автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Семантическая структура романа "Обломов" в контексте творчества И.А. Гончарова

Полный текст автореферата диссертации по теме "Семантическая структура романа "Обломов" в контексте творчества И.А. Гончарова"

На правах рукописи

Ларин Сергей Алексеевич

I

□□3453446

Семантическая структура романа «Обломов» в контексте творчества И. А. Гончарова

Специальность 10.01.01 - русская литература

Автореферат

диссертации на соискание учёной степени кандидата филологических наук

21

Воронеж - 2008

003453446

Работа выполнена на кафедре русской литературы Воронежского государственного университета

Научные руководители - доктор филологических наук,

профессор Борис Тимофеевич Удодов, доктор филологических наук, профессор Андрей Анатольевич Фаустов

Официальные оппоненты: доктор филологических наук Елена Наумовна Пенская,

кандидат филологических наук, доцент Елена Александровна Иваньшина

Ведущая организация - Государственная академия славянской культуры

Защита состоится 26 ноября 2008 г. в 14 часов на заседании диссертационного совета Д 212.038.14 в Воронежском государственном университете по адресу: 394006, г. Воронеж, пл. Ленина, 10, аудитория 18.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Воронежского государственного университета.

Автореферат разослан «.4-.Уг.» октября 2008 г.

Ученый секретарь диссертационного совета

Являясь наиболее изученным произведением И. А. Гончарова, роман «Обломов» до сих пор продолжает вызывать неизменный интерес исследователей. Это во многом связано с тем, что в сфере внимания ученых все чаще оказываются элементы художественного мира писателя, долгое время находившиеся на периферии науки о Гончарове.

Особое место среди них занимает «зооморфная» образность, присутствие которой можно обнаружить в большинстве произведений романиста. До сих пор, однако, она не получила систематического описания, а кроме того, хотя в некоторых работах можно найти наблюдения и замечания, касающиеся соответствующей проблематики, сделаны они в основном на материале романа «Обрыв».

Впервые вопрос о функции «зооморфной» символики в творчестве Гончарова поставил в своей монографии В. И Мельник, который объясняет «нехарактерное для более ранних гончаровских произведений обилие анималистических образов» в «Обрыве» полемикой писателя «...с позитивистами в вопросе о том, является ли человек только "животным", или в нем есть и "душа"...»'.

В более поздних исследованиях материалом по-прежнему выступал по большей части «Обрыв», а в сфере внимания оказывались четыре «персонажа»: волк, змея, медведь, кошка".

По нашему мнению, ключевыми для всего творчества Гончарова являются два «зооморфных» образа - змея и волк-собака (с которыми активно взаимодействуют и другие представители гончаровской «фауны» - медведь, кошка, овца и др.).

Другой принципиальной для понимания Гончарова и при этом столь же недостаточно изученной темой является «гастрономическая» образность в «Обломове».

Самые разные критики и исследователи по-своему обращали внимание на подобную образность преимущественно в связи с укладом жизни в Обломовке (Д. С. Мережковский, М. М. Бахтин, Ю. М. Лощиц, М. В. Отрадин, П. Е. Бухаркин, Е. И. Ляпушкина). Лишь относительно недавно появились работы, авторы которых предпринимают попытку более целостного изучения данной проблемы3. Однако при этом в большинстве случаев за рамками исследования

' Мельник В И. Этический идеал И А. Гончарова / В. И. Мельник. - М., 1991 - С. 87 " См., напр Фаустов А. А Очерки по характерологии русской литературы / А. А Фаустов, С. В Савинков. - Воронеж, 1998. - С 115-123; Гейро Л. С. «Сообразно времени и обстоятельствам. » (Творческая история романа «Обрыв») / Л С Гейро // И А Гончаров Новые материалы и исследования. Литературное наследство - М , 2000 - Т. 102 - С. 159— 161; Уба Е В Поэтика имени в романной трилогии И. А. Гончарова («Обыкновенная история», «Обломов», «Обрыв») дис. . канд. филол наук /ЕВ Уба - Ульяновск, 2005. -С 140-145

3 См.: Гузь Н А Художественная система романов И. А Гончарова . автореф. дис .. д-ра филол. наук / Н. А Гузь. - М , 2001 - С 9, Филиппова Е В Функционирование топоса «еда» в романе И А. Гончарова «Обломов» / Е. В Филиппова // Принципы и методы исследования в филологии конец 20 в ; Научно-методический семинар «ТехШБ» - СПб. ; Ставрополь, 2001. - Вып. 6. - С 240-244; Краснова Е В. Специфика повествовательной структуры

остается вопрос о функциях наиболее важных, часто встречающихся образов, связанных с темой еды. Исключение составляет, пожалуй, лишь работа И. Ониси, в которой рассматриваются основные напитки, упоминаемые в романе «Обломов».

Наконец, еще одним доминантным элементом семантической структуры «Обломова» является его антропонимика.

Практически нет ни одной крупной работы, в которой имя заглавного героя не увязывалось бы с местом и ролью в произведении его обладателя4. Однако лишь в последнее время появилось исследование Е. В. Убы, специально посвященное именам в романной трилогии Гончарова, которое можно считать своего рода итогом, обобщением предыдущего опыта5. Но, к сожалению, и здесь, несмотря на значительный по объему привлекаемый материал и множество проницательных наблюдений, есть то, что характерно для такого рода разысканий. Выводы делаются на основании одного из компонентов имени, в силу чего за рамками исследования остается вопрос о соотношении этих компонентов, их взаимодействии (в том числе при переходе от одного персонажа к другому) и степени влияния на характер героя.

В качестве отправного пункта для анализа гончаровской антропонимики выбраны имена главных героинь романа, играющих определяющую роль в процессе развертывания текста и означивающих граничные точки в истории Обломова. Обращение прежде всего к «женской» антропонимике призвано обнажить внутреннюю логику связи между сферой имени и сферой судьбы.

Актуальность диссертации обусловлена все возрастающим интересом к малоизученным аспектам художественного мира Гончарова, к авторской художественной семантике.

Научная новизна работы состоит в том, что элементы семантической структуры романа «Обломов» - «анималистические», «гастрономические» (и им сопутствующие) образы, а также антропонимы - впервые рассматриваются в их единстве и в контексте всего творчества Гончарова

Объектом и материалом исследования является роман «Обломов» с учетом всех его редакций, а также другие произведения писателя.

Предметом диссертации выступает семантическая структура романа «Обломов».

Цель нашей работы - исследовать функционирование ряда ключевых элементов, образующих семантическую структуру романа «Обломов».

Эта цель предполагает решение следующих основных задач:

романа И А Гончарова «Обломов» : дне. . канд. филол. наук / Е. В. Краснова. - Псков, 2003 -С 131-153.

4 См , напр . Лощиц Ю. М. И А. Гончаров / Ю. М. Лошиц - М , 2004 - С 170-171, Тирген П Обломов как человек-обломок : (к постановке проблемы «Гончаров и Шиллер») / П Тирген // Русская литература. - 1990. - № 3. - С 18-33, Фаустов А. А. Роман И. А Гончарова «Обломов» художественная структура и концепция человека : дис канд филол наук/А. А Фаустов. - Тарту, 1990.-С. 105-106.

5 Уба Е В Поэтика имени в романной трилогии И. А Гончарова («Обыкновенная история», «Обломов», «Обрыв»). дис. ... канд филол наук / ЕВ. Уба. - Ульяновск, 2005. - 242 с

1) определить функцию «зооморфной» символики романа «Обломов»;

2) рассмотреть основные «гастрономические» образы-мотивы романа «Обломов»;

3) выявить принципы формирования антропонимической системы романа «Обломов»; определить семантический ореол имен главных героинь;

4) проследить особенности функционирования указанных элементов семантической структуры в контексте творчества писателя.

1\1етодологической базой работы послужили философские, литературоведческие и фольклорно-этнографические разыскания таких ученых, как М. М. Бахтин, А. Ф. Лосев, П. А. Флоренский, О. М. Фрейденберг, Вяч. Не. Иванов, В. Н. Топоров, Ю. М. Лотман, Б. А. Успенский, А. В. Гура, Н. И. Толстой, С. М. Толстая и др.

Теоретическая значимость диссертации заключается в дальнейшей разработке принципов «микроанализа» текста как пути постижения авторской личности, в определении на материале гончаровского творчества функции различных типов образности в художественном тексте, а также в выявлении основных способов организации антропонимической системы.

Практическая значимость работы состоит в том, что ее результаты могут быть применены в разработке вузовского курса истории русской литературы XIX века, в чтении спецкурсов по творчеству Гончарова.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Выявленный предметный характер образно-смысловой ткани романа (с ее «анималистической» и «гастрономической» канвой) позволяет перевести в русло филологической интерпретации давний и по-разному формулировавшийся взгляд на Гончарова как на писателя, который особое внимание уделял изображению материальной среды существования героев, погружал читателя в мифопоэтическую атмосферу.

2. Наличие повторяющихся деталей, лейтмотивов, которое не раз отмечалось в качестве приметы повествовательной техники Гончарова (и в особенности того, как эта техника реализуется в «Обломове»), может быть прослежено на «микроскопическом» уровне текста и обладает значительно более разветвленной и дифференцированной природой, чем это представлялось.

3. Ключевые элементы семантической организации романа («змеиный», «алкогольный» и др ) сопровождают развертывание событий, актуализируются в поворотных точках сюжета и связаны, в первую очередь, с реализацией властных отношений между героями. «Змеиная» метафорика в романе (а во многом и у Гончарова вообще) противопоставляется «собачьей / волчьей» прежде всего по оси изменчивость - неизменность; «собачья» метафорика противопоставляется «волчьей» и «змеиной» по оси слабость - сила.

4. В меню излюбленных напитков, фигурирующих в романе и в гончаровском творчестве в целом, алкоголь, с одной стороны, запускает механизм разрушения, а с другой - соотносится с творческой стихией; квас символизирует состояние стабильности (в противоположных ее оценочных

планах - как укорененности в традиции и как воплощения застоя); молоко ассоциируется прежде всего с переживанием покоя и счастья.

5. Большинство элементов образно-смысловой (и антропонимической в частности) структуры романа отличается семантической оборачиваемостью, имеет подвижную референцию и тем самым, перемещаясь из зоны одного персонажа в зону другого, смещает, корректирует ту антитетичную логику, которая была свойственна композиционному мышлению Гончарова. Имена центральных героинь романа, будучи противопоставлены, в другом измерении указывают на внутреннее сродство их обладательниц, чье влияние на «сюжет» заглавного героя оказывается, в конечном счете, одинаково негативным.

6. Семантическая структура «Обломова», охватывая весь его текст, разомкнута по направлению к гончаровскому творчеству в целом и многими нитями переплетена с произведениями писателя, относящимися к самым разным жанрам.

Апробация работы. Диссертация обсуждалась на кафедре русской литературы Воронежского государственного университета. Ее основные положения докладывались на региональных и международных научных конференциях (Воронеж, 2004, 2005, 2006; Тарту, 2004, 2005; Киев, 2005; Волгоград, 2006; Ульяновск, 2006; Казань, 2008), а также на III летней школе на Карельском перешейке по текстологии и источниковедению русской литературы (пос. Серово, Ленинградская область, 2006). По теме диссертации опубликовано 8 работ.

Структура исследования. Диссертация состоит из Введения, трех глав, Заключения, Списка литературы, включающего 267 наименований. Общий объем диссертации составляет 190 страниц.

Основное содержание работы

Во Введении обосновывается выбор темы исследования, ее актуальность и научная новизна, анализируется отечественная и зарубежная литература о Гончарове, формулируются основные положения, выносимые на защиту. (Оговоримся, что при изложении содержания нашей работы мы сосредоточим внимание преимущественно на романе «Обломов» и по необходимости сведем к минимуму примеры из других произведений писателя.)

В первой главе «Анималистическая семантика» рассматриваются «зооморфные» образы романа «Обломов».

1.1. «Змеиный» комплекс

Два героя романа «Обломов» наделяются Гончаровым «змеиными» атрибутами.

В VIII главе 1-й части в ответ на настойчивость Захара, побуждающего обеспокоиться поиском новой квартиры, Илья Ильич сначала называет своего слугу ядовитым человеком, который отравляет ему жизнь, а потом змеей, пригретой им на груди. Затем, вспоминая подробности разговора со слугой, Обломов постепенно приходит к идее, совсем противоположной той, которую он дал Захару о другом. Так герой, наделенный «змеиными» чертами, становится причиной рефлексии Обломова, выступает «катализатором»

сюжетных движений. Уже в первой сцене изменения, происходящие в сознании главного героя и в сюжете романа, оказываются связаны с мотивом яда и образом змеи - основными элементами, участвующими в формировании своего рода «змеиного» комплекса, присутствующего в художественной структуре «Обломова».

Наиболее концентрированно «змеиная» символика сквозит в образе Ольги Ильинской. Это, очевидно, связано с той ролью, которую она играет в сюжете: Ольга оказывает влияние на жизнь обоих главных героев.

Присутствие «змеиных» черт можно обнаружить во внешности Ильинской. В VIII главе 4-й части романа Штольц сравнивает Ольгу со змеей, перечисляя главные элементы «змеиного» комплекса. Вслед за этим Штольц в известной апологии Обломова раскрывает семантику отравления как изменения, «переворачивания».

Так посредством общих атрибутов происходит сближение, скрытое сопоставление Захара и Ольги, оказывающих на жизнь главного героя романа наибольшее воздействие. И если свои требования Ольга выражает достаточно открыто, то Захар влияет на барина как бы невзначай, неявно, однако от этого не менее интенсивно. Показательны эпизоды, в которых Захару достаточно успешно удается не только противостоять «нападкам» своего барина, но и влиять на принимаемые им решения, «корректировать» его сюжетное поведение. Неслучайно Захар наделен в романе особыми «лингвистическими» полномочиями — способностью распознавать «жалкие слова», а его определением барин воспользуется Штольц для обозначения статуса Обломова. В конечном счете, слуга вообще оказывается символом, воплощением того образа жизни, который поглотит и приведет к гибели его барина.

Связь «ядовитости» с мотивом поглощения, присвоения, прикрепленным к Захару (который отличался прожорливостью, любил выпить с приятелями на барский счет), откликнется в любовном сюжете «Обломова». Ольга Ильинская - обладательница ярко выраженных «змеиных» черт - будет строить свои отношения с Ильей Ильичом на основе овладения, подчинения.

Если обратиться к композиции «Обломова», то можно заметить, что элементы «змеиного» комплекса фигурируют практически во всех значимых эпизодах романа: «письмо Обломова» (ч. 2, гл. X), «лунатизм любви» (ч. 2, гл. XI), сцена расставания героев (ч. 3, гл. XI). И каждый такой эпизод отмечен изменениями в развитии характера героя и/или сюжета.

Уподобление змее или присутствие каких-либо «змеиных» атрибутов в облике героев Гончарова говорит об их «подвижной», изменчивой природе. Для Ольги это, в первую очередь, знак взросления, вступления в новую сферу жизни, а в сюжетном плане еще и смена сердечных предпочтений (показательны «любовные» сюжеты других «героинь-змей» Гончарова -Наденьки Любецкой, Веры, Марины); для Захара - указание на такого рода способность влиять на ситуацию, «приспосабливаться», под которой скрываются неизменность, «неподвижность». Но в некотором смысле и Ольга претерпевает лишь «внешние», поверхностные изменения. Неслучайно даже

Штольцу достаточно сложно справиться с проявлениями «необузданности» ее характера.

Своеобразным символом изменчивости, обмана в ранних текстах Гончарова - «Отравители» (перевод из Э. Сю) и «Нимфодора Ивановна» (при спорной атрибуции последней) - выступает образ цветка-змеи.

В «Обломове» мотив цветов сопровождает поэму любви заглавного героя и Ольги Ильинской. И наиболее концентрированно «цветочные» мотивы связаны с образом героини. Она будет расцветать вместе с чувством к Обломову и увядать в кризисные моменты развития их отношений. Однако прямо уподобляется цветку Ольга два раза. В обоих случаях цветок появляется в контексте «двусмысленности», лукавства, обмана, а образ главной героини лишается ореола бесхитростности и «невинности». Неслучайно в романе можно наблюдать колебания в оценке «искренности» Ольги. Если Обломов, сомневаясь, все же откажется от обвинения Ильинской в коварстве, хитрости, то повествователь, напротив, вполне определенно заметит, что она была не без лукавства.

В отличие от любовной линии Обломов-Ольга, взаимоотношения Ильи Ильича и Пшеницыной принципиально лишены «романтического» ореола, одним из символов которого выступают цветы. Поэтому закономерно, что на вопрос Обломова, любит ли она цветы, Агафья Матвеевна ответит отрицательно.

Цветку уподобляется и главный герой романа. Помимо указания на включенность Обломова в природно-биологический цикл расцветания-увядания, данное сравнение актуализирует мотив жертвенности, сопутствующий главному герою. Илья Ильич, подобно цветку, распускается на короткий момент времени и умирает, едва успев принести плод. Можно сказать, что Обломов является в романе «коллективной» жертвой. Илья Ильич - жертва родительского воспитания, слуги Захара, жертва амбициозной Ольги, мошенников Тарантьева и Мухоярова, любви Пшеницыной, «деликатности» Штольца и т. д.

Появляясь в отмеченных точках повествования, элементы «змеиного» комплекса сигнализируют о прохождении главным героем романа Ильей Ильичом Обломовым участков жизненного пути, приближающих его к гибели.

В определенные отношения со змеями в произведениях Гончарова вступают кошки, сохраняющие идущую от фольклорно-мифологической традиции связь с брачно-эротической сферой. Кот символизирует благополучную, наполненную, счастливую жизнь. Кошка агрессивна, властолюбива, изменчива и этими своими качествами сближается со змеей. В «Обрыве» одни и те же героини наделяются и «кошачьими», и «змеиными» чертами и определяющими их качествами являются непостоянство, хитрость, лживость (Вера, Марина).

1.1а. О «жалких словах»

С ядом связано ключевое для романа «Обломов» и всего творчества Гончарова слово обломовщина Включенное в число средств, с помощью

которых Штольц пытается «отрезвить» своего друга, оно переадресуется Ильей Ильичом Захару, сразу же опознающему его как «жалкое».

Формула «жалкие слова» появляется в «Обломове» в нескольких эпизодах. Наиболее заметно ее присутствие в так называемых патетических сценах, в которых Илье Ильичу, несмотря на «риторическое» превосходство, не удается овладеть инициативой, доминировать в диалогах со своим слугой. Единственное, что может Обломов, - вызвать у Захара слезы, добиться кратковременного утверждения власти. Главное же, сам Обломов в результате испытывает воздействие своих же собственных слов, от них зависим.

Стремясь повлиять на слугу, испытывающего бессознательное преклонение перед всем, что носит имя Обломова, Илья Ильич всячески подчеркивает свою болезненность и неспособность переносить любые жизненные неудобства. Отсюда, по-видимому, одно из объяснений двойственного, амбивалентного характера воздействия «жалких слов»: обращенные к Захару, они фактически направлены на самого Обломова. И если Захар им неподвластен, то сам Илья Ильич оказывается перед ними беззащитен.

Связь обломовщины с ядом вполне определенно откликается в сюжете романа, в финале которого именно обломовщина названа в качестве причины гибели главного героя.

Одновременно обломовщина связана и с огнем. Примечательно, что при этом Гончаров обращается к библейской символике. Эпизод из Ветхого Завета (пир Бальтасара), с его прогностической семантикой, используется писателем для предсказания будущей жизни главного героя. Причем автор к библейскому сюжету добавляет один выразительный штрих: Илья Ильич как будто бы сам и подписывает себе смертный приговор.

В «Обломове» есть два эпизода, которые сближает совершаемое главным героем действие. О предмете своих текущих размышлений Илья Ильич в обоих случаях «сообщает» одним и тем же способом - «чертит пальцем по пыли». И если в первом случае Обломов напишет «новое» для него слово обломовщина, то во втором таким словом окажется имя героини - Ольга. Неслучайность данного противопоставления находит отражение в сюжете романа: Ольга Ильинская играет роль наиболее решительного борца с различными проявлениями обломовщины в главном герое.

В монологе Захара, в котором подводится своеобразный итог его разговора с Обломовым о друг их, «жалкие слова» связываются с «колюще-режущим» мотивом. В последовавшей за этим тайной исповеди Ильи Ильича перед самим собою данный мотив соединяется с «огненной» и «ядовитой» образностью, подпитывающей семантику «жалких слов». Этот же мотив связан с Ольгой и с исполняемой ею арией из «Нормы». Причем в том объяснении, которое дает Обломов, комментируя свое неравнодушие к «Casta diva», явно просматривается логика, общая и для «жалких слов».

В более широком контексте комплекс отмеченных мотивов сближает «жалкие слова» с саркастическими (см. статью Гончарова «Мильон терзаний» (1872)).

В ряде эпизодов изображение Ильи Ильича строится с использованием мотивов, отсылающих к тексту «поэта-пророка», несмотря на то, что пророком он открыто нигде не называется. С учетом этого становится понятным «вручение» Обломову «жалких слов» и их связь с огнем и ядом. «Жалкие слова» сближаются с пророческими «жгущими», «жалящими» словами, а сам герой (по крайней мере, в отдельных сценах) «преображается» в пророка.

Однако Илья Ильич лишен главного качества змеи - «мудрости» и неизбежного ее спутника - «ядовитого» анализа. Напротив, неоднократно подчеркивается его «голубиная кротость». Поэтому его слово окажется «жалким», бессильным, неспособным быть адекватным ответом агрессии окружающего мира, жертвой которого Обломов, в конечном счете, и станет.

1.2. Собака и волк

Первым в романе, кто открыто уподобляется повествователем собаке, оказывается земляк заглавного героя Михей Андреич Тарантьев. Поводом к этому служат манеры героя, особенности его взаимоотношений со знакомыми и сослуживцами, его система ценностей. Определяющими в характере Тарантьева являются корысть и алчность, которые реализуются и во взаимоотношениях с окружающими, и в гастрономической сфере.

Тарантьев на протяжении повествования не скупится на эпитеты. Именно он называет Захара старым псом, Обломова - колодой, овечкой, Штольца -шельмой продувной, Алексеева - овцой. Определения эти, как представляется, весьма значимы для понимания функции данных героев в сюжете.

«Собачьи» черты имеет и другой недоброжелатель Обломова - Иван Матвеевич Мухояров, доминантой образа которого также являются алчность, стремление к наживе. Отсюда и склонность героя к разного рода аферам, сулящим материальные блага, и большие познания в области гастрономии. При этом Мухояров не стремится к внешнему блеску. Небрежное отношение к одежде (и вообще к своему внешнему виду) является характерным признаком и других героев «Обломова», наделенных «собачьими» чертами, - Захара и Тарантьева. Даже Илья Ильич отчасти подвержен этой «болезни» во время приступов обломовщины. Однако только у Мухоярова это «отрефлексировано», подчинено определенной логике, продиктовано особыми соображениями, а не является результатом низкой культуры, как у Захара и Тарантьева.

Среди героев романа «Обломов», наделенных «собачьими» чертами, особое положение занимает Захар. Слуга Обломова едва ли не единственный герой Гончарова, открыто признающий свою «звериную», «собачью» природу. «Собачья» характеристика, которой дважды награждает себя Захар, появляется в связи с обманом, клеветой. Сравнение Захара с собакой в VII главе 1-й части подчеркивает, кроме того, неосознаваемое и неконтролируемое, «животное» чувство преданности не только к барину, но ко всему, что связано с его именем.

В эпизоде «расправы» Обломова над своим слугой (во время патетической сцены) уподобление Захара собаке подчеркивает его «пассивную», страдательную роль.

В близком смысловом контексте единственный раз в романе появляется сравнение Ильи Ильича с собакой как указание на готовность повиноваться, смирять свои желания, следуя воле возлюбленной. Неоднократно повторяющаяся в романе картина сидящей Ольги и пребывающего у ее ног Обломова выражает эту идею превосходства Ильинской и жертвенного служения ей героя.

С Захаром сопряжен еще один мотив, который в повествовании, казалось бы, не получает никакой открытой, явной реализации. Жалуясь на своего барина дворне у ворот, слуга Ильи Ильича наделяет себя чуть ли не инфернальными признаками, ассоциирующимися с враждебными «человеческому роду» существами. Своей самохарактеристикой, самооценкой Захар сближается с другим героем Гончарова — Марком Волоховым, обладателем «литературного» псевдонима Секлетея Бурдалахова (= вурдалак), вполне соответствующего его образу жизни и «повадкам». С Захаром, так же как и с Волоховым, связаны одновременно и «собачьи» и «змеиные» мотивы.

Признанием Захар как будто бы разоблачает свою роль в судьбе Обломова. Очевидно, что в противостоянии с Ольгой за влияние на Илью Ильича побеждает именно Захар, с наибольшей полнотой олицетворяющий «обломовский» элемент. И эта победа определит будущую трагическую судьбу главного героя.

«Волчьими» чертами в «Обломове» наделены два персонажа, кошрастно, почти автопародийно соотнесенные друг с другом: первый гость Ильи Ильича, имеющий характерную «говорящую» фамилию - Волков, и друг главного героя Андрей Штольц.

Штольц занимает особое место среди героев, помеченных Гончаровым «звериным» знаком. Как и с Марком Волоховым, с ним сопряжены в романе и «собачьи», и «волчьи» мотивы. Однако в отличие от других героев «Обломова» Штольц будет включен в число персонажей, наделяемых животными чертами не повествователем, а героями романа.

В соответствии с такой же контрапунктной логикой связан с образом Штольца и гастрономический мотив: друг Ильи Ильича, подобно Тарантьеву и Мухоярову, очень разборчив в выборе блюд. Своей чрезмерной требовательностью к еде эти герои противопоставлены Обломову, который, несмотря на изысканный вкус, вполне способен ограничиваться и блюдами простой, «мещанской» кухни.

С Волковым сопряжен мотив одежды/переодевания, имеющий непосредственное отношение к теме трансформации, оборотничества -центральной в традиционных «волчьих» сюжетах. Далее этот мотив реализуется в связи с образом главного героя романа. Смена Обломовым халата на сюртук - знак произошедших в его жизни перемен, связанных с любовью к Ильинской; появление халата - свидетельство возвращения героя к «прежней» жизни.

С Волковым в роман входит и тема любви/влюбленности/страсти -ключевая не только для романа «Обломов», но и для всего творчества Гончарова. Цитируемый героем романс Н. Ф. Вителяро («Напрасно я забыть ее

стараюсь...») «предсказывает» судьбы и «главного любовника» романа Ильи Ильича Обломова, который «смертельно» (и не без оснований) боялся любви-страсти, и Штольца, персонажа, никаким «порывам» не подверженного и тем не менее ощутившего на себе всю грозную силу этого чувства.

Кроме того, этих столь разномасштабных и разновекторных героев -Волкова и Штольца - объединяет еще одна черта: оба они оказываются успешными не только в любви, но и в социальной сфере.

Если герой, наделенный «собачьими» чертами, обречен в любовном поединке на поражение, то «волк» всегда может рассчитывать на добычу.

«Волки» населяют и другие произведения Гончарова. Наиболее концентрированно «волчьи» мотивы присутствуют в последнем романе писателя «Обрыв» и связаны с Марком Волоховым - «вором», «соблазнителем», разрушителем патриархальной идиллии. В «Слугах старого века» (1888) «волк» выступает синонимом вора, «разбойника», который может похитить не только имущество, но и честь, супружеское спокойствие. «Алчность», «прожорливость» свойственна большинству «волков» Гончарова: именно она служит источником особой «волчьей» хватки, помогающей данным героям достигать успеха на любом поприще.

Несмотря на то, что и Захар, и Тарантьев, и Мухояров обладали отменным аппетитом, любили выпить и не прочь были поживиться за счет Обломова, Гончаров не наделяет их «волчьими» чертами: с «волком» Штольцем они конкурировать не способны. И если Захара слабым делает его бессознательное страстно-почтительное отношение к другу своего барина, похожее на то, которое он испытывает к самому Илье Ильичу, то Тарантьев и Мухояров просто не могут противостоять предприимчивости и силе Штольца.

Во второй главе «Гастрономическая семантика» анализируются образы и мотивы романа «Обломов», связанные с темой еды.

2.1. «Алкогольный» код

В X главе 4-й части «Обломова» читатель узнает, что Илья Ильич умер, недолго прожив после повторного апоплексического удара. И в ряду «медицинских» причин, спровоцировавших первый удар и ускоривших гибель Обломова, пристрастие героя к алкоголю оказывается едва ли не главной.

Осознавая свое положение на Выборгской стороне, Илья Ильич как будто пытается спрятаться от реальности, уйти в мир спасительных иллюзий. И в определенной мере ему это удается. Характерно, что в сниженном отражении тот же мотив пьянства с горя возникает в финале романа в объяснении Захара своего невоздержания.

Косвенной виновницей этой «болезненной слабости» заглавного героя является Агафья Матвеевна Пшеницына. Знаменательно, что ее близкое знакомство с Обломовым начинается с двух чашек кофе, огромного куска пирога и рюмки водки, настоянной на смородинном листу (ср. фамилию героини). Лишив Пшеницыну традиционно женского способа привлечь внимание - кокетства, Гончаров наделяет ее другим - не менее эффективным.

Во многих произведениях писателя центральную роль в сближении героев играет «гастрономический» мотив. Наиболее близкий к «Обломову»

пример содержится в «Обрыве», герой которого Леонтий Козлов, по словам его жены Ульяны, влюбился в нее, съев три тарелки ее рисовой каши. «Негативная» версия данного мотива присутствует в первом романе писателя «Обыкновенная история». Демонстративный отказ Наденьки Любецкой разделить с Александром Адуевым чашку молока - указание не только на ее доминирование в отношениях с героем. Это еще, учитывая объединяющую Любецкую и графа Платона простоквашу, намек на будущее развитие сюжета. В повести «Лихая болесть» (1838) «гастрономический» мотив был наделен мистической, магической семантикой, а «еда» выступала в роли приворотного средства.

Именно любовь Обломова к смородиновой водке сделала возможным столь успешное осуществление Тарантьевым и Мухояровым мошеннической проделки и поставила Илью Ильича в крайне затруднительное материальное положение. И несмотря на явное, принципиальное отличие между Агафьей Матвеевной и ее братцем, в том, что касается средств, с помощью которых они достигают своей цели, герои не только похожи, но и действуют едва ли не сообща. Домашняя водка Пшеницыной делает Обломова уязвимым, беззащитным и выступает инструментом манипуляции.

В начале 2-й части романа (еще до развития основных событий) в ответ на упреки Штольца Илья Ильич сам назовет своих главных врагов, свои «больные места» - отсутствие силы и воли. Недостаток у Обломова этих качеств во многом объясняет сюжетное поведение героя, становится определяющим в его отношениях с окружающими. В рукописи романа в данном фрагменте Илья Ильич, обращаясь к Штольцу, сравнивал себя с пьяницей, эксплицируя связь этого определения-«диагноза» с отмеченными свойствами: «Я теперь как пьяница: у меня пока еще нет ни воли, ни силы. Дай мне своей воли и ума - и веди меня как знаешь...».

К образам и метафорам с «алкогольной» семантикой Гончаров нередко обращается при описании любви-страсти. Оказавшись во власти чувства, герой утрачивает часть своего «я», теряет волю, «обессилевает».

Но этому парадоксально «подыгрывает» и другое. И связанный с образом Обломова мотив воли мы находим уже на первой странице романа. Этот мотив, во всем его полиеемическом многообразии, неоднократно возникает в повествовании, подчеркивая нежелание Ильи Ильича как бы то ни было ограничивать свою волю, стеснять свое «я». Независимость, свобода Обломова оказались одной из главных причин того впечатления, которое Илья Ильич произвел на Пшеницыну.

Знаменательно, что пьяницами в романе названа еще одна категория героев, явно в сюжете не представленная. Это - сочинители. Они наделяются Захаром едва ли не божественными полномочиями: «...это такие господа, которые сами выдумывают, что им понадобится». Такая как будто бы «несерьезная» характеристика Захара позволяет включить в данную группу заглавного героя романа, который преимущественно и занимался тем, что «все продолжал чертить узор собственной жизни», «жить в созданном им мире».

2.2. «Пейте квас: не отравитесь...»

В «Обломове» квас присутствует только в наименее динамичной 1-й части романа и связывается с образом жизни главного героя, названным Штольцем обломовщиной, то есть сопровождает Илью Ильича до момента его вхождения в основное повествование.

Пристрастие главного героя к квасу, приобретенное еще, вероятно, в Обломовке, не просто патриархальная черта, «мещанская» привычка. Явно провинциальные гастрономические предпочтения Ильи Ильича, соседствующие с изысканным вкусом, который он обнаружит при подготовке к своим именинам, можно рассматривать как своего рода жест, демонстрирующий независимость, самостоятельность героя, отказывающегося следовать внешним, не соответствующим его желаниям и ограничивающим волю, принятым в обществе правилам и установкам.

Квас трижды возникает в эпизоде разговора Обломова и Захара о других (в первой патетической сцене), причем в отмеченные, «кульминационные» моменты, иронически их «остраняя».

Последнее появление этого столь любимого Обломовым напитка -финальные строки 1-й части. После пробуждения ото сна Илья Ильич потребует у Захара квас, который необходим герою в качестве своеобразного лекарства для того, чтобы возвратиться в свое обычное, «исходное» состояние после растревожившего его воображение сновидения, вкусив соответствующей патриархальной пищи.

Исчезнув в конце 1-й части романа, «квасной» мотив возникает снова в I главе 4-й части вместе с появлением в повествовании Пшеницыной. Кислая капуста Агафьи Матвеевны - закуска далеко не аристократическая -продолжает «кислую» тему, которая возникает в романе в связи с квасом. Дальнейшее ее развитие мы наблюдаем в VI главе 4-й части. Кислое вино, которым угощает Обломов Штольца, - признак скатывания Ильи Ильича в «мещанство» и бедность. В IX главе на смену кислому вину приходит кисель -блюдо простое и как будто бы не соответствующее материальному достатку Обломова, теперь уже имеющего возможность не ограничивать свои гастрономические желания. Кисель служит сигналом приближающейся смерти, которая в скором времени и настигает героя.

Кисель как метафора хилого и вялого человека (В. И. Даль) актуализирует тему слабости. Особенно ярко она обнаруживает себя в финале романа, в эпизоде, где показаны ухищрения, к которым прибегает Агафья Матвеевна для того, чтобы сделать возможным соблюдение предписанной Илье Ильичу диеты.

Вообще, лексемы, образованные от глагола «киснуть», Гончаров использует в своих произведениях для выражения идеи застоя, «ухудшения». Мотив скисания присутствует уже в первом романе писателя «Обыкновенная история» - в любовном сюжете Адуев-Любецкая-Новинский. С одной стороны, простокваша (скисшее молоко) ассоциируется с графом Новинским, заменившим Александра в сердце Наденьки. С другой стороны, скисание молока, нарушение его цельности, «природности» актуализирует идею изменения отношений между Адуевым и Любецкой. Кроме того, оно подчеркивает перемены, происходящие с самой героиней. Иронически

двусмысленно звучит определение, которое Александр получит от Суркова после того, как одержит над ним любовную победу, - молокосос.

Молоко в произведениях Гончарова служит приметой обетованной земли, дикого, не тронутого цивилизацией «идиллического» мира. Характерно, что Гончаров заимствует ключевой мотив для любовного сюжета своего первого романа у Н. М. Карамзина. Стакан молока из «Бедной Лизы» - произведения, открыто включенного в литературный фон «Обыкновенной истории», -трансформировавшись в чашку молока в романе Гончарова, служит намеком на последовавшее в скором времени расставание героев.

Скисанию как процессу «ухудшения», застоя у Гончарова противопоставлено брожение - интенсивная перестройка, пере-рождение, вызревание нового на основе существующего. Жизнь требует постоянного движения, обновления. Для того чтобы произошло оживление, восстановление угасших, изможденных непрерывным движением сил, необходимо привнесение молекул обновления.

В «Обломове» возможность возрождения Ильи Ильича связывается бродягой (как называет его Тарантьев) Штольцем с пробуждением в душе главного героя воспоминаний, прежних чувств, вызванных его любовью-страстью к Ольге. Самого Илью Ильича, испытавшего уже «преимущества» чуждого ему образа жизни - обожженного страстью и отравленного сомнениями, - подобная перспектива пугает. Жизнь с ее непрестанным движением и обновлением глубоко враждебна Обломову, однако остановка в движении, развитии ведет к «закисанию», застою, упадку, что концовка романа и демонстрирует.

2.3. «Донести сосуд жизни до последнего дня...»

Для означивания изменений, которые происходят в жизни героев, Гончаров нередко использует «гончарную» символику, метонимически соотнесенную со сферой гастрономии.

В последней главе 3-й части романа «Обломов», изображающей горячку главного героя после расставания с Ольгой Ильинской, Захар разобьет чашку. И это будет напрямую увязано с тем, что происходит с Ильей Ильичом, его состоянием: разбитая Захаром чашка символизирует «разбитую» жизнь Обломова.

В «Обыкновенной истории» параллель женщина-ваза (изделие из фарфора) связана с возлюбленными Александра Адуева Наденькой Любецкой и Юлией Тафаевой. В обоих случаях появление данного мотива предсказывает негативные изменения, которые должны произойти в жизни героини.

Умение Анисьи управляться с посудой, акцентированное в романе «Обломов», оказывается «созвучно» ее способности выпутываться самой и спасать Захара от проявлений барского гнева, от сцен, сопровождаемых «жалкими словами». И этим своим качеством она сближается с Агафьей Матвеевной (в романе неоднократно подчеркивается их взаимная привязанность на основе умения вести хозяйство), которая, несмотря на свою «простоту», сумела довольно быстро добиться расположения Обломова.

Применительно к локусу гениальной хозяйки Пшеницыной разбитая посуда единственный раз появляется в момент возникновения грозной нужды для Ильи Ильича, то есть напрямую связывается с темой убытка, ущерба. Здесь же возникает и мотив пустоты, по своей семантике близкий к мотиву разбивания, разрушения. Показательны попытки главного героя не только защититься от «яда», но и обезопасить себя от угрожающей, опасной пустоты.

В финале романа разбивание старой, негодной посуды в доме Пшеницыной, помимо «бытовой» причины - препятствия неурочному сну Ильи Ильича (разбитого апоплексическим ударом), - по-видимому, в соответствии с известными народными представлениями, направлено и на то, чтобы «испугать, отогнать болезнь» от главного героя, помешать ему оказаться во власти «смертельной тишины».

Мотив разрушения, порчи вещей постоянно сопутствует Захару, что можно интерпретировать как напоминание о конечном распаде, смерти. Неслучайно при изображении общей запущенности в квартире Ильи Ильича более мрачную атмосферу создает упоминание о разрушениях, источником которых выступает слуга главного героя. Этот же мотив связывается с темой переезда. В рукописи романа переселение Обломова на новую квартиру было окружено прямыми «танатологическими» ассоциациями, Выборгская же сторона представала едва ли не как потусторонний, загробный мир. Отсюда, вероятно, одна из причин страха героя перед перспективой смены квартиры.

Разбитые сосуды в «Обломове» - это также отсылка к словам Ильи Ильича о нецельности, «раздробленности» представителей современного ему общества, живых мертвецов, являющейся следствием «неподлинности», бессмысленности их существования.

В разговоре с журналистом Пенкиным во II главе 1-й части романа Илья Ильич уподобит испорченного человека негодному сосуду, тем самым актуализировав восходящее к Библии противопоставление души человека и ее телесной оболочки. Этот же мотив присутствует в кругозоре Штольца. Так на первый взгляд абсолютно противоположные, противопоставленные в сюжете герои проявляют удивительное единодушие. За этим совпадением можно увидеть фигуру самого Гончарова, заставившего Штольца в финале романа говорить о хрустальной, прозрачной душе и честном, верном сердце Обломова, сумевшего в значительной мере осуществить «программу» своего друга -«донести сосуд жизни до последнего дня, не пролив ни одной капли напрасно...».

Используя образ разбитого сосуда для того, чтобы подчеркнуть происходящие в жизни героев изменения, Гончаров обращается и к фольклорно-этнографическим представлениям, согласно которым о наполненной, счастливой жизни говорят как о «полной чаше».

Полнотой, «наполненностью» характеризуются положительные моменты жизни Ильи Ильича, в то время как «пустоту» главный герой чувствует тогда, когда ощущает бессмысленность и бесцельность своего существования. Зримым воплощением разных этапов жизни Обломова становится его чернильница.

Жизнь Ильи Ильича, очевидную нехватку содержания в которой он сам постоянно ощущает (особенно в последний, «выборгский» период), предстает как реализация слов Захара, обращенных к барину еще в самом начале романа: «Чтоб тебе издохнуть, леший этакой! <...> Чтоб тебе пусто было!..».

Идея противопоставления, противостояния души и тела присутствует у Гончарова во всех трех романах и играет в сюжете существенную роль. Так, в отличие от Петра Иваныча, который настаивает на разумном соотношении двух этих начал («В любви равно участвуют и душа и тело; в противном случае любовь неполна: мы не духи и не звери»), Александр обращает свое внимание как будто исключительно на душу («Пустые, ничтожные люди, животные! Одно тело наводит на них заботу, а души и в помине нет!»), однако в истории с Лизой в полной мере ощущает свою зависимость от телесного и невозможность ему противиться. В близкой ситуации окажется и Райский, который сможет устоять перед влечением к Марфеньке, но легко поддастся чарам Ульяны.

В черновых материалах романа «Обломов» было намечено явное, даже несколько утрированное, противопоставление внутреннего и внешнего, души и тела в образе главного героя. В окончательном печатном тексте оно будет снято, напротив, герои Гончарова обнаружат «совпадение», своеобразное «тождество» внешнего и внутреннего. Так, чувствительная, отзывчивая, податливая душа Обломова будет помещена в слишком изнеженное для мужчины тело. Изображая Тарантьева, Мухоярова, Штольца, писатель обратит внимание на отражение внутреннего мира героя в его облике.

В третьей главе «Элементы антропонимики» имена центральных контрастных женских персонажей рассматриваются в контексте антропонимики романа и всего гончаровского творчества.

3.1. Ольга Сергеевна Ильинская в кругу героев И. А. Гончарова

В рукописи 1-й части «Обломова» фигурировала Вера Павловна. Позже ее место в повествовании заняла Ольга Павловна, затем Ольга Сергеевна Ильинская. А Верой писатель назовет главную героиню своего последнего романа «Обрыв» (задуманного, по словам Гончарова, одновременно с «Обломовым»), другой главный герой которого Борис Райский «унаследует» отчество Павлович.

Имя Ольга, в отличие от имени другой центральной героини «Обломова» Агафьи, в художественном мире Гончарова уникально: в других произведениях писателя оно не встречается.

В более поздних текстах Гончаров упоминает двух соименниц своей героини, которые могут восприниматься в качестве ее прототипов: Ольгу Ларину («Лучше поздно, чем никогда» (1879)) и равноапостольную княгиню Ольгу («В университете» (1887)).

Страстность, с которой Ильинская посвятила жизнь достижению своих целей, чрезмерная рациональность и расчетливость, казалось бы, не свойственные женщинам, и окружающий Ольгу «огненный» ореол - все это сближает героиню «Обломова» с княгиней Ольгой.

Особым образом преломленный сюжет обретения русской княгиней «правильной» веры можно обнаружить и в судьбе Ильинской. Отказ от

язычества и крещение в православие применительно к героине Гончарова воплощается в отказе Обломову, носящему имя ветхозаветного пророка, и в выборе в мужья героя с открыто апостольским, новозаветным именем Андрей.

В статье «Лучше поздно, чем никогда» Гончаров проведет параллель между героинями романа «Евгений Онегин» и своими Наденькой Любецкой из «Обыкновенной истории» и Ольгой Ильинской из «Обломова». Скрытое сопоставление Наденьки-Ольги (по Гончарову, это одно лицо) позволило исследователям сравнивать героиню «Обломова» с пушкинской Татьяной. Однако, на наш взгляд, более существенно то, что объединяет героинь Гончарова с Ольгой Лариной, которая, по знаменательному высказыванию писателя в упомянутой статье, «...вмиг забыла своего поэта и вышла замуж за улана». И Наденька Любецкая, и Ольга Ильинская расстаются с первым возлюбленным ради другого, более «блестящего».

Патроним Ильинской - Сергеевна - Гончаров до романа «Обломов» использовал лишь однажды: в «Письмах столичного друга к провинциальному жениху» (1848) камердинер главного героя Сергей ядовито-почтительной улыбкой заставляет хозяина краснеть за своего друга.

Сергеи в творчестве писателя - персонажи преимущественно эпизодические, в большинстве случаев облеченные властью и если не прямо отрицательные, то с довольно двусмысленной репутацией. Особенно это характерно для героев, для которых Сергей служит личным именем. (Исключения составляют лишь исторические лица, упоминаемые писателем в автобиографических произведениях - «В университете», «На родине», а также во «Фрегате "Паллада"».)

Выбрав для Ольги Ильинской отчество Сергеевна, романист как бы подготавливал почву для разрушения идиллии, которая просматривалась в зарождающихся отношениях героев.

Фамилия Ольги Сергеевны образована от имени Обломова, тем самым «намекая» на существующую между героями связь. Вопреки распространенному мнению, мы считаем, что это не следует рассматривать как указание на изначальную предназначенность героини Илье Ильичу. Объяснение существующей между героями связи правомернее искать в иной плоскости, в семантике имени Обломова Илья.

В. Я. Звиняцковский отмечает ключевые мотивы, сопряженные с библейским пророком Ильей в Ветхом Завете, - «дождь (вода) и огонь (пламя, полымя )»6. Оба этих мотива связаны как с Обломовым, так и с Ольгой Ильинской. Имя Обломова, отразившееся в фамилии героини, сообщает героям их двойственную природу, обусловленную одновременной причастностью к двум противоположным стихиям.

Значительное преобладание в образе Ильинской «огненного» начала -следствие взаимодействия ее фамилии с именем Ольга, также содержащим «огненные» коннотации. Возвращение в «женскую» сферу после

'И А Гончаров Материалы Международной конференции, посвященной 190-летию со дня рождения И А. Гончарова - Ульяновск, 2003. - С. 87

непродолжительных попыток реализовать себя в не свойственной роли Пигмалиона при Галатее-Обломове предопределяется ее «водной» (что акцентировано в романе), «женственной», фамилией.

3.2. Агафья Матвеевна Пшеницына: имя, прототипы, функция

Имя Пшеницыной - Агафья - носят героини еще трех произведений Гончарова. Впервые оно появляется в романе «Обыкновенная история»; его обладательница связана здесь со сферой сакрального, с водой - стихией, противоположной огню, и, кроме того, является носительницей особого рода знаний, к которым прибегла мать Александра Адуева для того, чтобы избавить сына от приобретенной им в Петербурге болезни, разочарования.

В «Обломове» функция Агафьи Матвеевны, по сути, та же. Героине удается примирить Обломова с его прошлым, излечить от любви-болезни и даже заменить Ольгу в его сердце. Не случайным представляется обращение Гончарова к именам, связанным по принципу контраста; «огненность» Ольги уравновешивается, нейтрализуется «защитницей от огня» Агафьей.

С Агафьей у Гончарова связан мотив соединения/разделения. В романе «Обрыв» (героиня которого неизбежно ассоциируется со своей тезкой Пшеницыной) писатель дает это имя персонажу, выполняющему открыто медиативную, посредническую функцию В «Обломове» Гончаров связывает с Агафьей Матвеевной негативный вариант данного мотива: Пшеницына окажется препятствием, «стеной», преодолеть которую (единственный раз в романе!) Штольц, вынужденный отступиться от своего друга и оставить его «погибать», будет не в состоянии. В этом контексте имя героини (одна из семантических составляющих которого - защитница) напрямую соотнесено с ее функцией в романе. С одной стороны, Пшеницына для Обломова будет играть роль доброй волшебницы, ограждающей его от внешнего мира, оберегающей покой, к которому Илья Ильич так стремился. С другой - дом Агафьи Матвеевны окажется для героя своеобразной теплицей, а чрезмерная опека его хозяйки приведет Обломова к гибели. (Ср. в «Обрыве» Агафья сопровождает Марфеньку при ее посещениях кладбища.)

Обращает на себя внимание «хлебная», «злаковая» основа фамилии героини, ассоциативно перекликающаяся с другим «злаком» - ячменем, болезненным воспалением глаз, мучающим Обломова. Ячмень в романе играет роль своего рода индикатора, фиксирующего этапы жизни главного героя: избавление от ячменей символизирует разрушение границы между героем и миром, возвращение - погружение в обломовщину. Кроме того, ячмень отсылает к «алкогольной» теме.

Мотив разделения, разъединения роднит Пшеницыну с очевидными ее литературными прототипами - героинями Н. В. Гоголя. Агафьей Тихоновной из «Женитьбы» и Агафией Федосеевной из «Повести о том, как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем».

Кроме того, Гончаров наделяет Пшеницыну отчеством, совпадающим с отчеством его матери Авдотьи Матвеевны, что, по нашему мнению, не следует рассматривать как однозначное указание на «положительность» героини.

Посредством патронима она оказывается связана с братцем - едва ли не главным недоброжелателем Обломова.

Всех обладателей имени Матвей у Гончарова объединяет некоторая «приземленность», материальность, проявляющаяся зачастую и в гастрономической плоскости. Вероятно, на семантику данного имени у Гончарова оказали влияние и новозаветные коннотации: Матфей - сборщик податей, «мытарь», что более явно просматривается в «Слугах старого века».

В письмах романиста неоднократно можно встретить упоминание имени «второй» главной героини «Обломова». Учитывая основную, постоянно акцентируемую в романе, функцию Пшеницыной - умение вести хозяйство, проявлять заботу и внимание, - наиболее вероятно, что именно эти качества имел в виду писатель, когда называл ее именем знакомых женщин, принимавших в его жизни активное участие. Однако это, тем не менее, не исключает негативных коннотаций, связанных с обладательницей данного антропонима в романе, косвенным подтверждением чему служат непростые отношения, которые складывались у Гончарова с его Агафьями Матвеевнами, в том числе даже с его верной помощницей и другом С. А Никитенко.

Агафья Матвеевна Пшеницына - одна из немногих героинь Гончарова, которая дважды выходит замуж. И эти перемены в жизни отразились на ее характере. Именно от мужа, как можно предполагать, у Пшеницыной робость и «забитость». Мухояровские черты, роднящие ее с братцем, проявляются у героини в ситуации обольщения Обломова. И только после смерти Ильи Ильича происходит своего рода перерождение, «преображение» Агафьи Матвеевны.

В результате в фамилии Пшеницына на первый план выдвигается прозаичность, которая «закодирована», с одной стороны, в девичьей фамилии героини - квинтэссенции материальности (мухояр, согласно словарю В. И. Даля, - материя), а с другой - в ее отчестве, также небезразличном к быту. Эти «совпадения», как можно предполагать, и держали Агафью Матвеевну в плену материального, не позволяя вырваться имеющемуся у нее духовному потенциалу, вплоть до самого второго замужества.

Особенно важен для понимания образа героини мотив «жертвы», «жертвенности» (который связан в романе с темой любви), актуализируемый новозаветным подтекстом фамилии Пшеницына. Ведь именно приносимые Агафьей Матвеевной бескорыстные жертвы отвлекли ее от ежедневной погруженности в быт, придали цель и смысл ее жизни. Однако, несмотря на испытываемые героиней чувства к Обломову, в конечном счете, именно ее любви обязан герой своей скорой смертью. В этом отношении как своеобразную квинтэссенцию «негативности», воплощенную в образе Агафьи Матвеевны, можно рассматривать уподобление Пшеницыной Милитрисе Кирбитьевне, героине, имеющей устойчивую отрицательную репутацию.

В Заключении подводятся краткие итоги исследования, намечаются перспективы дальнейшей работы.

По теме диссертации опубликованы следующие работы:

1. Ларин С. А. Н^опа тогЫ : «Обломов» И. А. Гончарова - «Черный монах» А. П. Чехова / С. А. Ларин // Вестник Воронежского государственного университета. Серия Филология. Журналистика. - 2004. - № 2. - С. 36-39.

2. Ларин С. А. Метафора болезни в романе И. А. Гончарова «Обломов» / С. А. Ларин // Русская филология. 16 : сборник научных работ молодых филологов. - Тарту, 2005. - С. 26-30.

3. Ларин С. А. Агафья Матвеевна Пшеницына : имя, прототипы, функция / С. А. Ларин // Классические и неклассические модели мира в отечественной и зарубежной литературах : материалы Международной научной конференции / Институт русской литературы (Пушкинский дом) РАН, ВолГУ. - Волгоград, 2006.-С. 408-413.

4. Ларин С. А. Алкогольный код в романе И. А. Гончарова «Обломов» / С. А. Ларин // Литература Х1-ХХ1 вв. Национально-художественное мышление и картина мира : материалы Международной научной конференции : в 2 частях. -Ульяновск, 2006. - Часть I. - С. 365-371.

5. Ларин С. А. «Змеиный» комплекс в романе И. А. Гончарова «Обломов» / С. А. Ларин // Русская филология. 17 : сборник научных работ молодых филологов. - Тарту, 2006. - С. 43-48.

6. Ларин С. А. О генезисе образа главной героини романа И. А. Гончарова «Обломов» (текстологический аспект) / С. А. Ларин // Лесная текстология : труды III летней школы на Карельском перешейке по текстологии и источниковедению русской литературы. - СПб., 2006. - С. 101-107.

7. Ларин С. А. «Скажи, ядовитая змея, уязви, ужаль...» (к семантике «жалких слов» в «Обломове» И. А. Гончарова) / С. А. Ларин // Вестник Воронежского государственного университета. Серия Гуманитарные науки. -2006. - № 2, ч. 2 - С. 326-334.

8. Ларин С. А. «Волчьи» мотивы в романе И. А. Гончарова «Обломов» / С. А. Ларин // Языковая семантика и образ мира : материалы Международной научной конференции : в 2 частях. - Казань, 2008. - Часть 1. - С. 208-211.

Статьи № 1 и 7 опубликованы в изданиях, входящих в перечень рецензируемых научных журналов ВАК РФ.

Подписано в печать 21 10 08 Формат 60*84 Уел печ л Тираж 100 экз Заказ 1967

Отпечатано с готового оригинала-макета в типографии Шдательско-полиграфического центра Воронежского государственного университета 394000, Воронеж, ул Пушкинская, 3

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Ларин, Сергей Алексеевич

Введение.

Глава 1. «Анималистическая» семантика.

1.1. «Змеиный» комплекс.

1.1а. О «жалких словах».

1.2. Собака и волк.

Глава 2. «Гастрономическая» семантика.

2.1. «Алкогольный» код.

2.2. «Пейте квас: не отравитесь.».

2.3. «Донести сосуд жизни до последнего дня.».

Глава 3. Элементы антропонимики.

3.1. Ольга Сергеевна Ильинская в кругу героев И. А. Гончарова.

3.2. Агафья Матвеевна Пшеницына: имя, прототипы, функция.

Введение диссертации2008 год, автореферат по филологии, Ларин, Сергей Алексеевич

Являясь наиболее изученным произведением И. А. Гончарова, роман «Обломов» до сих пор продолжает вызывать неизменный интерес исследователей. Это во многом связано с тем, что в сфере внимания ученых все чаще оказываются элементы художественного мира писателя, долгое время находившиеся на периферии науки о Гончарове.

Особое место среди них занимает «зооморфная» образность, присутствие которой можно обнаружить в большинстве произведений романиста. До сих пор, однако, она не получила систематического описания, а кроме того, хотя в некоторых работах можно найти наблюдения и замечания, касающиеся соответствующей проблематики, сделаны они в основном на материале романа «Обрыв», в котором «анималистическая тенденция. слишком очевидна» [Мельник 1991: 88].

Впервые вопрос о функции «зооморфной» символики в творчестве романиста ставит В. И. Мельник в монографии «Этический идеал И. А. Гончарова» (1991). «Нехарактерное для более ранних гончаровских произведений обилие анималистических образов» [Мельник 1991: 87] в «Обрыве» исследователь объясняет полемикой писателя «.с позитивистами в вопросе о том, является ли человек только "животным", или в нем есть и "душа". <.> Романист и сам видит в человеке еще очень много "звериного", но, в отличие от позитивистов, не просто констатирует этот факт, а дает ему соответствующую оценку, показывает борьбу "звериного" и "духовного" в человеке и надеется на "очеловечение" человека. На этой надежде основывается вся этическая концепция Гончарова, начиная с произведений 40-х гг.» [Мельник 1991: 87]. В. И. Мельник подчеркивает, что «.нельзя, говоря о "зоологизме" гончаровских образов этого времени, не учитывать мощной традиции, проявившейся в искусстве 30-40-х гг., изображать человека в органичном сравнении с тем или иным животным -для обозначения нравственного типа, для указания наиболее характерных черт его натуры» [Мельник 1991: 87]. Однако в отличие от нравоописателя», которого «.интересует при сравнении человека с животным - вид этого животного, его конкретная "порода" (лиса, волк и т. д.), ибо в своем герое он подчеркивает признаки конкретного вида: человек-лиса, человек-волк, человек-лев и т. д.» [Мельник 1991: 88], «для Гончарова важна другая оппозиция: зверь или человек. <. .> Его интересует не нравоописание, а нравственность» [Мельник 1991: 88].

Исследователь сосредотачивает свое внимание на анализе последнего романа Гончарова. Он отмечает, что «в "Малиновской" части "Обрыва" наблюдается концентрирование анималистических образов, - в противоположность "петербургской" части романа, где господствует не стихия "страстей" и "животного" отклонения от нормы нравственности, а, напротив, "механицизм" - как другая крайность. <.> В Малиновке же страсти буквально бьют через край, часто переходя за "черту" и превращая человека в животное» [Мельник 1991: 90]. В. И. Мельник подчеркивает, что «тема "человека-животного" раскрывается в "Обрыве" не только в нравственном, но и в социальном аспекте» [Мельник 1991: 92].

В более поздних исследованиях, посвященных творчеству Гончарова, материалом по-прежнему служит преимущественно текст романа «Обрыв», а в сфере внимания оказываются четыре «персонажа»: волк, змея, медведь, кошка.

В своей фундаментальной работе, посвященной творческой истории «Обрыва», Л. С. Гейро прослеживает цепочки ассоциаций, через которые воплощается идея страсти в совокупности с идеей искушения, и отмечает, что «в порыве страсти — влекущей, неразгаданной, оскорбленной - в каждом герое романа пробуждается зверь» [Гейро 2000: 159]. Исследовательница указывает на «скрещивающиеся» ассоциативные ряды: «Вера-змея, страсть-змея; Марк-волк, страсть-волк» [Гейро 2000: 161]. «Нет сомнений в том, что появляющийся в этом ряду блистающий чешуею удав. это богато разукрашенный романтическим воображением Райского библейский змий-искуситель, или Сатана» [Гейро 2000: 161].

А. А. Фаустов рассматривает «змею» в контексте «женского» мифа, триады «русалка-изваяние-змея», которая в творчестве Гончарова «.(со всеми ее "дополнениями") в. разветвленной форме встречается. только в "Обрыве"» [Фаустов, Савинков 1998: 134].

Наиболее подробно образы волка и змеи, правда, преимущественно в контексте мифологических представлений, анализируются в диссертации Е. В. У бы. По замечанию исследовательницы, «к сравнению героя с животными (с собакой, с кошкой, с волком, и так далее) Гончаров неоднократно прибегает в ходе повествования. Подобного рода "перевоплощения" апеллируют к самым сокровенным истокам мифологического сознания» [Уба2005: 140].

Е. В. Уба объясняет появление в произведениях писателя анималистических образов, развивая наблюдения В. И. Мельника: «Гончаров нередко прибегает к сравнению своих героев с животными тогда, когда они -вольно или невольно - нарушают этические нормы, когда страсти, необузданные и пагубные, берут верх над разумом и в душе героя царит смятение, мрак. В тот или иной момент это случается практически с каждым. Но есть среди героев трех романов те, кто пребывает в подобном состоянии едва ли не постоянно» [Уба 2005: 140].

Исследовательница обращает внимание на «.устойчивость метафоры змеи в романах Гончарова. Последняя присутствует в "Обыкновенной истории", "Обломове", "Обрыве" в нескольких семантических вариантах: как обозначение исключительно внешнего сходства с манерами, поведением персонажа (например, Александр "выскользнул, как змея" в сад за Наденькой - "Обыкновенная история", ч. I гл. 4; или Татьяна Марковна в "Обрыве" обилием ключей на поясе и в карманах, а вернее, издаваемым ими звуком походила "на гремучую змею" — "Обрыв", ч. I гл. 4); как обозначение внутреннего состояния персонажа, едва сдерживающего раздражение и досаду (например, Аграфена в момент прощания с Евсеем "шипит по-змеиному" — "Обыкновенная история", ч. I гл. 1; как и Вера, когда умоляет

Райского в последний раз отпустить ее с обрыва - "Обрыв", ч. IV гл. 11); как обозначение эмоционально-негативного отношения одного персонажа к другому (например, в "Обломове" Илья Ильич сокрушается, "какую змею отогрел на груди!", отчитывая Захара за то, тот сравнил его с "другими" -"Обломов", ч. I гл. 8)» [Уба 2005: 143-144].

По мнению Е. В. У бы, к героям Гончарова, в душе которых «царит смятение, мрак. едва ли не постоянно» [Уба 2005: 141], «без сомнения, относится Марк Волохов. Более того, писатель прибегает к приему открытого авторского толкования его фамилии, неоднократно называя ее носителя "волком"» [Уба 2005: 141-142]. Далее Е. В. Уба рассматривает аналогию «Волохова-волка» в свете мифологических представлений, связанных с волком. Опираясь на мнение А. А. Потебни и авторов этнолингвистического словаря под редакцией Н. И. Толстого, говорящих о связи волка и змея, исследовательница анализирует образ «Марка Волохова через призму "мифического змея" с исходящими от него соблазном и прелюбодеянием. Тем более что восприятие это тщательно подготовлено неоднократным введением в ткань гончаровского повествования змея как символа искушения и порождаемых им сомнений (начиная с дороги, которая "змеей вилась" и увозила "в обетованную землю, в Петербург" героя "Обыкновенной истории" - ч. I гл. 1; а позднее уводила в лес Обломова и Ольгу, впавшую "в какой-то лунатизм любви" - "Обломов", ч. II гл. 11). "Змея сомнений" мешает Обломову быть счастливым ("Обломов", ч. II гл. 11-12), змеей называет герой свою совесть ("Обломов", ч. II гл. 12), змеей проползает недоверие по лицу Ольги ("Обломов", ч. II гл. 8)» [Уба 2005: 145].

Однако главным предметом анализа Е. В. Убы являются антропонимы в романах Гончарова. В контексте основной проблематики своей работы исследовательница рассматривает «зоологические» фамилии героев писателя. Е. В. Уба отмечает, что фамилии, образованные «от названий животных (или созвучных им), которыми Гончаров наделяет второстепенные персонажи и лица, упомянутые в тексте. следует воспринимать в контексте общей "анималистической тенденции" Гончарова, развивающейся все более и более от романа к роману» [Уба 2005: 124], а «.введение в повествовательную структуру подобных номинаций служит прежде всего идее исторической достоверности описываемых событий» [Уба 2005: 113]. «Эстетическое осмысление подобного рода именований, - развивает свою мысль исследовательница, — обнаруживает, что словесная игра Гончарова с такими фамилиями часто сопровождается комическим эффектом. Возникает он при сопоставлении именований со схожими по звучанию и написанию, а часто однокоренными словами, от которых они предположительно образованы. Такие фамилии - акт индивидуально-авторского творчества, их создание - древняя традиция, берущая начало в фольклоре. Несомненно, здесь следует учитывать и литературную традицию 30-х-40-х годов. Однако самим И. А. Гончаровым отмечено в этом смысле имя, предвосхищающее поиски нравоописателей» [Уба 2005: 113].

В сфере внимания исследовательницы оказываются фамилии Суркова (из «Обыкновенной истории»), Козлова (из «Обрыва»), Свинкина и Мурашиной (из «Обломова»). В отличие, например, от Мурашиной, никак себя не проявляющей в сюжете (хотя «муравьиная» мифология и занимала определенное место в произведениях Гончарова), Волков в «Обломове» не только довольно подробно охарактеризован, имеет свою речевую партию, но и появляется в повествовании на «промежуточном этапе между завершением черновой редакции и первой публикацией» [Гейро 1987а: 593], когда писатель особенно остро осознавал опасность длиннот, которые могут произвести на читателя невыгодное впечатление, но тем не менее существенно расширил первоначальный текст, содержащий свернутую, конспективную характеристику трех первых посетителей Ильи Ильича, ощущая, вероятно, необходимость восполнить какое-то отсутствующее в художественной структуре романа звено. Однако этот герой в работе Е. В. Убы практически не рассматривается. Исследовательница ограничивается замечанием, характерным в общем для большинства работ, посвященных «Обломову», «объясняя» фамилию героя его растворенностью «в светских раутах»: Волков чувствует «.в них какую-то животную потребность, доходящую прямо-таки до щенячьего восторга» [Уба 2005: 85]. Кроме того, не учитывается и «зоологическое» родство этого, на первый взгляд, второстепенного героя с другим, бесспорно, центральным персонажем «Обломова» Андреем Ивановичем Штольцем.

По нашему мнению, ключевыми для всего творчества Гончарова являются два образа: змея и волк-собака. Именно их присутствие можно наблюдать в большинстве произведений писателя, и с ними активно взаимодействуют другие представители гончаровской «фауны» — медведь, кошка, овца, ящерица, корова.

Другой принципиальной для понимания Гончарова и при этом столь же недостаточно изученной темой является «гастрономическая» образность в «Обломове».

Уже современники Гончарова обратили внимание на особый материальный, вещественно-осязаемый мир произведений романиста, который формируется за счет упоминания большого количества деталей быта. Особое место среди них занимает изображение различных блюд, продуктов питания, ситуаций, связанных с употреблением пищи.

Насколько значимой являлась для Гончарова данная тема, можно судить по высказыванию писателя в статье «Нарушение воли» (1889). Защищая право публичного человека на личную, скрытую от посторонних глаз жизнь, Гончаров замечает: «.говоря правду, в обширном смысле, я не понимаю, а если и понимаю, то не сочувствую стремлению рыться глубоко в частной, интимной жизни писателя, художника, ученого: еще пусть допытывались бы, и это нетрудно, где он учился, что читал, как работал и т. п.; а то хотят знать все мелочи: что он ел, пил, какие имел привычки и прочее, вовсе к делу не идущее. К чему частная жизнь?» [Гончаров 19806: 177]. Показательно, что на первое место из того, что незнакомым людям знать не следует, писатель ставит именно гастрономические предпочтения, хотя в большинстве случаев Гончаров подробно описывает «вкусовые» пристрастия своих героев или включает эпизоды, которые строятся вокруг приема пищи.

Критики и исследователи обращают внимание на гастрономические образы преимущественно в связи с укладом жизни в Обломовке (Д. С. Мережковский, М. М. Бахтин, Ю. М. Лощиц, М. В. Отрадин, П. Е. Бухаркин, Е. И. Ляпушкина). Лишь относительно недавно появились работы, авторы которых предпринимают попытку более целостного, системного изучения данной проблемы.

Особый интерес представляет статья И. Ониси, в которой анализируются основные напитки, фигурирующие в романе «Обломов». Исследователь отмечает, что «.упоминание о водке и о вине чаще встречается, начиная с 3 главы, а еще чаще в 4 главе» [Onisi 2000: 66]. Однако, по его мнению, «.эти примеры совершенно не обязательно связывать с пьянством», поскольку «.есть примеры, когда водку либо вообще не пьют, либо когда водка упоминается как простой атрибут.» [Onisi 2000: 66]. И. Ониси осторожно замечает, что «.существует некая взаимосвязь при упоминании водки во время сближения Обломова и Агафьи» [Onisi 2000: 66]. Но при этом ученый подчеркивает: «.то, что. Обломов не имел пристрастия к водке, прослеживается на протяжении всего романа» [Onisi 2000: 67]. Иную точку зрения имеет А. Молнар. Она говорит о почти сакральном, регулярном опьянении Обломова на Выборгской стороне [Молнар 2004: 90], правда, никак не поясняя данный тезис.

И. Ониси обращает внимание на то, что «.в романе "Обломов" имидж высококачественных алкогольных напитков понижается, а водка, в особенности водка Агафьи, напротив, описана с некоторым одобрением» [Onisi 2000: 70].

Н. А. Гузь в диссертации, посвященной исследованию художественной системы романов Гончарова, отмечает, что «мотив еды, варьируясь в своих функциях и смыслах, проходит через всю трилогию» писателя [Гузь 2001: 9]. Во втором романе Гончарова «мотив еды пронизывает образ Обломова и всегда сопровождается избыточностью, которая в социокультурных представлениях связывается с пиром, а вне пира осуждается. Таким образом, мотив еды во втором романе связан с негативной характеристикой героя» [Гузь 2001:9].

Функционированию топоса "еда" в романе «Обломов» посвящена статья Е. В. Филипповой. По мнению исследовательницы, «.семантическое поле "еда", во-первых, создает соответствующий исторический фон для функционирования героев (многие герои, такие как Тарантьев, Обломов, Штольц, Мухояров, любят поесть, Мухояров и Тарантьев видят в этом смысл жизни, еда для них ценностная категория, позволяющая судить о человеке); во-вторых, с помощью этих единиц показывается эволюция главного героя -Обломова - в материальной и в духовной сферах» [Филиппова 2001: 243].

Е. В. Филиппова отмечает, что «с помощью описания застольных бесед. автор раскрывает скрытность характера Мухоярова и эгоизм, расчетливость Тарантьева» [Филиппова 2001: 243], а также показывает «взаимопонимание» Обломова и Штольца во время беседы на дне рождения Ильи Ильича и их духовную разобщенность «через несколько лет после него» [Филиппова 2001: 242], когда ухудшение питания заглавного героя романа было обусловлено «снижением его материального достатка» [Филиппова 2001: 241].

Мотив «еды» в контексте «фламандства» Гончарова рассматривает в своей работе Е. В. Краснова. «Отношение к еде, — подчеркивает исследовательница, - становится своеобразным показателем отношения к жизни, своего рода жизненной философией обломовцев» [Краснова 2003: 131]. «Обломовцы не просто едят и пьют: их аппетит незаметно превращается в истинное гурманство, приготовление пищи - в виртуозное мастерство, а кухня - в своего рода храм» [Краснова 2003: 132]. «Однако несмотря на некоторое гурманство, гастрономические пристрастия и обитателей обломовского мира просты и естественны, близки миру природы.» [Краснова 2003: 133].

Именно на уровне мотива "еды", - замечает Е. В. Краснова, — проявляется существо обломовского мира — радость жизни, наслаждение ею. Тем самым мотив "еды" и его реализация в романе переводят действие романа с бытового уровня на бытийный» [Краснова 2003: 137].

Иную точку зрения высказывает М. Бёмиг, которая считает, что в Обломовке «.явно преобладает пассивное, разрушительное, жрущее. хтоническое начало» [Гончаров 180: 28], а «.в описании кулинарных пристрастий чувствуется отсутствие настоящего интереса обломовцев к этому, так как повествователь подчеркивает скорее количество, нежели качество питания.» [Гончаров 180: 29].

По мнению Е. В. Красновой, «.мотив "еды", реализованный в текстовом пространстве романа "Обломов", позволяет реконструировать авторский образ мира, в основе которого лежит "фламандское мышление" И. А. Гончарова, а также выявить существо характеров главных героев. В тексте романа отношение к еде выступает мерилом отношения к миру, жизни, а также становится своеобразным языком, позволяющим героям и автору высказать собственный взгляд па мир» [Краснова 2003: 158]. Кроме того, «.мотив "еды", равно как и "литературный натюрморт", помогает выявить специфику основного авторского повествовательного принципа, который способствует максимальному художественному проявлению материально-вещественного мира как отражения авторской картины мира и человека в "Обломове"» [Краснова 2003: 153].

Однако, несмотря на тезис о том, что мотив "еды" позволяет обнаружить сущность характеров главных героев, свое внимание исследовательница сосредотачивает преимущественно на функции данного мотива в раскрытии образов героев «идиллического» типа - жителей Обломовки и самого Ильи Ильича.

Рассматривая функции мотива еды в романе «Обрыв», И. П. Иванова обращает внимание на эротическую символику еды, которая «приобретает особое значение в связи с образом Полины Карповны Крицкой. Эта кокетка кормит молодых людей, тем самым заманивая их в свои сети, и в то же время она сама мечтает стать для них (поклонников) "лакомым кусочком"» [Гончаров 195: 189].

Наконец, еще одним доминантным элементом семантической структуры «Обломова» является его антропонимика.

Практически нет ни одного крупного исследования, в котором не предпринималась бы попытка увязать имя героя с местом и ролью в произведении его обладателя. Тем более что Гончаров включает в текст романа «Обломов» эпизод, в котором содержатся размышления об имени или, точнее, фамилии персонажа - Ивана Алексеевича Алексеева, тем самым привлекая внимание к принципу именования, к взаимосвязи и взаимообусловленности имени и характера своих героев. Однако, несмотря на большое количество накопленных в гончаровистике интересных наблюдений и замечаний, касающихся антропонимики писателя, до недавнего времени не было работ, целиком посвященных изучению данного вопроса. Пожалуй, только диссертацию Е. В. У бы - единственную на сегодняшний день монографию об именах в романной трилогии Гончарова — можно считать своего рода итогом, обобщением предыдущего опыта, накопленного по данной проблеме. Но, к сожалению, и в этом исследовании, несмотря на значительный по объему привлекаемый материал и множество проницательных наблюдений, присутствуют недочеты, характерные для большинства работ, авторы которых обращаются к «расшифровке» имен героев в произведениях Гончарова: выводы делаются на основании одного из компонентов имени. Так, Е. В. Уба говорит о примате фамилии героя над его личным именем, к сожалению, не подкрепляя свой тезис анализом произведений романиста: «.большей выразительностью, как правило, обладает фамилия персонажа, именно она носит признаковый характер, показывает свойства, качества, состояния и тому подобное, то есть в определенном смысле "берет" на себя функцию предикации. Имя же чаще всего выполняет идентифицирующую функцию, хотя и оно по воле писателя может "заговорить"» [Уба 2005: 48]. Причем, по мнению исследовательницы, «говорящие» фамилии, которыми «в подавляющем большинстве случаев» наделены «второстепенные персонажи и лица, упомянутые в тексте романов. выступают главным, а нередко и единственным средством характеристики» [Уба 2005: 208] их обладателей.

Действительно, иногда писатель просто «лишает» героев какого-нибудь из компонентов имени. Однако в большинстве случаев, чтобы правильно интерпретировать тот или иной образ, недостаточно бывает рассмотреть фамилию или личное имя героя.

Рукописная редакция «Обломова» свидетельствует о том, что Гончаров придавал большое значение не только двум «главным» компонентам имени, но и, казалось бы, «второстепенному» отчеству. Причем это касается не только центральных героев романа, Ольги Ильинской и - Штольца, но и Тарантьева, и даже только дважды упомянутых в тексте членов свиты дома Обломовых.

Приведем характерный пример. Рассматривая фамилию одного из «второстепенных персонажей» «Обыкновенной истории», Василия Тихоныча Заезжалова, письмо от которого Александр Адуев передает Петру Иванычу, Е. В. Уба предлагает два возможных источника ее происхождения. Причем от того, какое слово избирается в качестве «производящего», напрямую зависит оценка этого образа. Если предположить, что фамилия героя образована «.от глагола "заезживать" в значении "мучить чем-нибудь непосильным, трудным"» [Уба 2005: 124], то «в этом смысле персонаж предстает перед нами человеком достойным сочувствия, измученным жизненными обстоятельствами, которые складываются не в его пользу.» [Уба 2005: 124-125]. «Но, возможно, в фамилии Заезжалов отозвалось и значение другого слова - "заедала" - по словарю В. И. Даля, это тот, кто заедает, присваивает себе чужое". Заедать значит "отнимать, захватывать, зажиливать". Такое значение созвучного художественной номинации слова в корне меняет наше представление о персонаже: "проклятое тяжебное дело" оказывается состряпанным им самим, "ошибка в купчей" действительно является фальшивкой, а репутация Дрожжова, якобы подорванная фальшивым доносом (не слишком ли много вокруг фальшивого?), ставится под сомнение» [Уба 2005: 125]. Более того, от понимания заложенной в фамилию героя идеи зависит и оценка образа адресата письма — Петра Иваныча Адуева. В первом случае выбросивший в корзину послание Заезжалова дядя главного героя предстает «.человеком равнодушным к чужим бедам, воспринимающим их как нечто непосильное, трудное, не позволяющим "заезживать" себя лишними хлопотами» [Уба 2005: 125]. Во втором же случае своим поступком герой демонстрирует знание людей и проницательность: «.не бессердечием продиктовано его пренебрежительное обращение с посланием, а умом и прозорливостью. Он-то в отличие от своего провинциально наивного племянника сразу опознал в Василии Тихоновиче пройдоху, приспособившегося скрывать себя под маской бедного страдальца, и, видимо, успешно скрывать, ведь хлопочет же за него чистый душой Александр» [Уба 2005: 125-126].

Приводя оба варианта, Е. В. Уба не отдает предпочтение ни одному из них, оставляя вопрос о выборе Гончаровым фамилии для своего героя фактически открытым. Очевидно, что в данном случае обращение к другим компонентам имени героя (тем более что они представлены максимально полно) оказывается необходимым условием при ответе на вопрос о связи антропонима и образа данного персонажа.

Близкий пример содержится в статье В. Я. Звиняцковского «Мифологема огня в романе "Обломов"». В начале статьи исследователь приводит выражение, которое «во времена И. А. Гончарова было в ходу» [Гончаров 190: 82] и зафиксировано «В. И. Далем: лошадь-облом -"обломанная в ломовой работе"» [Гончаров 190: 82]. «Интересно, знал ли его автор романа "Обломов"?. - размышляет автор статьи. - И если оно действительно аукнулось в фамилии героя, то насколько она от того сделалась "говорящей" - и что она, собственно, хочет нам сказать? Что это — сарказм по отношению к герою, производящему абсолютный минимум работы (в физическом смысле этого слова), или указание на то, что душа Обломова пала под непосильным грузом некой "ломовой работы" (душевной)?.» [Гончаров 190: 82]. Очевидно, что приводимая исследователем ассоциация, связанная с фамилией главного героя, будучи не подкреплена дополнительными аргументами, нисколько не проясняет авторскую позицию.

Таким образом, «изолированное», «локальное» рассмотрение компонентов имени героя является одним из наиболее распространенных недочетов, который может привести в том числе и к искаженному пониманию авторского замысла.

Другим довольно распространенным недостатком, «снижающим» точность интерпретации имени, является «пренебрежение» отчеством героя. Даже в работе Е. В. У бы «патронимы» рассматриваются только в редких, особо «отмеченных» случаях, когда внимание явно сконцентрировано на отчестве героя: это либо «удвоенные», дублированные имена (Илья Ильич, Иван Иванович, Семен Семенович), либо имена «пересекающиеся», связывающие героев между собой, устанавливающие между ними особые «родственные» отношения (Марк Волохов - Татьяна Марковна Бережкова, Александр Адуев - Лизавета Александровна). Однако и в этом случае в исследовании Е. В. У бы не ставится вопрос о соотношении компонентов имени, степени их взаимодействия и влияния на характер героя. Поэтому за рамками исследования остается вопрос о «доминантных» и «второстепенных» компонентах имени, а следовательно, оказывается невозможным сделать какой-либо определенный вывод о «семантической приуроченности» тех или иных имен Гончарова.

Исключением, пожалуй, является только интерпретация имени Агафьи Матвеевны Пшеницыной, отчество которой традиционно возводится к отчеству матери писателя, и тем самым оказываются «задействованы» все компоненты имени героини.

Лишь в недавней работе Н. Л. Ермолаевой было обращено внимание на отчество другой главной героини «Обломова» Ольги Ильинской, причем в связи с ее личным именем: «Давая героине имя Ольга, автор ставит рядом с героем "волевую, активную, работоспособную, интеллектуальную" (Имени тайная власть. - М., 1998. - С. 241) женщину. Отчество Ольги - Сергеевна (Сергей - "высокий, высокочтимый" (там же: 283)) - объясняет то обстоятельство, что героиня недосягаема для Обломова» [Гончаров 190: 76].

В качестве отправного пункта для анализа гончаровской антропонимики в диссертации выбраны имена главных героинь романа, играющих определяющую роль в процессе развертывания текста и означивающих граничные точки в истории Обломова. Обращение прежде всего к «женской» антропонимике призвано обнажить внутреннюю логику связи между сферой имени и сферой судьбы.

Актуальность диссертации обусловлена все возрастающим интересом к малоизученным аспектам художественного мира Гончарова, к авторской художественной семантике.

Научная новизна работы состоит в том, что элементы семантической структуры романа «Обломов» - «анималистические», «гастрономические» (и им сопутствующие) образы, а также антропонимы - впервые рассматриваются в их единстве и в контексте всего творчества Гончарова.

Объектом и материалом исследования является роман «Обломов» с учетом всех его редакций, а также другие произведения писателя.

Предметом диссертации выступает семантическая структура романа «Обломов».

Цель нашей работы - исследовать функционирование ряда ключевых элементов, образующих семантическую структуру романа «Обломов».

Эта цель предполагает решение следующих основных задач:

1) определить функцию «зооморфной» символики романа «Обломов»;

2) рассмотреть основные «гастрономические» образы-мотивы романа «Обломов»;

3) выявить принципы формирования антропонимической системы романа «Обломов»; определить семантический ореол имен главных героинь;

4) проследить особенности функционирования указанных элементов семантической структуры в контексте творчества писателя.

Методологической базой работы послужили философские, литературоведческие и фольклорно-этнографические разыскания таких ученых, как М. М. Бахтин, А. Ф. Лосев, П. А. Флоренский, О. М. Фрейденберг, Вяч. Вс. Иванов, В. Н. Топоров, Ю. М. Лотман, Б. А. Успенский, А. В. Гура, Н. И. Толстой, С. М. Толстая и др.

Теоретическая значимость диссертации заключается в дальнейшей разработке принципов «микроанализа» текста как пути постижения авторской личности, в определении на материале гончаровского творчества функции различных типов образности в художественном тексте, а также в выявлении основных способов организации антропонимической системы.

Практическая значимость работы состоит в том, что ее результаты могут быть применены в разработке вузовского курса истории русской литературы XIX века, в чтении спецкурсов по творчеству Гончарова.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Выявленный предметный характер образно-смысловой ткани романа (с ее «анималистической» и «гастрономической» канвой) позволяет перевести в русло филологической интерпретации давний и по-разному формулировавшийся взгляд на Гончарова как на писателя, который особое внимание уделял изображению материальной среды существования героев, погружал читателя в мифопоэтическую атмосферу.

2. Наличие повторяющихся деталей, лейтмотивов, которое не раз отмечалось в качестве приметы повествовательной техники Гончарова (и в особенности того, как эта техника реализуется в «Обломове»), может быть прослежено на «микроскопическом» уровне текста и обладает значительно более разветвленной и дифференцированной природой, чем это представлялось.

3. Ключевые элементы семантической организации романа («змеиный», «алкогольный» и др.) сопровождают развертывание событий, актуализируются в поворотных точках сюжета и связаны, в первую очередь, с реализацией властных отношений между героями. «Змеиная» метафорика в романе (а во многом и у Гончарова вообще) противопоставляется «собачьей / волчьей» прежде всего по оси изменчивость - неизменность; «собачья» метафорика противопоставляется «волчьей» и «змеиной» по оси слабость -сила.

4. В меню излюбленных напитков, фигурирующих в романе и в гончаровском творчестве в целом, алкоголь, с одной стороны, запускает механизм разрушения, а с другой - соотносится с творческой стихией; квас символизирует состояние стабильности (в противоположных ее оценочных планах — как укорененности в традиции и как воплощения застоя); молоко ассоциируется прежде всего с переживанием покоя и счастья.

5. Большинство элементов образно-смысловой (и антропонимической в частности) структуры романа отличается семантической оборачиваемостью, имеет подвижную референцию и тем самым, перемещаясь из зоны одного персонажа в зону другого, смещает, корректирует ту антитетичную логику, которая была свойственна композиционному мышлению Гончарова. Имена центральных героинь романа, будучи противопоставлены, в другом измерении указывают на внутреннее сродство их обладательниц, чье влияние на «сюжет» заглавного героя оказывается, в конечном счете, одинаково негативным.

6. Семантическая структура «Обломова», охватывая весь его текст, разомкнута по направлению к гончаровскому творчеству в целом и многими нитями переплетена с произведениями писателя, относящимися к самым разным жанрам.

Апробация работы. Диссертация обсуждалась на кафедре русской литературы Воронежского государственного университета. Ее основные положения докладывались на региональных и международных научных конференциях (Воронеж, 2004, 2005, 2006; Тарту, 2004, 2005; Киев, 2005; Волгоград, 2006; Ульяновск, 2006; Казань, 2008), а также на III летней школе на Карельском перешейке по текстологии и источниковедению русской литературы (пос. Серово, Ленинградская область, 2006). По теме диссертации опубликовано 8 работ.

Структура работы. Диссертация состоит из Введения, трех глав, Заключения, Списка литературы, включающего 267 наименований. Общий объем диссертации составляет 190 страниц.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Семантическая структура романа "Обломов" в контексте творчества И.А. Гончарова"

Заключение

За Гончаровым почти сразу после его появления в литературе закрепилась репутация противоречивого и «закрытого» писателя, который то ли сам не отдает себе отчета в смысле того, что изображает, то ли отличается полным безразличием к описываемому, то ли проповедует какие-то заведомо, до очевидности ложные идеалы, воплощая их в не слишком симпатичных героях.

Подводя своеобразный итог своему творчеству и размышляя о специфике своей писательской манеры, Гончаров в статье «Лучше поздно, чем никогда» упрекнет критиков в нежелании посмотреть на все его творчество как на целое, как на развивающееся единство: «Напрасно я ждал, что кто-нибудь и кроме меня прочтет между строками и, полюбив образы, свяжет их в одно целое и увидит, что именно говорит это целое? Но этого не было» [Гончаров 19806: 102].

Как представляется, обращение к анализу смысловой «микрофактуры» романа «Обломов» и гончаровской прозы в целом позволяет уловить это внутреннее единство с особой степенью точности и ответственности. С одной стороны, в свете «уликовой» (в терминах К. Гинзбурга) исследовательской парадигмы подробности, которые таятся как будто бы на периферии текста, нередко оказываются диагностически наиболее важными. С другой стороны, наличие повторяющихся деталей описания, лейтмотивов не раз отмечалось в качестве отличительной приметы повествовательной техники Гончарова, и то, что оно может быть прослежено на «микроскопическом» уровне текста и обладает значительно более разветвленной и дифференцированной природой, чем это полагали ранее, — факт весьма симптоматичный.

Унаследовав от «натуральной» школы пристрастие к случайному, к мелкой детализированности изображения, Гончаров перевел эту стилистику из сферы словесной живописи, «фламандского» бытописания в сферу смысла. Таким образом «препарированная» деталь превращается в семантическую единицу, становится элементом сложных тематических серий, пересекающихся друг с другом и «комментирующих» развитие событий, актуализирующихся в поворотных точках сюжета. По-видимому, неразрывным переплетением в гончаровской реальности «вещественного» и «духовного», «сюжетного» и «семантического» во многом и могут быть объяснены разнообразные - и до сих пор не утратившие своей востребованности — попытки ее «мифопоэтизации», в такой перспективе вполне правомерные и продуктивные.

Сквозная» образно-смысловая ткань романа «Обломов» и других произведений писателя реконструируется в работе по нескольким ключевым направлениям, которые, на наш взгляд, в особенности отвечают фактуре и идеологии гончаровской прозы.

Прежде всего это касается «анималистической» и «гастрономической» (а также им сопутствующей) образности, которая не случайно втянута в «разыгрывание» определяющих для романа «Обломов» властных отношений между героями.

Персонажи, наделенные «змеиными» и «волчьими» чертами, в значительной степени определяют ход повествования, активно вмешиваются в «сюжетную» судьбу других героев. При этом «змеи» в большинстве случаев все же проигрывают «волкам», неспособны противостоять их напору и силе. «Собачьи» же атрибуты в изображении героев указывают на слабость, предсказывают неудачу и поражение.

Уподобление змее или присутствие каких-либо «змеиных» атрибутов в облике героев Гончарова говорит об их «подвижной», изменчивой природе. По этому признаку «змеи» противопоставлены «волкам» и «собакам».

Центральную роль в сближении героев в произведениях Гончарова часто играет «гастрономический» комплекс мотивов. «Еда» выступает универсальным средством обольщения, играет роль своеобразного приворотного снадобья, позволяя реализовать героиням их матримониальные планы. Поражение героя изображается как потеря им «мужественности», маскулинности и зачастую символически представлено как переодевание в женщину.

С реализацией властных отношений специализированно сопряжен «алкогольный» мотив. С циркуляцией «вина» в системе сюжета напрямую связано то, что одни герои оказываются слабыми и уязвимыми, а другие -стремящиеся к доминированию - занимают особое, выгодное положение.

Алкоголь, фигурирующий в большинстве произведений Гончарова, с одной стороны, запускает механизм разрушения, а с другой - соотносится с творчеством. В романе «Обломов» появление «алкогольной» семантики инициировано фигурой главного героя: Илье Ильичу приписываются черты и мечтателя, и поэта, и страстного влюбленного, и пьяницы.

Квас, напротив, символизирует у Гончарова состояние стабильности как традиционности, патриархальности и как воплощения неподвижности жизни, застоя (образованные от глагола «киснуть» лексемы Гончаров нередко использует для выражения идеи «ухудшения»).

В «Обломове» квас присутствует только в наименее динамичной 1-й части романа и связан с обломовщиной, то есть сопровождает Илью Ильича до момента его вхождения в основное повествование. Пристрастие Ильи Ильича к «провинциальному напитку» демонстрирует независимость, самостоятельность героя, отказывающегося следовать внешним, не соответствующим его желаниям и ограничивающим его волю установкам. «Квасной» мотив возникнет еще раз в 4-й части вместе с появлением в повествовании Агафьи Матвеевны Пшеницыной, и здесь он будет связан с темой угасания жизни.

Молоко присутствует в большинстве произведений Гончарова и активно включено в развертывание сюжета. В «Обломове» этот мотив ассоциируется с «обетованной землей», к которой стремится главный герой и которой ему в полной мере не удается достигнуть.

Антропонимическая система Гончарова отличается замкнутостью, образует достаточно компактное «счетное» множество. Антропонимы в художественном мире писателя перемещаются из одного произведения в другое, из зоны главных героев - в зону второстепенных.

В большинстве случаев писатель обыгрывает внутреннюю форму имени или использует связанные с ним ассоциации, отсылающие к фольклорным, литературным, библейским и др. источникам.

Присутствие одинаковых компонентов в антропонимах разных персонажей свидетельствует о наличии у них общих черт. Однако в то же время подобные герои, как правило, находятся в сложных, часто антитетичных, конфликтных отношениях.

В контексте отдельного произведения ряд героев может иметь общий патроним (в «Обломове», впрочем, этот принцип именования задействован в меньшей степени). Не находясь в родственных отношениях, подобные герои «наследуют» у того, кто носит соответствующее личное имя, определенные свойства характера, а отчасти и свою сюжетную судьбу.

Будучи «формально» противопоставлены («огненность» Ольги уравновешивается «защитницей от огня» Агафьей), имена центральных героинь романа на другом уровне свидетельствуют о внутреннем родстве их обладательниц: Обломов оказывается жертвой «жизненных» планов не только амбициозной Ольги, но и «тихой» Агафьи Матвеевны.

Подобную логику можно наблюдать и в других произведениях Гончарова. Писатель выбирает имена, намекающие на конфликтные отношения между героями, которые, в конечном счете, обнаруживают между собой много общего.

Вообще, большинство элементов образно-смысловой структуры романа отличается семантической подвижностью, оборачиваемостью. Перемещаясь из сферы одного персонажа в сферу другого, эти элементы выявляют ту антитетичную логику, которая была свойственна художественному мышлению Гончарова.

В последнее время в отечественной филологической науке наблюдается настоящий словарный бум. И особое место в этих устремлениях занимает создание словарей отдельных писателей, конкордансов произведений и т. д. До сих пор, однако, такая работа за редкими исключениями велась лингвистами и захватывала по преимуществу уровень лексики или уровень концептов. Между тем давно созрела необходимость в систематизации тех элементов авторского мира (образов, мотивов и т. д.), которые принадлежат промежуточному - выше лексического, но ниже «концептного» - уровню смысловой организации текста и могут рассматриваться в качестве специфического объекта внимания ученых-литературоведов. С этой точки зрения предложенные в диссертации разыскания являются таким опытом накопления и обработки материала, который может лечь в основу создания соответствующих статей будущего образно-смыслового тезауруса гончаровского творчества.

165

Список научной литературыЛарин, Сергей Алексеевич, диссертация по теме "Русская литература"

1. Гончаров И. А. Поли. собр. соч. и писем : В 20 т. / И. А. Гончаров - СПб., 1997 - (издание продолжается).

2. Гончаров 1952 Гончаров И. А. Собр. соч. : В 8 т. / И. А. Гончаров - М., 1952.-Т. 8.-541 с.

3. Гончаров 1980а -Гончаров И. А. Собр. соч. : В 8 т. / И. А. Гончаров М., 1980-Т. 7.-462 с.

4. Гончаров 19806 -Гончаров И. А. Собр. соч. : В 8 т. / И. А. Гончаров М., 1980.-Т. 8.-559 с.

5. Гончаров 1987 Гончаров И. А. Обломов / И. А. Гончаров. - JT., 1987. -696 с.

6. Гончаров 1992 Гончаров И. А. Нимфодора Ивановна : повесть. Избранные письма / И. А. Гончаров - Псков, 1992. - С. 65-155.

7. Гончаров 1993 Гончаров И. А. Неизданная переписка. Стихотворения. Драма / И. А. Гончаров, К. К. Романов. - Псков, 1993. - 304 с.

8. Гончаров 1913 Гончаров И. А. Переписка с М. М. Стасюлевичем // М. М. Стасюлевич и его современники в их переписке : В,5 т. - СПб, 1913. -Т. 4.-С. 4-218.

9. Гончаров 1935 Гончаров И. А. Путевые письма из кругосветного плавания / И. А. Гончаров // Литературное наследство. - М., 1935. -Т. 22-24. - С. 344-427.

10. Ежегодник 1978 Гончаров И. А. Письма к С. А. Никитенко / И. А. Гончаров // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского дома на 1976 год. - Л., 1978. - С. 183-221.

11. ЛА 1951 — Гончаров И. А. Письма к И. И. Льховскому / И. А. Гончаров // Литературный архив. -М.; Л., 1951. -Т. 3. С. 91-169.

12. ЛА 1953 Гончаров И. А. Письма к С. А. Никитенко / И. А. Гончаров // Литературный архив. -М.; Л., 1953. - Т. 4. - С. 107-165.

13. ЛА 1961 Гончаров И. А. Переписка с П. Г. Ганзеном. 1878-1885 / И. А. Гончаров // Литературный архив. - М.; Л., 1961. - Т. 6. - С. 37-105.

14. Айхенвальд 1998 Айхенвалъд Ю. И. Гончаров / Ю. И. Айхенвальд // Силуэты русских писателей : В 2 т. - М., 1998 - Т. 1. - С. 205-214.

15. Андреев 2005 Андреев А. Н. Андрей Обломов : подступы к идеалу / А. Н. Андреев // Литература и культура в контексте христианства. -Ульяновск, 2005. - С. 77-93.

16. Анненский 1988 Анненский И. Ф. Гончаров и его Обломов / И. Ф. Анненский // Анненский И. Ф. Избранные произведения. - Л., 1988. -С. 641-667.

17. Ариповский 1959 — Ариповский В. И. Логика развития характеров в романах Гончарова // Науч. зап. Ужгородского ун-та. 1959. - Т. 37. -С.161-182.

18. Ариповский 1961 Ариповский В. И. О некоторых особенностях психологического мастерства И. А. Гончарова // Доклады и сообщения Ужгородского ун-та. Серия филология. - 1961. - № 7. - С. 28-31.

19. Ашхарумов 1991 Аиаарумов Н. Д. Обломов. Роман И. А. Гончарова / Н. Д. Ашхарумов // Роман И. А. Гончарова «Обломов» в русской критике. -Л, 1991.-С. 143-166.

20. Багаутдинова 2001 — Багаутдинова Г. Г. Роман И. А. Гончарова «Обрыв»: Борис Райский художник / Г. Г. Багаутдинова. — Йошкар-Ола, 2001. -104 с.

21. Балакина 1986 Балакина Е. Н. Структура и идейно-эстетические функции художественного пространства в романе И. А. Гончарова «Обломов» / Е. Н. Балакина // Проблемы жанра и взаимодействие литератур. - Алма-Ата, 1986. - С. 25-29.

22. Бахтин 1963 — Бахтин М. М. Проблемы поэтики Достоевского / М. М. Бахтин. М., 1963. - 364 с.

23. Бахтин 1975 Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики / М. М. Бахтин. - М., 1975. - 502 с.

24. Бахтин 1979 — Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества / М. М. Бахтин. М., 1979. - 424 с.

25. Башляр 1993 Багиляр Г. Психоанализ огня / Г. Башляр. - М., 1993. -172 с.

26. Башляр 1998 Багиляр Г. Вода и грезы / Г. Башляр. - М., 1998. - 268 с.

27. Беленькая 1959 Беленькая Ф. И. Из наблюдений над языком и стилем романа И. А. Гончарова «Обломов» / Ф. И. Беленькая // Уч. зап. Ивановского пед. ин-та, 1959. - Т. 22. - С. 117-137.

28. Вельская 1991 — Вельская А. А. «Эстетические ситуации» в творчестве И. С. Тургенева и И. А. Гончарова : («Дворянское гнездо» и «Обломов») / А. А. Вельская // Творчество И. С. Тургенева. — Орел, 1991. С. 35-53.

29. Березович, Пьянкова 2006 Березович Е. Л. Пищевой код в тексте игры: каша и квас / Е. JL Березович, К. В. Пьянкова // Славянский и балканский фольклор. - М., 2006. - С. 428-438.

30. Бершова \9Ъ% —Бершова Е, В. Работа И. А. Гончарова над образом Ольги в романе «Обломов» / Е. В. Бершова // Уч. зап. Калининградского пед. инта, 1958.-Вып. 4.-С. 127-147.

31. Бершова 1959 Бершова Е. В. Некоторые вопросы композиции романа Гончарова «Обломов» / Е. В. Бершова // Уч. зап. Калининградского пед. ин-та, 1959.-Вып. 6.-С. 98-125.

32. Билинкис 1992 — Билинкис Я. Роман, который был предсказан : «Обломов» Гончарова / Я. Билинкис // Звезда. СПб., 1992. - № 9. -С. 201-205.

33. Битюгова 1976 — Битюгова И. А. Роман И. А. Гончарова «Обломов» в художественном восприятии Достоевского / И. А. Битюгова // Достоевский. Материалы и исследования. Т. 2. Д., 1976. - С. 191-198.

34. Бланк 2001 Бланк К Мышкин и Обломов / М. Бланк // Роман Ф. М. Достоевского «Идиот» : современное состояние изучения. - М., 2001.-С. 472-481.

35. Бло 2004 -Бло Ж. Иван Гончаров, или недостижимый реализм / Ж. Бло. -СПб., 2004.-320 с.

36. Большакова 20001 Большакова А. Обломовка или обломовщина? : Сновидческие прозрения в романном мире И. Гончарова / А. Большакова // Литературная учеба. - 2001. - № 6. - С. 83-101.

37. Борзенкова 2001 Борзенкова Н. В. О психологической манере И. А. Гончарова в романе «Обломов» / Н. В. Борзенкова // Актуальные проблемы современного литературоведения. - М., 2001. - Вып. 5. -С. 15-17.

38. Борзенкова 2002 Борзенкова Н. В. Эволюция художественно-психологической манеры И. А. Гончарова-романиста : автореф. дис. . канд. филол. наук / Н. В. Борзенкова. - Орел, 2002. - 22 с.

39. Буланов 1992 Буланов А. М. «Ум» и «сердце» в русской классике : Соотношение рационального и эмоционального в творчестве И. А. Гончарова, Ф. М. Достоевского, Л. Н. Толстого / А. М. Буланов. -Саратов, 1992.-158 с.

40. Бухаркин 1992 Бухаркин П. Е. «Образ мира, в слове явленный» : (Стилистические проблемы «Обломова») / П. Е. Бухаркин // От Пушкина до Белого : Проблемы поэтики русского реализма XIX-нач. XX в. - СПб., 1992.-С. 118-135.

41. Бухаркин 2001 Бухаркин П. Е. Риторика и смысл : Очерки / П. Е. Бухаркин. - СПб., 2001.- 166 с.

42. Вельская 1993 Вельская А. А. Тургенев и Гончаров : принципы изображения человека : автореф. дис. . канд. филол. наук / А. А. Вельская. - М., 1993. - 22 с.

43. Викторина 2003 Викторина Т. В. О некоторых языковых особенностях романа И. А. Гончарова «Обломов» / Т. В. Викторина // Актуальные проблемы изучения языка и литературы. - Абакан, 2003. - С. 119-123.

44. Воробьева 2005 — Воробьева М. С. Повествовательная система в романах И. А. Гончарова : дис. . канд. филол. наук / М. С. Воробьева. -Н. Новгород, 2005. 193 с.

45. Гейро 1987а Гейро JI. С. История создания и публикации романа «Обломов» / Л. С. Гейро // Гончаров И. А. Обломов. - Л., 1987. -С. 551-647.

46. Гейро 19876 Гейро JI. С. Роман И. А. Гончарова «Обломов» / Л. С. Гейро //Гончаров И. А. Обломов. - Л., 1987. - С. 527-551.

47. Гейро 2000 Гейро Л. С. «Сообразно времени и обстоятельствам.» (Творческая история романа «Обрыв») / Л. С. Гейро // И. А. Гончаров. Новые материалы и исследования. Литературное наследство. - М., 2000. -Т. 102.-С. 83-183.

48. Глазкова 2003 Глазкова Н. А. Пространство и время в романе И. А. Гончарова «Обломов» как средство изображения нравственной деградации человека // Духовная жизнь человека и общества. - Ульяновск, 2003.-С. 45-46.

49. Гоголь 1994 -Гоголь Н. В. Собр. соч. : В 9 т. / Н. В. Гоголь. М., 1994.

50. Головко 2003 Головко Н. В. Стихотворение Н. М. Языкова «К халату» в творческой истории романа И. А. Гончарова «Обломов» (источниковедческая гипотеза) / Н. В. Головко // По царству и поэт. -Ульяновск, 2003. - С. 134-139.

51. Гончаров 180 И. А. Гончаров : материалы Междунар. конф., посвящ. 180-летию со дня рожд. И. А. Гончарова. - Ульяновск, 1994. - 354 с.

52. Гончаров 185 И. А. Гончаров : материалы Междунар. конф., посвящ. 185-летию со дня рожд. И. А. Гончарова. - Ульяновск, 1998. - 336 с.

53. Гончаров 190 И. А. Гончаров : материалы Междунар. науч. конф., посвящ. 190-летию со дня рожд. И. А. Гончарова. — Ульяновск, 2003. — 376 с.

54. Гончаров 195 И. А. Гончаров : материалы Междунар. науч. конф., посвящ. 195-летию со дня рожд. И. А. Гончарова. - Ульяновск, 2008. — 442 с.

55. Гончаров в воспоминаниях И. А. Гончаров в воспоминаниях современников. - Л., 1969. - 320 с.

56. И. А. Гончаров в кругу современников. Псков, 1997. - 454 с.

57. Гончаров 2000 — И. А. Гончаров. Новые материалы и исследования. М., 2000-735 с.

58. Гончаровский летописец. Ульяновск, 1996. - Вып. 1. Летописец семьи Гончаровых. - 3 84 с.

59. Гончаровские чтения. 1994. Ульяновск, 1995. — 96 с.

60. Гончаровские чтения. 1995-1996. Ульяновск, 1997. - 107 с.

61. Горелов 1984 Горелов А. Е. Обломовщина. И. А. Гончаров / А. Е. Горелов // Горелов А. Е. Очерки о русских писателях. - Л., 1984. -С. 298-340.

62. Гохштейн 1978 Гохштейн Г. М. О жанровой природе полифонизма (авторская позиция в романах Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание» и И. А. Гончарова «Обломов») / Г. М. Гохштейн // Проблема автора в русской литературе. - Ижевск, 1978. - С. 118-146.

63. Григорьев 1986 Григорьев А. А. Искусство и нравственность. -М., 1986. - 349 с.

64. Гузь 1985 -Гузь Н. А. Типология характеров в романах И. А. Гончарова : автореф. дис. . канд. филол. наук / Н. А. Гузь. М., 1985 - 21 с.

65. Гузь 1986 Гузь Н. А. Способы выражения авторской позиции Гончарова и Чехова (На материале романа «Обломов» и повести «Три года») / Н. А. Гузь // А. П. Чехов : (Проблемы жанра и стиля). - Ростов-на-Дону, 1986.-С. 40-51.

66. Гузь 2001 -Гузъ Н. А. Художественная система романов И. А. Гончарова : автореф. дис. . док. филол. наук / Н. А. Гузь. М., 2001 - 34 с.

67. Гулый 2005 Гулый А. С. Проблема духовности и нигилизма в трилогии И. А. Гончарова : дис. . канд. филол. наук / А. С. Гулый. - Москва, 2005. -277 с.

68. Гура 1997 Гура А. В. Символика животных в славянской народной традиции / А. В. Гура. - М., 1997.

69. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка : В 4 т. /

70. B. И. Даль. М., 1989-1891.

71. Денисова 1990 Денисова Э. И. Пушкинские цитаты и реминисценции в «Обыкновенной истории» И.А. Гончарова / Э. И. Денисова // Научные доклады высшей школы. Филологические науки. - 1990. - № 2. —1. C. 26-36.

72. Десницкий 1979 -Десницкий В. А. Трилогия Гончарова /,В. А. Десницкий // Десницкий В. А. Статьи и исследования. Л., 1979. - С. 165-212.

73. Дмитриева 2002 Дмитриева Е. А. Роман И. А. Гончарова «Обломов» в контексте русского сознания и идей немецкой литературы и философии / Е. А. Дмитриева // Человек в философско-правовом измерении. -Екатеринбург, 2002. - С. 99-101.

74. Добролюбов 1962 Добролюбов Н. А. Что такое обломовщина? / Н. А. Добролюбов // Добролюбов Н. А. Собр. соч. : В 9 т. - М.; Л., 1962. -Т. 4.-С. 307-343.

75. Дорофеева 1982 Дорофеева Т. С. Особый слог И. А. Гончарова / Т. С. Дорофеева // Русская речь. - 1982. - № 3. - С. 32-39.

76. Дриль 1890 Дрилъ Д. А. Психофизические типы в их соотношении с преступностью и ее разновидностями / Д. А. Дриль // Юридич. вестник. -1890 - Т. 4, № 2 - С. 234-243.

77. Дружинин 1983 — Дружинин А. В. «Обломов». Роман И. А. Гончарова / А. В. Дружинин // Дружинин А. В. Литературная критика. М., 1983. -С.290-313.

78. Дружинин 1988 Дружинин А. В. Русские в Японии в конце 1853 и в начале 1854 г. (Из путевых заметок И. А. Гончарова) / А. В. Дружинин // Дружинин А. В. Прекрасное и вечное. -М., 1988.-С. 118-141.

79. Евгеньев-Максимов 1925 Евгенъев-Максимов В. Е. И. А. Гончаров. Жизнь, личность, творчество. - М., 1925. - 168 с.

80. Евстратов 1972 — Евстратов Н. Г. Мастерство художественной детализации в романе И. А. Гончарова «Обломов» / Н. Г. Евстратов // Русская литература. Алма-Ата, 1972. - Вып. 3. - С. 15-23.

81. Евстратов 1976 — Евстратов Н. Г. О соотношении природы и быта в романах И. А. Гончарова / Н. Г. Евстратов // Филологические науки. -1976.-№5.-С. 19-27.

82. Елагин 1892 Елагин Ю. Гончаров / Ю. Елагин // Русский вестник. -1892.-№ 1.-С. 330-346.

83. Ермолаева 2000 — Ермолаева Н. Л. Потаенный смысл образа камня в произведениях Гончарова 1840-1850 гг. / Н. JI. Ермолаева // Потаенная литература. Иваново, 2000. - Приложение к вып. 2. - С. 154-161.

84. Ермолаева 2003 Ермолаева Н. Л. Архетип огня в романе И. А. Гончарова «Обломов» / Н. JI. Ермолаева // Духовная жизнь в провинции : Образы. Символы. Картина мира. - Ульяновск, 2003. -С. 41-47.

85. Ермолаева 2004 Ермолаева Н. Л. Образы огня и света в романе И. А. Гончарова «Обломов» / Н. Л.Ермолаева // Художественный текст и культура. - Владимир, 2004. - С. 133-140.

86. Ефремов 1966 —Ефремов А. Ф. Язык и стиль этюда И. А. Гончарова «Сон Обломова» / А. Ф. Ефремов // Ефремов А. Ф. Очерки по изучению языка и стиля писателей. — Саратов, 1966. С. 79-89.

87. Жижина 2006 Жижина Л. Н. Образ «взрослого ребенка» в романах И. А. Гончарова и в русском фольклоре / Л. Н. Жижина // Гуманит. исслед. = Humanitaria studia. - Астрахань, 2006. - № 2. - С. 49-54.

88. Жиркова 2002 Жиркова Е. А. Своеобразие восприятия инонационального типа в романе И. Гончарова «Обломов» / Е. А. Жиркова // Русская литература XIX века в контексте мировой культуры. - Ростов-на-Дону, 2002. - С. 41-44.

89. Жиркова 2004а Жиркова Е. А. К вопросу об имплицитности в художественном тексте / Е. А. Жиркова // Культурная жизнь Юга России.- Краснодар, 2004. № 3. - С. 43-45.

90. Жиркова 20046 Жиркова Е. А. Роман И. А. Гончарова «Обломов» : Культурологические аспекты семантики образа Штольца / Е. А. Жиркова // Литература в диалоге культур. - Ростов-на-Дону., 2004. — 2. — С.320-323.

91. Жиркова 2006 Жиркова Е. А, К вопросу об интерпретации русской классики / Е. А. Жиркова // Культурная жизнь Юга России. - Краснодар, 2006.-№3.-С. 50-53.

92. Зайцева 1996 Зайцева Т. Б. А. П. Чехов и И. А. Гончаров : проблемы поэтики : автореф. дис. . канд. филол. наук. / Т. Б. Зайцева. - СПб, 1996.- 18 с.

93. Захаркин 1963 Захаркин А. Ф. Роман И. А. Гончарова «Обломов» / А. Ф. Захаркин. - М., 1963.-152 с.

94. Зусман 2001 Зусман В. Г. Концепты западного «своеволия» и восточной «покорности судьбе» в романе И. А. Гончарова «Обломов» / В. Г. Зусман // Грехневские чтения. - Н. Новгород, 2001. - С. 20-23.

95. Ивакина 2004 Ивакина И. В. Пушкинские традиции в романах И. А. Гончарова «Обломов» и «Обрыв» / И. В. Ивакина // Эйхенбаумовские чтения. - Воронеж, 2004. - Вып. 5, ч. 1.— С. 64-74.

96. Иванникова 2002 Иванникова Н. Д. Типология «жизненных миров» в романе И. А. Гончарова «Обломов» : автореф. дис. . канд. филол. наук. / Н. Д. Иванникова. - Елец, 2002. - 17 с.

97. Иванов 1975 Иванов Вяч. Вс. Реконструкция индоевропейских слов и текстов, отражающих культ волка / Вяч. Вс. Иванов // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. - 1975. - Т. 34, № 5. - С. 399-408.

98. Иванов, Топоров 1974 Иванов Вяч. Вс., Топоров В. Н. Исследования в области славянских древностей / Вяч. Вс. Иванов, В. Н. Топоров. - М., 1974.-341 с.

99. Ильинская 2001 Ильинская Т. Б. Проблема ретроспективности в творчестве И. А. Гончарова (Соотношение художественного и мемуарного образа) : автореф. дис. . канд. филол. наук. / Т. Б. Ильинская. - СПб., 2001.-17 с.

100. Каленина 2004 Каленина И. В. Музыка в жизни и творчестве И. А. Гончарова / Н. В. Каленина // Русская литература. - 2004. - № 1. -С. 3-32.

101. Кантор 1989 Кантор В. Долгий навык к сну : (Размышления о романе И. А. Гончарова «Обломов») / В. Кантор // Вопросы литературы. - 1989. -№ 1. - С. 149-185.

102. Карасев 2001 Карасев JI. В. Мильон объятий (о романах Гончарова) / JL В. Карасев // Карасев JI. В. Вещество литературы. - М., 2001 -С. 337-350.

103. Карташова 1969 — Карташова И. В. О роли романтического элемента в романах Гончарова «Обыкновенная история» и «Обломов» / И. В. Карташова // Уч. зап. Казанск. гос. университет, 1969. Т. 129, кн. 7. -С. 113-131.

104. Ким Чжон Мин 2004 Ким Чэ/сон Мин Роман И. А. Гончарова «Обломов» (Система персонажей и ее авторская интерпретация вкритических статьях) : дис. . канд. филол. наук / Ким Чжон Мин. СПб., 2004 - 142 с.

105. Ковалева 1970 Ковалева 77. Ф. Пейзаж в романе И. А. Гончарова «Обломов» как средство психологической характеристики персонажа / П. Ф. Ковалева // Уч. зап. Моск. обл. пед. ин-та им. Н. К. Крупской. - М., 1970.-Т. 258.-С. 196-205.

106. Ковалева 1997 Ковалева Ю. Н. Второй том «Мертвых душ» Гоголя и герои романа «Обломов» / Ю. Н. Ковалева // Вестн. Волгоград, гос. ун-та. Сер. 2, Филология. - Волгоград, 1997. - Вып. 2. - С. 143-148.

107. Ковтунова 2001 Ковтунова И. И. Функции цитат в произведениях И. А. Гончарова / И. И. Ковалева // Текст. Интертекст. Культура. - М., 2001.-С. 167-175.

108. Козубовская 2004 Козубовская Г. П. «Внутренняя форма» имени и реконструкция картины мира / Г. П. Козубовская // Поэтика имени. -Барнаул, 2004. - С. 46-55.

109. Кострикина 2003 Кострикина А. П. Аудирование как принцип композиции художественного образа персонажа / А. П. Кострикина // Художественный текст и языковая личность. - Томск, 2003. - С. 83-89.

110. Котельников 1993 Котельников В. А. Иван Александрович Гончаров /

111. B. А. Котельников. М., 1993. - 191 с.

112. Котов 1986 Котов А. К О романе И. А. Гончарова «Обломов» / А. К. Котов // Котов А. К. Статьи о русских писателях. - М., 1986.1. C. 110-123.

113. Кочетова 2002 — Кочетова В. Г. Художественная деталь в прозе И. А. Гончарова : дис. . канд. филол. наук / В. Г. Кочетова. М., 2002. -170 с.

114. Краснова 2003 Краснова Е. В. Специфика повествовательной структуры романа И. А. Гончарова «Обломов» : дис. . канд. филол. наук / Е. В. Краснова. - Псков, 2003 - 175 с.

115. Краснощекова 1997 Краснощекова Е. А. Иван Александрович Гончаров : Мир творчества / Е. А. Краснощекова. — СПб., 1997. - 496 с.

116. Криволапов 1999 Криволапов В. Н. Вновь о религиозности И. А. Гончарова / В. Н. Криволапов // Христианство и русская литература. - СПб., 1999. - Сб. 3. - С. 263-288.

117. Криволапов 2001 Криволапов В. Н. «Типы» и «Идеалы» Ивана Гончарова / В. Н. Криволапов. - Курск, 2001. - 276 с.

118. Крившенко 1988 Крившенко С. Ф. «Имя этим героям - легион.» : (Героическое в произведениях И. А. Гончарова) // Крившенко С. Ф. Берег Отечества : Романтика героизма в литературе о Дальнем Востоке. - М., 1988.-С. 79-99.

119. Кузьмина 1964 Кузьмина В. Д. Рыцарский роман на Руси : Бова, Петр Златых Ключей / В. Д. Кузьмина. - М., 1964. - 344 с.

120. Кулешов 1982 Кулешов В. И. Роман - «знамение времени» («Обломов» И. А. Гончарова) / В. И. Кулешов // Кулешов В. И. Этюды о русских писателях. -М,, 1982.-С. 171-193.

121. Курмина 2004 Курмина О. А. Экспрессивные свойства антропонимических именований в романах И. А. Гончарова «Обыкновенная история», «Обломов» / О. А. Курмина // Филологические штудии. - Сургут, 2004. - Вып. 1. - С. 114-120.

122. Леви-Строс 2000 Леви-Строс К Ревнивая горшечница / К. Леви-Строс // Леви-Строс К. Путь масок. - М., 2000. - С. 157-395.

123. Лихачев 1979 Лихачев Д. С. Нравоописательное время у Гончарова / Д. С. Лихачев // Лихачев Д. С. Поэтика древнерусской литературы. - 3-е изд.-1979.-М., 1979.-С. 299-305.

124. Лосев 1993 -Лосев А. Ф. Бытие-имя-космос / А. Ф. Лосев. М., 1993. -958 с.

125. Лотман 1982 Лотман Л. М. Гончаров / Л. М. Лотман // История русской литературы: В 4 т. - Л., 1982. - Т. 3. - С. 160-202.

126. Лотман 2000а Лотман Ю. М. Об искусстве / Ю. М. Лотман. - СПб., 2000. - 704 с.

127. Лотман 20006 Лотман Ю. М. Семиосфера / Ю. М. Лотман. - СПб., 2000.-704 с.

128. Лотман 2002 — Лотман Ю. М. История и типология русской культуры / Ю. М. Лотман. СПб., 2002. - 768 с.

129. Лотман 2005 Лотман Ю. М. О русской литературе / Ю. М. Лотман. -СПб., 2005.-845с с.

130. Лощиц 2004 Лощиц Ю. М. И. А. Гончаров / Ю. М. Лощиц. - М., 2004. -352 с.

131. Луначарский 1976 Луначарский А. В. И. А. Гончаров / А. В. Луначарский // Луначарский А. В. Очерки по истории русской литературы. - М., 1976. - С. 237-256.

132. Ляпушкина 1992 Ляпушкина Е. И. Идиллические мотивы в русской лирике начала XIX века и роман И. А. Гончарова «Обломов» / Е. И. Ляпушкина // От Пушкина до Белого. - СПб., 1992. - С. 102-117.

133. Ляпушкина 1996а Ляпушкина Е. И. Миф в художественной структуре «Сна Обломова» / Е. И. Ляпушкина // Имя - сюжет - миф. - СПб., 1996. -С. 100-115.

134. Ляпушкина 19966 Ляпушкина Е. И. Русская идиллия XIX века в романе И. А. Гончарова «Обломов». - СПб., 1996. - 147 с.

135. Ляцкий 1912 Ляцкий Е. А. Гончаров : Жизнь, личность, творчество / Е. А. Ляцкий. - СПб., 1912. - 316 с.

136. Материалы Материалы юбилейной гончаровской конференции. -Ульяновск, 1963. - 320 с.

137. Мейсинг-Делич 2000 Мейсинг-Делич А. Перемена ролей : пигмалионовские мотивы в «Эмме» Дж. Остен и «Обломове» И. А. Гончарова / А. Мейсинг-Делич // Россия и США : формы литературного диалога. - М., 2000. - С. 96-116.

138. Мелетинский 1976 Мелетинский Е. М. Поэтика мифа / Е. М. Мелетинский. - М., 1976. - 407 с.

139. Мелетинский 1994 — Мелетинский Е. М. О литературных архетипах / Е. М. Мелетинский. М., 1994. - 136 с.

140. Мелетинский 2000 Мелетинский Е. М. От мифа к литературе. Курс лекций / Е. М. Мелетинский. - М., 2000. - 170 с.

141. Мельник 1985 Мельник В. И. Реализм И. А. Гончарова / В. И. Мельник. - Владивосток, 1985. - 139 с.

142. Мельник 1991 Мельник В. И. Этический идеал И. А. Гончарова / В. И. Мельник.-Киев, 1991. - 150 с.

143. Мельник 1995 — Мельник В, И. И. А. Гончаров в контексте европейской литературы / В. И. Мельник, Т. И. Мельник. Ульяновск, 1995. - 193 с.

144. Мельник 1997 Мельник В. И. «Свою Тамару не брани.» : Лермонтовская тема в романе И. Гончарова «Обрыв» // Филологические записки. - 1997. - Вып. 9. - С. 53-67.

145. Мельник 1999 Мельник В. И. И. А. Гончаров и русская литература : (Фольклор, литература средневековья, литература 18 в.) / В. И. Мельник. -Ульяновск. - 1999. - 88 с.

146. Мельник 2000 Мельник В. И. А. С. Пушкин и И. А. Гончаров / В. И. Мельник. - Ульяновск, 2000. - 102 с.

147. Мельник 2002 Мельник В. И. И. А. Гончаров : духовные и литературные истоки / В. И. Мельник. - М., 2002. - 281 с.

148. Мельник 2006 Мельник В. И. Читал ли Гончаров Святых Отцов? /

149. B. И. Мельник // Литература XI-XXI вв. Национально-художественное мышление и картина мира : В 2-х ч- Ульяновск, 2006. Ч. 1.1. C. 317-320.

150. Мережковский 1995 Мережковский Д. С. Гончаров / Д. С. Мережковский // Мережковский Д. С. Л. Толстой и Достоевский. Вечные спутники. - М., 1995. - С. 464-474.

151. Мерлин 1988 Мерлин В. Как живете, Обломов? / В. Мерлин // Простор. - Алма-Ата, 1988. - № 5. - С. 166-169.

152. Мещерякова 1990 Мещерякова И. Н. Художественно-эстетическая концепция И. А. Гончарова и ее воплощение в образной системе романов : автореф. дис. . канд. филол. наук / И. Н. Мещерякова. - Тбилиси, 1990 -22 с.

153. Милюков 1991 Милюков А. П. Русская апатия и немецкая деятельность («Обломов», роман И, А. Гончарова) / А. П. Милюков // Роман И. А. Гончарова «Обломов» в русской критике. - JL, 1991. - С. 125143.

154. Михайлин 2000 — Михайлин В. Ю. Русский мат как мужской обсценный код : проблема происхождения и эволюция статуса / В. Ю. Михайлин // НЛО. 2000. -№ 43. - С. 347-393.

155. Михайлин 2001 Михайлин В. Ю. Между волком и собакой : героический дискурс в раннесредневековой и советской культурных традициях / В. Ю. Михайлин // НЛО. - 2001 - № 47. - С. 278-320.

156. Михайлов 2000 Михайлов А. В. И. Беер и И. А. Гончаров. О некоторых поздних отражениях литературы барокко / А. В. Михайлов // Михайлов А. В. Обратный перевод. -М., 2000. - С. 373-404.

157. Михайлова 1984 Михайлова Л. В. К вопросу о поэтике романа И. А. Гончарова «Обломов» / Л. В. Михайлова // Поэтика реализма и социалистического реализма. - Фрунзе, 1984. - С. 9-19.

158. Молнар 2004 Молнар А. Поэтика романов И. А. Гончарова. / А. Молнар. - М., 2004. - 157 с.

159. Мусатов 1965 — Мусатов Е. И. Из творческой истории романа И. А. Гончарова «Обломов» / Е. И. Мусатов // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. Т. 24, вып. 4. - 1965. - С. 341-345.

160. Мухамед Абди Хаджи 1982 Мухамед Абди Хаджи Принципы типизации в романе И. А. Гончарова «Обломов» : автореф. дис. . канд. филол. наук / Абди Хаджи Мухамед. - М., 1982. - 22 с.

161. Недзвецкий 1991 Недзвецкий В. А. «Все так обыкновенно.» (Концепция современности у И. А. Гончарова) / В. А. Недзвецкий // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. - 1991. - Т. 50, № 2. -С. 99-113.

162. Недзвецкий 1992 Недзвецкий В. А. И. А. Гончаров — романист и художник / В. А. Недзвецкий. - М., 1992. - 176 с.

163. Недзвецкий 1993 Недзвецкий В. А. И. А. Гончаров и русская философия любви / В. А. Недзвецкий // Русская литература. - 1993. - № 1. -С. 48-61.

164. Недзвецкий 1997 Недзвецкий В. А. И. А. Гончаров / В. А. Недзвецкий // «Натуральная школа» и ее роль в становлении русского реализма. - М., 1997.-С. 84-103.

165. Нетесова 2005 Нетесова О. В. Нужны ли России Адуевы и Штольцы? / О. В. Нетесова // Проблемы целостного анализа художественного произведения. - Борисоглебск, 2005. - Вып. 4. - С. 53-56.

166. Нигматуллина 1990 Нигматуллина Ю. Г. Фокусы в структуре художественного произведения / Ю. Г. Нигматуллина // Нигматуллина Ю. Г. Комплексное исследование художественного творчества : Проблемы прогнозирования. - Казань, 1990. - С. 20-37.

167. Николина 1997 Николина Н. А. Слово как предмет изображения и оценки в прозе И. А. Гончарова / Н. А. Николина // Русский язык в школе. - 1997. -№ 3. - С. 59-66.

168. Николина 2001 — Николина Н. А. Имя собственное в романе И. А. Гончаров «Обломов» / Н. А. Николина // Русский язык в школе. -2001.-№4.-С. 55-61.

169. Овсянико-Куликовский 1991а Овсянико-Куликовский Д. Н. Илья Ильич Обломов / Д. Н. Овсянико-Куликовский // Роман'И. А. Гончарова «Обломов» в русской критике. - Д., 1991. - С. 231-249.

170. Овсянико-Куликовский 19916 Овсянико-Куликовский Д. Н. Обломовщина и Штольц / Д. Н. Овсянико-Куликовский // Роман И. А. Гончарова «Обломов» в русской критике. - Д., 1991. - С. 249-265.

171. Одинцов 1973 Одинцов В. В. Художественный образ и стиль (О романе И. А. Гончарова «Обломов») / В. В. Одинцов // Одинцов В. В. О языке художественной прозы. - М., 1973. - С. 51-60.

172. Одиноков 1976 Одинокое В. Г. Психологическое и социологическое в романе И. Гончарова «Обломов» / В. Г. Одиноков // Одиноков В. Г. Художественная системность русского классического романа. — Новосибирск, 1976.-С. 128-143.

173. Орнатская 1991 Орнатская Т. И. «Обломок» ли Илья Ильич Обломов? : (К истории интерпретации фамилии героя) / Т. И. Орнатская // Русская литература. - 1991. -№ 4. - С. 229-230.

174. Осмоловский 1987 Осмоловский О. Н. Этико-философские взгляды И. А. Гончарова (концепция личности) / О. Н. Осмоловский // Литература и время. - Кишинев, 1987. - С. 69-80.

175. Отрадин 1994 Отрадин М. В. Проза И. А. Гончарова в литературном контексте / М. В. Отрадин. - СПб., 1994. - 169 с.

176. Отрадин 1992 Отрадин М. В. «Трудная работа объективирования» (Юмор в романе И. А. Гончарова «Обломов») / М. В. Отрадин // От Пушкина до Белого.-СПб., 1992.-С. 80-101.

177. Переверзев 1982 Переверзев В. Ф. К вопросу о монистическом понимании творчества Гончарова / В. Ф. Переверзев // Переверзев В. Ф. Гоголь. Достоевский. Исследования. - М., 1982. - С. 382-406.

178. Петрова 1987 Петрова Н. К. «Удивительно плавен и ровен.» : О языке романа И. А. Гончарова «Обломов» / Н. К. Петрова // Русская речь. - 1987. -№ 3. - С. 37-41.

179. Пиксанов 1948 Пиксанов Н. К. «Обломов» Гончаров / Н. К. Пиксанов //Уч. зап. МГУ.- 1948.-Вып. 127.-С. 127-154.

180. Писарев 1955а — Писарев Д. И. Женские типы в романах и повестях Писемского, Тургенева и Гончарова / Д. И. Писарев // Писарев Д. И. Собр. соч. : В 4 т. -М., 1955.-Т. 1.-С. 231-273.

181. Писарев 19556 Писарев Д. И. «Обломов» Роман И. А. Гончарова / Д. И. Писарев // Писарев Д. И. Собр. соч. : В 4 т. - М, 1955. - Т. 1. -С. 3-17.

182. Писарев 1955в Писарев Д. И. Писемский, Тургенев и Гончаров / Д. И. Писарев // Писарев Д. И. Собр. соч. : В 4 т. - М, 1955. - Т. 1. -С. 192-230.

183. Попова 2002 — Попова Г. Н. Мир русской провинции в романах И. А. Гончарова : автореф. дис. . канд. филол. наук. / Г. Н. Попова. — Елец, 2002. 18 с.

184. Постнов 1997 Постное О. Г. Эстетика И. А. Гончарова / О. Г. Постнов. - Новосибирск, 1997 - 240 с.

185. Прокопенко 1989 Прокопенко 3. Т. М. Е. Салтыков-Щедрин и И. А. Гончаров в литературном процессе XIX в. / 3. Т. Прокопенко. -Воронеж, 1989.-224 с.

186. Протопопов 1991 — Протопопов М. А. Гончаров / М. А. Протопопов // Русская мысль. 1891. - № 11. - С. 107-131.

187. Пруцков 1962 Пруцков Н. И. Мастерство Гончарова - романиста / Н. И. Пруцков. - М.; Л., 1962 - 232 с.

188. Пушкин 1995 Пушкин А. С. Полн. собр. соч.: В 17 т. / А. С. Пушкин. -М., 1995.-Т. 6.-700 с.

189. Пырков 2006 Пырков И. В. Ритмическая организация романа И. А. Гончарова «Обломов» : дис. . канд. филол. наук. / И. В. Пырков. -Саратов, 2006.-149 с.

190. Раренко 2000 Раренко М. Б. «Образ речи» в романе. Сопоставительная характеристика национальных вариантов (И. А. Гончаров, У. Д. Хоуэллс) : автореф. дисс. . канд. филол. наук / М. Б. Раренко. - М., 2000. - 22 с.

191. Рогалев 2004 Рогалев А. Ф. Имена собственные в романах И. А. Гончарова / А. Ф. Рогалев // Литература в школе. - М., 2004. - № 3. -С. 20-23.

192. Романова 2002 Романова А. В. В тени Обломова (автор и герой в сознании читателя) // Русская литература. - 2002. - № 3. — С. 53-70.

193. Румянцев 1988 Румянцев Б. Г. Художественное выражение комического в романах И. А. Гончарова : автореф. дис.- . канд. филол. наук. / Б. Г. Румянцев. - М., 1988. - 18 с.

194. Русские пиры 1998 Русские пиры. - СПб., 1998. - 432 с.

195. Рыбасов 1962 Рыбасов А. Я. И. А. Гончаров / А. П. Рыбасов. - М., 1962.-243 с.

196. Садуллаева 2000 Садуллаева Ж. Р. Концепты русской ментальности в романе И. А. Гончарова «Обломов» : дис. . канд. филол. наук / Ж. Р. Садуллаева. - СПб., 2000. - 159 с.

197. Сальман Юсеф Али 1991 Салъман Юсеф Али Стиль Гончарова-романиста : автореф. дис. . канд. филол. наук / Юсеф Али Сальман. - М., 1991.-26 с.

198. Сафронов 2006 Сафронов 77. А, О феноменологической культурологии (на материале романа «Обломов») / П. А. Сафронов // Вопросы филологии = J. of philology. - М., 2006. - № 1. - С. 202-205.

199. Сахаров 1991 Сахаров В. И. «Добиваться своей художественной правды.». Путь И. А. Гончарова к реализму / В. И. Сахаров // Контекст. Литературно-теоретические исследования. - 1991. - С. 118-134.

200. Свешникова 1980 Свешникова Т. Н. К структуре одной группы румынских заговоров (заговоры от оборотней) / Т. Н. Свешникова // Структура текста. - М., 1980. - С. 211-227.

201. Свешникова 1994 Свешникова Т. Н. Румынские загадки о волке / Т. Н. Свешникова // Исследования в области балто-славянской духовной культуры. -М., 1994. - С. 248-255.

202. Свешникова 1997 Свешникова Т. Н. Волки-оборотни у румын / Т. Н. Свешникова // Из работ Московского семиотического круга. - М., 1997.-С. 376-387.

203. Свешникова, Цивьян, 1979 Свешникова Т. Н. К функциям посуды в восточнороманском фольклоре / Т. Н. Свешникова, Т. В. Цивьян // Этническая история восточных романцев. - М., 1979. - С. 147-189.

204. Сергеева 2006 Сергеева Ю. А. Парадигма обрыва в романистике И. А. Гончарова («Обыкновенная история», «Обломов», «Обрыв») : дис. . канд. филол. наук / Ю. А. Сергеева. - Стерлитамак, 2006. - 175 с.

205. СД 1995 Славянские древности : этнолингвистический словарь : В 5 т. / под ред. Н. И. Толстого. - М., 1995. - Т. 1. - 584 с.

206. СД 1999 Славянские древности : этнолингвистический словарь : В 5 т. / под ред. Н. И. Толстого. - М., 1999. - Т. 2. -704 с.

207. Смирнов 1994 Смирнов И. П. Психодиахронологика. Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней / И. П. Смирнов. - М., 1994.-351 с.

208. Сомов 1964 Сомов В. П. О юморе Гончарова / В. П. Сомов // Уч. зап. МГПИ, 1964.-№231. -С. 156-170.

209. Сомов 1967 Сомов В. П. Три повести - три пародии (о ранней прозе И. А. Гончарова) / В. П. Сомов // Учен. зап. МГПИ. - 1967. - Т. 256, ч. 1. -С.108-127.

210. Сороченко 2003 Сороченко Е. Н. Концепт «скука» и его лингвистическое представление в текстах романов И. А. Гончарова : дис. . канд. филол. наук / Е. Н. Сороченко. - Ставрополь, 2003. - 234 с.

211. Степанов 1997 Степанов А. В. «Обломов» : поэзия жизни и поэзия страстей / А. В. Степанов // Русский язык в школе. - 1997. - № 3. -С. 67-71.

212. Страхов 1956 Страхов В. И. К вопросу психологии творческого процесса И. А. Гончарова / В. И. Страхов // Уч. зап. Саратовского пед. инта, 1956. - Вып. 25. - С. 41-88.

213. Страхов 1957 Страхов В. И. О творческом процессе И. А. Гончарова / В. И. Страхов // Уч. зап. Сарат. пед. ин-та, 1957. - Вып. 29. - С. 185-214.

214. Сунь Личжэнь 2006 Сунь Личжэнъ Художественное своеобразие женских образов в романах И. А. Гончарова : дис. . канд. филол. наук / Сунь Личжэнь. - Волгоград, 2006. - 186 с.

215. Сухих 2006 Сухих И. Русская литература. XIX век : «Обломов» (1859) / И. Сухих // Звезда. - СПб., 2006. - № 6. - С. 225-234.

216. Таборисская 1969 Таборисская Е. М. Идейно-художественная структура образа Ольги Ильинской в романе Гончарова «Обломов» / Е. М. Таборисская // Сборник материалов по итогам науч.-исслед. работы за 1968 год / Борисоглебск. пед. ин-т. - 1969. - С. 87-90.

217. Таборисская 1970 Таборисская Е. М. Пространственно-временные отношения в романе «Обломов» : (О своеобразии реализма Гончарова) / Е. М. Таборисская // Метод и мастерство : Сборник статей. - Вологда, 1970.-Вып. 1.-С. 120-130.

218. Таборисская 1972 Таборисская Е. М. Автор и герой в романе И. А. Гончарова «Обломов» / Е. М. Таборисская // Изв. Воронеж, пед. инта. - Воронеж, 1972. - Т. 125. - С. 61-75.

219. Таборисская 1974а Таборисская Е, М. Анализ оппозиций как средство изучения авторского сознания : (На материале романа И. А. Гончарова «Обломов») / Е. М. Таборисская // Проблема автора в художественной литературе -Ижевск, 1974.-Вып. 1.-С. 101-117.

220. Таборисская 19746 Таборисская Е. М. О понятии «пространство героя»: (На материале романа И. А. Гончарова «Обломов») / Е. М. Таборисская // Изв. Воронеж, пед. ин-та. - 1974. - Т. 148. - С. 43-64.

221. Тирген 1990 Тирген П. Обломов как человек-обломок : (К постановкепроблемы «Гончаров и Шиллер») / П. Тирген // Русская литература. -1990.-№3.-С. 18-33.

222. Тирген 1997 Тирген П. Халат Обломова / П. Тирген // Ars philologiae. -СПб., 1997.-С. 134-146.

223. Тихомиров 1991 Тихомиров В. Н. И. А. Гончаров. Литературный портрет/В. Н. Тихомиров. - Киев, 1991. — 158 с.

224. Толстой 2003 Толстой Н. И. Очерки славянского язычества / Н. И. Толстой. - М., 2003. - 624 с.

225. Топорков 1984 Топорков А. JI. Гончарство : мифология и ремесло /

226. A. JI. Топорков // Фольклор и этнография: У истоков фольклорных сюжетов и образов. Д., 1984. - С. 41-47.

227. Топоров 1995 а Топоров В. Н. «Бедная Лиза» Карамзина. Опыт прочтения / В. Н. Топоров. - М., 1995. - 512 с.

228. Топоров 19956 Топоров В. Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического: Избранное / В. Н. Топоров. -М., 1995.-624 с.

229. Топоров 2005 Топоров В. Н. Исследования по этимологии и семантике. Т. 1 : Теория и некоторые частные ее приложения /

230. B. Н. Топоров. -М., 2005. 816 с.

231. Туниманов 2003 Туниманов В. А. «Жалкие слова» («Обломов» Гончарова и «Записки из подполья» Достоевского) / В. А. Туниманов // Pro memoria. - СПб., 2003. - С. 168-178.

232. Тюпа 2004 Тюпа В. И. Увертюра к роману : (поэтика начальных страниц «Обломова») / В. И. Тюпа // Русская литература XIX-XX вв. : Поэтика мотива и аспекты литературного анализа. - Новосибирск, 2004. —1. C. 212-219.

233. Уба 2005 Уба Е. В. Поэтика имени в романной трилогии И. А. Гончарова («Обыкновенная истории», «Обломов», «Обрыв») : дис. . канд. филол. наук / Е. В. Уба. - Ульяновск, 2005. - 242 с.

234. Уртминцева 2006 Уртминцева М. Г. Портретная живопись в романе И.А. Гончарова «Обломов» / М. Г. Уртминцева // Литература в школе. — М., 2006.-№2.-С. 19-22.

235. Успенский 1982 Успенский Б. А. Филологические разыскания в области славянских древностей / Б. А. Успенский. - М., 1982. - 248 с.

236. Успенский 1997 Успенский Б. А. Мифологический аспект русской экспрессивной лексики / Б. А. Успенский // Успенский Б. А. Избранные труды.-Т. 2.-М., 1997.-С. 67-161.

237. Успенский 2001 Успенский Ф. Б. Имя и власть: Выбор имени как инструмент династической борьбы в средневековой Скандинавии / Ф. Б. Успенский. - М., 2001. - 160 с.

238. Фаворин 1950 Фаворин В. К. О взаимодействии авторской речи и речи персонажей в языке трилогии Гончарова / В. К. Фаворин // Известия АН СССР. Отделение литературы и языка. - 1950. - Т. 9, вып. 5. - С. 2035.

239. Фаустов 1990 — Фаустов А. А. Роман И. А. Гончарова «Обломов» : Художественная структура и концепция человека : дис. . канд. филол. наук / А. А. Фаустов. Тарту, 1990. - 268 с.

240. Фаустов 1997 Фаустов А. А. Авторское поведение в русской литературе : Середина XIX в. и на подступах к ней / А. А. Фаустов. -Воронеж, 1997.- 107 с.

241. Фаустов, Савинков 1998 Фаустов А. А. Очерки по характерологии русской литературы / А. А. Фаустов, С. В. Савинков. - Воронеж, 1998. -156 с.

242. Фаустов 1998 Фаустов А. А. Язык переживания русской литературы / А. А. Фаустов. - Воронеж, 1998. - 126 с.

243. Фаустов 2003а Фаустов А. А. Герменевтика личности в творчестве А. С. Пушкина (две главы). - Воронеж, 2003. - 210 с.

244. Фаустов 20036 Фаустов А. А. «И всяк зевает да живет.» (к симптоматике гончаровской «Лихой болести» / А. А. Фаустов // Русская литература. - 2003. - № 2. - С. 80-93.

245. Флоренский 2000 Флоренский П. А. Имена / П. А. Флоренский. -Харьков; М., 2000. - 439 с.

246. Фрейденберг 1997 — Фрейденберг О. М. Поэтика сюжета и жанра / О. М. Фрейденберг. М., 1997. - 448 с.

247. Фрейденберг 1998 Фрейденберг О. М. Миф и литература древности / О. М. Фрейденберг. - М., 1998. - 800 с.

248. Фуксон 2004 Фуксон JI. Ю. Круг в мире романа «Обломов» / JI. Ю. Фуксон // Материалы к словарю сюжетов и мотивов русской литературы. - Новосибирск, 2004. - Вып. 6. - С. 82-89.

249. Холкин 2000 —Холкин В. И. Русский человек Обломов / В. И. Холкин // Русская литература. 2000. - № 2. - С. 26-63.

250. Цейтлин 1950 Цейтлин А. Г. И. А. Гончаров / А. Г. Цейтлин. - М., 1950.-492 с.

251. Чемена 1966 Чемена О. М. Создание двух романов (Гончаров и шестидесятница Е. П. Майкова) / О. М. Чемена. - М., 1966. - 160 с.

252. Чернец 1997 Чернец JI. В. О «поэтическом языке» И. А. Гончарова / JI. В. Чернец // Русская словесность. - 1997. - № 1. - С. 21-28.

253. Чиркова 1992 Чиркова Н. И. Репрезентация диалога в художественном прозаическом тексте : (На материале романов И. А. Гончарова «Обыкновенная история», «Обломов», «Обрыв») : автореф. дис. . канд. филол. наук / Н. И. Чиркова. - СПб., 1992. - 19 с.

254. Чичерин 1977 — Чичерин А. В. Прозаические стили в литературе 19 в. Гончаров / А. В. Чичерин // Чичерин А. В. Очерки по истории русского литературного стиля. Повествовательная проза и лирика. М., 1977. - С. 158-173.

255. Чубарова 2003 Чубарова В, Н. Россия и Запад в философской проблематике романа И. А. Гончарова «Обломов» / В. Н. Чубарова // Литература в диалоге культур. - Ростов-на-Дону, 2003. — С. 51-59.

256. Чуйко 1891 Чуйко В. В. И. А. Гончаров / В. В. Чуйко // Наблюдатель. - 1891. -№ 12.-С. 109-127.

257. Шепель 1995 Шепелъ С. Г. Гончаров и Пушкин : К проблеме литературной преемственности : автореф. дис. . канд. филол. наук / С. Г. Шепель. - М., 1995. - 16 с.

258. Шмид 1998 Шмид В. Проза как поэзия / В. Шмид. - СПб., 1998. -353 с.

259. Штильман 2002 Штилъман С. JI. «Книга отражений». Обломов : (Гоголевские мотивы в романе И. А. Гончарова) / С. Л. Штильман // Русская словесность. - 2002. - № 3. - С. 28-33.

260. Щукин 1994 — Щукин В. Г. Спасительный кров: О некоторых мифопоэтических источниках славянофильской концепции Дома / В. Г. Щукин // Stadia slavica Acad. sci. hung. Budapest, 1994. - T. 39, fasc. 1-2. -C. 101-116.

261. Эткинд 1998 Эткинд E. Г. И. А. Гончаров / E. Г. Эткинд // Эткинд Е. Г. «Внутренний человек» и внешняя речь : Очерки психопоэтики русской литературы XVIII-XIX вв. - М., 1998. - С. 115-165.

262. Юдина 1982 — Юдина Г. С. Функционально-смысловые типы речи как стилистико-синтаксическая основа романа И. А. Гончарова «Обломов» : автореф. дис. . канд. филол. наук /Г. С. Юдина. — Л., 1982. 19 с.

263. Юдина 2003 Юдина М. Б. Пушкино-гоголевская школа в романистике И. А. Гончарова : автореф. дис. . канд. филол. наук / М. Б. Юдина. -Тверь, 2003.-24 с.

264. Юнусов 2002 Юнусов И. Ш. Проблема национального характера в русской литературе второй половины XIX века (И. С. Тургенев, И. А. Гончаров, Л. Н. Толстой) : дис. . д-ра филол. наук / И. Ш. Юнусов. -СПб., 2002.-514 с.

265. Якобсон 1987 — Якобсон Р. О. Работы по поэтике / Р. О. Якобсон. М., 1987.-460 с.

266. Янушевский 1998 Янушевский В. Н. Музыка в тексте / В. Н. Янушевский // Русская словесность. - М., 1998. - № 4. - С. 56-59.

267. Ehre 1973 Ehre M. «Oblomove» and his creator. The life and art of Ivan Goncharov / M. Ehre. - Princeton, 1973 - 298 p.

268. Onishi 2000 Onishi Ikuo. On the imagery of things in «Oblomov» : Coffee and vodka / Ikuo Onishi // Хоккайдо : дайгаку бунгакубу киё: = Annu. rep. on cultural science. - Саппоро, 2000. - Т. 48, № 3. - С. 55-72.

269. Spieker 1991 Spieker S. Writing the Underdog. Gogol,s Zapiski Sumasshedshego and is Pretext / S. Spieker // Wiener Slawistischer Almanach. - 1991.-Bd. 28.-S. 41-56.