автореферат диссертации по философии, специальность ВАК РФ 09.00.11
диссертация на тему: Национальная идентичность

Полный текст автореферата диссертации по теме "Национальная идентичность"

На правах рукописи

РЯБОВ Олег Вячеславович

НАЦИОНАЛЬНАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ:

ТЕНДЕРНЫЙ АСПЕКТ (на материале русской историософии)

09. 00.11 — социальная философия

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени доктора философских наук

Диссертация выполнена на кафедре философии Ивановского государственного университета.

Научный консультант:

доктор философских наук, профессор ПОРТНОВ Александр Николаевич

Официальные оппоненты:

доктор философских наук, профессор БУЛЫЧЕВ Игорь Ильич

доктор философских наук, профессор МАКАРОВ Вадим Витальевич

доктор философских наук, профессор МАКСИМОВ Михаил Викторович

Ведущая организация —

Ярославский государственный университет

Заод^ состоится « Д/у » 2000

года

часов на заседании диссертационного совета Д 063.84.04 в Ивановском государственном университете по адресу: 153025, Россия, Иваново, ул.Ермака, 37, ауд. 207.

С диссертацией можно ознакомиться в читальном зале библиотеки Ивановского государственного университета по адресу: 153025, Россия, Иваново, ул. Ермака, 37.

Автореферат разослан « ¿А ¿/ОсА' 2000 года.

Ученый секретарь диссертационного совета кандидат философских наук, доцент

СУ5Х.6 V/ о

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования. «Матушка-Русь» — эта историософема стала своеобразной отправной точкой исследования; она примечательна тем, что в ней задается связь двух характеристик: тендерной и национальной. Какую роль играют подобные метафоры в национальной идентичности русских? Какое преломление они получают в международных отношениях? Как они влияют на взаимоотношения полов в российском обществе?

Уже этот круг вопросов обнаруживает связь темы исследования с двумя проблемами, которые и в теоретическом, и практическом планах приобрели в России особую актуальность. Во-первых, сегодня очевидно, что прогнозы о том, что национальный фактор будет терять свое значение вследствие тенденций модернизации и развития гражданского общества, себя не оправдали; слухи о смерти национального преувеличены. Нет необходимости говорить о том, насколько остро стоят национальные проблемы в нашей стране. К тому же тезис о кризисе национальной идентичности России, наступившем после распада СССР, продолжает оставаться постоянной темой в рассуждениях о русских проблемах сегодняшнего дня. Взаимоотношения с нацией, с Родиной — это и глубоко личная, экзистенциальная проблема человека, во многом затрагивающая его индивидуальную идентичность; причем особенно остро она стоит в дни, когда кажется, что «мир вышел из суставов», и человек пытается найти опору в чем-то Вечном.

Во-вторых, изменения социально-экономических условий и экспансия западных культурных образцов подвергают испытаниям и привычные модели взаимоотношений между мужчинами и женщинами. Рост интереса к этой проблеме выразился в появлении новой отрасли социального знания — тендерных исследований, развитие которых в нашей стране заставляет определиться, в какой степени их установки могут быть применены к российской модели цивилизации.

В этих условиях очевидными становятся необходимость изучения теоретических основ национальной идентичности на коллективном и индивидуальном уровнях и потребность в переосмыслении методологических проблем исследования вопроса взаимоотношений полов. Исследование заявленной темы способно пролить дополнительный свет на такие актуальные в научном и социальном плане вопросы, как закономерности функционирования одной из самых иррациональных сфер человеческого бытия — национальной, способы конструирования образа Другого в межэтнических и международных отношениях, национальные репрезентации и тендерные стереотипы в русской культуре.

Степень разработанности проблемы. Специфика темы исследования требует выделить три блока работ.

Проблема, вынесенная в название диссертации — роль тендерных представлений в формировании и функционировании национальной идентичности — в отечественной научной литературе изучалась мало (хотя нельзя не отметить традицию осмысления влияния мужского и женского, материнского и отцовского образов на восприятие страны, нации; достаточно вспомнить имена В.В. Розанова, П.Б. Струве, H.A. Бердяева, И.А. Ильина). Из современных работ должны быть названы труды Г.Д. Гачева о «национальном эросе» и монография B.C. Полосина, в которой рассматривается роль архетипов матери и отца в национальном самосознании. Разработка проблемы получила новый импульс в связи с развитием тендерных исследований, в которых важное место занимает изучение культурно-символических аспектов пола, включая его функции в национальных репрезентациях. Среди работ, которым настоящее исследование частично обязано своей концептуальной основой, следует отметить труды Дж. Моссе, Н. Степан, Н. Юваль-Дэвис, К. Вердери. Вместе с тем не получил должного освещения вопрос о том, какова причина включения тендерных характеристик в национальную идентичность, какие элементы структуры идентичности и почему получают тендерную маркировку.

Различные грани проблемы тендерного аспекта национальной идентичности России изучались в работах как отечественных, так и зарубежных авторов. Материнское начало в культуре средневековой Руси, в народной религиозности исследовал Г.П. Федотов. В диссертации JI.B. Полякова предлагается психоаналитическая концептуализация поисков отечественной мыслью идентичности России. Назовем также уже упомянутые работы Г.Д. Гачева, в которых не только исследуется, но и отстаивается идея женственности России. Проблема изучалась в работах западных исследователей, включая труды М. Чернявского, A.M. Баркер, Дж. Хаббс, JI. Ранкура-Лаферье, X. Гюнтера, В. Бонелл, Э. Уотерс, Е. Хеллберг-Хирн. В них затрагиваются вопросы о «матрифокальности» русской культуры, об истории историософемы Матушки-Руси, о тендерном аспекте визуальных репрезентаций России и др. Эти исследования отличают как несомненные достижения, так и определенная заданность ряда выводов.

Среди граней проблемы, которые пока не получили удовлетворительного решения, в первую очередь должны быть названы такие: сущность идеи женственности России и ее связь с русской философией женственности; миф о русской женщине и его влияние на тендерные отношения в российском обществе; западный взгляд на тендерную идентичность России.

Второй блок исследований — это труды по проблеме национального самосознания (национальной идентичности), философское изучение которой имеет давнюю историю. В диссертации в наибольшей степени были востребованы работы Ю.В. Бромлея, JI.M. Дробижевой, А.Г. Здравомыслова, B.C. Малахова, М.О. Мнацаканяна, О.С. Новиковой, М.Н. Руткевича, Г.К. Солдатовой, В.А. Тишкова. Среди наиболее значимых для настоящего исследования трудов по национальной идентичности России должны быть отмечены работы М.А. Маслина, B.C. Сагатовского, A.B. Гулыги, Е.В. Барабанова, JI.B. Полякова, Б. Гройса, X. Роджера, М. Броды.

Наконец, третий блок релевантных работ — это труды по философии пола, по теории и методологии тендерных исследований, которые существенно помогли автору в разработке собственных подходов в анализе культурно-символической составляющей пола, тендерных репрезентаций, взаимосвязи национальной и тендерной идентичности и т.д. Среди западных работ следует в первую очередь назвать труды С. Бордо, JI. Николсон, Э. Нойманна, Дж. Скотт, Ю. Эволы, среди отечественных — O.A. Ворониной, Т. М. Горичевой, A.B. Кирилиной, Т.А. Клименковой, В.В. Макарова, H.JI. Пушкаревой, С.А. Ушакина, И.И. Халеевой, H.A. Шимина.

Основу источниковой базы исследования составляют историософские сочинения отечественных авторов (Иларион, Максим Грек, Андрей Курбский, A.C. Хомяков, А.И. Герцен, Ф.М. Достоевский, B.C. Соловьев, В.В. Розанов, H.A. Бердяев, Д.С. Мережковский, Г.ГТ. Федотов, H.A. Ильин, И.Л. Солоневич, Д.Л. Андреев, Г.Д. Гачев, А.Г. Дугин и другие). Другая группа источников — это тексты о России зарубежных авторов различных эпох и регионов (И.Г. Гердер, Р. Штейнер, О. Шпенглер, В. Шубарт, Г. Адаме, С. Грэхем, Т. Масарик, X. Ортега-и-Гассет, Ю. Эвола и другие).

Цель н основные задачи диссертационной работы. Проведение настоящего исследования преследовало две цели: во-первых, анализ теоретико-методологических проблем изучения влияния представлений о мужском и женском началах на национальную идентичность; во-вторых, изучение вопроса, как тендерные стереотипы включаются в национальную идентификацию России, в способы осмысления русского бытия в историософских текстах. Совокупность целевых установок определяет постановку следующих исследовательских задач:

1. Выявить содержание понятия национальной идентичности.

2. Исследовать детерминанты и формы отношений личности и нации как на объективном уровне (интересы), так и на субъективном (идентификации).

3. Проанализировать структуру национальной идентичности.

4. Определить понятие «социокультурный пол» («гендер») и выявить его место в системе социально-философского знания.

5. Исследовать причины и способы включения представлений о мужском и женском началах в структуру национальной идентичности.

6. Выявить историю, структуру и функции идеи женственности России в историософской мысли.

7. Исследовать сущность дискуссий о тендерной идентичности России в отечественной и западной историософии.

Методологическая основа исследования. В диссертации использованы идеи мыслителей, принадлежащих к различным философским течениям, и для сохранения единства и целостности исследование велось в рамках определенной парадигмы. Исходные методологические посылки — объективность, детерминизм, историзм. Большое значение для исследования имеет обращение к системному подходу, позволяющему рассматривать национальную идентичность и социокультурный пол как целостности, как совокупность взаимодействующих подсистем и элементов. Использование системного метода сделало возможным рассмотреть проблему в более широком интеллектуальном контексте и выявить тем самым коррелятивные связи тендерного аспекта национальной идентичности с другими ее сторонами. Автор использовал материалистическое понимание истории, принцип взаимосвязи и взаимовлияния материального и духовного. Методологическое значение для настоящего исследования имели результаты, содержащиеся в работах целого ряда авторов, среди которых в первую очередь должны быть названы М.А. Маслин, Л.В. Поляков, X. Роджер, Дж. Хаббс, М. Чернявский.

Научная новизна диссертации состоит в том, что в ней впервые проанализирован тендерный аспект национальной идентичности: как на теоретико-методологическом уровне, так и применительно к образу России.

Эта новизна может быть конкретизирована в следующих пунктах:

1. Национальная идентичность рассмотрена на коллективном и индивидуальном уровнях. Выявлены детерминанты и формы отношений личности и нации как на объективном уровне (интересы), так и на субъективном (идентификации).

2. Предложена типология отношений личности и нации.

3. Национальная идентичность исследована как система, в которой выявлены концептуальный, структурный и субстратный уровни.

4. Исследована категория «социокультурный пол» («гендер») и обоснована ее значимость в социально-философском анализе.

5. Предложено и обосновано понятие тендерной картины мира (как частный случай антропологической картины мира), которая формирует систему культурно-символической составляющей пола.

6. Выявлены основания включения тендерных характеристик в национальную идентичность, обусловленные ее этнической основой и мифологическими корнями восприятия социальных процессов и явлений.

7. Как образно-символическое выражение способа «негативной идентификации» России в идеологии русского мессианизма проинтерпретирована идея женственности России; выделены и исследованы такие компоненты этой идеи, как историософема Матушки-Руси; миф о русской женщине; представление о России как о «Доме Богородицы»; образ «загадочной русской души».

8. Исследовав сущность полемики вокруг тендерной характеристики России, автор приходит к выводу о том, что она отражает взгляды представителей различных течений общественной мысли страны на место России в мире и смысл ее бытия.

На защиту выносятся следующие положения: 1. Гармония нации и личности как на объективном (интересы), так и субъективном (идентификации) уровнях предполагает взаимоподчинение патриотизма и гуманизма; дисгармония

находит выражение в космополитизме («ложном гуманизме»), игнорирующем интересы нации, и национализме («ложном патриотизме»), игнорирующем интересы личности.

2. В каждой культуре присутствует тендерная картина мира — совокупность представлений, составляющих такое видение человеком окружающей среды, где вещи, свойства и отношения осмысляются при помощи бинарных оппозиций, стороны которых ассоциируются с мужским или с женским началами. В основе существования тендерной картины мира лежит уходящая корнями в мифологическое мышление антропоморфизация окружающей действительности.

3. Этническая основа национального, обусловливающая взгляд соотечественников на нацию как на Семью, детерминирует функционирование в национальной идентичности представлений о взаимодействии отцовского и материнского начал (Отечества и Родины) как основе национального бытия; при этом первое, как правило, обозначает политические компоненты национальной идентичности, а второе — этнические.

4. Идея женственности России стала символически-образным выражением основной интенции конструирования идеологии русского мессианизма, при которой во главу угла ставится отношение России к Западу («негативная идентичность»). Отношение «Россия-Женщина — Запад-Мужчина» становится системообразующим в том образе России, который создавался в идеологии мессианизма, и определяет его субстратный уровень.

5. Историософема Матушки-Руси, включающая в себя и языческие представления о силе, плодородии и вечности нации, и христианский образ страдающей и взывающей о помощи матери, содержит два идеологических пласта. Первый является необходимым элементом идентичности любой нации и восходит к идее иерогамии Правителя и Земли. Второй пласт отражает антигосударственный пафос сторонников идеи женственности России, их рецепцию государства как воплощения иноземного, западного, маскулинного начала.

Теоретическое_и_практическое_значение

диссертационной работы состоит в исследовании тендерного аспекта национальной идентичности; оно восполняет пробел как в изучении принципиального вопроса исследования национальных отношений, так и в осмыслении сущности разделенное™ человеческого бытия на мужское и женское. Результаты, полученные в ходе исследования, могут служить отправной точкой дальнейшего изучения проблемы национальной идентичности России и других вопросов социальной философии.

Представленные в диссертации положения необходимо учитывать при решении практических задач социальной политики в области национальных отношений и в сфере тендерных отношений в российском обществе.

Теоретические результаты исследования могут быть использованы для подготовки лекционных курсов по социальной философии, этносоциологии, истории философии, истории России, а также в практике воспитательной работы. Отдельные разработки уже нашли применение в преподавании в ИвГУ.

Апробация работы. Результаты исследования изложены в 40 российских и зарубежных публикациях автора общим объемом 41,8 пл., включая монографии «Женщина и женственность в философии Серебряного века» (Иваново, 1997; 8,5 п.л.) и «Русская философия женственности (XI—XX века)» (Иваново, 1999; 20 п.л.), а также апробированы в докладах на 20 российских и зарубежных конференциях, в том числе: Иваново (1996, 1997, 1998, 1999), Москва (1995, 1996, 1998, 1999), Санкт-Петербург (1996), Екатеринбург (1999), Лидс (1996, 1998), Утрехт (1996), Лодзь (1999).

Структура и объем диссертации. Диссертация включает в себя Введение, три главы, Заключение и Библиографический список. Общий объем диссертации 300 страниц, в том числе 265 страниц — основной текст и 35 страниц — библиографический список, включающий 500 наименований.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обосновывается научная и социальная актуальность темы диссертации, предлагается характеристика степени изученности проблемы, определяются цели работы, ее задачи и методы исследования. Здесь же формулируется новизна основных полученных результатов, их практическая и теоретическая значимость.

В Главе I «Национальная идентичность: понятие, структура, уровни» определяется исследуемое понятие, выявляются детерминанты и формы отношений личности и нации, выявляется структура национальной идентичности.

Параграф 1 «Понятие национальной идентичности» начинается с анализа термина «идентичность». Идентичность есть функция бытия социального субъекта (А. Турэн), осознание им тождества «Я вчерашнего» и «Я завтрашнего» и своих отношений с Другими. Применительно к коллективному субъекту (включая нацию), идентичность означает осознание и переживание им своего единства, целостности, групповой сплоченности, во-первых, и своих интересов, своего места в социальном пространстве, во-вторых.

Анализ понятия национального предполагает уточнение двух принципиальных вопросов, связанных с его проблематизацией в современных социально-философских теориях: во-первых, какую роль играет в нем этнический компонент, а какую — политический; во-вторых, каков онтологический статус национального (существует ли нация объективно или это лишь иллюзия, интеллектуальная конструкция?).

По первому вопросу принципиальные дискуссии ведутся между представителями «примордиалистского» и «модернистского» направлений. Первое направление основано на идее о том, что национальность есть изначальная («примордиальная») . характеристика человечества. Критики данного направления — сторонники «модернизации» наций — относят время возникновения наций к эпохе «модерна», Нового времени, постулируя при этом идею политического, то есть

внеэтнического, происхождения наций как социальных конструктов. Основные положения теории конструктивизма рассмотрены в диссертации на примере взглядов Э. Геллнера, полагающего, что нации являются по существу продуктами деятельности самого государства: «Именно национализм порождает нации, а не наоборот».

Отмечая плодотворность работы, проделанной сторонниками конструктивизма и признавая необходимость учитывать роль политических лидеров и государственных структур в формировании нации, ее идентичности, автор вместе с тем не считает тезис о внеэтническом характере происхождения наций в полной мере обоснованным. Очевидно, что усилий «сверху» было бы недостаточно для возникновения и поддержания национального чувства; не подтверждают универсальность «модернистских» теорий и исторические факты. В диссертации поддерживается точка зрения, преодолевающая крайности «примордиалистской» и «модернистской» концепций. Нация вырастает на основании этнических компонентов из народности; этнические корни формируют благоприятную почву для усвоения народом национальной идеологии, хотя не менее важным фактором превращения народностей в нации стали государственные институты (Э. Смит).

Нация, таким образом, включает в себя две взаимообусловленные составляющие: политическую и этническую; национальность же может быть проинтерпретирована и как гражданство, и как этничность. В соответствии с этим автор постулирует, что и национальная идентичность включает в себя как политический, так и этнический компоненты.

Другая проблема философии нации, представляющая особый интерес в рамках настоящей диссертации, связана с вопросом о соотношении субъективного и объективного в нации.

Если в социальной философии советского периода с ее постулатом об определяющей роли способа производства материальных благ значение общности национального

самосознания недооценивалось, то последние годы в работах ряда отечественных авторов об означилась другая крайность. Исходя из постмодернистского понимания нации как системы коллективных образов и представлений, как продукта социальной инженерии, сконструированного в результате дискурсивных практик, эти исследователи трактуют национальную общность как, прежде всего, общность национального самосознания ее членов, а не саму по себе групповую отличительность. Такой подход, при котором нация интерпретируется в качестве «политического лозунга и средства мобилизации», а не научной категории, приводит к предложениям отказаться от данного понятия, которое якобы обозначает пустое множество.

Признавая, что осознание нацией себя единым целым является необходимым условием ее бытия, автор в то же время присоединяется к критике теорий, имеющих тенденцию объявлять национальное бытие фикцией. Нация — это не «воображаемое», а объективно существующее сообщество, это целостный субъект исторического процесса, обладающий объективными интересами.

Содержание феномена национальной идентичности составляет не только осознание нацией себя таковым субъектом, но и переживание индивидами своей принадлежности к ней. Сама исследуемая проблема — роль тендерных представлений в функционировании национальной идентичности — предполагает в первую очередь анализ отношения к нации отдельного человека, то есть индивидуальной национальной идентичности.

В заключении параграфа предлагается такое определение понятия: национальная идентичность — это отражающее объективное бытие нации и формирующееся па основе этнического и политического единства состояние групповой солидарности, включающее коллективный (осознание нации своей целостности и тождественности) и индивидуальный (осознание индивидами своей принадлежности к нации) уровни.

Проблеме взаимосвязи личности и нации как на объективном уровне (интересы), так и на субъективном (идентичность) посвящен параграф 2 «Индивидуальная и коллективная национальная идентичность».

Система индивидуальной идентификации всегда носит иерархический характер", и принципиальное значение имеют вопросы о том, что заставляет индивида, отдельно взятую личность, выбирать определенную систему самоидентификаций, какое место в его «Я» занимает национальная экспонента его бытия и почему?

Отвечая на эти вопросы, автор вначале обращается к проблеме соотношения личного и национального интересов. В диссертации отмечается, что национальность как этничность (в отличие от национальности как гражданства) не может быть результатом свободного выбора индивида. Этничность — это неизбежная форма социализации человека, превращающая его в личность. Индивид не может «очеловечиваться» как «всечеловек», «общечеловек»; он становится личностью лишь вместе с обретением национально-этнических черт. Отдавая должное работам представителей конструктивистского и инструменталистского направлений, в которых обращается внимание на роль ситуативных, прагматических, символических элементов в этничности, автор вместе с тем полагает, что этими элементами онтологическое измерение исследуемого феномена ограничено быть не может. Механизмы этнической идентификации имеют субъективную, психологическую природу, но при этом данный процесс обусловливается факторами, существующими для каждого индивида объективно (территория, язык, религия, хозяйство, стереотипы повседневного или ритуального поведения). Поэтому изменение этнической идентичности всегда имеет границы.

Констатировав факт объективной взаимосвязи интересов нации и интересов индивида, автор обращается к анализу возможных вариантов их отношений и иерархии возникающих в связи с этим идентификаций. Для этого привлекается концепция основного морального отношения

(Г.Н. Гумницкий) и устанавливается, что гармония нации и личности предполагает следующую систему отношений: как объективных (интересы), так и субъективных (виды национального чувства). Она включает в себя, во-первых, патриотизм — такую форму взаимодействия личности и нации, при котором первичной целью личности является благо нации. Второй компонент — это гуманизм, при котором конечной целью нации является благо личности. Две стороны этого отношения находятся между собой в диалектическом единстве, обусловливая существование друг друга: если и только если есть первое, то есть и второе. Патриотизм имманентен гуманизму, а гуманизм — патриотизму. Они должны соответствовать друг другу, хотя мера соответствия в различных ситуациях различна и определяется множеством внутренних и внешних факторов (например, в условиях военного времени «оптимальный баланс» национального и личного интересов будет смещаться в сторону первого).

Эта мера может быть нарушена двумя способами, порождающими два соответствующих отношения личного и национального интересов.

Первый тип отношения, при котором патриотизм доминирует над гуманизмом, обозначен как национализм («ложный патриотизм»). Ни в одну эпоху бытие человека не сводится к бытию только в качестве члена национальной общности; в своем поведении он должен учитывать свои индивидуальные и родовые свойства. Забота об интересах нации не может заслонять принадлежность индивида к человечеству в целом, во-первых, и его обязанности (не только права!) по развитию собственной индивидуальности, во-вторых. Когда же он стремится раствориться в нации, слиться с ней, когда он видит высшую нравственность в служении только собственной нации, а ее благо расценивается в качестве высшего критерия оценки своего поведения, то имеет место национализм как тоталитарная абсолютизация его включенности в национальную общность. При этом, поскольку национализм есть форма взшшодействия, целесообразно принимать во внимание позиции обеих сторон и в соответствии

с этим выделять две стороны национализма: во-первых, отношение нации к личности, предполагающее игнорирование личного интереса («националистическая позиция нации»)', во-вторых, отношение личности к нации, позволяющее ей не считаться с ее интересами («националистическая позиция личности»).

Другой тип дисгармоничного отношения личного и национального интересов, противоположный национализму, может быть обозначен как космополитизм {«ложный гуманизм»)-, гуманизм доминирует над патриотизмом. Это — индивидуалистическое игнорирование индивидом

национальной составляющей его экзистенции. И в данном случае, помимо соответствующего отношения к нации индивида, необходимо видеть и другую сторону космополитизма: нация своим действием или бездействием поощряет нигилистическое отношение к самой себе и к ценности национального элемента вообще. Космополитическая крайность обнаруживает себя в двух формах. С одной стороны, это чрезмерная забота о человечестве в целом в ущерб собственной нации; с другой, чрезмерная забота о себе самом, отрицание определенных обязательств перед своей нацией.

Идеальная модель взаимодействия нации и человечества как части и целого предполагает взаимоподчинение двух отношений: универсализм (отношение к благу человечества как к первичной цели) должен дополняться патриотизмом (отношением к благу каждой конкретной нации как к конечной цели). Универсализм, не ограниченный патриотизмом, вырождается в космополитизм — подобно тому, как патриотизм, лишенный универсализма, вырождается в национализм.

Вместе с тем на нынешнем этапе развития человечества говорить о его единстве следует лишь с серьезными оговорками. Реальные отношения между нациями таковы, что момент конкуренции и неравенства преобладает над элементами сотрудничества и взаимопомощи. Поэтому рассмотренная модель может быть признана лишь достаточно отдаленной целью, а не основой внешней политики страны. В

действительности, за столь популярными ныне апологией космополитизма и дискредитацией патриотизма чаще всего стоят интересы совершенно конкретных наций и государств, которые, придерживаясь двойного стандарта, на деле следуют принципам национального эгоизма.

Итак, в диссертации установлена взаимосвязь личности и нации на уровне интересов и тем самым показана объективная основа национального чувства. Однако подобно тому, как мораль не может быть сведена к личной заинтересованности индивида во благе общества, становясь потребностью и ценностью самой по себе, так и патриотизм, национальное чувство, не может быть выведен, только из взаимосвязи интересов. Следует принимать во внимание психологические факторы — например, учитывать «потребность в принадлежности», «этнический комплекс», связанный с инстинктом самосохранения. Значимость национальному чувству придает и потребность человека в придании осмысленности своему бытию, в заполнении экзистенциального вакуума через приобщение к бытию нации как чему-то устойчивому, вечному, могущественному, абсолютному. Наконец, в диссертации подчеркивается необходимость учитывать особый характер предписываемого индивиду национального чувства, выраженный термином «любовь» (а не только лояльность). Очевидно, соотечественники воспринимаются в качестве не просто компаньонов, сограждан, но родственников, защищающих одну Родину-мать, что делает необходимым анализ проблемы тендерной составляющей национального чувства.

Анализу элементов и подсистем национальной идентичности и взаимоотношений между ними посвящен параграф 3 «Структура пацпопальпой идентичности». Учитывая взаимообусловленность индивидуальной и коллективной идентичностей, автор постулирует изоморфность этих двух феноменов. В диссертации рассматриваются различные варианты структурирования национальной идентичности. Во-первых, в ней могут быть выделены сознательный и бессознательный уровни. Во-вторых, следует

различать три компонента: когнитивный (знание о собственной нации), оценочный (чувство национального достоинства), волевой (представление о национальных интересах, которое имплицитно содержит в себе готовность действовать в направлении их реализации). В-третьих, предлагается выделять статическую («идентичность-состояние») и динамическую («идентичность-процесс») составляющие исследуемого феномена; национальные особенности процесса самоидентификации индивидов с нацией, с соотечественниками являются объектом рефлексии национального самосознания. В-четвертых, коллективная идентичность, будучи средством объединения с одними и дистанцирования от других, состоит из «позитивных» и «негативных» элементов (Э. Эриксон). Далее, подобно тому, как идентичность индивида включает в себя персональную («Я-сам») и социальную («Я-в-группе») идентичности, идентичность нации есть результат взаимодействия двух подсистем, фиксирующих внутренние и внешние отношения подобной общности. Кроме того, национальная идентичность представляет собой синтез этнических и политических элементов. Наконец, в идентичности различимы содержательный и формальный компоненты.

Для исследования национальной идентичности как упорядоченной целостности в диссертации используется системный подход в интерпретации А.И. Уемова и И.В. Дмитревской. Концептом исследуемого феномена выступает осознание национальной общностью себя как целостного самостоятельного субъекта истории и выявление смысла собственного бытия. Экспликация этого смысла составляет сущность феномена национальной идеи, сообразно с которой выстраиваются все прочие компоненты национальной идентичности. Как раз национальная идея является основой национальной идеологии и национальной идентичности. Содержательная интерпретация структуры национальной идентичности позволяет выделить такие ее компоненты: образ пространственно-временного континуума; образ «Мы»; образ отношений с Другими.

Национальное тело в процессе идентификации должно быть помещено в специфическую систему пространственно-временных координат. Переживание нацией своего единства, ощущение себя целостным «Мы» невозможно без образа родной земли. Территория («земля», «почва») нации приобретает исключительное значение для ее самосознания; природные феномены становятся национальными символами (например, «Волга-матушка» в русской культуре или «Белый орел» в польской). Особой сакральностью наделяется «колыбель нации». Историческое самосознание нации содержит картину некоего «золотого века», который служит для нее образцом. Ожидаемое или желаемое будущее становится основой, позволяющей нации упорядочивать образ своего прошлого, производя редукцию и референцию исторических фактов.

Следующая подсистема национальной идентичности — это образ «Мы». Его концептом служит представление о «национальном духе» («национальной душе», «душе народа»); так, применительно к русской нации это явление может быть обозначено как «русскость». Во всех элементах данной подсистемы представление о «национальном духе» находит свое выражение. Один из ключевых элементов структуры -образа «Мы» — представление о национальном характере. Модусом манифестации «национального духа» в структуре национальной идентичности является представление об иерархии ценностей, присущих национальной культуре, и ее нормах. Национальный язык — еще один элемент образа «Мы» — представляет собой не только главный этноразличительный признак, фиксирующий наиболее трудно переходимую границу нации, но и важнейшую национальную ценность, воплощающую «национальный дух». Национальная идентичность, в отличие, например, от этнической, включает также воззрения нации на оптимальное для нее государственное устройство. Важнейшим элементом самоидентификации нации является картина ее отношений с Богом, с Божественным. Иногда религиозный компонент становится едва ли не самым значимым для национальной

идентичности, прежде всего для тех наций, которые оказываются в иноконфессиональном окружении и для которых момент веры служит решающим этноразличительным признаком (в национальные репрезентации могут включаться, например, идея «избранного народа» или образ «национального Христа»).

Наконец, элементом структуры рассматриваемого феномена является комплекс представлений об отношениях нации с другими национальными общностями. Идентификация с нацией переживается личностью как принадлежность к «Мы», противостоящему некоторым «Они». Автор разделяет идею о «референтной природе национального самосознания» (А.Г. Здравомыслов), то есть о взаимообусловленности ауто- и гетеростереотипов в национальных репрезентациях, об иерархической упорядоченности образов «значимых других». Вместе с тем диссертация содержит критику «релятивистской теории наций», в которой момент относительности в национальной идентичности преувеличивается, а национальный интерес объявляется фикцией и утопией. В действительности, национальный интерес есть определенное отношение нации к внешним и внутренним условиям собственного бытия; его носителем является государство, которое по своей сути призвано способствовать удовлетворению потребностей нации. Представление о национальном интересе — один из элементов структуры национальной идентичности, выражающий ее волевой компонент.

Упорядоченность и взаимосвязь отмеченных элементов или подсистем обусловлены системообразующим отношением, которое, в свою очередь, определено концептом системы. В диссертации рассматриваются некоторые виды национальной идентичности с различным системообразующим отношением (отношение к Традиции, отношение к Богу, отношение к Другим).

Разрушение концепта, несмотря на сохранение субстрата, приводит к тому, что национальная идентичность переживает кризис (хотя он, подобно кризису идентичности

индивидуальной, может означать шаг к созданию новой, более зрелой идентичности нации).

Подобно содержательным, формальные, символические, компоненты также выполняют важнейшую функцию в бытии национальной идентичности, позволяя личности идентифицировать себя с общностью, а самой нации отличать себя от других, проводя границу между «Мы» и «Они». В этом аспекте чрезвычайно значимым оказывается такой компонент семиосферы, как этноним. Символ — это оболочка, в которую «упаковывается» своя информация: в таком виде она узнаваема и отличима от чужой. Символ изначально содержит в себе динамику социального действия, обеспечивая мотивацию совместных действий. Среди символических компонентов национальной идентичности особое место занимают те, которые связаны с представлениями об отцовском и материнском, мужском и женском началах. Анализу вопроса о формах и причинах этого посвящена Глава II «Социокультурный пол (тендер) и национальная идентичность». В ней определяется понятие социокультурного пола (тендера); устанавливается его категориальный статус; исследуется характер и механизмы взаимовлияния общественных отношений, с одной стороны, и отношений между полами, с другой, — с тем, чтобы выявить причины и способы включения тендерных характеристик в структуру национальной идентичности.

Развитие социально-гуманитарного знания поставило на повестку дня вопрос о необходимости понятия, которое бы способствовало более глубокому осмыслению деления человеческого бытия на мужское и женское. Анализу такого понятия, его месту в социальной философии посвящен параграф 1 «Категория «социокультурный пол» («тендер») в социалыю-фнлософском знании».

Характеристика пола является общим свойством бытия человека. Эта проблема, осмыслению которой посвящена выдающаяся философская традиция, имеет философское измерение и, несомненно, должна быть в компетенции философского знания.

С 70-х годов в философии пола сначала в англоязычной исследовательской литературе, а затем в работах исследователей из других стран, включая Россию, начинает активно использоваться категория «гендер»; соответствующее направление социально-гуманитарного знания получает название тендерных исследований. Логику «изобретения» нового понятия можно реконструировать следующим образом. Деление человечества на две социальные группы (мужчин и женщин), их различие в социальном плане связано с биологическими различиями, с половой конституцией, с телесностью, но не определяется непосредственно ими. Особенности взглядов на женщину, половое разделение труда, отношение полов к правам собственности, политические и юридические права, индивидуальные возможности в образовании, в профессиональной деятельности, в доступе к власти — эта дифференциация не может быть объяснена только биологическими различиями мужчин и женщин. То есть, в остатке остается некий фактор «X», который и получает название «гендер».

Чтобы понять, почему новый термин был востребован, автор рассматривает время и условия возникновения и распространения тендерных исследований. Одним из важнейших пунктов проблематизации существующей системы взаимоотношения полов был связан с вопросом о том, что в различиях между мужчинами и женщинами выступает первичным, определяющим: биологическое или социальное? По этому вопросу в истории философии сформировались две противоположные точки зрения, которые могут быть обозначены как «эссенциализм» и «акцидентализм». Согласно первой точке'зрения, уходящей корнями в мифологические представления, половые различия детерминированы онтологически (укоренены в бытии) и/или биологически, что определяет их вечный и неизменный характер. Сторонники второй полагают, что эти различия социально обусловлены и потому могут быть преодолены вместе с изменением общественных структур. Наиболее известный современный вариант этой концепции — теория социальных ролей, связанная

в первую очередь с трудами Т. Парсонса. Новый импульс акциденталистской парадигме рефлексии был дан в постмодернистском философствовании. Особая заслуга в становлении собственно тендерных исследований принадлежит работам М. Фуко. Французский мыслитель проанализировал роль в отношениях между полами дискурсивных практик, то есть способов «говорения» о чем-либо как форм интерпретации тех или иных проблем путем приписывания им общественной значимости. Поэтому, по М. Фуко, все понятия, в том числе понятие пола, следует интерпретировать не в «естественном» виде, а как результат дискурса, который представляет собой «насилие, совершаемое над вещами».

Появление тендерных исследований было в значительной степени обусловлено задачами феминистского движения, что не могло не наложить отпечаток на особенности отношения к данному виду социальной рефлексии в академической среде. Однако автор полагает, что тендерные исследования — это не обоснование той ил и.иной политической позиции, а междисциплинарная область научного знания, связанная с социальной философией, социологией, культурологией, лингвистикой и другими дисциплинами, изучающими структуры культуры. В диссертации обосновывается позиция, согласно которой термин «гендер» может быть инструментом анализа вне идеологем любого рода, не является избыточным и не должен быть заменен категорией «пол».

Вместе с тем в диссертации подчеркивается, что сам пафос введения термина «гендер» (в значении «социальный пол») был уместен только в контексте критики биологизаторских концепций пола и человека вообще — и, например, в историческом материализме в значительной степени обесценивается. Наиболее точным синонимом этого термина может быть понятие социокультурного пола, где подчеркивается именно культурно-символическая

составляющая данного феномена (она подробнее анализируется в следующем параграфе). Соотношение понятий в исследуемом вопросе представлено автором следующим образом: «пол»

состоит из «биологического пола» и «социокультурного пола», в котором, в свою очередь, должны быть различаемы социальная и культурно-символическая составляющая. При этом «пол» и «гендер» соотносятся между собой не как род и вид, а как целое и часть. Таким образом, о «социокультурном» и «биологическом поле» можно говорить лишь метафорически (подобно тому, как использование понятий «нация-этнос» и «нация-государство» возможно лишь при учете того, что реально эти феномены друг без друга не существуют и являются разделенными лишь силой абстракции). Не отказываясь в дальнейшем от употребления терминов «биологический пол» и «социальный пол», следует все-таки иметь в виду, что они обозначают скорее «биологическую» и «социокультурную» составляющие пола.

Анализируя онтологический статус понятия (является пол вещью, свойством или отношением), автор подчеркивает его многоплановость: уместно говорить о реистической, атрибутивной и реляционной интерпретациях пола. Во-первых, словом «пол» обозначают группу людей (то есть, вещь или совокупность вещей). Во-вторых, пол — это свойство, признак. Характерной особенностью этого признака является то, что им не только обладают, но и демонстрируют это обладание: телесные различия сами по себе не столь существенны, однако мужчины и женщины их постоянно акцентируют. Это было подчеркнуто в т.н. драматургической модели социального взаимодействия, разработанной в трудах Э. Гоффмана, который для описания социальных аспектов пола вводит термин «гендерный дисплей».

Уже такое понимание пола — как обретающего значимость лишь в определенном контексте, в процессе взаимодействия — заставляет обратить внимание на роль взаимоотношения полов. Гендер, таким образом, может быть проинтерпретирован и как отношение, как некий порядок вещей — в отличие от биологического пола; в этом автор усматривает еще одну причину, позволяющую говорить об эвристическом потенциале понятия социокультурного пола.

В диссертации к анализу социокультурного пола применяется системный подход. Если концептом общества в целом является сохранение и развитие социального организма, то концепт системы взаимоотношения полов — упорядочивание отношений мужчин и женщин с учетом их биологических различий. Социальные субъекты (индивиды и группы) вступают между собой в многообразные отношения — классовые, этнические, профессиональные, конфессиональные; среди них должны быть выделены и тендерные, то есть связанные с принадлежностью к определенному классу людей (социокультурному полу). В этих отношениях находятся индивиды, принадлежащие как к различным социальным полам, так и к одному (например, соперничество между мужчинами за женщин). В структуре тендера как вида социальных отношений выделяются следующие компоненты: «гендерный контракт»; тендерные представления; тендерное самосознание (идентичность).

Гендерный контракт — это вид «общественного договора» между мужчинами и женщинами; он характеризуется отношениями собственности, власти, разделением труда по половому принципу, что в конечном счете определяет локализацию мужчин и женщин преимущественно в приватной или публичной сферах. Так, базовым тендерным контрактом в западном буржуазном обществе эпохи «модерна» был контракт женщины как «домохозяйки» и мужчины как «кормильца».

Тендерные представления обнаруживают себя в религиозных, научных, правовых и политических доктринах. Тендерные характеристики существуют и в философском сознании — как воззрения на природу и предназначение мужского и женского начал, которые выражены при помощи своеобразного, присущего только философии понятийного аппарата; с одной стороны, они отражают представления о содержании понятий женственности и мужественности, с другой — оказывают влияние на их формирование. На уровне обыденного сознания эти представления проявляются как тендерные стереотипы; в диссертации подчеркивается

взаимообусловленность мужского и женского нормативных образцов.

Тендерное самосознание (идентичность), в свою очередь, есть система, в которой предлагается выделять различные структурные элементы: например, содержательный и формальный; когнитивный (знание о том, что означает «быть мужчиной» или «быть женщиной», о различных модусах маскулинности и феминности, представления о собственном соответствии или несоответствии той или иной модели), эмоциональный (оценка подобного соответствия или несоответствия тендерным нормам) и волевой (готовность поступать сообразно той или иной модели тендерного поведения). «Позитивная» тендерная идентичность — как стремление соответствовать одним моделям маскулинности или феминности — дополняется «негативной», предполагающей стремление отличаться от всех иных моделей. Кроме того, необходимо различать статический компонент тендерной идентичности («идентичность-состояние») и динамический («идентичность-процесс»). Что касается последнего, то процесс отождествления себя с определенным социокультурным полом принимает различные формы: так, можно относиться к своей роли женщины или мужчины как к закрепленному Божественным промыслом порядку вещей, как к природной необходимости, как к навязанной обществом роли, как к бесконечному «перформансу» и др.

Место тендерной характеристики в структуре индивидуальной идентичности не остается неизменным, будучи зависимым от концептуальных и структурных характеристик системы тендерных отношений. Наиболее известный вариант анализа изменений значимости пола в идентичности принадлежит М. Фуко, показавшему, как накануне эпохи «модерна» сексуальность из «удовольствия», каковой она была в средневековой культуре, превращается в «важнейший идентификатор личности» западного человека. Необходимо также учитывать, что специфика национальной культуры оказывает влияние на место тендерной идентичности в идентификационной матрице личности; так, в русской культуре,

в отличие от западной, пол не становится основным идентификатором личности (A.B. Кирилина).

Автор разделяет критические замечания в адрес тех теорий, в которых гипертрофируется значимость пола. Половое деление — не единственное, что различает людей, и часто означает не больше, чем другие идентификационные факторы — возраст, этническая и социальная принадлежности, профессия, уровень образования и т.д. В диссертации признается необходимость выделить единый для обоих полов «метагендерный» (В.В. Макаров), то есть обслуживающий и мужчин, и женщин слой культуры, поведения, социальных институтов и даже грамматических форм. Наконец, следует учитывать то немаловажное обстоятельство, что в различных классовых, этнических, конфессиональных группах одного и того же общества существуют различные модусы тендерного контракта.

Задачи общества в целом, будь то модернизация или военное противостояние, оказывают значительное воздействие на систему взаимоотношений полов, в том числе на ее концепт. В соответствии с типом тендерного контракта, который выполняет функцию системообразующего отношения, проводится редукция тендерных норм и стереотипов, составляющих уже не концептуальный и не структурный уровень социокультурного пола, но субстратный. Так, очевидно, что идеал женщины, который функционировал в обществе потребления и включал в себя определенные качества, акцентирующие женскую слабость и зависимость, не мог быть востребован в советском обществе эпохи индустриализации, когда доминирующим типом тендерного контракта был контракт «мать-работница». При этом идеал советского мужчины, во-первых, коррелировался с этим модусом феминностн, во-вторых, определялся статусом наемного работника в условиях торжества государственной собственности.

Вместе с тем, не следует преувеличивать элемент изменчивости в нормах и экспектациях, предъявляемых обществом мужчинам и женщинам; наряду с переменными

чертами, очевиден элемент стабильности, который связан прежде всего с различием функций полов в процессе воспроизводства человеческого рода.

Система тендерных отношений, будучи подсистемой социальных отношений в целом, в свою очередь, влияет на последнюю. Характер отношений между полами — один из детерминантов развития общества. Так, содержательный компонент мировоззрения социума, его картина мира, коррелирует с тендерными нормами, идеалами, стереотипами; тендерная метафора включается в оценку самых разнообразных явлений социальной и природной жизни, оказывая на них постоянное влияние, о чем речь пойдет ниже.

В заключение параграфа предлагается определение социокультурного пола (гендера) как вида социальных отношений, посредством которых создается, подтверждается и воспроизводится представление о «мужском» и «женском» как базовых категориях общественного порядка.

Анализу тендерного содержания мировоззрения посвящен параграф 2 «Тендерная картина мира».

Тендерные исследования позволяют • выделить культурно-символическую (наряду с биологической и социальной) составляющую пола, посредством которой многие, непосредственно с полом не связанные феномены и понятия отождествляются с «мужским» и «женским». Для обозначения культурно-символического смысла женского и мужского принято использовать термины «феминный» и «маскулинный»; они оказываются двумя полюсами явления, которое получает название «тендерная дифференциация». Это позволяет автору предположить, что в каждой культуре присутствует своеобразная «гендерная картина мира» — совокупность представлений, составляющих такое видение человеком окружающей среды, где вещи, свойства и отношения осмысляются при помощи бинарных оппозиций, стороны которых ассоциируются с мужским или с женским началами.

Автор обосновывает необходимость и правомерность использования термина «гендерная картина мира»,

отталкиваясь от достаточно подробно разработанного в философии понятия общей картины мира. Активность субъекта, его способность «вычерпывать» окружающую действительность под разными углами обусловливает множественность картин мира. В основание деления понятия картины мира могут быть положены разнообразные основания. Так, по субъекту восприятия различают картины мира определенных культур, исторических эпох, этносов. По объекту же восприятия, кроме, скажем, физической и этической, художественной и научной, может быть выделена и тендерная картина мира.

Принципиально, что общая картина мира всегда «очеловечена» -— это обнаруживается в аллегорическом, символическом и метафорическом характере ее образов, в обращении, например, к телесной метафоре. Идея человека как микрокосма, когерентного макрокосму Универсума, отражает неизбывную потребность в антропоморфной, родной, домашней Вселенной. Человек создает картину мира по своему образу и подобию. Поскольку он не нейтрален к полу, постольку в той . же степени, в какой картина мира является антропоморфной, она одновременно является и тендерной; частным случаем ее антропоморфизации служит соотнесение явлений и вещей с мужским или женским началами.

Тендерная метафора, используемая в картине мира и берущая начало в мифологическом мышлении, — это не только образ. Картина мира запечатлевает облик вещей в единстве с миром значений, с тем смысловым полем, которое сложилось в данной культуре и которое А.Н. Леонтьев называл «пятое квазиизмерение». Природа значений заключена не в самих вещах, а в отношениях человека к вещам, обусловленных общественной практикой. Так, что маркировка тех или иных фрагментов картины мира как феминных или маскулинных означает перенос на них всей суммы смыслов, которые закреплены за мужским и женским в данной культуре.

Один из очевидных (хотя и не универсальных) детерминантов, оказывающих постоянное воздействие на функционирование тендерной картины мира, — это собственно

грамматический род языка. Согласно гипотезе лингвистической относительности Сепира-Уорфа, язык навязывает его носителям определенные модели поведения и категоризации действительности; грамматический род служит фактором, влияющим на отношения между полами в обществе и тендерную идентичность человека.

Метафоричность понятий мужественности и женственности, уходящая корнями в мифологическое мышление, проявляется в частности, в том, как они представлены в космогонических воззрениях народов мира (например, «земля-матушка», «небо-батюшка»). Аллегорические репрезентации различных человеческих качеств, социальных явлений, политических событий также отражают и формируют тендерную картину мира.

Наконец, на тендерную картину мира оказывает влияние концептуализация полового диморфизма в философских или историософских текстах. Например, в трудах представителей русского религиозно-философского ренессанса проводится мысль о том, что два пола, мужской и женский, — это два полюса бытия, причем не только человеческого, но и вселенского; в мире действуют два противоположных начала, и половая полярность не просто отражает всеобщую противоречивость бытия, но и порождает ее. При этом мужское начало трактуется как аполлоновское начало формы, идеи, активности, власти, культуры, личности, разума, справедливости; женское — как дионисийское начало материи, пассивности, подчинения, природы, рода, чувства, милосердия.

Одним из принципиальных положений тендерных исследований стал тезис о том, что в двух составляющих пола — социальной и культурно-символической — содержатся неявные ценностные ориентации и установки. Природа и культура, эмоциональное и рациональное, духовное и телесное — эти феномены, непосредственно с полом не связанные, отождествляются с мужским или женским таким образом, что внутри этих пар создается своеобразная иерархия, получившая название «тендерная асимметрия». То, что определяется как мужское, помещается в центр и

рассматривается в качестве позитивного и доминирующего, а промаркированное как женское — в качестве периферийного. С осознанием тендерной асимметрии связано и широкое распространение термина «андроцентризм», обозначающего имманентную для цивилизации норму считать мужчину тождественным человеку как виду Homo sapiens, а женщину — некоей специфической особенностью, подвидом «человека вообще».

Таким образом, противопоставления, которые функционируют в качестве принципов восприятия картины мира, категоризации, установления иерархий и оценок, в неявной форме отсылают к оппозиции «мужской — женский». И, напротив, для социальных субъектов (как отдельных индивидов, так и, например, стран) быть представленным или представлять самого себя как женщину или мужчину означает принять весь набор подобных атрибуций.

Тендерная асимметрия является одним из факторов формирования культуры. Например, при построении системы знания философского использовались базисные онтологические оппозиции, которые со времен пифагорейцев и Платона соотносились с мужским и женским. Тип науки, возникший в Новое время на Западе, также основывается на дуализме маскулинного и феминного, который проявляется в жестком разграничении и противопоставлении объективного и субъективного, разума и тела, абстрактного и конкретного, факта и ценности, истины и мнения. При этом сам характер производства знаний предполагает отказ от тех способов познания, которые традиционно ассоциируются с женским началом, с Софией, а не с Логосом (интуиция, чувственное познание). Маскулинные ценности (независимость, автономность, индивидуализм) доминируют в морали западного общества; предписываемые же женщине моральные качества — самоотверженность, самопожертвование, эмоциональность, мягкость, заботливость, преданность семье — несмотря на их близость к христианским идеалам, являются скорее периферийными. Происходит «маскулинизация» или «феминизация» образов социальных групп и классов, сфер

общественного бытия, исторических событий; например, тендерная маркировка хаоса и порядка оказывает влияние на восприятие революции в женском облике. Тендерными метафорами насыщается дискурс о власти, касается ли это отношений между классами или между правителем и подданными. Наконец, значимость тендерного аспекта социальной символики очевидна в межэтнических отношениях.

Влияние тендерной картины мира на различные элементы национальной идентичности становится предметом анализа в параграфе 3 «Тендер в структуре национальной идентичности».

Этническая составляющая национальной идентичности обусловливает восприятие нацией самой себя в качестве сообщества родственников или породнившихся людей, имеющих общее происхождение, общих предков, прародителя — то есть одной великой Семьей. Поэтому в образе нации представлены такие атрибуты института семьи, как экономическая общность, разделение труда по половозрастному принципу, обеспечение защиты и питания, рождение и воспитание потомства. Корреляция с семьей выражается, в первую очередь, в том, что национальное бытие репрезентирует себя как некий способ взаимодействия мужского и женского начал. Конструируя образ национального тела, человеческая мысль выделяет в нем различные в тендерном отношении стороны.

Древнейшей формой представлений о нации как союзе двух начал, мужского и женского, стала идея иерогамии — священного брака правителя и страны. Отзвуки воззрений о священном браке Правителя и Земли обнаруживают себя в представлениях о государстве как воплощении мужского начала и подданных — как воплощении женского. Тендерные маркировки используются и в текстах, описывающих взаимоотношения правящего и подчиненного классов; правящему классу приписываются маскулинные черты, подчиненному же — феминные. Содержание тендерных характеристик остается и в том, и в другом случае неизменным,

как не подлежит сомнению и властная иерархия: народ нуждается в контроле, руководстве, заботе.

Представления о мужском и женском компонентах нации оказывают большое влияние на сам способ личностной идентификации с ней, то есть на динамический компонент идентичности. Очевидно, восприятие нации как семьи позволяет человеку рассматривать собственные отношения с ней по аналогии с отношениями с родителями. Потребность человека в гармонии, синтезе отцовского и материнского видов любви исследована в работах Э. Фромма. Отцовская любовь охарактеризована им как условная, материнская — как безусловная. Первая — это любовь-справедливость, которая не всегда милосердна; вторая — это любовь-милосердие, которая не всегда справедлива. Эта же модель двух видов любви накладывается на отношения личности и нации, что имеет большое значение для интерпретации идентичности той или иной культуры: в историософском дискурсе преобладание материнских или отцовских компонентов в нации становится отправной точкой рассуждений о ее специфике (например, историософема «Матушки-Руси»),

Идея комплементарное™ образов отца и матери в национальной идентичности анализируется на примере того, как дистинкция «Родина — Отечество» используется в работах ряда русских философов (Н.Ф. Федоров, И.А. Ильин, Ф.А. Степун, Г.П. Федотов). При этом «Родина» (материнское начало нации) соотносится в них, скорее, с этнической составляющей («земля», природа, язык, коллективное бессознательное, иррациональное), «Отечество» (отцовское начало) — скорее, с политической («Империя», история, политическая сфера, идеология, рациональное). Далее в диссертации устанавливается, что различные элементы структуры национальной идентичности «тяготеют» к различным полюсам оппозиции «мужское — женское», то есть или к «Отечеству», или к «Родине».

В диссертации анализируется тендерный аспект такого элемента, как пространственно-временная идентификация нации. Пространство представлено как женственное: и через

соотнесенность с материальным, с природой, с землей, с порождением, с «колыбелью нации»; и через атрибутирование ему феминных пассивности и пустоты. Линия времени, которая суть собственно история, в первую очередь политическая, репрезентируется как совокупность деяний, совершаемых национальными героями-мужчинами. Вместе с тем, если время — это мужское, то женское начало воплощает вечность как нечто стабильное, консервативное, не подверженное изменениям, что позволяет нации верить в свое будущее даже в самых неблагоприятных исторических условиях («политическая» и «космическая» истории, по О. Шпенглеру). Динамика развития мужских и женских репрезентаций нации определяется решаемыми ею историческими задачами. Например, в XIX—XX вв. главным национальным символом в большинстве стран был мужчина, воплощая те качества, которые в империалистическую эпоху обретают особую ценность: самоконтроль, воля, динамизм, прогресс, насилие. Женские же образы персонифицировали другую сторону национальной жизни — те вечные ценности, которые противостоят «современной порочной цивилизации» (Дж. Моссе).

Соотнесенность с социокультурным полом обнаруживает и другой элемент структуры национальной идентичности — образ «Мы», и в этом случае говорят о «женственной душе» той или иной нации или ее «мужественном духе». Выявляя тендерную маркировку нации, следует принимать во внимание не только такую — более или менее эксплицированную — характеристику. Если соотнести грани образа нации (например, порядок или хаос, рациональность или эмоциональность, индивидуализм или коллективизм, ориентацию на право или ориентацию на мораль) с тендерной сеткой координат, то они могут быть проинтерпретированы как феминные или маскулинные. Определение нации как «мужественной» или «женственной» включает в себя и суждения о маскулинности и феминности различных компонентов образа «Мы». Так, в историософский дискурс включается идея тендерных особенностей языка, норм

и ценностей, проявляющихся в отношении к труду, к истине, к праву; особое внимание уделяется отношению к власти и специфике государственного строя. На тендерную характеристику нации оказывает влияние и представления об ее отношениях с Божественным.

Наконец, для понимания тендерного аспекта представлений о национальном характере имеет значение то, во-первых, что в андроцентрической культуре под типичным представителем нации чаще всего имеют в виду мужчину: немецкая «методичность», французская «галантность», русская «широкая душа», английская «жесткая верхняя губа» — все это атрибуты, скорее, мужчин соответствующих национальностей, чем женщин. Во-вторых же, существуют и мужские, и женские национальные стереотипы, которые при этом выступают как взаимообусловленные полюса единого целого. Механизмы конструирования и функционирования национальных образцов мужчины и женщины обнаруживают общие для всех стереотипов черты (противопоставление «Мы»—«Они», обращение к историческим или литературным персонажам и др.).

Еще один аспект использования тендерных характеристик в идентификации той или иной нации представлен в образе ее взаимодействия с Другими. Взаимодействие между странами конструируется в международной пропаганде как взаимодействие мужского и женского начал (например, «мужественная Британия» и «женственная Франция», «мужественная Германия» и «женственная Россия»), Обращение к подобным метафорам, оказывающим воздействие, скорее, через подсознание, становится весьма эффективным средством пропаганды, поскольку отношения между полами, иерархия полов — это едва ли не наиболее легитимный, естественный и не подлежащий рефлексии пласт человеческой культуры.

Наконец, место нации в человеческом сообществе, атрибутируемая ей миссия в истории, смысл ее бытия также осмысляется через соотнесение с социокультурным полом. Так, в оценке ряда мыслителей, германский мессианизм,

предполагающий культуртрегерство, просвещение и просветление «неразумных» соседей, обнаруживает черты скорее мужские, чем женские. Русский же мессианизм связан с феминными жертвенностью и альтруизмом,

В Главе III «'Матушка-Русь': Тендерный аспект историософских поисков идентичности России» исследуется вопрос о том, как и почему представления о мужском и женском, материнском и отцовском началах включаются в осмысление национальной идентичности России. Автор оговаривается, что предмет исследования в данной Главе — не национальная идентичность России сама по себе, а поиски этой идентичности, способы ее идентификации — своеобразный «миф о России», причем отраженный только в одном из возможных корпусов источников — в историософских текстах. Анализу одного из таких способов, связанных с идеей женственности России, посвящен параграф 1 «'Негативная идентичность' женственной России в идеологии русского мессианизма».

В диссертации отмечается, что идея женственности России постоянно привлекает внимание отечественных философов. Она занимает немаловажное место и в западном образе России.

Выявляя содержание и функции этой историософемы в западной мысли, автор исходит из того, что Россия — начиная с записок путешественников в Московию — всегда представляется Западу тем, чем он не является — варварским Востоком, построенным на ценностях, противоположных собственным. Россия на страницах большинства западных книг предстает как воплощение «радикально Иного». Постулат об «инаковости» России лежит в основании представлений западной культуры о ее женственности.

В поисках причин приверженности отечественной мысли идее женственности России автор обращается к анализу варианта концептуализации национальной идентичности России, обозначенного в диссертации как «идеология русского мессианизма»; русский мессианизм составляет один из известных модусов русской идеи, хотя и не исчерпывает ее

содержание. В том образе России, который создается в идеологии русского мессианизма, системообразующим становится отношение России к Западу. «Негативная» идентичность выходит на первый план, приобретая черты идентичности «полемической» — стремления радикально отличаться от Другого. Здесь, следовательно, в основу идентификации России была положена противоположность Западу (не уникальность, не своеобразие, не отличие от него, а именно противоположность), которая и определяет структуру и элементы данного образа России.

Концептом такой модели определения России стал поиск новой идентичности в условиях кризиса идентичности прежней, «московской», вызванного петровскими реформами (что позволило О. Шпенглеру говорить о русской культуре как «псевдоморфозе»), и наступления радикального западничества как в политике, так и в идеологии. Автор разделяет точку зрения, согласно которой идеология русского мессианизма (и русской идеи в целом) может быть помещена в ряд других вариантов критики Запада как Модерности — таких, например, как романтизм или ницшеанство (В. Страда). Поскольку идеологи русского мессианизма не апеллировали ни к религии, ни к традиции, постольку решающим становится негативное отношение к западной культуре само по себе и радикальная оппозиция ей. В данной ситуации они фактически воспринимают западный образ русскости как инаковости; обращаясь к ценностям, альтернативным западным, они конституируют Россию как периферию по отношению к Западу-центру, но при этом меняют местами и знаками центр и периферию. Символически-образным выражением этой основной интенции идеологии русского мессианизма стала идея женственности России: культ ценностей, противоположных западным — периферийных, феминных — приводил его сторонников к идеям женского мессианизма и миссии женственной России.

Системообразующее отношение «Россия-Женщина — Запад-Мужчина» определяет структуру данного способа конструирования национальной идентичности, то есть задает

порядок расположения ее подсистем и элементов. На первый план выходит то, что отличает Россию от Запада; схожие же черты отодвигаются на второй план. Концепт и структура реализуют себя на субстрате, каковой составили различные ментальные конструкции; автор предлагает при анализе исследуемого образа России идти не от субстратных элементов к выявлению его сущности, основного содержания, а, напротив, от определения его основной интенции — к содержательным компонентам, которые отбираются и редуцируются в соответствии со системообразующим отношением.

В диссертации рассматривается вопрос, как подобные концептуально-структурные характеристики воплощаются в такой подсистеме идентичности, как представление о национальном духе. Автор реконструирует образ русскости, «загадочной русской души», и выявляет корреляцию его черт с представлениями о женском начале. Многие грани этого образа в текстах нередко прямо определяются как женственные; тендерная маркировка России очевидна и в тех его составляющих, соотнесенность которых с феминным в тендерной картине мира не вызывает сомнений. Сама возможность сотериологической миссии России связывалась с ее способностью быть «примирительницей» различных культур, с ее «всечеловечностью» — качеством, отвечающим традиционным представлением о женском начале как начале медиативном, посредствующем. В диссертации анализируется история и логика атрибутирования России тех — феминных — ценностей, с утверждением которых связывали ее миссию — христианского духа (религиозности), «правды», соборности, смирения, внерационального познания. Их коррелятами выступают такие распространенные в отечественных и зарубежных историософских текстах характеристики русскости, как беспредельность, бесформенность, телесность, природность, хаос, склонность к анархии, апокалиптичность, экстремизм, противоречивость, «антилегализм», развитое чувство «мы», невысокая ценность индивида, пассивность, фатализм, терпение. Сам образ «загадочной русской души», «России-Сфинкса», символизировал восприятие нашей страны

как «радикально Иного» по отношению к маскулинному рациональному Западу.

Почему же идея женственности России была благосклонно воспринята рассматриваемым направлением русской мысли, если, как было отмечено, статус феминного в андроцентрической культуре ниже, чем статус маскулинного? В диссертации выделяются и анализируются две причины этого.

Первая связывается автором с тем, что образ женского начала (как и образ Другого вообще) по своей сущности амбивалентен (на что обратила внимание С. де Бовуар). Иное, «чужой» — это всегда и страх, и надежда на чудо, начало и дьявольское, и Божественное. Можно согласиться с Ж. Лаканом, что женщина в андроцентрической культуре «не существует», но при этом следует уточнить — не существует как действительность. Однако она постоянно присутствует в качестве возможности, возможности как худшего, так и лучшего. Женщина — это и меньше, чем мужчина, но и больше, чем мужчина. Феминное как угроза нарушения одних норм и отрицание одних ценностей — это одновременно и возможность утверждения других норм и ценностей, чем объясняется глубокая укорененность в мировой культуре идеи спасительной миссии женского начала. Так и в «апофатической» (Л.В. Поляков) логике русского мессианизма феминные бескачественность, неопределенность, хаос, беспредельность, незафиксированность России как «радикально Иного» оборачиваются условием возможности прорыва, чуда. Автор разделяет точку зрения, что подобная логика предполагала идею потенциальности России как незавершенности, идею ее «особенной свободы» (М. Брода), ее обращенности в будущее — будь то западные истоки этой ментальной конструкции в трудах Г.В. Лейбница, Д. Дидро, И.Г. Гердера или ее первая русская манифестация в сочинениях П.Я. Чаадаева.

В диссертации выявлено, что взгляды ряда западных авторов, которые обычно трактуют в качестве «русофильских», также связаны с представлениями о женственности России, с атрибутированием ей феминных качеств.

Другая причина заключалась в специфике образа русской женственности, которая ассоциировалась не только со слабостью, но и с материнской силой. Автор полагает, что представление о женском начале как начале материнском, получившее широкое представление в историософских текстах и отражающее, видимо, одну из особенностей русской культуры, в идеологии русского мессианизма встраивается в обоснование идеи женственности России как «радикально Иного». Исследованию этого вопроса посвящен параграф 2 «Историософская мысль о материнском начале русской жизни».

Вера сторонников идеи женственности России в силу материнского начала находит выражение в историософеме Матушки-Руси. Эта историософема, которая в различных обличьях (Мать-сыра земля, Русская земля, Святая Русь, Матушка-Русь, Родина-Мать) проходит через всю историю русской культуры, представляет собой сложную ментальную конструкцию и включает в себя и языческие представления о силе, изобилии и стабильности, и христианский образ страдающей и взывающей о помощи матери. Ее анализ позволил выявить в ней два содержательных пласта.

Первый является необходимым элементом идентичности любой нации и восходит к идее иерогамии, священного брака, Правителя и Земли. Она получает отражение в древнерусских текстах и в дальнейшем постоянно присутствует в историософском нарративе. Своеобразным модусом этой идеи стало представление о национальном бытии как взаимодействии двух ипостасей России — отцовской и материнской, Отечества и Родины. Родина-Мать как символ жизнеспособности, вечности, чего-то более устойчивого, чем время, чем история, чем преходящие государственные формы и сменяющие друг друга правители — это также постоянный мотив, отраженный и в исторической памяти народа, и в текстах мыслителей. Россия — как народ, территория, земля — представлена в качестве самостоятельного субъекта истории, что позволяет верить в победу над врагами внешними и в преодоление неурядиц внутренних. Образ России как

страдающей матери используется в историософском тексте и как укор забывшим о патриотическом долге сыновьям, и как призыв к помощи во время освободительных или оборонительных войн.

Второй пласт отражает антигосударственный пафос сторонников идеи женственности России, их рецепцию государства как воплощения иноземного, западного, маскулинного начала. При этом в идеологии русского мессианизма национальной особенностью нередко называют то, что эти два начала, государственное и народное, мужское и женское, «Третий Рим» и «Святая Русь», находятся в дисгармонии. Термин «Матушка-Русь» в данном идеологическом течении включает в себя и характеристику динамического компонента идентичности: русский относится к своей стране как к матери, а не как к отцу; это также встраивается в логику обоснования русскости как «радикально Иного». Многие грани образа «загадочной русской души» объясняли преобладанием материнского начала.

Культ материнского начала проявляет себя еще в одном своеобразном феномене духовной жизни России — представлениях об особой связи между нею и Божественным женским началом; наиболее выразительно эту мысль отражает формула «Россия — Дом Богородицы». Сакрализация материнства считалась столь значимой, что, по оценке H.A. Бердяева, русское православие —- это не столько религия Христа, сколько религия Богородицы. Особо подчеркивалось, что, в отличие от западного варианта христианства, Мария воспринимается на Руси именно в материнской ипостаси. Другое воплощение женского начала, которое связывается с миссией России, — София-Премудрость Божия. В софиологии высказывались идеи о русскости культа Премудрости и подчеркивалась близость ее образа к рецепции Божественного материнства. Наконец, в диссертации анализируется вариант рассматриваемой идеи, нашедший выражение в историософии Д.Л. Андреева, в его представлениях о роли России в наступлении эпохи Розы Мира с ее торжеством феминных ценностей.

Прослеживая историю и логику того феномена, который определен как «миф о русской женщине», автор приходит к выводу, что русская женщина представлена в историософских текстах прежде всего как женщина-мать. Черты идеального образа русской женщины — нравственная и физическая сила, забота, жалость, жертвенность, асексуальность — восходят к материнскому архетипу. Широко распространенным в отечественной (так же, как и в западной) историософии был тезис об особой роли женщины в жизни нашей страны. Иной раз подобные настроения находят выражение в вере в некую сотериологическую миссию русской женщины, которая объявляется символом национального спасения: «Россию спасет Женщина», «Россию спасет Мать».

В параграфе 3 «Полемика вокруг идеи

женственности России и историософские поиски национальной идентичности» выявляется международный контекст идеи женственности России, рассматривается вопрос о том, как тендерные характеристики России включаются в дискуссии о путях ее развития, о смысле ее бытия в мире, об ее отношении к Западу.

Способы концептуализации русского бытия, характерные для идеологии русского мессианизма с его образом женственной России, вызывали критику со стороны многих отечественных мыслителей. Подобная тендерная трактовка оппозиции «Россия — Запад» воспринималась и как своеобразная идеологическая диверсия со стороны Запада. Такая тенденция особенно заметна в годы военных противостояний последнего столетия; в качестве иллюстрации этого рассматривается динамика во взглядах В.В. Розанова и H.A. Бердяева, а также полемика, которая велась вокруг этой проблемы в историософской публицистике в годы Первой мировой войны (М.О. Меньшиков, Т. Ардов, А. Немов). В диссертации отмечается, что такое явление западной мысли, как русофобия, обнаруживает корреляцию с женофобией. Инкриминируемые России и русским хаос, непредсказуемость, неспособность к самоконтролю, экстремизм, иррационализм, излишняя покорность — это те качества, которые в тендерной

картине мира маркируются как феминные. Выразителен и контекст, в который помещается подобные тендерные характеристики; это, в частности, геополитические теории, согласно которым организующим, оформляющим началом в хаотичной, непредсказуемой и опасной России всегда выступает западный маскулинный элемент (например, норманнская теория). Подобный постулат составлял устойчивый мотив отношения Запада к России, получивший отражение в том числе в идеологии Третьего Рейха. В диссертации показывается, как в «русофобский» дискурс встраивается миф о русской женщине, коррелирующий с тезисом о слабом и безвольном русском мужчине. Но, подчеркивается в диссертации, критику отечественных мыслителей вызывает и «русофильское» понимание миссии женственной России, которое отводит ей роль жертвенной и бескорыстной спасительницы Запада и обнаруживает параллели с традиционным для западной культуры образом «загадочной женственности».

Подобный международный контекст идеи женственности России был не единственной причиной ее негативной оценки в русской историософии. Отказ от мессианской гордыни, от упований на то, что будущее за феминными ценностями, за женственным началом, на то, что «мир спасет женщина», требовал иначе смотреть на проблему соотношения мужского и женского начал в русской жизни.

В диссертации устанавливается, что различные варианты критики рассматриваемой идеи отражали взгляды различных течений общественной мысли страны на место России в мире и смысл ее бытия.

Представители одного направления, признавая, что русским свойственна избыточная женственность и усматривая в этом опасность для страны, верили — в отличие от русофобской позиции — в возможность ее преодоления. В этом направлении поиски велись в интеллектуальном диапазоне, определяемом двумя полюсами. Для первого характерна трактовка женственности России как данности, а обретения Россией гармонии мужского и женского начал,

4Z

«андрогинизма» — как задания. В диссертации анализируется динамика взглядов на проблему тендерных характеристик России, содержащаяся в сочинениях H.A. Бердяева — наиболее яркого приверженца подобных идей. Сторонники второго подхода усматривали цель преодоления Россией избыточной женственности в усвоении маскулинных ценностей. Наиболее последовательное воплощение такая позиция получает в западничестве; протестом против женского начала русской жизни были отмечены и интеллектуальные поиски большевиков революционных и первых послереволюционных лет.

Для данной парадигмы концептуализации бытия России характерна негативная оценка преобладания «материнского сознания над отцовским» (Г.П. Федотов): из того, что русские представляют свою страну как заботливую и всепрощающую Матушку-Русь, проистекают их детскость, излишняя снисходительность к человеческим слабостям, беззаботность, расточительность, безответственность. На необходимости отношения к России как к невесте или жене, ожидающей руководства и защиты, настаивает H.A. Бердяев, как к ребенку, чье будущее требует постоянной заботы — П.Б. Струве.

Представители другого направления подвергали критике сам постулат том, что России присуща избыточная женственность. Два основных модуса, различаемых в данном направлении, анализируются в диссертации. Для первого, отражающего взгляды националистического фланга русской идеи, свойственно трактовать русскость как воплощение маскулинных, «нордических» качеств; этот подход рассматривается на примере взглядов А.Г. Дугина. Для второго подхода характерна апология русскости как самодостаточного и гармоничного синтеза мужского и женского начал; в ней, помимо смирения и религиозности, отмечаются державность, государственность, мужество (И.А. Ильин, И.Л. Солоневич).

В Заключении диссертации подводятся итоги исследования и намечаются перспективы и основные направления дальнейшего изучения проблемы.

Основные положения диссертации отражены в 40 публикациях общим объемом 41,8 п.л.:

Монографии:

1. Русская философия женственности (XI—XX вв.). Иваново, 1999. 359 с. 20 пл.

2. Женщина и женственность в философии Серебряного века. Иваново, 1997. 159 с. 8,5 пл.

Статьи:

1. Свобода // Идеи в России. Ideas in Russia. Idee w Rosji: Leksykon rosyjsko-polsko-angielski: W 3 т./pod redakcja A. de Lasari. Lodz, 2000. T. 3. C. 346—349. 0,2 пл.

2. Свобода и «воля» // Там же. С.348—353. 0,3 пл.

3. Свобода и соборность // Там же. С.354—359. 0,3 пл.

4. Свобода и революция // Там же. С.352—354. 0,2 пл.

5. Служение как принцип русской нравственной философии // Там же. С. 380—385. 0,4 пл. (Соавтор Н. Paprocki — 0,2 пл.).

6. Гордыня и смирение в русской философской мысли XI— XX вв.: Основные аспекты проблемы // Философский альманах. № 3-4. Иваново, 1999. С. 168—183. 0,9 п.л.

7. Программа спецкурса: «Русская философия женственности (XI—XX вв.)» // Философское образование: Вестник Межвузовского Центра по русской философии и культуре. 1999. № I.e. 75—79. 0,6 пл.

8. «Умом Россию не понять»: Тендерный аспект «русской загадки»//Женщина в российском обществе. 1998. № 1. С. 34—41. 0,9 пл.

9. «Идеал Мадонны» или «идеал содомский»?: Два лика женственности в русской философии И Женщина в российском обществе. 1998. № 2. С. 17—20. 0,5 пл.

10. Родина-Мать: История идеи // Женщина в российском обществе. 1998. №3. С. 12—18. 0,9 п.л.

11. Женщина и трансгрессия в средневековой культурной традиции // Женщина и культура: Вестник Проекта «Новые возможности для женщин». М., 1998. Вып. 14. С. 15—20. 0,6 пл. (соавтор Т.Б. Рябова — 0,3 пл.).

12. Философия женственности Даниила Андреева // Женщина в российском обществе. 1997. № 3. С. 36—40. 0,6 п.л.

13. «Женственность» и «мужественность» как категории русской историософии // Женщина в российском обществе. 1996. № 1. С. 32—35. 0,5 пл.

14. Русская идея и женский вопрос: Опыт сравнительного анализа // Женщина в российском обществе. 1996. №3. С. 22—26. 0,7 пл.

15. Женщина и женственность в русской философии (программа спецкурса) // Женщина в российском обществе. 1996. №4. С. 30—34. 0,8 пл.

16. Женщина и женственность в русской философии «серебряного века» // Женщина и российское общество: Научно-исторический аспект. Иваново, 1995. С. 47—57. 0,9 пл.

17. Реклама и сознание современного российского общества: Этика и семиотика // Философия языка и семиотика. Иваново, 1995. С. 103—109. 0,5 пл.

18. Взаимодействие коллективизма и индивидуализма // Сознание и теория мировоззрения. Иваново, 1992. С. 98— 105. 0,5 пл.

Тезисы выступлений на конференциях:

1. «"Жена, облеченная в солнце": Идея женственности России в сочинениях B.C. Соловьева // Владимир Соловьев и философско-культурологическая мысль XX века. Иваново, 2000. С. 214—217. 0,2 пл.

2. "Mother Russia": Тендерный аспект образа России в западной историософии // Тендер: Язык, культура, коммуникация. Материалы Первой Международной Конференции. М., 1999. С. 84—85. 0,1 пл.

3. Миф о русской женщине в отечественной и западной историософии //Тендерные отношения в России: История, современное состояние, перспективы. Иваново, 1999. С. 16—19. 0,2 пл.

4. Тендерные стереотипы и образ Родины в массовом сознании советского общества // Там же. С. 19—21. 0,2 пл. (Соавтор А.В.Смирнова— 0,1 пл.)

5. Интеллигенция и народ в историософии Г.П. Федотова (гендерный аспект) // Интеллигент и интеллигентоведение на рубеже XXI века: Итоги пройденного пути и перспективы. Иваново, 1999. С. 125—126. ОД пл.

6. «Матушка-Русь»: Гендерный аспект поисков национальной идентичности в русской философии Нового времени // XXI век: Будущее России в философском измерении: Материалы Второго Российского философского конгресса (7—11 июня 1999 г.): В 4 т. Екатеринбург, 1999. Т. 4: Философия духовности, образования, религии. Ч. 1. С. 135—136. 0,1 п.л.

7. Русская философия о тендерном аспекте рационального и нерационального // Рациональное и иррациональное в современной философии: В 2 ч. Иваново, 1999. Ч. 2. С. 86— 89. 0,2 пл.

8. "Mother Russia": Опыт тендерного анализа образа России в западной историософии XX века // Россия в новое время. Образ России в духовной жизни и интеллектуальных исканиях конца XIX — начала XX вв. М., 1998. С. 78—79. 0,2 п.л.

9. Идея женского мессианизма в русской философии // Женщина в России на рубеже XX—XXI веков. Иваново, 1998. С. 71—74. 0,2 пл.

10. «Матушка-Русь»: Нравственный аспект отношения к Родине в отечественной интеллектуальной традиции // Нравственный императив интеллигенции: Прошлое, настоящее, будущее. Иваново, 1998. С. 109—111. 0,2 п.л.

11. Проблема женственности России в западной историософии XX века // Социально-правовой статус женщины в исторической ретроспективе. Иваново, 1997. С. 57—58. 0,2 п.л.

12. Женственность и познание: Основные парадигмы решения проблемы в русской философии // Женщины в отечественной науке и образовании. Иваново, 1997. С. 17— 19. 0,2 пл.

13. Pride and Humility in the Interpretation of the Past in the Rogozhsky Chronicle // The Medieval Chronicle. Conference. Summaries. Utrecht, 1997. P. 87—88. 0,1 пл.

14. «Вся стать бабья»: Тендер и революция в русской историософии XX века // 1917 год в судьбах российских граждан. Иваново, 1997. С. 109—111.0,2 пл.

15. Тендерные характеристики интеллигенции в историософии Серебряного века // Интеллигенция России: Традиции и новаторство. Иваново, 1997. С.179—180. 0,2 п.л.

16. Гордыня и смирение в этической мотивации подчинения власти в средневековой Руси // Менталитет и политическое развитие России. М., 1996. С 28—30. 0,2 пл.

17. Русская идея и женский вопрос (К постановке проблемы) // Феминология: Методология исследования и методика преподавания. Иваново, 1996. С.25—28. 0,3 п.л.

18. Природа аморального: Индивидуализм или тоталитарность? // Современное общество: Вопросы теории, методологии, методов социальных исследований. Пермь, 1992. С.ЗО—32. 0,2 п.л.

19. После тоталитаризма: «Свобода» или «воля»? // Свобода, творчество и перестройка. Ярославль, 1991. С. 68—70. 0,1 пл.

20. Диалектика коллективизма и индивидуализма в становлении общечеловеческой морали // Общечеловеческое в морали и современность. Иваново, 1990. С. 46—48. 0,2 п.л.

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора философских наук Рябов, Олег Вячеславович

Введение

Глава I. НАЦИОНАЛЬНАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ:

ПОНЯТИЕ, СТРУКТУРА, УРОВНИ

1. Понятие национальной идентичности

2. Индивидуальная и коллективная национальная идентичность

3. Структура национальной идентичности

Глава II. СОЦИОКУЛЬТУРНЫЙ ПОЛ (ГЕНДЕР)

И НАЦИОНАЛЬНАЯ ИДЕНТИЧНОСТЬ

1. Категория «социокультурный пол» («тендер») в социально-философском знании

2. Тендерная картина мира

3. Тендер в структуре национальной идентичности

Глава III. «МАТУШКА-РУСЬ»: ТЕНДЕРНЫЙ АСПЕКТ ИСТОРИОСОФСКИХ ПОИСКОВ ИДЕНТИЧНОСТИ РОССИИ

1. «Негативная идентичность» женственной России в идеологии русского мессианизма

2. Историософская мысль о материнском начале в русской жизни

3. Полемика вокруг идеи женственности России и поиски национальной идентичности

Введение диссертации2000 год, автореферат по философии, Рябов, Олег Вячеславович

Актуальность темы исследования. «Матушка-Русь» — эта историософема стала своеобразной отправной точкой исследования; она примечательна тем, что в ней задается связь двух характеристик: тендерной и национальной. Какую роль играют подобные метафоры в национальной идентичности русских? Какое преломление они получают в международных отношениях? Как они влияют на взаимоотношения полов в российском обществе? Почему вообще такие метафоры, соединяющие совершенно различные, казалось бы, экспоненты социального бытия, оказываются возможными?

Уже этот круг вопросов обнаруживает связь темы исследования с двумя проблемами, которые и в теоретическом, и практическом планах приобрели в России особую актуальность.

Во-первых, сегодня очевидно, что прогнозы о том, что национальный фактор будет терять свое значение вследствие тенденций модернизации и развития гражданского общества, себя не оправдали; слухи о смерти национального преувеличены. Нет необходимости говорить о том, насколько остро стоят национальные проблемы в нашей стране. К тому же тезис о кризисе национальной идентичности России, наступившем после распада СССР, продолжает оставаться постоянной темой в рассуждениях о русских проблемах сегодняшнего дня. Взаимоотношения с нацией, с Родиной — это и глубоко личная, экзистенциальная проблема человека, во многом затрагивающая его индивидуальную идентичность; причем особенно остро она стоит в дни, когда кажется, что «мир вышел из суставов», и человек пытается найти опору в чем-то Вечном.

Во-вторых, изменения социально-экономических условий и экспансия западных культурных образцов подвергают испытаниям и привычные модели взаимоотношений между мужчинами и женщинами. Рост интереса к этой проблеме выразился в появлении новой отрасли социального знания — тендерных исследований, развитие которых в нашей стране заставляет определиться, в какой степени их установки могут быть применены к российской модели цивилизации.

В этих условиях очевидными становятся необходимость изучения теоретических основ национальной идентичности на коллективном и индивидуальном уровнях и потребность в переосмыслении методологических проблем исследования вопроса взаимоотношений полов.

К тому же проблема тендерного аспекта национальной идентичности оказывается связанной с рядом вопросов, включая такие, как тендерные стереотипы в русской культуре; образ России в отечественной и западной историософской мысли; способы конструирования образа Другого в межэтнических и международных отношениях. Исследование этой проблемы позволит пролить дополнительный свет на эти — столь актуальные в научном и социальном плане — вопросы.

Степень разработанности проблемы.

Приступая к освещению вопроса о степени исследованности интересующей нас темы, отметим, что ее специфика требует выделить три блока работ.

Во-первых, это проблема, вынесенная в название диссертации — роль гендерных представлений в формировании и функционировании национальной идентичности — в отечественной научной литературе изучалась мало (хотя нельзя не отметить традицию осмысления влияния мужского и женского, материнского и отцовского образов на восприятие страны, нации; достаточно вспомнить имена Н.А. Бердяева, И.А. Ильина, В.В. Розанова, П.Б. Струве). Из современных работ должны быть названы труды Г.Д. Гачева о «национальном эросе» и монография B.C. Полосина, в которой рассматривается роль архетипов матери и отца в национальном самосознании1. Разработка проблемы получила новый импульс в связи с развитием гендерных исследований, в которых важное место занимает изучение культурно-символических аспектов пола, включая его функции в национальных репрезентациях. Среди работ, которым настоящее исследование частично обязано своей концептуальной основой, должны быть отмечены труды К. Вердери, Дж. Моссе, А. Милич, Н. Степан, Н. Юваль-Дэвис.2 Вместе с тем, не получил должного

1 ГачевГ. Д. Национальные образы мира: Общие вопросы. Русский. Болгарский. Киргизский. Грузинский. Армянский. М., 1988; Гачев Г.Д. Национальный Эрос в культуре // Обществ, науки и современность. 1996. № 6; Полосин B.C. Миф. Религия. Государство: Исследование политической мифологии. М., 1999.

Verdery К. From Parent-State to Family Patriarchs: Gender and Nation in Contemporary Eastern Europe // East European освещения вопрос о том, какова причина включения тендерных характеристик в национальную идентичность, какие элементы структуры идентичности и почему получают тендерную маркировку.

Различные грани проблемы гендерного аспекта национальной идентичности России анализируются в работах как отечественных, так и зарубежных авторов. Материнское начало в культуре средневековой Руси, в народной религиозности исследовал Г.П. Федотов. В диссертации JI.B. Полякова предлагается психоаналитическая концептуализация поисков отечественной мыслью идентичности России. Назовем также уже упомянутые работы Г.Д. Гачева, в которых не только исследуется, но и обосновывается идея женственности России. Такой ракурс проблемы, как тендерный аспект образа России, предлагаемый в современной учебной литературе, анализируется в работе Г. Зверевой. Вопрос о влиянии представлений о материнской сущности Родины на тип личности поднят в статье А. Агеева.3

Politics and Societies. 1994. Spring. Vol. 8. № 2; Mosse G.L. Nationalism and Sexuality: Middle-Class Morality and Sexual Norms in Modern Europe. L, 1985; Milic A. Women and Nationalism in the Former Yugoslavia // Gender Politics and Post-Communism. N.Y.; L., 1993; Stepan N. The Hour of Eugenics: Race, Gender and Nation in Latin America. N.Y., 1991; Yuval-Davis N. Gender and Nation. L., 1997. Федотов Г.П. Мать-земля: (К религиозной космологии русского народа) // Федотов Г.П. Судьба и грехи России (Избр. ст. по философии русской истории и культуры): В 2 т. СПб., 1991. Т. 2; Fedotov G.P. The Russian Religious Mind: in 2 vol. Cambridge, 1966. Vol.1. Kievan Christianity, the Tenth to the Thirteenth Centuries. Vol. 2. The Middle Ages, the Thirteenth to the Fifteenth Centuries; Поляков JI.B. Модернизационный процесс в России: Социальные сдвиги и кризис идентичности. Дис. . в форме науч. докл. на соиск. уч. ст. д-ра. филос. наук. М., 1994; Гачев Г.Д.

Проблема изучалась в работах западных исследователей, включая труды, A.M. Баркер, В. Бонелл, X. Гюнтера, Э. Неймана, Л. Ранкура-Лаферье, Э. Уотерс, Дж. Хаббс, Е. Хеллберг-Хирн, М. Чернявского4. В них затрагиваются вопросы о «матрифокальности» русской культуры, об истории историософемы Матушки-Руси, о тендерном аспекте визуальных репрезентаций России и др. Эти исследования отличают как несомненные достижения, так и известная предзаданность ряда выводов.

Среди граней проблемы, которые пока не получили удовлетворительного освещения, в первую очередь должны быть

Русская дума. М., 1991; Гачев Г.Д. Русский Эрос. М., 1994; Зверева Г. Форма репрезентации русской истории в учебной литературе 1990-х годов: Опыт тендерного анализа//Пол. Тендер. Культура. М., 1999; Агеев А. В поисках Родины // Russian Culture in Transition. Трансформация русской культуры: Selected Papers of the Working Groop for the Study of Contemprorary Russian Culture, 1990—1991: Избр. тр. Рабочей группы по изучению современной русской культуры, 1990—1991. Stanford, 1993. (Stanford Slavic Studies; Vol. 7).

4 Гюнтер X. Поющая Родина: Советская массовая песня как выражение архетипа матери // Вопр. литературы. 1997. № 4; Barker A.M. The Mother Syndrome in the Russian Folk Imagination. Columbus, 1986; Bonell V.E. The Representation of Women in Early Soviet Political Art // Russian Review. V. 50. №3. 1991; Bonell V.E. The Peasant Woman in

Stalinist Political Art of the 1930s // The American Historical Review. V. 99. № 1. 1993; Cherniavsky M. Tsar and People: Studies in Russian Myths. N.Y., 1969; Hubbs J. Mother Russia: The Feminine Myth in Russian Culture. Bloomington. 1988; Hellberg-Hirn E. Soil and Soul: the Symbolic World of Russianness. L., 1998; Naiman E. Sex in Public: The Incarnation of Early Soviet Ideology. Princeton, 1997; Rancour-Laferriere L. The Slave Soul of Russia: Moral Masochism and the Cult of Suffering. N.Y., 1995; Waters E. The Female Forms in Soviet Political Iconography // Russia's Women: Accommodation, Resistance, Transformation. Berkeley, 1991. названы такие: сущность идеи женственности России и ее связь с русской философией женственности; миф о русской женщине и его влияние на тендерные отношения в российском обществе; западный взгляд на тендерную идентичность России; внутри- и внешнеполитический контекст дискуссий о тендерной идентичности России.

Второй блок исследований — это труды по проблеме национального самосознания (национальной идентичности), философское изучение которой имеет давнюю историю. Среди трудов зарубежных исследователей представляют наибольший интерес для диссертации работы Б. Андерсона, Дж. Армстронга, П. Брюбейкера, Э. Геллнера, Э. Смита, Э. Сайда, Э. Хобсбаума5. Среди появившихся сравнительно недавно отечественных исследований по данной проблеме отметим работы Ю.В. Арутюняна, JI.M. Дробижевой и

A.А.Сусоколова, А.В. Ачкасова, В.Н. Бадмаева, В.Г.Бабакова,

B.М.Семенова, Ю.В. Бромлея, А.Г. Здравомыслова, Н.П. Золотовой, Е.М. Колпакова, В.В.Коротеевой, М.М. Кучукова,

C.В. Лурье, В.В. Макарова, B.C. Малахова, В.М. Межуева, М.О. Мнацаканяна, О.С. Новиковой, Э.А.Позднякова,

5 Геллнер Э. Нации и национализм. М., 1992; Хобсбаум Э. Изобретение традиций // Вестник Евразии. 2000. № 1; Хобсбаум Э. Нации и национализм. После 1780 года. М., 1998; Хобсбаум Э. Национализм и этничность // Национализм (взгляд из-за рубежа). М., 1995; Anderson В. Imagined Communities: Reflections on the Origin and Spread of Nationalism. London, 1983; Armstrong J.A. Nations Before Nationalism. Chapel Hill, 1982; Brubaker P. Nationalism Reframed: Nationhood and the National Question in the New Europe. Cambridge, 1996; Smith A. Nations and Nationalism in Global Era. Oxford, 1996; Smith A. The Ethnic Origin of Nations. Oxford, 1986;

М.Н.Руткевича, Н.Г. Скворцова, Г.К. Солдатовой, В.А. Тишкова, Л.П. Чагая, JI.C Шпак.6 Среди наиболее значимых для

Smith A. Theories of Nationalism. N.Y., 1971; Said E. Orientalism. N.Y., 1978.

6Арутюнян Ю.В., Дробижева JI.M., Сусоколов A.A. Этносоциология. M., 1999; Ачкасов В.А. Этническая идентичность в ситуациях общественного выбора // Журнал социологии и социальной антропологии. 1999. Т. 5. №1; Бабаков В.Г., Семенов В.М. Национальное сознание и национальная культура: (Методологические проблемы). М., 1996; Бадмаев В.Н. Национальная идентификация как философская проблема: По материалам наследия российского зарубежья. Дис.канд. филос. наук. М., 1996; Бромлей Ю.В.

Очерки истории этноса. М., 1983; Дробижева JI.M. Национальное самосознание: база формирования и социокультурные стимулы развития // Советская этнография. 1985. №5; Здравомыслов А.Г. Межнациональные конфликты в постсоветском пространстве. М., 1996; Знаменский А.А. Этнонационализм: Основные концепции современной американской социологии (аналитический обзор) // Социс. 1992. № 12; ЗолотоваН.П. Национальное самосознание как объект философского анализа: Дис. . канд. филос. наук. М., 1997; Колпаков Е.М. Этнос и этничность // Этнографическое обозрение. 1994. № 5; Коротеева В.В. Воображенные, изобретенные и сконструированные нации: метафора и проблема объяснения // Этнографическое обозрение. 1993. № 3; Кучуков М.М. Национальное самосознание: Вопросы теории и истории: Дис. . д-ра филос. наук. Ростов н/Д, 1993; Лурье С.В. Национализм, этничность, культура: Категории науки и историческая практика // Обществ. науки и современность. 1999. № 4; Макаров В.В. Отечество и патриотизм: Логико-методологический анализ. Саратов, 1988; Малахов B.C. Неудобства с идентичностью // Вопр. философии. 1998. №2; Межуев В.М.' О национальной идее // Вопр. философии. 1997. №12; Мнацаканян М.О. Нации, нациестроительство» и национально-этнические процессы в современном мире // Социс. 1999. №5; Новикова О. С. Национальное самосознание как форма превращенная социальных отношений. М., 1998; Поздняков Э.А. Нация. Национализм. Национальные интересы.М., 1994; Руткевич М.Н. Теория нации: Философские вопросы//Вопр. философии. 1999. настоящего исследования трудов по национальной идентичности России, ее отражению и концептуализации в историософских текстах отечественных и зарубежных мыслителей должны быть отмечены работы Е.В. Барабанова, Б.Н. Бессонова, В.В. Ванчугова, О.Д. Волкогоновой, А.В. Гулыги, JI.B. Карасева, М.В. Максимова, М.А. Маслина, О.Ю. Олейника и B.C. Меметова, В.И. Пернацкого, JI.B. Полякова, В.Ш. Сабирова,

B.C. Сагатовского, В.В. Сербиненко, Е.С. Троицкого; М. Броды, Б. Гройса, Т. Макдэниела, X. Роджера, В. Страды, Р. Хингли7. 5; Скворцов Н.Г. Проблема этничности в социальной антропологии. СПб., 1997; Солдатова Г.У. Психология межэтнической напряженности. М., 1998; Тадевосян Э.В. Этнонация: миф или социальная реальность? // Социс. 1998. № 6; Тишков В.А. Очерки теории и политики этничности М., 1997; Чагай Л.П. Национальное самосознание личности: сущность, противоречия, проблемы формирования. Дис. . канд. филос. наук. М., 1992; Шпак Н.С. Национальное самосознание: сущность, функции, особенности проявления в современных условиях. Дис. . канд. филос. наук. М., 1993.

7 Барабанов Е.В. Русская философия и кризис идентичности // Вопр. философии. 1991. № 8; Бессонов Б.Н. Русская идея, мифы и реальность. М., 1993; Брода М. Понять Россию? М., 1999; Ванчугов В.В. Очерк истории философии «самобытно-русской». М., 1994; Волкогонова О.Д. Образ России в философии русского зарубежья. М., 1998; ГройсБ. Поиск русской национальной идентичности // Вопр. философии. 1992. №1; ГулыгаА.В. Русская идея и ее творцы. М., 1995; КарасевЛ.В. Русская идея (символика и смысл) // Вопр. философии. 1992. № 8.; Максимов М.В. Владимир Соловьев и Запад: Невидимый континент. М., 1998; Маслин М.А. Русская идея//Русская философия: Словарь. М., 1996; Олейник О.Ю., МеметовВ.С. Интеллигенция, эмиграция, отечество: Проблема патриотизма в творческом наследии представителей российского зарубежья 20 - 30-х годов XX века. Иваново, 1997; Пернацкий В.И. Введение в российскую политологию. Н. Новгород, 1996; Поляков JI.B. Логика «русской идеи» // Обществ, науки и современность. 1992. №3-5; Сабиров В.Ш. Русская идея спасения: Жизнь и смерть в русской философии. СПб., 1995;

Наконец, третий блок релевантных работ — это труды по философии пола, по теории и методологии

Тендерных исследований, которые помогли нам в разработке собственных подходов в анализе культурно-символической составляющей пола, тендерных репрезентаций, взаимосвязи национальной и тендерной идентичности и т.д. Среди западных работ следует в первую очередь назвать труды С. Бордо, Q

JI. Николсон, Э. Нойманна, Дж. Скотт, Ю. Эволы, среди отечественных— Э.М. Викторова, Т.А. Волковой, О.А. Ворониной, Т. М. Горичевой, А.Г. Дугина, Е.А. Здравомысловой и А.А. Темкиной, А.В. Кирилиной, Т.А. Клименковой,

Н.Н. Козловой, В.В. Макарова, Л.В. Полякова, Н.Л. Пушкаревой, С. А. Ушакина, И.И. Халеевой, А.Е. Чучина-Русова, Н.А. Шимина9.

Сагатовский В.А. Русская идея: Продолжим ли прерванный путь? СПб., 1994; Сербиненко В.В. Владимир Соловьев: Запад, Восток и Россия. М., 1994; СтрадаВ. Западничество и славянофильство в обратной перспективе // Вопр. философии. 1993. № 7; Троицкий Е.С. О Русской идее: Очерк теории возрождения нации. М., 1994; Страда В. Западничество и славянофильство в обратной перспективе // Вопр.философии. 1993. № 7. RoggerH. National Consciousness in Eighteenth-Century Russia; Cambridge, 1960; McDaniel T. Agony of the Russian Idea. Princeton, 1996; HingleyR. The Russian Mind. L., 1977.

8 Bordo S. Feminism, Postmodernism, and Gender-Scepticism // Feminism / Postmodernism /ed. L.Nicholson. N.Y., 1990; Nicholson L. Interpreting Gender // Signs. 1994. Autumn; Scott J. Gender and Politics of History. N.Y., 1988; Neumann E. The Great Mother: An Analysis of the Archetype. Princeton, 1963; Эвола Ю. Метафизика пола. M., 1996.

9 Викторов Э.М. Проблема отчуждения между мужским и женским началом. Дис. . канд. филос. наук. Воронеж, 1996; Волкова Т.А. Социально-философский анализ полового динамизма и тендерной самоидентификации. Дис. . канд. филос. наук. Томск, 1998; Воронина О.А. Женское предназначение: миф, идеология, практика // Искусство кино.

Следует заметить, что для первых отечественных работ по гендерным исследованиям были свойственны определенная идеологическая ангажированность, связанная со спецификой феминистской эпистемологии, а также порой механический перенос понятийного аппарата

1991. № 6; ГоричеваТ.М. Дочери Иова: Христианство и феминизм. СПб., 1992; Дугин А. Консервативная революция. М., 1994; Здравомыслова Е.А., ТемкинаА.А. Социальная конструкция тендера и тендерная система в России // Материалы Первой Российской летней школы по женским и гендерным исследованиям «Валдай-96». М., 1997; Здравомыслова Е.А., Темкина А. А. Феминистская эпистемологическая критика: Кризис социального знания и поиски выхода // Женщина. Тендер. Культура. М., 1999. Кирилина А.В «Мужественность» и «женственность» с точки зрения лингвиста // Женщина в российском обществе. 1998. № 2; Кирилина А.В. Тендер: Лингвистические аспекты. М., 1999; Клименкова Т.А. Женщина как феномен культуры: Взгляд из России. М., 1996; Козлова Н.Н. Тендер и вхождение в модерн // Обществ, науки и современность. 1999. №5; Макаров В.В. Философия пола: Безусловность и относительность тендерных характеристик //Тендерные отношения в России: История, современное состояние, перспективы. Иваново, 1999; Поляков Л.В. Женская эмансипация и теология пола в России XIX в. //Феминизм: Восток, Запад, Россия. М., 1993; ПушкареваН.Л. Тендерные исследования: Рождение, становление, метода и перспективы в системе социальных наук // Женщина. Тендер. Культура; Пушкарева Н.Л. Частная жизнь русской женщины: невеста, жена, любовница (X — нач. XIX в.). М., 1997; Ушакин С. Поле пола: в центре и по краям // Вопр. философии. 1999. №5; ХалееваИ.И. Тендер как интрига познания. // Тендерный фактор в языке и коммуникации. Иваново, 1999; Чучин-Русов А.Е. Тендерные аспекты культуры // Обществ, науки и современность. 1996. № 6; Шимин Н.Д. Целостность как феномен бытия человека: Аксиоматика единства мужского и женского начала в человеке. Н. Новгород, 1995. и исследовательских подходов, характерных для западных трудов. В работах последнего времени обозначилась тенденция критического отношения к концептуальным схемам тендерных исследований.

Основу источниковой базы исследования составляют историософские сочинения отечественных авторов (Иларион, Максим Грек, Андрей Курбский, А.С. Хомяков, А.И. Герцен, Ф.М. Достоевский, B.C. Соловьев, В.В. Розанов, Н.А. Бердяев, Д.С. Мережковский, Г.П. Федотов, И.А. Ильин, И.Л. Солоневич, Д.Л. Андреев, Г.Д. Гачев, А.Г. Дугин и другие). Другая группа источников — это тексты о России зарубежных авторов различных эпох и регионов (И.Г. Гердер, Р. Штейнер, О. Шпенглер, В. Шубарт, Г. Адаме, С. Грэхем, Т. Масарик, X. Ортега-и-Гассет, Ю. Эвола и другие).

Цель и основные задачи диссертационной работы.

Проведение настоящего исследования преследовало две цели'. во-первых, анализ теоретико-методологических проблем изучения влияния представлений о мужском и женском началах на национальную идентичность; во-вторых, изучение вопроса, как тендерные стереотипы включаются в национальную идентификацию России, в способы осмысления русского бытия в историософских текстах. Совокупность целевых установок определяет постановку следующих исследовательских задач:

1. Выявить содержание понятия национальной идентичности.

2. Исследовать детерминанты и формы отношений личности и нации как на объективном уровне (интересы), так и на субъективном (идентификации).

3. Проанализировать структуру национальной идентичности.

4. Определить понятие «социокультурный пол» («гендер») и выявить его место в системе социально-философского знания.

5. Исследовать причины и способы включения представлений о мужском и женском началах в структуру национальной идентичности.

6. Выявить историю, структуру и функции идеи женственности России в историософской мысли.

7. Исследовать сущность дискуссий о тендерной идентичности России в отечественной и западной историософии.

Методологическая основа исследования. Мы использовали идеи мыслителей, принадлежащих к различным философским течениям, и для сохранения единства и целостности исследование велось в рамках определенной парадигмы. Исходные методологические посылки — объективизм, детерминизм, историзм. Большое значение для исследования имеет обращение к системному подходу, позволяющему рассматривать национальную идентичность и социокультурный пол как целостности, как совокупность взаимодействующих подсистем и элементов. Использование системного метода сделало возможным рассмотреть проблему в более широком интеллектуальном контексте и выявить тем самым коррелятивные связи тендерного аспекта национальной идентичности с другими ее сторонами. В своей работе мы руководствовались материалистическим пониманием истории, при котором признается взаимосвязь и взаимовлияние материального и духовного.

Методологическое значение для настоящего исследования имели результаты, содержащиеся в работах целого ряда авторов, среди которых в первую очередь должны быть названы М.А. Маслин, JI.B. Поляков, X. Роджер, Дж. Хаббс, М. Чернявский.

Научная новизна исследования состоит в том, что в ней впервые анализируется тендерный аспект национальной идентичности: как на теоретико-методологическом уровне, так и применительно к образу России.

Эта новизна может быть конкретизирована в следующих пунктах:

1. Национальная идентичность рассматривается на коллективном и индивидуальном уровнях. Выявляются детерминанты и формы отношений личности и нации как на объективном уровне (интересы), так и на субъективном (идентификации).

2. Предлагаются типология отношений личности и нации.

3. Национальная идентичность исследуется как система, в которой выявляются концептуальный, структурный и субстратный уровни.

4. Исследуется категория «социокультурный пол» («гендер») и обосновывается ее значимость в социально-философском анализе.

5. Предлагается и обосновывается понятие тендерной картины мира (как частный случай антропологической картины мира), которая формирует систему культурно-символической составляющей пола.

6. Выявляются основания включения тендерных характеристик в национальную идентичность, обусловленные ее этнической основой и мифологическими корнями восприятия социальных процессов и явлений.

7. Как образно-символическое выражение способа «негативной идентификации» России в идеологии русского мессианизма интерпретируется идея женственности России; выделены и исследованы такие компоненты этой идеи, как историософема Родины-Матери; миф о русской женщине; представление о России как о «Доме Богородицы»; образ «загадочной русской души».

8. Исследуя сущность полемики вокруг тендерной характеристики России, мы приходим к выводу о том, что она отражает взгляды различных течений общественной мысли страны на место России в мире и смысл ее бытия.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Гармония нации и личности как на объективном (интересы), так и субъективном (идентификации) уровнях предполагает взаимоподчинение патриотизма и гуманизма; дисгармония находит выражение в космополитизме («ложном гуманизме»), игнорирующем интересы нации, и национализме («ложном патриотизме»), игнорирующем интересы личности.

2. В каждой культуре присутствует тендерная картина мира — совокупность представлений, составляющих такое видение человеком окружающей среды, где вещи, свойства и отношения осмысляются при помощи бинарных оппозиций, стороны которых ассоциируются с мужским или с женским началами. В основе существования тендерной картины мира лежит уходящая корнями в мифологическое мышление антропоморфизация окружающей действительности.

3. Этническая основа национального, обусловливающая взгляд компатриотов на нацию как на Семью, детерминирует функционирование в национальной идентичности представлений о взаимодействии отцовского и материнского начал (Отечества и Родины) как основе национального бытия; при этом первое, как правило, обозначает политические компоненты национальной идентичности, а второе — этнические.

4. Идея женственности России стала символически-образным выражением основной интенции конструирования идеологии русского мессианизма, при которой во главу угла ставится отношение России к Западу («негативная идентичность»). Отношение «Россия-Женщина — Запад-Мужчина» становится системообразующим в том образе России, который создавался в идеологии мессианизма, и определяет его субстратный уровень.

5. Историософема Матушки-Руси, включающая в себя и языческие представления о силе, плодородии и вечности нации, и христианский образ страдающей и взывающей о помощи матери, содержит два идеологических пласта. Первый является необходимым элементом идентичности любой нации и восходит к идее иерогамии Правителя и Земли. Второй пласт отражает антигосударственный пафос сторонников идеи женственности России, их рецепцию государства как воплощения иноземного, западного, маскулинного начала.

Теоретическое и практическое значение диссертационной работы состоит в исследовании тендерного аспекта национальной идентичности; оно восполняет пробел как в изучении принципиального вопроса исследования национальных отношений, так и в осмыслении сущности разделенности человеческого бытия на мужское и женское. Результаты, полученные в ходе исследования, могут служить отправной точкой дальнейшего изучения проблемы национальной идентичности России.

Представленные в диссертации положения необходимо учитывать при решении задач социальной политики в области национальных отношений и в сфере тендерных отношений в российском обществе.

Теоретические результаты исследования могут быть использованы для подготовки лекционных курсов по социальной философии, этносоциологии, истории философии, истории России, а также в практике воспитательной работы. Отдельные разработки уже нашли применение в преподавании в ИвГУ.

Апробация работы. Результаты исследования изложены в 40 российских и зарубежных публикациях общим объемом 41,8 п.л., включая монографии «Женщина и женственность в философии Серебряного века» (Иваново, 1997; 8,5 п.л.) и «Русская философия женственности (XI—XX века)» (Иваново, 1999; 20 п.л.), а также апробированы в докладах на 20 российских и зарубежных конференциях; в том числе: Иваново (1996, 1997, 1998, 1999), Москва (1995, 1996, 1998, 1999), Санкт-Петербург (1996), Екатеринбург (1999), Лидс (1996, 1998), Утрехт (1996), Лодзь (1999).

Заключение научной работыдиссертация на тему "Национальная идентичность"

Основные выводы, сделанные нами в процессе исследования проблемы тендерного аспекта историософских поисков идентичности России, могут быть представлены следующим образом.

Идея женственности России стала символически-образным выражением основной интенции конструирования идеологии русского мессианизма, при котором во главу угла ставится отношение России к Западу («негативная идентичность»). Отношение «Россия-Женщина — Запад-Мужчина» становится системообразующим в том образе России, который создавался в идеологии мессианизма, и определяет его субстратный уровень. Основные ценности, которые лежат в основе идеологии русского мессианизма, а именно: смирение, соборность, «правда», религиозность, «всечеловечность» — так же, как и коррелируемые с ними черты образа «загадочной русской души» — устойчиво

355 Там же. С. 193—194. маркируются в тендерной картине мира как феминные. Мы подчеркнули, что в основе представленного в западной историософии образа русскости (как в его «русофобской», так и «русофильской» модификациях) лежит все то же атрибутирование России феминных качеств.

Мы выделили две причины, позволяющие построить идеологию рассматриваемого феномена на ценностях феминных, которые расцениваются как низшие в андроцентрической картине мира. Первая обусловлена тем потенциалом, который заключен в идее феминного как такового. «Апофатическая» логика русского мессианизма, его обращенность в будущее, доминирование в нем «динамического» компонента над «статическим» отвечали соответствующим особенностям концептуализации женственности как Инаковости. Вторая связана со спецификой рецепции женщины в русской культуре, в которой акцентируется не только слабость, но и материнская сила. Различные элементы образа России в идеологии мессианизма (миф о русской женщине; представление о России как о «Доме Богородицы», историософема «Матушки-Руси») отражают такое представление о женском начале.

При этом историософема Матушки-Руси, включающая в себя и языческие представления о силе, плодородии и вечности нации, и христианский образ страдающей и взывающей о помощи матери, содержит два идеологических пласта. Первый является необходимым элементом идентичности любой нации и восходит к идее иерогамии Правителя и Земли (Отечество и Родина). Второй пласт выражает антигосударственный пафос сторонников идеи

356 Там же. С. 194. женственности России, их рецепцию государства как воплощения иноземного, западного, маскулинного начала.

Полемика вокруг тендерной характеристики России отражает взгляды различных течений общественной мысли страны на место России в мире и смысл ее бытия.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Подводя итоги исследованию, ответим на те вопросы, которые были поставлены в начале диссертации.

Мы начали исследование с установления того, что национальная идентичность есть функция бытия социального субъекта — нации. Она включает в себя осознание и переживание ею своего единства, целостности, групповой сплоченности, во-первых, и своих интересов, своего места в социальном пространстве, во-вторых; таким образом, в ней должны быть различаемы коллективная национальная идентичность и индивидуальная национальная идентичность.

Основа нации — этническая. В то же время на формирование и функционирование нации и ее идентичности оказывает влияние деятельность политической и интеллектуальной элиты; следовательно, анализ данного феномена предполагает учет элемента его сконструированное™, сотворенности. Нация включает в себя две взаимообусловленные составляющие: политическую и этническую; ее идентичность содержит в себе как политический, так и этнический компоненты.

Национальная идентичность представляет собой упорядоченную целостность, в которой должны быть выделены концептуальный, структурный и субстратный уровни. Ее концептом является национальная идея. В соответствии с концептуальными и структурными характеристиками национальной идентичности упорядочиваются, подвергаются редукции и референции ее субстратные компоненты — представления о различных гранях образа «Мы», образ пространственно-временного континуума, образ отношений с Другими.

Нация есть реальный субъект истории: имеются все основания говорить об объективном бытии нации. Национальная идентификация — это процесс субъективного соотнесения себя с нацией, в основе которого лежит объективная взаимосвязь интересов личности и интересов нации.

Гармония нации и личности как на объективном (интересы), так и субъективном (идентификации) уровнях предполагает взаимоподчинение патриотизма и гуманизма; две стороны этого отношения находятся между собой в диалектическом единстве, обусловливая существование друг друга: если и только если есть первое, то есть и второе. Они должны соответствовать друг другу, хотя мера соответствия в различных ситуациях различна и определяется множеством внутренних и внешних факторов. Дисгармоничные отношения нации и личности находят выражение в космополитизме («ложном гуманизме»), игнорирующем интересы нации, и национализме («ложном патриотизме»), игнорирующем интересы личности.

В то же время особый характер, отношений личности и нации (не просто лояльность, а любовь), огромная мобилизующая сила, заключенная в национальном чувстве, предполагает исследование гендерного аспекта такой идентификации.

Исследуя категорию «социокультурный пол» («гендер») и обосновывая ее значимость в социально-философском анализе, мы предложили такую трактовку соотношения релевантных понятий: в категории «пол» следует выделять «биологический пол» (биологическую составляющую пола) и «социокультурный пол» социокультурную составляющую пола); в последнем, в свою очередь, должны быть различаемы социальная и культурно-символическая составляющие.

Проанализировав онтологический статус понятия, мы отметили его многоплановость: уместно говорить о реистической, атрибутивной и реляционной интерпретациях пола; пол может быть проинтерпретирован как вещь, свойство и отношение. Понимание социокультурного пола-гендера как вида общественных отношений позволило, во-первых, постулировать взаимообусловленность мужских и женских ролей, взаимозависимость представлений о мужском и женском началах; во-вторых, рассматривать предъявляемые мужчинам и женщинам экспектации, составляющие субстратный уровень системы отношений полов, как производные от концептуально-структурных характеристик данной системы, что детерминирует их изменчивость. Задачи общества в целом, будь то модернизация или военное противостояние, оказывают значительное воздействие на систему взаимоотношений полов, в том числе на ее концепт. В соответствии с типом тендерного контракта, который выполняет функцию системообразующего отношения, проводится редукция тендерных норм и стереотипов, составляющих уже не концептуальный и не структурный уровень социокультурного пола, но субстратный.

Вместе с тем, не следует преувеличивать элемент изменчивости в тендерных нормах и экспектациях; наряду с переменными чертами, очевиден элемент стабильности, который связан, прежде всего, с различием функций полов в процессе воспроизводства человеческого рода.

Система тендерных отношений, будучи подсистемой социальных отношений в целом, в свою очередь, влияет на последнюю. Характер отношений между полами — один из факторов развития общества. Содержательный компонент мировоззрения социума, его картина мира, коррелирует с тендерными нормами, идеалами, стереотипами; тендерная метафора включается в оценку самых разнообразных явлений социальной и природной жизни, оказывая на них постоянное влияние.

Одной из форм этого взаимовлияния является культурно-символический аспект пола — то есть соотнесение с мужским и женским началами вещей, свойств и отношений, непосредственно с полом не связанных. Насыщенность человеческого бытия подобными метафорами позволяет ввести понятие гендерной картины мира — совокупности представлений, составляющих такое видение человеком окружающей среды, где вещи, свойства и отношения осмысляются при помощи бинарных оппозиций, стороны которых ассоциируются с мужским или с женским началами. В основе ее существования лежит уходящая корнями в мифологическое мышление антропоморфизация окружающей действительности.

Очевидно, это обусловливает включение тендерных характеристик в образ нации и в представления об отношениях с ней личности. Этническая основа национального, обусловливающая взгляд соотечественников на нацию как на Семью, детерминирует функционирование в национальной идентичности идеи о взаимодействии мужского и женского, отцовского и материнского, начал как основе национального бытия.

Различные элементы структуры национальной идентичности «тяготеют» к различным полюсам оппозиции «мужское — женское», то есть или к «Отечеству», или к «Родине»; при этом первое, как правило, обозначает политические компоненты национальной идентичности, а второе — этнические.

Анализ теоретико-методологических проблем изучения влияния тендерных характеристик на национальную идентичность позволил перейти к исследованию вопроса о причинах и формах включения социокультурного пола в историософские способы концептуализации бытия России.

Обратившись к изучению идеи женственности России, мы отметили, что она занимает важное место в отечественной и западной историософии и находит выражение как в образе России-Женщины, так и в атрибутировании нашей стране феминных черт.

Идея женственности России стала символически-образным выражением основной интенции конструирования идеологии русского мессианизма, при которой во главу угла ставится отношение России к Западу («негативная идентичность»). Отношение «Россия-Женщина — Запад-Мужчина» становится системообразующим в том образе России, который создавался в идеологии мессианизма, и определяет его субстратный уровень, каковой составили различные идеологемы.

Основные ценности, которые лежат в основе идеологии русского мессианизма, а именно: смирение, соборность, «правда», религиозность, «всечеловечность» — так же, как и коррелируемые с ними черты образа «загадочной русской души» — устойчиво маркируются в тендерной картине мира как феминные. Мы подчеркнули, что в основе представленного в западной историософии образа русскости (как в его «русофобской», так и «русофильской» модификациях) лежит все то же атрибутирование России феминных качеств.

Мы выделили две причины, позволяющие построить идеологию рассматриваемого феномена на ценностях феминных, которые расцениваются как низшие в андроцентрической картине мира. Первая обусловлена тем потенциалом, который заключен в идее феминного как такового. «Апофатическая» логика русского мессианизма, его обращенность в будущее отвечали соответствующим особенностям концептуализации женственности как Инаковости. Вторая причина связана со спецификой рецепции женщины в русской культуре, в которой акцентируется не только слабость, но и материнская сила. Различные элементы образа России в идеологии мессианизма (миф о русской женщине; представление о России как о «Доме Богородицы», историософема «Матушки-Руси») отражают такое представление о женском начале.

При этом историософема Матушки-Руси, включающая в себя и языческие представления о силе, плодородии и вечности нации, и христианский образ страдающей и взывающей о помощи матери, содержит два идеологических пласта. Первый является необходимым элементом идентичности каждой нации и восходит к идее иерогамии Правителя и Земли (Отечество и Родина). Второй пласт отражает антигосударственный пафос сторонников идеи женственности России, их рецепцию государства как воплощения иноземного, западного, маскулинного начала.

Мы отметили, что подобный способ тендерной концептуализации русскости, который характерен для мессианской идеологии, устраивал в России далеко не всех. Международный контекст идеи женственности России, отводящей ей место либо «империи зла», либо жертвенной матери и заботливой женушки, готовой бескорыстно служить человечеству — равно как и отказ от мессианской гордыни», требовал иначе смотреть на проблему соотношения мужского и женского в русской жизни, на роль в ней материнского начала.

Полемика вокруг тендерной характеристики России отражает взгляды различных течений общественной мысли страны на место России в мире и смысл ее бытия.

Исследование завершено. Мы полагаем, что — насколько нам позволительно судить — ответили на вопросы, поставленные в начале работы. Вместе с тем, исследуемая проблема настолько широка и многообразна, что уже сейчас можно обозначить перспективы ее дальнейшей разработки. Очевидно, что значимым для понимания многих особенностей русской культуры стало бы полидисциплинарное исследование тендерного аспекта идентичности России, объединяющее усилия социологов, историков, лингвистов, филологов, искусствоведов. На наш взгляд, предметом отдельного исследования может быть обратное влияние представлений о Родине и Отечестве на тендерные стереотипы в российском обществе и тип поведения мужчин и женщин. Этот вопрос — о влиянии идеи женственности России на миф о русской женщине, терпеливой и жертвенной, сильной и властной, — получил освещение на страницах диссертации; однако он должен стать предметом анализа, скорее, социологов и историков. Важным в научном и социальном отношениях мог бы стать анализ тендерного аспекта самоидентификации с Россией представителей других, не-русских наций и народностей нашей страны. Был бы чрезвычайно любопытен и эвристичен компаративный анализ представлений о функциях материнского и отцовского начал в национальной идентичности других народов, в первую очередь, европейских. Эти и многие другие возможные повороты темы могли бы способствовать уточнению ответа на вопрос о том, какое влияние на историю России и идентичность каждого гражданина нашей страны оказывает историосфема Матушки-Руси.

Список научной литературыРябов, Олег Вячеславович, диссертация по теме "Социальная философия"

1. Обществ, науки и современность. 1991. № 4. Андреев Д.Л. Роза Мира. М., 1992.

2. Ардов Т. (Тардов В.Г.) Судьба России: Избр. очерки (1911— 1917). М., 1918.

3. Арутюнян Ю.В. Дробижева Л.М., Сусоколов А.А. Этносоциология. М., 1999.

4. Ачкасов В.А. Этническая идентичность в ситуациях общественного выбора // Журнал социологии и социальной антропологии. 1999. Т. 5. № 1.

5. Бабаков В.Г., Семенов В.М. Национальное сознание инациональная культура. М., 1996. Бабурина Н.И. Россия — XX век = Russia — 20th century: История страны в плакате. М., 1993.

6. Бадмаев В.Н. Национальная идентификация как философская проблема: По материалам наследия российского зарубежья. Дис. . канд. философ, наук. М., 1996.

7. Бакунин П.А. Запоздалый голос сороковых годов: (По поводу женского вопроса). СПб., 1881.

8. Барабанов Е.В. Русская философия и кризис идентичности // Вопр. философии. 1991. № 8.

9. Баркашое А.И. Азбука русского националиста. М., 1994.

10. Бауэр О. Национальный вопрос и социал-демократия. СПб., 1909.

11. Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990. Репринт, изд.

12. Бердяев Н.А. Метафизика пола и любви // Русский Эрос, или Философия любви в России. М., 1991.

13. Бердяев Н.А. Миросозерцание Достоевского // Бердяев Н.А. Философия творчества, культуры и искусства: В 2 т. М., 1994. Т.2.

14. Бердяев Н.А. Мутные лики//Там же.

15. Бердяев Н.А. Новое средневековье // Там же. Т. 1.

16. Бердяев Н.А. О "вечно-бабьем" в русской душе // Там же. Т. 2.

17. Бердяев Н.А. О рабстве и свободе человека: Опыт персоналистической философии // Бердяев Н.А. Царство Духа и царство Кесаря. М., 1995.

18. Бердяев Н.А. Русская идея: Основные проблемы русской мысли XIX века и начала XX века // О России и русской философской культуре: Философы русского послеоктябрьского зарубежья. М., 1990.

19. Бердяев Н.А. Русский соблазн: По поводу "Серебряного голубя" А. Белого // Философия творчества.

20. Бердяев Н.А. Русская идея: Основные проблемы русской мысли XIX века и начала XX века // О России и русской философской культуре.

21. Бердяев Н.А. Самопознание: (Опыт философской автобиографии). М., 1991.

22. Бердяев Н.А. Смысл творчества: Опыт оправдания человека // Бердяев Н.А. Философия свободы; Смысл творчества. М., 1989.

23. Бердяев Н.А. Судьба России: Опыты по психологии войны и национальности. М., 1990. Репринт, изд.

24. Бердяев Н.А. Судьба человека в современном мире: К миропониманию нашей эпохи // Бердяев Н.А. Философия свободного духа.

25. Бердяев Н.А. Философия неравенства. М., 1990.

26. Бердяев Н.А. Философия свободного духа: Проблематика и апология христианства // Бердяев Н.А. Философия свободного духа. М., 1994.

27. Бердяев Н.А. Экзистенциальная диалектика божественного и человеческого // Бердяев Н.А. О назначении человека. М., 1993.

28. Бовуар С. де. Второй пол. М., 1993.

29. Боранецкий П. О достоинстве человека. Париж, 1948.

30. Брандес Г. Наблюдения и размышления // Собр. соч. В 20 т. СПб., 1904. Т. 19.

31. Брода М. История и будущее: Между панментализмом и ментальным нигилизмом // Менталитет и политическое развитие России. М., 1996.

32. Брода М. Понять Россию? М., 1998.

33. Бромлей Ю.В. Очерки истории этноса. М., 1983.

34. Бромлей Ю.В. Этнос и этнография. М., 1972.

35. Будде Г.-Ф. Пол истории // Пол. Тендер. Культура. М., 1999. БужинскийГ. Слово о победе, полученной у Ангута галерами //

36. Проповеди Гавриила Бужинского (1717—1727). Юрьев, 1901. Булгаков С.Н. Нация и человечество /7 Соч.: В 2 т. М., 1993. Т. 2. Избр. ст.

37. Вежбицкая А. Русский язык // Вежбицкая А. Язык. Культура.

38. Познание. М., 1997 Вейнингер О. Пол и характер. М., 1992.

39. Викторов Э.М. Проблема отчуждения между мужским и женскимначалом. Дис. канд. филос. наук. М., 1996. Волкова Т.А. Социально-философский анализ полового динамизма и тендерной самоидентификации. Дис. . канд. филос. наук. Томск, 1998.

40. Волкогонова О.Д. Образ России в философии русского зарубежья. М., 1998.

41. Воронина О.А. Женское предназначение: миф, идеология,практика // Искусство кино. 1991. № 6. Воронина О.А., Клименкова Т.А. Тендер и культура // Женщинаи социальная политика: (тендерный аспект). М., 1992. Временник Ивана Тимофеева. М.; Л., 1951.

42. Гаджиев КС. Американская нация: национальное самосознание икультура. М., 1990. ГачевГ.Д. Национальные образы мира: Общие вопросы. Русский.

43. Болгарский. Киргизский. Грузинский. Армянский. М., 1988. Гачев Г.Д. Национальная картина мира // Народы Азии и

44. Африки. 1967. № 1. ГачевГ.Д. Национальный Эрос в культуре // Обществ, науки исовременность. 1996. № 6. Гачев Г Д. Русская Дума. М., 1991. ГачевГ.Д. Русский Эрос. М., 1994. Геллнер Э. Нации и национализм. М., 1992.

45. Гердер КГ. Идеи о философии истории человечества // Избр. соч. М.-Л., 1959.

46. Герцен А.И. Былое и думы // Соч.: В 2 т. М., 1986. Т. 2. Герцен А.И. Prolegomena // Соч. Т. 2. Гитлер А. Моя борьба. Б.м., 1992.

47. Горичева Т.М. Дочери Иова: Христианство и феминизм. СПб., 1992.

48. Горичева Т.М. «Радуйся, слез Евиных избавление» // Женщина и

49. Гумницкий Г.Н. Основы этики: В 2 ч. Иваново. 1992—1994.

50. ГуревичА.Я. Категории средневековой культуры. М., 1984.

51. ГюнтерХ. Поющая Родина: Советская массовая песня как выражение архетипа матери // Вопр. литературы. 1997. № 4.

52. Данилевский Н.Я. Россия и Европа. М., 1991.

53. Дмитревская И.В. Мировоззрение как система // Сознание и теория мировоззрения: История и современность. Иваново, 1992.

54. Дмитревская И.В. Системообразующее свойство мифа в структуре сознания // Философский альманах. Иваново, 1998. № 1—2.

55. Дмитревская И.В. Диалог как структура понимания // Философский альманах. Иваново, 1999. № 3—4.

56. Достоевский Ф. М. Братья Карамазовы: В 2 т. М., 1985.

57. Достоевский Ф.М. Дневник писателя // Поли. собр. соч.: В 30 т. Л., 1972—1981. Т. 21 -23, 26.

58. Дробижева Л.М. Культура и национальное самосознание // Советская культура. 70 лет развития. М., 1987.

59. Дробижева Л.М. Национальное самосознание: база формирования и социально-культурные стимулы развития // Советская этнография. 1985. № 5.

60. Дугин А. Консервативная революция. М., 1994.

61. Дугин А. Метафизика благой вести. М., 1996.

62. Дыишевый И.Я., Яценко Н.Г. Что такое общая картина мира. М., 1984.

63. Журженко Т.Ю. Дискурс рынка и проблема тендера в экономике // Обществ, науки и современность. 1999. № 5.

64. ЗадонщинаИ ПЛДР, XIV — середина XV века. М., 1981.

65. Замалеев А.Ф., ЗоцВ.А. Мыслители позднего средневековья, конец XVI — 1-я треть XVII века. Киев, 1990.

66. ЗамалеевА.Ф., ОвчинниковаЕ.А. Еретики и ортодоксы: Очерки древнерусской духовности. Л., 1991.

67. Зверева Г. Форма репрезентации русской истории в учебной литературе 1990-х годов: Опыт тендерного анализа//Пол. Тендер. Культура.

68. Зеньковский В.В. История русской философии: В 2 т. Л., 1991.

69. Зенъковский В.В. Русские мыслители и Запад. М., 1997.

70. Здравомыслов А.Г. Межнациональные конфликты в постсоветском пространстве. М., 1996.

71. Здравомыслова Е.А., Темкина А.А. Исследования женщин и тендерные исследования на Западе и в России // Обществ, науки и современность. 1999. № 6.

72. Здравомыслова Е.А., Темкина А.А. Социальная конструкция тендера и тендерная система в России // Материалы Первой Российской летней школы по женским и тендерным исследованиям «Валдай-96». М., 1997.

73. Зиммелъ Г. Женская культура // Зиммель Г. Избранное: В 2 т. М., 1996. Т. 2. Созерцание жизни.

74. Знаменский А.А. Этнонационализм: Основные концепции современной американской социологии (аналитический обзор) // Социс. 1992. № 12.

75. Золотова Н.П. Национальное самосознание как объект философского анализа: Дис. . канд. филос. наук. М., 1997

76. Зюганов Г.А. Верю в Россию! Воронеж, 1995.

77. Иванов В.И. Байронизм как событие в жизни русского духа // Иванов В.И. Родное и вселенское. М., 1994.

78. Иванов В.И. О Новалисе // Собр. соч.: В 4 т. Брюссель, 1987. Т.4.

79. Иванов Вяч.Вс., Топоров В.И. Славянские языковые моделирующие семиотические системы: (Древний период). М., 1965.

80. Из хронографа 1617 года // ПЛДР, конец XVI — нач. XVII века. М., 1987.

81. Иларион. Слово о Законе и Благодати // ПЛДР, XVII век. Кн. 3. М., 1989.

82. Ильин В.В. Панарин А.И., Рябов А.В. Россия. М., 1994.

83. Ильин И.А. О вечно-женственном и вечно-мужественном в русской душе // Собр. соч.: В 10 т. М., 1993. Т. 6, кн. 3.

84. Ильин И.А. О русской идее // Там же. Т. 2. Кн. 1.

85. Ильин И.А. Путь духовного обновления // Там же. Т.6. Кн.З.

86. Ильин И.А. Путь к очевидности // Там же. Т. 3.

87. Ильин И.А. Россия в русской поэзии // Там же. Т. 6, кн. 2.

88. Ильин И.А. Сущность и своеобразие русской культуры // Там же. Т. 6, кн. 2.

89. Иоанн, митр. Самодержавие духа. Воронеж, 1996.

90. Иов. Повесть о житии царя Федора Ивановича // ПЛДР, конец XVI— нач. XVII века.

91. Ионин Л.Г. Идентификация и инсценировка (к теории социокультурных изменений) // Социс. 1995. № 4.

92. Иосиф Туробойский. Преславное торжество освободителя Ливонии // Панегирическая литература петровского времени. М., 1979.

93. Кавелин К.Д. Взгляд на юридический быт древней Руси // Кавелин К.Д. Наш умственный строй: Ст. по философии русской истории и культуры. М., 1989.

94. Кавелин К.Д. Мысли и заметки о русской истории // Там же.

95. Камиллери К. Идентичность и управление культурными несоответствиями: попытка типологии // Вопр. социологии. 1993. № 1-2.

96. Камю А. Бунтующий человек. М., 1989.

97. Кант И. Антропология с прагматической точки зрения. 1798 // Соч.: В 8 т. М., 1994. Т. 7.

98. Кантор К. Кентавр перед Сфинксом // Кентавр перед Сфинксом (германо-российские диалоги). М., 1995.

99. Кара-Мурза А.А, Поляков Л.В. Реформатор. Русские о Петре I. Опыт аналитической антологии. Иваново, 1994.

100. КарасевЛ.В. Русская идея (символика и смысл)//Вопр. философии. 1992. № 8.

101. Карлов Н.В. Честь имени, или О русском национальном самосознании // Вопр. философии. 1997. № 4.

102. Карсавин Л.П. Восток, Запад и русская идея // Русская идея. М., 1992.

103. Кирилл Туровский. Слово о Премудрости // Творения Кирилла Туровского: Памятники российской словесности. М., 1821.

104. Кирилл Туровский. Притча о человеческой душе // ПЛДР, XII век. М., 1980.

105. Кирилина А.В. Тендер: Лингвистические аспекты. М., 1999.

106. Кирилина А.В. Тендерные аспекты этнических представлений (По результатам пилотажного исследования) // Тендерный фактор в языке и коммуникации. Иваново, 1999.

107. Кирилина А.В. Тендерные аспекты языка и коммуникации. Автореф. дис. . д-ра филол. наук. М., 2000.

108. Кирилина А.В. «Мужественность» и «женственность» с точки зрения лингвиста // Женщина в российском обществе. 1998. № 2.

109. Клименкова Т. А. Женщина как феномен культуры: Взгляд из России. М., 1996.

110. Книга степенная царского родословия // Полн. собр. русских летописей. СПб., 1908— 1913. Т. 21. Ч. 1—2.

111. Коваленко В.И., Голошумов Е.В. Национальная идея как научная проблема современной российской политологии // Вестник Московского Университета. Сер. 12. 1998. № 4.

112. Козлов В.И. Проблема этнического самосознания и ее место в истории этноса// Советская этнография. 1974. № 3.

113. Козлова Н.Н. Тендер и вхождение в модерн // Обществ, науки и современность. 1999. № 5.

114. Козлова Т.З. Самоидентификация некоторых социальных групп по тесту «Кто я» // Социс. 1995. № 5.

115. Коллонтай A.M. Дорогу крылатому Эросу: (Письмо к трудящейся молодежи) // Молодая гвардия. 1923. № 3.

116. Колпаков Е.М. Этнос и этничность // Этнографическое обозрение. 1994. № 5.

117. Комарович B.JJ. Культ рода и земли в княжеской среде // ТОДРЛ/ИРЛИ (Пушкинский дом) АН СССР. М.;Л., 1960. Т. 16.

118. КонИ.С. Сексуальная культура в России: Клубничка на березке. М., 1997.

119. Копелев JI.3. Чужие // Одиссей: Человек в истории. 1993. Образ «другого» в культуре. М., 1994.

120. Корбелецкий Ф.И. Французы в Москве // Русские мемуары. М., 1997.

121. Коренева М.Ю. Образ России у Рудольфа Штейнера // Образ России: Россия и русские в восприятии Запада и Востока. СПб., 1998.

122. Коротеева В.В. Воображенные, изобретенные и сконструированные нации: метафора и проблема объяснения // Этнографическое обозрение. 1993. № 3.

123. Корчагина И.Л. Парадоксы души русской женщины. М., 1997.

124. Кравцов В.Н. Мифологема пути в интеллектуальном конструировании образа России // Россия в Новое время: Образ России в духовной жизни и интеллектуальных исканиях конца XIX — начала XX в. М., 1998.

125. Кравченко С.А., Мнацаканян М.О., Покровский Н.Е. Социология: Парадигмы и темы. М., 1997.

126. Красин Ю.А. Национальные интересы: миф или реальность? // Свободная мысль. 1996. № 2.

127. Курбский Андрей. История о великом князе Московском // ПЛДР, вторая половина XVI века. М., 1986.

128. Кучуков М.М. Национальное самосознание: Вопросы теории и истории: Дис. . д-ра филос. наук. Ростов н/Д, 1993.

129. КюстинА.де. Николаевская Россия. М., 1990.

130. Кюстин А. де. Резюме путешествия // Вопр. философии. 1994. № 2.

131. Кюхельбекер В. Европейские письма // Взгляд сквозь столетия (Русская фантастика XVIII и первой половины XIX вв.). М., 1977.

132. Лакер У. Россия и Германия: Наставники Гитлера. Вашингтон, 1991.

133. Лебедь А.И. За державу обидно. М., 1995.

134. Лежебоков П.А. Диалектическое противоречие как закон познания. М., 1981.

135. Лейвен-Турновкова И. ван. Структура оппозиции левого как женского и правого как мужского в европейском ареале.// Гендер: Язык, культура, коммуникация. М., 1999. Ленин В.И. К вопросу о национальной революции // Поли. собр. соч. Т. 15.

136. Ленин В.И. Критические заметки по национальному вопросу // Там же. Т. 24.

137. Ленин В.И. О «культурно-национальной» автономии // Там же. Ленин В.И. О национальной гордости великороссов // Там же. Т. 26. Ленин В.И. Социалистическая и право наций на самоопределение // Там же. Т. 27.

138. Ленинизм и национальный вопрос в современных условиях. М., 1974.

139. Леонтьев А.Н. Образ мира // Избранные статьи: В 2 т. М., 1983. Т. 2.

140. Леонтьев К.Н. Записки отшельника. // Избранное. М., 1993. Летописная повесть о Куликовской битве // ПЛДР, XIV —середина XV века. Лихачев Д.С. Национальное самосознание Древней Руси. М.; Л., 1945.

141. Лихачев Д.С. О национальном характере русских//Вопр.философии. 1990. № 4. Лосев А.Ф. История античной философии в конспективномизложении. М., 1989. Лосев А.Ф. Логика символа // Философия и мифология культуры.

142. М., 1991. Лосев А. Ф. Родина // Русская идея.

143. Лосский Н.О. Характер русского народа // Лосский Н.О. Условия абсолютного добра: Основы этики; Характер русского народа. М., 1991.

144. Лотман Ю.М. Избр. ст.: В 3 т. Статьи по семиотике и типологии культуры. Таллинн, 1992.

145. Лурье С.В. Историческая этнология. М., 1997.

146. Лурье С.В. Национализм, этничность, культура: Категории науки и историческая практика // Обществ, науки и современность. 1999. №4.

147. Макаров В.В. Отечество и патриотизм: Логико-методологический анализ. Саратов, 1988.

148. Макаров В.В. Патриотизм как философская проблема. Автореф. дис. . д-ра филос. наук. М., 1990.

149. Макаров В.В. Философия пола: Безусловность и относительность гендерных характеристик // Тендерные отношения в России: История, современное состояние, перспективы. Иваново, 1999.

150. Максим Грек. Слово, в котором пространно и с жалостию излагаются нестроения и безчиние царей и властей последнего времени // Соч. преподобного Максима Грека в русском переводе: В 3 ч. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1910—1911. Ч. 1.

151. Максимов М.В. Владимир Соловьев и Запад: Невидимый континент. М., 1998.

152. Малахов B.C. Неудобства с идентичностью // Вопр. философии. 1998. №2.

153. Маркс К. Капитал // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 62.

154. Маслин М.А. «Велико незнанье России.» // Русская идея. М., 1992.

155. Маслин М.А. Русская идея // Русская философия: Словарь. М., 1996.

156. Медяков А. «Плохие русские» // Свободная мысль. 1998. № 12.

157. Межуев В.М: Идея национального государства в исторической перспективе // Полис. 1992. № 5—6.

158. Межуев В.М. О национальной идее // Вопр. философии. 1997. № 12.

159. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. М., 1976.

160. Ментальность россиян: Специфика сознания больших групп населения России / под ред. И.Г.Дубова. М., 1997.

161. Меньшиков М.О. Вечно женственное // Меньшиков М.О. Письма к русской нации. М., 1999.

162. Меньшиков М. О. Души народов // Там же.

163. Меньшиков М. О. Немецкая душа // Там же.

164. Мережковский Д.С. Две тайны русской поэзии // Мережковский Д.С. В тихом омуте: Ст. и исслед. разных лет. М., 1991.

165. Мережковский Д.С. Тайна Трех: Египет и Вавилон. Прага, 1925.

166. Мережковский Д.С. 14 декабря // Собр. соч.: В 4 т. М., 1990. Т. 4.

167. Милль Дж.С. О подчинении женщины. СПб., 1869.

168. Миронов В.Б. Пути России // Социально-политический журнал. 1993. № 1—2.

169. Михайловский Н.К. Борьба за индивидуальность: (Социологический очерк) // Поли. собр. соч. СПб., 1911. Т. 1.

170. Михайловский Н.К. Преступление и наказание // Полн. собр. соч. СПб., 1896. Т. 2.

171. Мнацаканян М.О. Нации, «нациестроительство» и национально-этнические процессы в современном мире // Социс. 1999. № 5.

172. Немое А. Идеи Славянского Возрождения. М., 1915.

173. Немцы о русских: (по мемуарной литературе периода второй мировой войны) // Немцы о русских: Сборник. М., 1995.

174. Ницше Ф. По ту сторону добра и зла // Соч.: В 2 т. М., 1990. Т. 2.

175. Ницше Ф. Так говорил Заратустра // Там же.

176. Ницше Ф. Ессе homo: Как становятся сами собою // Там же.

177. Новая повесть о преславном Российском царстве // ПЛДР, конец XVI — начало XVII века.

178. Новикова Л., Сиземская И. Идея мессианизма в русской философии истории // Обществ, науки и современность. 1995. № 6.

179. Новикова О. С. Национальное самосознание как форма превращенная социальных отношений. М., 1998.

180. Одоевский В.Ф. Русские ночи. Л., 1975.

181. Окулова Т. «Нам добрые жены и добрые матери нужны.»: Размышления о женщине и «женской теме» в современной массовой культуре // Наш современник. 1990. № 3.

182. Олейник О.Ю., Меметов B.C. Интеллигенция, эмиграция, отечество: Проблема патриотизма в творческом наследии представителей российского зарубежья 20—30-х годов XX века. Иваново, 1997.

183. Папин Ж. Национализм, война, тендер: Экс-феминность и экс-маскулинность экс-граждан экс-Югославии // Тендерные исследования. 1999. № 2. Харьков, 1999.

184. Парамонов Б. Воительница: (Камилла Палья и «русская идея») // Звезда. 1992. №2.

185. Пернацкий В.И. Введение в российскую политологию. Н. Новгород, 1996.

186. Песков A.M. Германский комплекс славянофилов//Вопр. философии. 1992. № 8.

187. Писание о преставлении и погребении князя Скопина-Шуйского // ПЛДР, конец XVI — нач. XVII века.

188. Плач о пленении и конечном разорении Московского государства // ПЛДР, конец XVI — нач. XVII века. М., 1987.

189. Плюханова М.Б. Сюжеты и символы Московского царства. СПб., 1995.

190. Повесть временных лет. М.; Л., 1950. Ч. 1.

191. Повесть о Меркурии Смоленском // Сб. ОРЯС/Российская академия наук. Пг., 1922. Т. 99. № 8.

192. Повесть о стоянии на реке Угре // ПЛДР, вторая половина XV века. М., 1982.

193. Повесть о Темир-Аксаке // ПЛДР, XIV — середина XV века.1. М., 1981.

194. Поджио А.В, Записки // Русские мемуары.

195. Подопригора В.Н., Краснопевцева Т.И. Русский вопрос в современной России // Вопр. философии. 1995. № 6.

196. Поздняков Э.А. Нация. Национализм. Национальные интересы. М., 1994.

197. Полосин B.C. Миф. Религия. Государство: Исследование политической мифологии. М., 1999.

198. Полторацкий Н.П. Бердяев и Россия: (Философия истории России у Н.А. Бердяева). Нью-Йорк, 1967.

199. Поляков Л. В. Женская эмансипация и теология пола в России XIX в. // Феминизм: Восток, Запад, Россия. М., 1993.

200. Поляков Л.В. Логика «русской идеи» // Обществ, науки и современность. 1992. № 3—5.

201. Поляков Л.В. Модернизационный процесс в России и кризис идентичности. М., 1994 .

202. Полянский B.C. Историческая память в этническом самосознании народов//Социс. 1999. № 3.

203. Поршнев Б.Ф. Социальная психология и история. М., 1978.

204. Портнов А.Н. Язык и сознание: Основные парадигмы исследования проблемы в философии XIX—XX века. Иваново, 1994.

205. Послания Ивана Грозного // ПЛДР, вторая половина XVI века. М., 1986.

206. Пушкарев Л.И. Тендерный анализ и его применение к изучению истории культуры // Отечественная история. 1999. № 1.

207. Пушкарева Н.Л. Мать и материнство на Руси (X — XVII вв.) // Человек в кругу семьи: Очерки по истории частной жизни в Европе до начала Нового времени. М., 1996.

208. Пушкарева Н.Л. Частная жизнь русской женщины: невеста, жена, любовница (X — нач. XIX в.). М., 1997.

209. Радищев А.Н. Путешествие из Петербурга в Москву // Радищев А.Н. Избр. философские соч. М., 1949.

210. Разуваев В.В. Внешняя политика и национальная идентичность // Вестник Московского университета. Сер. 12. 1994. № 2.

211. РайхВ. Психология масс и фашизм. СПб., 1997.

212. Распутин В.Г. Cherchez le femme // Наш современник. 1990. № 3.

213. Раушнинг Г. Говорит Гитлер // Раушнинг Г. Говорит Гитлер. Зверь из бездны. М., 1993.

214. Рерих Е.И. Письма: В 2 т. Минск, 1992.

215. Рерих Н.К. Женскому Сердцу // Рерих Н.К. О вечном. М., 1994.

216. Рильке P.M. Письмо Л.О.Пастернаку. 14 марта 1926 г. // Рильке P.M., Пастернак Б., Цветаева М. Письма 1926 года. М., 1990.

217. Розанов В.В. Возле «русской идеи» // Соч. М., 1990.

218. Розанов В.В. Война 1914 года и русское возрождение. СПб., 1915.

219. Розанов В.В. Концы и начала, «божественное и демоническое», боги и демоны: (По поводу главного сюжета Лермонтова) // Розанов В.В. О писательстве и писателях. М., 1995. (Собр. соч.).

220. Розанов В.В. Опавшие листья: Короб второй // Соч.: В 2 т. М., 1990. Т. 2.

221. Розанов В.В. Опавшие листья: Короб первый // Там же.

222. Розанов В.В. Психология русского раскола // Там же. Т. 1.

223. Розанов В.В. Религия и культура: Сб. ст. // Там же.

224. Розанов В.В. Семейный вопрос в России: В 2 т. СПб., 1903.

225. Розанов В.В. Уединенное // Соч.: В 2 т. Т. 2.

226. Руткевич М.Н. Теория нации: Философские вопросы // Вопр. философии. 1999. № 5.

227. Рыжова С. Личностные аспекты национализма: от этнонегативизма к гиперэтничности // Идентичность и конфликт в постсоветских обществах: Сб. ст. М., 1997.

228. Рябов О.В. «Вся стать бабья»: Гендер и революции в русской историософии XX века // 1917 год в судьбах российских граждан. Иваново, 1997.

229. Рябов О. В. Тендерные характеристики интеллигенции в историософии Серебряного века // Интеллигенция России: традиции и новаторство. Иваново, 1997.

230. Рябов О.В. Женщина и женственность в философии Серебряного века. Иваново, 1997.

231. Рябое О.В. «Женственность» и «мужественность» как категории русской историософии // Женщина в российском обществе. 1996. № 1.

232. Рябов О.В. «Идеал Мадонны» или «идеал содомский»?: Два лика женственности в русской философии // Женщина в российском обществе. 1998. № 2.

233. Рябов О.В. Миф о русской женщине в отечественной и западной историософии // Тендерные отношения в России: История, современное состояние, перспективы. Иваново, 1999.

234. Рябов О.В. Проблема женственности России в западной историософии XX века // Социально-правовой статус женщины в исторической ретроспективе. Иваново, 1997.

235. Рябов О.В. Родина-Мать: История идеи // Женщина в российском обществе. 1998. №3.

236. Рябов О.В. Русская идея и женский вопрос: опыт сравнительного анализа // Женщина в российском обществе. 1996. № 3.

237. Рябов О.В. Русская философия женственности (XI—XX века). Иваново, 1999.

238. Рябов О.В. Свобода и «воля» // Идеи в России. Ideas in Russia. Idee w Rosji: Leksykon rosyjsko-polsko-angielski: W 3 т./pod redakcja A. de Lasari. Lodz, 2000. T. 3.

239. Рябов О.В. Соотношение коллективизма и индивидуализма (социально-этический аспект). Дис. . канд. филос. наук. Иваново, 1992.

240. Рябов О.В. «Умом Россию не понять»: Тендерный аспект «русской загадки» // Женщина в российском обществе. 1998. № 1.

241. Рябов О.В. Философия женственности Даниила Андреева // Женщина в российском обществе. 1997. № 3.

242. Евразия. М., 1997. Сагатовский В.Н. Русская идея: продолжим ли прерванный путь? СПб., 1994.

243. Сербиненко В.В. Владимир Соловьев: Запад, Восток, Россия. М., 1994.

244. Сивоконъ П.Е. Русский характер. М., 1995.

245. Сикевич З.В. Национальное самосознание М., 1996.

246. Сикевич З.В. Национальный характер русских // Вестник СПБгу.1995. Серия 6. Вып. 4. Сказание о Мамаевом побоище // ПЛДР, XIV — середина XV века. Скворцов Н.Г. Проблема этничности в социальной антропологии. СПб., 1997.

247. Скворцов Н.Г. Этничность в процессе социальных изменений //

248. Социально-политический журнал. 1996. № 1. Скворцов Н.Г. Этничность: Социологическая перспектива // Социс1991. № 1. Слово о полку Игореве // ПЛДР, XII век.

249. Солдатоеа Г. У. Психология межэтнической напряженности. М., 1998.

250. М., 1990. Т. 1. Соловьев В. С. Русская идея // Русская идея.

251. Соловьев B.C. Русский национальный идеал: (по поводу статьи Н.Я. Грота в «Вопросах философии и психологии» // Соч. 1989. Т. 2.

252. Соловьев B.C. Три речи в память Достоевского// Соловьев B.C.

253. Философия искусства и литературная критика. М., 1991. Соловьев B.C. Три силы // Соч. 1989. Т. 1. Солоневич И. Народная монархия. М., 1991.

254. Стефан Яворский. Стихи на измену Мазепы, изданные от лица всея России // ПЛДР, XVII век. Кн. 3.

255. Страда В. Западничество и славянофильство в обратной перспективе // Вопр. философии. 1993. № 7.

256. Страхов К Женский вопрос: Разбор соч. Джона Стюарта Милля «О подчинении женщин». СПб., 1871.

257. Стрелкова И. Россию спасет женщина? // Женщины России — вчера, сегодня, завтра. М., 1994.

258. Струве П.Б. Национальный эрос и идея государства: Ответ кн. Е.Н. Трубецкому // Струве П.Б. Patriotica: Политика, культура, религия, социализм. М., 1997.

259. Тадевосян Э.В. Этнонация: миф или социальная реальность? // Социс. 1998. №6.

260. Тишков В.А. Забыть о нации (пост-националистическое понимание национализма)//Вопр. философии. 1998. № 10.

261. Тишков В.А. Идентичность и культурная граница // Идентичность и конфликт в постсоветских государствах. М., 1997.

262. Тишков В.А. Очерки теории и политики этничности в России. М., 1997.

263. Тишков В.А. Социальное и национальное в историко-антропологической перспективе // Вопр. философии. 1990. № 12.

264. Тишков В.А. Что есть Россия? // Вопр. философии. 1995. № 2.

265. Топорков А.Л. Материалы по славянскому язычеству: (Культ матери сырой земли в дер. Присно) // Древнерусская литература: Источниковедение. Л., 1984.

266. Тощенко Ж.Т. Историческая память и социология // Социс. 1998. №5.

267. Троицкий Е.С. О Русской идее: Очерк теории возрождения нации. М., 1994.

268. Трофимова Е.И. Феминизм и женская литература в России // Материалы Первой Российской летней школы по женским и тендерным исследованиям.

269. Трубецкой Е.Н. Миросозерцание B.C. Соловьева: В 2 т. М., 1995.

270. Трубецкой Е.Н. Национальный вопрос, Константинополь и Святая София // Трубецкой Е.Н. Смысл жизни. М., 1994.

271. Трубецкой Е.Н. Старый и новый национальный мессианизм // Там же.

272. Тулъчинская Т.В. Идея нации в политической культуре // Вестник Московского университета. Сер. 12 1996. № 3.

273. Турсунов А. Человек и мироздание. М., 1986.

274. Успенский Б.А. Мифологический аспект русской экспрессивной фразеологии // Избр. тр. М., 1994. Т. 2. Язык и культура.

275. Уемов А.И. Системный подход и общая теория систем. М., 1978.

276. Уэст К, Зиммерман Д. Создание тендера (Doing Gender) // Тендерные тетради. СПб., 1997. Вып. 1

277. Ушакин С. Поле пола: в центре и по краям // Вопр. философии. 1999. №5.

278. Ушакин С. После модернизма: язык власти или власть языка // Обществ, науки и современность. 1996. № 5.

279. Ушакин С. Пол как идеологический продукт: о некоторых направлениях в российском феминизме // Человек. 1997. № 2.

280. Файзуллин Ф.С., Зарипов А.Я. Грани этнической идентификации // Социс. 1997. № 8.

281. Федотов Г.П. В. Розанов. Опавшие листья // Полн. собр. ст.: В 6 т. Париж, 1967. Т. 1.

282. Федотов Г.П. Мать-земля: (К религиозной космологии русского народа // Федотов Г.П. Судьба и грехи России: (Избр. ст. по философии русской истории и культуры): В 2 т. СПб., 1991. Т. 2.

283. Федотов Г.П. Новое отечество // Там же.

284. Федотов Г.П. О национальном покаянии // Там же.

285. Федотов Г.П. Певец Империи и свободы // Там же.

286. Федотов Г.П. Письма о русской культуре // Там же.

287. Федотов Г.П. Правда побежденных // Гам же.

288. Федотов Г.П. Россия и свобода // Там же.

289. Федотов Г.П. Россия, Европа и мы // Там же.

290. Федотов Г.П. Стихи духовные: (Русская народная вера по духовным стихам). Paris, 1935.

291. Федотов Г.П. Сумерки отечества // Федотов Т.П. Судьба и грехи России. Т. 1.

292. Федотов Г.П. Трагедия интеллигенции // Там же.

293. Федотов Г.П. Три столицы // Там же.

294. Фенъко А.Б. «Земля» и «огонь» — архетипы российского сознания // Социс. 1996. № 10.

295. Феофан Прокопович. Панегирикос // Панегирическая литература петровского времени.

296. Флоренский П.А. Понятие Церкви в Священном Писании // Соч.: В 4 т. М., 1994. Т. 1.

297. Флоренский П.А. Столп и утверждение истины // Соч.: В 2 т. М., 1990. Т. 1.

298. Флоренский П. А. Троице-Сергиева Лавра и Россия // Соч.: В 4 Т. М., 1996. Т. 2.

299. Флоровский Г.В. О патриотизме праведном и греховном // Русская идея: В кругу писателе?} и мыслителей русского зарубежья: В 2 т. М., 1994. Т. 1.

300. Флоровский Г., прот. Пути русского богословия. Киев, 1991. Репринт, изд.

301. Франк C.JI. Русское мировоззрение // Франк С.Л. Духовные основы общества. М., 1992.

302. Франк С.Л. Духовные основы общества // Там же.

303. Франк С.Л. Русское мировоззрение // Там же.

304. Франк С.Л. Фр. Ницше и этика «любви к дальнему» // Соч. М., 1990.

305. Франк-Каменецкий И.Г. Отголоски представлений о матери-земле в библейской поэзии // Язык и литература. 1932. Т. 8.

306. ФриданБ. Загадка женственности. М., 1994.

307. Фромм Э. Иметь или быть. М., 1990.

308. Фромм Э. Искусство любить // Фромм Э. Душа человека. М., 1992.

309. Фуко М. Воля к истине: По ту сторону знания, власти и сексуальности. Работы разных лет. М., 1996.

310. Фукуяма Ф. Конец истории // Вопр. философии. 1990. № 3.

311. Халеева И.И. Тендер как интрига познания. // Тендерный фактор в языке и коммуникации. Иваново, 1999.

312. Хантингтон С. Столкновение цивилизаций и изменение мирового порядка (отрывки из книги) // Pro et Contra. Т. 2. М., 1997. № 2.

313. Хобсбаум Э. Изобретение традиций // Вестник Евразии. 2000. № 1.

314. Хобсбаум Э. Нации и национализм. После 1780 года. М., 1998.

315. Хобсбаум Э. Национализм и этничность // Национализм (взгляд из-за рубежа). М., 1995.

316. ХомяковА.С. Мнение иностранцев о России // Хомяков А.С. О старом и новом: Ст. и очерки. М., 1988.

317. Хомяков А.С. Мнение русских об иностранцах // Там же.

318. Хомяков А.С. «Семирамида»: (И<сследование> и<стины> и<сторических> и<дей>) // Соч. Т. 1.

319. Хоф Р. Возникновение и развитие гендерных исследований // Пол. Гендер. Культура.

320. Хюбнер К. Истина мифа. М., 1996.

321. Цимбурский B.J1. Остров Россия: Перспективы российской геополитики//Полис. 1993. № 5.

322. Чаадаев П.Я. Апология сумасшедшего // Соч. М., 1989.

323. Чаадаев А.Я. Письма // Там же.

324. Чаадаев П.Я. Философические письма Н Там же.

325. Чагай Л.П. Национальное самосознание личности: сущность, противоречия, проблемы формирования. Дис. . канд. филос. наук. М., 1992.

326. Чемберлен Х.С. Арийское миросозерцание. М., 1913.

327. Черная Л.А. «Честь»: Представление о чести и бесчестии в русской литературе XI — XVII вв. // Древнерусская литература: Изображение общества. М., 1991.

328. Чернышевский Н.Г. Очерки гоголевского периода русской литературы // Собр. соч.: В 5 т. М., 1974. Т. 3.

329. Чеснокова НИ. Проблема самосознания в психологии. М., 1977.

330. Чучин-Русов А.Е. Тендерные аспекты культуры // Обществ, науки и современность. 1996. № 6.

331. Шаберт И. Тендер как категория новой истории литературы // Пол.

332. Йорк; М., 1997. Шпенглер О. Закат Европы: В 2 т. М., 1996—1998. Шпенглер О. Прусская идея и социализм. Берлин, б. г. Шпет Г.Г. Введение в этническую психологию // Шпет Г.Г. Соч. М, 1989.

333. Шпингер Р. Национальная проблема. СПб., 1909.

334. Штур Л. Славянство и мир будущего: Послание славянам с берегов

335. Дуная. СПб., 1909. Шубарт В. Европа и душа Востока. М., 1997.

336. Шуман Г., Скотт Ж. Коллективная память поколений // Социс. 1992. №2.

337. Штихве Р. Амбивалентность, индифферентность и социология чужого // Журнал социологии и социально антропологии. 1998. № 1.

338. Щербич Л.И. Тендерная социология в России: Методологический и теоретический аспекты // Женщины России на рубеже XX—XXI веков. Иваново, 1998. ЭволаЮ. Метафизика пола. М., 1996.

339. ЭволаЮ. Языческий империализм. Б.м., 1992.

340. Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государства // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 21. М., 1961.

341. Эриксон Э. Идентичность: юность и кризис. М., 1996.

342. Эрн В. Ф. Борьба за Логос // Соч. М., 1991.

343. Эрн В. Ф. Меч и крест // Там же.

344. Эткинд А. Содом и Психея: Очерки интеллектуальной истории Серебряного века. М., 1995.

345. Этничность. Национальные движения. Социальная практика. СПб., 1995.

346. Юнг КГ. Душа и миф. Киев, 1996.

347. Юнг К.Г. Психологические аспекты архетипа матери // Юнг К.Г Душа и миф: Шесть архетипов. М.-К., 1997.

348. Юнг К.Г. Душа и земля // Проблемы души нашего времени. М., 1994.

349. Ядов В.А. Социальная идентификация в кризисном обществе // Социологический журнал. 1994. № 1.

350. Ядов В.А. Социальные и социально-психологические механизмы формирования социальной идентичности личности // Мир России. 1995. №3-4.

351. Anderson В. Imagined Communities: Reflections on the Origin and Spread of Nationalism. London, 1983.

352. Armstrong J.A. Nations Before Nationalism. Chapel Hill, 1982.

353. Averintsev S. The Idea of Holy Russia // Russia and Europe. London., 1991.

354. Baring M. The Russian People. L., 1911.

355. Barker A.M. The Mother Syndrome in the Russian Folk Imagination. Columbus, 1986.

356. Biddiss M.D. Father of Racist Ideology: The Social and Political Thought of Count Gobineau. N.Y., 1970.

357. Billington J.H. The Icon and the Axe: An Interpretative History of Russian Culture. N.Y. 1966.

358. Bluel H.P. Sex and Society in Nazi Germany. Philadelphia; New York, 1973.

359. Bonell V.E. The Peasant Woman in Stalinist Political Art of the 1930s // The American Historical Review. V. 99. N 1. 1993.

360. Bonell V.E. The representation of Womrn in Early Soviet Political Art I I Russian Review. V. 50. № 3. 1991.

361. Bordo S. Feminism, Postmodernism, and Gender-Scepticism // Feminism / Postmodernism / ed. L. Nicholson. N.Y., 1990.

362. Briffault R. The Mothers: A Study of the Origins of Sentiments and Institutions: In 3 vol. L.; N.Y., 1927.

363. BrodaM. Najtrudniejsze z rosyiskich wyzman?: Zagadka Leontjewa iRosja. Lodz, 1995.

364. Brubaker P. Nationalism Reframed: Nationhood and the National Question in the New Europe. Cambridge, 1996.

365. Cecil R. The Myth of the Master Race: Alfred Rosenberg and Nazi Ideology. L., 1972.

366. Chamberlin W.H. The Russian Enigma. N.Y., 1943.

367. Chamberlin W.H. Collectivism: A False Utopia. N. Y., 1937.

368. Chandler A. Rosenberg's Nazi Myth. N.Y., 1968.

369. Cherniavsky M. «Holy Russia»: A Study in the History of Idea // American Historical Review. April, 1958. V. 113. № 3.

370. Cherniavsky M. Tsar and People: Studies in Russian Myths. N.Y., 1969.

371. Chester H. M. Russia, past and present. Adapted from the German of Lankenan and Oelnitz by Chester H. M. L., 1881.

372. Clark K. The Soviet Novel: History of Ritual. Chicago; L., 1981.

373. Dieterich A. Mutter Erde : Ein Versuch uber Volksreligion. Leipzig; Berlin, 1923.

374. Doy G. Russia and the Soviet Union c. 1880 — c. 1940: "Patriarchal" Culture or "Totalitarian Androgyny"? // Doy G. Seeing and Consciousness: Women, Class and Representation. Oxford, 1995.

375. Farino J. Alfabet: cyrylica / latincka /alfabet socjializmu / Идеи в России / Idee w Rosji. / Ideas in Russia: in 3 V. / ed. A.Andrzeja de Lasari. Warszava, 1999. V. 1.

376. Eaubonne F. La femme russe. Paris, 1988.

377. Fedotov G.P. The Russian Religious Mind: Vol.1. Kievan Christianity, the Tenth to the Thirteenth Centuries. Cambridge, 1966.

378. Fedotov G.P. The Russian Religious Mind: Vol. 2. The Middle Ages, the Thirteenth to the Fifteenth centuries. Cambridge, 1966.

379. Fisher J. Why They Behave like Russians. N.Y. L., 1946.

380. Gaits hell D., Under halter E. Mothers of the Nation: A Comparative Analasys of Nation, Race and Motherhood in Africaner Nationalism and the African National Congress // Woman—Nation—State. Houndmills, 1989.

381. Gimbutas M. The Gods and the Goddesses of Old Europe, 7000 to 3500 ВС: Myths, Legends and Cult Images. Berkeley, 1974.

382. Gobineau A. Essay on the Inequality of the Human Races // Selected

383. Political Writing. L., 1970.

384. Graham S. Undiscovered Russia. L., 1912.

385. Grimshaw J. Philosophy and Feminist Thinking. Minneapolis, 1986.

386. Grossman J.D. Feminine Images in Old Russian Literature and Art I I

387. California Slavic Studies. 1980. № 11. Harrison J.E. Russia and the Russian Verb. Cambridge, 1915. Hausen K. Mother's Day in the Weimar Republic // When Biology

388. Became Destiny: Women in Weimar and Nazi Germany. N.Y., 1984. Heldt B. Gynoglasnost: Writing the Feminine // Perestroika and Soviet

389. Women. Cambridge, 1992. Heldt B. Terrible Perfection: Women and Russian Literature.

390. Bloomington, 1987. Hellberg-Hirn E. Soil and Soul: the Symbolic World of Russianness. L., 1998.

391. Hingley R. The Russian Mind. L., 1977. Hitler's Secret Book. N.Y., 1983.

392. Hobsbaum E. Man and Woman in Socialist Iconography // History

393. Workshop. Oxford, 1978. № 6. Holbrook D. Images of Woman in Literature. N.Y.;L., 1989. Hubbs J. Mother Russia: The Feminine Myth in Russian Culture.

394. Bloomington, 1988. Kantorowicz E.H. The King's Two Bodies: A Study in National Political

395. Theology. Princeton, 1957. Klimenkova T. What Does Our New Democracy Offer Society? //

396. Women in Russia: A New Era in Russian Feminism. L.; N.Y., 1994. Kohn H. The mind of Modern Russia: History and Political Thought of

397. McAndrew M. The New Soviet Woman: Model or Myth? L., 1991.

398. McDaniel T. Agony of the Russian Idea. Princeton, 1996.

399. Masaryk T. G. The Spirit of Russia: In 3 vol. L., 1968.

400. Matthews C. Sophia, Goddess of Wisdom: The Divine Feminine from Black Goddess to World Soul. L., 1991.

401. Meehan- Waters В. Catherine the Great and the Problem of Female Rule // The Russian Review. 1975. Vol. 34. № 3.

402. MehnertK. The Anatomy of Soviet Man. L., 1961.

403. Milic A. Women and Nationalism in the Former Yugoslavia // Gender Politics and Post-Communism. N.Y.; L., 1993.

404. Miller W. W. Russians as People. N.Y., 1961.

405. Morehnschildt von D. Russia in the Intellectual Life of Eighteenth-century France. N.Y., 1936.

406. Mosse G.L. Nationalism and Sexuality: Middle-Class Morality and Sexual Norms in Modern Europe. L., 1985.

407. Naiman E. Sex in Public: The Incarnation of Early Soviet Ideology. Princeton, 1997.

408. Neumann E. The Great Mother: An Analysis of the Archetype.

409. Princeton, 1963. Nicholson L. Interpreting Gender // Signs. 1994. Autumn. Nye A. Feminist Theory and the Philosophy of Men. L., 1986. Oakley A. Sex, Gender and Society. L., 1972.

410. Paglia C. Sexual Personae: Art and Decadence from Nefertiti to Emily

411. Dickanson. L., 1990. Pares B. Russia: Between Reform and Revolution. N.Y., 1962. Peterson VS., RunyanA.S. Global Gender Issues. Boulder, 1993. Pinkerton P. Russia, or Miscellaneous Observations on the Past and

412. Present State of That Country. L., 1833. Pushkareva N.L. Women in the Medieval Russian Family of the Tenththrough Fifteenth Centuries // Russia's Women. Pushkareva N.L. Women in Russian History: From the Tenth to the

413. Twentieth Century. N.Y., 1997. Rancour-Laferriere D. The Mind of Stalin: A Psychoanalytic Study. Ann Arbor, 1988.

414. Rosenberg A. Race and Race History // Rosenberg A. Race and Race

415. History and Other Essays. N.Y., 1975. Rosenberg A. Selected writings. L., 1978.

416. Russia, The Land of the Czar; a Sketch Historical, Statistical, and Descriptive of the Muscovite empire, from 862 to 1854. L., 1854.

417. SaidE. Orientalism. N.Y., 1978.

418. Sandomirsky-Dunham V. The Strong-Woman Motif // Transformation of Russian Society. Cambridge, 1960.

419. Scott J. Gender and Politics of History. N.Y., 1988;

420. Schubart W. Religion undEros. Munchen, 1966.

421. Simon G. Russland aus der Suche nach seiner politischen Identitat: Visionen und Wirklichkeiten // Berichte des Bundesinstitut fur ostwissenschaftliche und internationale Studien. 1997. № 33.

422. Smith A. Nations and Nationalism in Global Era. Oxford, 1996.

423. Smith A. The Ethnic Origin of Nations. Oxford, 1986.

424. Smith A. Theories of Nationalism. N.Y., 1971.

425. Stepan N. The Hour of Eugenics: Race, Gender and Nation in Latin America. N.Y., 1991.

426. Stern K. The Flight from Woman. N.Y., 1965.

427. Stites R. Women and the Russian Intelligentsia: Three perspectives// Women in Russia: A New Era in Russian Feminism. Hassocks, 1978.

428. Stites R. The Women's Liberation Movement in Russia: Feminism, Nihilism and Bolshevism, 1860 — 1930. Princeton, 1978.

429. Taylor R. Film Propaganda: Soviet Russia and Nazi Germany. L.; N.Y., 1979.

430. Tidl G. Die Frau im National-Socialismus. Wien, 1984.

431. Ulanov A.B. The Feminine: In Jungian Psychology and in Christian Theology. Evanston, 1978.

432. Verdery K. From Parent-State to Family Patriarchs: Gender and Nation in Contemporary Eastern Europe // East European Politics and Societies. 1994. Spring Vol. 8. № 2.

433. Voronina О. Virgin Mary or Mary Magdalene?: The Construction and Reconstruction of Sex during the Perestroika Period // Women in Russia.

434. Vowles J. Marriage a la russe // Sexuality and the Body in Russianculture. Cambridge, 1995. Wallace Mackenzie D. Russia: in 3 v. L., 1912. Walter E.L. Russia. L., 1912.

435. РО^ОШ Ж Л'Л . oG'/.^.i. -ПЕНИЛИ '".''HrjiiilO'i EiC Л