автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Поэтико-философский аспект повестей Владимира Максимова 1960-х годов

Полный текст автореферата диссертации по теме "Поэтико-философский аспект повестей Владимира Максимова 1960-х годов"

На правах рукописи

ЖУКОВА Татьяна Евгеньевна

ПОЭТИКО-ФИЛОСОФСКИЙ АСПЕКТ ПОВЕСТЕЙ ВЛАДИМИРА МАКСИМОВА 1960-Х ГОДОВ

Специальность 10.01.01 -русскаялитература

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Тамбов 2004

Работа выполнена на кафедре русской филологии Тамбовского государственного технического университета

Научный руководитель доктор филологических наук, профессор

Попова Ирина Михайловна

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

Сарычев Владимир Александрович

кандидат филологических наук, доцент Зверева Екатерина Анатольевна

Ведущая организация Мичуринский государственный

педагогический институт

Защита состоится «¿У» //ояг-^я. 2004 г. в часов на заседании диссертационного совета Д 212.261.03 в Тамбовском государственном университете имени Г.Р. Державина по адресу: 392000, г. Тамбов, ул. Советская, 93, институт филологии ТГУ имени Г.Р. Державина.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке ТГУ имени Г.Р. Державина (ул. Советская, 6).

Автореферат разослан «£^>>

2004 г.

Ученый секретарь диссертационного совета

СВ. Пискунова

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

%82>ОУ2

Повести Владимира Емельяновича Максимова (1930 - 1995 гг.) «Мы обживаем землю» (1961), «Жив человек» (1962), «Баллада о Савве» (1963), «Дорога» (1966), «Стань за черту» (1967) органично вписались в художественную прозу 1960-х годов и вызвали доброжелательные оценки критики. Такие характерные особенности ранних произведений талантливого писателя, как живой отклик на современные проблемы, создание нового типа героя, в котором социальная среда деформировала душу и сделала «изгоем», психологизм повествования, решение поставленных проблем с общечеловеческой нравственной позиции, следование традициям русской классической литературы в утверждении художественной аксиологии, сделали первые повести Владимира Максимова объектом активного исследования отечественными литературоведами1.

Особое внимание критика обращала на стиль писателя, отмечая колоритный язык произведений, отличающийся просторечиями и эффектным использованием метафорической символики. Вместе с тем умалчивалось, что обращение писателя к христианской тематике было откровенным в советской литературе 1960-х годов.

Несмотря на кажущееся изобилие критических отзывов, именно первый период творчества писателя настоятельно требует научного осмысления с позиций современной науки. Все отклики на первые повести и рассказы Владимира Максимова появлялись «по горячим следам» и относились к 1962 - 1971 годам, затем проза художника недостаточно полно исследовалась в России. Зарубежная же критика и литературоведение занимались почти исключительно его романами, называя раннюю прозу своего рода подготовительной к настоящему творчеству. Например, французский критик Виолетта Иверни, посвятившая обстоятельную статью романистике писателя, упоминает о его повестях лишь с точки зрения развития в них главной идеи романа «Семь дней творения». Исследователь подчеркивает, что Максимов «испытывает почти болезненное стремление» через посредничество первых героев Виктора Суханова («Мы обживаем землю»), Сергея Царева («Жив человек»), Ивана Васильевича Грибанова («Дорога»), Михея («Стань за черту»), Савву («Баллада о Савве») - «пробиться к зернышку, из которого произрастает этот таинственный плод - дитя челове-

Светов, Ф. Жив человек / Ф. Светов // Известия. - 1962. - № 250; Осетров, Е. Поэзия и проза «Тарусских страниц» / Е. Осетров // Литературная газета. — 1962. — 9 января; Берзер, А. Победил человек / А. Берзер // Новый мир. - 1963. - № 4; В. Спор века / В. Бушин // Звезда. - 1963. - № 3; Гордеева, Н. Грани добра и зла. Полемические заметки о повести В. Максимова «Стань за черту» / Н. Гордеева, В. Дудинцев // Комсомольская правда. —

1967, -5 июня.

МС. НАЦИОНАЛЬНАЯ •ИМИОТЕКА

ческое... В чем его предназначение? Какой незримый долг лежит на нем, какую миссию послано оно исполнять сюда, на эту грязную, воющую, дивную землю?»2.

В последнее десятилетие творчество В.Е. Максимова активно изучается, но все диссертационные исследования посвящены опять-таки рома-

3

нистике писателя

Актуальность исследования, таким образом, обусловливается сложившейся в литературоведении ситуацией по отношению к Владимиру Максимову и настоятельной потребностью выявить значимость раннего творчества писателя путем многоаспектного анализа его прозы этого периода. Разностороннее изучение повестей «Мы обживаем землю», «Жив человек», «Дорога», «Стань за черту» и «Баллада о Савве» позволяет получить более глубокое представление о логике развития творчества Владимира Максимова, а также, в какой-то мере, всей русской литературы 1960-х годов, что связано с одним из приоритетных направлений современного литературоведения - исследованием литературного процесса второй половины XX столетия.

Объектом исследования являются повести писателя 1960-х годов: «Мы обживаем землю», «Жив человек», «Дорога», «Стань за черту», «Баллада о Савве».

Предметом изучения становится идейно-философская основа и поэтическая структура ранней прозы Владимира Максимова.

Цели исследования включают в себя осмысление идейно-тематических и нравственно-философских устремлений писателя, образной системы его повестей, поэтических и жанрообразующих особенностей, выявление значимости ранней прозы Владимира Максимова в контексте современной писателю прозы 1960-х годов.

Задачи, стоящие перед автором диссертации, связаны с указанными выше целями исследования:

Иверни, В. Постижение / В. Иверни // В литературном зеркале. О творчестве Владимира Максимова. - Париж - Нью-Йорк: Третья волна, 1986. - С. 35.

3 См., например: Дзиов, А.Р. Проза Владимира Максимова / А.Р. Дзиов // Дис. ... канд. филол. наук: 10.01.02. - СПб., 1994. - 160 с; Шахова, ЛА Функции интертекста в романистике Владимира Максимова (на примере романа «Ковчег для незваных» / ЛА Шахова // Дис. ... канд. филол. наук: 10.01.01. - Тамбов, 1999. -162 с; Баклыков, А.В. Жанровое своеобразие романа Владимира Максимова «Кочевание до смерти» / А.В. Баклыков // Дис. ... канд. филол. наук: 10.01.01. - Тамбов, 2000. - 189 с. Вартанова, Л^. Художественная концепция личности в творчестве В. Максимова / Л.Е. Вартанова // Дис. ... канд. филол. наук: 10.01.01. - Армавир, 2001. - 160 с. и др.

- изучить мотивную структуру повестей Владимира Максимова «Мы обживаем землю», «Жив человек», «Дорога», «Стань за черту», «Баллада о Савве» в аспекте их философско-художественного содержания;

- проанализировать символику повестей, роль пейзажных и портретных зарисовок, систему образов, функциональность художественных приемов, особенности выражения авторского сознания и строения ранних произведений Владимира Максимова;

-проследить динамику идейно-эстетических взглядов писателя от первой по хронологии повести «Мы обживаем землю» (1961) до последней - «Стань за черту» (1967);

- определить связь ранней прозы Владимира Максимова с крупными эпическими произведениями художника и, в частности, с его первым романом «Семь дней творения» (1971).

Методы исследования совмещают биографический, историко-функциональный, сравнительно-типологический, герменевтический и нар-ратологический подходы к изучению художественных произведений.

В основу диссертационного исследования положена следующая рабочая гипотеза: в ранних повестях Владимира Максимова «Мы обживаем землю», «Жив человек», «Стань за черту», «Дорога» и «Баллада о Савве» художественно воплощены основанные на глубоко личном биографическом опыте философско-этические представления о русском национальном характере, обусловившем, по мысли автора, историческую судьбу России. Многообразие аспектов нравственной проблематики повестей «вылилось» в более сложную жанровую эпическую форму в романе «Семь дней творения».

Научная новизна диссертационного исследования состоит в том, что в диссертации проводится целостный анализ ранней прозы Владимира Максимова как идейно-эстетического единства, обнаруживающего цикличность, возникающую «на границах отдельных составляющих эту форму произведений»4. Диссертация, обобщая уже сказанное отечественным литературоведением 1960-х годов, а также зарубежными исследованиями конца XX века, представляет анализ проблемно-тематической и стилистической основы повестей Владимира Максимова «Мы обживаем землю», «Жив человек», «Стань за черту», «Дорога» и «Баллада о Савве», в результате которого обнаруживается разделение повестей на циклы и обосновывается это деление единством авторского замысла, проблематики и поэтики произведений. Впервые обращается внимание на то, что в своем собрании сочинений Владимир Максимов расположил повести в отдельном то-

Дарвин, М.Н. Циклизация в лирике. Исторические пути и художественные формы / М.Н. Дарвин // Автореф. дис....докт. филол. наук. - Екатеринбург, 1996.

ме не по хронологии, а по логике художественной мысли, тем самым подчеркнув их заданную циклическую связанность.

Предметом специального исследования впервые становится динамика аксиологического и поэтического аспектов произведений русского писателя 1960-х годов, которые рассматриваются в неразрывной связи с романистикой писателя 1970-1980-х годов.

Основные положения, выносимые на защиту:

1 Повести Владимира Максимова «Мы обживаем землю», «Жив человек», «Стань за черту» представляют собой триптих, а повести «Дорога» и «Баллада о Савве» — диптих, что обосновывается единством проблематики, наличием «сквозных» персонажей, мотивов, символов и сходством художественных средств в их совокупности. В целом названные пять произведений являются важным этапом творческой эволюции писателя, так как в них ставится и решается с помощью разнообразных поэтических средств (и по нарастающей) проблема ответственности человека не только за свою жизнь, но и за историческую судьбу своей Родины.

2 Тесно связанная с философской проблемой смысла человеческого бытия проблема судьбы России воплощается в повестях Владимира Максимова в следующих аспектах: необходимость познают окружающего мира и роли человека в нем («Мы обживаем землю»); важность познания самого себя и способность самопожертвования во имя ближнего («Жив человек»); умение противостоять жестоким обстоятельствам и служить доброму, вечному, а не злому и суетному («Дорога»); нужность возвращения к христианским заповедям милосердия, покаяния, всепрощения («Стань за черту»); стремление к духовному очищению, к «рождению в духе» как основному смыслу бытия («Баллада о Савве»).

3 В ранней прозе Владимир Максимов разрабатывает различные жанровые разновидности эпического произведения, которые затем станут романным, жанровым синтезом в его творчестве. «Мы обживаем землю» -романтическое повествование с трагическим финалом; «Жив человек» -лирическая исповедь с драматическим концом; «Дорога» - социальная повесть с элементами «производственной драмы»; «Стань за черту» - драматизированное повествование в классицистическом духе с соблюдением закона «трех единств» и трагической коллизией; «Баллада о Савве» -притчевое повествование с неожиданной лирической концовкой.

4 Поэтическое своеобразие ранней прозы Владимира Максимова заключается в доминировании следующих средств выразительности и изобразительности: использование евангельской символики (звезда, небо, земля, слепец, дорога, море); многофункциональность пейзажных зарисовок, выполняющих роль антитезы, обрамления и психологического параллелизма; психологическая характеристика образов с помощью снов и ви-

дений, употребление приемов самораскрытия героев, портретных зарисовок, «говорящих деталей» для выражения авторского сознания.

5 Применение особых пространственно-временных отношений, служащих важной формой выражения художественного мировидения, позволяет писателю наиболее полно претворить свой авторский замысел в эпическую форму. Во всех повестях Владимира Максимова доминирует повествовательный хронотоп, ориентированный на воссоздание связи событий исторических с внутриличностными, взятыми в их мифопоэтиче-ском контексте. Писатель широко использует архетипы: дом, лес, путь, блудный сын, а также антиномические характерные концепты: свет-тьма, жизнь-смерть, любовь-ненависть - для создания своей аксиологической системы.

6 Все названные аспекты философско-нравственных проблем, поставленных в ранних повестях Владимира Максимова, будут сфокусированы и представлены более широко в его романе «Семь дней творения», «предтекстами» которого являются все пять повестей в своей совокупности.

Методологической и теоретической базой диссертационного исследования являются труды известных литературоведов, историков и теоретиков литературы, таких, как В.В. Виноградов, Б.В. Томашевский, М.М. Бахтин, Ю.М. Лотман, Б.М. Корман, В.Е. Хализев, а также работы Н.Л. Лейдермана, В.В. Тюпы, И.В. Саморуковой, Б.М. Гаспарова, Г.Д. Га-чева, Е.М. Мелетинского, В.П. Руднева, В.Н. Топорова, О.М. Фрейденберг и других. Автор опирается на работы отечественных и зарубежных ученых, обращавшихся к прозе Владимира Максимова, среди которых В. Иверни, 3. Маурина, И. Рубин, П. Равич, В. Марамзин, Ж.-П. Морель, Ф. Эберштадт, Л. Аннинский, Л. Фоменко, И. Золотусский, А. Бочаров, И. Попова и другие.

Теоретическая значимость работы заключается в том, что она способствует более глубокому уяснению теоретических аспектов жанра повести, художественного единства циклических форм, а также в целом методологии реализма.

Практическое применение.

Результаты научного исследования могут быть использованы при чтении лекционных и специальных курсов, проведении семинарских занятий по истории русской литературы второй половины XX века.

Апробация диссертационного исследования.

Основные положения диссертации и отдельные проблемы исследования неоднократно обсуждались на заседаниях кафедры русской филологии Тамбовского государственного технического университета, а также были представлены на Юбилейной Международной научно-практической кон-

ференции «Лермонтовское наследие в самосознании XXI столетия» в 2004 году в городе Пенза, на II Всероссийской конференции «Текст: теория и методика в контексте вузовского образования» Тольяттинского государственного университета в 2004 году. Основные положения диссертации изложены в семи публикациях.

Структура и объем работы.

Работа состоит из введения, двух глав, заключения, примечаний и списка использованной литературы.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении представлен объект исследования - ранние повести Владимира Максимова 1960-х годов, обосновываются новизна и актуальность исследования, выдвигается гипотеза о философско-поэтических достоинствах избранных для изучения произведений, представляются методы исследования, описывается структура диссертации и ее теоретическое и практическое значение, формулируются положения, выносимые на защиту.

Глава первая «Проблемно-художественное своеобразие триптиха Владимира Максимова ("Мы обживаем землю", "Жив человек" и "Стань за черту")» состоит из нескольких частей, каждая из которых посвящена анализу отдельных сторон философско-поэтического содержания повестей в аспекте художественного единства циклической формы первого тома собрания сочинений писателя.

В первом параграфе «"Печоринствующий тип" в повести Владимира Максимова "Мы обживаем землю"» и способы его воплощения» изучается проблема разочарования жизнью, безверия, «смертного греха» уныния. Центральный герой повести Виктор Суханов уверился на жизненном опыте, что люди «ничтожны и мелки». Разочарованный в жизни и людях, герой ищет «высокие» цели, желая понять свое предназначение. Оказавшись свидетелем высокой трагедии, где, казалось бы, «мусор, а не человек» цыган Мора проявляет великодушие, Виктор осознает цену человеческой жизни, меняется и его видение человека.

В суровой тайге все персонажи сбрасывают «маски» и предстают в момент совершающейся трагедии «с обнаженной душой». «Печоринст-вующий» герой Владимира Максимова тоже меняется.

Становится очевидной эволюция главного героя: от осуждения людей он приходит к пониманию сложности жизни, от ненависти и презрения -к сочувствию и жалости, от слепоты — к прозрению христианской истины: «не судите...».

Онтологическая проблема, поставленная автором, разрешается: герой обретает смысл бытия, который заключается в «сосуществовании» с людьми. «Соцколлектив» в начале повести «превращается» в финале в христианское единение.

Раскрытием основной идеи - познание души человека - объясняется фабульное изложение событий: первоначальное наблюдение - поступок -истинное лицо человека. Слово «душа» является ключевым в повести: автор показывает, как через деяния других раскрываются «ростки доброго» в душе героя. Максимов прослеживает именно психологию поступка, поэтому, используя традиционную для классической литературы модель: помещение героя в ситуацию «на пороге» между жизнью и смертью, местом действия повестей становятся «кулички», Крайний Север. Повествование от первого лица дает возможность откровенного разговора главного героя с читателем, поэтому последний здесь - соучастник событий. Этим объясняется некоторая недосказанность: мы лишь догадываемся о том, что произошло.

Своеобразная жанровая форма повести обусловила ее построение. Произведение состоит из двенадцати номинированных глав, в трех из которых выделены имена участников произошедшей трагедии: Колпакова, с появлением которого разворачивается действие, виновницы измены -Христины, а также Моры, совершившего подвиг прощения поруганной любви - уход из жизни ради счастья возлюбленной. В названии повести усматривается библейский смысл: каждый вновь «обживает грешную землю», пройдя через очистительные страдания - к духовному перерождению. «Обживать землю» - это «сквозное» концептуальное понятие всех пяти повестей, символическая наполняемость которого усиливается от повести к повести.

Важную роль в арсенале поэтических средств повести «Мы обживаем землю» играют такие художественные приемы, как сны, видения, письма, которые создают эффект самораскрытия, обнажения глубин духа персонажей. Психологические пейзажные зарисовки, метафорические портреты, библейская символика способствуют созданию ярких образов героев. Описания природы наполнены символическим смыслом. Море, река, «океан тайги» несут концепты святости, величия и покоя. Пейзаж у Максимова всегда одушевлен: лесные ручейки «выбегают из травы и бросаются под ноги путнику», реки «загадывают человеку загадки»5.

Для понимания авторской концепции важна символика тишины («таежное безмолвие», «речная тишина»). Молчание природы вызывает в пер-

5 Максимов, В.Е. Собр. соч.: В 9 т. / В.Е. Максимов. - М.: Терра, 1991. - Т. 1. -

С. И.

сонажах ранних повестей Максимова чувство подавленности: «все видится жалким, малозначащим»6. Человек ощущает присутствие Всемогущего и испытывает страх перед неизвестным, ибо люди ведут «смертную гонку», стараясь переиграть Природу.

Концепт «дитя» пронизывает обе первые повести Владимира Максимова. Ребенок - это будущее. Носителем грядущего выступает Женщина. В повестях «Мы обживаем землю» и «Жив человек» героини беременны. Их мужчины гибнут, а женщина во имя продолжения рода сносит все страдания и выживает, рождая новую жизнь: «обживать землю» предстоит другим поколениям. Автору важна мысль о нескончаемости жизни, ее Вечности.

Другой аспект символа «детскости» - библейский. По мнению автора, все люди - дети Природы, Бога. Они грешат, «гневают» Всевышнего. Но им многое прощается, хотя жизнь и наказывает их. Так, Димка Шилов становится «как ребенок», когда, осознав свою вину перед Морой, пытается спасти его. Больной Димка лежит в позе ребенка: положение «дитя» в утробе матери. Он невольно погубил человека, но через раскаяние и осознание вины «очистился», поэтому герой уподобился ребенку, переродившись духовно.

При анализе поэтических средств выявляется еще один важный для максимовской поэтики концепт - «ракушечный панцирь», символизирующий закрытость души. «Панцирь» для героев Максимова является «спасительным», когда человек несет в себе огромную тяжесть греха, что «слов еще не придумано, чтобы ее высказать». Такими предстают в повестях Тихон, Сергей Царев, дядя Ваня. Автор доказывает, что «постылая ракушка отчуждения» «сбрасывается» только под воздействием доброты и милосердия. Герои постепенно начинают верить людям и ценить человеческое участие.

В разделе «Проблема "мятущейся души" и способы ее воплощения в повести Владимира Максимова "Жив человек"» отмечается, что автор, продолжая горьковскую традицию в изображении людей «дна», поднимает философско-этические вопросы человеческого бытия (добро и зло, любовь и ненависть, долг и предательство) и разрешает их вполне самобытно. Обращение художника к нравственным проблемам «своего поколения» в аспекте христианской аксиологии явилось безусловным новаторством в советской литературе 1960-х годов. Это особенно ярко прослеживается во второй повести «Жив человек» (1962), опубликованной в 1964 году в журнале «Октябрь».

6 Максимов, В.Е. Собр. соч.: В 9 т. / В.Е. Максимов. - М: Терра, 1991. - Т. 1. -

С. 34. 10

Написанная в лучших реалистических традициях, повесть поднимает проблему «мятущейся души». Мемуарная форма позволяет проследить путь совершенствования души главного героя: через испытания, страдания и ненависть - к осознанному добру и мудрости всепрощения. Идея повести заключается в важности осознания изначального добра в душе человека.

Максимов создает психологическую повесть, в основе которой -внутреннее состояние героя, «путь» его души. Задаче раскрытия психологии персонажа подчинен такой композиционный прием, характерный для художественной манеры письма Максимова, как использование нескольких планов изображения: мир, отражающий реальные события, мир снов, мир воспоминаний, мир мечты и фантазий.

В повести разрешается напряженный внутренний конфликт добра и зла в душе главного героя Сергея Царева, сопряженный с гибелью человека и связанный с пересмотром жизненных позиций, которые сформировались в сознании героя в результате драматических моментов его биографии на фоне эпохи в целом (сталинские репрессии, Великая Отечественная война). Автор, основываясь на христианском понимании добра и зла, раскрывает способность человека обнаруживать добро, отвергая «привитое» и «наносное» зло. Императив «жив человек» символизирует не только физическую жизнь героя, но и выражает христианский постулат о вечности человеческой души.

Параграф третий посвящен анализу проблемы «всепрощения» в повести Владимира Максимова «Стань за черту», решаемой писателем в русле философии христианства. Повесть «Стань за черту» — заключительная часть триптиха. Она соотносится с первыми двумя произведениями писателя не только по идейно-содержательным, но и формально-художественным признакам. Перед текстом повести «Стань за черту», как и в двух предшествующих произведениях, располагается эпиграф, тоже представляющий цитату, но не из произведений русской литературы, а из Библии. Если в повести «Мы обживаем землю» подчеркнут такой аспект проблемы, как преображение человека через познание окружающего мира, а в повести «Жив человек» - самосовершенствование через познание своей души, саморефлексию, то в повести «Стань за черту» возникает новый аспект: важность прощения всякого зла, то есть воспитание в душе высшей степени познания человека и жизни - «всепрощения».

Здесь писатель все настоятельнее обращается к православной христианской аксиологии. Ключом к идейно-эстетическому содержанию произведения становятся слова из Евангелия от Матфея: «Сколько раз прощать брату моему... до семи ли раз?..». Эпиграф звучит как напоминание о бо-

жест-венных заповедях и ассоциируется с библейскими вневременными истинами, среди которых покаяние и прощение, добро и любовь.

Для осознания идейного замысла автора необходимо уяснить функции символических мотивов. Самый главный из них - «море» - обозначен уже в начале повести. Этот мотив в произведении имеет множество смыслов: море - это «природная тишина», гармония, но это и гибель, слепая стихия, готовая поглотить отжившее, некрепкое, гнилое. «Ночное море» символизирует сон совести героя.

Символика света и тьмы вводится автором для раскрытия извечной борьбы в душе человека сил добра и зла. Добро олицетворяют свет, льющийся из окна Клавдии, и светлое море, величаво играющее волнами. Однако Михей сидит не «на свету», не в тихой уютной комнате с женой и детьми. Он возвращается в свой дом ночью, в дом, «висящий» над пропастью: море подтачивает берег, и дом может «сползти» в любой момент. Море оттеняет, контрастирует, дополняет душевные порывы и трагедию героя. Море как поглощающая и очистительная стихия «присутствует» в момент гибели и минуту похорон главного героя.

Лейтмотивом через повесть проходит песня «Я люблю тебя, жизнь». Ее поют Андрей, Прохор, а также рабочие на кладбище. Эта песня сталкивается в финале с праздничной мелодией колоколов. Две «философии бытия»: «жизнь плотью» и «жизнь духом» противопоставляются в этих двух мелодиях - и побеждающе звучит колокольный благовест. Библейское пророчество, говорящее о бренности человека («из земли вышел, в землю и отыдеши») сбывается: живущего только плотью и убившего себя Михея поглощает земля. Клавдия же. живущая «делами духа», в финале повести идет по просторной дороге к горизонту. Таким символическим движением вперед и ввысь автор удостоверяет силу духовности в человеке.

Обращаясь к конфликту «отцов и детей», прозаик ставит ее по-своему, рассуждая над вполне современными вопросами: как вина отцов-революционеров отражается на новых поколениях и что должны делать дети, чтобы не быть отягощенными «едва из колыбели ошибками отцов и поздним их умом». При рассмотрении семантики названия повести становится очевидным, что выражение «стань за черту», представляющее категорический императив, означает прежде всего побуждение стать за черту зла и отчуждения от своих детей и всех близких.

Если в повести «Мы обживаем землю» Виктор Суханов судит все человечество, окружающих его людей, а в повести «Жив человек» Сергей Царев вершит суд преимущественно над собой (под влиянием жертвенной людской доброты), то в повести «Стань за черту» главного героя резко осуждают его дети.

Проблема предательства переплетается в повести «Стань за черту» с проблемой «отцов и детей», так как предательство христианской России, по мысли писателя, и есть вина отцов перед детьми. Поэтому образ одинокой безымянной женщины у мертвого причала - это символический образ России, а «мертвый причал» - это «гиблая в своей основе душа, жившая всегда только обидой и страхом и потому неспособная существовать более

7

чем нынешним днем» .

Традиционный для русской литературы конфликт «отцов и детей» решается Владимиром Максимовым в значимом для историко-аксиологического процесса XX столетия аспекте как «вина» старшего поколения перед младшим, которая должна быть осознана и искуплена покаянием, что является необходимым условием возрождения России.

В последнем параграфе первой главы «Динамика жанрово-поэти-ческих средств в триптихе Владимира Максимова» отмечается весь важнейший для творческой концепции Владимира Максимова проблемный комплекс ранней прозы, которой воплощается при помощи особой системы средств художественной выразительности и изобразительности, таких, как сквозная мотивная символика, особый хронотоп, заключающийся в столкновении различных временных пластов и перемещений в пространстве, «олицетворенных» природных зарисовок. Прослеживается некоторая эволюция в развитии идейно-эстетической системы прозаика, раскрывающаяся от повести к повести. Одна из линий движения поэтики -усиление традиционных для русской литературы художественных средств (цитации, переклички сюжетов, аллюзии на тексты Библии и на произведения русских реалистов второй половины XIX века, обращение к фольк-лоризму) при обрисовке основных черт русского национального характера (Виктор Суханов, Сергей Царев, Михей Савельевич) - просматривается от первой повести «Мы обживаем землю» к повестям «Жив человек» и «Стань за черту».

Следующая ярко проявляющаяся линия динамики поэтической системы Владимира Максимова - это движение от лирической исповедальной прозы к драматической. Если в первых двух произведениях повествование ведется от лица главного героя (в повести «Мы обживаем землю» - Виктор Суханов, а в «Жив человек» - Сергей Царев), то в третьей появляется безличный рассказчик, который особым приемом «вторжение прямого авторского голоса» отделен от биографического автора - творца. В повести «Стань за черту» авторская задача усложняется тем, что автора интересует

Максимов, В.Е. Собр. соч : В 9 т. / В.Е. Максимов - М- Терра, 1991. - Т. 1. -

С. 243.

уже не саморефлексия отдельной личности, а система взаимоотношений человека с человеком и обществом.

Максимов не только решает психологические и нравственные задачи -через анализ характеров своих современников писатель раскрывает сущность тех исторических событий, свидетелями и участниками которых они были. Так, минувшая Великая Отечественная война, в понимании автора, -это не только наши беды и трудности, не только поражения и победы, но и великий нравственный подвиг народа, приобщиться к которому и измениться при этом внутренне было дано каждому. Мотив войны является сквозным во всех пяти повестях.

Обобщая все сказанное о первом повествовательном триптихе Владимира Максимова, можно констатировать, что повести «Мы обживаем землю», «Жив человек» и «Стань за черту» представляют собой некую циклическую целостность, определяющуюся единством проблематики (при доминировании проблемы самопознания личности) и поэтико-изобра-зительных средств. От первой повести «Мы обживаем землю» к последующим - «Жив человек» и «Стань за черту» наблюдается явная динамика в сторону усиления драматургичности повествования и усложнения под-текстовых ассоциаций, а также включения различных по выполняемым функциям снов. В повестях особый хронотоп, сталкивающий «закрытое» настоящее время и «открытое» историческое время.

Вторая глава диссертационного исследования «Философско-этический аспект проблемы взаимоотношений личности и общества в повествовательной дилогии Владимира Максимова ("Дорога" и "Баллада о Савве")» включает в себя четыре параграфа.

Первый параграф «Концепт "дорога" в повестях Владимира Максимова "Дорога" и "Баллада о Савве"» посвящен выявлению отличительных и сближающих черт двух произведений, входящих в цикл.

Повести «Дорога» и «Баллада о Савве» имеют очень существенное отличие от триптиха писателя: в них обнаруживается новый тип героя, решающего проблему смысла бытия в связи с общенародной судьбой, а не индивидуально.

Исследуя динамику художественной системы русского прозаика, прослеживаемую во всех его повестях, можно с уверенностью говорить о движении Владимира Максимова к крупным эпическим формам, к роману, так как и «Дорога», и «Баллада о Савве» - это уже больше чем повести.

Философское осмысление времени, глубокое проникновение в психологию современников, оценка сложных жизненных явлений во всей их совокупности, к чему так тяготеет в своих повестях В. Максимов, предполагает более глубокий разговор о бытии, который возможен только в жанре романа.

Владимир Максимов вводит в свои повести новый тип героя: от героя отщепенца, бродяги писатель приходит к изображению «типичного представителя» литературы социалистического реализма, но, показывая его положительные стороны, Владимир Максимов вступает в полемику с той линией русской литературы, которая демонстрировала построение светлого будущего народа путем жертвенного подвига миллионов коммунистов.

В этих произведениях, как и в последующих романах Владимира Максимова, чувствуется влияние идей Ф.М. Достоевского и Л.Н. Толстого. Не случайно обе повести имеют заголовки глубокого философского наполнения. Первоначальное название «Баллады о Савве» - «Шаги к горизонту» - тоже усиливало концепцию автора: идею о необходимости поиска человеком пути к «горизонту», к «небу», к Богу. Проблема преображения личности, ее второго, духовного (первое рождение всегда во плоти) рождения является сквозной для всех пяти повестей писателя.

Диптих отличается от первых повестей отсутствием в «дилогии» эпиграфов, сменой императивных заголовков на номинативные, с отсутствием категоричности. Повесть, имевшая название «Шаги к горизонту», в зарубежных изданиях приобрела более конкретное, сосредотачивающее внимание на судьбе центрального персонажа название «Баллада о Савве» или «Сага о Савве». Этот факт не говорит о смене жанра - автор лишь акцентирует внимание на героико-романтическом строе произведения с притче-выми ответвлениями (история Васены, Кирилла, Сашки).

Концепт «дорога» - символ смысла человеческого бытия, ради которого и идет человек по своей жизненной дороге, - возникает в повестях Максимова как определяющий сюжетообразуюший и аксиологический мотив.

Дорога - это не только смысл жизни, надежда на светлое будущее, но и просто «кормилица», как земля. Лишившись работы, люди испытывают страх за свою жизнь, неуверенность в завтрашнем дне. Грибанов, начальник строительства, осознает, что люди «убиты» тем, что у них отняли возможность трудиться «во имя» и «на благо». Самое страшное последствие остановки строительства дороги - это, по убеждению главного героя, рождение равнодушия в сердцах, потеря энтузиазма, желания преобразовывать жизнь в лучшую сторону.

Главный герой должен сойти с «трассы» на таежную тропинку, что имеет глубокий подтекстовый смысл: жизнь шла к концу, нужно ее осмыслить и подытожить. Герой в вынужденном бездействии «направлен» не только в глубь многовекового леса, но в глубь себя для осознания пути своей души, совершенствование которой и должно осознаться как единственная цель жизни.

Как и герои первых повестей Виктор Суханов, Сергей Царев, Михей Савельевич, главный персонаж повести «Дорога», усиленно сопротивляясь, все же приходит к необходимости пересмотра жизни, к покаянию. Но если у первых героев раскаяние происходит в области совершенного ими зла, то у Ивана Васильевича - это осознание неправильно избранной цели: инженер-строитель был честен на своем пути, но дорога его вела «в никуда».

На новой «тропе» Иван Васильевич вступает с «Божьим человеком» Кириллом в принципиальный спор, в «единоборство за души человеческие». Проигрывая поединок, герой так и не сумел воспользоваться шансом, который ему дала судьба: переосмыслить свой путь и «преобразиться».

Параграф второй посвящен рассмотрению проблемы праведничест-ва в повествовательной дилогии Владимира Максимова.

Неверие - это всегда, по Максимову, путь к самоистреблению, поэтому писатель все настойчивее разрабатывает тему веры. В повестях «Дорога» и «Баллада о Савве» праведники Кирилл и Васена являются общими персонажами. Писатель делает заключение, что в народе зреет тяга к христианской вере, но она еще неглубока. Стремление жить «по-Божьи» определяется желанием обрести душевный покой, преодолеть духовную хворь, выражающуюся в ожесточении, равнодушии, унынии.

Отличительной чертой повествовательной дилогии «Дорога», «Баллада о Савве» («Шаги к горизонту») является возросший критицизм автора по отношению к советскому обществу. Если в повести «Дорога» эта критика звучит из уст второстепенных персонажей, а главный герой Иван Васильевич Грибанов и «большевики» Алексей Царьков, Башкирцев, Каргин противостоят всякой критике своей искренней верой в идеалы партии, то в «Балладе о Савве» в полный голос звучит тема несвободы человека в собственной стране, ставшей для него «чужбиной».

Анализу этой проблемы посвящен третий параграф диссертации «Антиномия "родина-чужбина" в повестях Владимира Максимова "Дорога" и "Баллада о Савве". Тяжелая «громадина» черной баржи, как таран, наступающий на человека, - это символ тоталитарного режима, который превращает личность «в песчинку», обесценивая ее. Савва и Сашка, Васена и Кирилл, как и все остальные персонажи, постоянно чувствуют психологический синдром погони, слежки, преследования. «Тягостная тень» режима лежит на всем, заставляя человека бояться, «тлеть». Люди стали частью «тусклой реки, тяжелого, низкого неба», и все, что «жило, звучало, цвело вокруг», проходило сквозь них. Личность распадается и гибнет. Но доброта и Вера, как утверждает повествователь, спасет народ,

прошедший через жуткие страдания. Как свидетельство этому, в повестях показаны добрые отношения между бродягами, ворами, беспризорниками, которые вынуждены объединиться, чтобы выжить. Недостроенный театр, ставший пристанищем уголовников, красноречиво свидетельствует о гибели мечты пролетариата о равенстве и братстве. Руины говорят о поругании культуры прошлого, о деградации общества, для которого более важным стало строительство сотен лагерей и тюрем.

Не всем, как главному герою, удалось достичь «горизонта» и найти «стержень жизни». Трагическая история Сашки, сироты, искалеченного и убитого «чужбиной», убедительное свидетельство того, что выйти с «живой» душой из схватки с Системой могут только очень крепкие духом люди, такие, как Степан, Васена, Кирилл, Бекман. Сашка от рождения не имеет собственного имени, оно у него нарицательное, штамп из расхожего анекдота. Безымянность героя - знак людской бесприютности, богоостав-ленности. Злобный инспектор назвал его именем великого русского поэта, чтобы унизить, ибо взято имя Пушкин не из величавого ореола поклонения гению, а из пошлого расхожего анекдота: «Кто будет отвечать? -Пушкин!», «Кто твой отец? - Пушкин!». «Пушкин» в анекдоте - это безличная стертость, употребляемая по привычке в бытовых ситуациях со значением «никто» и воплотившая всю низость травестирования, всю пошлость сведения уникальности ко всеобщности.

Имя «Пушкин», применяемое в анекдотическом концепте, - это показатель духовной деградации нации. В близком к Владимиру Максимову смысле употребляется концепт имени поэта в травестированном фрейме и в романе Татьяны Толстой «Кысь»; «Пушкин-кукушкин» - называют его мутанты, потерявшие связь с прошлым, с великой культурой.

В образе Саввы соединены все аспекты философской проблемы смысла пути человеческого, судьбы России, которые разными гранями выявлялись автором в его пяти повестях. Герой повести «Мы обживаем землю» Виктор Суханов видит цель жизни в познании людей, которых он судит с позиции Добра. Сергей Царев в повести «Жив человек» изучает себя и судит себя, пытаясь найти в глубинах своего духа разрешение всех «проклятых» вопросов бытия. Центральный персонаж повести «Стань за черту» осужден за своеволие и ожесточенность духа своими детьми, вину которого они разделяют. Иван Васильевич Грибанов в повести «Дорога» лишается ложного смысла своей жизни, видя бесплодность идеалов, ради которых он прожил жизнь. Но лишь Савва Гуляев, познав себя и людей, а также себя среди людей, отвергает ложную идеологическую систему ценностей и находит через покаяние, сострадание и любовь к ближнему истину, которая ведет к гармонии мира.

В последней части второй главы - четвертом параграфе «Особенности пространственно-временных отношений в повестях Владимира

Максимова» подчеркивается, что хронотоп в повестях Владимира Максимова служит важнейшей формой выражения авторского сознания и определяет особенность эстетической системы писателя.

В повестях писателя доминирует повествовательный хронотоп, ориентированный на непосредственное описание реальных событий в связи с событиями внутриличностными в их мифопоэтическом аспекте (то есть с использованием архетипических моделей «путь», «дом», «лес», «блудный сын»). Все события изображаются как живой контакт с «незавершенной, становящейся действительностью» (М.М. Бахтин). Концепция времени у Владимира Максимова несет его оценку действительности. Время в повестях пульсирующее и цикличное, одновременно замыкающее круг бытия, повторяющееся.

Центральные персонажи произведений Владимира Максимова обладают, как правило, хронотопами, совпадающими с хронотопом автора-повествователя. Особенность времени и пространства, их соотнесенность проявляется для него в том, что «человек есть запись всемирной истории», а память — это хранитель всего земного времени, «отрывок» которого может быть «прочитан» рефлексирующей личностью в любой момент бытия. Основу повествовательного хронотопа у Владимира Максимова составляет восприятие времени и пространства «сгущенным» в критические моменты бытия и «разряженным» - во время счастливых минут.

С помощью сложных взаимосвязей художественного пространства и времени в повестях Владимира Максимова рождается эстетическая концепция мира, возникает объективизация реальности через психологию отдельной личности. В состав пространственно-временных форм у писателя входят: сюжет как цепь событий и поступков, система образов, пейзаж, портрет, вводные эпизоды, а также внетекстовая сфера произведения.

С одной стороны, пространство-время включается в сознание героев всех повестей В. Максимова как антиномия «родина-чужбина», неразделимая в своей основе, потому что на море и на суше, в тайге и в степи персонажи чувствуют себя не как дома, а как в клетке, в тюрьме. С другой стороны, персонажи ощущают всей своей сущностью, что между ними и другими людьми, даже самыми близкими, расстояние в тысячи километров, «мертвая зона людского отчуждения». Это пространство без любви, зона людской ненависти и равнодушия.

Максимовские герои испытывают на себе удушающую силу этого целенаправленного отчуждения, когда пространство вокруг, словно опоясанное загонными флажками, сужается «до размеров почти смертельной петли».

В самой сложной в композиционном отношении повести «Баллада о Савве» ко всем характерным чертам максимовского хронотопа присоединяется такая важная примета, как противопоставление закрытому биографическому времени и пространству открытого исторического времени. Это противопоставление отражено в архитектонике повести.

Жизнь личности в «Балладе о Савве» воспринимается в связи с определенной исторической обстановкой и мотивируется ею. В тексте возникает и повторяется метафорический образ Времени, эпохи революционной ломки евангельского стереотипа мышления на коммунистический в ее зрелой стадии, когда четко проявляются «плоды революции»: удесятеренное насилие над личностью и ее духовная деградация.

Савва продолжает то, чем закончил Грибанов: осознанием Благодати природы, привносящей гармонию в человеческую душу, поэтому действие в повести начинается с восприятия мира как «тишины».

Ценностное отношение главных героев к действительности в повестях Владимира Максимова различное. Именно Савва, по нашему убеждению, в своем мировоззрении выражает авторские взгляды. Это наиболее «автобиографический» герой Максимова, который будет и в дальнейшем творчестве прозаика неоднократно воплощаться (Вадим - в «Семи днях творения», Борис - в «Карантине», Влад - в «Прощании из ниоткуда», Лева Самсонов - в «Кочевании до смерти»), обнаруживая новые и новые грани своей личности. То обстоятельство, что Савва является «героем автора», доказывается ценностным отношением персонажа к различным событиям, которое совпадает с авторскими прямыми оценками.

В повестях Владимира Максимова преобразующая сила памяти очищает моменты земной жизни от случайного, незначительного, акцентирует внимание личности на высших судьбоносных смыслах бытия, в результате герои устанавливают истинное время - время преображения личности, ее устремления к Свету. Смыслом человеческого бытия, таким образом, признается наличие в нем моментов, причастных к вечности и освобожденных от власти мелкого, сиюминутного.

В заключении, которое построено на выводах каждой главы, подводятся общие итоги исследования.

Ранние повести Владимира Максимова по своим идейно-эстетическим параметрам и жанрово-стилевым особенностям явно разделяются на два циклических образования: триптих о «мятущейся душе» («Мы обживаем землю», «Жив человек», «Стань за черту»), и диптих о путях духовного преображения человека («Дорога», «Баллада о Савве»). Такая циклизация обосновывается единством авторского замысла, сходством проблематики и близостью способов ее художественного воплощения. В триптих входят повести, имеющие заголовки в виде императивных

предложений, перекликающиеся друг с другом эпиграфы, утверждающие идею борьбы доброго и злого начал в человеке и обнаруживающие своеобразную динамику нравственных идей (от мыслей М. Горького, Л.Н. Толстого к Евангелию).

В художественных текстах триптиха выявляются своеобразные знаки-указатели (перенесенные из одной повести в другую герои, ситуации, цитаты), которые позволяют судить о намеренной авторской интенции, заключающейся в подчеркивании цикличности, взаимосвязанности этих произведений, объединении их в некое целостное образование.

Диптих («Дорога» и «Баллада о Савве») характеризуется отсутствием эпиграфов и императивных заголовков. Оба заглавия повестей несут в себе семантику архетипа пути, поисков истинных целей бытия идущего по жизненной дороге человека. Эти повести отличаются доминирующей социальностью и критической направленностью по отношению к обществу «развитого социализма». Важной составляющей философско-этического содержания диптиха является символический подтекст, основанный на христианской аксиологии. «Дорога», по мысли Максимова, - это путь человека к Богу.

Проблема преображения личности решается во всех пяти повестях (в триптихе - во внутриличностном аспекте, а в диптихе - социально-философском) при явном воздействии идей Ф.М. Достоевского, что многократно подчеркивалось самим писателем в его интервью и публицистических произведениях.

Таким образом, повести Владимира Максимова 1960-х годов являют собой зрелые оригинальные произведения молодого автора, объединенные сквозной философской проблемой поиска высшего смысла человеческой жизни, воплощаемой целой системой поэтических средств. Они представляют собой идейно-эстетическое единство, обладающее признаками цикличности, и одновременно являются текстами-предтечами будущих романов писателя, так как содержат в концептуальном варианте все дальнейшие авторские эпические замыслы.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

1 Жукова, Т.Е. Булгаковская традиция в романе В. Максимова «Ковчег для незваных» / Т.Е. Жукова // IX Державинские чтения: Матер, науч. конф. - Тамбов: ТГУ им. Г.Р. Державина, 2004. - С. 36 - 37.

2 Жукова, Т.Е. Проблема «мятущейся души» в повести В. Максимова «Мы обживаем землю» / Т.Е. Жукова // IX Научная конференция ТГТУ: Пленар. докл. и кр. тез. - Тамбов, 2004. - С. 155 - 156.

3 Жукова, Т.Е. Проблематика романа В. Максимова «Ковчег для незваных» / Т.Е. Жукова // Труды ТГТУ: Сб. науч. ст. - Тамбов, 2004. -Вып. 16.-С. 125-128.

4 Жукова, Т.Е. Роман Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание» в художественном отражении Владимира Максимова / Т.Е. Жукова // Художественное слово в современном мире: Сб. науч. ст. / Под ред. И.М. Поповой; ТГТУ. - Тамбов, 2004. - Вып. 7. - С. 31 - 33.

5 Жукова, Т.Е. Проблема исцеления души в повести В. Максимова «Жив человек» / Т.Е. Жукова // Гуманитарные науки: проблемы и решения: Сб. науч. ст. - СПб., 2004. - Вып. 2. - С. 180 -184.

6 Жукова, Т.Е. «Герой нашего времени» в ранних повестях Владимира Максимова / Т.Е. Жукова // Лермонтовское наследие в самосознании XXI столетия: Сб. матер. Междунар. науч.-практ. конф. - Пенза, 2004. -С. 39-41.

7 Жукова, Т.Е. Личность и общество в повести Владимира Максимова «Дорога» / Т.Е. Жукова // Текст: теория и методика в контексте вузовского образования: Сб. ст. II Всеросс. науч. конф. - Тольятти: Тольят-тинский государственный университет, 2004. - С. 56 - 60.

Подписано к печати 15.10.2004 Гарнитура Times New Roman. Формат 60 х 84/16. Бумага офсетная Печать офсетная. Объем: 1,28 усл. печ. л.; 1,26 уч.-изд. л. Тираж 100 экз. С. 700

Издательско-полиграфический центр ТГТУ 392000, Тамбов, Советская, 106, к. 14

»19720

РНБ Русский фонд

2005-4 15625

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Жукова, Татьяна Евгеньевна

Введение.

Глава I. Проблемно-художественное своеобразие «триптиха» Владимира Максимова «Мы обживаем землю», «Жив человек», «Стань за черту».

§ 1. «Печоринствующий тип» в ранних повестях Владимира ^ Максимова (повесть «Мы обживаем землю») и способы его воплощения.

§ 2. Проблема «мятущейся души» в повести Владимира

Максимова «Жив человек».

§ 3. Проблема всепрощения в повести Владимира Максимова

Стань за черту».

§ 4. Конфликт «отцов и детей» в повести Владимира Максимова ф «Стань за черту».

§ 5. Динамика жанрово-поэтических средств в «триптихе»

Владимира Максимова.

Глава П. Философско-этический аспект проблемы взаимоотношений личности и общества в повествовательной дилогии Владимира Максимова («Дорога», «Баллада о

Савве»).

Щ § 1. Концепт «дорога» в повестях Владимира Максимова

Дорога» и «Баллада о Савве».

§ 2. Проблема праведничества в тоталитарном обществе в дилогии Владимира Максимова.

§ 3. Антиномия «родина-чужбина» в повестях Владимира Максимова «Дорога» и «Баллада о Савве».

§ 4. Особенности пространственно-временных отношений в ранних повестях Владимира Максимова.

Введение диссертации2004 год, автореферат по филологии, Жукова, Татьяна Евгеньевна

Творчество Владимира Максимова справедливо сравнивали с «форте», что в музыкальном словаре обозначает звучание в полную силу. Действительно, его повести, романы, драмы свидетельствуют о полной самоотдаче и необычайной силе самобытного голоса истинно русского писателя.

Произведения В. Максимова, которого традиционно относят к третьей волне эмиграции, написаны исключительно о России, о ее судьбе, об ответственности каждого человека за исторический путь Родины. Нельзя согласиться с И.Золотусским в том, что все лучшее было написано В. Максимовым до эмиграции, так как эволюция творчества художника была объективным и естественным процессом, связанным с развитием литературы в мировом сообществе в целом. Но то, что русский писатель на протяжении всей жизни оставался любящим сыном своей многострадальной земли, - это несомненно. «Он долго жил на Западе и научился ценить его культуру и способность к выживанию. Но он чувствовал и то, как опадают силы Запада, как, достигши удовлетворения, грубо говоря, животных нужд, тот уперся в это удовлетворение, как в потолок. Максимову казалось, что Запад в этом смысле безнадежен, а у России еще есть надежда» [1].

Первые повести В. Максимова содержат художественные идеи, которые в дальнейшем будут развиваться и обогащаться в его крупных эпических произведениях, таких как «Семь дней творения», «Ковчег для незваных», «Карантин», «Заглянуть в бездну», «Прощание из ниоткуда», «Кочевание до смерти». Все его творчество представляет неразрывную эстетическую целостность: идеи, образы, мотивы, символы перетекают из одной книги в другую, поворачиваясь все новыми гранями.

Лев Аннинский в рецензии на книгу «Мы обживаем землю» подчеркивал бунтарский дух прозы писателя: «Максимов - это жесткий, почти исступленный исследователь мятущейся души. Его герои сходятся на случайных перепутьях, тоскливо смотрят в глаза друг другу: «Эх, не вышло разговора!» Жажда разговора, того самого, «русского спора», где все до дна, - вот их главная жажда» [2].

Поиски истины и правды в действительности ярко и своеобразно отразились в творчестве В. Максимова. Постоянное осмысление фактов истории России повлияло на мировоззрение писателя, который в дальнейшем стал называть себя «христианским анархистом» [3] и способствовать своими произведениями претворению в жизнь мечты: возвращение народа к нравственным истокам, к Православию, некоему единоначалию души, духовному возрождению. Вместе с тем, художник осознавал, что вынужден находиться в постоянной оппозиции к власти: «Мне, наверное, будет неудобно при самой идеальной власти. Я подчиняться не умею!» [4].

Эволюция убеждений и взглядов Максимова не могла не повлиять на выбор художественного метода писателя: в его творчестве очевидно движение от реализма к синтетизму. Идея «синтетического искусства», принадлежащая Е.Замятину, понимается как творческий сплав реализма и символизма, уводящего литературу от бытописательства к художественной философии[5]. Тенденция к синтетизму, зародившаяся в 1910-е годы, определила в дальнейшем перспективу развития русской литературы первой половины XX века (М. Булгаков, А. Платонов, Л. Леонов), а затем -современной (В. Аксенов, В. Маканин, Ф. Искандер). Синтетическим характером отличается и оригинальная жанрово-стилистическая система В.Максимова, четко прослеживающаяся в его романистике и берущая свое начало в ранней прозе писателя.

Тем сложнее представляется задача рассмотрения творчества В. Максимова в контексте своего времени, литературной эпохи. О необходимости объективной оценки своего творчества неоднократно заявлял и сам писатель: «Я хотел бы услышать, что думают о моих книгах люди, которые их читают. Критики о своих книгах я не слышу почти никакой. Эпизодически кто-то где-то что-то скажет, но оценки тому, что я сделал за 40 лет работы в литературе, не слышно. Это часто оценки политические, общественные. Теперь у нас все больше политические даются оценки, а не эстетические. Повторяю, нынешняя критика зависит от политической оценки писателя. Отвечаю: я хотел бы видеть объективную оценку своего творчества» [4]. Вместе с Тем, писатель отмечал, что «надо знать контекст времени» [4, 9]. Представляется целесообразным рассматривать творчество писателя с двух позиций: «эстетической» и в «контексте времени». Исходя из этих оснований, попытка осмыслить творческое наследие В. Максимова -задача весьма непростая, ибо оно продолжает рассматриваться с общественно-политических позиций (например, статьи В. Коротича в «Огоньке», И. Золотусского в «Смене» [1, 54] и другие).

Творчество В.Е. Максимова, и особенно ранний его период, неотделимо от традиций русской классической литературы. В своих интервью и выступлениях писатель называл имена художников слова, которые так или иначе оказали воздействие на формирование его взглядов, жизненной позиции, мировоззрения, художественного метода и стиля. К их числу прозаик относил JI.H. Толстого, Ф.М. Достоевского, A.M. Горького, М.А. Булгакова, а из современников - А.И. Солженицына, В.И. Белова, Ф.А. Искандера. При пристальном изучении наследия В.Е. Максимова можно выявить как генетические, так и типологические связи его произведений с творчеством перечисленных писателей, а также с произведениями A.C. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, С.А. Есенина, И.А. Бродского (кстати, у Максимова были не только диалоги с Бродским по «Континенту», но их объединяла глубокая духовная связь, что отражено в воспоминаниях вдовы писателя и в публицистике [6; 7].

Контекст времени» для Максимова всегда был мощным фактором, воздействующим на становление его как писателя. «Мы родились в эпоху бесправия и расправ [1930-е годы], и, может быть, потому ничего так не желали в своей жизни, как остановить это насилие. Нам казалось, что литература тоже может помочь этому», - так объясняет «приход» В. Максимова в литературу Игорь Золотусский [1, 48]. Творчество Максимова -это источник документальных свидетельств об эпохе.

Максимов не был королем только литературного королевства, как Набоков, и, наверное, менее всего был им, - но одну заповедь классики он усвоил твердо: не писать мимо себя. Кто хочет узнать его биографию, по крайней мере, ее начало, может прочесть «Прощание из ниоткуда» - там все о Максимове первых витков его судьбы» [1, 49]. Всегда важно знать, с каким багажом знания жизни входит человек в литературу, что сформировало его мировоззрение. Для раннего Максимова - это прежде всего скитания по огромной стране от края до края. «Известно, что его отец (железнодорожный рабочий) был арестован как троцкист. Сам Максимов сидел в тюрьме, в психушке, в колонии. Потом. грянуло время скитаний, побегов, время улицы, подножек товарных вагонов и шпал, по которым все дальше и дальше относило от детства. Максимов бежал из колонии и из детского дома» [1,49]. Он принадлежал к числу сыновей врагов народа, «затравленных зверушек», как напишет он потом о себе.

И. Золотусский точно определяет, насколько социальная среда и обстоятельства жизни повлияли на формирование Максимова-человека и Максимова-писателя: «Человек, прошедший такую школу, навсегда отделен от мягкого, детского. Если оно и живет в нем, то очень глубоко, очень потаенно и только в условиях полной безопасности выходит наружу. Такой человек уже никогда не сделается кроткой овечкой, он, скорей, готовый к упреждающему прыжку на противника волк. К нему с силой лучше не подходить - получишь в ответ ее же» [1,49].

Время хрущевской «оттепели»: разоблачение культа Сталина («оттепель» получила свое определение по одноименной повести И.

Эренбурга), процесс освобождения от догм, всевозможных диктатов, запретов, возвращения классики и вместе с тем гонение на интеллигенцию: «лед, который начинал уже отмерзать, вновь превратился в лед» [6, 128], -это время предопределило многое в творчестве В. Максимова.

Максимов твердо вошел в литературу в 1960-е годы. В 1956 году он имел первый литературный опыт - сборник стихов и поэм «Поколение на часах», который вышел в Черкесске (символично название сборника - заявка автора на активную позицию своего поколения). Этот опыт оказался не совсем удачным: «художественно невыразительный — в силу поверхностной публицистичности и штампованности поэтической речи» [6, 129], - так оценила сборник современная автору критика.

И. Золотусский писал: «Как и многие из нас, Максимов начинал в газетах. Он печатал в них статьи и очерки, и даже стихи. Одно из таких стихотворений, где в положительном смысле упоминалось имя Сталина, было извлечено из подшивки перестроечным «Огоньком» и представлено читателю вместе с портретом молодого Максимова. Это был превентивный удар по тем, кто, по возвращении на родину, захотел бы предъявить права на свою чистую биографию. Оставшиеся в СССР и подличавшие в свое время интеллигенты боялись таких людей, как Максимов, и им нужно было, чтобы обелить себя, если не замарать, то хотя бы отчасти запачкать их. Так и поступил редактор «Огонька» В. Коротич, писавший антиамериканские романы, а потом сделавшийся заклятым западником. Он-то перешел в новую веру из корысти, а Максимов, которому во время написания злосчастного стихотворения едва ли было 20 лет, никакой выгоды из почтения Сталину не извлек. Это столкновение главного редактора «Континента» с отцами новой русской демократии было неизбежно: ни он для них, ни они для него не были своими» [1,48].

Владимир Максимов всегда был писателем «максимы». Можно присоединиться к мнению тех ученых, которые связывают выбор псевдонима писателя не только с именем Максима Горького, с легендарным, разящим врага пулеметом «максим» и с его любимой в детстве трилогией о Максимке, а прежде всего с его максимализмом, со стремлением все сделать для того, чтобы видеть Россию духовно возрожденной.

Писатель вошел в литературу на волне «шестидесятников» (Б. Окуджава, В. Аксенов, А. Гладилин и др.), однако «звездные мальчики» их прозы не привлекали писателя. Максимов обнаруживал в себе способность глубокого исследователя человеческой души, «вневременного» видения проблем современности. И был прав: «молодежная проза» (проза «Юности») оказалась «мимолетным явлением», не сумевшим заложить прочную литературную традицию. «Оттепельная» проза середины 1950-х годов (И. Эренбург, В. Дудинцев, П. Нилин и др.) была мало приемлема для молодого писателя своей назидательной идеей о необходимости общественных перемен, «очеловечевания» социалистических постулатов, сиюминутной злободневностью тематики. В. Максимова интересовали глубинные процессы эпохи, хотя, безусловно, вся литература 1960-х годов («деревенская» проза, военная «проза лейтенантов») не пройдет мимо его творческого обозрения. Спустя двадцать лет, в 1980-е годы, художник так объяснит свое самоопределение: «В литературной среде своего поколения я с самого начала оказался изгоем, пасынком. Меня мало волновали вопросы , занимавшие в те времена моих товарищей по перу. Мне хотелось сразу же «во всем дойти до самой сути», нащупать истоки процесса, раздирающего общество, выявить для себя историческую концепцию» [8, 7]. Это самоопределение В. Максимова выразится прежде всего в его «религиозном поиске».

Творчество В. Максимова, по нашему убеждению, можно условно разделить на три периода. Ранний период датируем 1961-1967 годами. В это время писатель создает ряд повестей: «Мы обживаем землю» (1961), «Жив человек» (1962), «Баллада о Савве» (1963), «Дорога» (1966), «Стань за черту»

1967),, а также рассказы: «Дуся и нас пятеро», «Искушение» (1963). В этот период происходит становление и признание художественного таланта Максимова. Он развивает самую важную для этого периода тему: познание человеком себя и окружающего мира.

Критика восторженно встречает его повести: «Проза Максимова — очень самобытная, сильная проза.» (С. Мокашин), «Его вещи несколько грубы и суровы, как сурова и груба жизненная правда, это самобытная проза.» (В. Шкловский), «Максимов выделяется зрелостью, силой и. определенностью таланта. Он из тех молодых писателей, чья принадлежность литературе (профессиональная и душевная) вне всякого сомненья.» (А. Борщаговский) [3, 81].

Максимов прочно занял свое особое место в литературе тех лет. Он сотрудничает в журнале «Октябрь», получает доброжелательные отклики даже со стороны партийных функционеров (Л. Ильичев, пленум ЦК КПСС, ноябрь 1963). О его повестях и рассказах пишут статьи, заметки, рецензии критики и литературоведы Е. Осетров, Ф. Светов, Л. Фоменко, Ф. Леван,

A. Берзер, В. Бушин, И. Борисова, С. Смоляницкий, В. Литвинов, Л. Тодоров, И. Вишневская, Ю. Дмитриев, Л. Аннинский, Н. Гордеева, В. Дудинцев, И. Золотусский, В. Петелин, А. Бочаров, С. Еремина, А. Ланщиков, А. Нилов,

B. Синенко и многие другие [9].

Этот период, условно называемый нами «ранняя проза», включает в себя следующие произведения: сборник стихов и переводов «Поколение на часах» (Черкесск, 1956); повесть «Мы обживаем землю» (сборник «Тарусские страницы», Калуга, 1961); повесть «Жив человек» (1962; «Октябрь», 1964); повесть «Баллада о Савве» (1963; «Октябрь», 1964); рассказ «Дуся и нас пятеро» (1963; «Октябрь», 1964); рассказ «Искушение» (1963; «Октябрь», 1964); пьеса «Позывные твоих параллелей» («Октябрь, 1964); повесть «Дорога» («Октябрь», 1966); повесть «Стань за черту» («Октябрь», 1967).

С 1960-х годов в советской прозе активно развиваются малые жанры -рассказ и повесть. Выбор «малого» жанра прозы, требуя пристального внимания к деталям, позволял Максимову живо отзываться на проблемы современности, примечая в них вечное, «вневременное». Уже здесь были обозначены те темы и идеи, которые в будущем потребуют от писателя серьезного осмысления в более крупном эпическом жанре — романе. Художник создает новый в советской прозе тех лет тип героя, в котором социальный статус, среда и образ жизни деформировали душу, и Максимову - психологу, исследователю «больной» души, важно показать, как происходит обратный процесс: возвращение человека «к себе», к своему предназначению, к истинным нравственным ценностям. В повестях «Баллада о Савве», «Дорога», «Стань за черту» едва ли не впервые в советской прозе 1960-х годов зазвучали христианские мотивы.

Литературовед и критик А. Бочаров справедливо отмечал, что уже ранние рассказы и повести В. Максимова утверждали общечеловеческие нравственные нормы жизни [10], писались не с позиций сиюминутного, а вечного, вневременного.

Второй период творчества писателя можно обозначить с 1968 по 1976 годы. В то время как литература конца «оттепели» и начала 1970-х г.г. уходит от злободневных проблем, менялся тип героя и художественное восприятие советской действительности Максимовым. Писатель философски осмысливает судьбу русских семей, историю страны, аксиологию современности, которую не в силах изменить. Будучи членом СП СССР, Максимов занимает активную гражданскую позицию в защите осужденных за антисоветскую деятельность писателей Гинзбурга, Галанскова, Добровольского. В этот период писателем создаются романы: «Семь дней творения» (1971), «Карантин» (1973), «Прощание из ниоткуда» (1974), «Ковчег для незваных» (1976). «Переход» Максимова к романистике был закономерен и «подготовлен» предыдущим его творчеством. Роман «Семь дней творения» справедливо рассматривается критикой как программное произведение писателя, «поворотное» в его творчестве (это отмечал и сам автор, желая рассказать о том тупике, к которому пришло общество в 70-х г.г.) - это первый роман, опубликованный В. Максимовым на Западе. Романы этого периода творчества писателя - итоги глубокого, философского переосмысления советской действительности с точки зрения плодов, которые принесла революция 1917 года. Писатель становится на позиции православно-христианского пути развития общества и государства: через покаяние, очищение к возрождению соборной души народа.

Период эмиграции и адаптации к новым общественным условиям был очень непростым для Максимова. Работа в качестве главного редактора «Континента» привнесла корректировки и даже, можно сказать, существенные изменения взглядов на проблему западной демократии. Писатель остался патриотом и испытывал прежнюю боль за «перестроечную» Россию, о чем говорит его публицистика, телевизионные и газетные интервью. В этот, третий период творчества В. Максимов вновь, как и в романе «Ковчег для незваных», обращается к исторической тематике, к реальным фактам автобиографии в романах «Заглянуть в бездну» (1986) и «Кочевание до смерти» (1995). В 80-90-е г.г. писатель не забывает и малые жанры: пишет повести «Сага о носорогах» (1981), «Как в саду при долине» (1993), а также ряд пьес «Кто боится Рэя Брэдбери?» (1988), «Берлин на исходе ночи» (1991), «Там, вдали за рекой.»(1991), «Где тебя ждут, ангел?» (1993), «Борек - станция пограничная» (1995). В 90-е годы обращение писателя к публицистике становится постоянным и подавляющим в творчестве. Голос Максимова этого периода - это голос совести, голос «голой» правды. Вышедшая уже в «новой» России книга публицистики «Самоистребление» (1995) свидетельствует о бескомпромиссности и решительности писателя, ставшего к этому времени всемирно известным лауреатом трех литературных премий [6,115].

Таким образом, творческое наследие Владимира Максимова условно соотносится с тремя периодами, связанными непосредственно как с «контекстом времени» (скитания «по Руси» 1950-х г.г., «оттепель» 1960-х г.г., «застой» 1970-1980-х г.г., эмиграция, «перестройка» конца 1980-1990-х г.г. и время «постперестроечной демократии» начала 1990-1995 г.г.) и его честной гражданской, человеческой и писательской позицией, так и с эволюцией взглядов писателя, с изменением его творческих задач, убеждений, с его твердой мировоззренческой религиозно-философской основой. Кроме того, как уже говорилось выше, В. Максимов, как истинный художник слова, вобрал в себя все лучшее, что было создано русской классической литературой, и продолжил в своем творчестве следование реалистическим традициям, под влиянием которых и формировался художественный метод писателя, который он называл «мистическим реализмом». В своей статье «Мистика социализма», опубликованной в журнале «Континент» (1982), Владимир Максимов обосновывает это понятие как следование реализму Ф.М. Достоевского: «Можно без преувеличения сказать, что Достоевский сформировал психологию и мировоззрение, в частности, моего поколения. Через него и с его помощью каждый из нас, его поклонников и последователей, вдруг открыл для себя в плоскостном, трехмерном, сугубо социальном и пропагандно упрощенном мире совсем иное - четвертое измерение, в котором наше «я» обрело новые ценности и другие точки нравственного отсчета. Мы как бы приподнялись над собственным бытием, с предельной ясностью убеждаясь, что вопреки, казалось бы, «железной» логике литературы критического реализма, мало изменить социальные обстоятельства в обществе, чтобы изменить человека к лучшему. Мы поняли, что человек должен прежде всего менять себя и окружающий его нравственный климат в обществе и любые социальные реформы могут быть только следствием такого внутреннего преображения» [8,27].

В ранних произведениях В. Максимова обозначены традиционные, «классические» для русской литературы проблемы: проблема «маленького человека», поиска правды и смысла жизни, богоискательство и праве дничество, проблема «мятущейся» души, а также проблема христианского единения людей, проблема особого отношения человека к природе, народа и власти, личности и общества.

Самобытность художника проявилась в стиле, который отличается глубоким психологизмом, введением в ткань повествования реминисценций, аллюзий (сны, видения, воспоминания, исторические документы, географические справки, библейские сюжеты, притчи, письма, фольклорные элементы), использованием композиции со смещением планов действия в различных хронотопах, фабульной «недосказанностью» (о том, что произошло, читатель лишь догадывается), пристальным вниманием к деталям. Язык произведений Максимова отличается наличием просторечных и диалектных высказываний, а также использованием образов-символов (вода, лодка, ковчег). Мастерство Максимова раскрывается также в описаниях природы, портретных зарисовках. Обращение писателя к христианской тематике было своеобразным новаторством в советской литературе 1960-х годов. Утверждение истинных общечеловеческих ценностей, основанных на православных христианских традициях, создание ярких образов, воплотивших все лучшее в русском национальном характере, - доказательство большого таланта и мастерства Владимира Максимова.

Несмотря на кажущееся изобилие критических отзывов, именно первый период творчества писателя настоятельно требует научного осмысления с позиций современной науки. Все отклики на первые повести и рассказы Владимира Максимова появлялись «по горячим следам» и относились к 1962-1971 годам, затем проза художника перестала находить своего исследователя в России по политическим причинам. Зарубежная же критика и литературоведение интересовались почти исключительно романами писателя, упоминая о ранней прозе как о советском, лишь подготовительном к настоящему творчеству, периоде. Например, Виолетта Иверни, посвятившая обстоятельную статью романистике В. Максимова, упоминает о его повестях с точки зрения развития в них главной идеи романа «Семь дней творения» [11]. Исследователь подчеркнула, что Максимов в своих творениях «испытывает почти болезненное стремление» через посредничество своих первых героев Виктора Суханова («Мы обживаем землю»), Сергея Царева («Жив человек»), Ивана Васильевича Грибанова («Дорога»), Михея («Стань за черту»), Савву («Сага о Савве») «пробиться к зернышку, из которого произрастает этот таинственный плод - дитя человеческое. В чем его предназначение? Какой незримый долг лежит на нем, какую миссию послано оно исполнять сюда, на эту грязную, воющую, дивную землю?» [11, 35].

В последнее десятилетие творчество Владимира Максимова активно изучалось, но все диссертационные исследования также посвящены романам писателя. Это работы А.Р. Дзиова «Проза Владимира Максимова» [12]; J1.A. Шаховой «Функции интертекста в романистике Владимира Максимова (на примере романа «Ковчег для незваных») [13]; A.B. Баклыкова "Жанровое своеобразие романа Владимира Максимова «Кочевание до смерти» [14]; H.H. Савушкиной «Роман Владимира Максимова «Прощание из ниоткуда». Типология жанра» [15]; Чу Юань «Жанровое своеобразие романа Владимира Максимова «Заглянуть в бездну» [16]; М.М. Глазковой «Роман Владимира Максимова «Семь дней творения»: проблематика, система образов, поэтика» [8]. Однако ранняя проза писателя не подвергалась монографическому исследованию, а между тем, целостное и объективное изучение ранних повестей писателя давно назрело.

Актуальность исследования обусловлена потребностью обстоятельного и обобщающего анализа раннего творчества Владимира Максимова выявить значимость ранних повестей для дальнейшего развития прозы художника в более крупных эпических формах, в его романистике. Многоаспектное изучение повестей «Мы обживаем землю», «Жив человек», «Дорога», «Стань за черту» и «Баллада о Савве» позволяет получить более глубокое представление о логике развития творчества Владимира Максимова и русской литературы 1960-х годов в целом, что, в свою очередь, связано с одним из приоритетных направлений современного литературоведения — исследованием литературного процесса XX столетия.

Объектом исследования являются повести Владимира Максимова 1960-х годов: «Мы обживаем землю», «Жив человек», «Дорога», «Стань за черту», «Баллада о Савве».

Предметом изучения становится идейно-философская и поэтическая структура ранней прозы Владимира Максимова.

Цели исследования:

- определить значимость ранних повестей Владимира Максимова для всего творчества писателя и советской литературы 1960-х годов;

- осмыслить идейно-тематические и нравственно-философские устремления писателя, воплощенные в образную систему его повестей;

- проанализировать поэтические особенности пяти повестей Владимира Максимова;

- выявить жанрообразующие элементы ранней прозы Владимира Максимова, которые в дальнейшем послужили основой романистики писателя.

Задачи, стоящие перед автором диссертации, связаны с указанными выше целями исследования:

- изучить мотивную структуру повестей Владимира Максимова «Мы обживаем землю», «Жив человек», «Дорога», «Стань за черту», «Баллада о Савве» в аспекте ее философско-художественного содержания;

- проанализировать символику повестей, систему образов, выявить роль пейзажа и портретных зарисовок, функциональность художественных приемов, особенности выражения авторского сознания и строения ранних произведений Владимира Максимова;

- выявить динамику идейно-эстетических взглядов писателя от первой по хронологии повести «Мы обживаем землю» (1961) до последней - «Стань за черту» (1967);

- определить связь ранней прозы Владимира Максимова с крупными эпическими произведениями художника и, в частности, одним из его лучших романов «Семь дней творения».

Методы исследования совмещают биографический, историко-функциональный, сравнительно-типологический, герменевтический и нарратологический подходы к изучению художественных произведений.

В основу диссертационного исследования положена рабочая гипотеза: в ранних повестях Владимира Максимова «Мы обживаем землю», «Жив человек», «Дорога», «Стань за черту» и «Баллада о Савве» художественно воплощены, основанные на глубоко личном биографическом опыте философско-этические представления о русском национальном характере, обусловившие, по мысли автора, историческую судьбу России. Различные аспекты нравственной проблематики повестей вылились и углубились в более сложной жанровой эпической форме - в романе «Семь дней творения», а в дальнейшем в еще более сгущенной форме в романах 1970-1980-х годов.

Научная новизна диссертации состоит в том, что в ней проводится целостный анализ ранней прозы Владимира Максимова как идейно-эстетического единства. Диссертация, обобщая уже сказанное советской критикой и литературоведением 1960-х годов, а также зарубежной критикой, представляет анализ проблемно-тематической и стилистической основы повестей Владимира Максимова «Мы обживаем землю», «Жив человек», «Дорога», «Стань за черту» и «Баллада о Савве», разделяя их на циклы и обосновывая это деление единством авторского замысла, проблематики и поэтики произведений. Впервые обращается внимание на то, что в собрании сочинений Владимир Максимов расположил повести в отдельном томе не по хронологии, а по логике художественной мысли, тем самым подчеркнув их циклическую связанность.

Предметом специального монографического исследования также впервые становится динамика аксиологического и поэтического аспектов произведений выдающегося русского писателя 1960-х годов, которые рассматриваются в неразрывной связи с романистикой писателя 1970-1980-х годов.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Повести Владимира Максимова «Мы обживаем землю» (1961), «Жив человек» (1962) и «Стань за черту» (1967) представляют собой триптих, а «Дорога» (1966) и «Баллада о Савве» (1963) - диптих, что обосновывается единством проблематики и сходством художественных средств в их совокупности. В целом пять произведений являются важным этапом творческой эволюции писателя, так как в них ставится и решается с помощью разнообразных поэтических средств и по нарастающей проблема ответственности человека не только за свою жизнь, но и за историческую судьбу своей родины.

2. Тесно связанная с философской проблемой смысла человеческого бытия, проблема судьбы России воплощается в повестях Владимира Максимова в следующих аспектах: необходимость познания окружающего мира и роли человека в нем («Мы обживаем землю»); важность познания самого себя и способность самопожертвования во имя ближнего («Жив человек»); умение противостоять жестоким обстоятельствам и служить доброму, вечному, а не суетному, злому («Дорога»); нужность возвращения к христианским заповедям милосердия, покаяния, всепрощения («Стань за черту»); стремление к духовному очищению и самосовершенствованию, к рождению в духе как основной смысл бытия («Баллада о Савве»).

3. Все названные аспекты нравственных проблем, поставленных в ранних повестях Владимира Максимова, будут сфокусированы и представлены более широко в его романе «Семь дней творения», «предтекстами» которого являются все пять повестей в своей совокупности.

4. В ранней прозе Владимир Максимов разрабатывает различные жанровые разновидности эпического произведения, которые затем станут романным, то есть жанровым синтезом у писателя. «Мы обживаем землю» - романтическое повествование с трагическим финалом; «Жив человек» - лирическая исповедь с драматическим концом; «Дорога» - социальная повесть с элементами «производственной драмы»; «Стань за черту» - драматизированное повествование в классицистическом духе с соблюдением закона «трех единств» и трагической коллизией; «Баллада о Савве» -притчевое повествование с неожиданной лирической концовкой.

5. Поэтическое своеобразие ранней прозы Владимира Максимова заключается в доминировании следующих средств выразительности и изобразительности: использование евангельской символики (звезда, небо, земля, слепец, дорога, море); многофункциональность пейзажных зарисовок, выполняющих роль антитезы, обрамления, психологического параллелизма; средств характеристики образов с помощью снов и видений, приемов самораскрытия, портрета, «говорящей детали».

6. Применение особых пространственно-временных отношений, служащих важной формой выражения авторского сознания, позволяет писателю наиболее полно претворить свой авторский замысел в художественную форму. Во всех повестях Владимира Максимова доминирует повествовательный хронотоп, ориентированный на воссоздание связи событий исторических с внутриличностными, взятыми в их мифопоэтическом контексте с использованием архетипов: дом, лес, путь, блудный сын, а также антиномических концептов: свет-тьма, жизнь-смерть, любовь-ненависть.

Методологической и теоретической базой диссертационного исследования являются труды известных литературоведов, историков и теоретиков литературы, таких как В. Виноградов, Б. Томашевский, М. Бахтин, Ю. Лотман, Б. Корман, В. Хализев, а также Н. Лейдерман, В. Тюпа, И. Саморукова и другие. Автор опирается на работы отечественных и зарубежных ученых, обращавшихся к прозе Владимира Максимова, таких как В. Иверни, 3. Маурина, И. Рубин, П. Равич, В. Марамзин, Ж. Морель, Ф. Эберштадт, Л. Аннинский, Л. Фоменко, И. Золотусский, А. Бочаров, И. Попова и других.

Теоретическая значимость работы заключается в том, что диссертация способствует более глубокому уяснению теоретических сторон жанра повести, а также в целом методологии реализма.

Практическое применение.

Результаты научного исследования могут быть использованы при чтении лекционных и специальных курсов, проведении семинарских занятий по истории русской советской литературы второй половины XX века.

Апробация диссертационного исследования.

Основные положения диссертации и отдельные проблемы исследования многократно обсуждались на заседаниях кафедры русской филологии Тамбовского государственного технического университета, а также были представлены на Юбилейной Международной научно-практической конференции «Лермонтовское наследие в самосознании XXI столетия» в 2004 году в городе Пенза, на Второй Всероссийской конференции «Текст: теория и методика в контексте вузовского образования» Тольяттинского государственного университета в 2004 году. Основные положения диссертации изложены в семи публикациях.

Структура и объем работы.

Работа состоит из введения, двух глав, заключения, примечаний и списка использованной литературы.

Введение включает в себя обоснование темы, актуальности и новизны исследования, обзор критической литературы и определяет методологию исследования, его цели и задачи.

Первая глава «Проблемно-художественное своеобразие триптиха Владимира Максимова («Мы обживаем землю», «Жив человек», «Стань за черту») посвящена анализу проблемы «мятущейся души» в повести «Жив человек», проблемы преображения «печоринствующего типа» в повести «Мы обживаем землю», а также проблемы всепрощения и конфликта поколений в повести «Стань за черту». В первой главе рассматриваются также жанрово-поэтические средства, с помощью которых происходит воплощение нравственно-философской тематики в прозе Владимира Максимова 1960-х годов.

Во второй главе «Философско-этический аспект проблемы взаимоотношений личности и общества в повествовательной дилогии Владимира Максимова («Дорога», «Баллада о Савве»)» исследуются вопросы авторской художественной концепции: проблемы праведничества, антиномии «родина-чужбина», мотива дороги жизни - и способы их воплощения в повестях писателя.

В заключении диссертации делаются выводы, вытекающие из анализа художественного текста повестей Владимира Максимова 1960-х годов.

Основное содержание работы изложено на 179 страницах. Список использованной литературы включает 253 наименования.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Поэтико-философский аспект повестей Владимира Максимова 1960-х годов"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В результате предпринятого исследования можно сделать следующие выводы.

Ранние повести Владимира Максимова по своим идейно-эстетическим параметрам и жанрово-стилевым особенностям явно разделяются на два циклических образования: «триптих» о «мятущейся душе» - «Мы обживаем землю», «Жив человек» и «Стань за черту», и диптих о поисках истинного смысла бытия, о путях духовного преображения человека («Дорога», «Баллада о Савве»).

Такая циклизация обосновывается явным сходством авторского замысла, наличием единой проблематики и близостью способов ее художественного воплощения. В триптих входят повести, имеющие заголовки в виде императивных предложений (утверждающих или требующих). Повести «Мы обживаем землю», «Жив человек» и «Стань за черту» имеют перекликающиеся друг с другом эпиграфы, углубляющие тему борьбы доброго и злого начал в человеческой душе и подчеркивающие ее различные аспекты. Обнаруживается своеобразная динамика нравственных идей, заключенных в цитатные эпиграфы к этим повестям (от мыслей М. Горького, Л.Н. Толстого к Евангелию).

В художественном тексте трех повестей выявлены своеобразные знаки-указатели (перенесенные из одной повести в другую цитаты), которые позволяют судить о намеренной авторской интенции, заключающейся в подчеркивании цикличности, взаимосвязанности этих произведений, объединении их в некое целостное образование. Повести объединены общими персонажами и сюжетно сходными ситуациями.

В центре «триптиха» В. Максимова единая проблема духовного перерождения человека, которая воплощается в различных разновидностях повествовательного жанра. «Мы обживаем землю» - романтическое повествование с трагическим концом, «Жив человек» - это лирическая исповедь с драматическим финалом, а «Стань за черту» - драматизированное повествование с трагической коллизией, на основе классицистических канонов (единства времени, места и действия).

Доминирующими художественными средствами в трех указанных повестях Владимира Максимова выступают сквозные образы-символы, противопоставленные друг другу: лес-море, солнце-тьма, небо-земля, дом-пустыня, которые образуют мотивную систему произведений, а также особый вид повествовательного хронотопа, специфику которого составляет чередование двух временных пластов - настоящего и прошлого.

Философско-нравственный аспект представляется в текстах повестей в противоположности двух состояний сознания героя, постоянно чередующихся: сна и яви. В повести «Жив человек» присутствует еще и дополнительная форма - «видение» и визуализированная мечта героя, которая воспринимается им как вполне реальное явление, в то время, как реальность представляется «приснившейся». Таким приемом автор достигает решения проблемы разрыва мечты и действительности, показывая, что человек, защищая свою душу от земной «грязи», сохраняя в ней человеческое, вынужден уходить в область мечты. Сны выполняют, в основном, функцию ретроспекции или предварения событий, показывают истинные причины поступков героев.

Пейзаж служит у Владимира Максимова ярким средством характеристики образов, выполняя также функцию психологического самораскрытия героев.

При характеристике женских образов Владимир Максимов следует традиции русской классической литературы в той ее части, в которой русская женщина изображалась средствами народного поэтического творчества. Песни, частушки, сказовая речь, устойчивая фольклорная символика, постоянные эпитеты и сравнения используются автором для создания исконно русского типа мудрой, терпеливой, верной, милосердной женщины, на которой «держится весь свет». Это Васена из повести «Мы обживаем землю», Христина из повести «Жив человек», Клавдия и Анна из повести «Стань за черту» и другие.

В триптихе Максимова выявляется единый тип героя: человек «исключительной судьбы», изгой, скиталец, бродяга, прошедший через невероятные мытарства в детприемниках, колониях, фашистском плену, сталинских лагерях и на стройках социализма, но с сильной саморефлексией и обостренной потребностью «пересотворения себя». Поэтому уже в первых своих повестях автор обнаруживает во всей полноте стремление понять и определить характерные черты русского национального характера и на основании этого прозреть пути возрождения России. В.Е. Максимов использует для выявления типологических черт современника традицию Ф.М. Достоевского: помещение героя в ситуацию «на пороге», когда, находясь между жизнью и смертью, человек проявляет всю свою глубинную суть. Прозаик устанавливает приоритет «живой жизни» над идеями, чувств над «умствованиями», который усиливается от повести к повести.

Для характеристики образов писатель использует такие приемы изобразительности, как внутренние монологи, портретные и пейзажные описания, приемы сквозной «говорящей» детали, эпистолярные вставки (письма героя), создающие эффект самораскрытия образа, а также фольклорную и библейскую символику. Последняя применяется для решения проблемы всепрощения, то есть воспитания в себе высшей степени мистического осознания жизни в русле христианской аксиологии.

Через все повести триптиха В. Максимова проходит сквозной мотив моря как очищающей и одухотворяющей стихии. В повести «Стань за черту» усиливаются евангельские мотивы, центральным из которых становится образ слепца, идущего над пропастью. Апокалипсическое восприятие действительности сменяется в финале оптимистической надеждой на благовест», на ощущение Россией Божьего зова, который приведет народ к духовному возрождению.

Другой, не менее важной проблемой, решаемой в повести «Стань за черту», является проблема вины отцов и возможности разрешения конфликта поколений. Особую значимость автор придает роли женщины в разрешении конфликта и прощении «отцов». Тема предательства переплетается в повести с темой вины отцов, так как она рассматривается как предательство Веры (основная вина революционного поколения).

Анализируя поэтику трех повестей, входящих в триптих, можно увидеть динамику художественной системы Владимира Максимова в сторону усиления цитаций из русской классики, перекличек сюжетов, аллюзий и реминисценций из произведений русской литературы второй половины XIX века (Л.Н. Толстой, Ф.М. Достоевский), а также более широкой функциональности приема сна и видения (ретроспекции, предварения, характеристики образов, осознание причин поступков и психологических мотивировок, противопоставление мечты и реальности и т.д.). Ретроспектива, воплощенная в снах персонажей, выступает как основное средство раскрытия подтекста в произведениях. Сны позволяют увидеть эволюцию духовного состояния персонажа, которая в реальности пока им не осознана, а также найти возможность изменения своего «я» в его отношении к миру.

В повести «Стань за черту» появляются вставки, представляющие собой «прямой голос» биографического автора, вторгающегося в повествование с целью достижения дидактического императива. Такой прием станет характерным для романов писателя 1970-1980-х годов. Усиливается также драматургичность повествования с помощью введения различных «сценических эффектов» и восстановления закона трех единств, характерного для классицистической драмы.

Дилогия «Дорога» и «Баллада о Савве» («Шаги к горизонту») отличается от первых трех повестей иным типом героя: в центре произведений личность честная, трудолюбивая, без ярко выраженного своеволия и бунтарских наклонностей. Центральный персонаж «Дороги» -тип «железного большевика», который будет более тщательно «разработан» в романе «Семь дней творения» в образе Петра Дашкова.

Диптих объединяется отсутствием эпиграфов и императивных заголовков. Оба заглавия повестей несут в себе сематику архетипа пути, поисков истинных целей бытия человеком, идущим по жизненной дороге. Эти повести отличаются доминирующей социальностью и критической направленностью по отношению к обществу «развитого социализма».

Важной составляющей философско-этического аспекта проблемы взаимоотношений личности и общества в повествовательной дилогии «Дорога» и «Баллада о Савве» выступает концепт «дорога», позволяющий под более глубоко объемлющим углом зрения понять концепцию предыдущих повестей «Жив человек», «Мы обживаем землю» и «Стань за черту». Глубокий философский подтекст, символический смысл «дороги» связывается автором исключительно с христианской аксиологией, с такими этапами развития личности, как покаяние, вытеснение зла, творение добра и совершенствование духовности. Дорога у Максимова - это всегда путь к Богу, который достигается героями разными путями, но идет в одном направлении: «к небу», «к горизонту», к Истине.

Проблема «преображения» личности решается во всех пяти повестях, но в триптихе - во внутриличностном аспекте, а в диптихе - в социально-философском, при явном воздействии идей Ф.М. Достоевского, что многократно подчеркивалось самим писателем в его интервью и публицистических произведениях.

Уточняя позицию французской исследовательницы Виолетты Иверни, утверждавшей, что центральная идея повести «Дорога» - это дарованное

Грибанову избавление от «ужаса близкого крушения большевистских идей» [4, 40], необходимо подчеркнуть, что идея автора не в «избавлении», а в «возмездии» за вину фанатически непродуманного, механического следования идеологии партии, ибо герой умирает в злобной ярости от того, что строительство «дороги» прекращено, что поставленная партией цель не достигнута. Главному герою был дан шанс отрешиться от суеты и переосмыслить прожитую жизнь, но он им не сумел воспользоваться и понять (как продолженный в романе «Семь дней творения» его идейный двойник - Петр Дашков), что смысл жизни в любви в широком понимании этого слова, а не в следовании партийной идее.

Если у центральных персонажей повестей В. Максимова — Виктора Суханова, Сергея Царева, Михея Савельевича покаяние происходило в области совершенного ими зла, то герои дилогии - Грибанов и Савва -добрые натуры, должные осознать ложность избранной жизненной цели.

Объединяет повести дилогии наличие общих персонажей -«праведников», Кирилла и Васены, утверждающих авторскую идею о росте среди русского народа при тоталитарном режиме покаянных настроений, желаний преодолеть «духовную хворь».

Отличает повести «Дорога» и «Баллада о Савве» то, что в первой обличение пороков существующего общественного устройства ведется второстепенными персонажами, которым противостоят искренне преданные социалистической идее герои (Иван Васильевич Грибанов, Алексей Царьков, Башкирцев, Каргин), а во второй повести в полную силу заявлено о чувствах страха и несвободы, которые испытывают граждане огромного государства.

В. Максимовым настойчиво проводится антиномия «родина-чужбина». Некоторые герои хотят бежать на «чужбину», потому что на родной земле чувствуют страх, враждебное отторжение ото всех, глухое одиночество. В повесть «Баллада о Савве» введена сюжетная параллель, построенная на существовании двух полярно противоположных миров в одном обществе: мира тоталитарной идеологии, где царствуют «скидоненки» и «мастера» с их грубостью, вседозволенностью, презрением ко всему высокодуховному и интеллигентному, и мира людей, выброшенных из общества, прошедших сквозь жернова тюрем и лагерей, бродяг, воров, бандитов, живущих по более справедливым, хотя и жестоким законам.

В таком полярном обществе выживают, как подчеркивает писатель, только люди со стержнем, из которых не смогли вырвать корень, такие как Савва, а идеалисты-романтики, подобные учителю Шаронову, честному коммунисту Зяме, обречены на гибель. Их легко подминает «цельностальная баржа» государства, построенная на ложной идее всеобщего равенства.

Символом страдающего от сетей «лукавой» идеологии становится татарчонок Сашка Пушкин, бесприютное, затравленное существо, из которого «выбили Бога». Имя великого поэта, которое дали мальчику «в насмешку», подвергается постоянному глумлению и становится знаком духовной деградации общества, отринувшего «в своей низовой массе» великий духовный опыт предшествующих поколений.

Образ Саввы является, по нашему убеждению, синтезирующим, объединяющим все аспекты философской концепции Владимира Максимова, развернутой во всех пяти повестях 1960-х годов, что объясняет факт размещения третьей по хронологии повести как завершающей циклы. Савва Гуляев, познав в себе меру добра и зла (как Сергей Царев из повести «Мы обживаем землю»), поняв величие и низость людского племени (как Виктор Суханов из повести «Жив человек»), пройдя через грехи и искушения и осознав важность всепрощения (как Михей из «Стань за черту»), увидел ложность избранных жизненных целей (как Грибанов из повести «Дорога») и нашел истинный смысл бытия в сострадании и любви к ближнему, любви к родной земле, которые ведут к духовной гармонии.

Повесть «Баллада о Савве» по своей проблемно-поэтической структуре тяготеет к романному повествованию, о чем свидетельствуют и ее почти романный хронотоп», совмещающий изображение реальной действительности в тесной связи с событиями духовного бытия. Специфика пространственно-временных отношений в повестях 1960-х годов определяется авторской идеей о записанной в подсознательной сфере человека Всемирной истории, любой эпизод которой может быть воссоздан и осмыслен душой в состоянии сна.

В повестях Владимира Максимова «Мы обживаем землю» и «Жив человек», где повествователями выступают главные герои, концепция времени совпадает с авторской, а в остальных произведениях, где существует специальный рассказчик, темпоральность героев и автора-повествователя не совпадает.

Таким образом, повести Владимира Максимова 1960-х годов являют собой зрелые оригинальные произведения молодого автора, объединенные сквозной философской проблемой поиска высшего смысла в человеческой жизни, воплощаемой целой системой поэтических средств. Они представляют собой идейно-эстетическое единство, обладающее признаками цикличности, и одновременно являются текстами-предтечами будущих романов писателя, так как содержат в сгущенном варианте все дальнейшие авторские эпические замыслы.

Список научной литературыЖукова, Татьяна Евгеньевна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Максимов, В.Е. Собрание сочинений в 8 т./ В. Максимов. М.: Терра,1991-1993.

2. Максимов, В.Е. Без иллюзий (Беседу вела Пугач А.)/ В. Максимов/ЛОность. 1991. - № 8. - С. 28-29.

3. Максимов, В.Е. Будет ли лучше? (Беседа с Владимиром Максимовым)/ В. Максимов// Москва. 1992. - № 5/6. - С. 4-9.

4. Максимов, В.Е. Ваша страна (Интервью с писателем Максимовым)/

5. B. Максимов// Театральная жизнь. 1991. - № 23. - С. 11,29-31.

6. Максимов, В.Е. В одиночку из беды не выскочить (Беседа с писателем Владимиром Максимовым)/ В. Максимов// Труд. -1991. -№ 1.-С.5.

7. Максимов, В.Е. Возрождение ткани жизни (к оценке политических и экономических перемен в России): Беседа с главным редактором журнала «Континент» (Париж) В. Максимовым/ В. Максимов// Деловые люди. 1992. - № 2. - С. 56-58.

8. Максимов, В.Е. В преддверии нашего завтра/ В. Максимов// Континент. 1992. - № 71. С. 275-276.

9. Максимов, В.Е. Где тебя ждут, ангел? Встречи в двух актах, шести картинах/ В. Максимов// Континент. 1993. - № 75. - С. 23-59.

10. Максимов, В.Е. Если бы я знал, что так все обернется. (Беседа с писателем В.Е. Максимовым)/ В. Максимов// На боевом посту. -1993.-№5/6.-С. 38-40.

11. Ю.Максимов, В.Е. Если весь организм больной, то. (Беседа с В. Максимовым)/ В. Максимов// Театральная жизнь. 1990. - № 16.1. C. 15-17.

12. П.Максимов, В.Е. Жив человек: Повести/ Владимир Максимов. М.: Молодая гвардия, 1964. - 104 с.

13. Максимов, В.Е. Заглянуть в бездну: Роман/ Владимир Максимов// Роман-газета. 2000. - № 4. - С. 96.

14. Максимов, В.Е. Заглянуть в бездну. Ковчег для незваных: Романы/ Владимир Максимов. -М.: Сов. Россия, 1991. 446 с.

15. И.Максимов, В.Е. Заглянуть в бездну/ В Максимов. М.: Московский рабочий, 1990.-252 с.

16. Максимов, В.Е. Звезда адмирала Колчака. Семь дней творения. Романы/ Владимир Максимов. Челябинск: Юж.-Урал. кн. изд-во, 1993.-517 с.

17. Максимов, В.Е. Игра Запада с экс-Союзом может закончиться в пользу государства мафии/ В. Максимов// Российская газета. 1993. -№ 14.-С. 7.

18. П.Максимов, В.Е. Избранное/ В. Максимов. М.: Терра, 1994. - 734 с.

19. Максимов, В.Е. Изменение нравственного климата мы с этого начинали./ В. Максимов// Студенческий меридиан. - 1990. - № 8. -С. 9-10.

20. Максимов, В.Е. Из России я не уехал (Беседа с писателем В.Е. Максимовым)/ В. Максимов// Российская газета. -1991.-8 июня. -С. 7.

21. Максимов, В.Е. Когда поднялся железный занавес/ В. Максимов// Литературная газета. 1991. - 16 октября. - № 41. - С. 11.

22. Максимов, В.Е. Кому нужен том речей Ландсбергиса? (О проблемах России: Беседа с писателем В. Максимовым)/ В. Максимов// Независимая газета. 1991. - 21 февраля. - С. 6.

23. Максимов, В.Е. Конец прекрасной эпохи/ В. Максимов// Российские вести. 1993. - 15 июля. - С. 7.

24. Максимов, В.Е. Культура русского зарубежья (Беседа с писателем В.Е. Максимовым)/ В. Максимов// Телевидение и радиовещание. -1990.-№5.-С. 29-33.

25. Максимов, В.Е. Литература там, где есть боль/ В. Максимов// Литературная газета. 1994. - 9 марта. - № 10. - С. 5.

26. Максимов, В.Е. Марш веселых ребят/ Владимир Максимов// Литературная газета. 1992. - № 8. - С.4.

27. Максимов, В.Е. Мы все на одной галере (Беседа с писателем В.Е. Максимовым)/ В. Максимов// Труд. -1991.-17 октября.

28. Максимов, В.Е. Мы все на одной льдине/ В. Максимов// Труд. -1991.-17okt.-C. 8.

29. Максимов, В.Е. Мы думали, что начинаем новую эпоху/ В. Максимов// Литературная газета. 1990. - 9 мая - № 19. - С. 12.

30. Максимов, В.Е. Мы не в изгнаньи, мы в послании. (Беседа с писателем В.Е. Максимовым)/ В. Максимов// Литературная Россия. -1991.-31 августа-6 сентября. № 34. - С. 8.

31. Максимов, В.Е. Мы обживаем землю: Роман, повести/ Владимир Максимов. М.: Советская Россия, 1970. - 304 с.

32. Максимов, В.Е. Мы обживаем землю: Роман, повести/ Владимир Максимов. -М.: Мол. гвардия, 1991. 606 с.

33. Максимов, В.Е. Мы снова сползаем в XIX век (О ситуации в бывшем СССР: статья из Парижа)/ Владимир Максимов// Комсомольская правда. 1992. - 27 марта. - С. 4.

34. Максимов, В.Е. Надо признаться все мы жертвы./ В. Максимов// Книжное обозрение. - 1990. - 6 апреля. - № 14. - С. 8-9.

35. Максимов, В.Е. Не будьте свиньями, бегущими к пропасти (Беседа с писателем В.Е. Максимовым)/ В. Максимов// Вестник противовоздушной обороны. 1992. - № 10. - С. 6-8.

36. Максимов, В.Е. Не принимаю такую борьбу (Беседа с писателем В.Е. Максимовым)/ Владимир Максимов// Учительская газета. -1991.-№1.-С. 7.

37. Максимов, В.Е. Неужели это колокол наших похорон?// Правда. 1994.-№23/27.-С. 5.

38. Максимов, В.Е. Нужно общенациональное примирение (Беседа с писателем В.Е. Максимовым)/ Владимир Максимов// Известия. (Московский вечерний выпуск). 1990. - 3 мая. - С. 4.

39. Максимов, В.Е. Писатель, диссидент, эмигрант, патриот (Беседа с писателем В.Е. Максимовым)/ В. Максимов// Международная жизнь. 1992. - № 1. - С. 150-158.

40. Максимов, В.Е. Письмо из Парижа/ В. Максимов// Литературная газета. 1990. - 28 февраля. - № 9. - С. 14.

41. Максимов, В.Е. Покаяние интеллигенции вот что сейчас нужно России (Беседа с писателем В.Е. Максимовым)/ В. Максимов// Поиск. - 1990. - 11-17 мая. - № 19. - С. 5.

42. Максимов, В.Е. Примирить «правых» и «левых» (О политической ситуации в России)/ В. Максимов// Российская газета. -1991.-22 ноября. С. 4.

43. Максимов, В.Е. Прощание с эпохой/ В. Максимов// Литературная газета. 1992. - 7 ноября. - № 41. - С. 9.

44. Максимов, В.Е. Рабиес Ну Ово и другие истории: Повесть и рассказы./ В. Максимов. М.: Сварогъ, 1996. - 50 с.

45. Максимов, В.Е. Сага о носорогах/ В. Максимов. Frankfurt/M, 1981. -253 с.

46. Максимов, В.Е. Самоистребление (Публицистика. Послесловие П. Алешкина)/ В. Максимов/ М.: Голос, 1995. - 347 с.

47. Максимов, В.Е. Сделать шаг навстречу друг другу. ./В. Максимов// Книжное обозрение. 1991. - 26 апреля. - № 17. - С. 8-9.

48. Максимов, В.Е. С душевной болью за Россию. Беседа с Владимиром Максимовым/ В. Максимов// Правда. 1995. - № 55-57.

49. Максимов, В.Б. Семь дней творения. Роман/ В. Максимов// Октябрь. 1990. - № 6. - С. 17-90; - № 7. - С. 56-102; № 8. - С. 1656; №9.-С. 70-136.

50. Максимов, В.Е. Соблазненные словом (Образ российской интеллигенции)/ В. Максимов// Смена. 1992. - № 7. - С. 16-24.

51. Максимов, В.Е. Собр. соч.: Т. 9 (дополн)/ Владимир Максимов. — М.: Терра, 1993.

52. Максимов, В.Е. За что боролись?/ В. Максимов// Континент. — Париж, 1998. № 50.

53. Максимов, В.Е. Стыдно ли быть русским патриотом?/ В. Максимов// Комсомольская правда. 1992. - № 2. - С. 7.

54. Максимов, В.Е. Тревожное возвращение/ В. Максимов// Континент. Берлин, 1992. - № 2. - С. 10.

55. Максимов, В.Е. Что с нами происходит? (О нравственных проблемах человечества)/ В. Максимов// Книжное обозрение. -1991. 25 октября. - № 43. - С. 6.

56. Максимов, В.Е. Шаги к горизонту: Повести/ Владимир Максимов -М.: Советский писатель, 1967. 422 с.

57. Максимов, В.Е. Я без России ничто/ В. Максимов// Наш современник. -1993. -№ 11.-С. 161-169.

58. Максимов, В.Е. Я боролся с коммунизмом, а не с Россией/ В. Максимов// Комсомольская правда. 1992. - 31 декабря. - С. 8.

59. Максимов, В.Е. Я обвиняю в первую очередь себя./ Владимир Максимов// Литературная Россия. 1995. - № 1-2. - С. 4.

60. Максимов, В.Е. Я считаю, что началась агония страны/ В. Максимов// Голос. -1991.-9-15 декабря. № 48.

61. Максимов, В.Е. «Я христианский анархист: мне будет неудобно при самой идеальной власти.» (Интервью с писателем

62. Владимиром Максимовым/ В. Максимов// Независимая газета. -2000.-№224.-С. 9.6¡.Максимов, В.Е. L'admirat blanc Vladimir Maximov; Trad.Du russ par Anne Coldefy Jaucard - [Paris.: Orban, Сор. 1989/ 258c.

63. Агеносов, B.B. Литература русского зарубежья (1918-1996)/ B.B. Агеносов. M.: Терра, 1998. - 630 с.

64. Агеносов, В.В. Советский философский роман/ В.В. Агеносов. — М.: Прометей, 1989. 300 с.

65. Ажгихина, Н. Уроки «третьей волны»/ Н. Ажгихина// Общественные науки и современность. 1992. - № 3. - С. 109-115.

66. Анищенко, Г. Искусство, которое заповедано Богом/ Г. Анищенко// Вопросы литературы. 1991. - № 8. - С. 10-18.

67. Аннинский, Л.А. Локти и крылья. Литература 80-х падения, реальности, парадоксы/ Л.А. Аннинский. - М., 1989. - 260 с.

68. Аннинский, Л.А. Необрывающийся диалог/ Л.А. Аннинский// Континент. М.-Париж, 1996. - № 2. - С. 217-223.

69. Аннинский, Л. Опровержение одиночества (О книге повестей «Мы обживаем землю»)/ Л. Аннинский// В литературном зеркале. О творчестве Владимира Максимова. Париж-Нью-Йорк: Третья волна, 1986. - С. 272.

70. Антонов, Н. Крест и камень/ Н. Антонов// Грани. 1974. - № 92/93. -С. 295-310.

71. Арнольд, И.В. Проблемы диалогизма, интертекстуальности и герменевтики в интерпретации художественного текста. Лекции к спецкурсу/ И.В. Арнольд. Рос. гос. пед. ун-т им. А.И. Герцена, СПб.: Образование, 1995. - 85 с.

72. Баклыков, A.B. Жанровое своеобразие романа Владимира Максимова «Кочевание до смерти»/ A.B. Баклыков. Дис. . канд. филол. наук: 10.01.01. Тамбов, 2000. - 189 с.

73. Баклыков, A.B. Народная песня как сюжетообразующий и философский лейтмотив романа Вл. Максимова «Кочевание до смерти»/ A.B. Баклыков// Художественное слово в современном мире. Сб. статей. Вып. 2. - Тамбов: ТГТУ, 2000. - С. 22-23.

74. Баклыков, A.B. Символ бездны в романе Вл. Максимова «Кочевание до смерти»/ A.B. Баклыков// Художественне слово в современном мире. Сб. статей. Вып. 2. - Тамбов: ТГТУ, 2000. - С. 32-33.

75. Бахтин, М.М. Формы времени и хронотопа в романе/ М.М. Бахтин// Вопросы литературы и эстетики. М: Наука, 1975. - С. 234-236.

76. Бахтин, М.М. К методологии литературоведения/ М.М. Бахтин// Контекст.- 1974.-М.: Наука, 1975.-С. 16-34.

77. Бахтин, М.М. Эстетика словесного творчества/ М.М. Бахтин. М.: Наука, 1986.-455 с.

78. Бахтин, М.М. Эпос и роман/ М.М. Бахтин. СПб.: Азбука, 2000. -30 с.

79. Берзер, А. Победил человек/ А. Берзер// Новый мир. 1963. - № 4. -С. 253-255.

80. Библия. Helsinki, Finland. - С. 233.

81. Битов, А. Исстрадавшаяся душа: К годовщине смерти Владимира Максимова/ А. Битов// Континент. М.-Париж, 1995. - № 87. - С. 250-258.

82. Бобович, М. Судьба добра и красоты в свете гуманизма Достоевского// Достоевский: Материалы и исследования. Т. 1./ М. Бобович. Л., 1974. - 490 с.

83. Бондаренко, В. Встреча с Максимовым/ В. Бондаренко// Слово. — 1990.-№ 17.-С. 120-122.

84. Бочаров, А. Беспокойная суть творчества// Литературная газета. -1967.-№52.-С. 14.

85. Бочаров, С.Г. О художественных мирах: Сервантес, Пушкин, Баратынский, Гоголь, Достоевский, Толстой, Платонов./ С.Г. Бочаров. М., 1985.

86. Бродский, И. Нобелевская лекция/ И. Бродский// Русская литература XX век. Ч. 2. - М.: Просвещение, 1997. - С. 437-440.

87. Буковский, В. Воспоминания соучастника/ В. Буковский// Континент. М.-Париж. - 1995. - № 87. - С. 259-262.

88. Бушин, В. Спор века/ В. Бушин// Звезда. 1963. - № 4. - С. 195-200.

89. Вартанова, Л.Е. Художественная концепция личности в творчестве В. Максимова/ Л.Е. Вартанова. Дис. . канд. филол. наук: 10.01.01. -Амавир, 2001.-160 с.

90. Виноградов, В.В. Избр. труды: Поэтика русской литературы./ В.В. Виноградов. М.: Наука, 1977. - 198 с.

91. Виноградов, И. Кочевание до смерти. Памяти русского писателя В.Е. Максимова/ И. Виноградов// Континент. 1995. - № 84. - С. 912.

92. Виноградов, И. Между отчаянием и упованием/ И. Виноградов// Континент. 1995. - № 83. - С. 299-331.

93. Виноградов, И. Памяти Владимира Максимова/ И. Виноградов// Континент. 1996. - № 87. - С. 247.

94. Гаспаров, Б.М. Литературные лейтмотивы/ Б.М. Гаспаров. — М.: Наука, 1994. 279 с.

95. Глазкова, М.М. Роман Владимира Максимова «Семь дней творения»: проблематика, система образов, поэтика. Диссертация кандидата филологических наук. 10.01.01. Тамбов, 2004. - 184 с.

96. Гинзбург, Л. О психологической прозе/ Л. Гинзбург. Л., 1977.

97. Гинзбург, Л.Я. О литературном герое/ Л.Я. Гинзбург. Л., 1979.

98. Глэд, Д. Беседы в изгнании: Русское литературное зарубежье./ Д. Глэд. М., 1991/1992. - 540 с.

99. Головчинер, В.Е. Поэтика тождества (пьеса В. Максимова «Кто боится Рэя Бредбери?)/ В.Е. Головчинер// Литература «третьей войны» русской эмиграции. Сб. научных статей. Самара, СГУ, -1997.-С. 295-310.

100. Гордович, К.Д. История отечественной литературы XX века/ К.Д. Гордович. СПб.: СпецЛит., 2000. - 320 с.

101. Гус, М.С. Идеи и образы Ф.М. Достоевского/ М.С. Гус. М.: Худ. лит., 1971.-591 с.

102. Гордеева, Н., Дудинцев, В. Грани добра и зла. Полемические заметки о повести В. Максимова «Стань за черту»// Комсомольская правда. 1967. - 15 июня.

103. Гюббенет, И.В. Основы филологической интерпретации литературно-художественного текста/ И.В. Гюббенет. М.: МГУ, 1991.-204 с.

104. Дарвин, М.Н. Циклизация в лирике. Исторические пути и художественные формы: автореферат дис. док. фил. наук. -Екатеринбург, 1996.

105. Дзиов, А.Р. Проза Владимира Максимова/ А.Р. Дзиов. Дис. . канд. филол. наук: 10.01.02. СПб., 1994. - 160 с.

106. Достоевский, Ф.М. Собрание сочинений: в 20 т./ Ф.М. Достоевский. -М.: Терра, 1998-1999.

107. Дунаев, М.М. Православие и русская литература: В 6 ч./ М.М. Дунаев. Ч. VI. М.: Христианская литература, 2000. 893 с.

108. Евангельский текст в русской литературе XVIII-XX веков. Цитата, реминисценция, сюжет, жанр/ Сб. научных трудов. -Петрозаводск: Петрозаводский университет, 1994. 387 с.

109. Евнин, Ф.И. Живопись Достоевского/ Ф.И. Евнин// Известия АН СССР. Отд. литературы и языка. Т. XVIII, вып. 2. - 1959. - С. 139140.

110. Евнин, Ф.И. Творчество Ф.М. Достоевского / Ф.И. Евнин. — М.: Прогресс, 1976. 244 с.

111. Еремина, С.С. С миром лицом к лицу (Рецензия на книгу «Шаги к горизонту»)/ С.С. Еремина// Московский комсомолец. 1968. - 4-5 января. - С. 4.

112. Ермакова, М.Я. Романы Достоевского и творческие искания в русской литературе XX века/ М.Я. Ермакова. Горький: Волго-Вятское кн. изд., 1973. - 320 с.

113. Ермакова, М.Я. Традиции Достоевского в русской прозе./ М.Я. Ермакова. -М.: Просвещение, 1990. 128 с.

114. Есин, А.Б. Принципы и приемы анализа литературного произведения/ А.Б. Есин. М.: Флинта-наука, 2000. - 285 с.

115. Зенкин, С.Н. Введение в литературоведение. Теория литературы./ С.Н. Зенкин. М.: РГГУ, 2000. - 81 с.

116. Золотусский, И. Оборвавшийся звук/ И. Золотусский// Смена. -1997.-№4.-С. 52-57.

117. Иванова, Н.Б. Вольное дыхание/ Н.Б. Иванова// Вопросы литературы. 1983. - № 3. - С. 179-214.

118. Иверни, В. Постижение/ В. Иверни// В литературном зеркале. О творчестве Владимира Максимова. Париж-Нью-Иорк: Третья волна, 1986. - С. 34-58.

119. Ильин, И.А. Собрание сочинений в 10 т./ И.А. Ильин. М., 1993-1999. - Т. 9

120. Кайда, JI. Композиционный анализ художественного текста. Теория. Методология. Алгоритмы обратной связи/ JI. Клайда. М.: Флинта, 2000. - 272 с.

121. Клеман, О. Прощание с Максимовым/ О. Клейман// Континент. -1995.-№84.

122. Компаньон, А. Демон теории/ А. Компаньон. М.: Изд-во им. Сабашниковых, 2001. - 333 с.

123. Корман, Б.О. О целостности литературного произведения/ Б.О. Корман// Известия АН СССР. Сер. лит. и яз. 1977. - № 6. - С. 508510.

124. Костиков, В. Не будем проклинать изгнанье. Пути и судьбы русской эмиграции/ В. Костиков. М.: МГУ, 1991. - 280 с.

125. Краснов-Левитин, А. Владимир Максимов. Топот вдали/ А. Краснов-Левитин// В литературном зеркале. О творчестве Владимира Максимова. Париж-Нью-Йорк: Третья волна, 1986. -С. 124-196.

126. Критика советского периода// В литературном зеркале. О творчестве Владимира Максимова — Париж-Нью-Йорк: Третья волна, 1986 с. 244-248.

127. Кубасов, A.B. Рассказы А.П. Чехова: поэтика жанра./ A.B. Кубасов. Свердловск, 1990. - 350 с.

128. Кустарев, А. Исполнители: Размышления о русской эмигрантской литературе/ А. Кустарев// Согласие. 1993. - № 2. - С. 185-205.

129. Ланщиков, А. От литературных фикций к литературной действительности/ А. Ланщиков// Москва, 1968. - № 3.

130. Лакшин, В. Пять великих имен: Статьи, исследования, эссе./ В. Лакшин. М.: Современник, 1988. - 460 с.

131. Латышев, М. От составителя, или Послесловия к счастливым дням/ М. Латышев// Максимов В.Е. Собр. соч. в 8 т. М.: Терра, 1993. Т. 9 (дополнительный). - С. 376-380.

132. Левин В. Путь к высотам (Рецензия на повесть «Шаги к горизонту»)// Литературная Россия. 1968. - 19 января. - С. 4.

133. Лейдерман, H Л. Русская литературная классика XX чека. Монографические очерки./ Н.Л. Лейдерман. Екатеринбург, 1996. — 306 с.

134. Лейдерман, Н.Л., Липовецкий, М.Н. Современная русская литература: в 3-х кн. Кн. 2: Семидесятые годы (1968-1986)./ Н.Л. Лейдерман, М.Н. Липовецкий. М.: Эдиториал УРСС, 2001. - 285 с.

135. Лесков, Н.С./ Н.С. Лесков о литературе и искусстве. Л., 1985.

136. Литвинов, В. Прозрение (К выходу собрания сочинений Владимира Максимова)/ В. Литвинов// Книжное обозрение. 1994. -№18.-С. 9-10.

137. Лихачев, Д.С. Внутренний мир художественного произведения/ Д.С. Лихачев// Вопросы литературы. 1968. - № 8. - 34 с.

138. Лихачев, Д.С. Избранные работы. В 3 т.// Д.С. Лихачев. Л., 1987.

139. Лихачев, Д.С. Лев Толстой в традиции древней русской литературы// Литература-реальность-литература. Л., 1984. - С. 130.

140. Лихачев, Д.С. Русская культура в современном мире// Новый мир. -1991.-№ 1.-С. 3-9.

141. Лотман, Ю.М. Структура художественного текста/ Ю.М. Лотман. -М.: Искусство, 1970. 150 с.

142. Лушникова, Г.И. Интертекстуальность художественного произведения/ Г.И. Лушникова. Кемерово, 1995. - 85 с.

143. Малышев, А. Бесконечность творения/ А. Малышев// Независимая газета. 1995. - № 63. - С. 4.

144. Марамзин, В. Русский роман Владимира Максимова «Прощание из ниоткуда»/ В. Марамзин// В литературном зеркале. О творчестве Владимира Максимова. Париж-Нью-Йорк: Третья волна, 1986. -С. 73-84.

145. Маурина, 3. Маленький оркестр надежды. Эссе о восточной и западной литературе/ 3. Маурина// В литературном зеркале. О творчестве Владимира Максимова. Париж-Нью-Йорк: Третья волна, 1986. - С. 8-22.

146. Мень, A.B. Культура и духовное восхождение/ A.B. Мень. М.: Искусство, 1992. - 495 с.

147. Мень, A.B. Мировая духовная культура: Лекции и беседы/ A.B. Мень. -М.: Фонд А. Меня, 1995. 671 с.

148. Минера лова, И.Г. Пейзаж в романе «Мастер и Маргарита»/ Минералова И.Г.// Литература в школе. 2002. - № 7. - С. 19.

149. Мильтшейн, И. Старый человек со свечою в руке (по материалам беседы с Владимиром Максимовым)/ И. Мильтшейн// Огонек. 1991. - № 24. - С. 18-19.

150. Михайлова, E.H. Проза М.Ю. Лермонтова// E.H. Михайлова. -М.: Гослитиздат, 1957.

151. Незабудкина, Е.В. Концепт «железного пути» России в романе Владимира Максимова «Карантин»/ Е.В. Незабудкина// Художественное слово в современном мире. Сб. статей. Вып. 3. — Тамбов: ТГТУ, 2001. - С. 38-39.

152. Незабудкина, Ё.В. Проблема русского национального характера в романе В. Максимова «Карантин»/ Е.В. Незабудкина// Художественное слово в современном мире. Сб. статей. Вып. 4. -Тамбов: ТГТУ, 2002. - С. 18-21.

153. Незабудкина, Е.В. Система «внутренних нарраторов» в романе Владимира Максимова «Карантин»/ Е.В. Незабудкина// Художественное слово в современном мире. Сб. статей. Вып. 5. -Тамбов: ТГТУ, 2002. - С. 30-33.

154. Немзер, А. Из тяжести недоброй: О романе В. Максимова «Семь дней творения»/ А. Немзер// Литературная газета. — 1991. 17 апреля. - № 15.

155. Нефагина, ГЛ. Динамика стилевых течений в русской прозе 1980-90-х годов/ Г.Л. Нефагина. Минск: БГУ, 1998. - 390 с.

156. Нефагина, Г.Л. Русская проза конца XX века/ Г.Л. Нефагина. -М.: Флинта-Наука, 2003. 320 с.

157. Ниве, Ж. Нужно ли плакать по диссидентству?/ Ж. Ниве// Континент. М.-Париж, 1996. - № 2. - С. 234-238.

158. Николина, H.A. Поэтика русской автобиографической прозы/ H.A. Николина. М.: Наука, 2002. - 424 с.

159. Николина, H.A. Философский анализ текста. М.: Академия, 2003.-С. 136.

160. Нинов, А. Где начинается горизонт?/ А. Нинов// В литературном зеркале. О творчестве Владимира Максимова. Париж-Нью-Йорк: Третья волна, 1986. - С. 262-263.

161. Овчаренко, А.И. Максим Горький и литературные искания XX столетия/ А.И. Овчаренко. -М.: Худ. лит., 1982. 590 с.

162. Окуджава, Б. Несколько сцен из провинциальной пьесы/ Б. Окуджава// Родина. М., 1991. - № 4. - С. 70-73.

163. Окутюрье, М. Диссидентство, или Реванш литературы/ М. Окутюрье// Континент. 1996. - № 2. - С. 223-226.

164. Осетров, Е. Поэзия и проза «Тарусских страниц»/ Е. Осетров// Литературная газета. 1962. - 9 января. - № 2. - С. 8.

165. Петелин, В. Память сердца неистребима (По страницам русской прозы 1967 года)/ В. Петелин// Огонек. 1968. - 12 марта.

166. Пискунов, В. Знаменосцы. Образ коммуниста в советской литературе/ В. Пискунов. М.: Просвещение, 1983. - 256 с.

167. Полякова Л.В. Евгений Замятин в контексте оценок истории русской литературы XX века как литературной эпохи. Курс лекций. - Тамбов: 11У им. Державина, 2000. - С. 238.

168. Попова, И.М. Жанрово-стилевая диффузия в романе Владимира Максимова./ И.М. Попова// Известия Тульского госуниверситета. Серия Русский язык и литература в мировом сообществе. Вып. 5. -Тула.: ТулГУ, 2003. С. 241-250.

169. Попова, И.М. Интертекстуальность художественного творчества./ И.М. Попова. Тамбов. 111 У, 1998. - 63 с.

170. Попова, И.М. Культурные коды в поздней прозе В. Максимова/ И.М. Попова.// Русская литература и философия: постижение человека. Материалы Всероссийской научной конференции (Липецк, 6-8 октября 2003) Липецк, 2004. - С. 76-82.

171. Попова, И.М. Особенности повествования в поздней прозе В. Максимова/ И.М. Попова// Материалы II Международного конгресса исследователей русского языка «Русский язык:

172. Исторические судьбы и современность». М.: МГУ, 2004. - С. 464468.

173. Попова, И.М. Роль христианства в исторической судьбе России (по роману Вл. Максимова «Карантин)/ И.М. Попова// Труды IV Всероссийских чтений, посвященных братьям Киреевским «Оптина пустынь и русская культура» Калуга: КГУ, 2001. - С. 21-28.

174. Попова, И.М. Системы повествователей в поздней прозе Владимира Максимова/ И.М. Попова// Мир России в зеркале новейшей художественной литературы. Саратов: СГУ, 2004. - С. 134-137.

175. Попова, И.М. Слово Ф.М. Достоевского в романистике Владимира Максимова./ И.М. Попова// Славянские литературы в контексте мировой: Материалы V международной научной конференции (Минск, 16-18 ноября, 2001). В 3-х ч. Ч. 3. С. 238244.

176. Попова, И.М. Функции внутрироманных жанров в произведениях Владимира Максимова./ И.М. Попова// Лингвистические исследования. Сборник научных статей. -Горловка, ГГПИ, 2003. С. 34-40.

177. Попова, И.М. Функции интертекста в прозе В. Максимова./ И.М. Попова// Интертекст в художественном и публицистическом дискурсе: Сборник докладов Международной научной конференципи. 12-14 ноября, 2003. Магнитогорск, 2003. - С. 458462.

178. Попова, И.М. Хронотопические отношения в исторической прозе В. Максимова/ И.М. Попова// Известия Тульского госуниверситета. Серия Русский язык и литература в мировом сообществе. Вып. 6. Тула: ТулГУ, 2004. - С. 204-209.

179. Попова, И.М. «Чужое слово в творчестве Е.И. Замятина (Н.В. Гоголь, М.Е. Салтыков-Щедрин, Ф.М. Достоевский)/ И.М. Попова. -Тамбов: ТГТУ, 1997. 151 с.

180. Потолков, Ю.В. Черты постмодернизма в романе Вл. Максимова «Прощание из ниоткуда. Чаша ярости»/ Ю.В. Потолков// Русский постмодернизм: предварительные итоги. Ставрополь, 1998.-С. 122-126.

181. Пугач, А. В. гостях у «Континента»/ А. Пугач// Юность. 1989. -№ 12.-С. 80-84.

182. Рез, В.Я. «Герой нашего времени»/ З.Я. Рез// Лермонтов в школе. Л.: Просвсещение, 1959. *"

183. Ржевкий, JI. Триптих В.Е. Максимова/ Л. Ржевский// В литературном зеркале. О творчестве Владимира Максимова. — Париж-Нью-Йорк: Третья волна, 1986. С. 96-124.

184. Рубин, И. Раскаяние и просветление/ И. Рубин// В литературном зеркале. О творчестве Владимира Максимова. Париж-Нью-Йорк: Третья волна, 1986. - С. 22-32.

185. Савушкииа, H.H. Библейские мотивы в творчестве Вл. Максимова как способ иронического отношения к действительности/ H.H. Савушкина// Художественное слово в современном мире. Сборник научных статей. Вып. 2. - Тамбов: ТГТУ,2000.-С. 29-31.

186. Савушкина, H.H. Жанровое своеобразие романа Владимира Максимова «Прощание из ниоткуда»/ H.H. Савушкина//

187. Художественное слово в современном мире. Сборник научных статей. Вып. 2. - Тамбов: ТГТУ, 2000. - С. 9-13.

188. Савушкина, H.H. Роман Владимира Максимова «Прощание из ниоткуда». Типология жанра/ Н. Савушкина. Дис. . канд. филол. наук: 10.01.01. Тамбов, 2002. - 159 с.

189. Савушкина, H.H. «Слово» A.C. Пушкина в романе В. Максимова «Прощание из ниоткуда». Художественное слово в современном мире. Сборник статей/ H.H. Савушкина. Тамбов. Тамб. гос. техн. ун-т, 2001. - С. 39-41.

190. Савушкина, H.H. Тема отчего дома в романе Владимира Максимова «Прощание из ниоткуда»/ H.H. Савушкина// Художественное слово в современном мире. Сборник научных статей. Вып. 4. - Тамбов: ТГТУ, 2002. - С. 25-28.

191. Савушкина, H.H. Функции приема сна в романе Владимира Максимова «Прощание из ниоткуда»/ H.H. Савушкина// Художественное слово в современном мире. Сборник научных статей. Вып. 5. - Тамбов: ТГТУ, 2002. - С. 25-27.

192. Самокрутова, JI.B., Ильинский, A.A. К вопросу о функциях фразеологизмов в раннем творчестве В. Максимова/ JI.B. Самокрутова, A.A. Ильинский// Художественное слово в современном мире. Вып. 3. - Тамбов: ТГТУ, 2001. - С. 56-59.

193. Саморукова, И. Дискурс художественное высказывание -литературное произведение. Типология и структура эстетической деятельности./ И. Саморукова. - Самара: СГУ, 2002. - 203 с.

194. Светов, Ф. Вот и вышел гражданин./ Ф. Светов// Литературная газета. 1994. - 8 августа. - С. 4.

195. Светов, Ф. «Жив человек»/ Известия. № 250. - 1962.// В литературном зеркале. О творчестве Владимира Максимова. -Париж-Нью-Йорк: Третья волна, 1986. - С. 238.

196. Соловьев, М.С. Изобразительные средства в творчестве Ф.М. Достоевского/ М.С. Соловьев. М.: Советский писатель, 1979. - 350 с.

197. Сохряков, Ю. Творчество Ф.М. Достоевского и русская проза XX века (70-80-е годы)/ Ю. Сохряков. М.: ИМЛИ РАН, 2002. - 240 с.

198. Стахова, JIJI. Концепция личности в романе Вл. Максимова «Заглянуть в бездну»/ Л.Л. Стахова// Художественное слово в современном мире. Сборник научных статей. — Вып. 2. Тамбов: ТГТУ, 2000.-С. 31-32.

199. Стахова, Л.Л. Тема «Личность и история» в романе Владимира Максимова «Заглянуть в бездну»/ Л.Л. Стахова// Художественное слово в современном мире. Вып. 3. - Тамбов: ТГТУ, 2001. - С. 3638.

200. Столярова, И.В. В поисках идеала. (Творчество Н.С. Лескова)// В мире Лескова. Сб. статей. М., 1983.

201. Сепсякова, И.П. Христианский идеал и постмодернизм/ И.П. Сепсякова// Евангельский текст в русской литературе XVIII-XX веков. Сб. науч. тр. Петрозаводск: Петрозаводский университет, 1998.-С. 21-36.

202. Серман, И.З. Русский классицизм. Поэзия. Драма. Сатира./ И.З. Серман. Л., 1973.

203. Смирнова, Л.А. Слово о Владимире Максимове/ Л.А. Смирнова// Литература в школе. 1995. - № 6. - С. 25-28.

204. Соколов, А.Г. Проблемы изучения литературы русского зарубежья/ А.Г. Соколов// Вестник Московского университета. Серия Филология.-1991.-№5.-С. 11-17.

205. Соколов, А.Г. Судьбы русской литературной эмиграции./ А.Г. Соколов. М.: МГУ, 1991. - 300 с.

206. Струве, Г.П. Русская литература в изгнании/ Г.П. Струве. — Нью-Йорк, 1956.-450 с.

207. Тихомирова, Е.В. Литература и небытие (к вопросу о поэтике прозы «третьей волны» русской эмиграции)/ Е.В. Тихомирова// Литература «третьей волны». Сборник научных статей. Самара: СГУ, - 1997. — С. 29-44.

208. Толстой, Л.Н. Отец Сергий// Л.Н. Толстой. Собрание сочинений в 12 т. М.: Правда, 1984. - Т. XI. С. 307.

209. Толстая, Т.Н. Кысь: Роман/ Т.Н. Толстая. М.: Подкова, 2002. -С. 309.

210. Томашевский, Б.В. Поэтика: Краткий курс/ Б.В. Томашевский. -М., 1996.

211. Тодоров, Ц. Поэтика// Структурализм «за» и «против» М., 1975.-С. 66.

212. Троицкий, В.Ю. Лесков художник/ В.Ю. Троицкий. - М., 1974.

213. Тынянов, Ю.Н. Литературный факт/ Ю.Н. Тынянов. М.: Высшая школа, 1993. — 135 с.

214. Тюпа, В. Аналитика художественного/ В. Тюпа. М.-.Лабиринт РГТУ, 2001.-192 с.

215. Укачин, Б. Жив человек. Воспоминания В. Максимова/ Б. Укачин// Литературная Россия. 1996. - № 15. - С. 6-8.

216. Урнов, Д. Проблема, выдвинутая жизнью: тема религии в художественной литературе/ Д. Урнов// Вопросы литературы. -1991.-№8.-С. 3-6.

217. Фатеева, H.A. Контрапункт интертекстуальности, или Интертекст в мире текстов/ H.A. Фатеева. М.: Агар, 2000. - 280 с.

218. Федотов, Г.П. Святые Древней Руси/ Г.П. Федотов. М., 1990.

219. Фуксон, Л.Ю. Проблема интерпретации и ценностная природа литературного произведения/ Л.Ю. Фуксон. Кемерово, 1999. - 262 с.

220. Харитонов, Д.В. Проза В.П. Аксенова 1960-70 годов. Проблемы творческой эволюции/ Д.В. Харитонов. Автореф. дис. . канд. филол. наук: Екатеринбург, 1993. - 22 с.

221. Хватов, А.И. Живые страницы, памятные имена./ А.И. Хватов. -М.:- 1989.-352 с.

222. Чернец, Л.В. Введение в литературоведение: Основные понятия и термины/ Л.В. Чернец/ М.: Высш. шк., Академия, 2000. 556 с.

223. Черняк, В. Заглянуть в бездну. (Послесловие к роману В. Максимова «Заглянуть в бездну»)/ В. Черняк// Подвиг: Приложение к журналу «Советская молодежь» М., 1991. - Т. 6. - С. 296-301.

224. Чичерин, А. Образ автора в «Войне и мире»/ А. Чичерин// Литературная учеба. 1978. - № 1. - С. 35-39.

225. Чичерин, A.B. Сила поэтического слова: Статьи. Воспоминания/ A.B. Чичерин. М.: Советский писатель, 1985. - 320 с.

226. Чу, Юань. Жанровое своеобразие романа Владимира Максимова «Заглянуть в бездну»/ Чу Юань. Дис. . канд. филол. наук: 10.01.01. Тамбов, 2003. - 178 с.

227. Чу, Юань. Народный рассказчик повествователь романа Владимира Максимова «Заглянуть в бездну»/ Чу Юань// Материалы 55-й международной научной конференции (12-13 апреля 2003 г.)/

228. Под ред. Е.С. Симбирских. Мичуринск: Изд-во Мичуринский ГАУ, 2003.-С. 83-87.

229. Шахова, JI.A. Библейский контекст романа Владимира Максимова "Ковчег для незваных»/ JI.A. Шахова// Художественное слово в современном мире. Сб. статей. Вып. 1. - Тамбов: ТГТУ, 1999.-С. 2-6.

230. Шахова, JI.A. Владимир Максимов о роли русской интеллигенции в истории России/ JI.A. Шахова// IV научная конференция молодых ученых и аспирантов ТГТУ. Краткие тезисы докладов. Тамбов: ТГТУ, 1999. - С. 93-94.

231. Шахова, JI.A. Ф.М. Достоевский в творческом сознании Владимира Максимова/ JI.A. Шахова// Труды ТГТУ: Сб. научных статей молодых ученых и студентов. Вып. 4. Тамбов: ТГТУ, 1999. -С. 178-180.

232. Шахова, JI.A. Женственная сущность божества в романе В. Максимова «Ковчег для незваных»/ JI.A. Шахова// Ш Державинские чтения: Филология: Материалы научной конференции молодых ученых. Тамбов: ТГУ им. Г.Р. Державина, 1998. - С. 135-136.

233. Шахова, JI.A. Романы В. Максимова/ JI.A. Шахова// III Державинские чтения: Филология: Материалы научной конференции преподавателей и аспирантов. Тамбов: ТГУ им. Г.Р. Державина, 1998. - С. 12.

234. Шахова, JI.A. Смысл библейских параллелей в прозе В. Максимова / Л.А. Шахова// Труды ТГТУ. Сб. научных статей. Ч III. Экономика, право, педагогика. Тамбов: ТГТУ, 1998. - С. 255-258.

235. Шахова, Л.А. Функции интертекста в творчестве В. Максимова/ Л.А. Шахова// XI Пуришевские стения. Всемирная литература в контексте культуры: Сб. статей и материалов. М.: Mill У, 1999. — Ч. II.-С. 18-20.

236. Шахова, Л.А. Функции интертекста в романистике Владимира Максимова (на примере романа «Ковчег для незваных»/ Л.А. Шахова. Дис. . канд. филол. наук: 10.01.01. Тамбов, 1999. - 162 с.

237. Шкловский, В.Б. Лев Толстой. 2-е изд., испр./ В.Б. Шкловский. - М., 1967.

238. Щедрина, Н.М. Исторический роман в русской литературе последней трети XX века (Пути развития. Концепция личности. Поэтика)/Н.М. Щедрина. Автореф. дисс. докт. филол. наук. М., -1996.-45 с.

239. Щедрина, Н.М. Литература русского зарубежья. Историческая проза Б. Зайцева, Д. Мережковского, В. Ходасевича, М. Алданова, А. Солженицына, В. Максимова./ Н.М. Щедрина. -Уфа: БИПКРО, 1994. 58 с.

240. Эберштадт, Ф. Из стола на Запад/ Ф. Эберпггадт// В литературном зеркале. О творчестве Владимира Максимова. -Париж-Нью-Йорк: Третья волна, 1986. - С. 197-216.

241. Эдлис, Ю. Смерть на пограничье: К годовщине смерти В. Максимова/ Ю. Эдлис// Литературная газета. 1996. - № 13. - С. 4.

242. Эйхенбаум, Б.М. Лев Толстой. Семидесятые годы/ Б.М. Эйхенбаум Л., 1974.

243. Эйхенбаум, Б.М. О прозе/ Б.М. Эйхенбаум. Л., 1969.

244. Юдин, В. Кровавое безвременье/ В. Юдин// Литературная Россия. 1993. - 28 октября. - № 39.

245. Юдин, В. Обо всем у него болела душа/ В. Юдин// Литература в школе. 1995. - № 6. - С. 28-31.

246. Юдин, В. Он жил Россией/ В. Юдин// Дон. 1995. - № 5-6. - С. 241-248.

247. Юдин, В. Свет немеркнущей звезды/ В. Юдин// Петрозаводск, 1996.-№ 10.-С. 156-160.

248. Юдин, В. Современный русский исторический роман/ В. Юдин — Калининград, КГУ, 1990. 80 с.

249. Brown, D.B. Soviet since Stalin. Cambridge, 1979. 456 с.

250. Prochazka, H.V. Death as a counterpoint to life in Maksimov's «Seven days of creation»/H.V. Prochazka// Mod. lang. rev. L., 1989. Vol.pt. 4.-Pp. 885-893.

251. Stevanovic, В., Westman, V. Free voices in Russian Literature, 1950-1980 s: a Bio-Bibliographical Guide. N. V.: Russca, 1987.