автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.01
диссертация на тему: Номинативное воплощение абстрактной идеи

Полный текст автореферата диссертации по теме "Номинативное воплощение абстрактной идеи"

На правах рукописи

ФЕОКТИСТОВА Любовь Александровна

НОМИНАТИВНОЕ ВОПЛОЩЕНИЕ АБСТРАКТНОЙ ИДЕИ

(НА МАТЕРИАЛЕ РУССКОЙ ЛЕКСИКИ СО ЗНАЧЕНИЕМ 'ПРОПАСТЬ, ИСЧЕЗНУТЬ')

Специальность: 10. 02. 01 - русский язык

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Екатеринбург 2003

Работа выполнена на кафедре русского языка и общего языкознания Уральского государственного университета им. А.М. Горького.

Научный руководитель: доктор филологических наук

Е.Л. Березович

Официальные оппоненты: доктор филологических наук

С.М. Толстая кандидат филологических наук Н.И. Коновалова

Ведущая организация: Пермский государственный университет

Защита состоится 9 декабря 2003 г. в 15 час. 30 мин. на заседании диссертационного совета Д.212.286.03 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора филологических наук при Уральском государственном университете им. А.М. Горького (620083, г. Екатеринбург, К-83, пр. Ленина, 51, комн. 248).

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Уральского государственного университета им. А.М. Горького.

Автореферат разослан «_»_2003 г.

Ученый секретарь диссертационного совета, доктор филологических наук,

профессор М.А. Литовская

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Настоящая работа посвящена ономасиолого-этимологическому анализу лексики со значением 'пропасть, исчезнуть' в русском литературном языке и народных говорах.

«Изучение "внутренней" мотивации (мотивационных моделей или моделей номинации) в отдельных группах (семантических полях) русской и славянской лексики получило широкое распространение и стало привычным "жанром" (аспектом) лексикологических и семасиологических исследований»1. Среди наук, «заинтересованных» в анализе моделей мотивации, следует, конечно, назвать и этимологию: системное описание моделей призвано помочь преодолеть присущую этой науке замкнутость на отдельно взятый языковой факт, «точечность», «этюд-ность»; исключительно важным признается создание перечней, словарей существующих в языке семантических связей (А.Е. Аникин, Ж.Ж. Варбот, А.А. Калашников, В.А. Меркулова, Ю.В. Откупщиков, Н.В. Пятаева, О.Н. Трубачев, Т.А. Черныш, Л.И. Шелепова и др.).

Вместе с тем выявление корпуса «внутренних» мотивационных моделей и установление причин выбора легших в основу номинации признаков позволяет реконструировать определенный фрагмент языковой картины мира, что входит в круг интересов этнолингвистики (см. исследования М. Белетич, Е.Л. Березо-вич, Ж.Ж. Варбот, А.Ф. Журавлева, В.И. Коваля, Л.В. Куркиной, Д. Младеновой, В.М. Мокиенко, М.Э. Рут, С.М. Толстой, М. Якубович, И. Янышковой и др.).

Другим направлением, в задачи которого входит реконструкция отдельных фрагментов наивной картины мира (но без учета ее диахронической сложности и только в «зеркале» языка), является когнитивная лингвистика, ключевые понятия которой - понятия концептуализации и категоризации (изучению процесса концептуализации и связанной с ним проблемы когнитивной дефиниции посвящены работы Е. Бартминского, Е.Г. Беляевской, В.З. Демьянкова, Е.С. Куб-ряковой, Е.В. Рахилиной и др.).

Выбор объекта исследования - лексики со значением 'пропасть, исчезнуть' - обусловлен несколькими причинами.

Во-первых, лексико-семантическая группа, включающая в себя лексемы и фразеологизмы с разной степенью мотивированности, нуждается в выявлении типичных моделей смыслопроизводства, на которые можно будет опереться при семантической реконструкции и этимологизации «темных» слов. Это обстоятельство вводит настоящую работу в круг ономасиолого-этимологических исследований.

Во-вторых, избранное для анализа лексическое поле представляет большой интерес с точки зрения антропологической парадигмы исследования языка прежде всего в силу абстрактности идеи, реализуемой единицами этого поля, ее отнесенности к сфере экзистенциального, бытия вообще. Сложность процесса смыслообразования в данном случае усугубляется тем, что исчезновение по

1 Толстая С.М. Мотивационные семантические модели и картина мира // Русский язык в научном освещении. № 1 (3). М., 2002. С. 122.

сути своей довольно иррационально и даже парадоксально: говорящему трудно осознать факт отсутствия предмета речи там, где он только что находился или должен был быть. Это заставляет субъекта номинации снова и снова обращаться к данному понятию в поисках наиболее адекватных способов его языкового воплощения, о чем свидетельствует большое количество лексических единиц со значением 'пропасть, исчезнуть'. Изучение того, какими путями развивается мысль, облекая в языковые формы представления об исчезновении, помогает решить важную для когнитивистики задачу выявления логики языковой концептуализации.

В-третьих, здесь интересны не только механизмы «оязыковления» абстрактного смысла, но и само содержание этого процесса, поскольку идея исчезновения имеет ощутимый этнокультурный колорит: представления об исчезновении близки представлениям о небытии, смерти. Можно даже предполагать, что появление множества номинаций, выражающих эту идею, обусловлено не только трудностями постижения абстрактного смысла, но и действием языкового табу (так же, как в случае идеи смерти). В силу этого особенности языковой реализации изучаемой идеи имеют ценность для реконструкции традиционной картины мира, а значит, важны для этнолингвистики.

Актуальность предпринимаемого исследования связана прежде всего с неразработанностью данной темы в современной русистике, а также с необходимостью систематизации семантического анализа в этимологии, последнее может быть достигнуто путем выявления регулярных семантических переходов. Их интерпретация с позиций когнитивной лингвистики и этнолингвистики позволяет реконструировать значимый фрагмент языковой картины мира.

Цель настоящей работы - охарактеризовать своеобразие и механизмы воплощения идеи исчезновения в русском языке посредством ономасиолого-этимологического анализа лексики со значением 'пропасть, исчезнуть'.

Задачи данной работы таковы: 1) определить состав изучаемой лексико-семантической группы в русском литературном языке и народных говорах; 2) произвести ономасиологический анализ корпуса лексических единиц и устойчивых сочетаний; 3) осуществить семантическую реконструкцию лексем и фразеологизмов с затемненной внутренней формой с опорой на метод семантических параллелей; 4) произвести классификацию мотивационных моделей в соответствии с типами реализуемой ими семантики; 5) установить закономерности концептуализации и описать концепт исчезновения в русском языке, выявить особенности реализации данного концепта в литературном языке и народных говорах.

Материал для исследования был извлечен путем сплошной выборки из различных лексикографических источников. Основным источником стали «Словарь русского языка в 4-х томах» и «Словарь русских народных говоров». С целью пополнения и уточнения данных последнего привлекались диалектные словари XIX в., а также ряд современных региональных словарей, охватывающих территорию севернорусских говоров и дочерних по отношению к ним говоров Среднего Урала, и неопубликованная обширная картотека «Словаря говоров Русского Севера» (хранится на кафедре русского языка и общего языкознания Уральского университета). Для пополнения корпуса фразеологизмов были использованы данные «Словаря русской фразеологии», «Фразеологического сло-

варя русского литературного языка», «Фразеологического словаря русских говоров Сибири» и «Словаря псковских пословиц и поговорок».

Отбор материала производился с опорой на значения (лексико-семантические варианты) глаголов исчезать, пропадать, теряться, которые можно считать доминантами исследуемого синонимического ряда (рядов). Вербальные формулы (проклятия) типа бран. чтоб ты (он и т.п.) пропал! привлекались к анализу лишь в тех случаях, когда прослеживался параллелизм моделей номинации; то же касается и лексических единиц с противоположными значениями - 'возникнуть, появиться', 'найтись, отыскаться'.

В работе использованы следующие методы: метод ономасиологического анализа, метод компонентного семантического анализа, различные методики и приемы этимологического анализа (методика семантических параллелей, анализ морфо-семантического поля, учет лингвогеографических данных).

Научная новизна исследования. В работе впервые осуществлено системное описание слабо изученной группы лексики русского языка с точки зрения ее семантической структуры и происхождения (мотивации). Это позволяет реконструировать фрагмент языковой картины мира, связанный со сферой экзистенциального, - представления о пропаже, исчезновении. В научный оборот вводится обширный лексический материал - в том числе факты, отсутствующие в опубликованных словарных источниках по русской диалектной лексике.

Теоретическая значимость работы. В исследовании предложена методика анализа способов воплощения в языке абстрактных смыслов (на материале лексики со значением 'пропасть, исчезнуть'). Идеи и выводы диссертации значимы для развития когнитивного аспекта ономасиологических исследований, а также для изучения этнокультурного потенциала русской лексики. В работе даются этимологические решения для ряда не рассматривавшихся ранее диалектизмов, в отдельных случаях дополняются и уточняются уже известные этимологии.

Практическая значимость работы состоит в том, что ее материалы и выводы могут быть использованы в вузовских курсах по русской диалектологии, в спецкурсах и спецсеминарах по ономасиологии, этимологии, а также при составлении диалектных этимологических словарей - в том числе «Материалов для этимологического словаря финно-угро-самодийских заимствований в говорах Русского Севера», который создается на кафедре русского языка и общего языкознания Уральского университета.

Апробация работы. Основные выводы и положения исследования изложены автором в докладах на III научном совещании и IV Международной научной конференции «Русская диалектная этимология» (Екатеринбург, 1999; 2002), Всероссийской научной конференции «В.И. Даль и русская региональная лексикология и лексикография» (Ярославль, 2001), VIII Российской научно-практической конференции «Сельская Россия: прошлое и настоящее» (Орел, 2001), Всероссийской научной конференции «Язык. Система. Личность» (Екатеринбург, 2002), Международной научной конференции «Лингвокультурологические проблемы толерантности» (Екатеринбург, 2001). По теме исследования опубликовано 11 работ.

Структура работы. Диссертация включает введение, три главы, заключение, список использованной литературы, список сокращений, принятых в работе, а также указатель лексем и фразеологизмов со значением 'пропасть, исчез-

нуть'. Общий объем работы - ... с., из них ... составляет основной текст.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается выбор темы, ее актуальность и научная новизна, характеризуется материал и принципы его отбора, определяются цель работы, задачи и методы исследования, излагаются принципы классификации материала, учитывающие его специфику.

В основе классификации лежит принцип разграничения тех мыслительных операций, которые совершает номинатор при постижении абстрактного смысла в процессе номинативной деятельности. Субъект номинации выбирает разные способы истолкования такого смысла. В одних случаях он как будто пытается дать определение тому, что значит исчезнуть, путем конкретизации неких базовых компонентов этого понятия: бытийного, посессивного, пространственного, временного и перцептивного (см. ниже в таблице). В других случаях номинатор идет дальше и называет не только действие 'пропасть, исчезнуть' или ведущее к нему, но и другие компоненты этой ситуации, второстепенные и даже ненужные с логической точки зрения, но важные для наглядного представления этого действия, при этом «когнитивная дефиниция» выстраивается по формуле: «исчезнуть - это когда ...». См., к примеру, устар. пропасть как Бекович, диал. сиб. исчезать как молица, где молица 'снежинка' (субъект действия); литер. как водой смыло, как ветром сдуло, выветриться (субъект-каузатор исчезновения); разг. как рукой снимает, диал. пск. как метлой смести (инструмент действия); литер. без вести пропасть, и след простыл (образ действия); литер. как сквозь землю провалился, как в воду канул (место исчезновения). По сути дела, различия между этими когнитивными стратегиями сводятся к противопоставлению логического мышления и образного (предметного, конкретно-чувственного). Необходимо, однако, иметь в виду, что указанные мыслительные операции - составляющие одного процесса означивания, которые соотносятся с разными его этапами (уровнями). В первой и второй главе работы рассматриваются особенности реализации этих когнитивных стратегий в языковом материале.

В первой главе («Понятие исчезновения и его номинативное воплощение») выявляется смысловое наполнение базовых компонентов изучаемого понятия, выстраивается структура значения 'пропасть, исчезнуть' (подчеркнем, что речь идет, конечно, не о значении отдельно взятой лексемы, а некоем мета-значении, объединяющем слова одной лексико-семантической группы).

В ходе ономасиолого-этимологического анализа частные модели были объединены в более крупные структуры на основе общности категориальных сем, которые можно было бы определить как принципы мотивации. Эти принципы, как оказывается, совпадают с некими смыслообразующими категориями, выделяемыми на основе компонентного анализа парадигмы значений гл. пропадать, исчезать, теряться, ср.:

базовый компонент значения лексическое значение мотивационное значение

бытийный 'переставать существовать; 'перестать существовать',

утрачиваться' 'перестать гореть, светить', 'перестать звучать', 'прийти к концу', 'истратиться' и др.

посессивный 'теряться, пропадать', 'быть невозвратно потерянным, не возвращенным' ' потеряться'

пространственный и временной 'быстро или незаметно уходить, улетать, удаляться' ' уйти (сойти, отойти и т. п.)', 'уплыть', 'улететь', 'упасть', 'провалиться' и др.; 'находиться где-л. дольше, чем следует', 'делать что-л. медленно' и др.

перцептивный 'переставать быть видимым, доступным зрению; исчезать из виду', 'переставать быть слышным, доступным слуху' и др. 'перестать быть видимым', 'перестать быть слышимым', 'мелькнуть перед глазами', 'издать звук при ударе, толчке' и др.

В первом разделе данной главы представлены модели, реализующие бытийный компонент семантики исчезновения. Здесь лидерство модели 'перестать существовать / наличествовать' неоспоримо и достаточно предсказуемо (39 лексических единиц). В рамках этой модели номинация может быть осуществлена двумя способами (речь идет только о цельнооформленных лексических единицах): с помощью префиксации - в этом случае производящей основой являются гл. быть, жить, вестись / водиться (диал. арх. выбыть, литер. изживаться, диал. ср.-урал. отводиться и разг. перевестись) - и путем семантической деривации от глаголов со значением 'умереть', 'погибнуть', 'околеть' (литер. умереть 'исчезнуть, бесследно пропасть', диал. ленингр. памшиться, новг. помшиться при памха (помха) арх., волог., калин. 'слабость, недомогание', во-лог., новг., твер., калин. 'моровая болезнь, эпидемия', арх., ленингр. околеть, пск., ленингр. завять).

Второе место делят модели 'перестать гореть, светить' (диал. костр. из-меркать, волог. сгаснуть, потухнуть литер. 'прекратиться, исчезнуть', диал. донск. 'исчезнуть надолго, пропасть') и 'перестать звучать' (литер. глохнуть, затихнуть, стихнуть, утихнуть), что тоже вполне объяснимо: перцептивно воспринимаемые признаки (зрительные, аудиальные и температурные) выполняют идентифицирующую функцию, являясь средством выражения чьего-либо существования. Вместе с тем «рейтинг» двух последних моделей поддерживает то, что в литературном языке активно функционируют «зрительная» метафора интеллектуальной деятельности и «симптоматическая» - эмоций.

Дериваты гл. меркнуть, тухнуть и гаснуть (литер. меркнуть 'терять силу, ясность, отчетливость (о мыслях, сознании, способностях и т.д.), исчезать', потухнуть 'прекратиться, исчезнуть': мысль потухла; гаснуть 'ослабевать, исчезать (о чувствах, чаяниях и т.п.)', погаснуть 'исчезнуть, заглохнуть (о чувствах, мыслях и т.п., недавно ярко, бурно проявлявшихся)'), отражают восприятие интеллектуальной деятельности через метафору света (ср., например, светлая мысль, светлый ум и туман в голове, морочить голову, обморок), базирующую-

ся на представлениях о зрении как о способе познания, и восприятие эмоций через метафору света и/или огня, в основе которой лежат внешние проявления внутренних состояний человека.

Литер. замолкнуть, замолчать, умолкнуть 'перестать проявляться, обнаруживаться (о рассудке, чувствах)' восходят к представлениям о голосе рассудка и звучании чувства (см. звучать 'обнаруживаться, проявляться в звуках голоса, в пении, в словах и т.п.').

На третьем месте по степени продуктивности модель 'прийти к концу, кончиться' (диал. ср.-урал. кончиться, простореч. сойти на нет, диал. арх. выйти на клин, новг. сесть на корень). Сходные смыслы присутствуют и в рассмотренных выше моделях (прекращение существования, горения и пр.). Все это говорит о том, что пропажа, исчезновение осмысляются прежде всего как окончание существования, а не как противоположное экзистенции состояние небытия. Ср. модель 'превратиться в ничто' (литер. превратиться (обратиться) в ничто, уничтожиться, простореч. изничтожиться, диал. пск., твер., арх, волог. изнетиться).

Число реализаций остальных моделей не превышает десяти, список замыкают 'испариться' (литер. испариться, диал. арх. выпариться), 'прекратить действие, движение' (арх. встать, перм. состать), 'обветшать' (арх., перм. износиться, пск., твер. нититься) и 'отсутствовать' (енис. нетком звать, ср. устар. в нетях (нетех) быть 'отсутствовать, находиться неизвестно где').

Среди таких малопродуктивных моделей внимания заслуживают прежде всего 'испариться' и 'растаять' (литер. таять, растаять литер. 'постепенно исчезнуть, стать незаметным, неслышным, неощутимым', диал. арх. 'потеряться, исчезнуть (о вещи)', перм. модом изойти 'бесследно пропасть', ср. яросл., волог., новг. модеть 'таять (о снеге, льде)'), которые объединяет сема 'изменение агрегатного состояния': через названные процессы исчезновение подается как переход из одного состояния в другое (т.е. из бытия в небытие).

Едва ли не более актуален для дериватов «таяния» признак размельчения, уменьшения в размерах, который сближает их с лексемами, имеющими в качестве исходного значение 'истощиться, потерять силы' (прибайк. изныть, арх., свердл. хизнуть). Такие же семантические связи восстанавливаются и для литер. исчезнуть, ср., к примеру, сербохорв. ишчезнути 'ослабеть, изнемочь (от заботы, от печали, от тоски)', 'исчезнуть, пропасть', польск. редк. егегпцс 'чахнуть, сникать, пропадать', блр. чезнуць 'изнуряться' [ЭССЯ 4, 100; 9, 23].

Вообще, признак уменьшения сопровождает целый ряд процессов, в том числе и упоминавшиеся выше 'перестать гореть, светить', 'перестать звучать', а также 'истратиться, израсходоваться' (байкал. испотребиться, олон. держаться), и служит промежуточным звеном между этими значениями и значением 'прийти к концу, кончиться'.

В числе причин, ведущих к исчезновению, следует назвать также нарушение целостности объекта: 'разбить, сломать' (литер. крушение, диал. арх. расшибаться, выщелкать, волог. долупать), 'разрушить(ся)' (литер. рушиться, диал. волог., арх., карел. рус., костр. и др. решиться и производные от них) и 'сгнить' (диал. арх. выгнить, яросл. праховеть, литер. превращаться в прах).

За семантической моделью 'испортить(ся)' ^ 'перестать существовать' стоят представления о необходимости соответствия того, что существует, некоей

норме. Этот переход можно наблюдать в гнезде корня *рак-, где идея несоответствия норме получает регулярное и весьма разнообразное выражение (обозначения физических недостатков, дефектов речи, отсутствия умений, навыков и мн. др.). См. арх. пакать 'портить, пачкать', волог. пакнуть 'стать (становиться) негодным, портиться' и 'пропасть, исчезнуть'.

В рамках этой модели функционирует и новг., ленингр. аредом пойти (пропасть, рассыпаться и т.п.), волог. аредом взять. Ср. значения 'сломать, испортить', 'устроить беспорядок', фиксируемые у второй идиомы, а также волог. всё аредом 'в полном беспорядке, в крайне запущенном состоянии', аред новг., арх., волог., карел. рус. 'вредный, злой человек', волог., ленингр., карел. рус. 'озорник, шалун'. Диал. аред восходит к имени библейского персонажа Иареда, прожившего якобы 962 года [Фасмер I, 85] и обладает, в силу актуализации семы чрезмерного проявления признака, мощным экспрессивным зарядом, направляющим развитие производных от ареда значений2. Однако появление у этой лексемы семантики причинения вреда, «вредительства» может быть связано и с представлениями об отмеренности срока жизни и компенсации сверх меры долгой жизни одного сокращением жизни другого: ср. фразеологизмы заедать чужой век, жить не свой век и под., т.е. тот, кто зажился на свете, невольно вредит другому, отнимая его «долю».

Сразу несколько линий семантического развития представлено в гнезде корней с семантикой гнутья, прежде всего корня *%уЪ-: литер. сгибнуть, разг. сгинуть, диал. курск., новг., арх., волог. гинуть, яросл., ср-урал., вят., перм., курган. изгинуть и мн. др. (модель 'согнуть(ся), погнуть(ся)').

С одной стороны, отправной точкой для развития семантики может стать значение 'комкать, мять, ломать', от которого производны, во-первых, 'делать что-л. неудачно, плохо' и, следовательно, 'впустую' (литер. гибнуть, погибнуть ' проходить бесплодно, безрезультатно; пропадать'), во-вторых, 'разрушать, уничтожать' (литер. гибнуть, погибнуть 'подвергаться уничтожению, полному разрушению (обычно при катастрофе, бедствии и т.п.)', 'исчезать').

С другой стороны, существует возможность развития значения 'пропасть, исчезнуть' на базе 'умереть': литер. гибнуть 'умирать, переставать существовать', диал. перм., волог., арх., твер. и др. загинуть 'погибнуть, пропасть', ср-урал., яросл. изгибать 'погибать, умирать, подыхать, пропадать, теряться'.

Во втором разделе описывается единственная модель, которая реализует компонент принадлежности, обладания, тесно связанный с бытийным (ведь 'иметься' не что иное, как 'быть у кого-л.'). Модель 'потерять(ся), утратить(ся)' репрезентируют литер. теряться и производные от него приставочные глаголы, утратиться, диал. калуж. лишиться 'исчезнуть, утратиться' и мурм. обрестись (в семантической парадигме последнего слова наблюдается энантиосемия: значение исчезновения соседствует со значением (арх.) 'отыскаться, обнаружиться').

В третьем разделе представлены модели, реализующие пространственный и временной компоненты семантики исчезновения. С помощью этих моделей описываются две ситуации исчезновения - это удаление из одного локуса

2 Родионова И.В. Имена библейско-христианской традиции в русских народных говорах: Дис. ... канд. филол. наук. Екатеринбург, 2000. С. 143.

(литер. исчезнуть 'незаметно или быстро удалиться') и нахождение в другом (литер. пропадать 'быть, находиться где-л.; проводить время где-л. вне дома'). Если быть более точным, пространственные и временные модели обозначают только вторую из названных ситуаций, тогда как первая осмысляется исключительно в категориях пространства (причины этого очевидны: именно длительность отсутствия где-либо и служит основанием для квалификации происходящего как следствия пропажи, исчезновения).

Анализ моделей реализации пространственной и временной составляющих значения 'пропасть, исчезнуть' показывает, что исчезновение в подавляющем большинстве случаев оказывается связанным с изменением местонахождения объекта. О том, насколько высока степень лексической объективации представлений о пропаже, исчезновении в связи с перемещением в пространстве, можно судить по многочисленным вторичным употреблениям глаголов движения, которые к тому же демонстрируют разнообразие «способов» исчезновения.

Глаголов, нейтральных к обозначению способа и среды перемещения, среди производящих основ не так уж много. Это прежде всего глаголы хождения, которое в силу антропоцентричности языковой картины мира является прототи-пическим образом движения. См. литер. отойти 'стать незаметным, исчезнуть; сойти': пятно отошло; сойти 'исчезнуть, пропасть (о румянце, улыбке и т.п.)', уйти, простореч. бът да весь вышел.

Весьма любопытно пенз. закошляться 'пропасть, уехать, скрыться в неизвестном направлении', которое, по-видимому, образовано от гл. шляться с помощью архаичной приставки ко-. Ср. смол. закошелять 'отдать, промотать (деньги, имущество и т.п.)', закошеляться 'предаться гульбе, загулять', накоше-лять, накошеляться 'пространствовать, находиться вдоволь', хабар. раскошелиться 'уехать; отделиться от родителей', новосиб. перекошелиться 'переселиться; перейти к кому-л.', в которых может быть представлен тот же корень -только подвергшийся сближению с лексемой кошель, на что указывают изменившиеся под воздействием народной этимологии значения этих слов.

Значительно больше число глаголов, различающихся по способу и среде перемещения: литер. сползти, соскользнуть, диал. сиб. здесь лежала, куда сбежала, простореч. унырнуть, литер. проплыть, диал. арх. вылететь и др.

В тех случаях, когда роль субъекта действия приписывается абстрактным понятиям - явлениям интеллектуально-эмоциональной сферы, - выбор при номинации способа и/или среды перемещения зависит от особенностей концептуализации этих феноменов. Мысли и чувства (а также некоторые физиологические состояния - болезнь, состояние опьянения) могут, подобно запаху или дыму, перемещаться по воздуху (литер. улетучиться, выкуриться и др.) или, как жидкость, наполнять человека (литер. схлынуть 'сразу, мгновенно ослабеть, исчезнуть': страх схлынул, напряжение схлынуло).

Движение по вертикали, судя по частотности номинаций, отмечено в несколько большей степени, чем движение по горизонтальной оси (показательно и то, что гл. пропасть употребляется наряду с исчезнуть в качестве основного средства выражения этой семантики). См. диал. вят., арх. падать, карел. рус. опасть, яросл., костр., вят., свердл. и др. западать, запасть; ряз. зник 'исчезни, провались', ряз. ни знику ни понику 'нет никаких известий о ком-л., ни слуху ни

духу', донск. нет познику 'бесследно исчезнуть'; литер. кануть, диал. новг. капать, закапать, мурм. закануть.

В семантике большинства глаголов движения содержится указание на начальный пункт перемещения, но есть примеры ориентации на конечный пункт ('нырнуть', 'упасть', 'провалиться'), движения в сторону (литер. устраниться, диал. ср.-урал. отшатиться), в разные стороны (литер. разойтись, рассеяться), хаотичного движения (пск., твер. петляться).

Следует отметить, что именно параметр направления движения задействует-ся при осмыслении в пространственных категориях и противоположного исчезновению появления кого-, чего-либо, возможна даже антонимия структурно идентичных образований. Ср., к примеру, арх. вылететь 'исчезнуть, пропасть' и 'неожиданно образоваться, появиться, выступить', ленингр. выскочить 'пройти, исчезнуть' и 'возникнуть, начаться'.

Ситуация длительного пребывания где-либо, являясь «обратной стороной» отсутствия, непоявления в другом месте, как правило, осмысляется через утрату субъектом действия возможности движения: 'застрять' (разг. застрять, диал. твер., пск. колом сесть), 'увязнуть' (олон. загрязнуть, урал. зальнуть), 'утонуть' (моск. затопиться, перм. утонуть), - а также через его неподвижность: 'замерзнуть, затвердеть' (вят. колеть, заколеть).

Удаление из одного локуса и длительное пребывание в другом могут быть вызваны такими действиями, как 'унести' (простореч. где тебя черт носит, диал. орл. пес на хвосте унес, перм. ворона на гнездо унесла), 'взять' (яросл. как Мамай побрал, донск. игрец Покромкин ухватил при игрец 'нечистый или злой дух, бес; домовой', волог. собака схватила), 'изъять, удалить' (литер. сняться, диал. арх., волог. отняться, свестись, выключиться), 'очистить' (волог. зачис-титься), 'выкорчевать' (литер. искорениться, диал. ср.-урал. выкорениться, волог. пакорчью пойти), 'засунуть, задевать' (разг. деться, диал. ленингр. по-деться), т. е. исчезнувший выступает уже не как субъект, а как объект какого-либо действия.

В рамках модели 'засунуть, задевать' весьма любопытен случай образования от одной и той же основы - гл. торить 'прокладывать борозду, тропу' - синонимичных глаголов с чередующимися архаичными префиксами мо-, бу-: орл. замоторить 'затащить, затерять, запропастить' и замоториться 'затеряться, запропаститься', прикам. забуторить 'нарушить порядок, разбросать, раскидать' и сиб., перм. забуториться 'запропаститься, пропасть; замешкать'. Ср. без вставного элемента твер. заторить 'затолкать в толпе' и вторить 'засунуть, затолкать куда-л.'.

На базе этой модели может быть истолковано влад. затемяшиться 'пропасть, запропаститься': см. затемяшить 'втемяшить, вбить в голову, заставить знать и помнить', 'забить ударами по голове, до того, что поглупеть'.

Между автономными и неавтономными действиями исчезнувшего наблюдается замечательное сходство: так, перемещение в какой-либо среде может быть осуществлено самостоятельно - 'уплыть', 'улететь' - или под воздействием этой среды - 'смыть, унести течением воды' (литер. как водой смыло, диал. донск. утечь с коломутной водой), 'сдуть (ветром)' (литер. как ветром сдуло, выветриться). Это касается и движения по поверхности - ср. 'сползти, со-

скользнуть' и 'провести чем-л. по поверхности' (литер. стереться, сгладиться, будто корова языком слизнула, волог. как Фома смел). Сема невозможности или трудновыполнимости действия объединяет 'застрять', 'увязнуть', 'утонуть' (т.е. 'попасть туда, откуда трудно или невозможно выбраться') и 'засунуть, задевать' (т.е. 'положить так, что потом трудно или невозможно найти').

Временной компонент - так же, как и пространственный, - представлен в значениях глаголов по-разному и в различной степени: быстроте удаления из одного локуса (разг. нырять, диал. новг. ныркать, литер. соскользнуть, схлынуть, разг. слететь) противопоставлена длительность нахождения в другом (ср., однако, литер. проплыть 'представиться в воображении и постепенно исчезнуть'). Если в семантике глаголов движения, используемых для обозначения пропажи, исчезновения, «составляющая скорости неразрывно спаяна с составляющей действия»3, то в номинациях длительного отсутствия где-либо эта составляющая выходит, конечно, на первый план. См. модели 'находиться где-л. дольше, чем следует' (олон. задляться), 'делать то, что занимает много времени' (перм. есть быка, пск. построить дом), 'делать что-л. медленно' (ворон. замыъмриться, ср. мыъмрить новг. 'делать что-л. медленно', вост. 'вяло и долго жевать, говорить вяло или нечисто'; кошеляыться пск., твер., яросл., казан. 'медлить, мешкать' и пск., твер. 'задерживаться, копаться где-л.', 'затериваться, пропадать чему-л.').

Если не принимать во внимание модель каузации положения в пространстве ('засунуть, задевать'), то можно отметить, что временные и пространственные модели исчезновения-локализации вполне соотносятся друг с другом по общему количеству и по степени продуктивности, отдельные - и по смыслу. Так, идея несоответствия ситуации определенной норме (основополагающая для представлений о длительном отсутствии уз. пребывании где-либо как об исчезновении) воплощается через указание на относительный признак: пространственный ('валяться, лежать не на месте') или временной ('находиться где-л. дольше, чем следует', 'делать что-л. медленно'). Модели 'замерзнуть, затвердеть' (^ 'стать неподвижным') и 'остановиться в росте, развитии' объединяет идея прекращения движения (во времени или пространстве), которая выражается через указание на определенное состояние субъекта действия (физическое или физиологическое).

В четвертом разделе рассматриваются модели, реализующие перцептивный компонент семантики исчезновения. Во внутренней форме достаточно большого числа языковых единиц находит отражение участие зрения и слуха в восприятии исчезновения, тогда как примеры участия в номинации какого-либо иного вида восприятия (обонятельного) немногочисленны: простореч. чтобы и духом не пахло, разг. и не пахнет, ни слуху ни духу.

Следует отметить, что объектом номинации является не только процесс исчезновения (способ действия), как в случаях реализации бытийной, посессивной или пространственно-временной семантики, но и его субъект - исчезнувший. В

3 Варбот Ж.Ж. Славянские представления о скорости в свете этимологии (к реконструкции славянской картины мира) // Славянское языкознание. XII Международный съезд славистов. Краков, 1998 г. Доклады российской делегации. М., 1998. С.115.

зависимости от того, что именно оказывается в фокусе внимания номинатора, «зрительные» и «слуховые» модели номинации можно подразделить на те, которые отражают восприятие субъекта действия, и те, в которых запечатлено восприятие совершаемых им действий.

Субъект действия оказывается в буквальном смысле вне поля зрения номи-натора: см. костр. в завидах нету, волог. и завиданья нет, карел. рус. и в повида-нье нет ('оказаться недоступным зрению (слуху)'), свердл. покрыться ('перестать быть видимым'), литер. скрыться, прятаться, диал. пск., курск., тамб. заховаться, новг. прихорнуться ('спрятаться, скрыться из виду'). Наиболее отчетливо идея потери исчезнувшего из поля зрения выражена в устойчивых сочетаниях: литер. исчезать из глаз, теряться из вида, диал. новг. потеряться из глаз долой, устар. сокрыться от очей.

В качестве параллели к «зрительной» номинации исчезнувшего можно рассматривать простореч. слыхом не слыхать, диал. волог. в слухах нет, арх. и во-слухах нет.

Если для визуальных номинаций исчезнувшего актуальным является признак 'не оставив следа, бесследно', то при наблюдении за исчезновением актуализируется признак быстроты совершаемого действия: разг. только (его, ее и т.п.) и видел, диал. новг. пока и свет видал. В основе этих фразеологизмов лежит, по-видимому, идея однократного мигания - движения, с помощью которого определяется самый короткий промежуток времени: 'скрыться в одно мгновение, мгновение ока' (устар. мгновение ока как раз и раскрывает первоначальный смысл мгновения, мига).

Своего рода аналогом номинативной «визуализации» исчезновения предстает его звуковая инструментовка с помощью звукоподражательных глаголов и междометий: арх. гигнуться, гикнуться, гипнуться, сгикать, волог. кикнуть, микнуть и мн. др. Сходные по своей внутренней форме, звукоподражания достаточно неоднородны в мотивационном отношении, так как могут реализовы-вать разные номинативные модели. См. модели 'издать звук при ударе, толчке (падении)' (арх. вякнуть 'ударить, стукнуть', 'издать звук при ударе' и 'исчезнуть, пропасть', ёкать арх. 'раздаваться, ухать, разрываясь с грохотом, с глухим звуком', 'ударять, бить с силой' и яросл., нижегор. 'исчезать, пропадать'), 'переместиться так быстро, что заставить «свистеть» воздух' (разг. фюйть, фьють, диал. ср.-обск. свистнуть).

Семантическая реконструкция звукоподражаний представляется в известной степени избыточной, поскольку значение 'пропасть, исчезнуть' вполне отвечает их экспрессивной семантике, чем и объясняется такая популярность звукоизо-бразительных средств при номинации исчезновения. Среди таких наименований преобладают диалектные данные, это обусловлено более широким, по сравнению с литературным языком, распространением ономатопеи в говорах в силу более экспрессивного характера устной речи, в форме которой последние и существуют.

В ходе предыдущего изложения было выявлено смысловое наполнение базовых компонентов значения 'пропасть, исчезнуть': бытийного, посессивного, пространственно-временного и перцептивного. Модели номинации, в которых находит выражение какой-либо из семантических множителей, позволяют судить о том, какое положение занимают последние в структуре этого значения и

как они соотносятся друг с другом. Учитывая количество моделей, с помощью которых описывается та или иная ситуация исчезновения (прекращение существования - 20, утрата, потеря - 1, удаление из одного локуса и нахождение в другом - 24 и 10, зрительное или слуховое восприятие уже исчезнувшего субъекта и действий, ведущих к исчезновению - 10), можно заключить, что ядро значения 'пропасть, исчезнуть' составляют смыслы прекращения существования и перемещения в пространстве.

Если проводить аналогию между компонентами лексического значения и составляющими метауровня семантики исчезновения, то последние можно сравнить с сигнификатом значения слова (тогда модели номинации следует рассматривать в качестве денотативного компонента метазначения).

В ряде случаев модели реализации базовых сем или отдельные репрезентанты этих моделей выражают коннотативный компонент метазначения, связанный с выражением экспрессии. Его содержат «слуховые» модели 'издать звук при ударе, толчке (при падении)', 'переместиться так быстро, что заставить «свистеть» воздух' (вообще, все звукоподражания); слова, реализующие модель 'засунуть, задевать' (южн., яросл., олон., курск. занапастйться, яросл. засоба-читься); наконец, фразеологизмы, которые экспрессивно маркированы в силу парадоксальности своей внутренней формы - литер. только за смертью посылать, диал. ленингр. живой смертью умереть, перм. утонуть на сухом берегу, арх. взял безрукой, сиб. не найти ни днем с огнем, ни вечером с лучиной.

В отличие от эмоциональной оценки самого факта исчезновения, действия, которые ему предшествуют, оцениваются вполне рационально с точки зрения их соответствия определенной норме. См. такие модели реализации бытийной и пространственно-временной семантики, как 'испортить(ся)', 'согнуть(ся), погнуться)', 'отклониться в сторону', 'валяться, лежать не на месте', 'находиться где-л. дольше, чем следует', 'делать что-л. медленно'.

До сих пор при анализе внутренней формы слов и выражений со значением ' пропасть, исчезнуть' мы опирались только на базовые компоненты семантики, учитывающие характер самого действия, при этом оставалась в тени структура ситуации исчезновения, ядром которой является такое действие. Выявленные в ходе предыдущего изложения четыре типа моделей (бытийные, посессивные, пространственно-временные и перцептивные) могут быть развернуты в четыре типа ситуаций, характеризующихся определенным составом участников, т.е. актантной структурой. Во второй главе работы («Ситуация исчезновения и ее номинативное воплощение») представлены различные варианты ситуации исчезновения и ее компоненты (семантические актанты).

В наибольшей степени оказывается разработанной ситуация удаления откуда-либо, о чем можно судить и по количеству актантных мест, задаваемых предикатом (субъект, субъект-каузатор, инструмент, образ и место действия), и по объему, наполненности отдельно взятого функционального класса.

В роли субъекта действия могут выступать ветер (разг. ищи (свищи) ветра в поле), вода (разг. как с гуся вода) и частица жидкости - капля (диал. новг. капать, закапать, литер. кануть, диал. мурм. закануть), камень (литер. как камень в воду), пыль (диал. сиб. пыль на колесе, литер. как прах), птица (простореч. улетела птичка) и часть тела животного - хвост (новг. что лягухе

хвост, скок да и нет), нечистая сила (устар. и все беси в воду, и пузарья вверх, ср. украинские наименования нечистой силы - щчезби, пропасник), человек (литер. Митькой звали, диал. перм. ну и черт с им, что пропал Максим при волог. максим 'глупый человек', погибоша аки обре, сгинул как швед под Полтавой, устар. пропасть как Бекович4).

Некоторые из этих образов представляют собой эталоны не только исчезнувшего, но и субъекта-каузатора (того, кто вызывает чье-либо исчезновение). Таковыми являются ветер (литер. как ветром сдуло, выветриться, диал. курск. завихриться, курск., орл., калуж., донск., тул. завеяться, винуть свердл. 'подуть, повеять' и перм. 'быстро исчезнуть, пропасть'), вода (литер. как водой смыто, диал. донск. утечь с коломутной водой), птица (перм. ворона на гнездо унесла), нечистая сила (донск. игрец Покромкин ухватил при игрец 'нечистый или злой дух, бес; домовой', пск. как бес украл, куда мара дела при мара 'черт, нечистая сила', черт заволок, арх. леший унес), человек (влад., волог., яросл., карел. рус. его и Митька прял).

Яросл. как Дунай побрал возникло скорее всего в процессе вторичного апел-лятивного функционирования гидронима, которому сопутствовало народноэти-мологическое переосмысление имени по связи с глаголом дуть, дунуть5. Факт вторичного осмысления гидронима подтверждает записанная в тех же говорах идиома побрел как Дунай 'о разоренном, все потерявшем' (т.е. все «продувшем»). См. также устар. дунаем смотреть 'о чьем-л. угрюмом, неприветливом, строгом взгляде' (т.е. надувшись), отношения между именным производным гл. дуть, дунуть - дунай, и глагольным - дуться обыгрываются в поговорке Дунаем смотрит: дунет и помин пошел, не усидишь.

Трудно ответить на вопрос, насколько функция субъекта-каузатора характерна для человека, так как здесь мы сталкиваемся с антроморфизацией субъекта действия - неслучайно он может быть назван одним из наиболее частотных имен (ленингр. Ванька прял, арх. как Фома смел). С точки зрения возможностей реализации семантической валентности предиката внимания заслуживает аттракция имени собственного к глаголу-мотиватору: см., к примеру, Устинья ^ стынуть (арх. Устинья ночевала 'об исчезнувшей вещи', первоначально 'о холодной бане'), Мамай ^ имать 'брать, хватать что-л.' (яросл. как Мамай побрал). Заполняя позицию субъекта действия, имя вместе с тем кодирует исходное глагольное действие (см. также выше пару Дунай ^ дунуть).

В функции субъекта- каузатора выступают также некоторые животные: корова (простореч. как корова языком слизнула), собака (волог. собака схватила, орл. пес на хвосте унес), - а также стадо животных или стая птиц (новг. руном взяло при руно волог. 'стадо (овец)', арх., волог., свердл., перм. и др. 'стая, косяк рыбы', тюмен. 'стая птиц').

4 Александр Бекович-Черкасский в 1717 г. был послан Петром I в Хиву во главе экспедиции на поиски золота, где и был вероломно убит.

5 Ж.Ж. Варбот указывает, что некоторые апеллятивные соответствия гидронима можно объяснить не его спонтанным семантическим развитием, а только в связи с действием народной этимологии и сближением с глаголом дуть, дунуть. - См. Варбот Ж.Ж. Дунай в русской народноэтимологической реинтерпретации // Folia slavistica. Рале Михайловне Цейтлин. М., 2000. С. 5-9.

В номинациях на базе образа собаки это животное предстает в наиболее типичных для него ситуациях: часто собака хватает и уносит что-то в зубах, зацепляет, подбирает хвостом. Образ собаки, держащей добычу в зубах, находит отражение в предметной диалектной лексике, где широко используется для номинации различного рода зажимов, креплений и т.п. См. также простореч. присобачить 'прикрепить, приделать что-л. к чему-л.', способное прояснить мотивацию яросл. засобачить 'засунуть, спрятать, положить куда-л. и забыть об этом', откуда засобачиться 'задеваться куда-л., исчезнуть, пропасть'. В то же время оформление гл. засобачить приставкой за- побуждает усматривать в нем следы народноэтимологической реинтерпретации глагола (яросл.) запсать 'заложить, засунуть неизвестно куда, затерять', производного от *рьхаИ / *р1хаИ ' толкать, колоть'6, который испытывает притяжение к сущ. пес.

В распоряжении номинатора не так уж много орудий, с помощью которых осуществляют действия, ведущие к исчезновению: это рука (разг. как рукой снимает, простореч. как рукой смахнуло) и подручные инструменты - метла (пск. как метлой смести, как черт помелом опахал), коса (перм. как косой выкосило), нож (литер. как ножом отрезало) и кнут (пск. как кнутом застенуло).

В новг. руном прошло через идею движения множества объектов - стада животных или стаи птиц - выражается признак интенсивного и одномоментного совершения действия - 'сразу, за один прием' (образ действия).

Если говорить о локусах, откуда и куда перемещается субъект действия, то необходимо отметить, что в качестве отправной точки избирается либо наиболее видимая часть пространства - сцена (литер. сходить со сцены), либо граница видимого пространства - земля (простореч. как сквозь землю провалился), дно (пск. как сквозь дно провалиться). Что касается конечного пункта, им может быть то, что находится в земле и под землей (диал. пск. как будто в землю въехал, в землю (под землю) уйти, литер. провалиться в тартарары), вода (литер. как в воду канул, диал. карел. рус. как в воду пал), гидрообъекты - омут (простореч. будто в омут канул), болото (ирк., колым., волог., перм. провалиться (попасть и т.п.) как в камский мох при арх., волог. и др. мох 'болото'), объекты отрицательного рельефа - яма (пск. из кожи в яму), также воронье гнездо (перм. ворона на гнездо унесла).

В рамках ситуации прекращения существования могут быть замещены позиции субъекта, субъекта-каузатора и места действия.

Субъект действия подается как обобщенный носитель имени (диал. енис. нетком звать, литер. поминай как звали, диал. ср.-урал. званье потерять), как нечто тающее, подобно снегу (забайк. исчезать как молица, где молица 'снежинка'), или как то, что разрушается, превращаясь в прах (литер. превращаться в прах, пойти (рассыпаться,разлететься и т.п.) прахом).

Субъекты-каузаторы таковы: огонь (новг. огнем гореть, ср.-урал. сгореть и дыма нет, волог. испечься), мыши и кошки (простореч. мыши / киски съели), собака (перм. собаки съели), волк (пск. волки съели), птицы (простореч. птички склевали, диал. пск. будто журавы склевали), наконец, человек, который

6 Варбот Ж.Ж. О специфике диалектной этимологии // Этимологические исследования. Вып. 6. Екатеринбург, 1996. С. 12.

изображен предельно обобщенно - не говорящий, а кто-то другой (арх. ры 2анда съела, ср. волог. ры^нда сделает 'о нежелании что-л. сделать, предполагая, что это сделает другой').

Среди локусов выделяются те, откуда исчезают (в выражении быльем поросло представлен весьма наглядный образ места, где что-либо перестало существовать, отсутствует, - места, заросшего травой, пустоши), и куда попадают после смерти (литер. кануть в Лету / в вечность, отойти в область предания и т.п.).

Ситуация зрительного восприятия исчезнувшего ('перестать быть видимым') также трехкомпонентна: позицию субъекта -каузатора замещает иней, изморозь (волог. охинеть 'обындеветь' и 'сгинуть, пропасть, исчезнуть'), черт, закрывающий что-либо хвостом или лапой - орудием действия (см. луканька хвостом накрыл, пск. черт лапой накрыл); характеристика действия содержится в литер. без следа (пройти, исчезнуть и т.п.), и след простыл (пропал), следа не осталось.

Ситуация потери, утраты чего-либо находит отражение только в разг. не иголка 'то, что будет замечено, что невозможно скрыть, утаить' и литер. как иголка в стогу сена (исчезнуть, затеряться), где обозначены сразу и субъект и место действия (вследствие малой величины иголки ее легко не заметить среди множества подобных ей мелких предметов - высохших травинок).

Заканчивая обзор предметных эталонов исчезновения (тех, кто исчезает, и тех, кто вызывает исчезновение), отметим, что они обладают разной функциональной нагрузкой. Некоторые образы выполняют разные функции в пределах одной ситуации (таковы вода, ветер, птица, нечистая сила и человек в рамках ситуации удаления из пространства). Другие образы реализуют одну функцию, но в составе разных ситуаций (например, образ собаки, которая уносит или уничтожает что-либо, используется как в ситуации удаления из пространства, так и в ситуации прекращения существования).

Все частные ситуации могут быть сведены к нескольким типам ситуаций (определенным «сценариям» осуществления различных действий), а эти типовые ситуации на более высоком уровне обобщения можно рассматривать как реализации некоего отвлеченного образца, «прототипической» ситуации исчезновения, которая включает в себя все потенциально возможные компоненты. Это субъект действия (тот, кто исчезает или кто этому способствует), инструмент (если действие совершает субъект-каузатор), образ и место действия. Состав участников может, как видим, варьировать в зависимости от типа ситуации, очевидно, что в конкретном языковом факте все пять компонентов вряд ли могут быть выражены (по крайней мере, средствами русского языка). Однако можно указать тип ситуации, которая обнаруживает такой полный набор всей совокупностью своих многочисленных реализаций. Это ситуация удаления из пространства (к примеру, исчезнуть может черт, скрывшись в воде, действие это осуществляется мгновенно; он же может инициировать пропажу посредством такого «инструмента», как помело).

С учетом того, являются ли семантические актанты необходимыми и достаточными для обозначения всей ситуации исчезновения, они могут быть подразделены на конститутивные и неконститутивные: к первым относятся субъект исчезновения, субъект-каузатор и инструмент действия, ко вторым - образ и ме-

сто действия.

Среди конститутивных компонентов наиболее многочисленна группа субъ-ектов-каузаторов- 17 (тогда как субъектов действия - 13, инструментов - 5). В силу того, что факт пропажи, исчезновения в известной степени парадоксален и кажется невероятным и неожиданным, говорящий склонен представлять его не как собственное действие субъекта, а как совершаемое над ним. Об этой тенденции можно судить также по частотности безличных конструкций типа литер. как водой смыло, как ветром сдуло, диал. новг. как рукой взяло, литер. как ножом отрезало, диал. перм. как косой выкосило и др.

Среди неконститутивных компонентов ситуации исчезновения больше всего локативов (12), что, безусловно, говорит о важности пространственной составляющей этой ситуации.

В целом же результаты анализа макроситуации исчезновения подтверждают полученные ранее выводы о том, что ядро значения 'пропасть, исчезнуть' составляют бытийный и пространственно-временной компоненты. Ситуации прекращения существования и передвижения в пространстве и оказываются в фокусе внимания номинатора, именно к ним он обращается наиболее часто, пытаясь выразить наглядное представление о том, как кто- или что-либо может исчезнуть (ситуация прекращения существования занимает второе место по степени разработанности после ситуации удаления из пространства).

Если говорить о том, как связаны друг с другом понятие и ситуация исчезновения, то необходимо учитывать соотнесенность конкретных ситуаций с моделями номинации. Эти модели, как говорилось выше, могут быть рассмотрены в качестве денотативного компонента метазначения 'пропасть, исчезнуть', значит, прототипическую ситуацию исчезновения следует проецировать тоже на денотативную зону семантики. Это лишний раз доказывает единство различных когнитивных стратегий субъекта номинации, имеющих общий смысловой фундамент.

Выявленные в ходе ономасиолого-этимологического анализа модели позволяют осуществить семантическую реконструкцию «темных» лексических единиц, анализу которых полностью посвящена третья глава диссертации («Семантическая реконструкция и этимология некоторых лексических единиц со значением 'пропасть, исчезнуть'»). В этой главе, состоящей из трех разделов, наряду с единицами исконного происхождения (диал. на искун пойти, литер. его и Митькой звали, диал. его и Митька прял, как мжа съела) рассматриваются немногочисленные случаи заимствования (диал. идти в нивечь, кивиштаться, мяЖнуЪть, ры^нда съела), а также контаминации исконных и заимствованных фактов (диал. кумелем пойти, пойти в кумель).

Для арх. на искун пойти прослеживается возможность семантической реконструкции в связи с глаголом *кипёИ, производным от *кыпа 'куница' (об этом глаголе см. [ЭССЯ 13, 105]). Вторичные значения глагола кунеть и его производных - 'расти, поправляться, набираться сил', 'расти, мужать' и т.п. -допускают дальнейшее развитие в сторону 'перерасти, утратить какие-л. качества'. Ср. в плане типологии переродиться литер. 'утратить постепенно свои прежние качества, свойства' и диал. волог. 'исчезнуть, перевестись'. Следует отметить, что такая мотивировка в большей мере соответствует контексту, ак-

туализирующему женскую и брачную символику куницы: «В двадцать два года наливна ягодка, а дальше на искун пойдет (о молодой девушке)».

Диал. влад., яросл., волог., карел. рус. его и Митька прял и литер. его и Митькой звали, несмотря на наличие в их составе одного и того же имени, вряд ли соотносительны друг с другом, так как денотаты именных компонентов фразеологизмов не совпадают друг с другом: в первом случае имя обозначает того, кто инициирует чье-либо исчезновение, во втором - самого исчезнувшего.

В. М. Мокиенко считает, что происхождение идиомы его и Митькой звали (первоначально Минькой звали) связано с выражением поминай как звали (как ответная реплика на подразумеваемый в нем вопрос), выбор имени Минька обусловлен его притяжением к созвучному поминать , аттракцией, по-видимому, объясняется и замена одного имени другим при затемнении внутренней формы идиомы. В то же время не исключено, что имя Митька возникло вследствие игровой онимизации какой-либо формы глагола мести, ср. простореч. выместись, диал. волог. заместись 'исчезнуть'. О возможности онимизации свидетельствуют обозначения в загадках именем Митька веника и саней, а также ср.-урал. митька-зуй 'кулик', митя 'бабочка' (последнее возникло на базе мйтель, в свою очередь производного от метыль, мотыль).

С учетом того, что при прядении из гребня, палки с куделью, достаточно быстрым движением руки вытягивается несколько волокон, внутреннюю форму второй идиомы можно расшифровать таким образом: 'пропасть, будучи кем-то взятым' (см. контексты: «Не успеешь выпустить, а ее уж Митька прял»; «Сегодня не награбила углей, ушла на озеро, а пришла - уж Митька прял»).

Что касается имени Митька, то его можно рассматривать как персонифицированный хрононим народного календаря, отсылающий к Дмитриевой субботе - одному из дней поминовения умерших, к которому были, в частности, приурочены запреты, касающиеся работ и действий ткаческого цикла. Следствием нарушения подобного запрета и могла быть ситуация, обозначенная во внутренней форме идиомы. Ср. полесский контекст, описывающий действия некоего Пылипа (последний является персонификацией другого поминального дня -пилиповских дедов): «Пэрэд пылипоукой на деды, як нэ прядэш, оставиш кудэль на потуси, то прйдэ Пылип, насэре, намарае, наложыт у кудэлю...»8. Кроме того, не исключена (так же, как и в рамках версии происхождения идиомы его и Митькой звали) аттракция имени к глаголу мести, мотать. Симптоматично, на наш взгляд, что в одном из сказов ивановских ткачей про горностайку, у которой наиболее явно выражена роль пряхи и ткачихи, фигурирует имя Митряш-ка - так зовут мальчика, помогающего горностайке распутать мотки пряжи, в которые превращаются «спутанные» метелью сугробы9.

Арх. как мжа (амжа, мжака) съела целесообразно рассматривать в рамках морфо-семантического поля, которое образуют следующие языковые еди-

7 Бирих А.К., Мокиенко В.М., Степанова Л.И. Словарь русской фразеологии. Историко-этимологический справочник. СПб., 1999. С. 380.

8 Толстая С.М. Полесский народный календарь. Материалы к этнодиалектному словарю // Славянский и балканский фольклор. Духовная культура Полесья на общеславянском фоне. М., 1986. С. 221.

9 Гура А.В. Символика животных в славянской народной традиции. М., 1997. С. 220-221.

ницы: 1) арх., волог. омжа 'обжора', ср. смол. амжа тебя ешь 'черт тебя побери'; 2) арх. мжиться 'затягиваться холодным туманом', ср. литер. туман (мрак, тьма) поглощает, поглотил(а); 3) смол., зап.-брян. имжа 'изморось, мелкий дождь, медовая роса' (выделяемая тлей и другими насекомыми медовая роса разъедает листья растений и вызывает их болезнь) и литер. ест как ржа, ср. приам. ржавец 'туман, поражающий зерно злаковых растений'; 4) пск. памжа 'болезнь', 'смерть', 'черт'. С учетом этого внутренняя форма идиомы как мжа съела может быть истолкована двояко: 'скрыть(ся) в тумане, исчезнуть из поля зрения' или 'съесть(ся), 'уничтожить(ся)' (субъекты-каузаторы в этом случае -обжора, болезнь или то, чем она вызвана (туман, медовая роса), или черт). Ср. литер. съедать 'полностью истреблять, уничтожать (о силах природы)', просто-реч. мыши съели, птички склевали, диал. перм. собаки съели и др.

Среди лексических единиц неисконного происхождения выделяются те, которые заимствованы из славянских и финно-угорских языков, последних больше (такое соотношение заимствований отчасти можно объяснить выбором источника материала - словарей, охватывающих территорию Русского Севера, зону активных контактов с финно-уграми). Следует заметить, что разделение лексики со значением 'пропасть, исчезнуть' на исконную и неисконную носит несколько условный характер, так как у некоторых заимствований это значение развивается уже на русской почве (см. кумелем пойти, кивиштаться, ры 2знда съела).

Зап.-брян. нивечыть 'превращать в ничто, уничтожать', зап.-брян., смол., пск. идти в нивечь 'пропадать' проникли в русские говоры из украинского или белорусского языка - см. блр. диал. швечыць (нивичиць) 'превращать в ничто, портить', укр. твечити 'портить, уничтожать, превращать в ничто'; блр. твеч (нивичь) 'ничто, ничтожество': въ нивичь пошло, укр. невгч, твець 'то же': тшло в твець. Украинские и белорусские факты представляют собой заимствование из польского [ЭСБМ 8, 25-26]. См. польск. т^/вс^ус, тгм>вс2уС 'уничтожать, разрушать, разбивать (повергать) в прах; сводить на нет', производное от устар. тм>всг 'в ничто' [Бгйкпег, 364]: оЪгоас м>тм>всг 'превратить (повергнуть, разбить) в прах, разрушить'. Диал. идти в нивечь, таким образом, представляет собой номинативную параллель к литер. превратиться (обратиться) в ничто.

Олон. кивиштать(ся) 'кончить, кончиться, умереть, сильно устать' (см. также карел. рус. кивиштаться 'погибнуть', 'сдохнуть (о скотине)', 'пропасть, потеряться, исчезнуть') Я. Калима сравнивает с вепс. ЫЪШсп 'болеть, причинять боль', карел. кМзШ-, фин. ктзШа, однако не считает данные сопоставления надежными по семасиологическим основаниям10. С формальной точки зрения русскому диалектизму наиболее близки карел. кт$На, ктзЧЧа 'болеть, ныть'. Что касается семантики, то переход 'болеть' ^ 'сильно устать' и 'умереть' (откуда, в свою очередь, 'кончить(ся)' и 'пропасть, исчезнуть') вполне можно объяснить как осуществившийся уже на русской почве.

Гл. мяжнуъть карел. рус. 'пройти, проехать мимо кого-, чего-н.; миновать', карел. рус., волог. 'исчезнуть неизвестно куда, пропасть' также заимствовано из

10 Kalima J. Die ostseefinnischen Lehnwörter im Russischen. Helsinki, 1919. (MSFOu, XLIV). P. 116-117.

прибалтийско-финских языков: ср. карел. твер. шйппй, фин. вост.-диал. тайна 'идти, направляться', 'переходить в какое-л. иное состояние, оказываться в ка-ком-л. положении', 'расходоваться, идти', 'пропадать; погибать' и др. В процессе «обрусения» заимствование оформляется соответствующим перфектному значению глагола суффиксом, смещение ударения происходит, очевидно, при аттракции к формально и семантически близкому глаголу минуть (см. миновать новг., карел. рус. 'уйти в прошлое, исчезнуть, умереть', волог. 'умирать').

Существительное в составе волог. ры ънда съела может быть истолковано так же, как и именной компонент идиомы волог. ры жнда сделает 'о нежелании что-л. сделать, предполагая, что это сделает другой' - как наименование субъекта действия как такового, в данном случае уничтожения, которое очень часто обозначается через «пищевой» образ (см. выше как мжа съела и др.). Данную лексему следует сопоставить с фин. гупОу 'оборванный, плохо одетый человек' и родственным ему, согласно [БКЕБ, 767], гепЫи 'шалопай, проказник, беспутный человек, негодяй, бездельник'. См. новг., волог.рыжнда 'бранно (о человеке)' в контекстах «Ой ты, рында, чево делаешь то»; «Чё-нить плохое сделат кто - ой ты как рында».

Подводя итог анализу заимствований, отметим, что собственно заимствования единичны (см. идти в нивечь, мяжнуъть). Это объясняется, по-видимому, абстрактностью семантики исчезновения и широкими возможностями ее реализации средствами исконной лексики. Факторами, обусловившими заимствование, являются, как и при контаминации, сближение по созвучию (см. мя жяуъть ^ минуть) и/или сходство номинативной модели (те же плюс диал. идти в нивечь ^ литер. превратиться в ничто).

Арх., волог. кумелем 'неудачно, как придется, кое-как', входящее в состав фразеологизма кумелем (кумильком, кумелькой, кумельгой) пойти, пойти в кумель, представляет собой результат контаминации финно-угорского заимствования (ср. карел. кишоаНак, -Пак 'быть опрокинутым, опрокидывать', олон. кишоаНек, водск. кишшоШ, кишшилла 'согнувшись, сгорбившись', эст. кишшиИ 'вверх дном, вверх ногами; упасть лицом вниз', коми язв. кумил 'ган муне и исконной по происхождению лексемы, деривата сущ. комель (комелек). Тот факт, что кумелем может быть производно от слова комель (комелек) подтверждается географически (ареал лексем гораздо шире зоны возможных русско-финно-угорских контактов), фонетически (см. чередование о // у в ударной позиции: волог. комилькой и кумилькой пойти, озвончение к > г экспрессивного характера) и семантически (ср., к примеру, яросл. кумелька 'пучок волос, узел на голове' и тобол. комелёк 'то же').

В заключении обобщаются результаты исследования и намечаются перспективы разработки заявленной проблематики.

Основные положения диссертации отражены в следующих работах:

1. К вопросу о путях формирования значений пустоты и наполненности в русских народных говорах // Русская диалектная этимология: Тез. докл. и со-общ. Третьего науч. совещания, 21-23 октября 1999. Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 1999. С. 72-75.

2. К семантической реконструкции рус. диал. как мжа съела 'пропасть, ис-

чезнуть' // Этимологические исследования. Вып. 7. Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2001. С. 90-96.

3. Кого звали Митькой? (к интерпретации идиом (его и) Митькой звали, (его и) Митька прял) // Сельская Россия: прошлое и настоящее: Докл. и сообщ. 8-й рос. научно-практ. конф. (Орел, ноябрь 2001 г.) М.: Энциклопедия российских деревень, 2001. С. 167-170.

4. Севернорусское диалектное пойти кумелем // Материалы и исследования по русской диалектологии. I (VII). М.: Наука, 2001. С. 343-349.

5. Способы номинативного «остранения» исчезнувшего в русском языке // Лингво-культурологические проблемы толерантности: Тез. докл. Междунар. науч. конф. Екатеринбург, 24-26 октября 2001 г. Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2001. С. 138-140.

6. К вопросу о методике ономасиологического анализа семантического поля (на материале лексики русских народных говоров) // В.И. Даль и русская региональная лексикология и лексикография: Материалы всероссийской научной конференции, посвященной 200-летию со дня рождения В.И. Даля. Ярославль: Изд-во ЯГПУ, 2001. С. 93-96.

7. Об одной номинативной параллели в лексике со значением пустоты и исчезновения: ветер // Язык. Система. Личность. Языковая картина мира и ее метафорическое моделирование: Материалы докладов и сообщений Всероссийской научной конференции 25-26 апреля 2002. Екатеринбург: Урал. гос. пед. унт, 2002. С. 107-111.

8. Севернорусское диалектное рында // Финно-угорское наследие в русском языке. Вып. 2. Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2002. С. 36-44.

9. Рус. диал. на искун пойти, идти (пойти) хинью // Русская диалектная этимология: Материалы IV Междунар. науч. конф. Екатеринбург, 22-24 октября 2002 года. Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2002. С. 106-109.

10. К анализу денотативного уровня концептуального поля «Исчезновение» // Ономастика и диалектная лексика. Вып. 4. Екатеринбург: Изд-во Урал. ун-та, 2003. С. 85-95.

11. Зрительное и слуховое восприятие исчезновения (на материале русского языка) // Психолингвистические аспекты изучения речевой деятельности. Вып. 1. Екатеринбург: Урал. гос. пед. ун-т, 2003. С. 63-76.

Подписано в печать 28.10.2003. Формат 60х84 1/16 Бумага для множительных аппаратов. Усл.-печ. л. 1,5. Тираж 100 экз. Отпечатано на ризографе в ООО «Таймер-КЦ».

Екатеринбург, Сибирский тракт, 3-301

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Феоктистова, Любовь Александровна

Введение.

Глава I. Понятие исчезновения и его номинативное воплощение.

1. Модели реализации бытийного компонента семантики исчезновения. перестать существовать / наличествовать', 'отсутствовать'. прекратить действие, движение', 'прекратить какое-либо интенсивное действие'. перестать гореть, светить', 'перестать звучать'. прийти к концу, кончиться', 'истратиться, израсходоваться'. истощиться, потерять силы'. растаять'. испариться', 'превратиться в ничто'. испортиться'. разбить, сломать', 'разрушить(ся)'. согнуть(ся), погнуть(ся)'. обветшать'. сгнить'. сгореть', 'съесть', 'уничтожить(ся)'.

2. Модели реализации посессивного компонента семантики исчезновения: 'потеряться), утратить(ся)'.

3. Модели реализации пространственного и временного компонента семантики исчезновения.

3.1. Пространственные модели.

3.1.1. Модель «передвижение в пространстве»: параметры передвижения.

Способ и среда движения удалиться откуда-либо', 'уйти (сойти, отойти и т. п.)', 'сползти, соскользнуть', 'сбежать', 'выскочить', 'нырнуть', 'уплыть', 'улететь'.

Координация движения по вертикали / горизонтали упасть', 'провалиться', 'бросить(ся)', 'линять, сбрасывать наружный покров'.

Направление движения отделиться от чего-либо', 'отойти, отклониться в сторону', 'разойтись, рассеяться', двигаться из стороны в сторону, петлять'.

Каузация перемещения унести', 'смыть, унести течением воды', 'сдуть (ветром)', 'взять, схватить', 'изъять, удалить', 'очистить', 'провести чем-либо по поверхности', 'выкорчевать'.

3.1.1.1. Модели реализации бытийного компонента через пространственные параметры выйти, пройти, отойти'. падать','течь, литься'. линять, сбрасывать наружный покров'. качнуться, колыхнуться; отклониться в сторону'.

3.1.2. Модель «локализация в пространстве»: параметры локализации.

Ориентация в пространстве находиться около чего-либо', 'валяться, лежать не на месте'.

Способ и место локализации застрять', 'увязнуть', 'утонуть'. замерзнуть, затвердеть'.

Каузация положения в пространстве засунуть, задевать'.

3.2. Темпоральные модели находиться где-либо дольше, чем следует', 'делать что-либо медленно', 'делать то, что занимает много времени', 'остановиться в росте, развитии'.

4. Модели реализации перцептивного компонента семантики исчезновения.

4.1. Восприятие субъекта исчезновения: 'оказаться недоступным зрению (слуху)'.

4.2. Восприятие действий, ведущих к исчезновению.

4.2.1. «Зрительные» модели. перестать быть видимым', 'скрыться из виду, спрятаться', 'обындеветь'. скрыться «в мгновение ока»', 'мелькнуть перед глазами'. сглазить'.

4.2.2. «Слуховые» модели. издать звук при ударе, толчке (при падении)'. переместиться так быстро, что заставить «свистеть» воздух'. только вскрикнуть, успеть лишь вскрикнуть'. спеть, отпеть'.

Выводы.

Глава II. Ситуация исчезновения и ее номинативное воплощение.

1. Структура ситуации 'перестать существовать'.

Субъект действия.

Субъект-каузатор действия.

Место действия.

2. Структура ситуации 'потеряться'.

3. Структура ситуации 'удалиться откуда-либо'.

Субъект действия.

Субъект-каузатор действия.

Инструмент действия.

Место действия.

4. Структура ситуации 'перестать быть видимым'.

Выводы.

Глава III. Семантическая реконструкция и этимология некоторых лексических единиц со значением 'пропасть, исчезнуть'.

1. Лексические единицы исконного происхождения. на искун пойти. его и Минькой (Митькой) звали, его и Митька прял. как MOica съела.

2. Заимствования. идтивнивечь. кивиштаться. мянуть. рында съела.

3. Факты контаминации исконных единиц и заимствований: кумелем пойти.

Введение диссертации2003 год, автореферат по филологии, Феоктистова, Любовь Александровна

В данной работе осуществляется ономасиолого-этимологический анализ лексики со значением 'пропасть, исчезнуть' в русском литературном языке и народных говорах. Этот ракурс анализа вписывает ее в ряд исследований, посвященных мотивационной структуре определенных лексико-семантических групп. Ср.: «Изучение "внутренней" мотивации (мотивационных моделей или моделей номинации) в отдельных группах (семантических полях) русской и славянской лексики получило широкое распространение и стало привычным "жанром" (аспектом) лексикологических и семасиологических исследований» [Толстая 2002, 122]. Среди наук, «заинтересованных» в анализе моделей мотивации, следует, конечно, назвать и этимологию: системное описание моделей призвано помочь преодолеть присущую этой науке замкнутость на отдельно взятый языковой факт, «точечность», «этюдность». В рамках этимологического исследования к анализу привлекаются не только лексико-семантические или тематические группы, но и этимолого-словообразовательные гнезда и их объединения — этимолого-семантические поля (см. [Галинова 2000, Калашников 1993, Пятаева 1995, Черныш 1985, Шальтяните 1990], о термине «этимолого-семантическое поле» см. [Гак 1995, 108]) и морфо-семантические поля (термин и определение соответствующего понятия предложены П. Гиро, его дальнейшая разработка в отечественной науке осуществлена в работах Ж. Ж. Варбот [1992; 1995]). Выявление типов первичной мотивации, представленных в лексемах со сходным значением или принадлежащих одному понятийному полю (а это могут быть и дериваты синонимичных корней), является в настоящее время основным методом систематизации семантического анализа в этимологии (описание и демонстрацию этого метода см., например, в [Варбот 1997]).

Ориентация на результаты, < . > формулируемые < . > в виде типовых схем «смыслопроизводства» и более или менее индивидуальных решений в области семантических мотивировок тех или иных смысловых концептов», является, по свидетельству В. Н. Топорова [1994, 126], ведущей тенденцией в этимологических исследованиях на протяжении последних пятидесяти лет. Естественно, что за истекший период времени этимологией накоплен немалый опыт семантического анализа, получили обоснование специальные критерии и приемы установления исторического тождества в семантике (см. прежде всего работы Э. Бенвениста [1974, 331-349], О. Н. Трубачева [1980, 1988], из недавних работ можно назвать [Варбот 2001а]). О систематизации же (необходимости систематизации) этого вида анализа речь идет постольку, поскольку несмотря на достигнутые результаты семантическая реконструкция продолжает оставаться наиболее слабой, уязвимой стороной этимологии, ибо, как справедливо замечает С. М. Толстая, к семантическим параллелям этимология обращается «не систематически, а < . > по мере необходимости и в пределах решения конкретной этимологической задачи» [Толстая 2003, 549]. Следствием такого положения дел является, во-первых, отсутствие систематизированных справочников по типологии семантических переходов, что, по словам О. Н. Трубачева, «не может не показаться заметным отставанием в наше время проектирования банков информации» [Трубачев 1988, 216]; во-вторых, недостаточный учет явлений междиалектной (межъязыковой) синонимии, лексических и семантических параллелей, моделей номинации (см. [Толстая 2003, 549-550]). В свете этого исключительно важным признается создание словарей существующих в языке семантических связей [Меркулова 1988; Трубачев 1964, 102-105] (об опытах подобной инвентаризации см. [Трубачев 1988, 21 б]1).

Семантическая реконструкция средствами этимологии - не только важная самоцель, но и один из источников реконструкции древней культуры — духовной и материальной» [Трубачев 1988, 218]. Очевидно, что вопрос об источниках воссоздания «картины мира» напрямую связан с тем, что понимается под

1 Здесь же, кстати, и опровергается высказанный ранее автором тезис о необходимости создания словарей такого типа, см.: «Кодифицированный инвентарь сократит годы, но только годы способны создать исследователя, его интуицию и память. Ведь и хорошие поэты никогда серьезно не нуждались в словарях рифм» [Трубачев 1988, 217]. Думается, что «поэтическая» составляющая из этимологии не уйдет никуда, а вот степень доказательности и верифицируемое™ этимологического решения - если оно будет опираться на системный анализ смысловых переходов - может стать более высокой. этим термином и близкими к нему («наивная картина мира», «языковая картина мира» и др.), между тем данные термины не имеют общепринятой трактовки. (Обзор дефиниций этих понятий в русской и польской лингвистике дается в [Юдин 2003], см. также [Залевская 2000, Никитина 1999, Толстая 2002, Урысон 2003 и мн. др.], где обсуждаются краеугольные вопросы, связанные с пониманием названных терминов.)

Для этимолога, пожалуй, как ни для кого другого, существенен диахронический аспект проблемы языковой картины миры, собственно говоря, именно этимолог и обращает на него внимание. См. дифференциацию терминов «языковая картина мира» и «картина мира» у Ж. Ж. Варбот: «языковая картина мира» - это «синхронное соединение разновременных восприятий и толкований, отраженных в языке», тогда как «картина мира» суть «представления о мире, духовная культура этноса в определенный хронологический период» [Варбот 2003а, 343]. При этом «объективная картина мира этноса для определенного хронологического периода может быть получена только в результате выявления и анализа неологизмов этого периода и соотнесения их с унаследованным языковым фондом в плане соответствия / несоответствия» [Там же] (в данном случае имеются в виду не только инновации в области лексики, но также и в мотивационной сфере). Анализу взаимосвязей названий, принадлежащих разным временным пластам (на материале разных тематических групп) посвящена, в частности, статья О. Н. Трубачева [1963].

Диахроническая проекция проблемы языковой картины мира, как указывает Ж. Ж. Варбот [2003а, 346], должна изучаться в рамках такого направления, как этнолингвистика. В отечественной традиции разработка проблем этнолингвистики связывается в первую очередь с московской этнолингвистической школой Н. И. и С. М. Толстых. По определению Н. И. Толстого, этнолингвистика — комплексная дисциплина, «предметом изучения которой является «план содержания» культуры, народной психологии и мифологии независимо от средств и способов их формального воплощения (слово, предмет, обряд, изображение и т. п.)» [Толстой 1995, 39]. Наряду с таким «широким» подходом в рамках этнолингвистики принято выделять и более «узкий», который предполагает преимущественное внимание к языку как источнику этнокультурной информации. Этот подход и имеет в виду Ж. Ж. Варбот, говоря о том, что «этнолингвистика ставит своей целью реконструкцию языкового выражения традиционной культуры этноса - набора ее терминологии верований и обрядов с их семантической интерпретацией и культурной интерпретацией обыденной лексики» [Варбот 2003а, 346]. Примерами реализации «узкого» подхода в этнолингвистике могут служить ^елетиЬ 1996, 1999; Березович 2000; Вендина 2002; Младенова 1994; Журавлев 1999, 2003; Коваль 1998; Никитина 1999; Родионова 2000; Рут 1992; Толстая 2000аб, 2002; Якушкина 2003; Jakubowicz 1998, 2002; Janyskova 1998, 2002 и др.].

С. М. Толстая, показывая разницу в подходах к анализу лексико-семантической группы исследователя культуры и лингвиста, пишет о том, что там, где оканчивается задача лингвистического исследования, там же и начинается задача этнокультурного, заключающаяся в интерпретации семантических моделей на основе их связи с элементами обрядности и верований [Толстая 1989, 220] (здесь же см. о некоторых примерах таких «культурных реконструкций»).

Другим направлением, в задачи которого входит реконструкция отдельных фрагментов наивной картины мира (но без учета ее диахронической сложности и только в «зеркале языка»), является когнитивная лингвистика, ключевые понятия которой - понятия концептуализации и категоризации (об изучении процессов концептуализации и связанных с ним проблемах когнитивной дефиниции см. [Bartminski 1988, Беляевская 1994, Демьянков 1994, Кубрякова, Демь-янков, Панкрац, Лузина 1996, Лакофф 1996, Рахилина 1997, Семантика и категоризация 1991, Ченки 1996 и др.]). С помощью этих процессов может быть объяснено содержание языкового значения: для адекватного истолкования последнего считается необходимым анализ не только прямых, но и переносных значений (см. [Кубрякова 2002, 666]). По наблюдению Е. С. Кубряковой, «в s языкознании еще не уделяли такого внимания метафорическим и метонимическим значениям» [Там же]. «С точки зрения когнитивиста, - поясняет Е. В. Ра-хилина, - практически все значения (даже грамматические) связаны друг с другом цепочкой метафорических переносов» [Рахилина 2000, 360]. Не удивительно поэтому, что именно сфера лексической семантики является наиболее развитой областью когнитивной лингвистики. См. работы Московской семантической школы, в частности «Новый объяснительный словарь синонимов русского языка» под редакцией Ю. Д. Апресяна (принципы его составления обоснованы в [НОСС 1995]), а также проблемной группы «Логический анализ языка», возглавляемой Н. Д. Арутюновой, - см. серию сборников с одноименным названием (обзор их проблематики приведен в [Арутюнова 2003]).

Как соотносится предпринимаемое нами исследование с описанными на* правлениями лингвистики? Ответ на этот вопрос можно совместить с обоснованием выбора объекта исследования.

Для анализа нами избрана лексико-семантическая группа русского языка, представляющая собой обширный синонимический ряд, члены которого имеют близкие значения 'переставать существовать, утрачиваться', 'быть невозвратно потерянным, невозвращенным', 'уйдя, удалившись, не появляться где-либо, отсутствовать', 'переставать быть видимым, доступным зрению', 'переставать быть слышимым, доступным слуху' и др. (полностью список рассматриваемых значений приводится ниже). Элементы этого ряда, как и любого другого, характеризуются разной степенью мотивированности - от слов, имеющих прозрачную внутреннюю форму, до лексем с неясным происхождением. Следовательно, данная группа нуждается в выявлении типичных моделей смыслопроизвод-ства, на которые можно будет опереться при семантической реконструкции и этимологизации «темных» лексем, что вводит настоящую работу в круг онома-сиолого-этимологических исследований.

Вместе с тем избранное для анализа лексическое поле представляет большой интерес с точки зрения антропологической парадигмы исследований прежде всего в силу абстрактности идеи, реализуемой единицами этого поля, ее отнесенности к сфере экзистенциального, бытия вообще. Сложность процесса смыслообразования в данном случае усугубляется тем, что исчезновение по сути своей довольно иррационально и даже парадоксально: говорящему трудно осознать факт отсутствия предмета речи, там где он только что находился или где он должен был быть (к тому же зачастую неизвестно, где он находится на самом деле). Это заставляет носителя языка (субъекта номинации) обращаться к этому понятию снова и снова в поисках наиболее адекватных способов его языкового воплощения, о чем свидетельствует большое количество лексических единиц со значением 'пропасть, исчезнуть'. Изучение того, какими путями развивается мысль, облекая в языковые формы представления об исчезновении, помогает решить важную для когнитивистики задачу выявления логики языковой концептуализации.

Однако интересны здесь не только механизмы «оязыковления» абстрактного смысла, но и само содержание этого процесса, поскольку идея исчезновения имеет ощутимый этнокультурный колорит, представления о нем близки представлениям о небытии, смерти. Можно даже предполагать, что появление множества номинаций, выражающих эту идею, обусловлено не только трудностями постижения абстрактного смысла, но и действием языкового табу (так же, как в случае идеи смерти). Поэтому особенности языковой реализации изучаемой идеи имеют ценность для реконструкции фрагмента традиционной картины мира, а значит, важны для этнолингвистики.

Итак, в работе будет производиться ономасиолого-этимологический анализ лексики со значением 'пропасть, исчезнуть', а интерпретация его результатов должна быть осуществлена с позиций когнитивной лингвистики и этнолингвистики.

Выше был представлен краткий обзор исследований, проблемно связанных с нашим. Существуют ли работы, затрагивающие интересующую нас конкретную тему?

В рамках ономасиолого-этимологических разысканий объектом анализа, как правило, являются предметные или признаковые сущности (степень их абстрактности / конкретности может быть различной), действие, процесс попадают в поле зрения только лишь как составляющие какой-либо лексико-семантической группы. В соответствии с этим при выделении модели мотивации не учитывается (и вполне оправданно) частеречная принадлежность единиц семантического поля, т. е. в задачи подобных исследований не входит изучение способов выражения собственно процессуальной семантики (равно как и признаковой или предметной).

Что касается когнитивных исследований, то в них обсуждаемому вопросу или совсем не уделяется внимания (так, в монографии JI. О. Чернейко «Лингво-философский анализ абстрактного имени» [1997] проблема семиозиса абстрактного понятия рассматривается, как следует из названия, только по отношению к предметной лексике), или же принимается узкий взгляд на природу абстрактных глагольных значений как абстрактно-метафорических (см. [Клишин 2000]). В статье Г. И. Кустовой «Семантические аспекты лексических функций» [2002] сочетаемость глаголов со значениями 'начаться' / 'кончиться', 'возникнуть' / 'появиться' / 'исчезнуть' с различными типами непредметных объектов рассматривается для того, чтобы вскрыть особенности концептуализации последних. См. литер, родилась надежда / уверенность, умерла последняя надежда, последние надежды растаяли, последние сомнения / опасения рассеялись, терпение лопнуло, вспыхнула любовь / ненависть / злоба, загорелся спор и т. п.

Единственная известная нам работа, в которой лексика со значением 'пропасть, исчезнуть' исследовалась специально, выполнена на текстовом материале. 3. С. Санджи-Гаряева изучает смысловое наполнение и лексическое выражение мотива исчезновения в прозе Ю. Трифонова (итоговый роман писателя так и называется - «Исчезновение»), См. [Санджи-Гаряева 2002].

Таким образом, лексико-фразеологический фонд со значением 'пропасть, исчезнуть' в русском языке фактически не становился объектом системного лингвистического анализа.

Из вышесказанного вытекает актуальность предпринимаемого исследования, которая прежде всего связана с необходимостью систематизации семантического анализа в этимологии, что может быть достигнуто путем выявления регулярных семантических переходов. Их интерпретация с позиций когнитивной лингвистики и этнолингвистики позволяет реконструировать значимый фрагмент языковой картины мира. Наконец, мотивом обращения к данной теме становится ее неразработанность в современной русистике.

Цель настоящей работы - охарактеризовать своеобразие и механизмы воплощения идеи исчезновения в русском языке посредством ономасиолого-этимологического анализа лексики со значением 'пропасть, исчезнуть'.

Для достижения поставленной цели необходимо решить следующие задачи:

- определить состав изучаемой лексико-семантической группы в русском литературном языке и народных говорах;

- произвести ономасиологический анализ корпуса лексических единиц и устойчивых сочетаний;

- осуществить семантическую реконструкцию лексем и фразеологизмов с затемненной внутренней формой с опорой на метод семантических параллелей;

- произвести классификацию моделей номинации (мотивационных моделей) в соответствии типами реализуемой ими семантики;

- установить закономерности концептуализации и описать концепт исчезновения в русском языке, выявить особенности реализации данного концепта в литературном языке и народных говорах.

В основе классификации лежит принцип разграничения тех мыслительных операций, которые совершает номинатор при постижении абстрактного смысла л в процессе номинативной деятельности . Субъект номинации выбирает разные способы истолкования этого смысла. В одних случаях он как будто пытается дать через номинацию определение тому, что значит исчезнуть, путем конкретизации неких базовых компонентов этого понятия (о принципах их выделения

2 Ср. у А. А. Потебни: «Слово есть выражение мысли лишь настолько, насколько служит средством к ее созданию» [Потсбня 1993, 131]. см. ниже): бытийного (перестать существовать / гореть, светить / звучать, прийти к концу, истратиться и др.), посессивного (утратиться), пространственного (удалиться откуда-либо, уйти, уплыть, улететь, упасть и др.), временного (находиться где-либо дольше, чем следует; делать что-либо медленно и др.), перцептивного (перестать быть видимым / слышимым, мелькнуть перед глазами, издать звук при ударе, толчке и др.). В других случаях номина-тор идет дальше и называет не только действие 'пропасть, исчезнуть' или ведущее к нему, но и другие компоненты этой ситуации, второстепенные и даже ненужные с логической точки зрения, но важные для наглядного представления определенного бытийного «сценария», при этом «когнитивная дефиниция» выстраивается по формуле: «исчезнуть - это когда .». См., к примеру, устар. пропасть как Бекович, диал. исчезать как молйца, где молйца 'снежинка' * (субъект действия); литер, как водой смыло, как ветром сдуло, выветриться (субъект-каузатор исчезновения); разг. как рукой снимает, диал. как метлой смести (инструмент действия); литер, без вести пропасть, и след простыл (образ действия); литер, как сквозь землю провалился, как в воду канул (место исчезновения)3. По сути дела, различия между этими когнитивными стратегиями могут быть сведены к противопоставлению логического мышления и образного (предметного, конкретно-чувственного). Необходимо, однако, иметь в виду, что указанные мыслительные операции - составляющие одного процесса означивания, которые соотносятся с разными его этапами (уровнями). Следует также заметить, что эти приемы выделены нами при анализе процессуальной семантики, для признаковой и/или предметной они могут быть иными.

Материалом для настоящей работы послужили данные русского литературного языка и народных говоров: нет необходимости говорить о роли диалектной лексики в этимологии и ее значении для реконструкции наивной картины мира (настолько это очевидно). Для этимологии разделение лексики на литературную и диалектную не является существенным, как и деление ее на

3 См. паспортизацию приведенных фразеологизмов во II гл. наст. раб. различные сферы употребления (см. [Меркулова 1996, 18]). Однако при проведении концептуального анализа социолингвистический статус языковых единиц необходимо учитывать (см. [Березович 2003а]). Сравнение лексики разных форм существования языка обнаруживает различия в содержании одного и того же концепта. Они могут быть связаны, во-первых, с тем, что картины мира диа-лектоносителя и носителя литературного языка (или жаргона) не тождественны друг другу, во-вторых, с особенностями трансляции этнокультурной информации средствами разных языковых «кодов».

Материал для исследования был извлечен путем сплошной выборки из следующих лексикографических источников. Основным источником стали «Словарь русского языка в 4-х томах» и «Словарь русских народных говоров», с целью пополнения и уточнения данных последнего привлекались диалектные ▼ словари XIX в. (В. Даля, Г. Куликовского, А. Подвысоцкого, «Опыт областного великорусского словаря» и «Дополнения» к нему), а также ряд современных региональных словарей.

При выборе в качестве источников современных «локальных» словарей, дополняющих данные СРНГ, учитывалось то, насколько полно собрана лексическая система тех или иных говоров. Одной из наиболее полно собранных считается лексика севернорусских говоров и дочерних по отношению к ним говоров Урала, о чем можно судить по количеству изданных и продолжающих издаваться словарей. Из них фронтально были просмотрены «Архангельский областной словарь», «Словарь вологодских говоров» и «Словарь русских говоров Карелии и сопредельных областей», «Словарь новгородских говоров», «Словарь русских говоров Среднего Урала» (включая «Дополнения») и «Словарь пермских говоров».

Особо следует отметить такой источник, как неопубликованная картотека «Словаря говоров Русского Севера» (в настоящее время изданы только первые два тома соответствующего словаря [А-В]), которая хранится на кафедре русского языка и общего языкознания УрГУ и представляет собой итог более чем сорокалетней полевой работы действующей при кафедре Топонимической экспедиции. Автор данной работы на протяжении восьми лет принимал участие в полевых исследованиях, при этом автором и другими сотрудниками экспедиции велся целенаправленный сбор языковых фактов, реализующих значение 'пропасть, исчезнуть'.

Для пополнения корпуса фразеологизмов были использованы данные «Словаря русской фразеологии», «Фразеологического словаря русского литературного языка», «Фразеологического словаря русских говоров Сибири», «Словаря псковских пословиц и поговорок».

Отбор материала осуществлялся с опорой на значения (лексико-семантические варианты) глаголов исчезать, пропадать, теряться, которые можно считать доминантами исследуемого синонимического ряда (или рядов, если иметь в виду известный тезис о вхождении многозначного слова сразу в несколько синонимических рядов). Анализ структуры этих лексико-семантических вариантов позволил выделить перечисленные выше базовые компоненты, наличие которых служит основанием для объединения лексико-семантических вариантов в смысловые блоки (см. ниже таблицу; под «звездочкой» приводятся значения, попадающие сразу в несколько рубрик). Вербальные формулы (проклятия) типа бран. чтоб ты {он и т. п.) пропал! привлекались к анализу лишь в тех случаях, когда прослеживался параллелизм моделей номинации; то же касается и лексических единиц с противоположными значениями 'возникнуть, появиться', 'найтись, отыскаться'. исчезать [БАС 5, 580-582] исчезнуть [MAC 1,694] пропадать [БАС И, 1251-1255] пропасть [MAC III, 509] теряться [БАС 15,378-379] теряться [MAC IV. 360] бытие 'переставать существовать' 0) 'перестать существовать, наличествовать' (1) 'переставать существовать; утрачиваться' (6) 'исчезнуть, утратиться' (3) 'пропадать, исчезать' (1) ♦'исчезать, вливаясь куда-л., растекаясь, иссякая (о реке, источнике воды)' (2а) 'становиться слабее, постепенно утрачиваться* (3) 'пропадать, исчезать (о чем-л. забытом, оставленном оброненным)' (1) 'становиться слабее, постепенно утрачиваться' (3) обладание 'теряться, пропадать' (5) ♦'оказаться неизвестно где; пропасть, потеряться' (1а) 'теряться, не обнаруживаться (вследствие кражи, небрежности)' (1а) 'быть невозвратно потерянным, не возвращенным' (5) ♦'потеряться, затеряться, исчезнуть неизвестно куда (вследствие кражи, небрежности и т.п.)' (1) хронотоп 'быстро или незаметно уходить, улетать, удаляться* (4) - с пометой разг. 'незаметно или быстро удалиться, покинуть ка-кое-л. место' (2а) - с пометой разг. 'перестать появляться где-л. в течение долгого времени* (3) ♦'оказаться неизвестно где, пропасть, потеряться' (1а) 'уйдя, удалившись, не появляться где-л.; отсутствовать' (4) - с пометой разг. 'быть, находиться где-л.; проводить время где-л. вне дома* (4а) 'исчезать неизвестно куда, быть неизвестно где' (1) 'перестать появляться где-л., уйти куда-л. на продолжительное время* (2) 'отправившись, уйдя куда-л., не вернуться, исчезнуть* (2а) ♦'потеряться, затеряться, исчезнуть неизвестно куда (вследствие кражи, небрежности и т.п.)' (1) перцепция 'становиться невидимым, незаметным; скрываться, пропадать' (2) 'переставать слышаться, ощущаться, чувствоваться* (3) 'перестать обнаруживаться, проявляться' (16) 'стать невидимым, оказаться вне поля зрения; скрыться, пропасть' (2) 'переставать быть видимым, доступным зрению; исчезать из виду' (2) 'быть, становиться незаметным, прикрываясь, закрываясь чём-л.* (26) 'переставать быть слышным, доступным слуху' (3) 'скрыться, перестать быть видимым или слышимым' (26) 'становиться невидимым, незаметным; исчезать из поля зрения' (2) 'переставать восприниматься, ощущаться (о звуках, запахах)' (26) ♦'исчезать, вливаясь куда-л., растекаясь, иссякая (о реке, источнике воды)' (2а) 'делаться незаметным, неразличимым, невидимым' (2) 'становиться едва слышимым, едва ощутимым (о звуках, запахах)' (2а)

В работе использованы следующие методы: метод ономасиологического анализа, метод компонентного семантического анализа, различные методики и приемы этимологического анализа (методика семантических параллелей, анализ морфо-семантического поля, учет лингвогеографических данных).

Научная новизна исследования. В работе впервые осуществлено системное описание слабо изученной группы лексики русского языка с точки зрения ее семантической структуры и происхождения (мотивации). Это позволяет реконструировать фрагмент языковой картины мира, связанный со сферой экзистенциального, - представления о пропаже, исчезновении. В научный оборот вводится обширный лексический материал - в том числе факты, отсутствующие в опубликованных словарных источниках по русской диалектной лексике.

Теоретическая значимость работы. В исследовании предложена методика анализа способов воплощения в языке абстрактных смыслов (на материале лексики со значением 'пропасть, исчезнуть'). Идеи и выводы диссертации значимы для развития когнитивного аспекта ономасиологических исследований, а также для изучения этнокультурного потенциала русской лексики. В работе даются этимологические решения для ряда не рассматривавшихся ранее диалектизмов, в отдельных случаях дополняются и уточняются уже известные этимологии.

Практическая значимость работы состоит в том, что ее материалы и выводы могут быть использованы в вузовских курсах по русской диалектологии, в спецкурсах и спецсеминарах по ономасиологии, этимологии, а также при составлении диалектных этимологических словарей - в том числе «Материалов для этимологического словаря финно-угро-самодийских заимствований в говорах Русского Севера», работа над которым ведется на кафедре русского языка и общего языкознания УрГУ.

Цель и задачи исследования определяют структуру работы.

В первой главе («Понятие исчезновения и его номинативное воплощение») выявляется смысловое наполнение базовых компонентов изучаемого понятия путем соотнесения с ними моделей его номинации, производится классификация моделей, реализующих какой-либо из этих компонентов; на основе сравнения базовых компонентов и моделей их реализации выстраивается структура значения 'пропасть, исчезнуть'.

Во второй главе («Ситуация исчезновения и ее номинативное воплощение») описывается ситуация исчезновения: посредством анализа фразеологизмов и дериватов референтно ограниченных глаголов определяются типы ситуации и состав их участников (семантических актантов).

В третьей главе («Семантическая реконструкция и этимология некоторых лексических единиц со значением 'пропасть, исчезнуть'») рассматривается ряд «темных» лексем и устойчивых выражений, требующих развернутого этимологического комментария.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Номинативное воплощение абстрактной идеи"

Выводы

В количественном отношении материал по отдельным группам актантов в рамках ситуаций разного типа представлен следующим образом: тип ситуации исчезновения компоненты ситуации конститутивные неконститугивные субъект субъект-каузатор инструмент образ место удалиться откуда-либо 9 8 5 - 8 перестать существовать 3 7 — — 3 перестать быть видимым - 2 - 1 потеряться, утратиться 1 — — — 1

13 17 5 1 12

Заканчивая обзор предметных эталонов исчезновения (тех, кто исчезает, и тех, кто вызывает исчезновение), отметим, что они обладают разной функциональной нагрузкой. Некоторые образы выполняют разные функции в пределах одной ситуации (таковы вода, ветер, птица, нечистая сила и человек в рамках ситуации удаления из пространства). Другие образы реализуют одну функцию, но в составе разных ситуаций (например, образ собаки, которая уносит или уничтожает что-либо, используется как в ситуации удаления из пространства, так и в ситуации прекращения существования).

Все частные ситуации могут быть сведены к нескольким типам ситуаций (определенным «сценариям» осуществления различных действий), а эти типовые ситуации на более высоком уровне обобщения можно рассматривать как реализации некоего отвлеченного образца, «прототипической» ситуации исчезновения, которая включает в себя все потенциально возможные компоненты. Это субъект действия (тот, кто исчезает или кто этому способствует), инструмент (если действие совершает субъект-каузатор), образ и место действия. Состав участников может, как видим, варьировать в зависимости от типа ситуации. Очевидно, что в конкретном языковом факте все пять компонентов вряд ли могут быть выражены (по крайней мере, средствами русского языка). Однако можно указать тип ситуации, которая обнаруживает такой полный набор всей совокупностью своих многочисленных реализаций. Это ситуация удаления из пространства: к примеру, исчезнуть может черт, скрывшись в воде, действие это осуществляется мгновенно; он же может инициировать пропажу посредством такого «инструмента», как помело.

С учетом того, являются ли семантические актанты необходимыми и достаточными для обозначения всей ситуации исчезновения, они могут быть подразделены на конститутивные и неконститутивные: к первым относятся субъект исчезновения, субъект-каузатор и инструмент действия, ко вторым - образ и место действия.

Среди конститутивных компонентов наиболее многочисленна группа субъ-ектов-каузаторов - 17 (тогда как субъектов действия - 13, инструментов - 5). В силу того, что факт пропажи, исчезновения в известной степени парадоксален и кажется невероятным и неожиданным, говорящий склонен представлять его не как собственное действие субъекта, а как совершаемое над ним. Об этой тенденции можно судить также по частотности безличных конструкций типа литер, как водой смыло, как ветром сдуло, диал. новг. как рукой взяло, литер, как ножом отрезало, диал. перм. как косой выкосило и др.

Среди неконститутивных компонентов ситуации исчезновения больше всего локативов (12), что, безусловно, говорит о важности пространственной составляющей ситуации пропажи, исчезновения.

В целом же результаты анализа макроситуации исчезновения подтверждают полученные ранее выводы о том, что ядро значения 'пропасть, исчезнуть' составляют бытийный и пространственно-временной компоненты. Ситуации прекращения существования и передвижения в пространстве и оказываются в фокусе внимания номинатора. Именно к ним он обращается наиболее часто, пытаясь выразить наглядное представление о том, как кто- или что-либо может исчезнуть (ситуация прекращения существования занимает второе место по степени разработанности после ситуации удаления из пространства).

Если говорить о том, как связаны друг с другом понятие и ситуация исчезновения, то необходимо учитывать соотнесенность конкретных ситуаций с моделями номинации. Эти модели, как говорилось выше, могут быть рассмотрены в качестве денотативного компонента метазначения 'пропасть, исчезнуть', значит, прототипическую ситуацию исчезновения следует проецировать тоже на денотативную зону семантики. Это лишний раз доказывает единство различных когнитивных стратегий субъекта номинации, имеющих общий смысловой фундамент.

Глава III

СЕМАНТИЧЕСКАЯ РЕКОНСТРУКЦИЯ И ЭТИМОЛОГИЯ НЕКОТОРЫХ ЛЕКСИЧЕСКИХ ЕДИНИЦ СО ЗНАЧЕНИЕМ ПРОПАЖИ, ИСЧЕЗНОВЕНИЯ

Выявленные в ходе предшествующего ономасиологического анализа модели позволяют осуществить семантическую реконструкцию и этимологию «темных» лексических единиц, анализу которых полностью посвящена данная глава (они либо не подвергались этимологическому рассмотрению, либо не имеют однозначного толкования). Необходимость развернутых комментариев потребовала объединить эти случаи в отдельной главе (при подаче в общем списке они бы уводили логику мотивационного анализа в сторону). В этой главе, состоящей из трех разделов, наряду с единицами исконного происхождения (диал. на искун пойти, литер. (его и) Митькой звали, диал. (его и) Митька прял, как мжа съела), рассматриваются немногочисленные заимствования (диал. идти в нйвечь, кйвиштаться, мянуть, мянуть, рында съела), а также факты контаминации исконных и заимствованных единиц, представляющие собой своеобразные гибридные формы (диал. кумелем пойти, пойти в кумелъ).

1.1. Лексические единицы исконного происхождения на искун пойти

Среди фразеологизмов с интересующей нас семантикой довольно распространены сочетания глагола идти (пойти, изойти, пройти, уйти) и существительного в винительном падеже с предлогом в или на или в творительном падеже без предлога. См. карел, рус., перм. моддм изойти 'пропасть бесследно, кануть' [СРНГ 18, 199; КДЭИС], моек., курск., ряз. и др. идти (пойти и т. п.) хинью 'идти прахом, без пользы, без толку' [СРНГ 12, 77, 78; СРДГ 3, 178-179; СРДГ 3, 179], ряз. в хинь пойдить 'то же' [Деулин. сл., 582], арх., волог. кумелем пойти, пойти в кумель [КСГРС] и др.по В ряде случаев обнаружива

1,0 Вообще, словосочетания такого типа широко распространены в говорах: см., к примеру, ряз. пойти в каприз 'закапризничать', донск. пойти в паступ 'начать наступать, требовать', новосиб. пойти на поглядки 'поглядеть, посмотреть на что-либо', олон. пойти на проход 'пройти, кончиться (о дне, ются параллели между образованным по этой модели устойчивым сочетанием и глаголом, который является непосредственной производящей основой для существительного в составе фразеологизма. См. волог. идти на исход 'переставать существовать, исчезать' [СВГ И-К, 5] и ряз. исходить 'исчезать, прекращаться, проходить' [СРНГ 12, 269], вят. на извод идти 'приходить в упадок; начать пропадать' [СРНГ 12, 108] и изводиться олон., арх., волог., вят., колым. 'исчезать, пропадать' [КСГРС; СРНГ 12, 109], 'переводиться' [СРНГ 12, 109], диал. томск. пойти на перевод 'перевестись, исчезнуть' [СРНГ 28, 358] и разг. перевестись 'исчезнуть, уничтожиться' [MAC III, 51], волог. пойти на стёк 'пойти прахом, пропасть' [КСГРС] и свердл. стечь 'исчезнуть, пропасть, перевестись' [КДЭИС]. Для арх. на искун пойти 'утратить какие-либо свойства, качества', 'пойти на убыль'111 [КСГРС] аналогичным образом прослеживается возможность семантической реконструкции в связи с глаголом *кипёН, производным от *кипа 'куница' (об этом глаголе см. [ЭССЯ 13, 105]).

В числе продолжений праслав. *кипёН следует назвать встречающееся у Даля кунёть 'о кунице, а затем и о других пушных зверьках: вступать в возраст и перебираться в должную шерсть, получать пух и ость; о подростке, особ, девушке: мужать; поправляться после болезни, приходить в силу, как бы отлинявший зверь, или перемытиться' [Даль II, 218], а также арх. выкунеть 'линять, меняя летний мех на зимний (о белке)' [СГРС II, 231], иркут. выкунёть '(о пушном звере) приобрести необходимые качества, свойственные меху в зимний период' [ИОС 1, 103]. В словообразовательном плане, с учетом не только смысловой соотнесенности приставок вы- и из-, но и характера консонантизма именной основы, интерес представляет арх. выкупать 'линять, меняя летний мех на зимний (о белке)' [СГРС II, 231], 'покрываться густым мехом' [АОС 6-7, 278].

Семантический переход 'линять = лезть, выпадать' —> 'теряться, пропадать' отражен во вторичном значении синонимичного линять (яросл.) 'незаметно ночи)', пойти на убег 'убежать' [СРНГ 28, 357-358] и т. п. (о возможных причинах этого явления см. на с. 39).

111 См. контекст: «Население-то па искун пошло». пропадать, уменьшаться'112 [СРНГ 17, 52] и его дериватах: арх. разлгшяться 'потеряться, пропасть, утратиться (о чьих-либо вещах)' [СРНГ 33, 357], рост. улинять 'исчезнуть, пропасть' [Волоцкий, 95]. Между тем вторичные значения самого кунёть: перм. 'расти, полнеть' [СПГ 1, 451], ряз. 'расти, поправляться, набираться сил', 'полнеть, поправляться' [Деулин. сл., 262; СРНГ 16, 90], тамб., ряз. 'быть здоровым' [СРНГ 16, 90], нижегор., олон. кунёть, купить 'расти, мужать' [СРНГ 16, 90], арх. купить 'наливаться силой, здоровьем' [СРГК 3, 58], купить 'расти, входить в силу (о животном)' [КСГРС], - не говоря о его производных113, допускают дальнейшее развитие в сторону 'перерасти, утратить какие-либо качества'. Ср. в плане типологии переродиться литер, 'утратить постепенно свои прежние качества, свойства' [MAC III, 92] и диал. волог. 'исчезнуть, перевестись' [КСГРС], свердл. перерожаться 'вымирать (о людях)' [СРГСУ IV, 19]. Следует заметить, что такая мотивировка в большей мере соответствует контексту, актуализирующему женскую и брачную символику куницы (см. о ней [Гура 1997, 210-211]): «В двадцать два года наливна ягодка, а дальше на искун пойдет (о молодой девушке)».

В качестве еще одного аргумента в пользу реконструкции слова искун в связи с *кипа, *кипёН можно привести значения лексемы недокунок, широко распространенной в говорах. См., в частности, волог., новг. 'недоросль, глуповатый юноша-недоучка (обычно бранно)', волог. 'глупый человек маленького роста' [СРНГ 21, 22], арх., волог. 'глупый человек, недоумок, недоучка', 'умственно отсталый человек', 'недотепа, рохля', 'неумеха, нерадивый человек' [КСГРС], а также волог. недокуныш 'физически или умственно недоразвитый человек' [КСГРС]. Ср. исходное 'молодая куница или другой пушной зверь с еще неполноценной шерстью', недокунёть 'не дойти шерстью, по молодости, или перелиняв; не получить еще полного пуху, подшерстка, ни полной ости; говор, не только о всяком пушном звере, но шуточно и о недоросле; не возму

112 См. контекст: «Как будто бы из сусека-то рожь-то всё-ко линяет да линяет».

1,3 См. перм. выкунеть 'вырасти, войти в силу; возмужать' [СПГ 1, 139], вят. выкуне(я)ть 'поправиться, окрепнуть' [ОСВГ 2, 95], а также заурал., курган, не кунёет, не соболёет 'о худощавом человеке: не полнеет, не поправляется' [СРНГ 16, 90], интересное как факт ремотивации кунёть через употребление с глаголом-синонимом, созданным по той же словообразовательной модели. жать' [Даль И, 512]. С учетом этих фактов представляется возможным рассматривать именной компонент фразеологизма на искун пойти в числе тех, достаточно многочисленных, продолжений праслав. *кипа, которые используются для выражения признаковой семантики. В данном случае это реальные свойства куницы, подвергнутые метафорическому переносу, значения приставок позволяют при этом дифференцировать степень проявления признака. его и) Митькой звали, (его и) Митька прял

Диалектная идиома (его и) Митька прял (карел, рус., волог., яросл., влад.) [КСГРС; СРГК 3, 241-242; СРНГ 18, 178; ФСРГС, 81; ЯОС Л-Н, 48] и ее литературный синоним (его и) Митькой звали со значениями 'исчезнуть неожиданно, быстро', 'об убежавшем, исчезнувшем человеке', 'о пропаже кого-, чего-либо' стоят особняком среди фразеологических сочетаний со сходной семантикой из-за наличия в их составе имени собственного. Специфичен статус антропонима, ориентирующий на поиск культурных коннотаций имени наряду с его конкретной мотивировкой, тогда как ситуация номинации, предполагающая тесную взаимосвязь имени и объекта, представлена не только во внутренней форме фразеологизма (его и) Митькой звали, но и енис. нетком звать 'об исчезновении кого-либо' [СРНГ 21, 175], а также и звания нет 'перестал существовать, бесследно исчез' [БАС 4, 1131; ФСРЛЯ 2, 28; КСГРС; СС-Д 1, 125; ПССГ 2, 258; ФСРГС, 80], ср.-урал. званье потерять 'исчезнуть, перевестись' [КДЭИС] (имя исчезает вслед за его носителем).

Выражения (его и) Митька прял и (его и) Митькой звали, несмотря на наличие в их составе одного и того же имени, вряд ли соотносительны друг с другом, так как денотаты именных компонентов фразеологизмов не совпадают друг с другом: в первом случае имя обозначает того, кто вызывает чье-либо исчезновение, во втором — самого исчезнувшего.

В. М. Мокиенко считает, что происхождение идиомы (его и) Митькой звали 'об убежавшем, исчезнувшем человеке' (первоначально Минькой звали) связано с выражением поминай как звали (как ответная реплика на подразумеваемый в нем вопрос). Выбор имени Минька обусловлен аттракцией к глаголу поминать [СРФ, 380], аттракцией, по-видимому, объясняется и замена имени другим при деэтимологизации фразеологизма. В то же время не исключено, что имя Митька возникло вследствие притяжения к глагола мести: ср. простореч. выметать (кого-либо) 'заставлять уйти, устранять' [БАС 2, 1106-1107], диал. волог. заместись 'пропасть' и арх. как Фома смел 'совсем ничего, как корова языком слизнула' [КСГРС]. Ср. также обозначения в загадках именем Митька веника и саней114, ср.-урал. митька-зуй 'кулик' [СРГСУ-Д, 300]И5, митя 'бабочка' [СРГСУ-Д, 300] (последнее возникло на баземйтель (яросл.) [ЯОС JT-H, 48], в свою очередь производного от метыль, мотыль).

С другой стороны, огласовка корня и семантика разнонаправленного движения сопоставляемых с именем апеллятивов допускают их сближение с суффиксальными производными праслав. *mitb, *mitb, *mite / *mito, *mitusb. См., например, др.-русск., русск.-цслав. митусь 'напротив друг друга, крест-накрест', личное имя Митус, Митуса, русск. диал. митуса 'непоседа', 'пере-ступание с ноги на ногу', митусйть 'перемешивать, тасовать', 'моросить (о дожде)', мйтусйть 'рябить в глазах', митусйться 'метаться, суетиться' [ЭССЯ 19, 59-61]. В этом случае следует предполагать, что какой-то элемент указанного гнезда был впоследствии переоформлен в результате притяжения к имени Митька.

В идиоме (его и) Митька прял А. В. Юдин [устное сообщение] усматривает эвфемистическую замену выражения черт взял (побрал) и соотносит имя Митька с распространенными именами нечистого в русских заговорах и бы-личках - Антипка, Павлушка, Мишка и др. Связь глагола прясть с семантикой забирания прослеживается в контекстах: «Не успеешь выпустить, а ее уэю Митька прял»', «Сегодня не награбила углей, ушла на озеро, а пришла — уж

114 См. загадку, приведенную в исследовании А. В. Юдина: Митька да Савка, да две Палашки [Юдин (рукопись)]. А. В. Юдин признает справедливость замечания В. И. Даля (а вслед за ним Д. Н. Садов-никова и А. Н. Афанасьева) о том, что веник получил в загадках название Митя по созвучию этого слова с глаголом мести, мету. Ср. загадку про веник: Туда метё, сюда метё, и под лавку ушел.

115 См. зуй, зуёк 'общее название куликов разных видов, особ, перевозчик, юркий.', вертится как зуй; зуйть или -ся 'суетиться, метаться туда, сюда', зуйливый 'вертлявый, елозливый, непоседливый' [Даль I, 696].

Митька прял». О. Н. Трубачев, реконструируя первоначальное значение пра-слав. *prqsti, отмечает, что его семантика была ориентирована не на веретено, а на гребень, палку с куделью, из которой достаточно быстрым движением левой руки вытягивались несколько волокон [Трубачев 1966, 92-93].

Кроме того, имя Митька допустимо рассматривать и как персонифицированный хрононим народного календаря, отсылающий к Дмитриевой субботе, одному из дней поминовения умерших [СД 2, 93-94]. У восточных славян этот день считался началом периода разгула волков, и потому для защиты скота и человека от волка к нему были приурочены запреты, касающиеся круга работ и действий, связанных со скотом и продуктами скотоводства, часто с ткаческим циклом [Гура 1997, 136; СД 2, 93-94.]. См. опубликованный С. М. Толстой полесский контекст, доказывающий правомочность проводимых календарных сопоставлений: «Пэрэд пылипоукой на деды, як нэ прядэш, оставиш кудэль на потуси, то прйдэ Пылип, насэре, намарае, наложыту кудэлю.» [Толстая 1986, 221]116. Следствием нарушения запрета прясть и могла быть ситуация, обозначенная во внутренней форме идиомы (его и) Митька прял. Деминутив вполне допустим в календарных сопоставлениях при наличии метонимических связей 'наименование ритуала' 'имя мифологического персонажа' (см. [Березович

1996, 131]).

Необходимо отметить, что принятие этой версии не исключает так же, как и в предыдущем случае, возможности аттракции имени к глаголам мести, мотать. Симптоматично, что в одном из сказов ивановских ткачей про горностайку, у которой наиболее явно выражена роль пряхи и ткачихи, фигурирует имя Митряшка. Так зовут мальчика, помогающего горностайке распутать мотки пряжи, в которые превращаются «спутанные» метелью сугробы [Гура

1997, 220-221].

Завершая анализ фразеологизмов (его и) Митькой звали, (его и) Митька

116 Деды - календарно закрепленные поминальные дни, посвященные предкам вообще (см. пилипов-ские деды, дмитровы деды). Согласно народным верованиям, предки в это время посещают землю и свои дома [Там же, 100], что служит дополнительным условием антропонимизации поминальных дней. прял, отметим, что обилие этимологических версий вызвано сложностью реконструкции семантики имени, которая хорошо известна этимологам. Может показаться, что такая множественность сводит на нет все попытки выяснить исходный смысл изучаемых идиом. Однако представляется, что реальная история функционирования имени в составе идиомы - как раз в силу его семантического своеобразия, слабой связи с понятием — могла представлять собой цепь различных переосмыслений и притяжений, в которой могли быть задействованы хотя бы некоторые из представленных выше звеньев.

В процессе деэтимологизации относительно конкретное имя Митька заменяется Ванькой — именем «вообще»: см. ленингр. Ванька прял 'о внезапном исчезновении кого-либо' [СРГК 1, 161]. как мжа съела

На территории Архангельской области зафиксированы фразеологические сочетания с устойчивым глагольным и варьирующим именным компонентами: как мжа съела 'о чем-либо быстро исчезнувшем' [СРНГ 18, 151], (верно) амэ/са съела (Пин, Шенк) 'о чем-либо, что ищут, но не могут найти' [АОС 1, 71], 'о чем-либо потерявшемся' [КСГРС] и мжака съела (Вель) 'то же' [КСГРС].

Внутреннюю форму этих идиом как будто проясняет яросл. как мэ/са ест 'о быстро расходующихся продуктах' [ЯОС K-JJ, 11]. Ср., к примеру, страшиться 'издержаться, известись или пропасть, затеряться, погибнуть' [Даль IV, 337], байкал. испотребиться 'пропасть, исчезнуть' [СРНГ 12, 241]. Но приводимый в словарной статье контекст «Не успеваю сахар покупать, как мэ/са ест его» актуализирует первичное значение глагола есть, заставляя тем самым осторожнее подходить к дефиниции этого выражения. С другой стороны, в пользу правомерности этого определения свидетельствует контекстное значение арх. как мжа съела: «Денежки как мэ/са съела» (предмет действия вполне несъедобен, поэтому значение 'растрачиваться' кажется более «конкурентоспособным»).

Очевидно, что значения входящих в состав идиомы компонентов должны быть согласованы друг с другом, в этом смысле существительное мэ/са 'тля'

ЯОС 77-Я, 45] как нельзя лучше подходит к глаголу. См. съедать 'повреждать, портить, изгрызая, протачивая; о насекомых, грызунах' [БАС 14, 1336]. В принципе, если опустить как не совсем точное определение 'о быстро расходующихся продуктах', можно было бы допустить реализацию в семантике заглавной идиомы перехода 'уничтожать, поедая' —► 'исчезать = переводиться'. Ср., к примеру, простореч. мыши (киски) съели, птички склевали 'исчез бесследно' [Козлова 2001, 84]. Но тут возникает второе «если», которое, естественно, ослабляет весомость этого предположения (несмотря на то, что в гнезде праслав. *тьга подобная реконструкция логически вполне оправданна). Так как в статьях на слово мжа и на идиому как мжа ест приводится один и тот же иллюстративный контекст, вызывает сомнения то, что значение 'тля' реально существует (а не реконструировано из контекста).

Среди продолжений праслав. *тьга, производного с суффиксом -ja от и.-е. *meigh- 'мочиться' [ЭССЯ 21, 179], наряду с названиями собственно метеорологических явлений, встречаются обозначения медовой (медвяной) росы — сахаристых выделений тлей и других сосущих насекомых [БСЭ 31, 544]. См. зап.-брян. мжа 'мелкий дождь, изморось' [СРНГ 18, 151] и смол., зап.-брян. имжа 'изморось, мелкий дождь, медовая роса' [СРНГ 23, 193]. Суффиксальное производное мжака вне выражения мжака съела употребляется в значении 'мелкий дождь, изморось' (арх. (Уст)) [КСГРС]. В то же время форма амжа соотносится с арх. (Кон), волог. дмжа, волог. омжа 'обжора' [КСГРС], волог. есть как дмжа 'много есть' [КСГРС]. И все же это, думается, нисколько не противоречит высказанному выше замечанию относительно гипотетичности значения 'тля', поскольку частотное ударение на первый слог указывает на связь лексем омжа и арх. (Вель, Вил), волог. омег (Хар) 'ядовитая трава, растущая в озере' [КСГРС], см. также арх. омежник (Карг), омежник (Вель, Нянд), волог. (Вож, Кир) омежндй корень [КСГРС].

Связь лексемы дмжа с названием несъедобного растения, помимо фонетического сходства, доказывает тот факт, что одна из этих лексем — омег в значении 'человек, который много ест; обжора' (арх. (Кон), волог. (Кир)) — дублирует другую, выступая в качестве ее варианта (об этимологии омега см. ниже). Отправной точкой для развития этого значения, возможно, стала устойчивая связь имени с чисто бытийной ситуацией поедания ядовитого растения скотиной (и ее гибели): см. контексты «Омега наестся корова, пропадет»', «Колхозная корова омегу объелась, околела» и под. Ср. другие вторичные значения слова омег, непосредственно мотивированные вредоносными свойствами реалии: 'неприятная на вкус или вредная пища' (арх. (Вил, Кон), волог. (Кир)), 'спиртные напитки, курево', 'пьяница, алкоголик' (волог. (Кир)) [КСГРС]. Оборотная сторона всеядности и ненасытности показана в значениях волог. какого тебе омега надо? 'о капризном, требовательном человеке', омегу тебе еще не хватает 'о привередливом человеке', омегу тебе еще каленого 'о капризном, привередливом человеке' [КСГРС].

Смещение ударения на второй слог и появление начального а- в окающем говоре могло произойти в результате переосмысления внутренней формы имени. На эту мысль наводят смол, амка (с пометой «детское») 'пища, еда', амки 'есть, кушать' [ССГ 1, 73] при наличии смол, амжа тебя ешь 'черт (нечистая сила) тебя побери' [Там же]. Вместе с тем нельзя не учитывать регулярного развития гласного в абсолютном начале слова перед группой сонорного и шумного (или сонорного) согласных, возникшей после утраты редуцированных, см. оржандй в окающих, аржандй, иржаной в акающих говорах [Борковский, Кузнецов 1963, 116]"7.

Происхождение форм бмжа, омжа 'обжора' с подвижным ударением, равно как и пек, симб. омжа 'о несметном множестве чего-либо: тьма, пропасть, гибель, куча' [СРНГ 23, 202] можно, таким образом, объяснить контаминацией лексем омег и мжа. Участие в этом процессе второго слова не ограничивается только звуковой «аранжировкой»: выражение есть как омжа 'много есть' акцентирует сему множества, которую содержит довольно изолированное в гнезде *тьга значение мордов. рус. мжа 'жадный, алчный человек' [СРГМ М-Н,

117 Ср. оржапик 'нерест леща во время созревания ржи', оржепик 'лещ, появившийся во время цветения ржи' в том же Кирилловском районе Вологодской области [КСГРС], где фиксируется омжа, омжа 'обжора'.

25] и которая присутствует в названии мелкого дождя, измороси, см. «Мошак многа, як шэ/сы»; «Што 1мжы, рыбы» [СБГ 2, 343].

Возвращаясь к идиоме (верно) амжа съела, следует отметить, что вряд ли стоит рассматривать ее как инвариант по отношению к двум другим («гиперкорректным») формам лишь в силу лежащей на поверхности сочетаемости имени и глагола. Значение 'обжора' при всей своей экспрессивности все же не обладает тем семантическим потенциалом, который необходим и достаточен для появления выражения амжа тебя ешь (съешь, побери).

Существенно дополнить представления о семантической организации деривационного гнезда *тьга позволяет его производное памжа (пбмжа), которое имеет не только значения 'погода' (пек., смол.), но и 'болезнь', 'смерть', 'беда, невзгода, напасть', 'черт' (пек.) [СРНГ 25, 184; 29, 212]. В парадигме структурно однотипного и фонетически близкого слова памха (пбмха) обнаруживаются явные параллели к этим значениям. См. новг. 'изморось с туманом', арх., волог., калин, 'слабость, недомогание', волог., новг., твер., калин, 'моровая болезнь, эпидемия', волог., ленингр., новг., твер. 'беда, напасть, несчастье', новг., твер. 'черт, леший' [СРНГ 29, 226; 25, 187; КСГРС]. Ср. также волог. памжа / памха напала (напахала, напсала и др.) 'говорят, когда приключится несчастье или моровая болезнь' [КСГРС]. Исходные смысловые звенья сохраняет пбмха (пбмох, пбмоха, помдха) 'вредные для растущих хлебов и овощей животные, насекомые' [СРНГ 29, 226], забайк. 'тля Aphidea' [СГСЗ, 364-365], пбмха 'болезнь растений, когда они покрываются рыже-бурым налетом (вследствие поражения «ржавчинным» грибком от обилия влаги и тепла)' [СРНГ 29, 226]. Последнее звено будет, вероятно, представлено в значениях ленингр. памшиться 'рухнуть, исчезнуть, прекратить существование' (ср. памха 'беда, несчастье, напасть (о болезни, смерти, порче, неурожае и т. п.)') [СРГК 3, 387], новг. пом-шйться 'пропасть, потеряться' [НОС 8, 106].

В. А. Меркулова, привлекая к анализу соотносящиеся друг с другом значения 'мелкий дождь', 'туман', 'дремота, сон' слов мжа и памжа, моделирует связь лексем мха 'медвяная роса', кумоха (кбмуха, кдмоха) 'лихорадка', пбмха, памха 'эпидемия' с гнездом праслав. *тъха [Меркулова 1996, 23] . См. с.-хорв. maha 'mosco', рус. моха 'мошка', мха 'ржа на хлебе, болезнь колоса', диал. моха 'мелкий дождь' [ЭССЯ 20, 211]. Но можно и наоборот, отталкиваясь от значений пдмха, памха, восстановить недостающие звенья в парадигме значений его структурного аналога. Идиома как мэ/са съела могла возникнуть в результате обобщения значения 'вредная роса или туман; вызванная ими болезнь растений' —> 'гибель, смерть; потеря, исчезновение' и отчасти под влиянием аттракции к выражению ест как ржа (оюелезо) (в обозначениях болезни растений привлекает внимание цвет — ржавый, рыже-бурый). Ср. ржа, ржавина, ржавчина 'болезнь растений, особенно колосового хлеба, который покрывается рыже-бурою пылью' [Даль IV, 95], перм. рлса, ржавец 'вызываемое ржавчинными грибками заболевание растений, сопровождающееся появлением оранжевых пятен' [СГСП, 541], приам. ржавец 'туман, поражающий зерно злаковых растений' [СРГП, 237], апт.ржа 'мелкий затяжной дождь' [СРГА 4, 31].

Не отрицая возможности такого истолкования, укажем еще на одну: обратившись к тем же, по сути, обозначениям измороси и тумана, имеющим свойство непрозрачности119, можно развивать идею их вторичного сближения с глаголом есть (съесть) аналогично литер, туман (мрак, тьма) поглощает, погло-тил(а) [БАС 10, 168]. С учетом этого внутренняя форма идиомы какмжа (<амэ/са, мжака) съела может быть истолкована как 'скрыть(ся) в тумане, исчезнуть из поля зрения'. Ср., к примеру, литер, исчезать из глаз 'переставать быть видимым' [ФСРЛЯ 1, 285], теряться из вида 'то же' [ФСРЛЯ 2, 303], скрыться 'стать невидным, незаметным, исчезнуть из поля зрения' [MAC IV, 124].

Благоприятные условия для подобного развития семантики в гнезде праслав. *mbza создает, кажется, омонимия глаголов *mbziti I 'мигать, жмуриться' (< и.-е. *meigh- 'мерцать, мелькать, мигать') и *тьШ II 'моросить' [ЭССЯ 21,

8В отношении происхождения кумохиу исследователей нет единого мнения: в противоположность В. А. Меркуловой (см. также [ЭССЯ 13, 102]) А. Е. Аникин придерживается версии о заимствовании из карел, kuumahus, kuumehus 'лихорадка', подвергая сомнению праславянский возраст этого слова ^Аникин 1997-1998,312]. Праслав. *тьга родственно *mbga и *rtibgla: см., например, белор. мжа 'мгла', рус. диал. мга 'изморось' и 'мгла', имга, имела 'состояние погоды, среднее между туманом и моросящим дождем' [ЭССЯ 21,92-94, 179].

181-182], продолжения которых, как отмечают составители словаря, не всегда можно последовательно разграничить. Так, отглагольное существительное мжёние 'мгла' [СРНГ 18, 151] с равной степенью вероятности может быть мотивировано как значением 'мигать, мерцать' (*mbziti I) - см. др.-р. мжити (мжьти) 'меркнуть, заходить (о солнце); исчезать' [СРЯ XI-XVII 9, 45], — так и 'становиться пасмурной (о погоде)' (*тьгШ II 'моросить') - см. вост. мжйть 'образовываться, выпадать холодному туману', арх. мжйться 'затягиваться холодным туманом' [СРНГ 18, 151, 201].

В. А. Меркуловой была предпринята попытка обосновать этимологическое тождество названных глаголов с восстановлением единого исходного и.-е. корня *meig- 'мерцать, мигать' и 'становиться темным'. При этом предполагалось, что ко второму значению относятся слова, характеризующие состояние погоды ('становиться пасмурной') и по сходству с ним - состояние человека ('находиться в состоянии затемненного сознания') [Меркулова 1973, 58-60]. Ступень корня -о/-, по мнению Меркуловой, может быть с некоторыми оговорками реконструирована в названии ядовитых растений *obmegb, значение которого тогда аналогично значению слова *оЬтогкь. В данном случае В. А. Меркулова ссылается на мнение М. Фасмера [Фасмер III, 138], который соотносит оказывающий одурманивающего воздействие омег с глаголом мигать. Однако по заданной ею логике, значение праслав. *obmegb вместе с значениями 'дремота, забытье', 'сон' входит в группу 'становиться темным' ('находиться в состоянии затемненного сознания'). Родство лексем омег и мжа могло бы в несколько ином свете представить взаимодействие их дериватов, но оставим в стороне этот дискуссионный вопрос и резюмируем сказанное выше.

Итак, выражение как мжа (амжа, мжака) съела целесообразно рассматривать в рамках морфо-семантического поля, которое образуют арх., волог. дмжа 'обжора', арх. мжйться 'затягиваться холодным туманом', смол., зап.-брян. имжа 'изморось, мелкий дождь, медовая роса' и литер, ест как ржа, а также пек. памжа 'болезнь', 'смерть', 'черт', допуская при этом возможность двоякой интерпретации ее внутренней формы: 'скрыть(ся) в тумане, исчезнуть из поля зрения' или 'съесть(ся), 'уничтожить(ся)' (субъекты-каузаторы в этом случае -обжора, болезнь или то, чем она вызвана (туман, медовая роса), или черт).

1.2. Заимствования

Среди лексических единиц неисконного происхождения можно выделить те, которые заимствованы из славянских и финно-угорских языков, причем последних больше. Такой «дисбаланс» отчасти можно объяснить выбором источников материала, среди которых преобладают словари по территории Русского Севера - зоне активных контактов с финно-уграми. В целом, разделение лексики со значением 'пропасть, исчезнуть' на исконную и неисконную носит несколько условный характер, так как у некоторых заимствований это значение развивается уже на русской почве (см. кумелем пойти, кйвиштаться, рында съела). идти в нйвечь

Зап.-брян. нивечыть 'превращать в ничто, уничтожать', нивёчь: усё у нивеч пашло [Расторгуев, 177], зап.-брян., ворон, знйвйчить 'привести в негодность, испортить', смол., пек. идти в нйвечь (нйвичь) 'пропадать' [СРНГ 11, 315] проникли в русские говоры из украинского или белорусского языка - см. белор. нявёчыць литер, 'калечить, делать недееспособным, портить', диал. 'бить, калечить; обижать, оскорблять', диал. твечыць (нивичиць) 'превращать в ничто, портить', укр. швечити 'портить, уничтожать, превращать в ничто; мучить, издеваться, жестоко обходиться'; белор. твеч (нивичь) 'ничто, ничтожество': въ нивичь пошло, укр. нёв1Ч, твець 'то же': niuuio в швець [ЭСБМ 8, 26, 25]120, — куда, согласно [ЭСБМ 8, 25-26], были заимствованы из польского. См. польск. niweczyc, zniweczyc 'уничтожать, разрушать, разбивать (повергать) в прах; сводить на нет', от устар. niwecz (соврем, wniwecz) 'в ничто' [Briikner, 364]: obrocic

120 Ср. продолжения праслав. *niciti - глагол на -///, производного от местоимения *nic: словен. niciti 'губить, уничтожать', чеш. niciti 'то же', елвц. nicit' 'то же', в.-луж. nicic 'уничтожать, разрушать, разорять', н.-луж. nicys 'уничтожать' [ЭССЯ 25, 110-111]. От предложно-падежного сочетания образовано также укр. зшкчемшти 'сделаться негодным, ничтожным' {«Haiui предки зиЫчемпии») [Гринченко 2, 174], с которым связано происхождение рус. зап.-брян. зникчёмнить 'привести в негодность, испортить' [СРНГ 11,315]. wniwecz 'превратить (повергнуть, разбить) в прах, разрушить' [ПРС I, 530]. Диал. идти в нйвечь, таким образом, представляет собой номинативную параллель к литер. превратиться (<обратиться) в ничто 'исчезнуть, разрушиться' [MAC И, 502].

Форма нявёчыць в белорусском языке возникла под влиянием народноэти-мологического сближения с не век, нявечна и под. [ЭСБМ 8, 25-26]. Аттракцией к гнезду сущ. *vekb не только белор. нявёчыць, но и укр. твечити объясняется и появление у них вторичных значений, указывающих на конкретный способ действия - нанесение физических повреждений, морального ущерба — и тем самым уточняющих базовое понятие уничтожения (и уничижения). См. также рус. диал. (Даг. АССР) нйвечить 'мучить кого-либо, издеваться над кем-либо', брян. нивичйть 'ругать' [СРНГ 21, 219] при наличии литер, увечить. кйвиттаться

Олон. кйвиштать(ся) 'кончить, кончиться, умереть, сильно устать' (см. также карел, рус. кйвиттаться 'погибнуть' (Медв), 'сдохнуть (о скотине)' (Пуд) и 'пропасть, потеряться, исчезнуть' (Пуд, Медв) [СРГК 2, 343]) Я. Калима сравнивает с вепс, kibistan 'болеть, причинять боль', карел, kivistaфин. kivistaa [Kalima 1919, 116-117]. Но при этом он исключает вепсское слово в качестве прямого источника заимствования, имея ввиду фонетическое соответствие вепс, b ~ рус. б, и в целом не считает данные сопоставления надежными по семасиологическим основаниям. См., однако, волог. кйбуштаться 'умереть (о человеке), сдохнуть (о скотине)', карел, рус. (Пуд) кймиштаться 'умереть' [СРГК 2, 346] (в последнем случае можно предположить мену губных согласных). С формальной точки зрения русскому диалектизму наиболее близки карел. kivistia 'болеть, ныть' [СКЯ-Макаров, 145], kivis't'ia 'болеть' [СКЯ-Пунжина, 105]. Сомнения же Я. Калимы относительно семантической стороны выдвинутой им этимологии не совсем понятны, так как переход 'болеть' —* 'сильно устать' и 'умереть' (откуда, в свою очередь, 'кончить(ся)' и 'пропасть, исчезнуть') вполне можно объяснить как реализовавшийся в процессе освоения заимствования. мянуть, мянуть

Для диал. мянуть, мянуть - см. мянуть волог. (В-Уст, Кир) 'пропасть, исчезнуть' [СВГ М-0, 17], арх. (В-Т) 'умереть', 'околеть (о животных)' [КСГРС], мянуть волог. (Кир), карел, рус. (Пуд) 'исчезнуть неизвестно куда, пропасть' -наряду с этими значениями фиксируется также значение 'пройти, проехать мимо кого-, чего-нибудь; миновать' — см. карел, рус. (Медв) мянуть [СРГК 3, 285]. Связь данной лексемы с идеей хождения прослеживается и в контекстах (напрямую или опосредованно): «Вот скажут, ушли имянули» [СВГ М-О, 17]; «Одна старухамянула, другая мянула, старухи те на исходе» [КСГРС].

Истолкованию слова на русской почве препятствует прежде всего фонетический критерий. С этой точки зрения неудовлетворительно сближение с мять, хотя дериваты этого глагола способны развивать близкие значения. См. новг. замйнуть 'умереть, погибнуть' [НОС 3, 49] при наличии пек. заминаться '(о сердце) работать с перебоями, аритмично', 'прерываться, ослабевать (о голосе)', 'утрачиваться из памяти, забываться' [ПОС 11, 329]. В то же время ареал глагола мянуть недвусмысленно указывает на его прибалтийско-финское происхождение. С учетом известного соответствия приб.-фин. а ~ рус. 'a [Kalima 1919, 52] находим карел, твер. таппа со значениями, соответствующими русскому диалектизму, - исходным 'идти, направляться' и вторичными 'пропадать; погибать' (I'ehma mani tuhoh скорова пала>, lambahat manih, sid'a hebozet ruvettih haviemah совцы пали, потом лошади стали дохнуть>, aija mani rahvasta jal'gimazeh voinah <много людей погибло в последнюю войну>), 'переходить в какое-либо иное состояние, оказываться в каком-либо положении', 'расходоваться, идти' и др. [СКЯ-Пунжина, 172]. Ср. также карел, ливв. теппа [СКЯ-Макаров, 204], фин. зап.-диал. теппа, вост.-диал. manna [SKS 2, 159], у которых отмечаются те же значения (вторичные значения фин. зап.-диал. теппа приводятся в [ФРС, 368]).

В языке-источнике (а таковым, по-видимому, следует признать один из финских или карельских диалектов) опорой для развития значения 'пропадать; погибать' служит явно деструктивный характер движения. См., к примеру, значения (смыслы), которые приобретает в контекстах фин. зап.-диал. теппа: hanen jalkansa meni sijoiltaan сон вывихнул себе ногу>, posket meniivat kuopalle сщеки провалились>, lasi meni rikki <стекло разбилось>, sanko meni kumoon <ведро опрокинулось> и т. п. [ФРС, 368].

В процессе «обрусения» прибалтийско-финское слово оформляется соответствующим перфектному значению глагола суффиксом, смещение ударения и модификация основного значения ('пройти, проехать мимо кого-, чего-нибудь; миновать') происходят, очевидно, при аттракции к формально и семантически близкому глаголу минуть. Си. миновать новг., карел, рус. 'уйти в прошлое, исчезнуть, умереть' [СРГК 3, 241], волог. 'умирать' [КСГРС], миноваться волог. 'утратиться, исчезнуть, пропасть' [КСГРС; СВГ К-М, 85], арх. 'пасть, околеть (о животных)' [СРНГ 18, 168]. На фоне широких возможностей реализации номинации средствами исконной лексики особое звучание приобретает вопрос о причинах заимствования. Его могло бы объяснить взаимодействие в рамках морфо-семантического поля с глаголом минуть, условием для которого становится распознавание в «чужом» слове черт, присущих «своему». рында съела

В Вашкинском районе Вологодской области функционирует идиома рында съела 'о чем-либо внезапно пропавшем' [КСГРС]. На этой же территории слово рында фиксируется не только в составе идиомы, но и функционирует как экс-прессив широкой семантики ('бранно о человеке)'. Ср. контексты: «Ой ты, рында, чево делаешь то»; «Чё-нить плохое сделат кто — ой ты как рында». См. также рында сделает 'о нежелании что-то сделать, предполагая, что это сделает другой' [Там же]. С учетом этого лексема рында в составе идиомы рында съела может быть истолкована как обозначение любого субъекта действия (субъекта действия как такового). Для номинаций пропажи, исчезновения в

• целом достаточно характерно представление об исчезнувшем как об объекте действия, в данном случае - уничтожения, которое очень часто обозначается через «пищевой» образ (см. выше какмжа съела и др.).

По происхождению рында (см. также волог. (Выт) ринда 'старая рваная одежда, лохмотья' [КСГРС], 'оборванный человек в старой изношенной одежде' [КСГРС], рында сев.-зап. 'неряшливый человек', арх. (Пин) 'непоседливый ребенок' [СРНГ 35, 311], новг. 'лентяйка' [НОС 9, 164]) является прибалтийско-финским заимствованием. Ср. фин. ryntty 'тряпье, лохмотья, ветошь', 'оборванный, плохо одетый человек' и родственное ему renttu 'шалопай, проказник, беспутный человек, негодяй, бездельник' [SKES, 767, 899] . * *

Подводя итог анализу заимствований, отметим, что собственно заимствования (заимствования как таковые) единичны (см. идти в нйвечь, мянуть), это объясняется, по-видимому, абстрактностью семантики и широкими возможностями ее реализации средствами исконной лексики. В числе факторов, обусловивших заимствование, следует назвать, как и при контаминационных процессах (см. ниже), сближение по созвучию (см. мянуть <-* минуть) и/или сходство модели номинации (те же плюс диал. идти в нйвечь <-* литер, превратиться в ничто).

1.3. Факты контаминации исконных и заимствованных единиц кумелем пойти

В первой главе диссертации были, в частности, рассмотрены те из устойчивых сочетаний, чей именной компонент может быть истолкован как дериват корня с исходной семантикой гнутья, а значение 'пойти прахом' - на базе 'делать что-либо неудачно, плохо' (< 'комкать, мять, ломать'): кулом пойти, пойти в кулом, куликом пойти (уйти) (< *kul-), кулякой-сулякой пойти (< *lqk~) [Галинова 2000, 123-126]. Сходное развитие значения обнаруживают арх., волог. кумелем (кумильком, кумилькдм, кумелькой, кумельгой, кумельгдй) пойти

121 Сев.-рус. рында, рйнда (также рындега, рындюга, рынега, рынь, рипь) известно и в других значениях, которые кажутся мало связанными друг с другом и с приведенными выше ('часть невода с мелкой ячеей', 'иней, изморозь', 'первый снег' [КСГРС]). Попытка разграничения омонимов предпринята в [Феоктистова 2002]. идти, уходить, уйти), пойти в кумель [КСГРС; МСНАГ, 36]. См. волог. кумелем 'неудачно, как придется, кое-как', кумельком 'неудачно, насмарку', кумельгой, кумелъгдй 'неправильно, не так, как надо', 'плохо, неудачно', кумелькой сделать 'сделать плохо, неудачно' [КСГРС], арх. кумелькой 'не как положено, напрасно, кое-как' [МСНАГ, 36]. Ср. арх. (Котл) первый блин кулом и первый блин кумелем [КСГРС] (см. волог. (В-Важ) кумельга 'о неудачном хлебе' [Там же]).

Помимо сходства мотивировок, идиомы кулом пойти и кумелем пойти объединяет достаточно компактный ареал (арх. (Вил, Котл), волог. (В-Уст)), хотя второе из устойчивых сочетаний встречается и за рамками очерченной территории (волог. кумельгой (кумельгой) пойти (идти) (В-Важ), кумелькой пойти (Нюкс), кумелем пойти (идти) (Сок)). Факт существования некоего функционального единства этих выражений могло бы подтвердить арх. (Вил) куль-кумелем пойти [КСГРС] (немаловажное значение имеет и частичное звуковое сходство фразеологизмов).

Однако в гибридной форме куль-кумелем можно усмотреть и своеобразное экспрессивное удвоение основы: ср. перм. кули и кули-мели, кули-мули, кулькй-мулькй 'кое-как, как попало' [СПГ 1, 449; СРГСУ-Д, 272] (< веп. kuUou-maUou 'кувырком' [СВЯ, 244]). Строго говоря, первая часть словосложения может и не являться дериватом корня *kul- 'гнуть': как отмечает Н. В. Галинова, многие севернорусские диалектизмы с начальным кул- имеют заимствованное (финно-угорское) происхождение либо принадлежат исконному фонду, но подвержены контаминации с финно-угорскими словами [Галинова 2000, 79]. Оба эти соображения заставляют предполагать неисконное происхождение и для второй составляющей, чему вполне соответствуют лингвогеографические показатели.

Действительно, лексема кумель обнаруживает достаточно четкие с форг * мальной и семантической точек зрения соответствия с карел, kumoallah, -llah 'быть опрокинутым, опрокидывать', олон. kumoalleh, вод. kummola, киттилла 'согнувшись, сгорбившись', эст. kummuli 'вверх дном, вверх ногами, падать / упасть лицом вниз' [SKES, 237], коми кумил'ган мунё [Лыткин, 135]. Ср. волог. кумелем 'носом (упасть)', кумельком, кумёльком, кумелькой 'кубарем, кувырком', пойти кумелькой 'пойти согнувшись' [КСГРС; СРНГ 16, 83], арх. кумелём 'кувырком, переворачиваясь' [МСНАГ, 36], ленингр. кумельгой, томск. кумильгой, олон. кумельгой 'кубарем, кувырком', вят. кумельгдю: кумельгдю катиться, [СРГК 3, 58; ССГ-Д 1, 229; СРНГ 16, 83]. Озвончение к > г могло произойти и на русской почве, где оно широко распространено и носит экспрессивный характер.

Внутренняя форма колым. с кумельги (кумольги) упасть 'стремглав упасть' [СРНГ 16, 82], возможно, содержит рефлекс исходной семантики прибалтийско-финской основы, а именно значение верха, купольного свода (фин. кито, эст. китт [SKES, 237]), который, будучи переосмыслен как нечто согнутое или опрокинутое, продуцирует развитие у финно-угорских слов значений 'падать, упасть' (< 'сгибать(ся)') и 'перевернуть вверх дном, опрокинуть'. Уже в финно-угорских языках мог произойти и перенос значения словоформы в устойчивом сочетании с глаголом пойти. См. волог. прожить кумелькём 'о плохой жизни' (У-Куб), кумелька 'плохая жизнь' (В-Уст) [КСГРС] можно сравнить с вепс. г Г г Г Г г г г г kullou-mallou в контексте «Nirjga mihin kaik е о kullou-mallou i proi'di» <Так у меня вся жизнь кувырком и прошла> [СВЯ, 244].

Судя по другим значениям лексемы кумелем, можно предположить, что толчком для их развития послужила идея отклонения от нормы, идеографически же все они относятся к сфере бытовой и хозяйственной деятельности человека. См.:

1. а) 'беспорядочно, как попало', 'неаккуратно, кое-как, наскоро': свердл. кумёлем, волог., яросл., костр., свердл. кумелькой [СРНГ 16, 82] и прочие фонетические варианты, олон. кумельгой ронить 'бросать в кучу все, что попало, без разбора' [СРНГ 16, 82], яросл., костр. кумелька, карел, рус. кумельга, волог. кумельга 'беспорядок' [КСГРС; СРГК 3, 58; СРНГ 16, 82], арх., волог., перм. кумельный 'кое-какой, какой попало' [СРНГ 16, 83], тюмен. ку-мельжйстый 'плохо очесанный (о льне)', 'мятый' [СРГСУ II, 74], волог., якут, рус. кумелькой (кумельгой) спать 'спать не раздеваясь' [КСГРС; СРНГ 16, 82]; б) 'небрежно, неряшливо (одеться)' (как филиация предыдущего значения): ц? яросл. кумелькой [ЯОС K—JI, 57], волог. кумелькой одеться [КСГРС], арх., волог. кумелъка 'о неуклюжем, небрежно и безвкусно одетом, неряшливом человеке' [СРНГ 16, 82]; 2. а) 'неудачно, плохо', 'напрасно, впустую': волог. кумелем 'неудачно, как придется, кое-как', кумельком 'неудачно, насмарку', кумелькой сделать 'сделать плохо, неудачно', кумельга (как кумельга) 'о неудачном хлебе', кумельгой, кумельгой 'неправильно, не так, как надо', арх. кумелькой 'не как положено, напрасно, кое-как'; б) 'быстро'122: колым. с кумельги (кумолъги) упасть 'очень быстро, стремительно' [СРНГ 16, 82], карел, рус. кумельгой 'быстро' [СРГК 3, 58] и в) характеристика субъекта действия: волог. кумельга 'о торопливом и недобросовестном человеке', 'неловкий человек' [КСГРС].

Однако существует ряд значений, которые, несмотря на очевидную связь со * значениями финно-угорских слов, не могут быть выведены из них (между ними должна была бы существовать обратная зависимость). Это кумельга забайк. 'комок, комочек', 'клубок ниток и т. п.' [Элиасов, 175], иркут. 'комочек, катышек' [ИОС 1, 234], волог. кумелъка 'толпа' (Бабуш), кумелъка 'пучок соломы для процеживания пива' (Гряз), арх. 'пучок льна, шерсти, привязываемый к прялке' [КСГРС], волог. (Гряз), яросл. 'пучок волос, узел на голове' [КСГРС; Мельниченко, 100]. Финно-угорскую этимологию могут, кроме того, значительно ослабить смол, кумелъю, кумельгой 'кубарем, кувырком' [СРНГ 16, 83], юж.-рус. кумйльга 'спотыкаясь, шатаясь', кумелем ттй 'перекувырнуться' [Гринченко 2, 324] : эти слова фиксируются в таких зонах, где трудно предполагать наличие финно-угорских заимствований.

С учетом имеющегося в ударной позиции чередования о Н у (см. волог. комилъкой и кумилькой пойти (Нюкс) [КСГРС], яросл. комель и кумель 'женская прическа, когда волосы собираются в узел на затылке' [ЯОС К—Л, 107])

122 Ср. перм. кульки-мёльки 'очень быстро' [СПГ 1, 451], вероятно, на развитие этого значения могла повлиять фонетическая близость к наречию,'мельком.

123 Источник, откуда взяты эти единицы, - «Основа, южнорусский литературно-ученый вестник» (СПб., 1861-1862)-не позволяет однозначно отнести их к украинскому языку. представляется правомерным соотнести данное слово с лексемой комель 'прилегающая к корню часть дерева, растения' (праслав. *кото1ъ(/ь), производное от *котъ с помощью суффиксом -о1ъ [ЭССЯ 10, 174-175]), в основе вторичных значений которого лежит идея тупого конца, утолщения. См. комелёк 'связка снопов льна, приготовленная для просушки', влад. комель, тобол. комелёк 'женская прическа, когда волосы собираются в узел на затылке' [СРНГ 14, 230231], яросл. завивать комель [ЯОС K—JJ, 57] и перм. кдмликом 'согнувшись' [СПГ 1,410]. Приводившиеся выше значения слова кумелем можно сравнить с карел, рус. комком 'в беспорядке', комом 'плохо, неудачно, не так, как полагалось' [СРГК 2, 410], арх. комом 'напрасно, плохо' [МСНАГ, 31-32]. Зафиксированные в Архангельской области (Котл) выражения первый блин кулом и первый блин кумелем [КСГРС], очевидно, возникли на месте литер, первый блин комом. Идиома кумом идти 'идти прахом' [КСГРС], также отмеченная в Котласском районе Архангельской области, имеет единичную фиксацию и, скорее всего, вторична по отношению к кулом пойти, иначе она как нельзя лучше доказывала бы правомерность сопоставления идиомы кумелем пойти со словом комель.

В рамках версии об исконном происхождении слова кумелем и под. удобнее истолковывать не только значения 'пучок', 'комок' (см. его актуализацию во внутренней форме волог. (В-Уст) свернуться кумилькбм 'пойти прахом, пойти комом' [КСГРС]), но и волог. сделать под кумилёк 'неправильно сделать', ку-мёльком 'полностью, до конца' (В-Уст), вокумель 'полностью, до основания (разрушить что-либо)', 'полностью, целиком' (У-Куб) [КСГРС], возникших, вероятно, на базе компонента лексического значения комель 'основание, конец' (тогда как в других случаях его вытесняет значение производящей основы ком). Ср. в плане типологии перм. вокорёнь 'совсем, совершенно' [СГСП, 81].

Что касается выражения пойти в кумель (волог. (В-Уст)), то здесь сочетание именного компонента с предлогом следует рассматривать как вторичное (ср. арх. кулом пойти и арх. пойти в кулом (Вил) [КСГРС]).

Как видим, русская этимология слова кумель и его производных, в том числе именного компонента фразеологизма кумелем пойти, лучше позволяет объяснить широту распространения этого слова и весь спектр его значений. Думается, что ей не только не противоречит, но может существенно дополнить и обогатить финно-угорская этимология. В зоне языковых контактов с финно-уграми, скорее всего, имела место контаминация, напоминающая по своему действию явление резонанса. Именно здесь при совпадении звукового облика и семантики исконного слова со звучанием и значением заимствованного мы наблюдаем многообразие фонетических и структурных вариантов, которые в одних случаях отражают имеющиеся у лексемы комель значения основания, низа (волог. сделать под кумилёк), в других - прибалтийско-финскую семантику верха (колым. с кумельги (кумольги) упасть).

Заключение

В настоящем исследовании был произведен ономасиолого-этимологический анализ корпуса лексических единиц со значением 'пропасть, исчезнуть' в русском языке и предпринята попытка интерпретации результатов этого анализа в когнитивном и этнолингвистическом аспекте. Сама возможность такого комплексного подхода к анализу материала обусловлена абстрактностью изучаемой семантики, ее связью со сферой экзистенциального, бытия вообще и тем, что идея пропажи, исчезновения обладает этнокультурной значимостью. Таким образом, исследование проводилось в нескольких плоскостях, причем каждая грань анализа дополняет другую. Охарактеризуем логику взаимодействия разных видов анализа.

I. Был осуществлен семасиологический анализ изучаемой лексики, позволивший обобщить значения слов и выявить компоненты метазначения. Они выделяются в первую очередь на основе компонентного анализа семантики глаголов пропадать, исчезать, теряться, доминант рассматриваемого синонимического ряда. Обнаруживается четыре компонента: бытийный, посессивный, пространственно-временной, перцептивный. Таким образом, исчезновение воспринимается как прекращение бытия, как потеря объекта, как удаление его из пространства, имеющее какую-то длительность, как воспринимаемый органами чувств процесс. Однако в применении к нашей группе слов семасиологический анализ не может дать особо богатых результатов: семантика здесь «неизобретательна» в смысле различных нюансов, перед нами нет детализированного семантического поля, рисующего самими значениями слов различные аспекты восприятия исчезновения. По сути, мы имеем дело с длинным и довольно однообразным рядом слов, незначительно варьирующим значение 'пропасть, исчезнуть'. Получается, что при осмыслении явления исчезновения языковая «энергия» направлена не столько на разработку значений слов, сколько на многообразное номинативное воплощение смысла. Это вполне понятно: наивному сознанию трудно осмыслить столь абстрактную идею в виде структурированного понятия, оно предпочитает приходить к ней разными путями, через установление связей с другими, более ясными представлениями. Таким образом, для достижения цели настоящего исследования — выяснения особенностей «оязыковления» представлений об исчезновении — основная нагрузка ложится на анализ мотивации языковых единиц.

II. Ономасиолого-этимологический анализ позволил выявить набор моделей номинации, лежащих в основе лексики со значением 'пропасть, исчезнуть'. Поскольку изучаемый ряд включает факты с разной степенью мотивированности, оказалось целесообразным сначала проанализировать факты с прозрачной внутренней формой, а затем применить найденные закономерности к темным в мотивационном отношении словам и выражениям. В ходе работы предложены варианты семантической реконструкции и этимологизации таких языковых фактов, как закипать, закошляться, замотдритьсяу забуториться, засобачиться, затемяшиться, зинуть, как Дунай побрал, как мжа съела, моддм изойти, на искун пойти и др. В отдельных случаях дополняются и уточняются уже известные этимологии (аредом пойти (пропасть, рассыпаться и т. п.), его и Митькой звали, кйвиштаться, кулыкнуть, курнуть, пакорчью пойти). В ходе ономасиологического анализа оказалось необходимым не только выяснять конкретные мотивировки отдельных слов и выражений, но и классифицировать обнаруженные типы первичной мотивации, объединить их в более крупные блоки. Это, во-первых, помогает сделать ономасиологический анализ более направленным, во-вторых, позволяет увидеть закономерности мотивации, принципы соединения и взаимодействия ментального и языкового. Наиболее явно видятся два основных пути номинации процесса исчезновения:

1) через отождествление с другим (как правило, более конкретным) процессом;

2) через номинацию элементов структуры ситуации исчезновения.

Если осуществлять дальнейшую классификацию номинативных закономерностей, то обнаруживается, что в рамках обоих принципов выделяются номинативные типы, которые проецируются на выявленные в рамках семасиологического анализа компоненты метазначения.

1. При номинировании исчезновения через отождествление с другим процессом (действием) выявляются четыре номинативных типа (принципа мотивации), которые соответствуют четырем компонентам метазначения: бытийный, посессивный, пространственно-временной, перцептивный.

Бытийная номинация в подавляющем большинстве случаев конкретизируется как прекращение существования (выбыть, изживаться, перевестись, отводиться) или прекращение горения, светового или звукового сигнала (измер-кать, сгаснуть, потухнуть, умолкнуть - звук, свет и горение подаются как формы проявления чьего-либо существования). Кроме этого, исчезновение может осмысляться как «приход к концу» (сойти на нет, выйти на клин), реже как состояние небытия (в нетях быть) или как переход из одного состояния в другое (растаять, модом изойти, испариться). Целый ряд процессов, ведущих к исчезновению, характеризует признак уменьшения в размерах (испотребить-ся). В числе причин пропажи, исчезновения называется также нарушение целостности объекта (расшибаться, выщелкать, долупать) и его несоответствие определенной норме (пакнуть).

Посессивная номинация, тесно связанная с бытийной (ведь 'иметься' не что иное, как 'быть у кого-либо'), предполагает восприятие исчезновения как потери, утраты (теряться, утратиться, лишиться).

Структура пространственно-временного номинативного типа асимметрична: пространственная составляющая значительно более активна, чем временная. Важность пространственной составляющей определяется тем, что исчезновение в подавляющем большинстве случаев связывается с изменением местонахождения объекта. Такие смыслы выражаются с помощью глаголов перемещения (отойти, сползти, унырнуть, вылететь, здесь лежала, куда сбежала). Перемещение субъекта исчезновения в пространстве может восприниматься не только как активное, но и как пассивное, оно вызывается такими действиями, как 'унести', 'смыть, унести течением воды', 'сдуть (ветром)', 'взять', 'изъять, удалить', 'очистить', 'выкорчевать', 'засунуть, задевать' и т. п. Временной компонент так же, как и пространственный, представлен в мотивации глаголов по-разному и в различной степени: быстроте удаления из одного локуса (нырять, иыркать, соскользнуть, схлынуть, слететь) противопоставлена длительность нахождения в другом или отсутствия (задляться, есть быка, коше-ляться). Интересно, что временные и пространственные модели исчезновения-локализации вполне соотносятся друг с другом по общему количеству и по степени продуктивности, отдельные - и по смыслу. Последнее позволяет говорить о параллелизме данных моделей номинации (ср., например, модели 'находиться около чего-либо' и 'делать то, что занимает много времени').

Перцептивный тип номинации исчезновения представлен в первую очередь зрительными и слуховыми моделями. Зрительные модели указывают на выпускание исчезнувшего из поля зрения наблюдателя (в завидах нет, прнхор-нуться, исчезать из глаз), которое, как правило, происходит мгновенно (пока и свет видал). Аналогом номинативной «визуализации» исчезновения становится его звуковая инструментовка с помощью звукоподражательной лексики (гиг-нуться, кикнуть, микнуть).

Говоря о месте вышеназванных типов номинации в номинативных процессах, следует учесть количество моделей, с помощью которых описывается та или иная ситуация исчезновения: прекращение существования - 20, утрата, потеря - 1, удаление из одного локуса и нахождение в другом - 24 и 11, зрительное или слуховое восприятие уже исчезнувшего субъекта и действий, ведущих к исчезновению - 10. Отсюда следует, что ядро значения 'пропасть, исчезнуть' составляют смыслы прекращения существования и перемещения в пространстве.

2. Рассматривая особенности номинации ситуации исчезновения, мы выделили четыре типа ситуаций, которые характеризуются определенным составом участников. Участниками ситуаций могут быть: субъект исчезновения, субъект-каузатор исчезновения, инструмент, образ и место действия (кто исчез? кто этому способствовал и посредством чего? откуда и куда? каким образом?).

В наибольшей степени разработана ситуация удаления откуда-либо. В ее рамках в роли субъекта действия могут выступать ветер, камень, птица, пыль, нечистая сила, человек и др. (ищи ветра в поле, как камень в воду, пыль на колесе, и все беси в воду, и пузарья вверх, сгинул как швед под Полтавой, погибо-ша аки обре). Позицию субъекта-каузатора исчезновения могут занимать ветер, вода, нечистая сила, корова, собака и др. (как ветром сдуло, как водой смыло, леший унес, черт заволок, как корова языком слизнула, пес на хвосте унес). Орудиями исчезновения являются рука и подручные инструменты -метла, нож и кнут (как рукой смахнуло, как метлой смести, как ножом отрезало, как кнутом застенуло). Локусом, откуда перемещается субъект действия, избирается сцена, земля, дно (сходить со сцены, как сквозь землю провалился, что сквозь дно провалиться). Что касается конечного пункта, им может быть то, что находится в земле и под землей, вода, омут, болото, яма и др. (как будто в землю въехал, как в воду канул, будто в омут канул, провалиться как в камский мох).

В рамках ситуации прекращения существования могут быть замещены позиции субъекта, субъекта-каузатора и места действия. Субъект действия подается как обобщенный носитель имени, как нечто тающее, подобно снегу, или как то, что разрушается, превращаясь в прах (нетком звать, исчезать как мо-лйца, пойти прахом). Субъекты-каузаторы таковы: огонь, мыши и кошки, собака, птицы и др. (огнем гореть, мыши / киски съели, собаки съели, птички склевали, будто журавы склевали). Среди локусов выделяются те, откуда исчезают и куда попадают после смерти (кануть в Лету / в вечность, отойти в область предания и т. п.).

Ситуация зрительного восприятия исчезнувшего ('перестать быть видимым') также трехкомпонентна: позицию субъекта-каузатора замещает иней, изморозь (охииеть) и черт, закрывающий что-либо хвостом или лапой — орудием действия (луканька хвостом накрыл, черт лапой накрыл). Значима здесь также характеристика действия (без следа (пройти, исчезнуть и т. п.), след простыл (пропал), следа не осталось).

Ситуация потери, утраты чего-либо находит отражение только в выражениях не иголка 'то, что будет замечено, что невозможно скрыть, утаить' и как (будто, словно) иголка в стогу сена (исчезнуть, затеряться), где обозначены сразу и субъект и место действия.

С учетом того, являются ли компоненты ситуации необходимыми и достаточными для обозначения всей ситуации исчезновения, они могут быть подразделены на конститутивные (субъект, субъект-каузатор и инструмент действия) и неконститутивные (образ и место действия). Важнейший конститутивный компонент - субъект-каузатор исчезновения (17 моделей против 13 для субъекта действия и 5 для инструмента). Это объясняется иррациональностью факта исчезновения, которое представляется говорящему не как собственное действие субъекта, а как совершаемое над ним. Об этом же говорит частотность безличных конструкций как водой смыло, как (словно, точно) ветром сдуло, как косой выкосило и др. Среди неконститутивных компонентов ситуации исчезновения больше всего локативов (12), что демонстрирует значимость пространственной составляющей ситуации пропажи, исчезновения.

Выделенные типы номинативных ситуаций объединяются в определенную метаситуацию исчезновения. Наиболее близки к ней ситуация удаления из пространства и ситуация прекращения существования. Эти ситуации проецируются на ядерные компоненты метазначения 'пропасть, исчезнуть' - пространственно-временной и бытийный.

Такие проекции, конечно, неслучайны, им должно быть найдено объяснение, которое коренится в закономерностях когнитивного плана.

III. Когнитивная интерпретация особенностей «оязыковления» изучаемой идеи показывает, что двум основным номинативным путям соответствуют две когнитивные стратегии, используемые носителем языка:

1) номинатор использует «логический» путь, пытаясь дать определение тому, что значит исчезнуть, отыскивая аналоги понятию исчезновения (измельчение, таяние и т. п.);

2) субъект номинации пытается не столько «категоризировать» представления об исчезновении, сколько образно, наглядно представить саму ситуацию, обозначая не только действие, ведущее к исчезновению, но и других «участников» ситуации.

Указанные мыслительные операции суть составляющие одного процесса означивания, они имеют общий смысловой фундамент, единую концептуальную основу, но соотносятся с разными уровнями концептуального значения. При этом компоненты метазпачения составляют сигнификативную зону этого значения, а номинативные модели - денотативную.

Когнитивные «сцепки» скрепляют разные уровни организации языкового материала:

• обобщенная семантическая структура, компоненты метазначения;

• типы «отождествляющей» номинации (называние через отождествление с другим процессом);

• типы «ситуативной» номинации (воплощение в номинациях типовых ситуаций исчезновения).

Эти уровни оказываются связанными друг с другом системой взаимных проекций, что лишний раз подтверждает единство мыслительных процессов при объективации идеи исчезновения в языке.

Производя мыслительные операции и проявляя их в языковых единицах, говорящий, разумеется, вовлекает в номинативный процесс свои культурные предпочтения, верования и т. п. Это обстоятельство определяет появление этнокультурной составляющей номинативной деятельности и, соответственно, необходимость введения этнолингвистического аспекта исследования.

IV. Этнолингвистический анализ лексики со значением 'пропасть, исчезнуть' показывает, что в ней находят выражение многие особенности традиционной картины мира. Представления об исчезновении связаны с представлениями о смерти, скрывании, прятании, уничтожении и др., которые в определенной степени соотносятся со сферой иррационального. Корреляцию идей исчезновения и смерти демонстрирует обратимость модели 'умереть' —> 'исчезнуть' в исторической ретроспективе и в семантической парадигме глаголов пропасть, исчезнуть. Как указано в работе, сам объем изучаемого лексического фонда, бесконечное варьрование обозначений исчезновения может быть объяснено с помощью фактора эвфемизации, обнаруживающей опасение «прямо» назвать соответствующее действие.

Культурная «нагруженность» изучаемых представлений обусловливает отражение в номинациях ключевых мотивов и образов традиционной картины мира, например:

• образы представителей нечистой силы (черта, беса, лешего, игреца По-кромкина) и ветра, вихря (который может замещать ту же позицию субъекта-каузатора исчезновения, что и «нечисть») демонстрируют присущие народной культуре способы «персонификации» иррационального;

• локус исчезновения нередко концептуализируется как чужое, неосвоенное, «неодомашненное» пространство; перечисленные выше образы нечисти и вихря - вкупе с образом вороны - становятся знаками этого пространства (об этом говорит использование тех же образов при номинации глухих, захолустных мест [см. Березович 2002];

• устойчиво появляющийся при номинации исчезновения мотив имени (его и четком звали, поминай как звали, Митька (Ванька) прял, как Фома смел и т. п.) - при всем разнообразии и несходстве конкретных причин включения имени в состав номинативной единицы - обнаруживает не только особую роль имени как «заместителя» человека, но и отголоски веры в магическую силу имени;

• показателен подбор образов культурных и исторических героев, с которыми связывается процесс исчезновения: среди них внешние враги, над которыми одержана победа (шведы, Мамай); библейский старец Аред, долголетие которого воспринимается как превышение должного срока жизни, вредящее жизни других людей, вследствие чего возникает мотив разрушения и связанный с ним мотив исчезновения, и др.

Таким образом, этнолингвистическая интерпретация материала помогает определить место представлений об исчезновении в народной картине мира.

V. С этнолингвистическим аспектом анализа смыкается социолингвистический, который предполагает в данном случае характеристику различий в способах реализации изучаемого концепта в русском литературном языке и народных говорах (соответствующие данные составили два основных массива изучаемого материала). Эти различия малосущественны, однако они просматриваются:

• номинативная модель 'перестать гореть, светить' более продуктивна в литературном языке, чем в диалекте, поскольку оказывается приложима к явлениям интеллектуально-эмоциональной сферы и попадает в ряд других моделей, которые реализуют активно функционирующие в литературном языке «зрительную» метафору интеллектуальной деятельности и «симптоматическую» — эмоций;

• «слуховые» модели номинации - 'издать звук при ударе, толчке (при падении)', 'переместиться так быстро, что заставить «свистеть» воздух', 'только вскрикнуть, успеть лишь вскрикнуть', — напротив, представлены в основном диалектными данными, так как в говорах в силу более экспрессивного характера устной речи звукоподражания распространены гораздо шире, чем в литературном языке;

• русские говоры (особенно севернорусские) оказываются открытыми для проникновения заимствований с семантикой 'пропасть, исчезнуть'; в литературном языке факты заимствований раритетны (ср. номинации с участием заимствованных топонимов кануть в Лету, провалиться в тартарары). * *

В настоящей работе специфика воплощения идеи пропажи, исчезновения в русском языке была охарактеризована как бы «изнутри» исследуемого материала, не выходя за его пределы. Кроме того, механизмы экспликации абстрактных смыслов были выявлены только на материале одной лексико-семантической группы. Эти обстоятельства открывают перспективы для дальнейших исследований. С одной стороны, перспективным кажется привлечение к анализу лексики со значениями близкими и/или противоположными значению 'пропасть, исчезнуть' ('возникнуть, появиться', 'умереть' и др.). С другой стороны, имеет смысл обратиться к другим лексико-семантическим группам с целью верификации установленных и выявления других способов построения «когнитивной дефиниции» с опорой на номинативные данные (в частности, заслуживает внимания вопрос о том, насколько приложима апробированная в данной работе модель описания к непроцессуальной семантике).

Указатель лексем и фразеологизмов со значением 'пропасть, исчезнуть', проанализированных в работе авкпуть, 85 вылететь, 50 сшэ/са съела, 123 вымереть, 24 аредом взять, 35 выпадывать, 64 аредом пойти (пропасть, рассыпаться и выпариться, 32, 33 т. п.), 35 выпасть, 64 без вести пропасть, 96 вырешиться, 37 бельшиться, 70 высвистнуть, 84 бес таскает, 104 выскочить, 50 будто в омут канул, 56, 111 выходиться, 63 будто журавы склевали, 98 выщелкать, 36 будто корова языком слизнула, 60 вякнуть, 84 был да весь вышел, 21,49 гаснуть, 21 был да и выбыл, 21 где тебя черт носит, 58 был да и пет, 21 гибель, 39 был да сплыл, 21, 50 гибнуть, 39, 40 был такой, 21,97 гикнуться, 83 быльем поросло, 99 гинуть, 39 быть бывало (нет), 21 гипнутъся, 83 в завидах нету, 78 глохнуть, 29 в завистях нету, 78 гори (сипим) огнем, 42 в землю (под землю) уйти, 110 гукнуть, 86 в слухах нет, 78 гупуть, 86 в хинь пойдить, 66,117 дёкнуться, 69

Ванька прял, 105, 123 держаться, 31 ветриться, 58, 85,94 деться, 69 веяться, 94, 101 деяться, 69 взял безрукой, 59, 95 довестись допета, 30 вникать, 65 догоняй ветра в поле, 100 волки съели, 98 долупать, 37 ворона (на гнездо)унесла, 58, 104 ёкать, 84 вослухах пет (не было), 78 есть быка, 13 встать, 25 живой смертью умереть, 25 выбыть, 21 забельшиться, 70 вывестись, 23, 62 заброситься, 55 выветриться, 85, 94, 101 забуриться, 55 выгнить, 41 забуториться, 70 выжиться, 23, 62 заветриться, 58, 85, 94, 101 выйти на клин, 30,65 завеяться, 94, 101 выйти, 62 завихориться, 94, 101 выклиниться, 30, 65 завихриться, 94, 101 выключиться, 59 завянуть, 24 выкорениваться, 60 завять, 24 выкорениться, 60 загинуть, 40 выкореняться, 60 загрязнуть, 68, 111 выкуриваться, 51 задеваться, 69 выкуриться, 51 задековаться, 69 задеяться, 69 задляться, 72 закануть, 55 закапать, 55 закипать, 73 заколеть, 68 закошелять, 70 закошеляться, 72 закошляться, 49 зальнуть, 68, 111 зачеркнуть, 27 замертветь, 24 заместись, 60, 121 замолкнуть, 28 замолчать, 28 замоториться, 69 замымриться, 72 занапаститься, 70 запырнуть, 52 западать, 54 запасть порохом, 41 запасть, 55, 64 запроваживаться, 70 зарешиться, 37 засобачиться, 70,107 застрять, 68 затемяшиться, 71 затеряться, 45 затихнуть, 29 затопиться, 68 затряхиваться, 55 заховаться, 80 заходить, 63 захряснуть, 68 захрясть, 68 захызпуть, 31 зачаться с корня, 30 зачиститься, 59 зачичереть, 73 зашататься, 58 званье потерять, 120 здесь лежала, куда сбежала, 50 зинуть, 82 знетиться, 33 знеяться, 27 и был таков, 21,97 w в повиданье нет, 78 и все беем <? <?од.у, и пузырья вверх, 101, 110 и завиданья нет, 78 и звания пет, 120 м сейчас ходит (ездит), 98 игрец Покромкип ухватил, 59, 104 ыдяш (пойти и т. п.) хинью, 66, 117 ыдяш в нйвечь (нивичь), 129 ыдяш //а истух, 27 ид /им //а исход, 62, 118 ш коэ/си в яму, 111 избавиться, 21 известись, 23, 62 изводиться, 23, 62, 118 изгибать, 40 изгинуть, 39 изгладиться, 60 изживаться, 23, 62 изжитый, 23 измеркать, 26 изнетиться, 33 изнититься, 41 изничтожиться, 33 износиться, 40 изныть, 31 изойти, 62 израсти, 23 искорениться, 30, 60 испариться, 32, 33 испечься, 42,98 испотребиться, 31, 123 истаять, 32 истереться, 59 истериваться, 45 истеряться, 45 истом, 31 истребиться, 41 исходить, 62, 118 исчазнуть, 31 исчезать из глаз, 80 исчезать как молйца, 33, 97 исчезнуть, 31 исчезть, 31 шг/м (свищи) ветра в поле, 100 как (будто) метлой смести (подпахать),

109 как (будто, словно) в воду канул, 56, 100,

110 как (будто, словно) иголка в стогу сена исчезнуть, затеряться), 99 как (словно, точно) ветром сдуло, 58, 85,

94,101 как (точно) сквозь землю провалился, 56, 109 как (что) сквозь дно провалиться пролететь), 56,109 как бес укроп, 104 как будто в землю въехач, 110 как в воду канул, 112 как в воду пал, 56, 110 как в провалыiy яму провалиться, 56, 111 как водой смыло, 58,101 как Дунай побрач, 103 как камень в воду, 100, 112 как корова языком слизнула, 106 как Мамай побрач, 58 как мжа съела, 42, 123 как не бывало, 21 как прах, 100 как прахом подхватило, 101 как провачьём провалиться, 56 как рукой взяло, 59,108 как рукой смахнуло, 108 как с гуся вода, 100 как Фома смел, 60, 105,121 как черти с квасом схлебачи, 42, 104 как языком слизнуло, 60 кануть в вечность, 99 кануть в Лету, 98, 112 кануть, 55 капать, 55 кекать, 86 кекнуть, 86 керк, 86 керкнуть, 86 кивиштаться, 25,130 кикнуть, 83 ко дну (головой) все идет (ушло, пошло), 110 колеть, 68 колом сесть (засесть), 68 колотиться, 67 концы в воду (не) ушли, 110 кончить, 29 кончиться, 29 кошеляться, 72 крозмечно (крозьмечно) провалиться, 56 крушение, 36 куда мара дела, 104 куликом пойти (уйти), 38, 60, 66 кулом пойти, 38, 60, 66 кулыкнуть, 66 кумелем (кумильком, кумильком, кумелькой, кумельгой, кумельгой) пойти (идти, уходить, уйти), 117, 134 курнуть, 53 кыкнуться, 84 кырнуть, 53 леший унес, 104 ликвидироваться, 42 линять, 55, 118 лихнуть, 45 лишиться, 45 луканькахвостом накрыл, ИЗ ляснуться, 84 меркнуть, 27 мжака съела, 123 мигнуть, 81 микнуть, 83 миновать, 63, 132 миноваться, 63, 132 Митька прял, 105, 120 Митькой звачи, 97, 101, 120 модом изойти, 32, 117 мыркнуть, 53 мырнуть, 52 мырять, 52 мыши (киски) съели, 42,98, 124 мякнуть, 83 мянуть, 131 на апостола пойти, 25 на извод идти, 23,62, 118 на искун пойти, 32, 118 на истёк пойти, 65 нарешиться, 37 нарушиться, 37 не иголка, 99 не найти ни днем с огнем, ни вечером с лучиной, 78 не найти ни днём с огнём, ни вечером с лучиной, 96 не пахнет, 77 нет (нету) познику, 55 нет призраку, 79 нетком звать, 22, 97, 120 ни гласу ни послуханья, 79 ни гулу ни слуху, 79 ни знику ни понику, 55 ни пены, ни пузырьев (пузырев), 79 ни пены, ни пузыря, 79 ни слуху (слыху) ни послуху (послыха), 79 ни слуху ни духу, 77, 79 нититься, 40 ну и черт с им, что пропал Максим, 96 ныркать, 52 нырять, 50, 52 обломок, 37 обращаться в прах, 41,97 обрящиться, 46 обходиться, 63 огнем гореть, 42,98 оканунеть, 29 окануниться, 30 околеть, 24 окошеляться, 72 опасть, 54 опрахотиться, 56 осколок, 37 оставить, 49 осыпаться, 64 отбыть, 21 отвалить, 57 отводиться, 23, 62 отживаться, 23 отжить, 23, 62 отихнуть, 29 отколиться, 57 отлететь, 51 отлечь, 57 отлишиться, 45 отмереть, 24 отняться, 59 отойти в область предания (воспоминаний и т. п.), 99 отойти, 49,57, 63 отпасть, 57 отпасться, 57 отстать, 57 отходить, 63 отшатиться, 57 охипеть, 80, 113 падать, 64 пакнуть, 35 пакорчью пойти, 60 памшиться, помшиться, 24, 126 пасть, 64 пекнуть, 84 перевестись, 23, 63 пережить, 23, 63 перепасть, 65 переродиться, 119 перерожаться, 119 лес на хвосте унес, 58, 107 петляться, 58 лик, 83 пляснуть, 84 ло ветру выйти, 94, 101 побышиться, 21 повывестись, 23 погаснуть, 27 погибнуть, 39,40 погибоша аки обре, 98 погинуть, 39,40 подеться, 69 поистребиться, 42 пойти (рассыпаться, разлететься и т. п.) прахом, 41 пойти в кумель, 117,134, 137 пойти колом да ломом, 37 пойти па перевод, 23, 118 пойти па прах, 41 пойти на стёк, 65, 118 лежа и с<?ет видал, 81 покончиться, 29 покрыться, 80 померкнуть, 26 поминай, как звали, 22, 97, 120 помрачаться, 27 помшиться, 24, 126 поникать, 65 поникнуть, 30, 65 понититься, 41 попеть, 86 порешать, 37 порешиться, 31 посгизнуть, 39 построить дом, 1Ъ потераться, 45 потеряться из глаз долой, 80 потеряться, 45 потухнуть, 26,27 пошёл канун, да в воду канул, 100, 110. праховеть, 41 прахом взяться, 41 праху (кому-либо) нет, 41 превратиться (обратиться) в ничто, 33, 130 превращаться в прах, 41,97 приказал (приказала) долго жить, 24 прикончиться, 29 притушиться, 27 прихорнуться, 80 провалиться (попасть и т. п.) как в камский мох, 56,111 провалиться в тартарары, 56, 112 провалиться сквозь дон, 56, 109 провалиться, 55 пройти, 63 пролететь, 51 пропасть как Бекович, 98 проплыть, 50 протаять, 32 прятаться, 80 птички склевали, 42, 98, 124 пыль на колесе, 100 разлениться, 65 разлиниваться, 65 разлинять, 65 разлиняться, 55, 65, 119 разнититься, 41 разойтись, 57 разрушиться, 37 рассеяться, 57 рассосаться, 42 растаять, 32 расходиться, 64 расшибаться, 36 реквизироваться, 42 решиться, 37 руном взяло, 106 рушиться, 37 рында съела, 42, 98,132 рящиться, 46 с копылков сбился, 66 с копылов сбиться, 66 свернуться кумильком, 137 свестись, 59 свистнуть, 84 сводиться на нет, 30 сгаспуть, 26 сгибнуть, 39 сгикать, 83 сгинул как швед под Полтавой, 98 сгинуть, 39 сгладиться, 60 сгореть и дыма нет, 42, 79,98 сесть на корень, 30 скикать, 83 сконаться, 29 скрыться, 80 слезть, 50 слететь, 51 словно ветром выдуваю, 58, 94, 101 слыхом не слыхать, 78 сникнуть, 30, 65 снититься, 41 сняться, 59 собака схватила, 59, 107 собаки съели, 42, 98 сойти па нет, 30 сойти на фуфу, 30 сойти, 49 сокрыться от очей, 80 соскользнуть, 50 состать, 25 сползти, 50 стереться, 59 стеряться, 45 стечь, 65,118 стихнуть, 29 стратиться, 31, 123 схлынуть, 51 сходить со сцены, 109 съедать, 42 теряться, 45 только (его, ее и т. п.) и видел (видели), 81 только за смертью посылать, 25 только пискнуть, 85 тю-тю, 83 увестись, 59 угаснуть, 26 угомониться, 29 удернуть, 50 уйти, 49 укротиться, 25 улетать на обед, 97 улетела птичка!, 50, 101 улетучиться, 51 улечься, 25 улинять, 55, 119 ульнуть, 68, 111 умереть, 24 умолкнуть, 28 унестись, 50 уничтожиться, 33 унырнуть, 50, 52 унырнуться, 52 уняться, 26 уплыть, 50 успокоиться, 25

Устинья ночевала, 105 устраниться, 57 утеряться, 45 утечь с коломутной водой, 58, 101 утихнуть, 29 утихомириться, 29 утишиться, 29 утонуть на сухом берегу, 25, 68, 110 утратиться, 45 ухнуть, 84 уходить в забвенье, 99 уходиться, 64 фюйть, фьють, 83, 84 хизнуть, 31 чёзнуть, 31 черная дыра, 111 черт (помелом) опахал, 104, 109 черт заволок, 104 черт лапой накрыл, 113 чисто-чередно, 59, 79 что беси хватили, 104 что лягухе хвост, скок да и нет, 101 чтобы (и) духом не пахло, 77 чтобы духу не пахло, 77

Список научной литературыФеоктистова, Любовь Александровна, диссертация по теме "Русский язык"

1. Агапкииа Т. А. Звуковой образ времени и ритуала // Мир звучащий и молчащий. Семиотика звука и речи в традиционной культуре славян. М., 1999. С. 17-50.

2. Азарх Ю. С. Контаминация в диалектном словообразовании // Современные русские говоры. М., 1991. С. 110-120.

3. Алабугина Ю. В. Пословицы и поговорки с ономастическим компонентом в русском и болгарском языках // Лингвистика. Бюллетень Уральского лингвистического общества. Т. 6. Екатеринбург, 2001. С. 78-82.

4. Альтман И. В. Отглагольные гнезда. Типология и семантика. III // Проблемы структурной лингвистики. 1981. М., 1983. С. 96-106.

5. Андреева-Васина Н. И. К вопросу о начальном ко- в диалектных глаголах // Диалектная лексика. 1982. Л., 1985. С. 165-173.

6. Аникин А. Е. Опыт семантического анализа праславянской омонимии на индоевропейском фоне. Новосибирск, 1988.

7. Аникин А. Е. Проблемы русской диалектной этимологической лексикографии: Дис. в форме науч. докл. на соиск. . д-ра филол. наук. Екатеринбург, 2000.

8. Апресян Ю. Д. Избранные труды. Т. 2: Интегральное описание языка и системная лексикография. М., 1995.

9. Аркадьева Т. Г. Этимологические связи слов и закономерности их изменения: Учеб. пособие. Л., 1988.

10. Аркадьева Т. Г. Этимологические гнезда слов в диалектной лексической системе //Диалектное слово в лексико-системном аспекте. Л., 1989. С. 35-43.

11. Аркадьева Т. Г. Преобразования этимологических связей слов в системной организации лексики русского языка: Автореф. дис. на соиск. . д-ра филол. наук. Л., 1990.

12. Арутюнова Н. Д. О работе группы «Логический анализ языка» Института языкознания РАН // Логический анализ языка. Избранное. 1988-1995. М., 2003. С. 7-23.

13. Бабушкин А. П. Типы концептов в лексико-фразеологической системе языка. Воронеж, 1996.

14. Беляевская Е. Г. Когнитивные основания изучения семантики слова // Структуры представления знаний в языке: Сб. науч.-аналит. обзоров. М., 1994.

15. Бенвенист Э. Семантические проблемы реконструкции // Бенвенист Э. Общая лингвистика. М., 1974. С. 331-349.

16. Березович Е. Л. Две семантические реконструкции // Этимологические исследования. Вып. 6. Екатеринбург, 1996. С. 124-150.

17. Березович Е. Л. Русская топонимия в этнолингвистическом аспекте. Екатеринбург, 2000.

18. Березович Е. Л. К языковому портрету русского «захолустья» // Ономастика и диалектная лексика. Вып. 4. Екатеринбург, 2002. С. 47-59.

19. Березович Е. Л. Аксиологические ориентиры в зеркале различных форм существования русского языка // J^zyk w kr^gu wartosci: Studia semantyczne. Lublin, 2003. S. 145-163. Березович 2003a.

20. Березович E. Л. К семантической реконструкции некоторых русских диалектных вербальных формул ('типун тебе на язык!') // Этимология 2000-2002. М., 2003 (в печати). Березович 20036.

21. Березович Е. Л., Родионова И. В. «Текст черта» в русском языке и традиционной культуре: к проблеме сквозных мотивов // Между двумя мирами: Представления о демоническом и потустороннем в славянской и еврейской культурной традиции. М., 2002 (в печати).

22. Березович Е. Л., Рут М. Э. Ономасиологический портрет реалии как жанр лингвокультурологического описания // Изв. Уральского гос. ун-та. 17. Гуманитарные науки. Вып. 3. Екатеринбург, 2000. С. 33-38.

23. Блинова О. И. Введение в современную региональную лексикологию: Учеб. пособие. Томск, 1973.

24. Блинова О. И. Явление мотивации слов: Лексикологический аспект. Томск, 1984.

25. Блинова О. И. Номинация и мотивация // Диалектное слово в лексико-системном аспекте. Л., 1989. С. 66-74.

26. Борисова Е. Н. История слова и этимологические версии // Эволюция лексической системы севернорусских говоров. Вологда, 1984. С. 26-34.

27. Борковский В. #., Кузнецов П. С. Историческая грамматика русского языка. М., 1963.

28. Бугорская Н. В. К вопросу о системно-диахронических исследованиях лексических гнезд // Актуальные проблемы диалектологии, мотивологии, лексикографии: Мат-лы Всерос. конф. 27-29 марта 1998 г. Томск, 1998. С. 27-29.

29. Булыгина Т. В., Шмелев А. Д. Перемещение в пространстве как метафора эмоций // Логический анализ языка. Языки пространств. М., 2000. С. 277-288.

30. Варбот Ж. Ж. Заметки по славянской этимологии // Этимология. 1964. М., 1965. С. 27-43.

31. Варбот Ж. Ж. К реконструкции и этимологии некоторых праславянскихглагольных основ и отглагольных имен. IV // Этимология. 1974. М., 1976. С. 32-43.

32. Варбот Ж. Ж. К реконструкции и этимологии некоторых праславянских глагольных основ и отглагольных имен. XI // Этимология. 1982. М., 1985. С. 24-34.

33. Варбот Ж. Ж. Праславянская морфонология, словообразование и этимология. М., 1984.

34. Варбот Ж. Ж. Связи значений и семантическая реконструкция в этимологии // Wiener slavist. Jahrb. 1992. В. 38.

35. Варбот Ж. Ж. Морфо-семантическое поле лексемы в этимологическом словаре и возможности его реконструкции // Известия РАН. Серия литературы и языка. Т. 54. № 4. М., 1995. С. 60-65.

36. Варбот Ж. Ж. О специфике диалектной этимологии // Этимологические исследования. Вып. 6. Екатеринбург, 1996. С. 7-17.

37. Варбот Ж. Ж. К этимологии славянских прилагательных со значением 'быстрый'. III // Этимология. 1994-1996. М., 1997. С. 35-46.

38. Варбот Ж. Ж. К славянским обозначениям изобилия и тучности // Слово и культура. Т. 1. М., 1998. С. 34-38. Варбот 1998а.

39. Варбот Ж. Ж. Славянские представления о скорости в свете этимологии (к реконструкции славянской картины мира) // Славянское языкознание. XII Международный съезд славистов. Краков, 1998 г. Доклады российской делегации. М., 1998. С. 115-129. Варбот 19986.

40. Варбот Ж. Ж. Дунай в русской народноэтимологической реинтерпретации // Folia slavistica. Рале Михайловне Цейтлин. М., 2000. С. 5-9. Варбот 2000а.

41. Варбот Ж. Ж. К этимологии праславянского названия инея // Этимология. 1997-1999. М., 2000. С. 12-16. Варбот 20006.

42. Варбот Ж. Ж. Из семантического опыта этимологии // Белорусский и другие славянские языки: семантика и прагматика. Междунар. науч. конф. II Суп-руновские чтения. Минск, 28-29 сентября 2001г. Минск, 2001. С. 14-22. Варбот 2001а.

43. Варбот Ж. Ж. Перспективы изучения явлений народной этимологии в русской диалектной лексике // Этимологические исследования. Вып. 7. Екатеринбург, 2001. С. 3-8. Варбот 200161

44. Варбот Ж. Ж. К этимологии некоторых русских диалектизмов // Аванесов-ский сборник: К 100-летию со дня рождения чл.-кор. Р. И. Аванесова. М., 2002. С. 233-236.

45. Варбот Ж. Ж. Диахронический аспект проблемы языковой картины мира // Русистика на пороге XXI в.: Проблемы и перспективы: Мат-лы Междунар.конф. 8-10 июня 2002. М., 2003. С. 343-347. Варбот 2003а!

46. Варбот Ж. Ж. К типологии взаимодействия этимологических гнезд // Studia etymologica Brunensia. Brno, 2003. С. 57-62. Варбот 20036.

47. Варбот Ж. Ж. Народная этимология в истории языка и в научной этимологии // Славянское языкознание. XIII Международный съезд славистов. Любляна, 2003 г. Доклады российской делегации. М., 2003. С. 49-62. Варбот 2003с.

48. Вендина Т. И. Русская языковая картина мира сквозь призму словообразования (макрокосм). М., 1998.

49. Вендина Т. И. Средневековый человек в зеркале старославянского языка. М., 2002.

50. Виноградова Л. Н. Звуковой портрет нечистой силы // Мир звучащий и молчащий. Семиотика звука и речи в традиционной культуре славян. М., 1999. С. 179-199.

51. Гак В. Г. Этимолого-семантические поля в лексике // Филологический сборник: К 100-летию со дня рождения академика В. В. Виноградова. М., 1995. С. 107-117.

52. Гак В. Г. Языковые преобразования. М., 1998.

53. Гак В. Г Национально-культурная специфика меронимических фразеологизмов// Фразеология в контексте культуры. М., 1999. С. 260-265.

54. Галинова Н. В. Дериваты праславянских корней со значениями 'гнуть', 'вертеть' в говорах Русского Севера // Русская диалектная этимология: Тез. докл. и сообщ. Третьего научного совещания. 21-23 октября 1999. Екатеринбург, 1999. С. 10-12. Галинова 1999а)

55. Галинова Н. В. Этимолого-словообразовательные гнезда праславянских корней со значениями 'гнуть', 'вертеть', 'вить' в говорах Русского Севера. Дис. на соиск. . канд. филол. наук. Екатеринбург, 2000.

56. Голев Н. Д. О соотношении семантических и мотивировочных признаков // Вопросы языкознания и сибирской диалектологии. Томск, 1977. Вып. 7. С. 21-25.

57. Голев Н. Д. Динамический аспект лексической мотивации. Томск, 1989.

58. Горячева Т. В. К этимологии и семантике восточнославянских метеорологических и астрономических терминов//Этимология. 1994-1996. М., 1997. С. 27-35.

59. Гридина Т. А. Проблемы изучения народной этимологии. Свердловск, 1989.

60. Губанова В. А. Мотивировочные признаки. Их разряды. Функционирование

61. Проблемы ономасиологии. Курск, 1974. Вып. 2. С. 113-128.

62. ГураА. В. Символика животных в славянской народной традиции. М., 1997.

63. Даль ПНР. Пословицы русского народа: Сборник В. Даля. М., 1994.

64. Демьянков В. 3. Когнитивная лингвистика как разновидность интерпретирующего подхода//Вопр. языкознания. 1994. № 4.

65. Диалектное словообразование: Очерки и материалы. Томск, 1979.

66. Добродомов И. Г. Проблемы этимологизации диалектных слов // История структурных элементов русского языка. М., 1982. С. 3-12.

67. Добрушина Е. Р., Меллина Е. А., Пайар Д. Русские приставки: многозначность и семантическое единство. М., 2001.

68. Дроздович М. Н. Этимологический словарь как источник мотивологии // III Житниковские чтения: Динамический аспект лингвистических исследований: Мат-лы Всерос. науч. конф. Ч. 2. Челябинск, 1999. С. 58-64.

69. Журавлев А. П. Типы значений слов и их мотивированность // Проблемы мотивированности языкового знака: Вопросы семантики. Калининград, 1976. Вып. 3. С. 21-25.

70. Журавлев А. Ф. Материальная культура древних славян по данным праславян-ской лексики // Очерки истории культуры славян. М., 1996. С. 116-144.

71. Журавлев А. Ф. К реконструкции древнеславянского мировидения (о категориях «доли» и «меры» в их языковом и культурном выражении) // Проблемы славянского языкознания. Три доклада к XII Международному съезду славистов. М., 1998. С. 71-87.

72. Журавлев А. Ф. Древнеславянская фундаментальная аксиология в зеркале праславянской лексики // Славянское и балканское языкознание. Проблемы лексикологии и семантики. Слово в контексте культуры. М., 1999. С. 7-32.

73. Журавлев А. Ф. Диалектный словарь и культурные реконструкции // Славянское языкознание. XIII Международный съезд славистов. Любляна, 2003 г. Доклады российской делегации. М., 2003. С. 177-189.

74. Заботкина В. И. Динамический аспект культурного компонента слова // Язык и история: Проблемы лингвокультурной традиции: Тез. докл. М., 1989. С. 24-26.

75. Загоровская О. В. Семантика диалектного слова. Сыктывкар, 1989.

76. Залевская А. А. Национально-культурная специфика картины мира и различные подходы к ее исследованию // Языковое сознание и образ мира. М., 2000. С. 39-54.

77. Засухина Т. П. Пространственная семантика предлогов, приставок и падежей в современном русском языке. Уфа, 1991.

78. Зеленин Д. К. Табу слов у народов Восточной Европы и Северной Азии. Ч. 2: Запреты в домашней жизни (Сб. МАЭ. Т.9). JL, 1930.

79. Ибрагимова В. JI. Семантика глаголов пространственной локализации в современном русском языке. Уфа, 1992.

80. Иванов Вяч. Вс. Лингвистические материалы к реконструкции погребальных текстов в балтийской традиции // Балто-славянские исследования. 1985. М., 1987. С. 3-10.

81. Иванова Е. Н. Пути семантического развития конкретной лексики (на материале отзоонимических дериватов в русском языке): Дипл. раб. Екатеринбург, 2000.

82. Калашников А. А. Структурно-семантический анализ славянских синонимических словообразовательно-этимологических гнезд (гнезда глаголов с исходным значением 'вязать, плести'): Дис. на соиск. . канд. филол. наук. М., 1992.

83. Калашников А. А. Структурно-семантический анализ славянских синонимичных словообразовательно-этимологических гнезд (гнезда глаголов с исходным значением 'вязать, плести'): Автореф. дис. на соиск. . канд. филол. наук. М., 1993.

84. Клишин А. И. Конкретные и абстрактные значения в структуре глагола: проблемы семантики (на материале английского языка): Автореф. дис. на соиск. . д-ра филол. наук. СПб, 2000.

85. Князев Ю. П. Обозначение направленного движения в русском языке: средства выражения, семантика и прагматика // Логический анализ языка. Языки динамического мира. М., 1999. С. 182-192.

86. Коваль В. И. Восточнославянская этнофразеология: деривация, семантика, происхождение. Гомель, 1998.

87. Коваль В. И. Славянские этнофраземы, основанные на «синонимичности» и «антонимичности» мифологем // Слово во времени и пространстве: К 60-летию проф. В. М. Мокиенко. СПб., 2000. С. 75-86.

88. Ковшова М. 77. Культурно-национальная специфика фразеологических единиц (когнитивные аспекты): Автореф. дис. на соиск. канд. филол. наук. М., 1996.

89. Ковшова М. 77. Культурная интерпретация в процедурном изложении // Семантика языковых единиц: Докл. VI Междунар. конф. Т. 1. М., 1998. С. 264-266.

90. Колшанский Г. В. Лингвогносеологические основы языковой номинации //Языковая номинация: Общие вопросы. М., 1977. С. 99-146.

91. Кондратьева Т. Н. Собственные имена в пословицах, поговорках и загадках русского народа // Вопросы грамматики и лексикологии русского языка. Казань, 1964. С. 98-188.

92. Конюхов Н. П. К вопросу о применении различных критериев при определении производности слов // Исследования по лексикологии и словообразованию. Красноярск, 1970. С. 80-87.

93. Копыленко М. М., Попова 3. Д. Ономасиологический и семасиологический аспекты номинации // Семантика слова и синтаксической конструкции. Воронеж, 1987. С. 114-120.

94. Кубрякова Е. С. Части речи в ономасиологическом освещении. М., 1978.

95. Кубрякова Е. С. Типы языковых значений: Семантика производного слова. М., 1981.

96. Кубрякова Е. С, Демьянков В. 3., Панкрац Ю. Г., Лузина Л. Г. Краткий словарь когнитивных терминов / Под общ. ред. Е. С. Кубряковой. М., 1996.

97. Кубрякова Е. С. Когнитивная лингвистика // Лингвистический энциклопедический словарь. М., 2002. С. 665-666.

98. Кузнецов А. М. Национально-культурное своеобразие слова // Язык и культура: Сб. аналит. обзоров. М., 1987. С. 141-163.

99. Кузнецова О. Д. Слово в говорах русского языка. СПб., 1994.

100. Кузнецова Э. В. Глагол и имя: их противоположность и единство // Номинативные единицы языка и их функционирование. Кемерово, 1987. С. 3-11.

101. Куркина Л. В. Неуклюсик. Опрудать / опрудить. Полкать. Сныч II Диалектография русского языка. М., 1985.

102. Куркина Л. В. Диалектная структура праславянского языка по данным южнославянской лексики. Ljubljana, 1992.

103. Куркина Л. В. К реконструкции древних форм земледелия у славян (на материале лексики подсечно-огневого земледелия) // Славянское языкознание. XII Междунар. съезд славистов: Докл. рос. делегации. М., 1998. С. 381-398.

104. Кустова Г. И. Семантические аспекты лексических функций (глаголы со значением 'начаться' / 'кончиться') // Логический анализ языка. Семантика начала и конца. М., 2002. С. 69-82.

105. ЛакоффДж. Когнитивная семантика//Язык и интеллект. М., 1996. С. 143-185.

106. Левкиевская Е. Е. Голос и звук в славянской апотропеической магии // Мир звучащий и молчащий. Семиотика звука и речи в традиционной культуре славян. М., 1999. С. 51-72.

107. Левкиевская Е. Е. Славянский оберег. Семантика и структура. М., 2002.

108. Лексико-семантические группы русских глаголов: Учебный словарь-справочник / Под общ. ред. Т. В. Матвеевой. Свердловск, 1988.

109. Леонтьева Т. В. Интеллект человека в зеркале русского языка: Дис. на соиск. . канд. филол. наук. Екатеринбург, 2003.

110. Леонтьева Т. В. Метафора зрительного восприятия в концептуальном поле «Интеллект человека» // Ономастика и диалектная лексика. Вып. 4. Екатеринбург, 2003. С. 64-77.

111. Литвинов В. П. Типологический метод в лингвистической семантике. Ростов н/Д., 1986.

112. Логический анализ языка. Культурные концепты. М., 1991.

113. Лукьянова Н. А. Экспрессивная лексика разговорного употребления. Новосибирск, 1986.

114. Львов А. С. Об учете вспомогательных приемов при этимологизировании //Этимология. 1967. М., 1969. С. 180-191.

115. Макеева И. И. Семантические константы глаголов движения в истории русского языка // Логический анализ языка. Языки динамического мира. М., 1999. С. 67-77.

116. Макеева И. И. Семантика глаголов движения: перспективы изучения // Проблемы семантического анализа лексики. Тез. докл. междунар. конф. Пятые Шмелевские чтения, 23-25 февр. 2002 г. М., 2002. С. 64-66.

117. Макеева И. И. Семантика 'конца' у глаголов движения // Логический анализ языка. Семантика начала и конца. М., 2002. С. 83-95.

118. Матвеев А. К. Финно-угорские заимствования в русских говорах Северного Урала: Дис. на соиск. канд. филол. наук. Свердловск, 1958.

119. Матвеев А. К. Значение принципа семантической мотивированности для этимологизации субстратных топонимов//Этимология. 1967. М., 1969. С. 192-200.

120. Матвеева 71 В. Оценочная внутренняя форма как средство экспрессивности //Этимологические исследования. Свердловск, 1981. С. 142-149.

121. Мелерович А. М., Мокиенко В. М. Формирование и функционирование фразеологизмов с культурно маркированной семантикой в системе русской речи // Фразеология в контексте культуры. М., 1999. С. 63-69.

122. Мельничук А. С. Об одном из важных видов этимологических исследований //Этимология. 1967. М., 1969. С. 57-68.

123. Меркулова В. А. Из истории названий некоторых растений // Этимологические исследования по русскому языку. Вып. 3. М., 1961. С. 18-19.

124. Меркулова В. А. Украинские этимологии. I // Этимология. 1973. М., 1975. С. 58-60.

125. Меркулова В. А. Рец.: TypaycKi слоушк. Т. 1. А-Г. Склад. А. А. Крыв'щкц Г. А. Цыхун, I. Я. Яшкш. MiHCK, 1982; Т. 2. Д-К. Мшск, 1982 // Общеславянский лингвистический атлас. 1981. М., 1984.

126. Меркулова В. А. Проблема семантической реконструкции в этимологическомсловаре // Этимологические исследования. Вып. 4. Свердловск, 1988. С. 4-7.

127. Меркулова В. А. Диалектная лексика и этимология // Этимологические исследования. Вып. 6. Екатеринбург, 1996. С. 18-26.

128. Мечковская Н. Б. Концепты «начало» и «конец»: тождество, антонимия, асимметричность // Логический анализ языка. Семантика начала и конца. М., 2002. С. 109-120.

129. Михайлова Л. П. Отбор лексики с мертвыми префиксами ко-, ша-, ща-, че-для лексического атласа русских народных говоров и полевая проверка // Лексический атлас русских народных говоров: (Материалы и исследования). 1992 г. СПб., 1994. С. 130-135.

130. Михайлова Л. П. Группы лексики с приставками ко-, че-, ша- в русских говорах // Семантика языковых единиц: Докл. VI Междунар. конф. Т. 1. М., 1998. С. 181-184.

131. Мокиенко В. М. Загадки русской фразеологии. М., 1990.

132. Мокиеико В. М. Образы русской речи. Историко-этимологические очерки русской фразеологии. СПб., 1999.

133. Мурзин Л. Н. Теория номинации в динамическом аспекте // Актуальные проблемы языковой номинации: Тез. докл. регион, науч. семинара. Саратов, 1988. С. 11-12.

134. Никитина С. Е. О концептуальном анализе в народной культуре // Логический анализ языка: Культурные концепты. М., 1991. С. 117-123.

135. Никитина С. Е. Культурно-языковая картина мира в тезаурусном описании (на материале фольклорных и научных текстов). Автореф. дис. на соиск. . д-ра филол. наук. М., 1999.

136. Никитина Т. Г. Проблемы изучения этнокультурной специфики фразеологии. Псков, 1998.

137. Никончук Н. В. Приставки ка- и ко- в полесских говорах // Этимология. 1977. М., 1979. С. 122-126.

138. Откупщиков Ю. В. О семантическом аспекте этимологического исследования // Вопросы теории и истории языка. Л., 1969. С. 202-208.

139. Откупщиков Ю. В. Словообразовательные модели и этимология // Этимология. 1967. М., 1969. С. 80-87.

140. Откупщиков Ю. В. Диалектный материал и этимология // Этимология. 1984. М., 1986. С. 191-197.

141. Петлева И. П. О важности учета в этимологии редких лингвистических явлений формального характера//Этимология. 1984. М., 1986. С. 198-201.

142. Петлева И. П. Этимологические заметки по славянской лексике. XV // Этимология. 1986-1987. М., 1989. С. 64-71.

143. Петлева И. П. Архаические префиксы в русских говорах // Этимологические исследования. Вып. 6. Екатеринбург, 1996. С. 31-38.

144. Петлева И. П. Еще раз к вопросу о диалектных словах с вставным элементом -то- (/ -та- / -ту-) II Русская диалектная этимология: Мат-лы IV Междунар. науч. конф. Екатеринбург, 22-24 октября 2002 г. Екатеринбург, 2002. С. 19-21.

145. Петрухина Е. В. Типологические особенности глагола в славянских языках (Проблема славянской модели глагольного действия) // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 9: Филология. 1993. № 3. С. 19-25.

146. Плотникова А. А. О символике свиста // Мир звучащий и молчащий. Семиотика звука и речи в традиционной культуре славян. М., 1999. С. 295-304.

147. Плотникова А. М. Денотативно-референциальное пространство русского глагола // Русская глагольная лексика: денотативное пространство. Екатеринбург, 1999. С. 99-139.

148. Плунгян В. А. К типологии глагольной ориентации // Логический анализ языка. Языки динамического мира. М., 1999. С. 205-223.

149. Подюков И. А. Культурно-семиотические аспекты народной фразеологии. Автореф. дис. на соиск. . д-ра филол. наук. СПб., 1997.

150. ПотебняА. А. Мысль и язык. Киев, 1993.

151. Птенцова А, В. Темнота // Новый объяснительный словарь синонимов русского языка / Под общим рук. акад. Ю. Д. Апресяна. Вып. 2. М., 2000. С. 334—337.

152. Пятаева Н. В. История синонимичных этимологических гнезд *ет- и *Ъег-'брать, взять' в русском языке: Автореф. дис. на соиск. . канд. филол. наук. Уфа, 1995.

153. Пятаева Н. В. Опыт динамического описания синонимичных этимологических гнезд *ет- и *ber- 'брать, взять' в истории русского языка // Этимология. 1994-1996. М., 1997. С. 140-147.

154. Рахилина Е. В. Основные идеи когнитивной семантики // Фундаментальные направления современной американской лингвистики: Сб. обзоров. М., 1997. С. 370-389.

155. Рахилина Е. В. Когнитивный анализ предметных имен: семантика и сочетаемость. М., 2000.

156. Родионова И. В. Имена библейско-христианской традиции в русских народных говорах. Дис. на соиск. . канд. филол. наук. Екатеринбург, 2000.

157. Розина Р. И. Концептуальные структуры и языковые правила порождения значений: глаголы движения вниз // Язык. Культура. Гуманитарное знание: Научное наследие Г. О. Винокура и современность. М., 1999. С. 161-173.

158. Русаков А. Ю. К вопросу о семантическом аспекте этимологических исследований // Семантические аспекты языка. JI., 1981. С. 34-39.

159. Рут М. Э. Образная номинация в русском языке. Екатеринбург, 1992.

160. Садовников 1996. Загадки русского народа. Сост. Д. Садовников. М., 1996.

161. Санджи-Гаряева 3. С. Лексико-семантическое поле «Исчезновение» в идио-стиле Ю. Трифонова // Проблемы семантического анализа лексики. Тез. докл. междунар. конф. Пятые Шмелевские чтения. 23-25 февраля 2002 г. М., 2002. С. 89-90.

162. Семантика и категоризация 1991. — Фрумкина Р. М, Михеев А. В., Мостовая А. Д., Рюмина Н. А. Семантика и категоризация. М., 1991.

163. Симашко Т. В. Денотативный класс как основа описания фрагмента мира. Архангельск, 1998.

164. Славянские этюды: Сборник к юбилею С. М. Толстой. М., 1999.

165. Слово и культура. Памяти Н. И. Толстого. М., 1998.

166. Соколовская Л. В. Топология семантического пространства корневой группы (на примере слов с корнем -лук- / -ляк-) // Проблемы русской лексикологии и лексикографии: Тез. докл. межвуз. науч. конф. Вологда, 1998. С. 57-58.

167. Супрун А. Е. Системность лексики и этимология // Этимология. 1967. М., 1969. С.88-97.

168. Толстая С. М. Терминология обрядов и верований как источник реконструкции древней духовной культуры // Славянский и балканский фольклор. Реконструкция древней славянской духовной культуры: источники и методы. М., 1989. С. 215-229.

169. Толстая С. М. Культурная семантика и этимология (из опыта работы над этнолингвистическим словарем «Славянские древности») // Принципы составления этимологических и исторических словарей языков разных семей. Тез. докл. конф. М., 1993. С. 49-52.

170. Толстая С. М. Акциональный код символического языка культуры: движение в ритуале // Концепт движения в языке и культуре. М., 1996. С. 89-103. .Толстая 1996а]

171. Толстая С. М. Этнолингвистика // Институт славяноведения и балканистики. 50 лет. М., 1996. С. 235-248. Толстая 19966.

172. Толстая С. М. Культурная семантика слав. *kriv- // Слово и культура. Памяти Н. И. Толстого. Т. 2. М., 1998. С. 215-229.

173. Толстая С. М. Звуковой код традиционной народной культуры // Мир звучащий и молчащий. Семиотика звука и речи в традиционной культуре славян. М., 1999. С. 9-16. Толстая 1999а.

174. Толстая С. М. Обрядовое голошение: лексика, семантика, прагматика // Мир звучащий и молчащий. Семиотика звука и речи в традиционной культуре славян. М., 1999. С. 135-148. Толстая 19996.

175. Толстая С. М. Грех в свете славянской мифологии // Концепт греха в славянской и еврейской культурной традиции. М., 2000. С. 9-44. Толстая 2000а.

176. Толстая С. М. Слово в контексте народной культуры // Язык как средство трансляции культуры. М., 2000. С. 101-111. Толстая 20006.

177. Толстая С. М. Мотивационные семантические модели и картина мира // Русский язык в научном освещении. № 1 (3). М., 2002. С. 112-127.

178. Толстая С. М. Семантическая реконструкция и проблема синонимии в пра-славянской лексике // Славянское языкознание. XIII Международный съезд славистов. Любляна, 2003 г. Доклады российской делегации. М., 2003. С. 549-563.

179. Толстой Н. И. Язык и народная культура. Очерки по славянской мифологии и этнолингвистике. М., 1995.

180. Толстые Н. И. и С. М. Культурная семантика слав. *vesel- Н Н. И. Толстой. Язык и народная культура. Очерки по славянской мифологии и этнолингвистике. М., 1995. С. 289-316.

181. Топоров В. Н. О некоторых теоретических аспектах этимологии // Этимология. 1984. М., 1986. С. 205-211.

182. Топоров В. Н. Заметка о двух индоевропейских глаголах умирания // Исследования в области балто-славянской духовной культуры: (Погребальный обряд). М. 1990. С. 47-52.

183. Топоров В. Н. Из индоевропейской этимологии. V (1) // Этимология. 19911993. М., 1994. С. 126-154.

184. Тошович Б. Глаголы каузации положения в пространстве // Логический анализ языка. Языки пространств. М., 2000. С. 163-178.

185. Трегубое А. Н. О методе диахронического морфосемантического поля // Освоение семантического пространства русского языка иностранцами: Тез. докл. междунар. конф. (7-9 апреля, 1997 г.). Нижний Новгород, 1997. С. 15.

186. Трубачев О. Н. Заметки по этимологии // Вопросы славянского языкознания. 2. М., 1957. С. 29-42.

187. Трубачев О. Н. К вопросу о реконструкции различных систем лексики

188. Лексикографический сборник. Вып. 6. М., 1963. С. 3-16.

189. Трубачев О. Н. 'Молчать* и 'таять': о необходимости семасиологического словаря нового типа // Проблемы индоевропейского языкознания. Этюды по сравнительно-исторической грамматике индоевропейских языков. М., 1964. С. 100-105.

190. Трубачев О. Н. Ремесленная терминология в славянских языках. М., 1966.

191. Трубачев О. Н. Реконструкция слов и их значений // Вопр. языкознания. 1980. №3. С. 3-14.

192. Трубачев О. Н. О семантической теории в этимологическом словаре: Проблема омонимов подлинных и ложных и семантическая типология // Теория и практика этимологических исследований. М., 1985. С. 6-16. Трубачев 1985а!

193. Трубачев О. Н. Праславянская лексикография // Этимология. 1983. М., 1985. С. 3-19. Трубачев 19856J

194. Трубачев О. Н. Приемы семантической реконструкции // Сравнительно-историческое изучение языков разных семей: Теория лингвистической реконструкции. М., 1988. С. 197-223.

195. Трубачев О. Н. Славянская филология и сравнительность. От съезда к съезду // Славянское языкознание. XII Между нар. съезд славистов: Докл. рос. делегации. М., 1998. С. 3-33.

196. Урысон Е. В. Проблема исследования языковой картины мира: Аналогия в семантике. М., 2003.

197. Феоктистова Л. А. Севернорусское диалектное рында // Финно-угорское наследие в русском языке. Вып. 2. Екатеринбург, 2002. С. 36-44.

198. Чагин Г. Н. История в памяти русских рестьян Среднего Урала в середине XIX начале XX века: Учеб. пособие. Пермь, 1999.

199. Ченки А. Современные когнитивные подходы к семантике: сходства и различия в теориях и целях // Вопр. языкознания. 1996. № 2. С. 68-78.

200. Черепанова О. А. Культурный аспект в историческом изучении лексики русского языка // Вестник Московского университета. Сер. 9: Филология. 1995. № 3. С. 136-148.

201. Черепанова О. А. Семантика диалектного слова в контексте традиционной народной культуры // Актуальные проблемы изучения русских народных говоров: Мат-лы межвуз. науч. конф. Арзамас, 1996. С. 122-125.

202. ЧернейкоЛ. О. Лингво-философский анализ абстрактного имени. М., 1997.

203. Чернейко Л. О. Концепция лексического значения Д. Н. Шмелева с позиций структурной когнитивной семантики // Проблемы семантического анализа лексики: Тез. докл. междунар. конф. Пятые Шмелевские чтения, 23-25 февраля2002 г. М., 2002. С. 110-112.

204. Черныш Т. А. Этимологические гнезда корней с исходным значением 'горения' в славянских языках: Автореф. дис. на соиск. . канд. филол. наук. Киев, 1985.

205. Чесноков П. В. О двух языковых картинах мира статической и динамической // Изв. Сев.-Кавказ. научного центра высш. школы. Сер.: Общественные науки. 1989. С. 63-69.

206. Чумакова Ю. П. Лексика диалекта как источник реконструкции праславян-ского словаря // Этимология. 1984. М., 1986. С. 216-224.

207. Шальтяните А. П. О семантической структуре словообразовательно-этимологических гнезд глаголов с этимологическим значением 'драть' в русском языке // Этимология. 1986-1987. М., 1989. С. 212-220.

208. Шальтяните А. П. Семантика группы словообразовательно-этимологических гнезд в русском языке (на материале гнезд глаголов со значением 'драть, дергать'): Автореф. дис. на соиск. канд. филол. наук. М., 1990.

209. Шанский Н. М. Слова с приставкой ко- и ее алломорфами в русском языке // Этимологические исследования по русскому языку. Вып. 7. М., 1972. С. 203-213.

210. Шарифуллин Б. Я. Об архаичных элементах словообразовательной системы (типы архаичных префиксов) // Вопросы слово- и формообразования в индоевропейских языках. Томск, 1988. С. 90-99.

211. Шарифуллин Б. Я. Проблемы этимологического изучения русской лексики Сибири. Красноярск, 1994.

212. Шарифуллин Б. Я. Проблемы этимологического изучения русской лексики Сибири (экспрессивный фонд языка): Дис. на соиск. . д-ра филол. наук. Красноярск, 1998.

213. Шелепова Л. И. Диалекты как источник этимологии. Томск, 1977.

214. Шелепова Л. И. Диалектная словообразовательная модель и этимология // Вопросы словообразования в индоевропейских языках. Вып. 3. Томск, 1979. С. 122-131.

215. Шелепова Л. И. Особенности словообразовательной системы говоров и этимология // Ономастическое и диалектное словообразование Алтая. Барнаул, 1985. С. 157-167.

216. Шелепова Л. И. Диалекты и этимология: (Источниковедческий аспект). Барнаул, 1994.

217. Шмелев А. Д. Из пункта А в пункт В // Логический анализ языка. Семантика начала и конца. М., 2002. С. 181-194.

218. Шмелев А. Д. Русская языковая модель мира: Материалы к словарю. М.,2002. С. 45-55.

219. Шустер-Шевц X. Место и проблематика этимологического исследования (по материалам славянских языков) // Этимология. 1967. М., 1969. С. 71-79.

220. Юдин А. В. Ономастикон восточнославянских загадок (рукопись).

221. Юдин А. В. Понятие картины / модели мира в польском и русском языкознании // For east is east. Liber amicorum Wojciech Skalmowski. Leuven, Paris, Dudlej,2003. C. 267-275.

222. Язык и когнитивная деятельность: Сб. науч. тр. М., 1989.

223. Якушкина Е. И. Оппозиции прямой — кривой и прямой — обратный и их культурные коннотации // Признаковое пространство культуры. М., 2002. С. 163-183.

224. Якушкина Е. И. Сербохорватская этическая лексика в этнолингвистическом освещении: Дис. на соиск. . канд. филол. наук. М., 2003.

225. Bartminski J. Czym zajmuje si§ etnolingwistyka? // Akcent. 1986, № 26. S. 16-22.

226. Bartminski J. Definicja kognitywna jako narz^dzie opisu konotacji // Konotacja. Lublin, 1988. S. 169-182.

227. Bartminski J. Nikita Iljicz Tolstoj i program etnolingwistyki historycznej // Etnolingwistyka 5. Lublin, 1992. S. 7-13.

228. Bartminski J. О profilowaniu pojqc w stowniku etnolingwistycznym // Profilowa-nie poj?c. Lublin, 1993. S. 7-17.

229. Bartminski J., Niebrzegowska S. Profile a podmiotowa interpretacja swiata // Pro-filowanie w j?zyku i w tekscie. Lublin, 1993. S. 211-223.

230. Ejenemuh M. Кост кости (делови тела као ознаке сродства) // Кодови словенских култура. Београд, 1999. Бр. 4. Делови тела. С. 48-67.

231. Jakubowicz M. Dzieje Stowian w swietle rekonstruowanej leksyki prastowianskiej // Dzieje Stowian w swietle leksyki. Krakow, 2002. S. 125-133.

232. Jakubowicz M In the circle of love // Studia Indogermanica Lodziensia. Lodz, 1998. S. 33-39.

233. Janyskova I. Etymologicko-onomaziologicka analyza slovanskych nazvu drevin // Ceska slavistika 1998. Ceske prednasky pro XII Mezinarodm sjezd slavish. Praha, 1998. S. 39-48.

234. Janyskova I. Береза в языке и жизни славян // Dzieje Slowian w swietle leksyki. Krakow, 2002. S. 133-139.

235. Kalima J. Die ostseefinnischen Lehnworter im Russischen. Helsinki, 1919. (MSFOu, XLIV).

236. Malkiel J. Etymology and General Linguistics // Word: Linguistic Essays: On the Occasion of the Ninth International Congress of Linguists. 1962. Vol. 1-2. P. 198-219.

237. Malkiel J. Etymology and structure of word families // Word: Linguistics Today: Published on the Occasion of the Columbia University Bicentennial. 1954. Vol. 10. № 2-3. P. 265-274.

238. Младенова Д. Етнолингвистично изследване на българските названия за калинка-малинка (Coccinella septempunctata) в балканска и славянска перспектива // Етнографски проблеми на народната култура. Т. 3. София, 1994, С. 195-285.

239. Pounder A. The semantic organization of world-formation paradigms and diach-rony // Acta Linguistica Academiae Scientiarium Hungaricae. Budapest, 1986. T. 36 (1-4). P. 181-195.1. Сокращения

240. В географических названиях