автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.02
диссертация на тему: Новеллистика П.С. Романова 1920-х годов

Полный текст автореферата диссертации по теме "Новеллистика П.С. Романова 1920-х годов"



российская академия наук институт русской литературы (пушкинский дом)

НОВЕЛЛИСТИКА П. С. РОМАНОВА 1920-х ГОДОВ

Специальность: 10.01.02. Литература народов СССР (советский период)

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

На правах рукописи УДК 882(092)

МАЛЫШКИНА Ольга Георгиевна

/

Санкт-Петербург 1992

Работа выполнена на кафедре истории советской литературы Санкт-Петербургского государственного университета.

Научный руководитель

кандидат филологических наук, доцент Г. В. ФИЛИППОВ

Официальные оппоненты

доктор филологических наук В. П. МУРОМСКИЯ

кандидат филологических наук R Г. ГУБКО

Ведущая организация

Российский государственный педагогический университет им. А. И. Герцена

Защита состоится

¿У'

Г

1992 Г. в

4L

час. на

заседании Специализированного совета Д 002.43.01 по присуждению ученой степени кандидата филологических .наук при Институте русской литературы (Пушкинский Дом) Российской АН по адресу: 199164, Санкт-Петербург, наб. Макарова, д. 4.

Автореферат разослан

/г

1992 г.

Ученый секретарь Специализированного совета кандидат филологических наук

В. К. ПЕТУХОВ

'' ■ :----Общая -караетеристика работы

Творчество П. С. Романова (1884-1938) принадлежит к явлениям литературы, которые до недавнего времени находились на глубокой периферии интересов специалистов, а массовому читателю были и вовсе неизвестны. Только в последнее годы, после почти пятидесятилетнего молчания вокруг писателя, появились первые издания его произведений и готовятся новые.

Актуальность темы. Обращение к новым (часто несправедливо забытым именам) - всегда шаг к поавде и полноте охвата литературного прошлого. Однако возвращение Романова в круг духовных интересов современного читателя и включение его творчества в область научных интересов отечественного литературоведения представляется существенным не только в плане заполнения многих>лакун в истории литературы, но и определяется идейно-художественными достоинствами его лучших произведений. Причем, истинный смысл творчества писателя - отличавшегося тонкой аналитической манерой сатирика, чуткого социального диагноста, обладавшего даром глубокого социально-критического анализа действительности - открывается только сегодня.

Кроме множества рассказов, Романовым за более чем четверть века творческой деятельности было написано несколько романов (в том числе незавершенная эпопея "Русь", которую он считал главным делом своей жизни), повести, пьесы, циклы этнографических очерков, философско - эстетические статьи и эссе. Однако в первом исследовании, посвященном писателю, представляется целесообразным ограничиться изучением новеллистического творчества 20-х годов. Такое жанровое и временное ограничение объекта исследования обусловлено в первую очередь эстетическими соображениями: именно в новеллистике писателя с наибольшей полнотой воплотилось идейное и художественное своеобразие его творческой индивидуальности. Выбор жанрово-временного диапазона исследования продиктован также историко-литературными причинами и биографическими факторами. Широкому читателю Романов стал известен прежде всего как автор рассказов, в огромном количестве появлявшихся в печати в 20-е годы. На этот период приходится становление и расцвет творческой активности Романова-новеллиста. К концу обозначенного периода наблюдается переход прозаика к более крупным эпическим формам. Такая творческая переориентация объяснима не только субъективными, но и объективными причинами. Усиление административного нажи-

ма на литературу, прошедшие дискуссии о сатире обусловили отход Романова от жанра острого сатирического рассказа. Кроме того, после 1930 года (года опубликования романа "Товарищ Кисляков"), начинается планомерное вытеснение Романова из литературы. Все сказанное позволяет рассматривать новеллистическое творчество писателя 20-х годов с определенной мерой условности как ограниченное историко-литературными рамками достаточно целостное жанровое образование.

Целью настоящего исследования является изучение идейно-художественного своеобразия новеллистики Романова 1920-х годов.

В задачи входит выявление общей концепции творчества, основных идейно-тематических, проблемных, стилевых аспектов новеллистики периода в тесной соотнесенности с философскими и идейно-эстетическими взглядами писателя; а также преимущественное внимание к особенностям комического и сатирического начала (изучение истоков, происхождения комизма, роли и специфики видов и форм комического у Романова, его связи с национальной культурной традицией, с фольклором). Комическое - важнейший компонент его художественного метода. Поэтому сатира исследуется как основная особенность художественного мышлений, проявляющаяся и не в собственно сатирических произведениях.

Настоящая работа представляет собой первую попытку исследования новеллистики П. Романова, поэтому степень научной новизны определяется прежде всего самим материалом, который не являлся до сих пор предметом самостоятельного научного анализа. Впервые в научный обиход вводятся материалы личного архива писателя: тексты неопубликованных произведений, варианты завершенных или только задуманных рассказов, дневники и ваписные книжки писателя, воспоминания близко знавших П. Романова.

Методологической основой диссертации служат положения эстетики о содержательной сущности художественной формы произведения искусства, позволяющее осуществить концептуально целостный подход к литературйому явлению в Нераздельности всех образующих его сторон, восприятие художественного произведения в его содержательно- формальном единстве. При анализе комического в новеллистике Романова использован опыт исследований М. М. Бахтина, А. С. Бушмина, А. 3. Вулиса, Д. С. Лихачева, Ю. В. Манна, В. Я. Проппа.

Научная и практическая значимость диссертации заключается в том, что содержащиеся в ней наблюдения и выводы помогают более полно воссоздать картину литературной жизни 20-х годов, расширить

и уточнить представление об определенных тенденциях и закономерностях историко-литературного процесса. Материалы диссертации могут быть использованы в курсах по истории русской литературы XX столетия, в спецкурсах и спецсеминарах по изучению прозы 20-х годов, а также процесса эволюции жанра рассказа.

Апробация работы. Основные положения диссертации были изложены в докладах на межвузовских научно-методических конференциях филологического факультета Ленинградского университета (1989, 1990 гг.). Диссертация обсуждалась на заседании секции советской литературы кафедры истории русскгй литературы Ленинградского государственного университета.

Структура работы. Диссертация, '-остоит из Введения, трех глав и Заключения, Ее общий объем 234 страницы, библиография включает 291 наименование. Распределение материала по главам продиктовано принципами системного исследования, когда творческая индивидуальность художника рассматривается в зависимости от мировоззрения, метода и стиля. Правомерность первостепенного обращения к фи-лософско-эстетическим предпосылкам творчества Романова (этому посвящена первая глава диссертации) оправдана своеобразием его творческой индивидуальности: художественная практика во многом была обусловлена собственными теоретическими философско-эстети-ческими построениями. Распределение материала во второй и третьей главах отражает устоявшуюся практику выделения в новеллистике Романова двух жанрово-тематических групп: комической новеллы и социально-психологического рассказа. Во второй главе, посвященной рассказу-сценке, его структурная однотипность, а также стабильность этических и эстетических установок автора позволяют, отказавшись от хронологического принципа изложения, осуществить синхронный подход к материалу и провести морфологический разбор этой разновидности рассказа в творчестве писателя. В третьей главе особый акцент сделан на выявлении в социально-психологических рассказах соотношения социологического, публицистического и психологического аспектов.

Содержание диссертации

Во Введении обосновывается актуальность темы, формулируются цели и задачи исследования, определяются его методологические принципы. Кратко освещен предшествующий опыт научно-критического осмысления творчества П. Романова. Автор не производит детального

анализа критических работ о П. Романове, а останавливается лишь на их основных тенденциях, поскольку конкретные наблюдения и оценки отражены в основной части диссертации.

Библиография прижизненных критических статей, рецензий и заметок о писателе насчитывает сотни названий. Однако подавляющее большинство из них представляют интерес лишь как факты идейно-эстетической борьбы того времени и не способствуют пониманию творческой индивидуальности писателя. Оценки критики в основном определялись отношением РАППа к попутчикам, стремлением уложить творчество писателя в заранее составленную социологическую схему. Внимание критики в первую очередь сосредотачивалось на том, как вписывались его произведения в систему идеологических ориентиров эпохи. В этом случае художественные произведения использовались для выявления сути явлений не эстетического, а социального порядка. Тем не менее, для современного исследователя представляют интерес отдельные наблюдения, содержащиеся в статьях А. Воронского, А. Лежнева, Е. Никитиной, П. Пильского, Л. Каган, Е Фатова.

После смерти писателя его творчество было изъято из истории литературы. И лишь в 70-е годы в некоторых работах вновь прозвучало имя Романова (Л. Ершов, В. Бузник, Н. Грсзнова, М. Семанова, А. Вулис). В 1988 году в США вышла в свет монография В. Петроченко-ва "Творческая судьба Пантелеймона Романова". Исследователь ограничил свою задачу сбором, ' обработкой и первичным анализом обширного историко-литературного, биографического и критического материала. (Изложению биографии Романова и судьбе писателя в критике посвящены три четверти объема книги). . Собственно литературоведческим анализом охвачены не рассказы, а более крупные эпические формы в художественном наследии писателя - романы "Русь", "Товарищ Кисляков", повесть "Детство". Благодаря своей высокой фактографической насыщенности работа В. Петроченкова создает необходимый информационный задел для дальнейшего исследования творчества писателя. Наметив в заключении перспективы изучения наследия Романова, Петроченков справедливо указывает на необходимость первоочередного внимания именно к новеллистике. Осуществленное американским ученым первичное определение роли и места Романова в отечественном литературном процессе позволило в настоящей работе перейти к решению более частных проблем.

В первой главе "Философско-эстегические предпосылки творчества П. С. Романова" на материале ранних дореволюционных произведений и с широким привлечением архивных источников рассматривается фор-

мирование идейно-эстетической позиции писателя, выясняется общая концепция творчества.

Вопрос о социальных и философских взглядах Романова неизбежно подводит к эпопее "Русь", центральность которого для своего творчества писатель неустанно подчеркивал. Роман свидетельствовал о панорамном восприятии России, о стремлении выявить устойчивость вечного начала - "народной стихии". В связи с этим в разделе главы "Вхождение в литературу. Е Романов и народничество" выясняются связи писателя, обратившегося к изучению природы народного характера, с современной традицией в его изображении - с традицией поздненароднической литературы. Диссертант на основе анализа раннего произведения - "Очерков Сибири" (1913), вклада писателя в переселенческую беллетристику - делает вывод об удалении взглядов Романова от народнических представлений. Писателю с самого начала было чуждо сугубо социологическое понимание человека, его экономический анализ. Романов предпочел национально-характерное социально- детерминированному. Пер-эместиг. акцент с социальной среды на национальный тип, он, однако, не перенес на него обвинения в общественном несовершенстве. Причиной этого явилось своеобразное, воспринятое от позитивизма, поедставление писателя о сущности национального характера.

Во втором разделе главы "П. Романов и позитивизм" выявлено влияние идей позитивизма на формирование мировоззрения писателя. Они в первую очередь нашли отражение в писательской концепции национального характера. Используя тенденцию эстетической методологии позитивизма - заимствовать ограниченный "позитивный" детерминизм естественных наук - Романов ставит перед собой задачу "проникновения в скрытую от поверхностного взгляда причинную зависимость вещей". В свете проблемы национального характера эта задача начинает означать поиск того, "почему русский народ, помимо объективных причин, дольше всех народов остается в своем нынешнем состоянии". Многолетние поиски привели писателя к соответствующему позитивистской доктрине выводу, что "прочно живущие веками национальные черты, которые отличают русского человека как особую индивидуальность среди других народов" и есть "не что иное, как общие причины, которые заставляют так, а не иначе поступать людей данной нации". Представление о неизменных национальных чертах, способных влиять на обстоятельства, стало философской основой творчества Романова.

В третьем разделе главы "П. Романов и революция" выясняется

- Б -

влияние мировоззренческих установок писателя на отношение к Октябрю.

Представление о национальном характере как о величине постоянной предопределило неприятие художником легковесных теорий об автоматическом соответствии общественно-политических и социально- нравственных изменений. Романову было свойственно восприятие революции, характерное для широких слоев русской интеллигенции и зафиксированное в целом ряде публицистических произведений ("Несвоевременные мысли" М. Горького, письма В. Короленко А.Луначарскому, "Окаянные дни" И. Бунина, дневники М. Пришвина и т.п.). Автор диссертации устанавливает идейную близость "Несвоевременных мыслей" и цикла очерков Романова "Народ и жизнь" (публиковались в горьковской "Новой жизни") - первой литературной реакции писателя на события 1917 г. Вместе с тем в позициях двух писателей обнаруживаются знаменательные расхождения. В отличие от Горького Романов не видел выхода в культурном строительстве, отрицая какую бы то ни было возможность вмешательства в замкнутый мир деревенской культуры. Только исторические катаклизмы (войны, революции и т.д.) способны поколебать глубинные основы национального характера. Очерки Романова имеют важное значение как своеобразные предшественники сатирических миниатюр.

Последний раздел главы имеет название "Наука зрения". Увлечение позитивизмом повлияло не только на историософию Романова, но и на его эстетические взгляды. С наибольшей полнотой они нашли выражение в оставшемся неопубликованным главном теоретическом труде писателя - книге "Наука зрения", над которой Романов работал долгие годы. Первоначально она задумывалась как своеобразное учебное пособие для молодых писателей и была призвана доказать излюбленную мысль писателя: "Художника делает не талант, а метод". Однако в настоящее время важна прежде всего как ключ к по: ниманию художественного творчества самого Романова.

Романов - художник позиции. Система художественных принципов в процессе творчества оставалась откосительно стабильной. Это не в последнюю очередь обусловлено тем/ что теоретическая проработка вопросов творчества предшествовала художественной практике. Романов, по собственному признанию, начал "не с творчества, а с философии творчества". Основные положения романовской эстетической теории и составили "Науку зрения". Свойственный писателю рационализм и сальеризм очевиден в стремлении "открыть законы художест-

венности", "сорвав завесу тайны с творческого процесса". Законы творчества он предлагает искать в закономерностях человеческого восприятия окружающей действительности. Так как человек лучше всего воспринимает знакомое и близкое, то и художник должен показывать не исключительное, а частотное, как бы напоминая читателю об уже известном. Сформулированное им правило "все написанное переводить на зрение" наиболее полно реализовано в сатирических миниатюрах, где наличествует не автор-повествователь, а наблюдатель. В соответствии с теоретическими установками складываются и принципы изображения человека: типическое понимается как типовое, вызывая в рассказах-сценках видимость натуралистической "безге-ройности". Опора исключительно на данные зрения, отвергающая даже минимальное предварительное знание художника, приводит к выводу о необходимости полного самоустранения автора в произведении. Такая принципиальная установка на доминирование "показа" обусловила многие особенности его драматической манеры повествования. Знакомство с эстетическим кредо Романова "Наукой зрения" обнаруживает ее тесную связь с эстетикой натурализма, с его подчинением творческого процесса процессу наблюдения, требованием научной объективности, отречения от творческой фантазии, от художественно мотивированной свободы в интерпретации реальности. Выявление идейно-художествеиного своеобразия ьроизведений Романова невозможно без вскрытия диалектически противоречивой связи между мировоззрением и методом, которой отмечено его творчество.

Вторая глава диссертации "Идейно-художественные особенности рассказа-сценки" посвящена знаменитым сатирическим миниатюрам. В первом разделе "Нравственный императив П. Романова" исследование комического в качестве ' художественно-методологического принципа потребовало постановки вопроса об авторском идеале. В своих идеальных представлениях о народной жизни Романов опирался на национальную гуманистическую традицию, был убежден, что в основе общественного устройства должны быть не только материальные, но и нравственные основания. Приверженец упраздненных революцией общечеловеческих ценностей, он видел, что слом традиционного жизненного уклада нередко означал разрыв с выработанными веками нормами народной нравственности. Целью своего творчества Романов положил сохранение этих ценностей. В понимании нравственного предназначения искусства Романов наследует прямолинейный нравственный пафос и морализм позднего Толстого. Отстаивание проповеднических задач

творчества предопределило особенности типизации в рассказах-сценках, лишь создающих видимость натуралистически поданных наблюдений, производящих поверхностное впечатление эмпирического фотографизма. Во втором разделе "Специфика типизации" выявлено отступление Романова от путей традиционного описательного искусства. Для реализации своих целей художник выбирает "путь простоты". Теоретический поиск Романова (его теория "упрощенности") и, что самое главное, его художественная практика находились в русле магистральной тенденции развития всей художественной культуры XX столетия, в русле процесса "интенсификации художественного языка" (Е. Тагер). ■ В диссертации делается предположение, что вступление Романова "на путь простоты" объяснялось воздействием творчества Толстого периода народных рассказов, возможно, привлекших писателя простотой поэтики, ориентацией на духовный и нравственный мир читателя из крестьян.

Таким образом, реализацию собственного предназначения "учителя ■нации" Романов видел в отказе от понимания реалистической правды как сложности, от привычного пути к всеобщему через индивидуальное. Стремление к "универсализации" собственных творений приводило к сознательному упрощению картины действительности. Романов оказывался приверженцем генер-ишзующего, дедуктивного метода, шел путем нормативистского рассмотрения фактов в свете априорных идей. Программно-дидактическое творчество писателя имело целью исследование социально-нравственных явлений, а не характеров или типов. Художественная ткань рассказов обнаруживает следы четкой конструкции, в которой выявляется ориентация на традиционные формальные модели.

В третьем разделе "Традиции народного театра" исследуются связи рассказа-сценки с народной театрализованной культурой.

Зрелищнось, избранная Романовым (установка на типовое в ущерб индивидуальному), изначально предполагавшая условность, а также драматическая природа рассказов-сценок (доминирование изображения над рассказыванием) предопределили наследование традиций самого условного зрелища - кукольного театра. В результате анализа мотива куклы, с зтико-социалыюй стороны имеющего целью не только критику традиционных грехов национального характера, но и вводящего в новеллистику писателя представление о чуждой силе, управляющей людьми и превращающей их в марионеток, делается вывод, что 1 изначально присущая сатире деформация реальности в "объективной" сатире Романова присутствует в прикровенной, имплицитной форме.

Цель сатирика - создание обобщенного представления о состоянии национального характера - нашла выражение в собирательном образе "дружного народа", а не в воспроизведении ролевого набора персонажей народного театра. Примитивизация в духе народно-театральной традиции в целом не сворачивает на гротескный путь, не покидает рамок правдоподобия. Мотив куклы находит воплощение преимущественно на уровне стиля, фразеологии. Сатира Романова постоянно балансирует на грани "натуралистического" наблюдения и сатирической условности. Естественно, что отдельные формальные приемы балаганного зрелища не получали характера стилизации, как это было, например, в рассказах В. Шишкова или М. Волкова. И все-таки анализ позволил реконструировать в "натуральном" диалоге Романова черты искусственности, балаганной сыгранности, свидетельствующие о его удаленности от передачи аутентичной устной речи. Отмеченные случаи пародийно-иронического использования приемов игры с "глухим", "смехового эха", "шутовского диспута" свидетельствуют о подчинении формальных средств народного театра задачам глубокого сатирического анализа действительности, становятся формой авторского присутствия в тексте.

В работе выявлена содержательная роль диалога, выполняющего функции несущей сюжетно-композиционной конструкции. Исследуются сюжетно-композиционные особенности рассказов-сценок, обращается внимание на ироническую дублирующую композицию рассказов, свидетельствующую о стремлении писателя поделиться с читателем своим предварительным авторским знанием, затеять с ним ироническую игру. Устанавливается связь сюжетного дублирования с таким приемом народного театрального действа, как выходные монологи.

Своеобразное преломление первичных фольклорных структур в сатирической новеллистике писателя позволяло высветить резкие контрасты пореволюционной ситуации в России. Социально-критическую функцию получали как формальные приемы народного театрализованного действа, пародийно-иронически переосмысленные сатириком, так и мотив куклы. Он не только осуществлял вневременную нормати-вистскую нравоописательную сатиру на человеческие пороки, но,, обретая национальную и историческую конкретность, выводил новеллистику Романова на важные социальные проблемы современности.

В четвертом разделе второй главы "Виды сатирической деформации. Принцип зоологизма" продолжено исследование принципов создания персонажей - одной из важнейших форм выявления авторского отношения в художественном произведении.

Сатирическая дёформация в новеллистике писателя направлена лг выявление пороков общественных способностей личности, несовершенства ее экстериориальных связей. Тревога писателя при виде наступившей после революции эры ложного коллективизма в авторекок сознании нашла адекватное художественное воплощение в образе человеческого стада как сатирической модели антиколлектива, мнимого коллектива. В свете авторского идеала независимой, обладающей зрелым самосознанием личности традиционный сатирический зоологизм наполнялся серьезным социально-нравственным смыслом. Анализ свернутых речевых метафор, конкретизирующих образ "бессознательного стада", позволил сделать-вывод о тесной связи романовских зооупо-доблений с фольклорной традицией обозначения человеческих пороков Зоологизмы создают чуть заметное смещение пропорций в сторону карикатурного заострения персонажей, вводя в образ "дружного народа" гротесковую стилистическую составляющую.

В пятом разделе "Новеллистика П. Романова и народная бытовая сказка. Трансформация фольклорных норм" указывается, что подведение романовской сатиры под традиционные гротескные мотивы не раскрывает всей глубины идейного замысла художника, вскрывая лишь механику его сатирической типизации. Постижение мира сатирика, всем своим творчеством укорененного в национальной культурной традиции, продолжено посредством более детального выяснения его связей с этой традицией, в частности, с народной смеховой культурой. Доказывается несостоятельность попыток рассматривать новеллистику Романова в русле западноевропейской карнавальной традиции (несмотря на формальное богатство материала). В карнавале - мироощущении, освобождающем от страха, - мир максимально приближен к человеку, и человек к человеку. У Романова - мир враждебен человеку, и человек потерян в мире. В рассказах сатирика нет главного карнавального мироощущения, "веселой относительности всего" (М. Бахтин).

Присутствующая в новеллистике Романова народно-театральная традиция не исключает возможности обнаружения в ней связей с еще одной архетипической жанровой структурой - сатирической бытовой сказкой, так как драма проникает во все жанры фольклора, а между народным театром и бытовой сказкой существует прямая связь. Писатель, стремившийся рассмотреть явления действительности в аспекте их соответствия/несоответствия традиционным народным воззрениям на жизненный уклад, не мог пройти мимо народно-поэтической традиции, закрепляющей конституирующие черты народного миропонимания.

- и -

Романов использует многие элементы бытовой сказки: динамичность сюжета, диалогичность, варьирование ограниченного числа ситуаций, условность пространственно-временных характеристик, заключение происходящего в узкий мир повседневных забот, крестьянских будней. В целом ряде рассказов в трансформированном виде используется сюжетно-композиционная структура сатирической сказки, основу которой составляет одурачивание. В абсурдных действиях романовских героев обнаруживается четко поставленная задача-- обмануть новую власть. Неадекватность средств, используемых "дружным народом", и поставленной цели (например, Еырубка леса как способ "сохранения" его от сдачи государству; поджог имения как избавление от конфискации) позволяет оценить результат их замыслов как поражение. Посрамление народа - знак опасной удаленности происходящего от логики народной жизни.

Мучительные попытки приспособиться к новой реальности вызывают опасные деформации в духовном облике "дружного народа". Нравственные перекосы, вызванные революцией, Романов исследует в постоянном соотнесении с чертами фольклорного прототипа - отдельными гранями главного героя сатирической сказки Дуракошута. Фольклорный аналог .центрального собирательного образа романовских рассказов воплощает авторскую концепцию национального характера в пореволюционной России. Демонстрируя изменение прежних пропорций в своей амбивалентной структуре, он начинает выполнять новые функции, связанные с актуализацией социально-критического содержания произведений. Романов показывает как девальвацию традиционных идеальных граней образа (жалостливости, милосердия, утопического сознания, исконного крестьянского монархизма), так и опасное саморазвитие далеко не самых высоких народных помыслов (оправдание воровства). Смещение системы традиционных нравственных ценностей проведено с использованием существенной для условного искусства черты - иносказательности. Романов проверяет состояние системы "человек-общество" институтом народных оценок и пародийным снижением традиционных представлений доказывает нарушение равновесия системы. В качестве источника пародии выступают как определенные фольклорные модели, так и не'получившие жанрового оформления представления. В этом случае пародирование как способ типизации подразумевает не литературную, а жизненную точку опоры.

Сатирической обрисовкой грехов национального характера не ограничивается задача художника. Хотя, наблюдая опасную деформацию

в устоявшемся мире народных нравственных норм, Романов не освобождает своих героев от вины за свое нынешнее нравственное состояние, но и однозначно не осуждает их, перенося груз ответственности с объекта приложения утопических мечтаний на строителей новой жизни, одержимых мечтой о коммунистической утопии. Их драматическое столкновение и фатальное непонимание организуют внутренний мир рассказов. Романов исследует обе стороны общереалистической проблемы "герой - среда", которая в его творчестве приобретает форму конфликта народа и власти. Этот конфликт предстает в художественном мире Романова в глубоко национальной огласовке, в категориях мифологизированного народного сознания, как протиу востояние святости и сатанинства. Реализации этого мотива посвящен шестой раздел второй глэеы "Мотив двоемирия ц современность".

Задача имитации эмпирического фотографизма, маскировки сатирического преувеличения под обыденный диалог диктовала Романову настойчивый поиск реалистических мотивировок правдоподобия при обращении к вторичной художественной условности. Поэтому и дихотомия святость/сатанинство, ставшая универсальной основой фи-лософско-эстетической концепции Романова, получила своеобразное, нетрадиционное воплощение, став исходной точкой выражения авторской позиции в произведении. Идея противостояния мира идеальной действительности миру сатанинства стала художественным образом, адекватным алогизму самой действительности, и приобрела социально-политическое звучание. Отсвет эсхатологических мотивов, неизбежно присутствующих в связи с художественным исследованием мотива двоемирия, четко обозначил трагедийное в мироощущении художника, выяеил апокалипсический аспект романовской сатиры. Присутствие мотива двоемирия свидетельствует о повышении меры условности, о присутствии в произведениях определенного кода, который и предстоит разгадать читателю. Романов свой шифр строит на основе христианской символики, ориентируется на глубинный пласт народных верований.

Автор диссертации обращает особсе внимание на три рассказа, связанные одной идеей - своеобразную условную новеллистическую трилогию ("Обетованная земля", "Убогие", "У парома"). Каждый из них отражает определенный этап авторских раздумий о сущности рожающегося мира. Анализ позволил сделать вывод о постепенном росте писательских сомнений в гуманистической сущности нового мира. Во всех трех рассказах философское осмысление житейских эпизодов придало им емкость и глубину, необходимые для свободного развития

мысли. Уже критики-современники в поисках жанрового определения для программно-дидактического творчества Романова обращались к традициям притчи (Н. Фатов, Е.Никитина). Сам писатель утверждал, что может "содержание одного и т^го же рассказа изложить в бытовой форме и в символической". Отсутствие таких "параллельных" текстов доказывает сосуществование этих двух форм в пределах одного текста и следовательно наличие в рассказах символической подосновы. Символический подтекст намечен пунктиром, вкраплениями значимых деталей, оперирующих ключевыми национальными образами мира и культурно-художественными архетипами (христианская символика имен; евангельские реминисценции; мотивы берега, порога, разрушения храма; символические образы огня, утра и т. п.).' Именно они и раскрывают замысел художника. Образный ряд, частично намеченный в притчеобразной новеллистической трилогии, получает воплощение и в сатирической новеллистике.

Используя элементы условной образности, сатирик постоянно стремится оставаться в рамках реалистической поэтики. Поэтому на самом доступном читательскому восприятию уровне его рассказов мистический иллюзионизм нарождающегося призрачного мира передан через стихию богатой словесной мистики, производящей впечатление тщательной передачи растабуированной народной речевой стихии. Сохраняя свое проходное значение, она в то же время наделяется относительно-предметным значением, создавая в рассказах ощутимое мистическое настроение. Таким образом, стилевой пласт, восходящий к мифологическому миропониманию, составляет суеверную подоснову рассказов, реализуемую в виде отдельных мистических вкраплений в бытописание. В скудном предметном мире Романова его редкие детали, производящие впечатление немотивированности, как правило, и оказываются мистически нагруженными. Заключенные в незначащих на первый взгляд фразах подтекстовые значения существенно углубляют идейный смысл романовской сатиры. Мистификация вполне реальных социальных коллизий помогает вскрыть их истинный масштаб. Отдельные моменты народных суеверий (свинья, рига, поп, младенец и т.п.) выступают в тексте в роли своеобразных знаковых формул, смысловых доминант, позволяющих придать происходящему дополнительный смысл, не 'вытекающий непосредственно из прямолинейных значений текста. Эти выводы подтверждаются текстовыми исследованиями.

1. ЦГЛМ. Ф. 1281. Оп. 1. N60. Л18.

Мир романовских рассказов построен по законам антимира, мира Антихриста. Ориентация на эсхатологичесий вариант обратного мира лишает его комических черт. Картина мира оказывается окончательно опрокинутой. Логика в абсурде, в котором вынуждены ориентироваться герои, появляется при корректировке романовских алогизмов принципом обратности. Нарушение привычной иерархии становится одним из структурообразующих принципов сатирической поэтики. Романовский антимир отразил созидание мира абсурда в реальности, где разумные жизненные связи заменены иррациональными, мистическими. Романовские анкеты; "значки", "буквы", "люди с листами" - первые приметы той трансцендентной силы, которой явится государство, вставшее над человеком. Понимание художественного мира писателя оказывается невозможным без связи его с бесовством эпохи, где абсурд господствует над смыслом. Сатирик проследил кризис привычной реальности, освященной вековым жизненным укладом, которая не, вмещается в человечески освоенные формы, становится все менее ощутимой и постижимой.

Глава содержит краткие выводы и обобщения. Анализ рассказов-сценок позволил выявить несколько уровней прочтения. На фабульной канве рассказов изложены бытовые неурядицы пореволюционной жизни. Второй план более глубоко захватывает пространство жизни: писатель исследует опасные нравственные деформации, возникшие после директивной отмены привычного мироустройства. На самом глубинном уровне романовская сатира обращается не только к характеру человека, но и к характеристике облика мира, пугающие контуры которого отчетливо проступают в реальности.

Третья глава диссертации названа "Социально-психологические рассказы второй половины 1920-х годов". Автор диссертации обосновывает, что несмотря на разительное стилистическое и структурное отличие от рассказов-сценок новеллистика второй половины десятилетия продолжает развивать главные проблемы творчества Романова. Предпринятое в сатирических миниатюрах исследование происходящих общественных изменений в разрезе соответствия их уровню национального самосознания в социально-психологических рассказах дополняется проблемой социально-нравственного самоопределения личности. От анализа социального уклада Романов переходит к анализу процессов, происходящих в сфере этиеских норм. Беспокойство писателя вызывает "действующий в современности закон отталкивания от прежней реальности", в частности, новые теории семьи к брака.

1. ОР ШЛИ. Ф. 24. Оп. 1. N195. Л 53.

Романов был убежден, что длл формирования личности важна преемственность не только общенациональных духовных основ, но и здоровая повторяемость сложившегося семейного бытия. Писатель не смог избежать дискуссируемой в то время "проблемы пола". Рассказ "Б«з черемухи", вызвавший бурную полемику в печати, зафиксировал тот момент, когда рождающийся этический комплекс в стремлении к полной независимости от предшествующего принял абсурдный характер вульгарного материализма и нигилизма. Замеченное писателем в "новом", как правило, молодом человеке стремление избавиться от "лишних чувств" сигнализировало о возможных опасных последствиях отрыва от твердой этической почвы. В рассказе "Суд над пионером" Романов открыто противостоял официально провозглашенной лицемерной духовной аскезе, грозившей повальным упрощением и рационированием великих жизненных таинств.

Романов затронул и важную проблему воздействия пореволюционной действительности на представителей интеллигенции, по авторскому определению, "идеологически господствующего класса". В цикле рассказов, посвященном интеллигенции ("Видение", "Экономическая основа", "Человеческая душа", "Путаница" и др.). показано, что в мире перевернутых отношений даже развитой личности стало трудно сохранять свою внутреннюю самостоятельность. Рассматривая "крушение интеллигенции", "потерю ею точек опоры", писатель особое внимание обращает на "разложение морали, потерю семьи, религии, эстетики". Беллетристические иллюстрации, раскрывающие соответствующие пункты писательской "программы", без труда обнаруживаются среди рассказов этой тематической группы. Попытки Романова художественно зафиксировать "конец идеализма, прекрасных чувств" подчас получали прямо противоположное эстетическое воплощение. Так, в рассказе "Белые цветы" ностальгический гимн исчезнувшему культу высокой любви отмечен печатью явного художественного дилетантизма, мелодраматизма и банальной красивостью языка.

Наблюдаемое писателем трагическое несовпадение личностных и коллективистских задач побуждало к поискам способа выживания в порочной среде. Романов со свойственным ему сознанием собственной учительской миссии предложил читателю свои рецепты спасения. Опубликованные в 1926 году "Письма женщины" были расценены критикой как включение писателя в движение за моральное освобождение женщины. Между тем философсгая идея "Писем" заключается в публи-

]. ОР ИМЛИ. Ф. 24. Оп. 1. N 195. Л. 53.

цистически открытой проповеди духовной свободы личности. Ощущение наступающего унифицированного, лишенного духовного света социума заставило обратиться к вопросу о жизни человеческого духа. Уверенный, что духовная монополия ничего, кроме уничтожения духовной жизни, принести не может, писатель обосновывает возможность сохранения личности и в невероятно сложных современных условиях. Художественный идеал писателя содержал представление о высокоразвитой индивидуальности, существующей вне социальных законов конкретной эпохи. Скорректированный жесткими условиями времени, идеал писателя принял форму устремленности к суверенной личности, способной к имманентному развитию, к "росту из своей природы" (в терминологии Романова). В проповеди самоусовершенствования Романов вплотную сближался с Л Толстым. Однако если Толстой главным условием сохранения индивидуальности полагал ее вовлеченность в жизнь народную, то романовская проповедь, проходившая в условиях эпохи, отодвигавшей личность на второй план во имя блага абстрактно понимаемого целого, коллектива, исключала возможность слияния с массовой жизнью, обосновывала в качестве условия выживания самоизоляцию, необходимую для противостояния тлетворному влиянию извне. 1

Писатель в рассказах второй половины 20-х годов ставил перед собой чисто публицистические цели и представал как публицист: доступно фбрмулировал проблему и давал ее интерпретацию. Публицистически выстроенная позиция автора открыто выражена через героев-единомышленников. Рассказы грешат излишней морализацией. Авторская мысль находит воплощение не столько в логике движения характера и обстоятельств, сколько в сцеплении логических авторских суждений.

Между тем в новеллистическом наследии Романова есть несколько рассказов ("Яблоневый цвет", "Черные лепешки", "Звезды", "Голубое платье", "Право на жизнь, или Проблема беспартийности"), в которых писатель вплотную приближается к созданию полноценных характеров, разительно отличающихся как от образов-масок рассказов-сценок, так и от героев-идеологоЕ, рупоров авторских идей проблемной новеллистики. В центр повествования ставится человек не в его общих связях с действительностью, а в сугубо специфических, индивидуальных. Среди них особое место занимает "Право на жизнь, или Проблема беспартийности", в котором Романов исследует взаимоотношения таланта и требований эпохи. В рассказе нашел отражение последний этап процесса поглощения личности тоталитарным режимом.

С характерной для него прозорливостью Романов предвидит опасное нарастающее стремление господствующей идеологической доктрины к монополии на обладание истиной, нарождавшийся духовный геноцид.'

В заключении главы делается вывод о том, что социально-психологические рассказы, уступая рассказам-сценкам в художественной разработке отдельных тем, в то же время дополняли и опережали их в постановке важных социалыю-нраЕственных проблем. Оценка общества в них проходила под углом зрения духовной удовлетворенности индивида. Отстаиваемый писателем приоритет общечеловеческих ценностей предполагает модель мира, где базисной ценностью является первичная индивидуальность. Вместо привычного при классовом подходе движения от общего к индивидуальному задается принципиально иной вектор развития: от личности к обществу.

В Заключении диссертации подводятся основные итоги проделанного исследования, определяется роль новеллистики в творчестве Романова, ее значение в прозе 20-х годов. Делается вывод о том, что рассмотренные две основные жанрово-тематические сферы лишь на первый взгляд представляются изолированными и самостоятельными общностями. Многообразие тем романовской новеллистики стягивается к единому центру высокой гуманистической устремленностью писателя, не примирявшего своих убеждений с эпохой, всегда шедшего "дорогой своей подлинной жизни".

По теме диссертации опубликованы следующие работы:

1. "Я никогда не был подголоском эпохи..." // Новый журнал. -СПб. , 1991. - N 7. - С. 87-90.

2. Проблемы идейно-художественной эволюции П. Романова // Читатель и современный литературный процесс: Тезисы докладов. Грозный, 1989. - С. 81-83.

3. "Наука зрения" П. Романова: к вопросу о творческом методе писателя / Ленинградский государственный университет. - Л., 1991.-Деп. в ИНИОН АН СССР 11.06.91. N 44726. - 1,2 п. л.