автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.01
диссертация на тему: Поэтика жанра лирической прозаической миниатюры

Полный текст автореферата диссертации по теме "Поэтика жанра лирической прозаической миниатюры"

Санкт-Петербургский государственный университет

Помещики Северо-Запада России во второй половине XIX — начале XX века

07.00.02. — Отечественная история

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук

На правах рукописи

Никулин Валерий Николаевич

Санкт-Петербург - 2006

Работа выполнена на кафедре истории России Российского государственного университета имени И. Канта

Официальные оппоненты:

доктор исторических наук, профессор Китанина Таисия Михайловна доктор исторических наук, профессор Барышников Михаил Николаевич доктор исторических наук, профессор Тургаев Александр Сергеевич

Ведущая организация - Московский педагогический государственный

университет

Защита состоится 2006 г. в часов на заседании

диссертационного совета Д 212. 232. 57 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора наук при Санкт-Петербургском государственном университете по адресу: 199034, г. Санкт-Петербург, Менделеевская линия, 5, ауд. 70

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке

им. Л.М. Горького Санкт-Петербургского государственного университета

Автореферат разослан_2006 года

Ученый секретарь диссертационного совета,

доктор исторических наук

Петров А.В.

Общая характеристика работы

Актуальность исследования. История российской деревин после отмены крепостного права в 1861 г. была и остается в списке наиболее животрепещущих научных проблем. В течение многих лет в изучении социально-экономического строя крестьянского и помещичьего хозяйств основное внимание исследователей было уделено тому, как реформа «ударила» по крестья1шну и отразилась на его хозяйстве. Судьбы же дворянина-землевладельца и помещичьего имения в пореформенные годы изучались менее активно. В последнее время изменения, происходившие в среде помещиков-дворян, вопросы эволюции помещичьего хозяйства в пореформенные годы привлекают все более заметное внимание историков. Подобный научный интерес вызван рядом обстоятельств.

После 1861 г. помещичье хозяйство оставалось важнейшей составной частью аграрных отношений пореформенной русской деревни, определяя в значительной степени структуру и характер поземельных связей. К началу XX столетия в руках помещиков-дворян находилась значительная площадь лучших сельскохозяйственных угодий, а помещичье хозяйство за 40 пореформенных лет прошло сложный путь развития. Кроме того, дворянство, составлявшее подавляющее большинство помещиков, оставалось основной социальной опорой власти. Поэтому интересы помещиков всегда были в центре внимания правительства и в решающей степени определяли курс и содержание аграрной полигики царизма. В многочисленных исследованиях, посвященных реформе 1861 г. и пореформешюму развитию русской деревни, основное внимание исследователей было уделено изучению крестьян и крестьянского хозяйства, в то время как помещичье имение и дворяне-землевладельцы оказались изученными в меньшей степени. Однако без обстоятельного изучения затронутой в диссертации темы невозможно объективное изложение аграрной истории России второй половины XIX - начала XX века. В современной России, вступившей на путь реформ, повышенное внимание не только историков, но и широкой научной общественности, привлекает опыт реформирования в стране, жившей в условиях господства частной, в том числе земельной собственности, и рыночных отношений.

Объект исследования — помещики-дворяне Северо-Запада России в пореформенный период, структура, содержание и характер социально-экономических отношений в имениях.

Предметом исследования стала деятельность дворян-землевладельцев в период подготовки и осуществления крестьянской реформы. Значительное внимание уделено анализу производственной деятельности помещиков и эволюции помещичьего хозяйства в 1861-1904 гг.

Цель работы состоит в том, чтобы подробно рассмотреть наиболее существенные аспекты истории помещиков-дворян Петербургской, Псковской и Новгородской губерний на фоне общего развития аграрных отношений в пореформенной России.

Задачи исследования заключаются в следующем:

- проследить историю создания и деятельности губернских комитетов, показать столкновение мнений по отдельным разделам готовящихся проектов местных положений, охарактеризовать сами проекты, рассмотреть деятельность представителей помещиков северозападных губерний в Редакционных комиссиях.

- Изложить историю института мировых посредников в северозападных губерниях, уделив при этом главное внимание показу деловых и личных качеств мировых посредников, а также характеру их взаимоотношений с помещиками и крестьянами в процессе реализации реформы 1861 г.

- Проанализировать состав и динамику дворянского землевладения, выяснить соотношение различных сельскохозяйственных угодий в структуре помещичьих хозяйств, охарактеризовать системы землепользования, применявшиеся в дворянских хозяйствах, определить особенности развития мелких, средних и крупных помещичьих имений.

Рассмотреть арендные отношения, выявить соотношение различных видов аренды, их связь с внутренним строем помещичьих хозяйств и возможностями крестьянского двора.

Показать формы и методы, применявшиеся помещиками для обеспечения рабочей силой своих хозяйств в пореформенные годы, определить условия найма и размеры оплаты временных и постоянных работников.

Хронологические рамки диссертации охватывают период с конца 50-х гг. XIX в., когда губернские дворянские комитеты для улучшения быта крестьян начали разработку проектов положений и подготовка реформы по отмене крепостного права вступила в практическую фазу, до 1905 г., когда в результате начавшейся революции произошла кардинальная трансформация аграрной полигики самодержавия. Именно в эти годы совершаются глубокие изменения в социально-экономическом строе помещичьих имений, порожденные переводом их на принципы товарно-денежного хозяйствования и процессом мобилизации дворянской земельной собственности.

Территориальные границы исследования включают три губернии Российской империи: Петербургскую, Псковскую и Новгородскую. Со времен П.П. Семенова-Тян-Шанского они традиционно относятся исследователями к северо-западному экономико-географическому району, входившему в нечерноземную полосу России.

Апробация работы. Результаты исследования неоднократно обсуждались на заседаниях кафедры истории России и сообщались на ежегодных научно-практических конференциях профессорско-преподавательского состава РГУ им. И. Канта. Отдельные сюжеты были рассмотрены на российских и международных научных конференциях: «Проблемы эволюции сельского хозяйства и крестьянское движение на Северо-Западе России» (Псков, 1992 г.); «Прошлое Новгорода и Новгородской земли» (Новгород, 1998, Великий Новгород, 1999-2005 гг.); «XIX век в российской истории и культуре (поиск новых подходов, приглашение к диалогу)» (Москва, 2004 г.); на научных чтениях в Даугавпштсском университете (Латвия, Даугавпилс, 2001, 2004 гг.). Некоторые проблемы были изложены на XXVIII и XXIX сессиях Симпозиума по аграрной истории Восточной Европы (Калуга, 2002 г.; Орел, 2004 г.). Основные положения исследования отражены в тезисах, статьях и монографии «Помещики Северо-Запада России во второй половине XIX - начале XX века», Калининград, 2005 (21,2 п.л.). Материалы диссертации могут быть использованы при написании обобщающих трудов по истории пореформенной России, в подготовке учебных пособий, в разработке и чтении спецкурсов по истории аграрных отношений второй половины XIX — начала XX века.

Научная новизна работы заключается в том, что в ней впервые проведен комплексный анализ социально-политической истории дворян-помещиков и экономического развития их хозяйств на протяжении второй половины XIX - начала XX века в территориальных рамках всего северозападного региона страны. В диссертации нашли отражение недостаточно изученные аспекты аграрной истории Северо-Запада: деятельность дворянских губернских комитетов, анализ содержания выработанных ими проектор, освобождения крепостных крестьян, отношения, складывавшиеся в процессе реализации реформы 1861 года между помещиками, мировыми посредниками и крестьянами, состояние дворянского землевладения и характер землепользования.

Методологической основой исследования является диалектико-материалистический метод изучения исторических процессов в их взаимосвязи и взаимообусловленности. При анализе и систематизации фактического материала в работе использовались преимущественно такие методы исследования, как проблемно-тематический и сравнительно-исторический. В теоретико-методологическом осмыслении проблемы значительную роль сыграли сложившиеся в отечественной историографии концепции аграрной истории пореформенной России, а также взгляды выдающихся российских историков-аграршжов.

Историография темы. Дореволюционная историография проблемы довольно фрагментарна. Ее главная заслуга - накопление значительного фактического материала. Кроме того, в работах К.К. Вебера, М.М. Катаева,

А.Л. Корнилова, В.М. Муравьева, К. Недзялковского, Д.И. Рихтера, Ф.Н.Савина и др. содержатся верные частные наблюдения по истории помещиков и помещичьего хозяйства в пореформенной России. В советские годы сложилась прочная традиция изучения аграрных отношений. Были опубликованы многочисленные исследования, посвященные реформе 1861 г. и пореформенному развитию русской деревни. Основное внимание исследователей было уделено воздействию реформы на крестьян и крестьянское хозяйство. Тем не менее, литература о помещичьем хозяйстве пореформенной России достаточно обширна и представительна. Следует заметить, что в большинстве работ внимание исследователей оказалось практически полностью сосредоточено на истории землевладения и землепользования помещиков. В статьях и монографиях A.M. Анфимова, Н.М. Дружинина, Н.В. Елисеевой, И.Д. Ко-вальченко, Л.П. Минарик, H.A. Проскуряковой, П.Г. Рьшдзюнского, Н.Б.Селупской и др. рассмотрены важнейшие теоретико-методологические вопросы аграрной истории России в переходную эпоху, исследованы внутренний строй и организация помещичьего хозяйства, различные стороны эволюции и функционирования его как в масштабах Европейской России, так и на уровне отдельных губерний и даже имений. Исследователями даиа всесторонняя характеристика отдельных источников.

В большинстве работ объектом изучения стало крупное помещичье хозяйство России конца XIX - начала XX века. Это, несомненно, связано с тем, что в качестве документальной базы исследований использовались преимущественно опубликованные массовые источники: издания Центрального статистического комитета МВД - иравительстветшая статистика, земские обследования и материалы государствешюго Дворянского земельного банка. В меньшей степени историки пользовались материалами фондов личного происхождения. Обстоятельно изучен социально-экономический строй помещичьего хозяйства в первое пореформенное двадцатилетие, а также на рубеже ХГХ-ХХ вв. П.Г. Рынд-зюнекий, рассматривая арендные отношения в пореформенной российской деревне, пришел к выводу, что они стали главным связующим звеном между крестьянами и помещиками. Он также полагал, что «искусственно созданное отрезками несоответствие в распределении надельной земли по угодьям» исключало возможность ее полноценного использования без аренды у соседних помещиков леса, лугов и выгонов. Значительны заслуги A.M. Анфимова в разработке темы. Им созданы монографии, посвященные крупному помещичьему хозяйству и аренде. Они богаты фактическим материалом, содержат интересные суждения и наблюдения. Один из центральных выводов историка о характере арендных отношений в российской деревне начала XX в. состоит в том, что «с одной стороны, аренда имела целью извлечение капиталистической прибыли из

земледелия путем эксплуатации наемных рабочих, с другой — она служила средством полукрепостнической эксплуатации крестьянства». Значительно меньше написано о самих помещиках: их численности и распределении по губерниям и уездам, образовании, о дворянских сословных организациях и их функционировании, характере связей между помещиками и земскими учреждениями, участии помещиков не только в реализации, но и в выработке политики правительства по аграрно-крестьянскому вопросу. В некоторой степени эти недостатки устранены с появлением работ А.П. Ко-релина и Ю.Б. Соловьева по истории дворянства во второй половине XIX -начале XX века. Материалы, использованные Ю.Б. Соловьевым, позволили исследовать природу аграрной политики самодержавия на рубеже веков, выявить тесную взаимосвязь дворянской и крестьянской политики в системе контрреформ. Исследование А.П. Корелина содержит новые ценные данные о роли дворянства, в частности, в системе местного управления.

В работах Л.Г. Захаровой, пожалуй, впервые в отечественной историографии так полно и последовательно представлена общественно-политическая борьба, развернувшаяся вокруг условий отмены крепостного права. Автор убедительно доказала, что принцип «вечного» пользования крестьянами надельной землей и неизменность повинностей были сознательно включены в «Положения» 19 февраля его составителями в качестве правовых норм, гарантирующих необратимость реформы. В работе показаны как сила и способы давления поместного дворянства на верховную власть при подготовке реформы (особенно ярко проявившиеся в период работы губернских комитетов для улучшения быта крестьян), так и степень политического бессилия помещиков, не сумевших противостоять правительственному курсу и либеральной бюрократии.

Особое место в историографии помещичьего хозяйства капиталистической России занимает работа «Социально-экономический строй помещичьего хозяйства Европейской России в эпоху капитализма: Источники и методы изучения», выполненная под руководством И.Д. Ко-вальченко. В ней дана развернутая характеристика массовых источников по истории помещичьего хозяйства в эпоху капитализма, представлены методы обработки и анализа источников, в том числе с использованием ЭВМ. Часть работы составил обширный очерк внутреннего строя помещичьего хозяйства как в целом по Европейской России, так и по отдельным регионам страны. В концентрированном виде в исследовании нашли свое выражение методологические, источниковедческие и историографические аспекты концепции стадиальности, разработанной академиком И.Д. Ковальченко и его учениками.

Основной вывод, к которому пришли авторы работы на основе анализа различных источников, в том числе методом корреляции, состоял в том, что накануне Октябрьской революции «во внутреннем строе

помещичьего хозяйства Европейской России повсеместно господствующее положение занимала капиталистическая организация производства, а буржуазное развитие этого хозяйства в целом достигло сравнительно высокого уровня». В то же время исследователи отметили, что эволюция помещичьего хозяйства, его внутренний социально-экономический строй и воздействие на общий ход аграрного развития страны имели ряд особенностей, в том числе «органическое переплетение во внутреннем строе помещичьего хозяйства капиталистических и полуфеодальных отношений».

В своих последних работах академик И.Д. Ковальченко вернулся к проблеме борьбы «прусского» и «американского» путей буржуазной аграрной эволюции в пореформенной России. По мнению выдающегося историка, «прусский» путь предполагал осуществление реформ государством, стоящим на защите интересов помещиков. Развитие же по «американскому» пути становилось возможным только в результате победы буржуазно-демократической революции, устраняющей все лолукрепостнические пережитки и в первую очередь их основу — даоряпско-помещичье землевладение. И.Д. Ковальченко пришел к выводу, что острейшая борьба двух путей буржуазной аграрной эволюции, развернувшаяся со времени отмены крепостного права и продолжавшаяся вплоть до 1917 г., так и ие привела к победе того или иного из них.

Явно недостаточно изучена история помещиков и помещичьего хозяйства на региональном уровне. Эта часть аграрных исследований представлена работами П.И. Савельева по Самарской, Д.И. Будаева - по Смоленской, В.И. Пронина — по Калужской, М.М. Островского — по Петербургской, П.П. Полха - по Новгородской, О.Н. Лебедевой - по Нижегородской и Н.М. Александрова - по верхневолжским губерниям России. Авторы предложили и апробировали новые методы математико-статистического анализа, подняли вопрос о системах помещичьего хозяйства, сделали важные выводы и наблюдения. П.И. Савельев отметил, что в первые пореформенные годы в дворянских имениях Самарской губернии интенсивно шел процесс сокращения помещичьей запашки, а затем произошел ее заметный рост, что было обусловлено постепенной адаптацией помещичьего хозяйства к новым условиям развития. Особенности эволюции мелких, средних и крупных имений Владимирской, Костромской и Ярославской губерний к концу XIX столетия (в русле общей проблемы о степени развития аграрного капитализма в пореформенные годы) рассмотрел Н.М. Александров. Он пришел к выводу, что в конце XIX в. мелкое капиталистическое хозяйство дворян-помещиков было частым явлением в губерниях Верхнего Поволжья. В Костромской губернии основная часть помещиков по-прежнему предпочитала наемному труду выполнение полевых работ крестьянами за аренду угодий, в то время как в большинстве средних

имений Владимирской и Ярославской губерний преобладала капиталистическая система хозяйствования. По сравнению со средними землевладельцами крупные помещики Владимирской и Ярославской губерний значительно больше земли обрабатывали с помощью отработок, а крупное костромское дворянское землевладение было представлено только отдельными капиталистическими хозяйствами, в остальных же использовалась практически только отработочная система. Следовательно, капиталистические отношения в этих губерниях быстрее укоренялись в среднем и мелком дворянском землевладении, нежели в крупных помещичьих латифундиях. Несомненно, что процесс рационализации и модернизации аграрной сферы страны захватил не только крупные, но и средние и даже мелкие помещичьи хозяйства.

Для некоторых исследователей сюжеты, связанные с существованием и функционированием помещичьих имений, имели вспомогательный характер. В интересном, но не бесспорном, исследовании В.А. Селезнева обстоятельно изучен ряд вопросов, связанных с проведением реформы 1861 г. в столичной губернии и отменой выкупных платежей. Исследователем были выделены районы преобладания барщинного и оброчного хозяйства в губернии. Общие тенденции в помещичьем землевладении были рассмотрены Селезневым с точки зрения их консервативного воздействия на крестьянское население губернии. Процесс же эволюции самих помещичьих имений как хозяйственных единиц практически не был даже затронут.

До недавнего времени единственной, по существу, попыткой рассмотреть эту проблему на материалах Северо-Запада России были работы М.М. Островского. Историк использовал преимущественно материалы государственного Дворянского земельного балка, а также земских обследований. Опираясь на эти материалы, М.М. Островский рассмотрел эволюцию хозяйства помещиков Петербургской губернии на рубеже Х1Х-ХХ вв. Он отметил, что по сравнению с 1880-ми годами в .конце XIX - начале XX века произошли существенные изменения в хозяйстве помещиков. Это выразилось в расширении площади собственной помещичьей запашки, в росте стоимости орудий труда и увеличении поголовья лошадей и крупного рогатого скота. Как известно, необходимым условием развития помещичьего хозяйства был ипотечный кредит, но только в том случае, если он использовался производительно. М.М. Островский подсчитал, что помещики Петербургской губернии более 40% полученного капитала израсходовали на непроизводительные цели, и в результате уплата процентов легла тяжким бременем на хозяйство, что усилило процесс отчуждения дворянской земельной собственности. В конце пореформенного периода произошли важные структурные изменения в помещичьих хозяйствах: заметно выросло поголовье крупного рогатого скота и его концентрация в крупных

имениях, имевших мясомолочную направленность. Расширились посевы кормовых культур. Однако основной доход помещичьих хозяйств губернии, как утверждает М.М. Островский, формировался за счет продажи леса и торгово-промышленного предпринимательства.

В последние годы опубликованы статьи П.П. Полха конкретно-исторического и источниковедческого характера о помещичьем хозяйстве Новгородской губернии во второй половине XIX в. В одной из последних по времени выхода работ, проанализировав ситуацию с помещичьим хозяйством в Демянском уезде Новгородской губернии, П.П. Полх пришел к выводу о том, что для дворян-землевладельцев гибельным было, прежде всего, отсутствие оборотного капитала и, следовательно, процесс «оскудения» дворянства не мог не продолжаться.

Исследователи обращались преимущественно к социально-экономическим сюжетам, связанным с историей пореформенного помещичьего хозяйства. Обстоятельно проанализированы некоторые источники, преимущественно массового характера, определены их информативные возможности.

Историками проделана значительная работа по изучению истории поместного дворянства второй половины XIX - начала XX века. Даны ответы на многие вопросы, поставлены и сформулированы исследовательские задачи, изучен и введен в научный оборот обширный фактический материал.

Источниковая база работы. Диссертация написана па основе опубликованных материалов, а также неопубликованных архивных документов. Опубликованные источники по истории помещиков и помещичьего хозяйства северо-западных губерний России второй половины XIX - начала XX столетия многообразны и разноплановы. Они отличаются по степени объективности материала, его полноте, информативности и репрезентативности.

Незаменимым источником по истории подготовки реформы, позволяющим проследить взаимоотношения местного дворянства с губернскими и центральными властями по важнейшим вопросам предстоящей отмены крепостного права, являются материалы Редакционных комиссий, опубликованные в двух изданиях. В первом издании «Материалов» помещены доклады административного, хозяйственного и юридического отделений, журналы Общего присутствия, проекты губернских дворянских комитетов, а также кодифицированные проекты Редакционных комиссий. Чрезвычайно ценными в «Материалах» являются отзывы псковского, новгородского и петербургского губернаторов на проекты отмены крепостного права, подготовленные губернскими дворянскими комитетами. «Материалы» содержат также отзывы Земского отдела, министра внутренних дел, председателей Редакционных комиссий Я.И. Ростовцева и графа В.Н. Панина на

отдельные пункты проектов. Они позволяют лучше уяснить как исходные позиции дворян-помещиков Северо-Запада, губернских и центральных властей, так причины и условия окончательного решения по многим основополагающим принципам реформы.

Второе издание материалов Редакционных комиссий состоиг из 3-х томов (в шести книгах) и охватывает деятельность Редакционных комиссий до сентября 1859 г. Материал издания обработан и систематизирован, каждый доклад сопровождается комментарием. Заслуживает внимания приложение, представленное различными таблицами. Второе издание, несомненно, является ценным дополнением первого. Материалы Редакционных комиссий представляют первоисточник, значение которого для изучения крестьянской реформы в целом по стране и на Северо-Западе, в частности, трудно переоценить. В сопоставлении с другими источниками эти материалы дают возможность раскрыть многие стороны подготовки крестьянской реформы в Петербургской, Псковской и Новгородской губерниях.

Своеобразным и по-своему уникальным источником по истории подготовки отмены крепостного права является 3-томный труд Н.П. Семенова «Освобождение крестьян в царствование императора Александра II». Это капитальный вклад в литературу реформы 1861 г., особенно ценный тем, что в основу его положены подробные записи, которые Семенов вел во время заседаний Редакционных комиссий. Ему удалось передать и сохранить в своей хронике ту живую и непосредственную атмосферу, что царила в Редакционных комиссиях при обсуждении докладов отделений и других документов. Семенов подробно зафиксировал ход всех заседаний Редакционных комиссий: выступления, реакцию присутствовавших на те или иные предложения, характер разногласий, реплики и шутки. Большое внимание уделено описанию взаимоотношений между членами Редакционных комиссий. Труд Семенова содержит краткие, но достаточно емкие и точные характеристики членов-экспертов, и в частности председателя Петербургского губернского комитета графа П.П. Шувалова и члена Новгородского губернского комитета, известного ученого-ботаника и агронома Н.И. Железнова.

В качестве приложений к своему труду Н.П. Семенов поместил различный справочный материал. Это списки членов Редакционных комиссий с распределением по отделениям, списки членов и кандидатов губернских комитетов по устройству быта крестьян (в том числе Петербургского, Псковского и Новгородского), депутатов первого призыва, избранных от губернских комитетов, а также тексты их «всеподданнейших» адресов. Опубликованные в хронике записка министра внутренних дел С.С. Ланского и письмо Я.И. Ростовцева Александру II от 23 октября 1859 г., имеют программный характер,

поскольку в них с исчерпывающей полнотой изложена позиция либеральной бюрократии в связи с подготовкой отмены крепостного права.

Интерес представляют дневник Великого князя Константина Николаевича и его переписка с Александром II. Переписка свидетельствует о крайне негативном восприятии императором итогов деятельности губернских дворянских комитетов, вызванных к жизни его рескриптами. Дневник содержит интересные сведения и наблюдения об отношении поместного дворянства к готовящейся реформе, его конфронтации на разных уровнях с государственной властью, о конституционных проектах олигархически настроенной аристократии. Чрезвычайно важны детали о консолидации либеральных сил в «верхах», о встречах Великого князя с H.A. Милютиным и Я.И. Ростовцевым, его характеристики деятелей дворянской оппозиции в Главном Комитете по крестьянскому делу - В.Н. Папина, М.Н. Муравьева и др.

К важнейшим источникам следует отнести материалы правительственных комиссий, среди которых наибольший интерес представляют труды Валуевской комиссии 1872-1873 гг. и Комиссии 16 ноября 1901 г. На заседания комиссии П.А. Валуева было приглашено и заслушано более 180 человек (в том числе из Петербургской губернии -20, Новгородской - 6 и Псковской губернии — 2). Среди приглашенных были помещики: A.A. Половцев (Петербургская губерния), князь A.A. Суворов и Ф.Н. Савич (Новгородская губерния), князь Д.Н. Кропоткин (помещик Петербургской и Новгородской губерний). Свои ответы комиссии дали председатели земских управ: барон П. Л. Корф (Петербургская губернская земская управа), H.A. Ваганов (Псковская уездная земская управа), H.H. Фирсов (Новгородская губернская земская управа); псковский губернский предводитель дворянства барон А.Б. Фон Фитингоф-Шель; управляющие имениями и волостные старшины. Приглашенные, а также корреспонденты комиссии отвечали на анкету, содержавшую 269 вопросов о состоянии хозяйства, рабочей силе, технической оснащенности имений, скотоводстве, местных отраслях промышленности, сбыте сельскохозяйственной продукции и т. п. К недостаткам полученных комиссией материалов следует отнести частое нарушение формуляра анкеты и неполноту ответов на отдельные вопросы.

Наиболее ценная часть материалов Валуевской комиссии — описания и ведомости заложенных в Обществе взаимного поземельного кредита помещичьих имений за 1870-1872 гг. Всего комиссия рассмотрела 215 описаний (в том числе по 6 описаний помещичьих имений из Петербургской, Псковской и Новгородской губерний) и 2550 ведомостей (из них по Петербургской - 21, Псковской губернии - 32 и Новгородской -21 ведомость). Эти документы содержат обширный материал, характеризующий все стороны жизни заложенных помещичьих хозяйств.

Фактические данные, собранные комиссией П.А. Валуева, фиксируют большое многообразие форм помещичьего хозяйства не только в пределах северо-западных губерний, но и в рамках отдельных уездов.

В материалах Комиссии 1901 г. значительный интерес представляют таблицы распределения частновладельческих земель по сословиям, движения земельной собственности с 1863 по 1897 г., данные о заложенных в государственном Дворянском земельном банке имениях северо-западных губерний за 1886-1900 гг.

В диссертации использованы материалы поземельных переписей 1877-1878 гг. и 1887 г. Эти материалы представлены таблицами о численности помещиков на Северо-Западе и размерах их землевладения. Они позволяют проследить динамику мобилизации частной земельной собственности, рассмотреть процесс концентрации дворянских земель в руках крупных и крупнейших помещиков, а также зажиточных крестьян и купцов.

Внимания заслуживают «Краткие справочные сведения о некоторых русских хозяйствах». Издание содержит сведения о принадлежности и местонахождении имений с указанием расстояния до железной дороги. Кратко охарактеризована хозяйственная структура и господствовавшая система полеводства, состояние скотоводства и лесного хозяйства. Перечислены находившиеся в имениях промышленные предприятия и сельскохозяйственные орудия. При этом следует учитывать, что в издании имеется информация только о крупных и процветавших помещичьих хозяйствах.

Изданные в разные годы после отмены крепостного права земские материалы содержат данные о количестве земли и структуре угодий, размерах запашки, составе инвентаря, динамике движения дворянской земельной собственности, способах землепользования, аренде земли, использовании наемного труда и отработок в помещичьих имениях. В земских материалах зафиксировано значительное сокращение дворянского землевладения на Северо-Западе России в пореформенные годы, широкое использование в помещичьих хозяйствах полуфеодальных методов эксплуатации крестьян. Одновременно в земских изданиях отмечен процесс формирования сугубо капиталистических отношений в крупных и крупнейших имениях. Материалы земской статистики систематизированы, сведены в таблицы и удобны для использования. В отличие от вотчинных материалов, земско-статистические обследования охватывают не отдельные имения, а поместное землевладение на уровне уездов и губерний. К серьезным недостаткам земских материалов следует отнести отсутствие во многих из них сведений о доходности и капиталах имений. Такие сведения можно найти только в банковских оценочных и поверочных описях заложенных имений. Сопоставление данных земской статистики с оценочными описями помещичьих имений из фондов ;

государственного Дворянского земельного банка (фонд 593) и Петроградско-Тульского поземельного банка (фонд 596) показывает их близость, они значительно дополняют друг друга.

Разнообразную и весьма ценную информацию содержат издания Центрального статистического комитета МВД и статьи в периодической печати.

В диссертации широко использованы неопубликованные документальные материалы, находящиеся в различных фондах Российского государственного исторического архива (РГИА). В фонде 1180 (Главный Комитет по крестьянскому делу) наряду с документами Секретного и Главного комитетов по крестьянскому делу и Редакционных комиссий находятся отчеты о заседаниях Петербургского, Псковского и Новгородского губернских комитетов, а также подготовленные ими проекты отмены крепостного права. Эти документы позволяют определить позицию помещиков Северо-Запада по крестьянскому вопросу, меру возможных уступок в предстоящей реформе, направления и формы компенсации при ожидавшейся утрате принудительного труда крестьян.

Различной ценности и глубины материалы о поземельных спорах между крестьянами и помещиками Северо-Запада, возникшими в ходе реализации крестьянской реформы, отложились в фонде Земского отдела Министерства внутренних дел (фонд 1291). Это, в основном, дела о принудительном переселен™ помещиками крестьян, о недостаточном и некачественном отводе надельной земли. Здесь же имеются документы о ходе выкупной операции. Несомненный интерес представляют ежегодные доклады министра внутренних дел императору о ходе крестьянского дела. Они содержат достаточно объективную информацию о тех трудностях, с которыми столкнулись центральные и местные власти в процессе реализации реформы. Материал докладов свидетельствует о неоднозначной реакции не только крестьян, но и дворян на обнародование Манифеста и Положений 19 февраля 1861 г. В фонде находятся также многочисленные дела, характеризующие взаимоотношения мировых посредников с помещиками северо-западных губерний России. В основном материалы представлены жалобами помещиков на необъективные и «пристрастные» но отношению к крестьянам действия мировых посредников при разграничении помещичьей земли и крестьянских наделов.

Немалый интерес представляют документы Канцелярии министра внутренних дел (фонд 1282). Здесь хранятся материалы, характеризующие настроения помещиков Петербургской, Псковской и Новгородской губерний в связи с подготовкой и, введением в действие Положений 19 февраля 1861 г.

Материалы Канцелярии министра внутренних дел по делам дворянства (фонд 1283) представлены разнообразными документами,

характеризующими образование и деятельность Особого Совещания по делам дворянского сословия. Это записки различных лиц с проектами поддержки дворянского землевладения, предложения губернских дворянских собраний о мерах поддержания дворянского сословия. В фоцде хранятся материалы о задолженности дворянских имений к 1897 г. и о движении дворянского землевладения в губерниях Европейской России. Эти документы дают возможность проанализировать состояние дворянского землевладения к концу XIX столетия, определить вектор развития помещичьих имений, а также охарактеризовать те меры, что предпринимались правительством для смягчения негативных тенденций.

Ценные материалы по теме исследования хранятся в личных фондах крупнейших российских землевладельцев — Балашовых, Бобринских, Шереметевых, Шуваловых, Абамелек-Лазаревых, Воронцовых-Дашковых, Салтыковых, Вонлярлярских, Мордвиновых и др., владевших имениями в Петербургской, Псковской и Новгородской губерниях. Материалы представлены преимущественно годовыми отчетами, ведомостями о доходах и расходах, описями движимого и недвижимого имущества, перепиской с управляющими по хозяйственным вопросам, «недельными записками» управляющих о произведенных в имении работах. Здесь же находятся планы имений и их отдельных частей, арендные договоры, документы о крестьянских выступлениях, в частности, о захвате крестьянами помещичьих угодий и порубках леса. В совокупности эти материалы содержат богатый конкретный материал об отдельных помещичьих имениях, системах ведения хозяйства в них, землепользовании, структуре и динамике земельных угодий, размерах посевных площадей различных сельскохозяйственных культур, урожайности, стоимости рабочего и продуктового скота, инвенгаря и т.д. Значительный интерес представляют подробные данные о сборе урожая, об условиях аренды и обработки земли, о характере найма крестьян на работы. Уровень достоверности этих материалов достаточно высок.

Имеющиеся документы позволяют восстановить на уровне отдельных имений процесс функционирования помещичьего хозяйства в пореформенный период, проследить динамику развития по годам, выявить меры помещиков по сохранению доходности имений и приспособлению их к условиям капиталистической экономики России. Общим недостатком материалов то фондов личного происхождения является отсутствие единообразия в сборе и фиксации сведений, их локальность, хронологический разнобой и разрозненность. Отсюда значительная трудность в сопоставлении данных по различным имениям. Материалы фондов личного происхождения позволяют восстановить историю отдельных имений на протяжении нескольких десятилетий, однако они не могут служить основой для широких выводов и обобщений применительно

к отдельным губерниям, тем более к региону. Для этого необходимо использование данных массовых статистических обследований.

В фондах личного происхождения имеются интересные материалы генеалогического свойства, переписка с родными и друзьями, в которой нередко встречаются оценки политических событий, характеристики соседей-помещиков, различного рода записки как реакция на готовящиеся или уже проведенные мероприятия - в связи с подготовкой и реализацией реформы 1861 г., деятельностью Особого совещания по делам дворянского сословия и т.д. Эти материалы чрезвычайно ценны для анализа умонастроений помещиков северо-западных губерний России в сложный для них период подготовки и отмены крепостного права, а затем приспособления к новым реалиям жизни.

Важным дополнением к рассмотренным материалам служит содержание некоторых фондов Рукописного отдела РНБ. Так, в нем имеется фонд 806 — Николая Федоровича Фан-дер-Флита, работавшего чиновником особых поручений при министре финансов. В 1872-1873 гг. он участвовал в работе Комиссии для исследования сельского хозяйства и сельских промыслов под председательством П.А. Валуева. С марта 1862 по октябрь 1896 года Н.Ф. Фан-дер-Флит вел дневник, состоящий го 99 тетрадей. Дневник содержит характеристику деловых и нравственных качеств соседей-помещиков, описание собственных хозяйственных занятий. В нем подробно рассказано об участии Фан-дер-Флита в работе комиссии П.А. Валуева. Эти материалы важны для понимания менталитета помещиков-дворян в переломный для них период истории.

Не меньший интерес представляют материалы фонда 833 — Цеэ Василия Андреевича, председателя Петербургского цензурного комитета и владельца обширного имения в Псковской губернии. В фонде находится несколько рукописей В.А. Цеэ, в том числе: «Записка об условиях освобождения крестьян от крепостной зависимости», «Некоторые мысли об увеличении доходов с имений и улучшении их быта», «Несколько слов о влиянии помещиков на государственное управление России» и др. В них зафиксированы умонастроения помещиков накануне и после реформы 1861 г., шаги, предпринимавшиеся землевладельцами для того, чтобы привлечь внимание правительства к своему положению.

Изданные материалы и неопубликованные архивные документы взаимно дополняют друг друга и позволяют восстановить целостную картину положения помещиков-дворян и их хозяйств во второй половине XIX - начале XX века.

Основное содержание диссертации

Диссертация состоит из введения, пяти глав, заключешш, списка использованных источников и литературы, а также приложения.

Во Введении обоснована актуальность темы, определены цель и задачи исследования, его хронологические и территориальные рамки, дан обзор источников и историографии. Сформулированы теоретико-методологические подходы автора, обозначены научная новизна и значимость диссертации.

В первой главе «Дворянские губернские комитеты об улучшении быта помещичьих крестьян» рассмотрены вопросы, связанные с образованием и деятельностью дворянских комитетов в Петербургской, Псковской и Новгородской губерниях, проанализированы подготовленные ими проекты освобождения крестьян, показан характер взаимоотношений между комитетами и высшими государственными учреждениями.

Деятельность губернских дворянских комитетов в период подготовки реформы 1861 г. представляет несомненный интерес, поскольку их создание и начало работы сделало необратимым процесс ликвидации крепостного права, инициированный либеральной бюрократией. Вызванные к жизни монаршей волей, они, однако, проявили некоторую строптивость в период обсуждения и подготовки проектов отмены крепостного права. Строптивость эта была двоякого рода. Некоторые комитеты (их меньшинство) пытались идти путем радикализации замыслов высшей бюрократии и выступали большими либералами, чем инициаторы реформы. Другие же комитеты (они составляли подавляющее большинство) рассматривали программу правительства с консервативных, а в некоторых случаях - с реакционных позиций. Значительный интерес представляет вопрос о причинах размежевания внутри самих комитетов, в результате чего были выработаны проекты меньшинства и большинства, с изложением принципиальных позиций, как сторонников либеральных идей, так и противников реформы.

В Петербургской губернии еще весной 1857 г. появились первые проекты, подготовленные дворянами Ямбургского и Петергофского уездов, в которых отношения между помещиками и крестьянами рассматривались с сугубо крепостнических позиций. Эти проекты послужили для министра внутренних дел С. С. Ланского удобным поводом для привлечения столичного дворянства к участию в подготовке реформы.

Результатом обсуждения проектов в Секретном комитете стал рескрипт Александра II от 5 декабря 1857 г. в адрес петербургского военного генерал-губернатора Г1.Н. Игнатьева. Рескрипт разрешал дворянству Петербургской губернии открыть губернский комитет и приступить к «улучшению быта крестьян». Он стал типовым для последующих 44 рескриптов.

Вместе с императорским рескриптом петербургскому генерал-губернатору было послано «отношение» министра внутренних дел. В нем основополагающие принципы, которыми надлежало руководствоваться

губернскому комитету при составлении проекта положения, были изложены более обстоятельно. Несколько позднее Главным комитетом по крестьянскому делу была разработана специальная «Программа занятий губернских комитетов», разосланная при циркуляре министра внутренних дел от 21 апреля 1858 г.

По сходному сценарию развивались события в Новгородской и Псковской губерниях. 1 апреля 1858 г. Александр II подписал рескрипт об открытии Новгородского губернского комитета, а 3 мая был подписан рескрипт об открытии Псковского губернского комитета.

Публикация рескриптов не могла не вызвать определенной реакции помещиков. В июне 1858 г. новгородский губернатор В.И. Филиппович в конфиденциальном письме С.С. Ланскому сообщил, что с началом процесса «улучшения быта помещичьих крестьян» заметно увеличилось число описаний дворянских имений с целью их залога или перезалога. Побудительной причиной стало «смутное опасение» землевладельцев лишиться при новом порядке вещей доходов со своих имений. В феврале 1858 г. псковский губернатор В.Н. Муравьев сообщил в МВД о негативной, в целом, реакции дворян на предполагаемое освобождение крестьян, об их беспокойстве и пожелании оставить войска на местах — на случай подавления возможных крестьянских выступлений.

В январе 1858 г. начались заседания Петербургского губернского комитета. Они проходили в острой полемике между членами комитета по основным вопросам: о правовом положении крестьян, о земле — надельной и усадебной, о привилегиях дворян-помещиков. Смирившись с неизбежностью отмены крепостного права, члены комитета стремились отстоять свой вариант освобождения крестьян. Решительное преобладание оброчной системы в губернии наложило неизгладимую печать на способ решения крестьянского вопроса петербургскими помещиками. В разработанном Петербургским комитетом проекте положения фактически в неприкосновенном виде сохранялась вотчинная власть помещиков. Вся земля должна была по-прежнему находиться в полной собственности помещиков. Предоставление ее крестьянам в пользование возможно было только за определенные повинности. Позднее в заседании Редакционных комиссий было констатировано, что проектом Петербургского комитета «вотчииное право и вотчинное начальство не прекращаются». По мнению председателя Редакционных комиссий Я.И. Ростовцева, такие меры завязывают навсегда «узел полукрепостнических отношений между крестьянами и помещиками».

В основу определения крестьянских повинностей в пользу помещиков была положена барщина, а переход с барщины на оброк был обставлен многочисленными рогатками и условиями, крайне невыгодными для крестьян. Особенно жесткими условиями оговорили члены Петербургского комитета право крестьян выкупать усадебную землю.

Предполагалось также ограничение прав крестьян в распоряжении уже выкупленными усадьбами и выполнение повинностей в пользу помещика за пользование усадебными землями. Такая позиция определялась широким распространением в столичной губернии отхожих и местных крестьянских промыслов и боязнью землевладельцев лишиться оброчных поступлений. Члены губернского комитета полагали, что крестьяне, выкупив усадьбу, могли отказаться от обременительного для них полевого надела.

Сельские общества и должностные лица крестьянского самоуправления оказывались в полной власти помещика. Только с его ведома мог быть созван мирской сход, он должен был рассматривать и утверждать мирские приговоры, а староста обязал был действовать по указанию помещика «во всех полицейских его распоряжениях».

В ходе обсуждения проекта положения о крестьянах, выходящих из крепостной зависимости, некоторыми членами губернского комитета были высказаны отдельные замечания и предложения. С.С. Лихонин (Новоладожский уезд) резко выступил против права выкупа крестьянами усадьбы, предлагая предоставить ее только в пользование за различные повинности в пользу помещика. С.М. Борщов, представлявший в комитете интересы помещиков Шлиссельбургского уезда, предложил составить для губернии инвентарное положение. Барон Ю.Ф. Корф и A.A. Ольхин, представители помещиков столичного уезда, выступили против сохранения в течение 12 лет временнообязанных отношений. Они считали, что это породит напряженные и неприязненные отношения между крестьянами и помещиками. Предводитель дворянства Царскосельского уезда и лидер консервативного крыла в комитете А.П. Платонов заявил, что ни в коем случае нельзя ослаблять вотчиниую власть помещика и настаивал на ее сохранении.

Проект положения о крестьянах, выходящих из крепостной зависимости, был принят Петербургским губернским комитетом I ноября 1858 г. В мае 1859 года в Общем присутствии Редакционных комиссий ЯМ. Ростовцев зачитал записку «Ход и исход крестьянского вопроса», одобренную Александром II. Главная мысль записки заключалась в признании конечной целью реформы выкуп крестьянами полевой земли в собственность. Исходя из этого, Ростовцев раскритиковал проект Петербургского губернского комитета, в котором отсутствовала идея выкупа земли крестьянами в собственность.

Защитником проекта петербургских помещиков выступил председатель губернского комитета граф П.П. Шувалов. Он и граф Н.В. Левашов были выбраны от Петербургского комитета членами-экспертами Редакционных комиссий. Предводитель дворянства столичной губернии не был против отмены крепостного права. Осуществить освобождение крестьян от крепостного права Шувалов предлагал «мерами постепенными

и сопряженными с наименьшим расстройством для хозяйства помещиков». Стремление любыми доступными средствами обеспечить имущественные интересы помещиков-дворян, бойцовские качества и настойчивость в отстаивании своей точки зрения вывели графа Шувалова на передовые позиции в той борьбе, которую вела консервативная часть дворянства против замыслов и конкретных предложений и решений либеральной бюрократии.

На заседаниях в Редакционных комиссиях Шувалов постоянно сталкивался по целому ряду вопросов с Я.И. Ростовцевым и либерально настроенным большинством. 9 мая 1859 г. при обсуждении вопроса о сельских обществах П.П. Шувалов заявил, что при образовании мирских обществ необходимо сохранить влияние помещика на крестьян. Он упорно настаивал на необходимости сохранить вотчинную власть помещика. Однако в этом споре большинство членов Редакционных комиссий согласилось с точкой зрения Ростовцева, считавшего необходимым ограничить вмешательство помещиков в дела крестьян. В письме к С.С. Ланскому Шувалов выразил крайнюю озабоченность в связи с установленными Редакционными комиссиями размерами оброка для столичной губернии. Граф убеждал министра внутренних дел в том, что средний оброк в 18 руб. серебром с души следовало бы сохранить и применить к наивысшему наделу в 3,25 десятины вместо предположенной 12-рублевой повинности. Иначе, утверждал Шувалов, это приведет не только к временному расстройству, но и к окончательному разорению многих дворянских семей. Противостоять Шувалова с либерально настроенными чиновниками завершилось тем, что граф вынужден был обратиться к Я.И. Ростовцеву с просьбой об освобождении его от работы в качестве члена-эксперта из-за «непримиримых противоречий между ним и Редакционными Комиссиями». 15 июня 1859 г. в ходе обсуждения вопроса о наделении крестьян землей граф Шувалов высказался за то, чтобы крестьянские наделы «признавались неотъемлемою и вечною собственностью помещиков, не подлежащею никакому отчуждению». Он считал, что крестьяне не должны иметь право выкупа земли, кроме усадебной. Против мнения П.П. Шувалова высказались практически все члены Редакционных комиссий, полагавшие, что освобождение крестьян без земли оставило бы их в полной экономической зависимости от помещиков и сохранило крепостное право в несколько измененной форме. Разумеется, П.П. Шувалов, активно выступая против либерально настроенного большинства членов Редакционных комиссий, в том числе и председателя Я.И. Ростовцева, отстаивал не только свою личную точку зрения, но и позицию, занятую членами Петербургского губернского комитета. 15 июля 1859 г. в Общем присутствии Редакционных комиссий ее председателем было объявлено «Высочайшее повеление» об увольнении графа П.П. Шувалова из состава членов-экспертов.

Более умеренные позиции в Редакционных комиссиях занимал член-эксперт от Новгородской губернии Н.И. Железное. При обсуждении вопроса об условиях перенесения крестьянских усадеб на заседании Редакционных комиссий 29 июля 1859 г. Железное обратил внимание членов комиссий на лядинное хозяйство крестьян, особенно широко распространенное в северной части Новгородской губернии. Железное считал, что помещик не сможет эффективно охранять свои леса от порубок и поджогов, если не предоставить ему право принудительного переселения крестьян. Однако большинство членов Редакционных комиссий проголосовало против этого предложения.

Новгородский губернский комитет начал свою работу 16 сентября 1858 г, В ходе работы его члены разделились на большинство и меньшинство. В результате были подготовлены два проекта положения о крестьянах, выходящих из крепостной зависимости. Проект меньшинства в большей степени учитывал интересы крестьян, нежели проект большинства, но в главном — сохранении социальных и экономических привилегий помещиков - оба проекта были весьма близки.

С самого начала работы губернского комитета практически все его члены выступили за сохранение права собственности помещиков на всю принадлежащую им землю. «Исключительной собственностью помещиков» были признаны леса. Члены комитета пришли к выводу, что после окончания временнообязанного периода земля, находившаяся в пользовании крестьян, поступает в распоряжение помещика.

В процессе обсуждении вопроса об устройстве сельских обществ было признано необходимым сохранение административной, полицейской и судебной власти каждого помещика над бывшими его крестьянами.

В целом, проекты положения, как большинства, так и меньшинства Новгородского комитета предусматривали, прежде всего, защиту интересов дворян-землевладельцев. Было сделано все, чтобы предотвратить разорение значительной части помещиков из-за отсутствия у них капитала и трудностей перехода от обязательного труда к вольнонаемному.

В августе 1859 г. С.С. Ланской представил в Главный комитет по крестьянскому делу проекты, подготовленные большинством и меньшинством Новгородского комитета, при этом высказав ряд замечаний. Он отнес «к отступлениям от взглядов правительства» предложение новгородского меньшинства о немедленном прекращении крепостного права после обнародования положения. С.С. Ланской высказался против пункта, согласно которому выход крестьян из общины возможен был только с разрешения общества и помещика.

Заседания Псковского губернского комитета начались в ноябре 1858 года. Рассмотрев вопрос о поземельных правах землевладельцев, члены комитета сошлись на том, что собственность помещиков на все земли,

входящие в состав их населенных имений, является неприкосновенной, она определяет их вотчинные права и преимущества. Фиксировалось право собственности помещика на недра, леса и воды «во всех вообще землях его имения». Несмотря на противодействие псковского губернатора в окончательном проекте положения было записано в качестве одного из основополагающих принципов освобождения крестьян сохранение за помещиками вотчинного права. Всесторонний контроль над органами крестьянского самоуправления возлагался на помещика.

Комитет рассмотрел вопрос о наделении крестьян землей и условиях такого наделения. Предполагалось наделение землей сельских обществ по числу тягол. Лес в надел не включался, он оставался в собственности помещика. Определение границ крестьянских наделов возлагалось на помещика. За предоставленные в постоянное пользование земельные участки и прочие угодья крестьяне должны были «отбывать помещику работой». В проекте было записано, что крестьяне обязаны полностью и беспрекословно повиноваться помещикам.

Псковский губернатор В.Н. Муравьев высказался против ожидаемого фактически обезземеления крестьян, полагая, что подобная ситуация отрицательно скажется не только на положении земледельцев, но и нанесет ущерб самим помещикам и государству. Муравьев предложил уменьшить количество и размеры крестьянских повинностей. Он высказался против урочного положения, разработанного комитетом, сочтя его «обременительным для крестьян». Однако возражения и предложения губернатора были отвергнуты членами комитета.

В апреле 1859 г. В.Н. Муравьев представил в Главный комитет по крестьянскому делу проект положения об улучшении быта помещичьих крестьян, подготовленный Псковским губернским комитетом. Проект псковских помещиков, особенно за стремление сохранить в полной силе вотчинное право помещиков, вызвал серьезные нарекания со стороны С.С.Ланского.

Общая атмосфера и характер обсуждения в дворянских комитетах северо-западных губерний России различных вопросов, связанных с предстоящей реформой, свидетельствуют о крайне негативной реакции подавляющего большинства членов комитетов относительно намерения правительства освободить крепостных крестьян. В концентрированном вцде эта позиция была отражена в проектах, подготовленных губернскими комитетами и представленных в Редакционные комиссии. Несомненно, что проекты, имевшие крепостническую направленность, выражали не только точку зрения членов губернских комитетов, но и большинства помещиков Петербургской, Псковской и Новгородской губерний. «С сожалением должно сознаться, что комитетские положения не решают крестьянского вопроса, - отметил С.С. Ланской, - и знакомят только с тем, как смотрит на него большинство дворянства». В итоге высшая бюрократия стала

рассматривать подготовленные губернскими комитетами, проекты освобождения крепостных крестьян не как базу для выработки общего для империи положения, а как своеобразную форму выражения коллективного мнения помещиков-дворян о предстоящей реформе.

Во второй главе «Помещики, крестьяне и мировые посредники Северо-Запада России в 1861-1874 годах» рассмотрены преимущественно проблемы, возникшие в процессе реализации реформы 1861 г., и характер взаимоотношений между мировыми посредниками, помещиками и крестьянами.

При формировании института мировых посредников губернаторы встретились с определенными трудностями, поскольку значительная часть поместного дворянства крайне враждебно восприняла реформу. Правительство же постоянно требовало от губернаторов назначения на должность мировых посредников сторонников реформы. Все это ставило губернаторов в сложное положение. Псковский губернатор В.Н. Муравьев попытался оставить в списках кандидатур на должность мировых посредников только тех дворян, что известны были своими либеральными взглядами. Однако его действия вызвали негативную реакцию дворян, недовольных реформой. В результате Муравьеву удалось назначить только несколько подобранных им людей. Все они впоследствии заслужили у дворян-помещиков славу либералов и пользовались авторитетом у крестьян. Это были Н.А. Спешнев, Ф.Д. Голенищев-Кутузов, М.Е. Во-лодимиров, П.Н. Болотников и Г.Н. Сеславин. В подведомственной В.И.Филипповичу Новгородской губернии подбор кандидатур для нового института власти оказался фактически в руках помещиков. Решающую роль сыграло местное дворянство при назначении мировых посредников Петербургской губернии.

Поместное дворянство не желало отдавать дело назначения мировых посредников на откуп губернаторам. Поскольку крепостнические притязания помещиков, воплотившиеся в проектах губернских комитетов, были в значительной своей части отвергнуты Редакционными комиссиями, то в связи с созданием института мировых посредников у дворян-землевладельцев появилась возможность «скорректировать» на практике содержание Положения 19 февраля 1861 года. Понимая всю важность нового института в решении поземельных вопросов, помещики стремились заполнить вакантные места своими людьми. И это им в значительной степени удалось.

К лету 1861 г. на Северо-Западе закончилось формирование новых крестьянских учреждений. Среди мировых посредников было много бывших офицеров: из 30 мировых посредников Псковской губернии 18 человек прежде состояли на военной службе. Примерно такая же ситуация была в Новгородской губернии, где из 41 мирового посредника 23 человека были ранее военными. В Петербургской губернии на 16

посредников из гражданских лиц пришлось столько же бывших военных. Разумеется, многие посредники «из военных» никогда не были непосредственно связаны с крестьянским делом.

Наиболее либеральный состав посредников был представлен в отдельных уездах Псковской губернии. «Члены мировых учреждений, -информировал свое начальство полковник корпуса жандармов Ходкевич, -смело отстаивают гарантированные новым положением интересы крестьян и открыто противодействуют сторонникам старого порядка». Либерально настроенные посредники пользовались большим уважением со стороны крестьян, видевших в них своих защитников от помещичьего произвола или просто представителей власти, которым по плечу дать отпор притязаниям бывших хозяев.

На долю посредников «первого призыва» выпало наиболее сложное, трудоемкое и конфликтное дело - составление уставных грамот и создание органов крестьянского самоуправления. При составлении и подписании уставных грамот посредники столкнулись с большими трудностями. С одной стороны помещики, никогда фактически не имевшие над собой контроля, всячески противились вмешательству посредников в свои дела. Нежелание помещиков составлять уставные грамоты имело и сугубо прозаическую основу. Неподготовленность всего помещичьего хозяйства к новым экономическим условиям, отсутствие оборотного капитала при необходимости платить наемным работникам понуждали землевладельцев как можно дольше сохранять прежние отношения с крестьянами. С другой стороны, крестьяне также отказывались от подписания уставных грамот. Причины отказа были двоякого рода. Иногда это конкретные поводы -неудовлетворенность крестьян полевыми наделами или размером повинностей, несогласие с разверстанием угодий и перенесением усадеб. Чаще всего нежелание крестьян подписывать уставные грамоты связано было с ожиданием ими «новой воли», «слушного часа», «казенного выкупа».

На положении дел в мировых участках, особенно в первое время, сказывалось отсутствие опыта у посредников, иногда совершенное незнание крестьянского дела. Не все посредники с необходимой ответственностью подходили к выполнению своих функций. Были чиновники, использовавшие свою власть в корыстных целях. Однако в начале деятельности института мировых посредников подобные случаи были достаточно редки. В целом посредники первого призыва отличались деловитостью, большим чувством ответственности и достаточно высокими нравственными качествами.

Деятельность мировых посредников порождала острые конфликты с дворянами-помещиками. Мировые съезды оказались заваленными жалобами землевладельцев па их действия. В 1861-1863 гг. именно помещиками было написано большинство жалоб, в отличие от 1864-1874

гг., когда среди жалобщиков преобладали крестьяне. В своей борьбе против неугодных им посредников помещики не гнушались использовать самые неблаговидные приемы. Чаще всего применялась клевета. В Псковской губернии посредника Ф.Д. Голенищева-Кутузова, бывшего ранее предводителем дворянства Холмского уезда, помещики обвинили в превышении власти. В результате организованной помещиками травли Голеншцев-Кутузов вынужден был отказаться от должности посредника. Помещики часто прибегали к саботажу распоряжений мировых посредников. Клевета и грубые оскорбления в адрес посредников иногда завершались избиением неугодных, Осенью 1862 г. в городе Порхове на специально устроенном дворянском вечере была спровоцирована драка. В результате около десятка дворян жестоко избили посредника М.Е. Во-лодимирова, пользовавшегося большим авторитетом среди крестьян.

Не менее агрессивно вели себя по отношению к отдельным посредникам дворяне столичной губернии. Мировой посредник Лужского уезда A.A. Половцов, которого дворянская молва обвинила в подстрекательстве крестьян к «возмущению», вынужден был уйти в отставку.

Под давлением создавшейся враждебной обстановки бескорыстно действовавшие, сочувственно настроенные по отношению к крестьянам, следовавшие букве закона мировые посредники вынуждены были просить отставку. Немаловажное значение в этом имела позиция министерства внутренних дел, фактически переставшего защищать мировых посредников. В результате число либерально настроенных посредников резко сократилось, что не могло не сказаться на качестве работы мирового института.

Крестьяне жаловались на неправильные действия посредников: наказание розгами, продажу имущества неплательщиков, перенос домов с хозяйственными постройками по требованию помещика. Частыми были жалобы, вызванные наказанием мировыми посредниками сельских старост. К таким мерам посредники прибегали в том случае, когда виновные в беспорядках, потраве помещичьих угодий, порубках леса не были обнаружены. Крестьянские жалобы удовлетворялись очень редко. Но даже если мировые посредники решали дело в пользу крестьян, исполнение этих решений всячески затягивалось местной полицией.

Беспокойство губернских властей вызывали недостаточно быстрые темпы введешш уставных грамот. Причины этого они видели в том, что предполагаемые в большинстве грамот отрезки земли от крестьянских наделов требовали рассмотрения и утверждения на мировых съездах. Кроме того, помещики были уверены в том, что до истечения двухлетнего срока введение уставных грамот необязательно и потому они стремились сохранить неизменным существовавший порядок «отправления крестьянами повинностей». Благодаря усилиям администрации и мировых

посредников к 1 января 1863 г. псковскими крестьянами было подписано 74,7% общего числа уставных грамот, что значительно превышало общероссийский средний показатель в 42%. В Петербургской губернии крестьяне подписали 57,5%, а в Новгородской губернии чуть более 56% всего количества уставных грамот. Таким образом, мировые посредники трех северо-западных губерний, как и в целом по стране, не сумели ввести в действие уставные грамоты в установленный законодательством для этой процедуры срок в два года. Фактически для завершения дела понадобился еще один год.

Составление и особенно введение уставных грамот сопровождалось усилением борьбы между помещиками и крестьянами. В этих условиях большинство мировых посредников, призванных не только ввести в действие уставные грамоты, но и послужить своего рода амортизатором в неизбежных столкновениях интересов крестьян и землевладельцев, приняли сторону помещиков. Сословная принадлежность, мнение дворянского общества, меркантильные интересы, карьерные соображения — все это определяло характер деятельности многих посредников. Они шли на нарушение закона, утверждая те уставные грамоты, что были составлены с многочисленными нарушениями. Посредники практиковали отрезку земель от крестьянских наделов. Крестьяне лишались лугов, лесных участков, более плодородной или выгодно расположенной земли. По требованию помещиков и с санкции посредников переносились на новые места крестьянские усадьбы, что имело пагубные последствия для крестьянского хозяйства Земельные участки, приобретенные крестьянами в дореформенный период на имя помещиков, с благословения мировых посредников систематически включались в границы обязательного надела Особенно часто поступали подобным образом с крестьянскими лесами.

В 1864-1874 гг. происходит спад деловой активности мировых посредников, хотя деятельность их становится более разносторонней. После составления уставных грамот в ведение посредников перешли дела по опекам и о пособиях крестьянам в чрезвычайных обстоятельствах. На рубеже 60-70-х гг. правительство возложило на посредников надзор за хлебозапасными магазинами, утверждение в должности полевых и лесных сторожей.

Уменьшение значения мировых учреждений, снижение интереса русского общества к их деятельности сопровождались падением делового и морального уровня посредников. Мировой институт окончательно терял свой посреднический характер, превращаясь в административно-фискальный орган. Основной функцией посредников «второго призыва» становится «выколачивание» крестьянских недоимок. Розги, штрафы, продажа крестьянского имущества — вот основные аргументы, использовавшиеся посредниками в отношении злостных неплательщиков.

После 1873 г. в компетенции мировых посредников остались фактически дела, связанные со сбором налогов. Неэффективная деятельность посредников на этом поприще подвигла псковского губернатора Б.П. Обухова поднять вопрос об упразднении мирового института и о передаче полиции всех обязанностей посредников по взысканию недоимок. Его инициатива была поддержана новгородским губернатором Э.В. Лерхе. Суждения губернаторов были учтены в МВД, тем более что они полностью совпадали с намерениями министерства в отношении мировых посредников. 27 июля 1874 г. институт мировых посредников был упразднен.

В третьей главе «Землевладение и землепользование помещиков-дворян Северо-Запада России во второй половине XIX - начале XX века» рассмотрены ключевые проблемы землевладения и землепользования дворян северо-западных губерний страны.

В 1861-1905 гг. землевладение помещиков-дворян столичной губернии сократилось в 2,1 раза (с 2059613 до 977542 дес.), а средние размеры имений — в 2,5 раза (с 1441,2 до 557,3 дес. земли). В Псковской губернии площадь помещичьего землевладения уменьшилась в 4,6 раза (с 2975246 до 635736 дес.), а средний размер имения - в 2,4 раза (с 1120,6 до 456,1 дес. земли). В Новгородской губернии площадь дворянской земельной собственности уменьшилась в 3,1 раза (с 4433539 до 1428064 дес.), а средний размер имения - в 1,6 раза (с 1072,1 до 640,4 дес. земли). В первое пореформенное двадцатилетие более быстрыми темпами шло сокращение дворянских владений в Псковской губернии, в Новгородской губернии эти темпы были более умеренными, а в столичной губернии уменьшение помещичьих земель происходило медленно. Позднее на Северо-Западе идет быстрое сокращение дворянской земельной собственности. На количественные характеристики процесса мобилизации дворянской земельной собственности существенно повлияло то, что северо-западные губернии входили в зону средних и низких цен на землю. Этот фактор, наряду с прочими, в значительной мере содействовал сокращению помещичьих земель.

Отмена крепостного права потребовала коренной перестройки всей хозяйственной жизни поместий. Большую роль в этом играл кредит. После 1861 г. для получения ссуды дворянам пришлось прибегнуть к залогу земельных угодий. Заметный вклад в этот процесс внесло Общество взаимного поземельного кредита, основанное в 1866 г. по инициативе графа А.П. Бобринского. Оно было задумано и существовало вплоть до своего превращения в Особый отдел государственного Дворянского земельного банка как учреждение взаимопомощи помещиков в новых условиях хозяйствования. ОВПК стало первым опытом крупного частного ипотечного банка. В его деятельности были апробированы многие принципы кредитования под залог имений. Государственный Дворянский

земельный банк, созданный в 1865 г., стал важнейшим звеном системы ипотечного кредита, наряду с Крестьянским поземельным и акционерными земельными банками. Учреждая Дворянский земельный банк, правительство Александра П руководствовалось стремлением усилить свое воздействие на развитие поземельных отношений в направлении консервации сословных элементов, привилегий и структур.

Сам по себе факт залога имения не означал его хозяйственной слабости. Напротив, производительное использование полученного кредита способствовало укреплению хозяйства. Но на деле значительная часть полученного капитала использовалась помещиками на непроизводительные расходы. Уплата процентов сказывалась, разумеется, на доходности имений, а погашение ссуды для многих помещиков, несмотря на правительственные льготы, оказывалось возможным только за счет продажи части земли. Последствия продажи земельной собственности оказыватись неодинаковыми для хозяйств разных типов. Как правило, владельцы крупных и экономически состоятельных имений, продавая по высоким ценам не самые лучшие земли, сохраняли в своих руках основную часть лучших угодий, не нарушая тем самым хозяйственной целостности имения. В средних и особенно мелких имениях мобилизация земли вела нередко к застою хозяйства а затем и к распаду владения. Крупные имения оказыватись более устойчивыми, в то время как рост задолженности среднепоместного дворянства губительно сказывался на жизнеспособности хозяйств.

К 1 января 1897 г. помещики-дворяне Петербургской губернии заложили 46,1%, псковские помещики - 27,5% и новгородские - 23,6% своих земель. Почти все заложенные имения потомственных дворян оказалась в залоге у государственного Дворянского земельного банка: по столичной губернии — 98,7%, по Псковской - 98,1% и по Новгородской — 91,4% к общей площади заложенных земель (по России этот показатель составил 90,4%).

Помещики прибегали не только к помощи государственного Дворянского земельного банка Отдельные имения северо-западных губерний страны были заложены в Крестьянском поземельном банке и акционерных земельных банках. Преимущественно закладывались имения размером от 100 до 500 дес. земли (они составляли примерно 2/3 всех заложенных владений). Затем следовали самые крупные имения — свыше 1000 дес., составлявшие около 1/3 всех заложенных поместий.

Наплыв ипотечных капиталов в помещичьи хозяйства при слабом развитии иных форм сельскохозяйственного кредита помог большинству го них приспособиться к пореформенным условиям и спас от «обвального» разорения многих помещиков.

Крупные имения росли за счет поглощения земель мелких и отчасти средних собственников, испытывавших в пореформенные годы

наибольшие трудности и предпочитавших поиски более прибыльного занятия ведению убыточного сельского хозяйства. Процесс концентрации дворянской земельной собственности в руках крупных и крупнейших землевладельцев Петербургской губернии был более заметным, чем в остальных губерниях региона.

В конце 70-х гг. крупные и крупнейшие помещики столичной губернии (522 га 1460 помещиков) имели в своей собственности 1286624 дес. или 90,7% всей помещичьей земли в губернии и в том числе большую часть пахотных земель - 32190 дес. или 74,5% всей дворянской пашни. Преобладание среди помещиков крупных и крупнейших землевладельцев определяло хозяйственное лицо дворянских имений. Те 1Гроцессы, что протекали в этих хозяйствах, определяли ситуацию не только в дворянском частном землевладении, но и в целом в сельском хозяйстве столичной губернии.

В течение всего пореформенного периода помещики чаще продавали землю, чем покупали. В 1868-1897 гг. помещики Петербургской губернии совершили 2798 сделок по покупке и 5211 сделок по продаже земли. В результате дворянское землевладение сократилось на 782,5 тыс. дес. земли. Однако к концу XIX в. заметной становится тенденция к сближению количества сделок по продаже и покупке земли (это характерно и для других северо-западных губерний), что свидетельствует об активизации поместного дворянства на земельном рынке. Главными покупателями помещичьей земли в столичной губершш были купцы и крестьяне. На их долю приходится львиная доля всех сделок о приобретении дворянской земли.

В Псковской губернии преобладало крупное помещичье землевладение. В 70-х гг. 616 псковских помещиков (28,1% общего их числа), владевших имениями в 500 и более десятин, держали в своих руках 971890 дес. земли (79,8% всей частной личной земельной собственности).

После реформы 1861 г. происходило все большее вовлечение в товарный оборот помещичьих земель. Как правило, продавали свою землю без попыток восстановить свое землевладение только мелкие и средние помещики. В 1863-1897 гг. псковские помещики совершили 9289 сделок по продаже земельной собственности и только 2366 сделок по покупке земли. В итоге помещичье землевладение в губернии уменьшилось на 581897 дес. земли.

Наиболее быстрыми темпами шел процесс перехода дворянской земельной собственности в руки представителей других сословий в Псковском, Островском и южном Великолуцком уездах. В более удаленных от административного центра губернии и от железной дороги Холмском, Порховском, Торопецком и Опочецком уездах мобилизация дворянской земли происходила медленнее. Дворянские земли переходили в руки зажиточных крестьян, купцов и представителей других сословий.

Шел активный процесс преобразования дворянской земельной собственности в буржуазную бессословную собственность. Апофеоз купли-продажи дворянской земли в Псковской губернии приходится на середину 80-х годов XIX столетия.

Накануне крестьянской реформы в Новгородской губернии было 4135 помещиков-дворян, в собственности которых находилось 4433539 дес. земли. К 1892 г. в губернии насчитывалось 2687 дворян-помещиков и в их собственности оставалось 1767995 дес. земли. Убыль составила 1620361 дес., или 47,8% земли, бывшей в собственности помещиков в 1861 г. В конце 70-х гт. в новгородской деревне крупное помещичье землевладение полностью доминировало. Владельцы крупных и крупнейших имений (от 500 десятин и более) составляли 38,8% всех помещиков губернии, но им принадлежало 2198476 дес. земли (89,5% всей дворянской земельной собственности). В 1889 г. новгородский губернатор А.Н. Мосолов констатировал, что «хорошо организованные хозяйства принадлежат преимущественно крупным собственникам, которые имеют необходимые средства для осуществления мероприятий для повышения плодородия земли».

В пореформенные годы в Новгородской губернии процесс мобилизации дворянских земель шел ускоренными темпами. Дворяне-помещики чаще продавали землю, чем покупали. За 1863-1897 гг. новгородские помещики заключили 3642 сделки по покупке и 12309 сделок по продаже земли. В результате дворянское землевладение сократилось на 2344,7 тыс. десятин.

В начале XX в. в Петербургской губернии было 1754 имения, средний размер владений составлял 557,3 дес. земли, в Псковской находилось 1394 имения, в среднем 456,1 дес. земли на поместье, в Новгородской губернии располагалось 2230 имений, средний размер которых равнялся 640,4 дес. земли. В европейской части страны на одно дворянское имение приходилось 565,5 дес. земли.

С 1875 по 1900 год новгородские дворяне продали 1735 тыс. дес. земли, петербургские — 564 тыс. дес. и псковские — 559 тыс. дес. Таким образом, сокращение дворянского землевладения в Новгородской губернии шло более быстрыми темпами, чем в соседних Петербургской и Псковской. Произошло значительное сокращение дворянского землевладения в сравнении с общим количеством частновладельческих земель. Если в 1875 г. в Петербургской губернии земли, принадлежавшие дворянам, составляли 74,6% ко всем частновладельческим землям, то в 1900 г. они уменьшились до 46,9%, соответственно в Псковской губернии они сократились с 61,5% до 31,0%, а в Новгородской - с 72,8% до 30,5%.

На способы ведения хозяйства и уровень сельскохозяйственного производства значительное влияние оказывала структура земельных угодий. В 70-х гг. в столичной губернии более 1/5 всей помещичьей земли

занимали неудобья, около 1/6 луга и пастбища, более половины — леса. Пашня к концу 80-х гг. занимала в среднем до 7% удобной земли. Из этого количества земли засевалось чуть более половины (54,5%). Неравномерное соотношение сельскохозяйственных угодий вело к тому, что в 1/3 всех имений не было собственной владельческой запашки.

Системы полеводства в Петербургской губернии были разнообразны. В удаленных от столицы уездах преобладала лядинная система, при которой по весне рубили деревья, а осенью с них обрубали сучья. Строевой и дровяной лес отбирали для того, чтобы вывезти по первому снегу, а весь оставшийся хворост собирали в кучи, которые лежали под снегом всю зиму. Весной лядо выжигали и по гари производили посев после легкого перепахивания земли. В 60-70-х годах в большинстве уездов превалировало трехполье. В 80-90-е годы чаще стал использоваться семипольный севооборот. Такой переход зависел от многих факторов: качества почвы и экономического положения хозяйства, состояния рынка наемной рабочей силы, размещения имения, его близости или удаленности от железной дороги. Близость имений к городам, и, прежде всего к столице империи, стимулировала переход к многополью.

Для повышения плодородия почвы использовался навоз, а также зола, костная мука и суперфосфатные удобрения. Крайне редко применялись аммиачные и азотнокислые удобрения - из-за своей дороговизны. В целом по Петербургской губернии удобрялось около 20,2% помещичьих земель.

Из 100 дес. земли обрабатывалось с использованием владельческого инвентаря примерно 52,3 дес. Это гораздо меньше, чем у купцов и остзейцев, для хозяйств которых аналогичный показатель составлял 99,3 дес. Имения с размером запашки до 50 дес. и имеющие собственный плуг составляли 56%, имения с размером запашки до 100 десятин - 87%, с запашкой более 100 десятин - 96,3%. Таким образом, если только половина мелких хозяйств были оснащены плугами, то средние - на 4/5, а крупные - почти полностью. В пестрой массе поместий столичной губернии выделялись высокорентабельные имения. В основном это были крупные хозяйства мясомолочного направления, целиком ориентированные на рынок.

В первой половине 1890-х гг. соотношение угодий в хозяйствах псковских помещиков выглядело следующим образом: пашня занимала около 17%, луга, выгоны и пастбища - 21% и около 61% - леса.

Пашня засевалась помещиками Псковской губернии примерно на 58,4%. Хозяйственная деятельность помещиков характеризовалась чертой, подмеченной современниками. Они писали, что в хозяйственном деле помещики руководствовались принципом «как можно меньше затратить».

В имениях были распространены преимущественно трехпольные, в редких случаях многопольные севообороты. Многопольная система

требовала правильного севооборота и особого внимания к обработке почвы. Агрономические и агротехнические требования при ведении такого хозяйства были достаточно жесткими и не под силу многим землевладельцам. Наряду с передовыми системами земледелия в широких масштабах практиковалась лядинная система. Наиболее широко она использовалась в Торопецком и Холмском уездах.

Технически помещичьи хозяйства были оснащены слабо, сказывалось господство «испольщины», при которой помещичья земля обрабатывалась крестьянским инвентарем. Широко использовались плуги только в тех помещичьих хозяйствах, расположенных в южных уездах, где значительные площади земли были заняты льном и травами. Только плугом можно было вспахать пустыри и перелоги, которые и шли под травы и лен. Крестьянская соха здесь не годилась. Чем больше было посевов льна и клевера, тем больше было плугов - и наоборот. Около 50% помещиков губернии использовали в своем хозяйстве исключительно деревянные бороны с железными зубьями, 12,5% помещиков применяли только железные бороны, у 12,5 % помещиков были исключительно деревянные бороны, а остальные 25% землевладельцев употребляли как деревянные, так и железные бороны.

Хозяйства крупных и крупнейших помещиков все крепче связывались с рынком, поставляя свою продукцию. В них использовался труд наемных рабочих, внедрялась новая, более производительная сельскохозяйственная техника Но таких хозяйств было мало. Большинство помещиков предпочитало привычные, давно сложившиеся формы и способы ведения хозяйства Монопольное положение помещиков и земельный голод крестьян вели к тому, что наряду с чисто капиталистическими в значительных масштабах использовались полукрепосгнические методы эксплуатации, что способствовало консервации в помещичьих хозяйствах Псковской губернии трехпольной системы земледелия. В начате XX в. она была распространена на 78% общей площади культурных угодий.

В Новгородской губернии наряду с преобладающей трехпольной системой значительное распространение получили шести- и семипольные севообороты. Обилие леса, находившегося в частном владении, позволяло помещикам широко использовать лядинную систему. Она преобладала в Боровичском, Белозерском, Валдайском и Крестецком уездах.

Доля посевов в имениях новгородских помещиков была незначительной, но зато они владели огромными площадями заливных и суходольных лугов, пастбищ и лесов, которые сдавали в аренду.

Значительные доходы приносила продажа леса В 1887 г. лес занимал 51,8% всей площади помещичьего землевладения в губернии. Уже в первые пореформенные годы помещики приступили к усиленной рубке леса, чтобы получить средства для преодоления возникших трудностей,

порожденных перестройкой хозяйства. Последовавший в 80-х - начале 90-х гг. сельскохозяйственный кризис ознаменовался форсированным истреблением леса. Показательна в этом смысле судьба имения «Никольское», принадлежавшего братьям Балашовым, в котором в течение многих лет лес вырубался бессистемно, хищнически, при этом никаких лесовосстановительных работ не производилось. Подобная ситуация была во многих имениях, где велось лесное хозяйство.

На фоне общего регресса животноводства в Новгородской губернии выделялись образцовые хозяйства по выращиванию скота на продажу. Разводили коров архангельской, холмогорской, ярославской и голландской пород. Владельцы крупных специализированных ферм получали доход от реализации молока и молочных продуктов, а также от продажи телят. Такими крупными, капиталистически организованными хозяйствами, были: имения К.Ф. Макарова в Череповецком и A.A. Шретера в I Новгородском уездах, фермы В.М. Вонлярлярского в Крестецком и Валдайском уездах, A.B. Панина в Белозерском уезде и др. Отдельные крупные имения имели многоотраслевое хозяйство, что делало их более устойчивыми к меняющимся экономическим условиям. Наиболее яркий пример такого хозяйства в Новгородской губернии — имение «Марьино», принадлежавшее Голицыным.

На протяжении всего пореформенного времени урожайность различных сельскохозяйственных культур на дворянских землях была значительно выше, чем на крестьянских. Это обстоятельство определялось различными факторами. Во время реформы помещики оставили себе либо отрезали от крестьянских наделов наиболее плодородные земли. Их хозяйства были лучше оснащены сельскохозяйственным инвентарем. В помещичьих хозяйствах шире использовались правильный севооборот и различные удобрения.

Во многих помещичьих имениях в разном соотношении соединялись отработки с капиталистическими отношениями. Мелкие землевладельцы-дворяне в пореформенные годы не проявляли особой инициативы в ведении хозяйства. Если они не сдавали целиком имение в аренду, то вели его, основываясь только на отработках. При такой системе помещику не было нужды проявлять хозяйскую сметку или тратить значительные суммы денег на рационализацию хозяйст ва

В имениях средних землевладельцев формы ведения хозяйства были более разнообразными. Сданную в аренду землю помещики использовали, прежде всего, как средство получения рабочей силы в страдную пору. Отработочная система позволяла землевладельцам без затрат на инвентарь и наем рабочей силы получать доход от продажи сельскохозяйственных продуктов. В большинстве помещичьих имений средней руки одновременно применялись и отработки, и испольщина, и наемный труд. Хозяйств с полным переходом на использование своего инвентаря и

вольнонаемного труда при сельскохозяйственных работах было крайне мало.

В большинстве крупных имений для получения дохода от земли применялась сдача земли в аренду за деньги и за отработай, издольщина и испольщина, обработка полей вольнонаемными рабочими с использованием инвентаря помещиков. Землевладельцы не торопились отказываться от сдачи части своих угодий в аренду, приносившую им доходы без финансовых издержек и хлопот. В целом в крупном помещичьем землевладении к концу XIX в. доминирующей становится тенденция перехода от отработочной системы хозяйствования к капиталистической.

В четвертой главе «Арендные отношения» рассмотрены вопросы, обусловленные становлением и развитием арендных отношений в пореформенной северо-западной деревне.

Главным условием развития арендных отношений была растущая потребность крестьян в земле. В ходе реформы 1861 г. помещики оставили себе лучшие земли, оставив крестьянам худшие. Кроме того, помещики отрезали от дореформенных крестьянских наделов отдельные участки, оставляя своих бывших крепостных то без покоса, то без пашни, то без выгона, хотя «Местное Положение...» определяло для отрезки помещиком от крестьянского надела только неудобные земли — ненавозные пашни, непоемные покосы и кустарники. Крестьянские наделы отмежевывались помещиками с нарушением необходимой пропорциональности угодий, с отрезкой обязательных для ведения крестьянского хозяйства выгонов, прогонов для скота и лугов. В результате крестьяне вынуждены были брать крайне необходимые, но малодоходные луговые и выгонные земли за высокую арендную цену. Так, большой спрос на сено крестьян Петербургской губернии, связанных с молочным рынком столицы, заставлял их арендовать луга и выгоны у помещиков. Подобная ситуация была характерна и для Новгородской губернии, где в начале XX в. в некоторых волостях до 80% крестьянских дворов вынуждены были прибегать при заготовке кормов к аренде покосов у соседних помещиков. Созданное отрезками несоответствие в распределении надельной земли по угодьям, что исключало возможность ее полноценного использования без аренды у соседних помещиков лугов, леса и выгонов, можно признать как способ внеэкономического принуждения.

Аренда земли крестьянами в пореформенный период становится важнейшим условием развития северо-западной деревни и играет решающую роль в перераспределении земли между помещиками и крестьянами. Если в дореформенный период главным связующим звеном между крестьянами и помещиками было феодальное наделение землей, то в пореформенные годы подобную функцию стати выполнять арендные отношения. Условия, на которых производилась аренда крестьянами

помещичьей земли, способствовали оформлению новых производственных отношений, складывавшихся в деревне. Арендные отношения не только занимали важное место в сложном комплексе аграрных отношений, они в значительной степени определяли социально-экономическую ситуацию в деревне.

Аренда помещичьей земли крестьянами в большинстве случаев приобретала кабально-крепостническис формы. Это бывало не только тогда, когда крестьянин-арендатор расплачивался с землевладельцем своим трудом или продуктами, но также и при денежной оплате. В большинстве случаев договор об аренде на началах денежной оплаты сочетался с элементами внеэкономического принуждения. Наиболее распространенным был зимний наем на работы с выдачей аванса, по которому оплата труда значительно понижалась. Использовались и другие приемы установления большей зависимости крестьян от помещика. Нередко при денежной форме аренды крестьянин обязан был выполнять дополнительные натуральные повинности, которые для помещика иногда были важнее, чем арендная плата.

Характер земельной аренды и ее распространенность определялись почвенно-климатическими условиями района и качеством земли, условиями ее обработки, связями с рынком сбыта сельскохозяйственной продукции, составом арендуемых земель, сроками арендных договоров, числом арендаторов и площадью арендуемых земель,

Аренда играла значительную роль не только в хозяйстве крестьян. В условиях острой нехватки оборотного капитала помещики вынуждены были использовать крестьянскую аренду для обеспечения имения рабочими руками. Некоторые землевладельцы предпочитали ведению собственного хозяйства сдачу имения в аренду - полностью или частично.

Помещики стремились сдавать в аренду свои земли большими участками, преимущественно зажиточным крестьянам, что, несомненно, влияло на развитие субаренды. Она порождала массу мельчайших арендаторов, над которыми тяготел режим произвола и кабалы. Отношения между арендаторами и субарендаторами, если и отличались от взаимоотношений арендаторов и помещиков, то не в лучшую сторону.

В регионе была распространена как коллективная, так и единоличная аренда земли. Луга и выгоны арендовались крестьянами коллективно («миром» или товариществами), пашня же и покосы чаще всего брались в аренду отдельными домохозяевами. Практиковалась как долгосрочная, так и 1фаткосрочная (погодная) аренда земли. Для помещиков выгоднее была краткосрочная аренда, поэтому они предпочитати сдавать земли на самые короткие сроки. Краткосрочная (погодная) аренда была «привилегией» маломощных крестьянских хозяйств. Такое «предпочтение» было вынужденным, поскольку крестьяне оказывались не в состоянии вносить арендные платежи за несколько лет вперед, и каждый год возобновляли

арендный договор с хозяином земли. Зажиточные крестьяне предпочитали долгосрочную аренду.

Рост собственного предпринимательства помещиков в пореформенные годы сопровождался уменьшением земельного фонда, предлагаемого крестьянам в пользование. Этот процесс сопровождался повышением арендных цен. Набирал силу процесс вытеснения крупными арендаторами мелких и средних, переходивших на положение наемных работников. Изменения, определявшие характер и размеры крестьянской аренды, были обусловлены как эволюцией помещичьих имений, так и процессом имущественног о расслоения самих крестьян.

На Северо-Западе, как и по всей России, были распространены различные виды аренды: денежная, аренда «исполу», из части урожая, за отработки, смешанный тип аренды.

На условия аренды большое влияние оказывал состав арендуемых угодий. В 1861 г. большинство крестьян получило в составе надела крайне мало сенокосов, пастбищ и водопоев. Лесом же крестьяне почти не наделялись. Поэтому они вынуждены были арендовать эти угодья. Особенно тяжелыми условиями помещики обставляли аренду крестьянами сенокосов и пастбищ. Учитывая растущее крестьянское малоземелье, они сдавали землю на один посев, чтобы поднять и без того высокую арендную плату. Для помещиков арендная плата становится важнейшей доходной статьей. Аренда оплачивалась крестьянами преимущественно за счет сторонних заработков. Недаром в пореформенный период в северозападных губерниях крупными были масштабы промыслового отходничества крестьян.

Динамика арендных цен свидетельствует о том, что в пореформенный период они имели тенденцию к постоянному росту. Особенно велика была арендная плата в льноводческих уездах Псковской губернии и в столичной Петербургской губернии. В период сельскохозяйственного кризиса коти XIX в. арендные цены заметно понизились.

Анализ арендных отношений свидетельствует, что в эволюции аграрных отношений пореформенной северо-западной деревни земельная аренда занимала особое место, поскольку она являлась наиболее гибкой формой приспособления земельных порядков к развивавшемуся капитализму. Будучи важным компонентом аграрных отношений, аренда способствовала становлению нового характера связей между крестьянами и помещиками, сосредоточению земли в руках зажиточной части деревни и ускорению процесса дифференциации крестьянства.

В пятой главе «Рабочая снла в помещичьих хозяйствах» рассмотрен состав и условия использования рабочей силы в имениях.

После обнародования «Положения» 19 февраля помещики тотчас же столкнулись с острой проблемой — где, как и на каких условиях заполучить

работников. Они оказались неспособными быстро перейти от принудительного к вольнонаемному труду, привлечь в свои имения сельскохозяйственных рабочих, обеспечить им сносные условия работы и хорошее питание. Недостаток рабочих приводил к неизбежному повышению заработной платы, которая вчерашним владельцам крепостных казалась непомерной. В итоге не только мелкие, но и средние землевладельцы несли убытки, которые покрывали продажей отдельных угодий. Теряли землю преимущественно те дворяне, что не сумели приспособиться к новым реалиям жизни. Другие же, наоборот, пытались, иногда небезуспешно, перестроить веками сложившиеся формы хозяйства на новый лад. Третьи иашли выход в ведении хозяйства по старинке -путем отработок за угодья, используя крестьянский скот и инвентарь.

Наряду с вольнонаемным трудом в помещичьих имениях Петербургской, Псковской и Новгородской губерний в различных соотношениях использовались полукрепостнические формы эксплуатации, соответствовавшие различным системам землепользования. При издельной системе все полевые работы в имении производились крестьянами, которые трудились за выгоны, луга, пастбища и другие угодья, предоставленные им в пользование помещиком. Этот способ не требовал от владельцев никаких затрат и был распространен повсеместно. Но он был и наименее эффективным. При испольной системе помещик сдавал землю в основном из половины урожая. При тшеом способе владелец земли также полностью слагал с себя всякую заботу о своем хозяйстве. Издольная система была вариантом испольщины, когда крестьянин за выполнение сельскохозяйственных работ получал долю урожая. В северозападных губерниях испольщина и издольщина существовали примерно в одинаковой пропорции вплоть до конца XIX века.

Наиболее выгодным был вольный наем. Помещики использовали как постоянных работников, так и сдельщиков. В первом случае использование наемного труда предполагало наличие у помещика инвентаря и денежную оплату труда. Во втором случае необходимые работы производились крестьянским инвентарем и вознаграждались как деньгами, так и предоставлением угодий. Для внедрения и использования системы вольнонаемного труда необходим был значительный оборотный капитал, орудия груда и рабочий скот.

В имениях широко были распространены три способа ведения хозяйства: смешанный, за счет владельца и аренда. Значительно меньше были представлены в чистом виде испольная и сдаточная формы землепользования. В мелких помещичьих имениях (100 и менее дес.) преобладали аренда, работа «за счет владельца» и испольщина. В средних имениях (от 101 до 500 дес.) - «за счет владельца», смешанная и аренда. В крупных и крупнейших имениях (от 501 и более дес.) доминировали смешанная форма землепользования, «за счет владельца» и аренда. В

условиях аграрного кризиса конца XIX в,. владельцы средних имений вынуждены были значительно чаще прибегать к испольщине. Крупные же имения выступали как заповедники различных форм землепользования. Широкое распространение отработочной системы в помещичьем хозяйстве свидетельствовало не столько о «пережитках крепостничества», сколько о своеобразном «симбиозе» помещичьих имений и крестьянских хозяйств.

Формы и условия найма, уровень оплаты труда крестьян зависели от разных факторов. Наиболее высокие цены на рабочие руки были в уездах с развитым крестьянским отходом, а самые низкие - в чисто земледельческих. Если по России средняя плата годовых работников в 80-х гг. XIX в. составляла 62 руб., то в Петербургском, Царскосельском и Петергофском уездах столичной губернии она равнялась 102 рублям. Выше была плата только в Таврической губернии - 104 рубля. В целом на Северо-Западе заработная плата держалась на достаточно высоком уровне. Самые крупные заработки были у сельскохозяйственных рабочих в Петербургской губернии. Объясняется это близостью столицы, привлекавшей крестьян возможностью сторонних заработков. Это вело к неизбежному повышению заработной платы. Петербургским, псковским и новгородским помещикам приходилось больше расходовать средств на наем работников. Поэтому не только мелкие и средние, но и крупные землевладельцы вынуждены были покрывать убытки продажей леса, отдельных угодий, а иногда и целых имений. Дороже всего помещикам обходился труд крестьян, занятых на сенокосе.

Несомненно, помещичье хозяйство носило капиталистический характер; даже в земледелии — оплоте отработочной системы — на основных сельскохозяйственных работах преобладал вольнонаемный труд. В то же время широко использовались и отработки. Очевидно, что вплоть до начала XX в. дворянские имения представляли собой своеобразную многоукладную форму хозяйства, где элементы земледельческого капитализма причудливо переплетались с пережитками крепостного прошлого.

В «Заключении» диссертации подведены итоги и сформулированы выводы исследования.

При подготовке реформы губернские комитеты по улучшению быта крестьян стали главной ареной выступления помещиков-дворян северозападных губерний против замыслов либеральной бюрократии. Ход и итоги обсуждения в дворянских комитетах вопросов, связанных с предстоящей реформой, свидетельствуют о враждебном отношении большинства членов комитетов к замыслам правительства по освобождению крепостных крестьян. Их позиция была воспроизведена в подготовленных губернскими комитетами проектах. В них важнейшие вопросы предстоящей реформы, связанные с определением размеров крестьянского надела, повинностей за землю и установлением границ

вотчинной власти помещика, были решены в пользу дворян-землевладельцев. Разумеется, это была точка зрения не только членов губернских комитетов, но и подавляющего большинства дворян-помещиков Петербургской, Псковской и Новгородской губерний.

Для разверстания помещичьих и крестьянских угодий, организации крестьянского самоуправления и решения разнообразных имущественных, финансовых и правовых проблем, связанных с реализацией реформы, правительство нуждалось в особых должностных лицах. Ими стали мировые посредники, взаимоотношения которых с помещиками складывались сложно, а порой и драматично. Стремление отдельных посредников действовать строго в рамках закона, добросовестно выполнять свои обязанности, учитывать не только интересы дворян-землевладельцев, но и крестьян приводило к возникновению острых конфликтов с местными помещиками. Непросто складывались отношения мировых посредников и с местной администрацией, поскольку губернаторы были крайне недовольны тем, что институт мировых посредников не был им подчинен. К концу 60-х - началу 70-х гг. XIX в. явно наметилась тенденция огосударствления института мировых посредников.

В пореформенные годы происходит процесс сокращения дворянского землевладения. В 60-70-е годы сокращение площади дворянских владений шло более быстрыми темпами в Псковской и Новгородской губерниях; менее заметным был процесс уменьшения помещичьих земель в столичной губернии. Но в последующие пореформенные десятилетия во всех трех губерниях происходило ускоренное сокращение дворянской земельной собственности. Весь пореформенный период помещики чаще продавали землю, чем покупали.

Среди дворян-помещиков усилился процесс дифференциации, сопровождавшийся концентрацией земли в руках крупных и крупнейших землевладельцев. Дворянские имения отличачись не только масштабами владений, но и способами ведения помещичьего хозяйства. Крупные и крупнейшие помещики чаще, чем другие, пытались вести свое хозяйство капиталистическими методами, поскольку в их распоряжении имелись необходимые средства для рационализации и модернизации всего хозяйства В то же время именно в крупных имениях применялась в значительных масштабах отработочная система как средство обеспечения хозяйства рабочими руками. С большими сложностями капиталистические отношения проникали и укоренялись в мелких и средних помещичьих хозяйствах.

В помещичьих имениях Северо-Запада соединялись отработочная и капиталистическая системы. Мелкие землевладельцы-дворяне в пореформегаше годы, если не сдавали целиком имение в аренду, то вели его, используя отработки. Такой способ извлечения дохода помещиками

сопровождался застоем и отсталостью в земледелии. Средние землевладельцы вели хозяйство разнообразнее. Они широко применяли отработки. Наряду с этим помещики использовали испольщину и вольный наем в страдную пору. В крупных имениях в разных пропорциях применялись отработки, испольщина и вольнонаемный труд. К концу XIX века тенденция перехода от отработочной системы хозяйствования к капиталистической становится в них доминирующей.

Важнейшим условием развития северо-западной деревни в пореформенный период была аренда земли крестьянами. Она играла решающую роль в перераспределен!ш земли между помещиками и крестьянами. Условия, на которых крестьяне арендовали помещичью землю, выстраивали новые производственные отношения между землевладельцами и земледельцами. Аренда играла значительную роль не только в хозяйстве крестьян. При нехватке оборотного капитала многие помещики вынуждены были использовать сдачу крестьянам в аренду своей земли как средство обеспечения имения рабочей силой. Некоторые помещики предпочитали сдачу имения в аренду - полностью или частично, как альтернативу ведения собственного хозяйства.

Динамика арендных цен свидетельствует о том, что в пореформенный период они имели тенденцию к постоянному росту. Особенно велика была арендная плата в льноводческих уездах Псковской губернии и в столичной Петербургской губернии.

Спрос на рабочие руки, развитие промыслов, плотность крестьянского населения и другие факторы определяли ситуацию с рабочими в помещичьих имениях. Наиболее высокие цены на рабочие руки были в уездах с развитым неземледельческим отходом, а самые низкие - в чисто земледельческих. Дефицит работников сказывался на уровне заработной платы.

В начале XX столетия дворянские имения представляли собой своеобразную многоукладную форму хозяйства, где элементы земледельческого капитализма переплетались с пережитками крепостного прошлого.

По теме диссертации опубликованы следующие работы:

1. Никулин В.Н. Реформы 60-х годов XIX века в северо-западных губерниях России // Северо-Запад в аграрной истории России. Калининград, 1986. С. 4651. (0,4 п.л.).

2. Никулин В.Н. Помещичье хозяйство Псковской губернии в пореформенный период // Северо-Запад в аграрной истории России. Калининград, 1987. С. 6976. (0,4 п.л.).

3. Никулин В.Н. Фонды ЦГИА СССР как источник по истории помещичьего хозяйства в северо-западных губерниях России (1861-1904 гг.) // XXII научная конференция профессорско-преподавательского состава, научных

сотрудников, аспирантов и студентов. Тезисы докладов. Калининград, 1990. С. 57-58.

4. Никулин В.Н. Дворянское землевладение в Новгородской губернии в пореформенный период // Северо-Запад в аграрной истории России. Калининград, 1990. С. 19-27. (0,5 пл.).

5. Никулин В.Н. Из истории частного лесного хозяйства на Северо-Западе России в конце XIX - начале XX вв. (Имение «Никольское» Балашовых в Новгородской губериии) // Социально-экономические и политические проблемы истории крестьянства Северо-Запада РСФСР IX-XX вв. Тезисы выступлений. Новгород, 1991. С. 68-70. (0,2 п.л.).

6. Никулин В.Н. Землевладение новгородских дворян в 1861-1905 гг. // XXIII научная конференция профессорско-преподавательского состава, научных сотрудников, аспирантов и студентов. Калининград, 1991. С. 33.

7. Никулин В.Н. Помещичье хозяйство северо-западных губерний России в пореформенный период // Северо-Запад в аграрной истории России. Калининград, 1991. С. 79-88. (0,5 п.л.).

8. Никулин В.Н. Источники по истории помещиков и помещичьего хозяйства северо-западных губерний России в пореформенный период // Проблемы эволюции сельского хозяйства и крестьянское движение на Северо-Западе России. Тезисы выступлений. Псков, 1992. С. 38-40. (0,2 п.л.).

9. Никулин В.Н. Имение «Марьино» Голицыных в пореформенный период // XXVI научная конференция профессорско-преподавательского состава, научных сотрудников, аспирантов и студентов. Тезисы докладов. Калининград, 1995. Ч. 1. С. 76-77.

Ю.Никулин В.Н. Хозяйство Шереметевых в 60-70-х годах XIX века Н XXVII научная конференция профессорско-преподавательского состава, научных сотрудников, аспирантов и студентов. Тезисы докладов. Калининград, 1996. Ч. 5. С. 7.

П.Никулин В.Н. Частные леса Северо-Запада России в пореформенный период // XXVIII научная конференция профессорско-преподавательского состава, научных сотрудников, аспирантов и студентов. Тезисы докладов. Калининград, 1997. Ч. 5. С. 6.

12.Никулин В.Н. Аренда земли крестьянами Северо-Запада России в пореформенный период // XXIX научная конференция профессорско-преподавательского состава, научных сотрудников, аспирантов и студентов. Тезисы докладов. Калининград, 1998. Ч. 5. С. 5.

13. Никулин В.Н. Земельная аренда в Новгородской губернии в 1861-1904 гг. // Прошлое Новгорода и Новгородской земли. Материалы научной конференции 11-13 ноября 1998 года. Новгород, 1998. С. 85-88. (0,3 п.л.).

14. Никулин В.Н. Помещичье хозяйство северо-западной России в переформенный период // XXX научная конференция профессорско-преподавательского состава, научных сотрудников, аспирантов и студентов. Тезисы докладов. Калининград, 1999. Ч. 5. С. 6-7.

15. Никулин В.Н. Льноводство в Псковской губернии во второй половине XIX -начале XX века // Северо-Запад в аграрной истории России. Калининград, 2000. С. 19-27. (0,5 п.л.).

16.Никулин В.Н. Земские участковые начальники Новгородской губернии // Прошлое Новгорода и Новгородской земли. Материалы научной конференции 13-15 ноября 2000 г. Великий Новгород, 2000. Ч. 2. С. 43-49. (0,3 п.л.).

17. Никулин В.Н. Помещики Северо-Запада России в первые пореформенные годы // XI zinatnisko lasijumu materiali (Материалы XI научных чтений). Даугавпилс, 2001. С. 107-11S. (0,7 п.л.).

18. Никулин В.Н. Губернские комитеты для улучшения быта крестьян Северо-Запада России в 1858-1859 гг. // Северо-Запад в аграрной истории России. Калининград, 2001. С. 32-52. (1,0 пл.).

19. Никулин В.Н. Источники и литература по истории помещиков н помещичьего хозяйства в северо-западных губерниях России в пореформенные годы // Проблемы источниковедения и историографии. Калининград, 2001. С. 137-148. (0,5 п.л.).

20. Никулин В.Н. Новгородский губернский комитет для устройства быта крестьян (1858-1859 гг.) // Прошлое Новгорода и Новгородской земли. Материалы научной конференции. 2001-2002 гг. Великий Новгород, 2002. Ч. 2. С. 60-65. (0,3 п.л.).

21. Никулин В.Н. Источники по истории помещиков северо-западных губерний Российской империи во второй половине XIX столетия // Вопросы истории России. Калининград, 2002. С. 17-27 (0,7 п.л.).

22. Никулин В.Н. Крестьянская аренда на Северо-Западе России в пореформенные годы // Землевладение и землепользование в России. XXVIII сессия Симпозиума по аграрной истории Восточной Европы. Тезисы докладов и сообщений. М., 2002. С. 93-95.

23.Никулин В.Н. Землевладение и хозяйство помещиков Псковской губернии во второй половине XIX - начале XX века И XII Zinatniskie lasijumi. Vesture. VI (II). (XII научные чтения. История). Даугавпилс, 2003. VI (II). С. 7-13. (0,5 п.л.).

24. Никулин В.Н. Мировые посредники, помещики и крестьяне Северо-Запада России в 1861-1874 годах // Северо-Запад в аграрной истории России. Калининград, 2003. С. 71-87. (1,0 пл.).

25. Никулин В.Н. О рабочей силе в помещичьих хозяйствах Новгородской губернии в пореформенный период // Прошлое Новгорода и Новгородской земли. Материалы научной конференции 18-20 ноября 2003 года. Великий Новгород, 2003. С. 153-160. (0,5 п.л.).

26. Никулин В.Н. Имение «Марьино» Голицыных в пореформенные годы // Прошлое Новгорода и Новгородской земли. Материалы научной конференции 18-20 ноября 2003 года. Великий Новгород, 2003. С. 189-196. (0,5 пл.).

27. Никулин В Н. Крестьянская аренда на Северо-Западе России в 1861-1904 гг. // Землевладение и землепользование в России: Социально-правовые аспекты. Материалы XXVIII сессии Симпозиума по аграрной истории Восточной Европы. Калуга, 2003. С. 240-249. (0,5 пл.).

28. Никулин В.Н. Особое приложение к отчетам государственного Дворянского земельного банка как источник по истории помещичьего хозяйства Северо-

Запада России в 80-90-е годы XIX века // Проблемы источниковедения и историографии. Вып. 3. Калининград, 2004. С. 32-41 (0,5 п.л.).

29. Никулин В.Н. Литература и источники по истории помещиков и помещичьего хозяйства в пореформенной России II Вестник С тавропольского ГУ. Ставрополь, 2005. Вып. № 40. С. 62-70. (1,0 п.л.).

30. Никулин В.Н. Помещики Северо-Запада России во второй половине XIX -начале XX века. Калининград, 2005. (21,2 п.л.). 340 с.

31. Никулин В.Н. Землевладение и землепользование помещиков-дворян Новгородской губернии во второй половине XIX - начале XX вв. // Вестник НовГУ им. Ярослава Мудрого. Серия «Гуманитарные науки». Великий Новгород, 2005. № 33. С. 37-40. (0,4 пл.).

32. Никулин В.Н. Землевладение и землепользование помощи ков-дворяи Псковской губернии во второй половине XIX — начале XX века Н Северо-Запад в аграрной истории России. Калининград, 2005. С. 95-115. (1,5 п.л.).

33.Никулин В.Н. Петербургский губернский комитет для улучшения быта помещичьих крестьян // Балтийский регион в истории России и Европы. Калининград, 2005. С. 117-129. (0,8 п.л.).

Никулин Валерий Николаевич

Помещики Северо-Запада России во второй половине XIX — начале XX века

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук

Подписано в печать 27. 03. 2006 г. Формат 60x90 1/16 Бумага для множительных аппаратов. Ризограф. Усл. печ. л. 2,6 Уч.-изд. л. 2,7. Тираж 170 экз. Заказ "37

Издательство Российского государственного университета им. И. Канта 236041, г. Калининград, ул. А. Невского, 14

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Геймбух, Елена Юрьевна

Введение.

Глава 1. Теоретические основы исследования лингвостилистических особенностей жанра.

1.1. Проблема жанра в лингвостилистике. Теория речевых жанров М.М.Бахтина.

1.2. Развитие лингвостилистической теории жанра в отечественной зарубежной филологии.

1.3. Проблемы изучения поэтики жанра «стихотворений в прозе» на современном этапе.

Глава 2. Лирическая прозаическая миниатюра как межродовое жанровое образование.

2.1. Генезис жанра лирической прозаической миниатюры.

2.2. Лирическое и эпическое как особая идейно-эмоциональная настроенность. Лиризм и способы его выражения.

2.3. Лирическое и эпическое: родовые особенности.

2.3.1. Синкретичность субъектной структуры лирической прозаической миниатюры.

2.3.2. Синкретичность пространственно-временной организации «стихотворений в прозе».

Глава 3. Сопоставительный анализ языка и стиля лирической прозаической миниатюры и смежных жанров.

3.1. Стихотворная миниатюра.

3.2. Философские жанры: паремия, притча.

3.3. Межродовые формы: очерк, эссе, фрагмент, лирическая автобиография.

3.4. Описательные жанры: жанровая сценка, портретная зарисовка.

Глава 4. Субъектная структура текста лирической прозаической миниатюры.

4.1. Типы повествовательной структуры.

4.2. Перволичная форма повествования.

4.3. Третьеличная форма повествования.

4.4. Контаминированные формы повествования.

4.5. Субъектная структура текста и получатель письма.

4.6. Субъектная структура текста и образ автора.

4.7. Субъектная структура и интертекст.

Глава 5. Пространственно-временная структура текста лирической прозаической миниатюры.

5.1. Временная структура текста.

5.2. Пространственная структура текста.

5.3. Характер системы событий.

5.4. Монтажная композиция как специфическая форма организации системы событий.

5.5. Ведущие модели хронотопа встреча, порог, жизненный перелом).

Введение диссертации2005 год, автореферат по филологии, Геймбух, Елена Юрьевна

Стихотворение в прозе», или лирическая прозаическая миниатюра, -жанр, сформировавшийся к середине XIX века. Однако объектом активного изучения лирическая прозаическая миниатюра становится только в начале XX века в связи с активным проникновением в прозу лирического начала. Потребность теоретического осмысления новых лиро-эпических жанров обусловила поиски аналогов двуродовых образований в литературе прошлого и привела, в частности, к выявлению такой формы, как «стихотворения в прозе». Наиболее ярким образцом этого жанра в XIX веке стали «ЗепШа» И.С.Тургенева. Однако тургеневский цикл - не уникальное явление; о существовании в творческом сознании эпохи определенной жанровой модели свидетельствует появление и у других авторов «стихотворений в прозе», «лирических отрывков в прозе» (В.Г.Короленко, В.М.Гаршин, И.Ф.Анненский, С.Н.Сергеев-Ценский, А.Белый и др.).

Проблема плодотворности взаимодействия разных форм речи (стих и проза) и различных родов литературы (лирика и эпос), до сих пор однозначно не решенная, еще на рубеже Х1Х-ХХ веков стала предметом пристального внимания как филологов, так и поэтов и писателей. Два полюса в освещении вопроса можно представить следующим образом. По мнению З.Гиппиус, «современные беллетристы "нового типа", приближая, с великим усилием, прозу к стихам, дают нам что-то смешное, лишенное обоих очарований, - очарования прозы и, отличного от него, очарования стихов. Все искания новых форм, конечно, праведны, но во всяком случае новая форма не найдена, и вряд ли будет найдена путем полумеханического сближения прозы и стихов» [Гиппиус 1907: 69]. Нам ближе противоположная точка зрения: «Лирическое и эпическое начала не утрачивают в лиро-эпическом произведении качественной определенности, художественный эффект и основан на сочетании разных начал» [Чернец 1970: 11].

Хотя лирические прозаические миниатюры никогда не были широко распространены, сам факт возникновения нового жанра свидетельствует о существовании в русской литературе своего рода незаполненной ниши, и новый жанр требует изучения как в аспекте специфики жанрового содержания, так и с точки зрения языковой структуры. «Стихотворения в прозе» более чем за полуторавековую историю не растворились среди других миниатюр, не потеряли своей определенности, что свидетельствует о существовании устойчивого жанрового ядра, которое требует научного описания.

Несмотря на то, что жанр лирической прозаической миниатюры в последнее время все чаще и чаще становится предметом изучения, однозначного определения термина «стихотворение в прозе» нет до сих пор. О неопределенности родовой и жанровой принадлежности лирической прозаической миниатюры свидетельствуют, в частности, характеристики, данные жанру в работах М.Л.Гаспарова [Гаспаров 1987], Н.М.Шанского [Шанский 1988], А.Квятковского [Квятковский 1966], Л.Гроссмана [Гроссман 1922], В.Жирмунского [Жирмунский 1977], Ю.Б.Орлицкого [Орлицкий 1999], С.А.Липина [Липин 1974], В.Д.Пантелеева [Пантелеев 1978], В.И.Масловского [Масловский 1987] и др.

При всей неоднозначности этих определений в них отражаются основные принципы подходов к изучению лирической миниатюры: в рамках лирического и эпического родов, стихотворной и прозаической организации речи; в ряду других разновидностей лирической прозы; в сопоставлении с близкими жанрами. Изучение каждого из аспектов приближает к решению вопроса, является ли лирическая прозаическая миниатюра новым жанром, или «стихотворения в прозе» - это только название цикла, только стилистическая модификация традиционных жанров.

Обращение к изучению поэтики жанра лирической прозаической миниатюры в лингвостилистическом аспекте предопределено состоянием филологической науки в настоящее время.

Во-первых, проблемы поэтики жанра и внутренняя структура текста осмыслены в новом ракурсе в связи с выявлением языковых признаков жанра как архитекста [Ж.Женетт 1998]. Во-вторых, появляются работы, посвященные характеристике жанра лирической прозаической миниатюры («стихотворений в прозе») в творчестве не только конкретных писателей, но и ряда авторов. В-третьих, активно разрабатывается методика филологического анализа, позволяющая изучать лингвистические особенности художественного текста в неразрывной связи с содержанием произведения, что позволяет уходить, по словам В.В.Виноградова, от «лингвистики без всякой философии». Таким образом создаются необходимые предпосылки для обращения к поэтике не только жанра вообще, но к лингвостилистическому описанию конкретного жанра. Описанию системы жанров автобиографической прозы посвящено исследование Н.А.Николиной «Поэтика русской автобиографической прозы» [Николина 2002], в котором среди разнообразных факторов, определяющих специфику жанра, учитывается тесное взаимодействие эпического и лирического. Работ подобного плана, посвященных жанру «стихотворений в прозе» и изучающих поэтику лирической прозаической миниатюры с момента его возникновения и до наших дней, нет до сих пор, хотя различные аспекты лирической прозаической миниатюры становились предметом исследования. Необходимость системного описания лирической прозаической миниатюры с учетом лингвостилистических признаков жанра, изучение «русских» корней «стихогворений в прозе», возникновение которых иногда неоправданно связывают с подражанием И.С.Тургенева Ш.Бодлеру, активное развитие малой прозы в настоящее время определяет актуальность данного исследования.

Кроме того, несмотря на несомненные достижения филологической мысли в русле изучения поэтики жанра, необходимо отметить, что существующие работы по данной проблеме носят в основном литературоведческий характер; но ни в литературоведении, ни в лингвостилистике нет обобщающего исследования, характеризующего жанр лирической прозаической миниатюры. Отсутствие таких исследований определяет научную новизну нашей работы. В ней впервые «стихотворения в прозе» рассмотрены как межродовое и межжанровое образование; определены инвариант жанра, его ядро и периферия; изучено соотношение со «смежными» жанрами.

Предмет диссертационного исследования - лирические миниатюры, представленные в русской литературе ХУШ-ХХ! веков; объект - система конститутивных признаков жанра, которые обусловливают языковую организацию текста.

Целью нашей работы является комплексный лингвостилистический анализ поэтики лирической прозаической миниатюры - ее содержательной специфики, конститутивных признаков жанра, своеобразия отбора языковых единиц и принципов их взаимосвязи. Изучение признаков, обусловливающих единство жанра, связано с разработкой методики его исследования.

Основные направления работы определяются проверкой следующих гипотез:

1) Лирическая прозаическая миниатюра - особого типа двуродовое образование, а не жанр лирики, не стилистическая разновидность художественной прозы. В работе в качестве синонимических использованы два обозначения жанра: лирическая прозаическая миниатюра и «стихотворение в прозе»1.

2) Лирическая прозаическая миниатюра - жанр третьего ряда, в его состав входят и его образуют не только первичные, речевые, но и вторичные, литературные жанры. Лирическая прозаическая миниатюра включает, преобразуя, такие жанры, как эссе, очерк, зарисовку, сценку; афоризмы, сентенции, пословицы; диалоги, притчи, видения; лирическую автобиографию, дневниковые записи и т.д. Преобразование языковой структуры жанров-прототипов происходит за счет системного изменения в «архитекстурной решетке», которая определяется прежде всего характером субъектных и пространственно-временных отношений.

3) Лирическая прозаическая миниатюра имеет собственное жанровое содержание - выражение неразрывной целостности мира при возможной раздробленности его частей; диалектическое единство пространства внешнего и внутреннего («я» и «не-я»; разные «лики» в составе единого «я»), времени частного и глобального. Названные признаки определяют особый характер прономинативной структуры текста. Кроме того, осознание мира в «стихотворении в прозе» предполагает сосуществование обобщающего и глубоко интимного взглядов, следствием чего являются философичность и лиризм как конститутивные признаки жанра.

4) «Стихотворения в прозе» имеют особый характер субъектной структуры, что проявляется прежде всего в сосуществовании разных ликов авторского «я»; это усложняет восприятие образа автора (термины «образ автора» и «лирический герой» употребляются в работе как

1 Кавычки указывают на метафоричность традиционного определения жанра, в котором нет никаких признаков стиха синонимы, что связано с двуродовой - лиро-эпической - сущностью жанра).

5) Лирическая прозаическая миниатюра имеет специфические формы пространственной и временной организации текста, которые составляют основные жанровые модели хронотопа: встреча, порог, жизненный перелом.

6) Конститутивным признаком жанра являются реализация потенциальной возможности морфологической транспозиции и актуализации периферийных значений грамматических категорий (прежде всего категорий лица и времени). Так, преобразования с субъектом речи М01ут происходить без внешнего изменения типа повествования («я» может иметь значение «любой, всякий, каждый»; «мы» не всегда включает говорящего и т.п.). Регулярным является выражение глаголами настоящего времени значений расширенного и постоянного (гномического) времени.

Для проверки выдвигаемых нами гипотез предполагается решение следующих основных задач:

1. Выработать методику лингвостилистического анализа жанра «третьего ряда» на примере изучения лирической прозаической миниатюры.

2. Выделить признаки лирической прозаической миниатюры, релевантные для описания этого жанра.

3. Определить место лирической миниатюры в системе родов и жанров.

4. Описать способы выражения лиризма и обобщенности в «стихотворениях в прозе».

5. Рассмотреть специфику прономинативной модели лирической прозаической миниатюры; показать своеобразие субъектной организации текста «стихотворений в прозе»; дать характеристику моделей субъекта речи; адресата речи; носителей речи, представленных в лирической прозаической миниатюре интертекстуально; проанализировать характерную для текста лирической прозаической миниатюры тенденцию к референциальной неоднозначности местоимений.

6. Исследовать речевую структуру образа автора, учитывая коммуникативную задачу писателя.

7. Рассмотреть пространственно-временную организацию текста «стихотворений в прозе»; выделить основные модели хронотопа и описать способы их выражения.

8. Проанализировать заголовочный комплекс лирической прозаической миниатюры в жанровом аспекте.

9. Описать формы интертекстуальных связей «стихотворений в прозе» в жанровом аспекте и характер включения «чужого» текста в свой.

Решение названных задач, с нашей точки зрения, приведет к целостному лингвостилистическому описанию жанра, что составляет 1еоретическую ценность работы. Практическая значимость исследования состоит в возможности использования предложенного направления анализа для описания других жанров третьего ряда (пародий, антиутопий и др.). Основные положения диссертации могут быть использованы в университетском курсе филологического анализа художественного текста, спецкурсах по изучению субъектной структуры, пространственной и временной организации текста, а также в курсе современного русского языка (при рассмотрении особенностей функционирования грамматических категорий). Материалы диссертации представляют интерес и при изучении теории литературы.

Отметим сложность отбора материала для исследования, которая заключается в том, что не все миниатюры с заголовком или подзаголовком «стихотворения в прозе» относятся к тому жанру, открытие которого связано с именем И.С.Тургенева. Сам отбор материала требует существования достаточно развернутой системы признаков лирической прозаической миниатюры, и поэтому разработка теоретических посылок исследования и анализ конкретных текстов неразрывно связаны. Ни собственно лирические или философские, ни сугубо автобиографические или публицистические тексты, ни развернутые размышления, ни «моментальные снимки», зарисовки, ни жанровые сценки, если в них нет выхода за пределы изображенного, не являются основным предметом исследования, а привлекаются лишь постольку, поскольку в со- и противопоставлении со «смежными» жанрами яснее становится специфика именно «стихотворений в прозе».

Основным материалом для исследования являются «Стихотворения в прозе» И.С.Тургенева, миниатюры В.М.Гаршина, И.А.Бунина, И.Ф.Анненского, А.И.Куприна, «Огоньки» В.Г.Короленко, «Лирические отрывки в прозе» А.Белого, «Уединенное», «Опавшие листья. Короб первый», «Опавшие листья. Короб второй и последний», «Последние листья», «Мимолетное» В.В.Розанова, «Фацелия», «Лесная капель» М.М.Пришвина, «Крохотки» А.И.Солженицина, «Камешки на ладони» В.Солоухина, «Затеей» В.Астафьева, «Мгновения» Ю.Бондарева, а также произведения С.Н.Сергеева-Ценского, которым писатель дал подзаголовки «стихотворение в прозе»: «Погост», «Верю!», «Маска», «Молчальники» и др. (для подтверждения объективности существования жанра лирической миниатюры вне субъективных авторских определений).

При работе над диссертационным исследованием рассмотрено более 1000 текстов. Это не только собственно «стихотворения в прозе», но и фрагменты крупных произведений, ряд нелирических миниатюр, которые, по мнению некоторых ученых, относятся к нерасчлененному единству малых жанров [Квятковский 1966; Орлицкий 1999] и которые при сопоставлении подчеркивают наличие особой «архитекстурной решетки» лирической прозаической миниатюры.

Методы исследования. Работа базируется на формирующейся в настоящее время лингвостилистической теории жанров. В основании этой теории - соотношение между жанровой природой произведения и языковой материей текста. Лингвостилистический подход к проблеме жанра воплощает идеалы филологов начала века (Теория словесности должна иметь одни основания с теорией современного языкознания [Потебня 1905]) и позволяет достичь действительного единства содержательного и языкового анализа художественного текста.

Жанр мы вслед за Ю.Кристевой понимаем как «бессознательную объективацию лингвистических структур» [Кристева 1993], учитывая, что система формальных признаков определяется жанровым содержанием.

Так как изучение поэтики литературного жанра традиционно было сферой интересов теории литературы, а генристика как лингвистическая дисциплина занимается в основном речевыми жанрами (М.Н.Кожина, Т.В.Шмелева, В.В.Дементьев, К.Ф.Седов и др.), то лингвостилистический подход к описанию литературного жанра требует формирования собственной системы терминов и понятий. В основе этой системы -представление об антропоцентричности языка («Конечная цель его <языка> все же - индивидуум, в той мере, в какой индивидуум может быть отделен от человечества» [Гумбольдт 1985]). В работе активно используются понятия, устанавливающие связь между языком, человеком и миром: образ автора, субъектная структура, субъект письма, адресат, точка зрения говорящего, свое и чужое слово, языковая картина мира, прономинативная модель текста, хронотоп.

Сложность определения жанра заключается прежде всего в отсутствии единого классификационного критерия, в необходимости учитывать целую систему критериев. Следствием этого является специфическая методика анализа жанровой структуры текста: а) выявление жанровых признаков, б) описание способов их языкового выражения и в) принципов взаимосвязи.

Структура диссертации соответствует последовательности решения основных задач исследования. Работа состоит из введения, пяти глав, заключения и списка литературы.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Поэтика жанра лирической прозаической миниатюры"

Исследование жанра «стихотворений в прозе» в русской литературе

позволяет сделать ряд выводов о происхождении и функционировании

лирической прозаической миниатюры на протяжении XVIII - XXI веков. Первые образцы жанра появились на рубеже XVIII - XIX веков. Возникновение произведений особого рода стало возможным благодаря

реализации двух тенденций: «прозаизации поэзии» и «поэтизации прозы». Хотя сами авторы первых «стихотворений в прозе», видимо, не

осознавали уникальности созданного, лирические прозаические

миниатюры выделяются на фоне других произведений писателей,

собранных, как правило, в циклы. От филологических эссе приходит к

«стихотворениям в прозе» К.Н.Батюшков, от жанра аллегории -

Ф.Глинка, от религиозно-философских «оиытов» - В.А.Жуковский и

Игнатий Брянчанинов, от «занисей в альбом» - В.Гаршин и В.Короленко;

наброски к ноэме перерастают в самостоятельный жанр лирической

прозаической миниатюры у М.Ю.Лермонтова. Изучение «стихотворений в прозе» доказывает, что жанр прочно

укоренился в русской литературе, тем более что в настоящее время

происходит очередной всплеск развития малых жанров вообще и

«стихотворений в прозе» в частности. Так, в антологии Д.Кузьмина «Очень короткие тексты», вышедшей в 2000 году, собрано 228 текстов 48 авторов,

в том числе А.Битова, Ф.Кривина, Г.Сапгира, Л.Петрушевской и др. Исследование лирической прозаической миниатюры позволяет

подтвердить гипотезы, сформулированные в начале работы. 1. Лирическая прозаическая миниатюра - двуродовое образование. Его структуру определяет единство черт лирического и эпического родов. 1) Вследствие проницаемости границ рода в лирические и эпические

произведения проникают черты, ранее им не свойственные. Возникает

своеобразная область наложения родовых признаков, в которой появляется

особая жанровая система, включающая, в частности, «стихотворения в прозе». 2) Своеобразие жанра лирических прозаических миниатюр

раскрывается при анализе форм выражения таких жанровых признаков,

как жанровое содержание, субъектная структура, прономинативная

модель, хронотоп. 3) Прономинативная модель текста соотносится с некоторыми

особенностями как эпоса (непосредственное объективное изображение

внешнего по отношению к субъекту письма мира; наличие «эпической дистанции» между субъектом повествования и изображением;

подвижность субъекта повествования), так и лирики (субъективное

изображение мира, представление общего через частное, закономерного

через случайное; отсутствие дистанции между субъектом повествования и

изображаемым; подвижное «я» лирического героя; изменение

соотношения внешнего и внутреннего мира, интериоризация; совмещение

в едином текстовом пространстве противоположных моделей: «я» - «я» и

«я» - «весь мир»). Прономинативная модель лирической нрозаической

миниатюры отражает также специфическую форму соотношения человека

и мира, свойственных литературе (лирике и эпосу) нового времени, -

пересечение внутреннего действия и бытия. 4) Человек изображен в действии, для «стихотворений в прозе»

характерно наличие системы событий (как в эпосе) и ментального сюжета

(как в лирике). 5) Лирическим прозаическим миниатюрам свойствен особый тип

субъекта письма: иллюзия отсутствия субъекта речи, система разных ликов

образа автора, многоголосие, проницаемость границ текстового

пространства (как в эпосе); и ярко выраженная субъективность,

центральное место «я» в произведении; возможность «расщепления»

авторского «я» на несколько ликов со сложным соотношением между

ними - «интерсубъектность» (как в лирике). Отметим, что полная

редукция авторского «я» в лирической прозе невозможна по определению,

так как лирическое - всегда выражение субъективного. 6) В «стихотворениях в позе» специфический тип адресата, для

которого характерна тенденция к разделению субъекта письма и субъекта

восприятия (как в эпосе) и стремление к автокоммуникации (как в лирике). 7) Форма хронотопической структуры также демонстрирует

двойственную природу лирической прозаической миниатюры:

перемещение основного субъекта повествования в пространстве и времени

(как в эпосе) и наличие временной точки, в которой пересекаются

нрошлое, настоящее и будущее, что создает иллюзию совпадения времени

переживания и рассказа о нем (как в лирике). 8) Своеобразие композиции отражает наличие нескольких субъектов

речи, с чем связаны иллюзия последовательности и непрерывности

повествования (как в эпосе) и фрагментарность, раздробленность

изображения, «монтажная» композиция (как в лирике). В художественной реальности в лирической прозаической миниатюре

не все потенциальные возможности реализуются одновременно. Преобладание особенностей, свойственных эпическому или лирическому

роду, представляют два полюса, между которыми располагаются

произведения жанра. Названные наиболее общие черты «стихотворений в прозе»

определяют частные аспекты, которые связаны с характером выражения

таких жанровых признаков, как специфическое содержание, особая

субъектная и хронотопическая организация текста, а также своеобразных

черт, не имеющих статуса жанровых признаков, но обладающих жанровой

определенностью: заглавие и заголовочный комплекс, интертекстовые

связи, монтажная композиция. 2, Лирическая прозаическая миниатюра - жанр третьего ряда. В его

состав входят как первичные, речевые, жанры, так и вторичные,

литературные. Литературные жанры в структуре нового произведения

подвергаются значительному преобразованию. В третьей главе подробно

проанализированы направления в изменении смежных со

«стихотворениями в прозе» жанров и выявлены дифференциальные,

ядерные признаки, позволяющие разделять разные виды текстов. Так,

паремии лишаются таких признаков, как непререкаемость мысли и слова;

аллегории, притчи - дидактичности; автобиографические жанры -

отличного от субъекта письма адресата (конкретного или обобщенного);

стихотворная миниатюра - деления на строки. Кроме того, в философских

жанрах появляется явственно выраженное личностное начало, а в

автобиографических - обобщенность, философичность. Таким образом,

«стихотворения в прозе», конструируя себя в со- и противопоставлении со

смежными жанрами, имеют ярко выраженную специфику содержательной

и формальной организации. 3. «Жанровое содержанне» лирических прозаических миниатюр

заключается в единстве глубоко интимного и обобщенного, личностного

переживания законов бытия и осознания конкретных фактов как

проявления этих законов, следствием чего являются лиризм и

философичность. «Чисто» лирические «стихотворения в прозе» (аналог

любовной, пейзажной элегий вне философского осмысления бытия),

близкие ядру лирики как рода, в сфере лирических прозаических

миниатюр относятся к периферии жанра, так как лишены выхода за

границы собственного «я», что свойственно ядру «стихотворений в прозе». От лирических прозаических миниатюр стихотворения такого рода

отличает только прозаическая форма (в качестве примера приведем

прозаическую миниатюру М.Ю.Лермонтова «Часто во время зари...»). 4. Для ядра субъектной сферы характерна неисключающая оппозиция

«я» и «всё»:

- субъект речи нарушает собственные границы, смотрит на себя со

стороны, включается в бытие мира; это отражается в различных

именованиях «я»: «Это не животное и не человек (=«я» основного

субъекта речи) меняются взглядами» (И.С.Тургенев. «Морское плавание»);

- соотношение между «я» изображенным и «я» повествующим может

меняться в пределах текста, причем «я» изображенное может

подвергаться оценке со стороны «я» повествующего, образа автора,

выраженного эксплицитно (в голосе автора) или имплицитно

(И.С.Тургенев. «Мои деревья»);

- множественность референтов одного местоимения, когда местоимение

реализует в одном контексте сразу несколько своих значений, называет

несколько референтов:

- «я», «мой» могут заключать глобальные обобщения и выражать

значение определительных местоимений «любой», «всякий», «каждый»,

что связано с философичностью «стихотворений в прозе» и является

одним из средств воплощения «всеединства» мира («Бедное человеческое сердце радуется, утешается <...> Нет разлук и потерь, доколе жива моя

любовь, память». И.А.Бунин. «Роза Иерихона»);

- «ты», «твой» может не только обозначать адресата речи, но и в

случае использования «объектного» слова называть адресанта; кроме того,

в «ты» может также содержаться обобщение, когда двусоставные

предложения выражают значение, присущее обобщенно-личным

односоставным («Ни себе, ни другим ты этим не поможешь...». И.С.Тургенев. «Старик»);

- «мы» может включать различные общности людей от «я» и «ты»

до «я» и «все мы» (И.А.Бунин. «Роза Иерихона»); кроме того, «мы» может

не включать говорящего, и тогда актуализируется внутренний конфликт:

при внешней причастности субъекта речи к группе третьих лиц

просматривается различие их идеологических позиций (А.И.Солженицын. «Мы-то не умрем»);

- в множественности значений одной глагольной формы, например,

формы глагола второго лица единственного числа. Эта форма может

реализовывать одновременно несколько присущих ей значений:

называть и гипотетического собеседника, и самого рассказчика, и

любого другого человека (то есть выражать значение, свойственное

обобщенно-личным предложениям) («Если выйти на мол, встретишь <...> ветер и увидишь вершины Альп». И.А.Бунин. «Слепой»);

- в обобщенно-личных предложениях со значением свойственного

многим действия, которое является результатом личного опыта субъекта

речи («Ведь чем тише сам, тем больше замечаешь и ценишь движение жизни». М.М.Прищвин. «Фацелия»);

- в безличных конструкциях, когда действие мыслится как

независимое от субъекта речи, хотя именно субъект речи становится

объектом воздействия внешних сил («Мне холодно...». И.С.Тургенев. «Как хороши, как свежи были розы...»; «Так приятно стало дремать и понимать весь мир в себе самом». М.М.Пришвин. «Лесная капель»);

- в противопоставленности безличных конструкций и неопределенно личных предложений, когда субъект речи мыслится как причастный или не

причастный действию («Об этом озере не пишут и громко не говорят»;

«Вот тут бы и остаться навсегда». А.И.Солженицын. «Озеро Сегден»);

- В использовании лексики, отражающей гипо-гиперонимические

отношения («русский, грузин... - человек»; животное, человек - все

живое; я, слепой - братья). В центре жанра лирической прозаической миниатюры, близко к ядру,

располагаются тексты, в которых субъект повествования представлен как

цельный, нерасщепленный, непосредственно выражающий свое

отношение к «не-я»:

- чужому мнению (представленному в обобщенных конструкциях

типа «все говорят...», «есть у альпинистов золотое правило...» или

интертекстуальными заимствованиями);

- каким-либо явлениям жизни или законам бытия. К

«стихотворениям» данного типа относятся в основном произведения

перволичной или третьеличной формы повествования с неосложненным

субъектом речи, который представлен как субъект восприятия и субъект

оценки (И.С.Тургенев. «Любовь», «Воробей»; В.Солоухин «Есть у альпинистов...»). На периферии жанра находятся тексты - аналоги «ролевой лирики», в

которых основной субъект речи заведомо отличен от автора («Мысли иглы», «Песня заступа» И.Ф.Анненского). Субъектная структура текста и получатель письма. Интерес для

работы, посвященной описанию лирической прозаической миниатюры как

жанра, представляет специфика выражения получателя письма в разных

видах литературы, «те закономерности... которые обнаруживают внутри самой системы ее "приспособленность", ее специальные механизмы для

координации с субъектом» [Проблемы функциональной грамматики 2000]. Таким образом, в лирической миниатюре реализуется особая концепция

адресата. Отталкиваясь от определения В.Е.Хализева (в лирике «автор и его читатель образуют некое единое, нераздельное "мы"»), можно,

вероятно, сказать, что в «стихотворениях в прозе» автор и читатель

образуют единое «я», представленное как система соотношений между

субъектом и получателем письма. Данная характеристика относится к

жанровым признакам лирической прозаической миниатюры. Ядерной формой выражения образа автора является голос автора,

который звучит в большинстве лирических прозаических миниатюр. К

периферийным явлениям относятся формы третьеличного повествования,

в которых отношение автора к происходящему становится ясно только из

целостного композиционно-речевого анализа текста (И.С.Тургенев. «Nessun maggior dolore...» / «Нет большей скорби...»), а также «ролевая лирика» (И.Ф.Анненский. «Мысли-иглы», «Туча», «Песня заступа»). На основании изучения жанрового аспекта субъектной структуры

выстраивается система повествовательных форм, характерных для

лирической прозаической миниатюры и объединяющих разные стороны

субъектной организации; эта система представляет собой

полицентрическую структуру с тремя центрами притяжения:

- повествование от первого лица (повествователь является частью

художественного мира) во всем многообразии существующих вариаций;

- повествование от третьего лица: образ автора внеположен

художественному миру произведения;

- контаминированное повествование, в котором сочетаются

семантика и структура двух названных типов, причем такая структура

представляет собой явление ядерное, а не периферийное, что связано с

двуродовой принадлежностью «стихотворений в прозе», единством

признаков лирического и эпического родов. Итак, специфические для жанра формы субъектной структуры

находятся в области наложения признаков лирического и эпического

родов, а периферийные явления могут быть близки ядру лирического рода

(миниатюры собственно «лирические», не имеющие выхода к осмыслению

бытия в целом), но не эпического («объективность» тона, стремление

автора к самоустранению» выводит подобные произведения из круга

лирических прозаических миниатюр). К периферийным явлениям родов и

«стихотворений в прозе» относятся также ролевая лирика (сказовые

формы). Сказанное подтверждает гипотезу об особом характере

субъектной структуры. 5. Жанрово ориентированные особенности имеет хронотоп

лирической прозаической миниатюры, который рассмотрен в работе в трех

аспектах: временная организация текста, его пространственная структура,

основные модели хронотопа. Анализ употребления временных форм приводит к выводу о том, что

для ядра лирической прозаической миниатюры свойственна

неисключающая оппозиция разных типов времени:

- исторического и бытового, биографического и исторического,

представленных как часть и целое;

- грамматически выраженного единства прошлого - настоящего -

будущего - вечного:

а) перетекание одного в другое, что отражается в морфологической

транспозиции, когда глагол настоящего времени описывает события

прошлого; будущее употребляется в значении постоянного («Все пройдет - не пройдет только эта вера». И.А.Бунин. «Скарабеи»); форма

прошедшего времени - действия будущего и т.д. («еще два-три удара веслом - и путь окончен». В.Г.Короленко. «Огоньки»);

б) актуализация периферийных значений глагольных форм: настоящее

расширенное, настоящее гномическое;

- В «стихотворениях в прозе» специфично также соотношение

движения и неподвижности. Как жанровый признак рассмотрена

тенденция к повторяемости соотношения разных ситуаций, прежде всего

временных состояний и постоянных свойств. Кроме того, в лирической

прозаической миниатюре частотны определенные модели хронотопа. Создание специфического временного всеединства - единства

времени личного и всеобщего - приводит к созданию образа жизни смерти, то есть картины бытия, в котором «я» становится неотъемлемой

частью вечности, а вечность входит во внутренний мир «я». На периферии поля располагаются неграмматические способы

обозначения разных видов времени: лексемы «вечно», «бесконечно»,

«всегда», «никогда», отражающие космическое время; наречия

«периодически», «постоянно», которые связаны с отражением времени

циклического, характерного для жизни природы; имена исторических

деятелей, хронологические пометы и др. для обозначения времени

исторического; лексемы «детство», «юность», «зрелость», «старость» - для

биографического времени. К ядерным свойствам пространственной организации

«стихотворений в прозе» относится активное взаимодействие «того» и

«этого» миров, пересечение и слияние «здесь» и «везде», так же как во

временной организации «сейчас» и «всегда». Граница между «этим» и «теми» мирами может проходить в самом

«я» - это система двойников, разных «ликов» основного субъекта речи. Оформляется это противопоставление антонимичными местоимениями и

наречиями: «тот» / «этот»; «там» / «здесь», «тут», «вот». Лирический герой «стихотворений в прозе» часто находится на

границе между двумя мирами, причем он может выходить за пределы

своего внутреннего мира:

- смотреть на себя со стороны;

- видеть в окружающем свое отражение;

- нарушать границы внешнего и внутреннего пространства, вбирать

в себя пространство бытия, видеть в себе отражение мира («Домский собор. Ты в моем содрогнувшемся сердце». В.Астафьев. «Домский собор»;

«Залетело, видать, в меня перышко. Прилипло к моему сердцу». В.Астафьев. «Тоска»). Один фрагмент мира может становиться для лирического героя

субъективно важным и занимать место всего мира («И было в этой ночной картине что-то похожее на жизнь». В.Астафьев. «Лунный блик»). Специфическое соотношение разных пространств в лирической

прозаической миниатюре отражается в использовании лексических

средств: употреблении топонимов (Сибирь, Енисей, Ангара - Средиземное

море; Луна - Земля; Индонезия - Подмосковье в «Затесях»

В.П.Астафьева), частотности глаголов со значением обнаружения признака

в пространстве («я шел, приближался к лесам - и горы вырастали все мрачней и величавее», туман «уже задымил лес, надвигаясь на меня вместе с глухим, глубоким и нелюдимым гулом сосен». И.А.Бунин. «Перевал»). Пространственно-временная организация текста, связанная с

ориентацией лирического героя в мире, формирует основные модели

хронотопа. Ядерными для «стихотворения в прозе» является хронотоп

встречи (максимально широкие возможности для реализации форм

пространства и времени), порога (актуализация «точечного пространства времени»), жизненного перелома (использование поступательного

циклического времени и разных уровней обобщения на каждом витке

временной спирали). Тенденция к включению в лирические прозаические миниатюры

интертекстуальных заимствований располагается в центре

«архитекстурной решетки» жанра. Чужая точка зрения на изображаемое

предоставляет лирическому герою возможность непосредственного

общения с миром, со всем, «что не-я». Интертекст выражает присущее лирическим прозаическим

миниатюрам единство мира (через приятие/неприятие «чужого» слова,

через восприятие «чужого» как своего). Источником интертекста в

«стихотворениях в прозе» являются произведения и самого автора, и

русских писателей прошлого и настоящего, и европейская литература, и

мировая культура в целом. Не являясь жанровым признаком, жанровую определенность имеет

специфическая монтажная комнознция, свойственная текстам, в которых

ассоциативные связи господствуют над причинно-следственными. Монтажная композиция, как и многие другие особенности «стихотворений в прозе», связана с их двуродовой сущностью: факты «излучаются в порядке воспоминаний, суммирующих обобщений» [Сильман 1977: 8], как

в лирике, или группируются в несколько сюжетных линий, как в эпосе. В

любом случае монтажная композиция способствует тому, что в

«стихотворениях в прозе» «соединяются элементы реальности, в обычном представлении разительно отдаленные друг от друга» [Дарвин 1999: 950]. Особой формой выражения авторской позиции является соотношение

основного и побочного текста, прежде всего заглавия. К ядерным

функциям заголовочного комплекса относится функция определения

жанра («стихотворения в прозе», «лирические отрывки в прозе» и др.), а

также его специфических особенностей: лиризма, субъективности («Моя душа». И.Анненский; «Мне жаль...», «Что я буду думать...», «Я шел среди высоких гор...», «Когда я один...». И.С.Тургенев; «Моя охота», «Своя мысль». М.М.Пришвин); философичности, что отражается в названии

жанров-прототипов («Восточная легенда». И.С.Тургенев; «Легенда». И.А.Бунин; «Сон», «Видение». В.Астафьев), а также в заглавиях,

определяющих вечные проблемы бытия («Простота», «Любовь», «Истина и правда», «Враг и друг». И.С.Тургенев; «Тоска», «Страх». В.Астафьев;

«Красота», «Сложная простота». М.М.Пришвин); кроме того, некоторые

заглавия указывают на монтажную композицию - это словосочетания,

определяющие множественность как единство («Опавшие листья. Короб первый». В.В.Розанов; «Камешки на ладони». В.Солоухин; «Лесная капель». М.М.Пришвин; «Рассказы в каплях». А.И.Куприн). Таким образом, «архитекстурная решетка» жанра лирической

прозаической миниатюры («стихотворения в прозе»), при наличии общих

для жанра как такового признаков, имеет специфическую форму их

реализации, что отражается на разных уровнях языковой и

композиционно-речевой организации текста. Плодотворность системы лингвостилистического анализа

«стихотворений в прозе» как жанра третьего ряда делает возможным ее

использование при изучении других межродовых и межжанровых форм. Помимо традиционных жанров, таких, как эссе, философские

размышления, автобиографические записки, художественные очерки и др.,

предметом анализа могут стать новые жанры малой прозы, о наличии и

многочисленности которых свидетельствует Тургеневский Фестиваль

малой прозы (1998). Кроме задачи описания малых жанров рубежа XX -

XXI вв., перед исследователями собственно «стихотворений в прозе» стоит

задача составления антологии, которая продемонстрировала бы историю

возникновения и развития лирической прозаической миниатюры. Источники

1. Анискович л . Веретено. М., 2002. 2. Анненский И. Стихотворения в нрозе. Из цикла «Autopsia» (Под

снегом. Тучи. Здравствуй, нищета. Песня застуна. Побежденные,

Свет. Дочь народа. Не тревожьте меня. Andante. Мысли-иглы. Сентиментальное воспоминание. Моя душа) // Анненский И.Ф.

Библиотека поэзии. СПб. 1998. 3. Астафьев В. Затеей (И прахом своим. Лунный блик. Весенний

остров. Мелодия. Домский собор. Печаль веков. Голос из-за моря. Временное жилище. На кого беда падет. Послание во Вселенную. Тоска. Стоящая наднись. «И милосердия...». Мечта. Лучшие

слова. Над древним покоем и др. // Астафьев В. Печальный

детектив. Избранное. М., 2004. 4. Бальмонт К.Д. Тени (Прощальный взгляд. Разлука. Сказка ночи). Крымский вечер. На высоте. Дагмар. Родная тень и др. // Бальмонт

К.Д. Автобиографическая проза. М., 2001. 5. Бальмонт К.Д. В твоих глазах... // Тургеневский Фестиваль малой

нрозы. Сост. Ю.Орлицкий, Д.Кузьмин. М., 1999. 6. Батюшков К.Н. «Тгор de vers emporte trop d'ennui». Чужое: мое

сокровище // Батюшков К.Н. Разные замечания. Соч. в 2 тт. Т.2. М., 1989. 7. Белый А. Лирические отрывки в прозе (Видение. Волосатик. Ревун. Этюд. Сон) // Белый А. Забытая книга. Л., 1991. 8. Бондарев Ю, Мгновения // Бондарев Ю. Мгновения. Бермудский

треугольник. М., 2001. 9. Брюсов В. Моп reve familier (цикл «Сны») // Брюсов В. Неизданное

и несобранное. М., 1998. Ю.Бунин И.А. Над городом. Перевал. В Альпах. Ущелье. Распятие. Ночная птица. Скарабеи. Роза Иерихона. Слепой. Святитель. Книга. Именины. Музыка. С высоты и др. // Бунин И.А.

Нолн.собр.соч. в 9 тт. 11. Гаршин В. Стихотворения в прозе («Она была милая девушка...»,

«Юноша спросил у святого мудреца Джиаффара...», «Когда он коснулся струн смычком...») //Гаршин В. Проза, поэзия. М., 1979. 12. Глинка Ф. Опыт полиметра // Глинка Ф. Опыты аллегорий, или

иносказательных описаний, в стихах и в прозе. СПб., 1826. 13.Гуро Е. «Я боюсь за тебя...» // Тургеневский Фестиваль малой

прозы. Сост. Ю.Орлицкий, Д.Кузьмин. М., 1999. 14. Енгибаров Л. Шар на ладони. Долина. Горы. Художнику. Звездный дождь. Ты, я и грусть. Вначале. Желтая роза. Неподвижные звезды и др. // Енгибаров Л. Клоун с Осенью в

сердце. СПб., 2002. 15. Жуковский В.А. Мысли при гробнице. Мир и война. Жизнь и

источник. К надежде. Мысли на кладбище // Жуковский В.А.

Полное собрание сочинений в 12 тт. СПб., 1902. Т.9. 16. Жуковский В.А. Размышления и замечания // Жуковский В.А.

Стихотворения. В 13 тт. Изд.5. Т.11 СПб., 1857. 17. Игнатий (Брянчанинов). Сад во время зимы. Дума на берегу моря. Кладбище. Роса и др. // Игнатий. Собр. соч. в 4 тт. Т.1. Ч.1-2. СПб.,

18. Карамзин Н.М. Прогулка // Избранные сочинения. М., 1884 4.1. 19.Короленко В.Г. Огоньки // Короленко В.Г. Собр. соч. в 12 тт. Т. 12. М., 1981. 20. Куприн А.И. Рассказы в каплях (Философ. Четыре рычага) //

Куприн А.И. Собр.соч. в 9 тт. М., 1973. Т.7. 21. Лермонтов М.Ю. «Синие горы Кавказа...». «Часто во время зари...» //Лермонтов М.Ю. Собр. соч. в 4 тт. Т. 1. М., 1964. 22. Лундберг Е. «Притворю ставни...» // Тургеневский Фестиваль

малой нрозы. Сост. Ю.Орлицкий, Д.Кузьмин. М., 1999. 23. Очень короткие тексты. В сторону антологии. Сост. Д.Кузьмин. М., 2000. 24. Полонский Я. Стихотворения в нрозе // Полонский Я. Повести и

рассказы. 4.1. СПб., 1895. 25. Полонский Я. Две фиалки // Тургеневский Фестиваль малой

нрозы. Сост. Ю.Орлицкий, Д.Кузьмин. М., 1999. 26. Пришвин М.М. Фацелия. Лесная капель. // Пришвин М.М.

Мирская чаша. М., 2001. 27. Ремизов А. Чайка // Тургеневский Фестиваль малой нрозы. Сост. Ю.Орлицкий, Д.Кузьмин. М., 1999. 28. Розанов В.В. Уединенное («Шумит ветер в нолночь...». «Секрет писательства...». «Я задыхаюсь в мысли...». «Счастье в усилии...»

и др.). Опавшие листья. Короб первый («Я думал, что все бессмертно...». «История не есть ли...». «Грусть - моя вечная гостья...» и др.). Опавшие листья. Короб второй и последний

(«Благодари каждый миг...». «Любить - значит...» и др.). Мимолетное («И музы, и разум...». «Опять эти шумы...», «...душа моя...» и др.) // Розанов В.В. Миниатюры. М., 2004. 29. Салтыков-Щедрин М.Е. Забытые слова // Салтыков-Щедрин М.Е.

Собр.соч. в 20 тт. Т. 17. М., 1975. 30. Сергеев-Ценский СП. Погост. Когда я буду свободен. Верю. Маска. Взмах крыльев. Поляна. Убийство. Молчальники //

Сергеев-Ценский СП. Полное собрание сочинений в 12 тт. Т.1. М.,

31. Солженицын А.И. Крохотки. 1958-1960. Крохотки. 1996-1999 //

Солженицын А. Рассказы. М., 2003. 32. Солоухин В. «Однажды я ночевал...». «У альнинистов есть золотое нравило...». «Смотрю на прекрасное женское лицо...». «На мусульманских кладбищах...» и др. // Солоухин В. Камешки

на ладони. М., 1977. 33. Станкевич Н. Три художника // Тургеневский Фестиваль малой

нрозы. Сост. Ю.Орлицкий, Д.Кузьмин. М., 1999. 34. Толстая А. Стоны (Река. Видение. В монастыре. В пещерах. Осень. Иней. Тоска. Поэт. Ребенок) // Журнал для всех. СПб., Март

35. Толстой А.Н. Пожар // Тургеневский Фестиваль малой прозы. Сост. Ю.Орлицкий, Д.Кузьмин. М., 1999. 36. Тургенев И.С. Senilia // Полное собр. соч. в 30-ти тт. Сочинения. Т.Ю.М., 1982. 37. Тургеневский Фестиваль малой прозы. Сост. Ю.Орлицкий,

Д.Кузьмин. М., 1999. 38. Эренбург И. «Мы плясали с тобой долго...» // Тургеневский

Фестиваль малой прозы. Сост. Ю.Орлицкий, Д.Кузьмин. М., 1999.

Список научной литературыГеймбух, Елена Юрьевна, диссертация по теме "Русский язык"

1. Аверинцев С.С., Бочаров С.Г. // Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979. С.384-385.

2. Аверинцев С.С. Древнегреческая поэтика и мировая литература // Поэтика древнегреческой литературы. М., 1981. С.З 15.

3. Аверинцев С.С. Притча // Литературный энциклопедический словарь. М., 1987. С.305.

4. Аверинцев С.С. Притча // Краткая литературная энциклопедия. В 9 гг. Т.6. М., 1971. С.20 21.

5. Альми И.Л. Сентенция как речевой жанр в структуре романа «Евгений Онегин» // Альми И.Л. Статьи о поэзии и прозе. Книга первая. Владимир, 1998. С.48 66.

6. Анализ художественного текста. Вып.З. М., 1979. 96 с.

7. Анастасьев Н. Свой голос («Позиция автора» в литературе XX в.) // Вопросы литературы. № 3. М., 1985. С.57 97.

8. Анненкова И.В. Стилистико-синтаксические особенности художественной публицистики М.М.Пришвина. Диссертация <.> к.ф.н. М., 1997. 258 с.

9. Арнольд И.В. Интерпретация текста как установление иерархии его частей // Лингвистика текста. 4.1. М., 1971. С.28 33.

10. Арутюнова Н.Д. К проблеме связности прозаического текста // Памяти академика В.В.Виноградова. М., 1971. С.22 -30.

11. Арутюнова Н.Д. Языковая метафора (синтаксис и лексика) // Лингвистика и поэтика. М., 1979. С. 147 174.

12. Бабайцева В.В. Явление переходности в грамматике русского языка. М., 2000. 639 с.

13. Баевский B.C. Структура литературного произведения // Литературный энциклопедический словарь. М., 1987. С.426.

14. Балашов Н.И. Ритмический принцип «Стихотворений в прозе» Тургенева и творческая индивидуальность писателя // Известия АН СССР. Серия Литературы и языка. Т.38. № 6. М., 1979. С.530 543.

15. Бальбуров Э.А. Советская лирическая проза (Вопросы поэтики). Автореферат диссертации <.> к.ф.н. Л., 1980. 21 с.

16. Барабанов Е.В. В.В.Розанов // Розанов В.В. Сочинения в 2-х тт. Т.2.М., 1990. С.638-642.

17. Барзах А. Тоска Анненского // http://www.liveinternet.ru/click. Митин журнал. Вып.53. 1996. С.97 124.

18. Барлас Л.Г. Специфика художественно-речевой семантики и особенности ее анализа // Основные понятия и категории лингвостилистики. Пермь. 1982. С. 115 121.

19. Барт Р. Введение в структурный анализ повествовательных текстов // Зарубежная эстетика и теория литературы XIX XX вв. М., 1987. С.387 -423.

20. Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романе // Вопросы литературы и эстетики. М., 1975. С.234 407.

21. Бахтин М.М. Проблема автора // Вопросы философии. № 7. М., 1977. С. 148- 160.

22. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1979. 318 с.

23. Бахтин М.М. Автор и герой в эстетической деятельности // Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979. С. 7 181.

24. Бахтин М.М. Проблема речевых жанров // Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979. С. 237-281.

25. Бахтин М.М. Проблема текста в лингвистике, филологии и других гуманитарных науках // Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979. С.281 -308.

26. Бахтин М.М. К методологии гуманитарных наук // Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979. С.361 -372.

27. Белоусов В.Н. Будущее время // Русский язык. Энциклопедия. М., 1997. С.56.

28. Белянин В.П. Психолингвистические аспекты художественного текста. М., 1988. 122 с.

29. Блисковский З.Д. Муки заголовка. М., 1972. 157 с.

30. Бобылев Б.Г. Стилистический анализ художественного и публицистического текста. Алма-Ата. 1987. 103 с.

31. Бобылев Б.Г. Теоретические основы филологического анализа художественного текста в национальном педвузе. Автореферат диссертации <.> д.ф.н. М., 1991. 34 с.

32. Богин Г.И. Модель языковой личности в ее отношении к разновидностям текстов. Автореферат диссертации <.> д.ф.н. Л., 1984. 31 с.

33. Бодуэн де Куртенэ. Человечение языка // Бодуэн де Куртенэ. Избранные труды по общему языкознанию. В 2-х тт. 1963. Т.1. С.258 265.

34. Бодуэн де Куртенэ. О психических основах языковых явлений // Бодуэн де Куртенэ. Избранные труды по общему языкознанию. В 2-х тт. 1963. Т.2. С.56 -67.

35. Бодуэн де Куртенэ. «Фонетические законы» // Бодуэн де Куртенэ. Избранные труды по общему языкознанию. В 2-х тт. 1963. Т.2. С. 189 209.

36. Бойко H.B. Категория «образ автора» в современной литературной критике (Лингвистический аспект). Автореферат диссертации <.> к.ф.н. Харьков. 1982. 25 с.

37. Бондарко A.B. Теория функциональной грамматики. Темпоральность. Модальность. Л., 1990. 262 с.

38. Бондарко A.B. Теория функциональной грамматики. Персональность. Залоговость. СПб., 1991. 369 с.

39. Бондарко A.B. Принципы функциональной грамматики и вопросы аспектологии. М., 2003. 207 с.

40. Бонецкая Н.К. «Образ автора» как эстетическая категория // Контекст 1985. М., 1986. С.241 -272.

41. Борев Ю. Системно-целостный анализ художественного произведения (О природе и структуре художественного метода) // Вопросы литературы. № 7. М., 1977. С. 136 138.

42. Брандес М.П. О художественно-речевой структуре прозаического литературного произведения // Иностранные языки в школе. № 6. М., 1964. С.30-39.

43. Брандес М.П. Стилистический анализ. М., 1971. 190 с.

44. Бройтман С.Н. Русская лирика XIX начала XX века в свете исторической поэтики. Субъектно-образная структура. М., 1997. 305 с.

45. Бройтман С.Н. Субъектно-образная структура русской лирики XIX века в историческом освещении // Известия АН СССР. Серия Литературы и языка. Т.50. М., 1991. С.225 -240.

46. Брюсов В. М.Кузмин. Три пьесы // Весы. М., 1907. № 7. С.80 81.

47. Булыгина Т.В., Шмелев А.Д. Языковая концептуализация мира. М., 1997.574 с.

48. Вартаньянц А. Д., Якубовская М.Д. Пособие по анализу художественного текста для иностранных студентов-филологов. М., 1986. 211 с.

49. Введение в литературоведение. Под ред. Г.Н.Поспелова. М., 1988. 528 с.

50. Вежбицка А. Метатекст в тексте // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. VIII. Лингвистика текста. М., 1978. С.402 421.

51. Величкина И.И. «Стихотворения в прозе» и их место в творчестве Тургенева 70-80-х гг. Автореферат диссертации <.> к.ф.н. М., 1971. 20 с.

52. Веселова H.A. Онтология заглавия в лирике // Проблемы и методы исследования литературного текста. Тверь. 1997. С.25 33.

53. Веселовский А.Н. Язык поэзии и язык прозы // Русская словесность. М., 1997. С.65 112.

54. Виноградов В.В. О художественной прозе. М.-Л., 187 с.

55. Виноградов В.В. Стиль Пушкина. М., 1941. 620 с.

56. Виноградов В.В. О языке художественной литературы. М., 1959. 655 с.

57. Виноградов В.В. Проблема образа автора в художественной литературе // Виноградов В.В. О теории художественной речи. М., 1971. С.105 -212.

58. Виноградов В.В. Стиль «Пиковой дамы» // Виноградов В.В. Избранные труды. О языке художественной прозы. М., 1980. С. 176 240.

59. Виноградов В.В. Проблема сказа в стилистке // Виноградов В.В. Избранные труды. О языке художественной прозы. М., 1980. С.42 56.

60. Виноградов В.В. Проблемы русской стилистики. М., 1981. 320 с.

61. Виноградов В.В. Стиль прозы Лермонтова // Виноградов В.В. Избранные произведения. Язык и стиль русских писателей. М., 1990. С.219 260.

62. Винокур Г.О. Язык художественной литературы. Язык писателя // Винокур Г.О. Избранные работы по русскому языку. М., 1959. С.229 -397.

63. Гальперин И.Р. Текст как объект лингвистического исследования. М., 1981. 139 с.

64. Гаспаров М.Л. Стихотворения в прозе // Краткая литературная энциклопедия. В 9 тт. Т.7. М., 1972. С.206.

65. Гаспаров М.Л. Лирика науки // Вопросы литературы. М., 1978. №7. С.265 -270.

66. Гаспаров М.Л. Поэтика // Литературный энциклопедический словарь. М., 1987. С.295 296.

67. Гаспаров М.Л. Верлибр и конспективная лирика // Новое литературное обозрение. М., №6. 1993 1994. С.25 - 33.

68. Гаспаров М.Л. Фет безглагольный // Гаспаров М.Л. Избранные статьи. М., 1995. С.139- 149.

69. Гаспаров М.Л. Оппозиция «стих проза» и становление русского литературного стиха // Гаспаров М.Л. Избранные труды в 3 тт. Т.З. 603 с.

70. Гершензон М. Мечта и мысль И.С.Тургенева. М., 1919. С.7 131.

71. Гин Я.И. Поэтика грамматического рода. Петрозаводск. 1992. 169с.

72. Гин Я.И. Проблемы поэтики грамматических категорий. Избранные работы. СПб., 1996. 224 с.

73. Гиндин С.И. Текст // Краткая литературная энциклопедия. В 9 тт. Т.9. М., 1978. С.726.

74. Гинзбург Л.Я. О психологической прозе. Л., 1977. 443 с.

75. Гинзбург Л.Я. О лирике. Л., 1974. 407 с.

76. Гинзбург Л.Я. Человек за письменным столом. Л., 1989. 605 с.

77. Гиппиус 3. Проза поэта// Весы. М., 1907. № 3. С.69 71.

78. Глазунова О.И. Взаимодействие определенного и обобщенного субъектов в высказывании (На материале художественных текстов). Автореферат диссертации <.> к.ф.н. СПб., 1993. 16 с.

79. Гоготившили Л.А. Опыт построения теории употребления языка (на основании общефилологической концепции Бахтина). Автореферат диссертации <.> к.ф.н. М., 1984. 24 с.

80. Головко В.М. Художественно-философские искания позднего Тургенева. Свердловск. 1989. 167 с.

81. Головко В.М. О некоторых реминисценциях в «Стихотворениях в прозе» // Четвертый межвузовский тургеневский сборник. Орел, 1975. Т. 17 (110). С.285 -304.

82. Головко В.М. Тургенев и Шопенгауэр // И.С.Тургенев. Проблемы мировоззрения и творчества. Элиста, 1986. С.96 118.

83. Голуб И.Б. Стилистика русского языка. М., 2003. 442 с.

84. Гольдин Проблемы жанроведения // Жанры речи. Вып.2. Саратов, 1999. С.4-7.

85. Гончаров Б.П. Структурализм, «постструктурализм» и системный анализ (к проблеме иерархии художественных связей в поэтическом произведении) // Русская литература. JI., 1985. №1. С.73 94.

86. Гончарова Е.А. Пути лингвостилистического выражения категорий автор-персонаж в художественном тексте. Томск. 1984. 150 с.

87. Григорьев В.П. Поэтика слова. М., 1979. 343 с.

88. Гринфельд Т.Я. Рассказ-миниатюра М.Пришвина // Вестник ЛГУ. №8. История. Язык. Литература. Вып.2. Л., 1973. С.68 79.

89. Гринфельд Т.Я. К «родословной» миниатюры М.М.Пришвина // Творчество М.М.Пришвина. Исследования и материалы. Т.243. Воронеж. 1986. С.47-59.

90. Гроссман Л. Портрет Манон Леско. Два этюда о Тургеневе. М., 1922. 90 с.

91. Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию. М., 1984. 397 с.

92. Гумбольдт В. фон. Язык и философия культуры. М., 1985. 449 с.

93. Гучинская И.О. Структурно-стилистические возможности свободного стиха (на материале немецкой поэзии) // Стилистика художественной речи (вып.1). Л., 1973. С.36 54.

94. Дарвин М.Н. Фрагмент // Введение в литературоведение. М., 1999. С.446 -452.

95. Дементьев В.В. Вторичные речевые жанры: онтология непрямой коммуникации //Жанры речи. Вып.2. Саратов, 1999. С.31 -46.

96. Дементьев В.В. Коммуникативная генристика: речевые жанры как средство формализации социального взаимодействия // Жанры речи. Вып.З. Саратов, 2002. С. 18 40.

97. Денисова O.K., Донская E.JI. Некоторые способы организации подтекста в художественной речи // Проблемы лингвистического анализа текста. Иркутск. 1980. С.34 43.

98. Джанджакова Е.В. Стилистика художественного прозаического текста (Структурно-семантический аспект). М., 1990. 63 с.

99. Джалилова Т.В. Традиции лирической прозы И.С.Тургенева в советской литературе. Автореферат диссертации <.> к.ф.н. Баку, 1990. 29 с.

100. Диброва Е.И. Пространство текста в композитном членении // Структура и семантика художественного текста. М., 1999. С.91 138.

101. Диброва Е.И. Антонимический композит как структурно-содержательная единицы текста // Жизнь языка. М., 2001. С.312 322.

102. Долинин К.А. Имплицитное содержание высказывания // Вопросы языкознания. М., 1983. № 6. С.37 46.

103. Донченко Н.Ю. Пространственно-временные координаты в «Дневниках» М.Пришвина // Структура и семантика художественного текста. М., 1999. С.138-150.

104. Драгомирецкая Н.В. Автор и герой в русской литературе XIX -XX вв. М., 1991.380 с.

105. Драгомирецкая Н.В. Объективация слова героя // Теория литературных стилей. М., 1977. С.383 -421.

106. Ефимов И.С. Типология художественных текстов и их филологический анализ. Автореферат диссертации <.> к.ф.н. М., 1982. 23 с.

107. Жаворонская JI. А. Соотношение субъективных планов повествования в структуре целостного текста (на материале текстов немецкого и русского языков). Автореферат диссертации <.> к.ф.н. Саратов. 1988. 17 с.

108. Желунович Е. А. Сравнение как показатель жанрово-стилистического своеобразия текста. Диссертация <.> к.ф.н. Минск. 1992.204 с.

109. Женетт Ж. Работы по поэтике. Т.2. Фигуры. М., 1998. 469 с.

110. Жирмунский В. Теория стиха. Л., 1975. 664 с.

111. Жирмунский В. Теория литературы. Поэтика. Стилистика. Л., 1977. 406 с.

112. Заика В.И. Языковые средства актуализации смысла в русских советских рассказах 20-30-х годов. Диссертация <.> к.ф.н. М., 1991. 220с.

113. Зельдхейн-Деак Ж. «Стихотворения в прозе» И.С.Тургенева. К проблеме жанра // Русская литература. Л., 1990. № 2. С. 188 194.

114. Земляковская A.A. Принципы циклизации в «Лесной капели» М.М.Пришвина // По законам жанра. Вып. 3. Тамбов. 1978. С.46 54.

115. Зильберштейн И.С. Последний дневник Тургенева // Литературное наследство. Т.73. Из парижского архива И.С.Тургенева. Кн.1. М., 1964. С.365-427.

116. Золотова Г. А., Онипенко Н.К., М.Ю.Сидорова. Коммуникативная грамматика русского языка. М., 2004. 541 с.

117. Золян С.Т. О соотношении языкового и поэтического смыслов. Ереван. 1985. 103 с.

118. Зубкова Л.Г. Язык как форма. М., 1999. 237 с.

119. Зубкова Л.Г. Общая теория языка в развитии. М., 2002. 471 с.

120. Иванов C.B. Синтагматика грамматических форм (контекст настоящего исторического) // Грамматические категории и единицы. Синтагматический аспект. Владимир, 1997. С.75 77.

121. Иванова О.Ю. «Изменяющийся языковой мир» в контексте Серебряного века // Изменяющийся языковой мир. Пермь. 2001. С.39 41.

122. Ионова И.А. Морфология поэтической речи. Кишинев. 1988. 465 с.

123. Иссова Л.Н. Истоки жанра «Стихотворений в прозе» И.С.Тургенева // Вопросы литературы и фольклора. Воронеж, 1969. С.5 -13.

124. Иссова Л.Н. Некоторые композиционные принципы «Стихотворений в прозе» Тургенева // Сборник материалов второй научной сессии вузов центрально-черноземной зоны. Литературоведение. №7. Воронеж, 1967. С.29 35.

125. Иссова Л.Н. Жанр «стихотворений в прозе» в русской литературе (И.С.Тургенев, В.М.Гаршин, В.Г.Короленко, И.А. Бунин). Автореферат диссертации <.> к.ф.н. Воронеж, 1969. 20 с.

126. Ишанова А.К. Функции притчи в советской прозе 1970 -начала 1980-х гг. Автореферат диссертации <.> к.ф.н. М., 1984. 25 с.

127. Караулов Ю.Н. Из опыта реконструкции языковой личности // Литература. Язык. Культура. М., 1986. С.221 236.

128. Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. М., 1987. 262 с.

129. Квятковский А. Поэтический словарь. М., 1966. 375 с.

130. Климкова Л. А. Ассоциативное значение слов в художественном тексте // Филологические науки. № 1. Арзамас. 1991. С.45 -54.

131. Князев Ю.П. Формы второго лица в художественном тексте // Владимир Даль и современная филология. Т.1. Нижний Новгород, 2001. С.225 -230.

132. Ковтунова И.И. Поэтический синтаксис. М., 1986. 206 с.

133. Ковтунова И.И. Вопросы структуры текста в трудах В.В.Виноградова // Русский язык. Текст как целое и компоненты текста. Виноградовские чтения XL М., 1982. С.З 18.

134. Кожевникова Квета. Формирование содержания и синтаксис художественного текста // Синтаксис и стилистика. М., 1976. С.301 315.

135. Кожевникова H.A. О типах повествования в советской прозе // Вопросы языка современной русской литературы. М., 1971. С.97 164.

136. Кожевникова H.A. Типы повествования в русской литературе XIX-XX вв. М., 1994. 336 с.

137. Кожина М.Н. Речевые жанры и речевые акты // Жанры речи. Вып. 2. Саратов, 1999. С.52 61.

138. Кожина H.A. Заглавие художественного произведения: онтология, функции, параметры типологии // Проблемы структурной лингвистики 1984. М., 1988. С. 167-183.

139. Кожинов В.В. Поэзия и проза // Краткая литературная энциклопедия. В 9 тт. Т.5. М., 1968. С.928 933.

140. Кожинов В.В. Время Пришвина // Пришвин и современность. М., 1978. С.67- 77.

141. Козицкая Е.А. Эксплицированная и имплицированная цитата в поэтическом тексте // Проблемы и методы исследования литературного текста. Тверь. 1992. С.З 16.

142. Козицкая Е.А. Цитата в структуре поэтического текста. Автореферат диссертации <.> к.ф.н. Тверь. 1998. 24 с.

143. Колобаева JI.A. Русский символизм. М. 2000. 294 с.

144. Корман Б.О. Итоги и перспективы изучения проблемы автора // Страницы истории русской литературы. М., 1971. С. 199 207.

145. Короленко В.Г. Собр. соч. в 10 тт. Т.1. М., 1953. С. 491.

146. Краснокутский B.C. О некоторых символических мотивах в творчестве И.С.Тургенева // Вопросы историзма и реализма в русской литературе XIX-началаXX в. Л., 1985. С. 135 150.

147. Кржижановский С. Поэтика заглавий // Кржижановский С. «Страны, которых нет». Статьи о литературе и театре. М., 1994. С. 13 40.

148. Кржижановский С. Искусство эпиграфа (Пушкин) // Кржижановский С. «Страны, которых нет». Статьи о литературе и театре. М, 1994. С.40-62.

149. Кристева Ю. Бахтин, слово, диалог и роман // Диалог. Карнавал. Хронотоп. Витебск. 1993. № 4. С.5 24.

150. Кузьмичев И.К. Литературные перекрестки. Типология жанров, их историческая судьба. Горький, 1983. 208 с.

151. Куприевич А. Стихотворения в прозе И.С.Тургенева и диалоги Леопарди. Киев. 1912. 27 с.

152. Курляндская Г.Б. «Стихотворения в прозе» Тургенева и их традиции в современной литературе («Мгновения» Бондарева) // Межвузовский сборник научных трудов. Калмыцкий гос. университет. Элиста, 1986. С. 5-28.

153. Кухаренко В.А. Стилистическая организация текста художественной прозы // Лингвистика текста. 4.1. М., 1974. С.150 154.

154. Кухаренко В.А. Интерпретация текста. М., 1988. 192 с.

155. Кучмаева И.К. Путь к всечеловеку. Мир как целое в концепции культуры М.М.Пришвина. М., 1997. 145 с.

156. Ларин Б.А. О лирике как разновидности художественной речи // Русская речь. Сб. под ред. Л.В.Щербы. Л., 1927. С.42 73.

157. Ларин Б.А. О разновидностях художественной речи // Ларин Б.А. Эстетика слова и язык писателя. Л., 1974. С.54 101.

158. Левинтова Е.И. Опыт построения лингвистической теории жанра. Автореферат диссертации <.> к.ф.н. М., 1991. 22 с.

159. Липин С.А. Лирическая проза в современной советской литературе. Диссертация <.> к.ф.н. М., 1974. 187 с.

160. Лотман Ю.М. Избранные статьи в 3-х тт. Таллинн. 1992-1993. Т.1. Статьи по семиотике и типологии культуры. 479 с.

161. Лотман Ю.М. Анализ поэтического текста. М., 1972. 27 с.

162. Лотман Ю.М. Структура художественного текста. М., 1970. 383 с.

163. Лотман Ю.М. Семиотика культуры и понятие текста // Русская словесность. Антология. М., 1997. С.202 213.

164. Лукин В.А. Текст с самоописанием в изоморфном ему интертекстуальном пространстве. На материале «Senilia. Стихотворения в прозе» И.С.Тургенева. Орел. 1997. 53 с.

165. Мазон А. Поздний замысел Тургенева // Литературное наследство. М., 1964. Т.73. Кн.1. С.259-260.

166. Майенова М.Р. Теория текста и традиционные проблемы поэтики // Новое в зарубежной лингвистике. Вып.VIII. М., 1978. С.425 -442.

167. Малов Л.В. Коммуникативно-речевая структура категории образа автора (На материале романа А.С.Пушкина «Капитанская дочка»). Автореферат диссертации <.> к.ф.н. М., 1992. 16 с.

168. Мальцев Ю.В. Иван Бунин. Frankfurt / Main Moskau, 1994. С.272-277.

169. Маркова Л.Ф. Когнитивная идентификация речевого жанра. Автореферат диссертации <.> к.ф.н. Волгоград, 2003. 16 с.

170. Маслов Ю.С. Очерки по аспектологии. Л., 1984. 263 с.

171. Маслова В.А. Лингвистический анализ экспрессивности художественного текста. Минск, 1997. 156 с.

172. Масловский В.И. Лирическая проза // Литературный энциклопедический словарь. М., 1987. С. 185.

173. Муравьев B.C. Лирическая проза // Словарь литературоведческих терминов. Под ред. Л.И.Тимофеева и С.В.Тураева. М, 1974. С.175- 177.

174. Муравьев B.C. Эссе // Краткая литературная энциклопедия. Т.8. М., 1975. С.961 -963.

175. Мышелова Е.А. Сегментированные конструкции в поэтическом тексте (в связи с категорией образа автора) // Риторика и синтаксические структуры. Красноярск. 1988. С.261 -263.

176. Невзоров Н. И.С.Тургенев и его последние произведения «Стихотворения в прозе» и «Клара Милич». Казань. 1883. 44 с.

177. Неупокоева И.Г. О понятии общего типологического ряда. Контекст 1974. М, 1975. С. 168 -186.

178. Никишов Ю.М. Лирика: поэтика и типология композиции. Калинин, 1990. 85 с.

179. Николаева Т.М. Высказывание // Русский язык. Энциклопедия. М., 1997. С.79.

180. Николина H.A. Речевая структура образа автора в автобиографических повестях о детстве. Диссертация <.> к.ф.н. М., 1980. 200 с.

181. Николина H.A. Субъективация повествования как фактор композиции художественного текста // Язык и композиция художественного текста. М., 1983. С.87 98.

182. Николина H.A. О способах передачи чужой речи в автобиографических произведениях // Композиционное членение и языковые особенности художественного произведения. М., 1987. С.87 -103.

183. Николина H.A. Экспрессивные возможности транспозиции в художественной речи // Явление переходности в грамматическом строе русского языка. М., 1988.

184. Николина H.A. Поэтика повести И.С.Шмелева «Лето Господне» // Русский язык в школе. № 5. М., 1994. С.69 75.

185. Николина H.A. Поэтика грамматической категории лица // Грамматические категории и единицы. Синтагматический аспект. Владимир, 1997. С. 174- 176.

186. Николина H.A. Поэзия грамматики («Трилистник минутный» И.Анненского) // Русский язык в школе. М., 1999. №6. С.59 66.

187. Николина H.A. Архитекстуальность как форма межтекстового взаимодействия // Структура и семантика художественного текста. М., 1999. С.259 269.

188. Николина H.A. Поэтика русской автобиографической прозы. М., 2002. 423 с.

189. Николина H.A. Филологический анализ текста. М., 2003. 255 с.

190. Николюкин А.Н. В.В.Розанов // Розанов В.В. Собр. соч. под общей редакцией А.Н.Николюкина. М., 1994. С.445 -455.

191. Новиков Л.А. Художественный текст и его анализ. М., 1988. 301 с.

192. Новикова Е.Г. Жанровая динамика малой прозы И.С.Тургенева 1860-х гг. Автореферат диссертации <.> к.ф.н. Томск. 1983. 19 с.

193. Орехова Л.А. Образ автора и поэтика жанра: русская лирическая проза XX в. Автореферат диссертации <.> д.ф.н. Киев. 1992. 32 с.

194. Орлицкий Ю.Б. Стих и проза в русской литературе. Очерки истории и теории. Воронеж, 1991. 200 с.

195. Орлицкий Ю.Б. Большие претензии малого жанра // zhz@mss ru «Журнальный зал» в «Русском журнале». НЛО. 1999. № 38.

196. Падучева Е.В. Семантические исследования. Семантика времени и вида в русском языке. Семантика нарратива. М., 1996. 464 с.

197. Падучева E.B. О модернистской технике в нарративе с лингвистической точки зрения // Структура и семантика художественного текста. М., 1999. С.279 296.

198. Падучева Е.В. Высказывание и его соотнесенность с действительностью. М., 2000. 288 с.

199. Пантелеев В.Д. «Стихотворения в прозе» Тургенева (проблема художественного метода, традиции). Автореферат диссертации <.> к.ф.н. Л., 1978. 15 с.

200. Пермяков Г.Л. Пословицы и поговорки народов Востока. М., 2001.620 с.

201. Першукевич О.Б. «Стихотворения в прозе» И.С.Тургенева и развитие русской «малой прозы» начала XX в. Автореферат диссертации <.> к.ф.н. М., 1999.21 с.

202. Петров A.B. Современный русский язык. Безлично-модальные предложения. Архангельск. 2002. 219 с.

203. Петухова Е.В. О пессимизме Тургенева. Юрьев. 1897. 22 с.

204. Пешковский А. Ритмика «Стихотворений в прозе» Тургенева // Русская речь. Л., 1928. С.69 83.

205. Поспелов Т.Н. Очерк // Литературный энциклопедический словарь. М., 1987. С.263 -264.

206. Потебня A.A. Из записок по теории словесности. Харьков, 1905.652 с.

207. Потебня A.A. Мысль и язык. Киев, 1993. 139 с.

208. Пришвин М.М. Весна света. М., 1955. С.195 208.

209. Пришвина В. Поэтическая проза Пришвина // Пришвина В. Наш дом. М., 1977. С. 190 228.

210. Проблемы функциональной грамматики. Категории морфологии и синтаксиса в высказывании. Под ред. Бондарко A.B. СПб., 2000. 346 с.

211. Проскурина Ю.М. Типология образа автора в творчестве Ф.М.Достоевского. Екатеринбург. 1992. 56 с.

212. Прохорова М.Ю. Филологический вертикальный контекст в прагмалингвистическом освещении. Автореферат диссертации <.> к.ф.н. М., 1989. 16 с.

213. Пустовойт П.Г. Тургенев-художник слова. М., 1987. 301 с.

214. Ревзина О.Г. Методы анализа художественного текста // Структура и семантика художественного текста. М., 1999. С.301 316.

215. Роднянская И.Б. Художественное время и художественное пространство // Краткая литературная энциклопедия. В 9 тт. Т.9. М., 1978. С.772-780.

216. Рождественский Ю.В. Что такое «теория клише»? // От поговорки до сказки. Под ред. Г.Л.Пермякова. М., 1970. С.213 237.

217. Рудашевская Т.М. Поэма «Фацелия» как выражение нравственно-этической позиции М.Пришвина // Анализ отдельного художественного произведения. Л., 1976. С.46 64.

218. Русская грамматика. Т. 1-2. М., 1980.

219. Рыжова Н.В. Речевые средства создания образа автора в прозе И.А.Бунина. Автореферат диссертации <.> к.ф.н. М., 1991. 16 с.

220. Сакулин П.Н. На грани двух культур. И.С.Тургенев. М., 1918. 102 с.

221. Седов К.Ф. О жанровой природе дискурсивного мышления языковой личности // Жанры речи. Вып.2. Саратов, 1999. С. 13 26.

222. Седов К.Ф. Психолингвистические аспекты изучения речевых жанров // Жанры речи. Вып.З. Саратов, 2002. С.40 52.

223. Сердобинцева Г.М. Современная художественно-философская проза. М., 1984. 81 с.

224. Сидорова М.Ю. Грамматическое единство художественного текста (проза и поэзия). Автореферат диссертации <.> д.ф.н. М., 2000. 54 с.

225. Сильман Т. Заметки о лирике. Л., 1977. 223 с.

226. Сиповский В.В. Н.М.Карамзин, автор «Писем русского путешественника». СПб., 1899. С. 133 135.

227. Солганик Г.Я. Стилистика текста. М., 2000. 252 с.

228. Стасюлевич М.М. И.С.Тургенев // Литературное наследство. Т.73. Кн.1. М., 1964. С.373.

229. Степанов Ю.С. В мире семиотики // Семиотика. М., 1983. С.536.

230. Столярова В.В. От очерка к роману и поэтической миниатюре. К вопросу о жанрах в творчестве М.Пришвина // Жанры советской литературы (Вопросы теории и истории). Горький. 1968. Ученые записки ГУ.Т.79. С. 192-213.

231. Тамарченко Н.Д., Тюпа В.И., Бройтман С.Н. Теория литературы в 2-х тт. М., 2004. Т. 1. 510 с. Т.2. 360 с.

232. Тарлинская М. М.И.Шапир. Universum versus: Язык стиль -смысл в русской поэзии XVIII - XX вв.: Языки русской культуры, 2000. Кн.1 // Известия АН. Серия Лит. и языка. Т.60. М., №3 (май - июнь 2001).

233. Ташлыков С.А. Жанр миниатюры в творчестве А.И.Куприна // Сайт факультета филологии и журналистики Иркутского государственного универси!ета.

234. Токарева Г.А. «Целомудренная проза». Особенности символизации в прозе Пришвина // Русская речь. М., 2000. №1. С. 105 -112.

235. Томашевский Б.В. К истории «Стихотворений в прозе» // И.С.Тургенев. Стихотворения в прозе. М.-Л., 1931. С. 131 167.

236. Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика. М., 1996. 333с.

237. Топоров В.Н. Пространство и текст // Текст: семантика и структура. М., 1983. С.227 285.

238. Тургенев И.С. Полное собрание сочинений и писем в 30 тт. Т. 10. М., 1982. С.387- 604.

239. Тынянов Ю.Н. Литературный факт // Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977. С.255 -270.

240. Тюпа В.И. К новой парадигме литературоведческого знания // Эстетический дискурс. Семио-эстетические исследования в области литературы. Новосибирск. 1991. С.4- 17.

241. Успенский Б.А. Поэтика композиции. М., 1970. 223 с.

242. Фатеева H.A. О лингвопоэтическом и семантическом статусе заглавий стихотворных произведений // Поэтика и стилистика (1988 -1990). М., 1991.

243. Фатеева H.A. Лингвистический анализ художественного текста. Материалы к лекциям. М., 1999. 75 с.

244. Фатеева H.A. Контрапункт интертекстуальности, или интертекст в мире текстов. М., 2000. 280 с.

245. Федорова М.В. Градация в поэтической речи // Филологические науки. М., 1992. № 3. С.30-39.

246. Федорцева Н.Б. Автор в коммуникативном пространстве текста (трилогия В.В.Розанова «Уединенное» и «Опавшие листья») // Структура и семантика художественного текста. М., 1999. С.379 394.

247. Федотова Л.С. Чудо лирического преображения // Русская речь. М., 1970. №6. С. 16-23.

248. Филюшкина С.Н. Авторское сознание и проблемы повествовательной формы в английском романе 50-70-х гг. XX в. Автореферат диссертации <.> д.ф.н. М., 1992. 41 с.

249. Флоря A.B. Лирический дискурс как объект лингвоэстетической интерпретации. Автореферат диссертации <.> д.ф.н. СПб., 1995.46 с.

250. Фоменко И.В. Лирический цикл: становление жанра, поэтика. Тверь, 1992. 124 с.

251. Фосслер К. К вопросу об отношении между «правильным» и «истинным» в языковедении // Грамматика и история языка. М., 1910. С.157- 170.

252. Хализев В.Е. Теория литературы. М., 1999. 378 с.

253. Хмельницкая Т. «Календарь души» II М.Пришвин. К.Паустовский. Повести. Рассказы. М., 1998. С.599 605.

254. Цыбин В.Д. Во всем поэт // Пришвин и современность. М., 1978. С.77-80.

255. Черевацкая Б.В. Лирические отступления как стилистический прием выражения позиции автора (На материале произведений М.Ю.Лермонтова, Н.В.Гоголя, И.С.Тургенева, Н.Г.Чернышевского). Воронеж. 1989. 18 с.

256. Чередниченко В.И. Типология временных отношений в лирике. Тбилиси, 1986. 138 с.

257. Черкасский М.А. Опыт построения функциональной модели одной частной семиотической системы (пословицы и афоризмы) // Паремиологический сборник. М., 1978. С.35 53.

258. Черкезова О.В. Лирическое авторское сознание в жанровой системе романа А.С.Пушкина «Евгений Онегин». Автореферат диссертации <.> к.ф.н. Свердловск, 1991. 18 с.

259. Чернейко Л.О. Гипертекст как лингвистическая модель художественного текста // Структура и семантика художественного текста. М., 1999. С.439-460.

260. Чернец Л.В. Типология литературных жанров по содержанию. Автореферат диссертации <.> к.ф.н. М., 1970.

261. Чернец Л.В. Адресат // Введение в литературоведение. М., 1999. С.21 -30.

262. Чистова И.С. Тургенев и Леопарди (К вопросу о литературных источниках «Стихотворений в прозе») // Тургенев и его современники. Л., 1977. С.142 152.

263. Чичерин А.В. Очерки по истории русского литературного стиля. М., 1977.444 с.

264. Чумаков Т.М. Авторская прямая речь // Исследования по грамматике и лексикологии. Киев. 1966. С. 193 202.

265. Шанина А.Л. Лингвостилистические средства выражения образа автора в тексте воспоминаний. Автореферат диссертации <.> к.ф.н. М., 1988. 22 с.

266. Шанский Н.М. «Стихотворения в прозе» И.С.Тургенева // Русский язык в школе. М., 1988. № 6. С.48 53.

267. Шапир М.И. «Грамматика поэзии» и ее создатели (Теория «поэтического языка» у Г.О.Винокура и Р.О.Якобсона) // Известия АН СССР. Серия Литературы и языка. Т.46. № 3. М., 1987. С.221 237.

268. Шапир М.И. Материалы по истории лингвистической поэтики в России (конец 1910 начало 1920-х годов) // Известия АН СССР. Серия Лит. и языка. Т.50. №1. М., 1991. С.43 - 57.

269. Шаталов С.Е. «Стихотворения в прозе» Тургенева. Арзамас. 1961. 115 с.

270. Шаталов С.Е. Художественный мир И.С.Тургенева. М., 1979. 312 с.

271. Шиманова Е.Ю. Изображение смерти в стихотворении И.С.Тургенева «Старуха». К вопросу об архетипическом значении образов в «Стихотворениях в прозе» // Жанровое своеобразие русской и зарубежной литературы XVIII XX вв. Самара. 2002. С. 133 - 142.

272. Ширяев Е.Н. Потенциальные возможности синтаксической системы (на материале поэтического синтаксиса русского языка) // Структура и семантика художественного текста. М., С.460 468.

273. Шкловский В. О теории прозы. М., 1983. 384 с.

274. Шмелев А.Д. Русская языковая модель мира. М., 2002. 224 с.

275. Шмелев Д.Н. Слово и образ. М., 1964. 120 с.

276. Шмелев Д.Н. Язык и личность. М., 1989. 211 с.

277. Шмелева Е.Я., Шмелев А.Д. Русский анекдот. Текст и речевой жанр. М., 2002. 143 с.

278. Шмелева Т.В. Семантический синтаксис. Красноярск, 1994. 47с.

279. Шмелева Т.В. Модель речевого жанра // Жанры речи. Саратов, 1997. С.88 -99.

280. Щерба JI.B. Опыты лингвистического толкования стихотворений // Избранные труды по русскому языку. М., 1957. С.26 45.

281. Эйхенбаум Б.М. О поэзии. Л., 1969. 551 с.

282. Эйхенбаум Б.М. О прозе. Л., 1969. 503 с.

283. Эллис. Наши эпигоны // Весы. М., 1908. № 2. С.61 68.

284. Эльяшевич А. О лирическом начале в прозе // Эльяшевич А. Герои истинные и мнимые. М.-Л., 1963. С.229 -315.

285. Эльяшевич А. Лиризм. Экспрессия. Гротеск. О стилевых течениях в литературе социалистического реализма. Л., 1975. 356 с.

286. Эпштейн М.Н. Афористика // Литературный энциклопедический словарь. М., 1987. С.43 44.

287. Эткинд Е. Материя стиха. Париж, 1978. 506 с.

288. Якобсон Р.О. Вопросы поэтики // Работы по поэтике. М., 1981. С.80-99.

289. Якобсон Р.О. Новейшая русская поэзия // Работы по поэтике. М., 1981. С.272 317.

290. Agricola Е. Semantische Relationen im Text und im System. Halle, Niemeyer, 1972.127 S.

291. Brinker K., Sager S.F. Linguistische Gesprachsanalyse: Eine EinMrung. B.Schmidt, 1989. 206 S.

292. Ehlich K., Scheiter S. Interkulturelle Kommunikation analysieren -Bedingungen, Ziele, Vehrfahren. New Jork, 1998.

293. Gulich E., Raible W. Linguistische Textmodelle. Grundlagen und Möglichkeiten. München, 1977.

294. Heinemann W., Viehweger D. Textlinguistik: Eine Einführung. Tubingen, Niemeyer. 1991. 310 S.