Поэтический дискурс русского постмодернизма

Ковалев, Петр Александрович

автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Поэтический дискурс русского постмодернизма

Год: 2010
Автор научной работы: Ковалев, Петр Александрович
Ученая cтепень: доктора филологических наук
Место защиты диссертации: Орел
Код cпециальности ВАК: 10.01.01

450 руб.

Диссертация по филологии на тему 'Поэтический дискурс русского постмодернизма'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Поэтический дискурс русского постмодернизма"

На правах рукописи

Ковалев Петр Александрович

ПОЭТИЧЕСКИЙ ДИСКУРС РУССКОГО ПОСТМОДЕРНИЗМА

Специальность 10.01.01. - Русская литература

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

1 8 НОЯ 2010

Орел -2010

004613674

Диссертация выполнена на кафедре русской литературы ХХ-ХХ1 веков и истории зарубежной литературы ГОУ ВПО «Орловский государственный университет»

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

Акаткин Виктор Михайлович

доктор филологических наук, профессор Дефье Олег Викторович

доктор филологических наук, профессор Пинаев Сергей Михайлович

Ведущая организация

ГОУ ВПО «Воронежский государственный педагогический университет»

Защита диссертации состоится « 9 » декабря 2010 г. в .14 час. 00 мин. на заседании Диссертационного совета Д 212.183.02 при Орловском государственном университете по адресу: 302026, г. Орел, ул. Комсомольская, д. 41, кор.З.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Орловского государственного университета.

Автореферат разослан «24» сентября 2010 г.

Ученый секретарь диссертационного совета, кандидат филологических наук, доцент

А.А. Вельская

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Смена литературных эпох - сложный и противоречивый процесс, неизбежно проявляющийся на всех уровнях литературной жизни. Так было в конце XIX - начале XX столетия, так происходит и сейчас, когда русская литература ищет себя в постмодернистской парадигме синтеза искусств. Применительно к современной российской поэзии смена вех означает изменение основных параметров коммуникационного поля, что отражается на формах и способах бытования поэтического текста и даже, в определенном смысле, - на понимании самого феномена поэзии.

Эпоха великих катаклизмов, в которую вступила Россия в конце 80-х годов XX века, уже получила в русской культуре свое отражение: открытый тип общества, демократизация, смена диктата идеологии на плюрализм мышления и, можно даже сказать, вседозволенность, аннулирование цензуры как таковой - все это способствовало раскрепощению поэзии. Кроме того, что, по аналогии с Серебряным веком, ныне происходит переоценка художественных ценностей, эстетических и литературных установок, приводящая к созданию многочисленных групп и течений, в литературный процесс современности амиини внедряются массовое сознание и массовая культура. Значительную роль в современном литературном процессе играют и новые технологии - компьютерные сети, СО-Яош-ные издания, составляющие ныне даже по приблизительным подсчетам специалистов около трети всей мировой печатной продукции. Изменяются не только манера изложения и формы хранения художественной информации, трансформируется само представление о значении поэтического слова.

Движение литературного процесса в эпоху постмодернизма осуществляется не только за счет деятельности литературных течений и групп. Все более заметную роль в нем начинают играть творческие индивидуальности, утверждающие всеми доступными средствами право на свои взгляды и свой художественный метод, что, с одной стороны, закономерно проистекает из изменившихся условий литературной и общественной жизни, с другой - чревато падением статуса поэзии.

Причины изменения роли лирической поэзии в жизни российского общества и государства, на наш взгляд, во многом обусловлены спецификой этого вида словесного искусства не только как одной из основных форм бытования литературы, но и как специфически замкнутой семиотической системы. И если генетический аспект лирического начала, выделенный еще В.Г. Белинскнм, указывает на небольшой объем, асюжетность, доминирование чувств и мыслей, наконец, особую (чаще всего стихотворную) форму выражения, обусловливающие динамичность, адекватность и непосредственность восприятия читателем или слушателем, то коммуникативный аспект лирической интенции будет предполагать:

• особый статус поэтического текста как источника специфически оформленной информации;

• существование определенной культурной среды, вне которой восприятие поэтической информации затруднено;

• непосредственную связь автора и читателя через книги и средства массовой

информации.

По сравнению с обычными коммуникативными системами информация художественного характера, как правило, отличается большим уровнем сложности, что позволяет признать правильность замечания P.O. Якобсона о существовании в литературе как минимум двух кодов: зашифровывающего и дешифрующего сообщение. И если первый не что иное, как культурная традиция, то без знания второго невозможно адекватное понимание, а, следовательно - эстетическое наслаждение литературным шедевром.

Поэтическая культура представляет собой своеобразную проекцию национального сознания, которое, в свою очередь, создает предпосылки для художественной самоидентификации личности и общества. Не случайно поэтому, что еще в XIX веке возникает закономерный интерес к эволюции «поэтического сознания и его форм» (А.Н. Веселовский) как к важнейшему элементу национальной культуры, играющему исключительную роль в формировании национальных особенностей русской поэзии и поэтического дискурса в целом.

Введенное в научный обиход в эпоху позднего структурализма понятие дискурса в широком смысле означает процесс языковой деятельности; способ говорения, а уже - систему текстов, объединенных в коммуникативном и функциональном аспектах. По отношению к эстетической функции языка эта категория подразумевает общую стратегию текстопорождения, реализуемую в праве на художественное высказывание, в интенции, направленной на создание особого эстетического переживания.

Согласно исследованиям .современных философов и культурологов (Т. Ван Дейк, А. Греймас, Ж. Деррида, Ж. Женетт, Ю. Кристева, Ц. Тодоров, М. Фуко и др.), разные типы дискурса могут определяться в соответствии с той сферой, в которой они функционируют. И в этом отношении, безусловно, можно говорить о существовании поэтического дискурса, который оперирует специфическим набором средств для создания моделей экспериментального освоения мира в процессе художественной коммуникации. Естественно предположить, что в свою очередь этот культурный феномен составляется из дискурсов различных поэтических школ и течений, которые также дробятся на персональные дискурсы.

Активизация экспериментальных стратегий в рамках постмодернистских теорий синтеза искусств привела в конце XX века к трансформации системы

русского стиха и размыванию границ поэтической формы. В этом отношении важно, что даже верлибр уже не выполняет функции пограничной структуры, отдавая приоритет таким доселе периферийным феноменам, как конструктивистский стих, визуальные композиции, ритмонеразличимый и акцентоаморфный стих и др., которые в силу своей двойственной природы и условий функционирования значительно изменяют соотношение между поэтическим и прозаическим дискурсом.

Существенно изменяется в современном поэтическом сознании и роль рифмы: с одной стороны, часть поэтов демонстративно отказывается от подобного, по их мнению, избыточного украшения стиха, с другой - именно рифма оказывается в ряде некоторых новационных феноменов нового поэтического дискурса одним из доминантных его признаков. Антиномичность этих процессов обусловлена художественными установками постмодернистских течений, развивающих разные формы деструкции поэтического высказывания.

Строфический уровень поэтической структуры - одна из самых индивидуализированных областей стихосложения. Здесь ярче всего проявляются пристрастия отдельных ашчрив, их ориентация ;;г. ту ::::у:с традицию, что обусловлено многообразием арсенала средств: с одной стороны, в русской строфике активно действует система стереотипов, с другой - велика доля индивидуальных композиционных решений, с третьей - картину осложняет функционирование на русской почве форм «твердой строфики», заимствованных из европейской и восточной поэтик, и существование таких специфических образований, как нетождественная и скрытая строфика, астрофический стих, одно-строфные структуры и т.д. Комбинирование различных приемов деструктури-рования классических форм поэтического дискурса, последовательно проводимое некоторыми постмодернистскими группами и авторами, зачастую приводит к тому, что само представление о строфической организации поэтического текста оказывается размытым.

Таким образом, следует признать, что основным направлением развития новейшей русской поэзии является противостояние традиционного текста классического типа и трансформированной (новационной) модели. И в этом отношении оказывается очень важным то обстоятельство, что даже графика, считавшаяся до недавнего времени константным признаком поэтического текста, стала подвергаться активной перестройке и трансформации. В совокупности с тенденциями поэтизации прозы все это ведет к созданию более сложной системы оппозиций стиха и прозы и существенно изменяет формы моделирования поэтического дискурса современности.

Актуальность диссертационного исследования обусловлена недостаточной изученностью современного литературного процесса и эволюции русской поэтической культуры в эпоху постмодернизма. Выявление стратегии поэтического текста на уровне персональных дискурсов и в масштабе современных школ и течений позволяет приблизиться к пониманию процессов, происходящих в современной русской поэзии, определить пути и способы развития русской литературы в ее целостности и многообразии. Трудность решения подобной задачи заключается прежде всего в разнородности и динамичности анали-

зируемого материала, большей частью не прошедшего литературно-критической стадии аксиологического отбора.

Сам принцип отбора материала исследования, учитывающий всю поэтическую парадигму современности (от концептуалистов, метареалистов, мело-имажинистов и куртуазных маньеристов до минималистской и визуальной поэзии) и определяет терминологическую состоятельность заявленной темы. В этом отношении понятие «поэтический дискурс» связывается нами с той областью художественного сознания, которая отмечена и новой эстетикой творчества, и теми знаниями и представлениями, которые каждый художник слова приобретает в процессе «врастания в цивилизацию» (Л.С. Выготский).

Основным критерием отбора материала в исследовании поэтического дискурса русского постмодернизма являются принципы легитимности и представительства, так как современная российская поэзия существует сразу в нескольких ипостасях: кроме традиционных журнальных и книжных изданий все большую значимость приобретает Интернет с его поистине безграничными возможностями.

Предметом настоящего исследования является русский поэтический дискурс конца XX - начала XXI века как отражение сложных процессов литературной эволюции эпохи постмодернизма.

Объектом данного исследования является стратегия поэтического текста в художественной теории и практике постмодернизма в контексте развития русской литературы ХУШ-ХХ веков.

Цель данной работы состоит в исследовании особенностей поэтической культуры русского постмодернизма в контексте эволюции поэтического дискурса как одной из важнейших форм проявления национального художественного сознания. Это предполагает решение следующих задач:

• определение особенностей русского национального поэтического дискурса в его эволюционном развитии от советской культурной модели к постмодернистской плюралистичности;

• изучение современного этапа эволюции русской поэтической техники в контексте развития отечественной поэзии;

• определение стереотипной модели русского стиха и анализ форм отклонения от нее в постмодернистской теории и практике; выявление механизмов, влияющих на ее восприятие русским читателем;

• анализ особенностей персонального поэтического дискурса ведущих представителей основных течений русского поэтического постмодернизма (концептуализм, метареализм, мелоимажинизм, куртуазный маньеризм);

• изучение маргинальных феноменов поэтического дискурса современной русской поэзии, развивающейся под знаком деконструкции, выявление процессов, происходящих в новейших её образцах.

И.В. Кукулина, В.Г. Кулакова, В.Н. Курицына, H.JI. Лейдермана, М.Л. Липовецкого, Н.Е. Ликиной, В.К. Епишина, H.A. Малишевской, Н.Б. Маньковской, A.C. Панарина, В.П. Руднева, И.С. Скоропановой,

A.Г. Степанова, A.M. Уланова, В.Ф. Халипова, И. Хасана, У. Эко, М.Н. Эпштейна и др.

В определении функций и форм поэтического дискурса мы ориентировались на исследования Н.Д. Арутюновой, Э. Бенвениста, И.Р. Гальперина,

B.В. Красных, И.В. Кузнецова, Ю.М. Лотмана, Д.А. Марковой, Н.В. Монгилевой, О.И. Северской, С.И. Слабухо, М.С. Степанова, Ц. Тодорова, М. Фуко, И.И. Чумак-Жунь и других ученых.

Важным моментом в определении проблематики данного исследования являются методики анализа, разработанные такими видными стиховедами и теоретиками литературы, как B.C. Баевский, Л.Л. Вельская, В .Я. Брюсов, Б.Я. Бухштаб, К.Д. Вишневский, М.Л. Гаспаров, О.Н. Гринбаум, В.М. Жирмунский, А.Л. Жовтис, В.А. Западов, С.И. Корнилов, М.А. Красноперова, С.А. Матяш, Ю.Б. Орлицкий, К.Ф. Тарановский, Л.И. Тимофеев, Б.В. Томашевский, Ю.Н. Тынянов, O.K. Федотов, В.А. Холшевников, Г.А. Шенгели, P.O. Якобсон.

Особой методики анализа потребовали такие важные, на наш взгляд, приемы расшатывания классического поэтического дискурса, как полиметрия, изменение длины стихового ряда, нарушение запрета переакцентуации, участие в организации силлаботонической каденции иррациональных гласных и невербальных символов, разрушение целостности метрического ряда, перенос частей рифмокомпонентов из строки в строку, графические трансформации текста.

В области анализа маргинальных форм новейшей русской поэзии мы ориентировались на уникальные работы С.Е. Бирюкова, Т.Б. Бонч-Осмоловской, М.Л. Гаспарова, В.Ф. Маркова, П.Е. Родькина, C.B. Сигея, А.Э. Скворцова, М.И. Шапира, H.H. Шульговского, Дж. Янечека, диссертационные исследования A.B. Бубнова, И.М. Борисовой, В.Г. Иванова, С.И. Кормилова, Д.В. Кузьмина, В.Г. Кулакова, Ю.Б. Орлицкого, Т.Ф. Семьян, О.В. Соколовой, А.Г. Степанова, Д.А. Суховей, И.В. Чудасова и др., но при этом старались в анализе тех или иных художественных феноменов исходить прежде всего из представлений о динамической природе поэтического текста, одной из важнейших функций которого является выстраивание вербального ряда во временной последовательности.

Особенности объекта и материала исследования обусловили использование в диссертации историко-литературного, сравнительно-исторического, исто-рико-типологического, историко-генетического и структурно-функционального методов.

Новизна и научная значимость настоящего исследования определяются широтой предпринятого системного изучения русского поэтического дискурса в эпоху складывания новой поэтической культуры, примененными методиками анализа поэтического контекста современности и различных форм выражения авторского сознания, что позволяет не просто констатировать новаторство постмодернистских стратегий, но и представить совершающуюся в недрах по-

стмодернистской поэзии перестройку дискурса в конкретных механизмах, каждый из которых - лишь часть сложного и неоднозначного этапа эволюции. Вписанный, таким образом, в широкий литературный контекст, постмодернизм обретает конкретные черты и формы, необходимые для диалектического понимания этого феномена.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Современный литературный процесс в России носит ярко выраженный полисистемный характер, что является следствием смены культурной парадигмы от тоталитарной модели к поливариантности постмодернизма, что неминуемо отражается и на поэтическом искусстве, переживающем ныне один из самых специфических и, без преувеличения, сложных периодов.

2. Изменение общественного статуса литературы, аннулирование диктата идеологической критики, демократизация условий функционирования художественного дискурса в конце XX столетия создают уникальные предпосылки обновления всего современного литературного процесса.

3. Гетероморфные тенденции в истории русской поэзии предопределяют постоянный процесс обновления арсенала поэтических средств, что отражается на их качественном составе и основных механизмах текстопо-рождения.

4. Генезис поэтического дискурса русского постмодернизма неразрывно связан с жизнью русского общества и реализуется практически на всем пространстве русской словесности - от элитарного до уровня массовой литературы.

5. Русский поэтический дискурс конца XX столетия во многом складывается на основе культуры предшествующих эпох, образуя по отношению к ним бинарные оппозиции - традиция/новаторство, классика/современность. Восприняв эстетические и философские идеи своего западного прототипа, русский постмодернизм развивает специфические именно для русского поэтического сознания формы деконструкции художественного дискурса. Особенное место в этом процессе занимает модернистская парадигма начала XX века, интериоризируемая постмодернистской литературой в широком контексте мировой художественной культуры.

6. Эпоха постмодернизма, как особая культурная ситуация, характеризуется существенной корректировкой поэтических стратегий на уровне метрики, ритмики, рифменно-строфических отношений и даже графики, что обусловлено влиянием западной философии и культуры, отсутствием цензуры, упрощением редакционного и издательского механизмов, внедрением в художественную область массового сознания, изменением функционирования поэтической продукции за счет компьютерных технологий и т.д. Все это и обеспечивает системные изменения русского поэтического дискурса в рамках новой постмодернистской эстетики.

7. Классическая модель поэтического текста подвергается существенной трансформации как за счет экспериментов представителей постмодер-

нистских литературных течений конца XX века (концептуализм, мета-реализм, мелонмажинизм, куртуазный маньеризм и т.д.), так и в результате игнорирования массовым сознанием основных законов классического русского стихосложения, что приводит к усложнению процессов взаимодействия традиции и новаторства на современном этапе развития русской литературы.

8. Формирование поэтического дискурса эпохи постмодернизма характеризуется перестройкой всей системы русского стиха: активизируется арсенал тонических форм, трансформируются силлабо-тонические стереотипы, существенно ослабевает роль рифмы в рамках постмодернистской стратегии ее дискредитации, расширяется строфический арсенал форм, изменяются графические константы.

9. Расширяя культурное пространство постмодернистской эстетики, многие современные поэты обращаются к различным традициям русской и мировой литературы, придавая своим стилизациям и реконструкциям разные уровни интертекстуальной преференции: от прямой цитаты и реминисценций до цсктопа, палимпсеста и иастнша.

Ю.Русский поэтический концептуализм предложил свою версию поэтического текста, выходящую за пределы собственно художественного в область стиховых трансформаций и семантических инверсий. С одной стороны, коллаж, палимпсест, центон - все эти формы интертекстуального взаимодействия обуславливают некоторую традиционность репертуара метроритмических, рифменных и строфических форм раннего творчества Д. Пригова, Т. Кибирова и других авторов, с другой - комбинаторные и игровые приемы, маргинальные формы стиха реализуют собой феномен концептуалистского эпатажа, во многом сходного с футуристическими экспериментами в области языковой деструкции.

11 .Метареализм, как течение, противостоящее концептуалистской стратегии девальвации поэтического языка и в целом культуры, моделирует свой дискурс на основе переосмысления метафорических и метонимических механизмов. Художественный арсенал А. Парщикова, И. Жданова и А. Еременко свидетельствует о почти полном отрицании традиций, но при этом их поэтическая интенция зачастую проецируется на наиболее выразительных приемах Серебряного века и реализуется в неоднозначной системе экспериментов по расширению художественного пространства.

12.Поэтический дискурс мелоимажинизма оказывается полностью подчиненным ностальгическим попыткам реконструкции «утраченной линии развития русской поэзии Серебряного века» и реставрации способов преодоления линейности языка и мышления. В своем стремлении заменить метрическую основу поэтического текста «мелодическим строем», мелоимажинисты иногда типологически смыкаются с концептуализмом и минимализмом, что в целом характерно для принципиальной незамкнутости постмодернистского поэтического дискурса.

13.Выходя на уровень транстекстуализацни, куртуазный маньеризм культивирует изысканные и, с формальной точки зрения, усложненные поэтические структуры с элементами комбинаторной поэтики. Углубляя полистилистическую основу поэтического дискурса, новые маньеристы полностью диверсифицируют образно-тематический строй русской поэзии за счет сленга и обсценной лексики, педалированного эротизма и натурализма.

14.Особое место в формировании современного поэтического дискурса занимают маргинальные формы с выдвижением нестиховых факторов, значение которых актуализируется в постмодернистских концепциях поэтического текста (визуализированные формы стиха, амебейные структуры, заумь и т.д.), что является показателем системной перестройки русского поэтического сознания.

Значимость и практическая ценность результатов, полученных в ходе предпринятого изучения современного состояния русского поэтического дискурса, состоят в не только в своеобразии вводимого в литературоведческий обиход материала, но и в возможности применения результатов диссертационного исследования в лекционных курсах по истории русской литературы конца XX — начала XXI века, в спецкурсах и спецсеминарах по современной русской поэзии, а также в практике преподавания русской литературы XX века в школе.

Апробация работы. Апробация полученных результатов диссертационного исследования осуществлялась в виде докладов на ежегодных научно-методических конференциях кафедры русской литературы ХХ-ХХ1 веков и истории зарубежной литературы ГОУ ВПО «Орловский государственный университет», на международных конференциях «Славянские чтения» (Орел, 20022004), «Классика и современный литературный процесс» (Орск, 1995), «Текст: варианты интерпретации» (Бийск, 2000), «Роль языка и литературы в мировом сообществе» (Тула, 2000), «Русская рок-поэзия: текст и контекст» (Тверь, 2000), «Традиции русской классики XX века и современность» (Москва, МГУ, 2002), «Филологические традиции и современное литературное образование» (Москва, 2002), «Проблемы поэтики и стиховедения» (Алматы, 2003), Бунинских конференциях в Орле (2000, 2005, 2008) и Ельце (2008), Клушинских чтениях (Орел, 2006, 2007), «Русская литература и философия: постижение человека» (Липецк, 2009), «Орловский текст российской словесности» (Орел, 2009), «Проблемы современной стихопоэтики: творчество, онтология, парадигма» (Ставрополь, 2010). Результаты исследования внедрены в преподавание учебных курсов истории русской литературы XX в., спецкурсов «Поэзия русского постмодернизма», «Русская поэзия конца XX века», спецсеминара «Поэтические системы второй половины XX века» на филологическом факультете Орловского государственного университета.

По теме диссертации опубликовано 50 работ, в числе которых 2 монографии , 43 научные статьи, а также - тезисы 5 научных докладов.

Структура диссертации. Диссертационное исследование изложено на 464 страницах и состоит из введения, трех глав, заключения. Приложение содержит таблицы метрического репертуара русской поэзии.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обоснована актуальность темы, рассмотрено состояние ее научной разработанности, определены цель и содержание поставленных задач, представлена методология исследования, раскрыты научная новизна и практическая значимость работы.

Первая глава - «Русская поэзия конца XX века в литературно-историческом контексте» - посвящена исследованию генетических, типологических и идейно-художественных особенностей постмодернизма, специфики русской постмодернистской поэзии в контексте литературного процесса XX столетия.

В первом разделе главы содержится анализ современного этапа развития русской литературы в эпоху обновления эстетической парадигмы, которое обусловлено возникновением и оформлением на русской почве постмодернистских течений.

История русской литературы в XX веке представляется движением по эволюционной спирали от поливариантности Серебряного века к эстетическому утилитаризму соцреализма и далее - к полисистемжлли, выражающейся б реализации множественных подходов к оформлению поэтического дискурса и пониманию возможностей его функционирования в современном обществе.

Уже в 80-е годы относительная монолитность и единообразие легитимного литературного процесса сменяются расслоением русской поэзии на разнородные стилевые течения. Именно эту эпоху традиционно считают временем складывания в русской литературе постмодернистского поэтического дискурса, наиболее ярко выразившегося в творчестве концептуалистов и метареалистов.

Современный литературный процесс отличается еще большей степенью динамичности и полисистемности. На смену неофициальной поэзии приходит целая совокупность различных постмодернистских течений, по-разному трактующих природу поэтического искусства и свое место в современном литературном процессе. Это и мелоимажинизм, культивирующий «яркую образность и музыкальную звучность», и композитивизм, соединяющий в себе рудименты концептуализма и акмеизма, и куртуазный маньеризм, реализующий в рамках традиционной поэтики футуристический эпатаж, а также - минимализм, современная заумь и визуальная поэзия, продолжающие экспериментальные разработки начала XX века.

Основы теории постмодернизма были разработаны главным образом западными философами, социологами и культурологами, среди которых можно назвать Ролана Барта, Мишеля Фуко, Жака Дерриду, Жиля Делеза, Жана Бод-рийяра, Ихаба Хасана, Умберто Эко и др. Главное, что можно вывести из совокупной теории этих ученых, связано с определением постмодернизма как особой культурной ситуации, характеризующей кризисное состояние современного общества.

: Характерной чертой для теоретических выкладок российских исследователей является мнение о том, что при несомненном родстве и ориентации на западную традицию русский литературный постмодернизм развивается особым, довольно специфическим образом. Так, М. Эпштейн, определяя постмо-

дернизм как «культурную формацию», выросшую на традициях ОБЭРИУ, выделяет три основных течения русского постмодернизма: концептуализм, мета-реализм и презентализм. М.Л. Лейдерман и М.Н. Липовецкий точкой отсчета новой художественной эстетики называют неоавангардизм «оттепели» и видят основной пафос раннего русского постмодернизма в «деконструкции культурной традиции». И.С. Скоропанова выделяет периоды становления постмодернизма, утверждения его в качестве литературного направления и последующей легализации, подчеркивая, что развитие современной русской литературы характеризуется эстетическим плюрализмом и многоракурсностью, сигнализирующими «о ситуации постмодерна в культуре». В диссертации О.В. Богдановой, которая представляет собой полномасштабное исследование русского литературного постмодернизма в трех литературных родах (эпос, лирика, драма), определяются хронологические рамки постмодернистской литературы с конца 1950-х годов и отмечается причастность современных постмодернистских тенденций «многообразным и разнонаправленным традициям русской литературы». Н.Б. Маньковская одной из особенностей русского постмодернизма называет реконструкцию больших стилей (русское барокко, классицизм, авангард и т.д.), которые сочетаются с «пропущенными» художественно-эстетическими течениями (сюрреализм, экзистенциализм и т.д.).

Важнейшей характеристикой современной российской поэзии, по мнению критиков и ученых, является «полипарадигматичность» и специфическая «всеядность». Подвергая деконструкции язык предшествующих культур, современный поэтический дискурс переводит модернистское мироощущение в область постмодернистских аллюзий. На смену эстетическому и формалистическому экспериментаторству приходят постмодернистская «усталость» и эпистемологическая неуверенность, выражающиеся в «констатации краха научного детерминизма» (И.П. Ильин).

Таким образом, следует признать, что в современной российской поэзии на данном этапе сосуществуют принципиально разнородные и специфически ориентированные художественные системы. Это естественным образом отражается и на характеристиках поэтического дискурса. Поэтика постмодернизма в этом контексте не является ведущей, но при этом именно «ситуация постмодерна» (Ж-Ф. Лиотар) влияет на основные составляющие современного литературного процесса.

Во втором разделе первой главы - «Особенности формирования поэтического дискурса в русской литературе конца XX века» - рассматривается особая категория литературного процесса, представление о которой сформировалось в современной науке сравнительно недавно, но с которой некоторые исследователи связывают особенные возможности изучения принципов художественной коммуникации и приемов художественной стратегии.

В основе литературного творчества всегда оказывается некая художественная модель, особенности которой определяются - с одной стороны, универсальными законами текста как способа передачи информации, с другой - ориентацией этого текста на те или иные национальные (или инонациональные)

традиции и художественные пристрастия автора. Если первое относится к сфере институционального, то второе - к области персонального дискурса.

Теория дискурса берет начало из исследований Э. Бенвениста, который определил оппозицию плана повествования и плана языка, подчеркнув, что дискурс есть способ актуализации языка в речи. Определяя эту категорию, как «речь, присваиваемую говорящим», Э. Бенвенист создал концептуальную основу для квалификации любого художественного текста, в котором речь предельно субъективирована.

Некоторые современные исследователи стремятся определить наиболее общие параметры текста, исходя из его многофункциональности и многоуровневое™, что позволяет видеть в дискурсе актуализацию заложенных в тексте синтагматических и парадигматических связей. При объединении основных положений теории актуализации (выдвижения) и теории доминанты, разработанной школой «русского формализма», оказывается возможным вывод о том, что художественный текст представляет собой «завершенное сообщение», обладающее концептуальным содержанием и структурированное по определенной дискурсивной модели.

Особый аспект проблемы соотношения дискурса и художественного текста учитывает специфическую двухмерность поэтической речи, о которой писали Б.В. Томашевский, Б.Я. Бухштаб, P.O. Якобсон и другие исследователи. Актуализация языковых и художественных средств (среди которых можно назвать все уровни стиховой организации), используемых для обозначения идеи произведения, является именно той формой авторской стратегии, которая в конечном итоге формирует персональный поэтический дискурс.

Национально-культурная составляющая поэтического дискурса содержит обязательный набор средств, отражающий, по мнению В.В. Красных, «фрейм-структуры сознания». Так, традиционно с именем A.C. Пушкина в русской поэтической культуре связано представление о классической форме и классическом содержании. Все доминанты институционального русского поэтического дискурса образуют вместе с лексико-синтаксическим строем особую знаковую систему, использование каких-либо элементов которой сигнализирует об ориентации текста на осложнение «тесноты стихового ряда» классическими культурными ассоциациями.

Для того, чтобы выделить ведущую модель национального поэтического дискурса, необходимо учитывать особенности стихотворного текста как структуры с горизонтально-вертикальным развертыванием. Предложенная в этой части диссертации схема классической модели русского стиха определяет, что метроритмическую основу, как правило, задают две первых строки, из которых вторая подтверждает или нарушает в определенных моментах структурную обустроенность первой. Рифменная и строфическая структура текста формируется на уровне корреляции как минимум 4-х строк.

В результате ослабления метроритмического принципа и графической обустроенности формула стиховой модели существенно изменяется: увеличивается варьированность стиховых определителей, определителем границ стихового ряда оказывается уже не константный слог как таковой, а рифменное со-

звучие, усиливающее свою делимитативную функцию и дающее возможность соотносить стиховые ряды между собой. Ослабление парадигматических связей неминуемо сказывается на синтагматике стиховой структуры. Из собственно стиховых механизмов (метрическое ожидание, рифменная инерция, строфическая архитектоника) остается лишь графическое членение, часто предельно индивидуализированное, так как подчиняется лишь авторским представлениям о длине стихового ряда, в большинстве случаев определяемым так называемой «внутренней скандовкой». Именно так в современном поэтическом дискурсе разворачиваются альтернативные системы структурирования текста, деформирующие традиционную модель даже на уровне графики, но при этом выполняющие основную коммуникативную функцию поэзии - передачу специфически выраженной художественной информации.

Столкновение знаков разных художественных систем в нозейшей русской поэзии создает новые семантические поля поэтического дискурса, расширяя границы эстетически допустимого, усиливая художественную условность, открывая новые изобразительные средства и сферы их приложения.

В третьем разделе - «Поэтическая парадигма Серебряного века» - исследуются отличительные черты поэтического дискурса русского модернизма, на базе которого во многом строится стратегия постмодернистской деконструкции.

В первой части раздела - «Культурная ситуация русского модернизма» -анализируются предпосылки возникновения русского модернизма, который представляет собой сложное, «антиномичное» явление (М.Л. Гаспаров). Уже в выступлениях А. Волынского, Вл. Соловьева, Д. Мережковского была предпринята ревизия состояния русской литературы второй половины XIX века, что дало возможность сформулировать основания новой художественной эстетики, базировавшейся на трех элементах: «мистическое содержание, символы и расширение художественной впечатлительности» (Д.С. Мережковский). Это придало литературному процессу конца XIX - начала XX века новый импульс и динамичность, когда на смену сложившейся оппозиции демократического и чистого искусства пришло взаимодействие целого ряда художественных феноменов. На крайних полюсах этой парадигмы располагались, с одной стороны, либерально-консервативные авторы, с другой - литературный авангард и революционно-демократические силы. Промежуток между ними стремительно заполнялся массовой литературой, феномен появления которой обусловливался упрощением и расширением публикационного процесса.

Русская литература начала XX века представляет собой картину закономерной и последовательной смены школ, течений и группировок, и потому среди стилеобразуюших и стилесозидающих приемов в поэзии Серебряного века даже априори можно выделить несколько, соответствующих основным художественным феноменам этого периода.

Вторая часть третьего раздела - «Модернистская модель поэтического текста» - посвящена анализу проявления специфики модернистского поэтического дискурса на уровне поэтической техники.

Процесс модернизации русского поэтического дискурса не носил внезап-

ного характера. Первоначально он имел вид постепенного накопления количественных изменений (в области метрики, ритмики, рифмы и строфики) до критическою уровня, когда эти изменения потребовали теоретического обоснования и эстетического осмысления. Арсенал метроритмических форм у К. Бальмонта, В. Брюсова, М. Лохвицкой, Н. Минского, Д. Мережковского, Вл. Соловьева и других основоположников символизма в целом соотносим с метрическим репертуаром русской поэзии второй половины XIX века, с той лишь разницей, что к традиционным двухсложным и трехсложным размерам, таким, как 4-стопные, 5-стопные и 6-стопные ямбы и хореи, 2- и 3-стопные дактили, амфибрахии и анапесты, добавились формы стиховой периферии: короткие и длинные размеры. Для придания ритмической выразительности монометрическому ряду символисты часто использовали различные каталектические формы: от традиционных, построенных по закону альтернанса, до весьма редких и изысканных. Довольно активно они разрабатывали и так называемые неклассические формы стиха, среди которых не последнее место занимали имитации гексаметра и элегического дистиха, а также - дольник и тактовик. Особенное распространение дольники получили в торчсс1ве А. Блока, псслс экспериментов которого этот неклассический метр становится непременным атрибутом символистской поэзии.

В ряду открытий символизма следует также числить явление, позднее получившее название «лесенки Маяковского», которую впервые начал применять А. Белый в рамках своей музыкальной теории поэтического текста. При этом довольно часто разрыв стиховых рядов сопровождался у него и трансформацией всей стиховой структуры.

В области рифменных созвучий символизм подготовил так называемую «вторую деграмматизацию» русской рифмы и свободу рифменных сочетаний (М.Л. Гаспаров). Ощущение исчерпанности традиционного репертуара созвучий, получившее крайнее выражение в статье С. Андреевского под знаменательным названием «Вырождение рифмы», привело к усилению тенденций отказа от грамматически однородных форм как невыразительных и слишком привычных для читательского восприятия.

Но, пожалуй, самым замечательным достижением символистов в области русского стихосложения является их участие в обогащении строфического репертуара поэзии. Здесь следует отметить возрождение строфических форм русской и европейской поэзии, имевших определенный запас содержательных ассоциаций.

В футуризме - одном из наиболее агрессивных модернистских течений -разрушение традиционного поэтического дискурса доходило до радикальных контекстов: 1) трансформация привычного синтаксиса (отказ от знаков препинания, культивирование «телеграфного стиля») и этимологии, 2) расширение словаря и словообразовательное экспериментаторство, 3) создание заумного (универсального) языка, 4) разрушение поэтических канонов и образование новой системы стихотворных и жанровых форм на основе тематических интервенций.

Важным элементом «новой поэтики» футуризма стал верлибр (стих, свободный от метроритмических, рифменных и строфических ограничений), который был объявлен средством введения в литературу новых «динамических ощущений» путем реализации лозунга «слово на свободе», означавшего в конечном итоге деструктуризацию всех уровней поэтического языка, начиная от фонетического и заканчивая синтаксическим. Звукоподражания, математические символы, коллажи, игра шрифтами, синтез вербального и иконического -все это, по мнению футуристов, должно было разрушить традиционную, однозначную связь слова и смысла и создать новые художественные формы, соответствующие стремительно изменяющемуся миру.

Отдельные тенденции футуризма были подхвачены другими литературными группами: имажинистами, обэриутами, конструктивистами и т.д. Это привело к тому, что многие открытия и достижения экспериментаторов Серебряного века в области поэтической техники получили статус легитимности в русском поэтическом дискурсе и ныне используются в системе художественных средств постмодернизма как особого рода эстетические маркеры, отсылающие читателя к той или иной традиции.

Четвертый раздел первой главы - «Классическая модель русского стиха и массовое поэтическое сознание» - посвящен исследованию механизмов трансформации классического поэтического дискурса в современной поэзии. Здесь наблюдаются следующие тенденции деструкции традиционной мономет-ричности стихового ряда: 1) немотивированное изменение метрической природы в начале, середине или конце поэтического текста, 2) изменение метрической природы текста за счет переакцентуации слов, метрического прочтения иррациональных гласных, инициалов, аббревиатур, сокращений, чисел, математических и логических терминов, 3) трансформация метрической чистоты за счет анжамбманов, принудительного акцентирования слов и их частей, 4) немотивированное нарушение типа каталектики, 5) переброс части рифменного созвучия в начало нового стихового ряда с избыточной акцентуацией вербального ряда и т.д. Особенное место в расшатывании поэтического дискурса занимает нарушение графического членения строк, реставрация приемов аннулирования пунктуации и написания начала строк с прописных букв.

Формы и способы трансформации стереотипной модели поэтического текста в современной поэзии многообразны и разнойлановы. Внедрение в современный литературный процесс непрофессиональных авторов и поэтов с постмодернистской ориентацией существенно влияет на современный поэтический дискурс, в структуре которого происходит специфическое размывание традиционных канонов, заметное не только у самодеятельных авторов, но и в журнальной поэзии, где традиционно власть «цензуры литературного вкуса» была всегда достаточно велика.

Таким образом, следует признать, что русский поэтический дискурс на современном этапе отличается усложнением процессов взаимодействия традиции и новаторства. С одной стороны, ряд авторов (и их большинство среди непрофессионалов) по-прежнему остается верен системе стереотипов, сложившихся в русской поэзии. Это находит выражение в доминировании силлабото-

ники как основной системы стихосложения, ритмических пристрастиях авторов, обусловленных природой силлаботонического ритма, следовании традиции в области образования рифменного созвучия, системы рифмования и строфики. С другой стороны, приток в литературу «массового автора» и эксперименты по созданию новой эстетики стиха, характерные для большинства современных поэтических школ (концептуализм, куртуазный маньеризм, метареализм, мело-имажинизм и т.д.), приводят к тому, что в недрах русского поэтического дискурса все сильнее активизируются периферийные феномены (тонические формы стиха с резким колебанием объема строк, нетрадиционные рифменные созвучия и т.д.), повышается текучесть форм в системе рифмования и строфическом членении текстов, претерпевает существенную трансформацию графическая форма поэтических произведений. Поэзия под влиянием толчков извне и изнутри начинает активный поиск новых выразительных средств, все чаще абстрагируется от классической традиции, обращается к переосмыслению форм, составляющих арсенал верификационных средств русской поэзии. Все сильнее становится тяготение к верлибру как форме с минимумом норм и ограничений, все слабее - рифменное созвучие.

Вторая глава - «Постмодернистские течения в русской поэзии конца XX века и специфика современного литературного процесса» - посвящена исследованию поэтического дискурса основных школ русского постмодернизма и персональных дискурсов некоторых лидеров концептуализма, метареализма, мело-имажинизма и куртуазного маньеризма.

В первом разделе второй главы исследуется поэтический дискурс русского концептуализма - одного из первых манифестарно оформленных течений русского постмодернизма. Разрабатывая деконструктивистскую модель поэтического текста, концептуалисты пытаются вложить в нее специфическое (концептуальное) содержание, обусловленное принципами деавтоматизированного письма. В результате такого подхода поэтический текст становится разновидностью метаписьма, высказыванием на грани художественного и научного дискурсов. Отсюда тяготение концептуалистов к неклассическим формам стиха и даже стихопрозе, аннулирующей границы художественной формы до полного стирания различий между поэзией и утилитарным высказыванием. Таковыми оказываются выстроенные по принципам центона и палимпсеста многообразные циклы Д. Пригова, каталогизированные тексты Л. Рубинштейна, гибридно-цитатные построения Т. Кибнрова и т.д., которые демонстрируют провозглашенное М. Эпштейном движение искусства «за пределы искусства, в область культуры».

Подвергая деконструкции язык классической культуры, концептуализм переосмысливает сам феномен художественного творчества. Именно потому концептуалистское видение мира оказывается типологически сходным с проявлением феномена массового сознания, но при этом - сознания, во многом стихийного, лишенного культурной основы, как бы возникающего вне социума, вне традиционных норм и иерархических категорий.

В первой части первого раздела анализируется концептуалистская стратегия Д. Пригова - одного из родоначальников русского поэтического концептуа-

лизма. Его раннее творчество убеждает в том, что новая эстетика стиха не появляется вдруг, спонтанно, а развивается на основе последовательного разрушения предшествующей традиции. Его поэтический дискурс составляется из довольно простой системы метров и ритмов. Механизмы принудительной актуализации рифмы, интегрирование обыденной речи в поэтическую, приемы фонописьма, тавтологичность стиля и «эстетика косноязычия» - все это Д. Пригов активно использует в системе псевдопафосного лирического высказывания, что приводит к знаменательной трансформации его персонального поэтического дискурса. При этом распространение принципа деструкции на всю вертикально-горизонтальную модель поэтического текста, как правило, строго обусловлено тематическими циклами. И в этом проявляется одна из важнейших особенностей концептуалистского метода Д. Пригова. Эвристическая творческая установка этого автора становится конституирующим основанием для экспериментов над классической моделью поэтического текста под определенным углом зрения, задавая все основные парадигматические векторы постмодернистской «игры в литературу». Так строится знаменитый цикл «Апофеоз милица-нера», в котором техникой палимпсеста оформляются реминисценции из стихотворений A.C. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, Ф.И. Тютчева, A.A. Блока, В. Хлебникова и других русских поэтов.

Среди механизмов актуализации, имеющих прямое отношение к концептуалистскому пародированию литературы, особенное место у Пригова занимает изменение длины стихового ряда, не меняющее силлаботоническую природу текста. Одним из самых распространенных приемов в приговской поэтике является уменьшение метрического объема в конце текста, которое критики назвали «приговской строкой» (A.A. Зорин). В совокупности все приемы поэтической деконструкции позволяют автору легко переключать стилевые регистры, сохраняя дистанцию остранения и подчеркивая социологизирующий аспект лирического высказывания.

Метрический стиль Пригова чрезвычайно неровен. Он постоянно провоцирует у читателя ощущение того, что внешне традиционное, метрически выстроенное высказывание намеренно диверсифицируется, выходит за пределы собственно стиховой структуры в композиционно значимых звеньях текста. Не случайно поэтому, что постмодернистская установка на гетероморфность стиха получает у Пригова максимальное развитие в произведениях с полиметрической основой, доходя до экспериментов с монтажом стиха и прозы (цикл «Купающиеся»),

В целом по отношению к поэтическому дискурсу Дмитрия Пригова трудно применить однозначное определение: в его поэтической технике специфическим образом сочетаются стереотипные формы с вызывающе новаторскими приемами разрушения классичности. В поисках своего концептуального стиля он погружается в архаику языка, в окказиональные механизмы слово- и стихо-порождения, оставаясь при этом, как он сам говорил, «эсэсэсэровским поэтом».

Вторая часть первого раздела второй главы посвящена анализу концептуалистского дискурса одного из самых известных современных поэтов - Тимура Кибирова. Его поэтика во многом определяется установкой на создание

нового типа отношений между классическим русским стихом и постмодернистской системой его пародирования и разрушения. Принципы кибировского письма настолько рсмннисцентны, что это позволило некоторым критикам увидеть в его лирике влияние И.П. Мятлева, A.A. Измайлова, П.П. Потемкина, Саши Черного, уводящее к истокам так называемой «иронической элегии», для которой характерны мягкая ирония и ностальгия.

Концептуалистская эстетика в творчестве Тимура Кибирова преломляется в специфической системе формальных и содержательных элементов. Это во многом обусловлено тем обстоятельством, что поэт идет по пути переосмысления старых размеров и форм. При этом самым распространенным в поэзии Кибирова оказывается 5-стопный ямб, представленный большим количеством каталектических разновидностей. Особо выделяется по своим ритмическим характеристикам белый (нерифмованный) 5-стопник, используемый в основном для произведений лиро-эпического характера (поэма «Жизнь К.У. Черненко»). Рифмованный 5-стопный ямб, восходящий к элегической традиции, используется Кибировым в самых разнообразных жанрах: от романса («Романсы Черемушкинского района») до лирических поэм и отрывков, выполненных tunuiuiHu («Двадцать сонетов к Саше Запоевой»), терцинами («Воскресение») и даже октавами (поэма «Сортиры»). Осложненный бесчисленным количеством семантических линий 4-стопный ямб появляется в стансах, песнях, поэмах и молитвах, а 6-стопный ямб тяготеет к элегии, оде и эклоге. В таком распределении форм реализуется специфическая реставраторская установка поэтического дискурса автора.

Огромное количество реминисценций, заимствований, парафразов и прямого цитирования предопределяет специфическую эклектичность стиля Тимура Кибирова. Основные приемы, используемые автором в этой области, в целом можно свести к нескольким большим механизмам: 1) прямая цитация базового материала: метрически точная или со стяжением метрической основы, усечением цитаты, заменой композиционного расположения цитируемого фрагмента в новом контексте; 2) реминисцентная цитата, имеющая метрическое сходство с базовым претекстом и изменяющая объем строк претекста; 3) реминисцентная цитата, изменяющая метрическую природу строк. Это наиболее распространенный в поэтическом дискурсе Кибирова прием, часто сопровождаемый инверсионной перестановкой слов претекста и семантической заменой актуализированных лирических объектов.

Индивидуализированная графика стиха и специфическая пунктуация сочетаются в большинстве текстов Тимура Кибирова с модернизированной рифмой, в составе которой особое предпочтение поэтом отдается каламбурной рифме с использованием аббревиатур-советизмов, числительных, цифр, различных игровых и экзотических форм: НАТО-надо, сфер-СФСР, ИТРы-пионеры, дыша-ВПШ, засвистел-СССР, вместе-№200, М-да-стыда, портвейн-Рубинштейн и пр. Активное участие в создании «новой» рифмы у Кибирова принимает и обсценная лексика как знак общей «культурной обстановки».

Кибировскому дискурсу свойственны все основные приметы постмодернистской модальности, направленные на разрушение стереотипов массового

сознания: интертекстуальность (в самой высокой степени), ирония, гротеск, тавтологичность стиля. Но ведущим, конституирующим в его поэтике оказывается привычный для русского читателя веристический вектор: обращение к прошлому для познания настоящего и будущего. Расширяя узкие рамки постмодернистской тематики, Тимур Кибиров уже в своих знаменитых «Вариациях» и «Двадцати сонетах к Саше Запоевой» реализует практически запретную для концептуализма тему детства.

В современной литературной критике уже стало общим местом представление об исчерпанности концептуалистской эстетики, которая, действительно, не представляет собой монолитного художественного пространства. Но некоторые постулируемые концептуалистами принципы парадоксальным образом привели таких авторов, как Тимур Кибиров, к открытию новых горизонтов художественного сознания, к переосмыслению всей литературной парадигмы современности.

Во втором разделе второй главы исследуются особенности поэтического дискурса русского метареализма, который возник во многом в противовес концептуалистской установке на деконструкцию поэтического языка. Имена основателей этой школы (А. Паршиков, И. Жданов, А. Еременко, К. Кедров) символизируют собой важный этап перестройки художественного сознания, получивший философское обоснование в работах целого ряда теоретиков искусства.

Основной смысл метареализма, по М. Эпштейну, заключается в том, что он открывает с помощью особых метафор стоящую за видимой реальностью множественную «метареальность», «реальность многих реальностей». Этот стилистический прием был назван «метаболой»: которая определяется М. Эпштейном как «третий троп». В противоположность этому И.Е. Васильев предлагает считать метаболу химерой - «сращением в единое целое разнородных начал», а Л.Н. Лейдерман и М.Н. Липовецкий с большим основанием определяют метареализм как поэзию необарокко.

В первой части второго раздела исследуется персональный поэтический дискурс одного из ведущих поэтов-метареалистов - Алексея Паршикова, творчество которого многими исследователями признается «смысловым центром метареапистического искусства, наиболее точным и четким выразителем невыразимого» (Д. Бавильский).

Одной из форм реализации метареапистического дискурса можно признать тяготение Паршикова к терцинам, которые вызывают ассоциации с новыми переводами дантовской «Божественной комедией», осуществленными известным филологом, профессором МГУ A.A. Илюшиным. И в такой исторической аналогии заключается определенный смысл, так как сами метареалисты определяют свой метод именно с позиций совмещения реальности и иллюзии, свойственных искусству Возрождения.

Довольно часто встречаются у Паршикова разные виды редких и экзотических созвучий на фоне традиционных. И в этом ощущается особенная установка автора на создание механизмов принудительной близости между семантическими полями, не сопрягающимися по смыслу в обыденной речи. Принципы метареализма, позволяющие за счет нового понимания метафорических ме-

ханизмов как системы новых конфликтов искать взаимодействие множественных реальностей, довольно часто оказываются в основе структурных трансформаций стереотипной модели поэтического текста, придавая ей амебейный характер. Вся система образных средств лирического высказывания в такой структурной оболочке подчиняется уже не метру и ритму, а скорее - логическим основаниям.

В жанровом отношении лирика Паршикова оказывается практически вне каких-либо традиций. Даже в лиро-эпической поэме «Я жил на поле Полтавской битвы» ни одна часть не похожа на другую: они представляют собой лирические зарисовки с фабульными именованиями («Карл», «Иван Мазепа и Марфа Кочубей», «Царь награждает» и т.д.), между которыми помещены «деловые отступления» («Первое деловое отступление, написанное в моем саду, расположенном на поле Полтавской битвы», «Медный купорос»). Длинные и сверхдлинные тактовики, долженствующие имитировать эпический слог, усиливают впечатление какого-то незнакомого русскому читателю повествовательного ск-г7л/та с многочисленными анжамбманами, зачастую собирающимися в непривычную графическую форму. Заострение лирического переживания за счет усиления экзистенциального состояния и обнаружения новых взаимосвязей между миром и личным «Я» заставляет А. Паршикова постоянно искать новые формы поэтического воплощения. В этом отношении его поэтический дискурс оказывается открытым для самых различных приемов. Так, например, в стихотворении «Две гримерши» он не только аннулирует знаки препинания и прописные инициалы в начале строк и предложений, но и моделирует палимпсест на темы лермонтовского стихотворения «Сон» - одного из самых инфернальных и, следовательно, наиболее близких к постулатам метареализма классических произведений.

Во второй части второго раздела исследуется метареалистический стиль Ивана Жданова, поэзия которого обладает четко выраженной внутренней мотивировкой. В своих произведениях он сближает несовместимые в обычном понимании феномены природы и техники, духовной и материальной жизни для того, чтобы выявить сложные переплетения и взаимозависимость различных ипостасей человеческого бытия. При этом в персональном дискурсе И. Жданова обнаруживаются прямые аналогии с Серебряным веком. Так, совершенно хлебниковские интонации ощущаются в стихотворении «Когда умирает птица...» из сборника «Место земли», что придает метареалистическим инновациям отчетливо выраженный футуристический подтекст.

Поэтический идиостиль И. Жданова складывается из сочетания традиционных форм стиха и специфически усложненного синтаксиса, который подчас совершенно изменяет звучание силлабо-тонической каденции. Так, например, в стихотворении «Крещение», написанном 6-столным ямбом с перекрестной рифмовкой (АвАв), поэтический перенос становится одним из структурообразующих элементов стиха, вызывая прямые ассоциации с лирикой И. Бродского. Образуемые анжамбманами специфические речевые комплексы уже не зависят напрямую от стиховой нормативности. Движение строк подменяется движени-

ем колонов, которые в свою очередь подчиняются художественно-логическому развитию образов.

Особый интерес среди форм ждановского дискурса, которые оказываются на грани адекватного восприятия из-за неимоверной длины строки, вызывают продуктивные эксперименты со сверхдлинными размерами. И если 7-стопный ямб, использованный поэтом в стихотворении «Ты, смерть, красна не на миру, а в совести горячей», еще отличается относительной упорядоченностью синтаксиса, а сдвоенные 4-стопники («Снежинка - белый плод молчанья в минуту, родственную той...», «Соединенье этих рук равно сближению деревьев...», «Солнце», «Все лишнее для человека соединилось в нем самом...»), благодаря внутренней рифме, все же воспринимаются не как 8-стопный ямб, то в стихотворении «Поэма дождя» гипердлинный ямбический ряд полностью вырывается из поэтической нормы, превращаясь в метризованную прозу, напоминающую орнаментальную прозу А. Белого. Не последнее место среди длинных форм стиха у Жданова занимает 6-иктный дольник, ритмические вариации которого подчас напоминают гексаметр. И хотя сами стихотворения, объединенные этим специфическим ритмом, не имеют антологической семантики («Колыбельная на рассвете», «Гора», «Бар», «Оранта», «Кости мои оживут во время пожара...», «И не в изустной молитве, и не в учености книжной...» и др.), в их организации явно ощущается стремление автора создать свой эквивалент гек-саметрической формы.

Расширение пространства поэтического текста является важнейшей характеристикой ждановского дискурса. И хотя количество длинных и сверхдлинных форм составляет всего около трети, интерес к ним нельзя назвать случайным. Лирическое высказывание, по мнению Жданова, должно быть выговорено до конца, и не важно, если для этого необходимо беспредельно увеличивать объем строк. В этом не только дань постмодернистской стратегии деконструкции стихотворной формы, но и реализация собственного права на поэтическое выражение.

Третья часть второго раздела посвящена творчеству Александра Еременко, который выступает одновременно и как представитель соц-арта, и как мета-реалист. М. Эпштейн относит его к промежуточному между концептуализмом и метареализмом направлению, которое он называет презенгализмом. Такая оценка творчества А. Еременко имеет право на существование прежде всего потому, что само это творчество заключает в себе несколько областей влияния, что неминуемо отражается на формальном строе его поэтического дискурса. Так, например, в отличие от других метареалистов, в поэтическом арсенале Еременко оказывается довольно много классических форм, что позволяет говорить об архаичности художественных установок этого автора. Предпочтение поэт отдает таким традиционным для русского поэтического дискурса размерам, как 4-стопный и 5-стопный ямбы, в соперничестве которых и развивается силлабо-тонический стих нашей современности. Это отражается даже в сонетах, которых у Еременко довольно много. При этом, как и все метареалисты, постулирующие синтетизм художественных описаний, он трансформирует содержательный план этой традиционной формы изнутри, постепенно преобразуя

жанровые признаки сонета через сложные смысловые ассоциации, что неминуемо сказывается на названии. Так, в цикле «Невенок сонетов» обнаруживаются «Сонет без рифм», «Блатной сонет» и даже сонет, который образует, по мнению М. Эпштейна, «мерцающую картину» смыслов («...В густых металлургических лесах...»).

Нарочитое разрушение традиционного поэтического дискурса в творчестве А. Еременко выражается и в использовании приемов «математического футуризма», родоначальником которого был В. Хлебников. Невербальные символы и математические обозначения намеренно интегрируются поэтом в художественный текст и являются знаком присутствия особого философского дискурса.

Рифменные созвучия в поэзии А. Еременко как будто испытываются на прочность. Среди разных форм их расподобления встречаются практически все возможные: от мужских закрытых и закрыто-открытых до разносоставных, ассонансных, диссонансных и составных. Ослабленное или трансформированное рифтснпсг ссзгучне в представлении поэта как бы распадается на составные части и участвует в создании новых метафорических конструкций, совершенно не допустимых в традиционном поэтическом дискурсе.

Отказ от рифмы и замена рифменных механизмов тавтологическими формами, последовательно проводимые автором, могут восприниматься как один из важнейших признаков метареалистической поэтики А. Еременко. Так, например, в «Сонете без рифм» при структурной традиционности всех элементов знаковое отсутствие рифмы иллюстрирует основной тезис стихотворения о невозможности человеку понять другого человека.

Особенное место в поэтическом дискурсе А. Еременко играет графическое оформление стиха, иногда явно ориентированное на традиции фигурной поэзии. Это выражается в особом оформлении системы слов-подстрочий, намеренном корреспондировании длинных и коротких стиховых рядов и т.д.

В своем стремлении .модернизировать графический облик поэтического текста Еременко продвигается дальше своих современников и коллег по поэтическому цеху. Так, например, в одном из стихотворений сборника «Добавление к сопромату^ он применяет прием слияния слов и их принудительного расчленения.

Смысл пропагандируемой метареализмом эстетики заключается в конструировании новых структур мышления, их исследовании с целью последующего включения в качестве значимых элементов в новую картину мира. С этих позиций метареализм есть своего рода поэтический символариум, своеобразная попытка моделирования новой реальности.

Русский метареализм, как одно из отражений новой поэтической парадигмы, идентифицирует себя прежде всего как «смысловое» течение постмодернизма. В этом отношении поэтический дискурс метареализма, не отказываясь от традиций русской и мировой культуры, все-таки идет по пути созидания принципиально новой поэтической эстетики, в которой открытия и достижения предшественников творчески преобразуются в новаторскую стратегию лирического высказывания.

В третьем разделе второй главы исследуется основы поэтического дискурса русского мелоимажинизма, который просуществовал недолго, но оставил после себя не только декларацию о намерениях, но и особый эстетический фон. Все четыре поэта, составившие первый и единственный круг нового течения (Анатолий Кудрявицкий, Ира Новицкая, Людмила Вагурина, Сергей Нещере-тов), были искренни в желании выразить «невыразимое», воскресить «фонетическую логику течения, в котором «языколомный шершеневичевский шип -код неровных и благодатных поисков» (С. Нещеретов). Заявленная новой поэтической группой полифоническая структурность, в «Декларации» именуемая «мелодической поэзией», конечно же, имеет право на существование в рамках тыняновской теории симультанности, но при этом налагает на поэтический дискурс дополнительную нагрузку, связанную с особым типом структурирования и восприятия художественного текста.

Многозначность «мелодической поэзии», апеллирующей к интонации, а не к метру, неминуемо отражается на структуре поэтического текста, которая у мелоимажинистов, как правило, характеризуется спонтанностью развертывания системы эстетических выдвижений. Даже в стихотворениях, написанных традиционным силлабо-тоническим стилем, мелоимажинисты пытаются реализовать самые разнообразные стратегии выразительности стиха для преодоления линейного характера языка. Специфика мелоимажинистского текста проявляется и в основных пропорциях метрического репертуара, характеризующих степень неклассичности поэтического дискурса на уровне общих художественных предпочтений.

Воспринятое от имажинистов потебнианское учение о внутренней форме слова позволяет мелоимажинистам разрабатывать особую систему иеклассиче-ских форм стиха с четко обозначенной мелодической основой. Тяготеющий к изоморфности тонический ряд, выработанный русским модернизмом, в интерпретации мелоимажинистов получает еще большую тенденцию к обособлению от силлаботоники и отказу от метрической изотоничности. Таково большинство дольников и тактовиков Л. Вагуриной и А. Кудрявицкого. В такой непредсказуемости мелодической композиции заключается особенная стратегия по отношению к внешней форме поэтического произведения.

Отказ от однозначности и предельной высказанности классического поэтического текста сближает лирику Вагуриной, Кудрявицкого и Нещеретова с теоретическими выкладками Вадима Шершеневича, который предлагал считать, что «единицей в поэтическом произведении является не строфа, а строка, потому что она завершена по форме и содержанию».

Модернистский дискурс мелоимажистов отчетливо проявляется и в графической традиции оформления поэтического текста как правостороннего модуля. Техника, разрабатывавшаяся Вадимом Шершеневичем и Леонидом Черновым, но не вызвавшая у читателей и критиков интереса, реконструирована Сергеем Нещеретовым в сборнике стихов «Хронический имажинист». Правосторонняя графика этого автора приводит к более выразительному, чем у имажинистов, чередованию строк разной длины и разной метрической формы.

Одним из самых плодовитых и раскрепощенных среди мелоимажинистов является Анатолий Кудрявнцкий, последовательно включающий в свой поэтический арсенал самь:с разнообразные приемы авангардистской выразительности. Эволюционируя ог достаточно традиционных силлабо-тонических форм и равноиктных дольников, этот неуемный экспериментатор то погружается в верлибристскую волну (сб. ((.Осенний корабль», «Запечатленные послания»), то провозглашает «магический реализм» (эссе «Минимизация текста»), то сооружает политический центон (визуальный коллаж) из газетных вырезок и собственных поэтических строк (сб. «Стихи между строк»).

Особенности поэтического дискурса А. Кудрявицкого проявляются и в основных пропорциях метрического репертуара, в котором доминируют вольные дольник и тактовик, акцентный стих и верлибр. В целом такой набор доминант отражает общее движение современного русского стиха к наращиванию репертуара полиморфных форм с вариативностью стиховых окончаний и отказом от изометричности. При этом А. Кудрявицкого можно признать одним из лидеров в области разработки чрезвычайно редких для русской поэзии рифм, таких, например, как сверхдлинные созвучия, разносоставные, разисударшле ¡1 разносложные рифмы.

Общий кризис русской рифмы в постмодернистской системе координат, как результат верлибризации стиха и автоматизации поэтического языка, заставляет мелоимажинистов обращаться к открытым еще В. Брюсовым формам деграмматизации, дающим поэту полную свободу сочетаний слов в созвучиях. Культура неточной рифмы, которая, согласно наблюдениям поэта и ученого Давида Самойлова, является исконно народной, приобретает у адептов мелодической поэзии особый статус, постоянно будоража читательское восприятие, заставляя искать неожиданные переклички образов и значений.

Объектом анализа в четвертом разделе второй главы является поэтический дискурс куртуазного маньеризма, который, декларируя «новейший сладостный стиль», активно используя образно-тематические анахронизмы и эстетику эротической чувственности, обозначил пересечение в своем художественном методе сразу нескольких литературных традиций. Одни исследователи видят в этом черты средневекового стиля, другие находят истоки новой эстетики в ре-нессансных традициях европейской поэзии.

Приоритет изящной словесности, «мира частной жизни, полной чувственных наслаждений» реализуется в ранних изданиях маньеристов с удивительной последовательностью и постоянством в противовес «заидеологизиро-ванной» советской литературе. Архетип игры, который прослеживается в распределении ролей в «Ордене куртуазного маньеризма», во многом напоминает футуристический эпатаж, намеренно выводящий в центр литературного процесса некритически оформленный новый тип соотношения между литературой и действительностью. Принципы новой эго-поэтики проявляются не только в «северянинских сюжетах» маньеристов (Вадим Степанцов «Клоун и принцесса») и цитировании строк предшественника (Константин Григорьев «Писать бы так, как Северянин!»), но и в заимствовании специфического ритмического

клише Северянина из его знаменитого стихотворения «Ананасы в шампанском».

Грациозное владение полистилистикой и основательное знание мировой культуры позволяют современным маньеристам с легкостью балансировать на тонкой грани фривольности, бурлеска, гротеска и фантасмагории. Кажущиеся простота и вседозволенность при внимательном рассмотрении обретают черты продуманного волюнтаризма и гуманистического прагматизма. В рамках этой эстетики выстраивается новая коммуникативная модель: взамен устаревшей (по мнению членов Ордена) формулы «жизнь —> литература» начинает действовать обратная связь от литературы к действительности. А это - признаки постмодернистского сдвига, актуализирующего транстекстуальность лирического высказывания.

Следует отметить, что изощренная игра на смысловых и формальных диссонансах является отличительной чертой поэтического стиля всех куртуазных маньеристов: при предельно традиционном для русской поэзии доминировании классических размеров и тяготении к четверостишиям и формам твердой строфики, система рифмования в куртуазной поэзии довольно часто подкрепляется разного рода избыточными повторами, аллитерациями, внутренними рифмами и даже цепочками рифм, акцентирующими внимание читателей на ключевых словообразах и резкой смене лирического сюжета.

Своеобразное эгоцентрическое отношение к классическому наследию приводит куртуазных маньеристов к намеренно-демонстративному использованию давно исчезнувших традиций, но при этом неизменно в изысканную форму ими вкладывается нетрадиционное содержание, выражаемое запретной для высокой поэзии лексикой. Так имитируют куртуазные маньеристы балладную традицию Ф. Вийона, французскую салонную поэзию, высокий стиль русских поэтов XVIII и XIX столетий, поэзию Серебряного века и т.д.

Следует отметить, что жанр баллады является одним из самых распространенных в творчестве В. Степанцова. Д. Быкова, А. Вулыха, но при этом его характеристики отличаются чрезвычайным разнообразием: баллады могут быть написаны и 4-стопным ямбом («Баллада о старых временах» В. Степанцова), и 5-стопными ямбом или хореем («Баллада о солдате» В.Степанцова, «Баллада о красе ногтей» А. Вулыха), и трехсложными метрами («Вторая баллада» Д. Быкова, «Баллада о Мересьеве» О.Арха, «Баллада о случайной любви» А. Вулыха), и даже логаэдами («Баллада об Индире Ганди» Д. Быкова, «Баллада о прекрасной разбойнице» К. Григорьева) или дольниками («Баллада о двух столицах и городе Бологое» В.Степанцова). Такая широта метрического репертуара объясняется тематической разнородностью произведений, большая часть которых реконструирует понимание баллады прежде всего как песенного лиро-эпического жанра. Именно потому жесткая структура традиционной балладной строфы подвергается в творчестве куртуазных маньеристов существенной трансформации.

В центре пантеона русской словесности для куртуазных маньеристов остается Пушкин, признаваемый ими «богом поэзии, явившимся для того, чтобы артистическим письмом запечатлеть возвышенное, красивое и благоухающее».

Реминисценциями и цитатами из его наследия щедро оснащены многие произведения маньеристов. При этом знаменитые сентенции русского классика оказываются как бы очищенными от идеологических напластований; им возвращается первородная изысканно-игровая, «куртуазная» сущность, а сам гений предстает «в своем изначальном античном великолепии». Специфически-уважительное отношение к пушкинскому наследию обнаруживается в почти буквальном следовании за предшественником в стихотворении А. Григорьева «...вновь я посетил», написанном, как и оригинал, 5-стопным белым ямбом, в эротической балладе В. Степанцова «Тула, родина моя», начинающейся прямой цитацией строк «Город пышный, город бедный...», в его же стихотворении «Из классики», начинающемся с парафразиса («Ты жива еще, моя резвушка»), в стихотворении «Подражание Пушкину» А. Скибы и др. Конечно же, современные маньеристы привносят в свою пушкиниану совершенно специфический, но отнюдь не противопоказанный пушкинскому творчеству эротический колорит.

Изощренный характер поэтической техники куртуазных маньеристов отражает™ и п использовании логаэдических в своей основе форм с усечением или наращением цезуры, придающих даже традиционным размерам изысканное ритмическое звучание. Следует отметить, что эксперименты по логаэдизации стиха у куртуазных маньеристов в основном сосредотачиваются на двусложных длинных и сверхдлинных размерах, представляющих особую линию в истории русской поэзии. Наиболее активен в этом отношении 6-стопный ямб, которым написаны «Негритёнок» О. Арха, «Смерть педофила», «Самцы Кольца» В. Степанцова, «Я разбит совершенно, потерпев пораженье...» А. Скибы, «В.Р.И.О., или временно исполняющий обязанности», «Поэты и еноты», «Баллада о прекрасной разбойннце» А. Григорьева, «Тяжелая бутылка с испанским коньяком...», «Усердная молитва ни разу не зажгла...» А. Добрынина.

В своем стремлении «вносить Любовь, Мир и Гармонию в неотстоявший-ся хаос бытия» члены Ордена Куртуазного Маньеризма, конечно же, не могли пройти мимо сонета и его художественных возможностей. Правда, уже на уровне номинации этот жанр у современных маньеристов часто вызывает устойчивые ассоциации с балладой времен европейского барокко: «Сонет о противоположностях», «Сонет об увядших цветах», «Полусонет о прошлогоднем снеге», «Сонет-совет неразборчивому Быкову» В. Степанцова, «Сонет, написанный по возвращении из Английского клуба» В. Пеленягрэ и т.д. Метрическая основа большинства сонетов маньеристов традиционно ямбическая: 90% всех обращений к этой жанрово-строфической форме выполнено 4-х, 5-ти и 6-стопными ямбами. Но встречаются и другие метрические решения: так, дактилями написаны сонеты «Вздорная неженка, черный цветок...», «Личная жизнь - это страшная жизнь...» А. Добрынина, амфибрахиями - «Во мраке ль гостиной терзаю рояль я...», «Коль утром проснешься настолько разбитый...» А. Добрынина, анапестами - «Сонет об увядших цветах», В. Степанцова, «На людей я гляжу с нехорошим прищуром...», «Видел я, как, сплетаясь, бегут арабески» А. Добрынина и др. При этом преобладающим типом оказывается франко-итальянская модель сонета с чередованием катренов и терцетов. Изначальная усложненность этой формы у куртуазных маньеристов иногда получает

специфическое композиционное наращение. Так, стихотворение В. Степанцова «Солнце», согласно авторскому определению представляющее «дважды зеркальный сонет», оказывается репродуцированным 14-стишием на две рифмы с прибавлением двух дополнительных катренов (всего 36 строк). Еще показательнее «сонет-триолет» этого же автора под названием «Народ», в котором рифменные цепочки в катренах репродуцируют один из признаков триолета (повтор первых двух строк первой строфы в конце последней). Формы модификации сонета у куртуазных маньеристов чрезвычайно разнообразны: начиная от безголового сонета («Памятник» В. Пеленягрэ) и заканчивая хвостатыми сонетами и сонетами с кодой («Киберсонет № 24 - с двойною кодой и эффектным хвостиком», «Сонет первой встречи - с изящнейшей кодою» К. Григорьева).

Усложненное представление о форме используемых куртуазными маньеристами жанров приводит к существенной трансформации и таких изощренных структур, как рондо, ритурнель, кансона. При этом также обнаруживается стремление предельно увеличить художественный объем за счет кооперирования нормативных поэтических комплексов из разных жанровых систем. Так, в стихотворении «Карибское рондо» В. Степанцова традиционная форма рондо превращается в структуру из 8 неравносложных строф (42 строки), в которых наряду с рефренными повторами женского имени проводится избыточная, почерпнутая из ритурнели или терцины сквозная рифмовка всех четвертых по счету строк по формуле аВВаа аССаа и т.д. Структуры подобного типа не всегда восходят к определенной поэтической традиции и могут интерпретироваться как желание создать собственную, индивидуально-авторскую модель строфической формы, хотя здесь нельзя исключить и влияние соответствующих экспериментов И. Северянина. Осложненные длинными рифменными рядами, неравносложные строфические конструкции создают своеобразный стилизаци-онный арсенал средств куртуазного маньеризма, который напоминает эксперименты ранних символистов с так называемыми «сплетенными» формами рифмовки.

Особенное место среди специфических форм, культивируемых куртуазными маньеристами, занимают дольники и имитации античных форм, часть из которых типологически совпадает с амфибрахическими и анапестическими дериватами гексаметра. При этом в образно-тематическом плане эти формы не несут на себе отчетливой стилизаторской характеристики.

Таким образом, куртуазный маньеризм в системе постмодернистских концепций поэтического творчества представляет собой сразу несколько уровней трансформации поэтического дискурса и классической модели стиха. Это проявляется не только в культивировании экзотических форм и жанров, но и в структурной усложненности большинства стихообразующих компонентов (начиная от метра и заканчивая рифмой и строфикой). Постулируемый куртуазными маньеристами принцип литературной игры отличается предельной тематической и образной раскованностью, использованием резкого контраста между лексикой высокого стиля, сленгом и обсценными словами, пародийно-стилизационной направленностью и стремлением создать новую эстетику лирического высказывания. Все эти элементы поэтики куртуазного маньеризма

образуют транстекстуальную стратегию письма, вбирающую в себя (или подверстывающую под себя) разнообразные художественные традиции и системы

- от стилизаций под конкретного автора до реставрации утраченных традиций.

Четыре основные школы русского поэтического постмодернизма представляют крайности современного литературного процесса, соотносимые между собой не только по стилевым или формальным показателям, а, прежде всего,

- по общей для них установке на разрушение предшествующей традиции и созидании своей собственной стратегии поэтического слова. Находясь между собой в напряженных отношениях, представители этих доминирующих на постсоветском пространстве литературы течений, составляют значительную (судя хотя бы по количеству изданий и тиражей) часть живой литературной жизни России. И, несмотря на то, что многие приемы и художественные установки концептуализма и куртуазного маньеризма выходят за рамки дозволенного литературной нормой, а претензии метареализма на открытие новой художественной реальности и мелоимажинизма на созидание мелодической поэзии вызывают тяк-пномерные возражения критики, все же в самом факте их возникновения и функционирования можно усмотреть определенные закономерное т эволюции русского поэтического дискурса в эпоху постмодернизма.

Панорама русской постмодернистской поэзии конца XX - начала XXI века, таким образом, складывается из разнородных и разнонаправленных феноменов, провозглашающих своим кредо принципы новой художественности. Насколько обоснованы эти претензии, можно будет судить не скоро, но тот факт, что все эти течения (названные в данной главе и только поименованные) существенно изменили картину русской словесности - неоспорим. В условиях ускорения и усложнения процессов художественной коммуникации пример пионеров русского постмодернизма и провозглашенные ими принципы создают особое экспериментальное поле художественности, смыкающееся с некоторых точках с массовой литературой и национальным поэтическим сознанием, и, безусловно, расширяющее потенциал русской поэзии.

В третьей главе диссертации исследуются формы реализации поэтического дискурса, которые находятся на границе или даже за гранью традиционной поэтики. Чаще всего палиндромы, заумь, визуальную поэзию и даже верлибр (в противоположность метрическому стиху) относят к литературному авангарду, хотя само это определение уже отчасти утратило свой смысл в современной российской поэзии. Концептуальный аспект выделения подобных феноменов в рамках формирования постмодернистского поэтического дискурса предполагает определение стратегии использования признаков стереотипной и новационной моделей поэтического текста: основу маргинальных феноменов составляют, с одной стороны, традиционные формы русской поэтической техники, воспринятые в ходе генетических контактов с западноевропейской поэтикой (акростих, тавтограмма, палиндром, ономатопея, брахиколон, фигурные стихи, параллелизм, амебейные композиции и др.), с другой - экспериментальные разработки начала XX века (моностих, конкретная и визуальная поэзия, реверсивный стих и др.). В качестве ведущего, структурообразующего принципа здесь выступает тот или иной внехудожественный прием: визуализация вер-

бального ряда, его максимальное уменьшение или увеличение, вертикально-горизонтальное или реверсивное развертывание, звукоподражательные конструкции или жесткая упорядоченность синтаксической структуры, которые заслоняют собой идейно-художественную основу текста, переводя ее в разряд маргинальных, то есть не имеющих определенного статуса в рамках национальной поэтической культуры. Это, в свою очередь, позволяет говорить о маргинальных феноменах как о явлениях с двойственной природой, когда художественная информация подвергается многократному, по сравнению с обычным поэтическим текстом, кодированию: наряду с традиционной вербально-стиховой частью читатель сталкивается с дополнительной системой художественных кодов, усложняющих процесс восприятия и требующих привлечения межсемиотических форм дискурса. Именно потому структура данной главы ориентирована прежде всего на выделение зауми как альтернативной художественной системы, стихов для глаз, синкретичных в своей основе (видео, графика), параллелизма как рудимента фольклорного стиха, минимальной и максимальной длины стихового ряда и некоторых других, имеющих непосредственное отношение к формированию постмодернистского поэтического дискурса современности.

В первом разделе третьей главы - «Заумь. Ономатопея. Конструктивистский стих» - анализируются феномены поэтического дискурса, связанные с футуристическими экспериментами по созданию универсального языка, спровоцировавшими развитие заумной поэзии. Этот феномен связывается с влиянием академической филологии на художественное творчество и иллюстрирует собой особую коммуникационную модель современного литературного процесса, когда метатекст порождает новый художественный текст.

Для современной зауми характерна попытка перестроить русскую поэтическую речь с учетом инонациональных систем (использование фонетико-интонационного строя иностранных языков), что выводит ее, по мысли теоретиков и практиков зауми, за рамки только лишь русской культуры.

Среди теоретических обоснований современной зауми следует отметить идеи лингвосемантической поэзии, изложенные А. Левиным и В. Строчковым в статье «Полисемантика, лингвопластика. Попытка анализа и систематизации». Омонимическая подмена и замена по созвучию, различные комбинации основных типов словообразований дают, по мысли этих авторов-теоретиков, возможность «ветвления смысла». Примеры подобного экспериментального формотворчества в стихах С. Бирюкова, В. Мельникова, М. Сухотина, В. Эрля и других поэтов, на наш взгляд, подтверждают значимость взаимодействия между некоторыми формами филологического анализа и структурированием заумного произведения. В целом это взаимодействие можно свести к 7-ми основным механизмам.

Метод слияния слов, который впервые в истории русской поэзии использовал Василиск Гнедов, в современной поэзии развивают А. Карвовский Д. Авалиани, Г. Айги и другие авторы, доводящие этот прием до голофразиса, когда соединению подвергается весь наличный вербальный ряд.

Разрыв словесной ткани (разложение), использовавшийся в качестве одного из основных приемов еще А. Крученых, встречается в чистом виде чрезвычайно редко, по у Д. Авалиани и воронежского поэта В. Николаева именно на нем построены целые циклы произведений. Возможность многообразного прочтения таких форм реализации маргинального поэтического дискурса повышает имманентную остроту их восприятия на каждом из многочисленных уровней. Тем самым эстетическое переживание заменяется метатекстуальными преференциями грамматического анализа.

Использование анаграмматического принципа в качестве стихообразую-щего в целом присуще мегареалистам, которые видят в нем одну из форм «обновления слова и выворачивания привычного смысла до противоположного значения;) (К. Кедров). Так, в творчестве К. Кедрова и Е.Кацюбы встречаются большие анаграммные композиции, восприятие которых чрезвычайно осложнено отсутствием метро-ритмической организации.

У В. Климова, следующего по пути В. Хлебникова, можно встретить лирические циклы, основанные на уже признанной традиции русской зауми, связанной с приемом контаминации. Образование разнообразных морфологических форм из ограниченного количества словообразовательных центров (паро-нимическая игра со словообразовательным гнездом) в рамках указанной традиции уже не ощущается как новация, но при этом сам факт реконструкции ее весьма знаменателен. Паронимическая аттракция в совокупности с вероятностным словообразованием от одного семантического гнезда придает подобным текстам, можно сказать, определенный «хрестоматийный» характер: о, глаз, разглазься до очей лицо - вломись в себя до лика прорвись до дьявола, о бог себя листая до до крика черт обезкаликих калеких черт

о, в лик влекись лицо, ликуя.

Особое место в ряду маргинальных форм, находящихся на грани зауми и визуальной поэзии, занимают эксперименты по реализации вертикального и горизонтального вербального модуса как возможности формирования альтернативного поэтического дискурса. Одно из своих произведений, в котором полифонической интерпретации подвергаются все стиховые параметры, А. Карвовский назвал «Свободным стихом», противопоставляя верлибру разработанную им индивидуализированную форму стиха. Структурная неодномерность таких текстов вызывает закономерные ассоциации с игровыми поэтическими формами, культивировавшимися во времена С. Полоцкого.

Особенный случай, находящийся в родстве с теорией и практикой зауми, представляют собой эксперименты с «фонетическим письмом», основанным на замене морфологического принципа фонетическим или звукоподражательным (ономатопея). При этом поток сознания с установкой на выполнение специфического художественного задания может привести к созданию текста-ошибки,

воспроизводящего психически неустойчивое лирическое состояние и дефектную речь, как в стихотворениях Е. Зеленого или Г. Лукомникова.

Конструктивистский стих (конкретная поэзия) характеризуется стремлением переструктурироватъ языковую базу поэтического текста, соединив ее с новой графической формой, что позволяет, по мнению М.Л. Гаспарова, говорить о «произвольности порядка чтения». Эта форма поэтического дискурса восходит к традиции текстов-головоломок (лабиринты), простроенных на использовании ассоциативного ряда (стихотворения С. Полоцкого, В. Брюсова, В. Каменского и др.). Встречается этот вид стиха в современной российской поэзии не часто и, как правило, связывается с определенной постмодернистской традицией. Так, у современного тверского поэта Е. Беренштейна в составе лирической композиции «Роз1Ре5Шш» оказывается фрагмент, прочтение которого возможно и по горизонтали, и по вертикали. Крайним выражением этой тенденции можно признать конструирование языкового материала у В. Друка, представившего в своем сборнике «Коммутатор» алфавитарную версию под названием «Модуль — 4», в которой буквенный набор отражает прочтение начала латинского алфавита, записанного с помощью русских аналогов, соединяемых в конце строк в специфические буквосочетания. По мере усиления конструктивистского принципа остранения возникают более сложные структуры, несущие, как в некоторых стихотворениях С. Хренова, уже определенный заряд визуаль-ности.

Таким образом, можно констатировать тот факт, что в новейшей русской поэзии сохраняется экспериментальная сущность поэтики зауми и конструктивистская парадигматика, что обусловлено, с одной стороны, трансформацией в постмодернистском поэтическом дискурсе самого понятия поэтический текст, с другой - необходимостью обращения к реставрируемой в настоящее время традиции Серебряного века, основывавшейся на введении в художественный текст различных внехудожественньгх приемов. Эксперименты этого уровня не всегда удачно и достаточно выразительно стремятся к выполнению в предельно допустимой форме закона усложнения читательской рецепции, замене эстетического наслаждения (в аристотелевско-гегелевской трактовке) на имманентный эстетический анализ. Именно отсюда идет в современной эстетике и критике традиция непонимания и неприятия заумной поэтики, лишенной, по мнению адептов традиционного искусства, какого бы то ни было смысла.

Во втором разделе третьей главы исследуются различные поэтические формы с особой графической упорядоченностью. Тенденция к использованию визуализации, по мнению некоторых теоретиков литературы, «заложена во всяком тексте» (Е. Штейнер). Именно этим во многом обусловлено спорадически возникающее на определенных этапах исторического развития стремление к визуализации поэзии, к приданию ее контурной структуре особенного изобразительного статуса. Формы и способы визуализации настолько различны в разные эпохи, что учет самих изобразительных механизмов требует создания особой теории. В наиболее общем виде она представлена у современной исследовательницы Д. Суховей, которая выделяет три концепции визуализации стихотворной речи: 1) традиционное маркирование автоматических выразительных

средств стихотворной речи, 2) визуальная поэзия в чистом виде, воспроизводящая форму тех или иных реальных вещей, 3) визуализация стиха как способ познания мира или передачи информации.

Исходя из этой классификации, фигурные и графические стихи (калли-граммы) традиционно определяются как тексты, в которых графический рисунок строк или выделенных в строках букв складывается в изображение какой-либо фигуры или предмета (монограмма, ромб и др.). Таковы визуальные формы стиха, которые в России впервые применил Евстратий, напечатавший в 1613 году стихотворную молитву, составленную «серпентарным» стихом; поэтические тексты Симеона Полоцкого, моделировавшего графические структуры, по форме напоминающие сердце, звезду, крест и т.д.

Традиция фигурной поэзии в России прерывается развитием реализма и возобновляется только к концу XIX века, а в начале XX столетия дает «взрыв фигуристики» (С. Бирюков). Честь открытия этого выразительного приема приписывают А. Белому, в арсенале средств которого можно найти не только традиционную парадигматику визуальности (сверху вниз и слева направо), но и формы с обратным движением. Параллельно с А. Белым многие футуристы экспериментировали с типографскими наборами. Наиболее перспективными с позиций моделирования современного поэтического дискурса можно считать эксперименты в рамках техники так называемого «мягкого почерка», которые проводили В. Хлебников и А. Крученых, оформившие с помощью художников М. Ларионова и П. Филонова свои стихи литографским карандашом. Традиция использования «мягкого литографического письма» стала первой ступенью синтеза поэзии и живописи.

Особый этап визуализации поэзии в России связывается с деятельностью конструктивистов, провозглашавших теорию рационалистической целесообразности и замены художника инженером. А.Н. Чичерин в манифесте «Кан-Фун» 1926 года обосновал идею замены слова в литературе живописным или графическим изображением. По свидетельству С. Бирюкова, «со времен Чичерина развиваются параллельно три основных пути реализации визуальности»:

1. Переведение фонетических конструкций в зрительный ряд.

2. Создание графических конструкций, напоминающих супрематические композиции, в которых слово вытесняется полностью.

3. Создание феноменов в стиле поэмы Чичерина «Авэки викоф», которые имеют материально-пространственное продолжение и функционируют в реальности в виде особых физических объектов.

Особенное место в истории визуальной поэзии занимают эксперименты А. Вознесенского, который обосновал собственную теорию «изобразительной поэзии». В 70-е годы своеобразные формы, которые могут быть интерпретированы как визуальные, создавали В. Казаков, Г. Айги, В. Барский, Вс. Некрасов, Г. Сапгир и другие поэты.

В первой части второго раздела исследуются такие специфические формы визуализации поэтического текста, как акростих и тавтограмма, стиховые параметры которых оказываются довольно традиционными и, как правило, сочетаются с теми или иными дополнительными жанровыми или семантическими

ограничениями. Это говорит об определенной исчерпанности потенциала формы, но эстетическую значимость самого факта реанимации этих комбинаторных структур в творчестве профессиональных и самодеятельных авторов (С. Бирюков, А. Канавщиков, В. Лехциер, В. Николаев, Т. Нужина, И. Овчинников, В. Перельмутер, Э. Ураганов и др.) трудно переоценить.

Во второй части второго раздела анализируются особые формы с двойной сегментацией поэтического текста: 1) палиндром, являющийся максимально усложненной формой поэтического дискурса, заменяющей динамику традиционного для русского чтения слева направо на бинарно-тождественную систему; 2) реверсивные формы, реализующие принцип «зеркального письма»; 3) реверсивные композиции, представляющие собой инверсированный порядок композиционного выдвижения частей текста; 4) циклодромы, которые, по свидетельству теоретиков, могут читаться по часовой стрелке и против по кругу.

Примерами палиндромного письма могут служить многочисленные произведения Д. Авалиани, А. Бубнова, В. Гершуни, Б. Гольдштейна, Е. Кацюбы, М.Крепса, Г. Лукомникова, Д. Минского, А. и П. Нагорских, В. Пальчикова, В. Рыбинского, С. Федина, В. Хромова и др.

Пантограмма, как особый поджанр каламбура, также представляет собой текст с двойной сегментацией, так как меняет расположение знаков препинания или лакун между последовательностями букв. В поэтическом тексте принцип пантограммы может реализовываться в виде каламбурной игры с перебросом части рифмы из строки в строку. Графическое выделение пантограмматическо-го объекта позволяет читателю определять возможные варианты прочтения текста, что увеличивает его гипертекстуальную направленность, как это видно из произведений В. Климова и В. Николаева.

В целом же употребительность палиндромных форм и пантограмм в новейшей русской поэзии невелика, что обусловлено традицией неприятия и отношения к ним как к «формалистическим экспериментам», «жонглированию словом».

В третьей части второго раздела исследуются собственно фигурные стихи и эксперименты в области визуальной поэзии.

Простейшие типы визуальной поэзии в основном сводятся к использованию геометрических фигур. Трапеции встречаются у современных поэтов часто, но при этом сам принцип смещаемого по вертикали стихового ряда зачастую связывается с этимологическим смысловым движением. При этом движение слева направо носит доминирующий характер, что обусловлено стереотипом читательской инерции в русской культуре. Таковы стихотворения «Листопад» С. Мэо, «Танец букв, падающих в звук» В. Климова и В. Мельникова, «Апрель» В. Агола из цикла «Сквозь оклики» и др.

У В. Строчкова и Г. Лукомникова, авторов ярко выраженной постмодернистской ориентации, встречаются тексты, написанные в графической форме усеченного ромба (треугольники) и вызывающие устойчивые ассоциации с экспериментами А.Н. Апухтина. Изображение креста, также довольно распространенное в новой русской поэзии, имеет нечто общее с геометрическими фигурами, но при этом, конечно же, является, прежде всего, данью русскому религи-

озному ренессансу, составляющему ныне одну из значимых культурных парадигм, и, как правило, не связывается с какой-либо одной постмодернистской стратегией. Так, у псковского конструктивиста А. Канавщикова стихотворение «Крест» представляет собой графический текст, в котором слова подобраны в строгом соответствии с позиционируемым графическим объектом. У последовательницы концептуализма Л. Ходынской встретилась композиция «Крест пирамиды», в которой применено параллельно-контрастное изображение двух знаковых культурных символов. Родственными «кресту» формами можно признать вертикально-горизонтальные пересечения строк-слов, осложненные акро-стишными приемами у А. Цуканова, Ю. Кублановского, П. Шинкаренко и других авторов.

Распространен в современной постмодернистской поэзии и прием замыкания вербального текста в рамках геометрических фигур: квадраты А. Карвовского («Воспоминание об улице Согласия 22», «Из жизни (и смерти) птиц») и Л. Аронзона («Пустой сонет»), квадрат-лабиринт В. Барского («Нирвана»), кубок В. Строчкова («Метафизифора»), синтаксически оформленные «веера» А. Карвовского («л[иК[ш[Ы1 ни( 1а») »1 !\1. ! супрематические

вставки и «буквеатуры» X. Исмайлова, С. Сигея, С. Бирюкова и др., «разлом строк» А. Горнона, динамические формы визуализации В. Эрля, Л.Богданова, карточный принцип композиции К. Кедрова, И. Жданова, Л. Рубинштейна и др.

Таким образом, в области визуальной поэзии в зависимости от степени и направленности используемых приемов осуществляется синкретический принцип совмещения вербальной и визуально-иконической знаковых систем, предельно реализуемый в стратегии выведения вербального ряда за пределы традиционной модели поэтического текста. Основной вектор развития в этой области формирования поэтического дискурса во многом определяется возможностями современных компьютерных технологий.

В четвертом разделе третьей главы анализируется фольклорная в своей основе линия развития русского поэтического дискурса, связанная с такими специфическими механизмами, как синтаксический параллелизм и амебейная композиция. Структурная обусловленность и предсказуемость этих форм настолько велика и выразительна, что в отсутствии четких метроритмических параметров они могут принимать на себя особенную функцию эстетического выдвижения.

Довольно часто амебейные композиции используются в современной российской поэзии именно для того, чтобы разрушить автоматизм читательского восприятия, заменив его «остраненным», намеренно-явленным автоматизмом другого порядка. Так, у В. Друка в сборнике под эпатирующим названием «Коммутатор», структурированном в виде компьютерной распечатки, часты тексты, которые можно интерпретировать как специфическую стилизацию под строго регламентированный «машинный язык».

Эксперименты в области «лингвопластики» привели А. Левина к созданию текста под названием «Мойдодыр», который реализует сразу несколько постмодернистских тенденций: от работы на уровне аберрации детского сознания до «фонетического письма». Амебейность здесь реализуется в структуре

соотносимых четверостиший, в которых параллелизм определительных конструкций подкрепляется системой внутренних и концевых лексических повторов

У метареалиста К. Кедрова параллелизм как основа текста оказывается ведущим приемом для создания целого ряда специфических произведений, из которых самое известное - поэма «Компьютер любви», ставшая символом эпохи 80-х. За счет использования лексических перестановок в этом тексте возникает специфическое ритмоподобное движение, в основе которого оказывается хиазм (перевернутый параллелизм). Стихотворение напоминает бесконечный поток алгоритмов, часть которых связана друг с другом по принципам образования категорического силлогизма, что обусловлено стремлением автора противопоставлять фразовое строение стиха «маршевой ударности русской силла-ботоники».

Использование в качестве стихообразующего фактора в новейшей русской поэзии амебейных композиций и параллелизмов может быть признано одной из альтернативных систем современного поэтического дискурса, напрямую связанной с общим процессом прозаизации стиха. В противоположность фольклорному стиху, синтаксическая урегулированность форм у современных авторов означает усложнение традиционной оппозиции стих/проза за счет усиления системы минус-приемов, повышающих выразительность новых творческих решений.

Выделение пятого раздела - «Моностих. Минимальный и максимальный художественный объем в поэтическом дискурсе» - обусловлено существованием проблемы минимально и максимально возможной длины стихового ряда, которая связывается с пониманием стиха как горизонтально-вертикального художественного феномена, возникающего из со-противопоставления соизмеримых рядов. В этом отношении ограниченность одной строкой приводит к нарушению принципа стихового ожидания по вертикали, минимализация собственно стихового ряда, сужение до уровня слова, слога, буквы, знака или нулевой вербальности придает поэтическому дискурсу ритмико-семантическую расплывчатость, тогда как сверхдлинный стиховой ряд в результате особенностей читательского восприятия начинает восприниматься как совокупность художественных частей, имеющих автономное значение.

В литературоведении уже определена система терминов для однострочного текста (одинокая строка, удетерон (В.П. Бурич, С.И. Кормилов), однострок (Вл. Марков) и т.д.), тогда как для прочих феноменов используются метафорически-изысканные, но мало что проясняющие именования - «однословное стихотворение», «белое молчание», «поэтическое молчание», «освобожденный текст» и т.д.

В современном моностихе, как и в других маргинальных формах современного поэтического дискурса, уживаются разные пути и способы решения проблемы выразительности минимализированной художественной структуры, при этом моностих формально замкнутого, «классического» топа не мешает развитию моностиха «авангардного».

В классификации форм минимализма мы исходим из представления об их динамичности, статичности или лее синкретичности. В связи с этим можно вы-

делить следующие образования: 1) статичные формы (брахиколон и брахико-лоноподобные формы, однословные тексты, классический моностих, неклассический моностих (удетерон), ритмонеразличимый и акцентноаморфный моностих, усеченные словотексты, тексты с нулевой содержательной основой); 2) динамичные формы (тексты с постепенным уменьшением стихового объема, фрагментарные тексты, использующие традиционные знаки лакун, тексты с мнимым уменьшением стихового объема, тексты с композиционным уменьшением строфического объема; 3) синкретичные формы (тексты с минимальной и нулевой вербальностью и «эквивалентами текста», текст в тексте, который представляет собой пространственную минимализацию с усилением визуального ряда и усложнением рецепции, фрагментарный моностих, который реализует сразу три минималистские тенденции: по горизонтали и вертикали на уровне строк и слов, но при этом сохраняет определенную ритмико-смысловую самостоятельность).

Тот факт, что в новейшей русской поэзии сохраняется экспериментальная сущность минимяпиг.тской парадигматики, трансформирующей само понятие поэтического текста в поисках расширения потенциальных возможностей языка русской культуры, свидетельствует о незамкнутости современного поэтического дискурса.

Проблема увеличения художественного пространства связана прежде всего с физиологическими особенностями читательской рецепции, верхний предел которой без разрушения целостности стихового ряда оказывается равным примерно 16-18 слогам. Первые эксперименты в области сверхдлинных объемов относятся к началу XX века, причем, как правило, они связываются с традиционными метрическими формами. В новейшей русской поэзии возобновление этой традиции зачастую характеризуется следующими механизмами: 1) сверхувеличение словесного объема строк с метрической организацией, 2) сверхувеличение словесного объема строк с неметрической организацией, 3) увеличение художественного объема на композиционном уровне за счет постепенного увеличения строчного объема текста, 4) увеличение художественного объема за счет постепенного увеличения строчного объема строф

Следует отметить, что проблема минимальности или максимальности художественного пространства в поэтическом произведении чаще всего носит экспериментальный характер, но в то же время опыты в этой области расширяют арсенал художественных средств русской поэзии, активизируя потенциальные возможности поэтического дискурса.

Выделение маргинальных феноменов в поэтическом дискурсе русского постмодернизма обусловлено экспериментальной направленностью не только основных поэтических школ, но и отдельных авторов. При этом важно отметить, что стремление представить свою версию поэтического высказывания у всех без исключения авторов-постмодернистов неминуемо упирается в проблему прецедента, так как основные пути и механизмы решения этой творческой задачи в основном уже были предложены модернизмом. В этом отношении заслуживает особенного внимания стремление современных поэтов развивать экспериментальную базу русской поэзии, заложенную символистами, футури-

стами и имажинистами. Заимствуя у предшественников стратегию расширения художественного пространства и изменения его основных параметров, современные поэты зачастую во многом повторяют эксперименты В, Брюсова, В. Маяковского, В. Хлебникова, А. Крученых, В. Шершеневича. Но в таком процессе своеобразного ученичества заключается важный фактор преемственности, а значит - основа для интериоризации в русском поэтическом сознании самых смелых и отчаянных экспериментов. Движение вперед здесь осуществляется во многом за счет развития механизмов, найденных интуитивно в области тонического стиха и верлибра, в сфере минимизации и визуализации, в области центонных форм и заумной поэзии. Выходя за пределы этого, очерченного авторами Серебряного века художественного пространства, постмодернистские школы и авторы, вольно или невольно, демонстрируют новаторские установки по разрушению целостности поэтического дискурса и деструкции системы русского стиха.

В Заключении обобщаются результаты исследования.

Системное изучение русского поэтического дискурса эпохи постмодернизма позволяет говорить о том, что под влиянием сложных и противоречивых процессов, происходящих в обществе и культуре, ощутимо изменяется облик русской поэзии. Изменения эти носят видимый хаотический характер, но на самом деле являются следствием смены художественной парадигмы и глубинной перестройки национального поэтического сознания как под влиянием внешних факторов, так и в результате внутренних конфликтов современного литературного процесса.

Вызываемые наличным материалом ощущения вторичности и исчерпанности постмодернистских стратегий структурирования поэтического текста как особой формы художественной коммуникации, безусловно, имеют под собой основания с той лишь оговоркой, что видеть в экспериментах концептуалистов, метареалистов, мелоимажинистов, куртуазных маньеристов и других поэтических школ только лишь «повторение пройденного», означает отказывать литературной эволюции в праве на существование. Напротив, в самом факте обращения к утраченным традициям и реставрации исторических лакун нам видится проявление черт непосредственности и неоднозначности реального литературного процесса, в рамках которого происходит возникновение и исчезновение различных теорий и концепций поэтического слова. Тезисы об изначальной направленности поэтической речи на расширение художественного потенциала, о ее эстетической функции и особой нормативности специфическим образом преломляются в практической деятельности современных поэтических школ и авторов, не все из которых могут быть однозначно причислены к постмодернистам, но в конечном счете принимающих участие в постмодернистской «игре в литературу». Это и характеризует, на наш взгляд, уникальность «ситуации постмодерна», ё которой так много говорят и пишут критики.

Полипарадигматичность современной литературы, так причудливо и непосредственно проявляющаяся в попытках деконструкции классической моде-

ли поэтического текста, можно вслед за У. Эко назвать «болезнью роста», механизмом смены культурных эпох. В этом отношении и эксперименты концептуалистов по выходу поэзии в «область культуры», и попытки создания мета-реалистического стиля, претендующего на символическую универсальность, и моделирования мелодического строя поэтического текста у мелоимажинистов, и различные формы активизации внестиховых факторов (заумь, ритмонеразли-чимый, акцентоаморфный стих, минимализм, визуализация стиха, амебейные структуры и т.д.) в конечном счете оказываются признаками новой стратегии, формирующей поэтический дискурс эпохи. В том, что все эти многочисленные формы деконструкции классической модели поэтического текста, работающие на уровне персональных дискурсов и в разных поэтических областях, фокусируются в рамках постмодернистской эстетики, мы видим целенаправленную работу механизмов литературной эволюции, расширяющих возможности постижения изменяющегося мира и человека.

Основные положения работы отражены в следующих публикациях:

1) Современный русский стих: актуальные аспекты стихосложения. - Орел, 2002. - 142 с. 9,0 п.л.

2) Техника стиха и техника в стихе. Поэзия русского постмодернизма. -Орел, 2008. - 164 с. 8,5 п.л.

Публикации в изданиях по списку, утвержденному ВАК РФ:

3) Русский сонет н новая поэтическая традиция // Вестник Воронежского государственного университета. - 2008. - №2, - С.42-48. 0,6 п.л.

4) Система русского стиха в исторической перспективе // Мир науки, культуры, образования. - 2009. - № 3(15). - С.82-85. 0,7 п.л.

5) Альтернативная линия развития русского стиха // Вестник Воронежского государственного университета. - 2009. - №3. - С.46-50. 0,5 п.л.

6) Концептуалистский почерк Тимура Кибирева // Ученые записки Орловского государственного университета. - 2010. - №1. - С. 128-132. 0,6 п.л.

7) Стратегия поэтического текста Людмилы Вагуриной // Ученые записки Орловского государственного университета. - 2010. - №1. - С.133-136. 0,4 п.л.

8) Постмодернистская модель стиха в русской поэзии XX века // Вестник Брянского государственного университета: История. Литературоведение. Право. Философия. Языкознание. -2010. - №2. - С.75-79. 0,5 п.л.

9) Центонное письмо как один из принципов постмодернистской стратеги» поэтического текста // Ученые записки Орловского государственного университета. - 2010. - №3. - С. 181-185. 0,5 п.л.

10) Мелоимажистская версия поэтического текста // Известия Саратовского государственного университета. Новая серия. Серия Филология. Журналистика. - 2010. - Т.10. - Вып. 3. - С.35-39. 0,8 п.л.

И) Метареалистический стиль Алексея Паршпкова // Ученые записки Орловского государственного университета. - 2010. - №3. - С.186-191. 0,5 п.л.

12) Поэтический дискурс русского постмодернизма И Вестник Южноуральского государственного университета. 21(197): серия Лингвистика. - 2010. - Вып. 11. - Челябинск: Издательский центр ЮУрГУ. - С.9-14. 0,5 п.л.

Публикации в других изданиях

13) Принципы анализа поэтического текста - 1 // Гуманитарные проблемы глазами молодых: Мат-лы конф, молодых ученых Орловского государственного педагогического университета. - Орел, 1994. - Вып.1. - С.52-63.0,8 п.л.

14) Принципы анализа поэтического текста - 2 // Гуманитарные проблемы глазами молодых: Мат-лы конф. молодых ученых Орловского государственного педагогического университета. - Орел, 1994. - Вып.2. - С.52-62.0,8 п.л.

15) Творчество В.С. Высоцкого и проблема песенного стиха // Высоцкове-дение и высоцковидение: сб. науч. ст. - Орел, 1994. - С. 56-66. 0,8 п.л.

16) «Энциклопедия советской жизни» Тимура Кибирова // Текст: грани и границы: Сб. науч. ст. - Орел, 1995. - С.122-130. 0,6 п.л.

17) Принципы анализа поэтического текста - 3 // Гуманитарные проблемы глазами молодых: Мат-лы конф. молодых ученых Орловского государственного педагогического университета. - Орел, 1995. - Вып.З. - С.52-62. 0,8 п.л.

18) Плагиат, подражание, заимствование, реминисценция, стилизация или парафраз? (опыт теоретической практики) // Классика и современный литературный процесс: Тез. докл. Всероссийской конф. (23-26 мая 1995 г.). - Орск, 1995. - С.46-47. 0,1 п.л.

19) От окололитературного факта к литературной эволюции // Гуманитарные проблемы глазами молодых: Мат-лы конф. молодых ученых Орловского государственного педагогического университета. - Орел, 1996. -Вып.4. - С.56-59. 0,4 п.л.

20) Орловская непрофессиональная поэзия 90-х гг. XX века // Научный альманах Орловского государственного университета: Сер.: Гуманитарные науки. - Орел, 1998. - Вып.2. Филологические науки. Педагогика. Психология. Музыкознание. Искусствоведение. - С.60-64. 0,3 п.л.

21) Пушкинский 4-стопный ямб в современном переосмыслении // Текст: варианты интерпретации: Мат-лы межвуз. научн.-практ. конф. - Бийск: НИЦ БиГПИ, 2000. - С.61-68. 0,5 п..л.

22) Проблема минимального объема в современной российской поэзии // К 70-летию Тульского государственного университета: Роль языка и литературы в мировом сообществе: Межд. сб. научных трудов: общие проблемы образования, языкознание, литературоведение, методика. - Тула, 2000. - С. 109-115.0,4 п.л.

23) Структурные особенности стиха русской рок-поэзии в контексте современной русской песенной лирики // Русская рок-поэзия: текст и контекст. - Тверь, 2000. - С.93-98. 0,4 п.л.

24) Ритмика современного четырехстопного ямба // Полифилология: Сб. ст. / Отв. ред. В.П. Изотов. - Орел, 2000. - С.24-28. 0,3 п.л.

25) Некоторые особенности ритмики четырехстопного ямба A.C. Пушкина в контексте эволюции русского стиха // Литературная Россия: от древности до современности. - Орел, 2001. - С.222-226.0,3 п.л.

26) Постмодернистские тенденции в современной русской поэзии // Традиции русской классики XX века и современность: материалы междунар. науч. конф., 14-15 нояб. 2002 г. / ред. С.И. Кормилов. - М.: Изд-во Моск. ун-та, 2002. - М., 2002. - С.317-320. 0,2 п.л.

27) Заумь Хлебникова в традиции русской поэзии // Филологические исследования: Сб. науч. тр. в честь Г.Б. Курляндской. - Орел, 2002. - С. 107111.0,4 п.л.

28) Гносрппогия поуровневого анализа лирики // Филологические традиции и современное литературное образование: сб. науч. докладов. — М.: Гуманитарный педагогический институт, 2002. - С.44-46. 0,1 п.л.

29) Бонифаций - «нарушитель общественного спокойствия» // Литература XX-XXI веков. Исследования. Наблюдения. Публикации. - Орел, 2002.

— С.138-144. 0,4 п.л.

30) Культурная традиция и массовое поэтическое сознание // Славянский сборник. - Орел, 2002. - Вып. 1. - С.315-334. 0,7 п.л.

31) Проблема изучения русского верлибра // Славянский сборник. - Орел, 2002. - Вып.2. - С.324-331. 0,5 п.л.

32) Теория и практика целостного анализа и терминологические определители - Орел, 2003. 2,5 п.л.

33) Ритмонеразличимый и акцентоаморфный стих в русской поэзии // Проблемы поэтики и стиховедения. - Алматы, 2003. - 4.1. - С.118-124. 0,4 п.л.

34) Графические возможности стихотворного текста // Славянский сборник.

- Орел, 2004. - Вып.З. - С.339-350. 0,5 п.л.

35) Поиски извечных истин в «Тени имени» // Творчество И.Ф. Каллиникова в мировом литературном процессе. - Орел, 2004. -Т.1. - С.155-157. 0,3 п.л.

36) Взгляд на российскую поэзию конца XX столетия // Ученые записки Орловского государственного университета. - 2005. - Т.7. - Вып.1. -С.87-96. 0,6 п.л.

37) К вопросу о ритме стихотворения И.А. Бунина «Листопад» // Творческое наследие И.А. Бунина: традиции и новаторство. - Орел, 2005. -С.2001-206. 0,4 п.л.

38) Ритм 4-стопного ямба в ранних одах М.В. Ломоносова // 3 Клушинские чтения. Мат-лы межд. науч. конф. — Орел, 2006. - С.40-46. 0,4 п.л.

39) Метро-ритмические особенности поэзии С.А. Есенина // Сергей Есенин и литературный процесс: традиции, творческие связи. - Рязань, 2006. С. 185-191.0,4 п.л.

40) К вопросу об общей теории ямбического ритма // Ученые записки Орловского государственного университета. - 2006. - Т.4. Серия: Литературоведение. - Орел, 2006. - С. 16-21. 0,4 п.л.

41) Ситуация в русской литературе // Русская и зарубежная литература начала XX века. 1900-1920. Основные течения. - Орел, 2007. - С.34-50. 1,1 п.л. (в соавторстве с Михеичевой Е.А.)

42) Футуризм в зарубежных странах (Италия) и в России // Русская и зарубежная литература начала XX века. 1900-1920. Основные течения. -Орел, 2007. - С.78-114. 2,2 п.л.

43) Заумная поэзия и традиции русского поэтического письма // Ученые записки Орловского государственного университета. - 2007. — Т.1. - С.82-90. 0,5 п.л.

44) Бунинская концепция стиха // Бунинские чтения в Орле: Мат-лы Всероссийской науч. конф. - Орел, 2008. - С.54-58. 0,4 п..л.

45) Русский стих конца XX века: синхронические и диахронические аспекты изучения // Ученые записки Орловского государственного университета. - 2008. - №1. _ С.66-75. 0,8 п.л.

46) Стих Николая Перовского // Орловский край в русской литературе XX-XXI веков: исследования, публикации, сообщения. - Орел: Издательство ОГУ, издательство «Вешние воды», 2009. - Вып.2. - Ч.1.- С. 17-29. 0,5 п.л.

47) Этос Галины Гильгоф // Орловский край в русской литературе XX-XXI веков: исследования, публикации, сообщения. - Орел: Издательство ОГУ, издательство «Вешние воды», 2009. - Вып.2. - 4.1.- С.295-297. 0,3 п.л.

48) Ритм классических размеров в поэзии И.А. Бунина // И.А. Бунин и русский мир: Мат-лы Всероссийской науч. конф., посвященной 75-летию присуждения Нобелевской премии писателю. 23-25 октября 2008. -Елец, 2009. - С.205-211. 0,4 п.л.

49) Минимализм в поэзии русского постмодернизма // Ученые записки Орловского государственного университета. - 2009. - №3. - С. 123-128. 0,5 п.л.

50) Новая философия поэтического текста: постмодернистский дискурс // Русская литература и философия: постижение человека: Мат-лы III Все-росс. науч. конф. / Отв. ред. В.А. Сарычев, Я.В. Сарычев - Липецк, 2010. — Т.2. - С. 173-183. 0,7 п.л.

Подписано к печати 23.09.2010 г. Формат 60x80 1/16

Печать оперативная. Бумага офсетная. Гарнитура Times. Объем 2,69 усл. пл. Тираж 100 экз. Заказ № 132 Отпечатано с готового оригинала макета На полиграфической базе редакцнонно-издательского отдела ГОУ ВПО «Орловский государственный университет» 302026 г. Орел, ул. Комсомольская, 95 Тел. (4862) 74-75-08

Введение диссертации2010 год, автореферат по филологии, Ковалев, Петр Александрович

В переломные эпохи человеческой истории интерес к прошлому с диалектической закономерностью уступает место анализу современности, формирующей новый порядок бытия и соответствующую ему систему ценностей. Кризисное накопление количественных изменений в такие периоды переходит в качественный скачок, эволюция отдает приоритет революции: не всегда последовательной, но в большинстве случаев решительной ломке старого для созидания нового. Само время диктует внимание к злобе дня, создавая ощущение сопричастности чему-то глобальному, а это - почва для мифологизирующего сознания, ступающего след в след за событиями современности и участвующего в создании системы культурных знаков, символов эпохи. Роль поэта как выдающейся личности в такие мгновения приобретает универсальную значимость: «Периоды социокультурных трансформаций в России, как правило, сопровождаются спонтанным всплеском поэтического творчества, повышением внимания к социальной роли поэта и общественным задачам поэзии, возникновением и развитием множества литературных сообществ, выдвигающих в качестве своих целей в первую очередь совершенствование личности человека. Особое положение поэзии среди других видов искусства и роль поэта в обществе обусловлены спецификой культурных задач поэзии и особенностями русской культуры-в целом».1

Достаточно беглого взгляда на историю европейских литератур, чтобы признать определенную закономерность в развитии общественных конфликтов и смене поэтических установок : от трубадуров и миннезингеров к «сладостному стилю», маньеризму, «Плеяде», «Озерной школе», «Буре и натиску», натурализму, символизму, экспрессионизму и т. д., и т. п. Закономерность этого движения позитивисты видели в детерминизме «первичных сил»3 или «вторичных факторов»4, смене поколений5, «психологической жизни народа»6, наконец, - в глоп бальном изменении самосознания народных масс и «борьбе классов» .

В противоположность жестко обусловленному пониманию литературного процесса неклассическая философия определяла эволюцию в сфере художестмногие писатели не справились, захлебнулись в ней. Одни поддались болезни измельчания и поверхностного экспериментаторства. Другие - соблазнительной погоне за мимолетной модой и коммерческим успехом.

А тем временем школьники-старшеклассники перестают различать литературное качество, блуждают в потерянности, отчего и изучение нашей великой литературы XIX века им уже начинает казаться бессмысленным.24

Это замечание особенно важно именно потому, что литература, воспроизводящая жизнь общества особым, только ей присущим способом, играет важнейшую роль в сохранении общественной целостности. Не случайно еще В.Г. Белинский в статье «Общее значение слова литература» отмечал, что «.словесность, письменность и литература суть три главные периода в истории народного сознания»25. В этом отношении нельзя не отметить, что именно поэзия, выражающаяся «в свободном человеческом слове, которое есть и звук, и

26 картина, и определенное, ясно выговоренное представление» , в силу своей эмоциональной насыщенности и художественной выразительности является важнейшим элементом русской общественной жизни.

Причины особой роли поэтов и поэзии в жизни российского общества и государства следует, на наш взгляд, искать в самом феномене поэзии не только как одной из основных форм литературы, но и как коммуникационного речевого акта особого типа, специфически замкнутой семиотической структуры. «Лирика, - как отмечал Ф. Шлегель, - всегда изображает лишь само по себе определенное состояние, например, порыв удивления, вспышку гнева, боли, радости и т. д., -некое целое, собственно не являющееся целым. Здесь необходимо единство чув

27 ства».

Если генетический аспект лирического начала, выделенный еще В.Г. Белинским28, указывает на небольшой' объем, асюжетность, доминирование чувств и мыслей, наконец, особую (чаще всего стихотворную) форму выражения, естественно обуславливающие динамичность, адекватность и непосредственность восприятия29, то коммуникативный аспект будет предполагать:

• особый статус поэтического текста как источника специфически оформленной информации30;

• существование'определенной культурной среды, вне которой восприятие поэтической информации затруднено; о 1

• непосредственную и обоюдную связь автора и читателя.

Процесс функционирования любого художественного текста необходимо предполагает наличие по крайней мере трех составляющих: автор, произведение и читатель. И если верно, что литература есть особый способ передачи особенной информации , то формула движения для нее может быть представлена так: автор -» текст —> читатель.33 При этом информация художественного характера, как правило, отличается большим уровнем сложности, по сравнению с обычными коммуникативными системами, что позволяет признать правильность замечания Р.О.Якобсона о существовании в литературе как минимум двух кодов: зашифровывающего и дешифрующего сообщение.34 И если первый не что иное, как культурная традиция, то без знания второго невозможно адекватное понимание, а, следовательно — эстетическое наслаждение литературным шедевром.

Национальная поэтическая культура представляет собой своеобразный слепок с национального художественного сознания, которое; в свою очередь, создает предпосылки для художественной самоидентификации личности и общества.35 Именно потому еще в XIX веке возникает закономерный интерес к эволюции «поэтического сознания и его форм»36 как к важнейшему элементу национальной культуры, играющему исключительную роль в формировании поэтического дискурса и национальных особенностей всей русской поэзии. В современном понимании этого феномена лежит представление о Homo poeticus (человек поэтический), который «В поэтическом дискурсе выступает в 1 двух ипо

37 стасях (поэт и читатель), представляющих собой единораздельную сущность».

Понятие дискурса, введенное в литературоведческий обиход В'эпоху позднего структурализма, в широком смысле обозначает процесс языковой- деятельности, способ говорения, а уже — «корпус текстов, объединенных в коммуника

•ло тивном и функциональном отношении». Именно в дискурсе М. Фуко видит способ «структурирования реальности»: «В акте говорения, или, точнее (точнее, ибо ближе к тому, что было существенно для классического опыта языка), - в акте именования, человеческая природа, замыкая представление на самом себе, преобразует линейную последовательность мысли в устойчивую таблицу существ с их частичными различиями - в дискурс, где происходит самоудвоение ее представлении и выявление ее связи с природои».

Согласно исследованиям современных философов и культурологов, разные типы дискурса могут определяться в соответствии с той сферой, в которой они функционируют, «можно даже сказать, что разновидностей дискурса столько, сколько видов деятельности человека, поскольку каждый вид деятельности порождает свой собственный вид дискурса с присущей ему лексикой и стилистикой».40 М. Фуко утверждает, что любая сфера знания вырабатывает свою дискурсивную практику, претендующую на единоличное владение истиной, но при этом заимствующую свою аргументацию от дискурсивных практик других сфер знания.41 В этом отношении очень важно то обстоятельство, что именно постмодернизм сконцентрировал свои стратегии преимущественно в сфере искусства, что объясняется «спецификой развития комплекса постмодернистских идей, сознательно расширивших теорию постструктурализма и претендующих на роль общей теории искусства в целом».42 Проявление дискурсивных практик постмодернизма осуществляется на всем художественном пространстве современной культуры и позволяет говорить о постмодернистской парадигме искусств как специфическом состоянии этой культуры.43

В качестве особого феномена литературы поэзия оперирует специфическим набором гносеологических средств для создания моделей «эксперимен

44 тт тального освоения мира». И в этом отношении можно говорить о существовании особого поэтического дискурса, который определяется в современной науке как «сложная, нелинейно организованная система поэтических текстов, образно-речевые элементы которой представляют собой интегративное и системно связанное единство их языковых, прагматических, социокультурных, психических и паралингвистических свойств».45 Функциональные свойства поэтического дискурса создают возможность «эстетического представления смыслов в процессе поэтической коммуникации».46 Естественно предположить, что в свою очередь этот феномен составляется из дискурсов различных поэтических школ и течений, которые также дробятся на персональные дискурсы.

Элементарной единицей дискурса, понимаемого как совокупность процесса и результата вербализованной речемыслительной деятельности, многие исследователи признают конкретный текст или сумму текстов, связанных друг с другом общим способом генерирования и передачи смысла 47 И именно это позволяет говорить о приложимости дискурсивной стратегии к поэтическому искусству: «.поэтический дискурс определяется как гетерогенное единство, реализующееся как результат социального, исторического и культурологического процессов в виде поэтических текстов, созданных группой субъектов или отдельными субъектами, наделенными способностью эстетически преобразовывать действительность сквозь призму внутреннего состояния и авторского мастерства в художественно законченное целое. Это целое реализуется в виде художественных или поэтических текстов, обладающих событийной, социальной, психологической, образной и поэтической информацией с непреходящей ценностью, которую способно порождать воспринимающее сознание (слушатель или читатель) согласно 48 его системе ценностей».

Поэтическая система - одна из самых устойчивых и в то же время динамично развивающихся областей национального художественного сознания, по самой своей природе существенно отличающаяся от прозы: кроме композиции, системы выразительных средств она имеет целый ряд формальных особенностей: графика, метр, ритм, рифма, строфика, накладывающих на систему языкового материала совокупность обусловленных традицией ограничений.49 Ю.М; Лотман указывал: «.входя в состав единой целостной структуры стихотворения, значащие элементы языка оказываются связанными сложной системой соотношений, со- и противопоставлений, невозможных в обычной языковой конструкции. Это придает и каждому элементу в отдельности, и всей конструкции в целом совершенно особую семантическую нагрузку. Слова, предложения и высказывания, которые в грамматической структуре находятся в разных, лишенных черт сходства и, следовательно, несопоставимых позициях, в художественной структуре оказываются сопоставимыми и противопоставимыми, в позициях тождества и антитезы, и это раскрывает в них неожиданное, вне стиха невозможное, новое семантическое содержание».50

В этом отношении русская силлаботоника, введенная В.К. Тредиаковским и М.В. Ломоносовым в ходе революционной по всем параметрам реформы, -уникальный пример инокулыурной традиции, интериоризированной национальным художественным дискурсом и возведенной в абсолют. Метрические схемы ямбов, хореев, дактилей, амфибрахиев или анапестов, на которые накладывается языковой материал, есть, прежде всего, дань традиции, сложившейся в результате предельной поляризации стиха и прозы. И, несмотря на многократное изменение содержательности этой оппозиции, то отличавшейся «засильем прозы», как в 60-70-е годы XIX века, то характеризовавшейся бурным всплеском поэтического экспериментаторства, как в конце XIX - начале XX века, то движущейся к стиранию разделительной линии между этими художественными структурами, силлабо-тоническое стихосложение, даже по эмпирическим наблюдениям, до сих

51 пор остается ведущим принципом русской национальной поэтической техники.

В современной поэзии, согласно последним исследованиям, происходят сложные гетерогенные процессы в области классических форм52: при стабилизации количественных соотношений между ямбами и хореями, двусложниками и трехсложниками, что обусловлено перераспределением функций и состава метрических приоритетов, на первый план вместо традиционной' оппозиции двусложных и трехсложных метров выступает противопоставление классического силлабо-тонического стиха и тонических форм, тяготеющих к свободному стиху.

Именно здесь проходит в настоящее время водораздел между традиционным и новаторским поэтическим дискурсом.53

Распределение неклассических форм убеждает в том, что русская поэзия стремительно идет по западной модели развития представлений о сущности и формах поэтической техники: лидерство вольного дольника и верлибра, отказ от изосиллабизма и изотонизма, обилие форм со спорадической рифмовкой и тавтологическими созвучиями - все это признаки новой поэтической традиции, отчасти генетически связанной с экспериментами начала XX века. При этом эксперименты предшественников подвергаются современными поэтами существенной переработке и трансформации. Так, верлибр уже не просто реализует свою амбивалентность за счет минус-приемов, он образует целую антисистему, точнее -иносистему со своими специфическими формами и способами кодирования художественной информации, отчасти компенсирующими обман читательского ожидания (аллитерационные комплексы, стилистические фигуры, среди которых не последнее место занимает параллелизм и т. д.).54'

Область ритмики. - это та степень адаптации инокультурных образцов к языковому материалу, которую может допустить силлаботоника без утраты своих доминантных признаков. Как справедливо отмечает Е.В. Хворостьянова: «Ритмические метаморфозы настолько сложно и динамично пронизывают культурный слой, что даже в границах одной языковой традиции, единой национальной культуры и автор, и реципиент способны свободно опознавать гетероморф-ные ритмические формы, характерные для разных жанров, литературных эпох, идиостилей».55

Именно из ритмических взаимодействия языка и метра возникают широко известные в русской поэзии явления пропусков метрических ударений, утяжелений. стопы в двусложных и трехсложных размерах за счет, внеметрических акцентов. В области ритмического взаимодействия, языка и культуры берут свой исток и явления, находящиеся на границе силлаботоники и чистого тонического стиха: двусложники и трехсложники с вариацией анакрузы, логаэды, смешанные метры, дольники, тактовики, акцентный стих. Конечным пунктом поляризации классических и неклассических форм можно признать верлибр, возвращающий оппозицию стих/проза к минимальному расподоблению в области графики.56 Следует отметить при этом, что в последнее время в активный репертуар современной русской поэзии начинают внедряться доселе периферийные, маргинальные формы: конструктивистский стих, визуальная поэзия и ее дериваты, ритмо-неразличимый стих и др., которые усложняют отмеченную оппозицию, превращая ее в тернарную.57

Рифма как особый элемент поэтической системы выполняет в стихе сразу несколько функций: 1) ритмическую — за счет чередования различных каталектических форм (мужская, женская, дактилическая, гипердактилическая) или мо-нотонизированности акцентной базы рифменного созвучия; 2) делимитативную (разделительную) - сигнализация об окончании стихового ряда; 3) эвфоническую - образования созвучий той или иной степени точности, подкрепляющих звукопись стиха обязательными концевыми комплексами; 4) семантическую — вынесение того или иного слова в рифменную область, актуализирующее его в читательском сознании. Роль рифмы в стереотипной модели русского стиха оказывается в целом структурообразующей: система формируемых ею корреспондирующих рядов, как правило, отличается большей упорядоченностью и в метрическом, и в ритмическом отношении, что особенно отчетливо ощущается именно при ее отсутствии.

В новейшей русской' поэзии отношение к этому элементу стихотворной структуры неоднозначное: с одной стороны, памятуя о скептическом высказывании A.C. Пушкина по поводу потенциальных возможностей русской рифмы, раз

58 витом в статье С.А. Андреевского «Кризис русской рифмы» , и имея перед глазами пример европейской и мировой литературы, часть поэтов демонстративно отказывается от подобного, по их мнению, избыточного украшения стиха, с другой - именно рифма оказывается в ряде маргинальных форм новой системы русского стиха одним из доминантных его признаков. Кроме того, национальное стиховое сознание однозначно выделяет рифму в качестве главного стихообра-зующего элемента стереотипной формулы русского стиха.59

Строфический уровень поэтической системы - одна из самых индивидуализированных областей стихосложения. Здесь ярче всего проявляются пристрастия отдельных авторов, их ориентация на ту или иную традицию: с одной стороны, среди строфических форм активно действует система стереотипов (катрены с рифмовкой АвАв, аВаВ, авав, АВАВ и т. д.), с другой - велика доля индивидуальных композиционных решений, с третьей - картину осложняет функционирование на русской почве форм «твердой строфики», заимствованных из европейской и восточной поэтик, и существование таких специфических форм, как нетождественная и скрытая строфика, астрофический стих, однострофные структуры.60 Немаловажную роль в эволюции этого уровня стихотворной структуры играет становление русского верлибра, визуальной поэзии, конструктивистского стиха и прочих маргинальных феноменов, существенно его трансформирующих. При этом противостояние традиционного текста классической и трансформированной (новационной) модели в области строфики и системы рифмования реализуется в избирательной форме: доминирующей строфической формой в новейшей российской поэзии по-прежнему остается четверостишие с перекрестной рифмовкой (строфический стереотип), но велико и многообразие прочих форм (даже в четверостишии количество структур с оригинальным решением весьма значительно - неполная рифмовка, нетождественная строфика, моноримные формы, формы межстрофического взаимодействия и т. д.). Можно признать, что стремление использовать различные модификации строфического устройства стиха наряду со стереотипными моделями является приоритетным в современной российской поэзии.61

Особенное место в современной поэзии занимают различные строфические образования, заимствованные из инонациональной поэтической практики (особенно - западноевропейской), среди которых выделяется сонет, считающийся ныне одной из стереотипных форм русской поэзии. " Обращение к нему выявлено практически у всех литературных течений и значительной части непрофессиональных авторов. Популярность сонета в новейшей русской поэзии, очевидно, можно связать с тем фактом, что в результате своей употребительности он стал своеобразным культурным знаком, символом классических и модернистских творческих установок. Именно потому значительная часть обращений к сонету связывается с намеренной или неосознанной трансформацией основных параметров его формы и содержания. Игнорирование сонета отмечено лишь в песенной поэзии, что обусловлено особенностями архитектоники музыкально-поэтического произведения, и у некоторых представителей андеграунда, ориентированных на создание собственной системы жанров и поэтических форм.

Последний, считавшийся до недавнего времени константным, признак стихотворного текста - графика. Членение стиховых рядов на соотносимые отрезки, подкрепляемые или трансформируемые синтактико-интонационным членением, создают горизонтально-вертикальную структуру поэтического текста, маркированную чаще всего в анлауте прописными буквами, а в коде - рифменными созвучиями. Именно этот уровень стиховой организации в XX веке стал подвергаться активной перестройке и трансформации (лесенка Белого - Маяковского, выделение подстрочий, аннулирование прописных букв в анлауте; перенос (enjambement) части предложений из строки в строку, перенос части рифменного компонента, нарушение горизонтальной последовательности стихового ряда и т. д.). В совокупности с тенденциями поэтизации прозы64, все ближе подходящей к стиху, все это ведет к созданию более сложной системы оппозиций, взамен общепринятой стих-проза: проза - стихоподобная проза - стих — поэзия для глаз.

Таким образом, уже изначально поэтический текст является феноменом особого порядка, имеющим в противоположность прозе иную систему «шифров», труднее поддающихся декодированию в. процессе восприятия, осложненного современными тенденциями в области поэтической теории и практики. Если же учесть то обстоятельство, что дешифровщик в эпоху тотальной грамотности и упрощенности издательского процесса является потенциальным автором, то поэтический дискурс может быть интерпретирован как феномен особенного коммуникативного акта, в котором формула передачи информации многократно усложняется: автор - текст - читатель - автор' и т. д. до бесконечности.65

Как отмечают специалисты: «.в современном поэтическом тексте начинают переосмысляться и приобретать новые измерения все языковые элементы, его составляющие, - от звука (фонемы) до целого стихового ряда, и возникает новое представление о дискретности языковых единиц».66 Сложность и неоднозначность процессов, происходящих в новейшей русской поэзии, заставляют с предельно возможной детализированностью исследовать механизмы изменений на всех уровнях поэтической структуры. А это в первую очередь предполагает определение того оптимального/минимального набора стиховых элементов, которые можно было бы назвать ведущей (действующей) моделью русского стиха.

Новизна настоящего исследования заключается в определении специфики русского поэтического дискурса в эпоху складывания новой поэтической культуры. Этим обусловлено внимание к стереотипным и новаторским формам выражения авторского сознания, что позволяет не просто констатировать непохожесть постмодернистской поэзии на классическую, но и представить совершающуюся в ее недрах перестройку в конкретных механизмах, каждый из которых -лишь часть сложного и неоднозначного этапа эволюции. Трудность подобной задачи заключается прежде всего в неапробированности анализируемого материала, его разнородности и динамичности.

Сам принцип отбора материала исследования, учитывающий поэтическую парадигму современности - от концептуалистов, метареалистов, мелоимажини-стов и куртуазных маньеристов до минималистской и визуальной поэзии - определяет, на наш взгляд, терминологическую состоятельность заявленной темы -«Поэтический дискурс русского постмодернизма». Она определяется как доминантная парадигма вербализуемой художественной деятельности, как совокупность текстов и приемов нового «культурного массива», который предназначен

67 для транслирования «от поколения к поколению в рамках одного этноса». В этом отношении определение «поэтический дискурс» связывается нами с той областью художественного сознания, которая отмечена и новой эстетикой творчества, и теми знаниями и представлениями, которые каждый художник слова приобретает в процессе «врастания в цивилизацию».68

Современная литературная критика с трудом поспевает за литературным процессом в силу объективных и субъективных причин. С одной стороны, сложность происходящих изменений, их разномасштабность не позволяют только лишь с помощью механизмов и методик аксиологического анализа определить сущность явлений, с другой - смена поколений в российской литературной критике еще не закончена и не всегда новые имена предполагают адекватность суждений и оценок. Именно потому литературоведение, не принимая на себя в полной мере функции эстетического анализа, может и должно обращаться к современности в поисках истины. В этом отношении важно отметить, что основным критерием отбора являлся принцип легитимности, представительства, так как современная российская поэзия существует сразу в нескольких ипостасях: кроме традиционных журнальных и книжных изданий все большую значимость приобретает Интернет с его поистине безграничными возможностями.69

Уже предварительные данные анализа поэтической продукции современных авторов убеждают в необходимости дистанцировать их от классической поэтической традиции, так как многие значимые явления просто не укладываются в рамки существующей теории художественного текста и не воспринимаются современными методиками учета и анализа: такие специфические формы проявления поэтического дискурса, как визуальная поэзия; конструктивистский и минималистский стих, изменяют в силу своей синкретической природы и условий функционирования само представление о сущности и форме поэзии в наше время. Отсутствие традиции изучения подобных явлений создают в этом отношении наибольшие трудности.

В формулировке основной задачи нашего исследования мы исходили из положения Ю.М. Лотмана о литературе как о едином тексте: «Распределение внутри литературы сферы "высокого" и "низкого" и взаимное напряжение между этими областями делает литературу не только суммой текстов (произведений), но и текстом, единым механизмом, целостным художественным произведением. Постоянство и единообразие этих структурных принципов для литератур различных народов и эпох поистине достойно внимания. Видимо, описывая литературу той или иной эпохи как единый текст, мы, скорее всего, приблизимся к за

70 даче выделения универсалий литературы как специфического явления».

Исходя из этой установки, представляется необходимым и обоснованным изучение реально функционирующих в современной российской постмодернистской культуре знаковых систем с поэтической маркировкой.71 А это значит, что в рамках предпринятого анализа оказываются не только поэтические сборники, альманахи, журнальные публикации, но и компьютерные авторские издания современных поэтов, относимых критикой к постмодернизму.

Актуальность диссертационного исследования определяется неизученностью современного литературного процесса и эволюции русской поэтической культуры в эпоху постмодернизма. Выявление стратегии поэтического текста на уровне персональных дискурсов и в масштабах современных школ и течений позволяет приблизиться к пониманию процессов, происходящих в современной русской поэзии, определить пути и способы развития всей русской литературы в ее целостности и многообразии.

Методологической базой исследования послужили работы современных ученых в области теории и практики постмодернизма - Р. Барта, О.В. Богдановой, Н.П. Беневоленской, Е. Деготь, И.П. Ильина, Е.А. Князевой, И.В. Кукулина, В:Г. Кулакова, В.Н. Курицына, H.JI. Лейдермана, M.JI. Липовецкого, Н.Е. Лихиной, В .К. Епишина, H.A. Малишевской, Н.Б. Маньковской, A.C. Панарина, В.П. Руднева, И.С. Скоропановой,

A.Г. Степанова, A.M. Уланова, В.Ф. Халипова, И. Хасана, У. Эко, М.Н. Эпштейна и др.

Важным моментом в определении проблематики данного исследования являются методики анализа, разработанные такими видными стиховедами и тео-1 ретиками литературы, как B.C. Баевский, JI.JI. Бельская, В.Я. Брюсов,

Б .Я. Бухштаб, К.Д. Вишневский, M.JI. Гаспаров, О.Н. Гринбаум, В.М. Жирмунский, A.JI. Жовтис, В.А. Западов, С.И. Кормилов, М.А. Красноперова, С.А. Матяш, Ю.Б. Орлицкий, К.Ф. Тарановский, Л.И. Тимофеев, Б.В. Томашевский, Ю.Н. Тынянов, О.И. Федотов, В.А. Холшевников, Г.А. Шенгели, P.O. Якобсон.

Особой методики анализа потребовали такие важные, на наш взгляд, приемы расшатывания классического поэтического дискурса, как полиметрия, изменение длины стихового ряда, нарушение запрета переакцентуации, участие в организации силлаботонической каденции иррациональных гласных, разрушение цельности метрического ряда, перенос частей рифмокомпонентов из строки в строку, графическое невыделение анлаута строк, отказ от пунктуации и т. д.

A.В.Бубнова, И.М.Борисовой, В.Г.Иванова, С.И.Кормилова, Д.В.Кузьмина,

B.Г. Кулакова, Ю.Б. Орлицкого, Т.Ф. Семьян, О.В. Соколовой, А.Г. Степанова, Д.А. Суховей, И.В. Чудасова и др., но при этом старались в анализе тех или иных феноменов исходить прежде всего из представления о динамической природе поэтического текста, одной из важнейших функций которого является выстраивание вербального ряда во временной последовательности.

Методологической базой диссертации стали историко-литературный, сравнительно-исторический, историко-типологический, историко-генетический и структурно-семантический методы исследования, применяемые в комплексном подходе.

Цель данной работы состоит в исследовании особенностей поэтической культуры русского постмодернизма в контексте эволюции поэтического дискурса как одной из главных форм проявления национального художественного сознания. Это предполагает решение следующих задач:

1. определение особенностей русского национального поэтического дискурса в его эволюционном развитии от советской культурной модели к, постмодернистской плюралистичности;

2. изучение современного этапа эволюции русской поэтической техники в контексте развития отечественной поэзии;

3. определение стереотипной модели русского стиха и анализ форм отклонения от нее в постмодернистской теории и практике; выявление механизмов, влияющих на ее восприятие русским читателем;

4. анализ особенностей персонального поэтического дискурса ведущих представителей основных течений русского поэтического постмодернизма (концептуализм, метареализм, мелоимажинизм, куртуазный маньеризм);

5. изучение маргинальных феноменов поэтического дискурса современной русской поэзии, развивающейся под знаком деконструкции, выявление процессов, происходящих в новейших её образцах.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, библиографического раздела и приложения.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Поэтический дискурс русского постмодернизма"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Развитие русской литературы в конца XX - начале XXI столетия характеризуется сложными и болезненными процессами перестройки всех областей литературной жизни: начиная от борьбы различных школ и течений и заканчивая переструктуризацией публикационно-издательской инфраструктуры. Изменение общественного статуса литературы, аннулирование диктата идеологической критики, демократизация условий функционирования художественных произведений - все эти следствия общественных и политических катаклизмов создали уникальные предпосылки для смены культурной парадигмы и обновления всего современного литературного процесса. В истории русской культуры этот феномен имеет прецедент в виде богатой на эксперименты и открытия литературы Серебряного века. С позиций представлений об эволюционном развитии русской литературы и общества можно в известном смысле провести знак равенства между модернизмом конца XIX - начала XX века и постмодернизмом конца XX -начала ХХ1-го. Аналогии эти заключаются в процессах активизации и усложнения литературной жизни, в отказе от унитарной эстетики предшествующих реалистических эпох, в поисках новых форм художественной выразительности.

Практически все литературоведы и критики литературы сходятся во мне- , нии, что современный литературный процесс носит ярко выраженный полисистемный характер. Смена культурной парадигмы от тоталитарной модели к поливариантности постмодернизма отразилась и на поэтическом искусстве, переживающем ныне один из самых специфических, и, без преувеличения, сложных периодов; уже получивших именование «бронзового века». Не являясь единственной" и единой художественной системой, русский постмодернизм, восприняв эстетические и философские идеи своего западного прототипа, развивает специфические именно для русского поэтического сознания формы деконструкции художественного дискурса. В определенной мере здесь опять возможна аналогия с Серебряным веком, в рамках которого сосуществовали принципиально различные художественные концепции, развивавшие общемировые и сугубо национальные творческие принципы. Как русское будетлянство гуманизировало урбанистические и милитаристские идеи Т.Маринетти, так и русские концептуалисты и метареалисты привнесли в постмодернистские теории «мир как хаос», «смерть автора», «провал коммуникации» и т. д. национальную специфику, с одной стороны, осложненную критическим отношением к советскому прошлому, с другой - авангардистским переосмысливанием классического наследия и современности.

Многочисленные социальные катаклизмы и политические пертурбации просто не могли не оказать влияния на современный поэтический дискурс, остающийся одним из важнейших средств постижения мира и человека. И в этом отношении с позиций эволюционного развития нельзя не признать естественным и закономерным стремление современных авторов отразить изменившийся мир в новых художественных формах.

Эпоха постмодернизма, трактуемая большинством ученых как особая культурная ситуация, характеризуется существенной корректировкой поэтической стратегии на уровне метрики, ритмики, рифменно-строфических отношений" и даже графики. Это обусловлено разными причинами: влияние западной философии и культуры, аннулирование цензуры, упрощение редакционного^ и издательского механизмов, внедрение в художественную область массового сознания, изменение функционирования поэтической продукции за счет компьютерных технологий и т. д. Все это и обеспечивает структурные изменения русского поэтического дискурса в рамках новой постмодернистской эстетики. В ситуации, когда право, на художественное высказывание получает каждый индивидуум, происходит неминуемая ¡ девальвация не только художественного слова, но и поэзии как таковой. Усиленная постмодернистскими интенциями к разрушению стереотипов, к выходу поэзии за пределы художественных границ, эта тенденция постепенно приобретает легитимный статус и, конечно же, не способствует стабилизации литературного процесса.

Русский поэтический дискурс, как совокупность творческих установок на диалог с читателем, в этом контексте неизбежно подвергается существенным изменениям, отражающимся на всех уровнях поэтического произведения. Но при этом, все же, можно говорить о том, что классическая модель поэтического текста остается ведущей, так сказать, структурообразующей даже в тех случаях, когда в результате целенаправленной трансформации она утрачивает ряд своих квалификационных параметров. Свидетельством этому служат не только публикации в столичных журналах, но и провинциальная поэтическая продукция. Как это уже неоднократно бывало в русской истории, именно провинция аккумулирует в себе консервативные черты художественного творчества, являясь тем самым последним бастионом классической традиции.

Сама форма вербализации русского поэтического дискурса существенно изменилась за последние десятилетия: кроме обычного (письменного литературного) стиха активизируются альтернативные формы, характеризующиеся синкретизмом (песенная и визуальная поэзия, заумь, минимализм и т. д.), усиливается их влияние на русское национальное поэтическое сознание за счет средств-массовой коммуникации. Классическая (стереотипная) модель поэтического текста подвергается существенной трансформации как за счет экспериментов представителей постмодернистских литературных течений конца XX века (концептуализм, метареализм, мелоимажинизм, куртуазный маньеризм и т. д.), так и в результате игнорирования массовым сознанием основных законов классического стихосложения (запрет переакцентуации, правило альтернанса, закон анлаута стиха, графическое выделение начала строк и т. д.). Все это приводит к тому, что поэтический дискурс на современном этапе развития! русской литературы отличается усложнением специфических по своей сути процессов взаимодействия традиции и новаторства.

Воспринятые от поэтов Серебряного века приемы и способы усиления ху-дожествешюй впечатлительности, получают в поэзии постмодернизма принципиально новые основания. Так, например, система тонических форм стиха (дольник, тактовик, акцентный стих, верлибр) существенно перестраивается и функционирует в контексте авторского идиостиля на правах особой области с деструктивными характеристиками (Д.Пригов, Л.Рубинштейн и др.) или основы для разворачивания художественного пространства (А.Парщиков, И.Жданов и др.), или даже для создания специфического мелодического импульса (А.Кудрявицкий, Л.Вагурина, Е.Нещеретов и др.).

Современные поэты-постмодернисты обращаются и к традиционным формам, зачастую реконструируя в стилизационных или пародийных целях поэтический стиль русской классики ХУП1-Х1Х веков. В этом отношении следует признать важным доминирование в современном поэтическом дискурсе установки на интериоризацию пушкинского наследия и связанной с ним системы образно-стилистических и собственно поэтических феноменов. Расширяя культурное пространство постмодернистской эстетики, многие современные поэты обращаются к забытым или малоизвестным авторам и эпохам мировой и русской литературы, придавая своим стилизациям и реконструкциям разные уровни интертекстуальной преференции: от прямой цитаты и реминисценций до центона, палимпсеста и пастиша. При этом формы межкулътурного взаимодействия у представителей различных постмодернистских школ могут существенно отличаться, реализуя в качестве ведущего приема собственно интертекстуальность, метатек-стуальность, гипертекстуальность и даже архитекстуальность поэтического слога.

Одним из важнейших признаков поэтического дискурса является культура рифменного созвучия. По отношению к этому самому консервативному элементу поэтической структуры можно судить и об особенностях новой эстетики стиха, и о верности определенной художественной традиции. Роль рифмы в новейшей русской-поэзии существенно ослабевает, что связывается с такими специфическими явлениями, как расширение тенденций неполного рифмования, оживление традиций использования белого стиха, активизация верлибристских форм, усиление их влияния на другие метрические системы, увеличение числа экспериментов в области авангардной поэзии, деформирующей вербальную природу поэзии, наконец, манифестируемое некоторыми поэтами и школами стремление к дискредитации рифмы как таковой в рамках постмодернистской эстетики. Но при этом сами формы рифменных созвучий становятся намного разнообразнее. Свобода грамматических сочетаний, активизация комбинаторных приемов лирического высказывания, визуализация и графическое выделение рифменных компонентов приводят к тому, что рифменное созвучие усиливает свою функциональную основу в поэтическом дискурсе и даже принимает участие в метафорическом расширении художественного пространства у поэтов-метареалистов.

Строфический потенциал современной русской поэзии является одной из важнейших областей взаимодействия традиционного и новаторского дискурсов, так как постмодернистской парадигме универсальности изначально присуща всеядность. Именно потому в своих экспериментах современные поэты активно сочетают механизмы освоения и реставрации классических моделей европейского и восточного стиха. В этом отношении нельзя не отметить особую позицию куртуазного маньеризма, культивирующего изысканные и формально усложненные строфические феномены (альба, рондо, триолет и т. д.). Особенное место в этом отношении занимает сонет, к культуре которого обращаются представители самых разных, нередко противостоящих течений современной русской литературы. В гармоническом сочетании формальных и содержательных элементов сонетной формы одни поэты видят основу незыблемости традиций Возрождения, а другие находят благодатную почву для зачастую довольно жестких экспериментов. Но в конечном итоге даже попытки девальвации жанра сонета приводят лишь к усилению его позиций в активном репертуаре русской поэзии.

Находит свое выражение постмодернистский поэтический дискурс и в активизации маргинальных феноменов строфического взаимодействия в области форм с нарушением изоморфизма строк, минимализма строфического ряда и различных форм комбинированной строфики. Одной из важнейших тенденций в этом процессе следует признать стремление большинства поэтов к разрушению традиционной системы жанрово-строфических образований и формированию индивидуально-авторского, но в ряде случаев осложненного широкими культурными ассоциациями, репертуара форм.

По мере разрушения силлаботонической урегулированности и системы основных стиховых определителей (рифма, система рифмования, строфика) в современной постмодернистской поэзии усиливаются тенденции к прозаизации, отражающиеся на образном и содержательном строе лирического высказывания. Различные формы взаимодействия стиха и прозы активно развивают гетеро-морфные механизмы и приводят некоторых сторонников авангардной эстетики к разрушению признаваемого всеми специалистами главного конституирующего признака поэтического текста - графики.

Графическая интенция русского поэтического дискурса подвергается существенной трансформации в творчестве многих современных поэтов-постмодернистов. В этом отношении можно отметить использование интериори-зированных еще практикой русского модернизма приемы (прописные буквы в анлауте строк, аннулирование пунктуации, дробление стихового ряда на под-' строчия, некоторые формы визуализации), а также новационные механизмы графического экспериментаторства (сдваивание строк, переброс части рифмоком-понента из строки в строку, анаграмматизация и сопутствующие ей явления, специфические формы визуализации в конструктивистской и авангардистской поэзии и т. д.). Немаловажную роль в изменении графического облика современной русской поэзии играют различные формы типографского редуцирования поэтического текста (правосторонняя' графика, графическая разрядка, нарушения линейного модуля и т. д.), получающие в компьютерных технологиях дополнительные импульсы - динамизация вербального ряда, различные формы анимации, культура гипертекстуальности и т. д.

Наследуя полузабытой эстетике футуризма и авангарду 60-70-х годов, русский поэтический концептуализм предложил свою версию поэтического текста, выходящую за пределы собственно художественного в область стиховых трансформаций и семантических инверсий, за которыми и закрепляется статус нового поэтического дискурса. Не случайно, что в арсенале у поэтов-концептуалистов так много деструктивных форм, как бы предлагающих новую версию прочтения мировой и отечественной классики. С одной стороны — коллаж, палимпсест, цен-тон - все эти формы интертекстуального взаимодействия обуславливают некоторую традиционность репертуара метроритмических, рифменных и строфических форм раннего творчества Д.Пригова, Т.Кибирова и др. авторов, с другой - комбинаторные и игровые приемы, маргинальные системы стиха (минимализм, аме-бейностъ и т. д.), предопределили феномен концептуалистского эпатажа, во многом сходного с футуристического попытками языковой деструкции. И хотя, в отличие от предшественников, концептуалисты не настаивают на полной автономности создаваемого ими поэтического дискурса, все же по степени своего влияния на литературный язык эпохи они являются одной из самых агрессивных и бескомпромиссных поэтических школ.

На их фоне достижения метареализма оказываются намного скромнее, хотя некоторые теоретики и практики этого течения (К.Кедров, Е.Кацюба и др.), претендующего на создание нового метафорического символариума, не уступают в изощренности своих игровых практик концептуалистам. Начавшись как ответная реакция на девальвацию поэтического языка и в целом культуры, мета-реализм, вместе с мелоимажинизмом и куртуазным маньеризмом, попытался выстроить свою линию развития русской поэзии на основе новой образности. В этом отношении сходные, но не всегда корректные обозначения метаметафоры и метаболы как новых выразительных средств, вытесняющих традиционные метафору и метонимию, все же модернизируют поэтический дискурс, подчиняя многообразие форм и жанров логико-математическим обоснованиям. И, несмотря на то, что арсенал средств поэтов-метафористов свидетельствует о почти полном отрицании традиций, их поэтическая интенция зачастую проецируется на наиболее выразительных приемах Серебряного века. В этом отношении метареалистов можно по духу причислить к наследникам акмеистов, а по форме - к футуристическому изводу русской поэзии.

Мелоимажинизм, просуществовавший на русском поэтическом Олимпе, как и их предшественники имажинисты, сравнительно недолго, оказывается полностью подчиненным ностальгическим попыткам реконструкции «утраченной линии развития русской поэзии Серебряного века». По своим реставраторским принципам это течение русского постмодернизма можно признать одним из новаторских, основанном на реализации заявленных еще В.Шершеневичем способов преодоления линейности языка и мышления. Эта область художественного сознания проявляет себя в агностическом по своей сути движении наугад, «вслед за языком». Перспективность подобных творческих и художественных установок была исчерпана самим фактом упразднения поэтической школы, хотя нельзя отрицать того, что мелоимажинизм в своей конструктивистской версии (А.Кудрявицкий) до сих пор создает в русской литературе особый эстетический фон. Уходя от традиционности, мелоимажинисты иногда смыкаются с концептуализмом и минимализмом, что в целом характерно для постмодернистской незамкнутости поэтического дискурса.

Наконец, куртуазные маньеристы, которые произвели настоящий^ фурор в/ современной российской литературе, представляют собой последнюю из крупных поэтических школ русского постмодернизма конца XX. столетия и знаменуют переход основных художественный интенций в стадию консерватизма. Выходя на уровень транстекстуализации (реконструкции и пародирования не только утраченных, но и лакунных для русской литературы традиций) поэты этой школы развивают футуристические принципы эпатажа в сочетании с культивированием изысканных и с формальной точки зрения усложненных поэтических структур. Развивая полистилистические аспекты поэтического дискурса, новые маньеристы полностью диверсифицируют образно-тематической строй русской поэзии за счет сленга и обеденной лексики, педалированного эротизма и натурализма. При этом в арсенале выразительных поэтических средств у них оказываются и игровые формы, и различные комбинаторные приемы. Предпринятая этим течением эстетическая революция, заключающаяся в «освобождении» русской литературы от запретов в изображении интимных чувств, довольно быстро привела к автоматизации этой эстетики, исчерпанности самого принципа эпатажа. Не случайно, что представители этого течения не оставляют попыток модернизации и провозглашенного ими метода вседозволенности, и системы поэтических средств. В этом отношении связь куртуазного маньеризма с ранним символизмом очевидна и корректна, несмотря на декларируемый маньеристами отказ от модернистских традиций.

Но постмодернистский дискурс не ограничивается только лишь этими названными поэтическими школами. Его развертывание оказывается гораздо шире: гетероморфные тенденции в истории русской поэзии предопределяют постоянный процесс обновления поэтического арсенала средств, что отражается на их качественном составе и основных механизмах поэтической техники. И особое место в этом отношении занимают нестиховые факторы, значение которых актуализируется в авангардистской и постмодернистской концепциях поэтического текста, что является показателем системной перестройки русского поэтического дискурса. К числу таких маргинальных феноменов современного русского поэтического дискурса можно отнести целый ряд разноплановых явлений, выделение которых отчасти обусловлено традицией (акростих, палиндром, моностих, фигурные стихи, центон), но более - экспериментальной сущностью, направленной на расширение потенциала русского стиха (заумь, визуальная поэзия, минимальный и максимальный объемы текста, амебейные композиции, параллелизм). В области этих специфических художественных систем и явлений, которые по аналогии с Серебряным веком можно назвать «лабораторией русского стиха», происходит, не всегда бесспорная и художественно значимая, разработка альтернативной эстетики, требующей от читателя навыков и умений интерпретатора.

Не случайно поэтому намечающееся особенно в последнее время сближение некоторых альтернативных художественных систем с методиками филологического анализа, образование специфической замкнутой системы, в результате реализации которой текст одновременно выполняет функцию метатекста.

Список научной литературыКовалев, Петр Александрович, диссертация по теме "Русская литература"

1. 24 поэта и 2 комиссара / Под ред. В. Кондратьева, М. Виноградовой. -СПб.: Новая Луна, 1994. - 100 с.

2. Абдуллаев Ш. Медленное лето: Стихи, эссе / Ш. Абдуллаев. СПб.: Ми-тин журнал - Ривьера, 1997. - 46 с.

3. М.: Новое литературное обозрение, 2003. Серия «Поэзия русской диаспоры». -144 с.

4. Абдуллаев Ш. Промежуток: Стихи / Ш. Абдуллаев. СПб.: Митин журнал - Северо-Запад, 1992. - 36 с.

5. Авалиани Д. Иной реестр: Стихи, палиндромы, анаграммы, листовертни / Д. Авалиани. М.: «А и Б», 1997.

6. Авалиани Д. Лазурные кувшины: Стихотворения / Д. Авалиани. СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2000. - 152 с.

7. Авалиани Д. Пламя в пурге: Тексты / Д. Авалиани. М.: «Арго-Риск», 1995.-20 с.

8. Авалиани Д. Листовертни / Д. Авалиани // Вавилон: тексты и авторы Электронный ресурс. Режим доступа: http://www.vavilon.ru/texts/avaliani-ll.html

9. Авалиани Д. Улитка на склоне: Стихи, палиндромы, анаграммы, граффити / Д. Авалиани. -М.: Эпифания, 1997. -135 с.

10. Аввакумова М. Зимующие птицы / М. Аввакумова. М. Мол. гвардия 1984.-79 с.

11. Авторник: Альманах литературного клуба. М.: АРГО-РИСК; Тверь: Колонна, 2000. - Вып. 1-4.

12. Агол В. Кафе самообслуживания / В. Агол. М., 1994. - 160 с.

13. АйгиГ. Теперь всегда снега: Стихи разных лет. 1955-1989/Г. Айги. —М.: Советский писатель, 1992. 320 с.

14. Айги Г. Поля-двойники / Г. Айги. М.: ОШ, 2006. - 232 с.

15. Айги Г. Продолжение отъезда: Стихотворения и поэмы. 1966-1998 / Г. Айги. -М.: Клуб «Проект ОГИ», 2001. -112 с.

16. Айги Г. Разговор на расстоянии: Стихи, эссе, интервью / Г. Айги; сост. Г. Айги и А. Мирзаев. СПб.: Лимбус-Пресс, 2002. - 304 с.

17. Айги Г. Сильвии / Г. Айги. М.: А и Б, 2001. - 40 с.

18. Айзенберг М. В метре от нас / М. Айзенберг. М.: Новое литературное обозрение, 2003. - 96 с. (Серия «Премия Андрея Белого»).

19. Айзенберг М. Другие и прежние вещи / М: Айзенберг. М.: Новое литературное обозрение, 2000. - 96 с.

20. Айзенберг М. За Красными воротами: Стихи 1997-1999 гг. / М. Айзенберг. -М.: Клуб «Проект ОШ», 2000. 56 с.

21. Айзенберг M. Контрольные отпечатки / M. Айзенберг. M.: Новое издательство, 2007. -188 с.

22. Айзенберг М. Переход на летнее время / М. Айзенберг. М.: Новое литературное обозрение, 2008. - 560 с.

23. Айзенберг М. Указатель имен: Стихи / М. Айзенберг. М.: Гендальф, 1993.-160 с.

24. Алехин (Аронов) А. Вопреки предвещаниям птиц / А. Алехин. М.: Издательство Русанова, 1994. -160 с.

25. Алехин (Аронов) А. Записки бумажного змея: Путевые заметки, стихи, композиции, картинки / А. Алехин. М.: Время, 2005. - 287 с.

26. Алехин (Аронов) А. Пиктограммы / А. Алехин. М.: Издательство Русанова, 1999.-64 с.

27. Алехин (Аронов) А. Псалом для пишмашинки / А. Алехин. М.: ОГИ, 2006.-80 с.

28. Альчук (Михальчук) А. Двенадцать ритмических пауз / А. Альчук. -М.: Изд-во Е. Пахомовой, 1994. 24 с.

29. Альчук (Михальчук) А. не БУ (Стихи 2000-2004 гг.) / А. Альчук. М.: Б-ка журнала «Футурум APT», 2005. - 54 с.

30. Альчук (Михальчук) А. Своими словами / А. Альчук. -М.: Издат. группа «AMO», Центр поэтической книги (ПЕН-центр), 2004. 12 с.31 .Альчук (Михальчук) А. Словарево: Стихи / А. Альчук. -М.: RAMA, 2000.

31. Амелин М. Dubia: Книга стихов / М. Амелин. СПб.: ИНАПРЕСС, 1999. -104 с.

32. Амелин М. Конь Горгоны: Третья книга стихов / М. Амелин. М.: Время, 2003. - 128 с. (Поэтическая б-ка).

33. Анашевич (Яковлев) А. Неприятное кино + бонус-трек: Стихотворения / А. Анашевич. М.: Клуб «Проект ОГИ», 2001. - 64 с.

34. Анашевич (Яковлев) А. Фрагменты королевства: Стихи, пьесы /

35. А. Анашевич; предисл. М. Меклиной. М.: НЛО, 2002. 124 с. (Серия «Премия Андрея Белого»),

36. Анашкин А. Другая метрика / А. Анашкин. М.: ЛИА Р. Элинина, 2006. -69 с.

37. Антология русского верлибра /Сост. К. Джангиров. М.: Прометей, 1991. -752 с.

38. Антология русского палиндрома XX века / Сост. В.Рыбинский; Под ред. Д.Минского. М.: Гелиос АРВ, 2000. -192 с.

39. Антология русского палиндрома, комбинаторной и рукописной поэзии / Сост. Г.Г. Лукомников, С.Н. Федин. -М.: Гелиос АРВ, 2002: 272 с.

40. Аристов В. Реализации: Книга стихов / В. Аристов. М.: ЛИА Р.Элинина, 1998.-26 с.

41. Аронзон Л. Стихотворение / Л. Аронзон. Л.: Ленинградский комитет литераторов, 1990. - 80 с.

42. Ахметьев И. Стихи и только стихи / И. Ахметьев. М.: Библиотека алма-наха «Весы», Литературно-художественное агенство «ТОЗА», издательская квартира А. Белашкина, 1993. - 96 с.

43. Ахметьев И. Amores: Стихи / И. Ахметьев. М.: ЛИА Р. Элинина, 2002. -40 с. - («Классики XXI века»).

44. Ахметьев И. Девять лет (1992-2001) / И. Ахметьев. М.: Клуб «Проект ОГИ», 2001.-80 с.

45. Барскова П. Эвридей и Орфика: Стихотворения / П. Барскова. СПб.: Пушкинский фонд, 2000. - 72 с.

46. Барскова П. Арии / П. Барскова. СПб.: Пушкинский фонд, 2001. - 64 с.

47. Барскова П. Бразильские сцены: Стихи 2001-2005 гт. / П. Барскова. -М.: АРГО-РИСК; Тверь: KOLONNA, 2005. 72 с.

48. Барскова П. Раса брезгливых: Стихи / П. Барскова. М.: АРГО-РИСК, 1994.-48 с.

49. Бельский А. Гипнотизер: Стихи / А. Вельский. Орел: МП «Простор»,. 1993.-139 с.

50. Беренштейн Е. Вещи / Е. Беренпггейн. Тверь, 1997. - 136 с.

51. Бирюков С. Знак бесконечности: Стихи и композиции / С. Бирюков. Там- ' бов, 1995. - 147 с.

52. Бирюков С. Книгура / С. Бирюков. Тамбов - Halle: Тамбовполиграфиз-дат, 2000. - 16 с. - (Б-ка Академии Зауми; Серия Первая)

53. Бирюков С. Муза зауми / С. Бирюков. Тамбов, 1991. - 31 с.

54. Бобышев Д. Знакомства слов: Избранные стихи / Д. Бобышев; предисл.

55. С. Волкова. -М.: НЛО, 2003. 156 с. (Серия «Поэзия русской диаспоры»).

56. Бобышев Д. Ода воздухоплаванию: Стихи последних лет / Д. Бобышев. -М.: Время, 2007. 104 с. (Поэтическая б-ка).

57. Болдов Л. Грань: Стихи / Л. Бодцов. М., 1993. - 32 с.

58. Бонифаций (Лукомников Г.) Собрание сочинений, или избранное и забракованное / Г. Лукомников Электронный ресурс. Режим доступа: http://www.vavilon.ru/bgl/index.html

59. Бонифаций (Лукомников Г.). ВЪшнш воды: Сборник срамной лирики /

60. Г. Лукомников. М.: Издательская квартира Андрея Белашкина, 1993. - 48 с.

61. Бонифаций (Лукомников Г.). Стихи / Г. Лукомников. СПб.: Красный матрос, 1997.-42 с.

62. Бревде Г. Обозначения /Г. Бревде. СПб.: Митин журнал, 1993. -59 с.

63. Бренер А. Искусство людей / А. Бренер. М., 1993. - 60 с.

64. Бренер А., Пименов Д. Сумасшедший разведчик (а) / А. Бренер М.: Издательство «П.П.П.»,1993. - 94 с.

65. Бубнов А.В. !Я отстой отстоя! Стихи, палиндромы и др.: Книга в спичечном коробке с одной спичкой / А.В. Бубнов. Курск; М.: АСМ, 2006. - 12 с.

66. Бурихин И. Мы на мертвой волне / И. Бурихин. М.: Библиотека альманаха «Весы», 1992. - 88 с.

67. Быков Д. Отсрочка: Книга стихов. Издание второе, дополненное / Д. Быков. СПб.: Геликон Плюс, 2000. - 163 с.

68. Быков Д. Последнее время: Стихи, поэмы, баллады / Д. Быков. -М.: Ваг-риус, 2006.-512 с.

69. Быков Д. Призывник: Стихотворения и поэмы / Д. Быков. СПб.: Амфора, Геликон Плюс, 2002. - 424 с.

70. Вагурина JI. Время. ветер. /Л. Батурина. -М. :Линор, 2001. -144 с.

71. Вагурина Л. Камень пращура / Л. Батурина. М.: МОЛ СЛ РФ & Линор, 1995.-24 с.

72. Вагурина Л. О многом и об одном: Стихи / Л. Вагурина. М., 1991. - 75 с.

73. Вишневский В. 224 избранные страницы / В. Вишневский. -М.: Вагриус, 2000. 224 с. — (Золотая серия юмора).

74. Вишневский В. Басни о Родине / В. Вишневский. — М.: Подкова; ДеконтЬ, 2000.-320 с.

75. Вишневский В. Басни о Родине-2 / В. Вишневский. М.: Подкова; ЭКС-МО-Пресс, 2002. - 320 с.

76. Вишневский В. Басни о Родине-3 / В. Вишневский. М.: Зебра-Е; ЭКС-МО; Деконт+, 2003. - 320 с.

77. Вишневский В. Вишневский в супере и без / В. Вишневский. М.: Зебра-Е, 2004.-301 с.

78. Вишневский В. Я вас целую. Правда стало лучше? / В. Вишневский. М.: Вагриус, 2004.-270 с.

79. Вишневский В. Антология сатиры и юмора России XX века. Т.13 / В. Вишневский. - М.: Изд-во Эксмо, 2003. - 640 с.

80. Волшебный яд любви: Альбом галантной лирики. -М.: «Прометей», 1989. -96 с.

81. Воум! Литературно-художественный и культурно- просветительный -1991.-№ 10; 1992.-№2; 1994.-№ 1-2.

82. Гандельсман В. Обратная лодка: Стихотворения / В. Гандельсман. СПб.: «Петербург -XXI», 2005.-285 с.

83. Гандлевский С. Праздник Книга стихов / С. Гандлевский. СПб.: Пушкинский фонд, 1995. - 112 с.

84. Георгий (Власенко Г.С.) Прекрасная катастрофа: Стихотворения / Г.С. Власенко. -М.: Прометей, 1993. 104 с.

85. Губанов О. Ангел в cHeiy: Стихи / О. Губанов. М.: ИМА-пресс, 1994. -192 с.

86. Да Д. Бескровная и безболезненная / Д. Да. М.: «Композитор»; «Фото APT», 1993.-109 с.

87. Давыдов Д. Добро: Третья книга стихов / Д. Давыдов. М.: Автохтон, 2002.-162 с.

88. Девять измерений. Антология новейшей русской поэзии / Сост.

89. Б. Кенжеев, М. Амелин, П. Барскова, С. Тимофеев, Д. Воденников, Д. Давыдов, Д. Кузьмин, К. Маренникова, М. Маурицио, И. Кукулин. М.: НЛО, 2004.-408 с.

90. Добрынин А. Регулярные парки: Избранное. 1975-2000 / А. Добрынин. -М.: Водолей Publishers, 2008. 736 с.

91. Добрынин А. Черепословье: Избранные стихотворения. 2000-2005 / А. Добрынин. М.: Водолей Publishers, 2009. - 656 с.

92. Другая традиция: книга произведений великолукских и псковских авторов. — Псков: Изд. Псковского областного института повышения квалификации, 1998.-46 с.

93. Друк В. Коммутатор: Стихи. Поэмы. Тексты / В. Друк. М.: ИМА-пресс, 1991.-191 с.

94. Еременко А. Горизонтальная страна: Стихотворения / А. Еременко. -СПб.: Пушкинский фонд, 1999. 144 с.

95. Еременко А. Добавление к сопромату / А. Еременко. М.: Правда, 1990. -32 с.

96. Еременко А. На небеса взобравшийся старатель. Стихи разных лет / А. Еременко. — Барнаул, 1993. 72 с.

97. Еременко А. Стихи / А. Еременко. М.: ИМА-пресс, 1991. - 144 с.

98. Ермаков В. Повторение пройденного / В. Ермаков. Орел, 1998. - 312 с.

99. Ермаков В. Прогулки в сумерки / В. Ермаков. Орел: Изд. Орловской телерадиовещательной компании, 1997. - 352 с.

100. Жданов И: Место земли: Третья книга стихов / И. Жданов. М.: Молодая гвардия, 1991. - 112 с.

101. Жданов И. Избранное / И. Жданов. К.: Издательский Дом Дмитрия Бураго, 2004. - 156 с.

102. Жданов И. Неразменное небо / И. Жданов. М.: Современник, 1990. -70 с.

103. Жданов И. Присутствие погасшего огня / И. Жданов. Барнаул, 1993.-70 с.

104. Жданов И. Фоторобот запретного мира / И. Жданов. СПб.: Пушкинский фонд, 1997. - 54 с.

105. Жуков И. Преимущества маленьких / И. Жуков. Иваново, 1992. -160 с.

106. Жуков М. Московские ригведы: Стихи / М. Жуков. -М.: Арго-РИСК, 1993.-32 с.

107. Звягинцев Н. Законная область притворства / Н. Звягинцев. М.: АРГО-РИСК, 1996.-40 с.

108. Звягинцев Н. Крым НЗ / Н. Звягинцев. М.: ОГИ, 2001. - 48 с.

109. Звягинцев Н. Спинка пьющего из лужи / Н. Звягинцев. М.: АРГО-РИСК, 1993. - 48 с.

110. Зельченко В. Войско: Стихотворения / В: Зельченко. СПб.: Пушкинский фонд, 1997. - 56 с.

111. Зельченко В. Из Африки: Стихи / В. Зельченко. М.: АРГО-РИСК, 1994.-36 с.

112. Земских В. КнигА (девять шестых) / В. Земских. СПб.: «Канон», 2001.-413 с.

113. Зеркала: Альманах / Сост. А.П. Лаврин. М.: Моск. рабочий, 1989. -Вып. 1.-336 с.

114. Зуев В. Увеличительное стекло: Книга стихов / В. Зуев. М.: «Прометей», 1990.-96 с.

115. Индекс: Альманах по материалам рукописных журналов / Сост. М.Н. Ромм. М.: Гуманитарный фонд, 1990. - 364 с.

116. Индекс-2 / Сост. А. Урицкий. М.: Гуманитарный фонд, 1993. - 240 с.

117. Иртеньев И. Вертикальный срез: Стихи / И. Иртеньев. М., Советский писатель, 1990. - 96 с. t

118. Иртеньев И. Дифракция: Стихи / И. Иртеньев. М., Моск. гос. музей В. Сидура, 1997.-16 с.

119. Иртеньев И. Елка в Кремле / И. Иртеньев. М., Библиотека журнала «Огонек», 1991.-31 с.

120. Иртеньев И. Избранное: Антология Сатиры и Юмора России ХХ века/И. Иртеньев. -М.: Изд-во ЭКСМО-Пресс, Изд-во ЭКСМО-МАРКЕТ, 2000.-384 с.

121. Иртеньев И. Попытка к тексту: Стихи / И. Иртеньев. М., Московский рабочий, 1989. - 47 с.

122. Иртеньев И. Ряд допущений: Стихотворения / И. Иртеньев. М., Изд. «Независимая Газета», 2000. - 256 с.

123. Иртеньев И. Три Петра и два Ивана: Стихи / И. Иртеньев. М., РИА, Магазин, 1995.-48 с.

124. Искренко Н. Знаки внимания /Н. Искренко. М.: АРГО-РИСК; Тверь: KOLONNA Publications, 2002. - 92 с.

125. Кальпиди В. Мерцание: Книга стихов / В. Кальпиди. Пермь: Изд-во Пермского ун-та, 1995. -140 с.(Серия «Ротонда». Вып.1)

126. Кальпиди В. Ресницы: Книга стихов / В. Кальпиди. Челябинск, 1997.-80 с.

127. Кальпиди В. Стихотворения / В. Кальпиди. Пермь, 1993. -104 с.

128. Кальпиди В.Аутсайдеры-2 / В. Кальпиди. Пермь, 1990.

129. Карвовский А. Альфа-омега и обратно / А. Карвовский. М.: Прометей, 1993.-90 с.

130. Карвовский A. M. Пробы и путешествия / А. Карвовский. — М.: «Прометей», 1992. 168 с.

131. Кардиограмма: Стихи поэтов литературного рок-кабаре. М.: Прометей, 1991.-144 с.

132. Кедров К. Вервьлием: Новая поэзия / К. Кедров. М.: Литературно-издательское агентство Р. Элинина, 1991. - 132 с.

133. Кедров К. Вруцелет или одежда Жанны: Новая поэзия / К. Кедров. — М.: ЛИА «ДОК», 1993. 142 с.

134. Кедров К. Компьютер любви: Стихотворения и поэмы / К. Кедров. -М., 1990.-175 с.

135. Кедров К., Хвостенко А., Лен С., Сапгир Г. «Черный квадрат» (на рус. и фр. языках; пер.на фр. Кристины Зейтунян-Белоус) / К. Кедров, А. Хвостенко, С. Лен, Г. Сапгир. Париж: Изд. Ассоциации русских художников Франции, 1991. - 65 с.

136. Кенжеев Б. Невидимые: Стихи / Б. Кенжеев. М.: ОГИ, 2004. - 208 с.

137. Кенжеев Б. Стихотворения последних лет / Б. Кенжеев. М., 1992. -88 с.

138. Кенжеев Б. Сочинитель звезд: Книга новых стихотворений / Б. Кенжеев. СПб.: Пушкинский фонд, 1997. - 64 с.

139. Кибиров Т. «Кто куда а я в Россию.» / Т. Кибиров. - М.: Время,2001.-512 с.

140. Кибиров Т. Amor, exil / Т. Кибиров. СПб: Пушкинский фонд, 2000: -64 с.

141. Кибиров Т. Избранные послания / Т. Кибиров. СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 1998.-152 с.

142. Кибиров Т. Интимная лирика: Новые стихотворения / Т. Кибиров. -СПб.: Пушкинский фонд, 1998.-48 с.

143. Кибиров Т. Кара-барас / Т. Кибиров. М. : Время, 2006. - 64 с.

144. Кибиров Т. Когда был Ленин маленьким: Стихи 1984—1985 / Т. Кибиров. СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха; Mitkilibris, 1995.

145. Кибиров Т. Нотации Книга новых стихотворений / Т. Кибиров. -СПб.: Пушкинский фонд, 1999. 72 с.

146. Кибиров Т. Памяти Державина / Т. Кибиров. СПб : Искусство, 1998.-256 с.

147. Кибиров Т. Парафразис: Книга стихов / Т. Кибиров. СПб.: Пушкинский фонд, 1997. -104 с.

148. Кибиров Т. Сантименты: Восемь книг / Т. Кибиров; предисл. С. Гандлевского. Белгород: Риск, 1994. - 384 с.148; Кибиров Т. Стихи о любви / Т. Кибиров. М.: Время, 2009. - 896 с.

149. Кибиров Т. Стихи / Т. Кибиров. -М.: Время, 2005. 856 с.

150. Кибиров Т. Шалтай-болтай / Т. Кибиров. СПб: Пушкинский фонд,2002.-56 с.

151. Кибиров Т. Юбилей лирического героя / Т. 1Сибиров. М.: Проект ОГИ, 2000. - 48 с.

152. Кипарисовый ларец 3 . Альманах. - М., 1997. - 117 с.

153. Климов В • Сдвиг по фазе / В. Климов. М.: Издательство Е.Пахомовой; 1994. - 40 с.

154. Климов В. У птицы кончились крылья / В. Климов. М.: «Либр», 1995.-72 с.

155. Кононов Н. Змей: Книга стихов / Н. Кононов. СПб.: ИНАПРЕСС, 1998.

156. Кононов Н. Лепет: Книга стихов / Н. Кононов СПб.: Пушкинский фонд, 1995.-56 с.

157. Кононов Н. Пароль: Зимний сборник / Н. Кононов. М.: Новое литературное обозрение, 2003.

158. Красная книга маркизы. Венок на могилу всемирной литературы. — М.: Изд. дом «Александр Севастьянов», 1995. 304 с.

159. Крестовиковский А. Бочка Диогена / А. Крестовиковский. Томск: Водолей, 1996. - 192 с.

160. Кублановский Ю. В световом году / Ю. Кублановский. М.: Русский путь, 2003. - 276 с.

161. Кублановский Ю. Оттиск/ Ю. Кублановский. М.: Прометей, 1990. -33 с.

162. Кудрявицкий А. В белом огне ожиданья / А. Кудрявицкий. -М.: Издательство Сов-ВИП, 1994. 124 с.

163. Кудрявицкий А. Запечатанные послания: Книга стихов / А. Кудрявицкий. М.: Издательство «Валентин», 1992. - 64 с.

164. Кудрявицкий А. Звезды и звуки: Третья кн.стихов / А. Кудрявицкий. -М.: Линор, 1993-74 с.

165. Кудрявицкий А. И. Граффити / А. Кудрявицкий. Москва-Париж— Нью-Йорк: Изд-во «Третья волна», 1998.

166. Кудрявицкий А. Минимизация текста / А. Кудрявицкий // Черновик. 2001. - №16. - С. 128-129.

167. Кудрявицкий А. Осенний корабль: Книга стихов / А. Кудрявицкий. — М., 1991.-64 с.

168. Кудрявицкий А. Поле вечных историй: Книга стихов / А. Кудрявицкий. М., 1995. - 80 с.169: Кудрявицкий А. Стихи между строк / А. Кудрявицкий. Париж; Москва; Нью-Йорк, 1997. - 40 с.

169. Кучерявкин В. Танец мертвой ноги / В. Кудрявкин. — СПб;: Митин журнал; Северо-Запад^ 1994.-46 с.

170. Лабиринт/Эксцентр: литературно-художественный журнал. СПб.; Екатеринбург, 1991 - №2. - 256 с.

171. Ландарь А. Поэзы: Книга стихов / А. Ландарь. М.: «Писатель», 1995.-72 с.

172. Левин А. Биомеханика Избранные стихотворения 1983-1995 гг. / А. Левин -М., 1995. 96 с.

173. Лейбград С. Проба на испуг: Стихи / С. Лейбград. Самара: Центр «Информ-видео-пресс» предприятия «Самаратрансгаз», 1993. - 66 с.

174. Лейбград С. Самаритянин: Стихотворения / С. Лейбград. М.: Современный писатель; Олимп, 1993. - 96 с.

175. Лейбград С. Силлабо-тонические стихи / С. Лейбград. Самара, 1992.-51 с.

176. Лен С. Игра в жмурики: Стихи / С. Лен. М.: Прометей, 1991. - 48 с.

177. Лехциер В. Обратное плавание: Стихи / В. Лехциер. Самара: Типография газеты «Солдат Отечества», 1995. - 80 с.

178. Литвак С. Песни ученика / С. Литвак. М.: Издательская квартира А. Белашкина; ЛХА «Гилея», 1994. - 84 с.

179. Личное дело №: Литературно-художественный альманах. / Сост. Л. Рубинштейн. -М.: В/О «Союзтеатр», 1992. 272 с.

180. Личное дело-2: Художественно-поэтический сборник: Литературно-художественный альманах. -М.: НЛО, 1999. 236 с.

181. Лосев (Лифшиц) Л. Sisyphus redux: Пятая книга стихотворений / Л. Лосев. СПб.: Пушкинский фонд, 2000. - 64 с.

182. Лосев (Лифшиц) Л. Новые сведения о Карле и Кларе: Третья книга стихотворений / Л. Лосев. СПб.: Пушкинский фонд, 1996. - 72 с.

183. Лосев (Лифшиц) Л. Послесловие: Книга стихов / Л. Лосев. СПб.: Пушкинский фонд, 1998. - 56 с.

184. Лосев (Лифшиц) Л. Стихотворения из четырех книг / Л. Лосев. -СПб.: Пушкинский фонд, 1999. 184 с.

185. Лосев (Лифшиц) Л. Чудесный десант / Л: Лосев. Tenafly, N .J.: Эрмитаж, 1985. -150 с.

186. Лотарев М. Автоэпитафия: Стихотворения / М. Лотарев. Харьков: СП«ИНАРТ», 1992.-61 с.

187. Лотарев М. Марк Лотарев 89 / М. Лотарев - Харьков, 1992. - 12 с.

188. Лотарев М. Мне, вам. / М. Лотарев Харьков, 1992. - 22 с.

189. Лущекин А. Стихи / А. Лущекин. М.: «АСГЕОЛТОРГ», 1993. - 64 с.

190. Любимый шут принцессы Грёзы: Сборник стихотворений. — М, «Столица», 1992. 132 с.

191. Макаров-Кротков А. Дезертир: Книга стихов / А. Макаров-Кротков. -М.: ACADEMIA, 1995. 64 с.

192. Макаров-Кротков А. Тем не менее: Стихи / А. Макаров-Кротков. -М.: ЛИАР.Элинина, 2002. 78 с.

193. Марк Г. Гравер: Стихотворения / Г. Марк. New York, 1991. - 142 с.

194. Миронова М. Водолей: Стихотворения / М. Миронова. М.: «Мосты», 1993.-96 с.

195. Монастырский А. Небесному носатому домику по пути в Паган / А. Монастырский. М.: ОГИ, 2001. - 88 с.

196. Моротская С. Все тридцать три и другие / С. Моротская. М., 2001. -80 с.

197. Моротская С. Методика свободного полета: Стихи / С. Моротская. — Н.Новгород, 1993. 59 с.199. «Мысль, вооруженная рифмами»: Поэтическая антология по истории русского стиха / Сост. В.Е. Холшевников. JL: ЛГУ, 1987. - 606 с.

198. Мэо С. Журчание и писк: Проза и стиши / С. Мэо. М.: АРГО-РИСК, 1993. — 36 с. (Сер. «Библиотек молодой литературы»)

199. Назаретян А. Тема тебя / А. Назаретян. — Алма-Ата: Атамура Казахстан, 1993. - 72 с.

200. Некрасов В.Н. Справка: Стихи / В.Н. Некрасов; сост. Вс. Некрасов. -М.: Постскриптум, 1991. - 80 с.

201. Некрасов В.Н. Стихи из журнала / В.Н. Некрасов. М.: «Прометей», 1989.-96 с.

202. Нещеретов С. Хронический имажинист: Стихотворения 1991-1995 / С. Нещеретов. М.: МОЛ С Л РФ & Линор, 1996. - 24 с.

203. Николаев В. СТО СЛОВ пуСТОСЛОВия / В. Николаев. Воронеж, 1998.-44 с.

204. Орден куртуазных маньеристов. Клиенты Афродиты, или Вознагражденная чувственность. -М: АСТ-ПРЕСС, 1999. 336 с.

205. Орлицкий Ю. Избирательная память: Стихи / Ю. Орлицкий-. Самара, 1991.-130 с.

206. Очень короткие тексты. В сторону антологии / Сост. Д. Кузьмин. -М.: НЛО, 2000.-400 с.

207. Пальчиков В.И. Свод сонетов / В1И. Пальчиков. М.: Советский писатель, 1990.-288 с.

208. Парщиков А. Выбранное / А. Парщиков. М.: Иц-Грант, 1996. - 207 с.

209. Парщиков A. Cyrillic Light / А. Парщиков. М.: Серия книг журнала

210. Золотой Bticb», 1995. 111 с.

211. Парщиков А. Фигуры интуиции. / А. Парщиков; предисл. К. Коваль-джи. М:: Московский рабочий, 1989. - 96 с.

212. Песни сложных устройств: сб. стихотворений. М.: Материк, 2003. -531с.

213. Подушкин А. Общепит: Стихи и поэмы / А. Подушкин. Челябинск: Челябинский Дом Печати, 1997. - 96 с. («Библиотека массового чтения»)

214. Понедельник: Семь поэтов самиздата: Сб. стихов / Сост. Д.А. Пригов. -М.: Прометей, 1990. 153 с.

215. Поэзия безмолвия: Антология / Сост. Анатолий Кудрявицкий. — М.: Изд-во «А и Б», 1999. 56 с.

216. Поэтический Лицей Константина Кедрова: Альманах. М., ЛИА ДОК, 1993.-112 с.

217. Поэты-метареалисты: А. Еременко, И. Жданов, А. Парщиков : Избранное. -М.: МК-Периодика, 2002. 217 с.

218. Пригов Д. Запредельные любовники / Д. Пригов. М.: Арго-Риск, 1995.-16 с.

219. Пригов Д. Исчисления и установления. Стратификационные и кон-вертационные тексты / Д. Пригов. М.: НЛО, 2001. - 320 с.

220. Пригов Д. Книга книг. Избранные. М. : Зебра Е, ЭКСМО, 2002. -640 с.

221. Пригов Д. Написанное с 1975 по 1989 / Д. Пригов. М.: НЛО, 1997. -288 с.

222. Пригов Д. Написанное с 1990 по 1994 / Д. Пригов. М.: НЛО, 1998. -288 с.

223. Пригов Д. Неложные мотивы / Д. Пригов. М. : «Арго-Риск»; -Тверь: Колонна, 2002. - 88 с.

224. Пригов Д. Обращения к народу / Д. Пригов. М. : ИЦ Гарант, 1996. -80 с.

225. Пригов Д. Пятьдесят капелек крови / Д. Пригов. М. : Текст, 1993. -112 с.

226. Пригов Д. Разнообразие всего / Д. Пригов. М.: ОГИ, 2007. -288 с;.

227. Пригов Д. Сборник предуведомлений к разнообразным вещам / Д. Пригов. M.: Ad Marginem, 1996. - 301- с.

228. Пригов Д. Слезы геральдической души / Д. Пригов. М.: Москов- > ский рабочий, 1990. - 38 с.

229. Пригов Д. Советские тексты / Д. Пригов. СПб: изд-во Ивана Лим-баха, 1997.-272 с.

230. Пригов Д. Стихограммы / Д. Пригов. Париж: А-Я, 1985. - 32 с.

231. Пригов Д. Три грамматики / Д. Пригов. М.: Логос-Альтера, 2003. -128 с.

232. Пригов Д. Явление стиха после его смерти / Д. Пригов. М. : Текст, 1995.

233. Пять поэтов «Черновика» / Сост. А. Очеретянский. Нью-Йорк; СПб., 1993.-96 с.

234. Ровнер А. Этажи Гадеса / А. Ровнер. Нью-Йорк, Париж, Москва, 1992.-109 с.

235. Риздвенко Т. Личный воздух / Т. Ридзвенко. М.: Глобус, 1999. - 64 с.

236. Риздвенко Т. Для Рождества, для букваря / Т. Ридзвенко. М. : О.Г.И., 2002.-60 с.

237. Рубинштейн Л. Домашнее музицирование. / Л. Рубинштейн. — М.: Новое литературное обозрение, 2000. 440 с.

238. Рубинштейн Л. Регулярное письмо / Л. Рубинштейн. СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 1996. - 152 с.

239. Русская поэзия XX века: Антология русской лирики первой четверти XX века / Сост. И. С. Ежов, Е. И. Шамурин. М.: Амирус, 1991 (репринт 1925).-686 с.

240. Русское поле экспериментов. М.: ТОО «Дюна», 1994. - 304 с.

241. Ры-Никонова А. (Таршис) Эпиграф к ПУСТОТЕ: Вакуумная поэзия / А. Ры-Никонова. -М.: Музей Сидура, 1997. Вып.37. - 16 с.

242. Самиздат века: Антология / Сост. А. Стреляный, Г. Сапгир,

243. B. Бахтин, Н. Ордынский. М.; Минск: Полифакт, 1997. - 553 с.

244. Санчук В. Дорога домой: Стихи (1983-1986) / В. Санчук. М.: Объединение «Всесоюзный молодежный книжный центр», 1991. - 62 с.

245. Сапгир Г. Московские мифы / Г. Сапгир. М.: «Прометей», 1989. -144 с.

246. Сапгир Г. Сонеты на рубашках. 1975-1989 / Г. Сапгир. Омск: Коммерческое издательство «Движение», 1991.-91 с.

247. Сапгир Г. Стена / Г. Сапгир. М.: «Прометей», 1989. -30 с.

248. Сапгир Г. Стихотворения и поэмы / Г. Сапгир; сост. и вступ. статья М.Д. Шраера, Д.П. Шраера-Петрова. Спб., 2004. (Новая библиотека поэта: Малая серия). \

249. Сатт О. Верлибры / О. Сатт. М., 1994.

250. Седакова О. Китайское путешествие. Стелы и надписи. Старые песни / О. Седакова. М.: Carte Blanche, 1991. - 80 с.

251. Седакова О. Всё, и сразу: Новая книга стихов/ О. Седакова. СПб.: Пушкинский фонд, 2009. - 132 с.

252. Седакова О. Стихи / О. Седакова; сост. А.Великановой; вступ. ст. |

253. C.Аверинцева. М.: Эн Эф Кью / Ту Принт, 2001. - 576 с.

254. Современный русский свободный стих / Сост. К. Джангиров. М.: Прометей, 1989. - 608 с.

255. Степанова М. Песни северных южан / М. Степанова. М.: АРГО-РИСК; Тверь: Kolonna, 2001. - 56 с.

256. Степанова М. О близнецах / М. Степанова. М.: ОГИ, 2001. - 104 с.

257. Степанова М. Тут свет / М. Степанова. - СПб.: Пушкинский фонд, 2001.-48 с.

258. Строфы века. Антология русской поэзии. /Сост. Е.А. Евтушенко; науч. ред. Е. Витковский. -Минск-М.: Полифакт, 1995,1997. 1056 с.

259. Строчков В. Глаголы несовершенного времени: Избранные стихотворения 1981-1992 годов / В. Строчков. -М.: Диас, 1994.

260. Строчков В. Наречия и обстоятельства: Избранные стихотворения 1993-1994 гт. / В. Строчков. -М., 1995. 16 с.

261. Сумерки: Литературно-художественный журнал / Ред. А.Гурьянов, А.Новаковский. Л.(СПб.), 1988-1991.

262. Тимофеев С. Собака, скорпион / С. Тимофеев. СПб.: Митин журнал, 1994.-31 с.

263. Ткаченко А. Облом: Стихи и поэмы / А. Ткаченко. М.: МП «МИК», 1993.-207 с.

264. Транснациональная конфедерация «Я». М., 1994. - 252 с.

265. Третья модернизация / Под ред. А.Сержанта, В.Линдермана. 1987-1990.-№1-12.

266. Триумф непостоянства. Куртуазные маньеристы: Антология. М.: Букмэн, 1997.-304 с.

267. Уланов А. Сухой свет: Стихи / А. Уланов. Самара: Гуманитарно-промышленный фонд, 1993. - 64 с.

268. Ураганов Э. Солнце в горле / Э. Ураганов. Харьков: Авторское издание, Литю Ассоциация им. Килгора Траута, 1993. — 44 с.

269. Услады киборгов: сборник стихотворений. М.: «АСТ-Пресс», 2001.-400 с.

270. Харланов Е. У придорожного камня. Стихи / Е. Харланов. Тамбов: Пролетарский светоч, 1993. - 190 с.

271. Хроники Ордена. Канцлер вспоминает. М.: Александр Севастьянов. 1995.-56 с.

272. Шатуновский М. Сверхмотивация: Книга стихотворений /

273. М. Шатуновский. М.: Центр современной литературы, 2009. - 140 с.

274. Шуляк С. Пустота преткновения: Сборник верлибров / С. Шуляк. -СПб.: Изд-во С.-Петербург. Ун-та, 1999. -96 с.

275. Шуляк С. Сомненье: Верлибры / С. Шуляк. СПб.: Творческий центр «Борей-Арт», 1999. - 96 с.

276. Щербина Т. 0-0 / Т. Щербина. -М.: ЛИА Р.Элинина, 1991. 244 с.

277. Щербина Т. Жизнь без: стихи / Т. Щербина. М.: Библиотека журнала «Золотой век», 1997. - 80 с.

278. Эрль В. Книга Хеленуктизм: Стихи, драмагедии, полемика / В. Эрль. СПб.: Призма-15,1993. - 80 с.

279. Эрль В. Трава, Трава / В. Эрль. СПб.: Новый город, 1995. - 95 с. (Серия «Поэтическая лестница»)

280. Эфроимсон В. Разговор перед сном / В. Эфроимсон. М.: Издательство АСИ, 1992.-93 с.П

281. Агеносов В., Анкудинов К. Современные русские поэты: Справочник-антология / В. Агеносов, К. Анкудинов. М.: Мегатрон, 1998. - 366 с.

282. АйзенбергМ. Вокруг концептуализма / М. Айзенберг // Арион. — 1995. — №4. С.82-98.

283. Айзенберг М.Н. Точка сопротивления / М; Айзенберг // Арион. 1995. — М 2.-С.101-108.

284. Айзенберг М. Взгляд на свободного художника / М. Айзенберг. М.: Ген-дальф, 1997.-272 с.

285. Айзенберг М. К определению подполья / М. Айзенберг // Айзенберг М. Переход на летнее время. М.: Новое литературное обозрение, 2008. - С. 515-521.

286. Александров Н. Новая эклектика / Н.Александров // Литературное Обозрение. 1997. - № 3. - С.27-34.

287. Андреева Е.Ю. Постмодернизм: искусство второй половины XX начала XXI века / Е.Ю. Андреева. - СПб.: Азбука-классика, 2007. - 488 с.

288. Андреевский С.А. Вырождение рифмы: Заметки о современной поэзии / С.А. Андреевский. Спб.: тип. Спб. акц. общ. Е. Евдокимова, 1901. - 62 с.

289. Антология русской лирики первой четверти века / Сост. И.С. Ежов, Е.И. Шамурин; Вводная ст. В.Полянского. -М.:Амирус, 1991. 686 с.

290. Антощенков Г.И. Дольники в системе русского стихосложения / Г.И. Ан-тощенков // Русская, советская поэзия и стиховедение. М., 1969. - С. 185191.

291. Аристов В. «Предощущение света»: О стихах И. Жданова/В. Аристов//:-Литературная учеба. 1986.-№ 1.-С. 116-117.

292. Аристотель. Поэтика / Аристотель; пер. М. Л.Гаспарова // Аристотель. Соч.: В 4 т. / Общ. ред. А.И. Доватура-М.: Мысль, 1984. Т. 4. - С.645-680.

293. Арутюнова Н.Д. Метафора и дискурс // Теория метафоры: Сборник: Пер. с анг., фр., нем., исп., польск. яз. / Вступ. ст. и сост. Н. Д. Арутюновой; Общ. ред. Н.Д. АрутюновойиМ.А. Журинской. -М.: Прогресс, 1990.-С. 5-32.

294. Архангельский А. В тоске по контексту (От Гаврилы Державина до Тимура Кибирова) / А. Архангельский // Архангельский А. У парадного подъезда.-М., 1991.-С. 158-213.

295. Бабенко Н.Г. Лингвопоэтика русской литературы эпохи постмодерна/ Н.Г. Бабенко. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2007.-410 с.

296. Бабенко Н. Г. Язык и поэтика русской прозы в эпоху постмодерна/ Н.Г. Бабенко. М.: УРСС, 2010. - 304 с.

297. Бавильский Д. Молчания // Знамя. -1997.-№12. С.197-208.

298. Багрецов Д.Н. Т: Кибиров: творческая индивидуальность и проблема интертекстуальности: творческая индивидуальность и проблема интертекстуальности: Дис. канд. филол. наук / Д.Н. Багрецов. Екатеринбург, 2005.-207 с.

299. Баринова Е.Е. Метатекст в постмодернистском литературном нарративе: А. Битов, С. Довлатов, Е. Попов, Н. Байтов: Автореферат дис. канд. фи-лол. наук / Е.Е. Баринова. Тверь, 2008. - 23 с.

300. Барт Р. Нулевая степень письма / Р. Барт; пер. Г. К. Косикова // Семиотика. -М.: Радуга, 1983. С. 306-349.

301. Барт Р. Введение в структурный анализ повествовательных текстов / Р.Барт; пер. Г. К. Косикова // Зарубежная эстетика и теория литературы XIX-XX вв.: Трактаты, статьи, эссе. М.: МГУ, 1987. - С.: 387-422.

302. Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика / Р.Барт; Сост., общ. ред., вступит, статья Г.К. Косикова. -М.: Прогресс, 1989. 616 с.

303. Барокко и классицизм в истории мировой культуры: Материалы Международной научной конференции. Серия «Symposium». СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2001. - Вып. 17. - 146 с.

304. Беззубов А.Н. Пятисложник / А.Н. Беззубов // Исследования по теории стиха.-Л., 1978.-С. 104-117.

305. Бейли Дж. Ритмическая структура одного народного лирического метра / Дж. Бейли //Русский стих: Метрика. Ритмика. Рифма. Строфика: В честь 60-летия М.Л. Гаспарова. М., 1996 - С.З 5-50.

306. Белый А. Ритм как диалектика и «Медный всадник»: Исследование / А. Белый. -М. Федерация; Мосполиграф, 1929. 280 с.

307. Белый А. Символизм как миропонимание / Сост., вступ. ст. и прим. Л.А. Сугай. М.: Республика, 1994. - 528 с. - (Мыслители XX в.).

308. Белый А. Символизм: Книга статей / А. Белый. М.: Мусагет, 1910. - 633 с.

309. Вельская Л.Л. Анализ поэзии и поэзия анализа / Л.Л. Вельская. Алматы, 1997.-160 с.

310. Вельская Л.Л. О полиметрии и полиморфности: На материале поэзии

311. С. Есенина / Л.Л. Вельская // Проблемы теории стиха. Л.: Наука, Ленинградское отделение, 1984. - С. 99-109.

312. Вельская Л.Л. О типологии современной рифмы / Л.Л. Вельская // Филологические науки. -1988. №2. - С.3-8.

313. Бенвенист Э. Общая лингвистика / Э.Бенвенист. М.: Прогресс, 1974. -448 с.

314. Беневоленская Н.П. Художественная философия русского литературного постмодернизма: Дис. канд. филол. наук / Н.П. Беневоленская. СПб., 2004.-165 с.

315. Беневоленская Н.П. Русский литературный постмодернизм: психоидеологические основы, генезис, эстетика: Автореферат дис. докт. филол. наук / Н.П. Беневоленская. СПб., 2010. - 52 с.

316. Берг М. Литературократия. Проблема присвоения и перераспределения власти в литературе / М.Берг. М.: Новое литературное обозрение, 2000. — 352с.

317. Бескровная И.А. Коммуникативная структура поэтического текста (семантический и прагматический аспекты): Дис. канд. филол. наук.-Киев, 1999.-188 с.

318. Бессонова Ю.Б. Иное и Другой как сущностное выражение социально-философского содержания постмодернизма: Дис. канд. филос. наук/ Ю.Б. Бессонова. -М., 2002. 169 с.

319. Бешукова Ф.Б. Медиадискурс постмодернистского литературного пространства: Автореферат дисс. докт. филол. наук / Ф.Б.Бешукова. Краснодар, 2009. - 50 с.

320. Бирюков С. Зевгма: Русская поэзия от маньеризма до постмодернизма / С. Бирюков.-М.: Наука, 1994 288 с.

321. Бирюков С. Поэзия русского авангарда / С. Бирюков. М.: Издательство Руслана Элинина, 2001. - 288 с.

322. Бирюков С. РОКУ УКОР: Поэтические начала / С. Бирюков.-М.: РГТУ, 2003.-512 с.

323. Бирюков С. Теория и практика русского поэтического авангарда /

324. С. Бирюков. Тамбов: изд-во ТГУ им. Г.Р. Державина, 1998. - 187 с.

325. Бирюков С. Уроки барокко и авангарда / С. Бирюков. Тамбов: изд-во ТГУ им. Г.Р. Державина, 1998. - 30 с.

326. Бобров С.П. Теснота стихового ряда: Опыт статистического анализа литературоведческого понятия, введенного Ю.Н. Тыняновым / С.П. Бобров // Русская литература, 1965. -№ 3. С.109-124.

327. Богданова О.В'. Постмодернизм и современный литературный процесс: Дис. докт. филол. наук / О.В¡Богданова. — СПб., 2003: — Т.1-21

328. Боклерк Ф. Избранники или мужество игры / Ф. Боклерк // Красная книга маркизы. Венок на могилу всемирной литературы. — М.: Изд. дом «Александр Севастьянов», 1995. С.247-283.

329. Бонди С.М: О ритме / С.М. Бонди // Контекст 1976: Литературно-теоретические исследования. - М., 1977.-С. 100-129.

330. Бонч-Осмоловская Т.Б. Введение в литературу формальных ограничений. Литература формы и игры от античности до наших дней / Т.Б. Бонч-Осмоловская. Самара: Издательский дом «Бахрах-М», 2009. - 560 с.

331. Борев Ю. Эстетика. Теория литературы: Энциклопедический словарь терминов / Ю. Борев. М.: Астрель. Аст, 2003. - 577 с.

332. Борисова И.М. Графический облик поэзии: «лесенка», курсив, графический эквивалент текста: На материале поэзии H.A. Некрасова, его предшественников и современников: Дис. канд. филол. наук / И.М. Борисова. — Оренбург, 2003. 260 с.

333. Брейдо Е.М. Акцентный стих Маяковского / Е.М.Брейдо // Русский стих: Метрика. Ритмика. Рифма. Строфика: В честь 60-летия M.JI. Гаспарова. -М.: РГГУ, 1996. С.51-60.

334. Брик О.М. Ритм и синтаксис / О.М. Брик // Новый Леф, 1927. № 3. -С. 15-20; -№4. - С.23-29; - №5. - С.32-37; - №6. - С.33-39.

335. Брюсов В.Я. Краткий курс науки о стихе/В.Я. Брюсов. -М.: Радуга, 1919. -131с.

336. Брюсов В.Я. Основы стиховедения / В.Я. Брюсов. М., 1924. - Ч. 1-2. Общее введение; метрика и ритмика.

337. Бубнов А. Экология палиндрома /А. Бубнов // Визуальная поэзия: научн-худож. журнал. Курск, 1997. - №1. - С.32-35.

338. Бубнов A.B. Лингвопоэтические и лексикографические аспекты палин-дромии /А. Бубнов: Автореферат дисс. докт. филол. наук. Орел, 2002. -38 с.

339. Буренина-Петрова О.Д. Символистский абсурд и его традиции в русской литературе и культуре первой половины XX века: Автореферат дис. докт. филол. наук / О.Д. Буренина-Петрова. СПб., 2005. - 40 с. г

340. Бухштаб Б.Я. О структуре русского классического стиха / Б.Я. Бухштаб // Учен. зап. Тартуского гос. ун-та. Тарту, 1969. - Т.4. - С. 386-408. - (Семиотика. Труды по теории знаковых систем).

341. Бухштаб Б.Я. Об основах и типах русского стиха / Б.Я. Бухштаб // International Journal of Slavic Linguistics and Poetics. 1973. - V.l 6. - P .110-111.

342. Былинин B.K. Русские акростихи старшей поры: до ХУЛ в. / В.К. Былинин // Русское стихосложение: Традиции и проблемы развития. М., 1985. - С. 209-243.

343. Бычкова O.A. Проблемы симулякра в постмодернистской литературе: на материале произведений А. Битова, Т. Толстой, В. Пелевина: Автореферат дис. канд. филол. наук / O.A. Бычкова. М., 2008. - 18 с.

344. Вагнер E.H. Национальные культурные мифы в литературе русского постмодернизма: Дис. канд. филол. наук / E.H. Вагнер. Барнаул, 2007. -231с.

345. Вандриес Ж. Язык: Лингвистическое введение в историю / Ж.Вандриес. -М.: ОГИЗ, 1937.-410 с.

346. Виролайнен М. Н. Четыре типа русской словесной культуры: Исторические трансформации: Автореф. дис. докт. филол. наук/ М.Н.Виролайнен; ИРЛИ РАН. СПб., 2005. - 39 с.

347. Васильев И.Е. Русский поэтический авангард XX века / И.Е. Васильев. -Екатеринбург: Изд-во Уральского ун-та, 1999. 320 с.

348. Виршевая поэзия (первая половина XVII века) / Сост., подгот. текстов, • вступ. ст. и коммент. В.К.Былинина, А.А.Илюшина. М.: Сов. Россия,1989. 480 с. (Сокровища древнерусской литературы).

349. Вишневский К.Д. Архитектоника русского стиха XVIII первой половины XIX века / К.Д. Вишневский // Исследования по теории стиха. - Л,. 1978. — С.48-66.

350. Вишневский К.Д. Введение в строфику / К.Д. Вишневский // Проблемы теории стиха. -М., 1984. С.37-57.

351. Вишневский К.Д. Разнообразие формы русского сонета / К.Д. Вишневский //Russian verse theory / Ed. В. P. Scherr, D. S. Worth. Columbus, Ohio, 1989. -Р.458-Ч60.

352. Вишневский К.Д. Русская метрика XVIII в. / К.Д. Вишневский // Учен. зап. / Пензенский и Рязанский ГПИ. Пенза, 1972. - Т.123. - С. 129-258. - (Вопросы литературы XVHI века).

353. Вишневский К.Д. Русский стих XVIII первой половины XIX: Проблемы истории и теории: Автореферат, дисс. . докт. филол. наук / К.Д. Вишневi ский; АН СССР, Ин-т мировой литературы им. А.М.Горького. М., 1975.-32 с.

354. Вишневский К.Д. Становление трехсложных размеров в русской поэзии // К.Д. Вишневский // Русская, советская поэзия и стиховедение. -М., 1969. — С.207-217.

355. Вишневский К.Д. Структура неравностопных строф /К.Д. Вишневский IL Русский стих: Метрика. Ритмика. Рифма. Строфика: В честь 60-летия М.ЛГаспарова. -М., 1996. С.81-92.

356. Вишневский К.Д. Экспрессивный ореол пятистопного хорея / К.Д. Вишневский // Русское стихосложение: Традиции и проблемы развития. М., 1985.-С. 94-113.

357. Власов К. А. Эволюция системы стиха И. А. Бродского: Метрика. Ритмика. Переносы: Диссканд. филол. наук / К.А. Власов. Орел, 2005. - 284 с.

358. Воробьева Л.П. Модернизм и постмодернизм в эволюции массовой культуры: философский анализ: Дис. канд. филос. наук / Л.П. Воробьева. -Ставрополь, 2006. 169 с.

359. Востоков А.Х. Опыт о русском стихосложении / А.Х. Востоков. 2 изд., попол. и испр. - СПб.: Морская тип., 1817.-167 с.

360. Гавранек Б. Задачи литературного языка и его культура / Б. Гавранек // Пражский лингвистический кружок: Сб. статей. -М., 1967.- С. 338-377.

361. ГавриловаН. К. Реформа русского стихосложения XVÜI в.: теоретические и исторические аспекты изучения: Автореферат дисс. канд. филол. наук. -М., 1992.-16 с.

362. Гальперин И.Р. Текст как объект лингвистического исследования / И.Р. Гальперин. -М.: Наука, 1981. 139 с.

363. Гандлевский С. Разрешение от скорби / С. Гандлевский // Личное дело: литературно-художественный альманах. М., 1991. - С.226-231

364. Гаспаров М.Л. «Спи, младенец мой прекрасный»: семантический ореол разновидности стихотворного размера / М.Л. Гаспаров // Проблемы структурной лингвистики. 1981.-М., 1983.-С. 181-197.

365. Гаспаров М.Л. В поисках «настоящего» верлибра / М.Л. Гаспаров // Литературная учеба. 1980. - № 6. - С.208-211.

366. Гаспаров М.Л. Дериваты русского гексаметра: О границах семантического ореола / М.Л. Гаспаров // Res philologica. Филологические исследования: Памяти академика Г.В.Степанова. М.;Л. - С. 330-342.

367. Гаспаров М.Л. Еще раз к спорам о русской силлабо-тонике / М.Л. Гаспаров // Проблемы теории стиха. Л., 1984. - С. 174-178.

368. Гаспаров М.Л. Избранные статьи / М.Л. Гаспаров. М.: Новое литературное обозрение, 1995. - 476 с.

369. Гаспаров М.Л. Избранные труды: В 3 т. -Т.2. /М.Л. Гаспаров -М.: Языки русской культуры, 1997. 501 с.

370. Гаспаров М.Л. Избранные труды: В 3 т. Т.З. / М.Л. Гаспаров. - M., 1997. -603 с.

371. Гаспаров М.Л. Оппозиция «стих проза» и становление русского литературного стиха / М.Л. Гаспаров // Русское стихосложение: Традиции и проблемы развития. - М., 1985. - С. 264-277.

372. Гаспаров М.Л. Очерк истории европейского стиха / М.Л. Гаспаров; Отв. ред. Н.К. Гей. М.: Наука, 1989. - 304 с.

373. Гаспаров М.Л. Очерк истории русского стиха: Метрика. Ритмика. Рифма. Строфика. 2 изд., доп. / М.Л. Гаспаров. -М.: Фортуна Лимитед, 2000. -352 с.

374. Гаспаров М.Л. Поэтика «серебряного века» // Русская поэзия «серебряного века», 1890-1917: Антология: -М.: Наука, 1998. С.5-44.

375. Гаспаров М.Л. Ритм и синтаксис: происхождение «лесенки» Маяковского / М.Л. Гаспаров // Проблемы структурной лингвистики 1979. - М.: Наука, 1981.-С.148-168.

376. Гаспаров М.Л. Ритмический словарь и ритмико-синтаксические клише // Проблемы структурной лингвистики -1982. М.: Наука, 1984.

377. Гаспаров «М:Л. Русский 3-ударный дольник XX в. / М.Л. Гаспаров // Теория стиха. Л., 1968. - С. 59-106.

378. Гаспаров М.Л. Русский былинный стих / М.Л. Гаспаров // Исследования по теории стиха. Л., 1978. - С.3-47.

379. Гаспаров М.JI. Русский стих 1890-1925 годов в комментариях / М.Л. Гаспаров. -М.: Высш. шк., 1993.-271 с.

380. Гаспаров М.Л. Русский стих как зеркало постсоветской культуры / М. Л. Гаспаров // Гаспаров М.Л. Очерк истории русского стиха: Метрика. Ритмика. Рифма. Строфика. 2 изд., доп. - М.: Фортуна Лимитед, 2000. -С.306-314.

381. Гаспаров М.Л. Русский стих начала XX века в комментариях. 2 изд. (дополн.) / М.Л. Гаспаров - М.: Фортуна Лимитед, 2001. - 288 с.

382. Гаспаров М.Л. Семантический ореол 3-ст. амфибрахия / М.Л. Гаспаров//Проблемы структурной лингвистики. 1980.-М., 1982.-С. 174—192.

383. Гаспаров М.Л. Современный русский стих: метрика и ритмика / М.Л. Гаспаров. -М.: Наука, 1974. 488 с.

384. Гаспаров М.Л. Считалка богов: о пьесе В. Хлебникова «Боги» / М.Л. Гаспаров // Мир Велимира Хлебникова. М., 2000. - С. 279-293.

385. Гаспаров М.Л. Эволюция русской рифмы / М.Л. Гаспаров // Проблемы теории стиха. Л., 1984. - С.3-36.

386. Гаспаров М.Л., Скулачева Т.В. Структура стихотворной строки: ритм и синтаксис / М.Л. Гаспаров, Т.В. Скулачева // Проблемы стиховедения и поэтики. Алма-Ата, 1990. - С. 61-63.

387. Гвоздиковская Т.С. Судьбы трехсложных размеров в современной поэзии / Т.С. Гвоздиковская // Русское стихосложение: традиции и проблемы развития. М.: Наука, 1985. - С.292-300.

388. Гинзбург Л. О лирике / Л. Гинзбург. 2 изд., доп. - Л.: Советский писатель, 1974. - 407 с.

389. Гиро П.Основные проблемы и направления в современной стилистике / П. Гиро // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 9. Лингвостилистика. - М., 1980. - С. 113-125.

390. Гиршман М.М. Принцип единства филологии в стиховедении / М.М. Гиршман // Русское стихосложение: традиции и проблемы развития / Отв. Ред. Л.И. Тимофеев. М., 1985. - С. 60-68.

391. Гиршман М.М. Ритм художественной прозы: Монография М., Сов. Пис., 1982.-272 с.

392. Глазунова О. И. Логика метафорических преобразований / О.И.Глазунова. СПб., 2000. - 190 с.

393. Голобородова Т.Н. Феномен игры в культуре постмодернизма: проблемы философского анализа: Дис. канд. филос. наук /

394. Т.Н. Голобородова; Алт. гос. ун-т. Барнаул, 2000- Барнаул, 2000.- 157 с.

395. Голобородова Т.Н. Феномен игры в культуре постмодернизма: проблемы философского анализа: Автореферат дис. канд. филос. наук: / Т.Н. Голобородова; Алт. гос. ун-т. Барнаул, 2000. -21 с.

396. Гончаров Б.П. Анализ поэтического произведения / Б.П. Гончаров. — М.: Знание, 1987.-61 с.

397. Гофман В. Языковое новаторство Хлебникова / В.Гофман // В.Гофман Язык литературы: Очерки и этюды. JL, 1936. - С. 185-240.

398. Граматчикова Н.Б. Игровые стратегии в литературе серебряного века (М. Волошин, Н. Гумилев, М. Кузмин): Дис. канд. филол. наук /

399. Н.Б. Граматчикова. Екатеринбург, 2004. - 204 с.

400. Григорьев В.П. Грамматика идиостиля. В. Хлебников. / В.П.Григорьев; Отв. ред. А.Д. Григорьева. -М.: Наука, 1983. 225 с.

401. Гринбаум О.Н. Эстетико-формальное стиховедение: Методология. Аксиоматика. Результаты. Гипотезы / О.Н.Гринбаум. СПб.: Изд-во С-Петерб. ун-та, 2001. - 160 с.

402. Гуковский Г. О стадиальности истории литературы / Г. Гуковский // Новое литературное обозрение. 2002. - № 3(55).- С. 106-131.

403. Гусейнов ГЛ. Советские идеологемы в русском дискурсе 1990-х / Г.Ч.Гусейнов. М. : Три квадрата, 2003. - 272 с.

404. Давыдов Д.М. Русская наивная и примитивистская поэзия: гёнезис, эволюция, поэтика: Дис. канд. филол. наук / Д.М. Давыдов. Самара, 2004.-188 с.

405. Даниленко И:И. Перенос (enjambement) в стихотворном диалоге / И.И. Даниленко // Проблемы поэтики и стиховедения: Тезисы межвуз. науч. конф. Алматы,. 1993. - С.19-20.

406. Деготь Е. Другое чтение других текстов: Московский концептуализм перед лицом идиоматического документа /Е.Деготь // Новое литературное обозрение. 1997. - №22. - С.243-251.

407. Деготь Е. Русское искусство XX века / Е.Деготь. М.: Трилистник, 2000.-224 с.

408. Декларация мелоимажинистов // Новое литературное обозрение. -1999. № 35. - С.342-343 .

409. Демин Р.Н. Фигурная поэзия в Европе XVI-XVIIbb. и «Лабиринт света» Яна Амоса Коменского // Концептуальные вопросы преподавания ; «духовно-нравственнойтсультуры» в школе: Мат—лы межд. Науч.-практ. конф. СПб., 2009. - С.116-121.

410. Дозорец Ж.А. Некоторые аспекты взаимодействияритма и синтаксиса / Ж.А. Дозорец//Русский стих: Метрика. Ритмика. Рифма; Строфика: В честь 60-летия М. Л. Гаспарова. М.,. 1996. - С. 113-124.

411. Доманский Ю.В; Вариативность и интерпретация текста: Парадигма неклассической художественности: Автореферат дис. докт. филол: наук/ Ю.В. Доманский. М., 2006. - 43 с.

412. Долгополов Jl. На рубеже веков: О русской литературе конца XIX — начала XX века. Л., 1985. - 352 с.

413. Дормидонова Т.Ю. Гротеск как тип художественной образности: от Ренессанса к эпохе авангарда: Автореферат дис. канд. филол. наук / Т.Ю. Дормидонова. Тверь, 2008. - 22 с.

414. Дрейдж Ч.Л. Элегический дистих в русской поэзии / Ч.Л. Дрейдж // Славянский стих: Лингвистическая и прикладная поэтика: Материалы межд. конф. 23-27 июня 1998 года / Под ред. М.Л. Гаспарова, A.B. Прохорова, Т.В. Скулачевой. -М., 2001. С.72-85.

415. Егоров Б.Ф. Структурализм. Русская поэзия. Воспоминания / Б.Ф. Егоров. Томск: Изд-во Водолей, 2001. - 512 с.

416. Ермакова Г. А. Эстетические основы художественного мира Г. Н. Айги: Дис. докт. филол. наук / Г.А.Ермакова. Чебоксары, 2004.-418 с.

417. Ермилова Г.И. Постмодерн vs. модерн // Тезаурусный анализ мировой культуры: Сб. науч. трудов. Вып. 4 / Под общ. ред. Вл.А.Лукова. М.: Изд-во Моск. гуманит. ун-та, 2006. - С.37-48.

418. Ермилова Е.В. Метафоризация мира в поэзии XX века / Е.В.Ермилова// Контекст. -1976. -М., 1977. С.160-177.

419. Ермилова Е.В. Теория и образный мир русского символизма / Е.В.Ермилова. М.: Наука, 1989. - 176 с.

420. Ерофеева Е.В., Кудлаева А.Н. К вопросу о соотношении понятий ТЕКСТ и ДИСКУРС / Е.В .Ерофеева, А.Н.Кудлаева // Проблемы социо- и психолингвистики: Сб. ст. / Отв. ред. Т.И. Ерофеева; Перм. ун-т. — Пермь,. 2003.-Вып.3.-С. 28-36.

421. Женетт Ж. Фигуры: Работы по поэтике: В 2 т. / Ж. Женетт. М.: Изд-во имени Сабашниковых, 1998. - Т. 1-2.

422. Жирмунский В.М. Вопросы теории литературы / В.М. Жирмунский. Л. Academia, 1928. - 358 с.

423. Жирмунский В.М. О национальных формах ямбического стиха / В.М. Жирмунский // Теория стиха. Л., 1968. -С.7-23.

424. Жирмунский В.М. О русской рифме XVIII в. / В.М. Жирмунский // Роль и значение литературы XVIII века в истории русской культуры: К 70-летию со дня рождения члена-корреспондента АН СССР П.И. Беркова. — М.;Л, 1966.-С.417-427.

425. Жирмунский В.М. Теория стиха / В.М. Жирмунский. Л.: Сов. пис., 1975.-664 с.

426. Жирмунский В.М. Поэтика русской поэзии / В.М. Жирмунский. -СПб.: Азбука-классика. 2001. - 496 с.

427. Жовтис А.Л. В рассыпанном строю. (Графика современного русского стиха) / А. Л. Жовтис // Русская литература. 1968. - № 1. - С. 123134.

428. Жовтис А.Л. Верлибры или верметры? / А.Л. Жовтис // Литературная учеба. 1980. -№ 6. - С.212-216.

429. Жовтис А.Л. Границы свободного стиха / А.Л. Жовтис // Вопросы литературы, 1966.-№ 5.-С.118-139.

430. Жовтис А.Л. О критериях типологической характеристики свободного стиха / А.Л. Жовтис // Вопросы языкознания. 1970. - № 2. - С.63-77.

431. Жовтис А.Л. О способах рифмования в русской поэзии / А.Л. Жовтис // Вопросы языкознания. 1969. - №. 2. - С.64—75.

432. Жовтис А.Л. Опорный согласный в рифме / А.Л. Жовтис // Исследования по теории стиха. Л., 1978. -С.75-84.

433. Жовтис А.Л. Отношения банальности-оригинальности в структуре стиха / А.Л. Жовтис // Русское и зарубежное языкознание. Алма-Ата, 1970. - Вып.З. - С.280-294.

434. Жовтис А.Л. Проблема свободного стиха и эволюция стиховых форм: Автореф. дис. докт. филол. наук / А.Л. Жовтис; Киев. Гос. ун-т им. Т.Г. Шевченко. Киев, 1975. - 45 с.

435. Жовтис А.Л. Стих в пословице / А.Л. Жовтис // Русское стихосложение: Традиции и проблемы развития. М., 1985. - С. 168-178.

436. Жолковский А. К. Блуждающие сны и другие работы / А.К. Жолковский. М.: Наука, 1994. - 427с.

437. Жукова И.М. История русской октавы ХК-начала XX вв.: Автореферат дис. канд. филол. наук / И.М. Жукова; Моск. пед. гос. ун-т. М., 1998.-16 с.

438. Западов В .А. «Способ произношения стихов» и русская рифма XVIII в. / В.А. Западов // Проблема жанра в истории русской литературы. Л., 1969.-С.21-38.

439. Западов В.А. Державин и русская рифма XVIII в. / В.А. Западов // Державин и Карамзин в литературном движении конца XVIII начала ХЗХ в. — Л, 1969.-С.54—91.

440. Западов В.А. Русский стих XVIII начала XIX века: Ритмика. Лекция / В.А. Западов. - Л.: ЛГПИ, 1974. - 56 с.

441. Златоустова Л.В. Роль фразовых акцентов в организации звучащего стиха / Л.В. Златоустова // Русское стихосложение: Традиции и проблемы развития. -М., 1985. С. 49-60.

442. Зыбайлов Л.К., Шапинский В.А. Постмодернизм: Учеб. пособие / Л.К. Зыбайлов, В.А.Шапинский. -М.: Прометей, 1993. 103 с.

443. Иванов В .Г. Философский концепт и иконический знак в поэтике русского авангарда: Автореферат дис. канд. филол. наук / В.Г. Иванов. -Новосибирск, 2005. 20 с.

444. Иванюшина И.Ю. Русский футуризм: идеология, поэтика, прагматика: Дис. докт. филолог, наук / И.Ю. Иванюшина Саратов, 2003. - 311 с.

445. Изотов В.П. Параметры описания системы способов русского словообразования: Монография / В.П. Изотов. Орел, 1998. -149 с.

446. Ильин И. Постмодернизм. Словарь терминов. М: ИНИОН РАН (отдел литературоведения) - INTRADA, 2001. - 384 с.

447. Илюшин A.A. Консонантные условности русской мужской рифмы XVni-XIX вв. / A.A. Илюшин // Исследования по теории стиха. Л., 1978. -С. 167-74.

448. Илюшин А.А. О метрике силлаботонического стиха / A.A. Илюшин // Советское славяноведение. 1986. -№ 5. - С.49-56.

449. Илюшин A.A. Русская силлабика: Автореферат дис. докт. филол. наук / A.A. Илюшин; МГУ им. М.В. Ломоносова. М.: Изд-во МГУ, 1984. -48 с.

450. История русской литературы XX века (20-90-е годы): Основные имена / Под ред. С.И.Кормилова. М.: МГУ им. М.В. Ломоносова, 1998. -480 с.

451. Казарцев Е.В. Ритм и язык в генезисе русской силлабо-тоники: На материале русского и немецкого стиха: Дис. канд. филол. наук / Е.В. Казарцев. СПб., 2001. - 241 с.

452. Казарцев Е.В. Ритмика первой духовной оды М.В.Ломоносова в контексте проблемы генезиса русской силлабо-тоники / Е.В. Казарцев //Формальные методы в лингвистической поэтике. Сб. научн. тр., посвященный 60-летию М.А.Красноперовой. СПб., 2001. - С.37-48.

453. Калачева C.B. Эволюция русского стиха / C.B. Калачева. М. Издательство МГУ 1986. - 264 с.

454. Карманова O.A. Строфический репертуар лирики В.Я. Брюсова: Ав- • " тореферат дис. канд. филол. наук / O.A. Карманова; Моск. пед. гос. ун-т им. В. И. Ленина. М., 1995. - 16 с.

455. Карпова В.В. Постмодернизм. Теория и практика: Учебн. пособие / В.В. Карпова. — Борисоглебск: Борисоглебский гос. пед. ин-т, 2007.

456. Кашкин В .Б. Сопоставительные исследования Д искурса // Концептуальное пространство языка». Тамбов: 11 У, 2005. С.337-353.

457. Квятковский А.П. Поэтический словарь / А.П'. Квятковский. М.: Советская энциклопедия, 1966. - 376 с.

458. Квятковский А.П. Русский свободный стих / А.П. Квятковский // Вопросы литературы. 1963. - № 12. - С.63-85.

459. Кедров К. Рождение метаметафоры / К.Кедров // Индекс: Альманах по материалам рукописных журналов / Сост. М.Н. Ромм. М.: Гуманитарный фонд, 1990. — С.337-342.

460. Книгин И. А. Словарь литературоведческих терминов / И.А. Книгин. Саратов: Лицей, 2006: - 272 с.

461. Князева Е.А. Метареализм как направление: Эстетические принципы ипоэтика: : Дис. канд. филол. наук/Е.А.Князева. — Екатеринбург, 2000.-209 с.

462. Князева Е.А. Метареализм как направление: Эстетические принципы и поэтика: Автореферат дис. канд. филол. наук / Е.А.Князева.---Екатеринбург, 2000. -19 с.

463. Ковалева Т.В. Русский стих 80-90-х годов XIX века: Дисс. канд. филол. наук/Т.В. Ковалева. Алма-Ата, 1993. -.193 с.

464. Ковалева Т.В. Русская поэзия для-детей: от Лаврентия Зизания до Ивана Бунина / Т.В. Ковалева. Орел: ОГУ, ПФ «Картуш», 2005. - 240 с.

465. Ковалева Т.В. Эволюция русской поэзии для детей: стиховедческий аспект: Дис. докт. филол. наук / Т.В.Ковалева. М., 2006. - 621 с.

466. Ковтун Е.Ф. Русская футуристическая книга / Е.Ф.Ковтун. М.: Книга, 1989.-348 с.

467. Кожинов В.В. Основы теории литературы: Краткий очерк / В.В. Ко-жинов. -М.: Знание, 1962.-48 с.

468. Кожинов В.В. Стихи и поэзия / В.В. Кожинов. М.: Советская Россия, 1980.-340 с.

469. Козлов В .И. Архитектоника художественного мира лирического произведения: на материале цикла И. Бродского «Часть речи»: Дис. канд. филол. наук / В.И. Козлов. Ростов на Дону, 2006. - 214 с.

470. Козырев К.А. Фольклорно-мифологические элементы в литературе постмодернизма: на материале творчества М.М. Попова: Дис. канд. филол. наук / К.А. Козырев. М., 2006. - 153 с.

471. Колеватых Г.М. Заглавие в русской поэзии 1980-1990-х гг.: Дис. канд. филол. наук / Г.М. Колеватых. Калуга, 2008. - 247 с.

472. Колмогоров А.Н., Прохоров А.В. К основам русской классической метрики / А.Н. Колмогоров, А.В. Прохоров // Содружество наук и тайны творчества.-М., 1968.-С.397-432.

473. Колобаева Л.А. Русский символизм / Л.А.Колобаева. М.: Изд-во МГУ, 2000.-296 с.

474. Колобаева Л.А. Связь времен: Иосиф Бродский и Серебряный век русской литературы / Л.А. Колобаева // Вестник Московского университета. 2002. - №6. Сер. 9; Филология: - С.20 - 39.

475. Кондратов A.M. Статистика типов русской рифмы / A.M. Кондратов // Вопросы языкознания. 1963. - № 6. - С.96-106.

476. Кормилов С.И. Маргинальные системы русского стихосложения / С. И. Кормилов. -М.: Издательство Московского государственного университета, .1995. -160 с.

477. Кормилов С.И. Маргинальные системы русского стихосложения: Автореферат дис. докт. филол. наук / С.И. Кормилов; МГУ им. М:В. Ломоносова. М., 1995. - 33 с.

478. Кормилов С.И. Поэтические однострочия в составе сложного целого / С.И. Кормилов // Вестник МГУ. 1992. - №6. Сер.9. Филология.- С.3-12.

479. Кормилов С.И. Разновидности моностихов и проблема их версифи-кационного статуса / С.И. Кормилов // Русский стих: Метрика. Ритмика. Рифма. Строфика: В честь 60-летия M.JI. Гаспарова. М., 1996. - С. 145— 162.

480. Кормилов С.И. Российский лапидарный слог. Маргинальные метроритмические формы / С.И. Кормилов // Вопросы литературы. 1991. -№ 11-12.-С.191-192.

481. Косериу К. Современное положение в лингвистике / К. Косериу // Изв. АН СССР, 1977 Т.36. - № б. - С.514-521.

482. Костецкий А.Г. Содержательные функции поэтической графики / А.Г. Костецкий: Дисс. канд. филол. наук. Киев, 1974. - 191 с.

483. Красноперова М.А. Модели лингвистической поэтики. Ритмика: Учеб. пособие / М.А. Красноперова; ЛГУ. Л.: ЛГУ, 1989. - 86 с.

484. Красноперова М.А. Модель восприятия и порождения ритмической структуры стихотворного текста: Автореф. дис. докт. филол. наук / М.А. Красноперова; ЛГУ им. A.A. Жданова. Л., 1980. - 24 с.

485. Красноперова М.А. О некоторых загадках русского стиховедения // Проблемы поэтики и стиховедения / М.А. Красноперова. Алматы, 1993. -С. 132-134.

486. Красных В.В. Структура коммуникации в свете лингво-когнитивного подхода (коммуникативный акт, дискурс, текст): Дис. докт. филол. наук / В. В. Красных. М., 1999. - 463 с.

487. Кривулин В.Б. Золотой век самиздата / В.Б. Кривулин // Самиздат века. / Сост. А.Стреляный, Г.Сапгир, В.Бахтин. -Мн.-М., 1997. С.342-354.

488. Крученых А. Кукиш пошлякам: Фактура слова: Сдвигология русского стиха. Апокалипсис в русской литературе / А.Крученых; Сост.

489. С.В. Кудрявцев, вступ. ст. Г.Н. Айги, примеч. А.Т. Никитаев (репринтное издание). -М.;Таллинн: Гилея, 1992. 134 с.

490. Крюкова Т. А. Постмодернизм в театральном искусстве: Автореф. дис. канд. искусствоведения / Т.А. Крюкова. СПб., 2006. - 28 с.

491. Кублановский Ю. Поэзия нового измерения / Ю. Кублановский // Новый мир. 1991. - № 2. - С. 242-245.

492. Кузнецов В.А. Бродский и риторическая традиция русской поэзии ХУ111—XX вв. / В.А.Кузнецов // Онтология стиха: Сборник статей памяти

493. B.Е.Холшевникова / Под ред. Е.В.Хворостьяновой. СПб., 2000. - С.312-328.

494. Кузнецов И.В. Риторические стратегии литературного дискурса: на материале русской словесности XI-XIX вв.: Автореферат дис. докт. фи-лол. наук / И.В. Кузнецов. М., 2009. - 43 с.

495. Кузьмин Д.В. После концептуализма /Д.В. Кузьмин // Арион, 2002, № 1. С.91-99.

496. Кузьмин Д.В. «Отдельно взятый стих прекрасен!» Приложения: Из «Антологии русского моностиха»; Из зарубежной поэзии. /Д.В. Кузьмин // Арион: Журнал поэзии. 1996. - №2. - С.68-83.

497. Кузьмин Д.В. История русского моностиха: Дис. . канд. филол. наук / Д.В.Кузьмин Самара, 2004. - 284 с.

498. Кузьмин Д.В. Литературный периодический самиздат рубежа 8090-х гт. / Д.В. Кузьмин // Вопросы онтологической поэтики. Потаенная литература. Исследования и материалы. Иваново: Ивановский государственный университет. 1998.-С.208-214.

499. Кузьмин Д.В. Проблема маргинальности и изменение парадигмы критического мышления /Д.В. Кузьмин // Шестая колонна. 1998. - №11.1. C.63-64.

500. Кузьмин Д.В. Пунктуация в моностихе /Д.В. Кузьмин // Новое литературное обозрение. -1997. № 23. - С.306-314.

501. Кузьмина H.A. Интертекст и его роль в процессах эволюции поэтического языка. Екатеринбург; Омск, 1999. - 268 с.

502. Кузьмин М. Кристаллические секунды /М. Кузьмин // Антология русского верлибра. / Сост.К.Джангиров. М., 1989. - С.295-297.

503. Кузьмина H.A. Интертекст и его роль в процессах эволюции поэтического языка: монография / Н. А. Кузьмина. Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та - Омск: Омск. гос. ун-т, 1999. - 268 с.

504. Кукулин И. «Сумрачный лес» как предмет ажиотажного спроса, или Почему приставка «пост-» потеряла свое значение // Новое литературное обозрение. 2003. - №59. - С.359-391.

505. Кулаков В.Г. Неофициональная поэзия 1950 1980-х гг.: История и поэтика: Дис. канд. филол. наук / В.Г. Кулаков. - М., 2000. - 201 с.

506. Кулаков В.Г. Постфактум: Книга о стихах. — М.: Новое литературное обозрение, 2007. 228 с.

507. Кулаков В.Г. Поэзия бронзового века: принципы художественной типологии / В.Г.Кулаков // Вопросы онтологической поэтики. Потаенная литература. Исследования и материалы. Иваново: Ивановский государственный университет. 1998. - С. 180-189.

508. Кулаков В.Г. Поэзия как факт / В.Г.Кулаков. М.: Новое литературное обозрение, 1999. - 400 с.

509. Культурология. XX век. Энциклопедия Текст.: В 2 т. / Сост. С.Я. Левит. СПб.: Университетская книга: Алетейя, 1998. - Т.1. - 447 с.

510. Курицын В. Русский литературный постмодернизм / В. Курицын. — М., ОГИ (Объединенное гуманитарное изд-во), 2001. 288 с.

511. Кухаренко В.А. Интерпретация текста: учеб. пособие для пед. институтов. 2 изд., перераб. / В.А. Кухаренко. -М.: Просвещение, 1988. - 191 с.

512. Лаврентьев А. Лаборатория конструктивизма. Опыты графического моделирования: Учебно-метод. пособие по истории графического дизайна / А. Лаврентьев. М.:Гранть, 2000. - 256 с.

513. Ладыгин Н. Предисловие к неизданной книге «Стихи о родине» / Н. Ладыгин // Визуальная поэзия: научн.-худож. журнал. Курск, 1997. -№1.-С.11-17.

514. Левин Ю.И. Лирика с коммуникативной точки зрения / Ю.И.Левин // Левин Ю.И. Избранные труды: Поэтика. Семиотика. М., 1998. - С.464-482.

515. Левин А., Строчков В. Полисемантика, лингвопластика. Попытка анализа и систематизации: Автореферат доклада / А. Левин, В. Строчков // Индекс: Альманах по материалам рукописных журналов / Сост.

516. М.Н. Ромм. -М.: Гуманитарный фонд, 1990. С.347-355.

517. Лейдерман Н.Л., Липовецкий М.Л. Современная русская литература: 1950-1990-е годы: Учеб. пособие для студ. высш. учеб. заведений: В 2 т. — Т. 1: 1953-1968 /Н.Л.Лейдерман, М.Л.Липовецкий. -М.: Издательский центр «Академия», 2003. 416 с.

518. Лейдерман Н.Л., Липовецкий М.Л. Современная русская литература: 1950-1990-е годы: Учеб. пособие для студ. высш. учеб. заведений: В 2 т. — Т. 2: 1968-1990 /Н.Л.Лейдерман, М.Л.Липовецкий. -М.: Издательский центр «Академия», 2003. 688 с.

519. Лейни Р.Н. Модернистская ирония как один из истоков русского постмодернизма: Дис. канд. филол. наук. / Р.Н. Лейни. Саратов, 2004. — 248 с.

520. Лен Слава (Епишин В.К.) Бронзовый век русской культуры: Neue russische literatur (bronzowy wjek): Альманах. — Зальцбург, 1978. № 1 Электронный ресурс. - Режим доступа: http://nashaulitsa.narod.ru/Lvon-bronza-R.htm

521. Лен С. (Епишин В.К.) Бронзовый век русской культуры (1957-1997) / С.Лен // Литературная газета от 16 апреля 1997. С. 14.

522. Лилли И.К. Динамика русского стиха / И.К. Лили. М.: «ИЦ-Гарант», 1997. - 128 с.

523. Лилли И.К. Русская трехкатренная лирика: подступ к анализу / И.К. Лили. // Русский стих: Метрика. Ритмика. Рифма. Строфика: В честь 60-летия МЛ.Гаспарова. -М., 1996. С. 182-188.

524. Лингвистический энциклопедический словарь / Под ред. В.Н. Ярцевой. — М:: «Советская энциклопедия», 1990: 686 с.

525. Липовецкий М. Голубое сало поколения, или Два- мифа об одном кризисе / М. Липовецкий // Знамя. 1999. -№11.- С.207-215.

526. Липовецкий М. Паралогии: трансформация (постмодернистского дискурса в русской культуре 1920-2000-х годов / М. Липовецкий. М.: Новое литератерное обозрение, 2008. - 848 с.

527. Липовецкий М.Н. Русский постмодернизм: Очерки исторической поэтики: Монография / М.Н. Липовецкий; Урал. гос. пед. ун-т. Екатеринбург, 1997.-317 с.

528. Литературная энциклопедия терминов и понятий / Гл. ред. и сост.

529. A.Н. Николюкин. М.: НПК «Интелвак», 2001. - 800 с.

530. Литературные манифесты от символизма до наших дней: Антология / Сост. С. Джимбинов. М.: Издательский дом «XXI век - согласие», 2000. -608 с.

531. Литературный энциклопедический словарь / Под общ. ред.

532. B.М. Кожевникова, П. А. Николаева. -М.: Энциклопедия, 1987. 752 с.

533. Лотман М.Ю. Гексаметр в поэтических системах новоевропейских языков /М.Ю; Лотман // Динамика поэтических систем: Труды по метрике -Тарту, 1987. С.40-75.

534. Лотман М.Ю., Шахвердов С.А. Русское стихосложение ХЕК века: Материалы по метрике и строфике русских поэтов / М.Ю. Лотман,

535. C.А. Шахвердов. М.: Наука, 1979. - 456 с.

536. Лубянская Г.И. Стилевые течения в русской советской лирической поэзии (типология* генезис, функционирова1ше): Автореферат дис. докт. филол. наук / Г.И. Лубянская. М.: МИГУ им. В .И. Ленина, 1989: -32 с.

537. Лукин В.А. Художественный текст: Основы лингвистической теории и элементы анализа / Учеб. для филол. спец. вузов. М.: Ось-89,1999. -192 с.

538. Лукин В.А. Художественный текст: Основы лингвистической теории. Аналитический минимум: Учеб. для филол. спец. вузов. 2 изд., пе-рераб. и доп. - М.: Ось-89,2005. - 560 с.

539. Ляпина Л.Е. Русские пеоны / Л.Е. Ляпина // Русское стихосложение: Традиции и проблемы развития. М., 1985. -С.143-155.

540. Ляпина Л.Е. Сверхдлинные размеры в поэзии Бальмонта / Л.Е. Ляпина// Исследования по теории стиха. Л., 1978. - С118-125.

541. Макарова И. А. Поэтика и теория русского имажинизма / И. А. Макарова // Русская литература XX века: Школы. Направления. Методы творческой работы: Учебник для студентов высших учебных заведений. -СПб., М.: Logos, Высшая школа, 2002. С. 111-152.

542. Макарова С.А. Дольник в русском стихосложении: Автореферат дис. . канд. филол. наук / С.А. Макарова; Моск. гос. ун-т им. М.В. Ломоносова.-М., 1996.-25 с.

543. Малишевская Н. Игровые практики в дискурсе постмодерна: Автореферат дисс. . докт. филос. наук / H.A. Малишевская. Ростов на Дону, 2007.-37 с.

544. Малишевская H.A. Игровые практики в дискурсе постмодерна: монография / H.A. Малишевская. Ростов-на-Дону: РГУПС, 2007. - 245 с.

545. Маньковская Н.Б. Эстетика постмодернизма / Н.Б. Маньковская — СПб.: Издательство «АЛЕТЕЙЯ», 2000. 347 с. - (серия "Gallicinium")

546. Маргиналы Уральский андеграунд: живые лица погибшей литературы / Автор-сост. А.А.Сидякина. Челябинск: Фонд Галерея, 2004. - 320 с.

547. Марков В.Ф. История русского футуризма / В.Ф. Марков; пер. с англ.: В. Кучерявкин, Б. Останин. СПб.: Алетейа, 2000. - 438 с.

548. Марков В.Ф. О свободе в поэзии: статьи, эссе, разное / В.Ф.;Марков. -СПб., 1994.-336 с.

549. Марков В.Ф. Одностроки. Трактат об одностроке. Антологияюдно-строков / В.Ф. Марков // Воздушные пути. Вып.З. -NY., 1963. - С.242-258.

550. Марков Н.В. Русский стих ХУЛ века: Материалы к характеристике развития / Н.В. Марков // Русское стихосложение: Традиции и проблемы развития. -М., 1985 С. 244-263.

551. Маркова Д.А. Постмодернистский исторический дискурс русской литературы рубежа XX XXI веков и его истоки: Дис. канд. филол. наук / ДА. Маркова. - М., 2004. - 174 с.

552. Матяш С.А. Вольный ямб русской поэзии ХУШ XIX вв.: Жанр, стиль, стих: Автореферат дис. докт. филол. наук / С.А. Матяш; ЛГУ им. A.A. Жданова. - Л., 1986:- 42 с.

553. Матяш С.А. К истории и типологии стихотворного переноса / С.А. Матяш // Славянский стих: Лингвистическая и прикладная поэтика: Материалы международной конференции 23-27 июня 1998 гг. / Под ред.

554. М.ЛГаспарова, А.В.Прохорова, Т.В.Скулачевой. М.: Языки славянской культуры: Наука, 2001. (Studia poética). С. 172-186.

555. Матяш С.А. Стихотворный перенос: к проблеме взаимодействия ритма и синтаксиса / С.А. Матяш // Русский стих: Метрика, ритмика, рифма, строфика: В честь 60-летия М.Л.Гаспарова. M., 1996. - С. 189-202.

556. Матяш С.А. Структура и функции переносов (enjambement) в поэме А.С.Пушкина «Бахчисарайский фонтан» / С.А. Матяш // Онтология стиха: Сб. ст. памяти В.Е.Холшевникова / Под ред. Е.В.Хворостьяновой. СПб., 2000. —С.133-146.

557. Медведева Н.Г. Поэтическая метафизика И. Бродского и О. Седако-вой в контексте культурной традиции: Автореферат дисс. докт. филол. наук / Н.Г.Медведева Ижевск, 2007.- 38 с.

558. Мельников Н.Г. Массовая литература / Н.Г. Мельников // Русская словесность 1998. - №5.- С.6-12.

559. Мережинская А.Ю. Русская постмодернистская литература: Учебник / А.Ю. Мережинская. К.: Издательско-полиграфический центр «Киевский университет», 2007. - 335 с.

560. Минералов Ю. И. Фонологическое тождество в русском языке и типология русской рифмы / Ю.И. Минералов // Studia métrica et poética, I. -Тарту, 1976.-C.55-77.

561. Минералов Ю.И. О путях эволюции русской рифмы / Ю.И. Минералов // Studia métrica et poética, П. Тарту, 1977. - С.40-58.

562. Минералов Ю.И. О статусе «исключений» в поэтике: Из истории русской рифмы / Ю.И. Минералов // Русское стихосложение: Традиции и проблемы развития. -М., 1985. С. 155-167.

563. Мир Велимира Хлебникова: Статьи. Исследования (1911-1998) / Сост.: В.В. Иванов, З.С. Паперный, А.Е. Парнис. М.: Языки русской культуры, 2000. - 880 с.

564. Монахов С.И. Трехсложные размеры в истории русской литературы: проблемы ритмической эволюции и формирования семантических моделей поэтического языка: Автореферат дис. канд. филол. наук /

565. С.И. Монахов. СПб., 2008. - 30 с.

566. Монгилева Н.В. Семантическое пространство поэтического дискурса: Дис. канд. филол. наук / Н.В.Монгилева. Челябинск, 2004. - 168 с.

567. Москвин В.П. Выразительные средства современной русской речи: Тропы и фигуры. Общая и частные классификации: Терминологический словарь. — 2 изд., существенно перераб. и доп. / В.П. Москвин. М.: ЛЕ-НАНД, 2006.-376с.

568. Нагорная H.A. Онейросфера в русской прозе XX века: модернизм, постмодернизм: Дис. . докт. филол. наук / H.A. Нагорная. М.„ 2004 414 с.

569. Небольсин С.А. В поисках стилевой соразмерности: Из опыта русской поэзии нач. XX века / С.А.Небольсин // Многообразие стилей советской литературы: Вопросы типологии. М.: «Наука», 1978. - С. 73-111.

570. Невзглядова Е. Метр и смысл / Е. Невзглядова // Новое литературное обозрение. -2000. -№4. С. 359-365.

571. Недоброво Н. В. Ритм, метр и их взаимоотношение / Н.

572. B. Недоброво // Труды и дни, 1912. № 2. - С. 14-23.

573. Нестерова М.В. Неклассическая онтология французского постмодернизма: концепция Жака Деррида: Дис. канд. филос. наук. / М.В.Нестерова. Хабаровск, 2006. - 181 с.

574. Нещеретов С.Е. Случайность в складчину: Мелоимажинисты на поле девяностых / С.Е. Нещеретов // Русский имажинизм: История. Теория. Практика/Под ред. В. А. Дроздкова, А.Н. Захарова, Т.К. Савченко. -М.: ЛИНОР, 2003. С. 374—385.

575. Никольская Т.Л. К вопросу о русском экспрессионизме / Т.Л.Никольская // Тыняновский сборник: Четвертые Тыняновские чтения / Отв. Ред. М.О. Чудаковой. -Рига, 1990. С.173-180.

576. Овчаренко О. Русский свободный стих / О. Овчаренко. М.: Современник, 1984. -198 с.

577. Орищенко С.С. Литература современного постмодернизма в системе литературного образования учащихся 11 класса: Автореферат дис. канд. пед. наук / С.С. Орищенко. Самара, 2006. - 24 с.

578. Орлицкий Ю.Б. Взаимодействие стиха и прозы: типология переходных форм Автореферат дис. докт. филол. наук / Ю.Б. Орлицкий: М.: МГУ им. М.В. Ломоносова, 1992. - 52 с.

579. Орлицкий Ю.Б. Визуальный компонент в современной русской поэзии / Ю.Б. Орлицкий // Новое литературное обозрение. 1995. - №16.1. C.181-192.

580. Орлицкий Ю.Б. Динамика стиха и прозы в русской словесности / Ю.Б. Орлицкий. -М.: РГТУ, 2008. 845 с.

581. Орлицкий Ю.Б. О природе русского свободного стиха: К постановке вопроса / Ю.Б. Орлицкий // Русское стихосложение: Традиции и проблемы развития. -М., 1985. С.306-325.

582. Орлицкий Ю.Б. Современный русский стих. 1990-2000-е годы / Ю.Б. Орлицкий // Проблемы поэтики и стиховедения. Алматы, 2003. -Ч1.-С.57-68.

583. Орлицкий Ю.Б. Стих и проза в русской литературе / Ю.Б. Орлицкий. -Воронеж: Изд-во Воронежского ун-та, 1991. -199 с.

584. Орлицкий Ю.Б. Стих и проза в русской литературе / Ю.Б. Орлицкий; Российск. гос. гуманит. Ун-т. -М.: РГГУ, 2002- 685 с.

585. Ортега-и-Гассет X. Две главные метафоры / X. Ортега-и-Гассет // Теория метафоры. М;: Прогресс, 1990. - С. 68-81.

586. Останкович A.B. Гармоническая структура русского классического сонета ХУШ первой половины XX века: Автореферат дис. канд. филол. наук / А.В.Останкович. - М., 2009. - З2.с.

587. Очерки истории языка русской поэзии XX века. Поэтический язык и идиостиль: Общие вопросы. Звуковая организация текста/В.П. Григорьев, И.И. Ковтунова, О.Г. Ревзина и др. / Под ред. В. П. Григорьева. -М.: Наука, 1990.-304 с.

588. Панарин A.C. Русская культура перед вызовом постмодернизма / A.C. Панарин; Российская акад. наук, Ин-т философии. — М.: ИФ РАН, 2005.-189 с.

589. Панарина М.А. Нетрадиционные строфические формы в поэзии И.Бродского и его современников: Дис. канд. филол. наук/

590. М.А. Панарина. Самара, 2006. - 228 с.

591. Панов С.И; История стиховедческих концепций в России ХЛТП-первой четверти XIX вв. и стих лицейской лирики A.C. Пушкина: Автореферат дис. . канд. филол. наук / С. И. Панов; Тверской государственный университет.-Тверь, 1995.-20с.

592. Подорога В. Выражение и смысл / В.Подорога. М.: AdMarginem, 1995.-426 с.318; Подрезова H.H. Концепция человека в поэзии О: Седаковой: Антропологический аспект: Дис. канд. филол. наук / Н.Н.Подрезова. Иркутск, 2003. - 200 с.

593. Поливанов Е. Общий фонетический принцип всякой; поэтическойтехники / Е: Поливанов // Вопросы языкознания. 1963: — № 1. — 0.97-112.

594. Пономарева Т. А. Интертекстуальность как одно из типологических свойств современного поэтического дискурса / Т. А.Пономарева // Вестник Луганского университета им. Т.Шевченко. Луганск, 2010. - №2. - С.6371. - •/ . ■ •

595. Попкова H;Hi Доминантъгидиостиля поэта-ирониста (на материале текстов Игоря Иртеньева) : Автореферат дисс. канд. филол. наук / Н.Н.Попкова. Екатеринбург, 2007. - 23 с.

596. Порус В: Метафора и рациональность / В.Порус // Русская антропологическая школа. Труды — М.: РГГУ, 2004. Выпуск 2. — С. 341-352.

597. Постмодернизм: Энциклопедия. Минск: Интерпрессервис; Книжный Дом, 2001. - 1040 с.

598. Потебня A.A. Из записок по теории словесности / A.A. Потебня. -Харьков: изд. М.В. Потебни, 1905. 652 с.

599. Потебня A.A. Мысль и язык / A.A. Потебня; Ред. И.В. Пешков. М.: Лабиринт, 1993.-268 с.

600. Потебня A.A. Слово и миф / A.A. Потебня. М.: Правда, 1989. - 624 с.

601. Поэзия русского футуризма / Вступ. ст. В.Н. Альфонсова, сост. и подгот. текста В.Н. Альфонсова, С.Р. Красицкого. СПб., Академический проект, 2001. - 752 с. (Библиотека поэта)

602. Поэтика исканий, или Поиск поэтики: материалы междунар. конф-фестиваля «Поэтический язык рубежа XX—XXI веков и современные литературные стратегии» (16-19 мая 2003 г.) / Ин-т рус. яз. им. В.В. Виноградова РАН. М., 2004. - 592 с.

603. Прищепа В. П. Российского Отечества поэт (Е. А. Евтушенко: 19651995 гг.). Абакан: Издательство Хакасского государственного университета им. Н. Ф. Катанова, 1996. - 344 с.

604. Проективный философский словарь: Новые термины и понятия / Под ред. Г.Л. Тульчинского и М.Н. Эпштейна. СПб.: Апетейя, 2003. -512 с. (Серия «Тела мысли»).

605. Прохоров Ю.Е. Действительность. Текст. Дискурс. Учебное пособие / Ю:Е.Прохоров. М.: Флинта: Наука, 2004.-224 с.

606. Пьеге-Гро Н. Введение в теорию интертекстуальности: Пер. с фр. / Н.Пьеге-Гро;Общ. ред. и вступ. ст. Г. К. Косикова. — М.: Издательство ЛКИ, 2008.-240 с.

607. Пяст В.А. Современное стиховедение: Ритмика / В.А. Пяст.' Л.: Изд-во писателей в Лениграде, 1931. - 377 с.

608. Редькин В.А. Русская поэзия второй половины XX века: Учебное пособие / В.А. Редькин. Тверь: Тверской государственный университет, 2006.-280 с.

609. Репина М.В. Творчество В. Пелевина 90-х годов XX века в контексте русского литературного постмодернизма: Дис. канд. филол. наук/ М.В. Репина. -М., 2004. 199 с.

610. Родышн П. Футуризм и современное визуальное искусство / П.Родысин. -М.: Совпадение, 2006. 256 с.

611. Руднев В.П. Анакруса и каталектика / В.П.Руднев // Quinquagenario Alexandri Il'usini oblata / Отв. ред. М.И. Шапир. М., 1990.,- С. 7-12.

612. Руднев В.П. Словарь культуры XX века: Ключевые понятия и тексты /В.П.Руднев. М.: «Агаф», 1999. - 384 с.

613. Руднев П.А. Введение в науку о русском стихе: Учеб. пособие для студентов по спец. «Рус. яз. и лит.» / П.А. Руднев; Отв. ред.

614. М. Плюханова. Тарту, 1989. - Вып. 1. - 119 с.

615. Руднев П. А. Из истории метрического репертуара русских поэтов ХГХ-начала XX в. (Пушкин, Лермонтов, Некрасов, Тютчев, Фет, Брюсов, Блок) / П.А. Руднев // Теория стиха. Л., 1968. - С.107-144.

616. Русская альтернативная поэтика: Сб. ст.. М.: МГУ, 1990. - 159 с.

617. Русская литература XVIII века. Л.: Просвещение, ленинградское отделение, 1970. - 832 с.

618. Русский авангард 1910-1920-х годов: проблема коллажа / Отв. редактор Г.Ф. Коваленко М.: Наука, 2005. - 430 с. (сер. Искусство авангарда 1910-1920-х годов)

619. Русский имажинизм: история, теория, практика / Под ред.

620. B.А. Дроздкова, А.Н. Захарова, Т.К. Савченко. М.:ИМЛИ РАН, 2005. -520 с.

621. Русское стихосложение XIX в.: Материалы по метрике и строфике русских поэтов М., Наука, 1979. - 454 с.

622. Савицкий С. Андеграунд: История и мифы ленинградской неофициальной литературы / С. Савицкий -М.: Новое литературное обозрение, 2002.-224 с.

623. Самойлов Д. Книга о русской рифме. 2 изд., доп. / Д.Самойлов. -М.: Художественная литература, 1982. - 351 с.

624. Саморуков И.И. Массовая литература: проблема художественной * рефлексии: Дис. канд. филол. наук / И.И. Саморуков. Самара, 2006. -198 с.

625. Сахно И.М. Русский авангард. Живописная теория и поэтическая практика / И.М. Сахно. М.: Диалог-МГУ, 1999. - 352 с.

626. Северская О.И. Язык поэтической школы: идиолект, идиостиль, социолект/ О.И.Северская. -М.: Словари.ру, 2007. 126 с.

627. Семьян Т.Ф. Визуальный облик прозаического текста как литературоведческая проблема / Т.Ф.Семьян. Челябинск: б-ка А.Миллера, 2006. -215 с.

628. Сигей С. Краткая история визуальной поэзии в России / С. Сигей // Визуальная поэзия: науч.-худож. журнал. Курск, 1997. - №1. - С.3-10.

629. Синельникова Л. Н. Реминисценция как факт континуального видения мира (от Пушкина до наших дней) / Л.Н. Синельникова // Жизнь текста, или Текст жизни : в 3 т. Луганск: Знание, 2005. - Т.1: Лингвистическая поэтика. - С. 356-366.

630. Сквозников В.Д. Лирика / В.Д. Сквозников // Теория литературы. Основные проблемы в историческом освещении. Роды и жанры литературы. -М, 1964.-С. 173-238.

631. Скворцов А.Э. Литературная и языковая игра в русской поэзии 1970-1990-х годов: Автореферат дис. канд. филол. наук/ А.Э. Скворцов. -Казань; Казан, гос. ун-т., 2000. 18 с.

632. Скворцов А.Э. Игра в современной русской поэзии / А.Э.Скворцов. -Казань: Изд-во Казан, ун-та, 2005. 364 с.

633. Скворцов А.Э. Художественные стратегии Л.Лосева, С.Гандлевского, А.Цветкова и О.Чухонцева в контексте современной поэзии и их восприятие в критике / А.Э.Скворцов. // Уч. зап. Казанского ГУ. 2008. — Т. 150. Сер. Гуманитарные науки. — Кн.6. — С.87-98.

634. Скоропанова И.С. Русская постмодернистская литература: Учеб. пособие 3-е изд., изд., и доп. / И.С. Скоропанова - М.: Флинта: Наука, 2001.-608 с.

635. Слабухо С.И. Стратегии отношения к тексту: от классической философии — к постмодернизму: Автореф. дис. канд. филос. наук / С.И.Слабухо. Смоленск, 2006. - 26 с.

636. Славецкий В.И. Русская поэзия 80-90-х годов XX века: тенденции развития, поэтика / В.И. Славецкий. — М.: Издательство литературного института им. А.М.Горького, 1998. 184 с.

637. Славянский стих: Лингвистическая и прикладная поэтика: Мат-лы межд. Конф. 23-27 июня 1998 гг. / Под ред. М.Л.Гаспарова, '*

638. А.В.Прохорова, ТЛЗ.Скулачевой. — М.: Языки славянской культуры: Наука, 2001. 415 с. (Studia poética).

639. Словарь литературоведческих терминов / Ред.-сост. Л.И. Тимофеев, С.В. Тураев. -М. Просвещение, 1974. 509 с.

640. Словарь терминов Московской Концептуальной Школы / Сост. и автор предисл. А. Монастырский. М.: AD MARGENEM, 1999. - 221 с.

641. Современная русская литература (1990 гг. начало XX века): Учеб. пособие / С.И. Тимина, В.Е. Васильев, О.Ю. Воронина и др. СПб.: Филологический факультет СПбГУ; М.: «Академия», 2005. - 352"с.

642. Современное зарубежное литературоведение (страны Зап. Европы и США): Энц. справочник. М.: Интрада, 1996. - 320 с.

643. Соколова О.В. Неоавангардная поэзия Г. Айги и В. Сосноры: эстетическое самоопределение и поэтика: Дис.канд. филолог, наук/

644. О.В. Соколова-Томск, 2007.-258 с.

645. Сонькин В.В. Белый пятистопный ямб полигон синтаксической свободы: К вопросу о межстрочных анжебманах в русской поэзии XX века

646. В.В. Сонькин // Славянский стих. Стиховедение, лингвистика и поэтика. Мат-лы международной конференции 19-23 июня 1995 г. / Под ред. М.ЛГаспарова, Т.В.Скулачевой. -М.: Наука, 1996. С. 187-194.

647. Сорокин Ю.А. Поэтический текст и его коммуникативная тактика (попытка прогноза) / Ю.А. Сорокин // Вестник РУДН. 2007. - № 3-4. - С. 54-61. (Серия «Литературоведение. Журналистика»).

648. Степанов А.Г. Семантика стихотворной формы: Фигурная графика, строфика, enjambement: Дис. канд. филол. наук / А.Г. Степанов. Тверь, 2004.-186 с.

649. Степанов М.С. Денотация и коннотация в поэтическом дискурсе: на материале произведений классической и современной испанской поэзии: Автореферат дис. канд. филол. наук / М.С.Степанов. М., 2007. - 22 с.

650. Степанов Ю.С. Альтернативный мир, Дискурс, Факт и принцип Причинности / Ю.С.Степанов // Язык и наука конца XX века: Сб. ст. М.: РГГУ. -1995.-С.З 5-73.

651. Стиховедение: Хрестоматия / Сост. Л.Е. Ляпина. — М.:Флинта; Наука.-1998.-245 с.

652. Суворова П.Е. Диалектика общего и индивидуального в стихотворном стиле: Автореферат дис. докт. филол. наук /П.Е. Суворова; Бийс. гос. пед. ин-т. — Екатеринбург, 1999. 38 с.

653. Суслова Е.В. Интонация и стиль стихотворной речи: На материале поэзии XX века: Автореферат дис. канд. филол. наук / Е.В. Суслова-Самара, 2005. -16 с.

654. Суховей Д.А. Графика современной русской поэзии: Автореферат дис. канд. филол. наук / Д.А.Суховей. СПб., 2008. - 27 с.

655. Суховей Д. Поэтика Анны Альчук / Д.А.Суховей // Дети Ра. 2007. -№ 9-10 (35-36). - С.81-90

656. Тарановский К.Ф: Формы общеславянского и церковнославянского стиха в русской литературе Х1-ХП1 вв. / К.Ф. Тарановский // American contributions to the VI International Congress of Slavists, 1968. P.382-390.

657. Тарановский К.Ф. О взаимоотношении стихотворного ритма и тематики / К.Ф. Тарановский // American Contributions to the Fifth International

658. Постмодернизм: Энциклопедия. Минск: Интерпрессервис; Книжный Дом, 2001.-1040 с.

659. Потебня A.A. Из записок по теории словесности / A.A. Потебня. -Харьков: изд. М.В. Потебни, 1905. 652 с.

660. Потебня A.A. Мысль и язык / A.A. Потебня; Ред. И.В. Пешков. М.: Лабиринт, 1993.-268 с.

661. Потебня A.A. Слово и миф / A.A. Потебня. М.: Правда, 1989. - 624 с.

662. Поэзия русского футуризма / Вступ. ст. В.Н. Альфонсова, сост. и подгот. текста В.Н. Альфонсова, С.Р. Красицкого. СПб., Академический проект, 2001. - 752 с. (Библиотека поэта)

663. Поэтика исканий, или Поиск поэтики: материалы междунар. конф-фестиваля «Поэтический язык рубежа XX-XXI веков и современные литературные стратегии» (16-19 мая 2003 г.) / Ин-т рус. яз. им. В.В. Виноградова РАН. М., 2004. - 592 с.

664. Прищепа В. П. Российского Отечества поэт (Е. А. Евтушенко: 19651995 гг.). Абакан: Издательство Хакасского государственного университета им. Н. Ф. Катанова, 1996. - 344 с.

665. Проективный философский словарь: Новые термины и понятия / Под ред. Г.Л. Тульчинского и М.Н. Эппггейна. СПб.: Алетейя, 2003. -512 с. (Серия «Тела мысли»).

666. Прохоров Ю.Е. Действительность. Текст. Дискурс. Учебное пособие / Ю:Е.Прохоров. М.: Флинта: Наука, 2004. - 224 с.

667. Пьеге-Гро Н. Введение в теорию интертекстуальности: Пер. с фр. / Н.Пьеге-Гро;Общ. ред. и вступ. ст. Г. К. Косикова. -М.: Издательство ЛКИ, 2008. 240 с.

668. Пяст В.А. Современное стиховедение: Ритмика / В.А. Пяст.' Л.: Изд-во писателей в Лениграде, 1931. - 377 с.

669. Редысин В.А. Русская поэзия второй половины XX века: Учебное пособие / В.А. Редькин. Тверь: Тверской государственный университет, 2006.-280 с.

670. Репина М.В. Творчество В. Пелевина 90-х годов XX века в контексте русского литературного постмодернизма: Дис. канд. филол. наук/ М.В. Репина. -М., 2004. 199 с.

671. Родькин П. Футуризм и современное визуальное искусство / П.Родькин. -М.: Совпадение, 2006: 256 с.

672. Руднев В.П. Анакруса и каталектика / В.П.Руднев // Quinquagenario Alexandri Il'usini oblata / Отв. ред. М.И: Шапир. М., 1990. - С. 7-12.

673. Руднев В.П. Словарь культуры XX века: Ключевые понятия и тексты / В.П.Руднев. М.: «Агаф», 1999. - 384 с.

674. Руднев П.А. Введение в науку о русском стихе: Учеб. пособие для студентов по спец. «Рус. яз. и лит.» / П.А. Руднев; Отв. ред.

675. М. Плюханова. Тарту, 1989. - Вып. 1. - 119 с.

676. Congress of Slavists. The Hague, 1963. - Vol. I: Linguistic Contributions. - P. 287-332.

677. Тарасова С.И. Русская авангардная поэзия 1960-70-х годов в оценке литературной критики: Дис. канд. филол. наук / С.И.Тарасова. М., 2007.-296 с.

678. Теория литературы: В 2 т. / Под ред. Н.Д. Тамарченко. М.: изд. Центр «Академия», 2004. - Т. 1.Теория художественного дискурса. Теоретическая поэтика. - 512 с.

679. Теория литературы: Литературный процесс. — М.: ИМЛИ РАН, «Наследие», 2001. Т.4. - 624 с.

680. Теория литературы: Роды и жанры (основные проблемы в историческом освещении). М.: ИМЛИ РАН, «Наследие», 2003. - Т.З. -592 с.

681. Терещенко Л.В. Постмодернизм в российской культуре: специфика и особенности проявления: Автореферат дис. канд. культуролог, наук / Л.В.Терещенко. Краснодар, 2004. - 23 с.

682. Тимофеев Л.И. Слово в стихе / Л.И. Тимофеев. М.: Сов. пис., 1982. -344 с.

683. Тимофеев Л.И. Теория стиха / Л.И. Тимофеев. М.: ГИХЛ, 1939. -232 с.

684. Тимофеев Л.И. Очерки теории и истории русского стиха / Л:И. Тимофеев. -М.: Голитиздат, 1958.-415 с.

685. Тимофеев Л.И. Силлабический стих / Л.И. Тимофеев // Ars poetica, 1928.-№ 2.-С.37-71.

686. Тодоров Ц. Понятие литературы / Ц. Тодоров // Семиотика / Сост., вступит, статья и общ. ред. Ю.С. Степанова. М., 1983. - С. 355-369.

687. Тодоров Ц. Семиотика литературы / Ц. Тодоров // Семиотика / Сост., вступит, статья и общ. ред. Ю.С. Степанова. М., 1983. - С. 350-354.

688. Токарев Г.Н. Слово в контексте стихотворной речи: Автореферат дис. канд. филол. наук / Г.Н. Токарев. Алма-Ата, 1983. — 20 с.

689. Томашевский Б. В. Стих и язык: Филол. очерки / Б.В. Томашевский. М.;Л.: Гослитиздат, 1959.-471 с.

690. Томашевский Б.В. О стихе: Статьи / Б.В. Томашевский. Л.: Прибой, 1929.-326 с.

691. Томашевский Б.В. Ритмика 4-х стопного ямба по наблюдениям над стихом «Евгения Онегина» / Б.В. Томашевский. Пг.: тип. Акад. наук, 1917.-44 с.

692. Томашевский Б.В. Русское стихосложение: Метрика / Б.В. Томашевский. -Пг.: Academia, 1923. 156 с.

693. Томашевский Б.В. Стилистика и стихосложение. Курс лекций / Б.В. Томашевский. Л.: Учпедгиз, 1959. — 536 с.

694. Торияма Ю. Зрительная культура и русская литература конца ХУШ начала XIX века: Дис. канд. филол. наук / Ю.Торияма. — М., 2004. - 177 с.

695. Тупицын В. «Другое» искусства: Беседы с художниками, критиками, философами: 1980-1995 гг. /В.Тупицын. -М.: Изд. «AdMarginem», 1997. -348 с.

696. Тынянов Ю. Поэтика. История литературы. Кино / Ю.Н. Тынянов; Подг. текста Е.А. Тодес, А.П. Чудаков, М.О. Чудакова. -М.: Наука, 1977. -575 с.

697. Тынянов Ю.Н. Литературный факт / Ю.Н. Тынянов; Вступ, ст., ком-мент. В.И. Новикова; Сост. О.И. Новиковой. — М.: Высшая школа, 1993. -320 с.

698. Тюленева Е.М. «Пустой знак» в постмодернизме: теория и русская литературная практика: Дисс. докт. филолог, наук /Е.М. Тюленева. -Иваново, 2006. 322 с.

699. Тюпа В.И. Постсимволизм: Теоретические очерки русской поэзии XX в. / В.И. Тюпа. Самара: НВФ «Сенсоры. Модули. Системы», 1998. -157 с.

700. Уеллек Р., Уоррен О. Теория литературы / Р. Уеллек, О. Уоррен; пер. с англ. М.: Прогресс, 1978. - 324 с.

701. Урюпина A.C. Необарокко в поэзии русского зарубежья 1960 80 годов: Автореферат дис. канд. филол. наук / A.C. Урюпина. - М., 2006. -30 с.

702. Фатеева H.A. Основные тенденции развития поэтического языка в конце XX века / Н.А.Фатеева // Новое литературное обозрение. 2001. -№50(4).-С. 416-434.

703. Фатеева H.A. Открытая структура: о поэтическом языке и тексте рубежа ХХ-ХХІ веков / Н. А.Фатеева. М., 2006.

704. Федин С.Н. Акростихия слова Текст. / С. Н. Федин // Наука и жизнь. -1999. № 9. - С. 80-81.

705. Федин С.Н. Ещё раз о гетерограммах Текст. / С.Н. Федин // Наука и жизнь. 1999. -№ 1. — С. 137.

706. Федин С.Н. Комбинаторная поэзия Текст. / С.Н. Федин // Новое литературное обозрение. 2002. - № 57. - С. 278-294.

707. Федин С.Н. Равнобуквы, или гетерограммы Текст. / С.Н. Федин // Наука и жизнь. 1998. - № 8. - С. 90-91.

708. Федин С.Н. Тавтограммы Текст. / С. Н. Федин // Наука и жизнь. -1998.-№2.-С. 36-37.

709. Федорова H.A. Гипертекстуальные формы и функционирование их единиц в русской литературе XX начала XXI века: Автореферат дис. канд. филол. наук / H.A. Федорова. - СПб., 2008. - 26 с.

710. Федотов О.И. Основы русского стихосложения: Теория и история русского стиха: в 2 кн. / О.И. Федотов — М.: Флинта, Наука, 2002. Кн. 1 (Метрика и ритмика). - 359 с.

711. Федотов О.И. Основы русского стихосложения. Теория и история русского стиха: В 2 кн. / О.И. Федотов М.: Флинта, Наука, 2002. - Кн. 2 (Строфика). - 484 с.

712. Федотов О.И. Основы русского стихосложения: Метрика и ритмика: Учебное пособие / О.И. Федотов. -М.: Флинта, 1997. 336 с.

713. Федотов О.И. Рифма и стих: У истоков русской стиховой культуры / О.И. Федотов // Русская литература. 1984. -№4. - С.60-69.

714. Федотов О.И. Фольклорные и литературные корни русской рифмы: Автореферат дис. канд. филол. наук/ О.И. Федотов; Ml И У им. В.И. Ленина.- М., 1971.-25 с.

715. Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук / М.Фуко; пер. с фр. В.П.Визгина, Н. С. Автономовой; Вступ. ст. Н.С.Автономовой. -СПб., А cad, 1994. - 408 с.

716. Хабермас Ю. Философский дискурс о модерне / Ю.Хабермас; пер. с нем. М. М.Беляева и др. М.: Весь мир, 2003. - 416 с.

717. Хализев В.Е. Теория литературы. 3 изд., испр. и доп. / В.Е. Хали-зев. - М.: Высшая школа, 2002. - 437 с.

718. Халипов В. Постмодернизм в системе мировой культуры /

719. B. Халипов // Иностранная литература. 1994. - №1. - С. 235 - 240.

720. Ханзен-Леве А. Русский символизм: Система поэтических мотивов: Ранний символизм / А. Ханзен-Леве; Пер. с нем. С. Бромерло и др.; -СПб.-, Академический проект, 1999. 508 с.

721. Харлап М. Г. Силлабика и возможности ее воспроизведения в русском переводе / М. Г. Харлап // Мастерство перевода, 1979. М.: Сов: Писатель, 1979. - Сб. 12. - 592 с.

722. Харлап М.Г. О понятиях «ритм» и «метр» / М.Г. Харлап // Русское стихосложение: Традиции и проблемы развития. — М., 1985. С.11—29.

723. Харлап М.Г. О стихе / М.Г. Харлап. М.: Худож. лит, 1966. - 150 с.

724. Хворостьянова Е.В. Ритмическая композиция русского стиха: историческая типология и семантика: Автореферат дис. докт. филол. наук / Е.В. Хворостьянова. СПб., 2009. - 45 с.

725. Холшевников В.Е. Из истории русской рифмы: От Ломоносова до Лермонтова / В:Е. Холшевников // Русская литература. 1989. - № 2.1. C.41-52.

726. Холшевников В.Е. Логаэдические размеры в русской поэзии / В.Е. Холшевников // Поэтика и стилистика русской литературы: Памяти академика В.В. Виноградова. Л., 1971. - С.429-436.

727. Холшевников В .Е. Основы,русского стихосложения / В .Е. Холшевников. — Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1958. — 63 с.

728. Холшевников В.Е. Основы стиховедения: Русское стихосложение: Пособие для студентов филол. фак. / В.Е. Холшевников. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1962. - 152 с.

729. Холшевников В.Е. Перебои ритма / В.Е. Холщевников // Русская, советская поэзия и стиховедение: Мат-лы межвуз. конф. М., 1969. - С. 173184.

730. Холшевников В.Е. Проблемы метрики и интонации: Автореферат дис. канд. филол. наук / В.Е. Холшевников; ЛГУ. Л., 1964. - 17 с. ,

731. Холшевников В.Е. Стиховедение и поэзия / В.Е. Холшевников. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1991. - 256 с.

732. Христианство: Словарь/ Под общ. ред. Л.Н. Митрохина и др. М.: Республика, 1994. - 559 с.

733. Чан Ким Бао. Текст и дискурс: через призму иньян-концепции / К.Б.Чан. -М.: Изд-во «Творчество», 2000. 176 с.

734. Чан Ким Бао. Русский текст как лингвистический феномен: Через призму лингвофилос. иньян-концепции: Автореферат дис. докт. филол. наук / К.Б. Чан; Гос. ин-т рус. яз. им. A.C. Пушкина. М., 2000. - 37 с.

735. Черникова Г.Ф. Поэтика русского верлибра второй половины XX века: Автореферат дис. канд. филол. наук / Г.Ф. Черникова. Астрахань, 2005.-17 с.

736. Чудасов И.В. Эволюция форм русской комбинаторной поэзии XX века: Дис. канд. филол. наук / И. В. Чудасов. Астрахань, 2009. - 198 с.

737. Чудасов И.В. Эволюция форм русской комбинаторной поэзии XX века: Автореферат дис. . канд. филол. наук / И. В. Чудасов. Астрахань, 2009.-21 с.

738. Чудовский В. Несколько мыслей к возможному учению о стихе: С примерным разбором стихосложения в I главе «Евгения Онегина» / В. Чудовский // Аполлон. 1915. - № 8/9. - С.55-95.

739. Чудовский В. Несколько утверждений о русском стихе / В. Чудовский // Аполлон. 1917. - № 4-5. - С.58-69.

740. Чумак-Жунь И.И. Дискурсивное пространство поэтического текста: образное слово в русской лирике конца XVIII начала ХХЗ вв.: Автореферат дис. докт. филол. наук / И.И.Чумак-Жунь. - Белгород, 2009. - 38 с.

741. Чумак-Жунь И.И. Межсубъектные связи в поэтическом дискурсе / И.И.Чумак-Жунь // Вестник ТПГУ. 2006. - Вып. 5 (56). Сер. Гуманитарные науки (филология). - С.89-93.

742. Шамурин Е.И. Основные течения в дореволюционной русской поэзии / Е.И.Шамурин // Русская поэзия XX века: Антология русской лирики первой четверти XX века / Сост. И. С. Ежов, Е. Й. Шамурин. М.: Амирус, 1991 (репринт 1925). - С. 18-3 5.

743. Шапир М. Что такое авангард? / М.И. Шапир // Русская альтернативная поэтика. -М., 1990. С.3-9.

744. Шапир M. Эстетический опыт XX века: авангард и постмодернизм / М.И. Шапир //Philologie* 1995. - Т.2. - № 3-4. - С.135-143.

745. Шапир М.И. «Versus» vs «prosa»: Пространство-время поэтического текста / М.И. Шапир // Philologica. 1995. - Т. 2. - № 3/4 - С.7-47.

746. Шапир М.И. «Горе от ума»: семантика поэтической формы (опыт практической философии стиха) / М.И. Шапир // Вопросы языкознания. -1992.-С.90-105.

747. Шапир М.И. «Семантический ореол метра»: термин и понятие: Ис-торико-стиховедческая ретроспекция / М.И. Шапир // Литературное обозрение,.-1991.-№ 12.-С.36-40.

748. Шапир М.И. Universum versus: Язык стих - смысл в русской поэзии XVIII -XX веков / М.И. Шапир. - М.: Языки русской культуры, 2000. — Кн.1.-536с.

749. Шапир М.И. Теория русского стиха: Итоги и перспективы изучения / М.И. Шапир // Литературоведение на пороге XXI века: Мат-лы межд. науч. конф. МГУ. Май 1997.-М, 1998. С. 235-241.

750. Шапир М.И. Язык поэтический / М.И. Шапир // Введение в литературоведение: Литературное произведение: Основные понятия и термины: Учебное пособие / Под ред. Л.В. Чернец. -М.: Высш. шк.; Издательский центр «Академия», 2000. С.512-528.

751. Шейко-Маленьких С.И. Поэтика русского постмодернизма в прозе 1990-х годов: Мир как текст: Дис. канд. филол. наук / С.И. Шейко-Маленьких. СПб, 2004. -162 с.

752. Шенгели Г. О лирической композиции / Г.А. Шенгели // Проблемы поэтики.-М, 1925. -С.97-113.

753. Шенгели Г.А. Практическое стиховедение / Г.А. Шенгели. 2 изд., испр. и доп. - Л.: Прибой, 1926. - 119 с.

754. Шенгели Г.А. Техника стиха / Г.А. Шенгели; Под ред. Л.И. Тимофеева. 2 изд. - М.: ГИХЛ, 1960. - 312 с.

755. Шервинский C.B. Ритм и смысл: К изучению поэтики Пушкина / C.B. Шервинский. М.: Изд-во Академии наук СССР, 1961. - 272 с.

756. Шкловский В.Б. Искусство как прием / В.Б. Шкловский // Шкловский В.Б. О теории прозы. М.: Советский писатель, 1983. - С. 9-25

757. Штейнер Е. «Картины из письменных знаков» (из заметок о визуальной поэзии) / Е. Штейнер // Индекс: Альманах по материалам рукописных журналов / Сост. М.Н. Ромм. М.: Гуманитарный фонд, 1990. -С.297-321.

758. Штокмар М.П. Исследования в области русского народного стихосложения / М.П. Штокмар. М.: Изд-во Акад. наук СССР, 1952. - 423 с.

759. Штраус A.B. Проблема лирического героя в современной поэзии: новые тенденции 1990-х-2000-х годов: Автореферат дис. канд. филол. наук / А.В.Штраус. Екатеринбург, 2009. - 16 с.

760. Шульговский H.H. Занимательное стихосложение/H.H. Шульговский. — М.: Издательский дом Мещерякова, 2009. —208 с.

761. Щерба JI.B. Избранные работы по русскому языку / Л.В.Щерба; Предис., подбор текстов, примеч. и ред. М.И. Матусевич. М.: Учпедгиз, 1957.-188 с.

762. Щировская Т.Н. Типология сюжетов в произведениях отечественной массовой литературы 1990- 2000-х годов: Дисс. . кандидата филологических наук / Т.Н. Щировская Армавир, 2006. - 24 с.

763. Эйхенбаум Б. М. Мелодика русского лирического стиха / Б.М. Эйхенбаум. -Пб: Опояз, 1922.-200 с. (Сборники по теории поэтич. яз.)

764. Эйхенбаум Б. М. О поэзии / Б.М. Эйхенбаум. Л.: Советский писатель, Ленингр. отд-ние, 1969. - 552 с.

765. Эко У. Роль читателя. Исследования по семиотике текста / У.Эко; пер. с англ. и итал. С.Д. Серебряного. СПб.: «Симпозиум», 2007. - 502 с.

766. Эпштейн М.Н. «Как труп в пустыне я лежал.»: О новой московской поэзии /М.Н. Эпштейн // День поэзии-1988: Альманах. М.: Сов. пис., 1988. С. 159-162.

767. Эпштейн М.Н. Парадоксы новизны: О литературном развитии XIX-XX веков / М.Н. Эпштейн. М.: Сов. пис., 1988. - 416 с.

768. Эпштейн М. Истоки и смысл русского постмодернизма / М: Эпштейн//Звезда. 1996.-№8. -СЛ66-188.

769. Эпштейн М.Н. Постмодерн в России: Литература и теория / М.Н. Эпштейн. -М.:ЛИА Р. Элинина, 2000.-367 с. .t;

770. Эпштейн М.Н. Природа, мир, тайник вселенной: Система пейзажных образов в русской поэзии / М.Н. Эпштейн. М. : Высшая школа, 1990. -304 с.

771. КХМ.Лотман и тартусско-московская семиотическая школа: Сборник. М.: Гнозис, 1994. - 547 с. (Язык. Семиотика. Культура)

772. Ягодинцева H.A. Русская поэтическая культура: сохранение целостности личности: монография / Н.А.Ягодинцева; Науч. ред. B.C. Невелева. — Челябинск, 2007. 117 с.

773. Якобсон Р:0. Работы по поэтике / P.O. Якобсон. М.: Прогресс, 1987. -460 с.

774. Якобсон Р. О чешском стихе преимущественно в сопоставлении с русским / P.O. Якобсон. Берлин.; М., 1923. - [Ч.1.] (Сб. по теории по-этич. яз.). - 120 с.

775. Якобсон Р. О. Новейшая русская поэзия: Набросок первый: Подступы к Хлебникову / Р^О. Якобсон // Мир Велимира Хлебникова. М., 2000. -С. 20-77.

776. Якобсон P.O. Избранные работы / Р. О. Якобсон; Пред.

777. В. В. Иванова; Сост. и общ. ред. В. А. Звегинцева / Пер. с англ., нем., фр. яз. -М.: Прогресс, 1985. 455 с. (Языковеды мира)

778. Якобсон P.O. Лингвистика и поэтика / P.O. Якобсон // Структурализм: «за» и «против». Сб. ст. / Под ред. Е.Я. Басина, М.Я. Полякова. М.: Прогресс, 1975.-С. 193-230.

779. Янечек Дж. Минимализм в современной русской поэзии: Всеволод Некрасов и другие / Дж. Янечек; пер. с англ. И.Ахметьева // Новое литературное обозрение. 1997. - №23. - С.246-257.

780. Янечек Дж. Современная заумь / Дж. Янечек // Кредо. 1993. — № 34. (Поэтика русского авангарда). - Тамбов, 1993. — С. 22-24.

781. Ясперс К. Введение в философию / К. Ясперс; Пер. с нем. Минск: Пропилеи, 2000; - С.6-11.

782. Bailey J. Russiam binary meters with strong caesura from 1890 to 1920 / J. Bailey // International journal of Slavic lingvistics and poetics. The hague. -1971.-№14.

783. Bailey J. The evolution and the structure of the Russian iambic pentameter from 1880 to 1922 / J. Bailey // International journal of slavic lingvistics and poetics.-1973.-№16.

784. Jakobson R. Slavic epic verse: studies in comparative metrics / RJakobson // Oxford Slavic papers. 1952. -№ 3. - P.21-66.

785. Janecek G. The look of Russian literature. Avant-garde visual experiments, 1900-1930;-Princeton, 1984.

786. Genette G. Palimpsestes::La litteratute au second degre. P., 1982. — 4671. P

787. Lilly I.K., Schen- B.P. Russian Verse Theoiy since 1960: A Commentaiy and Bibliography / I.K.Lilly, B.P.Schen* // International Journal of Slavic Linguistics and Poetics. XXII. -1976. P. 75-116.

788. Lilly I.K., Scherr B.P. Russian Verse Theory since 1974: A Commentary and Bibliography / LK.Lilly, B.P.Scherr // International Journal of Slavic Linguistics and Poetics. 1983. -XXVU. - P. 127-174.

789. РОССИЙСКАЯ ФЕДЕРАЦИЯ МИНИСТЕРСТВО НАУКИ И ОБРАЗОВАНИЯ . ОРЛОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ05201 і 500581. На правах рукописи

790. КОВАЛЕВ ПЕТР АЛЕКСАНДРОВИЧ1. ПОСТМОДЕРНИЗМА

791. Специальность 10.01.01. Русская литература: : " м,1. Диссертацияна соискание ученой степени доктора филологических наук1. Орел-20101. Еа^і«*

автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01 диссертация на тему: Поэтический дискурс русского постмодернизма

Полный текст автореферата диссертации по теме "Поэтический дискурс русского постмодернизма"

Введение диссертации2010 год, автореферат по филологии, Ковалев, Петр Александрович

Заключение научной работыдиссертация на тему "Поэтический дискурс русского постмодернизма"

Список научной литературыКовалев, Петр Александрович, диссертация по теме "Русская литература"

Похожие темы диссертаций

автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Поэтический дискурс русского постмодернизма