автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.02
диссертация на тему: Особенности презентации категории посессивности в адыгских языках
Полный текст автореферата диссертации по теме "Особенности презентации категории посессивности в адыгских языках"
Учреждение Российской академии наук Институт языка, литературы и искусства им. Г. Цадасы Дагестанского научного центра Российской академии наук
Диссертационный совет Д 002.128.01
Пошолова
Сакима Валериевна
ОСОБЕННОСТИ ПРЕЗЕНТАЦИИ КАТЕГОРИИ ПОСЕССИВНОСТИ В АДЫГСКИХ ЯЗЫКАХ
Специальность 10.02.02 Языки народов Российской Федерации (кавказские языки)
АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук
3 О Г..0.1 2009
Махачкала 2009
003474873
Работа выполнена на кафедре кабардинского языка Кабардино-Балкарского государственного университета им. Х.М. Бербекова.
Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор
Таов Хазеша Талиевич
Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор
Абдуллаев Иса Халидович
кандидат филологических наук Шериева Нина Гумаровна
Ведущая организация: Дагестанский государственный
педагогический университет
Защита состоится 25 сентября 2009 года в 16 часов на заседании диссертационного совета Д.002.128.01 по защите докторских и кандидатских диссертаций при Институте ЯЛИ им. Г. Цадасы ДНЦ РАН (367000, Махачкала, ул. Гаджиева, 45; т/ф 88722675903).
Диссертация принята к защите 23.04.2009 г. Объявление о защите и автореферат диссертации размещены на официальном сайте iyalidnc@iwt.ru Института ЯЛИ им. Г. Цадасы ДНЦ РАН
С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Дагестанского научного центра РАН (ул. М. Гаджиева, 45).
Автореферат разослан 4 июля 2009 г.
Ученый секретарь
диссертационного совета, л . кандидат филологических »«.^^^я
наук А.М. Абдурахманов
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ
Категория посессивности относится к универсальным понятийным категориям. Основное ее значение - определение названия объекта через его отношение к некоторому лицу или предмету.
На протяжении всей истории кавказского языкознания притяжатель-ность в силу своих уникальных лингвистических характеристик находилась в центре внимания ученых, а ее проблематика неизменно являлась одной из ключевых тем науки о языке. Что касается лингвистического адыгове-дения, то грамматические категории, за исключением таких категорий, как падеж, определенность / неопределенность, время, наклонения все еще не стали объектом специального лингвистического исследования. Поэтому далеко не случайно то внимание, которое в последние годы проявляют языковеды к функциональным грамматикам разных языков, к тем направлениям, которые рассматривают функционирование разноуровневых языковых средств при реализации коммуникативного задания, то есть избирают направление описания от означаемого к означающему, от функции к средству выражения.
Показатеш",посессивности на протяжении длительного времени подвергались изменениям, о чем свидетельствуют данные сравнительно-исторического анализа. В ходе исторического развития языков абхазо-адыгской группы происходили различного рода изменения в плане их се-мантико-грамматического функционирования, в связи с чем обогатились функции посессивных форм, благодаря чему на сегодняшний день характеризуются многообразием значений.
Состояние современного адыгского языкознания предполагает комплексное изучение категории притяжательное™, которая исследователями рассматривается с разных позиций, что предопределяется критериями, лежащими в основе исследования посессивности, различными ступенями развития отдельных адыгских языков.
В современном языкознании определение границ грамматических категорий адыгейского и кабардино-черкесского языков, а тем более категории притяжательности, опирающейся на традиционные морфологические и семантические критерии в отдельности, оказывается малоэффективным. Между тем нельзя считать уже окончательно решенными принципиальные вопросы, касающиеся категории притяжательности в адыгских языках, в языках агглютинативного и флективного строя.
Таким образом, актуальность данного исследования в значительной степени определяется фундаментальным характером категории притяжательности для любого языка и отсутствием достаточно аргументированных теоретических оснований для выделения данной категории в адыгском языкознании.
Следует подчеркнуть особую важность проблемы категории притяжательности с позиций определения ее содержательной, формальной и функциональной сторон, играющих решающую роль в раскрытии содержания понятия притяжательности и способов ее выражения. А с учетом
того обстоятельства, что любое высказывание несет в себе модальный оттенок, значимость и ценность такого рода работ усиливается.
Кроме того, актуальность темы данного исследования обусловлена необходимостью создания целостной картины функционирования категории притяжательности в адыгских языках с опорой на уровне современного языкознания.
Решение этой проблемы следует считать и основной целью работы, которая заключается в описании притяжательности, выявлении ее полевой структуры и функционального распределения данной категории с другими категориями языка.
В соответствии с поставленной целью работа ориентирована на решение ряда конкретных задач, к числу которых можно отнести следующие:
1) рассмотрение истории изучения парадигмы категории притяжательности в адыгских языках;
2) характеристика и описание морфологических способов выражения форм притяжательности;
3) определение функционально-семантического поля посессивности;
4) анализ составных элементов аффиксов посессива в описываемых языках с нахождением в них аналогий и различий в сфере явления посессивности;
5) изучение материала по адыгским языкам для отбора необходимых способов выражения явления посессивности с их особенностями и масштабами распространения.
В ходе реализации намеченных выше задач рассматриваются и более конкретные вопросы, имеющие принципиальное значение для правильного определения сущности категории притяжательности в адыгских языках.
Исходя из результатов исследования, на защиту выносятся следующие положения:
1. Основным принципом выделения категории притяжательности в адыгских языках является функционально-семантический.
2. Форма посессивности отмечена явно выраженным ядром, представленным аффиксами притяжательности с-и, д-и, и, у-и, ф-и, я, а также относительно-притяжательным местоимением зей.
3. Признавая разносторонний характер категории притяжательности как особой лексико-грамматической категории, морфологические категории лица, числа и падежа в адыгских языках рассматриваются в сравнении с категорией посессивности для выявления ее специфических особенностей.
4. Функционирование притяжательности в структуре предложения ориентировано на порядок ядра высказывания, в результате чего используются посессивные конструкции.
Результат поставленных задач находится в зависимости от решения более конкретных вопросов функционирования исследуемой категории.
В качестве материала исследования послужили произведения художественной литературы и устного народного творчества, материалы периодической печати и живая разговорная речь.
В качестве методологической основы диссертационного исследования послужили труды известных отечественных языковедов в области функционально-семантической грамматики: A.A. Потебня, A.A. Шахматова, A.M. Пешковского, И.И. Мещанинова, В.В. Виноградова, Б.А. Серебренникова, Л.В. Щербы, В.А. Бондарко, В.А. Звегинцева, И.Ю. Шведовой, Г.П. Немца, Г.В. Рогавы, З.И. Керашевой, Н.Ф. Яковлева, Д.А. Ашхамафа, М.А. Кумахова, Б.Х. Балкарова, У.С. Зекоха, А.К. Шагирова, Н.Т. Гишева, П.М. Багова, Х.Ш. Урусова, Х.Т Таова, A.M. Камбачокова и др.
Решение поставленных в диссертационной работе задач определяет выбор методов исследования, которые обусловлены намеченными подходами к описанию парадигмы посессива - системоцентрическим и функционально-семантическим. С одной стороны, мы опираемся на традицию синхронного описания грамматики адыгских языков, а с другой - на теоретическое осмысление явления притяжательности в трудах современных отечественных специалистов.
Намеченные цель и задачи диссертации дают возможность проводить исследование в синхронном аспекте с привлечением сравнительного - исторического метода, что способствует получению объективных данных о категории притяжательности.
Научная новизна работы:
- наша работа является первым в адыговедении комплексным исследованием категории притяжательности адыгских языков, охватывающее и учитывающее существующие точки зрения лингвистов по рассматриваемой проблеме;
- в исследовании выявлены морфологические особенности посессивных форм и их функционально-семантический потенциал в структуре предложения на основе анализа языкового материала;
- определен лингвистический статус притяжательности в адыгских языках, а также выявлена ее связь с другими словоизменительными категориями.
Теоретическая значимость диссертации состоит в том, что результаты исследования будут способствовать дальнейшей разработке проблемы категории притяжательности как одной из лингвистических универсалий в контексте изучения межкатегориального взаимодействия в адыгских языках.
Практическая значимость диссертации определяется тем, что материал исследования и полученные результаты могут быть использованы при чтении теоретических курсов «Современный адыгейский язык», «Современный кабардино-черкесский язык», «Сравнительная грамматика адыгских языков», при подготовке учебных пособий, спецкурсов и спецсеминаров, а также при выполнении курсовых и квалификационных работ.
Апробация работы. Основные положения, а также выводы по отдельным проблемам изложены в 10 научных изданиях. Результаты исследования докладывались на Всероссийских научных конференциях студентов, аспирантов и молодых ученых «Перспектива - 2006» (Нальчик, 2006), «Перспектива - 2007» (Нальчик, 2007), на первом Форуме молодых уче-
ных Юга России (Нальчик, 2007), на IV Международной научной конфере-ции «Лингвистическое кавказоведение и тюркология: традиции и современность» (Карачаевск, 2007), на первом Международном конгрессе кавказоведов (Тбилиси, 2007). Рукопись диссертации была обсуждена на филологическом семинаре Института филологии Кабардино-Балкарского государственного университета.
Основное содержание исследования отражено в десяти публикациях автора.
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
Во введении обосновывается выбор избранной темы, ее актуальность, сформулированы цели и задачи исследования, определены методы и приемы анализа, методологическая основа, аргументирован выбор материала исследования, раскрыта научная новизна, указано возможное использование результатов работы, то есть ее практическая и теоретическая значимость, представлены основные положения, выносимые на защиту.
В первой главе «История изучения категории посессивности в адыгском языкознании» дается обзор категории посессивности в адыгских языках, выдвигаются гипотезы ее происхождения, предлагается определение, наиболее приближенное к условному термину, определяются маркеры и способы функционирования притяжательности, исследуются средства выражения посессивно-именной парадигмы, излагаются фонетические явления, сопровождающие данную категорию.
Проблема происхождения элементов языка, относящихся к плану содержания, по-разному оценивалась в разные периоды в зависимости от того, насколько реальным представлялось ее решение.
Одним из наиболее неразработанных вопросов в лингвистике приходится признать недостаточную разработанность понятия грамматической категории - и в теоретическом плане (проблема семантического членения /«картирования»/ мира, его моделирования языком и, следовательно, проблема взаимоотношения языка и мира /тема реалий разрешающей силы семантической структуры языка/), и в плане типологии самих языковых категорий, а также с точки зрения способов их выражения в языке.
Историчность грамматических категорий проявляется, в частности, в том, что каждая из них не просто «категоризует» внеположенный мир не-киим свободным образом, но осуществляет это в соответствии с предысторией данной категории (как и в соотнесении с общей структурой категориального пространства конкретного языка), в ходе которой сложился субстрат этой категории, в той или иной мере детерминирующий ее. Следовательно, грамматическая категория не просто тень соответствующего аспекта действительности, жестко связанная с ним и автоматически определяемая им, но такой языковой образ этого аспекта, который детерминируется субстратом данной категории. Сам же субстрат может принадле-
жать как к категориальной сфере, так и к элементам языка, находящимся вне категориального уровня.
Можно предположить, что неавтоматичность связи грамматических категорий с внеязыковым миром, как и сложность, и многообразие этих связей, обнаруживаемые типологическими исследованиями, позволяют выявить те вопросы, которые тоже предполагают те или иные формы исторического развития.
Помимо исследований, ограниченных данными одного языка, одной группы родственных языков или же ограниченных лишь возможностями наличного материала по типологии самых разных языков, «историческое» в составе грамматических категорий может быть обнаружено и на иных путях - как в пределах языка, так и вне его.
Существенно подчеркнуть два обстоятельства: первое - речь идет не об определении того, насколько естественный язык адекватен формальной (или какой-либо еще) логике или - при несколько ином подходе - насколько «логическое» находит себе отражение в языке, но о логике самого языка, в данном случае об идее каждой из грамматических категорий, понимаемой как предел ее становления и как принцип ее смысловой структуры; второе - выводы из анализа логических аспектов грамматических категорий имеют отношение не только к синхронической плоскости, но и к диахронии, поскольку логико-языковой анализ выявляет такую иерархию элементов языка, которая позволяет определять хотя бы некоторые направления развития и, следовательно, догадываться о более ранних (а в ряде случаев и более поздних) состояниях. Вышесказанное полностью относится и к такой важной и, можно сказать, особо выделенной и даже уникальной категории, как категория притяжательности.
Пренебрежение данными, относящимися к изменчивости категории притяжательности во времени, ее «историческому» состоянию, как и данными, связанными с исследованием логических аспектов этой категории, едва ли может быть компенсировано обилием моделей разных типов выражения форм посессива.
Рассмотрение истории изучения категории посессива в адыгских языках позволит проследить динамику развития взглядов на данное лингвистическое явление в синхронном и диахронном планах в языках различного типа в разные исторические периоды, и поможет глубже понять суть категории притяжательности как общеязыковой, грамматической, се-мантико-функциональной категории.
Историческое развитие категориальной системы в адыгских языках опирается как на древние тенденции, существовавшие уже в языках и в дальнейшем утвердившиеся в одних формах, так и на тенденции, проявившиеся в младописьменных языках. Существуя на протяжении многих лет только лишь в устной традиции, языки часто сохраняют и развивают те явления, которые вследствие более тесных и разнообразных контактов с другими языками и выработки определенной нормы приобретают свою структуру. Таким образом, рассмотрение общих тенденций исторического развития притяжательных местоимений в адыгских языках позволяет по-
строить работу, сочетая два плана исследования: исторический и типологический.
Особое место в истории адыгской лингвистики и, в частности, в сфере изучения категории посессивности, занимают «Начальные правила кабардинской грамматики» Ш. Ногма (1959). Автор указанной работы дает интересный материал для осмысления истории развития адыгских языков. Так, он указывает, что притяжательные местоимения в кабардинском языке имеют две формы: самостоятельные и несамостоятельные. К самостоятельным Ш. Ногма причисляет такие формы, как: cede (сэсей) -«мой», дед/е (дэдей) - «наш», оуые (уэуей) - «твой», фефые (фэфей) -«ваш», ы/е (ей) - «его», я/е (яй) - «их» [Ногма, 44], а к несамостоятельным - наличие в кабардинских народных исторических песнях и сказаниях дифтонга -ыи вместо монофтонга -и [Ногма, 1959:46].
В современном кабардино-черкесском языке эти формы уже не употребляются. Исследования этого ученого стали по существу стержнем для последующих дискуссий о формах посессивности.
В истории адыгского языкознания вопрос о посессивности затрагивается J1.Г. Лопатинским в работе «Краткая кабардинская грамматика» (1891), где приводятся характерные для того времени формы выражения притяжательности, а также расположение форм посессива. Например: с/ делъхур - «мой брат»; cij — ha не - «моя мать»; с/ - hyue - «мой дом»; с/- шыр или сокращенно с/ш - «моя лошадь» и т.д. [Лопатинский, 1891:35].
Научные воззрения Л.Г. Лопатинского во многом стали отправным пунктом для последующих разработок проблем категории посессивности. Это проявилось, прежде всего, в механическом отождествлении имени с показателями посессива.
В изучение категории посессивности в адыгских языках внесли определенный вклад Н.Ф. Яковлев и Д.А. Ашхамаф. Одним из важнейших положений применительно к интересующей нас проблеме стало следующее их суждение: «В адыгейском языке именная категория принадлежности (посессива) подразделяется на категорию вещественной и органической принадлежности».
Возникновение двух различных морфологических способов выражения категории посессивности в адыгейском языке Н.Ф. Яковлев и Д.А. Ашхамаф относят к эпохе глубокой древности. При этом причины происхождения разных форм посессивности они видели в развитии естественного разделения труда и возникновении обмена и двух форм собственности -общей и личной.
Нейтрализация противопоставления форм отчуждаемой и неотчуждаемой принадлежности в кабардинском языке, по Н.Ф. Яковлеву и Д.А. Ашхамафу, обусловлена степенью развития кабардинского общества. «Кабардинское общество, - пишут они, - пошло в своем классовом развитии дальше адыгейского. И в кабардинском языке сохраняется уже только один вид притяжательных префиксов, именно тот, который соответствует адыгейским префиксам имущественной принадлежности».
Подобное объяснение форм отчуждаемой и неотчуждаемой принадлежности, на наш взгляд, при нынешнем уровне развития лингвистики не выдерживает никакой критики. Достаточно указать на тот факт, что формы неотчуждаемой принадлежности, рассматриваемые указанными авторами как продукт определенной ступени общественного развития, удерживаются и в современном адыгейском языке.
Как свидетельствует данные научных исследований, вопрос о генезисе притяжательных аффиксов в специальной лингвистической литературе является объектом для различных научных гипотез.
Известный кавказовед Г.В. Рогава предпринял серьезную попытку показать сущность основных грамматических категорий в связи с разработкой проблемы частей речи, предложил свою трактовку целого ряда относящихся к ней дискуссий. Понятие принадлежности, которое сопровождает лексическое значение именных слов, Г.В. Рогава возводит в ранг собственно грамматической категории, которая подразделяется на категорию вещественной (отделимой от владетеля вещи) принадлежности и на органической (неотделимой от владетеля, от целого) принадлежности.
В трудах М.А. Кумахова теория грамматической категории посессив-ности в адыгских языках получила дальнейшее развитие. В них дается адекватное освещение многих особенностей интересующих нас грамматических объектов, а также предлагается трактовка затрагиваемых проблем на уровне новых достижений адыгского языкознания.
Формирование категории посессивности, которое сохранилось в различных адыгских диалектах, свидетельствуют о том, что выражение форм притяжательных отношений относится к позднему периоду развития их истории. Этот вывод, основанный на данных сравнительной и внутренней реконструкции, заключается в следующем: для выражения притяжательной формы в убыхском, абхазском и абазинском языках используются простые и однотипные префиксальные элементы, которые этимологически связаны с личными местоимениями.
В исследовании Х.Т. Таова, посвященном особенностям бесленеев-ского диалекта кабардино-черкесского языка, отмечено, что «бессистемное функционирование категории притяжательное™ отмечается в речи жителей лишь в двух бесленеевских аулах (Каноково, Кургоково), в других же бесленееевских аулах форма выражения притяжательности совпадает с нормой кабардино-черкесского языка» [Таов, 1980].
Следует отметить, что подразделение категории посессивности на системное противопоставление вещественной, отчуждаемой и органической, неотчуждаемой принадлежности можно рассматривать как типологическое свойство адыгейского языка, отличающего его от кабардино-черкесского, т.к. данное противопоставление отсутствует как в кабардино-черкесском литературном языке, так и в его диалектах и говорах (исключение составляет бесленеевский диалект и отчасти кубанский диалект). Наличие же данного противопоставления в бесленеевском диалекте и отчасти в кубанском ретраспективно указывает на его историческое функ-
ционирование в кабардино-черкесском и архаичность бесленеевских и кубанских форм, сближающих их с адыгейским языком.
Сравнительный анализ фактов абхазо-адыгских языков показывает, что грамматическая категория отчуждаемой и неотчуждаемой принадлежности представляет собой локальное и вторичное явление, образовавшееся от общей, нейтральной категории принадлежности на адыгской языковой почве [Рогава, 1974]. А спорадическое использование двух рядов посессивных префиксов в бесленеевском диалекте кабардино-черкесского языка надо рассматривать как результат влияния адыгейского языка.
Таким образом, категория посессивности имеет в адыгских языках, в частности, в кабардино-черкесском, давнюю историю изучения. При этом различные авторы по-разному ее дефинируют и анализируют согласно поставленным в своих работах целям и задачам.
При изложении истории изучения категории посессивности в работе была предпринята попытка продемонстрировать вклад конкретных специалистов в разработку интересующей нас проблемы.
Вторую главу диссертации «Семантико-грамматические параметры категории посессива и способы ее выражения в адыгских языках» составляют разделы: «Способы выражения категории притяжательности», «Употребление аффиксов зи-, зы-, зей как показателей категории притяжательности», «Особенности функционирования числа е формах категории притяжательности», «Особенности выражения притяжательности в частях речи», «Комплексная характеристика посессива».
В современной науке о языке посессивность дефинируется как одна из универсалий, основное значение которой сводится к определению номинации объекта через его корреляцию с некоторым лицом или предметом.
В данном исследовании категория посессивности рассматривается с более широкой точки зрения. Наш подход предполагает взгляд на категорию посессивности изнутри и такую точку зрения, которая не позволяет выходить за пределы самой формы. Анализ ориентирован на синхронический аспект проблемы и опирается на языковые данные, имея своею целью вскрытие языковой логики в устройстве этой категории.
В современной лингвистике данный подход рассматривается как процессуальный характер этой идеи (сравним ее глагольность - обладать) позволяет считать именно этот центральный компонент схемы ее нервом. Идея «обладания» отсылает к динамическому аспекту проблемы, к сфере действия, к элементарной ситуации во внеположенном мире, которая и фиксируется этой идеей и соответственно категорией посессивности. Поэтому исходным пунктом анализа схемы и одновременно ее ядром нужно считать именно идею «обладания». «Обладать» для «обладателя» (Р) «обладаемым» значит иметь (занимать) место И и доминировать. «Р имеет место И» предполагает, что Р, имея свое собственное место, получает дополнительно и место К причем последнее по отношению к месту Р выступает как часть. «Р доминирует в месте (3» означает, что в данном месте определяющей ситуацию является точка зрения Р, а не И. В более глубокой перспективе эти два признака («иметь место» и «доминировать»)
выступают как нечто единое: для Р «иметь место И» предполагает его приобретение, занятие, захват, т. е. ситуацию, объясняющую и предопределяющую первенство, доминирование. Такой анализ для кавказских языков в будущем нам представляется перспективным, учитывая полисинтетический характер глагола этих языков.
Как видно, особую важность приобретают такие аспекты, как: 1) физиологические основы идеи «притяжания» и категории посессивности; 2) связь с некими более фундаментальными (или, по меньшей мере, более архаичными) категориями, которые, принадлежа к надфизиологиче-ской сфере, своими корнями (через субстрат) уходят в «физиологическое» прошлое этих категорий; 3) связь категории посессивности с некоей ситуацией языка в действии, предполагающей определенную схему отношений между элементами, «разыгрывающими» тему притяжательности; 4) связи категории посессивности с некоторыми чисто языковыми категориями, в частности, и с определенной формой выражения этих категорий или образующих их форм; 5) соотнесенность идеи «притяжания» и через нее категории притяжательное™ с той мифопоэтической схемой, которая могла бы рассматриваться как мотивирующая по отношению к самой категории или лежащим в ее основе идеям. Понятно, что здесь эти циклы тем не могут быть рассмотрены. Поэтому придется ограничиться наметкой некоторых основных этапов, усматриваемых в ходе развития идеи «притяжания» и категории посессивности и так или иначе соотнесенных с эволюцией сознания и выработкой им ряда ключевых понятий. В самой широкой перспективе историю становления этой идеи и категорию притяжательное™ можно рассматривать как последовательное продвижение от полюса объектности к полюсу субъектности. С этим для категории посессивности связаны и другие важные следствия.
Посессивные формы и показатели категории притяжательное™ выражают не только собственно обладание лица объектом. В круг значений, наиболее естественных для посессивных форм, входят и отношение «часть - целое», например: ст1олым и лъакъуз - «ножка стола», жыгым и тхьэмпэ - «лист дерева» и т.д., и отношение родства, например: щ1алэм и шыпхъу - «сестра (того) юноши», адэм и къуэ - «сын отца», Аслъэн и къуэ
- «сын Аслана» и т.д., названия частей тела и животных, например: си пэ
- «мой нос», уи пэ - «твой нос», и пэ - «его нос», а также некоторые сходные с ними отношения, например: Мухьэмэд и хъыджэбзыр - «девушка Мухамеда», си ныбжьэгъухэр - «мои приятели» и т.д.
Категория притяжательное™, как и другие грамматические категории, кмеет содержательную и формальную стороны. Она связана к тому же с такими семантическими категориями, как детерминация, предикативность, атрибутивность, локативность, релятивность, версия и т.п.
Рассматриваемая категория характеризуется регулярной реализацией лексическо-грамматическими средствами, набор которых для каждого языка индивидуален.
Сущность категории притяжательное™ в языках различных типов состоит в дифференцированном выражении посессивных отношений в зави-
симости от семантики слова. Поэтому можно сказать, что классификация слов по форме посессивности в этих языках имеет более или менее четкие семантические основания [Кумахов, 1989:119].
Отмеченное выше является актуальным для науки о языке, в частности, для адыгского языкознания. При комплексном анализе посесадва необходимо, с одной стороны, обращаться к научному наследию видных кавказоведов, а с другой, - к фактологическому материалу адыгских языков.
Наличие в адыгейском языке противопоставления отчуждаемой и неотчуждаемой принадлежности и отсутствие его в других языках абхазо-адыгской группы, естественно, ставит вопрос об относительной хронологии этих коррелятивных форм в адыгейском. М.А. Кумахов, вслед за Н.Ф. Яковлевым и Д. Ашхамафом, считает префиксы, выражающие формы отчуждаемой принадлежности, вторичными по отношению к префиксам, манифестирующим формы неотчуждаемой принадлежности, в силу про-изводности первых, являющихся составными от вторых. [Кумахов, 1971]. Это положение подкрепляется сравнительным анализом данных адыгейского языка, в котором налицо грамматическая оппозиция форм отчуждаемой и неотчуждаемой принадлежности, и кабардинского языка, в одном из диалектов которого - бесленеевском - сохранились следы влияния адыгейского языка. На этой основе М.А. Кумахов делает принципиальной важности вывод о том, что коррелятивные формы отчуждаемой и неотчуждаемой принадлежности, возникнув на адыгской языковой почве, не получили дальнейшего развития, что в адыгейском языке наблюдается даже обратная тенденция - стремление к нейтрализации противопоставления форм отчуждаемой и неотчуждаемой принадлежности.
Посессивы, сочетаясь с именами предметной семантики (предметы, термины родства, определённая среда, имена функциональной семантики и пр.), могут указывать на ряд частных посессивных значений.
I. В первую очередь, выделяются сочетания с посессивами, не содержащие в своей глубинной структуре скрытого предиката и передающие семантически простые посессивные отношения, к которым относятся:
1) межличностные отношения:
а) родственные отношения: и щхьэгъусэ «его жена»;
б) дружеские отношения: уи ныбжьэгъу «твой товарищ»;
в) ассоциативные отношения: си гъунэгъухэр «мои соседи»;
2) партитивные отношения (часть-целое): (Къэплъэн) и 1э «(Каплан) его рука»;
3) отношения признак, качество, свойство - его носитель: уи хьэлэ-лагъыр «твоя доброта»;
II. Следующую группу составляют именные конструкции с посессивами, содержащие скрытый предикат «иметь, владеть, обладать» и реализующие отношения собственности: си машинэ «моя машина» > сэ ма-шинэ си1эщ «у меня есть машина».
III. Отдельную группу составляют субстантивированные словосочетания с посессивами, содержащие чаще всего скрытый непритяжательный
предикат. Подобные конструкции выражают отношения, находящиеся на периферии посессивного поля, такие, как:
1) отношения включения в определённую социальную среду: си командор «моя команда» > сэ команда сыздыхэтыр доел, «команда, в которую я вхожу»;
2) отношения пространственной и темпоральной посессивности: си къалз «мой город» > сэ къалэ сыздыщыпсэур «город, в котором я живу»;
3) отношения объект-создатель: и статьяр «его статья» > абы статья итхар «написанная им статья»;
4) отношения объект-пользователь: и къэрэндащыр «его карандаш» > къэрэндащ ар зэрытхэр «карандаш, которым он пишет»;
5) отношение опосредованной функциональной общности: А адыгэ сэ жыхузс1ар апхуэдизк1з гузавэрти ара абы гу щ1ылъыстар «Что касается моего адыга (> адыга, о котором я рассказываю), он волновался, и поэтому я обратил на него внимание».
IV. Именные сочетания, входящие в следующую группу, обладают сложной структурой, в которой имплицировано несколько звеньев отношений, например, метонимический перенос с названия части на целое: фи щхьзгъубжзр «ваше окно» > унэ фызыщЬсым и щхьэгъубжзр «окно дома, в котором вы живёте».
Рассматриваемые формы посессивности в кабардино-черкесском и в других абхазо-адыгских языках традиционно подразделяются на три группы: 1) аффиксы притяжательное™ 1 л. ед.ч. и мн.ч.; 2) аффиксы притяжательное™ 2 л. ед.ч. и мн.ч.; 3) аффиксы притяжательное™ 3 л. ед.ч. и мн.ч.
Притяжательные аффиксы 1-го и 2-го л. ед.ч., как установлено языковедами, в диахроническом плане сопряжены с соответствующими личными местоимениями. В зависимости от фонемного состава именных основ, к которым присоединяются, они в кабардино-черкесском и в адыгейском имеют следующие разновидности: каб. си, уи. Примеры: си щхьэ -«моя голова», адыг. сиун - «мой дом», каб. си анэ - «моя мать», си 1э -«моя рука», си егъэджак1уэ - «моя учительница», уи нэ - «твой глаз», уи къуэш - «твой брат», уиш - «твой конь», уи гу(ы) - «твое сердце». Для указанных аффиксов присуще смысловое тождество с личными местоимениями сэ - «я» и уэ - «ты», которые в сочетании с аффиксом притяжатель-ности йы- в плане реализации значений «мой» и «твой», что видно при сравнении следующих языковых единиц: си ныбжьэгьу - «мой друг», уи адэ - «твой отец».
Категория посессивности имеет семиотическую природу: она обозначает типовую экстралингвистическую ситуацию «обладание / принадлежность», которая, получая языковое оформление, обретает форму сложного языкового знака, асимметричного в плане выражения и содержания. По всей видимости, это связано с мелодикой того или иного языка. Примеры: пэ «нос» - и пэ «его нос», жьэ «рот», и жьэ «его рот», пщэ «шея» - и пщэ «его шея», п1э «место» - и п1э «его место», ныбэ «живот» - и ныбэ «его живот» и т.п.
Написание указанных лексем с сохранением основы слова должно соответствовать правилам орфографии кабардино-черкесского языка. В любом случае можно говорить о наличии явления выпадения гласных на уровне речи, что отчетливо видно в адыгейском языке.
Оформление имени-обладаемого посессивными показателями происходит на несколько других принципах в том случае, если обладатель -
1-го или 2-го лица. При «столкновении» 1-го или 2-го лица ед. числа обладателя с 3-м лицом обладаемого имя-обладаемое получает показатели, которые отражают лицо-число как обладателя, так и обладаемого. Если обладателем выступает 1-е или 2-е лицо мн. числа, то имя-обладаемое оформляется показателем, отражающим только лицо-число обладателя.
Наиболее распространенные смысловые отношения, которые могут передаваться притяжательным сочетанием двух имен, сводятся к следующим группам: (1) родство: си ныбжьэгъум ипхъу «моего-друга дочь»; (2) неотторжимая принадлежность (включая отношение «часть-целое»): уи щхьэцыр «твои волосы»; хьэм и тхьэк1умэр «собачьи уши»; пзшым и щхьэгъубжэр «комнаты окно»; (3) обладание: хъыджэбз ц1ык1ум и гуащэр «девочки кукла».
Аффикс притяжательности 1-го л. мн. ч. в кабардино-черкесском языке имеет форму ди-, в адыгейском языке форму ти-/т-.
При сравнении аффикса притяжательности 1-го лица множественного числа с личным местоимением того же лица и числа можно легко заметить их корреляцию в семантическом аспекте.
В своей структурно-семантической структуре аффикс притяжательности, как и личное местоимение, показывает показатель множественности.
Форма 1-го лица множественного числа представляет собой сочетание б- с суффиксом -и. Показатель ди находим и в личном местоимении
2-го лица множественного числа.
Хуигп сыкъэхъужу ди хэку сыкъызэрык1уэжрэ си /уэху зэрек1уэк1ам я гугъу сщ1ыну сыхуежьзмэ, жэщ минрэ зык1э 1уэтзн схуэухынкъым (Т.Хь.) - «Если я начну тебе писать про все, что со мной приключилось с того времени, как я стал снова свободным, на это не хватит и тысячи и одной ночи».
Аффикс притяжательности 2-го л. мн. ч. в адыгейском языке оформляется в качестве приставок и пишется слитно со словом, а в кабардино-черкесском языке орфографически их оформляют отдельно: каб. фи эдэ - «ваш отец», адыг. шъуйатэ - «ваш отец», каб. фи вакъэ, адыг. шъуицуакъэ - «ваши чувяки» и т.п.
Фэр-фэру фи гъуэгур нэхъ хьэлъэ щхьэ фщ1ырэ?- сеупщ1ащ щ1алэ-хэм (1у.) - « Почему вы сами себе осложняете свою поездку?- спросил я юношей»; Фи шыгъуэгу хадэм итт зы сэхураныщхьэ гъэгъаи ар и нэр къижу дыгъэм худэплъейрт, езы дыгъэри а бы къыхуеплъыхт (Н.З.) - «В вашем огороде вырос один подсолнух и своими большими глазами смотрел на солнце, а солнце смотрело вниз на него».
Аффикс притяжательности 3-го л. ед. ч. в кабардино-черкесском языке имеет формант и-, в адыгейском и/йы-, в абхазском - Оара. Приме-
ры: абы и бажэ - «его лиса», и щхьз - «его голова», и нэк!у - «его лицо», и 1э- «его рука» и т.п. Характерной особенностью аффикса притяжательное™ Зл.ед.ч. является то, что он в основном присоединяется к именам и, реже, к местоимениям. Примеры: Къуагуи адрей и къуэшхэм яхуэдэти унагъуэу m/ысыжащ (Т.Хь.) - «Куаго, как и другие (его) братья, обзавелся семьей»; Зыри жимы/эу и анэм еплъри, ар зэрителъхьэр къищ1ащ, игури къызэрыгъуэтыжащ (Т.Хь.) - «Он молча взглянул на мать и понял, что она с ним согласна, и пришел в себя».
Аффикс я- в кабардино-черкесском языке, в адыгейском а-(я) сигнализирует о притяжательное™ 3-го л. мн.ч.
Для выражения 3-го лица множественного числа используются указательные местоимения. Основным грамматическим признаком личных местоимений является морфологическое неразличение именительного и эргативного падежей. Притяжательные местоимения образуются от сочетания удвоенных основ соответствующих личных местоимений и притяжательного префикса йы/и, йа/я.
Ари дэ дэзэгъынукъым. Деплъат пщым я пщыж хэтхри {U.C.) - «Мы и так смотрели: выбрали князя всех князей, но ничего не получилось»; Хьэм яшхыжын, Фызым я à еж сыпхьыжынгуэ?- же1э Тотрэш (Н.) - «Пусть съедят тебя собаки. К женщинам хочешь меня отнести? - сказал Тотраш».
Категория посессивности выражается таким способом, как морфологически, т.е. с помощью особых морфем, так называемых аффиксов притяжательное™, присоединяемых к основе существительных с личными местоимениями: Ар du паезрей хабзэщ (Пс.) - «Это наш старинный обычай».
Именные группы с посессивами представляют собой согласованные свёрнутые синтаксические конструкции, содержащие скрытый предикат, в которых наблюдается компрессия информации. Посессивы обладают широким диапазоном сочетаемости с именами и их эквивалентами, они способны соотноситься с практически любым наименованием посессора. На этом основании их категориальные потенции более широки и разнообразны в противоположность другим средствам выражения притяжательное™.
Категория посессивности включает субкатегорию неотторжимой принадлежности [Кумахов, 1989]. Неотторжимую принадлежность выражает небольшая группа посессивных значений, не имеющая, впрочем, жестких границ и поэтому различающаяся от языка к языку. Посессивные значения рассматриваемого типа представляют собой стабильные, семантически однозначные (в отличие, например, от отношений «лицо - предмет», природа которых чрезвычайно разнообразна) отношения таких объектов, которые имеют, с точки зрения естественного языка, максимально тесную, нерасторжимую связь друг с другом. Такая связь обычно поверхностно выражается присоединением к имени местоименного суффикса, указывающего лицо и число посессора, или какими-то другими языковыми средствами.
Взаимосвязь семантических категорий бытия, обладания и пространственной локализации отмечается исследователями самых разных
языков и приводит авторов к идее о возможности рассматривать это явление как один из элементов систем языковых универсалий.
Подводя итог сказанному выше, отметим, что сравнительная лингвистика в последние годы вышла за рамки чисто системного, таксономи-чески ориентированного описания отдельных единиц языка, категорий и явлений и обратилась к функционально-коммуникативной проблематике, используя при этом разнообразные методы и приемы.
Рассмотрев и проанализировав взгляды ученых-лингвистов на вопросы, касающиеся данной категории, мы приходим к выводу: притяжатель-ность является сложной, иерархически организованной категорией, в силу чего предполагается системный, разноаспектный подход при ее анализе.
Третья глава «Функционирование посессивных форм в синтаксических конструкциях адыгских языков» включает три параграфа.
В первом параграфе «Формы посессивности в адыгских языках» подробно рассматриваются вопросы, связанные с формами притяжательное™.
В данном исследовании отмечены основные формы посессивности в адыгских языках, которые обозначают лексическое значение посессива, реализующегося в сочетании с предметными именами. Значение местоименного словосочетания определяется двумя основными факторами:
1) семантикой главного элемента словосочетания - существительного, обозначающего объект принадлежности, в то время как зависимый элемент - притяжательное местоимение - чаще всего указывает на лицо;
2) контекстом или ситуацией.
Более всего обозначение личной притяжательности характерно для посессивов в составе имен существительных. Остановимся на некоторых из них:
1) обозначение лица.
Последняя свойственна притяжательным аффиксам в составе имен действия, инфинитивов, послелогов. Поле посессивности представляет собой незамкнутую систему, о чем свидетельствуют многочисленные факты семантизации посессивных структур.
Примеры: Уи гъэсэным дэ л1ыжьит1ыр ди жьак/эпэ пысысыхьу ды-зэщигъэхьэ пэтащ (Н.З.) - «Твой ученик нас, двух стариков, с трясущимися бородами, чуть не поссорил».
2) обозначение личной принадлежности.
Она проявляется лично-притяжательными аффиксами в составе имен существительных и местоимений.
Пример: Къазбэч адрейхэм хуэмыдэу нзгъуэщ/у, и щхьэ 1уэхук1э, игъэп/ейтеят а упщ/эм (Ш.А.) - «Этот вопрос волновал и Казбека, по-своему, не так, как других.
Семантические варианты посессивности различаются типом посессивной связи и находят свое выражение в характеристиках посессора и объекта посессивности по линии определенности / неопределенности, отчуждаемости / неотчуждаемости, конкретности / отвлеченности, референт-
■I 16
ности, стандартности / нестандартности. Считаем возможным выделить следующие основные семантические варианты посессивной ситуации.
1. Временное обладание си шейр упщ1ы1уащ «мой чай остыл»;
2. Постоянное обладание си квартирэр ет1уанэ этажщ «моя квартира на втором этаже»;
3. Партитивность си лъакъуэр мэуз «у меня нога болит»;
4. Родственные отношения си дзлъхум къишащ «мой брат женился»;
Данный пример свидетельствует о том, что значение нахождения в
сфера посессора, связанное со значимостью всей ситуации для посессора,
5. Тождественность объекта ар си унэм щопсэу «он живет в моем доме»;
6. Семейное сходство абы и нит1ыр мамэ и нит1ым ещхьщ «его глаза похожи на мамины»);
7. Изображение объекта мыр мамэ и сурэтщ «это мамина фотография».
Во втором параграфе «Семантико-функциональная характеристика категории притяжательное™» рассматривается семантика категории притяжательное™.
В данной главе диссертации отмечены такие основные и отличительные признаки притяжательных форм:
1) форма притяжательное™ представлена для каждого лица особыми аффиксами с их фонетическими вариантами;
2) в семантической структуре аффиксов притяжательное™ различаются два основных смысловых элемента: предмет обладания и лицо, обладающее (или имя обладателя);
3) кроме отношений притяжательное™ эта форма выражает разнородный круг логических отношений и связей между предметами, нереко далеких от понятия посессива или обладания;
4) форму притяжательное™ принимают служебные имена и отдельные послелоги, выражающие пространственные отношения, а также причастия, выступающие в субстантивированном значении;
5) по своему происхождению аффиксы притяжательное™ 1-го и 2-го лица восходят к личным местоимениям;
6) наиболее трудным и спорным остается вопрос о происхождении аффикса притяжательное™ 3-го лица;
7) аффикс притяжательное™ 3-го лица является словообразовательным в виду того, что с его помощью образованы составные существительные.
Посессивная ситуация включает три обязательных компонента: субъект посессивности (посессор), объект посессивности и связку, указывающую на характер отношений между субъектом и объектом посессивности. В атрибутивных сочетаниях в роли связки могут выступать соответствующие причастия (имеющий, принадлежащий и т.п.).
Развернутый вариант представлен в той разновидности посессивности, которую можно назвать предикативной: адыг. лат и машинэр «машина (объект) папы (субъект)». Предикативную посессивность можно раз-
делить на два основных подтипа - в первом случае сообщается, что некий субъект посессивности, посессор (Б роээ) обладает неким объектом (О робб), а во втором - что О роээ принадлежит именно данному Э роэв. Для конструкций первого типа мы используем в дальнейшем термин «обладание», для вторых - принадлежность, сравним также адыг. Мадинэ и бостеищ/эр «новое платье Мадины» и адыг. Мадинэ и бостеищ/эм ету традзащ «погладили Мадинино платье»).
Анализируя вопрос и притяжательных аффиксах, Х.Б. Дауров в своей работе показывает, если «в притяжательном словосочетании фамилия и имя следуют друг за другом, то фамилия как обычный адъюнкт простого цельнооформленного словосочетания представлена в неоформленном виде: Брант1э Исмахьилэ ипшъашъэхэр - «дочери Брантова Исмаила», Унэрыкьуэ Бэч ишхэр - «лошади Унарокова Беча», Цэй Мурат игущы! -«слово Цея Мурата». Данная последовательность закономерна и не нарушается» [Дауров, 1974:97].
Н.Ф. Яковлев отождествляет и с притяжательной частицей и (йы): адыг. чэм-и-т1у, в каб. жэм-и-тI - «две коровы» [Яковлев, Ашхамаф, 1941:398-399]. Тогда сочетания типа жэмит1//чэмит1у сравним с притяжательно- определительными словосочетаниями, где и связывает препозитивное определение с определяемым словом: каб. л1ыжьым и унэ, адыг. п!ыжъым иун - «дом старика», каб. хьэщ1эм иш, адыг. хьак/эм иш - «лошадь гостя» и т.д.
Притяжательное словосочетание в отличие от цельнооформленных притяжательных местоимений выражает одну идею: принадлежность. Определение указывает на племя или род, лицо, которым принадлежит курган или же по имени, которого курган назван: Абдзахмэ я1уашъхь - «Курган абадзехов»; Беслъэнеймз я1уашъхь - «курган бесленеевцев».
Следовательно, семантический объем притяжательных конструкций намного меньше, чем смысловые отношения, выражаемые в определительных словосочетаниях.
Отрыв притяжательного префикса от исконной основы происходит в тех случаях, когда последнее выступает в словосочетаниях с препозитивным определением.
Подобные словосочетания по своей номинативной значимости очень близки к именным композитам и имеют общее морфологическое значение. Притяжательный аффикс, как и падежный, и числовой, присоединяясь к одному определенному члену словосочетания, оформляет (морфологически) словосочетание в целом. Разница лишь в том, что падежно-числовые аффиксы присоединяются к последнему члену словосочетания, притяжательный префикс - к первому члену словосочетания.
Проведенный анализ семантической структуры категории посессива с позиций лингвокупьтурологического подхода (с использованием аспекта диахронии) позволил выявить специфику отражения в семантике притя-жания. Особенность категории посессивности, как известно, в ее бинарно-сти: субъект не может иметь статус посессора без объекта, объект не может быть обладаемым без посессора-субъекта. В этой диаде «субъект -
объект» смысловой доминантой для носителей адыгских языков является преимущественно объект - преимущественно личная сфера субъекта.
В третьем параграфе «Об орфографировании аффиксов притяжа-тельности» подробно и последовательно рассматриваются аффиксы притяжательное™ в орфографических системах адыгских письменных языков.
Если на уровне устного языка между носителями всех адыгских диалектов все же сохраняются определенное (хотя не полное) взаимопонимание, то на уровне письменного языка возникают существенные трудности, ибо у адыгейцев и кабардинцев одни и те же звуки (фонемы) часто обозначаются разными буквами, одни и те же слова орфографически оформляются по-разному.
В соответствии с адыгейской орфографией притяжательные префиксы пишутся всегда слитно с именами существительными, что отражает их языковую сущность в качестве аффиксальных элементов. Кабардинская орфография притяжательных префиксов трудно поддается объяснению: разные слова в притяжательной форме имеют разные правила написания: уи къуэ - «твой сын», но уипхъу - «твоя дочь», уи фыз - «твоя жена», но уил! - «твой муж». Более того, одно и то же слово не только в разных падежах, но в одном и том же падеже притяжательной формы оформляется по-разному: 1. сиш - «моя лошадь» (именительный падеж неопределенной формы); 2. си шыр- «моя лошадь» (именительный падеж определенной формы). В первом примере притяжательная форма имеет слитное оформление, во втором - раздельное оформление, хотя в обоих случаях слово стоит в одном падеже - именительном.
Общая языковая традиция адыгов последовательно не закреплена на письме общими графическими и орфографическими принципами обоих письменных языков. Языковая традиция, унаследованная от истории и являющаяся общим достоянием устного языка, прерывается на уровне письменного. Отсюда письменный язык, в отличие от устного, вместо консолидирующей роли выполняет - как ни парадоксально это звучит - разъединяющую функцию. Между тем общеизвестно значение общих основ письменности не только в преодолении языковых различий между представителями близкородственных языков, но в их консолидации с целью сохранения общих культурных ценностей и даже самого языка. Единство графических и орфографических принципов, на наш взгляд, не приведет к исчезновению различий между адыгскими письменными языками. Но оно приведет к устранению значительного разнобоя в написании слов, совпадающих по произношению в обоих языках. А это уже важный шаг на пути к взаимопониманию адыгейцев, кабардинцев и черкесов на уровне письменного языка.
В заключении подводятся итоги исследования. В данной диссертационной работе всестороннему научному анализу подвергается одна из грамматических (общеязыковых) универсалий - категория притяжательно-сти (посессивности). Выявление и описание формально-семантических особенностей категории притяжательности, ее функционального потенциала в науке о языке сопряжено с определенными трудностями, имеющими субъективно-объективный характер.
Для осуществления данного исследования мы воспользовались базирующимся на лингвистическом материале адыгских языков сравнительным методом, позволяющим работать со многими смыслами.
Посессивность как семантическая категория - одна из разновидностей более общей категории реляционности - включает несколько субкатегорий, в основе которых лежат отношения обладания, принадлежности, отношение части и целого. Речь идет об отношениях, прежде всего социальных, проявляющихся как отношение человека к вещам объективной действительности.
Можно, как нам представляется, считать, что посессивность зарождается в недрах реляционности, о которой речь шла выше, и ее самоопределение происходит позднее.
Языковые средства выражения посессивности как семантической категории были проанализированы в аспекте функционального подхода в рамках теории функциональной грамматики. Согласно такой теории, средства выражения основных семантических категорий грамматики объединяются в функционально-семантические поля.
Категории притяжательное™ в адыгских языках можно выявить и смоделировать схематично в виде триады: во-первых, существует конкретное первое лицо, которому принадлежит нечто; во-вторых, имеет место наличие второго лица, непосредственно противостоящего первому и способного вступать в отношения владения; в третьих, им противопоставляется третье лицо (любой, любая) и воспринимается ими обоими как посессор.
В абхазо-адыгских языках имена с личными притяжательными префиксами отражают не только посессивность, они осложнены другими категориями:
- в абхазском и абазинском языках - префиксами грамматической категории человека и вещи;
- в адыгейском - подразделением категории притяжательное™ на системное противопоставление вещественной, отчуждаемой и органической, неотчуждаемой принадлежности.
Основная модель формы притяжательное™ в адыгских языках находит свое выражение, прежде всего в двучленной притяжательной конструкции, первым членом которой обычно обозначается субъект обладания, а вторым - объект обладания. Первый компонент выступает в форме основного (оформленного и неоформленного) падежа, а второй оформлен аффиксами притяжательности.
Особо выделяется функция обращения у форм посессива. Эта роль присуща, как правило, притяжательным лексемам в 1-м лице ед. и мн. ч. В ряде случаев возможно употребление в качестве обращения и посессивных форм 3-го лица. Доминантное модальное назначение подобных вокативов заключается в привлечении внимания собеседника, назвав его и адресовав ему свою речь. Это значение весьма часто сопровождается дополнительными семантическими оттенками, иногда отодвигающими его на вторые роли. Употребление обращения в той или иной форме до известной степени социально и культурно обусловлено. Оно предстазляет
собой способ конструирования особого коммуникативного пространства до начала общения и поддержания или изменения его в процессе построения диалогического общения.
Проведенное исследование позволило продемонстрировать функционально-семантическое поле, которое представляет собой единство различных видов функционально-семантических признаков, репрезентированных языковыми средствами, которые могут принадлежать к каждому из уровней языка. Эти семантические, соответственно функциональные, признаки при сравнительном исследовании могут быть тем языком-посредником, на основании которого происходит сравнение, сопоставление соответствующих языков.
Анализ материала показывает, что в адыгских языках, в зависимости от выполняемых функций и степени предикативности, можно выделить основную модель формы притяжательное™, которая находит свое выражение, прежде всего в двучленной притяжательной конструкции, первым членом которой обычно обозначается субъект обладания, а вторым - объект обладания. Первый компонент выступает в форме основного (оформленного и неоформленного) падежа, а второй оформлен аффиксами притяжательное™.
Парадигму притяжательное™ в кабардино-черкесском языке маркируют форманты: си-, уи-, и-, ди-, фи-, я-. Эту парадигму в некоторой степени можно признать комплексной, так как она вбирает в себя парадигмы по линии персональное™.
Характеризуя категорию посессивное™ как функционально-семантическое поле, можно заключить, что это системно структурированный сложный набор морфологических, семантических и лексических средств языка, используемых для выражения всей разносторонней семантической парадигмы посессива.
В кабардино-черкесском языке грамматическим центром поля посессивное™ следует признать аффиксы притяжательное™, производные от личных местоимений. Они являются наиболее адекватными формами семантики посессива: роль центра координации ими поддерживается идеей семантического представления посессива как источника детерминируемого им признака притяжательности.
Анализ специальной лингвистической литературы по адыгским языкам показывает, что анализируемые современные формы посессива генетически восходят к местоименным формам и относятся к эпохе абхазо-адыгского языкового единства.
Формы зи/зы, подобно притяжательным префиксам си, уи, ди, фи, и, я в определительных словосочетаниях могут выступать показателями субъекта, которому принадлежит предмет и который может изменяться по лицам и числам, в то время как в словосочетаниях с формами зи/зы подобного изменения нет.
Перспектива исследования категории посессивное™ в адыгских языках связана, во-первых, с более углубленным изучением вопроса о влиянии языка на мировосприятае его носителей; во-вторых, с более тщатель-
ным анализом стратегий понятия посессивности и категории притяжа-тельности в адыгских языках.
По теме диссертации опубликованы следующие работы:
1. Пошолова C.B. Способы выражения притяжательности в предложениях адыгских языков // Журнал «Культурная жизнь Юга России». -Краснодар, 2007. - С.96-99.
2. Таов Х.Т., Пошолова C.B. Некоторые грамматические способы образования притяжательной формы имен // Сборник «Алиевские чтения-2005». - Карачаевск, 2005,-С. 175-176.
3. Пошолова C.B. Особенности категории посессива в адыгских языках// Сборник «Всероссийская научная конференция «Перспектива-2006».
- Т.4. - Нальчик, 2006. - С.132-134.
4. Таов Х.Т., Пошолова C.B. Некоторые аспекты категории посессива в адыгских языках // Журнал «Литературная Кабардино-Балкария». -Нальчик, 2005. - С.219-221.
5. Пошолова C.B. Некоторые вопросы категории посессива в адыгских языках II «Сборник научных трудов молодых ученых». - Нальчик,
2006. - С. 57-59.
6. Пошолова C.B. Категория посессива в именных частях речи Н Сборник «Всероссийская научная конференция «Перспектива-2007». -Т.4. - Нальчик, 2007. - С.224-226.
7. Пошолова C.B. Особенности выражения числа в формах категории притяжательности // «I Всероссийская конференция «Наука и устойчивое развитие». - Нальчик, 2007. - С. 99-100.
8. Пошолова C.B. Комплексное рассмотрение категории притяжательности в кабардино-черкесском языке // Сборник «Лингвистическое кавказоведение и тюркология: традиции и современность». - Карачаевск,
2007. - С. 247-250.
9. Таов Х.Т., Пошолова C.B. Употребление аффиксов зи-, зы-, зей как показатели категории притяжательности // Сборник «Культура русской речи». Армавир, 2007. - С. 73-75.
10. Таов Х.Т., Пошолова C.B. Аналитическое освещение категории притяжательности в работах исследователей адыгских языков // «Материалы первого международного конгресса кавказоведов». Тбилиси, 2007.
- С. 437-439.
Сдано в набор 24.06.2009 г. Подписано в печать 26.06.2009 г. Гарнитура Ариал. Печать трафаретная. Формат 60x84 1Аб. Бумага писчая. Усл.п.л. 1,0. Тираж 100.
Типография ФГОУ ВПО «Кабардино-Балкарская государственная сельскохозяйственная академия им. В.М. Кокова» 360004, г. Нальчик ул. Тарчокова, 1а
Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Пошолова, Сакима Валериевна
ВВЕДЕНИЕ.4
ГЛАВА I. ИСТОРИЯ ИЗУЧЕНИЯ КАТЕГОРИИ ПОСЕССИВНОСТИ В
АДЫГСКОМ ЯЗЫКОЗНАНИИ.12
Выводы попервой главе.
ГЛАВА 2. СЕМАНТИКО-ГРАММАТИЧЕСКИЕ ПАРАМЕТРЫ КАТЕГОРИИ ПОСЕССИВА И СПОСОБЫ ЕЕ ВЫРАЖЕНИЯ В АДЫГСКИХ ЯЗЫКАХ.48
2.1. Способы выражения категории притяжательности.56
2.2. Аффиксы притяжательности как ядро категории посессива.61
2.3. Морфологические средства выражения категории притяжательности.81
2.4. Употребление аффиксов зи- зы-, зей как показателей категории притяжательности.84
2.5. Особенности функционирования числа в формах категории притяжательности.88
2.6. Особенности выражения притяжательности в частях речи.91
2.7. Комплексная характеристика посессива.102
Выводы по второй главе.108
ГЛАВА 3. ФУНКЦИОНИРОВАНИЕ ПОСЕССИВНЫХ ФОРМ В СИНТАКСИЧЕСКИХ КОНСТРУКЦИЯХ АДЫГСКИХ ЯЗЫКОВ.
3.1. Формы посессивности в адыгских языках.112
3.2. Семантико-функциональная характеристика категории притяжательности.114
3.3. Об орфографировании аффиксов притяжательности.135
Выводы по третьей главе.140
Введение диссертации2009 год, автореферат по филологии, Пошолова, Сакима Валериевна
Категория посессивности относится к универсальным понятийным категориям. Основное ее значение - определение названия объекта через его отношение к некоторому лицу или предмету.
На протяжении всей истории кавказского языкознания притяжательность в силу своих уникальных лингвистических характеристик находилась в центре внимания ученых, а ее проблематика неизменно являлась одной из ключевых тем науки о языке. Что касается лингвистического адыговедения, то грамматические категории, за исключением таких категорий, как падеж, определенность/неопределенность, время, наклонения, залог все еще не стали объектом специального лингвистического исследования. Поэтому далеко не случайно то внимание, которое в последние годы проявляют языковеды к функциональным грамматикам разных языков, к тем направлениям, которые рассматривают функционирование разноуровневых языковых средств при реализации коммуникативного задания, то есть избирают направление описания от означаемого к означающему, от функции к средству выражения.
Показатели посессивности на протяжении длительного времени подвергались изменениям, о чем свидетельствуют данные сравнительно-исторического анализа. В ходе исторического развития языков абхазо-адыгской группы происходили различного рода изменения в плане их семантико-грамматического функционирования, в связи, с чем обогатились функции посессивных форм, благодаря чему на сегодняшний день характеризуются многообразием значений.
Состояние современного адыгского языкознания предполагает комплексное изучение категории притяжательно сти, которая исследователями рассматривается с разных позиций, что предопределяется критериями, лежащими в основе исследования посессивности, различными ступенями развития отдельных адыгских языков.
В современном языкознании определение границ грамматических категорий адыгейского и кабардино-черкесского языков, а тем более категории притяжательности, опирающейся на традиционные морфологические и семантические критерии в отдельности, оказывается малоэффективным. Между тем нельзя считать уже окончательно разрешенными принципиальные вопросы, касающиеся категории притяжательности в адыгских языках, в языках флективного и агглютинативного строя. Несмотря на достаточно широкую разработанность данной проблемы в лингвистических науках поиски путей исследования многообразия форм и функционирования притяжательности не прекращаются.
Таким образом, актуальность данного исследования в значительной степени определяется фундаментальным характером категории притяжательности для любого языка и отсутствием достаточно аргументированных теоретических оснований для выделения данной категории в адыгском языкознании.
Следует подчеркнуть особую важность проблемы категории притяжательности с позиций определения ее содержательной, формальной и функциональной сторон, играющих решающую роль в раскрытии содержания понятия притяжательности и способов ее выражения. А с учетом того обстоятельства, что любое высказывание несет в себе модальный оттенок, значимость и ценность такого рода работ усиливается.
Кроме того, актуальность темы данного исследования обусловлена необходимостью создания целостной картины функционирования категории притяжательности в адыгских языках с опорой на фундаментальные труды специалистов-лингвистов разносистемных языков.
Решение этой проблемы следует считать и основной целью работы, которая заключается в описании притяжательности, выявлении ее полевой структуры и функционального распределения данной категории с другими категориями языка.
В соответствии с поставленной целью работа ориентирована на решение ряда конкретных задач, к числу которых можно отнести следующие:
1) рассмотрение истории изучения парадигмы категории притяжательности в адыгских языках;
2) характеристика и описание морфологических способов выражения форм притяжательности;
3) определение функционально-семантического поля посессивности;
4) анализ составных элементов аффиксов посессива в описываемых языках с нахождением в них аналогий и различий в сфере явления посессивности;
5) изучение материала по адыгским языкам для отбора необходимых способов выражения явления посессивности с их особенностями и масштабами распространения.
В ходе реализации намеченных выше задач рассматриваются и более конкретные вопросы, имеющие принципиальное значение для правильного определения сущности категории притяжательности в адыгских языках.
Исходя из результатов исследования, на защиту выносятся следующие положения:
1. Основным принципом выделения категории притяжательности в адыгских языках является функционально-семантический.
2. Форма посессивности отмечена явно выраженным ядром, представленным аффиксами притяжательности с-и, д-и, и, у-и, ф-и, я, а также относительно-притяжательным местоимением зей.
3. Признавая разносторонний характер категории притяжательности как особой лексико-грамматической категории, морфологические категории лица, числа и падежа в адыгских языках рассматриваются в сравнении с категорией посессивности для выявления ее специфических особенностей.
4. Функционирование притяжательности в структуре предложения ориентировано на порядок ядра высказывания, в результате чего используются посессивные конструкции.
Результат поставленных задач находится в зависимости от решения более конкретных вопросов функционирования исследуемой категории.
В качестве материала исследования послужили произведения художественной литературы и устного народного творчества, материалы периодической печати и живая разговорная речь.
В качестве методологической основы диссертационного исследования послужили труды известных отечественных языковедов в области функционально-семантической грамматики: A.A. Потебня, A.A. Шахматова, A.M. Пешковского, И.И. Мещанинова, В.В. Виноградова, Б.А. Серебренникова, JI.B. Щербы, В.А. Бондарко, В.А. Звегинцева, И.Ю. Шведовой, Г.П. Немца, Г.В. Рогавы, З.И. Керашевой, Н.Ф. Яковлева, Д.А. Ашхамафа, М.А. Кумахова, Б.Х. Балкарова, У.С. Зекоха, А.К. Шагирова, Н.Т. Гишева, П.М. Багова, Х.Ш. Урусова, Х.Т. Таова, A.M. Камбачокова и др.
Решение поставленных в диссертационной работе задач определяет выбор методов исследования, которые обусловлены намеченными подходами к описанию парадигмы посессива — системоцентрическим и функционально-семантическим. С одной стороны, мы опираемся на традицию синхронного описания грамматики адыгских языков, а с другой - на теоретическое осмысление явления притяжательности в трудах отечественных специалистов по русскому и кавказским языкам.
Намеченные цель и задачи диссертации дают возможность проводить исследование в синхронном аспекте с привлечением сравнительного - исторического метода, что способствует получению объективных данных о категории притяжательности.
Научная новизна работы:
- наша работа первое в адыговедении комплексное исследование категории притяжательности адыгских языков, охватывающее и учитывающее существующие точки зрения лингвистов по рассматриваемой проблеме; в исследовании выявлены морфологические особенности посессивных форм и их функционально-семантический потенциал в структуре предложения на основе анализа языкового материала;
- определен лингвистический статус притяжательности в адыгских языках, а также выявлена ее связь с другими словоизменительными категориями.
Теоретическая значимость диссертации состоит в том, что результаты исследования будут способствовать дальнейшей разработке проблемы категории притяжательности как одной из лингвистических универсалий в контексте изучения межкатегориального взаимодействия в адыгских языках.
Полученные результаты исследования способствуют дальнейшей разработке лингвистического подхода к описанию понятийных и языковых категорий и могут выступить основой при построении типологии способов репрезентации этих категорий, как в родственных, так и в неродственных языках.
Практическая значимость диссертации определяется тем, что материал исследования и полученные результаты могут быть использованы при чтении теоретических курсов «Современный адыгейский язык», «Современный кабардино-черкесский язык»,
Сравнительная грамматика адыгских языков», при подготовке учебных пособий, спецкурсов и спецсеминаров, а также при выполнении курсовых и квалификационных работ.
Апробация работы. Основные теоретические положения и практическое описание категории притяжательности изложены в 10 научных изданиях. Результаты исследования докладывались на Всероссийской научной конференции студентов, аспирантов и молодых ученых «Перспектива - 2006» (Нальчик, 2006), на Всероссийской научной конференции студентов, аспирантов и молодых ученых «Перспектива -2007» (Нальчик, 2007), на I Форуме молодых ученых Юга России (Нальчик, 2007), на IV Международной научной конфереции «Лингвистическое кавказоведение и тюркология: традиции и современность» (Карачаевск, 2007). Рукопись диссертации была обсуждена на филологическом семинаре Института филологии Кабардино-Балкарского государственного университета.
По теоретическим положениям и практическим описаниям категории притяжательности опубликованы следующие работы:
1. Некоторые грамматические способы образования притяжательной формы имен // Сборник «Алиевские чтения-2005». - Карачаевск, 2005. С. 175-176.
2. Особенности категории посессива в адыгских языках // Сборник «Всероссийская научная конференция «Перспектива-2006». - Т.4. -Нальчик, 2006. С. 132-134.
3. Некоторые аспекты категории посессива в адыгских языках // Журнал «Литературная Кабардино-Балкария». - Нальчик, 2005.С.219-221.
4. Некоторые вопросы категории посессива в адыгских языках // «Сборник научных трудов молодых ученых». - Нальчик, 2006. С. 57-59.
5. Способы выражения притяжательности в адыгском предложении // «Культурная жизнь Юга России». — Краснодар, 2007. С.96-98.
6. Категория посессива в именных частях речи // Сборник «Всероссийская научная конференция «Перспектива-2007». - Т.4. -Нальчик, 2007. С.224-226.
7. Особенности выражения числа в формах категории притяжательности // «I Всероссийская конференция «Наука и устойчивое развитие». — Нальчик, 2007. С. 99-100.
8. Комплексное рассмотрение категории притяжательности в кабардино-черкесском языке // Сборник «Лингвистическое кавказоведение и тюркология: традиции и современность». - Карачаевск, 2007. - С. 247250.
9. Употребление аффиксов зи-, зы-, зей как показатели категории притяжательности // Сборник «Культура русской речи». Армавир, 2007. -С. 73-75.
10. Аналитическое освещение категории притяжательности в работах исследователей адыгских языков // «Материалы первого международного конгресса кавказоведов». Тбилиси, 2007. - С. 437-439.
Структура работы предопределена особенностями объекта исследования, а также поставленными целями и задачами. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, библиографии, списка использованных источников и списка сокращений.
Заключение научной работыдиссертация на тему "Особенности презентации категории посессивности в адыгских языках"
ВЫВОДЫ ПО ТРЕТЬЕЙ ГЛАВЕ
1. Категория притяжательности тесно связана с грамматическими параметрами предложения и, прежде всего, с его атрибутивными элементами.
2. Притяжательность в адыгских языках может быть выражена с помощью различных частей речи. Она выражает личную, семейную, групповую, родовую, племенную, национальную, территориальную, государственную принадлежность, характеризует предмет с точки зрения его назначения, нахождения, обитания и т.д.
3. Адыгские языки различаются в формах выражения категории притяжательности.
4. Притяжательная дескрипция в адыгских языках характеризуется значительным функциональным потенциалом, репрезентируя при этом широкий спектр значений. Аффиксы притяжательности си, уи, ди, фи, и, я в адыгских языках указывают на объект, принадлежащий логическому субъекту. Словосочетания же с элементом зиНзы подразумевают обладателя предмета и обычно употребляются без самого логического субъекта.
5. В адыгских языках существуют две формы притяжательной конструкции:
1. Конструкции, в которых имя-определение оформлено аффиксом эргативного падежа и сочетается с аффиксами посессивности и/я\
Тенджызым и ирсъэфэр — «поверхность моря», бжэндэхъухэм я уэрэдыр — «скворцов их песня», абыхэм йа Ъщыр — «тех их скот»;
2. Сочетания, члены которых произносятся слитно, с одним ударением и не имеющих специальных морфологически выраженных форм притяжательности: тенджыз ирсъэфэ - «поверхность моря», фызьгжъ бостей — «старушечье платье» и др.
6. Порядок слов в адыгской изафетной конструкции — прямой. Но в кабардинской поэзии, особенно в творчестве Б. Куашева, подобные притяжательные конструкции встречаются обратным, инверсивным порядком слов.
7. В адыгском языкознании существуют две противоположные точки зрения о сущности элементов си, ди, уи, фи, и, я, зи. Значительная часть ученых, мы тоже придерживаемся их мнения, ссылаясь на то, что эти элементы не могут выступать самостоятельно членом предложения и изменяться по падежам, считают их словоизменительными префиксами. Другие же исследователи считают, что си, уи, ди, фи, и, я, зи — слова — несамостоятельные притяжательные местоимения и в предложении выполняют функции определения. Свое утверждение они основывают на том, что си, ди, уи, фи, и, я выполняя функцию стержневого, главного компонента, могут сочетаться с послелогами - словами, не имеющими лексико-грамматического значения.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
В данной диссертационной работе всестороннему научному анализу подвергается одна из грамматических (общеязыковых) универсалий -категория притяжательности (посессивности). Выявление и описание формально-семантических особенностей категории притяжательности, ее функционального потенциала в науке о языке сопряжено с определенными трудностями, имеющими субъективно-объективный характер.
Категория притяжательности в адыгских языках стала предметом исследования лишь в начале XX века. В ходе изучения данная проблема подвергалась все большему расчленению, накапливался фактический материал, совершенствовались в некоторой степени и методы анализа, что мы и попытались изложить в первой главе своей научной работы. Разные языковеды, исследуя категорию притяжательности в адыгских языках, рассматривали ее с различных точек зрения, в разных аспектах. Вплоть до сегодняшнего дня специалисты так и не пришли к единому мнению по поводу поссесива, и не существует ни одного монографического исследования, в котором был дан системный, комплексный анализ форм притяжательности.
При изложении истории изучения категории притяжательности нами предпринята попытка продемонстрировать вклад конкретных специалистов в разработку интересующей нас проблемы. С этой целью нами были тщательно изучены научные труды целого ряда исследователей: JI. Люлье, Н.Ф. Яковлева, Д.А. Ашхамафа, Г.В. Рогавы, З.И. Керашевой, Х.У. Эльбердова, М.А. Абитова, У.С. Зекоха, М.А. Кумахова, Х.Ш. Урусова, Х.Т. Таова, К.Х. Курашинова, П.М. Багова, А.К. Шагирова, Н.Т. Гишева, A.M. Камбачокова и других.
Проведенное нами исследование является первой научной работой, направленной на комплексное и системное изложение и обобщение исследований ученых-языковедов по изучению поссесивности в адыгских языках.
Для осуществления данного частного исследования мы воспользовались базирующимся на лингвистическом материале адыгских языков сравнительным методом, позволяющим работать со многими смыслами.
Следует заметить, что притяжательные показатели имеют достаточно широкое функционирование как на уровне локальной, так и на уровне глобальной структуры дискурса. Они не только маркируют определенность в ее различных вариантах, но и учавствуют в создании более четкой внутренней структуры языка, одновременно придавая ему цельность и семантическую завершенность. Кроме этого, посессивные аффиксы учавствуют в организации более эффективного процесса общения, придают коммуникации неформальный «свой» оттенок.
Посессивность как семантическая категория — одна из разновидностей более общей категории реляционности — включает несколько субкатегорий, в основе которых лежат отношения обладания, принадлежности, отношение части и целого. Речь идет об отношениях, прежде всего социальных, проявляющихся как отношение человека к вещам объективной действительности.
Можно, как нам представляется, считать, что посессивность зарождается в недрах реляционности, о которой речь шла выше, и ее самоопределение происходит позднее.
Языковые средства выражения посессивности как семантической категории были проанализированы в аспекте функционального подхода в рамках теории функциональной грамматики. Согласно такой теории, средства выражения основных семантических категорий грамматики объединяются в функционально-семантические поля.
Категория посессива имеет антропоцентрическое начало, так как она отражает в первую очередь межличностные отношения, репрезентирует неотторжимую принадлежность. Антропоцентризм в кабардино-черкесском языке наиболее четко проявляется в вертикальной пространственной модели мира, в восприятии и вербальном выражении пространственных реалий. В рамках антропоцентризма при анализе материала адыгских языков на предмет стратификации категории посессивности особо ярко на передний план выдвигается «эгоцентризм», которому особенно большое внимание уделяется в лингвистических изысканиях последних десятилетий.
Следует также отметить, что идея принадлежности тесно связана и с другими отношениями в языке.
Категории притяжательности в адыгских языках можно выявить и смоделировать схематично в виде триады: во-первых, существует конкретное первое лицо, которому принадлежит нечто; во-вторых, имеет место наличие второго лица, непосредственно противостоящего первому и способного вступать в отношения владения; в третьих, им противопоставляется третье лицо (любой, любая) и воспринимается ими обоими как посессор.
В абхазо-адыгских языках имена с личными притяжательными префиксами отражают не только посессивность, а осложнены другими категориями:
- в абхазском и абазинском языках - префиксами грамматической категории человека и вещи;
- в адыгейском — подразделением категории притяжательности на системное противопоставление вещественной, отчуждаемой и органической, неотчуждаемой принадлежности.
Следует отметить, что подразделение категории притяжательности на системное противопоставление вещественной, отчуждаемой и органической, неотчуждаемой принадлежности можно рассматривать как типологическое свойство адыгейского языка, отличающего его от кабардино-черкесского, т.к. данное противопоставление отсутствует как в кабардино-черкесском литературном языке, так и в его диалектах и говорах (исключение составляет бесленеевский диалект и отчасти кубанский диалект). Наличие же данного противопоставления в бесланеевском диалекте и отчасти в кубанском ретраспективно указывает на его историческое функционирование в кабардино-черкесском и архаичность бесланеевских и кубанских форм, сближающих их с адыгейским языком.
В западнокавказских языках принадлежность предметов и вещей по всем лицам выражается через отношение к третьему лицу. Отсюда в основе форм притяжательных местоимений лежит корень притяжательного местоимения третьего лица единственного числа.
Корень редуцируется в формах органической принадлежности в кавказских языках до полного исчезновения. В результате принадлежность выражается путем соединения корня местоимения с названием предмета в единое лексическое целое. В трансформации языковых единиц в единое целое отражается отношение человека к предметам органической принадлежности, т.е. отношение слияния предмета и человека. Это следует сказать и об отношении части к целому, частей тела человека, животных и растений.
В кабардино-черкесском языке категория притяжательности передается двумя способами: 1) морфологически, посредством специализированных аффиксов; 2) семантико-грамматически, при помощи сочетаний, в которых первый компонент находится в форме эргативного падежа, а второй его компонент - в основной форме. Ядро функционально-семантического поля посессивности составляют аффиксы принадлежности, которые во многом схожи во всех адыгских языках.
Поскольку формы лица и числа неразрывно связаны между собой, в аффиксах притяжательности синтезированы следующие значения: а) лицо обладателя, б) число обладателя, в) лицо обладания, г) число обладания.
Исходя из этого, выделяются четыре формы выражения числа имен в категории притяжательности: 1) единичное в единичном: субъект и объект обладания имеют форму ед.ч.; 2) единичное во множественном: субъект обладания имеет форму ед.ч., а объект — мн.ч.; 3) множественное в единичном: субъект обладания имеет форму мн.ч., а объект - ед.ч.; 4) множественное во множественном: как субъект, так и объект обладания имеют мн.ч.
Основная модель формы притяжательности в адыгских языках находит свое выражение, прежде всего в двучленной притяжательной конструкции, первым членом которой обычно обозначается субъект обладания, а вторым - объект обладания. Первый компонент выступает в форме основного (оформленного и неоформленного) падежа, а второй оформлен аффиксами притяжательности.
Аффиксы притяжательности, кроме значения обладания и собственности, в зависимости от сочетающихся семантических групп существительных (называющие термины родства, обращения, различные органы или части организма, предметы обихода, отвлеченные понятия, а также понятия, связанные с пространственными отношениями), выражают целый ряд других отношений, основанных на органической связи одного предмета с другими предметами или лицами. Все наличествующие в языке отношения можно сгруппировать следующим образом: 1) предметно-предметные отношения, в которых выражается отношение между предметами; 2) лично-предметные отношения, в которых притяжательное именное сочетание выражает реальную принадлежность; 3) предметно-личные отношения; 4) лично-личные отношения, в которых в зависимости от контекста выражаются родственные или близкие отношения между людьми.
Аффиксы притяжательности, являющиеся грамматической формой имени существительного, могут присоединяться и к другим частям речи, когда подвергаются субстантивации.
В зависимости от лексического значения лексем, относящихся к различным частям речи, маркеры притяжательности репрезентируют те или иные понятия, что может быть использовано как стилистическое средство в языке и речи.
В адыгских языках маркеры посессивности в глагольных формах функционируют обычно в субстантивированных причастиях и именах действия.
Особо выделяется функция обращения у форм посессива. Эта роль присуща, как правило, притяжательным лексемам в 1-м лице ед. и мн. ч. В ряде случаев возможно употребление в качестве обращения и посессивных форм 3-го лица. Доминантное модальное назначение подобных вокативов заключается в привлечении внимания собеседника, назвав его и адресовав ему свою речь. Это значение весьма часто сопровождается дополнительными семантическими оттенками, иногда отодвигающими его на вторые роли. Употребление обращения в той или иной форме до известной степени социально и культурно обусловлено. Оно представляет собой способ конструирования особого коммуникативного пространства до начала общения и поддержания или изменения его в процессе построения диалогического общения.
Проведенное исследование позволило продемонстрировать функционально-семантическое поле, которое представляет собой единство различных видов функционально-семантических признаков, репрезентированных языковыми средствами, которые могут принадлежать к каждому из уровней языка. Эти семантические, соответственно функциональные, признаки при сравнительном исследовании могут быть тем языком-посредником, на основании которого происходит сравнение, сопоставление соответствующих языков.
Анализ материала показывает, что в адыгских языках, в зависимости от выполняемых функций и степени предикативности, можно выделить основную модель формы притяжательности в адыгских языках, которая находит свое выражение, прежде всего в двучленной притяжательной конструкции, первым членом которой обычно обозначается субъект обладания, а вторым - объект обладания. Первый компонент выступает в форме основного (оформленного и неоформленного) падежа, а второй оформлен аффиксами притяжательности.
Семантические варианты посессивности различаются типом посессивной связи и находят свое выражение в характеристиках посессора и объекта посессивности по линии определенности/неопределенности, отчуждаемости/неотчуждаемости, конкретности/отвлеченности, референтности, стандартности/нестандартности и пр.
Функционально-семантическое поле посессивности — это разноуровневая структура, включающая лексико-грамматические и синтаксичсекие средства. В нем выделяются два центра, определяемы различия предикативной и атрибутивной функций, связанных соответствующими типами конструкций — предикативных и атрибутивных.
Парадигму притяжательности в кабардино-черкесском языке маркируют форманты: си-, уи-, и-, ди-, фи-, я-. Эту парадигму в некоторой степени можно признать комплексной, так как она вбирает в себя парадигмы по линии персональности.
Характеризуя категорию посессивности как функционально-семантическое поле, можно заключить, что это системно структурированный сложный набор морфологических, семантических и лексических средств языка, используемых для выражения всей разносторонней семантической парадигмы посессива.
В кабардино-черкесском языке грамматическим центром поля посессивности следует признать аффиксы притяжательности, производные от личных местоимений. Они являются наиболее адекватными формами семантики посессива: роль центра координации ими поддерживается идеей семантического представления посессива как источника детерминируемого им признака притяжательности.
В настоящей работе притяжательность представляется нами как сложное комплексное языковое образование, содержанием которого является динамика сферы субъекта, уточняемая в следующих направлениях: 1) принадлежность, обладание, включение объекта в сферу субъекта, 2) степень абстрактности посессивных отношений, 3) динамика посессивных отношений.
Анализ специальной лингвистической литературы по адыгским языкам показывает, что анализируемые современные формы посессива генетически восходят к местоименным формам и относятся к эпохе абхазо-адыгского языкового единства.
Формы зи/зы, подобно притяжательным префиксам си, уи, ди, фи, и, я в определительных словосочетаниях могу выступать показателями субъекта, которому принадлежит предмет, и который может изменяться по лицам и числам, в то время как в словосочетаниях с формами зи/зы подобного изменения нет.
В адыгских языках аффиксы посессивности обладают ярко выраженными дискурсивными функциями.
Перспектива исследования категории посессивности в адыгских языках связана, во-первых, с более тщательным решением вопроса о влиянии языка на мировосприятие его носителей; во-вторых, с более тщательным изучением стратегий понятия посессивности; в-третьих, с анализом категории притяжателньости в адыгских языках.
Список научной литературыПошолова, Сакима Валериевна, диссертация по теме "Языки народов Российской Федерации (с указанием конкретного языка или языковой семьи)"
1. Актуальные вопросы абхазо-адыгской филологии // Межвузовский сборник научных трудов. - Карачаевск: Изд-во КЧГУ, 1997. — 192 с.
2. Актуальные проблемы общей и адыгской филологии. — Майкоп,1998.- 102 с.
3. Актуальные проблемы общей и адыгской филологии. Майкоп,1999. -142 с.
4. Актуальные проблемы общей и адыгской филологии. Майкоп, 2001.-231 с.
5. Аракин В.Д. Типология языков и проблема методического прогнозирования. М., 1989.
6. Арутюнова Н.Д. Предложение и его смысл. Логико-семантические проблемы. — М.: Наука, 1976. — 383 с.
7. Бабина Т.П. Субъект посессивности и способы его выражения // Идеографические аспекты русской грамматики. — М.: Издательство МГУ, 1988. С. 35-47.
8. Багов П.М. Двухкомпонентные именные комплексы // Вопросы грамматики и лексикологии кабардино-черкесского языка. Нальчик, 1984. С. 3-17.
9. Багов П.М. Категория посессива имен существительных в кабардино-черкесском языке // Сборник научных работ аспирантов. -Нальчик, 1965. Вып. I. С. 124-129.
10. Балкаров Б.Х. Бесленеевский диалект // Очерки кабардино-черкесской диалектологии. Нальчик, 1969. С. 87-90.
11. Бижоев Б.Ч. Причастие в адыгских языках в сравнительном освещении. Нальчик, 1991. - 148 с.
12. Блягоз 3.3. Функционирование личных местоимений в разносистемных языках: русском, английском и адыгейском: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Краснодар, 2003. - 26 с.
13. Богородицкий В.А. Общий курс русской грамматики. M.-J1.: Соцэкгиз, 1953. - 354 с.
14. Бондарко A.B. Грамматическая категория и контекст. Л., 1971. — 115 с.
15. Бондарко A.B. Теория морфологических категорий. Л.: Наука, 1984. - 136 с.
16. Борукаев Т.М. Грамматика кабардино-черкесского языка. Нальчик, 1932.-140 с.
17. Валгина Н.С. Синтаксис современного русского языка. М.: Высшая школа, 1991.-432 с.
18. Варламова В.В. Темпоральность // Основы построения функциональной грамматики русского языка для нерусских. Уфа, 1991. С. 108-115.
19. Васильев Л.М. Методы современной лингвистики. Уфа, 1997. -182 с.
20. Виноградов В.В. Русский язык. 2-е изд. М.: Высшая школа, 1972. -614 с.
21. Володина Г.И. Формальный и семантический анализ предложений со значением наличия: Автореф. дис. . канд. филол. наук. -М., 1972. -244 с.
22. Вольф Е.М. Некоторые особенности местоименных конструкций (иберо-романские паралелли) // Категория бытия и обладания в языке.-М.: Наука, 1977. С. 125-149.
23. Вопросы кавказской филологии и истории. Нальчик, 1982. - 167 с.
24. Вопросы описательных грамматик языков Северного Кавказа и Дагестана. Нальчик: Кабардино-Балкарское кн. изд-во, 1963. —171 с.
25. Вопросы синтаксического строя иберийско-кавказских языков: Материалы 4-ой региональной научной сессии по историко-сравнительному изучению иберийско-кавказских языков. Нальчик, 1971.- 308 с.
26. Воронцова Т.В. Семантико-синтаксическая организация бытийного предложения: Автореф. дис. . канд. филол. наук. — Л., 1981. 18 с.
27. Вялкина Л.В. Обращение // Современный русский язык. Энциклопедия. — М.: Большая Российская энциклопедия, 1998. С. 276-277.
28. Гайсина P.M. Семантическая категория релятивности // Категория отношения в языке. Уфа, 1997 — С. 19-33.
29. Гайсина P.M., Родионова А.Е. Концепции в рамках проблемы «семантика относительных отсубстантивных прилагательных» // Категория отношения в языке. Уфа, 1997. С. 128-135.
30. Гак В.Г. Функционально-семантическое поле предикатов локализации // Теория функциональной грамматики: Локативность. Бытийность. Посессивность. Обусловленность. СПб.: Наука, 1996. С. 6-26.
31. Гак В.Г. Языковые преобразования. М.: Школа «Языки русской культуры», 1998. — 768 с.
32. Галкина — Федорук Е.М. Выражение неопределенности в русском языке неопределенными местоимениями и наречиями. М.: МГУ, 1963.-130 с.
33. Гамкрелидзе Т.В., Иванов Вяч.Вс. Индоевропейский язык и индоевропейцы. Тбилиси, 1984. T.I. - 430 с.
34. Генко А.Н. Абазинский язык. М., 1955. - 206 с.
35. Георгиев В.И. Исследования по сравнительно-историческому языкознанию (родственные отношения индоевропейских языков). -М., 1958.
36. Гишев Н.Т. Выражение числа в атрибутивных синтагмах // Эргатив и категории лица и числа глагола в адыгейском языке. Майкоп, 1978. С. 40-46.
37. Гишев Н.Т. Глагол адыгейского языка. М., 1989. - 214 с.
38. Гишев Н.Т. О взаимоотношении эргатива и «инструменталиса» в адыгских языках // Ученые записки Адыгейского НИИ. Майкоп, 1974. Т. 19. С. 117-127.
39. Гишев Н.Т. О синтагмах с именем субъекта в форме эргатива в адыгских языках // Особенности грамматических категорий и их применения в адыгейской речи. Майкоп, 1978. С. 71-74.
40. Гишев Н.Т. О синтагмах с эргативом косвенного объекта в адыгейском языке // Сборник статей по адыгейскому языку. Майкоп, 1976. С. 108-170.
41. Гишев Н.Т. Сравнительный анализ адыгских языков. Майкоп, 2003.-286 с.
42. Головин Б.Н. К вопросу о парадигматике и синтагматике на уровнях морфологии и синтаксиса // Единицы разных уровней грамматического строя языка и их взаимодействие. М.: Наука, 1969. С. 73-87.
43. Государственные языки Кабардино-Балкарской Республики в теории и практике: Сборник научных трудов. Нальчик: КБГУ, 1998.- 209 с.
44. Грамматика абхазского языка. Сухуми: Алашара, 1968.- 203 с.
45. Грамматика кабардино-черкесского литературного языка. М., 1957.- 240 с.
46. Грамматика кабардино-черкесского литературного языка. М., 1970.- 216 с.
47. Гяургиев Х.З., Дзасежев Х.Э. Кабардинский язык. Нальчик, 1995. 4.1. - 286 с.
48. Давлетшина С.В. Категория посессивности в языке и речи: Авт. дис. . канд. филол. наук. — Уфа, 2008. — 21 с.
49. Дауров Х.Б. Определительные топонимические названия // Адыгейская филология. Ростов-на-Дону, 1976. С. 21-55.
50. Дауров Х.Б. Притяжательные атрибутивные словосочетания в адыгейском языке // Вопросы абазинской и адыгской филологии. -Ставрополь, 1974. Вып. 2. С. 82-110.
51. Дауров Х.Б. Сочинительные словосочетания с несамостоятельными коррелятивными союзами в адыгейском языке // Адыгейская филология. Ростов-на-Дону, 1974. Вып. 6. С. 12-69.
52. Дауров Х.Б. Субстантивные словосочетания в адыгейском языке // Ученые записки. Языкознание. Майкоп, 1974. Т.19. С. 66-117.
53. Дешериев Ю.Д. Сравнительно-историческая грамматика нахских языков и проблемы происхождения и исторического развития горских кавказских народов. М.: Комкнига, 2006. - 552 с.
54. Дзасежев Х.Э. Современный кабардино-черкесский язык. Синтаксис. Черкесск, 1969.- 156 с. (на кабардино-черкесском языке).
55. Журинская H.A. Именные посессивные конструкции и проблема неотторжимой принадлежности // Категории бытия и обладания в языке. М.: Наука, 1977. С. 194-258.
56. Журинская H.A. Именные посессивные конструкции в меланезийских языках // О языках, фольклоре и литературе. М.: Наука, 1978. С. 16-38.
57. Журинская H.A. О выражении значения неотторжимости в русском языке // Семантическое и формальное варьирование. М.: Наука, 1979. С. 57-75.
58. Зайцева Е.М. Соотношение морфологических и семантических свойств глагольных грамматических категорий (на материале кавказских языков): Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1983. -17 с.
59. Звегинцев В.А. История языкознания XIX и XX веков в очерках и извлечениях. М., 1964. 4.1. - 466 с.
60. Звегинцев В.А. Понятийные категории и универсальная грамматика // Иберийско-кавказское языкознание. Тбилиси, 1973. Т. 18. С. 7490.
61. Звегинцев В.А. Предложение и его отношение к языку и речи. М., 1976.-307 с.
62. Зекох У.С. Адыгейская грамматика. Майкоп: ГУРИПП «Адыгея», 2002. -512 с.
63. Зекох У.С. Вопросы классификации частей речи в адыгейском языке //Вопросы адыгейского языкознания. Майкоп, 1982. С. 15-32.
64. Зекох У.С. Из истории изучения грамматических категорий в адыгейском языке // Вопросы адыгейского языкознания. Майкоп, 1982. 4.2. С. 80-110.
65. Зекох У.С. О грамматических категориях в адыгейском языке // Вопросы адыгейского языкознания. Майкоп, 1983. Вып.З. С. 27-36.
66. Зекох У.С. Очерки по морфологии адыгейского языка. Майкоп: Адыг. кн. изд-во, 1991. - 191 с.
67. Зекох У.С. Очерки по синтаксису адыгейского языка. Майкоп, 1987.-295 с.
68. Золотова Г.А. Очерк функционального синтаксиса русского языка. -М.: Наука, 1973.-351 с.
69. Иванов В.В. К типологии морфологического выражения посессивности // Типология и грамматика. М.: Наука. Главная редакция восточной литературы, 1990. С. 29-35.
70. Ионов З.Х. Об одной функции относительно-местоименного аффикса з(ы)- в кабардино-черкесском языке // Отглагольные образования в иберийско-кавказских языках. Черкесск, 1989. С. 7796.
71. Кабардино-черкесский язык. Нальчик, 2006.T.I.- 550 е.; Нальчик, 2006. Т.2. - 520 с.
72. Камбачоков A.M. Выражение категории притяжательности в адыгском предложении. Нальчик, 1993. - 24 с.
73. Камбачоков A.M. К вопросу об основных конструкциях кабардино-черкесского предложения // Проблемы развития государственных языков КБР. Нальчик, 1998. С. 32-37.
74. Камбачоков A.M. Проблемы простого предложения в кабардино-черкесском языке. Нальчик, 1997. - 235 с.
75. Камбачоков A.M. Способы синтаксической связи строевых компонентов кабардино-черкесского предложения. Нальчик, 1999. -24 с.
76. Камова И.М. Типология посессивного значения: Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1980. - 20 с.
77. Карданов Б.М. Грамматический очерк кабардинского языка // Кабардино-русский словарь. М., 1957. С. 491-576.
78. Категория бытия и обладания. М., 1977.
79. Категория отношения в языке. — Уфа, 1997. — 174с.
80. Категория посессивности в славянских и балканских языках. М., 1989.
81. Керашева З.И. Дифференциация и интеграция и общая динамика эволюционного развития адыгских языков // Девятый международный коллоквиум Европейского общества кавказоведов. -Махачкала, 1998. С. 19-21.82,83,8487,88,89