автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Особенности индивидуального стиля Леонида Мартынова

Полный текст автореферата диссертации по теме "Особенности индивидуального стиля Леонида Мартынова"

Павлова Наталия Дмитриевна

ОСОБЕННОСТИ ИНДИВИДУАЛЬНОГО СТИЛЯ ЛЕОНИДА МАРТЫНОВА

Специальность 10.01.01 - русская литература

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание учёной степени кандидата филологических наук

2 ИЮН 2011

Москва-2011

4848378

Работа выполнена на кафедре русской литературы и журналистики ХХ-ХХ1 веков филологического факультета государственного образовательного учреждения высшего профессионального образования «Московский педагогический государственный университет»

Научный руководитель:

доктор филологических наук, профессор Минералова Ирина Георгиевна

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор Саськова Татьяна Викторовна

кандидат филологических наук, доцент Пашков Александр Витальевич

ГОУ ВПО «Российский университет дружбы народов»

Защита состоится 20 июня 2011 года в 14.00 ч. на заседании диссертационного совета Д 212.154.15 при Московском педагогическом государственном университете по адресу: 119991, г. Москва, Малая Пироговская ул., д. 1.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке в Московском педагогическом государственном университете по адресу: 119991, г. Москва, Малая Пироговская ул., д. 1.

Автореферат разослан мая 2011 года.

Ведущая организация:

И.о.учёного секретаря диссертационного совета

Общая характеристика работы

Стиль поэта Леонида Мартынова формировался под сильным воздействием экспрессивных, сложноассоциативных форм как поэзии отечественной - В. Маяковского, В. Брюсова, А. Блока, В. Каменского, В. Хлебникова, Б. Пастернака, так и зарубежной - А. Рембо, П. Верлена, др.

При этом очевидно, что постижение поэтического мира эпохи через призму футуризма и западноевропейского символизма с их тягой к броским живописным образам, совпало с собственными художественными исканиями поэта.

На протяжении всего творческого пути JI. Мартынова интерес критиков и филологов к его творчеству не ослабевал, появилось огромное количество самых разнообразных исследований. Значительный интерес для рассмотрения избранной нами темы представляют статьи и монографии В.В. Дементьева, Л.И. Лавлинского, A.A. Михайлова, A.B. Македонова, А.И. Павловского, A.A. Урбана1, анализирующие творчество Л. Мартынова.

Исследователи часто ставят своей целью характеристику философской стороны творчества Л. Мартынова или выбирают в качестве объекта исследования особенности стиховой формы его произведений.

Л. Мартынов вошел в литературу в 20-е гг. XX в., во время активных поисков выразительно-изобразительных средств, источником которых для поэзии априорно считался синтез, как художественный, так и литературный. Поэтому для поэта стилизация композиционных, колористических, интонационно-ритмических открытий, совершенных другими видами искусства (живописью, музыкой), была вполне естественна и органична. Совершенно естественно и то, что он транслировал идею синтеза искусств в творчество нового XX в. В связи с этим продуктивным представляется рассмотрение поэзии Л. Мартынова с точки зрения взаимодействия литературы и живописи, литературы и музыки.

Понятие «синтез искусств» сегодня в особом комментарии не нуждается, так как на рубеже XX и XXI вв. получило детальную разработку в трудах современных исследователей2. Стремление к синтезу явилось основополагающим для культурной, духовной атмосферы Серебряного века и оказало более или менее значительное влияние на любое, пожалуй, произведение искусства той эпохи. Новые значения понятие «синтез» получило благодаря

1 Дементьев В.В. Леонид Мартынов: Поэт и время. Изд. 2-ое, доп. М., 1986; Лавлинский Л.И. Не оставляя линии огня: О лирической поэзии наших дней. М., 1985; Македонов A.B. Волшебные сны и подсолнухи Леонида Мартынова // Македонов A.B. Свершения и кануны: О поэтике русской советской лирики 30-70-х годов. Л., 1985. С. 42-50; Михайлов A.A. Поэзия в меняющемся мире. Л. Мартынов // Михайлов A.A. Портреты. М., 1983. С. 225-263; Павловский А.И. Мирознание Леонида Мартынова II Павловский А.И. Советская философская поэзия: Очерки / О М.Заболоцком, Л.Мартынове, А.Твардовском / Отв. Ред. В, А,Ковалев. Л., 1984. С. 83-127; Урбан A.A. Образ человека - образ времени: Очерки о советской поэзии. Л., 1979.

2 Минералова И.Г. Русская литература серебряного века. Поэтика символизма. М., 2004; Ази-зян И.А. Диалог искусств Серебряного века. М., 2001; Рапацкая Л.А. История русской музыки: от Древней Руси до «серебряного века». М., 2001.

переосмыслению его уже в 20-х гг. XX в. Е. Замятиным (ст. «О синтетизме», «Новая русская проза»): «Реализм видел мир простым глазом; символизму мелькнул сквозь поверхность мира скелет - и символизм отвернулся от мира. Это - тезис и антитеза; синтез подошел к миру со сложным набором стекол -и ему открываются гротескные, странные множества миров»3.

Актуальность исследования определяется усилением внимания в современном литературоведении и критике к вопросам индивидуального стиля и способов его реализации, а также необходимостью «перечитать» Леонида Мартынова-поэта как явление феноменальное для художественной эпохи, наследующей художественные открытия рубежа Х1Х-ХХ вв. и формирующей новый стиль советской России. Он, будучи поэтом-новатором, выработал свою действительно уникальную манеру, сохранив связь с традицией и при этом сделав решительный шаг к новым горизонтам реформирования русской поэтической речи.

Объект исследования: черты индивидуального стиля поэзии Л. Мартынова, рассмотренные с позиций, позволяющих выявить роль синтеза, явленного в его поэзии на разных уровнях художественного воплощения.

Материалом исследования являются следующие сборники и собрания сочинений автора: Мартынов Л.Н. Лукоморье; Мартынов Л. Река тишина. Стихотворения и поэмы 1919-1936 гг.; Мартынов Л.Н. Собр. соч. в 3-х томах; Мартынов Л. Стихотворения и поэмы, а также стихи таких его современников, как С. Есенин, П. Васильев, Н. Заболоцкий, С. Кирсанов и др4.

Предметом исследования являются образно-семантические, лексические, синтаксические, фонетические и интонационно-ритмические художественные средства, основополагающие для внутренней формы стихотворений Л. Мартынова.

Цель исследования: выявить доминантные черты индивидуального стиля Л. Мартынова, обратив внимание на роль художественного синтеза в его творчестве, а также показать, как и какие тенденции развития русской советской поэзии отразились в личных художественных открытиях поэта.

Исходя из понимания объекта и цели исследования, были сформулированы следующие задачи:

- указать на особенности проявления «живописности» образного строя Л. Мартынова в контексте современности, проследив связи его творчества с футуризмом и символизмом на эстетическом и образно-семантическом уровнях;

- установить соотношение образа и портрета в поэзии и Л. Мартынова в рамках импрессионистических тенденций эпохи;

3 Замятин Е. Я боюсь. Литературная критика. Публицистика. Воспоминания. М., 1999. С. 77;

4 Мартынов Л.Н. Лукоморье. М.: Сов. писатель, 1945; Мартинов Л. Река тишина. Стихотворения и

поэмы 1919-1936 гг. М., 1983; Мартынов Л.Н. Собр. соч. в 3 т. М., 1976-1977; Мартынов Л. Стихотворения и поэмы. Л., 19X6; Васильев П. Стихотворения и поэмы. М., 2007; Есенин С. Собр. соч. в

6 т. М., 1977-1980; Заболоцкий H.A. Собр. соч. в 3 т. М., 1983, Кирсанов СИ. Собр.соч. в 4 т. М., 1974.

- выявить функции пейзажа и способы его художественно-речевого воплощения в лирике Л. Мартынова и его современников;

- охарактеризовать особенности поэтических натюрмортов JI. Мартынова, указав на соотношение преемственности традиции и новаторства в творчестве поэта как выразителя стиля эпохи;

- систематизировать музыкальные образы в русской советской поэзии и поэтических текстах Л. Мартынова, создающие ряд звуковых картин;

- продемонстрировать наличествующий в стихе Л. Мартынова лирико-музыкальный, музыкально-ритмический и музыкально-мелодический потенциал.

Для решения поставленных задач в работе используются следующие методы: сравнительно-типологический, историко-функциональный, контекстуальный.

Методологическую базу диссертационной работы составили философские и теоретико-литературные исследования B.C. Соловьева, А. Белого, Вяч. Иванова, Е. Замятина (разработка понятия «синтеза» как художественного явления), В.В. Виноградова, Ю.Н. Тынянова, Ю.И. Минералова (изучение проблемы индивидуального стиля), А.Ф. Лосева (взаимоотношения человека и космоса как божественного единства и гармонии; философское значение категории музыки), Ю.М. Лотмана (анализ жанра натюрморта и строения поэтического текста), А.Н. Веселовского, Б.М. Гаспарова (особенности мотивов и лейтмотивов в литературных произведениях), М.Л. Гаспарова, Б.П. Гончарова, Д. Самойлова (проблемы интонации, рифмы, звуковой организации стиха), а также современные работы по эстетике и теории литературы.

Новизна исследования состоит в комплексном системном подходе к исследованию творчества Л. Мартынова, способствующем глубокому и всестороннему постижению своеобразия и многогранности индивидуального стиля поэта и художественной эпохи, к которой он объективно принадлежал. Эта эпоха выросла на открытиях выдающихся художников начала XX в., приняла вызовы XX в. и создала высокохудожественную русскую советскую поэзию. Для художника Мартынова в этой поэзии значимо было абсолютно все, дающее представление о жизни (и духовно-нравственной, и нравственно-эстетической в том числе) ее граждан, народа и каждого человека в отдельности.

Новизна заключается и в выявлении взаимоотраженности его поэтической речи и художественных тенденций времени. В диссертационной работе впервые предложена классификация поэтических портретов Л. Мартынова: портрет героини; портрет лирического героя; парный, семейный портрет; портрет в пейзаже. Впервые исследованы разные виды поэтических натюрмортов поэта и дан комплексный анализ музыкальной составляющей его творчества.

Кроме того, диссертационная работа имеет теоретическое и практическое значение в плане более полного и глубокого изучения творчества

Л. Мартынова, а также вносит вклад в разработку общей проблемы изучения индивидуального стиля и интерпретации поэтических текстов середины XX в. Его результаты и материалы могут быть использованы при дальнейшем изучении лирики поэта, а также в преподавании систематического курса истории русской литературы XX в., при разработке специализированных курсов по вопросам поэтики стиля, синтеза искусств в литературе, а также в курсах по анализу художественного текста для студентов-филологов и учащихся профильных классов общеобразовательных школ, гимназий, лицеев.

Положения, выносимые на защиту:

1. В эпоху рубежа XIX - XX вв. многие авторы стремились к синтезу искусств и сосредоточивали свои усилия в сфере разработки особых приемов и средств расположения, организации художественного материала - наподобие музыки и живописи. «Словесная живопись» даст себя знать в начале 1910-х гг. - в ранних футуристических опытах В. Маяковского («Ночь», «Утро»), Суть приёма здесь в создании зримо конкретного, рассчитанного на «зрительные» ассоциации метафоризма, сверхзадачей которого будет экс-прессионистичность, превалирование выражения над изображением и впечатлительностью как таковыми. Синтез как художественное явление оказался характерен и для Л. Мартынова, которого В. Маяковский привлекал прежде всего «как художник слова, живописец и график слова, волшебник слова» (3, 27). Часто в его творчестве мы можем встретить синкретизм поэзии и живописи. С другой стороны, 20-е гг. XX в. выдвинули в Советской России на первый план нового теоретика синтеза искусств - Е.Замятина, в статьях которого были поставлены задачи, с которыми солидаризовались и литературные классики, и литературная молодежь. Именно Е.Замятин учит новым правилам поэтического живописания, не конфликтным по отношению к урокам его предшественников-теоретиков.

Поэтические портреты Л. Мартынова достаточно многогранны. В них мы видим и реалистическую достоверность, и импрессионистическую иллюзорность. Портреты поэта часто сотканы из мгновенных впечатлений, цепи сравнений, ассоциативных метафор.

2. Л. Мартынов считал себя последователем В. Маяковского, видимо, поэтому столь велико его внимание к урбанистическому пейзажу, а впоследствии именно пейзаж, и не только городской, найдет отражение в его творчестве. В лирике поэта можно встретить, с одной стороны, конкретные, нарочито сниженные пейзажи (влияние футуризма), с другой стороны, - пейзажи «размытые», импрессионистические (влияние и старших символистов, и живописцев-современников). Поэт отказался от традиционного живописания природы, в которой он не склонен отыскивать символы и опознавательные знаки для выявления своих психологических состояний и настроений.

Природа, по мысли Л. Мартынова, интересна сама по себе, она не нуждается в поэтическом восприятии человека и ждёт от него другого взгляда. Поэт создает галерею неповторимых пейзажей, особо акцентируя свое вни-

мание на единстве макрокосма и микрокосма, на сопричастности человеческого разума всему происходящему вокруг. Важнейшими приметами его пейзажной лирики являются склонность к философствованию, четкой аргументации и сложная метафоричность, широкое использование условности (аллегория, олицетворение, совмещение реального плана с фантастическим).

Л. Мартынов одухотворяет природу, не отказывая ей в наличии разума в одном случае, наделяя её разумом человека в другом и говоря о наличии некой высшей гармонии космоса, во многом неподвластной человеку, в третьем. И в этом Л. Мартынов близок Н. Заболоцкому и художнику П. Филонову.

3. В творчестве поэта, помимо огромного количества замечательных портретов и пейзажей, немало поэтических натюрмортов, в которых вещи освобождены от своих функциональных связей и, став своеобразными субъектами действия, предстают в системе отношений, возникшей как результат композиции. Есть в лирике Л. Мартынова и попытка расширить границы натюрморта, теснее связать его с человеком, с окружающим миром, что приводит к органичному слиянию этого жанра с портретом, пейзажем, интерьером и бытовой живописью.

4. В ходе анализа лексико-семантического уровня организации стихов выявляется ряд музыкальных мотивов-формул, являющихся важными элементами художественного мира поэта. В лирике Л. Мартынова настойчиво появляются следующие лейтмотивы: горы, море, реки, корабли, парусники, ладьи; ночь, луна, звезды, закаты, тучи; ветер, вихрь, смерч, шквал; вселенная, хаос; поющий человек, звучащий мир, лира, флейта и др. Ладья становится сложной метафорой и воплощает свободу, мечту, любовь, музу и одновременно труд, мастерство, профессионализм. Образы лиры, флейты - символов поэтического вдохновения, искусства - являются лейтмотивными в творчестве поэта.

5. Л. Мартынов и его современники (В. Маяковский, С. Кирсанов, Н. Заболоцкий и П. Васильев) особое значение придают звуковой организации стиха. Приметой лирики Л. Мартынова является смысловое наполнение всех элементов поэтического текста. Фонетические созвучия рождают ассоциации смыслового плана. Прихотливое соединение разнородных фонетических элементов помогает поэту обнажить новизну и подчеркнуть парадоксальность мира.

6. Доминантной приметой ритмического строя произведений поэта являются повторы разных типов, благодаря которым он обеспечивает впечатляющее смысловое художественное насыщение своих стихотворений. Л. Мартынов удачно экспериментирует и с такими ритмическими элементами стиха, как членение на строки и строфы. Вместо строгой ритмической строфики поэт так же, как В. Маяковский и С. Кирсанов, выдвигает на первое место различные формы образно-ассоциативного и ритмико-синтаксического параллелизма, которые свойственны народной поэтике. По меткому замечанию А.Л.Жовтиса, у Л.Мартынова преобладает «игра рифменных созву-

чий»5. Поэт то сдваивает, страивает или даже учетверяет ряды, превращая их в одну графическую строку, то использует столбичное построение, то превращает полустишия в строки. Опираясь на синтаксическое членение, он то организует новые эквивалентные единицы, замыкая их рифмами, то с помощью рифменных многочленов скрепляет свои всегда напряженные монологи.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, библиографического списка используемой литературы (всего 211 наименований) и приложения, представляющего собой изобразительные ресурсы из 41 репродукции картин. Общий объем диссертации - 184 страницы.

Апробация работы. Основные положения диссертационного исследования были изложены на научных и научно-практических конференциях в следующих докладах автора: «Живописное и музыкальное начала в поэзии Леонида Мартынова» (Москва, Педагогический государственный университет, 2007); «Типология натюрморта в лирике Л. Мартынова» (Елец, Государственный университет им. И.А. Бунина, 2008); «Своеобразие поэтических пейзажей Л. Мартынова: творческая перекличка с поэтами и художниками XX века» (Ярославль, Государственный педагогический университет им. К. Д. Ушинского, 2009).

По теме диссертации опубликовано 5 статей, в том числе две - в изданиях ВАК, список которых приведен в конце автореферата.

Основное содержание работы

Во введении дано обоснование актуальности выбранной темы, определены объект и предмет исследования, его цели и задачи, методологические основы и методы, раскрыта научная новизна исследования, его теоретическая и практическая значимость, представлен обзор исследовательских работ, посвященных творчеству Л. Мартынова, проблемам индивидуального стиля и синтеза в искусстве.

При всем многообразии существующих определений и подходов к изучению индивидуального стиля исследователи этого феномена сходятся во мнении, что он не является генетически обусловленной категорией, а формируется под влиянием индивидуально-личностных особенностей автора, а также социокультурных и языковых факторов.

Творчество Л. Мартынова формируется в эпоху, первоочередной задачей которой мыслился синтез, захвативший все сферы духовной и материальной культуры. Символисты видели в «синтезе» прежде всего мистический и религиозный акт, сплав музыкального и поэтического начал, он мыслился ими как сила, связующая мир божественных сущностей и человека.

5 Жовтис А Л. Стих Л.Мартышва в контексте русской стиховой культуры. // Художественная индивидуальность писателя и литературный процесс / творчество Мартынова / Сб. науч. трудов ОГПИ. Указ изд. С. 29.

8

И .Г. Минералова пишет: «Силой синтетического искусства художественные деятели серебряного века надеялись преобразовать мир ...»6.

Естественно, что синтез как художественное явление оказался привлекателен и для писателей и поэтов, никак не связанных с символистскими исканиями. Среди художников слова, осуществлявших в своём творчестве такой синтез, можно назвать В. Маяковского (поэзия - живопись), А. Блока (поэзия - музыка) и многих других. Несомненно, к ним относится и Л. Мартынов, уже в ранней лирике которого мы отчетливо видим переплетение музыкального и живописного начал.

Глава I. Словесная живопись в поэзии Л.Мартынова и его современников содержит три параграфа. В главе дается анализ живописной доминанты стиля Л. Мартынова, который на разных этапах своего пути создавал поэтические формы, стилизующие черты жанров изобразительного искусства - портрета, пейзажа, натюрморта.

§].]. Портрет и образ в лирике Леонида Мартынова и импрессионистические тенденции эпохи

В художественной литературе портрет является только одним из средств характеристики персонажа, употребляемом в композиционном единстве с другими средствами: развертыванием действия в сюжете, описанием мыслей и настроений героев, диалогом действующих лиц, описанием обстановки и т. д.

В творчестве Л. Мартынова позволим себе выделить следующие типы портретов: портрет героини; портрет лирического героя; парный, семейный портрет; портрет в пейзаже.

Образ героини Л. Мартынова противоречив и неоднозначен. С одной стороны, это реалистически выписанный портрет его современницы, активной и динамичной. С другой, - импрессионистический образ любимой, таинственный и «неосязаемый».

Проходящая по улицам революционного города девушка («Позднею ночью город пустынный», 1922 г.) - не просто милое создание из декадентских сборников, она - представитель новой, революционной эпохи. Четкость и даже жесткость линий ее портрета создается ритмическим рисунком - правильные дактили чередуются со стопами хорея: «Неясная девушка новой веры - / Грубый румянец на впадинах щек... »7.

«Нежная девушка новой эры» находит своё отражение и в живописи. Достаточно вспомнить два портрета Г.Г. Ряжского: «Делегатка» (1927 г.) и «Председательница» (1928 г.). Важно отметить, что Л. Мартынов в поэзии и Г. Ряжский в живописи стремились создать типические и одновременно лирические образы женщины-общественницы, рожденной революцией.

Л. Мартынов подобен живописцу не только умением выделить конкретную деталь и поднять её до уровня глубокого обобщения («грубый ру-

6 Минералова И.Г. Русская литература серебряного века. Поэтика символизма М., 2004. С. 262.

1 Мартынов Л.Н. Собр. соч. в 3 т. М., 1976. Т.1. С.14. Далее ссылки на это издание даются в тексте в круглых скобках с указанием тома и страницы.

мянец», «мех полушубка», «девичий след»), но и сложной метафоричностью лирики. «Я не говорю про цветы. / Но я докажу, что ты / В одежду из темноты / Оделась / И вся зарделась / От собственной красоты» (2,496).

Портрет возлюбленной дан через впечатление лирического героя, через смену мгновений, а это уже импрессионистская манера описания.

Этот стиль напоминает созданные М.А. Врубелем портреты жены, а также пленэрные портреты К.А. Коровина и акварели В.Э. Борисова-Мусатова, вызывающие ощущение миражности, призрачности.

Похожий портрет-впечатление встречаем мы в лирике земляка и соратника Л. Мартынова П. Васильева («Вся ситцевая, летняя, приснись») и С. Кирсанова - поэта, вышедшего из футуристической школы В. Маяковского («Сад, где б я жил, - я б расцветил тобой, / дом, где б я спал, - тобою бы обставил»8).

Л. Мартынов преклоняется перед женщиной, прозревая в ней «геометрическое среднее между атомом и солнцем» (1, 644). Поэтому его волшебное Лукоморье охраняет «дева-идол золотая»: «Злата шкура на плечах, / Золотой огонь в очах» (1, 147). Аналогичный обобщенный образ девы-России создает Ю. Ракша в своей картине «Времена года. Васильки». По сути перед нами не реальная женщина, а богиня, волосы которой сплетаются с колосьями, а васильки в волосах отражают синеву неба.

Портрет лирического героя в творчестве Л. Мартынова не менее разнообразен. Выразительный автопортрет создает поэт в стихотворении «Провинциальный бульвар» (1921 г.). Образ мечущегося в поисках новизны и гармонии жизни поэта в этом стихотворении сродни лирическому «я» стихов В. Маяковского, готового расцеловать «умную морду трамвая»9, которая в сравнении с физиономиями посетителей кафе и ресторанов кажется куда более одухотворенной и даже интеллектуальной10.

Созданные Л. Мартыновым автопортреты часто связаны с образами природы: «В белой шубе из бурана / Выйду, глядя на луну; / На Двину взглянув, надвину / Шапку пышную на лоб, / Сделаюсь наполовину / Сам похожим на сугроб» (2,402). Трудно в этом импрессионистическом портрете увидеть черты автопортрета лирического героя. Здесь вновь имеет место ассоциативность мышления поэта. Подобным же образом вписывает автопортрет в пейзаж Ю. Ракша. Человек как бы растворен в контурах деревьев, отражается в зеркале природы.

Особое место в лирике Л. Мартынова занимает парный, семейный портрет. Интересно в этом отношении стихотворение «Художник» (1954 г.). Мы присутствуем при акте создания семейного портрета: дочь, «Как лунная ночь, / Уплыла с полотна» (1, 324). Вместо сыновей «вышли сады/А в садах - / Соловей!» (1,324). Черты героев размыты, растворены в окружающем ми-

8 Кирсанов С И. Собр. Соч. в 4 т. М., 1974. Т.1.С. 159.

9 Маяковский В. Собр. соч. в 6 т. М., 1973. Т. 1. С. 111.

10 Подробно об образе лирического героя в поэзии В. Маяковского см.: Колосова С.Н. Черты автопортрета в формировании образа лирического героя в стихотворении Владимира Маяковского «Ночь».// Гуманитарные исследования АГУ. №3 (35). 2010 С. 134-140.

10

ре (соединение портрета и пейзажа), в результате чего создается характерная для импрессионизма загадочность, многомерность таинственности. Так же неуловимо движение девушки, изображённой на картине В. Борисова-Мусатова «Весна»: мы не видим ее лица, ее взгляда, устремленного в сторону старинного дома, освещенного прощальными лучами солнца.

Лирические портреты Л. Мартынова глубоко психологичны. Откровенный антропоморфизм (перенесение человеческих свойств на явления природы) охватывает мир неодушевленных предметов. Весна в воображении поэта - «большой веснушчатый детина», который «всю Европу взял в объятья» (1, 552). Март разгуливает по городу «в распахнутом пальто» (1, 221). Осень в изображении Л. Мартынова - «Чёрт Багряныч», который за ночь «обагрил листву» и пророчит в будущем «луночь» и «саночь» (2,171).

Все вышеизложенное приводит к выводу о том, что поэт, используя возможности художественного синтеза, удачно соединяет в своей портретной живописи поэзию и прозу, романтическое видение мира с реалистическим. В его творчестве заключено восхождение от частного к общему, последовательное отвлечение от конкретности изображаемых форм с целью достижения наибольшей экспрессии. Портреты Л. Мартынова - это и размытость образов импрессионизма, и коллажиая мозаичность кубизма, и контурная гра-фичность экспрессионизма.

§1-2. Пейзаж в лике Леонида Мартынова и его современников

Л. Мартынов отказался от традиционного живописания природы, в которой он не склонен отыскивать символы и опознавательные знаки для выявления своих психологических состояний и настроений.

В стихотворении «Закат» (1977 г.) реализовано как раз это его понимание природы: «Когда / В лесу уже темно, / Бывает дерево одно / Зелёнопла-менным закатом / Оранжево озарено»11. По традиции следовало бы сказать: «Оранжевым закатом озарено одинокое зелёное дерево». Но Л. Мартынов переосмыслил этот образ в традициях импрессионизма, допускающего существование и зелёного заката, и оранжевого дерева. Композиционно перекликается с этим стихотворением очень оптимистичное, светлое, полное воздуха и света полотно Д.Д. Бурлюка «Пейзаж с деревьями»: тот же пламенный закат, те же деревья с неестественно багряными стволами.

В лирике поэта нашло художественное воплощение изучение космоса, человека и природы учеными естественнонаучного направления: К.Э. Циолковским, В.И. Вернадским, Д.И. Менделеевым, Д.И. Тимирязевым, К.А. Мичуриным, - и в этом Л. Мартынов близок Н. Заболоцкому и художнику П. Филонову, высказывающим в своих художественных гипотезах общую мысль: макрокосм и микрокосм едины. В стихотворении Л. Мартынова «Грядущий май» (1968 г.) у берёз вырастают «космические руки» (2,209), а в стихотворении «Иззвездь» (1973 г.) звёзды подобны «плясу / Блещущих инфузорий» (2, 455). Лирический герой стихотворения «Прятки» хочет превра-

" Мартынов Л. Стихотворения и поэмы. Л.,1986. С. 480.

И

титься в мотылька, в некую спору, чтобы лететь «туда, куда ракетам и не взвиться» (2, 123).

Подобное стремление найти себя во вселенной мы встречаем и в стихотворении С. Кирсанова «Этот мир»: «Счастье - быть / частью материи, / жить, где нить / нижут бактерии»12. Так же мыслит вселенную и русский художник Павел Филонов («Победа над вечностью», «Формула весны»). Вселенная бесконечна как в перспективу космоса, так и вглубь атома.

Ассоциативность, проявляющаяся в постоянном использовании паро-нимической аттракции, ассоциативных метафор, - главная особенность поэтического мышления Л. Мартынова. Перед нами восходящий к В. Хлебникову перенос центра тяжести с «вопроса о звучании на вопрос о смысле», явно ощутимая попытка создать «новый строй, исходя из случайных смещений»13.

Сходство словесной живописи Л. Мартынова и С. Есенина, все богатство которой подчинено единственной цели - дать читателю почувствовать красоту и животворящую силу природы, находящейся в бесконечном развитии и изменении, - выявляется при рассмотрении целого ряда их стихотворений. Есенинский ветер пляшет по равнинам, «рыжий ласковый осленок»14, а ветер Л. Мартынова «листву с ветвей похитил, / Он властвует, как победитель, / Грабитель и очарователь» (1, 275). В стихотворении С. Есенина «взбалмошная луна» «вместе с рамами в тонкие шторы» вяжет «на полу кружевные узоры»15, а у Л. Мартынова «Венера повела / Куда-то ввысь надменною ноздрёю...» (2, 33). В поэтическом мире С. Есенина «Кудрявый сумрак за горой / Рукою машет белоснежной»16. А мартыновские «Туманы / В мантильях / Ходили по земле» (2, 526). Итак, природа, подобно человеку, рождается, растет и умирает, поет и шепчет, грустит и радуется. И в этом художническое «родство» обоих поэтов.

Л. Мартынов, одухотворяет мир живой и неживой природы, прибегая к созданию развернутых метафор и сравнений, он вводит читателя и в круг технических завоеваний. Поэт замечает, что где-то в Рузе и в Тарусе в предрассветной луговой дреме смерчик «пронесся мимо, как мотоциклист» (1, 380). В лесу пауки «аэронавствуют на паутинах» (2, 356). А осени приходит на ум «помотоциклетничать» и «посамолётничать» (1, 697). И окказионализмы здесь вовсе не случайны: мир, преображаемый человеком, достоин и преображённых слов.

Л. Мартынова-художника привлекал город как некий сгущенный и выразительный образ современного мира, и в этом вряд ли стоит видеть исключительно футуристические урбанистические его привязанности. Поэт создаёт развёрнутый образ столицы, где «мосты кишат машинами» (1,359), где можно увидеть «высотных зданий ясные массивы» (1, 307), где тротуары и мос-

12 Кирсанов С.И. Собр. Соч. в 4 т. Указ. изд. Т.1. С.242.

13 Тынянов Ю. О Хлебникове. // Собр. пр-ий Ве.тамира Хлебникова в 5 т. Л., 1928. Т. 1. С. 25.

14 Есенин С. Собр. соч. в 6 т. М., 1977-1980. Т. 1. С. 55.

15 Есенин С. Собр. соч. в 6 т. Указ. изд. Т. 1. С. 195.

16 Там же. С. 82.

товые пахнут «туфлей из резины» (1, 310). Город выступает как олицетворённый, даже одухотворенный образ, некое существо, живущее по своим законам.

Поэт любил стереометрию мира, его упорядоченность в рационально расположенных линиях, плоскостях и пересечениях. Мир представлялся ему некоей конструкцией, своеобразным техническим сооружением, сконструированным гениальной природой. В своем стремлении к обновлению поэзии Л. Мартынов широко использует технический принцип «сдвига», канон «сдвинутой» конструкции. Этот принцип был перенесен в литературу из живописной практики авангарда.

Рассмотрим с этой точки зрения стихотворение Л. Мартынова «Закат» (1964 г.), которое с полным правом можно назвать поэтическим пейзажем в духе полотен В. Кандинского («Пейзаж»), дающих пронзительное ощущение кривящегося пространства, и философских картин Ю. Анненкова, использующего в своем творчестве кубические приемы («Адам и Ева»).

Закат Л. Мартынова геометрично четок, соткан из квадратов и треугольников, заполнен бытовыми предметами («крышка кубышки», «вышка, с которой взирает дозорный», «фуражка какого-то конфедерата»). Интересно и употребление слова «кубышка», корень которого -куб- придает пейзажу своеобразный объем.

Центральным образом творчества Л. Мартынова стала сказочная Сибирь (Лукоморье), «страна-холодырь» (1, 122), где «Драконоподобные зори / Стоят над востоком, как будто в дозоре» (1, 93), «где шары янтаря тяжелеют у моря» (1,143), где «лукой заходят в море / Горы хладные» (1,146).

Говоря о сибирских стихотворениях Л. Мартынова, уместно, на наш взгляд, вспомнить «северные» полотна A.M. Васнецова, К. Коровина, В. Серова, И. Левитана, И. Остроухова, М. Нестерова, А. Борисова, А. Рылова. Северный пейзаж привлекал их своеобразием, самобытностью, суровой мощью, выражающей русский национальный характер.

Подытоживая наши наблюдения, мы приходим к следующему выводу: Л. Мартынов, находясь в творческом диалоге с поэтами и художниками, создает галерею неповторимых пейзажей, особо акцентируя свое внимание на единстве макрокосма и микрокосма и на сопричастности человеческого разума всему происходящему вокруг. § 1.3. Натюрморт в лирике JI. Мартынова

Будучи по профессии журналистом, поэт уделял огромное внимание факту и человеку, желая запечатлеть момент созидания в жизни. В 40-60-е гг. поэтическая мысль Л. Мартынова найдет новое выражение, когда предмет, бытовая деталь начнут приобретать аллегорический смысл, одушевляться и одухотворяться. Именно поэтому в его творчестве, помимо огромного количества замечательных портретов и пейзажей, появится немало поэтических натюрмортов, каких мы не встретим в таком количестве ни у одного из современников поэта.

Ю.М. Лотман в своей статье «Натюрморт в перспективе семиотики» писал: «...вещь в сюжетной картине ведет себя как вещь в театре, вещь в натюрморте - как вещь в кино. В первом случае - с ней играют, во втором - она играет»17. С этой точки зрения интересно рассмотреть и отношение к вещам в лирике Л. Мартынова. О нетленности подлинных произведений искусства пишет поэт в стихотворении «Камин» (1947 г.). Для него не столько важна сама вещь, сколько то, что она хранит в себе память о своём создателе. Камин жив, он заключает в себе душу и вдохновение мастера, что подчёркнуто оксюмороном «пылает без дров» (1,193).

При этом все-таки натюрморт не обретает полностью самостоятельного значения, «предмет в нем оказывается метонимической заменой актанта, то есть человека в его отсутствие»18. Многое может рассказать старый патефон из стихотворения Л. Мартынова «Музыкальный ящик». Поэт использует оксюморон «на ощупь - музыкально мелодичный» (1, 308), чтобы показать, что патефон таит в себе мелодию, и действительно «музыкальный ящик» неожиданно оживает. Зазвучала русская народная песня «Во саду ли, в огороде...», раскрывая тайну происхождения изготовившего патефон мастера. Таким образом, вещь, наряду со своим прагматическим назначением, имеет и знаковый смысл, то есть может отражать определённые черты персонажа, которому она принадлежит.

Антиподом подобного натюрморта, в интересующем нас аспекте, является аллегорический натюрморт. В этом случае изображаемые предметы имеют определенное аллегорическое или закрепленное за ними культурной традицией значение. К аллегорическим следует, на наш взгляд, отнести натюрморты Л. Мартынова, связанные с образами цветов. Поэт стремится проникнуть в душу цветка, к которой можно обратиться, которой можно посочувствовать. Так, например, главная героиня стихотворения «Кувшинка» (1947 г.) хочет «очнуться, пробудиться» от мёртвого, одинокого пребывания «В пруду, где дремлют караси» (1, 186). Ей не терпится попасть в кувшин, «Хотя бы очень небольшой, / Но с человеческой душой» (1,186). А кувшинка в кувшине - это уже натюрморт с аллегорическим подтекстом: у каждого человека должен быть свой дом, пусть небольшой, но уютный, где царит взаимопонимание.

Если кувшинка в кувшине оживает, освобождаясь от стоячей, мёртвой воды пруда, то срезанные и забытые человеком розы мучаются в вазах: «Что / Творится / Там, за шторой, / Той вот самой, за которой / В мученические позы / В мутных вазах встали розы?» (1, 344). Предметный мир обретает символическое звучание. Всеми любимые, воспеваемые поэтами и художниками розы символизируют в поэзии Л. Мартынова молчание и тайну. Композиционно перекликаются со стихотворением поэта натюрморты К. Коровина «Ро-

" Лотман Ю.М. Натюрморт в перспективе семиотики // Лотман Ю.М. Статьи по семиотике культуры и искусства. СПб., 2002. С. 344.

Лотман Ю.М. Указ. изд. С. 344.

зы. Вечер» и М.А. Врубеля «Роза» (1904 г.), которые отличает завораживающая недосказанность.

Богатое воображение Л. Мартынова позволяет ему увидеть красоту и необычность самых простых предметов, поэтому хранящиеся в хозяйственном магазине мотки верёвок (ст. «Верви») превращаются под его пером в различные фигурки, «в какие-то произведения скульптуры» (2,44). А бакены из одноименного стихотворения, оказывается, мечтают «Тихо уплыть с голубого фарватера / Прочь на зимовку в какой-то затон» (2,414).

Итак, поэтическим натюрмортам Л. Мартынова свойственны следующие акценты: привычные предметы становятся психологически выразительными, пропитываются человеческой эмоцией, приобретают способность чувствовать, переживать и сопереживать лирическому герою.

Подводя итоги первой главы, следует выделить стилевые особенности поэзии Л. Мартынова, апеллирующие к образцам современной поэту русской живописи: сложную метафоричность, аллегоричность, совмещение реального плана с фантастическим и, наконец, ассоциативность, проявляющуюся в постоянном использовании паронимической аттракции и ассоциативных метафор.

Глава II. Словесная музыка в русской советской поэзии и творчестве Л. Мартынова состоит из четырех параграфов.

Целью II главы диссертационной работы является системное исследование художественного мира Л. Мартынова в аспекте музыкальности. Категория музыки значима в эстетике и поэтической практике символизма как пронизанная звуковыми и ритмическими сочетаниями словесная фактура стиха, то есть как максимальное использование музыкальных композиционных принципов в поэзии. Вяч. Иванов отмечал, что «в каждом произведении искусства, хотя бы пластического, есть скрытая музыка»19.

Л. Мартынов, следуя традиции символистов, использовал технику музыкального письма как эстетические средство звучания на разных уровнях текста: лексико-семантическом, звуковом, ритмическом. ^ 2.1. Образы музыкантов и музыкальных инструментов в лирике Леонида Мартынова

В ходе анализа лексико-семантического уровня организации текстов поэта выявляется ряд музыкальных мотивов - формул, являющихся важными элементами художественного мира поэта.

Л. Мартынов часто населяет свои стихи лирическими персонажами, представляющими тот тип человека, который особенно дорог и близок поэту: искатель истины, готовый сменить устоявшийся быт на необжитые края. Таков, например, флейтист из стихотворения «Замечали - по городу ходит прохожий?». Это автобиографическое стихотворение, в основу которого лег старинный немецкий сюжет о бродячем музыканте, спасшем игрой на волшебной флейте-дудочке город Гаммельн от полчища крыс.

19 Иванов Вяч. Предчувствия и предвестия // Золотое руно. 1906. №5-6. С. 53.

15

Необходимо отметить, что образ флейты - это общеупотребительная во время В. Маяковского метафора поэзии. Так, Н. Заболоцкий в «Поэме весны» (1956 г.) связывает образы скрипки и свирели с пробуждением поэтического вдохновения. А. Тарковский же в своем стихотворении «Поэты» (1952 г.) делает флейту важнейшим атрибутом поэзии, преображающим жизнь. Действительно, образы лиры, флейты - символов поэтического вдохновения, искусства - становятся лейтмотавными в творчестве поэта.

В поэтическом мире Л. Мартынова лира звучит даже в космосе, ведь где-то там рождается творческое вдохновение: «Я был / В эфире. / Там игра на лире. / Там стонут струны, стянутые туго...» (2, 339).

Подводя самые общие итоги предпринятого нами анализа, можно заключить: во всех рассмотренных нами стихотворениях Л. Мартынова явлено и общее в стиле эпохи: неоромантизм, художественный синтез, эстетизм. При этом каждое отдельное стихотворение поэта представляет собой своеобразный путь музыканта (романтики всякого поэта почитали за музыканта). Таким образом, индивидуальное в стиле Л. Мартынова во многом соположе-но стилю эпохи.

£ 2.2. Мотивы и лейтмотивы в их музыкально-поэтических значениях у Л.Мартынова

В данном диссертационном исследовании рассматривается и еще один аспект литературно-музыкального синтеза, связанный с внедрением в поэзию мотивов и лейтмотивов. Общепризнанным показателем мотива является его повторяемость. Согласно точке зрения Б.М. Гаспарова, свойства мотива «вырастают каждый раз заново в «процессе» самого анализа, в зависимости от того, к каким контекстам обращается ученый»20.

В качестве примера приведем моггав, объединяющий два произведения: стихотворение Л. Мартынова «Замечали - по городу ходит прохожий?» и поэму М. Цветаевой «Крысолов» - музыкант уводит из города всех детей, не получив должного вознаграждения за избавление горожан от крысиного нашествия. Перед нами яркий образец поэзии реминисценций, в основе которой - парафразис общеизвестного сюжета (вариации этой темы можно найти у И. Гете, Г. Гейне, С. Лагерлеф, Р. Броунинга, М. Цветаевой, Д. Корильяно).

Крысолов у М. Цветаевой и Л. Мартынова - символ подлинного искусства, торжествующего и ни от чего не зависящего. Поэзия, как и музыка, амбивалентна. Она прекрасна, независимо от того, каковы убеждения художника и какова его личность. Потому, мстя горожанам, крысолов в поэме М. Цветаевой обижается не на то, что ему недоплатили, не от жадности уводит детей, а потому, что в его лице оскорблена музыка как таковая. Флейтист же Л. Мартынова, уводя детей в смерть, освобождает их души от бремени материи и тем самим делаегг их счастливыми. Здесь искусство - вне понятия греха: оно деидеологизировано и надморально.

20 Гаспаров Б.М. Литературные Лейтмотивы: Очерки по истории русской литературы ХХ°в. М, 1994. С. 29.

Необходимо отметить, что мотив может повторяться в одном или во многих произведениях писателя, становясь ведущим. Такой мотив может определятся как лейтмотив. При переносе понятия «лейтмотив» из музыки в сферу литературы выявляется суть словесного лейтмотива - обладать структурирующими и ритмизирующими функциями в виде определенного значения слова, появляющегося на различных речевых уровнях, часто в виде легких намеков, повторов, но всегда выраженных в тексте.

В лирике Л. Мартынова настойчиво появляются ключевые образы-доминанты: горы, море, реки, корабли, парусники, ладьи; ночь, луна, звезды, закаты, тучи; ветер, вихрь, смерч, шквал; вселенная, хаос; поющий человек, звучащий мир, лира, флейта и др., - которые придают творчеству поэта «определенную музыкально-смысловую цельность», выражают «некую интимно-сокровенную суть мироощущения и мировидения художника»21.

Л. Мартынов внимательно учился у В. Маяковского экспрессивной выразительности его письма, его умению передавать словом и ритмом «шумы, шумщци и шумики» огромного города. Интересно в этом плане и стихотворение «Баллада о композиторе Виссарионе Шебалине», повествующее о зарождении музыки из звуков города. Мы слышим целый оркестр голосов: «скрип полозьев санных», «колокольное соло» собора, «крик муллы на минарете», «воздыхания органа» (2, 106). Звучание города передается и при помощи глаголов: «гремели в цирке барабаны», «ролики скрипели», «стрекот шел из недр иллюзиона», «пели ремингтоны по конторам» (2,106).

Мир звучит и днем, и ночью. В стихотворении «Ночные звуки» можно услышать «вороватый свист», «щелчок железа», «краткий выхлоп газа», «шелестенье вяза» (1, 269) - и почувствовать, как «еле слышный ветерок / Чуть зазвенел / И замер» (1,269).

В звучащий, поющий мир Л. Мартынова включается и человек: «Человечеству хочется песен, / Люди мыслят о лютне, о лире. / Мир без песен / Неинтересен» (1, 315). Так заявляет Л. Мартынов в стихотворении «Что-то новое в мире», музыка здесь мыслится как голос (оперная традиция).

Необходимо также учитывать, что лейтмотивный образ несет в себе несколько или даже множество смыслов, подчиняясь ассоциативному богатству художественного произведения.

Вывод очевиден: любая лейтмотивность как таковая - свидетельство целостности художественного мира писателя. Поэт мыслит мотивами, а каждый мотив обладает устойчивым набором значений, отчасти заложенных в нем генетически, отчасти явившихся в процессе долгой исторической жизни.

£ 2.3. Доминантные черты звукописи в поэзии 20-х-70-х гг.:

Л. Мартынов как выразитель стиля эпохи

Особенности звукописи в лирике Л. Мартынова в полной мере обусловлены влиянием символистов, которые понимали «художественное слово как инструмент магического воздействия на физический мир» и воспринима-

21

Павловский А.И. Мярознание Леонида Мартынова II Павловский А.И. Советская философская поэзия. Очерки. Указ. щц. С. 85.

ли слово-символ как «могучее средство преображения человека и преобразования всего сущего»22.

В произведениях Леонида Мартынова особое значение имеет звуковая организация стиха. Она не сводима к рифме, хотя эта сторона его поэтики также узнаваема и разнообразна.

В стихах Л. Мартынова, как и у В. Маяковского, Б. Пастернака, рифмуются не только окончания строк, но по существу любые слова внутри текста. Для него характерно своеобразное звуковое уподобление слов, находящихся рядом или поодаль друг от друга, поэтому излюбленный прием поэта - использование так называемых фонемных повторов.

Ярким примером подобной музыкальной ассоциативности образов является и стихотворение «Январка» (1932 г.): «Рано встал ледокол на прикол, / Снег замел ледокол и мол. / От мороза в порту лопнул колокол, / Волка ранило колокола осколком...» (1, 63). Поэт мастерски соединяет в пределах одной строфы созвучные, но далекие в семантическом плане слова, и колокол совершенно органично превращается в сложное слово с удвоенным корнем -кол- со значением «колоть». Валуны же могут быть «на холодную бухту навалены» только с «январской луны», а провода способны гудеть, как невода.

Композиторское умение Л. Мартынова в звуке передавать и внешний, и внутренний мир приводит к тому, что подчас звучание, а не привычное значение определяет у поэта отбор этих образов.

Обратимся в этой связи к двум стихотворениям - «Усталость» (1950 г.) и «Томленье» (1962 г.). Мелодика первого стихотворения создается путем нагнетания четырехфонемных повторов: «отсталость наверсталась», «осталась... усталость», «усталость разрасталась», «усталость распласталась». Повторяя четырехфонемный комплекс -стал-, поэт создает подобие однокоренных слов.

В стихотворении «Томленье» возникает иной словесный образ. И вновь Л. Мартынов играет фонемами, повторяя в словах «оленье», «томленье», «поленья», «исцеленья», «расщеплснью» четырехфонемный комплекс -лень-, создавая тем самым эффект звукового уподобления слов. В результате такой фонетической игры достигается семантическое сближение разных по лексическому значению слов: томленье (т.е. изнуренность) и лень (т.е. безделье).

Здесь, безусловно, влияние не только футуризма, но и имажинизма, провозгласившего, что поэтическое произведение - непрерывный ряд образов, являющихся самоцелью. Причем образ может таиться как в корне слова, так и в окончаниях.

Помимо фонемных повторов и аллитераций, поэт широко использует ассонансы, при этом повторяющийся звук вступает в ассоциативную связь с семантикой тех слов, которые его содержат.

• В поэтическом мире Л. Мартынова ассонансы звуков «а» и «о» могут обозначать некую устойчивость, статичность (стихотворения «Рассвет», «Ру-

22 Минсралова И.Г. Русская литература серебряного века. Поэтика символизма. Указ. изд. С. 31.

18

бикон»). Напротив, узкие гласные «у», «ы», «и» - диффузные звуки, изображающие неполноту, утрату равновесия, слабость, даже страдание (стихотворения «Деревня», «Вот лес. Он был густ...»).

Излюбленный поэтом способ ассоциативного сцепления, при котором фонетическое созвучие рождает ассоциацию чисто смыслового плана, позволяет прихотливо соединять разнородные явления, обнажая тем самым новизну и странность мира.

^ 2.4. Эксперимент и поэтическая практика в лирике Л. Мартынова: интонационно-ритмическая организация стиха

Ритм - основополагающий элемент поэтического мира Л. Мартынова, без которого он просто не мог бы существовать и держаться. Этой стороной своего творчества поэт в особенности близок А. Блоку, полагавшему, что гармония возникает посредством ритма из бесформенного хаоса, что мир - как осмысленное целое - несет в себе музыкальное начало: «Вначале была музыка. Музыка есть сущность мира. Мир растет в упругих ритмах. Ритм задерживается, чтобы потом "хлынуть"»23.

Доминантной приметой ритмического строя произведений поэта являются повторы разных типов. Это прежде всего лексические и синтаксические повторы. Часто в границах одного стиха дважды, а то и трижды повторяется одно слово (иногда в слегка измененной форме), одно предложение (ст. «Ива», «Удача»).

Поэт часто использует повторы однородных грамматических конструкций, благодаря которым нивелируются семантические различия слов, например, словесные ряды «дремлет - внемлет», «боронила - хвалила - бранила», «свищет - блещет», «победитель - грабитель - очарователь» воспринимаются почти как ряды синонимов. Нередко прибегает он и к анафорическому связыванию смежных строчек и к синтаксическому параллелизму (ст. «Вологда», «Карпаты», «Алтай»),

Благодаря повторам Л. Мартынов обеспечивает смысловое художественное насыщение своих стихотворений. Ведь помимо обычных языковых и синтаксических связей, его произведения пронизаны комплексом «вертикальных» и «перекрестных» связей, явившихся результатом повторения целых строк, частей строк и слов.

Поэт удачно экспериментирует и с такими ритмическими элементами стиха, как членение на строки и строфы, постоянно нарушая изохронность строк: в его стихах шестистопная и даже восьмистопная строки могут соседствовать с двустопной или трехстопной. Довольно часто и строфы в стихах Л. Мартынова неоднородны: рядом с двустишием могут находиться трехстишие и четырехстишие, следующая строка может быть шестистишием, завершать или начинать стихотворение может одна строка, стоящая особняком (ст. «Из года в год негодная погода», «Любовь»),

«Текучая форма» в стихах Л. Мартынова связана главным образом с балансированием на границе дольников и трехсложников, дольников и ак-

иБлок А. Собр. соч. в 6 т. М., 1971. Т. 6. С.112.

центного стиха. По мнению Л.А. Жовтиса, заслуга Л. Мартынова-стихотворца в том, что он «наметил новые пути обогащения ритмической выразительности самых косных метрических форм - хореев и ямбов»24. Полиметрия достигает пика своего развития в творчестве В. Маяковского. Мы встречаем ее во многих его хрестоматийных произведениях 20-х гг., в том числе в стихотворениях «Париж (Разговорчики с Эйфелевой башней)», «Сергею Есенину», «Письмо к товарищу Кострову из Парижа о сущности любви» и в поэмах «Владимир Ильич Ленин», «Хорошо!», «Во весь голос».

Чувство формы было в высшей степени присуще и последователю

B. Маяковского Л. Мартынову. Поэт свободно компонует двусложные и трехсложные размеры, причем речь идет не о произвольном коллажном соединении, а о динамическом равновесии ритма, что способствует созданию разговорной интонации.

Так, в стихотворении «Вологда» (1933 г.) поэт удачно использует сме-ноударный стих (в пределах одной стихотворной строки соединяются хореическая и дактилическая стопы) с цезурами: «То-то, Вологда! / Смейся, как смолода! / Тело колокола не расколото» (1, 77).

Помимо размера стиха и строфики, важным фактором ритма является рифма, - созвучие слов, занимающих фиксированную позицию, как правило, на конце стихотворных строк. «А созвучие, систематически повторяющееся в одной и той же позиции, - пишет Ю.И. Минералов, - неизбежно порождает в словесном тексте определенную ритмичность...»25.

Рифмотворчество становится главной областью, в которой поэт проявляет себя в 40-е гг. Он стремится обходиться минимальным количеством созвучий. Так, например,стихотворение «Листья» (1951 г.) целиком построено на одной сквозной рифме: на панели - осатанели - зашелестели - не захотели -улетели (1,276).

Безусловно, рифма Л. Мартынова генетически связана с экспериментами поэзии Серебряного века, в частности, с экспериментами русских футуристов 10 - 20-х гг. Поэт мастерски использует диссонансную рифму: ветер -свитер (1,265), плавень-ливень (1,169), очи -речи, ярче-зорче (1,255) и др. Футуристы рекламировали диссонансную рифму в качестве «новой», но объективно она выглядит как парафраз соответствующей рифмы русского барокко XVII в. (встречалась в произведениях 3. Морштына, Г. Сковороды,

C. Полоцкого, И. Величковского и др.). Л. Мартынов последовательно и сознательно использует составную рифму, включающую полнозначные слова: ладан - от лампад он (1, 88), красоты в ней -ливней (1, 161), угрожаем -дорожа им (1, 522) и др. Часто встречается в стихотворениях поэта и неточные рифмы, генетически связанные с поэзией Г.Р. Державина: тучи - лучше (2, 255), не нужно - в окружность (2, 437), отверглась - смерилось, пре-

24 Жовтис А.Л. Стих Л.Мартынова в контексте русской стиховой культуры. // Художественная индивидуальность писателя и литературный процесс / творчество Мартынова./ Сб. науч. трудов ОГПИ. Омск, 1989. С.32.

25 Минералов Ю.И. Поэтика. Стиль. Техника. М., 2002. С. 10.

20

мудро -утро(2, 421). Л. Мартынов мастерски вводит в свою поэзию моно-рим и рубай, свойственные восточной поэзии (ст. «Пленный швед», «Из смиренья не пишутся стихотворенья...», «И вскользь мне бросила змея...»). Можно найти в лирике поэта и примеры использования редифной рифмы: «Ведь все-таки жизнь моя - праздник! / Хоть грозный, а все-таки - праздник! / Я буден не узник, не им я союзник, / А жизнь моя - праздник!» (1, 192).

Если суммировать сделанные наблюдения над ритмико-звуковой организацией стихотворений Л. Мартынова, можно отметить: смысл идет за мелодикой стиха, ассоциирование явлений - за подбором рифм, причем границы рифмы и звуковой инструментовки в стихотворениях поэта зачастую размыты, доминирует установка на звуковые отношения, в которых рифма то выкристаллизовывается, то исчезает. При этом звуковые повторы составляют некое звуковое поле вокруг слова, организующего систему повторов.

В заключении обобщаются основные результаты исследования и делаются следующие выводы:

1. Леонид Мартынов, будучи признанным мастером в поэзии, воспринимавшимся как самобытное явление в русской литературе XX в., вполне выразил культурную эпоху, к которой всецело принадлежал. Поэзия Л. Мартынова является посредующим началом, способным связать пространственное искусство живописи с временным - музыкой, обеспечив их искомый синтез. Пришедший в русскую литературу в эпоху, когда художественный синтез был приметой культурной и литературной жизни, находящийся в творческом диалоге с поэтами и художниками первой трети XX в., Л. Мартынов удачно соединяет в своей портретной и пейзажной живописи поэзию и прозу, романтическое видение мира с реалистическим.

2. Л. Мартынов подобен живописцу умением выделить конкретную деталь и поднять ее до уровня глубокого обобщения, метафоричностью лирики, активным использованием символики цвета. Ему свойственна импрессионистская манера описания, акцентирование внимания на фиксирующих впечатление штрихах, с помощью которых достигается достоверность изображаемого.

Ведущий творческий метод поэта - сложно-ассоциативное преображение действительности, проявляющееся в постоянном использовании парони-мической аттракции и ассоциативных метафор. Следуя футуристическому принципу лексического обновления, Л. Мартынов нашел свою неповторимую интонацию, обнаруживая смысл в корневом подобии слов.

Поэтические портреты Л. Мартынова соединяют в себе черты реализма, импрессионизма и экспрессионизма, пропагандирующего перенесение смысловой доминанты на ассоциацию, на образ-символ.

3. Создавая свои поэтические пейзажи, Л. Мартынов одухотворяет природу, с одной стороны, наделяя ее разумом человека, а с другой, - говоря о наличии высшей гармонии космоса, неподвластной ему. Поэт полагает, что природа - достойный объект художественного осмысления как величайшая

ценность и тайна, при этом он особо акцентирует свое внимание на единстве макрокосма и микрокосма и на сопричастности человеческого разума всему происходящему вокруг.

Поэтические пейзажи Л. Мартынова отличаются глубокой философичностью и сложной метафоричностью. В зрелой лирике поэта широко представлены семантические оппозиции движения и покоя, неустойчивости и равновесия, для воплощения которых он обращается к природным образам стихийно-катастрофического плана, а также к моментам смены времен года.

Будучи поэтом, хорошо разбирающимся в важнейших достижениях науки и техники и увлекающимся космологией и космической физикой, Л. Мартынов создает множество импрессионистических ночных пейзажей, а также реалистический развернутый образ столицы. С другой стороны, являясь эпиком, стремящимся к философским обобщениям, поэт рисует былинный, во многом фантастический образ Лукоморья, земли счастья и высокой человечности.

4. Подлинное новаторство Л. Мартынова проявилось в его поэтических натюрмортах. Каждый предмет, каждая бытовая деталь в его стихотворениях наполняются аллегорическим смыслом, становятся психологически выразительными, пропитываются человеческой эмоцией, приобретают способность чувствовать, переживать и сопереживать лирическому герою. Поэт расширяет границы натюрморта, тесно связывает его с человеком, с окружающим миром, поэтому достаточно органично слияние этого жанра с портретом, пейзажем, интерьером и бытовой живописью.

Проанализированный нами поэтический материал показывает, что метафорическое восприятие мира, аллегоричность, совмещение реального плана с фантастическим и, наконец, ассоциативность, проявляющаяся в постоянном использовании паронимической аттракции и ассоциативных метафор, - основные стилевые доминанты поэта.

5. В творчестве Л. Мартынова проявляется богатство индивидуально-стилевых приемов поэта, который, с одной стороны, сам был смелым новатором, а с другой, творчески своеобразно переосмысливал приемы своих предшественников. Музыкальная образность занимает важное место среди творческого инструментария поэта. Поэтическую практику Л. Мартынова в этом плане характеризует чрезвычайная смелость и яркое своеобразие. Так, следуя традиции символистов, поэт использовал технику музыкального письма как эстетическое средство звучания на разных уровнях текста: лексико-семантическом, звуковом, ритмическом.

6. Рассмотрите лирики Л. Мартынова на фоносемантическом уровне, приводит нас к выводу, что в звуке поэт видел источник смыслопорождения, в котором заключается механизм инструментовки и комбинаторики как основных принципов организованности художественного целого. Основной принцип словесно-музыкального «симфонизма» Л. Мартынова - единение звука и смысла, чему способствует широкое употребление фонемных повторов, ассонансов и аллитераций. Исследование дает основание утверждать,

что излюбленный поэтом и его современниками (В. Маяковским, С. Кирсановым, Н. Заболоцким и П. Васильевым) способ ассоциативного сцепления, при котором фонетическое созвучие рождает ассоциацию чисто смыслового плана, позволяет прихотливо соединять разнородные явления, обнажая тем самым новизну и странность мира. Показано, что звуковая организация стиха функциональна в создании внутренней формы художественного целого. Таким образом, Л. Мартынов создает новый конструктивный принцип смысловой организации,.поэтому анализ звуковой образности и методов её создания становится необходимым условием для объективной и адекватной трактовки его произведений.

7. Проведенный в диссертации анализ поэтического наследия Л. Мартынова подтверждает, что доминантной чертой ритмико-интонационного плана его лирики являются повторы разных типов: лексические, синтаксические, фоносемантические, за счет которых произведение пронизывается комплексом «вертикальных» и «перекрестных» связей, явившихся результатом повторения целых строк, частей строк и слов; анафорическое связывание смежных строчек, синтаксический параллелизм и повтор однородных грамматических конструкций, создающий эффект грамматической однородности, благодаря которой нивелируются семантические различия слов.

8. В экспериментах в области ритмической организации поэтических произведений, как показывает исследование, Л. Мартынов следует традициям футуризма. Поэт часто нарушает изохронность строк и использует метрически разнородные фрагменты в рамках одного стихотворного произведения, вступая в своеобразную творческую перекличку с В. Маяковским и С. Кирсановым. Таким образом, вместо строгой ритмической строфики поэт выдвигает на первое место различные формы образно-ассоциативного и рит-мико-синтаксического параллелизма, которые свойственны народной поэтике.

9. В ходе анализа рифмотворческой деятельности Л. Мартынова выявлено, что рифма поэта была генетически связана с экспериментами поэзии Серебряного века, в частности, с экспериментами русских футуристов 1020-х гг. Л. Мартынов мастерски использует различные виды рифм: внутреннюю, сквозную, диссонансную, составную, неточную, генетически связанную с поэзией Г.Р. Державина. Л. Мартынов вводит в свою поэзию монорим, рубай, редифную рифму, свойственные восточной поэзии.

Границы рифмы и звуковой инструментовки в стихотворениях Л. Мартынова зачастую размыты, доминирует установка на звуковые отношения, в которых рифма то выкристаллизовывается, то исчезает. При этом звуковые повторы составляют некое звуковое поле вокруг слова, организующего систему повторов. Поэтический синтаксис Л. Мартынова помогает передать художественную идею непосредственно, не ограничиваясь условными рамками грамматики. Творчество поэта показывает, что взаимообусловленность звуковых и образно-семантических образов является эффективным инструментом создания внутренней формы художественного образа.

Подводя итоги предпринятого исследования, можно заключить, что Л. Мартынов, будучи поэтом-новатором, выработал свой уникальный стиль, сохранив связь с традицией и при этом сделав решительный шаг к новым горизонтам реформирования русской поэтической речи.

В целом можно сказать, что постижение поэтического мира эпохи через призму футуризма и западноевропейского символизма с их тягой к броским живописным образам и к изысканной музыкальности совпало с собственными художественными исканиями Л. Мартынова. Влияние футуризма отчетливо просматривается в создании зримо конкретного, рассчитанного на «зрительные» ассоциации метафоризма, сверхзадачей которого будет экспрессионистичность, превалирование выражения над изображением и впечатлительностью как таковыми. Влияние же символизма мы видим в использовании всех средств музыкального воздействия: ритма, аллитераций и ассонансов, приемов музыкальной композиции, звуковых повторов, звукоподражаний, в использовании индивидуально-авторских способов интонирования стихотворной речи, а также в формировании интонационного рисунка индивидуального поэтического голоса.

Таким образом, совершенно очевидно, что индивидуальное в стиле Л. Мартынова во многом соответствует стилю эпохи. Л. Мартынов остается одним из крупнейших русских поэтов XX в., которому, по мнению Е. Евтушенко, «удалось создать больше, чем хорошие стихи, - он создал интонацию. А своя интонация - это уже чудо»1.

Основные положения диссертации отражены в публикациях:

1. Павлова Н.Д. Синтез живописного и поэтического начал в урбанистической лирике Л. Мартынова. //Известия Волгоградского государственного педагогического университета. Серия филологические науки. 2011. № 2(56). С. 124-128 (0,2 пл.).

2. Павлова Н.Д. Звуковая организация стиха в поэзии Леонида Мартынова. //Вестник Пермского университета. Российская и зарубежная филология. 2011. Вып. 2(14). С. 148-153 (0,3 пл).

3. Павлова Н.Д. Портрет и образ в лирике Леонида Мартынова. // Синтез в русской и мировой художественной культуре: Материалы VIII научно-практической конференции, посвященной памяти А.Ф.Лосева. М.: МПГУ, 2008. С. 178-188 (0,5 пл.).

4. Павлова Н.Д. Натюрморт в лирике Леонида Мартынова. //Текст. Язык. Человек: Материалы VI Международной научной конференции. Мозырь: МПГУ им. И.П. Шамякина, 2011. С. 115-120 (0,3 пл.).

5. Павлова Н.Д. Своеобразие интонационно-ритмической организации стиха Леонида Мартынова. //Научные труды молодых ученых-филологов. Вып. IX. М.: МПГУ, 2010. С. 136-142 (0,3 пл.).

1 Капитан воздушных фрегатов / Сост. И. Девхтьярова Омск, 1995. С. 132.

Подп. к печ. 17.05.2011 Объем 1.5 п.л. Зак. № 71 Тир. 100 экз.

Типография МПГУ

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Павлова, Наталия Дмитриевна

Введение.

Глава 1. Словесная живопись в лирике Л.Мартынова и его современников.

§1.1. Портрет и образ в лирике Л. Мартынова и импрессионистические тенденции эпохи

§1.2.Функция пейзажа в лирике Л. Мартынова и его современников.

§1.3. Натюрморт в лирике Л. Мартынова.

Глава 2. Словесная музыка в русской советской поэзии и творчестве

Л. Мартынова.

§2.1. Образы музыкантов и музыкальных инструментов в лирике

Л. Мартынова.

§2.2. Мотивы и лейтмотивы в их музыкально-поэтических значениях у

Л. Мартынова.

§2.3.Доминантные черты звукописи в поэзии 20-х — 70-х гг.: Л. Мартынов как выразитель стиля эпохи.

§2.4.Эксперимент и поэтическая практика в лирике Л. Мартынова: интонационно-ритмическая организация стиха.

Введение диссертации2011 год, автореферат по филологии, Павлова, Наталия Дмитриевна

Стиль поэта Леонида Мартынова формировался под сильным воздействием экспрессивных, сложноассоциативных форм как поэзии отечественной — В. Маяковского, В. Брюсова, А. Блока, В. Каменского, В. Хлебникова, Б. Пастернака, так и зарубежной — А. Рембо, П. Верлена, др.

При этом очевидно, что постижение поэтического мира эпохи через призму футуризма и западноевропейского символизма1 с их тягой к броским живописным образам совпало с собственными художественными исканиями поэта. Анализ стихотворений, написанных Л. Мартыновым с 20-х до 70-х гг. XX в., его литературно-критических высказываний выявляет постоянное стремление поэта к усилению интеллектуального начала в лирике, к сложной метафоричности и ассоциативности, к созданию стиховой системы, способной выразить сложность современного сознания.

Актуальность темы исследования определяется усилением в современном литературоведении и критике пристального внимания к вопросам индивидуального стиля и способов его реализации, а также необходимостью «перечитать» Леонида Мартынова-поэта как явление феноменальное для названной художественной эпохи, наследующей художественные открытия рубежа Х1Х-ХХ вв. и формирующей новый стиль советской России. Он, будучи поэтом-новатором, выработал свой уникальный стиль, сохранив связь с традицией и при этом сделав решительный шаг к новым горизонтам реформирования русской поэтической речи.

1 Авраменко А. П. От XIX века к XX. Новое искусство (Русский символизм как объект научного изучения) // Вестник Московского университета. Сер. 9. Филология., 2002. — № 2. — С. 20-35; Винокур Г.О. Маяковский — новатор языка // Винокур Г.О. О языке художественной литературы. — М., 1991. — С. 317407; Гаспаров М.Л. Антиномичность поэтики русского модернизма // Гаспаров М. Избранные статьи. — М., 1995. — С. 286-304; Горелова Ольга Александровна. Александр Вертинский и ироническая поэзия серебряного века : Дис. канд. филол. наук : 10.01.01. — М., 2005; Ковтун Е.Ф. Русская футуристическая книга. — М., 1989; Леннквист Б. Мироздание в слове. Поэтика В.Хлебникова. — СПб., 1999; Минералова И.Г. Русская литература серебряного века. Поэтика символизма. — М., 2004; Сахно И.М. Русский авангард: живописная теория и поэтическая практика. — М., 1999; Секрнеру А.Е. Художественный синтез в творчестве И. Северянина: Дисс. к-та фил. наук. — М., 1998.

Л. Мартынов — художник, поэт — вошел в литературу в 20-е гг. XX в., во время активных поисков выразительно-изобразительных средств, источником которых для поэзии априорно считался синтез, как художественный, так и внутрилитературный. Поэтому для поэта стилизация композиционных, колористических, интонационно-ритмических открытий, совершенных другими видами искусства (живописью, музыкой), была вполне естественна и органична. Совершенно естественно и то, что он транслировал идею синтеза искусств в творчество нового XX в.

В связи с этим продуктивным представляется рассмотрение поэзии Л. Мартынова с точки зрения взаимодействия литературы и живописи, литературы и музыки, а также исследование его творчества в контексте стилевых исканий сложной художественно-исторической эпохи с опорой на сложившуюся традицию.

Мы поддерживаем точку зрения Ю.М. Лотмана, полагающего, что поэтический текст — это «сложно построенный смысл»2. С точки зрения Ю.М. Лотмана, в этом проявляется принципиальное различие языковой и поэтической структуры: первая складывается из элементов различных уровней, причем «низшие» уровни принципиально асемантичны, вторая — уже изначально семантична и есть система распределения смысла.

Поэтический текст организуется таким образом, что он не только не уточняет семантику слова и фразы, но и, наоборот, углубляет полисемантизм, соотнося значение и форму слова с семантической структурой всего текста. По мнению Г.О. Винокура, «.все то, что в общем языке, с точки зрения его системы, представляется случайным и частным, в поэтическом языке переходит в область существенного, в область собственно смысловых противопоставлений»3.

Поэтому системное исследование поэтической речи Л. Мартынова также необходимо для решения актуальных проблем, связанных с

2 Лотман Ю.М Анализ поэтического текста. //Лотман Ю.М. О поэтах и поэзии. — СПб., 1996. — С. 44.

3 Винокур Г.О. Об изучении языка литературных произведений // Винокур Г.О. Избранные работы по русскому языку. — М., 1959. — С. 251. рассмотрением вопроса индивидуального авторского стиля, а именно: для выявления стиле образующих факторов и признаков стиля, для разграничения понятий язык и стиль автора и для рассмотрения функционирования различных стилистических средств в поэтическом тексте.

Поэзия Леонида Мартынова представляет собой художественный мир, в котором запечатлена эпоха эстетических исканий 20-х — 70-х гг. XX в. На протяжении всего творческого пути поэта интерес критиков и филологов к его творчеству не ослабевал, появилось огромное количество самых разнообразных исследований.

О поэте в свое время активно отзывалась критика, да и историки литературы в 60-е — 70-е гг. XX в., когда он оказался на гребне славы, писали о нем довольно обстоятельно. Жизненный и творческий путь Л. Мартынова прослежен тоже внимательно. В сознании многих исследователей поэт предстаёт прежде всего как философ, осмысливающий эпоху, сложный внутренний мир современника, как художник, дающий нравственно-философские ориентиры мировосприятия и поведения, увлекающий яркой перспективой будущего.

Эти качества поэта ещё в 1945 г. были отмечены в двух вышедших одновременно статьях И.Л. Гринберга и Л.И. Тимофеева, явившихся откликом на сборник «Лукоморье»4. В них единодушно утверждалось, что целью творчества Л. Мартынова является «исследование и постижение»5, и в этом заключается его индивидуальность и «бесспорность поэтического выражения», свидетельствующая о «зрелости мастера»6. Однако эти правильные и серьёзные выводы потонули в шуме разгромных статей Вс. п

Вяч. Иванова и В.М. Инбер, посвящённых тому же сборнику .

4 Гринберг И.Л. Дорога в Лукоморье // Звезда. — 1945. № 7. — С. 136-138; Тимофеев Л.И. Среди стихов.//Знамя.— 1945. №7. — С. 165-166.

5 Гринберг И.Л. Дорога в Лукоморье. — Указ изд. — С. 136.

6 Тимофеев Л.И. Среди стихов. — Указ. изд. — С. 166.

7 Иванов В.В. Рецензия на сборник стихов Л.Мартынова «Эрцинский лес» // Омская правда. — 1946. — 28.сентября. — С. 3; Инбср В.М. Уход от действительности // Литературная газета. — 1946. — 7 декабря. — С. 4.

И только в 1956 г., откликаясь на сборник «Стихи», опубликованный в 1955 г. московским издательством «Молодая гвардия», критики В.А. Луговской, В.Ф. Огнев, И.И. Кобзев, А.Б. Граши, и Б.И. Рунин услышали и одобрили, наконец, неповторимый голос поэта, перестав упрекать его в отсутствии конкретной изобразительности, назвав его поэтом-философом, интеллектуалом8.

И.И. Кобзев начинает свою статью о сборнике JI. Мартынова «Стихи» с прямых обвинений критики, «на протяжении долгого времени совершенно незаслуженно замалчивавшей этот своеобразный и глубокий талант»9.

Попытка выявить своеобразие стихов поэта, главные достоинства его творчества содержится в статье В.Ф. Огнева (1956 г.), который справедливо отмечает, что не удовлетворявшая критиков «странность» JI. Мартынова «есть не более чем выражение яркой индивидуальности художника»10.

B.Ф. Огнев снова подчёркивает отмеченное ранее И.Л. Гринбергом и Л.И. Тимофеевым редкое умение поэта «проникнуть в сущность явления»11, острое чувство современности, активность лирического героя, для которого

1 9 характерен «дух познания и благородного беспокойства за судьбы мира» . Критик называет стихи Л. Мартынова «поэтическими кроссвордами»13, имея в виду их богатый подтекст.

С 1957 по 1964 гг. в периодике регулярно появляется статьи A.B. Македонова, A.A. Михайлова, В.Ф. Огнева, посвященные стихам и поэмам Л. Мартынова, защищается первая диссертация, автор которой, Г.И. Мучник, анализирует творческий путь поэта до 1964 г14.

8 Луговской В.А. Стихи Леонида Мартынова // Известия. — 1956, — 4 июня. — С.З; Огнев В.Ф. Лирика Леонида Мартынова // Новый мир. — 1956. № 6. — С.244-248; Кобзев И.И. Стихи Леонида Мартынова // Смена. — 1956.№ 18. — С. 17; Граши А.Б. Лирика Леонида Мартынова //Литературная газета.— 1956.— 7 апреля. — С. 6; Рунин Б.И. В защиту лирической индивидуальности // Жизнь поэзии 1956. — М., 1956. —

C. 169.

9 Кобзев И.И. Стихи Леонида Мартынова. — Указ.изд. — С. 17.

10 Огнев В.Ф. Лирика Леонида Мартынова. — Указ изд. — С.244.

11 Там же. — С.243.

12Там же. — С. 248.

13 Там же. — С.245.

11 Максдонов A.B. «Вода благоволила литься»: Заметки о лирике Леонида Мартынова // Македонов A.B. Очерки советской поэзии. — Смоленск, 1960. — С. 182-188; Македонов A.B. Чувство Вселенной и чувство Земли // Герой современной литературы: Сб.ст. — М., 1963. — С. 180-199; Михайлов A.A. Мир

Новый всплеск обострённого внимания читателей и критики к его поэзии — 1966-1969 гг. Это прежде всего многочисленные отклики И.Е. Гитович, Е.И. Калмановского, A.B. Никулькова, С.Б. Рассадина, A.A. Урбана на сборник 1965 г. «Первородство», удостоенный Государственной премии РСФСР имени М. Горького, на стихотворения и поэмы в 2-х томах (1966 г.), «Стихотворения» (1967 г.), «Людские имена» (1969 г.). Среди критиков и литературоведов, постоянно обращавшихся к анализу творчества Л.Мартынова с 1966-1967 гг., следует особенно выделить В.В. Дементьева, Л.И. Лавлинского, A.A. Михайлова, A.B. Македонова, А.И. Павловского, A.A. Урбана.

Эти исследователи (и прежде всего В.В. Дементьев, А.И. Павловский) пытались охарактеризовать в целом лирику поэта, её идейно-художественное своеобразие, обозначить её место в советской поэзии, определить, в чём проявилось новаторство Л. Мартынова.

До середины 80-х гг. названные исследователи обращались к проблематике и пафосу его творчества, определяя значение творческого опыта поэта для советской философской поэзии15.

Для осознания значения творчества Л. Мартынова чрезвычайно важны работы писателя, критика и литературоведа, близкого друга семьи Мартыновых В.В. Дементьева, который охарактеризовал разные периоды творческой биографии поэта, подготовив, таким образом, почву для создания первой монографии о нем — «Леонид Мартынов: Поэт и время», современника // Литературная газета. — 1963. — 21 февраля. — С. 3; Огнев В.Ф. Поэзия и современность: Сб. ст. — М., 1961; Денисова И. «С мастеров да спросится» // Огонек. — 1959. № 33. — С. 16-25.Мучник Г.М. Творческий путь Леонида Мартынова: Дне.канд. филол. наук: 18. 641. — Алма-Ата, 1964.

15 Дементьев В.В. Даритель счастья. Л.Мартынов // Дементьев В.В. Исповедь земли: Слово о российской поэзга!. — М., 1984. — С. 182-226; Дементьев В.В. Леонид Мартынов: Поэт и время. Изд. 2-ое, доп. — М., 1986; Дементьев В.В. Мир поэта: Личность. Творчество. Эпоха. — М., 1980; Лавлинский Л.И. Не оставляя линии огня: О лирической поэзии наших дней. — М., 1985; Лавлинский Л.И. Мастерская вулкана // Лавлинский Л.И. Мета времени, море вечности. — М., 1986. — С. 187-203; Македонов A.B. Волшебные сны и подсолнухи Леонида Мартынова // Македонов A.B. Свершения и кануны: О поэтике русской советской лирики 30-70-х годов. — Л., 1985. — С. 42-50; Павловский А.И. Мирознание Леонида Мартынова // Павловский А.И. Советская философская поэзия: Очерки / О М.Заболоцком, Л.Мартыновс, А.Твардовском / Отв. Ред. В.А,Ковалёв. — Л., 1984. — С. 83-127; Урбан A.A. Образ человека — образ времени: Очерки о советской поэзии.—Л., 1979. являющейся на сегодня самым полным и квалифицированным исследованием и очерком жизни и творчества выдающегося русского поэта.

Критик убедительно и тонко проецирует на произведения поэта его жизненный путь, отмечает яркий гуманистический и нравственный пафос его поэзии. В монографии В.В. Дементьева заложены основы последовательного изучения вопроса о традициях В. Маяковского в лирике Л. Мартынова, влиянии на его творчество поэзии А. Блока, Б. Пастернака16. Широкая опора на материалы биографии поэта, личные встречи и беседы с ним, глубокий анализ стихов и исторических поэм позволили автору исследования выявить его яркое художественное своеобразие, заключающееся в ассоциативности образов, богатой ритмике, широком использовании неологизмов и развёрнутых метафор.

И в первой монографии, и в более поздних работах, посвященных Л.Н. Мартынову, В.В. Дементьев ищет основополагающие, главные черты в лирическом «я» поэта, находя их прежде всего в «дарителе счастья» из одноимённого стихотворения, делает вывод об основной направленности философской лирики поэта, в которой «истина научная — это одновременно и истина нравственная и эстетическая»17.

В 1969 г. со своей первой статьёй о Л. Мартынове «Весь мир творю я заново» выступает в печати журналист, поэт и критик Л.И. Лавлинский, также близко знавший его на протяжении многих лет. Последующие статьи Л.И. Лавлинского интересны обилием конкретного жизненного материала, подробностями встреч автора с поэтом, стремлением постичь секреты и особенности его творчества. По форме это статьи-интервью, статьи-воспоминания, в которых анализ его отдельных стихов, поэм сочетается с яркой характеристикой его личности, главных черт его характера, отношения к творчеству, что, безусловно, так или иначе преломилось в поэтической практике.

16 Дементьев В.В. Леонид Мартынов: Поэт и время. — Указ изд. — С. 246-267.

17 Дементьев В.В. Мир поэта: Личность. Творчество. Эпоха. — Указ изд — С. 163.

В изучение творчества Л. Мартынова, особенно в разработку вопроса о жанровой специфике его поэзии, большой вклад внёс критик и литературовед А.И. Павловский. Особенно интересна его статья «Мирознание Леонида Мартынова», в которой автор, исследуя философскую лирику поэта, пытается определить её ведущие темы, ключевые образы, дополняет вопрос о традициях В. Маяковского и А. Блока в его творчестве, говорит о своеобразии и индивидуальности модели мира в его лирике. Стоит отметить также очерки А.И. Павловского о философской поэзии. Литературовед акцентирует внимание на ритмике стихов Л. Мартынова, паузировании как излюбленном его приёме, особо подчёркивая музыкальность его лирики: «Л. Мартынов ощущал реальность музыкально, всем своим существом и всем существом своего чуткого стиха, который он однажды сравнил с эоловой арфой»18.

Трудно согласиться с А.Л. Кошелевой, которая оспаривает данное наблюдение А.И. Павловского и приходит к кардинально противоположной точке зрения: «Стихи его далеко не музыкальны <.> Постоянные диссонансы, фразы, построенные по законам прозаической речи, разрушают

19 привычную музыкально-ритмическую инерцию стиха» .

А.И. Павловский же полагает, что ритм Л. Мартынова «является несущей конструктивной точкой опоры, придающей к тому же и определённую гармонию негармоничным, непропорциональным и внешне

20 разнонаправленным элементам его мира» . Критик считает, что ритмика поэта с предельной обнажённостью выражает и мироощущение, и мировидение, и миропонимание художника. Этой стороной своего творчества поэт близок А. Блоку, полагавшему, что гармония возникает посредством ритма из бесформенного хаоса, что мир — как осмысленное целое — несёт в себе музыкальное начало.

18 Павловский А.И. Мирознание Леонида Мартынова. — Указ. изд. — С. 88.

19Кошелева А.Л. Образ времени и его идейно-художественное воплощение в философской лирике

Л.Мартынова // Межвузовский сб. науч. трудов, ОГПИ. — Омск, 1985. — С. 115.

20 Павловский А.И. Мирознание Леонида Мартынова. — Указ. изд. — С. 87.

А.И. Павловский вскрывает и родственную связь философской лирики

Л. Мартынова с творчеством В. Маяковского, которая выражается в органичном сплаве публицистической сути его стихов со своеобразием лирического высказывания.

Немало интересных работ посвящено проблемам поэтического языка, стилистики Л. Мартынова. Нельзя не согласиться с мнением В.В. Кожинова, справедливо полагающего, что поэта отличает предельная концентрация на какой-либо одной детали, факте, ситуации — этим он подобен живописцу.

Экономия художественных средств, образного материала имеет следствием чрезвычайную многозначность каждой детали в стихах Мартынова, придаёт

21 мощное напряжение авторской мысли» . Именно эта экономия, лаконичность предметной детализации в его творчестве даёт В.В. Кожинову основание утверждать, что произведения поэта воплощают «не полноту

22 бытия, а чётко отграниченную его сторону, аспект, сектор» . Но это суждение справедливо по отношению лишь внешней стороне лирики Л. Мартынова. По сути же «полнота бытия» пронизывает каждую строчку его стихотворений.

Много писалось о стиле поэта в 80-е гг. Среди основополагающих следует указать статьи С.Т. Золяна о поэтическом идиолекте поэзии Л. Мартынова и А.Л. Жовтиса об особенности его рифмы, заключающейся в установке на нарушение рифменного ожидания, на отказ от жёсткости конструкции. Критик делает интересное наблюдение, что в стихах поэта

23 преобладает «игра рифменных созвучий» .

На ту же особенность стиха Л. Мартынова указывал и С.Н. Поварцов, отмечая виртуозное владение внутренней рифмой и графику стиха поэта, создающую иллюзию прозы.

21 Кожинов В.В. Смена стилей и классическая традиция. // Многообразие стилей советской литературы. Вопросы типологии —М., 1978. — С. 436.

22 Кожинов В.В. Смена стилей и классическая традиция. — Указ. изд. — С. 436.

23 Жовтис А.Л. Стих Л.Мартынова в контексте русской стиховой культуры // Художественная индивидуальность писателя и литературный процесс / творчество Мартынова. / Сб. науч. трудов ОГПИ. — Омск, 1989,—С. 29.

Интересной представляется точка зрения С.П. Залыгина, видящего особенность стилистики поэта в разговорной основе даже самых сложных, «интеллектуальных» его стихов, в демократичности его поэтической речи, доверительности интонации.

Необходимо отметить статью М.С. Штерна и Ю.П. Зародова «Поэтическая "сдвигология" Л. Мартынова», в которой подробно анализируется семантический строй его поздней лирики. Основным объектом исследования становятся образы пространства и времени, в результате анализа которых выявляется универсальный принцип формально-содержательной структуры поэтических текстов Л. Мартынова — принцип «сдвига».

В статье В.В. Агеносова «Несколько слов о современной русской поэзии» творчество Мартынова поставлено в ряд с лирикой таких поэтов, как Н. Заболоцкий, Е. Евтушенко, Р. Рождественский. Литературовед называет

24

Л. Мартынова одним из «старших товарищей» , оказавших влияние на молодое поколение поэтов, в частности на поэзию шестидесятников.

Особого внимания заслуживают диссертации В.П. Смирнова «Философская лирика в русской советской поэзии 50-х — 60-х годов (Заболоцкий, Твардовский, Мартынов)», А.К. Костенко «Нравственно-философские проблемы в лирике Леонида Мартынова» и Близнюк Н.В. «Дискурс культуры в поэтическом творчестве Л.Н. Мартынова: семантика, функции, способы воплощения». В.П. Смирнов делает интересные наблюдения над особенностями лирико-философского метода Л. Мартынова и приходит к выводу, что к самым характерным чертам стиля поэта относятся знаково-символический характер, единство рационалистичности и непосредственности, стремление к масштабным обобщениям и реалистической детализации, отвлечённого размышления и прямой,

21 Агеносов В.В., Павловец М.Г. Несколько слов о современной русской поэзии. // Русская поэзия второй половины XX века. — М., 2007. — С. 7. газетной» публицистичности . Исследователь справедливо полагает, что символика Л. Мартынова «лишена какой-либо герметичности», мы имеем дело с открытым символом . В.П. Смирнов отмечает также фрагментарность стихов поэта, активное использование им приёма кинематографического монтажа, сгущённую эмоциональность стиля поэта, установку на ораторскую интонацию . Эти суждения ни в коей мере не исчерпывают поэтику Л. Мартынова, но определяют её в большой степени.

А.К. Костенко ставит целью своей диссертации выявить глубинную сосредоточенность философской лирики Л. Мартынова на решении важнейших нравственно-философских проблем эпохи, доказать, что стихи, написанные поэтом в разные годы, составляют идейно-тематическое единство, «единое повествование» со сквозным нравственно-философским уо сюжетом . На новом научном уровне решается вопрос о традициях В. Маяковского, устанавливаются творческие связи поэзии В. Маяковского, В. Брюсова и Л. Мартынова.

Н.В. Близнюк представляет систематизированное многоаспектное исследование дискурса культуры в творчестве поэта, что «позволяет выявить своеобразие как художественного метода, так и мировосприятия автора, определить типические черты, связывающие творчество Мартынова со всем духовным наследием человечества, и своеобразие, обусловленное особенностями сознания автора и культурной ситуацией эпохи»29.

Исходя из вышесказанного, отметим, что большинство исследователей ставят своей целью характеристику философской стороны творчества Л. Мартынова или выбирают в качестве объекта исследования особенности стиховой формы его произведений.

25 Смирнов В.П. Философская лирика в русской советской поэзии 50-х — 60-х годов (Заболоцкий, Твардовский, Мартынов): Дис. канд. филол. наук: 10 01.02. — М., 1988. — С. 138.

26 Смирнов В.П. Философская лирика в русской советской поэзии 50-х — 60-х годов (Заболоцкий, Твардовский, Мартынов). — Указ изд. — С. 138.

27 Там же. — С. 144.

28 Костенко А.К. Нравственно-философские проблемы в лирике Леонида Мартынова: Дис. канд. филол. наук: 10.01.02, —М„ 1989, —С. 15.

29 Бизнюк Н.В. Дискурс культуры в поэтическом творчестве Л.Н.Мартынова: семантика, функции, способы воплощения: Автореферат дис. канд. филол. наук: 10.01.01. —Краснодар, 2010. — С. 5.

Но сколь бы разнообразной и интересной ни была критическая литература о Л. Мартынове, глубина поэтики его неисчерпаема и дает основание для изыскания новых смыслов, заключенных в слове, в интонационно-ритмическом богатстве его стихов.

Объект исследования: черты индивидуального стиля поэзии Л. Мартынова, рассмотренные с позиций, позволяющих выявить роль синтеза, явленного в его поэзии на разных уровнях художественного воплощения.

Материалом исследования являются следующие сборники и собрания сочинений автора: Мартынов Л.Н. Голос природы: Стихи; Мартынов Л.Н. Лукоморье; Мартынов Л.Н. Людские имена: Книга стихов; Мартынов Л.Н. Первородство; Мартынов Л. Река тишина. Стихотворения и поэмы 1919-1936 гг.; Мартынов Л.Н. Собр. соч. в 3-х томах; Мартынов Л. Стихотворения и поэмы; Мартынов Л.Н. Узел бурь; Мартынов Л.Н. Эрцинский лес: Стихи, — а также стихи таких его современников, как С. Есенин, П. Васильев,

30

Н. Заболоцкий, С. Кирсанов и др .

Предметом исследования являются образно-семантические, лексические, синтаксические, фонетические и интонационно-ритмические художественные средства, основополагающие для внутренней формы стихотворений Л. Мартынова.

Цель исследования — выявить доминантные черты индивидуального стиля Л. Мартынова, обратив внимание на роль художественного синтеза в его творчестве, а также показать, как и какие общие тенденции развития русской советской поэзии отразились в личных художественных открытиях поэта.

30 Мартынов Л.Н. Голос природы: Стихи. — М., 1966; Мартынов Л.Н. Лукоморье. — М., 1945; Мартынов Л.Н. Людские имена: Книга стихов. — М., 1969; Мартынов Л.Н. Первородство., 1968; Мартынов Л. Река тишина. Стихотворения и поэмы 1919-1936 гг. — М., 1983; Мартынов Л.Н. Собр. соч. в 3 т. — М., 1976-1977; Мартынов Л. Стихотворения и поэмы. — Л., 1986; Мартынов Л.Н. Узел бурь. — М., 1979; Мартынов Л.Н. Эрцинский лес: Стихи. — Омск, 1945; Васильев П. Стихотворения и поэмы. — М., 2007; Есенин С. Собр. соч. в 6 т. — М., 1977-1980; Заболоцкий H.A. Собр. соч. в 3 т. — М., 1983; Кирсанов С.И. Собр.соч. в 4 т. — М., 1974.

Исходя из понимания объекта и цели исследования, были сформулированы следующие задачи: указать на особенности проявления «живописности» образного строя J1. Мартынова в контексте современности, проследив связи его творчества с футуризмом и символизмом на эстетическом и образно-семантическом уровнях; установить соотношение образа и портрета в поэзии и Л. Мартынова в рамках импрессионистических тенденций эпохи; выявить функции пейзажа и способы его художественно-речевого воплощения в лирике Л. Мартынова и его современников; охарактеризовать особенности поэтических натюрмортов Л. Мартынова, указав на соотношение преемственности традиции и новаторства в творчестве поэта как выразителя стиля эпохи; систематизировать музыкальные образы в русской советской поэзии и поэтических текстах Л. Мартынова, создающие ряд звуковых картин; продемонстрировать наличествующий в стихе Л. Мартынова лирико-музыкальный, музыкально-ритмический и музыкально-мелодический потенциал;

Для решения поставленных задач в работе используются следующие методы: сравнительно-типологический, историко-функциональный, контекстуальный.

Методологическую базу диссертационной работы составили философские и теоретико-литературные исследования B.C. Соловьева, А. Белого, Вяч. Иванова, Е. Замятина (разработка понятия «синтеза» как художественного явления), В.В. Виноградова, Ю.Н. Тынянова, Ю.И. Минералова (изучение проблемы индивидуального стиля), А.Ф. Лосева (взаимоотношения человека и космоса как божественного единства и гармонии; философское значение категории музыки), Ю.М. Лотмана (анализ жанра натюрморта и строения поэтического текста), А.Н. Веселовского, Б.М. Гаспарова (особенности мотивов и лейтмотивов в литературных произведениях), М.Л. Гаспарова, Б.П. Гончарова, Д. Самойлова (проблемы интонации, рифмы, звуковой организации стиха), а также современные работы по эстетике и теории литературы.

Прежде чем рассматривать поэтический материал в избранном нами аспекте, необходимо определиться с теоретико-литературными понятиями, которыми мы будем оперировать в дальнейшем.

И главный вопрос: что мы понимаем под индивидуальным стилем и каково содержание данного термина в современном литературоведении?

Постановка вопроса об индивидуальном поэтическом стиле и связанных с этим понятием методах исследования предполагает выявление системных связей художественных средств и приемов, используемых поэтом, установление критериев своеобразия творчества и, вместе с тем, проявления общих тенденций в развитии поэтической речи.

Сложную природу стиля отмечал в искусствознании уже И. Винкельман. Плодотворно изучали эту область Гегель, Шеллинг, Гёте. Применительно к литературе существует несколько интерпретаций стиля: узкое («филологическое», как называет его П.Н. Сакулин) понимание индивидуального стиля как слога писателя; более широкое его понимание, когда сюда включаются присущие писателю приемы композиционной организации произведений и многое другое; наконец, динамическое, «процессуальное» понимание индивидуального стиля как присущего автору особого хода мысли — «картины внутреннего развития мысли»31, как выражался В. Гумбольдт.

В академической филологии на протяжении XIX в. часто индивидуальный стиль понимали в более узком смысле, отождествляя его со слогом художника, «являющимся конкретным речевым воплощением художественного мышления автора»32. Как слог понимал стиль и

B.Г. Белинский, полагавший, что «у всякого великого писателя свой слог;

31 Гумбольдт В. Избранные труды по языкознанто. — М., 1984. — С. 187.

32 Минералов Ю.И. Теория художественной словесности (Поэтика и индивидуальность). — Указ. изд. —

C. 14. слога нельзя делить на три рода — высокий, средний и низкий: слог делится на столько родов, сколько есть на свете великих или, по крайней мере, сильно даровитых писателей. Если у писателя есть слог, его эпитет резко определителен, каждое слово стоит на своём месте, и в немногих словах

33 схватывается мысль, по объёму требующая многих слов» .

В XX в. отождествление понятий «стиль» и «слог» можно встретить в работах литературоведа А.И. Ефимова. В его понимании «слог писателя» представляет собой «систему построения речевых средств»34, которая вырабатывается и применяется писателем при создании художественного произведения. А под «языком» писателя исследователь подразумевает словарный и грамматический фонд, ту «сокровищницу национального языка»35, из которой автор черпает материал при создании своего художественного произведения.

Не видит существенной разницы между понятиями «стиль» и «язык» и считает их взаимозаменяемыми один из основоположников учения об индивидуальном стиле В.В. Виноградов. Учёный обозначает это явление как систему «индивидуально-эстетического использования свойственных данному периоду развития художественной литературы средств словесного выражения»36.

Заметную роль в расширении понятия литературного стиля сыграли Г.Н. Поспелов и А.Н. Соколов. Последний предлагал более широкую концепцию стиля как художественную систему, охватывающую «не только язык, но и другие элементы структуры литературного произведения»37.

На сегодняшний день существует большое количество определений индивидуального стиля (В.В. Виноградов, Е.А. Гончарова, В.В. Григорьев, А.И. Ефимов, Ю.Н. Караулов, Ю.Н. Тынянов, H.A. Фатеева, A.B. Чичерин,

33 Белинский В Г Гоголь в русской критике // Собр. соч. в 9 т. — T.7. — М., 1981. — С. 38.

34 Ефимов А. И. О языке художественных произведений. — М., 1954. — С. 88.

35 Ефимов А. И. О языке художественных произведений. — Указ. изд. — С. 88

36 Виноградов В. В. О языке художественной литературы. — М., 1959. — С. 167.

37 Соколов А.Н. Принципы стилистической характеристики языка литературно-художественного произведения // Филологические науки. — 1962. — № 3. — С. 29.

Р. Якобсон и др.). Универсальная трактовка стиля как литературоведческого явления дана в «Литературном энциклопедическом словаре» 1987 г. под редакцией В.М. Кожевникова, П.А. Николаева: «. устойчивая общность образной системы, средств художественной выразительности, характеризующая своеобразие творчества писателя, отдельного произведения, литературного направления, национальной литературы»38. Другой исследователь, A.B. Чичерин, дает образное метафорическое определение: «Индивидуальный стиль — это поэтическая мысль в ее действии, ее ритм, ее цепкость, вооруженность, ее способность к познанию мира и передаче сконцентрированной энергии духа»39. В приведенных выше подходах к определению сущности индивидуального стиля, несмотря на терминологическое разнообразие, существует общее понимание этой категории как всей совокупности художественно-стилистических средств и манеры их использования при создании литературного произведения, типичной для каждого отдельного автора.

Иного мнения придерживается П.Н. Сакулин, подчеркивающий важность изучения помимо текстов произведений, «застывших» в их последней, печатной редакции, также их «творческой истории». Именно так молено начать постижение «движения стиля»40. Таким образом, П.Н. Сакулин стремится постичь литературу как деятельность, как диалектический процесс, а не просто как набор фактов, законченных и опубликованных произведений.

Интересной представляется нам и точка зрения Н.П. Пинежаниновой, считающей, что «индивидуальный стиль обусловлен целевой установкой поэта в его поисках средств образного выражения, с его "образом мира", системой ценностей, определяющих взаимосвязь семантических и

38 Литературный энциклопедический словарь / под. ред. Кожевникова В.М., Николаева П.А. — М., 1987. — С. 420.

39 Чичерин А. В. Ритм образа. — М., 1980. — С. 223.

40 Сакулин П.Н. Проблема «творческой истории» // Известия АН СССР, VII серия. Отделения гуманитарных наук. — 1930. № 2. — С. 4. экспрессивных средств в образном моделировании мира»41. При этом эстетическое применение языковых средств поэт соотносит с художественным сознанием эпохи, ее литературными стилями, направлениями и оказывается в отношениях преемственности или противопоставления литературной традиции. Таким образом, с одной стороны, необходимо ставить вопрос об основных единицах стиля в структуре художественного языка и «образа мира» у поэта. С другой стороны, нужно дать представление о ценностном аспекте индивидуального стиля в его эстетической и этической перспективе.

Итак, несмотря на обилие работ, посвященных изучению проблемы индивидуального стиля, он остается в центре внимания филологов до сих пор как по причине появления новых методов исследования, так и в результате трансформаций, происходящих с данной категорией под влиянием разнообразных факторов экстралингвистического и лингвистического характера.

На наш взгляд, наиболее точное определение индивидуального стиля дает Ю.И. Минералов в своей монографии «Теория художественной словесности (Поэтика и индивидуальность)».

Индивидуальный стиль, как справедливо отмечает ученый, тесным образом связан с поэтикой, это два основных компонента теории литературы. Поэтика как специальная отрасль литературоведения изучает художественную образность, сюжетику, композиционные приёмы отвлечённо, то есть безотносительно к особенностям их употребления в стиле конкретных писателей и поэтов. «Данная наука, — пишет Ю.И. Минералов, — сознательно абстрагирует структуру изобразительных средств от конкретной текстовой субстанции написанных индивидуумами произведений во имя выявления в лично-особенном общего»42.

41 Пинежашшова Н.П. Индивидуальный стиль и звуковая организация поэтической речи. — СПб., 1999. — С. 3.

42 Минералов Ю.И. Теория художественной словесности (Поэтика и индивидуальность). — Указ. изд. —

С. 12.

О соотношении поэтики и стилистики весьма точно говорил А.Ф. Лосев: «Учение о метафоре вообще есть поэтика (или эстетика поэзии). Но учение о том, как употребляет метафору Пушкин или Тютчев, есть уже часть стилистики. Тут уже приходится обсуждать метафору не в ее общих структурно-конструктивных моментах, но изучать те особые точки зрения, которые характерны для. самого автора и которые по существу своему никакого отношения ни к какой структуре никакой метафоры не имеют, но которые тем не менее в этих метафорах, как и во всем прочем, могут

43 воплощаться и выражаться» .

Ю.И. Минералов полагает, что слово «употребляет» обозначает процесс деятельности художника, его стилевую работу над тем, «чтобы сделать внеиндивидуальное — «индивидуально-неповторимым», лично-особенным»44. Поэтому изучение индивидуального стиля того или иного писателя или поэта неразрывным образом связано с выявлением особенности его работы над стилем, а не только с её конечным результатом, так как «личный стиль воплощает особый ход мысли, присущий данному автору, особый ход художественных ассоциаций, ему присущий»45. Отсюда следует логичный вывод, что «индивидуальный стиль, его поэтика — не только и не столько данность (продукт, результат), сколько деятельность, процесс»46. Так как стиль «по природе своей не дискретен, а континуален», «любые резкие разграничения и подразделения в «текучей» сфере стиля до известной

47 степени условны» .

Итак, каждый художник по-своему применяет, то есть интерпретирует определённый комплекс выразительных средств. При таком индивидуальном их применении «структура тропа может оставаться той же самой»48.

13 Лосев А.Ф. Философия имени. — М., 1990. — С.226. Минералов Ю.И. Теория художественной словесности (Поэтика и индивидуальность). — Указ. изд. — С. 11.

45 Там же. — С. 20.

46 Там же. — С. 21. " Там же. — С. 22. ш Николаев П.А. Методологический аспект проблемы // Сб.: Принципы анализа литературного произведения. — М., 1984. — С. 5.

Меняется лишь стиль. «Такие непосредственно «растворённые» в субстанции литературных текстов изобразительные средства, —- пишет Ю.И. Минералов, — по существу, образуют поэтику индивидуального стиля»49.

Представляется интересным утверждение ученого о том, что «реальное бытие индивидуальных стилей, этих уникумов, идёт также в процессе взаимного воздействия. усвоение, "освоение" чужого, контакт, взаимопереход, творческое подражание и т.п. — проявления объективного закона "самоосуществления", "способ существования", "жизненный процесс" индивидуальных стилей». «Миметическое начало объективно присуще индивидуальному стилю как художественному феномену»50.

При всем многообразии существующих определений и подходов к изучению индивидуального стиля исследователи этого феномена сходятся во мнении, что он не является генетически обусловленной категорией, а формируется под влиянием множества факторов как лингвистического, так и экстралингвистического характера. Среди таких факторов можно назвать индивидуально-личностные особенности автора: тип мышления, темперамента, его мировоззрение, идеологию, этические принципы, биографшо, уровень образования, воспитания и т. д.; социокультурные факторы: социальную среду, к которой относится автор, историческую эпоху, принадлежность к определенной нации; языковые факторы: нормы литературного языка, функциональный стиль и жанр произведения, литературное направление, в рамках которого творит писатель.

Творчество Л. Мартынова формируется в эпоху, первоочередной задачей которой мыслился синтез, захвативший все сферы духовной культуры.

Минералов Ю.И. Теория художественной словесности (Поэтика и индивидуальность). — Указ. изд. — 12.

Минералов Ю.И. Теория художественной словесности (Поэтика и индивидуальность). — Указ. изд. — то оо

49

С. 12.

50

С. 28-29.

Поэтому второй закономерно возникающий вопрос: что же представляет собой художественный синтез в русской литературе Серебряного века?

Понятие «синтез искусств» сегодня в особом комментарии не нуждается, так как на рубеже XX и XXI вв. получил детальную разработку в книгах И.Г. Минераловой («Русская литература серебряного века. Поэтика символизма»), И.А. Азизяна («Диалог искусств Серебряного века»), Л.А. Рапацкой («История русской музыки от Древней Руси до «серебряного века»).

Кроме того, проблема синтеза искусств ежегодно с 1999 г. обсуждается исследователями на научно-практической конференции «Синтез в русской и мировой художественной культуре» на базе Московского педагогического государственного университета, выходит сборник статей с материалами к каждой конференции, на её основе сформирована научная литературоведческая школа, в рамках которой и выполнена данная работа.

Понятие «синтеза» явилось основополагающим для культурной, духовной атмосферы Серебряного века и оказало более или менее значительное влияние на любое, пожалуй, произведение искусства той эпохи. Новые значения понятие «синтез» получило благодаря переосмыслению его уже в 20-х гг. XX в. Е.Замятиным (ст. «О синтетизме», «Новая русская проза»), поставившим задачи, с которыми солидаризовались и литературные классики, и литературная молодежь. Именно Е. Замятин учит новым правилам поэтического живописания, не конфликтным по отношению к урокам его предшественников-теоретиков: «Реализм видел мир простым глазом; символизму мелькнул сквозь поверхность мира скелет — и символизм отвернулся от мира. Это — тезис и антитеза; синтез подошел к миру со сложным набором стекол — и ему открываются гротескные, странные множества миров»51. «В слове - и цвет, и звук: живопись и музыка дальше идут рядом»52.

Вяч. Иванов в 1905 г. провозглашает: «Синтеза возжаждали мы прежде

53 всего» . Сам термин в России стал использоваться только во второй половине XX в., но о таких явлениях, как «цветовой слух», «визуальная музыка» и др. активно размышляли символисты. А. Белый словами пишет «Симфонии», М.К. Чурленис те же «Симфонии» видит и рисует красками. Импрессионисты красками фиксируют визуальные, звуковые и тактильные впечатления. H.A. Римский-Корсаков создаёт особую систему соответствий музыкальных тональностей тонам в живописи (композитор видел звуки и слышал цвета). Аналогично А.Н. Скрябин, обладая цветным слухом, достигает воплощения в музыке синестетического ощущения света и цвета.

И.Г. Минералова в книге «Русская литература серебряного века. Поэтика символизма» дает следующее определение: «Под синтезом в самом общем смысле понимается, как известно, соединение разнохарактерных сторон и элементов в качественно новое единое целое. Но для деятелей серебряного века весьма существенна была гегелевская вариация этого методологически, безусловно, верного определения, когда синтез является членом известной триады (тезис — антитезис — синтез), высшим и объединяющим в себе другие два члена, слитые в новое качество»54.

Символисты видели в «синтезе» прежде всего мистический и религиозный акт, то есть литургическое, сплав музыкального и поэтического начал. Такой «синтез» мыслился ими как сила, связующая мир божественных сущностей и человека («Симфонии» А. Белого, «Прометей» («Поэма огня») А. Скрябина, его «Поэма экстаза» и др.). Вяч. Иванов считал, что единственный современный вид искусства, отвечающий требованиям такого

51 Замятин Е. Я боюсь. Литературная критика. Публицистика. Воспоминания. — М., 1999. — С. 77;

52 Замятин Е. Я боюсь. Литературная критика. Публицистика. Воспоминания. — Указ. изд. — С. 164. О проблемах синтеза в творчестве Е. Замятина см. в статье И.Г. Минераловой «Стиль и синтез. Евгений Замятин как мастер словесной живописи» // Минералова И.Г. Анализ художественного произведения: стиль и внутренняя форма. — М., 2011. — С. 61-66.

53 Иванов Вяч. Из области современных настроений // Весы. — 1905. № 6. — С. 37.

54 Минералова И.Г. Русская литература серебряного века. Поэтика символизма. — М., 2004. — С. 7. синтеза, — это церковное богослужение, соединяющее в себе элементы музыки, поэтического текста, живописи: «.Лучшее своё человек отдаёт своему Богу. В богослужении вдохновенно и дружно сплелись Музы в согласный хор, и с незапамятных времён того "синкретического действа", в котором А.Н. Веселовский усматривал колыбель искусств, впоследствии разделившихся: драмы, лирики, эпоса, орхестрики и музыки, — естественно и вольно осуществляется искомый нами с такою рационалистическою надуманностью синтез»55. Однако на практике конкретное художественное произведение, автор которого подчёркивал своё стремление к сплаву искусств — музыки и слова, слова и живописи и т.д., —- нередко оказывалось стилизацией (например, поэмы под музыкальное произведение — П.А. Флоренский «Эсхатологическая мозаика»). Стилизация — «вот наиболее общая и важная черта нового искусства»56, — писал Е.В. Аничков.

Интересной представляется нам точка зрения И.Г. Минераловой: «Синтез искусств уподоблялся по своей роли эффекту резонанса, во множество раз усиливающему производимое действие, которое может не только повлечь великие разрушения, но и, будучи направляемо "боговдохновенными" художниками, осуществить грандиозные созидания. Силой синтетического искусства художественные деятели серебряного века надеялись преобразовать мир . »57.

Естественно, что синтез как художественное явление оказался привлекателен и для писателей и поэтов, никак не связанных с символистскими исканиями. Наметился процесс внутрилитературного синтеза (взаимовлияние между конкретными литературными жанрами; между поэзией и прозой и т.д.). Среди художников слова, осуществлявших в своём творчестве такой синтез, можно назвать В. Маяковского (поэзия — живопись), А. Блока (поэзия — музыка) и многих других. Несомненно, к ним

55 Иванов Вяч. Борозды и межи. — М., 1916. — С. 346.

56 Аничков Е В Последние побеги русской поэзии // Золотое руно. — 1908 № 3-4 — С. 19.

57 Минералова И.Г. Русская литература серебряного века. Поэтика символизма. — Указ изд — С 262 относится и Леонид Мартынов, уже в ранней лирике которого мы отчетливо видим переплетение музыкального и живописного начал.

Новизна исследования состоит в комплексном системном подходе к исследованию творчества Л. Мартынова, способствующем глубокому и всестороннему постижению своеобразия и многогранности индивидуального стиля поэта и художественной эпохи, к которой он объективно принадлежал. Эта эпоха выросла на открытиях выдающихся художников начала XX в., приняла вызовы XX в. и создала высокохудожественную русскую советскую поэзию. Для художника Мартынова в этой поэзии значимо было абсолютно все, дающее представление о жизни (и духовно-нравственной, и нравственно-эстетической в том числе) ее граждан, народа и каждого человека в отдельности.

Новизна заключается и в выявлении взаимоотраженности его поэтической речи и художественных тенденций времени. В диссертационной работе впервые предложена классификация поэтических портретов Л. Мартынова: портрет героини; портрет лирического героя; парный, семейный портрет; портрет в пейзаже. Впервые исследованы разные виды поэтических натюрмортов поэта и дан комплексный анализ музыкальной составляющей его творчества.

Кроме того, диссертационная работа имеет теоретическое значение в плане более полного и глубокого осмысления творчества Л. Мартынова, а также вносит вклад в разработку общей проблемы изучения индивидуального стиля и интерпретации поэтических текстов середины XX в.

Практическая значимость исследования состоит в том, что его результаты и материалы могут быть использованы при дальнейшем изучении лирики поэта, а также в преподавании систематического курса истории русской литературы XX в., при разработке специализированных курсов по вопросам поэтики стиля, синтеза искусств в литературе, а также в курсах по анализу художественного текста для студентов-филологов и учащихся профильных классов общеобразовательных школ, гимназий, лицеев.

Апробация работы. Основные положения диссертационного исследования были изложены на научных и научно-практических конференциях в следующих докладах автора: «Живописное и музыкальное начала в поэзии Леонида Мартынова» (Москва, Педагогический государственный университет, 2007); «Типология натюрморта в лирике Л. Мартынова» (Елецк, Государственный университет им. И.А. Бунина, 2008); «Своеобразие поэтических пейзажей Л. Мартынова: творческая перекличка с поэтами и художниками XX века» (Ярославль, Государственный педагогический университет им. К. Д. Ушинского, 2009).

Основное содержание исследования отражено в следующих публикациях:

1. Павлова Н.Д. Синтез живописного и поэтического начал в урбанистической лирике Леонида Мартынова. // Известия Волгоградского государственного педагогического университета. Серия педагогические науки. — 2011. — № 2(56). — С. 124-128.

2. Павлова Н.Д. Звуковая организация стиха в поэзии Леонида Мартынова. // Вестник Пермского университета. Российская и зарубежная филология. — 2011. — Вып. 2(14) — С. 148-153.

3. Павлова Н.Д. Портрет и образ в лирике Леонида Мартынова. // Синтез в русской и мировой художественной культуре: Материалы УШ научно-практической конференции, посвященной памяти А.Ф.Лосева. —М.: МПГУ, 2008. — С. 178-188.

4. Павлова Н.Д. Натюрморт в лирике Леонида Мартынова. //Текст. Язык. Человек: Материалы VI Международной научной конференции. — Мозырь: МПГУ им. И.П. Шамякина, 2011. — С. 115-120.

5. Павлова Н.Д. Своеобразие интонационно-ритмической организации стиха Леонида Мартынова. //Научные труды молодых ученых-филологов. Вып. IX. — М.: МПГУ, 2010. — С. 136-142.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, библиографического списка работ на русском языке (всего 211 наименований) и приложения, представляющего собой изобразительные ресурсы из 41 репродукции картин. Общий объем диссертации — 184 страницы машинописного текста.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Особенности индивидуального стиля Леонида Мартынова"

Заключение

Рассмотрение поэтического наследия Л. Мартынова в контексте творчества его предшественников и современников, дает основания для следующих выводов о его индивидуальном стиле:

1. Леонид Мартынов, будучи признанным мастером в поэзии, воспринимавшимся как самобытное явление в русской литературе XX в., вполне выразил культурную эпоху, к которой всецело принадлежал. Поэзия Л. Мартынова является посредующим началом, способным связать пространственное искусство живописи с временным — музыкой, обеспечив

267 Самойлов Д. Книга о русской рифме. — Указ. изд. — С. 381.

268 Минералов Ю.И. Поэзия. Поэтика. Поэт. — М., 1984. — С. 153. их искомый синтез. Пришедший в русскую литературу в эпоху, когда художественный синтез был приметой культурной и литературной жизни, находящийся в творческом диалоге с поэтами и художниками первой трети XX в., JI. Мартынов удачно соединяет в своей портретной и пейзажной живописи поэзию и прозу, романтическое видение мира с реалистическим. В его творчестве заключено восхождение от частного к общему, последовательное отвлечение от конкретности изображаемых форм с целью наибольшей экспрессии.

2. JI. Мартынов подобен живописцу умением выделить конкретную деталь и поднять ее до уровня глубокого обобщения, метафоричностью лирики, активным использованием символики цвета. Ему свойственна импрессионистская манера описания, акцентирование внимания на фиксирующих впечатление штрихах, с помощью которых достигается достоверность изображаемого.

Ведущий творческий метод поэта — сложно-ассоциативное преображение действительности, проявляющееся в постоянном использовании паронимической аттракции и ассоциативных метафор. Следуя футуристическому принципу лексического обновления, Л. Мартынов нашел свою неповторимую интонацию, обнаруживая смысл в корневом подобии слов.

Поэтические портреты Л. Мартынова соединяют в себе черты реализма, импрессионизма, экспрессионизма и имажинизма, пропагандирующего перенесение смысловой доминанты на ассоциацию, на образ-символ. При этом часто созданные поэтом портреты формируются средствами пейзажа.

3. Создавая свои поэтические пейзажи, Л. Мартынов одухотворяет природу, с одной стороны, наделяя ее разумом человека, а с другой, — говоря о наличии высшей гармонии космоса, неподвластной ему.

Поэт полагает, что природа — достойный объект художественного осмысления как величайшая ценность и тайна, при этом он особо акцентирует свое внимание на единстве макрокосма и микрокосма и на сопричастности человеческого разума всему происходящему вокруг.

Поэтические пейзажи Л. Мартынова отличаются глубокой философичностью и сложной метафоричностью. В зрелой лирике поэта широко представлены семантические оппозиции движения и покоя, неустойчивости и равновесия, для воплощения которых он обращается к природным образам стихийно-катастрофического плана, а также к моментам смены времен года.

Будучи поэтом, хорошо разбирающимся в важнейших достижениях науки и техники и увлекающимся космологией и космической физикой, Л. Мартынов создает множество импрессионистических ночных пейзажей, а также реалистический развернутый образ столицы с ее графическими пересечениями проводов, улиц и мостов.

С другой стороны, являясь эпиком, стремящимся к философским обобщениям, поэт рисует былинный, во многом фантастический образ Лукоморья, земли счастья и высокой человечности.

4. Подлинное новаторство Л. Мартынова проявилось в его поэтических натюрмортах. Каждый предмет, каждая бытовая деталь в его стихотворениях наполняются аллегорическим смыслом, становятся психологически выразительными, пропитываются человеческой эмоцией, приобретают способность чувствовать, переживать и сопереживать лирическому герою. Поэт расширяет границы натюрморта, тесно связывает его с человеком, с окружающим миром, поэтому достаточно органично слияние этого жанра с портретом, пейзажем, интерьером и бытовой живописью.

Проанализированный нами поэтический материал показывает, что метафорическое восприятие мира, аллегоричность, совмещение реального плана с фантастическим и, наконец, ассоциативность, проявляющаяся в постоянном использовании паронимической аттракции и ассоциативных метафор, — основные стилевые доминанты поэта.

5. В творчестве Л. Мартынова проявляется богатство индивидуально-стилевых приемов поэта, который, с одной стороны, сам был смелым новатором, а с другой, творчески своеобразно переосмысливал приемы своих предшественников. Музыкальная образность занимает важное место среди творческого инструментария поэта. Поэтическую практику Л. Мартынова в этом плане характеризует чрезвычайная смелость и яркое своеобразие.

Так, следуя традиции символистов, поэт использовал технику музыкального письма как эстетическое средство звучания на разных уровнях текста: лексико-семантическом, звуковом, ритмическом.

В ходе анализа лексико-семантического уровня организации лирических произведений Л. Мартынова мы выявили ряд музыкальных мотивов — формул, являющихся важными элементами художественного мира поэта. Поэт мыслит мотивами, а каждый мотив обладает устойчивым набором значений, отчасти заложенных в нем «генетически», отчасти явившихся в диалоге и даже полилоге с современниками (С. Кирсанов, П. Васильев, Н. Заболоцкий) и предшественниками (Ф. Тютчев, например). Подводя итоги предпринятого нами анализа, можно заключить, что во всех рассмотренных нами стихотворениях Л. Мартынова явлено и общее в стиле эпохи: неоромантизм, художественный синтез, эстетизм.

6. Необходимо также отметить, что проведенный нами анализ поэтических произведений Л. Мартынова, с точки зрения их фоносемантических особенностей, — один из наиболее существенных аспектов в рассмотрении стиля поэта. Было выявлено, что особенности звукописи в его лирике во многом были обусловлены влиянием символистов, которые понимали «художественное слово как инструмент магического воздействия на физический мир» и воспринимали слово-символ как «могучее средство

269 преображения человека и преобразования всего сущего» . Мы приходим к выводу, что результатом тесного взаимодействия поэтической и

269 Минералова И.Г. Русская литература серебряного века. Поэтика символизма. — Указ. изд. — С. 31. музыкальной интонации явился в поэзии Л. Мартынова органический музыкально-поэтический синтез.

Рассмотрение лирики Л. Мартынова на фоносемантическом уровне, приводит нас к выводу, что в звуке Л. Мартынов, как поэт — экспериментатор, видел источник смыслопорождения, в котором заключается механизм инструментовки и комбинаторики как основных принципов организованности художественного целого. Итак, основной принцип словесно-музыкального «симфонизма» Л. Мартынова — единение звука и смысла, чему способствует широкое употребление фонемных повторов, ассонансов и аллитераций. Исследование дает основание утверждать, что излюбленный Л. Мартыновым и его современниками (В. Маяковским, С. Кирсановым, Н. Заболоцким и П. Васильевым) способ ассоциативного сцепления, при котором фонетическое созвучие рождает ассоциацию чисто смыслового плана, позволяет прихотливо соединять разнородные явления, обнажая тем самым новизну и странность мира. Показано, что звуковая организация стиха функциональна в создании внутренней формы художественного целого. Таким образом, Л. Мартынов создает новый конструктивный принцип смысловой организации, поэтому анализ звуковой образности и методов её создания становится необходимым условием для объективной и адекватной трактовки его произведений.

7. Проведенный в диссертации анализ поэтического наследия Л. Мартынова подтверждает, что доминантной чертой ритмико-интонационного плана его лирики являются повторы разных типов: лексические, синтаксические, фоносемантические, за счет которых произведение пронизывается комплексом «вертикальных» и «перекрестных» связей, явившихся результатом повторения целых строк, частей строк и слов; анафорическое связывание смежных строчек, синтаксический параллелизм и повтор однородных грамматических конструкций создают эффект грамматической однородности, благодаря которой нивелируются семантические различия слов.

8. В экспериментах в области ритмической организации поэтических произведений, как показывает исследование, Л. Мартынов следует традициям футуризма. Поэт часто нарушает изохронность строк и использует метрически разнородные фрагменты в рамках одного стихотворного произведения, вступая в своеобразную творческую перекличку с В. Маяковским и С. Кирсановым.

Таким образом, вместо строгой ритмической строфики поэт выдвигает на первое место различные формы образно-ассоциативного и ритмико-синтаксического параллелизма, которые свойственны народной поэтике.

9. В ходе анализа рифмотворческой деятельности Л. Мартынова выявлено, что рифма поэта была генетически связана с экспериментами поэзии Серебряного века, в частности, с экспериментами русских футуристов 10 — 20-х гг. Л. Мартынов мастерски использует различные виды рифм: внутреннюю, сквозную, диссонансную, составную, неточную, воспринятую тем же В. Маяковским у Г.Р. Державина. Л. Мартынов вводит в свою поэзию монорим, рубай, редифную рифму, свойственные восточной поэзии.

Границы рифмы и звуковой инструментовки, как мы смогли убедиться, в стихотворениях Л. Мартынова зачастую размыты, доминирует установка на звуковые отношения, в которых рифма то выкристаллизовывается, то исчезает. При этом звуковые повторы составляют некое звуковое поле вокруг слова, организующего систему повторов. Здесь в основе установка на нарушение рифменного ожидания, на отказ от жесткости конструкции.

Поэтический синтаксис Л. Мартынова помогает передать художественную идею непосредственно, не ограничиваясь условными рамками грамматики. Творчество поэта показывает, что взаимообусловленность звуковых и образно-семантических образов является эффективным инструментом создания внутренней формы художественного образа.

Подводя итоги предпринятого исследования, молено заключить, что Л. Мартынов, будучи поэтом-новатором, выработал свой уникальный стиль, сохранив связь с традицией и при этом сделав решительный шаг к новым горизонтам реформирования русской поэтической речи.

Анализируя творчество поэта с точки зрения музыкальной доминанты его индивидуального стиля, приходим к выводу, что изучение особенностей музыковедческого анализа в соединении с традиционной методологией анализа литературоведческого представляется весьма удобным и даже естественным и неизбежным, так как многие музыкальные термины, такие как мотив, лейтмотив, гармония, ритм, тембр, мелодия, полифония и т. д., — давно вошли в литературоведческую практику, что подтверждает универсальный характер этих понятий.

Отсюда следует, что методика «музыкального» прочтения лирики не обязательно должна быть использована только при изучении произведений JI. Мартынова, а может быть применена и для анализа творчества других поэтов.

В целом можно сказать, что постижение поэтического мира эпохи через призму футуризма и западноевропейского символизма с их тягой к броским живописным образам и к изысканной музыкальности совпало с собственными художественными исканиями JI. Мартынова. Влияние футуризма отчетливо просматривается в создании зримо конкретного, рассчитанного на «зрительные» ассоциации метафоризма, сверхзадачей которого будет экспрессионистичность, превалирование выражения над изображением и впечатлительностью как таковыми. Влияние же символизма мы видим в использовании всех средств музыкального воздействия: ритма, аллитераций и ассонансов, приемов музыкальной композиции, звуковых повторов, звукоподражаний, в использовании индивидуально-авторских способов интонирования стихотворной речи, а также в формировании интонационного рисунка индивидуального поэтического голоса. Творчество JT. Мартынова показывает, что звуковые образы являются эффективным инструментом усложнения художественного образа. Таким образом, совершенно очевидно, что индивидуальное в стиле поэта во многом соположено стилю эпохи. Л. Мартынов остается одним из крупнейших русских поэтов XX в., которому, по мнению Е. Евтушенко, «удалось создать больше, чем хорошие стихи, — он создал интонацию. А своя интонация — это уже чудо»270.

Таким образом, анализ речевого уровня и его элементов, подобных рассмотренным в диссертации, крайне необходим для объективной и адекватной трактовки произведений Леонида Мартынова. Несомненно, что стих Л. Мартынова знаменует определенное направление стихового развития, и дальнейшее изучение русской поэзии выявит, в какой мере это направление оказалось продуктивным, каково его значение в развитии стиховых форм и поэзии в целом.

Современная ситуация — стремление к интегрированию знаний из различных видов искусства — в свою очередь, способствует расширению парадигмы художественного текста, сочетающей словесную, живописную и музыкальную образность. Все это подталкивает к формированию инновационных подходов, объединяющих литературоведческий, искусствоведческий и музыковедческий анализ литературного произведения. Осмысление этого процесса мотивирует направление настоящего исследования и определяет перспективность данной работы.

270 Капитан воздушных фрегатов / Сост. И. Девятьярова — Омск, 1995. — С. 132.

Источники

Список научной литературыПавлова, Наталия Дмитриевна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Ахматова A.A. Сочинения в 2 т. — М.: Цитадель, 1996. — Т.1 — 448 с.

2. Блок А. Собр. соч. в 6 т. — М.: Правда, 1971. — Т.1. — 477 с.

3. Васильев П. Стихотворения и поэмы. — М.: ДНК, 2007. — 586 с.

4. Есенин С. Поли. собр. соч. в 7 т. (9 кн.) — М.: Наука: Голос, 19952002.— Т. 1. —672 с.

5. Заболоцкий H.A. Собр. соч. в 3 т. — М.: Худож. лит., 1983. — Т.1. — 656 с.

6. Кирсанов С.И. Собр.соч. в 4 т. — М.: Худож. лит., 1974. — Т. 1. — 496 с.

7. Мандельштам О. Э. Сочинения в 2 т. — М.: Худож. лит., 1990. — Т. 1. — 615 с.

8. Мартынов JI.H. Голос природы: Стихи. — М.: Сов. писатель, 1966. — 166 с.

9. Мартынов JI.H. Лукоморье. — М.: Сов. писатель, 1945. — 80 с.

10. Мартынов Л.Н. Людские имена: Книга стихов. — М.: Мол. Гвардия, 1969 — 157 с.

11. Мартынов Л.Н. Первородство. —М.: Сов. Россия, 1968. — 350 с.

12. Мартынов Л. Река тишина. Стихотворения и поэмы 1919-1936 гг. — М.: Мол. гвардия, 1983. — 174 с.

13. Мартынов Л.Н. Собр. соч. в 3 т. —М.: Худож. лит., 1976-1977.

14. Мартынов Л. Стихотворения и поэмы. — Л.: Сов. писатель, 1986. — 768 с.

15. Мартынов Л.Н. Узел бурь. —М.: Новинки «Современника», 1979 — 159 с.

16. Мартынов Л.Н. Эрцинский лес: Стихи. — Омск: ОмГИЗ, 1945. — 131 с.

17. Маяковский В. Собр. соч. в 6 т.-М.: Правда, 1973. — Т. 1. — 510 с.

18. Тарковский А. Собр. соч. в 3 т. —М.: Худож. лит., 1991-1993. — Т. 1.462 с.

19. Тредиаковский В. К. Избранные произведения. М.; Л.: Сов. писатель, 1963, —578 с.

20. Цветаева М. Избранные произведения. — М.; Л.: Сов. писатель, 1965.811 с.

21. Цветаева М. Сочинения в 2 т.- М.: Сов. Россия, 1984. — Т.1. — 568 с.

22. Литературоведческие работы и литературно-критические статьи

23. Агеносов В.В., Павловец М.Г. Несколько слов о современной русской поэзии. // Русская поэзия второй половины XX века. — М.: Дрофа, 2007.— С. 3-18.

24. Авраменко А.П. От XIX века к XX. Новое искусство (Русский символизм как объект изучения) // Вестник Московского университета. Сер.9. Филология., 2002. — № 2 — С. 20-35.

25. Азизян И.А. Диалог искусств Серебряного века. — М: Прогресс-Традиция, 2001. — 400 с.

26. Аничков Е.В. Последние побеги русской поэзии // Золотое руно. — 1908. №3-4, —С.17-22.

27. Анненков Ю. Евгений Замятин. Дневник моих встреч. — М.: Захаров, 2001, —512 с.

28. Бальмонт К.Д. Светозвук в природе и световая симфония Скрябина.

29. М.: Российское музыкальное изд-во, 1917. — 24 с.

30. Белинский В.Г. Гоголь в русской критике // Собр. соч. в 9-ти томах.

31. Т. 7. — М: Худож. лит., 1981. — С. 3-50.

32. Белый А. Символизм. — М.: Альциона, 1910. — 635 с.

33. Белый А. Фридрих Ницше // Весы. — 1908. № 9. — С. 1-36.

34. Брюсов В. Сила русского глагола. — М.: Сов. Россия, 1973. — 188 с.

35. Веселовский А.Н. Историческая поэтика. — Л.: Худож. лит.,1940. —-648 с.

36. Виноградов В.В. О языке художественной литературы. — М.: Гослитиздат, 1959. — 656 с.

37. Винокур Г.О. Маяковский — новатор языка // Винокур Г.О. О языке художественной литературы. — М.: Высшая школа, 1991. — С.317-407.

38. Винокур Г.О. Об изучении языка литературных произведений И Винокур Г.О. Избранные работы по русскому языку. — М.: Учпедгиз, 1959.—393 с.

39. Виппер Б.Р. Проблема и развитие натюрморта. — СПб.: Азбука-классика, 2005. — 384 с.

40. Воловникова Г. «И горизонты делаются шире»: О поэзии Л. Мартынова // Литература в школе. — 1967. № 4. — С. 14-23.

41. Воспоминания о Леониде Мартынове: Сб. / Сост. Г.А. Сухова-Мартынова и В.Г. Утков. — М.: Сов. писатель, 1989. — 320 с.

42. Врубель. Переписка. Воспоминания о художнике / Сост.: Э.П. Гомберг-Вержбинская, Ю.Н. Подкопаева, Ю.В. Новиков. Изд. 2-е, испр. и доп. — Л.: Искусство, 1976. — 383 с.

43. Гайсарьян С. Поэтика в движении // Вопр. лит. — 1972. № 6. — С. 4549.

44. Гаспаров М.Л. Антиномичность поэтики русского модернизма // Гаспаров М. Избранные статьи. — М.: НЛО, 1995. — С. 286-304.

45. Гаспаров Б.М. Из наблюдений над мотивной структурой романа М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита» // Даугава. — 1988. № 10. — С. 96106.

46. Гаспаров Б.М. Литературные лейтмотивы: Очерки по истории русской литературы XX в. — М.: Наука, 1994. — 304 с.

47. Гаспаров Б.М. Некоторые дескриптивные проблемы музыкальной семантики // Ученые записки ТГУ. — Тарту, 1977. — Вып. 411. — С. 119-126.

48. Гаспаров М.Л. Очерк истории русского стиха. Метрика. Ритмика. Рифма. Строфика. — М.: Наука, 1984. — 319 с.

49. Гаспаров М.Л. Русский стих 1890-1925 гг. в комментариях. — М.: Высшая школа, 1993. — 272 с.

50. Гитович И. «Всё, что обычно началось» // Радуга. — 1966. № 3. — С. 170-177.

51. Гончаров Б.П. Звуковая организация стиха и проблемы рифмы. — М.: Наука, 1973, —276 с.

52. Граши А.Б. Лирика Леонида Мартынова // Литературная газета. — 1956. — 7 апреля. — С. 6.

53. Гринберг И.Л. Дорога в Лукоморье // Звезда. — 1945. № 7. — С. 136138.

54. Гумбольдт В. Избранные труды по языкознанию. — М.: Прогресс, 1984.— 388 с.

55. Гусарова А.Л. Мстислав Добужинский. Живопись, графика, театр. — М.: Изобр. иск-во, 1982. — 203 с.

56. Данилова И.Е. Натюрморт — жанр среди других жанров // Натюрморт в европейской живописи XVI — начала XX века. (Выставка картин из музеев СССР и ГДР): Каталог. — М.: Сов. художник, 1984 — 96 с.

57. Дементьев В.В. «Даритель счастья» // Сибирские огни. — 1970. №1. — С. 155-172; № 3. — С.157-174.

58. Дементьев В.В. «Я так и подписуюсь». О стихах Л.Мартынова // Литературная газета. — 1968. — 21 августа. — С. 5.

59. Дементьев В.В. Даритель счастья. Л.Мартынов // Дементьев В.В. Исповедь земли: Слово о российской поэзии. — М.: Сов. Россия, 1984. —С. 182-226.

60. Дементьев В.В. День поэзии-1967 // Литература и современность. Статьи о литературе 1967 года: Сб. 8-ой. — М.: Худож. лит.,1968. — С. 443-446.

61. Дементьев В.В. Леонид Мартынов и Вологда // Дементьев В.В. Дар Севера. — М.: Современник, 1973. — С. 119-139.

62. Дементьев В.В. Леонид Мартынов на Севере // Север. — 1970. № 8.1. С. 117-124.

63. Дементьев В.В. Леонид Мартынов: Поэт и время. Изд. 2-ое, доп. — М.: Сов. писатель, 1986. — 299 с.

64. Дементьев В.В. Леонид Мартынов: Штрихи к портрету // Сибирские огни. — 1987. № 3. — С. 155-168.

65. Дементьев В.В. Мир поэта: Личность. Творчество. Эпоха. — М.: Сов. Россия, 1980. — 480 с.

66. Дементьев В.В. Обжигаясь его огнём: Страницы жизни и поэзии Л.Мартынова // Октябрь. — 1985. № 3. — С. 173-200.

67. Дементьев В.В. Поэзия Леонида Мартынова // Мартынов Л.Н. Стихотворения и поэмы. —Л.: Сов. писатель, 1986. — С. 5-36.

68. Дементьев В.В. Проза поэта // Новый мир. — 1975. № 5. — С. 273276.

69. Дементьев В.В. Сладостное бремя: В.Маяковский и Л.Мартынов // Волга. — 1970. № 8. — С. 182-188.

70. Дементьев В.В. Узел бурь: Леонид Мартынов. 1905-1980 // Мартынов Л.Н. Стихотворения. — М.: Сов. Россия, 1987. — С. 5-20.

71. Дементьев В.В.Седьмое чувство // Дементьев В.В. Огненный мост: Книга о поэзии. — М., Моск. рабочий, 1970. — С. 203-215.

72. Денисова И. «С мастеров да спросится» // Огонёк. — 1959. № 33. — С. 16-25.

73. Дмитриевская Л.Н. Пейзаж и портрет: проблема определения и литературного анализа (пейзаж и портрет в творчестве З.Н. Гиппиус).

74. М.; Ярославль: Литера, 2005. — 136 с.

75. Ефимов А. И. О языке художественных произведений. — М.: Гос. учеб.-пед. изд-во Мин. прос. РСФСР, 1954. — 288 с.

76. Жирмунский В.М. Поэзия Александра Блока. // Жирмунский В.М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика. Избранные труды. — Л.: Наука, 1977. — С. 205-248.

77. Жовтис А.Л. Стих Л.Мартынова в контексте русской стиховой культуры. // Художественная индивидуальность писателя и литературный процесс / творчество Мартынова./ Сб. науч. трудов ОГПИ. — Омск, 1989. — С. 28-35.

78. Залыгин С. Поэт // Литературное обозрение. — 1984. № 7. — С. 106107.

79. Замятин Е. Я боюсь. Литературная критика. Публицистика. Воспоминания. — М.: Наследие, 1999. — 346 с.

80. Занковская Л. В. «Большое видится на расстояньи.». С. Есенин,

81. B. Маяковский и Б .Пастернак. — М.: МПГУ, 2005. — 292 с.

82. Золян С.Т. К проблеме описания поэтического идиолекта: На материале поэзии Л.Мартынова. // Изд. АН СССР. Сер. лит. и яз. — М., 1986. — Т. 45. № 2. — С. 138-148.

83. Иванов Вяч. Борозды и межи. — М.: Мусагет, 1916. — 351 с.

84. Иванов Вяч. Из области современных настроений // Весы. — 1905. № 6.— С. 33-38.

85. Иванов Вяч. Предчувствия и предвестия // Золотое руно. — 1906. №56. —С. 53-63.

86. Иванов В.В. Рецензия на сборник Л.Мартынова «Эрцинский лес» // Омская правда. — 1946. — 28 сентября. — С 3.

87. Инбер В.М. Уход от действительности // Литературная газета. — 1946. — 7 декабря. — С. 4.

88. Калмановский Е.И. Язык стихов, язык поэтов: Заметки о стиле поэзии А.Твардовского, Л.Мартынова и Б.Слуцкого // Урал. — 1966. № 4. —1. C. 165-172.

89. Калмановский Е.М. Стихами жизнь о жизни говорит: Поэзия Леонида Мартынова // Портреты и проблемы: Статьи о писателях-современниках: Сб. ст. / Сост. Ю.Андреев, Е.Калмановский. — Л.: Худож. лит., 1977. — С. 208-232.

90. Кандинский В. О духовном в искусстве. — М.: Архимед, 1992. — 110 с.

91. Капитан воздушных фрегатов / Сост. И. Девятьярова. — Омск: Неизвестное изд., 1995. — 136 с.

92. Караулов Ю. Н. Русский язык и языковая личность. — М.: Наука, 1987,—232 с.

93. Кобзев И.И. Стихи Леонида Мартынова // Смена. — 1956. № 18. — С. 17.

94. Ковтун Е.Ф. Русская футуристическая книга. — М.: Книга, 1989. -— 248 с.

95. Ковтунова И.И. Поэтика A.A. Блока. — Владимир: А. Ковзун, 2004. — 55 с.

96. Кожинов В.В. Статьи о современной литературе. — М.: Современник, 1982. —- 303 с.

97. Кожинов В.В. Смена стилей и классическая традиция. // Многообразие стилей советской литературы. Вопросы типологии. — М.: Наука, 1978. — С. 421-438.

98. Колосова С.Н. Жанр портрета в поэзии Георгия Иванова.//Синтез в русской и мировой художественной культуре. Материалы IV-ой научно-практической конференции, посвященной памяти А.Ф.Лосева. — М.: Литера, 2004. — С.141-144.

99. Колосова С.Н. Лирический портрет в поэзии Павла Васильева. // Вестник литературного института им. А.М.Горького. — 2010. №1. — С. 110-113.

100. Колосова С.Н. Малая проза И.А.Бунина и Н.С.Гумилева. Особенности стиля. // Наследие И.А.Бунина в контексте русской культуры. Сборник статей. — Елец: ЕГУ, 2001. — С. 89-92.

101. Колосова С.Н. Портрет эпохи и ее героев в стихотворении

102. B.Я.Брюсова «Грядущие гунны». // Вестник МГОУ. — 2010. № 5. —1. C. 71-75.

103. Колосова С.Н. Черты автопортрета в формировании образа лирического героя в стихотворении Владимира Маяковского «Ночь». // Гуманитарные исследования АГУ. — 2010. №3 (35). — С. 134-140.

104. Кошелева А.Л. Образ времени и его идейно-художественное воплощение в философской лирике Л.Мартынова // Межвузовски й сб. науч. трудов, ОГПИ. — Омск, 1985. — С. 108-117.

105. Кузнецов Ю.И. Социальное содержание натюрморта: Флора и фауна // Натюрморт в европейской живописи XVI — начала XX века. (Выставка картин из музеев СССР и ГДР): Каталог. — М.: Сов. художник, 1984. — 96 с.

106. Курилов В.В. Основные проблемы стиля // Вестник МГУ. — Сер. 9. Филология. — 1968. № 5. — С. 28-36.

107. Лавлинский Л.И. «Весь мир творю я заново»: Леонид Мартынов // Лавлинский Л.И. Сердца взрывная сила: О лирической поэзии 60-х годов. —М.: Сов. писатель, 1972. — С. 92-116.

108. Лавлинский Л.И. Беседы с Леонидом Мартыновым // Лавлинский Л.И. Поэт и критик: О поэзии и поэтической критике наших дней. — М.: Худож. лит., 1979. — С. 9-56.

109. Лавлинский Л.И. Вулкан метафор: Беседы с Леонидом Мартыновым // Дружба народов. — 1985. № 8. — С. 248-260.

110. Лавлинский Л.И. Единый язык искусства // Новый мир. — 1976. № 5. — С. 239-249.

111. Лавлинский Л.И. Курс воздушных фрегатов // Литературное обозрение. — 1983. № 3. — С. 84-92.

112. Лавлинский Л.И. Мастерская вулкана // Лавлинский Л.И. Мета времени, море вечности. —М.: Худож. лит., 1986. -— С. 187-203.

113. Лавлинский Л.И. Не оставляя линии огня: О лирической поэзии наших дней. — М.: Современник, 1985. — 319 с.

114. Лармин О.В. Художественный метод и стиль. — М.: Изд-во МГУ, 1964, —271 с.

115. Леннквист Б. Мироздание в слове. Поэтика В. Хлебникова. — СПб.: Академический проект, 1999. — 237 с.

116. Литературный энциклопедический словарь / Под общ. ред. В.М. Кожевникова, П.А. Николаева. — М., 1987. — 752 с.

117. Лосев А.Ф. Знак. Символ. Миф. — М.: Изд-во МГУ, 1982. — 316 с.

118. Лосев А.Ф. Диалектика мифа // Лосев А.Ф. Из ранних произведений. — М.: Правда, 1990. — С. 407-459.

119. Лосев А.Ф. Логика символа // Контекст 1972. — М., 1973. — С. 213221.

120. Лосев А.Ф. Очерки античного символизма и мифологии. — М.: Мысль, 1993. — 920 с.

121. Лосев А.Ф. Символ // Философская энциклопедия,- М., 1970. — Т. 5. — С. 10.

122. Лосев А.Ф. Философия имени. -— М.: Изд-во МГУ, 1990. 254 с.

123. Лосев А.Ф. Форма. Стиль. Выражение. — М.: Мысль, 1995. — 944 с.

124. Лотман Ю.М. Анализ поэтического текста. // Лотман Ю.М. О поэтах и поэзии. — СПб.: Искусство-СПб, 1996. — С. 18-253.

125. Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре. — СПб.: Искусство-СПб, 1994.— 688 стр.+ 31 илл.

126. Лотман Ю.М. Натюрморт в перспективе семиотики // Лотман Ю.М. Статьи по семиотике культуры и искусства. — СПб.: Академ, проект, 2002. — С. 338-346.

127. Луговской В.А. Стихи Леонида Мартынова // Известия. — 1956. — 4 июня. — С. 3.

128. Майер-Мейнтшел А. Мир на столе: Натюрморт и его предмет // Натюрморт в европейской живописи XVI — начала XX века. (Выставка картин из музеев СССР и ГДР): Каталог. — М.: Сов. художник, 1984. — 96 с.

129. Македонов A.B. «Вода благоволила литься»: Заметки о лирике Леонида Мартынова // Македонов A.B. Очерки советской поэзии. — Смоленск: Смоленск, кн. изд-во, 1960. — С. 182-188.

130. Македонов A.B. Волшебные сны и подсолнухи Леонида Мартынова // Македонов A.B. Свершения и кануны: О поэтике русской советской лирики 30-70-х годов. — Л.: Сов. писатель, 1985. — С. 4250.

131. Македонов A.B. Чувство Вселенной и чувство Земли // Герой современной литературы: Сб.ст. —М.: Худож. лит., 1963. — С. 180199.

132. Маслова В.А. Русская поэзия XX века. Лингвокультурологический взгляд. — М.: Эксмо, 2006. — 666 с.

133. Мейен Е.В. Рапсодия — М.: Музгиз, 1960. — 31 с.

134. Минералов Ю.И. Поэзия. Поэтика. Поэт. — М.: Сов. писатель, 1984. — 208 с.

135. Минералов Ю.И. Поэтика. Стиль. Техника. — М.: Лит. институт им. А.М.Горького, 2002. — 176 с.

136. Минералов Ю.И. Теория художественной словесности (Поэтика и индивидуальность). —М.: Владос, 1999. — 360 с.

137. Минералова И.Г. Анализ художественного произведения: стиль и внутренняя форма. — М.: Флинта: Наука, 2011. — 253 с.

138. Минералова И.Г. Образ скрипки в творчестве символистов, акмеистов и футуристов. // Синтез в русской и мировой художественной культуре. — М.: Литера, 2002. — С. 225-228.

139. Минералова И.Г. Русская литература серебряного века. Поэтика символизма. — М.: Флинта: Наука, 2004. — 268 с.

140. Минералова И.Г. Сказочно-фольклорное в русской музыкальной культуре рубежа XIX — XX вв. // Карповские чтения. Сб. статей. — Арзамас: АГПИ, 2007. — С. 176-179.

141. Михайлов A.A. «Всё выразить пришла моя пора»: К 70-летию со дня рождения поэта Мартынова // Москва. — 1975. № 5. — С. 213-215.

142. Михайлов A.A. «И горизонты делаются шире» // Михайлов A.A. Ритмы времени: Этюды о русской советской поэзии наших дней. — М.: Худож. лит., 1973. — С. 338-360.

143. Михайлов A.A. Как критическое перо спасовало перед стихами Леонида Мартынова: Заметки критика // Сибирские огни. — 1982. № 3. —С. 168-172.

144. Михайлов A.A. Леонид Мартынов сегодня: К 70-летию со дня рождения поэта // День поэзии 1975. — М.: Сов. писатель, 1975. — С. 87-89.

145. Михайлов A.A. Лирика сердца и разума: О творческой индивидуальности поэта. —М.: Сов. писатель, 1965. — 396 с.

146. Михайлов A.A. Маяковский и Мартынов // Михайлов A.A. «Я знаю силу слов» / Традиции Маяковского — вчера и сегодня/. — М.: Худож. лит., 1983. — С. 73-84.

147. Михайлов A.A. Мир современника // Литературная газета. — 1963.21 февраля. — С. 3.

148. Михайлов A.A. Поэзия 70-х: социальный и нравственные аспекты // Вопросы литературы. -— 1981. № 1. — С. 51-73.

149. Михайлов A.A. Поэзия в меняющемся мире. Л. Мартынов // Михайлов A.A. Портреты. —М.: Сов. Россия, 1983. — С. 225-263.

150. Михайлов A.A. Связь времён: Опыт анализа одного цикла // Михайлов A.A. Факел любви: Поэзия наших дней. — М.: Сов. Россия, 1968. — С. 59-84.

151. Мусатов В.В. К проблеме современной философской лирики: аспект традиции. // Современное литературное развитие и проблема преемственности. —Л.: Наука, 1977. — С. 134-162.

152. Николаев П.А. Методологический аспект проблемы // Сб.: Принципы анализа литературного произведения. — М.: Изд-во Моск. ун-та , 1984. — с. 3-11.

153. Николаев П.А. Снова о творческом методе и стиле (устойчивы ли эти категории в науке) // Вестник МГУ. — Сер.9. Филология. — 1984. № 5. — С. 14-27.

154. Никульков A.B. «Мы те, которых не бывало прежде»: О поэзии Л.Мартынова // Литературная газета. — 1967. — 20 сентября. — С. 4.

155. Никульков A.B. Леонид Мартынов: К 60-летию со дня рождения поэта// Сибирские огни. — 1965. № 7. — С. 153.

156. Огнев В.Ф. Лирика Леонида Мартынова // Новый мир. — 1956. № 6.1. С. 244-248.

157. Огнев В.Ф. Поэзия и современность: Сб. ст. — М.: Сов. писатель, 1961,—355 с.

158. Осипова Н.О. Мифопоэтика лирики Цветаевой. — Киров: Вятский гос. пед. ун-т, 1995. — 118 с.

159. Павловский А.И. Мирознание Леонида Мартынова // Павловский А.И. Советская философская поэзия: Очерки / О М.Заболоцком, Л.Мартынове, А.Твардовском. —Л.: Наука, 1984. — С. 83-127.

160. Павловский А.И. Родина, время, судьбы. О творчестве писателя М.Алексеева и поэтов К.Кулиева и Л.Мартынова // Нева. — 1967. №5.—С. 179-182.

161. Павловский А.И. Философская лирика: Л.Мартынов, Н.Заболоцкий, А. Твардовский // Проблемы русской советской литературы: 50-70-е годы. —Л.: Сов. писатель, 1976. — С. 190-235.

162. Петров-Водкин К.С. Хлыновск. Пространство Эвклида. Самаркандом: повести. —Л.: Искусство, 1982. — 653 с.

163. Пинежанинова Н.П. Индивидуальный стиль и звуковая организация поэтической речи. — СПб.: Изд-во С-Петербургского ун-та , 1999. —144 с.

164. Поварцов С. Над рекой Тишиной (Молодые годы Л.Мартынова). — Омск: Омское книжное изд-во, 1988. — 152 с.

165. Поспелов Г.Н. Проблемы литературного стиля. — М.: Изд-во Моск. ун-та, 1970. — 332 с.

166. Потебня А.А Теоретическая поэтика. — М.: Высш. шк., 1990. — 342 с.

167. Рапацкая Л.А. История русской музыки: от Древней Руси до «серебряного века». — М.: Владос, 2001. — 383 с.

168. Рассадин С., Урнов Д. Вакансия поэта. Диалог недели // Литературная газета. — 1989. — 14 июня. — С. 6.

169. Роднянская И.Б., Кожинов B.B. Образ художественный // КЛЭ. — М.: Сов. энцикл., 1962-1978. — Т. 5. — Стлб. 363.

170. Рунин Б.И. В защиту лирической индивидуальности // Жизнь поэзии 1956. — М.: Моск. рабочий, 1956. — С. 169.

171. Сабанеев Л.Л. Скрябин. — М.: Скорпион, 1916. — 201 с.

172. Сакулин П.Н. Проблема «творческой истории» // Известия АН СССР, VII серия. Отделения гуманитарных наук. — 1930. № 2. — С. 3-9.

173. Самойлов Д. Книга о русской рифме. — 2-ое изд., доп. — М.: Худож. лит., 1982. — 351 с.

174. Сахно И.М. Русский авангард: живописная теория и поэтическая практика. — М.: Диалог-МГУ, 1999. — 352 с.

175. Соколов А.Н. Принципы стилистической характеристики языка литературно-художественного произведения // Филологические науки. — 1962. № 3. — С.17-31.

176. Су ни Т. Тройная интерпретация главного героя поэмы «Крысолов» М. Цветаевой // Ученые зап-ки Тартус. ун-та. Вып. 897. — Тарту, 1990. —С. 140-151.

177. Тимофеев Л.И. Среди стихов. // Знамя. — 1945. № 7. — С. 165-166.

178. Топорков А.О творческом и созидательном эстетизме. // «Золотое руно». — 1909 г. № 11-12. — С. 69-74.

179. Тынянов Ю. О Хлебникове. // Собр. пр-ий Велимира Хлебникова в 5-ти томах. — Т. 1. — Л.: Изд-во писателей, 1928. — С. 3-32.

180. Урбан A.A. Лирика Леонида Мартынова // Литература и современность. Статьи о литературе 1966 года: Сб.7-ой. — М.: Худож. лит., 1967. — С. 310-326.

181. Урбан A.A. Лицо эпохи, природы лик // Литературная газета. — 1974. — 11 сентября. — С. 4.

182. Урбан A.A. Образ человека — образ времени: Очерки о советской поэзии. — Л.: Худож. лит., 1979. — 324 с.

183. Урбан A.A. По границе прошлого с грядущим // Урбан A.A.1

184. Возвышение человека: Заметки о современной поэзии. — Л. : Худож. лит., 1968.— С. 118-136.

185. Урбан A.A. Преодоление покоя: Открывая книгу стихов // Звезда. — 1975. № 1, —С. 204-207.

186. Урбан A.A. Трудные будни поэзии. Заметки о журнальных публикациях 1987 года // Литературное обозрение. — 1988. № 4. — С. 20-25.

187. Урбан A.A. Эпох соприкасатель: О лирике Леонида Мартынова // Звезда. — 1980. № 1. — С. 179-193.

188. Утков В.Г. Где оно, твоё Лукоморье?: Из воспоминаний о Л.Н.Мартынове // Литер, обозр. — 1981. № 6 — С. 95-99.

189. Фатеева H.A. Контрапункт интертекстуальности, или интертекст в мире текстов. — М.: Агар, 2000. — 280 с.

190. Хализев В.Е. Теория литературы. — М.: Высш. шк., 1999. — 404 с.

191. Цивьян Т.В. К семантике и поэтике вещи (несколько примеров из русской прозы XX века), // «Aequinox», МСМХСШ. — М.: Книжный Сад, 1993, —С. 212-227.

192. Черлинка Г.К. Натюрморт в советской живописи // Искусство. — 1988. №5. —С. 3-54.

193. Черная Е.С. Моцарт и Австрийский музыкальный театр. — М.: Музгиз, 1963. -435 с.

194. Чичерин A.B. Ритм образа. — М.: Сов. писатель, 1980. — 335 с.

195. Чугунов Г.И. Воспоминания / М.В. Добужинский. — М.: Наука, 1987.—477 с.

196. Шилова К.А. Категория разума и проблема науки в лирике Л. Мартынова // Из истории русского романтизма: Сб. / Ред. Н.А.Гуляев, А.Ф.Киреева, А.А.Микешин. —Кемерово, 1971. Вып.1. — С. 307-325.

197. Штерн М.С., Зародов Ю.П. Поэтическая «сдвигология» Л.Мартынова. // Проблемы творчества Л.Мартынова. / Межвуз. сб. науч. трудов, ОГПИ. — Омск, 1985. — С. 82-94.

198. Эткинд Е. «Флейтист и крысы» (Поэма М. Цветаевой «Крысолов» в контексте немецкой народной легенды и ее литературных обработок) // Вопросы литературы. — 1992. № 3. — С. 70-74.

199. Якобсон P.O. Что такое поэзия? // Якобсон P.O. Язык и бессознательное. —М.: Гнозис, 1996. — С. 105—118.

200. Диссертации и авторефераты диссертаций

201. Бизнюк Н.В. Дискурс культуры в поэтическом творчестве Л.Н.Мартынова: семантика, функции, способы воплощения: Автореферат дис. канд. филол. наук: 10.01.01. —Краснодар, 2010.22 с.

202. Гончарова Е.А. Категории автор-персонаж и их лингвостилистическое выражение в структуре художественного текста: На материале немецкоязычной прозы: Автореф. дис. . д-ра филол. наук. — Л., 1989. — 32 с.

203. Горелова O.A. Александр Вертинский и ироническая поэзия серебряного века : Дис. . канд. филол. наук : 10.01.01 Москва, 2005.187 с.

204. Зыховская Н.Л. Словесные лейтмотивы в творчестве Достоевского: Автореферат дис. канд. филол. наук: 10.01.01. — Екатеринбург, 2000. —28 с.

205. Колобова О.Л. Космические образы в поэзии серебряного века (от символистов к футуристам): Автореферат дис. канд. филол. наук: 10.01.01, —М., 1999, — 16 с.

206. Костенко А.К. Нравственно-философские проблемы в лирике Леонида Мартынова: Дис. канд. филол. наук: 10.01.02. —М., 1989.198 с.

207. Лавлинский Л.И. Гражданские мотивы в лирике 60-х годов: Автореферат дис. канд. филол. наук: 10. 641. —М., 1972. — 21 с.

208. Минералова И.Г. Художественный синтез в русской литературе XX в. Автореферат диссертации доктора филологических наук. — М., 1994,—31 с.

209. Мучник Г.М. Творческий путь Леонида Мартынова: Дис.канд. филол. наук: 18. 641. —Алма-Ата, 1964. — 391 с.

210. Петрова З.А. Исторические поэмы Леонида Мартынова: Взаимодействие литературно-исторического материала и художественного вымысла: Дис. канд. филол. наук: 10.01.02. Л., 1983.—226 с.

211. Прокопьева Н.И. Поэтические искания Л.Мартынова: К проблеме творческой индивидуальности: Автореферат дис. канд. филол. наук: 10.01.02. —Л., 1986. — 12 с.

212. Савченко C.B. Стих Леонида Мартынова: Автореферат дис. канд. филол. наук: 10.01.02. — М., 1987. —21 с.

213. Секриеру А.Э. Художественный синтез в творчестве И. Северянина: Дисс. к-та фил. наук. — М.: МПГУ, 1998. — 169 с.

214. Смирнов В.П. Философская лирика в русской советской поэзии 50-х — 60-х годов (Заболоцкий, Твардовский, Мартынов): Дис. канд. филол. наук: 10.01.02. — М., 1989. — 175 с.

215. Хон Ю.Л. Исторический очерк и историческая новелла в современной советской литературе: Л.Мартынов и С.Марков: Дис. канд. филол. наук: 10.01.02. —М., 1983. — 174 с.

216. Чуньмэй У. Портрет в рассказах и повестях Л.Н. Андреева: Дис. канд. филол. наук: 10.01.01. — М., 2006. — 167 с.