автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему:
Поэтическая рефлексия Владимира Маяковского в контексте русского авангарда

  • Год: 2003
  • Автор научной работы: Маркасов, Максим Юрьевич
  • Ученая cтепень: кандидата филологических наук
  • Место защиты диссертации: Барнаул
  • Код cпециальности ВАК: 10.01.01
450 руб.
Диссертация по филологии на тему 'Поэтическая рефлексия Владимира Маяковского в контексте русского авангарда'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Поэтическая рефлексия Владимира Маяковского в контексте русского авангарда"

Маркасов Максим Юрьевич

ПОЭТИЧЕСКАЯ РЕФЛЕКСИЯ ВЛАДИМИРА МАЯКОВСКОГО В КОНТЕКСТЕ РУССКОГО АВАНГАРДА

Специальность 10.01.01. - русская литература

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Барнаул-2003

Работа выполнена на кафедре русской литературы Новосибирского государственного педагогического университета

Научный руководитель -Официальные оппоненты -

Ведущая организация -

доктор филологических наук, доцент Валерий Владимирович Мароши доктор филологических наук, доцент Сергей Анатольевич Комаров; кандидат филологических наук, доцент Сергей Анатольевич Мансков Пермский государственный педагогический университет

Защита состоится 23 декабря 2003 г. в_часов на заседании диссертационного

совета К 212.005.03 по защите диссертаций на соискание ученой степени кандидата филологических наук в Алтайском государственном университете (656049, г. Барнаул, пр. Ленина, 61).

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке Алтайского государственного университета

Автореферат разослан ноября 2003 г.

Ученый секретарь диссертационного совета кандидат филологических наук, доцент М.П. Гребнева

Общая характеристика работы

Объектом данного исследования являются публицистические и поэтические тексты Владимира Маяковского 1912 - 1930-х годов, а предметом изучения стало отражение в них рефлексии автора, которая, безусловно, рассматривается не автономно, а с учетом включенности в эпоху и конкретно - в литературную парадигму авангарда.

Актуальность исследования обусловлена двумя причинами. Во-первых, возросшим интересом к проблеме авторской рефлексии, а во-вторых, необходимостью реинтерпретации и демифологизации творчества Маяковского.

Рефлексия как философское и литературное явление особо актуализируется в XX веке. Отрефлектированность собственного творчества для многих авторор становится одной из ведущих стратегий их поэтик. Маяковский в общем контексте столетия не является исключением.

В русском культурном сознании фигура В.Маяковского имеет двойную смысловую закрепленность: Маяковский - апологет советского дискурса и поэт, который, по выражению А.К.Жолковского, «завещан нам авангардом». Знаменитая сталинская, формулировка о «талантливейшем поэте нашей советской эпохи» и последующая тотальная канонизация его имени надолго исключили поэта из списка талантливых художников и дали возможность рассогласовать творчество Маяковского и русский поэтический авангард. Долгое время в литературоведческой науке творчество поэта по идеологическим причинам сознательно мифологизировалось, и поэтому за несколько десятилетий, по выражению В.Ф.Маркова, «о бедном поэте были написаны горы никому не нужной чепухи». Поэтика Маяковского как система описана в ряде монографий, но наиболее адекватно и научно обоснованно для советского времени, на наш взгляд, представлен образ поэта в книгах и статьях ВДАльфон-сова, Н.И.Харджиева, Ф.Н.Пицкель, ИПСмирнова, В .В .Тренина и др.

Начало 90-х гг. ХХв. - эпоха тотальной реинтерпретации творчества Маяковского. Былое восприятие Маяковского как поэта-транслятора идеологических кон-центов зачастую мснястся на абсолют!ю цроишопсложиос • Мияксвс 12ш ста!Iоиитсл и ряд эпигонов, третьеразрядных стихотворцев. Первой книгой, в которой поставлена цель комплексной реинтерпретации Маяковского, стало «литературоведческое эссе» Ю.Карабчиевского «Воскресение Маяковского», в котором автор соединяет биографический и литературный материал, своеобразно комментируя те или иные факты творческого и жизненного пути поэта, часто смешивая поэтическую фигуру Маяковского и эмпирического Маяковского.

Конец 90-х гг. ХХв. - начало XXI в. ознаменованы появлением менее «эмоциональных» работ сугубо литературоведческого характера. Так, отметим исследования А.К.Жолковского, АЛО.Мсгрыганова, Ю.ВЛ1атина, С.АЛСомарова, ИЮЛванюшиной, Т.А.Мавлиной и др.

^ОС НАЦИОНАЛЬНАЯ

библиотека |

СПете^грг^у

09

Интерес к творчеству поэта особенно проявился в последние несколько лег: это время характеризуется снятием тенденциозности в изучении поэзии Маяковского, который предстает перед нами в объективном свете как сложная и многогранная творческая личность. Ведущим направлением в подобных исследованиях в данный момент является интертекстуальное. Реминисцентная стратегия анализа и другие формы интерпретации отражены в статьях и монографиях О.А.Лекманова, В.В.Десятова, Д.Л.Лакербая, И.Ю.Иванюшиной, В.ЕГоловчинер, В .Н.Топорова, К.Ю.Постоутенко, Л.Ф.Кациса и др. Особо отметим работу Л.Ф.Кациса «Владимир Маяковский. Поэт в интеллектуальном контексте эпохи».

Творчество Маяковского в большей или меньшей степени освещено и в научных трудах, не относящихся непосредственно к текстам этого автора, но рассматривающих его поэзию как составную часть литературной эпохи. Таковы работы ИПСмирнова, В.В.Мароши, ВЭрлиха, В.И.Тюпы, Х.Гюнтера, Л.С.Яницкого, И.М.Сахно, О.Ханзен-Леве, В.В.Эйдиновой, АЛЗ.Крусанова, С.Е.Бирюкова, И.Е.Васильева и др., целью которых становится ориентация на демифологизацию фигуры Маяковского и «возвращение» ее на правах одной из крупнейших в контекст русского и европейского авангарда.

Отдельные темы поэтики автора отражены в филологической литературе довольно полно, однако актуальность нашего исследования, безусловно, определяется недостаточностью разработанности таких аспектов, как: циклизация, определение собственного статуса поэта (утверждение своего поэтического «я» И «автобиографичность» лирического героя стихотворений и поэм - одна из основных художественных форм творчества Маяковского), «военная» и «производственная» метафорика, эксплицирующая сознание автора. Кроме того, мало изучена публицистическая и критическая деятельность поэта, так как внимание критиков ранее большей-частью уделялось стихотворным текстам, что, впрочем, вполне закономерно.

Цель настоящего диссертационного исследования - проследить' формирование и трансформации сознания автора, выраженного в различных художественных формах. Для отражения данной цели необходимо решить ряд конкретных задач:

1.Определить термин «рефлексия» применительно к литературоведческой науке, акцентировав внимание на специфике рефлективной работы в системе авангардистского типа художественности.

2. Выявить закономерности рефлективного «движения» в творчестве Маяковского с помощью сопоставительного анализа критических и поэтических текстов.

3. Рассмотреть творчество Маяковского в контексте русского авангарда и определить роль поэта в этой художественной парадигме.

4. Описать формы, способы и приемы авторского самовыражения в текстовом и внетекстовом (творческое поведение) универсуме.

5. Реинтерпретировать творчество Маяковского с целью деконструкции как «правоцентристских», так и «левоцентристских» мифов, сложившихся в филологических исследованиях.

Теоретической базой диссертации служат существующие теории герменевтики, исторической поэтики, структурализма, постструктурализма,

Многоаспектное изучение проблемы обусловило выбор разнообразных методов исследования. Методика анализа базируется на принципах системно-целостного подхода к литературным явлениям и на типологической интерпретации их в историко-культурном контексте. Основной из методов исследования - струетурно-семиотический, применяющийся при систематизации и описании поэтики Маяковского в аспекте поставленных задач. Привлекались также и элементы мотивного и рецептивного анализа.

Научная новизна. В нас'гоящей работе описаны важнейшие аспекты поэтики Маяковского в плане рефлективной деятельности: от архитектонических форм -сборника - до текстовых единиц, организующих семантику стихотворных и критических произведений - метафор, риторических фигур и самономинаций. В нашем исследовании продолжена работа по демифологизации и реинтерпретации творчества Маяковского и осуществлен синхронный подход к интерпретации творчества Маяковского: поэтические тексты рассматриваются параллельно с публицистическими в целях выявления доминант художественного и критического сознания автора. Нам видится, что деконструкция мифа о Маяковском в современном литературоведении движется по следующей схеме: отрицание значимости поэтической фигуры Маяковского в русском литературном контексте - разрушение в культурном сознании представления о поэте как о художнике-идеологе - и, наконец, попытка объективного определения роли Маяковского в поэзии XX века и снятия любых проявлений тенденциозности в интерпретации творчества автора. Именно последний тезис становится смысловым стержнем нашей работы.

Теоретическая значимость. Диссертационное исследование представляет собой дальнейшую разработку положений теории авангарда. В работе углубляются представления о футуризме, соцреализме, о роли их в системе культуры XX века, а также обосновываются понятия рефлексии в контексте литературоведческой науки. Полученные результаты могут быть использованы в теоретических исследованиях по проблемам рецептивной эстетики, литературоведческого анализа художественного текста.

Практическая ценность. Применение результатов исследования возможно в преподавании вузовских теоретических и практических дисциплин на факультетах филологического профиля, в спецкурсах и спецсеминарах; при разработке герменевтических комментариев, в литературоведческом и лингвистическом анализе художественного текста, в школьной практике - на уроках литературы при изучении соответствующих тем, а также в факультативных курсах.

Апробация работы. Основные положения диссертации излагались в докладах в рамках Вторых, Третьих и Четвертых Филологических чтений «Проблемы интерпретации в лингвистике и литературоведению) (2001,2002,2003 гг.) в г. Новосибирске. По теме исследования опубликовано 3 научные работы, 2 - в печати.

■ < *• Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и библиографического списка. Общий "объем работы - 205 страниц. Структура работа обусловлена многоаспектностью поэтики Маяковского. В первой главе обсуждается понятие «рефлексия», описываются исторические и индивидуально-авторские формы Художественного сознания, рассматривается специфика рефлексии в авангардном •йГ еОцреалистическом дискурсах, выявляются контекстуальные самообозначения субъекта лирического высказывания и характер их функционирования в художественном тексте, определяется статус поэта и поэтического творчества в сознании автора. Во второй главе анализируются метафорические и риторические приемы фиксации авторской рефлексии: «слово-вещь», «слово-оружие»; также в главе рассматривается эстетика «производственного искусства» в творчестве Маяковского. В третьей главе исследуются особенности циклической формы в поэзии Маяковского.

Основное содержание работы

Во введении обосновывается актуальность темы, формулируется цель и основ' ные задачи работы, определяются ее новизна, а также теоретическая и практическая значимость.

' В первой главе «Определение В.В.Маяковским собственного статуса поэта как форма авторской рефлексии в рамках авангарда» обозначается понятие рефлексия в контексте филологической науки. Это понятие не является непосредственно литературоведческой категорией, а существует на стыке философии, психологии и теории литературы и терминологически четко не закреплено. Аналогами термина выступают в разных ситуациях такие номинации: творческая рефлексия, самотождественность, самоопределение, персональная идентичность, метатекст, метапроза и др. Они соотносятся прежде всего с категорией наррации и, следовательно, применимы по отношений к повествовательному тексту. Но об отрефлектированности творче-'' ского процесса можно говорить и в случае научного описания поэтических текстов, тем. более - поэтических текстов XX века, эпохи, когда в поэзии начинает активно проявляться вербализованное осмысление вопросов ее бытия, создания, конструирования.

В данной работе мы определяем рефлексию как размышление автора над собственным текстом или шире - над природой эстетического творчества вообще -непосредственно в пределах того или иного художественного единства.

В первой главе сделан обзор литературоведческих исследований, посвященных теории русского поэтического авангарда. Отметим пять основных, на наш взгляд, работ: С.Е.Бирюкова, И.Е.Васильева, В.Ф.Маркова, А.В.Крусанова и И.М.Сахно. В последних трех подробно рассматривается взаимосвязь поэзии с живописью авангарда начала века, с такими представителями изобразительного искусства,

как: А.Лентулов, Н.Гончарова, М.Ларионов, К.Малевич, А.Кандинский, В.Татлин, О.Розанова и др.

Вопрос систематизации истории русского футуризма (и шире - авангарда ХХв.) остается открытым, но авторы вышеназванных литературоведческих исследований сходятся в определении основных эстетических позиций антитрадиционализма и его места в системе культуры. Литературоведами подробно исследованы все базовые аспекты футуристской поэтики, которые мы можем объединить в четыре основные группы:

1.Эстетическая. Ощущение авангардистским сознанием острого кризиса традиционной художественности, который проявляется в канонизации и «омертвении» позитивистской и символистской эстетик, в силу вышеназванных обстоятельств - практика деиерархизации любых культурных систем (от языковых до политических и философских), атрибутируемая в демонстративном антиэстетизме.

2. Коммуникативная. Специфическая коммуникативная стратегия авангарда выражается в желании эпатировать адресата. Автор текста в данной коммуникативной ситуации выступает в роли безумца-маргинала; не только сам текст мыслится в форме традиционного печатного листа, но и само поведение художника становится объектом.

3. Языковая. Провозглашение футуристами словотворчества, зауми, различных еловоедвигов, «материальности» слова, «бунта вещей».

4. Жизнестроительная. Стремление футуристов средствами искусства переструктурировать общественные институты, перестроить психологию человека, создав утопическое государство будущего, во многом технизированное и урбанизированное.

Естественно, что каждый из поэтов представлял собою неповторимую творческую индивидуальность, и поэтому вышеизложенные позиции присущи не всем антитрадиционалистам. Кроме того, некоторых поэтов можно назвать «крайне левыми», например, А.Крученых, ИЛГерентьева и В.Гнедова, наиболее радикально настроенных (экспериментирующих в области зауми), а некоторых - «крайне правыми», таких, как БЛившиц, эстетическая и художественная позиция которого отличалась не свойственным для гилейцев академизмом, или Б.Пастернак, входивший в менее экстремистскую группу «Центрифуга».

Эпоха раннего русского авангарда характеризуется усилением рефлективного начала, поэтому в нашем исследовании предпринята попытка выявить закономерности функционирования рефлективного механизма в контексте авангардистского дискурса и раннего соцреализма. Самоопределение в русском футуризме проявлялось, на наш взгляд, в следующих формах: манифестах, демонстративной фиксации собственного статуса поэта, технических экспериментах со словом и книгой. Именно эти три составляющих легли в основу структуры нашей работы при рассмотрении поэтики Маяковского: мы движемся от вербализации в текстах лирического «я» к описанию мегаформ - циклов и других крупных текстовых образований.

Как нам видится, любая рефлексия начинается с экспликации своего поэтического «я» различными видами письма и творческого поведения. Осмысление В.Маяковским себя в качестве творческой личности словесно закреплено практически в каждом его произведении. В анализе художественных и критико-публицистических текстов нас интересовали две задачи: поиск собственно вербализации слова «поэт» и его контекстуальных аналогов, функционально связанных с основным концептом и представляющих собой безббразные и метафорические самоназвания лирического субъекта, а также анализ контекстов, в которых непосредственно эксплицирована деятельность поэтического субъекта, его рефлексия о вопросах искусства.

В стихотворениях и поэмах Маяковского обозначения лирического субъекта фиксированы в двух аспектах. Во-первых, в большинстве текстов лирический герой выступает под именем и фамилией реального Маяковского (это так называемая автоперсонажная стратегия, совмещающая субъектную и объектную функции авторского имени) - таким образом, очевидна установка Маяковского на смешение реальных и художественных фактов с целью мистификации адресата; необходимо также отметить в качестве одного из основных механизмов формирования своей литературной биографии намеренное сужение Маяковским смысла собст-- венных текстов, попытку упростить их художественную ценность. Во-вторых, субъект меняет «маски», номинируя себя рыжим, слов транжиром и мотом, заморским страусом, грубым гунном, алмазником' и др. - в дореволюционном творчестве - и ассенизатором (и водовозом), агитатором (горланом, главарем), мастером (работником, ремесленником, деревообделочником), заводом (фабрикой), полпредом стиха, голосом масс, двигателем пера, исполнителем читательских воль и др. - в постреволюционном периоде. Мы наблюдаем широкий «разброс» самоопределений героя: от собственно футуристических (рыжий, страус и т.д.) до эксплицирующих символистско-акмеистские модели творчества, а также проявляющих «колебания» от низких своих ипостасей (ассенизатор, грубый гунн) до высоких (голос масс, горлан-главарь, ювелир).

Дооктябрьская лирика поэта продуцирует известные смыслы авангардистской поэтики: уединенное сознание и маргинальность, стремление к демонстрации богем-но-шутовского и избраннического статуса героя, ориентацию на игровую стратегию, основывающуюся на поэтике метаморфозы и двойничества. Все четыре самономи-нациии по смыслу непосредственно смыкаются (каждая в пределах своего контекста) с категорией «художественное творчество». Так, например, слово рыжий как самообозначение встречается в текстах Маяковского дважды. Первый раз - в стихотворении «Ничего не понимают» (1914 г.): в контексте оно констатирует свою идентичность с мотивом сумасшествия и генерирует «танец слов» (запрыгали слова), а также демонстрирует отмежевание «я» от других и утверждение в патетике безумия самости творческого субъекта. Второй раз - в стихотворении «Дешевая распродажа»

1 Все цитаты приведены по тексту собрания сочинений В.В Маяковского в 12 томах. - М, 1978.

8

(1916г.). Слово рыжий отсылает к известному цирковому амплуа рыжего клоуна. В данном случае не только цвет волос героя является причиной сопоставления, но и ситуация осмеяния субъекта «толпой», и замкнутое пространство (парикмахерская), в котором выступает перед ней герой, а также «одеяние» поэта и ситуация нелепого поведения лирического субъекта: причешите мне уши (т.1, с.85). Кроме того, рыжий всегда является антагонистом (экспликация мотива отъединения) «белого» клоуна. Впрочем, ситуация антагонизма обманчива, так как противопоставление клоуна и рыжего фиксируется только на внешнем уровне, а все же основой композиции классического антре является их взаимодополняемость, гармоническое сочетание. Таким образом, рыжий герой Маяковского и парикмахер, возможно, образуют оригинальную комическую пару, устраивающую «словесную» клоунаду, сходную по своему пафосу и струетуре с арлекинадой символистов (см., например, «балаганные» мотивы у А.Блока). Возможно также, что «словесный танец» - попытка спасения героя от одиночества и безумия посредством обращения к буффонаде.

Слово алмазник эксплицирует «производственную» семантику. Однако мастер, изготовитель стихов, понимается здесь не в сугубо «производственном» смысле, а скорее в акмеистском. Искусство «выделки» слова в данном стихотворении - ювелирная элитарная работа в том переносном смысле, в котором ее понимали поэты парнасской ориентированности. Необходимо, однако, подчеркнуть и еще один смысл этого слова: алмазник - вор-стеклорез. Таким образом, номинация алмазник переводится в иную социально-психологическую систему, и герой занимает однозначно маргинальную по отношению к стандартизированному социуму позицию.

После революции статус поэта и соответственно система номинаций резко меняются. Все самообозначения 20-х годов можно разделить на три группы. К первой относятся слова, связанные с эстетикой «производственного искусства», которая представляет поэта в качестве техника, мастера, ремесленника и т.д., производящего полезные стихотворные вещи. Вторая группа «масок» героя коррелирует непосредственно с соцреалистическим дискурсом: субъект выступает в роли социалистического поэта. Наконец, лирический герой соотносит себя с «низкой» ролью в общественной иерархии - ассенизационной, которая подчеркивает два аспекта: во-первых, собственно футуристический - желание эпатировать адресата («фекальная» семантика и «канализационные» мотивы особо эксплицированы у АЛСрученых и Д.Бурлюка), во-вторых, констатирует стремление автоперсонажа к идентичности с социальными низами, которая обусловлена как идеологически, так и несет в себе так называемую «ассенизационную схиму» (А.Ю.Морыганов) - склонность героя к самоуничижению.

Обратим внимание на вторую группу самономинаций (политически ангажированных). Большинство этих самономинаций продуцирует агрессивную художественную «политику» как авангарда, так и соцреализма - стратегию подчинения реципиента авторской дискурсии.

Однако наряду с «насильственной» адресацией наблюдаем у Маяковского и об-равную поэтическую коммуникацию: Я - / исполнитель / читательских воль (т.4, с.210). Подобная самопрезентация проявляет, во-первых, установку автора на так называемый соцзаказ, во-вторых, ориентацию на специфически понятую конвергенцию с аудиторией - почти полное совпадение с ней. Коммуникативная схема Автор -Текст - Адресат претерпевает значительную трансформацию - последний актант совмещает в себе две ипостаси: традиционно понимаемого читателя, активно ' не участвующего в процессе создания текста, и сверхличной инстанции, диктующей автору креативные механизмы. Свою последнюю выставку автор называет отчетом перед новым слушателем. Слово «отчет» в советском дискурсе имеет четкие коннотации: новый реципиент становится одновременно и со-творцом, и оценивающей инстанцией, эстетический вкус которой непререкаем, автор же принимает свою «смерть» и, согласно концепции Р.Барта, становится «скриптором», двигателем пера. Авангардная стратегия разрушения традиционной художественности диктует практику активного императивного вовлечения адресата и Других субъектов сотворчества в процесс создания текста. Впрочем, такая форма креативного «сотрудничества» во многом остается проективной, но отнюдь не действенной. Деформированная семио-эстетическая модель диктует поэту свои законы, и все экзистенциальные импульсы камуфлируются Маяковским примерно так: не знаю, можно ли назвать творчеством то, что я сделал (т.б, с. 179). Умаление своего значения как творца, возможно, частично является специфической трансформацией (в контексте революционной культуры) раннефутуристского лозунга «прочитав, разорви».

Параллельно соцреалистическому мазохизму (в терминах «шизоаналитической» типологии И.П.Смирнова) в свои права вступает и другой элемент этого дискурса установка на возвеличивание демиургов нового социального строя, к которым Маяковский настойчиво и небезуспешно причисляет и себя. В поэме «Во весь голос» автоперсонаж называет себя агитатор, горлан-главарь. «Маяковский» избирает роль «двигателя» масс, поэтического вождя: риторика его публицистических выступлений сводится к инверсированной формуле, в которой личное местоимение занимает ударную логическую позицию: поэтом этих людей должен быть я (т.12, с.96). Синтез «избранничества» и «служения» идеально прочитывается в «Разговоре с фининспектором»: А что, /еслия /народа водитель / и одновременно -/народный слуга (т. 4,с.31).

Слово горлан ассоциируется со звуковой стороной поэзии Маяковского, и вся объектная организация текста, манифестированная названием поэмы (необходимо отметить, что, одна из сем глагола «горланить» - 'во все горло'), - установка на способ произнесения, артикуляцию. Кроме того, используемая автором просторечно-сниженная лексика - ориентация на текстового получателя из социальных низов, который, как говорилось выше, и есть концепированный читатель таких текстов. Наконец, необходимо обратить внимание на фоносемантику строки, насыщенную сонорными, создающими шумовой эффект, и звуками «г» и «т», отбивающими такт:

аГиТаТоРа, ГоРЛана - ГЛаваРя, что кодирует «грубый» имидж и скандальную поведенческую стратегию самого Маяковского.

Утверждение поэта как «голоса масс» дает ему возможность в коммуникации с «не-я» использовать императивы (впрочем, их много и у раннего Маяковского, однако в данном случае императивность приобретает ярко выраженный социально-классовый характер), а также предикаты долженствования, предполагающие, что субъект высказывания намного компетентнее своего интерпретатора и, следовательно, имеет право на инспирирующее высказывание в адрес последнего.

В поэтике Маяковского художественное содержание и художественная форма строятся на системе оппозиций, таких, как «старое - новое», «поэт - толпа», «я -мы» и т.д. Нужно заметить, что оппозиции эти получают особое амбивалентное воплощение в творчестве автора. Так, «старое», «прежнее» (как анархическая стратегия футуризма), компилируется с «новым» - служением сверхличному закону. Поэт в послеоктябрьском периоде творчества становится тем самым голосом масс.

Деформация прежних эстетических установок футуризма обнаруживается постепенно, однако в случае с Маяковским этот мутагенез в его рефлексии происходит быстро, почти мгновенно. 2 марта 1917 года Маяковский декларирует: Мой девиз и всех вообще - да здравствует политическая жизнь России и да здравствует свободное от политики искусство (т. 11, с. 78). А буквально через восемь месяцев, 17(30) ноября 1917 г. (стенографическая запись): Маяковский <говорит> о том, что нужно приветствовать новую власть и войти с ней в контакт (т. 4, с. 79).

Авторская самопрезентация постоянно осуществляет перемещения между полюсами персонального поэтического «я» и коллективного «мы». В данном случае интерпретатор сталкивается не с элементарной заменой местоимений «я» на «мы», но со специфической формой их синтеза, что является отличительной чертой поэтики Маяковского. В поэтике этого автора довольно легко вычленить следующие типы субъектного предъявления: а) маргинальное «я» раннего творчества (до 1917г.) / маргинальное «мы» раннего творчества; б) тоталитарное «я» советской эпохи / тоталитарное «мы» советской эпохи, интегрированное в рамках революционной культуры и соцреалистической эстетики.

Необходимо отметить, что маргинальное «я» дореволюционное и тоталитарное «я» послеоктябрьское совпадают в том, что резко не принимают все, что относится к «не-я», это неприятие выражается в эпатирующих художественных акциях и использовании в стихотворных текстах сниженной лексики. Однако отличие заключается в том, что маргинальное «я» будетлянина внутренне свободно от маргинального «мы»: «адепт» имеет право передвижения - вольного выхода из и возвращения в «мы», тогда как тоталитарное советское «я» жестко подчинено диктатуре тоталитарного «мы», постулирующего сектантство и «железный занавес».

Во второй главе « "Слово-вещь", "слово-оружие" и "производственное искусство" в контексте авторской рефлексии» рассматривается метафорическая

система Маяковского в плане апеллятивности и в контексте авангардистской и соц-реалистических практик.

Материалиация слова в теории и практике поэтов-футуристов начала XX получает особое значение вследствие кризиса традиционного искусства, проявляющегося в нивеляции позитивистских идей и реалистических способов изображения. Однако, как мы показали в нашей работе, именно у футуристов «опредмечивание» слова становится ведущей формой осмысления творчества, а у Маяковского оно организует всю поэтику, проявляясь на разных уровнях поэтической системы.

Слово является не средством создания текста, а, по фразеологии футуристов, самоцелью, объектом художественных экспериментов. Глобальный проект пересмотра традиционной поэтики предполагал расширение семантического горизонта слота за счет привлечения этимологического и морфемного потенциалов, использование приема «словосдвигов» (Крученых), создание псевдоэтимологий и интерес к начертательное™ слова, к его фонической стороне, а также к проблеме делимитации - определению границ слова в контексте - и вопросу «фактуры». Последний подход иллюстрирует слово как предмет, как материально выраженное, как вещь. Если слово - вещь, то им удобнее воздействовать на человека, в буквальном смысле - физически. В агитационной поэтике Маяковского слово-вещь, текст-предмет, обладающие, как материальный объект, весом и объемом, должны именно воздействовать на реципиента, изменяя его психику, иначе поэтическое слово бесполезно, что в сознании автора равносильно отсутствию текста. Оговорим, что слово понимается в нашем анализе в широком смысле: как единица речи, литературное произведение. Слово в художественной системе Маяковского рассматривается нами либо как контекстуальный аналог поэтической речи в целом, либо как элемент его структуры.

I. Слою как физический объект в поэтике Маяковского представлено основными метафорами: слово-гвоздь, слово-жжение, слово-бич, слово-кирпич, слово-ракета, слово-скала, слово-фабрика, слово-медь, слово-сталь, слово-руда, слово-сырец, слово-триумфальная арка, слово-труп, слово-лом, слово-пепел, слова-фигурки, слова (имена) -лохмотья и др.

П. Слово-аналог поэтической речи зафиксировано в творческой рефлексии автора так: стихи, фантазия, поэма, поэзия, перо, варево, а также в метонимическом переносе «слова-письменности»: строка, рифма, мысль.

У Маяковского метафоричность слова, приравненного к материальному объекту, в какой-то степени нейтрализуется в силу двух взаимообусловленных причин. Первая связана с активно-рецептивной установкой агитационного слова, вторая - с теорией «производственного искусства». В соответствии с этими причинами все объединения метафор, представленные нами ранее, гетерогенны. Каждую из заявленных групп можно разделить еще на три части, манифестирующие: 1) «адресатное» слово: слово-гвоздь, слово-бич, словогжжение и.т.д.; 2) «производственное» слово: слово-фабрика, слово-сырец, слова-кирпичи и т.д.; 3) другие метафоры, которые могут рассматриваться как общий случай для первой и второй групп.

Обладающее свойствами физического и психологического воздействия, «слово-вещь» у Маяковского представлено как субъект движения или объект осязания.

Наверное, самые важные атрибуты стихотворной речи, получающие материальное воплощение в поэтике Маяковского - рифма и строка. Известно, что именно рифма и строка становятся в поэтике Маяковского генератором и основной единицей построения звуковой и визуальной «картины» стихотворного текста.

Особое значение для творческой реализации поэта имели социокультурные факторы. Так, начавшаяся в 1914 году Первая мировая война обусловила появление целого ряда статей и стихотворений автора, в которых искусство и война становятся во многом равнозначными категориями.

В «Штатской шрапнели. Вравшим кистью» поэт подчеркивает центральную мысль своего манифеста: Можно не писать о войне но надо писать войною (т. 11, с.37). Данное высказывание эксплицирует жизнестроительные проекты русского модернизма начала XX века. Война предстает в статьях Маяковского как грандиозное театральное зрелище, разворачивающееся на «просторах Вселенной» (впоследствии Маяковским «война» будет удачно заменена «революцией», которая тоже понимается поэтом как креативная переделка мира). С одной стороны, «военизация» творческой деятельности обусловлена ориентацией автора на итальянский футуризм с его эстетизацией войны и техники (в том числе и военной); с другой стороны, высказывания Маяковского проявляют тенденцию автора к включению своего поэтического «я» в контекст тоталитарных систем. Статьи Маяковского периода Первой мировой можно охарактеризовать как образчики военной пропаганды и национал-патриотической идеологии, совпадавшей с официальной проправительственной.

При анализе военных статей Маяковского мы выделяем следующие составляющие национально-патриотической идеи, которые в наибольшей степени проявляются в текстах поэта: а) констатация категории «пользы» искусства как его стратегии; б) призыв к объединению людей на основе национальной идеи как условие цельного государственного «тела»; в) акцентирование силы и мощи русской армии; г) утверждение русской нации как исключительной и вследствие этого имеющей право на геноцид расы «недочеловеческой».

Впрочем, не только о стройной системе взглядов на «славянский вопрос», но даже о сколько-нибудь последовательном изложении Маяковским своих мыслей говорить не приходится. Статьи Маяковского эклектичны и вбирают в себя отголоски хлебниковских националистических идей, в которых причудливо отразились славянофильские теории XIX века и «слоганы» официальной военной пропаганды. Нам близка точка зрения Ханзен-Леве, который утверждает, что для Маяковского «...революция и следующий за ней период строительства общества (индустриализация, коллективизация) могли быть предметом своего рода художественной "реализа-

ции"».2 Таким образом, Ханзен-Леве переводит войну из жизненного плана в план семиотический, снимая тем самым проблему антиномий: «гуманное - насильственное», «национал-патриотическое - космополитическое», «агрессивное - толерантное» - и выражая сомнение в поиске в сочинениях поэта «идеологической подоплеки». Нам думается, что сосуществование противоположных творческих импульсов в поэзии и публицистике Маяковского, намеренная мистификация Маяковским адресата, установка на деавтоматизацию восприятия - сознательно выбранный поэтом принцип. Весьма важен и тот факт, что в стихах военного периода все вышеперечисленные фаеторы патриотической «философии» не просматриваются. Наоборот, этим текстам свойственны мотивы сострадания, почти христианское отношение героя к жертвам войны.

Метафора «слово-оружие» появляется в художественных текстах Маяковского в основном в послеоктябрьском творчестве и связана с включением поэзии в революционный дискурс, а также, как считает А.К.Жолковский, обусловлена садистской направленностью поэтических интенций Маяковского.

В 1929 году в статье «Наше отношение» В.Маяковский заявляет: ...к сделанному литературному произведению отноисусь как к оружию (т. 12, с.38). В контексте обращают на себя внимание два слова: оружие - аналог литературного произведения, и сделанное, актуализирующее эстетику «производственного искусства».

- Оружейный арсенал, уподобленный слову (и шире - всем поэтическим контекстам); в поэтике Маяковского поистине огромен и представлен практически всеми возможными видами, от холодного оружия до крупнокалиберного огнестрельного. Так как-сопоставление слова (литературного текста, знака) с военной символикой у Маяковского всегда шире собственно уподобления слова оружию, то мы делим этот материал на две части:

1. Слово-метафора видов оружия.

■. 2. Слово - метафора военной структуры (роты, полководец, армия).

< Оружейный арсенал, уподобленный слову, представлен следующими видами . (включая сам гипоним оружие): штык, нож(и), пики, кнут; огнестрельным: пушка, пулемет, бомба, винтовка, бочка (с динамитом), пуля, обойма, порох и др. «Творческое слово» представлено четырьмя основными видами: а) контекстуальными аналогами поэтического слова: перо (основная концептуальная номинация креативного процесса в поэтике Маяковского), язык, карандаш (как синоним журнальной и газетной деятельности), стих; б) жанрово-струкгурными образованиями: песни, поэма, книга, критический очерк, самокритика, статья; в) элементами стихотворной и прозаической речи: острота, злословие, строка, рифма, заглавие, страницы, слово; г) словами, опосредованно соотносящимися с анализируемой нами темой: болтовня, мысль, смех, глотка (по мере уменьшения связи с «вооруженным словом»).

1 Хавзен-Лек Ore.А Русский формализм; Методологически реконструкции: развития на основе принципа оетра-

неииа -M.2001.-C.469

Например, метафора «строка-оружие» проявляет себя в прогностическом смысле в поэме «Во весь голос», структурно выстроенной как развернутая аналогия поэтического творчества и военизированной системы. Лирический субъект обращается к адресату будущего (в тексте он эксплицирован местоимением вы и императивом ощупывайте) посредством текста, что и отвечает сути семио-эстетической коммуникации, однако процесс материализации объекта творчества (железки строк) - этот процесс, собственно, и рассматривается нами в аспекте проблемы «слово-вещь» - как бы удваивается, так как продуцируемый фигурой автора текст метафорически соотносится с объектами археологических раскопок, с музейным экспонатом, поэтому мы здесь вправе говорить даже не о «слове-вещи», а о «бальзамированном слове» (см. определение А.Ю.Морыганова - «вооруженное слово»3). Курганы, похоронивши осуществляют мотив смерти, а словоформа случайно обнаруживая, указывая на процесс археологических раскопок, одновременно являются экспликатом мотива воскрешения, воскрешения в духе Маяковского - посредством материализации в облике вещи. «Забальзамированный текст» (железки строк) с помощью сравнительной конструкции сопоставляется с оружием. В данном контексте смертоносная функция оружия проявляется амбивалентно: с одной стороны, оружие как таковое лишено своего функционального предназначения убивать (оно - экспокат, археологическая находка), с другой стороны, эпитет грозное и противительный союз «но» указывают на латентность этой функции.

Наиболее частотная аналогия среди других уподоблений слова холодному оружию - «слово-штык». Частотность лексемы штык можно объяснить двумя довольно легко определяемыми основными причинами. Первая из них обусловлена исторически: штык в контексте эпохи становится эмблемой Русской революции, выявляя тем самым ее агрессивную потенцию по отношению к «другому», к «чужому», сознанию. Выбор штыка в качестве эмблемы революции в историческом аспекте, возможно, был обусловлен соотнесением штыка с «народными» коннотациями: с пролетариями, с солдатской массой. Вторая причина связана с футуристической суггестией и актуализирует «проникающую» семантику: штык - колющее оружие, буквально удар, укол. В поэтике Маяковского штык сопоставляется: а) с остротами. Функционально острота, как и штык, обладает возможностью «втыкаться» в «чужое» сознание, пронзать его, что закономерно в авангардистской стратегии материализации слова. Так, например, в стихотворении «Мрачный юмор» (1927г.) сема 'острый' в контексте актуализируется за счет тройного каламбурного повтора: острия - острей - остроты. Кроме того, в контексте важно анаграмматическое сочетание, подчеркивающее функциональную характеристику штыка: шТЫКов - воТКнулись - осТро-

3 А.Ю. Морыганов также номинирует «гибель» стиха Маяковского словоформой «музеефикация поэтического мира» (Морыганов А.Ю. Ехе£1 топитептт В. Маяковского (опыт герменевтического рассмотрения «Во весь голос») // Творчество писателя и литературный процесс. - Иваново, 1995. - С. 46-60).

Ты; б) с пером как одной из основных метонимий поэтического творчества Маяковского и других поэтов революции.

Поэтическому комплексу метафор «слово-оружие» соответствует целый комплекс предикации, обладающей деструктивной семантикой: «пронзающей», «разрывающей», «стреляющей». Большая часть текстового пространства отдана здесь императивам: вонзай (самокритику), вонзись (рифма), вонзи (перо), остри (штык-язык), высвисти (пулями), иелься (рифмой), ярись (ритмом), пишите (в упор) и др. Неимперативная форма предикатов также широко представлена в текстах Маяковского: вонзив (критику), атаковать (пером), взрывается (строчка), убивали (рифмы), врезать (мысли-ножи), пронзает (карандаш), вонзит (рифму), распнем (сагтрой по «Чудаку»), резала (пресса) и т.д. - спектр «оружейно-деструктивных» метафор в текстах Маяковского огромен.

Структура некоторых текстов образно идентифицирована с военной системой (частично или полностью), и связано это с установкой революционной культуры на , героический модус художественности. Поэма «Во весь голос» манифестирует эту идентичность. В тексте страницы - войска, строки уподоблены фронту, кавалерия -остротам, стихи интерпретируются как солдаты поэтической армии. Причем в контексте идей материализации слова и «машиноподобного» человека эти идеи причудливо сочетаются, образуя тройную аналогию: стих - солдат - неживая материя (свинцово-тяжело). Второе сопоставление стиха и рядового дано в тексте посредством сравнения: умри, мой стих, /умри, / как рядовой. Эта словесная конструкция позволяет лирическому субъекту перейти к рефлексии на тему посмертной славы, которая трактуется им в согласии с официальной большевистской доктриной растворе, ния персонального во всеобщем и эксплицирует мотив жертвенности: отказ от экзистенциального авторства ради коллективного. Однако столь демонстративная манифестация «смерти автора» - лишь специфическая для Маяковского реализация роли поэта, призванная отразить одновременно и сверхличное требование «растворения» в массе, и констатировать авторскую самореализацию. Первое можно назвать имитацией авторского отсутствия в тексте, так как в поэме постоянно подчеркивается амплуа поэта: поэта-военачальника, управляющего поэзией-войском, отдающего приказы и регулирующего военные действия. Индексом авторского присутствия в тексте могут являться местоимения: моих (страниц войска), мой (стих), я и некоторые биографические факты из жизни самого Маяковского.

Конструирование, делание, выделка слова, техническая обработка словесного материала - категории, появившиеся в теоретической и художественной рефлексии русского искусства в начале 20-х годов. Теория синтеза творческого акта и производственного процесса восходит к двум тенденциям. Первая из них - литературоведческая деятельность русского формализма, совершившего в свое время революцию в филологии. Терминология, выработанная русским формализмом («сумма приемов», «обнажение приема», «фабульное сырье», «здание сюжета», «построение рассказа» и т.д.), заимствуется поэтами и используется ими в своих критических статьях и в ху-

дожественных текстах. Формалисты и футуристы актуализировали материализацию слова и возможность его дробить с целью конструировать впоследствии из «раздробленного» материала новые слова, а в проекции - и новую онтологию. В аспекте «мастерства» внимание сосредоточивалось на форме поэтического объекта. Формы порой принимали радикальные выражения. См, например, «Поэму конца» Василиска Гнедова («Черный квадрат» в поэтическом варианте) и декларацию А. Крученых: «... фактура - это делание слова, конструкция».4 Хлебников предлагает более глобальный проект - построение вселенского языка. Вторая причина связана с идеологией социалистической экономики, установка на индустриализацию и технизацию которой отразилась на литературном творчестве.

Критическая рефлексия Маяковского периода «Лефа» во многом отражает идеи основных идеологов «производственного искусства». В художественных текстах «производственная поэзия» является составляющей глобального проекта «слова-вещи». На наш взгляд, проблема «технологического искусства» в художественных текстах Маяковского представлена в трех аспектах: а) непосредственное метафорическое соотнесение! «поэтическое творчество - производство»; б) жизнестроение как часть «словопроизводственного» процесса; в) конструирование «машиноподобного» человека как части тотального производства материальных объектов.

«Поэтическое производство», по Маяковскому, оперирует такими понятиями, как «количество» и «качество». Если «качество» является категорией, вполне соотносимой с классическим представлением об искусстве, то количество в сознании реципиента ассоциируется с графоманством, возведенным в соцреализме в принцип эстетики. Стремление к выпуску многотомных собраний сочинений, обещания написать какое-то количество текстов к определенному событию и подобные акции профанированы впоследствии концептуализмом в лице Д.А.Пригова, иронически имитирующего этот соцреалистический принцип в обещании создать за определенный срок тысячи текстов.

«Строение жизни» включает в себя конструирование «машиноподобного» человека, иногда с заменой частей тела на материально полезные предметы, в новом технократическом государстве люди могут вообще исключаться из процесса «жизне-строения».

Особое значение в творчестве Маяковского имеет статья «Как делать стихи?», в которой поэзия представлена в качестве сложного производственного процесса. Если расположить лексические единицы текста в тематический ряд, имитирующий технологическую производственную цепочку от начальной стадии обработки материала до придания ему «товарного» вида, реализуется следующая схема: соцзаказ - словесный лом, сплав, качество нового материала - заготовка, кирпичи, фактура - делание или производство, техническая обработка - норма выработки, режим экономии - годное к употреблению произведение, нужная вещь - тариф. Таким образом, мы видим

4 Крученых А.Е. Кукиш прошлякам. - Москва - Таллинн, 1992. - С.11.

начальный элемент Производственно-поэтической цепочки - соцзаказ - и конечный -тариф.

Третья глава «Циклизация как форма авторской рефлексии» представляет собой •анализ циклического единства в творчестве Маяковского. Монтажное мышление, характерное для поэтики ангитрадиционализма, фрагментарность и хаотичность соединения отдельных текстов внутри единства, во многом манифестирующие футуристическое «восстание вещей», коснулись, на наш взгляд, и традиционного понимания циклических форм. С другой стороны, претензия авангарда на создание глобальных проектов проявляется в агглютинации этих сегментов, в сращивании всех текстов, созданных тем или иным автором, в единый контекст. Таково, например, творчество Велимира Хлебникова, представляющее собой хаотичное сцепление фрагментов, объединенных в своеобразный гипертекст. Как указывает И.М.Сахно, «авангард - искусство крайностей, в котором господствуют две противоположные стихии: разрушение и созидание...».5 Своеобразной формой циклической целостности являются коллективные сборники, выпускаемые футуристами: «Садок судей», «Садок судей П», «Требник троих», «Дохлая луна», «Трое», «Первый журнал русских футуристов», «Крематорий здравомыслия» и др. Оригинальность таких контекстов заключается в использовании авангардистами специфических способов выражения своей самости: разных типографских шрифтов (в том числе издание рукописных и литографических сборников, печатание текстов на обоях и туалетной бумаге), пропусков букв, редакторских «дефектов», «словосдвигов», нарушений орфографических и пунктуационных норм. Важными приемами организации целостности являются рисунки и графические работы, включенные в поэтический текст и образующие новые смыслы па пересечении разных видов искусств, а также театральная презентация своих произведений. Коллективные сборники (врочем, как и индивидуальные) Отражают общую установку футуризма на амбивалентное понимание целостности: с одной стороны, они эксплицируют идею единства футуристической художественной стратегии, с другой, подчеркивают неповторимость поэтического самовыражения каждого участника сборника. Из всех футуристов именно А. Крученых создавал, наверное, самую необычную форму своих сборников, представляющих «ка-кафонию» стихов, статей, манифестов, «теоретических» очерков и графических работ. '

ЦикЛйзация в поэтике Маяковского представлена в традиционном ключе. Известные сборники автора: ранний цикл «Я», «Париж», «13 лет работы», «Все сочиненное Владимиром Маяковским», «Вещи этого года», «Стихи об Америке» и другие - отражают художественное мышление поэта на протяжении большего периода его творчества - в основном это касается постреволюционной поэзии и связано с изменением статуса поэта в новой политической и литературной ситуации.

В настоящей работе описана структура сборника «Избранный Маяковский», состоящего из трех разделов: «Революция», «Лирика», «Сатира» и «Поэмы», и выявле-

5 Сахно И.М. Русский авангард* живописная теория и поэтическая практика. - М, 1999. - С.З

18

на закономерность расстановки частей сборника. Уже само его название предполагает двоякую интерпретацию. «Избранный» (здесь реализуются оба значения этого слова: «отобранный для издания» и «лучший, выделяющийся чем-либо среди других») - констатация исключительности не только Текстов, но и самого творящего субъекта. Метонимический перенос в названии - не избранные тексты, а избранный автор - подчеркивает исключительность лирического творца всей целостности, ставит его в центр стихотворного единства и одновременно придает названию сборника иронический оттенок. К тому же, характер заголовка отражает поэтику будущего соцреализма: стремление поэта непременно фиксировать свой статус в писательской иерархии выпуском толстых (обязательно толстых) многотомных сборников или полных собраний сочинений.

Концептуально значима в сборнике линейная структура, реализуемая по схеме 3+1(4) (три стихотворных раздела и четыре поэмы). Первые два раздела отражают известную диаду творческого сознания автора: общественное, сверхличное, растворение персонального в коллективном - Революция, и интимное, личностное, экзистенциальное - Лирика. В данном случае эти категории «разведены», хотя любовь часто неотделима у Маяковского от понятий «коммунизм» и «социализм». Далее в сборнике следуют 4 поэмы: «Облако в штанах», «Человек», «150000000», «V Интернационал». С одной стороны, количество разделов (три стихотворных и поэмы) образуют цифру четыре, однако жанровое разделение рубрикаций позволяет прочитать схему так, как указывалось выше: 3+1. Структура сборника констатирует одновременно и слияние, и дифференциацию. Слияние (4) может манифестировать то, что Л.С. Яницкий называет преодолением «семантической инерции числа»,6 а дифференциация, наоборот, - стремление к архетипическим значениям. Числовая структура сборника может реализовываться и по схеме 3+1 = 1+1+1+1, в которой количество общих разделов (3+1) соответствует количеству поэм. Таким образом, Маяковский дважды эксплицирует число «4». Поэмы в сборнике также представляют симметричную структуру. «Облако» и «Человек» - это экзистенциальная рефлексия героя, лирическое «я» организует всю композицию текстов, «150 000 000» и «Интернационал» - во многом манифестация отказа от «я», вернее, особая форма презентации творческого субъекта. В этом смысле иллюстративна поэма «150 000 000», в которой, как известно, заявлено: моей t поэмы / никто не сочинитель (т. 11, с.317). Однако снятия авторства в поэме не происходит: местоимение «моей» фиксирует субъ-екта-креатора. Таким образом, в тексте задается «трехслойная» субъектная структура: устраненный автор (...никто не сочинитель); коллективный создатель («150 000 000» мастера этой поэмы имя); собственно «нарратор» (моей).

Необходимо учесть; что издательство «Накануне» (именно это издательство выпустило в свет сборник «Избранный Маяковский»), представлявшее в Берлине новую советскую литературу, преследовало цель подачи советской культуры для русского эмигрантского зарубежья в наиболее выгодном свете, и поэтому тщательный

* Яницкий Л.С. Архаические структуры в лирической поэзии XX века - Кемерово, 2003. - С. 113

19

отбор стихотворений и формирование структуры сборника Маяковского может быть объяснен и автоцензурными причинами - тексты выделялись по принципу соответствия идеологическим канонам, адаптированным к демократическим стандартам.

Внутри частей стихотворного единства мы выделяем ряд циклообразующих механизмов. Так, объединяющими моментами раздела «Революция» становится мотив марша. Раздел открывается «Левым маршем», а заканчивается стихотворением «Наш марш». Такая рамочная, или кольцевая, композиция (два марша «по краям») задает общую «музыкальность» (а именно маршевость) всего стихотворного единства. Архитектонически оба «Приказа» обрамляют три текста: «Поэтохронику», «Потрясающие факты», «Поэт рабочий», образуя второе, внутреннее, композиционное кольцо «революционного» раздела сборника. В центре второго композиционного кольца -мотив поэта. Необходимо отметить и тот концептуально значимый художественный

■ факт, что все стихотворения, связанные фигурой творца, объединяются начальной графемой «п» - аббревиационным символом поэта и поэтического творчества, причем два текста непосредственно начинаются словом поэт - «Поэт рабочий» и «По-

■ этохроника». «Лирика», в отличие от первого раздела, транслирует не ролевую, сюжетную, лирику, а сугубо автокоммуникативную В центре текстов - экзистенциальная медитация лирического героя, внешний мир моделируется по образу и подобию абсолютизированного субъективного начала. В «Лирике» циклообразующим компонентом становится мотав смеха-плача, коррелирующий с традиционным для поэтики Маяковского мотивом одиночества и личного страдания героя. «Смех-плач» в свою очередь «распределен» между двумя персонификациями героя (собственно «я» и «она / они» - своеобразная персонификация лирического героя в образах «другого», противопоставленного косному «вы») и оппонентом лирического героя - фигурой обывателя. «Вы» связано только со смехом как осмеянием действий героя с позиции консервативного сознания. «Она / они», в отличие от первого, соотносятся только с плачем. Плач в данном контексте - констатация дисгармонии мира и трагического одиночества. Плач лирического героя - это и знак одиночества и страдания лирического субъекта, и одновременно бунт против обывательской пошлости, а смех - однозначно эпатирующий толпу жест героя и тоже проявляющий его состояние трагического мироощущения.

Тексты «Сатиры» объединены на основе мотива фантастической метаморфозы и мгновенного перемещения в пространстве: оживление («О дряни») - мгновенное перемещение («Рассказ о том, как ...») - карнавальное тело («Прозаседавшиеся») -смещение количественных параметров («Стихотворение о Мясницкой...») - оживление и путаница («Неразбериха»), В разделе «Сатира» образуется композиционная рамка: начинается цикл стихотворением «О дряни», манифестирующим речь предмета (портрет Маркса) и заканчивается также «оживлением» вещи - образом говорящего здания церкви. И сатира, и героика, и трагизм продуцируют серьезное отношение к миропорядку, следовательно, являются рядополагаемыми категориями. Таким образом, раздел «Сатира» продолжает революционную (героическую) тему

сборника. И затем весь раздел продолжает «обличать ничтожность личного», чтобы утвердить «истину инфраличного» - в данном контексте болыпевистско-революционной идеологии. В функции личного, как обычно, у Маяковского выступают мещанин, обыватель, кума, баба, чиновник, поп. «Сатира» замыкает стихотворную часть сборника. Разделы «Революция» и «Сатира» образуют либо единство, основанное на пафосе серьезного отношения к миропорядку, либо, наоборот, формируют пару по принципу «сакральное» - «профанное».

Фактором, скрепляющим в единый контекст «Поэмы», является система автореминисценций и схема археосюжета, согласно которой расположены произведения, соотнесенные тем самым с мифом и ритуалом. Поэмы, на наш взгляд, реализуют фазы «парадигмальной матрицы мирового археосюжета»7, состоящей из четырех эпизодов: обособления, нового партнерства, лиминальной фазы испытания смертью и фазы преображения, количество которых соответствует количеству поэм в'цикле. Систему внутрициклических автореминисценций, можно разделить на две группы. Первая объединяет два эксплицитно представленных интертекста. Во вторую группу мы включаем отсылки аллюзивного характера.

Проявление субъективного в поэмах представлено в двух формах: а) в местоименных обозначениях «я» - «мы» и б) в метафорическом. Последнее эксплицировано базовой для цикла поэм художественной деталью - о б л а К о м, являющимся в какой-то мере и знаком авторского присутствия в тексте, и Детализирующим художественное пространство элементом. В начале поэмы «Облако в штанах» Маяковский-персонаж, как известно, заявляет: хотите - / буду безукоризненно неЬкньт, / не мужчина, а - облако в штанах! На протяжении цикла это обозначение можно рассматривать, как «визитную карточку» сознания эмпирического Маяковского и Маяковского - лирического героя. По большей части оно не является прямой метафорической характеристикой самого автоперсонажа, однако смысловая инерция образа облака, заданная в начале цйкла, становится связующим звеном и образует специфический контекст, постоянно напоминающий об особой «облачной» ауре героя. Также необходимо учесть, что имя Маяковского четко ассоциируется с образом облака на протяжении всего творчества поэта, которого Хлебников назвал «Владимиром Облачным».

В заключении реферируемой работы подводятся итоги исследования, намечаются пути и перспективы дальнейшего изучения поэтики В.Маяковского:

В творчестве Маяковского институализация лирического «я» в качестве демиурга имеет важнейшее значение и по сравнению' с другими поэтами-футуристами наиболее интенсивно закрепляется в различных текстовых знаках и формах. Изменение роли поэта (смена «я» на «мы») обусловило специфическое понимание Маяковским функции поэта. Вопреки сложившимся представлениям об отказе автора от индивидуалистического пафоса ранних стихов, мы приходим к выводу, что в позднем творчестве Маяковский создает более сложные формы ли-

' Тгапа В.И. Аналитика художественного. - М, 2001. - С.44.

21

•ртческого субъекта, оригинально синтезируя персональное и коллективное начала,

•Маяковский - один из основных поэтов, создавших магистральную метафорику 1920-х годов (например, «слово-оружие» и «слово-вещь»). Совмещение двух или более разнонаправленных стратегий в рамках одного контекста описано нами как поэтическая манера Маяковского - стратегия мистифицирования адресата, намеренное стремление автора к созданию противоречий.

В циклических построениях автора имеют значение ие только внутриконтек-стные механизмы организации художественной целостности, но и внешние (политические) факторы.

Перспективы изучения поэтики Маяковского видятся нам в необходимости дальнейшего исследования истории и практики раннего русского авангарда и определении в его контексте роли творчества В.Маяковского; в более подробной аналитической разработке таких положений, как автоперсонажная стратегия, метафорическая система, циклические контексты, соотношение персонального и коллективного. Особо отметим актуальность рассмотрения критической рефлексии автора. 1, ,

По теме диссертации опубликованы следующие работы:

1. «Революция» как структурный принцип и деструктивная стратегия в сборнике «Избранный Маяковский» 1923 года. // Молодая филология. - Новосибирск, 2002. Выпуск 4. Ч. 2. - С. 8 -18. - 0,6 пл.

2. Структурные особенности раздела «Революция» в сборнике «Избранный Маяковский» 1923 года. // Проблемы интерпретации в лингвистике и литературоведении: Материалы Вторых Филологических чтений. - Новосибирск, 2002. - С. 114 -116.-ОД п. л.

3. «Производственное искусство» в контексте литературно-критической рефлексии Владимира Маяковского // Аспирантский сборник. Изд. НГПУ. - Новосибирск, 2003. Часть 3.-С.153-161.- 0,5 пл.

.: 3. «Слово-вещь» в контексте художественной рефлексии Владимира Маяковского // Проблемы интерпретации в лингвистике и литературоведении: Материалы Третьих Филологических чтений. - Новосибирск, 2002. В печати. - 0,3пл.

5. Война как генератор творческого процесса в ранней публицистике Владимира Маяковского // Проблемы интерпретации в лингвистике и литературоведении: Материалы Четвертых Филологических чтений, посвященных 200-летнему юбилею Ф.ИТютчева. - Новосибирск, 2003. В печати. - 0,3 пл.

Лицензия ЛР №020059 от 24.03.97

Подписано к печати 11.11.2003. Формат бумаги 60x84/16. Печать RISO. Уч.-изд.л. 1,3. Усл. п.л. 1,2. Тираж 100 экз. Заказ № 26.

Педуниверситет, 630126, Новосибирск, 126, Вилюйская, 28

«к I

i a ç. J -L

2o оъ-к

\ff 17

 

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Маркасов, Максим Юрьевич

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА I. ОПРЕДЕЛЕНИЕ В.В.МАЯКОВСКИМ СОБСТВЕННОГО СТАТУСА

ПОЭТА КАК ФОРМА АВТОРСКОЙ РЕФЛЕКСИИ В РАМКАХ АВАНГАРДА.

1.1. Рефлексия. Постановка проблемы.

1.1.1. Исторический аспект форм художественного сознания.

1.1.2. Формы авторского сознания.

1.2. Авангард и рефлексия.

1.2.1. Авангард в современном литературоведческом измерении.

1.2.2. Соцреализм и авангард.

1.2.3. Рефлективный аспект авангарда.

I. 3. Предъявление поэтом собственного творческого статуса.

1.3.1. Контекстуальные самообозначения субъекта лирического высказывания.

1.3.2. Автоперсонаж Маяковский: интерпретация биографии.

1.3. 3. Функциональные самообозначения лирического субъекта.

I. 4. Виды оппозиций в литературно - критической деятельности Маяковского.

1.4.1. Старое и новое.

I. 4.2. Оппозиция Я - МЫ.

Выводы.

Глава II. «СЛОВО - ВЕЩЬ», «СЛОВО - ОРУЖИЕ» и «ПРОИЗВОДСТВЕННОЕ ИСКУССТВО» В КОНТЕКСТЕ АВТОРСКОЙ РЕФЛЕКСИИ.

II. 1. Материализация слова в литературном контексте начала XX века.

11.2. «Слово-вещь» в контексте авторского сознания.

П.2.1. Слово «слово». Метафоризация слова.

П.2.2. «Слово» как контекстуальный аналог поэтической речи.

11.3. «Слово — оружие» в осмыслении поэтического воздействия.

П. 3.1. Война как генератор творческого процесса.

П. 3.2. Метафора «слово-оружие».

II. 3.2.1. Слово - аналог видов оружия.

II. 3.2.2. Слово - аналог военной структуры.

II. 4. «Слово - дело» и «производственное искусство».

Выводы.

ГЛАВА III. ЦИКЛИЗАЦИЯ КАК ФОРМА АВТОРСКОЙ РЕФЛЕКСИИ.

7/7.7. Особенности структуры сборника «Избранный Маяковский».

III. 2. Принцип построения раздела «Революция ».

Ш. 2.1. Мотив марша как организующий принцип рамочной композиции раздела сборника «Революция».

1П.2. 2. Фигура поэта в контексте авангардного жизнестроительства.

Ш.2.3. Жанр хроники в разделе.

Ш.2.4. Поэт и «производственное искусство».

III. 3. Лирическое «я » в разделе «лирика».

III.4. Сатира как атрибут сверхличного в разделе «Сатира».

III. 5. Персонификации лирического субъекта в разделе «Поэмы».

1П.5.1. Лирическое «я» поэм как циклообразующий механизм раздела «Поэмы».

1П.5.2. «Облако» как знак авторского «присутствия» в тексте и циклообразующая художественная деталь.

Выводы.

 

Введение диссертации2003 год, автореферат по филологии, Маркасов, Максим Юрьевич

Объектом данного исследования являются публицистические и поэтические тексты Владимира Маяковского 1912 - 1930-х годов, а предметом изучения стало отражение в них рефлексии автора, которая, безусловно, рассматривается не автономно, а с учетом включенности в эпоху и конкретно - в литературную парадигму авангарда.

Актуальность темы обусловлена двумя причинами. Во-первых, возросшим интересом к проблеме авторской рефлексии, а во-вторых, необходимостью реинтерпретации и демифологизации творчества Маяковского.

Рефлексия как философское и литературное явление особо актуализируется в XX веке. Отрефлектированность собственного творчества для многих авторов становится одной из ведущих стратегий их поэтик. Маяковский в общем контексте столетия не явился исключением.

В русском культурном сознании фигура В.Маяковского имеет двойную смысловую закрепленность: Маяковский как апологет советского дискурса и как поэт, который, по выражению А.К.Жолковского, «завещан нам авангардом» [Жолковский 1994:359]. Знаменитая сталинская формулировка о «талантливейшем поэте нашей советской эпохи» и последующая тотальная канонизация его имени надолго исключили поэта из списка талантливых художников и создали Маяковскому репутацию «певца» советской идеологии.

Долгое время в литературоведческой науке творчество поэта не только не рассматривалось в аспекте рефлективной деятельности, но и по идеологическим причинам сознательно мифологизировалось, и поэтому за несколько десятилетий (с 1930-х по 1980-е), по выражению В.Ф.Маркова, «о бедном поэте были написаны горы никому не нужной чепухи» [Марков 2000: 270]. Такие фразы, как: «после Великого Октября творчество Маяковского получает новый социально-эстетический заряд, обусловленный борьбой за идеалы коммунизма» [Гончаров 1983:19] или «Маяковский открыл заглавную страницу в золотой книге поэзии коммунистического века» [Метченко 1964:499], соответствуют действительности, но ничего не дают нам в научном плане. Тем не менее, основные аспекты поэзии Маяковского в критической литературе намечены, выявлена проблематика, но не интерпретирована на должном литературоведческом уровне. Наиболее полно исследованы вопросы стиховедческого новаторства поэта, что объяснимо, так как именно эта область литературного мастерства имеет меньшее отношение к идеологии. Впрочем, и в сфере стихосложения не обошлось без некоторой инерции идеологического характера, потому что нередко Маяковский объявлялся чуть ли не единственным новатором начала века (см. Г.М.Печорова [1995]). К теме новизны версификации поэта обращались Д.Д.Ивлев [1973], В.В.Тренин [1991], Н.И.Харджиев [1997], М.Л.Гаспаров [1997 а; 2000 б], О.И.Федотов [1993 а; 1997 б], А.Н.Колмогоров [1963 а; 1965 б], В.М.Жирмунский [1975], А.Л.Жовтис [1971], в статьях и монографиях которых разработаны вопросы типологии рифмы, ритма (особо необходимо отметить монографию В.В.Тренина), семиотического моделирования строфики (Г.М.Печоров [1995]).

Отдельные публикации литературоведческого характера о творчестве Маяковского появлялись ещё в период 10-х - 30-х гг. Отметим тексты Р.Якобсона [1999 а; 1996 б], Ю.Тынянова [2001], Б.Эйхенбаума [1986], В.Шкловского [1996] и др. Поэтика Маяковского как система описана в ряде статей и монографий, в них отражены такие составляющие литературного произведения, как мотивика, языковые, жанровые и мифопоэтические особенности стихотворных текстов, рассмотрены эстетические взгляды Маяковского, место его творчества в контексте эпохи, а также специфика построения образа лирического героя. Как одно из базовых исследований по языку поэта отметим работу Г.О.Винокура «Маяковский - новатор языка» [Винокур 1943]. Жанровые особенности исследованы Ф.Х.Исраповой [1991], А.С.Субботиным [1986]; функция лирического героя, формы и способы организации художественного пространства и времени, эволюция эстетической системы рассмотрены в монографиях З.С.Паперного (в книге этого автора впервые намечена проблематика образа «воюющего, сражающегося стиха») [Паперный 1961], С.В.Владимирова [1976], К.Г.Петросова [1974; 1985], В.В.Смирнова [1985], Л.Н.Никольской [1983], Ф.Н.Пицкель [1974; 1979], К.А.Медведевой [1989], Г.П.Михайловой [1986], Т.А.Мавлиной [1991], А.Февральского [1971], С.Ломинадзе [1993], В.В.Тимофеевой [1962], М.Д.Бочарова [1972], В.Д.Дувакина [1964], В.А.Сарычева [1984], Т.Г.Свербиловой [1987], Ю.А.Смирнова-Несвицкого [1975], А.АХмородина [1972], Ю.А.Сурмы [1963], Г.С.Черемина [1985], И.С.Эвентова [1980] и др. Практически никто из исследователей не обошел вниманием такие известные темы и приемы

Маяковского, как гиперболизм, утопизм, революция, антитеза «герой - толпа», одиночество и др. Единственной работой по циклизации Маяковского является автореферат М.С.Бодрова «Циклы стихотворений В.В.Маяковского («Путешествия» (1924-1926)) [1976]. Впрочем, его можно считать научным лишь с большой долей условности.

Необычной для литературоведения советского периода в осмыслении творчества Маяковского явилась статья И.П.Смирнова 1978г. «Место "мифопоэтического" подхода к литературному произведению среди других толкований текста», в которой автор анализирует стихотворение Маяковского «Вот так я сделался собакой», а также публикация польского исследователя Е.Фарыно «Семиотические аспекты поэтики В.Маяковского» [Фарыно 1981]

Все вышеназванные авторы в своих работах неравноценны по подходу к теме и научной значимости, но наиболее адекватно и научно обоснованно для советского времени, на наш взгляд, представлен образ поэта в книгах

B.Н.Альфонсова [1984 а; 1966 б], Н.И.Харджиева [1970] и Ф.Н.Пицкель [1979]. В монографиях этих исследователей подробно рассмотрена метафорическая и цветосимволическая система Маяковского, проанализированы основные темы, мотивы и образы (солнце, город, слова и т.д. - см. работу Ф.Н.Пицкель [1979]), даже такая тема, как «Маяковский и футуризм». Известно, что в советскую эпоху связь творчества Маяковского и футуризма старались представить как случайную, приводя зачастую крайне неаргументированные доказательства (см., например, работы З.СЛаперного [1961] А.И.Метченко [1964], Б.П.Гончарова [1983],

C.В.Владимирова [1976] и др.). Отдавая дань идеологической установке того времени на «марксистско-ленинскую философию», вышеназванные три автора тем не менее демонстрируют структурно-семантический подход к интерпретации творчества поэта. Особо хотелось бы отметить критико-биографические издания В.О.Перцова [1969 а; 1971 б; 1972 в], в которых Маяковский представлен как синкретическая творческая личность.

Начало 90-х гг. ХХв. - эпоха тотальной реинтерпретации творчества Маяковского. Причем былое восприятие Маяковского как поэта-транслятора идеологических концептов зачастую меняется на абсолютно противоположное: Маяковский становится в ряд эпигонов, третьеразрядных стихотворцев, а его творческое поведение, демонстративное, агрессивное, расценивается чуть ли не как антихристово. В этой связи характерны две публикации 1920-х годов, изданные на несколько десятилетий позже или «забытые» по идеологическим причинам. Это статьи В.Ходасевича «Декольтированная лошадь» [2002] и Г.Шенгели «Маяковский во весь рост» [1990]: Маяковский, «бедный идеями <.> слабый мастер», отрицается как поэт вообще. Г.Шенгели особенно раздражает «выпячивание вперед своего Я» [Шенгели 1990: 22] и контркультурный бунт, причину которых он, впрочем, справедливо видит в психологической «недостаточности» самого Маяковского. Вопрос заключается в другом: а почему бы «недостаточности» не быть генератором и объектом творческой рефлексии? Шенгели и Ходасевич еще не знали (и не хотели видеть глобальных перспектив антитрадиционализма), что «деструктивные» импульсы авангарда позже, во второй половине XX века, сформируют новый тип художественности. Однако Ходасевич и Шенгели явились, сами того не предполагая, «родоначальниками» специфической традиции интерпретации творчества Маяковского, основными ориентирами которой явилось разоблачение агрессии, эгоизма, комплекса неполноценности поэта и его мнимой талантливости. Причем отметим, что по большей части именно эмпирического поэта, так как у критиков стихотворные «декларации» становятся непосредственным показателем внутренне-личностного мира, якобы неспособного к импровизации и «игре масками» и формами. «Продолжением» идей Шенгели и Ходасевича в развенчании поэта Маяковского стала работа А.К.Жолковского, в которой, однако, он, в отличие от предшественников, все же демонстрирует попытку объективного анализа.

Смена плюсов на минусы диктуется не только неприятием хрестоматийной, официальной «советскости» поэта, но и смешением подходов в интерпретации его поэзии. В.Н.Терехина среди литературоведческих и критических исследований выделяет «три основных направления в подходе к анализу творчества Маяковского: социологическое <.> эстетическое <.> нравственно-религиозное» [Терехина 1994: 13] и указывает на необходимость их дифференциации.

Первой книгой, в которой поставлена цель комплексной реинтерпретации Маяковского, стало «литературоведческое эссе» (по определению самого автора) Ю.Карабчиевского «Воскресение Маяковского» [2001], в котором автор соединяет биографический и литературный материал, своеобразно комментируя те или иные факты творческого и жизненного пути поэта. Однако автору не удалось избежать некоторых ошибок теоретического характера. Например, смешения поэтической фигуры Маяковского и эмпирического Маяковского. Подобное неразличение часто ведет Ю.Карабчиевского к методологически концептуально значимым искажениям облика поэта: творческий имидж идентифицируется с бытовым поведением. Однако задача эссе Ю.Карабчиевского заключается вовсе не в скрупулезном литературоведческом анализе, а в деконструировании как идеологем советского дискурса, так и идеологем постсоветского периода.

Конец 90-х гг. ХХв. - начало XXI в. ознаменованы появлением и менее «эмоциональных» работ сугубо литературоведческого характера. Так, отметим статьи А.К.Жолковского [1994] об агрессивном потенциале поэтики Маяковского (см. выше), А.Ю.Морыганова [1998 а; 1995 б] о метафоре «слово-оружие» и мотиве воскрешения в творчестве Маяковского, Ю.В.Шатина о поэме «Владимир Ильич Ленин» как образце агиографического канона [1996], диссертацию И.Ю.Иванюшиной [1992] об утопическом художественном сознании Маяковского и сборник «Человек играющий» в творчестве Маяковского. Эстетика праздника» [Иванюшина; Мавлина 1991], а также статьи С.Л.Страшнова [1995 а; 1998 б], С.Н.Тяпкова [1995], И.Н.Сухих [1995], Вяч.Вс.Иванова [2000], Майоровой [1995], Петровой H.A. [1993], Л.П. Щенниковой [1996], А.К.Жолковского [1997], В.В.Смирнова [1997], Л.Л.Гервер [1996], В.Б.Петрова [1990], Ю.Б.Неводова [1990], Ю.М.Лотмана [1996], С.И.Чернышова [1994], О.Палеховой [1999], Г.А.Симоновой[1998], т.С.Сергеевой [1997] и др.

Интерес к творчеству поэта особенно проявился в последние несколько лет: это время характеризуется снятием тенденциозности в изучении поэзии Маяковского, который предстает перед нами в объективном свете как сложная и многогранная творческая личность. Ведущим направлением в научном исследовании в данный момент является интертекстуальное: произведения Маяковского чаще рассматриваются в сопоставлении с текстами других авторов, как предшественников и современников, так и в проективном плане -последователей. Таким образом, расширяется семиотическое и общекультурное поле давно известных стихотворений и поэм. В работах литературоведов Маяковский соотносится с такими авторами, как О.Мандельштам, М.Булгаков, Ф.Ницше, М.Лермонтов, А.Твардовский, И.Анненский, А.Ахматова, В.Набоков, Л.Андреев, Вел.Хлебников, В.Шершеневич, В.Пелевин и др. Реминисцентная стратегия анализа и другие формы интерпретации отражены в цикле статей О.А.Лекманова [1999 а; 2000 б; 2001 в], автора известных работ о творчестве О.Мандельштама, В.В.Десятова [2000], Д.Л.Лакербая [2000], И.Ю.Иванюшиной [2000], О.А.Калининой [1998], Л.Л.Бельской [2001], М.С.Микеева [2000],

A.М.Аминевой [1999], М.Г.Харькова [1998], М.Д.Бочарова [1999], В.Е.Головчинер [1999], В.Н.Топорова [2000], К.Ю.Постоутенко [2000] и др. Особое внимание литературоведов обращено к теме «Маяковский и Ницше». Другая актуальная проблема в исследовании творчества Маяковского касается мотивного спектра и связи поэтики с архаическим мышлением. Отметим работы таких литературоведов, как КА.Макарова [1993], И.Г.Панченко [1994], К.В.Сафронова [2001], Ю.Р.Сайфуллина [2001], Е.Ю.Смоктина [2001], А.Г. Сакович [1996], М.Вайскопф [1993] и др. В своих статьях ученые анализируют не только стихотворные тексты поэта, но и критические, которым ранее в литературоведении было уделено недостаточно внимания. Так, в статьях Ж.А.Страшилиной [2000], Ж.А.Заваркиной [1998], Н.В.Розенберг [2002] отражена эта тема. Фактом увеличивающегося интереса к творчеству Маяковского явилась Международная конференция в ИМЛИ, посвященная В.В.Маяковскому и проходившая в апреле 2000 года, на которой «было заслушано около 40 докладов» [Терехина 2001: 78].

Творчество Маяковского в большей или меньшей степени освещено и в монографиях, не относящихся непосредственно к Маяковскому, но рассматривающих его поэзию как составную часть литературной эпохи. Таковы работы И.П.Смирнова [1994 а; 2000 б; 2001 в], В.В.Мароши [2000], В.Эрлиха [1996], Х.Гюнтера [2000], Л.С.Яницкого [2003], О.Ханзен-Леве [2001],

B.В.Эйдиновой [1984 а; 1991 б], А.В.Крусанова [1996], В.И.Тюпы [1998]

C.Е.Бирюкова [1998], И.Е.Васильева [2000] и др., целью которых становится ориентация на демифологизацию фигуры Маяковского и «возвращение» ее на правах одной из крупнейших в контекст русского и европейского авангарда. Необходимо отметить также две биографические книги, в которых снята идеологическая подоплека. Первая книга В.А.Катаняна «Маяковский. Литературная хроника», написанная еще в 30-х гг. (переизданная в 1948, 1961 гг.) и отличающаяся неакадемичностью в силу установки на предельную объективность и хроникальный характер повествования, а вторая - А.А.Михайлова (2001г. издания).

Однако в исследованиях последних лет не обходится без казусов, когда интерпретация проблем творчества Маяковского «подменяется общими рассуждениями, которые носят характер скорее описательный, чем проблемный» [Бурдина 1999:14]. Так характеризует автор книги «Жанровые открытия В.Маяковского и русская поэма 1970-1980 гг.» ситуацию традиции Маяковского в современной поэзии, и сам же на протяжении двух глав настойчиво повторяет, перефразируя, одну и ту же мысль о «ярко выраженной тенденции к предельному слиянию личности автора и героя, в роли которого, как правило, выступает у Маяковского лирическое "я"» [Там же:37].

В последние два-три года появились исследования, весьма нетрадиционно представляющие Маяковского. Их задача состоит не в развенчании советских мифов, не в смене полярных оценок, а в представлении новой трактовки. Так, Л.Ф.Кацис [2000] рассматривает творчество Маяковского в очень «плотном» кольце текстов других авторов: от У.Уитмена, Г.Гейне, В.Розанова, И.Анненского и др. до И.Сельвинского, Б.Пастернака, О.Мандельштама и др. Суть работы Л.Ф.Кациса - в выявлении малейших интертекстуальных откликов Маяковского на тексты этих авторов. Дело, однако, здесь заключается не в количестве текстовых отсылок, а в том, что автор монографии утверждает сознательный характер их создания Маяковским.

Вторая книга Бронислава Горба «Шут у трона Революции» [2001] проявляет более оригинальный подход в истории русской литературы к фигуре Маяковского. Во-первых, Маяковский (поэт и актер, по определению автора) интерпретируется как человек, намеренно притворяющийся фанатичным адептом новой власти и пародирующий эту власть в своих стихотворениях и поэмах («В.И.Ленин» - одна из самых пародийных поэм Маяковского). Во-вторых, книга представляет нечто среднее между биографическим описанием, литературоведческим комментарием и неким концептуалистским оформлением самого издания, предполагающим все «внетекстовые» элементы (фотографии, комментарии, приложение, авторскую подборку и компоновку текстов Маяковского, названную «Маяковский без ретуши») включить в ряд традиционно текстовых. Так, представляет интерес цикл произведений, выбранных автором монографии по принципу сатирического пафоса, направленного на государственный строй и его вождя - В.И.Ленина. Подобная компоновка представляет интерес с точки зрения циклических форм как один из оригинальных случаев, однако не является объектом анализа нашей работы.

Отдельные темы поэтики автора отражены в филологической литературе довольно полно, однако актуальность нашего исследования, безусловно, определяется недостаточностью разработаннности таких аспектов, как циклизация, определение собственного статуса поэта (утверждение своего поэтического «я» и «автобиографичность» лирического героя стихотворений и поэм - одна из основных художественных форм творчества Маяковского), «военная» и «производственная» метафорика, эксплицирующая сознание автора. Кроме того, мало изучены публицистическая и критическая деятельность поэта, так как внимание критиков большей частью уделялось стихотворным текстам, что, впрочем, вполне закономерно.

Цель настоящего диссертационного исследования - проследить формирование и трансформации сознания автора, выраженного в различных художественных формах. Для отражения данной цели необходимо решить ряд конкретных задач:

1.Определить термин «рефлексия» применительно к литературоведческой науке, акцентировав внимание на специфике рефлективной работы в системе авангардистского типа художественности.

2. Выявить закономерности рефлективного «движения» в творчестве Маяковского с помощью сопоставительного анализа критических и поэтических текстов.

3. Рассмотреть творчество Маяковского в контексте русского авангарда и определить роль поэта в этой художественной парадигме.

4. Описать формы, способы и приемы авторского самовыражения в текстовом и внетекстовом (творческое поведение) универсуме.

5. Реинтерпретировть творчество Маяковского с целью деконструкции как «правоцентристских», так и «левоцентристских» мифов, сложившихся в филологических исследованиях.

Теоретической базой диссертации служат существующие теории герменевтики, исторической поэтики, структурализма, постструктурализма, исследования в области теории стиля и поэтического языка, представленные в трудах отечественных и зарубежных литературоведов.

Многоаспектное изучение проблемы обусловило выбор разнообразных методов исследования. Методика анализа базируется на принципах системно-целостного подхода к литературным явлениям и на типологической интерпретации их в историко-культурном контексте. Основной из методов исследования -структурно-семиотический, применяющийся при систематизации и описании поэтики Маяковского в аспекте поставленных задач. Привлекались также элементы мотивного и рецептивного анализа (в основном применительно к агитационной дискурсии автора), осуществлялся мифопоэтический подход.

Научная новизна. В настоящей работе описаны важнейшие аспекты поэтики Маяковского в плане рефлективной деятельности: от архитектонических форм -сборника - до текстовых единиц, организующих семантику стихотворных и критических произведений - метафор, риторических фигур и самономинаций. В нашем исследовании осуществлен синхронный подход к интерпретации творчества Маяковского: поэтические тексты рассматриваются параллельно с публицистическими в целях выявления доминант художественного и критического сознания автора. Кроме названных аспектов, в диссертационном исследовании продолжена работа по демифологизации и реинтерпретации творчества Маяковского. Нам видится, что деконструкция мифа о Маяковском в современном литературоведении движется по следующей схеме: отрицание значимости поэтической фигуры Маяковского в русском литературном контексте - разрушение в культурном сознании представления о поэте как о художнике-идеологе - и наконец, попытка объективного определения роли Маяковского в поэзии XX века и снятия любых проявлений тенденциозности в интерпретации творчества автора. Именно последний тезис становится смысловым стержнем нашей работы.

Теоретическая значимость. Диссертационное исследование представляет собой дальнейшую разработку положений теории авангарда. В работе углубляются представления о футуризме, соцреализме, о роли их в системе культуры XX века, а также обосновывается понятие рефлексии в контексте литературоведческой науки. Полученные результаты могут быть использованы в теоретических исследованиях по проблемам рецептивной эстетики, литературоведческого анализа художественного текста.

Практическая ценность. Применение результатов исследования возможно в преподавании вузовских теоретических и практических дисциплин на факультетах филологического профиля, в спецкурсах и спецсеминарах; при разработке герменевтических комментариев, в литературоведческом и лингвистическом анализе художественного текста, в школьной практике - на уроках литературы при изучении соответствующих тем, а также в факультативных курсах.

Апробация работы. Основные положения диссертации излагались в докладах в рамках Вторых, Третьих и Четвертых Филологических чтений «Проблемы интерпретации в лингвистике и литературоведении» (2001, 2002, 2003 г.г.) в г. Новосибирске. По теме исследования опубликовано 3 работы, 2 - в печати.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и библиографического списка. Структура работы обусловлена многоаспектностью поэтики Маяковского. В первой главе обсуждается понятие рефлексия, описаны исторические и индивидуально-авторские формы художественного сознания, рассмотрены специфика рефлексии в авангардном и соцреалистическом дискурсах, выявляются контекстуальные самообозначения субъекта лирического высказывания и характер их функционирования в художественном тексте, определяется статус поэта и поэтического творчества в сознании автора. Во второй главе анализируются метафорические и риторические приемы фиксации авторской рефлексии - «слово-вещь», «слово-оружие»; также в главе рассматривается эстетика «производственного искусства» в творчестве Маяковского. В третьей главе исследуются особенности циклической формы в поэзии Маяковского.

 

Заключение научной работыдиссертация на тему "Поэтическая рефлексия Владимира Маяковского в контексте русского авангарда"

Выводы

В третьей главе на примере сборника «Избранный Маяковский» проанализирована одна из форм авторского сознания - создание поэтом циклических единств. В отличие от символизма и акмеизма, футуризму не была свойственна стратегия циклообразования в том классическом виде, в котором она представлена у ранних модернистов, например, у А.Блока, А.Ахматовой или О.Мандельштама. Объединение текстов в последовательности происходило либо в рамках коллективных сборников: «Садок судей», «Дохлая луна», «Трое», либо представляло собой нечто организованное по «принципу» хаоса, когда все стихотворения напоминали один гипертекст, как у В.Хлебникова. Кроме того, для организации произведений в группы (и также для отдельных стихотворений) ранний русский авангард широко использовал графическую и изобразительную технику.

В третьей главе мы обзорно представили примеры циклических построений у поэтов-футуристов В.Гнедова, т.Чурилина, И.Северянина, Д.Бурлюка, Б.Лившица, особо подчеркнув роль А.Крученых.

Рассмотрев соотношение частей сборника «Избранный Маяковский», мы выявили закономерность их расстановки: каждый из разделов манифестирует четыре ипостаси авторского сознания. Раздел «Революция» эксплицирует героическую тематику, раздел «Лирика» - полюс личностного, освобожденного от влияния общественной идеологии, «Сатира» - продолжение темы революции, но в ее ироническом варианте, наконец, поэмы проявляют тенденцию Маяковского к гиперболизации и демонстрируют нам некое четырехфазное симметричное построение, основной темой которого, на наш взгляд, является попытка героя занять исключительное положение во Вселенной, причем как в интеллектуально-духовном, так и в физическом смысле.

Нами выявлены мотивные и структурные принципы единства данного сборника как в пределах всего цикла, так и внутри разделов. Так, например, объединяющими моментами «Революции» становятся мотив марша и фигура лирического героя, в разделе «Лирика» таковым является мотив смеха-плача, соотносимый с мотивами одиночества и противопоставления поэта толпе. «Смех-плач» в свою очередь «распределен» между двумя персонификациями героя («я» и «она /они»; последнее - отстраненное и остраненное восприятие самого себя) и оппонентом «уединенного сознания» - фигурой обывателя. Тексты «Сатиры» объединены на основе мотива фантастической метаморфозы и мгновенного перемещения героев в пространстве.

Особый статус имеют в сборнике поэмы, образующие симметричную структуру 2+2, в которой первые две поэмы относятся к дореволюционному периоду творчества Маяковского, а вторые - к послеоктябрьскому. Такое расположение получает концептуальный смысл, так как «Облако» и «Человек» манифестируют экзистенциальное «я» героя, а «150 ООО ООО» и «V Интернационал» - новую форму «самости» субъекта, причудливо совмещающую лирическое «я» и лирическое «мы». Фактором, скрепляющим поэмы в единый контекст, также является система автореминисценций и схема археосюжета, согласно которой расположены произведения, соотнесенные тем самым с мифом и ритуалом. Основным же циклообразующим механизмом раздела становится лирическое «я», проявляющееся на уровне художественной детали («облако») - текстовой персонификации героя.

В ходе нашего анализа мы выявили основной принцип построения сборника -стремление автора к осуществлению «космогонии хаоса», что эксплицирует жизнестроительные стратегии русского футуризма - попытку художественными средствами реорганизовать мир в новых формах.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В настоящей работе предпринято разноаспектное исследование поэтики Владимира Маяковского в свете рефлективной работы авторского сознания. На основе смысловых и формальных критериев нами обоснован выбор термина рефлексия, описаны некоторые важные в данном контексте исторические и индивидуально-авторские формы художественного мышления. В работе рассмотрены основные признаки авангардистской эстетики, объединенные нами в четыре группы: языковую, жизнестроительную, эстетическую и коммуникативную. Последняя стратегия генерирует особые отношения коммуникантов в семио-эстетическом дискурсе авангарда, отличные от классической триады, и поэтическая фигура Маяковского в этом процессе одна из важнейших.

Отталкивание» от адресата, а не конвергенция диктуется особым статусом поэта-демиурга и маргинала. В творчестве Маяковского-авангардиста институализация лирического «я» в качестве демиурга имеет, как выяснилось в ходе нашего анализа, важнейшее значение и по сравнению с другими поэтами-футуристами наиболее интенсивно закрепляется в различных текстовых знаках и формах. Изменение роли поэта (смена «я» на «мы») при переходе во второй период творчества (послеоктябрьский) в связи с трансформацией положений футуристической теории и практики, включивших в себя элементы «революционной эстетики» и зарождающегося соцреализма, обусловило специфическое понимание Маяковским функции поэта. Вопреки сложившимся представлениям об отказе Маяковского от индивидуалистического пафоса ранних стихов, мы приходим к выводу, что в позднем своем творчестве Маяковский создает более сложные формы лирического субъекта, оригинально синтезируя персональное и коллективное начала.

Особенности презентации лирического «я» порождают и архитектонические формы. Нами была рассмотрена специфика организации одного из сборников

Избранный Маяковский». Структура текста и подбор произведений осуществлялся автором лично. Кроме некоторых факторов, послуживших циклообразующими доминантами (стремление к космогонии хаоса - генетически авангардистской стратегии, представление собственной поэтической фигуры, проявившейся в тексте как «смена масок» и др.), в организации сборника участвовал и элемент автоцензуры, так как «Избранный Маяковский» был

187 ориентирован на русскую эмиграцию в Берлине и как одну из составляющих должен был эксплицировать идеологический компонент. Таким образом, сборник представляет собой, можно сказать, полисубъектное художественное целое.

В диссертационном исследовании разработаны также некоторые из способов словесного воплощения так называемой «стилевой рефлексии», одни из магистральных метафор поэтики Маяковского - «слово-вещь» и как ее часть -слово-оружие». (Маяковский - один из основных поэтов, создавших метафорику 1920-х годов). Рефлективность данных метафор проявляет себя как в рецептивном плане - «слово-оружие» содержит агрессивный посыл и в авангардистском дискурсе становится эмблемой авторской суггестии, - так и в креативном -организует тематику стихотворений, обусловливает структуру целых произведений. Причем «вещные» метафоры служат для описания рефлективной работы автора над созданием, «деланием», конструированием текста: как отдельных его частей, так и композиционных построений. Эстетика «производственного искусства» и ряд метафорических номинаций (как выяснено, лексика Маяковского отражает культурные веяния эпохи) поэтической технологии формируют мировоззрение автора 1920-х годов, его взгляд на сущность искусства вообще.

Критическая и стихотворная деятельность Маяковского проявляет поэтические самономинации субъекта творческого процесса как амбивалентные. Совмещение двух или более разнонаправленных стратегий в рамках одного контекста описано нами как поэтическая манера Маяковского с целью мистифицирования адресата, намеренное стремление автора к созданию противоречий. Так, характерно в этом смысле представление поэтом военной темы и эстетики «производственного искусства»: война воспринимается поэтом и как апокалипсис и убийство невинных, событие, несущее страдание, и как апофеоз очищения, «гигиена мира», а «делание» литературных «вещей» как отрицание всяческих правил стихосложения и одновременно создание своих, новых. Противоречия - знак рефлексии автора. Таким образом, перед нами предстает сложный образ поэта, осуществившего многоструктурную поэтическую систему.

Перспективы изучения поэтики Маяковского видятся нам в необходимости дальнейшего исследования истории и практики русского авангарда и определении в его контексте роли творчества Маяковского. Наиболее значимо здесь продолжение стратегии интертекстуального подхода в анализе художественных произведений поэта: выявление аллюзивных откликов и мотивных «перекличек». Нами сделана попытка рассмотрения художественной деятельности поэта в рамках культурной ситуации 1920-х - 1930-х годов. Интерес представляют интерпретация и систематизация тех традиций и мифов, которые заложены творческой практикой Маяковского и проявляются в современной литературе. В данном случае интертекстуальное направление фиксирует два своих аспекта. Во-первых, «серьезное» осмысление наследия автора, а во-вторых, что более свойственно постмодернистской ситуации, пародийное. Как известно, практически ни одно значимое в художественном смысле произведение не остается без своего комического «двойника». Однако в случае с Маяковским пародирование может вырастать в целую систему в силу особого статуса его имени (связанного с политической властью и тоталитарной идеологией) в русском культурном сознании. Нам видится, что творчество Маяковского и все то, что «пропущено» через мифологизированное сознание нескольких поколений советских читателей, настолько связаны, что необходимость дифференциации бессмыслена, а, наоборот, насущно построение системы (литературоведческой классификации) индивидуальной мифопоэтики автора-футуриста.

Также перспективы научного исследования заключаются в более подробном аналитическом осмыслении таких положений, как автоперсонажная стратегия, метафорическая система, циклические контексты, соотношение персонального и коллективного. Особо отметим актуальность рассмотрения критической рефлексии автора.

Метафорика Маяковского детально разработана еще в советском литературоведении, однако, на наш взгляд, представляет интерес анализ тех мотивов (в широком смысле - М.М.), которые в поэзии и публицистике являются редкими. «Локальная» метафора иногда неожиданно может дать больше эстетической информации, чем системная. Что касается магистральных метафор поэта, то, мы думаем, что «ассенизационная» образность и тема «посмертной славы» предоставит богатый материал для исследователя.

Мало исследована проблема «я» - «мы» в художественном сознании автора: попытка Маяковского найти некую новую форму «я», идеально совмещающую противоречия индивидуального и коллективного, порождает специфические контексты, нуждающиеся в научной интерпретации. В этом смысле важен вопрос о религиозных мотивах в поэтике автора, которые были подробно проанализированы в литературоведческих статьях и монографиях, но взаимосвязь «я» - «мы» все-таки требует более углубленного и пристального изучения.

Циклизация в творчестве Маяковского как объект научного рассмотрения недостаточно полно отражена в научной литературе. Нам кажется перспективной стратегия определения циклообразующих механизмов в известных сборниках поэта: «Я», «13 лет работы», «Все сочиненное Владимиром Маяковским», «Маяковский издевается.», «Вещи этого года» и др. На наш взгляд, в анализе архитектонических форм имеет смысл учитывать не только сугубо литературные, но и визуальные (оформление, иллюстрации, фактура) и внетекстовые (социокультурные) факторы контекстной целостности.

Важным направлением в изучении художественного сознания автора является изучение его критической рефлексии, которая может рассматриваться как изолировано от стихотворной практики, так и синхронно. В первом случае возможна фиксация только «черновой» публицистической деятельности. Второе же направление помогает установить даже не столько истинное отношение автора к тем или иным культурным и жизненным явлениям, сколько зафиксировать и продемонстрировать наличие противоречий, ассонансов и оксюморонных смыслов в поэтике Маяковского как особой его художественной «философии». Принцип противоречий формирует и специфическую роль Маяковского в контексте всего XX столетия. Мы убеждены, что только учитывая разность всех точек зрения как самого Маяковского, так и его интерпретаторов, возможно выстроить относительно объективный образ поэта и его творчества.

 

Список научной литературыМаркасов, Максим Юрьевич, диссертация по теме "Русская литература"

1. Абашева М.П. Русская проза в конце XX века: становление авторской идентичности: Автореф. дис. . докт. филол. наук. - Екатеринбург, 2001. -41с.

2. Альфонсов В.Н. Нам слово нужно для жизни: В поэтическом мире Маяковского. Л., 1984. - 248с.

3. Альфонсов В.Н. Русская поэзия первой половины XX века: творческое понимание и поэтические системы (Маяковский и Пастернак; Блок, Хлебников, Заболоцкий): Автореф. дис. . докт. филол. наук. СПб., 1996. -46с.

4. Альфонсов В.Н. Слова и краски. Очерки из истории творческих связей поэтов и художников. М., Л., 1966. - 243с.

5. Аминева A.M. Символика звезды в поэзии В.Маяковского и А.Фета // «И назовет всяк сущий в ней язык .»: Сб. материалов Регион, науч.-практ. конф. Респ. Башкортостан, 23-24 марта. Стерлитамак, 1999. - С. 107 -109.

6. Бак Д.П История и теория литературного самосознания: творческая рефлексия в литературном произведении. Кемерово, 1992. - 82с.

7. Бальмонт К. Стихотворения. М., 1990. - 397с.

8. Баснер Е. Малевич и Маяковский: путь к изобретению творчества // Русский авангард в кругу европейской культуры. Международная конференция. Тезисы и материалы. М., 1993. - С.38 - 40.

9. Бахтин М.М. Проблема содержания, материала и формы в словесном художественном творчестве // Работы 1920-х годов. Киев, 1994. С. 257 - 318.

10. Белый A. ГогальиМаякшский//Ма(лерсгаоГогшя.-М, 1994.-С. 328 -333.

11. Белый А. Символизм как миропонимание М., 1994. - 528с.

12. Бельская Л.Л. Мотив одиночества в русской поэзии: От Лермонтова до Маяковского // Русская речь. М., 2001. - № 4. - С. 3 - 11.

13. Бердяев Н.И. Русская идея. Основные проблемы русской мысли XIX века и начала XX века. Судьба России. М., 2000. - 541с.

14. Бирюков С.Е. Поэзия русского Авангарда. М., 2001. - 280с.

15. Бирюков С.Е. Теория и практика русского поэтического авангарда. -Тамбов, 1998. 187с.

16. Блок A.A. Стихотворения и поэмы. М., 1984. - 414с.

17. Боброва Т.А., Шанский Н.М. Этимологический словарь русского языка. -М., 1994.-400с.

18. Бодров М.С. Циклы стихотворений В.В.Маяковского («Путешествия» (1924-1926): Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1976. - 22с.

19. Бочаров М.Д. Маяковский и Твардовский // Проблемы изучения русской и зарубежной литературы. Таганрог, 1999. - С. 3 -18.

20. Бочаров М.Д. Пьеса В.В. Маяковского «Баня». (Материал к спецкурсу). Ростов н/Д., 1972. -211с.

21. Брик Л.Ю. О Владимире Маяковском. Из воспоминаний. (Публикация В.В.Катаняна) // Дружба народов, 1989. №3. - С. 186 - 218.

22. Брик О. Разложение сюжета //Литература факта. Первый сборник материалов работников ЛЕФа. М., - 2000. - С. 226 -228.

23. Брюсов В.Я. Стихотворения. Лирические поэмы. Новосибирск, 1980.335с.

24. Бурлюк Д. Фрагменты из воспоминаний футуриста. Письма. Стихотворения. СПб, 1994. - 383с.

25. Бурдина C.B. Жанровые открытия В. Маяковского и русская поэма 19701980-х годов. Пермь, 1999. - 111с.

26. Быков Л.П. Русская поэзия 1900 1930-х годов: проблема творческого поведения. Автореф. дис. . докт. филол. наук. - Екатеринбург, 1995. - 39с.

27. Васильев И. Е. Русский поэтический авангард XX века. Екатеринбург, 2000. 320с.

28. Вайскопф М. Барочно-религиозные темы в поэзии Маяковского // Русский авангард в кругу европейской культуры. Международная конференция. Тезисы и материалы. М., 1993. - С.106 - 107.

29. Веревкин Б.П. Маяковский в газете. М., 1986. - 155 2.с.

30. Винокур Г.О. Маяковский новатор языка. - М., 1943. - 136с.

31. Владимиров C.B. Об эстетических взглядах Маяковского. М.,1976.240с.

32. Гаспаров Б.М. Тема святочного карнавала в поэме А.Блока «Двенадцать» // Литературные лейтмотивы. Очерки по русской литературе XX века -М., 1993.-С. 4-27.

33. Гаспаров М.Л. Время Блока и Маяковского // Очерк истории русского стиха. Метрика. Ритмика. Рифма. Строфика. М., 2000. - С. 214 - 267.t

34. Гаспаров M.JI. Грядущей жизни годовщины (композиция и топика праздничных стихов Маяковского) // Избранные труды. Том II. М., 1997. - С. 241 -271с.

35. Гаспаров M.JI. Идиостиль Маяковского. Попытка измерения // Избранные труды. Том II. М., 1997. - С.383 - 415.

36. Гаспаров M.JI. Рифма Маяковского: двадцать конъектур // Избранные труды. Том III. М„ 1997. С.539-550.

37. Гервер JI.JI. «Инструменты игры» Блока, Хлебникова и Маяковского // Язык как творчество. М., 1996. - С. 66 - 79.

38. Головчинер В.Е. В споре рождается . (о взаимодействии драматургических принципов В.Маяковского и М.Булгакова) // Вестник Томского гос. пед. ун-та. Сер.: Гуманит. науки (филология). Томск, 1999. - Вып.6. - С. 41 -48.

39. Гончаров Б.П. Поэтика Маяковского. Лирический герой послеоктябрьской поэзии и пути его художественного утверждения. М., 1983. -352с.

40. Горб Бронислав. Шут у трона Революции: Внутренний сюжет творчества и жизни поэта и актера Серебряного века Владимира Маяковского. -М., 2001,-728 40.с.

41. Гюнтер Ханс. Архетипы советской культуры //Соцреалистический канон,- СПб., 2000,- С. 743-785.

42. Гюнтер Ханс Жизненные фазы соцреалистического канона // Соцреалистический канон. СПб., 2000. - С. 281-288.

43. Гюнтер Ханс. ЛЕФ и советская культура // Соцреалистический канон. -СПб.,-2000.-С. 242-246.

44. Гюнтер Ханс. Тоталитарное государство как синтез искусств // Соцреалистический канон,- СПб.,- 2000. С. 7-15.

45. Гюнтер Ханс Художественный авангард и социалистический реализм // Соцреалистический канон. СПб., 2000. - С. 101 - 108.

46. Гройс Б Полуторный стиль // Соцреалистический канон. СПб., 2000. -с. 109-119.

47. Гройс Б. Утопия и обмен. М, 1993. - 374с.

48. Гумилев Н.С. Избранное. М., 1990. - С. 190-210.

49. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: Т. 1 4. - М, 1978,- 2716с.

50. Дарвин М.Н. Художественная циклизация литературных произведений //Литературное произведение: проблемы теории и анализа. Вып. 1. Кемерово, 1997.-С. 104- 154.

51. Десятое В.В. Паразит в парадизе: («Клоп» В.Маяковского под лупой В.Набокова) // Культура и текст. СПб., 2000. - С. 213 - 221.

52. Динерштейн Е.А. Маяковский и книга. Из истории издания произведений поэта. М., 1987. - 1732.с.

53. Добренко Е. Формовка советского писателя. СПб., 1999. - 557с.

54. Добренко Е. Формовка советского читателя. СПб., 1997. - 321с.

55. Дувакин В.Д. Радость, мастером кованая. Очерки творчества В.В.Маяковского. М., 1964. - 444с.

56. Есаулов Иван. Соцреализм и религиозное сознание // Соцреалистический канон. СПб., 2000. - С. 49 - 55.

57. Жирмунский В.М. Стихотворение Маяковского // Теория стиха,- Л., 1975. С.539 - 568.

58. Жолковский А.К. Ахматова и Маяковский: К теории пародии // 1п шешопаш. СПб., 1997. - С. 383 - 394.

59. Жолковский А.К. О гении и злодействе, о бабе и о всероссийском масштабе // Блуждающие сны и другие работы. М, 1994. - С. 248 - 275.

60. Жовтис А.Л. Освобожденный стих Маяковского. Предлагаемые принципы классификации // Русская литература, 1971. № 2. С.53-75.

61. Жульен Н. Словарь символов. Челябинск, 1999. - 500с.

62. Заваркина Ж.А. Перевальские критики о Маяковском // Филологические этюды: Сб. научн. статей молодых ученых. Вып.2. - Саратов, 1998. - С. 78 - 79.

63. Заваркина Ж.А. Проблема интерпретации в литературно-критических высказываниях В.В. Маяковского // Филологические этюды: Сб. научн. статей молодых ученых. Вып. 1. - Саратов, 1998. - С. 95 - 98.

64. Заманская В.В. доминанты художественного сознания XX века // Русская литература XX века: типы художественного сознания. Магнитогорск, 1998. С. 11 -16.

65. Иванов Вяч. Вс. Маяковский, Ницше и Аполлинер // Избранные труды по семиотике и истории культуры. Т.2. - М., 2000. - С. 420 - 422.

66. Иванов Вяч.И. Родное и вселенское // Заветы символизма. М, 1994. -С. 180-190.

67. Иванюшина И.Ю. Творчество В.В.Маяковского как феномен утопического сознания: Автореф. дис. . канд. филол. наук,- Н.Новгород, 1992. -17с.

68. Иванюшина И.Ю., Мавлина Т.А. «Человек играющий» в творчестве Маяковского. Эстетика праздника. Саратов, 1991. - 44с.

69. Ивлев Д.Д. Ритмика Маяковского и традиции русского классического стиха. Рига, 1973. - 106с.

70. Исрапова Ф.Х Жанрово-стилевое своеобразие ранних поэм Маяковского: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Л., 1991. - 14с.

71. Калинина О. А. Ницше и Маяковский: богоборчество -богосоперничество богооставленность? // Филологические этюды: Сб. научн. статей молодых ученых. - Вып.2. - Саратов, 1998. - С. 67 - 69.

72. Карабчиевский Ю.А. Воскресение Маяковского: Филологический роман: Эссе. М., 2000. - 383с.

73. Катанян В. А. Маяковский. Литературная хроника. М, 1961. - 536с.

74. Кацис Л.Ф. Владимир Маяковский. Поэт в интеллектуальном контексте эпохи. М., 2000. - 776с.

75. Ковский В. Наша весьма серьезная история (Эстетические позиции Владимира Маяковского) // Реалисты и романтики: Из творческого опыта русской советской классики. М., 1990. - С. 102 - 184.

76. Колмогоров А.Н. Замечания по поводу анализа ритма «Стихов о советском паспорте» В. Маяковского // Вопросы языкознания. 1965. № 3. - С. 70 -75

77. Колмогоров А.Н. К изучению ритмики В.Маяковского // Вопросы языкознания. 1963. № 4. С. 64 - 71.

78. Комаров С.А. А.Чехов В.Маяковский: комедиограф в диалоге с русской культурой конца XIX - первой половины XX века. - Тюмень, 2002. - 248с.

79. Корман Б.О. Изучение текста художественного произведения. М., 1972.-110с.

80. Красильникова Е.Г. Футуристическая драма. Учебно-методическое пособие. Пенза, 1997. - 29с.

81. Крусанов A.B. Русский авангард: 1907-1932 (исторический обзор). -Т. 1: Боевое десятилетие. СПб, 1996. - 320с.

82. Крученых А.Е. Кукиш прошлякам. Москва - Таллинн, 1992. - 134с.

83. Крученых А.Е. Маяковский и зверье // Наш выход. К истории русского футуризма. М., 1996. -246с.

84. Крученых А.Е. Четыре фонетических романа. М., 1927. - 32с.

85. Ковтун Е.Ф. Русская футуристическая книга. М, 1989. - 248с.

86. Кузмин М. О прекрасной ясности // Поэтические течения в русской литературе конца XIX начала XX века. - М., 1988. - С. 96 - 102.

87. Лакербай Д.Л. Взрыв, который всегда с тобой: Бродский и Маяковский // Потаенная литература (Исследования и материалы). Вып.2, Иваново, 2000. С. 201-209.

88. Левин Ю.И. Семиотика советских лозунгов // Избранные труды. М., 1998,- С. 542-556.

89. Лекманов О.А.Единица ноль // Русская речь. - М., 2000. - № 1. - С. 2021.

90. Лекманов О. А. «Карта будня» // Русская речь. М., 2001. - № 5. - С. 5455.

91. Лекманов О. А. Мандельштам и Маяковский: взаимные оценки, перекличка, эпоха .II Сохрани мою речь: Зап. Мандельштамовского общества. -М., 2000. Вып.З, Ч. 1. - С. 215 - 228.

92. Лекманов O.A. «Стихов шкатулок»: К теме: «Маяковский и Анненский» // Русская речь. М., 1999. - № 4. - С. 32 -34.

93. Леннквист Б. Мироздание в слове. Поэтика Велимира Хлебникова. -СПб, 1999,-237с.

94. Лившиц Б. Полутороглазый стрелец. Л, 1989. - 720с.

95. Литературные чтения, посвященные 100-летию со дня рождения В.В.Маяковского (14 -15 мая 1993 года). Тезисы докладов. Коломна, 1994. - 38с.

96. Ломинадзе С. Небеса Лермонтова и Маяковского // Вопросы литературы. Вып. № V, 1993. С. 149 - 168.

97. Лосев А.Ф. Мифология греков и римлян. М., 1996. - 975с.

98. Лотман Ю.М. В.В.Маяковский. «Схема смеха» // О поэтах и поэзии. -СПб., 1996.-С. 233-239.

99. Лощилов И.Е. К вопросу о «высоком примитивизме обэриутов // Молодая филология. Сборник научных трудов. Новосибирск, 1996. - С. 57 - 59.

100. Мазаев А.И. Концепция «производственного искусства» 20-х годов. -М., 1975,- 270с.

101. Мазаев А.И. Концепция «производственного искусства» 20-х годов (история формирования и некоторые проблемы): Автореф. дис. . канд. искусствознания. М., 1969. - 22с.

102. Майорова Т.А. Ницшеанский аспект концепции личности в поэзии В.Маяковского // Филологические штудии. Иваново, 1995. - С. 82 - 90.

103. Макарова И.А. Христианские мотивы в творчестве Маяковского // Русская литература. СПб., 1993. - № 3. - с. 154-171.

104. Манифесты итальянских футуристов. М., 1914. - 77с.

105. Мандельштам О.Э. Утро акмеизма // Об искусстве. М., - 1995. - С. 186- 190.

106. Марков В.Ф. История русского футуризма. СПб., 2000. - 438с.

107. Мароши В.В. Имя автора. Историко-типологические аспекты экспрессивности. Новосибирск, 2000. - 348с.

108. Машбиц Веров И.М. Во весь голос. О поэмах Маяковского. -Куйбышев, 1980.-447с.

109. Медведев П.Н. (Бахтин М.М.) Формальный метод в литературоведении. -М., 1993.-208с.

110. Медведева К.А. Проблема нового человека в творчестве А.Блока и В.Маяковского. -1989. -2902.с.

111. Менцель Бригит. Традиции и новаторство // Соцреалистический канон. -СПб., 2000.-С. 492-502.

112. Метченко Л.И. Маяковский. Очерк творчества. М., 1964. - 503с.

113. Микеев М.С. Проблема ангажированности и свободы поэзии. Маяковский и Некрасов // Третьи Майминские чтения. Псков, 2000. - С. 71 - 75.

114. Михайлов А. А Жизнь Маяковского. Я свое земное не дожил. М, 2001.- 556с.

115. Михайлова Г.П. Эволюция художественного образа в поэзии Маяковского: Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1986. - 16с.

116. Михайлова М.В. Основные направления в искусстве начала XX века в трактовке Л.Троцкого // Русская литература XX века: направления и течения. -Екатеринбург, 1992. С. 36 - 46.

117. Морыганов А.Ю. Exegi monumentum В. Маяковского (опыт герменевтического рассмотрения «Во весь голос») // Творчество писателя и литературный процесс. Иваново, 1995. - С. 46-60.

118. Морыганов А.Ю. «Слово» и «оружие» в поэзии 1920-х годов. (К понятию стилевой рефлексии). Иваново, 1998. - С. 138 - 156 // Вопросы онтологической поэтики. Потаенная литература.

119. Морыганов А. Ю. Стилевые процессы в русской поэзии второй половины 1920-х годов (проблема стилевой рефлексии). Автореф. дис. . канд. филол. наук. -Иваново, 1993. 16с.

120. Морыганов А. Ю. Эстетическая демонология соцреализма // Соцреалистический канон. СПб., 2000. - с. 448 - 458.

121. Неводов Ю.Б. В.Маяковский и М.Булгаков: (Спор о драме и уроки полемики) // Литературные традиции в поэтике Михаила Булгакова. Куйбышев, 1990.-С. 43-59.

122. Никольская Л.Н. Человек и время в художественной концепции В. Маяковского. Львов, 1983. - 151с.

123. Ницше Фридрих. Так говорил Заратустра // Избранные произведения в 2-х томах. Книга 1.- М., 1990. С. 5 - 257.

124. Новейший философский словарь. Минск, - 896с.

125. Палехова О. Очки-велосипед: (Некоторые фрагменты схемы смеха В.Маяковского) // Корневище ОА: книга неклассической эстетики. М., 1999. - С. 237-254.

126. Панченко И.Г. Мифологические корни солярных образов в поэзии Владимира Маяковского // Язык и культура: Третья международная конференция. Доклады. Киев, 1994. - Ч. 1. - С. 240 -246.

127. Паперный З.С. Поэтический образ у Маяковского. М., 1961. - 444с.

128. Парнис А.Е. Блок и Маяковский 30 октября 1916 года (Реконструкция одной встречи) // Ново-Басманная, 19. -М., 1990. - С.599 - 632.

129. Пастернак Б.JI. Охранная грамота // Сочинения: В 2 томах. Т.2. Тула, 1993.-С. 185-266.

130. Перцов В О. Маяковский. Жизнь и творчество (1893 1917). - М., 1969.366с.

131. Перцов В.О. Маяковский. Жизнь и творчество (1918 1924). - М., 1971.426с.

132. Перцов В.О. Маяковский. Жизнь и творчество (1925 1930). - М., 1972.383с.

133. Петров В.Б. Типологические сходства в комедиях В.Маяковского и М.Булгакова двадцатых годов // Поэтика советской литературы двадцатых годов. -Куйбышев, 1990. С. 98 - 111.

134. Петрова H.A. Мотив «флейты»: Маяковский и Мандельштам // Литературное обозрение. М., 1993. № 9 / 10. - С. 51 -56.

135. Петросов К.Г. Загадка поэта. Маяковский в публикациях последних лет // Книжное обозрение № 28, 16 июля 1993г.

136. Петросов К.Г. Поэзия Маяковского и проблемы романтизма: Автореф. дис. . докт. филол. наук. -М., 1974. -32с.

137. Петросов К.Г. Творчество Маяковского (о русской поэтической традиции и новаторстве). М, 1985. - 151с.

138. Печерская Т.Н. Разночинцы шестидесятых годов XIX века: феномен самосознания в аспекте филологической герменевтики (мемуары, дневники, беллетристика). Новосибирск, 1999. - 300с.

139. Печоров Г.М. Строфика Маяковского: анализ ее новаторских свойств. (Сборник статей) № 1. М., 1995. - 48с.

140. Печоров Г.М. Строфика Маяковского (о взаимодействии целого с его частями). М, 1996. Сборник № 2. - 42с.

141. Пицкель Ф. Н. Лирический эпос Маяковского. М., 1964. - 196с.

142. Пицкель Ф. Н. Маяковский: художественное постижение мира. М., 1979,- 408с.

143. Постоутенко К.Ю. Маяковский против футуризма // Школа органического искусства в русском модернизме. Сборник научных статей. Helsinki Organika II, 1999. С. 203 -213.

144. Постмодернизм. Энциклопедия. Минск, 2001. 1040с.

145. Поэзия русского футуризма. СПб, 2001. - 752с.

146. Пушкин A.C. Полное собрание сочинений в 10 томах. T. IV. JL, 1977.448с.

147. Реми Тристан. Клоуны. М., 1965. - 392с.

148. Розенберг Н.В. «Капля дегтя» В.Маяковского: футуристический манифест как пример классической риторики // Молодая филология: Сборник научных трудов. Вып.4. 4.2. - Новосибирск, 2002. - С. 3 -8.

149. Розенберг Н.В. Фольклоризм Маяковского, ритуал и архаическое мышление // Дергачевские чтения 2000: Русская литература: национальное развитие и региональные особенности. - Екатеринбург, 2001. 4.2. - С. 282 - 285.

150. Руднев В.П. Модернистская и авангардная личность как культурно-психологический феномен // Русский авангард в кругу европейской культуры. Международная конференция. Тезисы и материалы. М., 1993. - С. 189 - 193.

151. Русский авангард. Пути развития. Из истории русского авангарда XX века. Материалы II международной конференции Общества «Аполлон» «Истоки и корни» /ноябрь 1997/ СПб., 1999. 282с.

152. Сайфуллина Ю.Р. Метафора как средство выражения оценки в ранней лирике В.В.Маяковского // Филологические этюды. Саратов, 2001. - Вып.4. - С. 28-31.

153. Сакович А.Г. Библейские образы в раннем творчестве Владимира Маяковского, или Мистерия-буфф в действии // Библия в культуре и искусстве. -М., 1996.-С. 326-330.

154. Сапогов В.А. Поэтика лирического цикла А.Блока. Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1967. - 16с.

155. Сафронова К.В. Мифологические корни солярных образов в дореволюционном творчестве В.В.Маяковского // Филологические этюды. -Саратов, 2001. Вып.4. - С. 28 - 31.

156. Сахно И.М. Русский авангард: живописная теория и поэтическая практика. М., 1999. - 351с.

157. Сахно И.М. Русский авангард: живописная теория и поэтическая практика: Авторефер. дис. . докт. филол. наук.-М., 1999. -53с.

158. Свербилова Т.Г. Комедии В.В.Маяковского и современная советская драматургия. Киев, 1987.-214 2.

159. Сергеева Т.С. Маяковский синкретическая творческая личность // Актуальные проблемы современного литературоведения. - М., 1997. С. 78 - 81.

160. Симонова Г.А. К проблеме своеобразия жанрового мышления В.В.Маяковского 1910 1920-х годов // Вестник Новгородского гос.ун-та им. Ярослава Мудрого. Сер.: Гуманит.науки. - Новгород, 1998. - № 9. - С. 63 - 67.

161. Симонова Г.А. Поэмы В.В.Маяковского 1910-1920-х годов: (К проблеме жанровых поисков): Автореф. дис. . канд. филол. наук. Новгород, 1998. -21с.

162. Смирнов В.В. Генезис художественного метода раннего Маяковского: Автореф. дис. . канд. филол. наук. -М., 1985. -22с.

163. Смирнов В.В. Проблема экспрессионизма в России: Андреев и Маяковский // Русская литература. СПб., 1997. - № 2. - С. 55-63.

164. Смирнов И.П. Мегаистория: К истории типологии культуры. М., 2000. - 544с.

165. Смирнов И.П. Место «мифопоэтического» подхода к литературному произведению среди других толкований текста // Миф. Фольклор. Литература. Л., 1978.-С. 186-203.

166. Смирнов И.П. Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней. М., 1994. - 351с.

167. Смирнов И.П. Смысл как таковой. СПб., 2001 - 352с.

168. Смирнов Несвицкий Ю.А. Зрелище необычайнейшее. Маяковский и театр. - Л.,1975. - 159с.

169. Смоктина Е.Ю. Трансформация мотивов верха и низа в пьесе В.В.Маяковского «Мистерия-буфф» // Русская литература в современном культурном пространстве. Томск, 2001. - С. 73 - 78.

170. Смородин А. А. Поэзия В.В.Маяковского и публицистика 20-х годов. Л., 1972.-270с.

171. Современное зарубежное литературоведение (страны Западной Европы и США): концепции, школы, термины. Энциклопедический справочник. М., 1999. -320с.

172. Сторожев А.И. Сатира дооктябрьского периода в творчестве В.В.Маяковского. Волгоград, 1969. - 271с.

173. Страшилина Ж. А. Жанрово-стилевые особенности литературно-критических выступлений В.В.Маяковского // Филологические этюды: Сб. научн. статей молодых ученых. Саратов, 2000. -Вып. 3. - С. 123-126.

174. Страшнов С.Л. Поэма «150 ООО ООО» в творческой эволюции В.Маяковского // Творчество писателя и литературный процесс. (Язык литературы. Поэтика. Межвузовский сборник научных трудов под ред. Ракова В.П.). Иваново, 1995.-С. 60-69.

175. Страшнов С.Л. Публичность как принцип: (Опыт В.Маяковского и А.Твардовского) // Вопросы онтологической поэтики. Иваново, 1998. - С. 158 -165.

176. Субботин A.C. Маяковский. Сквозь призму жанра. М, 1986. - 3502.с.

177. Субботин A.C. О поэзии и поэтике: (О творчестве В.В.Маяковского и с.А.Есенина). Свердловск, 1979 - 192с.

178. Сурма Ю.А. Слово в бою. Эстетика Маяковского и литературная борьба 20-х годов. Л., 1963. - 207с.

179. Сухих И.Н. Утопия Маяковского // Маяковский и современность. СПб., 1995.-С. 22-32.

180. Терехина В.Н., Зименков А.П. Русский футуризм. М, 1999. - 480с.

181. Терехина В.Н. Хроника. Международная научная конференция в ИМЛИ, посвященная В.В.Маяковскому // Известия Академии наук. Сер. лит. и яз.- М., 2001. т.60, №1. - С.78 -80.

182. Тимофеева В.В. Язык поэта и время. Поэтический язык Маяковского. -М.; Л.,- 1962.-318с.

183. Топоров В.Н. Флейта водосточных труб и флейта-позвоночник (Внутренний и внешний контексты) // Поэзия и живопись. М., 2000. - С. 380 -423.

184. Третьяков С. Биография вещи // Литература факта. Первый сборник материалов работников ЛЕФа. М, 2000. - С. 68 - 72.

185. Тренин В.В. В мастерской стиха Маяковского. М., 1991. - 240с.

186. Тюпа В.И. Аналитика художественного. М, 2001. - 192с.

187. Тюпа В.И. Литературное произведение: между текстом и смыслом // Литературное произведение: проблемы теории и анализа. Вып. 1. Кемерово, 1997. -С. 3-78.

188. Тюпа В.И. Парадигмы художественности (конспект цикла лекций) // Дискурс. Новосибирск, 1997. № 3 -4. - С. 175 - 180.

189. Тюпа В.И. Постсимволизм. Теоретические очерки русской поэзии XX века. Самара, 1998. - 155с.

190. Тынянов Ю.Н. История литературы. Критика. СПб., 2001. - С. 409413.

191. Тырышкина Е.В. Эстетика русского литературного авангарда (1910 —е — 1920-е г.г.). Учебное пособие по спецкурсу. Новосибирск, 2000. - 84с.

192. Тяпков С.Н. В.В.Маяковский в пародиях современников // Творчество писателя и литературный процесс. (Язык литературы. Поэтика. Межвузовский сборник научных трудов под ред. Ракова В.П.). Иваново, 1995. - С.69 - 82.

193. Фарыно Ежи. Семиотические аспекты поэтики Маяковского. 1981. -http: // avantgarde. narod. ru // beitraege / jf mayak. htm.

194. Фаустов A.A., Зименков C.B. Авторское поведение в русской литературе. -Воронеж, 1997. -108с.

195. Февральский А. Первая советская пьеса «Мистерия буфф». - М., 1971.272с.

196. Федотов О.И. Монолог на разные голоса (принцип полифонии в стихотворной поэтике Маяковского) // Традиции в контексте русской культуры: Сборник статей и материалов. 4.2. Череповец, 1993 - С. 16- 80.

197. Федотов О.И. Основы русского стихосложения. Метрика и ритмика. М., 1997.- 336с.

198. Фоменко И.В. Лирический цикл. Становление жанра, поэтика. Тверь, 1992.-124с.

199. Французские стихи в переводе русских поэтов XIX XX в.в. - М., 1973.624с.

200. Хализев В.Е. Теория литературы. М., 2000. - 398с.

201. Ханзен-Леве Ore. А. Русский формализм: Методологическая реконструкция развития на основе принципа остранения. М., 2001. - 672с.

202. Харджиев Н.И. Авторизированные ошибки Маяковского // Статьи об авангарде. В 2 т. -М, 1997.-Т.2. С. 178-181.

203. Харджиев Н.И., Тренин В.В. Поэтическая культура Маяковского. М., 1970.-328с.

204. Харьков М.Г. Маяковский и Мандельштам // Филологические записки. -Воронеж, 1998.-Вып. 11.-С. 127- 136.

205. Хлебников В. Творения. М., 1986. - 736с.

206. Ховин Виктор. В.В.Розанов и Владимир Маяковский // На одну тему. -Пг., 1921.-С. 45-62.

207. Ходасевич В.Ф. Декольтированная лошадь. // Критика русского зарубежья: В 2 ч. 4.1. М., 2002. - С. 326-335.

208. Черемин Г.С. В.В.Маяковский в литературной критике, 1917 1925. - Л., 1985.-296с.

209. Чернышев С.И. Макрокосм и микрокосм в метафоре поэтов-урбанистов: (В.Маяковский и В.Шершеневич). // Вестник Санкт-Петербургского ун-та. Сер.2, История, языкознание, литературоведение. СПб., 1994. - Вып.2. - С. 90 - 93.

210. Чужак Н. Литература жизнестроения // Литература факта. Первый сборник материалов работников ЛЕФа. М., - 2000. - С. 35 - 67.

211. Шапир М.И. Что такое авангард? // Даугава. М., 1990, №10. - С. 3 -6.

212. Шарипова Э.А. Предпосылки возникновения русского формализма. Культурно-исторический контекст. Автореф. дис. . канд. филол. наук. -Екатеринбург, 2000. - 22с.

213. Шатин Ю.В. Эстетика агиографического дискурса в поэме Маяковского «Владимир Ильич Ленин». // Дискурс. Новосибирск, 1996. № 2. - С. 24 - 30.

214. Шенгели Г. Маяковский во весь рост. // Вопросы литературы, 1990. № 11-12. - С. 18-69.

215. Шершеневич В. Футуристы. // Русский футуризм. сост.В.Н.Терехина,

216. A.П.Зименков. М., 1999. - С. 403 - 429.

217. Шкловский В.Б. Вышла книга Маяковского «Облако в штанах» //

218. B.В.Маяковский. Стихотворения. Поэмы. Статьи. М., 1996. - С. 473 - 476.

219. Шкловский В.Б. Гамбургский счет. СПб., 2000. - 464с.

220. Шкловский В.Б О писателе и производстве // Литература факта. Первый сборник материалов работников ЛЕФа. М, 2000. - С. 194-199.

221. Щенникова Л.П. Зрелищность как принцип изображения в комедии В.В.Маяковского «Клоп» // Вестник Челябинского ун-та. Сер. 2, Филология. -Челябинск, 1996. № 1. - С. 54 - 62.

222. Эвентов И.С. Три поэта: В.Маяковский, Д.Бедный, С.Есенин. Этюды и очерки. Л., 1980.-424с.

223. Эйдинова В.В. Концепции стиля в литературной критике 20-х годов (из опыта советской литературно-критической периодики). Автореф. дис. . докт.филол.наук. М., 1984. - 38с.

224. Эйдинова В.В. Стиль художника: Концепции стиля в литературной критике 20-х годов. М., 1991. - 285с.

225. Эйхенбаум Б.М. Как сделана «Шинель» Гоголя // О прозе. О поэзии. Л., 1986.-С. 45-63.

226. Эйхенбаум Б.М. О Маяковском // О литературе. М., 1987. - С. 449454.

227. Элиаде М. Аспекты мифа. М.,1995. - 240с.

228. Эрлих В. Русский формализм: история и теория. СПб., 1996. - 351с.

229. Якобсон P.O. Из комментария к стихам Маяковского «Товарищу Нетте // Работы по поэтике. М., 1987 - С. 339 - 342.

230. Якобсон P.O. О поколении, растратившем своих поэтов // Маяковский В.В. Стихотворения. Поэмы. Статьи. М., 1996. - С. 480 - 504.

231. Якобсон P.O. <0 стихе Маяковского> // Тексты, документы, исследования. М., 1999. - С. 9 - 20.

232. Яницкий Л.С. Архаические структуры в лирической поэзии XX века. -Кемерово, 2003. 136с.

233. Cavanash С. Whitman, Mayakovsky, and the body politic // Rereading Russian poetry. New Haven; L; 1999. P. 202 - 222.

234. Cassiday J.A. Flash flods, bedbussand sannas: social hygiene in Majakovskij's theatrical satires of the 1920 // Slavonic a East Europ. rev. L., 1998. - Vol.76, № 4. - P. 643-657.

235. Klanderud P.A. Maiakovskii's myth of man, things and the city: From poshlost' to the Promised Land // Russ. rev. Syracuse (N.Y.), 1996. - Vol.55, №1. - P. 37-54.

236. Kraan M. Love and martyrdom in Vladimir Majakovskij's poem «Pro eto» // Russ. lit. Amstedam, 1995. - Vol.37, № 4. - P. 523 - 534. ^

237. Lahti K. On living statues and Pandora, «Kamennye baby» and futurist aesthetics: The female body in «Vladimir Mayakovsky: a tragedy» // Russ.rev. -Syracuse (N.Y.), 1999. Vol.58, № 3. - P. 432-455.

238. Lahti K. «Vladimir Mayakovsky»: A dithyramb // Slavica East Europ. J. -Tucson, 1996. Vol. 40, № 2. - P. 251 - 277.