автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Поэтика русской прозы конца ХХ - начала ХХ1 вв.: перволичные повествовательные формы.

Полный текст автореферата диссертации по теме "Поэтика русской прозы конца ХХ - начала ХХ1 вв.: перволичные повествовательные формы."

На правах рукописи

003461246 I

Кучина Татьяна Геннадьевна

ПОЭТИКА РУССКОЙ ПРОЗЫ КОНЦА XX ~ НАЧАЛА XXI В.: ПЕРВОЛИЧНЫЕ ПОВЕСТВОВАТЕЛЬНЫЕ ФОРМЫ

Специальность 10.01.01 - русская литература

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

12 2::э

Ярославль 2009

003461246

Работа выполнена в ГОУ ВПО «Ярославский государственный педагогический университет им. К. Д. Ушинскрш»

Научный консультант:

Официальные оппоненты:

Ведущая организация:

доктор филологических наук, доцент кафедры истории русской литературы XX века МГУ им. М. В. Ломоносова Леденев Александр Владимирович

доктор филологических наук, первый заместитель главного редактора журнала «Знамя» Иванова Наталья Борисовна

доктор филологических наук, профессор кафедры новейшей русской литературы Российского государственного педагогического университета им. А. И. Герцена Черняк Мария Александровна

доктор филологических наук, профессор кафедры литературно-художественной критики и публицистики МГУ им. М.В Ломоносова Орлова Екатерина Иосифовна

Российский государственный гуманитарный университет

Защита состоится « Ь » ЛЛ^ИЛУС^ 2009 года в часов на заседании диссертационного совета Д 501.001.32 при Московском государственном университете им, М. В. Ломоносова по адресу: 119991, Москва, Воробьевы горы, МГУ, 1-й учебный корпус, филологический факультет ауц. 11.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова (1-й учебный корпус). _

7

Автореферат разослан « X С » 2009 года //

Ученый секретарь диссертационного совета доктор филологических наук, профессор __ М. М. Голубков

Общая характеристика работы

Проблема границ «я» и «не я», несовпадения «реального» и «воображаемого» «я» (в терминах Ж. Лакана), опознания собственного «я» только в «Другом» и через «Другого» (в терминах П. Рикера) - одна из центральных в философии и эстетике XX века. В культуре последних десятилетий представление о раздробленности «я», утрате аутентичности стало едва ли не общим местом. «Кризис идентификации»1 (лучше сказать, кризис самоидентификации) - специальный термин в философских работах нескольких последних десятилетий, и по своему содержанию он теснейшим образом связан с идеей недостижимости тождества субъекта сознания с самим собой.

В литературе авторская субъективная устремленность к фокусировке индивидуальности в «я» реализуется прежде всего в формах перволичного повествования - как в художественной прозе, так и в документально-автобиографической. Автором данной диссертации при исследовании особенностей поэтики non-fiction намеренно выводятся из зоны рассмотрения «обыденные автотексты» (термин Ф. Лежена, которым ученый описывает разнообразные современные автобиографические практики типа дневников и их электронных эквивалентов - блогов, «живых журналов», излагаемых на форумах личных историй и т. п.). Исследуемый в диссертации корпус произведений non-fiction может быть охарактеризован в соответствии с формулой Натальи Ивановой, предложенной в статье «По ту сторону вымысла»: «Non-fiction есть все, что не fiction, но остающееся в пределах художественного письма (в пределах интеллектуально-художественного дискурса). Я отношу non-fiction к изящной словесности - а не просто к книгам как таковым»2.

Однако в литературе рубежа XX-XXI вв. и границы между fiction и non-fiction едва различимы: заведомо фикциональная проза В. Попова или исповедально-лирические произведения Н. Кононова воспринимаются как автобиография писателя, в то время как подлинная жизнь ученого-филолога превращается в литературный сюжет (в «Записях и выписках» М. Гаспарова, «Мемуарных виньетках» А. Жолковского, «Конце цитаты» и «Пиши пропало» М. Безродного). Истории С. Довлатова, рассказанные, например, в «Соло на ундервуде» или в «Ремесле», мало чем отличаются по своей повествовательной технике от «Мемуарных виньеток» А. Жолковского - однако Довла-тов никогда не скрывал вымышленности своих сюжетов, а Жолковский всегда настаивал на том, что ни в одном эпизоде ни на йоту не отклонился от правды. Экстраполяция фикциональных норм нарратива на автобиографический текст и, наоборот, использование художественной прозой приемов документально-автобиографического письма - значимые характеристики пер-

1 Более подробно см. словарную статью: Можейко, М. А. Идентификации кризис [Текст] // Новейший философский словарь. - Минск, 2003.

2 Иванова, Н. Б. По ту сторону вымысла [Текст] // Знамя. - 2005. - № 11. -С. 7. Более подробно поэтика поп-йс1юп освещается в гл. 4.

воличного повествования в современной литературе, и именно их исследование определило основные направления данной работы.

В отечественной прозе последних двадцати-двадцати пяти лет перволич-ные повествовательные формы представлены весьма разнообразно. Отчетливо выделяется группа произведений, которая - в терминах современного европейского литературоведения - может быть отнесена к аиЬ)Асйоп3: автор выступает здесь под собственным именем и ведет рассказ от первого лица, однако на документальной достоверности рассказываемого не настаивает (определяя свое произведение как роман, повесть, рассказ или поэму), оставляя читателю возможность самому выбрать стратегию толкования. В прозе последних десятилетий к числу таких произведений принадлежат поэма «Москва - Петушки» Вен. Ерофеева, романы «Подросток Савенко» и «Это я - Эдичка» Э. Лимонова, рассказы и повести С. Довлатова, В. Попова, Р. Сенчина, Е. Гришковца, 3. Прилепина, С. Шаргунова, И. Кочергина, А. Бабченко, Сергея Говорухина и др.

Создававшиеся в русле документальной автобиографической прозы «Альбом для марок» А. Сергеева и «Белое на черном» Р. Гальего были удостоены Букеровской премии (а затем переизданы) как романы. Внежанровая книга М. Гаспарова «Записи и выписки» имеет обширные «вставки», сконструированные по традиционной модели автобиографического повествования (история семьи, информация о родителях, школьные годы, поступление в университет и т. д.). Беллетризованная «история болезни» С. Гандлевского «Трепанация черепа» по мере повествовательного развертывания проявляет черты автобиографического романа (при этом истории многочисленных и разнообразных предков - начиная от прадеда - рассказываются в той же стилистике, в которой С. Довлатов писал о своих предках по отцовской и материнской линии в повести «Наши»). В книге А. Битова «Неизбежность ненаписанного» в воспоминания, выстроенные по весьма прихотливой хронологической канве, вплетены тексты ранних рассказов и стихотворений, фрагменты незавершенных или претерпевших впоследствии правку произведе-

3 Термин С. Дубровски, активно используемый на протяжении последних трех десятилетий французскими литературоведами. См. след. работы: Doubrovsky, S. Autobiographie/vérité/psychanalyse // Doubrovsky, S. Autobiographiques: de Corneille à Sartre. Paris: PUF, 1988. P. 61-79; Lecarme, J. L'autofiction: un mauvais genre?// Autofictions & Cie/ dir. S. Doubrovsky, J. Lecarme et Ph. Lejeune. - Colloque de Nanterre, 1992, RITM, №6; Colonna, V. L'Autofiction. Essai sur la fïctionalisation de soi en littérature. These EHESS, 1989; Gasparini, P. Est-il je? Roman autobiographique et autofiction. Seuil, 2004; Vilain, P. Défense de Narcisse. Grasset, 2005. Электронные ресурсы: www.weblettres.net (профессиональный сайт преподавателей французского языка и литературы). Страничка «L'autofiction» расположена по адресу: http://wwv.weblettres.net/spip/article.php3?idarticle=736): Laurent, J. L'autofiction: Methodes et Problèmes (Dpt de Français moderne - Université de Genève; © 2003). http://www.unige.ch/lettres/framo/enseignements/methodes/autofiction /afintegr.html

ний (по сути, черновики и наброски, версии и варианты), и автобиография писателя в конечном итоге едва вычленяется из «дали свободного романа». Документально-автобиографическая книга Р. Киреева «Пятьдесят лет в раю» строится - в весьма нестойкой связи с хронологаей - как система «гарных портретов» (повествовательная структура тем самым демонстративно фик-ционализирована): каждая глава рассказывает историю встречи/знакомства автора-повествователя с людьми, сыгравшими важную роль в его творческой судьбе (это и Б. Балтер, и Н. Рубцов, и В. Лакшин, и В. Катаев, и С. Наровчатов, и Г. Семенов, и Е. Дубровин).

Разграничить факту альные и фикциональные 4 жанровые формы в прозе таких авторов, как А. Бабченко (сборник повестей, рассказов и очерков «Ал-хан-Юрт»), А. Ефимов («730 дней в сапогах») или С. Говорухин («Сто сорок лет одиночества»), часто не представляется возможным (весьма показательно, например, что в оформлении книги «Алхан-Юрт» использованы подлинные фотографии Аркадия Бабченко и реальные снимки тех мест, где разворачиваются основные события повестей). Репортажная стилистика отнюдь не исключает «психологических» ретардаций (доступа к интеллектуально-эмоциональной сфере жизни персонажа) и детальной разработки отдельных эпизодов (с внятными акцентами на наиболее значимых подробностях) - а это традиционно выделяемые черты фикционального повествования5.

Романная проза конца XX - начала XXI века активно использует опыт автобиографического повествования. В данной работе объект рассмотрения ограничен именно теми литературными произведениями, в которых «я»-повествование соотнесено с автобиографическим контекстом либо создает иллюзию автобиографического равенства автора/героя/повествователя. В художественной прозе конца 1990-х - начала 2000-х гг. примерами таких романов являются произведения В. Маканина («Андеграунд, или Герой нашего времени») и Н. Кононова («Похороны кузнечика» и «Нежный театр»). Исто-

4 Терминологическая пара фактуальное/фикциональное (factual/fictional) активно используется в западноевропейском и американском литературоведении последних десятилетий (см. работы К. Хамбургер, Дж. Олни, У. Ховарта, Б. Мэндела, В. Шмида и др.). В этапной для исследования повествовательной техники работе Ж. Женетта «Вымысел и слог» специальный раздел посвящен обсуждению характеристик разных форм нарратива («Фикциональное и факту-альное повествование»), хотя сам ученый сетует на несовершенство используемого понятийного аппарата - прежде всего термина «фактуальный»: «За неимением лучшего, я буду употреблять здесь это отнюдь не безупречное... прилагательное, с тем чтобы не прибегать систематически к отрицательным конструкциям (невымысел, нефикциональный и пр.)» (Женетт, Ж. Фигуры [Текст]: в 2-х т. - Т. 2. -М„ 1998.-С. 386).

5 На эти особенности повествования как на значимые маркеры фикционально-сти еще полвека назад указывала в своих работах Кэте Хамбургер (Hamburger, К. Die Logik der Dichtung, 1957; по-английски: Hamburger, К. The Logic of Literature. - Bloomington: Indiana University Press, 1973).

рия автофикционального повествования прослеживается на более обширном материале - начиная с 1980-х гг. (проза С. Довлатова) и заканчивая произведениями, появившимися в 2000-2006 гг. (романы М. Шишкина, Р. Гальего, повести С. Шаргунова). Наконец, проза non-fiction представлена произведениями А. Битова, М. Гаспарова, М. Безродного, А. Сергеева, А. Жолковского, А. Бараша, А. Архангельского и др.

До сих пор большая часть этих произведений была объектом лишь журнальных и газетных рецензий и литературно-критических статей обзорного характера (исключение составляют роман В. Маканина и проза С. Довлатова - к творчеству этих авторов критики и литературоведы значительно более внимательны). Научная новизна данного исследования как раз и состоит в том, что впервые в отечественном литературоведении собственно художественная и документально-автобиографическая проза конца XX - начала XXI века (fiction и non-fiction) рассматривается в одном ракурсе - с точки зрения повествовательной организации текста - и с единых методологических позиций - позиций нарратологическош анализа текста.

В современных исследованиях повествовательной организации текстов (это касается как отечественного, так и зарубежного литературоведения) non-fiction явно «дискриминирована» по сравнению с fiction. На этот факт указывал еще Ж. Женетг: он отмечал, что нарратология «должна была бы заниматься всеми видами повествования, и фикциональными, и нефикциональными. Однако нельзя не видеть, что до сих пор... уделяли почти исключительное внимание построению и предмету одного только фикционального повествования»6.

Это положение абсолютно справедливо и по отношению к исследованиям современной российской литературы. Яркие и значительные произведения non-fiction по большей части остаются объектами разрозненных (хотя часто и проницательных) рецензий; целостного описания повествовательной структуры нефикциональных текстов, которое бы в синхронном срезе представило наиболее существенные, магистральные тенденции этой области литературы с учетом творческого опыта разных авторов, в науке нет. Отсюда вытекает и следующее положение, определяющее направленность данного исследования (суть этого положения в полной мере выражена формулировкой Ж. Женетта): нарратология «не может до бесконечности уклоняться от вопроса, применимы ли ее результаты - если не методы - к сфере, которой она никогда по-настоящему не занималась и которую присвоила себе молчком, без рассмотрения и объяснений»7. Следует отметить, что прошло уже больше тридцати лет (во Франции работа Ж. Женетта была опубликована в 1972 году), а однозначного ответа на вопрос о том, как же соотносятся нормы фикционального и нефикционального («»-повествования и в какой мере применимы литера-

6 Женетт, Ж. Вымысел и слог [Текст] // Женетг, Ж. Фигуры : в 2-х т. - Т. 2. -М.: Издательство Сабашниковых, 1998. - С. 385.

7 Там же. С. 386.

туроведческие технологии изучения художественного нарратива к автобиографической прозе, так и не появилось. По отношению к современной российской литературе такой вопрос никогда даже и не ставился - именно это и обуславливает научную актуальность настоящего исследования.

Цель работы - выявление тех черт, которыми определяется специфика пер-воличных повествовательных форм (фикциональное повествование, автобиографическое повествование) в русской прозе конца XX - начала XXI века.

Основными аспектами повествовательной структуры текста, составившими предмет исследования, являются способы авторепрезентации перво-личного повествователя и соотношение его с «я»-персонажем, особенности повествовательной фокализации, специфические черты «ненадежного» повествования, формы объективации авторского присутствия в повествуемом мире, приемы экспликации литературных «подтекстов» в автобиографическом и автофикциональном повествовании и алгоритмы авторской интерпретации персонального биографического сюжета в фикциональном и фактуальном повествовании.

Основные задачи исследования:

- определить коммуникативные интенции «я»-повествователя и охарактеризовать диапазон его нарративных компетенций в прозе конца XX -начала XXI века;

- установить принципы нарративного конструирования «ял-повествователя и «я»-персонажа в фикциональном и не фикциональном тексте и вычленить критерии самоидентификации субъекта речи/субъекта действия;

- выявить систему повествовательных приемов, обеспечивающих вариативность биографического/автобиографического сюжета и эксплицирующих процесс его фикционализации в прозе non-fiction;

- выяснить, какие интратекстуальные и паратекстуальные параметры повествования определяют его читательскую рецепцию в качестве факту-ального или фикционального в произведениях с ономастическим тождеством автора, повествователя и героя;

- дать анализ мотивной организации повествования и охарактеризовать структурно-семантические функции сквозных мотивов;

- описать функции интертекстуальных отсылок и автореминисценций в повествовательной структуре автобиографического текста.

Методологическую основу исследования составили научные труды по нарратологии, проблематика которых связана прежде всего с изучением типов и форм повествования, нарративных уровней и повествовательных инстанций (работы Р. Якобсона, Р. Барта, Ж. Женетта, С. Чэтмена, Дж. Принса, X. Миллера, М. Баль, В. Шмида), сферы компетенций нарратора и нарратато-ра и характерных признаков «надежного» (reliable) и «ненадежного» (unreliable) повествования (работы У. Бута, С. Чэтмена), специфики формирования визуальной перспективы словесного текста, особенностей его внутренней и

внешней фокализации (работы Ж. Женетта, С. Чэтмена, Ц. Тодорова, Б. Успенского). В анализе механизмов соотнесения дискурсивной и референтной сферы нарратива важное значение имели исследования Н. Шмелева, И. Левонтиной, Анны А. Зализняк, а также Е. Падучевой, М. Дымарского (в частности, характеристика «классического» и «неклассического» нарратива, указания на невозможность однозначной атрибуции субъекта нарратива и нарушение повествователем границ «чужого» сознания как на признаки «неклассического» нарратива). Рассмотрение автобиографических повествовательных форм базировалось на трудах Ж. Гусдорфа, Ф. Лежена, Ж. Женетта, Дж. Олни, П. де Мана, Э. Брасс, У. Спенжмена, Дж. Д. Харрис, К. Хамбургер и др., исследование норм автофикционального повествования - на теоретических построениях С. Дубровски, В. Колонна, Ф. Гаспарини. В анализе мо-тивной организации повествования автор диссертации придерживался тех принципов экспликации мотивов и истолкования связей между ними, которые разработаны Б. Гаспаровым, А.Жолковским, В.Шмидом, И. Силантьевым. Наконец, трактовка закономерностей читательской рецепции «я»-повествования как fiction или non-fiction строилась с учетом теоретических положений работ В. Изера, М. Риффатерра, Ф. Лежена (идея «автобиографического пакта»), Э. Брасс, Б. Мэндела. Методы и приемы наррато-логического анализа, структурного анализа, мотивного анализа текста формируют исследовательский инструментарий данной работы.

Проблема концептуализации «я», выявления и самоопределения «я» в зоне контакта с «другим» не теряла своей актуальности в гуманитарных исследованиях на протяжении всего XX века (начиная, например, с работ М. Бубера, М. Бахтина, Л. Шестова и заканчивая трудами Ж. Лакана и П. Рикера). Однако сами способы собственно художественной репрезентации «я» не становились в них объектом системного исследования; на первый план выходило установление онтологических границ «я», а не характеристика литературных форм экспликации «я». Отсюда и возникает необходимость целостного и системного описания способов повествовательного конструирования «я» в литературе конца XX - начала XXI века, и этим определяется теоретическая значимость данного исследования. В диссертации рассматривается повествовательная структура около тридцати произведений разных современных авторов, что позволяет воссоздать с достаточной степенью детализации ведущие нарративные тенденции в литературе последних двух десятилетий, причем в тех аспектах, которые имеют решающее значение для понимания ее гносеологических, аксиологических, эстетических установок.

Практическая значимость исследования состоит в возможности использования его материалов в преподавании учебных курсов «Современная русская литература» и «Историческая поэтика литературы XX века» на филологических факультетах вузов, а также при разработке спецкурсов и элективных курсов по истории русской литературы XX - XXI вв.

Структура работы: диссертация состоит из введения, четырех глав (в состав которых входит 9 параграфов), заключения и библиографического списка, включающего 578 наименований.

Основные положения диссертации, выносимые на защиту:

1. В русской прозе конца XX - начала XXI века концептуализация «я» осуществляется исходя из представлений об относительности и открытости его гранзщ. Персональная история «я»-повествователя лишается телеологической устремленности биографического сюжета, свойственной классической литературе XIX - начала XX в., и представляет собой вариативный набор повествовательных версий, каждая из которых в равной степени может рассматриваться как легитимная хроника индивидуальной жизни. При всем разнообразии вариантов единственно «правильный» инвариант установить невозможно: сохранение точных «анкетных» данных «я»-повесгвователя не гарантирует онтологической уникальности его истории.

2. Повествовательная репрезентация «я» сопровождается в современной прозе актуализацией текстуальных свойств реальности - в том числе и реальности биографического/автобиографического прошлого. Вне зависимости от литературной генеалогии (равно как и от реалистической или постмодернистской ориентации) писатели конца XX - начала XXI века обращаются к сходным способам выстраивания персонального биографического сюжета «поверх» того или иного литературного претекста. История «я»-повестаователя может быть попыткой уклониться от предзаданных сюжетных схем (как в романе В. Маканина «Андеграунд, или Герой нашего времени») или выражением готовности повторить «чужие» сюжеты в собственной жизни (как в романах М. Шишкина), признать литературные «трафареты» тематическими узорами собственной судьбы (как в прозе С. Довлатова и отчасти в романах, например, Н. Кононова и В. Месяца); в любом случае жизнь, осознанная как «не-текст», в глазах пишущего лишена аутентичности.

3. Создание повествовательными средствами литературного автопортрета регистрирует неизбежную и неустранимую «асимптотичность» изображения по отношению к изображаемому. Фиксация экзистенциального неравенства «я»-объекта и «я»-субъекта изображения - общая черта фикционадьногю и не-фикццонального повествования; она в равной мере характеризует, например, автобиографическую прозу С. Довлатова и романную прозу Н. Кононова. История героя - не объективная данность, неизменная в силу завершенности в прошлом, а трансформирующийся объект литературного сюжета, в котором автор узнает и познает себя, свое непрерывно становящееся, но не ставшее «я».

4. Подвижный и многослойный палимпсест прошлого, будучи объектом «я»-повествования, получает семантический код из настоящего. Свое значение факты прошлого приобретают именно в процессе нарративного упорядочивания; иными словами, фабульное «означаемое» формируется повествовательным «означающим» и «управляется» им (означающим) согласно актуальному контексту письма. Даже при сохранении субъективной писательской

установки на достоверность и точность повествования биографический/автобиографический претекст восстанавливается в соответствии с теми сюжетными алгоритмами, которые становятся видимыми из зоны письма.

5. Автобиографические повествовательные формы в литературной истории второй половины XX - начала XXI века приобретают отчетливые фик-циональные черты. Алгоритмы фикционализации «филологических» автобиографий в современной литературе имеют в своей основе нелинейную последовательность событий, дискретный событийный ряд, приоритет вне-фабульных связей между составными элементами. «Документальный» факт сливается с литературным фактом или замещается им, вследствие чего подрывается реальная модальность повествования. Литературные «черновики», записные книжки и мемуарные виньетки превращаются в самодостаточный, завершенный текст, и создается он писателем, как правило, на протяжении всей жизни. Утверждая (как Л. Гинзбург) или отвергая (как А. Жолковский, М. Гаспаров, А. Сергеев, С. Довлатов) «последнюю прямоту» этого метатек-ста, автор пытается именно в нем разглядеть («прочитать») знаки персонального «тематического узора» судьбы, уловить их подлинное содержание. Именно в письме любое событие эстетически завершается, «отдает» и одновременно получает свой смысл.

6. Одной из значимых черт автобиографической прозы рубежа XX-XXI вв. является воссоздание прошлого как прежде всего дискурсивного мира; для читателя именно фактор «дискурсивной истинности» - независимо от фактуальной достоверности/недостоверности рассказываемого - является решающим. Личностное сознание повествователя формируется скрещением - в расширительном смысле - цитат, стилей, жанров. Повествовательная авторепрезентация как «прочтение» жизненного опыта становится, скорее, интерпретацией его словесных эквивалентов, а само автобиографическое повествование - не столько хроникой частной жизни, «летописью персонально-сти», сколько нарративной реконструкцией «я» как фигуры речи.

7. В автобиографической прозе конца XX - начала XXI века реальные факты вплетаются в уже существующие литературные схемы. «Дешифровка» персональных автобиографических кодов осуществляется на основе универсального фонда литературных сюжетов; чем богаче и разнообразнее литературный опыт «я»-повествователя, тем больше возможностей разглядеть тот событийный узор, который хочет быть рассказанным, тем больше шансов отыскать индивидуальную траекторию собственного автобиографического сюжета, уклонившись от общих, трафаретных схем. Фикционализация воспоминания как «эмпирического» источника перволичного повествования приводит к тому, что реально бывшее вступает в симбиоз с воображенным, а доподлинно установить действительный «денотат» воспоминания становится уже невозможно. Любые «апокрифические» отображения реальности в той же мере верны, в какой и недостоверны. Центром же, нарративной «константой» текста остается «я»-повествователь.

Апробация работы: результаты исследования представлялись в докладах на международных и межвузовских научных конференциях: «Русская литература XX - XXI вв.: проблемы теории и методологии изучения» (МГУ,

----------- 2004 и 2006), «Русское литературоведение в новом тысячелетии» (МГОПУ,

2002, 2003, 2004), «Славянские литературы в контексте мировой» (Минск, 2005, 2007), ((Новейшая русская литература рубежа ХХ-ХХ1 веков: итоги и перспективы» (Санкт-Петербург, РГПУ им. А. И. Герцена, 2006), «Пушкинские чтения - 2007» (Санкт-Петербург, ЛГУ им. А. С. Пушкина, 2007), «Литература в контексте современности» (Челябинск, 2007), «Экология культуры и языка: проблемы и перспективы» (Архангельск, 2006), «Литература в диалоге культур» (Ростов-на-Дону, 2004, 2005, 2006, 2007), «Художественный текст и культура» (Владимир, 2005), «Интерпретация текста: лингвистический, литературоведческий и методический аспекты» (Чита, 2007), «Открытое образование и информационные технологии» (Пенза, 2005), «Взаимодействие вуза и школы в преподавании отечественной литературы» (Ярославль, 2006), «Риторика и культура речи в современном информационном пространстве» (Ярославль, 2007), «Человек. Русский язык. Информационное пространство» (Ярославль, 2007), Шешуковские чтения (Москва, МПГУ, 2007, 2008), Чтения Ушинского (Ярославль, 2002, 2005). Основные идеи диссертации изложены в 36 опубликованных работах, в том числе в монографии «Поэтика «я»-повествования в русской прозе конца XX -начала XXI века» (Ярославль, 2008). Отдельные положения исследования получили отражение в отчете по гранту РГНФ «В. В. Набоков и современная русская проза» (научно-исследовательский проект №05-0404396а; совместно с А. В. Леденевым и Е. А. Ермолиным), а также в учебном пособии «Современный отечественный литературный процесс»8 (М.: Дрофа, 2006; 2-е издание - 2007 г., 3-е издание - 2008 г.)

Основное содержание диссертации

Во Введении обосновывается научная новизна и актуальность работы, формулируются ее цели и задачи, разъясняются критерии отбора литературных произведений, составивших материал исследования, и определяются основные аспекты анализа рассматриваемых литературных текстов.

В главе первой - «Методология исследования форм перволичного повествования в литературоведении XX века» - дается краткий обзор основных подходов к изучению «я»-повествования. Основная задача этот раздела дис-

8 Учебно-методический комплект «Современный отечественный литературный процесс» был представлен на конкурс по разработке учебной литературы, обеспечивающей занятия по вариативному компоненту Базисного учебного плана в старшей профильной школе (элективные курсы). Конкурс проводился Национальным фондом подготовки кадров; грант финансировался Международным банком реконструкции и развития.

сертации состоит не в описании общих принципов и приемов нарратологиче-ского анализа текста, а в систематизации тех научных идей, которые непосредственно связаны с характеристиками повествования от первого лица в разных его формах (прежде всего фикциональных и нефикциональных) и с разными типами субъекта наррации. Круг рассматриваемых вопросов таков: как осмысляется в нарратологических исследованиях соотнесенность субъекта наррации и его референта («я»-повествователя и «я»-персонажа)? Как определяется и как характеризуется сфера нарративных компетенций субъекта речи? По каким критериям разграничиваются фикциональные и нефикцио-нальные повествовательные формы и как в зависимости от типа нарратива меняется исследовательский инструментарий ученого?

Для отечественного литературоведения традиционным является выделение двух основных типов повествователя - личного и безличного, и первично именно разграничение по грамматическому лицу - все остальные характеристики, такие как всезнание/ограниченность знания, позиция стороннего наблюдателя/участника событий, установка на литературную/устную речь и т. п., выступают лишь как дополнительные к основному критерию - первому или третьему липу повествования9. В работах зарубежных исследователей категория лица - отнюдь не единственный и далеко не решающий критерий для выделения типов повествования. Если в немецкоязычных исследованиях оппозиция «Ich-Erzahlung» («Я»-повествование) и «Er-Erzahlung» («Он»-повествование) разрабатывалась довольно подробно10, то в англо- и франкоязычных работах ее функциональная необходимость ставится под серьезное сомнение. Так, У Бут весьма категорично заявляет: «АН of the... functional distinctions apply to both first- and third-person narration alike»" - и предлагает принимать во внимание в качестве таксономических ориентиров «вариации дистанции» («Variations of Distance») - например, между повествователем и имплицитным автором, повествователем и персонажем, повествователем и читателем, а также позицию повествователя-наблюдателя и действующего лица («Observers and Narrator-Agents»), всезнание или ограниченное знание повествователя («Privilege»12) и т. д.

9 См., в частности, работы Б. О. Кормана «Изучение текста художественного произведения» (М., 1972), Н. А. Кожевниковой «Типы повествования в русской литературе XIX - XX вв.» (М., 1994), В. Е. Хализева «Теория литературы» (М., 1999.-С. 302) и др.

10 См., например, след. работы: Kayser, W. Das sprachliche Kunstwerk: eine Einführung in die Literaturwissenschaft (Bern/Munchen, Francke, 1961); Stanzet, F.K. Theorie des Erzahlens (Gottingen, 1991).

11 «Все функциональные отличия в равной мере применимы как к повествованию от первого, так и к повествованию от третьего лица» (Booth, W. The Rhetoric of Fiction. - Chicago, 1961.-P. 151)

12 Booth, W. Op. cit. P 149-165 («Types of Narration»).

С. Чэтмен во главу угла при разделении повествовательных форм ставит степень выявленное™ нарратора - безотносительно к тому, какими грамматическими средствами она выражается (см. главу «Covert versus Overt Narrators» в его фундаментальной работе «Story and Discourse: Narrative Structure in Fiction and Film»13). Отвергает работоспособность традиционной оппозиции - повествование «от первого» и «от третьего» лица - и Ж. Женетт; вместо термина «лицо» с «отчетливыми психологическими коннотациями»14 французский ученый предлагает использовать категорию залога - при этом «лицо» оказывается лишь «одним из аспектов»15 залога. Вслед за Ц. Тодоровым для характеристики типов нарратива Ж. Женетт использует категории времени, модальности и залога.

Если П. Лаббок выделял четыре основных типа нарратора16, то у Н. Фридмана17 их уже восемь, а у В. Фюгера18 — двенадцать. Однако более значимо то, какие критерии выдвигаются учеными при создании типологии нарраторов. Критически оценивая и обобщая опыт своих предшественников, В. Шмид предлагает использовать «схему различений, имеющую эвристический, а не онтологический характер»19, построенную на основе следующих критериев: способ юображения, диегетичность, степень обрамления, степень выявленное™, личностность, антропоморфность, гомогенность, выражение оценки, информированность, пространство, интроспекция, профессиональность, надежность. Очевидно, что оппозиция личного/безличного повествования оказывается в этом перечне лишь одной из возможных при характеристике повествовательной структуры текста. При этом, по мнению В. Шмида, «главным в определении типов нарратора является противопоставление дие-гетического и недиегетического нарратора»20. Данная дихотомия «характеризует присутствие нарратора в двух планах изображаемого мира - в плане повествуемой истории, или диегесиса, и в плане повествования, или экзегесиса. Диететическим будем называть такого нарратора, который повествует о самом себе как о фигуре в диегесисе. Дигетический нарратор фигурирует в двух планах - и в повествовании (как его субъект), и в повествуемой истории (как объект). Диегетический нарратор распадается на две функционально

13 Chatman, S. Story and Discourse: Narrative Structure in Fiction and Film. -Ithaca and London, 1978. P. 196-262.

14 Женетт, Ж. Указ. соч. - Т. 2. - С. 68.

15 Там же.

16 Lubbock, P. The Craft of Fiction. - NY., 1963.

17 Friedman, N. Point of View in Fiction. The Development of a Critical Concept // Publications of the Modem Language Association of America. 1955. Vol. 70.

18 Fuger, W. Zur Tiefenstruktur des Narrativen: Prolegomena zu einer generativen "Graamatik" des Erzahlens // Poetica. Zeitschrift fur Sprach- und Literaturwissenschaft. 1972. Bd. 5.

19 Шмвд, В. Нарратология [Текст]. - М., 2003. - С. 78.

20 Шмвд, В. Указ. соч. С. 80.

различаемые инстанции - повествующее "я" а повествуемое "я"»21. Применительно к проблематике данной диссертации именно диегетичность и лич-ностность нарратора («я», повествующее о «я») становятся определяющими в выборе литературного материала и приемов его анализа.

Вычленение диегетического нарратора, повествующего «о себе», впрямую подводит к вопросу и о принципах исследования автобиографического повествования, однако приходится констатировать, что фикциональные и нефикциональные формы изучаются исключительно по отдельности - как в зарубежном, так и в отечественном литературоведении.

Научное осмысление автобиографии началось довольно поздно в сравнении с другими объектами исследования в филологии - примерно с начала 1950-х гг. Одной из основополагающих теоретических работ стала статья Ж. Гусдорфа «Conditions et limites de l'autobiographie» («Условия и границы автобиографии», 1956 г.), а общепризнанное определение автобиографии появилось лишь три с небольшим десятка лет назад в работах Филиппа Нежена: «Autobiography is... a rétrospective account in prose that a real person makes ofhis own existence stressinghis individual life and especially the history of his personality»2z.

Однако вопрос о соотнесенности в реальном письме «я»-повествуемого и «я»-повествующего остался открытым - ведь требуемое автобиографией тождество автора, повествователя и персонажа может либо быть легко фальсифицировано (идентичность имен реального автора, повествователя и героя становится невозможно верифицировать, если лишить книгу обложки и титульного листа - на это указывала еще Э. Брасс23), либо остаться лишь формальным (тождеством имен), отнюдь не свидетельствуя об аутентичности автобиографического текста. Кроме того, взаимный мимесис фактуальных и фикциональных приемов к концу XX века становится общепринятой литературной практикой.

Предложенное Ф. Леженом понятие автобиографического соглашения (или автобиографического пакта), заключаемого между писателем и читателем, выводило исследовательское рассмотрение автобиографического произведения за пределы текстовых границ - к внетекстовым договоренностям с читателем: автобиограф обязуется верить в то, что утверждает, а читатель обязуется верить автобиографу. Следовательно, статус текста

21 Там же. С. 81.

22 «Автобиография - это ретроспективное прозаическое повествование, которое ведет реальная личность о собственном бытии - с акцентом на индивидуальной жизни и прежде всего на истории становления личности» (Lejeune P. Le pact autobiographique. - Paris, 1975. P. 14. Цит. по: Olney, J. Autobiography and the Cultural Moment // Autobiography: Essays Theoretical and Critical/Ed. by J. Olney. -Princeton: Princeton University Press, 1980. P. 18).

23 Bruss, E. W. Autobiographical Acts. - Baltimore: The Johns Hopkins University Press, 1976. P. 10-11.

определяется в конечном итоге не только авторской установкой на воссоздание «подлинной» жизни, но и характером читательской рецепции, встраивающей произведение в ряд документальных или беллетристических, ({¡актуальных или фикциональных.__________________________

Оборотная сторона стремления автора к истине и веры читателя в правдивость написанного охарактеризована П. де Маном в статье «Autobiography as Defacement» («Авто-биография: неизбежность искажени-Я»24). Идее автобиографического пакта (и, соответственно, молчаливой договоренности о взаимном доверии между автором и читателем) П. де Ман противопоставляет невозможность доверия автора самому себе и необязательность для читателя соглашаться с авторскими декларациями. Вместо автопортрета писателя читатель все равно получит, в терминах П. Рикера, лишь «рефигурированное» авторское «я»; его самоидентификация в нарративе проблематизируется. Вопрос и до сих пор остается открытым: если, с точки зрения Ж. Женетга или Б. Мэндела, именно читатель принимает решение о фикциональности текста, то, с точки зрения Дж. Серля, лишь авторской волей определяется принадлежность произведения к фактуальным или фикциональным текстам, а К. Хамбургер вообще отдает эту прерогативу самому тексту25.

Не меньшую значимость для исследования «я»-повествования имеет и проблема разграничения двух разных режимов наррации на основе внутритекстовых - собственно нарратологических - параметров. Обсуждение вопроса ведется на протяжении нескольких десятилетий, однако выдвигаемые разными учеными (К. Хамбургер, Ф. Леженом, Ж. Женетгом, В. Шмидом, Б. Мэнделом, Дж. Одни, В. Колонна, Ф.Гаспарини и др.) критерии идентификации фактуального или фикционального повествования до сих пор носят лишь градуальный характер: выделяемые признаки могут наличествовать в обоих типах - и различается лишь степень выраженности признака и его значимость в повествовательной структуре целого.

Все основные выводы делались исследователями на материале литературы XIX - первой половины XX в., и, соответственно, повествовательные нормы имелись в виду те, что воспринимались в качестве таковых век назад26. Литература прошедших десятилетий дает весьма разнообразные при-

24 Намеренно дополненный, а не буквальный перевод слова «defacement» (искажение, истирание (например, поверхности монеты), подтасовка (фактов)) мотивирован желанием графическими средствами выделить смысловое ядро - переоформление «я», пересоздание его в нарративной авторепрезентации.

См., в частности, ее монографию: Hamburger, К. The Logic of Literature. -Ann Arbor: Indiana University Press, 1973. P. 80-105.

26 Ж. Женетт специально дает уточнение в связи с перечнем тех повествовательных приемов, которые были названы выше: «При подобном описании фикционального повествования гипостазируется один его частный тип, а именно роман XIX и XX века... где... сам рассказчик, a fortiori автор, словно следуя пожеланию Флобера, как будто устраняется вообще» (Женетт, Ж. Вымысел и слог [Текст] // Женетт Ж. Фигуры: в 2-х т. - Т. 2. - М„ 1998. - С. 394).

15

меры нарративных новаций (и немаловажная часть их связана с активным использованием фигуры «ненадежного рассказчика»). В перволичных повествовательных формах особую остроту приобретает вопрос о соотношении «я»-повествующего и («»-повествуемого - прежде всего в случае ономастического тождества автора и персонажа, введения писателем в текст автореминисценций и автоаллюзий, «коллажного» встраивания реальных деталей в фикциональную раму или наоборот. Подобные приемы указывают на относительность границ референтной сферы повествования: с одной стороны, референт героя-рассказчика («я»-повествователя) заявлен как реально существующий во внетекстовом мире, с другой - сохраняется традиционная для фикциональнош текста связанность референта только с внутритекстовыми элементами (тем самым, по выражению Ж. Женетта, «возникает парадоксальная псевдореферентная функция, или денотация без денотата», обусловленная «фикциональным характером» предмета повествования27).

В главе второй - «Стилевые ресурсы перволичного повествования в романной прозе конца XX- начала XXI в.» - рассматриваются конкретные примеры фикционального («»-повествования, и подробное их исследование ведется на материале романов В. Маканина и Н. Кононова. Основные аспекты анализа романа «Андеграунд, или Герой нашего времени» в §1 - «Семантическая амбивалентность повествования в романе В. Маканина "Андеграунд, или Герой нашего времени"» - соотношение норм имплицитного автора и «я»-повествователя, мотивная структура романа, функции героев-двойников (и вообще мотива двойничества) в композиции, разветвленная система литературных аллюзий и реминисценций (особое внимание уделяется автореминисценциям).

Раздел 1.1. имеет заглавие «Проблема нарративной компетентности героя-рассказчика в романе Владимира Маканина "Андеграунд, или герой нашего времени"». Сфера знания романного «я»-повествователя - Петровича -о повествуемом мире не остается на протяжении текста неизменной. В границах отдельно взятого локального эпизода Петрович демонстрирует незаурядную прозорливость и способность точно и адекватно прогнозировать поведение и ближайшие намерения собеседника. Его комментарии выглядят почти как всезнание - а Петровича приближают к всеведущему повествователю (примерами могут служить начальный эпизод - разговор с Курнеевым, сцена допроса в отделении милиции после уличной драки, беседа с достигшим бюрократических высот Смоликовым и др.). При традиционно ограниченной сфере компетенций «я»-повествователя в «Андеграунде...» В. Маканин позволяет своему герою-повествователю «видеть» то, что сю-жетно ему недоступно, и толковать все происходящее в позиций единственно верного, если не сказать авторитарного, знания (например, в эпизоде допроса Вени в кабинете следователя КГБ).

27 Женетт, Ж. Вымысел и слог [Текст]. - С. 365.

16

С другой стороны, в романном повествовании обнаруживаются фрагменты, в которых всезнание Петровича покидает пределы реальной модальности: эти отрезки повествования можно в равной мере трактовать и как достоверные, и как вероятностные (звонок из психиатрической клинике Нате с просьбой сыграть на флейте, трактовка реплики залеченного до безумия Вени «Господин Удар» как указания на ошибочность экзистенциальной стратегии Петровича). Детали, подробности, мотивировки действий, обстоятельства происходящего, указания на интеллектуально-эмоциональные реакции персонажей даны с таким расчетом, чтобы спровоцировать равно возможные -но при этом различающиеся или даже взаимоисключающие - интерпретации того или иного эпизода. Семантическая амбивалентность повествования замечается читателем не сразу - но, раз зафиксированная, ретроспективно распространяется на более ранние фрагменты романа.

По ходу романа В. Маканин последовательно наращивает сюжетный вес амбивалентно интерпретируемых ситуаций; они возникают не только благодаря участию кроткой дурочки Наты или насильно загнанного в нескончаемое сумасшествие Вени, не только в психиатрической больнице, где сама атмосфера не располагает к однозначной, рациональной трактовке любого события, не только в связи с теми экстремальными состояниями, которые переживает Петрович, убивая сначала кавказца, а затем Чубисова и в конце концов оказываясь на грани безумия, - иначе говоря, не только в связи с пребыванием героев в состоянии психической неадекватности происходящему. Технология «полисемантического» (может быть, точнее - полимодального) нарратива демонстрируется В. Маканиным на примере весьма значимого в сюжете эпизода - драки Петровича с санитарами, следствием чего стал его перевод (из-за перелома руки и двух ребер) го психиатрической больницы в хирургическое отделение.

История стычки, изложенная новому лечащему врачу (читателю о ней уже известно к этому моменту), сопровождается подменой ее мотивов и приданием частным деталям усредненно-жизнеподобного вида. Из «реальности» драка с санитарами становится «сюжетом», «литературой» - нарративная реинтерпретация, отдаляющая события от фактической точности, делает их более связными и без усилий вписывает в «рамку» реальности как правду.

Обитатели общаги, вьетнамского бомжатника, психиатрической больницы входят в сюжет Петровича на правах действующих лиц, обживая и оживляя своим присутствием нарративное пространство. Легко узнаваемые социальные типажи начала 1990-х гг. появляются в романном повествовании на равных с чуть модифицированными персонажами русской классики (героями Гоголя, Достоевского и Чехова прежде всего) - да и сами истории героев и антигероев времени оказываются развернутыми цитатами из известных сюжетов. Референтная сфера повествования при явной исторической конкретности насквозь литературна, и анализу этой области поэтики «Андеграунда...» посвящен раздел 1.2 - «Литературный фон повествования. Мотивы двойничества в романе».

В лексиконе Петровича после слова «я» наиболее часто используемыми понятиями оказываются «сюжет», «персонаж», «Русская литература» (именно так

- с заглавной буквы), «писатель» (а иногда и «Писатель») и собственно «Слово». Отношения человека и Слова - один го постоянно пульсирующих в повествовании мотивов; он проводится то в патетической, то в иронической аранжировке (которая и призвана дезавуировать риторические пустоты в рассуждениях о Слове). Петровичу оказывается достаточно изложить пронзительные откровения Русской литературы как общие места, а спасительные истины как потрепанные банальности - и иронический ореол возникает как естественное следствие такой повествовательной манеры. Даже заглавные буквы (Русская литература, Слово) прочитываются, скорее, как указания на дозированную саркастичность артикуляции, нежели как знаки искреннего пиетета.

Убийством кавказца Петрович втянут в тот сценарий, по которому развивались события в «Преступлении и наказании»; второе убийство - Чубисова

- еще отчетливее актуализирует «покаянные» литературные мотивы, и Петрович ищет возможность уклониться от сюжета, который ему почти уже навязали обитатели общаги своим отталкиванием, демонстративной враждебностью. Оба убийства в сознании Петровича связываются воедино: это не два отдельных (и очень значимых) события среди множества других, а динамично развертывающийся сюжет, который, получив власть над героем, неизбежно потребует от него продолжения - и из которого нужно обязательно суметь вовремя выйти. Помимо его, Петровича, творческой воли сформировался его «персональный» сюжет, и он теперь засасывает в себя Петровича как главного героя, необходимого этому сюжету для реализации в действительности.

Чтобы Петровичу-повествователю не пришлось излагать «покаянный» сюжет, сгенерированный прозой Достоевского, Петрович-герой должен, включив интуицию и писательский опыт, суметь предвосхитить надвигающееся из сюжетного будущего событие - и найти, в маканинских категориях, «лаз», «коридор», через который удастся уйти. Иначе говоря, сфера компетенций персонажа у В. Маканина должна оказаться шире, чем имеющееся знание повествователя о повествуемом мире. Совмещение «я» персонажа и «я» повествователя парадоксальным образом будет означать аннигиляцию героя и «смерть» повествования.

Литература и реальность существуют в романе В. Маканина подобно двум сторонам ленты Мебиуса: их невозможно отделить друг от друга, но можно, не прорывая поверхность, перейти с одной на другую - со стороны «литературы» на сторону «реальности». В. Маканин как раз и конструирует такой тип героя, существование которого определяется возможностью находиться по обе стороны одной поверхности, но граница между сторонами при этом неуловима.

Тематгоируя зависимость реальности от литературы, В. Маканин вводит в повествование разветвленную систему двойников. Петрович многократно отражается в других персонажах - но одновременно и сам оказывается чьим-

либо двойником. Его персональный романный сюжет включает опыт существования в чужих жизнях (шофера - мужа фельдшерицы из общага, нового русского предпринимателя Дулова, соседа по общаге Курнеева, блуждающего по коридорам в поисках сбежавшей, как ему чудится, жены); он видит собственное отражение в Тетелине (модернизированной версии гоголевского Акакия Акакиевича); ощущает свою жизнь как «эскиз» Вениной судьбы. Непишущий писатель Петрович открывает для себя неотменимость пронизывающих реальность литературных сюжетов и обитающих в ней литературных персонажей. Не писать - отнюдь не значит пробиться к аутентичному, не «подправленному» литературными лекалами собственному «я» (писать, впрочем, тоже). Вне Слова подлинности не найти точно так же, как и в нем.

Имплицитные нормы повествования в «Андеграунде...» накладывают запрет на абсолютизацию какой-либо одной позиции. Авторская жесткая ирония подрывает однозначность контекстных романных аксиом. О человечестве, погибающем вне Слова, Петрович пророчествует в машине «скорой помощи» по дороге в психиатрическую больницу - готовая формула культуры уничтожена обстоятельствами, при которых она произнесена. В финале Петрович признан всей общагой настоящим писателем - но гости Курнеева пьяны, а лучшее произведение «гения» (мгновенно «обжитое» его аудиторией) создано в жанре тоста. Повествовательная позиция Петровича неоднократно корректируется внешними по отношению к ней факторами; он пишет реальность - а получается все равно литература.

В § 2 - «Повествователъ-вуайер: визуальная поэтика Николая Кононова» - основная целевая установка «я»-повествователя в романах «Похороны кузнечика» и «Нежный театр» определяется как восстановление нарративом сквозь «апокрифические» наслоения экзистенциальной подлинности «я». Именно вглядывание в «себя-в-прошлом» (работа зрительного анализатора), а не извлечение из памяти событий определяет специфику повествовательной организации романов (прежде всего «визуальную поэтику»28 прозы Н. Кононова). Функции «я»-повествователя в «Похоронах кузнечика» и «Нежном театре» - прежде всего функции наблюдателя-вуайера, причем объектом «подглядывания» оказывается сам герой-повествователь.

Раздел 2.1 - «Оптическая метафора в повествовательной структуре текста» - посвящен рассмотрению разветвленной системы образных соответствий из сферы фото- и киноискусства, актуализация которых имеет важное значение в прозе Н. Кононова. Памяти/воспоминаниям герой Н. Кононова не склонен доверять: память неизбежно вступает в симбиоз с воображением, вынуждая переживать неслучившееся как реально бывшее.

28 Феномен визуальной поэтики литературного произведения уже становился предметом исследования в современной науке: см., например, монографию В. Колотаева «Под покровом взгляда: Офтальмологическая поэтика кино и литературы» (М.: Аграф, 2003) или статью М. Гришаковой «Визуальная поэтика Набокова» (Новое литературное обозрение. - 2002. - № 54. - С. 208-264).

Каждый сюжет воспоминания требует специальной, тщательно контролируемой работы сознания - во избежание соскальзывания с событийной оси «забалтывающейся памяти».

Метафора киносъемки/киномонтажа как аналога нарративной работы сознания распространяется на оба романа Н. Кононова. Так, центр событийной цепи романа «Похороны кузнечика» - смерть бабушки, причем именно та секунда, в которую совершается ее уход из жизни. Мгновение, миг кончины занимает в романном повествовании весь восьмой эпизод и фиксируется прежде всего через единственное резкое движение матери, к которому многократно возвращается рассказ в этой главе. Н. Кононов словно пишет нарративные «дубли» - один за другим, пытаясь добиться все более точного, исчерпывающего изображения, способного наконец удовлетворить требовательного «режиссера», взыскующего предельности смысла. В «Нежном театре» томительное ощущение неполного тождества своей рационально осознаваемой персональности с онтологически аутентичным «я» заставляет напряженно всматриваться в каждый эпизод, точнее даже, каждый «кадр» своей жизни (при этом зрительная память отчетливо доминирует над понятийно-логической). Собственная жизнь, причем не только прошлое, но и настоящее - в обстоятельствах «здесь и сейчас» - видится герою Н. Кононова как синхронно идущий фильм - о нем самом.

Повествователь Н. Кононова выстраивает визуальную перспективу рассказа подобно тому, как осуществляет фокусировку фотограф: вращение кольца объектива позволяет добиться резкого изображения - но через мгновенье дальнейшее его движение вновь размывает фокус. В романном повествовании у Н. Кононова любое идеально резкое изображение возникает лишь на миг; фиксация его почти всегда невозможна - повествователь словно «промахивается» каждый раз, пытаясь вернуть кольцо наводки на резкость в однажды найденное «правильное» положение. При этом несфокусированное изображение для повествователя более верно, чем резкое; отсутствие глубины резкости трактуется, скорее, как приближение к адекватной передаче объекта, нежели как дилетантское размывание его очертаний. Можно утверждать, что ситуация максимального приближения - и не-достижения, абсолютной резкости - и мгновенного «проскакивания» через точку фокуса в размытое пространство изображения является в прозе Н. Кононова инвариантной.

Способом совпасть с собой, настигнуть собственное «я» - текучее, собираемое сознанием каждый раз заново и потому ускользающее из фокусиро-вочной зоны, - у Н. Кононова становится опознание себя в «другом». Рассмотрение этого аспекта повествования ведется в разделе 2.2. - «Слово и тело: идиолект телесности в прозе Николая Кононова. "Я" как "Другой"». Подлинное «я» героя никогда не равно себе - оно расподобляется на множество автономных проекций, ищущих воссоединения. И если память обращается сводом иллюзий, а визуальные образы слишком охотно поддаются метаморфозам (и даже отражение в зеркале не обязательно совпадает с «оригина-

лом»), то тело остается единственно надежным носителем информации о человеческом «я». Однако невозможно сказать «я есть» раз и навсегда: необходимо постоянно поддерживать физическое и духовное «переживание» фак----------- та собственного бытия. «Я» идентифицируется лишь в точке контакта с «другим», с «не-я» - и почти всегда этот контакт у Н. Кононова является телесным. Человеческое тело в «Похоронах кузнечика» и «Нежном театре» становится точкой концентрации «вещества существования», осознается как «пиктограмма» идентичности, message судьбы - и нужно обязательно учиться его «читать» как единственно достоверное известие о самом себе.

Средство подлинной коммуникации между героями в романах Н. Кононова - «идиолект телесности»: универсальный знак в нем - тело, изучаемое, «читаемое» - глазами и пальцами, воспринимаемое на вес, запах и цвет, понимаемое как откровение. В мучительных поисках себя герой Н. Кононова приходит к осознанию того, что последней возможностью прикрепить «я» к реальности, причем так, чтобы оно сумело вместить в себя генеалогическую память, но не застыло слепым оттиском, «мертвым следом» на «памятном листке», остается слово - однако слово как продолжение тела. Интимная связанность тела и слова, способность их взаимно продолжаться друг другом многократно манифестируется в повествовании. Собственное тело «читается» героем Кононова как высказывание на моментально создаваемом и тут же исчезающем языке - и уловлению той главной реплики, которая обозначит его «я», подчинено напряженное вслушивание и всматривание - вовне, внутрь себя самого, в наличный космос.

С другой стороны, семантика телесности существует в тесной взаимосвязи с артикуляционными, акустическими, вкусовыми свойствами слова, иначе говоря, его физическими - «телесными» - свойствами. В обоих романах есть немало эпизодов, основным объектом повествования в которых оказывается то или иное слово, в разнообразных модуляциях высвечивающее или затеняющее те или иные грани своих значений. «Я»-повествователь готов остановить и без того медленное движение сюжетного потока и даже вернуться назад ради «репризы», мелодическую основу которой составляют слоги или звуки одного слова.

Таким образом, «я»-повествователь у Н. Кононова не обладает завершенным, итоговым, «готовым» знанием о «я»-персонаже, само бытие которого не является законченным и замкнутым. В создании этого знания путем завершения «я» извне - визуальным анализом и интеллектуально-эстетическим трудом - и состоит главная задача нарратора. Романное «я»-повествование есть бесконечное приближение к точке фокуса, где сосредоточено человеческое «я», есть вербальное действие, направленное на преодоление неустранимой асимптотичности бытия и нахождение себя в другом, воображенного - в реально бывшем, под линного - в кажущемся.

Литературный материал исследования в главе третьей - «Повествовательная структура текстов с ономастическим тождеством автора и пер-

сонажа» - произведения Михаила Шишкина, Сергея Довлатова, Рубена Давида Гонсалеса Гальего. Фактором, позволяющим объединить в одном разделе столь разных авторов, является встраивание писателем в повествовательную структуру текста автобиографического персонажа (в большей или меньшей мере условного), наделенного именем и фамилией автора. Так, в романе «Взятие Измаила» один из героев-повествователей носит имя Михаил Павлович Шишкин; в «Венерином волосе» история толмача строится на многочисленных автобиографических фактах и автореминисценциях; в прозе С. Довлатова нескрываемо автобиографический Борис Алиханов из первых книг - «Зоны» и «Заповедника» - очень скоро уступает место собственно Сергею Довлатову - персонажу и повествователю. Главного героя обеих книг Рубена Гальего зовут Рубен, причем в финале второго романа («Я сижу на берегу») он сообщает, что написал книгу, которую уже успели издать.

Появление традиционно «вненаходимого» автора под собственным именем во внутритекстовом пространстве выводит на первый план целый спектр вопросов, связанных со сферой компетенций «я»-повествователя/ «автора», системой отношений автор - повествователь - герой, «правилами» чтения текста как фаюуального или фикционального. При каких условиях тождество имени автора, повествователя и протагониста можно рассматривать как индикатор принадлежности текста к автобиографии, а при каюк - как прием демифологизации художественного пространства, средство сугубо литературного «расподобления» автора и героя, объективации автора в заведомо нетождественном ему образе, наконец, как способ обнаружения иллюзорности авторского присутствия (подобно контрасту живого лица и условной рамы, в которую оно вставлено)? В какой мере читательская интерпретация текста как фаюуального или фикционального определяется интратекстуаль-ными, а в какой - паратекстуальными критериями? Таков спектр вопросов, рассматриваемых в третьей главе.

В § 1 - «Формы объективации авторского присутствия в художественном тексте» - дается краткая характеристика приемов «проникновения» автора в фиктивное художественное пространство и указывается, что в произведениях последних десятилетий доминирует тенденция не «зашифрованного», «тайного» присутствия автора в текстовой реальности, а тяга к намеренной экспликации авторского участия в фикциональном сюжете с передачей герою-рассказчику имени и фамилии писателя («Москва - Петушки» Вен. Ерофеева, «Это я - Эдичка» и «Подросток Савенко» Э. Лимонова, «Душа патриота, или Различные послания к Ферфичкину» Е. Попова, «Ура!» СШаргунова, «Чужой» и «Вперед и вверх на севших батарейках» Р. Сенчина, «Комар живет, пока поет» В. Попова, «Взлетка» и «Моздок-7» А. Бабченко, рассказы 3. Прилепина).

В частности, в прозе «новых реалистов» настоятельная потребность преодолеть власть «литературы» над действительностью, текста над реальностью и выйти из тени «буквы» проявляется в демонстративном отождествле-

нии персонажей и живых людей (у С. Шаргунова «первое лицо» в повествовании из грамматической категории в буквальном смысле превращается в лицо - Сергея Шаргунова-автора); персонажи - такая же неотъемлемая часть

------------реальности, как автор, и их совместное существование в общем пространстве

призвано удостоверить прямое вторжение действительности в текст. Примат «жизни» над «литературой» в декларациях «новых реалистов» тем самым считается доказанным. При том что модернистская и постмодернистская инсталляция реального автора в условное пространство текста обычно интерпретируется как указание на относительность границ действительного/ вымышленного и на «природу литературной иллюзии»29, «вселение» литературных персонажей в реальность этой иллюзии не отменяет. Просто суть фокуса теперь состоит в том, чтобы, попав в цирковой ящик чудесных превращений, выйти оттуда, не претерпев никаких изменений.

Однако художественный и экзистенциальный смысл создания автором своей прямой «текстовой проекции» не исчерпывается игровыми или, наоборот, исповедально-дидактическими интенциями. Вопросу о том, решению каких эстетических и внеэстетических задач служит в современной литературе «реконструкция» автора в фиктивном пространстве и как она связана с повествовательной стратегией текста, посвящены второй и третий параграфы третьей главы.

Название §2 - « "Говорящие фиктивны, но говоримое реально... ": повествовательный акт как онтологическое событие в прозе Михаила Шишкина («Взятие Измаила» и «Венерин волос»)». В разделе 2.1. - «Многосубъект-ностъ повествования в романах Михаила Шишкина» - дается анализ субъектной организации текстов. Поэтику и «Взятия Измаила», и <(Венерина волоса» объединяет сплетение нескольких относительно автономных сюжетных линий (иногда в роли таковых выступают микроновеллы с участием единственного персонажа, а его история сжата до нескольких предложений); как правило, репрезентация каждой сюжетной линии «поручена» отдельному нарратору (хотя в некоторых эпизодах повествователей может оказаться и несколько). В прозе М. Шишкина партии разных «я»-повествователей сменяют друг друга в едва заметных флуктуациях речевого потока. Подмена референта, стоящего за повествующим «я», чаще всего незаметна и обычно устанавливается читателем с опозданием. Техника нарративного морфинга30 особенно активно используется М. Шишкиным в романе «Венерин волос» (2005), по сути, это важнейший прием развертывания повествования; однако

29 Медарич, М. Автобиография/автобиографизм [Текст] // Автоинтерпретация: сборник статей но русской литературе XII - XX вв. / под ред. А. Муратова и Л. Иезуитовой. - СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского университета, 1998. - С. 30.

30 Морфинг - в компьютерной анимации - плавное преобразование одного изображения в другое с помощью геометрических операций и цветовой интерполяции. В науке морфингом называются методы моделирования, изменений формы объекта.

и во «Взятии Измаила» (1999) прием уже отрабатывался на отдельных экспериментальных отрезках текста.

В повествовании регулярно возникают, условно говоря, «буферные» зоны - такие отрезки, нарративное «авторство» которых с уверенностью не определяется и в равной степени может быть приписано разным субъектам. Однако, хотя лица нарраторов меняются, дискурсивное единство эпизодов сохраняется; в фокусе изображения остается связный ряд событий, происходящих с одним и тем же героем. Линейная последовательность событий словно бы снимается с нескольких камер (фиксируется в разных повествовательных перспективах), а затем согласно хронометрическим соответствиям отснятый материал бесшовно монтируется в единый текст.

Очевидно, что со сменой нарратора каждый раз меняется и наррататор (внутренний адресат повествования). Например, во «Взятии Измаила» Гипе-рид и афиняне как участники фиктивной коммуникативной ситуации сменяются в финальной части Михаилом Шишкиным и Франческой; в «Венерином волосе» первоначально свои истории излагают толмачу беженцы; затем сам толмач выступает в роли нарратора, обращаясь к «любезному Навуходо-нозавру». Домашние новости в его повествовании преобразуются в новости о работе, в парафразы историй беглецов, в рассказ о тех, кто служит в «беженской канцелярии». Через несобственно-прямую речь в письмо вползает тень очередного GS31, и вот уже вместо толмача «дописывает» письмо тог несчастный, которого пытали, обливая кипящим маслом. Соответственно, в роли реципиента - уже и не Навуходонозавр, а офицер-пограничник и с ним вместе толмач (на котором коммуникативный акт и замыкается).

В многоголосом романном tutti отчетливо автономны лишь речевые партии тех персонажей (и, соответственно, «я»-повествователей), истории которых представлены в относительно завершенных сюжетных линиях - и предъявлены читателю как дневник гаи автобиография, точнее сказать, фрагменты дневника (Беллы в «Венерином волосе») и набросок автобиографии (адвоката по имени Александр Васильевич во «Взятии Измаила»). Множеством едва заметных мотивных нитей они связаны с историями самых разных персонажей (тогда даже не имеющих имени собственного); опорные микроэпизоды, значимые предметные подробности, словесные формулы (окказиональные «идиомы») захватываются романным повествованием и часто получают новые коннотации в «отложенных» интерпретациях.

Вот один из наиболее характерных примеров подобных перекличек во «Взятии Измаила»: пытаясь писать для словаря судебных ораторов автобиографию, Александр Васильевич начинает свой воображаемый «автонекролог» с иронического упоминания о том, что «покойный родился в семье директора школы»32. Спустя почти целый век учеником той же школы (в конце

31 Оезий^еНег - лицо, подавшее заявление о предоставлении убежища.

32 Шишкин, М. Взятие Измаила [Текст]. -М.: Вагриус, 2006. - С. 20.

24

XIX - начале XX века - Медведниковской гимназии, в конце XX века - 59-й московской средней школы) будет Михаил Шишкин33. Мать Александра Васильевича преподавала в Медведниковской гимназии химию, и многие детские переживания его связаны как раз с тем, что от старшеклассников он часто слышит насмешки в адрес матери - действительно отнюдь не выдающегося педагога.

Михаил Шишкин в роли ««»-персонажа проживает словно бы часть этой истории в своей линии ромашюго сюжета: мать «взяла меня в свою школу, где преподавала, в 59-ю в Староконюшенном, чем, наверно, облегчила свою жизнь и осложнила мою»34. Аналогичная ситуация повторится в романе еще раз: своего сына Олежку уже ставший учителем герой-повествователь приведет в школу, где работает сам. Поскольку с гимназических времен школьный корпус мало изменился, очевидно, что новые, современные сюжеты в буквальном смысле разыгрываются в старых декорациях - состоящих кроме всего прочего и из портретов на стенах, почти столетие назад взиравших на Александра Васильевича - тогда еще маленького сына директора гимназии, а теперь наблюдающих за Михаилом Шишкиным.

В романе «Венерин волос» сходным образом отдельные наблюдения, биографические «мизансцены», периферийные подробности того или иного эпизода, увиденные боковым зрением, кочуют из истории одного персонажа в историю другого (например, из «парижских» записей, данных от имени Беллы, мотив воскрешения плоти переходит в рассказ толмача о путешествии в Италию). Несостоявшиеся как документальные тексты, автобиографии персонажей обращаются в фикциональное «я»-повествование и становятся источниками ризоматически разветвляющихся мотивных цепочек, формирующих смысловую структуру романов. Их взаимодействие более подробно рассматривается в разделе 2.2 - <.<Мотивная структура повествования. Автобиографические мотивы как проекции историй романных персонажей».

При наличии в каждом романе множества непересекающихся сюжетных линий оба произведения опираются на ограниченное число сюжетных инвариантов и удерживают их в едином целом благодаря сквозным - «прошивающим» внешне автономные истории - мотивам. Так, во «Взятии Измаила» в сюжетной линии Александра Васильевича у его жены Кати начинается тяжелое психическое расстройство, связанное с тем, что дочка - Анечка - рождается умственно отсталой; в параллельно развивающейся сюжетной линии

33 «Я»-повествователь (и соответственно, персонаж) романа «Взятие Измаила» М.П. Шишкин избегает прямой авторепрезентации и представляется читателю в несколько приемов: его фамилия выясняется в той части романа, где ведется рассказ о брате Саше («Потом крикнули: «Шишкин!» И его увели» (Шишкин М. Взятие Измаила. С. 404)), имя и отчество - из телефонного звонка на работу («Моя завучесса спросила: ''Михаил Павлович, что-нибудь произошло?"» (Там же. С. 417)).

34 Там же. С. 393.

Михаила Шишкина его жена Светлана после гибели сына тяжело заболевает и дважды пытается покончить с собой (несколько попыток самоубийства предпринимает и Катя). И Катя, и Светлана оказываются на лечении в психиатрических клиниках; романная история Кати обрывается в тот момент, когда муж оставляет ее в специальном пансионате для душевнобольных, Светы -завершается лаконичным упоминанием о разводе.

Трагический мотив гибели ребенка связывает историю Михаила Шишкина и историю одного из эпизодических героев - Николая Александровича (повествование о нем передается Ольге Вениаминовне - любовнице адвоката Александра Васильевича). Гибель сына ведет отношения Николая Александровича с женой к уже известному по другой истории финалу - разводу.

Подобных опорных микросюжетов, мотивов и деталей в романе множество. Разбросанные по тексту, они отражаются и преломляются, стягиваясь в единый ряд в истории автора-повествователя Михаила Шишкина: рождение и смерть ребенка, потеря любимой девушки (мотив, возникающий также в истории персонажа по фамилии Мотге) и обретение новой любви, «сума и тюрьма» (адвокатская практика Александра Васильевича слабым эхом дотягивается до жизни автобиографического героя и его брата Саши), а главное, те мгновения insight'a, которые оправдывают жизнь и придают смысл смерти (как правило, в каждой сюжетной линии они и связаны с рождением или похоронами).

В повествовательной структуре романа история Михаила Шишкина словно бы в зеркале «будущего» (это и «хронологическое» будущее - конец XX века, и романное будущее по отношению к основным сюжетным линиям -эпилог) отражает и заново проигрывает истории других персонажей «Взятия Измаила». Отсюда ясно, что референциальным полем той линии нарратива, за репрезентацию которой отвечает повествователь Михаил Шишкин, является не биография писателя Михаила Шишкина35, а истории романных персонажей, сквозные связки мотивов и микросюжетов. Иными словами, нарративное означающее, а не эмпирическое означаемое.

Мотив взаимных отражений и удвоения (копирования) всего сущего звучит в разных сюжетных линиях и соединяет разные слои художественной реальности в «Венерином волосе». Так, путешествуя с женой (в романе она получает имя Изольда) по Италии, толмач обнаруживает, что он проживает собственную жизнь словно бы по чужому сценарию: первый раз сюжет был разыгран в жиз-

35 Отдельные ее эпизоды, впрочем, вполне сопоставимы с биографией реального автора (работа школьным учителем, корреспондентом журнала для подростков, женитьба на швейцарской подданной), но назвать «Взятие Измаила» автобиографическим романом нельзя: «я»-повествователей в нем несколько, и у каждого своя собственная сюжетная линия, а история Михаила Шишкина является равноправной частью этого нарративного мира. Реальные обстоятельства биографии не выводят фигуру «я»-повествователя/персонажа за пределы условного, фикционального пространства романа. Отслеживание формирования/становления личности автобиографического героя не входит в спектр интенций нарратора.

ни Тристана - давно погибшего друга Изольды, теперь снимается римейк -Изольда и толмач (Тристан-2). Как и в путешествии Изольды и Тристана несколькими годами ранее, автомат в аэропорту съедает карточку; герои ходят по тем же туристическим маршрутам, ужинают в тех же ресторанах и заказывают те же аперитивы - словом, толмач попадает в «чужую» жизнь, где он - копия с исчезнувшею оригинала. Вернуть персонажу утраченное «я» может толы® нарратор, имеющий возможность собрать его из фрагментов отражений, разбросанных по разным сюжетным линиям, из «чужих» воспоминаний, из подробностей, которые успели стать деталями других жизней.

Один из важнейших сквозных мотивов прозы М. Шишкина - мотив укорененности бытия в слове - рассматривается в разделе 2.3 - «Narratio contra Tanatos: «воскрешение словам» как ключевая интенция «я»-повествователя». Утверждение слитности, «сплавленности» слова и человека, рассказа о жизни и самой жизни, многократно варьируясь в устах самых разных наррато-ров, становится смысловым ядром прозы М. Шишкина, и повествование призвано материализовать, текстуально осуществить созидание мира словом. «Мы станем тем, что будет занесено в протокол. Словами. Поймите, Божья мысль о реке есть сама река»36; с минимальными вариациями тема многократно проводится и в историях самых разных персонажей: «От вас останется только то, что я сейчас запишу»37; «Так ты исчезнешь, а вот если я тебя запишу, ты останешься»38. Рассказанная жизнь и есть жизнь настоящая; нерассказанной - просто не было. Рассказывающий сохраняет себя словом в бытии - вне зависимости от того, есть ли у него слушатели.

Смерть преодолевается не бесконечным растягиванием, удлинением одной отдельной жизни, но разыгрыванием, воспроизведением жизненного сценария другими героями. И даже если частью этого сценария является смерть (например, смерть маленького сына Николая Александровича и Олежки - сына героя-повествователя Михаила Шишкина во «Взятии Измаила»), он все равно возвращает героям жизнь - на то время, что отведено им романом. Пока на «своих» страницах герой проходит через отведенные ему события - смерти нет.

Мир, выстраиваемый М. Шишкиным в романах, увиден словно сквозь фасеточный объектив: «единое целое» существует как множество либо проходящих по касательной друг к другу, либо частично отраженных один в другом персонажей и сюжетов. Участники событий оказываются величинами переменивши при константе фабуле. Романная судьба, «предсказанная» одному персонажу, может проживаться другим, - значение имеет содержание «пьесы жизни», а не исполнитель той или иной роли. Сплетающиеся голоса нарраторов из разных пространств и разных эпох, подхватывающие, как в

36 Шишкин, М. Венерин волос [Текст]. - М., 2006. - С. 25.

37 Там же. С. 265.

38 Там же. С. 384.

хоровом каноне, мелодии человеческих историй, удерживают в повествовательных «узелках»-сплетениях подлинные жизни. В кажущейся какофонии весьма отчетливо проступает мелодическая тема, являющаяся доминантой большого количества повествовательных эпизодов: осторожное и сосредоточенное вникание в еще или уже недоступную жизнь, попытка расслышать в неразборчивом тремоло всеобщего бытия тот мотив, который и есть собственная жизнь.

Многочисленные композиционные переклички, ризоматически разветвляющиеся мотивные цепочки не дают оборваться ни одной сюжетной линии - хотя бы несколькими своими частицами она обязательно пересечется с другой. Эпизоды, транспонированные из одной нарративной «тональности» в другую, эксплицируют преодоление конечности существования - как изображаемого мира, так и того, кто о нем повествует. Вывод очевиден: переводя жизнь из факта в фикцию (причем буквально в fiction - в литературу), можно парадоксальным образом добиться подлинности собственного бытия.

В § 3 - «"Подлинная жизнь" Сергея Довлатова: "литературность" как критерий аутентичности автобиографического метатекста» - рассматривается соотнесенность автора и автобиографического героя и принципы повествовательного конструирования прошлого в прозе С. Довлатова.

Отправным пунктом рассуждений в разделе 3.1. - «"Я"-повествователъ и автобиографический герой в прозе Сергея Довлатова» - является следующий тезис: читательское впечатление документальности и правдивости прозы С. Довлатова - не более чем впечатление, осознанно производимое автором, намеренно и последовательно поддерживаемое повествовательной техникой. И, следовательно, автобиографический герой по имени Сергей Довла-тов в рассказах и повестях - не более чем нарративная фикция, сотканная из «отчужденных», «овнешненных» подробностей собственной жизни автора.

Осмысленная как литературный сюжет, собственная жизнь автора покидает «реальность», становясь фундаментом художественного мира. К прозе Довлатова полностью применимо остроумное замечание А.Жолковского, который начинает свою книгу «Мемуарные виньетки» так: «Все описанное, как говорится, правда, - за исключением, может быть, некоторых автопортретных штрихов»39. Именно личность автора выводится за пределы достоверности - а вот рассказу об остальном и остальных читатель может вполне доверять (если не будет принимать во внимание лукавое «как говорится»). Стратегия рассказчика, ведущего повествование от первого лица, определена А. Жолковским исчерпывающе: говоря о других, рассказчик сохраняет «свободу в обращении с собственной личностью как еще одним повествователь-

40

ньгм приемом» .

39 Жолковский, А. Мемуарные виньетки и другие non-fictions [Текст]. - СПб., 2000. - С. 6.

40 Жолковский А. Указ. соч. С. 6.

С. Довлатов наглядно продемонстрировал этот принцип в действии. Так, в «Зоне» фигура автобиографического героя представлена через серию умолчаний или минус-приемов - а в более поздних произведениях отчетливо видно, что все _ подробности _ «автобиографии» рассказчика детерминированы текстом, а не «анкетными данными» автора. Приоритет в повествовании слова над фактом - одна из самых ярких особенностей прозы С. Довлатова. Достаточно назвать сочиненный нетрезвым журналистом некролог одного из партийных деятелей беллетризированным вариантом трудовой книжки, чтобы смерть утратила свои трагические коннотации, а трудовая книжка «маленького вождя» превратилась в черновик комически перевернутого агиографического повествования. «Судьба человека», как оказывается, определяется всего лишь стилистическим регистром, в котором ведется о нем рассказ.

Предмет рассмотрения в разделе 3.2. - «Повествовательное конструирование прошлого в прозе Сергея Довлатова» - повествовательные «репризы» и приемы ритмико-мелодической организации автобиографического и квазиавтобиографического текста.

При видимой документальности и внешнем соответствии автобиографической канве прошлое в прозе С. Довлатова выстраивается согласно актуальному контексту письма, а не обстоятельствам описываемого события. Из точки настоящего прошлое открывается, как зеркально отразившийся «сад расходящихся тропок»: С. Довлатов отчетливо демонстрирует, что персональную историю человека можно увидеть не только как линейную последовательность жестко обусловленных событий, но и как набор равно вероятных (и построенных по принципу правдоподобия) вариантов происшедшего, приводящих в «заданную» точку биографии. Регулярные «модуляции» отдельных микросюжетов, которые кочуют из книги в кшну, можно объяснить тем, что само «прошлое» как объект повествования оказывается у С. Довлатова гибким и легко поддающимся изменениям, необходимость которых диктуется текущими авторскими интенциями.

Повторение в разных вариациях одних и тех же микросюжетов и характеристик персонажей превращает их в авторские окказиональные идиомы, формирующие персональный словарь писателя - подобно тому как в лирике сквозные мотивы и маркированные лексемы образуют сугубо индивидуальный поэтический язык автора. В прозе С. Довлатова «присвоение» слова (а чаще микросюжета, существующего в уникальном вербальном выражении), «одомашнивание» пронизывающих его культурных и исторических коннотаций - это демонстрация в действии поэтических принципов обращения с языком. Расставляя слова согласно «голосу и слуху», довлатовский рассказчик предпочитает не «стаккато» (конструирование фразы из самостоятельных лексических единиц), а «легато» («неразъемное» предложение, в котором все компоненты нанизаны на единую нить), выбирая не «свободу» прозы, а «дисциплину» стиха.

Прямая метризация прозаического повествования служит у С. Довлатова способом демонстрации авторских литературных полномочий и «разоблачения» конвенциональное™ авторской власти над «бумажными» персонажами. Примечательно, что от ранних к более поздним произведениям С. Довлатова объем метризованных фрагментов прозы заметно возрастает. Если в «Зоне» ритмически организованные фразы были только редкими вкраплениями в повествование (первая строчка будущего рассказа Бориса Алиханова - «Летом так просто казаться влюбленным» - давала ему власть над реальностью, возможность создавать и отменять ее движением карандаша), то в повести «Иностранка» уже целые абзацы укладываются в огромные ямбические периоды, и метр здесь выступает как маркер «литературности».

Однако семантически более насыщенным у С. Довлатова является неявный, недемонстративный ритмический рисунок прозаического «макротекста». Довлатов регулярно использует стилистические фигуры добавления (прежде всего анафоры и рефрены), в которых «пульсирующие» синтаксические повторы расставляют необходимые смысловые акценты. Даже логически не мотивированные инверсии обусловлены тем, что нужное по значению слово должно оказаться на мелодическом пике фразы, стать ее семантической кульминацией. Пересказать «своими словами» прозаические «случаи» Довлатова потому и невозможно, что изменение порядка слов влечет за собой разрушение системы смысловых акцентов.

Тематизация процесса творчества служит экспликации довлатовского представления о том, что текучая, хаотичная, «невнятная» действительность мало склонна к обнаружению - даже для внимательного глаза - связных событийных цепочек, развертывание которых исполнено смысла. Умение вычленить сюжет - сродни навыку решения той набоковской задачи, которая в финале «Других берегов» названа «Найдите, что Спрятал Матрос». Критерием подлинности автобиографии (и подлинности собственной «реальной жизни») у С. Довлатова становится ее сюжетообразующий потенциал, точнее даже, сама способность быть сюжетом. Литература же есть лишь реализованная возможность этот экзистенциальный сюжет сделать видимым, вписав его в необходимые обстоятельства места, времени и образа действия. Автобиография и автобиографический герой в понимании писателя не «объективная» данность, неизменная в силу завершенности в прошлом, а набор естественным образом реализовавшихся литературных сюжетов, в которых автор узнает и познает себя, свое непрерывно становящееся, но не ставшее «я».

В § 4 - «Рубен Давид Гонсалес Гальего: документальное письмо как фик-циональный нарратив» объектом исследования являются романы «Белое на черном» и «Я сижу на берегу». Главного героя «Белого на черном» зовут Рубен Гальего, сюжет книги составляют события из детства автора; в повествовании реальной личности о собственном бытии очевидна принципиальная ретроспективная установка - словом, налицо все признаки, позволяющие охарактеризовать книгу Гальего как автобиографическое произведение. Од-

нако - и это не менее значимо - в паре со вторым произведением, романом в трех актах «Я сижу на берегу», первая книга, перекочевавшая в него отдельными достаточно развернутыми цитатами, вполне обоснованно может читаться и как фикциональный текст. Кроме того, отсутствие субъективной авторской установки на «беллетризацию» описанных событий биографии впрямую выводит исследователя текста к вопросу о «правилах чтения»: читатель, «по ошибке» принявший документальную прозу за художественную (и наоборот), неизбежно будет чувствовать себя обманутым

Взаимообратимость «факта» и «фикции» в повествовании отчетливее заметна при сопоставлении первой книги Р. Гальего со второй: документальные «эскизы» из «Белого на черном» (например, про нянечек, учителей или друзей по детдому) в романе «Я сижу на берегу» разворачиваются в законченные эпизоды или даже главы. Нескрываемое предпочтение ситуационной «сюжетной» правды буквально понятому документализму проявляется и в дискретности событийного ряда книги Р. Гальего. Все рассказы, составляющие первую книгу, сюжетно автономны, и даже ассоциативная работа памяти, как это обычно бывает в мемуарной литературе, почти не вмешивается в расстановку эпизодов. Собственно автобиографический сюжет представляет собой дисперсную структуру; события из раннего детства, лишь «эскизно» сохранившиеся в памяти, чередуются с четко прописанными эпизодами из «сознательной» взрослой жизни, Москву моментально сменяет Нью-Йорк, а из Сан-Франциско повествование перемещается в Новочеркасск. Несколько по-иному выстроен роман «Я сижу на берегу»: место действия вообще не меняется - это комната в доме престарелых и инвалидов, в которой обитают Рубен и Миша (у Рубена есть возможность изредка выезжать на коляске в коридор), зато в любой диалог героев можно «войти» безотносительно к тому, о чем они разговаривали раньше или позже: каждая беседа имеет характер автономного ментального события.

В повествовании с ослабленным сюжетом роль связующих элементов традиционно отводится сквозным мотивам, повторяющимся деталям, перекликающимся образным рядам и т. п.; часть из них у Р. Гальего переходит из одного произведения в другое. В «Белом на черном» мотивная связка «я плохой» - «нянечки хорошие» неоднократно «прошивает» повествование, появляясь в рассказах «Мечты», «Котлета», «Дом престарелых». История о «пацанах» - старших (и часто талантливых, неординарных) ребятах,, которых по достижении предельного для детдома возраста переводят в дома престарелых или психиатрические больницы, переходит во вторую главу романа «Я сижу на берегу» (подглавка «Правда»). Гастрономические «открытия» маленького Рубена в «Белом на черном» (самое вкусное в мире - это черный хлеб, сверху посоленный и пропитанный подсолнечным маслом; самый лучший компот получается из размешанного в кипятке варенья) составляют дополнительное меню из самостоятельно приготовляемых героями «блюд» в романе «Я сижу на берегу». Однако едва ли не самым часто повторяющимся мотивом стано-

вится потенциальное самоубийство и способы удачно его совершить при парализованных конечностях.

Многократные мотивные переклички и «взаимоналожения» эпизодов, сюжетные схемы которых при переходе из одного романа в другой либо «расширяются» (укрупняются, обрастают подробностями), либо редуцируются (иногда до краткого упоминания на периферии другого сюжета), отчетливо демонстрируют технологию преобразования документа в фикцию. Итоговый монолог Рубена в «Я сижу на берегу», начинающийся словами «Я родился в Москве», представляет собой довольно большую цитату из рассказа «Новочеркасск» (предпоследней главы «Белого на черном»). Финальные эпизоды обоих романов (рассказ «Черный» в первом и аллегорический «Акт третий» во втором) обнажают «бумажно-чернильную» природу автобиографического повествования.

Первое произведение Р. Гальего, задуманное как документальное, заканчивается постструктуралистской «сценой письма»: реальность въедается в буквы - индивидуальная жизнь утверждает собственную достоверность занесенными на бумагу строками. Второй роман завершается диалогами Автора со своими героями (персонаж, осознающий присутствие автора, - тема сугубо фикциональная). Разветвленная сеть лейтмотивов, повествовательные рефрены, фрагментарность текста (при использовании инвариантных сюжетных схем), скорее, противостоят биографической хронике, нежели поддерживают ее в плане нарративной организации.

Именно выраженная фикционализация повествования служит целям максимально эффективного воздействия на читателя «жизненным документом» (показательно, что статья о новом букеровском лауреате в газете «Известия» была названа «Букер за биографию»). В восприятии читателя «я» героя и «я» автора (при «само собой» разумеющемся равенстве их повествующему «я») -«одно лицо», причем действительное; в тексте же («¡»-повествователь совершенно по-постмодернистски покидает общую с читателем реальность, оставляя иконический субститут: «...когда я <...> наконец приду к своему концу, к моей личной вечной ночи, после меня останутся только буквы. Мои буквы»41. Фикционалъные нормы нарратива позволили автору предъявить читателю подлинное «я» - с тем чтобы финальным абзацем вернуть его текстовой реальности.

Четвертая глава - «Я» — «не-я»: субъект повествования и повествовательные нормы поп-^сИоп» - обращена к решению следующих вопросов: в какой мере нарративная и дискурсивная обработка невымышленных фрагментов реальности сказывается (или не сказывается) на сохранении ими своего фактуального статуса? Обладают ли они автономным значением в действительности (индифферентным к процессу наррации) и способны ли сохра-

41 Гальего, Р. Белое на черном [Текст]. - СПб.: ООО «Издательство "Лимбус Пресс"», 2005.-С. 220-221.

нить его в акте письма? Наконец, сохраняется ли в non-fiction тождество автора и «я»-персонажа?

Автобиографическую прозу 1990-2000-х гг. отличает разнообразие жан---------ровых дефиниций-«неологизмов», пришедших на смену традиционным категориям «автобиографической повести» или «автобиографического романа». Наряду с уже упомянутой «коллекцией людей, вещей, слов и отношений» А. Сергеева можно назвать роман-идиллию А. Чудакова «Ложится мгла на старые ступени», «ретроактивный дневник» А. Бараша «Счастливое детство»; свою повесть «Трепанация черепа» С. Гандлевский определяет как «историю болезни», а А. Архангельский свою автобиографическую книгу «1962» - как «послание». Ж. Женетт счел бы подобные жанровые обозначения «признаками вымысла» - иными словами, паратекстуальными маркерами фикциональности, посредством которых «текст сигнализирует о своей вымышленности»42 (обоюдная мимикрия нарративных режимов fiction и non-fiction заставляет искать параметры их разграничения за пределами текста)

Среди тенденций, характеризующих русскую автобиографическую прозу рубежа XX-XXI вв., в диссертации выделяются следующие (они рассматриваются в § 1 - '(Фактуальный и фикциональный аспекты автобиографического повествования в литературе кот\аХХ- начала XXI века»):

- нетождественность автора, повествователя и персонажа, необязательность соответствия реальным событиям (оценка автобиографического текста по критерию истинности/ложности факультативна и не является больше жанрообразующим признаком; актуальная достоверность рассказываемого становится величиной переменной);

- фикционализация воспоминания как «эмпирического» источника автобиографического письма (замещение документального факта литературным и подрыв реальной модальности повествования);

- преобладание внефабульных связей между событиями при нелинейной их последовательности.

Объектом анализа в данном параграфе являются книги С. Гандлевского «Трепанация черепа», А. Битова «Неизбежность ненаписанного», М. Гаспарова «Записи и выписки», А. Сергеева «Альбом для марок», А. Жолковского «Мемуарные виньетки» и «Эросипед».

Основанное на воспоминании, повествование в non-fiction тем не менее не преодолевает объективной онтологической разграниченности человеческого «я» и того мыслеобраза, в котором оно переходит в текст; аутентичность «ял-персонажа остается своеобразной литературной «опцией», выбор которой не является обязательным. Наиболее радикальный пересмотр конвенций автобиографического письма предпринят в «Записях и выписках» М. Гаспарова: «я» здесь использовано как «минус»-прием. Газетные вырезки, фрагменты академических изданий, разнообразные цитаты, организованные в несколько блоков

42 Женетт Ж. Указ соч. Т. 2. С. 403.

словарных статей, - все эти документальные источники, входя в ментальный опыт и личностную структуру повествующего и повествуемого «я», так и не «добавляют» ему реальности. «Я» может быть представлено как комментарий к цитате - и даже вообще «вычтено» из реальности.

Осознанное балансирование между фактом и фикцией неизбежно для любого автобиографа. Для сохранения эффекта правдоподобия писателю бывает просто необходимо прибегать к сугубо конвенциональным приемам. Время и новый опыт, совместная работа когнитивных и креативных механизмов сознания превращают любое воспоминание в палимпсест, слои которого постепенно сплавляются друг с другом, - и «прочитать» каждый по отдельности становится практически невозможно. Настоящее - как источник будущих мемуаров - слишком текуче, дифференциация событий на потенциальные «сюжеты» и «не-сюжеты» в нем выражена слабо, и необходимо выделить и удержать сознанием эпизод, который станет событийной или словесной матрицей той или иной «новеллы» в записной книжке или мемуарах. Именно в письме событие означивается, эстетически завершается, «отдает» и одновременно получает свой смысл.

Независимо от фактуальной достоверности/недостоверности рассказываемого фактор «дискурсивной истинности» остается для читателя решающим. Иными словами, между автором и читателем действует невербализуе-мая «договоренность» - по умолчанию признать сугубо фикциональный мир текста равным биографической реальности.

В § 2 гл. 4 - «"Я"-повествователъ как "ненадежный читатель" автобиографического претекста в русской прозе конца XX — начала XXI века» — рассматриваются следующие проблемы: каковы границы интерпретационной компетентности «я'»-повествователя и его коммуникативные цели? Как соотнесены в конкретных литературных произведениях «я»-читаемое и «я»-повествующее? Каким образом «артикулируемое» в тексте прошлое обращается в нарративное настоящее?

Объект «прочтения» в повествовании - даже если это собственное прошлое человека - никогда не остается равным себе. Очевидно, что личностный опыт не есть фиксированная, однажды сформировавшаяся и затем неизменная совокупность событий, их участников, мест и дат; все они существуют в сознании не как «гербарий» из «памятных листков», а как puzzle, в котором каждый элемент сам по себе не имеет значения - и лишь сложенные вместе, «случайные» фрагменты образуют связную и понятную картинку. Повествование как прочтение прошлого по сути своей и есть непрестанное означивание его составляющих - не улавливание, не угадывание, не извлечение смыслов из происшедшего, а придание ему тех значений, которые из настоящего представляются наиболее правдивыми.

Реализованной метафорой «прочтения» прошлого можно назвать автобиографическую книгу А. Сергеева «Альбом для марок». Взросление автобиографического героя маркировано в повествовании сменой лексических

групп - знаковых имен эпохи, публицистических клише и стереотипных формул политической риторики. Подзаголовок автобиографической книги («Коллекция людей, вещей, слов и отношений») весьма точно характеризует

----------ее композиционную структуру: разнородные дискретные объекты - перечни

прочитанных книг и книг, стоящих на полке в квартире родителей, просмотренных фильмов, прослушанных грампластинок и т. п. - и есть «штрихи к портрету» героя. Да и сам мир прошлого для «я»-повествователя у А. Сергеева — это мир прежде всего «дискурсивный». Он воссоздается сознанием из самых разнообразных речевых микросюжетов: из медленного и осторожного произнесения взрослыми весомого словосочетания «красная книжечка» (о партбилете партизана-дальневосточника); из бабушкиных школярских виршей, допетровских считалок и революционных частушек или маминых гимназических песен и скороговорок; из радиопрограмм и темброво-интонационных модуляций звучащих из приемника голосов. Фигуры однокурсников по ВГИКу представлены как иллюстрации к их фамилиям, а родственники описаны прежде всего как носители того или иного типа дискурса (а особыми приметами становятся характерные речевые детали). Последовательно «сканируя» эту текстовую реальность детства и юности, «ял-повествователь не находит (или намеренно не замечает) на ее страницах одного - «я»-персонажа. Автобиографический герой А. Сергеева не столько раскрывается текстом, сколько им камуфлируется; реальная человеческая личность возникает на перекрестке жанров и стилей - и спустя какое-то время мгновенно «распадается» при смене дискурса.

Сходные приметы текстуального представления прошлого обнаруживаются и в прозе А. Битова, и в книгах М. Гаспарова «Записи и выписки» и М. Безродного «Конец цитаты». «Записи и выписки» эксплицируют и еще одну весьма значимую особенность событийного развертывания автобиографии. Если классический автобиографический сюжет носил телеологический характер (прошлое анализировалось из будущего как исполненное смысла жизненное движение), то в современной автобиографической прозе доминируют либо челночные перемещения между эпизодами, произвольно расположенными на оси времени, либо происходит практически полная аннигиляция событийности, а сюжетное движение разворачивается в вербальном пространстве - по словарным перечням, энциклопедическим статьям, отрывкам из писем или чужим цитатам.

Подвижный и многослойный палимпсест прошлого, будучи объектом «я»-повествования, получает свой семантический код из настоящего. При субъективной писательской установке на достоверность и истинность повествования автобиографический претекст восстанавливается из тех фактов реальности, которые естественно, без нажима входят в намеченный судьбой контур. Свое единственно верное значение факты прошлого получают именно в процессе нарративного упорядочивания. Классическая телеологичность автобиографического повествования, его устремленность к оправдательному

акте в русской прозе конца XX - начала XXI века уступает место сложным орнаментам, в которых реальные факты автобиографии вплетаются в уже существующие литературные схемы. «Дешифровка» персональных автобиографических кодов осуществляется на основе универсального фонда литературных сюжетов; чем богаче и разнообразнее литературный опыт «я»-повествователя, тем больше возможностей уклониться от общих, трафаретных схем и отыскать индивидуальную траекторию собственного автобиографического сюжета.

Воссоздание прошлого как дискурсивного мира становится интерпретацией его словесных эквивалентов, а само автобиографическое повествование - не столько хроникой частной жизни, «летописью персональное™», сколько нарративной реконструкцией «я» как фшуры речи.

Основной предмет рассмотрения в § 3 - « "Чужаяречь мне будет оболочкой": автопортрет в литературном интертексте» — характерная для современной прозы non-fiction тенденция к актуализации литературных контекстов и интертекстуальных связей в повествовательном выстраивании автобиографического сюжета. Автобиографическую прозу рубежа XX - XXI вв., как доказывается в параграфе, отличает выраженная «литературоцентрич-ность» - в противовес, условно говоря, акцентированной «антропоцентрич-ности» классической автобиографии, ее устремленности к онтологической и психологической реальности человеческого «я». Смещение смысловых акцентов в автобиографической прозе рубежа XX - XXI вв. (в сравнении с прозой первой половины XX в.) связано прежде всего с тем, что личная судьба, персональный pattern анализируется не в контексте истории (можно вспомнить исследовательскую формулу JI. Гинзбург: «человек перед лицом истории»), а в контексте литературы - и существенно более актуальной становится формула «человек в интертексте».

Предметом пристального внимания данный аспект автобиографического письма становится в книге А. Битова «Неизбежность ненаписанного», ретроактвном дневнике А. Бараша «Счастливое детство» и особенно отчетливо - в «Мемуарных виньетках» А. Жолковского. Человеческая личность, нареченная в автобиографическом произведении именем и фамилией автора текста, на самом деле оказывается системой амплуа, своеобразной «ролевой клавиатурой» (говоря словами А. Жолковского), позволяющей исполнить «пьесу жизни» - однако, как показывают размышления А. Битова, эта «пьеса» далеко не обязательно совпадает с собственной жизнью автора Реконструируемое в тексте «я» не есть константа: это не вербализованный «оттиск» авторской идентичности, равный себе в любой временной точке нарратива, а создаваемая в акте письма и всеща незавершенная в тексте «проекция», проработанная до жизнеподобия «тень» автора

Один из ключевых тезисов автобиографической книги А. Битова «Неизбежность ненаписанного» - мимикрия действительности под литературу (в частности, под реминисценции из Достоевского - этот пример подробно рассматривается в параграфе). Тенденцию к осознанию реальных событий собст-

венной жизни как материализовавшихся развернутых «цитат» (важно лишь точно угадать, из какого произведения), можно определить как магистральную и в автобиографической прозе А. Жолковского. Нет необходимости комменти-

-------ровать очевидное - например, демонстративно взятые напрокат у классиков

заглавия мемуарных виньеток (или использованные в качестве заглавий хрестоматийные формулы - типа «А поворотись-ка, сынку!»): флюоресценция цитатного слоя в них призвана постоянно напомштть о литературности даже самых достоверных мелочей рассказа. Больший интерес представляет повествовательное развертывание тех виньеток, в которых автобиографическим героем уловлено спонтанное движение «живой жизни» - а нарратором проявлено (как правило, нарочито замедленно и всегда post factum) его сугубо литературное происхождение. Представление об уникальности реального опыта корректируется запоздалым воспоминанием о литературном «первоисточнике» того или иного события или значимого суждения - и происшедшее воспринимается тогда как фактуальная реинтерпретация литературного сюжета (примеры тому - виньетки «Да был ли Освенцим-то?» и «На плаву»). Таким образом, в мемуарных виньетках реальная жизнь рассказчика оказывается воплощением невидимого литературного pattem'a, источник и подлинный смысл которого удается установить только по завершении событий.

Роман с литературой осознается как магистральная сюжетная линия - линия жизни - и в прозе А. Бараша; первые собственные стихи - в буквальном смысле фокусировочная зона, в которой сходятся чужие поэтические интонации, маркированные лексические, ритмические узоры, причем появление на свет нового стихотворения совершается почти по тому же алгоритму, что уже был когда-то описан в «Даре» Набокова (в первой плаве романа рассказывается о том, как из «божественного жужжания» и смутного рокота рождается стихотворение Федора Годунова-Чердынцева: «Благодарю тебя, отчизна, за злую даль благодарю!..»). Автопортрет в интертекстуальной мозаике не заменить «документальным» изображением - особенно если собственное существование осознается пишущим как «маета в сумеречной зоне между персонажем и автором»43, в пограничной области между эмпирическим и литературным мирами, где даже вскользь упомянутое в одном из стихотворений пальтецо непременно окажется «с плеча» Юрия Живаго.

Проанализированные примеры позволяют утверждать, что эмпирическая (фактуальная) аутентичность автопортрета рассматривается в литературе рубежа XX-XXI вв. как факультативное условие non-fiction, а «правда жизни» неизбежно оказывается осмыслена лишь как конвенция, которую принято соблюдать на том или ином этапе развития культуры. Non-fiction рубежа XX-XXI вв., как очевидно, получает свой статус «не-вымысла» не столько благодаря специфическим нарративным нормам или неукоснительной достоверности авто-

43 Бараш А. Счастливое детство [Текст] / А.Бараш. - М.: Новое литературное обозрение, 2006. - С. 157.

ра/повествователя/персонажа, сколько благодаря молчаливому «согласию» читателя интерпретировать прочитанное в реальной модальности.

«Я»-персонаж - «величина» переменная, он возникает из калейдоскопической мозаики разнообразных житейских и литературных микросюжетов, из отражений в иных персонажах. Ироническая реплика В. Шкловского о Лиле Брик: «Не женщина, а сплошная цитата»44 - лишь отчасти сохраняет свой иронический флер, когда ее содержание переносится на литературные автопортреты в прозе non-fiction рубежа XX-XXI вв. Фикциональная «оправа» изображений едва ли не более информативна, чем само документальное изображение внутри нее. «Свое» опознается, угадывается в «чужом»; собственная история наиболее адекватно выговаривается чужими словами. Письмо «означивает» пишущего. Автобиографический герой перестает быть центральной фигурой текста: он превращается прежде всего в фигуру речи - во всех смыслах этого понятия.

В Заключении подводятся общие итоги исследования и делается вывод о том, что нарративные нормы фикционального и документально-автобиографического текста в литературе конца XX - начала XXI века максимально сближены; документальные жанры приобретают отчетливо фик-циональные черты, а самораскрытие «я» оказывается невозможным без актуализации текстовых свойств реальности.

44 Гинзбург, Л. Записные книжки. Воспоминания. Эссе [Текст]. - СПб.: Искусство-СПБ, 2002. - С. 18.

Содержание диссертации отражено в следующих публикациях:

1. Кучина, Т. Г. Поэтика «я»-повествования в русской прозе конца XX -начала XXI века [Текст] / Т. Г. Кучина : монография. - Ярославль: Изд-во ЯП 1У, 2008.-269 с. 17 п. л________________________________________ _______________________________________________

2. Кучина, Т. Г. Современный отечественный литературный процесс [Текст] / Т. Г. Кучина. - М.: Дрофа, 2006. - 349 с. 22 п. л.

3. Кучина, Т. Г. Построение прошлого: повествователь и автобиографический герой в прозе Сергея Довлатова [Текст] / Т. Г. Кучина // Русская словесность. - 2008. - №2. - С. 25-28. 0,45 п. л.

4. Кучина, Т. Г. Автопортрет в интертексте: особенности автобиографического повествования в русской литературе конца XX - начала XXI века [Текст] / Т. Г. Кучина // Вестник Российского государственного университета им. И. Канта. - 2008. - №8. - С. 96-100.0,4 п. л.

5. Кучина, Т. Г. Документальное письмо как фикциональный нарратив: о прозе Р. Гальего [Текст] / Т. Г. Кучина // Известия Волгоградского государственного педагогического университета. - 2008. - № 10 (34). - С. 205-209. 0,4 п. л.

6. Кучина, Т. Г. Между воспоминанием и грезой: биографический сюжет в перволичном повествовании (на примере прозы Николая Кононова) [Текст] / Т. Г. Кучина // Вестник Тамбовского университета. - 2008. - № 12 (68). - С.268-272.0,4 п. л.

7. Кучина, Т. Г. «Я»-повествователь как «ненадежный читатель» автобиографического претекста в русской прозе конца XX - начала XXI в. [Текст] / Т. Г. Кучина // Филологические науки. - 2007. - № 2. - С. 14-21.0,5 п. л.

8. Кучина, Т. Г. [Рецензия] [Текст] / Т. Г. Кучина // Вестник Московского университета. Сер. 9. Филология. - 2007. - № 6. - С. 141-144. - Рец. на кн.: История русской литературы XX века (20-50-е годы): Литературный процесс / ред. коллегия: проф. А. П. Авраменко, проф. Б. С. Бугров, проф. М. М. Голубков, проф. С. И. Кормилов, доц. А. В. Леденев, проф. Е. Б. Скороспелова, проф. Н. М. Солнцева. - М.: Изд-во Моск. ун-та, 2006.

9. Кучина, Т. Г. «Я»-повествование в современной русской прозе: фикциональный и фактуальный аспекты автобиографического текста [Текст] / Т. Г. Кучина // Вестник Костромского государственного университета им. Н. А. Некрасова. - 2006. - № 6. - С. 91-94.0,35 п. л.

10. Кучина, Т. Г. «Уж не пародия ли он...»: Владимир Набоков и его роман «Приглашение на казнь» в контексте прозы Татьяны Толстой [Текст] / Т. Г. Кучина // Вестник Костромского государственного университета им. Н. А. Некрасова. - 2005. -№ 8. - С. 59-62.0,35 п. л.

11. Кучина, Т. Г. Нарративный мир Павла Крусанова: «референтная индифферентность» текста [Текст] / Т. Г. Кучина // Человек в информационном пространстве: межвузовский сборник научных трудов. - Ярославль, 2003. -С. 188-190. 0,2 п. л.

12. Кучина, Т. Г. Дискурсивный коллаж как фактор идиостиля в прозе Б. Акунина [Текст] / Т. Г. Кучина // Русское литературоведение в новом тысячелетии: материалы второй Международной конференции: в 2 т. - Т. 2. - М.: Издательский дом «Таганка» МГОПХ 2003. - С. 101-104.0,3 п. л.

13. Кучина,Т.Г. Стратегия парафраза в прозе Л.Петрушевской [Текст]/ Т. Г. Кучина // Русская литература XX-XXI веков: проблемы теории и методологии изучения: материалы Международной научной конференции: 10-11 ноября 2004. - М.: Изд-во Московского университета, 2004. - С. 387-390.0,3 п. л.

14. Кучина, Т. Г. Автобиографический герой как нарративная фикция в прозе Сергея Довлатова [Текст] / Т. Г. Кучина // Человек в информационном пространстве: межвузовский сборник научных трудов. - Вып. 3. - Ярославль: изд-во «Истоки», 2005. - С. 182-185. 0,3 п. л.

15. Кучина, Т. Г. Повествовательная структура рассказа В. Маканина «Кавказский пленный» [Текст] / Т. Г. Кучина // Культура. Литература. Язык: материалы конференции «Чтения Ушинского». - Ярославль: Изд-во ЯШУ, 2005.-С. 170-173.0,25 п. л.

16. Кучина, Т. Г. «Черновая партитура» биографии: набоковский реминис-центный слой в прозе С. Довлатова [Текст] / Т. Г. Кучина // Художественный текст и культура VI: материалы Международной научной конференции. 6-7 октября 2005 г. - Владимир: Владимирский государственный педагогический университет, 2006. - С. 239-242.0,25 п. л.

17. Кучина, Т. Г. «Другие берега» / «Speak, Memory» В. Набокова и современная автобиографическая проза [Текст] / Т. Г. Кучина // Литература в диалоге культур - 3: материалы Международной научной конференции (Ростов-на-Дону, 19-22 октября 2005 г.). - Ростов-на-Дону, 2006. - С. 146-150.0,25 п. л.

18. Кучина, Т. Г. «Реконструкция» автора: о формах авторского присутствия в современной прозе [Текст] / Т. Г. Кучина // Литература в диалоге культур - 4: материалы Международной научной конференции. 21-23 сентября 2006 г. - Ростов н/Д, 2006. - С. 203-207. 0,3 п. л.

19. Кучина, Т. Г. «Автопортрет художника в юности»: автор и герой в прозе поколения «next» [Текст] / Т. Г. Кучина // Языкознание и литературоведение в синхронии и диахронии: межвуз. сб. научных статей. - Вып. 1. - Тамбов: ТОГУП «Тамбовполгарафиздат», 2006. - С. 277-279. 0,25 п. л.

20. Кучина, Т. Г. «Я - не-я»: о субъекте и нарративных нормах non-fiction (на материале русской прозы 1990-х - 2000-х гг.) [Текст] / Т. Г. Кучина // Экология культуры и языка: проблемы и перспективы: сборник научных докладов и статей Международной научной конференции / сост. Т. В. Винниченко, Т. В. Петрова. - Архангельск: КИРА, 2006. - С. 249-253. 0,4 п. л.

21. Кучина, Т. Г. Функции паронимической аттракции в формировании событийной структуры текста (на материале современной русской прозы) [Текст] / Т. Г. Кучина // Русская литература ХХ-ХХ1 веков: проблемы теории и методологии изучения: материалы II Международной научной конференции:

16-17 ноября 2006 г. / Ьед.-сост. С. И. Кормилов. - М.: Изд-во Моск. ун-та,

2006. - С. 246-250.0,3 п. л.

22. Кучина, Т. Г. Слово и тело: идиолект телесности в романе Н. Кононова «Нежный театр» [Текст]/ Т. Г. Кучина//Текст. Дискурс. Картина мира: межвузовский сборник научных трудов. - Вып. 3 / науч. ред. О. Н. Чарыкова. -Воронеж: Истоки, 2007. - С. 89-93.0,3 п. л.

23. Кучина, Т. Г. «Я»-повествование на DOS'e: взгляд из Windows («я»-нарратор и «я»-персонаж в романе Н. Кононова «Нежный театр») [Текст] / Т. Г. Кучина // Риторика и культура речи в современном информационном пространстве: материалы докладов участников XI Международной научно-методической конференции (Ярославль, 29-31 января 2007 г.). - Ярославль,

2007. - Т. I,- С. 168-171.0,3 п. л.

24. Кучина, Т. Г. Стратегия «я»-повествования в современной мемуарно-автобиографической прозе (non-fiction) [Текст] / Т. Г. Кучина // Новейшая русская литература рубежа XX-XXI веков: итоги и перспективы: сборник научных статей по материалам Международной научной конференции (РГПУ им. А. И. Герцена, филологический факультет, кафедра новейшей русской литературы, 23-24 октября 2006 г.). - СПб., 2007. - С. 217-222. 0,4 п. л.

25. Кучина, Т. Г. Рассказчик как «лирический герой»: поэтические ресурсы прозы Сергея Довлатова [Текст] / Т. Г. Кучина // Литература в контексте современности: материалы III Международной научно-методической конференции (Челябинск, 15-16 мая 2007 г.) / отв. ред. Т. Н. Маркова. - Челябинск: Изд-во ЧГПУ, 2007. - С. 201-204.0,3 п. л.

26. Кучина, Т. Г. Нарративная объективация отношений автор/герой в романе М. Шишкина «Взятие Измаила» [Текст] / Т. Г. Кучина // Альманах современной науки и образования. - Тамбов: «Грамота», 2007. №3: Языкознание и литературоведение в синхронии и диахронии и методика преподавания языка и литературы: в 3 ч. - Ч. 2. - С. 107-109.0,3 п. л.

27. Кучина, Т. Г. Нарративный морфинг в художественной структуре романа Михаила Шишкина «Взятие Измаила» [Текст] / Т. Г. Кучина // Литература в диалоге культур - 5: материалы Международной научной конференции. - Ростов н/Д: НМЦ «Логос», 2007. - С. 130-132.0,3 п. л.

28. Кучина, Т. Г. Автобиография персонажа как «виртуальный текст» в нарративной структуре романов М. Шишкина [Текст] / Т. Г. Кучина // Международная научная конференция, посвященная 70-летию русистики в Армении и 30-летию факультета русской филологии ЕГУ - Ереван: Изд-во ЕГУ, 2007.-С. 15-19. 0,3 п. л.

29. Кучина, Т. Г. «Записные книжки» и «мемуарные виньетки»: коммуникативные интенции автора и приемы повествовательной организации текста (Л .Гинзбург, С. Довлатов, А. Жолковский) [Текст] / Т. Г. Кучина // Пушкинские чтения-2007: материалы XII Международной научной конференции «Пушкинские чтения)) (6-7 июня 2007 г.) / под общ. ред. В. Н.Скворцова; отв. ред. Т. В. Мальцева. - СПб.: ЛГУ им. А. С. Пушкина, 2007. - С. 356-362.0,4 п. л.

30. Кучина, Т. Г. Narratio против tanatos'a: особенности повествовательной структуры романов М. Шишкина «Взятие Измаила» и «Венерин волос» [Текст] / Т. Г. Кучина // Интерпретация текста: лингвистический, литературоведческий и методический аспекты: материалы I Международной науч. конф. (Чита, ЗабГГПУ, 29-30 октября 2007) / сост. Г. Д. Ахметова, Т. Ю. Игнатович; Забайкал. гос. гум.-пед. ун-т. - Чита, 2007. - С. 154-157.0,35 п. л.

31. Кучина, Т. Г. Референтная амбивалентность повествования в романе В. Маканина «Андеграунд, или Герой нашего времени» [Текст] / Т. Г. Кучина // Человек. Русский язык. Информационное пространство: Межвузовский сборник научных трудов. - Ярославль, 2007. - С. 145-150. 0,4 п. л.

32. Кучина, Т. Г. Использование информационных ресурсов Интернета в изучении современной литературы [Текст] / Т. Г. Кучина // Открытое образование и информационные технологии: материалы Всероссийской научно-методической конференции «Открытое образование и информационные технологии», 17-20 октября 2005 г. // Приложение к журналу «Открытое образование». - Пенза: Информационно-издательский центр ПГУ, 2005. - С. 125128.0,3 п. л.

33. Кучина, Т. Г. Программа элективного курса «Современный отечественный литературный процесс» [Текст] / Т. Г. Кучина // Программы элективных курсов. Литература. 10-11 классы. Профильное обучение. - М.: Дрофа, 2004.-С. 80-91.0,6п. л.

34. Кучина, Т. Г. Современный отечественный литературный процесс [Текст] / Т. Г. Кучина // Элективные курсы в профильном обучении: Образовательная область «Филология» / Министерство образования РФ - Национальный фонд подготовки кадров. - М.: Вита-Пресс, 2004. - С. 87-91.0,3 п. л.

35. Кучина, Т. Г. Элективный курс: Современный отечественный литературный процесс [Текст] / Т. Г. Кучина // Школьное планирование. - 2005. -№ 1.-С. 67-71.0,25 п. л.

36. Кучина, Т. Г. Приемы анализа повествовательной структуры текста на уроках по изучению современной литературы [Текст] / Т. Г. Кучина // Взаимодействие вуза и школы в преподавании отечественной литературы: материалы межрегиональной научно-практической конференции. - Ярославль, 2006.-С. 60-66.0,35 п. л.

Формат 60x92/16. Объем 2,5 п. л. Тираж 100 экз. Заказ № 299

Типография ЯГПУ 150000, Ярославль, Которосльная наб, 44 Тел.: (4852) 32-98-69, 72-64-05

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Кучина, Татьяна Геннадьевна

Введение

Глава 1. Методология исследования форм перволичного повествования в литературоведении XX века

Глава 2. Стилевые ресурсы перволичного повествования в романной прозе конца XX-начала XXI в.

§ 1. Семантическая амбивалентность повествования в романе Владимира Маканина «Андеграунд, или Герой нашего времени»

1.1. Проблема нарративной компетентности героя-рассказчика в романе Владимира Маканина «Андеграунд, или Герой нашего времени».

1.2. Литературный фон повествования. Мотивы двойничества в романе

§2. Повествователь-вуайер: визуальная поэтика Николая Кононова («Похороны кузнечика» и «Нежный театр»)

2.1 .Оптическая метафора в повествовательной структуре текста

2.2 Слово и тело: идиолект телесности в прозе Николая Кононова.

Я» как «Другой»

Глава 3. Повествовательная структура текстов с ономастическим тождеством автора и персонажа

§ 1. Формы объективации авторского присутствия в художественном тексте

§2. «Говорящие фиктивны, но говоримое реально»: повествовательный акт как онтологическое событие в прозе

Михаила Шишкина («Взятие Измаила» и «Венерин волос»)

2.1. Многосубъектность повествования в романах Михаила

Шишкина

2.2. Мотивная структура повествования. Автобиографические мотивы как проекции историй романных персонажей

2.3. Narratio contra Tanatos: «воскрешение словом» как ключевая интенция «я»-повествователя

§3. «Подлинная жизнь» Сергея Довлатова: «литературность» как критерий аутентичности автобиографического метатекста

3.1. «Я»-повествователь и автобиографический герой в прозе

Сергея Довлатова

3.2. Повествовательное конструирование прошлого в прозе Сергея

Довлатова

§4. Рубен Давид Гонсалес Гальего: документальное письмо как фикциональный нарратив

Глава 4. «Я» - «не-я»: субъект повествования и повествовательные нормы non-fiction

§ 1. Фактуальный и фикциональный аспекты автобиографического повествования в литературе конца XX - начала XXI в.

§2. «Я»-повествователь как ненадежный читатель автобиографического претекста в русской прозе конца XX - начала

XXI в.

§3. «Чужая речь мне будет оболочкой»: автопортрет в литературном интертексте

Введение диссертации2008 год, автореферат по филологии, Кучина, Татьяна Геннадьевна

Я, я, я! Что за дикое слово! Неужели вон тот - это я?»1 - так Владислав Ходасевич в стихотворении «Перед зеркалом» обозначает несовпадение умозрительного «я» и того образа, который доступен глазу. «Я ли я или не я?» - иронически переспрашивает себя герой по фамилии Лосев из стихотворения Льва Лосева («Повстречался мне философ в круговерти бытия. Он спросил меня: «Вы - Лосев?» Я ответил, что я я. И тотчас

2 3 засомневался: я ли я или не я.» ). «Я - другой» («Je est un autre» ), -настаивал когда-то и Артюр Рембо. На язык логических понятий лирические откровения поэтов были переведены во второй половине XX века: Жак Лакан определил нетождественность «я» самому себе через категории «реального» (le reel) и «воображаемого» (l'imaginaire), а Поль Рикер утвердил непреодолимую инаковость «я» в программной работе «Я как другой» («Soi-meme comme un autre», 1990).

В культуре последних десятилетий XX века представление о раздробленности «я», утрате аутентичности стало едва ли не общим местом. «Кризис идентификации»4 (лучше сказать, кризис самоидентификации) стал самостоятельным термином в философских работах нескольких последних десятилетий (авторство термина принадлежит Дж. Уарду) и по своему содержанию теснейшим образом связан с идеей недостижимости тождества субъекта сознания с самим собой. Примечательно, что одним и тем же заглавием — «В поисках утраченного "Я"» - для своих работ, вышедших

1 Ходасевич, В. Колеблемый треножник: Избранное. - М.: Советский писатель, 1991.-С.81. У

Лосев, JI.B. Собранное: Стихи. Проза. - Екатеринбург: У-Фактория, 2000.

С.299.

3 Rimbaud a Georges Izambard // Rimbaud, A. Oeuvres completes. - Paris, 1972.

P. 249.

4 Более подробно см. словарную статью «Идентификации кризис» в «Новейшем философском словаре» (Минск, 2003). Автор статьи - М.А.Можейко. почти одновременно, воспользовались писатель Андрей Битов1,

2 3 литературовед Л.Вязмитинова и психолог Э.Цветков . Формула «я — не я», авторские права на которую закрепил за собой А.Слаповский заглавием своего романа («Я — не я», 1994), вполне применима и к собственно художественной прозе (fiction/ autofiction), и к non-fiction рубежа XX — XXI вв.

В литературе авторская субъективная устремленность к фокусировке индивидуальности в «я» реализуется прежде всего в формах перволичного повествования - как в документально-автобиографической, так и в художественной прозе. Особо отметим, что, исследуя особенности поэтики non-fiction, мы намеренно выводим из зоны рассмотрения «обыденные автотексты» (термин Ф.Лежена, которым ученый описывает разнообразные современные автобиографические практики типа дневников и их электронных эквивалентов — блогов, «живых журналов», излагаемых на форумах историй и т.п.). Исследуемый в диссертации корпус произведений non-fiction может быть охарактеризован в соответствии с формулой Натальи Ивановой, предложенной в статье «По ту сторону вымысла»: «Non-fiction есть все, что не fiction, но остающееся в пределах художественного письма (в пределах интеллектуально-художественного дискурса). Я отношу non-fiction к изящной словесности — а не просто к книгам как таковым»4.

Однако в литературе рубежа XX - XXI вв. границы между fiction и non-fiction едва различимы: заведомо фикциональная проза Валерия Попова

1 Битов, А. В поисках утраченного «я»/ Битов А. Неизбежность ненаписанного. -М.: Вагриус, 1999.

2 Вязмитинова, JI. В поисках утраченного «Я»// Новое литературное обозрение. -1999. - № 39. - С. 270-280. Статья посвящена поэтическому творчеству Д. Воденникова, В.Зельченко и А.Корецкого.

3 Цветков, Э.А. В поисках утраченного «Я»: [Практ. пособие по гипнозу, самогипнозу и психоэнергет. тренингу]. - СПб.: Лань, 1997.

4 Иванова, Н.Б. По ту сторону вымысла// Знамя. - 2005. - №11. - С.7. Более подробно об этом см. гл.4. или исповедально-лирические произведения Николая Кононова воспринимаются как автобиография писателя1, в то время как подлинная жизнь ученого-филолога превращается в литературный сюжет (в «Записях и выписках» М.Гаспарова, «Мемуарных виньетках» А.Жолковского, «Конце цитаты» и «Пиши пропало» М.Безродного). Истории Сергея Довлатова, рассказанные, например, в «Соло на ундервуде» или «Ремесле», мало чем отличаются по своей повествовательной технике от «Мемуарных виньеток» Александра Жолковского — однако Довлатов никогда не скрывал вымышленности своих сюжетов, а Жолковский всегда настаивал на том, что ни в одном эпизоде ни на йоту не отклонился от правды. Экстраполяция фикциональных норм нарратива на автобиографический текст и, наоборот, использование художественной прозой приемов документально-автобиографического письма - значимые характеристики перволичного повествования в современной литературе, и именно их исследование определило основные направления нашей работы.

В отечественной прозе последних двадцати — двадцати пяти лет перволичные повествовательные формы представлены весьма разнообразно. Отчетливо выделяется группа произведений, которая - в терминах современного европейского литературоведения - может быть отнесена к autofiction: автор выступает здесь под собственным именем и ведет рассказ от первого лица; однако на документальной достоверности рассказываемого

1 Александр Генис, в частности, отмечает, что в сюжетах Валерия Попова «все, кто попадают в зону действия, наделяются авторскими признаками <.> Персонаж - не альтернатива, а версия автора, либо его изнанка. Попов никому не дает рта открыть — всех героев он озвучивает сам. Они говорят его языком и смотрят на мир его глазами - даже тогда, когда белое представляется им черным» (Генис, А. Ленинградская словесность и московская литература// Октябрь. - 2003. - №8).

А вот весьма характерный фрагмент одной из рецензий на роман Николая Кононова «Похороны кузнечика»: «.Это беллетристика, искуснейшим образом замаскированная под документ. Причем под такой документ, который имеется у каждого человека - как свидетельство о рождении» (Иванова, С. Ганимед на лестнице Иакова [Электронный ресурс]/ Режим доступа: http://www.guelman.ru/slava/kononov/ivanova.htm). автор не настаивает (определяя свое произведение как роман, повесть, рассказ или поэму), оставляя читателю возможность самому выбрать стратегию толкования. В прозе последних десятилетий к числу таких произведений принадлежат поэма «Москва — Петушки» Венедикта Ерофеева, романы «Подросток Савенко» и «Это я — Эдичка» Эдуарда Лимонова, рассказы и повести Сергея Довлатова, Валерия Попова, Романа Сенчина, Евгения Гришковца, Захара Прилепина, Сергея Шаргунова, Ильи Кочергина, Аркадия Бабченко, Сергея Говорухина и др.

Создававшиеся в русле документальной автобиографической прозы «Альбом для марок» Андрея Сергеева и «Белое на черном» Рубена Гальего были удостоены Букеровской премии (а затем переизданы) как романы. Внежанровая книга Михаила Гаспарова «Записи и выписки» имеет обширные «вставки», сконструированные по традиционной модели автобиографического повествования (история семьи, информация о родителях, школьные годы, поступление в университет и т.д.). Беллетризованная «история болезни» Сергея Гандлевского «Трепанация черепа» по мере повествовательного развертывания проявляет черты автобиографического романа (при этом истории многочисленных и разнообразных предков - начиная от прадеда - рассказываются в той же стилистике, в которой С.Довлатов писал о своих предках по отцовской и материнской линии в повести «Наши»). В книге Андрея Битова «Неизбежность ненаписанного» в воспоминания, выстроенные по весьма прихотливой хронологической канве, вплетены тексты ранних рассказов и стихотворений, фрагменты незавершенных или претерпевших впоследствии правку произведений (по сути, черновики и наброски, или, по аналогии с «Пушкинским домом», «версии и варианты»), предисловия и комментарии к изданным в разное время книгам, и автобиография писателя в конечном итоге едва вычленяется из «дали свободного романа» - или, точнее, метаромана. Документально-автобиографическая книга Руслана Киреева «Пятьдесят лет в раю» строится - в весьма нестойкой связи с хронологией как система «парных портретов» (повествовательная структура тем самым демонстративно фикционализирована): каждая глава рассказывает историю встречи/ знакомства автора-повествователя с людьми, сыгравшими важную роль в его творческой судьбе (это и Борис Балтер, и Николай Рубцов, и Владимир Лакшин, и Валентин Катаев, и Сергей Наровчатов, и Георгий Семенов, и Евгений Дубровин).

Разграничить фактуальные и фикциональные1 жанровые формы в прозе таких авторов, как А.Бабченко (сборник повестей, рассказов и очерков «Алхан-Юрт»), А.Ефимов («730 дней в сапогах») или С.Говорухин («Сто сорок лет одиночества»), часто не представляется возможным (весьма показательно, например, что в оформлении книги «Алхан-Юрт» использованы подлинные фотографии Аркадия Бабченко и реальные снимки тех мест, где разворачиваются основные события повестей). Репортажная стилистика отнюдь не исключает «психологических» ретардаций (доступа к интеллектуально-эмоциональной сфере жизни персонажа) и детальной разработки отдельных эпизодов (с внятными акцентами на наиболее значимых подробностях) - а это традиционно выделяемые черты фикционального повествования2.

1 Терминологическая пара фактуальное/ фикциональное (factual/ fictional) активно используется в западноевропейском и американском литературоведении второй половины XX в. (см. работы К.Хамбургер, Дж. Олни, У.Ховарта, Б.Мэндела, В.Шмида и др.). В этапной для исследования повествовательной техники работе Ж.Женетта «Вымысел и слог» специальный раздел посвящен обсуждению характеристик разных форм нарратива («Фикциональное и фактуальное повествование»), хотя сам ученый сетует на несовершенство используемого понятийного аппарата - прежде всего термина «фактуальный»: «За неимением лучшего, я буду употреблять здесь это отнюдь не безупречное. прилагательное, с тем чтобы не прибегать систематически к отрицательным конструкциям (не-вымысел, нефищнональный и пр.)» (Женетт, Ж. Фигуры. В 2-х т. Т.2. - М., 1998. С. 386).

2 На эти особенности повествования как на значимые маркеры фикциональности еще полвека назад указывала в своих работах Кэте Хамбургер (Hamburger, К. Die Logik der Dichtung, 1957; английский вариант: Hamburger, К. The Logic of Literature. -Bloomington: Indiana University Press, 1973). Более подробно мы рассматриваем эти аспекты повествования в следующем разделе работы.

Романная проза конца XX — начала XXI века активно использует опыт автобиографического повествования в самых разнообразных его вариантах (прежде всего мы рассматриваем перволичные повествовательные формы): это и уже упоминавшееся автофикциональное письмо (например, «Взятие Измаила» М. Шишкина, повести «Я внук твой» И.Кочергина, «Реки» Е.Гришковца или рассказы Р.Сенчина), и исповедально-лирическое повествование (на самом деле оказывающееся квазиавтобиографическим, как, например, в романах Н. Кононова «Похороны кузнечика» и «Нежный театр»), и автореминисцентная проза с встраиванием биографических деталей в истории «бумажных» персонажей (в частности, в романах

B.Маканина «Андеграунд, или Герой нашего времени» и М.Шишкина «Венерин волос»).

В данной работе мы ограничим объект рассмотрения именно теми литературными произведениями, в которых «я»-повествование соотнесено с автобиографическим контекстом либо создает иллюзию автобиографического равенства автора/ героя/ повествователя. В художественной прозе конца 1990-х - начала 2000-х гг. примерами таких романов являются произведения В.Маканина («Андеграунд, или Герой нашего времени») и Н.Кононова («Похороны кузнечика» и «Нежный театр»). История автофикционального повествования прослеживается на более обширном материале - начиная с 1980-х гг. (прозы С. Довлатова) и заканчивая произведениями, появившимися в 2000 — 2006 гг. (романы М.Шишкина, Р.Гальего, повести С.Шаргунова). Наконец, проза non-fiction представлена в нашей работе произведениями А.Битова, М.Гаспарова, М.Безродного, А.Сергеева, А.Жолковского, А.Бараша, А.Архангельского и др.

До сих пор большая часть этих произведений была объектом лишь журнальных и газетных рецензий и кратких литературно-критических статей обзорного характера (исключение составляют роман В.Маканина и проза

C.Довлатова — к творчеству этих авторов критики и литературоведы значительно более внимательны). Научная новизна данного исследования как раз и состоит в том, что впервые в отечественном литературоведении собственно художественная и документально-автобиографическая проза конца XX - начала XXI века (fiction и non-fiction) рассматривается в одном ракурсе - с точки зрения повествовательной организации текста - и с единых методологических позиций - позиций нарратологического анализа текста.

В современных исследованиях повествовательной организации текстов (это касается как отечественного, так и зарубежного литературоведения) non-fiction явно «дискриминирована» по сравнению с fiction. На этот факт указывал еще Ж.Женетт: он отмечал, что нарратология «должна была бы заниматься всеми видами повествования, и фикциональными, и нефикциональными. Однако нельзя не видеть, что до сих пор. уделяли почти исключительное внимание построению и предмету одного только фикционального повествования. и происходило это. скорее в силу некоего имплицитного преимущества, которым якобы обладает вымышленное повествование и благодаря которому оно гипостазируется как повествование par excellence»1.

Это положение абсолютно справедливо и по отношению к~ исследованиям современной российской литературы. Яркие и значительные произведения non-fiction по большей части остаются объектами разрозненных (хотя часто и проницательных, и остроумных, и оригинальных) рецензий; целостного описания повествовательной структуры нефикциональных текстов, которое бы в синхронном срезе представило наиболее существенные, магистральные тенденции этой области литературы с учетом творческого опыта разных авторов, в науке нет. Отсюда вытекает и следующее положение, определяющее

1 Женетт, Ж. Вымысел и слог// Женетт, Ж. Фигуры. В 2-х т. Т.2. - М.: Издательство Сабашниковых, 1998. С. 385. направленность нашего исследования (воспользуемся формулировкой Ж.Женетта): нарратология «не может до бесконечности уклоняться от вопроса, применимы ли ее результаты - если не методы - к сфере, которой она никогда по-настоящему не занималась и которую присвоила себе молчком, без рассмотрения и объяснений»1. Отметим, что прошло уже больше тридцати лет (во Франции работа Ж.Женетта была опубликована в 1972 году), а однозначного ответа на вопрос о том, как же соотносятся нормы фикционального и нефикционального «я»-повествования и в какой мере применимы литературоведческие технологии изучения художественного нарратива к автобиографической прозе, так и не появилось. По отношению к современной российской литературе такой вопрос никогда даже и не ставился - именно это и обуславливает научную актуальность предпринятого нами исследования.

Таким образом, цель нашей работы - выявление тех черт, которыми определяется специфика перволичных повествовательных форм (фикциональное повествование, автобиографическое повествование) в русской прозе конца XX - начала XXI века.

Основными аспектами повествовательной структуры текста, составившими предмет исследования, являются способы авторепрезентации перволичного повествователя и соотношение его с «я»-персонажем, особенности повествовательной фокализации, специфические черты «ненадежного» повествования, формы объективации авторского присутствия в повествуемом мире, приемы экспликации литературных «подтекстов» в автобиографическом и автофикциональном повествовании и алгоритмы авторской интерпретации персонального биографического сюжета в фикциональном и фактуальном повествовании.

Основные задачи исследования состоят в следующем:

1 Женетт, Ж. Указ. соч. С. 386.

• определить коммуникативные интенции «я»-повествователя и охарактеризовать диапазон его нарративных компетенций в прозе конца XX — начала XXI века;

• установить принципы нарративного конструирования «я»-повествователя и «я»-персонажа в фикциональном и нефикциональном тексте и вычленить критерии самоидентификации субъекта речи/ субъекта действия;

• выявить систему повествовательных приемов, обеспечивающих вариативность биографического / автобиографического сюжета и эксплицирующих процесс его фикционализации в прозе non-fiction;

• выяснить, какие интратекстуальные и паратекстуальные параметры повествования определяют его читательскую рецепцию в качестве фактуального или фикционального в произведениях с ономастическим тождеством автора, повествователя и героя;

• дать анализ мотивной организации повествования и охарактеризовать структурно-семантические функции сквозных мотивов;

• описать функции интертекстуальных отсылок и автореминисценций в повествовательной структуре автобиографического текста.

Методологическую основу исследования составили научные труды по нарратологии, проблематика которых связана прежде всего с изучением типов и форм повествования, нарративных уровней и повествовательных инстанций (работы Р .Якобсона, Р.Барта, Ж.Женетта, С.Чэтмена, Дж. Принса, У.Бута, М.Баль, В.Шмида), сферы компетенций нарратора и наррататора и характерных признаков «надежного» (reliable) и «ненадежного» (unreliable) повествования (работы У.Бута, С.Чэтмена, А.Нюннинга), специфики формирования визуальной перспективы словесного текста, особенностей его внутренней и внешней фокализации (работы Ж.Женетта, С.Чэтмена, Ц.Тодорова, Б.Успенского). В анализе механизмов соотнесения дискурсивной и референтной сферы нарратива важное значение для данной работы имели исследования Н.Шмелева, И.Левонтиной, Анны А.Зализняк, а также Е.Падучевой, М.Дымарского (в частности, характеристика «классического» и «неклассического» нарратива, указания на невозможность однозначной атрибуции субъекта нарратива и нарушение повествователем границ «чужого» сознания как на признаки «неклассического» нарратива). Рассмотрение автобиографических повествовательных форм базировалось на трудах Ж.Гусдорфа, Ф.Лежена, Ж.Женетта, Д.Олни, П. де Мана, Э.Брасс, У.Спенжмена, Дж.Д.Харрис, К.Хамбургер и др., исследование норм автофикционального повествования — на теоретических построениях С.Дубровски, В.Колонна, Ф.Гаспарини. В анализе мотивной организации повествования мы придерживались тех принципов экспликации мотивов и истолкования связей между ними, которые разработаны Б.Гаспаровым, А.Жолковским, В.Шмидом, И.Силантьевым. Наконец, трактовка закономерностей читательской рецепции «я»-повествования как fiction или non-fiction строилась с учетом теоретических положений работ В.Изера, М.Риффатерра, Ф.Лежена (идея «автобиографического пакта»), Э.Брасс, Б.Мэндела. Методы и приемы нарратологического анализа, структурного анализа, мотивного анализа текста формируют исследовательский инструментарий данной работы.

Проблема концептуализации «я», выявления и самоопределения «я» в зоне контакта с «другим» не теряла своей актуальности в гуманитарных исследованиях на протяжении всего XX века (начиная, например, с работ М.Бубера, М.Бахтина, Л.Шестова и заканчивая трудами Ж.Лакана и П.Рикера). Однако сами способы собственно художественной репрезентации «я» не становились в них объектом системного исследования; на первый план выходило установление онтологических границ «я», а не характеристика литературных форм экспликации «я». Отсюда и возникает необходимость целостного и системного описания способов повествовательного конструирования «я» в литературе конца XX — начала XXI века, и этим определяется теоретическая значимость данного исследования. В диссертации рассматривается повествовательная структура около тридцати произведений разных современных авторов, что позволяет воссоздать с достаточной степенью детализации ведущие нарративные тенденции в литературе последних двух десятилетий, причем в тех аспектах, которые имеют решающее значение для понимания ее гносеологических, аксиологических, эстетических установок.

Практическая значимость исследования состоит в возможности использования его материалов в преподавании учебных курсов «Современная русская литература» и «Историческая поэтика литературы XX века» на филологических факультетах вузов, а также при разработке спецкурсов, спецсеминаров и элективных (факультативных) курсов по истории русской литературы XX - XXI вв.

Структура работы: диссертация состоит из введения, четырех глав (в состав которых входит 9 параграфов), заключения и библиографического списка, включающего 578 наименований.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Поэтика русской прозы конца ХХ - начала ХХ1 вв.: перволичные повествовательные формы."

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В мемуарном эссе «Возвращение Набокова» Б.Ахмадулина коротко упоминает о своей поездке в Англию: «В Кембридже я читала стихи, сопровождаемые красивыми, точь-в-точь непохожими на суть переводами. Но суть была в том, что я воочию видела, как лепесток черешни точно попадает в свое отражение»1. Б.Ахмадулина проницательно отметила оксюморонное свойство литературных отражений оказываться «точь-в-точь непохожими» на оригиналы и при этом оставаться с ними всегда «неразлучными». Несоединимость и нераздельность «я» эмпирического и «я» пишущего является одной из определяющих черт перволичного повествования в русской прозе конца XX - начала XXI века.

Тематизация нетождественности «я»-повествующего и «я»-повествуемого характерна как для современной художественной прозы, так и для прозы non-fiction, и версии тематического развертывания, как мы выяснили, оказываются весьма разнообразными: вглядывание повествователя в расфокусированное, соскальзывающее из воспоминания в грезу «я» в романах Н.Кононова, построение вариативного ряда референтов «я»-повествователя в рассказах и повестях С.Довлатова, расподобление повествуемого «я» на автобиографического героя и вымышленного персонажа в двух взаимосвязанных романах Р.Гальего, затушеванность, контурность автобиографического героя (при рельефно прописанном речевом портрете «я»-повествователя) в «Альбоме для марок» А.Сергеева, эксплицированное развоплощение авторского «я» прямо на глазах у

1 Ахмадулина, Б. Много собак и Собака: Рассказы, воспоминания, эссе. - М.: Изд-во Эксмо, 2005. С.413. читателя в «Записях и выписках» М.Гаспарова и т.д. Представление об онтологической цельности «я», не подвергавшееся серьезным сомнениям в классическом «я»-повествовании и еще актуальное, например, в автобиографических произведениях И.Бунина и В.Набокова, на рубеже XX — XXI вв. сменяется вероятностным моделированием «я». Автобиографический сюжет можно рассказать «чужими» фикциональными историями, как это делает М.Шишкин во «Взятии Измаила», или «чужими» словами - цитатами, выдержками из статей, заметками на полях, как это делают М.Гаспаров и М.Безродный; можно представить через парадигму возможных модуляций конечного числа микроэпизодов, переходящих от персонажа к автору и от автора к персонажу, как в прозе С.Довлатова, или через набор не сразу узнанных, но постепенно проявившихся в сознании литературных сюжетов, которые материализовались в персональной реальности, как делают А.Жолковский и А.Битов.

Меняется и традиционное распеределение объема компетенций «я»-повествователя и «я»-персонажа. Для классического повествования в большей степени характерен приоритет знания и понимания повествователя над информированностью персонажа (из нарративного будущего собственное прошлое видится как отчетливая и осмысленная последовательность событий, по которым вычерчивается линия судьбы). Современная проза показывает, что такой тип соотнесенности компетенций повествователя и героя не единственный. Как видно из анализа романов В.Маканина и Н.Кононова, в отдельных - но знаковых - ситуациях повествователь лишь с запозданием угадывает то, что прежде него уже знает персонаж, причем знает в прошлом, а не узнаёт в настоящем. Так выстроен финал романа Н.Кононова «Похороны кузнечика», где повествователь обнаруживает, что только что зафиксированный им эпизод — это «дубль» давнего детского видения героя. Сходным образом в романе В.Маканина «Андеграунд, или Герой нашего времени» Петрович-персонаж должен

293 предвосхитить надвигающееся из сюжетного будущего событие (признание в совершенном убийстве), чтобы Петровичу-повествователю удалось уклониться от «покаянного» сюжета, сгенерированного прозой Достоевского.

Самораскрытие «я» в литературе рубежа XX — XXI вв. сопровождается актуализацией текстуальных свойств реальности; биографическое прошлое в нарративном акте «читается» и пишется (фиксируется в повествовании) одновременно. Именно в письме любое событие означивается, эстетически завершается, «отдает» и одновременно получает свой смысл. Если человеческую личность рассматривать как «связку цитат», то тогда частную биографию можно толковать как сплетение сюжетов — узнанных и неузнанных, отрефлексированных и нет. Попытки обойти предзаданные сюжетные схемы (как в романе В.Маканина «Андеграунд, или Герой нашего времени») или готовность повторить «чужие» сюжеты в собственной жизни (как в романах М.Шишкина) и признать литературные «трафареты» тематическими узорами собственной судьбы (как в прозе С. Довлатова) - все это указывает на то, что жизнь, осознанная как «не-текст», утрачивает аутентичность в глазах пишущего.

Документальные жанры в литературной истории второй половины XX — начала XXI века приобретают отчетливые фикциональные черты; автобиографические заметки, записные книжки и мемуарные виньетки превращаются в самодостаточный, завершенный текст, нарративные характеристики которого не противоречат признакам беллетристики (среди них мы выделили нелинейную последовательность событий, дискретность событийного ряда, доминирование внефабульных связей между элементами, гипертекстовую структуру восстанавливаемого памятью прошлого). Более того, тождество автора, повествователя и протагониста, рассматривающееся как неотъемлемое свойство автобиографического текста, может оказаться и недостижимо в силу нарративной реструктуризации «я» в процессе письма;

294 изображаемое «я» воссоздается не столько в соответствии с верностью факту, сколько в согласии с законами жанра, принципами стиля и приоритетами сюжета. В автобиографическом герое-протагонисте сознательно акцентируются условно-литературные черты, а ожидаемая от автобиографического повествования - в силу традиционной закрепленности - исповедальность (откровенность, доверительность, искренность, правдивость и т.п.) есть не что иное, как нарративная «опция», вовсе не обязательная к актуализации и не входящая в перечень авторских «обязательств».

У литературы есть потребность. вернуть яви убедительность, чтобы не потеряться в дурной бесконечности мнимостей», - заметил С.Гандлевский1. Однако очевидно, что дагерротипное воспроизведение выдающих себя за реальность «мнимостей» лишь множило бы фикции; зато можно возвратить реальности достоверность при помощи беллетристической нарративной техники. Фикционализация воспоминания как «эмпирического» источника перволичного повествования приводит к тому, что реально бывшее вступает в симбиоз с воображенным, «документальный» факт сливается с литературным фактом или замещается им. Как следствие, всякое автобиографическое повествование начинает тяготеть к autofiction — вне зависимости от авторской установки на точность и правдивость сообщаемого или на допустимость вымысла. Повествуемое «я» вовсе не претендует на то, чтобы быть слепком авторской идентичности, а субъективная авторская интенция может объективно корректироваться структурными принципами нарратива; центром же, «константой» текста остается «я»-повествователь.

1 Мемуары на сломе эпох// Вопросы литературы. - 1999. - №1. - С.20.

Список научной литературыКучина, Татьяна Геннадьевна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Художественные произведения

2. Архангельский, А.Н. 1962. Послание к Тимофею Текст. / А.

3. Архангельский. СПб.: Амфора, 2007. - 252 с.

4. Ахмадулина, Б. Много собак и Собака: Рассказы, воспоминания, эссе Текст. / Б.Ахмадулина. М.: Изд-во Эксмо, 2005. — 752 с.

5. Бараш, А. Счастливое детство Текст. / А.Бараш. М.: Новое литературное обозрение, 2006. - 200 с.

6. Безродный, М. Конец цитаты Текст. / М.Безродный. — СПб: Издательство Ивана Лимбаха, 1996. 160 с.

7. Безродный, М. Пиши пропало Текст. / М.Безродный. СПб.: Чистый лист, 2003. - 128 с.

8. Битов, А. Г. Неизбежность ненаписанного Текст. / А.Г.Битов. -М.: Вагриус, 1999. 592 с.

9. Гальего, Р. Белое на черном Текст. / Р.Гальего. СПб.: ООО «Издательство "Лимбус Пресс"», 2005. - 224 с.

10. Гальего, Р. Я сижу на берегу Текст. / Р.Гальего. СПб.: Лимбус Пресс, 2005.-368 с.

11. Гандлевский, С. Опыты в прозе: сборник Текст./ С.Гандлевский. М.: «Захаров», 2007. - 352 с.

12. Гаспаров. М.Л. Записи и выписки Текст. / М.Л.Гаспаров. М.: Новое литературное обозрение, 2000. - 416 с.

13. Гинзбург, Л. Записные книжки. Воспоминания. Эссе Текст. / Л. Гинзбург. СПб.: Искусство-СПБ, 2002. - 768 с.

14. Довлатов, С.Д. Собрание сочинений. В 3 т. Текст. / С.Д.Довлатов. СПб.: Лимбус-Пресс, 1995.

15. Довлатов, С.Д. Речь без повода. или Колонки редактора Текст. / С.Д.Довлатов. М.: Махаон, 2006.

16. Жолковский, А.К. Звезды и немного нервно Текст. / А.Жолковский. М.: Время, 2008. - 320 с.

17. Жолковский, А.К. Мемуарные виньетки и другие non-fictions Текст. / А.К.Жолковский. СПб.: АОЗТ «Журнал "Звезда"», 2000. - 244 с.

18. Жолковский, А.К. НРЗБ. Allegro Mafioso Текст. / А.К.Жолковский. М.: ОГИ, 2005. - 272 с.

19. Жолковский, А.К. Эросипед и другие виньетки Текст. / А.К.Жолковский. М.: Водолей Publishers, 2003. - 624 с.

20. Киреев, Р.Т. Пятьдесят лет в раю Текст. / Р.Киреев// Знамя. -2006. №3, №10; 2007. - №5, №6.

21. Кононов, Н. Нежный театр Текст. / Н. Кононов. М.: Вагриус, 2004.-384 с.

22. Кононов, Н. Похороны кузнечика: роман в тридцати семи эпизодах с прологом и эпилогом Текст. / Н. Кононов. СПб.: ИНАПРЕСС, 2000.-288 с.

23. Маканин, В. Андеграунд, или герой нашего времени Текст. / В. Маканин. М.: Вагриус, 2001. - 496 с.

24. Попов, В.Г. Третье дыхание Текст. / В.Г.Попов. М.: ЭКСМО Пресс, 2004.-336 с.

25. Сергеев, А. Альбом для марок Текст. / Omnibus. Роман, рассказы, воспоминания/ А.Сергеев. М.: Новое литературное обозрение, 1997.-548 с.

26. Сергеев, А. Изгнание бесов. Рассказики вперемешку со стихами Текст. / А.Сергеев. — М.: Новое литературное обозрение, 2000. 144 с.

27. Шишкин, М. Взятие Измаила Текст. / М. Шишкин. М.: Вагриус, 2006.-432 с.

28. Шишкин, М. Венерин волос Текст. / М.Шишкин. М.: Вагриус, 2006.-480 с.

29. Теоретико-литературные исследования

30. Adams, Т. D. Telling Lies in Modern American Autobiography

31. Text. / T.D. Adams. Chapel, 1990.

32. Albright, D. Representation and Imagination: Beckett, Kafka, Nabokov, and Schoenberg Text. / D. Albright. — Chicago: The University of Chicago Press, 1981.

33. Autobiographical Statements in Twentieth-Century Russian Literature Text. / Ed. by J.G. Harris. Princeton University Press, 1990.

34. Bal, M. Narratology. Introduction to the Theory of Narrative. 2nd Edition Text. /М. Bal. University of Toronto Press, 1999.

35. Bal, M. On Story-Telling. Essays in Narratology Text. / M. Bal; ed. by David Jobling. Sonoma, CA: Polebridge Press, 1991.

36. Benstock, S. The Private Self: Theory and Practice of Women's Autobigographical Writings Text. / S. Benstock. Chapel Hill: University of North Carolina Press, 1988.

37. Biasing, M.K. The Art of Life. Studies in American Autobiographical Literature Text. / M.K. Biasing. Texas, 1977.

38. Booth, W. The Rhetoric of Fiction Text. / W. Booth. Chicago: University of Chicago Press, 1961.

39. Brodzki, Bella und Celeste Schenck. Life/Lines: Theorizing Women's Autobiography Text. / B. Brodzki, C. Schenck. Ithaca: Cornel UP. Hg. 1988.

40. Brooks, P. Body Work: Objects of Desire in Modern Narrative Text. / P. Brooks. Harvard University Press, 1993.

41. Brooks, P. Reading for the Plot. Design and Intention in Narrative Text. / P. Brooks. New York, 1984.

42. Bruss, E. W. Autobiographical Acts Text. / E. Bruss. Baltimore: The Johns Hopkins University Press. 1976.

43. Butler, R. The Difficult Art of Autobiography Text. / R. Butler. -Oxford: Clarendon Press, 1968.

44. Certeau, M. de. The Writing of History Text. / M. de Certeau. -N.Y.: Columbia University Press, 1988.

45. Chatman, S. Story and Discourse: Narrative Structure in Fiction and Film Text. / S. Chatman. Ithaca, London: Cornell University Press, 1978.

46. Chatman, S. Coming to Terms. The Rhetoric of Narrative in Fiction and Film Text. / S. Chatman. Ithaca and London: Cornell University Press, 1990.

47. Clark, A. M. Autobiography: Its Genesis and Phases Text. / A. Clark. Edinburgh, 1935.

48. Clark, B.L. Reflections of Fantasy: The Mirror Worlds of Carroll, Nabokov and Pynchon Text. / B.L. Clark. -N.Y., 1986.

49. Colonna, V. L'Autofiction. Essai sur la fictionalisation de soi en litterature Text. / V. Colonna. These EHESS, 1989.

50. Culler, J. On Deconstruction: Theory and Criticism after Structuralism Text. / J. Culler. Ithaca, N.Y.: Cornell University Press, 1982.

51. Culler, J. Framing the Sign: Criticism and its Institutions Text. / J. Culler. Norman, Okla, 1988.

52. Culler, J. Story and Discourse in the Analysis of Narrative in The Pursuit of Signs: Semiotics, Literature, Deconstruction Text. / J. Culler. — Ithaca, N.Y.: Cornell University Press, 1981.

53. Delon, M. Philippe Lejeune: Pour l'autobiographie Text. / M. Delon // Magazine litteraire. 2002. - 409. - Mai. - P. 20 - 23.

54. De Man, P. Autobiography as De-Facement Text. // De Man, P. The Rhetoric of Romanticism. -L.; N.Y., 1984.

55. De Montremy, J.-M. L'aventure de l'autofiction Text. / J.-M. de Montremy// Magazine litteraire. 2002. - 409 - Mai. - P. 62-63.

56. Dolezel, L. The Typology of the Narrator: Point of View in Fiction Text. / L. Dolezel // To Honor Roman Jacobson. Vol.1. The Hague; Paris, 1967. -P.541-552.

57. Doubrovsky, S. Autobiographie/ verite/ psychanalyse Text. / Doubrovsky, S. Autobiographiques: de Corneille a Sartre/ S. Doubrovsky. -Paris: PUF, 1988. P. 61-79.

58. Eakin, P. J. Fictions in Autobiography Text./ P J. Eakin. Princeton: Princeton University Press, 1985.

59. Egan, S. Patterns of Experience in Autobiography Text. / S. Egan. — Chapel Hill: University of North Carolina Press, 1984.

60. Epstein, W. H. Recognizing Biography Text. / W.H. Epstein. -Philadelphia: University of Pennsylvania Press, 1987.

61. Finck, A. Autobiographisches Schreiben nach dem Ende der Autobiographie Text. / A. Finck. Berlin: Erich Schmidt Verlag, 1999.

62. Fleishman, A. Figures of Autobiography Text. / A. Fleishman. — Berkeley: University of California Press, 1983

63. Forest, P. Le roman, le je Text. / P. Forest. Pleins Feux, 2001. ,

64. Foster, J.B., Jr. Nabokov's Art of Memory and European Modernism Text. / J.B. Foster, Jr. Princeton: Princeton University Press, 1993.

65. Frederikson, G. M. Comparative History, in The Past Before Us: Contemporary Historical Writing in the United States Text. / ed. by Michael Cammen. Ithaca: Cornell University Press, 1980.

66. Freeman, M. Rewriting the Self: History, Memory, Narrative Text./ M. Freeman. New York/London: Routledge, 1993.

67. Frye, N. Anatomy of Criticism Text. / N. Frye. Princeton: Princeton University Press, 1957.

68. Gasparini, P. Est-il je? Roman autobiographique et autofiction Text./ P. Gasparini. Paris: Seuil, 2004.

69. Grason, J. Nabokov Translated: A Comparison of Nabokov's Russian and English Prose Text. / J. Grason. Oxford: Oxford University Press, 1977.

70. Green, G. Freud and Nabokov Text. / G. Green. Lincoln: University of Nebraska Press, 1988.

71. Gunn, J. V. Autobiography: Toward a Poetic Experience Text. / J.V. Gunn. Philadelphia: University of Pennsylvania Press, 1982.

72. Gusdorf, G. Lignes de vie. 1. Les Ecritures du moi, 2. Auto-bio-graphie Text. / G. Gusdorf. Editions Odile Jacob, 2 volumes. 1990.

73. Hamburger, K. The Logic of Literature Text. / K. Hamburger. -Bloomington: Indiana University Press, 1973.

74. Hart, F. R. Notes for the Anatomy of Modern Autobiography Text. / F.R. Hart// New Literary History. 1. - №3 (Spring 1970). - P. 485-511.

75. Herman, D. "Introduction." Narrative Theory and the Cognitive Sciences Text. / Ed. D. Herman. Stanford: CSLI Publications, 2003. P. 1-30.

76. Hobsbaum, P. Unreliable Narrators: Poor Things and its Paradigms Электронный ресурс./ P. Hobsbaum. Режим доступа: http://www.arts.gla.ac.uk/SESLL/STELLA/COMET/glasgrev/issue3/hobs.htm

77. Hornung, A. American Autobiographies and Autobiography Criticism: Review Essay Text. / A. Hornung// Amerikastudien. 1990. - P. 371-407.

78. Howarth, W. L. Some Principles of Autobiography Text. / W.L. Howarth//New Literary History. 5. - №2 (Winter 1974). - P. 363-81.

79. Individualisme et Autobiographie en Occident (Colloque de Cerisy, 1979, dir. Claudette Delhez-Sarlet et Maurizio Catani) Text. Bruxelles, Revue de lTnstitut de Sociologie, 1982. - 1-2.

80. Iser, W. The Art of Reading Text. / W. Iser. Baltimore: Johns Hopkins University Press, 1978.

81. Jacques, F. Difference and Subjectivity. Dialogue and Personal Identity Text. / F. Jacques. New Haven, Yale University Press, 1991.

82. James, H. The Art of the Novel: Critical Prefaces Text. / Ed. Richard P. Blackmur. — New York: Scribner's, 1962.

83. Kermode, F. The Art of Telling. Essays on Fiction Text. / F. Kermode. Cambridge: Harvard University Press, 1983.

84. Kolesnikoff, N. Narrative Strategies of Russian Postmodern Prose Text. / N. Kolesnikoff// Russian Literature. LIII (2003). - P.401-410.

85. Lanser, S. The narrative act: Point of View in Prose Fiction Text. / S. Lanser. Princeton, 1981.84. barrier, R. Autofiction and Advocacy in the Francophone Caribbean Text. / R. barrier. University Press of Florida, 2006.

86. Lecarme, J. XX siecle: Classiques malgre eux - du genre autobiographique Text. / J. Larrier// Magazine litteraire. - 2002. - 409. - Mai. -P.50-53.

87. Lecarme, J. L'autofiction: un mauvais genre? Text. / J. Lecarme// Autofictions & Cie/ dir. S. Doubrovsky, J. Lecarme et Ph. Lejeune. — Colloque de Nanterre, 1992, RJTM, №6.

88. Leujeune, P. L'Autobiographic en France Text. / P. Leujeune. -Paris, 1971.

89. Lejeune, P. Je est un autre. L'autobiographie, de la litterature aux medias Text. /Р. Leujeune. Paris: Seuil, «Poetique», 1980.

90. Lejeune, P. Le Pacte autobiographique Text. / P. Leujeune. Paris: Seuil, «Poetique» (Nouvelle edition, «Points») 1996.

91. Lejeune, P. Signes de vie. Le pacte autobiographique 2 Text. / P. Leujeune. Paris: Seuil, 2005.

92. Lionnet, F. Autobiographical Voices: Race, Gender, Self-Portraiture Text. / F. Lionnet. Ithaca, NY: Cornell UP, 1989.

93. Long, M. Marvell, Nabokov: Childhood and Arcadia Text. / M. Long. Claredon Press: Oxford, 1984.

94. May, G. L'Autobiographic Text. / G. May. P.U.F., 1979.

95. Mehlman, J. A Structural Study of Autobiography: Proust, Leiris, Sartre, Levi-Strauss Text. / J. Mehlman. Ithaca: Cornell University Press, 1974.

96. Milbauer, A. Transcending Exile: Conrad, Nabokov, I.B.Singer Text. / A. Milbauer. Miami: Florida International University Press, 1985.

97. Miller, H. Narrative in Critical Terms for Literary Study Text. /Н. Miller; ed. by F. Lentriccia and T. McLaughlin. — Chicago: University of Chicago Press, 1990.

98. Miller, H. Reading narrative Text. / H. Miller. Oklahoma: University of Oklahoma Press, 1998.

99. Nabokov: Criticism, Reminiscences, Translations, and Tributes Text. / Ed. by A.Appel and C.Newman. Evanston: Northwestern University Press, 1970.

100. Nabokov: The Critical Heritage Text. / Ed. by N.Page. London: Routledge and Kegan Paul, 1982.

101. Neuman, S. Autobiography: From Different Poetics to a Poetics of Differences Text. / S. Neuman/ZEssays on Life Writing: From Genre to Critical Practice, ed. by Marlene Kadar. — Toronto: University of Toronto Press, 1992. -P. 213-30.

102. Olney, J., ed. Autobiography: Essays Theoretical and Critical Text. Princeton: Princeton University Press, 1980.

103. Olney, J., ed. Metaphors of Self: The Meaning of Autobiography Text., Princeton: Princeton University Press, 1972.

104. Olney, J., ed. Studies in Autobiography Text. New York: Oxford University Press, 1988.

105. Osborn, J. M. The Beginnings of Autobiography in England Text. / J.M. Osborn. Los Angeles: William Andrews Clark Memorial Library, 1959.

106. Packman, D. V. Nabokov: The Structure of Literary Desire Text. / D. Packman. Columbia: University of Missouri Press, 1982.

107. Pike, B. Time in Autobiography Text. / B. Pike// Comparative Literature. 28 (1976). - P. 326-342.

108. Pilling, J. Autobiography and Imagination: Studies in Self-Scrutiny Text. / J. Pilling. London: Routledge and Kegan Paul, 1981.

109. Prince, G. A Dictionary of Narratology Text. / G. Prince. Lincoln: University of Nebraska Press, 1987.

110. Porter Abbot H. The Cambridge Introduction to Narrative Text./ Abbot H. Porter. Cambridge University Press, 2002.

111. Regnier, T. De l'autobiographie a l'autofiction: une genealogie paradoxale Text. / T. Regnier // Magazine litteraire. 2002. - 409. - Mai. -P.64-65.

112. Rimmon-Kenan, Sh. Narrative Fiction. Contemporary Poetics Text. / Sh. Rimmon-Kenan. Routledge. London and New York, 2002.

113. Robin, R. Le Golem de l'ecriture. De l'autofiction au Cybersoi Text. / R. Robin. Montreal, XYZ editeur, 1998.

114. Rorty, R. Contingency, Irony, and Solidarity Text. / R. Rorty. -Cambridge, 1989.

115. Ryan, M. L. Possible Worlds, Artificial Intelligence, and Narrative Theory Text. / M.L. Ryan. Bloomington: Indiana University Press, 1991.

116. Ryan, M.L. Pragmatics of Personal and Impersonal Fiction Text. / M.L. Ryan//Poetics. 1981. Vol.10. P.517-539.

117. Shen, D., Xu, D. Intratextuality, Extratextuality, Intertextuality: Unreliability in Autobiography versus Fiction Text./ D. Shen, D.Xu // Poetics Today. March 1, 2007; 28(1): 43 87.

118. Sheringham, M. French Autobiography. Devices and Desires Text. / M. Sheringham. Oxford, Clarendon Press, 1993.

119. Smith, В. H. Narrative Versions, Narrative Theories, in On Narrative Text. / B.H. Smith/ Ed. by W. J. T. Mitchell. Chicago: University of Chicago Press, 1981.-P. 209-232.

120. Smith, S. A Poetics of Women's Autobiography: Marginality and the Fictions of Self-Representation Text. / S. Smith. Bloomington / Indianapolis: Indiana University Press, 1987.

121. Smith, S. Construing Truths in Lying Mouths: Truthtelling in Women's Autobiography Text. / S. Smith// Studies in the Literary Imagination. -1990.-23.-2.-P. 145-163.

122. Smith, S. Who's Talking/Who's Talking Back? The Subject of Personal Narrative Text. / S. Smith// Signs. 18. - 2. - 1992. - P. 392-407.

123. Spengemann, W. C. The Forms of Autobiography Text. / W.C. Spengemann. New Haven: Yale University Press, 1979.

124. Steele, P. The Autobiographical Passion: Studies in the Self on Show Text. /Р. Steele. -Melbourn, 1989.

125. Tammi, P. Problems of Nabokov's Poetics. A Narratological Analysis Text. /Р. Tammi. — Helsinki: Suomalinen Tiedeakatemia, 1985.

126. The Garland Companion to Vladimir Nabokov Text. / Ed. by V.Alexandrov. -N.Y., London: Garland Publishing, 1995.

127. Toolan, M. J. Narrative: A Critical Linguistic Introduction Text. / M.J. Toolan. Routledge. London and New York, 1988.

128. Vilain, P. Defense de Narcisse Text. / P. Vilain. Grasset, 2005.

129. Vintges, К. Beauvoir's Autobiography: «autofiction» or self-technique? Text. / K. Vintges // Labirinthes. Vol. 1. - No. 1. - Winter 1999.

130. Visker, R. Truth and Singularity: Taking Foucault into Phenomenology Text. / R. Visker. — Dordrecht, Cluwer, 1999.

131. Voss, N. «Saying the Unsayable»: An Introduction to Women's Autobiography Text. / N.Voss// Gender Studies: New Directions in Feminist Criticism. Bowling Green, Ohio: Popular. - P. 218-233.

132. White, H. Historical Text as Literary Artifact Text. / H. White// The Writing of History. Literary Form and Historical Understanding/ Ed. by R. H. Canary and H. Kozicki. The University of Wisconsin Press, 1978. - P. 41-62.

133. White, H. The Absurdist Moment in Contemporary Literary Theory, in Tropics of Discourse: Essays in Cultural Criticism Text. / H. White. -Baltimore: John Hopkins University Press, 1978.

134. Opus # 1—2: Русский мемуар. Соавторство Текст. / Сост. Г. Михайлова, Н. Арлаускайте, А. Двоеглазов. — Вильнюс: Изд-во Вильнюсского ун-та, 2005. 266 с. - (Vilniaus Universitetas. Mokslo darbai, 47 (5)).

135. Абашева, М.П. Литература в поисках лица: Русская проза в конце XX века: становление авторской идентичности Текст. / М.Абашева. Пермь: Изд-во Пермского университета, 2001. — 319 с.

136. Авто-био-графия. К вопросу о методе. Тетради по аналитической антропологии. № 1 Текст. / Под ред. В.А. Подороги. — М.: Логос, 2001. -438 с.

137. Автобиографическая практика в России и во Франции. Сборник статей Текст. / Под ред. К. Вьолле и Е. Гречаной. М.: ИМЛИ РАН, 2006.- 279 с.

138. Автоинтерпретация: Сборник статей Текст. / Под ред. А.Б.Муратова, Л.А.Иезуитовой. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 1998. -208 с.

139. Автономова, Н.С. Философские проблемы структурного анализа в гуманитарных науках Текст. / Н.Автономова. — М., 1977. — 271 с.

140. Автор и текст. Сб. статей Текст. / Под ред. В.Марковича и В.Шмида. СПб., 1996.

141. Анкерсмит, Ф. Нарративная логика: семантический анализ языка историков Текст. / Ф. Анкерсмит. — М.: Идея-пресс, 2003. 360 с.

142. Аристотель. Поэтика Текст. // Сочинения: в 4-х тт.; пер. с древнегреч. Общ. ред. А.И. Доватура. -М.: Мысль, 1984. Т. 4.

143. Арутюнова, Н.Д. Лингвистические проблемы референции Текст. / Н. Арутюнова// Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XIII. М., 1982.

144. Арутюнова, Н.Д. Стратегия и тактика речевого поведения Текст. // Прагматические аспекты изучения предложения и текста/ Н. Арутюнова. Киев, 1983.

145. Арутюнова, Н. Д. Фактор адресата Текст. / Н. Арутюнова// Известия АН СССР. Серия литературы и языка. Т. 40. - № 4. - 1981.

146. Арутюнова, Н.Д. Язык и мир человека Текст. / Н. Арутюнова. — М., 1999.

147. Атарова, К.Н. Семантика и структура повествования от первого лица в художественной прозе Текст. / К.Н. Атарова, Г.А. Лесскис // Известия АН СССР. Сер. лит. и яз. 1976. - Т. 35. - № 4. - С. 343-356.

148. Барт, P. S/Z Текст. / Р.Барт. М.: РИК «Культура». Ad Marginem, 1994.

149. Барт, Р. Введение в структурный анализ повествовательных текстов Текст. / Р. Барт// Зарубежная эстетика и теория литературы 19-20 вв. Трактаты. Статьи. Эссе. -М.: Изд-во МГУ, 1987.

150. Барт, Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика Текст. / Р.Барт. — М.: Изд. группа «Прогресс», «Универс», 1994.

151. Барт, Р. Критика и истина Текст. / Р.Барт// Зарубежная эстетика и теория литературы XIX—XX вв.: Трактаты. Статьи. Эссе. — М.: Изд-во Моск. ун-та, 1987.

152. Барт, Р. Лабрюйер: от мифа к письму (фрагменты) Текст. / Р.Барт//Памятные книжные даты. 1988. -М.: Книга, 1988.

153. Барт, Р. Метафора глаза Текст. / Р.Барт// Танатография Эроса. -СПб.: Мифрил, 1994.

154. Барт, Р. Нулевая степень письма Текст. / Р.Барт// Семиотика. — М.: Радуга, 1983.

155. Барт, Р. Сад I Текст. / Р.Барт// Маркиз де Сад и XX век. - М.: РИК «Культура». Ad Marginem, 1992.

156. Барт, Р. Семиология как приключение. «Писать» — непереходный глагол? Текст. / Р.Барт// Arbor Mundi / Мировое древо. — 1993.-Вып. 2.

157. Барт, Р. Текстовой анализ Текст. / Р.Барт// Новое в зарубежной лингвистике. -М.: Прогресс, 1980. Вып. 9.

158. Бахтин, М.М. Автор и герой: К философским основам гуманитарных наук Текст. / М.М. Бахтин. СПб., 2000.

159. Бахтин, М.М. Вопросы литературы и эстетики Текст. / М.М. Бахтин. М., 1975. - 502 с.

160. Бахтин, М.М. Проблемы поэтики Достоевского Текст. / М.М. Бахтин. М. : Художественная литература, 1972. - 320 с.

161. Бахтин, М.М. Эстетика словесного творчества Текст. / М.М. Бахтин. -М., 1979. 424 с.

162. Блищ, Н. Л. Автобиографическая проза А.М.Ремизова (проблема мифотворчества) Текст./ Н.Блищ. Мн., 2002. - 116 с.

163. Бодрийяр, Ж. Система вещей Текст. / Ж. Бодрийяр. М., 1999.

164. Большакова, А.Ю. Теория автора в современном литературоведении Текст. / А.Большакова// Известия АН. Серия литературы и языка. 1998. - Т.57. - №5. - С. 15-24.

165. Болынев, А.О. Исповедально-автобиографическое начало в русской прозе второй половины XX века Текст. / А.Болыдев. СПб.: Филол. ф-т СПб. ун-та, 2002. - 170 с.

166. Бремон, К. Логика повествовательных возможностей Текст. / К.Бремон// Семиотика и искусствометрия. М., 1972.

167. Бройтман, С.Н. Историческая поэтика Текст. / С.Бройтман. -М.: РГГУ, 2001.

168. Бронская, Л. И. Концепция личности в автобиографической прозе русского зарубежья первой половины XX века (И.С. Шмелев, Б.К. Зайцев, М.А. Осоргин) Текст. / Л.Бронская. Ставрополь: Изд-во Ставропольского гос. ун-та, 2001. - 120 с.

169. Бубер, М. Я и Ты. Два образа веры Текст. / М. Бубер М., 1996.

170. Вайнштейн, О. Б. Деррида и Платон: деконструкция Логоса Текст. / О. Вайнштейн// Arbor Mundi / Мировое древо. 1992. - Вып. 1.

171. Вайнштейн, О. Б. Постмодернизм: история или язык? Текст. / О. Вайнштейн// Вопросы философии. 1993. - №3.

172. Вайнштейн, О. Леопарды в храме Текст. / О. Вайнштейн// Вопросы литературы. 1989. - №12.

173. Визель, М. Гипертексты по ту и эту сторону экрана Текст. /М. Визель //Иностранная литература. 1999. - №10. - С.169-177.

174. Виноградов, В.В. О языке художественной прозы Текст. / В.Виноградов. М, 1980.

175. Виноградов, В.В. Проблема авторства и теория стилей Текст. / В.Виноградов. М.: Государственное изд-во «Художественной литературы», 1961.

176. Винокур, Т.Г. Говорящий и слушающий. Варианты речевого поведения Текст. / Т.Винокур. — М., 1993.

177. Виоле, К. Малая космология автобиографических произведений Текст. / К.Виолле// Известия ОЛЯ. 2. - 2004. - Т.63.

178. Витгенштейн, Л. Избранные работы Текст. / Л. Витгенштейн. — М.: Территория будущего, 2005.

179. Власть. Судьба. Интерпретация культурных кодов Текст. -Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2003. — 298 с.

180. Выготский, Л. С. Психология искусства Текст. / Л.Выготский. -М.: Педагогика, 1987.

181. Гальцева, Р. А. Западноевропейская культурфилософия между мифом и игрой Текст. / Р.Гальцева// Самосознание европейской культуры XX века: Мыслители и писатели Запада о месте культуры в современном обществе. — М.: Политиздат, 1991.

182. Гараджа, А. В. После времени: Французские философы постсовременности Текст. / А.Гараджа// Иностранная литература. 1994. -№ 1.

183. Гараджа, А. Деконструкция — дерридаизм — в действии Текст. / А.Гараджа// Искусство. 1989. - № 10.

184. Гаспаров, М. Литературный интертекст и языковой интертекст Текст. / М. Гаспаров// Известия РАН. Серия лит. и языка. 2002. — №4. — С.3-9.

185. Гаспаров, Б. М. Литературные лейтмотивы: Очерки русской литературы XX века Текст. / Б.Гаспаров. М., 1994.

186. Гваттари, Ф. Язык, сознание, общество Текст. /Ф.Гваттари// Логос. 1991.-№ 1.

187. Гилберт, Дж., Малкей, М. Открывая ящик Пандоры Текст. / Дж. Гилберт, М.Малкей. М., 1987.

188. Гиршман, М.М. Литературное произведение: теория художественной целостности Текст. / М.Гиршман. М.: Языки славянской культуры, 2002.

189. Гиршман, М.М. Ритм художественной прозы Текст. / М.Гиршман. -М.: Советский писатель, 1982.

190. Греймас, А.-Ж., Курте Ж. Семиотика. Объяснительный словарь теории языка Текст. / А.-Ж. Греймас, Ж.Курте// Семиотика. М., 1983.

191. Греймас, А.-Ж. Структурная семантика: Поиск метода Текст. /

192. A.-Ж. Греймас; пер. с фр. Л.Зиминой. М.: Академический проект, 2004. — 368 с.

193. Гришакова М. Визуальная поэтика Набокова Текст. / М.Гришакова//Новое литературное обозрение. -2002. -№54. С. 208-264.

194. Дедова О., Лингвистическая концепция гипертекста: основные понятия и терминологическая парадигма Текст. /О. Дедова //Вестник МГУ. Серия 9. Филология. 2001. - №4. - С.22-36.

195. Дедова, О. О гипертекстах: «книжных» и электронных Текст. /О. Дедова //Вестник МГУ. Серия 9. Филология. 2003. - №3. -С.106-120.

196. Дейк ван Т.А. Язык. Познание. Коммуникация Текст. / Сост.

197. B.В. Петрова; Под ред. В.И. Герасимова; Вступ. ст. Ю.Н. Караулова и В.В. Петрова. М.: Прогресс, 1989.

198. Делез, Ж. Логика смысла Текст. / Ж.Делез. М.: Академия/ Екатеринбург: ИНН Уральский рабочий, 1995.

199. Делез, Ж. О смерти человека и сверхчеловека Текст. / Ж.Делез// Философия языка в границах и вне границ. — Харьков: Око, 1994.

200. Делез, Ж. Платон и симулякр Текст. / Ж.Делез// Новое литературное обозрение. 1993. - № 5.

201. Делез, Ж., Гваттари Ф. Что такое философия? Текст. / Ж.Делез, Ф.Гваттари; пер. с фр. и послесл. С.Н.Зенкина — М.: Институт экспериментальной социологии, СПб.: Алетейя, 1998. 288 с.

202. Деррида, Ж. Back from Moscow, in the USSR Текст. / Ж.Деррида// Жак Деррида в Москве: деконструкция путешествия. — М.: РИК «Культура». Ad Marginem, 1993.

203. Деррида, Ж. Автопортрет и другие руины Текст. / Ж.Деррида// Художественный журнал. 1995. -№ 8.

204. Деррида, Ж. Есть ли у философии свой язык? Текст. / Ж.Деррида// Комментарии. 1993. — № 2.

205. Деррида, Ж. Московские лекции. 1990 Текст. / Ж.Деррида. -Свердловск: Урал, рабочий, 1991.

206. Деррида, Ж. Невоздержанное гегельянство Текст. / Ж.Деррида// Танатография Эроса. — СПб.: Мифрил, 1994.

207. Деррида, Ж. О грамматологии Текст. / Ж.Деррида. М.: Ad Marginem, 2000.

208. Деррида, Ж. Письмо и различие Текст. / Ж.Деррида. — М.: Академический проект, 2000. 495 с.

209. Деррида, Ж. Шпоры: стили Ницше Текст. / Ж.Деррида// Философские науки. — 1991. № 2.

210. Джеймс, Г. Искусство прозы Текст. / Г.Джеймс; пер. Н. Анастасьева11 Писатели США о литературе: в 2 т. — М., 1982. Т.1. - С. 127-144.

211. Долинин, А. Истинная жизнь писателя Сирина: Работы о Набокове Текст. / А.Долинин. СПб.: Академический проект, 2004. -400 с.

212. Дубин, Б. В отсутствие опор: автобиография и письмо Жоржа Перека Текст. / Б.Дубин// Новое литературное обозрение. 2004. - №68.

213. Женетт, Ж. Фигуры. В 2-х т. Текст. / Ж.Женетт. М.: Изд-во им. Сабашниковых, 1998.

214. Жолковский, А. К. «Блуждающие сны» и другие работы Текст. / А.Жолковский. — М.: Наука, 1994.

215. Жолковский, А. К. Инвенции Текст. / А.Жолковский. — М.: Изд-во «Гендальф», 1995. 248 с.

216. Жолковский, А.К. Михаил Зощенко: поэтика недоверия Текст. / А.Жолковский. М.: Школа «Языки русской культуры», 1999. - 392 с.

217. Жолковский, А.К., Щеглов Ю.К. Мир автора и структура текста. Статьи о русской литературе Текст. / А.Жолковский, Ю.Щеглов. Tenafly, N.J.: Эрмитаж, 1986.

218. Жолковский, А.К., Щеглов Ю.К. Работы по поэтике выразительности: Инварианты Тема - Приемы - Текст Текст. / А.Жолковский, Ю.Щеглов. - М.: Прогресс, 1996. - 344 с.

219. Жолковский, А.К., Ямпольский М.Б. Бабель/ Babel Текст. / А.Жолковский, Ю.Щеглов. М.: Carte Blanche, 1994. - 446 с.

220. Зализняк, Анна А., Левонтина, И.Б. Шмелев, А.Д. Ключевые идеи русской языковой картины мира: Сб. ст. Текст. / Анна А. Зализняк, И Левонтина, А.Шмелев. М.: Языки славянской культуры, 2005. — 544 с.

221. Зарубежная эстетика и теория литературы XIX-XX вв. Трактаты, статьи, эссе Текст. / Составление, общая редакция и вступительная статья Г.К. Косикова. М.: Изд-во МГУ, 1987.

222. Зарубежное литературоведение 70-х годов. Направления, тенденции, проблемы Текст. — М.: Наука, 1984.

223. Зенкин, С. S/3, или Трактат о щегольстве Текст. / С.Зенкин// Литературное обозрение. 1991. — № 10.

224. Зенкин, С. Ролан Барт и проблема отчуждения культуры Текст. / С.Зенкин// Новое литературное обозрение. 1993. - № 5.

225. Изер, В. Вымыслообразующие акты Текст. / В.Изер; пер. с англ. Г.Дашевского// Новое литературное обозрение. 1997. - №27. - С. 23-40.

226. Ильин, И.П. Постмодернизм от истоков до конца столетия. Эволюция научного мифа Текст. / И.Ильин. — М., 1998.

227. Ильин, И.П. Постструктурализм, деконструктивизм, постмодернизм Текст. / И.Ильин. М., 1996.

228. Ингарден, Р. Исследования по эстетике Текст. / Р.Ингарден. — М., 1962.-570 с.

229. Карасев, JI. Живой текст Текст. /Л. Карасев// Вопросы философии. 2001. - №9. - С.54-70.

230. Карасев, Л. Онтология и поэтика Текст. /Л. Карасев// Вопросы философии. 1996. - №7. - С.55-82.

231. Квадратура смысла: Французская школа анализа дискурса Текст.-М., 2002.

232. Кобрин, К. Похвала дневнику Текст. / К.Кобрин// Новое литературное обозрение. — 2003. — №61.

233. Кожевникова, Н.А. Из наблюдений над неклассической («орнаментальной») прозой Текст. / Н.Кожевникова// Известия АН СССР. Сер. лит. и яз. 1976. -№ 1.

234. Кожевникова, Н.А. Типы повествования в русской литературе 19-20 вв. Текст. / Н.Кожевникова. — М.: Институт русского языка РАН, 1994. 335 с.

235. Компаньон, А. Демон теории Текст. / А.Компаньон. М., 2001. 336 с.

236. Корман, Б.О. Избранные труды по теории и истории литературы Текст. / Б.Корман/ Предисл. и составл. В.И. Чулкова. Ижевск: изд-во Удм. ун-та, 1992. - 236 с.

237. Корман, Б.О. Изучение текста художественного произведения Текст. / Б.Корман. М., 1972.

238. Корман, Б.О. Избранные труды. Теория литературы Текст. / Б.Корман/ Ред.-сост.: Е. А. Подшивалова и др. — Ижевск: Ин-т компьютерных исслед., 2006. 551 с.

239. Косиков, Г. Идеология. Коннотация. Текст (по поводу книги Р. Барта «S/Z») Текст. / Г.Косиков// Барт P. S/Z. М.: РИК «Культура», Ad Marginem, 1994.

240. Косиков, Г. К. Ролан Барт семиолог, литературовед Текст. / Г.Косиков// Барт Р. Избр. работы: Семиотика; Поэтика. - М.: Изд. группа «Прогресс», «Универс», 1994.

241. Косиков, Г.К. О принципах повествования в романе Текст. / Г.Косиков// Литературные направления и стили. — М., 1976. — С. 65-76.240; Косиков, Г.К. От Проппа к Греймасу Текст. / Г.Косиков// Вестник МГУ. Сер: 9. Филология. 1996. - № 1.

242. Косиков, Г.К. От структурализма к постструктурализму Текст.,/ Г.Косиков. М.: Изд-во «Рудомино», 1998; - 192 с.

243. Леви-Строс, К. Структурная антропология Текст.' / К.Леви-Строс; пер. с фр. Вяч. Вс. Иванова. М.: Изд-во ЭКСМО-Пресс, 2001. -512 с. .

244. Левитан, Л. С., Цилевич Л. М. Сюжет в художественной системе литературного произведения Текст./ Л.Левитан, Л.Цилевич. Рига: Зинатне, 1990.-512 с.

245. Леденев, А.В. Набоков и другие: Поэтика и стилистика Владимира Набокова в контексте художественных исканий первой половины XX века Текст. / А.Леденев., Москва — Ярославль, 2004.315252 с.

246. Лежен, Ф. В защиту автобиографии Текст. / Ф.Лежен; пер. с франц. и вступительная статья Б.Дубина// Иностранная литература. —2000.-№4.

247. Лиотар, Ж.-Ф. Отвечая на вопрос: что такое постмодерн Текст. / Ж.-Ф.Лиотар// AD MARGINEM'93. Ежегодник лаборатории постклассических исследований. Ин-т философии Российской АН. М.: Ad Marginem, 1994.

248. Лиотар, Ж.-Ф. Состояние постмодерна Текст. /Ж.-Ф. Лиотар; пер. с франц. Н. А. Шматко. М. - СПб.: Алетейя, 1998.

249. Литературный текст: проблемы и методы исследования. «Свое» и «чужое» слово в художественном тексте: Сборник научных трудов. Вып. V Текст. Тверь, 1999.

250. Логический анализ языка. Культурные концепты Текст. — М.,2001.

251. Логический анализ языка. Ментальные действия Текст. М., 1993.

252. Лотман, Ю.М. Автокоммуникация: «Я» и «Другой» как адресаты Текст. // Лотман Ю.М. Семиосфера. СПб., 2000. - С. 159-165.

253. Лотман, Ю.М. Внутри мыслящих миров. Человек текст -семиосфера - история Текст. / Ю.Лотман. - М., 1996.

254. Лотман, Ю.М. Культура и взрыв Текст. / Ю.Лотман. М., 1992.

255. Лотман, Ю.М. Литературная биография в историко-культурном контексте. (К типологическому соотношению текста и личности автора) Текст. // Лотман, Ю.М. Избранные статьи. В 3-х т. Таллинн, 1992. — Т. 1. -С. 365-376.

256. Лотман, Ю.М. Об искусстве Текст. / Ю.Лотман. СПб.: «Искусство - СПБ», 2000. - 704 с.

257. Лотман, Ю.М. О поэтах и поэзии Текст. / Ю.Лотман. СПб.: «Искусство - СПБ», 1996. - 848 с.

258. Людвиг Витгенштейн: человек и мыслитель: Сборник.; пер. с англ./ Сост. и послесл. В.П.Руднева. — М.; СПб.: Прогресс: Изд. фирма «Культура»: Част, агентство информ. «Олимп», 1993. — 350 с.

259. Макаров, М.Л. Основы теории дискурса Текст. / М.Макаров. — М., 2003.

260. Максимова, Н.В. «Чужая речь» как коммуникативная стратегия Текст. / Н.Максимова. М., 2005.

261. Максимова, Н.В. Чужая речь в нарративе и ментативе Текст. / Н.Максимова// Слово. Словарь. Словесность. — СПб., 2004.

262. Маликова, М. В. Набоков. Авто-био-графия Текст. / М. Маликова. — СПб: Академический проект, 2002.

263. Манн, Ю.В. Автор и повествование Текст. / Ю.Манн// Историческая поэтика: Литературные эпохи и типы художественного сознания. М.: Наследие, 1994. - С.431-480.

264. Манн, Ю.В. Об эволюции повествовательных форм (вторая половина XIX в.) Текст. / Ю.Манн//Известия РАН. Отд. литературы и языка. 1992.-№2.

265. Маньковская, Н. Б. «Париж со змеями» (Введение в эстетику постмодернизма) Текст. / Н.Маньковская. — М.: ИФРАН, 1995.

266. Маньковская, Н. Б. Эстетика постмодернизма Текст. / Н.Маньковская. СПб.: Алетейя, 2000. - 347 с.

267. Машинский, С. О мемуарно-автобиографическом жанре Текст. / С.Машинский// Вопросы литературы. 1960. - №6. - С. 129-145.

268. Мережинская, А.Ю. Русский литературный постмодернизм: Художественная специфика. Динамика развития. Актуальные проблемы изучения Текст. / А.Мережинская. Киев: Логос, 2004. - 234 с.

269. Митрофанова, А. Субъект в эпоху тотальной коммуникации Текст. / А. Митрофанова// Комментарии. 1994. - №3.

270. Митрофанова, А. Феномен массовой культуры Текст. / А.Митрофанова// Лабиринт/ЭксЦентр. — 1991. — № 1.

271. Михеев, М. Дневник как эго-текст (Россия, XIX—XX) Текст. / М.Михеев. М.: Водолей-Publishers, 2007. - 264 с.

272. Назаренко, М. Исторический дискурс как пародия («Гисторические материалы Федота Кузьмича Пруткова (деда)») Текст. / М.Назаренко// Русская литература. Исследования: Сб. науч. трудов. Вып. VIII. - Киев: Логос, 2006. - С. 120-134.

273. Называть вещи своими именами: Программные выступления мастеров западноевропейской литературы XX века Текст. — М.: Прогресс, 1986.

274. Николина, Н.А. Поэтика русской автобиографической прозы: Учебное пособие Текст. / Н.Николина. М.: Флинта; Наука, 2002. - 424 с.

275. Новицкая, Л.Ф. Проблема нравственного самообретения в пространстве интерсубъективности Текст. / Л.Новицкая. Великий Новгород, 2000. - 127 с.

276. Остин, Дж. Как производить действия при помощи слов Текст.// Остин Дне. Избранное. М., 1999.

277. Падучева, Е.В. Высказывание и его соотнесенность с действительностью Текст. / Е.Падучева. М.: Наука, 1985. - 272 с.

278. Падучева, Е.В. Семантические исследования. Семантика времени и вида в русском языке. Семантика нарратива Текст. / Е.Падучева. М., 1996.

279. Падучева, Е.В. Говорящий: субъект речи и субъект сознания Текст. / Е.Падучева// Логический анализ языка. Культурные концепты. -М., 1991.

280. Пропп, В. Морфология сказки Текст. / В.Пропп. М., 1969.

281. Ревзина, О. Г. Память и язык Текст. / О.Ревзина// Критика и семиотика. 2006. - Вып. 10. - С. 10-24.

282. Рикёр, П. Время и рассказ Текст. / П.Рикёр. М.-СПб., 2000.

283. Рикёр, П. Конфликт интерпретаций Текст. / П.Рикёр. М., 1995.

284. Рикёр, П. Мораль, этика, политика Текст. // Рикёр П. Герменевтика. Этика. Политика. Московские лекции и интервью. М., 1995.

285. Риффатерр, М. Истина в диэгесисе Текст. / М.Риффатерр; пер. с англ. Г.Дашевского// Новое литературное обозрение. 1997. — №27. — С.5-22.

286. Руднев, В. Морфология реальности: Исследование по «философии текста» Текст. / В.Руднев. М.: Гнозис, 1996. - 207 с.

287. Руднев, В. П. Философия русского литературного языка в «Бесконечном тупике» Д. Е. Галковского Текст. / В.Руднев// Логос. 1993. -№ 4.

288. Рыклин, М. Де(кон)струкция (в) живописи Текст. / М.Рыклин// Искусство. 1993. - № 1.

289. Рыклин, М. Террорологики Текст. / М.Рыклин. Тарту; М.: Эйдос, 1992.

290. Рымарь, Н.Т., Скобелев В.П. Теория автора и проблема художественной деятельности Текст. / Н.Рымарь, В.Скобелев. Воронеж: Логос-Траст, 1994.

291. Саморукова, И.В. Дискурс художественное высказывание -литературное произведение Текст. / И.Саморукова// Типология и структура эстетической деятельности. - Самара: Изд-во «Самарский университет», 2002.

292. Сахно, С.Л. «Свое» — «чужое» в концептуальных структурах Текст. / С.Сахно// Логический анализ языка. Культурные концепты. М., 1981.

293. Семиотика. Коммуникация. Стиль Текст. — М., 1983.

294. Силантьев, И. Мотив как проблема нарратологии Текст. / И.Силантьев// Критика и семиотика. Вып. 5. 2002. — С. 32-60.

295. Силантьев, И.В. Теория мотива в отечественном литературоведении и фольклористике. Очерк историографии Текст. / И.Силантьев. Новосибирск, 1999.

296. Скоропанова, И. С. Русская постмодернистская литература: Учеб. пособие Текст. / И.Скоропанова. -М.: Флинта: Наука, 2000.

297. Созина, Е.К. Письмо и сознание в русской литературе Текст. / Е.Созина. Екатеринбург. 2001. - 552 с.

298. Соссюр, Ф. Труды по языкознанию Текст. / Ф.Соссюр. М.: Прогресс, 1977. - 695 с.

299. Степанов, Ю. «Интертекст», «Интернет», «интерсубъект» (к основаниям сравнительной концептологии) Текст. / Ю. Степанов// Известия РАН. Серия лит. и языка. 2001. — №1. — С.3-11.

300. Струве, Г. Русская литература в изгнании. Изд. 3-е, исправленное и дополненное Текст. / Г.Струве. Париж; Москва, 1996.

301. Структура и семантика художественного текста: Доклады VII Международной конференции Текст. -М., 1999.-469 с.

302. Структурализм: «за» и «против» Текст. — М., 1975.

303. Субботин, М. Теория и практика нелинейного письма (взгляд сквозь призму «грамматологии» Ж. Деррида) Текст. / М. Субботин// Вопросы философии. 1993. - №3. - С.36-45.

304. Тамарченко, Н.Д. Теория литературных родов и жанров. Эпика Текст. / Н.Тамарченко. Тверь: Твер. гос. ун-т, 2001.

305. Тартаковский, А.Г. Русская мемуаристика и историческое сознание XIX века Текст. / А.Тартаковский. — М.: Археографический центр, 1997.

306. Теории, школы, концепции. Художественный текст и контекст реальности Текст. — М.: Наука, 1977.

307. Томашевский, Б.В. Теория литературы. Поэтика Текст. / Б.Томашевский. М., 1996.

308. Топоров, В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ. Исследования в области мифопоэтического Текст. / В.Топоров. — М., 1995.

309. Трубина, Е.Г. Нарратология: основы, проблемы, перспективы. Материалы к спецкурсу Текст. / Е.Трубина. — Екатеринбург, 2002.

310. Тынянов, Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино Текст. / Ю.Тынянов.-М., 1977.

311. Тюпа, В.И. Аналитика художественного (введение в литературоведческий анализ) Текст. / В.Тюпа. М.: Лабиринт, РГТУ, 2001.

312. Тюпа, В.И. Нарратология как аналитика повествовательного дискурса («Архиерей» А.П. Чехова) Текст. / В.Тюпа. Тверь: Твер. гос. ун-т, 2001.

313. Тюпа, В.И. Новая риторика как учение о коммуникативном событии Текст. / В.Тюпа// Дискурс. Новосибирск. - 1998. - № 7.

314. Тюпа, В.И. Онтология коммуникации Текст. / В.Тюпа// Дискурс. Новосибирск. - 1998. - № 5/6.

315. Тюпа, В.И. Очерк современной нарратологии Текст. / В.Тюпа// Критика и семиотика. Вып. 5. 2002. - С. 5-31.

316. Уайт, X. Метаистория. Историческое воображение XIX в. Текст. / Х.Уайт. Екатеринбург, 2001.

317. Успенский, Б. А. Семиотика искусства Текст. / Б.Успенский. — М.: Школа «Языки русской культуры», 1995. 360 с.

318. Фатеева, Н. Интертекстуальность и ее функции в художественном дискурсе Текст. / Н. Фатеева// Известия РАН. Серия лит. и языка. 1997. - №5. - С. 12-21.

319. Фатеева, Н. Контрапункт интертекстуальности, или Интертекст в мире текстов Текст. / Н. Фатеева. М.: Агар, 2000. - 280 с.

320. Фатеева, Н. Типология интертекстуальных элементов и связей в художественной речи Текст. / Н. Фатеева// Известия РАН. Серия лит. и языка. -1998. №5. - С.25-38.

321. Французская семиотика: от структурализма к постструктурализму Текст. / Под ред. Г.К.Косикова. М.: Прогресс, 2000. -536 с.

322. Фрейденберг, О.М. Происхождение наррации Текст./ О.Фрейденберг// Миф и литература древности. — М., 1978.

323. Фуко, М. Археология знания Текст. / М.Фуко. Киев, 1996.

324. Фуко, М. Слова и вещи: Археология гуманитарных наук Текст. / М.Фуко. СПб.: A-cad, 1994.

325. Фуко, М. Что такое автор Текст. / М.Фуко// Лабиринт/ ЭксЦентр.- 1991.-№3.

326. Фукуяма, Ф. Конец истории? Текст. / Ф.Фукуяма// Вопросы философии. 1990. - № 3.

327. Хабермас, Ю. Модерн — незавершенный проект Текст. / Ю.Хабермас// Вопросы философии. 1992. - № 4.

328. Халипов, В. Постмодернизм в системе мировой культуры Текст. / В.Халипов// Иностранная литература. 1994. — № 1.

329. Харре, Р. Социальная эпистемология: передача знания посредством речи Текст. / Р.Харре// Вопросы философии. 1992. - № 9. — С. 49-60.о

330. Хейзинга, И. Homo ludens. В тени завтрашнего дня Текст. / Й.Хейзинга. -М.: Прогресс, 1992.

331. Черняк, М.А. Массовая литература XX века Текст. / М.А.Черняк. М.: Флинта, 2007. 432 с.

332. Чешков, М. А. «Новая наука», постмодернизм и целостность современного мира Текст. / М.Чешков// Вопросы философии. 1995. — №4.

333. Чудакова, М. Судьба «самоотчета-исповеди» в литературе советского времени (1920-е конец 1930-х годов) Текст. // Чудакова М. Избранные работы. -М., 2001. Т.1. Литература советского прошлого.

334. Шенле, А. Теории фикциональности: критический обзор Текст. / А.Шенле// Новое литературное обозрение. 1997. — № 27. — С. 41-53.

335. Шервашидзе, В. Тенденции и перспективы развития французского романа Текст. / В.Шервашидзе// Вопросы литературы. — 2007.-№2.

336. Шилков, Ю.М. О природе фикционального дискурса Текст. / Ю.Шилков// Я. (А.Слинин) и МЫ: к 70-летию профессора Ярослава Анатольевича Слинина. СПб.: Санкт-Петербургское философское общество, 2002.

337. Шмелев, А.Д. Русский язык и внеязыковая действительность Текст. / А.Шмелев. М.: Языки славянской культуры, 2002. - 496 с.

338. Шмид, В. Нарратология Текст. / В.Шмид. М.: Языки славянской культуры, 2003. - 312 с.

339. Шмид, В. Проза как поэзия Текст. / В.Шмид. СПб.: ИНАПРЕСС, 1998.

340. Эйхенбаум, Б. О прозе. О поэзии. Сб. статей Текст. / Сост. О. Эйхенбаум; Вступ. ст. Г.Бялого. JL: Худож. литература, 1986. - 456 с.

341. Эко, У. Отсутствующая структура. Введение в семиологию Текст. / У.Эко. М., 1998.

342. Эко, У. Роль читателя. Исследования по семиотике текста Текст. / У.Эко. СПб., Symposium; М., РГГУ, 2005. - 502 с.

343. Эпштейн, М. Постмодерн в России. Литература и теория Текст. / М.Эпштейн. М.: Издание Р. Эллинга, 2000.

344. Ю.М. Лотман и тартуско-московская семиотическая школа Текст. М.: Гнозис, 1994. - 560 с.

345. Якимович, А. К. Магические игры на горизонтальной плоскости: Картина мира в конце XX в. Текст. /А.Якимович// Arbor Mundi/ Мировое древо. 1993.-Вып. 2.

346. Якимович, А. О лучах Просвещения и других световых явлениях (Культурная парадигма авангарда и постмодерна) Текст. / А.Якимович// Иностранная литература. 1994. - № 1.

347. Якимович, А. Утраченная Аркадия и разорванный Орфей: Проблемы постмодернизма Текст. / А.Якимович// Иностранная литература. 1991. № 8.

348. Якобсон, Р. Избранные работы Текст. / Р.Якобсон. М., 1985. -455 с.

349. Якобсон, Р. Работы по поэтике Текст. / Р.Якобсон. М., 1987. -461 с.

350. Ямпольский, М. Демон и Лабиринт Текст. / М.Ямпольский. — М.: Новое литературное обозрение, 1996.

351. Ямпольский, М. О близком (Очерки немиметического зрения) Текст. / М.Ямпольский. М.: Новое литературное обозрение, 2001.

352. Янко, А. Автобиографический текст и создание идентичности Эмиграция второй волны Текст. / А.Янко// Новый журнал. — 2007. №246.1. Литературная критика

353. L-критика (Литературная критика). Ежегодник Академиирусской современной словесности-2000 Текст. — М.: АРСС, 2000. 288 с.

354. Абашева, М. Частное время литературы: год 1999. В зеркале литературы о литературе Текст. / М.АбашеваУ/ Дружба народов. 2000. — №1.

355. Вайль, П., Генис, А. Принцип матрешки Текст. / П.Вайль, А.Генис// Новый мир. 1989. - №10.

356. Вязмитинова, Л. В поисках утраченного «Я» Текст. / Л.Вязмитинова// Новое литературное обозрение. 1999. - № 39. - С. 270280.

357. Генис, А. Иван Петрович умер. Статьи и расследования Текст. / А.Генис. -М.: Новое литературное обозрение, 1999.

358. Генис, А. Ленинградская словесность и московская литература Текст. / А.Генис// Октябрь. 2003. - №8.

359. Гречаная, Е. Автобиографизм русской прозы Текст. / Е.Гречаная// Новое литературное обозрение. 2003. - №63.

360. Гройс, Б. Полуторный стиль: социалистический реализм, между модернизмом и постмодернизмом Текст. / Б.Гройс// Новое литературное обозрение. — 1995. -№ 15.

361. Дубин, Б.В. Биография, репутация, анкета. (О формах интеграции опыта в письменной культуре) Текст./ Б.Дубин // Лица. Биографический альманах. Вып. 6. -М.-СПб., 1995. С. 7-31.

362. Ермолин, Е. В тени Набокова. Беспощадное отчаяние Текст. / Е.Ермолин// Новый мир. 2005. - №10.

363. Ермолин, Е. Глазами соучастника Текст. / Е.Ермолин// Дружба народов. 2000. - №1.

364. Ермолин, Е. Горизонты свободы. 90-е годы в русской литературе — краткий обзор и отбор Текст. / Е.Ермолин// Континент. 2000. — №103.

365. Ермолин, Е. Ключи Набокова. Пути новой прозы и проза новых путей Текст. / Е.Ермолин// Континент. 2006. — №127.

366. Иванова, Н. Ностальящее. Собрание наблюдений Текст. / Н.Иванова. — М.: Радуга, 2003.

367. Иванова, Н. По ту сторону вымысла. Ноябрьские тезисы Текст. / Н.Иванова// Знамя. 2005. -№11.

368. Иванова, Н. Скрытый сюжет. Русская литература на переходе через век Текст. / Н.Иванова. — СПб.: Русско-Балтийский информационный центр «Блиц», 2003.

369. Иванова, Н. Ускользающая современность. Русская литература XX-XXI веков: от «внекомплектной» к постсоветской, а теперь и всемирной Текст. / Н.Иванова// Вопросы литературы. 2007. - №3.,

370. Кардин, В. Сегодня о вчерашнем. Мемуары и современность Текст./ В .Кардин. М., 1961.

371. Курицын, В. Русский литературный постмодернизм Текст. / В.Курицын. -М.: ОГИ, 2000.

372. Лейдерман, Н.Л., Липовецкий, М.Н. Современная русская литература: В 2-х т. Текст. / Н.Лейдерман, М.Липовецкий. М.: Издательский центр «Академия», 2003.

373. Липовецкий, М.Н. Русский постмодернизм. Очерки исторической поэтики Текст./ М.Липовецкий. — Екатеринбург: Уральский государственный педагогический университет, 1997.

374. Липовецкий, М. «Свободы черная работа» (Об «артистической прозе» нового поколения) Текст. / М.Липовецкий// Вопросы литературы. — 1989.-№9.

375. Липовецкий, М. Апофеоз частиц, или Диалоги с Хаосом: Заметки о классике, Венедикте Ерофееве, поэме «Москва Петушки» и русском постмодернизме Текст. / М.Липовецкий// Знамя. — 1992. — № 8.

376. Липовецкий, М. Закон крутизны Текст. / М.Липовецкий// Вопросы литературы. — 1991. — Ноябрь-декабрь.

377. Липовецкий, М. Изживание смерти: Специфика русского постмодернизма Текст. / М.Липовецкий// Знамя. 1995. - №8.

378. Липовецкий, М. Мир как текст: Вик. Ерофеев. Тело Анны, или Конец русского авангарда. Рассказы. М.: Моск. рабочий, 1989 Текст. / М.Липовецкий// Литературное обозрение. 1990. -№ 6.

379. Липовецкий, М. ПМС (постмодернизм сегодня) Текст. / М.Липовецкий// Знамя. 2002. - № 5.

380. Липовецкий, М. Правила игры Журнал «Текст» в журнале «Урал», 1989, № 2, 7, 8, 12; 1990, № 2. [Текст] / М.Липовецкий// Литературное обозрение. 1990. - № 12.

381. Липовецкий, М. Разгром музея: Поэтика романа А.* Битова «Пушкинский дом» Текст./ М.Липовецкий// Новое литературное обозрение. 1995. - № 11.

382. Литература non-fiction: вымыслы и реальность Текст. // Знамя. — 2003.-№1.

383. Мемуары на сломе эпох Текст. // Вопросы литературы. 1999. — №1. - С.3-43.

384. Немзер, А. Дневник читателя Текст. / А.Немзер. М.: Время, 2007. - 320 с.

385. Носов, С. Литература и игра Текст. / С.Носов// Новый мир. -1992.-№2.

386. О прозе реальной и виртуальной/ В «круглом столе» участвуют: Н. Александров, А. Архангельский, В. Березин, М. Бутов, А. Гаврилов,

387. А. Гостева, А. Дмитриев, А. Немзер, А. Слаповский. Подготовка к публикации Н. Игруновой Текст. // Дружба народов. 1999. — №11.

388. Постмодернизм и культура: Материалы «круглого стола» Текст.// Вопросы философии. 1993. — №3.

389. Постмодернизм и культура: Сборник статей Текст. М.: АН СССР. Институт философии, 1991.

390. Постмодернисты о посткультуре: Интервью с современными писателями и критиками Текст. — М.: Славянский двор/ Русское слово, 1996.

391. Пустовая, В. Новое «я» современной прозы: об очищении писательской личности Электронный ресурс./ В.Пустовая. — Режим доступа: http://www.ijp.ru/show/pr.php?failn=03001500215

392. Ремизова, М. Война внутри и снаружи Текст. / М.Ремизова// Октябрь. 2002. - №7.

393. Ремизова, М. Детство героя. Современный повествователь в попытках самоопределения Текст. / М.Ремизова// Вопросы литературы. -2001.-№2.

394. Ремизова, М. Здравствуй, проза молодая Текст. / М.Ремизова// Знамя.-2003.-№12.

395. Ремизова, М. От кутюр до купюр: Взгляд на Букеровскую шестерку 2000 года Текст. / М.Ремизова// НГ Ex Libris. 2000. - 19 октября.

396. Ремизова, М. Первое лицо главного героя Текст. / М.Ремизова// Континент. 2003. - №116.

397. Рогинская, О. Глянцевое «я»: женские журналы и кризис автобиографизма Текст. / О.Рогинская// Критическая масса. — 2004. № 1. -С. 93-97.

398. Русская проза конца XX века/ Сост. и вступ. статья С.И.Тиминой Текст.-М., 2002.

399. Сенчин, Р. Рассыпанная мозаика Текст. / Р.Сенчин// Континент. -2006.-№130.

400. Сидорова, М.Ю. Рефлексия «наивного говорящего» над языком и коммуникацией (по материалам открытых Интернет-дневников) Текст. / М.Сидорова// Сибирский филологический журнал. 2004. - № 1. - С. 117129.

401. Славникова, О. К кому едет ревизор? Проза «поколения next» Текст. / О.Славникова// Новый мир 2002. — №9.

402. Славникова, О. Проигравшие время Текст. / О.Славникова// Дружба народов. 2000. - №1.

403. Современная проза — глазами прозаиков Текст. // Вопросы литературы .-1995.-№1-2.

404. Современная проза: «пейзаж после битвы» Текст. // Вопросы литературы. 1995. - №4.

405. Топоров, В. Литература на исходе столетия (опыт рассуждения в форме тезисов) Текст. / В.Топоров// Звезда. 1991. - №3.

406. Урбан, А. Художественная автобиография и документ Текст./ А.Урбан// Звезда. 1977. - №2. - С.192-208.

407. Чупринин, С. Русская литература сегодня: Большой путеводитель Текст./ С.Чупринин. М.: Время, 2007. - 576 с.

408. Шайтанов, И.О. Как было и как вспомнилось: Современная автобиографическая мемуарная проза Текст./ И.Шайтанов. — М.: Знание, 1981.-64 с.

409. Литературно-критические работы о творчестве В. Маканина

410. Абашева, М. П. Владимир Маканин: формула итога Текст. /

411. М. Абашева// Художественный текст и историко-культурный контекст. -Пермь, 2000. С. 160-179.

412. Агеев, А. Истина и свобода: Владимир Маканин: взгляд из 1990 года Текст. / А. Агеев// Литературное обозрение. 1990. - N 9. - С. 25-32.

413. Александров, Н. Медленное чтение Текст. / Н.Александров// Независимая газета. — 1998. — 2 апреля. — С. 15.

414. Александров, Н. Новый экзистенциализм Текст. / Н.Александров// Независимая газета. 1998. - 5 марта. - С. 15.

415. Амусин, М. Не-юбилейное. К 70-летию Владимира Маканина Текст. / М.Амусин// Звезда. 2007. - №3.

416. Архангельский, А. Где сходились концы с концами: Рец. на кн. Маканина «Андеграунд, или Герой нашего времени». [Текст] / А. Архангельский// Дружба народов. 1998. - N 7. — С. 180-185.

417. Блажнова, Т. Другой: Рец. на роман В. Маканина «Андеграунд, или Герой нашего времени». [Текст] / Т. Блажнова// Книжное обозрение. — 1998.-N25.-С. 6.

418. Вальбрит, Л. К. О некоторых процессах, организующих сюжетный параллелизм в прозе В. Маканина Текст. / Л. К. Вальбрит// Проблемы межтекстовых связей. — Барнаул, 1997. — С. 161-167.

419. Генис, А. Беседа третья: прикосновение Мидаса. В. Маканин Текст. / А. Генис// Звезда. 1997. - N 4. - С. 228-230.

420. Дмитриченко, Е. В. Формула двоемирия: взгляд из конца XX века: Маканин В. и Замятин Е. [Текст] / Е. В. Дмитриченко// Творческое наследие Е. Замятина: взгляд из сегодня. 1997. - Кн. 6. - С. 92-94.

421. Егорунин, А. Без надежды Текст. / А. Егорунин// Лит. Россия. — 1992. 17 янв. (N 3). - С. 9.

422. Ермолин, Е. Человек без адреса: Роман В. Маканина «Андеграунд, или Герой нашего времени» как книга последних слов Текст. / Е. Ермолин// Континент. 1998. - N 98. - С. 322-350.

423. Золотоносов, М. Интеллигент-убийца: хроника подпольной жизни Текст. / М.Золотоносов// Московские новости. — 1998. — №25. — 28 июня — 5 июля. — С. 22-23

424. Иванова, Н. Пространство Маканина Текст. / Н. Иванова// Сура. -Пенза, 1997.-N2.-С. 3-13.

425. Иванова, Н. Случай Маканина Текст. / Н. Иванова// Знамя. — 1997.-N4.-С. 215-220.

426. Киреев, Р. Контрапункт Владимира Маканина Текст. / Р.Киреев // Литература (приложение к газете «Первое сентября»). — 2002. — № 29. — С. 14-15.

427. Кукулин, И. На свободу с тяжелым подсознанием Текст. / И. Кукулин// Ex libris НГ. 2000. - 6 июля. - №25. - С. 2.

428. Курицын, В. Маканин и Цветков ищут героя «внизу» Текст. / В. Курицын// Октябрь. 1998. -N 8. - С. 184-185.

429. Ланин, Б. А. Русская литературная антиутопия: Монография Текст. / Б.А. Ланин. Москва, 1993.-199 с.

430. Латынина, А. Легко ли убить человека: Литература как великий вирус Текст. / А. Латынина// Литературная газета. 1998. -N 17. — С. 12.

431. Латынина, А. Не игра, а прогноз художника Текст. /

432. A.Латынина// Литературная газета. 1998. - 7 июня. - №23. - С. 4.

433. Левина-Паркер, М. Смерть героя: о последних произведениях

434. B. Маканина Текст. / М. Левина-Паркер// Вопросы литературы. 1995. -Вып. V.-C. 63-78.

435. Липовецкий, М. Парадокс о горе и туннеле: В. Маканин и его сюжет Текст. / М. Липовецкий// Литературная газета. 1992. - 10 июня. (N24).-С. 4.

436. Лукьянина, Г. Момент истины? Текст. / Г. Лукьянина// Литературное обозрение. 1995. -N 3/4. - С. 58-61.

437. Мартыненко, О. Выход из подполья: Первая пресс-конференция Владимира Маканина Текст. //Московские новости. — 1998. — №21. 31 мая- 7 июня. С.ЗО.

438. Марченко, А. Этимология шестидесятых: По повести В. Маканина «Один и одна» Текст. / А. Марченко// Согласие. — 1993. — N 4. — С. 179-192.

439. Морозова, Т. Подземные жители Текст. / Т. Морозова// Москва. -1998.-N12.-С. 144-148.

440. Немзер, А. Когда? Где? Кто? О романе В. Маканина: опыт краткого путеводителя Текст. / А. Немзер// Новый мир. 1998. - N 10. — С. 183-195.

441. Немзер, А. От первого лица Текст. / А.Немзер// Общая газета. — 1998.-№15, 16.-22 апреля.-С. 10.

442. Обсуждение прозы В. Маканина Текст. // Вопросы литературы.- 1988. Вып. 2.-С. 38-105.

443. Одинцова, С. Читая Маканина Текст. / С. Одинцова// На первом дыхании: Повести и рассказы. Курган, 1998. - С. 5-8.

444. Ремизова, М. Темные коридоры Текст. / М.Ремизова// Независимая газета. — 1998. 20 мая.

445. Ремизова, М. Формула нашего современника (фрагмент о Маканине) Текст. / М.Ремизова// Независимая газета. 1999. - 24 октября.

446. Роднянская, И. Сюжеты тревоги: Маканин под знаком «новой жестокости» Текст. / И. Роднянская// Новый мир. 1997. - N 4. - С. 200212.

447. Рыбальченко, Т. Л. Л. Толстой в художественном сознании В. Маканина Текст. / Т. Л. Рыбальченко// Проблемы межтекстовых связей. — Барнаул, 1997.-С. 154-161.

448. Сенчин, Р. Парад героев Текст. / Р. Сенчин// Литературная Россия. 1998. - N 46. - С. 11.

449. Серафимова, В.Д. Метафорический язык произведений В. Маканина Текст. / В. Серафимова// Русская речь. 2002. - № 2. - С. 31-42.

450. Степанян, К. Кризис слова на пороге свободы Текст. / К. Степанян// Знамя. 1999. -N 8. - С. 204-214.

451. Суриков, В. «Сундучок» и «стол» спасение и гибель индивидуальности: Заметки о двух первых российских «букерах» Текст. /

452. B. Суриков// Литературное обозрение. 1995. - N 2. - С. 32-37.

453. Черняев, В. «Меня нет в вашем сюжете.» Текст. / В. Черняев// Волга. Саратов, 1998. - N7. - С. 136-139 .

454. Шитов, А. Г. Загадки смыслов в языке повести Маканина «Лаз» Текст. / А. Г. Шитов// Художественный текст и языковая личность: проблемы изучения и обучения: Материалы II Всерос. науч. конф. Томск, 2001.-С. 127-136.

455. Литературно-критические работы о творчестве Н. Кононова

456. Авдеев, Д. Рец. на кн.: Кононов Николай. Нежный театр Текст. /

457. Д.Авдеев// Критическая масса. 2005. - №1.

458. Аристов, В. Воссоздание мальчика Электронный ресурс./ В.Аристов. — Режим доступа: http://old.mss.ru/krug/kniga/20001205.html

459. Елистратов, В. Шатучая асимптота существования, или Барочный театр Николая Кононова Текст. / В.Елистратов// Знамя. 2005. -№3.

460. Иванив, В. Начала Николая Кононова Электронный ресурс./ В.Иванив. — Режим доступа: http://topos.ru/article/5276

461. Иванова, С. Ганимед на лестнице Иакова Электронный ресурс./ С.Иванова. Режим доступа: http://www.guelman.ru/slava/kononov/ivanova.htm

462. Кучерская, М. Внутренности кузнечика Текст. / М.Кучерская// Новый мир. 2000. -№11.

463. Лебедушкина, О. Детский мир Текст. / О.Лебедушкина// Дружба народов. 2001. - №5.

464. Ремизова, М. Мерзкая плоть (о прозе Н. Кононова). Физиологический очерк Текст. / М.Ремизова// Дружба народов. 2002. -№ 3. - С. 203-206.

465. Свитнева, Е. Ганимед и Паламед Текст. / Е.Свитнева// Новый мир.-2000.-№11.

466. Урицкий, А. Герметичный карточный домик Текст./ А.Урицкий// Новое литературное обозрение. 2005. - №72.

467. Фанайлова, Е. Рец. на кн.: Кононов Николай. Похороны кузнечика. Роман в тридцати семи эпизодах с прологом и эпилогом. СПб.: ИНАПРЕСС, 2000 Электронный ресурс. /Е.Фанайлова. — Режим доступа: http://www.guelman.ru/slava/nrk/nrk4/! 1 .html

468. Шубинский, В. Незримая граница любви Текст. / В.Шубинский // Новый мир. 2000. -№11.

469. Литературно-критические работы о творчестве М. Шишкина

470. Александров, Н. Тот, кто взял Измаил Текст. / Н.Александров//

471. Итоги. 2000. - № 42. - 17 окт. - С. 64-66.

472. Бак, Д. Воспитание по доктору Шишкину Текст. /Д.Бак // Литературная газета. 2000. - № 50-51 (5815). — 20 — 26 декабря.

473. Боровикова, В. Писатель Михаил Шишкин: «В России государство главный враг, и его нужно бояться» Текст. / В.Боровикова// Новые известия. 2007. - 27 марта.

474. Елисеев, Н. Тертуллиан и грешники Текст. / Н.Елисеев// Новый мир.-2005.-№9.

475. Иг, Е. Бумеранг не вернется: Венерин апокриф (роман Михаила Шишкина как знамя Нацбеста) Электронный ресурс./ E.Hz. — Режим доступа: http://topos.ru/article/3809

476. Кучерская, М. «Бог сохраняет все; особенно — слова.» Текст. / М.Кучерская// Критическая масса. 2005. - №2.

477. Кучерская, М. «Я уехал в Швейцарию, а окунулся в Россию» беседа с русским писателем за границей. [Текст] // Российская газета. — 2004. -19 мая.

478. Кучерская, М. Анабасис Михаила Шишкина Электронный ресурс./ М.Кучерская. Режим доступа: http://polit.ru/culture/2005/06/20/shishkinprint.html

479. Немзер, А. . И судьбы русской интеллигенции Электронный ресурс./ А.Немзер. Режим доступа: http://www.ruthenia.ru/nemzer/shishkin.html

480. Ольшанский, Д. «Взятие Измаила»: взять и прочесть Электронный ресурс./ Д.Ольшанский. Режим доступа: http://www.7days.ru/w3s.nsf/Archive/200118lifetextolshanskii 1 .html

481. Пирогов, JI. Мой роман моя крепость Текст. / Л.Пирогов// Литературная газета. - 2000. - № 50-51 (5815). - 20-26 декабря.

482. Пригодич, В. Волос Венеры, или Роман о. Электронный ресурс./ В.Пригодич. Режим доступа: http://www.pereplet.ru/kot/132.html

483. Ремизова, М. Вниз по лестнице, ведущей вниз Текст. / М.Ремизова// Новый мир. 2000. - №5.

484. Шишкин, М. И словом воскреснем интервью с писателем. [Текст] // Московские новости. 2005. - № 16. - 22-28 апр. - С. 24.

485. Шишкин, М. Язык это оборона беседу записал Глеб Морев. [Текст] // Критическая масса. - 2005. - №2.

486. Литературно-критические работы о творчестве С. Довлатова

487. Арьев, А. Дорога в новую реальность (о прозе Сергея Довлатова)

488. Текст. / А.Арьев// Довлатов С. Встретились, поговорили. СПб., 2002.

489. Арьев, А. Наша маленькая жизнь Текст./ А.Арьев// Довлатов С.Д. Собрание сочинений. В 3 т. Т.1. СПб.: Лимбус-Пресс, 1995. С. 5-24.

490. Веллер, М. Ножик Серёжи Довлатова Текст. / М.Веллер. — М.: Олма-Пресс. 288 с.

491. Волкова, М., Довлатов, С. Там жили поэты Текст. / М.Волкова, С.Довлатов. СПб.: Звезда, 1998.

492. Гандлевский, С. Жертвоприношение Текст./ С.Гандлевский// Итоги.-2001.-№3 (241).

493. Генис, А.А. Довлатов и окрестности (филологический роман) Текст. / А.Генис. М.: Вагриус, 1999.

494. Елисеев, Н. Человеческий голос Текст. / Н.Елисеев// Новый мир. -1994. -№11.

495. Зверев, А. Шаг от парадокса к трюизму Текст./ А.Зверев// Стрелец. 1995.-№1.-С. 193-200.

496. Литература «третьей волны». Сборник научных статей Текст. — Самара: Издательство «Самарский университет», 1996.

497. Малоизвестный Довлатов. Сборник Текст. СПб.: АОЗТ «Журнал "Звезда"», 1999

498. О Довлатове. Статьи, рецензии, воспоминания Текст. — Тверь: Другие берега, 2001.

499. Пекуровская, А. Когда случилось петь С.Д. и мне Текст. / А.Пекуровская. СПб.: Симпозиум, 2001.

500. Петренко, А.Ф., Орлова, Н.А. О семиотических механизмах современной смеховой литературы (на примере прозы Сергея Довлатова) Электронный ресурс./ А.Петренко, Н.Орлова. Режим доступа: http://pn.pglu.rWindex.php?module=subjects&func=viewpage&pageid=1909

501. Рейн, Е.Б. Мне скучно без Довлатова. Новые сцены из жизни московской богемы Текст. / Е.Рейн. — СПб.: Лимбус-Пресс, 1997.

502. Сергей Довлатов Игорь Ефимов. Эпистолярный роман Текст. -М.: Захаров, 2001.

503. Сергей Довлатов: творчество, личность, судьба (итоги Первой международной конференции «Довлатовские чтения») Текст. СПб.: Звезда, 1999.

504. Сквозь джунгли безумной жизни: Письма к родным и друзьям Текст. СПб.: Звезда, 2003.

505. Соловьев В., Клепикова Е. Довлатов вверх ногами/ В.Соловьев, Е.Клепикова. -М.: Коллекция «Совершенно секретно», 2001.

506. Сухих, И. Сергей Довлатов: время, место, судьба Текст. / И.Сухих. СПб.: «Культ-информ-пресс», 1996.

507. Литературно-критические работы о творчества Р. Гальего

508. Бокале, П. Аналитические и разговорные элементы в романе

509. Рубена Гальего Текст. / П.Бокале// Русский язык сегодня. Вып. 4 Проблемы языковой нормы. Сб. статей. Институт русского языка им. В.В.Виноградова РАН. М., 2006.

510. Немзер, А. В своем пиру похмелье Текст. / А.Немзер// Время новостей. -2003. 8 декабря. - №229.

511. О поездке в Россию не хочу даже думать (Интервью Р.Гальего. Записала Наталья Кочеткова) Электронный ресурс. Режим доступа: http://gzt.ru/culture/2003/12/09/122400.html

512. Пирогов, Л. Книга за ночь Текст. / Л.Пирогов// Независимая газета. -2005. 9 июня.

513. Литературно-критические работы о творчестве М. Безродного

514. Zacharov, I. A Quotable Bezrodny Text./ I.Zacharov// The Moscow

515. Times. 1996. - Dec. 21. - P. 20.

516. Балакин, А. Михаил Безродный. Пиши пропало Текст. / А.Балакин // Знамя. 2004. - №4.

517. Зорин, А. Осторожно, кавычки закрываются Текст. / А.Зорин// Новое литературное обозрение. — 1995. — № 12.

518. Калмыкова, В. О книгах Михаила Безродного «Пиши пропало» и Вадима Перельмутера «Пушкинское эхо» Текст. / В.Калмыкова// Октябрь. -2005.-№4.

519. Кукулин, И. Начало речи Текст. / И.Кукулин// Новый мир. —1995.-№12.

520. Курицын, В. Ересь Текст. / В.Курицын// Независимая газета.1996.-29 авг.-С. 7.

521. Лебедушкина, О. Пятнадцатая дверь Текст. / О. Лебедушкина// Волга. 1996.-№ 4.

522. Мелихов, А. Весёлая наука Текст. / А.Мелихов// Литературная газета. 1997. - 26 мар. - С. 12.

523. Немзер, А. И множество его причуд Текст. / А.Немзер// Сегодня. 1995.-21 июня. - С. 10.

524. Рубинштейн, Л. Конец / Начало Текст. / Л.Рубинштейн// Итоги. -1996. -№ 19.

525. Тименчик, Р. И не кончается цита. Текст. / Р.Тименчик// Окна. Тель-Авив. 1994. - 20 окт. - С. 26.

526. Литературно-критические работы о творчестве М. Гаспарова

527. Архангельский, А. Уголок атеиста Электронный ресурс. / А.

528. Архангельский. Режим доступа: http://novosti.online.ru/magazine/arss/ezheg/arhan.htm

529. Булкина, И. Чтоб эпиграфы разбирать Электронный ресурс. / И. Булкина. Режим доступа: http://www.guelman.ru/slava/zapis/bulk.htm

530. Гаврилов, А. Всеобщий словарь частностей, или Зыбкий образ академика в письмах, анкетах, статьях и энциклопедиях Электронный ресурс. / А.Гаврилов. — Режим доступа: http://www.guelman.ru/culture/articles/gavrilov.htm

531. Гандлевский, С. Рец. на кн.: Гаспаров М. «Записи и выписки». [Электронный ресурс] / С.Гандлевский. Режим доступа: http://www.itogi.ru/paper2000.nsf/ArticleЯtogi20000414l 65212.html

532. Дубин, Б. Автор как проблема и травма: стратегия смыслопроизводства в переводах и интерпретациях М.Гаспарова Текст. / Б.Дубин// Новое литературное обозрение. — 2006. — №82.

533. Зорин, А. Распределение ролей Текст. / А.Зорин// Новое литературное обозрение. 2006. - №82.

534. Зорин, А. От А до Я и обратно Электронный ресурс. / А.Зорин.- Режим доступа: http://www.nlo.magazine.rU/fiction/l l.html

535. Кузнецов, С. Рец. на кн.: Гаспаров М.«3аписи и выписки». [Электронный ресурс] / С.Кузнецов. Режим доступа: http://www.russ.ru/culture/guide/20000411 .html

536. Курицын, В. Случаи языков Электронный ресурс. / В.Курицын.

537. Режим доступа: http://old.vesti.ru/knigi/2000/04/25/gasparov/

538. Немзер, А. Герой нашего времени Электронный ресурс. / А.Немзер. Режим доступа: http://www.guelman.ru/culture/articles/nemzer.htm

539. Немировский, И. Рец. на кн.: Гаспаров М. «Записи и выписки». [Электронный ресурс] / И.Немировский. Режим доступа: http://www.guelman.ru/slava/nrk/nrk6/7.html

540. Новиков, М. Рец. на кн.: Гаспаров М. «Записи и выписки». [Электронный ресурс] / М.Новиков. — Режим доступа: http://www.guelman.ru/culture/articles/read.htm

541. Чередниченко, Т. Рец. на кн.: Гаспаров М. «Записи и выписки». [Электронный ресурс] / Т. Чередниченко. Режим доступа: http://www.nlo.magazine.ru/archive/93.html

542. Литературно-критические работы о творчестве Л. Гинзбург

543. Бочаров, С. Вспоминая Лидию Гинзбург Текст. / С.Бочаров//

544. Новое литературное обозрение. 2001. - №49. - С.306-314.

545. Грельц, К. Осажденный смысл (Заметки переводчика «Записок блокадного человека») Текст. / К.Грельц// Новое литературное обозрение. -2001.-№49.

546. Зорин, А. Проза Л.Гинзбург и гуманитарная мысль XX века Текст. / А.Зорин// Новое литературное обозрение. — 2005. №76.

547. Кобрин, К. Об одной фразе ЛЛ.Гинзбург Текст. / К.Кобрин// Новое литературное обозрение. 2001. - №49. - С.417-421.

548. Кукулин, И. Поворот без поколения: Александр Герцен и Лидия Гинзбург как революционеры жанров Текст. / И.Кукулин// Новое литературное обозрение. 2002. - № 58. - С. 118

549. Кушнер, А. Новые заметки на полях Текст. / А.Кушнер// Знамя. -2007.-№10.

550. Левкин, А. Школа для умных Текст. / А.Левкин// Новое литературное обозрение. 2001. - №49. - С.421-427.

551. Паперно, И. Советский опыт, автобиографическое письмо и историческое сознание: Гинзбург, Герцен, Гегель Текст. / И.Паперно// Новое литературное обозрение. 2004. - № 68. - С. 102—127.

552. Пратт, С. Лидия Гинзбург, русский демократ на rendez-vous Текст. / С.Пратт; пер. с англ. Я.Токаревой// Новое литературное обозрение. 2001. - №49. - С.387-401.

553. Чудаков, А. Разговариваю с Гинзбург Текст. / А.Чудаков// Новое литературное обозрение. 2001. - №49. - С.314-325.

554. Шубинский В. «Прекрасная махровая глупость» (Лидия Гинзбург, обэриуты и Бенедиктов)/ В.Шубинский// Новое литературное обозрение. -2001. -№49. С.406-417.

555. Литературно-критические работы о творчестве А. Жолковского

556. Александр Жолковский: «Я привержен традиционным эффектам». С Александром Жолковским беседуют Надежда Григорьева и Игорь П. Смирнов Текст. // Критическая масса. 2004. — №1.

557. Блюмбаум, А. Александр Жолковский. Мемуарные виньетки и другие non-fictions Электронный ресурс./ А. Блюмбаум. — Режим доступа: http://www.guelman.ru/slava/nrk/nrk5/25.html

558. Быков, Д. Как ездит эросипед Жолковского Текст. / Д.Быков// Новый мир. 2005. - №9.

559. Горалик, Л. Рец. на кн.: Жолковский А. Эросипед и другие виньетки Текст. / Л.Горалик// Новое литературное обозрение. — 2004. — №65.-С. 338-339.

560. Данилкин, Л. Рец. на кн.: Жолковский А. Звезды и немного нервно Текст. / Л.Данилкин// Афиша. 2008. - 21 марта.

561. Долинина, К. Александр Жолковский: авторство — вещь нескромная Текст. / К.Долинина// Коммерсант. — 2000. №141. - 3 августа. - Полоса 10.

562. Зорин, А. Изощрен, но не злонамерен Текст. / А.Зорин// Знамя. — 2005.-№2.

563. Левкович-Маслюк, Л. .Зато бесценная — в целой тысяче Текст. / Л. Левкович-Маслюк// Компьютера. 2004. - №21. - 1 июня.

564. Левченко, Я. Мазонарциссизм Текст. / Я. Левченко// Русский журнал. 2004. - 6 февраля.

565. Мирошкин, А. Поэтика и кабалистика Текст. / А.Мирошкин// Книжное обозрение. 2003. - 8 декабря.

566. Немзер, А. Журналы и мемуары Электронный ресурс./ А.Немзер. — Режим доступа: http://www.ruthenia.ru/nemzer/jurkn.html

567. Ольшанский, Д. Былое и думы Электронный ресурс./ Д.Ольшанский. Режим доступа:http://www.7days.ru/w3s.nsf/Archive/2000167lifetextolshanskii2.html

568. Рубинштейн, JI. Поваренный кувшин и другие виньетки на правах романа Текст. / JI. Рубинштейн// Итоги. №41. - 06.10.2000.

569. Сергеева-Клятис, А. Рец. на кн.: Жолковский А. Эросипед и другие виньетки Текст. / А. Сергеева-Клятис// Вопросы литературы. — 2004. -№3.- С. 362-363.

570. Шевелев, И. Виньетки бывшего структуралиста. Александр Жолковский между жизнью и текстом Текст. / И.Шевелев// Ex libris НГ. -2004. № 3 (253). - 29 января.

571. Ямпольский, М. Автор и его тело. Что значит превращение повседневности в виньетку? Электронный ресурс./ М.Ямпольский. — Режим доступа: http://www.stengazeta.net/article.html?article=2248

572. Литературно-критические работы о творчестве А. Сергеева

573. Агеев, А. Коллекция Текст. / А.Агеев// Знамя. 1995. - №12.1. С.215-216.

574. Айзенберг, М. Страница в альбом Андрея Сергеева Текст. / М.Айзенберг// Итоги. 1996. - №11. - 23 июля. - С. 74.

575. Бавильский, Д. Пепельная среда Текст. / Д.Бавильский// Независимая газета. 1995. - 9 ноября.

576. Булкина, И. Из истории частных коллекций Текст. / И.Булкина// Зоил. Киев. 1997. -№3. - С. 73-75.

577. Воронов, С. Литература приходит в себя Текст. / С.Воронов// Труд. — 1996. 26 дек.

578. Давыдов, Д. Современная русская проза Текст. /Д.Давыдов// Русский телеграф. 1997. - 11 дек. - С. 11.

579. Давыдов, О. Признание Текст. / О.Давыдов// Независимая газета. 1997. - 15 янв. — С. 7.

580. Кедров, К. Прозаический «Букер» получили поэты Текст. / К.Кедров// Известия. — 1996. 18 дек.

581. Кибиров, Т. Рецензия на книги Д. Пригова, А. Сергеева и Г. Сапгира Текст. / Т.Кибиров// Итоги. 1997. - № 41.

582. Колымагин, Б. «Марочная проза» Текст. / Б.Колымагин// Коммерсант-Daily. 1997. - №158. - 19 сен.

583. Кругликов, В. Чтение в дилижансе или хакер советского быта Текст. / В. Кругликова// Ex libris НГ. 1998. - № 4. - 4 фев. - С. 2.

584. Латынина, А. Словесность без сисипятников Текст. / А.Латынина // Литературная газета. 1997. - 19 сентября.

585. Новиков, М. «Альбом для марок» получил по заслугам Текст. / М.Новиков// Коммерсант-Daily. 1996. - №217.

586. Новиков М. Диетический мемуар/ М.Новиков// Коммерсант-Daily. 1996. - № 190. - С. 1 и 9.

587. Первухина, Н. «Альбом для марок» исторические картинки Андрея Сергеева Текст. / Н.Первухина// Русская мысль. - Париж, 1994. -№4055.-1-7 дек.-С. 12.

588. Шевелев, И. Подстрочник времени Текст. / И.Шевелев// Общая газета. 1995. - №41. - 12-18 окт. - С. 10.

589. Энциклопедические и справочные издания

590. Западное литературоведение XX века: Энциклопедия Текст. —1. М.: Intrada, 2004.

591. История философии: Энциклопедия Текст. Мн.: Интерпрессервис; Книжный Дом. 2002. - 1376 с.

592. Лексикон нонклассики. Художественно-эстетическая культура XX века/ Под ред. В.В.Бычкова Текст. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), (Серия «Summa culturologiae»), 2003.

593. Литературная энциклопедия терминов и понятий/ Гл. ред. и сост. А.Н. Николюкин Текст. М.: ИПК «Интелвак», 2003.

594. Новая философская энциклопедия: в 4 т./ Ин-т философии РАН, Нац. общ.-науч. фонд. М.: Мысль, 2001.

595. Новейший философский словарь/ Составитель и гл. редактор А.А.Грицанов Текст. Минск: Книжный дом, 2003.

596. Руднев В. П. Словарь культуры XX века: Ключевые понятия и тексты Текст. / В.Руднев. -М.: Аграф, 1997.

597. Современное зарубежное литературоведение (страны Западной Европы и США): концепции, школы, термины. Энциклопедический справочник Текст. -М., 1996.

598. Терминология современного зарубежного литературоведения (Страны Западной Европы и США). Справочник Текст. М., 1992.