автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.01
диссертация на тему: Речевые особенности проявления повествователя, персонажа и автора в современном рассказе
Полный текст автореферата диссертации по теме "Речевые особенности проявления повествователя, персонажа и автора в современном рассказе"
Санкт-Петербургский государственный университет
На правах рукописи
Щукина Кира Александровна
Речевые особенности проявления повествователя, персонажа и автора в современном рассказе (на материале произведений Т. Толстой, Л. Петрушевской, Л. Улицкой)
Специальность 10.02.01. - Русский язык
АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук
Санкт-Петербург 2004
Работа выполнена на кафедре русского языка как иностранного и методики его преподавания Санкт-Петербургского государственного университета
Научный руководитель: кандидат филологических наук
доцент Вознесенская И.М.
Официальные оппоненты: доктор филологических наук,
Зашита диссертации состоится Сс^О^слА*"' 2004 года в
росоъ на заседании диссертационного совета К 212.232.03 по защите
диссертации на соискание ученой степени кандидата наук при Санкт-Петербургском государственном университете по адресу:
199034, Санкт-Петербург, Университетская наб., д.П, филологический факультет, ауд. 240.
С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке Санкт-Петербургского государственного университета.
профессор Веракша Т.В. кандидат филологических наук Ракова И.В.
Ведущая организация: Санкт-Петербургская государственная
педиатрическая академия
Автореферат разослан «_» сИ&лЯ''' 2004 г.
Ученый секретарь
диссертационного совета
кандидат филологических наук
доцент
Т.А. ИВАНОВА
Современная литература характеризуется развитием и видоизменением традиционных повествовательных форм, что вызывает научный интерес к изучению этих явлений, в том числе и с лингвистической точки зрения. Формы повествования, как известно, давно и плодотворно изучаются лингвистами (Атарова, Лесскис 1976; Атарова, Лесскис 1980; Одинцов 1980; Барт 1987; Долинин 1985; Чернухина 1984; Кожевникова 1994; Мельничук 2002). Наряду с перволичным и третьеличным повествованием выделена и охарактеризована такая особая повествовательная форма, как свободный косвенный дискурс (СКД) (Е.В. Падучева), в котором повествователь - во всем тексте или в существенных его фрагментах -отсутствует или играет пониженную роль в композиции. Если в традиционном нарративе аналогом говорящего является повествователь, то в СКД эту роль выполняет персонаж, при этом персонаж вытесняет повествователя (Е.В. Падучева).
Кроме того, исследователи отмечают существование особой формы повествования, промежуточной между СКД и традиционным нарративом, где границы между речью повествователя и речью персонажа перестают быть отчетливыми, в речи повествователя присутствует другое сознание, сознание персонажа (персональный стиль (Е.В. Падучева), или персональная повествовательная ситуация (Ю.В. Манн)). В диссертации для обозначения такой формы повествования, где восприятие персонажа является фильтром, пропускающим изображаемое, используется термин субъективированное повествование от 3-го лица. При этом в тексте возникает субъектная интерпретация персонажа, который назван персонажем-субъектом (ИЛ. Чернухина). Персонаж является уже не объектом изображения, а активным изображающим и повествующим субъектом, и введение точки зрения персонажа в речь повествователя ведет к субъективации повествования (СП. Степанов 2002). Данное явление, как показал анализ, ярко прослеживается в произведениях современных писателей.
РОС. НАЦИОНАЛЬНО БИБЛИОТЕКА
Субъективация повествования тесно связана с такими исследовательскими проблемами, как а) соотношение в тексте авторского и «чужого» слова (Волошинов 1930, Бахтин 1975, Успенский; 1970),
б) изучение видов «чужой» речи: несобственно-прямой речи (НПР) (Ковтунова 1953; Поспелов 1957; Кожевникова 1976), внутренней речи (Кожевникова 1977; Брандес 1983; Кухаренко 1988; Андреева 1995),
в) композиционно-речевая структура произведения (Кожевникова 1977; Иванчикова 1977; Гончарова 1984; Ильенко 1988; Степанова 1998; Рогова 1992; Ахметова 2003). Существенное научное значение в названном аспекте изучения субъективации повествования сыграла концепция Б.А.Успенского (Успенский 1970), где раскрыта проблема "точки зрения" и показана роль выбора субъекта восприятия, влияющего на весь характер повествования и его речевой строй.
Субъективация повествования характерна для всех 3 типов повествования, рассматриваемых в диссертационной работе: 1-личного повествования, СКД и субъективированного повествования от 3-го лица. В каждом типе повествования анализируются речевые особенности проявления повествователя и его активное взаимодействие с персонажем как характерная черта современной субъективированной прозы.
Как известно, помимо повествователя и персонажа в тексте присутствует еще одна повествовательная инстанция - автор. Реализация образа автора в прозе давно привлекает внимание исследователей (В.В. Виноградов, М.М. Бахтин, Н.А. Кожевникова, Ю.Н. Караулов, В.В. Одинцов, Б.О. Корман, Д.М. Поцепня, В. Шмид, О.А. Мельничук). Рассмотрение вопроса об авторском присутствии в художественном тексте, а также выявление речевых признаков проявления автора наряду с участием повествователя и персонажей остается актуальной задачей при анализе литературного произведения..
В связи с речевым воплощением образа автора в научной литературе рассматриваются и такие вопросы, как доминанты мироощущения, слова-
лейтмотивы, ключевые слова художественного произведения (Кухаренко 1985, Борухов 1992, Борисова 1998, Лукин 1999, Мельничук 2002).
Организация повествования; повествовательные техники разных писателей также являлись предметом исследований. В этом аспекте изучалось творчество А.П. Чехова (Чудаков 1971, Барлас. 1991, Драгомирецкая 1991 .Степанов 2002 и др.), Ф.М. Достоевского (Иванчикова 1996), И.А Гончарова.(Поспелов 1957), В.В; Набокова (Падучева 1996, Апресян 2000, Дымарский.2001 и др.), современных русских писателей (Рогова 1990, Рогова 1992, Ахметова 2003 и др.).
Материалом исследования послужили рассказы Т. Толстой, Л. Петрушевской, Л. Улицкой, произведения которых представляют современную прозу, отличаются, разнообразными формами включения голосов повествователя, персонажей, их сложным переплетением" и взаимодействием. Рассказы названных писателей, отражая российскую действительность и представляя современный русский язык, постоянно востребованы при обучении русскому языку не только русских, но и иностранных учащихся. В исследовании анализируются рассказы, относящиеся к субъективированному повествованию.
Актуальность темы исследования определяется тем, что характерная для современной прозы субъективация повествования вызывает необходимость в анализе средств ее речевой - организации с опорой на изучение субъектной структуры повествования. Речевые особенности повествователя, персонажа как повествовательных инстанций в субъективированном повествовании в произведениях названных авторов не исследовались. Такой анализ - важный компонент и прием интерпретации произведения в целом, дающий возможность глубже понять образы героев, повествователя, получить ключ к пониманию смысла произведения. Практика преподавания русского языка как иностранного с очевидностью доказывает необходимость специального обучения восприятию художественного текста: даже при сравнительно свободном владении языком
иностранные учащиеся часто испытывают значительные трудности в понимании идейно-художественного смысла произведения.
Представляется актуальным и исследование эксплицирования автора в тексте, поиск речевых признаков его проявления как повествовательной инстанции.
Объектом исследования являлись текстовые фрагменты, в которых повествователь, персонаж, автор находят свое речевое воплощение, и те языковые явления, которые маркированы присутствием того или иного субъекта повествования.
Предмет исследования - речевые особенности экспликации различных повествовательных инстанций, возможности их речевого взаимодействия, специфика реализации в отдельных повествовательных формах (1-личное повествование, субъективированное повествование от 3-го лица, СКД).
Цель исследования - установить особенности речевого воплощения и специфику речевого взаимодействия разных субъектов повествования в тексте современного рассказа.
Этой целью определяются следующие задачи исследования:
1) проанализировать субъектное и связанное с ним речевое расслоение повествования в текстах рассказов,
2) установить речевое присутствие той или иной повествовательной инстанции в анализируемых фрагментах текста и целом тексте;
3) проанализировать формы и речевые особенности воплощения субъектов повествования в 1-личном повествовании, в субъективированном повествовании от 3-го лица и в СКД;
4) описать факторы, влияющие на речевое воплощение повествовательных инстанций;
5) выявить языковые явления, маркирующие исследуемый отрезок речи той или иной повествовательной инстанцией;
6) охарактеризовать возможные формы речи (прямая,. косвенная, несобственно-прямая, внутренняя), в которых реализуется тот или иной субъект повествования;
7) описать речевые явления, при помощи которых осуществляется взаимодействие повествовательных инстанций;
8) отметить функции избранной автором той или иной субъектной структуры и речевой организации повествования в художественной системе произведения.
Гипотеза исследования заключается в том, что анализ и разграничение речевых сфер повествователя и персонажей, выявление их речевых особенностей позволит раскрыть образы персонажей и основную идею произведения, то есть исследование текста современного рассказа с точки зрения его субъектной и речевой организации может быть использовано как эффективный прием поиска и представления смысла произведения.
Научная новизна. В диссертационной работе впервые представлен целостный анализ возможных речевых проявлений различных повествовательных инстанций в субъективированном повествовании, проведенный на материале рассказов современных писателей, ранее не исследовавшихся с этой точки зрения, выделены некоторые характерные черты их взаимодействия в образно-смысловом и речевом плане. Также выявлены речевые приемы и языковые явления, обнаруживающие присутствие и участие автора в организации повествования.
Практическое значение работы. Результаты работы могут быть использованы в практике преподавания курсов стилистики и лингвистического анализа художественного текста, а также спецкурсов, посвященных языку художественной прозы конца XX века. Проведенный в работе анализ значим при обучении чтению иностранных студентов, изучающих русский язык; продемонстрированные приемы позволяют
углубить изучение произведений современной прозы как русскими, так и иностранными студентами.
Основные положения, выносимые на защиту-
1. Исследование текста современного рассказа с точки зрения его субъектной и речевой организации может быть использовано как эффективный прием поиска и представления смысла произведения.
2. Речевая организация повествования зависит от типа повествователя. В анализируемых произведениях в 1-личном повествовании актуальны два типа повествователя: повествователь-вспоминающий и повествователь-наблюдатель, влияющие на речевой строй текста.
3. В современном рассказе отмечается тенденция к автобиографизму, характерны произведения, сюжетная основа которых строится как воспоминание перволичного повествователя. В произведениях этого типа происходит субъектное расслоение речевой сферы повествователя на я-повествующее и я-повествуемое.
4. В творчестве исследуемых авторов выделяется особый тип повествователя - нарратор, который имеет сквозной характер, свойствен не отдельному тексту, но ряду произведений автора. Фрагменты текста, организованные нарратором, отчетливо вычленяются в структуре повествования. Нарратор осознается не абстрактно, по личностно, обладает собственным видением ситуации и героев, собственными оценками и узнаваемыми, регулярно воспроизводимыми речевыми чертами.
5. Наиболее ярко речевое взаимодействие в современном рассказе проявляется в формах СКД и субъективированном повествовании от 3-го лица, анализ которых является существенным компонентом постижения образной и смысловой структуры произведения. Сложная субъектная структура в этих типах повествования обуславливает разнообразие речевых форм взаимодействия повествователя и персонажей, что проявляется в формах двусубъектности и смене повествовательных инстанций.
6. Авторское присутствие в развертывании повествования обнаруживается в складывающихся в произведениях писателей доминантах мировидения, отражающих существенные компоненты картины мира автора.
7. Знаками авторского присутствия служат особые приемы организации повествования, проявляющиеся в речевых сферах героев и повествователя: дублирование фрагментов с разными стилистическими нагрузками, изменение речевого строя героя, использование устойчивых деталей облика персонажа.
Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и списка использованной литературы.
Основное содержание диссертации.
Введение включает в себя общие сведения об исследовании: определяются объект и предмет диссертации, формулируются цель и задачи, актуальность, научная новизна работы, характеризуются материал исследования и избранные подходы к его изучению.
В первой главе «Речевые проявления повествователя как повествовательной инстанции» на основе типов повествователя анализируется его речевое поведение в различных формах повествования.
В первом разделе «Повествователь в повествовании от 1-го лица» рассматриваются следующие типы повествователя:
повествователь-вспоминающий, отстраненный от описываемых событий во времени, находящийся в центре фабульного пространства, главное действующее лицо;
повествователь-наблюдатель, отделенный от описываемого объекта в пространстве, находящийся на периферии фабульного пространства, второстепенный персонаж и/или пассивный наблюдатель.
В диссертации показано, что в рассказах с повествователем-вспоминающим происходит «расслоение» «я» повествователя на
повествующее «я», повествуемое «я» и авторское «я», которое проявляется в выделенной в работе фигуре «нарратора».
Повествующее «я» - повествователь-взрослый, оценивающий далекие события, при этом его пространственно-временная позиция служит точкой отсчета для изображаемых событий. Основные функции этого повествователя - функция воспоминания и фиксации событий. Этот тип повествователя наделен способностью к двусубъектному восприятию и характеризуется минимальной проявленностью в речевом плане, в основном получает свое выражение через речевое взаимодействие с повествуемым «я».
Повествуемое «я» - ребенок, воспринимающий события как бы непосредственно в момент их протекания, когда взрослый рассказчик на время устраняется автором. Повествуемое «я» функционально близко к категории персонажа и может выступать в двух совершенно разных качествах: а) в качестве изображаемого объекта, предмета речи повествователя, и в этом случае его сознание не проявляется полностью, оно освещается повествователем только с внешней стороны, в этом случае повествуемому «я» присущи «внешние» формы речи: прямая и диалогическая прямая речь; б) в качестве субъекта сознания, с позиции которого освещается происходящее; в этом случае повествуемое «я» представлено в полном объеме - и с внешней (прямая речь), и с внутренней стороны (внутренняя речь).
Авторское «я» - выражается через особый, выявленный в ходе исследования тип повествователя, который обозначен термином нарратор. Это повествователь, отражающий особенности мировидения автора и его индивидуально-стилевую манеру, дистанцированный от повествующего и повествуемого «я». Фрагменты текста, организованные нарратором, отчетливо вычленяются в структуре повествования. Нарратор осознается не абстрактно, но личностно, обладает собственным видением ситуации и героев, собственными оценками и узнаваемыми, регулярно воспроизводимыми речевыми чертами. Нарратор имеет сквозной характер,
свойствен не отдельному тексту, но ряду произведений автора. Так, в речевом плане для нарратора у Т. Толстой характерна книжная абстрактная лексика, часто «возвышенно-романтическая» лексика, в синтаксисе ослабляются признаки разговорности, используются предложения, свойственные нормативному синтаксису, экспрессивность которых формируется за счет широкого употребления риторических вопросов и восклицательных предложений. Фрагменты, организованные повествованием нарратора, могут быть и в перволичной, и в третьеличной форме. При наличии нарратора повествующее «я» фактически не проявлено (хотя и наделено способностью к двусубъектности), то есть нарратор берет на себя его функции. Характерным примером текста нарратора может служить следующий фрагмент из рассказа Т. Толстой «На золотом крыльце сидели»:
Что же, вот это и было тем, пленявшим? Вся эта ветошь, и рухлядь, обшарпанные крашеные комодики, топорные клеенчатые картинки, колченогие жардиньерки, вытертый плюш, штопанный тюль, рыночные корявыеподелки, дешевые стекляшки? И это пело и переливалось, горело и звало ? Как глупо ты шутишь, жизнь! Пыль, прах, тлен. Вынырнув с волшебного дна детства, из теплых сияющих глубин, на холодном ветру разожмем озябший кулак - что, кроме горсти сырого песка, унесли мы с собой?(нарратор)
Нарратор в рассказах Л. Петрушевской - это третьеличный повествователь, наделенный функцией дидактического комментирования, «философствования». Главное его речевое отличие от нарратора у Толстой состоит в том, что он не склонен к развернутым рассуждениям, ему принадлежат обычно одно-два предложения в сильных текстовых позициях (начало, конец рассказа), что отражается на синтаксическом строе речи, исключающем многокомпонентные, осложненные предложения. Повествователь у Л. Петрушевской - экзегетический, всезнающий,. с симпатией относящийся к героям ее рассказов. Нарратор же встает как бы над героями и изображаемыми событиями, находится вне описываемой ситуации; таким образом, представляет отстраненный взгляд и выводит на другой уровень понимания героев и целого смысла произведения.
Повествование с повествователем-наблюдателем - это произведения от первого лица, в которых повествователь чаще всего является второстепенным персонажем' и/или пассивным наблюдателем. Фокус повествования сосредоточивается на персонаже, а повествователь выполняет роль центра, координирующего повествование/ В ходе анализа текстов установлено, что повествователь-наблюдатель обладает способностью к прямой, внутренней речи и двусубъектности, т.е. функционирует как персонаж; в некоторых текстовых фрагментах выступает в роли нарратора. Основной его задачей является наиболее полная характеристика персонажа. Повествователь-наблюдатель может использовать при этом только внешнюю точку зрения, описывая лишь внешние проявления героев, поэтому основными формами речевого поведения персонажей являются прямая и несобственно-прямая речь.
Повествователь-наблюдатель может одновременно выступать и в роли наблюдателя, и в качестве повествователя-вспоминающего. Внимание сосредоточено на персонаже, который представлен в воспоминаниях повествователя. В этом случае речевые проявления персонажа минимальны (т.е. используется только прямая речь), и его характеристики возможно извлечь лишь из речи повествователя, из его ремарок к прямой речи. Объединяясь, прямая речь персонажа и ремарки повествователя создают объемный образ персонажа.
Таким образом, персонаж в рассказах с повествователем-наблюдателем может характеризоваться двумя способами: либо через прямую и несобственно-прямую речь, либо при помощи речи повествователя. Но даже в последнем случае фокус повествования направлен не на повествователя, а на персонажа.
Во втором разделе «Речевые проявления повествователя и персонажа в субъективированном повествовании от 3-го лица» рассматриваются речевые проявления повествователя и персонажей в этом типе повествования.
Основная задача повествователя в субъективированном повествовании от 3-го лица - наблюдение за происходящими событиями, их фиксация. Собственное речевое воплощение повествователя может быть представлено в большей или меньшей степени, в основном повествователь выступает в различных формах двусубъектности (СП. Степанов). Помимо повествователя можно выделить и присутствие нарратора, который заявляет о себе в лирических отступлениях.
Персонажи-субъекты могут выражать себя с двух различных позиций: а) через внутреннюю речь, т.е. внимание читателя фокусируется, на внутреннем мире персонажа-субъекта; б) через прямую речь, но при этом движения души и мысли персонажа-субъекта даются читателю через интроспекцию, представляющую собой форму двусубъектного взаимодействия персонажа и повествователя.
Как один из вариантов речевого поведения персонажа выделяется характерологический монолог, при котором персонаж берет на себя роль повествователя.
В третьем разделе рассматриваются «Речевые проявления повествователя и персонажа в свободном косвенном дискурсе». В СКД экзегетический повествователь выполняет функцию комментатора, скрываясь за фигурой персонажа-воспринимателя. В собственных речевых формах повествователь практически не. представлен; основным видом его речевого воплощения являются текстовые фрагменты, в которых наблюдается двусубъектность. Вместе с тем он может выходить на первый план, приобретая черты нарратора.
Сознание персонажа-воспринимателя представлено в полном объеме, и через прямую, и через внутреннюю речь, которая, дается от 1-го лица. Персонаж-восприниматель в монологическом СКД берет на себя функцию повествователя - функцию создания эмоциональной доминанты произведения. Развитие повествования в СКД идет через мысли и
эмоциональные реакции воспринимателя. Характерный пример СКД -рассказ Т. Толстой «Серафим».
Во второй главе рассматривается «Речевое взаимодействие повествователя и персонажа». С этой точки зрения был проведен анализ рассказов Л. Улицкой «Перловый суп», «Народ избранный», «Цю-юрихъ»; Т. Толстой «Любишь - не любишь», «На золотом крыльце сидели», «Свидание с птицей», «Милая Шура», «Соня», «Ночь»; Л. Петрушевской «Незрелые ягоды крыжовника», в ходе которого применялись термины, понятия и методика, разработанные исследователями лингвистики нарратива Е.В. Падучевой, Н.А. Кожевниковой, И.И. Ковтуновой, СП. Степановым, О.А. Мельничук и др.
В первом разделе анализируются формы двусубъектности, характерные для современной прозы, каждой из которых посвящен отдельный подпараграф:
1. перцепция (термин С.П. Степанова) - восприятие действительности персонажем, переданное в речевых формах повествователя. Восприятие персонажа передается через слова, отражающие ориентацию персонажа в пространстве; оценочную лексику, предикаты внутреннего состояния. Результат перцепции фиксируется словами, передающими ощущения зрительных, обонятельных, вкусовых анализаторов персонажа. Присутствие повествователя можно определить по характеру используемой лексики, не соответствующей интеллекту и словарному запасу персонажа, а также по вводным словам.
2. редактирование - такое взаимодействие повествователя и персонажа, при котором видение и восприятие изображаемой действительности принадлежат персонажу, а речевое оформление текстовых фрагментов -повествователю. Редактирование - это обработка повествователем мыслей, чувств, образов, возникающих у персонажа; при этом сам персонаж по каким-либо причинам (например, возраст, культура, образование) не может сформулировать свои мысли и передать видение ситуации так, как это делает
повествователь. Повествователь проявляет себя в присущих ему формах: сложные предложения с рядами однородных членов, книжная лексика, географические названия, «культурные» номинации. Так, в рассказе Т. Толстой «Любишь - не любишь» изображение событий представлено глазами повествуемого «я», но его видение «редактируется» взрослым повествователем (повествующее «я»):
...Маленькая, тучная, с одышкой, Марьиванна ненавидит нас, а мы ее. Ненавидим шляпку с вуалькой, дырчатые перчатки, сухие коржики «песочное кольцо», которыми она кормит голубей, и нарочно топаем на этих голубей ботами, чтобы их распугать. Марьиванна гуляет с нами каждый день по четыре часа, читает нам книжки и пытается разговаривать по-французски - для этого, в общем-то, ее и пригласили Потому что наша собственная, дорогая, любимая нами няня Груша, которая живет с нами, никаких иностранных языков не знает, и на улицу уже давно не выходит, и двигается с трудом. Пушкин ее тоже очень любил и писал про нее: «Голубка дряхлая моя!» Л про Марьиванну он ничего не сочинил. Л если бы и сочинил, то так: «Свинюшка толстая моя!»
Первая часть абзаца принадлежит «взрослому» повествователю, вторая (выделенная жирным шрифтом) - ребенку. Такой «водораздел» можно провести, поскольку слова, употребленные в первой части данного абзаца, вряд ли принадлежат детскому словарю. ( Ср. «тучная» в первой части и «толстая» - во второй). Так же и вводное «в общем-то» не может относиться к лексикону пятилетнего ребенка. Отличается и синтаксическая структура самих предложений: если в первой части абзаца это сложные с однородными членами и вводным словом предложения, то во второй части -простые. Кроме того, используется парцеллированная конструкция: «А про Марьиванну он ничего не сочинил. А если бы и сочинил, то так: «Свинюшка толстая моя!» - в речи взрослого человека это предложение, несомненно, представляло бы собой целостную конструкцию. В этом контексте отражено не только с детское восприятие (портрет Марьиванны дан глазами ребенка), но и детский способ выражения мыслей. «Пушкин ее тоже очень любил и писал про нее: «Голубка дряхлая моя!» Взрослому вряд ли могло бы быть
свойственно такое отождествление собственной няни с пушкинской Ариной Родионовной.
3. интроспекция (термин С.П. Степанова) - освещение внутреннего мира персонажа словом повествователя или «проникновение» повествователя во внутренний мир персонажа. В исследованных рассказах интроспекция, как и редактирование, применяется повествователем в тех случаях, когда «сознание» персонажа не является «полноценным» сознанием взрослого человека: т.е. это сознание либо ребенка, либо человека, по уровню интеллектуального развития стоящего ниже повествователя, и таким образом повествователь «дополняет» недостающие «участки» сознания персонажа. Повествователь проникает во внутренний мир персонажа и «пересказывает» найденное своими словами (не сильно отступая при этом от способа мышления персонажа). В 1-личном повествовании это происходит через речь повествующего «я», по синтаксическому и лексическому строению своей речи близкого нарратору, а потому дистанцированного от повествуемого «я». В субъективированном повествовании от 3-го лица ситуация иная: повествователь приближается к способам мышления персонажа и выражает это в форме НПР.
4. субъективированная речь повествователя, которая представляет собой «слияние», «объединение» позиций (точек зрения) персонажа и повествователя, но при этом речевое оформление, как и в других случаях двусубъектности, принадлежит повествователю. Субъективированная речь повествователя «замещает» внутреннюю речь персонажа. Но если при интроспекции повествователь «встает на точку зрения» героя, т.е. «заменяет» его собой, то при субъективированной речи происходит объединение позиций персонажа и повествователя, выраженное личными местоимениями. Так происходит в рассказе Т. Толстой «Свидание с птицей»:
- Прекрати баловство с едой!
Петя вздрогнул, размешал масло. Дядя Боря, мамин брат, - мы его не любим -смотрит недовольно; борода черная, в белых зубах папироса; курит, придвинувшись к
двери, приоткрыв щель в коридор. Вечно онпристает, дергает, насмехается-что ему надо?
В приведенном текстовом фрагменте трудно определить отнесенность местоимения : «мы» - это главный герой рассказа Петя и его брат? Или "мы" включает Петю и его маму? Однако можно вполне допустить, что оно предполагает Петю и повествователя. Вероятнее всего, в данном случае имеет место последний вариант, то есть «мы» объединяет Петю и повествователя, оценочная точка зрения которого совпадает с точкой зрения героя.
5. цитирование как одна из форм двусубъектного речевого взаимодействия персонажа и повествователя, т.е. «вкрапление» голоса персонажа в речь повествователя.
Во втором разделе рассматривается такой вид речевого взаимодействия персонажа/повествователя, как смена повествовательных инстанций:
- взаимодействие 1-личного и 3-личного повествователя: при этом с точки зрения повествуемого «я» описываются действия, а третьеличный повествователь-нарратор комментирует и оценивает происходящее. Благодаря такой смене повествовательных инстанций автор добивается эффекта приближения и удаления «камеры», смены фокуса повествования. Смена грамматического лица при этом является средством выражения смысла произведения. Например, в рассказе Л. Петрушевской «Неспелые ягоды крыжовника» смена грамматического лица отображает процесс взросления героини и отражает многомерность ее личности.
- несобственно-прямой диалог персонажа и повествователя: реплики графически не отделены друг от друга, и определение их принадлежности возможно благодаря использованию в определенных отрезках текста оценочных слов и слов, отражающих временную и пространственную позицию говорящего.
- «размывание» границ речевых партий персонажа/повествователя. Так же, как и в случае с несобственно-прямым диалогом персонажа и
повествователя, границы перехода речи от одного персонажа к другому графически не обозначены; нет границ не только между речью различных персонажей, но и прямая речь никак не отделена от внутренней. В СКД читатель видит «модель» реального взаимодействия людей в диалоге: реплики сменяют одна другую, перемежаясь при этом внутренней речью, и таким образом автор показывает речевое взаимодействие людей и на внешнем, и на внутреннем уровне. Присутствие повествователя сведено к минимуму, создавая иллюзию «безавторского повествования». В субъективированном повествовании от 3-го лица размывание границ речевых партий служит созданию особой динамичности повествования, передает эмоциональное состояние персонажа. Внутренний монолог персонажа разбивается комментариями повествователя, при этом для речи повествователя характерно цитирование речи персонажа. Яркий пример -рассказ Т. Толстой «Ночь»:
Куда идти? Туда? Или сюда? Что у него в кулаке? Деньги! Чужие деньги!
(несобственно-прямая речь (НПР) главного героя Алексея Петровича (А.П.)) Деньги просвечивают сквозь волосатый кулак, (повествователь) Сунуть руку в карман. Пет, все равно просвечивают. Чужие деньги! Он взял чужие деньги! (последнее предложение -переход между НПР А.П. и теми "голосами", которые слышит персонаж в виде прямой речи других лиц) Прохожие оборачиваются, шепчут друг другу: «Он взял чужие деньги!» Люди прильнули к окнам, толкают друг друга: пустите посмотреть! Где он? Вон там! У него деньги! А-а, ты взял!? (выделена ПР прохожих, вступающих между собой в диалог) (...) Весь город высыпал на улицу. Ставни распахиваются. Из каждого окна тычут руки, сверкают глаза, высовываются длинные красные языки: «Он взял деньги!» Спускайте собак! (ироничная реплика повествователя) Ревут пожарные машины, разматываются шланги: где он? Вон там! За ним! (диалог прохожих) Мечется обезумевший Алексей Петрович, (повествователь оценивает происходящее: мечется, обезумевший) Бросить их, отодрать от рук, прочь, прочь, вот их, вот! Ногой! Ногой! Рассс-топпп-татттттть! Вот так... Все...
смена типа повествователя - экзегетический/диегетический, повествователь/персонаж-повествоватсль. Повествователь переходит от одного повествовательного уровня к другому, то есть оказывается то на
одном уровне с персонажами, в одном с ними пространственно-временном измерении, то поднимается над ними, делая героев объектами наблюдения с дальней дистанции - что напоминает кинематографические приемы манипулирования камерой, позволяющие увидеть происходящее в разных ракурсах и таким образом получить более объемное изображение происходящего. Такую смену типа повествователя можно рассматривать как художественный прием. Характерный пример - рассказ Т. Толстой «Соня».
взаимодействие прямой речи героя и ремарок повествователя. Прямая речь персонажа дает возможность повествователю в комментариях ввести устойчивые речевые характеристики персонажа и оценить его поведение.
В третьей главе анализируются «Речевые проявления автора как повествовательной инстанции».
В первом разделе «Автор в произведении» рассматриваются такие понятия, как «конкретный» и «абстрактный» (имплицитный) автор (Шмид 2003), категория авторского сознания в художественном тексте, состоящая из следующих субкатегорий или единиц: авторских интенций, модели мира, основной идеи произведения, авторской точки зрения (Мельничук 2002).
Тактические интенции (текстовые стратегии) включают речевые интенции автора (выбор языковых средств) и выбор композиционных и графических средств в произведении (О.А. Мельничук). Помимо этого, к тактическим интенциям автора, по нашему мнению, относится и «распределение» ролей - речевая организация художественного текста.
Авторская модель мира определяется, как «представленные в художественном произведении и обусловленные авторскими интенциями представления и знания автора о мире, включающие в себя его мировоззрение. Авторская модель мира складывается в художественном произведении из авторской точки зрения, образа повествователя и образов персонажей, созданных автором, и выявляется при помощи анализа
языковых и композиционных средств, т.е. структуры произведения» (Мельничук 2002).
Во втором разделе рассматриваются «Признаки проявления авторского сознания в тексте», в т.ч. размышления писателя о самом произведении, его соотношении с действительностью, о творческом процессе в целом, так называемый «авторский метатекст», который составляет особую подструктуру рассматриваемых произведений.
В третьем разделе с опорой на исследования В.А Кухаренко, В.А Лукина, Б.Л. Борухова, О.А. Мельничук, М.Б. Борисовой и др. анализируются «Доминанты мировидения автора», через которые выражается авторское сознание. Доминанты эксплицируются с помощью семантического и лексического повтора, формирующего мотив.
Парными доминантами авторского мировидения в творчестве Т. Толстой представляются:
жизнь - смерть; детство - взросление; любовь - ненависть В творчестве Л. Петрушевской важны такие доминанты как одиночество, изгой, чужой - коллектив, все, свои. Ключевые слова (слова-лейтмотивы) формируют мотивы, а мотивы формируют доминанты мировидения, эксплицируют автора, устанавливают связь между читательским восприятием смысла текста и авторским мировидением, являясь его своеобразными «проводниками» в тексте.
В четвертом разделе анализируются «Речевые средства выражения авторского сознания», которыми являются:
1. Прямая речь персонажа, поскольку именно к компетенции автора относится распределение «ролей» в тексте. Фрагменты с прямой речью отражают различные точки зрения персонажей. Так, в рассказе Т. Толстой «Любишь - не любишь» присутствуют две разные точки зрения, две позиции, отраженные через прямую речь персонажей: примирительскую -взрослого и негативистскую, с «духом противоречия» - ребенка: - Другие дети гуляют одни, амы почему-то с Марьиванной'
- Вот когда тебе стукнет семь лет, тогда и будешь гулять одна. И нельзя говорить про пожилого человека «противная». Вы должны быть благодарны Марье Иванне, что она проводит с вами время.
- Да она нарочно не хочет за нами следить! И мы обязательно попадем под машину! И она в скверике знакомится со всеми старухами и жалуется на нас. И говорит: «дух противоречия».
- Но ведь ты действительно все делаешь ей назло!
- И буду делать! И нарочно буду говорить этим дурацким старухам «не здрасьте» и «будьте нездоровы».
- Да как тебе не стыдно! Надо уважать стареньких! И не грубить им, а прислушиваться, что они тебе скажут: они старше и больше тебя знают. (Толстая, 19)
Таким образом, фрагменты с прямой речью являются средством реализации тактической интенции автора, а также способствуют пониманию авторского замысла читателем:
2. Повтор ключевого слова с разным функционально-семантическим наполнением- в речевых партиях разных персонажей. В одном слове, произнесенном разными персонажами, сталкиваютсядве (или более) разных точек зрения. В рассказе Т. Толстой «Любишь - не любишь» в одном слове «нянечка», произнесенном разными персонажами - главной героиней и предыдущей воспитанницей Марьиванны, сливаются две разные точки зрения, и таким образом автор выражает свое отношение к главному вопросу рассказа - «любишь - не любишь».
И вот однажды вдруг какая-то худая высокая девочка - белый такой комар - с криком бросается на шею к Марьиванне, и плачет, и гладит ее трясущееся красное лицо!
- Нянечка моя! Это нянечка моя!
И - смотрите — эта туша, затешись слезами и задыхаясь, тоже обхватила эту девочку, и они - чужие! - вот тут, прямо у меня на глазах, обе кричат и рыдают от своей дурацкой любви!
- Это нянечка моя!
Эй, девочка, ты что? Протри глаза! Это же Марьиванна! Вон же, вон у нее бородавка! Это наша, наша Марьиванна, наше посмешище: глупая, старая, толстая, нелепая!
Но разве любовь об этом знает? (Здесь контактный рад определений отражает, с одной стороны, позицию ребенка, выраженную в его внутренней речи, а с другой - дает нам возможность в этом усилении оценочной модальности разглядеть точку зрения автора, подчеркиваемую еще и последующим вопросом повествователя).
Для девочки-героини является открытием то, что можно любить глупую, старую, толстую, нелепую Марьиванну так же, как она любит свою «нянечку Грушу». В этом текстовом фрагменте находит проявление авторское сознание, поскольку к области компетенции именно автора относится коллизия (основная идея) и композиция рассказа.
3. Литературные штампы, используемые автором как. прием, позволяющий, с одной стороны, охарактеризовать персонаж (например, показать ограниченность его сознания), с другой стороны, обнаружить и авторское к нему отношение (чаще всего ироническое). Этот прием типичен для рассказов Т.Толстой, например, в рассказе Т. Толстой «Соня»:
Вот, он же ей ясно пишет, - Николай то есть, - дорогая, ваш. незабываемый облик навеки отпечатался в моем израненном сердце (не надо «израненном», а то она поймет буквально, что инвалид), но никогда, никогда нам не суждено быть рядом, так как долг перед детьми... ну и так далее, но чувство, - пишет далее Николай, - нет, лучше: истинное чувство - оно согреет его холодные члены («То есть как это, Адочка?» - «Не мешайте, дураки!») путеводной звездой и всякой там пышной розой. Такое вот письмо. Пусть он видел ее, допустим, в филармонии, любовался ее тонким профилем (тут Валериан просто свалился с дивана от хохота) и вот хочет, чтобы возникла такая возвышенная переписка.
Письма вымышленного «Николая» насыщены романтическими литературными штампами, которые выбраны с учетом наивного адресата. Контраст между их романтическим звучанием и правдой ситуации (жестоким обманом) служит выразительным средством характеристики персонажей и выявляет сочувствующую героине позицию автора. Литературные штампы в речи Сони (В письме, приложенном к голубку, (Соня) клялась непременно отдать за Николая свою жизнь или пойти за ним, если надо, на край света) имеют иную окраску, поскольку искренни, хотя и отмечены авторской иронией. Литературные штампы в этом рассказе, проявляя различие точек
зрения - фразеологической (героя) и идеологической (автора), несут важную смысловую нагрузку.
4. Изменение речевого строя героя также относится к тактическим интенциям автора, помогающим ему реализовать идею произведения. Так происходит в рассказе Т. Толстой «Чистый лист». Рассказ организован точкой зрения главного героя - Игнатьева:
Жена как прилегла в детской на диване - так и заснула ничто так не выматывает, как большой ребенок. И хорошо, пусть там и спит. Игнатьев прикрыл ее пледом, потоптался, посмотрел на разинутый рот, изможденное лицо, отросшую черноту волос - давно уже не притворялась блондинкой, - пожалел ее, пожалел хилого, белого, опять вспотевшего Валерика, пожалел себя, ушел, лег и лежал теперь без сна, смотрел в потолок. (Толстая, 154)
Переключение речи главного героя - с интеллигентной, рефлексирующей, литературной на разговорный, анекдотический язык «нового русского» - является действенным приемом, показывающим не только изменение личности персонажа, но и динамику отношения к нему автора:
Сколько дел - это ж ё моё! И всё удастся. Игнатьев засмеялся. Солнце светит. По улицам бабцы шлендрают. Клёвые. Ща быстро к Настьке. Штоб нишкнула! (...)
А потом уж в собес. Так и так, не могу больше дома держать этого недоноска. Антисанитария, понимаешь. Извольте обеспечить интернат. Будут кобениться, придется дать на лапу. Этуж как заведено. Эт в порядке вещей. (Толстая, 174-175)
Повествователь, обнаруживая себя практически на всем протяжении рассказа, в конце «уходит со сцены», полностью передав свои функции главному персонажу. Распределяя таким образом повествовательные инстанции, выстраивая речь героев, автор выражает свою точку зрения.
5. Дублирование фрагментов сразными стилистическими нагрузками, выражающими замысел автора. В таких фрагментах путем их соположения реализуются важные для творчества автора доминанты.
6. Несовпадение точек зрения на разных уровнях повествования также является тактической интенцией автора, помогающей читателю в понимании произведения. Авторская идея выражается через несовпадение точек зрения -
эксплицитной - повествователя и имплицитной - самого автора. Так происходит, например, в рассказе Т. Толстой «Соня». Повествователь уничижительно-пренебрежительно характеризует главную героиню рассказа - «какой-то там научный хранитель», обобщая при этом, что «все они старые девы», а автор при этом имплицитно дает оценку самому повествователю.
Этическая коллизия рассказа - написание придуманных любовных писем Соне - выводит на первый план несовпадение «этической» точки зрения других персонажей рассказа с общепринятой, в том числе и авторской.
7. Устойчивые детали облика персонажей (термин СП. Степанова) в тексте могут приобретать характер символа, что способствует выражению этической коллизии произведения.
В «Заключении» подводятся итоги проделанной работы и намечаются перспективы дальнейших исследований.
Положения диссертации отражены в следующих публикациях:
1. Щукина К.А. Речевое поведение повествователя в современной прозе (на материале рассказа Т. Толстой «Соня») // Культура речевого общения: теория и практика. Материалы докладов и сообщений междунар. науч.-метод. конф. СПб, изд. СПГУТД, 2000.
2. Щукина К.А. Проявления авторского сознания в тексте: языковой аспект (на материале рассказов Т. Толстой). // Русский язык: исторические судьбы и современность. II Международный конгресс исследователей русского языка. Труды и материалы. М., изд-во Московского университета, 2004.
3. Щукина К.А. Актуальные явления в речевой организации современного рассказа (монологический СКД в рассказе Т. Толстой «Серафим») // Русский язык и литература как отражение национально-культурного развития. Материалы докладов и сообщений IX междунар. науч.-метод. конф. СПб, изд. СПГУТД, 2004.
Подписано в печать Щ. С5 2004 г. Тираж 100 экз. Заказ №799 Санкт-Петербург, ООО "АБЕВЕГА", Московский пр., д. 2/6 Лицензия на полиграфическую деятельность ПЛД № 69-299
№ 13 952
Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Щукина, Кира Александровна
Введение.
Глава I Речевые проявления повествователя как повествовательной инстанции.
1.1. Повествователь в повествовании от 1 -го лица.
1.1.1. Повествователь-вспоминающий: повествующее «я» и повествуемое «я».
1.1.2. Повествователь-«наблюдатель»: особенности речевой организации.
1.2. Речевые проявления повествователя и персонажа в субъективированном повествовании от 3-го лица.
1.3. Речевые проявления повествовательных инстанций в свободном косвенном дискурсе.
Глава II Речевое взаимодействие повествовательных инстанций: повествователь и персонаж.
2.1. Двусубъектность.
2.1.1. Перцепция как отражение восприятия персонажа в речи повествователя.
2.1.2. Редактирование как речевая и содержательная обработка повествователем мыслей персонажа.
2.1.3. Интроспекция как отражение внутреннего мира персонажа в речи повествователя.
2.1.4. Субъективированная речь повествователя.
2.1.5. Цитирование как «вкрапление» голоса персонажа в речь повествователя.
2.2. Смена повествовательных инстанций.
2.2.1. Смена повествовательных инстанций: речевое взаимодействие перволичного и третьеличного повествователя.
2.2.2. Смена повествовательных инстанций: несобственно-прямой диалог персонажа и повествователя.
2.2.3. «Размывание» границ речевых партий персонажей/повествователя при смене повествовательных инстанций в полифоническом СКД.
2.2.4. Повествователь-персонаж: смена типа повествователя.
2.2.5. Смена повествовательных инстанций: взаимодействие прямой речи героя и ремарок повествователя.
Глава III Речевые проявления автора как повествовательной инстанции.
3.1. Автор в произведении.
3.2. Признаки проявления авторского сознания в тексте.
3.3. Доминанты мировидения автора.
3.4. Речевые средства выражения авторского сознания.
3.4.1. Прямая речь персонажа как средство реализации тактической интенции автора.
3.4.2. Повтор ключевого слова в речевых партиях разных персонажей.
3.4.3. Литературные штампы как характеристика сознания персонажа. 133 3.4.5. Изменение речевого строя героя.
3.4.5. Дублирование фрагментов с разными стилистическими нагрузками как средство выражения замысла автора.
3.4.6. Несовпадение точек зрения как средство выражения авторского сознания.
3.4.7. Устойчивые детали внешнего облика персонажа.
Введение диссертации2004 год, автореферат по филологии, Щукина, Кира Александровна
Современная литература характеризуется развитием и видоизменением традиционных повествовательных форм, что вызывает научный интерес к изучению этих явлений, в том числе и с лингвистической точки зрения. Формы повествования, как известно, давно и плодотворно изучаются лингвистами (Атарова, Лесскис 1976; Атарова, Лесскис 1980; Одинцов 1980; Барт 1987; Долинин 1985; Чернухина 1984; Кожевникова 1994; Мельничук 2002), но в последнее время стало особенно актуальным. Так, в 1995 году Е.В. Падучевой было предложено особое название для ветви лингвистики, изучающей «формальные правила извлечения из повествовательного текста всей той семантической информации, которую получает из него человек как носитель языка» [Падучева 1995, с. 39 - 48] - лингвистика нарратива. Объектом исследования в лингвистике нарратива является художественный текст, передающий информацию о реальных или вымышленных событиях, происходящих во временной последовательности [Попова 2001, с. 88], а смысл текста может быть раскрыт в результате лингвистического анализа, без которого не должны обходиться ни теория литературы, ни литературная критика, что отмечают многие исследователи (Гальперин 1981; Купина 1983; Кухаренко 1988; Лукин 1999; Реферовская 1983; Тураева 1986 и многие другие).
В современной лингвистике нарратива различаются следующие формы повествования:
1. традиционный нарратив: «повествовательная форма, при которой залогом композиционной целостности текста служит сознание повествователя». В традиционном нарративе, в свою очередь, выделяются: а) перволичная форма. Общее значение 1-личной формы - она всегда указывает на наличие персонифицированного повествователя, находящегося в том же повествовательном мире, что и другие персонажи. Повествователь подчинен тем же законам, что и персонажи; существует презумпции автобиографичности и достоверности, заданные структурой повествовательной формы. Кроме того, важнейшей семантической особенностью 1-личной формы повествования является возможность раскрыть субъективность взгляда на мир. [Атарова, Лесскис 1976]. Другие исследователи называют такую форму повествования субъективированной, при которой «персонаж-повествователь» не отстранен от изображаемого, является центром произведения, непосредственным действующим лицом [Чернухина 1977]. б) аукториальная форма, иначе - нарратив 3-го лица; повествователь экзегетический, не принадлежащий миру текста [Падучева 1996]. Специфической семантикой третьеличной формы является вымысел, полнота изображения внешнего и внутреннего мира, объективность [Атарова, Лесскис 1980]. Другое название этой формы — объективированное повествование, при котором повествователь является всезнающим: «ему «известны» все особенности состояния персонажей; теоретически он может единолично передать всю содержащуюся в тексте информацию [Чернухина 1977].
2. свободный косвенный дискурс, в котором повествователь — во всем тексте или в существенных его фрагментах — отсутствует или играет пониженную роль в композиции. Если в традиционном нарративе аналогом говорящего является повествователь, то в СКД эту роль выполняет персонаж. Персонаж вытесняет повествователя. [Падучева 1996].
Кроме того, исследователи отмечают существование особой формы повествования, промежуточной между СКД и традиционным нарративом, которая получила название персонального стиля [Падучева 1996]; персональной повествовательной ситуации: «система рассказа (.), когда автор подстраивается к персонажу, переносит в его сферу свою точку зрения, но при этом оформляет ее своей речью, на «своем» языке. Это не исключает, а, наоборот, предполагает сильную экспрессивную окраску иных речений, исходящих как бы от самого персонажа» [Манн 1992, с. 55]. В этой особой форме повествования границы между речью повествователя и речью персонажа перестают быть отчетливыми. Повествователь и персонаж противопоставлены как разные субъекты речи, но существует целый спектр разных возможностей частичного или полного снятия этой дистанции [Степанов 2002].
В диссертации для обозначения такой формы повествования, где восприятие персонажа является фильтром, пропускающим изображаемое, используется термин субъективированное повествование от 3-го лица. При этом в тексте возникает субъектная интерпретация персонажа, который назван персонажем-субъектом [Чернухина 1977, с. 141 - 146]. Как только в тексте появляется категория персонажа-субъекта, начинают «работать» известные логические ограничения, «подобные тем, которые действуют при > субъективированном изложении. Персонаж-субъект, как и персонаж-повествователь, располагает информацией о себе, но не о состоянии других персонажей» (выделено нами - К.Щ.) [Чернухина 1977, с. 141 - 146]. Если восприятие персонажа, его мироощущение является центром, организующим повествование, то такого типа повествование, несомненно, относится к субъективированному, тем более, что «в книгах современных авторов сближение рассказчика и персонажа-субъекта достигает большей степени, чем это мы наблюдаем у классиков» (выделено нами. К.Щ.) [Чернухина 1977, с. 142 - 143]. Персонаж является уже не объектом изображения, а активным изображающим и повествующим субъектом, и введение точки зрения персонажа в речь повествователя ведет к субъективации повествования [Степанов 2002]. Сущность же субъективированного повествования заключается в том, что «словом повествователя персонаж вводится как субъект сознания» [Степанов 2002, с. 24].
Таким образом, происходит субъективация повествования. В канонической повествовательной ситуации функции повествователя и персонажа четко разведены и противопоставлены: первый всегда выступает в качестве субъекта повествования, второй - только в качестве объекта повествования; личность, сознание второго по отношению к сознанию повествователя всегда выступает как предмет рассмотрения, сознание самого повествователя - как рассматривающая данный предмет инстанция [Падучева 1996]. В субъективированном же повествовании в речи повествователя присутствует другое сознание, сознание персонажа/персонажей, «уже не в качестве объекта изображения, а в качестве активного изображающего и повествующего субъекта, в качестве соавтора описания действительности, повествования о ней и ее оценки» [Степанов 2002, с. 22 - 23]. Тем самым, если в канонической повествовательной ситуации персонаж «выступает лишь как персонаж действующий (как предмет речи повествователя) и персонаж говорящий (как автор принадлежащей ему прямой речи), то в субъективированном повествовании он выступает еще и как персонаж ощущающий, чувствующий и, возможно, мыслящий (совместно с повествователем и в речевых формах последнего)» [там же, с. 22 - 23].
Для современной прозы, даже и организованной как традиционный нарратив, характерна размытость, тяготение к «двуслойности», двусубъектности, т.е. совмещению в одном фрагменте текста и речи повествователя, и речи персонажа. «Двуслойность» ведет к субъективации повествования. Субъективированное повествование может быть реализовано в трех разновидностях:
1. перволичная форма
2. СКД
3. субъективированное повествование от 3-го лица1.
В диссертации рассматриваются все три вида субъективированного повествования.
Каждая из этих форм повествования обладает определенными речевыми особенностями выражения повествователя и персонажа: «свободный переход от одного лица к другому, невыделенная прямая речь, неразличение прямой и косвенной речи, наличие собственно внутренней речи, выраженной с помощью несобственно-прямой, и др.» [Ахметова 2003, с. 22]. Субъективированному
Субъективированное повествование от 3-го лица является разновидностью собственно субъективированного повествования, поэтому при обращении к этой разновидности в работе будет использоваться ее уточняющее обозначение - «субъективированное повествование от 3-го лица». повествованию свойственна такая субъектно-объектная структура, которая «ведет к нечеткому разграничению авторской и персонажной речи, что создает условия для формирования таких сложных форм, как внутренняя речь персонажа, несобственно-авторская речь («свободный косвенный дискурс» в терминологии Е.В. Падучевой), сказ и т.п.» (выделено нами. К.Щ.) [Дымарский 1999, с. 190].
Наиболее характерное речевое явление для субъективированного повествования - несобственно-прямая речь. «Она не принадлежит целиком речи автора и в то же время не принадлежит целиком речи героя. Иначе говоря, мы имеем в одних и тех же словах, в словосочетаниях совпадение двух речевых планов, двух речевых стихий (.) Это та самая «субъективная многопланность повествования», о которой писал академик В.В. Виноградов, то есть такое явление, когда повествование беспрестанно перемещается из сферы сознания одного персонажа в сферу сознания другого персонажа, когда события описываются сквозь призму восприятия того или иного действующего лица» (выделено нами. К.Щ.) [Ковтунова 1953, с. 20]. Сущность несобственно-прямой речи, считает К.А. Долинин, заключается в «смешении в одном высказывании двух голосов, двух речевых манер, двух точек зрения (.) транспозиция лица и времени как будто подчиняет первоначальную речь оптике повествователя: «я» субъекта первоначальной речи (персонажа) превращается в «он», а его настоящее — в прошедшее, каковым оно является с точки зрения передающего субъекта; однако коммуникативное содержание первоначального высказывания, присущий ему субъективный отпечаток, не снимается и не объективируется, а хотя бы частично сохраняется в первоначальном виде» [Долинин 1985, с. 232]. Проблемы авторского и «чужого» слова отражены также в работах В.Н. Волошинова, Б.Н. Успенского, М.М. Бахтина, Н.А. Кожевниковой, И.И. Ковтуновой и др.
Повествовательное произведение отличается сложной коммуникативной структурой, состоящей из авторской и нарраторской коммуникаций. К этим двум конститутивным в повествовательном произведении уровням добавляется факультативный третий, в том случае, если повествуемые персонажи, в свою очередь, выступают как повествующие инстанции [Шмид 2003]. Повествовательные инстанции рассматриваются также и в других работах, в частности, в монографии О. А. Мельничук [Мельничук 2002]. Как повествовательные инстанции в диссертации рассматриваются: повествователь персонаж автор.
В диссертации отдельно рассматриваются речевые проявления двух повествовательных инстанций - повествователя и автора, а также речевое взаимодействие повествователя и персонажа как характерное для современной субъективированной прозы.
Повествователь в современной лингвистике трактуется с разных точек зрения. Так, в частности, выделяются 4 основные позиции повествователя в тексте [Долинин 1985]:
1.1. Повествователь, не противопоставленный автору (аукториальный повествователь), находится вне фабульного пространства;
1.2. Повествователь, не противопоставленный автору, находится внутри фабульного пространства, в центре его (подтип «а» - если это не главный герой, то центральный персонаж) или на периферии — «б» (не столько действующее лицо, сколько свидетель).
11.1. Повествователь, противопоставленный автору, т.е. вымышленный рассказчик, находится вне фабульного пространства; ложный или подставной автор.
11.2. повествователь - вымышленный рассказчик находится внутри фабульного пространства, в центре его («а») или на периферии («б») [Долинин 1985, с. 185].
К.А. Долинин также указывает, что повествователь, находящийся на позиции 1.1, как и все персонажи, обозначается формами 3-го лица и находится «не только вне мира персонажей, но и над ним» [Долинин 1985, с. 186]. Из вездесущности и всезнания повествователя проистекает «широта охвата фабульной действительности, возможность показа ее с разных точек зрения, свобода изменения пространственной, временной и психологической перспективы, свобода композиции» [там же].
Напротив, повествование типа II .2 - повествование от 1-го лица. «Фигура повествователя, заведомо не тождественного автору и не принадлежащего фабульному пространству, т. е. персонажа, раскрывающего свою собственную историю (или события, которые он сам наблюдал) - возникает как попытка обосновать правдоподобное повествование о частной жизни, которая в принципе скрыта от посторонних глаз» [Долинин 1985, с. 187].
Повествование типа II. 1 или II.2 предполагает «критическое или, во всяком случае, отстраненное восприятие точки зрения повествователя - и его рассказ, и он сам являются объектами авторского изображения» [Долинин 1985, с. 192].
По своим особенностям повествователь также может быть: а) персонифицированным - «когда он является одним из персонажей текста, т. е. входит в мир текста (.) это диегетический повествователь, принадлежащий миру текста» [Падучева 1996, с. 203]. Как правило, в диегетическом повествовании реализуются две позиции из классификации К.А. Долинина: 1.2 - повествователь, не противопоставленный автору, находится внутри фабульного пространства, и И. 2. - повествователь, противопоставленный автору, также находится внутри фабульного пространства. б) не персонифицированным, «экзегетическим, не входящим во внутренний мир текста. Экзегетического повествователя называют еще имплицитным, поскольку это рассказчик, не называющий себя. Главное его свойство - то, что он не имеет полноценного существования ни в каком мире -ни в вымышленном, которому принадлежат герои, ни в реальном, которому принадлежит автор» [Падучева 1996, с. 203].
Помимо этого экзегетический повествователь разделяется на следующие типы:
1. всезнающий повествователь, который «не дает нам отчета об источниках своих знаний; он описывает внутренние состояния персонажей, пренебрегая тем, что они недоступны внешнему наблюдателю. Он обладает неограниченными возможностями изменения пространственной ориентации, возвращаясь в прошлое и забегая в будущее - свободно перемещаясь вперед и назад по оси времени» [Падучева 1996, с. 205].
2. прагматически мотивированный повествователь [Падучева 1996, с. 205], связанный - по соображениям правдоподобия - естественными ограничениями в изменении пространственной и временной ориентации, а также не имеющий возможности описывать внутренние состояния персонажей.
Как известно, помимо повествователя и персонажа в тексте присутствует еще одна повествовательная инстанция - автор. Реализация образа автора в прозе давно привлекает внимание исследователей (В.В. Виноградов, М.М. Бахтин, Н.А. Кожевникова, Ю.Н. Караулов, В.В. Одинцов, Б.О. Корман, Д.М. Поцепня, В. Шмид, О.А. Мельничук). Несомненно, что «от своей частной случайной личности автор должен освободить текст, но от своей общечеловеческой личности, от своей души ему нельзя отделить его. Без души человека - а только она является автором в эстетическом смысле - текст не существует в человеческой сфере, человека не касается» [Фрайзе 1996, с. 27].
Большинство исследователей отдельно рассматривают такие повествовательные инстанции, как автор и повествователь [Атарова, Лесскис 1976, с. 343-344]: автор - образ писателя в созданном им произведении, каким он возникает в сознании читателя на основании прочитанного текста. повествователь - образ рассказчика в произведениях.
На уровне поверхностной структуры текста повествователь является аналогом автора (.). Функционально в каком-то смысле автор и повествователь оказываются тождественны. Однако повествователь находится и действует в том же мире, что и остальные персонажи, тогда как автор, хотя он и задан в тексте произведения, стоит над персонажами, он как бы фигура другого повествовательного уровня» (выделено нами. К.Щ.) [Атарова, Лесскис 1976, с. 344].
Впервые приступил к разработке соответствующей концепции В.В. Виноградов в книге «О художественной прозе» [1930]. В поздней работе он определяет образ автора следующими словами: «Образ автора - это не простой субъект речи, чаще всего он даже не назван в структуре художественного произведения. Это - концентрированное воплощение сути произведения, объединяющее всю систему речевых структур персонажей в их соотношении с повествователем, рассказчиком или рассказчиками и через них являющееся идейно-стилистическим средоточием, фокусом целого» [Виноградов 1971, с. 118].
В период возрождения научного литературоведения в России в конце 50-х - начале 60-х годов идея внутритекстового автора была обновлена и развита в работах Борис Кормана. Исходя из теории «образа автора» В.В. Виноградова и опираясь на концепции М.М. Бахтина о диалогическом столкновении разных «смысловых позиций» в произведении, Б. Корман создал метод, называемый им «системно-субъектным», центральной частью которого является исследование автора как «сознания произведения». Подход Б. Кормана отличается от теорий его предшественников двумя существенными аспектами. В отличие от В.В. Виноградова, в работах которого «образ автора» носит облик стилистический, Б. Корман исследует не соотношение стилистических пластов, которыми автор, применяя разные стили, пользуется как масками, а взаимоотношение разных сознаний. Если М.М. Бахтин проблему автора разрабатывал преимущественно в философско-эстетическом плане, то Б. Корман сосредоточивается на исследовании поэтики. Для Б. Кормана автор как «внутритекстовое явление», то есть «концепированный автор», воплощается при помощи «соотнесенности всех отрывков текста, образующих данное произведение, с субъектами речи - теми, кому приписан текст (формальносубъектная организация), и субъектами сознания — теми, чье сознание выражено в тексте (содержательно-субъектная организация)» [Корман 1972, с. 120]. В «Экспериментальном словаре» Кормана сопоставляются биографический и «концепированный» автор:
Соотношение автора биографического и автора-субъекта сознания, выражением которого является произведение (.) в принципе такое же, как соотношение жизненного материала и художественного произведения вообще: руководствуясь некоей концепцией действительности и исходя из определенных нормативных и познавательных установок, реальный, биографический автор (писатель) создает с помощью воображения, отбора и переработки жизненного материала автора художественного (концепированного). Инобытием такого автора, его опосредованием является весь художественный феномен, все литературное произведение» [Корман 1992, с. 172-189]
Американский литературовед Уэйн Бут подчеркивал неизбежность субъективности автора, необходимость звучания его голоса в произведении: «Когда <реальный автор> пишет, он создает (.) подразумеваемый вариант «самого себя», который отличается от подразумеваемых авторов, которых мы встречаем в произведениях других людей. (.) тот образ, который создается у читателя об этом присутствии, является одним из самых значительных эффектов воздействия автора. Как бы автор ни старался быть безличным, читатель неизбежно создаст образ [автора], пишущего той или другой манерой, и, конечно, этот автор никогда не будет нейтрально относиться к каким бы то ни было ценностям» [Цитируется по: Шмид 2003, с. 46].
Таким образом, рассмотрение вопроса об авторском присутствии в художественном тексте, а также выявление речевых признаков проявления автора наряду с участием повествователя и персонажей остается актуальной задачей при анализе литературного произведения.
Вопрос организации повествования, повествовательных техник разных писателей также привлекал внимание исследователей. В этом аспекте изучалось творчество А.П. Чехова (Чудаков 1971, Барлас 1991, Драгомирецкая
1991, Степанов 2002 и др.), Ф.М. Достоевского (Иванчикова 1996), И.А. Гончарова (Поспелов 1957), В.В. Набокова (Падучева 1996, Апресян 2000, Дымарский 2001 и др.), современных русских писателей (Рогова 1990, Рогова
1992, Ахметова 2003 и др.).
Материалом исследования послужили рассказы Т. Толстой, JI. Петрушевской, JI. Улицкой, произведения которых представляют современную прозу, отличаются разнообразными формами включения голосов повествователя, персонажей, их сложным переплетением и взаимодействием. Рассказы названных писателей, отражая российскую действительность и представляя современный русский язык, постоянно востребованы при обучении русскому языку не только русских, но и иностранных учащихся.
В исследовании анализируются рассказы, относящиеся к субъективированному повествованию, для которого характерно вытеснение «авторского субъективного начала и развитие повествования, передающего точку зрения персонажа и изображаемой среды. Открытое выражение авторского отношения к персонажам сменяется скрытым, а авторская субъективность - субъективностью персонажа» [Кожевникова 1994, с. 75]. Ю.Н. Караулов пишет о том, что «для современной прозы характерно совмещение нескольких точек зрения (выделено нами. К.Щ.), переплетение их на ограниченном пространстве текста: имеет место переход от явных форм присутствия повествователя в тексте к неявным» [Караулов 1992, с. 145 - 146]. Цельность текстов основана на сложном согласовании голосов разных персонажей друг с другом и с голосом повествователя, но и сам повествователь не является целостной структурой: происходит субъектное расслоение речевой сферы повествователя (подробный анализ которого и предполагается дать в работе). Таким осложнением повествования обуславливаются трудности в прочтении и понимании текстов, особенно студентами-иностранцами.
Большинство рассказов современных авторов относится к 1-личному повествованию, поскольку характерной чертой современной прозы является максимальное сближение повествователя и автора. Обращение к рассказам Т. Толстой, JI. Петрушевской, J1. Улицкой обусловлено тем, что в их творчестве, помимо 1-личного повествования, присутствуют и другие формы -субъективированное повествование от 3-го лица и СКД, отличающиеся особенно сложной речевой организацией.
Актуальность темы исследования определяется тем, что характерная для современной прозы субъективация повествования вызывает необходимость в анализе средств ее речевой организации с опорой на изучение субъектной структуры повествования. Речевые особенности повествователя, персонажа как повествовательных инстанций в субъективированном повествовании в произведениях названных авторов не исследовались. Такой анализ — важный компонент и прием интерпретации произведения в целом, дающий возможность глубже понять образы героев, повествователя, получить ключ к пониманию смысла произведения. Практика преподавания русского языка как иностранного с очевидностью доказывает необходимость специального обучения восприятию художественного текста: даже при сравнительно свободном владении языком иностранные учащиеся часто испытывают значительные трудности в понимании идейно-художественного смысла произведения.
Представляется актуальным и исследование эксплицирования автора в тексте, поиск речевых признаков его проявления как повествовательной инстанции.
Объектом исследования являлись текстовые фрагменты, в которых повествователь, персонаж, автор находят свое речевое воплощение, и те языковые явления, которые маркированы присутствием той или иной из названных повествовательных инстанций.
Предмет исследования - речевые особенности экспликации различных субъектов повествования, возможности их речевого взаимодействия, специфика реализации в отдельных повествовательных формах (1-личное повествование, субъективированное повествование от 3-го лица, СКД).
Цель исследования - установить особенности речевого воплощения и специфику речевого взаимодействия разных субъектов повествования в тексте современного рассказа.
Этой целью определяются следующие задачи исследования:
1) проанализировать субъектное и связанное с ним речевое расслоение повествования в текстах рассказов,
2) установить речевое присутствие той или иной повествовательной инстанции в анализируемых фрагментах текста и целом тексте;
3) проанализировать формы и речевые особенности воплощения субъектов повествования в 1-личном повествовании, в субъективированном повествовании от 3-го лица и в СКД;
4) описать факторы, влияющие на речевое воплощение повествовательных инстанций;
5) выявить языковые явления, маркирующие исследуемый отрезок речи тем или иным субъектом повествования;
6) охарактеризовать возможные формы речи (прямая, косвенная, несобственно-прямая, внутренняя), в которых реализуется тот или иной субъект повествования;
7) описать языковые явления, при помощи которых осуществляется взаимодействие повествовательных инстанций;
8) отметить функции избранной автором той или иной субъектной структуры и речевой организации повествования в художественной системе произведения.
Гипотеза исследования заключается в том, что анализ и разграничение речевых сфер повествователя и персонажей, выявление их речевых особенностей, позволит раскрыть образы персонажей и основную идею произведения, то есть исследование текста современного рассказа с точки зрения его субъектной и речевой организации может быть использовано как эффективный прием поиска и представления смысла произведения.
Научная новизна. В диссертационной работе впервые представлен целостный анализ возможных речевых проявлений различных повествовательных инстанций в субъективированном повествовании, проведенный на материале рассказов современных писателей, ранее не исследовавшихся с этой точки зрения, выделены некоторые характерные черты их взаимодействия в образно-смысловом и речевом плане. Также выявлены речевые приемы и языковые явления, обнаруживающие присутствие и участие автора в организации повествования.
Практическое значение работы. Результаты работы могут быть использованы в практике преподавания курсов стилистики и лингвистического анализа художественного текста, а также спецкурсов, посвященных языку художественной прозы конца XX века. Проведенный в работе анализ значим при обучении чтению иностранных студентов, изучающих русский язык; продемонстрированные приемы позволяют углубить изучение произведений современной прозы как русскими, так и иностранными студентами.
Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и библиографического списка.
Заключение научной работыдиссертация на тему "Речевые особенности проявления повествователя, персонажа и автора в современном рассказе"
ВЫВОДЫ:
В главе рассмотрены речевые явления, обнаруживающие автора произведения как организатора и участника повествования.
Употребление термина «автор» предполагает обращение к категории «авторского сознания» (О.А. Мельничук), то есть авторского мировоззрения, оценки и отношения к изображаемому фрагменту действительности. Авторское сознание в художественном произведении может быть проявлено и как определенная картина (модель) мира, и как реализация сознательно избираемых стратегий и тактик организации текста, выражающих авторские интенции.
Наиболее открыто авторское сознание, авторская модель мира, система ценностных представлений, отраженная в художественном тексте, проявляется в доминантах мировидения автора, которые понимаются как ключевые смыслы, специфические для того или иного текста (ряда текстов) определенного автора. Доминанты мировидения выражены словесно, выявляются на основе лексико-семантических повторов, организующих мотив, и позволяют судить о системе оценок автора, его мировидении.
Доминанты мировидения эксплицируют автора, устанавливают связь между читательским восприятием смысла текста и авторским мировидением, являясь его своеобразными «проводниками» в тексте.
Исследованные тексты Т. Толстой позволили выделить следующие доминанты: жизнь - смерть; детство — взросление; любовь - ненависть.
В проанализированных рассказах JI. Петрушевской важны такие доминанты, как: одиночество, изгой, чужой <=> коллектив, все, свои Автор может быть проявлен в реализации своих тактических интенций, к которым относятся и речевые интенции, то есть распределение речевых партий, выбор языковых средств и речевых приемов в характеристике и создании образов героев. В этом случае присутствие автора можно считать имплицитным.
В качестве таких имплицитных форм выражения авторского сознания как реализации определенных речевых тактик в тексте рассмотрены:
1. Использование прямой речи персонажа; фрагменты с прямой речью прямо отражают точки зрения персонажей, являются средством реализации тактической интенции автора, способствуют пониманию авторского замысла читателем.
2. Повтор ключевого слова с разным функционально-семантическим наполнением в речевых партиях разных персонажей. В одном слове, произнесенном разными персонажами, сталкиваются две (или более) точки зрения. Этот прием относится к области компетенции автора, позволяя выразить коллизию рассказа.
3. Литературные штампы, которые дают возможность читателю разглядеть позицию автора, его иронический взгляд. Использование литературных штампов позволяет охарактеризовать ограниченность сознания персонажа («заштампованность»). Использование литературных штампов в речевой сфере героев делает возможным уловить ироническое отношение автора к такому типу сознания. Вместе с тем такого рода штампы в речи нарратора, близкого автору, могут обретать свойреальный смысл, ироническая модальность в этом случае нивелируется.
4. Изменение речевого строя героя также относится к тактическим интенциям автора, помогающим реализовать идею произведения. Смена лексико-стилистического строя речи в сфере одного героя позволяет выразить динамику образа и передать смысл рассказа.
5. Дублирование фрагментов с разными стилистическими нагрузками, выражающими замысел автора. В таких фрагментах путем их соположения реализуются важные для творчества автора доминанты.
6. Несовпадение точек зрения на разных планах повествования также является тактической интенцией автора, помогающей читателю в понимании произведения.
7. Использование устойчивых деталей облика персонажей является реализацией авторских интенций: автор пользуется этим приемом как инструментом, опираясь на выбранные детали как на знак, служащий характеристикой героя, выражающий значимые смыслы, этические коллизии рассказов, а значит, и собственные ценностные установки.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Характерная для современной прозы субъективация повествования вызывает необходимость в новых исследованиях художественного текста с опорой на изучение его речевой организации. Такой анализ - важный компонент интерпретации произведения в целом, дающий толчок к пониманию смысла произведения.
Сложная организация повествовательных инстанций, предопределяющая весь речевой строй текста, мотивирует потребность ее изучения при интерпретации литературного произведения. Изучение современного рассказа с опорой на анализ речевой структуры текста, включая выявление его субъектной системы, наблюдения над «распределением» речевых партий, анализ их языкового содержания с учетом отнесенности к определенному воспринимающему/говорящему лицу, его позиции в фабульном пространстве, является эффективным путем к истолкованию смысла художественного произведения.
В данной работе сделана попытка установить особенности речевого воплощения различных повествовательных инстанций в субъективированном повествовании, а также описать специфику их речевого взаимодействия. Каждая из повествовательных инстанций художественного текста, то есть повествователь, персонаж, автор, - имеет собственную выраженность в речевом плане, однако отличительная сложность субъективированного повествования состоит в самом тесном взаимодействии, переплетении и взаимопроникновении субъектов восприятия, сознания и речи. С одной стороны, это качество текста обогащает возможности в объемном представлении образов, с другой стороны, оно осложняет его композиционно-речевую структуру, создавая трудности как для читательского восприятия, так и для интерпретационной практики. А потому одна из задач работы состояла в разграничении субъектных и речевых сфер повествователя и персонажей, выявлении их речевых особенностей в субъективированном повествовании от 1-го и от 3-го лица, а также в свободном косвенном дискурсе.
Анализ рассказов Т. Толстой, J1. Улицкой, JI. Петрушевской позволил описать многозначность формы 1-го лица в повествовании, показать разные типы повествователя и отметить особенности форм речи.
Одной из характерных особенностей современного рассказа является тенденция к максимальному сближению повествователя и автора, что, в частности, позволило выделить в работе отдельный тип повествователя, условно названный нарратором. Нарратор - это повествователь, отражающий особенности мировидения автора и его индивидуально-стилевую манеру, вместе с тем дистанцированный от «внутритекстового» повествователя. Нарратор наделен функциями дидактического комментирования, философствования, он может создавать свой метатекст, связывающий «красной нитью» произведения одного автора и обладающий индивидуальными речевыми чертами. Нарратор стоит как бы над миром текста, смотрит на него со стороны, включает собственное видение текстовой ситуации и тем самым выводит читателя на новый уровень понимания произведения.
Сложная субъектная структура повествования обуславливает обилие разнообразных форм речевого воплощения повествователя и персонажей, а также различных форм их взаимодействия. Анализ рассказов позволил выявить и описать следующие характерные формы двусубъектности: перцепцию, редактирование, интроспекцию, субъективированную речь . повествователя, цитирование.
Анализ рассказов показал тесное взаимодействие повествовательных инстанций в тексте. В работе исследован и описан такой вид речевого взаимодействия персонажа и повествователя, как смена повествовательных инстанций, выраженная в следующих формах: а) взаимодействие 1-личного и 3-личного повествователя; б) несобственно-прямой диалог персонажа и повествователя; в) «размывание» границ речевых партий в полифоническом СКД; г) взаимодействие прямой речи героя и ремарок повествователя.
В работе продолжена традиция лингвистического изучения категории автора в художественном тексте, предпринят поиск и описание речевых признаков его выражения.
Наиболее открыто авторское сознание, авторская модель мира, система ценностных представлений, отраженная в художественном тексте, проявляется в доминантах мировидения автора—.
Исследованные тексты Т. Толстой позволили выделить следующие доминанты: жизнь — смерть; детство-взросление; любовь-ненависть.
В проанализированных рассказах JI. Петрушевской важны такие доминанты, как: одиночество, изгой, чужой о коллектив, все, свои.
Автор может быть проявлен в реализации своих тактических интенций, в текстовой стратегии, в частности, - в распределении речевых партий, выборе языковых средств и речевых приемов характеристики и создания образов героев.
В качестве таких форм выражения авторского сознания как реализации определенных речевых тактик в тексте рассмотрены: прямая речь персонажа, реализующая тактическую интенцию автора; повтор ключевого слова в речевых партиях разных персонажей; литературные штампы, характеризующие сознание персонажа; изменение речевого строя героя; дублирование фрагментов с разными стилистическими нагрузками, выражающими замысел автора, а также устойчивые детали облика персонажей.
Таким образом, в работе представлены речевые формы, приемы и языковые средства, в которых в субъективированном повествовании отражается сознание не только повествователя и персонажа, но и автора.
Современная проза все больше тяготеет к недосказанности, к такой организации текста, где читателю приходится самому дополнять и расшифровывать образы произведения, активно участвовать в творческом процессе, что требует определенной читательской компетенции (особенно если речь идет о читателе-иностранце). Ее формированию и развитию существенно способствует практика анализа и интерпретации текста. Такая практика должна включать наблюдения над организацией повествования, выявление ее смысловых и собственно речевых составляющих, что соответствует композиционно-речевой природе художественного текста и потому является эффективным путем к пониманию его смысла. /
Список научной литературыЩукина, Кира Александровна, диссертация по теме "Русский язык"
1. Анализ художественного текста (Русская литература XX века: 20-ые годы) / Под ред. К.А. Роговой. СПб,. 1997.
2. Андреева В.А. Структура и формы внутреннего диалога в художественном тексте // Междисциплинарная интерпретация художественного текста. СПб., 1995.
3. Апресян Ю.Д. Дейксис в лексике и грамматике и наивная модель мира. // Семиотика и информатика, вып. 28. 1986.
4. Аристотель. Об искусстве поэзии. М., 1957.
5. Арнольд И.В. Стилистика декодирования. Л., 1974.
6. Атарова К.Н., Лесскис Г.А. Семантика и структура повествования от первого лица в художественной прозе // Известия АН СССР, серия литературы и языка. Т. 35, №4. 1976.
7. Атарова К.Н., Лесскис Г.А. Семантика и структура повествования от третьего лица в художественной прозе // Известия АН СССР, серия литературы и языка. Т. 39, №5. 1980.
8. Ахметова Г.Д. Языковая композиция художественного текста (на материале русской прозы 80-90-х годов XX века): Автореф. дисс. . д-ра филол. наук. — М., 2003.
9. Барлас Л.Г. Речевая композиция и структура рассказа А.П. Чехова «Супруга» //Языковое мастерство А.П. Чехова. Ростов-на-Дону, 1990.
10. Барлас Л.Г. Язык повествовательной прозы Чехова: Проблемы анализа. — Ростов-на-Дону, 1991.
11. Барт Р. Драма, поэма, роман // Называть вещи своими именами. М., 1986.
12. Барт Р. Введение в структурный анализ повествовательных текстов. // Зарубежная эстетика и теория литературы XIX-XX вв. Трактаты, статьи, эссе. -М., 1987.
13. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1972
14. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975.
15. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979.
16. Бахтин М.М. Проблема речевых жанров // Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979.
17. Бенвенист Э. Общая лингвистика. — М., 1974.
18. Берн Э. Игры, в которые играют люди. Психология человеческих взаимоотношений. Люди, которые играют в игры. Психология человеческой судьбы.-М., 1988.
19. Богин Г.И. Филологическая герменевтика. Калинин, 1982.
20. Богин Г.И. Субстанциальная сторона понимания текста. -Тверь, 1993.
21. Борухов Б.Л. Введение в мотивирующую поэтику. // Филологическая герменевтика и общая стилистика / Отв. ред. Богин Г.И. Тверь, 1992.
22. Брандес М.П. Стилистика немецкого языка. М., 1983.
23. Вайль П., Генис А. Принцип матрешки. // Новый мир. 1989, № 10.
24. Валгина Н.С. Теория текста. М., 2003.
25. Васильев Л.М. Теория семантических полей // Вестник языкознания. — 1971, №5.
26. Вежбицка А. Метатекст в тексте // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 8. Лингвистика текста. М., 1978.
27. Виноградов В.В. Избранные труды. О языке художественной прозы. — М., 1980.
28. Виноградов В.В. О языке художественной литературы. М., 1959.
29. Виноградов В.В. Проблема образа автора в художественной литературе // О теории художественной речи. М., 1971.
30. Волошинов В.Н. Марксизм и философия языка. Ленинград, 1930.
31. Гальперин И.Р. Текст как объект лингвистического исследования. М., 1981.
32. Гаспаров Б.М. Язык. Память. Образ. Лингвистика языкового существования. -М., 1996.
33. Гончарова Е.А. Пути лингвистического выражения категории автор-персонаж в художественном тексте. Томск, 1984.
34. Гончарова Е.А. Семантико-стилистический потенциал синтаксических единиц как элементов сюжетодвижения в художественном тексте // Семантика и прагматика единиц языка и речи. JL, 1988.
35. Долинин К.А. Интерпретация художественного текста. М., 1985.
36. Драгомирецкая Н.В. Автор и герой в русской литературе 19-20 веков. -М., 1991.
37. Дымарский М.Я. Проблемы текстообразования и художественный текст (на материале русской прозы 19-20 веков). СПб, 1999.
38. Иванова Н. Намеренные несчастливцы? (о прозе «новой волны») // Дружба народов. 1989, №7.
39. Иванчикова Е.А. Синтаксис текстов, организованных авторской точкой зрения // Языковые процессы современной русской художественной литературы. Проза. М., 1977.
40. Ильенко С.Г. Текстовая реализация и текстообразующие функции синтаксических единиц // Текстовые реализации и текстообразующие функции синтаксических единиц. Л., 1988.
41. Караулов Ю.Н. Словарь Пушкина и эволюция русской языковой способности. — М., 1992.
42. Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. М., 1987.
43. Ковтунова И.И. Несобственно-прямая речь в современном русском литературном языке // Русский язык в школе. 1953, №2.
44. Кожевникова Н.А. О соотношении речи автора и персонажа //Языковые процессы современной русской художественной литературы. Проза. М., 1977.
45. Кожевникова Н.А. Несобственно-прямой диалог в художественной прозе // Синтаксис и стилистика. М., 1976 .
46. Кожевникова Н.А. Типы повествования в русской литературе XIX — XX вв.-М., 1994.
47. Коммуникативная и поэтическая функция художественного текста. Сб. ст. / Науч. ред. Н.К. Соколова. Воронеж, 1982.
48. Корман Б.О. Целостность литературного произведения и экспериментальный словарь литературоведческих терминов // Корман Б.О. Избранные труды по теории и истории литературы. — Ижевск, 1992,
49. Кукуева Г.В. Взаимодействие речевых партий повествователя и персонажей в рассказе В.М. Шукшина «Беседы при ясной луне» // Человек -коммуникация- текст. Вып. 3. Барнаул, 1999.
50. Кукуева Г.В. Речевая партия повествователя как элемент диалога «автор-читатель» в собственно рассказах В.М. Шукшина. Автореф. дис. канд. филол. наук. — Барнаул, 2001.
51. Купина Н.А. Смысл художественного текста и аспекты лингвистического анализа. Красноярск, 1983.
52. Кухаренко В.А. Семантическая структура ключевых и тематических слов целого художественного текста // Лексическое значение в системе языка и тексте. Волгоград, 1985.
53. Кухаренко В.А. Интерпретация текста. М., 1988.
54. Личностные аспекты языкового общения. Сб. ст. / Отв. ред. И.П. Сусов. -Калинин, 1989.
55. Лотман Ю.М. Структура художественного текста. М., 1970.
56. Лукин В.А. Художественный текст: Основы лингвистической теории и элементы анализа. М., 1999.
57. Манн Ю.В. Об эволюции повествовательных форм (вторая половина XIX в.) // Изв. Академии Наук. Серия литературы и языка, т. 51, №1. 1992.
58. Мельничук О.А. Повествование от первого лица. Интерпретация текста. -М., 2002.
59. Мещеряков В.Н. Модальность текста и формирование личности читателя // Понимание менталитета и текста. Сб. тр. / Отв. ред. Богин Г.И. Тверь, 1995.
60. Михалевич Е.В. Работа с текстами, выдержанными в форме свободного косвенного дискурса, в иностранной аудитории (на материале романа
61. М. Булгакова «Белая гвардия») // Русский язык как иностранный: теория, исследования, практика. Межвуз. сб. Выпуск И. СПб, 1999.
62. Мясищева Н.Н. Конструкции разговорного синтаксиса в современной художественной прозе (парцелляция в повести Н. Приставкина «Ночевала тучка золотая») // Текстовый аспект в изучении синтаксических единиц. Л., 1990.
63. Одинцов В.В. Стилистика текста. М., 1980.
64. Падучева Е.В. Высказывание и его соотнесенность с действительностью. -М, 1985.
65. Падучева Е.В. Говорящий: субъект речи и субъект сознания //Логический анализ языка. Культурные концепты. М., 1991.
66. Падучева Е.В. Семантика вида и точка отсчета. // Известия АН СССР, серия литературы и языка. Т. 45. — 1986, № 5.
67. Падучева Е.В. В.В. Виноградов и наука о языке художественной прозы. // Известия РАН. Серия литературы и языка. 1995. Т. 54. №3.
68. Падучева Е.В. Семантические исследования (Семантика времени и вида в русском языке; Семантика нарратива). — М., 1996.
69. Перелыгина Е.М. Характеристика основных черт текстов, провоцирующих катарсис // Понимание менталитета и текста. Сб. ст. / Отв. ред. Г.И. Богин-Тверь, 1995.
70. Петровский В.В. О ключевых словах в художественном произведении // Русская речь. 1977, №5.
71. Понимание менталитета и текста. Сб. ст. / Отв. ред. Г.И. Богин. Тверь, 1995.
72. Понимание и интерпретация текста. Сб. науч. тр. / Отв. ред. Г.И. Богин. — Тверь, 1994.
73. Попова Е.А. О лингвистике нарратива. //Филологические науки. 2001, №4
74. Поспелов Н.С. Несобственно-прямая речь и формы ее выражения в художественной прозе Гончарова 30-40 гг. // Материалы и исследования по истории русского литературного языка. Т. IV. М., 1957.
75. Поцепня Д.М. Образ мира в слове писателя. СПб., 1997.
76. Проблемы исследования слова в художественном тексте. Межвуз. сб. науч. тр. / Отв. ред. В.В. Степанова. Л., 1990.
77. Пруссакова И. «Погружение во тьму» // «Нева». 1995, №8.
78. Реферовская Е.А. Лингвистические исследования структуры текста. -Л., 1983.
79. Ремизова М. Детство героя: Современный повествователь в поисках самоопределения. // Вопросы литературы. 2001, №2.
80. Рогова К.А. «Другая» литература и ее повествователь (речевые особенности) // Разноуровневые единицы языка и их функционирование в тексте: Теоретические и методические аспекты: Сборник научно-методических статей. СПб, 1992.
81. Рогова К.А. О некоторых особенностях стиля «другой» литературы — литературы «новой волны». // Problemi di Morfosintassi delle Lingue Slave, №3. -Bologna, 1990.
82. Роль человеческого фактора в языке. Язык и картина мира. — М., 1988.
83. Русский язык в его функционировании. Уровни языка. М., 1996.
84. Семантика и прагматика единиц языка в тексте. Межвуз. сб. науч. тр. / Отв. ред. Н.О. Гучинская. Л., 1988.
85. Синтаксис и стилистика. Сб. ст. / Отв. ред. Г.А. Золотова. М., 1976.
86. Сокольникова О.В. Структурно-семантическая организация художественного текста и ее интерпретация в иностранной аудитории // Лингвистические и методические аспекты преподавания русского языка как иностранного. СПб, 1992.
87. Степанов С.П. Организация повествования в художественном тексте (языковой аспект). СПб, 2002.
88. Студнева А.И. Языковая доминанта и методика лингвистического анализа текста // Вопросы теории и методики изучения русского языка. — Казань, 1979.
89. Тураева З.Я. Категория времени: Время грамматическое и время художественное. М., 1979
90. Тураева 3. Я. Лингвистика текста. М., 1986.
91. Успенский Б.А. Поэтика композиции. М., 1995.
92. Филологическая герменевтика и общая стилистика. Сб. науч. тр. / Отв. ред. Богин Г.И. Тверь, 1992.
93. Фрайзе М. После изгнания автора: литературоведение в тупике? // Автор и текст. Сб. ст. Вып. 2. / Под ред. В.М. Марковича и В. Шмида. Спб., 1996.
94. Функционирование языковых единиц в контексте. Воронеж, 1985.
95. Человеческий фактор в языке: коммуникация, модальность, дейксис. -М., 1992.
96. Чернухина И.Я. Очерк стилистики художественного прозаического текста. Воронеж, 1977.
97. Чернухина И.Я. Элементы организации художественного прозаического текста. — Воронеж, 1984.
98. Чудаков А.П. Проблема сказа в работах В.В. Виноградова // Русский язык: Проблемы художественной речи. Лексикология и лексикография. М., 1981.
99. Чудаков А.П. Поэтика Чехова. М., 1971.
100. Шведова Н.Ю. Очерки по синтаксису русской разговорной речи. — М., 1960.
101. Шкурина Н.В. Мотив как средство создания эстетического единства произведения // Художественный текст: Структура. Язык. Стиль. Сб. ст. / Под ред. К.А. Роговой. СПб, 1993.
102. Шмид В. Нарратология. М., 2003.
103. Щедровицкий Г.П., Якобсон С.Г. Заметки к определению понятий «мышление» и «понимание» // Мышление и общение. Алма-Ата, 1973
104. Эйхенбаум Б.М. Иллюзия сказа // Сквозь литературу. Л., 1924.
105. Экспрессивный синтаксис и анализ художественного текста. -Смоленск, 1991.
106. Язык система, язык - текст, язык - способность. - М., 1995.
107. Язык и личность. М., 1989.
108. Язык и сознание: парадоксальная рациональность. М., 1993.
109. Языковые процессы современной русской художественной литературы. -М., 1977.
110. Языковое сознание: стереотипы и творчество. / Отв. ред. Уфимцева Н.В. -М., 2000.1. Словари:
111. Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990. (ЛЭС) Источники: