основании, с полным пренебрежением религиозной культурой личности и с заменой всего этого простым сообщением знаний: Человеческая личность» не есть только

О А интеллект». Поэтому в культурно? — философское сознание XX в. роман «Мастер и Маргарита» вошел как целостная художественная система, вобравшая, в себя идейно - смысловой и духовно - нравственный потенциал русской классической» литературы, ориентированной на непреходящие нравственно — этические ценности христианства.

Рубеж XX — XXI вв. ознаменовывается ситуацией не только мирового кризиса, но и кризиса российского общества как в плане переустройства социума, так и в плане кардинальной переорганизации культурных и духовных ценностей. В литературной традиции первое место занимает массовая литература, которая по большей части направлена на завоевание массового читателя, не затрагивающая глобальных проблем, требующих от читательской

30Сарнов Б. М. Каждому - по его вере (О романе Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита») / Б. М. Сарнов-М.: МГУ - Высшая школа, 2003, с. 36. аудитории сделать личностный выбор, принять какое- либо серьезное решение, чтобы'изменить что-то не только в самом себе, но и в окружающей среде в целом. Однако и в этот период евангельский мотив «Второго Пришествия» не теряет своей актуальности и звучит как никогда своевременно, находя отражение в творчестве А. и Б. Стругацких, в массовой литературе в произведении Б. Акунина. На рубеже веков мифологическая личность Христа осмысливается как надэпохальная универсалия, являющаяся, по мнению Г. — Г. Гадамера, «носительницей собственных, вненаучных истин», которые формируют великие духовные и нравственные силы жизни. И в. период всеобщей кризисной обстановки человечеству жизненно необходимо обратиться к «непреходящим, значимым ценностям, составляющим огромное п 1 духовное наследие» за многие века, чтобы удержаться от последнего шага, ведущего в Бездну.

Также при анализе литературных текстов мы получим подтверждение и тому, что образ Христа, в какую бы эпоху о нем ни заговаривали, олицетворяет собой живительный источник светлого, благодатного опыта, веры, надежды, любви, без которых жизнь оборачивается нравственной гибелью во, мраке мизантропии и себялюбия. Это особенно насущно для века XXI, где миф о Христе звучит как щемящая тоска по нравственной чистоте.

Гадамер Г. - Г. Актуальность прекрасного / Г. - Г. Гадамер. - М.: Искусство, 1991, с. 87.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Мотив "Второго Пришествия Христа" в русской литературе XIX-XX вв."

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В современной литературе процесс ремифологизации и интерес к мифопоэтическим мотивам продолжает расти, миф и мифологические мотивы функционируют на многих уровнях художественного текста.

Подобный интерес к мифу объясняется прежде всего тем, что при анализе многих образов, сюжетов и мотивов встает вопрос об их происхождении, что непременно приводит к поиску ответов в мифологии как «первотексте», архетипе литературного творчества. Ведь словесное искусство восходит к мифу, который; в свою очередь является первоначальным источником всей духовной культуры и содержит синкретическое ядро, религии и донаучных представлений.

Как отмечает А. Н. Веселовский, «мифы были и являются не только образным выражением религиозной мысли, но и готовыми формулами поэтического творчества, способными плодить новые образы и обобщения».312 Наиболее популярными мифологическими мотивами для литературы оказываются христианские, библейские мифы и их комбинации, обладающие свойствами вездесущности, приобретающие, по мнению А. В-Чернова, характер « психологических схем, бессознательно $ воспроизводимых и» обретающих о 1 "3 содержание в художественном творчестве». Одним из таких мотивов является мифологический мотив о Втором Пришествии Иисуса Христа.

Писателей привлекает исключительная личность Христа со своими исключительными поступками, личность, способная на, казалось бы, вовсе невозможные свершения с точки зрения разума. Образ спасителя так ярок и

312 Веселовский А. Н. Историческая поэтика/ А. Н. Веселовский. - Л.: Художественная литература, 1940, с. 82.

313 Чернов >А. В. Архетип «блудного сына» в русской литературе XIX в. / А. В. Чернов // Евангельский текст в русской литературе XIX - XX вв.: Цитата, реминисценция, мотив, сюжет, жанр. - Петрозаводск: изд-во ПетрГУ, 1994, с. 152. привлекателен потому, что являет собой воплощение духовного совершенства, сердечной чистоты , страдающей человечности. И этот образ, используемый на протяжении всего сюжетного развития в литературном произведении, будет не только действиями, но и именем своим, и самыми мельчайшими деталями воплощать гуманистические принципы- мировосприятия, утверждать морально — эстетический идеал, насущно необходимый для любого века. Ведь именно благодаря этим приметам человек остается человеком, сохраняя и укрепляя в себе нравственно — духовный потенциал как наследие высшей реальности;

Однако же помня о том, что-мифологический мотив есть формула поэтического творчества, мы понимаем и тот факт, что с течением веков или даже десятилетий содержание мотива может варьироваться; или полностью трансформироваться в соответствии с авторским замыслом;, наполняясь, новым смыслом, который считает; необходимым донести до нар писатель. Эти изменения напрямую зависят от социально - политической и исторической обстановки: в стране, которая, в свою очередь, оказывает влияние на сферы культуры и искусства; отражающие: насущные проблемы, и важнейшие вопросы; волнующие общество; Подобную/ трансформацию5 мифологического мотива: о Втором; Пришествии Христа мы в нашем диссертационном исследовании' можем- наблюдать на примерах исследуемых художественных текстов XIX — XX веков.

В XIX веке; мотив? Второго Пришествия? становится одним из эстетических центров- романов «Идиот» и «Братья Карамазовы» Ф. М. Достоевского;: Писатель таким образом создает второе пространство, эстетическое и, идеологическое; где он\ показывает свой идеал в воплощении образа Христа. Соприкосновение с идеалом освобождает человека от бытового сознания,, скользящего по поверхности; явлений и не способного проникнуть в их глубину, помогает излечиться от духовной пустоты и научиться« доверять,не только лишь неоспоримым фактам, но и обрести сердечный взгляд на мир.

Достоевский верит в будущее разумное поколение; способное преодолеть подлость и пороки современного писателю общества, взявши за образец личность Христа. Возвышенное, как считает И. Кант, оказывает определенного рода воздействие на человека, «поднимая и наши душевные силы над их обычным средним уровнем».3,4По мнению В; Казака, «литература показывает, как люди живут с учением Христа, как они его видят, воспринимают, что оно для них значит».315Ведь писатель постоянно подчеркивает, что основное, свойство подлинной, духовной любви, принесенной в мир Христом, заключается1 в ее бескорыстнойжертвенности; в полной самоотдаче: ради предмета1 любви; В противном же: случае,, как считает Б. Н. Тарасов, возникают ее «суррогаты;, выступающие в замаскированных формах чувственного эгоизма»;316

В начале- XX века в русской? литературе; усиливается? ощущение трагизма бытия. К этому располагает сама' эпоха, катастрофическое мироощущение: и. культуры, ш сознания; № драматическим? содержанием наполняется сам мотив Второго Пришествия. В романе М; Булгакова«Мастер и Маргарита» отражено неверие в достижение справедливости в пределах земного бытия. Вторично на землю вместо Христа является Воланд, а справедливый суд переносится; в метафизические сферы. Булгаковская- эпоха претерпевает изменения формы жизни, поведения- и представлений человека. Личность трансформируется в, «человека тол! гы» с ее комплексами и агрессивным единением. Происходит тотальная^ реорганизация; ценностных ориентиров, направленная на уничтожение внутренней совести, доблести и духовности, присущих каждой личности с:момента ее появленияша.свет.

Во второй1 половине XX века печальная мысль- Булгакова о невозможности построения гармоничного; общества и отречении от идеалов гуманизма находит свое продолжение в романе А. и Б. Стругацких

314 Кант И. Критика способности суждения / И. Кант. - М:: Искусство, 1994, с. 131. .

315 Казак В. Изображения Христа в русской литературе : от древности до конца XX века/ В; Казак. - Мюнхен, 1999, с. 280.

31бТарасов Н. Б. Отчет о виденном, слышанном и прочитанном [ Вступит, статья к «Дневнику, писателя: Избранные страницы» Ф. М. Достоевского] / Н. Б. Тарасов // Ф. М. Достоевский «Дневник писателя», с. 22.

Отягощенные злом, или Сорок, лет спустя». Высший идеал любви и жертвенности, воплощенные в Воскресении, отвергается, как отвергается и сама потребность в чуде и таинстве. Люди распадаются на осколки, расщепляется человеческое сознание безнравственной пропагандой лже — ценностей, возникают и начинают управлять человеком чуждые голоса. Самым печальным открытием, по мнению В. М. Акимова, становится- «утраченная человеческая цельность, равность человека самому себе».317Сознание современников перестает вмещать в себя духовную реальность в ее естественном виде, без каких — либо корректив извне, с субъективной оценкой, основываясь лишь на рассудочном постижении окружающей действительности и событий, в ней происходящих.

В конце XX века происходит процесс некоего возвращения к истокам, к мысли Ф. М. Достоевского* о возможности светлого разума человечества в земных пределах. Б. Акунин и его детективная история» «Пелагия* и • красный петух» возвращают нас к гуманистическим, идеям века ушедшего. Автор напоминает о существовании, иного пространства, в котором каждое явление земной реальности1 имеет свой аналог, в котором, по словам'А. В. Злочевской, «разоблачаются обманы и все, обнаруживая свою духовную сущность,

5 1 О предстает в настоящем- обличии». Бессмысленности, пошлости, жестокости, разнообразного рода немотивированным^ случайностям^ действительности исторической всегда будет противопоставлена личность высшего порядка как представительница наднебесногог пространства, где все происходящее обусловлено внутренней логикой и нравственно осмысленно.

317 Акимов В. M. Свет художника, или Михаил Булгаков против Дьяволиады / В. M. Акимов, с. 18.

318 Злочевская А. В.Парадоксы зазеркалья в романах Г. Гессе, В. Набокова и M. Булгакова/ А. В. Злочевская, с. 211.

Список научной литературыБирюзова, Надежда Александровна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений. В 30 т. / Ф. М. Достоевский. Л.: Наука, 1973, т. 8. - 511 е.; 1976, т. 14. - 510 е.; 1976, т. 15. - 623 е.; 1985, т. 28 (2). - 616 с.

2. Булгаков М. А. Собрание сочинений. В 8 т. / М. А. Булгаков СПб.: Азбука-классика, 2002, т. 5. - 608 с.

3. Стругацкие А. Н., Б. Н. Собрание сочинений. В 10 т. / А. Н., Б. Н. Стругацкие. — М.: Текст, 1994, т. 10. 495 с.

4. Акунин Б. Пелагия и красный петух : в 2 кн. / Б. Акунин. М.: ООО «Изд-во ACT», 2003.1. «А. Пушкин критик» -М., Советская Россия, 1978, 669 с.

5. Аверинцев С. С. Образ Иисуса Христа в православной традиции : Сб. ст. / С. Аверинцев. Связь времен. Собрание сочинений. Киев: ДУХ I Л1ТЕРА,2005. - С. 150 - 168.

6. Агеносов В. В. Трижды романтический мастер. Проза М. Булгакова // Литература народов России XIX XX веков: Учебное пособие - М.: Просвещение, 1995. - 336 с.

7. Акимов В. М. Свет художника, или Михаил Булгаков против Дьяволиады / В. М. Акимов. М.: Народное обозрение, 1995. - 53 с.

8. Алексеев П. В., Панин А. В. Философия / П. В. Алексеев, А. В. Панин. М. : Проспект, 2004. - 608 с.

9. Альтман М. С. Достоевский по вехам имен / М. С. Альтман. -Саратов: Изд-во Саратовского университета, 1975. 280 с.

10. Афанасьев А. Н. Народ художник : Миф. Фольклор. Литература / А. Н. Афанасьев. - М.: Сов. Россия, 1986. - 367 с.

11. Афанасьев А. Н. Происхождение мифа. Статьи по фольклору, этнографии и мифологии / А. Н. Афанасьев. М.: Индрик, 1996. - 640 с.

12. Афонин В. И. (прот. Василий) Религия и А. С. Пушкин / В. И. Афонин (прот. Василий). Невинномысск : ЗАО "Невинномысская городская типография", 1999. - 128 с.

13. Баландин А. И. Мифологическая школа в русской фольклористике / А. И. Баландин. М.: Наука, 1988. - 223 с.

14. Бардасова Э. В. Концепция, «возможных миров» в свете эстетического идеала писателей фантастов А. и Б. .Стругацких: автореферат дис. . кандид. филолог, наук / Э. В. Бардасова. - Казань: изд-во Казанского ун-та, 1995. - 22 с.

15. Барков А. Н. Роман Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита» : Альтернативное прочтение / А. Н. Барков. М.6 Локид — Миф, 2000. - 576 с.

16. Бахтин М. М. Автор и герой : К философским основам гуманитарных наук / М. М. Бахтин. СПб.: "Азбука", 2000. - 336 с.

17. Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества / М. М. Бахтин. М.: Искусство, 1979. - 424 с.

18. Бачинин В. А. Достоевский : метафизика преступления / В. А. Бачинин. СПб.: изд-во Петербургского ун-та, 2001. - 408 с.

19. Безносов Э. Принадлежит вечности Вступит. Статья к роману М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита». / Э. Безносов // М. А. Булгаков

20. Мастер и Маргарита» М.: ООО «Издательство ACT» : Издательство «Олимп», 1999. - С. 5 - 16.

21. Белобровцева И., Кульюс С. Роман М. Булгакова «Мастер и Маргарита». Комментарий / И. Белобровцева, С. Кульюс. М.: Книжный Клуб 36.6, 2007. - 496 с.

22. Белов С. В. Петербург Достоевского / С. В. Белов. СПб.: Изд-во "Алетейя", 2002. - 372 с.

23. Бердяев Н. А. Миросозерцание Достоевского / Н. А. Бердяев. М.: Высшая школа, 1993. - 368 с.

24. Бердяев Н. А. Философия свободы. Смысл творчества / Н. А. Бердяев. М.: Правда, 1989. - 607 с.

25. Бердяева О. С. Проза Михаила Булгакова / О. С. Бердяева. -Великий Новгород: Новгородский гос. ун-т, 2002. 172 с.

26. Библия М.: Российское библейское общество, 2002. - 320 с.

27. Боборыкин В. Г. Михаил Булгаков / В. Г. Боборыкин. М.: Просвещение, 1991. - 208 с.

28. Богданов К. А. Повседневность и мифология : Исследования по семиотике фольклорной действительности / К. А. Богданов. СПб.: Искусство - СПб., 2001. - 438 с.

29. Борев Ю. Б. Эстетика. Теория литературы : Энциклопедический словарь терминов / Ю. Б. Борев. М.: «Астрель», «АСТ», 2003. - 575 с.

30. Боссарт А. «Прогноз» / А. Боссарт // Огонек. 1989, № 52. - С. 17 -20.

31. Бочаров С. Г. Бахтин-филолог : книга о Достоевском / С. Г. Бочаров // Вопросы литературы. 2006, № 2. - С. 48 - 67.

32. Бочаров С. Г. Сюжеты русской литературы / С. Г. Бочаров. М.: Языки русской культуры, 1999. - 632 с.

33. Бритиков А. Ф. Русский советский научно фантастический .роман / А. Ф. Бритиков. - Л.: Наука, 1970. - 448 с.30: Бродский М. А. Библейские мотивы в романе М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита / М. А. Бродский. М.: РГДБ, 1996. - 44 с.t

34. Буданова Н. Ф. Достоевский и Тургенев. Творческий диалог / Н. Ф. Буданова. Л.: Наука, 1987. - 196 с.

35. Буданова Н. Ф. Достоевский о Христе и истине / Н. Ф. Буданова // Достоевский. Материалы и исследования. СПб.: 1992, т. 10. - С. 21 - 29.

36. Булатов М. О. Вечность Зла и бессмертие Добра: Нравственно — философское содержание романа М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита / М. О. Булатов. Махачкала: ДНЦ РАН; 1999. - 157 с.

37. Быков Д. Последний русский классик / Д: Быков // Огонек 2002 , №28. -С. 52-541

38. Бэлза И. Ф. Генеалогия «Мастера1 и Маргариты» / И. Ф. Бэлза. М.: «Контекст - 1978», 1978. - 280 с.

39. Бэлнеп Р. Л. Генезис романа «Братья Карамазовы / Р.' Л. Бэлнеп. -СПб.: Академический проект, 2003. 264 с.

40. В мире фантастики : Сб. статей и очерков о фантастике // Сост. А. Кузнецов. — М.: Молодая гвардия, 1989. 238 с.

41. Варламов А. Н. Михаил Булгаков /А. Н. Варламов.-М., Молодая гвардия, 2008. 840 с.

42. Васильев Б. А. Духовный путь Пушкина / Б. А. Васильев. М.: Sam & Sam, 1995.-360 с.

43. Вахитова Т. М: Проблема власти в романе «Мастер и Маргарита» / Т. М. Вахитова // Творчество Михаила Булгакова. Исследования,и материалы. Кн. 2 СПб,: Наука, 1994. - С. 74 - 90.t

44. Вахтель Э. "Идиот" Достоевского. Роман как фотография / Э.

45. Вахтель // НЛО. 2002, № 57. - С. 126 - 143.i ч

46. Введение в литературоведение // Под ред. JI. В. Чернец — М.: Высшая школа, 2006. 463 с.

47. Веселовский А. Н. Историческая поэтика / А. Н. Веселовский. JL: Художественная литература, 1940. - 648 с.

48. Виролайнен М. Н. Речь и молчание : сюжеты и мифы русской словесности / М. Н. Виролайнен. СПб. : Амфора, 2003. - 503 с.

49. Волгин И. Л. Пропавший заговор. Достоевский и политический процесс 1849 г. / И. Л. Волгин. М.: Либерея, 2000. - 703 с.

50. Волгин И. Л. Родиться в России. Достоевский и современники : жизнь в документах. / И. Л. Волгин. — М.: Книга, 1991. 605 с.

51. Володихин Д. Аркадий Натанович Стругацкий, Борис Натанович Стругацкий / Д. Володихин // Энциклопедия для детей. М.: Аванта Плюс , 1999, т. 9, ч. 2.-С. 543 -550.

52. Вулис А. 3. Роман М. Булгакова «Мастер и Маргарита» / А. 3. Вулис. М.: Художественная лит-ра, 1991. - 222 с.

53. Вундт В. Миф и религия / В. Вундт. М.:ЭКСМО - СПб.: Terra Fantastica, 2002. - 864 с.

54. Габдуллина В. И. Евангельская притча в авторском дискурсе Ф. М. Достоевского : автореферат дис. . д-ра филолог, наук. — Томск, 2009. 43 с.

55. Гаврюшин Н. К. Литостротон, или Мастер без Маргариты : ( О нравственных идеалах романа М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита» / Н. К. Гаврюшин // Вопросы литературы. 1991, № 8. - С.75 - 88.

56. Гадамер Г. Г. Актуальность прекрасного / Г. - Г. Гадамер. - М.: Искусство, 1991. - 367 с.

57. Галинская И. Л. Загадки известных книг / И. Л. Галинская. М.: Наука, 1986. - 128 с.

58. Галкин А. Б. Образ Христа в творческом сознании Ф. М. Достоевского : автореферат дис. . канд. филолог, наук / А. Б. Галкин. М.: Моск. гос. пед. ун-т, 1992. — 16 с.

59. Гаспаров Б. М. Литературные лейтмотивы : Очерки русской литературы XX века / Б. М. Гаспаров. М.: Наука, 1994. - 303 с.

60. Гроссман Л. П. Достоевский / Л. П. Гроссман. М.: Молодая гвардия, 1965. - 605 с.

61. Гудков Л. Д. Массовая литература как проблема. Для кого? / Л. Д. Гудков // НЛО. 1996, № 22. - С. 78 - 101.

62. Гуревич Г. Беседы о научной фантастике / Г. Гуревич. М.: Просвещение, 1991. - 158 с.

63. Гуревич П. С. Философия культуры / П. С. Гуревич. М.: Аспект-Пресс,1994. -315 с.

64. Дмитриев А. В. Неомифологизм в структуре романа В. Пелевина : автореферат дис. . канд. филолог, наук / А. В. Дмитриев. — Волгоград, 2002. — с.

65. Доманский Ю. В. Архетипические мотивы в русской прозе XIX в. : автореферат дис. . канд. филолог, наук — Тверь, 1998. 20 с.

66. Дубин Б. «Читатель в обществе зрителей» / Б. Дубин // Звезда. -2004, №5. -С. 168-178.

67. Епифанович С. Л. Преп. Максим Исповедник и византийское богословие / С. Л. Епифанович. Киев, 1915. - 250 с.

68. Ермилова Г. Г. Тайна князя Мышкина / Г. Г. Ермилова. — Иваново: изд-во ИГУ, 1993.- 129 с.

69. Ермолин Е. А. Миф и культура / Е. А. Ермолин. Ярославль: Александр Рутман, 2002. - 124 с.

70. Есаулов И. А. Категория соборности в русской литературе / И. А. Есаулов. — Петрозаводск : изд-во Петрозаводского Университета, 1995. 288 с.

71. Есенков В. Н. Рыцарь, или Легенда о Михаиле Булгакове / В. Н. Есенков. М.: «Классика плюс», «Зодчий - К», 1997. - 800 с.

72. Еськов К. Ю. История Земли и жизни на ней : От хаоса до человека / К. Ю. Еськов. М. : Изд-во НЦ ЭНАС, 2004. - 312 с.

73. Зайнуллина И. Н. Миф в русской прозе конца XX начала XXI в. : автореферат дис. . канд. филолог, наук - Казань, 2004. -21 с.

74. Зелянская Н. Л. Творчество ф. М. Достоевского 40 — 50 -х годов XIX века : автореферат дис. . д-ра филолог, наук . Новосибирск, 2009. -43 с.

75. Зеркалов А. Евангелие Михаила Булгакова. Опыт прочтения ершалаимских глав романа1 «Мастер и Маргарита» / А. Зеркалов. М.: «Текст», 2006. - 192 с.

76. Зеркалов А. Этика Михаила Булгакова / А. Зеркалов. М.: «Текст», 2004. - 240 с.

77. Зернов Н. М. Три русских пророка. Хомяков. Достоевский. Соловьев / Н. М. Зернов. М.: "Московский рабочий", 1995. - 214 с.

78. Злочевская А. В. Парадоксы зазеркалья в романах Г. Гессе, В. Набокова и М. Булгакова / А. В. Злочевская // Вопросы литературы. — 2008, №2. -С.201-221.

79. Иванов Вяч. Вс. Достоевский : Трагедия Миф - Мистика Сб. ст. / Иванов Вяч. Собр. соч. - Брюссель, 1987, т. 4. - С. 483 - 590.

80. Иванов Вяч. Вс. Лик и личины России : Эстетика и литературная теория / Вяч. Вс. Иванов. М.: Искусство, 1995. - 669 с.

81. Иванов Вяч. Вс. Родное и вселенское / Вяч. Вс. Иванов. М.: Республика, 1994. - 428 с.

82. Иванов Вяч. Вс. Черт у Набокова и Булгакова Сб. ст. / Иванов Вяч. Избранные труды по семиотике и истории культуры М.: МГУ, 2000, т. 2.-С. 703 -713.

83. Идеи гуманизма в русской литературе XX века. М. : МГУ, 1993. -160 с.

84. История русской философии. Учебник для вузов // Под ред. М. А. Маслина. М.: Республика, 2001. - 639 с.

85. Исупов К. Г. Введение в метафизику Достоевского / К. Г. Исупов // Достоевский. Материалы и исследования СПб.: Наука, 2007, т. 18. - С. 27 -61.

86. Казак В. Изображения Христа в русской литературе : от древности до конца XX века / В. Казак. Мюнхен, 1999. - 296 с.

87. Казаркин А. П. «Мастер и Маргарита». Истолкование литературного произведения / А. П. Казаркина. Кемерово : КГУ, 1988. -84 с.

88. Кант И. Критика способности суждения / И. Кант. М.: Искусство, 1994. - 368 с.

89. Кантор В. К. «Дневник писателя» Достоевского как провокация имперского кризиса в России / В. К. Кантор // Вопросы литературы. 2007, № 1.-С. 228-249.

90. Карпов А. С. Мастер Вступит, статья к роману М. А. Булгакова "Мастер и Маргарита". // М. А. Булгаков "Мастер и Маргарита». М.: "Детская литература", 1997. - С. 3 - 24.

91. Касаткина Т. А. Характерология Достоевского. Типология эмоционально-ценностных ориентации: / Т. А. Касаткина. М.: "Наследие", 1996. - 335 с.

92. Кассирер Э. Человек и культура / Э. Кассирер. М.: Градарика, 1998. - 784 с.

93. Кац Р. С. История советской фантастики / Р. С. Кац. Саратов: Изд-во саратовского ун-та, 1993. - 216 с.

94. Киносита Т. Идея воскресения в романе «Братья Карамазовы» и японский поэт Хасивара Сакутаро / Т. Киносита // Достоевский. Материалы и исследования СПб.: Наука, 1996, т. 12. - С. 260 - 264.

95. Кириллова И. А. Христос в жизни и творчестве Достоевского / И. А. Кириллова // Достоевский. Материалы и исследования СПб.: Наука, 1997, т. 14. - С. 17-25.

96. Кирпотин В. Я. «Мир Достоевского: Этюды и исследования» / В .Я. Кирпотин. М.: «Советский писатель», 1980. - 375 с.

97. Ключевский В. О. Исторические портреты / В. О. Ключевский. -М.: "Правда", 1990. 624 с.

98. Ковтун Е. Н. Поэтика необычайного : Художественные миры фантастики, волшебной сказки, утопии, притчи и мифа (на материале европейской литературы первой половины XX века) / Е. Н. Ковтун. М.: МГУ, 1999. - 308 с.

99. Козолупенко Д. П. Миф на гранях культуры / Д. П. Козолупенко. -М.: Канон+,2005.-212 с.

100. Кондратьев Б. С., Суздальцева Н. В. Пушкин и Достоевский. Миф.

101. Сон. Традиция / Б. С. Кондратьев, Н. В. Суздальцева. Арзамас: АГПИ, 2002. - 242 с.

102. Кораблев А. А. Тайнодействие в «Мастере и Маргарите» / А. А. Кораблев // Вопросы литературы. 1991, № 5. - С. 35 - 54.

103. Костерина А. В. Мифопоэтическая семантика произведений Ф. М. Достоевского : автореферат дис. . канд. филолог, наук. Иваново: Ивановский гос. ун-т, 1999. - 22 с.

104. Краснов Г. В. Мотив в структуре прозаического произведения// Вопросы сюжета и композиции / Г. В. Краснов. Горький: Горьковский гос. ун-т им. Лобачевского, 1980. - С. 69 - 81.

105. Криницын А. Б. Исповедь подпольного человека. К антропологии Ф. М. Достоевского / А. Б. Криницын. М.: Макс Пресс, 2001. - 370 с.

106. Кузнецова А. В. Рецепция творчества братьев Стругацких в критике и литературоведении : 1950 1990 -е гг.: автореферат дис. . канд. филолог. наук-М., 2004.-22 с.

107. Курганов Е. Анекдот. Символ. Миф / Е. Курганов. СПб.: изд-во журнала "Звезда", 2002. - 128 с.

108. Курганов Е. Роман Достоевского "Идиот". Опыт прочтения / Е. Курганов. СПб.: изд-во журнала "Звезда", 2001. - 208.с.

109. Ларионова М. Г. Архетипическая парадигма: миф, сказка, обряд в русской литературе XIX века : автореферат дис. . д-ра филолог, наук. -Волгоград: ВГПУ, 2006. 43 с.

110. Лакшин В. Я. Булгакиада / В. Я. Лакшин; М.: Правда, 1987. - 45 с.

111. Лакшин В. Я. О прозе Михаила Булгакова и о нем самом Сб. ст. / В. Я. Лакшин //Литературно-критические статьи М.: Гелеос, 2004. - С. 399 -457.

112. Леви Строе К. Первобытное мышление / К. Леви - Строе. - М.: «Республика», 1994. - 384 с.

113. Лейдерман H., Липовецкий М. Семидесятые годы (1968-1986)// Современная русская литература : В 3 кн. /Н. Лнйдерман, М. Липовецкий. -М.: Эдиториал УРСС, 2001, кн. 2. 288 с.

114. Леонтьев А. Н. Философия психологии / А. Н. Леонтьев. М.: МГУ, 1994. - 288 с.

115. Лепахин В. Икона в творчестве Достоевского / В. Лепахин // Достоевский. Материалы и исследования СПб.: "Наука", 2000, т. 15. - С. 237-263.

116. Лермонтовская энциклопедия М.: Советская энциклопедия, 1981. -746 с.

117. Лесскис Г. А., Атарова К. Путеводитель по роману Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита» / Г. А. Лесскис, К. Атарова. М.: Радуга, 2007. - 520 с.

118. Лесскис Г. А. Триптих М. Булгакова о русской революции / Г. А. Лесскис. М: ОГИ, 1999. - 432 с.

119. Литература и христианство ( к 2000-летию христианства ) -Белгород: изд-во БелГУ, 2001. 123 с.

120. Литературная энциклопедия терминов и понятий / Под ред. А. Н. Николкжина. М. : НПК «Интервак», 2001. - 1600 с.

121. Литературные архетипы и универсалии // Под ред. Е. М. Мелетинского М.: РГГУ, 2001. - 433 с.

122. Литературный процесс и судьбы цивилизации XX века // Под ред. А. Б. Удодова-Воронеж: Воронежский гос. пед. ун-т, 2002. 139 с.

123. Лосев А. Ф. Миф число - сущность / А. Ф. Лосев. - М.: Мысль, 1994.-919 с.

124. Лосев А. Ф. Бытие. Имя. Космос / А. Ф. Лосев. М.: Мысль, 1993. -958 с.

125. Лосев А. Ф. Диалектика мифа, дополнение к "Диалектике мифа" / А. Ф. Лосев. М.: "Мысль", 2001. - 559 с.

126. Лосев А. Ф. Очерки античного символизма и мифологии / А. Ф. Лосев. М.: Мысль, 1993. - 959 с.

127. Лосев В. Фантастический роман о дьяволе Вступит, статья к «Великому канцлеру. Князю тьмы» Булгакова М. А. / М. А. Булгаков "Великий канцлер. Князь тьмы». М.: Гудьял - Пресс, 2000. - G. 5 - 20.

128. Лосский Н. О. Бог и мировое зло / Н. О. Лосский. М.: «Республика», 1994. - 432 с.

129. Лотман Ю. М. Дом в «Мастере и Маргарите» Сб. ст. / Ю. М. Лотман О русской литературе - СПб.: «Искусство — СПб.», 1997. - С. 748 -754.

130. Лотман Ю. М. Массовая литература как историко — культурная проблема Сб. ст. // Ю. М. Лотман Избранные статьи — Таллин: Александра, 1993; т. 3. С. 380 - 389.

131. Лотман Ю. М. О поэтах и поэзии / Ю. М. Лотман. СПб.: "Искусство - СПб", 1996. - 848 с.

132. Лотман Ю. М. Пушкин / Ю. М. Лотман. Спб.: "Искусство - СПб", 1997. - 847 с.

133. Лурье Я. С. Рукописи М. А. Булгакова в Пушкинском доме / Я. С. Лурье // Творчество Михаила Булгакова: Исследования. Материалы. Библиография. Л.: Наука, 1991, кн. 1.-е. 175 - 194.

134. Ляху В. О влиянии поэтики Библии на поэтику Ф. М. Достоевского / В. Ляху // Вопросы литературы. 1998, № 4. - С.

135. Макарова Г. В., Абрашкин А. А. Тайнопись в романе «Мастер и Маргарита» / Г. В. Макаров, А. А. Абрашкина. Н. Новгород: изд-во Нижегородского ун-та им. Н. И. Лобачевского, 1997. - 79 с.

136. Мамлеев Ю. Вечный дом / Ю. Мамлеев. М.: «Худож. лит-ра», 1991.- 158 с.

137. Марков В. Я. Литература и миф : проблемы архетипов / В. Я Марков // Тыняновский сборник : Четвертые Тыняновские чтения / редкол. : М. О. Чудакова ( отв. ред.) и др. Рига : Зинатне, 1990. - С. 133-148.

138. Медведева Н. Г. Миф и утопия Сб. ст. / Н. Г. Медведева // Проблемы типологии литературного процесса Пермь: ПТУ, 1989. - С. 65 -77.

139. Мелетинский Е. М. От мифа к литературе / Е. М. Мелетинский. -М.: РГГУ, 2000. 170 с.

140. Мелетинский Е. М. Поэтика мифа / Е. М. Мелетинский. М.: Наука, 1976.-406 с.

141. Мережковский Д. С. Избранное / Д. С. Мережковский. Кишинев: Лит. артистикэ, 1989. - 544 с.

142. Мережковский Д. С. Эстетика и критика: В 2 т. / Д. С. Мережковский. М.: Искусство, 1994, т. 1. - 672 с.

143. Мильдон В. Раскольников и Мышкин / В. Мильдон // Вопросы литературы. 2005,№ 3. - С. 344 - 357.

144. Мильков В. В. «Древнерусские апокрифы» / В. В. Мильков. СПб.: Изд-во РХГИ. - 896 с.

145. Минаков А. В. Символика романа М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита» : Опыт эзотерического исследования / А. В. Минаков. М.: Паруса, 1998. - 75 с.

146. Минералов Ю. И., Минералова И. Г. История русской литературы XX века. 70-е 90-е годы / Ю. И. Минералов, И. Г. Минералова. - М. : Высшая школа, 2006. — 487 с.

147. Миркина 3. А. Истина и ее двойники : ( Идеи христианства в творчестве А. С. Пушкина и Ф. М. Достоевского) / 3. А. Миркина. М. : Протестант, 1993. - 94 с.

148. Миф Фольклор - Литература - Л:: "Наука", 1978. - 249 с.

149. Мифологический словарь М.: Сов. Энциклопедия, 1991. - 736 с.

150. Московичи С. Век толп : Исторический, трактат по психологии массы / С. Московичи. М.: Прогресс, 1996. - 480 с.

151. Мочульский К. В. Гоголь., Соловьев. Достоевский / К. В. Мочульский. М.: Республика, 1999. - 559 с.

152. Мушников А. А. "Евгений Онегин" А. С. Пушкина как "трагедия непонимания". Опыт прочтения / А. А. Мушников. М.: "Триада плюс", 2002. - 124 с.

153. Мюллер М., Вундт В. От слов к вере. Миф и религия / М. Мюллер, В. Вундт. М.- СПб.: Изд-во-"Эксмо", Terra Fantastica, 2002. - 864 с.

154. Мюллер М. Сравнительная мифология Сб. ст. / М. Мюллер // «Летописи русской литературы и древности» М.: 1863, т. 5. - С. 3 - 122.

155. Набоков В'. В. Лекции по русской литературе / В; В. Набоков ; пер. с англ.; предисл. Ив. Толстого. Mï : Изд-во Независимая Газета, 1990. -440 с.

156. Неелов Е. М. Сказка, фантастика, современность / Е. М. Неелов. -Петрозаводск: Изд-во Карельского ун-та, 1987. 128 с.

157. Незванкина Л. К., Щемелева Л. М. Мотив Энциклопед. статья. / Л. К. Незванкина, Л. М. Щемелева // Литературный, энциклопедический словарь М., 1987. - С. 230.

158. Немзер А. С. Литературное сегодня : О русской прозе. 90-е / А. С. Немзер. М. : новое лит. Обозрение, 1999. - 431 с.

159. Немцев В. И.' Вопросы изучения художественного наследия М. А. Булгакова / В. И. Немцев. Самара: Изд-во Самарского ун-та, 1999. - 142 с.

160. Немцев В. И. Михаил- Булгаков. Становление романиста / В. И. Немцев. Самара: Изд-во Самарского ун-та, 1991. - 164 с.

161. Никишов Ю. М. Поэт, Онегин и Татьяна / Ю. М. Никишов. — Тверь: Тверское областное книжно- журнальное изд-во, 1998. 216 с.

162. Новая толковая Библия в 12 т. Л.: Искусство, 1991, т. 1. - 396 с.

163. Новиков В. В. Михаил Булгаков художник» / В. В. Новиков. - М.: Московский рабочий, 1996. - 357 с.

164. Одиноков В. Г. Типология образов в художественной системе Ф. М. Достоевского / В. Г. Одиноков. Новосибирск: "Наука", 1981. - 145 с.

165. Ольшанский Д. В. Психология масс / Д. В. Ольшанский. СПб.: Питер Серия, 2001.-368 с.

166. Орлова О. А. Эсхатологические мотивы в творчестве М. А. Булгакова ( на материале романов «Белая гвардия» и «Мастер и Маргарита» ) автореферат дис. . канд. филолог, наук. — М., 2008. 22с.

167. Ортега и - Гассет X. Избранные труды / X. ортега - и>- Гассет. -М. : Весь мир, 2000. - 704 с.

168. Осаченко Ю. С., Дмитриева Л. В. Введение в философию мифа / Ю. С. Осаченко, Л. В. Дмитриев. М.: «Интерпракс», 1994. - 173 с.

169. Павлович Н. В. Язык образов. Парадигмы образов( в русском поэтическом языке / Н. В. Павлович. М. : Азбуковник, 2004. - 527 с.

170. Парандовский Я. Алхимия слова. Петрарка. Король жизни / Я. Парандовский.- М.: Правда, 1990. 656 с.

171. Певцова Р. Т. А. С. Пушкин и религия / Р. Т. Певцова. М.: Редакционно - издательский центр "Альфа", 2001. - 42 с.

172. Пермяков Н. А. Особенности поэтики Михаила Булгакова (формы и функции фантастики демонического) / Н. А. Пермяков. Киров: ВятГГУ, 2002. - 133 с.

173. Пермякова Н. А. Булгаковская дьяволиада в интертекстуальном изучении : автореферат дис. . канд. филолог, наук — М.: Mill-У, 1997. 16 с.

174. Петелин В. В. Жизнь Булгакова. Дописать раньше, чем умереть / В. В. Петелин. М.: Центрполиграф, 2000. - 665 с.

175. Петров В. Б. Аксиология Михаила Булгакова / В. Б. Петров. -Магнитогорск: МаГУ, 2000. 246 с.

176. Петровский М. С. Мифологическое городоведение Михаила Булгакова / М. С. Петровский // Театр. 1991, № 5. - С. 14 - 32.

177. Пивоев В. М. Мифологическое сознание как способ освоения мира / В. М. Пивоев. Петрозаводск : Карелия, 1991. - 111 с.

178. Полякова Н. В'. Антропология российского консерватизма / Н. В. Полякова // А. И. Введенский и его философская эпоха. К 150-летию со дня рождения А. И. Введенского,. СПб.: Изд-во С. — Петерб. Ун-та, 2006. - С 252-265.

179. Померанц Г. С. Открытость бездне. Встречи с Достоевским / Г. С. Померанц: М.: Советский писатель, 1990. - 382 с.

180. Попова И. Л.- Другая вера« как социальное безумие частного человека («Крик осла» в романе'Ф. М. Достоевского «Идиот») / И. Л. Попова // Вопросы литературы. 2007, № 1. - С. 149 - 164.

181. Попова И. Л. «Ты не бог, ты осел, но ты несешь бога». Архитектоника краха князя Мышкина / И: Л. Попова // Вопросы литературы. 2009, № 5. - С. 167- 186.

182. Поспелов Г. Н. Сюжет и ситуация // Г. Н. Поспелов Вопросы методологии и поэтики. М.: МГУ, 1983. - С. 172 - 182.

183. Потебня А. А. Теоретическая поэтика / А. А. Потебня. М., Высшая школа, 1991. - 344 с.

184. Пропп В. Я. Морфология «волшебной» сказки / В. Я. Пропп. М.: Лабиринт, 2003. - 144 с.

185. Пропп В. Я. Исторические корни волшебной сказки / В. Я. Пропп. -СПб.: Изд-во С- Петерб. ун-та, 1996. 346 с.

186. Пропп В. Я. Поэтика фольклора / В. Я. Пропп. М.: Лабиринт, 1998. - 352 с.

187. Пумпянский Л. В. Классическая традиция : Собрание трудов по истории русской культуры / Л. В. Пумпянский. М. : Языки русской культуры, 2000. - 350 с.

188. Пьецух В. Новая московская философия : хроники и рассказы / В. Пьецух. М.: Московский рабочий, 1989. - 336 с.

189. Пятигорский А. М. Мифологические размышления. Лекции по феноменологии мифа / А. М. Пятигорский. М.: Языки русской культуры, 1996. - 280 с.

190. Розанов В. В. О писательстве И' писателях / В. В. Розанов. М.: Республика, 1995. - 734 с.

191. Роман Ф. М. Достоевского "Идиот ": современное состояние изучения. М.: "Наследие", 2001. - 560 с.

192. Русская литература XX века М.: Дрофа, 1998, ч. 2. - 352 с.

193. Русская- литература XX века : Учебное пособие для студ. Высш. Пед. Учебн. Заведений : В 2 т. / Под ред. Л. П. Кременцова. М. : Изд. Центр «Академия», 2002. - 262 с.

194. Рюриков Б. С. Ф. М. Достоевский и его роман «Братья Карамазовы» Вступит, статья к роману Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы». / Б. С.

195. Рюриков II Ф. M. Достоевский «Братья Карамазовы». М.: Правда, 1991. - С. 5-24.

196. Сайко Э. В. Субъект : созидатель и носитель социального / Э. В. Сайко. М. - Воронеж, 2006. - 424 с.

197. Салтыков Щедрин М. Е. Собрание сочинений. В 20 т. - М.: Художественная литература, 1966, т. 5. - 711 с.

198. Сальвестрони С. Библейские и святоотеческие источники романов Достоевского / С. Сальвестрони. СПб.: Акад. проект, 2001. - 186 с.

199. Сараскина Л. И. Бесы : роман предупреждение / Л. И. Сараскина. -М.: Советский писатель, 1990. - 479 с.

200. Сараскина Л. И. Достоевский в созвучиях и притяжениях (от Пушкина до Солженицына) / Л. И: Сараскина. М.: Русский путь, 2006. -608 с.

201. Сараскина Л. И. Испытание будущим. Достоевский как- участник современной культуры / Л. И. Сараскина. М.: Прогресс-традиция, 2010. -600 с.

202. Сарнов Б. М. Каждому по его вере ( О романе Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита») / Б. М. Сарнов. - М.: МГУ, Высшая школа, 2003. -96 с.

203. Сахаров В. И. Русская проза XVIII XIX веков. Проблемы истории и поэтики / В. И. Сахаров. - М.: ИМЛИ РАН, Наследие, 2002. - 216 с.

204. Северова Н. Художественный мир Стругацких : Факультатив по литературе / Н. Серова. Екатеринбург: Изд-во АМБ, 2001. - 98 с.

205. Семыкина Р. С. Ф. М. Достоевский и русская проза последней трети XX века : автореферат дис. . д-ра филолог, наук. Екатеринбург, 2009. -46 с.

206. Серов Н. В. Хроматизм мифа / Н. В. Серов. Л.: Объединение "Всесоюзный Кн. Центр", 1990. - 352 с.

207. Смолин М. Коды , ключи , символы в романе «Мастер и Маргарита » / М. Смолин. СПб.: Вектор, 2006. - 192 с.

208. Соколов Б. В. Булгаковская энциклопедия / Б. В. Соколов. М.: Локид-Миф, 1997. - 523 с.

209. Соколов Б. В. Михаил Булгаков / Б. В. Соколов. М.: Знание, 1991.-64 с.

210. Соколов Б. В. Тайны «Мастера и Маргариты». Расшифрованный Булгаков / Б. В. Соколов. М.: Яуза, Эксмо, 2005. - 604 с.

211. Соловьев С. М. Чтения и рассказы по истории России / С. М. Соловьев. М.: Правда, 1989. - 768 с.

212. Стенник Ю. В. Пушкин и русская литература XVIII в. / Ю. В. Стенник. СПб.: Наука, 1995. - 349 с.

213. Степанян К. А. Дон Кихот и князь Мышкин в поисках реальности / К. А. Степанян // Вопросы литературы 2009, № 5. - С. 187 — 240.

214. Степанян К. А. Достоевский и язычество (какие предубеждения Достоевского мы не услышали и почему) / К. А. Степанян. М.: ВБПХЛ, -Смоленск: Смоленское отделение Бюро пропаганды худож. лит., 1992. - 96 с.

215. Степанян К. А. Сознать и сказать: « реализм в высшем смысле» как творческий метод Ф.М. Достоевского / К. А. Степанян. М. : Раритет, 2005. - 507 с.

216. Степун Ф. А. Миросозерцание Достоевского / Ф. А. Степун // О Достоевском. Творчество Достоевского в русской мысли 1881 — 1931 гг. -М.: Книга, 1990. С. 332-351.

217. Столович Л. Н. Красота. Добро. Истина: Очерк истории эстетической аксиологии / Л. Н. Столович. М.: Республика, 1994. - 464 с.

218. Стругацкий Б. Комментарий к пройденному/ Б. Стругацкий. // Сост. И. Стогов. СПб.: Амфора, 2003. - 311 с.

219. Стругацкий Б. Что такое фантастика? / Б. Стругацкий // День свершений : Сборник фантастики . Л.: Советский'писатель, 1988. - С. 3 - 12.

220. Тарасов Б. Н. Отчет о виденном, слышанном и прочитанном Вступит, статья к «Дневнику писателя» Ф. М. Достоевского. / Б. Н. Тарасов // Ф. М. Достоевский Дневник писателя. М.: Современник, 1989. - С. 5 - 34.

221. Тарасов Ф. Б. Евангельский текст в художественных произведениях Достоевского : автореферат дис. . канд. филолог, наук -М.: МГУ, 1998.-19 с.

222. Твердислова Е. С. Дьявольский мастер «польский» Булгаков / Е. С. Твердислова //Михаил Булгаков : Современные толкования. К 100-летию со дня рождения 1891-1991. - М.: Академия наук СССР,1991. - С. 109 - 137.

223. Телегин« С. М. Жизнь мифа в художественном мире Достоевского и Лескова / С. М. Телегин. М:: Карьера, 1995. - 94 с.

224. Телегин С. М. Философия мифа : Введение, в: метод мифореставрации / С. М. Телегин. М:: Община, 1994. - 140 с.

225. Теория литературы. Основные проблемы, в историческом освещении. Стиль. Произведение. Литературное развитие : В 4 кн. М. : ИМЛИ РАН; 2003.

226. Тихомиров Б. Н. О "христологии" Достоевского / Б. Н. Тихомиров»// Достоевский. Материалы,и исследования Спб.: Наука, 1994, т. И. - С. 102 -121.

227. Томашевский Б. В. Теория литературы: Поэтика / Б. В. Томашевский. М.: Аспект-Пресс, 1996. - 333 с.

228. Топоров В. Н. Текст города девы и города — блудницы в мифологическом аспекте // В. Н. Топоров Структура текста. - М.: Наука, 1987. - С. 121 - 132.

229. Трубина JI. А. «Русская литература XX века / JI. А. Трубина. М.: Флинта : Наука, 2003. - 336 с.

230. Туниманов В. А. Роман о прекрасном человеке Вступит, статья к роману Ф. М. Достоевского "Идиот". / В. А. Туниманов // Ф. М. Достоевский «Идиот». М.: Изд-во "Правда", 1981. - С. 5 - 26.

231. Турбин В. Н. Поэтика романа А. С. Пушкина "Евгений Онегин" / В. Н. Турбин. М.: МГУ, 1996. - 232 с.

232. Тюнькин К. Крах карамазовского семейства Вступит, статья к роману Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы». / К. Тюнькин // Ф. М. Достоевский «Братья Карамазовы». М.: Издательство «Художественная литература», 1973. - С. 5 - 32.

233. Тюпа В. И. Тезисы к проекту словаря мотивов / В. И. Тюпа // Дискурс. 1996, № 2. - С. 52 - 55.

234. Удодов А. Б., Струкова Т. Г. Фантастика, приключения, детектив — феномен беллетристики / А. Б. Удодов. Воронеж: ВГПУ, 1996. - 210 с.

235. Урюпин И. С. Идея «живого» Бога в философии русского религиозного Ренессанса и в романе М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита» / И. С. Урюпин. Елец: ЕГУ им. И. А. Бунина, 2005. - 169 с.

236. Фесенко Э. Я. Теория литературы / Э. Я. Фесенко.- М.: Едиториал УРСС, 2005. 336 с.

237. Философия// Под ред. Щербинина М. Н. Тюмень: изд-во Тюменского гос. ун-та, 2003. - 575 с.

238. Философский словарь // Под ред. Фролова И. Т. М.: Республика, 2001.-719 с.

239. Филюхина С. В. Два романа Булгакова : Автор выбирает лицо / С. В. Филюхина // Вопросы литературы. 2010, № 2. - С. 63 - 82.

240. Франк С. Л. Достоевский и кризис гуманизма / С. Л. Франк // О Достоевском. Творчество Достоевского в русской мысли 1881 1931 годов. -М.: Книга, 1990: - С. 391 - 397.

241. Фрейд 3. введение в психоанализ : Лекции / 3. Фрейд; пер. с* нем. Г.

242. В. Барышниковой. СПб.: Азбука — классика, 2006. — 478 с.г

243. Фридлендер Г. М. "Преступление и наказание" Достоевского Вступительная, статья к роману Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание". / Г. М. Фридлендер // Ф. М.* Достоевский «Преступление и наказание». Минск: МАСТАЦКАЯ ЛГГАРАТУРА, 1986. - С. 5 - 26.

244. Фридлендер Г. М. Пушкин. Достоевский. "Серебряный век" / Г. М. Фридлендер. СПб.: Наука, 1995. - 524 с.

245. Фридлендер Г. М. Человек в мире Достоевского / Г. М. 1 Фридлендер // Достоевский. Материалы и исследования. СПб. : Наука,2007, т. 18.- С. 422-433.

246. Хализев В. Е. Теория литературы. Учебник / В. Е. Хализев.- М.: Высшая школа, 2002. 437 с.

247. Хауэлл И. Апокалиптический реализм : Научная фантастика А. и Б. Стругацких / И. Хауэлл. Нью- Йорк, 1994. - 171 с.

248. Химик В. В. Поэтика низкого, или просторечие как культурный феномен / В. В. Химик. СПб.: Фил. Фак. СПБГУ, 2000. - 272 с.

249. Химич В. В. В мире Михаила Булгакова / В. В. Химич. — Екатеринбург: изд-во Уральского ун-та, 2003. 336 с.

250. Химич В. В. «Странный реализм» М. Булгакова / В. В. Химич. -Екатеринбург: Изд-во Уральского ун-та: АРГО, 1995. 232 с.

251. Христианство. Словарь // Под ред. Митрохина JI. H. М.: Республика, 1994, т. 2.-559 с.

252. Хюбнер К. Истина мифа / К. Хюбнер. М.: Республика, 1996. -448 с.

253. Чеботарева В. А. Рукописи не горят / В. А. Чеботарева.- Баку: Язычи, 1991. 143 с.

254. Черкашина М. В. Михаил Булгаков : в строках и между строк / М. В. Черкашина. М.: Диалог - МГУ, 1999. - 109 с.

255. Чернов А. В. Архетип « блудного сына » в русской литературе XIX в. / А. В. Чернов // Евангельский текст в русской литературе XIX XX вв.: Цитата, реминисценция, мотив, сюжет, жанр. - Петрозаводск: Изд-во ПетрГУ, 1994.-С. 151 - 158.

256. Чернышева Т. А. Надоевшие сказки XX века (о кризисе научной фантастики) / Т. А. Чернышева // Вопросы литературы. 1990, № 5. - С. 62 -82.

257. Чернявская H. В. Архетипический образ «старик и старуха» в русской прозе XIX XX вв.: автореферат дис. . канд. филолог, наук — Владимир: ВлГУ, 2009.- 17 с.

258. Черняк М. А. Массовая литература XX века / М. А. Черняк. М.: Флинта : Наука, 2007. - 432 с.

259. Чудакова М. О. Жизнеописание Михаила Булгакова / М. О. Чудакова. М.: Книга, 1988. - 669 с.

260. Шаповалов В. Ф. Основы философии. От классики к современности / В. Ф. Шаповалов. М.: Фаир- Пресс, 1998. - 576 с.

261. Шейнман М. Вера в дьявола в истории религии / М. Шейнман. М.: Наука, 1977.- 112 с.

262. Шестов JI. И. О "перерождении" убеждений Достоевского / JI. И. Шестов // Русская литература. 1991, № 3. - С.

263. Щенников Г. К. Достоевский и русский реализм / Г. К. Щенников. -Свердловск: изд-во Уральского Университета, 1987. 352 с.

264. Элиаде М. Аспекты мифа / М. Элиаде. М.: Академический проект, 2005. - 222 с.

265. Элиаде М. Мифы, сновидения, мистерии / М. Элиаде. Киев: Рефл-бук; К. Вакклер,1996. - 288с.

266. Эпштейн М. Постмодерн в России. Литература и теория / М. Эпштейн. М.: Изд-во Р. Элинина, 2000. - 368 с.

267. Юнг К. Г. Алхимия снов; Четыре архетипа : мать, дух, трикстер, перерождение / К. Г. Юнг; пер. с англ.; предисл. и послесл. Семиры. СПб.: Tumothy, 1997. - 351 с.

268. Юнг К. Г. Архетип и символ / К. Г. Юнг; пер. с англ. В. М. Бакусева и др. М.: "Ренессанс" СП "ИВО - СиД", 1991. - 304 с.

269. Юнг К. Г. Душа и миф / К. Г. Юнг; пер. с англ. В. М. Бакусева. М., Киев : ЗАО «Совершенство»: Порт-рояль, М. : Совершенство, 1997.-382 с.

270. Юрченко Т. Г. Булгаков в русской критике за рубежом / Т. Г. Юрченко // Михаил Булгаков: Современные толкования. К 100-летию со дня рождения 1891 1991: Сб. обзоров/ АН СССР ИНИОН; Сост. и отв. ред. Т. Н. Красавченко. - М.: 1991. - С. 87 - 106.

271. Яблоков Е. А. Мотивы прозы Михаила Булгакова / Е. А. Яблоков. -М.: РГТУ, 1997. 199 с.

272. Яблоков Е. А. Художественный мир Михаила Булгакова / Е. А. Яблоков. М.: Языки славянской культуры, 2001. - 424 с.

273. Ян Ван дер Энг Искусство новеллы. Образование вариационных рядов мотивов как фундаментальный принцип повествовательного построения / Ян Ван дер Энг // Русская новелла. СПб., 1993. - 320 с.

274. Яновская JI. М. Понтий Пилат и Иешуа Га-Ноцри. В зеркалах булгаковедения / JI. М. Яновская //Вопросы литературы. 2010, № 3. - С. 5 -72.

275. Яновская JI. М. Творческий путь Михаила Булгакова / JI. М. Яновская. М.: Советский писатель, 1983. - 319 с.

276. Яновская Л. М. Треугольник Воланда / Л. М. Яновская. Киев: «Либщь», 1992.-210 с.

277. Gubarev A. El Museo Ruso. Guia / A. Gubarev. Moscú: Editorial Progreso, 1981.- 117 p.

278. Casco Contel Emilio Enciclopedia de la mitologia / Emilio Casco Contel. Madrid: Afrodisio Agnado, 1967. - 226 p.

279. Calles Valle José Leyendas tradicionales / José Calles Valle. Madrid : Ed. Libsa, 2001.-316 p.