автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.14
диссертация на тему: Некоторые аспекты становления жанра греческой историографии ("Музы" Геродота)

Полный текст автореферата диссертации по теме "Некоторые аспекты становления жанра греческой историографии ("Музы" Геродота)"

На правах рукописи.

ГИМАДЕЕВ Рустэм Анасович

НЕКОТОРЫЕ АСПЕКТЫ СТАНОВЛЕНИЯ ЖАНРА ГРЕЧЕСКОЙ ИСТОРИОГРАФИИ /"МУЗЫ" ГЕРОДОТА/.

Спесигльность 10.02.14 - классическая филология

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой стеленя кандидата филологических наук

Москва, 1995

Работа выполнена в научно-исследовательской группе "Античная литература и культура" Института Мировой Литературы им.А.М.Горького Российской Академии Наук.

Научный руководитель —

ведущий научный сотрудник, доктор филологических наук И.В.ШТАЛЬ Официальные оппоненты —

профессор, доктор филологических наук Н.А.ЧИСТЯКОВА; кандидат филологических наук Е.В.ПРИХОДЬКО

Ведущая организация —

Кафедра классической филологии Московского Государственного Лингвистического Университета.

Защита состоится " " _199 г. в _час._мин.

на заседании диссертационного совета Д 053.05.55 при Филологическом факультете Московского Государственного Университета им. М.В. Ломоносова по адресу:

119899 Москва, Воробьевы горы, Московский Государственный Университет им.М.В.Ломоносова, 1-й корпус гуманитарных факультетов, Филологический факультет.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Московского Государственного Университета им. М.В. Ломоносова

Автореферат разослан "__"_____199 г.

Ученый секретарь Диссертационного совета Д ' 053.05.55

доц. О.М.САВЕЛЬЕВА

I. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность и значимость работы. Актуальность анализируемой в диссертации проблемы обуславливается по преимуществу тем, что становление прозаических жанров греческой литературы остается малоизученным, что прежде всего относится к ранней греческой историографии. Накануне ее появления прагматическое знание о прошлом стояло в Греции не выше уровня стран Востока и притом ограничивалось двумя-тремя столетиями. Отрывочные сведения о более раннем времени сохранялись, видимо, только в мифо-поэтической традиции. Наиболее обычной формой бытования знания о прошлом — помимо вероятно существовавших храмовых и иных хроник — была к этому времени, видимо, устная "новелла", малоустойчивая и подверженная влияниям иных фольклорных жанров форма, которую, к тому же, вряд ли можно считать исключительно греческим достоянием. Можно считать правдоподобной многократно высказывающуюся точку зрения (в наиболее лапидарной форме — Р.Коллингвуд), согласно которой греки — в силу причин, подробное рассмотрение которых выходит за рамки работы — вообще не обладали выраженным чувством историзма. Тем более удивительно появление феномена Геродотовой истории, уникальное положение которой в современной ей греческой культуре едва ли должным образом оценено и изучено. Известные факты истории греческой словесности и духовной культуры Эллады не объясняют ни появления феномена истории и соответствующего ему литературного жанра, ни — что еще более показательно — его немедленного, уже после Фукидида, превращения в genus maxime oratorium. Выяснение особых обстоятельств, способствовавших становлению историографического жанра в Греции представляется наиболее удободостижимым путем выявления связей труда Геродота — носителя специфического комплекса архаических мировоззренческих и эстетических составляющих — с историческим, мировоззренческим и литературным контекстом эпохи и показа того, как этот контекст определял характер и задачи труда отца истории; актуальность работы, посвященной этому, из вышесказанного следует, значимость же ее вытекает из той определяющей роли, которую ранняя греческая историография сыграла в развитии целого ряда жанров художественной и научной литературы последующих эпох.

Степень разнообразности проблемы. Отдельные аспекты проблемы, служащей предметом исследования в диссертации, разрабатывались в современной отечественной и зарубежной науке преимущественно в работах, посвященных поискам фольклорных истоков стиля Геродота В.Клингер, В.Али — И.И.Толстой — А.И.Доватур и в работах, посвященных творчеству Геродота вообще или мировоззрению Геродота А.Бау-ер, Ф.Дальман, Ф.Фокке, фон Фритц, Ф.Гелльман, Ф.Якоби, Ж.Лашно, К.Пагель, Д.Пиппиди, М.Поленц, А.Шелль, Т.Син-ко, Г.Штрасбургер. В основном в связи с вопросом о истолковании геродотова проэмия проделана значительная предварительная работа по обоснованию задачи выявления и объяснения тех представлений Геродота, которые побудили его к работе над "Музами" Т.Кришер, Г.Эрбсе и др. В то же время ввиду кажущейся исчерпанности материала почти прекратилось изучение биографических сведений о Геродоте Ф.Дальман, А.Бауер, А.Шелль, Ф,Якоби. Для современной литературы вопроса характерно, что по молчаливому соглашению не считаются принципиально важными для понимания творчества Геродота ни его участие в политической борьбе, ни его полуварварское происхождение, ни его "египтомания". Это приводит к отрыву Геродота от конкретно-исторического фона и превращает его произведение в "вещь в себе", способствует тому, что текст отца истории все чаще превращается в объект формального, если не формалистического анализа Г.Вуд и др., причем результаты, получаемые с помощью тако'вого, незначительны.

Проблемы творчества Геродота рассматриваются в существующей литературе чаще всего раздельно и вне взаимосвязи. Сильна инерция игнорирующего особенности мировосприятия и творческого метода отца истории отношения к нему только как к историческому источнику. Творчество Геродота остается практически неизученным как феномен, возникший на стыке культур древнего Востока и Эллады. Ощущается' дефицит в исследованиях, в которых конкретный анализ текста на разных уровнях сочетался бы с привлечением сравнительного материала из смежных областей знания.

Цели и задачи исследования. Основная цель диссертации заключается в выявлении связи труда Геродота с общими тенденциями историко-литературного процесса, приведшими к возникновению жанра историографии в греческой литературе, а также в показе того, как те или иные идейные, эстетические, литературные явления определили задачи и характер "Муз"

Основные задачи исследования могут быть определены так:

1. Выявить и проанализировать поддающиеся новому или углубленному истолкованию сведения о жизни Геродота, обращая особое внимание на вопрос о его социальном статусе и связях.

2. Исследовать вопрос о возможных идейных влияниях на автора "Муз" по крайней мере в те периоды его жизни, которые хотя бы в некоторой степени освещены в источниках.

3. Изучить непосредственно принадлежащие Геродоту высказывания о цели его труда, а также общефилософские высказывания, позволяющие уточнить представления о мотивах, руководивших Геродотом при создании "Муз".

4. Определить реальное место, занимаемое в мировоззрении Геродота представлениями, свойственными греческой "народной этике", в первую очередь — представлением о так называемой "зависти богов".

5. Учитывая, что преодоление европоцентризма все еще является одной из насущных задач классической филологии, определить, какие элементы мировоззрения или творческого метода Геродота могут быть объяснены восточными влияниями или являются свидетельством типологического сходства в развитии идей на Востоке и в Греции.

Методологическая основа исследования может быть охарактеризована как комплексный филологический анализ текста. Автор стремится использовать все виды критики текста: от низшей критики до герменевтики; он пользуется также методами исследования, принятыми в языкознании, фольклористике и истории. С тем, чтобы сосредоточиться на изучении основных, по мнению автора, "силовых линиях" в жизни и творчестве Геродота, он избрал для углубленного анализа отдельные фрагменты текста, ибо "посредством истолкования нескольких мест "Гамлета", "Федры" или "Фауста" можно узнать больше существенного о Шекспире, Расине или Гете и об их времени, чем из целых курсов лекций, в которых ¡кизнь их и творчество рассматриваются систематически и в «ронологической последовательности" (Э.Ауэрбах. "Мимесис". М., 1976, стр.9).

Теоретическая и практическая значимость диссертации )бусловлена тем, что она представляет собою, с одной сторо-ш, первую в отечественной науке попытку исследовать от-)ажение системы идеологических, эстетических и аксиологи-

ческих установок Геродота в тексте его произведения, основанную на синтезе литературоведческих, текстологических, лингвистических, исторических и фольклористических методов исследования. С другой стороны, исследуемые проблемы важны не только для классической филологии, но и для истории культуры, фольклористики, историографии; материалы диссертации могут быть использованы для чтения курсов лекций по истории античной литературы, по историографии Древней Греции, культурологии, при подготовке критических изданий древних авторов, при составлении учебных и справочных пособий по соответствующим дисциплинам.

Апробация работы. Основные положения и выводы работы излагались автором на IV и V Всесоюзных Сергеевских чтениях в МГУ (1985 и 1987 гг.), а также в докладах на заседаниях научно-исследовательской группы "Античная архаика: литература и культура" ИМЛИ им.А.М.Горького РАН в 1989-1994 гг. Диссертация обсуждалась в заседании группы "Античная архаика: литература и культура" в 1994 г.

Все основные положения диссертации изложены в 6 опубликованных научных работах общим объемом 4,8 а.л.

Структура работы. Диссертация состоит из Вступления, Введения, глав 1-4 (с двумя приложениями), заключения и списка использованной литературы.

II. ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Во Введении обосновываются актуальность и значимост! темы диссертации, анализируется состояние ее научной разработки, определяется цель, основные задачи, м^тодологиче екая основа, раскрываются научная новизна, теоретическая I практическая значимость исследования.

В разделе "Предварительные замечания" автор, подчерки вая уникальный и во многом загадочный характер жанр; ранней греческой историографии, выдвигает предположение < прямом или опосредованном воздействии на процесс станов ления этого жанра древних культур Востока, в первую оче редь — египетской. Автор указывает на отсутствие общепри нятых точек зрения на такие важные вопросы, как мест! Геродота в истории собственно греческой литературы, нали

чие у него историко-философской концепции, первоначальные намерения его при написании "Муз".

Полагая, что сколько-нибудь убедительный ответ на важнейшие вопросы, которые ставит книга Геродота перед ее новейшим исследователем, мог бы дать только новый полный комментарий, автор намечает границы работы: новый критический анализ тех биографических данных, которые позволяют извлечь нечто ценное для определения места Геродота в современном ему мире; истолкование собственных высказываний Геродота о целях его труда и иных концептуально важных мест.

В главе I, "Геродот в современном ему мире: материалы к жизнеописанию историка" автор, прежде всего, обращает внимание на афинские связи Геродота. Анализируя известия древних о т.н. "Кружке Аспасии", автор приходит к выводу о его ксенофильском и аристократическом характере и о склонности большинства его членов к мудрствованию о бого-почитании; эту склонность народ афинский расценивал как нечестие и оценку свою подкреплял уголовными преследованиями: Анаксагора, Фидия — как религиозного мыслителя, возвысившегося до представления о Едином Боге,— Протаго-ра, самой Аспасии и т.д. Несомненно имевший отношение к кружку Перикл происходил из проклятого рода и, при том, что безбожником и вольнодумцем заведомо не был, не мог и сам не интересоваться вопросами богословия. Установление принадлежности Геродота к столь своеобразному, особенно для демократических Афин, сообществу было бы чрезвычайно важно для характеристики и самого историка.

В старой филологии близость Геродота к Периклу и его окружению констатировалась, по преимуществу, без доказательств, на основании чрезвычайного правдоподобия, или ввиду легко усматриваемой в "Музах" склонности к Алкмеони-дам и Периклу. Автор, учитывая несомненность того, что к самому близкому окружению Перикла принадлежал Софокл, обращает особое внимание на единственное прямое свидетельство близкой связи между Геродотом и Софоклом: давно вышедший из широкого научного обихода элегический фрагмент Софокла (Гг. 5 ЬйЮ, сохраненный Плутархом в трактате "Подобает ли старцу участвовать в управлении государством?". Подробный текстологический и стилистико-синтаксиче-ский разбор софоклова полугорастишия и контекста, в котором оно приводится, вынесен автором в Приложение I.

Из числа прочих доказательств близости Геродота к Периклу автор диссертации выделяет известное место из "Ахар-

нян" Аристофана (ст.524-532) о причинах Пелопоннесской войны. Автор видит в нем пародию на проэмий к "Музам" (что само по себе указывает на то, что в 425 г., когда были поставлены "Ахарняне", Геродот тем или иным образом напомнил о себе афинянам) и обращает внимание на то, что Аристофан в этом месте явно представлял себе в одном ряду Геродота, Перикла и Аспасию.

Попутным результатом изучения вопроса об афинских сзя-зях Геродота оказывается предположение о не менее чем двукратном пребывании Геродота в Афинах, подкрепленное новыми аргументами. Первый раз Геродот мог жить в Афинах несколько лет до 443 г. (год основания Фурий, в котором историк принял участие), второй раз — некоторое время до 425/4 г., причем источники никак не подтверждают общепринятое сейчас Ф.Якоби о том, что это — последний год жизни Геродота.

Особое внимание уделено известию о погребении Геродота на агоре Фурий, которое, по мнению автора, позволяет поставить и, предположительно, решить вопрос об общественном положении Геродота. Древние никогда не хоронили мертвецов внутри городских стен, тем более — на агоре, месте священном. Все известные исключения (таковых автор приводит от времен первочеловека Форонея до IV века до Р.Х. тридцать шесть) представляют собою либо заведомо героические погребения, либо погребения личностей, прямо соотнесенных со сферой сакрального (Гесиод, Эпименид и т.п.). Единственный способ разрешить возникшее противоречие, не пересматривая некоторых существеннейших наших представлений о религии эллинов, заключается в том, чтобы предположить, что Геродот был погребен на агоре в качестве либо основателя, либо спасителя, либо благодетеля (обычные основания для героизации). Первое более или менее исключено. Хотя Геродот по меньшей мере принимал участие в основании Фурий, но случайно известно, кого именно чтили фурий-цы как основателя: таковым был, во исполнение собственного прорицания, Аполлон. Остающиеся на долю Геродота функции — спасителя или благодетеля — предполагают весьма высокий социальный статус. В свете этого предположения наполняются смыслом иные известия о Геродоте: об изгнании именно Геродотом тирана Лигдамида из Галикарнасса и о бегстве самого Геродота из Галикарнасса от зависти сограждан. Предполагая, что Кария была одним из "протоэллини-стических" регионов, где греко-варварский синтез был осуществлен за века до Александра, и сопоставляя с собственными

выводами о статусе Геродота явно варварские имена его ближайших родственников, автор считает возможным предположить, что Геродот относился к соперничавшей с правящим домом в борьбе за власть группировке галикарнасской знати местного, карийского происхождения. Сказанного достаточно для того, чтобы осознать важность темы: роль и значение карийца Геродота в греческой литературе. Полное отсутствие данных для дальнейшего исследования заставляет ограничиться этой констатацией.

В Приложении к главе I, "об элегическом фрагменте Софокла с упоминанием Геродота", детально анализируется упомянутый выше фрагмент Софокла. Содержащееся в нем упоминание возраста Софокла (55 лет) противоречит контексту, в котором перечисляются примеры деятельной жизни глубоких старцев. На основании этого филологи нескольких поколений пытались обосновать необходимость изменения текста Софокла в этом месте. Автор пытается доказать невозможность этого, а для лучшего понимания текста предлагает атетезу ближайшего контекста цитаты из Софокла, что позволяет отказаться от утвердившегося мнения о порче текста Софокла в разобранном месте и тем увеличивает ценность отрывка.

В главе II "Представления Геродота об истории в приступе к его труду" автор обращается к вопросу о смысле и содержании исторического труда Геродота. Отметив запутанность вопроса в современной науке и вкратце остановившись на проблеме подлинности текста проэмия к "Музам" — одного из немногих мест, содержащих прямые высказывания Геродота общетеоретического характера — автор приступает к анализу текста.

Геродот сулит бессмертную славу тому, о чем пишет. Бессмертие это будет результатом собственных усилий историка. Подобное представление о бессмертии кажется автору не соответствующим исконно греческим и восходящим притом к глубочайшей индоевропейской древности представлениям о единственной форме бессмертия, уделенной людям и общей у них с богами — о бессмертной славе-памяти/славе-молве (иАеог), имеющей источником божество. Бытование этих представлений во времена Геродота подтверждается сплошным просмотром лексики его предшественников и современников. В проэмии к "Музам" понятие о* выступает, кроме того, вне обычного понятийного контекста: эпическая "слава" и писательство едва ли не образовывали для греческого читателя стилистического диссонанса. Представление о вечности

написанного вообще не было свойственно эллинам, что автор, помимо лексических изысканий, доказывает на примере полемики Симонида Кеосского с воззрениями, сходными с содержащимися в геродотовом проэмии (fr.26D; предметом полемики служит т.н. "гомеровская эпиграмма" — надпись не могиле Мидаса). Мотив вечной Славы через писания, чуждь*к греческой литературе и греческому мировосприятию, без труда находится на Востоке. Автор приводит, в частности, текст из папируса Честер-Битти IV (Египет эпохи Среднего Царства) с его ведущей мыслью: "Увековечили они имена сзо» писаниями отменными", отмечая, что тот же мотив встречается в туземных памятниках Малой Азии.

Углубляясь в текст проэмия, автор находит необоснованным традиционный его перевод, предполагающий для дат.п. EäAtigi и ßapßapoiai функцию dat. auctoris. Автор считгет, что в дат.п. воспринимался здесь в наиболее обычном значении дат.п. объекта действия или подобного, субъект же действия домысливается по контексту, причем этим субъектсг»' было, скорее всего, Божество, то üeiov , Геродота. Предлагаемый автором перевод проэмия таков: "Геродота Фурийскогс разысканий изъявление сие, дабы ни произошедшее от людей во времени изглажено не стало, ниже дела великие и дивны. некие эллинам, некие же варварам явленные, лишены славы не стали: как прочие, так и то, по какой причине воевал» они друг с другом". Далее автор предлагает подробный син: таксический и стилистический разбор проэмия, имеющи* целью обосновать предлагаемое чтение и толкование его Концептуальное значение придает автор определению тоге места текста, к которому относится слово ai'xir) проэмия Отвергая преимущественную связь этого слова с историе{ похищения женщин (Т.Кришер), Троянской войной (К.Па гель), историей Креза (Ф.Фокке), автор относит апч'т] не i несуществующему для греческого сознания первоначалу рас при между эллинами и варварами (она вечна), но к тем? моменту, когда эта распря приобрела исторически важно) значение, когда все силы Востока были объединены персами мировое равновесие оказалось под угрозой, и мир эллинств; мог быть раздавлен неисчислимой силой варваров.

Глава III, "О месте "зависти богов" в историософско] концепции Геродота", призвана уточнить мнение об особо! значении для Геродота идеи трансцендентного Божества обоснованное в главе II. Для анализа избраны места, посвя

щенные "зависти богов", так как именно это представление считается одной из основ историософской концепции Геродота и, как предполагается, в наибольшей степени характеризует Геродотово "Божественное начало", тб §еГоу.

В новелле о перстне Поликрата автор отмечает следующее. Во-первых, Геродот сообщает о тиране Самоса достаточно ужасного, чтобы читатель начал ждать, не покарают ли боги нечестивца. Во-вторых, Поликрат, собственно, не счастлив: ему всего лишь начинает внезапно везти. Сам тиран не внемлет предостережению, заключенному в этом везении (ибо сказано: цт^беу а^ау), и Амасис, царь египетский, увещевает его примириться с судьбой и богами, причем упоминает в письме о "зависти богов". Видеть здесь отражение взглядов Геродота не обязательно, ибо царское письмо, как ему и подобает, этикетно. Пытаясь последовать совету Амасиса без особого для себя ущерба, Поликрдт пытается откупиться кольцом, но боги отвергают его жертву, после чего тиран продолжает свои злодейства. Боги посылают дочери Поликрата вещий сон, подобный предсмертному сну Юлия Цезаря, с точки зрения фольклористики представляющий собой На^га^еК Тиран, оскорбивший до того богов своими деяниями, оскорбляет их теперь своей надменностью в толковании сна-предостережения. В беспристрастно прочитанной новелле о Поликрате места для "зависти бргов" не находится. Это подтверждается произведенным р диссертации анализом известий о Поликрате Цицерона, Диодора, Страбона, Валерия Максима и Плиния Старшего, в которых "зависть богов" не усматривается. Ход рассуждений автор пытается подкрепить подробным стилистическим анализом новеллы о перстне, который позволяет выявить в ней несколько существенных внутренних противоречий, объяснимых только воздействием процессов, происходивших при переходе сюжета из одного жанра (предположительно, из жанра храмовой легенды, для чего автор находит особые аргументы) в другой (исторической новеллы). Затем автор переходит к сопоставлению новеллы о перстне Поликрата со сходными повествованиями в кельтской, германской и семитской (талмудической и южноарабской) традициях, которое позволяет выдвинуть следующие предположения о предыстории геродоточой новеллы: 1. Сказка, о возможности существования которой свидетельствует арабско-еврейская, заимствуется у неопределимых ближе негреков в связи с тем, что в некоем хрзме на Самосе показывается принадлежавший Поликрату перстень, начинается развитие сюжета по законам малоизученного жанра храмовой

!

легенды. 2. В силу исторической заданности страшного конц, Поликрата, противоречащего благополучному концу всех по добных сказок, сюжет претерпевает изменения, касающиес; прежде всего роли кольца (в фольклоре кольцо, принесенно! рыбой, чаще всего — могущественный талисман — "кольц( Сулеймана ибн Дауда"). 3. В целях архаизирующей стилиза ции Геродотом (или до него) вводится мотив "зависти богов" 4. Объединяя рассказы о кольце и о сне дочери Поликрата Геродот тем самым устраняет возможность истолковать судьб; тирана как следствие "зависти богов".

Остальные четыре упоминания о "зависти богов" у Геро дота явно не имеют концептуального значения и вероятна всего восходят к источникам отца истории. Особенно наглядш иллюстрирует это положение то, что Геродот прекрасно от дает себе отчет в сравнительной малозначительности д^я пер сидской державы вообще и царя Ксеркса в частности пора жения в Греции, при том, что герои Геродота считают Пер сию и Ксеркса объектами "зависти богов".

Вместе с устранением из исторической концепции Геродоте "зависти богов" как определяющего или существенного начала устраняется главное доказательство имморальности геродо това Божества. Констатируя в ходе дальнейшего изложенш личностность отношений человека к божествам у Геродота * в близкой ему, вероятно, дельфийской практике, автор видит в этом еще одно доказательство несущественности "завист* богов" для Геродота, ибо "зависть богов" есть мифологический образ объективной закономерности со свойственной таковому вненравственностью и абсолютностью.

Далее автор приводит примеры нравственного действия Божества у Геродота (судьба Кипсела) и указывает, что историку свойственна не столько давно отмеченная "кумуляция причин", сколько иерархия их, причем единственной причиной высшего порядка у Геродота представляется осознанная воля Божества.

Глава IV, "Божество и Провидение у Геродота", посвящена выяснению сущности воззрений геродота на Божество. Особенно важным автор считает то место, где Геродот говорит о роли Гомера и Гесиода в создании эллинского богословия: они "суть сотворившие родословие богов эллинам, и богам прозвания давшие, честь и занятия между ними распределившие и образы их обозначившие" (II, 53). Автор полагает, что, если не считать Геродота безбожником, подобным Про-дику или Критию, эти слова могут обозначать только то, что

Геродот исповедовал единое Божественное начало, различные проявления которого олицетворяются, получают имена и — под этими именами — культ. Греческие соответствия такому толкованию уводят в отдаленную, на первый взгляд, область стоической теологии. Единобожие в Элладе прослеживается как философская тенденция с начала VI в., причем с первым сравнительно последовательным монотеистом на греческой почве, Ксенофаном Колофонским, разбираемое место Геродота обнаруживает некоторое сходство в оценке роли Гомера. Учение о народных богах как манифестациях единого Бога обнаруживается в гимне Зевсу Клеанфа. Компромисс с народной религией присутствует и у Геродота, и у стоиков, причем в типологически сходных формах. Божество и у Геродота, и у стоиков соотнесено скорее с природой и человеком, чем с городом и гражданином. Причины этого у стоиков хорошо исследованы, для Геродота же существенно, видимо, то, что в течение едва ли не большей части жизни лишенный родины Геродот был, с точки зрения полисной религии, вне общения с богами.

Предложенная параллель со стоиками обязывает искать промежуточное звено или общий источник. Финикийские влияния на мировоззрение основоположников стоической философии вероятны. При нынешнем состоянии источников можно, впрочем, лишь априорно допускать возможность влияния на Зенона вполне сформировавшегося ветхозаветного монотеизма. Поскольку нитей, связывающих Геродота с семитским миром, нет, автор диссертации вновь обращается к египетским параллелям. Отметив относительность изоляции саисско-го и персидского Египта, распространенность египетских культов в материковой Греции уже в классическое время, засвидетельствованные связи саисского Египта с Дельфами, тесное греко-египетское взаимовлияние в греческих поселениях Египта и т.п., автор полагает возможным знакомство Геродота с той ветвью египетской богословской традиции, которая берет свое начало от Мемфисского богословского тракта-га. Его основные идеи: своеобразный монотеизм, происхождение культа народных богов ех сопуепМопе, учение о мире 'как результате мысли и слова божества" (Б.А.Тураев),— заходят явные параллели и в ветхозаветном предании, и у Зенона, и у Геродота.

В 108-й главе III книги Геродот говорит о мудрости Бо-кественного Провидения. Естественнонаучный оттенок рас-;уждений о Провидении у Геродота находит прямые соответ-:твия у стоиков же и не может служить основанием для

(

отрицания роли Провидения в историческом процессе. Мысль о том, что во Вселенной царит целеполагающий Божественный Разум, также впервые зафиксирована в египетской традиции, в мифологическом образе Маат. Именно этот образ имел значительную проникающую силу: под его влиянием, например, возник, судя по всему, "роман" об Ахикаре.

Автор полагает, что существенность восточных воздействий на Геродота явствует из того, что их отпечаток несут даже те части "Муз", которые традиционно возводятся к греческим источникам. Со временем число таких мест окажется, вероятно, значительным. В Приложении к IV главе автор предлагает пример выявления подобного места.

Следующий раздел главы посвящен доказательству сравнительно тесного общения Геродота с египетскими жрецами, носителями вероятно повлиявших на любознательного эллина богословских учений. Геродот гораздо лучше представляет себе жизнь жрецов, чем, например, жизнь египетского простонародья. Внося уточнения в общепринятые заключения, автор доказывает, что источники сведений Геродота следует искать не только и не столько в Мемфисе, сколько в Фивах. Чрезвычайно многозначительно полное молчание Геродота о виденном и слышанном в Гелиополе, где он сверял мемфисские предания. Согласно надежной греческой традиции, именно Гелиополь был одним из мест, где — по инициативе египтян — осуществлялся постоянный и интенсивный контакт культур египетской и греческой. Как известно, сам Геродот говорит, что предпочитает молчать о наиболее важных вещах, связанных с богопочитанием.

Приложение к главе IV: "Мыши, погубившие войско: о восточном происхождении традиционно возводимого к греческим источникам места Геродота". В 141-й главе II книги Геродот рассказывает о том, что по обетованию "Гефеста", данному царю Сефону, пренебрегавшему воинами, мышиное войско погубило армию у границ египетских "Санахариба, царя аравийцев и ассирийцев". Есть строгие соответствия этому месту в греческом предании об основании критянами города в Троаде, излагаемом многими комментаторами Гомера, Климентом Александрийским, Страбоном, Элианом и пр. На основании этого и ввиду сходства описанной Геродотом египетской статуи с греческим иконографическим типом Аполлона с мышью приходили к выводу о том, что даже свои сведения о Востоке Геродот черпал в Греции и притом недобросовестно.

Изыскав близкое соответствие сказке о Сефоне в корейском фольклоре (в указатели финской школы сюжет не входит) и доказав, что отдельные сочетания мотивов из этого сюжета широко распространены в славянском и, по преимуществу, германском фольклоре, автор выдвигает предположение'о том, что сюжет сказки о мышах — бродячий. Сопоставляя геродотову сказку с подлинными египетскими памятниками, автор находит, что она органически входит в число подлинных египетских сказок о сетонах-жрецах Птаха и до сих пор носит отпечаток своего жреческого происхождения.

В Заключении, именуемом "Основные выводы", автор особенно подчеркивает следующее:

1. Геродот, как на родине, в Галикарнассе, так и в Фуриях, был обладателем высочайшего социального статуса, который обеспечил ему во время пребывания в Афинах тесную связь с Периклом, участие в основании Фурий и — в сочетании с ближе неизвестными благодеяниями фурийскому государству — героические посмертные почести на агоре Фурий.

2. Исключение из текста Плутарха фразы, содержащей прямое свидетельство связи между Геродотом и заведомо принадлежащим к ближайшему окружению Перикла лицом, Софоклом, повышает достаточно точно ценность этого свидетельства и позволяет достаточно точно определить время знакомства Геродота с Периклом.

3. Анализ проэмия "Муз" убеждает в возможности отличного от традиционного и более естественного, притом, перевода, из которого следует, что действия Божественного начала суть важный элемент историософской концепции Геродота. Анализ других фрагментов текста позволяет говорить о сложившейся телеологической концепции истории, включающей в себя понятие Божественного Провидения.

4. Стяжание эпической "славы" без прямой божественной санкции, через собственные усилия историка, о чем идет речь з проэмии, предполагает взгляды, лучше объяснимые из восточной, нежели из эллинской традиции.

5. Представление о "зависти богов" не составляет сколько-нибудь важного элемента историософической концепции Геродота. Предполагаемая большинством исследователей вне-нравственность геродотова Божественного начала соответственно сомнительна. Действия Божества у Геродота объяснимы

в пределах того, что известно о греческой языческой нравственности.

6. Представления Геродота о Божестве и богах народной религии обнаруживают сходство с учением позднейших стоиков и, возможно, как и те, восходят к древнейшей средиземноморской монотеистической традиции: египетской.

По теме диссертации опубликованы следующие работы:

1. Р.А.Гимадеев. О возможности восточного происхождения некоторых основных элементов концепции истории Геродота.— В кн.: Тезисы конференции аспирантов и молодых научных сотрудников Института Востоковедения АН СССР. Т.1. М„ "Наука", 1985, 0.3 а.л.

2. Р.А.Гимадеев. Об одной сказке, которую Геродот слышал в Египте.— В кн.: Древний и средневековый Восток. 4.1. М., "Наука", 1985, 0,8 а.л.

3. Р.А.Гимадеев. О египетских жрецах у Геродота.— В кн.: IV Всесоюзная Школа молодых востоковедов, тезисы. М., "Наука", 1986, 0,3 а.л.

4. Р.А.Гимадеев.'Нро)5 Нробото* — Вестник древней истории, N 4/179, 1986, 1 а.л.

5. Р.А.Гимадеев. Кольцо Поликрата.— В кн.: Древний и средневековый Восток. М., "Наука", 1987: 1 а.л.

6. Р.А.Гимадеев. О восточных параллелях сказке о кольце Поликрата.— В кн.: История и филология древнего и средневекового Востока. М., "Наука", 1987, 0,8 а.л.

7. Р.А.Гимадеев. Об одном элегическом фрагменте Софокла,— В кн.: Античная лирика. Сб.ст. М., "Наследие", 1996, 1 а.л., в печати.

Размножено на ротапринте в Типографии "РОТЗлО", Ыясницкая, 35. Заказ з!^. Тираж 10и экз.