автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.02
диссертация на тему: Мусульманское духовенство Северо-Западного Кавказа и Степного Предкавказья в системе государственно-конфессиональных отношений в 1920-1930-х гг.

Полный текст автореферата диссертации по теме "Мусульманское духовенство Северо-Западного Кавказа и Степного Предкавказья в системе государственно-конфессиональных отношений в 1920-1930-х гг."

^ \ На правах рукописи

МАРЧЕНКО Олег Евгеньевич

МУСУЛЬМАНСКОЕ ДУХОВЕНСТВО СЕВЕРО-ЗАПАДНОГО КАВКАЗА И СТЕПНОГО ПРЕДКАВКАЗЬЯ В СИСТЕМЕ ГОС УДАРСТВ Е11 и О-КОН ФЕССИ ОПАЛ ЬН Ы X ОТНОШЕНИЙ В 1920-1930-Х ГГ.

Специальность 07.00.02. — Отечественная история

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук

Ставрополь - 2008

003451798

Диссертация выполнена в Ставропольском государственном университете

Научный руководитель: доктор исторических наук, профессор

Покотилова Татьяна Евгеньевна

Официальные оппоненты: доктор исторических наук, доцент

Суханова Наталья Ивановна

кандидат исторических наук Кратова Наталья Васнльевна

Ведущая организация: филиал ГОУ ВПО «Северо-Кавказской

академии государственной службы» в г. Пятигорске

Защита состоится «14» ноября 2008 года в 12 часов на заседании совета по защите докторских и кандидатских диссертаций ДМ 212.256.03 по историческим наукам в Ставропольском государственном университете по адресу: 355009, г. Ставрополь, ул. Пушкина, 1.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Ставропольского государственного университета.

Автореферат разослан «*// » октября 2008 г.

Ученый секретарь

совета, доктор исторических наук,. .

профессор {¿Ж'/к юЛРА-И. А. Краснова

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования. Возрождение духовной жизни на более широких основах, в которых представлена и религиозная составляющая, формирование новых теоретико-методологических подходов к изучению истории, с одной стороны, и стремление государства к решению проблемы обеспечения безопасности, в том числе, и в сфере противодействия терроризму, построения эффективных моделей взаимодействия с религиозными организациями и поиска конструктивного диалога с конфессиями с другой, привело к возрастанию интереса к историческому опыту реализации государственно-исламских взаимоотношений в нашей стране.

Процессы демократизации, переживаемые российским обществом, привели к тому, что религиозные деятели и организации стали выступать в роли полноценных субъектов общественно-религиозной жизни страны, что вывело государственно-конфессиональные отношения на качественно новый уровень. С отдельными трудностями развитие указанного процесса сопряжено в полиэтничном и поликонфессиональном регионе — Северном Кавказе. Современная ситуация свидетельствует, что политика власти в отношении северокавказской уммы еще не нашла своих окончательных форм, поэтому крайне важно обращение к историческому опыту построения государственно-исламских отношений в 1920-1930-х гг., -времени их становления в новейший период нашей истории.

Изучение политики советской власти в отношении мусульманского духовенства Северо-Западного Кавказа и Степного Предкавказья необходимо и интересно еще и потому, что высокая степень идеологизированное™ проблемы ранее часто осложняла ее научную разработку. Возможности методологического плюрализма и привлечения ранее недоступных источников на нынешнем этапе позволяют выявить новые факты и дополнить историческое знание по многим аспектам заявленной темы.

Объест исследования. Объектом настоящего исследования являются государственно-конфессиональные отношения советской власти и мусульманского духовенства Северо-Западного Кавказа и Степного Предкавказья в 1920-1930-х гг.

Предметом исследования определены различные фор,мы и методы политики и работы советской власти с мусульманским духовенством и их эволюция, а гак же реакции со стороны духовенства, трансформации его социально-экономического и правового статуса.

Выбор территориальных рамок исследования (а это, в основном, территория Северо-Западного Кавказа и Степного Предкавказья (а именно-территории современных Адыгейской и Карачаево-Черкесской республик и Ставропольского края)) определен стремлением к комплексному рассмотрению проблемы, а также возможностью проведения сравнительного анализа содержания, особенностей и результатов государственно-конфессиональной политики в части взаимоотношений с мусульманским духовенством в 1920-1930-е гг., как носителем двух отличных традиций бытового ислама - горской, представленной народами Северо-Западного Кавказа, и кочевой, носителями которой были ставропольские туркмены и ногайцы. Кроме того, невзирая на некоторые отличия, в целом, построение государственно-исламских отношений на интересующей нас территории проходило на похожих принципах, определенных историческими условиями, и отличных от тех, что действовали, к примеру, на Северо-Восточном Кавказе или в Поволжье.

Хронологические рамки исследования: начало 1920-х гг. - конец 1930-х гг. Нижней границей заявленных хронологических рамок исследования является 1920 г., поскольку процесс построения новых государственно-исламских отношений был начат с окончательным установлением в исследуемом регионе советской власти. Нижней границей хронологических рамок является конец 1930-х гг., то есть время утверждения в стране режима авторитарной власти.

Историография проблемы обширна и многопланова, ее целесообразно разделить на несколько групп. Обращаясь к заявленной теме, в первую очередь следует остановиться на теоретико-методологических вопросах, связанных с исследованием государственно-исламских отношений. Первые попытки осмысления датой проблемы в контексте становления советской конфессиональной политики были предприняты еще в 19201930-х гг., когда появляются первые обобщающие работы по истории ислама в СССР: Л. Климовича «Социалистическое строительство на Востоке и религия»; К. Василевского «Ислам на службе контрреволюции»; М. Султан-Галиева «Методы антирелигиозной пропаганды среди мусульман»1. Теоретико-идеологической основой этих работ были труды деятелей партии и правительства: В. И. Ленина, И. В. Сталина, А. В. Луначарского,

1 Климович Л. Социалистическое строительство на Востоке и религия. - М.-Л.. 1929; Василевский К. Ислам на службе контрреволюции. - М, 1930; Смирнов H.A. Ислам и современный Восток. - М., 1928 г.; Султан-Галиев М. Методы антирелигиозной пропаганды среди мусульман. - М., 1923.

С. М. Кирова2. В целом, основные направления и аспекты изучения проблемы, разработанные в указанных трудах, скорее, ориентированы на изучение антирелигиозной политики советской аласти, нежели государственно-исламских отношений. В целом, указанные работы определяли вектор исследований всего советского периода

Методы изучения государственно-исламских отношений, выработанные исследователями 1920-1930-х гг., существенно были развиты и дополнены в работах, основанных на местном, северокавказском материале, что позволило выйти на более высокий уровень исследования3. В указанных трудах предпринимались попытки целостного анализа проблемы взаимоотношений советской власти и мусульманского духовенства. Эги работы имеют большую ценность, прежде всего, благодаря введению в научный оборот не привлекавшихся ранее к анализу источников. Авторы обобщили, практически, весь имевшийся к тому моменту материал, как бы подводя итог изучению темы в рамках марксистско-ленинской методологии.

1960-80-е гг. стали временем активного обращения зарубежных авторов, прежде всего, западных исследователей-обществоведов к проблеме политики государства в отношении мусульманского духовенства в Советском Союзе. Особенностью работ таких авторов, как А. Бенигсен, Ш. Лемерсье-Келькеже, Р. Пайпс, Ф. Баргхоорн, В. С. Вардис, А. Авторханов и Э. Kapp4, было тесное

2 Ленин В. И. Полное собрание сочинений. - Т.9.— С. 264-273; - Г. 12. - С. 142147; - Т.17. - С. 415-426, 429-438; - Т.21. - С. 469-470; - Т.22. - С. 80-81, 129132; - Т.ЗЗ. - С. 1-120; - Т.45. -С. 23-29.; Сталин И. В. Сочинения. Т.4. - М„ 1947. - С.361-362.; Луначарский А. В. Жизнь национальностей. Кн. 1(6). - М., 1924. - С. 31-33.; Киров С. М. Избранные статьи и речи. - М„ 1988.

3 Авксентьев Л.В. Ислам на Северном Кавказе. - Ставрополь, 1973; Меликов С. Т. Истинное лицо «слуг аллаха»; — Орджоникидзе, 1987; Вагабов М. В., Вага-бов Н. М. Ислам и вопросы атеистического воспитания: Учеб. пособие. - М., 1988; Аширов Н. Эволюция' ислама'в СССР. Изд. 2. - М., 1973; Лившиц Г. М. Очерки по истории атеизма ¿"СССР в 1920-1930-е гг. - Минск, 1985.

4 Бенигсен А. Мусульмане в СССР. - Paris. 1983.; Bennigsen A. Colonization of Decolonisation in the Soviet Union.//Journal of Contemporary History. - London, 1969 Vol.4.№l; Bennigsen A., Lemercier-Qelqujey Ch. The evolution of Muslim Nationalities of the USSR and their linguistic problem. - London, i 974; Bennigsen A. Lemercier-Qelqujey Ch. islam the Soviet Union. L. 1967; Pipes R. Russia under the old regime. - London, 1974; Pipes R. Solving the Nationality Problem. // Problems of Communism. №5. 1969; Barghoom F. Soviet Russian nationalism. N.Y. 1965; Vardys V. S. Soviet Nationality Policy since the XXII Party Congress.// The Russian Revie\v.№ 4,1965; Авшрханов А Империя Кремля. Советский тип колониализма. - Вильнюс, 1990; Карр Э. История Советской России. Большевистская революция 1917-23. Т.1.-М., 1990.

переплетение вопроса государственно-исламских отношений с проблемами национальной политики государства в регионе. Особое внимание в этих работах уделялось вопросам религиозных основ национальной самоидентификации северокавказских народов, а также языковой реформе.

С начала 1990-х гг. проблема государственно-исламских отношений получает новое освещение в работах таких авторов, как А. В. Малашенко, В. А. Ахмадуллин, С. А. Мельков5. Для этих работ характерно привлечение нового массива архивных документов, иная аргументация, и, как следствие, более полное и объективное освещение процесса выработки советской политики в отношении ислама и его духовенства. Методы изучения истории государственно-исламских отношений, предложенные указанными авторами, легли в основу дальнейших исследований по более узким проблемам.

В последние годы появились работы, освящающие проблему государственной конфессиональной политики по отношению к мусульманскому духовенству в узких географических или этнических рамках6. В указанных работах рассматривается влияние региональных особенностей на развитие государственно-исламских отношений и, помимо привнесения большого фактического материала, существенно расширяется общее представление о политике советской власти по отношению к мусульманскому духовенству.

5 Малашенко A.B. Исламское возрождение в современной России. М, 1998; Он же. Россия и исламский фактор // Россия и мусульманский мир. Бюллетень рефера-тивно-аналитической информации. М.,1997; Он же. Мусульманский мир СНГ. М., 1996; Он же. Исламские ориентиры Северного Кавказа. - М., 2001; Ахмадуллин В.А., Мельков С.А. Государственно-исламские отношения в России: история, теория, механизмы, военно-политические аспекты. - М., 2000; Прозоров С. М. Ислам как идеологическая система. - М., 2004; Лацда Р. Г. Ислам в истории России. - М., 1995; Матвеев В. А. Российское мусульманство на Северном Кавказе: исторические аспекты проблемы / под ред. В. Б. Виноградова // Практические опыты исторического регионоведения. Вып. 44. - Армавир — Ростов-на-Дону, 2004.

6 Ярлыкапов А. А. Ислам у степных ногайцев в XX веке (Исгорико-этнографическое исследование): дисс...канд. ист. наук. 07.00.02. - М., 1999; Нефляшева Н. А Традиции и власть (на материалах Адыгеи конца XIX - 20х гг. XX в.): дисс...-канд. ист. наук. 07.00.02. - Майкоп, 1996; Миннуллин И. Р. Политика советского государства по отношению к мусульманскому духовенству в Татарстане в 19201930-е гг.: дисс...канд. ист. наук: 07.00.02. - М., 2003; Емельянова Н. М. Мусульмане Кабарды. - М., 1999; Бережной С. Е., Добаев И. П., Крейнюченко П. В. Ислам и исламизм на Юге России - Ростов-на-Дону, 2003.

Следующая группа работ включает специальную литературу, так или иначе затрагивающую отдельные аспекты проблемы государственно-исламских отношений в заявленных территориальных рамках в период 1920-1930-х гг. В советский период это были исследования, в которых проводился анализ процесса развития атеизма в регионе, содержания деятельности партийных органов по атеистическому воспитанию трудящихся и т.д.7 Рассмотрению этапа реализации государственно-исламских отношений в регионе, отмеченного достаточно широким сотрудничеством власти и духовенства, в данных работах не уделяется значительного места, в отличие от второго этапа, где деятельность мулл и эфенди анализируется в ключе их сопротивления культурному и социалистическому строительству, а также ответных мер со стороны правительства. Поэтому наиболее разработанными оказались вопросы сотрудничества местного духовенства с белогвардейскими войсками; борьбы советской системы образования за влияние на местное население, особенно молодежь; проблемы языковой политики и национального просвещения; «раскрепощения» горянки и выведения ее из-под влияния духовенства и родовых устоев (борьба с умыканием и калымом); противодействия «кулацко-мульского» элемента колхозному строительству, другим хозяйственным и социалистическим преобразованиям в регионе.

В постсоветский период появилось большое количество работ, рассматривавших с позиций новых методологических положений отдельные области государственно-исламских отношений в исследуемом регионе: религиозное образование8,

7 Проблемы атеистического воспитания в условиях Карачаево-Черкесии./ Ред. Р. А.-Х. Джанибеков. - Черкесск, 1979; Вопросы партийного руководства по ликвидации национального неравенства народов Карачаево-Черкесии (1917-1941 гг.)/ Ред. М. М. Бекижев. - Черкесск, 1984; Великий октябрь и раскрепощение женщин Северного Кавказа и Закавказья (1917-1936 гг.)/ Отв. Ред. К. С. Кузнецова. -М., 1979; Бербеков X. М. Переход к социализму народов Кабардино-Балкарии. -Нальчик, 1964; Дадов А. Великая Октябрьская Социалистическая революция и первые этапы борьбы за освобождение трудящихся Кабарды и Балкарии от религиозных суеверий // Ученые записки КБ НИИ. - Т.14. - Нальчик, 1958; Лайпанов X. О. К истории карачаевцев и балкарцев. - Черкесск, 1957.

8 Ярлыкапов А А. Проблемы возрождения исламского образования на Северном Кавказе // Центральная Азия и Кавказ. 2003. - №1(25). - С.189-195; Ткаченко Д. С. Национальное просвещение в Российской империи в XIX - начале XX в. (на примере Ставрополья, Кубани и Дона). - Ставрополь, 2002; Мамсиров X. Б. Советская класть и мусульманская система образования в 20-е гг. XX века // Известия ВУЗов. СевероКавказский регион. Общественные науки - 2004. - №2. С.32-39; Муртузалиев С. И., Рагимова П. Ф. История конфессионального образования Дагестана и общероссийские проблемы теологизации системы образования,—Махачкала, 2005.

судебная и исполнительная власть9, экономические отношения10; появились источниковедческие статьи".

Учитывая привлечение в данном диссертационном исследовании метода устной истории, необходимо выделить ряд работ исследователей указанного Направления. Наибольший интерес в этом отношении представляют труды Дж. Тоша, Т. Ворониной, В. Календаровой, М. Лоскутовой'2.

Цель исследования заключается в комплексном изучении истории эволюции мусульманского духовенства Северо-Западного Кавказа и Степного Предкавказья как субъекта государственно-конфессиональных отношений в 1920-1930 гг., содержания и особенностей политики советской власти по отношению к мусульманскому духовенству Северо-Западного Кавказ и Степного Предкавказья в 1920 - 1930-е гг.

Цель определяет следующие задачи:

- установить место и роль мусульманского духовенства в системе государственно-конфессиональных отношений в горской и кочевой традициях бытового ислама;

- проследить основные направления и этапы государственной политики в отношении мусульманского духовенства в регионе;

- определить динамику численности и эволюцию структуры мусульманского духовенства в исследуемый период;

- проанализировать изменения в социально-экономическом положении мусульманского духовенства в контексте государственно-конфессиональных отношений;

9 Бобровников О. В. Шариатские суды // Ислам на территории бывшей Российской империи. Вып.1. — М., 1998; Он же. Шариатские суды и правовой и правовой плюрализм в Дагестане // Этнографическое обозрение - 2001. - №3 - С.79-86; Бабич И.Л. Эволюция обычного права адыгов в совегское и постсоветское время // Этнографическое обозрение - 1997. - №3 - С.95-108.

10 Мамбетов Г. X., Мамбетов З.Г. К изучению проблемы: «социальные противоречия в Кабардино-Балкарии в 1920-30-е гг. //История Северного Кавказа с древнейших времен по настоящее время (тезисы конференции 30-31 мая 2000 г.). -Пятигорск, 2000. - С.146-150; Кратов Е. В. Ислам в Северо-Кавказском крае (1924-1934 гг.) // Гуманитарная мысль Юга России. - 2005. - №1. - С.109-117.

u Кратов Е. В., Кратова Н. В. «Анкета на служителей религиозного магометанского культа» как источник по истории государственно-конфессиональной политики советского государства во второй половине 1920-х гг. и Карачаевской Автономной области // Гуманитарная мысль Ют а России. - 2006. - №2. - С.59-68.

12 Тош Д. Стремление к истине: как овладеть мастерством историка. - М.,2000; Память о блокаде. Свидетельства очевидцев и историческое сознание общества: Материалы и исследования. - М., 2006.

- изучить деятельность съездов мусульманского духовенства и верующих региона в качестве специфической формы реализации государственно-конфессиональных отношений;

- выявить отношение мусульманского духовенства к политике советской власти но развитию системы образования в регионе, а также степень его участия в этом процессе;

Источниковая база исследования богата и разнообразна. Особенность исследуемой проблемы в том, что она обеспечивается обширной источ-никовон базой, основательной по масштабам, качеству исполнения и количеству содержащейся информации, в виде различного рода неопубликованных документов, хранящихся в архивных учреждениях; законодательных материалов; опубликованных отчетов, обзоров и других документов, исходящих от партийных организаций различного уровня, силовых структур; статистических и информационных сборников; материалов периодики; публицистических материалов и воспоминаний, собранных нами в ходе полевых исследований. Весь имеющийся источниковый материал .можно разделить на следующие группы:

1. Законодательные и нормативно-правовые акты.

2. Делопроизводственные материалы.

3. Публицистика.

4. Материалы периодической печати.

5. Документы личного происхождения и полевые материалы.

В диссертации использованы материалы фондов Государственного Архива Российской Федерации (ГА РА), Российского Государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ), Государственного архива Карачаево-Черкеской Республики (ГАКЧР), Центра документации общественных движений и партий Карачаево-Черкеской Республики (ЦДО-ДиПКЧР), Национального архива Республики Адыгеи (НАРА), Государственного архива Краснодарского края (ГАКК), Государственного архива Ставропольского края (ГАСК), Центра документации новейшей истории Ставропольского края (ЦДНИСК).

В ГАРФ мы обращались к материалам Ф.Р - 5263 (НКВД РСФСР. Распоряжение об использовании помещений религиозными объединениями) РГАСПИ представлен материалами фонда Ф. 65 (Юго-Восточное бюро ЦК РКП(б)). В ГАКК нами изучены дела фонда Ф. 158 (Кубано-Черноморский ревком). ГАСК представлен в работе делами следующих фондов: Ф. Р. - 164 (Отдел народного образования Ставропольского губ-ревкома); Ф. Р. - 300 (Отдел народного образования исполкома Ставропольского окружкома (ОкрОНО)).

В ГАНИСК мы использовали материалы фондов краевого и районных комитетов партии: Ф. 1 (Ставропольский крайком КПСС); Ф. 5172 (Ачику-лакский райком ВКП(б)); Ф. 275 (Туркменский райком ВКП(б)); Ф. 5938 (Терский окружном ВКП(б)); Ф. 7 (Терский губком ВКП(б». В НАРА - Ф. Р. - 1 (Адыгейский Облисполком); Ф. Р. ~ 459 (Адыгейский областной ККОВ); Ф. Р. - 288 (Ходзинский сельсовет); Ф. Р. - 349 (Хачемзиевский сельсовет). ГАКЧР представлен делами следующих фондов: Ф. Р. - 314 (Карачаевский Облад-мотдел); Ф. Р. - 289 (Адалотдел исполкома Карачаево-Черкесского Облсове-та); Ф. Р. - 66 (Атлескировский исполком сельсоветов народных депутатов); Ф. Р. - 307 (Исполком Карачаевского облсовета). В ЦДОДиПКЧР нами привлекались фонды: Ф. П - 1 (Черкесский обком ВКП (б)): Ф. П -115 (Карачаево-Черкесский обком ВЛКСМ); Ф. П - 45 (Карачавский Обком ВКП(б)); Ф. 367 (Зеленчукский райком КПСС); Ф. 369 (Малокарачаевский райком КПСС).

Исследование законодательных и нормативно-правовых актов проводилось с использованием таких изданий, как конституция РСФСР 1918 г., Уголовные Кодексы РСФСР 1922 г. и 1926 г., «Декреты Советской власти», «КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. (1898-1986)», в 7-ми томах. Ряд важных документов содержится в работе М. И. Одинцова «Государство и церковь (История взаимоотношений 1917-1938 гг.)»13, в сборнике «Штурм небес». Данная группа источников является очень важной не только потому, что составляла правовую основу религиозной политики государства, но и регулировала деятельность общественных организаций в этом направлении.

Чрезвычайно интересным и насыщенным разнообразными сведениями источником являютсяинформационные материалы: отчеты и обзоры. Ценные сведения предоставляет нам такой вид документации, как статистическая. Как правило, она оформлялась в виде отчетов или бюллетеней, часто была приурочена к определенной дате. К статистической документации можно отнести и отчеты районных культкомиссий о количестве культовых зданий, в том числе, закрытых, количестве служителей культа, в том числе, осужденных за политические преступления.

Из публицистических материалов вызывают интерес ряд работ местных гартай-цев: И.Х. Тамбиева, И А-К. Хубиева, Я.Н. Раенко-Турансктно, УД. Алиева и др14.

13 Одинцов М. И. Государство и церковь (История взаимоотношений 19171938 гг.). -М., 1991.

14 Раенко-Туранский Я.Н. Адыге до и после Октября. - Росгов-на-Дону-Крашодар, 1927; Тамбиев И. X. О Карачае и Балкарии. Сборник очерков, статей, заметок. - Ставрополь, 2003; Алиев У. Д. Карачай. - Ростов-на-Дону, 1927; Он же. Очерки революционного движения в Карачае. — Росгов-на-Допу, 1927; Он же. Карачай. — Черкесск, 1991; Хубиев (Карачайлы) И. А.-К. Статьи и очерки. - Черкесск, 1984;

Их очерки и статьи рисуют нам особенности быта местного населения, а также называют и описывают многие антирелигиозные мероприятия советской власти, оцененные с партийных позиций. Материалы периодической печати представлены местными и центральными периодическими изданиями: «Атеист», «Жизнь национальностей», «Революция и горец», «Адыгейская жизнь», «Красная Черкесия», «За власть Советов», «Красный Карачай». К исследованию привлекаются также современные местные периодические издания: газеты «Читай» «Рассвет», «Ленинское знамя», «День республики», «Заря», «Кошехабльские вести», в которых, в том числе, были помещены и списки репрессированных и впоследствии реабилитированных лиц. В списках значительно количество служителей мусульманского культа.

. Среди документов личного происхождения, в которых освещается исследуемая проблематика, преобладают воспоминания (устные и письменные) участников событий и их потомков, собранные нами в ходе полевых исследований, проведенных в 2007-2008 гг. в селах и аулах Карачаево-Чер-кеской республики, республики Адыгея и Ставропольского края. Собранные полевые материалы составили три тетради.

Важную информацию для характеристики исламских традиций, бытовавших среди степняков Степного Предкавказья, представляют историмо-этнографичес-кие работы, в частности, работы С. В. Фарфоровского15 и И. Л. Щеглова16.

Методологическая база исследования. Работа написана с применением комплекса традиционных подходов, а также метода устной истории. Основой исследования является принцип историзма, предполагающий использование основных методов исторического познания: историко-сравнительного, исто-рнко-генетичесюго, историко-системного, историко-типолошческого.

Применение метода устной истории в нашей работе связано с некоторой неполнотой традиционных источников по заявленной теме, но оно не предполагает получения только исключительно новых и абсолютно достоверных исторических фактов. Зафиксированные в ходе сбора полевых материалов воспоминания очевидцев и потомков участников событий позволили реконструировать обыденное восприятие политики советской власти в шиошении мусульманского духовенства, а также отражение ее в повседневной практике горцев и степняков региона. Кроме того, применение

15 Фарфоровский С. В. Трухмены (Туркмены) Ставропольской губернии. -Казань, 1911.

16 Щеглов И. Л. Трухмены и Ногайцы Ставропольской губернии. - Ставрополь, 1910.Т.1.

методов устной истории позволило частично реконструировать биографии малоизвестных религиозных деятелей региона, сыгравших значительную роль в сохранении и трансляции религиозной мусульманской традиции, выявить явление, не нашедшее заметного отражения в традиционных источниках, а именно, - наличие условно выделяемой категории низшего мусульманского духовенства представленного женщинами. В значительной степени, применение метода устной истории способствовало выявлению новых источников традиционного типа (справок о репрессированных родственниках, изъятом имуществе, семейных летописей и пр.).

Научная новизна исследования. Во-первых, проанализирован весь комплекс проблем, связанных с политикой советской власти в отношении мусульманского духовенства Северо-Западного Кавказа и Степного Предкавказья периода 1920 - 1930-х гт. Впервые было проведено сравнение роли мусульманского духовенства в двух традициях бытового ислама: горской и кочевой, проведен комплексный анализ проблемы государственно-исламских отношений в регионе, большинство данных по Степному Предкавак-зью впервые введены в научный оборот. В работе реализована попытка анализа всего комплекса мероприятий, проводимых по отношению к духовенству. Выявлена роль мусульманского духовенства в национальном просвещении и культурном строительстве в регионе, при чем, не только в системе религиозного образования, но и в советской трудовой школе.

Практическая значимость исследования. Исторический опыт государственно-исламских отношений, анализ которого проведен в данной работе, может быть использован государством для решения проблем обеспечения безопасности и противодействия терроризму, учтен, как фактор совершенствования правовой базы в отношении религиозных институтов и духовенства, особенностей ее применения в местных условиях. Практическая значимость работьг определяется важностью феномена духовенства в социальной жизни и необходимостью изучения его истоков, эволюции и трансформации. Материалы исследования могут быть использованы в научной и преподавательской работе, а также при изучении проблем отечественной истории новейшего времени, при составлении курсов лекций и учебников, в спецкурсах и спецсеминарах по истории государственно-конфессиональных отношений и регионоведению.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух глав и заключения, списка источников и литературы.

Апробация исследования. Основные положения и выводы диссертационного исследования изложены в ходе участия в научных конференциях различного уровня, а также представлены в ряде публикаций. Диссерта-

ция прошла обсуждение на кафедре историографии и источниковедения Ставропольского государственного университета.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обосновывается выбор темы, ее актуальность, формулируются цель и основные задачи диссертации, представлен обзор научной литературы по теме и источниковедческий анализ, раскрываются хронологические и территориальные рамки и основные методы исследования.

Первая глава «Мусульманское духовенство в системе государственно-конфессиональных отношений в условиях Северо-Западного Кавказа и Степного Предкавказья» состоит из двух параграфов. В ней проводится анализ основных предпосылок и составляющих, определивших содержание и особенности государственно-исламских отношений в регионе. Изучены структура и численность духовенства Северо-Западного Кавказа и Степного Предкавказья в их динамике на протяжении 1920-1930-х годов. Выявлены определенные особенности в функциях и иерархии духовенства в кочевой и горской традиции, определены основные пути рекрутирования кадров духовенства и их эволюция в 1920-30-х гг. под влиянием конфессиональной политики власти в регионе. Изучены основные законодательные акты, определявшие динамику государственно-исламских отношений в регионе. Выявлены и охарактеризованы два периода в становлении советской конфессиональной политики в основных хронологических рамках исследования, первый из которых охватывает период установления и укрепления советской власти в регионе (1920-1929 гг.), а второй совпадает со временем установления режима личной власти в стране (1930-е гг.). В первом параграфе «Мусульманское духовенство как субъект государственно-конфессиональных отношений в регионе: организация и численность» анализируется две, несколько различных традиций бытования ислама среди горцев (карачаевцы, адыги, абазины, черкесы) и степняков (ставропольские туркмены и ногайцы) региона в части места и роли в них духовенства. На основе привлечения разноплановых источников, в том числе, и полевого материала, выявляются и анализируются ряд особенностей в иерархии и деятельности этнических групп служителей ислама. Устанавливается, что среди духовенства степняков заметна более строгая горизонтальная иерархия, основанная на разделении сфер деятельности (обрядовая, образовательная, судебная), включавшая, соответственно, мулл, мугал-лимов и казиев, значительно менее заметная среди горского духовенства.

Отличалась и практика использования шариатских сборов: в кочевой традиции они использовались на удовлетворение нужд беднейшей части населения, а у горцев употреблялись в качестве оплаты услуг духовенства. Кроме того, у носителей кочевых традиций выявлена категория низшего исламского духовенства. Представлена она женской частью семей священнослужителей, чья активность наиболее заметна в образовательной сфере и нарастает по мере усиления репрессий. Последняя тенденция, ранее среди горцев не наблюдаемая, нарастает и среди представительниц семей священнослужителей Северо-Западного Кавказа с конца 1920-х гг. В целом же, отмечено отсутствие категории высшего мусульманского духовенства, а также слабая, скорее, условная связь местного духовенства с центральными исламскими духовными управлениями (Оренбург и Тифлис), что способствовало сохранению определенного демократизма в вопросе выбора муллы, осуществляемого местным населением. Все указанные выше особенности, в различной степени, влияли на механизмы реализации государственной политики в отношении мусульманского духовенства в регионе.'* '

Во втором параграфе «Основные направления государственно-конфессиональной политики в условиях Северо-Западного Кавказа и Степного Предкавказья в 1920-1930-х гг.» анализируется практика построения государственно-исламских отношений в регионе и ее законодательная база. В целом, в исследуемом периоде выделяется два заметно отличающихся этапа в построении государственно-исламских отношений, в рамках которых государственная политика по отношению к мусульманскому духовенству характеризовалась определенными особенностями. Первый из них охватывает годы с момента установления в регионе советской власти до начала процесса массовой коллективизации (1920-1929 гг.). Для него характерно обоюдное стремление власти и части духовенства к широкому сотрудничеству. Констатируется наличие отступлений в политике государства от главной линии на секуляризацию общественной жизни, провозглашенной в актах 1917-1918 гг., таких, как декреты СНК и ВЦИК «Об отделении церкви от государства и школы от церкви», «О гражданском браке», «О расторжении брака» и т.д., в исследуемом регионе.

Государством был сделан целый ряд шагов, демонстрирующих толерантность новой власти к мусульманству. Выражением заявленной политики в исследуемом регионе явилось широкое привлечение мусульманского духовенства к работе в местных органах исполнительной и судебной власти. Среди очевидных союзников советской власти на первоначальном этапе государственно-исламских отношений в регионе можно назвать

шариатнстов, провозгласивших лозунг «Да здравствует братство народов, шариат и советская власть!» и адыгейских прогрессистов, стремившихся приспособить нормы ислама к изменяющимся социальным условиям.

Весьма значительное представительство духовных лиц можно отметить в правительствах Горской и Кубано-Черноморской республик. Так, при Кубчерревкоме последовательно сменили друг друга мусульманская секция (созданная по образцу центральной), горская секция и горский исполком, которые должны были служить для выражения и удовлетворения специфических нужд мусульманского населения республики. В деятельности указанных учреждений значительную роль играли муллы и эфенди, что было вполне естественно, поскольку последние являлись наиболее авторитетной и образованной частью местного населения. В целом, можно констатировать наличие широкой практики привлечения духовенства в органы исполнительной власти до середины 1920-х гг., пока не были подготовлены собственные советские кадры.

Шариатское судопроизводство, в противовес адату, в первые годы установления советской власти в регионе было поддержано многими видными большевиками. Шариатские суды, широко поддержанные местным населением, распространились в исследуемом регионе и просуществовали в разных районах до 1923, местами, до 1925 гг.

Аналогичная ситуация наблюдалась и в системе образования. Невзирая на то, что инструкция Народного Комиссариата Юстиции о порядке проведения в жизнь декрета «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» запретила преподавание религиозного вероучения в любом учебном заведении, кроме специализированных религиозных школ, преподавание Корана и арабского языка в общеобразовательных школах региона широко встречалось вплоть до середины 1920-х гг. Параллельно с этим, отмечалось широкое привлечение действующих и бывших мулл, а также сохт (студентов религиозных школ) к работе в системе светского образования, в кампанию по ликвидации неграмотности, для участия в культштурмах и т.д.

Тенденция к сокращению и вытеснению традиционного влияния духовенства из многих сфер социальной жизни местных обществ проявилась в середине 1920-х гг. и нарастала к концу десятилетия. Это выразилось в деятельности, направленной на раскол мусульманского духовенства региона, и осуществлявшейся за счет поддержки органами ОГГТУ группы прогрессистов, курировании работы съездов мусульманского духовенства середины 1920-х гг., организации четкого учета и регистрации религиозных обществ, проводившейся в соответствии с инструкцией Народного

Комиссариата Юстиции 1918 г. и постановлением ВЦИКа от 1922 г., лишении духовенства экономической базы путем ,передачи шариатских сборов в введение ККОВ (Крестьянские Комитеты Общественной Взаимопомощи), ограничении рамок религиозного образования, борьбе со знахарской деятельностью мулл, изъятии нотариальных функций у эфенди, унификации судопроизводства и закрытии шарсудов. В совокупности, указанные действия советской власти в значительной степени сократили полномочия служителей мусульманского культа, существенно ограничив область их влияния на общественную жизнь народов исследуемого региона. В печати была развернута агитация в пользу унификации практики шариатских сборов и распределения их через ККОВы во всем регионе.

Еще одним шагом в указанном направлении стало проведение языковой реформы в регионе, одной из целей которой было и снижение идеологического влияния духовенства. В результате, в значительной степени обесценилось религиозное образование в регионе, легальные рамки существования которого последовательно сужались в соответствии с Постановлением Наркомпроса РСФСР от 27 сентября 1924 г. и дополнением НКВД к нему от 23 декабря 1924 г., инструкцией Наркомпроса и НКВД РСФСР «О преподавании мусульманского вероучения среди восточных национальностей» от 21 августа 1925 г., изданной в исполнение постановления Президиума ВЦИК от 9 июня и 18 июля 1924 г. Параллельно с этим, государство отказывается от практики широкого привлечения кадров мусульманского духовенства в советскую школу, сокращает доступ детей мулл к педагогическому образованию.

На период с середины.до конца 1920-х гг. мы можем констатировать максимальное количество дел по лишению представителей мусульманского духовенства избирательных нрав. Статус «лишенца» для лиц, занимающихся религиозной деятельностью, предусматривался инструкцией Комиссариата Юстиции 24 августа 1918 г., но наиболее последовательное и массовое ее применение в регионе мы наблюдаем в ходе избирательных кампаний второй половины 1920-х гг. Присвоение статуса «лишенца» влекло за собой не только,существенное сокращение их гражданских прав, но и отягченное налогообложение,, а также ряд ограничений, накладывавшихся на членов семьи «лишенца».

Очевидно, что тенденция, заключающаяся в медленном вытеснении духовенства из традиционных сфер влияния, изоляции муллы и эфенди от общества,усилилась в регионе во второй половине 1920-х гг. Законодательным шагом, ограничившим легальные рамки активности мусульманского

духовенства, стало Постановление Президиума ВЦИК и СНК от 1929 г. «О религиозных объединениях». Данный акт оставил за духовенством лишь функцию удовлетворения обрядовых потребностей населения, и только в пределах культового здания. В результате, многочисленные источники дохода духовенства от профессиональной деятельности (оплата за медицинские (знахарство), образовательные, юридические (регистрация брака, развода, наследования по шариату) услуги) были поставлены вне закона. Данный шаг властей вызвал массовый отказ от сана со стороны мулл и эфенди.

С этого момента наблюдается последовательная унификация государственно-конфессиональной политики, отказ от учета региональных особенностей. Положение духовенства теперь во многом зависело от политических и социально-экономических преобразований в стране, ближайшим и заметнейшим из которых стала коллективизация, в ходе которой значительное число представителей духовенства было раскулачено. По следам массовых выступлений в регионе конца 1920-х гг. и восстания 1930 г. власти осуществили ряд репрессий по отношению к духовенству, которое было обвинено в организации восстаний и активном участии в них.

Период первой половины 1930-х гг. привнес ряд новых черт в государственно-конфессиональную политику в части взаимоотношений с мусульманским духовенством региона, носившую теперь открытый антирелигиозный характер, что выразилось, прежде всего, в массовом закрытии мечетей, борьбе с соблюдением и совершением населением религиозных обрядов и т.д. Известно, что законодательно духовенство не имело право принимать участия в сельхозкооперации, но в исследуемом регионе данное положение постоянно нарушалось. Документы указанного периода содержат сообщения об антисоветской деятельности мулл, проникших в колхозы и стремящихся «взорвать их изнутри».

Во второй главе «Эволюция взаимоотношений власти и мусульманского духовенства в 1920-1930-х гг. в регионе: содержание, особенности, результаты» рассматривается история проявления и механизмы государственно-конфессиональной политики в части взаимоотношений с мусульманским духовенством региона. В первом параграфе «Эволюция социально-экономического положения мусульманского духовенства в 1920-1930-е гг.» анализируется экономическая политика государства в отношении служителей культа. Отмечается отсутствие в регионе вакуфа, как особой формы земельной собственности, а, следовательно, и поступлений от него, как элемента экономической базы духовенства. Производится анализ государственной политики в отношении шариатских сборов как основы экономи-

ческого влияния духовенства на местные общества и механизма ее реализации. Отмечается наличие других источников дохода духовенства от профессиональной деятельности (оплата населением образовательных, нотариальных и медицинских услуг, оказывавшихся духовенством), которые к концу 1920-х гг., в результате эволюции государственно-конфессиональных отношений, переходят в разряд нелегальных. Отмечается, что основу дохода мусульманского духовенства региона составляли не поступления от профессиональной деятельности, а продукция сельскохозяйственного производства, прежде всего - животноводства, которым оно занималось. Рассматриваются изменения в проводимой налоговой политике местных и центральных властей по отношению к представителям духовенства. Анализируется влияние коллективизации и раскулачивания на изменение социально-экономического положения духовенства в структуре местных обществ. Отмечается, что экономическая политика государства привела к значительному сокращению численности мусульманского духовенства в регионе.

Во втором параграфе «Съезды мусульманского духовенства Адыгейской (Черкесской) и Карачаево-Черкесской автономных областей как специфическая форма реализации государсгвенно-конфсссиоиальных отношений в регионе» отмечается значительная роль в реализации диалога между властью и верующими съездов мусульманского духовенства и верующих, проходивших в первой половине 1920-х гг. в соответствии положениями о краевых мусульманских съездах 1918 г., и отразивших практически все аспекты советской конфессиональной политики в исследуемом регионе. Съезды мусульманского духовенства и верующих зафиксированы нами в Карачаево-Черкесской и Адыгейской АО, и происходили они в достаточно узких временных рамках (с начала до середины 1920-х гг.). Анализ практ ики проведения съездов, повесток дня, списков присутствующих участников, сравнение северокавказского материала с поволжским позволили определить основные направления взаимодействия власти и мусульманского духовенства региона.

Так,1 съезды принимали решения о необходимости и обязательности светского образования для мусульманского населения региона, особенно, для женщин, об изъятии шариатских сборов из ведения эфенди, о правомерности советского семейного и брачного законодательства, о борьбе с умыканием и калымом, о согласовании шариата с Кодексом Законов РСФСР, о развитии сети религиозных учебных заведений и разрешении вероучения в советской школе и т.д. Мы приходим к выводу, что советская власть нашла в виде съездов мусульманского духовенства достаточно эф-

фективный механизм легитимизации собственной политики в регионе. Часть мусульманского духовенства, благодаря деятельности съездов, смогла добиться разрешения, вопроса о обязательном обучении детей Корану, увеличении количества мектебе (учебных заведений средней ступени). В деятельности съездов, помимо прочего, отражается и ситуация, связанная с расколом духовенства и ролью власти в этом процессе.

В третьем параграфе «Политика власти по отношению к мусульманскому духовенству в контексте развития образования в регионе» прово дится анализ деятельности религиозных школ в регионе и роли духовенства в становлении советской трудовой школы. Проблема просвещения мусульманских народов и роли духовенства в нем с установлением советской власти в регионе была чрезвычайно сложной. С одной стороны, в регионе существовала достаточно развитая и очень популярная традиция мусульманского образования населения. Данная образовательная система, включавшая несколько ступеней (кораническая школа, мектебе, медресе), пережив с установлением советской власти некоторый подъем, сохранила в себе много черт средневековой педагогики. Данные образовательные учреждения обеспечивали трансляцию и воспроизводство обязательных для всех мусульман религиозных знаний, обеспечивая высокий авторитет мусульманского учительства среди местного населения. В первые годы своего существования новая власть мирилась с широким функционированием мусульманских школ. Одновременно, власть привлекала лояльно настроенных и сочувствующих представителей мусульманского духовенства к построению и упрочению советской системы народного образования. Съезды мусульманского духовенства призывали родителей отдавать детей учиться в советские школы. Учитывая тот факт, что духовенство было наиболее грамотной частью местного населения, власть вынуждена была активно привлекать его представителей в качестве учителей в школы, ликпункты и т.д. Наряду с этим, в школах до конца 1920-х гг. часто встречалось преподавание Корана, арабского языка, невзирая на то, что подобные действия противоречили положениям декрета СНК РСФСР от 23 января 1918 г., провозгласившего отделение церкви от государства и школы от церкви. Лишь к кошу 1920-х гг. религиозные школы в регионе были официально запрещены и закрыты, государство также отказалось от использования услуг лиц, имевших отношение к мусульманской школе, в системе народного образования. Были уволены не только большинство мулл и эфенди, но и сохты (студенты, ученики медресе). Детей духовенства, зачастую, не допускали к получению педагогического образования.

Деятельность конфессиональных школ была прекращена, что прервало сам процесс воспроизводства кадров мусульманского духовенства.

В четвертом параграфе «Мусульманское духовенство региона и политические репрессии» анализируется репрессивная политика советского государства по отношению к служителям культа и влияние репрессий на мусульманское духовенство как на субъект государственно-конфессиональных отношений. В динамике репрессивной политики государства по отношению к мусульманскому духовенству региона прослеживались также два основных этапа, связанных с общим процессом развития государственно-конфессиональных отношений в регионе. Первый из этих периодов охватывает время с момента установления советской власти в регионе и до начала процесса сплошной коллективизации. Для этого периода характерно применение экономических и политических приемов давления на духовенство. Среди указанных механизмов наиболее распространенными были лишение избирательных прав, повышение налогообложения, а также отказ от постановки на учет на бирже труда до момента публичного отказа от сана. В условиях первого периода физические репрессии применяются к представителям мусульманского духовенства достаточно редко, и лишь к наиболее активной его части. Основой для обвинений становится в этом случае профессиональная деятельность служителей культа. Второй период, охватывающий конец 1920-х гг. и все 1930-е гг., характеризуется отходом власти от широкого сотрудничества с духовенством и применением репрессий к значительной массе его представителей. Толчком для них послужили случаи сопротивления населения сплошной коллективизации, восстания 1930 г. и участие некоторых представителей духовенства в этих событиях. Операции по «изъятию контрреволюционного мульского элемента» и раскулачиванию стали еще одной причиной отрицательной динамики численности духовенства в указанный период. При этом, необходимо отметить, что приговоры периода конца 1920-х гг. были относительно мягки и большинство из репрессированных мулл и эфенди привлекались по статье 15 «М», как служители религиозного культа. Многие из них пережили лагеря и вернулись домой, но немногие вернулись после этого к религиозной деятельности. В начале 1930-х гг., как периодические издания, так и партийно-государственные отчеты были полны сообщениями о подрывной деятельности мулл и эфенди, о вредительстве колхозно-совхозному производству. Развернулись кампании по борьбе с религиозностью населения, с преследованием по поводу соблюдения обрядов, держания поста Ураза. Своеобразной реакцией со стороны духовенства и части верующих стали массовые переселения туркмен в Ачикулакский район ДАССР, некоторого количества жителей Черкесской АО

в Карачаевскую АО, а карачаевцев - на высокогорные юши, где в вдалеке от властей привычное бытование религиозных традиций продолжалось вплоть до Великой Отечественной Войны. В целом, до середины 1930-х гг. характерным явлением были систематические чистки низовых ячеек партаппарата от классово-чуждого элемента, к которому относилось и духовенство, и члены их семей. Пик репрессий, как и в целом по стране, пришелся на 193637 гг. В это время привычное отождествление кулака и муллы было дополнено новым обвинением — в национализме. В партийных и агитационных материалах также типичным стало применение по отношению к духовенству, кулачеству и репрессированным партийцам обобщенных наименований «двурушников» и «троцкистсьзо-зиновьевсшй банды». В делах лиц, репрессированных в указанный период, принадлежность к духовенству или религиозная деятельность редко составляли основу обвинения. Как свидетельствуют полевые материалы, практическим никто из мулл и эфенди, репрессированных во второй половине 1930-х гг., домой не вернулся. Те же, кто вернулся, продолжили свою религиозную деятельность, но уже в контексте иной государственно-конфессиональной политики.

В заключении диссертации сделаны выводы:

В исследуемом регионе к началу построения новых государственно-конфессиональных отношений, то есть в начале 1920-х гг., власть встретилась с двумя специфичными традициями бытового ислама: горской и кочевой. Специфические черты, обусловленные различными источниками и временем исламизации горцев и степняков исследуемой территории, влияли на механизмы осуществления конфессиональной политики, в том числе и в отношении мусульманского духовенства указанных групп.

В исследуемом регионе на протяжении всего периода 1920-1930-х гг. выделяется два этапа эволюции государственно-конфессиональных отношений. Первый из них приходится на время от момента окончательного установления советской власти в регионе до конца 1920-х гг. Для него характерно широкое сотрудничество укрепляющейся власти и части духовенства, что значительно отличалось от общей линии конфессиональной политики в государстве. Сотрудничество это выразилось в деятельности съездов мусульманского духовенства и верующих, активности со стороны прогрессистов (представленных наиболее молодой частью духовенства Адыгеи, аналог православного «обновленчества»), шариатистов (сторонников распространения шариата, как основы судопроизводства) и разрешении деятельности шарсудов и преподавания вероучения, в расширении сети религиозных образовательных учреждений, в привлечении духовенства для работы в органах исполнительной и судебной власти, к культурному строительству.

С середины 1920-х гг. намечается ужесточение государственной политики и сокращение сотрудничества между властью и мусульманским духовенством. Проводится ряд мероприятий, направленных на изоляцию муллы от общества, на вытеснение влияния духовенства из традиционных сфер путем лишения мулл и эфенди избирательных прав, ряда нотариальных функций, проведения унификации судопроизводства, реформы алфавитов, ограничения вероучения, проведения регистрации религиозных обществ. Данный этап характеризуется унификацией государственно-конфессиональной политики, проведением ее без учета региональной специфики, Период с конца 1920-х и все 1930-е гг. характеризовался отрицательной динамикой численности духовенства, связанной с коллективизацией, раскулачиванием и репрессиями.

В целом, в 1920-1930-е годы, в регионе был накоплен огромный опыт государственно-конфессиональных отношений, положительные и отрицательные стороны опыта которых необходимо учитывать в построении государственно-конфессиональной политики как непосредственно в регионе, так и в стране, в целом.

Публикации по теме исследования

1. Марченко О. Е. Взаимоотношения советской власти и мусульманского духовенства в 20-30-х годах XX века: анализ с привлечением метода устной истории // Вестник Чувашского университета. Гуманитарные науки. -2008.1.-С. 56-61.

2. Марченко О. Е. Проблема взаимоотношений советской влаЬти и мусульманского духовенства туркмен Ставрополья в 20-30-х годах XX века Н Вестник МГОУ (Московского государственного открытого университета).-2008.-№ 2 (31).-С. 41-44.

3. Марченко О. Е. Съезды мусульманского духовенства Адыгейской (Черкесской) и Карачаево-Черкесской автономных областей 1922-1926 годов И Образование - Наука - Творчество (ОНТ). - Нальчик-Армавир, 2008. -№5.-С. 61-64.

4. Марченко О. Е. Изменения в социально-экономическом положении мусульманского духовенства Северо-Западного Кавказа и Степного Предкавказья в 1620-1930-е годы // Вестник МГОУ (Московского государственного открытого университета). - 2008. - № 3 (32). - С. 75-78.

Подписано в печать 09.10.2008 Формат 60x84 1/16 Усл.печ.л. 1,34 Уч.-изд.л. 1,13 Бумага офсетная _Тираж 100 экз._Заказ 177

Отпечатано в Издательско-полиграфическом комплексе Ставропольского государственного университета. 355009, Ставрополь. ул.Пушкина, 1.

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата исторических наук Марченко, Олег Евгеньевич

Введение.

Глава 1. Мусульманское духовенство в системе государственно» / конфессиональных отношений в условиях Северо-Западного Кавказа и Степного Предкавказья.

1.1. Мусульманское духовенство как субъект государственно-конфессиональных отношений в регионе: организация и численность.

1.2. Основные направления государственно-конфессиональной политики в условиях Северо-Западного Кавказа и Степного Предкавказья в 1920 —

1930-х годах.

Глава II. Эволюция взаимоотношений власти и мусульманского духовенства в 1920-1930-х гг. в регионе: содержание, особенности, результаты.

2.1. Эволюция социально-экономического положения мусульманского духовенства в 1920-1930-е гг.

2. 2. Съезды мусульманского духовенства Адыгейской (Черкесской) и Карачаево-Черкесской автономных областей как специфическая форма реализации государственно-конфессиональных отношений в регионе.

2.3. Политика власти по отношению к мусульманскому духовенству в контексте развития образования в регионе.

2.4. Мусульманское духовенство региона и политические репрессии.

Введение диссертации2008 год, автореферат по истории, Марченко, Олег Евгеньевич

Актуальность темы исследования: Тема государственно-конфессиональных отношений на современном этапе развития российского общества обрела особую значимость. Возрождение духовной жизни на более широких основах, в которых представлена и религиозная составляющая, формирование новых теоретико-методологических подходов к изучению истории, с одной стороны, и стремление государства к решению проблемы обеспечения безопасности, в том числе и в сфере противодействия терроризму, построения эффективных моделей взаимодействия с религиозными организациями и поиска конструктивного диалога с конфессиями, с другой, привело к возрастанию интереса к историческому опыту реализации государственно-исламских взаимоотношений в нашей стране. В условиях такого полиэтничного и поликонфессионального региона, как Северный Кавказ, изучение опыта государственно-исламских взаимоотношений приобретает особенную актуальность, ведь имеющемуся опыту активного сотрудничества государства и мусульманских организаций, достаточной степени религиозной свободы в первые годы становления государственно-исламских отношений в советский период вряд ли найдется аналог в истории исследуемого региона. Изучение проблемы идет одновременно под разными углами зрения, поскольку его осуществляют и политики, и ученые-обществоведы различных направлений, и нынешние представители мусульманского духовенства, интересуются ею и сами участники событий и их потомки.

В таких условиях именно научное осмысление вопроса политики советского государства по отношению к мусульманскому духовенству СевероЗападного Кавказа и Степного Предкавказья и ее результатов приобретает существенное значение.

Историография проблемы. В историографии достаточного освещения советский период истории государственно-исламских отношений на Северном Кавказе еще не получил. Обращаясь к рассмотрению проблемы на местном материале, следует отметить, что, в целом, вполне применима традиционная периодизация ее историографии, выделяющая следующие этапы ее изучения: \, 1920-1930-е гг., 1950-е - конец 1980-х, с начала 1990-х до наших дней. ■

Попытки осмысления политики советской власти по отношению к мусульманскому духовенству предпринимались еще в то время, когда интересующие нас процессы не были полностью завершены. В этом смысле чрезвычайно ценной для нас является работа видного большевика Я. Н. Раенко-Туранского1. Некоторые исследователи называют его первым историографом периода становления советской власти на Северо-Западном Кавказе. Работа его «Адыге до и после октября», изданная в 1927 и 1928 г., во-первых, рисует нам события, о которых в дальнейшем официальные власти постарались забыть, во-вторых, дает их оценку с точки зрения ленинской политики. В целом, встретить подобный взгляд, не замутненный более поздней переоценкой с позиций сталинского понимания вопроса, большая редкость.

Так, Я. Н. Раенко-Туранский описывает достаточно подробно все попытки сотрудничества между мусульманским духовенством Адыгеи и нуждавшейся в его поддержке советской властью. Выразилось это в создании Мусульманской секции при Кубано-Черноморском отделе управления (по примеру центральной мусульманской секции при Наркомнаце), и последовательно сменивших ее Горской секции и Горского исполкома, где мусульманское духовенство, по словам автора, играло весьма значительную роль.

Для оценки ситуации, сложившейся в Карачаево-Черкеской автономной области и на всем Северном Кавказе, чрезвычайно ценными являются работы видных местных партийных деятелей: Умара Алиева, Ислама Хубиева

1 Раенко-Туранский Я.Н. Адыге до и после Октября. - Ростов-на-Дону-Краснодар, 1927. 4 писавшего под псевдонимом Карачайлы), Ислама Тамбиева2. В этих небольших по своему объему работах ценным является то, что многие из них могут дать нам представление об изменении официальных оценок событий в динамике, поскольку изданы были эти статьи в достаточно большом временном промежутке (с начала 1920-х по конец 1930-х гг.). Главным достоинством указанных работ является достаточная глубина осмысления проблемы и знание авторами местного материала.

Кроме указанных работ, как и в целом по стране, в указанный период встречается значительное количество материала сугубо практической направленности, преследующего исключительно агитационные цели, не отличающегося глубиной анализа и фактического знания проблемы. Идеологической основой этих работ, естественно, были труды, деятелей партии и правительства: В. И. Ленина3, И. В. Сталина4, А. В. Луначарского5, С. М. Кирова6. Следует отметить, что в исследуемом регионе власть достаточно бдительно следила за уровнем и интенсивностью антирелигиозной'пропаганды, что до некоторой степени ограничивало резкие выпады против религии, по крайней мере, до конца 1920-х гг. Публикации, направленные против влияния мусульманского духовенства, в тот период печатались как в специализированных центральных изданиях, таких, как «Революция и горец», «Безбожник», «Жизнь национальностей», так и в местной прессе, -«Адыгейская жизнь», «Красная Черкесия», «Красный Карачай», «За власть Советов», «Туркменская искра» и др.

С конца 1920-х гг., в целом, наблюдается рост количества антирелигиозной литературы. В это же время появляется первая обобщающая работа по истории ислама в СССР «Социалистическое строительство на

2 Алиев У. Д. Карачай. - Черкесск, 1991; Хубиев (Карачайлы) И. Л.-К. Статьи и очерки. - Черкесск, 1984; Тамбиев И. X. О Карачае и Балкарии. Сборник очерков, статей, заметок. - Ставрополь, 2003.

3 Ленин В. И. Полное собрание сочинений. - T.9.- С. 264-273; - Т. 12,- С. 142-147; - Т. 17. - С. 415-426, 429-438; - T.21.-С. 469-470;-T.22.-С. 80-81, 129-132; -T.33.-C. 1-120;-T.45. - С. 23-29.

4 Сталин И. В. Сочинения. Т.4. - М., 1947. - С.361-362.

5 Луначарский А. В. Жизнь национальностей. Кн. 1(6). 1924. -С. 31-33.

6 Киров С. М. Избранные статьи и речи. - М., 1988. п

Востоке и религия» . Ее автор — JL Климович, основываясь на большом фактическом материале, делает вывод о том, что приспособленческая деятельность духовенства направлена на сохранение своего влияния на верующих путем выдвижения лозунгов тождества ислама и коммунизма. Отметим, что на все исламские регионы страны данный вывод, с нашей точки зрения, распространять неправомерно, так как на Северо-Западном Кавказе и в Степном Предкавказье, за исключением Адыгеи, широкого распространения обновленческое движение, выдвигавшее подобные лозунги, не получило.

В1 местных периодических изданиях с середины 1920-х гг. тематические о публикации достаточно разнообразны . Они затрагивают вопросы развития советской и мусульманской школы, задачи антирелигиозной пропаганды в школе и за ее пределами, реформы национальной письменности, борьбы с религиозностью населения (соблюдение поста Ураза, празднование Курбан-Байрама и т.п.) и знахарством. С началом массовой коллективизации на первый план антирелигиозной работы выходит тема сопротивления духовенства, объединившегося с кулачеством, проводимым хозяйственным мероприятиям. Большое количество публикаций повествуют о том, как, путем проникновения1 в ряды колхозников, «кулацко-мульский элемент» стремился «взорвать колхоз изнутри», описываются основные приемы развернутой им антиколхозной агитации, случаи физической расправы над партийными, колхозными активистами и т.д. Подобного рода публикации, с некоторыми изменениями, выходили вплоть до 1940-х гг.9.

В годы войны и послевоенное время заметных публикаций по теме взаимоотношений государства и конфессий не появлялось. Следующий этап активного изучения проблемы приходится на 1950-е годы, когда

7 Климович Л. Социалистическое строительство на Востоке и религия. — М.—Л., 1929.

8 Голодович К. И. Съезд шариатистов // Черкесская правда. — №1, 13 октября 1922. - С 3; К вопросу о латинизации адыгейского алфавита // Адыгейская жизнь. - №15, 24 мая 1926. - С. 1; Советы и черкешенка. // Адыгейская жизнь. -№8 (50), 25 февраля 1927. - С.З; Смирнова Н. А Чадра (происхождение покрывала мусульманской женщины и борьба с ним).- М., 1929.

9 Василевский К. Ислам на службе контрреволюции. - М., 1930; Тамбиев И.'Х. Карачай прежде и теперь. -Ростов-на-Дону, 1931; Ошаев X. Ураза и вопросы антирелигиозной работы в национальных областях. // Революция и горец. -№1-2, 1931. -С.72-75; За повседневную антирелигиозную пропаганду. // Колхозный путь. -№29 (260), 15 апреля 1937. - С.1; Победоносцев А. Черкесия. - М., 1940. 6 активизируется изучение культуры и истории народов региона, создается сеть региональных научно-исследовательских институтов, проводится обширная полевая работа по сбору информации об установлении советской власти и социалистическом строительстве. В работах указанного периода вопрос политики советской власти по отношению к мусульманскому духовенству специально не рассматривается, чего нельзя сказать об освещении некоторых аспектов проблемы и констатации отдельных фактов. Также определенную разработку получила тема при изучении остаточной религиозности населения страны победившего социализма10.

Заметный вклад в изучение темы внесла работа В. А. Авксентьева «Ислам на Северном Кавказе»11. Данное исследование содержит обширный фактический материал и характерные для 1970-х гг. оценки событий. К сожалению, в работе отсутствуют сведения о периоде и формах сотрудничества между советским государством и мусульманским духовенством в регионе. В эти же годы появились исследования, в которых проводился* анализ процесса развития атеизма в регионе, содержания деятельности партийных органов по атеистическому воспитанию трудящихся12.

Созданные^ в этот период работы, в целом, определили основные востребованные направления в исследовании темы государственно-исламских отношений в регионе. Поэтому наиболее разработанными оказались вопросы сотрудничества местного духовенства с белогвардейскими войсками; борьбы советской системы образования за влияние на местное население, особенно молодежь; проблемы языковой политики и национального просвещения; «раскрепощения» горянки и выведения ее из-под влияния духовенства и родовых устоев (борьба, с умыканием и калымом); противодействия «кулацко-мульского элемента» колхозному строительству и другим хозяйственным и социалистическим преобразованиям в регионе.

10 Вагабов М.В., Вагабов Н.М. Ислам и вопросы атеистического воспитания: Учеб пособие. — М ,1988.

11 Авксентьев Л В Ислам на Северном Кавказе. - Ставрополь, 1973.

12 Проблемы атеистического воспитания в условиях Карачаево-Черкесии / Ред. Р. А.-Х. Джанибеков. - Черкесск, 1979. - С. 152; Вопросы партийного руководства по ликвидации национального неравенства народов Карачаево-Черкесии (1917- 1941 гг.)/ Ред. М.М. Бекижсв - Черкесск ,1984 - С.162.; Великий октябрь и раскрепощение женщин Северного Кавказа и Закавказья (1917-1936 гг )/ Отв Ред. К. С. Кузнецова - М., 1979.

Интересным исследованием указанного периода является работа С. Т.

1 ^

Меликова «Истинное лицо "слуг аллаха"» . Автором была предпринята попытка целостного анализа проблемы взаимоотношения советской власти и мусульманского духовенства с середины 1920-х до начала 1940-х гг. на территории всего Северного Кавказа, включая Чечню и Ингушетию. Исследователем была проделана большая работа: для анализа привлекается обширный архивный материал из республиканских государственных и партийных архивов, значителен объем анализируемых материалов периодической печати, выявлены и изучены воспоминания местных и центральных партийных деятелей и т.д. Работа имеет большую ценность, благодаря введению в научный оборот не привлекавшихся ранее источников. Автор обобщил практически весь имевшийся к тому моменту материал, как бы подводя итог изучению темы в рамках марксистско-ленинской методологии.

В этот же период тема политики советской власти в отношении мусульманского духовенства Северного Кавказа привлекает внимание зарубежных, прежде всего, западных исследователей-обществоведов. Главной особенностью работ таких авторов, как А. Бенигсен14, Р. Пайпс 15 и Э. Карр16, было тесное переплетение вопроса государственно-исламских отношений с проблемами национальной политики государства в регионе. Привлекаемый в этих работах материал преимущественно охватывает значительные временные рамки и часто касается различных регионов России, что определяет широту выводов и заключений, к которым приходят авторы.

Западные исследователи несколько переоценивали .значение исламского фактора в регионе, часто за счет нивелировки значимости национальных или языковых различий северокавказских горцев. В целом же, иные идеология и методология, использование отличных источников определили и иной взгляд западных исследователей на проблему государственно-конфессиональных отношений в исследуемом регионе.

13 Меликов С. Т. Истинное лицо «слуг аллаха». - Орджоникидзе, 1987.

14 Бенигсен А. Мусульмане в СССР. - Paris, 1983.

15 Pipes R. Russia under the old regime. - London, 1974.

16 Карр Э. История Советской России. Большевистская революция 1917-23. T.l. -М., 1990. 8

Новый этап начался в отечественной исторической науке с конца 1980-х гг. Ознаменовался он, прежде всего, обращением к новым методологиям и приемам и введением в научный оборот новых источников. Широкому научному обсуждению подверглась проблема взаимоотношений церкви и власти. Так, в работах И. М. Одинцова были отражены новые страницы истории формирования советского антирелигиозного законодательства, и деятельность государственных органов, контролирующих государственнорелигиозные отношения17. Государственно-исламские отношения, как философская'и политическая проблема, нашли широкое освещение в работах таких исследователей, как А. В. Малашенко18, Р. Г. Ланда19, А. В. Ахмадуллин и С. А. Мельков20, и др.

Значительное количество исследований частно-исторического характера внесли весомый вклад в разработку темы. Так, работы О. В.

21

Бобровникова и^ И. Л. Бабич , посвященные исследованию темы у традиционного правового плюрализма Северного Кавказа, соотношению адата и шариата в судебной системе мусульманских народов,региона, затрагивают и проблему существования шариатского судопроизводства1 в первые годы советской власти. Привлекаемые авторами источники позволяют выяснить законодательную основу деятельности местных шарсудов, их компетенцию, восприятие результатов их функционирования официальной властью и местным' населением.

22

Исследование Н. А. Нефляшевой , посвященное проблеме взаимодействия традиции и власти, рассматриваемой на материалах Адыгеи, поднимает еще ряд неизученных аспектов вопроса политики советской власти по отношению к мусульманскому духовенству. Автор подробно

17 Одинцов М. И. Государство и церковь (история взаимоотношений 1917 - 1938 гг.). -М., 1991.

18 Малашенко А. В. Исламские ориентиры Северного Кавказа. - М., 2001.

19 Ланда Р. Г. Ислам в истории России. - М., 1995.

20 Ахмадуллин В.А., Мельков С.А. Государственно-исламские отношения в России: история, теория, механизмы, военно-политические аспекты. - М., 2000.

21 Бабич И. Л. Народные традиции в общественном быту кабардинцев. - М., 1995; Бобровников О. В. Шариатские суды // Ислам на территории бывшей Российской империи. Вып.1. - М., 1998. - С.61-63.

22 Нефляшева Н. А. Традиции и власть (на материалах Адыгеи конца XIX - 20х гг. XX в.) Дисс.канд. ист. Наук. -Майкоп, 1996. останавливается на деятельности адыгейских эфенди-прогрессистов и, в результате проведенного анализа, основанного на материалах съездов духовенства Адыгейской АО, документах партийных организаций, приходит к выводу о значительной роли органов ОГПУ в расколе местного духовенства. Кроме того, автор приводит примеры активного сотрудничества партийных органов и духовенства в^ период становления советского государства, отмечая при этом продолжение некоторых дореволюционных традиций взаимодействия власти и служителей культа.

Функционирование мусульманской системы образования в условиях социалистического государства описывается в работах X. Б. Мамсирова23, А. А. Ярлыкапова24. Значение периода 1920-1930-х гг. в. исторических судьбах мусульманского духовенства Кабардино-Балкарии и Северной Осетии оценивается Н.М. Емельяновой в работах «Мусульмане Кабарды» и «Мусульмане Осетии»25. Поскольку определение конкретных методов взаимодействия советской власти и служителей культа не входило в исследовательскую задачу автора, многие мероприятия описываются пунктирно, но1 общая широта исторического повествования помогает проследить и отдельные аспекты эволюции государственно-исламских отношений в республиках.

Значительный вклад в исследование темы государственно-исламских отношений в 1920-1930-е гг. в Северо-Кавказском крае внесли работы Е. В. и

•у/Г

Н. В. Кратовых . Помимо взвешенного сравнительного анализа проводимой конфессиональной политики в регионе, авторы вводят в научный оборот ценные, ранее не привлекаемые в исследованиях источники, — «Анкеты на служителей магометанского - культа» по Карачаевской автономной области,

23 Мамсиров X. Б. Советская власть и мусульманская система образования в 20-е гг. XX века // Известия ВУЗов. Северо-Кавказский регион. Общественные науки.- 2004. - №2. С.32-39.

24 Ярлыкапов А. А. Исламское образование в Дагестане: эволюция содержания. http://www.ethnonet.ru. Публикация 01. 07. 2004.

25 Емельянова H. М. Мусульмане Кабарды. - М., 1999.

26 Кратов Е. В., Н. В. Кратова. «Анкета на служителей религиозного магометанского культа» как источник по истории государственно-конфессиональной политики советского государства во второй половине 1920-х гг. в Карачаевской автономной области // Гуманитарная мысль Юга России. -2006. -№2. - С.59-68; Кратов Е. В. Ислам в Северо-Кавказском крае(1924-1934 гг.) //Гуманитарная мысль Юга России. -2005. - №1. -С.109-117.

10 обнаруженные ими в государственном архиве Карачаево-Черкеской республике, и производят их подробнейший анализ.

Для нас важна и работа JI. В. Лобовой, в которой она, рассматривая социально-философские проблемы национальных отношений на Северном Кавказе в первой половине XX века" , произвела крайне интересный анализ основных научных концепций и взглядов западных и отечественных ученых на интересующую нас проблему. Г.Х и З.Г. Мамбетовы, обращаясь к проблеме восстаний в Кабардино-Балкарии 1927, 1928 и 1930 гг.28, дают нам ценные, прежде недоступные, сведения о численности духовенства в отдельных районах республики. Значимым для нас является сделанный авторами вывод о том, что Чегемские, Баксанские события, так же, как и восстание 1930 г., были массовыми крестьянскими волнениями, ответом на проводимую политику коллективизации, а не единичными выступлениями, инициированными «кулацко-мульским элементом».

Тема взаимоотношений советской власти и мусульманского духовенства Северного Кавказа всегда вызывала научный интерес зарубежных исследователей. Такие историки и социологи, как Вардис, Баргхоорн, Пайпс и др29., особое внимание в своих работах уделили вопросам религиозных основ национальной самоидентификации северокавказских народов, а также языковой реформе. Работы указанных авторов представляют безусловный интерес для исследования темы политики советской власти по отношению к мусульманскому духовенству Северного Кавказа.

Несмотря на рост количества публикаций и очевидные достижения в интересующей нас сфере научной мысли, необходимо отметить, что анализу подвергались лишь отдельные аспекты проблемы взаимоотношения советского государства и духовенства горцев Северо-Западного Кавказа в 1920-1930-е гг. Между тем, Степное Предкавказье со своей своеобразной кочевой традицией

27 Цит. по: Лобова Л. В.Социально-философские проблемы национальных отношений на Северном Кавказе. Дисс.канд. философ, наук. — Ставрополь, 1995.

28 Мамбетов Г. X., З.Г. Мамбетов. К изучению проблемы: «социальные противоречия в Кабардино-Балкарии в 1920-30-е гг. //История Северного Кавказа с древнейших времен по настоящее время (тезисы конференции 3031 мая 2000 г.) - Пятигорск, 2000. С. 146-150

29 Лобова Л. В. Указ. соч. ислама, бытовавшей у туркмен и ногайцев, практически полностью выпало из поля зрения исследователей. За исключением работ А. В. Курбанова30 и А. А.

31

Ярлыкапова , касающихся судьбы ислама у кочевников региона в годы советской власти, в которых лишь вскользь затрагивается данный вопрос. В таких условиях совершенно необходимо комплексное исследование проблемы становления и эволюции политики советской власти по отношению к мусульманскому духовенству Северо-Западного Кавказа и Степного Предкавказья.

Объектом нашего исследования стали государственно-конфессиональные отношения на Северо-Западном Кавказе и Степном Предкавказье в период 1920-1930-х гг.

Предметом исследования определены различные формы и методы политики и работы советской власти с мусульманским духовенством и их эволюция. Значительное внимание в исследовании уделяется и реакции со стороны духовенства, трансформации его социально-экономического и правового статуса.

Хронологические рамки исследования: начало 1920-х гг. — конец 1930-х гг. Выбор заявленных хронологических рамок исследования определен следующим. С момента окончательного установления советской власти в регионе и вплоть до конца 1920-х гг., конфессиональная политика власти характеризуется значительной терпимостью со стороны государства к функционированию системы мусульманского образования, судопроизводства в регионе, участию представителей духовенства в государственном строительстве и т.д. С конца же 1920-х гг. вплоть до конца 1930-х годов характерно ужесточение позиции власти в отношении духовенства, вытеснение его из всех сфер жизни общества, экономические и политические репрессии. В это время так же завершается и процесс оформления режима личной власти в стране.

30 Курбанов А. В. Ставропольские туркмены. Историко-этнографический очерк. — Санкт-Петербург, 1995.

31 Ярлыкапов А. А. Ислам у степных ногайцев в XX (историко-этнографическое исследование): Дисс. канд. наук. — М., 1999.

Выбор территориальных рамок исследования, а это, в основном, территория Северо-Западного Кавказа и Степного Предкавказья (а именно -территории современных Адыгейской и Карачаево-Черкесской республик и Ставропольского края), определен стремлением комплексного рассмотрения проблемы, а также возможностью проведения сравнительного анализа судеб мусульманского духовенства в 1920-1930-е гг., как носителей двух отличных мусульманских традиций - горской, представленной народами СевероЗападного Кавказа, и кочевой, носителями которой были ставропольские туркмены и ногайцы. Кроме того, невзирая на некоторые отличия, в целом построение государственно-исламских отношений на интересующей нас территории проходило на похожих принципах, определенных историческими условиями, но отличных от тех, что действовали, к примеру, на СевероВосточном Кавказе или в Поволжье.

Цель исследования заключается в комплексном изучении истории эволюции мусульманского духовенства Северо-Западного Кавказа и Степного Предкавказья как субъекта государственно-конфессиональных отношений в 1920-1930; содержания и особенностей политики советской власти по отношению к мусульманскому духовенству Северо-Западного Кавказа и Степного Предкавказья в 1920 - 1930-е гг.

Для достижения поставленных целей необходимо решение ряда задач: установить место и роль мусульманского духовенства в горской и кочевой традициях бытового ислама в системе государственно-конфессиональных отношений; проследить основные направления и этапы государственной политики отношении мусульманского духовенства в регионе; определить динамику численности и эволюцию структуры мусульманского духовенства в исследуемый период; проанализировать изменения в социально-экономическом положении мусульманского духовенства в контексте государственно-конфессиональных отношений; изучить деятельность съездов мусульманского духовенства и верующих региона в качестве специфической формы реализации ■ государственно-конфессиональных отношений; выявить отношение мусульманского духовенства к политике советской власти по развитию системы образования в регионе, а также степень его участия в этом процессе.

Методологическая база исследования: работа написана с применением комплекса традиционных подходов, а также метода устной истории. Основой исследования является принцип историзма, предполагающий основные методы исторического познания: историко-сравнительный, историко-генетический, историко-системный, историко-типологический.

Применение метода устной истории в нашей работе связано с некоторой неполнотой традиционных источников по заявленной теме, хотя это не означает отсутствия необходимости учета субъективности материалов полевых исследований при получении новых и достоверных исторических фактов. Зафиксированные в ходе сбора полевых материалов воспоминания очевидцев и потомков участников событий позволили реконструировать обыденное восприятие политики советской власти в отношении мусульманского духовенства, а также отражение ее в повседневной практике горцев и степняков региона. Кроме того, применение методов устной истории позволило частично реконструировать биографии малоизвестных религиозных деятелей региона, сыгравших значительную роль в сохранении и трансляции религиозной мусульманской традиции, выявить явление, не нашедшее заметного отражения в традиционных источниках, а именно наличие условно выделяемой категории низшего мусульманского духовенства.

Источниковая база исследования представлена большим количеством различных материалов. Среди них как опубликованные, так и архивные документы и материалы, содержащиеся в фондах Государственного архива Российской Федерации (Г АРФ), Российского Государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ), Государственного архива

Карачаево-Черкеской Республики (ГАКЧР), Центра документации общественных движений и партий Карачаево-Черкеской Республики (ЦДОДиПКЧР), Национального архива Республики Адыгеи (НАРА), Государственного архива Краснодарского края (ГАКК), Государственного архива Ставропольского края (ГАСК), Центра документации новейшей истории Ставропольского края (ЦДНИСК).

Весь имеющийся источниковый материал можно разделить на следующие группы:

1. Законодательные и нормативно-правовые акты.

2. Делопроизводственные материалы.

3. Публицистика.

4. Материалы периодической печати.

5. Документы личного происхождения и полевые материалы.

Законодательные источники. В эту группу входят, прежде всего, тексты

Конституций и Уголовных Кодексов РСФСР, декреты и постановления центральных советских и партийных органов - ВЦИК, Совнаркома, Пленумов, ЦК партии - определявшие основные направления государственной политики в отношении мусульманского духовенства в изучаемый период. Привлекаемые автором документы были опубликованы в таких изданиях, как «Декреты Советской власти», «КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. (1898-1986)», в 7-ми томах. Ряд важных документов содержится в работе М. И. Одинцова «Государство и церковь (История взаимоотношений 1917-1938 гг.)» , в сборнике «Штурм небес». Данная группа источников является очень важной не только потому, что- составляла правовую основу религиозной политики государства, но и регулировало деятельность партийных организаций в этом направлении.

Кроме центральных законодательных актов, для нашей работы чрезвычайно важно рассмотреть группу источников, представленную нормативно-правовыми актами областных и краевых исполкомов, поскольку их

32 Одинцов М. И. Государство и церковь (История взаимоотношений 19 J 7-1938 гг.). - М., 1991.

15 анализ позволяет выявить степень соответствия политики на местах установкам центра, и ее особенности.

Делопроизводственные материалы государственных и партийных учреждений составляют наиболее обширную группу источников. Наряду с документами партийных и советских органов, сохранились материалы, представляющие другую сторону государственно-исламских отношений, но лишь в первоначальный период активного сотрудничества (протоколы заседаний Горской секции Кубано-Черноморского ревкома и съездов мусульманского духовенства автономных республик).

Из огромного массива делопроизводственных материалов, прежде всего, следует отметить организационно-распорядительную документацию краевых и областных исполкомов. На всем протяжении исследуемого периода партией большое внимание уделялось созданию специальных организационных структур, способных максимально эффективно решать возникающие проблемы (Мусульманская секция, горская секция, горский исполком, шариатские суды, и их ликвидация в дальнейшем, религиозные общества, ячейки Союза Воинствующих Безбожников и т.д.). Создание нового органа или упразднение его сопровождалось изданием соответствующего положения, определяющего направление его работы или причины ликвидации. При этом, как правило, в документе давалось обоснование данного действия, опиравшееся, обычно, на тщательный анализ социально-политической ситуации в регионе. По мере выяснения основных социальных и политических позиций духовенства в местных обществах, анализа накопленного опыта взаимодействия и противодействия духовенству, вырабатывались соответствующие рекомендации и предложения, оформленные в виде инструкций о методах антирелигиозной пропаганды и т.д.

Деятельность партийных и советских органов, партийных и беспартийных совещаний и конференций отражена в многочисленных приказах, инструкциях, циркулярах, распоряжениях. Помимо документов край -и райисполкомов, отделов народного образования, органов ОГПУ, ЗАГСов, важным источником являются постановления аул- и сельсоветов, поскольку они демонстрируют реальное положение дел на местах.

Содержательным источником является переписка различных органов (письма, телеграммы) и т.д. Деятельность различных органов протоколировалась. Принятие важных решений по общественно-политическим вопросам отражено в протоколах и различных съездов, совещаний, пленумов.

В нашем распоряжении имеется и незначительная часть аналогичной документации другой субъекта взаимоотношений - мусульманского духовенства. Она представлена материалами съездов ' мусульманского духовенства, проходившими в автономных областях с начала до второй половины 1920-х гг. Так, анализу были подвергнуты протоколы и резолюции трех съездов мусульманского духовенства Адыгейской АО и одного -духовенства Карачаевской и Черкесской АО. Особого интереса заслуживают протоколы заседаний горской секции Адыгейской АО. Примечательным в данном случае является то, что указанные документы разрабатывались партийными органами, но с изменением политической конъюнктуры стали рассматриваться как документы, отражающие антисоветскую позицию националистически настроенной части местной интеллигенции и духовенства.

Чрезвычайно интересным и насыщенным разнообразными сведениями источником являются информационные материалы: сводки, отчеты и обзоры.

Ценные сведения предоставляет нам такой вид документации, как статистическая. Как правило, она оформлялась в форме отчетов или бюллетеней, часто была приурочена к определенной дате. К статистической документации можно отнести и отчеты районных культкомиссий о количестве культовых зданий, в том числе, закрытых, количестве служителей культа, в том числе, осужденных за политические преступления. Следует отметить сложность в использовании данного вида источников, так как часто информация, представленная в различных документах, значительно отличается при характеристике одного и того же показателя.

Особый интерес для исследования представляет секретное делопроизводство. Именно в документах с грифом «секретно» можно обнаружить сведения, позволяющие определить истинную подоплеку событий, вскрыть факты, значительно меняющие устоявшийся взгляд на проблему. В связи с документальными публикациями и открытием некоторых архивных фондов, предпринятыми в недавнем прошлом, стали доступны информационные сводки ВЧК-ОГПУ, содержащиеся в некоторых партийных отчетах и отражающие политические настроения населения.

Безусловный интерес представляют учетные документы, списки граждан, лишенных избирательных прав, анкеты и списки служителей религиозного культа по Карачаевской Автономной Области, списки зарегистрированных религиозных обществ всего исследуемого региона, материалы комиссий по религиозным культам в регионе и т.д.

Изобилие делопроизводственной документации привело нас к необходимости обратиться к наиболее продуктивной методике ее изучения -комплексному исследованию. Эта возможность представляется при систематическом исследовании материалов, отложившихся в результате деятельности определенного учреждения. Подобная трудоемкая методика позволяет исключить элемент случайности.

Из публицистических материалов вызывают интерес ряд работ местных партийцев: И. X. Тамбиева, И. А.-К. Хубиева, Я. Н. Раенко-Туранского, У. Д. Алиева и др. Их очерки и статьи рисуют нам особенности быта местного населения, а также называют и описывают многие антирелигиозные мероприятия советской власти, оцененные с партийных позиций.

Материалы периодической печати представлены местными и центральными периодическими изданиями: «Атеист», «Жизнь национальностей», «Революция и горец», «Адыгейская жизнь», «Красная Черкесия», «За власть Советов», «Красный Карачай», «Читай». В советских газетах размещались призывы к населению, публиковались. законодательные акты, отчеты о проводимых кампаниях (перевыборная, посевная, призывная) и отношении к ним духовенства. К исследованию привлекаются также современные местные периодические издания (газеты «Рассвет», «Ленинское знамя», «День республики», «Заря», «Кошехабльские вести»), в которых были помещены списки репрессированных и впоследствии реабилитированных лиц, с указанием меры наказания. В списках значительно количество служителей мусульманского культа.

Среди документов личного происхождения, в которых освещается исследуемая проблематика, преобладают воспоминания (устные и письменные) участников событий и их потомков, собранные нами в ходе полевых исследований, проведенных в 2007-2008 гг. в селах и аулах республики Адыгея, Ставропольского края и Карачаево-Черкеской республики. Сбор полевого материала производился с применением метода устной истории. Собранные полевые материалы составили три тетради.

Т. Дош в своей книге «Стремление к истине» говорит, что обращение к методам устной истории «связано, прежде всего, с неполнотой традиционных письменных источников по ряду тем, привлекающих сегодня большое научное внимание». Далее он называет несколько областей исторического познания, где привлечение указанных методов наиболее продуктивно и обоснованно. К нашей теме самое непосредственное отношение имеют следующие. Первая — «это история обществ, не обладающих грамотностью, не породивших почти никаких собственных письменных источников. Сведения о них содержатся в документах, составленных на основе свидетельств владеющих грамотой — но обычно предубежденных сторонних наблюдателей» .

Последнее положение может быть, с некоторыми оговорками, отнесено к северокавказским обществам эпохи Гражданской войны и становления советской власти. Для подтверждения высказанного мнения приведем числовые данные по уровню грамотности среди карачаевцев по данным переписи 1897 года: владеющих русской грамотой - 1,5%, владеющих грамотой на других языках - 7,8%. Под другими языками, чаще

33Тош Д. Стремление к истине: как овладеть мастерством историка. - М., 2000. - С. 262

19 всего подразумевается арабский, язык ислама, документы на котором если и создавались, то в советских архивах явно не откладывались.

Еще одним подтверждением этому служат «Анкеты на служителей магометанского культа» из фонда Государственного архива КЧР. При их анализе мы установили, что из 92 анкетируемых, в разной степени знакома с русским языком только пятая их часть (17 человек), но были и совершенно неграмотные, при том, что духовенство являлось самой образованной прослойкой карачаевского общества. Следует также заметить, что языком ислама в регионе был арабский, применяемый часто и для межнационального общения. Видимо, документы на арабском языке если и создавались, то в архивах не откладывались. Таким образом, за редким исключением, идейные позиции второй стороны — не прогрессивного духовенства, а остальной его части, в традиционных архивных или мемуарных материалах не представлены. Указанные обстоятельства особенно актуализирует применение методов устной истории.

Следующая сфера, для реконструкции которой применение указанных методов имеет принципиальное значение, - это повседневная жизнь. Именно в последней области применение методов устной истории дает максимально объективный результат. Трудно не согласиться с тем, что устная история предоставляет наилучший доступ к повседневной жизни, помогая проследить, какие именно бытовые формы приобретали те или иные политические решения в жизни определенного человека или народа.

Нельзя не отметить, что при сборе полевого материала мы также столкнулись с типичными проблемами, возникающими у исследователей, привлекающих методы устной истории. Как отмечает Д. Тош, «.почти все воспоминания о своей юности часто неточны в отношении конкретных событий и их последовательности». Это тем более усугубляется тем, что исследуемый период достаточно узок, и в детском восприятии, которым обладали респонденты на момент совершения событий, хронологические отрезки в 2-3 года очень редко фиксируются. Чаще всего фигурируют приблизительные хронологические рамки: «в конце 20-х», в «в 30-е годы после голода», «во время коллективизации» и т.п.

Последнее обстоятельство усугубляется тем, что многие интервьюируемые пережили депортацию, которая и является главным водоразделом их памяти. Редким, но достаточно ценным исключением являются случаи, когда воспоминания связаны с конкретными близкими людьми, например, «Отца, знающего в вере - эфенди Ибрагима Исмаиловича арестовали 15 августа 1937 г., посадили в Коми ССР)».34 Подобные воспоминания подкреплены документально. Как отмечают исследователи, именно в последней области, а именно, в выявлении новых традиционных документальных источников, недоступных исследователям и находящихся в личном пользовании, заключается еще один положительный результат применения метода устной истории.

Таким образом, на наш взгляд, применение метода устной истории в нашем диссертационном исследовании вполне оправданно * и продуктивно. Отметим, что собранный нами полевой материал практически всегда находит подтверждение в архивных данных и материалах периодической печати.

Специфика темы и рассматриваемых вопросов делает необходимым привлечение теологических источников, в том числе, Корана35. Важную информацию для характеристики исламских традиций, бытовавших среди жителей-степняков Степного Предкавказья, представляют историко

36 этнографические источники, в частности, работы С. В. Фарфоровского и И. JI. Щеглова37.

Научная новизна исследования. Во-первых, в диссертации проанализирован весь комплекс проблем, связанных с политикой советской власти в отношении мусульманского духовенства Северо-Западного Кавказа и Степного Предкавказья периода 1920 - 1930-х гг. Впервые проведен комплексный анализ проблемы государственно-исламских отношений в

34 Полевые материалы автора (далее ПМА), собранные в 2007-2008 гг. в КЧР. Тетрадь №1. Л.8.

35 Коран / Пер. и комент. И.Ю. Крачковского. - М., 1986.

36 Фарфоровский С. В. Трухмены (Туркмены) Ставропольской губернии. - Казань, 1911.

37 Щеглов И. Л. Трухмены и Ногайцы Ставропольской губернии. - Ставрополь, 1910.T.1.

21 регионе, большинство данных по Степному Предкавказью впервые введены в научный оборот. Впервые анализируется в качестве результатов государственной политики трансформация правового статуса мусульманского духовенства региона, его социально-экономического положения, а также рассматриваются новые аспекты его деятельности, такие, как борьба за сохранение системы религиозного образования, за проведение дискуссионных съездов.

В работе реализована попытка анализа всего комплекса мероприятий, направленных на вытеснение духовенства из всех значимых сфер жизни местного общества, а также выявления наиболее характерных тенденций в ходе проведения репрессий в отношении духовенства. Определено место мусульманского духовенства в национальном просвещении и культурном строительстве в регионе, в том числе и в участии в строительстве советской трудовой школы.

Практическая значимость исследования. Исторический опыт государственно-исламских отношений, анализ которого проведен в данной работе, может быть учтен как фактор совершенствования модели религиозной политики, правовой базы в отношении религиозных институтов и духовенства, особенностей ее применения в местных условиях, что важно в условиях создания систем обеспечения безопасности в регионе. Практическая значимость работы определяется важностью феномена духовенства в социальной жизни и необходимостью изучения его истоков, эволюции и трансформации. Материалы исследования могут быть использованы в научной и преподавательской работе, а также при разработке проблем отечественной истории новейшего времени, при составлении курсов лекций и учебников, в спецкурсах и спецсеминарах по истории государственно-конфессиональных отношений и регионоведению.

Апробация работы. Основные положения и выводы диссертационного исследования изложены в ходе участия в научных конференциях различного уровня, а также представлены в ряде публикаций.

Рукопись диссертации обсуждалась на заседании кафедры историографии и источниковедения Ставропольского государственного университета. Структура работы включает в себя введение, две главы из шести параграфов, заключение, список использованных источников и литературы.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Мусульманское духовенство Северо-Западного Кавказа и Степного Предкавказья в системе государственно-конфессиональных отношений в 1920-1930-х гг."

Заключение.

В условиях Северо-Западного Кавказа и Степного Предкавказья к моменту установления советской власти можно выделить две несколько различные традиции бытования ислама среди горцев (карачаевцы, адыги, черкесы) и степняков (туркмены Ставрополья и ногайцы) региона. Кочевая традиция, распространенная в Степном Предкавказье, в своей основе не была единой, она базировалась на среднеазиатских традициях, привнесенных туркменами, и поволжских (золотоордынских) традициях, носителями которых были ногайцы. В целом, кочевая традиция бытового ислама по источникам и времени исламизации значительно отличалась от горской, бытовавшей на Северо-Западном Кавказе.

Это определило и ряд особенностей в деятельности этнических групп служителей ислама. Например, среди духовенства степняков заметна более строгая горизонтальная иерархия, основанная на разделении сфер деятельности (обрядовая, образовательная, судебная), включавшая, соответственно, мулл, мугаллимов и казиев, значительно менее заметная среди горского духовенства. Другим существенным отличием стало различие в использовании шариатских сборов, не в качестве оплаты духовенству, а на удовлетворение нужд беднейшей части населения. На Северо-Западном Кавказе сложилась другая традиция, согласно которой около 1/3 части пожертвований распределялось среди бедняков, а большая часть расходовалась духовенством по собственному усмотрению.

Кроме того, у носителей кочевых традиций мы можем наблюдать деятельность условно выделяемой категории низшего исламского духовенства, представленной женской частью семей священнослужителей. Их активность наиболее заметна в образовательной сфере и нарастает по мере усиления репрессий. Последняя тенденция, ранее среди горцев не наблюдаемая, нарастает и среди представительниц семей священнослужителей Северо-Западного Кавказа с середины 1920-х гг.

В целом же, можно отметить отсутствие категории высшего мусульманского духовенства, а также слабую, скорее, условную связь местного духовенства с центральными исламскими духовными управлениями (Оренбург и Тифлис). Это способствовало сохранению определенного демократизма в вопросе выбора муллы, осуществляемого местным населением. Условная средняя ступень в вертикальной иерархии была представлена кадиями, осуществлявшими на местах не только судебные, но и часть контрольно-административных функций. Они же производили испытание знаний претендентов на должности муллы и эфенди. Все указанные выше особенности в различной степени влияли на механизмы реализации государственной политики в отношении исламского духовенства в регионе.

В целом, в рамках исследуемого периода необходимо отметить два заметно отличающихся этапа в построении государственно-исламских отношений, в каждом из которых государственная политика по отношению к мусульманскому духовенству характеризовалась определенными особенностями. Первый из них охватывает годы с момента установления в регионе советской власти до начала массовой коллективизации (1920-1929гг.). Для этого периода характерно обоюдное стремление власти и части духовенства к широкому сотрудничеству. В первую очередь, следует отметить наличие в исследуемом регионе отступлений в политике государства от главной линии на секуляризацию общественной жизни, провозглашенной в актах 1917-1918 гг., таких, как декреты СНК и ВЦИК «Об отделении церкви от государства и школы от церкви», «О гражданском браке», «О расторжении брака» и т.д.

Властью был сделан целый ряд шагов, демонстрирующих ее толерантность к исламу. Выражением этой политики в исследуемом регионе явилось широкое привлечение мусульманского духовенства к работе в местных органах исполнительной и судебной власти. Среди союзников советской власти на первоначальном этапе государственно-исламских отношений в регионе мы можем назвать шариатистов, провозгласивших лозунг «Да здравствует братство народов, шариат и советская власть!» и адыгейских прогрессистов, стремившихся приспособить нормы ислама к изменяющимся социальным условиям.

Весьма значительное представительство духовных лиц можно отметить в правительстве Горской и Кубано-Черноморской республик. Так, при Кубчерревкоме последовательно сменили друг друга мусульманская секция (созданная по образцу центральной), горская секция и горский исполком, которые должны были служить для выражения и удовлетворения специфических нужд мусульманского населения республики. В деятельности указанных учреждений значительную роль играли муллы и эфенди, что было вполне естественно, поскольку последние являлись наиболее образованной частью местного населения. В целом, можно констатировать широкое привлечение духовенства в органы исполнительной власти до середины 1920-х гг., пока не были выращены собственные советские кадры.

Шариатское судопроизводство, в противовес адату, в первые годы установления советской власти в регионе было поддержано многими видными большевиками. Шариатские суды, широко поддержанные местным населением, распространились в исследуемом регионе и просуществовали в разных районах до 1923, местами до 1925 гг.

Аналогичная ситуация наблюдалась и в системе образования. Невзирая на то, что инструкция Народного Комиссариата Юстиции о порядке проведения в жизнь декрета «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» запретила преподавание религиозного вероучения в любом учебном заведении, кроме специализированных религиозных школ, преподавание Корана и арабского языка в общеобразовательных школах региона широко встречалось вплоть до середины 1920-х гг. Параллельно с этим отмечалось широкое привлечение действующих и бывших мулл, а также сохт (студентов религиозных школ) в систему светского образования, для ликвидации неграмотности, в культштурмах и т.д.

Значительную роль в реализации диалога между властью и верующими сыграли съезды мусульманского духовенства и верующих, проходившие в первой половине 1920-х гг. в соответствии с положениями о краевых мусульманских съездах 1918 г., и отразившие практически все аспекты советской конфессиональной политики в исследуемом регионе. Съезды мусульманского духовенства и верующих зафиксированы нами в Карачаево-Черкесской и Адыгейской АО, и происходили они в достаточно узких временных рамках (с начала до середины 1920-х гг.). Анализ практики проведения съездов, повесток дня, списков присутствующих участников, сравнение северо-кавказского материала с поволжским, позволяют нам определить основные направления взаимодействия власти и мусульманского духовенства региона.

Так, съезды принимали решения о необходимости и обязательности светского образования для мусульманского населения региона, особенно, для женщин, об изъятии шариатских сборов из ведения эфенди, о правомерности советского семейного и брачного законодательства, о борьбе с умыканием и калымом, о согласовании шариата с Кодексом Законов РСФСР, о развитии сети религиозных учебных заведений и разрешении вероучения в советской школе и т.д. Советская власть нашла в лице съездов мусульманского духовенства достаточно эффективный механизм легитимизации собственной политики в регионе. Часть мусульманского духовенства, благодаря деятельности съездов, смогла добиться увеличения количества мектебе (учебных заведений средней ступени), а также централизованно разрешить часть вопросов обрядовой стороны ислама.

Деятельность съездов отразила и наметившийся раскол в рядах горского духовенства, что проявилось в появлении и активной деятельности эфенди-прогрессистов в Адыгее. Прогрессисты, составлявшие наиболее молодую часть духовенства, заключая с властью определенный политический союз, стремились к предоставлению им приоритета в решении многих наболевших вопросов. Государство использовало данный союз для достижения собственных политических целей (популяризация советской школы, изъятие шариатских сборов из ведения духовенства как одного из основных источников дохода и рычагов воздействия на аульскую бедноту, запрещение медицинской (знахарской) деятельности духовенства и пр.).

Тенденция к сокращению и вытеснению традиционного влияния духовенства на многие сферы социальной жизни местных обществ проявилась в середине 1920-х гг. и нарастала к концу десятилетия. Одним из первых шагов, законодательно поставивших духовенство и верующих под контроль государства, стала регистрация религиозных обществ. Указанная акция проводилась в регионе в соответствии с инструкцией Народного Комиссариата Юстиции 1918 г. и постановлением ВЦИКа от 1922 г. Встретив сопротивление верующих, она была приостановлена в 1925 г., но вскоре возобновилась. В результате проведения регистрации государство, во-первых, получило возможность определить возрастной и социальный состав духовенства, а также наиболее активных его сторонников, во-вторых, были заложены механизмы, позволившие в дальнейшем значительно сократить количество мечетей (обязательства по ремонту и страхованию культовых зданий).

К середине 1920-х гг. просматривается тенденция к унификации государственной политики в отношении ислама на всей территории государства и отказ от учета региональной специфики. Проявилось это в унификации судопроизводства, в русле которой была существенно сужена юрисдикция шарсудов, их финансирование было передано общинам, на местные власти был наложен запрет оказывать содействие шарсудам, особенно, в исполнении вынесенных приговоров, в дальнейшем введена уголовная ответственность лиц, участвующих в деятельности шарсудов.

Параллельно государством были изъяты из ведения духовенства регистрация актов гражданского состояния и ряд нотариальных функций. В совокупности, указанные действия советской власти в значительной степени сократили полномочия служителей мусульманского культа, ограничив область их влияния на общественную жизнь народов исследуемого региона. В печати была развернута агитация в пользу унификации практики шариатских сборов и распределение их через ККОВы во всем регионе.

Еще одним шагом в указанном направлении стало проведение языковой реформы в регионе, одной из целей которой было снижение идеологического влияния духовенства. Данный шаг в значительной степени обесценил религиозное образование в регионе, легальные рамки существования которого последовательно сужались в соответствии с Постановлением Наркомпроса РСФСР от 27 сентября 1924 г. и дополнением НКВД к нему от 23 декабря 1924 г., инструкцией Наркомпроса и НКВД РСФСР «О преподавании мусульманского вероучения среди восточных национальностей» от 21 августа 1925 г., изданной в исполнение постановления Президиума ВЦИК от 9 июня и 18 июля 1924 г. Параллельно с этим, государство отказывается от практики широкого привлечения кадров мусульманского духовенства в советскую школу, сокращает доступ детей мулл к образованию.

С середины до конца 1920-х гг. мы можем констатировать максимальное количество дел по лишению представителей мусульманского духовенства избирательных прав. Статус «лишенца» для лиц, занимающихся религиозной деятельностью, предусматривался инструкцией Народного Комиссариата Юстиции от 24 августа 1918 г., но наиболее последовательное и массовое ее применение в регионе мы наблюдаем в ходе избирательных кампаний второй половины 1920-х гг. Присвоение статуса «лишенца» влекло за собой не только существенное сокращение гражданских прав, но и отягченное налогообложение, а также ряд ограничений, накладывавшихся на членов семьи «лишенца». В результате, мы можем констатировать, что тенденция, заключающаяся в медленном вытеснении влияния духовенства из традиционных сфер, изоляции муллы и эфенди от общества, усилилась в регионе со второй половины 1920-х гг. На местах данный поворот в государственно-конфессиональной политике выразился в создании государственных служб, специализировавшихся на антирелигиозной деятельности.

Существовавшее с начала 1920-х гг. отождествление муллы и кулака, находившее в партийных документах устойчивое выражение в фразеологизме «кулацко-мульский элемент», во время сплошной коллективизации в регионе было реализовано в широких репрессивных мерах по отношению к значительному количеству хозяйств духовенства, выселенных за пределы собственных округов. Восстания конца 1920-х гг., часто проходившие под религиозными лозунгами, были использованы властями для начала широких репрессий в отношении духовенства. Именно на мулл и эфенди была возложена основная ответственность за организацию восстаний. Значительное количество представителей мусульманского духовенства пострадало в результате проведения акций ОГПУ-НКВД по изъятию «контрреволюционного элемента».

В результате репрессивной политики мусульманское духовенство региона потеряло значительную часть своего наличного состава, наиболее активную и квалифицированную. При этом важно отметить, что приговоры периода конца 1920-х гг. были относительно мягки и лояльны, большинство из репрессированных мулл и эфенди проходили по статье 15 М, как служители религиозного культа, что не предусматривало высшей меры наказания. Многие из них пережили лагеря и вернулись домой, но немногие вернулись после этого к религиозной деятельности.

Проводимая в регионе политика привела к снижению организованной активности мусульманского духовенства. В многочисленных партийных документах указанного периода постоянно фигурируют заявления о массовом противодействии кулацко-мульского элемента социалистическому строительству и сельскохозяйственной кооперации. В начале 1930-х гг., как периодические издания, так и партийные отчеты полны сообщениями о подрывной деятельности мулл и эфенди, о колхозном вредительстве. При этом в качестве действий, направленных на «взрыв колхоза изнутри», часто назывался хищнический забой скота во время празднования Курбан-Байрама, организация молебствований о дожде с жертвоприношением (садака) и т.д. Разворачиваются широкие кампании по борьбе с религиозностью населения, преследуется соблюдение обрядов, держание поста Уразы. Своеобразным протестом на это верующей части населения стали массовые переселения туркмен в

Ачикулакский район ДАССР, части жителей Черкесской АО в Карачаевскую АО, а карачаевцев - на высокогорные коши.

В 1936-37 гг. привычное отождествление кулака и муллы было дополнено обвинением в национализме. В партийных и агитационных материалах типичным стало применение по отношению к духовенству, кулачеству и репрессированным партийцам обобщенных наименований «двурушников» и «троцкистско-зиновьевской банды». В делах лиц, репрессированных в указанный период, принадлежность к духовенству или религиозная деятельность редко составляли основу обвинения. Как свидетельствуют полевые материалы, из мулл и эфенди, репрессированных в конце 1930-х гг., в живых остались и смогли вернуться домой лишь немногие.

В партийно-государственных документах указанного периода основное внимание уделялось борьбе с религиозностью населения, а антирелигиозная политика, в основном, сводилась к закрытию культовых зданий и вытеснению духовенства, чье влияние было заметно в местных партячейках, комсомоле, среди женщин. Принципиально новых форм взаимодействия мусульманского духовенства и власти в этот период выработано не было.

Изученный в рамках нашего исследования исторический опыт выстраивания государственно-конфессиональных отношений в части политики власти в отношении мусульманского духовенства Северо-Западного Кавказа и Степного Предкавказья и его реакции на эту политику в 1920-1930-е годы дает важный, и остро востребованный современными практиками материал. Обострение внешнеполитической ситуации вокруг Кавказа, строительство государственно-конфессиональных отношений в регионе в новых социально-экономических и геополитических условиях требует знания и учета как позитивных, так и проблемных черт эволюции названного процесса в прошлом.

Список научной литературыМарченко, Олег Евгеньевич, диссертация по теме "Отечественная история"

1. Неопубликованные источники:

2. Российский Государственный архив социально-политической истории1. РГАСПИ)

3. Ф. 65. Юго-Восточное бюро ЦК РКП (б). Оп.1. Д. 24, 52, 61, 69, 102, 134, 137.

4. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ) Ф.Р-5263. НКВД РСФСР. Распоряжение об использовании помещений религиозными объединениями.

5. Оп.1. Д. 16, 41, 42, 43,145, 161, 162, 163, 253, 288-290, 1533, 1534.

6. Государственный архив Краснодарского края (ГАКК) Ф. 158. Кубано-Черноморский ревком Оп.1. Д. 52.

7. Государственный архив Ставропольского края (ГАСК). Ф. Р. 164. Отдел Народного образования Ставропольского губернского ревкома

8. Оп.1. Д. 46, 56, 97, 326, 493, 545, 651.

9. Ф. Р. 300. Отдел Народного образования исполкома Ставропольского окружкома (ОкрОНО) Оп.1. Д. 1,22, 153,641.

10. Ф. Р. 883. Туркменский районный исполком Оп.1. Д. 3,8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 19,20,

11. Государственный архив новейшей истории Ставропольского края(ГАНИСК) Ф. 1. Ставропольский крайком КПСС On. 1. Д. 336, 346, 347. Ф. 7. Терский губком РКП (б) Оп.1. Д.1, 2, 3, 4, 164, 165, 166, 167, 168. Ф. 275. Туркменский райком ВКП (б)

12. On.la. Д. 1,2,3,4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 19, 20, 22, 23,24, 25, 26, 28, 29, 30, 32, 36, 39, 41.

13. Ф. 5172. Ачикулакский райком ВКП (б)

14. On. 1а. Д. 1, 2, 16, 18, 27, 28, 29, 31, 32, 34, 37, 38, 39, 43, 44, 47, 49, 55, 66, 69, 70.

15. Ф. 5938. Терский окружком ВКП (б)

16. Оп.1. Д. 1, 2, 3, 4, 5, 7, 8, 12, 13, 17, 20, 22, 24, 28, 31, 33, 38, 789, 790, 793.

17. Национальный архив республики Адыгея(НАРЛ) Ф. Р. 1. Адыгейский Облисполком Оп. 4а. Д. 2;

18. Оп.1. Д. 127, 302, 339, 343, 357, 400, 403, 511, 638, 676, Ф. Р. 8. Адыгейский обладмотдел

19. Ф. Р. 459. Адыгейский областной ККОВ

20. On. 1. Д. 101, 103, 111, 129, 130, 132, 135.

21. Ф. Р — 288. Ходзинский сельсовет1. On. 1а. Д. 189,385.

22. Ф. 349. Хачемзиевский сельсовет1. On. 1а. Д. 468.

23. Государственный архив Карачаево-Черкесской Республики (ГАКЧР) Ф. Р. — 66. Атлескировский исполком сельсоветов народных депутатов. On. 1. Д. 2.

24. Ф. Р. — 289. Адмотдел исполкома Карачаево-Черкесского облсовета Оп.1. Д. 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 9, 11, 16, 17, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 33.

25. Ф. Р. 314. Карачаевский обладмотдел Оп.1. Д. 1,4.

26. Ф. Р 307. Исполком Карачаевского облсовета

27. Центр документации общественных движение и партий КЧР (ЦДОДиПКЧР)

28. Ф. П. 1. Черкесский обком ВКП (б)

29. Оп.1. Д. 35, 41, 43, 50, 53, 56, 60, 62, 68, 70, 72, 74, 76, 85, 87, 89, 91, 98, 100, 102, 106.

30. Ф. П. 45. Карачаевский обком ВКП (б)

31. Оп.1. Д. 10, 16, 17, 18, 21, 22, 26, 27, 32, 36, 38, 37, 42, 48, 67, 74, 80, 81, 109, 162, 136.

32. Ф. П. 115. Карачаево-Черкесский обком ВЛКСМ

33. On. 1. Д. 1, 3, 4, 7, 13, 14, 17, 19, 22. 23.

34. Ф. 367. Зеленчукский райком КПСС1. On. 1. Д. 1,2,3,4,5,6.

35. Ф. 369. Малокарачаевский райком КПСС1. On. 1. Д. 5, 7.

36. Материалы полевых исследований автора

37. Полевые материалы автора, собранные в КЧР в 2007-2008 г.г. Тетрадь №1.-87 л.

38. Полевые материалы автора, собранные в республике Адыгея в 2007-2008 г.г. Тетрадь №2. — 24 л.

39. Полевые материалы автора, собранные в Ставропольском крае в 2008 г. Тетрадь №3. 93 л.12. Опубликованные источники:

40. Великий Октябрь и раскрепощение женщин Северного Кавказа и Закавказья (1917-1936 гг.). Сборник документов и материалов / Отв. ред. К. С. Кузнецова и др. М., 1979. - 350 с.

41. Декреты советской власти. Т.1. М., 1957.

42. Дискуссионный съезд мусульманского духовенства и верующих Адыгейско-Черкесской автономной области. (Отчет о постановлении 4-го областного дискуссионного съезда, а. Адамий, дек. 1925). Майкоп, 1926.

43. Записки краеведческого общества. Вып. 19. Посвящается 60-летию 1-го краевого съезда горянок, объединенного с Терской Окружной конференцией казачек 18-25 июля 1925 года. Пятигорск, 1985.

44. Коран / Пер. и коммент. И. Ю. Крачковского. М., 1986.

45. КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. (1898-1986) в 7-ми томах Т. 2.- М. 1983.

46. Собрание кодексов РСФСР. М., 1925.

47. Собрание узаконений и распоряжений рабочего и крестьянского правительства, издаваемое народным комиссариатом юстиции. 24 июня 1922 г. № 22-21 // Отдел 1. Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР.

48. Советская Адыгея. Бюллетень Адыгоргбюро ВКП (б), Адыгоблисполкома и Адыгоблплана. Вып. 1. Краснодар, 1925.

49. Абазины. Историко-этнографический очерк / Ред. А. И. Першиц. -Черкесск, 1989.

50. Абдулатипов Р.-Г. Кавказская цивилизация: самобытность и ценность // Научная мысль Кавказа. 1995, - №1. С.35-42.

51. Авксентьев А. В. Ислам на Северном Кавказе. Ставрополь, 1973.

52. Авторханов А. Империя Кремля. Советский тип колониализма. -Вильнюс, 1990.

53. Азаматов Г. К. Ислам в общественных традициях кабардинцев и балкарцев: к вопросу о миротворческом потенциале // Ислам и политика на Северном Кавказе. Ростов н/Дону, 2001. С.67-70.

54. Аитес П. Ислам в современном мире // Ислам в Евразии: современные этические и эстетические концепции суннитского ислама, их трансформация в массовом сознании, выражение в искусстве мусульманских народов России. -М., 2001.

55. Акаев В. X. Ислам и горские адаты на Северном Кавказе. // Традиции и модернизация на Северном Кавказе. Ростов на Дону, 2003.

56. Акаев В. X. Ислам: социокультурная реальность на Северном Кавказе Традиционализм и модернизация. Грозный, 2003.

57. Алиев У. Карачай. Ростов-на-Дону, 1927.

58. Ю.Алиев У. Очерки революционного движения в Карачае. Ростов-на-Дону, 1927.

59. П.Аникеев А. А. Крикунов В. П., Невская В. П. Северо-Кавказская цивилизация: проблемы типологии // Актуальные проблемы историографии и методологии истории. Ставрополь, 1997.

60. Асадуллин Ф. А. Ислам в Москве, под ред. А. В. Малашенко. М., 2007.

61. Аульские духовные врачи.//Адыгейская жизнь.-№ 10(52).- 8 апрля. 1926г. С.З.

62. Аутлев М., Зевакин Е., Хоретлев А. Адыги: историко-этнографический очерк-Майкоп, 1957.

63. Аширов Н. Эволюция ислама в СССР.- Изд. 2. М., 1973.

64. Бабич И. JI. Народные традиции в общественном быту кабардинцев. — М., 1995.

65. Бабич И. JL, Ярлыкапов А. А. Исламское возрождение в современной Кабардино-Балкарии: перспективы и последствия — М., 2003.

66. Бабич И.JI. Эволюция обычного права адыгов в советское и постсоветское время // Этнографическое обозрение — 1997 -№3 С.95-108.

67. Батунский М. А. Россия и ислам. В 3-х т. М., 2003.

68. Бенигсен А. Мусульмане в СССР. Paris, 1983.21 .Бербеков X. М. Переход к социализму народов Кабардино-Балкарии-Нальчик, 1964.

69. Бережной С. Е., Добаев И. П., Крейнюченко П. В. Ислам и исламизм на Юге России.—Ростов-на-Дону, 2003.

70. Бобровников О. В. Шариатские суды // Ислам на территории бывшей Российской империи. Вып.1. — М., 1998

71. Бороться со знахарством!- Адыгейская жизнь.-№51 (93).6 января. 1928г.

72. Бугай Н. Ф., Гонов А. М. Кавказ: народы в эшелонах (20 60-е гг.). — М., 1998.

73. Вагабов М. В., Вагабов Н. М. Ислам и вопросы атеистического воспитания. Учеб. пособие для ВУЗов. М., 1988.

74. Василевский К. Ислам на службе контрреволюции. — М., 1930.

75. Василенко В. Г. История здравоохранения и медицинского образования на Дону и Северном Кавказе (1880 1940 гг.)- Армавир, 2006.

76. Вопросы партийного руководства по ликвидации национального неравенства народов Карачаево-Черкесии (1917-1941 гг.) / Ред. М. М. Бекижев. Черкесск, 1984.

77. Гайнутдин Р. Ислам в современной России. -М., 2004.

78. Голодович К. И. Съезд шариатистов. // Черкесская правда. — №1, 13 октября 1922. С.З.

79. Горшунова О. В. Отынча. // Этнографическое обозрение 2001. - № 3. - С.135-137.

80. Дадов А. Великая Октябрьская Социалистическая революция и первые • этапы борьбы за освобождение трудящихся Кабарды и Балкарии отрелигиозных суеверий//Ученые записки КБ НИИ. -Т. 14. -Нальчик, 1958. С. 25-34.

81. Добаев И. П. Исламский радикализм: социально-философский.// Южнороссийское обозрение. № 7. - Ростов н/Д, 2002.

82. Дорджиева Д. А. Репрессии против духовенства в Калмыкии (19171940-е гг.): Автореф. дисс.канд. ист. наук: 07.00.02 / Данара Александровна Дорджиева. Ставрополь, 2007.

83. ЕмельяноваН. М. Мусульмане Кабарды. М., 1999.

84. Ибрагимов Г. Антирелигиозная пропаганда среди молодежи восточных национальностей. // Антирелигиозник. 1929, - №5, С. 8086.

85. Ислам в Российской империи (законодательные акты, описания, статистика) / Составитель Д.Ю.Арапов. М., 2001.

86. Исмаилов А. Ш., Ханбабаев К. М., Рагимов ЧА. А. Религии в Дагестане: история и современно состояние. — Махачкала, 20 07.

87. К вопросу о латинизации адыгейского алфавита. // Адыгейская жизнь. -№15,24 мая 1926.-СЛ.

88. Калмыков И. X., Керейтов P. X., Сикалиев А. И.-М. Ногайцы. Историко-этнографический очерк. — Черкесск, 1988.

89. Карачаевцы. Историко-этнографический очерк / Ред. JI. И. Лавров. -Черкесск, 1978.

90. Карр Э. История Советской России. Большевистская революция 1917 -1923. Т.1. М.,1990

91. Кемпинский Э. В. История Туркменского района Ставропольского края: социально-экономические и политические процессы. — Ставрополь, 2006.

92. Киров С. М. Избранные статьи и речи. М., 1957.

93. Кобле Б. Духовные лица ислама//3аря. 1993.-10 апр.№40.С.З.

94. Кон И. С. Ребенок и общество. М., 1988.

95. Край наш Ставрополье: очерки истории / Науч. ред. Д. В. Кочура, В. П. Невская. Ставрополь, 1999.

96. Кратов Е. В. Ислам в Северо-Кавказском крае (1924-1934 гг.)// Гуманитарная мысль Юга России. 2005. - №1. - с. 109-117.

97. Крути, Гаврила! // За власть советов! 1928 г - №57, С.З.

98. Курбанов А. В. Ставропольские туркмены. Историко-этнографический очерк Санкт-Петербург, 1995.

99. ЛайпановX. О. К истории карачаевцев и балкарцев-Черкесск, 1957.

100. Ланда Р. Г. Ислам в истории России. М., 1995.

101. Лившиц Г. М. Очерки по истории атеизма в СССР в 1920-1930-е гг. -Минск, 1985.

102. Люлье Л. Я. Черкесия. //Историко-этнографические статьи. -Краснодар, 1927.

103. Ляушева С. А. К вопросу о религиозных верованиях адыгов // Глагол Кавказа 1997, - № 2, - Майкоп, - С. 232-238.

104. Малашенко А. Исламские ориентиры Северного Кавказа. М., 2001.

105. Малашенко А.В. Исламское возрождение в современной России. М., 1998.

106. Малашенко А.В. Россия и исламский фактор//Россия и мусульманский мир. Бюллетень реферативно-аналитической информации. М.,1997.

107. Малашенко А.В. Мусульманский мир СНГ. М., 1996.

108. Мамбетов Г. X., Мамбетов З.Г. К изучению проблемы: «социальные противоречия в Кабардино-Балкарии в 1920-30-е гг. //История Северного Кавказа с древнейших времен по настоящее время (тезисы конференции 30-31 мая 2000 г.) Пятигорск, 2000. С. 146-150

109. Мамсиров X. Б. Советская власть и мусульманская система образования в 20-е гг. XX века // Известия ВУЗов. Северо-Кавказский регион. Общественные науки 2004. - №2. С.32-39.

110. Матвеев В. А. Российское мусульманство на Северном Кавказе: исторические аспекты проблемы / под ред. В. Б. Виноградова // Практические опыты исторического регионоведения. Вып 44. -Армавир Ростов -на-Дону, 2004.

111. Медицина, религия и знахарство.- Адыгейская жизнь.-№42 (133).6 июня. 1928г. С.2.

112. Меликов С. Т. Истинное лицо «слуг аллаха».- Орджоникидзе, 1987.

113. Муртузалиев С. И., Рагимова П. Ф. История конфессионального образования Дагестана и общероссийские проблемы теологизации системы образования Махачкала, 2005.

114. Мусукаев А. И., Першиц А. И. Народные традиции кабардинцев и балкарцев Нальчик, 1992.

115. Намитоков А. Черкешенка М., 1928.

116. Одинцов М. И. Государство и церковь (История взаимоотношений 1917-1938 гг.). — М., 1991.

117. Орджоникидзе Г. К. Статьи и речи. М., 1956. Т. 1.

118. Отделение церкви от государства. Дополнение к книге П. В. Гидулянова. М., 1929.

119. Очерки истории Кубани с древнейших времен по 1920 г. / под общ. ред. В. Н. Ратушняка. Краснодар, 1996.77.0шаев X. Ураза и вопросы антирелигиозной работы в национальных областях. // Революция и горец 1931. - №1-2. 95с.

120. Проблемы атеистического воспитания в условиях Карачаево-Черкесии./ Ред. Р. А.-Х. Джанибеков. Черкесск, 1979.

121. Память о блокаде. Свидетельства очевидцев и историческое сознание общества: Материалы и исследования. М., 2006.

122. Прозоров, С. М. Ислам как идеологическая система. М., 2004.

123. Пугачев Ф. Под молотом политических репрессий.//Рассвет. №32, 23 апреля 1994 г.С.2.

124. Раенко-Туранский Я.Н. Адыге до и после Октября. — Ростов-на-Дону-Краснодар, 1927.

125. Религиозный маскарад.//Адыгейская жизнь №20, - 16 июля 1926 г. -С.2.

126. Салаходинова Г. В. Политика российского правительства в отношении мусульманского духовенства Кубанской области (вторая половина XIX начало XX века)// Ежеквартальный рецензируемый и реферируемый научный журнал «Вестник АТУ» - 2006 - №4 (23) - с. 47-50.

127. Смирнов, Н. А. Ислам и современный Восток . М., 1928 г.

128. Смирнов Н. А. Мюридизм на Северном Кавказе М., 1963.

129. Смирнова Н. А. Чадра (происхождение покрывала мусульманской женщины и борьба с ним).— М., 1929.

130. Советы и черкешенка // Адыгейская жизнь 1927 - №8 (50). - С.З.

131. Советы и черкешенка. // Адыгейская жизнь. №8 (50), 25 февраля 1927.-С.З.

132. Сталин И. В. Сочинения. Т.4. -М., 1947.

133. Стрекалова Е. Н. «Устная история» в контексте новой локальной истории / http www.newlocalhistory. com /ustnaya/.

134. Султан-Галиев М. Методы антирелигиозной пропаганды среди мусульман.-М., 1923.

135. Тамбиев И. X. О Карачае и Балкарии. Сборник очерков, статей, заметок. — Ставрополь, 2003.

136. Ткаченко Д. С. Национальное просвещение в Российской империи в XIX начале XX в. (на примере Ставрополья, Кубани и Дона). -Ставрополь, 2002.

137. Токарев С. А. Религиозные пережитки среди черкесов-шапсугов / С. А. Токарев // Материалы шапсугской экспедиции 1939: Сб. студенческих научных работ. Вып. XVII. Этнография. М., 1940. - с. 1- 10.

138. Тош Д. Стремление к истине: как овладеть мастерством историка. — М.,2000.

139. Тхагапсов А. Т. Нравоучения ислама и отношения между народами. — Нальчик, 1967.

140. Фарфоровский С. В. Трухмены (Туркмены) Ставропольской губернии. -Казань, 1911 .

141. Фарфоровский С. В. Народно юридические обычаи туркмен Ставропольской губернии. / Сборник сведений о Северном Кавказе. Т.4. Ставрополь, 1910-1911 гг.

142. Халидов А. Б. Книжная культура // Очерки истории арабской культуры (V- XV вв.). М.,1982.

143. Шортанов А. Адыгские культы. -Нальчик, 1992.

144. Щеглов И. JI. Трухмены и Ногайцы Ставропольской губернии. Т. 1— Ставрополь, 1910.

145. Эпиграфические памятники Северного Кавказа XVIII-XIX вв. на арабском, персидском, турецком языках /Издание текстов, переводы, комментарии, статья и приложение JI. И. Лаврова. Ч. 2.-М., 1968.

146. Ярлыкапов А. А. Абазин религиозные верования // Религии народов современной России: Словарь. -М., 1999.

147. Ярлыкапов А. А. Исламское образование в Дагестане: эволюция содержания./Ьйр://шш^е111попе1:.ги Публикация 2004. 01. 07.

148. Ярлыкапов А. А. Ногайцы // Ислам на территории бывшей Российской империи. Энциклопедический словарь. Вып. 2. -М., 1999.

149. Ярлыкапов А. А. Опыт полевых исследований ислама на СевероЗападном Кавказе // Этнографическое обозрение. 2001. №3.-с. 132-135.

150. Ярлыкапов А. А. Проблемы возрождения исламского образования на Северном Кавказе // Центральная Азия и Кавказ. 2003. №1(25). -С.189-195.

151. Ярлыкапов А. А. Религиозные верования // Народы Дагестана. М., 2002. - С.66-76.

152. Диссертационные исследования

153. Лобова Л. В. Социально-философские проблемы национальных отношений на Северном Кавказе / Л. В. Лобова. Диссер. .канд.философ.наук. Ставрополь, 1995.

154. Ляушева С. А. Религиозные аспекты феномена «Адыгагъэ». Автореф. дисс.канд. филос. наук / С. А. Ляушева. -М., 1997. 23 с.

155. Миннуллин И. Р. Политика советского государства по отношению к мусульманскому духовенству в Татарстане в 1920-1930-е гг. дисс.канд. ист. наук / Ильнур Рафаэлевич Миннуллин. -М., 2003.

156. Нефляшева Н. А. Традиции и власть (на материалах Адыгеи конца XIX 20х гг. XX в.) дисс.канд. ист. наук / Нарима Аминовна Нефляшева. - Майкоп, 1996.

157. Фефилин С. В. Взаимоотношения государства и религиозных организаций в 40-х середине 50-х гг. XX в. (на материалах Краснодарского края): дисс.канд. ист. наук / Сергей Владимирович Фефилин. - Майкоп, 2002.

158. Ярлыкапов А. А. Ислам у степных ногайцев в XX веке (Историко-этнографическое исследование): дисс.канд. ист. наук / Ахмет

159. Аминович Ярлыкапов. М., 1999.

160. Литература на иностранных языках:

161. Barghoorn F. Soviet Russian nationalism. N.Y. 1965.

162. Bennigsen A. Colonization of Decolonisation in the Soviet Union.//Journal of Contemporary History. L. 1969 Vol.4.№l.

163. Bennigsen A., Lemercier-Qelqujey Ch. The evolution of Muslim Nationalities of the USSR and their linguistic problem. L.1974.

164. Bennigsen A. Lemercier-Qelqujey Ch. Islam the Soviet Union. L. 1967.

165. Pipes R. Russia under the old regime. — London, 1974.

166. Pipes R. Solving the Nationality Problem. // Problems of Communism. №5. 1969.

167. Vardys V. S. Soviet Nationality Policy since the XXII Party Congress.// The Russian Review.№ 4, 1965.;24. Справочная литература:

168. Ислам на территории бывшей Российской империи. Энциклопедический словарь. Вып. 1. -М., 1998. Вып. 2. -М., 1999.

169. Ислам: энциклопедический словарь / Г. В. Милославский, Ю. А. Петросян, М. Б. Пиотровский, С. М. Прозоров. Под ред. JI. В. Негеря. -М., 1991.

170. Энциклопедический словарь / Ф. А. Брокгауз, И. А. Эфрон. М., 1992 1890.-Т. 39., Т.26.

171. Энциклопедический словарь Ставропольского края / Гл. ред. В. А. Шаповалов. Ставрополь, 2006.

172. Ислам: Словарь атеиста / А. В. Авксентьев. М., 1988. - 252 с.

173. Цуциев, А. А. Атлас этнополитической истории Кавказа (1774 -2004) / А. А. Цуциев. М., 2006. - 128 с.

174. Атлас современной религиозной жизни России. М., Т. 1. 2005.