автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.06
диссертация на тему: Освоение человеком Тихоокеанских побережий на рубеже плейстоцена и голоцена

Полный текст автореферата диссертации по теме "Освоение человеком Тихоокеанских побережий на рубеже плейстоцена и голоцена"

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК СИБИРСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ ИНСТИТУТ АРХЕОЛОГИИ И ЭТНОГРАФИИ

На правах рукописи

Табарев Андрей Владимирович

ОСВОЕНИЕ ЧЕЛОВЕКОМ ТИХООКЕАНСКИХ ПОБЕРЕЖИЙ НА РУБЕЖЕ ПЛЕЙСТОЦЕНА И ГОЛОЦЕНА

07.00.06 - археология

Диссертация в виде научного доклада на соискание ученой степени доктора исторических наук

Новосибирск - 2004

Официальные оппоненты: доктор исторических наук, чл.-корр. РАН, Арутюнов Сергей Александрович доктор исторических наук Холюшкин Юрий Павлович доктор географических наук Чеха Виталий Петрович

Ведущая организация: Дальневосточный государственный университет, г. Владивосток

Защита состоится 11 мая 2004 г. в 13 часов на заседании диссертационного совета Д 003.006.01 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора исторических наук при Институте археологии и этнографии СО РАН (630090, Новосибирск-90, пр. Лаврентьева, 17).

С диссертацией в виде научного доклада можно ознакомиться в библиотеке Института археологии и этнографии СО РАН

Диссертация в виде научного доклада разослана « » апреля 2004 г.

Ученый секретарь (—-

диссертационного совета доктор исторических наук

С В. Маркин

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТ, ПРЕДСТАВЛЕННЫХ К ЗАЩИТЕ

Тихоокеанский бассейн - самая крупная акватория Земного шара (166 241 000 кв. км), по площади, превосходящая площадь всей суши. Она включает все климатические пояса от арктического до антарктического. Тихоокеанские побережья по своей протяженности (135 663 км) более чем в 3 раза превосходят длину экватора и проходят через все природные зоны. Исключительно богаты и разнообразны флора и фауна тихоокеанских побережий. Плотность зоопланктона в большинстве прибрежных районов превышает 200 мг на куб. м, а в ряде случаев достигает 500 мг на куб. м. Вдоль тихоокеанских побережий сосредоточены самые продуктивные районы рыболовства и морского промысла. Широчайшим диапазоном отличается набор органических и минеральных ресурсов. В тихоокеанском регионе сосредоточены основные источники вулканического стекла (обсидиана), сыгравшего важную роль в возникновении и эволюции сложных технологий изготовления орудий и предметов декоративного творчества. Уникальные природно-климатические условия региона предопределили богатство и многогранность форм взаимоотношений человека и окружающей среды с самого начала заселения тихоокеанского бассейна. В рамках заселения уже в начале позднего палеолита начинается и процесс освоения (эволюция эффективных систем природопользования) территорий прибрежного и островного мира.

Несмотря на естественные широтно-климатические различия, наложившие отпечаток на развитие, динамику и своеобразие древних культур, в период финального плейстоцена —раннего голоцена в рамках региона фиксируются определенные закономерности культурогенеза, связанные с ориентацией на морские и прибрежные ресурсы, сезонными колебаниями размеров биомассы и распределением источников приоритетных материалов для производства орудий. Именно в период финального плейстоцена — раннего голоцена на фоне завершения заселения тихоокеанских побережий и ритмичного изменения климата формируются основы приморской адаптации.

Актуальность темы. Актуальность исследования определяется: (1) целесообразностью обобщения археологических материалов по всем культурам тихоокеанских побережий финального плейстоцена - раннего голоцена; (2) отсутствием в отечественной историографии сводных и специальных работ по целому ряду районов тихоокеанского бассейна (Северная и Южная Америка, Южная Пасифика); (3) возможностью выхода на принципиально новый уровень анализа и интерпретации закономерностей и особенностей генезиса и эволюции в тихоокеанском бассейне высокопродуктивных и стабильных моделей приморской экономики, основанных на гибкой и многопрофильной эксплуатации акватических ресурсов. Следует также подчеркнуть исключительный интерес специалистов стран тихоокеанского региона к диалогу и обмену информацией, выработке понятийного аппарата и эквивалентных критериев в описании и характеристике культур с приморской <

Цели и задачи исследования. Основные цели настоящего исследования -(1) обобщить и проанализировать археологические данные по всем районам тихоокеанских побережий в период финального плейстоцена - раннего голоцена; (2) продемонстрировать, что, несмотря на определенные локальные различия, именно в этот период все культуры региона развиваются в рамках сходных сценариев и моделей перехода от охотничье-собирательского типа экономики к гибким системам природопользования, основанных на полуоседлом образе жизни и интенсивной эксплуатации ресурсов океана; (3) обосновать приоритетность технологических параметров в возможностях палеоэкономи-ческих реконструкций и корреляционных построений.

Реализация данных целей может быть осуществлена при решении следующих исследовательских задач:

- произвести краткий историографический обзор отечественной литературы, посвященной проблематике финального плейстоцена- раннего голоцена в тихоокеанском регионе;

- выделить в качестве исследовательской процедуры в рамках региона группу культурно-археологических зон;

- ввести в научный оборот археологические материалы по периоду финального плейстоцена - раннего голоцена, накопленные в отечественной и зарубежной археологии по памятникам тихоокеанских побережий за последние 10-15 лет;

- использовать в рамках технологического анализа возможности экспериментального метода для реконструкции различных техник расщепления сырья и изготовления орудий, характерных для древних культур тихоокеанского региона на рубеже плейстоцена и голоцена;

- проиллюстрировать на примере обсидиана роль высококачественного сырья в развитии технологии, предложить понятие «обсидианового пояса Паси-фики»

- показать на примере интенсивного лососевого рыболовства роль морских ресурсов в эволюции специализированных орудийных наборов и генезисе специфических социальных структур;

- охарактеризовать имеющиеся в культурах тихоокеанских побережий свидетельства существования ритуально-обрядовой практики (предметы искусства и декоративного творчества, погребальные комплексы).

Территориальные рамки исследования. Основная географическая единица-тихоокеанский регион подразделяется в докладе на несколько крупных культурно-археологических зон - дальневосточную, северотихоокеанскую, североамериканскую, южноамериканскую, южнотихоокеанскую и хоабиньскую -внутри которых выделяются географические районы и территории. В тексте доклада нами в равной степени используются понятия «тихоокеанские побережья», «тихоокеанский бассейн» и «тихоокеанский регион».

Хронологические рамки исследования. Основные хронологические рамки в целом определяются рубежом плейстоцена и голоцена и в ходе рассмотрения

конкретных территорий и культурно-археологических зон соответствуют интервалу 15 — 7 тыс. лет назад (финальный плейстоцен - ранний голоцен). В случаях, определенных логикой повествования, мы касаемся событий и материалов, выходящих за указанные рамки. При этом мы придерживаемся периодизаций и хронологических схем, разработанных специалистами для каждой из зон на основе особенностей развития древних культур.

Методика исследований. При выборе методики исследования автор руководствовался имеющимися теоретическими и научно-практическими разработками российских и зарубежных специалистов (А.П. Окладников, А.П. Дере-вянко, С.А. Арутюнов, В.А. Башилов, Д.Л. Бродянский, Р.С. Васильевский, В.Е. Ларичев, R. Ackerman, P. Bellwood, R. Carlson, J. Dixon, J.M. Erlandson, W. Fitzhugh, J.B. Richardson, D. Sandweiss) в различных областях археологии тихоокеанского региона. Особое место при характеристике параметров и корреляции древних культур тихоокеанских побережий занимают культурно-исторический, сравнительно-исторический, этно-археологический, статистический, сравнительно-морфологический, технико-типологический и экспериментальный методы. В ряде случаев автором использованы приемы и методы, применяемые в биологии (описание повадок животных), психологии (мотивация, поведенческие характеристики), педагогике, материаловедении.

Научная новизна. Впервые в отечественной и мировой практике делается попытка обобщить данные по всем культурам тихоокеанских побережий в пределах финального плейстоцена - раннего голоцена с учетом технологических, экономических и ритуально-обрядовых характеристик. Ранее сравнительный анализ использовался лишь для сопредельных территорий (Дальний Восток - Тихоокеанский Север, Северо-Западное побережье - Калифорния - южноамериканское побережье, Аляска - Северо-Западное побережье, Юго-Восточная Азия - Южная Пасифика) или в более широком формате (например, Северная Европа -Северо-Западное побережье - Япония).

В научный оборот вводятся материалы датированных археологических комплексов на территории Дальнего Востока (полевые и лабораторные исследования автора) и привлекается обширная информация по ряду районов тихоокеанского бассейна (Северо-Западное побережье Северной Америки, Южная Америка) (коллекции и публикации), имеющих принципиальное значение для формирования концепции адаптации человека в природно-климатической обстановке плейстоцено-голоценового рубежа.

Впервые в экспериментальных условиях воспроизводятся все техники расщепления сырья (пластинчатая, микропластинчатая, микропризматическая, биполярная, отщеповая) и оформления орудий (бифасиальная, унифасиальная, резцовая, шлифовка), фиксирующихся в индустриях и ансамблях тихоокеанского бассейна.

Впервые в отечественной практике подробно реконструируется система эксплуатации обсидиана в пределах отдельного района (Приморья), весь цикл

взаимоотношений «человек - обсидиан» и проиллюстрирована роль обсидиана как качественного сырья в технологии и ритуалах древних и традиционных культур тихоокеанских побережий.

В рамках анализа археологических материалов культур тихоокеанского бассейна предлагается целый ряд оригинальных терминов и понятий, используемых при характеристике технологии («обсидиановый пояс», «универсальные, специализированные и высокие технологии», «обсидиановая миграция»), образцов искусства («палеоглиптика»), региональных корреляциях («тихоокеанская матрица»).

Практическая значимость. Результаты исследовании могут найти эффективное применение при написании обобщающих работ по тихоокеанской археологии и технологическим реконструкциям, при подготовке современных учебных и учебно-методических пособий для высшей школы, при подготовке разнообразных лекционных курсов, при проведении экспериментально-полевых школ. Технологические разработки автора использовались при оформлении музейных экспозиций в Дальневосточном госуниверситете (Владивосток) и Университете Мэйн (Ороно, США). Целый ряд узловых проблем изучения и интерпретации культур плейстоцено-голоценового рубежа исключительно перспективен для разработки в рамках междисциплинарных и международных проектов.

Источниковая база. В основу источнимовой базы исследования положены:

- материалы археологических полевых работ в Приморье и Приамурье на памятниках финального палеолита - неолита (Устиновка-1, V, Суворово-ЫУ, VI, VIII, Садовая-1-!У, Богополь-Ш-1У, Горбатка-Ш, Узкое-1-11, Малые Курукта-чи), в которых автор принимал участие в 1990-2003 гг.;

- ранее не публиковавшиеся коллекции 1950-60-х гг. по памятникам каменного века Приморья (Рудная Пристань (Тетюхе), Моряк-Рыболов (Пхусун), Гладкая-1, Горелая Сопка и др.);

- коллекции каменных артефактов по прибрежным памятникам районов Аляс -ки, Британской Колумбии, Калифорнии, Эквадора, Перу, Чили, хранящиеся в музеях и университетах США и Канады;

- данные по серии экспериментов, проводившихся автором в 1994-2002 гг. в лабораторных и полевых условиях с целью реконструкции основных техник расщепления сырья и оформления орудий, характерных для индустрии плей-стоцено-голоценового рубежа;

- печатные и рукописные отчеты и архивные материалы о проведении археологических исследований памятников и изучении коллекций (Дальний Восток, Северо-Западное побережье, Калифорния, Эквадор, Перу, Чили);

- ряд лекционных курсов, прослушанных автором в университетах США, а также активный диалог и консультации с ведущими специалистами, руководителями крупных проектов и экспедиционных исследований в тихоокеанском бассейне;

- этнографические материалы по большой группе аборигенных культур Дальнего Востока, а также Северной и Южной Америки (музеи Владивостока, American Museum of Natural History (Smithsonian), Peabody Museum, Hudson Museum);

- материалы, опубликованные в обширной археологической литературе на английском, французском, испанском, португальском и японском языках. При этом акцент делался на работы последних 10-7 лет, которые содержат малоизвестную отечественным специалистам информацию.

Этапы исследований в разное время поддерживались российскими (РГНФ, ФЦП «Интеграция») и зарубежными (Fulbright, IREX, ACTR, FERCO, FAMSI, Dumbarton Oaks Library) фондами.

Апробация работы. Основные положения исследований изложены автором в 73 публикациях, в том числе в 4 монографиях и в докладах, представленных на российских научных конференциях в Новосибирске (1996-2002), Владивостоке (1991,1994,2001-03), Красноярске (1991,1992) Сыктывкаре (1999), Тюмени (1999), Улан-Удэ (1999), Уссурийске (1992); а также на международных форумах за рубежом - конференции по происхождению керамики на Дальнем Востоке (Сен-дай, Япония, 1995), ежегодной конференции Чакмоол (Калгари, Канада, 1998), Северо-восточной конференции андеанистов (Питтсбург, США, 2002), Всемирном археологическом конгрессе (Вашингтон, США, 2003), ежегодной конференции Общества американской археологии (SAA) (1997,2000,2002,2004). Многие сюжеты исследования нашли свое отражение в серии спецкурсов, подготовленных и прочитанных автором в отечественных вузах: «Первоначальное заселение Нового Света» (НГУ, 1998), «Древняя Мезоамерика» (НГУ, 2000), «Североамериканские индейцы» (НГТТУ, 2000), «Технология сенсаций» (НГУ, 2002), «История и культура доколумбовой Америки» (НГПУ, 2003-04), «Антропология права» (НГАЭиУ, 2004), а также за рубежом: «Ранние этапы приморской адаптации на Дальнем Востоке России» (Университет Саймон Фрэзер, Канада, 1995), «Археология Сибири и Дальнего Востока» (Университет Вайоминг, США, 1997), «Каменный век Дальнего Востока России» (Йельский Университет, США). Во время работы автора в США (1994-95, 1997,2001-2002, 2003) им было также подготовлено около 20 презентаций в университетах штатов Калифорния, Кентакки, Колорадо, Коннектикут, Мэйн, Небраска, Нью-Мексико. Занятия по экспериментальному расщеплению камня и обсидиана проводились автором со студентами в рамках Дальневосточной полевой археологической школы (Приморье, 1997-2000) и в практическом курсе «Lithic Technology» в Университете Мэйн (США, 2001-02).

Структура доклада. Доклад состоит из вводной части, в которой сформулированы основные цели и задачи исследования, показана их актуальность, практическая значимость и новизна, определены хронологические и территориальные рамки, источниковая база и формы апробации; шести основных разделов, посвященных различным аспектам изучения финальноплейстоценовых - ран-неголоценовых культур тихоокеанских побережий; а также заключения, в кото-

ром излагаются основные выводы доклада и списка публикаций автора на русском и иностранном языках.

РАЗДЕЛ 1. ТИХООКЕАНСКАЯ АРХЕОЛОГИЯ

Тихоокеанскую археологию можно в полной мере рассматривать как самостоятельное направление в отечественной археологической науке. Традиции глубокого и всестороннего анализа этнографических и археологических материалов, оригинальных гипотез и концепций, широких культурно-исторических корреляций и комплексного изучения самобытных культур тихоокеанского бассейна восходят к работам русских путешественников, естествоиспытателей и ученых XIX - начала XX вв. Они определялись и определяются принципиальным значением тихоокеанского региона в истории, экономике и внешней политике России.

Этапы освоения человеком Пасифики изначально рассматривались в контексте общих проблем антропогенеза и происхождения Homo sapiens, открытия и первоначального заселения Австралии и Американского континента, происхождения разнообразных форм присваивающей и производящей экономики, генезиса ранних форм государственности, мифологии и искусства народов, населяющих регион. Многие статьи и монографические исследования являются классикой жанра и имеют мировое значение. Библиография работ, посвященных различным вопросам археологии, истории, этнографии и физической антропологии тихоокеанского бассейна обширна и сама по себе может быть предметом отдельного исследования.

1.1. Проблемы изучения памятников финального плейстоцена - раннего голоцена в отечественной историографии 1950-х - 1980-х гг. Археологические материалы финального плейстоцена - раннего голоцена впервые стали предметом специальных публикаций отечественных исследователей по мере интенсификации археологических работ в тихоокеанских районах Дальнего Востока России (Приморье, Приамурье), крайнего Северо-востока (Приохотье, Камчатка, Чукотка) в 1950-60-х гг. XX века, а также в связи с накоплением информации о материалах сопредельных территорий Северной Америки, Японии, Кореи и Китая [Воробьев, 1953, 1957; Диков, 1960; Окладников, 1959]. К этому же времени относятся и первые публикации о «мезолите» (хоабиньской культуре) Юго-Восточной Азии и культуре австралийских аборигенов [Борисковский, 1966; Кабо, 1969]. Начинают формироваться концепции о технологическом уровне дальневосточных культур плейстоцено-голоценового рубежа, их происхождении и взаимодействии в пределах прибрежно-островного мира. Практически параллельно с разработкой американскими археологами (М. Moseley, G. Willey) теоретических аспектов становления ранних цивилизаций и производящего хозяйства на тихоокеанском побережье Перу, а также особой роли специализированного рыболовства и морского промысла в этом процессе (Maritime Foundation of Andean Civilizations, MFAC), аналогичные суждения высказываются и в работах российских исследователей [Березкин, 1969; Масон, 1964,1968].

В самом конце 1960-х - 1970 годах выходит значительное число статей и монографий, посвященных масштабным археологическим работам российских специалистов в Приморье и Приамурье [Окладников, Деревянко, 1973, 1977], на Камчатке и Чукотке [Диков, 1977, 1979], совместным российско-американским исследованиям на Алеутских островах [Васильевский, 1973; Окладников, Васильевский, 1976], палеолиту и неолиту Кореи [Ларичев, 1976, Бутин, 1979], истории изучения каменного века Азии [Ларичев, 1969-72]. Появляются первые учебные пособия по каменному веку Дальнего Востока [Деревянко, 1975; Бродянский, 1977]. На основании анализа культур Северной Пасифики Р.С. Васильевским была предложена система культурных моделей, основанных на использовании природных ресурсов. Система предусматривала пять видов адаптации древних культур - континентальный, видоизмененный континентальный, континентально-приморский, приморский и видоизмененный приморский. Начало освоения морских ресурсов в этой схеме определялось возрастом не менее 10 000 л.н. [Васильевский, Голубев, 1976]. В эти же годы В. А. Башиловым начата разработка проблемы особенностей «неолитической революции» в Перу [Башилов, 1972,1974,1979], продолжилась, начатая еще в 1960-х гг. И.П. Ларичевой, серия публикаций о древних культурах Северной Америки и проблемах первоначального заселения континента [Ларичева, 1970,1973,1975,1976]. Особо следует отметить значение двух крупных международных научных форумов - симпозиума «Берингийская суша и ее значение для развития голарктических флор и фаун в кайнозое» (Хабаровск, 1973), а также XIV Тихоокеанского научного конгресса (Хабаровск, 1979), способствовавших непосредственному диалогу и сотрудничеству российских и зарубежных специалистов.

Исключительно разнообразны и многочисленны публикации 1980-х годов. Среди них, в первую очередь, выделяются фундаментальные работы по каменному веку Дальнего Востока России, Японии и Кореи [Деревянко, 1983, 1984], Японии и Сахалина [Васильевский, Лавров, Чан Су Бу, 1982; Лавров, 1984]. С 1980 г. началась история единственного на сегодняшний день тематического издания по археологии и древней истории тихоокеанского бассейна - сборников «Тихоокеанская археология» (под редакцией Д.Л. Бродянского) За четверть века на его страницах были опубликованы результаты интереснейших полевых исследований, теоретические разработки и аналитические обзоры, очерки по искусству и мифологии. В числе наиболее значимых для проблематики финального плейстоцена - раннего голоцена - статьи по палеолиту тихоокеанского бассейна [Дере-вянко, 1985], каменному веку Аляски [Кузнецов, 1988], палеолиту Австралии [Бо-рисковский, 1996], учебное пособие по дальневосточной археологии [Бродянс-кий, 1987]. Заслуживает упоминания также и широкий спектр докладов, представленных на международном симпозиуме «Стратиграфия и корреляция четвертичных отложений Азии и тихоокеанского региона» (Находка, 1988).

1.2. Современное состояние и перспективные направления исследований. В последние 10-15 лет спектр и тематика исследований значительно расширились.

Наряду с дальнейшей разработкой проблем культур финального палеолита, начального и раннего неолита в пределах территорий Российского Дальнего Востока и Северо-Востока, Японии и Кореи [Деревянко, Медведев, 1992-95; Бродянс-кий, 2002; Василевский, 2003; Васильевский, Крупянко, Табарев, 1997; Дьяков, 2000, Кирьяк, 2002, Кононенко и др., 2003; Кузнецов, 1992,1997; Палеолит Центральной и Восточной Азии, 1994; Слободин, 1999 и др.] появился ряд работ, посвященных финальноплейстоценовым - раннеголоценовым ансамблям Алеутских островов, Аляски и западных районов Северной Америки [Васильев, 2003, Воробей, 2002, Слободин, 2000,2001,2003], реконструкциям палеосреды и радиоуглеродному датированию памятников плейстоцено-голоценового рубежа [Вер-ховская, 1993, Верховская и др. 1992; Кузьмин, 1994,2000,2003]. Многие аспекты данной проблематики нашли свое отражение в диссертационных работах [Василевский, 2003; Дьяков, 1999; Крупянко, 1997; Кузнецов, 1997, Слободин, 1994]. Целый ряд интересных конференций с публикацией тезисов и докладов российских и зарубежных специалистов прошел в научных центрах Российского Дальнего Востока. Среди них: «Мосты науки между Северной Америкой и Российским Дальним Востоком» (Владивосток, 1994) «Поздний палеолит - ранний неолит Восточной Азии и Северной Америки» (Владивосток, 1994), международная конференция к 100-летию Джезуповской северо-тихоокеанской экспедиции (Владивосток, 1998), «Пластинчатые и микропластинчатые индустрии в Азии и Америке» (Владивосток, 2002), «Диковские чтения» (Магадан, 2002,2003), конференция, посвященная 95-летию со дня рождения А.П.Окладникова (Владивосток, 2003) и др. Заметно возросло количество публикаций отечественных специалистов в зарубежных периодических изданиях и сборниках статей [например, American Beginnings, 1996; Derevianko, 1988; Dyakov, 1997; Kononenko, 1997, Kuznetsov, 1996; Shevkomud, 1997; Slobodin, 1999; Vasilievskii, 1998 и др.]. В них освящаются новые археологические материалы, обсуждаются проблемы анализа каменного инвентаря, вопросы взаимовлияния различных культур и индустрии, прослеживаются наиболее ранние следы приморской адаптации, реконструируются аспекты социально-экономического характера, произведения искусства и свидетельства ритуально-обрядовой практики. Несомненным достижением отечественной историографии следует признать плодотворную полемику по ряду принципиальных теоретических положений (например, дискуссия о выделении «мезолита» на Дальнем Востоке) и постоянное выдвижение оригинальных и смелых гипотез об уровне хозяйственно-экономического развития древних культур (гипотеза об «аквакулыуре», гипотеза о раннем возникновении водного транспорта и др.) [Бродянский, 1987,2003; Бродянский, Раков, 1986,1996].Немалое число совместных публикаций последних лет является результатом сотрудничества российских археологов с коллегами из США, Канады, Японии, Кореи, Китая, Австралии, Новой Зеландии, и других стран тихоокеанского региона, а также их участия в крупных международных симпозиумах и конференциях за рубежом. В археологии эпохи камня тихоокеанское направление, безусловно, является од-

ним из наиболее динамично развивающихся и перспективных. Налицо существенный сдвиг от дискриптивно-информационного уровня к уровню реконструкций и интерпретаций.

Вместе с тем, вне поля зрения отечественных исследователей все еще остаются многие районы и территории тихоокеанских побережий и культуры, развивавшиеся на них в пределах финального плейстоцена - раннего голоцена. За исключением переводной статьи Р. Карлсона о памятнике Наму в Британской Колумбии [Карлсон, 1983], практически нет публикаций по ключевым культурам Северо-Западного побережья и Калифорнии; после докторской диссертации В .А Башилова, посвященной «неолитической революции» в Центральных Андах [Башилов, 1998], не появилось ни одной значительной публикации по другим районам Перу; совершенно неизвестными для отечественных специалистов остаются территории побережий Эквадора и Чили; схематично освещены последние данные о характере заселения Австралии и островного мира Южной Пасифики (Меланезии, Полинезии); фрагментарной остается информация о культурах плейстоцено-голоценового рубежа в тихоокеанских районах Юго-Восточной Азии. Остро ощущается отсутствие обзорных и обобщающих работ как по отдельным районам и территориям, так и по целым культурно-археологическим зонам (например, Североамериканской, Южноамериканской, Южнотихоокеанской), специальных исследований по каменным индустриям, ранней керамике, погребальным комплексам и искусству.

РАЗДЕЛ 2. КУЛЬТУРНО-АРХЕОЛОГИЧЕСКИЕ ЗОНЫ ТИХООКЕАНСКИХ ПОБЕРЕЖИЙ

Проблема географического подразделения или районирования - одна из наиболее сложных в археологии при работе с крупными регионами. Возможность использования различного набора критериев для подразделения, а также неравномерность в изученности и климатические различия определяют и подвижность границ выделяемых географических единиц. В наших исследованиях мы использовали 6 крупных подразделений, определяемых как культурно-археологические зоны - дальневосточную, северотихоокеанскую, североамериканскую, южноамериканскую, южнотихоокеанскую и хоабиньскую Их выделение произведено на основе своеобразных природно-климатических условий и общих чертах в развитии древних социумов на рубеже плейстоцена и голоцена. Естественно, что ни одна из этих зон не являлась закрытой, между культурами происходил систематический технологический обмен, фактор влияния и взаимовлияния играл важную роль в возникновении и эволюции систем природопользования.

2.1. Дальневосточная зона. Включает в себя несколько самостоятельных географических районов. В пределах отечественной территории (на Юге Дальнего Востока России) выделяются 3 района - Нижний Амур, Приморье и Сахалин. В последние 10-12 лет во всех из них производились широкомасштабные архео-

логические исследования, которые позволили получить не только богатейший археологический материал, но и более 40 радиоуглеродных дат с финальноп-лейстоценовым - раннеголоценовым возрастом [Кузьмин, и др., 1998, Кузьмин, 2003]. На Нижнем Амуре по нескольким группам памятников убедительно документирована и описана осиповская культура, которую на основании дат (13 000 - 9 500 л.н.) и ранним свидетельствам керамического производства рассматривают как начальнонеолитическую [Деревянко, Медведев, 1992-95; Медведев, 1995; Лапшина, 1999;Шевкомуд, 1998].

В прибрежных районах Приморья в бассейне р. Зеркальная интенсивно изучались памятники устиновской группы. Полученные радиоуглеродные даты уд-ревняют начало эксплуатации комплекса природных ресурсов бассейна в финальном палеолите до 16 000- 15 000 л.н. [Васильевский, Крупянко, Табарев, 1997; Крупянко, Табарев, 2001], а также предварительно обозначить время появления в прибрежном районе первой ранненеолитической керамики (9 300 л.н. по комплексу Устиновки-Ш) [Кононенко и др., 2003]. В последнее время появились перспективы заполнения интервала в полторы тысячи лет между устиновскими памятниками и памятниками руднинской культуры, а также убедительные свидетельства сосуществования нескольких культур в раннем неолите Приморья.

Исследования памятника Огоньки-5 в 1990-х годах на Сахалине кардинально изменили ранее существовавшие представления [Васильевский, Голубев, 1976; Голубев, Лавров, 1988] о культуре финальнопалеолитической эпохи и времени формирования экономики, ориентированной на сезонные морские ресурсы (в том числе и на добычу лосося). Сегодняшняя периодизация предусматривает выделение нескольких последовательных этапов в развитии каменной индустрии в рамках Сахалино-Хоккайдского полуострова_[Василевский, 2003]. Сахалинские материалы хорошо вписываются во второй - четвертый этапы этой периодизации (22 000 -13 000 л.н.) и подтверждаются серией наиболее древних для всей территории юга Дальнего Востока России дат (19 440±120; 19380± 190; 19320±145; 18 920±150; 17860±120л.н.).

Наиболее изучен и обеспечен датировками в пределах дальневосточной зоны Японский архипелаг, Согласно принятой на сегодня археологической периодизации временной интервал финального плейстоцена - раннего голоцена совпадает с финальной стадией (этапом, периодом) палеолита (16 000 - 13 000 л.н.), а также первоначальным (Incipient) (13 000-10 000 л.н.) и начальным (Initial) (10 000 - 7 000 л.н.) этапами дземона [Matsui, 1996; Ikawa-Smith, 2004]. Несмотря на то, что наиболее ранняя дата, полученная по раковинным кучам на стоянке Нацушима, не древнее 9 500 л.н., морской промысел, собирательство моллюсков и добыча нерестовой рыбы существовали уже в верхнем палеолите 15 000 -13 000 л.н..

На Корейском полуострове в отдельный период выделяется поздний палеолит, а неолит определяется как последующая эпоха с условным подразделением на ранний (7100 - 4600 л.н.), средний и поздний. Продатированные памятники с

палеолитическим (финалъноплейстоценовым) возрастом и ранненеолитические (раннеголоценовые) для прибрежных районов немногочисленны. Исключение составляют материалы комплексов Кульпори, Сопхохан и Нонгпори в Северной части Корейского полуострова, а также памятники Хавагири (14 000 - 10 000 л.н. по облику инвентаря), Саннодэ До, нижние (бескерамические) горизонты Ёкчи До, ранние даты по памятнику Осанни (12 000+50; 7 120+700; 7050±120 л.н.) в южной части полуострова и памятник Косанни на острове Чеджу (по предварительным оценкам -10 000 - 8 000 л.н.) [Nelson, 1993,2003; Cheju, 1998]. Несмотря на хронологический разрыв между палеолитом и ранним неолитом можно с уверенностью утверждать, что систематическое использование ресурсов моря (в первую очередь, моллюсков) практиковалось уже около 10 000-8 000 л.н.

2.2. Северотихоокеанская зона. Также состоит из нескольких крупных территорий - прибрежных районов Приохотья, Камчатки, Чукотки и Аляски, а также Алеутских островов. Информация о событиях финальноплейстоценово-го-раннеголоценого периода в прибрежной части Приохотья, достаточно скромная. Пока самым древним и единственным свидетельством выхода человека из континентальных районов к побережью является стоянка Уптар [Слободан, 1999], имеющая дату 8 260+330 л.н. Комплекс многослойных стоянок в районе Ушковского озера на Камчатке, несмотря на дискуссионность дат 7-го слоя (14 300+200 и 13 600+250 л.н.), на сегодняшний день - наиболее яркий ансамбль, документирующий эволюцию материальной культуры и экономики, связанной с сезонным промыслом нерестовой рыбы на рубеже плейстоцена и голоцена 11 000 - 8 500 л.н. [Диков, 1977, 1979]. Других, обеспеченных датами памятников этого интервала на побережье или в бассейнах рек, связанных с морем на Камчатке не выделено.

На Чукотке (в южной и восточной частях полуострова) Н.Н. Диковым описаны по меньшей мере 10 местонахождений с палеолитическим возрастом и характерным материалом, среди которых Курупка-I, Ульхум, Чаатамье-I и др. К более поздней эпохе им отнесены материалы комплекса Путурак в 15 км от побережья Берингова моря, включающего микропризматическую технику получения пластинок и унифасиально обработанные орудия. Памятники типа Челькун-IV и Аччен представляют раннеголоценовую индустрию сум-нагинского типа с единственной радиоуглеродной датой по стоянке Челькун-IV 8 150+450 л.н. [Диков, 1993]. Какие-либо выводы о промысловой специфике всех названных местонахождений возможны лишь после их детального стационарного изучения.

Алеутские острова и прилегающие к ним акватории были освоены древним человеком, по меньшей мере, в самом начале голоцена. Об этом, в первую очередь, свидетельствуют материалы комплекса Анангула (Blade Site), который исследовался серией американских и международных экспедиций с конца 1930-х до середины 1970-х годов. Яркая индустрия, содержащая в своем арсенале развитую технику получения пластин и пластинчатых заготовок, находит анало-

гии в комплексах Северо-Восточной Азии и Аляски. По большой серии радиоуглеродных датировок период ее существования определяется в пределах 8 750 -8 250 л.н.^шг, 1976].

В пределах Аляски и Северо-Западного побережья при типологизации орудийных наборов различных памятников специалисты используют термины «традиция» и «комплекс». Как правило, в основе выделения той или иной традиции лежат, в первую очередь, технологические, а также хронологические и территориальные параметры. На Аляске к комплексам относят комплекс Ненана (Nenana Complex) (11 600 -10 000 л.н.) и комплекс Денали (The Denali Complex) (10 500 -8 000 л.н.), а к традициям - американскую палеоарктическую традицию (American Paleoarctic Tradition) (10 500 - 8 000 л.н.), микропластинчатую традицию (Microblade Tradition, The Northwest Coast Microblade Tradition или Maritime Paleoarctic Tradition) (9 000 - 8 500 л.н.) и северную палеоиндейскую традицию (Northern Paleoindian Tradition) (10 500 - 8 500 л.н.).

2.3. Североамериканская зона. Состоит из двух крупных районов - СевероЗападного побережья и Калифорнии. Северо-Западное побережье включает в себя тихоокеанскую полосу от южных районов Аляски, Британскую Колумбию, западные районы штатов Вашингтон и Орегон. На сегодняшний день наиболее древние археологические материалы на Северо-Западном побережье принадлежат к традиции галечных орудий (Pebble Tool Tradition, отдельными авторами также именуемая как Foliate Biface Tradition или Old Cordilleran Tradition), предшествующей микропластинчатому компоненту и связанной, возможно, происхождением с комплексами континентальной Аляски [Carlson, 1996,1998]. В инструментальном наборе - галечные орудия, листовидные бифасы, каплевидные бифасы (близкие к "Chindadn points"), ножи, скребки и скребла. Самая древняя дата- 10 300 л.н. - получена по единственному артефакту из кости (49-РЕТ-408, On-Your-Knees Cave), затем следует большая серия дат в интервале 9900 - 8000 л.н. (нижние слои Milliken, Bear Cove, Namu, TsinniTsinni, Richardson Island, Kilgii Gvvaay, Ground Hog Bay) [Mitchell, Pokotylo, 1996; Carlson, 1996; Hobler; 1995; Dixon, 1999; Fedje et al., 2001] Возможный путь на побережье проходил через юконский коридор, открывшийся около 11 000 л.н. в интервале между отступлением ледников и образованием больших талых озер. Стоянки On-Your-Knees Cave и Ground Hog Bay, расположенные на выходе из этого коридора, по радиоуглеродным датам действительно чуть старше памятников, известных южнее по побережью Британской Колумбии. Кроме традиции галечных орудий на Северо-Западном побережье в финальном плейстоцене - раннем голоцене зафиксированы находки, относимые к традиции наконечников с желобком (Fluted Point Tradition), традиции плано (Piano Tradition), микропластинчатая традиции (Microblade Tradition) и традиции черешковых наконечников (Intermontane Stemmed Point Tradition).

В прибрежных районах Калифорнии практически нет финальноплейстоце-новьгх памятников с документированной стратиграфией. Значительное количе-

ство находок наконечников с желобком (кловис, фолсом) или с черешком и их фрагментов происходят из поверхностных сборов или разрушенных контекстов. Что касается раннеголоценовых памятников, то в последнее время наиболее перспективные находки сделаны в гротах на островах Сан-Клементе и Сан-Ми-гуэль (Channel Islands) (Daisy Cave, Cave of the Chimneys). Для Daisy Cave существует большая серия в промежутке между 9 700 и 8 000 л.н. и убедительные доказательства активного морского промысла (рыболовства). Памятник Cave of Chimneys, согласно датам, демонстрирует несколько более поздний контекст — 8 000 - 7 000 л.н. [Erlandson et al., 2001]. Оригинальную индустрию (сочетание грубых галечных и ретушированных орудий) демонстрирует памятник Cross Creek Site, слои которого по раковинам датируются 9 900-9340 л.н. [Jones et al., 2002]. В районах центрально калифорнийского и южнокалифорнийского побережья (на расстоянии до 35 км от океана) насчитывается более 40 памятников с возрастом 8 500 - 7 000 л.н. Большая часть из них также сопровождается остатками раковинных куч. Среди наиболее ранних - Duncans Point Cave с датами 8 620+420 и 8 210+10 л.н. [Jones, 1992; Schwaderer, 1992].

2.4. Южноамериканская зона. Протянулась вдоль тихоокеанского побережья от Эквадора до южных районов Чили (Огненная Земля). Согласно принятой специалистами периодизации финальный плейстоцен - ранний голоцен соответствует раннедокерамическому (11 500 - 8 000 л.н.) и началу среднедокера-мического (8 000 - 5 000 л.н.) периодов. Для территорий южной части перуанского побережья и северной части чилийского также используются понятия ран-неархаического (10 000 - 8 000 л.н.) и среднеархаического (8 000 - 6 000 л.н.) периодов. Древнейшие материалы, свидетельствующие об эксплуатации прибрежных ресурсов на территории современного Эквадора, получены по материалам памятников культуры Las Vegas на полуострове Санта-Элена. На сегодняшний день известно около 30 местонахождений, из которых лишь малая часть подвергалась стационарным археологическим исследованиям [Stothert, 1988, 1998, 1999,2001]. Наибольшей информативностью отличается памятник OGSE-80, который помимо элементов «базового лагеря» содержит уникалыгую серию из 192 захоронений индивидуального, парного, группового и ритуального характера. Культура подразделяется на три этапа: Pre Las Vegas (11-10 000 л.н. с наиболее ранней датой 10 840+410 л.н.), Early Las Vegas (10-8 000 л.н.) и Late Las Vegas (8-6 000 л.н.). Органические остатки свидетельствуют об активном прибрежном рыболовстве, охоте на мелких наземных млекопитающих и зачатках культивации растении. Каменный инструментарий культуры состоит из орудий одноразового пользования на отщепах из местного галечного сырья, расщепление - бессистемное, ретушь фрагментарная и нерегулярная. Унифасиально или бифасиально обработанных орудий не зафиксировано. Вместе с тем, по нашим наблюдениям, по морфологическим и метрическим характеристикам можно выделить несколько категорий орудий, связанных с конкретной областью промыслов.

Успехи в обнаружении ранних памятников на территории Перу связаны с практическим подтверждением т.н. «гипотезы Ричардсона». Американский специалист Дж. Б. Ричардсон (University ofPittsburgh) предположил, что наиболее удачными могут оказаться поиски не в центральной части перуанского побережья, где океанский шельф пологий, а в северной и южной частях побережья, где шельфовая полоса узкая и после нее следует уровень с большими глубинами. Именно в таких участках трансгрессия уровня океана могла в меньшей степени затронуть прибрежные памятники финальноплейстоценового - раннеголоце-нового возраста. На северо-западе Перу наиболее ранние даты (11 200+115 и 9 960+80 л.н.) получены при исследовании памятников группы Amotape, содержащих помимо каменных артефактов с унифасиальной обработкой и фаунис-тических свидетельств охоты многочисленные остатки моллюсков [Richardson, 1992].Традиции Amotape прослеживаются и в более позднем комплексе Siches (8 000 - 5 000 л.н.). Южнее по побережью локализовано несколько местонахождений, объединяемых по характерным двусторонне обработанным черешковым наконечникам и бифасиальным орудиям в комплекс Paijan. На местонахождениях, находящихся на расстоянии от 14 до 35 км от современной береговой линии, морская фауна составляет до 90% всех органических остатков (напр., местонахождения Ascope (8 810 л.н.) Pampa de los Fosiles (десять дат в диапазоне 10 380 - 8 260 л.н.) [Richardson, 1998]). Наибольший интерес на сегодняшний день вызывают материалы серии памятников в южной части перуанского побережья. Памятник Quebrada Jaguay (в 2 км от берега) имеет 12 радиоуглеродных дат, древнейшие из которых располагаются в диапазоне 11 150-9 850 л.н. Фауни-стические остатки на 96,5% представлены различными видами моллюсков и рыб, в том числе и мелкими, добыча которых невозможна без специальных сетей [Sandweiss et al., 1998]. Каменный инвентарь раннего комплекса немногочислен, но разнообразен. Включает несколько фрагментов мелких наконечников с двусторонней обработкой, концевые скребки, мелкие пилки, провертки, ножи на галечных отщепах, несколько ножей на бифасиальных заготовках (8-10 см длиной). Дебитаж представлен чешуйками и мелкими отщепами, характерными для операций подправки и подживления орудий. Следов первичного расщепления практически не зафиксировано. Анализ обсидиановых отщепов и обломков орудий указывает на источник, расположенный в 130 км от памятника. Другой комплекс в этом же районе - Ring Site (также около 2 км от берега океана) - огромная раковинная куча (26 м в диаметре и до 8 м мощностью) свидетельствует об активном использовании прибрежных ресурсов, начиная с 10 570 л.н. [Sandweiss et al., 1989]. В 20 км от него недавно начаты раскопки памятника Quebrada Tacahuay (10 770 -10 750 л.н.) - сезонной стоянки со специализацией на добыче водоплавающих птиц [De France et al., 2001]. Целая серия ранних местонахождений, перспективных для стационарных исследований, описаны для долины р. Камана [Malpass et al., 2001]. Все они содержат остатки морской фауны. На самом крайнем юге перуанского побережья французски-

ми археологами ведется изучение памятника Quebrada de los Burros. В период 9 820 - 6 110 л.н. здесь существовал сезонный лагерь рыболовов и охотников на морских млекопитающих, дополнявших свой рацион продуктами собирательства и наземной охотой на мелких млекопитающих. В орудийном наборе четко прослеживается техника изготовления бифасиально обработанных разделочных ножей, инструменты из кости и раковин (крючки, наконечники острог) [Lavallee et al., 1999]. Уже для самого начала среднего докерамического периодов известно несколько крупных памятников, которые определяются археологами как поселки (villages). Наиболее известным и изученным на сегодняшний день раннеголоценовым памятником является памятник Paloma, где были исследованы 42 жилищные конструкции и более 250 погребений. Поселок существовал в промежутке 7 700 - 5 000 л.н. Эксплуатация прибрежных ресурсов была настолько активной, что многие погребения имеют признаки изменений и заболеваний костей и суставов, возникающих от долгого пребывания в соленой воде (ежедневный многочасовой промысел на мелководье) [Quilter, 1989].

Для прибрежных районов Чили следует, в первую очередь, упомянуть памятник Tiliviche 1в (9 130 - 7 850 л.н.), где фаунистические остатки, несмотря на достаточную удаленность от моря (около 40 км), на 58% состоят из морских особей. Комплекс Quebrada de las Conchas (9 680 - 9 400 л.н.), расположенный непосредственно на берегу, был полностью ориентирован на морские ресурсы. Периодически посещали прибрежную зону и обитатели стоянки Monte Verde (около 30 км от океана), в контексте которой, по данным авторов раскопок обнаружены морские водоросли [Dill ehay, 1997]. Эта находка дает пока древнейшую для всего Западного полушария дату (около 12 000 л.н.) использования человеком продуктов океана [Richardson, 1998]. Серия местонахождений с обломками и фрагментами крупных наконечников, изученных зачистками и небольшими шурфами, зафиксирована на север и юг от Monte Verde. Стратиграфическая ситуация и морфометрические характеристики находок позволяют предварительно датировать местонахождения Nochaco и Pilmaiquen в диапазоне 10 500 - 10 000 л.н., Rio Bueno - 10 5000 - 9 500 л.н. и Salto Chico - около 12 000 л.н. [Dillehay, 1997]. На центральном и южном побережье Чили выделены несколько комплексов, связанных с крупными раковинными кучами и следами рыболовства и охоты (Huentelauquen Complex, Carcamo Complex, Curaumilla Complex), возраст которых определяется в пределах раннего голоцена (8 790 - 6 150 л.н.) [Llagostera, 1977, 1979, 1992]. Особое место занимают материалы культуры Chinchorro (северное побережье Чили), ярким маркером которой является мумификация. Последние датировки показывают, что традиция мумификации сохранялась на протяжении 6 тыс. лет (наиболее ранняя дата 9 020+255 л.н. по памятнику Acha 2 Tl) [Arriaza, 1993, 1995]. Носители культуры вели активную добычу морских ресурсов (рыболовные крючки, остроги, инструменты из камня и раковин). Находки, свидетельствующие об освоении человеком прибрежных районов, известны и на самом крайнем юге Южной Америке, в районе Магелланова пролива. Три больших

пещеры (Mylodon Cave. Cueva Del Medio, Cueva 1 del Lago Sofia) содержат остатки плейстоценовой фауны и следы пребывания человека в промежутке 12 000 -8 000 л.н.[LavaИee, 1995]. Известные еще с 1930-х годов раскопки Дж. Бёрда в гротах Fell's Cave и Pali Aike и проведенное позднее радиоуглеродное датирование палеофауны и угля позволили выстроить пятиэтапную последовательность развития индустрии (Magellan Industry) (11 000 -10 000 л.н., 10 000 - 8 500 л.н., 8 500 -6 500 л.н., 6 500 - 700 л.н., 700 - по наст. время)[Вш1,1951; Bruhns, 1994; Lavallee, 1995]. Для самого раннего этапа характерны т.н. наконечники в виде «рыбьего хвоста» (fish tail points), известные также в Патагонии и далеко на севере континента (обсидиановая индустрия El Inga в Эквадоре) и связываемые с первой волной заселения южноамериканского континента.

2.5. Южнотихоокеанская зона. Включает в себя Полинезию, Меланезию, восточное побережье Папуа Новой Гвинеи, Австралии, Тасманию и Новую Зеландию. В течение всего финального плейстоцена Новая Гвинея и Тасмания составляли с Австралией единое целое. Последние данные свидетельствуют о начале заселения этой территории около 60 000 - 50 000 л.н. (Malakunanja, Nauwalabila -57 000 - 55 000 л.н. по TL; Fraser Cave, Bluff Cave, ORS7 - 34 000 л.н. по С14), Соломоновых островов, Новой Ирландии и Архипелага Бисмарка - в районе 35 000 л.н. (Matenkupkum, Balof 2, Panakiwuk) [Fredericksen, 1997; Thome et al., 1999, Gillespie, 2002]. Около 20 000 л.н. уже фиксируется систематическое распространение обсидиана от источников. Динамика изменения береговой линии Австралии в финальном плейстоцене и раннем голоцене была весьма активной, в связи с чем, большинство памятников этого времени находятся под водой. Наиболее древние следы человека на северо-восточном побережье (раковинные кучи) датируются не ранее 10 000 - 9 000 л.н. На юго-восточном побережье в районе Канберры и Сиднея, а также на Тасмании еще с 1970-х годов известны комплексы, отдельные слои или компоненты которых имеют финальноплейстоценовые - ран-неголоценовые даты (Басе Пойнт - от 17 000 до 3 500 л.н., пещера Клогтс - от 18 000 до8 500 л.н.) [Flood, 1983;Борисковский, 1996]. Граница палеолита и неолита (мезолита) для прибрежных районов весьма условна и технологически определяется лишь в общих чертах. Памятники палеолита континентальной Австралии свидетельствует о существовании в интервале 25 000 - 11 000 л.н. многочисленных индустрии и технологий обработки камня, включающих раннее появление шлифованных деревообрабатывающих орудий, разнообразных скребел и скребков, ножей и скобелей, а также наличие в арсенале обитателей зеленого континента техники геометрических микролитов на пластинках [Kamminga, Mulvaney, 1999].

2.6. Хоабиньская зона. Особенностью этой зоны является ее расположение на границе двух крупных акваторий (Индийского и Тихого океанов) и раннего взаимодействия различных культурных векторов. Как правило, рассматривается в рамках индо-тихоокеанской археологии (Indo-Pacific Archaeology). В настоящее время фиксируется по распространению Хоабиньского (The Hoabinhian) техно-комплекса в пределах Юго-Восточной Азии - от Бирмы до Вьетнама и от Южно-

го Китая до Суматры. По площади примерно равна территории Европы. Первоначально классифицировалась археологами как « Хоабиньская культура». Хронологические рамки определяются по-разному - 25 000 - 5 000 л.н., 20 000 -5 000 л.н., 13 000 - 7 000 л.н., однако большинство специалистов чаще всего относят ее к «протонеолиту» или «мезолиту» (11 000 - 7 500 л.н.) [Борисковский, 1966, 1988]. Стратиграфически на ряде объектов располагается между позднепалеоли-тической культурой шонви и неолитической бакшонской культурой. Со времени исследований М. Колани в первой половине XX в. [Colani, 1926-32,1934-41 ], которая первой пыталась предложить схему эволюции каменной индустрии, нет единого мнения о принципах подразделения «культуры» на этапы. В 1993-94 тт. на конференции, посвященной 60-тилетию выделения «хоабиньской культуры» высказывались мнения о существовании в ее рамках более чем 20 различных разновременных и локальных «индустрии».

С достаточной долей определенности можно констатировать следующее: с рубежа 20 000 л.н. в указанном районе фиксируются местонахождения с каменной индустрией, состоящей из орудий, выполненных в галечной технике (в основном, тесловидно-скребловидные орудия, несколько типов топоров, ножевидные изделия); начиная с 13 000 л.н., выделяются два основных типа памятников -в пещерах (гротах) (Вьетнам, Лаос, Малакка) и приуроченные к речным и морским побережьям (скопления раковин и раковинные кучи) (Суматра, Калимантан); в начале голоцена или на рубеже плейстоцена и голоцена появляется керамика (cord-marked pottery) и первые свидетельства о доместикации растений [Glover, 1980; The Cambridge History of Southeast Asia, 1999].

При существенных различиях в каменных индустриях региона во всех зонах тихоокеанских побережий на рубеже плейстоцена и голоцена происходят однонаправленные изменения - исчезают или редуцируются техники, связанные с изготовлением охотничьего инвентаря и совершенствуются приемы производства специализированных инструментов. Для дальневосточной (Приморье, Приамурье, Сахалин, Япония) и северотихоокеанской (Камчатка, Чукотка, Аляска) зон характерно угасание микропластинчатой (микроклиновидной) и резцовой техник, для южноамериканской - исчезновение палеоиндейских наконечников для охоты на крупных наземных млекопитающих (типа Fishtail и Ayampitin). В орудийных наборах рубежа плейстоцена-голоцена гораздо больше сходных черт, чем в позднеплейстоценовых. Например, листовидные ножи-бифасы раннеголо-ценовых памятников Приморья (Устиновка-Ш, Моряк-Рыболов, Рудная Пристань и Чертовы Ворота) аналогичны изделиям в комплексах Quebrada de los Burros (Перу) и орудиям второго этапа Fell's Cave (Magellan Industry, Чили). Судя по памятникам южноамериканской зоны в начале раннего голоцена значительно большую роль начинают играть орудия из органических материалов - рыболовные крючки, остроги, гарпуны, сети. За внешним «упрощением» облика каменных индустрии стоит процесс выработки специа1изированного инвентаря для ловли и разделки продуктов морского промысла.

РАЗДЕЛ 3. ГЕНЕЗИС И ЭВОЛЮЦИЯ ХОЗЯЙСТВЕННО-ЭКОНОМИЧЕСКИХ СТРУКТУР

3.1. Проблема выделения жилищно-производственных комплексов. Активизация в использовании акватических ресурсов, расширение диапазона этих ресурсов и способов их переработки и заготовки, а также совершенствование специализированных орудийных наборов сопровождаются и соответствующими изменениями в социально-экономической структуре общества, к которым, в нашем случае, относится переход к частичной (сезонной, временной) оседлости. Одним из основных признаков этого процесса в археологических контекстах являются остатки жилищных комплексов. Проблема заключается в том, что подобные комплексы выделены далеко не для всех районов тихоокеанских побережий, а в тех районах, где они выделены, не все обладают необходимым набором диагностирующих признаков, или исследователи используют в своих интерпретациях разные наборы признаков. Проведенный налги анализ информации, имеющейся на сегодняшний день по всем культурам финального плейстоцена - раннего голоцена региона, позволяет обнаружить определенные конструктивные закономерности этих комплексов и предложить их классификацию.

В пределахДальневосточной зоны «жилища» с финальнопалеолитическим -ранненеолитическим возрастом были обнаружены в разные годы на памятниках Приморья - Установка-1 (2 жилища), Установка- III (2), Установка-1 V (4); Суворо-BO-IV (1); Приамурья - Хумми (2); Сахалина - Огоньки-V (3), Стародубское -3; Японского архипелага (только для Хоккайдо - более 50). Среди признаков, в публикациях приводятся описания котлованов, очагов, ямок от опорных частей каркасов, характерные скопления артефактов и дебитажа и даже остатки «нар» или спальных мест. Предполагаемая площадь - от 1,5 кв. м (Суворово-IV) до 50-60 кв. м (Огоньки-V) Однако анализ показывает, что ни один из этих комплексов не обладает полным набором признаков для определения его как долговременного жилищного комплекса. Практически на всех названных памятниках, по нашему мнению, можно выделить производственные комплексы, а на ряде стоянок - производственно-жилищные комплексы сезонного характера. В отсутствии органики нет пока достаточных оснований и для выделения хозяйственных комплексов (кладовых, хранилищ). Отсутствие подтверждающих органических остатков, следов перекрытий и стенок, нечеткость входов, котлованов или наземных контуров, неоднозначные прочтения стратиграфии и планиграфии, произвольный поиск этнографических аналогий - все это, к сожалению, неизбежно накладывает на все сегодняшние реконструкции печать условности.

Северотихоокеанская зона представлена двумя интереснейшими комплексами с остатками жилищных конструкций - серией стоянок на берегу Ушковско-го озера и стоянкой Анангула. Н.Н.Диков указывал на существенные различия между жилищами выделенных им «раннеушковской» (10 жилищ) и «позднеуш-ковской» (более 40 жилищ) культур. Для раннего этапа (VII слой) характерны крупные наземные (сдвоенные) жилища площадью от 40 до 100 кв. м и более

мелкие (несдвоенные). Для позднего этапа (VI слой) выделяется три типа-углуб-ленные в землю на 30-50 см (грибовидные в плане) с коридором площадью до 4048 кв. м; наземные без коридора площадью от 8 до 12 кв. м с круглыми очажными выкладками; наземные без выкладок с несколькими очагами при площади от 40 до 140 кв. м. Жилища позднего периода явно разновременные и могут относиться к нескольким периодам обитания [Диков, 1977,1979,1993].

На памятнике Анангула в ходе раскопок 1960-70-х годов были зафиксированы 6 углублений (3 раскопаны полностью), трактованных авторами исследований как остатки жилищ типа полуземлянок с выходом через крышу (по этнографическим аналогиям). Площадь жилищ около 15-17 кв.м. Сохранились также следы от очажных линз и ямок, которые могли использоваться для хранения продуктов или утвари [American Beginnings, 1996]. Каждое из «жилищ» имеет радиоуглеродные даты: первое - 8 027 и 5 552 л.н.; второе - 8 106 л.н.; третье -8 302,7 390 и 5 163 л.н.; четвертое -8 415 л.н.; пятое- 8 724 и 8 539 л.н.; шестое-8 297 л.н. [Aigner, 1976]. Некоторая противоречивость дат оставляет место для скепсиса и по поводу самого выделения «жилищ».

В Североамериканской зоне (побережье Аляски, Северо-западное побережье, Калифорния) убедительных объектов с характеристиками жилищных или производственно-жилищных комплексов пока не выделено. На многих стоянках. упоминаются очаги или следы от кострищ, но нет информации о сопровождении их остатками каких-либо конструкций [Carlson, 1996; Dixon, 1999].

Исключительно интересна и, в то же время пока мало используема отечественными специалистами информация по Южноамериканской зоне (тихоокеанское побережье Эквадора, Перу и Чили). В Эквадоре на памятнике 0GSE-80 (культура Las Vegas) зафиксированы и подробно описаны несколько комплексов жилищного и ритуального характера. Комплекс 63 - интерпретируется как остатки легкого наземного жилища площадью 2,7 кв. м с погребением взрослой женщины сразу под уровнем пола. Комплекс датируется возрастом 9 500 - 8 800 л.н. [Stothert, 1985; Stothert, Malpass, 1992]. Еще три более молодых по возрасту комплекса (25А, 25В, 34) (около 6800 л.н.) - крупные вторичные погребения и отдельные части скелетов, перенесенные в конструкции типа описанного выше. Площадь конструкций от 2,2 до 4, 75 кв. м.

В Перу известно значительное количество находок древних жилищных конструкций. Комплекс в гроте Tres Ventanas Cave 1 (р. Чилка) описан как округлое жилище 1,5 - 2 м в диаметре и датирован в промежутке 10 080 и 8 190 л.н. (погребение ребенка в том же комплексе датируется старше 10 000 л.н.), а аналогичный комплекс в расположенном недалеко гроте Quiche - 9 990 л.н. [Engel, 1970, 1984]. В описаниях многолетних разведок, проведенных Ф.-А Энжелем приводятся скупые сообщения о находках и целых поселений: например, поселение 14A-VI-96 (дата около 8 880 л.н.) со следами округлых в плане жилищ диаметром около 5-6 м, сгруппированных вокруг более крупного «дома»; три поселения в Chilca Quebrada и одно в Lurin Valley с небольшими жилищами

(2,5 м в диаметре) и возрастом по радиоуглероду 9 700 - 7 020 л.н. Недалеко от упомянутых местонахождений находится и наиболее известное и изученное поселение Paloraa, где были зафиксированы около 400 жилищ [Quilter, 1989]. Более 40 из них раскопаны. Наиболее раньше постройки, реконструируемые как округлые в плане жилища с плоской крышей и площадью пола 10-10,9 кв. м, датируются возрастом 7 050 л.н. и ранее. В них просматриваются различные «зоны» или отсеки, система двух специализированных очагов, ветровые заслоны. Хорошо документированы следы от жилищ в разновременных слоях памятника Quebrada Jaguay на южном побережье Перу. В пределах раннего комплекса (сектор 2, возраст 10 800 -10 500 л.н.), удалось проследить серию расположенных полукольцом углублений, которая была предварительно интерпретирована как остатки легкого наземного укрытия. В секторе 1 в горизонте с датами 8 050 - 7 500 л.н. были найдены остатки неглубокого котлована диаметром 5 м со следами очага в центре [Sandweiss et al., 1998, Sandweiss et al., 1999].

В Чили наиболее древние следы жилищных конструкций приводятся Т. Диллэ-хеем по многолетним раскопкам на памятнике Monte Verde [Dillehay, 1984, 1985, 1989]. Автор описывает остатки 11 или 12 наземных конструкций подпрямоуголь-ной формы на деревянных каркасах площадью от 9 до 16 кв. м, которые покрывались шкурами плейстоценовых животных. В восточной части этого небольшого поселка им также выделено еще одно отдельно расположенное жилище (размерами 3 X 3, 9 м), интерпретированное по органическим остаткам как «жилище лекаря». Большая серия дат по органике и углю подразделяется специалистами на две группы - традиционного палеоиндейского возраста (11 800 - 10 000 л.н.) и более древние (13 000 - 12 000 л.н.). По поводу древних существует длительная полемика, и единого мнения о возрасте и инситности памятника пока нет. Все раннеголоценовые местонахождения со следами жилищных конструкций в Чили расположены в прибрежной части между 17 и 27 градусами южной широты. Наиболее раннее местонахождение — Tiliviche I - датируется серией радиоуглеродных дат в интервале 9 130 - 7 850 л.н. Авторами раскопок приводятся краткие описания округлых в плане жилищ с неглубокими котлованами (углублениями) и крышей на шестах [Nunez, 1983]. 58% всех фаунистических остатков на памятнике определены как океанские.

К сожалению, в нашем распоряжении практически нет данных о находках с характеристиками жилищных конструкций в Южнотихоокеанской и Хоабипь-ской зонах. Ряд исследователей полагает, что в реконструкциях жилищ финаль-ноплейстоценового - раннеголоценового времени для этих районов могут с успехом быть использованы многочисленные этнографические материалы по реликтовым племенам и группам (в частности, для хоабиньской культуры данные по охотникам-собирателям Tasaday).

3.2. Модельные реконструкции приморской системы хозяйства. Ни в одной из культурно-археологических зон тихоокеанского бассейна процесс перехода к приморской системе хозяйства не реконструирован в деталях. Речь может идти о

модельныхреконструкциях, учитывающих объективные преимущества в использовании приморской биомассы и комплекс археологических и палеогеографических данных.

Самым ярким представителем богатейшей биомассы северной части Тихого океана является лосось (Oncorhynchus), шесть видов которого нерестятся в реках и ручьях азиатской части (Корея, Приморье, Сахалин, Приохотье, Камчатка, Чукотка, Японский архипелаг) и пять (за исключением симы - Oncorhynchus masou) на американской (Аляска, Северо-Западное побережье, Калифорния). Лососевое рыболовство фиксируется в трех из шести культурно-археологических зон -дальневосточной, северотихоокеанской и североамериканской. Примечателен в этой связи и исключительно удачный опыт разведения лосося в прибрежных районах Чили. Через 2, 3 или 4 года обитания в океане лососи возвращаются на место рождения, и после икрометания погибают.

Хозяйство, ориентированное на промысел лосося, имеет ряд принципиальных преимуществ перед хозяйством охотничьего типа. Данный тезис, как правило, положительно воспринимается отечественными специалистами, но не расшифровывается. Вместе с тем даже простое перечисление этих преимуществ позволяет выйти на принципиально важные основы для палеоэкономических и палеосоциальных реконструкций. Их можно условно свести к 10 пунктам:

- лососевый промысел отличается от охотничьего, скотоводческого или земледельческого высокой степенью прогнозируемости, предсказуемости и гаран-тированности получения продукта [Testart, 1982];

- проходная рыба является легкодобываемым продуктом, конструкции ловушек просты и эффективны, инструменты для обработки рыбы стандартны и легко воспроизводимы в рамках простых технологий изготовления ретушированных или шлифованных орудий [Drucker, 1965; Moss, Erlandson, 1990];

- лососевая рыба практически полностью идет в употребление (филе, икра, молоки, кожа, кости, жир), отходы от разделки поедаются собаками или лесными зверями и птицами;

- лосось используется и заготавливается в самых различных видах, легко хранится и транспортируется; многие специалисты подчеркивают, что значение лосося не столько в том, что его можно много добыть, а в том, что его можно много заготовить на зимне-весенний период [Stewart, 1977;Matsui, 1996];

- продукты из лосося обладают высоким содержанием белков, жиров и витаминов, питательны и легко усваиваются взрослым и детским организмом в отличие от продуктов охоты и земледелия;

- лосось в отличие от продуктов охоты, животноводства и земледелия является более чистым экологическим продуктом, гораздо меньше связан с риском заразных болезней и эпидемий [Rostlund, 1952];

- систематическое употребление красной рыбы исключительно положительно сказывается на таких важных моментах как продолжительность жизни, детская смертность, способность к деторождению, период жизни, в течение которого

женщина способна беременеть и рожать, сопротивляемость организма в зимний период; способствует стабилизации демографической ситуации [Testart, 1982];

- в отличие от охоты, которая в значительной степени является мужским занятиям, требует специальных навыков и времени овладения этими навыками, промысел лосося проходит при участии всех членов коллектива, навыки промысла просты и понятны, ролевые установки предполагают взаимозаменяемость и гибкость тактики [Swezey, Heizer, 1977];

- есть все основания рассматривать лососевый промысел как фактор, способствующий социальной консолидации, а впоследствии возникновению форм собственности на угодья и стратификации общества;

- процесс воспроизводства в земледелии и животноводстве требует значительных усилий; тогда как соблюдение набора простых правил добычи проходной рыбы позволяет не только сохранить, но и регулировать популяцию.

Последнее было доказано при анализе элементов «церемонии встречи первого лосося» (First Salmon Ceremony), зафиксированной у индейцев Северо-Западного побережья и Калифорнии [Teit, 1906; Gunther, 1926, 1928].

Несмотря на очевидность большинства из перечисленных преимуществ дискуссия о роли и времени начала интенсивного лососевого рыболовства в северной части Тихого океана продолжается уже более полувека. Основным аргументом скептиков является отсутствие или незначительное количество костей лосося на ранних стоянках дальневосточной, северотихоокеанской и североамериканской культурно-археологических зон. В Японии первые специальные работы по моделированию системы лососевого промысла появились еще в 1940-1960-х годах [Yamanouchi, 1947,1964,1969]. Наиболее четко система, определяющая разницу в количестве фаунистического материала на стоянках финального палеолита -начального дземона, изложена А. Мацуи [Matsui, 1996]. Он выделяет 4 типа стоянок (A-D) по сочетанию циклов добычи и переработки красной рыбы на основании анализа частей скелетов. Типы А, В и D — стоянки с неполным циклом переработки, там, где осуществлялась лишь добыча, первичная обработка (потрошение, отделение голов и хвоста) или употребление приготовленной и хранимой рыбы. Тип С представлен памятниками, где прослеживается цикл добыча -переработка - частичное употребление (в период промысла). Большая часть заготовленной рыбы перемещалась от мест добычи вглубь острова в места постоянного обитания. Таких памятников, по сравнению с типами А, В, D, гораздо меньше. В качестве классического примера - стоянка Maedakouchi (бассейн р. Тома), датированная по радиоуглероду возрастом 11 000 л.н.

Полевые исследования памятников в бассейне р. Зеркальной позволяют нам предположить, что развитие лососевого промысла сначала происходило в среднем течении рек с постепенным смещением к участкам нижнего течения и устья [Васильевский, Крупянко, Табарев, 1997].

В отличие от японской модели, объясняющей на примере разной функциональности стоянок причину неполноты фаунистического материала и характер

сезонных перемещений «берег-континент», североамериканская модель иллюстрирует связь возникновения и развития лососевого промысла с изменениями климата.

На примере Северо-Западного побережья Р. Карлсон выделяет три периода в развитии приморского типа хозяйства [Carlson. 2003]. Первый период (рубеж плейстоцена и голоцена)- период охотников на карибу (Caribou Hunters) - связан с миграциями тундровых охотников к побережью и возникновением сезонного использования морских ресурсов (прежде всего лосося) в качестве альтернативного источника. Лосось уже обитал на Северо-Западном побережье до появления человека. Фаунистические остатки в ряде районов Британской Колумбии датируются возрастом 18 000 -15 000 л.н. Второй период (раннеголоценовый)- переходный (Transitional) - определяется развитием кедровых лесов на побережье, влияние которых на чистоту и температуру верховий рек и ручьев создало условия для увеличения популяции лосося. В этот период морские продукты (рыба, ластоногие, моллюски, водоплавающие птицы) начинают составлять основу продуктов питания. В качестве примера приводится памятник Kilgii Gwai (9 230+50; 9 540+40 л.н.) с большим набором фаунистических остатков и одной из самых ранних находок наконечника гарпуна. Третий период - потребителей лосося (Salmon Eaters) - связан со временем голоценового оптимума, максимальным размером популяций лосося и завершением формирования специализированной хозяйственной системы, ориентированной на эксплуатацию нерестового феномена. Именно этим временем (6 000 — 5 000 л.н.) датируются наиболее в Британской Колумбии древние речные ловушки для рыбы. Экспансия лосося (стремительный рост популяции в благоприятных природно-климатических условиях) — наиболее важное событие в постплейстоценовый период, обеспечившее переход от мобильного к оседлому образу жизни и возникновение сложноструктурированных обществ на Северо-Западном побережье Северной Америки.

Особого внимания заслуживает южноамериканская модель. Прибрежные воды Эквадора, Перу и Чили являются одним из богатейших морских промысловых районов мира. Планктон, мелкая и крупная рыба, водоплавающие птицы, ластоногие, моллюски создают исключительный по продуктивности биоконтекст. Изучение этого контекста и особенностей археологических комплексов привело к появлению концепции становления цивилизации Анд 3-2 500 л.н. на основе приморского, а не земледельческого типа хозяйства (Maritime Foundations of Andean Civilization, MFAC) [Moseley, 1975]. Мнения специалистов разделились, часть приветствовала оригинальную концепцию и находила ее новые подтверждения, а часть (воспринявшая ее слишком буквально) активно критиковала. Практически до конца 1980-х обе стороны в качестве аргументов использовали материалы лишь Центрального побережья Перу, где сосредоточены основные памятники с ранней монументальной архитектурой, но нет памятников древнее формативного периода. Дискуссия на некоторое время отодвинула на задний план другую проблему - проблему времени возникновения приморского хозяй-

ства. Ситуация изменилась в конце 1980-х- начале 1990-х гг. В Эквадоре, на севере и юге Перу, а также в Чили были исследованы и продатированы комплексы с финальноплейстоценовым и раннеголоценовым возрастом (Las Vegas, Quebrada Jaguay, Ring Site, Quebrada Tacahuay, Quebrada de los Burros и др.). Эти комплексы содержали богатый фаунистический материал и подтвердили предположения отдельных исследователей 1950-х - 1960-х гт. о гораздо более раннем возникновении и длительной эволюции экономики приморского типа (F.-A. EngeL E. Lanning, J. Bird и другие). После статьи М. Мозли [Moseley, 1992], в которой он подвел некоторые итоги двадцатилетней дискуссии о концепции MFAC, была, в значительной степени, снята и острота полемики. Концепция MFAC воспринимается как модель перехода от комплексного типа хозяйства (с яркой приморской составляющей) к культурам с монументальной архитектурой и социальной стратификацией общества.

Что же касается ранних этапов развития рыболовства, прибрежного собирательства и охоты на морских животных, то в качестве главного критерия большинством специалистов признается появление специализированного набора орудий (рыболовных крючков из кости, раковин или иголок кактуса, наконечников гарпунов, сетей, разделочных ножей). Одна из моделей предусматривает выделение двух стадий - стадии морских собирателей (Stage of Maritime Gatherers) и стадии архаических рыболовов (Stage ofArchaic Fishermen) [Llagostera, 1992]. Критерием перехода в данном случае определялось появление рыболовного крючка с наиболее ранними датами в 7 850 л.н. (Tiliviche lb, Чили) и 7 420 л.н. (Camarones 14, Чили). Материалы комплекса Quebrada de los Burros (Перу) позволяют фиксировать появление крючка уже в самом начале голоцена - 9 820 л.н. и, возможно, ранее [ Lavallee et al., 1999]. Другие исследователи указывают на критерии продолжительности пребывания на берегу, объемов добываемого продукта, его разнообразия, на свидетельства жилищных конструкций и удревняют начало формирования сезонной переориентации континентальных охотников на морские продукты до финала плейстоцена 11 500 - 10 500 л.н. [Richardson, 1998, Sandweiss et al., 1998].

3.3. Проблема возникновения и роли водного транспорта. Проблема возникновения водного транспорта практически до конца 1970-х годов рассматривалась в контексте концепции освоения человеком акватических ресурсов на фоне стабилизации уровня мирового океана в голоцене. Отсутствие находок остатков лодок древнее 5-6 тыс. л.н. и общие представления о недостаточно высоком техническом уровне палеолитического человека обуславливали скептическое отношение к возможности плейстоценового мореходства и судостроительства. Даже первые свидетельства о заселении Австралии в районе 20 000 л.н. [Lampert, 1971] были встречены осторожно, поскольку древнейшие раковинные кучи на северовосточном побережье Австралии не датировались древнее 5-6 000 л.н., а этнографические данные по аборигенам не подтверждали существования у них водного транспорта для дальних морских путешествий и пересечения проливов.

Только за последнюю четверть века нижняя граница первоначального заселения Австралии была удревнена 4 раза. Сначала в связи с находками у озера Мунго до 34 000 л.н. [Bowler, Thome, 1976], затем до 40 000 л.н. [Groube et al., 1986], 50 000 л.н. [Roberts et al., 1990] и, наконец, до 60 000 л.н. [Thome et al., 1999]. Одновременно появились публикации о находках раковинных куч с плейстоценовым возрастом (начиная от 35 000 л.н.) на Соломоновых островах и Архипелаге Бисмарка [Allen et al., 1988,1989], заселение которых предполагалось в рамках миграции носителей лапитоидной керамики не ранее 3 500 л.н. Примечательно, что в период между 35 000 и 15 000 л. н. возрастают и расстояния путешествий. Если для достижения Новой Британии и Новой Ирландии человек преодолевал расстояния в 100 км, то для путешествия на Соломоновы острова (около 28 000 л.н.) потребовалось морское плавание протяженностью 140-175 км, а чтобы заселить острова Адмиралтейства (15 000 л.н.) пришлось плыть около 200-220 км, 60-90 км из которых были в открытом океане. Таким образом, на сегодняшний день именно южнотихоокеанская зона демонстрирует самые ранние свидетельства использования водного транспорта в тихоокеанском бассейне.

Следующие по древности следы использования водного транспорта связаны с дальневосточной зоной. Если принять во внимание серию миграций по заселению Японских островов с материка, то совершенствование около 30 000 л.н. технологии расщепления сырья, появление пластинчатой техники и рубящих орудий с подшлифовкой можно рассматривать как факторы, стимулирующие обработку древесины и эволюцию различных форм водного транспорта. Технологические факторы подтверждаются рядом антропологических материалов. Останки Homo sapiens sapiens с возрастом от 32 000 до 15 000 л.н. были зафиксированы на Окинаве и мелких островах гряды Рюкю [Matsu'ura, 1986, 1996]. Останки человека из пещеры Pinza-abu на острове Мияко найдены ниже уровня, продатированного по С14 около 26 000 л.н. Чтобы достичь этого острова со стороны Окинавы, необходимо преодолеть 75 км, а со стороны Тайваня - более 150 км. Еще боле красноречив факт транспортировки обсидиана примерно 21 000 л.н. на Хонсю с источника на острове Козу, расположенного в 50 км от побережья [Oda, 1990, Imamura, 1996].

Раннеголоценовые комплексы на острове Чеджу могли возникнуть только при использовании водного транспорта для перемещения с континентальной части Корейского полуострова [Nelson, 2003].

В 1997 г. в монографии о генезисе неолита мы выдвинули гипотезу о возникновении ранних цикличных форм оседлости на основе интенсивного рыболовства лососевых как экономической основы для культур прибрежной части Приморья. В выдвижении этой гипотезы большую роль сыграли богатейшие орудийные наборы для работы по дереву (топоры, тесла, стамески, резчики, сверла, скобели) памятников Суворово-IV и Суворово-VI. На первом из них инструментов тесловидного типа найдено на сегодняшний день больше, чем на всех памятниках бассейна р. Зеркальная вместе взятых или на любом другом финаль-

нопалеолитическом памятнике Приморья. Этот факт вкупе с уникальным положением памятника Суворово-IV на слиянии реки с двумя притоками мы сначала трактовали как свидетельство интенсивного строительства ловушек и запруд для лова лосося. В свете работ последнего цикла (1997 - 2000 гг.) мы считаем возможным предположить, что особенности инструментария могут быть также связаны с изготовлением плавательных средств (лодок, плотов) уже в рамках фипальноплейстоценового периода освоения человеком западного побережья Японского моря (16 -15 000 л.н.). Информация о водном транспорте на Дальнем Востоке в древности неуклонно накапливается и удревняется. Самые последние свидетельства тому - находки моделей лодок в археологических контекстах неолита и палеометалла Приморья [Бродянский, Крупянко, 2001; Бродянский, Раков, 2003].

Таким образом, к периоду плейстоцено-голоценового рубежа в прибрежно-островной части юго-восточной, восточной и северо-восточной Азии практически все археологические культуры демонстрируют факты наличия и использования водного транспорта. Совершенствование приемов обработки камня, появление эффектных пластинчатых, микропластинчатых техник, возникновение наборов специализированных орудий для обработки органических материалов и освоение все более широкого диапазона акватических ресурсов - все это стимулировало возникновение вводного транспорта. Цепи архипелагов и островов способствовали перемещению сырья и технологий, а также постепенному освоению новых территорий и акваторий в пределах западной части Пасифики.

Прибрежно-островной путь заселения американского континента в последние десять лет преодолел путь от гипотезы до аргументированной концепции [Gruhn, 1994;Dixon, 1993,1999;Erlandson, 1994,2000,2001; Fedje, Christensen, 1999 и др.]. Анализ данных о составе палеофауны и климатических параметрах тихоо -кеанских побережий Аляски и Северо-западного побережья (Британская Колумбия) в пределах 13 000 - 14 000 л.н. убедительно свидетельствует о том, что эти районы не только не были перекрыты ледником, но и представляли более привлекательный спектр ресурсов для обеспечения жизнедеятельности и мобильности групп азиатских переселенцев по сравнению с весьма негостеприимным Ice-free corridor (свободным ото льда коридором). В то же время окончательный вывод о приоритетах в выборе путей первоначального заселения Нового Света и использования при этом водного транспорта возможен лишь после обнаружения в прибрежной части документированных археологических комплексов, которые бычи бы древнее или одновременны комплексам Ненана или Кловис.

Имеющиеся на сегодняшний день факты о присутствии древнего человека на островах тихоокеанского севера и вдоль тихоокеанского побережья Северной Америки укладываются в рамки плейстоцено-голоценового рубежа и начала голоцена. Anangula (Алеутские острова) - около 9 000 - 8 500 л.н.; РЕТ-408 (Аляска) - 9 200 л.н.; Hidden Falls, Chuck Lake II (Аляска) - 9 000 - 8 000 л.н.; несколько местонахождений на Островах Королевы Шарлоты (Британская Колумбия) - око-

ло 9 000 л.н.; Daisy Cave (Калифорния) - 10 700 - 10 300 л.н. Все эти памятники подразумевают использование водного транспорта для достижения островов с материка или соседних островов и промысла в прибрежной зоне.

Накапливающиеся материалы по древнейшим культурам тихоокеанского побережья Южной Америки также все более аргументировано подтверждают возможность раннего возникновения и использования водного транспорта в период первоначального освоения. Культура Las Vegas в Эквадоре, по мнению ряда исследователей, могла возникнуть в результате заселения полуострова Санта-Элена с моря. Эта гипотеза объясняет отсутствие в регионе каких-либо следов человека, предшествующих горизонту Las Vegas, и яркую приморскую составляющую в экономике культуры, начиная уже с раннего этапа (10 000 — 8 000 л.н.). Анализ фаунистического материала ранних горизонтов памятника Quebrada Jaguay (11 150 - 9 850 л.н.) в Перу показывает, что в его составе присутствует значительный процент мелкой рыбы, добыча которой возможна только с помощью сетей и на определенном удалении от берега [Richardson, 1998, Sandweiss et al., 1998]. На использование лодок или плотов в морском промысле прямо указывают и исследователи памятника Quebrada de los Burros (9 820 - 6 ПО л.н.) [Lavallee et al., 1999]. В отличие от консервативной точки зрения мы рассматриваем прямые и косвенные факты существования водного транспорта с позиции того, что вода была для древнего человека не преградой, а средством перемещения и транспортировки.

ЗА. Приморская адаптация тихоокеанских культур и ее характеристики. Отечественные и зарубежные исследователи при описании процессов эволюции культур тихоокеанского бассейна достаточно часто употребляют термин «приморская адаптация» (Maritime Adaptation). При этом в публикациях в него вкладывается различное содержание. Сторонники жесткой аргументации настаивают на применении термина «приморская адаптация» к культурам не ранее 5 000 л.н. — времени стабилизации уровня мирового океана; к комплексам, насыщенным морской фауной; к индустриям с разработанным промысловым инвентарем и материальными свидетельствами существования специализированного рыболовства и охоты на морского зверя с использованием водного транспорта и в целом - к обществам со стратифицированной социальной структурой и половозрастным разделением труда. В данном случае под адаптацией понимается определенный результат развития хозяйственной системы. Вторая группа исследователей предпочитает рассматривать приморскую адаптацию как процесс формирования специфической системы хозяйства и помещает его в рамки голоцена. На международном симпозиуме 1993 г. в Гонолулу, посвященном проблемам древних культур тихоокеанского Севера приморская адаптация (в значительной степени по времени появления специализированного инвентаря) была определена как «голоценовое явление» ("International Seminar on the Origins, Development, and Spread of Prehistoric North Pacific-Bering Sea Maritime Cultures (Honolulu, 1993)" [Workman, McCartney, 1998]). Третья точ-

ка зрения, учитывающая новейшие данные археологических исследований в прибрежной Пасифике, отстаивает возникновение и формирование феномена приморской адаптации на рубеже плейстоцена и голоцена.

Разница в подходах к определению хронологических рамок приморской адаптации определяется различным уровнем информации по ранним культурам тихоокеанских побережий, степенью изученности археологии регионов, полнотой археологического и фаунистического материала, а также исходным набором критериев.

Археологические и этнографические материалы тихоокеанского региона позволяют выделять в виде исследовательской модели несколько уровней адаптивных возможностей социумов. К первому уровню относится использование ресурсов океана при необходимости, но без зависимости от них, без включения их в обязательную структуру хозяйственного цикла. Ко второму уровню относится выживание на базе прибрежных ресурсов в случаях временного истощения континентальных ресурсов и поиска альтернативных источников питания. Оба первых уровня имеют обратный механизм - изменение природной обстановки или демографической ситуации может приводить к возвращению к континентальному образу жизни и маргинализации ресурсов океана.

Третий уровень характеризуется приспособлением - выработкой эффективных форм эксплуатации разнообразных продуктов побережья и шельфовой зоны, сезонные (цикличные) перемещения к побережью по определенным маршрутам, переносом сырья и технологий из континентальных районов. В далъне-восточной, североамериканской и южноамериканской зонах такие маршруты связаны с долинами рек, впадающих в море. Этот путь более комфортен (наличие пресной воды, сырья, возможностей охоты) и позволяет быстро переходить из одной экологической ниши в другую. Ресурсы моря составляют все больший процент в потребляемой пище. Появляются первые специализированные формы орудий из органических и неорганических материалов.

Четвертый уровень определяется не только приспособлением, но и выработкой системы технологического реагирования на колебания климата, изменения ландшафта и уровня биомассы при переходе к полуоседлому или оседлому образу жизни и хозяйству, ориентированному на морские ресурсы. Диагностика этого этапа для конкретных территорий и археологических культур сопряжена с целым комплексом практических и теоретических проблем прочтения и интерпретации материала. Локализация памятников в близости от моря еще не означает, что морские ресурсы играют определяющую роль в экономике. Ранние памятники труппы Amotape в Перу найдены не ближе 15 км от современной береговой линии, но демонстрируют широкий диапазон морской фауны [Richardson, 1996, 1998]. Важным фактором, определяющим приморский характер хозяйства, является и продолжительность пребывания в прибрежных районах в рамках годового хозяйственного цикла. Охота на морского зверя является важным, но далеко не обязательным параметром ранних комп-

лексов. Отсутствие в скоплениях остатков морской фауны специализированных орудий для морского промысла (а в ряде случаем, и отсутствие морфологически выраженных орудий вообще) не является свидетельством отсутствия морского промысла как такового. С другой стороны, наличие скоплений фаунисти-ческих остатков не всегда есть очевидный факт деятельности человека. Такие скопления с успехом создаются птицами и животными [Erlandson, Moss, 2001]. Принципиальное значение имеет анализ состава фауны, позволяющий определить характер эксплуатации морских ресурсов [Matsui, 1996].

Технологическая составляющая приморской адаптации, по нашему убеждению, дополняется уже на самом раннем этапе психологической и мифологической составляющими. Отсутствие страха перед морской стихией и выходом в морское пространство, с одной стороны, и формирование комфортного, соответствующего новым хозяйственно-экономическим структурам, ритуально-мифологического пространства создают перспективу для продуктивного диалога человека и природной среды.

Исходя из вышеизложенного мы полагаем, что археологические материалы тихоокеанского бассейна позволяют зафиксировать наиболее ранние этапы приморской адаптации в дальневосточной зоне (в первую очередь, па Российском Дальнем Востоке и Японском архипелаге) уже в финальном плейстоцене около 15- 14 000л.н.. Технологическая составляющая здесь проявляется в появлении наиболее древней в мире керамики для хранения, приготовления, сортировки, измерения и транспортировки различных продуктов; в наибольшем количестве жилищно-производственных комплексов; в исключительно высоком уровне каменных индустрии; в появлении специализированных орудий для обработки дерева; в наиболее древних предметах искусства с промысловой символикой (фигурки лосося). На рубеже плейстоцена и голоцена (12-10 000 л.н.) переход к приморской адаптации фиксируется по памятникам северотихоокеанской зоны, южноамериканского побережья, островного мира южной Пасифики, в хоабиньской зоне. Чуть позднее -10 - 8 000 л.н. (возможно по причине сохранности) о развитии этого процесса красноречиво свидетельствуют материалы североамериканской зоны.

РАЗДЕЛ 4. ТЕХНОЛОГИЧЕСКИЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ ИНДУСТРИЙ. «ОБСИДИАНОВЫЙ ПОЯС ПАСИФИКИ»

4.1. Обсидиан в системе технологического анализа. В мировой практике археологических исследований изучение вулканических стекол, как правило, проводится в рамках трех основных направлений. Первое - геолого-археологическое - предусматривает всестороннюю характеристику источников сырья, создание максимально полной базы данных по химическому составу обсидиана из региональных источников и последующую идентификацию образцов вулканического стекла из археологических контекстов. К наиболее эффективным инструментальным методам физико-химического анализа относятся методы нейтрон-

но-активационного анализа (Neutron activation analysis) и метод рентгеноспект-рального флуоресцентного анализа (X-ray fluorescence analysis). Второе - технологическое - имеет своей целью анализ и реконструкцию приемов расщепления и обработки обсидиана, его места и роли в структуре древней экономики и декоративно-прикладного искусства в различных культурах и археологических эпохах.

Начатые в 1990-х гг. работы по изучению обсидиана в археологических комплексах Дальнего Востока России охватили территорию Приморья, Сахалина и, частично, Приамурья. Они позволили создать первоначальную базу данных по источникам вулканического сырья в регионе, провести серию разнообразных анализов, идентифицировать источники, использовавшиеся древним человеком в периоды финального палеолита, неолита и палеометалла, предложить несколько моделей эксплуатации обсидиана для отдельных территорий, обнаружить новые местонахождения с обсидиановыми артефактами [Вулканические стекла..., 2000; Кононенко, Клюев, 1998; Kuzmin et al., 1999]. Параллельно производилась разработка технологического направления, экспериментальная реконструкция различных техник обработки сырья и изготовления орудий (микропластинчатой, микропризматической, биполярной, резцовой, бифасиальной). Были также зафиксированы примеры декоративного и ритуального применения обсидиана, использованы данные по сопредельным районам Дальнего Востока и всего тихоокеанского бассейна [Крупянко, Табарев, 2001; Табарев, 1997, 1998,2001,2002; Tabarev, 2001]. В настоящее время оба направления продолжают успешно разрабатываться в рамках нескольких отечественных и международных исследовательских проектов.

Третье направление - моделирование направлений и конкретных маршрутов распространения сырья от источников, форм и времени, необходимого для перемещения сырья - предполагает использование комплекса данных по геологии, палеогеографии и археологии регионов, разработку и применение специальных компьютерных программ на базе ГИС-технологий. Детальный анализ особенностей палеорельефа и данных о расположении археологических памятников позволяет получить очень интересные результаты. Это направление весьма успешно и динамично разрабатывается зарубежными специалистами для районов Средиземноморья, Северной Америки, Мезоамерики и Южной Америки. Для территории Российского Дальнего Востока подобные технологии до настоящего времени не использовались.

В рамках технологического направления мы выделяем ряд тесно связанных между собой контекстов (тематических срезов).

Физический контекст - особенности расположения источников обсидиана в сочетании с такими значимыми формами рельефа, как ущелья, горы, вулканы, подземные полости, гроты и пещеры, а также физические свойства материала и характеристики сырья (цвет, прозрачность, необычайная острота сколов). Сюда же следует отнести и многолетние наблюдения древнего человека за природой извержений и формированием вулканических стекол.

Практический контекст - методы добычи сырья, его первоначальной обработки (тестирования), транспортировки, эволюция технологии обработки, возможности и виды обработки, инструменты и приспособления.

Социальный контекст - организация и репродуцирование необходимого количества мастеров, возникновение и формы существования ремесленных объединении, мастерских, а также статуса особо искусных мастеров (работающих по элитным заказам).

Экономический контекст - системы освоения источников сырья и контроля над ними, структура торгово-обменных связей, возникновение и реализация форм экономического доминирования на основе эксплуатации источников обсидиана.

Ритуально-мифологический контекст - обсидиан в цветовой и символической атрибутике ритуалов, изделия из обсидиана в жертвенной, церемониальной, лечебной и магической практике.

Этнографический контекст - продолжение использования вулканического сырья коренными обитателями региона в традиционной культуре, с охране -ние представлений о магических свойствах обсидиана в бытовой, религиозной, декоративной и целительной сферах, сочетание этих представлений с христианскими ценностями.

Принципиальное значение имеет практический контекст, в котором мы выделяем несколько уровней технологий:

-универсальные технологии (наиболее яркий пример - биполярная техника);

- специализированные технологии (требующие специальных портативных или стационарных приспособлений, а также системы навыков и получения заготовок и инструментов с заранее определенными параметрами и характеристиками) (микропластинчатая, микропризматическая, пластинчатая, резцовая, бифасиальная техники);

- «высокие» технологии (производство элитных изделий, ритуально-церемониальных атрибутов, символов власти, предметов погребального сопровождения, требующих высочайшего качества сырья и исключительного мастерства) (мезоамериканские eccentrics или техника отжима призматических лезвий с макронуклеусов полиэдрического типа).

Локальные индустрии по содержанию подразделяются на индустрии, основанные на местном сырье, на импортном сырье или смешанные. Среди них выделяются индустрии, полностью состоящие из обсидиана, с преобладанием обсидиана, с незначительной долей обсидиана и с явно импортным характером обсидиана (в основном в виде отдельных изделий).

4.2. Обсидиановые индустрии дальневосточной зоны. Использование обсидиана в первобытной технике финального палеолита Приморья наиболее ярко представлено в материалах континентальной части - бассейнах рек Илистая (местонахождения с индексами Осиповка, Горбатка, Илистая, Ивановка, Халкидон, Медвежья, Горелая Сопка, Фирсанова Сопка и др.) и Раздольная (местонахождения с индексами Тимофеевка, Раздольная, Тррруппк-я Крпупртмгя Кпрмг.птгя

РОС НАЦИОНАЛbliAK { БИБЛИОТЕКА { ^Петербург j

ОЭ У» акт

Ново-Никольская, Даниловка, Олений и др.), где в течение нескольких десятилетий проводились достаточно интенсивные разведочные и стационарные исследования археологов [Окладников, 1955,1959,1977; Окладников, Деревянко, 1973; Гарковик, Кононенко, Кадзивара, 1998; Деревянко, 1983; Кузнецов, 1992]. Уже в этот период обсидиан из континентальных месторождений Приморья достиг прибрежных районов и отмечен в комплексах устиновской индустрии [Васильевский, Гладышев, 1989; Деревянко, 1983;Крупянко, Табарев, 1996; Окладников, Деревянко, 1973], начинают прослеживаться и промежуточные пункты на пути его распространения от континентальных источников к побережью [Кононенко, Клюев, 1998; Кононенко и др., 2003]. Пока нет подтверждения предположениям о возможном импорте обсидиана из Японии (месторождение Сиратаки, Хоккайдо), но есть все основания для того, чтобы говорить о контактах континентального Приморья с районом вулкана Пэктусан (на границе Северной Кореи и Китая), расстояние до которого составляет от 200 до 300 километров, а также о том, что обсидиан из Японии мог через территорию о-ва Сахалин достигать районов Нижнего Амура.

Финальный палеолит в юго-восточной (прибрежной) части Приморья представлен устиновской индустрией (или устиновской группой памятников), среди которых выделяются различного типа сезонные стоянки и мастерские по добыче и обработке местного сырья [Окладников, 1964; Андреева, Худяков, 1973; Окладников, Деревянко, 1973; Гарковик, 1981; Деревянко, 1983; Васильевский, Гладышев, 1989; Кононенко, Гарковик, Кадзивара, 1993; Крупянко, 1991; Кру-пянко, Табарев, 1996]. Сосредоточение памятников, в основном, в среднем течении реки соответствует наиболее оптимальным возможностям охоты, лесного собирательства и нерестового рыболовства, а также многочисленным выходам кремнистых пород - туффитов, сланцев, роговиков и др. [Крупянко, 1996; Крупянко, Табарев, 1996]. К настоящему времени в распоряжении археологов имеются данные о целом ряде изделий из обсидиана из бассейна р. Зеркальная: несколько обломков пластинок, фрагмент микропластины, микронуклеус, фрагмент пластинчатого нуклеуса (Устиновка-1У, подъемные сборы), скребок (Усти-новка-1), изготовленный на пластине, снятой с подпризматического нуклеуса, около трех десятков отщепов и чешуек, крупное скребло и другие находки. Для изготовления этих изделий использовался как галечный, так и блочный обсидиан. Имеющиеся на сегодняшний момент радиоуглеродные даты по памятнику Устиновка-У1 (11750+620 и 11550+240 л.н.), достаточно четко фиксируют время использования обсидиана в долине р. Зеркальной.

Геологические данные о распространении вулканических стекол в бассейне р. Зеркальная и долинах соседних рек, а также наши собственные полевые изыскания свидетельствуют о том, что здесь находятся лишь источники вулканических стекол перлитового состава (перлитов), технологически непригодных для системного расщепления производства орудий. В этой связи весьма примечательна находка темно-серых кусочков перлита на стоянке Суворово-Ш, сделанная в 1998 г.

Древние люди обладали необходимыми геологоразведочными навыками и вели активный поиск обсидиана, ориентируясь на сопутствующие ему породы. Учитывая имеющиеся на сегодняшний день археологические данные и крайнюю немногочисленность обсидиана в коллекциях устиновских памятников (это либо морфологически выраженные вещи, либо отщепы подправки и переоформления), можно предположить, что обсидиан был принесен в долину р. Зеркальной в ходе разовой миграции из континентальной части Приморья. Недавно открытые стоянки Нововарваровка-1-2 и Рисовое-1 могут рассматриваться как промежуточные пункты этой миграции [Кононенко, Клюев, 1998]. Мы предложили именовать ее как «обсидиановую миграцию» и связывать с ней не только перемещение сырья, но и сопутствующих ему технологий.

Обсидиан, столь активно использовавшийся в финальном палеолите в рамках микроклиновидной и резцовой техник, в неолитическое время встречен во многих известных комплексах прибрежной и континентальной частях Приморья (Рудная Пристань (Тетюхэ), Моряк-Рыболов (Пхусун), Валентин-перешеек, Мустанг, Олений (Майхэ), Осиповка, Краскино, Сенькина Шапка, Сопка Харинская, Хан-си-II, Гладкая-1 (Зайсановка) и др.). Среди изделий из обсидиана фигурируют скребки на отщепах, сверла, режущие инструменты, наконечники стрел и дротиков. Прослеживается тенденция реутилизации обсидиановых отщепов более раннего времени. В то же время, встречаются поистине уникальные образцы - нож из дымчато-голубого обсидиана (Олений П, слой 4 в пункте В) [Бродянский, 1987].

С технологической точки зрения, обсидиан эксплуатировался в рамках различных систем расщепления и последующего оформления орудий. Широкое распространение с финального палеолита получила биполярная техника, на ее основе - микропластинчатая в клиновидной, а затем - в микропризматической модификациях, резцовая техника (многофасеточная в том числе), отжимная техника (мелкие и средние наконечники стрел, ножи-бифасы, клинки). В силу особенностей местных источников, обсидиан на которых представлен, в основном, в виде окатанных галек небольших размеров, микропластинчатая техника не демонстрирует столь ярких образцов как на Хоккайдо, но эволюция ее и модификационные особенности удивительно близки японским аналогам [Кузнецов, 1992,1997;Tabarev, 1997; Tsutsumi, 1998; Ubetsu River, 1990 и др.]. В неолитических комплексах (например, Гладкая-1) широко представлена техника краевого оформления крупных и средних отщепов из обсидиана. Таким образом, технический арсенал состоит из техник универсального характера (биполярная) и специализированных (микропластинчатая, резцовая). Для первой характерны самые широкие хронологические рамки, а вторые более жестко привязаны к конкретным периодам и видам хозяйственной деятельности. С началом палео-металла обсидиановые изделия все реже встречаются в археологических комплексах, уступают место шлифованным, а потом и металлическим орудиям.

В отличие от большинства маргинальных зон Пасифики Дальний Восток России (Приморье, Приамурье) до середины 1990-х оставался явным "белым

пятном" в обсидиановых исследованиях. Начало систематическим работам по идентификации археологических материалов финального палеолита-неолита с природными источниками в рамках Приморья было положено в ходе работ российско-американской группы по проекту "Обсидиан в первобытных культурах Приморья: археолого-геочогическая интерпретация "в 1995-97 гг. [Вулканические стекла Дальнего Востока России, 2000, Попов, Шекли, 1997; Glascock, Kryp'anko, Kuzmin, Tabarev, 1996; Shackley, Glascock, Kuzmin, Tabarev, 1996]. Полученные данные позволяют существенно дополнить общую картину взаимодействия археологических культур в регионе, начиная с финального палеолита (14-11000 лет назад).

Большое количество источников обсидиана известно на островах Японского архипелага. Их в большинстве публикаций подразделяют на три группы: восточную (около 25 источников), центральную (10-12 основных источников и групп источников) и западную (около 20 источников и групп источников). Особую известность приобрели источники группы Сиратаки (Shirataki) на Хоккайдо. Несмотря на обилие работ по обсидиановым индустриям Северной Японии и широко распространенную (хотя и чисто умозрительную) точку зрения об экспорте японского обсидиана на материк, лишь в незначительной части публикаций приводятся интерпретации распространения сырья от источников по острову и за его пределы. Из числа наиболее значимых отметим работу X. Ки-мура [Кимура, 1995]. Обсидиан Сиратаки отличается исключительно высоким качеством и технологичностью, что предопределило его использование человеком уже с середины верхнего палеолита - 20-25 000 л. н. [Ubetsu River, 1990] По мнению японского исследователя, обсидиан распространялся по территории Хоккайдо в виде сырья, в виде заготовок (полуфабрикатов), а также в виде готовых изделий в зависимости от сырьевой ситуации, технологических потребностей и традиций. Используя радиальный принцип построения дистрибутивной схемы автор определяет 5 зон по степени удаленности от коренных источников - 100 км, 140 км, 200 км, 300 км и 400 км, которые перекрывают всю территорию острова. 4 и 5 зоны достигают также южной части Сахалина, где в коллекциях стоянок Сокол и Долинск, а также в подъемном материале, отмечены яркие артефакты и дебитаж из месторождений Сиратаки. Вместе с тем, эти зоны не распространяются до территории Приморья, а весьма характерный (даже внешне) северояпонский обсидиан в приморских комплексах пока не обнаружен. Это, возможно, еще одно свидетельство в пользу той точки зрения, что в финальном палеолите (15-11 000 л. н.) контакты обитателей севера японского архипелага сводились в основном к территории острова Сахалин, а не континента.

На территории Корейского полуострова известен ряд комплексов (около 50) с палеолитическими (предварительными) датировками и обсидиановыми ин-дустриями. Еще больше известно памятников с неолитическим возрастом. По известным причинам, информация, в основном, относится к центральной и

южной частям полуострова, тогда как самый известный и крупный источник обсидиана - вулкан Пэкту - находится в северной части на границе с Китаем. Именно он и являлся, очевидно, основным источником качественного обсидиана в каменном веке региона. Среди палеолитических памятников с обсидианом можно назвать Санмуренри, Хахуагери (на р. Хончон), Чанне, Мандалри (клиновидные микронуклеусы), Сокджанри -12 слой (резцы, скребки), Суянгэ идр. [Деревянко, 1983;Ли Хонджон, 1996;SonPokee,ShinSook-chun, 1991;Choi Bok-kyu, 1992]. Судя по описаниям и немногочисленным иллюстрациям, в финальном палеолите полуострова присутствуют описанные нами выше биполярная, микропластинчатая и отжимная техника обработки обсидиана в рамках известной северо-азиатской технологической традиции (микронуклеусы, транс-версалъные резцы, бифасы), хотя для типологической дефиниции техник и её модицификаций необходима дополнительная информация.

Обсидиан является наиболее яркой технологической чертой неолитических комплексов полуострова. Большое количество обсидиановых орудий на пластинах, пластинчатых отщепах и крупных отщепах известно по памятникам Осанни, Купонги, Санморонги-7 и, особенно, Помый-Кусок и Сопхохан [Бутин, 1979; Бро-дянский, 1987]. На стоянке Помый-Кусок, где выделено до 6 периодов обитания от 4 500 л. н. до рубежа эр, в отдельных жилищах найдено до 250-270 пластин и орудий на пластинах (корректнее, очевидно, говорить о пластинчатых отщепах удлиненных пропорций, а не о высокотехнологичных системах с получением правильных пластин отжимом). Проведенная выборочная идентификация обсидиана и источников свидетельствует, что обсидиановое сырье проникало от известных коренных источников (Пэкту) на 350-450 км на юг [Son Pokee, Shin Sook-chun, 1991]. Нет сомнений, что оно использовалось и в близлежащих районах Корейского полуострова, а также могло достичь районов Южного Приморья, до которых не более 400 км, и даже восточного побережья Приморья - памятники типа (Моряк-Рыболов, Евстафий). Ранее отмечавшиеся безусловные параллели комплексов Сопхохан и Помый-Кусок по керамике с приморскими материалами [Бродянский, 1987] однозначно подтверждаются технологическими особенностями обработки обсидиана. Так, например, использование пластинчатых отщепов для различных инструментов характерно для памятника Гладкая-1.

4.3. Обсидиановые индустрии северотихоокеанской и североамериканской зон. В Северной Пасифике обсидиан в качестве материала для изготовления разнообразных инструментов использовался уже с финального плейстоцена. Наиболее древние артефакты из обсидиана (макронуклеусы, микронуклеусы, микропластинки, наконечники, скребла, скребки, резцы) известны в пределах северотихоокеанской зоны по датированным материалам палеолитических слоев ушковских памятников и других многочисленных местонахождений на Камчатке, по находкам в комплексах континентальной и прибрежной Чукотки и на стоянке Анангула на Алеутских островах [Диков, 1977,1979; Кирьяк, 2000 ]. Однако если для Blade Site (Анангула) источник обсидиана известен (Umnak Island), то про-

цесс идентификации коренных источников вулканических стекол из археологических памятников Камчатки и Чукотки находится в первоначальной стадии.

Технологически в районах крайнего Северо-Востока (Камчатка, Чукотка) обсидиан использовался в рамках бифасиальной и унифасиальной техник обработки, в микропластинчатом (микроклиновидном) и микропризматическом вариантах расщеплении. Информация о новых местонахождениях, открытых в конце 1990-х годов, позволяют также добавить к этому арсеналу и развитую пластинчатую технику расщепления крупных подпризматических ядрищ, близкую к анагульской.

Анангульская индустрия описана (по коллекциям 1938,1952,1962-63 и 1970 гг.) достаточно подробно и детально [Aigner, 1977; Aigner, Del Bene, 1982; American Beginnings, 1996; Del Bene, 1992; Laughlin, 1980; Laughlin, Aigner, 1966; в отечественной историографии - Васильевский, 1973]. Она в целом определяется как унифасиальная, с набором элементов, характерных для пластинчатой и отщепо-вой техник, с последующей подправкой заготовок краевой ретушью. Резцовый скол применялся как для изготовления собственно резцов, так и для подправки притупившихся в работе рабочих участков. В качестве сырья наряду с обсидианом использовались базальт, кремнистые и сланцевые породы. Материалы Анан-гулы - яркий образец индустрии, сложившейся в условиях разнообразной сырьевой базы, под влиянием нескольких традиций и ориентированной на максимально эффективную добычу и переработку комплекса островных и морских ресурсов.

В пределах Аляски известно около 30 источников вулканических стекол, которые в большей или меньшей степени эксплуатировались древним человеком финала плейстоцена - начала голоцена. Обсидиановые артефакты (микронуклеусы, микропластинки, наконечники, скребки, ножевидные изделия, дебитаж) описаны для коллекций памятников континентальной и прибрежной частей Аляски - Campus Site (источник Batza Tena) [Mobley, 1991], Chugwater [Lively, 1988], Broken Mammoth [Holmes, 1990], Teklanika West [West, 1974], Walker Road [Goebel et al., 1996], Hidden Falls [Davis, 1982], Ground Hog Bay (источник Mount Edziza) [Fladmark, 1985] и др.

В Британской Колумбии известно значительное количество крупных и мелких месторождений обсидиана. Наиболее известными и эксплуатировавшимися, по крайней мере, более 10 000 лет являются (географически с севера на юг): Edziza, Suemez Island, Anahim Peak, Mackenzie Pass, Ilgachuz Mountains, Central Coast A, Central Coast B, Garibaldi, Central Interior. База данных по распространению обсидиана разделена на хронологические этапы-блоки, которые дают интересную информацию при наложении на схему эволюции прибрежных археологических культур в Британской Колумбии и всему Северо-Западному побережью.

Первый этап -10 - 8 000 л.н. Согласно мнению большинства исследователей территория побережья стала доступной для активного освоения не ранее 12 000 л.н. В настоящее время наиболее древние стратифицированные и продатирован-

ные археологические свидетельства найдены в комплексе Charlie Lake Cave -10 700 л.н. [Fladmark et al., 1988], а самые ранние артефакты из обсидиана -в нижних горизонтах (380-390 см от дневной поверхности) памятника Наму, которые относятся к периоду 9 700-9 500 л. н. [Carlson, 1994]. Обсидиан происходит из расположенных в 140 километрах восточнее источников Anahim Peak и Mackenzie Pass. К этому же периоду (около 9500 л.н.) относятся и находки в Компоненте 1 памятника Hidden Falls [Davis, 1988] и, возможно, стоянки Ground Hog Bay. На этих памятниках использовался обсидиан из месторождений Edziza и Suemez Island. Есть данные о проникновении обсидиана из источников, расположенных южнее, в Орегоне (памятник Milliken) [Borden, 1975]. Большинство источников сосредоточено на некотором удалении от прибрежной части, где расположены памятники, что, предполагает транспортировку (перенос) сырья по долинам рек и их притокам к побережью. В целом, есть все основания для предположения о начале обмена и распространения обсидиана в Британской Колумбии уже до 9 000 л.н. В рамках второго этапа - 8-6 000 л.н. - наблюдается некоторое незначительное расширение географии распространения обсидиана. Так сырье из источников Mackenzie и Anahim продолжает присутствовать в слоях памятника Наму, обсидиан из Edziza достигает на севере районов Юкона, а вулканическое сырье из источника Central Coast А впервые отмечено на памятнике Farquharson Island. Для третьего периода - 6-4 000 л.н. - характерно широчайшее распространение по всей территории Британской Колумбии. В целом ряде случаев отмечено наложение зон распространения обсидиана из 2-3 источников друг на друга. Орегонский обсидиан достигает центральной части Британской Колумбии с юга, обсидиан из Anahim - с востока и обсидиан из Edziza - с севера. По данным археологии для этого периода (раннеголоцено-вый оптимум) отмечается рост числа памятников по всему региону, рост населения, технического уровня и экономической комплексности культур. Четвертый период - от 4 000 л.н. - до времени этнографической современности (верхняя граница достаточно условна). Первая половина этого периода в целом характеризуется сходными с предыдущими этапами чертами при постепенном ослаблении эффекта перекрываемости зон распространения из различных источников, уменьшением числа артефактов из обсидиана и самих используемых источников. Скорее всего, обсидиан использовался все реже. Исчезает (в центральной части Британской Колумбии около 4 500 л.н., а в районе пролива Джорджия - около 1 500 л.н.) и микропластинчатая техника, для которой в основном использовался обсидиан. Наблюдается и затухание техники ретуши и оббивки в целом. Ко времени 500 л.н. подшлифованные сланцы, гальки, раковины вытесняют орудия, выполненные в традиционной технике, а обсидиан теряет свое место во внутренней и межрегиональной торговле. Около 400-200 л.н. свою роль сыграли и эпидемии болезней, разрушавшие традиционные обменно-тор-говые контакты. Из интересных маршрутов последнего периода можно отметить распространение обсидиана из источников Anahim (4-3 000 л.н.) и Edziza

(около 1 000 л.н.) через Скалистые Горы на территорию современной провинции Альберта (Канада).

Механизм обменно-торговых отношений ещё во многом неясен, однако более вероятным представляется транзитный вариант (от одной группы населения к другой), чем индивидуальные экспедиции отдельных племен. При этом (по аналогии с другими известными этнографически продуктами обмена) торговля с дружественными племенами происходила в более доверительной форме, а с менее дружественными - в исключительно коммерческой. В распространении обсидиана играло существенную роль и качество сырья, о чем свидетельствует предпочтение более далеких его сортов по сравнению с близлежащими, но худшего состава. Как уже указывалось выше, обсидиан в основном доставлялся из внутренней части района к прибрежной и мог быть предложен в обмен на прибрежные торговые эквиваленты.

С точки зрения технологии использования обсидиана наиболее интересны обсидиановые индустрии комплексов Наму и Эдзиза.

Памятник Наму (расположен в устье р. Наму, 51°51'32"северной широты, 127°51'50" западной долготы) является одним из опорных для всей периодизации в регионе и обладает хорошей серией радиоуглеродных дат и детальной с проработкой всех элементов археологического контекста (на русском языке имеется публикация-перевод статьи Р. Карлсона [Карлсон, 1983]). Специальным объектом исследования стала и обсидиановая индустрия памятника [НШсЫ^, 1996]. Следующая статистика отражает соотношение количества обсидиановых артефактов по четырем периодам (1А, 1Б, 1С, 2) раннего 10-5 000 л.н. обитания на памятнике (наиболее крупный раскоп у устья реки). Период 1А (10 - 9 000 л.н.) - 5 артефактов; период 1В (9 - 8 000 л.н.) - 146 артефактов; период 1С (8 - 6 000 л.н.) - 244 артефакта; период 2 (6 - 5 000 л.н.) - 208 артефактов. Обсидиановая индустрия связана с микротехникой и представлена микронуклеусами торцовой модификации (25 по четырем периодам), микропластинами (16) и их фрагментами (дистальными, проксимальными и медиальными -97), микронуклеусами, выполненными в биполярной технике (97), отщепами (37) и пластинчатыми отщепами (48), единичными пластинами, бифасом и де-битажем. Прослежены примеры использования продуктов расщепления сырья средствами биполярной техники для оформления микроторцовых ядрищ. Такое сочетание микроторцовой и биполярной техник, по мнению исследователей, является результатом стремления мастеров получить при минимальном количестве редкого качественного материала максимально большую длину острого рабочего края (лезвия) на микропластинах, пластинчатых отщепах и от-щепах. Тенденция к расширению использования обсидиана устойчиво прослеживается на памятнике для раннего периода от 10 до 5 000 л.н. с пиком в периоде 2 (от 6-5 000 л.н.) - около 48% всего обсидиана на памятнике. После этого - с 4500 до 3500 л.н. процент значительно меньше - 12%. Микропластины соответственно составляют 15% после 9 000 и до 6000 л.н., 26% для периода 2 (6-

5 000 л.н.) - максимальное число, 19% для периода 5-4 500 л.н.. Практически полное отсутствие обсидиана в слоях, датируемых между 4 500 и 3 500 л.н., объясняется, возможно, ослаблением торгово-обменных механизмов и сменой общей технологии обработки камня.

Комплекс памятников в районе горы Эдзиза (57°10' северной широты и примерно 131° западной долготы, высота - 2813 м) отличается редким своеобразием обсидиановой индустрии и заслуживает особого внимания. Археологические исследования выборочно проводились в этом суровом горном районе с конца 1960-х, в середине 1970-х [Smith, 1970,1971] и, наиболее интенсивно, в начале 1980-х годов [Fladmark, 1985]. Исследователями выделено 114 памятников (пунктов) концентрации археологического и этнографического материала, начиная с 5 000 л.н.. Определение многих памятников весьма условно (по незначительной площади раскопа или подъемным сборам и зачисткам), но целый ряд, безусловно, можно интерпретировать как мастерские, временные стоянки, мультифункциональные стоянки и др. Среди морфологически выраженных артефактов стоянок и мастерских выделяются наконечники копий, стрел и дротиков (листовидной формы, ланцетовидной формы, черешковой формы), бифасиалъные и унифасиальные заготовки, скребки концевого и бокового типов, отщепы с ретушью, микропластинчатые нуклеусы, микропластины, нуклеусы для получения пластин, пластинчатых отщепов и отщепов, технологические сколы, отбойники и абразивы.

Исключительно интересна микропластинчатая техника (отмечена на 21 памятнике, примерно 19% от всего числа), которая представлена двумя основными модификациями - микроторцовой (сходной с индустрией Наму) и микронуклеусами на бифасиальных заготовках, которые удивительно напоминают по технико-морфологическим показателям ядрища и многофасеточные резцы (в том числе и полиэдрические) Дальнего Востока (Хоккайдо, север Хонсю, Приморье, Приамурье) и Якутии с возрастом 11-9 000 л.н. [Окладников, Деревянко, 1977; Археологические памятники Якутии, 1983]. Сходство не только морфологическое, но и технологическое - судя по проведенному ремонтажу, с бифасиальной заготовки снимались последовательно краевой (ладьевидный) и лыжевидный сколы, оформлялся фронт и производился отжим микропластин, что в деталях копирует фи-нальнопалеолитические приемы северо-восточной Азии. Однако, по мнению К.Флэдмарка, до окончательной ясности с микропластинчатой техникой еще далеко [Fladmark, 1985]. Микронуклеусы, найденные непосредственно у выходов сырья и в достаточном удалении от него, отличаются по интенсивности сработанности и последовательности расщепления, некоторые промежуточные стадии подготовки и оформления микроядрищ не документированы археологическими находками. При объяснении столь феноменального сходства микропластинчатой техники Эдзиза и японских аналогов (континентальные дальневосточные материалы были неизвестны К. Флэдмарку), он более склоняется к влиянию сырьевого фактора в происхождении индустрии, чем устойчивой традиции, принесенной в свое время извне. Практически стопроцентно микропластинчатая инду-

стрия в регионе существовала на обсидиане, а не на другом сырье. Интересны наблюдения К.Флэдмарка и по поводу пластинчатой техники. Она, по его утверждению, представлена не "пластинами", а, скорее, удлиненными отщепами ("elongated flakes") и во многих случаях является результатом подготовки бифа-сиальных форм, а не специализированной "пластинчатой" техники. Датировка обсидиановых комплексов пока ограничена небольшой серией дат. Наиболее ранняя дата для микропластинчатой техники - около 4 900 л.н., что не противоречит особенностям хронологического диапазона существования ее в регионе.

К концу 1980-х годов относятся сведения о так называемой "Обсидиановой культуре", которая выделена по нескольким комплексам (Port Hardy, Bear Cove, O'Connor, Echo Bay, Hopetown) по берегам Пролива Королевы Шарлоты (на острове Ванкувер и на противоположной материковой части) [Mitchell, 1988, 1990]. В комплексе этой "культуры" - листовидные бифасы, различные орудия из обсидиана, выполненные в рамках биполярной техники, абразивы, инструменты из раковин, костяные остроконечники, составные наконечники гарпунов поворотного типа. Серия радиоуглеродных дат располагает культуру в диапазоне 3-2 400 л.н., хотя Д. Митчелл склонен удревнять собственно обсидиановый компонент до 4 800 л.н.

Большинство обсидиана из археологических контекстов на территории Калифорнии происходят из источников, расположенных в континентальной части - в основном на границе современных штатов Орегон и Невада, а также в западной части штата Невада. Исключение составляют группы месторождений в верховьях р. Сакраменто и вокруг Чистого озера в северо-западной Калифорнии [Jackson, Ericson, 1994]. Согласно данным анализов о распространении вулканического стекла от источников и характера артефактов на местонахождениях палеоиндейского и раннего архаического периодов (12 000 - 5 000 л.н.) обсидиан наряду с раковинами уже с рубежа плейстоцена и голоцена занимает одно из ведущих мест в формирующихся системах обмена между прибрежными и континентальными территориями. Весьма внушительно выглядят расстояния транспортировки сырья. Так для памятника SCR-177, нижние горизонты которого датируются в интервале 10 000 - 7 000 л.н., обсидиан был доставлен с источника Napa Valley, находящегося в 200 км на север. Отщепы и изделия из обсидиана из источника Casa Diablo (в Неваде) обнаружены в ряде местонахождений на расстоянии до 280 км от исходного пункта [Carrier, 1993]. Есть и более впечатляющие факты. Обсидиан из источников Coso, Casa Diablo и Napa Valley был найден на расстояниях в 300, 350 и 450 км соответственно [Origer et al., 1986]. Примечательно, что одновременно с находками обсидиана в прибрежной части есть данные о находках раковин (чаще всего Olivclla) с датами 8 000 - 6 000 л.н. далеко от побережья в районах Большого Бассейна [Bennyhoff, Hughes, 1987]. Технико-типологический анализ артефактов свидетельствует о том, что в рассматриваемый период обсидиан, как правило, выступал в обменных операциях в форме законченных и даже реутили-зированных изделий [Jackson, Ericson, 1994].

4.4. Обсидиановые индустрии южноамериканской и южнотихоокеанской зон. Первые археолого-геологические исследования вулканических стекол в южноамериканской зоне (в Андах) начались в конце 1970-х - начале 1980-х гг. [Chavez, 1971, 1977, 1982; Burger, Asaro, 1982]. На сегодняшний день известно около 15 основных источников в Перу, около 10 в Эквадоре, по 3-4 в Боливии, Колумбии и Чили, которые эксплуатировались, начиная с раннего докерами-ческого периода (более 11 000 л.н.). Большинство из них расположено в предгорной и горной частях на значительном удалении от побережья.

Механизм и направления распространения сырья от источников наиболее полно был изучен в рамках проекта, проведенного недавно под эгидой Йельского университета (США) на основе изучения 598 образцов по 65 памятникам в южной части Перу и северной Боливии, дополненных 349 образцами по 9 памятникам по сопредельной территории [Burger et al., 2000]. В период между 12 000 и 9400 л.н. древний человек использовал два источника - Alca и Chivay (департамент Арекипа, Перу). Самое древнее подтвержденное датами и анализами свидетельство перемещения обсидиана на побережье - образцы из ранних горизонтов памятника Quebrada Jaguay (11 105 - 9 850 л.н.). Они были обнаружены в 130 км (по прямой) от коренного источника в предгорьях Анд (Alca), что подтверждает высокий уровень мобильности ранних обитателей в пределах сезонной переориентации на различные виды ресурсов. Информация о находках обсидиановых отщепов и обломков орудий в докерамических контекстах в долине р. Камана в непосредственной близости от Quebrada Jaguay [Malpass et al., 2001] - убедительное доказательство тому, что такие перемещения носили не случайный и единичный характер. Значительно больше свидетельств о знакомстве древнего человека с источниками обсидиана (мелкие наконечники метательных орудий, ножевид-ные изделия, отщепы с ретушью, дебитаж) и перемещении сырья на значительные расстояния (80 - 100 км) имеются по предгорным и горным районам Перу (департамента Аякучо, Пуно и Мокегуа) в рамках так называемых фаз Puente (10 950 - 9 050 л.н.), Jaywa (9 050 - 7750 л.н.) и Piki (7750 - 6 350 л.н.), относимых к раннему и среднему докерамическим периодам [Richardson, 1994].

С технологической точки зрения исключительно важными представляются материалы серии комплексов El Inga и San Jose в центральной части Эквадора примерно в 25 км от Кито [Carluci, 1960; Bell, 1965; Mayer-Oakes, 1960, 1982; Bruhns, 1994]. Они дислоцированы в непосредственной близости от источников вулканического стекла и индустрия практически на 100% состоит из обсидиана. Обширные подъемные сборы из обнажений и раскопки, произведенные в разные годы и с использованием различных методик, дали богатейший материал для технологических реконструкций. Очевидно, что источники использовались на протяжении длительного периода, начиная с финальноплейстоценового времени. Об этом свидетельствуют находки морфологически выраженных наконечников Fishtail, Ayampitin и El Jobo, для которых по другим памятникам Южной Америки есть даты в промежутке 11 000 - 10 000 л.н. В коллекциях также

широко представлены бифасиально обработанные изделия (ножи, скобели, наконечники различных форм и размеров), сверла, проколки, выемчатые орудия, скребки, характерные для памятников с возрастом 9-6 000 л.н.. Особый интерес представляют образцы развитой резцовой техники. Резцы подразделяются на столь знакомые в сибирско-дальневосточных комплексах срединные, диагональные, угловые, продольные. Есть различные модификации многофасеточного и альтернативного характера. Анализ резцовых сколов, также широко представленных в коллекциях, позволяет выделить сколы первичные и вторичные (модифицирующие, подправляющие), а также зафиксировать нанесение на сами резцовые сколы ретуши для дальнейшего использования в качестве самостоятельных инструментов.

Были сделаны несколько попыток продатировать комплексы по рассеянному углю и остаткам органики. Наиболее древняя дата для San Jose - 5 190 л.н., для ElInga - 9080 л н. Кроме того, в конце 1960-х - начале 1970-х серия образцов обсидиана была взята для проведения гидратационного анализа. Несмотря на данные анализов большинство специалистов относит начало эксплуатации источников и первые артефакты к рубежу плейстоцена и голоцена.

Обсидиановые исследования в Южной Пасифике начались в 1970-х годах и активно продолжаются сегодня [напр., Ambrose, 1978; Ambrose, Duerden, Bird, 1981; Best, 1987; Leach, Anderson, 1978; Fredericksen, 1997 и др.]. Месторождения обсидиана зафиксированы на островах и архипелагах Полинезии, Меланезии и Микронезии - Островах Адмиралтейства (Lakou, Lou, Tuluman), Новой Британии (Mopir, Talesae), Тонга (Tafahi Island), Соломоновых островах, острове Пасхи (Motu Iti), на Гавайях (Puu Waawaa), в Новой Зеландии (Awana, Tairua, Waiare). Заселение архипелагов и отдельных островов происходило с запада и осуществлялось морским путем с использованием разнообразного водного транспорта. Параллельно с заселением шло и освоение источников обсидиана, и его распространение от источников. Возможно, что древнейшим свидетельством перемещения вулканического стекла являются отщепы из источников в Новой Британии, найденные в Новой Ирландии [Rosenfeld, 1997]. Обсидиан из месторождения Talasea (в Новой Британии) отмечен в пещерных стоянках с возрастом 11 600 л.н. на удалении более 80 километров, а ранние слои комплекса Pamwak на Островах Адмиралтейства датируются от 11 570 до 10 900 л.н. и содержат обсидиан, доставленный от ближайших источников через проливы шириной до 15-20 км. Есть также одна дата в 14 000 л.н. [Ambrose, 1994] Культурные отложения комплекса свидетельствуют об устойчивости подобных путешествий за сырьем в течение 7-8 000 лет.

Около 6 800- 6 5000 л.н. обсидиан из Talasea доставлялся водным путем на острова Новой Ирландии (порядка 175 км), а уже 3 000 л.н. он достигает островов Фиджи (расстояние в 3 000 км и более) и Борнео [Best, 1987]. Более 2 000 л.н. человек заселил Новую Зеландию, откуда на соседние острова также начал поступать обсидиан.

РАЗДЕЛ 5. ОПЫТ ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНОЙ РЕКОНСТРУКЦИИ ТЕХНИК ОБРАБОТКИ ОБСИДИАНА

В процессе изучения обсидиановых индустрии и роли обсидиана в культурах финальноплейстоценового - раннеголоценового времени особое внимание нами было уделено экспериментам по репликации всех техник обработки обсидиана.

5.1. Микропластинчатая (микроклиновидная) техника. Финалыюпалеолити-ческие комплексы Приморья содержат в своих контекстах практически все известные по материалам Северо-Восточной Азии модификации микроклиновидных нуклеусов [Окладников, 1977; Окладников, Деревянко, 1973;Деревянко, 1983; Васильевский, Гладышев, 1989; Крупянко. 1991, Кузнецов, 1992 Kuznetsov, 1995,1997]. Использование обсидиана в континентальной зоне Приморья способствовало разнообразию и совершенству техники, а информация по микропластинчатым комплексам сопредельной территории Японии - повышенному интересу к технологическим реконструкциям.

Успехи японских специалистов по ремонтажу (аппликативный метод) мик-роядрищ были подтверждены и на материалах других районов Северо-Восточной Азии и Северной Америки. Японская технотерминология - хороко, юбецу, осерокко, тогесита, товарубецу, ранкоси и др. - прочно закрепилась в отечественной научной литературе, а, вместе с ней, закрепился и достаточно облегченный подход к дефинициям типов и выделению новых модификаций.

В рамках работы над проектом "Обсидиан в первобытных культурах Приморья: археол ого-геологическая интерпретация" нами проведен ряд экспериментальных исследований по определению возможностей репликативного метода реконструкции микропластинчатой техники (работы были начаты в Laboratory of Lithic Technology, University of California, Riverside, USA (1994-95 гг.), а затем продолжены в Институте археологии и этнографии СО РАН (1995-97 гг.), археологических экспедициях в Приморье (1995-2000 гг.) и University ofMaine (20012002 гг.). Именно использование обсидиана в качестве наиболее удобного сырья позволило предположить характер и способы подготовки и расщепления микропластинчатых нуклеусов в портативных устройствах.

Первые эксперименты с микронуклеусами клиновидного типа были проведены Р. Бонниксеном (при консультациях проф. Р. Морлана) в начале 1980-х годов и засняты на учебно-демонстрационную видеокассету. Используя в качестве сырья качественный черный обсидиан, Р. Бонниксен продемонстрировал способы расщепления микронуклеусов клиновидного типа - хорока и юбецу - при помощи специального приспособления довольно громоздких размеров, которое вдобавок еще и фиксировалось ассистентом. Небольшую, но достаточно замысловатую конструкцию для получения микропластин опубликовали Д. Соллбергер и Л.Паттерсон [Sollberger, Patterson, 1983]. Блочно-рьгчаговая конструкция, первоначально предназначавшаяся для снятия желобка на наконечниках типа фолсом, была частично модифицирована для эксплуатации микроконических ядрищ.

Очень большой интерес представляют практически неизвестные в отечественной литературе эксперименты Э. Каллахана [Callahan, 1984, 1985] по репликации позднемезолитических (9-8 000 л.н.) микронуклеусов с территории современной Дании. Они морфологически близки палеолитическим дальневосточным, а предложенное Э. Каллаханом достаточно простое и портативное устройство позволило достаточно легко получать микропластины. Микронуклеус в ходе эксперимента закреплялся в ручной щемилке посредством трех плоскостей и "плечиков". Однако в конструкции остается совершенно непонятной роль "киля" - ретушированного ребра - обязательного элемента развитых микропластинчатых техник Сибири и Дальнего Востока. Остается лишь пожалеть о том, что автор не обратился к североазиатским аналогам в своей работе. Первым в экспериментальном ключе сделал это другой известный специалист в области Lithic Technology - Д. Флен-никен - при работе с материалами дюктайской палеолитической культуры [Flenniken, 1987]. Им была предложена технологическая цепочка подготовки и расщепления клиновидного микронуклеуса на основе бифасиальной заготовки. Фленникен использовал для отжима роговой инструмент и опять-таки достаточно сложный блок (состоящий из промышленных брусков и стальных винтов), который, несмотря на эффективность и идентичность археологических и экспериментальных образцов, никоим образом не может быть признан карманным или портативным. Различные варианты расщепления микронуклеусов предлагались французским специалистом Ж. Пелегрином [Pelegrin, 1988] и японским К. Онума [Онума, 1993]. Оба не использовали приспособлений, а микронуклеус старались жестко фиксировать в руке в куске плотной кожи. Морфология микронуклеуса в экспериментах Ж. Пелегрина близка к микроконическому варианту, а эксперимент К. Онумы не демонстрирует получения достаточного количества правильных микропластин. Напротив, он демонстрирует результат избыточного усилия (массивная проксимальная часть микропластины и зауженная дисталь-ная), которое приходится прилагать даже на обсидиане, когда микронуклеус не зафиксирован в приспособлении.

В нашем эксперименте было подготовлено (оформлено) и расщеплено 70 микронуклеусов. Из них 40 были выполнены из обсидиана (канадского, калифорнийского, мексиканского, японского, новозеландского и приморского). Теоретической базой нашего эксперимента стал ряд выводов о характере и сущности микроклиновидной техники, сделанных на основе анализа значительного числа археологических коллекций и специальной литературы по данным сюжетам. Нам представляется, что технический уровень мастеров финального палеолита был достаточно высок и практичен, что предусматривает рациональное использование целого ряда небольших ("портативных") приспособлений для расщепления клиновидных микронуклеусов. Эти приспособления отличались компактностью, легкостью и прочностью, использованием распространенных материалов органического происхождения - дерева, рога, кости и др. При несомненном их разнообразии в практике каменного века при работе с микронуклеусами основным

техническим принципом был принцип жесткой фиксации микронуклеуса в момент отжима микропластины.

В ходе эксперимента наиболее эффективными оказались две конструкции: 1) состоящая из трех деревянных плашек с "плечиками" и углублением для фиксации "киля" (развитие идеи Э. Каллахана) и 2) выполненная из двух половинок части полого рога В качестве отжимника использовался инструмент с деревянной ручкой и роговым наконечником в качестве скрепляющего шнура - сыромятная кожа, в качестве абразива - фрагменты зернистого камня (гальки).

Среди существующих в литературе многочисленных реконструкции технологических цепочек оформления и расщепления клиновидных микронуклеусов большинство составлены без учета операций подправки и переоформления. Преимущества эксперимента позволяют более детально фиксировать эти стадии.

Первый этап - подготовка преформы - в классическом варианте - бифаса. Чем тщательнее будут обработаны его поверхности, тем меньше материала уйдет в брак и дебитаж при расщеплении. После этого осуществляется подготовка площадки (платформы). Для оптимального снятия трехгранного (ладьевидного скола) можно использовать фиксирующие выемки со стороны наносимого удара и выхода ударной волны на противоположной стороне заготовки. Реально же (что подтверждается многочисленными археологическими находками) скол далеко не всегда удачен, как в силу тщательности исполнения, так и в силу особенностей сырья происходит излом, или скол не доходит до необходимой точки. Одно из необходимых условий снятия скола - создание угла не более 90 градусов между маргиналами. Если же величина угла больше, то снятие практически невозможно. Любопытно, что именно это условие долгое время игнорировалось в графике реконструкций. Достаточно сомнительной представляется и форма (конфигурация) заготовки микронуклеуса в подобных реконструкциях - она соответствует симметричному в плане бифасу. Эксперименты же свидетельствуют, что оптимальна, напротив, именно ассиметричная форма. Другим условием эффективного использования микронуклеуса является получение ровной площадки, которая расположена перпендикулярно вертикальной оси фронта скалывания и с шириной равной максимальной толщине бифаса. Именно тогда микронуклеус будет наиболее жестко удерживаться плечиками щемилки. Если же мы не добились оптимальных параметров снятием лишь одного ладьевидного скола, то подправку можно выполнить несколькими способами - частичным или полным ретушированием площадки или снятием еще одного - лыжевидного - скола. Судя по всему, именно последний путь чаще предпочитался в каменном веке дальневосточных индустрии. Роль лыжевидного скола, таким образом, сводится к подправке (выравниванию) нежелательных результатов расщепления, как при первоначальной подготовке площадки, так и в процессе снятия микропластин в случае переоформления. Подготовка фронта в целом аналогична. После снятия первого трехгранного скола (как правило, он значительно короче скола с площадки) мы закрепляем микронуклеус в щемилке и производим отжимником несколько до-

полнительных пластинчатых снятий для доводки ширины фронта и дуги скалывания. Морфологически эти снятия близки к микропластинам, но технологически являются элементами оформления. После этого можно приступать к снятию микропластин. Каждое снятие предваряется тщательной подготовкой площадки легкими движениями абразива. Отжим выполняется с незначительным усилием как бы одновременно "отодвигая" и "срезая" микропластины с фронта. Одно закрепление микроядрищ в щемилке позволяет получить 8-10 правильных микропластин. После этого при необходимости дополнительных заготовок микронуклеус передвигается.

В процессе отжима мы получаем три вида микропластин: с треугольным сечением; с трапециевидным сечением; с трапециевидным или треугольным сечением и частью боковой латерали микронуклеуса на одной из крайних граней. Последний вид выполняет и техническую роль, подправляя фронт и выравнивая дугу скалывания. В то же время, он чаще подвержен излому в силу неровностей боковых поверхностей. Таким образом, чем тщательнее обработаны латерали (стороны бифаса-заготовки), тем большее количество целых микропластин мы можем получить и тем выше степень контроля за фронтом и дугой скалывания.

По ходу эксплуатации микронуклеуса неизбежно возникала необходимость частичной или полной подправки ядрища и его элементов, Обусловлено это и структурой сырья и погрешностями в подготовке преформы и в выполнении отжима, Отдельные операции по подправке можно было выполнить в щемилке, другие - при использовании нескольких инструментов - отбойников, отжимни-ка, ретушеров и др.

Не все нуклеусы были доведены в процессе эксперимента до состояния предельного истощения, которое, кстати, определяется возможностями щемил-ки. Микронуклеус уменьшается до размеров, при которых его уже не зафиксировать плечиками щемилки. После этого начинается эксплуатация нового мик-роядрища или осуществляется переход к более миниатюрной щемилке. Наши эксперименты позволяют предположить, что эксплуатация микронуклеуса прекращалась при невозможности его дальнейшего неподвижного закрепления, т.о. —размеры истощенныхмикронуклеусов в археологических комплексах финального палеолита Дальнего Востока отражают предельные возможности использовавшихся портативных приспособлений. Вполне возможно, что. при условии расщепления редкого, далеко расположенного и качественного сырья у мастеров каменного века был набор (2-3) щемилок или же они использовали небольшой дополнительный вкладыш и продолжали пользоваться той же щемилкой. Наиболее удачные из полностью истощенных ядрищ (при первоначальном размере бифаса примерно 5x7 сантиметров) позволили получить до 140-150 микропластин, что достаточно для оснащения (или переоснащения) нескольких вкладышевых орудий (по другим видам сырья - кремнистым сланцам, туфам - этот и другие показатели эффективности значительно ниже). Спе-

циальный интерес представляют наблюдения над другой характеристикой эффективности использованных портативных приспособлений - проценту получения целых и фрагментированных микропластин. Так из 40 обсидиановых яд-рищ 3 позволили получить от 0 до 25% целых микропластин, 9 - от 25 до 50%, 25 - от 50 до 75% и 3 - более 75%. Таким образом, более половины микронуклеусов дали более 50% целых микропластин, что весьма неплохой показатель. В ходе эксперимента наши навыки значительно улучшились, и именно первые 10-15 ядрищ дали наиболее низкий процент целых микропластин. С другой стороны, большинство фрагментов (особенно медиальные части) также вполне пригодны для роли микровкладышей, поэтому фрагментация микропластин в процессе снятия не есть стопроцентный брак. Более того, у целого ряда микропластин перед использованием часто намеренно обламывался дистальный и проксимальный сегменты для лучшей балансировки их в пазу.

Первые эксперименты по расщеплению микронуклеусов клиновидного типа дают очень много информации по проблемам интерпретации микротехники в целом - о типологии микроядрищ, о форме заготовок, о роли сырья, об эффективности портативных устройств, о показателях истощенности и др.

5.2. Биполярная техника. Вторая технологическая система, в рамках которой производилась эксплуатация обсидиана - биполярная ("контрударная"). В отличие от микроклиновидной и микропризматической техник, хронологически привязанных к финалу палеолита и неолиту, ее применение гораздо шире и не требует использования специальных портативных устройств. В отечественной археологической литературе до сих пор нет специальных исследований биполярной техники, хотя использование ее отмечено по целому ряду разновременных археологических комплексов [Семенов, 1968], в том числе, и по Приморью [Кузнецов, 1992,1997; Гарковик, Кононенко, Кадзивара, 1998; Кононенко и др., 2003 и др.].

Как и в случае с микропластинчатой техникой именно обсидиан послужил наиболее эффективным сырьем для детального исследования процессоврас-щепления. В первом случае использовалось калифорнийское и мексиканское сырье, а во втором - обсидиановые гальки из континентальных районов Приморья.

Впервые особенности биполярной обработки были отмечены еще в начале века [Bardon, Bouysonnie, 1906] при описании орудий типа piece esquillee (splintered pieces). Впоследствии богатое разнообразие археологических и этнографических примеров биполярной техники получило отражение в многочисленных исследованиях европейских, американских, канадских и японских исследователей [Barham, 1987; Binford, Quimby, 1972; Flenniken, 1981; Goodyear, 1982; Hayden, 1980; Joslin-Jeske, Lurie, 1983; Kobayashi, 1975; Le Blanc, 1992; Lothrop, Gramly, 1982; Patterson, 1979; Rondeau, 1986; Short, 1989; Van Riet Lowe, 1946; White, 1968 идр.]. До сих пор продолжается достаточно активная дискуссия по поводу различных составляющих биполярной техники - нуклеусов, отщепов, орудий из отщепов, использования истощенных ядрищ и др. Существует несколько вариантов реконструкций

технологических цепочек расщепления сырья, наработан достаточный экспериментальный материал, проведены интересные этнографические наблюдения. Большинство исследователей сходятся на том, что построить единую классификационную сетку для реконструкции биполярной техники нельзя. В конкретных археологических культурах, конкретных сырьевых условиях существования индустрии, при различном сочетании нескольких видов сырья она будет обладать теми или иными региональными или локальными особенностями. При этом решающую роль играет, все-таки, именно сырьевой фактор Наиболее эффективен путь реконструкции биполярной техники для отдельных коллекций и археологических комплексов. В то же время, несомненно, существуют основные параметры (характеристики) для выделения данной системы расщепления в индустриях.

В основе биполярной техники лежит использование эффекта двойного импульса при раскалывании (расщеплении) тел с изотропными качествами. Идеальным сырьем для демонстрации биполярного расщепления, как уже указывалось, является обсидиан в галечных конкрециях со следами активной поверхностной дефляции. Галька ставится на плоскую каменную наковаленку с небольшим углублением для лучшей фиксации При этом ее максимальный линейный параметр ориентируется вертикально к наковальне. Расщеплите осуществляется плоским галечным отбойником (на котором также есть углубление) легкими ударами по верхнему концу гальки с фиксацией противоположного конца на наковальне. Причем эта фиксация не должна быть достаточно жесткой, ибо величина встречного импульса может превысить предел прочности продуктов расщепления. В зависимости от ряда факторов (качества сырья, размеров гальки, силы импульса и др.) результат расщепления может быть различен. Мы можем получить две одинаковых или различных по размеру половинки гальки (полусфероиды), несколько долей (в том числе с плоским срединным сегментом), единичные отще-пы с галечной коркой, даже снятия с микропластинчатыми характеристиками. Галька вообще может расколоться на неутилитабельные части или лишь слегка выкрошится по концам. Далее возможны самые различные варианты - оформление орудий или микронуклеусов на продуктах расщепления, продолжение снятия отщепов с нуклеуса, оформление орудий на срединных сегментах и др. Причем при дальнейшей эксплуатации исходной гальки или ее частей возможна переориентация со сменой площадки и фронта, с поворотом по вертикальной и горизонтальной оси на 90 и 180 градусов.

Очень интересным является вопрос о том, насколько регулируем процесс и виды получаемых продуктов со стороны мастера Уже несколько серий экспериментов наглядно показывают, что, действительно, при определенном умении можно сводить к минимуму процент потери сырья, до предела срабатывая ядрище, используя затем его для переоформления в орудия, максимально четко оформляя инструменты на отщепах и сколах. Однако это вовсе не значит, что мы можем поставить данное умение в один ряд с высокотехнологичными системами микропластинчатого, пластинчатого и даже отщепового типов. Наи-

больший контроль над результатами биполярного расщепления достигается при условии качественного сырья, а археологические материалы как раз представлены в основной массе среднекачественным и низкокачественным обсидиановым сырьем с множеством внутренних каверн и дефектов. Во-вторых, очень важно определить, какое место занимала биполярная техника в каменной индустрии, что было приоритетным фактором ее использования - наличие в сырьевой базе только галечного обсидиана, использование обсидиана как редкого, качественного импортного сырья, производство определенных видов продуктов или же максимальное использование всех продуктов расщепления и т. д. В каждом из эти случаев вопрос о степени технического контроля будет иметь разный подтекст. Правильнее, на наш взгляд, говорить, что все многообразие вариантов расщепления гальки было предсказуемым.

Интересные результаты были получены при сравнении археологических материалов стоянки EeRj 5 в Британской Колумбии и экспериментального биполярного расщепления галек из близ расположенного месторождения [Kuijt, Prentiss, Pokotylo, 1995]. Авторы попытались классифицировать результаты расщепления на несколько видов. При этом оказалось, что процент нежелательных продуктов расщепления- брака, обломков, бесформенных сколов - (1) весьма близок по коллекциям артефактов (43,7%) и по экспериментам (42,9%) и (2) весьма высок по сравнению с другими видами продуктов расщепления.

Будучи достаточно технически простой, биполярная техника оказывается и необычайно технически гибкой при сочетании с другими видами расщепления. В археологических контекстах финального палеолита Приморья, как мы увидим ниже, она сочетается с микропластинчатой и подпризматической, в раннеголоценовых ансамблях Британской Колумбии - с галечной и бифасиаль-ной, в мезоамериканских цивилизациях нашей эры - с высокотехнологичной пластинчатой техникой, в этнографии народов Африки и Азии соседствует с примитивной металлургией, применяется в декоративной сфере и т.д. Преимущества биполярной техники - простота, надежность, доступность практически для всех членов коллектива (мужчин, женщин, подростков), достаточно высокая эффективность при малом расходе материала и отсутствии сложного оборудования. Биполярная техника - своего рода долговременный технологический феномен, отражающий наиболее простые и рациональные формы эксплуатации природного сырья.

5.3. Техника краевого и фасиального ретуширования. Отжимная техника применялась при изготовлении резцов, небольших концевых скребков и, в первую очередь, при подготовке наконечников для орудий метательного типа -стрел, дротиков, копий. Эксперименты показывают, что для такой работы необходим набор (toolkit) инструментов - отжимники разной толщины и сечения для нанесения отжимной ретуши, фиксирующие абразивы.

Крупные наконечники из обсидиана (наконечники копий, клинки) по памятникам Приморья пока практически неизвестны. Традиция их изготовления, тех-

нологические стадии обработки, подправки и реутилизации, эволюция форм и элементов наиболее детально изучены по комплексам палеоиндейского и архаического периодов Северной Америки [например, Bradley, 1991; Flenniken, Wilke, 1989;Titmus, 1985; Waldorf, 1987;Wilke, Flenniken, Ozbun, 1991, идр.]. Непременными условиями придания наконечнику необходимых аэродинамических и поражающих характеристик являются: (1) высокое качество обсидиана (без внутренних трещин и каверн) и (2) массивный отщеп или пластина как исходная заготовка, (3) соблюдение строгой последовательности попеременного ретуширования фасов (поверхностей) изготавливаемого наконечника. На изготовление таких наконечников уходит от 20 минут до часа и более в зависимости от мастерства изготовителя. Экспериментально доказано, что идеальными получаются поверхности при нанесении плоской отжимной ретуши под углом к вертикальной оси наконечника. В таком случае поверхности получаются плоскими, края - острыми, а сечение наконечника - тонким. Животное, пораженное таким наконечником, продолжает двигаться и, тем самым, усугубляет действие острых краев в ране и усиливает кровотечение. Будучи более хрупкими по сравнению с кремневыми, сланцевыми и другими наконечниками, обсидиановые, в то же время, более эффективны, что и предопределило широкое распространение обсидиана от источников в западной части Северной Америки по всей территории континента еще в финальноплейстоценовое время.

Мелкие наконечники из обсидиана встречаются в археологических комплексах Приморья повсеместно, начиная с раннего неолита. Технология их изготовления значительно проще и не требует столь жестких условий, как технология крупных наконечников. Исходной заготовкой может являться либо пластинка с правильной огранкой, либо отщеп, либо даже дебитаж подходящей конфигурации. Пластинка, как правило, подрабатывается отжимником с тонким концом - приос-тряется поражающая часть, альтернативный конец оформляется в насад, черешок или его подобие, а края практически не ретушируются, поскольку уже достаточно остры. При использовании в качестве исходной заготовки отщепа его конфигурация подправляется сначала для укрепления периметра, затем наносится фасиальная (или частичная) ретушь с двух (или одного) фасов, а в конце процесса оформляется насад необходимого контура (выемчатый, вопгутый, и др.).

Рабочие части небольших концевых скребков оформляются крутой однорядной ретушью. Возможно их использование как в костяной или деревянной рукояти, так и без фиксации.

5.4. Резцовая техника. Классификация резцов предполагает десятки модификаций, поэтому мы остановимся лишь на наиболее известном для Дальнего Востока (как, впрочем, и для всей Северо-Восточной Азии) типе финальнопалеоли-тических резцов - диагональных (они же трансверсальные, трансверсально-диа-гональные, арайя и т.п.). Есть все основания предполагать, что диагональные резцы могли служить разным целям - при резании, прорезании, нанесении гравировки, как скребки и т.д. Такие резцы хорошо известны исследователям и, как правило,

легко распознаются в коллекциях. Для приморского региона опубликовано ряд исследований по классификации и технологии резцов диагонально-трансверсаль-ного типа и их модификаций [Крупянко, 1991; Кузнецов, 1992]. Исходной заготовкой могут служить пластины, пластинчатые отщепы, отщепы, сколы. Классические экземпляры выполнены на плоских заготовках с предварительной контурной подправкой. Затем происходит процедура снятия резцового скола. Это может выполняться как при резком и точном ударе о наковаленку, так и отжимом. Второй способ более точен и технически совершенен. Однако и в том, и другом случаях необходимым условием является подготовка хода (маршрута) ударной волны. Для этого дистальная часть заготовки чуть приостряется, и с правого маргинала оформляется небольшая выемка - площадка для снятия резцового скола. Если существует необходимость снятия скола определенной длины, то еще одна (гасящая импульс) выемка оформляется на противоположном маргинале. Подобный прием был описан выше для подготовки микронуклеусов на бифасиаль-ных заготовках. Удаляемая часть маргинала предварительно ретушируется (гранится) по краю с двух сторон, ей придается необходимый для точного хода профиль. Затем происходит непосредственный отжим или удар. При этом обращается специальное внимание на смещение оси направления импульса на вентральную поверхность. Именно тогда негатив резцового скола будет обладать характерной пропеллерообразностью, а рабочая кромка - наибольшей эффективностью.

5.5. Полинезийская техника. В качестве специального проекта нами также были проведены эксперименты по репликации обсидиановых орудий с острова Пасхи. В большинстве они представлены различными по размеру подтреуголь-ными в плане инструментами с выделенным насадом и толщиной 1-2 см [Metraux, 1940; Englert, 1948]. В литературе их называют «наконечниками метательных орудий», «ножами» или «остриями». Осмотр оригинальных изделий в экспозиции и фондах Музея естественной истории (Smithsonian, Washington) позволил с достаточной долей вероятности диагностировать их как полифункциональные орудия, использовавшиеся при работе с различными органическими материалами. Технология их изготовления достаточно проста. В качестве исходных заготовок использовался местный блочный обсидиан высокого качества, темно серого или черного оттенков. В основе расщепления - получение крупных плоских отщепов и последующая минимальная «подправка» краев и острия (на дистальном конце) или шипа (на одном из маргиналов). Большинство изделий сохраняет на дорсальной стороне участки естественной корки. С вентральной стороны отщепа обозначался насад, после чего посредством попеременных снятий дорсал-вентрал он доводился до необходимого для закрепления в рукояти рахмера. Инструмент изготавливается быстро (в среднем, 5-7 минут), легко подправлялся в случае поломки, был эффективным и надежным. Весь цикл работ можно выполнить одним отбойником. Индустрия острова Пасхи примечательна тем, что в идеальных условиях сырьевой базы обитатели острова не выработали каких-либо сложных технологий изготовления орудий. Это еще раз подчеркивает значение технико-

типологических традиций в сохранении и тиражировании приемов и способов обработки сырья. Уже первая волна переселенцев на остров Пасхи (около 300 г.н.э.) таких традиций в своем техническом арсенале, по всей видимости, не имела.

РАЗДЕЛ 6. РИТУАЛЬНО-МИФОЛОГИЧЕСКИЙ КОНТЕКСТ ФИНАЛЬ-НОПЛЕЙСТОЦЕНОВЫХ- РАННЕГОЛОЦЕНОВЫХ КУЛЬТУР ТИХОО-КЕАНСКИХПОБЕРЕЖИЙ

6.1. Погребальные комплексы. На сегодняшний день в силу особенностей химического состава почв специалистам неизвестны погребения или элементы погребальной практики финального плейстоцена - раннего голоцена на территориях Приморья, Приамурья и Приохотья. Наиболее ранние погребения и антропологические материалы вообще связаны с памятниками Чертовы Ворота (руд-нинская культура) и Бойсман-2 (бойсманская культура), датируемых в диапазоне 8 000 - 5 500 л.н. и сохранившихся благодаря уникальным археологическим контекстам [Неолитюга Дальнего Востока..., 1991; Попов, Чикишева, Шпакова, 1997].

По данным корейских археологов [Han, Im, 1991], на памятнике Youndae Do найдены 13 погребений с костяками плохой сохранности и богатым сопроводительным инвентарем в виде керамики с гребенчатым орнаментом (Chulmun), костяных браслетов и рыболовных крючков.

Уникальные по своей информативности остатки погребений зафиксированы на ушковских стоянках на Камчатке. Первое погребение было найдено еще в 1964 г. на памятнике Ушки-1 между жилищами в погребальной яме глубиной до 1 м. По свидетельству Н.Н. Дикова, который относил его к слою VII, от костей погребенного сохранился только «негатив» в виде желтоватых следов, позволяющих предположить, что покойного положили в яму в скорченном положении, сопроводив большим количеством бусинок и подвесок из агальматолита и янтаря, а также халцедоновых остроконечников [Диков, 1967, 1969, 1979]. Для слоя VI описаны парное погребение детей в жилище № 3 и групповое в жилище № 10, а также погребение собаки в жилище № 2 [Диков, 1993].

На тихоокеанском побережье Северной Америки от Аляски до Калифорнии известно всего лишь пять местонахождений с антропологическими находками с финальноплейстоценовым - раннеголоценовым возрастом. Одной из самых старых (1914 г.) является находка части черепа в Rancho la Brea (Калифорния). Обстоятельства и контекст описаны уже много лет спустя после находки, недавно полученная радиоуглеродная дата - 9 000+80 л.н. - воспринимается осторожно. К концу 1950-х (1959 г.) относится находка «Арлингтонского человека», сделанная на острове Санта-Роса (Калифорния). Остатки скелета были извлечены из обнажения в каньоне в 400 м от берега океана. Никаких свидетельств погребения или сопровождающих артефактов найдено не было. Серия радиоуглеродных дат определяет возраст находки в 11 000 -10 000 л.н. В 1970-х годах появилась информация о фрагментах двух десятков древних скелетов из разрушенного контекста на

местонахождении Mostin. Часть «погребений», как их именовали авторы раскопок, была продатирована (10 260+340; 9040+200; 7750+400). Известно также о находке нескольких зубов на памятнике Наму (Британская Колумбия) с возможным возрастом 9 000 - 8 000 л.н. и недавней находке фрагментов черепа, зубов и ребер в пещере 49-РЕТ-408 (Аляска) в 1996-97 гг., которые по особенностям образцов для радиоуглеродного датирования могут быть определены возрастом 9 200 л.н.

Исключительно интересна и информативна информация о погребальной практике в древнейших культурах тихоокеанского побережья Южной Америки. По предварительным данным памятники культуры Las Vegas подразделяются на два типа - без жилищных конструкций и с жилищными конструкциями и многочисленными погребениями. На сегодняшний день частично раскопан лишь один крупный комплекс с погребениями - 0GSE-80 [Stothert, 1988]. На изученной площади были обнаружены останки 192 человек, которые составляли различные комбинации индивидуальных, парных, групповых погребений, а также сложных скоплений отдельных частей тел или черепов. Большинство погребенных были расположены в скорченном положении на боку. Судя по состоянию останков, более 80% погребений - вторичные перезахоронения. Лишь 70-% костяков сопровождаются какими-либо артефактами (погребальным инвентарем) в виде галечных орудий или выкладок из гладких галек, украшений или фрагментов раковин. 63 скелета определены как женские, 55% - как мужские, 70 - как детские и 4 - неопределенные.

В Перу древнейшие на сегодняшний день погребения известны по раскопкам Ф.-А Энжеля в гротах Tres Ventanas [Engel, 1987]. В гроте №2 были обнаружены останки двух взрослых, тела которых при погребении были завернуты в шкуры животных (Camelid). Сохранилась часть голубой раскраски, покрывавшей тела и шкуры. Возраст погребенных по радиоуглеродной дате определяется около 8 030 л.н. В гроте № 1 было обнаружено костяк ребенка, завернутый в плетеную цинов- -ку, который согласно радиоуглеродной дате еще древнее - 10030+110л.н. [Vallejos, 1982]. Отдельные погребения обнаружены в районе залива Паракас. Так в ранних слоях комплекса Encamment 96 упоминаются 2 захоронения взрослых, которые предварительно датируются 9 000 - 8 000 л.н. Более 250 погребений, относящихся к периоду 7 700 - 3 000 л.н. было найдено на памятнике-поселении Paloma. Большинство погребений фиксируются прямо под полом жилищ, остальные в непосредственной близости от них. Погребальный инвентарь достаточно скромен, но отражает основные ценности обитателей поселка (украшения из раковин и костей морских животных, рыболовные крючки и наконечники острог, каменные и обсидиановые инструменты, фрагменты плетеных циновок и веревок).

В Чили для культуры Chinchorro зафиксированы самые древние в мире следы естественной (уже около 9 000 л.н.) и последующей искусственной (начиная с 7 800 л.н.) мумификации. Специальная мумификация предполагала целую серию процедур по извлечению внутренностей, части костей и плоти из тел, замещения их деревянными каркасами, высушиванию, а также нанесению на

тело и лица слоя раскрашенной глины. После этого мумии погребались недалеко от жилищ группами или индивидуально. Вместе с мумиями часто встречаются антропоморфного вида куклы, изготовленные из глины, наложенной на каркасы из костей птиц или морских животных [Arriaza, 1995; ЬауаИее, 1995] По мнению исследователей, трудно судить о характере социальных или тендерных различий по материалам, расположению и сопроводительному инвентарю ранних погребений на тихоокеанском побережье Южной Америки. В большинстве случаев погребальный инвентарь свидетельствует об обстоятельствах смерти или о личных характеристиках покойного. Вместе с тем, есть целый ряд признаков, указывающих на существование особого комплекса представлений по отношению к умершим и их загробной жизни.

В ареале распространения хоабиньских комплексов известны памятники с захоронениями или частями человеческих тел. К таковым относится находка двух сотен черепов в гроте Ланггао (Вьетнам), 3 скелетов в гроте Ханданг (Вьетнам) и 5 в гроте Моклонг (Вьетнам), захороненных в скорченном положении в окружении каменных глыб, погребения с единичным каменным орудием в гроте Хангчуа (Вьетнам), вторичные захоронения в раковинных кучах на Малакке, два «сидячих» погребения в пещере Ниа (Малайзия) с возрастом 13 000-11 000 л.н. [Борисковский, 1966,1988].

Ряд примечательных черт позволяет говорить об определенном сходстве в погребальных контекстах. В первую очередь, неслучайным представляется дислокация погребений в жилищах (в ряде случаев, покидаемых по этому поводу), под полом жилищ и в непосредственной близости от жилищ. Таким образом, погребенные продолжают «оставаться» в рамках социального контекста. В большинстве известных погребальных комплексов присутствуют парные и групповые погребения. Можно также предположить существование вторичных погребений и погребений частей скелетов (чаще всего черепов) отдельно от костяков. Несмотря на разницу в погребальном инвентаре практически во всех случаях покойного сопровождал хотя бы один артефакт, связанный с периодом жизни, его занятиями или значимыми для общества событиями.

6.2. Искусство и древнейший пласт тихоокеанской мифологии. Для большинства районов тихоокеанского региона финала плейстоцена - начала голоцена существует проблема сохранности изделий из органических материалов (кости, дерева, раковин, волокон и др.). Кислотность и эрозия почв, пожары и влияние грунтовых вод, деятельность насекомых и животных крайне отрицательно сказываются на содержании археологических контекстов. Исключение составляют комплексы с естественной (пещеры, гроты, болота) или искусственной (мумификация, раковинные кучи) консервацией. Данное обстоятельство серьезно осложняет интерпретацию и реконструкцию ритуально-обрядовой и декоративно-художественной сфер древних культур. В связи с этим исключительно важным и значимым источником информации являются предметы неутилитарного назначения из неорганических материалов.

С начала 1990-х годов мы целенаправленно собираем и анализируем всю информацию об использовании в древних технологиях и ритуалах минералов, кристаллов и камней с необычными или эффектными цветовыми или текстурными свойствами, а также об изделиях, выполненных в традиционных техниках ретуши, обивки и подтески. Для периода финального плейстоцена - раннего голоцена исследователями в различных регионах мира описаны ретушированные фигурки антропоморфного, зооморфного или символического характера. Их объединяют в категории «кремневой пластики», «фигурных кремней», «искусства малых форм», «eccentric flints» (причудливые кремни) [Диков, 1977; Замятин, 1948;Кирьяк, 1993,1998,2003; Окладников, 1971;Федосеева, 1968; Формозов, 1980; Фрадкин, 1980; Joyce, 1932; Kuhn, 1941 и др.]. Учитывая специфические приемы изготовления, а также предшествующие изготовлению поиск, отбор и коллекционирование образцов сырья и минералов для декоративных и поделочных целей, мы предложили использовать термин палеоглиптика. К предметам палеоглиптики в рассматриваемом нами хронологическом диапазоне относятся, в первую очередь, фигурки рыб, птиц, морских и наземных млекопитающих (Приморье, Приамурье, Сахалин, Япония, Камчатка, Чукотка, Аляска, Калифорния). Каждая из фигурок является сюжетной - выбор сырья, цвета, позы, приемов обработки, как правило, отражает тонкие наблюдения за биологическими особенностями и повадками животных, а также совпадает с естественным ареалом обитания данного животного. Характерно присутствие в наборе персонажей фигурок лосося, медведя, нерпы, тигра. Эти персонажи связаны не только с промыслами, но и с древнейшими пластами тихоокеанской мифологии. Практически все фигурки найдены в социальном контексте -в жилищах, у очагов или в погребальных комплексах.

Именно на плейстоцено-голоценовом рубеже зарождаются образы, известные в мифологии народов тихоокеанского бассейна под именами «хозяек и хозяев моря», именно в этот период, по нашему мнению, в условиях формирования новых хозяйственно-экономических систем и перехода к полуоседлому образу жизни определяются долговременные тотемные приоритеты и появляются мотивы о родстве человека с представителями животного мира, именно в это время возникает практика ношения и хранения мелких промысловых и охранительных амулетов и оберегов, именно в этот период систематизируются приемы и формы статусной и возрастной символики - инициации, ношение украшений, татуировки, пирсинг, раскраска тела и лица. Ритмичные изменения климата на плейстоцено-голоценовом рубеже и переход к активной эксплуатации морских и прибрежных ресурсов неизбежно отразился на палеоастроно-мических системах, материальные свидетельства которых еще предстоит расшифровать.

Не менее интересны и фигурные или композиционные выкладки из камней, глины или охры (геоглифы). Таково, например, выложенное из красной охры на полу одной из жилищных конструкций в слое VI стоянки Ушки-1 изображение

рыбы [Диков, 1993]. Оно перекликается с изображением кита, известного по памятнику Сокчанни в Корее [Sohn Powkee, 1973]. На памятнике OGSE-80 (культура Las Vegas, Эквадор) отмечены выкладки из галек. В погребение ребенка было положено 15 белых сфероидов, в групповом погребении присутствуют 25 галек со следами красного пигмента, 7 галек представляют самостоятельный микрокомплекс [Stothert, 1985, 1988].

Любопытнейшие находки манупортов - естественных шестигранников столбчатой отдельности - сделаны в последние годы на памятниках в Приморье бассейне р. Зеркальная (Суворово-IV и Богополь-lV) [Крупянко, Табарев, 2001]. Установленные в центральной части памятников, они открывают ряд изделий, известных позднее в японском дземоне в виде сэкибо и каменных столбов с солярной символикой. К совершенно особой категории принадлежит уникальная находка бифасиального изделия с естественным отпечатком листа растения (floral print) на памятнике Суворово-VI [Крупянко, 1997].

Уже упомянутые белые гальки в эквадорских погребениях и находка кальци-тового кристалла в одном из парных захоронений на поселении Палома (Paloma) на побережье Перу [Quilter, 1989] - свидетельства раннего интереса человека к предметам и явлениям, связанных с понятиями прозрачности, блеска, яркости. Особое место в этом ряду занимают изделия из обсидиана, использовавшегося в подавляющем большинстве культур тихоокеанских побережий.

Универсальные технологические свойства обсидиана, его происхождение (из недр земли, «нижнего мира» по представлениям большинства народов) и внешняя привлекательность однозначно повлияли на выбор древнего человека при определении сырья для предметов декоративно-ритуального назначения. Ритуальные наконечники из обсидиана известны в палеоиндейских (11,5 - 8 тыс. л.н.) кладах-тайниках (caches), фигурки антропоморфного, зооморфного и символического характера имеются в археологических коллекциях неолитического времени на Аляске, Камчатке, Чукотке, в Приморье, в Японии, а также в кали-форнийско-невадских комплексах позднего палеоиндейского и раннего архаического периодов (т.н. «полумесяцы»). Церемониальные бифасы присутствуют в неолитическом захоронении в Приморье (Бойсман-2) и в уходящей своими корнями в палеоиндейский период церемонии White Deerskin Dance («танцы с бифасами») у индейцев Северной Калифорнии. Обсидиановые ножи-подвески отмечены у шаманов Британской Колумбии и в японском дземоне. Обсидиановые топоры - основные инструменты полинезийских судостроителей являются символом профессии и священными предметами одновременно. В ряде церемоний они выступают как живые существа и собеседники мастеров. В мезоамериканских культурах процесс ритуализации обсидиана достигает апогея - появляются сложнейшие технологии обработки обсидиана для производства плоских обсидиановых скульптур (eccentrics), полированных зеркал, ювелирных изделий, ритуальных ножей. Обсидиан занимает важное место в мифологии и атрибутике многочисленных богов.

На примере обсидиана прослеживаются и наиболее ранние примеры цветовых оппозиций. Данные по ряду районов Северной Америки (например, по погребениям и церемониальным танцам северо-калифорнийских индейцев то-лова, хупа, юрок, карок и др.) свидетельствуют о том, что разноокрашенные обсидианы (чаще всего черный и красный) составляли пары (наборы) бифасов с определенной символикой. В Мезоамерике уже с начала архаического периода и затем, наиболее выражено, в классическом и постклассическом периодах фиксируется другая цветовая пара - серый-зеленый. В таких парах один из цветов представляет более редкое, труднодоступное и красивое сырье. Обсидиан очень рано становится экономически, социально и политически значимым, изделия из него играют роль символов власти, силы и могущества.

По нашему мнению, для целого ряда районов тихоокеанских побережий мы вправе говорить о сложении культовых представлений в отношении обсидиана. Традиционно понятие культа связывается с наличием определенного комплекса атрибутов: предметов поклонения (идолов, реликвий), мест отправления культа (святилищ, храмов), культовой символики (амулеты, жезлы, талисманы, погребальный инвентарь), служителей культа (шаманов, жрецов). Взаимоотношения человека и обсидиана укладываются в эти определения, а искусные мастера соответствуют служителям культа. Интересным представляется обратить внимание и на то, что сам процесс изготовления заготовок, орудий и декоративных предметов из вулканического стекла неизбежно (независимо от мастерства исполнителя) сопряжен с многочисленными и болезненными порезами - т.е. — пролитием крови. Любая работа с обсидианом является одновременно и ритуальным актом, а искусный мастер приравнивается к служителю культа. Таким образам, определение «обсидиановый поясПасифики» - не только технологическое, но иритуальное.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Результаты многолетних исследований автора диссертации, обобщенные в докладе, дают представление об особенностях культурогенеза в тихоокеанском регионе на рубеже плейстоцена и голоцена. Большой массив информации по основным культурно-археологическим зонам тихоокеанских побережий, используемый в докладе, позволяет сформулировать ряд принципиальных положений, детализация и конкретизация которых будет осуществляться по мере накопления новых материалов, а также диалога и дискуссий с коллегами по исследуемой проблематике.

Эпоха заселения и освоения человеком современного типа побережий и акватории Тихого океана по выделенным нами культурно-археологическим зонам изучена неравномерно. Это объясняется как различной интенсивностью и масштабами археологических исследований, так и объективными условиями сохранности и информативности археологических памятников. Яркие и многочисленные индустрии финального палеолита - раннего неолита в дальневосточной зоне практически лишены органики, богатые фаунистическими остатками памятники тихоокеан-

ского побережья Южной Америки обладают более чем скромным набором каменных орудий и технологий обработки камня; в пределах североамериканской зоны, наиболее детально изученной в плане палеогеографии и палеоклиматологии, пока не найдено достоверных местонахождений древнее 10 000 л.н. и следов жилищно-проюводственных комплексов, тогда как археологические контексты дальневосточной и южноамериканской зон содержат многочисленные свидетельства временных лагерей и поселений рубежа плейстоцена - голоцена; в североамериканской и южнотихоокеанской зонах тщательно прослежены время и направления распространения обсидиана от источников, а для дальневосточной и южноамериканской зон эти исследования находятся в начальной стадии. Помимо различий в изученности между зонами неравномерность присутствует и внутри зон (дальневосточной, северотихоокеанской, южноамериканской).

Период финала плейстоцена - раннего голоцена (15 - 7000 л.н.) наиболее перспективен для сравнительно-исторических и корреляционных построений внутри региона. В начале этого периода завершается процесс заселения тихоокеанских побережий, в его рамках происходят наиболее значимые изменения климата и переход подавляющего большинства культур от экономики с акцентом на охоту и собирательство к специализированной экономике, основанной на эксплуатации морских и прибрежных ресурсов и оседлом или полуоседлом образе жизни. В конце этого периода и сразу после него на тихоокеанских побережьях динамично развиваются локальные культуры (неолита, дземона, голоценового оптимума, формативного периода и др.) с яркими индивидуальными стилями в керамическом производстве, орудийном наборе, типах жилищ, искусстве.

В рамках предложенного в докладе периода все культуры тихоокеанских побережий имеют целый ряд сходных черт в развитии. Технологические компоненты культур (использование различных органических и неорганических материалов, техники изготовления орудий, жилищно-производственные комплексы, освоение акваторий рек и моря при помощи водного транспорта) наиболее сопоставимы и наиболее эффективны в сравнительных исследованиях.

Среди специфических технологий, пронизывающих практически все культуры тихоокеанского бассейна в финальном плейстоцене - раннем голоцене, особо выделяется использование вулканического стекла (обсидиана). Практически все культуры входили в рамки «обсидианового пояса Пасифики». Возможности идентификации его источников позволяют построить достоверные модели эксплуатации этого вида сырья для целых зон и для отдельных районов. Для отечественной территории эти модели сводятся к: закрытым - с использованием исключительно местного сырья (Камчатка); открытым - с использованием местного и импортного сырья (Приморье, Приамурье) и зависимым - использующим импортный обсидиан (Сахалин). Экспериментальные разработки позволили установить наиболее значимые характеристики техник расщепления (микропластинчатой, биполярной, отщеповой) и изготовления орудий (резцов, скребков, наконечников) в этих районах.

Основным содержанием периода финального плейстоцена - раннего голоцена является переход к приморской адаптации. Во всех выделенных нами культурно-археологических зонах в условиях изменяющегося климата древний человек переходит от использования акватических ресурсов в ходе периодических посещений побережья к полуоседлому и оседлому образу жизни в непосредственной близости от основного источника пищевых и сырьевых ресурсов - морского побережья, устьев рек, лагун и проливов.

Несомненные параллели прослеживаются и в свидетельствах ритуально-обрядовой практики — погребениях, предметах искусства, мифологических реконструкциях. Приморская адаптация наряду с технологическими составляющими характеризуется и составляющими социального иритуальногохарактера, возникновением основных элементов (космогонических, антропогонических, календарных, астральных и тотемических) построения мифологических систем традиционных приморских рыболовов и охотников на морского зверя.

Названные составляющие можно объединить в систему, характеризующую процессы, сходные для тихоокеанского региона на рубеже плейстоцена и голоцена — в «тихоокеанскую матрицу». Её «наложение» на археологические материалы конкретного комплекса позволяет эффективно структурировать имеющиеся элементы и предположить характер и параметры недостающих. Таким образом, мир древних культур тихоокеанского бассейна на плейстоцено-голоценовом рубеже — это сложнейший процесс эволюции взаимосвязанных и взаимообусловленных технологических, социальных иритуалъныхсоставляющих.

На сегодняшний день наиболее серьезной исследовательской проблемой при обобщении и интерпретации археологических материалов по тихоокеанскому региону является многообразие терминологии, описательных характеристик и критериев оценок. Явления и объекты одного порядка и уровня определяются в различных публикациях как культура, комплекс, эпоха, период, традиция, фаза, эпизод, стадия и др. Периодизационная схема «палеолит - мезолит - неолит» является предметом активных дискуссий и детализации и не работает нигде, кроме дальневосточной и части северотихоокеанской зон. В то же время, эффективно работающими понятиями в исследованиях обобщающего характера являются понятия «финальный плейстоцен» и «ранний голоцен». Значительные терминологические трудности возникают при описании каменных индустрии, их составляющих и конкретных артефактов в различных зонах тихоокеанских побережий. Примечательно, что описание инструментов для морского промысла (крючков, гарпунов, острог, сетей) выглядит более понятно и унифицировано.

Таким образом, в разработке проблемы освоения человеком тихоокеанских побережий на рубеже плейстоцена и голоцена есть, несомненно, и положительная динамика, и интересные гипотезы и концепции, требующие дальнейшей проверки, и многочисленные вопросы, эффективное решение которых возможно лишь при учете и анализе всего комплекса данных по тихоокеанскому региону.

СПИСОК ПУБЛИКАЦИЙ, ПРЕДСТАВЛЯЕМЫХ К ЗАЩИТЕ

Монографии:

1. Генезис неолита на юге Дальнего Востока России. - Владивосток: Изд-во ДВГУ, 1997. - 160 с. (совм с PC. Васильевским, А.А. Крупянко).

2. Древности Бурей. - Новосибирск: Изд-во ИАиЭт СО РАН, 2002.- 352 с. (совм. с СП. Нестеровым, А.В. Гребенщиковым, С В. Алкиным и др )

3. Вулканические стекла Дальнего Востока России: геологические и археологические аспекты. - Владивосток: Изд-во ДВГИ ДВО РАН, 2000 - 186 с. (совм с Я В. Кузьминым, В.К. Поповым, М Д Гласкок и др.)

4. Археологические комплексы эпохи камня в Восточном Приморье. - Новосибирск: Сибирское университетское издательство, 2001. - 104 с. (совм. с А. А. Крупянко).

Учебно-методические пособия:

5. Древняя Мезоамерика (программа спецкурса) - Новосибирск: Изд-во СО РАН, 1999.-12 с.

6. Проблемы первоначального заселения Нового Света: археологические факты и гипотезы. Учебно-методическая программа спецкурса - Владивосток: Изд-во ДВГУ, 2001. - 20 с. (совм. с А.А. Крупянко)

Статьи в рецензируемых изданиях:

7. Обсидиан в неолите Приморья //Археология, этнография и антропология Евразии. - 2004.-№ 1. - С.2-6.

8. The Ustinovka Industry in the Stone Age of the Russian Far East: 40 Years of Discoveries //Lithic Technology. - 1994. - V.19. - N.I. - P.21-34.

9. Paleolithic Wedge-Shaped Microcores and Experiments with Pocket Devices // Lithic Technology - 1997. - V.22. -N.2. -P. 139-149.

Статьи и тезисы докладов:

10.О влиянии сырьевой базы на технико-типологический контекст докерамических индустрии // Проблемы археологии и этнографии Сибири и Дальнего Востока.- Красноярск: ПО «Сибирь», 1991 .- Т.1. - С.26-27.

11. Технико-типологическая интерпретация резцового скалывания в докерамичес-ких комплексах Приморья // Материальная культура и проблемы археологической реконструкции -Новосибирск: Изд-во ИЭиОПП, 1991. - С.58-68

12. Трижды забытый камень Обсидия (история одной загадки) // Современное состояние и перспективы развития научных исследований молодых обществоведов Дальнего Востока -Владивосток. РИО ДВО АН СССР, 1991. - С.73-76

13. Две концепции финального палеолита Приморья // Палеоэкология и расселение древнего человека в Северной Азии и Америке. - Красноярск: ПИК «Офсет», 1992. -С.231-234.

14. Кремневая пластика и проблема декоративного освоения пород и минералов в каменном веке // Арсеньевские чтения. - Уссурийск: Изд-во УГПИ, 1992. - С.206-208.

15. Особенности технико-типологического контекста стоянки Суворово-IV в Приморьем/Известия СО АН СССР. - 1992. - №1. - История, филологи и философия. -С.20-26 (совм. с Р С. Васильевским и С. А. Гладышевым).

16. Функциональная жизнь каменных орудий и явление "Фризон-эффекта'7/ Экспериментальная археология. - Тобольск Изд-во ТГПИ, 1992. - Вып.2. - С.46-54.

17. Образ тигра в палеоглиптике и истоки его культа в таежной зоне Дальнего Востока // Проблемы культурогенеза и культурное наследие.- Санкт-Петербург: Пе-тербургкомстат, 1993. - 4.2. - С.67-72.

18. Древнейшие культы животных и персонажи волшебных сказок народов Дальнего Востока// Аборигены Сибири: Проблемы изучения исчезающих языков и культур.-Новосибирск: Изд-во ИАнЭт СО РАН, 1995. - Т.2. - С.49-51.

19. Результаты и перспективы поисков памятников каменного века в Восточном Приморье (по разведкам 1993 года) // Обозрение результатов полевых и лабораторных исследований археологов, этнографов и антропологов Сибири и Дальнего Востока в 1993 году.- Новосибирск: Изд-во ИАиЭт СО РАН, 1995. - С.222-224.

20. Анализ обработки каменных орудий (термины, модели, эксперименты) // Каменный век тихоокеанских побережий. - Владивосток: Изд-во ДВГУ, 1996. - С.68-82.

21. Археологические памятники у с. Суворово (Приморский край): опыт выделения архео-экологической системы//Каменный век тихоокеанских побережий. -Владивосток: Изд-во ДВГУ, 1996. - С. 159-169 (совм. с А.А. Крупянко).

22. Графика и пластика в искусстве каменного века Дальнего Востока// Гуманитарные науки в Сибири. Серия: Археология и этнография. - №3. - 1996. - С.68-73 (совм. с А.А. Крупянко).

23. Исследования культур каменного века Юга Дальнего Востока России: приоритеты середины 90-х// Новейшие археологические и этнографические открытия в Сибири. Материалы IV годовой итоговой сессии Института археологии и этнографии СО РАН. Декабрь 1996 г- Новосибирск: Изд-во ИАиЭт СО РАН, 1996. - С. 229-231.

24. Роль керамики и обсидиана в финальнопалеолитических культурах Юга Дальнего Востока России //Керамика как исторический источник. -Тобольск: Изд-во ТГПИ, 1996.-С.59-61.

25. Сырьевая база каменной индустрии: комплекс археологических и геологических данных // Поздний палеолит - ранний неолит Восточной Азии и Северной Америки. -Владивосток: «Дальпресс», 1996. - С. 149-154 (совм. с А.А. Крупянко).

26. Декоративные элементы в раннеголо ценовых индустриях Дальнего Востока: проблема интерпретации //Поздний палеолит - ранний неолит Восточной Азии и Северной Америки. -Владивосток: «Дальпресс», 1996. -С.213-218.

27. По следу халцедонового тигра (археологический этюд) // Древнее искусство тихоокеанских культур. -Владивосток: Изд-во ДВГУ, 1996. - С.51-72.

28. Материалы памятника Фирсанова сопка в Приморье (к проблеме эксплуатации обсидиана в каменном веке) // Проблемы археологии каменного века. - Уссурийск: Изд-во УГЛИ, 1997. - С. 126-136.

29. Археология каменного века Дальнего Востока конца XX века -тенденции и перспективы // Гуманитарные исследования: итоги последних лет. ТД конференции к 35-летию гуманитарного факультета НГУ. - Новосибирск: Изд-во НГУ, 1997. - С. 17-19.

30. Культ тигра на Дальнем Востоке // Социокультурные исследования - 1997. -Новосибирск: Изд-во НГУ, 1997. - С.96-106.

31. Обсидиановые пути древнего Приморья //Проблемы археологии, этнографии антропологии Сибири и сопредельных территорий. Материалы V годовой итоговой сессии в Институте археологии и этнографии СО РАН, декабрь 1997 г. -Новосибирск: Изд-во ИАиЭт СО РАН, 1997. - С. 128-131.

32. Дальний Восток России и перспективы региональных археологических корреляций в Пасифике // Палеоэкология плейстоцена и культуры каменного века Северной Азии и сопредельных территорий. -Новосибирск: Изд-во ИАиЭт СО РАН, 1998. Т.2. - С. 189-194.

33. Продолжение исследований стоянок Суворово-Ш и Суворово-ГУ в Приморье в 1998 г. //Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. Материалы VI Годовой итоговой сессии Института археологии и этнографии СО РАН. Декабрь 1998 г. - Новосибирск: Изд-во ИАиЭт СО РАН, 1998. - С.155-160 (совм. с А.А. Крупянко).

34. Ранние культурные контакты в Пасифике: проблематика и перспектива исследований //Интеграция археологических и этнографических исследований. - Москва-Омск: Изд-во ОмГПУ, 1999. - С.231-232 (совм. с М.А. Перешеиной).

35. Палеоиндейские клады-тайники Северной Америки // Гуманитарные науки в Сибири. - 1999. -№3. - С.84-87.

36. Маргинальная Пасифика: проблема освоения экологических ниш в финальном плейстоцене - раннем голоцене // Экология древних и современных обществ. - Тюмень: Изд-во ТГУ, 1999. - С.98-100 (совм. с А.А. Крупянко, А.Н. Поповым).

37. Археологические данные об истоках культа минералов и полудрагоценных кам-ней//История и философия минералогии. -Сыктывкар: ИПО «Геопринт», 1999. -С 115-116 (совм. с Е.М. Заверткиной).

38. Минералы в мифологической атрибутике кошачьих хищников // История и философия минералогии. - Сыктывкар: ИПО «Геопринт», 1999. - С 119.

39. Археологические исследования в прибрежной части Восточного Приморья в 1999 г. //Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. Материалы VII Годовой итоговой сессии ИАиЭт СО РАН. Декабрь 1999 г. - Новосибирск: Изд-во ИАиЭт СО РАН, 1999. - С. 199-202 (совм. с А.А. Крупянко, СВ. Рожковым).

40. О происхождении древнейших промысловых культов Северной Пасифики // Интеграция археологических и этнографических исследований. - Владивосток - Омск: Изд-во ОмГПУ, 2000.- С.201-202.

41. Исследования памятников каменного века и палеометалла в Восточном Приморье в 2000 году // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. Материалы Годовой юбилейной сессии Института археологии и этнографии СО РАН. Декабрь 2000 г. - Новосибирск: Изд-во ИАиЭт СО РАН, 2000. -С. 197-199 (совм. с А.А. Крупянко, СВ. Рожковым).

42. Новые радиоуглеродные датировки по археологическим комплексам Приморья //Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. Материалы Годовой юбилейной сессии Института археологии и этнографии СО РАН. Декабрь 2000 г. - Новосибирск: Изд-во ИАиЭт СО РАН, 2000. - С.553-554 (совм. с Т. Джалл, АА. Крупянко, Я.В. Кузьминым).

43. Исследования в долине р. Зеркальной в Приморье// Археологические открытия 1998 года. - М.: Наука, 2000. - С.310-311 (совм. с А.А. Крупянко)

44.О ранних свидетельствах существования культа медведя в Евразии и Северной Америке//Медведь в древних и современных культурах Сибири. -Новосибирск: Изд-во ИАиЭт СО РАН, 2000. - С.10-14.

45. Особенности универсальных, специализированных и "высоких" технологий в обсидиановых индустриях Пацифики // Диковские чтения. - Магадан: МПО СВНЦ ДВО РАН, 2001.-С.53-57.

4 6. Ритуальная атрибутика финального палеолита Приморья // Широкогоровские чтения (проблемы антропологии и этнологии). -Владивосток: Изд-во ДВГУ, 2001. - С.63-65.

47. Искусство палеоглиптики в культурах Северной Америки (доколумбовый период) // Произведения искусства и другие древности из памятников Тихоокеанского региона - от Китая до Гондураса. Тихоокеанская археология. - Вып. 12. - Владивосток: Изд-во ДВГУ, 2001. - С.7-24.

48.0 правомерности применения термина «пластинчатые» к индустриям устинов-ского времени в Приморье // Пластинчатые и микропластинчатые индустрии в Азии и Америке. - Владивосток: Изд-во ДВГУ, 2002. - С.90-94.

49. Древнейшие памятники тихоокеанского побережья Южной Америки: истоки приморской адаптации//Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. Материалы итоговой годовой сессии Института археологии и этнографии СО РАН. - Новосибирск: Изд-во ИАиЭт СО РАН, 2002. - С.203-206.

50. Танцы с бнфасами (обсидиан в ритуально-обрядовой практике индейцев Северной Америки) // История и культура Востока Азии. Материалы межд. конф. К 70-летию В.Е.Ларичева. - Новосибирск: Изд-во НГУ, 2002. - С.154-158.

51. Технология каменного производства: новые находки в долине р. Зеркальной // Археология и социокультурная антропология Дальнего Востока и сопредельных территорий. -Благовещенск: Изд-во БГПУ, 2003. - С.54-57 (совм. с А.А. Крупянко).

52. Древнейшее прошлое Приморья: состояние изученности и перспективы // Проблемы археологии и палеоэкологии Северной, Восточной и Центральной Азии. Материалы международной конференции «Из века в век». — Новосибирск: Изд-во ИАиЭт СО РАН, 2003. - С. 147-149 (совм. с АА. Крупянко).

5 3. Водный транспорт в древнейших культурах маргинальной Пасифики // Проблемы археологии и палеоэкологии Северной, Восточной и Центральной Азии. Материалы международной конференции «Из века в век». - Новосибирск: Изд-во ИАиЭт СО РАН2003. -С. 453-456.

54. Обсидиан в Мезоамерике (историко-этнографическая перспектива)//Древние цивилизации Старого и Нового Света: Культурное своеобразие и диалог интерпретаций. - М.: Изд-во Ипполитова, 2003. - С. 203-208.

55. Recent Archaeological Discoveries on Stone Age Sites in the Russian Far East, the Maritime Region // EAANnouncement. - Cambridge, 1993. - №9. - P.7-8.

56. Preceramic Industries ofthe Maritime Region // Journal ofKorean Ancient Historical Society. -1993. -V.14. -P.261-294.

57. Some Technico-Typological Aspects of Secondary Trimming // Journal of Korean Ancient Historical Society. -1994. - V.15. -Nl. - P.357-367.

58. Ustinovka-VI Site: Recent Investigations ofthe Microblade Industries in the Maritime Region, Russian Far East // The Wyoming Archaeologist. - 1995.-V.39 (1-2). - P. 1-5 (with N.A. Kononenko, A.A. Kryp'anko).

59. Lithic Technology Traditions during the Transitional Period in the Maritime Region, Russian Far East // The Origin of Ceramics in the Far East. - Sendai, 1995. - P.48-49 (with N.A. Kononenko).

60. Комментарии к статье М. Kornfeld "The Big-Game Focus: Reinterpreting the Archaeological Record of Cantabrian Upper Paleolithic Economy" // Current Anthropology. -1996. - V.37. - N.4.-P.648-649.

. 61. Geochemical Characterization ofArchaeological Obsidian from the Russian Far East: A Pilot Study // International Symposium on Archaeometry. University of Dlinois of Urbana. -Champaign, Urbana, 1996. -P.95-96 (with M.S Shackley, M.D. Glascock, Y.V. Kuzmin).

62. Geochemical Characterization of Archaeological Obsidian from the Russian Far East: A Pilot Study // IAOS Bulletin. - 1996. - N.I7. - P. 16-19 (with M.S Shackley, M.D. Glascock, Y.V. Kuzmin).

63. Geochemical Characterization of Obsidian Artifacts from Prehistoric Sites in the Russian Far East: Initial Study // Archaeology ofthe Northern Pacifica. - Vladivostok, 1996. -P.406-410 (with M.S Shackley, M.D. Glascock, A.A. Kryp'anko, Y.V. Kuzmin).

. 64. Устиновская индустрия в каменном веке Дальнего Востока // Сайтама Коко (Журнал археологического общества Сайтама).-1997.-№ 33. - С. 181-200 (на яп. яз.).

65. Fieldwork in the Russian Far East: Fareastern Archaeological Fieldschool // EAANnouncement. -1998. -N. 26. - P.10-11.

66. The Final-Paleolithic Sites of Suvorovo III and IV in the Maritime Region, Russian Far East // Current Research in the Pleistocene. - V. 16. -1999. - P.73-75 (with A.A. Kryp'anko, С Lee, L. Niven).

67. Geochemical Source Analysis ofArchaeological Obsidian in Primorye (Russian Far East) // Current Research in the Pleistocene. - V. 16. -1999. - P.97 - 99 (with M.S Shackley, M.D. Glascock, Y.V. Kuzmin, V.K. Popov).

6 8. Site Distribution in the Zerkal'naya River Valley, Russian Far East // Current Research in the Pleistocene. - 2001. - V.18. - P.60-62 (with A.A. Kryp'anko, P. Bleed, C.T. Hall).

69. Russian Far East in the Final Paleolithic: Peopling, Migrations, Maritime, and Riverine Adaptation // On Being First: Cultural Innovation and Environmental Consequences ofFirst Peopling. Proceedings of the 31st Annual Chacmool Conference. - The Archaeological Association of the University of Calgary. - Calgary, 2001. - P.511-526.

70. Pleistocene Textiles in the Far East: Impressions from the World's Oldest Pottery. Paper Presented at the 65th Annual Meeting of the Society for American Archaeology. Philadelphia, April 2000 // Anthropologie. - 2002. - V.40. - N. 1. - P. 1-10 (with D.C. Hyland, A.P. Derevianko, VE. Medvedev, I.S. Zhushchikovskaya).

71. The Upper Paleolithic of the Maritime Region in the Russian Far East // Legacy. -2002-2003. -V.7-8. -N.2. -P.20-21 (with С Gillam).

72.' Upper Paleolithic Research in the Maritime Region of the Russian Far East // The Council of South Carolina Professional Archaeologists. - Newsletters. - 2003. - V.XXIV. -N.2 (with С Gillam).

73. Problems of the Stone Age in the Russian Far East // Cultura Antiqua. - 2003. -V.55.-N.1O.-P. 17-24.

Подписано в печать 30.03.04. Бумага офсетная Формат 60 х 84 / 16. Гарнитура Times New Roman. Офсетная печать. Усл. печ. л. 3,5. Уч.-изд. л. 3,5. Тираж 100. Заказ №89.

Издательство Института археологии и этнографии СО РАН. Лицензия ИД № 04785 от 18 мая 2001 г. 630090 Новосибирск, пр. Академика Лаврентьева, 17.

Р- 69 8 1