автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.05
диссертация на тему: "Образ речи" в романе. Сопоставительная характеристика национальных вариантов (И.А. Гончаров, У.Д. Хоуэллс)

Полный текст автореферата диссертации по теме ""Образ речи" в романе. Сопоставительная характеристика национальных вариантов (И.А. Гончаров, У.Д. Хоуэллс)"

На правах рукописи

РГ Б ОД

Раренко Мария Борисовна

" * Май

"ОБРАЗ РЕЧИ" В РОМАНЕ. СОПОСТАВИТЕЛЬНАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА НАЦИОНАЛЬНЫХ ВАРИАНТОВ (И.А.ГОНЧАРОВ, У.Д.ХОУЭЛЛС)

Специальность 10.01.05 - Литература народов Европы, Америки и Австралии

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени сандидата филологических наук

МОСКВА, 2000 г.

Работа выполнена на кафедре истории зарубежных литератур филологического факультета Московского государственного университета им. М.В.Ломоносова.

Научный руководитель - доктор филологических наук,

профессор Т.Д. Бенедиктова Официальные оппоненты - доктор филологических наук

Ведущая организация - Московский областной педагогический университет им. Н.К.Крупской

Защита состоится 21 апреля 2000 г. в 16 часов на заседании диссертационного совета Д 053 06 13 в Московском государственном университете имени М.В.Ломоносова по адресу: 119899, Москва, Воробьевы горы, 1-ый корпус гуманитарных факультетов МГУ, филологический факультет.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке филологического факультета МГУ.

Автореферат разослан марта 2000 г.

Ученый секретарь

Е.А.Стеценко кандидат филологических наук С.А.Саламова

Диссертационного совета доцент

2 = р? - ч Го нч уу С/2. И. А. <г 3" ч Коуэ^лс К а. 5;

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Предметом рассмотрения в предлагаемой диссертации тяется проблема воссоздания культурно-специфического дискурса тсреводе. В качестве материала исследования выбраны романы Гончарова "Обломов" и У.Д.Хоуэллса "Возвышение Сайласа фема" и их переводы соответственно на английский и русский пси.

Актуальность избранной темы обусловлена несколькими ячинами:

♦ проблемы национально-специфического образа речи и • воплощения в художественном произведении в отечественном гературоведенин пока специально не рассматривались, хотя были мечены М.М.Бахтиным;

♦ проблема трансляции национального дискурса нуждается отечественным переводоведением, но лишь по частным зодам, в отсутствие теоретического обоснования и вне связи с южественным своеобразием переводимого произведения;

♦ в этом последнем отношении "сотрудничество" юводчиков-практиков и литературоведов и возможно, и в сшей степени актуально.

Цели и задачи работы вытекают из характера исследуемого гериала и состоят в следующем:

♦ описать и по возможности сформулировать особенности угекания американского и русского национальных дискурсов, южествснно моделируемых в указанных выше романах;

♦ проанализировать переводы романов на предмет :создания в них национально-специфического дискурса;

♦ показать, как неточности в воссоздании национального ; курса при переводе приводят к частичной потере южественного эффекта.

Научная новизна работы определяется тем, что

♦ художественное произведение впервые рассматривает« как поле художественного моделирования и. воссоздан! национального дискурса;

♦ в диссертации делается попытка сблизи-литературоведческий анализ с практическим переводоведение; подойдя к переводу с коммуникативных позиций.

Методологическую основу работы составили исследован! природы художественной речи и литературной коммуникаци осуществленные в разные годы М.М.Бахтиным, В.В.Виноградовы! Ю.М.Лотманом, А.И.Белецким, отдельные положения теори речевых актов (Дж. Остин, Дж. Серл) в ее приложении литературно-художественному материалу, элемент

конверсационного и дискурсивного анализа (Дж. Лич, X. Сак Э.Гоффман), некоторые наработки относительно молодой науки этнографии (Д. Хаймз, Р.Бауман, Дж.Шерцер).

Практическая ценность работы. Материал, разработанный предлагаемой диссертации, может быть использован при подготов! профессиональных теоретиков и практиков перевода, служит ступенькой к сближению курсов истории литератур переводоведения.

Полный текст диссертации обсуждался на заседании кафедр истории зарубежной литературы МГУ им. М.В. Ломоносова.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, тре глав, заключения и библиографии. Примечания к текст постраничны. Объем диссертации -173 страницы. Библиографу, включает 350 наименований.

СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Введение содержит обзор культурологических, ггературоведческих и переводоведческих концепций, которые пользуются в работе. Также охарактеризован выбор материала, дуальность избранной темы, научная новизна работы, очерчен )уг целей и задач исследования, уточнена методологическая основа ^следования.

I. Национальная идентичность - проблема, находящаяся в :нтре внимания этнологов, культурологов, философов, социологов, ггориков, литераторов. То, что существует "национальный [рактер", т.е. что каждому народу (или этносу) присущ свой, •личный от других психологический склад, общепризнанно, но моочевидность не мешает этому понятию оставаться в центре и 1учных дебатов, и публицистической полемики.

В свете современных представлений национальный характер (едстает как образование лишь относительно объективное, »скольку он являет собой продукт мышления и риторики, т.е. льтурный конструкт. Это проявляется в нередко подмечаемом нтрасте между тем, как мыслят себя представители определенного носа, и тем, как видят их представители других этносов, что несет ;ебе потенциальный конфликт. Полем формирования, во многом и едством оформления национального характера, выступает льтурная традиция.

При попытке объяснить "странности" в чужой культуре (то, э для нее наиболее индивидуально, как раз и будет выступать для :ледователя-«аутсайдера» неожиданным и странным) мы гественно опираемся на вчувствование (эмпатию), усилие оникновения во внутреннюю логику других людей, стараясь в то время абстрагироваться от собственной. При изучении 5ственной культуры метод эмпатии также законен и применим, но > целесообразно только после определенного опыта изучения кой культуры.

Этническая картина мира производна от этничесю констант, с одной стороны, и ценностной ориентации, с другой, - г сути, представляя собой их наложение. При изучении этничесю констант принципиальный интерес представляет сравнительнь анализ различных этнических картин мира.

В европейской культуре проблема поиска национальнс идентичности остро встает после Великой Французской Революци XIX век остался в истории как "век национализма": век, ког, европейские нации и народности начинают осознавать и актив! отстаивать (в том числе и политическими средствами) каждая св< своеобразие, свою уникальность, неповторимость. В рамк» данного исследования мы сосредоточили внимание на некоторь конкретных аспектах становления национального самосознания XIX веке в России и в Соединенных Штатах Америк Представители обеих наций в эту пору усиленно занимают саморефлексией, достигнутое осознание своей специфичное закрепляя в языке и через язык, а также художественну словесность.

II. Важнейшей особенностью языка художественной проз М.М.Бахтин считал тесную взаимосвязь "изображенной" "изображаемой" речи. "Изображенная и изображаемая ре' соотносятся друг с другом как две пересекающиеся плоскости"1. I пересечении этих двух плоскостей в художественном произведен! рождается неповторимый "образ речи" (речь понимается Бахтинь не как совокупность высказываний, а как общение, взаимодействи возникающее между адресантом и адресатом, в частности, меж, текстом и читателем). Исходя из теории речевых жанров М.Г Бахтина, разговорная речь может рассматриваться как прообр художественной формы, а эстетическое общение - к; разновидность общения социального. Исследуя приро, высказывания, Бахтин писал, что "эстетические закономерности к бы надстраиваются над закономерностями обыденной речи'

1 Бахтин М.М. Собрание сочинений, т. 5. - М.: Русские словари, 1997. - с 289.

2 Волошинов В.Н. Слово в жизни и слово в поэзии // Звезда. - 1926, № 6. с. 249.

стетическая функция речи при этом не противопоставляется щиально-организующей, а сотрудничает с ней. В литературе ¡чевое поведение, с одной стороны, отображается (например, в 1алогах персонажей), с другой стороны, художественное юизведение само участвует в речевом общении, являет собой 1стный способ принятого в данном обществе общения.

Проблематику речевого взаимодействия в художественном эоизведении и посредством художественного произведения можно осматривать в различных аспектах, в рамках разных дисциплин и междисциплинарном поле: "литературная стилистика здесь прямо >вершает прыжок из области лингвистики в область эстетики, ировоззрения, политики и т.д."1. В рамках данной работы нас тгересует образ речи в романах писателей середины XIX века, [итавших себя реалистами, что предполагало, в частности, »знательное и целенаправленное моделирование живой речи в их эоизведениях. Реалистическое слово, как отмечает современный ^следователь культуры A.B. Михайлов, по своей сути неформально антириторично, оно осознается как проводник между ¡йствительностью, читателем и писателем: действительность сражается в слове, слово становится синонимом бытия.

Тенденция к сближению литературного языка с живой устной ¡чью в реалистической прозе XIX века выражена повсеместно: dkg в количественном отношении диалог занимает в ней заметно >лее значительное место, сравнительно с традиционным )вествованием. Реалистический роман предоставляет небывалую юбоду для выражения национальной речевой стихии: на его раницах как никогда богато воплощается социальное разноречие, шговор» (диалог) обильно используется как средство создания 1люзии жизнеподобия и как средство художественной типизации, ри этом разговорный язык не только становится средством юбражения, не только используется как мощный экспрессивный :сурс (о чем писали В.В.Виноградов, Ю.М.Лотман, А.И.Белецкий), ) одновременно осваивается и как предмет рефлексии.

Бахтин М. М. Собрание сочинений, т. 5. - М.: Русские словари, 1997. - с. »4.

В рамках данной работы на материале выбранных на» произведений ставится, с одной стороны, проблс.1 художественного моделирования национального дискурса ("обра речи"), с другой, - проблема перевода художественного текста аспекте воссоздания культурно-специфического дискур оригинала. Эти две задачи не прямо, но необходимо друг с друг< связаны. Проблема перевода художественного произведен] неотрывна от проблем восприятия и интерпретации текст Переводчик выступает не только в роли медиума-транслятора, 1 и интерпретатора. Современные теории художественного перево, видят задачу переводчика не только в том, чтобы перевод состоял на общеинформативном уровне, но и в том, чтобы, при е посредстве, произведение выполняло в инокультурной среде ту ? эстетическую функцию, что и в контексте своей культуры, д. читающих на родном языке.

Предмет исследования может быть уточнен следукнщ образом: фактически, мы имеем дело с тремя типами речевых акп или тремя уровнями протекания дискурса: а) внутри произведен] (между персонажами), б) посредством произведения (меж, автором/повествователем и читателем), в) посредством перево, (между носителями различных культур). Последнее направлен] исследований на сегодня наименее разработано, хотя, пожалу наиболее актуально.

Несмотря на то, что на необходимость изучен] национального дискурса - в том числе и на материа художественных текстов - указывали некоторые исследовате.] (например, еще М.М.Бахтин, работая в 1950-х годах над стать» "Проблемы речевых жанров", как особую задача формулиров, проблему "национального своеобразия речевых жанров, особенно первичных"1), в отечественном литературоведении специальнь работ на эту тему нет.

1 Бахтин М. М. Собрание сочинений, т. 5. - М.: Русские словари. - 1997. -с. 268.

Первая глава "Художественный образ русской речи в романе 1.А.Гончарова «Обломов»" посвящена анализу русского [ационального дискурса, моделируемого в произведении классика.

При обсуждении индивидуальной манеры Гончарова - его сетода, способа художественного освоения действительности - в ритике, как современной писателю, так и позднейшей, с юразительной настойчивостью ставилась (не всегда, впрочем, [рямо, чаще - косвенно, исподволь) проблема сознательного и ессознатель ного.

Художественный метод И.А.Гончарова, по его собственному щущению, основан на бескорыстном, интуитивно-поэтическом чувствовании в жизнь. "Правда жизни" для него предстает как [екая целостность, где части внутренне взаимосвязаны и органично ливаются в форму целого. "...Я видел, что дело не в стиле у меня, а полноте и оконченное™ целого здания. Мне явился как будто ;елый большой город и зритель поставлен так, что обозревает его есь и смотрит, где начало, середина, отвечают ли предместия ;елому, как расположены башни и сады, а не вникает, камень или ирпич служили материалом, гладки ли кровли, фигурны ли окна tc. etc."1, - писал И.А.Гончаров И.И.Льховскому, работая над оманом "Обломов" в Мариенбаде. Жизнь подобна ансамблю, и для исателя ценно впечатление, которое производит роман как цельное динство. Реализм И.А.Гончарова покоится на мифе единения, к оторому проникает, как настаивал сам писатель, более удожественная интуиция, чем наблюдательность и аналитизм осприятия. Неудивительно, что Гончаров писал свои произведения олго, обрабатывая каждый образ, тип: "не умею ничего писать наче, как образами, картинами, и притом большими, ледовательно писать долго, медленно и трудно"2, признается сам ончаров.

Художественное отображение жизни у Гончарова в равной :ере ассоциируется с отражением и с пересозданием, [удожественная правда и правда объективного факта не мешиваются, а скорее противопоставляются. Отражая жизнь в

Гончаров И. А. Собрание сочинений. - М., 1980. - т. 8. - с. 244. Гончаров И. А. Собрание сочинений. - М., 1980. - т. 8. - с. 147.

художественном произведении, художник одновременно ее конструирует. Под влиянием искусства действительность может (и даже не может не) видоизменяться.

Национальная доминанта, обращение к национальному материалу имеет для Гончарова принципиальное значение. Во многом это определяется его жизненной и творческой позицией. "Пишу о русских для русских", - мотив, неоднократно встречающийся в переписке Гончарова с современниками. Для Гончарова национальное своеобразие народа ярче и интимнее всего проявляется через литературу, через язык, "самое живое и чуть ли не единственное выражение национальности"1.

Образ русской речи в романе И.А.Гончарова типизируется в речи центрального героя Ильи Ильича Обломова, в портрет которого "вбираются мало-помалу элементарные свойства русского человека"2, а также "обломовцев", включая и людей, окружающих Обломова в Петербурге. "Обломовская" речь имеет столь ярко выраженный характер, что речь Штольца на ее фоне звучит чужеродно (в ней слышится "чужеземный синтаксис"3).

Общение в Обломовке - общение "своих", тесно, долго живущих рядом друг с другом людей. Между "своими" нет секретов, запретных тем, все друг друга хорошо знают, знакомые у всех общие, поэтому важную роль в общении по-обломовски занимает ритуальное перечисление "своих" же: "Сначала переберут весь околоток, кто как живет, кто что делает... проникнут не только в семейный быт, но в сокровенные замыслы и намерения каждого, влезут в душу..."4. Отторжение, "извержение из круга человечества", напротив, воспринимается как акт высшей негуманности по отношению к другому, худшее из наказаний. В этом контексте становится совершенно очевидным, почему Обломова приводят в негодование слова Захара: "Я думал, что другие, мол, не хуже нас, да переезжают, так и нам можно..." (с.

1 Гончаров И. А. Собрание сочинений. -М., 1980. - т. 8. - с. 358.

2 Гончаров И. А. Собрание сочинений. - М., 1980. - т. 8. - с. 106.

3 Вайль А., Генис П. Родная речь: Уроки изящной словесности. - М.: Независимая газета, 1995. - с. 124.

4 Гончаров И. А. Собрание сочинений. - М., 1980. - т. 4. - с. 207.

О)1. "Другой" не может рассчитывать на то безмерное доверие, нисхождение и понимание, которые составляют сладость и [релесть обломовской идиллии. Разговор по-обломовски поэтому и троится как описание круга жизни, в который включается все асширяющееся число "своих". За пределы круга интерес не аспространяется: чужак, найденный в овраге, не вызывает ни острадания, ни участия, ни простого человеческого любопытства: Пусть его себе! И ходить не по что было вам!" (с. 108). Зато [ринадлежащие к кругу "своих" вправе рассчитывать на заботу и юнимание (хотя бы и чисто умозрительные, - какова озабоченность )бломова судьбой беглых мужиков: "И куда это они ушли, эти 1ужики? - думал он и углубился более в художественное »ассмотрение этого обстоятельства. - Поди, чай, ночью ушли, по ырости, без хлеба. Где же они уснут? Неужели в лесу?" (с. 97)).

Тавтологический, ритмически организованный повтор :расноречивая характеристика обломовской речи: ритмичность вучания призвана обеспечить синхронизацию индивидуальных шзненных ритмов и эмоциональное отождествление. По поводу [сведомого Олешкина, упоминаемого, как и многие другие, в 1ервый и последний раз, в романе происходит прочувственный >бмен репликами чуть ли не на полстраницы: "Он добрый малый, жазал Обломов. - Добрый, добрый; он стоит. - Очень добрый, :арактер мягкий, ровный, - говорил Обломов. - Такой обязательный, фибавил Судьбинский.... -Прекрасный человек! Отличный геловек! - заключил Обломов" (с. 26). Примеры такого рода можно множить.

Адекватной заменой тавтологическому повтору в Обломовке :лужит молчание, нередко выступающее как апофеоз разговора. Глубокое молчание" (с. 134) обозначает не столько пустоту, жолько высшую наполненность общим: все растворяются во всех, фугой может вполне продолжить и без слов подхватить твою мысль i наоборот - "поменяться с ним идеей нечего и думать" (с. 178). Денностью, не менее важной, чем молчаливое, эмпатическое

Здесь и далее цитаты из романа И.А.Гончарова "Обломов" даются по оданию: Гончаров И.А. Собрание сочинений в 8 гг. -М.: Худ. лиг-ра, 1980. - т. 4.

понимание, обладает единение в (со)переживании, как правиле экстатическом, будь то "гомерический смех" или совместные слезы

Излюбленная форма проведения досуга в Обломовке оказывание сказок, что предполагает и со стороны рассказчика, и с стороны слушателя любовно-доверительное отношение к хорош знакомому, освященному традицией. "Няня повествовала с пыло\ живописно, с увлечением, местами вдохновенно, потому что сам вполовину верила рассказам. Глаза старухи искрились огнем; голов дрожала от волнения; голос возвышался до непривычных но! Ребенок, объятый неведомым ужасом, жался к ней со слезами н глазах" (с. 121).

Способ общения по-русски, представленный в роман И.А.Гончарова "Обломов", можно условно назвать эмпатическт он обладает следующими характеристиками. Это общение в узко! кругу "своих", ограниченном родственными или очень близким: связями, хотя круг этот может расширяться. Общение представляе ценность само по себе, поскольку является знаком принадлежност к кругу, - это своего рода эмоционально насыщенное со-быти вместе. Общение происходит на интуитивном уровне (в том числ посредством молчания). Слово, с одной стороны, - средств провокации эмоции ("добывание" (с. 236) смысла через эмоцию), другой стороны, - гармонизатор индивидуальных ритмов бытш Слово направлено на собеседника, поэтому в качеств "натурального" оценивается то, что максимально исторгает эмоцию

По модели общения, принятого в кругу "обломовцев1 строится во многом и взаимодействие между автором и читателе! романа "Обломов". Можно сказать, что стратегия общенш воссоздаваемая и моделируемая в романе, реализуется также посредством его.

Присутствие повествователя в романе "Обломов" неотступн ощущается читателем. Он (повествователь) знает все про всех, ем доступны сокровенные уголки внутреннего мира персонаже! подробности их биографий, - повествователь выступает в качеств их доверенного лица, с одной стороны, и, с другой, требует к себ такого же доверительного отношения читателя. Принци "неотчужденности" здесь толкуется как универсальна

гуманистическая категория. Соучастие, сопричастность, сопереживание - характеристики общения не только между "обломовцами", - они принципиальны для общения посредством романа. Идеальный читатель Гончарова должен полностью погрузиться в рассказ, где малозначительные, казалось бы, подробности исключительно важны: обоюдное внимание к ним создает в отношениях повествователя и читателя атмосферу интимной доверительности. Важное место в контексте романа занимают описания, где не последнюю роль занимает ритмика повествования, напоминающая и воссоздающая ситуацию сказывания сказки - с характерными повторами, перекомбинациями и т.д.

Глава вторая ""Американский образ речи" в романе У.Д.Хоуэллса "Возвышение Сайласа Лэфема"" реконструирует модель общения приоритетную для американского романа.

Теорию хоуэллсовского реализма можно свести к трем основным положениям: верность художника окружающей его национальной действительности, изображение обыкновенных людей в типичных обстоятельствах, отказ от сюжетных сложностей и литературного "украшательства". Именно роман он считал той художественной формой, которая может и должна отобразить действительность во всей полноте. "The real drama is in our novels mostly. It is they chiefly which approach our actual life, and interpret it so far as it has yet been represented to the vast majority of our intelligent public; it is in them alone that a number, only a little less than that majority, will ever see it represented"1.

Свой художественный метод У.Д.Хоуэллс четко противопоставляет сентиментальной традиции, где высоко ценится преданность абстрактному идеалу, эмпатия, со-переживание. Вместе с тем Хоуэллс приписывает литературе, как и искусству в целом, воспитательную функцию (его беспокоит, в частности, что и как читают американские девушки, поскольку литература формирует их самосознание). Дидактико-рационалистический приоритет, при недопущении в то же время его прямого выражения, формирует его

1 Howells W.D. Selected Literary Criticism, v.II. - N.Y., 1993. - p. 27.

представление о том, что такое хорошая литература. Хороша литература, по мнению У.ДХоуэллса, - та, что создает почву дл всестороннего обсуждения жизненных ситуаций, та, г,д человеческие отношения описаны "в их истинно пропорциональности (p. 1044)1. В романе "Возвышение Сайлас Лэфема" этот принцип формулируется устами священника Сьюэлл; -ив этическом, и в эстетическом отношении он - доверенное лиц автора: "The novelists, might be the greatest possible help to us if the painted life as it is, and human feelings in their true proportion an relation, but for the most part they have been and are altogether noxious (p. 1044).

Хоуэллсовский реализм строится на рационализации критическом рассмотрении описываемых жизненных ситуацш Этой же задаче подчинена и структура произведения - рациональн выверенная пропорция между описанием ситуаций и и обсуждением.

Введение прямой речи персонажей в контекст рома« (Хоуэллс отмечал этот факт неоднократно) призван драматизировать действие, придать повествованию живосп создать иллюзию того, что действие происходит "на самом деле", читатель выступает и его наблюдателем, и соучастником.

Попытки Хоуэллса воспроизвести подлинную реч персонажей были оценены уже его современниками, а также и бол£ поздними критиками. Еще Г.Джеймс писал: "Не has an increasin tendency to tell his story altogether in conversation..."2, а современны критик Ричард Бриджмен прямо назвал Хоуэллса "пионером освоении речи среднего класса" ("a real and successful pioneer in tl exploration of middle class speech")3.

Воспроизведение в романе социального разноречия - один i важнейших эстетических приоритетов Хоуэллса. Изображаемый

1 Здесь и далее цитаты из романа У. Д.Хоуэллса "Возвышение Сайласа Лэфема" даются по изданию: Howells W.D. Novels 1875 - 1886. A Foregone Conclusion, A Modern Instance, Indian Summer, The Rise of Silas Lapham. -N.Y.: The Library of America. - 1982. - 1217 p.

2 Howells: A Century of Criticism / ed. by E. Eble. - Dallas, 1967. - p. 49-50.

3 Bridgman R. The Colloquial Style in America. - N.Y., 1968. - p. 75.

романе "Возвышение Сайласа Лэфема" мир пестр и изменчив. То, что еще вчера служило опорой в жизни, сегодня может быть разрушено. Никто из персонажей романа не чувствует уверенности ни в настоящем, ни в прошлом, и, увы, в будущем, все вынуждены приспосабливаться к меняющимся условиям бытия. Ни одна "правда", по определению, не может быть абсолютной, ни одно мнение - беспрекословно авторитетным. В каждом из сосуществующих микросообществ принят свой язык общения, приоритетны свои нормы, порядки, идеалы. Центральной темой романа проходит мысль о принципиальном, непреодолимом, - но и высоко ценимом! - различии всех от всех. Аристократ Кори видит мир не так, как выскочка-нувориш Сайлас Лэфем, молодежь - не так, как пожилые люди, этика бизнесмена качественным образом отличается от этики священника, журналиста или художника, дамы видят мир в ином свете, нежели мужчины, и так до бесконечности. Характерная для американского общества модель общения воссоздана в одной из сцен, где главные герои Сайлас Лэфем и Том Кори беседуют на пароме, окруженные толпой. Лэфем не перестает удивляться тому, насколько непроницаемо лицо человека, насколько мало оно выражает внутреннюю суть, однако персонажа Хоуэллса этот факт нисколько не удручает. Наоборот, такое несоответствие между внешним обликом и внутренним содержанием вновь и вновь заставляет его "угадывать" тщательно скрываемую от посторонних жизнь другого: "Well," said the Colonel,"I don't suppose it was meant we should know what was in each other's minds. It would take a man out of his own hands. As long as he's in his own hands, there's, some hopes of his doing something with himself but if a fellow has been found out - so very bad - it's pretty much all up with him. No, sir. I don't want to know people through and through" (p. 933). Высокая степень автономии культивируется американцами, подчеркивает Хоуэллс, во всех сферах человеческих отношений, даже в семейных, интимных. Читатель то и дело сталкивается с проблемой "несообщаемости" внутренних миров персонажей. Ведя как будто бы общий разговор, они вкладывают в одно и то же слово разные смыслы, в зависимости от того, чем каждый в данный момент озабочен и озадачен.

Структура романа отвечает авторскому замыслу - показать многогранность ситуаций и их интерпретаций. За каждым сюжетно значимым эпизодом следует обсуждение, позволяющее персонажам высказаться, представить разные точки зрения на происходящее. Например, на вопрос, должна ли старшая дочь пожертвовать собой ради счастья младшей, миссис Лэфем последовательно доказывает себе, что должна, поскольку в этом состоит ее нравственный долг, а затем также последовательно доказывает, что нет, не должна, поскольку имеет право на собственное счастье. И то, и другое она заявляет мужу с сознательной целью быть в обоих случаях опровергнутой. Аналогичным образом строится разговор Пенелопы с матерью.

Главенствующее место в ткани повествования занимает, не происходящее, а обсуждение произошедшего или того, что может/должно произойдет. При этом ни один из персонажей не уверен в верности той или иной оценки. Все мнения оказываются как бы одинаково значимыми.

В речах персонажей то и дело явственно сквозит неуверенность. Неуверенность в том, что было сказано, как было сказано, что было понято и как было понято, неуверенность в собственном поведении и т.д. Неуверенность в поведении отображается в речи. Речь персонажей изобилует выражениями "1 guess", "I suppose", "What does it mean?", "What did they mean?". Люди, вовлекаемые в разговор, изначально принадлежат разным микросообществам, они не могут быть уверены, что поняли другогс так, как он этого хотел и что их поняли так, как им того хотелось.

Тот же тип общения характеризует отношения межд} повествователем и читателем. Вовлекая читателя в процесс повествования, рассказчик держится отстраненно, он нисколькс как будто не заботится о своих персонажах, относится к ним боле« чем сдержанно. Рассказчик не руководит читателем, н< корректирует его восприятие, не указывает на то, что и как следус понимать.

Тип общения, описанный в романе У.Д.Хоуэллс; "Возвышение Сайласа Лэфема", условно назван нам! прагматическим. Общение здесь происходит на границе "чужт

территорий", особым образом вслушивается говорящий в чужое слово. Общение обладает ценностью, поскольку является средством обмена информацией. При таком типе общения ценятся различные точки зрения, ни одна из них не является приоритетной: одни и те же вопросы подвергаются обсуждению многократно и с разных позиций. Функция слова в романе раскрывается через две центральные метафоры: слово как краска (обволакивает объект, сообщая ему привлекательность, "товарный вид") и слово как деньги (обладает уравнивающим началом). При этом слово оказывается направленным прежде всего на объект, а уже потом на собеседника.

Глава третья "Перевод как воссоздание национального дискурса" рассматривает переводы романов И.А.Гончарова и У.Д.Хоуэллса на английский и русский языки соответственно с целью выявления трансформаций национально-специфического дискурса оригиналов.

Постоянно возрастающее количество художественных переводов ставит проблему качества перевода в качестве одной из центральных. Проблема качества перевода многоаспектна. Вопрос о трансляции национального дискурса - один из ее аспектов, притом наиболее сложных.

В основе перевода лежат языковые операции: сопоставление двух (или более) языковых систем. Последнее служит обычно отправной точкой при обсуждении процесса перевода семиотический и стилистический характер переводческих операций обсуждается реже. Нас же интересуют в первую очередь различия и преодоление различий между языковыми (речевыми) моделями на стилистическом уровне.

Стиль произведения - способ организации изображаемого мира, очень хрупкое, но и очень важное измерение художественности. Писатель мыслит свое произведение как цельность, в которой все черты и средства существуют не сами по себе, а служат единому намерению. Художественный перевод -пересоздание произведения как целостности, и в этом смысле переводчик - специфического рода полноправный литератор.

Коммуникативные стратегии обычно не осознаются

носителями языка как особые языковые знания и как бы не замечаются ими. Нередко переводчик также не воспринимает "чужие" коммуникативные стратегии как способ общения, наделяемый специфической ценностью в данной культуре.

При переводе художественного произведения перед переводчиком стоит проблема передачи чужого национально-специфического дискурса средствами своего языка. Драма художественного перевода состоит в том, что даже при высокой его адекватности разрушается "образ речи", нежно лелеянный художником, поскольку он (образ речи) живет за счет "родного" языка произведения. При переводе, во-первых, нарушается культурный контекст, во-вторых, изображенная речь подвергается изменениям, плохо поддающимся рефлексии, но хорошо ощущаемым. Нередко переводчик просто не сознает, что принципиальная особенность художественной литературы состоит в том, что "язык здесь не только средство коммуникации и выражения-изображения, но и объект изображения"1.

Эмпатический образ речи строится с опорой на речевые начала, обеспечивающие непосредственное единение в процессе общения, - но именно они в англоязычном переводе скрадываются или совсем исчезают; прагматический образ речи предполагает мндивидуализацию, дифференциацию ролей в речевом взаимодействии, его состязательно-игровой характер, - но именнс эти свойства в русском переводе, по разным причинам, хуже всегс сохраняются.

При передаче диалогов в англоязычном варианте романе "Обломов" наблюдается следующая тенденция: переводчик* стремятся в процессе трансляции русской устной речи максимальнс прояснить ее и конкретизировать путем замены характерных дш гончаровских диалогов эллиптических предложений на полные. Е результате разговорный дискурс теряет в своей динамичности направленности на другого. Реплики становятся грамматическ! самодостаточными, пропадает их стремление к завершенности 1 репликах другого. Более того, пропадает необходимость 1

1 Бахтин М.М. Язык в художественной литературе / Бахтин М.М. Собрание сочинений, т.5. - М.: Русские словари, 1997. - с, 289.

появлении "другого", способного продолжить мысль говорящего. Как правило, диалоги у Гончарова неинформативны по своему удержанию, тем не менее играют важную роль в психологическом эаскрытии персонажей.

" - Какая у вас пыль везде! - сказал он. - Все Захар! - пожаловался Обломов. - Ну, мне пора! - сказал Волков. - За камелиями для букета Мише. Au revoir" (с.21). "How awfully dusty your room is!" he said. "It's all Zahar's fault!" Oblomov complained. "Well, I must be off," said Volkov. "Must get those camellias for Misha's bouquet. Au revoir." (p. 27)1

" -Погодите, - удерживал Обломов, - я было хотел поговорить с вами о делах. Pardon, некогда, торопился Волков, - в другой раз! ■ А не хотите ли со мной есть vcmpuif? Тогда и расскажете. Поедемте, Миша угощает" (с. 12). "Wait a moment," Oblomov tried to stop him, "I wanted to talk business with you." "Sorry - I'm in a hurry," Volkov replied. "Another time! But won't you come with me and have some oysters? You'll be able to tell me all about it then? Come, Misha is treating us." (p. 28)

" - Ты еще на службу? Что •ак поздно? - спросил Обломов. Бывало, тыс десяти часов... "You're going to the office at this hour? Why so late?" Oblomov asked. "You used to be

десь и далее цитаты из романа И. А.Гончарова "Обломов" в английском реводе даются по изданию: Gonchrov I. Oblomov / Translated and with an roduction by D. Magarshack. - London: Penguin books, 1954. - 485 p.

- Бывало - да; а теперь другое дело: в двенадцать часов езжу. - Он сделал на последнем слоге ударение. - А! Догадываюсь! - сказал Обломов. - Начальник отделения! Давно ли?" (с. 23). there at ten o'clock." "I used to - yes. But now it's different: I drive there at twelve." He emphasized the word "drive". "Oh, I see," said Oblomov. "You're head of a department! Since when?" (p. 29)

" - Так как же нам? Что делать? Будете одеваться или останетесь так? - спросил он через несколько минут. - А что? - Да в Екатерингоф?.. - Дался вам этот Екатерингоф, право\ - с досадой отозвался Обломов. - Не сидится вам здесь? Холодно, что ли, в комнате, или пахнет нехорошо, что вы так и смотрите вон?" (с. 35). "So what are we going to doT he asked a few minutes later. "Are you going to dress or do you stay as you are?" "Why?" "What about Yekaterinhof?" "What on earth are you so anxious about Yekaterinhof for -really!" Oblomov cried vexatiously. "Can't you stay here? Are you cold here or is there a bad smell in the room that you're so anxious to get out?" (p. 41)

Эллиптические конструкции, так часто используемыс И.А.Гончаровым, не находят своего воспроизведения в переводе, заменяясь на полные, что создает впечатление неестественносп; речевого общения.

Ритмический рисунок, так старательно выстраиваемы? Гончаровым в романе, полностью пропадает в переводе. Длз гончаровского повествования, как и диалогов персонажей характерны повторы чужого или своего слова, фразы или целоп

синтаксического единства. Переводчики не увидели в этих повторах своеобразия повествовательной манеры и не посчитали нужным ее воспроизвести. Между тем гончаровское повествование имитирует русский сказ, где ритм призван играть отнюдь не последнюю роль.

"-Ты мети, выбирай сор из углов - и не будет ничего, - учил Обломов. - Уберешь, а завтра опять наберется, - говорил Захар. - Не наберется, перебил барин, - не должно. - Наберется - я знаю, -твердил слуга. А наберется, так опять вымети" (с. 15) "You must sweep and clean the dirt out of the comers, then there won't be any," Oblomov instrructed him. "If I do clean it, tomorrow there would be plenty of dirt again," said Zahar. "No there won't," his master interrupted him; "there shouldn't be." "I know there will," the servant insisted. "Well, if there is you must sweep it again." (p. 18).

" ... Я сейчас встану, умоюсь и посмотрю, - сказал Илья Ильич. - Тж умыться-т готово? Готово! - сказал Захар" (с. 17). "I will get up, wash, and have a look at them. My water is ready, you say?" "Yes, it is." (p. 20).

Особую значимость приобретает, как уже было показано в главе первой, перечисление знакомых по имени-отчеству. Для англоязычного читателя весь колорит имен, с любовью воспроизводимый обломовцами, просто исчезает.

"- А, Волков, здравствуйте! - сказал Илья Ильич. - Здравствуйте, Обломов, -говорил блистающий господин, подходя к нему" (с. 19). "Oh, Volkov, how are you?" said Oblomov. "How are you, OblomovT the dazzling gentleman said, walking up to him." (p. 25)

"Взрослый Илья Ильич хотя после и узнает, что нет медовых и молочных рек, нет добрых волшебниц, хотя и шутит он с улыбкой над сказаниями няни, но улыбка эта не искренняя, она сопровождается тайным вздохом..." (с. 119). "Though when he grew up Oblomov discovered that there were no rivers flowing with milk and honey, nor fairy godmothers, and though he smiled at his nurse's tales, his smile was not sincere, and it was accompanied by a secret sigh..." (P. 119).

"- Пойдем, мама, гулять, -говорит Илюша" (с. 118). ""Let's go for a walk, Mummy," said Oblomov." (p. 118)

"- Что вы такое говорите? спросил Илья Иванович, подойдя к беседовавшим" (с. 132). ""What are you saying?" asked Oblomov's father, going up to them." (p. 131)

"И старик Обломов, и дед выслушивали в детстве те же сказки, прошедшие в стереотипном издании старины, в устах нянек и дядек, сквозь века и поколения" (с. 119). "Oblomov's father and grandfather, too, had heard as children the same fairy stories, handed down for centuries and generations in their stereotyped form by their nurses" (p. 119)

Переводчик романа Хоуэллса на русский язык при трансляции речи персонажей также сталкивается с рядом проблем, не все из которых в этом качестве осознаются.

Для Хоуэллса было важным показать, что американская речь не гомогенна, читатель должен "слышать" персонажей, чтобы "понять" их. Одной из важнейших для себя задач он ставил изображение в романе живой речи в ее специфически местной или социально-обусловленной неправильности: "...we should like to hear

true American, with all the varying Tennesseean, Philadelphian, Bostonian, and New York accents."1

"Lapham took out his watch and looked at it, and Bartley perceived that this audience was drawing to a close. "'F you ever want to run down and take a look at our works, pass you over the road," - he called it rud, - "and it sha'n't cost you a cent." (p. 875)

Тут Лэфем вынул часы и взглянул на них; Бартли понял, что аудиенция кончается.

Если придет охота заглянуть на нашу фабрику, подвезу, и это вам не будет стоить ни цента" (с. 43).

Для Хоуэллса было важно показать социальную стратификацию американского общества, нашедшую отражение в том числе и на языковом уровне. Правильной речи семейства Кори противопоставляется речь Лэфема, выдающая социальное происхождение ее обладателя. Подчеркнуть изначальное социальное неравенство семейств для Хоуэллса важно. Особенно тщательно фиксируются фонетические отклонения речи Лэфема, составляющие особые сложности для переводчика, поскольку в русской литературной традиции не утвердилась практика фонетического описания речи персонажей.

В русском переводе неправильности речи Лэфема не комментируются, фактически читатель не знает, что речь Лэфема чем-то отличается от речи Кори.

Подчеркивание Хоуэллсом неуверенности своих персонажей в правильности трактовки слов и поведения других в переводном тексте часто снимается из-за, что используются грамматически различно оформленные высказывания.

1 Howells W.D. Selected Literary Criticism, v. 2. - Indiana University Press: Bloomington and Indianapolis, 1993. - p. 5 - 6.

"What do you mean, Pen?" (p. 937) "Ты о ком, Пен?" (с. 96)1

"What in the world do you suppose he means by it?" (p. 941) "Как думаешь, зачем ему это надо?"(с. 100)

"What do you mean?" (p. 941) "Ты о чем?" (с. 100)

"What do you think he meant by it?" (p. 974) "Как ты думаешь, что он хотел этим сказать?" (с. 128)

"I don't quite know what you mean." (p. 988) "Не знаю, что это значит" (с. 173)

Предложенные переводчиком высказывания, безусловно, отвечают микроконтексту романа, звучат естественно, однако нарушают макроконтекст. Собеседники, представленные как мучительно пытающиеся понять другого, в переводе предстают лишь как любопытствующие. Для Хоуэллса важно было показать, что и близкие друг другу люди - мать и дочь, отец и сын - далеко не всегда понимают друг друга, гораздо чаще "вычисление" мотивов поведения другого заменяет им непосредственное понимание. Одно и то же событие можно трактовать с разных точек зрения, что зависит от социального положения, образования, жизненного опыта, традиций, морали и т.д.

Неуверенность, что понято именно то, то сказано, проявляется и в других способах оформления высказывания. Так, миссис Лэфем, ощущая свое двусмысленное положение в бостонском обществе, постоянно сопровождает свои высказывания фразой "I guess". В русском переводе ее заменяет целый веер эквивалентов, но в целом суждения миссис Лэфем приобретают не присущую им в оригинале решительность:

"I guess it's providence," says she (P. 873)_

"Это, говорит, Сайлас" (с. 41)

провидение,

1 Здесь и далее цитаты из романа У. Д.Хоуэллса "Возвышение Сайласа Лэфема" в русском переводе даются по изданию: Хоуэллс У. Д. Возвышение Сайласа Лэфема; Гость из Альтрурии: Романы; Эссе: Пер. с англ. / Пер. З.Е.Александровой. - М.: Худож. лит-ра, 1990. - 671 с.

"I guess we can get along here for a while" (p. 886) "Нам пока и здесь неплохо" (с. 52)

"No," she said finally; "we've always got along well enough here, ind I guess we better stay" (p. 887) "Нет, - сказала она наконец. -Нам и тут неплохо, тут и надо остаться" (с. 53)

Чрезвычайно важно в романе "Возвышение Сайласа Лэфема" ;лово " business". Оно соединяет воедино две сюжетные линии: товествование о карьере Сайласа Лэфема и историю любви любовный треугольник), поскольку последовательно употребляется »дновременно в нескольких значениях. Слово "business" оказывается •ловом-хамелеоном, меняющим смысл в зависимости от ситуации. )но то и дело вводит в заблуждение собеседников, один из которых потребляет слово в значении профессиональной занятости, другой имея в виду любовные отношения. В переводе З.Е.Александровой лово "business" "подстраивается" под ситуацию, приобретая в аждом случае единственное, контекстом обусловленное значение.

В заключении подводится итог исследованию, формулируются сновные выводы работы.

В прозе XIX века наблюдается последовательная тенденция к Злижению литературного языка с устной традицией. Это стало иной из характеристик реалистического романного дискурса. Эффект реальности" достигается за счет непосредственного ведения в ткань повествования диалогов персонажей.

Предпринятое нами исследование коммуникативных гратегий романов И.А.Гончарова и У.ДХоуэллса подтверждают ;зис, выдвинутый М.М.Бахтиным, о том, что первичные речевые анры определяют вторичные. Художественная литература говорит 1 особом языке, который надстраивается над естественным - как оричная, но притом зависимая система. Одновременно с )евращением общеязыковых знаков в элементы художественного !ака протекает и обратный процесс: элементы знака в системе тественного языка, становясь в ряды некоторых упорядоченных тторяемостей, семантизируются и становятся знаками.

В произведениях Гончарова и Хоуэллса "естественный" образ

речи подвергается преображению, переосмыслению: на основе опознаваемо-жизнеподобного, принятого в национальном сообществе способа речи выстраивается именно образ, полноценно художественная, авторская модель культурно-специфического дискурса. Живая речь преобразуется в романную, не подвергаясь по видимости никаким изменениям, но в действительности переживая качественную трансформацию. Суть ее состоит в том, что, используя естественный язык, искусство слова делает его формальные аспекты содержательными.

Как следует из проведенного нами сопоставления текстов оригиналов и переводов, парадоксальным образом оказывается, что сложнее всего переводу на другой язык поддается, на первый взгляд, простейшее: прямая речь, т.е. контекстуально обусловленная речь персонажей. В подавляющем большинстве случаев переводчик находится во власти тех первичных речевых жанров, которые представлены коммуникативными стратегиями в его собственной культуре. Например, для американской культуры приоритетным является такой аспект коммуникативной стратегии, как получение информации, и переводчик, исходя из такого понимания функции общения, "правит" (разумеется, совсем "слегка"!) диалоги Обломова и Захара, по определению, неинформативные. Напротив, в рамках русской культуры навязчиво - на бытовом уровне - переживаемая личностная "непроницаемость" кажется маловероятной, неактуальной ("так не бывает"), поэтому колебания, сомнения, неуверенность персонажей Хоуэллса переводчиком сглаживаются, затушевываются. Можно предположить, что аналогичным образом обстоит дело и с читателем, прочитывающим переводной текст: он/она подсознательно ищет в тексте образцы тех речевых жанров, которые являются приоритетными для его/ ее культуры, тем самым часто игнорируя иного рода знаки-сигналы, даже в тех случаях, когда они бережно сохранены переводчиком. Образы изображающей и изображенной речи в русской и американской культурах очевидным образом не совпадают.

СПИСОК РАБОТ ПО ТЕМЕ ДИССЕРТАЦИИ:

1. К проблеме интерпретации текстаII Текст в санитарном знании. Сб. материалов научной конференции. - М., 97. - с. 338-342.

2. Статьи по дискурсу. Реферативный обзор// Социальные и санитарные науки. Отечественная и зарубежная литература, рня 6, Языкознание. - М., 1997, № 4. - с. 103 - 110.

3. Статьи по проблемам перевода (реферативный обзор)// мже.-М., 1998, № 3. - с. 112-119.

4. Дискурсивный анализ и его оценка. Функциональные дходы// Там же. - М., 1999, № 1. - с. 40 - 46.

5. Статьи по проблемам создания и трансляции ¡ербальной коммуникации (обзор)// Там же. - М., 1999, № 2. - с. - 107.

6. "Образ речи" в романе. К проблеме моделирования щонально-специфического дискурса (на материале произведений ^.Гончарова и У.Д.Хоуэллса)// Вестник МГУ. Серия 9. лология. - 2000, № 4. (в соавторстве)

Бумага офсетная. Печать офсетная. Объем 1,75. Тираж 100. Заказ 131

Типография ИНИОН РАН