автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: "Новый летописец" как памятник литературы первой трети ХVII века

Текст диссертации на тему ""Новый летописец" как памятник литературы первой трети ХVII века"

61 $$ - 10[ Ш"*

/

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК СИБИРСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ ИНСТИТУТ ФИЛОЛОГИИ

На правах рукописи

Зотов

Александр Михайлович

«Новый летописец» как памятник литературы первой трети XVII века

Специальность 10. 01. 01 - «Русская литература»

Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Научный руководитель -

член - корреспондент РАН, доктор филологических наук профессор Е. К. Ромодановская

Новосибирск 1999

Содержание

Введение.......................................................................................................3

Глава I. Система литературных образов «Нового летописца»

1.1. Вступительные замечания............................................................35

1.2. Образ Ивана Грозного.................................................................38

1.3. Образ Федора Ивановича.............................................................44

1.4. Образ Бориса Годунова................................................................52

1.5. Образ Лжедмитрия 1.....................................................................79

1.6. Образ Василия Шуйского.............................................................86

1.7. Правление Михаила Романова.....................................................99

1.8. Изображение деятелей церкви.....................................................108

1.9. Изображение полководцев и руководителей

Второго ополчения.....................................................................128

1.10. Общая характеристика...............................................................134

Глава II. Проблемы стиля, жанра и атрибуции «Нового летописца»

2.1. О явлении стилистической дуальности текста

«Нового летописца»....................................................................138

2.2. Элементы агиографического стиля в повествовании

«Нового летописца»....................................................................147

2.3. Характеристика традиционных формул

воинского повествования............................................................156

2.4. Художественные функции прямой и диалогической речи

в «Новом летописце»...................................................................179

2.5. О жанровом своеобразии «Нового летописца»...........................186

2.6. Кем мог быть составитель «Нового летописца»?

(К характеристике автора)..........................................................197

Заключение..................................................................................................205

Список использованных источников и литературы....................................209

Список сокращений.....................................................................................226

Введение

fM я зучение русского летописания отечественной филологической наукой ^ чУЩ^- было начато сравнительно недавно1. Одними из первых работ, посвященных историко-литературному изучению летописей, стали труды И.П. Еремина, В.П. Адриановой-Перетц, Д.С. Лихачева, О.В. Творогова, Я.С. Лурье и других крупнейших исследователей-медиевистов. Значительные достижения в плане историко-литературного изучения русских летописей оказались возможны благодаря появлению фундаментальных исторических трудов A.A. Шахматова, М.Д. Приселкова, В.М. Истрина, а в дальнейшем - М.Н. Тихомирова, А.Н. Насонова, Б.М. Клосса и ряда других выдающихся ученых.

Существенным вкладом в изучение процессов возникновения и развития в древнерусской литературе жанров художественной прозы стало появление коллективной монографии «Истоки русской беллетристики» [ИРБ, 1970], отдельная глава которой посвящена сюжетному повествованию в летописях XI - XIII вв. По наблюдениям О.В. Творогова, специфической особенностью древнерусского сюжетного повествования, наиболее ярко проявившейся в летописных рассказах, является «сложное взаимодействие в них традиционного, этикетного и жизненно наблюденного» [там же, с. 65]. При этом ответ на вопрос, можно ли считать летопись памятником литературы, как отмечает исследователь, достаточно сложен в силу особенностей жанра, специфики структуры летописи, в которой сочетаются «чисто хроникальные записи и литературное повествование» [там же, с. 32]2. Вместе с тем изучение летописей как литературных памятников чрезвычайно перспективная и столь же необходимая задача, поскольку целый ряд важнейших явлений, присущих древней русской литературе (абстрагирование и конкретизация, становление и разрушение литературных канонов, различные приемы

1 Как справедливо отмечает Я.С. Лурье, в единственном дореволюционном исследовании о летописи как литературном памятнике, принадлежащем М.И. Сухомлинову, вопрос этот трактовался весьма односторонне, поскольку «... основная часть его работы была посвящена вопросам истории древнейшего летописания, его источникам и т. д.» [Лурье, 1972, с. 76].

2 Сходная мысль была высказана Я.С. Лурье, отметившим, что «вопрос о летописании как о литературном жанре или системе жанров, весьма сложен», поскольку «... многие его (летописания - А.З.) особенности объясняются не особым «художественным мышлением» древнерусских людей, а конкретными политическими задачами, стоявшими перед летописцем» [Лурье, 1972, с. 92].

сюжетосложения отдельных рассказов), по замечанию Я.С. Лурье, могут быть изучены лучше всего именно на летописном материале.

Литературная специфика русских летописей, созданных в разное время, продолжает привлекать внимание многих современных исследователей [Шайкин, 1986, 1989; Пауткин, 1990; Бобров, 1996]. При этом предметом исследования литературоведов становятся, как правило, древнейшие летописные своды. Это обстоятельство объяснимо, поскольку относительно «свободное», по определению Я.С. Лурье, сюжетное повествование постепенно «ушло из летописи вместе с эпическими преданиями: уже в XV в. оно получило развитие в иных жанрах письменности - в хронографе и отдельных повестях» [Лурье, 1972, с. 92].

Однако изучение позднего русского летописания конца XVI- начала XVII в., как и древнейших летописных сводов, представляет несомненный научный интерес не только для отечественной историографии, но и для исследователей, занимающихся выяснением литературной специфики летописных сочинений рассматриваемого периода. В самом деле, построение вузовского курса «Истории русской литературы XI - XVII вв.» невозможно без рассмотрения путей эволюции форм исторического повествования, определения происхождения, источников, идейного и литературного своеобразия таких крупнейших памятников русского летописания, какими являются «Новый летописец», «История о разорении русском», Мазуринский, Московский, Вельский и Пискарёвский летописцы.

«Новый летописец» принадлежит к крупнейшим летописным сочинениям первой половины XVII века. Памятник был составлен в Москве около 1630 года при патриаршем дворе, возможно, при непосредственном участии самого Филарета, именно поэтому «Новый летописец» является официальным патриаршим летописцем XVII века. Об официальном характере «Нового летописца» свидетельствует огромное количество списков памятника XVII и большей частью XVIII в. Составитель «Нового летописца» начинает своё повествование с описания последних лет правления Ивана Грозного, покорения Ермаком Сибирского царства и доводит его до 1630 года, сообщая «о рожеми царевны Анны Михаиловны», причём на этом его текст неожиданно обрывается во всех известных списках различных редакций. В центральной части своего сочинения автор детально воссоздаёт все перипетии «Смутной» эпохи, связанные с напряжённой

политической борьбой за царский престол, польско-литовской, шведской интервенцией, осложнённой к тому же многочисленными, большими и малыми, антифеодальными движениями. Текст «Нового летописца», как неоднократно отмечалось в работах по источниковедению отечественной истории, содержит некоторые уникальные известия, позволяющие рассматривать памятник как ценный исторический источник [Любомиров, 1939; Назаров, 1974; Смирнов, 1951].

Изучение «Нового летописца» было положено обстоятельным исследованием С.Ф. Платонова, посвящённым рассмотрению повестей и сказаний XVII века о «Смутном времени». В дальнейшем к тексту памятника обращались Л.В. Черепнин, E.H. Кушева, М.Н. Тихомиров, Б.М. Клосс, В.И. Корецкий, И.А. Жарков, В.Д. Назаров, Я.Г. Солодкин, Р.Г. Скрынников, И.С. Ломоновский, В.Г. Бовина и некоторые другие исследователи в связи с изучением важнейших исторических процессов конца XVI - начала XVII вв. и официальной концепции «Смуты», складывающейся в это время в ряде исторических повествований. В работах современных исследователей рассматривается целый комплекс проблем, связанных с изучением различных редакций «Нового летописца». Одним из дискуссионных в настоящее время оказывается вопрос об атрибуции текста официального «Летописца» первоначального состава и последующих его редакций, о степени причастности патриарха Филарета к составлению рассматриваемого сочинения. В научной литературе, посвященной изучению текста «Нового летописца», наблюдаются, кроме того, существенные расхождения и по вопросу о повествовательных источниках памятника, соотношении его различных списков и редакций, происхождении и времени их составления.

При изучении позднего русского летописания необходимо учитывать два важнейших обстоятельства. Во-первых, как отмечал Л.В. Черепнин, «эти летописные своды интересны как историографические опыты, представляющие собой переходную ступень в развитии русской исторической науки от «Степенной Книги» XVI в. к трудам первых представителей дворянской историографии XVIII в. (Татищев и его школа)» [Черепнин, 1945, с. 81]. Во-вторых, русское летописание XVII в., как отмечают многие современные исследователи (В.Г. Бовина, Я.Г. Солодкин), еще недостаточно изучено как особое историческое и культурное явление. Однако гораздо в меньшей степени Летописцы XVII века изучались с точки зрения литературной. Поздние летописные своды отличаются от

древних летописей целым рядом особенностей. Уже С.Ф. Платонов отмечал, что «Новый летописец» создавался трудом одного автора, тогда как традиционная летопись, представлявшая собой свод, слагалась усилиями нескольких поколений летописцев. В «Новом летописце» уже невозможно выделить древнейшее летописное «ядро» от позднейших напластований. Памятник был составлен в сравнительно небольшой промежуток времени и по преимуществу использовал современные ему документальные и литературные источники. По мнению В.Г. Вовиной, «для Нового летописца и других позднейших летописных сочинений характерно пренебрежение к точности фактической стороны повествования» [Бовина, 1990, с. 37], так как для авторов важен уже не сам исторический факт, а некая основная идея, которую составитель или составители летописи стараются выразить в своем сочинении.

Центральной основополагающей идеей «Нового летописца» является идея божественного промысла в выборе государя. При этом сама идея проводится лишь в некоторых (чаще всего довольно пространных) главах, тогда как остальной материал остается как бы беспризорным [там же, с. 38]. Тем не менее «Новый летописец» (и ряд других летописных сводов преимущественно неофициального характера, созданных в первой половине XVII в.) является уникальным источником по истории «Смуты»: в нем встречаются такие факты, которые неизвестны авторам других сочинений этого времени.

С.Ф. Платонов первым обратил внимание на известное единство выраженных в «Новом летописце» взглядов на события и лица «Смуты». Это обстоятельство, по его мнению, свидетельствует о том, что рассматриваемое сочинение представляет собой труд одного автора [Платонов, 1913, с. 321, 338]. Несмотря на всю весомость и обстоятельность аргументов известного историка, позднейшие исследователи «Нового летописца» все же склонны считать, что официальный «Летописец» 1630 года был составлен не одним человеком, а скорее группой лиц [Ломоновский, 1988, с. 104; Жарков, 1975, с. 18]. При этом, как полагает И.А. Жарков, составители «Нового летописца» «обладали различной степенью литературного дарования», поскольку многие статьи памятника «напоминают трафаретную погодную форму изложения событий» [Жарков, 1975, с. 18], в то время как другие содержат развернутые описания некоторых событий времени

правления Федора Ивановича и последовавшей за смертью последнего представителя династии Калиты «Смуты».

Сам С.Ф. Платонов объяснял стилевую неоднородность «Нового летописца» (при строгой идеологической выдержанности сочинения) зависимостью его составителя от источников, которыми ему пришлось воспользоваться в процессе работы над своим историческим трудом. «Только этою зависимостью, - писал историк, - можем мы объяснить, во-первых, некоторые противоречия автора, а во-вторых, двойственность его литературных приёмов» [Платонов, 1913, с. 330]. В суждениях С.Ф. Платонова составитель «Нового летописца», однако, предстаёт всего лишь простым компилятором, притом весьма неискушённым, поскольку, по мнению историка, не смог справиться с задачей объединения разнородного материала в единое связное и стилистически однородное повествование.

В.Г. Бовина, взявшая на себя труд фундаментального источниковедческого исследования памятника, базирующегося на сличении более 80 списков «Нового летописца», сделала предположение, что «составителем памятника явилось, очевидно, духовное лицо, близкое к Филарету и, возможно, находившееся вместе с ним в польском плену» [Бовина, 1988, с. 16]. Это предположение также впервые было выдвинуто С.Ф. Платоновым. Однако в другой более поздней своей работе современный исследователь пишет о «составителях памятника» [Бовина, 1990, с. 38]. В первом своём утверждении В.Г. Бовина определенно следует за С.Ф. Платоновым, который, в частности, писал, что «Новый <...> летописец легко мог быть написан каким-нибудь священником или монахом из патриаршего штата» [Платонов, 1913, с. 340]. В последующем же - определенно сходится с мнением И.С. Ломоновского, И.А. Жаркова и некоторых других современных исследователей. Однако В.Г. Бовина вместе с тем считает необоснованным ставшее уже общим местом в работах, посвященных изучению текста «Нового летописца», положение о стилевой неоднородности текста памятника, полагая, что некоторые легендарные подробности и риторические фразы, которыми открываются отдельные главы рассматриваемого сочинения, не оказывают существенного влияния на самый характер повествования.

Отмеченная особенность была обстоятельно рассмотрена С.Ф. Платоновым, согласно мнению которого, в «Новом летописце» представлены «два ясно очерченных типа повествования»: «повествования литературно обработанные» и

«записи летописного характера». В этой связи «Новый летописец», - как полагает исследователь, - может быть назван сводом разнохарактерного литературно-исторического материала» [Платонов, 1913, с. 334]. Соображения известного историка на самом деле выглядят не вполне убедительными. Если допустить, что составитель или составители сочинения использовали в своем официальном и достаточно объемном труде о «Смуте» различные источники и оказались не в силах слить их в единое связное и стилистически однородное повествование, то нужно, во всяком случае, указать хотя бы на наиболее важные и значительные из них. Между тем С.Ф. Платонов специально не остановился на проблеме источников «Нового летописца», заметив лишь, что это были «очень хорошие и очень разнообразные» источники [там же, с. 327]. Правда, исследователь всё же отметил, что составитель рассматриваемого сочинения пользовался официальными документами, при этом весьма кратко их охарактеризовав. Высказывая вероятное предположение о знакомстве автора «Нового летописца» с официальными грамотами центрального правительства и местных властей, дипломатической перепиской, разрядными записями, историк отмечал, что «автор знал и литературу своего времени» [там же, с. 329]. С.Ф. Платонов здесь имеет в виду знакомство составителя «Нового летописца» с «Повестью» нижегородца Григория о чудесном видении 1611 г. Кроме того, ему были известны обстоятельства смерти Андрея Боголюбского, поскольку он сравнивает предателя Романовых Второго Бартенева с убийцею кн. Андрея Якимом Кучковичем, а это указывает, по мнению исследователя, на знакомство составителя с древними летописями [там же].

Здесь можно также привести используемое автором «Нового летописца» хотя и достаточно традиционное, но тем не менее последовательное сравнение Бориса Годунова с «окаянным» Святополком. Причем автор, стремясь к полноте и последовательности подобной аналогии, допускает противоречие с тем своим известием, которое приводит несколько ранее. С.Ф. Платонов так комментирует отмеченную неточность соответствующего известия «Нового летописца»: «...повествуя о посылке царевича Димитрия в Углич, автор заявляет, что с ним ехали и убийцы его Д. Волохов и Н. Качалов. А ниже он говорит, что эти лица посланы в Углич перед самым убиением царевича» [там же, с. 323]. Историк здесь же замечает, что это «грубое противоречие» было отмечено впервые в статье Е.А. Белова «О смерти царевича Димитрия» [Белов, 1873, с. 286 - 287]. По-

добное противоречие, как и ряд других [Платонов, 1913, с. 323, 330 - 332], служат, по Платонову, во-первых, доказательством того, что официальный «Летописец» составлялся «