автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.04
диссертация на тему: Опыт лингвистического исследования когнитивного диссонанса в английском дипломатическом дискурсе
Полный текст автореферата диссертации по теме "Опыт лингвистического исследования когнитивного диссонанса в английском дипломатическом дискурсе"
На правах рукописи
ВЕБЕР ЕЛЕНА АЛЕКСАНДРОВНА
ОПЫТ ЛИНГВИСТИЧЕСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ КОГНИТИВНОГО ДИССОНАНСА В АНГЛИЙСКОМ ДИПЛОМАТИЧЕСКОМ ДИСКУРСЕ
Специальность: 10.02.04 — германские языки
АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук
Иркутск - 2004
Работа выполнена в Иркутском государственном лингвистическом университете
Научный руководитель:
кандидат филологических наук, доцент Воскобойник Григорий Дмитриевич
Официальные оппоненты: доктор филологических наук,
профессор Карасик Владимир Ильич кандидат филологических наук, доцент Воронова Светлана Кимовна
Ведущая организация:
Красноярский государственный университет
Защита состоится 3 ноября 2004 г. в 10:00 часов на заседании диссертационного совета Д 212.071.01 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора наук в Иркутском государственном лингвистическом университете по адресу: 664025, г. Иркутск, ул. Ленина, д. 8, ауд. 330.
С диссертацией можно ознакомиться в научном зале библиотеки Иркутского государственного лингвистического университета.
Автореферат разослан С2МУЪ&^У$_2004 г.
Ученый секретарь диссертационного совета
Целью реферируемой работы является комплексное исследование средств английского дипломатического дискурса (далее ДЦ) с позиций критического анализа дискурса и основных положений теории когнитивного диссонанса.
Последние десятилетия ознаменованы появлением целого ряда работ, посвященных анализу различных видов дискурса. Пристальное внимание современных отечественных и зарубежных исследователей обращено на связь дискурса и общества. Признание того, что дискурс является социальной практикой выходит в работах на первый план (Водак 1997; Денисов 1998; Ищенко 1994; Попова 1995; Проскуряков 19S9; Пеппель 2С00; Новикова-Грунд 2000; Fair-clough 1989; Dijk van 2002 и др.).
Теория когнитивного диссонанса, активно разрабатываемая западными исследователями и получившая развитие в значительном количестве работ по теории принятия решений пока не нашла адекЕ атного применения в лингвистике. Весьма перспективным для реализации задач исследования является положение о том, что когнитивный диссонанс выступает в качестве мотива человеческой коммуникации.
Объектом исследования является когнитивный диссонанс в английском ДЦ. В силу специфики дипломатического общения говорящий (дипломат) сталкивается с проблемой выбора речевых средств в условиях необходимости соблюдения конвенциональных предписаний коммуникативного поведения для типичной ситуации, учета коммуникативных интересов адресата (фактор обязательности) и собственных коммуникативных интересов, что обусловливает возникновение когнитивного диссонанса, мотивирующего говорящего к поиску средств его сн 1жения. В связи с этим кажется логичным рассматривать процесс выбора речевых средств говорящим ДД как серию решений, как стратегический поиск лингвистических средств, выступающих в роли адаптивных стратегий (Налчаджян 1588) для разрешения или снижения когнитивного диссонанса.
Методологической основой исследования является ряд принципов современной парадигмы языкознания, а именно, принцип антропоцентризма, признающий неразрывную связь между языком и человеком, его носителем; принцип экспансионизма, проявляющийся в настоящем исследовании в привлечении к анализу изучаемого явления положений и терминологического аппарата смежных с языкознанием наук, таких как социальная психология, философия, герменевтика; принцип экспланаторности, согласно которому исследование должно быть нацелено на объяснительный характер явлений языка, а также принцип гомеостаза, согласно которому действия носителя языка в ряде ситуаций обусловлены необходимостью уменьшения напряжения и сохранения состояния внутреннего равновесия.
Актуальность исследования обусловлена следующими обстоятельствами: 1) в условиях стремления мира к многополярности, с одной стороны, и глобализации, в том числе и английского языка, с другой стороны, ценность дипломатии в человеческой коммуникации возрастает; 2) теория дискурса в целом и проблема языкового манипулирования в частности является одним из наибо-
лее активно разрабатываемых направлений современной лингвистики; 3) большинство характеристик ДД являются недостаточно изученными, отсутствуют работы обобщающего характера по ДД; специфика проявления в нем когнитивного диссонанса в лингвистических работах до сих пор анализу не подвергалась.
Научная новизна настоящей работы заключается в том, чтс в ней заложены теоретические предпосылки для дальнейшего развития как минимум двух наиболее перспективных направпений в современной науке. Во-первых, идентификация ДД в широкой трактовке, определение его системообразующих характеристик, выявление места ДД в ряду смежных дискурсов раскрывает перед исследователем новые грани дискурса, а, следовательно, новые возможности его теоретического осмысления. Во-вторых, применение в анализе ДД положений теории когнитивного диссонанса позволяет считать последнюю весьма эффективной в деле разрешения многих вопросов вербального манипулирования поведением людей, не получивных пока убедительных ответов.
В соответствии с поставленной целью в диссертационном исследовании решаются следующие задачи:
1) обосновать необходимость широкой трактовки ДД и определить его базовые системообразующие характеристики;
2) определить наиболее адекватный задачам исследования подход к анализу ДД и описать основные семиотические параметры ДД в соответствии с выбранным подходом;
3) выявить место ДД в ряду с межных дискурсов;
4) обнаружить и описать элементы, провоцирующие возникновение когнитивного диссонанса участников ДД;
5) рассмотреть и проанализировать некоторые вербальные средства снижения когнитивного диссонанса в ДД;
Целевые установки и задачи определили использование комплексной методики исследования, сочетающей основной интерпретативный подход с общими методами научного познания: наблюдением, обобщением, сравнением.
Материалом исследования послужили официальные дипломатические документы, примеры из художественных и публицистических произведений английских и американских авторов XX века, архивные данные, материалы интернет-публикаций по проблемам современной дипломатии, официальная деловая документация западных компаний, данные словарей и словарей цитат общим объемом около 5300 страниц.
На защиту выносятся следующие положения:
1. Целесообразна широкая трактовка понятия «дипломатический дискурс», включающего как институциональное, так и бытовое его проявление.
2. Вследствие прозрачности границ ДД обладает высокой степенью ин-тердискурсивности, обусловливающей «проникающий» характер данного типа дискурса в смежные дискурсы.
3. Организация языковых средств в ДД детерминирована дискурсивно релевантными компонентами категории социального, с одной стороны, и компонентами категории индивидуального, интенсией, коммуникативным намерением говорящего, с другой стороны, вступающих в диссонантные отношения.
4. Категория социального в коммуникации проявляется в предопределении речевого вклада говорящего на определенной стадии развития общения.
5. Интенциональный аспект в коммуникации, коммуникативные цели, которые говорящий преследует в конкретной речевой ситуации, индивидуальное видение им ситуации общения суть проявления категории индивидуального.
6. Лингв этическими средствами снижения когнитивного диссонанса в ДЦ является некая совокупность речевых действий и приемов, названных в работе стратегиями снижения когнитивного диссонанса, способствующих достижению компромисса между категориями социального и индивидуального. Стратегия, избираемая и используемая говорящим для снижения когнитивного диссонанса, в каждом отдельном случае в боль лей или меньшей степени удовлетворяет критериям указанных категорий.
Теоретическая значимость работы заключается в дальнейшей разработке таких ключевых проблем современной лингвистики, социологии и психологии, как институциональное и персональное общение, интердискурсивность, когнитивный диссонанс, регулирование речевой деятельности. Исследование делает вклад в развита прагмалингвистики, теории дискурса, а также открывает новые возможности применения теории КОГНИТИВного диссонанса в анализе языковых явлений
Практическая ценность работы состоит в возможности применения её результатов и языкового материала в процессе преподавания курсов по интерпретации текста, письменной коммуникации, спецкурсов по анализу дискурса, филологической герменевтике.
Апробация работы. Результаты исследования обсуждались на кафедре перевода, перенодоведения и межкультурной коммуникации ИГЛУ (в период с 2001-2004 гг.). По результатам проведенного исследования представлены доклады на научных и научно-практических конференциях и семинарах в Иркутском государственном лингвистическом университете (в период с 2001-2004 гг.). Основные положения проведенного диссертационного исследования отражены в 8 публ 1кациях. В период с 2003 по 2004 гг. научно-исследовательская работа проводилась при финансовой поддержке Министерства образования Российской Федерации из федерального бюдхета по разделу 06 02 281 188 (грант для поддержки аспирантов А 03 - 1.5 -176).
Структура работы определяется спецификой поставленных задач, характером объекта изучения. Диссертация состоит из введения, трёх глав, заключения, спис ка литературы, приложений.
Основное содержание исследования
Термин «дипломатический дискурс» введен в научный обиход сравнительно недавно, однако, насколько нам известно, до сих пор определения этому типу дискурса не дано. С позиций социолингвистики все типы дискурсов принято условно разделять на две группы: группу персональных (личностно-ориентированных) и группу институциональных (статусно-ролевых) дискурсов. Согласно предложенной В.И. Карасиком типологии, ДД наряду с административным, юридическим, медицинским, политическим дискурсами следует относить к группе институциональных дискурсов. Анализ лексикографических данных и языкового материала показал, что отнесение ДД только к группе институциональных дискурсов ограничивает содержание понятия «дипломатический дискурс», так как в этом случае в рамки этого понятия попадав лишь профессиональное проявление дипломатичности, тогда как «бытовое» ее проявление исключается. Умение находить формулировки, позволяющие не обидеть собеседника и в то же время являющиеся приемлемыми для всех участников общения, всегда высоко ценится и часто называется «дипломатичным» стилем общения. В обыденном понимании носителей культуры и языка понятия «дипломат», «дипломатический дискурс» также трактуются достаточно широко. К наиболее ярким высказываниям, иллюстрирующим широкое понимание дипломатии, следует отнести следующие: "A diplomat is a man whc always remembers a woman's birthday but never her age" (Роберт Фрост (Robert Frost), американский поэт); "A distinguished diplomat could hold his tongue ii ten languages" (сэр Генри Уоттон (Sir Henry Wotton), британский дипломат, путешественник и поэт) (DQ; Eigen 1992).
Уместно выдвинуть предположение о том, что прототипические формы ДД располагаются в персональном дискурсе, поскольку дипломатия возникла на персональном уровне, и лишь с возникновением необходимости урегулирования отношений между государствами на официальном уровне произошло переосмысление бытового дискурса в институциональный и был сформирован институт дипломатии, в котором этому качеству личности был присвоен институциональный статус (Никольсон 1941, Nicolson 1954). Таким образом, в определении понятия «дипломатический дискурс» мы исходим из положения о том, что именно способ говорения, а не социальный институт предопределяет и создает предметную сферу дискурса. Специфика ДД определяется, прежде всего, тем, что его ядро в действительности составляют коммуникативные средства, которые его участники используют для реализации коммуникативных задач. Социальный институт лишь вносит свои ограничения, определяет жесткие нормы развития дискурса, тогда как вне социального института также возможно применение дипломатических средств, и такое применение мэжно отнести к ДД, но уже не к институциональной, а к персональной его разновидности. В связи с этим закономерен вывод о том, что ДД может существовать в двух ипостасях: как институциональный ДД (дискурс профессиональных дипломатов) и
персональный ЦД (применение дипломатических средств на бытовом уровне, в областях человеческой деятельности, не имеющих отношения к профессиональной дипломатии).
Целью институционального ДД является обеспечение преемственности в защите национальных интересов и благосостояния народа, осуществление внешнеполитической деятельности от лица государства, предотвращение вооруженного конфликта (войны) и укрепление мира. Следовательно, главным условием существования дипломатической коммуникации является наличие несоответствия взглядов, интересов, мнений у участников взаимодействия
Традиционно принято свлзывать общее гвенный институт с ключевым концептом, определяющим суть его деятельности. На наш взгляд, базовой понятийной основой института международной дипломатии является антиномия «мир - война» (PEACE - WAR) (Macomber 1975; Reychler 1979), при этом преобладающим элементом в данной антиномии следует считать элемент «мир» (PEACE) В силу того, что ДД выполняет в процессе общения регулирующую функцию, для него характерно обращение к таким ключевым ценностям, как некатегоричность, тактичность, вежливость, корректность, сдержанность. Дипломат, обращаясь к таким ценностям, преследует главную задачу — не навредить процессу переговоров и поиску компромисса, не усугубить существующее между участниками взаимодействия противоргчие. В институциональном ДД эти ценности, градиционно считавшиеся необходимыми для успешной коммуникации, отражены в формульных моделях дипломатического этикета, протокола, которые представляют собой средства облегчения взаимодействия участников дискурса.
Главными средствами и методами в институциональном ДЦ являются переговоры, результаты которых закрепляются документально, дипломатическая переписка и т.д. К прецедентным текстам институционального ДД относятся декларации, заявления, ноты, мгморандумы, памятные записки, коммюнике и т.д., ставшие в настоящее время частью истории развития международных отношений. Любой дипломатический документ я зляется частью дипломатического интертекстг, он фиксирует результаты конкретной дипломатической деятельности и содержит определенные текстовые элементы, которые отсылают к другим подобным документам.
К дискурсивным формулам, под которыми в данной работе понимаются основные средства выражения институционального ДД, следует, прежде всего, отнести так называемый дипломатический язык, под которым понимается: 1) язык, употребляемый дипломатами для письменных и устных контактов (например, французский язык до конца 18 века); 2) терминология, технические фразы, ставшие частью дипломатического словаря, формульные модели дипломатического этикета; 3) совокупность коммуникативных стратегий, некоторые из которых получили название «гибких коммуникативных тактик» (Козь-мина 2001), используемые дипломатами и способствующие реализации главной цели дискурса наиболее эффективным способом.
Целью персонального (непрофессионального) ДД также является урегулирование взаимоотношений между участниками общения, однако уже не в области внешней политики, а в ситуации несоответствия коммуникативных векторов общения (несоответствия интересов, взглядов и т.д.). В условиях бытового общения задачей участника дискурса, дипломата в широком г внимании этого слова, является предотвращение или элиминация конфликте, вызываемого таким несоответствием, с максимально благогриятным исходом для участников. Участниками персонального ДД могут быть индивиды вне зависимости от их возраста, социального, семейного, экономического положения. В зависимости от субъектно-адресатного вектора общения роли участников персонального ДД могут быть следующими: 1) адресант ДД, играющий активную коммуникативную роль лидера с высокой прагматической активностью Е дипломатическом общении, дипломат; 2) адресат, стимулирующий или инициирующий своим поведением дипломатическое действие дипломата по отношению к нему.
Если профессиональный ДД рассматривается как речевое Езаимодействие представителей социальных групп в рамках сложившихся общественных институтов, то в персональном ДД решающим критерием в определении коммуникации как дипломатической являются, прежде всего, условия общения: несоответствие интересов, взглядов участников дискурса и, как следствие, наличие когнитивного диссонанса, а также стремление или базовая интенция дипломата (активного участника общения) с его разрешению. Когнитивный диссонанс, согласно положениям теории Л. Фестингера, является одним из главных мотивов коммуникации (Фестингер 1999). В ДД когнитивный диссонанс, обусловленный несоответствием коммуникативных интересов участников в конкретной ситуации общения, побуждает говорящего использовать средства (в том числе и лингвистические), способствующие его снижению.
Ценности персонального ДД совпадают с ценностями институционально -го ДД. В персональной разновидности ДД они также определяются его ключевой антиномией «мир-война» (PEACE-WAR), однако, выражаются в терминах, характеризующих бесконфликтное бытовое общение. В качестве регулятора коммуникативного поведения участников, отражающего ценности персонального ДД, выступают конвенционально принятые в данном языке вом сообществе нормы, постулаты и принципы речевого поведения, например, речевой этикет, постулаты вежливости, принцип Кооперации и т.д.
Основными средствами персонального ,ЦД являются коммуникативные стратегии, использование которых говорящим ДД (дипломатом) мотивировано наличием когнитивного диссонанса вследствие осознания несоответствия коммуникативных намерений участников ДД и стремлением дипломата к снижению диссонанса, поиску компромисса. Так, наиболее распространенными стратегиями, используемыми дипломатами, являются стратегии намеренного создания двусмысленности, стратегии умолчания, ухода от ответа и т. д.
Совпадение общих базовых системообразующих характеристик институциональной и персональной разновидностей ДД подтверждает необходимость
широкой трактовки ДД, в равной степени удовлетворяющей специфике обеих его разновидностей. Под ДД предлагается понимать совокупность коммуникативных средстн, используемых дипломатом - участником ДД с коммуникативной ролью лидера и высокой прагматической активностью, в условиях когнитивного диссонанса, обусловленного несовпадением векторов коммуникативных намерений участников, направленных на его снижение и достижение компромисса.
Анализ примеров институционального и персонального ДЦ согласно схеме М.А. Хэллидея (HaШday 1991; HaШday 2002) показал, что поле ДД представляет собой ситуацию непонимания, конфлкта, несоответствия коммуникативных интересов участников речевого взаимодействия (во внешнеполитической или бытовой сферах). Данное несоответствие коммуникативных интересов провоцирует создание когнитивного диссонанса, по крайней мере, у одного из участников дискурса (дипломата) и мотивирует его на поиск средств, позволяющих снизит ь когнитивный диссонанс и достичь компромисса.
В институциональном ДД участники Четко определены протоколом и фиксируются документально, тогда как в персональном ДД роли участников подвижны. Как в институциональном, так и в персональном ДД взаимодействие сторон-участников осуществляется по двум направлениям: 1) манифестация кооперативности и 2) отстаивание своих интересов, извлечение выгоды из кооперативности партнера. При этом в институциональном ДД данные задачи реализуются благодаря интенсивному использованию речевых актов-комиссивов и репрезентативов, имеющих целью зафиксировать новое положение вещей в мире и связать участников ДД обязательствами относительно развития внешнеполитического взаимодействия в будущем. Важной речеактбвой особенностью институционального ДД является использование косвенных директивных акгов, представляющих собой одновременно речевые акты-комиссивы. В институциональном контексте дипломатического взаимодействия данные речевые акты используются как средства контроля и ограничения действий участников.
Форма дискурса — это совокупность наиболее типичных речевых средств, используемых участниками для реализации главной цели дискурса. Отличительной чертой языковой коммуникации в сфере дипломатии является исключительная продуманность и высокая степень осознанности применения стратегий коммуникации, выбора адресатом кодовых средств для передачи информации и достижения желаемого эффекта воздействия. Следовательно, дипломатические средства выражения — это такие средства, которые позволяют говорящему с их помощью урегулировать конфликт, обусловленный несоответствием коммуникативных интересов участников взаимодействия и находить компромисс, устраивающий партнера по коммуникации и максимально полно удовлетворяющий коммуникативные интересы самого говорящего. Семиотические параметры институционального и персонального ДД не только совпадают друг с другом, что еще раз подтверждает возможность широкой трактовки ДД,
но и обнаруживают важную закономерность. Параметры поля, участников и формы персонального ДД выражены более широко и, обнаружиая более размытые границы, требуют более широких определений при их списании, тогда как параметры институциональной разновидности ДД выражены более четко и однозначно. Институциональный ДД инкорпорирован в персональный ДД как часть целого.
В современных исследованиях по проблемам дискурса довольно часто встает вопрос о метафизических границах того или иного типа дискурса. Вследствие прозрачности грани д дискурса не только отмечается «соскальзывание» дискурса в смежные жанры, но и весьма часто наблюдается наложение, влияние, проникновение характеристик разных видов дискурса в рамках конкретного дискурса. Преследуя цель представить пространство взаимодействия дискурсов, целый ряд авторов (см. например, П. Гудрич (Goodrich 1987), Р. Сколлон (Scollon 2002) и др.) привлекает к анализу понятия «интрадискурс» и «интердискурс». Дискурс всегда появляется в пространстве других возможных дискурсов или Дискурса как абстрактного целого. Понятие «интердискурс», призвано объяснить явление связи, взаимопроникновения и взаимовлияния конкретного дискурса и других видов дискурса, его зависимости от социальных процессов, происходящих в обществе. Разница между интрадискурсом и интердискурсом скорее аналитическая и влияет лишь на выбор уровня анализа дискурса. Тем не менее, ряд авторов называет инградискурс «эго дискурса» (egodiscourse), а интердискурс «альтгр-эго дискурса» (alter discourse) (см. например, Серио 1999; Goodrich 1987), дрзтими словами, тем, что может приобретать его форму, становиться на его место.
Привлечение данных понлтий к анализу ДД позволяет выдвинуть предположение о том, что ряд дискурсов, в том числе и дипломатический, обладают такой характеристикой, как интердискурсивностъ, под которой предлагается понимать способность дискурса манифестировать свои базовые системообразующие признаки в нетипичной для данного типа дискурса ситуации (в ситуации, которая по внешним признакам относится к другому типу дискурса), способность дискурса расширять свои границы, «проникать» в другой дискурс. Признание такой существенной характеристики ДД (и ряда других дискурсов), как интердискурсивность позволяет по-новому определить место ДД в пространстве дискурсов, подчеркнуть его проникающий характер и объяснить широкое разнообразие его проявлений.
Наиболее типичным примером проявления интердискурсивности ДД является пересечение ДД с политическим дискурсом. Основанием, позволяющим прийти к такому заключению, является широкое использование и политическом дискурсе средств создания преднамеренной неопределенности политической корректности и ряда других средств, использование которых обусловлено прагматическими факторами, прежде всего, потребностью участников политического дискурса избегать конфликтности. Как в политическом дискурсе, так и в ДД возникновение смысловой неопределенности вызвано прагматическими
факторами, такими как: стремление избегать конфликтности в общении, свести к минимуму возможность постороннего контроля над своими действиями, желание избежать ответственности за происходящее и т.д. ДД обнаруживает точки соприкосновения с юридическим, пропагандистским, научным дискурсами.
Согласно теории Л. Фестингера, когнитивный диссонанс (далее КД) является результатом противоречия между отдельными элементами в системе знаний индивида, когнициями, при котором отрицание одного элемента вытекает из существования другого, сопровождающееся ощущением дискомфорта. Под знанием автор теории КД понимает «то, что индивид знает о самом себе, о своем окружении, поведении». Диссонанс когнитивных элементов свойствен практически всем ситуациям, при которых субъект оказывается перед выбором одного из двух или более вариантов поведения. Он возникает в ситуациях, когда одни установки субъекта приходят на смену другим, когда существуют расхождения между поведением и установками, после принятия решения, когда альтернативы выбора были в равной степени привлекательными и т.д. (Воскобой-ник 2004; Майерс 2002; Хьелл, Зиглер 1997).
Отношения диссонанса могут развиваться в различных плоскостях, прежде всего, в зависимости от вектора субъекно-объектных отношений. Можно выделить три плоскости, каждая из которых будет характеризоваться специфическим КД: 1) сфера межсубъектных отношений (субъектно-субъектная сфера) - межсубъектный тип КД (конфликт интересов), или субъектно-субъектный КД; 2) сфера субъекта и его окружения (субъектно-объектная сфера) - гносеологический тип КД - субъектно-объектный КД; 3) сфера регуляции деятельности индивидов по отношению к ценностям создаваемой ими культуры (субъ-ектно-ценностная сфера) - аксиологический тип КД.
Анализ причин возникновения КД, позволяет получить ключ к разгадке речевого поведения индивида в той или иной ситуации общения. Применительно к анализу ДД данная теория дает возможность объяснить причины существования такого специфического явления, как дипломатический язык, высветить мотивы, двигающие дипломатом в выборе специфических средств, позволяющих ему управлять конфликтной ситуацией.
Анализ ряда примеров ДД показал, что организация языковых средств в ДД детерминирована дискурсивно релевантными компонентами категории социального (фактор обязательности), с одной стороны, и компонентами категории индивидуального, «внутренней структурой говорящего» (Дейк ван 1989), его интенцией, коммуникативным намерением, с другой стороны.
Категория социального в коммуникации проявляется в предписании речевого вклада говорящего на определенной стадии развития общения. Речевое поведение индивида обусловлено множеством факторов, таких как содержание коммуникативного намерения, личностные свойства и отношения субъектов дискурса (социально-культурная, национальная принадлежность), условия коммуникативной ситуации и т.д. Однако выбор языковых средств в определенной мере всегда ограничен. В ряде ситуаций такое ограничение свободы выбора речевых средств вступает в противоречие с
выбора речевых средств вступает в противоречие с коммуникативными интересами говорящего, провоцируя создание КД. Нормы и правила речевого поведения существуют негласно в виде конвенций, условно принятых всеми членами языкового сообщества, они являются интерактивными ограничениями, имеющими социальный характер, и, таким образом, представляют собой суть категории социального. Набор средств регуляции речевого поведения в социуме культурно обусловлен. Конвенционально принятые нормы и постулаты речевого общения - вежливости (Brown, Levinson 1987; Leech 1983 и др.), кооперации (Грайс 1985) и другие - призваны регулировать речевое поведение коммуникантов и направлены на снижение конфликтности дискурса, и тем самым способствуют обеспечению наибольшей эффективности в достижении речевых целей. С исследовательской точки зрения, именно их нарушение и отклонение от их соблюдения свидетельствуют о факте их несовместимости с коммуникативными интересами говорящего, о ситуации КД, поэтому данные нарушения являются наиболее интересными. Хрестоматийным примером строгого соблюдения норм регуляции речевого поведения (постулата вежливости) в институциональной разновидности ДД может стать письмо У. Черчилля японскому послу, написанное 8 декабря 1941 года, посредством которого У. Черчилль уведомлял о том, что Англия и Япония находятся в состоянии войны. В письме отмечалось, что японские самолеты только что совершили налет на Сингапур и Гонконг, поэтому Англия вынуждена объявить войну Японии. У. Черчилль закончил свое письмо следующим образом:
I have the honour to be, with high consideration, Sir,
Your obedient servant, Winston S. Churchill (Stein 1999).
Ситуация объявления войны характеризуется высокой степенью напряженности между сторонами. Несмотря на то, что взаимодействие сторон-участников конфликта переходит в стадию открытой конфронтации и военных действий, дипломат, объявляющий войну, вынужден выстраивать свою речевую стратегию в соответствии с требованиями дипломатического протокола, профессионального этикета и соблюдать постулат вежливости. Строгое соблюдение постулата вежливости дипломатом в данном случае накладывает свои ограничения на выбор речевых средств, тем самым частично обусловливает КД говорящего, однако имеет своей главной целью не навредить развитию отношений между странами в будущем и оставить возможность для возвращения на мирные позиции в разрешении межгосударственных противоречий.
С позиций теории КД Л. Фестингера, позволяющей проследить мотив выбора языковых средств, язык дипломатов уже не выглядит как «недостаток» общения, «буржуазный пережиток», а предстает как результат стремления к бесконфликтности общения, кооперативности, тщательного взвешивания всех «за» и «против». Таким образом, дипломатический язык является лингвистическим средством разрешения КД. Видится возможным предположить, что дале-
ко не каждый индивид может испытывать КД такой природы. Его осознание -проявление коммуникативной компетенции говорящего, благодаря которой он в состоянии совершить «рефлективный выход», посмотреть на ситуацию как бы со стороны и, «просчитав» развитие коммуникативного фрагмента на несколько ходов вперед, «предвидеть» конфликтность такого несоответствия. Осознание КД индивидом - результат сопоставления двух видов знаний, данных о Мире Действия, или практическом мире реальных событий, творящем настоящее, и Мира Ценности, представляющем собой совокупность моральных, эстетических суждений, согласующихся между собой возможностей для реализации в Мире Действия. При этом Мир Действия представляет собой контекст ситуации, а Мир Ценности, будучи социально значимым и конвенционально обусловленным, определяет Мир Действия (Уайтхед 1990). Осознание КД говорящим в коммуникации и поиск средств к его разрешению свидетельствует о высокой степени ответственности говорящего за исход коммуникации, о его коо-перативности, приоритетности компромиссности и дружелюбности общения.
Согласно теории КД, существует несколько способов его снижения, определяющих ту или иную адаптивную стратегию; среди них: отказ от цели, изменение направления действия (модификация цели), замена средств в достижении цели, насильственное устранение препятствий и т.д. Речевая практика индивида настолько богата и разнообразна, что в конечном итоге наделяет говорящего возможностью выбора речевых средств, регуляции взаимодействия с окружающим миром посредством выбора оптимального пути для решения поставленных в ситуации общения задач (Иссерс 1999).
В задачи данного исследования входит выявление и описание некоторых лингвистических средств снижения КД в ДД. Исходя из принимаемой нами широкой трактовки ДД, а также из положения о том, что акт речи является субъективным актом и определяется намерениями говорящего, следует рассматривать в качестве лингвистических средств снижения КД в ДД совокупность речевых (вербальных) действий, приемов, которые предлагается назвать стратегиями снижения КД. Следует различать невербальные и вербальные средства снижения КД. Невербальными средствами снижения КД в ДД является язык жестов, некоторые положения дипломатического протокола и этикета, касающиеся невербального поведения дипломата. К рассматриваемым вербальным, или лингвистическим средствам снижения КД следует отнести стратегии создания двусмысленности (неоднозначности), стратегию создания намеренной неопределённости, стратегию эвфемизации, стратегию использования средств политической корректности, стратегию псевдономинации, стратегию смены коммуникативного фокуса, стратегию молчания и умолчания, стратегию ухода от ответа. Стратегия, избираемая и используемая говорящим ДД для снижения КД, обусловленного несоответствием социального и индивидуального аспектов коммуникации, в каждом отдельном случае будет в большей или меньшей степени удовлетворять требованиям указанных аспектов. Потенциал кооператив-ности вышеперечисленных стратегий уменьшается от первого к последнему
члену ряда. Стратегии с наибольшим потенциалом кооперативности — стратегии создания двусмысленности, эвфемизации и использования средств политической корректности следует отнести к наиболее «институциональным» средствам снижения КД в ДД. Их использование в общественных дискурсах является нормой кооперативного вербального поведения.
Стратегия создания двусмысленности основана на интенциональном использовании естественного свойства знака, согласно которому он может обладать несколькими значениями одновременно. При этом знак в данном контексте можно интерпретировать двояко - как имеющий значение А или значение В. Основной лингвистической предпосылкой существования явления двусмысленности является принципиальное несоответствие между структурой языка как системы и недискретной реальностью. Один из многочисленных примеров эксплуатации эффекта двусмысленности в ДД как стратегии снижения КД находим в тексте мирного договора, заключенного Израилем и Египтом 11 ноября 1973 года (полный текст договора в силу его объемности не приводится полностью, однако он доступен www.mfa.gov.il/mfa/home.html). Государственный секретарь США во время переговоров часто использовал термин "constructive ambiguity", объясняющий его стратегию на переговорах и назначение договора. В положении "В" этого соглашения умышленно использована двусмысленность, целью которой являлось облегчить израильским переговорщикам вхождение в дальнейший переговорный процесс и принять Резолюцию Совета Безопасности ООН 340. По мнению специалистов, стратегия использования двусмысленности была единственным средством, которое бы гарантировало продолжение переговоров и способствовало бы принятию решения, спасающего репутацию одной из сторон конфликта. В положении "В" говорится: "Both sides agree that discussions between them begin immediately to settle the question ofthe return to the October 22 positions in the framework of agreement on the disengagement and separation offorces under the auspices ofthe UN". Эффект использования данной стратегии состоял в том, что израильские и египетские власти могли трактовать эту синтаксическую двусмысленность диаметрально противоположными способами, в зависимости от того, какие синтаксические связи между частями положения они признавали верными. Представители Египта трактовали это положение как требование к Израилю отвести свои вооруженные силы в соответствии с требованием Резолюции 334 Совета Безопасности ООН. Такая трактовка возникала потому, что они признавали существование синтаксической связи между "return to the October 22positions " и "under the auspices of the UN". Представители Израиля, однако, поняли положение иначе, как призыв к сторонам-участникам конфликта переговариваться по вопросу "separation offorces " без указания отвести войска на позиции, занятые 22 октября. В данном случае их интерпретация двусмысленного выражения основывалась на признании синтаксической связи между "discussions ...to settle the question " и "under the auspices ofthe UN"(www.mfa. gov.il/mfa/home.html).
Стратегия создания намеренной неопределенности как средство снижения КД в ДД называется рядом авторов речевой манипуляцией (Масленникова 1999; Нефедова 1997; Bradac, Friedman, Giles 1986). Языком создаются широкие возможности для создания неопределенности. Так, лексическими средствами создания неопределенности, в частности, является использование слов-определителей с диффузной семантикой, ослабленной знаменательностью (some, particular и т.д.), имен существительных широкой семантики для обозначения вполне конкретных предметов и действий (action, thing, object вместо, например, war, aggression, scandal и т.д.), неопределенных или указательных местоимений (everybody, someone, one, anybody и т.д.), размывание смыслового содержания посредством генерализации (most people, the majority вместо единичного субъекта) и так далее. К синтаксическим средствам следует отнести эллипсис (безобъектное использование переходных глаголов), использование пассивных конструкций вместо активных конструкций без указания на лицо, осуществляющее действие и т. д. В ряде ситуаций ДД, характеризующихся КД, использование языковых средств намеренной неопределенной референции говорящим вынуждает адресата самостоятельно достраивать «модель ситуации», запрос сведений о которой содержится в вопросе, а также косвенно свидетельствует о нежелании говорящего развивать предложенную партером микротему диалога:
"What are you thinking about? "
"I have some things on my mind now" (Webb, 1)
Стратегия использования эвфемизмов считается наиболее распространенным приемом в институциональном ДД. Исходя из этого, следует рассматривать стратегию эвфемизации как одну из прагматических закономерностей функционирования дипломатического языка. Основной целью, которую преследует говорящий при использовании стратегии эвфемизации, состоит в стремлении избегать коммуникативных конфликтов, не создавать у собеседника ощущение коммуникативного дискомфорта, поэтому главной функцией эвфемизмов в речевом общении следует считать регулятивную функцию. В документах, касающихся Ирангейтского конфликта, официальные представители США в целях сохранения лица государства для обозначения события используют выражения "Iran matter", "Iran contra matter" , «Iran thing": "President Reagan has given inconsistent statements to the Tower commission investigation on the Iran-contra affair"(Pehar 2001, 115). Незаконные действия и связи администрации Р. Рейгана в официальных материалах, касающихся урегулирования скандала американской стороной, именуются как "improper behavior", "improper conduct", "improper contacts", в которых слово "illegal заменяется на "improper" (Pehar 2001, 115). Использование эвфемизмов в материалах следствия обусловлено стремлением соблюсти требования обоих аспектов коммуникации. Так, с одной стороны, удовлетворяется необходимость назвать социальные явления, обозначить их (социальный аспект), а с другой стороны, назвать их так, чтобы это удовлетворяло коммуникативным интересам субъекта номи-
нации (группового субъекта). В коммуникативные интересы группового субъекта входит предотвращение общественного резонанса, массового возмущения в связи с обсуждаемыми событиями, стремление к позитивной саморепрезентации, а также снятие ответственности за негативные последствия действий коллективного субъекта. Данный прием широко используется в тех случаях, когда необходимо убедить общество в том, что противозаконные действия проводились в интересах национальной политики и безопасности. Он создает видимость так называемого «идеологического компромисса».
Снижению конфликтности общения в американской культуре способствуют средства политической корректности, под которой понимается табуиро-ванность ряда высказываний, способных ущемить или оскорбить адресата. Можно предположить, что в ситуации вынужденного обсуждения табуирован-ных тем, говорящий испытывает КД, обусловленный несоответствием социального и индивидуального аспектов общения в некоторых их точках соприкосновения, а именно: 1) необходимостью обозначать при помощи языковых средств табуированный объект в ситуации общения (социальный аспект); 2) стремлением избегать негативного эффекта на адресата, возникающего в результате прямого именования табуированного явления, что может принизить, оскорбить адресата (индивидуальный аспект). Средства политической корректности позволяют частично удовлетворить оба аспекта, назвать, обозначить явление и избежать негативного воздействия на адресата, снять коннотацию социальной неприемлемости того или иного именования. Наибольшую распространенность Е сфере общественных отношений получили средства политической корректности, обозначающие малопрестижные профессии. Так, для названия профессии мойщика стекол {«window cleaner") принято использовать «glass maintainance engineer", барменши "barmaid" - «lady beer-dispencer", наукообразным словом «scandiscopist" принято называть трубочиста («chimney sweep"), "garbologist" является на самом деле уборщиком мусора ("garbage collector"), лифтёр {"elevator operator") - это "member ofthe vertical transportation corps и т.д.
Суть стратегии псевдономинации состоит в нейтрализации социально маркированной оппозиции новыми, не свойственными данному слову (словосочетанию) коннотациями, в искажении плана содержания лексических единиц. Псевдономинацию можно назвать попыткой устранения неприятного факта путем изменения способа его констатации. Эта процедура мотивируется предположением о том, что изменение имени может придать новые свойства денотату, т.е. как бы меняет его природу. Так, с целью нейтрализовать социально маркированную оппозицию слова "killing" Государственный Департамент США в 1984 году объявил о том, что прекращает использование слова «killing" в ежегодном отчете по соблюдению прав человека в странах мира. Вместо этого, было предложено использовать выражение "unlawful or arbitrary deprivation of life", которое оценивалось сотрудниками департамента как "more accurate "(Shuy 1996, 58). В качестве диссонантного элемента КД в ряде случаев может выступать разделяемая всеми членами общества система ценностей,
вступающая в несоответствие с индивидуальной оценкой, индивидуальным видением ситуации говорящим. Данное несоответствие взглядов на одну и ту же ситуацию мотивирует говорящих прибегать к стратегии эвфемизации или псевдономинации. Использование стратегии псевдономинации описано в трудах Дж. Оруэлла и получило название новояза (newspeak) (Оруэлл 1989; Orwell 1966). Со времен войны во Вьетнаме в практику вошло называть лопату ("shovel') "combat emplacement evacuator", отверстие от пули ("bullet hole") "ballistically induced aperture in the subcutaneous environment". Факт нападения американских войск первыми («American forces attacked first») представляется как "pre-emptive counterattack", факт попадания американских войск в засаду ("American troops were ambushed") как "engaged the enemy on all sides ", отступление американских войск ("retreat by American troops") как "backloading of augmentation personnel" и т.д. (Scott 2001,25-30)
С позиций нашего исследования значительный интерес представляет стратегия смены коммуникативного фокуса, его перемещение из одной стадии в другую говорящим для достижения коммуникативных целей. Перемена коммуникативного фокуса сопряжена с переменой прагматического фокуса, под которым понимается акт выбора, выделения объектов разговора, критерием для которого является успешность и эффективность коммуникации и взаимодействия. Зачастую это проявляется в том, что говорящим прекращается разговор или переводится в другое русло в тех случаях, когда разговор принимает нежелательный оборот. Перемена коммуникативного фокуса сопровождается заменой возможного мира: более или менее «общего» мира на частный и наоборот, одного возможного мира на другой, следующий за первым во времени, реального мира на нереальный (например, мир снов) или наоборот (Dijk van 1981). Одним из индикаторов применения стратегии смены коммуникативного фокуса является ответ вопросом на вопрос. В таком случае по инициативе говорящего перемещение фокуса осуществляется за счет нарушения последовательности речевых действий диалогического взаимодействия - мены коммуникативных ролей. Не отвечая на вопрос, говорящий имплицитно выражает отказ делать предполагаемый в ходе дискурса вклад в развитие локальной темы и выдвигает свою, более соответствующую его глобальным коммуникативным интересам тему, либо переводит беседу в сферу другого возможного мира:
"We have it on good authority that someonefrom the Holy See was in the Red Priest's apartment first thing this morning. And that he left before the police arrived. Wouldyou like to comment on that? "
"What "good authority" are you referring to? Who told you someone from the Vatican was there?"(Adam, 46)
В данном примере средством, позволяющим говорящему частично удовлетворить требования социального и индивидуального аспектов, является перемещение фокуса диалога с обсуждения объектов реальной действительности на обсуждение достоверности информации, переданной журналистом.
Стратегии молчания и умолчания представляют собой нарушение постулата качества, их использование характеризует ситуации намеренного исключения некоторых событий и/ или объектов из образа ситуации. Наиболее типичными для использования стратегии молчания являются ситуации допроса, пресс-конференции, предписывающие говорящему однозначно, конкретно и искренне отвечать на поставленный вопрос. Так, адвокаты советуют своим подопечным лучше не говорить ничего, чем сказать что-либо, что может быть использовано против них, то есть против их интересов. Ситуация использования стратегии умолчания характеризуется намеренным обрывом говорящим речевой цепи, в результате чего часть сообщения не получает вербального выражения. Несмотря на формальную незавершенность высказывания, интециональ-ный смысл сообщения актуализируется в конкретном диалогическом дискурсе полностью, поскольку содержание умолчания представлено в виде импликатов. Имплицирование посредством умолчания предполагает обязательное декодирование адресатом единственно возможного импликата в данном прагмакон-тексте с учетом глобальной темы конкретного диалогического дискурса, лингвистического и экстралингвистического параметров общения. Стратегия умолчания может манифестироваться не только недостаточностью, данных о референте, но и намеренным предоставлением говорящим нерелевантных данных.
Еще одной стратегией, близкой по характеру к стратегии смены коммуникативного фокуса, способствующей снижению КД, является стратегия ухода от ответа, также свойственная ситуациям диалогического общения. Наличие стереотипизированной социально-ролевой рамки общения в диалоге предписывает определенный коммуникативный вклад каждого из участников общения, при этом каждый из участников, вступая во взаимодействие, признает общую для них обоих цель или направление диалога, что проявляется в соблюдении говорящими требований социального аспекта взаимодействия, например, Принципа Кооперации. В ряде ситуаций предписываемый речевой вклад одного из коммуникантов не согласуется с его коммуникативными намерениями. В таком случае возникает КД между социальным и индивидуальным аспектами коммуникации, мотивирующий говорящего к использованию средств для его снижения. Одной из разновидностей данной стратегии является откладывание ответа. Говорящий испытывает затруднения в выборе подходящих средств, позволяющих частично удовлетворить оба аспекта, например, в связи с фактором отсутствия времени на обдумывание и может предпринять действия, позволяющие ему выиграть время, обдумать позиции, сделать правильный выбор речевых средств. Типичной ситуацией для применения данной стратегии является ситуация пресс-конференции: "I'm sorry, could you repeat the question?" It wouldn't make any difference, she still couldn't answer it, but it gave her a moment's
стратегий снижения КД наибольшим потенциалом кооперативное™ обладают стратегии создания двусмысленности, эвфемизации
l гта$
и использования средств политической корректности, поэтому их следует отнести к наиболее «институциональным» средствам снижения КД в ДД.
Основное содержание диссертации отражено в следующих публикациях:
1. Veber E.A. Intentionality in the discourse of linguistic personality / E.A. Veber, Z.A. Kuznevich // Новые возможности общения: достижения лингвистики, технологии и методики преподавания языков: Сборник материалов международной конференции. - Иркутск: ИрГТУ, 2001. -С.86 - 90.
2. Вебер Е.А. Политический vs дипломатический дискурс / Е.А Вебер // Филология. История. Межкультурная коммуникация: Тезисы докладов региональной конференции молодых ученых (Иркутск, 19-21 марта
2002 года). - Иркутск: ИГЛУ, 2002. - С. 21 - 23.
3. Вебер Е.А. Об архетипе "свобода" в американской картине мира / Е.А. Вебер, З.А. Кузневич // Русский язык в кругу мировых языков и языковое планирование в XXI веке (Традиции, инновации, перспективы) (Иркутск, 23-25 сентября 2002 г.): Материалы международной конференции. - Иркутск: ИГЛУ, 2002. - С. 140 -144.
4. Вебер Е.А. О смысле и архетипе / Е.А. Вебер, З.А. Кузневич // Языковые явления в исторической ретроспективе и перспективе: эпистемология, диахрония, типология: Вестник ИГЛУ. Сер. Лингвистика. - Иркутск: ИГЛУ, 2002. - № 4. - С. 82 - 90.
5. Вебер Е.А. О понятии "дипломатический дискурс" / Е.А. Вебер // Филология. История. Межкультурная коммуникация: Тезисы докладов Региональной конференции молодых ученых (Иркутск, 26 февраля
2003 г.) - Иркутск: ИГЛУ, 2003. - С. 17 - 19.
6. Вебер Е.А. Дипломатический дискурс и аргументация / ЕА Вебер // Проблемы речевого воздействия и языковой аргументации: Вестник ИГЛУ. Сер. Лингвистика. - Иркутск: ИГЛУ, 2003. - № 2. - С. 19 - 27.
7. Вебер Е.А. Об интердискурсивности дипломатического дискурса / Е.А. Вебер // Современные лингвистические теории: проблемы слова, предложения, текста: Вестник ИГЛУ. Сер. Лингвистика. - Иркутск: ИГЛУ, 2003. - № 4. - С. 22 - 30.
8. Вебер Е.А. Когнитивный диссонанс в дипломатическом дискурсе как конфликт социального и индивидуального / Е.А. Вебер // Филология и современное лингвистическое образование: Материалы региональной конференции молодых ученых (Иркутск, 2-". марта, 2004 г.). - Иркутск: ИГЛУ, 2004. - С. 33 - 34.
Подписано в печать 24.09.04. Формат 62x84 1/16 Бумага офсетная. Печать трафаретная.
Усл. печ. л. 1,25. Уч. -изд.л. 1,11. Тираж 100 экз. Заказ 4085.
Изготовлено в Издательстве «Макаров» тел. 516-460,516-484,203-144
»17837
РНБ Русский фонд
2005-4 15242
Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Вебер, Елена Александровна
ВВЕДЕНИЕ.
Глава I. АНГЛОЯЗЫЧНЫЙ ДИПЛОМАТИЧЕСКИЙ ДИСКУРС КАК ОБЪЕКТ ЛИНГВИСТИЧЕСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ
1Л. О соотношении понятий «текст» и «дискурс».
1.2. О понятии «дипломатический дискурс»
1.2.1. Институциональный (профессиональный) ДД.
1.2.2. Персональный (непрофессиональный) дипломатический дискурс
1.3. Основные семиотические параметры дипломатического дискурса.
1.3.1. Поле дипломатического дискурса.
1.3.2. Участники дипломатического дискурса.
1.3.3.Форма дипломатического дискурса.
1.4. Дипломатический дискурс в кругу смежных дискурсов
1.4.1 .Об интердискурсивности дипломатического дискурса
1.4.2. ДД и политический дискурс.
1.4.3. ДД и юридический дискурс.
1.4.4. Д Д и дискурс масс-медиа.
1.4.5. ДД и пропагандистский дискурс.
1.4.6. ДД и научный дискурс.
ВЫВОДЫ ПО ПЕРВОЙ ГЛАВЕ
ГЛАВА II. КОГНИТИВНЫЙ ДИССОНАНС В ДИПЛОМАТИЧЕСКОМ ДИСКУРСЕ
2.1. Понятие когнитивного диссонанса.
2. 1.2. Истоки теории КД в философии.
2.1.3. Виды КД в зависимости от сферы отношений.
2.1.3.1. КД в субъектно-субъектной сфере.
2.1.3.2. КД в субъектно-объектной сфере.
2.1.3.3. КД в субъектно-ценностной сфере.
2. 2. Когнитивный диссонанс в ДД как конфликт социального и индивидуального.
2.2.1. Теории регулирования речевой деятельности как проявление социального аспекта КД.
2.2.1.1. Лингвистические теории вежливости.
2.2.1.2. Правила регулирования общения по В.З. Демьянкову.
2.2.1.3. Принцип Кооперации П. Грайса.
2.2.2. Коммуникативная интенция дипломата как проявление категории индивидуального.
2.2.3. Рефлективный выход как проявление коммуникативной компетенции дипломата.
ВЫВОДЫ ПО ВТОРОЙ ГЛАВЕ.
ГЛАВА III. КОММУНИКАТИВНЫЕ СТРАТЕГИИ, НАПРАВЛЕННЫЕ НА СНИЖЕНИЕ КОГНИТИВНОГО ДИССОНАНСА В ДИПЛОМАТИЧЕСКОМ ДИСКУРСЕ
3.1. Способы снижения когнитивного диссонанса.
3.2. Коммуникативные стратегии разрешения когнитивного диссонанса в ДЦ.
3.2.1.Стратегия создания двусмысленности (неоднозначности) как средство снижения КД в ДД.
3.2.2. Стратегия создания намеренной неопределённости как средство снижения КД в ДД.
3.2.3. Стратегия эвфемизации как способ снижения КД в ДД.
3.2.4. Стратегия использования средств политической корректности как способ снижения КД в ДД
3.2.5. Стратегия псевдономинации.
3.2.6. Смена коммуникативного фокуса как стратегия снижения КД.
3.2.7. Стратегия молчания, стратегия умолчания (создания преднамеренной информативной недостаточности) как способ снижения КД в ДД.
3.2.8. Стратегия ухода от ответа как средство снижения КДвДД.
ВЫВОДЫ ПО ТРЕТЬЕЙ ГЛАВЕ.
Введение диссертации2004 год, автореферат по филологии, Вебер, Елена Александровна
Целью настоящего исследования является комплексное рассмотрение средств английского дипломатического дискурса с позиций критического анализа дискурса и основных положений теории когнитивного диссонанса.
На региональных слушаниях в рамках подготовки Генеральной Ассамблеи ООН, посвященной новому тысячелетию, проводившихся в Европейской штаб-квартире ООН в Женеве в 1999 году, все участники согласились с тем, что в интересах упрочения международного взаимодействия и сотрудничества сила дипломатии должна прийти на смену дипломатии силы. Г.Г. Почепцов удачно отметил, что в связи с изменениями роли коммуникации современное общество вышло на новый этап своей организации, на котором борьба государств за мировое экономическое и политическое доминирование осуществляется уже не на военном поприще, не традиционными средствами ведения военных действий, а в области «инфосферы», посредством «информационных войн», в которых главным оружием является слово, а объектом вожделения — информация (Почепцов 2003).
По образному выражению Д. Пехара, современное общество оставило в минувшем веке «бумажные деньги» скучного, клишированного, бюрократического языка и вынуждено было «ввести в оборот звонкую монету языка манипулирования» (Pehar 2001). Язык политиков и общественных деятелей уже не похож на тот «деревянный язык», который исследовал П. Серио. Ему на смену пришел язык, требующий нового подхода и новых методов исследования, это язык манипулирования общественным сознанием, ставший орудием борьбы за власть, не обязательно политическую, это «новояз», как его назвал Дж. Оруэлл, это язык, создающий новую идеологию (Оруэлл 1989). На фоне такого пристального внимания к языку политики и общественного манипулирования как со стороны лингвистов, так и представителей смежных наук - психологов, социологов и т.д. - неожиданно скромное место отведено языку дипломатии.
В настоящее время исследование дипломатии больше концентрируется на анализе самого сообщения, а не средств его передачи. Однако исследование языковых средств современной дипломатии, несомненно, приведет к лучшему пониманию того, как функционирует дипломатия в целом, и почему в тех или иных случаях на дипломатическом поприще действия одних участников являются более успешными. Не вызывает сомнения тот факт, что успешность дипломатического общения, принимающего разнообразные формы: от проведения переговоров до формулировки и подписания коммюнике, всецело зависит от коммуникативной компетентности дипломатов. Многие средства современной дипломатии задействованы и активно используются в сфере повседневной коммуникации. Это ставит перед исследователем задачу определения генетической исходности средств дипломатии и позволяет сделать предположение о том, что бытовое, обыденное общение содержит в свернутой форме особенности дипломатического общения на статусно-представительском уровне.
Последние десятилетия ознаменованы появлением целого ряда работ, посвященных анализу различных видов дискурса. Пристальное внимание современных отечественных и зарубежных исследователей обращено на исследование связи дискурса и общества. Признание того, что язык определяется обществом и является отражением социального, а вслед за этим того, что дискурс является социальной практикой (Fairclough 1989; Dijk van 2002 и др.), выходит в работах последнего времени на первый план (Водак 1997; Денисов 1998; Ищенко 1994; Попова 1995; Проскуряков 1999; Пеппель 2000; Новикова-Грунд 2000 и др.). Это позволило современной науке ближе подойти к раскрытию проблем взаимосвязи языка и власти, языка и политики, языка и идеологии, а также начать исследования по проблемам языкового манипулирования, неискренности, инакомыслия и т.д. (Лассан 1995; Плотникова 2000; Шейгал 2000 и др.). Целью критического анализа становится «анализ прозрачных и неявных структурных отношений доминирования, дискриминации, власти и контроля, выраженных в языке» (Водак 2000). Полностью «критический» отчет о дискурсе требует построения теоретической модели и описания социальных структур и процессов, внутри которых индивидуумы или группы как социально-исторические субъекты создают значения во взаимодействии с текстами.
Теория когнитивного диссонанса, активно разрабатываемая западными исследователями и получившая развитие в значительном количестве работ по теории принятия решений, пока не нашла адекватного применения в лингвистике. Привлечение ряда положений теории когнитивного диссонанса к анализу дипломатического дискурса раскрывает перед исследователем новые горизонты. Весьма перспективным для реализации задач исследования является положение о том, что когнитивный диссонанс выступает в качестве одной из главных движущих сил, мотива человеческой коммуникации.
Объектом исследования является когнитивный диссонанс в английском дипломатическом дискурсе. В силу специфики дипломатического общения говорящий (дипломат) сталкивается с проблемой выбора речевых средств в условиях необходимости соблюдения конвенциональных предписаний коммуникативного поведения для типичной ситуации, учета коммуникативных интересов адресата (фактор обязательности) и собственных коммуникативных интересов, что обусловливает возникновение когнитивного диссонанса, или «негативного драйва» (Аронсон 1984), мотивирующего говорящего к поиску средств для его снижения. В связи с этим видится логичным рассматривать процесс выбора речевых средств говорящим дипломатического дискурса как серию решений, как стратегический поиск лингвистических средств, выступающих в роли «адаптивных стратегий» (Налчаджян 1988, 102-103) для разрешения или снижения когнитивного диссонанса.
Данное диссертационное исследование проводится в русле интерпрета-тивного подхода к анализу языкового материала, являющегося наиболее адекватным для реализации критического анализа дискурса, который характеризуется тем, что в фокусе внимания находится язык как носитель сведений о человеке. Смысл выявляется через многосторонний анализ средств выражения, при этом допускается отсутствие явных различий между фактами и оценкой, истиной и верой. В этом следует видеть не смешение описываемого предмета и его описания, но признание того, что в рамках языка мы всегда имеем дело только с разными видами описаний, а не с самой реальностью. К реальности исследователь имеет доступ только через язык (Гадамер 1988; Рикёр 1995 и др.).
В связи с этим методологической основой исследования является ряд принципов современной парадигмы языкознания, а именно, принцип антропоцентризма, признающий неразрывную связь между языком и человеком, его носителем; принцип экспансионизма, проявляющийся в настоящем исследовании в привлечении к анализу изучаемого явления положений и терминологического аппарата смежных с языкознанием наук, таких как социальная психология, философия, герменевтика; принцип экспланаторности, согласно которому исследование должно быть нацелено на объяснительный характер явлений языка, а также принцип гомеостаза, согласно которому действия носителя языка в ряде ситуаций обусловлены необходимостью уменьшения напряжения и сохранения состояния внутреннего равновесия.
Актуальность исследования обусловлена следующими обстоятельствами: 1) в условиях стремления мира к многополярности, с одной стороны, и глобализации, в том числе и английского языка, с другой стороны, ценность дипломатии в человеческой коммуникации возрастает; 2) теория дискурса в целом и проблема языкового манипулирования в частности является одним из наиболее активно разрабатываемых направлений современной лингвистики; 3) большинство характеристик дипломатического дискурса являются недостаточно изученными, отсутствуют работы обобщающего характера по дипломатическому дискурсу; специфика проявления в нем когнитивного диссонанса в лингвистических работах до сих пор анализу не подвергалась.
Научная новизна настоящей работы заключается в том, что в ней заложены теоретические предпосылки для дальнейшего развития как минимум двух наиболее перспективных направлений в современной науке. Во-первых, идентификация дипломатического дискурса в широкой трактовке, определение его системообразующих характеристик, выявление места дипломатического дискурса в ряду смежных дискурсов раскрывает перед исследователем новые грани дискурса, а, следовательно, новые возможности его теоретического осмысления. Во-вторых, применение в анализе дипломатического дискурса положений теории когнитивного диссонанса позволяет считать последнюю весьма эффективной в деле разрешения многих вопросов вербального манипулирования поведением людей, не получивших пока убедительных ответов.
В соответствии с поставленной целью в диссертационном исследовании решаются следующие задачи:
1) обосновать необходимость широкой трактовки дипломатического дискурса и определить его базовые системообразующие характеристики;
2) определить наиболее адекватный задачам исследования подход к анализу дипломатического дискурса и описать основные семиотические параметры дипломатического дискурса в соответствии с выбранным подходом;
3) выявить место дипломатического дискурса в ряду смежных дискурсов;
4) обнаружить и описать элементы, провоцирующие возникновение когнитивного диссонанса участников дипломатического дискурса;
5) рассмотреть и проанализировать некоторые вербальные средства снижения когнитивного диссонанса в дипломатическом дискурсе;
Целевые установки и задачи определили использование комплексной методики исследования, сочетающей основной интерпретативный подход с общими методами научного познания: наблюдением, обобщением, сравнением.
Материалом для предпринятого комплексного анализа дипломатического дискурса послужили официальные дипломатические документы, примеры из художественных и публицистических произведений английских и американских авторов XX века, архивные данные, материалы интернет-публикаций по проблемам современной дипломатии, официальная деловая документация западных компаний, данные словарей, словарей цитат. Общий объем проанализированного материала составляет около 5300 страниц.
На защиту выносятся следующие положения:
1. Целесообразна широкая трактовка понятия «дипломатический дискурс», включающего как институциональное, так и бытовое его проявление.
2. Вследствие прозрачности границ дипломатический дискурс обладает высокой степенью интердискурсивности, обусловливающей «проникающий» характер данного типа дискурса в смежные дискурсы.
3. Организация языковых средств в дипломатическом дискурсе детерминирована дискурсивно релевантными компонентами категории социального, с одной стороны, и компонентами категории индивидуального, интенцией, коммуникативным намерением говорящего, с другой стороны, вступающих в дис-сонантные отношения.
4. Категория социального в коммуникации проявляется в предопределении речевого вклада говорящего на определенной стадии развития общения.
5. Интенциональный аспект в коммуникации, коммуникативные цели, которые говорящий преследует в конкретной речевой ситуации, индивидуальное видение им ситуации общения суть проявления категории индивидуального.
6. Лингвистическими средствами снижения когнитивного диссонанса в дипломатическом дискурсе является некая совокупность речевых действий и приемов, названных в работе стратегиями снижения когнитивного диссонанса, способствующих достижению компромисса между категориями социального и индивидуального. Стратегия, избираемая и используемая говорящим для снижения когнитивного диссонанса, в каждом отдельном случае в большей или меньшей степени удовлетворяет критериям указанных категорий.
Теоретическая значимость работы заключается в дальнейшей разработке таких ключевых проблем современной лингвистики и других смежных наук, социологии, психологии, как институциональное и персональное общение, ин-тердискурсивность, когнитивный диссонанс, регулирование речевой деятельности. Исследование делает вклад в развитие прагмалингвистики, теории дискурса, а также открывает новые возможности применения теории когнитивного диссонанса в анализе языковых явлений. Предлагаемая методика исследования может послужить моделью, которую можно использовать при изучении когнитивного диссонанса в других типах дискурса.
Практическая ценность работы состоит в возможности применения её результатов и языкового материала в процессе преподавания курсов по интерпретации текста, письменной коммуникации, спецкурсов по анализу дискурса, филологической герменевтике. Материалы работы и результаты исследования представляют интерес не только для лингвистов, но и психологов, дипломатов, переводчиков.
Апробация работы. Результаты исследования обсуждались на кафедре перевода, переводоведения и межкультурной коммуникации ИГЛУ (в период с 2001-2004 гг.). По результатам проведенного исследования представлены доклады на научных и научно-практических конференциях и семинарах в Иркутском государственном лингвистическом университете (в период с 2001-2004 гг.). Основные положения проведенного диссертационного исследования отражены в 8 публикациях, включая тезисы докладов. В период с 2003 по 2004 гг. научно-исследовательская работа проводилась при финансовой поддержке Министерства образования Российской Федерации из федерального бюджета по разделу 06 02 281 188 (грант для поддержки аспирантов А. 03 - 1.5 -176). Результаты работы обобщены и представлены в методических указаниях к спецкурсу для студентов.
Структура работы. Диссертация состоит из введения, трёх глав, заключения, списка литературы, включающего 182 наименований, в том числе 52 на иностранных языках, списка использованных словарей, списка источников примеров, приложений. Общий объем работы составляет 213 страниц печатного текста.
Заключение научной работыдиссертация на тему "Опыт лингвистического исследования когнитивного диссонанса в английском дипломатическом дискурсе"
ВЫВОДЫ ПО ТРЕТЬЕЙ ГЛАВЕ
Репертуар средств снижения КД определяется специфическими характеристиками ДД и видом КД. Регулирование ситуации, характеризующейся КД, следует рассматривать как стратегический процесс.
Следует различать невербальные и вербальные средства снижения КД. Невербальными средствами снижения КД в ДД является язык жестов, некоторые положения дипломатического протокола и этикета, касающиеся невербального поведения дипломата. К рассматриваемым вербальным, или лингвистическим средствам снижения КД следует отнести стратегии создания двусмысленности (неоднозначности), стратегию создания намеренной неопределённости, стратегию эвфемизации, стратегию использования средств политической корректности, стратегию псевдономинации, стратегию смены коммуникативного фокуса, стратегию молчания и умолчания, стратегию ухода от ответа.
Стратегия, избираемая и используемая говорящим ДД для снижения КД,: обусловленного несоответствием социального и индивидуального аспектов коммуникации, в каждом отдельном случае будет в большей или меньшей степени удовлетворять требованиям указанных аспектов.
Потенциал кооперативности вышеперечисленных стратегий уменьшается от первого к последнему члену ряда. Стратегии с наибольшим потенциалом кооперативности - стратегии создания двусмысленности, эвфемизации и использования средств политической корректности следует отнести к наиболее «институциональным» средствам снижения КД в ДД. Их использование в общественных дискурсах является нормой кооперативного вербального поведения.
182
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
В данной работе была предпринята попытка проанализировать дипломатический дискурс и его средства с позиции теории дискурсивного анализа и теории когнитивного диссонанса Л. Фестингера. Изучение системообразущих признаков английского дипломатического дискурса, а также рассмотрение когнитивного диссонанса элементов социального и индивидуального аспектов коммуникации как основного мотива, обусловливающего выбор говорящим речевых средств, привело нас к следующим выводам.
При анализе ДД в качестве основополагающего в настоящем исследовании принимается положение о том, что прототипические формы ДД располагаются в персональном дискурсе. Способ говорения предопределяет и создаёт предметную сферу ДД, является генетически исходным и содержит в свернутом виде особенности общения на статусно-представительском уровне.
В связи с этим очевидна необходимость широкой трактовки ДД, которая включала бы не только институциональную, но и бытовую сферу употребления. Под ДД в широкой трактовке предлагается понимать совокупность коммуникативных средств (стратегий вариативной интерпретации действительности), используемых дипломатом - участником ДД с коммуникативной ролью лидера и высокой прагматической активностью, в условиях когнитивного диссонанса, обусловленного несовпадением векторов коммуникативных намерений участников, и направленных на его снижение и достижение компромисса.
ДД представлен двумя основными разновидностями: институциональным (профессиональным) и персональным (непрофессиональным) ДД. Главными системообразующими характеристиками ДД в как в его институциональном, так и персональном проявлении являются 1) цели ДД: бесконфликтное мирное разрешение противоречия; 2) условия дискурса: наличие несоответствия или противоречия коммуникативных интересов участников дискурса, провоцирующее возникновение когнитивного диссонанса; 2) средства выражения дискурса: специфические стратегии, при помощи которых участник ДД с высокой прагматической активностью в дипломатическом общении (дипломат) способствует снижению когнитивного диссонанса и находит компромисс для разрешения противоречия.
Рассмотрение основных семиотических параметров двух разновидностей ДД по схеме М.А. Хэллидея высветил их общность. Параметры поля, участников и формы «непрофессионального» ДД выражены более широко, и, обнаруживая более размытые границы, требуют более широких определений при их описании, тогда как параметры «профессиональной» разновидности ДД более чётко и однозначно выражены. «Профессиональный» ДД инкорпорирован в «непрофессиональный» ДД как часть от целого.
Ряд дискурсов, в том числе и дипломатический, обладают такой особенностью, как интердискурсивность, под которой мы предлагаем понимать способность дискурса манифестировать свои базовые системообразующие признаки в нетипичной для данного типа дискурса ситуации (в ситуации, которая по внешним признакам относится к другому типу дискурса), способность дискурса' расширять свои границы «проникать» в другой дискурс. Признание такой характеристики ДД (и ряда других дискурсов), как интердискурсивности позволяв ет по-новому определить место ДД в пространстве дискурсов, подчеркнуть его проникающий характер и объяснить такое широкое разнообразие его проявлений.
Интердискурсивность может быть как минимум трёх видов: по полю дискурса (близость дискурсов по роду социального взаимодействия главных действующих лиц), по участникам дискурса (ролям, специфике взаимодействия участников), по форме (модусу) дискурса (характеру и специфике языковых средств, используемых говорящим).
Наиболее типичным примером проявления интердискурсивности ДД является пересечение ДД с политическим дискурсом по параметру поля. ДД обнаруживает точки соприкосновения с рядом других смежных дискурсов, например с юридическим, масс-медийным, пропагандистским, научным и рядом других дискурсов.
Исследование человеческого общения через осознание и выявление свойственных человеческому общению противоречий, в частности, через призму теории когнитивного диссонанса является удачным и весьма перспективным продолжением зародившихся в лоне философии традиций. Привлечение ряда положений теории когнитивного диссонанса к анализу дипломатического дискурса, в частности положение теории о том, что когнитивный диссонанс является одной из главных движущих сил, мотивом человеческой коммуникации, раскрыло возможность рассматривать процесс выбора речевых средств говорящим ДД как серию решений, как стратегический поиск лингвистических средств, выступающих в роли адаптивных стратегий для разрешения или снижения когнитивного диссонанса.
Отношения диссонанса могут развиваться в различных плоскостях, прежде всего, в зависимости от вектора субъекно-объектных отношений. Становится» возможным выделить три плоскости, каждая из которых характеризуется специфическим КД: 1) сфера межсубъектных отношений (субъектно-субъектная сфера) — межсубъектный тип КД (конфликт интересов), или субъектно-субъектный КД; 2) сфера субъекта и его окружения (субъектно-объектная сфера) — гносеологический тип КД, или субъектно-объектный КД; 3) сфера регуляции деятельности индивидов по отношению к ценностям создаваемой ими культуры (субъектно-ценностная сфера) - аксиологический тип КД
Организация языковых средств в ДД детерминирована дискурсивно релевантными компонентами категории социального (фактор обязательности), с одной стороны, и компонентами категории индивидуального, интенцией, коммуникативным намерением говорящего, с другой стороны, вступающих в диссо-нантные отношения. Категория социального в коммуникации проявляется в предписании речевого вклада говорящего на определенной стадии развития общения. Интенциональный аспект в коммуникации, коммуникативные цели, который говорящий преследует в конкретной речевой ситуации, индивидуальное видение индивидом ситуации общения суть проявление категории индивидуального.
Осознание КД говорящим ДД и выбор средств, направленных на его снижение, следует рассматривать как проявление коммуникативной (интерактивной) компетенции говорящего, как результат совершения «рефлективного выхода», осуществляемого за счёт сопоставления данных о Мире Действия, или практическом мире реальных событий, творящим настоящее, и Мира Ценности, представляющем собой совокупность моральных, эстетических суждений, согласующихся между собой возможностей для реализации в Мире Действия. При этом Мир Действия представляет собой контекст ситуации, а Мир Ценности, будучи социально значимым и конвенционально обусловленным, определяет Мир Действия.
В репертуаре средств снижения КД следует выделять лингвистические (речевые, вербальные) средства разрешения КД и нелингвистические (невербальные) средства. Лингвистическими средствами разрешения КД в ДД является некая совокупность речевых (вербальных) действий, приёмов, используемых говорящим для снижения КД, способствующих достижению компромисса между аспектами социального и индивидуального, которые предлагается назвать стратегиями снижения КД. Стратегия, избираемая и используемая говорящим для снижения КД, в каждом отдельном случае в большей или меньшей степени^ удовлетворяет требованиям того или иного аспекта. В исследовании рассмотрены некоторые стратегии снижения КД в ДД: стратегия создания двусмысленности, стратегия создания намеренной неопределённости, стратегия эвфемиза-ции, стратегия использования средств политической корректности, стратегия псевдономинации, смена коммуникативного фокуса, стратегия молчания, стратегия умолчания, стратегия ухода от ответа.
Среди рассмотренных стратегий снижения КД наибольшим потенциалом кооперативности обладают стратегии создания двусмысленности, эвфемизации и использования средств политической корректности, в связи с чем их следует отнести к наиболее «институциональным» средствам снижения КД в ДД.
Список научной литературыВебер, Елена Александровна, диссертация по теме "Германские языки"
1. Американское коммуникативное поведение: Научное издание / Под ред. И.А. Стернина, М.А. Стерниной. Воронеж: ВГУ - МИОН, 2001. - 224 с.
2. Арапова Н.С. Эвфемизмы / Н.С. Арапова//Языкознание. Большой энциклопедический словарь. — М.: Большая Российская энциклопедия, 2000. С. 590.
3. Аронсон Э. Теория диссонанса: прогресс и проблемы / Э. Аронсон // Современная зарубежная социальная психология. М.: Издательство МГУ, 1984. — С. 111-126.
4. Арутюнова Н.Д. Дискурс / Н.Д. Арутюнова // Языкознание. Большой энциклопедический словарь. М.: Большая Российская энциклопедия, 2000. — С. 136 - 137.
5. Арутюнова Н.Д. Истоки, проблемы и категории прагматики / Н.Д. Арутюнова, Е.В. Падучева // Новое в зарубежной лингвистике. М.: Прогресс, 1985. -Вып. 16. Лингвистическая прагматика. - С.З - 42.
6. Асеева Ж.В. Лексические средства выражения идеологии политической корректности в современном английском языке: Автореф. дис. . канд. филол. наук: 10.02.04 / ИГЛУ. Иркутск, 1999. - 17 с.
7. Бабенко В.Н. Язык и стиль дипломатических документов / В.Н. Бабенко. -М.: МГИМО, 1979. 133 с.
8. Байков В.Т. Манипулятивная семантика и контрпропаганда / В.Т. Байков // Функционирование языка как средства идеологического воздействия.- Краснодар: Изд-во КГУ, 1988. С. 5 - 13.
9. Баранов А.Н. Введение в прикладную лингвистику: Учебное пособие / А.Н. Баранов. М.: Эдиториал УРСС, 2001.-360 с.
10. Барт Р. Мифологии / Р. Барт. М.: Изд-во им. Сабашниковых, 1996. - 312 с.
11. Бахтин М. М. Проблемы поэтики Достоевского / М.М. Бахтин. М.: Художественная литература, 1979.-471 с.
12. Бердяев Н.А. Философия свободного духа / Н.А. Бердяев. М.: Республика, 1994.-480 с.
13. Бережная Т.М. Современная американская риторика как теория и практика манипулирования общественным сознанием: Автореф. дисс. канд. филол. наук: 10.02.04 / МГУ. М., 1986. - 20 с.
14. Бисималиева М.К. О понятиях «текст» и «дискурс» / М.К. Бисималиева // Филологические науки. 1999. - №2. - С. 78 - 85.
15. Блакар P.M. Язык как инструмент социальной власти / Р. М. Блакар // Язык и моделирование социального взаимодействия. М.: Прогресс, 1987. - С. 88 -120.
16. Богданов В.В. Молчание как нулевой речевой акт и его роль в вербальной коммуникации / В.В. Богданов // Языковое общение и его единицы. Калинин: Изд-во КГУ, 1986. - С. 12 - 18.
17. Богданов В.В. Коммуникативная компетенция и коммуникативное лидерство / В.В. Богданов // Язык, дискурс и личность. Тверь: Изд-во ТГУ, 1990. - С. 26-31.
18. Богданов В.В. Текст и текстовое общение / В.В. Богданов. СПб.: Изд-во СПбГУ, 1993.-67 с.
19. Болдырева С.И. Политически корректный язык / С.И. Болдырева, М.В. Болдырева// Когнитивно-прагматические аспекты лингвистических исследований: Сб. науч. тр. Калининград: Изд-во КГУ, 1999. - С. 35 - 39.
20. Борботько В.Г. Элементы теории дискурса: Учебное пособие / В.Г. Борботько. Грозный: Изд-во ЧГУ, 1981. - 113 с.
21. Борботько В.Г. Общая теория дискурса: (Принципы формирования и смыс-лопорождения): Дис. . д-ра филол. наук: 10.02.01 / КГУ. Краснодар, 1998. -250 с.
22. Борисенко В.И. Эвфемизмы в языке буржуазной пропаганды США / В.И. Борисенко // Социальная лингвистика и общественная практика. Киев: Вища школа, 1988. - С. 147- 156.
23. Брутян Г.А. Разоблачение софистики современных буржуазных дипломатов (На материалах советской дипломатической практики после Второй мировой войны): Автореф. дис. канд. философ, наук: 09.00.01 / МГУ. М., 1951. - 18 с.
24. Бубер М. Я и Ты / М. Бубер. М.: Высш. шк., 1993.- 173 с.
25. Булыгина Т.В. Возражение под видом согласия / Т.В. Булыгина, А.Д. Шмелев // Облик слова: Сб. статей. М.: Изд-во РАН, 1997. - С. 137 - 146.
26. Вайнрих X. Лингвистика лжи / X. Вайнрих // Язык и моделирование социального взаимодействия. М.: Прогресс, 1987. - С. 44 - 87.
27. Витгенштейн Л. Философские исследования / Л. Витгенштейн // Новое в зарубежной лингвистике. М.: Прогресс, 1985. - Вып. 16. Лингвистическая прагматика. - С. 217-238.
28. Водак Р. Язык. Дискурс. Политика / Р. Водак. Волгоград: Перемена, 1997. - 139 с.
29. Водак Р. Критический анализ дискурса: политическая риторика / Р. Водак // Языковая личность: институциональный и персональный дискурс. Волгоградг Перемена, 2000. - С. 57 - 65.
30. Воскобойник Г.Д. Когнитивный диссонанс как проблема теории и практики • перевода: основные концептуальные положения: Авторский проект / Г.Д. Воскобойник. Иркутск: ИГЛУ, 2001.-31 с.
31. Воскобойник Г.Д. Тождество и когнитивный диссонанс в переводческой теории и практике / Г.Д. Воскобойник // Вестник МГЛУ.- М.: МГЛУ, 2004^-Выпуск 499.-181 с.
32. Гадамер X. Г. Истина и метод. Основы философской герменевтики / X. - Г. Гадамер. - М.: Прогресс, 1988. - 704 с.
33. Гальперин И.Р. Текст как объект лингвистического исследования / И.Р. Гальперин. М.: Наука, 1981. - 140 с.
34. Гаспаров Б.М. Язык, память, образ. Лингвистика языкового существования / Б.М. Гаспаров. М.: Новое литературное обозрение, 1996. - 352 с.
35. Гегель Г. В.Ф. Субъективная логика / Г.В.Ф. Гегель // Наука логики. М.: Мысль, 1971.-Т.2.-248 с.
36. Горелов И.Н. Невербальные компоненты коммуникации / И.Н. Горелов. — М.: Наука, 1980.-104 с.
37. Грайс Г.П. Логика и речевое общение / Г.П. Грайс // Новое в зарубежной лингвистике. М.: Прогресс, 1985. - Вып. 16. Лингвистическая прагматика. - С. 217-237.
38. Громыко А.А. Андрей Громыко. В лабиринтах Кремля: Воспоминания и размышления сына / А.А. Громыко. М.: ИПО "АВТОР", 1997. - 256 с.
39. Гурочкина А.Г. Понятие дискурса в современном языкознании / А.Г. Гуроч-кина // Номинация и дискурс: Межвуз. сб. науч. тр. Рязань: Изд-во РГПУ, 1999.-С. 12-15.
40. Дейк Т.А. ван Вопросы прагматики текста / Т.А. ван Дейк // Новое в зарубежной лингвистике. М.: Прогресс, 1978. — Вып.8. Лингвистика текста. - С. 259 - 334.
41. Дейк Т.А. ван Язык. Познание. Коммуникация / Т.А. ван Дейк. — М.: Прогресс, 1989.-312 с.
42. Демьянков В.З. Конвенции, правила и стратегии общения / В.З. Демьянков // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. 1981. - Т. 40. - № 4. - С. 327 -337.
43. Денисов П.Н. Фразеология и тип дискурса / П.Н. Денисов // Вести. Моск. Университета. Сер. 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. -1998. № 2. - С. 70 - 76.
44. Дридзе Т.М. Язык и социальная психология / Т.М. Дридзе. М.: Высшая школа, 1980.-224 с.
45. Ермакова О.Н. К построению типологии коммуникативных неудач: (на материале естественного русского диалога) / О.Н. Ермакова, Е.А. Земская // Русский язык в его функционировании: коммуникативно-прагматический аспект. -М.: Наука, 1993.-С. 30 64.
46. Жалагина Т.А. Динамизм развития коммуникативного фокуса / Е.А. Жала-гина// Язык, дискурс и личность. Тверь: Изд-во ТГУ, 1990. - С. 99 - 105.
47. Зарецкая Е.Н. Теория речевой коммуникации: (Риторический подход): Дис. .д-ра филол. наук: 10.02.19 / МГУ. М., 1999.-494 с.
48. Зернецкий П. В. Лингвистические аспекты теории речевой деятельности / П.В. Зернецкий // Языковое общение: процессы и единицы. Калинин: Изд-во КГУ, 1988.-С. 89-95.
49. Имплицитность в языке и речи. М.: Языки русской культуры, 1999. - 200 с.
50. История дипломатии М.: Государственное Издательство политической литературы, 1959. - Том 1. - 866 с.
51. Иссерс О.С. Коммуникативные стратегии и тактики русской речи: Дис. . д-ра филол. наук: 10.02.04 / ОГУ. Омск, 1999. - 385 с.
52. Ищенко Ю.А. Мышление как толерантный дискурс / Ю.А. Ищенко // Рациональность и семиотика дискурса. Киев: Наук, думка, 1994. - С. 239 -251.
53. Кант И. Основы метафизики нравственности / И. Кант. М.: Мысль, 1999. -1471 с.
54. Карасик В.И. О категориях дискурса / В.И. Карасик // Языковая личность: социолингвистические и эмотивные аспекты: Сб. науч. тр. Волгоград - Саратов: Перемена, 1998. - С. 185 - 197.
55. Карасик В.И. Религиозный дискурс / В.И. Карасик // Языковая личность; проблемы лингвокультурологии и функциональной семантики: Сб. науч. тр. -Волгоград: Перемена, 1999а. С. 5 - 19.
56. Карасик В.И. Характеристики педагогического дискурса / В.И. Карасик // Языковая личность: аспекты лингвистики и лингводидактики: Сб. науч. тр. -Волгоград: Перемена, 19996. С. 3 - 18.
57. Карасик В.И. О типах дискурса / В.И. Карасик // Языковая личность: институциональный и персональный дискурс: Сб. науч. тр. Волгоград: Перемена, 2000а. - С. 5 - 20.
58. Карасик В.И. Этнокультурные типы институционального дискурса / В.И. Карасик // Этнокультурная специфика речевой деятельности: Сб. обзоров. М.: ИНИОН РАН, 20006. - С. 37 - 64. Cwww.vspu.ru/vsputxt)
59. Караулов Ю.Н. От грамматики текста к когнитивной теории дискурса / Ю.Н. Караулов, В.В. Петров // Дейк Т.А. ван Язык. Познание. Коммуникация. -М.: Прогресс, 1989. С. 5 - 11.
60. Киссинджер Г. Дипломатия / Г. Киссинджер. М.: Ладамир, 1997. - 848 с.
61. Клаус Г. Сила слова. Гносеологический и прагматический анализ языка / Г. Клаус. М.: Прогресс, 1967. - 215 с.
62. Климова И.И. Дискурс и его истоки / И.И. Климова. М.: Диалог-МГУ,2000.-46 с.
63. Ковалев А. Азбука дипломатии / А. Ковалев. М.: Интерпракс, 1993. - 240 с.
64. Козьмина В.Н. Языковая реализация гибких коммуникативных тактик вчанглийском диалоге: Дисс. . канд. филол. наук: 10.02.04 / СПбГУ. СПб.,2001.-196 с.
65. Крестинский С.В. Интерпретация актов молчания в дискурсе / С.В. Кре-стинский // Язык, дискурс и личность. Тверь: Изд-во ТГУ, 1990. — С. 38 - 45.
66. Кубрякова Е.С. Виды пространств текста и дискурса / Е.С. Кубрякова, О.В. Александрова // Категоризация мира: пространство и время: Материалы науч. конф. -М.: Диалог-МГУ, 1997. С. 19.
67. Лассан Э. Дискурс власти и инакомыслия в СССР: когнитивно-риторический анализ / Э. Лассан. Вильнюс: Изд-во ВГУ, 1995. - 232 с.
68. Левин Ю.И. О семиотике искажения истины / Ю.И. Левин // Избранные труды. Поэтика. Семиотика. -М.: Языки русской культуры, 1988. 824 с.
69. Майерс Д. Социальная психология / Д. Майерс. СПб.: Питер, 2002. - 752 с.
70. Макаров М.Л. Интерпретативный анализ дискурса в малой группе / М.Л. Макаров. Тверь: Изд-во ТГУ, 1998. - 200 с.
71. Макаров М.Л. Основы теории дискурса / М.Л. Макаров. М.: ИТДГК «Гно-зис», -2003.-280 с.
72. Масленникова А.А. Лингвистическая интерпретация скрытых смыслов / А.А. Масленникова. СПб.: Изд-во СПбГУ, 1999. - 264 с.
73. Михайлова Е.В. Интертекстуальность в научном дискурсе: Автореф. дис. . канд. филол. наук: 10.02.19 / ВГПУ. Волгоград, 1999. - 18 с.
74. Москальская О.И. Грамматика текста: Учебное пособие / О.И. Москальская. -М.: Высшая школа, 1981. 183 с.
75. Налчаджян А.А. Социально-психическая адаптация личности (формы, механизмы и стратегии) / А.А. Налчаджян. Ереван: Изд-во АН Армянской ССР, 1988.-236 с.
76. Нефедова Л.А. Манипуляция словом в повседневной коммуникации: рефе-ренциальный аспект / Л.А. Нефедова. М.: МПГУ, 1997 - 32 с.
77. Николаева Т.М. Лингвистика текста. Современное состояние и перспективы / Т.М. Николаева // Новое в зарубежной лингвистике. М.: Прогресс, 1978. -Вып. 8. Лингвистика текста. - С. 5 - 41.
78. Никольсон Г. Дипломатия / Г. Никольсон. М.: Госполитиздат, 1941. - 156 с.
79. Ничипорович Е.А. Кооперативная языковая личность в открытом коммуникативном эпизоде: Дисс. канд. филол. наук: 10.02.01 / ГИРЯ. -М., 1988. 190
80. Новикова-Грунд М.В. «Свои» и «чужие»: маркеры референтной группы в политическом дискурсе / М. В. Новикова-Грунд // Полис. 2000. - № 4. - http: //www. polic.ru/file:/A:\200047.htm.
81. Ортега-и-Гассет X. Человек и люди / X. Ортега-и-Гассет // Избранные труды. М.: Весь мир, Инфра-М, 2000. - 704 с.
82. Оруэлл Дж. « 1984» и эссе разных лет / Дж. Оруэлл. М.: Прогресс, 1989. -384 с.
83. Остин Дж. JL Слово как действие / Дж. Остин // Новое в зарубежной лингвистике.-М.: Прогресс, 1986. Вып. 17. Теория речевых актов. - С. 22 - 130.
84. Падучева Е.В. Прагматические аспекты связности диалога / Е.В. Падучева // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. 1982. - Т. 41. - № 4. - С. 305 -312.
85. Падучева Е.В. Высказывание и его соотнесённость с деятельностью / Е.В. Падучева. М.: Наука, 1985. - 271 с.
86. Пеппель JT. Фигура умолчания в политическом дискурсе / Л. Пеппель // Логический анализ языка. Языки этики. М.: Языки русской культуры, 2000. - С. 306-312.
87. Плотникова С.Н. Неискренний дискурс (в когнитивном и структурно-функциональном аспектах) / С. Н. Плотникова. Иркутск: Изд-во ИГЛУ, 2000. -244 с.
88. Попов В.И. Современная дипломатия: теория и практика: курс„ лекций, читанных в 1991-1998 г.г. в Дипломат, акад. МИД РФ / В.И. Попов. М.: Науч. кн., 2000.-575 с.
89. Попова Е.А. Культурно-языковые характеристики политического дискурса (на материале газетных интервью): Автореф. дис. . канд. филол. наук. 10.02.19 / ВГПУ. Волгоград, 1997. - 21 с.
90. Поспелова А.Г. Речевые приоритеты в английском диалоге: Дис. . д-ра филол. наук в форме науч. докл.: 10.02.04 / СПбГУ. СПб., 2001. - 72 с.
91. Почепцов Г.Г. Теория коммуникации / Г.Г. Почепцов. М.: Рефл-бук, 2003. -656 с.
92. Проскуряков М.Р. Дискурс борьбы (очерк языка выборов) / М.Р. Проскуряков // Вестник Моск. Университета. Сер. 9. Филология. 1999. - №1. - С. 34 - 49.
93. Пузанова О.В. Прагматика и семантика умолчания: Дисс. . канд. филол. наук: 10.02.04/РГПУ.-СПб., 1998.-201 с.
94. Пушкин А.А. Способ организации дискурса и типология языковых личностей / А.А. Пушкин // Язык, дискурс и личность. Тверь: Изд-во ТГУ, 1990. - С. 50-60.
95. Ревзина О.Т. Язык и дискурс / О.Т. Ревзина // Вестник Моск. Университета. Сер. 9. Филология. 1999. - №1. - С. 25 - 34.
96. Реферовская Е.А. Лингвистические исследования структуры текста / Е.А. Реферовская. Л.: Наука, 1983. - 214 с.
97. Рикер П. Конфликт интерпретаций: Очерки о герменевтике / П. Рикер. М.:4
98. Academia-Центр: Медиум, 1995. — 411 с.
99. Сафаров Ш. Этнокультурные компоненты дискурсивной деятельности / Ш. Сафаров // Язык, дискурс и личность. Тверь: Изд-во ТГУ, 1990. - С. 106 - 110.
100. Седов К.Ф. Дискурс и личность: эволюция коммуникативной компетенции / К.Ф. Седов. М.: Лабиринт, 2004. - 320 с.
101. Серио П. Как читают тексты во Франции / П. Серио // Квадратура смысла: французская школа анализа дискурса. М.: Прогресс,. 1999а. - С. 12 - 53
102. Серио П. Русский язык и советский политический дискурс: анализ номи-нализаций / П. Серио // Квадратура смысла: французская школа анализа дискурса. М.: Прогресс, 19996. - С. 337 - 383.
103. Серль Дж. Классификация иллокутивных актов / Дж. Серль // Новое в зарубежной лингвистике. М.: Прогресс, 1986. - Вып. 17. Теория речевых актов. -С. 170- 194.
104. Степанов Ю.С. Альтернативный мир, Дискурс, Факт и принцип Причинности / Ю.С. Степанов // Язык и наука конца 20 века: Сб. статей. М.: Изд. центр РГГУ, 1995. - С. 35 - 73.
105. Степанов Ю.С. Константы. Словарь русской культуры. Опыт исследования / Ю.С. Степанов. М.: Языки русской культуры, 1997. - 824 с.
106. Сухих С.А. Речевые интеракции и стратегии / С.А. Сухих // Языковое общение и его единицы: Межвуз. сб. научн. тр. Калинин: Изд-во КГУ, 1986. - С. 71 -77.
107. Сыщиков О.С. Реализация категории «имплицитность» в деловом дискурсе / О.С. Сыщиков // Языковая личность: аспекты лингвистики и лингводидакти-ки. Волгоград: Перемена, 1999. - С.46 - 51.
108. Тураева З.Я. Лингвистика текста / З.Я. Тураева. М.: Просвещение, 1986. -127 с.
109. Уайтхед А. Избранные работы по философии / А. Уайтхед. М.: Прогресс, 1990.-716 с.
110. Фарафонова П.Г. Система дипломатического подстиля и ее исследование на уровне текста. На материале соврем, нем. яз.: Автореф. дис. канд.-филол. наук: 10.02.19 / МГПИИЯ. М., 1977. - 26 с.
111. Фейербах Л. Основы философии будущего / Л. Фейербах. — М.: Соцэкгиз, 1936.-190 с.
112. Фестингер Л. Введение в теорию диссонанса / Л. Фестингер // Современная зарубежная социальная психология. М.: Издательство МГУ, 1984. - С. 97 -110.
113. Фестингер Л. Теория когнитивного диссонанса / Л. Фестингер. СПб.: «Ювента», 1999. - 318 с.
114. Фихте И .Г. Сочинения: В 2 т. / И.Г. Фихте. СПб.: Мифрил, 1993. - Т.1. -686 с.
115. Формановская Н.И. Речевой этикет / Н.И. Формановская // Языкознание. Большой энциклопедический словарь. М.: Большая Российская энциклопедия, 2000.-С. 413-414.
116. Франк Д. Семь грехов прагматики. Тезисы о теории речевых актов, лингвистике и риторике / Д. Франк // Новое в зарубежной лингвистике М.: Прогресс, 1986. - Вып. 17. Теория речевых актов. - С. 363 - 374.
117. Фуко М. Археология знания / М. Фуко. Киев: Ника-центр, 1996. - 208 с.
118. Хайдеггер М. Время и бытие: статьи и выступления / М. Хайдеггер. М.: Республика, 1993. - 447 с.
119. Хьелл JI. А. Теории личности / J1.A. Хьелл, Д.Дж. Зиглер. СПб.: Питер, 2002. - 608 с.
120. Швецова О.А. К проблеме становления научного стиля в английском языке (прием интимизации повествования) / О.А. Швецова // Язык научной литературы. М.: Наука, 1975. - С. 3 - 26.
121. Шейгал Е.И. Семиотика политического дискурса / Е. И. Шейгал. М.Волгоград: Перемена, 2000. - 365 с.
122. Шеллинг Ф.В.И. Об отношении реального и идеального природе / Ф.В.И. Шеллинг // Соч. в 2 т. М.: Мысль, 1987. - Т.2. - 636 с.
123. Шефтсбери Э.Э.К. Эстетические опыты / Э.Э.К. Шефтсбери. M.i Искусство, 1975.-543 с.
124. Щедровицкий Г.П. Избранные труды / Г.П. Щедровицкий. М.: Шк. Культ. Полит., 1995. - 759 с.
125. Экман П. Психология лжи / П. Экман. СПб.: Питер, 2000. - 272 с.
126. Яскевич Я.С. Аргументация в науке / Я.С. Яцкевич. М.: Университетское, 1992. - 143 с.
127. Ястржембский В.Г. Понятие релевантности в современной прагматике / В.Г. Ястржембский // Прагматика и семантика: Сб. научн.- аналит. обзоров ИНИОН. М: ИНИОН, 1991.-С. 10-29.
128. Achieving Understanding: Discourse in Intercultural Encounters. London: Longman, 1996.-270 p.
129. Bach K. Ambiguity / K. Bach // Routledge Encyclopedia of Philosophy online. -2001. website http: //userwww.sfsu.edu/~kbach/ambiguity.html
130. Baker S.J. Theory of Silence / S.J. Baker // The Journal of General Psychology. -1955.-№53.-P. 145- 147.
131. Beaugrande R. de The Story of Discourse Analysis / R. de Beaugrande // Teun A. van Dijk (ed.). Discourse as Structure and Process. Discourse Studies: a Multidis-ciplinary Introduction. London: Sage Publications, 1997. — Vol. I. - P. 35 - 62.
132. Bell D.V. J. Negotiation in the Workplace: the View from a Political Linguist / D.V. J. Bell // The Discourse of Negotiation. Studies of Language in the Workplace. Ed. Alen Firth. Oxford: Pergamon,1995. - P. 41 -58."
133. Bradac J.J. A Social Approach to Propositional Communication: Speakers lie to hearers / J.J. Bradac, E. Friedman, H. Giles // G. McGregor (ed.). Language for Hearers. Oxford, 1986.-P. 127-151.
134. Brown P. Politeness. Some Universals in Language Usage / P. Brown, S. Levin-son. Cambridge: Cambridge University Press. - 1987. - 345 p.
135. Brown G. Discourse Analyses / P. Brown, G. Yule. Cambridge: Cambridge University Press, 1983. - 288 p.
136. Coats J. "Thank God I'm a Woman": The Construction of Differing Feminities / J. Coats // The Feminist Critique of Language. A Reader. London and New York: Routledge, 1998. - P. 295 - 320.
137. Cohen P. Introduction / P. Cohen, J. Morgan, M.E. Pollack // Intentions in Communication. Ed. P. Cohen, J. Morgan and M. E. Pollack. London: A Brandford Book, 1992.-P. 1-13.
138. Cotter С. Discourse and Media / C. Cotter // The Handbook of Discourse Analysis. Ed. D. Schiffrin, D. Tannen and H. Hamilton. Oxford: Blackwell Publishers Ltd, 2001.-P. 416-436.
139. Crystal D. Political English / D. Crystal // The Cambridge Encyclopedia of the English Language. Cambridge University Press, 1995. - P. 378.
140. Dijk T.A. van Studies in the Pragmatics of Discourse / T. A. van Dijk. The Hague etc.: Mouton, 1981. - 331 p.
141. Dijk T.A. van The Study of Discourse / T. A. van Dijk // Teun A. van Dijk (ed.). Discourse as Structure and Process. Discourse Studies: a Multidisciplinary Introduction. London: Sage Publications, 1997. - Vol. I. - P. 1 - 34.
142. Dijk T.A. van Principles of Critical Discourse Analysis / T. A. van Dijk // Critical Discourse Analysis. Critical Concepts in Linguistics. Ed. by M. Toolan. London and New York: Routledge, 2002. - Volume II. Leading Advocates. - P. 104 - 141.
143. Epstein R. Viewpoint and the Definite Article / R. Epstein // Conceptual Structure, Discourse and Language. Ed. Adele E. Goldberg. Stanford (Calif.): CSLI Publications, 1996. - P. 99 - 110.
144. Fairclough N. Language and Power / N. Fairclough. London and New York: Longman, 1989.-259 p.
145. Fish S. There's No Such Thing as Free Speech and it's a Good Thing, Too / S. Fish. New York: Oxford University Press, 1994. - 332 p.
146. Fowler R. Language in the News. Discourse and Ideology in the Press / R. Fowler. London, New York: Routledge, 1991. - 254 p.
147. Goodrich P. Legal Discourse. Studies in Linguistics, Rhetoric and Legal Analysis /Р. Goodrich. London: The Macmillan Press LTD, 1987. - 226 p.
148. Green G.M. Ambiguity Resolution and Discourse Interpretation / G.M. Green // Semantic Ambiguity and Underspecification. Ed. K. van Deemer, S. Peters. Stanford (California): Routledge, 1996. - P. 1 - 26.
149. Gumperz J.J. Discourse Strategies / J,J. Gumperz. Cambridge: Cambridge University Press, 1982. - 225 p.
150. Halliday M.A.K. Language, Context, and Text: Aspects of Language in a So-cial-Semiotic Perspective / M.A.K. Halliday, R. Hasan. Oxford: Oxford University Press, 1991.-126 p.
151. Halliday M.A.K. Language and Social Man (Part 1) / M.A.K. Halliday // Critical Discourse Analysis. Critical Concepts in Linguistics. Ed. Michael Toolan. London and New York: Routledge, 2002. - Vol I. Precursors and Inspirations. - P. 149 - 179.
152. Hamilton K. Documenting Diplomacy, Evaluating Documents: The Case of the CSCE / K. Hamilton // Language and Diplomacy. Malta: DiploProgects, 2001. - P. 79-93.
153. Holder R.W. A Dictionary of Euphemisms / R.W. Holder. Oxford: Oxford University Press, 1995. - 470 p.
154. Kapeller D. Texts in Diplomacy / D. Kapeller // Language and Diplomacy. -Malta: DiploProgects, 2001. P. 214 -231.
155. Kurbalija J. Hypertext in Dipomacy / J. Kurbalija // Language and Diplomacy. -Malta: DiploProgects, 2001. P. 38 - 51.
156. Lakoff R. The Limits of Politeness: therapeutic and courtroom discourse / R. Lakoff// Multilingua. 1989. - Vol. 8 - 2/3 - P. 101 - 129.
157. Leech G. Principles of Pragmatics / G. Leech. London: and New York: Longman, 1983.-241 p.
158. Lilla M. Opinion New Rules of Political Rhetoric / M. Lilla // The New York Times on the Web February 24, 2002. (www.nvtimes.com/2002/02/24/opinion/24/LILL.html).
159. Lutz W. Doublespeak. From "Revenue Enhancement" to "Terminal Living": How Government, Business, Advertisers, and Other Use Language to Deceive You / W. Lutz. New York: Harper and Row Publishers, 1989. - 290 p.
160. Macomber W. The Angel's Game. A Handbook of Modern Diplomacy / W. Macomber. New York: Stein and Day, 1975. - 225 p.
161. Miller G. Ambiguous Words / G. Miller. 2003. www.cisp.org/imp/march2001/miller/0301miller.html
162. Nicolson H. The Evolution of Diplomatic Method / H. Nicolson. London: Constable and Company Ltd., 1954. - 93 p.
163. Nunan D. Introducing Discourse Analysis / D. Nunan. London: Penguine English, 1993.- 134 p.
164. Orwell G. Politics and the English Language / G. Orwell // Collected Essays. -London: Heinemann, 1966. P. 11 -27. (www.resort.com)
165. Pehar D. Use of Ambiguities in Peace Agreements / D. Pehar // Language and Diplomacy. Malta: DiploProgects, 2001. - P. 112-145.
166. Poesio M. Semantic Ambiguity and Perceived Ambiguity / M. Poesio // Semantic Ambiguity and Underspecification. Ed. K. van Deemer, S. Peters. Stanford (California): Routledge, 1996. - P. 159 - 201.
167. Reychler L. Patterns of Diplomatic Thinking: a Cross-National Study of Structural and Social-Psychological Determinants / L. Reychler. NewYork: Praeger, 1979.-296 p.
168. Schank G. Linguistis'che Konfliktanalyse. Ein Beitrag der Gesprachanalyse / G. Schank // Konflikte in Gesprachen. Hrsg. G. Schank und J. Schwitalla. Tubingen: Narr, 1987. - S.18 - 98.
169. Schiffrin D. Approaches to Discourse / D. Schiffrin. Oxford (UK) and Cambridge (Mass.): Blackwell, 1994. - 470 p.
170. Scollon R. Interdiscursivity and identity / R. Scollon // Critical Discourse Analysis. Critical Concepts in Linguistics. Ed. Michael Toolan. London and New York: Routledge, 2002. - Vol. IV. Current Debates and New Directions. - P. 79 - 94.
171. Semantic Ambiguity and Underspecification / Ed. K. van Deemer, S. Peters. -Stanford (California): Routledge, 1996.-272 p.
172. Shuy R.W. Discourse Analysis in the Legal Context / R.W. Shuy // The Handbook of Discourse Analysis. Ed. D. Schiffrin, D. Tannen and H. Hamilton. Oxford: Blackwell Publishers Ltd.,'2001. - P.437 - 453.
173. Shuy R.W. Language Crimes: The Use and Abuse of Language Evidence in the Courtroom / R. W. Shuy. Cambridge (Mass.), Oxford: Blackwell, 1996. - 208 p.
174. Scott N. Ambiguity Versus Precision: The Changing Role of Terminology in Conference Diplomacy / N. Scott // Language and Diplomacy. Malta: DiploPro-gects, 2001. — P. 21 - 37.
175. Searle J. R. Intentionality / J. R. Searle. Cambridge: Cambridge University Press, 1983.-278 p.
176. Stein J. A. Civility as an Art Form in Diplomacy and the Law / J. A. Stein. -1999. www.cosmos-club.org/journals/1999/stein.html.
177. Wilson J. Political Discourse / J. Wilson // The Handbook of Discourse Analysis. Ed. D. Schiffrin, D. Tannen and H. Hamilton. Oxford: Blackwell Publishers Ltd., 2001.-P. 398-416.
178. Young G. Diplomacy Old and New / G. Young. London: The Swarthmore Press LTD., 1921.- 105 p.
179. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ СЛОВАРЕЙ И ПРИНЯТЫЕ СОКРАЩЕНИЯ
180. КСТС Краткий словарь иностранных слов / Под ред. И.В. Лехина и Ф.Н Петрова. — М.: Государственное изд-во иностранных и научных словарей, 1952.-488 с.
181. Ростова 2002 Ростова Г.М. Политика. Дипломатия. СМИ. Англо-русский словарь активной лексики. - М.: Руссо, 2002. - 232 с.
182. ТСРЯ Толковый словарь русского языка: В 4-х томах / Под ред. проф. Д.Н. Ушакова. - М.: Терра, 1996. -Т. 1. - 824 с.
183. Языкознание 2000 Языкознание. Большой энциклопедический словарь / Гл. ред. В.Н. Ярцева. - М.: Большая Российская энциклопедия, 2000. - 688 с.
184. DQ Dictionary of Quotations / Ed. A. Jones. - Edinburgh - New York: Chambers, 1996.- 1515 p.
185. Eigen 1992 Eigen L.D. The Macmillan dictionary of political quotations / Lewis D. Eigen and Jonathan P. Siegel. - New York: Macmillan Publishing Company, 1992.-785 p.
186. MWOD Merriam-Webster Online Dictionary // www.Meriam-WebsterOnline.htm
187. NHDO Newbury House Dictionary Online // www.lastparse.htm
188. TCOED The Compact Oxford English Dictionary. Complete text reproduced mi-crographically. - Oxford: Clarendon Press, 1987. - 2386 p.
189. TOCPW The Oxford Companion to Politics of the World / Ed. in Chief J. Krieger-New York - Oxford: Oxford University Press, 1993. - 1056 p.
190. WTNID Websters' Third New International Dictionary. — Massachusetts: Merriam-Webster INC., Publishers Springfield, 1993. - 2662 p.
191. СПИСОК ИСТОЧНИКОВ ПРИМЕРОВ И ПРИНЯТЫЕ СОКРАЩЕНИЯ
192. Adam Adam P. Unholy Trinity / P. Adam. - Lancaster: Little, Brown and Co., 1999. -345 p.
193. Artificial Intelligence Artificial Intelligence. - August, 1997. - 240 p.
194. Burnside Burnside J. Burning Elvis / J. Burnside.- London: Jonatan Cape, 2000. -224 p.
195. Clancy Clancy T. Patriot Games / T. Clancy. - New York: Berkley Books Ltd., 1992. - 503 p.
196. Francis Francis D. In the Frame / D. Francis. - London, Sydney: Pan Books Ltd., 1978.-205 p.
197. Hailey Hailey A. In High Places / A. Hailey. - New York: Dell Publishing Co., 1986.-376 p.1.ngua Lingua. - 1974. - V. 50. - № 4. - 627 p.
198. Murdoch Murdoch I. A Fairly Honourable Defeat / I. Murdoch. - London: Har-mond, 1972.-447 p.
199. Puzo Puzo M. The Forth К / M. Puzo. New York: Random House, 1990. - 395 p.
200. Wallase Wallase Ch. The Resurrection Club / Ch. Wallase. - London: Century Books, 2002.-341 p.
201. Waugh Waugh E. Work Suspended / E. Waugh // Prose, Memoirs, Essays. - Moscow, Progress Publishers, 1986. - P. 267 - 342.
202. Webb Webb Ch. The Graduate / Ch. Webb. - New York: Benquin Books, 1968. -211 p.
203. Wild Wild O. The Importance of Being Earnest / O.Wild. - Hertforshire: Wordsworth edition Ltd., 1994. - 167 p.205