автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.04
диссертация на тему: Опыт лингвосемиотического анализа симулякра в контексте времени культуры
Полный текст автореферата диссертации по теме "Опыт лингвосемиотического анализа симулякра в контексте времени культуры"
На правах рукописи
Смирнова Ульяна Викторовна
ОПЫТ ЛИНГВОСЕМИОТИЧЕСКОГО АНАЛИЗА СИМУЛЖРА В КОНТЕКСТЕ ВРЕМЕНИ КУЛЬТУРЫ (на материале англо-американского массмедийного дискурса)
Специальность 10.02.04 - германские языки
АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук
003452903
Иркутск-2008
003452903
Работа выполнена на кафедре перевода, переводоведения и межкультурноГ коммуникации Государственного образовательного учреждения высшег профессионального образования «Иркутский государственный лингвистически!" университет»
Защита состоится «17» декабря 2008 года в 10:00 часов на заседании диссертационного совета Д 212.071.01 по защите докторских и кандидатски диссертаций в ГОУ ВПО «Иркутский государственный лингвистический университет» по адресу: 664025, г. Иркутск, ул. Ленина, 8, ауд. 31.
С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке ГОУ ВПО «Иркутский государственный лингвистический университет»
, Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор
Каплуненко Александр Михайлович
Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор
Плотникова Светлана Николаевна
кандидат филологических наук, доцент Токарева Оксана Степановна
Ведущая организация:
ГОУ ВПО «Волгоградский государственный педагогический университет»
Автореферат разослан « • октября 2008 года.
Ученый секретарь диссертационного совета
Казыдуб Н.Н.
Целью реферируемого диссертационного исследования является лингвосемиотический анализ симулякра в контексте времени культуры.
В основе исследования лежит следующая гипотеза: симулякр непосредственно участвует в процессе манипуляции сознанием. Манипуляционная деятельность, связанная с запуском симулякров, имеет определенную специфику, проявляющуюся на уровне синтактики, прагматики и семантики знака. Определяющей является синтактика знака. Семантика и прагматика проводятся через синтаксис.
Для выполнения поставленной цели и доказательства выдвинутой гипотезы в диссертации ставятся следующие задачи:
1) дать общую характеристику современного состояния знака (симулякра) исходя из эволюции конфигураций знака, связываемых рядом ученых с моделями мышления (эпистемами);
2) обосновать проблему необходимости формулировки понятия «времени культуры», в связи с чем:
а) показать взаимосвязь понятий «эпистема», «знак», «время культуры»;
б) выявить основные характеристики времени культуры N;
в) выработать алгоритм описания времени культуры N;
г) охарактеризовать время культуры в Америке после 11 сентября 2001 года на примере дискурса-репрезентанта «After 9/11»;
3) выявить лингвистические особенности симулякра в свете научно-интегрируемой схемы знака на базе семиотических теорий Ф. Соссюра и Ч. Пирса;
4) выявить основные технологии по запуску симулякра в ходе анализа англоамериканского массмедийного дискурса.
Объектом исследования является дискурс президента США Дж. Буша-мл., производимый после событий 11 сентября 2001 года в Америке (выступления с 2001 по 2007 гг.). Для иллюстрации теоретических положений в работе также исследовались тексты газеты The Daily Telegraph (2007-2008 гг.) и журнала Week (2007-2008 гг.). Общий объем проанализированного материала - более 3000 диагностических контекстов.
Предметом исследования служат лингвистические свойства симулякра и технологии его запуска.
В работе используются следующие методы: интерпретирующий подход и интроспективный анализ. Основные методы исследования дополняются методом концептуального анализа, методом пропозиционального анализа, методом моделирования когнитивных сценариев.
Новизна диссертации состоит в том, что ней впервые предпринимается попытка комплексного анализа лингвистических свойств симулякра и выявления семиотических технологий манипуляции на материале англо-американского массмедийного дискурса. Возможность наиболее полно охарактеризовать симулякр появляется в связи с научной интеграцией схем Соссюра и Пирса, переосмысляющей понятия означаемого и интерпретанты в свете понятий феноменологического и структурального знания. Разработано понятие «время культуры N», выработан и апробирован необходимый и достаточный алгоритм для его удовлетворительного описания. Наконец, разработано понятие
¡л
* /'
«псевдореференция» и уточнены понятия коммуницирования, симулякра, интерпретанты, дискурсивной матрицы, кода, синтаксиса, остраннения.
На защиту выносятся следующие положения:
1. Означаемое есть структуральное знание, закрепляемое за знаком в процессе естественного развития семиозиса, в то время как интерпретанта есть феноменологическое знание. При симулякризации знака происходит деформация естественно сложившейся связи между означаемым и означающим, приводящая к возможности навязать с помощью характерного синтаксиса произвольную целевую интерпретанту, выдаваемую за личностную. Следствием употребления симулякра, выявляемым в процессе анализа англо-американского массмедийного дискурса, становится исчезновение объекта, подменяемого псевдообъектом.
2. Формулируемыми в результате анализа дискурса лингвистическими свойствами симулякра становятся абсолютная синтаксическая свобода размещения формы и подавление интерпретанты оценкой, которая исходит не из предметно-логических характеристик объекта, а из интенций манипулятора. При этом объект характеризуется псевдореференцией как намеренной отсылкой к якобы существующим в контексте взаимодействия с физическим миром объектам, «миражи» которых воссоздаются силами дискурсии в отрыве от Мира Действия.
3. При всем разнообразии технологий запуска симулякра выявляется главенствующая роль синтаксиса, через который проводится семантика и прагматика знака. Под синтаксисом понимается выбор и порядок знаков, закрепляемый с помощью повтора, ритма, рифмы (как наиболее сильного проявления ритма), аллитерации. При этом технологические закономерности не зависят от контекста ситуации и исторического сознания и всецело определяются характером синтаксического манипулирования знаком (воспроизведением технологической цепочки), нарушающим преемственность контекстов интерпретации. Прототипически сильным ■ дискурсом, демонстрирующим эффект исчезновения субъекта высказывания, является «Afiter 9/11», который стал воплощением особого времени культуры с конца 2001 г. до середины 2005 г.
4. Время культуры «After 9/11» в Америке, анализируемое на примере дискурса-репрезентанта символического лидера нации Дж. Буша-мл., выявляет ряд знаковых доминант, особенностью которых является отход от сложившихся в процессе естественного развития семиозиса семантики и прагматики и установление многочисленных синтаксических связей с другими знаками. В целом время культуры «After 9/11» мифологизируется вокруг центрального знака-интерпретанты «Fighting for Freedom».
5. Анализ эмпирического материала свидетельствует о сложных процессах симулятивной семиотизации, которые претерпевают время и история в дискурсе «After 9/11». Основной тенденцией признается вписывание всех исторических событий, так же как и прецедентной ситуации 11 сентября 2001 года, в единый код мироустройства FREEDOM.
Теоретическая значимость диссертации заключается в перспективном синтезе основных семиотических и когнитивных понятий. Представляется, что такая целенаправленная интеграция, проблема которой поднимается в научном мире, ведет к получению нового целостного исследовательского инструмента,
предназначенного для адекватного понимания, описания и объяснения лингвистических процессов эпохи постмодерна.
Практическая значимость диссертационного исследования состоит в том, что его основные положения могут найти применение в преподавании вузовских курсов теории речевого воздействия, теории коммуникации, когнитивной лингвистики, дискурсивного анализа, стилистики, интерпретации текста, межкультурной коммуникации. Результаты и материалы исследования могут быть использованы при руководстве курсовыми и дипломными работами студентов, при создании учебных пособий по теории и практике английского языка, а также в разработке спецкурсов соответствующего профиля.
Апробация работы. Основные результаты исследования обсуждались на кафедре перевода, переводоведения и межкультурной коммуникации Иркутского государственного лингвистического университета (2008 г.), а также на семинарах в системе учебы аспирантов ИГЛУ (2006-2008 гг.). По теме диссертации сделаны доклады на конференции, посвященной неделе науки в ИГЛУ (Иркутск, февраль 2008 г.), и на 2-й Всероссийской научной конференции «Проблемы концептуальной систематики языка, речи и речевой деятельности» (Иркутск, ИГЛУ, октябрь 2008 г.). Основные положения работы нашли отражение в 5 публикациях, две из которых в ведущем рецензируемом научном издании. Общий объем публикаций составляет 2,4 печатных листа.
По структуре работа состоит из введения, трех глав, заключения, списка использованной литературы, списка принятых сокращений и использованных словарей, списка источников примеров, приложений.
Во введении обосновывается актуальность и научная новизна исследования, формулируются цели и задачи работы, определяется теоретическая база диссертации, перечисляются методы, использованные при анализе языкового материала, и излагаются основные положения, выносимые на защиту.
В первой главе «Симулякр как знак, детерминирующий семиозис постмодерна» характеризуются этапы эволюции знака с точки зрения соотношения объекта и имени; определяется связь эпистемы, знака и культуры, в связи с чем формулируется понятие «время культуры» и, согласно выработанному алгоритму, анализируется дискурс-репрезентант американского времени культуры «After 9/11»; с целью выделения семиотических особенностей дискурса «After 9/11», проведенного на основании анализа речей Дж. Буша-мл., осуществляется анализ дискурса В. В. Путина «После Беслана».
Во второй главе «Лингвистические особенности симулякра в дискурсе постмодерна» производится попытка научной интеграции схем знака Ф. Соссюра и Ч. Пирса; переосмысляются понятия «интерпретанта» и «означаемое» в свете когнитивных понятий структурального и феноменологического знания; рассматриваются лингвистические свойства симулякра; вводится понятие «псевдореференция», уточняются понятия «симулякр», «интерпретанта», «дискурсивная матрица», «код», «синтаксис», «остраннение».
В третьей главе «Симулятивная семиотизация истории и симулятивная семиотизированная история (анализ лингвистических аспектов манипуляции)» рассматривается потенциал манипулирования историей исходя из 1) контекстов
размещения знака history и знаков прецедентных феноменов; 2) сконструированной времени дискурса «Fighting for Freedom».
В заключении излагаются результаты проведенного исследования и даете» оценка его перспективы.
В приложениях представлены тексты из британской газеты The Dail_ Telegraph, иллюстрирующие ряд семиотических технологий.
Основное содержание работы
Исследования эпохи постмодерна демонстрируют возрастающий интерес онтолого-философскому понятию «симулякр», хотя справедливо будет отметить что до сих пор не определены его лингвистические свойства, механиз возникновения и технологии запуска. Из философских оснований становится ясным что симулякр 1) характеризуется нарушением естественной связи означаемого i означающего (differance Дсрриды, или различение / отстояние означаемого о означающего) (Деррида 1999а; 19996; 2000) и произвольностью значимости, т.е преобладанием меновой стоимости над потребительной (Бодрийяр 20006); 2 коррелирует с определенной моделью познания действительности, согласно которо" наука отождествляется с мнением, у вещей не обнаруживаются присущее им место а миру отказывается в познаваемости (Лещев 2002: 144,148-150).
Отметим также, что имеются основания утверждать особое взаимодействи симулякра и манипуляции, которое в настоящей работе предложено рассматриват как соотношение средства и процедуры. Обосновать именно такое взаимодействие позволяет постулированное французской семиотической школой «отчуждение» автора / интерпретатора от знака, находящее свое выражение в терминах «смерт автора» (Р. Барт; Ю. Кристева), «человек-машина желаний» (Ж. Делез и Ф. Гватарри), «человек-фиктивный элемент» (Ж. Бодрийяр), «призрак, возникающий зеркале знаков» (Ж. Лакан).
С одной стороны, знак, освобождаемый от бремени быть связанным автором, и есть симулякр. С другой стороны, это конечная цель процесса манипуляционного воздействия, прописанная во многих исследованиях по манипуляции (Бабюк 2005; Баландина 2006; Ермаков 1995; Кулев 2004; Ларионов 2006; Лисова 2005). В терминах теории Наблюдателя «отчуждение» Говорящего-Наблюдателя можно описать как сдвиг субъекта в заданную манипулятором идеологическую точку наблюдения. В данном случае Говорящий-Наблюдатель уже более не рассматривается с точки зрения биосистемы. Это конструируемый субъект, который, принимая язык описания системы, лишается «своего места и своего мгновения вглядывания» (Флоренский 1990: 92).
В отношении последствий симулякризации семиотического пространства, обнаруживаемых в процессе коммуникации, во-первых, стоит говорить об исчезновении субъекта высказывания. Субъект, имея формальную референтную соотнесенность с актом индивидуальной речи с помощью личных местоимений, исчезает как точка отсчета смысла. «Я» становится симулякром, пустым маркером обозначения присутствия. Содержание высказывания представляет автономный симулятивный объект, из которого исчезает личность адресанта. Во-вторых,
коммуникация вытесняется всеобщим коммуницированием. Коммуницироеание есть развертывание возможных миров, единая мировая линия которых или симулируется, или вообще не создается. Коммуниканты либо остаются в дискурсах разногласий, не пытаясь понять друг друга, т.е. выработать единую мировую линию (выйти в дискурс согласования), либо силой манипуляционной технологии вовлекаются в дискурс экспертного сообщества1, т.е. принимают навязываемую категоризацию ситуации в терминах, исключающих индивидуальный контекст интерпретации.
Традиционно, вслед за Платоном, Ж. Делезом, Ж. Бодрийяром, симулякр определяется как копия копии, пустая форма. Будучи общепринятым, данное определение, однако, требует лингвистического уточнения. В решении этой задачи может помочь выполненная в исследовании научная интеграция схем знака Ф. Соссюра и Ч. Пирса, позволяющая привести в соответствие содержание устоявшихся в семиотике терминов «означаемое» и «интерпретанта» и связать их с когнитивными понятиями.
В ходе естественного развития семиозиса интерпретанта, суть которой в феноменологическом знании, рождается как результат личного осмысления какого-то фрагмента опыта взаимодействия с объектом. Движение интерпретант характеризует динамический процесс означивания (Пирс 2001; Эко 2006), который можно представить как череду обменивающихся друг на друга знаков. Однако интерпретация знаков друг через друга подразумевает возможность остановить этот поток и установить значение и референт каждого из них. В связи с этим подчеркнем: феноменологическая интерпретанта никогда не бывает произвольной, так как она ограничивается означаемым. В основе последнего лежит существующее в виде обобщающего итога опыта поколений знание об объекте. Другими словами, естественное движение интерпретант всегда происходит вдоль мировой оси интерсубъективного / структурального знания, связующей все контексты интерпретации. Следовательно, Интерпретанту можно определить как отражение попытки интерпретатора довести знак до объекта при условии стремления интерпретатора к действию в соответствии с Принципами Кооперации.
При манипуляции2 имеет место обратное: интерпретатор стремится увести интерпретанту от объекта; при этом он навязывает ее как личностную в условиях всеобщей технологичности дискурса постмодерна и увеличенной скорости
1 Эти понятия вводятся А. М. Каплуненко в связи с эволюционной триадой «дискурс различий - дискурс согласования - дискурс экспертного сообщества» (Каплуненко 2007а; 20076).
2 В качестве базового принимается определение манипуляции А. М. Каплуненко: «манипуляционный дискурс представляет собой макроречевой акт, иллокутивная цель и пропозициональные установки которого в Мире Действия не согласуются -вплоть до противоречия - с иллокутивной целью и пропозициональными условиями, приписанными аналогичному макроречевому акту в Мире Ценностей» (Каплуненко 20076: 5). Под манипулятором целесообразно понимать эксперта, способного произвести технологический процесс производства дискурса и имеющего власть навязать этот дискурс как единственно возможный мир.
коммуникации. Так возникает симулякр - знак, в котором естественная связь между формой и закрепленным за ней интерсубъективным знанием / означаемым разрушается. После потери ориентира на объект создается потенциал, способны ¡1 связать с знаком произвольную целевую интерпретанту, формируемую как технологически организованная цепочка отсылающих к друг другу форм. Последние симулируют направленность горизонта интенциональности на объект. Стоит акцентировать тот факт, что вся манипуляционная деятельность, связанная с симулякром, сводится к фундаментальной роли синтаксиса, под которым в нашей работе понимается конструируемый порядок знаков.
При естественном течении семиозиса синтаксис закрепляется в последнюю очередь, только после того как прагматика (личностные интерпретанты, возникшие в определенном контексте) и семантика (относительно устойчивые, инвариантные признаки, выведенные в топологическое пространство) определены. Другими словами, синтаксис обретает устойчивость, когда языковые личности от дискурса различий путем дискурса согласования приходят к фиксации ряда жестких знаковых связей. В процессе манипуляции создается видимость этапов различия и согласования: знаку присваивается определенное место в конструкции, при этом прагматика и семантика проводятся силой синтаксического порядка. Нет необходимости доказывать, что сама внутренняя форма «манипуляции» как искусства перемещения объекта в пространстве отражает синтаксические особенности запуска симулякра в полной мере.
Проиллюстрируем эти теоретические положения на примере дискурса Дж. Буша-мл., репрезентирующего время культуры «After 9/11». President Bush salutes troops of the 10th Mountain division: This new war is going to take some time. We're in this for the long haul. After all, we defend our nation we love. We defend the values we uphold. We love freedom. We love freedom, we love our freedoms, and we will defend them, no matter what the cost. Audience: Hooah. (Applause). President: The work has just begun. And what we have begun, we will finish (July 19,2002).
Данный пример особенно примечателен, потому что он высвечивает первую лингвистическую особенность симулякра - абсолютную синтаксическую свободу формы. В рамках технологической цепочки знаков в первой части высказывания to defend our nation —> to love (our nation) —> to love freedom —* to love freedoms —► to defend freedoms no matter what the cost is (сильная конечная позиция) нетрудно деконструировать скользящий ло дискурсивным потокам смысл, создаваемый петлей интерпретанты: защищать то, что любить —» любить, значит защищать —> любить свободу, значит защищать свободу любой ценой. При этом устанавливается референциальное тождество знаков to defend = to love, America = freedom.
Обратимся к второй части высказывания The work has just begun. And what we have begun, we will finish и рассмотрим специфику семантики и прагматики знака work (работа), которые складываются как результат синтаксической организации знаков этой конфигурации. Исходя из представленной цепочки знаков, мы приходим к следующим отношениям: «работа» - «только что началась» (the work has just begun), «работа - «это то, что мы только что начали» (what we have begun)-, «работа» - «будет закончена» (what we have begun, we will finish). В целом можно утверждать, что знак the work концентрирует всю прагматику контекста, которая
выводит в поле переживания знаки freedom, our nation, to defend. Это превращает его в носитель эмоционально-оценочного варианта развертывания соответствующей денотативной ситуации: начинаем работу - работа по защите нации и свободы -работа будет закончена любой ценой. Ценности мотивируют слушающего к действиям - осуществлять работу, защищать свободу, но верифицируемые признаки действий референциально скрыты. В контексте физического взаимодействия объектов сложно говорить о каких-либо временных рамках, способных помочь установить «окончание» работы, или признаках самой работы и ситуации «защита свободы».
На приведенном примере отчетливо видна конструктивная основа манипуляционного синтаксиса - ритм, рифма, повторы, аллитерация. Блокируя герменевтическую активность, чеканный порядок отвлекает от проводимого смысла, не дает разобрать формы и привести их в соответствие с означаемыми, не позволяет выйти из петли интерпретанты: We will not waiver, we will not tire, we will not falter, and we will not fail. Peace and freedom will prevail (Oct. 7, 2001). Производится постепенное нарастание и разряжение в сильных долях ритма, на которые выпадают единицы смысла, которые говорящий стремится выделить и подчеркнуть: we will not fail - peace and freedom will prevail.
Устанавливаемые звуковые отношения переживаются как смысловые соответствия. При этом закрепляемый в звуке и графике порядок форм становится единственной мотивацией связи. Весьма характерным представляется пример возникновения необходимого для Дж. Буша семантического эффекта вследствие рифмы знаков retreat и defeat. С помощью синтаксиса проводится смысл экспертного сообщества: вывод войск из Ирака (до окончания выполнения работы по защите свободы) есть поражение: They would have seen the mighty United States of America retreat before the job was done which would enable them to better recruit... In my judgment, defeat - leaving before the job was done, which I would call defeat - would make this United States of America at risk to further attack (April 7,2007).
Нетрудно убедиться, что при размещении симулякра в целевых синтаксических позициях, ведущих к возникновению необходимых интерпретант, не соблюдается один из основных критериев нового круга интерпретации, сформулированный Ч. Пирсом - аргументированность, или преемственность контекстов. Интерпретатор должен показать, «как, т.е. в соответствии с какой системой или на каком основании, Знак репрезентирует Объект или совокупность Объектов» (Пирс 20006: 50). Проведенное исследование доказывает, что важной чертой манипуляционной интерпретанты становится подавление ее (интерпретанты) оценкой, которая мотивируется не объектом и его познаваемыми свойствами (это, например, постулируется М. Р. Хэаром, Н. Д. Арутюновой, А. Н. Барановым), а исходит из матрицы идеологических ценностей, которую стремится навязать манипулятор.
Интерпретанта скрытым образом навязывает систему ценностей, исходя из которой разворачивается конструируемый возможный мир и задается необходимая манипулятору точка наблюдения - при условии вненаходимости эксперта, создающего этот мир. Мотив оценки, связываемой с симулякром, носит манипуляционный характер: «реакция адресата в Мире Действия (перлокутивный
эффект) на манипуляционное высказывание адресанта не согласуется с интенциональной установкой адресата в Мире Ценностей». (Каплуненко 20076: 4). Иными словами, слушающего убеждают сделать что-то, причем последнее заявляется в Мире Ценностей как нечто совсем другое.
Рассмотрим весьма интересный пример целевой интерпретанты знака calling во времени культуры «After 9/11». Представляя собой одну из главных опор протестантской этики, сформулированную М. Лютером в знаменитых «Вюртембургских тезисах», знак calling переживается в связи с знанием о том, что каждый человек призывается Богом к выполнению своей земной миссии. Иными словами, этот знак, а также связанные с ним dream, mission, commitment создают в американском сознании особое интенциональное поле, обусловленное дискурсами М. Лютера, А. Линкольна (истового лютеранца) и М. Л. Кинга.
Дж. Буш-мл. эффективно использует контекст переживания знака calling / call в американской культуре: We did not ask for this mission, yet there is honor in history's call... This calling is worthy of any life and worthy of every nation (Nov. 10, 2001). Как видим, он формально сохраняет преемственность контекста интерпретации, дублируя связь calling со знаком mission и подтверждая исходный прагматический потенциал с помощью форм worthy of any life and worthy of every nation / самопожертвование-ответственность-ценность, honor / честь.
Но семантическая ось «Бог призывает человека к тому или иному труду, даруя ему задатки и способности, с одной стороны, и спрашивая потом, хорошо ли он ими распорядился, - с другой», связующая все возможные миры интерпретации знака, нарушается. В рассматриваемом дискурсе «After 9/11» семантика и прагматика знака calling проводятся при опоре на знак history. История призывает Америку / американцев к действиям, направленным на защиту свободы: History has called us into action, and we will not stop until the threat of global terrorism has been destroyed (Feb. 4, 2002); Now your calling has come. Each one of you is commissioned by history to face freedom's enemies (Dec. 7,2001).
Исходный прагматический потенциал знака, согласно которому вводится ответственность за исполнение услышанного призыва, а также необходимость быть преданным своему делу, подменяется целевой прагматикой - преданность делу свободы и ответственность бороться за свободу: The enormity of this tragedy has caused many Americans to focus on our commitment to our country and to our freedoms and to our principles (Nov. 8, 2001); We all have new responsibilities... We will defend the values of our country, and we will live by them (Nov. 8, 2001). Убеждаемся: интерпретанта знака calling вписана в единую идеологическую матрицу дискурса «After 9/11» «WE ARE FIGHTING FOR FREEDOM».
Существование симулякра обусловлено единственным фактором - полным поверхностным принятием формы и цепочки форм, которые лишь, как кажется, сигнализируют о наличии полноценных знаков. Поверхностное принятие подразумевает скольжение вдоль дискурсивных цепочек знаков без выхода к объекту, т.е. тому, вместо чего употребляется знак. Понятие «объекта» является камнем преткновения не только в современной когнитологии (см. Кравченко 2001), но и философии (Петруня 2007). Правда, следуя логике Пирса, этот вопрос можно попытаться решить. Полагая, что объект - это всегда вещь воспринимаемая
(«Непосредственный Объект всякого знания и всякой мысли есть в конечном счете Воспринятое (Percept))», Пирс, однако, утверждает существование объекта и до означивания его человеком (Пирс 2000а: 236). Здесь открывается огромная роль интерпретанты знака, которая либо приближает к познанию «реального» объекта («Интерпретанта Знака не может представлять никакой другой Объект, нежели Объект самого этого Знака» (Пирс 2001: 166)), либо удаляет от него в целях манипуляции.
В условиях принимаемой технологической цепочки опыт взаимодействия с объектом подменяется навязываемым опытом взаимодействия со знаками, воссоздающими объект-мираж, оторвагашй и от интерсубъективной действительности, и от феноменологического опыта. Так возникает третье лингвистическое свойство симулякра - псевдореференция. Псевдореференция есть умышленная отсылка к якобы существующим в контексте взаимодействия с физическим миром объектам, которые функционируют только внутри симулятивного пространства в виде пустых форм.
Приведем пример из пресс-конференции Дж. Буша 15 сентября 2006 года:
- Q: On both the eavesdropping program and the detainee issues -
- THE PRESIDENT: We call it the terrorist surveillance program, Hutch.
- Q: That's the one.
-THE PRESIDENT: Yes.
Одному объекту действительности (продвигаемой администрацией Буша новой программе поиска и допроса террористов) соответствуют два знака-интерпретанта: the eavesdropping program and the detainee issues (программа прослушивания личных разговоров подозреваемых в терроризме, сроки задержания и допроса подозреваемых) и the terrorist surveillance program (программа отслеживания террористов). Референциально вторая номинация the terrorist surveillance program затемнена: эта форма может экстенсионально покрывать бесконечное количество объектов реальности. Происходит это, потому что знак surveillance принципиально неверифицируем с точки зрения референции: какие действия покрывает «отслеживание» неясно, и круг этих действий может быть очень широк.
Пустота знака the terrorist surveillance program в Мире Действия вскрывается только после актуализации значения знака the eavesdropping program and the detainee issues, демонстрирующего разрыв объекта знака, обнаруживаемого в контексте взаимодействия с физическим миром, и псевдообъекта, создаваемого силами дискурса. Приведем также вопрос другого журналиста по тому же поводу: What do you say to the argument that your proposal is basically seeking support for torture, coerced evidence and secret hearings?
Референты знаков the eavesdropping program and the detainee issues и the terrorist surveillance program - принципиально разные. Нетрудно убедиться, что знак the eavesdropping program and the detainee issues можно проверить на основании «реальных действий», к которым он отсылает. Если отсылка неверна (т.е. в реальном мире нет допросов или подслушиваний), то знак обладает ложным содержанием. Уличить во лжи употребляющего знак the terrorist surveillance program практически невозможно.
С точки зрения системы ценностей знаки-интерпретанты - torture, coerccd evidence and secret hearings (программа пыток, полученных незаконным путем доказательств, закрытых судебных слушаний) и the eavesdropping program and the detainee issues разворачивают идеологическое пространство «Law - Lack of Law». Это пространство рождается смыслом, возникающим в результате интерпретации компонентов значения этих знаков. Например, значение знака torture при соприкосновении с реальностью - пытки подозреваемых при допросе в демократическом государстве Свободы - генерирует особый смысл, отражающий точку зрения говорящего: недопустимость узаконенного насилия при допросах подозреваемых в терроризме. В условиях конструируемого горизонта интенциональности эти знаки и их объекты переживаются и оцениваются резко негативно. Личность, характеризуемая совершаемыми действиями, располагается на аксиологической оси в «минусе».
В отличие от них знак the terrorist surveillance - идеологически прозрачен, а единственная форма, которая позволяет его как-то оценивать и переживать - это terrorist. Чтобы выяснить, какая скрытая система ценностей активируется интерпретантой данного знака во времени культуры «After 9/11», необходимо обратиться к контексту: (THE PRESIDENT) I think that there is a difference of opinion here in Washington about tools necessary to protect the country - the terrorist surveillanc program - or what did you call it, Hutcheson, yes, the illegal eavesdropping program (laughter) - IEP, as opposed to TSP. (Laughter.) There's just a difference of opinion abou what we need to do to protect our country. Mark.
И далее, My job, and the job of people here in Washington, D.C., is to protect this country... And we will give our folks the tools necessary to protect the country; that's ou job... I believe Americans want us to protect the country, to have clear standards for ou law enforcement intelligence officers, and give them the tools necessary to protect us within the law. It's an important debate, Steve. It really is. It's a debate that really is goin to define whether or not we can protect ourselves... I strongly recommend that thi program go forward in order for us to be able to protect America.
Очевидно, что президент замыкает обе формы интерпретант на другой форм - необходимый инструмент для защиты страны (tools necessary to protect th country, what we need to do to protect our country). Важность связи знака to protect th country с новой программой демонстрируется количеством употреблений формы (восемь раз) в контекстах, создающих характерную петлю интерпретации. Особенность этой интерпретации, как и всех других в манипуляционном дискурсе -замыкание форм друг на друга. The program (а президент подчеркивает, что название (внешняя форма) не важно) IS a tool necessary to protect the country IS what we need to protect the country.
Обратим внимание, что и Дж. Буш выходит в идеологическое пространство «Law - Lack of Law», связывая симулякр tools necessary to protect the country и, соответственно, the terrorist surveillance program с формами within the law, to have clear standards, law enforcement intelligence officers, my job, and the job ofpeople here in Washington (четкие стандарты, в рамках закона, правоохранительные органы, моя работа и работа моей администрации). Но, употребляясь для увеличения прагматического потенциала симулякров, эти формы остаются в симулятивном
пространстве, за границу которого не выходят. Действия в Мире Ценности подводятся под концепт «LAW», в Мире Действия - под концепт «LACK OF LAW».
Подводя итог сделанным выводам о лингвистических особенностях симулякра в дискурсе «After 9/11», заострим внимание на необходимости обращения к понятию времени культуры при анализе знака (на формирование концепции времени культуры оказали влияние работы М. Фуко, 10. М. Лотмана, М. М. Бахтина, Б. Малиновского). Время культуры есть структура семиозиса, отличающая соответствующий период времени с точки зрения общей интенциональности социума и его ментальности. Логика рассмотрения особенностей времени культуры N как совокупности взаимосвязанных знаков исходит из следующих параметров:
1) событийная центричность, когда наряду с рамками времени культуры N, определяемыми по оси линейного времени, и пространственными, характеризируемыми четким местом, выявляется «уплотнение», концентрация семиотической деятельности вокруг определенного события; отсюда возникают основные критерии выделения времени культуры - центральное событие, временные рамки и приоритетные знаки, обуславливающие особенности знакового процесса;
2) навязываемость, согласно которой социум навязывает личности определенцую структуру семиозиса как совокупность условий, которые она должна соблюдать, чтобы быть понятой и принятой в этот период времени. Другими словами, желая наделить знак новым значением и закрепить его за знаком, интерпретатор должен распознать общую интенциональность;
3) наличие субкультур, которые могут как обозначать свою причастность к общему времени культуры, так и выражать свой протест;
4) выделение логического и мифологического времени культуры как структуры семиозиса, обусловленной знакообразующим событием, и структуры семиозиса, которую стремится выстроить говорящий (эксперт), создавая видимость ее естественной привязки к знакообразующему событию.
Важным примером проявления мифологических характеристик времени культуры становится рассматриваемое нами время культуры в Америке «After 9/11». Горящие башни-близнецы Всемирного торгового центра - объект знаковой доминанты главного знакообразующего события «9/11» стирается и заменяется псевдообъектом, воссоздаваемым в дискурсе с помощью интерпретант «freedom is what came under attack on September 11» и «freedom is the value we have always fought for». Общая интенциональность социума, которая может быть охарактеризована как состояние страха, непонимания происходящего при направленности сознания на источник угрозы, переориентируется на совместное противодействие конструируемому антагонисту - «the evil» и «those who hate freedom» - к которому в разные годы относятся AI Qaeda, Taliban, Afghanistan, Iraq.
Ключевым знаком времени культуры «After 9/11» является знак freedom, о симулякризации которого свидетельствует его абсолютная синтаксическая свобода: знак лишается четкого места в тексте, в дискурсе, в сознании. Прототипическое персональное значение знака freedom-. (1) freedom of choice (Билль о правах, Франклин; конституция США, Джефферсон; свобода выбора человека как
архитектора собственной судьбы); (2) freedom as understanding your mission in this world (Лютер; свобода в соответствии с божьим призывом) отходит от означающего и заменяется коллективным.
Так, новая семантика freedom, детерминируемая синтаксисом, складывается следующим образом: (1) what America has been fighting for throughout its history (свобода - предмет борьбы Америки на всем протяжении ее истории; это значение проводится при участии знаков прецедентных феноменов: свобода есть то, за что Америка боролась с фашизмом, коммунизмом, тоталитаризмом, во Вьетнаме, Корее и т.д.1); (2) America's mission and America's calling (это миссия Америки и ее призвание). Новая прагматика обусловлена связями со знаками sacrifice, to fight и to defend: Americans must defend freedom (свобода требует защиты), freedom is worth of sacrifice and service (свобода требует жертвы и служения), we must fight for freedom (за свободу необходимо бороться).
Технологической закономерностью размещения знака freedom, а также синонимизируемых с ним justice, peace становится закрепление отношений с знаками, возникновение которых можно полагать естественным в условиях общей интенциональности социума этого времени культуры - to defend, to protect, safety, security. Бесспорно, что это очень технологичный ход - связать в сознании целевые смыслы с экзистенциальными ценностями, логически активировавшимися в контурах времени культуры «After 9/11»: The name of today's military operation is Enduring Freedom. We defend not only our precious freedoms, but also the freedom of people everywhere to live and raise their children free from fear (Oct. 7,2001).
Военная операция Enduring Freedom как материализованная борьба ценностей переводит восприятие ситуации совсем в другую плоскость. Америка - защитница Свободы, и все военные действия, в которых участвовала Америка - это борьба за освобождение стран и континентов от угнетателей свободы: The men and women of the United States Armed Forces have made great sacrifices to defend our Nation. They have triumphed over brutal enemies, liberated continents, and answered the prayers of millions around the globe (April 5,2007).
Примечательной особенностью дискурса «After 9/11» становится намеренное смешение двух моделей времени и истории - цикличной и линейной, что, как предполагается, служит конкретным целям манипуляции. С одной стороны,
1 Знаки прецедентных феноменов, играющие огромную роль в системе правовых ориентиров американского социо-культурного сообщества, выполняют манипуляционнуго функцию в дискурсе «After 9/11». Прецедентные феномены Nazism, Fascism, Communism, Totalitarianism, Lenin, Hitler, Pol Pot, Pearl Harbor, the Cold War, Holocaust, Genocide, Gulags, the Cultural Revolution, Vietnam, Korea, the Second World War, North Africa, Normandy, Iwo Jima, Inchon, Khe Sanh, Kuwait, the Korea War, the Gulf War, Kosovo, the Berlin Airlift etc. связаны знаком-интерпретантой fighting for freedom / defending freedom. Генерируется интерпретанта внешней политики США, которую можно сгруппировать в виде сложного силлогизма: Все враги Америки в прошлом, настоящем и будущем есть враги Свободы. С врагом Свободы нужно бороться. Борьба с врагами Америки есть борьба за Свободу. Следовательно, Америка все время борется за Свободу.
совокупность событий выстраивается вдоль линии времени, при этом логика единой причины / цели всех событий в истории заключается в борьбе против врагов свободы: Throughout our history, we have gone through tough moments and we have come out stronger on the other side. We've been guided by our belief that freedom is not an American privilege, but a value that belongs to all mankind (March 6,2007).
С другой стороны, постоянно конструируется цикл, организуемый единым кодом мироустройства FREEDOM (те или иные формы существования прошлого повторяются в настоящем, будущее определяется исходя из единого дискурсивного круга): And yet this fight we have joined is also the current expression of an ancient struggle - between those who put their faith in dictators, and those who put their faith in the people... We don't know the coursc of our own struggle will take, or the sacrifices that might lie ahead. We do know, however, that the defense of freedom is worth our sacrifice, we do know the love of freedom is the mightiest force of history, and we do know the cause of freedom will once again prevail (Nov. 11, 2005). Как можно убедиться, грань между линией и кругом исчезает именно в точке freedom. Вероятно, таким образом синтезируется сила воздействия факторов апелляции к архаичному сознанию и псевдологике.
Технологическими инструментами, позволяющими навязать единое идеологическое поле наблюдения «Fighting for Freedom», в которое субъект втягивается, как только принимает набор и порядок знаков экспертного сообщества, выступают: а) дейктические якоря (грамматическое время глагола, указательные местоимения, артикли); б) знаки «to see» и «to know», удостоверяющие происходящее на шкале событие - факт - оценка как наиболее достоверное - мы сами все видели (видим) - поэтому мы знаем - следовательно, можем оценивать (Yet we can have confidence in the outcome, because we have seen freedom conquer tyranny and terror before); в) дискурсные ритуалы непрерывности (and now as then, once again, as before) и г) маркеры тождественности миров (similar, like, the same as, just as), обеспечивающие слияние возможных миров; д) дискурсивные скрепы (and, only, but), направляющие дискурсию.
В нашей работе мы постоянно апеллируем к технологичности рассматриваемого дискурса. Действительно, технология, которой присуща постоянно воспроизводимая технологическая цепочка (элемент А —► элемент Б —» элемент N) и определенный алгоритм, полагается одним из ключевых понятий для данного исследования. Проведенный в работе совокупный анализ эмпирического материала позволил выявить ряд манипуляционных семиотических технологий, основа которых лежит в характерном синтаксисе.
1. Технология остраннения
Возрождая и переосмысляя понятие «остраннения», введенное русскими формалистами (творец отвлекает знак от привычных контекстов), можно утверждать, что технология остраннения универсальна для манипуляции. В отличие от творческого остраннения как нетривиального сдвига значения при манипуляциогаюм остраннении манипулятор копирует набор форм контекста исключительной культурной важности, но задает иные параметры их взаимодействия. Иными словами, используя потенциал переживания, связанный с исходным контекстом, он с помощью синтаксиса фиксирует новый семиотический
опыт, нарушающий естественное движение семиозиса. Как доказывают результать исследования, игнорирование линии семантики, . связующей контексть интерпретации, и прагматического заряда знака, т.е. роли этого знака для этно- шп социокультурного сообщества, приводит к полной потере знания, закрепляемого з, знаком в культуре, и исчезновению объекта знака.
Весьма иллюстративен следующий пример. В Дейли Телеграф от 27 ноябр 2007 года находим краткую заметку «Have a merry Kitchmas with these questionabl gifts». Статья поднимает вопрос о сомнительных подарках на Рождество, в числ которых входит подушечка для иголок в форме святого Себастьяна. Знак классической конфигурации St Sebastian - христианский святой, который свое" мученической смертью доказал силу и могущество веры - в развлекающе контексте, который сохраняет видимость формы исходной конфигурации (Свято" Себастьян традиционно изображается пронзенным стрелами, в то время ка симулякр Святого представляется пронзенным иголками: arrows —+ pins), подменяется симулякром.
Другое важное применение технология остраннения находит при осуществлении стратегии симулятивной прецедентной преемственности контексто (слияние возможного мира, организованного вокруг прецедентного феномена, возможного мира настоящего в единый конструируемый мир, в центре которог лежит целевая интерпретанта). Здесь всегда идет речь о манипуляционной реактуализации времени культуры.
Приведем пример из дискурса «After 9/11»: In New York, the terrorists chose as their target a symbol of America's freedom and confidence. Here, they struck a symbol о our strength in the world. And the attack on the Pentagon, on that day, was more symbolic than they knew. It was on another September 11th - September 11th, 1941 - that construction on this building first began. America was just then awakening to another menace: The Nazi terror in Europe. And on that very night, President Franklin Roosevelt spoke to the nation. The danger, he warned, has long ceased to be a mere possibility. The danger is here now. Not only from a military enemy, but from an enemy of all law, all liberty, all morality, all religion (Oct. 11,2001).
Прежде чем обратиться к исходному дискурсу - к речи Франклина Рузвельта от 11 сентября 1941 года, стоит убедиться, что возможный мир, организованный вокруг прецедента «September 11th, 1941», и возможный мир «After 9/11» выявляют абсолютно идентичные признаки:
«September 11th, 1941»: another September 11th, America was awakening to another menace; the danger (the Nazi terror).
«September 11th, 2001»: wc are a country awakened to danger; the danger (the evil of terrorism).
Правомерно заключить, что при сохранении единства наполняемых ими форм миры соединяются с помощью знака the danger. Знак the danger можно охарактеризовать как твердый десигнатор, сохраняющий свой референт во всех возможных мирах прошлого и настоящего: The danger, he warned / The danger is here now. Об этом свидетельствует дейктический показатель знака определенный артикль the - артикль единственности, употребляемый для обозначения конкретного объекта.
Уместно остановиться на задаваемом поле наблюдения: создается каноническая речевая ситуация «здесь и сейчас» (Апресян 19956; Падучева 2000), в которой идентифицируется объект, возводимый к знаку the danger. Знание о существовании этого объекта и его свойствах якобы совпадает и у говорящего, и у слушающего, и не может быть оспорено в силу пресуппозиции вхождения в единое поле наблюдения. Наличие знака в едином базисе понимания обосновано также апелляцией к прецедентному феномену «September 11th, 1941», который на деле по всем своим признакам является лишь зеркальным отражением ситуации в настоящем — «another September 11th» (мир борьбы с нацизмом и мир борьбы с терроризмом объединяются).
Рассмотрим исходный контекст размещения знака the danger в речи Рузвельта: «The Nazi danger to our Western world has long ceased to be a mere possibility. The danger is here now - not only from a military enemy but from an enemy of all law, all liberty, all morality, all religion»; «We have sought no shooting war with Hitler. We do not seek it now. But neither do we want pcacc so much, that we are willing to pay for it by permitting him to attack our naval and merchant ships while they are on legitimate business. It is no act of war on our part when we decide to protect the seas that are vital to American defense»; «a deadly menace to the commerce of the United States, to the coasts of the United States, and even to the inland cities of the United States».
Итак, нет необходимости доказывать, что, эксплуатируя форму исходного контекста времени культуры Второй мировой войны и заявленные ценности {law, liberty, morality, religion), Дж. Буш добивается видимости преемственности контекстов при опоре на знак the danger и имплицируемые им defense, to protect. Но у Рузвельта опасность интенционально направлена на объект фашистские подводные лодки в водах Атлантического океана, представляющие опасность коммерции США и ее безопасности, и поле переживания в целом разворачивается вокруг «вынужденной защиты водного пространства». Напротив, у Буша это опасность для американских ценностей, а центральным переживанием становится «необходимость защиты американских ценностей». 2. Параллельные конструкции
а) Согласно данной технологии организуются синтаксически и / или лексически параллельные конструкции. Это выводит целевые знаки в сильную позицию и закрепляет их симулятивную референтную тождественность как эффект искусственно созданного прозрачного контекста. Параллельные конструкции могут быть как в пределах одного отрезка текста, так и разных текстов.
Проанализируем пример: Terrorist attacks can shake the foundations of our biggest buildings, but they cannot touch the foundation of America. These acts shatter steel, but they cannot dent the steel of American resolve (Sept. 20,2001).
Две следующих друг за другом части высказывания выстраиваются зеркально: can shake the foundations of our biggest buildings - cannot touch the
foundation of America (can) shatter steel - cannot dent the steel of American resolve. При этом: 1) конец дублирует начало, добавляется лишь значение отрицания (сап - can not);
2) первая часть высказываний соотносит восприятие с физическим окружением (разрушен фундамент самых высоких зданий, пошатнулась их стальная мощь), к которому прилагается модальный оператор сап. Вторая часть (компоненты высказывания, стоящие в сильной позиции) - с Миром Ценности (невозможность пошатнуть фундамент Америки, разрушить крепкую как сталь решимость Америки); модальный оператор can not;
3) соотношение компонентов первой части (здания и сталь их конструкций) обуславливает закрепление связи компонентов второй части (решимость и фундамент Америки).
Единая синтаксическая организация предложений, а также характерный синтаксис (shake foundation biggest buildings; terrorist attacks - these acts; shake-shatter), закрепляющий смысловое единство высказывания на уровне звука, приводят к референциальной тождественности именных групп: the foundation of America = the steel of American resolve.
б) Параллельные конструкции могут употребляться и для создания обратного эффекта: одинаково выстроенные конструкции с рядом совпадающих форм демонстрируют разность референтных отсылок выведенных в сильное положение знаков, противопоставляют «хороший» мир и семиотический «антимир».
Throughout history, other armies have sought to conquer Afghanistan, and they failed. Our military was sent to liberate Afghanistan, and you are succeeding (Dec. 7, 2001).
В противопоставление to conquer vs. to liberate закладываются разные когнитивные сценарии:
То conquer (to take possession and control of a country, city, etc. by force) включает 1) агента (армии других государств), выступающих в роли агрессоров; 2) объект воздействия - страну (Афганистан), предстающую в роли жертвы; 3) цель действий по осуществлению данного сценария - это нарушение суверенитета страны; 4) действия, направленные на достижение цели - это силовые действия (force), что подразумевает нарушение воли страны, подвергающейся агрессии, а также то, что действия разворачиваются в контексте взаимодействия с физическим миром; 5) итог действий - поражение. Все компоненты данного сценария позволяют оценить знак to conquer как безусловно негативный.
То liberate (to free sb from a situation in which they are restricted in some way) включает 1) агента (американские войска), выступающего в роли спасителя; 2) объект воздействия - страну (Афганистан), предстающую в роли спасаемого; 3) цель действий по осуществлению данного сценария - освободить страну от воздействия каких-то сил, не позволяющих ей нормально функционировать; 4) действия, направленные на достижение цели - это действия, разворачивающиеся принципиально в Мире Ценностей (liberty, freedom, to free); 5) итог действий -успех. Все компоненты этого сценария позволяют оценить знак to liberate как безусловно положительный.
3. Технология повтора
а) Производится удвоение знака на уровне содержания (итерация семы), цель которого при видимости разнообразия семантики (употреблены разные формы)
эффективно вывести необходимый смысл в поле переживания: freedom and liberty, time and eternity, to judge or justify.
Разберем дизъюнкцию to judge or justify-. History will record our response and judge or justify every nation in this hall (Nov. 10, 2001). Традиционно союз or предполагает альтернативу взаимоисключающих друг друга знаков. В данном контексте аллитерирующие знаки не противоположны по значению, а создают видимость альтернативы, которой, в сущности, нет. Так, to judge означает, в большей степени, процесс вынесения суждения (рассмотрение за и против), a to justify - результат, подразумевающий демонстрацию правоты кого-либо. Получается, что знак со значением оправдать (показать, что прав) употреблен дважды: to judge or justify - решить прав / неправ ИЛИ решить прав. Аргументом в пользу этой точки зрения является также то, что judge и justice в именной функции -синонимы (судья).
б) Происходит дублирование конфигурации форм, создающее эффект логической связи знаков, выведенных в сильную позицию. Так, результатом технологической цепочки - The United States Military Academy is the guardian of values that have shaped the soldiers who have shaped the history of the world, становится целевая интерпретанта знака history - it has been shaped by American values.
в) Осуществляется повторение формы в разной последовательности (шра формой), которое позволяет обеспечить устойчивую фиксацию знаков в сознании: Whether we bring our enemies to justice or bring justice to our enemies, justice will be done (Sept. 20, 2001).
4. Технология закрепления симулятивного твердого десигнатора
При реализации данной технологии закрепляется особая связь между знаками, которая ведет к возможности определить их как жесткие десигнаторы, якобы отсылающие к единому объекту во всех возможных мирах. Твердый десигнатор становится псевдоаргументом преемственности конструируемых миров. В качестве примера приведем следующее высказывание из дискурса «After 9/11»: ...the killers choose their victims indiscriminately... And the civilized world knows very well that other fanatics in history, from Hitler to Stalin to Pol Pot, consumed whole nations in war and genocide before leaving the stage of history. Evil men, obsessed with ambition and unburdened by conscience, must be taken very seriously - and we must stop them before their crimes can multiply (Nov. 11, 2005).
Прецедентные феномены - Hitler, Stalin, Pol Pot - имена собственные, сохраняющие свои референты во всех возможных мирах. Это, бесспорно, твердые десигнаторы. Можно утверждать, что, организуя синтаксическую связь последних с знаками fanatics, evil men, the killers, Буш проводит их как необходимо истинные свойства прецедентов. По этой причине fanatics, evil теп предстают как твердые десигнаторы, составляющие необходимо истинное утверждение тождественности с другими твердыми десигнаторами Hitler, Stalin, Pol Pot. Нетрудно видеть, в чем заключается подмена: знаки fanatics и evil теп — референциалыю неверифицируемые - приобретают симулятивный твердый референт во всех возможных мирах, способами идентификации которого служат дескриптивы «навязчивые цели» и «отсутствие совести». В рассмотренном примере дейктическая отсылка - to stop them, в которой them (а личные местоимения самые мощные
элементы дейксиса; см. Падучева 1985) отсылает к fanatics, evil теп, еще pa подчеркивает единую точку схождения разных возможных миров.
Подобные псевдоаргументы преемственности миров, употребленные дл идентификации объекта - антагониста Америки, способны осуществить слияни любого мира с конструируемым во времени культуры «After 9/11» миром «Fightin for Freedom». Примечательно, что в условиях отсутствия четких критериег идентификации этих объектов декларируется действие по отношению к ним - t stop. Хотя справедливо будет отметить, что и это действие не соотносимо контекстом физического окружения объектов, так как признаки, способные описат конкретные шаги, направленные на воспрепятствование активности «злодеев», н раскрываются.
5. Кольцевая связь
Технология закрепляет необходимую связь элементов цепочки с помощы замыкающихся в круг звеньев (местоимений, глаголов), которые образую i ритмичную конструкцию: То all the men and women in our military, every sailor, even, soldier, every airman, every Coast Guardsman, every Marine, I say this: Your mission i defined. The objectives are clear. Your goal is just (Oct. 7, 2001). Схематично данно технологичное высказывание можно представить следующим образом: to all ..., every..., every..., every..., every..., every...: your / the / your - [mission / objectives goal] - is /are / is - [defined / clear /just], где в квадратных скобках стоят аргументы, замена которых легко осуществима в пределах данного функциональной алгоритма.
Выполненное исследование открывает перспективы дальнейшего анализа лингвосемиотических параметров современного дискурса, что позволит проследить эволюцию человека и то, как меняется коммуникация.
Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:
1. Смирнова, У. В. Лингвистические аспекты знака в обществе постмодерна [Текст] / У. В. Смирнова // Вестник Красноярского государственного университета. Гуманитарные науки. - Красноярск, 2006. - № 6/2.-С. 59-63(0,5 п.л.).
2. Смирнова, У. В. Прецедентные феномены как инструмент манипуляции [Текст] / У. В. Смирнова // Вестник Иркутского государственного лингвистического университета. Сер. Филология. - Иркутск, 2008. - № 2. - С. 131-136 (0,6 п.л.).
3. Смирнова, У. В. Исчезновение субъекта высказывания в дискурсе постмодерна [Текст] / У. В. Смирнова // Аргументация vs манипуляция: Вестник Иркутского государственного лингвистического университета. Сер. Коммуникативистика и коммуникациология / отв. ред. проф. А. М. Каплуненко. -Иркутск, 2007. - № 5. - С. 139-150 (0,7 пл.).
4. Смирнова, У. В. Псевдореференция как лингвистическая особенность знака постмодерна [Текст] / У. В. Смирнова // Современные коммуникационные технологии в изменяющемся мире: Вестник Иркутского государственного лингвистического университета. Сер. Коммуникативистика и коммуникациология / отв. ред. проф. Г. С. Баранов. - Иркутск, 2007. - № 6. - С. 240-246 (0,45 п.л.).
5. Смирнова, У. В. Новый взгляд на «дисфемизм», «эвфемизм» и (политическую корректность» [Текст] / У. В. Смирнова // Проблемы онцептуальной систематики языка и речевой деятельности: материалы 2-й сероссийской научной конференции. — Иркутск, 2008. - С. 297-300 (0,15 п.л.).
Отпечатано в типографии ООО «Форвард», 664003, г. Иркутск, ул. Киевская, 2. Тел.: (3952) 200-177,200-196. Тираж 120 экз. Заказ 1/24-10/4
Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Смирнова, Ульяна Викторовна
ВВЕДЕНИЕ.'.
ГЛАВА I. СИМУЛЯКР КАК ЗНАК, ДЕТЕРМИНИРУЮЩИЙ СЕМИОЗИС ПОСТМОДЕРНА
1,1 I I
1.1. Этапы эволюции знака.
1.1.1. Знак как тождество объекта и имени.
1.1.2. Знак как различие объекта и имени.
1.1.3. Знак как различение объекта и имени.
1.2. Время культуры и структура семиозиса, характеризующая временной период N.
1.2.1. К постановке проблемы определения понятия «время культуры».
1.2.2. Содержание понятия «время культуры».
1.2.3. Лингвосемиотический анализ времени культуры «After 9/11».
1.2.3.1. Общая характеристика времени культуры «After 9/11» в США.
1.2.3.2. Семантические и прагматические особенности знаков resolve и responsibility в контексте времени культуры
After 9/11».
1.2.3.2.1. Знак resolve', манипуляционное взаимодействие Мира Действия и Мира Ценности.
1.2.3.2.2. Знак responsibility, формирование ценностного ядра манипуляционного дискурса.
1.2.3.3. Два времени культуры - «После Беслана» и «After 9/11»: сравнение основных лингвосемиотических параметров.
1.2.3.3.1. Общая сравнительная характеристика.
1.2.3.3.2. Ответственность vs. Responsibility: противопоставление символьных параметров симуляционным.
1.2.3.3.3. Вызов vs. Calling: еще один пример противопоставления Мира Действия Миру Ценности.
1.2.3.3.4. Прецедентные феномены, или реактуализация дискурсов ключевых исторических событий.
1.2.3.3.5. Культурная обусловленность стратегий президентов В.В. Путина и Дж. Буша-мл.
ВЫВОДЫ ПО ПЕРВОЙ ГЛАВЕ.
ГЛАВА II. ЛИНГВИСТИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ СИМУЛЯКРА В ДИСКУРСЕ ПОСТМОДЕРНА
2.1. Интерпретация знака с точки зрения схем Ф. Соссюра и Ч. Пирса: попытка научной интеграции.
2.1.1. Характеристика взаимодействия интерпретанты и означаемого.
2.1.2. К определению объекта (референта).
2.2. Лингвистические характеристики симулякра в свете пирсовской триады.
2.2.1. Лингвистические свойства симулякра с точки зрения репрезентамена.
2.2.1.1. Этапы изменения знака: классический знак - миф - симулякр.
2.2.1.1.1. Отчуждение означаемого от означающего.
2.2.1.1.2. Исчезновение мотивированности знака.
2.2.1.1.3. Кодируемость знака и дискурсивная матрица как система взаимных отсылок симулякров в условиях симуляционного функционирования.
2.2.1.2. Преобладание синтаксических параметров знака.
2.2.1.2.1. Уточнение дескрипции «синтаксис как порядок знаков».
2.2.1.2.2. Ритм и рифма как характеристики симуляционного синтаксиса.
2.2.1.2.3. Манипуляционные параметры синтаксиса: пример дискурса «After 9/11».
2.2.2. Лингвистические особенности знака с точки зрения интерпретанты.
2.2.2.1. К определению роли интерпретанты в процессе семиозиса.
2.2.2.2. Преобладание оценочного содержания над предметно-л огическим.
2.2.2.3. Остраннение как нарушение преемственности контекстов.
2.2.2.3.1. Уточнение понятия «остраннение» для целей анализа постмодернистского дискурса.
2.2.2.3.2. Анализ технологии остраннения (на примере британского массмедийного дискурса).
2.2.3. Лингвистические характеристики симулякра с точки зрения объекта.
2.2.3.1. К понятию псевдореференции.
2.2.3.1.1. Определение термина «псевдореференция».
2.2.3.1.2. Референция vs. Псевдореференция.
2.2.3.1.3. «Мираж» референта.
2.2.3.2. Два примера псевдореференции.
2.2.3.2.1. Псевдореферент The Evil Empire.
2.2.3.2.2. Псевдореферент The Terrorist Surveillance Program.
ВЫВОДЫ ПО ВТОРОЙ ГЛАВЕ.
ГЛАВА III. СИМУЛЯТИВНАЯ СЕМИОТИЗАЦИЯ ИСТОРИИ И СИМУЛЯТИВНАЯ СЕМИОТИЗИРОВАННАЯ ИСТОРИЯ (АНАЛИЗ ЛИНГВИСТИЧЕСКИХ АСПЕКТОВ МАНИПУЛЯЦИИ В ДИСКУРСЕ «AFTER 9/11»)
3.1. История res gestae vs. История rerum gestarum.
3.2. Симулятивный контекст знака history.
3.2.1. Взаимодействие знаков history и America в дискурсе
After 9/11».
3.2.1.1. Формирование «прозрачного контекста» в интенциональном поле History's Call (История — сила, призывающая Америку к действию).
3.2.1.2. Симулятивное функционирование знаков в контексте идеологической максимы America has shaped the history of the world (Америка — активная сила, сформировавшая историю мира).
3.2.2. Взаимодействие знаков history и God.
3.2.3. Взаимодействие знаков histoiy и freedom.
3.3. Время, память и безвременье. Формирование знака 9/11.
3.4. Знак danger как рубеж нового времени культуры.
3.5. Прецедентные феномены как инструмент манипуляции в дискурсе
After 9/11».
ВЫВОДЫ ПО ТРЕТЬЕЙ ГЛАВЕ.
Введение диссертации2008 год, автореферат по филологии, Смирнова, Ульяна Викторовна
Целью настоящей диссертации является лингвосемиотический анализ симулякра в контексте времени культуры.
Теоретической базой работы являются: 1) по семиотическим основаниям — французский структурализм (Р. Барт, Ж. Бодрийяр, Ф. Гватарри, Ж. Делез, Ж. Деррида, Ю. Кристева, Ж. Лакан, М. Фуко); 2) по когнитивно-дискурсивным основаниям - теория дискурса, теория Наблюдателя, теория возможных миров.
Французская семиотическая школа возрождает онтолого-философское понятие «симулякр», идущее от Платона и определяемое как «копия копии» или «пустая форма», и использует его для описания постмодернисткой «реальности» (Ж. Бодрийяр, Ж. Делез, Ж. Деррида, Ю. Кристева). Онтологические характеристики постмодерна имеют сильную аксиологическую окраску: это «безвоздушное гиперреальное пространство», которое наводняется фиктивными «пустыми» новообразованиями. Освобождаясь от своих идей и концепций, от сущности и ценности, от происхождения и предназначения, вещи, знаки, действия неизбежно вступают на путь бесконечного самопроизводства при полном исчезновении смысла и при полном безразличии к собственному содержанию (Ж. Бодрийяр). Как следствие, происходит уничтожение устойчивых социальных практик и их замена калейдоскопически сменяющимися кодами прочтения «реальности» в виде дискурсивных матриц. Коммуникация подменяется коммуницированием (С.В. Лещев, И.А. Мальковская). Так, вся человеческая культура подвергается дроблению.
Неизбежно та же самая «фрагментация» происходит с человеком, естественной средой существования которого является язык и культурное пространство, им создаваемое. Разрушение личности и исчезновение субъекта высказывания описывается в терминах «смерти автора» (Барт 1989; Кристева
1998а; 19986), превращения человека в «машину желаний» внутри социального поля желания (Делез 1990), человека как «фиктивного элемента», «симулятивной модели» (Бодрийяр 2001; 2006), «призрака, возникающего в зеркале знаков» (Лакан 1999). Но все эти термины, по сути, восходят к единому тезису французской школы об «отчуждении» автора / интерпретатора от знака, или, другими словами, о знаке, освобождаемом от бремени быть связанным автором. Так, формулируемая Соссюром автономность знака предстает в ином исследовательском свете.
Подчеркнем, что в работах исследователей «отчуждение» человека признается неотъемлемым параметром манипуляции (Бабюк 2005; Баландина 2006; Ермаков 1995; Кулев 2004; Ларионов 2006; Лисова 2005), хотя последняя напрямую не связывается с состоянием знака эпохи постмодерна. Представляется, что симулякр и манипуляция1 соотносятся как средство и процедура. Действительно, исходя из возможности трактовать человека как знак: «Слово (или знак), употребленное человеком, есть сам человек» (Пирс 2000а: 49), понятие «отчуждение человека» можно выразить в семиотических терминах как differance Дерриды или отстояние означающего от означаемого.
Изучение лингвистических характеристик симулякра требует привлечения теории дискурса (Борботько 2006; Демьянков 1982; Дейк 1988; 1989; Плотникова 2000; Степанов 1995), теории Наблюдателя (Апресян 19956; Верхотурова 2008; Кравченко 2001; Матурана 2001; Падучева 2000, см. также сб. статей Язык и познание 2006), теории возможных миров (Гуссерль 1998; Хинтикка 1990; Kripke 1998). Все эти понятия гармонично вписываются в исследование в связи с тем, что дискурс является механизмом образования, внедрения и закрепления симулякра. Возможные миры,
1 За базовое в настоящей работе принимается определение манипуляции, данное A.M. Каплуненко: «манипуляционный дискурс представляет собой макроречевой акт, иллокутивная цель и пропозициональные установки которого в Мире Действия не согласуются — вплоть до противоречия — с иллокутивной целью и пропозициональными условиями, приписанными аналогичному макроречевому акту в Мире Ценностей» (Каплуненко 20076: 5). плюралистичность которых в постмодерне декларируется «принципиальной» (Мамчур 2000: 229), разворачиваются с помощью знаков. Наблюдатель-Говорящий со своими знаниями об этом мире, верой и ценностями располагается в центре возможного мира.
Нетрудно предположить, что Наблюдателю, обладающему набором знаков, с помощью которых описываются границы его поля наблюдения1, можно навязать язык описания системы, а следовательно, задать параметры и пределы самой системы. Таким образом, проблему «отчуждения субъекта» возможно рассмотреть еще и с этой стороны. Ведь по У. Матурана, все, что характеризует среду, характеризует и наблюдателя (Матурана 2001). Поэтому, задавая способы и средства категоризации «действительности», манипулятор сдвигает субъект в необходимую ему точку наблюдения, результатом чего является имитация субъектности.
Но такой «отчужденный» в необходимую кому-то идеологическую точку наблюдения Наблюдатель уже не может рассматриваться с точки зрения биосистемы; это конструируемый субъект, лишенный «своего места и своего мгновения вглядывания» (Флоренский 1990: 92). «Это - наблюдатель, который от себя ничего не вносит в мир, даже не может синтезировать разрозненные впечатления свои, который, не приходя с миром в живое соприкосновение и не живя в нем, не осознает и своей собственной реальности, хотя и мнит себя, в своем горделивом уединении от мира, последней инстанцией.» (там же).
На формирование идеологии и методологии работы влияние также оказали работы Ю.М. Лотмана и У. Эко.
Объектом настоящего исследования является дискурс президента США Дж. Буша-мл., производимый после событий 11 сентября 2001 года в Америке (выступления с 2001 по 2007 гг.). Для иллюстрации теоретических
1 «Чтобы эффективно анализировать параметры границы биосистемы наблюдатель должен обладать средствами наблюдения (сенсорами) и средствами описания наблюдаемого» (Конясв 2000: 36). положений в работе также исследовались тексты газеты The Daily Telegraph (2007-2008 гг.) и журнала Week (2007-2008 гг.). Выбор объекта исследования обусловлен тем, что в данном типе дискурса (массмедийном) лингвистические характеристики симулякра выявляются наиболее отчетливо. Его можно считать прототипическим манипуляционным дискурсом. Общий объем проанализированного материала - более 3000 диагностических контекстов.
В качестве предмета исследования выступают лингвистические свойства симулякра и технологии1 его запуска2.
Мы исходим из гипотезы о том, что симулякр непосредственно участвует в процессе манипуляции сознанием. Манипуляционная деятельность, связанная с запуском симулякров, имеет определенную специфику, находящую проявление на уровне синтактики, прагматики и семантики знака. Определяющей является синтактика знака. Семантика и прагматика проводятся через синтаксис.
В соответствии с выдвинутой гипотезой и поставленной целью в диссертации ставятся следующие задачи:
1. дать общую характеристику современного состояния знака (симулякра) исходя из эволюции конфигураций знака, связываемых рядом ученых с моделями мышления (эпистемами);
2. обосновать проблему необходимости формулировки понятия «времени культуры», в связи с чем: а) показать взаимосвязь понятий «эпистема», «знак», «время культуры»; б) выявить основные характеристики времени культуры N;
1 Понятие «технология», являющееся одним из ключевых для данного исследования, представляет собой иное измерение, нежели стратегия и тактика. Технологии присуща постоянно воспроизводимая технологическая цепочка (элемент А —* элемент Б —*■ элемент N) и определенный алгоритм, который поэтапно реализуется вплоть до достижения стратегической цели.
2 Несмотря на метафоричность понятие «запуск» представляется отражающим технологическую природу действий с симулякром наиболее полным образом. в) выработать алгоритм описания времени культуры N; г) охарактеризовать время культуры в Америке после 11 сентября 2001 года на примере дискурса-репрезентанта «After 9/11»;
3. выявить лингвистические особенности симулякра в свете научно-интегрируемой схемы знака на базе семиотических теорий Ф. Соссюра и Ч. Пирса;
4. выявить основные технологии по запуску симулякра в ходе анализа англо-американского массмедийного дискурса.
В работе используются следующие методы, интерпретирующий подход и интроспективный анализ. Основные методы исследования дополняются методом концептуального анализа, методом пропозиционального анализа, методом моделирования когнитивных сценариев.
Актуальность исследования, предпринятого нами в этом направлении, объясняется слабой изученностью лингвистических свойств симулякра как знака, с одной стороны, детерминирующего процесс семиозиса эпохи постмодерна, с другой стороны, характеризующего процесс манипуляции сознанием. Исследования в области семиотических характеристик дискурса постмодерна и манипуляционного дискурса весьма не многочисленны. Достижение значимых результатов в заявленном направлении способно положить начало разработке нового направления в лингвистике -лингвистической теории манипуляции, которая — в контексте всеобщей тенденции к интеграции и универсализации знания - синтезирует познания в области семиотики и когнитологии.
Новизна диссертации состоит в том, что ней впервые предпринимается попытка комплексного анализа лингвистических свойств симулякра и выявления семиотических технологий манипуляции на материале англоамериканского массмедийного дискурса. Возможность наиболее полно охарактеризовать симулякр появляется в связи с научной интеграцией схем
Соссюра и Пирса, переосмысляющей понятия означаемого и интерпретанты в свете понятий феноменологического и структурального знания. Разработано понятие «время культуры N», выработан и апробирован необходимый и достаточный алгоритм для его удовлетворительного описания. Наконец, разработано понятие «псевдореференция» и уточнены понятия коммуницирования, симулякра, интерпретанты, дискурсивной матрицы, кода, синтаксиса, остраннения.
На защиту выносятся следующие положения:
1. Означаемое есть структуральное знание, закрепляемое за знаком в процессе естественного развития семиозиса, в то время как интерпретанта есть феноменологическое знание. При симулякризации знака происходит деформация естественно сложившейся связи между означаемым и означающим, приводящая к возможности навязать с помощью характерного синтаксиса произвольную целевую интерпретанту, выдаваемой за личностную. Следствием употребления симулякра, выявляемым в процессе анализа англо-американского массмедийного дискурса, становится исчезновение объекта, подменяемого псевдообъектом.
2. Формулируемыми в результате анализа дискурса лингвистическими свойствами симулякра становятся абсолютная синтаксическая свобода размещения формы и подавление интерпретанты оценкой, которая исходит не из предметно-логических характеристик объекта, а из интенций манипулятора. При этом объект характеризуется псевдореференцией как намеренной отсылкой к якобы существующим в контексте взаимодействия с физическим миром объектам, «миражи» которых воссоздаются силами дискурсии в отрыве от Мира Действия.
3. При всем разнообразии технологий запуска симулякра выявляется главенствующая роль синтаксиса, через который проводится семантика и прагматика знака. Под синтаксисом целесообразно понимать выбор и порядок знаков, закрепляемый с помощью повтора, ритма, рифмы (как наиболее сильного проявления ритма), аллитерации. При этом технологические закономерности не зависят от контекста ситуации и исторического сознания и всецело определяются характером синтаксического манипулирования знаком (воспроизведением технологической цепочки), нарушающим преемственность контекстов интерпретации. Прототипически сильным дискурсом, демонстрирующим эффект исчезновения субъекта высказывания, является «After 9/11», который стал воплощением особого времени культуры с конца 2001 г. до середины 2005 г.
4. Время культуры «After 9/11» в Америке, анализируемое на примере дискурса-репрезентанта символического лидера нации Дж. Буша-мл., выявляет ряд знаковых доминант, особенностью которых является отход от сложившихся в процессе естественного развития семиозиса семантики и прагматики и установление многочисленных синтаксических связей с другими знаками. В целом время культуры «After 9/11» мифологизируется вокруг центрального знака-интерпретанты «Fighting for Freedom».
5. Анализ эмпирического материала свидетельствует о сложных процессах симулятивной семиотизации, которые претерпевают время и история в дискурсе «After 9/11». Основной тенденцией признается вписывание всех исторических событий, так же как и прецедентной ситуации 11 сентября 2001 года, в единый код мироустройства FREEDOM.
Теоретическая значимость работы состоит в перспективном синтезе основных семиотических и когнитивных понятий. Представляется, что такая целенаправленная интеграция, проблема которой поднимается в научном мире, ведет к получению нового целостного исследовательского инструмента, предназначенного для адекватного понимания, описания и объяснения лингвистических процессов эпохи постмодерна.
Практическая значгшостъ диссертационного исследования состоит в том, что его основные положения могут найти применение в преподавании вузовских курсов теории речевого воздействия, теории коммуникации, когнитивной лингвистики, дискурсивного анализа, стилистики, интерпретации текста, межкультурной коммуникации. Результаты и материалы исследования могут быть использованы при руководстве курсовыми и дипломными работами студентов, при создании учебных пособий по теории и практике английского языка, а также в разработке спецкурсов соответствующего профиля.
Апробация работы. Основные результаты исследования обсуждались на кафедре перевода, переводоведения и межкультурной коммуникации Иркутского государственного лингвистического университета (2008 г.), а также на семинарах в системе учебы аспирантов ИГЛУ (2006-2008 гг.). По теме диссертации сделаны доклады на конференции, посвященной неделе науки в ИГЛУ (Иркутск, февраль 2008 г.), и на 2-й Всероссийской научной конференции «Проблемы концептуальной систематики языка, речи и речевой деятельности» (Иркутск, ИГЛУ, октябрь 2008 г.). Основные положения работы нашли отражение в 5 публикациях, две из которых в ведущих рецензируемых научных изданиях. Общий объем публикаций составляет 2,4 печатных листа.
По структуре работа состоит из введения, трех глав, заключения, списка использованной литературы, списка принятых сокращений и использованных словарей, списка источников примеров, приложений.
Во введении обосновывается актуальность и научная новизна исследования, формулируются цели и задачи работы, определяется теоретическая база диссертации, перечисляются методы, использованные при анализе языкового материала, и излагаются основные положения, выносимые на защиту.
В первой главе «Симулякр как знак, детерминирующий семиозис постмодерна» характеризуются этапы эволюции знака с точки зрения соотношения объекта и имени; определяется связь эпистемы, знака и культуры, в связи с чем формулируется понятие «время культуры» и, согласно выработанному алгоритму, анализируется дискурс-репрезентант американского времени культуры «After 9/11»; с целью выделения семиотических особенностей дискурса «After 9/11», проведенного на основании анализа речей Дж. Буша-мл., осуществляется анализ дискурса В.В. Путина «После Беслана».
Во второй главе «Лингвистические особенности симулякра в дискурсе постмодерна» производится попытка научной интеграции схем знака Ф. Соссюра и Ч. Пирса; переосмысляются понятия «интерпретанта» и «означаемое» в свете когнитивных понятий структурального и феноменологического знания; рассматриваются лингвистические свойства симулякра; вводится понятие «псевдореференция», уточняются понятия «симулякр», «интерпретанта», «дискурсивная матрица», «код», «синтаксис», «остраннение».
В третьей главе «Симулятивная семиотизация истории и симулятивная семиотизированная история (анализ лингвистических аспектов манипуляции)» рассматривается потенциал манипулирования историей исходя из 1) контекстов размещения знака history, знаков прецедентных феноменов; 2) сконструированного времени дискурса «Fighting for freedom».
В заключении излагаются результаты проведенного исследования, и дается оценка его перспективы.
В приложениях представлены тексты из британской газеты The Daily Telegraph, иллюстрирующие ряд семиотических технологий.
Заключение научной работыдиссертация на тему "Опыт лингвосемиотического анализа симулякра в контексте времени культуры"
ВЫВОДЫ ПО ТРЕТЬЕЙ ГЛАВЕ
В основе манипуляции историей лежит тот факт, что история воспринимается людьми в качестве некого достоверного и действительного исторического опыта. Поэтому знаки истории принимаются за знаки реальных событий. Но объект знака истории находится под вопросом — прошлое, пересказанное нам, не является частью нашего личного опыта и проверить наличие именно этого объекта и именно таких его свойств невозможно.
Идеальной схемой образования знака истории является та, согласно которой участники исторических событий осмысляют их изнутри и становятся творцами множества феноменологических интерпретант, отражающих масштаб личностного переживания исторического события и личностных систем ценностей в контурах данного времени культуры. Означаемому знака истории соответствует структуральное, знание, сложившееся как результат передаваемого из поколения в поколение интерсубъективного исторического опыта. Наряду с означаемым у знака истории может быть выявлена окончательная интерпретанта, коррелирующая с временем культуры N.
Манипуляция знаком истории возможна тогда, когда нарушается полноценный контекст интерпретации: не соблюдается дискурс согласования новой интерпретанты знака, объект которого заменяется сконструированным в условиях целевой манипуляционной матрицы псевдообъектом. Конфигурацию знака истории можно охарактеризовать как знак-миф с непреодолимой тенденцией развития в сторону знака-симулякра.
Главным фактором симулятивной семиотизации истории в дискурсе «After 9/11» становится особая модель времени и истории, с помощью которой события преимущественно разворачиваются в Мире Ценности в отрыве от контекста взаимодействия с физическим миром. Смешивая космологическое и историческое представление времени, Дж. Буш, с одной стороны, выстраивает совокупность событий вдоль линии времени (прошлое - накопленный опыт, настоящее — здесь и сейчас, будущее движение вперед). С другой стороны, он постоянно организует цикл (при помощи твердых десигнаторов, сохраняющих псевдореферент во всех возможных мирах прошлого, настоящего и будущего, маркеров тождественности миров, дискурсных ритуалов непрерывности).
Грань между линией и кругом исчезает в точке freedom, что позволяет предположить, что FREEDOM вводится как единый код мироустройства. Особый фактор организации «остановленного» времени дополняется в дискурсе «After 9/11» псевдологикой: причинно-следственные отношения между событиями устанавливаются исходя из единой причины — love of freedom.
Анализ доказывает, что в дискурсе «After 9/11» субъект сдвигается и закрепляется в заданной идеологической точке наблюдения «We are fighting for freedom» с помощью дейктических якорей (грамматическое время глагола, указательные и личные местоимения) и знаков to see и to know, составляющих шкалу: видели (прецедентное тъ) или видим — знаем (модальность уверенности) — оцениваем.
В процессе анализа выявляется манипуляционная функция прецедентных феноменов. Механизм манипулирования прецедентами включает конструирование симулятивного мира как слияния двух миров — одного, объясняющего текущее положение дел, и другого, организованного вокруг прецедентных феноменов. Единой линией, связующей эти миры, становится симулякр и закрепляемая за ним интерпретанта. Добиваясь эффекта преемственности контекстов, манипулятор верифицирует свой контекст интерпретации знаков и наделяет его необходимой оценкой.
Попадая в поле действия симулякра, знаки прецедентных феноменов, которые всегда являлись эталоном оценки жизненных ситуаций и определяли позицию человека, сами превращаются в симулякры. Так, все представленные в дискурсе прецедентные феномены включены в код мироустройства
FREEDOM и высвечены на горизонте интенциональности как системы ценностей, угнетающие свободу. Единой логике подчиняется и формируемый в дискурсе прецедентный знак 9/11 с характерной интерпретантой freedom itself is under attack.
Знак history активно участвует в процессе манипуляции. В рассматриваемом нами дискурсе он наделяется следующей семантикой: 1) smth that has been shaped by American values (продукт, сформированный американскими ценностями); 2) the agent that has power to call America into action (of defending freedom) (сила, обладающая полномочиями призвать Америку к действиям по защите свободы); 3) the current that runs toward freedom (линия, направленная в исходную / конечную точку развития «Freedom»). Приобретается и особая прагматика знака: Америка должна подчиниться воле истории, иными словами, исполнить ее призыв бороться за свободу.
168
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Симулякр как знак, для которого характерно разрушение связи между формой и закрепленным за ней в процессе естественного развития семиозиса интерсубъективным знанием, определяет структуру семиозиса постмодерна. Коррелирующая с симулякром эпистема выявляет релятивизм, нарушение преемственности интерпретации контекстов, отсутствие объекта, отсутствие «действительности». Симптоматическими знаками познания становятся слова как бы / кажется / якобы, являющиеся маркерами развертывания энного количества возможных миров, что, с одной стороны, якобы свидетельствует о богатстве познания, но, с другой стороны, о полном отсутствии единства и познания как такового.
Особенностью коммуникативной среды постмодерна является коммуницирование. Коммуницирование есть развертывание возможных миров, единая мировая линия которых или симулируется, или вообще не создается. Коммуниканты либо остаются в дискурсах разногласий, не пытаясь понять друг друга, т.е. выработать единую мировую линию (выйти в дискурс согласования), либо силой манипуляционной технологии вовлекаются в дискурс экспертно-дискурсивного сообщества, т.е. принимают навязываемую категоризацию ситуации в терминах, исключающих индивидуальный контекст интерпретации.
Именно в связи с последним возможно говорить об исчезновении субъекта высказывания в том смысле, что субъект, имея формальную референтную соотнесенность с актом индивидуальной речи с помощью личных местоимений, исчезает как точка отсчета смысла. «Я» становится симулякром, пустым маркером обозначения присутствия. Содержание высказывания представляет автономный симулятивный объект, из которого исчезает личность адресанта.
Выполненное лингвосемиотическое исследование позволяет уточнить некоторые не-лингвистические трактовки симулякра. То, о чем Ж. Делез говорит как о «головокружении симулякров», а Ж. Бодрийяр - как о преобладании меновой стоимости над потребительной стоимостью, является следствием абсолютной синтаксической свободы размещения знака, определяющим его симулятивную значимость в отрыве от интерсубъективного знания.
Другая лингвистическая особенность напрямую связана с формулируемой Платоном способностью симулякра внушать «ложные мнения». Отстояние означающего от означаемого приводит к тому, что рядом со знаком может быть сконструирована и навязана любая необходимая манипулятору интерпретанта. Личностное знание, возникающее у человека в связи с его феноменологическим опытом (интерпретанта), перестает участвовать в процессе семиозиса. Знание, сложившееся в культуре и связываемое со знаком, более не сдерживает карнавал форм.
Данное положение осложняется тем, что вместе с интерпретантой активируется целостная система личностно чуждых ценностей и ориентиров. Принимая язык и ориентиры описания взаимодействия знаков, навязываемых с помощью дейктических якорей, знаков «to see» и «to know», сгшулятивных жестких десигнаторов, дискурсных ритуалов непрерывности (and now as then, once again, as before), маркеров тождественности миров (similar, like, the same as, just as), дискурсивных скреп (and, only, but), субъект высказывания втягивается в конструируемое манипулятором идеологическое поле наблюдения.
Объект в дискурсе постмодерна подменяется «миражом референта» (Ж. Бодрийяра). В лингвистических терминах данную лингвистическую особенность симулякра можно сформулировать с помощью понятия «псевдореференция». Отличие референции от псевдореференции заключается в том, что референция всегда интерсубъективна. Она указывает на объект, который должен быть активирован слушающим исходя из его личного опыта и опыта Другого. В процессе псевдореференции активного участия слушающего не происходит: на уровне поверхностного принятия формы принимается чужой опыт, которому присваивается статус личного.
При этом принимается не столько даже новое знание об объекте (объекта как такового нет - он сконструирован формами дискурса), но синтаксис взаимодействия знаков. Опыт взаимодействия с объектом подменяется навязываемым опытом взаимодействия со знаками. В этом кроется один из важных аспектов манипуляции - создание объекта-миража, оторванного и от интерсубъективной действительности, и от феноменологического опыта.
Знаки, в том числе и симулякры, необходимо анализировать исходя из определенного времени культуры. Время культуры характеризует совокупность основных знаков в культуре данного периода N, с помощью которых осмысляется действительность. Необходимость обращения к понятию времени культуры обусловлена тем, что только исходя из интенциональности и ментальности данного социума в момент времени N, а также исторического сознания нации, главным критерием которого является соблюдение преемственности контекстов, можно делать выводы о симулятивности или, напротив, символичности знака, о стратегиях и тактиках, к которым прибегает говорящий. Можно утверждать, что единство страны - ключевой знак для времени культуры «После Беслана» является символом, а соответствующий времени культуры «After 9/11» в Америке знак freedom — симулякром.
Первым симптомом, свидетельствующим о том, что freedom -симулякр, становится абсолютная синтаксическая свобода знака: знак лишается четкого места в тексте, в дискурсе, в сознании. Прототипическое значение знака freedom (1) freedom of choice (Билль о правах, Франклин; конституция США, Джефферсон; персональное значение: свобода выбора человека как архитектора собственной судьбы); (2) freedom as understanding your mission in this world (Лютер; свобода в соответствии с божьим призывом) отходит от означающего.
Конструируемые в дискурсе семантика и прагматика знака freedom детерминируются синтаксисом. Новая семантика freedom: (1) what America has been fighting for throughout its history (свобода - это предмет борьбы Америки на всем протяжении ее истории; эта семантика складывается при участии знаков прецедентных феноменов, размещение которых в «связке» с freedom складывает особую интерпретанту: свобода есть то, за что Америка боролась с идеологиями ненависти - фашизмом, коммунизмом, тоталитаризмом; во Вьетнаме, Корее и т.д.); (2) America's mission and America's calling (это миссия Америки и ее призвание).
Новая прагматика: Americans must defend freedom (свобода требует защиты), freedom is worth of sacrifice and service (свобода требует жертвы и служения), we must fight for freedom (за свободу необходимо бороться); freedom has its value and its cost (у свободы есть своя цена и присущая ей ценность). С точки зрения референции freedom есть та идеологическая линия, которая соединяет все проводившиеся Америкой военные операции.
Общая характеристика, разворачиваемого Дж. Бушем симулятивного пространства, заключается в том, что при опоре на аксиологичность человеческого сознания и беспомощность его перед фасцинативными сигналами создается мир, оторванный от физического окружения (исключаются реальное время и пространство), и осуществляется полный перевод в Мир Ценностей. В Мире Действия все осуществляется в рамках концепта «WAR», в Мире Ценностей эксплуатируется концепт «FREEDOM».
Намеренное смешение двух моделей восприятия времени и истории — цикличного и линейного - служит конкретным целям манипулятора, опирающегося на архаичное сознание и псевдологику. Все знаки истории, употребление которых можно признать манипуляционным, вписываются в единый возможный мир «Fighting for Freedom».
В рамках проведенного исследования уместно подчеркнуть, что возможность полномасштабного манипулирования симулякрами рождается тогда, когда минимизирован феноменологический опыт индивида в познании действительности, основанный на физическом взаимодействии с предметным миром через чувственное восприятие. В условиях лишенности американцев конкретного физического опыта войны источником герменевтического переживания становится готовое, получаемое из средств массовой информации знание. В таких условиях количество и эффективность симулякров возрастает.
Совокупный анализ эмпирического материала позволил выявить ряд манипуляционных семиотических технологий:
1) Технология остраннения
Возрождая и переосмысляя понятие «остраннения», введенное русскими формалистами (творец отвлекает знак от привычных контекстов), можно утверждать, что технология остраннения универсальна для манипуляции. Манипулятор, не раскрывая своих намерений, минует две первых стадии эволюции знака (прагматику и семантику и соответствующие им дискурсы различий и согласования) и принуждает знак сочетаться с другими знаками (закрепляет синтаксис). При этом формально отталкиваясь от исходного контекста, он игнорирует линию семантики, связующую контексты интерпретации, и прагматический заряд знака, т.е. роль этого знака для этно- или социокультурного сообщества. Так, происходит закрепление нового семиотического опыта, нарушающего естественное движение семиозиса.
Последствия такого вмешательства в процесс семиозиса заключаются в том, что, отменяя устойчивые контексты, манипулятор предлагает множество других, калейдоскопически сменяющих друг друга. И личность уже более не в состоянии опереться на какую-то систему ценностей и ощутить присутствие реальности.
Анализ эмпирического материала показывает, что технология остраннения в исследованных дискурсах находит одно важное проявление: формально копируется контекст исключительной культурной важности (контекст расположения знака the danger в речи Рузвельта, распятие Христа, установленные Лютером связи между знаками mission - calling), но задаются иные параметры взаимодействия форм, что приводит к полной потери знания, закрепляемого за знаком в культуре, и исчезновению объекта знака.
Данная технология, использующая опыт переживания важных концептов культуры, характерна для стратегии карнавализации (игровой контекст) и . стратегии симулятивной ^прецедентной преемственности контекстов (слияние возможного мира, организованного вокруг прецедентного феномена, и возможного мира настоящего в единый конструируемый мир, в центре которого лежит целевая интерпретанта; здесь всегда производится манипуляционная реактуализация необходимого времени культуры).
2) Параллельные конструкции
- При помощи зеркального расположения форм организуются синтаксически параллельные конструкции. Совпадение лексического ' и грамматического наполнения выводит необходимые знаки в сильную позицию и закрепляет их симулятивную референтную тождественность как эффект искусственно созданного прозрачного контекста. Параллельные конструкции могут быть в пределах как одного отрезка текста, так и разных текстов.
Параллельные конструкции могут употребляться и для создания обратного эффекта: одинаково выстроенные конструкции с рядом совпадающих форм демонстрируют разность референтных отсылок выведенных в сильное положение знаков, противопоставляют «хороший» мир и семиотический «антимир».
3) Технология повтора
- удвоение знака на уровне содержания (итерация семы), цель которого при видимости разнообразия семантики (употреблены разные формы) эффективно вывести необходимый смысл в поле переживания;
- дублирование формы или конфигурации форм для закрепления связей знаков, выведенных в сильную позицию;
- повторение форм в разной последовательности (игра формой), что позволяет обеспечить устойчивую фиксацию знаков в сознании.
4) Технология закрепления симулятивного твердого десигнатора
При осуществлении данной технологии происходит закрепление особой связи между знаками, которая ведет к возможности определить их как жесткие десигнаторы, якобы отсылающие к единому объекту во всех возможных мирах. Здесь, как правило, в игру вступают прецедентные феномены.
5) Кольцевая связь
Технология закрепляет необходимую связь элементов цепочки с помощью повторяющихся местоимений, глаголов и т.д.
В конце исследования целесообразно отметить, что единство взглядов о модели представления и познания Универсума, исходя из особой конфигурации знака, позволяет увидеть в нем будущие направления в исследованиях знака и человека. Представляется, что дальнейший анализ лингвосемиотических параметров современного дискурса позволит проследить эволюцию человека и то, как меняется коммуникация.
Список научной литературыСмирнова, Ульяна Викторовна, диссертация по теме "Германские языки"
1. Апресян, Ю.Д. Избранные труды Текст.: в 2 т. Том I. Лексическая семантика / Ю.Д. Апресян. 2-е изд., испр. и доп. - М.: Языки русской культуры; «Восточная литература» РАН, 1995а. - 472 с.
2. Апресян, Ю.Д. Избранные труды Текст.: в 2 т. Том II. Интегральное описание языка и системная лексикография / Ю.Д. Апресян. М.: Языки русской культуры, 19956. - 767 с.
3. Арутюнова, Н.Д. Лингвистические проблемы референции Текст. / Н.Д. Арутюнова // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 13. Логика и лингвистика (проблемы референции). — М.: Прогресс, 1982. С. 5-40.
4. Арутюнова, Н.Д. Истоки, проблемы и категории прагматики Текст. / Н.Д. Арутюнова, Е.В. Падучева // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 16. Лингвистическая прагматика. М.: Прогресс, 1985. — С. 3-42.
5. Арутюнова, Н.Д. Типы языковых значений Текст.: Оценка. Событие. Факт / Н.Д. Арутюнова. М.: Наука, 1988. - 341 с.
6. Арутюнова, Н.Д. Язык и мир человека Текст. / Н.Д. Арутюнова. — 2-е изд., испр. М.: Языки русской культуры, 1999. - 896 с.
7. Арутюнова, Н.Д. Предложение и его смысл Текст.: логико-семантические проблемы / Н.Д. Арутюнова. 4-е. изд., стер. — М.: Едиториал УРСС, 2005. - 383 с. - (Лингвистическое наследие XX века).
8. Асмус, Н.Г. Лингвистические особенности виртуального коммуникативного пространства Текст.: автореф. дис. . канд. филол. наук: 10.02.19. /Н.Г. Асмус. Челябинск, 2005. - 24 с.
9. Бабюк, М.И. Социальная манипуляция. Философский анализ Электронный ресурс.: дис. . канд. филос. наук: 09.00.11. / М.И. Бабюк. — М., 2005. (Из фондов Российской Государственной библиотеки). - 125 с.
10. Баранов, А.Г. Дискурсивный портрет лидера (когнитивно-прагматический подход) Текст. / А.Г. Баранов // Политический дискурс в России. 1996-2006. Хрестоматия / сост., общ. ред. В.Н. Базылева. — М.: МГУ, 2007. С. 73-76.
11. Баранов, А.Н. Аксиологические стратегии в структуре языка (паремиология и лексика) Текст. / А.Н. Баранов // Вопросы языкознания. — М., 1989.-№ З.-С. 74-90.
12. Барт, Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика Текст. / Р. Барт / пер. с фр., сост., общ. ред. и вступ. ст. Г. К. Косикова. — М.: Прогресс, 1989 — 616 с.
13. Барт, Р. Система Моды. Статьи по семиотике культуры Текст. / Р. Барт / пер. с фр., вступ. ст. и сост. С.Н. Зенкина. — М.: Издательство им. Сабашниковых, 2003. 512 с.
14. Барт, Р. Империя знаков Текст. / Р. Барт / пер. с фр. Я. Г. Бражникова. М.: Праксис, 2004. - 144 с.
15. Бархударов, JI.C. Очерки по морфологии современного английского языка Текст.: учебное пособие для студентов старших курсов ин-тов и фак. иностр. яз / JI.C. Бархударов. М.: Высшая школа, 1975. - 156 с.
16. Бахтин, М.М. Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет Текст. / М.М. Бахтин. -М.: Художественная литература, 1975. 504 с.
17. Бахтин, М.М. Проблемы поэтики Достоевского Текст. / М.М. Бахтин. -4-е изд. — М.: Советская Россия, 1979. — 320 с.
18. Бахтин, М.М. Автор и герой Текст.: К философским основам гуманитарных наук / М.М. Бахтин. — СПб.: Азбука, 2000. 336 с.
19. Бенвенист, Э. Общая лингвистика. Текст. / Э. Бенвенист / пер. с фр.; общ. ред., вступ. ст. и коммент. Ю.С. Степанова. — 2-е изд., стер. — М.: Едиториал УРСС, 2002. 448 с.
20. Блакар, Р. Язык как инструмент социальной власти Текст. / Р. Блакар // Язык и моделирование социального взаимодействия / пер. В.М. Сергеева и П.Б. Паршина; под общ. ред. В.В. Петрова. — М.: Прогресс, 1987. С. 88-125.
21. Богуславский, И.М. Семантика частицы только Текст. / И.М. Богуславский // Семиотика и информатика. Вып. 14. М.: ВИНИТИ, 1980. -С. 134-159.
22. Бодрийяр, Ж. Прозрачность зла Текст. / Ж. Бодрийяр / пер. с фр. JL Любарской и Е. Марковской. М.: Добросовет, 2000а. - 258 с.
23. Бодрийяр, Ж. Символический обмен и смерть Текст. / Ж. Бодрийяр / пер. с фр. и вступ. статья С. Зенкина. — М.: Добросвет, 20006. 387 с.
24. Бодрийяр, Ж. Соблазн Текст. / Ж. Бодрийяр / пер. с фр. А. Гараджа. -М.: Ad Marginem, 2000в. 320 с.
25. Бодрийяр, Ж. Система вещей Текст. / Ж. Бодрийяр / пер. с фр. и сопровод. статья С. Зенкина. — М.: Рудомино, 2001. — 218 с.
26. Бодрийяр, Ж. К критике политической экономии знака Текст. / Ж. Бодрийяр / пер. с фр. Д. Кралынина. 2-е изд., испр. и доп. - М.: Библион-Русская книга, 2004. - 304 с.
27. Бодрийяр, Ж. Общество потребления. Его мифы и структуры Текст. / Ж. Бодрийяр / пер. с фр., послесл. и примеч. Е.А. Самарской. М.: Республика; Культурная революция, 2006. - 269 с. - (Мыслители XX века).
28. Болинджер, Д. Истина — проблема лингвистическая Текст. / Д. Болинджер // Язык и моделирование социального взаимодействия / пер. В.М. Сергеева и П.Б. Паршина; под общ. ред. В.В. Петрова. М.: Прогресс, 1987. -С. 23-43.
29. Борботько, В.Г. Принципы формирования дискурса Текст.: От психолингвистики к лингвосинергетике / В.Г. Борботько. М.: КомКнига, 2006.-288 с.
30. Бубнова, Г.Н. Письменная и устная коммуникация Текст.: синтаксис и просодия / Г.Н. Бубнова, Н.К. Гарбовский. -М.: МГУ, 1991.-272 с.
31. Бударагин, М. Прикладная шизофрения Текст. / М.Бударагин // Семиотика безумия: сб. статей / сост. Н. Букс. Париж, Москва: Европа, 2005.-С. 309-312.
32. Булыгина, Т.В. Языковая концептуализация мира (на материале русской грамматики) Текст. / Т.В. Булыгина, А.Д. Шмелев. — М.: Языки русской культуры, 1997. — 576 с.
33. Вайнрих, X. Лингвистика лжи Текст. / X. Вайнрих // Язык и моделирование социального взаимодействия / пер. В.М. Сергеева и П.Б. Паршина; под общ. ред. В.В. Петрова. -М.: Прогресс, 1987. С. 44-87.
34. Вардзелашвили, Ж.А. «Возможные миры» текстуального пространства Электронный ресурс. / Ж.А. Вардзелашвили. — http://vjanetta.narod.ru/tekst.html (2008, 15 сентября).
35. Вебер, М. Избранное Текст.: Протестантская этика и дух капитализма / М. Вебер. — 2-е изд., доп. и испр. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2006. - 656 с. - (Сер. «Книга света»).
36. Верхотурова, Т.Л. Фактор Наблюдателя в языке науки Текст.: монография / Т.Л. Верхотурова. Иркутск: ИГЛУ, 2008. - 289 с.
37. Гетьман, З.А. Модальность как общетекстовая категория Текст. / З.А. Гетьман, Т.П. Архипович // Вестник МГУ. Сер 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. М., 2006. - № 2. - С. 34-48.
38. Гладкий, А.В. О значении союза или Текст. / А.В. Гладкий // Семиотика и информатика. Вып. 13.- М.: ВИНИТИ, 1979. С.196-214.
39. Гудков, Д.Б. Ритуалы и прецеденты в политическом дискурсе Текст. / Д.Б. Гудков // Политический дискурс в России 2; Материалы рабочего совещания (Москва, 29 марта 1998 г.) / под ред. Ю.А. Сорокина и В.Н. Базылева. -М.: Диалог-МГУ, 1998. - С. 30-36.
40. Гудков, Д.Б. Прецедентные феномены в текстах политического дискурса Текст. / Д.Б. Гудков // Язык СМИ как объект междисциплинарного исследования: Учебное пособие. -М.: МГУ, 2003. С. 141-160.
41. Гурко, Е. Тексты деконструкции Текст. / Е. Гурко. — Томск: Водолей, 1999.- 160 с.
42. Гуссерль, Э. Картезианские размышления Текст. / Э. Гуссерль. СПб.: Наука; Ювента, 1998. - 315 с.
43. Данилов, С.Ю. Власть и бессилие политического дискурса Текст. / С.Ю. Данилов // Политический дискурс в России. 1996-2006: Хрестоматия / сост., общ. ред. В.Н. Базылева М.: МГУ, 2007. - С. 54-57.
44. Данилова, Н.К. Референционная динамика повествовательного дискурса Электронный ресурс.: дис. . д-ра. филол. наук: 10.02.19. / Н.К. Данилова. — Самара, 2005. (Из фондов Российской Государственной библиотеки). — 360 с.
45. Дейк, Т.А. ван. Стратегии понимания связного текста Текст. / Т.А. ван Дейк, В. Кинч // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 23. Когнитивные аспекты языка. -М.: Прогресс, 1988. С. 153-179.
46. Дейк, Т.А. ван. Язык. Познание. Коммуникация Текст. / Т.А. ван Дейк.1 -М.: Прогресс, 1989.-312 с.
47. Делез, Ж. Капитализм и шизофрения. Анти-Эдип Текст. / Ж. Делез, Ф. Гваттари. М.: ЮНИОН АН СССР, 1990. - 108 с.
48. Делез, Ж. Логика смысла Текст. / Ж. Делез / пер. с фр. М.: Раритет, 1998.-480 с.
49. Делез, Ж. Марсель Пруст и знаки Текст. / Ж. Делез / пер. с фр. Е.Г. Соколова. СПб.: Алетейя, 1999. - 188 с.
50. Делез, Ж. Переговоры 1972-1990 Текст. / Ж. Делез / пер. с фр. В.Ю. Быстрова. СПб: Наука, 2004. - 240 с.
51. Демьянков, В.З. Англо-русские термины по прикладной лингвистике и автоматической переработке текста Текст. / В.З. Демьянков // Всесоюзный центр переводов. Тетради новых терминов. — Вып. 2. Методы анализа текста. -М., 1982.-39 с.
52. Деррида, Ж. Голос и феномен и другие работы по теории знака Гуссерля Текст. / Ж. Деррида / пер. с фр. С.Г. Кашина, Н.В. Суслова. — СПб:1. Алетейя, 1999а.-208 с.
53. Деррида, Ж. Differance Текст. / Ж. Деррида / пер. с фр. Е. Гурко // Гурко Е. Тексты деконструкции. Томск: Водолей, 19996. - С. 124-158.
54. Деррида, Ж. Письмо и различие Текст. / Ж. Деррида / пер. с фр. под ред. В. Лапицкого. — СПб.: Академический проект, 2000. 428 с.
55. Ельмслев, JI. Пролегомены к теории языка Текст. / JI. Ельмслев // Новое в лингвистике. Вып. 1. М.: Издательство иностранной литературы, 1960.-С. 264-390.
56. Ермаков, Ю.А. Социально-политические манипуляции личностью: сущность, технологии, результаты Текст.: дис. . д-ра философ, наук / Ю.А. Ермаков. Екатеринбург, 1995. - 252 с.
57. Залевская, А.А. Индивидуальное знание: специфика и принципы функционирования Текст. / А. А. Залевская. Тверь: Тверской государственный университет, 1992. — 135 с.
58. Зубова, JI. Семиотика сравнения в современной русской поэзии Текст. / JI. Зубова // Семиотика и Авангарда: Антология / под общ. ред. Ю.С. Степанова. М.: Академический Проект; Культура, 2006. - С. 879-913.
59. Ильин, В.В. Язык Понимание - Культура Текст. / В.В. Ильин // Язык и культура: Факты и ценности: К 70-летию Юрия Сергеевича Степанова / отв. ред. Е.С. Кубрякова, Т.Е. Янко. - М.: Языки славянской культуры, 2001. - С. 267-272.
60. Караулов, Ю.Н. Русский язык и языковая личность Текст. / Ю.Н. Караулов. — 5-е изд., стер. М.: КомКнига, 2006. — 264 с.
61. Каплуненко, A.M. Историко-функциональный аспект идиоматики: (на материале фразеологии английского языка) Текст.: дис. . д-ра филол. наук: 10.02.04. / A.M. Каплуненко. М., 1992. - 352 с.
62. О.М. Готлиб. Иркутск, 2007а. - С. 115-120.
63. Касевич, В.Б. Язык экологии и экология языка Текст. / В.Б. Касевич // Семиотика. Лингвистика. Поэтика: К столетию со дня рождения А.А. Реформатского. -М.: Языки славянской культуры, 2004. С. 57-68.
64. Каюров, П.А. Статус «Фиктивной онтологии»: референция и вымышленная реальность Электронный ресурс.: дис. . канд. филос. наук: 09.00.01. / П.А. Каюров. Тула, 2005. - (Из фондов Российской Государственной библиотеки). - 129 с.
65. Клюев, Е.В. Речевая коммуникация Текст.: Учебное пособие для университетов и вузов / Е.В.Клюев. М.: Издательство ПРИОР, 1998. — 224 с.
66. Ковалева, Л.М. Английская грамматика Текст.: от предложения к слову. Часть 1. Пропозиции / Л.М. Ковалева. Иркутск: ИГЛУ, 2006. - 169 с.
67. Коняев, С.Н. Границы наблюдателя в информационных пространствах искусственно созданных миров Текст. / С.Н. Коняев // Концепция виртуальных миров и научное познание. — СПб.: РХГИ, 2000. С. 30-55.
68. Корнилов, О.А. Доминанты национальной ментальности в зеркале фразеологии Текст. / О.А. Корнилов // Вестник МГУ. Сер. 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. М., 2007. - № 3 - С. 53-56.
69. Костомаров, В.Г. Языковой вкус эпохи. Из наблюдений над речевой практикой масс-медиа Текст. / В.Г. Костомаров. — 3-е изд., испр. и доп. -СПб.: Златоуст, 1999. 320 с. - (Язык и время. Вып. 7).
70. Кравченко, А.В. Знак. Значение. Знание. Очерк когнитивной философии языка Текст. / А.В. Кравченко. — Иркутск: Издание ОГУП; Иркутская областная типография № 1, 2001. — 261 е.
71. Кравченко, А.В. Язык и восприятие Текст.: Когнитивные аспекты языковой категоризации / А.В. Кравченко. 2-е изд., испр. - Иркутск: Издательство Иркутского гос. ун-та, 2004. — 206 с.
72. Кравченко, А.В. Когнитивный горизонт языкознания Текст. / А.В. Кравченко. М.: Гнозис [в печати].
73. Красносельская, Ю.И. Орнитологическая метафора в фурнальной полемике 1860-х гг. Текст.: Фет, Щедрин, Достоевский, Толстой / Ю.И. Красносельская // Вестник Московского университета. Сер. 9. Филология. -М„ 2007.-№3.-С. 83-91.
74. Красных, В.В. «Свой» среди «чужих»: миф или реальность? Текст. / В.В. Красных. М.: Гнозис, 2003. - 375 с.
75. Кристева, Ю. Душа и образ Текст. / Ю. Кристева / пер. с фр. Ж.Б. Горбылевой // Интенциональность и текстуальность. Философская мысль Франции XX века. Томск: Водолей, 1998а. - С. 253-277.
76. Кристева, Ю. Знамение на пути к субъекту Текст. / Ю. Кристева / пер. с фр. Ж.Б. Горбылевой // Интенциональность и текстуальность. Философская мысль Франции XX века. Томск: Водолей, 19986. - С. 289-296.
77. Кронгауз, М.А. Использование механизмов референции при анализе текста Текст.: автореф. дис. . канд. филол. наук: 10.02.21. / М.А. Кронгауз. -М., 1989.-22 с.
78. Кронгауз, М.А. Семантика Текст.: Учебник для студ. лингв, фак. высш. учеб. заведений / М.А. Кронгауз. — 2-е изд., испр. и доп. М.: Академия, 2005. -352 с.
79. Крысин, Л.П. Эвфемизмы в современной русской речи Текст. / Л.П. Крысин // Русский язык конца XX столетия (1985-1995). — М.: Языки русской культуры, 1996. С. 384-408.
80. Кулев, А.Г. Сущность и мировоззренческие принципы манипуляции людьми Электронный ресурс.: дис. . канд. филос. наук: 09.00.11. / А.Г. Кулев. Н. Новгород, 2004. - (Из фондов Российской Государственной библиотеки). - 185 с.
81. Лайонз, Дж. Введение в теоретическую лингвистику Текст. / Дж. Лайонз / пер. с англ. под ред. и с предисл. В.А. Звегинцева. М.: Прогресс, 1978.-544 с.
82. Лайонз, Дж. Язык и лингвистика. Вводный курс Текст. / Дж. Лайонз / пер. с англ. М.: Едиториал УРСС, 2004. - 320 с.
83. Лакан, Ж. Семинары Текст.: в 2-х т. Том II. «Я» в теории Фрейда и в технике психоанализа (1954 / 55) / Ж. Лакан / пер. с фр. А. Черноглазова. — М.: Гнозис; Логос, 1999. 520 с.
84. Лебедев, М.В. Онтологические проблемы референции Текст. / М.В. Лебедев, А.З. Черняк. М.: Праксис, 2001. - 344 с. - (Сер. «Философские исследования»).
85. Леви-Стросс, К. Структурная антропология Текст. / К. Леви- Стросс / пер. с фр. В.В. Иванова. М.: Изд-во ЭКСМО - Пресс, 2001. - 512 с. - (Сер. «Психология без границ»).
86. Лещев, С.В. Коммуникативное следовательно коммуникационное Текст. / С.В. Лещев. М.: Эдиториал УРСС, 2002. - 172 с.
87. Лисова, С.Ю. Манипуляция массовым сознанием в политической рекламе Электронный ресурс.: (Региональный аспект): дис. . канд. полит, наук: 23.00.02. / С.Ю. Лисова. М., 2005. - (Из фондов Российской Государственной библиотеки). -215 с.
88. Лосев, А.Ф. Философия имени Текст. / А.Ф. Лосев // Лосев А.Ф. Бытие. Имя. Космос. -М.: Мысль, 1993. С. 613-801.
89. Лотман, Ю.М. Семиосфера Текст. / Ю.М. Лотман. СПб: Искусство, 2000. - 704 с.
90. Малинович, Ю.М. Язык и культура: семиосфера внутреннего мира человека (введение в культурологию) Текст. / Ю.М. Малинович // Вестник Иркутского государственного лингвистического университета. Сер. Филология. Иркутск, 2008. - № 2. - С. 82-92.
91. Малиновский, Б. Магия, наука и религия Текст. / Б. Малиновский. -М.: Рефл-бук, 1998. 304 с. - (Сер. «Astrum Sapientiae»).
92. Мальковская, И.А. Знак коммуникации. Дискурсивные матрицы Текст. / И.А. Мальковская. 2-е изд., испр. - М.: КомКнига, 2005. - 240 с.
93. Мальковская, И.А. Многоликий Янус открытого общества: опыт критического осмысления ликов общества в эпоху глобализации Текст. / И.А. Мальковская. М.: КомКнига, 2005. - 272 с.
94. Мамчур, Е.А. Концепция возможных миров и мир научного знания Текст. / Е.А. Мамчур // Концепция виртуальных миров и научное познание. — СПб.: РХГИ, 2000. С. 229-233.
95. Матурана, У.Р. Древо познания Текст. / У.Р. Матурана, Ф. Варела / пер. с англ. Ю.А. Данилова. М.: Прогресс-Традиция, 2001. - 224 с.
96. Мерло-Понти, М. Феноменология восприятия Текст. / М. Мерло-Понти / пер. с фр. под ред. Н.С. Вдовиной, С.Л. Фокина. СПб.: Ювента; Наука, 1999.-608 с.
97. Моррис, Ч.У. Основания теории знаков Текст. / Ч.У. Моррис // Семиотика: Антология / сост. Ю.С. Степанов. 2-е изд., испр. и доп. - М.: Академический Проект; Екатеринбург: Деловая книга, 2001а. - С. 45-97.
98. Моррис, Ч.У. Из книги «Значение и означивание. Знаки и действия» Текст. / Ч.У. Моррис // Семиотика: Антология / сост. Ю.С. Степанов. 2-е изд., испр. и доп. - М.: Академический Проект; Екатеринбург: Деловая книга, 20016.-С. 129-143.
99. Муняева, Е.И. Анализ конструкций с глаголом see в свете теории концептуальной интеграции Текст.: автореф. дис. . канд. филол. наук: 10.02.04. / Е.И. Муняева. Иркутск, 2007. - 22 с.
100. Никитина, К.В. Технологии речевой манипуляции в политическом дискурсе СМИ Электронный ресурс.: на материале газет США: дис. . канд. филол. наук: 10.02.04. / К.В. Никитина. — Уфа, 2006. (Из фондов Российской Государственной библиотеки). - 197 с.
101. Олкер, Х.Р. Волшебные сказки, трагедии и способы изложения мировой истории Текст. / Х.Р. Олкер // Язык и моделирование социального взаимодействия / переводы сост. В.М. Сергеева и П.Б. Паршина; общ. ред. В.В. Петрова. -М.: Прогресс, 1987. С. 401-440.
102. Ортега-и-Гассет, X. Две великие метафоры Текст. / X. Ортега-и-Гассет // Теория метафоры: Сб. статей / вступ. ст. и сост. Н.Д. Арутюновой. М.: Прогресс, 1990.-С. 68-81.
103. Падучева, Е.В. Высказывание и его соотнесенность с действительностью (референциальные аспекты семантики местоимений) Текст. / Е.В. Падучева. -М.: Едиториал УРСС, 1985. 288 с.
104. Падучева, Е.В. Наблюдатель как Экспериент «За кадром» Текст. / Е.В.Падучева // Слово в тексте и словаре. — М.: Школа «Языки русской культуры», 2000.-С. 185-201.
105. Петруня, О.Э. Тупики софистики и пространства философии Текст.: новый этап борьбы за логос / О.Э. Петруня // Вестник Московского университета. Сер. 7. Философия. М., 2007. - № 3. - С. 44-64.
106. Печенкина, О.А. Этика симулякров Жана Бодрийяра Электронный ресурс.: анализ постмодернистской рецепции этического: дис. . канд. филос. наук: 09.00.05. / О.А. Печенкина. Тула, 2007. - (Из фондов Российской Государственной библиотеки). — 159 с.
107. Пикулева, Ю.Б. Культурные знаки в политической рекламе Текст. / Ю.Б. Пикулева // Политический дискурс в России — 4; Материалы рабочего совещания (Москва, 22 апреля 2000 г.) / под ред. В.Н. Базылева и Ю.А. Сорокина. М.: Диалог-МГУ, 2000. - С. 79-81.
108. Пирс, Ч. Из работы «Элементы логики. Grammatica speculative» Текст. / Ч. Пирс // Семиотика: Антология / сост. Ю.С. Степанов. — 2-е изд., испр. и доп. М.: Академический Проект; Екатеринбург: Деловая книга, 2001. - С. 165-226.
109. Писанова, Т.В. Национально-культурные аспекты оценочной семантики (эстетические и этические оценки) Текст.: дис. . д-ра филол. наук: 10.02.19. / Т.В. Писанова. Москва, 1997. - 394 с.
110. Платон. Федон, Пир, Федр, Парменид Текст. / Платон / пер. с древнегреч.; общ. ред. А.Ф. Лосева, В.Ф. Асмуса, А.А. Тахо-Годи; примеч. А.Ф. Лосева и А.А. Тахо-Годи. М.: Мысль, 1999. - 528 с. - (Классическая философская мысль).
111. Плотникова, С.Н. Неискренний дискурс (в когнитивном и структурно-функциональном аспектах) Текст. / С.Н. Плотникова. Иркутск: ИГЛУ, 2000. - 244 с.
112. Плотникова, С.Н. Стратегичность и технологичность дискурса Текст. / С.Н. Плотникова // Лингвистика дискурса 2: Вестник ИГЛУ. Сер. Лингвистика и межкультурная коммуникация / под ред. С.Н. Плотниковой. — Иркутск, 2006. - С. 87-98.
113. Плотникова, С.Н. «Дискурсивное оружие»: роль технологий политического дискурса в борьбе за власть Текст. / С.Н. Плотникова //
114. Вестник Иркутского государственного университета. — Иркутск, 2008. № 4. -С. 138-144.
115. Полетаева, Т.В. Речевые манипуляции в современной англоязычной рекламе Электронный ресурс.: Прагматический аспект: дис. . канд. филол. наук: 10.02.04. / Т.В. Полетаева. СПб., 2001. - (Из фондов Российской Государственной библиотеки). - 203 с.
116. Попова, Е.С. Рекламный текст и проблемы манипуляции Электронный ресурс.: дис. . канд. филол. наук: 10.02.01. / Е.С. Попова. Екатеринбург, 2005. - (Из фондов Российской Государственной библиотеки). — 256 с.
117. Почепцов, Г.Г. Теория коммуникации Текст. / Г.Г. Почепцов. М.: Рефл-бук; Киев: Ваклер, 2003. - 656 с.
118. Прохоров, Ю.Е. Действительность. Текст. Дискурс Текст.: Учебное пособие / Ю. Е. Прохоров. М.: Флинта; Наука, 2004. - 224 с.
119. Рябцева, Н.К. Субъектные компоненты речи (к постановке проблемы) Текст. / Н.К. Рябцева // Сокровенные смыслы: Слово. Текст. Культура: Сб. статей в честь Н.Д. Арутюновой / отв. ред. Ю.Д. Апресян. М.: Языки славянской культуры, 2004. - С. 451-458.
120. Самигуллина, А.С. Когнитивная лингвистика и семиотика Текст. / А.С. Самигуллина // Вопросы языкознания. М., 2007. - № 3. - С. 11-24.
121. Семенова, Т.И. Лингвистический феномен кажимости Текст.: монография / Т.И. Семенова. Иркутск: ИГЛУ, 2006. — 237 с.
122. Симонян, А.А. Оценочность как составляющая политического дискурса (на материале инаугурационных речей президентов США) Текст. / А.А. Симонян // Вестник МГУ. Сер. 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. М., 2006. - № 3. — С.65-77.
123. Слышкин, Г.Г. От текста к символу Текст.: лингвокультурные концепты прецедентных текстов в сознании и дискурсе / Г.Г. Слышкин. М.: Academia, 2000.-128 с.
124. Солганик, Г.Я. Синтаксическая стилистика Текст. / Г.Я. Солганик. 3-е изд., испр. и доп. -М.: КомКнига, 2006. - 232 с.
125. Соссюр, Ф. де. Труды по языкознанию Текст. / Ф. де Соссюр / пер. с фр. под ред. А.А. Холодовича. М.: Прогресс, 1977. - 696 с.
126. Степанов, Ю.С. В трехмерном пространстве языка (семиотические проблемы лингвистики, философии, искусства) Текст. / Ю.С. Степанов. М.: Наука, 1985.-336 с.
127. Степанов, Ю.С. Альтернативный мир, Дискурс, Факт и Принцип Причинности Текст. / Ю.С. Степанов // Язык и наука конца 20 века. М.: Наука, 1995.-С. 36-48.
128. Степанов, Ю.С. Константы Текст.: Словарь русской культуры. Опыт исследования / Ю.С. Степанов. М.: Языки русской культуры, 1997. — 824 с.
129. Степанов, Ю.С. «Интертекст», «интернет», «интерсубъект» (к основаниям сравнительной концептологии) Текст. / Ю.С. Степанов // Известия АН. Сер. литературы и языка. Том 60. М., 2001. - № 1. - С. 3-11.
130. Степанов, Ю.С. Семиотика, философия, авангард Текст. / Ю.С. Степанов // Семиотика и Авангарда: Антология / под общ. ред. Ю.С. Степанова. М.: Академический Проект; Культура, 2006. - С. 5-32.
131. Телия, В.Н. Концепт «товарищ» Текст.: камо грядеши? (социолингвистчисекие перепутья) / В.Н. Телия // Семиотика. Лингвистика. Поэтика: К столетию со дня рождения А.А. Реформатского. М.: Языки славянской культуры, 2004. - С. 466-478.
132. Тодоров, Ц. Теория символа Текст. / Ц. Тодоров / пер. с фр. Б. Нарумова. М.: Дом интеллектуальной книги, Русское феноменологическое общество, 1998.-408 с.
133. Уайтхед, А. Избранные работы по философии Текст. / А. Уайтхэд / пер. с англ. и сост. И.Т. Касавин; общ. ред. и вступ. ст. М.А. Кисселя. М.: Прогресс, 1990. - 722 с. - (Философская мысль Запада).
134. Улыбина, Е.В. Обыденное сознание в картине мира личности Текст.: психосемантический подход: дис. . д-ра психол. наук: 19.00.01. / Е.В. Улыбина. Ставрополь, 1999. - 368 с.
135. Уэбстер, Ф. Теории информационного общества Текст. / Ф. Уэбстер / пер. с англ. М.В. Арапова, Н.В. Малыхиной; под ред. Е.Л. Вартановой. М.: Аспект Пресс, 2004. - 400 с.
136. Успенский, Б.А. Избранные труды Текст.: в 2 т. Том I. Семиотика истории. Семиотика культуры / Б.А. Успенский. 2-е изд., испр. и доп. - М.: Школа «Языки русской культуры», 1996. - 608 с.
137. Флоренский, П.В. Сочинения Текст.: в 3-х т. Том II. У водоразделов мысли / П.В. Флоренский. М.: Мысль, 1990. - 448 с.
138. Фреге, Г. Смысл и денотат Текст. / Г. Фреге // Семиотика и информатика. Сб. научных статей. Вып. 35. / под ред. Б.А. Успенского. — М.:
139. Языки русской культуры; Русские словари, 1997. С. 351-380.
140. Фуко, М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук Текст. / М. Фуко. СПб.: A-cad, 1994а. - 406 с.
141. Фуко, М. Ницше, Фрейд, Маркс Текст. / М. Фуко // Кентавр. М, 19946,-№2.-С. 52-53.
142. Фуко, М. Археология знания Текст. / М. Фуко. Киев: Ника-центр, 1996а.-208 с.
143. Фуко, М. Воля к истине Текст.: По ту сторону знания власти и сексуальности. Работы разных лет / М. Фуко. — М.: Магестриум; Касталь, 19966.-447 с.
144. Фуко, М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы Текст. / М. Фуко / пер. с фр. В. Наумова. М.: Ad Marginem, 1999. - 450 с.
145. Фуко, М. Ненормальные Текст.: Курс лекций, прочитанных в Колледж де Франс в 1974-1975 учебном году / М. Фуко. СПб.: Наука, 2005а. - 432 с.
146. Фуко, М. Нужно защищать общество Текст.: Курс лекций, прочитанных в Колледж де Франс в 1975-1976 учебном году / М. Фуко. — СПб.: Наука, 20056. 312 с.
147. Фуко, М. Интеллектуалы и власть Текст.: в 3 ч. Часть 2. Избранные политические статьи, выступления и интервью / М. Фуко / пер. с фр. И. Окуневой; под общ. ред. Б.М. Скуратова. М.: Праксис, 2005в. - 320 с. -(Сер. «Новая наука политики»).
148. Фуко, М. Интеллектуалы и власть Текст.: в 3 ч. Часть 3. Избранные политические статьи, выступления и интервью / М. Фуко / пер. с фр. Б.М. Скуратова; под общ. ред. В.П. Большакова. М.: Праксис, 2006. - 320 с. -(Сер. «Новая наука политики»).
149. Хейзинга, Й. Homo Ludens. В тени завтрашнего дня Текст. / Й. Хейзинга. М.: Прогресс, 1992. - 464 с.
150. Хинтикка, Я. Ситуации, возможные миры и установки Текст. / Я. Хинтикка / пер. В.В. Целищева // Знаковые системы в социальных и когнитивных процессах. Новосибирск: Наука. Сиб. отделение, 1990. - 158 с.
151. Хэар, P.M. Дескрипция и оценка Текст. / P.M. Хэар // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 16. Лингвистическая прагматика. М.: Прогресс, 1985.-С. 183-195.
152. Целищев, В.В. Философские проблемы логики (семантические аспекты) Текст. / В.В. Целищев, В.В. Петров. — М.: Высшая школа, 1984. 128 с.
153. Цивьян, Т.В. Модель мира и ее лингвистические основы Текст. / Т.В. Цивьян. 3-е изд., испр. - М.: КомКнига, 2006. - 280 с.
154. Человеческий фактор в языке Текст. / отв. ред. Т.В.Булыгина, Н.Д. Арутюнова и др.; РАН Институт языкознания. М.: Наука, 1992. - 281 с.
155. Чудинов, А.П. Россия в метафорическом зеркале Текст.: Когнитивное исследование политической метафоры (1991—2000) / А.П. Чудинов. -Екатеринбург: Уральский государственный педагогический университет, 2001.-238 с.
156. Шведова, Н.Ю. Очерки по синтаксису русской разговорной речи Текст. / Н.Ю. Шведова / отв. ред. В.В. Виноградов; РАН Институт русского языка. М.: Азбуковник, 2003. - 378 с.
157. Шейгал, Е.И. Семиотика политического дискурса Текст. / Е.И. Шейгал. М.: Гнозис, 2004. - 326 с.
158. Шкловский, В.Б. Избранное: Текст.: в 2 т. Т I. Повести о прозе. Размышления и разборы / В.Б. Шкловский. — М.: Художественная литература, 1983а.-639 с.
159. Шкловский, В.Б. Избранное: Текст.: в 2 т. Т II. Тетива. О несходстве сходного. Энергия заблуждения. Книга о сюжете / В.Б. Шкловский. М.: Художественная литература, 19836. - 640 с.
160. Шмелев, А.Д. Русская языковая модель мира Текст.: Материалы к словарю / А.Д. Шмелев. — М.: Языки славянской культуры, 2002. — 224 с. — (Язык. Семиотика культуры. Малая сер.).
161. Шрейдер, Ю.А. Логика знаковых систем (элементы семиотики) Текст. / Ю.А. Шрейдер. М.: Знание, 1974. - 64 с.
162. Эко, У. Отсутствующая структура. Введение в семиологию Текст. / У. Эко / перев. с итал. В.Г. Резник и А.Г. Погоняйло. СПб.: Симпозиум, 2006. — 544 с.
163. Якобсон, Р. В поисках сущности языка Текст. / Р. Якобсон // Семиотика: Антология / сост. Ю.С. Степанов. — 2-е изд., испр. и доп. М.: Академический Проект; Екатеринбург: Деловая книга, 2001. - С. 111-127.
164. Язык и познание. Методологические проблемы и перспективы. Studia Linguistica Cognitiva. Вып. 1— М.: Гнозис, 2006. — 364 с.
165. Althusser, L. Ideology and ideological state apparatuses Text. / L. Altusser // Lenin and philosophy and other essays. — New York and London: Monthly Review Press, 1971.-P. 127-186.
166. Anderson, D. The idea of a fake society Text. / D. Anderson, P. Mullen // Faking it. The sentimentalisation of modern society / ed. by D. Anderson and P. Mullen. London: Penguin Books, 1998.-P. 3-18.
167. Burridge, K. Blooming English. Observations on the roots, cultivation and hybrids of the English language Text. / K. Burridge. Cambridge: Cambridge University Press, 2004. - 242 p.
168. Burridge, K. Weeds in the garden of words. Further observations on the tangled history of the English language Text. / K. Burridge. Cambridge: Cambridge University Press, 2005. - 196 p.
169. Chomsky, N. Deterring democracy Text. / N. Chomsky. London and New York: Verso, 1991.-422 p.
170. Chomsky, N. Hegemony or survival. America's quest for global dominance Text. / N. Chomsky. London: Hamish Hamilton an imprint of Penguin Books, 2003.-278 p.
171. Cobley, P. Introducing semiotics Text. / P. Cobley, L. Jansz. Cambridge: Icon Books Ltd, 1999. - 176 p.
172. Crystal, D. ITow language works Text. / D. Crystal. London: Penguin Books, 2005.-500 p.
173. Eco, U. The Limits of Interpretation Text. / U. Eco. Indiana University Press, 1990. — 295 p.
174. Eco, U. Interpretation and Overinterpretation Text. / U. Eco et al. / ed. by St. Collini. 4th ed. - Cambridge, New York: Cambridge University Press, 1992. -295 p.
175. Fairclough, N. Technologisation of Discourse Text. / N. Fairclough // Texts and Practices: Readings in Critical Discourse Analysis / ed. by C. R. Caldas-Coulthard, M. Coulthard. New York: Routledge, 1996. - P. 143-159. .
176. Fairclough, N. Language and power Text. / N. Fairclough. London and New York: Longman, 1989. - 259 p.
177. Fauconnier, G. Mental spaces Text. / G. Fauconnier. Cambridge: Cambridge University Press, 1985. - 210 p.
178. Fauconnier, G. Compression and global insights Text. / G. Fauconnier, M. Turner // Cognitive linguistics. Vol. 11. — Cambridge: Cambridge University Press, 2000.-P. 283-304.
179. Fiske, J. Television culture: popular pleasures and politics Text. / J. Fiske. -London and New York: Routledge Taylor and Francis Group, 1987. — 354 p.
180. Frege, G. On Sense and Reference Text. / G. Frege // Modern philosophy of language / ed. by Maria Boghramian University College Dublin. — London: J.M. Dent, 1998.-P. 3-25.
181. Hall, S. Encoding / Decoding Text. / S. Hall // Hall S. et al. Culture, media, language. London: Hutchinson, 1980.-P. 128-139.
182. Halliday, M.A.K. Language as Social Semiotic Text.: The Social Interpretation of Language and Meaning / M.A.K. Halliday. London: Arnold, 1978.-256 p.
183. Horward, P. A word in time Text. / P. Horward. London: Sinclair-Stevenson Limited, 1990. - 274 p.
184. Kearny, E. N. The American way Text.: An Introduction to American Life / E. N. Kearny, M.A. Kearny, J. Crandell. Englewood Cliffs, N.J.: Prentice Hall, 1984.-241 p.
185. Keith, A. Euphemism and dysphemism: language used as shield and weapon Text. / A. Keith, K. Burridge. New York: Oxford University Press, 1991.-262 P
186. Kreidler, C. Introducing English semantics Text. / C. Kreidler. London and New York: Routledge Taylor and Francis Group, 2004. - 332 p.
187. Kripke, S. Naming and Necessity Text. / S. Kripke // Modern philosophy of language / ed. by Maria Boghramian University College Dublin. — London: J.M. Dent, 1998.-P. 201-224.
188. Lakoff, G. After 9/11, drop the war metaphor Electronic resource. / G. Lakoff, E. Frish. 2006a. - [www.rockridgeinstitute.org].
189. Lakoff, G. An inconvenient truth about Iraq Electronic resource. / G. Lakoff. — 20066. [www.rockridgeinstitute.org].
190. Lakoff, G. 'War on Terror', Rest in Peace Electronic resource. / G. Lakoff. 2006b. - [www.rockridgeinstitute.org].
191. Leech, G. A Communicative Grammar of English Text. / G. Leech, J. Svartvik. 2nd ed. - London: Longman; Pearson Education Limited, 1994. - 2781. P
192. Loury, G. Self-censorship Text. / G. Loury // Partisan Review. Vol. 60. -No. 4. - Cambridge: Cambridge University Press, 1993. - P. 608-618.
193. McWhorter, J. Doing our own thing. The degradation of the language and music and why we should, like, care Text. / J. McWhorter. London: Arrow Books, 2004.-280 p.
194. Modern philosophy of language Text. / ed. by Maria Boghramian University College Dublin. London: J.M.Dent, 1998. - 376 p.
195. O'Sullivan, T. Key concepts on communication Text. / T. O'Sullivan et al. London: Methuen, 1983. - 305 p.
196. Osgerby, B. Youth media Text. / B. Osgerby. — London and New York: Routledge Taylor and Francis Group, 2004. 300 p.
197. Pierce, Ch. Collected papers Text. / Ch. Pierce / ed. by C. Hartshorne and P. Weiss; Arthur W. Burks. — Vol. 1-8. Cambridge. — Mass: The Belknap Press of Harvard University Press, 1965 1967.
198. Philo, G. Seeing is believing Text.: The influence of television / G. Philo. — London and New York: Routledge Taylor and Francis Group, 1990. 244 p.
199. Portner, P. What is meaning? Fundamentals of formal semantics Text. / P. Portner. Oxford: Blackwell Publishing, 2005. - 236 p. - (Fundamentals of linguistics).
200. Reah, D. The language of newspapers Text. / D. Reah. 2nd ed. - New York: Routledge, 2002. - 126 p.
201. Searle, J. R. Intentionality. An essay in the philosophy of mind Text. / J. R. Searle. Cambridge: Cambridge University Press, 1985. - 278 p.
202. СПИСОК ПРИНЯТЫХ СОКРАЩЕНИЙ И ИСПОЛЬЗОВАННЫХ1. СЛОВАРЕЙ
203. ВЭФ Всемирная энциклопедия: Философия / главн. науч. ред. и сост. А.А. Грицанов. - М.: ACT; Минск: Харвест, Современный литератор, 2001,- 1312 с.
204. CIDE The Cambridge International Dictionary of English. -Cambridge: Cambridge University Press, 1998. - 1773 p.
205. CCED The Collins Concise English Dictionary. - Third ed. -Glasgow: HarperCollins Publishers, 1992. - 1660 p.
206. NIWDEL The New International Webster's Dictionary of the English Language. - Deluxe Encyclopedic Ed. - Naples, Florida: Trident Press International, 1995.-2059 p.
207. OED The Oxford English Dictionary. - Revised ed. - Oxford, New York: Oxford University Press, 1997. - 1340 p.
208. СПИСОК ИСТОЧНИКОВ ПРИМЕРОВ