автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.19
диссертация на тему: Национально-культурная специфика функционирования религиозного знания в языковом сознании русских и американцев

Полный текст автореферата диссертации по теме "Национально-культурная специфика функционирования религиозного знания в языковом сознании русских и американцев"

На правах рукописи

КУЗЬМЕНКО Лариса Александровна

НАЦИОНАЛЬНО-КУЛЬТУРНАЯ СПЕЦИФИКА ФУНКЦИОНИРОВАНИЯ РЕЛИГИОЗНОГО ЗНАНИЯ В ЯЗЫКОВОМ СОЗНАНИИ РУССКИХ И АМЕРИКАНЦЕВ

(экспериментальное исследование) Специальность 10.02.19 - теория языка

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Тверь-2003

Работа выполнена на кафедре иностранных языков Курского государственного университета.

Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор Е.Ю. Мягкова

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор В.А. Пищальниковэ кандидат филологических наук, доцент Н.О. Золотова

Ведущая организация: Калужский государственный педагогический университет

Защита состоится «Л^» г. в чамин,

на заседании диссертационного совета Д 212.263.03 в Тверском государственном университете по адресу: Россия, 170000, г. Тверь, ул. Желябова, 33, зал заседаний.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Тверского государственного университета по адресу: г. Тверь, ул. Володарского, 42.

Автореферат разослан 2003 г.

Ученый секретарь

диссертационного совета Д 212.263.03 кандидат филологических наук, доцент

В.Н. Маскадыня

В контексте общей тенденции исследования национального языкового сознания [Языковое сознание и образ мира 2000; Языковое сознание ... 2000; Языковое сознание ... 2003] отдельное место занимает проблема изучения языковых единиц, связанных с сакральными прецедентными текстами. Это объясняется, с одной стороны, их ключевой ролью в национальной культуре [Белла 1972; Коул 1997; Мечковская 1998; Садохин 2000; Фролов 2000; Hiebert 1994], а с другой - частотностью использования в дискурсе [Несистематический словарь ... 2000: 45-51; Семенова 2002; Павликова 2003].

Несмотря на значительное количество психологических [Зинченко В.П. 1993,1997; Братусь 1997,1998; Знаков 1998 и др.], лингвистических и лин-гвофилософских [Колесов 1992, 1999; Мечковская 1998; Меликов 1999; Nida 1981; Human behavior... 1990; Hiebert 1994 и др.], а также психолингвистических [Уфимцева 1996, 1998; Кремнева 1999; Лапатухина 2000; Федотова 2000; Семенова 2002; Туркова-Зарайская 2002; Павлова 2003 и др.] работ, посвященных исследованию религиозного аспекта отдельных продуктов и явлений, связанных с жизнедеятельностью человека, проблема остается актуальной. Это обусловлено, прежде всего, необходимостью целостного научного описания религиозной картины мира носителя языка и культуры с целью моделирования процессов межкультурной коммуникации в сфере религии.

Задача повышения констатируемой сегодня низкой эффективности межкультурного религиозного общения [Макаров 1997; Подберезский 2000] требует реализации социо-культурно-семиотического подхода к переводческой деятельности, согласно которому понятия "язык", "культура" и "сознание" рассматриваются как составляющие одну триаду, каждый из элементов которой детерминирован остальными и представляет собой лишь относительно независимую целостность [Крюков 1989; Сорокин 1998, 2000; Клюканов 1999а; Бибихин 2000; Levefere, Bassnet 1990; Nord 1991а; Venuti 1994; Hatim, Mason 1997]. С этой точки зрения, межкультурное общение представляет собой взаимодействие "говорящих сознаний" [Гудков 1999], пересечение "концептуальных систем" [Пищальникова 1999] коммуникантов, а понимание высказывания носителя культуры требует выхода за рамки чисто вербального текста в более широкую область представлений, ценностей и стереотипов обыденного житейского сознания, присущих человеку данной культуры [Петренко 1988].

В случае межкультурного религиозного взаимодействия речь идет о выходе в глубинные "слои" культуры, т.е. об исследовании "духовной традиции", игнорирование которой вызывает серьезные коммуникативные конфликты. Наибольшую трудность при этом составляют те случаи, когда взаимодействие происходит между культурами, в которых распространена одна и та же мировая религия (например, христианство) с неким "универсальным" набором религиозных прецедентов.

РОС. НАЦИОНАЛЬНАЯ БИБЛИОТЬК*

I

Актуальность исследования особенностей функционирования религиозного знания в сознании русских и американцев обусловлена необходимостью выявления культурно-семиотических "профилей" формально эквивалентных религиозных стимулов - языковых знаков - с целью моделирования динамики взаимодействия соответствующих культур, разработки способов "религиозной адаптации" текстов при межкультурном взаимодействии [Валуйцева, Хухуни 2003].

Объектом исследования явилось религиозное знание как объективированный в языке психический феномен, предметом - особенности его функционирования в языковом сознании с учетом национально-культурной специфики. При этом в предмет исследования не входило изучение специфических способов формирования и хранения религиозного знания.

Цель работы заключалась в определении и сопоставлении характерных особенностей функционирования религиозного знания в языковом сознании носителей русской и американской культур.

Для достижения данной цели в ходе исследования потребовалось решение следующих задач:

1. Изучить существующие подходы к описанию феномена культуры, установить и описать связь между понятиями "культура", "язык", "сознание".

2. Исследовать специфику внутреннего плана культуры как совокупности значений культурных предметов.

3. Определить место религиозного знания в структуре культурного универсума, а также во взаимосвязи категорий "значение", "знание", "познание".

4. Экспериментально выявить и сопоставить характерные особенности функционирования религиозного знания в языковом сознании представителей русской и американской культур; определить факторы, обусловливающие различия в характере функционирования.

Специфика предмета исследования обусловила междисциплинарный характер работы: решение поставленных задач потребовало обращения к работам лингвистической, культурологической, психологической и семиотической направленности.

Теоретическую базу исследования составили теории, связанные с медиативным (А.Р. Лурия, JI.C. Выготский, В.П. Зинченко, М. Коул) и системно-семиотическим (И.Э. Клюканов) подходами к культуре; психолингвистическая теория слова, внутреннего контекста и концепция специфики функционирования индивидуального знания (A.A. Залевская), а также теории прецедентности (Ю.Н. Караулов, В.В. Красных, Д.Б. Гудков, И.В. За-харенко, Д.В.Багаева).

Материалом для исследования послужили данные эксперимента на базе квазибиблеизма "блудный сын" / "prodigal son" (для носителей русской

и американской культур соответственно) с участием 123 испытуемых; проанализировано 738 ответов испытуемых на 6 вопросов экспериментальной анкеты.

В качестве методов исследования были использованы теоретический анализ интегративного типа, психолингвистический эксперимент, обобщение теоретических и экспериментальных данных.

В результате выполненного экспериментального исследования выдвинуты и выносятся на защиту следующие теоретические положения.

1. Социумно-прецедентные феномены не являются полными аналогами в разных национальных культурах.

2. Интерпретация религиозного вербального прецедентного феномена (далее - ПФ) осуществляется на основе культурно универсального внешнего контекста и/или культурно специфического внутреннего контекста, имеющего сложную структуру и необходимо включающего конвенциональную и индивидуальную составляющие.

3. Национально-культурная специфика внутреннего контекста формируется в результате действия аттрактивных сил национальной культуры и проявляется на структурном и содержательном уровнях.

4. На структурном уровне национально-культурная специфика может выражаться в модификации внутреннего контекста идентификации ПФ через изменение соотношения религиозного и нерелигиозного компонентов внутреннего контекста, что приводит к изменению значения ПФ (часто в сторону его десакрализации). В результате данный ПФ утрачивает способность служить адекватным средством апелляции к религиозному знанию как составляющей сознания индивида.

5. Содержательная специфика заключается в выделении и фиксации наиболее культурно релевантных признаков ПФ, что обусловливает их первоочередную актуализацию в процессе смыслоформирования и, соответственно, различную локализацию сформированных смыслов в концептуальной системе носителей разных культур.

Научная новизна исследования заключается в реализации интегративного подхода к изучению религиозного знания, которое исследуется с точки зрения взаимодействия ,и взаимовлияния элементов триады "культура-язык-человек". Проводится сопоставительное экспериментальное исследование религиозного знания, при этом особое внимание уделяется национально-культурному фактору.

Теоретическая значимость. Описание религиозного знания как интегральной составляющей культурного универсума открывает возможность для анализа взаимосвязи и взаимовлияния между структурами религиозного знания и другими фрагментами концептуальной системы индивида. В исследовании показана ограниченность взгляда на так называемые "библеизмы" как средство апелляции исключительно или преимуществен-

но к религиозному знанию, что ставит вопрос о национально-культурной специфике объективации последнего. Продемонстрирована целесообразность использования подхода к решению отдельных проблем межкультурной и переводческой деятельности с позиций теории динамических систем.

Практическая значимость диссертации заключается в возможности разработки способов интерпретации культурных различий на научной основе, а не на стерео гинах и впечатлениях, что будет способствовать повышению эффективности межкультурного общения (в частности, между носителями русской и американской культур). Экспериментально выявленные положения могут быть использованы при разработке систематического описания коммуникативного поведения (в первую очередь, вербального) конкретного лингво-культурного сообщества в сфере религиозного общения. Материалы исследования могут быть использованы в курсах психолингвистики, теории перевода, теории межкультурной коммуникации, диссертационных и дипломных работах.

Апробация результатов исследования. Основные положения исследования излагались в виде докладов и сообщений на Международной научной конференции "Перевод и межкультурная коммуникация" (Курск, 2001), Второй региональной конференции "Иностранные языки в объединяющем мире: описание, преподавание, овладение" (Курск, 2001), Всероссийских научных конференциях "Языки и картина мира" (Тула, 2002), "Национальные картины мира: язык, литература, культура, образование" (Воронеж-Курск, 2003), "Актуальные проблемы исследования языка: теория, методика, практика преподавания" (Курск, 2003), Межрегиональной научно-методической конференции "Лингводидактические проблемы обучения иностранным языкам в школе и вузе" (Белгород, 2003), XIV Международном симпозиуме по психолингвистике и теории коммуникации "Языковое сознание: устоявшееся и спорное" (Москва, 2003).

По теме работы имеется 11 публикаций общим объемом 2,25 пл.

Структура диссертации. Работа состоит из введения, двух глав, заключения, списка литературы, приложений. Во введении обосновывается актуальность выбранной темы, излагаются цель и задачи исследования, основные принципы теоретического подхода к анализу религиозного знания как составляющей сознания индивида, материал и методы исследования; обобщаются результаты проведенного эксперимента, формулируются научная новизна, теоретическая значимость и практическая ценность работы, приводятся сведения об апробации полученных результатов. В первой главе излагаются теоретические основания предпринятого исследования: рассматриваются различные подходы к описанию феномена культуры, особенности культуры как материально-идеального интегрированного динамического образования, а также место и роль религиозного знания в структуре культурного универсума. Вторая глава представляет собой описание эксперимента, проведенного на материале квазибиблеизма

"блудный сын" / "prodigal son" с целью выявления содержания образов сознания, стоящих за указанными формально эквивалентными религиозными прецедентами у носителей русской и американской культур (соответственно), и особенностей локализации данных образов в сознании испытуемых. В заключении формулируются основные выводы и намечаются перспективы дальнейших исследований. Список литературы содержит 160 наименований на русском и английском языках. В приложениях приведен прецедентный текст (притча о блудном сыне) на русском и английском языках и наглядно отражены промежуточные результаты эксперимента.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

В первой главе ("Религиозное знание как феномен культуры") рассматриваются некоторые основные подходы к описанию феномена культуры в целом и национальной культуры в частности. Особое внимание уделяется внутреннему плану культуры (его содержанию и структуре) как совокупности значений культурных предметов. Предпринимается попытка определения места и роли религиозного знания в культурном универсуме; с учетом имеющихся по данной проблематике работ определяются пути нашего исследования.

Анализ ряда концепций и теорий культуры позволяет сделать вывод о несовпадении взглядов исследователей по вопросу о "локализации" культуры относительно человека и его психики: наряду с традиционным пониманием культуры как совокупности социально выработанных и наследуемых материальных и духовных (идеальных) черт жизни человека и общества, условия и результата социальной активности, существуют подходы, подчеркивающие нематериальный характер данного феномена как принятого способа мышления (К. Юнг), ментальных структур и операций (У.Гудинаф), программирования сознания (Г. Хофстеде) и т.д. Вслед за М.Коулом, следует, вероятно,, признать правомерность (в аналитических целях), однако известную ограниченность "дискретного'' описания культуры. Наиболее продуктивным представляется толкование культуры как системы средств опосредования, сформированное на основе культурно-исторического подхода (А.Р. Лурия, Л.С. Выготский). Продуктивность культурно-исторического подхода с точки зрения предмета реферируемого исследования заключается в понимании знака как "конкретной универсальной формы опосредования противоположностей" (субъективность/объективность, материальность/идеальность) [Веракса 2000:9].

Концепции культуры, возникшие в результате осмысления и дальнейшего развития основных идей и положений культурно-исторической школы, рассматривают культуру как: а) совокупность артефактов — материально-идеальных фундаментальных единиц, в которых материальный план

выступает в качестве объективированного выражения плана идеального, т.е. опыта взаимодействия с использованием артефакта как средства опосредования (М. Коул); б) знание, объективированное в "культурных предметах" как предметном или деятельностном проявлении сознания, и одновременно процесс познания, протекающий как внутри, так и вне человеческой психики (Э. Хатчинс, Е.Ф. Тарасов); в) функциональный орган индивида и одновременно "идеальная форма", воплощенная в одухотворенных Богочеловеком медиаторах (основными из которых являются слово, знак, миф, символ), определяющих процесс формирования сознания индивида (В.П. Зинченко). В аспекте отношений между знаками как единицами культуры, культура описывается как: а) совокупность замкнутых знаковых систем, построение которых осуществляется на основе некоторых универсальных культурообразующих принципов (К. Леви-Стросс); б) текст как совокупность кода и внесистемной реальности, предполагающий интерпретацию со стороны субъекта для его прочтения и освоения (Ю.М. Лотман, К. Гиртц); в) текст, лишенный "объективного" значения и представляющий собой множественность смыслов, лишенную всякой упорядоченности (М.М. Бахтин). В качестве своеобразного "синтеза" крайних точек зрения на структуру культуры в работе рассматривается концепция И.Э. Клюканова, подчеркивающая целостность культуры при сохранении ее коммуникативного характера и описывающая данный феномен как сохраняющий свою самотождественность коммуникативный универсум, т.е. "совокупность коммуникативных форм, отношений и моделей различного ранга, в которых культура себя выражает и осознает" [Юпоканов 19996: 5].

Для исследователя национальных культур критическим оказывается вопрос о сущности и характере связи элементов (как идеальных, так и предметных/квазипредметных) той или иной национальной культуры, выделении культурной "матрицы", обусловливающей, с одной стороны, интегри-рованность (целостность), а с другой - уникальность отдельной культуры. В соответствии с представленными выше подходами к описанию феномена культуры национальную культуру можно определить как а) "совокупное знание-переживание, формирующееся и функционирующее в определенной лингвокультурной общности по законам психической деятельности и взаимодействий в сверхбольших системах" [Залевская 19996: 16]; б) исторически выработанный способ деятельности, включающий в себя как умения и навыки, так и весь спектр объективных средств осуществления активности людей [Уфимцева 2000]; в) сформированную в результате постоянного коммуникативного действия "конкретно-историческую личность" ("identity") [Клюканов 19996: 17]; г) системно упорядоченную совокупность культурных предметов, несущих в себе не только предметные и функциональные, но и системные свойства, и, следовательно, открытых только носителю соответствующей культуры [Тарасов 1998].

Считается, что специфику национального характера определяет не весь, а лишь ограниченный набор культурных предметов, составляющих центральную часть культурного универсума (К. Касьянова, С. Лурье и др.). В современных исследованиях для описания "ядерных" культурных предметов все более широко используется понятие прецедентности [Караулов 1982; Прохоров 1997; Красных и др. 1997]. Имеются основания говорить о существовании в структуре лингво-культурного сообщества (далее - ЛКС) когнитивной базы (далее - КБ), состоящей из национально-детерминированных минимизированных представлений некоторого набора прецедентных феноменов (далее - ПФ) национального уровня прецедентности, т.е. феноменов, известных любому среднему представителю того или иного ЛКС [Гудков 1999]. Прецедентный феномен описывается как обладающий "устойчивым инвариантным в данном ЛКС содержанием, связанным с фиксированными единицами, актуализирующими это содержание", служащий "моделью порождения и оценки действий индивида", не создающийся заново, но воспроизводящийся в сознании. КБ определяется как относительно устойчивая часть культурного пространства ЛКС, которая "не есть мультиплицированная ядерная часть индивидуальных когнитивных пространств его членов и не просто общая зона пересечения большинства из них, но нечто качественно отличное, само задающее импульс к формированию этих когнитивных пространств" [Гудков 1999: 3133]. В ряде исследований подчеркивается факт тесной связи между КБ и ценностной ориентацией ЛКС - первая определяет вторую и детерминируется ею [Гудков 1999; Слышкин 2000; Карасик 2002].

Таким образом, в диссертации принимается определение культуры как универсума, представляющего собой совокупность постоянно взаимодействующих национальных культур, имеющих в своей структуре внутренне устойчивую "ядерную" часть, определяющую уникальность конкретной культуры, и более динамичную "периферию". Исследование "ядра" национальной культуры с позиций теории опосредования предполагает одновременный учет как способов его объективации (в самых разнообразных формах и, прежде всего, в языке), так и психологической структуры (т.е. характера репрезентации культурного "базиса" в индивидуальном сознании). В связи с этим возникает необходимость обращения к проблеме знака и того, что за ним стоит в сознании индивида.

Внутренний план культуры описывается в реферируемой работе как определенным образом упорядоченная совокупность значений культурных предметов. Принимается подход к значению как достоянию индивида, согласно которому значение (языкового знака) понимается как "процесс соотнесения идентифицируемой словоформы с некоторой совокупностью продуктов переработки чувственного и рационального, индивидуального и социального предшествующего опыта человека" [Залевская 1981: 31]. Из этого следует принципиальная невозможность абстрагирования значений

от психической деятельности индивида, несмотря на их относительную независимость в результате включения в систему общественно выработанного знания [Психология сознания 2001: 77; Israel 1987; Turner 1994]. Традиционно выделяемые "значение" (как элемент системы языка) и "смысл" (как значение, установленное "для себя"), таким образом, оказываются связанными по принципу система-функция и могут быть объединены (вместе с выделяемой в структуре образа сознания чувственной тканью [Психология сознания 2001: 170-171; Василюк 1993]) понятием "опыт знака", представляющим собой преломленный в сознании индивида опыт отношения некоторого явления к другим явлениям в мире и содержащий как конвенциональные (общесистемные), так и обусловленные условиями усвоения индивидуально-личностные компоненты [Кравченко 2001].

В индивидуальном сознании значение репрезентировано в форме концепта [Кубрякова 1991; Степанов 1997; Запевская 1998, 2001; Стернин, Быкова 1998; Кравченко 2001; Карасик 2002; Пищальникова 2003; Damasio 1989 и др.] - сложного целостного перцептивно-когнитивно-аффективного ментального образования, (1) формируемого на основе довербального, вербального и вневербального опыта, (2) функционирующего при определенной динамике переходов между различными уровнями осознаваемоста и (3) могущего быть репрезентированным в языке.

Подчеркивается факт организации концептов в ментальном пространстве в рамках комплексной интегрированной системы [Смирнов 1985; Па-виленис 1986; Залевская 1998,20026; Герман, Пищальникова 1999; Frames, Fields and Contrasts и др.], обладающей характеристиками сложной, вероятной, открытой, нелинейной динамической системы, находящейся в состоянии устойчивого равновесия и характеризующейся способностью к самоорганизации [Лингвосинергетика: проблемы и перспективы 2000]. Концептуальные системы (далее - КС) строятся на основе определенном образом структурированной совокупности культурных значений/концептов, представляющих собой готовые, предзаданные индивидуальному сознанию программы явлений и действий. Эта "матрица", фиксирующая специфические для носителей данной культуры свойства (на уровне мышления и поведения), формируется в процессе социализации и обусловливает консервативный характер и ограничивающее свойство культуры [Крохапев, Мурзин 1996: 72]. В работе [Quinn, Holland 1987] такие предзаданные, воспринимаемые как данность модели мира, разделяемые всеми членами общества и играющие значительную роль в понимании последними мира и своего поведения в нем, называются "культурными моделями" и характеризуются фундаментальной ролью в качестве "фильтров" восприятия окружающего мира, стереотипным характером и локализацией на глубинном, часто неосознаваемом уровне в "информационной базе данных" человека, а также высокой директивной силой, увеличиваемой за счет формирования у индивида в процессе социа-

лизации "внутренней культурной мотивации". В диссертации высказывается предположение о выполнении такими моделями функции мощного нелинейного культурного аттрактора с "высокодейственной" зоной притяжения, попадая в которую точки динамического процесса притягиваются телом аттрактора и попадают на одну из его "траекторий" (ср. с культурно-специфическими алгоритмами минимизации ПФ в [Гудков 1999]).

В последнем разделе первой главы предпринимается попытка определения места и роли религиозного знания в культурном универсуме. Исходя из эмпирической природа знания как психического феномена особого типа [Залевская 1992; Кравченко 2001 и др.], в диссертации подчеркивается взаимосвязь категорий "значение", "знание", "познание", в рамках которой значение может служить средством как хранения и передачи знания, так и познания. Религиозное знание трактуется в работе как отраженный в сознании индивида (в комплексе психических ассоциаций) миропорядок с существующими/господствующими в нем Высшими (сверхъестественными) силами. К основным характеристикам религиозного знания относятся ключевая, детерминирующая роль в культуре (принадлежность к ядерной части универсума), глубинный, всепроницающий характер, многообразие форм репрезентации. При этом особое внимание в диссертации уделяется инвариантной/конвенциональной (осознаваемой) части религиозного знания, т.е. социально разделяемым репрезентациям в комплекте с увязываемыми с ними коллективными оценками, как "каркасу" для формирования индивидуального знания.

Психолингвистические исследования, рассматривающие вопрос о связи языка и религии в контексте проблемы языка, знания и сознания [Лапату-хина 2000; Федотова 2000; Семенова 2002; Туркова-Зарайская 2002] дают основания для вывода о значительной вариативности смыслов, актуализируемых при восприятии знаков языка, традиционно обслуживающих сферу религии, при наличии общей тенденции к смещению символического сакрального компонента значения от центра к периферии. Поскольку интерпретация содержания того или иного стимула человеком происходит на основе его КС, которая необходимо включает общекультурный инвариант, мы сочли целесообразным обратиться к вопросу об общекультурных детерминантах воспроизводимого личностного смысла. Представляется возможным анализировать особенности функционирования религиозного знания в сознании носителей русской и американской культур через экспериментальное выявление содержания и структуры концептов, вызываемых в сознании респондентов так называемыми религиозными стимулами, и на этой основе делать предположения относительно вероятности возникновения и характера коммуникативных конфликтов в рассматриваемой области.

Содержание второй главы ("Экспериментальное исследование функционирования религиозного знания в сознании русских и американцев")

составляет описание и теоретический анализ полученных экспериментальных данных. В основу эксперимента была положена гипотеза об обусловленности религиозного сознания носителей русской и американской (традиционно считающихся христианскими) культур не только библейскими и доктринальными, но и культурными факторами при непременном "преломлении" коллективно разделяемых знаний через уникальный личный опыт индивида. Исходя из этого, нами было подвергнуто сомнению определение социумно-прецедентных феноменов как известных всем представителям христианского социума и связанных у них с определенными представлениями независимо от их культурной принадлежности [Красных и др. 1997; Гудков 1999: 25. Курсив мой. - Л.К.] и выдвинуто предположение о нетождественности содержания, стоящего за видимо общими формами, вербальными религиозными прецедентами, у носителей рассматриваемых кулыур.

В качестве эмпирического материала для исследования был выбран языковой стимул "блудный сын"/ "prodigal son" на основании а) частотности его употребления в религиозном дискурсе, б) наличия фиксированной основы для его понимания, представленной прецедентным текстом (далее - ПТ) (притчей о блудном сыне / parable of the prodigal son [Евангелие от Луки 15:11-32]), которая сужает внешний контекст интерпретации и снижает возможность доктринальных расхождений, имеющих место в толковании таких понятий, как "спасение", "грех" и др., трактуемых в контексте всего Священного Писания. В диссертации предлагается трактовка стимула как квазибиблеизма, противополагаемая традиционному пониманию его как "библеизма" [Туркова-Зарайская 2002] и "собственно библеизма" [Федотова 2000] по критерию присутствия в тексте оригинала. Данное выражение рассматривается как прецедентное высказывание (далее - ПВ), выступающее в роли символа/атрибута соответствующих ПТ и отраженной в нем прецедентной ситуации (далее - ПС), т.е. обладающее способностью индуцировать в сознании носителя языка и культуры ментальные репрезентации, отражающие некоторую эталонную, "идеальную" ситуацию, и/или соответствующий текст, входящие в КБ национальной культуры в форме инварианта восприятия. В работе [Красных 1998] указывается, что взаимосвязь указанных прецедентных феноменов (текста, ситуации и высказывания) не является строго определенной и обязательной: в силу различных причин связь ПВ с текстом-источником может утрачиваться, в результате чего высказывание приобретает относительную автономию и начинает функционировать исключительно как символ отраженной в том же тексте прецедентной ситуации. Очевидно, что сложный характер взаимоотношений выделенных элементов в значительной степени детерминирует способы употребления ПВ в контексте и должен учитываться при анализе смыслопорождающей деятельности индивида. Немаловажно и то, что благодаря своему языковому оформлению избранный стимул способен ос-

мысливаться носителями языка и культуры на основе как значений компонентов высказывания, чем, в частности, объясняется высокая образность библеизмов (подробнее об этом см. [Туркова-Зарайская 2002: 28]), так и соположения с соответствующими ПС и/или ПТ. Однако именно соположение ПВ с прецедентным текстом-источником обеспечивает основу для адекватного понимания высказывания, включая его символическое (сакральное) значение.

Основанием для проведения экспериментального исследования с использованием вербального стимула послужил постулат об "инструментальной" функции слова как средства выхода на личностно переживаемую картину мира во всем богатстве" ее сущностей, качеств, связей и отношений и т.д. [Залевская 1998: 50] и экспликации процессов и механизмов понимания, не осознаваемых носителями языка и культуры в процессе речевой деятельности.

В ходе экспериментального исследования использовалась анкета как средство презентации заданий, выполнение которых должно было помочь проследить динамику формирования результирующего смысла в сознании индивида. Анкетирование проводилось в течение 2001 г. в России (в г. Курске и Курской области и г. Твери) и в США (в шт. Огайо, Небраска, Калифорния, Пенсильвания, Вашингтон) автором настоящего исследования и ее ассистентами. В качестве испытуемых (далее— ии.) выступили носители русской и американской культур в количестве 72 (34 мужчины, 38 женщин) и 51 (22 мужчины, 29 женщины) человек соответственно, представляющие разные группы с точки зрения профессиональной, религиозной и конфессиональной принадлежности, а также возраста (в русской группе средний возраст мужчин составил 36±2,25, женщин - 30+1,9; в американской группе: мужчин - 42+2,9, женщин - 44+1,9).

Предлагаемая анкета предусматривала выполнение следующих заданий: (1) объяснение значения ПВ-стимула, (2) употребление его в контексте, (3) объяснение того, кто такой блудный сын, (4) пересказ истории блудного сына, (5) указание источника приобретения знания данной истории, (6) формулирование морали истории (при наличии таковой с точки зрения ии.).

Первое экспериментальное задание было направлено на выявление продукта осмысления стимула испытуемыми. Оказалось, что в обеих исследуемых культурах его осмысление предполагает соотнесение языковой формы с культурно выработанными прецедентными феноменами: текстом, ситуацией и символом-ПВ (относительно самостоятельной когнитивной структурой, фиксирующей образ блудного сына как совокупность дифференциальных признаков), объективно находящимися в отношениях взаимозависимости и взаимообусловленности. Наряду с этим в качестве опорных элементов идентификации могут выступать различные фрагменты

концептуальной системы, фиксирующей перцептивно-когнитивно-аффективный опыт индивида.

В обеих группах была отмечена преимущественная активация предъявленным стимулом символа-ПВ и прецедентной ситуации. Выявлена прогнозируемая культурная обусловленность актуализируемых характеристик образа блудного сына, выражающаяся в реализации смыслового оттенка "блуда" в русской группе (через установление связей по линиям "поиск", "неправильное поведение", "поиск + неправильное поведение", "хождение") и "prodigality" - у американцев (установление связей по линиям "своеволие", "расточительность"). Обращает на себя внимание и то обстоятельство, что при общей более высокой релевантности прецедентной ситуации как опоры в русской группе степень ее экспликации в полученных от русских ии. реакциях ниже, чем у американцев. Кроме того, американцы чаще, чем русские, опираются на прецедентный текст. Выявленные факты могут объясняться разным контекстом присвоения высказывания-стимула носителями русской и американской культур ("ситуационным"-у русских и "академическим" - у американцев), что на данном этапе исследования, однако, высказывается в качестве гипотезы.

Контекстное употребление стимула было нацелено на выявление дополнительных (возможно неосознаваемых) смысловых оттенков психологического значения. Теоретическим обоснованием послужило представление о том, что языковой контекст (в отличие от определения) способен более полно отражать тот фрагмент концептуальной системы индивида, который актуализируется при восприятии им ПВ-стимула.

Полученные данные свидетельствуют о более высокой актуальности эмоционально-чувственного компонента значения ПВ у русских и понятийной составляющей - у американцев, а также выявляют различия в количестве и характере актуализируемых элементов прецедентной ситуации и индуцируемых периферийных связей (например, последовательная экспликация основных признаков ситуации американцами VS акцентирование отдельных признаков ситуации русскими; актуальность связи ПС—»"God/the Lord" у американцев VS ПС—> "церковь" у русских, и т.д.). Это, с одной стороны, служит дополнительным обоснованием высказанного ранее предположения о разных обстоятельствах присвоения высказывания-стимула носителями исследуемых культур, а с другой - подтверждает тезис о том, что интегративная роль в структуре образа сознания может принадлежать как слову, так и другим (невербальным) составляющим [Мягкова 1990,2000; Шаховский 1996]. Отдельного внимания заслуживает группа реакций, полученных от русских ии., условно названная "ценности" (и отсутствие таковой в корпусе ответов американцев). В работе высказывается предположение о наличии в русской культуре и, соответственно, сознании ее носителей, некой отдельной сферы ценностей как идеального во всех отношениях и поэтому на много порядков отстоящего от реально-

сти ориентира, пропагандируемого (часто навязываемого) обществом индивиду. Американцами же ценности воспринимаются скорее в контексте повседневной жизни, практики и носят инструментальный характер. Частичным обоснованием выдвинутого тезиса могут служить результаты предпринятого экспериментально-сопоставительного исследования проблемы ценностей как достояния индивидуального сознания представителей обсуждаемых культур [Федосюткина 2002]. Философский VS функциональный подходы к ценностям находят свое отражение как в количественных показателях, полученных по результатам эксперимента, так и "качественном" описании ценностей. На языковом уровне последнее, в частности, выражается в доминировании существительных и прилагательных в функции определения при описании ценностей носителями русской культуры и глаголов - у американцев.

В третьем экспериментальном задании предпринималась попытка установления потенциальной возможности актуализации сакрального смыслового содержания через выявление принципиальной связи в сознании ии. между ПВ-стимулом и соответствующим прецедентным текстом.

По результатам анализа был отмечен более высокий процент указания на текст-источник (вплоть до непосредственного его изложения) в американской группе и преимущественная актуализация символа-ПВ - в русской, что, вероятно, свидетельствует о большей устойчивости связи высказывания с соответствующим текстом в сознании американцев и неактуальности, слабости или отсутствии связи названных прецедентных структур в сознании русских.

Показателен также значительный количественный разрыв при сопоставлении реакций типа "любой" и "anyone" в русской и американской группах соответственно. Численное превосходство таких реакций в группе носителей американской культуры может быть интерпретировано как проявление вышеупомянутого качества функциональности религиозного знания у американцев, обеспечиваемой преломлением знания через свой образ мира и формированием смысла "для общества" (ср. со сложившимся стереотипом об индивидуализме американцев) и "для себя", имплицитно включающим "руководство к действию".

Другим важным результатом представляется выявление факта более "религиозного" характера основы для осмысления ПВ-стимула в американской группе: даже при установлении неадекватных либо нетрадиционных связей (David, Adam и т.д.) ии. опирались на структуры религиозного знания, что не было характерно для носителей русской культуры. Как результат, количественное превосходство "религиозных" реакций в американской группе по итогам как третьего экспериментального задания, так и первого, второго и третьего заданий в совокупности.

Четвертое экспериментальное задание было нацелено на исследование особенностей знания испытуемыми прецедентного текста - притчи о блуд-

ном сыне. Возможность использования метода припоминания (как формы воспроизведения) для изучения содержания сознания индивида обеспечивается спецификой воспроизведения как критерия сохранения, как активного, творческого процесса, связанного с перестройкой, реконструкцией воспроизводимого, обусловливаемой особенностями материала, уровнем осмысления материала, репродуктивным характером задачи, различным эмоциональным отношением к материалу и т.д. [Зинченко Т.П. 2002].

Анализ полученных реакций показал, что представителям сопоставляемых культур присущи различные формы изменения текста. По итогам количественной оценки полученных данных американская группа характеризуется ббльшим (на 6,7%) числом реакций, содержащих упоминание основных героев притчи, в то время как в группе русских ии. отмечается количественное преимущество (на 7,93%) неполных и неточных реакций. Это служит дополнительным основанием для вывода о большей устойчивости связи между ПВ и текстом притчи в сознании американцев и нарушении (в той или иной степени) таковой у русских, при вероятном сохранении в последнем случае связи ПВ с прецедентной ситуацией. Подтверждается выявленная ранее закономерность активации в сознании американцев непосредственных структур религиозного знания (а именно текстов Священного Писания) при возможной неадекватности устанавливаемых связей. В русской культуре стимул чаще индуцирует связь ПВ —> Библия, при этом в семиотический "профиль" знака "Библия" часто не входят структуры, фиксирующие непосредственное содержание самой Библии.

Анализ динамики качественных изменений текста (в порядке возрастания числа искажений) в полученных от ии. реакциях приводит к выводу о постоянном действии аттрактивных сил культуры при осмыслении ПВ. При сопоставлении реакций, наиболее полно и точно передающих текст притчи, отмечаются различия в детализации отдельных частей притчи (особенности получения наследства - у американцев, растрата имения младшим сыном - у русских). Изменения, зафиксированные в ходе анализа реакций, менее полно и точно передающих прецедентный текст, носят более выраженный характер и сосредоточены в поле личностных качеств в русской культуре (распутство, пьянство, состояние сына по возвращении домой, взаимоотношения между отцом и сыновьями и т.д.) и материально-прагматических аспектов - в американской (получение наследства младшим сыном, материальное положение отца, стремление к жизни в городе и т.д.). Сопоставительное исследование групп реакций, не упоминающих какого/каких-либо из героев притчи, выявляет дальнейшее увеличение числа культурно детерминированных фрагментов образов в обеих группах при очевидном количественном доминировании искажений текста притчи в русской группе, носящих также более фундаментальный характер.

В пятом экспериментальном задании преследовалась цель выявления источника знания испытуемыми истории о блудном сыне. Ожидалось, что данное задание позволит получить представление о степени опосредован-ности восприятия ПТ носителями обсуждаемых культур. По итогам анализа полученных данных был сделан вывод о большей актуальности Библии как источника приобретения знания истории о блудном сыне в американской культуре (исходя из полученных ответов, разница составила 12,00%) и более высокой роли внебиблейских (телевидение, изобразительное искусство и т.д.) источников формирования значения высказывания-стимула в русской культуре. Для американской культуры показательно сочетание нескольких источников, способствующих, вероятно, более глубокому осмыслению ПВ.

На заключительном этапе исследования определялись особенности локализации ПВ в концептуальной системе носителей обсуждаемых культур. Шестое экспериментальное задание было нацелено на стимулирование процесса смыслоосознания [Леонтьев Д.А. 1997], т.е. включение данной "истории" в систему смысловых связей жизненного мира ии. через расширение контекста осмысления.

Сопоставительное исследование полученных ответов показало более высокую (на 12,10%) степень реализации сакрального аспекта значения ПВ носителями американской культуры и, соответственно, большую актуальность нерелигиозных смыслов для представителей русской культуры.

Было выявлено, что для носителей русской культуры характерно более "переживаемое" восприятие первой части притчи с активацией фрагментов концептуальной системы, объективируемых языковыми знаками "раскаяние", "грех", "прощение", а также относительно сепаратное существование в сознании ии. "сфер" сакрального и земного. У американцев актуальной оказалась вторая часть притчи и, соответственно, фрагменты КС, выражаемые знаками "return", "welcome", "accept", "forgive", "love", "grace" и т.д., при ярко выраженном инструментальном характере религиозного знания и его применимости к сфере повседневности. Идентификация стимула на основе, отличной от текста-источника, определяет более глубокие различия в "локализации" структур, стоящих за данным высказыванием, в системе смысловых связей "жизненного мира" субъекта.

Таким образом, в ходе исследования было показано, что, будучи продуктами культуры, знаки языка непременно несут на себе ее системные свойства (как динамической системы) и не могут выражать абсолютно одинаковые значения в двух разных культурах. Отсюда следует, что иллюзия понимания неизбежна даже в том случае, если межкультурное общение происходит между представителями христианского социума, принадлежащими к одной деноминации и одинаково хорошо знакомыми со Священным Писанием.

Основное содержание работы отражено в следующих публикациях:

• Кузьменко JI.A. Психолингвистические аспекты перевода: к постановке проблемы // Филология и культура: Материалы Ш-й Междунар. научной конференции. - Тамбов: Изд-во ТГУ им. Г.Р. Державина, 2001. — Ч.З. —С.190-191.

• Кузьменко J1.A. Фактор адресата при переводе христианских текстов // Перевод и межкультурная коммуникация: Материалы международной научной конференции. К юбилею Маргариты Петровны Брандес. -Курск: Изд-во Курск, гос. пед. ун-та, 2001. - С. 172-174.

• Кузьменко JI.A. Перевод духовной христианской литературы и языковое сознание // Человек. Язык. Культура: Сборник статей аспирантов и соискателей. - Курск: Изд-во Курск, гос. пед. ун-та, 2001: - Вып.1. -С.28-35.

• Кузьменко Л.А. К вопросу о психолингвистических проблемах перевода // Иностранные языки в объединяющем мире: описание, преподавание, овладение: Тезисы второй региональной конференции. - Курск: Изд-во Курск, гос. пед. ун-та 2001. - Ч. 1. - С.58-59.

• Кузьменко Л.А. Перевод христианских текстов: copyrighting, copywrit-ing или rewriting? // Композиционная семантика: Материалы Третьей Международной школы-семинара по когнитив. лингвистике. - Тамбов: Изд-во ТГУ им. Г.Р. Державина, 2002. - Ч. II. - С.142-144.

• Кузьменко Л.А. К вопросу о влиянии культурных факторов на способы минимизации прецедентных феноменов // Актуальные проблемы исследования языка: теория, методика, практика обучения: межвузовский сборник научных трудов. - Курск: Изд-во Курск, гос. пед. ун-та, 2002. -С.47.

• Кузьменко Л.А. Проблема взаимопонимания в контексте межкультурной коммуникации // Тезисы докладов Всероссийской научной конференции «Языки и картина мира». - Тула: Изд-во Гриф и К, 2002. - С.59-60.

• Кузьменко Л.А. К вопросу о сущности феномена культуры // Человек. Язык. Культура: Межвузовский сборник статей. - Курск: Изд-во Курск, гос. пед. ун-та, 2002. - Вып.2. - С.49-55.

• Кузьменко Л.А. Перевод: языковое посредничество или культурное пособничество? // Текст и комментарий - 2: материалы круглого стола. -М.: МАКС Пресс, 2002. - С.17-18.

• Кузьменко Л.А. Религиозное знание в аспекте взаимосвязи категорий "знание", "значение", "познание" // Актуальные проблемы исследования языка: теория, методика, практика обучения: межвузовский сборник научных трудов. - Курск: Изд-во Курск, гос. ун-та, 2003. - 4.2. - С. 32-34.

к

• Кузьменко Л.А. О роли переводчика и статусе перевода как интеркультурной деятельности // Языковое сознание: устоявшееся и спорное. XIV Международный симпозиум по психолингвистике и теории коммуникации. Тезисы докладов. Москва, 29~31 мая 2003 г. — Москва! РосНоУ, 2003.-С. 141-143.

Подписано в печать 07.08 2003 г. Формат 60x84 1/16. Бумага Айсберг. Печать офсетная. Объем 1,0 усл. печ.л. Гарнитура Тайме. Тираж 100 экз Заказ № 903.

ИД №06248 от 12.11.2001 г.

Издательство Курского государственного университета 305000, г. Курск, ул Радищева, 33

Отпечатано в множительном центре КГУ

»1320 1

Qoo »?2o[

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Кузьменко, Лариса Александровна

СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ.

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА 1. РЕЛИГИОЗНОЕ ЗНАНИЕ КАК ФЕНОМЕН

КУЛЬТУРЫ

1.1. Культура как материально-идеальное интегрированное динамическое образование.

1.2. Внутренний план культуры как совокупность значений.

1.2.1.Значение как общественный и личностно-индивидуальный опыт знака. i 1.2.2. Значение как ментальная категория.

1 1.3. Религиозное знание в контексте культуры.

1.3.1.Специфика религиозного знания в аспекте взаимосвязи категорий "значение", "знание", "познание".

1.3.2. Экспериментальные исследования религиозного знания.

1.4. Выводы по главе 1.

ГЛАВА 2. ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ ФУНКЦИОНИРОВАНИЯ РЕЛИГИОЗНОГО ЗНАНИЯ В ЯЗЫКОВОМ СОЗНАНИИ РУССКИХ И АМЕРИКАНЦЕВ

2.1. Общие замечания.

2.2. Материал и методы исследования.

2.2.1. Материал исследования.

2.2.2. Методы и процедура исследования.

2.2.3. Общая характеристика испытуемых.

2.3. Полученные результаты и их обсуждение.

2.3.1. Сопоставительный анализ результатов по первому заданию эксперимента.

2.3.2. Сопоставительный анализ результатов по второму заданию эксперимента.

2.3.3. Сопоставительный анализ результатов по третьему заданию эксперимента.

2.3.4. Сопоставительный анализ результатов по четвертому заданию эксперимента.

2.3.5. Сопоставительный анализ результатов по пятому заданию эксперимента.

2.3.6. Сопоставительный анализ результатов по шестому заданию эксперимента.

2.4. Выводы по главе 2.

Введение диссертации2003 год, автореферат по филологии, Кузьменко, Лариса Александровна

В контексте общей тенденции исследования национального языкового сознания [Языковое сознание и образ мира 2000; Языковое сознание . 2000; Языковое сознание . 2003] отдельное место занимает проблема изучения языковых единиц, связанных с сакральными прецедентными текстами. Это объясняется, с одной стороны, их ключевой ролью в национальной культуре [Белла 1972; Коул 1997; Мечковская 1998; Садохин 2000; Фролов 2000; Hiebert 1994], а с другой - частотностью использования в дискурсе [Несистематический словарь . 2000: 45-51; Семенова 2002; Павликова 2003]. При этом для теории межкультурного общения особую актуальность приобретают исследования, направленные на "выявление особенностей взаимопонимания при общении в случаях, когда имеют место лакуны и расхождения в интерпретации одних и тех же прецедентных феноменов носителями разных языков и культур" [Залевская 2000: 47. Курсив мой. - JI.K.].

Повышенный интерес к изучению вопросов, связанных с религией обусловлен рядом факторов. Во-первых, принятый в 1990 году закон о свободе совести [Эталон] обеспечил возможность разработки тем, которые продолжительное время (в силу известных причин) относились к категории запретных и обсуждению не подлежали.

Во-вторых, данные различных наук всё более убедительно свидетельствуют о несостоятельности попыток построения теорий и моделей, описывающих человека и его деятельность (в широком смысле), без учета так называемой духовной ипостаси [Седов, Кузнецов 1994; Николенко, Русова 2000]. Альтернативные подходы предполагают введение религиозной компоненты в кибернетические, психологические, лингвистические и другие исследования. В частности, признается ценность обращения к религии в изучении развития высших психических функций человека и рассмотрение Богочеловека в качестве общей основы всех медиаторов, обеспечивающих данное развитие [Зинченко В.П. 1993, 1997]. Психологическому осмыслению подвергается феномен души человека, высказываются идеи о возможности разработки христианской психологии [Братусь 1997, 1998]. Повышается интерес к проблеме духовности человека и возможности трактовки данного феномена с позиций психологии [Знаков 1998]. Подобное расширение подходов к анализу человека и его бытия привело к формированию (в виде реализованных и еще не реализованных идей) целого ряда междисциплинарных областей знания, таких как христианская антропология, православная психология, пастырская психология и психотерапия и др. [Аб-раменкова, Слободчиков 2001].

В лингвистике и философии языка постулируется обусловленность национального характера (менталитета) религиозно-ценностными факторами [Колесов 1992, 1999], что находит свое подтверждение в ряде психолингвистических экспериментальных исследований, направленных на выявление особенностей этноязыкового сознания в целом [Уфимцева 1996, 1998] и специфики функционирования языкового религиозного сознания в структуре православного дискурса в частности [Лапатухина 2000]. В рамках лингвистики текста активизируются исследования библейских текстов и их переводов (обзор публикаций по данной теме см. в [Туркова-Зарайская 2002]), текстов традиционных культур [Меликов 1999]. Отдельному рассмотрению подвергается библейский миф и особенности его функционирования как прецедентного текста [Кремнева 1999] и конвенционального стереотипа [Федотова 2000а, 20006]. К другим вопросам, исследуемым в рамках религиозной проблематики, относятся феномен са-кральности слова, ключевой роли библеизмов в развитии общества [Семенова 2000, 2002], особенности функционирования библеизмов в образе мира носителей русской культуры [Зарайская 2000; Туркова-Зарайская 2002], национально-специфический аспект функционирования библеизмов [Павлова 2003].

В-третьих, наблюдается активизация религиозного межкультурного общения (согласно статистике в настоящее время на территории бывшего Советского Союза свою деятельность осуществляют более 8000 зарубежных протестантских организаций [Подберезский 2000: 58]), что актуализирует вопрос о роли перевода и переводчика в осуществлении межкультурного взаимодействия, а также определяет необходимость исследования особенностей динамики данного процесса с целью предотвращения или минимизации потенциальных конфликтов [Клюканов 1998; Perspectives . 1981; Human behavior . 1990].

В настоящее время имеются основания констатировать факт низкой эффективности межкультурного общения в сфере религии [Макаров 1997; Подберезский 2000], что обусловлено рядом причин как лингвистического, так и нелингвистического характера. К последней категории можно отнести, например, отсутствие учета и анализа конфессиональной специфики в христианстве [Подберезский 2000: 49-50; Фролов 2000: 150; Степанова 2003], вызванного, вероятно, идеологической политикой в прошлом и известной натянутостью внутрихристианского диалога в настоящем. Коммуникативные конфликты при этом могут возникать как вследствие неосведомленности коммуникантов о конфессиональных различиях, так и по причине сформированных ранее стереотипов относительно той или иной конфессии. Проблема конфессиональной специфики приобретает сегодня первостепенное значение и потому, что международное взаимодействие между верующими России и стран Запада связано с протестантизмом, отношение к которому в нашей стране весьма неоднозначно.

В рамках лингвистики неразработанным остается вопрос о типологии христианской литературы (ср. с выделяемой автором работы [Белянин 2000] широкой категорией "религиозных миссионерских текстов"), что в ряде случаев не позволяет дифференцированно подойти к анализу отдельных текстов. В практике перевода до сих пор доминирует формально-лингвистический подход, пытающийся установить между единицами разных языков отношения эквивалентности. Между тем, многочисленные современные исследования в области переводоведения со всей убедительностью свидетельствуют о непродуктивности сведения перевода к набору правил установления лексико-грамматических соответствий между текстами оригинала и перевода и утверждают социо-культурно-семиотический подход, согласно которому понятия "язык", "культура" и "сознание" следует рассматривать как составляющие одну триаду, каждый из элементов которой детерминирован остальными и представляет собой пить относительно независимую целостность [Крюков 1989; Сорокин 1998, 2000; Клюканов 1999а; Бибихин 2000; Levefere, Bassnet 1990; Nord 1991а; Venuti 1994; Hatim, Mason 1997]. На этом основании перевод рассматривается в более широком контексте межкультурного общения. Учитывая тот факт, что речевое общение протекает между коммуникантами — языковыми личностями, в структуре каждой из которых условно выделяются вербально-семантический, когнитивный и прагматический уровни [Караулов 1989], его можно рассматривать как "взаимодействие "говорящих сознаний" коммуникантов" [Гудков 1999]. Данное взаимодействие обеспечивается пересечением "индивидуальных когнитивных пространств" (ИКП) [Красных 1998; Гудков 1999] или "концептуальных систем" (КС) [Пищальникова 1999] коммуникантов и протекает тем успешнее, чем шире зона пересечений указанных пространств, т.е. чем выше степень общности сознаний, что, в свою очередь, во многом определяется общностью присвоенной культуры [Тарасов 1993, 1996, 2000]. Вышесказанное позволяет охарактеризовать перевод как ситуацию сопряжения разных национальных сознаний коммуникантов, т.е. "случай функционирования сознания в аномальных . условиях" [Тарасов 1998: 30] . Для теории перевода данный вывод имеет большое значение, ибо он подтверждает мысль о том, что понимание высказывания человека другой культуры требует выхода за рамки чисто вербального текста в более широкий контекст представлений, ценностей и стереотипов обыденного житейского сознания, присущих человеку данной культуры [Петренко 1988: 116]. В случае перевода религиозных текстов речь идет о выходе в глубинные "слои" культуры, т.е. об исследовании "духовной традиции", игнорирование которой вызывает серьезные коммуникативные конфликты [Макаров 1997: 6; Подбе-резский 2000; Кабакчи 2001а, 20016]. ! л

Наибольшую трудность при анализе религиозного дискурса составляют те случаи, когда взаимодействие происходит между культурами, в которых распространена одна и та же мировая религия (например, христианство). Подход к культуре как динамической системе дает основания для предположения о том, что, несмотря на "универсальный характер" той или иной мировой религии, имеющей некоторый "универсальный" фундамент (например, текст Библии), данная религия будет по-разному восприниматься в зависимости от сущностных характеристик культурного единства. Следовательно, за видимо общими формами, религиозными прецедентами, у носителей разных культур будет неизбежно стоять нетождественное содержание. В этой связи выделение категории социумно-прецедентных феноменов, т.е. известных всем представителям христианского социума и связанных у них с определенными представлениями независимо от их культурной принадлежности [Красных и др. 1997; Гудков 1999: 25. Курсив мой. - JI.K.] можно принять лишь с серьезными оговорками. Еще более спорным представляется вывод о "полном совпадении" в двух языках прецедентных феноменов - фрагментов Священного Писания [Кудрина 2002].

По мнению Ю.А. Сорокина, целям оптимизации взаимодействия языков и культур могут служить исследования по "реконструкции "внутренней формы" культурем, транслируемых из одной лингво-культурной общности в другую и существующих, прежде всего, как специфический набор семантем" [Сорокин 1998: 124]. В настоящем диссертационном исследовании предпринимается попытка выявления фрагментов КС носителей русской и американской культур, активируемых религиозным стимулом - квазибиблеизмом "блудный сын / prodigal son" (соответственно). При этом особое внимание уделяется специфике инвариантной части, релевантной для всех носителей указанных национальных культур.

Актуальность исследования особенностей функционирования религиозного знания в сознании представителей разных культур обусловлена необходимостью выявления культурно-семиотических "профилей" формально эквивалентных религиозных стимулов - языковых знаков - с целью моделирования динамики взаимодействия соответствующих культур, разработки способов "религиозной адаптации" текстов при межкультурном взаимодействии [Валуйцева, Хухуни 2003].

Объектом исследования явилось религиозное знание как объективированный в языке психический феномен, предметом — особенности его функционирования в языковом сознании с учетом национально-культурной специфики. При этом в предмет исследования не входило изучение специфических способов формирования и хранения религиозного знания, поскольку последнее рассматривалось в общей структуре исследуемого концепта.

Цель работы заключалась в определении и сопоставлении характерных особенностей функционирования религиозного знания в языковом сознании носителей русской и американской культур.

Для достижения данной цели в ходе исследования предполагалось решение следующих задач:

1. Изучить существующие подходы к описанию феномена культуры, установить и описать связь между понятиями "культура", "язык", "сознание".

2. Исследовать специфику внутреннего плана культуры как совокупности значений культурных предметов.

3. Определить место религиозного знания в структуре культурного универсума, а также во взаимосвязи категорий "значение", "знание", "познание".

4. Экспериментально выявить и сопоставить характерные особенности функционирования религиозного знания в языковом сознании представителей русской и американской культур; определить факторы, обусловливающие различия в характере функционирования.

Специфика предмета исследования обусловила междисциплинарный характер работы: решение поставленных задач потребовало обращения к работам лингвистической, культурологической, психологической и семиотической направленности.

Теоретическую базу исследования составили теории, связанные с медиативным (А.Р. Лурия, Л.С. Выготский, В.П. Зинченко, М. Коул) и системно-семиотическим (И.Э. Клюканов) подходами к культуре; психолингвистическая теория слова, внутреннего контекста и концепция специфики функционирования индивидуального знания (А.А. Залевская), а также теории прецедентности (Ю.Н. Караулов, В.В. Красных, Д.Б. Гудков, И.В. За9 харенко, Д.В. Багаева).

Материалом для исследования послужили данные эксперимента на базе квазибиблеизма "блудный сын / prodigal son" (для носителей русской и американской культур соответственно) с участием 123 испытуемых; проанализировано 738 ответов испытуемых на 6 вопросов экспериментальной анкеты.

В качестве методов исследования были использованы теоретический анализ интегративного типа, психолингвистический эксперимент, обобщение теоретических и экспериментальных данных.

В результате выполненного экспериментального исследования были выдвинуты и выносятся на защиту следующие теоретические положения.

1. Социумно-прецедентные феномены не являются полными аналогами в разных национальных культурах.

2. Интерпретация религиозного вербального прецедентного феномена (далее - ПФ) осуществляется на основе культурно универсального внешнего контекста и/или культурно специфического внутреннего контекста, имеющего сложную структуру и необходимо включающего конвенциональную и индивидуальную составляющие.

3. Национально-культурная специфика внутреннего контекста формируется в результате действия аттрактивных сил национальной культуры и проявляется на структурном и содержательном уровнях.

4. На структурном уровне национально-культурная специфика может выражаться в модификации внутреннего контекста идентификации ПФ через изменение соотношения религиозного и нерелигиозного компонентов внутреннего контекста, что приводит к изменению значения ПФ (часто в сторону его десакрализации). В результате данный ПФ утрачивает способность служить адекватным средством апелляции к религиозному знанию как составляющей сознания индивида.

5. Содержательная специфика заключается в выделении и фиксации наиболее культурно релевантных признаков ПФ, что обусловливает их первоочередную актуализацию в процессе смыслоформирования и соответственно различную локализацию сформированных смыслов в концептуальной системе носителей разных культур.

Научная новизна исследования заключается в реализации интегра-тивного подхода к изучению религиозного знания, которое исследуется с точки зрения взаимодействия и взаимовлияния элементов триады "культура-язык-человек". Проводится сопоставительное экспериментальное исследование религиозного знания, при этом особое внимание уделяется национально-культурному фактору.

Теоретическая значимость. Описание религиозного знания как интегральной составляющей культурного универсума открывает возможность для анализа взаимосвязи и взаимовлияния между структурами религиозного знания и другими фрагментами концептуальной системы индивида. В исследовании показана ограниченность взгляда на так называемые "библеизмы" как средство апелляции исключительно или преимущественно к религиозному знанию, что ставит вопрос о национально-культурной специфике объективации последнего. Продемонстрирована целесообразность использования подхода к решению отдельных проблем межкультурной и переводческой деятельности с позиций теории динамических систем.

Практическая значимость диссертации заключается в возможности разработки способов интерпретации культурных различий на научной основе, а не на стереотипах и впечатлениях, что будет способствовать повышению эффективности межкультурного общения (в частности, между носителями русской и американской культур). Экспериментально выявленные положения могут быть использованы при разработке систематического описания коммуникативного поведения (в первую очередь, вербального) конкретного лингво-культурного сообщества в сфере религиозного общения. Кроме того, материалы исследования могут быть использованы в курсах психолингвистики, теории перевода, теории межкультурной коммуникации, диссертационных и дипломных работах.

Апробация результатов исследования. Основные положения исследования излагались в виде докладов и сообщений на Международной научной конференции "Перевод и межкультурная коммуникация" (Курск, 2001), Второй региональной конференции "Иностранные языки в объединяющем мире: описание, преподавание, овладение" (Курск, 2001), Всероссийских научных конференциях "Языки и картина мира" (Тула, 2002), "Национальные картины мира: язык, литература, культура, образование" (Воронеж-Курск, 2003), "Актуальные проблемы исследования языка: теория, методика, практика преподавания" (Курск, 2003), Межрегиональной научно-методической конференции "Лингводидактические проблемы обучения иностранным языкам в школе и вузе" (Белгород, 2003), XIV Международном симпозиуме по психолингвистике и теории коммуникации "Языковое сознание: устоявшееся и спорное" (Москва, 2003).

По теме работы имеется 11 публикаций общим объемом 2,25 п.л.

Структура диссертации. Работа состоит из введения, двух глав, заключения, списка литературы, приложений. Список литературы содержит 160 наименований источников на русском и английском языках.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Национально-культурная специфика функционирования религиозного знания в языковом сознании русских и американцев"

2.4. Выводы по главе 2

Анализ фактического материала подтвердил прецедентный характер ПВ-стимула "блудный cbiH'V'prodigal son" в русской и американской культурах, проявляющийся в способности данного ПВ индуцировать в сознании индивида - носителя культуры некое устойчивое инвариантное культурно заданное содержание.

Данные эксперимента позволяют говорить о комплексности идентификационной основы для осмысления ПВ-стимула, включающей конвенциональные (инварианты восприятия ПТ, ПС, стимула-ПВ) и индивидуальные составляющие. В идеальном варианте понимание ПВ (реализация как нерелигиозного, так и сакрального содержания значения) требует актуализации всех конвенциональных компонентов основы.

В процессе функционирования в национальной культуре прецедентные феномены (ПТ, ПС, символ-ПВ) подвергаются культурной обработке.

В структурном плане национально-культурная специфика может выражаться в модификации внутреннего контекста интерпретации ПВ через ав-тономизацию одного из компонентов идентификационной основы и превращения его в самостоятельную основу, что приводит к соответствующим изменениям формируемых смыслов. Так, в ходе исследования подтвердился факт значительной десакрализации библеизмов в русской культуре, выражающейся в смещении сакрального (символического) смысла на периферию интерпретативного поля (вплоть до полного отсутствия актуализации этого смысла) и заполнении смыслового ядра нерелигиозным содержанием. Выявлено, что десакраЛизация значения ПВ обусловлена ослаблением или разрывом связей между основными компонентами идентификационной основы: ПС, символа-ПВ, с одной стороны, и ПТ (в форме инварианта его восприятия) - с другой. В американской культуре, напротив, отмечается более низкая степень десакрализации предъявленного в эксперименте квазибиблеизма и, следовательно, его более высокая актуальность как средства апелляции к религиозному знанию как составляющей сознания индивида.

Содержательная специфика актуализируемых смыслов связана с процессами культурной минимизации прецедентных феноменов, в результате чего имеет место выделение культурно релевантных характеристик прецедентных феноменов (ПТ, ПС, символа-ПВ). При этом данный процесс охватывает не только понятийные, но и перцептивно-аффективные составляющие образов сознания.

Влияние культурного фактора на процесс и результат осмысления ПВ-стимула обусловливает различное место сформированных смыслов в КС носителей обсуждаемых культур.

В функциональном плане выявлен факт более высокой оперативности религиозного знания у носителей американской культуры по сравнению с русской, проявляющийся в наложении и взаимодействии сфер земного и сакрального в сознании американцев и более строгого их разделения у русских.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В настоящем исследовании была предпринята попытка установить различия в характере функционирования религиозного знания в языковом сознании представителей русской и американской культур, детерминированные национально-культурным фактором.

Актуальность данной работы в теоретическом плане определяется возможностью приблизиться к решению достаточно сложной проблемы описания на научной основе менталитета (как психологического феномена) конкретного лингво-культурного сообщества [Дубов 1993], что позволит более продуктивно исследовать непосредственно процесс взаимодействия культур.

Практическая значимость предпринятого исследования заключается в возможности использования полученных данных для анализа и предупреждения коммуникативных конфликтов и провалов, возникающих в ходе межкультурного общения в сфере религии.

Религиозное сознание в рамках предлагаемой работы исследовалось с позиций интегративного подхода, обеспечивающего перспективу рассмотрения объекта изучения в широком контексте триады "культура-язык-человек".

Логика исследования потребовала, в первую очередь, обращения к вопросу о сущности феномена культуры. В результате анализа ряда концепций и подходов к описанию указанного феномена в антропо-социологическом аспекте, было составлено общее представление о культуре как универсуме [Клюканов 1999а], конституированном совокупностью постоянно взаимодействующих материально-идеальных динамических интегрированных образований (описываемых как национальные культуры), имеющих системную организацию, в которой условно выделяются относительно устойчивое ядро и более подвижная периферия.

Внутренний план культуры был описан как определенным образом организованная совокупность значений культурных предметов с необходимо выделяемой в ней ядерной частью, составленной прецедентными феноменами (в первую очередь, национального уровня прецедентности), т.е. культурными единицами, обладающими неким устойчивым в данной национальной культуре содержанием, активируемым фиксированными единицами, и служащими моделью порождения и оценки действий индивида — носителя данной культуры [Красных 1998; Гудков 1999].

Реализуемый в исследовании психолингвистический подход к трактовке значения позволил обозначить данным термином весь опыт, связанный у индивида с тем или иным знаком, в совокупности общественной (присваиваемой в ходе социализации) и индивидуальной составляющих при непременном учете перцептивной, когнитивной и аффективной природы приобретаемого индивидом опыта [Залевская 1999].

Широкое использование в работе терминов "значение", "знание", "познание" обусловило необходимость их дифференциации. С опорой на основные положения концепции индивидуального знания [Залевская 1992] значение было представлено как способ хранения и передачи знаний, а также средство познания. В соответствии с этим религиозное знание было определено как отраженный в сознании индивида в комплексе психических ассоциаций миропорядок с существующими/господствующими в нем Высшими силами. Было особо отмечено ключевое положение (прецедентный характер) структур религиозного знания, обусловливающего, с одной стороны, его высокую способность "проникать" в другие сферы сознания и определять их, а с другой - функционировать часто на неосознаваемом, нерефлексируемом уровне.

В ходе изучения теоретического материала было выдвинуто предположение об обусловленности религиозного сознания носителей рассматриваемых культур не только библейскими и доктринальными, но и культурными факторами при непременном "преломлении" коллективно разделяемых знаний через уникальный личный опыт индивида.

Для изучения особенностей функционирования религиозного знания в сознании носителей русской и американской культур был разработан эксперимент, предусматривающий получение доступа к религиозному знанию через язык как основной "продукт" объективации содержания сознания. В качестве стимула был избран квазибиблеизм "блудный cbiH"/"prodigal son" (словарные эквиваленты в русском и английском языках), часто используемый в религиозном дискурсе. Таким образом, религиозное знание рассматривалось в общей структуре исследуемого концепта, т.е. перцептивно-когнитивно-аффективного ментального образования, активируемого указанным языковым знаком в сознании носителей культур.

На первом этапе были выявлены и проанализированы продукты осмысления испытуемыми ПВ-стимула через вербальное описание его значения и контекстуальное использование. Полученные результаты подтвердили прецедентный характер ПВ-стимула в русской и американской культурах, выражающийся в его широком опознании как знакомого и способности индуцировать в сознании носителей культуры некое заданное содержание. Был сделан вывод о комплексности структуры внутреннего контекста осмысления стимула, потенциально включающей в обеих культурах инварианты восприятия прецедентного текста (ПТ) [Лк. 15: 11-32], отраженной в нем прецедентной ситуации (ПС), связанной с младшим сыном, и символа-ПВ как суммы дифференциальных характеристик образа младшего сына, образующего относительно самостоятельный прецедентный феномен (ПФ). При этом отмечалось, что с логической точки зрения адекватная интерпретация индивидом ПВ-стимула, а именно актуализация как нравственно-богословского (сакрального), так и нравственно-житейского (нерелигиозного) смыслового содержания, возможна только в случае осмысления ПВ на полной идентификационной основе. В ходе анализа экспериментального материала на данном этапе исследования были выявлены некоторые различия в активации испытуемыми символа-ПВ и ПС и получен более низкий показатель актуализации сакрального смысла ПВ-стимула носителями русской культуры (по сравнению с американцами). Однако, учитывая закономерность первоочередного воспроизведения индивидом актуального для него личностного смысла, было сочтено необоснованным толковать полученные результаты как полное отсутствие сакрального содержания в интерпретативном поле, созданным соответствующими информантами.

Для установления потенциальной возможности актуализации сакрального смыслового содержания логика исследования потребовала изучения идентификационной основы ПВ на предмет характера связи между образующими ее прецедентными феноменами. Для этого ии. предлагалось указать, кто такой блудный сын/prodigal son (фактический материал в противовес продукту осмысления ПВ) и изложить историю блудного сына/story of the prodigal son. Оказалось, что подавляющее большинство ии., не актуализировавших сакральный смысл на первом этапе исследования, действительно идентифицировали ПВ на структурно измененной основе, что вызвало значительную или полную десакрализацию ПВ-стимула в сознании данных испытуемых. При анализе указанных ии. источников знакомства с историей блудного сына/prodigal son была выявлена зависимость динамики смыслов от характера функционирования ПВ в обсуждаемых культурах (его тесная связь с ПТ в американской культуре и значительная оторванность от ПТ - в русской).

Исследование воспроизведенных ии. повествований о блудном сыне позволило сделать обоснованное заключение о постоянном действии аттрактивных сил культуры при осмыслении ПВ как на структурно полной, так и модифицированной основе. В первом случае оно проявляется в актуализации культурно релевантных элементов основы, определяющих соответствующие различия в образуемых смыслах (в ПС акцент на уходе младшего сына из дома у русских и возвращении — у американцев, в символе-ПВ акцент на безответственности сына по отношению к родным у русских и расточительности, упрямстве — у американцев и т.д.). Модифицированная идентификационная основа, как правило, расширяется за счет активации дополнительных фрагментов концептуальной системы (КС) (у американцев часто иных структур религиозного знания), в результате чего, образуемые смыслы носят более выраженный индивидуальный характер, но при этом неизбежно отражают "коллективную" составляющую КС с ее организующими элементами. Таким образом, полученные данные убедительно свидетельствуют о том, что, будучи продуктами культуры, знаки языка непременно несут на себе ее системные свойства (как динамической системы) и не могут выражать абсолютно одинаковые значения в двух разных культурах. Отсюда следует, что иллюзия понимания неизбежна даже в том случае, если межкультурное общение происходит между представителями христианского социума, принадлежащими к одной деноминации и одинаково хорошо знакомыми со Священным Писанием.

На заключительном этапе исследования определялись особенности локализации ПВ в КС носителей обсуждаемых культур. Экспериментальное задание (изложение морали истории о блудном сыне) было нацелено на стимулирование процесса смыслоосознания [Леонтьев Д.А. 1997], т.е. включение данной "истории" в систему смысловых связей жизненного мира ии. через расширение контекста осмысления. Было выявлено, что для носителей русской культуры характерно более "переживаемое" восприятие первой части притчи с активацией фрагментов КС, объективируемых языковыми знаками "раскаяние", "грех", "прощение", а также относительно сепаратное существование в сознании ии. "сфер" сакрального и земного. У американцев актуальной оказалась вторая часть притчи и, соответственно, фрагменты КС, выражаемые знаками "return", "welcome", "accept", "forgive", "love", "grace" и т.д., при ярко выраженном инструментальном характере религиозного знания и его применимости к сфере повседневности. Идентификация ПВ на измененной основе определяла более глубокие различия в концептуальной локализации ПВ.

Таким образом, в результате исследования подтвердилось предположение об обусловленности характера и специфики функционирования религиозного знания культурными факторами. Дальнейшим этапом в исследовании данной проблематики видится изучение коммуникативного поведения в сфере религии как на вербальном, так и на невербальном уровнях, что, как представляется, послужит основой для изучения динамики меж

Список научной литературыКузьменко, Лариса Александровна, диссертация по теме "Теория языка"

1. Абраменкова В.В., Слободчиков В.И. Христианская антропология и современная психология // Вопросы психологии. — 2001. № 2. — С. 147151.

2. Англо-русский словарь в помощь христианскому переводчику / Под ред. М. Макарова. М.: "Духовное возрождение", 1997. - 390 с.

3. Белла Р.Н. Социология религии / Американская социология: Перспективы, проблемы, методы. М.: Прогресс, 1972. - С.265-281.

4. Берестнев Г.И. Иконичность добра и зла // Вопросы языкознания. — 1999.-№4.-С. 99-113.

5. Библер B.C. От науконаучения к логике культуры: Два философ, введения в двадцать первый век. -М.: Политиздат, 1990. - 413 с.

6. Бибихин В.В. Слово и событие. М.: Эдиториал УРСС, 2001. - 280 с.

7. Блум Ф., Лейзерсон А., Хофстедтер Л. Мозг, разум и поведение: Пер. с англ. -М.: Мир, 1988.-248 с.

8. Братусь Б.С. К проблеме человека в психологии // Вопросы психологии. -1997. -№ 5.-С.З-19.

9. Ю.Братусь Б.С. Двойное бытие души и возможности христианской психологии // Вопросы психологии. 1998. - № 4. - С.71-79.

10. Василюк Ф.Е. Структура образа сознания // Вопросы психологии. -1993. № 5. - С.5-19.

11. Веракса Н.Е. Предисловие // Выготский JI.C. Психология. М.: Изд-во ЭКСМО-Пресс, 2000. - С.5-12.

12. Н.Верещагин Е.М., Костомаров В.Г. Язык и культура: Лингвострановеде-ние в преподавании русского языка как иностранного. 4-е изд., перераб. и доп. М.: Рус. яз., 1990. - 246 с.

13. Выготский Л.С. Психология. М.: Изд-во ЭКСМО-Пресс, 2000. -1008с.

14. Герман И.А., Пищальникова В.А. Введение в лингвосинергетику: Монография. -Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 1999. — 130 с.

15. Готтсданкер Р. Основы психологического эксперимента: Учеб. Пособие. Пер. с англ. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1982. — 464 с. ^

16. Гудков Д.Б. Прецедентное имя и проблемы прецедентности. — М.: Изд-во МГУ, 1999.-152 с.

17. Гудков Д.Б., Красных В.В., Захаренко И.В., Багаева Д.В. Некоторые особенности функционирования прецедентных высказываний // Вестник московского университета. — 1997. Сер. 9. Филология. № 4. — С.106-118.

18. Гуревич П.С. Философия культуры. Учебник для высшей школы. — М.: Издательский дом NOTA BENE, 2001. 352 с.

19. Дубов И.Г. Феномен менталитета: психологический анализ // Вопросы психологии. 1993. - № 2. - С.20-29.

20. Дубровина К.Н. Коммуникативные аспекты лингвистики, перевода и методики преподавания иностранных и родного языков // Тезисы Международной научно-практической конференции. М., 1998. - С.19-21.

21. Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. Метод социологии. М.: Наука, 1991.-572 с.

22. Жинкин Н.И. Язык. Речь. Творчество. (Избранные труды): Исследования по семиотике, психолингвистике, поэтике. М.: Лабиринт, 1998. — 366 с.

23. Залевская А.А. О комплексном подходе к исследованию закономерностей функционирования языкового механизма человека // Психолингвистические исследования в области лексики и фонетики. — Калинин, 1981. С.28-44.

24. Залевская А.А. Индивидуальное знание. Специфика и принципы функционирования. Тверь, 1992. - 136 с.

25. Залевская А.А. Различные подходы к трактовке значения как достояния индивида // Психолингвистические исследования слова и текста: Сборник научных трудов. — Тверь: Тверской государственный университет, 1997.-С.11-23.

26. Залевская А.А. Концепт как достояние индивида // Психолингвистические исследования слова и текста: Сб. науч. тр. — Тверь: Твер. гос. ун-т, 2002а.-С.5-18.

27. Залевская А.А. Самоорганизующиеся сети связей в индивидуальном лексиконе // Психолингвистические исследования слова и текста: Сб. науч. тр. Тверь: Твер. гос. ун-т, 20026. - С.41-51.

28. Кабакчи В.В. Практика английского языка межкультурного общения: Religion, Christianity, Russian Orthodoxy (Pravoslavie) / Учебное пособие. -СПб.: ИВЭСЭП, Знание, 2001а. 176 с.

29. Кабакчи В.В. Православная тема в англоязычном межкультурном общении: (Постановка проблемы) // Иностранные языки в школе. — 20016. -№ 3. С.86-91.

30. Кабища А., Тульчинский М. Сравнительный анализ социологической литературы на русском и английском языках: по базам данных ИНИОН // Социологические Исследования. 1996. - Том 23. — №. 3. - С.111-121.

31. Карасик В.И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. — Волгоград: Перемена, 2002. 477 с.

32. Караулов Ю.Н. Предисловие. Русская языковая личность и задачи ее изучения // Язык и личность. — М., 1989. С.3-8.

33. Клюканов И.Э. Динамика межкультурного общения: Системно-семиотическое исследование. Тверь, 1998. - 99 с.

34. Клюканов И.Э. Динамика межкультурного общения: к построению нового концептуального аппарата. Дис. .д-ра филол. наук. — Тверь, 1999а.-298 с.

35. Клюканов И.Э. Динамика межкультурного общения: к построению нового концептуального аппарата. Автореф. дис. . д-ра филол. наук. — Тверь, 19996. 42 с.

36. Колесов В.В. Концепт культуры: образ понятие - символ//Вестник СПб университета. Сер. 2. - 1992. -№ 3. -С.30-40.

37. Колесов В.В. "Жизнь происходит от слова.". СПб.: "Златоуст", 1999. -368 с.

38. Коул М. Культурно-историческая психология: наука будущего. — М.: "Когито-Центр", Изд-во "Институт психологии РАН", 1997. — 431с.

39. Кравченко А.В. Естественнонаучные аспекты семиозиса // Вопросы языкознания. 2000. - № 1. — С.3-9.

40. Кравченко А.В. Знак, значение, знание. Очерк когнитивной философии языка. — Иркутск: Издание ОГУП "Иркутская областная типография №1", 2001.-261 с.

41. Красных В.В. Виртуальная реальность или реальная виртуальность? (Человек. Сознание. Коммуникация). Монография. М.: Диалог-МГУ, 1998.-352 с.

42. Красных В.В., Гудков Д.Б., Захаренко И.В., Багаева Д.В. Когнитивная база и прецедентные феномены в системе других единиц и в коммуникации // Вестник МГУ. Серия 9. Филология. - 1997. - № 3. - С.62-75.

43. Кремнева А.В. Функционирование библейского мифа как прецедентного текста (на материале произведений Джона Стейнбека). Автореф. дис. . канд. филол. наук. Барнаул, 1999. - 24 с.

44. Крохалев И.В., Мурзин Л.Н. Язык и культура // Лингвистика. — Пермь, 1996. — Вып. 2. С.64-73.

45. Крюков А.Н. Методологические основы интерпретативной концепции перевода: Автореф. дис. . д-ра филол. наук. — М., 1989. — 42 с.

46. Кубрякова Е.С. Память и ее роль в исследовании речевой деятельности // Текст в коммуникации. — М., 1991. — С.4-21.

47. Кудрина Н.А. Типы межъязыковых соответствий в пространстве преце-дентности // Актуальные проблемы исследования языка: теория, методика, практика обучения: межвузовский сборник научных трудов. — Курск: Изд-во Курск, гос. пед. ун-та, 2002. — С.46.

48. Лапатухина Ю.В. Индивидуальные и групповые маркеры православного дискурса (экспериментальное исследование). Автореф. . канд. филол. наук. Ульяновск, 2000. — 20 с.

49. Леонтьев А.А. Основы психолингвистики: Учеб. пособие для вузов. — М.: "Смысл", 1997. 287 с.

50. Леонтьев А.Н. Проблемы развития психики. — М.: Изд-во МГУ, 1972. — 574 с.

51. Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность. 2-е изд. М.: Политиздат, 1977.-304 с.

52. Леонтьев Д.А. Значение и личностный смысл: две стороны одной медали // Психологический журнал. 1996. - Том 17. - №. 5. - С. 19-30.

53. Леонтьев Д.А. Динамика смысловых процессов // Психологический журнал.- 1997.-Том 18. -№ 6. -С.13-27.

54. Левицкий В.В., Стернин И.А. Экспериментальные методы в семасиологии. Воронеж: Изд-во ВГУ, 1989. - 192 с.

55. Лингвосинергетика: проблемы и перспективы: Материалы первой школы-семинара 1-2 июля 2000 г. Барнаул, 2000. - 119 с.

56. Макаров М. Вступительная статья // Англо-русский словарь в помощь христианскому переводчику / Под ред. М. Макарова. — М.: "Духовное возрождение", 1997. -С.5-10.

57. Маркарян Э.С. Очерки теории культуры. Ереван, 1969.

58. Мацумото Д. Психология и культура. — СПб.: Прайм-ЕВРОЗНАК, 2002. -416с.

59. Меликов В.В. Введение в текстологию традиционных культур (на примере "Бхагаватгиты" и других индийских тектов). — М.: Российск. гос. гуманит. ун-т, 1999. 304 с.

60. Мечковская Н.Б. Язык и религия: Пособие для студентов гуманитарных вузов. М.: Агентство "ФАИР", 1998. - 352 с.

61. Мицкевич В.А. Библиология: Том I и II. — СПб, 1997. — 332 с.

62. Мягкова Е.Ю. Эмоциональная нагрузка слова: опыт психолингвистического исследования. Воронеж: Изд-во Воронежского университета, 1990.- 109 с.

63. Мягкова Е.Ю. Эмоционально-чувственый компонент значения слова. -Курск: Изд-во Курск, гос. пед. ун-та, 2000. 110 с.

64. Несистематический словарь трудностей, тонкостей и премудростей английского языка в сопоставлении с русским. / П. Палажченко. — М.: Р.Валент, 2000. 240 с.

65. Николенко В., Русова Т. Наука в век ренессанса: неоконченный диалог // Человек и христианское мировоззрение. Выпуск 5. Симферополь, 2000. - С.23-27.

66. Новиков А.И. Знание в системах общения // Лингвистическая прагматика и общение с ЭВМ. М., 1989. - С.58-103.

67. Ожегов С.И. Словарь русского языка: Ок. 57 ООО слов / Под ред. Чл,-корр. АН СССР Н.Ю. Шведовой. 18-е изд., стереотип. - М.: Рус. яз.,1987.-797 с.

68. Павиленис Р.И. Понимание речи и философия языка // Новое в зарубежной лингвистике: Вып. 17. Теория речевых актов. Сборник. — М.: Прогресс, 1986. -С.380-388.

69. Петренко В.Ф. Психосемантика сознания. М.: Изд-во Моск. ун-та,1988.-208 с.

70. Пищальникова В.А. Психопоэтика. — Барнаул: Изд-во АТУ, 1999. — 173с.

71. Пищальникова В.А. Общее языкознание: Учебное пособие. — 2-е изд. — М.: МГЭИ, 2003.-212 с.

72. Подберезский И.В. Протестанты и другие: Религиозная публицистика: Сборник статей. СПб.: Мирт, 2000. - 392 с.

73. Прохоров Ю.Е. Национальные социокультурные стереотипы речевого общения и их роль в межкультурной коммуникации // Функциональные исследования. Сб. статей по лингвистике. М., 1997. — Вып. 4. — С.5-21.

74. Психолингвистические проблемы функционирования слова в лексиконе человека: Коллективная монография / Под общ. ред. А.А. Залевской. — Тверь: Твер. гос. ун-т, 1999. 191 с.

75. Психология сознания / Сост. и общая реакция JI.B. Куликова. — СПб.: Питер, 2001.-480 с.

76. Садохин А.П. Этнология: Учебник. М.: Гардарики, 2000. - 256 с.

77. Сазонова Т.Ю. Различные подходы к трактовке концепта // Слово и текст в психолингвистическом аспекте: Сб. науч. тр. Тверь: Твер. гос. ун-т, 2000. - С.70-76.

78. Семенов В.Е. Духовно-нравственные ценности — главный фактор возрождения России // Психология сознания / Сост. и общая реакция JI.B. Куликова. СПб.: Питер, 2001. - С. 334-345.

79. Семенова Е.С. Слово как логос // Слово и текст в психолингвистическом аспекте: Сб. науч. тр. Тверь: Твер. гос. ун-т, 2000. - С.76-82.

80. Семенова Е.С. Деформация значения библеизмов в поэзии пролетарских писателей // Психолингвистические исследования слова и текста: Сб. науч. тр. Тверь: Твер. гос. ун-т, 2002. - С. 109-117.

81. Седов Е., Кузнецов Д. В начале было Слово . — СПб.: Христианское общество "Библия для всех", 1994. 80 с.

82. Слышкин Г.Г. Лингвокультурные концепты прецедентных текстов. Дис. . канд. филол. наук. — Волгоград, 1999. — 174 с.

83. Смирнов С.Д. Психология образа: проблема активности психического отражения. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1985. - 231 с.

84. Сорокин Ю.А. Радио- и телепередача как диалог // Общение: теоретические и прагматические проблемы. М., 1978. - С.125-132.

85. Сорокин Ю.А. Этническая конфликтология (Теоретические и экспериментальные фрагменты). Самара: "Русский лицей", 1994. - 94 с.

86. Сорокин Ю.А. Введение в этнопсихолингвистику: Учебное пособие / Под ред. С.А. Борисовой. Ульяновск: УлГУ, 1998. - 138 с.

87. Сорокин Ю.А. Интерпретативная или деятельностная теория перевода? // Языковое сознание и образ мира. М., 2000. - С. 107-115.

88. Степанов Ю.С. Константы. Словарь русской культуры. Опыт исследования. -М.: "Школа "Языки русской культуры", 1997. 824 с.

89. Стернин И.А. Психологически реальное значение слова и его изучение // Психолингвистические исследования в области лексики и фонетики. Калинин, 1981.-С. 116-122.

90. Стернин И.А., Быкова Г.В. Концепты и лакуны. Языковое сознание: формирование и функционирование. Сборник статей / Отв. ред. Н.В. Уфимцева. М., 1998. - С.55-67.

91. Супрун А.Е. Текстовые реминисценции как языковое явление // Вопросы языкознания. 1995. - № 6. - С. 17-29.

92. Тарасов Е.Ф. Введение // Язык и сознание: парадоксальная рациональность. М., 1993.-С.6-15.

93. Тарасов Е.Ф. Межкультурное общение новая онтология анализа языкового сознания // Этнокультурная специфика языкового сознания. — М., 1996.-С.7-22.

94. Тарасов Е.Ф. К построению теории межкультурного общения // Языковое сознание: формирование и функционирование. Сборник статей / Отв. ред. Н.В. Уфимцева. М., 1998. - С.30-34.

95. Тарасов Е.Ф. Актуальные проблемы анализа языкового сознания // Языковое сознание и образ мира. Сборник статей / Отв. ред. Н.В. Уфимцева. -М., 2000. С.24-32.

96. Тарасова И.П. Структура смысла и структура личности коммуниканта // Вопросы языкознания. 1992. - № 4. - С. 103-110.

97. Тер-Минасова С.Г. Язык и межкультурная коммуникация. — М.: Слово/Slovo, 2000. 264 с.

98. Тиллих П. Избранное: Теология культуры. Пер. с англ. М.: Юрист, 1995.-479 с.

99. Титоне Р. Некоторые эпистемологические проблемы психолингвистики // Психолингвистика. М., 1984. - С.336-352.

100. Туркова-Зарайская М.О. Особенности понимания библеизмов современными носителями языка. Дис. . канд. филол. наук. — Тверь, 2002а. 202 с.

101. Туркова-Зарайская М.О. Особенности понимания библеизмов современными носителями языка. Автореф. дис. . канд. филол. наук. — Тверь, 20026. 18 с.

102. Уфимцева Н.В. Русские: опыт еще одного самопознания // Этнокультурная специфика языкового сознания. — М., 1996. С.144-162.

103. Уфимцева Н.В. Этнический характер, образ себя и языковое сознание русских // Языковое сознание: формирование и функционирование. Сборник статей / Отв. ред. Н.В. Уфимцева. -М., 1998. С.135-170.

104. Уфимцева Н.В. Языковое сознание и образ мира славян // Языковое сознание и образ мира. Сборник статей / Отв. ред. Н.В. Уфимцева. — М., 2000.-С.20Г-2'19.

105. Ушакова Т.Н. Языковое сознание и принципы его исследования // Языковое сознание и образ мира. Сборник статей / Отв. ред. Н.В. Уфимцева. М., 2000. - С. 13-23.

106. Федосюткина Н.С. Сравнительное исследование ценностных представлений русских и американцев // Человек. Язык. Культура: Межвузовский сборник статей. Выпуск 2. Курск: Изд-во Курск, гос. пед. унта, 2002. -С.78-89.

107. Федотова С.В. Библейский миф как конвенциональный стереотип: экспериментальное исследование. Автореф. канд. филол. наук. — Барнаул, 2000а. 22 с.

108. Федотова С.В. Опыт экспликации факторов, формирующих феномен религиозной веры в контексте проблемы "язык и сознание" // Текст: структура и функционирование. — Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 20006. Вып. 4. С.49-59.

109. Фролов С.С. Социология: Учебник. — 3-е изд., доп. М.: Гардарики, 2000. - 344 с.

110. Хахлвег К. Системный подход к эволюции и эволюционной эпистемологии // Современная философия науки. М.: Логос, 1996. - С. 178198.

111. Шахнарович A.M. Онтогенез мыслеречедеятельности: семантика и текст // Филологические науки. 1998. - № 1. — С.56-64.

112. Шаховский В.И. Нацио- и социокультурные аспекты языковой личности // Общество, язык и личность: Материалы Всерос. науч. конф. (Пенза, 23-26 октября 1996 г.). М., 1996. Вып. 1. - С.29-30.

113. Эталон (программный комплекс) v.4.61. 1995-1999// http://www.scli.ru (webmaster@scli.ru).

114. Языковое сознание и образ мира. Сборник статей / Отв. Ред. Н.В. Уфимцева. М., 2000. - 320 с.

115. Языковое сознание: содержание и функционирование. XIII Международный симпозиум по психолингвистике и теории коммуникации. Тезисы докладов. Москва, 1-3 июня 2000 г. / Редактор Е.Ф. Тарасов. М., 2000. - 288 с.

116. Языковое сознание: устоявшееся и спорное. XIV Международный симпозиум по психолингвистике и теории коммуникации. Тезисы докладов. Москва, 29-31 мая 2003 г. / Редактор Е.Ф. Тарасов. М., 2003. — 324 с.

117. Яковлев Н.Н. Религия в Америке 80-х: Заметки американиста. — М.: Политиздат, 1987. 192 с.

118. Barclay W. And Jesus Said: A Handbook on the Parables of Jesus. -Philadelphia, 1970. 224 p.

119. Cultural models in language and thought / D. Holland and N. Quinn (Eds.). New York: Cambridge University Press, 1987. - 400 p.

120. Damasio A.R. Concepts in the brain // Mind and Language. Vol. 4 Nos 1 and 2 Spring/Summer, 1989. Pp. 24-27.

121. Duranti A. Linguistic Anthropology. Cambridge University Press. 1997. -398 p.

122. Even-Zohar I. The Making of Culture Repertoire and the Role of Transfer/Target, 9 (2), 1997. Pp. 373-381. Electronically available from: "http://www.tau.ac.il/~itamarez/papers/rep trns.htm".

123. Frames, Fields and Contrasts: new essays in semantic and lexical organization/edited by Adrienne Lehrer, Eva Feder Kittay. Lawrence Erlbaum Associates, Inc. Publishres. New Jersey, 1992. - 464 p.

124. Hatim В., Mason I. The Translator as Communicator. London, 1997. -385 p.

125. Hiebert P. G. Anthropological Insights for Missionaries. Baker Book House / Grand Rapids, Michigan, 1994. 315 p.

126. Human behavior in global perspective: an introduction to cross-cultural psychology / Marshall H. Segall. et al.. MA, 1990. 427 p.

127. International Journal of Intercultural Relations. 2001. - №25. - Pp.231 -233. www.elsevier.com/locate/iiintrel

128. Israel D. Review of: M. Cresswell. Structured Meanings. The semantics of prepositional attitudes. The MIT Press, 1985 // Computational Linguistics, 1987. - Vol. 13, N - Pp. 358-363.

129. Key Concepts in Cultural Theory. Edited by A. Edgar and P. Sedgwick. -Routledge. London, 1999. 506 p.

130. Lefevere A., Bassnet S. Introduction: Proust's Grandmother and the Thousand and One Nights: The "Cultural Turn" in Translation Studies // S. Bassnett, A. Lefevere (Eds.). Translation, History and Culture. London, 1990.-Pp. 1-13.

131. Martin Judith N., Nakayama Т.К. Intercultural communication in contexts. Second edition. London, Toronto: Mayfield Publishing Company, 2000. - 364 pp.

132. Nida E., Reyburn W.D. Meaning Across Cultures. Maryknoll, NY.:, Orbis, 1981.-Pp. 26-30.

133. Nord C. Text Analysis in Translation. Theory, Method, and Didactic Application of a Model for Translation-Oriented Text Analysis. Amsterdam / Atlanta GA: Rodopi, 1991a. - 250 p.

134. Nord C. Scopos, loyalty, and translational conventions // Target. 19916. - Vol.3. - No. 1.- Pp. 91-109.

135. Perspectives On The World Christian Movement. A Reader. Edited by Ralph D. Winter, Steven C. Hawthorne. Pasadena. Calif. 1981.-846 p.

136. Quinn N., Holland D. Culture and Cognition // Cultural models in language and thought / D. Holland and N. Quinn (Eds.). New York: Cambridge University Press, 1987. - Pp. 3-40.

137. Torop P. Cultural semiotics and culture // Sign System Studies. 1999. -Vol. 27.-Pp. 9-23.

138. Turner M. Design for a theory of meaning // Overton W. & Palermo D. (Eds.). The nature and ontogenesis of meaning. Lawrence Erlbaum, 1994. -Pp. 91-107.

139. Varela F.J. Autopoesis and a biology of intentionality // B.McMullin, N.Murphy (eds.). Autopoesis and perception: A workshop with ESPRIT BRA 3352. Dublin, 1992. - Pp.4-14.

140. Venuti L. Translation and the formation of cultural identities // Current Issues in Language and Society. 1994. - Vol. 1 (3). - Pp. 201-217.

141. ПРЕЦЕДЕНТНЫЙ ТЕКСТ ЛК. 15: 11-32. На русском языкепри подготовке настоящего издания текст Синодального перевода 1876 года был сверен с еврейским текстом Ветхого Завета и греческим текстом Нового1. Завета)

142. Еще сказал: у некоторого человека было два сына;

143. И сказал младший из них отцу: «отче! Дай мне следующую мне часть имения. И отец разделил им имение.

144. По прошествии немногих дней младший сын, собрав все, пошел в дальнюю страну и там расточил имение свое, живя распутно.

145. Когда же прожил все, настал великий голод в той стране, и он начал нуждаться;

146. И пошел, пристал к одному из жителей страны той, а тот послал его на поля свои пасти свиней;

147. И рад был наполнить чрево свое рожками, которые ели свиньи, но никто не давал ему.

148. Придя же в себя, сказал: «сколько наемников у отца моего избыточествуют хлебом, а я умираю от голода;

149. Встану, пойду к отцу моему и скажу ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою

150. И уже недостоин называться сыном твоим; прими меня в число наемников твоих».

151. Встал и пошел к отцу своему. И когда он был еще далеко, увидел его отец его и сжалился; и, побежав, пал ему на шею и целовал его.

152. Сын же сказал ему: «отче! я согрешил против неба и пред тобою и уже недостоин называться сыном твоим».

153. А отец сказал рабам своим: «принесите лучшую одежду и оденьте его, и дайте перстень на руку его и обувь на ноги;

154. И приведите откормленного теленка, и заколите; станем есть и веселиться!

155. Ибо этот сын мой был мертв и ожил, пропадал и нашелся». И начали веселиться.

156. Старший же сын его был на поле; и, возвращаясь, когда приблизился к дому, услышал пение и ликование;

157. И, призвав одного из слуг, спросил: «что это такое?»

158. Он сказал ему: «брат твой пришел, и отец твой заколол откормленного теленка, потому что принял его здоровым».

159. Он осердился и не хотел войти. Отец же его, видя, звал его.

160. Но он сказал в ответ отцу: «вот я столько лет служу тебе и никогда не приступал приказания твоего, но ты никогда не дал мне и козленка, чтобы мне повеселиться с друзьями моими;

161. А когда этот сын твой, расточивший имение свое с блудницами, пришел, ты заколол для него откормленного теленка».

162. Он же сказал ему: «сын мой! Ты всегда со мною, и все мое твое,

163. А о том надобно радоваться и веселиться, что брат твой сей был мертв и ожил, пропадал и нашелся».

164. На английском языке New International Version

165. Jesus continued: There was a man who had two sons.

166. The younger one said to his father, "Father, give me my share of the estate". So he divided his property between them.

167. Not long after that, the younger son got together all he had, set off for a distant country and there squandered his wealth in wild living.

168. After he had spent everything, there was a severe famine in that whole country, and he began to be in need.

169. So he went and hired himself out to a citizen of that country, who sent him to his fields to feed pigs.

170. He longed to fill his stomach with the pods that the pigs were eating, but no one gave him anything.

171. So he got up and went to his father. But while he was still in a long way off, his father saw him and was filled with compassion for him; he ran to his son, threw his arms around him and kissed him

172. The son said to him, "Father, I have sinned against heaven and against you am no longer worthy to be called your son."

173. But the father said to his servants, "Quick! Bring the best robe and put it on him. Put a ring on his finger and sandals on his feet.

174. Bring the fattened calf and kill it/. Let's have a feast and celebrate.

175. For this son of mine was dead and is alive again; he was lost and is found"" So they began to celebrate.25 meanwhile, the older son was in the field. When he came near the house, he heard music and dancing.

176. So, he called one of the servants and asked him what was going on.27 "Your brother has come," he replied, "and your father has killed the fattened calf because he has him back safe and sound."

177. The older brother became angry and refused to go in. So his father went out and pleaded with him.

178. But he answered his father: "Look! All these years I've been slaving for you and never disobeyed your orders. Yet you never gave me even a young goat so I could celebrate with my friends.

179. But when this son of your who has squandered your property with prostitutes comes home, you kill the fattened calf for him!"31 "My son," the father said, "you are always with me, and everything I have is yours.

180. But we had to celebrate and be glad, because this brother of yours was dead and is alive again; he was lost and is found".

181. Подгруппа: тексты, содержащие упоминание основных героев притчи при наиболее точном воспроизведении ПТ

182. Отсутствие отдельных частей:

183. Отсутствие части, описывающей реакцию старшего сына на действия отца (5);

184. Отсутствие части, повествующей о получении младшим сыном своей части наследства (1);

185. Отсутствие части, повествующей о желании младшего сына вернуться домой и попроситься у отца на работу в качестве наемника (3); Отсутствие части, описывающей реакцию отца на претензии старшего сына (5).

186. Отсутствие части, описывающей реакцию отца на возвращение младшего сына (1)\

187. Отсутствие части, повествующей о работе младшего сына свинопасом (1). Дополнения, выходящие за пределы оригинала:

188. Когдамладший стал совершеннолетним, он изъявил желание .»; «С этими деньгами он ушел в страну далекую .»;которые сыновья. жили в доме его [отца] и пользовались всеми его благами наравне»',

189. Так как он был недипломированный специалист, не имел ни стажа, ни опыта, не владел языками и ПК, то . мораль — учитесь, учитесь, учитесь! .И там был пир, но я там не был»; «. чтобы пожить свободной жизнью»',

190. Бог простил кто ? может этому огорчиться, тот кто далек от переживаний Отца о блудном сыне».

191. Подгруппа: тексты, содержащие упоминание основных героев притчи при недостаточно точном и полном воспроизведении ПТ

192. Отсутствие части, описывающей реакцию отца на претензии старшегосына (3).

193. Дополнения, выходящие за пределы оригинала:

194. Когда старому отцу сказали .»;один из которых помогал отцу, работал, в общем был примерным сыном.

195. Второй сын был менее примерным».

196. Подгруппа: тексты с отсутствием в содержании упоминания одного илинескольких главных героев ПТ

197. Изложение содержания в стихотворной форме:• «Не вняв советам своего отца, по жизни сын блудил, яко овца. Изведав трудностей немало, познав и горе, и успех, решив хоть как-то скрасить грех, сей сын вернулся гол и сир к отцу, которого покинул».

198. Подгруппа: тексты, содержащие упоминание основных героев притчи при наиболее точном воспроизведении ПТ

199. Замена одного содержания другим, не искажающим смысла:• "Не ends up taking care of pigs and sharing their food";• " . and went and slept and ate with the hogs".

200. Отсутствие отдельных частей:

201. Отсутствие части, повествующей о реакции старшего сына на возвращение младшего (2);

202. Отсутствие части, повествующей о реакции отца на претензии старшего сына (9);

203. Отсутствие части, повествующей о работе младшего сына свинопасом (4); Отсутствие части, повествующей о желании младшего сына вернуться к отцу в качестве наемного рабочего (б).

204. Дополнения, выходящие за пределы оригинала:. his friends forsake him ."; " . he realized his sin (we infer) .";

205. The prodigal son had a wonderful life with all his needs met at home .at that time his partying friends also left

206. Подгруппа: тексты, содержащие упоминание основных героев притчи при недостаточно полном и точном воспроизведении ПТ

207. Конкретизация и детализация того, что дано в более общем и сжатом виде:• "A wealthy man .The other son leaves home for the big city";• "The son of a wealthy man .".

208. Замена одного содержания другим, не искажающим смысла:• ". and remembers that the pigs on his father's farm would eat better than he was";• "A man had three (?) sons .".

209. As the time comes for the sons to enter the world on their own, their father gives them a rather large sum of money . and sends them their own way".

210. Подгруппа: тексты с отсутствием в содержании упоминания одного илинескольких главных героев ПТ

211. Замена одного содержания другим, не искажающим смысла:• ". takes his blessing, leaves home, squanders it.";• "He was eating with pigs .".

212. Искажения смыслового содержания:• "When he gets tired of it being away from his family.".1. Источник Числоответов1. Ев. от Луки 15: 11-.

213. Эта история известна мне по повествованию Евангелиста Луки 15 Ев. от Луки, гл. 15

214. Я читал эту притчу в Ев. от Луки, а также слышал на проповеди в храме Эта история записана Евангелистом Лукой Из Евангелия от Луки Из Нов. Завета, Ев. от Луки Из Библии, Еванг. от Луки

215. Читала в Евангелии и изучала в Воскресной школе Из Евангелия

216. Я читала Библию, Евангелие1. Из к. Новый Завет 2

217. Из Священного Писания, Нового Завета 2

218. Я знаю эту историю, потому что в детстве мне мама часто читала Библию, и в ней эта история Я читал Библию Знаю историю по Библии Я прочитала ее в Библии Из Библии, читала которую несколько лет назад1. Из Библии 131. Из Книги жизни Библия

219. Из Библии и видела картину По рассказам, из Библии

220. Увидел картину, затем слышал, что это библейская история Из картины Рембрандта и Нового Завета

221. В первый раз я эту историю узнал от проповедника-баптиста в поместной церкви

222. Из «Истории искусств». Это был комментарий к картине Из фильмов детских. Библейские истории. Из мультфильма (по мотивам Библии) Из мультиков Видела картину Видел на картине Из книг истории

223. Учительница в школе рассказывала Из СМИ (радио, ТВ) От моего мужа

224. От родителей известна бытовая версия, скорее шутливая Знаю эту историю по названию картины Слышал что-то Из личной жизни

225. Никто не рассказывал, нигде не читала Ниоткуда Не слышала1. Она мне не известна 41. Отсутствие ответа 51. Bible1. the Bible I read it in the Bible From reading the Bible From Jesus' story Bible reading at church Bible study at church From Bible study

226. Bible study, church Sunday School In Sunday School

227. From Sunday School as a child in a Baptist Church in Virginia

228. Recognize from Sunday School lessons years ago1. Sunday School as a child

229. From Sunday School and sermons

230. Sunday School and church as a child

231. Didn't I don't know No answer3 5