автореферат диссертации по философии, специальность ВАК РФ 09.00.03
диссертация на тему: Особенности западнорусской философско-богословской мысли второй половины XVI - первой половины XVII вв.

Полный текст автореферата диссертации по теме "Особенности западнорусской философско-богословской мысли второй половины XVI - первой половины XVII вв."

Иванова Мария Владимировна

ОСОБЕННОСТИ ЗАПАДНОРУССКОЙ ФИЛОСОФСКО-БОГОСЛОВСКОЙ МЫСЛИ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ ХУ1-ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XVII вв.

Специальность: 09.00.03 - история философии

Автореферат

диссертации на соискание учёной степени кандидата философских наук

2 ОЕд 2и-2

Москва- 2012

005008892

Работа выполнена на кафедре истории русской философии философского факультета Московского государственного университета имени М.ВЛомоносова.

Научный руководитель:

доктор философских наук, профессор Калитин Пётр Вячеславович

Официальные оппоненты:

доктор философских наук, профессор Марченко Олег Викторович

кандидат философских наук Кулешова Ирина Владимировна

Ведущая организация:

Московский авиационный институт (национальный исследовательский университет), кафедра философии

Защита диссертации состоится «27» февраля 2012 года в 15.00 часов н' заседании диссертационного совета Д 501.001.38 по философским наукам пр Московском государственном университете имени М.В. Ломоносова по адресу 119991, ГСП-1, г. Москва, Ломоносовский проспект, д. 27, корп. 4, Шуваловски1 учебный корпус, философский факультет, аудитория А-518.

С диссертацией можно ознакомиться в читальном зале отдела Научно" библиотеки МГУ имени М.В. Ломоносова в Шуваловском учебном корпусе по адресу: Москва, Ломоносовский проспект, д. 27, к. 4, сектор «Б», 3-й этаж, комн.

300.

Автореферат разослан «-W» января 2012 г.

Учёный секретарь

диссертационного совета Д 501.001.38 кандидат философских наук, доцент

I. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы диссертационного исследования. Принимая во внимание специфику географического региона, культурно-исторического ареала («Западная Русь» включает в себя частично территорию современной Белоруссии, Украины, Польши, Литвы), следует отметить, что изучение наследия мыслителей-книжников второй половины XVI - первой половины XVII веков является значимой для философского самоопределения нескольких восточнославянского культур. В настоящее время в указанных странах велик интерес к периоду, который называют белорусским, украинским Возрождением. Западнорусская книжность и её философские тенденции, с одной стороны, обусловили развитие украинской и белорусской философии, а с другой стороны, стали важнейшим источником развития русской философии второй половины ХУП-ХУШ вв.

Особое значение в контексте исследуемой темы имеет анализ традиции экзегезы, сформированной в рамках риторики. Данный анализ позволяет показать, что риторический дискурс имеет отношение к особой форме рациональности, не сводимой к всеобщей математизации знания, что, в свою очередь, позволяет разграничить логическую и риторическую рациональность. Последняя имеет особое значение в контексте поиска перспектив развития так называемой «коммуникативной рациональности»1.

Обзор существующих исследований по рассматриваемой проблематике демонстрирует, что анализ особенностей западнорусской философско-богословской мысли актуален для заполнения лакун при рассмотрении историко-философского процесса в России.

Степень разработанности проблемы. Идейное наследие западнорусской мысли XVI-XVII вв. привлекало внимание многих отечественных и зарубежных исследователей. Дореволюционная российская историография обращалась к характеристике полемической литературы Западной Руси, к исследованию иноконфес-сионального (кальвинистского, социнианского) влияния на развитие интеллектуальной культуры на западнорусских землях, исходя из приоритета православного миропонимания (С.Т. Голубев, В.Я. Плисс, К.Я. Харлампович).

1 Огурцов А.П. От нормативного Разума к коммуникативной рациональности // Философия науки. 2005. Вып. И. С. 54-82.

Внимание к процессам роста национального самосознания украинского и белорусского народов определило внимание к проблемам влияния идей Реформации и гуманизма на западнорусскую мысль в работах советских учёных (В.Д. Литвинова, В.М. Ничик, С.А. Подокшина и др.).

Многие из имеющихся работ представляют собой либо биобиблиографические исследования, либо затрагивают какой-либо конкретный период в жизни книжника в связи, прежде всего, с его религиозными, филологическими или политическими воззрениями. Существуют также работы, посвящённые отдельно филологическим, богословским воззрениям западнорусских авторов. Симону Будному посвящены монографические исследования и статьи Я. Каменецкого (I КагшешескГ), С. Кота (Б!. Кот), Г. Мерчинга (Н. Мегсгут^), 3. Петжика Р^е^ук), В.Я. Плисса, С.А. Подокшина, С. Фляйшманна (81. Р^БсЬтапп)2; Стефану Зизанию - А. Беляновского, О. Горбача, А.М. Старовойта,3; Мелетию Смот-рицкому - Т. Грабовского (Т. ОгаЫтБЫ), В.Г. Короткого, В.В. Нимчука, Е.С. Про-кошиной, Д. Фрика (Э. Рпск)4; Лаврентию Зизанию - М.Б. Ботвинника, М. Возняка, В.В. Нимчука, Д. Фрика5; Кириллу Транквиллиону-Ставровецкому -М. Кучиньской (М. Кисгупвка), С.И. Маслова, X. Трунте (Н. Тгип1е)6 и др.

Отметим, что при анализе творчества западнорусских мыслителей получили освещение их антропологические, натурфилософские, этические, социальные воз-

2 Kamieniecki J. Szymon Budny - zapomniana postac polskiej reformacji. Wroclaw, 2002; Kol Si. Szymon Budny. Der Größte Häretiker Litauens im 16. Jahrhundert // Wiener Archiv für Geschichte des Slawentums und Osteneuropas. 1956. Bd. II. P. 63-118; MerczyngH. Szymon Budny jako krytyk tekstöw biblijnych. Krakow, 1913; Парэцы Я.1. Сымон Будны. Мн., 1975; Fleischmann Si. Szymon Budny. Ein theologisches Portrait des polnisch-weißmssischen Humanisten und Unitariers (ca. 1530-1593). Köln, Weimar, Wien, 2006.

3 Беляновский А. Стефан Зизаний. Почаев, 1887; Горбач О. Чи копия частини неввднайденого катихизму Степана Згаатя? // Bohoslovia. Romae, 1948. Vol. 48. Кн. 1-4. P. 43-58; Старовойт ОМ. Стефан Зизанш. JlbBiB, 1996.

4 Grabowski Т. Ostatnie lata Melecyusza Smoöyckiego. Lwow, 1916; Короткий В.Г. Творческий путь Мелетия Смотрицкого. Мн., 1987; Прокошина Е.С. Мелетий Смотрицкий. Мн., 1966; Sabal S.S. De Meletio Smotryckyj, polemista anticatholico. Excerpta ex Dissertatione ad Lauream in Facultate Theologica. Romae, 1951; Frick DA. Meletij Smotryc'kyj. Cambridge, Massachusets, 1995; Frick D.A. The 'Jevanhelije u£ytelnoje of Meletij Smotryc'kyj. Cambridge, Mass., 1987; Яременко П.К. Мелспй Смотрицыай. Жиггя i творчють. К., 1986.

5 Ботвинник М.Б. Лаврентий Зизаний. Мн., 1973; Вознях М. Граматика Лавренпя Зизатя з 1596 р. // Записки Наукового Товариства ¡м. Т. Шевченка. 1911. Т. 101. Кн. 1; ВознякМ. Причинкн до студш над писаниями Лавренпя Зизашя // ЗНТШ. 1908. Т. 83; Лексис Лаврентия Зизания. Синонима славеноросская / подготов. текстов, памятников и вступ. ст. В. В.Нимчука. К., 1964; Frick D.A. Zyzanij and Smotryc'kyj (Moscow, Constantinople and Kiev): Episodes in Cross-Cultural Misunderstanding II Journal of Ukrainian Studies. 1992. Vol. 17. № 1-2. P. 67-93.

6 Kuczynska M. Ruska homiletyka XVII wieku w Rzeczypospolitej. Ewolucja gatunku - specyfika fimkcjonalna (Cyryl StawTowiecki: "Ewangelia pouczajqca". Rachmanow, 1619; Joannicjusz Galatowski; "Klucz rozumienia", Kij6w, 1659). Szczecin, 2004; Маслов С.И. Кирилл Транквиллион-Ставровецкий и его литературная деятельность. Киев, 1984. Trume Н. (Hsg.) Cyrillus Tranquillus Stavroveckij "Perlo MnohoCennoe" (Cernägov 1646). Band.2. Kommentar. Wien, 1985

зрения. В то же время, отсутствует формулировка интегрированного методологического подхода, который отражал бы антиномизм западнорусской фило-софско-богословской мысли, а также служил её адекватным исследовательским инструментом. Таким методологическим инструментом выступает экзегеза.

Литературу, посвященную проблеме экзегезы, можно подразделить на работы, посвященные общей теории экзегезы (как светских, так и церковных авторов - JI.A. Зандера, Й. Ратцингера, митрополита Антония (Храповицкого))7, так и исследования, концентрирующиеся вокруг экзегетической проблематики в конкретный исторический период.

Экзегезу в рамках историко-философского исследования рассматривает Г.Г. Майоров, который понимает её как особый способ философствования8, свойственный Средневековью.

Специфика раннехристианской святоотеческой и византийской экзегезы рассматривается в работах С.С. Аверинцева, В.В. Бычкова, Е. А. Маковецкого, Р.В. Светлова, Т. Миллера. Исследованию проблемы экзегезы в древнерусской книжности посвящены исследования J1.B. Левшун, ряда авторов «Трудов Отдела древнерусской литературы», в т.ч. Е.Г. Водолазкина, М. Гардзанити, К.Д. Зеемана Непосредственно теоретическое обоснование термина «философско-бргословская экзегеза» и уяснение его значения для аналитики отечественной философской мысли было предложено М.Н. Громовым9.

Отметим также диссертационные исследования, посвященные проблематике экзегезы в древнерусской и западнорусской литературе (Н.М. Алексеенко, Т.М. Торговец, Е.А. Яскевич), однако большинство посвящено творчеству книжников или отдельным аспектам историко-философского, филологического, исторического изучения западнорусской книжности XVI-XVII вв. (общественно-политическая мысль, национально-религиозное самосознание, влияние ренессансного гуманизма или барокко на самосознание мыслителя и др.) - работы C.B. Бабича, П.М. Кралкжа, Е.А. Кузьминовой, Л.Б. Пилявца и др.

7 Зандер Л.А. Пролегомены экзегезы // Православная мысль. Вып. 9. Париж, 1953; Ратцингер Й. (Папа Бенедикт XVI). Иисус из Назарета. СПб., 2009; Митрополит Антоний (Храповицкий). О правилах Тихония и их значении для современной экзегетики // Митрополит Антоний (Храповицкий). Новый опыт учения о Бо-гопознании. СПб., 2000.

* Майоров Г.Г. Формирование средневековой философии: Латинская патристика. Изд. 2-е. М., 2009. С. 9.

5 Громов М.Н., Мильков В.В. Идейные течения древнерусской мысли. СПб., 2001. С.11.

Конкретные концептуальные разработки, ставшие полезными при проведении исследования, связаны с именами дореволюционных исследователей истории церкви, таких, как А.И. Бриллиантов, A.A. Карташев, Г.В. Флоровский10, а также именами современных исследователей в смежных историко-философских областях: П.В. Калитина, В.А. Кувакина, Г.Г. Майорова, М.А. Маслина, A.B. Пани-братцева, В.В. Соколова, П.С. Шкуринова и др".

Анализ указанных работ показывает, что, западнорусская мысль рассматривалась в религиоведческом, культурологическом, историческом контекстах, однако не становилась объектом исследования в аспекте метафизического метода, что и определило новизну настоящей диссертации.

Источники диссертационного исследования. Первую группу источников составляют старопечатные книги, факсимильные издания и перепечатки сочинений западнорусских книжников: Симона Будного (в том числе, глоссы к книге И. Гуттиха «Novus orbis regionum»)12; Стефана Зизания (в том числе, долгое время считавшийся утерянным «Катехизис» - «Събрание краткое словес», по предположению М.А. Корзо)13, Лаврентия Зизания14, Мелетия Смотрицкого15, Кирилла

10 Бриллиантов А.И. Влияние восточного богословия на западное в произведениях Иоанна Скота Эригены. М., 1998; Карташев A.B. История Русской Церкви. М., 2000; Карташев A.B. Церковь. История. Россия: Статьи и выступления. M., 1996; Флоровский Г.В. Восточные отцы Церкви. M., 2003.

11 Калитин П.В. Уравнение русской идеи. М., 2006; Кувакин В.А. Религиозная философия в России: Начало XX в. М., 1980; Майоров Г.Г. Формирование средневековой философии. Латинская патристика. М., 2009; Панибратцев A.B. Философия в Московской славяио-греко-латинской академии. М., 1997; Русская философия: энциклопедия / под общ. ред. М.А. Маслина. М., 2007; Соколов В.В. Средневековая философия. М., 2001; Шкуринов П.С. Философия России XVIII века. М., 1992.

12 Будный С. Катихисис. То есть наука стародавная хрисгианьская от светого писма для простых людей языка руского, в пытаниах и отказех събрана. Несвиж, 1562; [Budny Sz. Addenda] // Hutlich J. Novus orbis regionum ac insulanim veteribus incognitarum. Basileae, 1537; Budny Sz. Littera ad H. Bullingemm (18.04.1563) // Der Briefwechsel der Schweizer mit den Polen. Von T. Wotschke (Archiv für Reformationsgeschichte. Erg. III). Leipzig, 1908; Budny Sz. Biblia. To iest, Ksiçgi Starego y Nowego Przymierza, znowu z içzyka Ebreyskiego, Grecskiego y Lacinskiego na Polski przelozone. Nieswiei-Zaslaw, 1572; Budny Sz. Nowy Testament. Losk, 1589; Budny Sz. O dzieciokrzczeñstwie krótkie wypisanie: о zaczçciu sporn i polerowania okoïo pirwszego sakramentu, to jest swiçtego Ponurzenia w Ksiçstwie Litewskim a potem i w Polszcze // Odrodzenie i reformacja w Polsce. 1996. XXXI; Budny Sz. O przedniejszych wiary chrzescianskiey artykulech, to iest o Bogu iedynem wyznanie proste z Pisma Swiçtego, przez Symona Budnego krótko spisane, a za zezwoleniem Braciej niektórey w Litwie y na Rusi wydane. Ktemu obrona tegoz wyznanie Ьгопцса, przez tegoz napisana. Warszawa-Lódz, 1989; Budny Sz. О urzçdzie miecza uzywaj^cym (1583). Wydal Stanislaw Kot. Warszawa, 1932; Budny Sz. Przedmowa // Modrzewski A.F. O poprawie Rzeczypospolitej. Losk, 1577.

13 Зизаний С. Казанье святого Кирилла патриарха Иерусалимского, о антихристе и знаках его. 3 розширени-ем науки против ересей розных (Kazanie S. Cyrylla Paùyarchy Jerozolimskiego, o Antichryscie, y Znakoch iego, z rozszyrzeniem nauki przeciw Herezyam roznym). Вильно, 1596; Събрание вкратце словес от Божественнаго писаниа. И з обяснением изложени Святых Апостол, Двунадесяти артыкулов Православной Веры. Угорцы: Павел Домжив-Люткович, 1618.

14 Зизаний Л. Большой Катехизис. Москва, Печатный двор, 1627; Зизаний Л. Грамматика словенска. съвер-шеннаго искуства осмичастий слова, и иных нуждных. Вильно, 1596; Зизаний Л. Катихизис. Гродно, 1783; Зизаний Л. Поучение при погребе Софией княгини Чарторыской, чыненое от свшценноиереа Лаврентиа Зизанего, протопопы Корецкого // Крыловский А. Львовское ставропигиальное братство. Киев, 1904; Лексис

Транквиллиона-Ставровецкого16, а также рукописные материалы17 из фондов Российской Национальной Библиотеки, Библиотеки Российской Академии Наук (Санкт-Петербург); Российской Государственной Библиотеки, Библиотеки Государственного исторического музея (Москва); Библиотеки Чарторижских, Библиотеки Ягеллонского университета (Краков); Национальной Библиотеки, Главного архива древних актов (Варшава). Во вторую группу входят сочинения современников, в т. ч. полемические трактаты Максима Грека, П. Скарги (Рюй- Бка^а), Щ. Жебровского (§. ¿еЬгои^кО, позволяющие реконструировать содержание утраченных работ рассматриваемых авторов. Третью группу формируют монографии и статьи, посвященные как общей характеристике специфики философского и культурно-религиозного процесса в Западной Руси, так и творчеству отдельных книжников-мыслителей, а также работы, рассматривающие проблематику экзегезы и герменевтики. Наконец, четвёртую группу составляет вспомогательная справочная (словари старопольского, церковнославянского, древнегреческого языков, экзегетический ключ к Новому Завету, религиоведческие словари, греческий текст Нового Завета) и био-библиографическая литература: указатели, каталоги и описания рукописных и старопечатных изданий.

Лаврентм Зизашя. Синошма славеноросская, Khí'b, 1964; Прение литовского протопопа Лаврентия Зизания с игуменом Илиею и справщиком Григорием по поводу исправления составленного Лаврентием Катехизиса // Летописи русской литературы и древности Тихонравова Н.С. 1859. Т. 2. Кн.4.

15 Смотрицкий М Апология моему странствованию на восток // Киршшо-Мефодиевский сборник. Вып. 1. Лейпциг-Париж, 1863; Смотрицкий М. Грамматики славенския правилное синтагма. Эвье, 1619; Смотрицкий М. Казанье на честный погреб Леонтия Карповича//Маслов СИ. Казанье Мелетия Смотрицкого на честный погреб о. Леонтия Карповича. Киев, 1908; Смотрицкий М. Ляменг у света убогих на жалосное преставление святобливого а в обои добродетели богатого мужа в Бозе велебного господина отца Леонтиа Карповича, архимандрита общиа обители при церкви Сошествия Святого Духа братства церковного Виленьско-го православного] греч[еского] // Украшська поез1я. Юнець XVI-початок XVII ст. Упор. В.П. Колосова,

B.I. Крекотень. К., 1978; Евангелие учительное. Эвю, 1616; Смотрицкий М. О шести разницах в учении Восточной и Западной Церкви // Кирилло-Мефодиевский сборник. Вып. 2. Лейпциг-Париж, 1867; Смотрицкий М. Тренос, или плач Восточной церкви // Уния в документах: Сб./ сост. В.А. Теплова, З.И. Зуева. Мн., 1997; Smotriscius М. Epístola ad S.D.N. Urbanum VIII // Susza J. Saulus et Paulus Ruthenae unionis sanguine B. Josaphat transformatus. Sive Meletius Smotriscius archiepiscopus polocensis. Paris, 1865; Smotrycki M. Elenchus pism uszczypliwych // Архив Юго-Западной России. 4.1. Т. 8. Киев, 1914; Smotrycki М. Obrona Verificatiey// Архив Юго-Западной России. Ч. I. Т. 7. Киев, 1883; Smotrycki М. Paraenesis abo Napomnienie. Krakow, 1629; SmotryckiM. Verificada niewinnoáci // Архив Юго-Западной России. Ч. I. Т. 7. Киев, 1883. " Транквимион-СтаеровецкиВ К. Евангелие Учительное. Рохманово, 1619; Транквимион-Ставровецкий К. Зерцало богословии. Почаев, 1618; Транквимион-Ставровецкий К. Перло многоценное. Чернигов, 1646.

17 Книга на оглаголующыя священную Библию. ОР ГИМ. Син. 373; [Полоцкий С. Рецензия на (верцало богословии» КириллаТранквиллиона-Ставровецкого] // Сборник. ОР ГИМ. Син. 130. XVII в.; Прение с «Евангелием Учительным» Кирилла Транквиллиона-Ставровецкого. ОР РНБ. Тит. 699. XVIII в. Л. 1-14об.; Раскольничий сборник. XIX в. ОР РНБ. F. I. 453; Транквимион-Ставровецкий К. Евангелие Учительное (поучения на воскресные и праздничные дни). Выписки // Сборник религиозно-нравоучительный XVIII в. ОР РНБ. Ф. 777. Оп. 3. Собр. Тиханова П.Н. Ед. хр. № 370; SmotryckiМ. List do Adama Chreptowicza // Сборник инструкций, писем, универсалов, относящихся, главным образом, к властям города Вильны (1576-1767). XVII в. ОР РНБ. Собр. П.П. Дубровского. Авт. 150. Л. 31-32; Smotrycki М. List do Andrzeja Muzylowskiego. Archiwum Glówne Akt Dawnych w Warszawie. Archiwum Radziwillów. Dz. II. № 878. К. 5-6.

Объектом исследования является западнорусская книжность второй половины XVI - первой половины XVII вв., а именно полемические, политико-правовые трактаты, катехетические, гомилетические, грамматические сочинения, библейские переводы, предисловия и комментарии к ним, эпистолярное наследие таких мыслителей, как (по преимуществу) Симон Будный (ок. 1530-1593), Стефан Зизаний (ок. 7-1600), Лаврентий Зизаний (1570-1633), Мелетий Смотрицкий (1577-1633), Кирилл Транквиллион-Ставровецкий (? - 1646).

Предметом исследования выступает специфика западнорусской философско-богословской мысли второй половины XVI-первой половины XVII вв.

Цель - представить целостную характеристику особенностей западнорусской философско-богословской мысли XVI-XVII вв. в историко-философском контексте.

Указанная цель определяет следующие исследовательские задачи:

- рассмотреть основные направления (эпистемологические типы) западнорусской философско-богословской мысли;

- охарактеризовать экзегезу и герменевтику как особые метафизические способы раскрытия философско-богословской проблематики;

- проследить специфичное развитие этико-социальной проблематики в сочинениях западнорусских мыслителей;

- проанализировать учение о душе и учение о теле и обосновать сущностное своеобразие западнорусской антропологической мысли, особенно в натурфилософском и эстетическом аспектах;

- вьмвить значимость оригинальной проблемы авторства в контексте антропологических представлений.

Методологическую базу исследования составляют общенаучный, текстологический, герменевтический, контент-аналитический, компаративистский, рекон-струкционный и конкретно-исторический подходы. Особо используется антиномическая методика, разработанная в наследии Иоанна Дамаскина, Николая Кузан-ского, Максима Грека, творцов отечественного религиозно-философского возрождения (о. Павла Флоренского, о. Сергия Булгакова), H.A. Васильева, A.B. Карташева, а также в работах современного автора П.В. Калитина, что позво-

ляет оттенить «органично-целостную антиномичность»'8 как особенность западнорусской философско-богословской мысли.

Кроме того, используется историко-культурная методика и филологическая критика текста применительно к истолкованию первоисточников. Поскольку настоящее исследование предполагает работу с первопечатными книгами и рукописями, в качестве вспомогательных приёмов применялся историко-библиографи-ческий подход, важный в контексте изучения истории восточнославянской философско-богословской мысли.

Хронологические рамки исследования. В рамках настоящей работы исследуется западнорусская мысль второй половины XVI - первой половины XVII вв., т.е. преимущественно «домогилянский» (до создания Киево-Могилянской академии) её период.

Научная новизна.

1. Выявлен особый целостный феномен западнорусской философско-бого-словской мысли второй половины ХУ1-первой половины XVII вв. (в лице Симона Будного, Стефана Зизания, Лаврентия Зизания, Мелетия Смотрицкого, Кирилла Транквиллиона-Ставровецкого).

2. В западнорусской философско-богословской мысли указаннрго периода выделены ключевые эпистемологические типы - православный, униатский, проте-стантско-антитринитарный.

3. Рассмотрена дихотомия экзегезы и герменевтики как своеобразной методологической формы философско-богословской симбиозности.

4. Показана возможность рассмотрения философско-богословской экзегезы в качестве метафизической методики, способной продуцировать наукообразное знание.

5. Продемонстрировано особое антиномическое взаимодействие индивидуализированной логико-рационалистической дискурсивности и интуитивного знания.

6. Осуществлено исследование генезиса секулярности в отечественной философской мысли ХУ1-ХУН вв. Феномен западнорусской философско-бого-

" Каттин П.В. Уравнение русской идеи. С. 16.

словской мысли показан в контексте становления просветительской парадигмы в Московской Руси.

7. Введён в научный оборот целый ряд малоизвестных текстов западнорусских мыслителей.

8. Выполнены (частично или полностью) переводы оригинальных фило-софско-богословских произведений с польского, латинского и западнорусского языков.

9. Рассмотрены и введены в научный оборот зарубежные исследования на нескольких иностранных языках.

Положения, выносимые на защиту.

1. В западнорусской мысли ХУ1-ХУ11вв. специфическим способом раскрытия философско-богословского содержания выступило антиномическое взаимодействие экзегезы как метафизического метода, исходящего из апофатической непознаваемости Бога, и герменевтики как метода исключительно рационалистического.

2. Экзегеза в своём метафизическом аспекте способствовала закреплению риторической составляющей западнорусской философско-богословской мысли указанного времени.

3. Основным каналом распространения логических, гносеологических и методологических идей, связанных с герменевтической тенденцией, выступала грамматика, грамматизация знания.

4. Спецификой этико-социальных воззрений в Западной Руси является их включённость в генезис идеи (веро)терпимости.

5. Учение о «согласии» рассматривается в социокультурном, онтологическом, регулятивно-просветительском и семантическом аспектах, и особенно в антиномическом взаимодействии с учением о «принуждении».

6. Учение о душе разрабатывалось в рамках учения о познании и познавательных способностях человека, в то время как признание смертности души позволяло акцентировать внимание на антропологической проблеме телесности.

7. Проблема авторства как оригинальный угол рассмотрения антропологической тематики в западнорусской мысли обусловливает сущностное право на активное творческое преобразование действительности через создание самобытного

авторского текста, разработку т. н. «подложных текстов» и следование неканонической, апокрифической традиции.

Теоретическая значимость. Данная работа представляет собой первое системное исследование западнорусской философско-богословской мысли XVI-XVII вв. Эта мысль может быть введена как отдельный целостный феномен (антиномически сопрягающий метафизику, гносеологию, антропологию и этико-соци-альную проблематику) в историю русской, украинской и белорусской философии. В диссертации даётся всесторонняя характеристика ведущих представителей этой традиции - Симона Будного, Стефана и Лаврентия Зизаниев, Мелетия Смотриц-кого, Кирилла Транквиллиона-Ставровецкого.

Научно-практическая значимость. Результаты исследования могут быть использованы в исследовательской работе и педагогической практике для разработки лекционных курсов по истории русской, а также восточнославянской философии и культуры. Фактический и исследовательский материал, представленный в диссертации, может быть привлечён при написании обобщающих трудов по истории философии и культуры России, Украины, Белоруссии, книжной культуры Западной Руси, а также при подготовке изданий памятников западнорусской мысли XVI-XVII вв. и монографий, посвященных деятельности отдельных мыслителей.

Апробация исследования. Диссертация была обсуждена и рекомендована к защите на заседании кафедры истории русской философии Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова.

Основные положения диссертации обсуждались на международных научных конференциях: XV-XIX ежегодных международных конференциях «Санкт-Петербург и белорусская культура» (Санкт-Петербург, 2007-2011); X Международном симпозиуме историков русской философии (Санкт-Петербург, 2007); научно-теоретической конференции «Нил Сорский: наследие и традиции», приуроченной ко Дням Петербургской Философии-2008 (Санкт-Петербург, 2008); V Международной научной конференции «Текст. Язык. Человек» (Мозырь, Белоруссия, 2009); круглом столе «Образ русской философии в постсоветской периодике» в рамках ДПФ-2009 (Санкт-Петербург, 2009); XIII Международной конференции «Россия и Запад: диалог культур» (Москва, 2009); международной конференции «Механизмы формирования и способы проявления этнокультурной идентичности: Украина, Be-

лоруссия, Польша» (Москва, 2010); семинаре в рамках XX юбилейной Летней школы Центра по изучению Восточной Европы при Варшавском университете (XX Jubileuszowa Wschodnia Szkola Letnia przy Studium Europy Wschodniej Uniwersytetu Warszawskiego) (Варшава, 2010); XX Конгрессе Международной организации по изучению Ветхого Завета (XX Congress of the International Organization for the Study of the Old Testament (IOSOT)) (Хельсинки, 2010); международной конференции «Проблемы телесности в культурах восточных славян» («Zagadnienia cielesnosci w kulturach Slowian Wschodnich») (Краков, 2010).

Написание диссертации поддержано стипендией Фонда Королевы Ядвиги Ягеллонского университета и именной стипендией Президента РФ для аспирантов.

Результаты исследования отражены в 11 печатных работах общим объёмом 7,64 п.л.; 4 публикации входят в список ведущих рецензируемых научных изданий, рекомендованных ВАК РФ.

Структура диссертации. Работа состоит из введения, трёх глав (разделённых на разделы и параграфы), заключения, приложения, словаря терминов и списка использованной литературы. Библиографический список из 242 позиций включает первоисточники и исследования на русском, английском, польском, французском, немецком, украинском, белорусском, церковнославянском, западнорусском (т.н. «простой мове») и латинском языках.

II. ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Во Введении обосновывается научная актуальность диссертационной проблематики, даётся характеристика степени разработанности проблемы в отечественной и зарубежной литературе. Определены цель, задачи, новизна, объект и предмет исследования, раскрыты теоретическая и научно-практическая значимость работы, описаны источниковая и методологическая базы исследования, сформулированы положения, выносимые на защиту.

Первая глава «Западнорусская мысль в контексте историко-философского знания» посвящена выявлению гносеологических и методологических особенностей западнорусской мысли.

В первом разделе «Эпистемологическая характеристика западнорусской философско-богословской мысли второй половины ХУ1-первой половины XVII вв.» даётся общее историко-философское введение в проблематику исследуемого феномена и предварительное рассмотрение особенностей антиномического метода, необходимое для уяснения специфики как философствования в самой Западной Руси, так и современного методологического инструментария' для анализа западнорусской книжности.

В параграфе 1.1.1. «Эпистемологические типы западнорусской мысли» на основе концептуальных разработок Мишеля Фуко, связанных с аналитикой эпи-стем (исторических структур, обусловливающих определённую диспозицию знания19), выделяются основные эпистемологические типы в западнорусской мысли -православный (Иоанн Вишенский, Стефан Зизаний, Лаврентий Зизаний), униатский (Кирилл Транквиллион-Ставровецкий, Мелетий Смотрицкий) и антитрини-тарный (как крайняя форма протестантского типа) (Симон Будный). Рассмотрение докгринальных, литургических противоречий полагается только в связи с историко-философским уяснением гносеологических особенностей, свойственных парадигме истолкования того или иного эпистемологического типа.

Стремясь увязать историко-философский контекст с богословским (вариант раскрытия философско-богословской симбиозности как особенности западнорусской мысли), автор проясняет гносеологические предпосылки, определяющие раз-

" ФукоМ. Слова и веши. Археология гуманитарных наук. СПб., 1994. С. 195.

13

нообразие этих типов. Для православного типа эти предпосылки, по преимуществу, таковы: византийская исихастская модификация неоплатонизма, усвоенная в результате второго южнославянского влияния на Руси, духовно-просветительская деятельность афонитов (Иван Вишенский, Максим Грек); для униатского - вторая схоластика, способствовавшая распространению аристотелианства; для антитрини-тарного - реформационная традиция филологической критики и комментариев к Священному Писанию, связанная в Западной Руси, прежде всего, с именем Франциска Скорины.

Параграф 1.1.2. «Методологическая характеристика западнорусской мысли» посвящен анализу антиномического метода как метода исследования западнорусской мысли. Анализируются воззрения на антиномизм таких мыслителей, как П.А. Флоренский, С.Н. Булгаков, A.B. Карташев, а также H.A. Васильев, который, отрицая универсальную применимость аристотелевской логики, создаёт «воображаемую» (антиномическую, по сути) логику. Антиномический метод восходит, по мысли A.B. Карташева, к халкидонскому антиномическому двуединству-тайне богочеловечества Христа, сформулированной святыми отцами на IV Вселенском соборе20. Данный метод, ставший истоком и импульсом для работы русской философской и богословской традиции, позволяет выйти на такую особенность западнорусской философско-богословской мысли, как целостность. Целостный характер последней проявляется, во-первых, в сопряжении философской и богословской проблематики и преимущественном формулировании первой в терминах последней; во-вторых, в сочетании канона и неканонического, догмы и апо-крифико-еретического дискурса; в-третьих, во взаимодействии основных метафизических способов раскрытия философско-богословской проблематики (экзегезы и герменевтики).

Во втором разделе 1.2. «Экзегеза и герменевтика как метафизические методы раскрытия философско-богословской проблематики» рассматриваются такие гносеологические особенности западнорусской мысли как дихотомия метафизических методов, экзегезы и герменевтики, и одновременно антиномическое взаимодействие соответственно через риторический и логический типы рациональ-

20 Карташев A.B. IV Вселенский собор II Карташев A.B. Церковь. История. Россия: Статьи и выступления. С. 116.

ности. Данные особенности органично вытекают именно из антиномической гносеологии и антиномической методики.

В параграфе 1.2.1. «Понятие экзегезы» аргументируется определение экзегезы как особого метафизического способа философствования, ориентирующегося на апофатику и утверждающего примат интуитивного, т.е. нерационализируемого и невыводного, знания. На основании святоотеческого учения о четырёхуровневом истолковании Писания экзегеза берётся в контексте метафизической христианской традиции. Экзегеза, высшим уровнем которой выступает анагогия, по существу своему антиномична. Она отражает полисемантичность понимания философии21 и не замыкается в сфере догматики и истолкования сакральных текстов.

Экзегеза может быть фундаментом для внерелигиозных форм философствования. Противостоя логическому способу истолкования, она, в то же время, не подразумевает «полного искоренения философского, рационализирующего начала в понимании Бога»22.

Экзегеза неслиянно связана с риторикой и ориентирована на риторический тип рациональности, что позволяет раскрывать сугубо философское содержание (антропологическое, этическое и др.), не нарушая апофатического принципа непознаваемости Бога. Вместе с тем, в риторике заложены предпосылки для дискурсивного анализа, для перехода в гномический («знаниевый») модус. Познавательные процессы шли взаимообусловленно: вариативность в методе определялась сменой в понимании роли автора, границ его гносеологических возможностей; с другой стороны, создание самобытного текста согласно изменившимся экзегетическим канонам создавало иной образ его автора. Импульсом для перехода к наукообразной организации знания могла послужить специфика самой экзегезы как метафизического способа познания.

Риторическая традиция, закрепляемая экзегезой, прежде всего, в проповеди, опиралась на интуицию в качестве начального этапа познания. Эта традиция исходит из принципа непознаваемости Абсолюта и признаёт возможность лишь интуитивного Его постижения. В частности, в Западной Руси интуитивная харизматическая традиция в гомилетике видоизменялась под влиянием схоластической «школьной» проповеди, в результате чего утверждалось спекулятивное знание, а

21 Громов Ы.И., Мильков В.В. Идейные течения древнерусской мысли. С. 26.

22 Соколов В.В. Средневековая философия. С. 53.

интуиция заменялась силлогистикой и дискурсивным мышлением. Западнорусская проповедь, сочетающая как святоотеческую харизматическую традицию (связанную с именами Иоанна Златоуста, Василия Великого и Григория Назианзина), так и западноевропейскую схоластическую, была одним из факторов становления риторического типа рациональности. В ней генезис спекулятивности происходил при сохранении такого существенного признака как интуитивизм, т.е. интуитивное знание выступало условием дальнейшего разворачивания дискурсивности.

В целом, экзегеза в западнорусской книжности предстаёт перед нами сложным философско-богословским феноменом: как результатом византийского влияния и заимствований из польско-католической и западноевропейско-протестант-ской среды, так и самобытной творческой переработкой, подготовленной апофати-ческими особенностями экзегетического метода, его органичной антиномично-стью. В западнорусской книжности мы находим секулярную модификацию экзегетического начала, вплоть до элементов герменевтической методологии под влиянием унийных процессов и Реформации.

В параграфе 1.2.2. «Герменевтическая секулярная тенденция в западнорусской мысли» предлагается понимание герменевтики как метафизического способа индивидуализированного секулярного рационалистического философствования, опирающегося на логические принципы силлогистической аргументации.

В связи с тенденцией к секуляризации философско-богословского знания появляется возможность приписать человеческому разуму способность истинного бо-гопознания. Запрещаемое экзегетической, особенно анагогической, традицией предписывание рациональных предикатов становится сущностью человеческого познания. Так, герменевтический метафизический метод абсолютизирует логический тип рациональности, допуская использование аристотелевской логики при аргументации (философский рационально-логический анализ тринитарного догмата предпринимают Стефан Зизаний23 и Симон Будный24)

Секулярный переход к гносеологии чисто рационального бошпознания и получения вследствие него положительного знания привёл к представлению о необ-

23 Зизаний С. Казанье святого Кирилла патриарха Иерусалимского, о антихристе и знаках его. 3 розширением науки против ересей розных (Kazanie S. Cyrylla Patiyarchy Jerozolimskiego, о Antichiyscie, y Znakoch iego, z rozszyrzeniem nauki przeciw Herezyam roznym). Вильно, 1596. Л. 55об. M Budny Sz. Epistula ad H. Bullingerum (18.04.1563) H Der Briefwechsel der Schweizer mit den Polen. Von T. Wotschke (Archiv für Reformationsgeschichte. Erg. III). Leipzig, 1908. S. 174.

16

ходимости теоретико-методологического оформления этого знания, фиксации знания в наукообразных формах. Соответственно, в рамках герменевтической тенденции утверждается типичное для Нового времени понимание метода, как регулятора процесса познания.

В параграфе 1.2.3. «Просветительская грамматизация знания» демонстрируется, что особый антиномический характер взаимодействия экзегезы и герменевтики обусловил включение светского, секуляризованного знания в традиционный репертуар философско-богословской литературы, равно как и стремление нормати-визировать это знание, сделать его общезначимым и наукообразным. Обе эти тенденции, секулярную и нормативную, воплотила в себе грамматика как особый тип текста, получивший распространение в конце XV 1-ХVII вв. Распространение грамматик, однако, было лишь одним из способов проявления общей тенденции, имевшей комплексный характер, - грамматизации знания.

В рамках данного явления предпринимаются попытки разработки более совершенной логической лексики для выражения отвлечённых понятий. Не ограничиваясь развитием логического знания на уровне понятий, Мелетий Смотрицкий также привлекает его операциональную составляющую. Даже в проповедь книжник вводит формальные дистинкции-различения25, основываясь на мысли о необходимости упорядочения понятий, переносит грамматические приёмы в общий строй полемической философско-богословской литературы, способствуя герменевтиза-ции и грамматизации знания вообще.

Грамматика также представляла собой средство не только смысловой организации знания, но и его сообщения, передачи. Адресованная учителям, грамматика Смотрицкого содержит ценные педагогические указания (относительно цели обучения, последовательности прохождения материала и т.д.); таким образом, грамматика направлена не только на содержательную сторону знания, но и на сторону ме-тодико-дидактическую, демонстрируя универсальную применимость и действенность научного метода.

Грамматика акцентирует и необходимость знания этимологии; слово истори-зируется, понять слово может тот, кто знает его генезис, контекст употребления, специфику бытования. Обладающий властью над историей слова будет обладать

25 СмотрицкийМ. Казанье на честный погреб Леонтия Карповича. Киев, 1908. С. 30.

17

властью над историей вещей, поскольку допущение формальной изменяемости слова (акцент на морфологию) означает допущение сдвига значений и вариативности интерпретаций, а соответственно вариативности и альтернативности постижения исторических событий.

Грамматика позволяет саму риторику как основу метафизической экзегезы перевести в сферу нормативной поэтики. Риторическое начало, как смысло- и формообразующий центр философско-богословской рациональности, уступало место началу нормативно-поэтическому. Западнорусская мысль, проникнутая риторическим началом, не закрывала, в итоге, возможности для проявления ни естественнонаучного, ни художественно-эстетического мировоззрения. Она осмысляла возможность присутствия этих способов мироотношения в качестве дисциплин знания, хотя, в строгом смысле, ни филология, ни какие-либо иные науки не имели ещё полноправного дисциплинарного статуса.

В целом, несмотря на чисто рационалистические тенденции, связанные с проникновением элементов герменевтической секулярной методологии, в западнорусской книжности ХУГ-ХУН вв. именно метафизическая экзегеза была главным способом раскрытия философской проблематики. Дальнейшее исследование рассматривает те философские идеи, которые в западнорусской книжности ХУ1-ХУИ вв. были предметом истолкования метафизической экзегезы, а именно совокупность этико-социальных и антропологических представлений.

Вторая глава «Этико-социальная проблематика» посвящена комплексу своеобразных этико-социальных идей, которые становились предметом рассмотрения в западнорусской мысли, начиная с середины XVI в.

В разделе 2.1. «Формирование этико-социальных представлений в западнорусской философско-богословской мысли (Пётр Скарга, Иван Вишенский)» делается акцент на генезисе указанного комплекса идей. Воззрения афонского монаха, западнорусского книжника Ивана Вишенского даются в историко-философском контексте полемики с иезуитским проповедником Петром Скаргой («Проповеди на сейм», «О единстве церкви Божией»). Вишенский увидел в сближении Скаргой в «светской и церковной власти нарушение принципов евангельской этики, гетерономность морали. Этический идеал Вишенского имеет исток не в светском, философском «мудровании» (как у Скарги), но в морали Евангелия: «яже ду-

ха сила не в художестве ... философского постижения обретается»26. Тотальность этического Вишенский переносит в сферу идеального, отрешённого от всего посюстороннего, в связи с чем выдвигает исихастные требования молчаливого разума, «умного» делания и аскетизма.

Но в то же время переход к герменевтическому секулярному дискурсу в ситуации религиозной полемики XVI—XVII вв. вызвал формирование отдельного круга этических воззрений, не ограничивавшихся евангельской этикой. Это формирование происходит по пути становления особого рода категорий - «единство», «согласие», «несогласие» значимость которых вызвана, в том числе, их частотным терминологическим употреблением в контексте унии; их интерпретация составляла особый предмет этико-социальных воззрений западнорусских книжников-мыслителей.

Категория «согласия» в философии ХУ1-ХУИ вв. выступала функциональным аналогом понятия толерантности, терпимости и веротерпимости. В контексте настоящего исследования аналитика генезиса толерантности проводится с учётом исторически зафиксированного в контексте эпохи словоупотребления (т.е. «согласие»), Антиномическая природа «согласия» актуализируется за счёт рассмотрения коррелята - категории «принуждения» (данное словоупотребление восходит к экзегезе Мелетия Смотрицкого евангельской фразы сотреИе ¡Шгаге - «убеди внити» (Л к. 14; 23)).

Раздел 2.2. «Учение о "согласии"» состоит из четырёх параграфов, в которых, соответственно освещаются различные аспекты этики «согласия» в западнорусской мысли: социокультурный, онтологический, регулятивно-просветительский и семантический.

Социокультурный аспект (2.2.1) наиболее отчётливо засвидетельствован в творчестве Симона Будного. «Согласие» для Будного это, прежде всего, терпимость как принцип филологической критики Писания и, шире, научной этики вообще. В соответствии с требованиями последовательной рациональной аргументации и методологической культуры любой аргумент является легитимным до тех пор, пока не выдвинут и доказан более сильный. Принципы просветительского критицизма означали терпимое отношение к чужой точке зрения и готовность автора изменить собственную. Подобные рассуждения подводили Будного к мысли

26 Вишенский И. Книжка // Вишенский И. Сочинения. М.-Л., 1955. С. 62.

19

об историчности Церкви, что означало постоянное присутствие в ней противоречивых, противоборствующих точек зрения, из столкновения которых рождался догмат. Церковь рационалистически вписывалась в социум и культуру, где ключевую роль играет категория не авторитета и истины, но достоверности и вероятности точки зрения. С другой стороны, глоссы мыслителя к историко-географическому компендиуму Иоанна Гуттиха «Новый круг земель»27 отражают его трактовку проблемы терпимости в ключе культурной определённости религиозных практик и обычаев.

Эта линия заметна и у Стефана Зизания, на примере творчества которого освещается онтологический аспект «согласия» (2.2.2). Зизаний практически одновременно с Джордано Бруно разрабатывает учение о множественности миров, утверждая существование неограниченного числа сообществ с различной культурной артикуляцией моральных представлений. Поскольку допустимы «миры» с иным культурным оформлением морали, то следует руководствоваться принципами непричинения вреда и не допускать насильственного насаждения веры. Зизаний вводит учетверённую схему загробного мира (проблема воздаяния для мыслителя-ключевой вопрос этики). Он разделяет «Царство небесное» и «пекло» как объекты веры, наделённые онтологическим статусом, и понятия «рая» и «ада» как результат культурно укоренённой рефлексии, отражающие взгляды конкретного сообщества и воспринимаемые как потенциальный предмет рационального анализа. Последние онтологически не укоренены, тяготея к сфере гносеологии и отражая особенности познания и представления в данном сообществе. Имеется в виду не онтологическое понятие мира (как его видит верующий), но натурфилософское понятие видимого мира, как его мог бы представлять мыслитель или учёный. При этом каждой возможности культурно обусловленного представления соответствует возможность существования такого «мира», где подобное представление могло бы быть реализовано.

Проблема соотносительной значимости общетеоретического представления о «согласии» и способов воплощения конкретного культурного содержания становится значимой для Мелетия Смотрицкого, оформившего регулятивно-просвети-тельский аспект учения (2.2.3). Предпосылкой для формирования представлений о

27 [Вш1пу Бг. А[Ыеп11а] // НиШсИ У. Ыоуш огЫэ ге^опшп ас иви1агат уе1епЬиз шсо(ри1атт. ВазПеае, 1537.

«согласии» служат идеалы просвещённого разума, здравое рассуждение. На теоретическом уровне логическое выведение идеала «согласия» и терпимости из необходимого идеала единства должно быть «ясным как солнце». Терпимость есть логический вывод, который неизбежно осуществит рациональное сознание.

Лаврентий Зизаний, осветивший семантический аспект проблемы (2.2.4), в «Большом Катехизисе» даёт учение о божественных наименованиях28, которое можно интерпретировать как попытку классификации культур по способу богоот-ношения: культура созерцания (теоретико-ориентированный тип культуры, индифферентный к проблеме спасения, сотериологии); культура страха (постигающая Бога через боязнь и повиновение, развиваютщая негативную сотериологию, определяя страх как единственный нравственный двигатель и условие спасения) и культура этическая (постигающая Бога как «благостыню» и через Его благое отношение к человеку, т.е. антропологически ориентированная). JI. Зизаний не устанавливает приоритетности этих способов богоотношения: все культуры равны в своем стремлении выразить открывающиеся им стороны божественной сущности.

Анализ развития учения о «согласии» был бы методологически не полон без обращения к противоположной тенденции, а именно этики «принуждения». Для уяснения антиномической взаимосвязи этических доминант «согласия» и «принуждения»29 в разделе 2.3. «Этика "принуждения"» рассматривается социально-политическая экзегеза Симона Будного как способ рационально-теоретического обоснования применения «принуждения» государственной властью (в полемике с Артемием Троицким), а также попытки Мелетия Смотрицкого и Кирилла Тран-квиллиона-Ставровецкого примирить вышеуказанные тенденции.

В параграфе 2.3.1. «Обоснование политического "принуждения"» (Симон Будный и Артемий Троицкий) доказывается, что это обоснование обоими мыслителями проводится, исходя из различного понимания разума. Для Артемия это разум читающего «уставно», знание оформления себя в политическом пространстве; это гетерономная disciplina, диктуемая политическими запросами. Для Будного, с одной стороны, разум сам должен устанавливать для себя авторитет, поскольку первично личностное критическое начало разума. С другой стороны, если

28 Зизаний Л. Катихизис. Гродно, 1783. Л. 203-203 об.

29 Smotriscius М. Epístola ad S.D.N. Urbanum VIII ti Susza J. Saulus et Paulus Ruthenae unionis sanguine B. Josaphat transformatus. Sive Meletius Smotriscius archiepiscopus polocensis. Paris, 1865. P. 172.

21

у человека не хватает авторитета, власти, чтобы принудить себя, его принуждает общественная структура - государство, или вообще сама ситуация наличия людского общежития. Будный утверждает примат личной воли и личного действия, но - реалистически - допускает возможность слабости, просчёта, ошибки, поэтому и вводит инстанции контроля, надзора со стороны государства. Если культуротворе-ние есть свободный выбор и личная задача для каждого отдельного человека, то на уровне государства и общества оно должно восприниматься как необходимое требование.

В параграфе 2.3.2. «Культура как норма (Мелетий Смотрицкий)» показано, что Смотрицкий, формулируя возможность исторического развития догмата, одновременно очертил проблему культурной укоренённости философии. Осознание культуры как ценности, обладающей возможностью выражения догмы в форме знания, происходило в XVII в. одновременно с зарождением наукообразной философии. По сути, для того, чтобы дать возможность философии в России состояться именно как наукообразному знанию, а не только как экзегезе Писания, необходимо было включить её в исторический контекст и подчинить культурному канону. Основной формой секулярной трансляции культурного содержания выступает грам-матизированный текст (прежде всего, печатный), предписывающий нормы функционирования языка (см. 1.2.3). Грамматизированная культура осознаётся, соответственно, не только как ценность, но и инстанция нормы.

В параграфе 2.3.3. «Риторическая рациональность как способ преодоления морального ригоризма» демонстрируется, что рассмотрение этической проблематики у Кирилла Транквиллиона избегает категорий «согласие» и «принуждение» за счёт введения внеэтических (риторических и эстетических) компонентов в рассуждение, а также изменения типа текста с догматико-нравоучительного на художественный. Невозможность разрешить метафизическую проблему воздаяния логическим путём подводит мыслителя к использованию риторического описания вместо строго-рациональной аргументации. При помощи риторического типа рассуждения предписание, прескрипция, заменяется дескрипцией. Создаётся авторский диалогический нарратив, в котором этические проблемы рассматриваются вне жёсткого эсхатологизма и сотериологического ригоризма (бинарная схема праведность-греховность).

Подобного рода методикой также разрушается анонимность текста, подчёркивается фигура автора, создателя, истолкователя. Таким образом, дальнейшее рассмотрение особенностей западнорусской философско-богословской мысли связано с анализом антропологической проблематики.

Третья глава «Антропологические представления», посвященная особенностям трактовки проблемы человека в западнорусской мысли, включает в себя три раздела.

В разделе 3.1.«Учение о душе. Проблема познания» психолого-гносеологические представления западнорусских мыслителей анализируются в контексте признания антропологической доминанты рационального, особого «умного» начала в душе, а также принципиального различения «ума» и «разума». Кирилл Транквил-лион-Ставровецкий под умом понимает средостение высших способностей души. Ум разумен в себе самом и через себя самого; это изначальная присущность человека божественной премудрости, в нём потенциально заложены качества человека и возможности для их разворачивания. Разум же означает внешне приобретённые знания (приобретение которых возможно благодаря уму); знания эти обусловлены и не непременны. Разум показывает актуальное исполнение заложенной в человеке «умной» способности, степень и характер её раскрытия. На уровне гносеологическом разум означает реализацию человеком способности к познанию и к учению. На уровне метафизическом это управление подчинённой разуму свободной волей и возможность добровольного, свободного выбора добра и спасения души. На уровне морально-этическом это фактор самостоятельного принятия решений, автономности поступков, ответственности человека за самого себя (в противном случае, должен был бы кто-то другой «нами владети», «а не мы сами собой»30).

Появление идеи о смертности души у Симона Будного было связано с утверждением принципиальной непознаваемости для человека загробного мира. Ад, для Будного, перестаёт быть отрицательным этическим регулятивом, лишь в самом человеке нужно искать стержень нравственной жизни. Секулярная индивидуализация веры у Будного неразрывно связана с имманентизацией морали, что подразумевает вывод: законы нравственного поведения не диктуются человеку внешним авторитетом.

30 Транквиллион-Ставровецкий К. Перло многоценное. Л. 6.

23

Гносеологические импликации подобных рассуждений прослеживаются в разделе 3.2. «Человек и мир». Появление в западнорусской антропологическо-психологической мысли представлений о смертности души способствовало усилению внимания к проблемам телесности. Допущение неотделимости души от тела, умирания души вместе со смертью тела позволяло иначе определить онтологический статус тела. Наряду с аскетическими воззрениями, принижающими телесное начало и полагающими его в качестве источника зла, появлялись и альтернативные, не сводившие тело к моральной оппозиции добро-зло. Пересматривается формула вырабатываемая ранней полемической традицией (антикосмизм Ивана Ви-шенского). Чувственная сфера выводилась из области этического рассмотрения и становилась предметом отдельной эстетической рефлексии. Последнее было связано, во-первых, с признанием особого места человека в мире, его изначальной связи с тварным миром, миром природы.

Западнорусские книжники, в частности, Кирилл Транквиллион-Ставровецкий, вырабатывают учение о человеке-властителе. Человек выделен из всего творения, и, в отличие от прочих тварных существ, может постигать красоту видимого мира посредством чувств, а мира невидимого при помощи ума. Все чувства и способности человека включаются в культурно-эстетическое постижение мира. Взаимосвязь антропологии и космологии осмысливается в духе святоотеческого телеологического антропоцентризма.

Так, согласно К. Ставровецкому, человеческое сознание, обладающее даром разумной силы «самовластия», ориентировано на ответственность за творение, на экологическую доминанту и принципиально неагрессивные культурные стратегии, что выступает как особенность по сравнению с новоевропейским рационалистическим принципом экспансивности разума по отношению к природе (Р. Декарт, Г. Лейбниц, И. Кант).

Наконец, в разделе 3.3. «Проблема автора» показывается ещё одна важная особенность антропологической темы в западнорусской мысли: проблема человека трактовалась, прежде всего, через категорию авторства. Последняя выводится за рамки категории эстетической и включается в общий контекст философско-бого-словской антропологии. Проблема авторства мыслится: во-первых, как право на создание самобытного авторского текста (Кирилл Транквиллион-Ставровецкий);

во-вторых, как разработка т. н. «подложных текстов» (мистификации Симона Буд-ного31); в-третьих, как следование традиции апокрифики (Симон Будный). Будный приводит следующее определение: автор - это «писатель, заложитель, виновник, причина или начало чего-либо»32, прежде всего, - текста. На формирование специфики проблемы авторства, несомненно, повлияла как святоотеческая антропологическая традиция (Иоанн Дамаскин, Григорий Нисский), так и европейская гуманистическая традиция (Эразм Роттердамский, Теодор Беза, Лоренцо Валла).

Теоретическое оформление антропологической проблематики в западнорусской мысли было неотделимо от авторской саморефлексии, от представления книжников о своём положении в мире, о своём предназначении и онтологическом своеобразии.

Автор деанонимизируется, его имя становится достоянием национальной культуры. Через призму понятия «автор» формируется динамическое понимание антропологии. Реализация человека отныне артикулируется через способность к творчеству, труду и обучению (Лаврентий Зизаний). По мысли Мелетия Смотриц-кого, человек выступает мерой соответствия воли провидения и культурного воплощения церкви в истории. Динамическое понимание личности оптимально отражает её вписанность в качестве творческого фактора в историческое развитие. Деятельное участие человека в истории позволяет претворить текущий ход событий таким образом, что возможно будет достичь такой точки, в которой исторический порядок полностью соответствует порядку провиденциальному - точки ГезШт (праздника), провозвестником которого и является творческая личность, которая непосредственно способствует установлению этого нового образа христианского мира. Проблема авторства актуализирует вопрос о сохранении его в людской памяти, в контексте барочного понятия «земной славы».

Итак, антропология западнорусских мыслителей основана на признании дея-тельностно-рационального характера личности, способной изменять и создавать историю (в т.ч., церковную), а также на утверждении возможности преображения человека через экзегетическую организацию самобытного авторского текста.

31 Antitrinitaires polonais II: Szymon Budny (Budnaeus) Pierre Statorius (l'Ancien) Christian Francken / éd. par André Séguenny. Baden-Baden, 1991. P. 56.

32 [Budny Sz. Przcdmowa] HModrzewski A.F. O poprawie Rzeczypospolitej. Losk, 1577. F. 6.

В Заключении формулируются основные выводы исследования. Западнорусская философско-богословская мысль второй половины ХУ1-первой половины XVII вв. не была изолированным историко-философским и культурным явлением: она органично вписывается в контекст развития отечественной (в частности, ран-непросветительской) и новоевропейской рационалистической философии.

В Приложении дан комментированный научный перевод с польского одного из малоизвестных рукописных источников диссертационного исследования -письма Мелетия Смотрицкого Адаму Хрептовичу 7 июня 1626 г.33, важного в контексте рассмотрения антропологической проблематики в западнорусской мысли.

В Словарь терминов помещена встречающаяся в ходе работы специальная философская, богословская и филологическая лексика (28 позиций).

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

I. Статьи в ведущих рецензируемых научных изданиях, рекомендованных ВАК РФ:

1. Иванова М.В. Антропологическая проблематика в произведениях западнорусских книжников ХУ1-ХУП вв. // Вопросы культурологии. № 12. 2010. С. 35-39. (0,5 п.л.)

2. Иванова М.В. Герменевтическая тенденция в западнорусской книжности ХУ1-ХУП вв. // Обсерватория культуры. № 1. 2010. С. 106-111. (0,8 п.л.)

3. Иванова М.В. Проблема человека как проблема автора в западнорусской философско-богословской мысли первой половины XVII в. (на примере письма Мелетия Смотрицкого Адаму Хрептовичу)// Вопросы философии. 2011. №7. С. 69-76. (0,72 п.л.)

II. Переводы в ведущих рецензируемых научных изданиях, рекомендованных ВАК РФ:

4. Иванова М. В. Перевод с польского и комментарии: Смотрицкий М. Письмо Мелетия Смотрицкого Адаму Хрептовичу 7 июня 1626года// Вопросы философии. 2011. № 7. С. 77-50. (0,37 п.л.)

33 Smotrycki U. List do Adama Chreptowicza Н Сборник инструкций, писем, универсалов, относящихся, главным образом, к властям города Вильны (1576-1767). XVII в. ОР РНБ. Собр. П.П. Дубровского. Авт. 150. Л. 31-32.

II. Публикации в научных изданиях:

5. Иванова М.В. Артемий Троицкий и Симон Будный // Нил Сорский: Наследие и традиции. СПб., 2009. С. 15-33. (0,85 п.л.)

6. Иванова М.В. Грамматика как приоритетный тип текста в западнорусской книжности XVI-XVII вв. // Текст. Язык. Человек. Ч. 2. Мозырь, 2009. С. 24-25. (0,3 п.л.)

7. Иванова М.В. Космологические воззрения Стефана Зизания И Вече. Журнал русской философии и культуры. № 21. 2010. С. 193-200. (0,53 п.л.)

8. Иванова М.В. Проблема культурной преемственности в творчестве Мелетия Смотрицкого // Studia culturae. Вып. 11. 2008. С. 183-192. (0,62 п.л.)

9. Иванова М.В. Философско-богословская экзегеза в западнорусской книжности XVI-XVII вв. (на примере творчества Симона Будного) // Белорусский сборник. Вып. 4. СПб., 2008. С. 19 -43. (1,8 п.л.)

10. Иванова М.В. Эстетические воззрения Кирилла Транквиллиона-Ставровецкого // Белорусский сборник. Вып. 5. СПб., 2011. С. 8-16 (1,1 п.л.)

11. Ivanova M. Szymon Budny's translation of the Old Testament // International Organization for the Study of the Old Testament. 20th Congress of IOSOT, Helsinki, 1-6 August2010. Helsinki, 2010. P. 74-75 (0,05 п.л.)

Подписано в печать 19.01.2012 Объем: 1,5 усл.печл. Тираж: 100 экз. Отпечатано в типографии «Реглет» 105005, г.Москва, ул. Бауманская, 33 стр.1 (495) 979-96-99; www.reglet.ru

Текст диссертации на тему "Особенности западнорусской философско-богословской мысли второй половины XVI - первой половины XVII вв."

61 12-9/178

МОСКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ имени М.В. ЛОМОНОСОВА

На правах рукописи

ИВАНОВА Мария Владимировна

ОСОБЕННОСТИ ЗАПАДНОРУССКОЙ ФИЛОСОФСКО-БОГОСЛОВСКОЙ МЫСЛИ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ ХУ1-ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ ХУН ВВ.

Специальность: - 09.00.03 «История философии»

ДИССЕРТАЦИЯ на соискание учёной степени кандидата философских наук

Научный руководитель: доктор философских наук, профессор КАЛИТИН П.В.

Москва 2012

СОДЕРЖАНИЕ

Введение..........................................................................................................3

Глава 1. Западнорусская мысль в контексте историко-философского знания.................20

1.1. Эпистемологическая характеристика западнорусской философско-богословской мысли второй половины ХУ1-первой половины XVII вв...........20

1.1.1. Характеристика эпистемологических типов западнорусской мысли.20

1.1.2. Методологическая характеристика западнорусской мысли.............52

1.2. Экзегеза и герменевтика как метафизические методы раскрытия философско-

богословской проблематики............................................................58

1.2.1. Понятие экзегезы.................................................................58

1.2.2. Герменевтическая секулярная тенденция в западнорусской мысли...69

1.2.3. Просветительская грамматизация знания...................................77

Глава 2. Этико-социальная проблематика..............................................................83

2.1. Формирование этико-социальных представлений в западнорусской философ-

ско-богословской мысли (Пётр Скарга, Иван Вишенский)........................83

2.2. Учение о «согласии».........................................................................92

2.2.1. Социокультурный аспект (Симон Будный).....................................92

2.2.2. Онтологический аспект (Стефан Зизаний)........................................96

2.2.3. Регулятивно-просветительский аспект (Мелетий Смотрицкий)...........101

2.2.4. Семантический аспект (Лаврентий Зизаний)...................................102

2.3. Этика «принуждения».............................. ..........................................104

2.3.1. Обоснование политического «принуждения» (Симон Будный и Артемий Троицкий)......................................................................105

2.3.2. Культура как норма (Мелетий Смотрицкий)...................................120

2.3.3. Риторическая рациональность как способ преодоления морального ригоризма (Кирилл Транквиллион-Ставровецкий)...........................128

Глава 3. Антропологические представления...................... ...................................134

3.1. Учение о душе. Проблема познания.........................................................134

3.2. Человек и мир......................................................................................142

3.3. Проблема авторства.............................................................................152

Заключение.................................................................................................169

Приложение. Письмо Мелетия Смотрицкого Адаму Хрептовичу..............................174

Словарь терминов.........................................................................................179

Список использованной литературы.................................................................181

2

ВВЕДЕНИЕ

Актуальность темы диссертационного исследования.

Принимая во внимание специфику географического региона, культурно-исторического ареала («Западная Русь» включает в себя частично территорию современной Белоруссии, Украины, Польши), следует отметить, что изучение наследия мыслителей-книжников второй половины XVI - первой половины XVII веков является значимой для философского самоопределения нескольких восточнославянского культур. В настоящее время в указанных странах велик интерес к периоду, который называют белорусским, украинским Возрождением. Западнорусская книжность и её философские тенденции, с одной стороны, обусловили развитие украинской и белорусской философии, а с другой стороны, стали важнейшим источником развития русской философии второй половины XVII - XVIII вв. Усиливающийся подъём национального самосознания приводит к повышенному интересу к проблеме культурно-религиозной идентичности, становление которой относят к XVI-XVII вв.; он означает и стремление найти самобытные восточнославянские корни философских и протофилософских идей, выработанных в указанную эпоху. Это вступает в противоречие с утверждением Г.В. Флоровского о латинской псевдоморфозе православной мысли в XVII в., об «острой романизации православия»1. Важно найти адекватные интерпретационные модели, сохранив баланс между интересами национальных идентичностей, фактом культурных заимствований с Запада и вненациональным философским содержанием западнорусской книжности.

Обращение к философско-богословской проблематике в западнорусской книжности XVI-XVII вв. позволяет показать своеобразие рассматриваемого периода, заключающееся в том, что он, с одной стороны, выступает завершением предшествующей древнерусской интеллектуальной традиции, с другой стороны, вследствие сочетания балканского (второго южнославянского) и польского влияний, закладывает основы иной философской парадигмы. Философско-богословская мысль XVI-XVII вв. обусловила предпосылки перехода к идеологии просветительского европеизма, базирующегося на примате светского знания. Данный период демонстрирует многообразие перспектив, открывающихся для дальнейшего развития отечественной философии, отнюдь не сводящихся исключительно к догматической православной воцерковленности. Анализ западнорусской философско-богословской мысли проводится не только на уровне проблемы взаимоотношений с Западом, но и на уровне определения её форм и специфики, что важно в контексте выявления

1 Флоровский Г.П., прот. Пути русского богословия. Минск: Издательство Белорусского Экзархата, 2006. С. 47.

качественного своеобразия восточнославянского философского процесса, не обусловленного в полной мере ни отдельным инославно-иноземным влиянием (Ренессанса, гуманизма и др.), ни комплексом влияний (византийского, второго южнославянского, реформаци-онного, контрреформационного). Поликонфессионализм Западной Руси второй половины XVI в., а также усвоение особого герменевтического дискурса, проявившееся в полисемантизме философско-богословской мысли, способствовали усилению разномыслия, вольнодумия, позволявших критически сопоставлять догматические положения и философские воззрения.

Особое значение в контексте исследуемой темы имеет анализ традиции экзегезы, сформированной в рамках риторики. Данный анализ позволяет показать, что риторический дискурс имеет отношение к определённой форме рациональности, не сводимой к всеобщей математизации знания, что, в свою очередь, позволяет разграничить логическую

и риторическую рациональность. Последняя имеет особое значение в контексте поиска

2

перспектив развития т.н. «коммуникативнои рациональности» .

Степень разработанности проблемы.

Идейное наследие западнорусской мысли ХУ1-ХУН вв. привлекало внимание многих отечественных и зарубежных исследователей. Дореволюционная российская историография обращалась к характеристике полемической литературы Западной Руси, к исследованию иноконфессионального (кальвинистского, социнианского) влияния на развитие интеллектуальной культуры на западнорусских землях, исходя из приоритета православного миропонимания3. Подобный подход по-своему реинтерпретировался и в советских исследованиях: при некоторых модификациях, движение православных деятелей ставро-пигиальных братств (Виленского, Львовского) в советских исследованиях связывалось с национально-освободительной борьбой, соответственно, в скрытой форме сохранялось деление на «положительные» и «отрицательные» историко-культурные явления. Значимость национально-освободительного движения православного народа Речи Посполитой против феодального гнёта позволяла позитивно оценивать православно ориентированную полемическую литературу; католическая книжность рассматривалась как реакционная.

2 Огурцов А.П. От нормативного Разума к коммуникативной рациональности // Философия науки. 2005. Вып. U.C. 54-82.

3 Голубев С. Т. Киевский митрополит Петр Могила и его сподвижники. Опыт церковно-исторического исследования. В 2-х т. Киев, 1883; Завитневич В.З. Палинодия Захарии Копыстенского и ее место в истории западнорусской полемики XVI и XVII вв. Варшава, 1883; Левицкий О. Социнианство в Польше и Юго-западной Руси // Киевская старина. Т. 2. 1882. № 4-6; Плисс В.Я. Исторический очерк проникновения и распространения реформации в Литве и Западной Руси // Христианское чтение. 1914. Февраль; Харлампо-вич К.В. Малороссийское влияние на великорусскую церковную жизнь. Т.1. Казань, 1914.

Зачастую гиперболизировались рационалистические и материалистические элементы воззрений западнорусских авторов, преувеличивалась их антицерковность.

Многие из имеющихся работ представляют собой либо биобиблиографические исследования, либо затрагивают какой-либо конкретный период в жизни книжника (например, переход М. Смотрицкого в унию) в связи с его религиозными воззрениями. Существуют также работы, посвященные отдельно филологическим, богословским воззрениям западнорусских авторов.

Проблемой является и конфессионалистски-идеологизированный подход при анализе творчества западнорусских мыслителей, что препятствует вычленению философских идей в пользу утверждения бинарных схем истинности-неистинности, правоверия-ереси. Возможно, отсутствие специально философских исследований, посвященных западнорусской книжности, связано с доминирующими представлениями о растворённости философии в религии и невозможности вычленения специально философского аспекта в культурном процессе на русских и западнорусских землях до конца XVII в.

Проблемы, поставленные в работах советских отечественных и зарубежных историков философии, религиоведов, культурологов, историков, литературоведов и филологов, касаются влияния иноконфессиональных факторов на развитие философской мысли. Особое внимание уделялось проблемам влияния идей Реформации и гуманизма на западнорусскую мысль4. Анализируется такое явление, как «окцидентализация»5 (сл.) (протестантского и католического типов) православной церкви и, шире, православного национального сознания. В то же время, есть работы, в которых роль западного влияния переосмысливается не столько в критическом плане, сколько в позитивном плане выдвижения восточнохристианской интеллектуальной альтернативы. Указывается положительная роль аристотелизма в развитии философской мысли Западной Руси6.

4 Исторические традиции философской культуры народов СССР и современность: Сб. науч. тр. / АН УССР, Ин-т философии; [Редкол.: В.И. Шинкарук (пред.) и др.]. - Киев: Наукова думка, 1984; 1стор1я фшософй" на УкраТш. В 3-х т. Т. 1. Фшософ1я доби феодализму. Под ред. В.М. Жчик и др. - К.: Наукова думка, 1987; Литвинов В.Д. Ренесансний гумашзм в УкраТт (1деТ гумашзму епохи Вщродження в украТнськш фшософИ' XV - початку XVII столггь): Автореф. дис. на соиск. учен. степ, д.филос.н.: Спец. 09.00.11 /Литвинов Воло-димир Дмитрович; HAH УкраТни, 1н-т фшософй' ¡м. Г.С. Сковороди. - К., 2003; Подок-шин С.А. Философская и общественно-политическая мысль эпохи Возрождения в Белоруссии: Автореф. дис. на соиск. учен. степ, д-ра филос. наук: (09.00.03) / Белорус, гос. ун-т им. В.И. Ленина. Минск, 1985; Харитонов B.C. 1ван Вишеньский i розвиток щей европейського гумашзму // Л1тературна спадщина КиТвськоТ Pyci i укра'шська лггература XVI-XVIII ст. К.: Наукова думка, 1981. С. 196-222.

5 Карташев A.B. История Русской Церкви. Т. 2. М., 2000. С.78.

6 Чернышёва JJ.A. Латиноязычная традиция в культуре белорусского барокко // Белороссика: книговедение, источники, библиография. Сб. статей. Мн., 1980. С. 68-80; Чернышёва Л.А. Схоластический аристотелизм периода контрреформации в Белоруссии и Литве: Автореф. дис. на соиск. учен. степ. к. филос. н. М., 1982; Шмонин Д.В. В тени Ренессанса: вторая схоластика в Испании. СПб., 2006. С. 31.

5

Интерес к ренессансно-гуманистнческой мысли был связан со вниманием к процессам роста национального самосознания украинского и белорусского народов, поскольку именно там, в западнорусском периоде XVI в., усматривали истоки национально-культурной традиции. После распада СССР акцент с изучения общих проблем взаимовлияний был перенесен в область исследования становления национального самосознания, проблем этно-национальной и конфессиональной идентичности, процессы нациогенеза7.

Отдельную группу материалов составляют факсимильные издания, перепечатки и переводы первоисточников. Помимо многочисленных изданий XIX в. («Архив Юго-Западной России») следует более подробно остановиться на изданиях ХХ-начала XXI в. Д. Фрик издал факсимильно практически весь корпус работ М. Смотрицкого, а также английский перевод, Г. Роте - Библию С. Будного 1572 г., X. Трунте - «Перло многоценное» К. Транквиллиона, А. Горбач - грамматику М. Смотрицкого, Е. Кузьминова - грамматики Л. Зизания и М. Смотрицкого, К данному списку можно добавить перепечатки отдельных предисловий, комментариев и частей произведений, осуществлённые, например, Г. Мерчингом, JI. Щуцким. Опубликование и введение в научный оборот рукописей, переиздание источников, что свидетельствует о том, что, начиная с середины XX в. (в том числе и благодаря действиям учёных из украинской диаспоры), философская проблематика в Западной Руси привлекает всё большее внимание европейских и американских исследователей, о чём свидетельствуют работы М.М. Соловия, О. Горбача, X. Голдблатта . Особую роль следует отвести работам Д.А. Фрика, который отказывается от конфессио-налистского подхода, пытаясь анализировать наследие западнорусских мыслителей, следуя микороисторическому подходу9.

Симону Будному посвящены монографические исследования и статьи Я. Каменецкого (J. Kamieniecki), С. Кота (St. Кот), Г. Мерчинга (Н. Merczyng), 3. Петжика (Z. Pietrzyk), В.Я. Плисса, С.А. Подокшина, С. Фляйшманна (St. Fleischmann), Д. Фрика (D. Frick)10; Стефану Зизанию - А. Беляновского, О. Горбача, А.М. Старовойта,11; Меле-

7 Краток П.М. Особливоеп взаемовпливу нацюнальноТ та конфесшноТ свщомосгп в украТнськш сусшльнш думщ XVI - першо'1 половини XVII ст.: Автореф. дис. на соиск. учен. степ, д.фшос.н.: Спец. 09.00.11 / Кра-люк Петро Михайлович; Нац. акад. наук УкраТн. 1н-т фиюсоф. ¡м. Г.С. Сковороди. КиТв, 1998.

8 Goldblatt Н. Notes on the text of Ivan Vyshens'kyj's Epistle to the Renegade bishops II Harvard Ukrainian Studies. 1994. Vol. XVIII. № 1/2. P. 47-75.

9 Frick D.A. Meletij Smotryc'kyj. Cambridge, Massachusets, 1995; Frick D.A. Polish Sacred Philology in the Reformation and the Counter-Reformation. Chapters in the History of the Controversies (1551-1632). University of California Publications in Modern Philology. Vol. 123.

10 Kamieniecki J. Szymon Budny - zapomniana postac polskiej reformacji. Wroclaw, 2002; Kot St. Szymon Budny. Der Größte Häretiker Litauens im 16. Jahrhundert II Wiener Archiv für Geschichte des Slawentums und Osteneuropas. 1956. Bd. II. P. 63-118; Merczyng H. Szymon Budny jako krytyk tekstöw biblijnych. Krakow, 1913; Парэцш Я.1. Сымон Будны. Мн., 1975; Порецкий Я.И. Симон Будный - передовой белорусский мыслитель XVI в. Мн., 1961; Fleischmann St. Szymon Budny. Ein theologisches Portrait des polnisch-weißrussischen Humanisten und Unitariers (ca. 1530-1593). Köln, Weimar, Wien, 2006; Frick D.A. Polish Sacred Philology in the Refor-

тию Смотрицкому - Т. Грабовского (Т. ОгаЬошзЫ), В.Г. Короткого, В.В. Нимчука, Е.С. Прокошиной, Д. Фрика12; Лаврентию Зизанию - М.Б. Ботвинника, М. Возняка, В.В. Нимчука, Д. Фрика13; Кириллу Транквиллиону-Ставровецкому - А.П.Голубцова, М. Кучиньской (М. Кисгупзка), С.И. Маслова, X. Трунте (Н. Тгагйе)14 и др.

Отметим, что при анализе творчества западнорусских мыслителей получили освещение их антропологические, натурфилософские, этические, социальные воззрения. В то же время, отсутствует формулировка интегрированного методологического подхода, который, с одной стороны, отражал бы антиномизм самой западнорусской фило-софско-богословской мысли, а с другой, служил бы адекватным исследовательским инструментом при трактовке целокупности указанных воззрений. Таким содержательно-методологическим инструментом выступает экзегеза.

Литературу, посвященную проблеме экзегезы, можно подразделить на работы, посвященные общей теории экзегезы (как светских, так и церковных авторов - Л.А. Зан-дера, Й. Ратцингера, митрополита Антония (Храповицкого)), так и исследования, концентрирующиеся вокруг экзегетической проблематики в конкретный исторический период.

Роль экзегезы возрождается в богословии. Об этом свидетельствует, в частности, фундаментальный труд «Иисус из Назарета»'5 кардинала Ратцингера (папы Бенедикта XVI), в котором экзегетируются важнейшие христологические проблемы. Ратцингер восстанавливает статус экзегезы в католическом богословии.

mation and the Counter-Reformation. Chapters in the History of the Controversies (1551-1632). University of California Publications in Modern Philology. Vol. 123.

11 Беляновский А. Стефан Зизаний. Почаев, 1887; Горбач О. Чи копия частини невщнайденого катихизму Степана Зизашя? // Bohoslovia. Romae, 1948. Vol. 48. Книга 1-4. P. 43-58; Старовойт О.М. Стефан Зизанш. Льв1в, 1996.

12 Grabowski Т. Ostatnie lata Melecyusza Smotryckiego. Lwow, 1916; Короткий В.Г. Творческий путь Мелетия Смотрицкого. Мн., 1987; Прокошина Е.С. Мелетий Смотрицкий. Мн., 1966; Sabol S.S. De Meletio Smotryckyj, polemista anticatholico. Excerpta ex Dissertatione ad Lauream in Facultate Theologica. Romae, 1951; Frick D.A. Collected works of Meletij Smotryc'kyj. Cambridge, Massachusetts, 1987; Frick D.A. Meletij Smotryc'kyj. Cambridge, Massachusets, 1995; Frick D.A. The 'Jevanhelije ucytelnoje of Meletij Smotryc'kyj. Cambridge, Mass., 1987; Яременко П.К. Мелетш Смотрицькш. Життя i творчють. К., 1986.

13 Ботвинник М.Б. Лаврентий Зизаний. Мн., 1973; Возняк М. Граматика Лавреття Зизашя з 1596 р. // Записки Наукового Товариства iM. Т. Шевченка. 1911. Т.