автореферат диссертации по культурологии, специальность ВАК РФ 24.00.01
диссертация на тему: Музыка: от языка стилей к языку феномена

Полный текст автореферата диссертации по теме "Музыка: от языка стилей к языку феномена"

На правах рукописи

Решетникова Татьяна Павловна

МУЗЫКА: ОТ ЯЗЫКА СТИЛЕЙ К ЯЗЫКУ ФЕНОМЕНА

Специальность 24.00.01 - Теория и история культуры

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата культурологии

Саратов 2005

Диссертация выполнена в ГОУ ВПО «Саратовский государственный технический университет»

Научный руководитель

- доктор философских наук, профессор Фриауф Василий Александрович

Официальные оппоненты - доктор философских наук, профессор

Гасилин Владимир Николаевич

\

- кандидат искусствоведения,профессор Ярешко Александр Сергеевич

Ведущая организация

- Саратовский государственный университет им. Н.Г. Чернышевского

Защита состоится 16 ноября 2005 года в 14 часов на заседании диссертационного совета К 212.242.02 при ГОУ ВПО «Саратовский государственный технический университет» по адресу: 410054, Саратов, ул. Политехническая, 77, Саратовский государственный технический университет, корп. 1, ауд. 414.

С диссертацией можно ознакомиться в научно-технической библиотеке ГОУ ВПО «Саратовский государственный технический „ университет».

Автореферат разослан « » октября 2005 г.

Ученый секретарь диссертационного совета

Н.М. Ососкова

гоччз

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования. Современная музыка - настоящий конгломерат стилей, языковых форм, образов, в основании которого - сплав философских, эстетических, семиотических, психологических учений. Несомненно, все это раздвинуло палитру музыкально-выразительных средств, способствовало рождению оригинальных музыкальных композиций, продуктивному диалогу музыки с другими видами искусства. Однако бесконечное расширение языковых границ музыки сигналит об опасности кризисной ситуации. Именно этим вызваны пристальный интерес музыкантов и исследователей музыки к древнейшим способам музыкального высказывания, интуитивное стремление к глубинам музыкального феномена.

Обращение к архаике в музыкальной культуре актуально и потому, что в современном музыкознании данный пласт музыки оказывается мало изучен в связи с ограниченными возможностями расшифровки письменных источников. И даже существующие исследования не отвечают сегодняшним запросам, поскольку ограничиваются, как правило, узким кругом специфически музыковедческих проблем. Глубокое осмысление древнейших пластов культуры, вероятно, и возможно только в русле философско-культурологического исследования.

Внимание к древним слоям культуры всегда было связано с необходимостью ограничения ее языкового поля, с внутренней тенденцией самосохранения и самообновления языка. Однако все усиливающийся в наше время интерес к исконным формам богослужебного пения вызван еще и поиском аутентичных оснований церковного искусства, стремлением выявить «иконичные модели» богослужебного творчества. В данной связи с необходимостью встают вопросы древнейшего ладового мышления, специфики метро-ритмической организации, проблемы нотно-линейной транскрипции крюковых оригиналов. И в этом отношении методы современного музыкознания оказываются не всегда состоятельными.

Попытка философского анализа музыкального языка, проделанная в свое время А.Ф. Лосевым, сегодня подталкивает к новым философским поискам. Причина этого - в несводимости богатейшего наследия Западной и Восточной, светской и духовной музыкальных культур к теории числа и развернутой на его основе диалектической концепции. Интерес к феномену музыки, стремление к поиску его онтологических истоков усиливается и внутренними силами самой музыкальной стихии, конкретными, подчас парадоксальными сдвигами в музыкальном искусстве XX века, а также

неослабевающей значимостью музыкального языка древнейших культурных традиций.

Итак, музыка, музыкальный язык сегодня по-прежнему в эпицентре внимания культурологов, философов, искусствоведов, психологов, социологов. Совершаются многочисленные попытки осмыслить музыкальное творчество как социокультурный феномен, опыты его знакового и психологического реконструирования. Однако истолкование музыкального языка как знаковой системы поверхностно, бессилие семиотического подхода к нему очевидно. Это и побуждает к поиску аутентичных оснований феномена, а соответственно, и иных способов его исследования. Назрела необходимость выведения музыкального языка к его онтологическому истоку, открывающему новые горизонты музыки.

Сплетение культурологического, богословского, искусствоведческого ракурсов, а также фундирование их имяславской концепцией языка, с одной стороны, обусловило новизну подхода к исследованию данной темы, с другой стороны, явилось наиболее адекватным способом приближения к языку музыкального феномена.

Степень разработанности проблемы. В современной науке музыкальный феномен рассматривается с позиций различных дисциплин. Философскому анализу музыкального предмета посвящены работы А.Шопенгауэра, Ф. Ницше, А.Ф. Лосева, Г.Д. Гачева, А. Белого, М.А.Аркадьева. Одни философы считают основополагающим стихийное, иррациональное начало в музыке (Шопенгауэр, Ницше, Гачев), другие, наряду с дионисийской стихийностью, отмечают внутренний порядок, оформленность, числовую организацию музыкального бытия (пифагорейцы, Шпенглер, Лосев). В концепции А.Ф. Лосева осуществляется философский синтез данных подходов. Музыкальный предмет предстает в виде строжайше оформленного эйдетического совершенства текучей гилетической стихии.

Постигая музыкальный предмет, философская мысль зачастую обращается к феномену времени. Таинственная сущность музыки, загадка ее особенного воздействия на человека объясняется, с одной стороны, континуальной природой музыкального становления (Лосев, Аркадьев), с другой - символической свернутостью времени в музыкальном творении (Флоренский, Белый). Такая противоречивость осмысления музыкального времени не случайна, она по-своему отражает сложность, парадоксальность исследуемого феномена.

Способность проникновения музыки в глубины подсознательного обусловила большое количество исследований, посвященных проблемам музыкального творчества и музыкального восприятия: работы

s

М.Г.Арановского, E.B. Назайкинского, B.B. Медушевского, А.Ф. Еремеева, С.Х. Раппопорта. Большинство из них коррелирует с психоаналитическими трудами Л.С. Выготского, Р. Арнхейма, К.Г. Юнга, 3. Фрейда, рассматривающих художественное творчество как сложный процесс сворачивания бессознательных душевных импульсов.

Музыкальный язык во взаимосвязи с другими видами искусства, а также с другими областями научного знания, осмысливается в культурологических исследованиях О. Шпенглера, Ю.М. Лотмана,

A.С.Мигунова, М. Уварова, A.B. Волошинова. Необыкновенно продуктивно соотношение музыки и математики, поиски математических начал формообразования, фундаментальных конструктивных закономерностей художественного текста.

Особенно актуальным в современной культурологии оказывается семиотический подход к художественному языку, использование структурного метода анализа художественного текста, разработанного Лотманом. Его последователями, применяющими данный метод в области музыкального искусства, а также выявляющими знаковые функции музыкального языка, стали Б.А. Успенский, С.Х. Раппопорт, Ю. Кон, Г.Майер, С. Лангер, отчасти - В.В. Медушевский, И.О. Захарова.

Однако не теряют актуальность и стоящие в оппозиции к работам перечисленных авторов труды русских философов-имяславцев: А.Ф. Лосева, П.А. Флоренского, С. Булгакова. Их идеи словно вступают в скрытый диалог с мыслью М. Хайдеггера о языке как доме истины бытия. Художественное творчество представляется способным к изнесению этой истины, восстановлению символического строя языка.

В русле специфически музыкальной культурологии выделяются работы Ю.К. Евдокимовой, М.Н. Лобановой, Б.В. Асафьева, В.П.Шестакова,

B.В.Вальковой, В.Н. Холоповой, В.И. Мартынова, П.Стоянова, Е.И.Вартановой. Особенно заостряется проблема современного музыкального языка в исследованиях A.C. Соколова, Т.В. Чередниченко,

A.Г.Шнитке, Э.В. Денисова, посвященных анализу сравнительно новых композиционных техник, авангардных приемов письма.

Рассмотрению музыкального языка древних традиций посвящены искусствоведческие работы Н.Л. Черкасовой, Б.Чайтанья Девы, Рагхава Р.Менон, В. Виноградова, Е.М. Алкона, Г. Шнеерсона, К.А. Еременко, Е.Герцмана. Косвенно вопросы древнейшего искусства затрагиваются в историко-культурологических трудах Л.С. Васильева, А.Н. Чанышева,

B.В.Бродова, исследующих специфику мышления и особенности художественного высказывания древнеиндийской, древнекитайской культур.

Богослужебные аспекты музыкального языка анализируются в работах И.А. Гарднера, Н.Д. Успенского, М.В. Бражникова, А. Конотопа,

B.В.Медушевского, В.И. Мартынова, Б.П. Карастоянова, И.Е. Лозовой, М.Карабань, И. Чудиновой. Диапазон исследований в данном направлении необычайно широк: от вопросов расшифровки древнейших памятников до культурологического и философского анализа ключевых принципов богослужебного искусства.

Однако, несмотря на обширный пласт культурологических, философских, искусствоведческих исследований музыкального языка, задача выявления сущности музыкального феномена в них не ставится. Соответственно музыкальные стили предстают оторванными от единого онтологического истока. Необходимостью выявления данного истока, или выявления «собственного» в музыкальном языке, и обусловлены цель и задачи настоящей работы.

Цель исследования состоит в раскрытии культурологической и онтологической специфики музыкального языка на методологической основе имяславия.

Для достижения поставленной цели решаются следующие задачи:

- обнаружить «собственное» в музыкальном языке путем поиска его аутентичных оснований;

- проанализировать архетипальные музыкальные традиции с целью выявления фундаментальных истоков музыкального предмета;

проследить возрастающую роль числа в исторической преемственности античной и западно-европейской музыкальных культур;

- выявить принципиальные отличия богослужебной и светской моделей музыкального творчества;

- рассмотреть языковые возможности богослужебно-певческой традиции в свете именной онтологии.

Теоретической и методологической основой диссертации является символическая концепция слова и языка, обозначенная в трудах представителей русского имяславия: А.Ф. Лосева, П.А. Флоренского,

C.Н.Булгакова. Понимание языка искусства как сферы синергийного общения, возвращающего бытию символическую нормативность, обеспечивает более глубокое .проникновение в специфику музыкального мышления и языка, а также помогает избежать эмоционально-психологического и семиотического подходов к анализу музыки.

В изучении музыкального феномена в аспекте языковой проблематики автор опирался также на философские и культурологические концепции М.Хайдеггера, Ф. де Соссюра, Ж. Бодрийяра, Э. Гуссерля, В.А. Фриауфа,

М.А. Аркадьева, В.И. Мартынова, В.В. Медушевского, В П. Шестакова. Все отмеченные мыслители пытаются по-своему решить проблему диалогического соотношения языка-символа и языка-знака в пространстве культуры.

Большую значимость для данной работы составили искусствоведческие исследования Н.Л. Черкасовой, Г. Шнеерсона, Е.Гердмана, Е.В. Вартановой, М.Н. Лобановой, В.П. Бобровского, В.В.Вальковой, A.C. Соколова, Т.В.Чередниченко, рассматривающие музыкальный предмет в непосредственной связи с его конкретными стилевыми проявлениями.

Огромную помощь в изучении специфики языка богослужебно-певческой традиции оказали культурологические и искусствоведческие работы И.А. Гарднера, Н.Д. Успенского, М.В. Бражникова, В.И. Мартынова, И.Е. Лозовой.

Доминирующий культурологический параметр исследования позволил соединить существовавшие порознь философский, эстетический и музыкально-теоретический подходы к изучению музыкального феномена.

Диссертант опирался также на общенаучные методы исследования, в частности такие как:

- исторический метод анализа музыкального языка как своеобразной модели культуры с выявлением стилевой специфики музыкального высказывания;

- метод сравнительного анализа, примененный многопланово:

а) сопоставление двух первопринципов - числа и имени - в их

атрибутивном и сущностном проявлении;

б) сравнение архетипальных форм музыкального высказывания с целью обнаружения их принципиальных оснований;

в) анализ нарастающей роли числового принципа в процессе исторического становления западно-европейской музыкальной культуры;

г) выявление преемственности музыкальных культур (античность -западно-европейская музыкальная традиция, Древний Восток - православное богослужебное пение;

д) противопоставление на основе порождающих принципов светской и богослужебной моделей творчества;

- системный метод, являющийся основополагающим для комплексного изучения междисциплинарных проблем, позволяющий совместить философско-культурологическое направление исследования с искусствоведческим анализом конкретных культурных реалий.

Научная новизна диссертации состоит в следующем:

- впервые музыкальный предмет рассматривается сквозь призму двух первопринципов - числа и имен;

- деонтологизация музыкального феномена прослеживается в связи с нарастающей ролью в истории культуры числового принципа;

- впервые принцип имени мыслится методологической основой поиска «собственного» в музыкальном языке;

- на основе двух первопринципов выведены хронотопические модели музыкальных стилей;

- впервые звуковая материя рассматривается как необходимое условие восстановления в музыке символической нормативности языка;

- в языковых особенностях богослужебно-певческой традиции выявляется синергийно-коммуникативный смысл музыкального феномена.

В результате проведенного исследования диссертант пришел к ряду выводов, которые сформулированы в основных положениях, выносимых на защиту:

1. Сосуществование двух первопринципов - числа и имени - в культурно-историческом гештальте осуществляется по пути их поляризации. В древнейших музыкальных традициях представлены оба первопринципа. Их со-действие наблюдается в китайской культуре: музыкальная теория основывается на числовом принципе, философское осмысление феномена опирается на именные интуиции даосской традиции. Древнеиндийская и древнегреческая музыкальные культуры отмечены расхождением данных принципов: истоком индийской музыки служит имя, греческой - число. Предельного противостояния число и имя достигают в оппозиции западноевропейской музыкальной культуры и православного богослужебного пения.

2. Принцип числа оказывается методом меонального растворения музыкального феномена. В историческом саморазворачивании число выстраивает в высшей степени иллюзорную онтологию. И музыка, вовлеченная в этот процесс, плавно переходит от античной звуко-измерительности к рационализированному искусству эпохи классицизма, где основополагающей становится функциональная и драматургическая логика музыкального развития. Гипертрофия числового принципа проступает в аналитических тенденциях музыки XX века (в додекафонной технике, микроинтервалике, пуантилизме, методах комбинаторики, числовых прогрессий и регрессий), что позволяет говорить о его парадоксальном самоизживании.

3. Имя прокладывает путь к «собственному» музыкального феномена. В данном направлении переосмысливается значение музыкального звука: он получает онтологическое измерение, оказывается энергийно связующей все

бытие силой. Названные качества музыкального звука обнаруживают себя в древнеиндийской культурной традиции: он представляется первоистоком и ритмом всего сущего, а соответственно - и способом вхождения в резонанс с божественными энергиями. Полноценно энергийная сущность музыкального звука раскрывается в православном богослужебном пении, духовным основанием которого выступает не просто имя, а Имя Божие.

4. Различие фундаментальных оснований в историческом бытии музыкального предмета отражается в специфике хронотопических ситуаций. Западно-европейская музыка оказывается обусловленной пространственным фактором, что выражается в расслоении фактуры, тактированной метрике, квадратном структурировании форм. Индийская музыкальная традиция интуитивно схватывает чистую континуальную временность феномена, совершенным воплощением которой оказывается искусство раги. В православном богослужебном пении само понятие музыкального времени преобразуется: из времени-дления оно обращается в вертикаль - время-вечность, усиливая тем самым синергийные токи музыки.

5. Только совершенное претворение принципа имени позволяет достичь в музыке символического строя. В восточных религиозных традициях имя предстает лишь атрибутивно: его саморазворачивание ограничивается идеей освобождения от материальной компоненты - звука, выхода к некоему надзвучию. Богослужебное пение рождается в диалоге звука и смысла. Их теснейшее взаимопроникновение ведет к пресуществлению музыкальной материи, тем самым реализует высшее, возводительное назначение символа.

6. Коммуникативные возможности музыки раскрываются в богослужебном пении. Интонационные модусы высказывания переводят музыкальный язык от нотно-точечной раздробленности к принципиальной связности, отличающейся глубоко внутренним, личностным характером. В интонации словно аккумулируются энергийные свойства музыки, она оказывается адекватным выражением молитвенного слова. Именно поэтому богослужебное пение позволяет приоткрыть истинное онтологическое назначение феномена, заключающееся в из-несении Вести бытия и призыве к богообщению.

Научно-практическая значимость диссертационного исследования связана с возможностью дальнейшего изучения проблем музыкального языка в заданном русле, искусствоведческого и культурологического осмысления специфики западного и восточного музыкального мышления, Особенностей взаимодействия богослужебной и светской моделей творчества в разных областях искусства. Положения и выводы, предлагаемые в работе,

способствуют переоценке классических параметров музыковедческого анализа, поиску методологии осмысления богослужебно-певческого музыкального языка. Комплексный характер проведенного исследования позволяет использовать материалы диссертации в рамках различных гуманитарных спецкурсов по культурологии, философии культуры, истории мировой художественной культуры, истории и теории музыки.

Апробация работы. Основные положения диссертации излагались автором на научно-практической конференции «Колокола. История и современность» (Ростов Великий, 22 августа 1997 г.), Всероссийской научной конференции «Современная парадигма человека» (Саратов, 12-13 ноября 1999 г.), научно-практической конференции «Колокола. История и современность» (Чебоксары, 5-8 июля 2001 г.), научно-практической конференции «Музыка колоколов и колокольни России» (Москва, 2-3 мая 2000 г.), межрегиональной научной конференции «Комплексный анализ современных проблем науки и общества» (Саратов, 26 сентября 2003 г.), первых региональных «Пименовских чтениях» (Саратов, 8-9 декабря 2003 г.), научно-практической конференции «Колокола. История и современность» (Краснодар, 11-12 сентября 2004 г.) международной инструментоведческой конференции «Благодатовские чтения» (Санкт-Петербург, 6- 10 декабря 2004 г.), вторых региональных «Пименовских чтениях» (Саратов, 21-22 декабря 2004 г.).

Публикации. По теме диссертационного исследования опубликованы 7 печатных работ общим объемом 1,8 п.л.

Структура работы подчинена решению основных целей и задач данного исследования и состоит из введения, двух глав (обе главы включают два параграфа), заключения и списка использованной литературы.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Во введении обосновывается актуальность исследования, определяются его цели и задачи, раскрывается степень разработанности проблемы, научная новизна, практическая значимость работы, излагаются основные положения, выносимые на защиту.

В первой главе «Фундаментальные основания музыкальной культуры» осуществляется попытка проникнуть к истокам музыкального предмета. Значимым в данной связи становится выявление первопринципов музыкального бытия, на основе которых в дальнейшем анализируются разнообразные музыкально-культурные формы. Исследование оснований

музыкального предмета оказывается необходимым для аксиологического осмысления исторических метаморфоз феномена.

Параграф 1.1 «Число и имя как первоприщипы понимания музыкального предмета» посвящен усмотрению онтологической сущности исследуемого феномена. Именно этим объясняется разворот проблемы в языковое русло. На основе русской философ™ имени (П.А. Флоренский, А.Ф. Лосев, С.Н. Булгаков), послужившей философско-методологической базой для всего исследования, становится возможным не только сравнение вербального и музыкального языков, но и выявление их отношения к символической нормативности бытия.

Феномен материи-меона, согласно мнению П.А.Флоренского, возникает в результате разобщения двуединства символа, топологического смещения между явлением и смыслом, телом и духом. Появляясь из Апофатического безосновного, материя заполняет собой образовавшиеся пустоты, выстраивая некие кентаврические подобия бытию-символу. Таким образом, звук, а значит и речь, и музыка могут служить своеобразным свидетельством падшего, расколотого состояния бытия. Однако, если вербальное слово принципиально трихотомично (фонема, морфема, семема), то в слове музыкальном удерживается строй символической дихотомии. Морфологический момент здесь лишь служит тончайшей невидимой скрепой синергийному художеству звука и смысла.

В исторической перспективе языковое поле культуры неизбежно десакрализуется. Причина этого кроется в особом, пограничном с меоном положении самой онтологической трансценденталии, формирующей гештальт христианской культуры. В результате вербальное слово все более перетекает в область знаковых явлений, причем симулятивность данного процесса вырастает, согласно мысли Ж. Бодрийяра, от простой подделки символической реальности до выстраивания «симулякров порядка симуляции».

Исторические метаморфозы музыки также выносят ее на уровень онтического. Морфологический момент в структуре музыкального слова пытается внедриться в саму ткань музыкального становления. Из тончайшего свидетельства художественного совершенства он оборачивается жесткой конструктивной обусловленностью, нарушая онтологическое единство звука-смысла.

Проникнуть в сущность музыкального феномена помогает осмысление двух первопринципов его разворачивания. Следуя мысли П.А.Флоренского, существует два инварианта оформления бытия - число и имя. Число представляет собой форму организации внешней, объективной, имя же

является способом внутреннего, личностного устроения. Одной из главных решаемых диссертантом задач становится выявление на основе музыкального предмета характера соотношения данных инвариантов.

Своего рода отправной точкой исследования становится лосевская концепция музыкального феномена. Несостоятельность избираемого философом числового принципа открывается уже в парадоксальном осмыслении им проблемы музыкального времени. Последнее видится философу основанным всецело на числе и одновременно никак к нему не приложимым. Такая амбивалентность свидетельствует о том, что темпоральное понимание времени явилось следствием нарушения символического строя бытия. Основанное на числе, оно ведет к разграниченности, разобщенности сущего, противостоять которой может только имя.

Энергийная компонента имени анализируется диссертантом с опорой на исихастское богословие энергии. В отличие от слова имя характеризуется нераздельностью энергии с «самым самим». Имя является своеобразным энергийным выступанием самой сущности. Эта глубоко внутренняя энергийность сообщает ему колоссальнейший коммуникативный потенциал, в ореоле которого и разворачивается дальнейшее исследование музыкального феномена.

В параграфе 1.2 «Архетипальные формы музыки» анализируются древнейшие музыкальные традиции: китайская, греческая и индийская. Основанием всей древнейшей философско-эстетической мысли является взаимосвязь абсолюта с чувственным миром и, соответственно, понимание его через чувственные формы. Естественным следствием данной установки стали многообразные натурфилософские и космологические представления о музыке, тесно связанные с мистикой числа.

Концепция числовой организации Вселенной легла в основу музыкально-теоретических построений древнекитайской и древнегреческой традиций. Каждый звук музыкальной гаммы оказался математически исчисляем. Однако философия Дао сохранила для китайской музыкальной культуры именное основание. Музыка понималась здесь как одна из субстанций бытия, некая первооснова и первопричина мира. Она представляла собой действующую силу, несущую энергию Дао, а композиционно оформленная музыкальная мысль становилась способом овладевания связями и свойствами всего сущего. Таким образом, музыка и мироздание мыслились в данной традиции всегда открытыми друг другу, взаимопроникаемыми и взаимообращаемыми.

В противоположность Китаю греческая музыкальная культура выросла всецело на числовом первопринципе, причем число здесь совершенно отошло от своих мистических праистоков, оказалось развернутым в математику. Диссертантом отмечается, что сам архесимвол греческой традиции - эйдос - содержит в своем основании числовой принцип как возможность упорядочивания. Эта фундированность числом и спровоцировала сдвиг всей античной культуры в область конечного, имманентного. Именно в греческой музыкальной теории абсолютный смысл звуков и ладов уступил место относительному, положив начало музыкальной функциональности, а основой античной красоты стало физическое тело. Таким образом, греческая культурная традиция явилась своеобразной проповедницей западного материалистического и рационалистического типа мышления и мироощущения.

Своеобразие и уникальность индийских представлений о музыке открывается уже в понимании назначения музыкального феномена - служить прежде всего актом познания бытия и/или самопознания. Этим обусловлена специфичность индийской музыкальной теории. В основе ее лежит понятие «свара», означающее не отдельный высотно закрепленный тон, а некое тоновое пространство, целую звуковую зону, внутри которой звук может микрохроматически варьироваться. Свара представляет собой прежде всего возможность музыканта «передать» себя, свою сущность посредством звуков. Энергийное выступание художника в творении свидетельствует об именном основании индийской музыки. Подобно сваре, внутренним личностным смыслом обладает и другое специфичное понятие индийской музыкальной теории - «тала». Оно служит метро-ритмической формулой сочинения и, вместе с тем, является непосредственно «частью» самого исполнителя, обнаруживая себя в биении сердца, пульсации тканей.

Последовательное развитие ладовых и формообразующих принципов индийской музыкальной теории привело к возникновению жанра para. Главной особенностью его является не форма или пропорция, а жизнь, лежащая в другом, отличном от формы и конфигурации измерении. Специфическим свойством раги может служить совмещение разных временных пластов: внутреннего циклического ритма тала, композиционного направленного движения и, наконец, вневременного пребывания самой раги. В этом соединении горизонтали и вертикали, временного и вечного проступает синергийная природа музыки, всегда опирающейся на откровение самого звука и ожидающей от музыканта-творца внутреннего преображения.

Анализ древнейших музыкальных традиций позволил выделить в качестве исконных свойств музыкального предмета вокальную природу звука

и проистекающую из нее тесную связанность музыки со словом. Данный фактор говорит в пользу именного прочтения феномена, так как свидетельствует об изначальном видении в музыке смыслового художества. Важнейшими принципами музыкального целого выступают модальность и вариантность. Первый выражает специфические свойства музыкального предмета - самообоснованность и самораскрытие. Второй позволяет выявить многообразие возможных форм претворения музыки и, вместе с тем, всегда удерживает ее у истоков. Вариантность прочерчивает некую центростремительность феномена, охраняя тем самым его смыслоносность. Таким образом, в самом музыкальном языке древнейших культур обнаруживаются существенные особенности, позволяющие рассматривать музыку в русле именной онтологии.

Однако исследование древних музыкальных традиций показало, что фактически в основании предмета лежали оба первопринципа. При этом число направляло музыку на поверхность, к «несобственному», а имя помогало постигать феномен в его глубине. Так, индийское мироощущение видело в музыкальном звуке первоисток и ритм всего сущего. Музыка воплощала здесь саму жизненность. Высший же смысл ее заключался в умении входить в резонанс с божественными энергиями. Философия Дао звала прежде всего вслушаться в слово музыки, таящееся у истоков ее звучания. Противостояние числа и имени обусловило дальнейшие пута исследования проблемы.

Во второй главе «Поляризация музыкальных сценариев в культурном гештальте» рассматриваются два фундаментальных направления в историческом становлении музыкального феномена -богослужебное и светское. Отправным пунктом размежевания указанных традиций послужило событие Боговогшощения. Именно оно определило дальнейшее окончательное расхождение числового и именного оснований в судьбе музыки. Светское возрастало на укоренении числового первопринципа, богослужебное же творчество всегда опиралось на имя. Существенным для данной главы явилось исследование разнонаправленных тенденций внутри церковно-певческой культуры, ставших причиной постепенного расслоения единого христианского музыкального континуума на западную и восточную модели.

В параграфе 2.1 «Меоналъные структуры в лоне музыкального языка» осуществляется попытка выявить нарастающее значение числа в процессе становления западно-европейской музыкальной традиции. Характерной особенностью позднеантичной культуры стало последовательное перетекание музыки в область чувственных явлений и форм. Одной из

причин этого процесса послужило разъединение музыки и слова с вытекающей отсюда эмансипацией музыкального предмета. Развиваясь в сторону поиска собственных выразительных средств, музыка в существе своем обращалась от Смысла к смыслам, или всецело перемещалась в сферу оптического.

Отцы Церкви первых веков христианства боролись с этой самодовлеющей ценностью музыки. Они видели в последней лишь некую чувственную завесу, понимали ее как уступку Святого Духа слабости человеческой природы. Основываясь на античной музыкальной теории, святые отцы тем не менее сумели расслышать, что христианский богослужебный мелос не является результатом становления предшествующих эллинистических форм музицирования.

С самых истоков богослужебно-певческой культуры была очерчена ее специфичность по отношению к традиционным музыкальным формам и принципам. Путем последовательного отбора ладов и строев, допустимых к богослужебному применению, оформилась система осмогласия, которая стала незыблемым основанием музыкальной культуры как Западной, так и Восточной Церкви.

Общими принципами закладывающихся традиций стала чисто вокальная монодийносгь и строгое закрепление мелодических структур за определенным текстом. Небольшое отличие, связанное с выявлением звукоряда, прообразовало, по мнению диссертанта, дальнейшее расхождение западной и восточной церковно-певческих культур. Восточное осмогласие действительно переосмыслило античную ладовую систему. Ведущим здесь явился не звукорядный принцип, а попевочная организация, скрепляемая неким внутренним символическим стержнем - тоникой. Западные же лады, также использующие центонный метод, оставались гораздо ближе к античному звукорядному мышлению.

Дальнейшее развитие западной богослужебно-певческой традиции осуществлялось по направлению преодоления литургической заданности, противопоставления ей свободы художественного творчества. Прежде всего Запад постепенно отказывается от двух ключевых принципов церковно-певческого искусства: его строго вокального характера и монодийного склада изложения. Смешиваясь со светской музыкальной стихией, церковное пение все более отодвигалось от своего первоисточного смысла. Введение в XI в. линейной нотации, по существу, вернуло музыку к античному звукоизмерительному содержанию и послужило толчком к развитию инструментального мышления. Таким образом, западное церковное пение оказалось увлеченным на стезю искусства.

История западно-европейской музыки осмысливается в диссертации как история смены гештальта музыкального времени. В эпоху Возрождения, наряду со средневековым целостным ощущением времени как образа неподвижной вечности, начинает проявляться ценность отдельных его моментов, зарождается направленное, необратимое движение с четким разграничением дефиниций: прошлое, настоящее и будущее. Амбивалентность времени достигает еще большего напряжения в эпоху барокко. Изживается она в классицистском искусстве окончательной победой ratio. Необходимой здесь становится логика каузального мышления, разворачивающаяся в условиях времени горизонтального, измеряемого. Так, число начинает все активнее управлять музыкальной формой.

Своеобразным свидетельством возрастающей роли числового первопринципа стали смены музыкальных строев. В XVI в. в музыкальный обиход был введен так называемый чистый строй, что послужило толчком к постепенному формированию мажоро-минорной ладовой системы. Терцовый норматив лег в основу образования аккордики, а прежние кварто-квинтовые опоры пифагорова строя отошли в область функциональных отношений. Благодаря этому, к началу XVII в. произошла централизация лада, сложились определенные модели тонального движения внутри произведения. С установлением мажоро-минорной системы фактор собственно гармонической логики стал во главу угла, начал активно взаимодействовать с формой.

На рубеже XVII - XVIII вв. в целях простоты и удобства вводится темперированный строй. Культ ratio находит здесь свое совершенное выражение. Окончательно эмансипированная, управляемая собственным драматургическим и функциональным движением музыка классицистской эпохи достигает предела возможных оформлений, дискретности и типизации. В этом и проявляется аномалия в структуре музыкального высказывания, морфологический момент разрывает символическое единство звука и смысла.

Итак, музыкальная традиция, основанная на числовом методе античной культуры, достигает в эпоху классицизма кульминации своего развития. Далее происходит постепенное развенчание традиционных стилевых, жанровых, композиционных, языковых норм. Однако ни субъективизм романтического искусства, ни «объективный миф» творчества К. Дебюсси оказываются неспособны окончательно победить каузальную логику музыкального мышления. Отсюда мощная аналитическая струя в искусстве XX в. Сам числовой первопринцип вырождается здесь в понятие «структурного кода», обусловливающего собой логику операционного действия. Поэтому культура постмодерна явилась ярким воплощением

эстетики «техно», где, по мысли Бодрийяра, никакой реальности уже не существует, кроме реальности самого знака.

Симптоматичен тот факт, что именно из недр аналитической музыки во второй половине XX в. прорастает принципиально противоположный ей медитативный тип музыкальной драматургии. Это, с одной стороны, говорит о парадоксальном самоизживании числовой подосновы музыки, противопоставлении ей ничем не обоснованных хтонических глубин феномена. С другой стороны, данное обстоятельство свидетельствует о все нарастающей потребности художественного сознания в услышании и творческом осмыслении вертикального, символического строя бытия. Однако специфика хронотопической организации медитативной музыки показывает некое промежуточное ее положение. Уходя от числа, она в основании своем еще не обратилась к имени.

Целью параграфа 2.2 «Богослужебное пение как путь к «собственному» музыкального феномена» становится выявление онтологического назначения музыки. Методологическим основанием исследования избирается именной первопринцип, а анализируемым материалом - православное богослужебное пение.

Византийская эстетика открыла миру подлинный смысл церковного искусства. Оно стало пониматься не как отражение Истины, но как явление этой самой Истины и возможность причащаться ей. Византийская эстетика глубоко переосмыслила эллинистическое понимание красоты. Последняя приобрела внутренний духовный смысл, воплотившись в одно из имен Бога. Такая красота охраняла церковное творчество от художества, соблюдая его в рамках аскетической дисциплины. Благодаря ей и перешло на русскую почву понимание символической, синергийной природы церковного искусства.

Специфической особенностью христианского богослужебного мелоса, раскрывающей его именное основание, выступает оперирование не звуками, а тонемами - своеобразными интонационно-ритмическими единицами. Именно это качество обусловило взаимопроникнутость знаменных структур, полную раскрепощенность в распеве горизонтали и вертикали. Сама знаменная нотация не фиксировала отдельные звуки, а показывала движение интонации. Таким образом, богослужебное пение оказывалось способным раскрывать интонационную природу, потенциально заложенную в богослужебных текстах.

Существенную роль в данной связи имело отсутствие в традиционном богослужебном пении пространственности-простертости. Анализ хронотопа распевов позволил диссертанту сделать следующие выводы в отношении музыкального предмета: проникновение в музыкальную темпоральность

измерительных, пространственных единиц ведет феномен к «несобственному». Настоящим основанием его становится число, превращающее музыку из искусства динамического в искусство контролируемое, статическое. При этом изначальная континуальность его перемещается на уровень аффектированного, психического, выявляя тем самым деонтологизацию феномена.

Чистое время-дление, по мысли Лосева, способно выразить полную самодвижность музыки, в которой действует «не закон основания, а закон рождения». Однако богослужебное пение переступает и эту специфическую особенность музыкального предмета. Горизонталь и вертикаль здесь оказываются словно сфокусированы в одну точку - точку рождения музыкального слова. Время музыки вбирается в интонацию, отчего форма распева приобретает характер некоего средоточия.

Разворачивающийся в вертикаль ход времени возвращает музыке символический строй, синергийность которого полноценно раскрывается в свете Имени Божьего. Интонация воплощает собой глубоко личное творчество к Богу. Именно поэтому рождается в данном случае не мелодия, а интонационное вопрошание. Особую важность в знаменном пении имеют тембр и артикуляция, обеспечивающие само «проговаривание» музыкальной интонации или выявление «внутреннего слова». Таким образом, всем существом своим человек вступает в общение с Богом. Музыка становится действительно событием встречи двух миров. Этот диалог из глубины в глубину дает начало подлинной коммуникации, первым результатом которой становится преображенная и спасенная материя музыкального звука.

Энергийный потенциал музыки расцветает в ореоле Имени Божьего как славы Божией. Достижение полноты славословия или умного отождествления с Богом составляет смысл богослужебного пения. Такая причастность Божеству приравнивает музыку к ангельскому миру. Она становится из-несением Вести бытия, приуготовляющим мир к грядущему спасению.

В заключении подводятся итоги проведенного исследования. Специально отмечается, что в богослужебно-певческой интонации творчески преломляются даосское вслушивание в первоистоки музыки и индийские интуиции саморазворачивающейся текучести музыкального бытия. Таким образом, богослужебное пение предстает своего рода совершенной формой воплощения именного первопринципа в музыке. Если даосские и индийские интуиции связывались со стремлением к некоему надзвучию, с желанием узреть идеальный образ музыки, то здесь присутствует самое реальное и живое бытие. Полное взаимопроникновение звука и смысла ведет к

пресуществлению музыкальной материи. Так, именно богослужебное пение открывает возводительные возможности музыки, обнаруживая тем самым ее онтологическую роль.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

1.Пьянкова (Решетникова) Т.П. Музыка в XX веке. Возможности мифожизни / Т.П. Пьянкова // Философия и миф сегодня: межвуз. науч. сб.-Саратов: Сарат. гос. техн. ун-т, 1998. - С. 61-63.

2. Пьянкова (Решетникова) Т.П. От множественного к ноуменальному единству в мироощущении А.Г. Шнитке / Т.П. Пьянкова // Человек в социокультурном мире: материалы Всероссийской научной конференции 1315 ноября 1997 г. - Саратов: Сарат. гос. техн. ун-т, 1998. - С. 74-76.

3. Пьянкова (Решетникова) Т.П. Бытие музыки в пространстве человеческой реальности / Т.П. Пьянкова // Социокультурные измерения существования человека: межвуз. науч. сб. - Саратов: Сарат. гос. техн. ун-т, 2000.-С. 105-106.

4. Решетникова Т.П. Число и имя как принципы осмысления бытия и музыки / Т.П. Решетникова // Философия, человек, цивилизация: новые горизонты XXI века: материалы Третьих Аскинских чтений. - Саратов: Научная книга, 2004.4.2. - С. 59-62.

5. Решетникова Т.П. Попытка нового взгляда на музыку в осмыслении звука колокола / Т.П. Решетникова // Современная парадигма социально-гуманитарного знания: межвуз. науч. сб. - Саратов: «Аквариус», 2004. - С. 168-172.

6. Решетникова Т.П. Модусы разворачивания музыкального языка в хронотопе истории / Т.П. Решетникова // Стратегии и практики коммуникации в современном обществе: межвуз. науч. сб. - Саратов: Научная книга, 2004.4.1. - С. 207-210.

7. Решетникова Т.П. Онтологические модусы осмысления богослужебного пения и колокольного звона / Т.П. Решетникова // Вопросы инструментоведения: материалы Пятой Международной инструментоведческой конференции «Благодатовские чтения». - СПб.: «Нестор-История», 2004. Вып.5.4.1. - С. 216-222.

I» 19160

РНБ Русский фонд

2006-4 20449

Лицензия ИД № 06268 от 14.11.01

Подписано в печать 07 10 05 Формат 60x84 1/16

Бум. тип. Усл. печл. 1,(6 Уч.-изд.л. 1,0

Тираж 100 экз. Заказ 339 Бесплатно

Саратовский государственный технический университет 410054 г. Саратов, ул. Политехническая, 77 Копипринтер СГТУ, 410054 г. Саратов, ул, Политехническая, 77

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата культурологии Решетникова, Татьяна Павловна

ВВЕДЕНИЕ.3

Глава 1. ФУНДАМЕНТАЛЬНЫЕ ОСНОВАНИЯ

МУЗЫКАЛЬНОЙ КУЛЬТУРЫ.15

1.1 Число и имя как первопринципы понимания музыкального предмета.15

1.2 Архетипальные формы музыки.33

Глава 2. ПОЛЯРИЗАЦИЯ МУЗЫКАЛЬНЫХ СЦЕНАРИЕВ В

КУЛЬТУРНОМ ГЕШТАЛЬТЕ.59

2.1 Меональные структуры в лоне музыкального языка.59

2.2 Богослужебное пение как путь к «собственному» феномена.83

Введение диссертации2005 год, автореферат по культурологии, Решетникова, Татьяна Павловна

Актуальность темы исследования. Современная музыка - настоящий конгломерат стилей, языковых форм, образов, в основании которого - сплав философских, эстетических, семиотических, психологических учений. Несомненно, все это раздвинуло палитру музыкально-выразительных средств, способствовало рождению оригинальных музыкальных композиций, продуктивному диалогу музыки с другими видами искусства. Однако бесконечное расширение языковых границ музыки сигналит об опасности кризисной ситуации. Именно этим вызван пристальный интерес музыкантов и исследователей музыки к древнейшим способам музыкального высказывания, интуитивное стремление к глубинам музыкального феномена.

Тенденция ремифологизации - одна из наиболее актуальных не только в музыке, но и в других видах искусства ушедшего столетия. Стремление к мифу естественным образом заполняет пустоты насаждавшегося десятилетиями атеистического мировоззрения. В мифологических образах находит выход не только жажда духовности, но и импульсы коллективного бессознательного. Научная мысль XX века также прикована к мифу, отталкиваясь от идеи мифо-сознания, она направляется к универсальным концепциям типа Абсолютно Иного.

Обращение к архаике в музыкальной культуре актуально еще и потому, что в современном музыкознании данный пласт музыки оказывается мало изучен в связи с ограниченными возможностями расшифровки письменных источников. И даже существующие исследования не отвечают сегодняшним запросам, поскольку ограничиваются они, как правило, узким кругом специфически музыковедческих проблем. Глубокое осмысление древнейших пластов культуры, вероятно, и возможно только в русле философско-культурологического исследования.

Внимание к древним слоям культуры всегда было связано с необходимостью ограничения ее языкового поля, с внутренней тенденцией самосохранения и самообновления языка. Однако все усиливающийся в наше время интерес к исконным формам богослужебного пения вызван еще и поиском аутентичных оснований церковного искусства, стремлением выявить «иконичные модели» богослужебного творчества. В данной связи, необыкновенно актуализируются вопросы функционирования богослужебно-певческого репертуара. Как возможна его реставрация? Что является непременным условием интерпретации распевов? Допустимо ли выносить богослужебное искусство в концертные залы? Эти и многие другие вопросы, волнующие в первую очередь клириков, регентов, актуальны и для современного музыковедения. В данном русле с необходимостью встают вопросы древнейшего ладового мышления, специфики метро-ритмической организации, проблемы нотно-линейной транскрипции крюковых оригиналов. И в этом отношении современное музыкознание оказывается не всегда «подкованным». Новоизученные материалы зачастую остаются покрытыми пеленой непонимания, обусловленного в том числе и отсутствием методологической базы их осмысления в диалоге богослужебной и светской культур.

Попытка философского анализа музыкального языка, проделанная в свое время А.Ф. Лосевым, сегодня подталкивает к новым философским поискам. Причина этого - в несводимости богатейшего наследия Западной и Восточной, светской и духовной музыкальных культур к теории числа и развернутой на его основе диалектической концепции. Интерес к феномену музыки, стремление к поиску его онтологических истоков усиливается и внутренними силами самой музыкальной стихии, конкретными, подчас парадоксальными сдвигами в музыкальном искусстве XX века, а также неослабевающей значимостью музыкального языка древнейших культурных традиций.

Итак, музыка, музыкальный язык сегодня по-прежнему в эпицентре внимания культурологов, философов, искусствоведов, психологов, социологов. Совершаются многочисленные попытки осмыслить музыкальное творчество как социо-культурный феномен, опыты его знакового и психологического реконструирования. Однако истолкование музыкального языка как знаковой системы поверхностно, бессилие семиотического подхода к нему очевидно. Это и побуждает к поиску аутентичных оснований феномена, а соответственно, и иных способов его исследования. Назрела необходимость выведения музыкального языка к его онтологическому истоку, открывающему новые горизонты музыки.

Сплетение культурологического, богословского, искусствоведческого ракурсов, а также фундирование их имяславской концепцией языка, с одной стороны, обусловило новизну подхода к исследованию данной темы, с другой стороны, явилось наиболее адекватным способом приближения к языку музыкального феномена.

Степень разработанности проблемы. В современной науке музыкальный феномен рассматривается с позиций различных дисциплин. Философскому анализу музыкального предмета посвящены работы А.Шопенгауэра, Ф.Ницше, А.Ф. Лосева, Г.Д. Гачева, А. Белого, М.А.Аркадьева. Одни философы считают основополагающим стихийное, иррациональное начало в музыке (Шопенгауэр, Ницше, Гачев), другие, наряду с диониссийской стихийностью, отмечают внутренний порядок, оформленность, числовую организацию музыкального бытия (пифагорейцы, Шпенглер, Лосев). В концепции А.Ф. Лосева осуществляется философский синтез данных подходов. Музыкальный предмет предстает в виде строжайше оформленного эйдетического совершенства текучей гилетической стихии. Эйдетическая оформленность соотносится философом с идеальностью численных отношений, что и становится своего рода краеугольным камнем разворачиваемой им теории.

Постигая музыкальный предмет, философская мысль зачастую обращается к феномену времени. Таинственная сущность музыки, загадка ее особенного воздействия на человека объясняется, с одной стороны, континуальной природой музыкального становления (Лосев, Аркадьев), с другой - символической свернутостью времени в музыкальном творении (Флоренский, Белый). Такая противоречивость осмысления музыкального времени не случайна, она по-своему отражает сложность, парадоксальность исследуемого феномена.

Способность проникновения в глубины подсознательного обусловила большое количество исследований, посвященных проблемам музыкального творчества и музыкального восприятия: работы М.Г.Арановского, Е.В.Назайкинского, В.В.Медушевского, А.Ф.Еремеева, А.Сохора, С.Х.Раппопорта. Большинство из них коррелирует с психоаналитическими трудами JI.C. Выготского, Р. Арнхейма, К.Г. Юнга, З.Фрейда, Ч. Ломброзо, М.Нордау, рассматривающих художественное творчество как сложный процесс сворачивания бессознательных душевных импульсов.

Музыкальный язык во взаимосвязи с другими видами искусства, а также с другими областями научного знания, осмысливается в культурологических исследованиях О. Шпенглера, Ю.М. Лотмана, М. Эпштейна, А.С. Мигунова, М.Уварова, А.В. Волошинова. Необыкновенно продуктивно соотношение музыки и математики, поиски математических начал формообразования, фундаментальных конструктивных закономерностей художественного текста.

Особенно актуальным в современной культурологии оказывается семиотический подход к художественному языку, использование структурного метода анализа художественного текста, разработанного Лотманом. Его последователями, применяющими данный метод в области музыкального искусства, а также выявляющими знаковые функции музыкального языка, стали Б.А. Успенский, С.Х. Раппопорт, Ю. Кон, Г. Майер, С. Лангер, отчасти -В.В.Медушевский, И.О. Захарова.

Все ярче заявляет о себе синергетическая парадигма, фундирующая культурологические исследования А.Е.Чучина-Русова, И.А.Евина,

A.В.Волошинова, Р.А.Браже. Явления культуры рассматриваются в них включенными в непрерывный процесс самоорганизации единого художественного пространства. Особенности современного музыкального языка (парадоксальность, многоразличные явления поли-) связываются с кризисными точками в развитии систем.

Однако не теряют актуальность и стоящие в оппозиции к работам перечисленных авторов труды русских философов имяславцев: А.Ф. Лосева, П.А. Флоренского, С. Булгакова. Их идеи словно вступают в скрытый диалог с мыслью М. Хайдеггера о языке как доме истины бытия. Художественное творчество представляется способным к изнесению этой истины, восстановлению символического строя языка.

В русле специфически музыкальной культурологии выделяются работы Ю.К. Евдокимовой, М.Н. Лобановой, Б.В. Асафьева, В.П. Шестакова,

B.В.Вальковой, В.Н. Холоповой, В.И. Мартынова, П.Стоянова, Е.И.Вартановой. К их трудам примыкают музыковедческие исследования Т.Н.Левой,

C.И.Савенко, Г.В.Григорьевой, С.Яроциньского, Ю.Н.Холопова, А.В.Ивашкина, А.Г. Шнитке, Г.Демешко, А. Бандуры, Ц. Когоутека, Ю.Н.Рагса. В работах перечисленных авторов выявляются как индивидуальные черты композиторского творчества (Дебюсси, Скрябин, Шнитке), так и черты эпохальных художественных стилей. Особенно заостряется проблема современного музыкального языка в исследованиях А.С. Соколова, Т.В.Чередниченко, А.Г. Шнитке, Э.В. Денисова, посвященных анализу сравнительно новых композиционных техник, авангардных приемов письма.

Рассмотрению музыкального языка древних традиций посвящены искусствоведческие работы H.JI. Черкасовой, Б.Чайтанья Девы, Рагхава Р.Менон, В. Виноградова, Е.М. Алкона, Г. Шнеерсона, К.А. Еременко, Е.Герцмана. Косвенно вопросы древнейшего искусства затрагиваются в историко-культурологических трудах JI.C. Васильева, А.Н. Чанышева, В.В.Бродова, исследующих специфику мышления и особенности художественного высказывания древнеиндийской, древнекитайской культур.

Богослужебные аспекты музыкального языка анализируются в работах И. А. Гарднера, Н.Д. Успенского, М.В. Бражникова, А. Конотопа, В.В.Медушевского, В.И. Мартынова, Б.П. Карастоянова, И.Е. Лозовой, Н.Ю.Олесовой, М. Карабань, Г.В. Алексеевой, Г. Пожидаевой, А.Н.Кручининой, И. Чудиновой. Диапазон исследований в данном направлении необычайно широк: от вопросов расшифровки древнейших памятников до культурологического и философского анализа ключевых принципов богослужебного искусства.

Однако, несмотря на обширный пласт культурологических, философских, искусствоведческих исследований музыкального языка, задача выявления сущности музыкального феномена в них не ставится. Соответственно музыкальные стили предстают оторванными от единого онтологического истока. Необходимостью выявления данного истока, или выявления «собственного» в музыкальном языке, и обусловлены задачи и цели настоящей работы.

Цель исследования состоит в раскрытии культурологической и онтологической специфики музыкального языка на методологической основе имяславия.

Для достижения поставленной цели решаются следующие задачи:

- обнаружить «собственное» в музыкальном языке путем поиска его аутентичных оснований;

- проанализировать архетипальные музыкальные традиции с целью выявления фундаментальных истоков музыкального предмета;

- проследить возрастающую роль числа в исторической преемственности античной и западно-европейской музыкальных культур;

- выявить принципиальные отличия богослужебной и светской моделей музыкального творчества;

- рассмотреть языковые возможности богослужебно-певческой традиции в свете именной онтологии.

Методологической основой диссертации является символическая концепция слова и языка, обозначенная в трудах представителей русского имяславия: А.Ф. Лосева, П.А. Флоренского, С. Булгакова. Понимание языка искусства как сферы синергийного общения, возвращающего бытию символическую нормативность, обеспечивает более глубокое проникновение в специфику музыкального мышления и языка, а также помогает избежать эмоционально-психологического и семиотического подходов к анализу музыки.

В изучении музыкального феномена в аспекте языковой проблематики мы опираемся также на философские и культурологические концепции М.Хайдеггера, Ф. де Соссюра, Ж. Бодрийяра, Э. Гуссерля, В.А. Фриауфа, М.А.Аркадьева, В.И. Мартынова, В.В. Медушевского, В.П. Шестакова. Все отмеченные мыслители пытаются по-своему решить проблему диалогического соотношения языка-символа и языка-знака в пространстве культуры.

Большую значимость для данной работы составили искусствоведческие исследования Н.Л. Черкасовой, Г. Шнеерсона, Е. Герцмана, Е.В. Вартановой, М.Н. Лобановой, В.П. Бобровского, В.В. Вальковой, А.С. Соколова, Т.В.Чередниченко, рассматривающие музыкальный предмет в непосредственной связи с его конкретными стилевыми проявлениями.

Огромную помощь в изучении специфики языка богослужебно-певческой традиции оказали культурологические и искусствоведческие работы

И.А.Гарднера, Н.Д. Успенского, М.В. Бражникова, В.И. Мартынова, И.Е.Лозовой.

Доминирующий культурологический параметр исследования позволил соединить существовавшие порознь философский, эстетический и музыкально-теоретический подходы к изучению музыкального феномена.

Диссертант опирался также на общенаучные методы исследования, в частности такие как:

- исторический метод анализа музыкального языка как своеобразной модели культуры с выявлением стилевой специфики музыкального высказывания;

- метод сравнительного анализа, примененный многопланово: а) сопоставление двух первопринципов - числа и имени - в их атрибутивном и сущностном проявлении; б) сравнение архетипальных форм музыкального высказывания с целью обнаружения их принципиальных оснований; в) анализ нарастающей роли числового принципа в процессе исторического становления западно-европейской музыкальной культуры; г) выявление преемственности музыкальных культур (античность -западно-европейская музыкальная традиция, древний Восток - правослвное богослужебное пение; д) противопоставление на основе порождающих принципов светской и богослужебной моделей творчества;

- системный метод, являющийся основополагающим для комплексного изучения междисциплинарных проблем, позволяющий совместить философско-культурологическое направление исследования с искусствоведческим анализом конкретных культурных реалий.

Научная новизна работы состоит в следующем:

- Впервые музыкальный предмет рассматривается сквозь призму двух первопринципов - числа и имени.

- Деонтологизация музыкального феномена прослеживается в связи с нарастающей ролью в истории культуры числового принципа.

- Впервые принцип имени мыслится методологической основой поиска «собственного» в музыкальном языке.

- На основе двух первопринципов выведены хронотопические модели музыкальных стилей.

- Впервые звуковая материя рассматривается как необходимое условие восстановления в музыке символической нормативности языка.

В языковых особенностях богослужебно-певческой традиции выявляется синергийно-коммуникативный смысл музыкального феномена.

В результате проведенного исследования диссертант пришел к ряду выводов, которые сформулированы в основных положениях, выносимых на защиту:

1. Сосуществование двух первопринципов - числа и имени - в культурно-историческом гештальте осуществляется по пути их поляризации. В древнейших музыкальных традициях представлены оба первопринципа. Их содействие наблюдается в китайской культуре: музыкальная теория основывается на числовом принципе, философское осмысление феномена опирается на именные интуиции даосской традиции. Древнеиндийская и древнегреческая музыкальные культуры отмечены расхождением данных принципов: истоком индийской музыки служит имя, греческой - число. Предельного противостояния число и имя достигают в оппозиции западно-европейской музыкальной культуры и православного богослужебного пения.

2. Принцип числа оказывается методом меонального растворения музыкального феномена. В историческом саморазворачвании число выстраивает в высшей степени иллюзорную онтологию. И музыка, вовлеченная в этот процесс, плавно переходит от античной звуко-измерительности к рационализированному искусству эпохи классицизма, где основополагающей становится функциональная и драматургическая логика музыкального развития. Гипертрофия числового принципа проступает в аналитических тенденциях музыки XX века (в додекафонной технике, микроинтервалике, пуантилизме, методах комбинаторики, числовых прогрессий и регрессий), что позволяет говорить о его парадоксальном самоизживании.

3. Имя прокладывает путь к «собственному» музыкального феномена. В данном направлении переосмысливается значение музыкального звука: он получает онтологическое измерение, оказывается энергийно связующей все бытие силой. Названные качества музыкального звука обнаруживают себя в древнеиндийской культурной традиции: он представляется первоистоком и ритмом всего сущего, а соответственно - и способом вхождения в резонанс с божественными энергиями. Полноценно энергийная сущность музыкального звука раскрывается в православном богослужебном пении, духовным основанием которого выступает не просто имя, а Имя Божие.

4. Различие фундаментальных оснований в историческом бытии музыкального предмета отражается в специфике хронотопических ситуаций. Западно-европейская музыка оказывается обусловленной пространственным фактором, что выражается в расслоении фактуры, тактированной метрике, квадратном структурировании форм. Индийская музыкальная традиция интуитивно схватывает чистую континуальную временность феномена, совершенным воплощением которой оказывается искусство раги. В православном богослужебном пении само понятие музыкального времени преобразуется: из времени-дления оно обращается в вертикаль - время-вечность, усиливая тем самым синергийные токи музыки.

5. Только совершенное претворение принципа имени позволяет достичь в музыке символического строя. В восточных религиозных традициях имя предстает лишь атрибутивно: его саморазворачивание ограничивается идеей освобождения от материальной компоненты - звука, выхода к некоему надзвучию. Богослужебное пение рождается в диалоге звука и смысла. Их теснейшее взаимопроникновение ведет к пресуществлению музыкальной материи, тем самым - реализует высшее, возводительное назначение символа.

6. Коммуникативные возможности музыки раскрываются в богослужебном пении. Интонационные модусы высказывания переводят музыкальный язык от нотно-точечной раздробленности к принципиальной связности, отличающейся глубоко внутренним, личностным характером. В интонации словно аккумулируются энергийные свойства музыки, она оказывается адекватным выражением молитвенного слова. Именно поэтому богослужебное пение позволяет приоткрыть истинное онтологическое назначение феномена, заключающееся в из-несении Вести бытия и призыве к богообщению.

Научно-практическая значимость диссертационного исследования связана с возможностью дальнейшего изучения проблем музыкального языка в заданном русле, искусствоведческого и культурологического осмысления специфики западного и восточного музыкального мышления, особенностей взаимодействия богослужебной и светской моделей творчества в разных областях искусства. Положения и выводы, предлагаемые в работе, способствуют переоценке классических параметров музыковедческого анализа, поиску методологии осмысления богослужебно-певческого музыкального языка. Комплексный характер проведенного исследования позволяет использовать материалы диссертации в рамках различных гуманитарных спецкурсов по культурологии, философии культуры, истории мировой художественной культуры, истории и теории музыки.

Апробация работы. Основные положения диссертации излагались автором на научно-практической конференции «Колокола. История и современность» (Ростов Великий, 22 августа 1997 г.), Всероссийской научной конференции «Современная парадигма человека» (Саратов, 12-13 ноября 1999 г.), научно-практической конференции «Колокола. История и современность» (Чебоксары, 5-8 июля 2001 г.), научно-практической конференции «Музыка колоколов и колокольни России» (Москва, 2-3 мая 2000 г.), межрегиональной научной конференции «Комплексный анализ современных проблем науки и общества» (Саратов, 26 сентября 2003 г.), первых региональных «Пименовских чтениях» (Саратов, 8-9 декабря 2003 г.), научно-практической конференции «Колокола. История и современность» (Краснодар, 11-12 сентября 2004 г.) международной инструментоведческой конференции «Благодатовские чтения» (Санкт-Петербург, 6-10 декабря 2004 г.), вторых региональных «Пименовских чтениях» (Саратов, 21-22 декабря 2004 г.).

Структура работы подчинена решению основных целей и задач данного исследования и состоит из введения, двух глав (обе главы включают в себя два параграфа), заключения и библиографии.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Музыка: от языка стилей к языку феномена"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Уникальность музыкального феномена подталкивает к поискам его осмысления. Два первопринципа - число и имя - становятся своего рода онтологическими траекториями музыки. Но какая из этих онтологий оказывается подлинной? Лосевское «числовое» осмысление феномена обнаруживает свою парадоксальность и даже несостоятельность. Континуальности звукового потока музыки совершенно противоречит идея налагания какой-либо меры или предела. Таким образом, уже у самого Лосева музыка вырывается из под контроля числа, пытаясь проложить иные свои горизонты.

Анализ древнейших музыкальных традиций показал, что у истоков предмета стояли оба первопринципа. Их мирное сосуществование проявилось в древнекитайской музыкальной культуре. Древнеиндийская и древнегреческая музыкальные традиции в данном отношении оказались прямо противоположными. Если греческая музыкальная теория основывалась всецело на числе, то в Индии обнаруживало себя гит. Названные традиции могут служить одним из первых ярких примеров поляризации рассматриваемых первопринципов. Фундированность всей античной культуры числом объясняет во многом укорененность ее в онтическом. Почему и музыка понимается здесь как совершенная система пропорций, отражающая гармонию вселенной. Индийская же традиция, бережно храня свои глубокие религиозные истоки, ищет для музыки большего смысла. Она представляется некой связующей все бытие силой, по существу воплощая в звуке назначение самой религии.

Концепт «музыкальное слово» в известной степени условен. Однако именно он помогает прояснить приоритетность того или иного принципа для осмысления музыкального феномена. В отличие от слова вербального, имеющего, согласно мысли Флоренского, трихотомичную структуру, музыкальное слово всегда стремится к дихотомии. Морфологический пласт здесь словно выносится за скобки, служит тончайшей невидимой скрепой звуко-смысловому художеству. Синергия звука и смысла открывает в музыке глубоко символическое бытие, главной особенностью которого становится способность к превосхождению самого себя. Такое синергийное взаимодействие оказывается возможным только в имени, ведь последнее представляет собой способ глубоко личностного оформления бытия. Кроме того, имя является основанием внутреннего смыслового общения. Данный принцип и помогает индийской традиции прозревать глубину музыкального феномена. Индийской культуре довелось открыть подлинную музыкальность, и связано это во многом еще и с интуитивным чувствованием специфики музыкального времени.

Античное превознесение числа положило начало проникновению морфологической компоненты в «сердцевину» музыкального слова. Особую силу эта тенденция набирает в процессе исторического становления западноевропейской музыкальной культуры. Так, в эпоху классицизма музыка достигает предела возможных оформлений, дискретности и типизации. Управляемая собственной драматургической и функциональной логикой она образует некое самозамкнутое, самодостаточное бытие. Специфические свойства музыкального предмета перетекают здесь всецело в сферу психоэмоциональных явлений, что свидетельствует о полной меонизации феномена. Гипертрофия числового принципа обнаруживает себя в аналитических тенденциях музыки XX века, преизбыток конструктивности оборачивается здесь порой ее парадоксальным самоизживанием.

Совершенно иное направление музыки представляет собой православное богослужебное пение. Само событие Боговоплощения послужило своего рода отправной точкой полному размежеванию числовых и именных оформлений в музыке. Так, светская музыкальная традиция, основанная полноценно на числе, оказалась вовлеченной в сферу меонизированной онтологии, тогда как богослужебное пение, фундированное именем, сохраняло исконный онтологический смысл феномена.

В отличие от традиционного нотно-точечного понимания музыки, основной структурной единицей богослужебных распевов становится тонема. Поэтому главным источником смыслового художества является здесь интонация. Именно в интонации в некотором смысле скрещиваются даосское вслушивание в первоистоки музыки и индийские интуиции саморазворачивающейся текучести музыкального бытия. Таким образом, интонация представляет собой необычайную сконцентрированность музыкальной мысли. Само время распева оказывается словно вобранным в интонационное проговаривание, или разворачивается в вечность.

Богослужебное пение, основанное на Имени Божием, воплощает собой наивысшее, возводительное значение символа. Если даосские и индийские интуиции связывались со стремлением к некоему надзвучию, с желанием узреть идеальный образ музыки, то здесь - самое реальное и живое бытие. Полное взаимопроникновение звука и смысла ведет к пресуществлению музыкальной материи. Кроме того, символ предстает здесь в духе лосевского смысла-сообщения. Интонационное художество открывает возможность подлинной, глубоко личностной коммуникации. Музыка становится собственно славословием Божиим, а, значит, и сферой первых откровений Божества. Этот дар наделяет ее способностью к из-несению Вести или приуготовлению мира к грядущему спасению.

Список научной литературыРешетникова, Татьяна Павловна, диссертация по теме "Теория и история культуры"

1. Алексеева Г.Н. Проблемы адаптации византийского пения на Руси. -Владивосток: Дальнаука, 1996. - 340 с.

2. Алкон Е.М. Музыкальная культура Древней и средневековой Индии: Автореф. дис. на соиск. уч. ст. канд. искусствоведения. М.: ВНИИ искусствознания, 1990. - 25 с.

3. Ансерме Э. Статьи о музыке и воспоминания: Пер. с фр. М.: Сов. композитор, 1986. - 225 с.

4. Арановский М.Г. Синтаксическая структура мелодии. М.: Музыка, 1991. -320 с.

5. Аркадьев М.А. Временные структуры новоевропейской музыки. М.: Библос, 1993.- 168 с.

6. Арнхейм Р. Новые очерки по психологии искусства: Пер. с англ. М.: Прометей, 1994. - 352 с.

7. Арто А. Театр и его двойник: Пер. с фр. СПб.: Симпозиум, 2000. - 440 с.

8. Асафьев Б.В. Музыкальная форма как процесс. JL: Музыка, 1971. - 376 с.

9. Багирова JI.M. Культурологические и психосемиотические аспекты музыкальной синопсии: Дис. на соиск. уч. ст. канд. культурологии. Саратов, 2002. - 20 с.

10. Ю.Бандура А. Мистический опыт Скрябина // Русская музыкальная культура XIX начала XX века. - Сб. тр. РАМ им. Гнесиных, вып. 123,1994. - С. 36-67.

11. П.Барсова И.А. Симфонии Густава Малера. М.: Сов. композитор, 1975. - 495 с.

12. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1986. - 444 с.

13. Белый А. Символизм как миропонимание. М.: Республика, 1994. - 528 с.

14. Беньямин В. Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости. М.: Искусство, 1996. - 389 с.

15. Бердяев Н.А. Кризис искусства // Философия творчества, культуры и искусства: В 2-х т. Т.2. - М.: Искусство, 1994. - С. 399-419.

16. Бердяев Н.А. Философия творчества, культуры и искусства: В 2-х т. Т.1. -М.: Искусство, 1994. - 542 с.

17. Бершадская Т. Лекции по гармонии. Л.: Музыка, 1985. - 237 с.

18. Беседы с Альфредом Шнитке / Сост. А. Ивашкин. М.: Культура, 1994. - 302 с.

19. Бобровский В.П. Статьи и исследования. М.: Сов. композитор, 1990. - 293 с.

20. Бобровский В.П. Тематизм как фактор музыкального мышления. Очерки. -М.: Музыка, 1989. 268 с.

21. Бобровский В.П. Функциональные основы музыкальной формы. М.: Музыка, 1978. - 332 с.

22. Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть: Пер. с фр. М.: Добросвет, 2000. - 387 с.

23. Бражников М.В. Древнерусская теория музыки. М.: Музыка, 1972. - 421 с.

24. Бражников М.В. Лица и фиты знаменного распева. Л.: Музыка, 1984. - 304 с.

25. Бродов В.В. Истоки философской мысли Индии. М., 1990. - 225 с.

26. Булгаков С.Н. Икона и иконопочитание. М.: Крутицкое Патриаршее подворье «Русский путь», 1996. - 160 с.

27. Булгаков С.Н. Философия имени. СПб.: Наука, 1998. - 446 с.

28. Булез П. Шёнберг мертв // Музыка. Миф Бытие. М.: МГК, 1995. - С. 36-47.

29. Бычков В.В. Русская средневековая эстетика XI XVII вв. - М.: Ладомир, 1995. - 640 с.

30. Бычков В.В. Смысл искусства в византийской культуре // Знание, №4, 1991. -56 с.

31. Вагнер Г.К. Канон и стиль в древнерусском искусстве. М.: Искусство, 1987.- 285 с.

32. Валькова В.В. К вопросу о понятии «музыкальная тема» // Музыкальное искусство и наука, вып.З. М.: Музыка, 1978. - С. 168-190.

33. Валькова В.В. Тематическая организация в симфонических произведениях советских композиторов (60-70-е гг.) // Проблемы музыкальной науки, вып.5.- М.: Сов. композитор, 1983. С. 45-64.

34. Вартанова Е.И. К проблеме типологии стилевых контрастов в современной советской музыке // Вопросы анализа музыкального стиля. Саратов: СГК, 1991.-С. 3-20.

35. Вартанова Е.И. Лекции по анализу музыкальных форм для музыковедческого факультета (рукопись). Саратов, СГК, 1996. - 380 с.

36. Васильев JI.C. История религий Востока: Религиозно-культурные традиции и общество. М.: Высшая школа, 1983. - 367 с.

37. Васильев JI.C. Проблемы генезиса китайской мысли. М.: Наука, 1989. - 307 с.

38. Владышевская Т.Ф. Богодухновенное, ангелогласное пение в системе средневековой музыкальной культуры // Механизмы культуры. М.: Наука, 1990.-С. 116-136.

39. Вобликова А. «Литургические» симфонии А. Шнитке в контексте соотнесения культа и культуры // Муз. академия, №5, 1994. С. 37-41.

40. Волошинов А.В. Математика и искусство. М.: Просвещение, 1992. - 335 с.

41. Гарднер И.А. Богослужебное пение Русской православной церкви: В 2-х т. -Т. 1. Сергиев посад, 1998 . - 592 с.

42. Гарднер И.А. Богослужебное пение Русской православной церкви: В 2-х т. -Т.2. Сергиев посад, 1998 . - 640 с.

43. Гачев Г.Д. Умозрение о музыке // Музыка. Культура. Человек, вып.2. -Свердловск: Изд-во Уральского ун-та, 1991. С. 7-34.

44. Герцман Е. Античное музыкальное мышление. Л.: Музыка, 1986. - 218 с.

45. Гецелев Б. О драматургии крупных инструментальных форм во второй половине XX века // Проблемы музыкальной драматургии XX века. М.: ГМПИ им. Гнесиных, 1983. - С. 5-48.

46. Гийом Г. Принципы теоретической лингвистики. М.: Прогресс, 1992. - 224 с.

47. Гимнология: Материалы Междунар. науч. конференции: В 2-х т. М.: Композитор, 2000. - 663 с.

48. Гоготишвили Л.А. Коммуникативная версия исихазма // Лосев А.Ф. Миф. Число. Сущность. М.: Мысль, 1994. - С. 878-893.

49. Гоготишвили Л.А. Религиозно-философский статус языка // Лосев А.Ф. Бытие. Имя. Космос. М.: Мысль, 1993. - С. 906-923.

50. Григорий Палама. Беседы. Т.З. - М.: Изд. отд. Валаамского Спасо-Преображенского пигиального монастыря, 1994. - 262 с.

51. Григорий Палама. Триады в защиту священно-безмолствующих. М.: Канон, 1995. - 380 с.

52. Григорьева Г.В. К вопросу о неомифологизме в современной музыке // Музыка. Культура. Человек: Сб. ст., вып.2. Свердловск: Изд-во Уральского ун-та, 1991. - С.132-143.

53. Григорьева Т.П. Дао и логос: Встреча культур. М., 1992. - 424 с.

54. Гуляницкая Н. Заметки о стилистике современных духовно-музыкальных композиций//Муз. академия, №1,1994. С. 18-25.

55. Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. М.: Искусство, 1984. -350с.

56. Гуссерль Э. Феноменология внутреннего сознания-времени. М.: Гнозис,1994. - 192 с.

57. Демешко Г. К проблеме обновления сонатных принципов в советской инструментальной музыке 60-70-х годов // Вопросы теории и эстетики музыки, вып.15. М.: Музыка, 1977. - С.170-190.

58. Денисов Э.В. Современная музыка и проблемы эволюции композиторской техники. М.: Сов. композитор, 1986. - 205 с.

59. Деррида Ж. Голос и феномен. СПб.: Алетейя,1999. - 208 с.

60. Деррида Ж. О грамматологии. М.: Ad Marginem, 2000. - 511 с.

61. ДерридаЖ. Эссе об имени. СПб.: Алетейя, 1998. - 192 с.

62. Дионисий Ареопагит. О Божественных именах. О мистическом богословии. -СПб.: «Глаголь», 1994. 370 с.

63. Дионисий Ареопагит. О небесной иерархии. СПб., 1995. - 64 с.

64. Добротолюбие: сборник духовных писаний великих старцев. М.: Паломник, 2000. - Т.2. - 810 с.

65. Добротолюбие: сборник духовных писаний великих старцев. М.: Паломник, 2000. - Т.5. - 576 с.

66. Евдокимова Ю.К. Многоголосие Средневековья X XIV вв. // История полифонии, вып. 1. - М.: Музыка, 1983. - 452 с.

67. Евдокимова Ю.К., Симакова Н.А. Музыка эпохи Возрождения: Cantus prius factus и работа с ним. М.: Музыка, 1982. - 253 с.

68. Екимовский В.А. Оливье Мессиан: Жизнь и творчество. М.: Сов. композитор, 1987. - 301 с.

69. Епископ Иларион. Священная тайна церкви. Введение в историю и проблематику имяславских споров. Т.1. - СПб.: Алетейя, 2002. - 653 с.

70. Еременко К.А. Музыка от ледникового периода до века электроники. М.: Сов. композитор, 1991. - 320 с.

71. Есипова М.В. Музыкальное видение мира и идеал гармонии в древнекитайской культуре // Вопр. философии, №6,1994. С. 82-88.

72. Ефимова Е. Музыкально-теоретические основы интерпретации крюковых партитур // Музыкальная культура православного мира: традиция, теория, практика. М., 1994. - С. 231-242.

73. Ивашкин А.В. Канон в музыке как эстетический принцип: Автореф. дис. на соиск. уч. степ. канд. искусствоведения. М., 1978. - 20 с.

74. Ивашкин А.В. Шостакович и Шнитке // Муз. академия, №1,1995. С. 1-8.

75. Игумен Иларион (Алфеев). Имя Божие и молитва Иисусова в молитвенной практике и аскетической традиции Восточного христианства // Церковь и время, №4(17), 2001. С. 87-202.

76. Ильин В.Н. Эстетический и богословско-литургический смысл колокольного звона // Музыка колоколов: Сб. исследований и материалов, вып.2. СПб.: РИИИ, 1999. - С. 228-232.

77. Иоанн Лествичник. Лествица. М.: Изд-во Сретенского монастыря, 2002. -366 с.

78. Исаак Сирин. О божественных тайнах и о духовной жизни. И.: Изд-во «Зачатьевский монастырь», 1998. - 289 с.

79. Кандинский В.В. О духовном в искусстве. М.: Архимед, 1992. - 478 с.

80. Карабань М. Особенности структурно-функционального описания ладовой системы распевов // Муз. академия, №4, 2002. С. 76-86.

81. Кац Б.А. О музыке Б. Тищенко. Л.: Сов. композитор, 1986. - 166 с.

82. Когоутек Ц. Техника композиции в музыке XX века. М.: Музыка, 1976. -367 с.

83. Козловски П. Культура постмодерна. М.: Республика, 1997. - 238 с.

84. Кривцун О.А. Эволюция художественных форм: Культурологический анализ. М.: Наука, 1992. - 299 с.

85. Курт Э. Романтическая гармония и ее кризис в «Тристане» Р. Вагнера. М.: Музыка, 1975. - 228 с.

86. Jlao Цзы. Книга пути и благодати / Пер. И.С. Лисевича. М.: Аиф Принт, 2004.-316 с.

87. Левая Т.Н. От романтизма к символизму // Проблемы музыкального романтизма. Л.: ЛГИТМИК, 1987. - С. 130-143.

88. Левая Т.Н. Русская музыка начала XX века в художественном контексте эпохи. М.: Музыка, 1991. - 166 с.

89. Левинас Э. Время и Другой. Гуманизм другого человека. СПб.: Высш. религиозно-философская школа, 1998. - 261 с.

90. Лепахин В. Икона и иконичность. СПб., 2002. - 400 с.

91. Лисенко И.Ю. Музыкальный текст как знак культуры: Дис. на соиск. уч. ст. канд. культурологии. Саратов, 2002. - 146 с.

92. Лобанова М.Н. Музыкальный стиль и жанр. М.: Сов. композитор, 1990. -221 с.

93. Лозовая И. Русское осмогласие знаменного распева как оригинальная ладовая система // Музыкальная культура средневековья, вып.2. М.: МГК, 1992. - С. 65-69.

94. Лосев А.Ф. Вещь и имя // Бытие. Имя. Космос. М.: Мысль, 1993. - С. 803881.

95. Лосев А.Ф. Диалектические основы математики // Хаос и структура. М.: Мысль, 1997. - С. 5-608.

96. Лосев А.Ф. История античной эстетики. М.: Высш. школа, 1963. - 577 с.

97. Лосев А.Ф. Методологическое введение // Вопр. философии, №9, 1999. С. 76-99.

98. Лосев А.Ф. Миф. Число. Сущность. М.: Мысль, 1994. - 899 с.103 .Лосев А.Ф. Музыка как предмет логики // Из ранних произведений. М.: Правда, 1990. - С. 193-390.

99. Лосев А.Ф. Основной вопрос философии музыки // Философия. Мифология. Культура. М.: Политиздат, 1991. - С.315-335.

100. Лосев А.Ф. Философия имени // Из ранних произведений. М.: Правда, 1990.-С.11-192.

101. Лосев А.Ф. Эстетика Возрождения. М.: Мысль, 1978. - 623 с.

102. Лосский В.Н. Богословие и боговидение. М.: Изд-во Свято-Владимирского братства, 2000. - 631с.

103. Ю8.Лосский В.Н. Очерки мистического богословия восточной церкви.

104. Догматическое богословие. М.: Центр «СЭИ», 1991. - 287 с. Ю9.Лотман Ю.М. Об искусстве. - СПб.: Искусство-СПб., 1998. - 704 с. ПО.Лотман Ю.М. Структура художественного текста. М.: Искусство, 1970. -389 с.

105. Мазель Л.А. О природе и средствах музыки. М.: Музыка, 1983. - 72 с.

106. Маргинальное искусство: Сб. ст. М.: МГУ, 1999. - 159 с.

107. П.Мартынов В.И. История богослужебного пения. М.: Искусство, 1994. - 215 с.

108. Мартынов В.И. Культура, иконосфера и богослужебное пение Московской Руси. М.: Пресс-Традиция: Русский путь, 2000. - 224 с.

109. Медушевский В.В. Интонационная форма музыки. М.: Музыка, 1993. -310 с.

110. Пб.Медушевский В.В. Красота природы и музыки и ее этические основания // Художественное творчество. Л.: Наука, 1986. - С. 197-203.

111. Медушевский В.В. Этимология культуры // Муз. академия, №3,1993. С.З-10.

112. Мерло-Понти М. Временность // Историко-философский ежегодник. М.: Наука, 1991. - С. 271-293.

113. Мигунов А.С. Анти-эстетика // Вопросы философии, №7/8,1994. С. 82-88

114. Мигунов А.С. Vulgar. Эстетика и искусство во второй половине XX века // Знание, №9, 1991. 65 с.

115. Михайлов М.К. Стиль в музыке. JL: Музыка, 1981. - 262 с.

116. Мосягина Н. Особенности традиционного исполнения знаменного распева // Вопросы инструментоведения: Статьи и материалы, вып.5, ч.2. СПб.: РИИИ, 2004. - С. 197-199.

117. Музыкальная культура древнего мира / Под ред. Г.И. Грубера. Л.: Музгиз, 1937.-259 с.

118. Музыкальная эстетика России XI XVIII вв. / Сост. Рогов. - М.: Музыка, 1973. - 244 с.

119. Музыкальная эстетика стран Востока. М.: Музыка, 1967. - 407 с.

120. Назайкинский Е.В. Звуковой мир музыки. М.: Музыка, 1988. - 254 с.

121. Назайкинский Е.В. Логика музыкальной композиции. М.: Музыка, 1982. -319 с.

122. Ницше Ф. Рождение трагедии из духа музыки // Ф. Ницше. Стихотворения. Философская проза. СПб.: Художественная литература, 1993. - С. 130-250.

123. Проблемы истории и теории древнерусской музыки: Сб. ст. JL: Музыка, 1979.- 180 с.

124. Пьянкова С.П. Парадоксы творчества в музыкальной культуре XX века: Дис. на соиск. уч. ст. канд. культурологии. Саратов, 2003. - 126 с.

125. Раабен JI. Музыка барокко // Вопросы музыкального стиля. Д.: ЛГИТМИК, 1978. - С. 4-10.

126. Рагс Ю.Н. Методологические вопросы акустического анализа колокольных звонов // Музыка колоколов: Сб. исследований и материалов, вып.2. СПб.: РИИИ, 1999.-С. 118-125.

127. Рагхава Р. Менон. Звуки индийской музыки. Путь к pare. М.: Музыка, 1982. - 79 с.

128. Розеншток-Хюсси О. Бог заставляет нас говорить. М.: Канон, 1997. - 288 с.

129. Савенко С.И. Музыка А. Шнитке как язык современности // Музыка. Культура. Человек: Сб. статей, вып.2. Свердловск: Изд-во Уральского ун-та, 1991.-С. 144-152.

130. Сараджев К.К. Колокол // Музыка колоколов: Сб. исследований и материалов, вып.2. СПб.: РИИИ, 1999. - С. 222-227.

131. Сартр Ж.-П. Бытие и ничто. Опыт феноменологической онтологии: Пер. с фр. М.: Республика, 2000. - 639 с.

132. Синергия культуры: Сб. ст. Саратов: СГТУ, 2002. - 352 с.

133. Скребкова-Филатова М. Фактура в музыке. М.: Музыка, 1985. - 385 с.

134. Соколов А.Н. Музыкальная композиция XX века: диалектика творчества. -М.: Музыка, 1992. 230 с.

135. Соссюр Ф. Курс общей лингвистики: Пер с фр. Екатеринбург: Изд-во Уральского ун-та, 1999. - 432 с.

136. Стоянов П. Взаимодействие музыкальных форм. М.: Музыка, 1985. - 270

137. Стравинский И.Ф. Статьи и материалы / Сост. JI.C. Дьячкова. М.: Сов. композитор, 1973. - 526 с.

138. Тосин С.Г. Основные аспекты изучения русского колокольного звона как явления музыкального искусства // Колокола. История и современность. М.: Наука, 1993.-С. 7-16.

139. Уваров М. Архитектоника исповедального слова. М.: Алетейя, 1998. - 246 с.

140. Умное делание. О молитве Иисусовой. М.: Центр Благо, 1998. - 352 с.

141. Успенский Л.А. Богословие иконы Православной Церкви. Париж: Изд-во «Паломникъ», 2001. - 474 с.

142. Успенский Н.Д. Древнерусское певческое искусство. М.: Сов. композитор, 1971.-623 с.

143. Философия наивности: Сб. ст. М.: МГУ, 2001. - 335 с.

144. Флоренский П.А. Анализ пространства в художественно-изобразительных произведениях. М.: Прогресс, 1993. - 324 с.

145. Флоренский П.А. Иконостас // Имена: Сочинения. М.: ЗАО Изд-во ЭКСМО Пресс; Харьков: Изд-во «Фолио», 1998. - С. 341-448 с.

146. Флоренский П.А. Имена // Имена: Сочинения. М.: ЗАО Изд-во ЭКСМО-Пресс; Харьков: Изд-во «Фолио», 1998. - С. 449-662.

147. Франк С.Л. Непостижимое // Сочинения. М.: Правда, 1990. - С. 236-512.

148. Фриауф В.А. Метаморфозы языка и времени в неокантианстве и философии имени // И. Кант, неокантианство и Г. Коген: Сб. ст. Саратов: Научная книга, 2004. - С. 23-35.

149. Фриауф В.А. Парадоксы коммуникации // Стратегии и практики коммуникации в современном обществе: Сб. ст. Саратов: Научная книга, 2004. - С. 47-50.

150. Фриауф В.А. Философия XX века: Уч. пособие. Саратов: СГТУ, 2001. - 92 с.

151. Фриауф В.А. Философия и миф в эпоху заново творения // Философия и миф сегодня. Саратов: СГТУ, 1998. - с. 3-7.

152. Фриауф В.А. Язык. Сознание. Человеческая реальность. Абсолютно Другое. Саратов: Научная книга, 2005. - 230 с.

153. Хайдеггер М. Бытие и время:. Пер с нем. М.: Ad Marginem, 1997. - 451 с.

154. Хайдеггер М. Введение в метафизику: Пер. с нем. СПб.: Высш. религиозно-философская школа, 1998. - 301 с.

155. Хайдеггер М. Время и бытие: Пер. с нем. М.: Республика, 1993. - 447 с.

156. Хайдеггер М. Работы и размышления разных лет: Пер. с нем. М.: Гнозис, 1993.-464 с.

157. Харлап М.Г. Ритм и метр в музыке устной традиции. М.: Музыка, 1986. -104 с.

158. Харлап М.Г. Тактовая система музыкальной ритмики // Проблемы музыкального ритма. М.: Музыка, 1978. - С. 48-104.

159. Хёйзинга Й. Homo ludens. В тени завтрашнего дня: Пер. с нидерланд. М.: Прогресс, 1992. - 458 с.

160. Холопов Ю.Н. К единому полю звука: «NR-2» Карлхайнца Штокхаузена // Музыкальное искусство XX века, вып.2. М.: МГК, 1995. - С. 132-140.

161. Холопова В.Н. Музыкальный ритм. М.: Музыка, 1980. - 71 с.

162. Холопова В.Н. Музыкальный тематизм. М.: Музыка, 1983. - 88 с.

163. Холопова В., Чигарева С. Альфред Шнитке: Очерк жизни и творчества. -М.: Сов. композитор, 1990.-346 с.

164. Хоружий С.С. Исихазм как пространство философии // Вопр. философии, №9,1995. С. 80-93.

165. Хоружий С.С. О старом и новом. СПб.: Алетейя, 2000. - 476 с.

166. Хоружий С.С. Род или недород? Заметки к онтологии виртуальности // Вопр. философии, №6,1997. С. 53-68.

167. Христианство и мир: Материалы Всероссийской научно-практической конференции. Самара, 2001. - 832 с.

168. Церковное пение в историко-литургическом контексте: Восток Русь -Запад: Сб. статей. - М.: Прогресс-Традиция, 2003. - 424 с.

169. Цуккерман В.А. Анализ музыкальных произведений. Сложные формы. М.: Музыка, 1983. - 214 с.

170. Чайтанья Дева Б. Индийская музыка. М.: Музыка, 1980. - 207 с.

171. Чанышев А.Н. Курс лекций по древней и средневековой философии. М.: Высш. школа, 1991. - 512 с.

172. Чередниченко Т.В. Кризис общества кризис искусства: Музыкальный «авангард» и поп-музыка в системе буржуазной идеологии. - М.: Музыка, 1987.- 187 с.

173. Чередниченко Т.В. Музыка в истории культуры. М.: Аллегро-Пресс, 1994. -192 с.

174. Черкасова H.JI. Рага и ее место в индийской музыкальной культуре. М.: НТЦ «Консерватория», 1993. - 127 с.

175. Чудинова И. Голос и пространство храма // Вопросы инструментоведения: Статьи и материалы, вып.5, ч.2. СПб.: РИИИ, 2004. - С. 191-196.

176. Швейцер А. Упадок и возрождение культуры: Избранное. М.: Прометей. -1993.-512 с.

177. Шестаков В.П. От этоса к аффекту. М.: Музыка, 1975. - 321 с.

178. Шишков A.M. Метафизика света в средневековой европейской культуре // Вопр. философии, №5,2000. С 88-99.

179. Шнеерсон Г. Музыкальная культура Китая. М.: Музыка, 1952. - 249 с.

180. Шнитке А. Парадоксальность как черта музыкальной логики Стравинского // Стравинский И.Ф. Статьи и материалы. М.: Сов. композитор, 1973. - С. 383-434.

181. Шнитке А. Полистилистические тенденции современной музыки // В.Холопова, Е. Чигарева. Альфред Шнитке. М.: Сов. композитор, 1990. - С. 327-331.

182. Шопенгауэр А. Мир как воля и представление. Минск: Современный литератор, 1999. - 1408 с.

183. Шпенглер О. Закат Европы: очерки морфологии мировой истории. М.: Мысль, 1993. - 667 с.

184. Эпштейн М.Н. Поставангард: сопоставление взглядов // Нов. Мир, №12, 1989. С. 222-250.

185. Эпштейн М.Н. Постмодерн в России: Литература и теория. М.: Изд-е Р. Элинина, 2000. - 368 с.

186. Юнг К.Г. Архетип и символ. М.: Ренессанс, 1991. - 297 с.

187. Яворский Б. Заметки о творческом мышлении русских композиторов от Глинки до Скрябина (1825-1915) // Яворский Б. Избранные труды, т.2, ч.1. -М.: Сов. композитор, 1987. 363 с.

188. Ярешко А.С. Канон, импровизация и новаторство в искусстве колокольного звона // Музыка колоколов: Сб. исследований и материалов, вып.2. СПб.: РИИИ, 1999. - С. 40-54.

189. Яроциньский С. Дебюсси, импрессионизм и символизм. М.: Прогресс, 1978. - 232 с.

190. Ярская В.Н. Время в эволюции культуры: Философски очерки. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1989. - 149 с.

191. Burgen P. Theorie der Avantgarde. Frankfurt am Main: Suhrkamp, 1984. - 145 s.

192. Hindrichs G. Richard Klein und Claus-Steffen Mankopf: Mit den Ohren denken. Adornos Philosophie der Musik // Philosophische Rundschau: Eine Zeitschrift fur philosophische Kritik: Band 46, Heft 1, Marz 1999. S. 72-75.

193. Lyotard J. Beantwortung der Frage: Was ist postmodern? // Lust an der Erkenntnis: Die Philosophie des 20. Jahrhunderts. Mtinchen: Piper, 1991. - S. 493-508.

194. Touliatos-Miles D. The Performance Practice of Byzantine-Kephalonian Chant // Византия и Восточная Европа. Литургические и музыкальные связи. М.: Прогресс-Традиция, 2003. - С. 148-158.