автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.03
диссертация на тему:
Поэтика уэссекского цикла Т. Харди

  • Год: 2008
  • Автор научной работы: Гордиенко, Ольга Викторовна
  • Ученая cтепень: кандидата филологических наук
  • Место защиты диссертации: Москва
  • Код cпециальности ВАК: 10.01.03
450 руб.
Диссертация по филологии на тему 'Поэтика уэссекского цикла Т. Харди'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Поэтика уэссекского цикла Т. Харди"

На правах рукописи

Гордиенко Ольга Викторовна

ПОЭТИКА УЭССЕКСКОГО ЦИКЛА Т. ХАРДИ

Специальность 10.01.03 - Литература народов стран зарубежья (европейская и американская литературы)

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Москва 2008

003451888

Работа выполнена на кафедре германской филологии филологического факультета Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета.

Научный руководитель: Доктор филологических наук, профессор

Толмачёв Василий Михайлович

Официальные оппоненты: Доктор филологических наук, профессор

Соколова Наталья Игоревна,

Московский педагогический государственный университет

Кандидат филологических наук, доцент Редина Ольга Николаевна, Московский государственный областной университет

Ведущая организация: Институт научной информации по

общественным наукам РАН

Защита состоится 28 ноября 2008 г. на заседании диссертационного совета Д501.001.25 при Московском государственном университете им. М.В. Ломоносова по адресу: 119992, г. Москва, Ленинские горы, МГУ, 1-й корпус гуманитарных факультетов, филологический факультет.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке филологического факультета Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова.

Автореферат разослан <í$> октября 2008 г.

Ученый секретарь диссертационного совета, кандидат филологических наук, доцент

А.В. Сергеев

Романное творчество признанного классика английской литературы конца XIX - начала XX века Томаса Харди (Thomas Hardy, 1840 - 1928) привлекает внимание литературоведов разных стран на протяжении уже более ста лет. Однако несмотря на столь пристальный интерес многие важные аспекты поэтики Харди всё ещё изучены недостаточно.

В зарубежном литературоведении творческое наследие Харди подвергалось самым разным интерпретациям: «Одни считали Харди старомодным писателем, другие - последним великим романистом викторианской эпохи, третьи - первым романистом модернизма, четвёртые -"самородком"...»1. Это обстоятельство, с одной стороны, позволяло пристально рассмотреть различные грани хардиевского писательского таланта в тематическом разрезе, но, с другой, - мешало целостному восприятию его поэтики.

Важно отметить, что при анализе произведений Харди зарубежные исследователи склонны относить писателя либо к романтикам, либо к натуралистам. В отечественном литературоведении Харди традиционно принято было считать критическим реалистом и только в начале 1990-х годов начали предприниматься попытки переосмыслить творчество писателя и отойти от господствовавших на протяжении многих десятилетий стереотипов во взгляде на его произведения. В данной диссертационной работе мы попытаемся проанализировать романы Харди с тем, чтобы выявить те особенности его художественного мастерства, которые позволяют поставить вопрос о различных составляющих творческого метода писателя.

Предметом исследования данной работы стала поэтика так называемых уэссекских романов Харди: «Под деревом зелёным» (Under the Greenwood Tree, 1872), «Вдали от обезумевшей толпы» (Far from the Madding Crowd, 1874), «Возвращение на родину» (The Return of the Native, 1878), «Мэр Кэстербриджа» (The Mayor of Casterbridge, 1886), «В краю лесов» (The

1 Kramer D Making Approaches to Hardy // Critical Approaches to the Fiction of Thomas Hardy / Ed by n Kramer L . Macmillan, 1979. P. 1

Woodlanders, 1887), «Тэсс из рода д'Эрбервиллей» (Tess of the D'Urbervilles, 1891), «Джуд Незаметный» (Jude the Obscure, 1896). Вопрос становления творческой манеры Харди, устойчивых признаков его поэтики рассматривается нами на примере романов «Вдали от обезумевшей толпы», «Возвращение на родину», «Тэсс из рода д'Эрбервиллей». Выбор произведений обусловлен следующими соображениями. «Вдали от обезумевшей толпы» - первый профессионально написанный Харди роман, который в плане сюжета и системы образов является «стартовой площадкой» для всех последующих произведений цикла. «Возвращение на родину» знаменует собой переход писательского гения Харди на качественно новый уровень, в нём особо ярко проступают романтические черты его творчества. В свою очередь, «Тэсс» - плод зрелой творческой манеры писателя -развивает все основные темы, привлекавшие Харди-прозаика. В нём также ярко заявляет о себе поэтика Харди-натуралиста.

Методологической основой исследования служат классические русские работы о поэтике (ОПОЯЗ, Л.П. Гроссман, Ю.М. Лотман, Б.А. Успенский и др.), труды отечественных исследователей, посвященные проблемам натурализма (В.В. Виноградов, Л.П. Гроссман, В.А. Миловидов, В.М. Толмачёв), а также лучшее из написанного у нас о Харди (работы М.В. Урнова, Н.П. Михальской). При анализе хардиевских произведений мы опирались на традицию американской «новой критики» (К. Брукс), русского формализма и привлекали биографический материал лишь по мере необходимости (прежде всего это касается мало изученных в России дневниковых записей самого Харди).

Основная цель данной диссертации - выявить характерные особенности хардиевского писательского стиля, а также продемонстрировать присутствие в произведениях Харди черт двух начал - романтического и натуралистского.

Актуальность нашего исследования определяется следующими факторами. Авторы существующих отечественных работ о творчестве Харди концентрируют своё внимание лишь на отдельных аспектах его поэтики, не

давая общей картины основных составляющих художественного мира писателя, так или иначе присутствующих во всех романах уэссекского цикла. Кроме того, обходится молчанием важный вопрос о своеобразном синтезе в хардиевских романах натуралистского и романтического начал.

Апробация работы проводилась на следующих конференциях: «XVII Ежегодная богословская конференция Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета» (ПСТГУ, Москва, 2007) и «Актуальные проблемы гуманитарных наук» (МФЮА, Москва, 2007). Основные положения диссертации нашли отражение в ряде публикаций.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трёх глав (Харди и его Уэссекс: создание «романов характера и среды»; Художественный мир Харди: основные составляющие; Динамика развития творческой манеры Харди: «Вдали от обезумевшей толпы» - «Возвращение на родину» - «Тэсс из рода д'Эрбервиллей»), заключения и библиографии. Объём диссертации -190 страниц. Библиография включает 247 наименований.

Основное содержание диссертации Во Введении обосновывается актуальность диссертации, формулируются основные задачи исследования, определяется его методологическая основа, оговариваются принципы отбора материала, а также даётся обзор отечественных и зарубежных работ, посвящённых романному творчеству Харди.

Глава I. Харди и его Уэссекс: создание «романов характера и среды» Творчество Харди представляет собой довольно интересный пример того, как в рамках одного художественного мира сосуществуют разные и в некоторых аспектах даже противоположные убеждения: «...в этом писателе причудливо уживаются романтик и натуралист, адепт Спенсера и поклонник Шопенгауэра, личность, пережившая утрату веры, и мистик»2.

2 Толмачёв В.М. Английский роман «конца века»' от Т Харди до Дж. Голсуорси // Зарубежная литература конца XIX - начала XX века: В 2 т. / Под ред. В.М. Толмачева. М.: Академия, 2007. Т. 2. С. 6

Составляя классификацию своих романов, Харди определяет семь из них («Под деревом зелёным», «Вдали от обезумевшей толпы», «Возвращение на родину», «Мэр Кэстербриджа», «В краю лесов», «Тэсс из рода д'Эрбервиллей», «Джуд Незаметный») как «романы характера и среды» (Novels of Character and Environment)3. Они также имеют общее место действия - Уэссекс (Wessex). Впервые Харди употребляет это топонимическое обозначение в 1874 г. в романе «Вдали от обезумевшей толпы», а объединяет уэссекские романы в единый цикл только в 1912 г., когда начинает издаваться 24-томное собрание его сочинений.

Глубинные мотивы выбора Харди этого древнего названия были, очевидно, связаны с желанием заставить своих читателей «прочувствовать историческую преемственность, связь между древними временами и нашим веком»4 и таким образом призвать их к несколько отстранённому восприятию Уэссекса. Харди настаивает, что изображённая им местность, является в большей мере плодом писательской фантазии и даже своеобразным символом связи прошлого с настоящим.

Хотя география Уэссекса очень напоминает карту графства Дорсет и его окрестностей, прямого соответствия между ними нет. Описание условий жизни в романах также не соответствует тому, что реально происходило в английской деревне в 1840 - 1850-е годы. Однако это несоответствие отнюдь не является следствием неосведомлённости Харди об истинном положении вещей, о чём свидетельствуют дневниковые записи писателя5.

Харди словно намеренно отказывается от отражения в своих романах современных им реальных событий. Писателя интересует утрата традиций, забвение прошлого, а вовсе не вопросы материального благополучия и реального состояния жизни фермеров.

J Thomas Hardy's Personal Writings: Prefaces Literary Opinions. Reminiscences / Ed. by H. Orel University of

Kansas Press. Lawrence, 1966. P. 44.

' Johnson L The Art of Thomas Hardy. L John Lane, 1923. P. 83. s Hardy F.E The Life of Thomas Hardy: 1840 - 1928 L. Macmillan, 1962. P 312-313.

Сознательный отказ от роли «летописца» Дорсетшира позволяет, с одной стороны, добиться некоторой отстранённости от какого-либо конкретного исторического периода и придаёт романам актуальность «на все времена», а с другой, - даёт возможность использовать исторический материал там, где это необходимо, не ограничиваясь временными рамками.

Это обстоятельство - синтез исторического и символического начал -оказывается одной из важнейших отличительных черт поэтики Харди, так как большинство его современников живо интересовалось прежде всего насущными социальными проблемами и комментировало их в свете популярных в конце XIX в. философских и научных концепций.

По мнению же английского литературоведа К. Мура, уэссекские романы Харди далеки от современных ему идеологических контекстов потому, что весьма литературны, полны аллюзий и реминисценций: «Источником его [Харди] прозы является не "жизнь", но "текст". Уэссекс - литературный Франкенштейн, тело которого, сшитое из частей других вполне узнаваемых произведений, предстаёт подобием единого целого»6.

Подобное утверждение К. Мура и отчасти справедливо (в советском литературоведении этот аспект творчества Харди был недооценён), и представляется несколько спорным. Безусловно, никто не станет отрицать определённое влияние на Харди других авторов. Однако следы такого влияния удивительно гармонично сочетаются с материей хардиевского повествования. Всякий раз, желая ввести какую-либо мысль или текст в своё произведение, Харди «пропускает» её через призму своего индивидуального писательского таланта, делает весьма естественной, идеологически не вполне различимой.

Такое «искажение» материала станет одним из ключевых аспектов хардиевского понимания искусства и его целей, которое он довольно чётко определяет в своём дневнике: «Искусство - это искажение...

6 Moore К Z The Descent of the Imagination Postromantic Culture in the Later Novels of Thomas Hardy NY.' New York UP, 1990. P.3

действительности с целью нагляднее показать её существенные черты»7. Иными словами, только перевоплощение действительной картины вещей позволяет создать достойное художественное произведение.

Очевидно, что подобный подход к литературному творчеству был совместим с тем отношением Харди к реальности, о котором он пишет в дневнике за 1887 г.: «...мне пришла в голову мысль, что все люди -лунатики, что материя не реальна, а всего лишь видима... Мы считаем реальным то, что видим, только потому, что находимся в состоянии сомнамбулической галлюцинации»8.

Рассуждения о восприятии реальности как сна сближают Харди с писателями и поэтами-романтиками. И, думается, романтические метафоры оказываются для хардиевской поэтики не просто второстепенными (орнаментальными) приёмами. Восприятие реальности как сна, несоответствие представлений персонажей о действительности истинному положению вещей становится одной из основных тем в романах Харди. Но ведь именно этот конфликт мечты и реальности был центральным для романтической эстетики9. Таким образом, определённые ценности романтизма лежат в самой основе художественного мира Харди.

Кроме того, постоянно присутствуют у Харди и некоторые характерные для романтизма темы. Это и противопоставление сельского пасторального мира миру города (Харди обращается к проблеме неумолимой экспансии городской «машинной» цивилизации, итогом которой становится нарушение идиллического уклада сельской жизни), и тема роковой любви, лишающей персонажей способности внимать голосу разума (здесь встречаются характерные роковые мужчины и женщины), и стремление передать яркий национальный колорит Уэссекса, и появление на страницах романов цельных личностей с несколько наивным восприятием действительности.

7 Hardy F.E. The Life of Thomas Hardy 1840-1928 L- Macmillan, 1962. P. 229.

'Ibid P 186

' См , напр.: Берковский H Я Романтизм в Германии. СПб : Азбука-классика, 2001. С. 129-130; Fürst L R.

The Contours of European Romanticism. L.: Macmillan, 1979.P 45-46

Не последнюю роль в формировании хардиевской концепции искусства сыграли идеи Дж. Рёскина (о необходимости вымысла в искусстве, о пагубности простого подражания), убеждённого, что задача художника заключается не только в точной передаче какого-либо образа или явления, но и в том, чтобы пропустить этот образ через своё творчество и сообщить зрителю свои мысли и чувства относительно изображённого10. Харди читал работы Рёскина", некоторые из них входили в его домашнюю библиотеку.

Применяемая Харди техника «выхватывания» черт реальности и их «преломления» обнаруживает сходство с принципами работы фотокамеры: «Харди использует словесные описания как... линзу... камеры, чтобы отбирать, освещать, преображать, увеличивать и тем самым создавать видимый мир...»12.

Подобное сравнение ещё более уместно, если воспринимать его в контексте рассуждений Р, Барта о мистической связи фотографии с древним ритуальным театром и представлении о фотографе как о специфическом мифологе, одновременно убивающем и созидающем13. Думается, творящий миф Уэссекса Харди неслучайно обращается именно к этому приёму.

Сам Харди в одном из эссе отмечает: «Писатель, не имитирующий жизнь, воспринимает её через призму своих личных взглядов и настроений...»14. Таким образом, хардиевская писательская манера становится в данном аспекте отражением натуралистского понимания творчества, также подразумевающего аналогию с работой фотокамеры и связанного с идеей натурализма «провести мир сквозь художника, дать его на уровне непосредственного восприятия, через призму... личного состояния»15.

Ruskin J. Modern Painters Vol I Of General Principles and ofTruth. L : George Allen. 1898. P. 47-48 " Hardy F.E. The Life of Thomas Hardy. 1840 - 1928 L.- Macmillan, 1962. P. 38,172,193.

12 Lodge D Thomas Hardy as a Cinematic Novelist // Thomas Hardy After Fifty Years / Ed, by L. Butler. Totowa (N.J.): Rowman, 1977 P. 80.

13 Барт P. Camera Lucida. Комментарии к фотографии M Ad Marginem, 1997. С 24-25,47,52,56-57

" Hardy Th The Profitable Reading of Fiction. // Thomas Hardy's Personal Writings: Prefaces. Literary Opinions. Reminiscences /Ed. by H. Orel. University of Kansas Press: Lawrence, 1966. P. 122.

IS Толмач«в В M. Натурализм // Зарубежная литература конца XIX - начала XX века: В 2 т. / Под ред В М. Толмачева M . Академия, 2007 Т. 1. С. 51.

Однако Харди устанавливает и пределы своему «самовыражению». Он считает, что романы, будучи прежде всего чтением развлекательным, должны отвечать и требованиям, предъявляемым к произведениям популярной литературы. В связи с этим Харди в одной из своих дневниковых записей (1913) критикует подход к романному творчеству, который предполагает точное, до мельчайших деталей, воспроизведение действительности16.

Следует, однако, заметить, что Харди отнюдь не отрицает сам принцип достоверной передачи реальности, но имеет в виду необходимость гармонично сочетать в романе факт и вымысел, «чтобы, с одной стороны, сделать произведение интересным, а с другой, - реалистичным (to give reality)»17. В своих романах Харди старается придерживаться им самим сформулированного принципа, что ему в большинстве случаев удаётся.

Немалую роль играют у Харди зрительные образы. Рассуждая о литературе, Харди постоянно использует термины и характеристики, относящиеся к визуальной сфере восприятия18, что говорит не только о его любви к живописи, но и о специфическом отношении к писательскому творчеству как к словесной живописи.

Романы Харди изобилуют описаниями, которые можно назвать живописными полотнами в прозе. Даже действие Харди чаще всего стремится передать как зримую картину происходящего. При этом и приёмы, которые он использует, характерны, скорее, для живописи: Харди «работает» с перспективой, светом и тенью, обозначает передний и задний планы. Дж. Буллен справедливо, на наш взгляд, называет Харди «наблюдателем и коллекционером впечатлений»19. В данном аспекте Харди, опять же, близок натуралистам с их отношением к художнику как «Гению наблюдения»20.

16 Hardy F.E. The Life of Thomas Hardy: 1840- 1928 L.: Macmillan, 1962. P. 362

" Ibid. P. 150

"ibid P. 153,228

" Bullen J.B. The Expressive Eye. Fiction and Perception in the Work of Thomas Hardy. Oxford- Clarendon Press, 1986. P. 4.

!0 Толмачев В M. Натурализм // Зарубежная литература конца XIX - начала XX века' В 2 т. / Под ред. В.М. Толмачева. M : Академия, 2007. T. 1. С. 51.

Необходимо упомянуть и о хардиевском типе повествователя. Это традиционный для английской прозы XIX века «всеведущий» повествователь. Он знает наперёд, что произойдёт с персонажами. Время от времени повествователь с «я» переходит на «мы».

Перед нами, скорее всего, повествователь, находящийся вне изображаемой реальности, а не рассказчик, пребывающий внутри неё. Если говорить о типе повествовательной ситуации, пользуясь классификацией Ф. Штанцеля21, то в романах Харди мы имеем дело с аукториальной ситуацией, при которой «повествователь сохраняет дистанцию по отношению к изображённому миру, не является персонажем, но обнаруживает своё присутствие, выступая как... "мы", рефлексируя над событиями или давая метаповествовательные комментарии»22.

Наличие таких отступлений, не позволяет однозначно вписать Харди в натуралистскую традицию: «Сравнивая Харди с Золя, Мопассаном, нельзя не заметить, что харди евская манера повествования... предполагает комментарии "от автора", нарушает принцип безличности прозы»23.

Необходимо также сказать несколько слов о расстановке персонажей в романах уэссекского цикла. Чаще всего, Харди пользуется приёмом «сцепления» персонажей по принципу контраста. Так, в романе «Вдали от обезумевшей толпы» добропорядочный и уравновешенный фермер Оук противопоставлен, с одной стороны, легкомысленному сержанту Трою, а с другой, - мрачному, но страстному по натуре Болдвуду. Антиподом же Батшебы Эвердин становится бедная девушка Фанни Робин. Подобные пары образов присутствуют и во всех прочих романах цикла.

По принципу контраста у Харди соотносятся не только персонажи. Контрастируют у него также реальный Уэссекс и надчеловеческая система

21 Stanzel F.K Typiche Formen des Romans Güttingen- Vandenhoeck, 1964.

22 Цит. по. Теория литературы. В 2 т. / Под ред H Д. Тамарченко. M . Академия, 2004. T 2. С. 134.

25 Толмачёв В.М. Английский роман «конца века»: от Т. Харди до Дж. Голсуорси // Зарубежная литература конца XIX - начала XX века: В 2 т. / Под ред В М. Толмачева. М.: Академия, 2007 Т. 2 С 6

координат, та самая, которая олицетворяет фатум и о которой в концовке «Тэсс» говорится как о «бессмертных».

Харди таким образом творит целый мир, мифологическую систему, в которой находится место как человеку, так и потусторонним силам. Харди уделяет большое внимание архетипическим понятиям, очень сильны у него мотивы рока, крови, наследственности, огня и воды, земли, неба, солнца и луны, дороги.

Мир Уэссекса, и в этом, думается, сказалась любовь Харди к античной литературе и, в частности, к греческой трагедии, трисоставен: его населяют простые сельские люди (rustics); герои (characters) - сильные личности, главные персонажи романов; боги (в первую очередь, боги земли, некой непостижимой космической целесообразности). Все они подвластны судьбе, року. Причём судьба трактуется как безликая и неумолимая сила, с которой невозможно ни бороться, ни договориться. Такое понимание судьбы во многом близко шопенгауэровскому представлению о первичной и ничем не обусловленной «мировой воле», играющей человеком прежде всего через страсти (любовь).

Сцены из жизни деревенского люда занимают важное место в романах Харди. Они одновременно создают определённый фон для основного действия и косвенно олицетворяют ту систему ценностей, которая часто недоступна главным героям романов.

Хардиевские селяне связаны с землёй, на которой живут и которую возделывают. Они принимают все условия такой жизни: не стремятся убежать от своей судьбы, покорно трудятся в поте лица. Простолюдины Уэссекса, кажется, с молоком матери впитали принцип жизни, который можно сформулировать как «Знай своё место».

Хардиевская трактовка происхождения как одной из наиболее важных и даже судьбоносных составляющих жизни человека появилась, очевидно, под влиянием Г. Спенсера и, конкретно, его органической теории общества, которую он развивает в 1-м томе своей работы «Опыты научные,

политические и философские» (1857). Спенсер уподобляет структуру общества структуре живого организма и говорит о естественности и неустранимости социальных неравенств. Харди читал Спенсера, а о 1-м томе «Опытов» отозвался в одном из своих писем (1893) как о книге, которая помогла ему расширить свой кругозор и благоприятно повлияла на способности его воображения24. Добавим, что Спенсера как автора одной из теорий эволюции высоко ценили и натуралисты25.

Важно заметить, что гармоничное сосуществование тружеников с природой до некоторой степени обезличивает их, превращая из индивидуальностей всего лишь в организмы. Иными словами, в «восприятии природы» все почитающие её люди оказываются всего лишь частью животного мира, им не даруется никаких привилегий, поскольку их смирение расценивается всего лишь как долг, а не как подвиг.

Такая интерпретация природы и её влияния на человека - явный результат увлечения Харди эволюционными идеями Ч. Дарвина, что неудивительно, ведь Харди был одним из первых, кто с большим одобрением отнёсся к дарвиновскому «Происхождению видов»26.

Однако, с другой стороны, сельские жители в романах Харди становятся своеобразным эквивалентом постоянно возобновляющегося природного цикла, символом вечного чередования жизни и смерти.

На этом фоне герои хардиевского Уэссекса предстают некой аномалией. Это люди мыслящие, пытающиеся найти своё место в жизни, а зачастую, даже изменить свою судьбу. Такие стремления, по логике романов цикла, оказываются преступными, ибо таят в себе бунтарский дух, нежелание подчиняться «естественным» законам.

Помимо «нарушения» установлений Природы, многие персонажи Харди идут также и против устоявшихся социальных законов и обычаев. Чувствуя

24 Millgate М. Thomas Hardy A Biography. Oxford. Oxford UP, 1982 P 246

25 Толмачбв B.M. Натурализм // Зарубежная литература конца XIX - начала XX века' В 2 т. I Под ред. В М. Толмачева. М • Академия, 2007 Т. 1. С. 52.

24Hardy F.E. The Life ofThomas Hardy: 1840- 1928. L.' Macmillan, 1962 P 153.

всю жестокость викторианского лицемерия, они пытаются вступить с ней в борьбу. Однако подобные порывы хардиевских героев также обречены на провал - законы социума, как и законы природы, не знают исключений. Судьбы этих персонажей становятся иллюстрациями к «трагедии неосуществлённых замыслов»27.

Эта трагедия хоть и имеет, как мы уже указывали, некоторую связь с античными образцами, по сути своей отличается от последних. Теперь на первом месте оказываются социальные проблемы, даже столкновение с замыслом надчеловеческих находит своё выражение в противоречиях социального свойства.

Трагедия видится Харди как столкновение стремлений и чаяний индивидуума со средой28. Такое понимание природы трагедии находит отражение в обобщающем названии, которое Харди даёт своим трагическим романам («романы характера и среды»).

Необходимо заметить, что по мере работы над романами цикла, взгляд Харди на вселенную Уэссекса становится всё более мрачным и ироничным. Если в первом романе «Под деревом зелёным» этот мир ещё можно охарактеризовать как буколически-идиллический, то во всех последующих он неумолимо движется к катастрофе, разрушению.

Подобная динамика прослеживается не только на событийном уровне, но также и на примере некоторых используемых Харди мотивов. Складывается впечатление, что чем ближе мир Уэссекса подходит к своему разрушению, тем с меньшим трепетом и любовью относится к нему Харди, тем реже набрасывает на действие покровы аллегорий и романтической символики, тем чаще прибегает к иронии и гротеску. Отчасти это, вероятно, можно объяснить некоторой писательской «усталостью», ведь после написания «Джуда Незаметного» Харди решает оставить романное творчество. Однако не следует забывать также и о нападках на Харди

27 Hardy Th Preface to the First Edition // Jude the Obscure. Harmondsworth (Mx )• Pengum Books, 1994. P. VI.

28 Hardy F.E. Op. cit. P. 274.

критиков и выдвигавшихся против него обвинениях в аморальности. Думается, это сыграло не последнюю роль в изменении настроя Харди, испытавшего разочарование в способности публики понять истинный смысл его произведений.

Глава II. Художественный мир Харди: основные составляющие

Конфликт «характера и среды» предстаёт в уэссекских романах Харди как «трагедия неосуществлённых замыслов», результат столкновения надежд и стремлений героев с суровой реальностью, которая неизбежно вносит свои коррективы в человеческие планы и намерения, зачастую с самого начала обрекая их на провал. В романах цикла, таким образом, намечается двоемирие: внутренний мир персонажа как бы противопоставляется миру реальному.

Следует отметить, что этот принцип лежит в основе творимой Харди вселенной. Её двойственность проявляется через многочисленные и характерные для большинства хардиевских романов противопоставления: города и деревни, старого и нового уклада жизни, разума и чувств, света и тени, сна и реальности, ценностей Севера и Юга.

Все эти противопоставления можно условно разделить на две большие группы. К первой следует отнести те, которые так или иначе связаны с социально-экономическим аспектом жизни, а ко второй - относящиеся к мифологически-архетипическому комплексу понятий.

Темы и мотивы, входящие в первую группу, связаны со столкновением старого и нового укладов, которое предстаёт в виде агрессивных попыток суетной, в восприятии Харди, городской цивилизации, ставящей на первое место научно-технический прогресс, «подмять под себя» цивилизацию сельскую, или более «естественную», консервативную - ценящую прежде всего обычаи и традиции прошлого.

Кроме того, очень важным для поэтики Харди оказывается противопоставление крестьянства (буржуазии) и аристократии, которому всегда сопутствует оппозиция здоровье - болезнь (вырождение).

Большинство противопоставлений, относящихся ко второй группе, связано с основополагающей для мира Уэссекса дихотомией мужского и женского начал. Заметим, что речь пойдёт именно об их противопоставлении и столкновении.

В условиях видимого отсутствия Бога (Харди был агностиком), «перевес» оказывается на стороне женского начала. Жизнями людей Уэссекса «распоряжаются» Природа, земля, тендерная принадлежность.

Важно отметить, что могучее земное начало до некоторой степени проецируется на уэссекскую женщину: «А field-man is a personality afield; а field-woman is a portion of the field; she had somehow lost her own margin, imbibed the essence of her surrounding, and assimilated herself with it»29. Женщина оказывается ближе к Природе, что наделяет её определённой властью над мужчиной и становится как бы видимым напоминанием о преобладании в мире Уэссекса женского начала.

Большинство мужских персонажей романов (Габриэль Оук, Джайлс Уинтерборн, Диггори Венн, Генри Найт, Энджел Клэр) отличаются пассивностью, скромностью, отсутствием «мужской» агрессивности в поведении. Иными словами, мужчины в романах Харди страдают от определённых психологических комплексов, в то время как хардиевские женщины, напротив, склонны к активным действиям и часто проявляют несвойственные «слабому» полу качества: решительность, смелость, независимость.

Мужчина Уэссекса, таким образом, и на мистическом, и на психологическом уровнях становится заложником женщины, женского начала. Ощущая эту дисгармонию, он подсознательно стремится «восстановить справедливость», всячески притесняя женщину и лишая её прав на социальном уровне. В результате, гармонии двух начал так и не наступает, а мистическое противостояние (речь идёт о мистике пола) переносится в повседневную жизнь, разрушая уважение и доверие мужчин и

25 Hardy Th. The Return of the Native Harmondsworth (Mx.)' Penguin Books, 1994 P. 111.

женщин друг к другу. Особо показательным в этом отношении представляется роман «Мэр Кэстербриджа», в котором Майкл Хенчард, желая освободиться от морального «гнёта» женщин, решает физически избавиться от жены и малолетней дочери и продаёт их первому встречному.

Поступок Хенчарда становится символическим актом социального освобождения от женщин. Однако, совершая его, Хенчард вместе с тем как бы отрекается и от «женской» составляющей собственной натуры. Хенчард становится психологически и эмоционально неполноценным. Чтобы избежать связанных с этим недостатком проблем, он старается физически оградить себя от общения с женщинами и вращается исключительно в мужском обществе.

Возвращение Сьюзен и Элизабет-Джейн означает для Майкла Хенчарда символическое возвращение тех душевных качеств, от которых он так отчаянно пытался освободиться.

Однако за всё то время, которое Хенчард провёл в разлуке с женой и дочерью, его отношение к женщинам ничуть не изменилось. Он по-прежнему склонен манипулировать ими.

Поэтому в первой половине романа Майкл Хенчард предстаёт суровым женоненавистником, ставящим на первое место только личные интересы. Однако примерно в середине повествования наступает, как сказал бы Г. Джеймс, «поворот винта» и Хенчард начинает развиваться в обратном направлении. Этим «водоразделом» становится сцена в суде, в ходе которой обвиняемая в непристойном поведении старуха, узнаёт в Хенчарде человека, много лет назад продавшего в её ярмарочном ларьке своих жену и дочь.

Наступает время возмездия: грех против женщин, ставший отправной точкой социального возвышения Хенчарда, теперь оказывается причиной обратного процесса. Хенчард, претерпевая страдания и унижения, словно бы возвращается к когда-то отвергнутому им женскому началу.

Окончательное подтверждение свершившегося переворота происходит в тот момент, когда решившийся на самоубийство после разговора с Ньюсеном

Хенчард видит плывущее по реке чучело и принимает его за труп своего «двойника». «Видение» Хенчарда в данном случае символизирует не его грядущую физическую кончину, а, скорее, уже произошедшую гибель мужской части его личности.

Женское начало одерживает победу над Майклом, подавляя его душевные стремления и совершая насилие над его волей. Хенчард гибнет после трагического угасания мужского начала, которое было его моральным стержнем, поддерживало в нём жизнь.

Роман «Мэр Кэстербриджа» ясно показывает актуальность для хардиевской вселенной традиционного соотношения женского начала с миром чувств, а мужского - с областью разума. Это соотношение, в свою очередь, оказывается связанным с древними мифологическими дихотомиями солярного (разумного эстетического) и вегетативного (чувственного экстатического) начал, которые ассоциируются с именами Аполлона и Диониса.

Мы с лёгкостью обнаруживаем присутствие этих начал и сопутствующие им атрибуты в мире Уэссекса. Вспомним роман «Возвращение на родину» с его постоянными противопоставлениями света и тени, солнца и луны, огня и воды, с персонифицированными представителями светлого и тёмного - «светлым» «человеком будущего» Клаймом Ибрайтом и «королевой ночи» Юстасией Вэй. Вспомним излюбленный хардиевский мотив противопоставления исконного труда на земле использованию механизированных средств - плодов человеческого разума, а также переходящий из романа в роман мотив танца как средоточия чувственной энергии, в котором можно уловить намёк на дионисийские пляски. Обратим внимание на постоянное противопоставление неба (солнца) и земли, на описания солнца как божества - то карающего, то ласкающего и дарующего тепло.

Следует заметить, что если в мужской натуре хардиевского героя начинает преобладать женское чувственное начало, то это неизбежно

приводит к трагическим последствиям (фермер Болдвуд, Майкл Хенчард). Мужское начало также агрессивно проявляет себя в отношении женщин (Тэсс).

Трагические противоречия, связанные с противоборством двух начал, проявляются также в родственных и брачных отношениях. Наиболее полно эта тема раскрывается в романе «Возвращение на родину».

Клайм Ибрайт оказывается в окружении двух женщин (матери - миссис Ибрайт и возлюбленной - Юстасии Вэй), ревнующих его друг к другу, каждая из которых стремится всецело завладеть любовью и вниманием молодого человека. Положение осложняется ещё и тем, что он искренне любит их обеих и не желает причинять им страдания.

Однако Клайму приходится сделать выбор. Происходит ссора с миссис Ибрайт, в результате которой Клайм, казалось бы, выбирает Юстасию и, таким образом, словно стремится разорвать связь, существующую между ним и матерью, дабы обрести самостоятельность. Однако вскоре становится ясно, что Клайм, по-прежнему, сильно зависим от матери и страдает из-за размолвки с ней.

После трагической гибели миссис Ибрайт Клайм и вовсе впадает в уныние, укоряя себя за то, что так и не успел помириться с ней. Чувство вины превращает сыновнюю привязанность Клайма в одержимость. В своём поклонении матери он забывает, что именно её действия стали истинной причиной произошедших трагических событий.

В итоге Клайм так и не обретает самостоятельности, он остаётся вечным сыном, не найдя в себе сил стать взрослым мужчиной. Он отрекается от Юстасии в пользу миссис Ибрайт, а точнее, в пользу памяти о миссис Ибрайт. Гибель же Юстасии символизирует для Клайма крушение всех возможностей снова обрести личное счастье, теперь в его жизни останется только одна женщина -умершая мать.

Тему взаимоотношений сына и матери будет развивать ценивший Харди Д.Г. Лоренс («Сыновья и возлюбленные», 1913). Важно отметить, что Лоренс

при этом концентрируется на понятии телесности, восприятии жизни как сексуальной мистерии, которая проявляется прежде всего во взаимоотношениях мужчины и женщины. В романах же Харда всегда прослеживается дополнительный уровень трактовки данной темы, связанный с взаимодействием человека с силами Природы, представляющими одно из двух универсальных начал.

Так, Клайму приходится выяснять отношения не только с миссис Ибрайт и Юстасией, ему предстоит определиться и с тем, в каких «отношениях» он находится с землёй Эгдона, то есть с мистическим природным женским началом.

В детстве Клайм находился в полной гармонии с Природой. Отъезд из Эгдона нарушает как физическую, так и психологическую связь Ибрайта с родной землёй. Осознав, что этот шаг был ошибкой, Клайм решает вернуться домой, в окрестности Эгдонской пустоши. Таким образом, он словно бы стремится восстановить мистическую связь с родной почвой (отсюда дополнительный смысл названия романа: «The Return of the Native»). Однако все попытки Клайма обречены на неудачу. За время отсутствия в его сознании произошли существенные изменения. Он утратил «прежнее упоение бытием» и приобрёл взгляд на жизнь «как на что-то, с чем приходится мириться», он стал замечать «изъяны в естественных законах»30. Теперь он одержим идеей помочь людям «восстать против той жалкой участи, в которой они рождены»31. Не понимая, что его намерение противоречит «естественному» положению вещей в мире, Ибрайт упрямо пытается хотя бы внешне снова стать частью того сообщества, к которому когда-то принадлежал.

Все действия Клайма Ибрайта, направленные на получение признания у местных жителей, напоминают магические ритуалы: Клайм возвращается домой, на пустошь, накануне свадьбы переезжает в отдалённый Олдерворт, а

30 Hardy Th. The Return of the Native. Harmondsworth (Mx.): Penguin Books, 1994. P. 197-198

31 Ibid. P. 207

затем и вовсе облачается в грубые одежды резчика дрока. Клайм надеется, что все эти «обряды» сделают его «своим» в Эгдоне.

Надо сказать, что сам мотив проведения ритуалов и обрядов занимает в романах Харди очень важное место. В большинстве случаев эти ритуалы связаны с применением симпатической магии.

Симптоматично, что при всей своей кажущейся примитивности и косности, ритуалы, проводимые жителями Уэссекса, оказываются действенными (персонажи, против которых направлены магические действия, вскоре погибают). Однако следует уточнить, что действенны они не сами по себе, но лишь потому, что в отношении героев, на которых эти обряды направлены, уже включился механизм Судьбы, обрекший их на неминуемую смерть за нарушение «естественных» и социальных законов.

Думается, неслучайно, описывая обряды Уэссекса, повествователь постоянно подчёркивает, что их участники далеки от понимания истинного смысла проводимых ритуалов. Крестьяне лишь инстинктивно чувствуют необходимость их совершать. Проводя ритуал, жители Уэссекса, таким образом, отрекаются от собственной воли и мистически воссоединяются с предками, с самой землёй, сливаются с ними, и именно эта восстановленная связь сообщает обряду определённый смысл - он становится символическим выражением «воли» Природы (здесь вновь прослеживается определённое влияние на Харди образности А. Шопенгауэра). Следуя «велению» этой воли, эгдонские крестьяне проводят огненный ритуал изгнания злых сил, объектом которого становится «колдунья»-Юстасия, жители Кэстербриджа символически убивают Майкла Хенчарда, а обитатели Марлотта готовят к «жертвоприношению» Тэсс.

Напомним, что советские исследователи, говоря о глубинных причинах страданий хардиевских персонажей, ставят на первое место социальный аспект, а ярко выраженный мотив влияния надчеловеческих сил расценивают всего лишь как своеобразный способ передачи социальных противоречий: «Трагедия Тэсс осмысливается как социальная трагедия, но подчас писатель

склонен видеть в её судьбе какую-то игру роковых сил.,. Обращаясь к фаталистической идее возмездия для объяснения трагического, Гарди в то же время высказывает сомнение в её абсолютном значении, склоняясь к здравому смыслу простых людей, не согласному с идеей предопределённости страданий... Случайности и предзнаменования... говорят не о действии фатальных сил, а передают ощущение неизбежности трагедии в существующих социальных обстоятельств»32.

С подобной расстановкой акцентов в характеристике хардиевского понимания трагического едва ли следует соглашаться. Так, при данной интерпретации теряют всякий смысл основополагающие для художественного мира Харди мотивы крови, рода, огня, памяти предков, поскольку каждый из них связан у Харди с биологической повторяемостью жизни, чередованием рождения и смерти, которые он по-дарвиновски трактует как вселенский замысел Природы, безусловно, предполагающий существование биологического предопределения. Социальное проклятие у Харди становится в большинстве случаев всего лишь следствием проклятия биологического. Нельзя забывать также и об особом отношении Харди к античной трагедии как к творческому ориентиру. В трагедиях древних всегда присутствует образ рока, судьбы. Если отрицать наличие в романах Харди рокового начала, то все многочисленные сцены проведения обрядов плодородия и магических ритуалов превратятся всего лишь в отступления, выполняющие декоративную функцию, что будет противоречить замыслу писателя.

Помимо языческих ритуалов в романах присутствуют и ритуалы христианские (особенно связанные с музыкой и пением церковных гимнов). Однако сама христианская Церковь воспринимается жителями Уэссекса как далёкая им, и даже чуждая по духу. Уэссекские селяне являются христианами лишь номинально: «In паше they were parishioners, but virtually

32 Аникин Г.В., Михальская Н.П. История английской литературы. М • Высшая школа, 1985. С. 270

they belonged to no parish at all»33. Их истинным храмом, в котором они поклоняются Природе, становится Стригальная рига (которая даже по своей архитектуре напоминает церковь с притворами). По логике романа, только земля (Природа) обладает достаточной мощью для того, чтобы обеспечить человеку полноценную жизнь. Церковь же предстаёт в хардиевских романах утратившей связь с этим животворящим началом. Критике в романах Харди подвергается и «пуританская» церковная мораль - средоточие схоластики, лицемерия и ханжества.

Интересно отметить, что антиклерикальный пафос в романах Харди является, скорее, «оправой» для более значимого протеста - протеста против несправедливого мироустройства и, как следствие, претензий, предъявляемых в связи с этим Самому Богу.

Харди отвергает идею благого Провидения, заботящегося о спасении человека. Хардиевская модель мира становится антиподом христианской модели. Для мира Уэссекса не существует ни Искупления, ни Второго Пришествия. Все «пророчества», содержащиеся в романах, оказываются дурными предзнаменованиями, предрекающими лишь страдания и гибель, а отнюдь не приход Спасителя. Спасение в принципе невозможно.

Эта отличительная черта мира Уэссекса накладывает отпечаток и на форму романов. Построенные, по словам самого Харди, «почти с геометрической точностью»34, сюжеты его произведений возвращаются к тому, с чего начинались, как бы замыкают круг, наглядно демонстрируя невозможность какого-либо духовного преображения для персонажей и благоприятного исхода для всего действия.

Глава III. Динамика развития творческой манеры Харди: «Вдали от обезумевшей толпы» - «Возвращение на родину» - «Тэсс из рода д'Эрбервиллей»

33 Hardy Th. The Return of the Native. Harmondsworth (Mx )• Penguin Books, 1994 P. 142.

" Hardy F E The Life ofThomas Hardy: 1840 - 1928 L: Macmillan, 1962. P. 271.

Уэссекский цикл романов демонстрирует эволюцию творческой манеры Харди: от пасторальных зарисовок он постепенно переходит к всё более цельным по форме и глубоким в отношении тематики и проблематики произведениям. Начальная стадия этого перехода связана с написанием романа «Вдали от обезумевшей толпы».

Если первый роман цикла - «Под деревом зелёным» - можно назвать сельской идиллией (конфликт старого и нового укладов жизни лишь намечается), то в романе «Вдали от обезумевшей толпы» эта гармония мира, в принципе подразумеваемая, оказывается нарушенной. Харди сохраняет некоторые приметы идиллии: действие романа разворачивается на лоне природы, среди зелёных лугов и лесов, взаимоотношения персонажей временами всё ещё напоминают буколические.

Наличие этого идеального фона, однако, не мешает заметить особую тональность романа: это уже не полусказочная деревенская история «со счастливым концом». Харди вводит в роман «Вдали от обезумевшей толпы» драматические и трагические эпизоды, уже чётко обозначает конфликт между персонажами. В плане формы «Вдали от обезумевшей толпы» -«полнокровное» произведение, которое не распадается на наивные по своему содержанию фрагменты-зарисовки, чем страдает роман «Под деревом зелёным».

Интересно заметить, что в романе «Вдали от обезумевшей толпы» присутствуют или намечаются многие из тех типов персонажей и сюжетных ходов, которые будут использованы Харди в его более поздних произведениях. В романе появляется несколько знаковых для Харди мотивов, которые он будет впоследствии развивать (кровь, красный цвет, закат). Таким образом, «Вдали от обезумевшей толпы» оказывается подобием конспекта, модели последующих романов Харди.

Роман «Возвращение на родину» знаменует собой переход писательского гения Харди на качественно новый уровень художественного мастерства. Теперь перед нами предстаёт трагедия, причиной которой

становятся далёкие от реальных представления об окружающей действительности, несоответствия характеров и стремлений, любовь и ревность.

При описании главных персонажей Харди использует ряд аллюзий (к живописи, скульптуре, мифологии), которые переносят несоответствие характеров Клайма Ибрайта и Юстасии Вэй на символический уровень, подталкивают воспринимать его как невозможность синтеза двух разнонаправленных импульсов, темпераментов. Романтическая красавица Юстасия становится воплощением южной эстетики «тёмно-красных роз, рубинов и тропической полночи»35, а её возлюбленный Клайм представляет эстетику вечных сумерек, экспрессивных пейзажей.

Особое место в романе занимают мотивы огня и воды. Огонь становится символом бесплодных мечтаний, романтических грёз, не позволяющих адекватно воспринимать реальность, и образом рока, а также символом бунтарства. Параллельно это природная стихия, связанная с землёй, всепоглощающей плотской страстью. Упоминания о воде также предполагают двоякую интерпретацию. С одной стороны, вода оказывается символом жизни, а с другой - символом смерти.

Образы огня и воды у Харди превращаются в приметы особого бытия, где встречаются миф и современность, «тёмное» романтическое воображение и «яркость», осязаемая предметность натуралистской витальности.

Роман «Тэсс из рода д'Эрбервиллей: Чистая женщина, правдиво изображённая» - плод зрелой творческой манеры Харди, развивает все основные темы, интересовавшие Харди-прозаика. Это темы наследственности, рода, крови, судьбы, случая, любви (страсти), борьбы духа и плоти, взаимоотношения полов, столкновения индивидуума со средой.

«Тэсс из рода д'Эрбервиллей» существенно отличается от предыдущих романов уэссекского цикла. Этот роман имеет острую социальную направленность. Общественные законы и обычаи осуждаются как жестокие и

35 Hardy Th. The Return of the Native. Harmondsworth (Mx.): Penguin Books, 1994 P 76.

ханжеские. Открытой критике подвергается христианство, превратившееся, как считает Харди, в свод формальных правил, чуждых идее милосердия.

В центре внимания оказывается трагическая судьба одной женщины. На этом персонаже Харди показывает теперь весь широкий спектр человеческих чувств и противоречий в то время, как в предыдущих романах ему приходилось «распределять» их между несколькими героями.

В этом романе ярко проступают натуралистские черты творчества Харди, а центральными становятся мотив крови, красного цвета, рода, солнца (как олицетворения карающего мужского начала), образ птицы (как символ беззащитности персонажа перед лицом обстоятельств).

В Заключении подводятся основные итоги работы. Творчество Харди вводится в контекст европейского натурализма. Отмечается влияние Харди на его младших современников и, в частности, на формирование художественного мира Д.Г. Лоренса.

По теме диссертации опубликованы следующие работы:

1. Мотив огня в романе Т. Харди «Возвращение на родину» // Вестник Вятского государственного гуманитарного университета. Киров: ВятГГУ, 2008. № 1 (2). С. 92-96.

2. Мотив крови в романе Т. Харди «Тэсс из рода д'Эрбервиллей» // Актуальные проблемы гуманитарных наук: Сборник статей VI Международной научно-практической конференции. М.: МФА, 2007. Ч. 1. С. 149-157.

3. Влияние идей дарвинизма на творчество Томаса Гарди // XVII Ежегодная богословская конференция Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета: Материалы. Т. 2. М.: Изд-во ПСТГУ, 2007. С. 107-110.

Отпечатано в ООО «Компания Спутник+» ПД № 1-00007 от 25.09.2000 г. Подписано в печать 08.10.08. Тираж 60 экз. Усл. п.л 1,62 Печать авторефератов: 730-47-74,778-45-60

 

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Гордиенко, Ольга Викторовна

Введение.

Глава I. Харди и его Уэссекс: создание «романов характера и среды».

Глава II. Художественный мир Харди: основные составляющие.

Глава III. Динамика развития творческой манеры Харди: «Вдали от обезумевшей толпы» - «Возвращение на родину» - «Тэсс из рода д'Эрбервиллей».

 

Введение диссертации2008 год, автореферат по филологии, Гордиенко, Ольга Викторовна

Творчество признанного классика английской литературы конца XIX начала XX века Томаса Харди (Thomas Hardy, 1840 1928) вызывало и продолжает вызывать живой интерес исследователей как в Англии, так и за её пределами. Однако несмотря на большое количество монографий и статей, посвященных произведениям писателя, некоторые важные аспекты его поэтики всё ещё недостаточно изучены. В зарубежном литературоведении творческое наследие Харди рассматривалось с самых разнообразных точек зрения: «Одни считают Харди старомодным писателем, другие последним великим романистом викторианской эпохи, третьи первым романистом модернизма, четвёртые "самородком", которому отсутствие образования... позволило освободиться от... необходимости следовать принятым в его время принципам романного творчества... кто-то считает его летописцем деревенских обычаев... писателем, воспринимающим противоречия жизни как трагедию.. .»1. Подобное многообразие виденья предмета, с одной стороны, позволяет пристально рассмотреть различные грани хардиевского писательского таланта в тематическом разрезе, но, с другой, мешает целостному восприятию его поэтики. Думается, именно об этом обстоятельстве говорит Р. Дрейпер: «...существует много добросовестных исследователей Харди, но... нет среди них такого, который бы написал о предмете во всей его полноте...» 2 Чтобы наметить стратегию нашего исследования, дадим обзор наиболее значимых работ о писателе. Первая монографическая работа о Харди, «Искусство Томаса Харди» Л. Джонсона, вышла ещё в 1894 г. К несомненным её достоинствам следует Kramer D. Making Approaches to Hardy Critical Approaches to the Fiction of Thomas Hardy Ed. by D. Kramer. L.: Macmillan, 1979. P. 1-2. 2 Draper R.P. Introduction Hardy: The Tragic Novels Ed. by R.P. Draper. Basingstoke: Macmillan, 1991. P. 11.отнести анализ системы персонажей хардиевских романов. Помимо прочего, I Джонсон подробно останавливается на концепции трагического у английского трагедии, писателя, которую рассматривает в контексте античной делает вывод о аристотелевской «Поэтики». Джонсон неклассическом понимании природы трагического Харди. Это даёт ему возможность упрекнуть романиста за пренебрежение эсхиловской верой в божественную справедливость, а также утверждать, что присущий тому детерминизм подрывает саму суть трагедии: «...какой бы привлекательной она [Тэсс] ни казалась, нас не покидает навязчивая... мысль о том, что, в соответствии с принципами детерминизма, она никак не могла помочь себе, но лишь механически исполнила своё предназначение. В этом нет подлинной трагедии, есть лишь её иллюзия...»3. Интересной вехой в истории интерпретации наследия I Харди становятся «Этюд о Томасе Харди» (1914) Д.Г. Лоренса, а также эссе В. Вулф «Романы Томаса Харди», написанное в 1928 г. и вошедшее во второй том сборника «Рядовой читатель» (1932). По мнению Лоренса," трагедия хардиевских персонажей состоит в том, что они «...будучи... первопроходцами, умирают в пустыне, куда бежали от навязанных им принципов жизни... в надежде обрести свободу»4. Утверждая, что причиной человеческих страданий в уэссекских романах является социум, Лоренс считает возможным критиковать Харди за то, что он в конечном итоге заставляет своих персонажей подчиниться несправедливым социальным законам вместо того, чтобы следовать неписаным правилам истинной, укоренённой в природе самого человека Морали. «Великой трагической силой», по словам Лоренса, обладает в уэссекских романах Эгдонская пустошь воплощение непостижимых сил природы. Интересно, что, признавая важность для мира Уэссекса космических сил природы, Лоренс, тем не менее, упускает из виду связанный с ними мотив биологического 3 4 Johnson L. The Art of Thomas Hardy. L.: John Lane, 1923. P. 244-245. Lawrence D.H. Study of Thomas Hardy Lawrence on Hardy and Painting Ed. by J.V. Davies. L.: Heinemann, 1973. P. 23. 4 проклятия и утверждает, что героев Харди убивает исключительно «суд людской». В; Вулф также отмечает особое место, которое занимают в хардиевской прозе трагические взаимоотношения человека с природой. Помимо4 этого, Вулф указывает, что Харди в своей прозе демонстрирует талант не только повествователя, но и поэта: «...едва ли кто-то станет оспаривать способность Харди, истинного романиста, внушить нам веру в его персонажей людей, действующих в соответствии с... индивидуальными особенностями характера; в то же время они обладают и в этом сказался поэтический талант Харди некими, символическими чертами, общими для всех нас»5. В 1943 г. появляется, книга лорда Дэвида Сесила «Харди-романист: Критический очерк», в которой хардиевский Уэссекс предстаёт идиллическим миром, оплотом всего традиционного. Однако, на наш взгляд, подобная интерпретация может быть применена разве что к первому роману уэссекского цикла, «Под деревом зелёным», во всех остальных крушение, патриархальных устоев и утрата гармонии; жизни становятся постоянными лейтмотивами. Следующим поворотным моментом в истории; критического? осмысления творчества Харди стала книга А. Герарда «Томас Харди: Романы и рассказы» (1949). Необходимо уточнить, что до выхода этого фундаментального труда Харди по умолчанию принято было считать писателем-реалистом (в Великобритании понятия реалист и натуралист в литературоведении первой; половины XX в. были практически г тождественны), а исследователей интересовали, в основном,- те аспекты его поэтики которые были связаны с концепцией; трагического, образом Уэссекса. Подчёркивая, что характерные особенности писательского таланта Харди не позволяют соотнести его с литературным поколением Э. Троллопа и Дж. Элиот, Герард предлагает пересмотреть традиционный взгляд на его произведения. Он считает необходимым различать реализмш; достоверность Woolf V. The Novels of Thomas Hardy The Second Common Reader. L.: Harcourt, 1986. P. 251. I 5 (правдоподобие персонажей и ситуаций). С этих позиций Герард объявляет Харди антиреалистом, одним из тех, кто «обнаружили, что преобладающее в обществе позитивистское самодовольство... угрожает искусству либо этике, или обоим этим понятиям» При этом Герард также отмечает временами присущие Харди специфические романтизм и символизм. В 1950-е годы творчество Харди начинает привлекать к себе внимание приверженцев марксистской идеологии7, рассматривающих литературу как источник сведений о социальной жизни буржуазную общества, особенностях социального критицизма и классовой борьбы в определённую эпоху. Посвященные Харди исследования марксистского толка продолжают выходить вплоть до середины 1990-х годов. При этом, начиная с 1970-х, подобные труды отличаются гораздо большей глубиной и основательностью подхода. Так, к примеру, Р. Уильяме8 указывает на то, что истиннойпричиной упадка сельской жизни в Уэссексе является не столько вторжение урбанистической цивилизации, сколько процессы, произошедшие в самой деревенской среде. Дж. Гуди9 рассматривает произведения Харди как сначала подспудное (ранние романы), а затем недовольства и открытое (поздние викторианского произведения) выражение устройством общества. Р. Эббатсон 10 обращается к проблемам социальной дискриминации женщин и взаимоотношения полов в «малых» романах Харди. Наиболее значительным неокритическим (формалистским) исследованием, посвященным поэтике Харди, является, по нашему мнению, работа И. Грегора «Великая паутина: Форма главных романов Харди» (1974). Грегор рассматривает романы Харди как сложные составные части единого идеального целого, своеобразную символическую «паутину», возникающую в результате скрещения смысла и формы. По словам Грегора, чтение Guerard A.J. Thomas Hardy: The Novels and Stories. Cambridge: Harvard University Press, 1949. P. 83. См., напр.: Kettle A. Tess of the DUrbervilles An Introduction to the English Novel: In 2 v. L.: Hutchinson University Library. V. 2. P. 45-56. 8 Williams R. Thomas Hardy The English Novel from Dickens to Lawrence. L.: Chatto, 1970. P. 95-118. 9 Goode J. Thomas Hardy: The Offensive Truth. Oxford: Basil Blackwell, 1988. j 10 Ebbatson R. Hardy: The Margin of the Unexpressed. Sheffield: Sheffield Academic Press, 1993. I 6 произведения, как и его критический анализ, это процесс, который предполагает постепенное раскрытие содержания по мере продвижения от начала к концу книги 11 При этом Грегор отмечает, что Харди и ,на эмоциональном уровне вовлекает читателя в происходящее: «Роман [Харди] открыт для нас. Именно эта открытость, непрекращающийся поток чувств, которые автор питает к созданным им персонажам, заставляют нас, в свою очередь, постоянно испытывать эмоции по отношению к прочитанному.. .»12. Дж. Миллер 13 предлагая структуралистское прочтение произведений Харди, указывает на общую для всех его романов глубинную модель, которая связана с понятиями дистанции и страстного желания: «...дистанция провоцирует желание, а желание превращается в энергию, необходимую для осуществления попыток преодолеть дистанцию»14. В условиях «смерти Бога» и понимания сущности человека как «чистого (самоорганизующегося сознания» хардиевские персонажи, полагает Миллер, надеются заполнить возникший духовный вакуум, впустив в свой внутренний мир «другого» и стремясь всецело обладать им. Однако это страстное желание рушится при первом же близком контакте, что в конечном итоге приводит героев Уэссекса к состоянию «суицидальной пассивности, саморазрушающему волевомурешению в принципе отказаться от каких-либо желаний»! 5 i Начиная с 1970-х годов, хардиевские романы также стали исследовать с позиций психоанализа. Авторьг работ такого рода в большинстве своём берут за основу либо раннюю теорию 3. Фрейда16, либо труды французского 17 психоаналитика Ж. Лакана Отправной точкой таких исследований является предположение о том, что, анализируя хардиевских персонажей, можно Gregor I. The Great Web: The Form of Hardys major Fiction. L.: Faber, 1974. P. 26. Ibid. P. 32. 13 Miller J.H. Thomas Hardy: Distance and Desire. Cambridge (LM): Harvard UP, 1970. 14 Ibid. P. XII. 15 Ibid. P. 219. 16 См., напр.: Giordano F. Id Have My Life Unbe: Thomas Hardys Self-Destructive Characters. Alabama: University of Alabama Press, 1984; Meisel P. Thomas Hardy: The Return of the Repressed. New Haven: Yale,UP, 1972; Sumner R. Thomas Hardy: Psychological Novelist. L.: Macmillan, 1981. 17 См., напр.: Garson M. Hardys fables of Integrity: Woman, Body, Text. Oxford: Clarendon Press, 1988; Wright T.R. Hardy and the Erotic. Basingstoke: Macmillan, 1989. 12 1 I

 

Заключение научной работыдиссертация на тему "Поэтика уэссекского цикла Т. Харди"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Проведённое нами исследование позволяет говорить о различных составляющих творческого метода Харди, об оригинальном сочетании в его поэтике черт романтической и натуралистской поэтики.

Романтическое начало проявляет себя прежде всего в связи с основным конфликтом хардиевских романов — роковым столкновением прекрасной грёзы с жестокой действительностью. Кроме того, постоянно присутствуют у Харди и некоторые характерные для романтизма темы. Это и противопоставление сельского пасторального мира миру города (Харди обращается к проблеме неумолимой экспансии городской «машинной» цивилизации, итогом которой становится безвозвратная утрата традиций, нарушение идиллического уклада сельской жизни), и тема роковой любви, лишающей персонажей способности внимать голосу разума (здесь встречаются характерные роковые мужчины и женщины), и стремление передать яркий национальный колорит Уэссекса, и появление на страницах романов цельных личностей с несколько наивным восприятием действительности.

Обычно принято считать, что натурализм программно противопоставил себя романтизму. С одной стороны, это так, если иметь в виду документы натуралистской эстетики (статьи Э. Золя). 'Тем не менее, и проза самого Золя (например, роман «Творчество»), и проза Харди показывает, что критика романтических штампов — одно, а живая романтическая традиция, которую натурализм ассимилирует, приспосабливает к своим нуждам, а также 1на новых основаниях воспроизводит - несколько иное. Отсюда непредсказуемое сочетание романтизма и натурализма, бытописательства и мифопоэтики, что выводит хардиевский роман на уровень символа, универсальной трагедии.

Надо сказать, что о натурализме Харди писали в Англии достаточно часто. Сошлемся, в частности, на У. Аллена: «Общественная жизнь в том разнообразии, в котором мы встречаем её у Джейн Остен, Теккерея,

167

Троллопа, Джордж Элиот и Джеймса едва ли присутствует у Харди. Его персонажи связаны с другими реалиями: погодой, сменой времён года, ремеслом. Харди видит своих героев. прежде всего в родовом аспекте. .в человеке Харди интересует то, как он реагирует на проявление глубоко укоренившихся страстей и, главным образом, плотской любви»202. Однако имеет смысл уточнить Аллена.

Натуралистское видение мира у Харди оказывается не менее сильным, чем всё, что позволяет вспомнить о романтизме. Герой устремляется за своей мечтой в надежде обрести гармонию, но вдруг обнаруживает, что через свои иллюзии земного Эдема обманут, вступил в единоборство со «священным» замыслом природы, самим биологическим роком. Отсюда в хардиевских произведениях появляется столь характерный для европейского натурализма (творчество Ж. и Э. де Гонкур, Г. де Мопассан) мотив «плача жизни, внушавшей иллюзии, а затем сбросившей маску, обернувшейся своей косной, вязкой, враждебной ко всему единичному стороной - местью "богов",

ЛАТ обманывающих людей через их самые естественные желания.» .

Симптоматично, что трагическое столкновение грёзы с реальностью практически всегда приводит хардиевского героя к брутально описанной гибели. Образ смерти - один из центральных и в натуралистской прозе в целом204. Сильна у Харди тема противостояния мужского и женского начал, рассматриваемая во всём многообразии её проявлений. Прежде всего это иррациональный поединок полов. При этом Харди не склонен обходить стороной провокативные с точки зрения викторианской морали моменты: «Его [Харди] откровенность в вопросах взаимоотношения полов. ставила его в глазах современников в один ряд с такими великими европейскими

2QC романистами, как Флобер, Толстой, Золя» . Сближает Харди с писателями

202 Allen W. The English Novel: A Short Critical History. Harmondsworth (Mx.): Penguin Books, 1978. P. 245.

203 Толмачёв B.M. Натурализм и творчество Эмиля Золя // Золя Э. Творчество. Человек-зверь: Романы; Статьи. М.: ACT, 2003. С. 9.

204 Там же.

205 Allen W. The English Novel: A Short Critical History. Harmondsworth (Mx.): Penguin Books, 1978. P. 243-244. натуралистами, как мы старались показать, и трактовка целого ряда образов и мотивов (огонь, кровь, генетическая память, рок).

В связи с натуралистской составляющей творческого метода Харди следует обратить внимание на такую черту его поэтики, как повторение им определённых деталей, мотивов. Так, при описании героини «Тэсс» он постоянно использует образы, связанные с природным миром, сельским язычеством, а в романе «Возвращение на родину» всячески выделяет страстную «южную» красоту Юстасии Вэй. Из романа в роман переходит мотив красного цвета - символа страстности и одновременно крови, смерти. Во всех этих нарочитых повторениях проглядывает, как нам кажется, нечто толстовское. Думается, Харди применяет тот же художественный приём, о котором говорил ещё Д. Мережковский: «.от видимого — к невидимому,'от внешнего - к внутреннему, от телесного — к духовному или, по крайней мере,

206 душевному"» . Повторяющиеся детали внешнего облика персонажей так же, как и у автора «Войны и мира», зачастую связаны у Харди с «глубочайшею краеугольною мыслью, с движущею осью всего произведения»207. Сравнения с растениями, животными, проекция судьбы на круговорот времен года, циклы лунного календаря демонстрируют неразрывную связь Тэсс с природой, подталкивают к тому, чтобы образ этой сельской Евы трактовался не только в социальном, но и в социально-биологическом (в целом свойственном для международного натурализма) контексте. В свою очередь, пышная красота Юстасии становится внешним выражением отчуждённости девушки от сурового мира Эгдона, то есть указывает на глубинную причину её гибели. Алые губы или красные детали одежды становятся вестниками грядущей трагедии, постоянно напоминают о действии в мире Уэссекса роковых сил.

Натурализм Харди, разумеется, имеет и индивидуальные авторские особенности. Обращаясь к «запретным» темам, критикуя социальное, а также

206 Мережковский Д. Л. Толстой и Достоевский. Вечные спутники. М.: Республика, 1995. С. 71.

207 Там же. тендерное неравноправие, лицемерие, ханжество (не столько религии, сколько специфической буржуазной квазирелигии) и, главное, бездушный механицизм жизни вне ее глубинных связей с природой, Харди во всех своих романах, кроме «Джуда Незаметного» (пожалуй, своего наиболее последовательного именно натуралистского произведения), всё же воздерживается от того, чтобы, по выражению Э. Золя, «с любопытством

208 гул медика» «прикоснуться пальцем к кровоточащим ранам» . То есть писатель через своего повествователя сохраняет некую почтительную дистанцию, стремится в русле национальной британской традиции подать истории своих персонажей не артистически, с эстетическим хладнокровием анатома, но с некоторым моралистически окрашенным сочувствием, которое иногда требует прикровенных описаний. Думается, из этих соображений он не даёт прямого описания сцены соблазнения Тэсс, сексуального опыта Батшебы Эвердин, обходит молчанием вопрос о том, была ли гибель Юстасии результатом самоубийства. Следует добавить, что подобный приём, однако, нисколько не умаляет яркости, пронзительности данных эпизодов. Попутно отметим и верность Харди традиции британского романа воспитания, «диккенсианству». ,

Однако, следуя одним традициям, Харди отходит от других. Так, он отказывается от присущей романистам диккенсовского поколения веры в победу добра над злом. Насколько можно проследить по романам уэссекского цикла, Харди не столько христианин и викторианский моралист, сколько автор, сам переживший драму разочарования в вере, с одной стороны, и пытающийся свести вместе А. Шопенгауэра и Ч. Дарвина, позитивистский агностицизм и определенное неоязычество, с другой. Из всего этого вырастают отсылки к античной трагедии, к космизму. Харди, несомненно, пессимист и, через пессимизм, причудливый неортодоксальный мистик. Он склонен различать за происходящими в жизни его персонажей i

208 Золя Э. «Жермини Ласерте» (Роман гг. Эдмона и Жюля де Гонкур) // Творчество. Человек-зверь: Романы; Статьи. М.: ACT, 2003. С. 673-674. событиями действие рокового начала, бороться с которым бессмысленно. Жизнь и судьба героев, таким образом, a priori трагичны. Трагическое мироощущение, на наш взгляд, окрашивает концовки хардиевских романов.

Они, вроде бы, открыты, но при этом демонстрируют торжество среды над личностью.

Итак, Харди, будучи сравнительно традиционным в отношении жанра, некоторой аллегоричности ситуаций и образов, вместе с тем, нов по своей трактовке трагического удела современного человека. Не исключено, что именно на эту особенность хардиевской поэтики указывал ещё А. Беннетт, утверждавший, что Харди создал «новый тип романа», содержащий в себе «новое представление о красоте, новое переживание для любителей прекрасного»209. Сам Харди рассуждал на эту тему сдержанно, но в то же время красноречиво, когда говорил о попытках поиска «отрицательной»

О 1 П красоты, поиска «красоты в безобразном» .

Все это создает платформу не только для синтеза романтического и натуралистского начал в поэтике Харди, но и для особой хардиевской амбивалентности : образа, который одновременно может быть спроецированным й на мир викторианской прозы, и на натурализм, и на модернисткую эпоху. Среди писателей, в той или иной степени подвергшихся влиянию создателя Уэссекса, следует назвать Дж. Мура, tA. Беннетта, Т. Драйзера, Ш. Андерсона, : У. Фолкнера, Дж.К. Поуиса. К трагизму уже не прозы, а лирики Харди обостренно чуток Р. Фрост.

Однако наиболее интересным в плане развития хардиевской традиции - точнее, той ее составляющей, которая развернута в сторону литературы XX века, - нам представляется раннее творчество Д.Г. Лоренса, кульминацией которого стал роман «Сыновья и возлюбленные» (1913). Лоренс высоко ценил творчество Харди, отмечал, что в произведениях последнего ощущается присутствие животворящего земного начала, утраченного

209 Cit.: Casagrande P.J. Hardy's Influence on the Modern Novel. Totowa (N.J.): Barnes and Noble Books, 1987. P. 206.

210 Hardy F.E. The Life of Thomas Hardy: 1840 - 1928. L.: Macmillan, 1962. P. 213. большинством британских писателей: «Его [Харди] интуиция, природное чутьё, чувственное понимание действительности. отличаются поразительной глубиной, возможно, большей, чем у кого-либо из английских романистов»211.

Лоренс читал хардиевские романы в 1900-е годы. Особенно его поражала способность Харди демонстрировать, что действие в его произведениях всегда разворачивается на фоне таинственного природного

212 начала, которое в конечном итоге и определяет мотивацию персонажей . Лоренс подчёркивает: удивительную красоту романам Харди придаёт присутствие в них вечной и непостижимой «естественной» морали, по сравнению с которой мораль социальная выглядит лживой, «оторванной»!от жизни. И именно в этом несоответствии природных и человеческих законов Лоренс усматривает истоки столь характерной для хардиевских творений «вселенской иронии»213.

Развивая в «Сыновьях и возлюбленных» многие из присутствующих у Харди тем и мотивов (столкновение мужского и женского начал; огонь; свет / тьма; разум / чувства; плоть; кровь), Лоренс, в гораздо большей степени «неоязычник», чем Харди, всё же творчески переосмысливает законы, действующие в хардиевской вселенной. Мы полагаем, что этой теме может быть посвящено новое диссертационное исследование. Сейчас же ограничимся констатацией, что, подспудно критикуя натурализм в его пессимистическом прочтении, Лоренс утверждает, что жизнь на земле не так уж беспросветна - избавление от страданий можно найти в стране любви (эроса), которая настолько как религия всеобъемлюща, что включает в себя творчество.

211 Lawrence D.H. Study of Thomas Hardy // Lawrence on Hardy and Painting / Ed. by J.V. Davies. L.: Heinemann, 1973. P. 92.

212 Ibid. P. 31.

213 Ibidem.

 

Список научной литературыГордиенко, Ольга Викторовна, диссертация по теме "Литература народов стран зарубежья (с указанием конкретной литературы)"

1. Hardy F.E. The Life of Thomas Hardy: 1840 1928. L.: Macmillan, 1962. 470 p.

2. Hardy Th. Far from the Madding Crowd: In 2 v. L.: Smith, 1874.

3. Hardy Th. Far from the Madding Crowd. N.Y.: Holt, 1874. 474 p.

4. Hardy Th. Far from the Madding Crowd Thomas Hardys Works. The Wessex Novels: In 16 v. L.: Osgood, 1895. V. 2. 476 p.

5. Hardy Th. Far from the Madding Crowd The Works of Thomas Hardy in Prose and Verse with Prefaces and Notes: In 24 v. L.: Macmillan, 1912. V. 2. 464 p.

6. Hardy Th. Far from the Madding Crowd. N.Y. L.: Harper, 1918. 475 p. i

7. Hardy Th. Far from the Madding Crowd. L.: Macmillan, 1935. 492 p.

8. Hardy Th. Far from the Madding Crowd. N.Y.: Oxford UP, 1937. 388 p.

9. Hardy Th. Far from the Madding Crowd. N.Y.: Oxford UP, 1941. 399 p. 1 O.Hardy Th. Far from the Madding Crowd. N.Y.: Oxford UP, 1948. 389 p.

10. Hardy Th. Far from the Madding Crowd. N.Y.: Heritage Press, 1958. 399 p.

11. Hardy Th. Jude the Obscure. L.: Osgood, 1896. 520 p.

12. Hardy Th. Jude the Obscure. N.Y.: Harper, 1896. 488 p.

13. Hardy Th. Jude the Obscure Thomas Hardys Works. The Wessex Novels: In 16 v. L.: Osgood, 1896. V. 8. 516 p.

14. Hardy Th. Jude the Obscure The Works of Thomas Hardy in Prose and Verse with Prefaces and Notes: In 24 v. L.: Macmillan, 1912. V. 3. 494 p.

15. Hardy Th. Jude the Obscure. L.: Macmillan, 1928. 488 p.

16. Hardy Th. Jude the Obscure. N.Y.: Harper, 1957. 493 p.

17. Hardy Th. Jude the Obscure. N.Y.: New American Library, 1961. 379 p.

18. Hardy Th. Jude the Obscure. L.: Macmillan, 1977. 445 p. 173 i

19. Hardy Th. The Mayor of Casterbridge: The Life and Death of a Man of Character. N.Y.: Holt, 1886. 400 p.

20. Hardy Th. The Mayor of Casterbridge Thomas Hardys Works. The Wessex Novels: In 16 v. L.: Osgood, 1895. V. 3. 406 p. 23.The Life and Death of the Mayor of Casterbridge The Works of Thomas Hardy in Prose and Verse with Prefaces and Notes: In 24 v. L.: Macmillan, 1912. V. 5. 386 p.

21. Hardy Th. The Mayor of Casterbridge: The Life and Death of a Man of Character. N.Y.: Modern Library, 1917. 318 p.

22. Hardy Th. The Mayor of Casterbridge. N.Y. L.: Harper, 1922. 405 p.

23. Hardy Th. The Mayor of Casterbridge: The Life and Death of a Man of Character. L.: Macmillan, 1937. 421 p.

24. Hardy Th. The Mayor of Casterbridge: The Life and Death of a Man of Character. L.: Macmillan, 1958. 385 p.

25. Hardy Th. The Life and Death of the Mayor of Casterbridge: A Story of a Man of Character. N.Y.: Harper, 1966. 363 p.

26. Hardy Th. The Mayor of Casterbridge: The Life and Death of a Man of Character. L.: Macmillan, 1977. 384 p.

27. Hardy Th. The Return of the Native: In 3 v. L.: Smith, 1878.

28. Hardy Th. The Return of the Native. N.Y.: Holt, 1878. 465 p.

29. Hardy Th. The Return of the Native Thomas Hardys Works. The Wessex Novels: In 16 v. L.: Osgood, 1895. V. 6. 508 p.

30. Hardy Th. The Return of the Native The Works of Thomas Hardy in Prose and Verse with Prefaces and Notes: In 24 v. L.: Macmillan, 1912. V. 4. 485 P

31. Hardy Th. The Return of the Native. N.Y.: Scribners, 1917. 412 p.

32. Hardy Th. The Return of the Native. N.Y.: Harper, 1929. 484 p.

33. Hardy Th. The Return of the Native. N.Y.: Rinehart, 1950. 481 p. 174

34. Hardy Th. Tess of the DUrbervilles: A Pure Woman Faithfully Presented: In 3 v. L.: Osgood, 1891.

35. Hardy Th. Tess of the DUrbervilles: A Pure Woman Faithfully Presented. N.Y.: Harper, 1892.421р.

36. Hardy Th. Tess of the DUrbervilles Thomas Hardys Works. The Wessex Novels: In 16 v. L.: Osgood, 1895. V. 1. 520 p.

37. Hardy Th. Tess of the DUrbervilles The Works of Thomas Hardy in Prose and Verse with Prefaces and Notes: In 24 v. L.: Macmillan, 1912.;V. 1.

38. Hardy Th. Tess of the DUrbervilles: A Pure Woman Faithfully Presented. N.Y. L.: Harper, 1935. 548 p. 43.ITardy Th. Tess of the DUrbervilles: A Pure Woman Faithfully Presented. N.Y.: Harper, 1950.507 р.

39. Hardy Th. Tess of the DUrbervilles: A Pure Woman Faithfully Presented. N.Y.: Washington Square Press, 1955. 430 p.

40. Hardy Th. Tess of the DUrbervilles: A Pure Woman Faithfully Presented. L.: Collins, 1958. 430 p.

41. Hardy Th. Tess of the DUrbervilles: A Pure Woman Faithfully Presented. L.: Macmillan, 1959. 537 p.

42. Hardy Th. Tess of the DUrbervilles: A Pure Woman Faithfully Presented. Boston (Mass.): Houghton Mifflin, 1960. 355 p.

43. Hardy Th. Tess of the DUrbervilles: A Pure Woman Faithfully Presented. L.: Macmillan, 1978. 480 p.

44. Hardy Th. Tess of the DUrbervilles: A Pure Woman Faithfully Presented. L.: Oxford UP, 1979. 480 p.

45. Hardy Th. Under the Greenwood Tree: A Rural Painting of the Dutch School: In 2 v. L.: Tinsley Brothers, 1872. 175

46. Hardy Th. Under the Greenwood Tree: A Rural Painting of the Dutch School. L.: Tinsley Brothers, 1876. 342 p.

47. Hardy Th. Under the Greenwood Tree: A Rural Painting of the Dutch School. L.: Chatto, 1891. 342 p.

48. Hardy Th. Under the Greenwood Tree: A Rural Painting of the Dutch School. N.Y.: Harper, 1896. 272 p.

49. Hardy Th. Under the Greenwood Tree Thomas Hardys Works. The Wessex Novels: In 16 v. L.: Osgood, 1896. V. 16. 274 p.

50. Hardy Th. Under the Greenwood Tree, or The Mellstock Quire The Works of Thomas Hardy in Prose and Verse with Prefaces and Notes: In 24 v. L.: Macmillan, 1912. V. 7. 211 p.

51. Hardy Th. Under the Greenwood Tree: A Rural Painting of the Dutch School. N.Y.: St. Martins Classics, 1938. 204 p.

52. Hardy Th. Under the Greenwood Tree: Under the greenwood tree: Or, the Mellstock Quire; A Rural Painting of the Dutch School. L.: Macmillan, 1974.207 р.

53. Hardy Th. The Woodlanders: In 3 v. L. -N.Y.: Macmillan, 1887.

54. Hardy Th. The Woodlanders Thomas Hardys Works. The Wessex Novels: In 16 v. L.: Osgood, 1896. V. 7. 460 p.

55. Hardy Th. The Woodlanders The Works of Thomas Hardy in Prose and Verse with Prefaces and Notes: In 24 v. L.: Macmillan, 1912. V. 6. 444 p.l

56. Hardy Th. The Woodlanders. L.: Macmillan, 1975. 494 p. 63.The CollectedLetters of Thomas Hardy: In 7 v. Ed. by R.L. Purdy, M. Millgate. Oxford: Clarendon Press, 1978-88. 64.The Literary Notebooks of Thomas Hardy: In 2 v. Ed. by L.A. Bjork. L.: Macmillan, 1985. 65.The Thomas Hardy Omnibus. L.: Macmillan, 1978. 1116 p. 176

57. Thomas Hardys Works. The Wessex Novels: In 16 v. L.: Osgood, 1895 1896. 68.The Works of Thomas Hardy in Prose and Verse with Prefaces and Notes: In 24 v. L.: Macmillan, 1912 1931.

58. Гарди Т. В краю лесов Пер. М. Литвиновой, А. Сергеева. М.: Художественная литература, 1973. 349 с.

59. Харди Т. Вдали от шумной толпы Пер. A.M. Карнауховой. Л.: Художественная литература, 1937. 455 с.

60. Гарди Т. Вдали от обезумевшей толпы Пер. М. Богословской, Е. Бируковой Гарди Т. Под деревом зелёным. Вдали от обезумевшей толпы. М.: Художественная литература, 1970. 163-555.

61. Гарди Т. Возвращение на родину Пер. О. Холмской. М.: Художественная литература, 1970. 416 с.

62. Гарди Т. Простаки (Отрывки из повести) Пер. В. Кардо-Сысоевой. Русские ведомости. М., 1896, 1 авг., 210, с. 2-3; 11 дек., 342, с. 2-3; 13 дек., №344, с. 2-3.

63. Гарди Т. Джуд неудачник Пер. И. Майнова. Северный вестник. СПб., 1897, 4, с. 69-102; 5, с. 143-186; 6, с. 184-203; 7, с.131-166; 8, с. 140-174.

64. Гарди Т. Джуд Незаметный Пер. А.В. Кривцовой. М. Л.: Academia, 1933. 673 с.

65. Гарди Т. Джуд Незаметный Пер. Н. Шерешевской, Н. Маркович Гарди Т. Тэсс из рода дЭрбервиллей. Джуд Незаметный. М.: Библиотека всемирной литературы, 1970. 381-751.

66. Гарди Т. Джуд Незаметный Пер. Н. Маркович, Н. Шерешевской. М.: Художественная литература, 1973. 415 с. 177

67. Гарди Т. Мэр Кэстербриджа Пер. А. Кривцовой, М. КлягинойКондратьевой Гарди Т. Три незнакомца. Мэр Кэстербриджа. М., 1948. 33-395.

68. Гарди Т. Мэр Кэстербриджа Пер. А. Кривцовой, М. КлягинойКондратьевой. М.: Гослитиздат, 1959. 344 с.

69. Гарди Т. Мэр Кэстербриджа. Жизнь и смерть человека с характером Пер. А. Кривцовой, М. Клягиной-Кондратьевой. М.: Известия, 1960. 383 с.

70. Гарди Т. Мэр Кэстербриджа Пер. А. Кривцовой, М. КлягинойКондратьевой. М.: Художественная литература, 1971. 336 с.

71. Гарди Т. Под деревом зелёным, или Меллстокский хор. Сельские картинки в духе голландской школы Пер. Р. Бобровой, Н. Высоцкой Гарди Т. Под деревом зелёным. Вдали от обезумевшей толпы. М.: Художественная литература, 1970. 3-162.

72. Гарди Т. Тесс наследница дОбервиллей Пер. В.М. С[пасской]. Русская мысль. М., 1893, з, с. 43-82; 4, с. 43-75; 5, с. 28-84;i№ 6, с. 33-115; 7, с. 110-188; 8, с. 16-75.

73. Гарди Т. Настоящая женщина (Тесс дУбервиль) Пер. Л.П. Никифорова: В 2 т. М.: Современные проблемы, 1911.

74. Гарди Т. Тэсс из рода дЭрбервилль. Чистая женщина, правдиво изображённая Пер. А.В. Кривцовой. М. Л.: Земля и фабрика, 1930. 523 с.

75. Гарди Т. Тэсс из рода дЭрбервилль Пер. А.В. Кривцовой. М.: Гослитиздат, 1937. 472 с.

76. Гарди Т. Тэсс из рода дЭрбервиллей. Чистая женщина, правдиво изображённая Пер. А.В. Кривцовой. М.: Гослитиздат, 1955. 424 с. 178

77. Гарди Т. Тэсс из рода дЭрбервиллей. Чистая женщина, правдиво изображённая Пер. А.В. Кривцовой. М.: Известия, 1960. 464 с.

78. Гарди Т. Тэсс из рода дЭрбервиллей. Чистая женщина, правдиво изображённая Пер. А.В. Кривцовой. Гарди Т. Тэсс из рода дЭрбервиллей. Джуд Незаметный. М.: Библиотека всемирной литературы, 1970. 23-380.

79. Гарди Т. Тэсс из рода дЭрбервиллей. Чистая женщина, правдиво изображённая Пер. А.В. Кривцовой. М.: Художественная литература, 1972.398 с.

80. Гарди Т. Тэсс из рода дЭрбервиллей Пер. А.В. Кривцовой. М.: Правда, 1981.432 с.

81. Харди Т. Собрание сочинений: В 8 т. Под ред. Ю.Н. Сенчурова. М.: Терра, 2005 /

82. Общие работы по исторической поэтике, истории европейского и английского романа конца XIX— начала XX в.

83. Аникин Г.В., Михальская Н.П. История английской литературы. М.: Высшая школа, 1985. 432 с.

84. Барт P. Camera Lucida. Комментарии к фотографии. М.: Ad Marginem, 1997.222 с.

85. Берковский Н.Я. Лекции и статьи по зарубежной литературе. СПб.: Азбука-классика, 2002. 478 с.

86. Берковский Н.Я. Романтизм в Германии. СПб.: Азбука-классика, 2001. 511 с.

87. Виноградов В.В. Эволюция русского натурализма. Гоголь и Достоевский. Л.: Academia, 1929. 390 с.

88. Гаспаров М.Л. Поэзия и проза поэтика и риторика Историческая поэтика. М.: Наука, 1994. 126-159.

89. Гинзбург Л.Я. О литературном герое. Л.: Советский писатель, 1979. 220 с. Ю

90. Гроссман Л.П. Ранний жанр Тургенева Цех пера. Эссеистика. М.: Аграф, 2000. 161-180.

91. Гроссман Л.П. Натурализм Чехова Цех пера. Эссеистика. М.: Аграф, 2000. 181-210. Юб.Женетт Ж. Повествовательный дискурс Фигуры: В 2 т. М.: Изд-во им. Сабашниковых, 1998. Т. 2. 469 с. Ю

92. Ивашева В.В. "Век нынешний и век минувший..." Английский роман XIX в. в его современном звучании. М.: Художественная литература, 1990. 477 с.

93. Компаньон А. Демон теории. Литература и здравый смысл. М.: Изд-во им. Сабашниковых, 2001. 333 с.

94. Кондратьев Ю.М. Из истории развития реалистического романа в Англии второй половины XIX века. (Джордж Элиот, Мередит, Батлер, Харди). Автореф. дис. д-ра филол. наук МГПИ им. В.И. Ленина. М., 1967. 33 с. ПО.Корман Б.О. Изучение текста художественного произведения. М.: Просвещение, 1972. 110 с. 11 ГЛотман Ю.М. Избранные статьи: В 3 т. Таллинн: Александра, 1992.

95. Мережковский Д. Л. Толстой и Достоевский. Вечные спутники. М.: Республика, 1995. 623 с.

96. Миловидов В.А. Поэтика натурализма. Тверь: ТГУ, 1996. 163 с. I 180

97. Селитрина Т.Л. Г. Джеймс и проблемы английского романа, 1880 1890 гг. Свердловск: изд-во Уральского ун-та, 1989. 127 с. Пб.Смирнова Н.А. Эволюция метатекста английского романтизма: Байрон-Уайльд-Гарди-Фаулз. Автореф. дис. д-ра наук ИМЛИ им. A.M. Горького РАН. 48 с.

98. Соколова Н.И. Литературное творчество прерафаэлитов в контексте «средневекового возрождения» в викторианской Англии. Автореф. дис. д-ра наук МПГУ им. В.И. Ленина. М., 1995. 33 с. П

99. Соколова Н.И. Творчество Данте Габриэля Россетти в контексте «средневекового возрождения» в викторианской Англии. М.: МПГУ, 1995. 169 с.

100. Тамарченко Н.Д. Теоретическая поэтика: Хрестоматия-практикум. М.: Академия, 2004. 400 с.

101. Теория литературы: В 2 т. Под ред. Н.Д. Тамарченко. М.: Академия, 2004.

102. Толмачёв В.М. Английский роман «конца века»: от Т. Харди до Дж. Голсуорси Зарубежная литература конца XIX начала XX века: В 2 т. Под ред. В.М. Толмачёва. М.: Академия, 2007. Т. 2. 4-27.

103. Толмачёв В.М. Натурализм Зарубежная литература конца XIX начала XX века: В 2 т. Под ред. В.М. Толмачёва. М.: Академия, 2007. Т. 1.С. 45-68.

104. Толмачёв В.М. Натурализм и творчество Эмиля Золя Золя Э. Творчество. Человек-зверь: Романы; Статьи. М.: ACT, 2003. 5-26. i

105. Томашевский Б.В. Теория литературы: Поэтика. М.: Аспект Пресс 2002. 333 с.

106. Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М.: Наука, 1977. 574 с. 181

107. Урнов М.В. На рубеже веков. Очерки английской литературы (конец XIX начало XX в.). М.: Наука, 1970. 432 с.

108. Успенский Б.А. Поэтика композиции. СПб.: Азбука, 2000. 347 с. 129.Фёдоров А.А. Идейно-эстетические аспекты развития английской прозы (70-90-е годы XIX в.). Свердловск: Изд-во Уральского ун-та, 1990. 188 с.

109. Шиллер Ф.П. История западно-европейской литературы нового времени: В 3 т. М.: Гос. Учебно-педагогическое изд-во наркомпроса РСФСР, 1938. Т. 3.376 с.

110. Эйхенбаум Б.М. О литературе: Работы разных лет. М.: Советский писатель, 1987. 540 с.

111. Alcorn J. The Nature Novel from Hardy to Lawrence. L.: Macmillan, 1977. 139 p.

112. Allen W. The English Novel, A Short Critical History. Harmondsworth (Mx.): Penguin Books, 1978. 376 p.

113. Baguley D. Naturalist Fiction: The Entropic Vision. Cambridge: Cambridge UP, 1990.287 р.

114. Barzun J. Classic, Romantic, and Modern. Boston (Mass.): Brown, 1961. 255 p.

115. Brooks C Warren R.P. Understanding Fiction. N.Y.: Crofts, 1943. 608 p. 137.The Cambridge Companion to the Victorian Novel Ed. by D. David. Cambridge: Cambridge UP, 2001. 267 p.

116. Ebbatson R. The Evolutionary Self: Hardy, Forster, Lawrence. Brighton (Sussex): Harvester Press, 1982. 119 p.

117. Elliott B.G. Imagination Indulged: The Irrational in the Nineteenth-Century Novel. Montreal: McGill, 1972. 182 p. HO.Feltes N.N. Modes of Production of Victorian Novels. Chicago: UnivJ of Chicago Press, 1986. 125 p. 182

118. Frederick R. A Readers Guide to the Nineteenth Century British Novel. N.Y.: The Noonday Press, 1965. 374 p.

119. From Dickens to Hardy Ed. by B. Ford. Harmondsworth (Mx.): Penguin Books, 1990.534 р.

120. Furst L.R. The Contours of European Romanticism. L.: Macmillan, 1979. 158 p.

121. Henkin L.J. Darwinism in the English Novel, 1860-1910; The Impact of Evolution on Victorian Fiction. N.Y.: Russel, 1963. 303 p.

122. King J. Tragedy in the Victorian Novel: Theory and Practice in the Novels of George Eliot, Thomas Hardy, and Henry James. Cambridge: Cambridge UP, 1978. 182 p.

123. Leavis F.R. The Great Tradition: George Eliot, Henry James, Joseph Conrad. N.Y.: New York UP, 1963. 248 p.

124. Marshall W.H. The World of the Victorian Novel. South Brunswick: A.S. Barnes, 1967. 487 p.

125. Naturalism in the European Novel: New Critical Perspectives Ed. by B. Nelson. N.Y: Berg, 1992. 280 p.

126. Paterson J. The Novel as Faith: The Gospel According to James, Hardy, Conrad, Joyce, Lawrence and Virginia Woolf. Boston (Mass.): Gambit, 1973.348 р.

127. Scott-James R.A. Modernism and Romance. L.: John Lane, 1908. 284 p. 1

128. Stang R. The Theory of the Novel in England, 1850-1870. L.: Routledge, 1959. 263 p.

129. Sumner R. A Route to Modernism: Hardy, Lawrence, Woolf. N.Y.: St. Martins Press, 2000. 208 p.

130. Trotter D. The English Novel in History, 1895-1920. L.: Routledge, 1993. 337 p. 183

131. Gittings R. Young Thomas Hardy. L.: Heinemann, 1975. 259 p.

132. Gittings R. The Older Thomas Hardy. L.: Heinemann, 1978. 244 p.

133. Halliday F.E. Thomas Hardy: His Life and Work. N.Y.: Adams, 1972. 238 P

134. Hardy E. Some Recollections. L.: Oxford UP, 1961. 91 p.

135. Hardy E. Thomas Hardy: A Critical Biography. L.: Hogarth Press, 1954. 342 p.

136. Hurst A. Hardy: An Illustrated Dictionary. L.: Kaye, 1980. 215 p.

137. Millgate M. Thomas Hardy: A Biography. Oxford, Melbourne: Oxford UP, 1982.637 р.

138. Millgate M. Thomas Hardy: His Career as a Novelist. N.Y.: St. Martins Press, 1994. 428 p.

139. Orel H. The Unknown Thomas Hardy: Lesser-known Aspects of Hardys life and Career. N.Y.: St. Martins Press, 1987. 194 p.

140. Pinion F.B. A Thomas Hardy Dictionary. L.: Macmillan, 1989. 322 p.

141. Pinion F.B. Thomas Hardy: His Life and Friends. L.: Macmillan, 1992. 438 P

142. Thomas Hardy: The Writer and His Background Ed. by N. Page. L.: Bell, 1980.275 р.

143. Weber C.J. Hardy of Wessex: His Life and Literary Career. N.Y.: Columbia UP, 1940.302 р.

144. Парчевская Б.М. Томас Харди. Биобиблиографический указатель. М.: Книга, 1982. 120 с. 184

145. Гордышевская М. Послесловие Джуд Незаметный Пер. Н. Маркович, Н. Шерешевской. М.: Художественная литература, 1973. 392-399.

146. Гордышевская М. Послесловие Тэсс из рода дЭрбервиллей. Чистая женщина, правдиво изображённая. М.: Художественная 1972. 378-383.

147. Гусева Е.А. Томас Гарди Курс лекций по истории зарубежных литератур XX века. М.: Изд-во МГУ, 1956. 339-364.

148. Демурова Н.М. Томас Гарди, прозаик и поэт Гарди Т. Избранные произведения. В 3-х т. М.: Художественная литература, 1988. Т. 1. 520.

149. Домбровская Е.Я. Томас Гарди (1840 1928) Зарубежная литература XX века Под ред. З.Т. Гражданской. М.: Просвещение, 1973. 171180. 176.3ильвер Э. Томас Харди, как романист Харди Т. Вдали от шумной толпы. Л.: Художественная литература, 1937. 3-12.

150. Квитко Д.Ю. Лев Толстой и Томас Харди Философия Толстого. М.: Ком. академия, 1928. 168-173.

151. Кондратьев Ю.М. Гарди История английской литературы. М.: Издво АН СССР, 1958. Т. 3. 174-234.

152. Коршунова С В Т. Гарди романист: (Проблема трагического). Автореф. дис. канд. филол. наук МИГУ им. В.И. Ленина. М., 1992. 16 с.

153. Ланн Е. Томас Гарди. (Очерк) Гарди Т. Тэсс из рода дЭрбервилль. Чистая женщина, правдиво изображённая. М. Л.: Земля и фабрика, 1930. 9-16. Ш.Ланн Е. Томас Гарди Гарди Т. Джуд Незаметный. М. Л.: Academia, 1933. 7-39. 185 литература,

154. Михальская Н.П. На родине Томаса Гарди Гарди Т. Под деревом зелёным. Возвращение на родину. М.: Правда, 1989. 3-16.

155. Покровская Т.Г. Социальный роман Томаса Гарди. Автореф. дис. канд. филол. наук МГПИ им. В.П. Потёмкина. М., 1954. 14 с.

156. Старцев А. К проблеме социального генезиса в творчестве Томаса Гарди. Художественная литература, 1934, 4, с. 44-48.

157. Урнов М.В. О Гарди, Уэссексе и «человеке с характером» Гарди Т. Мэр Кэстербриджа. Жизнь и смерть человека с характером. М.: Известия, 1960. 3-20.

158. Урнов М.В. Послесловие Мэр Кэстербриджа. История человека с характером. М.: Художественная литература, 1971. 327-332.

159. Урнов М.В. Послесловие Тэсс из рода дЭрбервиллей. Чистая женщина, правдиво изображённая. Новосибирск: Кн. изд-во, 1956. 367-375.

160. Урнов М.В. Предисловие Гарди Т. Тэсс из рода дЭрбервиллей. Чистая женщина, правдиво изображённая. М.: Известия, 1960. 5-19.

161. Урнов М.В. Томас Гарди История зарубежной литературы конца XIX начала XX века (1871 1917) Под ред. Л.Г. Андреева, P.M. Самарина. М.: Изд-во МГУ, 1968. 211-224.

162. Урнов М.В. Томас Гарди. Очерк творчества. М.: Художественная литература, 1969. 149 с.

163. Урнов М.В. Тэсс и Джуд Томаса Гарди Гарди Т. Тэсс из рода дЭрбервиллей. Джуд Незаметный. М.: Библиотека всемирной i литературы, 1970. 5-19. 193.Фёдоров А.А. Проблема мастерства Томаса Харди в романах 80 90-х годов. (Характер, сюжет, конфликт). Автореф. дис.... канд. филол. наук МГПИ им. В.И.Ленина. М., 1975. 24 с. 186

164. Abercrombie L. Thomas Hardy: A Critical Study. N.Y.: Kennerley, 1912. 225 p.

165. Bayley J. An Essay on Hardy. Cambridge: Cambridge UP, 1978. 237 p.

166. Beach J.W. The Technique of Thomas Hardy. Chicago: Univ. of Chicago Press, 1922. 255 p.

167. Berger Sh. Thomas Hardy and Visual Structures: Framing, Disruption, Process. N.Y.: New York UP, 1990. 224 p.

168. Bjork L.A. Psychological Vision and Social Criticism in the Novels1 of Thomas Hardy. Stockholm: Almqvist, 1987. 178 p.

169. Boumelha P. Thomas Hardy and Women: Sexual Ideology and Narrative Form. Brighton (Sx.): Harvester Press, 1982. 178 p.

170. Bullen J.B. The Expressive Eye: Fiction and Perception in the Work of Thomas Hardy. Oxford: Clarendon press, 1986. 279 p. 202.The Cambridge Companion to Thomas Hardy Ed. by D. Kramer. Cambridge: Cambridge UP, 1999. 231 p.

171. Casagrande P.J. Hardys Influence on the Modern Novel. Totowa (N.J.): Barnes, 1987. 247 p.

172. Casagrande P.J. Unity in Hardys Novels: Repetitive Symmetries. L.: Macmillan. 249 p.

173. Chapman R. The Language of Thomas Hardy. L.: Macmillan, 1990. 178 p.

174. Chase M.E. Thomas Hardy: From Serial to Novel. Minneapolis: Univ. of Minnesota Press, 1927. 210 p.

175. Collins D.L. Thomas Hardy and His God: A Litany of Unbelief. Basingstoke: Macmillan, 1990. 190 p.

176. Critical Approaches to the Fiction of Thomas Hardy Ed. by D. Kramer. L.: Macmillan, 1979. 190 p.

177. Duffin H.C. Thomas Hardy: A Study of the Wessex Novels, the Poems and the Dynasts. N.Y.: Barnes, 1962. 356 p. 187

178. Garson M. Hardys Fables of Integrity: Woman, Body, Text. Oxford: Clarendon Press, 1991. 198 p. I

179. Giordano F. Id Have My Life Unbe: Thomas Hardys Self-Destructive Characters. Alabama: Univ. of Alabama Press, 1984. 211 p.

180. Goode J. Thomas Hardy: The Offensive Truth. Oxford: Basil Blackwell, 1988. 184 p.

181. Gregor I. The Great Web: The Form of Hardys Major Fiction. L.: Faber, 1974.236 р.

182. Guerard A.J. Thomas Hardy: The Novels and Stories. Cambridge: Harvard University Press, 1949. 177 p.

183. Hardy: The Tragic Novels Ed. by R.P. Draper. Basingstoke: Macmillan, 1991.259 р.

184. Harvey G. The Complete Critical Guide to Thomas Hardy. L.: Routledge, 2003. 228 p.

185. Hugman B. Hardy: "Tess of the DUrbervilles". L.: E. Arnold, 1970. 62 p.

186. Ingham P. Thomas Hardy: A Feminist Reading. N.Y.: Wheatsheaf, 1989. 124 p. 220 Johnson L. The Art of Thomas Hardy. L.: John Lane, 1923. 357 p.

187. Kramer D. Thomas Hardy: The Forms of Tragedy. L.: Macmillan, 1975. 190 p. Harvester

188. Laird J.T. The Shaping of "Tess of the DUrbervilles". Oxford: Clarendon Press, 1975. 194 p.

189. Larkin Ph. Wanted: Good Hardy Critic Required Writing: Miscellaneous Pieces, 1955-1982. L.: Faber, 1983. P. 168-174.

190. Lawrence on Hardy and Painting Ed. by J.V. Davies. L.: Heinemann, 1973.168 р.

191. Lerner L. Thomas Hardys "The Mayor of Caterbridge": Tragedy or Social History? L.: Chatto, 1975. 110 p. 188

192. Miller J.H. Thomas Hardy: Distance and Desire. Cambridge (MA): Harvard UP, 1970.282 р.

193. Moore K.Z. The Descent of the Imagination: Postromantic Culture in the Later Novels of Thomas Hardy. N.Y.: New York University Press, 1990. 319 p.

194. Morrell R. Thomas Hardy: The Will and the Way. Kuala Lumpur: Univ. of Malaya Press, 1965. 188 p. 230.New Perspectives on Thomas Hardy Ed. by Ch. Pettit. N.Y.: St. Martins Press, 1994. 213 p.

195. Paterson J. The Making of The Return of the Native. Berkeley: Univ. of California Press, 1960. 168 p.

196. Rutland W.R. Thomas Hardy: A Study of His Writings and Their Background. N.Y.: Russell, 1962. 365 p. 233.The Sense of Sex: Feminist Perspectives on Hardy Ed. by M.R. Higonnet. Urbana: Univ. of Illinois press, 1993. 270 p.

197. Southerington F.R. Hardys Vision of Man. L.: Chatto, 1971. 290 p.

198. Springer M. Hardys Use of Allusion. L.: Macmillan, 1983. 207 p.

199. Steel G.R. Sexual Tyranny in Wessex: Hardys Witches and Demons of Folklore. N.Y.: Lang, 1993. 146 p.

200. Sumner R. Thomas Hardy: Psychological Novelist. L.: Macmillan, 1981. 216 p.

201. Thomas Hardy After Fifty Years Ed. by L. Butler. Totowa (N.J.): Rowman, 1977. 153 p.

202. Thomas Hardy and contemporary literary studies Ed. by T. Dolin, P. Widdowson. N.Y.: Palgrave Macmillan, 2004. 227 p.

203. Thomas Hardy: The Critical Heritage Ed. by R.G. Cox. L.: Routledge, 1970. 473 p. 189

204. Webster H. On a Darkling Plain: The Art and Thought of Thomas Hardy. Chicago: Univ. of Chicago Press, 1947. 239 p.

205. Women Writing and Writing about Women Ed. by M. Jacobus. L.: Croom Helm, 1979. 201 p.

206. Woolf V. The Novels of Thomas Hardy The Second Common Reader. L.: Harcourt, 1986. P. 245-257.

207. Wotton G. Thomas Hardy: Towards a Materialist Criticism. Goldenbridge: Gill, 1985. 233 p.

208. Wright T.R. Hardy and the Erotic. N.Y.: St. Martins Press, 1989. 150 p.

209. Wright T.R. "Tess of the DUrbervilles": An Introduction to the Variety of Criticism. L.: Macmillan, 1987. 84 p.