Поэтика безмолвия в русской литературе 1820-начала 1840-х годов

Маркова, Виктория Валерьевна

автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Поэтика безмолвия в русской литературе 1820-начала 1840-х годов

Год: 2005
Автор научной работы: Маркова, Виктория Валерьевна
Ученая cтепень: кандидата филологических наук
Место защиты диссертации: Тюмень
Код cпециальности ВАК: 10.01.01

Диссертация по филологии на тему 'Поэтика безмолвия в русской литературе 1820-начала 1840-х годов'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Поэтика безмолвия в русской литературе 1820-начала 1840-х годов"

На правах рукописи

МАРКОВА Виктория Валерьевна

ПОЭТИКА БЕЗМОЛВИЯ В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ 1820-НАЧАЛА 1840-Х ГОДОВ (ОТ «НЕВЫРАЗИМОГО» В. А. ЖУКОВСКОГО К «МЕРТВЫМ ДУШАМ» Н. В. ГОГОЛЯ)

10.01.01 — русская литература

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Тюмень - 2005

Работа выполнена на кафедре истории русской литературы Тюменского государственного университета

доктор филологических наук, доцент

С. А. Комаров

доктор филологических наук, профессор В. Н. Евсеев

доктор филологических наук, доцент

И. А. Айзикова

ГОУ ВПО «Иркутский государственный университет»

Защита состоится Л9 » июня 2005 г. в часов на заседании диссертационного совета К 212.274.02 по защите диссертаций на соискание ученой степени кандидата филологических наук в Тюменском государственном университете (625000, Тюмень, Семакова 10, ауд. 211).

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Тюменского государственного университета.

Автореферат разослан «¿У» 2005 г.

Ученый секретарь диссертационного совета, доктор филологических наук, профессор

Научный руководитель:

Официальные оппоненты:

Ведущая организация:

Л. А. Вараксин

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Постановка проблемы и актуальность темы, исследования. Природа реализма русской классической литературы XIX века уже в конце 1970-х годов была предметом острых открытых дискуссий именно в аспекте сущностных характеристик, прояснения онтологических оснований явления (В. В. Кожинов, В. М. Маркович). Актуализация традиции отечественной филологии по изучению исторической поэтики художественной словесности позволила через двадцать лет, в дискуссии на рубеже ХХ-ХХ1 веков, достаточно однозначно и предметно зафиксировать плодотворность и перспективность данного ракурса рефлексии национального эстетического наследия (Г. А. Белая, Ю. В. Манн, А. С. Янушкевич и др.).

др.). Вызреваемая в недрах эстетического сознания потеря абсолютности единого авторитетного источника, которым поверялась бы истинность или ложность человеческого слова (а таким источником несомненно являлось Слово христианское), заставляет художников XIX века «проговаривать» еще недавно, казалось бы, «вечные истины» и искать пути введения в создаваемый текст христианских ценностей и категорий. И одним из таких средств воплощения в художественном произведении универсальных, вечных значений становится поэтика безмолвия. Именно безмолвие, неразрывно связанное со словом, в отличие от него является неким абсолютом, в чистом виде не поддающимся интерпретации в свете категорий истинности / ложности, и потому наиболее действенным и многозначным феноменом. Таким образом, актуальность выбранной темы обусловлена как минимум тремя обстоятельствами. Первое — сама природа литературы как искусства словесного, где наряду с тем, о чем текст «говорит», всегда присутствует то, о чем текст «молчит». Второе — особый статус художественного слова, присущий русской классической литературе. Ориентация классиков первой половины XIX века на христианскую систему ценностей обеспечивает рассмотрение ими Логоса как конечной цели духовных и творческих устремлений, а также следование традиции безмолвия в рамках православного мышления. Третье — изменения в культурной и политической жизни страны 1990-х годов, стимулировавшие интерес к нравственно-религиозным аспектам творчества, позволяют по-новому оценить семантику безмолвия в известных, даже хорошо изученных, текстах. Более того, возникает необходимость изучения поэтики безмолвия как явления системного и знакового для всей русской классической литературы.

В отечественной литературе XIX века существуют тексты, тема безмолвия в которых заявлена достаточно явно, открыто. Анализ данной темы в них и ранее был неустраним из процедуры осмысления и истолкования художественного произведения. Поэтому на рубеже тысячелетий гуманитарная мысль располагает исследованиями безмолвия как культурологического, философского, религиозного феномена. С другой стороны — на сегодняшний день в отечественном литературоведении накоплено

значительное количество наблюдений по феномену безмолвия в рамках конкретного произведения или индивидуальной художественной системы. Эти наблюдения, к сожалению, не увязываются между собой, не ставится цель проследить динамику развития данного явления с учетом работ первого порядка.

Наиболее существенными в указанном направлении представляются фундаментальные исследования Н. Д. Арутюновой, М. М. Бахтина, К. А. Богданова, М. Н. Виролайнен, С. А. Гончарова и др. Опираясь на эти и ряд других работ, исследующих различные аспекты феномена безмолвия, можно в качестве рабочего инструментария составить целый перечень способов введения семантики безмолвия в художественный текст.

1. Прямая номинация. Употребление в тексте слов с общей семантикой «ситуация, когда никто не говорит», «отсутствие звуков» и однокоренных им: молчание, безмолвие, тишина, тишь и т. д. «Безмолвие» предлагается в качестве обобщающего понятия для «молчания» и «тишины», при этом учитывается, что практика обозначения семантики безмолвия в художественном тексте неизмеримо богаче словарных статей и допускает употребление контекстуальных синонимов: пустота, немота, глухота, слепота, пауза, беззвучие и т. д.

2. Тропы (метафоры, фразеологизмы) и стилистические фигуры (умолчание, эллипсис, эквиваленты текста (Ю. Н. Тынянов), бессоюзие и др.).

3. Графические средства организации текста: тире, многоточие, отточие и др.

4. Изъятие, отсутствие структурно или содержательно необходимого элемента текста: пропуски, «лакуны», опущенные мотивировки, недоговоренности, «возможные сюжеты» (С. Г. Бочаров), нерасшифрованные сообщения, отсутствие драматического героя в ключевых сценах и т. д.

5. Ирония как форма умолчания (М. М. Бахтин).

6. Жест героя как поэтическая реализация безмолвия (Е. Димитров).

7. Изображение через отрицание.зонструкция «не» как сквозной предикат героя (С. А. Гончаров).

В тексте семантика безмолвия воплощается на уровне разных элементов художественного целого:

— в субъектно-речевом строе произведения;

— в структуре объекта изображения (мотив безмолвия, характеристика героя, особенности сюжетного построения, пейзаж).

Общеизвестны и затекстовые реализации феномена, например, молчание «первичного, не созданного» автора (М. М. Бахтин), иные особенности авторской стратегии (отказ от художественного творчества, отсутствие текстов в определенный период, публичный внетекстовый жест как эквивалент молчания «первичного» автора).

В современной науке уже не подвергается сомнению то, что произведения русской классики строятся через синтез двух планов бытия — конкретно-исторического содержания и «универсального плана» или «скрытого мифа» — и что для включения «универсального плана» в реалистическую картину мира требуются «иные образные формы», «новые реалии». Ориентируясь на исследования по этой теме (В. М. Маркович, Р. Г. Назиров), автор данной диссертационной работы предполагает, что наличествует некая поэтика «высшей реальности» как система средств выражения в произведении «универсального смыслового плана». Поэтика безмолвия, таким образом, является одной из ее подсистем. Безмолвие, заявляемое как знак, воплощает переход от «социально-бытового содержания» произведения к универсально-смысловым значениям.

Цель диссертационного исследования — выявить динамичность и системность поэтики безмолвия в русских классических текстах 1820-начала 1840-х годов.

Для достижения цели в диссертации решается ряд задач:

1) вычленить средства создания семантики безмолвия в текстах и показать значимость знаков безмолвия в функционировании художественного целого;

2) описать поэтику безмолвия в произведениях, репрезентативных для русской литературы 1820-начала 1840-х годов, как систему;

3) прояснить ценностную направленность поэтики безмолвия в текстах знаковых фигур русского литературного процесса 1820-начала 1840-х годов.

Объектом исследования являются жанровые образцы русской классики 1820-начала 1840-х годов. Хронологические рамки темы диссертационной работы охватывают период становления и развития неканонической эпохи русской словесности. Они позволяют проследить системное движение поэтики безмолвия на примере произведений, принадлежащих к стержневым жанрам эпохи и созданных ее ведущими авторами (Жуковский, Грибоедов, Лермонтов, Пушкин, Гоголь, Тютчев). Выбор произведений во многом обусловлен указанием на важность темы безмолвия, содержащемся в самом тексте: таковы, например, названия стихотворений Жуковского «Невыразимое» и Тютчева «Silentium!», образ Молчалина в «Горе от ума» Грибоедова, «немая сцена» в «Ревизоре» Гоголя, последняя ремарка в «Борисе Годунове» Пушкина. Обращение к манифестарному пушкинскому «Пророку» вызвано необходимостью рассмотрения роли поэта в становлении новой эстетики и создании мифа о «золотом веке» русской словесности. Общепризнанное движение литературного процесса в обозначенный хронологический промежуток «от поэзии к прозе» обусловило структурное построение диссертационного исследования: лирика — драма — эпос. «Евгений Онегин», «Герой нашего времени» и «Мертвые души» интерпретируются в отечественной науке как образцы «ранней», «синкретической» фазы развития жанра романа (В. М. Маркович, В. А. Недзвецкий, Н. Д. Тамарченко), напомним, что Пушкин, Лермонтов и Гоголь создали по одному произведению этого жанра. Выбор «Преступления и наказания» Достоевского в качестве дополнительного объекта исследования обусловлен, во-первых, традицией объединения имен Пушкина, Лермонтова, Гоголя и Достоевского как «магистрального пути» развития русской словесности, своеобразного «метасюжета» литературы XIX века (С. Г. Бочаров, М. Н. Ви-ролайнен), во-вторых, традицией обозначения творческой преемственности «Пушкин — Лермонтов» и «Гоголь — Достоевский». Наконец, анализ «Преступления и наказания» позволяет подвести промежуточные итоги развития поэтики безмолвия на протяжении почти полувековой истории русской литературы на примере сформировавшегося жанра романа.

Предмет исследования — поэтика безмолвия в обозначенных текстах.

На защиту выносятся следующие основные положения.

1. В русской литературе 1820-начала 1840-х годов наличествует оригинальная поэтика безмолвия. Она характерна для текстов, входящих в литературный ^анон этого времени («Невыразимое» В. Жуковского, «Пророк», «Борис Годунов», «Евгений Онегин» А. Пушкина, «Герой нашего времени» М. Лермонтова, «Горе от ума» А. Грибоедова, «Silentium!» Ф. Тютчева, «Ревизор», «Мертвые души» Н. Гоголя и др.).

2. Поэтика безмолвия от 1820-х к 1840-м годам приобретает все более системный и многоэлементный характер.

3. Она обогащается новыми значениями и функционирует на все более расширяющемся конструктивном пространстве художественного целого классических произведений. Это свидетельствует о динамичности данного феномена.

4. Формирование и интенсивное обогащение поэтики безмолвия связано с ощущением русскими писателями необходимости усиления эстетического воздействия на духовный строй читателей христианской России, с предчувствием ценностного (религиозного) кризиса национального сознания в завершающие десятилетия XIX века.

Научная новизна работы заключается в том, что поэтика безмолвия в ней впервые рассматривается как явление знаковое для русской литературы 1820-начала 1840-х годов, имеющее системный и динамический характер.

Теоретико-методологической базой диссертационного исследования послужили общегуманитарные исследования феномена безмолвия (М. М. Бахтин, М. Бубер, Н. Д. Арутюнова, К. А. Богданов), литературоведческие работы, посвященные теме безмолвия в определенном художественном тексте или индивидуальной творческой системе (М. Я. Вайскопф, М. Н. Виролайнен, С. А. Гончаров, Г. А. Гуковский, Е. Димитров, О. Б. Лебедева, Ю. М. Лот-ман, Ю. В. Манн, С. М. Соловьев, Е. Г. Эткинд и др.), исследования, посвященные логике развития русской литературы XIX века (Л. Я. Гинзбург, А. И. Журавлева, Ф. 3. Канунова, Ю. М. Лотман, В. М. Маркович, В. А. Недзвецкий, Н. Д. Тамарченко, А. С. Янушкевич и др.), авторитетные работы, посвященные творчеству конкретного писателя.

Методы исследования связаны с целью и задачами диссертации, ее материалом и предметом. Методология работы строится на сочетании элементов системно-целостного (М. М. Гирш-ман, Б. О. Корман, В. В. Федоров), типологического (Л. Я. Гинзбург, Ю. М. Лотман, Ю. В. Манн, В. М. Маркович, Н. Д. Тамарченко) и культурологического (М. М. Бахтин, С. Н. Бройтман, М. Н. Виро-лайнен) подходов к анализу литературных явлений.

Апробация работы проводилась в форме докладов на XXIV Международных чтениях «Достоевский и мировая культура» (Санкт-Петербург, 1999), межвузовских научно-практических конференциях «Художественная литература, критика и публицистика в системе духовной культуры» (Тюмень, 2000), «Город как культурное пространство» (Тюмень, 2003). Диссертация обсуждалась на заседаниях кафедры русской литературы Тюменского государственного университета. Основные положения диссертационной работы отражены в девяти публикациях.

Практическое использование полученных результатов возможно в процессе чтения общих и специальных курсов по истории русской литературы XIX века и творчеству отдельных писателей, в школьном преподавании классической отечественной словесности.

Структура и объем работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и библиографического списка. Содержание изложено на 168 страницах, список литературы включает 360 наименований.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается актуальность темы исследования, формулируются его цель, задачи, положения, выносимые на защиту, определяются методологическая база, научная новизна и практическая значимость работы. Автором вводится понятие «поэтика безмолвия».

В первой главе «Эксплицирование феномена безмолвия в русской лирике и драме 1820-1830-х годов» показывается, как идет процесс накопления и формирования семантики «безмолвия» в первую очередь в качестве тематического и мотивного комплексов.

В первом параграфе «Тематическое эксплицирование феномена безмолвия в русской лирике 1820—1830-х годов» описывается этап формирования категориального аппарата феномена безмолвия в «Невыразимом» (1819) Жуковского и «Silentium!» (1830) Тютчева; выделяются устойчивые концепты, связанные с феноменом безмолвия, в лирике Пушкина, Лермонтова, Тютчева. В качестве контекста привлекаются лирические произведения Пушкина («Эхо», «Разговор книгопродавца с поэтом», «Друзьям» и др.), Тютчева («Не то, что мните вы, природа...», «Видение», «Когда сочувственно на наше слово...», «Нам не дано предугадать...» и др.), Лермонтова («Выхожу один я на дорогу...», «Не верь себе», «Мое грядущее в тумане...», «1831-го июня 11 дня» и др.).

В «Невыразимом» Жуковский, описывая поэтическими средствами религиозно-мистический опыт встречи человека с Божественным, создает своеобразный канон включения феномена «невыразимого» в поэтический текст. Трагедийность человеческого бытия, заключающаяся в невозможности адекватно выразить свой внутренний мир и быть понятым другим, становится темой тютчевского «Silentium!». Выход в контекст лирики Жуковского и Тютчева позволяет наметить характерные для каждого из поэтов значения «безмолвия» в их творчестве.

Особый статус поэзии в 1820-1830-е годы (М. Н. Виролайнен, Л. Я. Гинзбург, Ю. М. Лотман), когда поэтическое слово наделяется функциями Логоса, и одновременно недоверие к сентенциозной эстетике классицизма обусловливает поиск нового слова, свободного от заданности и предсказуемости. Возникает проблема соотнесенности художественного слова и Логоса, соответствия автора созданному им тексту. «Безмолвие» становится неотделимой характеристикой божественного Слова: поэт, не причастный высшей истине, не обладает свойствами пророка, то есть не способен выразить высшую истину и выполнить свою миссию. Христианская культура предполагает некий общий язык, понятный только посвященным, не причастные ему остаются слепы и глухи к высшей правде. Выражение этой правды требует особых форм воплощения. Процесс обретения «нового слова» как момент нравственного преображения, очищения и воскресения в новом статусе показан в стихотворении «Пророк» (1926) Пушкина. По-

лемичность пушкинского и лермонтовского одноименных стихотворений предопределяет два основных направления для развития семантики «безмолвия» в последующих классических произведениях: как сверхзнание об общей Истине и как утрата общего ценностного языка.

Таким образом, в лирике 1820-1830-х годов эксплицирование значений «тишины» и «молчания» знаменует собой переход к качественно новому пониманию человеческой личности и образа мира в целом. Описание поэтическими средствами мистическо-религиозного опыта и «внутреннего» человека расширяет художественные возможности слова и снимает романтическое двое-мирие, утверждая неразрывность и взаимообусловленность конечного и бесконечного планов человеческого бытия. В этот период складываются словесные формулы с семантикой «безмолвия». Их основные значения - «присутствие невидимого Бога» в природе и душе лирического героя, состояние «внутреннего бытия», «невыразимость» Божественного. Соотношение понятий «молчания» и «слова» реализуется в оппозициях «живое» — «мертвое», «внутреннее» — «внешнее», «тишина» — «шум», «ты-я» — «другой», «бытие» — «небытие». «Безмолвие» приобретает аксиологические характеристики, оно может оцениваться как положительно (высшая степень слова), так и отрицательно (невозможность коммуникации с другим, прерывание связи с Абсолютным).

Во втором параграфе главы «Герой и сюжет русской драмы 1820-1830-х годов в аспекте феномена безмолвия»

анализируются трагедия Пушкина «Борис Годунов» (1825) и комедии Грибоедова «Горе от ума» (1822-1824), Гоголя «Ревизор» (1836). Своеобразие функционирования «поэтики безмолвия» в драматургии 1820-1830-х годов обусловлено в первую очередь воплощением в текстах нового типа героя. С этим связано ее «сосредоточение» именно в рамках персонажа — прежде всего, в качестве его характеристики. Указание на манеру «говорения» — «молчания» может содержаться в высказываниях других героев («Горе от ума», «Борис Годунов»), в «говорящих» фамилиях (Молчалин), в авторских комментариях («Замечания для господ актеров» в «Ревизоре»). Семантика «безмолвия» усложняется и обогащается новыми значениями: немота и косноязычие

(Гибнер и другие), молчаливость (Борис Годунов), бессловесность (Молчалин), которые, в свою очередь, наполняются различным содержанием в зависимости от контекста. Появляется «безмолвный» герой, чаще всего выполняющий сюжетообразую-щую функцию (царевич Димитрий в «Борисе Годунове», настоящий ревизор в «Ревизоре»). Причем отсутствие голоса сочетается с отсутствием персонажа на сцене. Сюжетообразующую функцию также могут выполнять «умолчания» («Борис Годунов»),

Усложняется антитеза «безмолвие — слово». Безмолвие (акт молчания) теперь не просто противопоставлено Слову (акту говорения) как «отсутствие звука — наличие звука», а являет собой некую особую природу этого самого Слова: лишение слова значимости (в ситуации признания героя сумасшедшим) или признание слова бессмысленным (в ситуации самозванства). «Безмолвие» реализуется в диалогах и полилогах, характеризуя отношения героев между собою или отношения героя с обществом. Невозможность услышать другого и понять его усиливается метафорой глухоты («Горе от ума»), бессмысленность общения, изначально построенного на лжи, вранье и неправильной, ошибочной установке (воплощение «миражной», неправильной интриги) сопровождается метафорой слепоты («Ревизор»). «Безмолвие» входит в антиномические отношения с категорией «шум». Наличие «шума» может оборачиваться как этическим плюсом («мнение народное» в «Борисе Годунове»), так и этическим минусом («общественный приговор» в «Горе от ума»). Наконец, в «Ревизоре» вырабатываются принципы конструирования «символа безмолвия», включающего в себя все знаки «безмолвия», рассредоточенные по тексту.

Вторая глава — «Поэтика безмолвия в русском романе 1820-начала 1840-х годов: оформление оппозиции «демоническое - божественное»» - посвящена рассмотрению феномена безмолвия в романах «Евгений Онегин» (1823-1831) Пушкина и «Герой нашего времени» (1839-1841) Лермонтова. Аналитические версии жанра (М. М. Бахтин, В. М. Маркович, Р. Г. Назиров, В. А. Недзвецкий, Н. Д. Тамарченко) позволяют предположить, что функционирование поэтики безмолвия в романе характеризуется следующими особенностями.

1. Основной предмет романного жанра - говорящий человек и его слово. Следовательно, изображая слово героя (словесными же средствами), автор неминуемо должен отмечать и молчание героя как прерывание (обрамление, отсутствие) речи.

2. В романе, который представляет собой «художественно организованное социальное разноречие, иногда разноязычие, и индивидуальную разноголосицу» (М. М. Бахтин), молчание, видимо, есть некое обрамление слова героя, формально выраженное отграничение его слова от слов других персонажей. Молчание осмысляется как граница речи героя.

3. Молчание в диалогах (полилогах) между героями (как «иде-ологемами») может свидетельствовать о тождестве или разности их ценностных установок, обозначать истинность или ложность их позиций.

4. Утрата единого языка создает проблему «общего» (авторитетного, внутренне убедительного) слова в романе. Молчание как точка выхода к метафизическому плану романа может напоминать о высших ценностях. В определенных контекстах молчание само становится этим «общим», высшим Словом.

Следование логике развития русской словесности как отходу от пушкинской «меры» в творчестве Лермонтова и Гоголя, и манифестируемый возврат к ней в романах Достоевского, позволяет интерпретировать «поэтику безмолвия» в «Евгении Онегине» как некую норму соотношения в художественном тексте «речи» и «молчания». Это становится предметом первого параграфа второй главы — «Поэтика безмолвия в романе в стихах «Евгений Онегин» А. С. Пушкина». Особый статус литературы у Пушкина, который был определен им как «Цель поэзии — поэзия», и принципиальный отказ от мессианско-сакрального значения искусства обусловили миф о пушкинском творчестве как «золотом веке» русской литературы (Н. Гоголь, Ап. Григорьев, Л. Толстой, Ф. Достоевский, Вяч. Иванов, В. Розанов, С. Бочаров, М. Виролайнен), эталоне гармонического (соответствующего Божественному) отражения бытия и адекватного воплощения его многообразия и неисчерпаемости.

Для пушкинского романа, как и для творчества Пушкина в целом, свойственно четкое обозначение границ между двумя феноменами: «речью» и «молчанием». «Безмолвие», участвуя в

формировании различных элементов художественного целого (пропущенные строфы; «возможные сюжеты», характеристики героев; умолчания как знаки тайны о человеке и бытии; открытость финала, символизирующая незавершенность героя и жизни), в первую очередь призвано обеспечить взаимопроникновение эстетического и реального планов бытия, зафиксировать множественность смыслов любого явления действительности. Обозначение границы между «молчанием» и «речью» формообра-зует новую концепцию мира и человека у Пушкина, противостоящую монолитности и завершенности сентенциозного мышления и слова, характерных для предшествовавшей литературной традиции. «Безмолвие» у Пушкина не имеет трагической окраски, а вместе со словом воссоздает структуру самой жизни.

Второй параграф второй главы «Поэтика безмолвия в прозаическом романе «Герой нашего времени» М. Ю. Лермонтова» раскрывает особенности значения «безмолвия» в произведении, отражающем сознание послепушкинского поколения.

Семантика «безмолвия» в «Герое нашего времени» сохраняет основное значение, свойственное лирике и романтическим поэмам Лермонтова. «Безмолвие» здесь связано с фиксацией процесса отчуждения, демонической природы человека вследствие его отпадения от основ Божественного миропорядка. Итогом такого состояния становится потеря коммуникативных связей с другими людьми в рамках единой мировой целокупности и осознание того, что возврат к первоначальной гармонии возможен лишь в исключительных, пограничных обстоятельствах.

Природа молчания, а соответственно, и природа отчуждения, получают своеобразное осмысление в каждой главе - в зависимости от субъекта рассказываемых событий (литератор, Максим Максимыч, Печорин), от ситуации, в которой находится Печорин, от той системы персонажей, которые его окружают («Журнал Печорина»). «Безмолвие» как непонимание может быть связано с коренным различием жизненных и мировоззренческих сфер героев («Бэла», «Тамань»), с разными позициями по отношению к светскому языку и социальным ролям («Княжна Мери»), «Внешнему» молчанию как атрибуту определенной заданной роли противопоставлено молчание «внутреннее», осно-

ванное на схожести ценностных установок персонажей. Мотив «тишины», проходящий сквозь все романное повествование, обеспечивает сюжетное единство «Героя нашего времени», задает принцип изображения героев и событий (от «внешнего» к «внутреннему») и формирует универсальный, метафизический, план романа.

Третья глава диссертационного исследования называется «Проблема христианского преображения человека и поэтика безмолвия в историко-литературной перспективе русского романа (от «Мертвых душ» Н. В. Гоголя к «Преступлению и наказанию» Ф. М. Достоевского)».

В первом параграфе третьей главы — «Поэтика безмолвия в «Мертвых душах» Н. В. Гоголя: поиск эстетических возможностей пробуждения «внутреннего» человека» — «Мертвые души» рассматриваются как синкретический жанр, где феномен безмолвия обеспечивает выход от эмпирического плана произведения к сакральному и способствует созданию смысловой многоплановости и символизации образной системы поэмы. Жанровая многоплановость «Мертвых душ» обусловливает сложную смысловую и структурную природу «безмолвия» в тексте. «Безмолвие» реализуется прежде всего в своей отрицательной семантике, являясь одним из художественных приемов, отражающих негативную эстетику и антропологию писателя. На изобразительном уровне высказывание или молчание героя определяет его статус в оппозиции «живой» — «мертвый» («динамический» — «статический», «направленный» — «ненаправленный»), обозначает смысловую наполненность категорий «души» и «пути». «Безмолвие» реализуется как «определенность», «ограниченность», «окаменелость», сопровождается «неподвижностью», «за-стывшестью». Авторское «молчание» (прием паузы, интроспекция или отказ от нее, уклонение от объяснений) разграничивает роль автора как свидетеля событий и как создателя-творца. Еще одна функция «умолчаний» — структурное и графическое оформление лирических отступлений, не выделенных в поэме в отдельные части текста.

Воплощаясь на эмпирическом уровне в отрицательной семантике (пустота, ничто и т. д.), знаки «безмолвия» в то же время являются как бы теми предельными точками, которые

осуществляют выход в символическую, универсальную плоскость поэмы в прозе. «Безмолвие» как отражение «бездушности», бездуховности и пошлости нарушается «живым» словом, обозначающим божественное начало в человеке и возможность его дальнейшего преображения. Принцип столкновения «живого» и «мертвого» слова характерен в целом для структурного решения произведения. Двуплановость поэмы в прозе создает ситуацию сопряжения в тексте позиции писателя (лирические отступления) и позиции мира (всей Руси). По отношению к застывшей и безмолвной Руси обращенное к ней слово автора намерено стать живым источником, ее преображающим. Финал первого тома «Мертвых душ» трактуется как прямой диалог автора-пророка и читателя. Взаимонаправленность и взаимообусловленность мира и пророка выступают условием преображения реальности как обретения истинного слова, желаемого синтеза. Воплощение этого синтеза, насколько известно, предполагалось во втором и третьем томах поэмы.

Акт сожжения второго тома «Мертвых душ» можно рассматривать как отказ Гоголя от художественного слова, своеобразный выбор молчания как человеческой и писательской позиции. В то же время поступок писателя знаменует переход к качественно новому, учительному, слову и является, с христианской точки зрения, необходимым условием его обретения.

В начале второго параграфа третьей главы «Поэтика безмолвия в романе Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание»: восстановление «человека в человеке» как решенная эстетическая задача» прослеживается традиция осмысления творческого метода Достоевского самим писателем, а также в отечественной критике и литературоведении, рассматривается своеобразие «реализма в высшем смысле» (М. М. Бахтин) Достоевского как определенного этапа в развитии русской классической литературы.

Ориентация на Пушкина в художественном сознании Достоевского заключается в необходимости возврата (на новом уровне) к тем достижениям, которыми было ознаменовано пушкинское творчество: «самостоянье» человека, «способность ко всемирной отзывчивости», «всечеловечность», гармоничность, универсальность и т. д. Утрата целостности восприятия мира,

нарушение гармоничного существования человека в окружающей его действительности, отраженные в творчестве писателей послепушкинской эпохи, обусловили основной пафос произведений Достоевского как пафос восстановления человека. Восстановление человека для Достоевского возможно лишь в рамках христианского сознания и осмысляется им как процесс физического и нравственного перерождения, обретения цельности и идеала в Боге. Этико-эстетическое единство идеала обуславливает ориентацию писателя на образ Христа и Евангелия.

Новая ремифологизация романа, начавшаяся с Достоевского, ведет как к созданию особой поэтики, построенной на евангельских и литературных мифологических и мистических элементах, так и обусловливает возрастающую «мистеризацию» жанровой формы. Направленность к Богу как сознания писателя, так и его героев, убеждение в действенности не логики, а художественной образности, стремление отразить действительность и человека во всем многообразии и противоречивости (при понимании неисчерпаемости того и другого и принципиальном отказе от последнего, завершающего слова) — все это обусловливает установку Достоевского на символизацию конкретных фактов действительности. Безмолвие, как выражение внеязы-ковой и сверхчувственной сущности, позволяет (возможно, в большей степени, нежели другие средства) осуществить прорыв от эмпирического плана романа к универсальному, метафизическому. В «Преступлении и наказании» наблюдается формирование структурных и семантических принципов поэтики безмолвия, которые впоследствии в усложненном виде будут представлены в остальных «больших» романах писателя 18601870-х годов.

Поэтика безмолвия реализуется в повествовательной структуре произведения на нескольких уровнях поэтики.

1. В диалогах героев. «Паузы умолчания» — паузы, прерывающие диалог на словесном уровне, но продолжающие на смысловом (как знаки узнавания людей, их душ, сознаний поверх эмпирического опыта; знаки внутреннего разоблачения, отчуждения; «пороговые» паузы и т. д.).

2. В событийно-статичных сценах. «Ситуации молчания» — внезапное прерывание речи героев в массовых сценах; как не-

адекватная реакция (страх, ужас, брезгливость) на что-либо или кого-либо.

3. В структуре романа. Создается «контекст молчания» и посредством его в определенной степени организуется сюжетная линия произведения (характерные для Достоевского «тайны», «умолчания», «безмолвные заговоры» и т. д.).

4. На уровне характеристики героя. Нередко «молчаливая характеристика» героя и создает «контекст молчания» (так, «Бесы» — роман о разгадывании Ставрогина, который все время молчит).

5. На уровне поведения героя: поступка и жеста. Символический жест как «поэтическая реализация безмолвия» (Е. Димитров).

6. На уровне словесно выраженной предметной изобразительности (пейзаж): тишина или пустота.

В плане конкретной реализации в тексте знаки безмолвия располагаются по горизонтали. В смысловом — каждый уровень «поэтики безмолвия» может иметь два предела: высший («безмолвие как инословие») и низший («до-слово», небытие, духовная смерть). При всей сложности романов Достоевского в них можно выделить общую схему, подобные семантически отмеченные фрагменты текста. Из этой семантической связности и рождается общий смысл, который находит свое выражение в символе. Взаимодействуя друг с другом, знаки безмолвия находят воплощение в едином ключевом «символе безмолвия» (сцена немого признания Раскольникова Соне в убийстве).

Таким образом, Достоевский, оставаясь в рамках художественного слова, реализует в романной поэтике «безмолвие» как средство введения в текст христианских значений, как способ выхода к универсальному, метафизическому плану романов, возможность открыть бесконечность смыслов, отказавшись от традиционного авторского объяснения. Участвуя в формировании практически всех конструктивных элементов художественного целого, поэтика безмолвия обуславливает особую (мистериальную) природу художественного слова Достоевского и своеобразие его творческого метода. «Паузы умолчания» в «Преступлении и наказании» представляют начальный этап формирования поэтики безмолвия, реализовавшейся в последующих произведениях Достоевского.

В заключении диссертации формулируются основные итоги проделанного исследования, намечаются перспективы дальнейшего развития темы.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

1. «Паузы умолчания» в романе Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание» // КОН (Культура. Общество. Наука). Тюменский региональный культурологический журнал. Вып. 2. Тюмень, 1994. С. 23-25.

2. «Поэтика безмолвия» в романе Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы» // Художественная литература, критика и публицистика в системе духовной культуры. Вып. 3. Тюмень, 1997. С. 41-45.

3. «Поэтика безмолвия» в ситуации «большого диалога»: «Идиот» — «Бесы» // Художественная литература, критика и публицистика в системе духовной культуры. Вып. 4. Тюмень, 1999. С. 17-20.

4. «Феномен безмолвия» в контексте рефлексии христианской культуры // Художественная литература, критика и публицистика в системе духовной культуры. Вып. 5. Тюмень, 2001. С. 27-30.

5. Формирование категориального аппарата рефлексии «безмолвия» в рамках художественного целого: «Невыразимое» В. А. Жуковского, «Silentium!» Ф. И. Тютчева // Славянские духовные ценности на рубеже веков. Тюмень, 2001. С. 114-118.

6. Опыт рефлексии феномена безмолвия в лирике А. С. Пушкина и М. Ю. Лермонтова // Славянские истоки словесности и культуры в Западной Сибири. Ч. II. Тюмень, 2001. С. 128-137.

7. «Ревизор» Н. В. Гоголя: «сборный город» в свете феномена безмолвия // Город как культурное пространство. Тюмень, 2003. С. 282-287.

8. «Борис Годунов» А. С. Пушкина: от звука к безмолвию // Сибирская пушкиниана. Тюмень, 2003. С. 23-26.

9. Семантика «молчания» в комедии А. С. Грибоедова «Горе от ума» // Художественная литература, критика и публицистика в системе духовной культуры. Вып. 6. Тюмень, 2005. С. 91-94.

Подписано в печать 12.05.2005. Тираж 100 экз. Объем 1,0 уч.-изд. л. Формат 60x84/16. Заказ 210.

Издательство Тюменского государственного университета 625000, г. Тюмень, ул. Семакова, 10. Тел./факс (3452) 46-27-32 E-mail: izdatelstvo@utmn.ru

«12 0

РНБ Русский фонд

2006-4 28282

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Маркова, Виктория Валерьевна

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА I. Эксплицирование феномена безмолвия в русской лирике и драме 1820-1830-х годов.

§ 1. Тематическое эксплицирование феномена безмолвия в русской лирике 1820-1830-х годов.

§ 2. Герой и сюжет русской драмы 1820-1830-х годов в аспекте феномена безмолвия.

ГЛАВА II. Поэтика безмолвия в русском романе 1820-начала 1840-х годов: оформление оппозиции «демоническое — божественное».

• § 1. Поэтика безмолвия в романе в стихах «Евгений Онегин»

А.С. Пушкина.

§ 2. Поэтика безмолвия в прозаическом романе «Герой нашего времени»

М.Ю. Лермонтова.

ГЛАВА III. Проблема христианского преображения человека и поэтика безмолвия в историко-литературной перспективе русского романа (от «Мертвых душ» Н.В. Гоголя к «Преступлению и наказанию» Ф.М. Достоевского).

§ 1. Поэтика безмолвия в «Мертвых душах» Н.В. Гоголя: поиск эстетических возможностей пробуждения «внутреннего» человека.

§ 2. Поэтика безмолвия в романе Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание»: восстановление «человека в человеке» как решенная эстетическая задача.

Введение диссертации2005 год, автореферат по филологии, Маркова, Виктория Валерьевна

Природа реализма русской классической литературы XIX века уже в конце 1970-х годов была предметом острых открытых дискуссий именно в аспекте сущностных характеристик, прояснения онтологических оснований явления [Кожинов 1978; Маркович 1978]. Актуализация традиции отечественной филологии по изучению исторической поэтики художественной словесности позволила через двадцать лет, в дискуссии на рубеже XX-XXI веков, достаточно однозначно и предметно зафиксировать плодотворность и перспективность данного ракурса рефлексии национального эстетического наследия [Белая 1996; Манн 1996а; Янушкевич 1998 и др.].

Русская литература к двадцатым годам XIX века оказывается в ситуации уникальной и беспрецедентной: на нее возлагаются функции, которые в допетровскую эпоху выполняла Церковь, а в течение почти всего XVIII века - государство. Создание светской литературы в условиях секуляризированной культуры, а затем постепенное отдаление словесности от государства обусловили тот факт, что литература в начале XIX века «занимает вакантное место духовного авторитета», при этом на нее переносятся «многие традиционные религиозные представления» [Лотман 1996г]. Важной в этой связи представляется работа М.Н. Виролайнен «Речь и молчание» (2003), в которой единое пространство русской литературы осмысляется автором как «культурный космос». Смена культурных эпох связывается с изменением соотношения «ключевых устрояющих принципов миропорядка». Ученый выделяет четыре формообразующих начала мироустройства, свойственного русской культуре: уровень канона, уровень парадигмы, уровень слова, уровень непосредственного бытия. Допетровская эпоха — время «канона», который «обеспечивает единство первейших жизненных ориентиров и ценностей, единство в церковной вере, в суевериях, в житейском строе» [Виролайнен 2003: 20]. Канон как общий для всех принцип мироустройства (неявленный, но живой и актуальный закон) реализуется в слове, характер которого жестко определен парадигмой. Парадигма «как особая номенклатура поэтического слова» [Виролайнен 2003: 40] обеспечивает связь между каноном и непосредственным бытием. Развитие русской истории, с точки зрения исследователя, представляет собой постепенное «сворачивание» четырехуровневой культуры (канон - парадигма - слово — жизнь) сначала до трехуровневой, а к 20-30-м годам XIX века - до двухуровневой. Исчезновение формообразующих принципов (сначала канона, а затем и парадигмы) приводит к тому, что русская словесность берет на себя все функции, присущие канону, и оказывается лицом к лицу с действительностью. Отсюда - небывалая нагрузка на слово: «В силу памяти о каноне слово знает свою сакральную природу; в силу памяти о парадигме оно мыслит себя как эталон. В условиях двухуровневой культуры эти функции совмещаются, что приводит в известном смысле к самосакрализации словесно-мыслительного уровня» [Виролайнен 2003: 56].

Повышение статуса личности, ее самоценности и неповторимости, ведет одновременно к раздробленности человеческого сознания и отчуждению индивида от мировой и социальной целостности. Писатели и мыслители XIX века ощущают этот процесс как угрозу разрушения единых духовных ценностей, утрату «бесспорного и непререкаемого» [Бахтин 1975: 145] языка. Изменение представлений о мировой целокупности и роли субъекта в ней отражается в постепенном переходе к качественно новой поэтике, рефлексируемом исследователями как переход от «эстетики тождества» к «эстетике противопоставления» [Лотман 1998], от традиционалистской, нормативной эпохи к неканонической, индивидуально-творческой, к поэтике художественной модальности [Аверинцев и др. 1994; Бройтман 2004; Михайлов 1988 и др.]. Вы-зреваемая в недрах эстетического сознания потеря абсолютности единого авторитетного источника, которым поверялась бы истинность или ложность человеческого слова (а таким источником несомненно являлось Слово христианское), заставляет художников XIX века «проговаривать» еще недавно, казалось бы, «вечные истины» и искать пути введения в создаваемый текст христианских ценностей и категорий. И одним из таких средств воплощения в художественном произведении универсальных, вечных значений становится поэтика безмолвия. Именно безмолвие, неразрывно связанное со словом, в отличие от него является неким абсолютом, в чистом виде не поддающимся интерпретации в свете категорий истинности / ложности, и потому наиболее действенным и многозначным феноменом. Таким образом, актуальность выбранной темы обусловлена как минимум тремя обстоятельствами. Первое - сама природа литературы как искусства словесного, где наряду с тем, о чем текст «говорит», всегда присутствует то, о чем текст «молчит»1. Второе - особый статус художественного слова, присущий русской классической литературе. Ориентация классиков первой половины XIX века на христианскую систему ценностей обеспечивает рассмотрение ими Логоса как конечной цели духовных и творческих устремлений, а также следование традиции безмолвия в рамках православного мышления. Третье — изменения в культурной и политической жизни страны 1990-х годов, стимулировавшие интерес к нравственно-религиозным аспектам творчества, позволяют по-новому оценить семантику безмолвия в известных, даже хорошо изученных, текстах. Более того, возникает необходимость изучения поэтики безмолвия как явления системного и знакового для всей русской классической литературы.

1 См., например: «Но такая зона - назовем ее зоной речи — всегда соседствует с не менее значимой зоной молчания, с полем неназываемого, которое участвует в строительстве культурного целого не менее активно, чем речь» (Виролайнен М.Н. Речь и молчание: Сюжеты и мифы русской словесности. СПб., 2003. С. 437). ного произведения. Поэтому на рубеже тысячелетий гуманитарная мысль располагает исследованиями безмолвия как культурологического, философского, религиозного феномена. С другой стороны - на сегодняшний день в отечественном литературоведении накоплено значительное количество наблюдений по феномену безмолвия в рамках конкретного произведения1 или индивидуальной художественной системы2. Эти наблюдения, к сожалению, не увязываются между собой, не ставится цель проследить динамику развития данного явления с учетом работ первого порядка.

Наиболее существенными в указанном направлении представляются следующие фундаментальные исследования. В «Очерках по антропологии молчания» К.А. Богданова (СПб., 1997) полно представлены различные подходы к молчанию в традициях литературного, мистико-религиозного, фольклорного, философского и социо-политологического дискурсов. Автор подчеркивает необходимость комплексного анализа семантики молчания. В то же время обозначение различных идеологических практик, с точки зрения которых анализируется данный феномен, позволяет разграничить такие области исследования, как философию молчания, религиозный и мифологический аспекты молчания, прагматику молчания, молчание как коммуникативный фено

1 Винокур Г.О. Комментарии к «Борису Годунову» А.С. Пушкина. М., 1999; ГиршманМ.М. Анализ поэтических произведений А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, Ф.И. Тютчева. М., 1981; Гуковский Г.А. Пушкин и русские романтики. М., 1995; Королева Н.В. Ф. Тютчев. Si-lentium! // Поэтический строй русской лирики. Л., 1973; Манн Ю.В. «Невыразимое» Жуковского // Манн Ю.В. Поэтика русского романтизма. М., 1976; Строганов М.В. «Немая сцена» в «Ревизоре» // Драма и театр. Вып. 2. Тверь, 2001; Тынянов Ю.Н. Проблема стихотворного языка // Тынянов Ю.Н. Литературный факт. М., 1993. С. 23-108; Эткинд Е.Г. Язык для Невыразимого // Эткинд Е.Г. «Внутренний человек» и внешняя речь. Очерки психопоэтики русской литературы XVIII-XIX вв. М., 1999 и др.

2 Вайскопф М.Я. Сюжет Гоголя: Морфология. Идеология. Контекст. М., 2002; Виролайнен М.Н. Речь и молчание у Пушкина // Виролайнен М.Н. Речь и молчание: Сюжеты и мифы русской словесности. СПб., 2003. С. 437-444; Гончаров С.А. Творчество Гоголя в религиозно-мистическом контексте. СПб., 1997; Димитров Е. Безмолвие у Достоевского // Достоевский и современность. Ч. I. Новгород, 1991. С. 48-52; Соловьев С.М. Изобразительные средства в творчестве Ф.М. Достоевского. М., 1979. мен, семантику молчания, поэтику молчания и т.д. Прагматике и семантике молчания посвящен сборник лингвистических работ «Логический анализ языка. Язык речевых действий» (М., 1994). Особый интерес здесь представляют статьи Н.Д. Арутюновой «Молчание: контексты употребления», А.Г. Грека «О словах со значением речи и молчания в русской духовной традиции» и М.А. Дмитровской «Природа: язык и молчание (О миросозерцании А. Платонова)». Герменевтические подходы к способу функционирования в художественном тексте слова и молчания намечены М.М. Бахтиным в записях 1970-1971 годов1 и М.Н. Виро-лайнен в уже упоминавшейся книге «Речь и молчание» .

Опираясь на эти и ряд других работ, исследующих различные аспекты феномена безмолвия, можно в качестве рабочего инструментария составить целый перечень способов введения семантики безмолвия в художественный текст.

1. Прямая номинация. Употребление в тексте слов с общей семантикой «ситуация, когда никто не говорит», «отсутствие звуков»1 и однокоренных им: молчание, безмолвие, тишина, тишь и т.д. В качестве синонимов эти слова рассматриваются в словаре В.И. Даля, в «Словаре языка Пушкина», 17-томном словаре русского языка. Разграничивая значения этих синонимов, многие исследователи сходятся во мнении, что «молчание» существует только в человеческом мире, тогда как «тишина» - природный феномен [Бахтин 1986; Арутюнова 1994]. Соглашаясь с такой трактовкой данных лексем, мы предлагаем «безмолвие» в качестве обобщающего понятия для «молчания» и «тишины», допуская тем не менее, что практика обозначения семантики безмолвия в худо

1 «Молчание — осмысленный звук (слово) - пауза составляют особую логосферу, единую и непрерывную структуру, открытую (незавершимую) целостность» (Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1986. С. 357).

2 «Каждый текст о чем-нибудь молчит, и зона его молчания суть та область, которая взывает к усилиям герменевтическим. Ибо герменевтика - это про-речение несказанного, и тем она отличается от многих других областей филологии, направленных на истолкование сказанного» (Виролайнен М.Н. Речь и молчание: Сюжеты и мифы русской словесности. СПб., 2003. С.

Н). жественном тексте неизмеримо богаче словарных статей и допускает употребление контекстуальных синонимов: пустота, немота, глухота, слепота, пауза, беззвучие и т.д.

3. Графические средства организации текста: тире, многоточие, отточие и др.

4. Изъятие, отсутствие структурно или содержательно необходимого элемента текста: пропуски, «лакуны», опущенные мотивировки, недоговоренности, «возможные сюжеты» (С.Г. Бочаров), нерасшифрованные сообщения, отсутствие драматического героя в ключевых сценах и т.д.

5. Ирония как форма умолчания (М.М. Бахтин).

6. Жест героя как поэтическая реализация безмолвия (Е. Димитров).

7. Изображение через отрицание, конструкция «не» как сквозной предикат героя (С.А. Гончаров).

В тексте семантика безмолвия воплощается на уровне разных элементов художественного целого: в субъектно-речевом строе произведения; в структуре объекта изображения (мотив безмолвия, характеристика героя, особенности сюжетного построения, пейзаж).

Общеизвестны и затекстовые реализации феномена, например, молчание «первичного, не созданного» автора (М.М. Бахтин), иные особенности авторской стратегии (отказ от художественного творчества, отсутствие текстов в определенный период, публичный внетекстовый жест как эквивалент молчания «первичного» автора).

1 См.: Новый объяснительный словарь синонимов русского языка. Второй выпуск. М., 2000. С. 197,337.

Обращенность к онтологическим основам человеческого бытия, свойственная русской классической литературе, обусловливает присущую ей особую поэтику. Выход в 1982 году монографий В.М. Марковича и Р.Г. Назирова1 обостряет интерес к средствам воплощения универсальных значений в художественном тексте. В современной науке уже не подвергается сомнению то, что произведения русской классики строятся через синтез двух планов бытия - конкретно-исторического содержания и «универсального плана» или «скрытого мифа» - и что для включения «универсального плана» в реалистическую картину мира требуются «иные образные формы», «новые реалии». Ориентируясь на указанные исследования, автор данной диссертационной работы предполагает, что наличествует некая поэтика «высшей реальности» как система средств выражения в произведении «универсального смыслового плана». Поэтика безмолвия, таким образом, является одной из ее подсистем. Безмолвие, заявляемое как знак, воплощает переход от «социально-бытового содержания» произведения к универсально-смысловым значениям.

Для достижения цели в диссертации решается ряд задач:

Объектом исследования являются жанровые образцы русской классики

1 См.: Маркович В.М. И.С.Тургенев и русский реалистический роман XIX века (30-50-е годы). JI.,1982; Назиров Р.Г. Творческие принципы Достоевского. Саратов, 1982.

1820-начала 1840-х годов. Хронологические рамки темы диссертационной работы охватывают период становления и развития неканонической эпохи русской словесности. Они позволяют проследить системное движение поэтики безмолвия на примере произведений, принадлежащих к стержневым жанрам эпохи и созданных ее ведущими авторами (Жуковский, Грибоедов, Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Тютчев). Выбор произведений во многом обусловлен указанием на важность темы безмолвия, содержащемся в самом тексте: таковы, например, названия стихотворений Жуковского «Невыразимое» и Тютчева «Silentium!», образ Молчалина в «Горе от ума» Грибоедова, «немая сцена» в «Ревизоре» Гоголя, последняя ремарка в «Борисе Годунове» Пушкина. Обращение к манифестарному пушкинскому «Пророку» вызвано необходимостью рассмотрения роли поэта в становлении новой эстетики и создании мифа о «золотом веке» русской словесности. В качестве контекста привлекаются лирические произведения Пушкина («Эхо», «Разговор книгопродавца с поэтом», «Друзьям» и др.), Тютчева («Не то, что мните вы, природа.», «Видение», «Когда сочувственно на наше слово.», «Нам не дано предугадать.» и др.), Лермонтова («Выхожу один я на дорогу.», «Не верь себе», «Мое грядущее в тумане.», «1831-го июня 11 дня» и др.). Общепризнанное движение литературного процесса в обозначенный хронологический промежуток «от поэзии к прозе» обусловило структурное построение диссертационного исследования: лирика - драма — эпос. «Евгений Онегин», «Герой нашего времени» и «Мертвые души» интерпретируются в отечественной науке как образцы «ранней», «синкретической» фазы развития жанра романа [Маркович 1982; Недзвецкий 1997; Тамарченко 1997], напомним, что Пушкин, Лермонтов и Гоголь создали по одному произведению этого жанра. Выбор «Преступления и наказания» Достоевского в качестве дополнительного объекта исследования обусловлен, во-первых, традицией объединения имен Пушкина, Лермонтова, Гоголя и Достоевского как «магистрального пути» развития русской словесности, своеобразного «метасюжета» литературы XIX века [Бочаров 1999; Виролайнен 2003], во-вторых, традицией обозначения творческой преемственности «Пушкин - Лермонтов» и «Гоголь - Достоевский». Наконец, анализ «Преступления и наказания» позволяет подвести промежуточные итоги развития поэтики безмолвия на протяжении почти полувековой истории русской литературы на примере сформировавшегося жанра романа.

Предмет исследования — поэтика безмолвия в обозначенных текстах.

На защиту выносятся следующие основные положения.

1. В русской литературе 1820-начала 1840-х годов наличествует оригинальная поэтика безмолвия. Она характерна для текстов, входящих в литературный канон этого времени («Невыразимое» В. Жуковского, «Пророк», «Борис Годунов», «Евгений Онегин» А. Пушкина, «Герой нашего времени» М Лермонтова, «Горе от ума» А. Грибоедова, «Silentium! Ф. Тютчева, «Мертвые души» Н. Гоголя и др.).

2. Поэтика безмолвия от 1820-х к 1840-м годам приобретает все более системный и многоэлементный характер.

Теоретико-методологической базой диссертационного исследования послужили общегуманитарные исследования феномена безмолвия (М.М. Бахтин, М. Бубер, Н.Д. Арутюнова, К.А. Богданов), литературоведческие работы, посвященные теме безмолвия в определенном художественном тексте или индивидуальной творческой системе (М.Я. Вайскопф, М.Н. Виролайнен, С.А. Гончаров, Г.А. Гуковский, Е. Димитров, О.Б. Лебедева, Ю.М. Лотман, Ю.В. Манн, С.М. Соловьев, Е.Г. Эткинд и др.), исследования, посвященные логике развития русской литературы XIX века (Л.Я. Гинзбург, А.И. Журавлева, Ф.З. Канунова, Ю.М. Лотман, В.М. Маркович, В.А. Недзвецкий, Н.Д. Тамарченко, А.С. Янушкевич и др.), авторитетные работы, посвященные творчеству конкретного писателя.

Методы исследования связаны с целью и задачами диссертации, ее материалом и предметом. Методология работы строится на сочетании элементов системно-целостного (М.М. Гиршман, Б.О. Корман, В.В. Федоров), типологического (Л.Я. Гинзбург, Ю.М. Лотман, Ю.В. Манн, В.М. Маркович, Н.Д. Тамарченко) и культурологического (М.М. Бахтин, С.Н. Бройтман, М.Н. Виролайнен) подходов к анализу литературных явлений.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Поэтика безмолвия в русской литературе 1820-начала 1840-х годов"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Развернутый анализ поэтики безмолвия в знаковых текстах русской литературы 1820-начала 1840-х годов позволяет сделать ряд выводов.

Феномен безмолвия является одной из концептуальных составляющих художественного сознания крупнейших литераторов обозначенного периода; он наличествует в произведениях всех родов ведущих жанров русской литературы.

Особый статус поэзии в 1820-1830-е годы (М.Н. Виролайнен, Л.Я. Гинзбург, Ю.М. Лотман), когда поэтическое слово наделяется функциями Логоса, и одновременно недоверие к сентенциозной эстетике классицизма обусловливает поиск нового слова, свободного от заданности и предсказуемости. Возникает проблема соотнесенности художественного слова и Логоса, соответствия автора созданному им тексту. «Безмолвие» становится неотделимой характеристикой божественного Слова: поэт, не причастный высшей истине, не обладает свойствами пророка, то есть не способен выразить высшую истину и выполнить свою миссию. Христианская культура предполагает некий общий язык, понятный только посвященным, не причастные ему остаются слепы и глухи к высшей правде. Выражение этой правды требует особых форм воплощения. Процесс обретения «нового слова» как момент нравственного преображения, очищения и воскресения в новом статусе показан в стихотворении «Пророк» (1926) Пушкина. Полемичность пушкинского и лермонтовского одноименных стихотворений предопределяет два основных направления для развития семантики «безмолвия» в последующих классических произведениях: как сверхзнание об общей Истине и как утрата общего ценностного языка.

Таким образом, в лирике 1820-1830-х годов эксплицирование значений «тишины» и «молчания» знаменует собой переход к качественно новому пониманию человеческой личности и образа мира в целом. Описание поэтическими средствами мистическо-религиозного опыта и «внутреннего» человека расширяет художественные возможности слова и снимает романтическое двоемирие, утверждая неразрывность и взаимообусловленность конечного и бесконечного планов человеческого бытия. В этот период складываются словесные формулы с семантикой «безмолвия». Их основные значения - «присутствие невидимого Бога» в природе и душе лирического героя, состояние «внутреннего бытия», «невыразимость» Божественного. Соотношение понятий «молчания» и «слова» реализуется в оппозициях «живое» — «мертвое», «внутреннее» — «внешнее», «тишина» - «шум», «ты-я» - «другой», «бытие» - «небытие». «Безмолвие» приобретает аксиологические характеристики, оно может оцениваться как положительно (высшая степень слова), так и отрицательно (невозможность коммуникации с другим, прерывание связи с Абсолютным).

Своеобразие функционирования «поэтики безмолвия» в драматургии 1820-1830-х годов обусловлено в первую очередь воплощением в текстах нового типа героя. С этим связано ее «сосредоточение» именно в рамках персонажа - прежде всего, в качестве его характеристики. Указание на манеру «говорения» — «молчания» может содержаться в высказываниях других героев, в «говорящих» фамилиях, в авторских комментариях. Семантика «безмолвия» усложняется и обогащается новыми значениями: немота, косноязычие, молчаливость, бессловесность, которые, в свою очередь, наполняются различным содержанием в зависимости от контекста. Появляется «безмолвный» герой, чаще всего выполняющий сюжетообразующую функцию.

Усложняется антитеза «безмолвие - слово». Безмолвие (акт молчания) теперь не просто противопоставлено Слову (акту говорения) как «отсутствие звука — наличие звука», а являет собой некую особую природу этого самого Слова: лишение слова значимости (в ситуации признания героя сумасшедшим) или признание слова бессмысленным (в ситуации самозванства). «Безмолвие» реализуется в диалогах и полилогах, характеризуя отношения героев между собою или отношения героя с обществом. Невозможность услышать другого и понять его усиливается метафорой глухоты («Горе от ума»), бессмысленность общения, изначально построенного на лжи, вранье и неправильной, ошибочной установке (воплощение «миражной», неправильной интриги) сопровождается метафорой слепоты («Ревизор»). «Безмолвие» входит в антиномические отношения с категорией «шум». Наличие «шума» может оборачиваться как этическим плюсом («мнение народное» в «Борисе Годунове»), так и этическим минусом («общественный приговор» в «Горе от ума»). Наконец, в «Ревизоре» вырабатываются принципы конструирования «символа безмолвия», включающего в себя все знаки «безмолвия», рассредоточенные по тексту.

Поэтика безмолвия» в эпоху становления жанра романа прежде всего отражает состояние отчуждения и разобщенности, свойственное русскому сознанию в сороковые годы XIX века. Следование логике развития русской словесности как отходу от пушкинской «меры» в творчестве Лермонтова и Гоголя, и манифестируемый возврат к ней в романах Достоевского, позволяет интерпретировать «поэтику безмолвия» в «Евгении Онегине» как некую норму соотношения в художественном тексте «речи» и «молчания». Для пушкинского романа, как и для всего творчества Пушкина в целом, свойственно четкое обозначение границ между этими двумя феноменами. «Безмолвие», участвуя в формировании различных элементов художественного целого (пропущенные строфы; «возможные сюжеты», характеристики героев; умолчания как знаки тайны о человеке и бытии; открытость финала, символизирующая незавершенность героя и жизни), в первую очередь призвано обеспечить взаимопроникновение эстетического и реального планов бытия, зафиксировать множественность смыслов любого явления действительности. «Безмолвие» у Пушкина не имеет трагической окраски, а вместе со словом воссоздает структуру самой жизни.

Основное значение «безмолвия» у Лермонтова, свойственное как его лирике, так и роману, связано с фиксацией процесса отчуждения, демонической природы человека вследствие его отпадения от основ Божественного миропорядка. Итогом такого состояния становится потеря коммуникативных связей с другими людьми в рамках единой мировой целокупности и осознание того, что возврат к первоначальной гармонии возможен лишь в исключительных, пограничных обстоятельствах.

Природа молчания, а соответственно, и природа отчуждения, получают своеобразное осмысление в каждой главе — в зависимости от субъекта рассказываемых событий (литератор, Максим Максимыч, Печорин), от ситуации, в которой находится Печорин, от той системы персонажей, которые его окружают («Журнал Печорина»). «Безмолвие» как непонимание может быть связано с коренным различием жизненных и мировоззренческих сфер героев («Бэла», «Тамань»), с разными позициями по отношению к светскому языку и социальным ролям («Княжна Мери»). «Внешнему» молчанию как атрибуту определенной заданной роли противопоставлено молчание «внутреннее», основанное на схожести ценностных установок персонажей. Мотив «тишины», проходящий сквозь все романное повествование, обеспечивает сюжетное единство «Героя нашего времени», задает принцип изображения героев и событий (от «внешнего» к «внутреннему») и формирует универсальный, метафизический, план романа.

Жанровая многоплановость «Мертвых душ» обусловливает сложную смысловую и структурную природу «безмолвия» в тексте. «Безмолвие» реализуется прежде всего в своей отрицательной семантике, являясь одним из художественных приемов, отражающих негативную эстетику и антропологию писателя. На изобразительном уровне высказывание или молчание героя определяет его статус в оппозиции «живой» - «мертвый» («динамический» - «статический», «направленный» — «ненаправленный»), обозначает смысловую наполненность категорий «души» и «пути». «Безмолвие» реализуется как «определенность», «ограниченность», «окаменелость», сопровождается «неподвижностью», «застывшестью». Авторское «молчание» (прием паузы, интроспекция или отказ от нее, уклонение от объяснений) разграничивает роль автора как свидетеля событий и как создателя-творца. Воплощаясь на эмпирическом уровне в отрицательной семантике (пустота, ничто и т.д.), знаки «безмолвия» в то же время являются как бы теми предельными точками, которые осуществляют выход в символическую, универсальную плоскость поэмы в прозе. «Безмолвие» как отражение «бездушности», бездуховности и пошлости нарушается «живым» словом, обозначающим божественное начало в человеке и возможность его дальнейшего преображения. Принцип столкновения «живого» и «мертвого» слова характерен в целом для структурного решения произведения. Двуплано-вость поэмы в прозе создает ситуацию сопряжения в тексте позиции писателя (лирические отступления) и позиции мира (всей Руси). По отношению к застывшей и безмолвной Руси обращенное к ней слово автора намерено стать живым источником, ее преображающим. Финал первого тома «Мертвых душ» трактуется как прямой диалог автора-пророка и читателя. Взаимонаправленность и взаимообусловленность мира и пророка выступают условием преображения реальности как обретения истинного слова, желаемого синтеза. Воплощение этого синтеза, насколько известно, предполагалось во втором и третьем томах поэмы.

Новая ремифологизация романа, начавшаяся с Достоевского, ведет как к созданию особой поэтики, построенной на евангельских и литературных мифологических и мистических элементах, так и обусловливает возрастающую «мистеризацию» жанровой формы. Направленность к Богу как сознания писателя, так и его героев, убеждение в действенности не логики, а художественной образности, стремление отразить действительность и человека во всем многообразии и противоречивости (при понимании неисчерпаемости того и другого и принципиальном отказе от последнего, завершающего слова) — все это обусловливает установку Достоевского на символизацию конкретных фактов действительности. Безмолвие, как выражение внеязыковой и сверхчувственной сущности, позволяет осуществить прорыв от эмпирического плана романа к универсальному, метафизическому.

Таким образом, Достоевский, оставаясь в рамках художественного слова, реализует в романной поэтике «безмолвие» как средство введения в текст христианских значений, как способ выхода к универсальному, метафизическому плану романов, возможность открыть бесконечность смыслов, отказавшись от традиционного авторского объяснения. Участвуя в формировании практически всех конструктивных элементов художественного целого, поэтика безмолвия обуславливает особую (мистериальную) природу художественного слова Достоевского и своеобразие его творческого метода. В «Преступлении и наказании» наблюдается формирование структурных и семантических принципов поэтики безмолвия, которые впоследствии в усложненном виде будут представлены в остальных «больших» романах писателя 1860-1870-х годов.

Очевидно, что изучение функционирования феномена безмолвия в пределах индивидуальных художественных систем русской литературы середины XIX века, а также последних десятилетий данного столетия требует целого ряда специальных исследований. Данная задача, скорее всего, может быть решена лишь коллективными усилиями ученых. Детальное и фронтальное изучение поэтики безмолвия в русской литературе XIX века позволит в перспективе прояснить логику той ценностной трансформации отечественной культуры, которая станет основным событием литературного процесса в 1880-1890-е годы и во многом определит судьбу культуры уже нового века.

Список научной литературыМаркова, Виктория Валерьевна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Гончаров А. Творчество Гоголя в религиозно-мистическом аспекте. СПб., 1997. 14. Тут же исследователь указывает, что «присутствие невидимого бога» одна из мистических формул апофатической теологии.

2. Такое понимание образа поэта-пророка, по мнению Лотмана, связано с представлением в средневековой литературе о святости создателя церковного текста и характерно для всей русской литературы XIX века: «В сознании Радищева это оформится в идею личного подвига как необходимого условия действенности поэтического слова. Само понятие действенности связано с представлением о неразрывности слова и поведения» (Там же).

3. Общение, понимание без слов. Ю. Айхенвальд замечает: «Для других непонятные, другим невнятные, есть в мире такие звуки, которые на разных 4. Молчит сам лирический герой: «Молча сижу над окошком темницы... Нет на устах моих грешной молитвы, Нету ни песни во славу любезной» («Пленный рыцарь», 1840).

5. Тишина вокруг: «Только слышно: за дверями Звучно-мерными шагами Ходит в тишине ночной Безответный часовой» («Узник», 1837).

6. Безответный, безмолвный». Следовательно, слово «бессловесный» соотнесено с животным, тварью» [Фомичев 1983: 81]. Именно такое отсутствие личностного начала позволяет Чацкому, Софье, Фамусову и другим наполнять Молчалина любым содержанием.

7. Молчание в диалогах (полилогах) между героями (как «идеологемами») может свидетельствовать о тождестве или разности их ценностных установок, обозначать истинность или ложность их позиций. 4. «Утрата единого бесспорного языка» создает проблему «общего» (авторитетного, внутренне убедительного) слова в романе. Молчание как точка выхода к метафизическому плану романа может напоминать о высших ценностях. В определенных контекстах молчание само становится этим «общим», высшим Словом.

8. Толстой Л.Н. Поли. собр. соч.: В 90 т. Т. 62. М., 1953. 22.

9. Далее ссылки на это издание в тексте в указанием тома и страницы в скобках.

10. Далее ссылки на это издание в тексте в указанием тома и страницы в скобках.

11. Одиноков В,Г, Художественная системность русского классического романа. Новосибирск, 1976; Одиноков В.Г. Типология образов в художественной системе Ф.М. Достоевского. Новосибирск, 1

12. Гоголь Н.В. Собрание сочинений: В 8 т. М., 1984.

13. Грибоедов А.С. Горе от ума Полное собрание сочинений: В 3 т. Т. 1. СПб., 1995. 9-122.

14. Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: В 30 т. Л., 1972-1990.

15. Жуковский В.А. Сочинения: В 3 т. М., 1980.

16. Лермонтов М.Ю. Собрание сочинений: В 4 т. М., 1975-1976.

17. Пушкин А.С. Полное собрание сочинений: В 10 т. М., 1956-1957.

18. Тютчев Ф.И. Лирика: В 2 т. М., 1966. П. 8. А.С. Грибоедов в русской критике Сост., вступ. статья и примеч. A.M. Гордина. М., 1958. 9. А.С. Грибоедов. Точка зрения Сост., биогр. справки и примеч. А.И. Островской. М., 1994. 10. А.С. Пушкин: путь к православию. М., 1996.

19. Аверинцев С. Поэты. М., 1996.

20. Аверинцев С. Смысл вероучения и формы культуры Христианство и культура сегодня. М., 1995. 39—46.

21. Аверинцев С, Андреев М.Л., Гаспаров М.Л., Гринцер П.А., Михайлов А.В. Категории поэтики в смене литературных эпох Историческая поэтика. Литературная эпоха и типы художественного сознания. М., 1994. 3-38.

22. Айзикова И.А. Ветхий Завет и проблемы творчества В.А. Жуковского Проблемы литературных жанров. Ч.

24. Айхенвальд Ю.И. Силуэты русских писателей. М., 1994.

25. Алексеев А.А. Христианские основы эстетики Достоевского Ф.М. Достоевский и национальная культура. Вып.

27. Алексеев А.А. Эстетическая многоплановость творчества Ф.М. Достоевского Творчество Ф.М. Достоевского: Искусство синтеза. Екатеринбург, 1991. 204-223.

28. Анализ одного стихотворения: «О чем ты воешь, ветр ночной?..» Ф.И. Тютчева. Тверь, 2001.

29. Анненкова Е.А. Гоголь и декабристы (Творчество Н.В. Гоголя в контексте литературного движения 30-40-х гг. XIX века). М., 1989.

30. Аникст А.А. Теория драмы в России от Пушкина до Чехова. М., 1972.

31. Арутюнова Н.Д. Молчание: контексты употребления Логический анализ языка. Язык речевых действий. М., 1994. 106-117.

32. Архипова Ю.В. Художественная специфика немой сцены «Ревизора» Известия Уральского государственного университета. Сер.: Гуманитарные науки. Вып. 5. 2002. 24. 143-151. 23. Бак Д.П. Эстетика М. Бахтина в контексте генезиса идеи исторической поэтики Бахтинология: Исследования, переводы, публикации. СПб., 1995. 179-188.

33. Бамбуляк Г.В. О природе символа в творчестве Достоевского Вопросы литературы народов СССР. Киев; Одесса, 1982. 103-111.

34. Бамбуляк Г.В. Специфика символического выражения этической идеи в творчестве Ф.М. Достоевского Из истории русской литературы и литературной критики. Киев, 1984. 3-18.

35. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975.

36. Бахтин М.М. Проблемы творчества поэтики Достоевского. Киев, 1994.

37. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1986.

38. Белая Г.А. История литературы в контексте современной русской теоретической мысли Вопросы литературы. 1996. Вып. 3. 3-17.

39. Белинский В.Г. Герой нашего времени. Сочинение М. Лермонтова Белинский В.Г. Собрание сочиненией: В 9 т. Т. 3. М., 1978. 78-150.

40. Белинский В.Г. Горе от ума... Сочинение А.С. Грибоедова Белинский В.Г. Собрание сочиненией: В 9 т. Т. 2. М., 1977. 182-242.

42. Белинский В.Г. Стихотворения М. Лермонтова Белинский В.Г. Собрание сочиненией: В 9 т. Т. 3. М., 1978. 216-277.

43. Белопольский В.Н. Достоевский и Гоголь (гоголевские реминисценции в романе «Идиот») Достоевский и мировая культура. Альм. 7. М., 1996. 43-48.

44. Белый А. Мастерство Гоголя. М,, 1996.

45. Белькинд B.C. Иван Александрович Хлестаков в пространстве и времени Художественное пространство и время. Даугавпилс, 1986. 78-83.

46. Бердяев Н.А. Миросозерцание Достоевского Бердяев Н.А. О русских классиках. М., 1993. 107-223.

47. Берковский Н.Я. Ф.И. Тютчев Берковский Н.Я. О русской литературе. Л., 1985. 155-199.

48. Бицилли П.М. Избранные труды по филологии. М., 1996.

49. Благой Д.Д. Мир как красота. О «Вечерних огнях» А. Фета. М., 1975.

50. Благой Д.Д. Творческий путь Пушкина (1826-1830). М., 1967.

51. Богданов К.А. Очерки по антропологии молчания. Homo Tacens. СПб, 1997.

52. Борисов Ю.Н. «Горе от ума» и русская стихотворная комедия (У истоков жанра). Саратов, 1978.

53. Борисов Ю.Н. Формула романтического героя в поэтике «Горя от ума» и «Евгения Онегина» Филология: Межвуз. сб. науч. тр. Вып.

55. Борисова В.В. Синтетизм религиозно-мифологического подтекста в творчестве Ф.М. Достоевского (Библия и Коран) Творчество Ф.М. Достоевского: Искусство синтеза. Екатеринбург, 1991. 63-89.

56. Бочаров СТ. «Война и мир» Л.Н. Толстого. М., 1978.

57. Бочаров Г. Поэтика Пушкина. М., 1974.

58. Бочаров Г. Сюжеты русской литературы. М., 1999.

59. Бройтман Н. Историческая поэтика Теория литературы: В 2 т. Т. 2. М., 2004.

60. Бройтман Н. Русская лирика Х1Х-начала XX века в свете исторической поэтики. (Субъектно-образная структура). М., 1997.

61. Бубер М. Диалог// Бубер М. Два образа веры. М., 1995. 94-107.

62. Булгаков Н. Русская трагедия О Достоевском. Творчество Достоевского в русской мысли 1881-1931 годов. М., 1990. 193-215.

63. Вайскопф М.Я. Птица тройка и колесница души: Платон и Гоголь Традиции и новаторство в русской классической литературе (...Гоголь...Достоевский...). СПб., 1992. 25-46.

64. Вайскопф М.Я. Сюжет Гоголя: Морфология. Идеология. Контекст. М., 2002.

65. Вацуро В.Э. Лирика пушкинской поры: «Элегическая школа». СПб., 1994.

66. Вересов Д.А. Концепция евангельского слова в поэтике Ф.И. Тютчева Евангельский текст в русской литературе XIX-XX веков. Петрозаводск, 1998. 254-268.

67. Веселовский Л.Н. Историческая поэтика. М., 1989.

68. Ветловская В.Е. Анализ эпического произведения: Проблемы поэтики. СПб., 2002.

69. Ветловская В.Е. Поэтика романа «Братья Карамазовы». Л., 1977.

70. Ветловская В.Е. Средневековая и фольклорная символика у Достоевского Культурное наследие Древней Руси: Истоки. Становление. Традиции. М., 1976. 315-322.

71. Виноградов В.В. Поэтика русской литературы: Избранные труды. М., 1976.

72. Виноградов В.В. Проблемы русской стилистики. М., 1981.

73. Винокур Г.О. Комментарии к «Борису Годунову» А.С. Пушкина. М., 1999.

74. Виролайнен М.Н. Речь и молчание: Сюжеты и мифы русской словесности. СПб., 2003.

75. Вишневская И.Л. Гоголь и его комедии. М., 1976.

76. Возникновение русской науки о литературе. М., 1975.

77. Воропаев В.А. Духом схимник сокрушенный. Жизнь и творчество Гоголя в свете православия. М., 1994.

78. Воропаев В.А. Н.В. Гоголь: Жизнь и творчество. М., 2002.

79. Гаврюшин Н.К. Вехи русской религиозной эстетики Философия русского религиозного искусства XVI-XX веков. Вып. 1. М., 1993. 7-33.

80. Гаспаров Б.М. Поэтический язык Пушкина как факт истории русского литературного языка. СПб., 1999.

81. Гаспаров М.Л. Три типа русской романтической элегии (индивидуальный стиль в жанровом стиле) Контекст-1988. М., 1989. 39-63.

82. Гачев Г.Д. Содержательность художественных форм (Эпос. Лирика. Театр). М., 1968.

83. Гегель Г.В.Ф. Эстетика: В 4 т. М., 1968-1973. 74. Гей Н.К. Историческая поэтика и история литературы Историческая поэтика: Итоги и перспективы изучения. М., 1986. 117-127.

84. Герштейн Э.Г. «Герой нашего времени» М.Ю. Лермонтова. М., 1976.

85. Гинзбург Л.Я. О лирике. М., 1997.

86. Гинзбург Л.Я. О литературном герое. Л., 1979.

87. Гинзбург Л.Я. О психологической прозе. Л., 1976.

88. Гиршман М.М. Анализ поэтических произведений А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, Ф.И. Тютчева. М., 1981.

89. Гиршман М.М. Литературное произведение: теория и практика анализа. М., 1991.

90. Гончаров А. Творчество Гоголя в религиозно-мистическом контексте. СПб., 1997. 82. «Горе от ума» на русской и советской сцене: Свидетельства современников Ред., сост.и авт. вступ. статьи О.М. Фельдман. М., 1987.

91. Городецкий Б.П. Драматургия Пушкина. М.; Л., 1953.

92. Горский И.К. Историческая поэтика в ее соотношении с другими литературоведческими дисциплинами Историческая поэтика: Итоги и перспективы изучения. М., 1986. 128-152.

93. Грехнев В.А. Лирика Пушкина: О поэтике жанров. Горький, 1985.

94. Грехнев В.А. «Пушкинское» у Гоголя. (О символике «живого» и «мертвого») //Пушкин и другие. Н. Новгород, 1997а. 131-141.

95. Грехнев В.А. Словесный образ и литературное произведение. Н. Новгород, 1997.

96. Грехнев В.А. Этюды о лирике А.С. Пушкина. Н. Новгород, 19976.

97. Григорьев А.А. Литературная критика. М., 1967.

98. Григорьев А.А. Эстетика и критика. М., 1980.

99. Груздева Е.Ф. Слово серебро, молчание золото Русская речь. 1993. I e 10-14.

100. Гуковский Г.А. Пушкин и русские романтики. М., 1995.

101. Гуковский Г.А. Ранние работы по истории русской поэзии XVIII века. М., 2001.

102. Гуревич А.Я. Вопросы культуры в изучении исторической поэтики Историческая поэтика: Итоги и перспективы изучения. М., 1986, 153-167.

103. Дарвин М.Н., Тюпа В.И. Циклизация в творчестве Пушкина: Опыт изучения поэтики конвергентного сознания. Новосибирск, 2001.

104. Димитров Е. Безмолвие у Достоевского Достоевский и современность. Ч. I. Новгород, 1991. 48-52.

105. Дозморов О.В. Мотив молчания: «Silentium!» Ф. Тютчева и «Куст» М. Цветаевой Дергачевские чтения-98: Русская литература: национальное развитие и региональные особенности. Екатеринбург, 1998. 95-96.

106. Дозморов О.В. «Что наш язык земной...» О варьировании темы «невыразимого» в русской поэзии XIX-XX веков Дергачевские чтения-2000: Русская литература: национальное развитие и региональные особенности. Ч. I. Екатеринбург, 2001. 68-72.

107. Докусов A.M., Маранцман В.Г. Комедия Н.В. Гоголя «Ревизор» в школьном изучении. Л., 1975.

108. Достоевский: Эстетика и поэтика. Словарь-справочник Сост. Г.К. Щенников, А.А. Алексеев. Челябинск, 1997.

109. Дунаев М.М. Православие и русская литература. Ч. 2. М., 1996.

110. Егоров Б.Ф. Борьба эстетических идей в России середины XIX века. Л., 1982.

111. Егоров Б.Ф. Борьба эстетических идей в России 1860-х годов. Л., 1991.

112. Ермилов В.В. Против реакционных идей в творчестве Ф.М. Достоевского. М., 1948.

113. Ермоленко СИ. Лирика М.Ю. Лермонтова: жанровые процессы. Екатеринбург, 1996.

114. Есаулов И.А. Категория соборности в русской литературе. Петрозаводск, 1995.

115. Жилякова Э.М. Традиции сентиментализма в творчестве раннего Достоевского (1844-1849). Томск, 1989.

116. Жирмунский В.М. Немецкий романтизм и современная мистика. СПб., 1996.

117. Жолковский А.К. Блуждающие сны и другие работы. М., 1994.

118. Жолковский А.К., Щеглов Ю.К. Работы по поэтике выразительности. М., 1996.

119. Журавлева А.И. А.Н. Островский комедиограф. М., 1981.

120. Журавлева А.И. Лермонтов в русской литературе. Проблемы поэтики. М., 2002. ИЗ. Журавлева А.И. Русская драма и литературный процесс XIX века. М., 1988.

121. Заславский Д.О. Заметки о юморе и сатире в произведениях Достоевского //Творчество Ф.М. Достоевского. М., 1959. 44571.

122. Захаров В.Н. О христианском значении основной идеи творчества Достоевского //Достоевский и мировая культура. Альм. 8. М., 1997. 137-146.

123. Захарова Т.В. Речь о Пушкине в «Дневнике писателя» Ф.М. Достоевского Русская литература и философская мысль XIX-XX вв. Тюмень, 1993. 63-77.

124. Захарова Т.В. «Сон смешного человека» Ф.М. Достоевского (Три «Пророка») //Достоевский и современность. Новгород, 1991. Ч. П. 79-82.

125. Захарова Т.В., Лисичный А.А. «Выбранные места из переписки с друзьями» Н.В. Гоголя в историко-литературной перспективе Традиции и новаторство в русской классической литературе (...Гоголь...Достоевский...). СПб., 1992. 70-94.

126. Зеньковский В.В. История русской философии: В 2 т. Т. 1. Ч. 1, 2. Л., 1991.

127. Зырянов О.В. Кто вышел из гоголевской «Шинели»? Известия Уральского государственного университета. Сер.: Гуманитарные науки. Вып. 5. 2002. №24. 123-143.

128. Зырянов О.В. Эволюция жанрового сознания русской лирики: феноменологический аспект. Екатеринбург, 2003.

129. Зыховская Н.Л. Символ Достоевский: Эстетика и поэтика. Челябинск, 1997. 214-215.

130. Иванов В.В. Исихазм и поэтика косноязычия у Достоевского Евангельский текст в русской литературе XIX-XX веков. Петрозаводск, 1998. 320327.

131. Иванов Вяч. Достоевский и роман-трагедия О Достоевском. Творчество Достоевского в русской мысли 1881—1931 годов. М., 1990. 164-193.

132. Иванова Н.Н. Словарь языка поэзии (образный арсенал русской лирики конца XVIII-начала XX в.). М., 2004.

133. Ильин И.А. Основы христианской культуры Ипьин И.А. Одинокий художник. М., 1993. 292-336.

134. История романтизма в русской литературе: Возникновение и утверждение романтизма в русской литературе (1790-1825). М., 1979.

135. История романтизма в русской литературе: Романтизм в русской литературе 20-30-х годов XIX века (1825-1840). М., 1979.

136. История русской поэзии: В 2 т. Т. 1. Л., 1968.

137. Ишук-Фадеева Н.И. Ремарка как знак театральной системы. К постановке проблемы Драма и театр. Вып.

138. Тверь, 2001. 5-16. 131. К истории русского романтизма. М., 1973.

139. Казарин Ю.В. Поэтическое состояние языка (попытка осмысления). Екатеринбург, 2002.

140. Каменский З.А. Русская философия начала XIX века и Шеллинг. М., 1980.

141. Каменский З.А. Русская эстетика первой трети XIX века. Романтизм Русские эстетические трактаты первой трети XIX века: В 2 т. Т. 2. М., 1974. 9-77.

142. Кантор В. Гоголь и становление русской литературы Кантор В. В поисках личности: опыт русской классики. М., 1994. 74-84.

143. Канунова Ф.З. Евангелие в нравственно-философском, эстетическом и поэтическом развитии В.А. Жуковского Проблемы литературных жанров. Ч. l.ToMCK, 1999. 96-101.

144. Канунова Ф.З. Еще раз о соотношении романтизма и реализма (К проблеме свободы и необходимости в русской классической литературе) Проблемы метода и жанра. Вып.

146. Канунова Ф.З. Нравственно-философские искания русского романтизма (30-40-е годы) и религия (к постановке проблемы) Проблемы метода и жанра. Вып.

148. Канунова Ф.З., Айзикова И.А. Нравственно-эстетические искания русского романтизма и религия: (1820-1840-е годы). Новосибирск, 2001.

149. Канунова Ф.З., Янушкевич А.С. Своеобразие романтической эстетики и критики В.А. Жуковского Жуковский В.А. Эстетика и критика. М., 1985. 7-47.

150. Каплан И.Е. М.Ю. Лермонтов. Пророк Анализ произведений русской классики. М., 1997. 22-27.

151. Карасев Л.В. Вещество литературы. М., 2001.

152. Касаткина Т.А. Антихрист у Гоголя и Достоевского Достоевский и мировая культура. Альм. 6. СПб., 1996. 91-97.

153. Касаткина Т.А. Об одном свойстве эпилогов пяти великих романов Достоевского Достоевский и мировая культура. Альм. 8. М., 1997. 67-136.

154. Клейман Р.Я. Сквозные мотивы творчества Достоевского в историкокультурной перспективе. Кишинев, 1985.

155. Кожинов В.В. Книга о русской лирической поэзии XIX века: Развитие стиля и жанра. М., 1978.

156. Кожинов В.В. Русская литература и термин «критический реализм» Вопросы литературы. 1978. 9. 95-125.

157. Козубовская Г.П. А. Фет и проблема мифологизма в русской поэзии XIXначалаXX веков: Автореф. дис.... докт. филол. наук. СПб., 1994.

158. Комаров С,А. А. Чехов В. Маяковский: комедиограф в диалоге с русской культурой конца XIX первой трети XX века. Тюмень, 2002.

159. Кори «Овнешнение» внутреннего героя в «Преступлении и наказании» Достоевский и мировая культура. Альм. 8. М., 1997. 134-140.

160. Корман Б.О. Лирика и реализм. Иркутск, 1986.

161. Коровин В.И. Лирические и лиро-эпические жанры в художественной системе русского романтизма: Автореф. дис.... докт. филол. наук. М., 1982.

162. Коровин В.И. Творческий путь М.Ю. Лермонтова. М., 1973.

163. Королева Н.В. Ф. Тютчев. Silentium! Поэтический строй русской лирики. Л., 1973. 147-159.

164. Костин В.М. Культура Sententia в начале XIX века и ее судьба в «Евгении Онегине» А.С. Пушкина Проблемы метода и жанра. Вып.

166. Кочеткова Н.Д. Литература русского сентиментализма: Эстетические и художественные искания. СПб., 1994.

167. Кошелев В.А. «Онегина» воздушная громада... СПб., 1999.

168. Крекнина Л.И. Христианско-мифологическая традиция в русской литературе 30-40-х годов XIX века. Тюмень, 1997.

169. Кривонос В.Ш. Образ-символ в поэтике Гоголя Традиции и новаторство в русской классической литературе (...Гоголь...Достоевский...). СПб., 1992. 95-101.

170. Купреянова Е.Н. А.С. Пушкин История русской литературы. В 4 т. Т. 2.Л., 1981а. 235-323.

171. Купреянова Е.Н. Н.В. Гоголь История русской литературы. В 4 т. Т. 2. Л., 19816. 530-579.

172. Купреянова Е.Н. Эстетика Л.Н. Толстого. М., 1976.

173. Курляндская Г.Б. Нравственный идеал героев Л.Н. Толстого и Ф.М. Достоевского. М., 1988.

174. Лебедев Ю.В. В середине века: Историко-литературные очерки. М., 1988.

175. Лебедева О.Б. А.С. Грибоедов и Д.И. Фонвизин: к проблеме типологии действия и сюжетосложения русской высокой комедии Русская литература. 1996а. I e 129-138.

176. Лебедева О.Б. Брюллов, Гоголь, Иванов. Поэтика «немой сцены» «живой картины» комедии «Ревизор» Поэтика русской литературы. М., 2001. 114-125,

177. Лебедева О.Б. Мотивы и образы «Горя от ума» в комедии Н.В. Гоголя «Ревизор» Пушкин и другие. Новгород. 1997. 200-210.

178. Лебедева О.Б. Русская высокая комедия XVIII века: Генезис и поэтика жанра. Томск, 19966.

179. Лебедева О.Б. Формы выражения витийственного начала и его смысловые функции в русской комедии Проблемы литературных жанров. Ч.

181. Лебедева О.Б., Янушкевич М.А. Семантика пушкинского мотива в комедии Н.В. Гоголя «Ревизор» Пушкин и русская драматургия. М., 2000. 93-108.

182. Лейдерман Н.Л. Космос и хаос как метамодели мира (к отношению классического и модернистского типов культуры) Русская литература XX века: направления и течения. Вып.

183. Екатеринбург, 1996. 4-12.

184. Лейдерман Н.Л., Липовецкий М.Н., Барковская Н.В., Ложкова Т.А. Практикум по жанровому анализу литературного произведения. Екатеринбург, 1996.

185. Лесскис Г.А. Пушкинский путь в русской литературе. М., 1993.

186. Лихачев Д.С. О филологии. М., 1989.

187. Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы Лихачев Д.С. Избранные работы: В 3 т. Т. 1. Л., 1987. 261-654.

188. Лицо и Гений. Зарубежная Россиия и Грибоедов. М., 2001.

189. Логический анализ языка. Язык речевых действий. М., 1994.

190. Ломинадзе СВ. Поэтический мир Лермонтова. М., 1985.

191. Лосев А.Ф. Проблема символа и реалистическое искусство. М., 1976.

192. Лосев А.Ф. Русская философия Лосев А.Ф. Страсть к диалектике: Литературные размышления философа. М., 1990. 68-101.

193. Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. М., 1991.

194. Лосев А.Ф., Шестаков В.П. История эстетических категорий. М., 1965.

195. Лосский И.О. История русской философии. М., 1994.

196. Лотман Л.М. Реализм русской литературы 60-х годов XIX века. (Истоки и эстетическое своеобразие). Л., 1974.

197. Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров. М., 1999.

198. Лотман Ю.М. Заметки по поэтике Тютчева Лотман Ю.М. О поэтах и поэзии. СПб., 1996а. 553-564.

199. Лотман Ю.М. Идея исторического развития в русской культуре конца XVIII-начала XIX столетия Лотман Ю.М. О русской литературе. СПб., 1997а. 284-291.

200. Лотман Ю.М. К проблеме «Пушкин и христианство» Лотман Ю.М. История и типология русской культуры. СПб., 2002а. 658-675.

201. Лотман Ю.М. К эволюции построения характеров в романе «Евгений Онегин» Лотман Ю.М. История и типология русской культуры. СПб., 20026. 611-657.

202. Лотман Ю.М. Литературная биография в историко-культурном контексте (К типологическому соотношению текста и личности автора) Лотман Ю.М. О русской литературе. СПб., 19976. 804-816.

203. Лотман Ю.М. (Совместно с Б.Ф. Егоровым и З.Г. Минц). Основные этапы развития русского реализма Лотман Ю.М. О русской литературе. СПб., 1997в. 530-547.

204. Лотман Ю.М. О «реализме» Гоголя Лотман Ю.М. О русской литературе. СПб., 1997г. 694-711.

205. Лотман Ю.М. О русской литературе классического периода (Вводные замечания) Лотман Ю.М. О русской литературе. СПб., 1997д. 594-604.

206. Лотман Ю.М. О Хлестакове Лотман Ю.М. О русской литературе. СПб., 1997е. 659-688.

207. Лотман Ю.М. Поэтическая декларация Лермонтова («Журналист, читатель и писатель») Лотман Ю.М. О поэтах и поэзии. СПб., 19966. 530542.

208. Лотман Ю.М. Поэтический мир Тютчева Лотман Ю.М. О поэтах и поэзии. СПб., 1996в. 565-594.

209. Лотман Ю.М. Роман А.С. Пушкина «Евгений Онегин». Комментарий. Л., 1980.

210. Лотман Ю.М. Русская литература послепетровской эпохи и христианская традиция Лотман Ю.М. О поэтах и поэзии. СПб., 1996г. 254-265.

211. Лотман Ю.М. Слово и язык в культуре Просвещения Лотман Ю.М. История и типология русской культуры. СПб., 2002в. 375-382.

212. Лотман Ю.М. Структура художественного текста Лотман Ю.М. Об искусстве. СПб., 1998. 14-285.

213. Лотман Ю.М. Сюжетное пространство русского романа XIX столетия Лотман Ю.М. О русской литературе. СПб., 1997ж. 712-729.

214. Лотман Ю.М. Ф.И. Тютчев. «Накануне годовщины 4 августа 1864 г.» Лотман Ю.М. О поэтах и поэзии. СПб., 1996д. 178-193.

215. Лотман Ю.М. Художественное пространство в прозе Гоголя Лотман Ю.М. О русской литературе. СПб., 1997з. 621-658.

216. Маймин Е.А. Опыты литературного анализа. М., 1972.

217. Маймин Е.А. Русская философская поэзия: Поэты-любомудры, А.С. Пушкин, Ф.И. Тютчев. М., 1976.

218. Макеев М.С. Спор о человеке в русской литературе 60-70-х годов XIX века. Литературный персонаж как познавательная модель человека. М., 1999.

219. Мальчукова Т.Г. Лирика Пушкина 1820-х годов в отношении к церковнославянской традиции (К интерпретации стихотворений «Воспоминание» и «Пророк» в контексте христианской культуры) Евангельский текст в русской литературе XIX-XX веков. Петрозаводск, 1998. 151-177.

220. Манн Ю.В. Диалектика художественного образа. М., 1987.

221. Манн Ю.В. Динамика поэтических форм Вопросы литературы. 1996а. 5-6. 21-25.

222. Манн Ю.В. Комедия Гоголя «Ревизор». М., 1966.

223. Манн Ю.В. Поэтика русского романтизма. М., 1976.

224. Манн Ю.В. Поэтика Гоголя. М., 1988.

225. Манн Ю.В. Поэтика Гоголя. Вариации к теме. М., 19966.

226. Манн Ю.В. Русская философская эстетика. М., 1969.

227. Маркович В.М. И.С. Тургенев и русский реалистический роман XIX века (30-50-е годы). Л., 1982.

228. Маркович В.М. Комедия в стихах А.С. Грибоедова «Горе от ума» Анализ драматического произведения. Л., 1988а. 59-91.

229. Маркович В.М. Комедия Н.В. Гоголя «Ревизор» Анализ драматического произведения. Л., 19886. 135-163.

230. Маркович В.М. О русском реализме XIX века Вопросы литературы. 1978.№9. 126-169.

231. Мацкин А.И. На темы Гоголя. М., 1984.

232. Машинский СИ. Художественный мир Гоголя. М., 1979.

233. Медведев А.А. «Всегда с природою»: феномен органичности А.С. Пушкина в эссеистике В.В. Розанова Славянские истоки словесности и культуры в Западной Сибири: В 2 ч. Ч.

235. Мелетинский Е.М. Заметки о творчестве Достоевского. М., 2001.

236. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. М., 1976.

237. Мережковский Д.С. Достоевский Мережковский Д.С. Акрополь. М., 1994. 107-127.

238. Методология анализа литературного процесса. М., 1989.

239. Мильдон В.И. Вершины русской драмы. М., 2002.

240. Михайлов А.В. Античность как идеал и культурная реальность XVIII-XIX вв. Античность как тип культуры. М., 1988. 308-324.

241. Михайлов А.В. Гоголь в своей литературной эпохе Гоголь: история и современность. М., 1985. 94-131.

242. Михайлов А.В. Обратный перевод. М., 2000.

243. Михайлов А.В. Проблемы исторической поэтики в истории немецкой культуры. М., 1989.

244. Михайлова Н.И. «Витийства грозный дар...» А.С. Пушкин и русская ораторская культура его времени. М., 1999.

245. Михайлова Ю.Н. Об эволюции лексикографического представления концепта Бог II Известия Уральского государственного университета. Сер.: Гуманитарные науки. Вып. 6. 2003. 28. 181-191.

246. Мочульский К.В, Гоголь. Соловьев. Достоевский. М., 1995.

247. Мурьянов М.Ф. Пушкин на путях к познанию сущности театра Мурьянов М.Ф. Пушкин и Германия. М., 1999. 16-46.

248. Набоков В.В. Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина. М, 1999.

249. Назиров Р.Г. Проблема художественности Ф.М. Достоевского Творчество Ф.М. Достоевского: Искусство синтеза. Екатеринбург, 1991. 125-157.

250. Назиров Р.Г. Творческие принципы Достоевского. Саратов, 1982.

251. Найдич Э.Э. «Не верь себе» Лермонтовская энциклопедия. М., 1981. 336.

252. Недзвецкий В.А. Мистериальное начало в романе Ф.М. Достоевского Достоевский и мировая культура. Альм. 9. М., 1997а. 46-56.

253. Недзвецкий В.А. Русский социально-универсальный роман XIX века: Становление и жанровая эволюция. М., 19976.

254. Немальцева Т.Е. Творческая установка и символика Достоевского Проблемы комплексности изучения художественного творчества. Казань, 1980. 166-171.

255. Непомнящий B.C. Лирика Пушкина как духовная биография. М., 2001.

256. Непомнящий В.Г. Пророк Пушкинист. М., 1989. 188-222.

257. Новикова Е.Г. Софийность русской прозы второй половины XIX века: евангельский текст и художественный контекст. Томск, 1999.

258. Новикова Е.Г. Формирование понятия «русский эпос» в эстетике И.С. Тургенева 1850-х годов Проблемы метода и жанра. Вып.

260. Новый объяснительный словарь синонимов русского языка. Вып. 1. М., 1999.

261. Одиноков В.Г. Поэтика русских писателей XIX века и литературный прогресс. Новосибирск, 1987.

262. Одиноков В.Г. Типология образов в художественной системе Ф.М. Достоевского. Новосибирск, 1981.

263. Одиноков В.Г. Художественная системность русского классического романа. Новосибирск, 1976.

264. Паперно И.Н. Самоубийство как культурный институт. М., 1999.

265. Пенская Е.Н. Проблемы альтернативных путей в русской литературе. Поэтика абсурда в творчестве А.К. Толстого, М.Е. Салтыкова-Щедрина и А.В. Сухово-Кобылина. М., 2000.

266. Петров А.В. Малые поэтические формы в жанровой структуре «Мертвых душ» Проблемы литературных жанров: Материалы IX международной научной конференции. Ч.

268. Пигарев К.В. Ф.И. Тютчев и его время. М., 1978.

269. Поддубная Р.Н. «Выбранные места из переписки с друзьями» Гоголя и «Дневник писателя» Достоевского (жанровый аспект) Достоевский и мировая культура. Альм. 6. СПб., 1996а. 98-108.

270. Поддубная Р.Н. «Выбранные места из переписки с друзьями» Гоголя и «Исповедь» Л. Толстого (авторские установки и законы жанра) Кормановские чтения. Вып.

272. Поддубная Р.Н. Сюжет Христа в романах Достоевского Ф.М. Достоевский и национальная культура. Вып.

273. Челябинск, 19966. 29-64.

274. Подорога В.А. Событие: Бог мертв Комментарии. 1996. 10. 3-32.

275. Поляков М.Я. В мире идей и образов: Историческая поэтика и теория жанров. М., 1986.

276. Поляков М.Я. Вопросы поэтики и художественной семантики. М., 1978.

277. Померанц Г.С. Замысел Гоголя и роман Достоевского Достоевский и мировая культура. Альм. 8. М., 1997. 82-89.

278. Поспелов Г.Н. Вопросы методологии и поэтики. М., 1983.

279. Постнов О.Г. Смерть в России Х-ХХ вв.: историко-этнографический социокультурный аспект. Новосибирск, 2001.

280. Преп. Иоанн Лествичник. Лествица, возводящая на небо. М., 2001.

281. Примеры целостного анализа художественного произведения. Томск, 1988.

282. Пумпянский Л.В. Классическая традиция: Собрание трудов по истории русской литературы. М., 2000.

283. Пушкин в русской философской критике: Конец Х1Х-первая половина XX в. М., 1990.

284. Рашковский Е.Б. Европейская культура Нового времени: библейский контекст Библия в культуре и искусстве. Материалы научной конференции «Випперовские чтения-1995». Вып. XXVIII. М., 1996. 20-37.

285. Роднянская И.Б. «Выхожу один я на дорогу» Лермонтовская энциклопедия. М., 1981. 95-96.

286. Русская литература и фольклор (первая половина XIX века). Л., 1976.

287. Савельева В.В. К проблеме символа в «Братьях Карамазовых» Тезисы докладов. XXVII студенческая научная конференция. 18-21 апреля 1973 года. Алма-Ата, 1973. 105-106.

288. Сальвестрони Библейские и святоотеческие источники романов Достоевского. СПб., 2001.

289. Семенко И.М. В.А. Жуковский Жуковский В.А. Сочинения. В 3 т. М., 1980.Т.1.С. 5-39.

290. Семенко И.М. Поэты пушкинской поры. М., 1970.

291. Силантьев И.В. Мотив в системе художественного повествования. Проблемы теории и анализа. Новосибирск, 2001.

292. Сильман Т.И. Заметки о лирике. Л., 1977.

293. Скатов Н.Н. Русский гений. М., 1987.

294. Словарь современного русского литературного языка: В 17 т. Т. 6. Л., 1957.

295. Словарь языка Пушкина: В 4 т. М., 1959-1961.

296. Слонимский А.Л. Мастерство Пушкина. М., 1963.

297. Смирнов И.П, «Горе от ума» и «Бесы» А.С. Грибоедов. Творчество. Биография. Традиция Под ред. А. Фомичева. Л., 1977. 99-108.

298. Смирнов И.П. Мегаистория. К исторической типологии культуры. М., 2000.

299. Смирнова Е.А. Поэма Гоголя «Мертвые души». Л., 1987.

300. Соболев П.В. Эстетика Белинского. М., 1978.

301. Современное зарубежное литературоведение (страны Западной Европы и США): концепции, школы, термины. М., 1996.

302. Созина Е.К. Антропологическая проблематика в литературе русского реализма 1840-1850-х гг. Известия Уральского государственного университета. Сер.: Гуманитарные науки. Вып. 1. 1997а. 7. 58-77.

303. Созина Е.К. Дискурс сознания в поэтическом мире Ф. Тютчева Эволюция форм художественного сознания в русской литературе (опыт феноменологического анализа). Екатеринбург, 2001а. 54-148.

304. Созина Е.К. Ситуация «на пороге» Достоевский: Эстетика и поэтика. Челябинск, 19976. 220.

305. Созина Е.К. Сознание и письмо в русской литературе. Екатеринбург, 20016.

306. Соловьев СМ. Изобразительные средства в творчестве Ф.М. Достоевского. М., 1979.

307. Соркина Д.Л. «Фантастический реализм» Достоевского. Ст. 1 Проблемы идейности и мастерства художественной литературы. Томск, 1969. 112— 124.

308. Степанов Л.А. Драматургия А.С. Грибоедова История русской драматургии (XVII первая половина XIX века). Л., 1982. 296-326.

309. Степанов Н.Л., Городецкий Б.П. Пророк Пушкин в школе. М., 1978. 34-38.

310. Степанян К.А. Гоголь и Достоевский: диалоги на границе художественности Достоевский и мировая культура. Альм. 6. СПб., 1996. 141-151.

311. Степанян К.А. К пониманию «реализма в высшем смысле» Достоевский и мировая культура. Альм. 9. М., 1997. 28-35.

312. Стихотворения Пушкина 1820-1830-х годов: История создания и идейнохудожественная проблематика. Л., 1974.

313. Строганов М.В. «Немая сцена» в «Ревизоре» Драма и театр. Вып.

315. Тамарченко Н.Д. Русский классический роман XIX века. Проблемы поэтики и типологии жанра. М., 1997.

316. Теория литературы. Основные проблемы в историческом освещении. Роды и жанры литературы. М., 1964.

317. Тихомиров Б.Н. К осмыслению глубинной перспективы романа «Преступление и наказание» Достоевский в конце XX века Сост. К.А. Степанян. М., 1996. 251-269.

318. Тойбин И.М. Пушкин. М., 1964.

319. Томашевский Б.В. Стих и язык: Филологические очерки. М.; Л., 1959.

320. Топорков А.Л. Теория мифа в русской филологической науке XIX века. М., 1997.

321. Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в сфере мифопоэтического: Избранное. М., 1995.

322. Трофимов Е.А. О логичности сюжета и образов в романе Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание» Достоевский в конце XX века Сост. К.А. Степанян. М., 1996. 167-188.

323. Турбин В.Н. Герои Гоголя. М., 1983.

324. Турбин В.Н. Поэтика романа А.С. Пушкина «Евгений Онегин». М., 1996.

325. Тынянов Ю.Н. Литературный факт. М., 1993.

326. Тынянов Ю.Н. Достоевский и Гоголь (к теории пародии) Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977. 198-226.

327. Тюпа В.И. Аналитика художественного (введение

328. Тюпа В.И. Соотношение каузального и имманентного в литературном развитии Литературный процесс. М., 1981. 53-87.

329. Тюпа В.И. Художественность литературного произведения. Вопросы типологии. Красноярск, 1987.

330. Уваров М.С. Архитектоника исповедального слова. СПб., 1998.

331. Удодов Б.Т. М.Ю. Лермонтов. Художественная индивидуальность и творческие процессы. Воронеж, 1973.

332. Удодов Б.Т. Роман М.Ю. Лермонтова «Герой нашего времени». М., 1989.

333. Успенский Б.А. Краткий очерк истории русского литературного языка (XI-XIX вв.). М., 1994.

334. Устюжанин Д.Л. Маленькие трагедии А.С. Пушкина. М., 1974. 317. Ф.М. Достоевский и православие. М., 1997.

335. Фаталист. Зарубежная Россия и Лермонтов. М., 1999.

336. Федоров В.В. О природе поэтической реальности. М., 1984.

337. Феномен «Шинели» Н.В. Гоголя в свете философского миросозерцания писателя. Екатеринбург, 2002.

338. Фомичев А. Драматургия А.С. Пушкина История русской драматургии (XVII первая половина XIX века). Л., 1982. 261-295.

339. Фомичев А. Комедия А.С. Грибоедова «Горе от ума»: Комментарий. М., 1983.

340. Фомичев А. Поэзия Пушкина. Творческая эволюция. Л., 1986.

341. Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра. М., 1997.

342. Фридлендер Г.М. Диалог в мире Достоевского Достоевский и мировая культура. Альм. 1. Ч. 1. СПб., 1993. 69-88.

343. Фридлендер Г.М. Достоевский и мировая литература. М., 1979.

344. Фридлендер Г.М. Реализм Достоевского. М.: Л., 1964.

345. Фудель СИ. Наследство Достоевского. М., 1998.

346. Фуксон Л.Ю. Проблемы интерпретации и ценностная природа литературного произведения: Автореф. дис. докт. филол. наук. Екатерибург, 2000.

347. Хализев В.Е. Драма как род литературы (поэтика, генезис, функционирование). М., 1986.

348. Храпченко М.Б. Историческая поэтика: Основные направления исследований Историческая поэтика: Итоги и перспективы изучения. М., 1986. 10-24.

349. Целостность литературного произведения как проблема исторической поэтики. Кемерово, 1986.

350. Цилевич Л.М. Событие как пространственно-временная категория драматического сюжета Художественное пространство и время. Даугавпилс, 1986. 3-12.

351. Чудаков А.П. Предметный мир литературы (К проблемам категорий исторической поэтики) Историческая поэтика: Итоги и перспективы изучения. М., 1986. 251-291.

352. Чудаков А.П. Пушкин Чехов: завершение круга Чеховиана. Чехов и Пушкин. М., 1998. 35-47.

353. Чудаков А.П. Слово вещь мир. От Пушкина до Толстого. М., 1992.

354. Шайтанов И.О. Жанровое слово у Бахтина и формалистов Вопросы литературы. 1996. 5-6. 89-114.

355. Шатин Ю.В. Жанровообразовательные процессы и художественная целостность текста в русской литературе XIX века. (Эпос. Лирика): Автореф. дис. докт. филол. наук. М., 1992.

356. Шеллинг Ф.В. Философия искусства. СПб., 1996.

357. Шмид В. Нарратология. М., 2003.

358. Шмид В. Проза как поэзия: Пушкин, Достоевский, Чехов, авангард. СПб., 1998.

359. Штейн А.Л. Веселое искусство комедии. М., 1990.

360. Щенников Г.К. Достоевский и русский реализм. Свердловск, 1987.

361. Щенников Г.К. Достоевсковедение сегодня: смена исследовательской парадигмы Дергачевские чтения 2000: Русская литература: национальное развитие и региональные особенности. Екатеринбург, 2001а. 254-257.

362. Щенников Г.К. К проблеме художественной метафизики Ф.М. Достоевского Эволюция форм художественного сознания в русской литературе (опыт феноменологического анализа). Екатеринбург, 20016. 149-163.

363. Щенников Г.К. Целостность Достоевского. Екатеринбург, 2001 в.

364. Эйхенбаум Б.М. О прозе. О поэзии. Л., 1986.

365. Эпштейн М.Н. Парадоксы новизны: О литературном развитии XIX-XX веков. М., 1988.

366. Эпштейн М.Н. «Природа, мир, тайник вселенной»: Система пейзажных образов в русской поэзии. М., 1990.

367. Эткинд Е.Г. Божественный глагол. Пушкин, прочитанный в России и во Франции. М., 1999.

368. Эткинд Е.Г. Материя стиха. СПб., 1998.

369. Эткинд Е.Г. Язык для Невыразимого Эткинд Е.Г. «Внутренний человек» и внешняя речь. Очерки психопоэтики русской литературы XVIII-XIX вв. М., 1999. 19-21. 353. Юнг К.Г. Душа и миф: шесть архетипов. М., 1997.

370. Язык Н.В. Гоголя Под ред. А.Н. Кожина. М., 1991.

371. Якименко Т.Н. Фигура «молчания» в повествовательной и идейнофилософской структуре романа Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы» Достоевский и современность. Ч. П. Новгород, 1991. 181-187.

372. Янушкевич А.С. Жажда синтеза, или «ах, если бы...» Вопросы литературы. 1998. 1-2. 82-95.

373. Янушкевич А.С. Проблема жанрово-родовых синтезов в аспекте исторической поэтики Проблемы литературных жанров. Ч.

375. Янушкевич А.С. Русский прозаический цикл: нарратив, автор, читатель Русская повесть как форма времени. Томск, 2002. 97-107.

376. Янушкевич А.С. Этапы и проблемы творческой эволюции В.А. Жуковского. Томск, 1985.

377. Янушкевич М.А. Структура сюжета поэмы Н.В. Гоголя «Мертвые души» в соотношении с античной эпической традицией Проблемы литературных жанров. Ч.