автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.19
диссертация на тему: Полимотивация и смысловая многомерность словообразовательной формы
Полный текст автореферата диссертации по теме "Полимотивация и смысловая многомерность словообразовательной формы"
На правах рукописи
Катышев Павел Алексеевич
Полимотивация и смысловая многомерность словообразовательной формы
10. 02. 19 -теория языка
Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук
Кемерово 2005
Работа выполнена на кафедре стилистики и риторики ГОУ ВПО «Кемеровский государственный университет»
доктор филологических наук, профессор Араева Людмила Алексеевна
доктор филологических наук, профессор Голев Николай Данилович доктор филологических наук, профессор Зубкова Людмила Георгиевна доктор филологических наук, профессор Шкуропацкая Марина Геннадьевна
Ведущая организация: Томский государственный университет
Защита состоится «-¿У»г. в ^ часов на заседании диссертационного совета Д 212.088.01 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора филологических наук в Кемеровском государственном университете по адресу: 650043, Кемерово, ул. Красная, 6.
С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке Кемеровского государственного университета.
Автореферат разослан 2005 г.
Научный консультант:
Официальные оппоненты:
Ученый секретарь диссертационного совета кандидат филологических наук
О.А. Булгакова
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ
Проблематика исследования и актуальность темы. Современная лингвистика отдает предпочтение исследованию языка в когнитивно-дискурсивном аспекте, чем в немалой степени способствует возрастанию интереса к лингвистическо-философским учениям, раскрывающим связь языка с познавательной деятельностью человека. Богатое и уникальное лингвистическо-философское наследие позволяет утвердиться в мысли о том, что обоснование когнитивной природы языка правомерно осуществлять с опорой на идею определимости (познаваемости) языкового знака, представленную в философии Платона, Э.Б. де Кондильяка, Э. Кассирера, П.А. Флоренского, Г.Г. Шпета, А.Ф. Лосева, а также в лингвистических учениях В. фон Гумбольдта, А.А. Потебни, И А. Бодуэна де Кур-тенэ.
Определимость является фундаментальным свойством языкового знака. Признание данного обстоятельства базируется на таком понимании познавательной активности носителя языка, в соответствии с которым человек сначала определяет нечто единичное (внеположный сознанию языковой знак) через целое (целостность собственного сознания), а затем, на основании возведения частного к общему, действует в обратном направлении - в ходе речемыслительной деятельности конкретизирует «ословленное» целое, делает его членораздельным. В таком виде понятие определимости оказывается соотнесенным с идеей «внутренней формы языка» В. фон Гумбольдта, поскольку оно знаменует собой момент «слияния» языковой материи с «внутренним формообразованием». Это означает, что слово определяется посредством включения в сознание индивида, а также путем замены обобщенного элемента связанными с ним уточняющими контекстами. При этом решающая роль в актах познания отводится языку, т.к. он, являясь «достоянием» человека и «органом» образования мысли, доопределяет собой материальность знака и в дальнейшем делает его более осмысленным и раскрытым.
Свойство мотивированности деривата можно рассматривать как частный случай общей проблемы определимости, поскольку оно обнаруживает когнитивный характер языка в связи с его возможностью создавать деривационный образ познаваемого, а также делать этот образ освоенным и проявленным через «внутренний», «психо-социальный» (И А. Бодуэн де Куртенэ) контекст созвучных и одноструктурных единиц. Закономерно поэтому усматривать и в феномене мотивационной многомерности - соотносимости деривата с множеством формально подобных единиц - не только количественную характеристику смыслового потенциала создаваемого образа, но и результат влияния, оказываемо-
го словообразовательной формой на процесс речемыслительной деятельности носителя языка. Иными словами, понимание языка как посредника во взаимодействиях человека и мира, отправное для системной лингивистики (Г.П. Мельников, Л.Г. Зубкова), способствует расширению традиционных представлений о полимотивированности: позволяет не только оценивать структурно-семантические свойства производного знака, но и видеть в словообразовательной форме такой «материал» сознательной жизни, опираясь на который, человек многопланово реализует свой творческий потенциал.
С воплощением смысловой многомерности словообразовательной формы связана полимотивация - речемыслительной процесс, осуществляемый путем замены производящей основы множеством формально подобных и текстово оформленных конкретизато-ров. «Стратегический» характер явления множественной мотивации доказывает выдвинутое А.А. Потебней положение о том, что в сознании человека нет формы, «присутствие и функция коей узнавались бы иначе, как по смыслу, т.е. по связи с другими словами и формами в речи и языке» (Потебня А.А. Из записок по русской грамматике. Т. I-II. М., 1958. С.45).
Полимотивация давно находится в центре внимания отечественных и зарубежных дериватологов. Понятие полимотивации было введено в теорию словообразования в связи с изучением типов асимметрии между формой и содержанием производного слова (О.И. Блинова, В.В. Виноградов, Г.О. Винокур, Е.Л. Гинзбург, Е.А. Земская, Е.С. Кубрякова, В.В. Лопатин, П.А. Соболева, А.Н. Тихонов, И.С. Улуханов, Н.М. Шанский, М.Н. Янценец-кая). Поэтому традиционно проблематика дериватологических исследований была сосредоточена на обсуждении вопросов, связанных с анализом полимотивации и других явлений структурно-функциональной асимметрии производного знака, а именно: омонимией словообразовательной формы (В.В. Виноградов, Г.О. Винокур, Д.С. Ворт, Е.Л. Гинзбург, П.А. Соболева, А.Н. Тихонов, Н.М. Шанский), полисемией, синонимией и степенью идио-матичности / мотивированности деривата (А.Г. Антипов, Л.А. Араева, О.И. Блинова, О.А. Булгакова, В.В. Виноградов, P.M. Гейгер, Е.Л. Гинзбург, О.П. Ермакова, Е.А. Земская, Е.С. Кубрякова, В.В. Лопатин, З.И. Резанова, П.А. Соболева, А.Н. Тихонов, И.С. Улуханов, Н.М. Шанский, И.А. Ширшов, М.Н. Янценецкая), а также вариантностью деривационной и морфонологической структур (Ю.С. Азарх, А.Г. Антипов, Л.А. Араева, О.И. Блинова, В.В. Виноградов, Н.Д. Голев, ЕС. Кубрякова, А.И. Кузнецова, В.В. Лопатин, О.И. Литвин-никова, М.В. Панов, А.Н. Тихонов, И.С. Улуханов, И.А. Ширшов). Трактуемая в качестве показателя неоднозначности в отношениях «означающего» и «означаемого», полимотивация учитывается при решении таких проблем дериватологического описания, как раз-
работка критериев производности (Е.Л. Гинзбург, Н.Д. Голев, Е.А. Земская, В.В. Лопатин, Г.П. Нещименко, И.С. Улуханов), создание типологии словообразовательной мотивированности (О.И. Блинова, Е.А. Земская, В.В. Лопатин, З.И. Резанова, И.С. Улуханов, И.А. Ширшов, М.Н. Янценецкая), семантизация производных лексем в словарях (О.И. Блинова, О.П. Ермакова, Е.А. Земская, С.Ю. Кураева, А.Н. Тихонов, И.С. Улуханов, А.И. Ширшов), выделение комплексных единиц словообразовательной системы (Ю.С. Азарх, Л.А. Арае-ва, В.В. Виноградов, Е.Л. Гинзбург, ЕАЗемская, А.Н. Тихонов, И.С. Улуханов, Н.М. Шанский, И.А. Ширшов, М.Г. Шкуропацкая, М.Н. Янценецкая).
Традиция, сложившаяся в дериватологии, свидетельствует о своевременности «динамического» описания, которое позволяет решать проблему полимотивированности и полимотивации не путем выделения особых «зон неоднозначности», а через рассмотрение познавательных актов, формирующих и передающих смысловой потенциал словообразовательной формы. Следовательно, актуальность темы диссертационного исследования обусловлена недостаточной изученностью полимотивации как речемыслительной стратегии носителей языка, реализующей смысловую многомерность словообразовательной формы.
Объект и предмет исследования. Объектом исследования являются акты познавательной деятельности носителей языка, раскрывающие через полимотивацию смысловую многомерность словообразовательной формы; предметом - полимотивация как стратегия речемыслительной деятельности субъекта, направленная на конкретизацию смыслового потенциала словообразовательной формы.
Цель и задачи исследования. Цель исследования заключается в том, чтобы обосновать стратегическую природу полимотивации и оценить ее когнитивно-дискурсивные возможности в актах познавательной деятельности носителей языка. Данная цель предполагает постановку и решение следующих задач:
(1) выявить своеобразие деятельностной теории полимотивации и установить ее отличие от традиционной концепции;
(2) представить полимотивацию как стратегию речемыслительной деятельности, а также установить модели, учитывающие многообразие способов интенсивного освоения словообразовательной формы;
(3) охарактеризовать полимотивацию как процесс, при осуществлении которого (а) раскрывается смысловая многомерность словообразовательной формы, (б) обнаруживается способность мотивирующего суждения стимулировать дальнейшее перифразирова-
ние определяемого элемента, (в) проявляются коммуникативно-семантические свойства производного слова;
(4) развить и экспериментально обосновать положение, в соответствии с которым дериватема1 как образ познаваемого представляет собой условие, способствующее интенсификации речемыслительной деятельности субъекта;
(5) на основе экспериментально созданной ситуации, провоцирующей риторизо-ванное (осуществляемое через коммуникативные формы) познание дериватемы, углубить представление о коммуникативности явления полимотивации;
(6) трактуя дериватему как источник индивидуального формообразования, раскрыть и продемонстрировать с помощью анализа конкретного текстового материала положение, в соответствии с которым полимотивация являет собой один из способов самовыражения языковой личности;
(7) охарактеризовать системность полимотивации в связи с идеально-ценностным характером познавательной активности языковой личности, а также при рассмотрении деятельной, творческой сущности языка (т.е. его телеологии).
Методология, методы и методики исследования. Основу системного изучения полимотивации составила диалектическая методология, следование которой, с одной стороны, помогло представить процесс познания слова в совокупности таких систематических категорий, как «субстрат - образ (в частности дериватема) - представление (ad hoc интенсивность мотивирующих суждений) - понятие», а с другой - позволило описать речемыслительную деятельность индивида в триадах «цель - средство - результат», «условие - причина - следствие», «сущее - явление - феномен».
В соответствии с тетрадой «субстрат - образ - представление - понятие» познание слова носителем языка есть семиотический процесс приближения вещи (субстрата) к
1 В теории словообразования укоренилось понимание дериватемы как функционально-инвариантного элемента плана содержания деривационных аффиксов (Г.С. Зенков, И.А. Мельчук). Так, ИА Мельчук считает, что дериватема есть значение словообразовательного аффикса - значение, в отличие от граммемы характеризующееся (а) большей конкретностью, (б) относительно ограниченной сочетаемостью, (в) нестандартностью средств выражения, (г) невключенностью в сферу действия синтаксических правил, (д) возможностью слияния с лексическими значениями, (е) приближенностью к корню, (ж) способностью изменять часть речи исходной основы (Мельчук ИА Курс общей морфологии Т. 1. М.; Вена, 1997. С. 272, 282). В диссертационном исследовании дериватема есть «внутреннее слово» - знаковое образование, обеспечивающее организацию и протекание речемыслительной деятельности, а также элемент, осваиваемый языковым мышлением в целях самовыражения и взаимопонимания. Понятие «дериватема» используется в работе для определения познавательного статуса словообразовательной формы; кроме того, дериватема представляет собой одну из разновидностей протослова - опорного элемента, концентрирующего и стимулирующего речемыслительную деятельность языковой личности.
полноте ее смысловой реализации (к понятию) за счет обобщения (создания образа) и уточнения (замены образа представлением) познаваемого.
«Триадическая» интерпретация речемыслительного процесса направлена на характеристику познания как целесообразной деятельности, регламентированной звуковой формой и связанной с раскрытием смыслового потенциала определяемого элемента. Поэтому методологическое значение приобретают следующие трактовки познавательного процесса:
(1) познаваемое слово (цель) осмысляется при опоре на наличные структурные свойства и при помощи других слов и выражений (средство), благодаря чему раскрывается своеобразие его значения, а также ценность конститутивных элементов, образующих единство его внешней формы (результат);
(2) звуковая форма (условие) задает способ раскрытия содержания так, что выраженность ее смыслового потенциала (следствие) становится возможной благодаря активации функционально соотносимых элементов (причина);
(3) смысл звуковой формы (сущее) способен обнаружиться через совокупность кон-кретизаторов (явление) и тем самым достигнуть более полного воплощения (феномен).
Руководствуясь диалектической методологией, можно представить системный характер полимотивации в связи с ее «включенностью» в процесс речемыслительной деятельности индивидов, поскольку полимотивация есть средство осмысления, причина выраженности и способ проявления сознательно установленного статуса дериватемы.
Диалектическая методология исследования предусматривает применение метода теоретико-экспериментального моделирования, позволяющего описывать, объяснять, прогнозировать и оптимизировать процессы познавательной и - уже - речемыслительной активности носителей языка в связи с их осуществимостью через интенсифицирующие стратегии.
Обращение к диалектической методологии отразилось на создании таких описательных моделей полимотивационного процесса, в соотвествии с которыми уточнение определяемой основы множественностью конкретизаторов, формально близких отсылочной части производного слова, подчиняется принципам гомо- и гетерогенности (т.е. осуществляется как через «плеонастически» структурированное мотивирующее суждение, так и через совокупность мотивирующих суждений). Рассмотрение полимотивационной стратегии в контексте всего познавательного акта привело к необходимости установить такую модель категоризации объекта языковой личностью, исходя из которой процесс приближения вещи к полноте ее смыслового воплощения может быть описан с помощью
принципа самосознания (т.е. как ценностное обобщение и дискурсивное уточнение познаваемого, или же как формулирование субъективного отношения к определяемому слову). Способность модели не только объяснять, но и прогнозировать, а также оптимизировать процессы познавательной деятельности носителей языка была учтена при экспериментальном изучении полимотивации. Особое внимание было уделено разработке модели риторизованного понимания (модели познания слова через высказывание), при опоре на которую создавалась экспериментальная ситуация, настраивающая информантов на формирование коммуникативно ориентированного образа и активизацию полимотиваци-онной стратегии.
. Соблюдение предписаний диалектической методологии помогло выработать методику феноменологического анализа текста. Цель данной методики заключается в реконструкции творческой активности продуцента (автора текста) на основе выявления (а) общей познавательной установки высказывания, (б) дериватемы как элемента, сосредоточивающего в себе данную познавательную установку, (в) способов конкретизации создаваемого языкового образа. В качестве вспомогательной использовалась методика «метаязыковых толкований», предложенная разработчиками «семантического метаязыка» (Ю.Д. Апресяном, Н.Д. Арутюновой, А. Вежбицкой, Е.В. Падучевой и др.). В работе данная методика применяется для демонстрации дериватемно значимых представлений, а также смысловых связей между ними.
Материал и источники исследования. В первой главе работы для обоснования моделей интенсивной конкретизации словообразовательной формы привлекается «мета-текстовый» материал, демонстрирующий мотивационный потенциал дериватов, узуальных для говора Кемеровского района Кемеровской области. На данном этапе исследования предпочтение отдавалось метатекстам, связанным с осмыслением производных наименований лиц. Семантическое своеобразие субстантивов класса «Лицо» (их семантическая разнородность, предрасположенность к равномерному распределению между сферами денотативной и сигнификативной лексики) помогло полнее охарактеризовать объективирующие возможности полимотивации. Основными источниками исследования послужили записи текстов, собранных во время диалектологических экспедиций 19562002 гг. (картотека кафедры стилистики и риторики Кемеровского государственного университета).
Во второй и третьей главах работы в качестве материала использованы результаты психолингвистических экспериментов, проводимых с целью выявления смыслового потенциала дериватемы (опрашиваемую аудиторию составили носители литературного
языка в возрасте от 19 до 50 лет, обучающиеся на филологическом отделении факультета филологии и журналистики, а также на юридическом и биологическом факультетах Кемеровского государственного университета). Кроме того, для демонстрации порождающих возможностей словообразовательной формы привлекались тексты различной познавательной направленности, в которых реализация смыслового потенциала словообразовательной формы является особенностью дискурсивного стиля автора.
Научная новизна исследования определяется, с одной стороны, самим пониманием полимотивации, а с другой - разработкой аспектов системного описания, позволивших (а) обосновать специфику языкового мышления, осуществляемого посредством усиленного перифразирования дериватемы, а также (б) охарактеризовать изучаемое явление как показатель дискурсивного расширения дериватемы и как способ самовыражения языковой личности.
Теоретическая значимость исследования обусловлена его вкладом в развитие когнитивно-дискурсивной версии словообразования и связана с (а) переосмыслением традиционных взглядов на полимотивацию и полимотивированность деривата, (б) введением таких категорий динамического описания производного слова, как дериватема, ре-чемыслительная стратегия, (в) разработкой моделей и методик системного представления полимотивации, (г) созданием экспериментальных ситуаций, помогающих верифицировать факт творческого отношения субъекта к свойствам языковой структуры создаваемого образа.
Практическая значимость исследования заключается в возможности использования его результатов (а) для совершенствования реконструктивных методик, направленных на демонстрацию порождающей способности языкового образа, (б) при разработке экспериментов, подтверждающих психологическую реальность языка, (в) для корректировки вузовских курсов по словообразованию, психолингвистике и когнитивной лингвистике.
Апробация результатов исследования. Основные результаты и содержание исследования были представлены в докладах на Международных конференциях «Словообразование и номинативная деривация в славянских языках» (Гродно, 1992), «Язык, система, личность» (Екатеринбург, 1996), «Принципы и методы функционально-семантического описания языка: итоги, направления, перспективы» (Москва - Симферополь, 1997), «Проблемы семантического описания единиц языка и речи» (Минск, 1998), «Языковая картина мира: лингвистический и культурологический аспекты» (Бийск, 1998, 2004), «Языковая ситуация в России начала XXI века» (Кемерово, 2002), «Риторика в системе гуманитарного
знания» (Москва, 2003), «История языкознания, литературоведения и журналистики как основа современного филологического знания» (Ростов-на-Дону - Адлер, 2003), «Актуальные проблемы русистики» (Томск, 2003), «Наука и образование» (Белово, 2004), на Международном съезде русистов (Красноярск, 1997), на II Международном конгрессе исследователей русского языка «Русский язык: исторические судьбы и современность» (Москва, 2004), на Международной научно-практической конференции, посвященной 85-летию д-ра филол. наук, профессора О.А. Нечаевой (Улан-Удэ, 2004), на научной конференции «Общие проблемы строения и организации языковых категорий», проводившейся Институтом языкознания РАН совместно с МГУ, МГПУ и Тамбовским госуниверситетом (Москва, 1998); на Федеральных конференциях «Говоры и разговорная речь» (Кемерово, 2001), «Слово в системных отношениях на разных уровнях языка (функциональный аспект)» (Екатеринбург, 1993), «Явление вариативности в языке» (Кемерово, 1994), «Язык-наше наследие» (Иркутск, 1995), «Языковая ситуация в России конца XX века» (Кемерово,
1997), «Актуальные проблемы дериватологии, мотивологии, лексикографии» (Томск,
1998), «Учебно-методическое обеспечение речеведческих дисциплин в школе» (Екатеринбург, 2000), «Актуальные проблемы русистики» (Томск, 2001), «Наука и образование» (Белово, 2002); на региональных конференциях «Наука и образование: пути интеграции» (Анжеро-Судженск, 1998), «Словарь, грамматика, текст в свете антропоцентрической лингвистики» (Иркутск, 2000), «Повышение эффективности научных исследований и совершенствование учебного процесса» (Анжеро-Судженск, 2000), «Лингвистика. Литература. Межкультурная коммуникация» (Иркутск, 2001), «Молодые ученые Кузбассу. Взгляд в XXI век» (Кемерово, 2001), «Наука и образование» (Белово, 2001), «Русский язык: Теория, история, риторика, методика» (Красноярск - Лесосибирск, 2002, 2003). Идеи, основные положения и результаты исследования неоднократно обсуждались на заседаниях кафедры стилистики и риторики Кемеровского госуниверситета, на летних лингвистических школах, проводимых в Кемеровском госуниверситете (2002-2004), на лекционных и семинарских занятиях по теоретическим аспектам лингвистики, проводимых автором для студентов филологического отделения факультета филологии и журналистики Кемеровского госуниверситета. Проблематика диссертации отражена в монографиях «Мотивационная многомерность словообразовательной формы» (Томск, 2001), «Полимотивация и смысловая многомерность словообразовательной формы» (Томск, 2004), статьях, тезисах докладов, а также публикациях, помещенных в электронном издании «Риторика», зарегистрированном в Информрегистре, и авторском свидетельстве.
Положения, выносимые на защиту:
(1) Сопоставление традиционной теории полимотивации с деятельностной позволяет обозначить специфику предлагаемого в работе подхода. Его своеобразие связано с системным обоснованием полимотивации как способа речемыслительныой деятельности носителя языка.
(2) Полимотивация - стратегия речемыслительной деятельности носителя языка, направленная на раскрытие смыслового потенциала словообразовательной формы. Данная стратегия осуществляется по принципу замещения дериватемы множеством конкре-тизаторов, включенных как в одно, так и в несколько мотивирующих суждений и оформленных в соответствии с грамматикой высказывания.
(3) Полимотивация реализует познавательную ценность языкового образа, т.е. (а) обнаруживает повышенную семиотичность словообразовательной формы, ее способность выступать предметом речемыслительной деятельности индивида; (б) обеспечивает последовательную актуализацию мотивирующих суждений; (в) интенсифицирует смысловой потенциал дериватемы; (г) объективирует дискурсивную манеру языковой личности.
(4) Стратегический характер полимотивации свидетельствует о концентрирующей и стимулирующей функциях дериватемы, рассматриваемой в качестве образа и предмета речемыслительной деятельности индивида.
(5) Функциональное своеобразие дериватемы обеспечивается актом категоризации, организующим познавательный процесс по принципу самосознания, т.е. в таком режиме, в соответствии с которым познающий ценностно обобщает языковой знак и на этой основе конкретизирует, раскрывает создаваемой образ.
(6) Актом категоризации демонстрируется причастность языка к познавательной деятельности индивида, в силу чего полимотивация как стратегия речемыслительной деятельности обнаруживает способность языка служить средством аналитического -уточняющего, расчленяющего - познания слова.
(7) Экспериментальное изучение выразительных возможностей полимотивации опирается на идеи риторической герменевтики и связано с созданием проблемной ситуации, провоцирующей продуцентов на формирование и интенсивную реализацию коммуникативно ориентированного образа. Эффективным способом, настраивающим субъектов на дискурсивное раскрытие языкового образа, является психолингвистический эксперимент симулятивного типа. Данный эксперимент направлен на интенсификацию речемыслительной активности продуцентов путем предъявления воображаемой коммуникативной ситуации, при решении которой человек использует речевые формулы,
ситуации, при решении которой человек использует речевые формулы, усиливая значимость структурных свойств определяемого элемента.
(8) Раскрытие выразительных возможностей полимотивации осуществляется с помощью феноменологического анализа текста. При этом полимотивация рассматривается как количественная мера и манера проявления познавательной ценности дериватемы.
Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка литературы и двух приложений.
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
Во введении аргументируется выбор темы, ее актуальность, дается определение цели и задач исследования, формулируется его новизна, теоретическая и практическая значимость, раскрывается диалектическая методология, перечисляются основные методы и методики анализа, излагаются основные положения, выносимые на защиту.
В первой главе «Полимотивация как показатель динамики речемыслительной деятельности» обосновывается стратегическая природа изучаемого явления.
Сопоставление традиционной и деятельностной трактовок полимотивации выявляет своеобразие предлагаемого в работе подхода и позволяет увидеть за формально-семантическим отношением «производное - множество производящих» влияние, оказываемое языковым знаком на процессы речемыслительной деятельности субъекта. Благодаря этому влиянию обнаруживаются умения языковой личности (а) «плеонастически» структурировать мотивирующее суждение, (б) устанавливать и реализовывать связи мотивирующего суждения с системой синонимичных преобразований, (в) углублять и обобщать представления о познаваемом, (г) вычленять, объединять и вербализованно представлять автономные признаки постигаемого предмета. Это означает, что полимотивация рассматривается не только как явление, зависящее от структуры производного знака, но и как свидетельство повышенной семиотичности словообразовательной формы - такого функционального статуса знака, когда его деривационные свойства, помещаясь в «центр» познавательного акта, начинают «отображать свои потенции на самих себя» (Г.П. Мельников), т.е., будучи данностью сознания и воплощая собой его целостность (являясь символом), превосходящим образом задают пути смыслового движения (выступают индексом) и актуализуются через интенсивность мотивирующих суждений (становятся иконич-ными определяющим контекстам).
Кроме того, расхождения между деятельностной и классической теориями полимотивации намечаются (1) в решении проблем научного описания явления, (2) в допущениях, констатирующих свойство полимотивированности деривата, (3) в учете факторов, объясняющих рост мотивированности, (4) в понимании системной значимости изучаемого объекта.
1. Усилия традиционной теории направлены на поиск критериев, ограничивающих чрезмерность мотивационных решений (ср. критерий «системно-структурной значимости параллельных мотиваций» В.В. Лопатина, а также оптимизационные процедуры, утверждающие необходимость структурно-семантической близости производного и класса производящих Д.С. Борта, Е.Л. Гинзбурга, Г.П. Нещименко, И.С. Улуханова, И.А. Ширшова). Деятельностная концепция усматривает в росте мотивированности неотъемлемый атрибут человеческого познания, т.е. речемыслительный процесс, при котором за счет избыточности перифраз конкретизируется потенциал отсылочной части деривата.
2. Если в рамках традиционной теории полимотивированность деривата устанавливается через структурную значимость нескольких производящих единиц, то для дея-тельностной концепции первостепенное значение приобретает обоснование принципов интенсивной конкретизации словообразовательной формы. Ориентация на эти принципы раскрывает диалектический характер понятия полимотивированности: полимотивированность - это сама возможность интенсификации и одновременно результат усиленного освоения познаваемого элемента.
3. Согласно традиционной теории, полимотивация есть коррелят собственно структурных свойств языковой формы. Деятельностная концепция доказывает значимость не только имманентных свойств языка, но и той «среды» (сознания, языкового мышления, языкового субстрата), в координатах которой осуществима полимотивация. Поэтому закономерно усматривать в полимотивации такой аспект функционирования языка, который обеспечивает процесс дискурсивного освоения избранного слова - процесс укоренения языкового субстрата в сознании, а также приводит человека к воплощению смысловых потенций оязыковленного образа, т.е. демонстрирует гибкость языкового мышления при освоении слова.
4. В традиционной теории системность полимотивации интерпретируется через показатели размытости языковой структуры и обосновывается путем выявления комплексных единиц, обобщающих «расширительные» закономерности словообразовательной формы. Свидетельство тому - ревизия понятия словообразовательного типа, его регламентация с учетом функциональной общности нескольких мотивирующих, тождества сло-
вообразовательного значения и форманта (Ю.С. Азарх, Л.А. Араева, Е.А. Земская, О.П. Ермакова), а также введение в научный оборот таких единиц деривационной системности, как «словообразовательный архитип» (И.А. Ширшов), «словообразовательная ниша» (Л. Вайсгербер). Деятельностная концепция, помещая изучаемое явление в контекст познавательного акта, связывает системность полимотивации с «аналитической» (от анализ, анализировать; Э.Б. де Кондильяк) - расчленяющей, артикулирующей - функцией языка, поэтому целесообразность явления сводится к тому, чтобы обеспечить процесс раскрытия определяемого образа множеством словесно-логических средств. При этом рост мотивированности может быть охарактеризован через категорию «феномена» как пространства, в пределах которого проявляется смысловой потенциал дериватемы.
Полимотивация как одна из стратегий языкового мышления индивида, как способ «аналитического познания» (А.А. Потебня) слова демонстрирует такие «техники» спецификации отсылочной части словообразовательной формы, в соответствии с которыми осознаваемая (выделяемая сознанием носителя языка) дериватема осваивается либо путем замещения «плеонастическим» мотивирующим суждением (т.е. по принципу гомогенности), либо путем замены множеством дериватемно соотносимых перифраз (т.е. по принципу гетерогенности).
Так, принципу гомогенности соответствует развитие мотивированности у производного сортировщик в метатекстах Сортировщик сортирует зерно сортировкой//; Там сортировки такие/ими сортируют зерно//Сортировщики это//; Сортировщик?// Он сортирует зерно...//Механизм такой есть сортировка//Он ей сортирует зерно//. В данных высказываниях дериватема сортиров/щик перифразируется представлением некто сортирует зерно сортировкой, маркированным несколькими дериватемно значимыми элементами.
Принципом гетерогенности моделируются способы последовательной спецификации дериватемно организованного образа. В соотвествии с ним осмысляемая дериватема способна уточняться последовательностями логически (а) эквивалентных (б) иерар-хизованных «о», а также (в) автономных «П» мотивирующих суждений; ср.:
(а) помо'щ/ник *- {некто помогает кому-либо = некто оказывает помощь кому-либо} во фразах Помощник/это что-нибудь человек делает/а ему помогает кто-то/ оказывает помощь//; Ездил кочегаром/ ездил помощником машиниста// Рук ему [машинисту] не хватат/помочь оказывать//Отстукал молотком//Икочегаром ездил/ и помощником/ и кондуктором ездил//,
(б) трактор/ист *- {некто работает на тракторенекто водит трактор} во фразах Тракторист работает на тракторе// Ну/водит трактор//; Я/сказать вам/был трактористом//В колхозном водил трактор//Говорили еще/«Работаю на тракторе»//; Тракторист?//Не знаешь чё?//Да бог мой/он на тракторе... работа-em...//Это... водит//,
(в) лапот/ник — {некто плетет лапти П нектопродаетлапти} во фразахЛа-потник/это кто лапти плел//Кто лапти плел специально/их продавали на базарах// Сами на базаре продавали// Сами и плели//; В те времена это были люди/ они плели специально лапти/и потом продавали//Сами это делали//.
Принципы гомо- и гетерогенности указывают на то, что аналитическое познание слова (в частности полимотивация) есть процесс, воплощающий собой вечное стремление добиться соответствия раскрываемому, демонстрирующий невозможность полного соответствия, требующий своего осуществления через ряд сменяющих друг друга представлений. Иными словами, динамика речемыслительной деятельности есть смена «чисто диалектических форм движущегося и движением определяемого смысла, смысла на ходу, в живом разговоре» (Шпет Г.Г. Внутренняя форма слова// Шпет Г.Г. Психология социального бытия. М.; Воронеж, 1996. С. 151). Принципы гомо- и гетерогенности устанавливают интенсивные способы иконической выводимости тех содержаний, которые стоят за словообразовательной формой. В соответствии с ними иконичность рассматривается в качестве формально-смыслового подобия познаваемого и способов его представления и характеризуется как имеющая нелинейный характер (при полимотивации замещаемая структура как бы «слоится», «преломляется» через множество идентифицирующих средств).
Процесс речемыслительной деятельности, моделируемый принципами гомо- и гетерогенности, допускает разнообразие возможностей усиленной перифразировки (в терминологии И.А. Бодуэна де Куртенэ - артикуляции) определяемого - от плеонастических выражений и поверхностных равнозначных трансформаций до процедур, приводящих к появлению логически автономных суждений. Эти способы, актуализуясь в момент внимательного и творческого отношения познающего к деривационным свойствам слова (в частности в акте метаязыкового познания знака), (А) доказывают семиотический характер дериватемы, ее способность выступать символом языкового значения, (Б) активизируют дальнейшие дериватемно значимые преобразования, (В) диагностируют коммуникативно-семантические особенности определяемого элемента, т.е. содержательную многоплановость или однородность его значения. Следовательно, полимотивация указывает на то,
что понимание слова есть новое его осознание - процесс, при осуществлении которого мысль стремится к воссозданию и усиленной реализации символизма дериватемы, к обобщению, углублению либо видоизменению замещающего признака, к экспликации коммуникативно-семантического статуса определяемого элемента.
А. Способность словообразовательной формы символизировать собой значение слова может быть продемонстрирована гомогенными способами перифразирования. При этом усилению символической функции дериватемы (ее способности представлять значение) могут благоприятствовать сочетаемостные свойства тех предикатов, которые оформляют мотивирующее суждение. Например, дериватемно значимые суждения, организованные посредством предикатов таксономической категории «деятельности», обнаруживают такие синтактические конфигурации дериватемно значимых термов, как:
(а) «деятельность - результат деятельности»:
{копнить - копна} во фразе Кто копна в сеноуборку копнит/ копнильщик//; ка'та/нщик: ка'тан/щик«- {катать - катанки 'валенки'} во фразе Катанщик/катан-кикатает//;
(б) «деятельность - объект деятельности»: по) во фразе Стеколыцик/стекластеклит//;
(в) «деятельность - орудие деятельности»:
{боронить - борона} во фразе Как весна придет/ боронильщик землю боронит бо-роной//;вёя/льщик: веяль/щик«- {веять - веялка} во фразе Веяльщик/веет зерно веялкой//,
(г) «деятельность - место деятельности»:
ня} во фразе Она кухарит на кухне//, заправ/щик*- {заправлять - заправка} Он заправляет машины на заправке//;
(д) «деятельность - конечная точка деятельности»: ссьть/ник *- {сослаться -ссылка} во фразе Эти ссыльники ссылались в ссылку//;
(е) «результат деятельности - материал деятельности»:
рест/янщик *- {берестяное - береста} во фразе Берестянщик/ с бересты плетет берестяное//; каиен/щик {каменный дом - камень} во фразе Он каменны дома кладет/из камня их кладет//;
(ж) «объект деятельности - место деятельности»: {скотина - скотный двор} во фразе Скотник за скотиной ходит/на скотном дворе ходит за ей//.
Б. Ориентирующая функция суждения в наиболее очевидном виде реализуется тогда, когда гетерогенное развитие смысла происходит на базе логически иерархизо-ванных и эквивалентных перифраз, т.е. тогда, когда дериватемно соотносимое представление провоцирует мысль на дальнейшую работу в обобщающем / углубляющем, а также в переформулирующем режимах. Так, способность мотивирующего суждения активировать подчиненные смыслы делает очевидным тот факт, что первоначальное представление более комплексно, чем последующее, или же что признак, раскрывающий определяемую структуру, предваряет этап создания и выражения более общего смысла. Поэтому если осознаваемая дериватема X конкретизируется носителями языка через релевантные представления Y и Z и в пространстве, задаваемом ей, признак У, оцениваемый как многомерный, включает по смыслу признак 7' (У=> Z,), то в зависимости от расположения дериватемно соотносимых суждений в метатексте можно говорить о том, что продуцент прибегает либо к микровыводу (У тпкгоз( Z'), либо к макровыводу (7 такгоз( У). Например, учитывая тот факт, что признаки некто часто поет песни и некто часто рассказывает сказки, передающие идею речевой деятельности, сложнее, чем те, которые репрезентируют интеллектуальные состояния (некто знает много песен, некто знает много сказок), можно констатировать значимость (а) микро- и (б) макровыводов для мотивационного контекста единиц песельнифица),' песеннифица) и сказочнифица). Ср.:
(а) Песельник поет все время песни/рот не затыкается//Оттого что песен знат немерено//, Если женщина много поет песен/много песен знает//Тада она песельница//, Песенник/человек/который поет песни/много ихзнает//, Человек/который сказки рассказывает/знает ихмного//,
(б) У нас однаженщина песенница старая//Много песен знает//Часто их поет//, Песенник/много песен знает/вот их и поет//, Еслиженщина много сказокзнает/часто ихрас-сказываетдеткам/она сказочница//.
В. Дериватема есть символ коммуникативно-семантических свойств знака, а следовательно, речемыслительная активность носителей языка может рассматриваться в качестве момента, свидетельствующего об однородности или многоаспектности оязыковлен-ного содержания. В общем случае типологическое своеобразие языкового значения связывается с принадлежностью слова к определенному коммуникативному классу (в нашем случае - со способностью субстантивов, т.е. «имен лиц», выполнять в высказывании идентифицирующую или предикативную функцию) (Н Д. Арутюнова, А. Вежбицкая, Е.В. Падучева, А.Д. Шмелёв). Иными словами, языковой знак, будучи «дискурсивно-когнитивным образованием» (Е.С. Кубрякова), «жизнь» которого «состоит в его употреб-
лении, то есть в применении к новым случаям» (А.А. Потебня), предрасположен к увеличению либо ограничению разнородности семантически релевантных признаков. Это означает, что, приспосабливаясь к наиболее типичным для своего класса дискурсивным позициям, имена нарицательные (и в частности имена лиц) стремятся либо к сохранению и уточнению своих возможностей референции (и потому их семантическая структура способна приобретать дополнительные признаки, не выводимые из уже имеющихся), либо к тому, чтобы индуцировать у слушающего адекватное представление о характеристиках введенной в речевой акт темы (и поэтому семантические признаки субстантивов, более всего пригодных для выполнения в высказывании определяющей функции, в тенденции однородны и направлены на то, чтобы раскрыть смысл тематического элемента). Освоение узуального слова, осуществляемое с опорой на отсылочную часть дериватемы, способно манифестировать указанные семантические характеристики имен лиц. Отсюда: полимотивация - это лишь средство раскрытия языкового значения, средство, активирующееся тогда, когда дериватема приобрела семиотический статус, а значит, преодолев «динамическое равновесие разнонаправленных сил, исходящих из лексической и словообразовательной системности» (Н.Д. Голев), сосредоточила на себе мыслительные усилия человека и, как следствие, сделала доступными для распознания, обнаружения и наблюдения сущностные характеристики оязыковленного содержания. В контексте данного утверждения становится понятным, что если полимотивация выступает в качестве способа манифестации словесного значения, то само значение есть «именно то, что сознается в слове и посредством слова» {Потебня А.А. Из записок по русской грамматике. Т. М1. М., 1958. С. 35).
Способность знака иметь однородную семантическую структуру (что, как правило, свойственно предикативам) доказывается через процесс переформулирования одного и того же мыслительного содержания. Так, при осмыслении имен лиц, связанных с оценкой поведения субъекта, допускается гетерогенная объективация одного и того же мыслительного содержания за счет логически эквивалентных мотивирующих суждений, затронутых взаимопреобразованием:
(а) глагола и полуслужебного глагола с именем-результативом: калым/щик {некто калымит = некто зарабатывает калым} во фразе Калымщик у левака калым зарабатывает// Он помимо зарплатыкамылит//; проказ/ник *- {некто проказит = некто делает проказы} во фразе Проказник/проказ какой-нибудь делает/что-нибудь набедокурит/проказитпостоянно//;
(б) суждения и именной группы: др/ачун : драч/ун *- {некто дерется = некто устраивает драки = драчливый некто} во фразе Драчливый он//Дерется и дерется/хлебом не корми/дай подраться//Драки устраиваетпостоянно//; шал/у'н «- {некто шалит в некто делает шалости = шаловливый некто) во фразе Это ребенок бывает/ вот шалит/что-нибудь балуется//Шаловливый очень/спокою нет от его// Шалости от него сплошны//.
Напротив, осмысление имен, у которых идентифицирующая функция является первичной, может происходить путем активации сигнификативно автономных суждений. Ср.: колб/ишник *- {некто собирает колбу П некто продает колбу} во фразах А как побольше пойдет колба/ так они мешками собирают ее и продают//Их всяко зовут и колбишники и мешочники//, Калинишник и есть колбишник//Вот только колба поднялась/такая чуть-чуть//Вот он идет в лес/собирает ее и потом продает//Калины же нет пока//; кр/овелыцик : кровепь/щик *- {некто кроет 'создает' новые кровли П некто ремонтирует кровли} во фразе Кровельщик чинил/ крыл кровли// Кровли были жестяные/ шиферные/ деревянные//, сибир/як «- {некто родился в Сибири П некто живет в Сибири} во фразе Родился я в Сибири//Родители мои тоже здесь родились и жили/1 Так что я коренной сибиряк//.
Таким образом, явлением полимотивации утверждается приемлемость семиотической трактовки понятия дериватемы. Обеспечивая единство знака в «среде» языкового сознания, дериватема задает динамику во взаимоотношениях между компонентами внутрисловного контекста, настраивает на проявление смысловой плотности производящей основы и посредством мотивирующих суждений утверждает собственную творческую силу. Иными словами, дериватема как «внутренний», интериоризованный знак определяется по тому, какую форму приобретает субстрат при вхождении в сознание, а также по той функции, которую выполняет данная структура в событии познания слова. Следовательно, для деятельностной теории полимотивации существенным становится психологизированное понимание дериватемы, в соответствии с которым данный элемент представляет собой внутренне осваиваемую структуру, провоцирующую на увеличение иконичных (формально соотносимых) конкретизаторов.
Во второй главе «Полимотивация как способ воплощения категоризующих (рито-ризованных) актов сознания» изучаемое явление рассматривается как количественная мера смыслоисполненности дериватемы, углубляется представление о его коммуникативности (способности не только диагностировать коммуникативно-семантические свойства познаваемого элемента, но и служить средством организации дискурса).
Стратегическая трактовка полимотивации приводит к необходимости раскрыть те обстоятельства, при которых дериватема становится объектом речемыслительной деятельности познающего. Это означает, что процесс уточнения смыслового потенциала словообразовательной формы может быть объяснен с учетом фактора «сознания» - такой функции человеческой разумности, которая наделяет познаваемый элемент порождающей силой. Чтобы понять «проясняющую» роль полимотивации, необходимо за процессом раскрытия смыслового потенциала дериватемы увидеть то, что Э. Кассирер называет «концентрацией духовного взгляда», - момент, при наличии которого только и реализуется возможность, допускающая освоение и выражение познаваемого. Иными словами, уяснение интенсифицирующей природы полимотивации предполагает, что освоение словообразовательной формы носителем языка не осуществимо без того, чтобы в сознании не выделился определенный «характерный момент», «ставящийся в центр внимания» (Э. Кассирер) и в силу данного обстоятельства замещающийся «представлениями» (А.А. Потебня), или «ассоциациями» (И.А. Бодуэн де Куртенэ) (в случае полимотивации -интенсивностью формально подобных, изоморфных перифраз). Сам факт такого «выделения» основан на категоризующей функции сознания и только ей обязан переходом знака в разряд элемента, наделенного «творческим началом» (В. фон Гумбольдт).
Фактор сознания указывает на возводимость производного слова в какой-либо категориальный ранг, а также на то, что процесс осмысления держится на особой природе познаваемого, которому свойственно настраивать языковое мышление субъекта на поиск приемлемых конкретизаторов. Следовательно, чтобы познаваемое стало «очагом» творческой активности, оно должно быть «переведено» в ту или иную категорию мысли и речи (В. фон Гумбольдт), а более широко - подчинено идее, или «целому», как общему принципу образования и условию смыслопорождения. Обретение словом смысловой перспективы есть акт категоризации, если под таковой понимать «процесс образования и выделения самих категорий, членения внешнего и внутреннего мира человека сообразно сущностным характеристикам его функционирования и бытия» (Кубрякова Е.С. Язык и знание. М., 2004.- С. 307). Такое расширенное понимание одного из ведущих когнитивных процессов позволяет утверждать, что цель познания заключается не столько в том, чтобы подвести вещи, явления, процессы под определенную рубрику опыта, включить определяемое в тот или иной ономасиологический / семасиологический ряд или же оценить объект с точки зрения его соответствия некоему эталону, сколько в том, чтобы создать «крупную единичность» (М.К. Мамардашвили), способную реализовать или представить через себя (или свои элементы) целое, а значит, функционировать в синтетизме, неделимости с
целым. Категоризация, по мнению И.В. Гёте, является «гениальным методом», когда «острым взором в конкретно-единичном, в "отдельном случае", видится универсальное». Категоризацией устанавливается ценностное отношение к объекту - такое, когда объект получает возможность осуществить смысловой потенциал, вложенный в него субъектом. В такой ситуации будет уместным следующее утверждение: без целого, без ценностного отношения невозможна определимость знака, в то же время без определяемого знака невозможна очевидность целого.
В акте категоризации принципиально важными являются два момента: знак и его элементы выступают, с одной стороны, как символы вкладываемого в них смысла, а с другой - как то, что требует подтверждения своему разумному существованию. Это означает, что акт категоризации по существу своему амбивалентен, поскольку, с одной стороны, устанавливает возможность для квалификации познаваемого, а с другой - не мыслим без способов, объективирующих символический потенциал определяемых элементов. Категоризацией задается и артикулируется (обретает выраженность) ценностная окрашенность языкового знака, чем оправдывается цель данного познавательного процесса - вести нечто ко «все более растущей определенности» (Кассирер Э. Философия символических форм. Т.1. Язык. М.; СПб., 2002. С. 219). Процесс «все более растущей определенности» свидетельствует о том, что языковой знак «одухотворяется», становится такой точкой схождения возможностей, которая заставляет искать для собственного раскрытия необходимые идентифицирующие средства, а также правила их речевой и грамматической развертки. В этом случае «категоризоваться» значит подчиниться преобразующей силе познавательной установки (= идеироваться) и тем самым оказаться способным концентрировать в себе ее репрезентативный потенциал (= выступать символом многого), а также поступательно этот потенциал проявлять (= самореализоваться). «Категоризоваться» значит получить признание в сфере внутренней целесообразности, согласно которой участь любой вещи (в том числе и языкового знака) состоит в переходе от субстрата к образу, способному продемонстрировать своеобразие своего осмысленного существования.
В частности, предлагаемый ниже фрагмент диалога наглядно демонстрирует такую категориальную ипостась знака, в свете которой раскрывается собственно языковая многомерность образа, «оживленного» сознанием человека:
скрад/о'к
В и С распиливают одну из вынесенных на косу лесин, а другую оставляют нетронутой.
В: А эту оставим под скрадок//Из-под нее можно будет выслеживать уток/1 Она хорошо будет маскировать нас//Возьмешь ружье/и пах/и готово// С Скрадок? В: Да/хорошо бу-
дет скрадывать//Как раз и ветки можно оставить, а по утру с ружьишком и сюда// Скра-дешься под ней/и жди-выжидайутку//
Здесь многомерность словообразовательно маркированного образа оказалась выраженной за счет перифраз, конкретизирующих определяемое то через признак нечто будет скрадывать, то через представление под нечто скрадешься. Более того, само множество перифраз свидетельствует об особом статусе определяемого элемента - таком, в соответствии с которым «новый акт языкового самосознания» (В. фон Гумбольдт) наделил дериватему собственно языковым потенциалом, ориентирующим на раскрытие значения слова. «Ожив» в таком понимании, словообразовательная форма языкового знака стала выразительным ориентиром для мотивационных решений и, как следствие, была уточнена совокупностью представлений.
«Второе рождение» языкового образа может быть соединено с другими модальностями, модифицирующими характер обобщенности познаваемого элемента. См. следующий полилог:
низ/овка: низов/ка
Обсуждается план Е подняться на весельной лодке в верховья Катуни. В выдвигает аргументы против такой поездки, Е выбрала тактику отстаивать свой план.
Е: Идеально/ если будет низовка/ тогда плыть легче// П: Низовка? Е: Ну низовой ветер/он понизу дует и веслам помогает грести//В: Да хоть низовка/хоть верховна/если течение в берега бьет/ты на веслах не выгребешь//Е: Ну я там посмотрю//На Бие мне низовка помогает/низом дует и лодку несет//В: А здесь не поможет//
Единица, находящаяся в фокусе полилога, выступает не только воплощением действенности ближайшего языкового значения, но и символом полезности / бесполезности обсуждаемого явления. Причем посредством полимотивации актуализуются такие мотивирующие суждения, которые раскрывают достоинство предмета речи. Действительно, те представления, которые даны в репликах «Нунизовой ветер/он понизу дует и веслам помогает грести//», «Ну я там посмотрю//На Бие мне низовка помогает/низом дует и лодку несет//», функционируют в статусе аргументов, подтверждающих прагматическую ценность определяемого. В тактике оппонента тематическое слово мыслится в диаметрально противоположной модальности, вследствие чего использование одноструктурного гипонима верховка только усиливает всю бесперспективность упований на дискуссионно осмысляемый предмет.
Интенсификаторы основы, реализуя подведенный к слову познавательный потенциал, указывают на то, что включение знака в категоризационный процесс предполагает выбор, различение и интенсификацию всего того, что попадает в «светлое поле» созна-
ния. С одной стороны, планомерно выделяются из основного комплекса восприятий те, которые наиболее перспективны в смысловом отношении, а с другой - затемняются такие данные, присутствие которых затрудняло бы обобщение, сбивало бы мысль с пути, заданного образом (А.А. Потебня). Иными словами, обобщение и интенсивное уточнение элементов не возможны, если душа не «отвращена» от чувственного содержания вещей (Платон), если объект не включен в мысль о нем самом (А.Ф. Лосев), если случайность существования вещей не «зачеркнута», не «заключена в скобки» (Э. Гуссерль), если единичное не «интегрировано в целое», не «элиминирована» непосредственность ощущения и восприятия (Э.Кассирер), если, наконец, в субстрате не установлены и не выделены те опоры, без поддержки которых несостоятельна объективируемость сущего (А.А. Потебня). Именно поэтому полимотивация как стратегия языкового мышления, как свидетельство свершающейся категоризации есть непосредственный показатель избранности и «энерге-тичности» тех экспонентов, которые организуют поверхностный слой образа.
Предрасположенность полимотивации выражать категориальный статус деривате-мы обосновывается при интерпретации данных психолингвистического эксперимента, в контексте которого испытуемые демонстрировали умения создавать высказывание, раскрывающее смысловую плотность языкового образа. Для осуществления поставленной цели испытуемым было предложено задание, настраивающее на активизацию полимоти-вационной стратегии. См. текст-установку и задание:
Несомненным достоинством моего кочевого образажизни можно считать постоянное знакомство с нравами и обьнаями техмест, где я бываю. Бесконечная череда впечатлений проходитпередо мной, делаетжизнь интересной и наполненной множеством событий. Но бываюттакие встречи, которые какбы переворачиваюттебя, заставляютотноситься к обычным вещам совершенно по-иному. И такое событие произошло со мной совсем недавно. В свою последнюю поездку по заданию газеты мнедовелось познакомиться с одним обычаем. Он, говорят, встречается тольков этойзасушливой местности, затерянной где-то на бес-крайнихпросторахрусского Юга. Я имеюв видуобычай, исполненный необъяснимой верой в магическую силу слова, когда сельское население собирается перед сезоном цветения и своими речами пытается «вернуть кжизни» (такони называют этот обычай) небольшой кустарник, который растетна самой макушке утеса. Я не знаю, какпо-научному называютэто растение. Знаю только, что в селах, расположенныхнеподалекуотскалы, его именуютду-шввик. И народ, какбы утверждая истинность этого названия, из года в год собирается у подножьяутесадля того, чтобы посостязаться в красоте иемкости своихречей. В нихме-стное население воспеваеттотобраз растения, который был унаследован отпредков. Мне посчастливилось наблюдать это действо. По силевпечатления оно неуступаеттеатрали-зованномупредставлению. Суть его сводится ктому, что в назначенный час кстарейшинам
сел выходит несколько «говорунов». Каждый из них пытается донести до слушателей всю прелесть образа, близкого его сердцу. Речь «говоруна» льется по просторам этого края около получаса, но за такое короткое время перед тобою проходит, кажется, целая вечность, наполненная раздумьями об этом таинственном кустарнике. Одну из таких речей я и хочу здесь передать
Задание: напишите речь «говоруна», в которой воспевается образ растения (на составление речи отводилось около 30 мин).
Познавательный процесс, положенный в основу экспериментального изучения полимотивации, предусматривал реализацию смыслового потенциала дериватемы через коммуникативно значимый (риторизованный) апперцептивный фон. При этом оптимизация дискурсивной деятельности испытуемых (продуцентов) опиралась на модель ритори-зованного понимания (М.М. Бахтин, Т.А. ван Дейк, А.А. Ивин, А.А. Леонтьев, Г.Г. Шпет), в соответствии с которой освоение и выражение образа осуществляется с помощью высказывания как ценностного ориентира, формирующего общий вектор осмысления языкового знака и задающего совокупностям представлений определенные семантические функции, а также разнообразные способы речевой развертки (М. Фуко). Иными словами, познавательный процесс, активируемый и наблюдаемый в эксперименте, был вызван такой проблемной ситуацией, когда для раскрытия смыслоисполненности дериватемы требовалось найти необходимый апперцептивный фон (архетипы, словесные, грамматические и речевые эталоны), способный репрезентировать определенную (в нашем случае - сакральную, священную) модальность миропонимания. Отсюда становится очевидным направленный характер экспериментальной стратегии: свести организацию речемыслительной деятельности продуцентов к тому, чтобы текст создавался с опорой на установленный стимул и провоцируемый модус восприятия знака. Так, продуцентам было известно, что делать (написать ритуальную формулу, раскрывающую образ слова), в каком ракурсе рассматривать знак (знак, помимо «узкого» значения 'растение', должен заключать в себе явленность «абсолютного» бытия, т.е. пониматься как иерофант (от hierophanie 'явление, воплощение священного') - как то, что воплощает собой священное). Однако испытуемым не предъявлялись средства для экспликации той «особой манеры смыслообразо-вания» (Э. Кассирер), которая лежит в основе познавательного отношения к миру и которую осознаваемый знак (как центр внимания, как предмет высказывания, как конкретная точка схождения возможностей, как носитель многого) разнопланово демонстрирует всем ходом своего употребления. Поэтому творчество продуцентов состояло в том, чтобы отыскать соответствующие случаю способы опознания и раскрытия определяемого стимула. При осуществлении подобной деятельности становится понятным, что полимотивация
«предлагает решить проблему» смыслового потенциала дериватемы в связи с проявленной интенсивностью ее отсылочной части, а значит, конкретизирует смысловую данность основы в условиях, когда акцентирован опорный компонент, внутренне принято отношение к познаваемому объекту, а также активируются опознавательные, распаковывающие эталоны.
Принципиально важный момент в организации и проведении эксперимента - создание предпосылок, настраивающих продуцентов на сакральное видение объекта. Для того чтобы открыть доступ к прозрению той сущности, которая должна стоять за осознаваемым знаком, был составлен установочный текст, предваряющий формулировку задания; при этом в текст-установку были введены «смыслозадающие стимулы». К стимулам, потенциально наделенным сакральной силой, можно отнести:
(1) саму верифицируемую номинацию, отсылочная часть которой перспективна для освоения «абсолютными» архетипами (предполагалось, что компонент душ/ев-будет осмысляться через элементы, передающие идею абсолютной реальности);
(2) акцентирование того факта, что некая биологическая форма периодически возрождается, а следовательно, способна соотноситься с тем, что превосходит обыденное;
(3) создание «метафизически» выделенного пейзажа, в котором растение расположено на вершине скалы по соседству с селами, т.е. в этом случае содержится намек на идею Центра Мира и «святилища»;
(4) непосредственное указание на обряд («возвращение растения к жизни»), в своей основе заключающий идею возрождения человеческого коллектива через деятельное соучастие в воскресении растительности (ср. «образцовые» ритуалы типа «Майского дерева»);
(5) упоминаемый в тексте-установке прагматический контекст, который содержит приметы: (а) особого времени («перед сезоном цветения); (б) особого места («у подножья утеса»); (в) особых обстоятельств исполнения («перед старейшинами сел»); (г) специфичной роли адресанта («говорун»); (д) мифологического отношения к слову («вера в магическую силу слова», убежденность в истинности названия); (е) определенной ритуальной цели (смоделированный обряд можно считать постлиминарным, т.е. освящающим объект путем включения его в бытийственно «иной» мир).
Наличие в тексте-установке «смыслозадающих стимулов» должно было увеличить вероятность появления в сознании продуцентов экспериментально наводимого ценностного ориентира, который не только помогает поднять на некоторую смысловую высоту символический статус знака, но и способствует уплотнению «пучка» эталонов, «пере-
плавляющих» интуицию продуцентов в дискурс. В частности, «подталкивающий» эффект перечисленных выше стимулов, с одной стороны, обещал то, что в ритуальной формуле, «продолжающей» обряд, объектом поклонения будет не вещь сама по себе, а нечто, «открывающееся» через нее, а с другой - гарантировал такое «освящение» растения, при котором выделение объекта из профанного пространства осуществится через причастность к абсолютным архетипам, а также через воспроизведение особых действий и выражений.
Создание «гиперреальной» (Ж. Бодрийяр) среды (среды, не имеющей оригинала в культурной традиции русского народа) не только способствовало оптимизации речемыс-лительной деятельности продуцентов , но и позволило интерпретировать полученные реакции в контексте смоделированного стимула (учет данного обстоятельства оказался решающим при обосновании выразительных возможностей полимотивационной стратегии). Именно благодаря тому, что экспериментальная ситуация настраивала испытуемых на творчество в гиперреальной среде, сам эксперимент был охарактеризован как симулятив-ный (от симулякр 'то, чего нет и никогда не было по факту, но то, что лодобно реальности культуры'), т.е. как направленный на активацию речемыслительной деятельности в гиперреальной среде.
Итак, экпериментальная установка на выполнение продуцентами риторизованной деятельности сделала актуальной коммуникативно ориентированную трактовку полимо--тивации. Смысл данной трактовки сводится к тому, чтобы представить изучаемое явление как такой способ аналитического познания, который, «раскрепощая» в речи символизм дериватемы, объективирует полноту ее потенциала посредством многократного и разнообразного воссоздания и текстового оформления представлений, формально подобных (иконичных) определяемому образу. Вследствие этого допущения полимотивация предстает как (1) средство воплощения коммуникативного замысла и, как таковое, она (2) интенсифицирует языковой образ и (3) объективирует его смысловую плотность, т.е. выступает (4) способом и (5) разновидностью иконической выводимости дериватемного потенциала.
1. Коммуникативность (способность оформлять коммуникативный акт) полимотивации состоит в том, чтобы за счет способов перифрастической определимости дериватемы заполнить смысловые лакуны не только отдельно взятого речевого акта как компонента
2 Примечательно, что из 80 реакций 46 было исполнено с помощью полимотивационной стратегии, 17 - мономотивации, 7 эксплицировало значимость отдельных звуко-буквенных комплексов опорного образа, 10 было ориентировано на содержательно подобные (супплетивные) средства в передаче потенциала дериватемы
дискурсивного целого, но и различных композиционных участков создаваемого текста. Правомерность этого вывода аргументируется с помощью феноменологического анализа полученных текстов-реакций (при анализе интенсивность перифраз квалифицировалась как способ раскрытия сакральной окрашенности дериватемы).
Приведем образцы феноменологического анализа нескольких текстов-реакций3, демонстрирующих способность полимотивации структурировать (А) один речевой акт и (Б) несколько коммуникативных ходов.
А. [1] Уважаемыйдушевик! [2] Ты такой красивый, такой большой. Когда ты цветешь, все вокруг тебя оживает, все наполняется твоим дыханием. Ты сама душа. Душа всего: и природы, и цивилизации, и всего мира. Название твое говорит само за себя, о милый душевик! Душа твоя неосязаема, необозрима, но всеравно твое выздоровление, твое наикрасивейшее цветение открывает глаза всем людям, животным и птицам. Не будь тебя, не было бы жизни на земле. Бог создал свет, чтобы ты озарял всех своим прекрасным цветением, своим чудесным ароматом, да, именно чудесным, ибо когда ты цветешь, лепестки твоих цветов излучают тончайший аромат и кажется, что находишься в раю, ароматы которого могут сравниться с тобой. Но ты даже лучше! Без тебя нет счастья, нет радости, нет жизни. [3] Скорее оживай!
Сакральность исходного образа реализуется через фатический, эпидейктический и побудительный этапы, т.е. через [1] установление прямого магического контакта с иеро-фантом, [2] похвалу иерофакту, [3] призыв к действию, имеющий целью возрождение са-кральности. Смысловая насыщенность дериватемы становится очевидной в том текстовом фрагменте, где воздается хвала иерофанту; при этом каждый из дериватемно соотносимых признаков (иерофант есть душа всего : иерофант имеет неосязаемую, необозримую душу) демонстрирует собой исключительность освящаемого растения (ср.: Ты сама душа. Душа всего: и природы, и цивилизации, и всего мира... Душа твоя неосязаема, необозрима, но все равно твое выздоровление, твое наикрасивейшее цветение открывает глаза всем людям, животным и птицам...). По данным перифразам можно судить о том, под какие «абсолютные» архетипы был подведен познаваемый знак. Так, признак иерофант есть душа всего конкретизирует представление о растении как квинтэссенции жизненных сил Космоса, признак иерофант имеет неосязаемую, необозримую душу специфицирует метафизическое понимание души как субстанции, одновременно нематериальной и зримой. Следовательно, полимотивационная стратегия как дис-
3 Здесь и далее тексты, написанные в условиях эксперимента, приводятся без правки, с сохранением орфографических, пунктуационных, грамматических и стилистических особенностей оригинала.
курсивная репрезентация сакральной модальности есть способ «распаковки» смысловой плотности деривационного слоя образа. Полимотивация конкретизирует воззрения на феномен (согласно П.А. Флоренскому, феномен есть «единое, данное во многом», а также «множество, данное в единстве») так, что «единое дается во множестве» через набор дискурсивно оформленных представлений, которые непосредственно «обращены» к деривационной структуре образа, а «множество дается в единстве» за счет воплощения одного из коммуникативных этапов сакрально окрашенного высказывания.
Б. [1] О странный куст, Безлик, тосклив, Средь каменных морей. [2] Ты силу духа обрети, Молитвенных речей [3] Возносим возглас, Вопиет душа к тебе Слаба как тень, [4] Тоскливый день Ты озари огнем Проснись, проснись, проснись!!! Уж снег остыл, Исполнись сил - Средь дней-лучей Хрусталь-ручей К тебе спешит, Водой неистовой-простой Тебе дыханье дать! Очнись, очнись, очнись, очнись!!! [5] Блаженством света озари Ты наш печальный лик, И как ручей тебя воскрес, Ты в душу нам возлей огонь, На ратный подвиг вдохнови И силу Духа оживи, Волшебныйдушевик!!!
Здесь «освящение» растения можно квалифицировать по нескольким уровням реализации сакральной модальности. С одной стороны, проникновение мысли в сущность, стоящую за знаком, порождает систему дериватемно зависимых представлений, свидетельствующих как об особой энергетичности субстанции {иерофант возливает огонь в душу: иерофант оживляет силу духа), так и о том, что субстанция эта способна возродиться (иерофант обретает силу духа) только через встречу с равноценной энергией познающего (а потому: к иерофанту вопиет душа). С другой стороны, такая содержательная насыщенность дериватемы проявляется через общность речевых действий, цель которых - заручиться присутствием и содействием божества, символизируемого растением; отсюда [1] устанавливается непосредственный контакт со священной сущностью объекта, [2] объект побуждается к обретению непрофанного бытия, [3] оглашается приемлемый способ общения с иерофантом, [4] объект повторно побуждается к воскрешению, [5] предпринимается попытка заручиться поддержкой со стороны иерофанта. Именно включение мотивирующих суждений в сферу отдельных речевых актов создает ту дискурсивную определимость, которая представляет собой момент планомерной речевой репрезентации ценностного отношения к знаку. Определить сакральность дериватемы -это воплотить в речи ее синтетическую природу, это грамматически оформить ее измененные (синтаксически расчлененные) состояния в целесообразную фразу. Рассматриваемый текст воплощает повышенную семиотичность словообразовательной структуры следующим образом: (а) признак, свидетельствующий о перспективности воскрешения иерофанта, в контексте речевого акта [2] указывает на содержание призыва и формули-
руется в виде фразы ты силу духа обрети; (б) представление, раскрывающее процесс обретения иерофантом энергии, в рамках речевого акта [3] занимает ассертивную позицию и оформляется фразой вопиет душа к тебе; (в) признаки, утверждающие энергетику иерофанта, в горизонте речевого акта [5] составляют существо просьбы и фразируются ты в душу нам возлей огонь, силу Духа оживи. Иными словами, «множественность единого» проявляется здесь на уровне отдельных речевых актов, а «единство множественного» состоит в самой дискурсивной парадигме, объединяющей ритуальные действия по принципу все более укрепляющейся очевидности сакрального (действительно, чтобы божество появилось, к нему надо обратиться, назвать, а если оно появилось, то у него можно заручиться поддержкой).
2. Интенсифицирующая природа полимотивации доказывается нагнетанием фра-зово оформленных и дериватемно скоординированных представлений, вплетенных в формацию речевых действий. Ее сопоставление с мономотивацией лишний раз подтверждает способность языкового образа усиленно артикулироваться при осуществлении ре-чемыслительной деятельности.
Факт того, что мономотивация «оживляет», но не «повышает» семиотичность дери-ватемы, проиллюстрируем следующим примером:
О могучий кустарник проснись, Помоги исцелить людям души Дай дотронуться до веток твоих Чтоб вся спесь наша вышла наружу. Ядовитая зелень листьев твоих В моем сердце огонь зажигает, Я хочу сочинить тебе образный стих, Только кто-то мне в этом мешает Посмотри, я страдаю безумством страстей Я из крайности в крайность кидаюсь Очень больно касаться твоих мне ветвей, Но от этого я наслаждаюсь. Вот обнял я тебя, очищения жду Только вдруг я его не найду?
В данном случае посредством мономотивации воплощается представление о растении как источнике целительной силы (иерофант исцеляет душу). Будучи встроенным в акт просьбы, этот признак раскрывает суть ожидаемой от божества поддержки.
3. Полимотивация, интенсифицируя процесс определимости, отражает обобщенный (символический) статус дериватемы. Поэтому для аналитического познания, нацеленного на риторизованное раскрытие смыслового потенциала словообразовательной формы, естественна тенденция, приводящая к многомерному уточнению определяемого элемента. Кроме того, эксперимент позволил выявить внутрисловные ресурсы, обеспечивающие «снижение» смысловой плотности символа, а следовательно, подчеркивающие значимость отдельных дериватемно ориентированных смыслов. К способам, которые усиливают «внутрисловную» выразительность дериватемы и соответственно настраивают на очевидность отдельных средств идентификации, можно отнести случаи, связанные
с корректировкой осознаваемой структуры на стыке морфем, образующих целостность производного слова. См. случаи (А) эпентезы - душевик*- душевик - и (Б) протезы -дуи^ик *- дуиЩик.
А. Душев^ик. О, великие старейшины! Всежители нашего селабоготворятэто поистине душевное растение. Нашалюбовь кэтомудеревутаксильна, что мы просим богов, чтобы они смилостивились над нами и нелишали насудовольствия видеть его распустившимся,живым, радующимся солнцу. Мыумоляем царицу-природу, чтобы онадала ему ветра, теплого дождика, чтобы его великолепные ветки наполнилисьдушой и ожили, распустившись прекраснымицветами. Человекне можетпрожить без этого чудесного таинственного деревца. Оно необходимо нам каквоздух, каквода, онорадуетнаши сердца, спасаетнаши жизни, лечитнаши души. Пока естьдухв этом божественном деревце, естьдухи в нашем селе!
Факт определимости исходной дериватемы измененной структурой может рассматриваться в качестве шага, приближающего знак к более очевидному выражению вложенного в него смысла. Действительно, сакральный характер объекта точнее передается формой душевник, нежели душевик. И эта интуиция в дальнейшем подкрепляется конкре-тизаторами, свидетельствующими о подведенности осознаваемой единицы под архетип Древа Жизни (квинтэссенции жизненности, душевности), а также под выражения, способные эту интуицию более четко репрезентировать. Ср. фразы: ...это поистине душевное растение; мыумоляем царицу-природу, чтобы онадала ему ветра, теплогодождика, чтобы его великолепные ветки наполнилисьдушой...; оно... лечитнаши души.
Б. Уважаемые старейшины. Воти наступила весна! Мы все радуемся пению птиц, на-бухшимпочкам,распустившимсялистикамизеленитравыВсе-всепробуждаетсякжизнии вотуже совсем скоро произойдет величайшее событие - скоро заиДрвеГрк. Вы только вслушайтесь, уважаемые старейшины, в это слово «ду-ше-вик». Ведь этотпрелестный кустарник • этодуша Это душа, центр, вершина утеса, это душа нашего села, душа каждого из нас, и, наверное, душа мира. С началом цве^ёно^ наши,души раскрываются, подобноегоцветамимыстановимсядобрее, чутче, гуманнееиклюдям, икживотным, ик себе. Вы конечно все помните <...> дв/Ги3*"трчуйешьмлежн9"туШ>1елшюпЬ:
ваетнаши сердца Мне думается, ч^о-^Го послание свыше, это чудо из чудес. Да возрадуемся этомучуду! Да возвысятся нашидуши! ДарасцвВтеГрЗ.ик!
Употребление слова, «улучшенного» путем протезы, демонстрирует следующую закономерность: определимость осознаваемого знака через форму душник становится возможной тогда, когда продуцент выделяет такое сакрально ценное свойство иерофанта,
как его аромат, запах (® дух). В контексте сакрального миропонимания это свойство рассматривается как проявление самой витальности (т.е. того, через что душа дает о себе знать и посредством чего даруется жизнь окружающему миру и самому человеку). Эталоном, оправдывающим выразительную «правку» дериватемы, выступает элемент, в формальном отношении далекий от «наглядной» данности ориентирующей единицы (благоухание). Это свидетельствует о формальной градуированности тех средств, которые определяют внутрисловный контекст «вторичной» номинации - номинации, не теряющей своей связи с начальной единицей. А потому трансформацией исходной дериватемы устанавливается семиотическая значимость идентификационной опоры, опосредующей восстанавливаемый в анализе элемент (т.е. конкретизатор дух): душё^ик т^т^шх *-
дуи$ик конкретизирующее Г душ[нЩГ юнкрешируеиое бпагоуханив (дух) конкретизирующее.
4. При аналитическом познании символа актуальны как формально подобные (ико-нические), так и содержательно изоморфные (супплетивные) способы раскрытия исходного образа, что свидетельствует о парадигмальном характере функционирования дерива-темы, о ее реализации через разнообразие воплощений, распределенных по шкале формально-смыслового / собственно смыслового подобия определяемому (М.Г. Шкуропац-кая). В результате полимотивация может быть оценена с позиции большей / меньшей формальной близости / отдаленности дериватеме; ср.:
Вы только прислушайтесь к этому слову «ду-ше-вик». В нем столько, столько звучит, слышится душа, душа этого цветка, душа каждого из нас в отдельности и душа всех нас вместе. Душа всего мира, душа миллионовмиров. фом^томыжош
ШЖРЖО&ШЛ.бЖьмт&мов.Душевик - душевный, !Ш!1!ШЬ!&.МШШ$1№ШЬ!&М$!вР.
мдоый о воздушный. Душевик-отдушинадля нашихдуш,
погг^у^темньюночио^^
шу.грудь.Душа, парящая в небе Душа, гщблушш мнаскнебу Но недобрые люди, живущие на окраине, за забором в 3 метра, говорят, что душевик задушит всех нас,
По не зря люди живут за забором, им не добраться до нас. Душевик д0(>онпр<хтитшв<^.- Но мы ничего не прощаем. Души их будут мучиться в аду, гореть на костре из 3-х поленьев. Душевик!!!
Наряду с супплетивными способами раскрытия оязыковленного образа, данный текст демонстрирует такое стремление к иконизму, при котором конкретизация смыслового потенциала интенсифицирована словесными эталонами, в разной мере отклоненными от непосредственной соотносимости с опорным элементом. См. схему дискурсивной определимости дериватемы, в которой порядок расположения элементов конкретизирующе-
го множества обусловлен степенью формальной близости уточняемой основе; душ/евик: душев/ик *- {в иерофанте слышится душаъ <цветка, людей, миров> : иерофант есть отдушина для душ\: иерофант есть душаг <парящая в небе, приближающая нас к небу>: « иерофант есть сама душа« (пресуппозиция фразы Душевикдобр он простит им все. Но мы ничего не прощаем. Души их будут мучиться в аду, гореть на костре из 3-х поленьев): иерофант душевный1:иерофант задушипи : иерофант есть отдушина1 для душ : иерофант воздушный1 : иерофант не о с т дь ваиия\ : <к> иерофанта
: иерофант спит\: иерофант есть спасе: нуег <от кошмаров, страдании> : иерофант нв.подозр^еют^ : иерофанта омьюают слезами^ : иерофант прекржьм : иерофант шгкий\ : иерофант нежнь/й! : иерофант щшьй 1: иерофантдобрьй] : иерофантпаритенебе 1 : иерофантшиближюткнебу\: иерофант неошШШ.РШШ^ : иерофант,простит!}.Частотность употребления (см. подстрочный индекс) позволяет говорить о своеобразном «когнитивном стиле», основанном на активном использовании формально близких (полужирный курсив) / отдаленных (полужирный курсив с подчеркиванием) квалифицирующих элементов. Осмыслением де-риватемы через элементы, «наглядно» соотносимые с определяемой основой, раскрывается такая многослойность символа, согласно которой иерофант являет собой (а) воплощение самой витальности (я иерофант есть сама душа) - то, что (б) концентрирует в отдельном фрагменте мира все жизненные силы (в иерофанте слышится душа цветка, людей, миров>), (в) наполняет энергией (иерофант есть отдушина для душ), выступает (г) образом недостижимого совершенства (иерофант есть душа <парящая в небе, приближающая нас к небу>), а также (д) свидетельством непреходящей амбивалентности абсолюта (иерофант душевный : иерофант воздушный уб. иерофант задушит : иерофант не оставит дыхания).
Таким образом, рост иконичности, демонстрируемый полимотивацией, приводит к увеличению числа дериватемно скоординированных решений. Напротив, «угасание» иконичности и, как следствие, развитие супплетивизма предполагают снижение формально подобных определителей основы, безальтернативное появление либо увеличение кон-кретизаторов, отдаленно воспроизводящих звуко-буквенный облик опорного элемента, полное отклонение апперцептивного фона от наглядной данности образа.
Интенсификацию супплетивизма, происходящую на фоне мономотивации и «маргинально» соотносимых перифраз, проиллюстрируем следующим примером (текст комментируются путем схематического представления конкретизирующих тенденций):
Дорогие товарищи! Позвольте мне воспеть красоту и прелесть нашего водногорас-
тения - душевика. Мы благодарим предков за Каждую весну, когда
еще только сходитснеги бегутвесенниеручьи, в подножье скалы появляются первые росточки,душевика. Своим,душистыыпахшшадчаржьват^ шаМ9ШШШМШШШ.РШбЖШ Шшеш.У.благоухаетр.ж
Адомтншчаи.из
ее листьев, помогает от сдшшшушевика
да^ШШЗдзюадое бесот^ Воткакое чудес-
ноешШШЦеобшМШ унашем краю!
Комментарий: душ/евик {иерофантимеет душистым запах:иерофант благоухает^ : иерофантимеетдушистыйзапаху : иерофантесть р^ное.расшеное!: иерофант есть : иерофант та(ЖЬЮЖММС§ШШ\ : ШШЫиеро-фанта лровлегаютпрохожиху: иерофантпетУ-иерофант
: иерофант рш^дат» .целины'• иеро-
фанта пдм<хаемШШШ$ШЫ8ШМШй1 '■ ЯЯШ.ШШиерофанта
: иерофантшеет^екр^ь^ш : ие-
рофант есть адресное растешу}-
Приводимый ниже текст демонстрируют абсолютный супплетивизм сакрально окрашенных перифраз (комментарий осуществляется путем схематического представления конкретизирующих тенденций):
душевик!Очтсьдт.шжмь[МШЖ%.Ш ШШЬ ^ь^.рэфй.нзс.^
чудеснейшшикра^
сашми'.ся^Ш^ШШМ.^Ш^П^МьШ.й^ьми оттого, что можем созерцать тебя каждый год в этотсвященный праздник!!!
Комментарий: душ|ев\ик*~ {иерофант чудеШ&ШЦй.: иерофантжи-: иерофант(]ШР.Щ1?ШШ :иерофант ЩЮМшоШШк: G5.crn.cwai : иерофантспосс&нж!Юпить^ : иерофант Щ>ШШ!.2000шпет.и2
: иерофант есть !Й0Ь всвх.уареЙ1: иерофант есть муж всех мужейГ: иерофант
: иерофант
: иерофант есть великий, знахарь 1: иерофант есть ангел-хрзтШШ : от иерофанта люди становятся счастливыми, и богонаде-ленньш]},
5. Рассмотрение полимотивации на фоне других способов иконической определимости показывает, что специфика изучаемого явления сводится к тому, чтобы обнаружить обобщенность мотивирующей основы путем интенсификации дериватемно скоординированных перифраз, включенных в процесс риторизованного раскрытия образа. Это означает, что способы иконической выводимости могут описываться через комплекс параметров, учитывающих характер определяемого элемента, а также способы и интенсивность его раскрытия. В тексте диссертации, помимо поли- и мономотивационной стратегии, рассматриваются такие иконические способы воплощения исходного образа, которые оттеняют предметную наглядность символа либо за счет употребления слова с предложенной (А) / «улучшенной» (Б) структурой, путем включения исходного элемента в другой внутрисловный контекст (В), посредством осмысления опорного форманта (Г) или базовых зву-ко-буквенных комплексов (Д).
A. Наличие в текстах элементов с первоначальной словообразовательной структурой (использование слова душевик) - симптом того, что продуценты «прониклись» предложенным экспериментальным заданием, т.е., постоянно возвращаясь к исходному стимулу, стремятся осмыслить его содержательный потенциал (иначе, одноименной повтор маркирует тему высказывания и свидетельствует о ее поэтапном развитии).
Б. Присутствие трансформированных единиц {душевник, душник, Душевик) может быть объяснено не только необходимостью маркирования темы, но и потребностями в ее корректировке, а также в графическом и морфонологическом подтверждении нужного смыслового объема. Показательно, что единицей душевник делаются более очевидными мотивационные решения, связанные с осмыслением концептов Душа, Дух, конкретизато-ром душник ставится акцент на признаках, раскрывающих сакральный смысл лексемы дух (я аромат); графическим преобразованием указывается на причастность тематического элемента к абсолютной реальности.
B. Включение исходного знака в другой внутрисловный контекст намечает пути морфо-грамматической репрезентации сакрализованного содержания; ср.:
Сегодня мы собрались здесь, чтобы почтить растение наших отцов и дедов, нашего маленького душевика. Посмотрите, какой он маленький и беззащитный, подвластный всем ветрам, дождям, метелям. И тем не менее он играет очень большую роль в нашей жизни. Он не просто соединяет поколения в едином порыве воспеть растение, но и своим цветением возвращает нас самих к жизни. Нам душевик - это маленький милый маячок, который ведет нас по жизни. Посмотрите, ведь не зря он располагается на самой макушке утеса. Именно это растеньице наполняет нашу жизнь смыслом. Недаром оно имеет такое милое название -душевик. Оно уже этим взывает к нашей душе. Ему, нашему маленькому другу, мы доверяем
все наши тайны, всерадости и горести. Частенько сюда, на утес, пренебрегая опасностью, приходят юноши и девушки, чтобы рассказать о радостях или неудачах, о душевных переживаниях. Недаром в нашем селе считается особым знаком присутствие цветов душевика на свадьбах. Тогда жизнь молодых пройдет счастливо, душевно, без ссор и передряг. Так давайте же беречь его, как люди берегут жизнь своих родных и близких. Так пусть же растет и разрастается наш душевичок, пусть цветет круглый год. Ида охранит он нас от всяческих бед и бурь!
Здесь сакральная модальность объективируется путем внесения исходного слова в словообразовательную модель с деминутивным суффиксом -ок (душевик душе-вич/ок). Подобным способом обнаруживает себя особое отношение к растению: отношение не просто «ласкательное», но скорее «сердечное» - такое, которое требуется для контакта с воплощением самой «душевности».
Г. Пример, приводимый ниже, демонстрирует смысловую значимость формантной части опорного слова (см. подчеркнутый фрагмент):
Жил молодой человек, который страсто любил девушку. Добрую и красивую. Но задушил он ее. Ееродители и остальныежители деревни собрались на совет. И решили выгнать молодого человека. Но перед этим надругаться над ним. Парень, чтобы избежать наказания, забрался на самую вершину горы. Но поскольку ничего он не взял с собой из еды, он весь иссох-ся и стал, как кустик Тоненький и худенький. Так и застыл он. С тех пор душа его каждый год приходит в селение и мстит своим врагам, душит их. И дабы избежать этого, жители собираются перед сезоном цветения и говорят, и говорят, и говорят, и снова, и снова, и потом еще и еще. До техпор, пока он не зацветет и душа его не успокоется.
С помощью конкретизирующего элемента (душев/ик куст/ик) становится эксплицированным смысловой статус элемента -ик, его направленность на передачу такого сакрального признака, как внешний вид растения (тоненький и худенький куст). Будучи проявленной в контексте легенды, данная характеристика отождествляется со свойствами того, чью душу иерофант вмещает. Таким образом, дискурс объективирует сакральную значимость не только отсылочной, но и формантной части опорного слова, благодаря чему становится еще более очевидной интенсифицирующая природа сознания - та его функция, за счет которой каждый экспонент качественно-относительной структуры символа вправе получить определенную смысловую перспективу.
Д. Сакральной модальностью могут быть отмечены и звуко-буквенные комплексы. И хотя сам эксперимент носил узко направленный характер (была сформирована установка на осмысление основы), а формулировки экспериментального задания не предполагали целенаправленного выявления ассоциативных опор, отдельные тексты все же допускают интерпретацию фоносемантической глубины опорного слова; ср.:
Дуйте, дуйте, ветры. Наполните живой энергией сей дивный кустарник. Пусть каждая частица принесенного вам воздуха сольется и проникнет вглубь, в самый корень душе-вика. 0^9:!>У:Х:Х:УгУ:Х:Хя призываю дождь, который своей живительной влагой напитает каждыйлисток. Вот летит первая дождевая капля. Она несет в себе жизнь. Она уже соприкасается с ветвями и они начинают шелестеть своими листочками. Щ^^щ^-ш-шпод мерный шепот листвы появляются все новые и новые побеги. О, солнце! Одари сей бесценный кустарник своим светом, своим теплом. Наполни каждую прожилку каждый сучок и корешок Жизненной силой. Призываю тебя душевик, разрастись. Я великий говорун, наделенный даром изречения великого слова, заклинаю тебя опрянуть ото сна. Раз, два, три душевик - живи!!!
Данное заклинание направлено на то, чтобы наделить растение жизненной силой. Эта цель достигается за счет особых выражений, в которых усиленное воспроизведение отдельных звуковых элементов опорного слова (т.е. своеобразное соприкосновение с его сущностью) гарантирует вещи возвращение из небытия. Иными словами, данный текст реанимирует мифический принцип воздействия, исходя из которого называние вещи становится источником ее актуальности.
Следовательно, эксперимент позволил обосновать следующее положение: полимотивация представляет собой такой способ риторизованной (обеспеченной речевыми формулами) рефлексии, при которой через множество текстово оформленных перифраз -перифраз, иконичных отсылочной части дериватемы, - становится сущностно явленным смысловой потенциал символа.
В третьей главе «Полимотивация как способ раскрытия субъективности дериватемы» изучаемое явление рассматривается как способ самовыражения языковой личности. На основе данного положения обосновывается системный характер полимотивации, демонстрируется значимость феноменологического анализа для реконструкции познавательной деятельности субъекта.
Способность дериватемы функционировать в качестве предмета речемыслитель-ной деятельности (т.е. ее предрасположенность символизировать замысел высказывания как формулу творческой активности познающего) допускает такое понимание полимотивации, в соответствии с которым процесс интенсивного перифразирования опорного элемента влечет за собой раскрытие экзистенциальной (внутренне установленной) ценности образа. Иными словами, персонально-онтологическая трактовка языковых явлений (в частности, полимотивации) обращается к актам дискурсивного мышления в связи с их нацеленностью на воплощение творческих начал, присвоенных знаку одухотворенным субъектом (И.А. Бодуэн де Куртенэ, В. фон Гумбольдт, П.А. Флоренский). Поэтому охарактеризо-
вать полимотивацию с точки зрения персональной онтологии значит описать то, как реализуется экзистенциальная, субъективно переживаемая ценность языкового образа, или, более широко, - «не то, что делает из человека природа, а то, что он сам делает из себя» (Кант И. Антропология с прагматической точки зрения. СПб., 1999. С. 385.).
Полимотивация, являясь средством, обеспечивающим дискурсивное раскрытие субъективно переживаемого образа, предполагает такой режим познавательной активности, при котором проявлению подлежит все то, что стало воплощать собой источник индивидуального смысла. Следовательно, познание, трактуемое как момент выражения смысловой специфики (индивидуальности) образа, предусматривает опосредованность (охваченность) субъекта идеей, т.е. тем, что гарантирует универсализацию (самовозрастание) индивида за счет обобщения и конкретизации познаваемого. Отсюда берет свое начало такое моделирование творческого процесса, которое позволяет описывать универсализацию индивида (а значит, и категоризацию языкового знака) с помощью принципа самосознания. В соответствии с ним приближение языкового знака к психо-социальной сущности языкового мышления вызвано детерминированностью человека формой (идеей) как способом символизации и условием уточнения определяемого. Иными словами, принцип самосознания (по А.А. Потебне - «познания сознания», «сознания сознания») характеризует такой способ осуществления творческой активности, при котором человек приближается к «интеллигибельному максимуму» (т.е. к «апогею» в уяснении и выражении духовно познаваемого) за счет смыслового обобщения и последующей конкретизации знака, а персонально значимый элемент доводится до относительно максимальной во-площенности благодаря категоризующим способностям одухотворенного (охваченного идеей) субъекта.
Принцип самосознания выводит исследование полимотивации на такой уровень теоретического описания, когда систематические элементы (индивид и языковой знак), рассматриваясь в аспекте некоего функционального задания (некоего идеального плана), оцениваются с телеологической позиции, т.е. как существующие в воплощении (Аристотель). Это приводит к последующим спецификациям принципа самосознания, за счет чего каждому систематически выделенному элементу приписывается определенная идеальная (функциональная) значимость.
Так, с помощью принципа идеальной причиненности субъекта (по И. Канту - принципа морали) раскрывается специфическое бытие человека, который, детерминируясь свойствами формы, самореализуется при освоении и выражении вложенного в знак
смысла. При этом полимотивация представляет собой способ самовыражения одухотворенного (духовно познающего мир) субъекта.
В соответствии с принципом идеальной причиненности языкового знака (по Г.Г. Шпету - принципом финальности) персонально-онтологическая ценность вещи состоит в ее обращенности к внутреннему миру познающего субъекта, а значит, в том, чтобы стать близкой психо-социальному существу человека за счет включения в процесс категоризации. В таком случае языковой знак рассматривается, с одной стороны, как субстрат - то, что причастно к субъективно переживаемой идее в возможности ее воплотить, а с другой - как носитель индивидуального смысла. При этом полимотивация, наряду с другими артикулирующими средствами, обнажает «индивидуальные различия» (И.А. Бодуэн де Кур-тенэ) в способах обобщения и возможностях уточнения познаваемого.
Принцип самосознания, описывая деятельное бытие субъекта (бытие, проявляющее себя в реализации замысла), предполагает телеологическую трактовку языка. В таком случае неотделимость языка от познавательной активности субъекта характеризуется по нескольким направлениям: язык можно рассматривать как телос, как допущение тело-са, как концентрат и конкретизатор телоса (ср. с триадой «energeia - ergon - ergaleion», использующейся в системной лингвистике В. фон Гумбольдта, Г.П. Мельникова). Во-первых, язык как «телос» наделяет человека и языковой знак творческой силой. Во-вторых, язык как нечто «готовое» допускает саму возможность дальнейших семиотических преобразований. Наконец, язык способен концентрировать в себе познавательный потенциал, а также планомерно этот потенциал проявлять. Отсюда ясно, что системное видение полимотивации связано прежде всего с развитием и утверждением последнего тезиса, т.е. такого представления о языке, в соответствии с которым изучаемое явление трактуется как обнаружение «телоса» (т.е. творческого потенциала знака, а вместе с ним и человека, настроенного на реализацию замысла).
Полимотивация, реализуя «силу личностных форм» (П.А. Флоренский) - форм, ставших образом творческой активности субъекта, указывает на то, (а) какая экзистенциальная ценность была положена в основу познания знака и нашла дальнейшее уточнение в расчленяющих актах мысли; (б) какие элементы материальной структуры познаваемого получили символический статус (были наделены творческим потенциалом, стали воплощением целого); (в) какие апперцептивные средства помогли раскрыть символический статус дериватемы, (г) в какие речевые (коммуникативные) акты были включены интен-сификаторы основы. Комплексное освещение данных вопросов позволяет установить в текстах различной познавательной направленности творческую манеру автора, семиоти-
ческую жизнь его сознания. При осуществлении подобной реконструкции решающим становится тот факт, что дериватема представляет собой источник познавательного (дискурсивного) стиля автора, а полимотивация - один из способов самовыражения личности.
Возможность персонально-онтологической интерпретации полимотивационной стратегии проиллюстрируем с помощью анализа философского дискурса Николая Александровича Бердяева, посвященного раскрытию такого «ословленного» понятия, как творчество (анализ выполнен на материале Введения к работе «Смысл творчества: Опыт оправдания человека». Харьков; М., 2002. С. 17-24). При этом реконструкция полимотиваци-онной стратегии осуществляется за счет рассмотрения таких динамических параметров акта категоризации, как характер (модальность) обобщения определяемого элемента, структурные особенности обобщаемого слова, способы конкретизации его смыслового потенциала.
Согласно Н.А. Бердяеву, модальность философского миропонимания приводит к созданию «бытийственных идей», «противящихся мировой данности и необходимости и проникающих в запредельную сущность мира» (Там же. С. 32). К числу таких «идей» относится и творчество - категория, которая в своей идеалистической интерпретации утверждает присутствие «человечества» в человеке, а следовательно, оправдывает человека через его внутреннее движение к абсолюту («Книга моя и есть опыт антроподицеи через творчество», - пишет Н.А. Бердяев. Там же. С. 24). Закономерно поэтому допустить, что для Н.А. Бердяева творчество становится опорным элементом, катетеризуемым для того, чтобы в максимально исчерпывающем виде явить должную суть той активности, за счет которой человек может быть рассмотрен как объект поклонения.
Действием мысли в философском самосознании Н.А. Бердяева подбираются такие средства экспликации категориального статуса опорного элемента, которые исполнены смысла о высшем предназначении человека. В результате актуализуется система представлений, раскрывающая феномен творчества как такой путь восхождения, начало которому положено идеальным самоопределением и который знаменует собой активное бытие, преодолевающее природную необходимость и утверждающее самоценность мысли. Воссозданная в аспекте расчленения словообразовательной формы, эта формула раскрывает через перифрастические контексты многослойность определяемой основы, что можно передать следующим образом:
творч/ество: творчес/тво «- {нечто, что есть путь творческой жизни духа: нечто, что есть определение себя творцом : нечто, что есть творческий почин : нечто, что есть творческий акт : «• нечто, что есть сила Творца : ® нечто, что
есть творческая активность человека, который воплощает/проявляет силу Творца : нечто, что есть бытие творцом: нечто, что есть творческий путь: нечто, что есть творческая сила: нечто, что есть творческий акт в бытии).
Все перечисленные признаки, являясь способами осмысления исходного элемента, участвуют в оформлении дискурса и замещают собой определяемое. Как средства дискурсивного развития темы, мотивирующие суждения встраиваются в процесс тема-рематической организации высказывания, а потому либо уточняют другие философские категории (А), либо сами подвергаются дальнейшей детализации (Б).
А. Так, в первом, втором и третьем абзацах Введения интенсификаторы опорной основы вовлечены в раскрытие таких философских понятий, как «неистинное учение о бытии», «неистинный путь», «подлинный человек», «неподлинный человек», «подлинное познание». За счет этого становится очевидным, что:
(1) «неистинное учение о бытии» характеризуется как запрещающее «вступать на путь творческой жизни духа» (ср. с аутентичной фразой: «Но само учение о грехе выродилось в рабство у призрачной необходимости. Говорят: ты грешное, падшее существо и потому не дерзай вступать на путь освобождения духа от "мира", на путь творческой жизни духа, неси бремя послушания последствиям греха. И остается дух человеческий скованным в безысходном кругу»);
(2) «неистинный путь» (т.е. неистинное бытие в мире) отличается «бессилием определить себя свободным творцом» (ср.: «Ибо начальный грех и есть рабство, несвобода духа, подчинение диавольской необходимости, бессилие определить себя свободным творцом, утеря себя через утверждение себя в необходимости "мира", а не в свободе Бога»);
(3) в «истинном моральном учении» делается ставка на «творческий почин» (ср.: «Упадочному двоению мыслей и расслабленному равнодушию к добру и злу нужно решительно противопоставить мужественное освобождение духа и творческий почин. Но это требует сосредоточенной решимости освободиться от ложных, призрачных наслоений культуры и ее накипи, - этого утонченного плена у "мира"»);
(4) «подлинный человек» есть воплощение силы («гениальности») Творца («человек создан Творцом гениальным») и обнаруживает в себе эту гениальность «творческой активностью» (а), иными словами, он «силен быть творцом» (б), способен «раскрыть в себе творческим актом все силы Бога» (в) (ср. с авторскими формулировками: (а) «Человек создан Творцом гениальным (не непременно гением) и гениальность должен раскрыть в себе творческой активностью, победить все лично-эгоистическое илич-
но-самолюбивое, всякий страх собственной гибели, всякую оглядку на других», (б) «Только переживающий в себе все мировое и все мировым, только победивший в себе эгоистическое стремление к самоспасению и самолюбивое рефлектирование над своими силами, только освободившийся от себя отдельного и оторванного, силен быть творцом и лицом», (в) «Наступают времена в жизни человечества, когда оно должно помочь само себе, сознав, что отсутствие трансцендентной помощи не есть беспомощность, ибо бесконечную имманентную помощь найдет человек в себе самом, если дерзнет раскрыть в себе творческим актом все силы Бога и мира, мира подлинного в свободе от "мира"призрачного»);
(5) концепция «неподлинного человека» предполагает «сомнение в творческой силе человека» (ср.: «Природа всякого пессимизма и скептицизма - эгоистическая и самолюбивая. Сомнение в творческой силе человека всегда есть самолюбивая рефлексия и болезненное ячество»);
(6) «подлинное познание» есть «творческий акт в бытии» (ср.: «Но в более глубоком смысле вся новая история с ее рационализмом, позитивизмом, научностью была ночной, а не дневной эпохой, - в ней померкло солнце мира, погас высший свет, все освещение было искусственным и посредственным. И мы стоим перед новым рассветом, перед солнечным восходом. Вновь признана должна быть самоценность мысли (в Логосе), каксветоносной человеческой активности, кактворческого акта в бытии»).
Б. Напротив, находясь в позиции определяемого, дериватемно соотносимые перифразы подвергаются дальнейшему уточнению через систему супплетивных (формально не соотносимых с определяемой основой) эпитетов, отсюда: (а) «творческий акту» есть «освобождение», «преодоление», «переживание силы», «не есть крик боли, пассивного страдания, не есть лирическое излияние», (б) «путь творческий - жертвенный и страдательный, но он всегда есть освобождение от всякой подавленности».
Став образом самостоятельной жизни сознания и сконцентрировав в себе усилия личности, слово творчество оказалось включенным в акт осмысления, в результате чего опора на выделенные элементы помогла объективировать специфику отстаиваемой Н.А. Бердяевым позиции - позиции, связанной с «созданием» сущностей, приоткрывающих стороны должного бытия. Через полимотивацию (т.е. способ перифрастической интенсификации словообразовательной формы) было произведено понятие (как совокупность расчленивших образ представлений; по А.А. Потебне - «агрегат признаков в образе»). Предрасположенность артикулирующих элементов замещать определяемое позволила автору воспользоваться системой мотивирующих перифраз для создания (формулирова-
ния) так называемых «интуиций» - деонтически окрашенных суждений, предъявляемых без доказательств, но исполняемых достаточно ярко, афористично (примечательно, что сам Н.А. Бердяев по поводу своей познавательной манеры пишет следующее: «...мое мышление интуитивное и афористическое, в нем нет дискурсивного развития мысли. Я ничего не могу толком развить и доказать»; цит. по: Зеньковский В.В. История русской философии. Т. II. Ч. 2. Л., 1991. С. 62).
Стало быть, ценность полимотивации состоит не только в том, чтобы сделать четкой ту или иную познаваемую категорию, но и в том, чтобы всей полнотой словообразовательно соотносимых перифраз участвовать в организации дискурса, а следовательно, «облегчить процессы самовыражения и взаимопонимания разнообразнейших индивидуальностей» (Зубкова Л.Г. Истоки и специфика лингвистического мышления (к обоснованию самобытности русской лингвистической традиции)// Языковая картина мира: лингвистический и культурологический аспекты. Бийск, 2004. С. 149). Проанализированный случай свидетельствует о том, что субъект, детерминированный некоей мировоззренческой установкой, наделяется такой силой, которая обеспечивает дискурсивное приближение вещи (т.е. субстрата) к полноте смысловой реализации (т.е. к текстооформленному понятию) за счет обобщения (т.е. создания образа) и уточнения (т.е. замены образа интенси-фикаторами) определяемого.
В заключении подводятся основные итоги исследования, оценивается его перспективность. Основной акцент при изучении полимотивации был сделан на том, чтобы представить данное явление как речемыслительную стратегию языковой личности. «Те-лос» данной стратегии состоит в приближении языкового знака к семиотической сущности сознания и реализуется за счет множественности конкретизаторов, формально близких отсылочной части определяемого слова. Подобная трактовка полимотивации доказывает деятельную природу языка, творческое начало которого проявляется через акты языкового мышления. Отсюда ясно, что полимотивация манифестирует «проявляющую» ипостась языка, названную В. фон Гумбольдтом «мышлением с помощью языка» и одновременно «мышлением под влиянием языка». Изучение семиотических свойств внешней формы, а также функциональных особенностей полимотивации помогло осознать те резервы, которые содержит в себе системный подход при формировании когнитивной парадигмы словообразования. Его вклад в развитие дериватологии автор настоящего исследования связывает с возможностью дальнейшего изучения образующей функции дериватемы, а также средств спецификации осваиваемого элемента, с необходимостью уточнения параметров индивидуального формообразования, с разработкой образцов анализа дискурсив-
ной манеры языковой личности, т.е. со всем тем, что способствует аргументированному осмыслению человекообразующей функции языка.
Содержание диссертации отражено в следующих публикациях:
1. Катышев, ПА Мотивационная многомерность словообразовательной формы / П.А. Катышев. Томск, 2001.8,1 п.л.
2. Катышев, П.А. Полимотивация и смысловая многомерность словообразовательной формы / П.А. Катышев. Томск, 2004.17 п.л.
3. Катышев, П.А. Ключевые идеи риторической герменевтики / П.А. Катышев // Вестник Московского университета. Сер. 9. Филология. № 6.2003.1,2 п.л.
4. Катышев, ПА Полимотивация как стратегия речемыслительной деятельности / П А. Катышев // Вестник Красноярского государственного университета. Сер. Гуманитарные науки. Вып. 6.2004. 0,5 п.л.
5. Катышев, ПА Риторизованное восприятие речевого сообщения: к постановке проблемы / П.А. Катышев // Риторика: учебно-методический комплекс (издание зарегистрировано в ФГУП НТЦ «Информрегистр», № госрегистрации 0320300093, св. № 2481 от 7 февраля 2003 г., а также в Российском агентстве по патентам и товарным знакам (Роспатент), № заявки 2003620072, авторское св. № 2003620107 от 27.05.03 г.). 1,3 п.л.
6. Катышев, ПА Риторизованное речепорождение / П.А. Катышев // Риторика: учебно-методический комплекс (издание зарегистрировано в ФГУП НТЦ «Информре-гистр», № госрегистрации 0320300093, св. № 2481 от 7 февраля 2003 г., а также в Российском агентстве по патентам и товарным знакам (Роспатент), № заявки 2003620072, авторское св. № 2003620107 от 27.05.03 г.). 2 п.л.
7. Катышев, ПА Риторизованное взаимодействие / П.А. Катышев // Риторика: учебно-методический комплекс (издание зарегистрировано в ФГУП НТЦ «Информрегистр», № госрегистрации 0320300093, св. № 2481 от 7 февраля 2003 г., а также в Российском агентстве по патентам и товарным знакам (Роспатент), № заявки 2003620072, авторское св. № 2003620107 от 27.05.03 г.). 0,9 п.л.
8. Катышев, ПА Проблемы семантизации полимотиватов (на материале конкретных суффиксальных субстантивов) / П.А. Катышев // Актуальные проблемы региональной лингвистики и истории Сибири: материалы Всесоюзной научной конференции «Говоры и разговорная речь». Кемерово, 1992.0,3 п.л.
9. Катышев, ПА Множественная мотивация как показатель словообразовательной вариативности / П.А. Катышев // Словообразование и номинативная деривация в славянских языках: материалы IV Республиканской научной конференции. Ч. 1. Гродно, 1992. 0,1 п.л.
10. Катышев, ПА Явление полимотивации в говорах / П.А. Катышев // Слово в системных отношениях на разных уровнях языка (функциональный аспект): тезисы докладов Всесоюзной научной лингвистической конференции. Екатеринбург, 1993,0,1 п.л.
11. Катышев, ПА Множественная мотивация как когнитивный процесс / П.А. Катышев // Явление вариативности в языке: тезисы докладов Всероссийской конференции. Кемерово, 1994.0,3 п.л.
12. Катышев, ПА. Полимотивация и частные проблемы интерпретации морфологической структуры слова / А.Г. Антипов, П.А. Катышев // Явление вариативности в языке: тезисы докладов Всероссийской конференции. Кемерово, 1994.0,2 п.л./ 0,1 п.л.
13. Катышев, ПА Деривационная нечеткость и проблема формально-семантической идентификации производного слова в говоре / П.А. Катышев // Язык - наше наследие: тезисы докладов научной конференции. Иркутск, 1995.0,1 п.л.
14. Катышев, ПА Асимметрия в словообразовании и полимотивация / П.А. Катышев // Язык, система, личность: тезисы докладов и сообщений Международного симпозиума, Екатеринбург, 25-27 ноября 1996 г. Екатеринбург, 1996.0,1 п.л.
15. Катышев, П.А. О связи понятий «полимотивация» и «словообразовательная омонимия» / П А. Катышев // Явление вариативности в языке: материалы всероссийской конференции (13-15 декабря 1994 г.). Кемерово, 1997.0,5 л.л.
16. Катышев, ПА О контекстных условиях манифестации производящих в значении полимотивированных слов / ПА Катышев // Принципы и методы функционально-семантического описания языка: итоги, направления, перспективы: материалы конференции. М.; Симферополь, 1997.0,3 п.л.
17. Катышев, ПА Об использовании критерия структурной аналогии при определении полимотивации / П.А. Катышев // Материалы Международного съезда русистов в Красноярске. Т. 2. Красноярск, 1997.0,1 п.л.
18. Катышев, П.А. Мотивационное пространство как единица представления полимотивации / П.А. Катышев // К юбилею ученого. Сборник научных трудов, посвященный юбилею доктора филологических наук, профессора, главного научного сотрудника лаборатории теоретического языкознания РАН Е.С. Кубряковой. М., 1997,0,1 п.л.
19. Катышев, ПА. Об условиях формирования мотивационных разночтений у лексических дериватов / П.А. Катышев // Языковая картина мира: лингвистический и культурологический аспекты: материалы международной науч.-практ. конф., посвященной 60-летию БиГПИ, 200-летию г. Бийска, 70-летию В.М. Шукшина (3-5 декабря 1998 г.). Т.1. Бийск, 1998. 0,1 п.л.
20. Катышев, П.А. О функциях окказионального словообразования (категория синтаксической деривации) / П.А. Катышев // Общие проблемы строения и организации языковых категорий. М., 1998. 0,1 п.л.
21. Катышев, П.А. Информативность как свойство единиц словообразования / А.Г. Антипов, П.А. Катышев // Актуальные проблемы дериватологии, мотивологии, лексикографии: материалы Всероссийской конференции. Томск, 1998. 0,2 п.л./0,1 п.л.
22. Катышев, ПА. Ономасиологические категории и проблема представления семантики производных слов / А.Г. Антипов, П.А. Катышев // Этногерменевтика и языковая картина мира (теория и практика). Вып. 2. Кемерово; Landau, 1998. 0,3 п.л./0,1 п.л.
23. Катышев, ПА. Представления о годовом цикле в системе отыменных суффиксальных существительных / Л.А. Араева, П.А. Катышев // Актуальные проблемы русистики. Томск, 2000. 0,3 п.л./ 0,2 п.л.
24. Катышев, П.А. Полимотивация как фактор «расширения» словообразовательной системы (на материале прилагательных на -истск(ий) современного русского литературного языка) / А.Г. Антипов, С.А. Беляева, П.А. Катышев // Актуальные направления функциональной лингвистики: материалы Всероссийской конференции «Языковая ситуация в России конца XX века» (г. Кемерово, 1-3 декабря 1997 г.). Томск, 2001.1 п.л./ 0,6 п.л.
25. Катышев, ПА. Полимотивированность производного слова в концептуальном освещении / Л.А. Араева, П.А. Катышев // Природные и интеллектуальные ресурсы Сибири (СИБРЕСУРС-7-2001). Доклады 7-й Международной научно-практической конференции, Барнаул, 17-19 сентября 2001 г. Ч.2. Томск, 2001.0,4 п.л./ 0,2 п.л.
26. Катышев, ПА. Принципы иконичности дериватем в свете когнитивной теории полимотивации / П.А. Катышев // Лингвистика. Литература. Межкультурная коммуникация: тезисы докладов региональной конференции молодых ученых (Иркутск, 30-31 января 2001 г.). Иркутск, 2001.0,1 п.л.
27. Катышев, П.А. Риторизованное восприятие речевого сообщения: к постановке проблемы / П.А. Катышев // Араева Л.А., Вяткина М.В., Малахова Н.Е., Катышев П.А., Князькова Т.В., Оленёв С.В., Стрыгина О.В. Риторика. Кемерово, 2002.1,3 п.л.
28. Катышев, П.А. Риторизованное речепорождение / П.А. Катышев // Араева Л.А., Вяткина М.В., Малахова Н Е., Катышев П.А., Князькова Т.В., Оленёв СВ., Стрыгина О.В. Риторика. Кемерово, 2002.2 п.л.
29. Катышев, П.А. Язык как Energeia:... В. фон Гумбольдт и Г.Г. Шлет / П.А. Катышев // Лингвистика как форма жизни. Кемерово, 2002.1 п.л.
30. Катышев, П.А. Полисемия и синонимия производного слова как отражение динамики языкового знака / Л А. Араева, П.А. Катышев // С любовью к языку. М.; Воронеж. 2002.0,5 п.л./ 0,2 п.л.
31. Катышев, П.А. Когнитивно-дискурсивное моделирование полимотивированности / П.А. Катышев, М.А. Осадчий //Лингвистика как форма жизни. Кемерово, 2002.1 п.л./ 0,5 п.л.
32. Катышев, П.А. Принципы моделирования риторизованного взаимодействия / П А. Катышев // Вестник Кемеровского государственного университета. Сер. Филология. Вып. 4 (12). 2002.0,3 п.л.
33. Катышев, П.А. Самосознание как онтологическая мера языкового знака / П.А. Катышев // Актуальные проблемы русистики: материалы Международной научной конференции. Вып. 2. Ч. 1. Томск, 2003.0,5 п.л.
34. Катышев, П.А. Символическая мотивированность деривата / П.А. Катышев // Русский язык: Теория. История. Риторика. Методика: материалы научн.-метод. чтений памяти проф. Р.Т. Гриб. Вып. 3. Красноярск, 2003.0,3 п.л.
35. Катышев, П.А. О влиянии идей риторической (прагматической) герменевтики на модель конативного речепорождения / П.А. Катышев // Риторика в системе гуманитарного знания: тезисы VII Международной конференции по риторике 29-31 января 2003 г. М.,
2003. 0,1 п.л.
36. Катышев, П.А. Биполярная природа знака / П.А. Катышев // История языкознания, литературоведения и журналистики как основа современного филологического знания: материалы Международной научной конференции (Ростов-на-Дону - Адлер, 6-12 сентября 2003 г.). Вып. 2. История. Культура. Язык. Ростов-н/Д, 2003. 0,1 п.л.
37. Катышев, П.А. Полимотивация как проявление динамики языкового знака / П.А. Катышев, С.К. Соколова // Актуальные проблемы текста: лингвистическая теория и практика обучения: материалы Международной научно-практической конференции, посвященной 85-летию д-ра филол. наук, проф. О.А. Нечаевой (23-24 апреля 2004 г.). Улан-Удэ,
2004. 0,3 п.л./ 0,2 п.л.
38. Катышев, ПА. 0 категории самосознания в связи с применением гуманистического подхода к языку / П.А. Катышев // Наука и образование: материалы V Международной конференции (26-27 февраля 2004 г.). Белово, 2004. 0,4 п.л.
39. Катышев, П.А. Онтологическое измерение языкового знака / П.А. Катышев // Русский язык: исторические судьбы и современность: II Международный конгресс исследователей русского языка (Москва, МГУ им. М.В. Ломоносова, филологический факультет, 18-21 марта 2004 г.): труды и материалы. М., 2004. 0,1 п.л.
40. Катышев, П.А. Катетеризующая сила словообразовательной формы / П.А. Катышев // Языковая картина мира: лингвистический и культурологический аспекты: материалы II Международной научно-практической конференции 22-24 сентября 2004. Т. 1.. Бийск, 2004. 0,2 п.л.
41. Катышев, ПА Множественная мотивация как фактор развития внутренней формы языкового знака / П.А. Катышев, С.К. Соколова // Наука и образование: материалы V Международной конференции (26-27 февраля 2004 г.). Белово, 2004. 0,4 п.л./ 0,2 п.л.
Подписано к печати 3.03.2005 г. Формат 60 *84 1/16. Печать офсетная. Бумага офсетная. Печ. л. 3. Тираж 150 экз. Заказ № 41/.#£
ГОУ ВПО «Кемеровский государственный университет». 650043, Кемерово, ул. Красная, 6. Отпечатано в издательстве «Кузбассвузиздат». 650043, г. Кемерово, ул. Ермака, 7.
К /
Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Катышев, Павел Алексеевич
Введение.
Глава 1. Полимотивация как показатель динамики речемысли-тельной деятельности.
1.1. «Деятельностный» vs. «классический» взгляд на явление полимотивации.
1.1.1. О «ценностях» научного описания полимотивированности.
1.1.2. Полимотивированность как свойство деривата.
1.1.3. Факторы роста мотивированности.
1.1 А. О системной значимости полимотивации.
1.2. Полимотивация и «аналитическое познание» слова.
1.2Л. Принципы динамического описания полимотивации.
1.2.2. Способы создания мотивационной многомерности.
1.2.2.1. Совмещение в мотивирующем суждении нескольких дериватемно значимых единиц.
1.2.2.2. Расхождение формально значимых единиц по трансформируемым мотивирующим суждениям.
1.2.2.3. Расхождение дериватемно значимых определителей по иерархизованным мотивирующим суждениям.
1.2.2.3.1. Иконическая инференция микроранга.
1.2.2.3.2. Иконическая инференция макроранга.
1.2.2.4. Расхождение дериватемно значимых определителей по логически самостоятельным мотивирующим суждениям.
1.2.3. Полимотивация как процесс осмысления семиотично-сти дериватемы (на материале показаний метаязыковой деятельности).
1.2.3.1. Полимотивация как усиление семиотичности дери-ватемы.
1.2.3.2. Полимотивация и стимулирующая функция представления.
1.2.3.3. Полимотивация как индикатор семантических особенностей языкового знака.
1.2.3.4. Дериватема как объект «аналитического познания».
Выводы.
Глава 2. Полимотивация как способ воплощения категоризующих (риторизованных) актов сознания.
2.1. Категоризация языкового знака и множественность мотиваций.
2.1.1. Категоризация и языковой знак.
2.1.2. Полимотивация как проявление категоризующей силы познания.
2.2. Изучение множественной мотивации путем симулирования речемыслительной (риторизованной) деятельно
2.2.1. Цель, особенности проведения и концептуальные предпосылки организации эксперимента.
2.2.2. Интерпретация полученных данных.
2.2.2.1. Полимотивация как способ проявления «ословленной» сакральности.
2.2.2.1.1. Полимотивация в контексте одного речевого акта.
2.2.2.1.2. Полимотивация в контексте нескольких речевых актов.
2.2.2.2. Интенсифицирующая природа полимотивации.
2.2.2.3. Полимотивация и смысловая плотность дериватемы
2.2.2.3.1. Эпентеза на морфо-реляционном 162 шве.
2.2.2.3.2. Протеза на морфо-реляционном 168 шве.
2.2.2.3.3. Замена строчной буквы на прописную.
2.2.2.4. Градуалыюсть инференции и полимотивация.
2.2.2.5. Полимотивация и другие способы иконической инференции.
Выводы.
Глава 3. Полимотивация как способ раскрытия субъективности дериватемы.
3.1. Полимотивация как проявление «творческой формулы» личности.
3.1.1. Создание феномена как личностный акт.
3.1.2. Акт личностного «сотворения» истории и полимотивация.
3.1.2.1. История как модальность личностного миропонимания.
3.1.2.2. Имя «Сростки» как пространство собственно смысловой динамики исторического дискурса.
3.1.2.3. Имя «Сростки» как пространство выразительной динамики исторического дискурса.
3.1.2.4. Полимотивация как средство субъективного выражения «ословленной» историчности.
3.2. Принцип самосознания и телеология языка (к обоснованию системности полимотивации).
3.2.1. О принципе самосознания и его спецификациях.
3.2.1.1. Принцип идеальной причиненности субъекта (принцип морали).
3.2.1.2. Принцип идеальной причиненности языкового знака принцип финальности).
3.2.1.2.1. Фаза символизма.
3.2.1.2.2. Фаза намекания.
3.2.1.2.3. Диалектика фаз.
3.2.2. Телеология языка и полимотивация.
Выводы.'
Введение диссертации2005 год, автореферат по филологии, Катышев, Павел Алексеевич
Диссертационное исследование посвящено изучению полимотивации как речемыслительной стратегии индивида, направленной на реализацию смыслового потенциала словообразовательной формы.
Проблематика исследования и актуальность темы. Современная лингвистика отдает предпочтение исследованию языка в когнитивно-дискурсивном аспекте, чем в немалой степени способствует возрастанию интереса к лингвистическо-философским учениям, принимающим за исходный пункт своих системных построений связь языка с познавательной деятельностью человека. Знакомство с богатым и уникальным лингвистическо-философским наследием позволяет утвердиться в мысли о том, что обоснование когнитивной природы языка правомерно осуществлять с опорой на идею «определимости» (познаваемости) языкового знака, восходящую к философии Платона, Э. Б. де Кон-дильяка, Э. Кассирера, П. А. Флоренского, Г. Г. Шпета, А. Ф. Лосева, а также лингвистическим учениям В. фон Гумбольдта, А. А. Потебни, И. А. Бодуэна де Куртенэ.
Определимость (познаваемость) является фундаментальным свойством языкового знака. Признание данного обстоятельства базируется на таком представлении о познавательной активности носителя языка, в соответствии с которым человек сначала определяет нечто единичное (внеположный сознанию языковой знак) через целое (целостность собственного сознания), а потом, на основании возведения частного к общему, действует в обратном направлении - в ходе речемыслительной деятельности конкретизирует «ословленное» целое, делает его членораздельным. В таком виде понятие определимости оказывается соотнесенным с идеей «внутренней формы языка» В. фон Гумбольдта, поскольку оно знаменует собой момент «слияния» языковой материи с «внутренним формообразованием» [Гумбольдт, 1984, с. 107]. Это означает, что слово определяется за счет включения в сознание индивида, а также путем замены обобщенного элемента связанными с ним уточняющими контекстами. При этом решающая роль в актах познания отводится языку, т.к. он, являясь «достоянием» человека, а также «органом» образования мысли, доопределяет собой материальность знака и в дальнейшем делает его более осмысленным и раскрытым.
Свойство мотивированности деривата можно рассматривать как частный случай общей проблемы определимости, поскольку оно обнаруживает когнитивный характер языка в связи с его возможностью создавать дериватемно выделенный образ познаваемого, а также делать этот образ освоенным и проявленным через «внутренний», «психо-социальный» (И. А. Бодуэн де Куртенэ) контекст созвучных и одноструктурных единиц. Закономерно поэтому усматривать и в феномене мотивационной многомерности — соотносимости производного знака с множеством производящих - не только количественную характеристику смыслового потенциала создаваемого образа, но и результат влияния, оказываемого словообразовательной формой на процесс речемыслительной деятельности носителя языка. Иными словами, понимание языка как посредника во взаимодействиях человека и познаваемого им мира расширяет традиционные представления о полимотивированности, поскольку оно позволяет не ограничиваться оценкой структурно-семантических свойств производного знака, а идти дальше — видеть в словообразовательной форме такой «материал» сознательной жизни, опираясь на который, человек мно-гопланово реализует присущий ему творческий потенциал. Воплощению смысловой многомерности словообразовательной формы способствует полимотивация - речемыслительной процесс, осуществляемый путем замены производящей основы множеством формально подобных и текстово оформленных конкретизаторов. Таким образом, стратегический характер явления множественной мотивации доказывает выдвинутое А. А. Потебней положение о том, что в сознании человека нет формы, «присутствие и функция коей узнавались бы иначе, как по смыслу, т.е. по связи с другими.словами и формами в речи и языке» [Потебня, 1958, с. 45].
Однако нельзя не отметить, что полимотивация давно находится в центре внимания отечественных и зарубежных дериватологов. Понятие полимотивации было введено в теорию словообразования в связи с изучением типов асимметрии между формой и содержанием производного знака. Поэтому традиционная проблематика дериватологических исследований сосредоточена на обсуждении вопросов, касающихся сопоставления полимотивации с другими явлениями структурно-функциональной асимметрии производного слова, а именно: омонимией словообразовательной формы (В. В. Виноградов, Г. О. Винокур, Д. С. Ворт, Е. JL Гинзбург, Г. В. Курак, П. А. Соболева, А. Н. Тихонов, Н. М. Шанский), полисемией, синонимией и степенью идиоматичности / мотивированности деривата (А. Г. Антипов, J1. А. Араева, О. И. Блинова, В. В. Виноградов, Р. М. Гейгер, Е. JI. Гинзбург, О. П. Ермакова, Е. А. Земская, Е. С. Кубряко-ва, В. В. Лопатин, 3. И. Резанова, П. А. Соболева, А. Н. Тихонов, И. С. Улуханов, Н. М. Шанский, И. А. Ширшов, М. Н. Янценецкая), а также вариантностью деривационной и морфонологической структур производной единицы (А. Г. Антипов, О. И. Блинова, В. В. Виноградов, Е. С. Кубрякова, А. И. Кузнецова, В. В. Лопатин, О. И. Литвинникова, М. В. Панов, А. Н. Тихонов, И. С. Улуханов, И. А. Ширшов). Будучи воспринятой в качестве показателя неоднозначности в отношениях «означающего» и «означаемого», полимотивация выступает фактором, учитываемым при решении таких проблем дериватологического описания, как разработка критериев производности (Е. Л. Гинзбург, Н. Д. Гол ев, Е. А. Земская, В. В. Лопатин, Г. П. Нещименко, И. С. Улуханов), создание типологии еловообразовательной мотивированности (О. И. Блинова, Е. А. Земская, В. В. Лопатин, 3. И. Резанова, И. С. Улуханов, И. А. Ширшов), семантиза-ция производных лексем в словарях (О. И. Блинова, О. П. Ермакова, Е. А. Земская, С. Ю. Кураева, А. Н. Тихонов, И. С. Улуханов, А. И. Ширшов), выделение комплексных единиц словообразовательной системы (Ю. С. Азарх, Л. А. Араева, В. В. Виноградов, Е. Л. Гинзбург, Е. А.Земская, А. Н. Тихонов, И. С. Улуханов, Н. М. Шанский, И. А. Ширшов, М. Н. Янце-нецкая).
Вместе с тем, традиция, сложившаяся в дериватологии, свидетельствует о своевременности именно «динамического» описания, которое решает проблему полимотивированности и полимотивации не путем выделения особых «зон неоднозначности», а за счет рассмотрения актов познавательной деятельности носителей языка, передающих смысловой потенциал словообразовательной формы посредством интенсификации ее отсылочной части. Следовательно, актуальность темы диссертационного исследования обусловлена недостаточной изученностью полимотивации как речемыслительного процесса, реализующего многомерность словообразовательной формы.
Объект и предмет исследования. Объектом исследования являются акты познавательной деятельности носителей языка, раскрывающие через полимотивацию смысловую многомерность словообразовательной формы; предметом - полимотивация как стратегия речемыслительной деятельности субъекта, направленная на конкретизацию смыслового потенциала словообразовательной формы.
Цель и задачи исследования. Цель исследования заключается в том, чтобы обосновать стратегическую природу полимотивации и оценить ее когнитивно-дискурсивные возможности в актах познавательной деятельности носителей языка. Данная цель предполагает постановку и решение следующих задач:
1) выявить своеобразие деятельностной теории полимотивации и установить ее отличие от традиционной концепции;
2) представить полимотивацию как стратегию речемыслительной деятельности, а также установить модели, учитывающие многообразие способов интенсивного освоения словообразовательной формы;
3) охарактеризовать полимотивацию как процесс, при осуществлении которого (а) раскрывается смысловая многомерность словообразовательной формы, (б) обнаруживается способность мотивирующего суждения стимулировать дальнейшее перифразирование определяемого элемента, (в) проявляются коммуникативно-семантические свойства производного слова;
4) развить и экспериментально обосновать положение, в соответствии с которым дериватема как образ познаваемого представляет собой условие, способствующее интенсификации речемыслительной деятельности субъекта;
5) на основе экспериментально созданной ситуации, провоцирующей на риторизованное (т.е. осуществляемое через коммуникативные формы) познание дериватемы, углубить представление о коммуникативности явления полимотивации;
6) трактуя дериватему как источник индивидуального формообразования, раскрыть и продемонстрировать с помощью анализа конкретного текстового материала положение, в соответствии с которым полимотивация являет собой один из способов самовыражения языковой личности;
7) охарактеризовать системность полимотивации в связи с идеально-ценностным характером познавательной активности языковой личности, а также при рассмотрении деятельной, творческой сущности языка (т.е. его телеологии). и
Методология, методы и методики исследования. Основу системного изучения полимотивации составила диалектическая методология, следование которой, с одной стороны, помогло представить процесс познания слова в совокупности таких систематических категорий, как «субстрат - образ (протослово, или же его структурная разновидность — дериватема) - представление — понятие», а с другой — позволило описать речемыслительную деятельность индивида в триадах «цель — средство — результат», «условие - причина - следствие», «сущее - явление - феномен».
В соответствии с тетрадой «субстрат — образ — представление — понятие» познание слова носителем языка есть семиотический процесс приближения вещи (т.е. субстрата) к полноте ее смысловой реализации (т.е. к понятию) за счет обобщения (т.е. создания образа) и уточнения (т.е. замены образа представлением) познаваемого.
Триадическая» интерпретация речемыслительного процесса направлена на характеристику познания как целесообразной деятельности, регламентированной звуковой формой и связанной с раскрытием смыслового потенциала определяемого элемента. Поэтому методологическое значение приобретают следующие трактовки познавательного процесса:
1) познаваемое слово (цель) осмысляется при опоре на наличные структурные свойства и при помощи других слов и выражений (средство), благодаря чему раскрывается своеобразие его значения, а также ценность конститутивных элементов, образующих единство его внешней формы (результат);
2) звуковая форма (условие) задает способ раскрытия содержания так, что выраженность ее смыслового потенциала (следствие) становится возможной благодаря активации функционально соотносимых элементов (причина);
3) смысл звуковой формы (сущее) способен обнаружиться через совокупность конкретизаторов (явление) и тем самым достигнуть более полного воплощения (феномен).
Таким образом, руководствуясь диалектической методологией, можно представить системный характер полимотивации в связи с ее «включенностью» в процесс речемыслительной деятельности индивидов, т.е. на основании того, что полимотивация есть средство осмысления, причина выраженности и способ проявления сознательно установленного - бытийственного, семиотического — статуса дериватемы.
Исследование, принимающее во внимание диалектическую методологию при обосновании системности полимотивации, предусматривает применение метода теоретико-экспериментального моделирования, позволяющего описывать, объяснять, прогнозировать и оптимизировать г процессы познавательной и - уже - речемыслительной активности носителей языка в связи с их осуществимостью через интенсифицирующие стратегии.
Так, обращение к диалектической методологии отразилось на создании таких описательных моделей полимотивационного (и шире - ре-чемыслительного) процесса, в соотвествии с которыми уточнение определяемой основы множественностью конкретизаторов, формально близких отсылочной части производного слова, подчиняется принципам гомо-и гетерогенности (т.е. осуществляется как через «плеонастически» структурированное мотивирующее суждение, так и через совокупность мотивирующих суждений). Помимо того, рассмотрение полимотивационной стратегии в контексте всего познавательного акта привело к необходимости установить такую модель категоризации объекта языковой личностью, исходя из которой процесс приближения вещи к полноте ее смыслового воплощения может быть описан с помощью принципа самосознания (т.е. как режим ценностного обобщения и дискурсивного уточнения познаваемого, или же как режим формулирования субъективного отношения к определяемому слову).
Способность модели не только объяснять, но и прогнозировать, а также оптимизировать процессы познавательной деятельности носителей языка была учтена при экспериментальном изучении полимотивации. Особое внимание было уделено разработке модели «риторизованного понимания» (модели познания слова через высказывание), при опоре на которую создавалась экспериментальная ситуация, настраивающая информантов на формирование коммуникативно ориентированного образа и активизацию полимотивационной стратегии.
Соблюдение предписаний диалектической методологии помогло выработать методику феноменологического анализа текста. Цель данной методики заключается в реконструкции творческой активности продуцента (автора текста) на основе выявления (а) общей познавательной установки высказывания, (б) протослова как элемента, сосредоточивающего в себе данную познавательную установку, (в) способов конкретизации создаваемого языкового образа.
В качестве вспомогательной использовалась методика «метаязы-ковых толкований», предложенная разработчиками «семантического метаязыка» (см., например, [Апресян, 1995; Референция и проблемы тек-стообразования, 1988; Wierzbicka, 1967]). В работе данная методика применяется для демонстрации дериватемно значимых представлений, а также смысловых связей между ними.
Материал и источники исследования. Впервой главе работы для обоснования моделей интенсивной конкретизации словообразовательной формы привлекался «метатекстовый» материал, демонстрирующий мотивационный потенциал дериватов, узуальных для говора Кемеровского района Кемеровской области. На данном этапе исследования предпочтение отдавалось метатекстам, связанным с осмыслением производных наименований лиц. Семантическое своеобразие суб-стантивов класса «Лицо» (разнородность их семантики, их предрасположенность к равномерному распределению между сферами денотативной и сигнификативной лексики) помогло полнее охарактеризовать объективирующие возможности полимотивации. При этом основными источниками исследования послужили записи текстов, собранных во время диалектологических экспедиций в Кемеровский район Кемеровской области (1956-2002 гг.) и хранящихся на кафедре стилистики и риторики Кемеровского государственного университета.
Во второй и третьей главах работы в качестве материала были использованы результаты психолингвистических экспериментов, проводимых с целью выявления смыслового потенциала дериватемы (опрашиваемую аудиторию составили носители литературного языка в возрасте от 19 до 50 лет, обучающиеся на филологическом, юридическом и биологическом факультетах Кемеровского государственного университета). Кроме того, для демонстрации порождающих возможностей словообразовательной формы привлекались «реальные» тексты различной познавательной направленности, в которых осознание смыслового потенциала словообразовательной формы опорного имени было отдельным моментом авторской рефлексии. Анализу были подвергнуты следующие тексты: Фадеенков Ю. Н. Сростки: Материалы к истории села. Часть 1. Бийск, 1996. (см. Приложение № 2); Бердяев Н. А. Смысл творчества: Опыт оправдания человека. Харьков; М., 2002. (Введение к работе).
Научная новизна исследования определяется, с одной стороны, самим пониманием полимотивации, а с другой - разработкой аспектов системного описания изучаемого явления. Иными словами, предлагаемая трактовка полимотивации как речемыслительной стратегии, реализующей потенциал дериватемы, сделала востребованным синтез деятельностного, универсально- и персонально-онтологического подходов, способных наиболее полно раскрыть сущность изучаемого явления.
Применение деятельностного подхода позволило обосновать специфику языкового мышления, осуществляемого посредством усиленного перифразирования дериватемы, а также установить модели, принципы и процедуры анализа, значимые для описания выразительных (артикуляционных) возможностей полимотивации.
Освещение изучаемого явления с универсально-онтологических позиций помогло охарактеризовать полимотивацию как показатель универсализации — смыслового расширения - дериватемы, т.е. как количественную меру познавательной ценности словообразовательной формы. Использование персонально-онтологического подхода было направлено на представление полимотивации как дискурсивной манеры языковой личности. Учет этих подходов позволил выделить аспекты интерпретации текстового материала, благодаря чему познавательная активность индивида рассматривается либо в связи с процессом интенсификации языкового образа, либо с точки зрения ее самобытности.
Теоретическая значимость исследования обусловлена его вкладом в развитие когнитивно-дискурсивной версии словообразования и связана с (а) переосмыслением традиционных взглядов на полимотивацию и полимотивированность деривата, (б) введением таких категорий динамического описания производного слова, как дериватема, протослово, речемыслительная стратегия, (в) разработкой моделей и методик системного представления полимотивации, обосновывающих стратегический характер изучаемого явления, (г) созданием экспериментальных ситуаций, позволяющих верифицировать факт творческого отношения субъекта к свойствам языковой структуры создаваемого образа.
Практическая значимость исследования заключается в возможности использования его результатов (а) для совершенствования реконструктивных методик, направленных на демонстрацию порождающей способности языкового образа, (б) при разработке экспериментов, подтверждающих психологическую «реальность» языка, (в) для корректировки вузовских курсов по словообразованию, психолингвистике и когнитивной лингвистике.
Апробация результатов исследования. Основные результаты и содержание исследования были представлены в докладах на региональных, республиканских и международных конференциях в Белове, Бийске, Гродно, Екатеринбурге, Иркутске, Кемерове, Красноярске, Лесосибирске, Минске, Москве, Новосибирске, Ростове-на-Дону, Симферополе, Томске, Улан-Удэ, а также на заседании кафедры стилистики и риторики Кемеровского государственного университета, на лекционных и семинарских занятиях по теоретическим аспектам лингвистики, проводимых автором для студентов филологического факультета Кемеровского государственного университета.
Проблематика диссертации отражена в монографиях «Мотиваци-онная многомерность словообразовательной формы» (Томск, 2001), «Полимотивация и смысловая многомерность словообразовательной формы» (Томск, 2005), статьях, тезисах докладов, а также публикациях «Ритори-зованное восприятие речевого сообщения: к постановке проблемы», «Ри-торизованное речепорождение», «Риторизованное взаимодействие», помещенных в электронном издании «Риторика», зарегистрированном в Информрегистре ( № госрегистрации 0320300093, св. № 2481 от 7 февраля 2003 г.), и авторском свидетельстве, выданном Российским агентством по патентам и товарным знакам (Роспатентом) на изобретение учебно-методического комплекса «Риторика» (№ заявки 2003620072, св. № 2003620107 от 27.05.03 г).
Положения, выносимые на защиту.
1) Сопоставление традиционной теории полимотивации с деятель-ностностной позволяет более четко сформулировать специфику предлагаемого в работе подхода. Его своеобразие связано с признанием и системным обоснованием полимотивации как способа речемыслительной деятельности индивида.
2) Полимотивация - стратегия речемыслительной деятельности носителя языка, направленная на раскрытие смыслового потенциала словообразовательной формы. Данная стратегия осуществляется по принципу замены дериватемы множеством конкретизаторов, включенных как в одно, так и в несколько мотивирующих суждений и оформленных в соответствии с грамматикой высказывания.
3) Полимотивацией доказывается познавательная ценность определяемого элемента, т.е. (а) демонстрируется повышенная семиотичность словообразовательной формы, ее способность выступать предметом речемыслительной деятельности индивида; (б) обеспечивается последовательная актуализация мотивирующих суждений; (в) интенсифицируется смысловой потенциал дериватемы; (г) объективируется дискурсивная манера языковой личности.
4) Стратегический характер полимотивации свидетельствует о концентрирующей и стимулирующей функциях дериватемы, рассматриваемой в качестве образа и предмета речемыслительной деятельности индивида, т.е. в качестве протослова.
5) Функциональное своеобразие дериватемы обеспечивается актом категоризации, организующим познавательный процесс по принципу самосознания, т.е. в таком режиме, в соответствии с которым познающий ценностно обобщает языковой знак и на этой основе конкретизирует, раскрывает создаваемой образ.
6) Актом категоризации слова демонстрируется причастность языка к познавательной деятельности индивида, в силу чего полимотивация как стратегия речемыслительной деятельности обнаруживает способность языка служить средством аналитического — уточняющего, расчленяющего - познания слова.
7) Экспериментальное изучение выразительных возможностей полимотивации опирается на идеи риторической герменевтики и связано с созданием проблемной ситуации, провоцирующей продуцентов на формирование и интенсивную реализацию коммуникативно ориентированного образа. Эффективным способом, настраивающим субъектов на дискурсивное раскрытие языкового образа, является психолингвистический эксперимент симулятивного типа. Данный эксперимент направлен на интенсификацию речемыслительной активности продуцентов путем предъявления воображаемой коммуникативной ситуации, при решении которой человек использует речевые формулы, усиливающие значимость структурных свойств определяемого элемента.
8) Показ выразительных возможностей полимотивации осуществляется с помощью феноменологического анализа текста. При этом полимотивация рассматривается как количественная мера и манера проявления познавательной ценности дериватемы.
Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка литературы и двух приложений.
Заключение научной работыдиссертация на тему "Полимотивация и смысловая многомерность словообразовательной формы"
Выводы
Способность дериватемы функционировать в ипостаси предмета ре-чемыслительной деятельности (т.е. предрасположенность дериватемы символизировать собой замысел высказывания как формулу творческой активности познающего) допускает такое понимание полимотивации, в соответствии с которым процесс интенсивного перифразирования опорного элемента влечет за собой раскрытие экзистенциальной (внутренне установленной) ценности образа. Иными словами, персонально-онтологическая трактовка полимотивации обращается к актам языкового (и шире - дискурсивного) мышления в связи с их нацеленностью на воплощение «творческих начал» (В. фон Гумбольдт), присвоенных языковому знаку одухотворенным субъектом. Поэтому охарактеризовать полимотивацию с точки зрения персональной онтологии - это описать то, как реализуется экзистенциальная (субъективно переживаемая) ценность языкового образа.
Полимотивация, являясь средством, обеспечивающим дискурсивное раскрытие субъективно переживаемого образа, предполагает такой режим познавательной активности, при котором проявлению подлежит все то, что стало воплощать собой источник индивидуального смысла. Следовательно, познание, трактуемое как момент выражения смысловой специфики (индивидуальности) образа, предусматривает опосредованность (охваченность) субъекта идеей, т.е. тем, что гарантирует универсализацию (самовозрастание) индивида за счет обобщения и конкретизации познаваемого. Отсюда берет свое начало такое моделирование творческого процесса, которое позволяет описывать универсализацию индивида (а значит, и категоризацию языкового знака) с помощью принципа самосознания. В соответствии с ним «приближение» языкового знака к «психо-социальной сущности языкового мышления» (И. А. Бодуэн де Куртенэ) вызвано детерминированностью человека формой (идеей) как способом символизации и условием уточнения определяемого. Иными словами, принцип самосознания характеризует такой способ осуществления творческой активности, при котором человек приближается к «интеллигибельному максимуму» (т.е. к «апогею» в уяснении и выражении духовно познаваемого) за счет смыслового обобщения и последующей конкретизации знака, а персонально значимый элемент доводится до относительно максимальной воплощенности благодаря категори-зующим способностям одухотворенного (охваченного идеей) субъекта.
Принцип самосознания выводит исследование полимотивации на такой уровень теоретического описания, когда систематические элементы (индивид и языковой знак), рассматриваясь в аспекте некоего функционального задания (некоего идеального плана), оцениваются с телеологической позиции, т.е. как существующие в воплощении. Это приводит к последующим спецификациям принципа самосознания, за счет чего каждому систематически выделенному элементу приписывается определенная идеальная (функциональная) значимость.
Так, с помощью принципа идеальной причиненности субъекта (принципа морали) раскрывается специфическое бытие человека, который, де-терминируясь свойствами формы, самореализуется при освоении и выражении вложенного в знак смысла. При этом полимотивация представляет собой способ самовыражения одухотворенного (духовно познающего мир) субъекта.
В соответствии с принципом идеальной причиненности языкового знака (принципом финальное™) персонально-онтологическая ценность вещи состоит в ее обращенности к внутреннему миру познающего субъекта, а значит, в том, чтобы стать близкой «психо-социальному» существу человека за счет включения в процесс категоризации. В таком случае языковой знак рассматривается, с одной стороны, как субстрат - то, что причастно к субъективно переживаемой идее в возможности ее воплотить (фаза намекания), а с другой — как носитель индивидуального смысла (фаза символизма). При этом полимотивация, наряду с другими артикулирующими средствами, обнажает индивидуальные различия в способах обобщения и возможностях уточнения познаваемого.
Принцип самосознания, описывая деятельное бытие субъекта (бытие, проявляющее себя в реализации замысла), предполагает телеологическую трактовку языка. В таком случае неотделимость языка от познавательной активности субъекта характеризуется по нескольким направлениям. Вопервых, язык выступает «телосом» — тем, что наделяет человека и языковой знак творческой силой. Во-вторых, язык как нечто «готовое» допускает саму возможность дальнейших семиотических преобразований (творчества). Наконец, язык способен концентрировать в себе познавательный потенциал, а также планомерно этот потенциал проявлять. Отсюда ясно, что системное видение полимотивации связано прежде всего с развитием и утверждением последнего тезиса, т.е. такого представления о языке, в соответствии с которым изучаемое явление трактуется как обнаружение «телоса» (т.е. творческого потенциала знака, а вместе с ним и человека, настроенного на реализацию замысла).
Полимотивация, реализуя силу личностных форм (форм, ставших образом творческой активности субъекта), указывает на то, (а) какая экзистенциальная ценность была положена в основу познания знака и нашла дальнейшее уточнение в расчленяющих актах мысли; (б) какие элементы материальной структуры познаваемого получили символический статус (были наделены творческим потенциалом, стали воплощением целого); (в) какие апперцептивные средства помогли раскрыть символический статус дериватемы, (г) в какие речевые (коммуникативные) акты были включены интен-сификаторы основы. Комплексное освещение данных вопросов позволяет установить в текстах различной познавательной направленности творческую манеру автора, семиотическую жизнь его сознания. При осуществлении подобной реконструкции решающим становится тот факт, что прото-слово (дериватема) представляет собой источник познавательного (дискурсивного) стиля автора, а полимотивация — один из способов самовыражения личности.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Понятие полимотивации, используемое в современном словообразовании для описания структурно-семантических свойств деривата, предусматривает соотносимость звуковой оболочки производного слова с несколькими производящими единицами. Предпринятое исследование показало, что следование основному постулату «синтезирующих» (Г. П. Мельников) концепций лингвистики (постулату, предписывающему изучать язык в системе взаимодействий человека и мира) позволяет увидеть за формально-семантическим отношением «производное : множество производящих» то влияние, которое оказывает языковой знак на процессы мыслительной деятельности субъекта. Поэтому основной акцент при изучении полимотивации был сделан на том, чтобы представить данное явление как речемыслительную стратегию языковой личности. «Телос» данной стратегии состоит в приближении языкового знака к семиотической — «психо-социальной» (И. А. Бодуэн де Куртенэ) - сущности сознания и реализуется за счет множественности конкретизаторов, формально близких отсылочной части определяемого слова. Подобная трактовка полимотивации доказывает деятельную природу языка, творческое начало которого проявляется через акты языкового мышления. Отсюда ясно, что полимотивация манифестирует «проявляющую» (и в этом смысле — дея-тельностную) ипостась языка, названную В. фон Гумбольдтом «мышлением с помощью языка» и одновременно «мышлением под влиянием языка».
Последовательное развитие данного телеологического представления о языке (язык есть конкретизатор семиотического потенциала слова) предопределило логику исследования и помогло полнее охарактеризовать своеобразие изучаемого явления. Таким образом, деятельностная сущность полимотивации была установлена исходя из ее «аналитических» и феноменальных» возможностей, т.е. из того, «как» и «что» она раскрывает.
Полимотивация, являясь способом аналитического познания слова, демонстрирует собой такие «техники» спецификации отсылочной части словообразовательной формы, в соответствии с которыми смысловой потенциал дериватемы осваивается либо путем замещения определяемого элемента «плеонастически» организованным мотивирующим суждением, либо при замене опорного компонента множеством дериватемно соотносимых перифраз, находящихся между собой в отношениях логической эквивалентности, соподчиненности и самостоятельности. Дальнейшее осмысление аналитических возможностей полимотивации привело к выявлению способов риторизованной «чеканки» дериватемы, т.е. речемыс-лительных стратегий, объективирующих потенциал определяемого элемента за счет включения интенсификаторов основы как в один речевой акт (компонент дискурса), так и в различные композиционные части дискурсивного целого. Отсюда следует, что полимотивацией демонстрируется выразительная динамика знака, а результаты коммуникативно ориентированной интенсификации языкового образа становятся значимыми не только для самого продуцента, но и для реципиентов.
В соответствии с феноменологическим пониманием, полимотивация выступает свидетельством смыслоисполненности дериватемы. Иными словами, полимотивация указывает на символичность знака, его способность воплощать замысел высказывания. В силу данного обстоятельства стали актуальными универсально- и персонально-онтологическая трактовки изучаемого явления. С одной стороны, полимотивация - симптом универсальности языкового образа, его предрасположенности к смысловому расширению (позиция универсальной онтологии), а с другой — показатель творческой силы индивида, нашедшего в слове опору для реализации замысла (позиция персональной онтологии). В первом случае, языковой знак воплощает собой творческую энергию целого, а во втором - мыслится как «очаг творческого образования личности» (П. А. Флоренский), источник ее дискурсивного стиля. Поэтому феноменологический вопрос «Что полимотивация проявляет?» предполагает следующий ответ: множественностью мотиваций объективируется «ословленное» целое, данное как форма самовыражения личности.
Стратегическая» трактовка полимотивации привела к выявлению (1) условий и (2) следствий речемыслительной деятельности индивида, сосредоточенной на раскрытии языкового образа.
1) Были установлены следующие условия, активизирующие полимотивацию: (а) «идеальность» субъекта, его причиненность идеей как способом обобщения и условием уточнения определяемого, (б) «податливость» материи, ее способность быть «материалом» сознательной жизни языковой личности; (в) «концентрирующий» и «стимулирующий» характер опорного элемента. Все эти условия послужили поводом для выделения таких систематических элементов когнитивно ориентированной дериватологии, как протослово и дериватема (= специфично структурированное протослово). Это означает, что системный характер дериватемы (и соответственно протослова) оправдывается рядом обстоятельств: (а) предрасположенностью субстрата принимать форму познавательной деятельности субъекта, (б) ее неделимостью с замыслом высказывания, (в) ее способностью организовать речемыслительную деятельность языковой личности. Именно поэтому дериватема есть форма - «духовный центр» -семиотической жизни сознания.
2) Полимотивация является причиной формирования «понятия». Учет этого систематического элемента при изучении семиозиса производного слова позволил обратить внимание на результаты исследуемой речемыслительной деятельности. Наиболее важные из них свидетельствуют о том, что дериватема, занимая доминирующее положение в акте познавательной деятельности, приводит индивида к более полному раскрытию коммуникативно-семантических особенностей определяемого слова. При этом способность дериватемно соотносимых перифраз замещать конкретизируемый образ помогает субъекту использовать активированные представления для воплощения тех или иных дискурсивных форм. В конечном счете полимотивация как причина выраженности языкового образа высвечивает созидательную (а не абсолютно биологическую, имперсональную, обезличивающую) природу языка, за счет которого индивид являет «истину достоверности себя самого» (Г. В. Ф. Гегель), т.е. ценность собственной сознательной жизни.
Созидательный» характер полимотивации подтверждает особую значимость такой трактовки категоризационного процесса, в соответствии с которой осознание языкового знака сопровождается дискурсивным усилением его материальных свойств. Как показало исследование, адекватному описанию категоризации, функционирующей по принципу самосознания (т.е. от «частного» к «общему» и затем от «общего» к «частному»), способствует диалектическая методология, делающая акцент на взаимосвязанности и взаимодополнительности всех сторон познавательно-семиотического процесса. Кроме того, демонстрация особенностей семиозиса, осуществляющегося путем ценностного обобщения и усиленного уточнения производного слова, потребовала, с одной стороны, разработки моделей теоретико-экспериментального изучения категоризации, а с другой - создания реконструктивной методики, воспроизводящей семиотическую жизнь сознания. Важно отметить, что исследование показало эвристическую ценность предложенных в работе познавательно-семиотических моделей - их способность не только описывать, но и объяснять, прогнозировать, а также оптимизировать языковые процессы и явления. Доказательством этому служит использование модели ритори-зованного понимания для оптимизации и прогнозирования ситуаций, связанных с экспериментальным изучением аналитических функций языка. Создание реконструктивной методики подчинялось принятым и обоснованным положениям о характере протекания познавательного процесса и учитывало такие динамические параметры акта категоризации, как (а) манеру обобщения определяемого элемента, (б) структурные особенности протослова, (в) способы конкретизации его смыслового потенциала, благодаря чему при анализе конкретных текстов были продемонстрированы дискурсообразующие - семиотические - возможности дериватемы.
Изучение семиотических свойств «внешней» формы, а также функциональных особенностей полимотивации помогло осознать те резервы, г которые содержит в себе системный (и уже - деятельностный) подход при формировании когнитивной парадигмы словообразования. Его вклад в развитие дериватологии автор настоящего исследования связывает с возможностью дальнейшего изучения конструктивной функции дериватемы, а также средств спецификации языкового образа, с необходимостью уточнения параметров индивидуального формообразования, с разработкой образцов анализа дискурсивной манеры языковой личности, т.е. со всем тем, что способствует аргументированному, преимущественно неспекулятивному осмыслению человекообразующей - «ликосоздаю-щей» - функции языка.
Список научной литературыКатышев, Павел Алексеевич, диссертация по теме "Теория языка"
1. Авалиани Ю. Ю. О множественности мотивации// АПРС. Ч. 2. Ташкент, 1980.
2. Азарх Ю. С. Функциональные разновидности словообразовательных формантов (лексикографический аспект)// Русские говоры Сибири. Лексикография. Томск, 1993.
3. Антипов А. Г. Русская диалектная морфонология (Проблемы описания). Кемерово, 1997.
4. Антипов А. Г. Алломорфное варьирование суффикса в словообразовательном типе (на материале русских говоров). Томск, 2001.
5. Антипов А. Г. Словообразование и фонология: словообразовательная мотивированность звуковой формы. Томск, 2001 а.
6. Антипов А. Г. Формальные прототипы словообразовательной мотивации// Актуальные проблемы русистики. Материалы Международной научной конференции (Томск, 21-23 октября 2003 г.). Вып. 2. Ч. 1. Томск, 2003.
7. Антипов А. Г., Катышев П. А. Полимотивация и частные проблемы интерпретации морфологической структуры слова// Явление вариативности в языке: Тезисы докладов конференции. Кемерово, 1994.
8. Антипов А. Г., Стрыгина О. В. Системная мотивированность идиоматичности// Проблемы русистики: Материалы Всероссийской научной конференции «Актуальные проблемы русистики». Томск, 2001.
9. Апресян Ю. Д. Экспериментальное исследование семантики русского глагола. М., 1967.
10. Апресян Ю. Д. Семантические преобразования и синтагматические фильтры// Машинный перевод и прикладная лингвистика. Вып. 14. М., 1971.
11. Апресян Ю. Д. Лексическая семантика: синонимические средства языка. М., 1974.
12. Апресян Ю. Д. Избранные труды. Интегральное описание языка и системная лексикография. Т. 2. М., 1995.
13. Апресян Ю. Д. Типы информации для поверхностно-семантического компонента модели «Смысл <=> Текст»// Апресян Ю. Д. Избранные труды. Интегральное описание языка и системная лексикография. Т. 2. М., 1995 а.
14. Апресян Ю. Д. Коннотации как часть прагматики слова (лексикографический аспект)// Апресян Ю. Д. Избранные труды. Интегральное описание языка и системная лексикография. Т. 2. М., 1995 б.
15. Апресян Ю. Д. Образ человека по данным языка: попытка системного описания// Апресян Ю. Д. Избранные труды. Интегральное описание языка и системная лексикография. Т. 2. М., 1995 г.
16. Араева Л. А. К вопросу о принципах организации мотивирующих классов (на материале производных существительных верх-некетского говора Томской области)// Материалы и исследования по сибирской диалектологии. Красноярск, 1981.
17. Араева Л. А. Типы мотивирующих классов характеризующей группы существительных лица// Вопросы словообразования в индоевропейских языках. Семантический аспект. Томск, 1983 б.
18. Араева Л. А. Типы мотивирующих классов слов (на материале суффиксальных субстантивов верхнекетского говора Томской области)// Вопросы региональной лексикологии и лексикографии. Кемерово, 1985.
19. Араева Л. А. Парадигматические отношения на словообразовательном уровне. Кемерово, 1990.
20. Араева Л. А. Словообразовательный тип как семантическая микросистема. Суффиксальные субстантивы. (На материале русских говоров): Дис. докт. филол. наук. М., 1994.
21. Араева Л. А., Катышев П. А. Представления о годовом цикле в системе отыменных суффиксальных существительных// Актуальные проблемы русистики. Томск, 2000.
22. Аристотель. Метафизика// Аристотель. Соч. в 4 т. Т. 1. М., 1976.
23. Арутюнова Н. Д. Очерки по словообразованию в современном испанском языке. М., 1961.
24. Арутюнова Н. Д. Предложение и его смысл. Логико-семантические проблемы. М., 1976.
25. Афанасьева О. В. Имена прилагательные в системе кардинальных частей речи английского языка. М., 1992.
26. Афанасьева О. В. Адъективный класс лексики в современном английском языке и формы его языковой репрезентации: Дис. . докт. филол. наук. М., 1995.
27. Барченкова М. Д. Деривационная полиформия и омонимия// Теоретические аспекты деривации. Пермь, 1982.
28. Батурина О. В. Идиоматичность словообразовательной формы (на материале микологической лексики русского языка): Дис. . канд. филол. наук. Кемерово, 2004.
29. Бейтс Э. Интенции, конвенции и символы// Психолингвистика. М., 1984.
30. Белоусов К. И. Форма текста в деятельностном освещении (теоретико-экспериментальное исследование): Дисс. . канд. филол. наук. Бийск, 2002.
31. Бел невская Е. Г. Семантическая структура слова в номинативном и когнитивном аспектах. (Когнитивные основания формирования и функционирования семантической структуры слова): Авто-реф. дис. докт. филол. наук. М., 1992.
32. Беляевская Е. Г. Понятие «когнитивная модель» в современной лингвистике. (Научно-аналитический обзор)// РЖ. Языкознание. Сер. 6. № 2. М., 1996.
33. Бенвенист Э. Общая лингвистика. М., 1974.
34. Бенуас JI. Знаки, символы и мифы. М., 2004.
35. Бердяев Н. А. Смысл творчества: Опыт оправдания человека. Харьков; М., 2002.
36. Берестнев Г. И. Самосознание личности в зеркале языка: Ав-тореф. дисс. докт. филол. наук. М., 2000.
37. Бесценная Е. Д. Существительные с суффиксами -щик и -ник в современном русском языке. (К проблеме синонимичных словообразовательных типов): Автореф. дис. канд. филол. наук. М., 1980 а.
38. Бесценная Е. Д. О множественности мотиваций. (На материале суффиксов -щик и -ник)// АПРС. Ч. 2. Ташкент, 1980 б.
39. Бибихин В. В. Слово и событие. М., 2001.
40. Блинова О. И. Явление мотивации слов. Томск, 1984.
41. Блинова О. И. Внутренняя форма слова и полисемия// Явление вариативности в языке: Тезисы докладов конференции. Кемерово, 1994.
42. Бодрийяр Ж. К критике политической экономии знака. М., 2003.
43. Бодуэн де Куртенэ И. А. Избранные труды по общему языкознанию. Т. И. М., 1963.
44. Бринёв К. И. Внутренняя форма слова как носитель потенциала его деривационного функционирования: Дис. . канд. филол. наук. Барнаул, 2001.
45. Булгакова О. А. Полисемия суффиксальных субстантивов. (На материале кемеровских говоров): Автореф. дис. . канд. филол. наук. Томск, 1994.
46. Булыгина Т. В. К построению типологии предикатов в русском языке// Семантические типы предикатов. М., 1982.
47. Быкова Л. А. Современный русский язык. Морфемика и словообразование. Харьков, 1974.
48. Вежбицкая А. Семантика грамматики. М., 1992.
49. Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание. М., 1996.
50. Вежбицкая А. Личные имена и экспрессивное словообразование// Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание. М., 1996 а.
51. Вежбицкая А. Русский язык// Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание. М., 1996 б.
52. Величковский Б. М. Современная когнитивная психология. М., 1982.
53. Виноградов В. В. Русский язык (грамматическое учение о слове). М.; Л., 1947.
54. Виноградов В. В. Об омонимии и смежных явлениях// ВЯ. № 5. 1960.
55. Виноградов В. В. Основные типы лексических значений слова// Виноградов В. В. Лексикология и лексикография. М., 1977.
56. Виноградова В. Н. Стилистические аспекты русского словообразования. М., 1984.
57. Винокур Г. О. О некоторых явлениях словообразования в русской технической терминологии// Труды Московского института истории, философии и литературы. Сборник статей по языкознанию. Т. 5.М., 1939.
58. Винокур Г. О. Заметки по русскому словообразованию// Винокур Г. О. Избранные работы по русскому языку. М., 1959.
59. Витгенштейн Л. Логико-философский трактат// Витгенштейн Л. Философские работы. Ч. 1. М., 1994.
60. Выготский Л. С. Мышление и речь. М., 1934.
61. Вяткина М. В. Полисемия словообразовательной формы (на материале русских говоров): Дис. . канд. филол. наук. Кемерово, 2004.
62. Гараева Л. И. Психолингвистический анализ семантической структуры производного слова: Дисс . канд. филол. наук. М., 1987.
63. Гаспаров М. Л. Топика и композиция гимнов Горация// Гас-паров М. Л. Избранные труды, т. 1. О поэтах. М., 1997.
64. Гегель Г. В. Ф. Феноменология духа. М., 2000.
65. Гейгер Р. М. Проблемы анализа словообразовательной структуры и семантики в синхронии и диахронии. Омск, 1986.
66. Геннеп А. ван. Обряды перехода. Систематическое изучение обрядов. М., 1999.
67. Гердер И. Г. Трактат о происхождении языка// Гердер И. Г. Избранные сочинения. М.; Л., 1959.
68. Гийом Г. Принципы теоретической лингвистики. М., 1992.
69. Гинзбург Е. Л. Исследование гнезд сложных слов в русском языке на базе аппликативной модели: Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1967.
70. Гинзбург Е. Л. Исследование структуры словообразовательных гнезд// Проблемы структурной лингвистики 1972. М., 1973.
71. Гинзбург Е. Л. Одноименность однокоренных производных// Проблемы структурной лингвистики 1976. М., 1978.
72. Гинзбург Е. Л. Словообразование и синтаксис. М., 1979.
73. Гинзбург Е. Л., Хидекель С. С. Конверсные отношения словообразовательных значений// Проблемы функциональной семантики. Калининград, 1993.
74. Гловинская М. Д. Семантические типы видовых противопоставлений русского глагола. М., 1982.
75. Голев Н. Д. Введение в теорию и практику морфемно-словообразовательного анализа. Барнаул, 1980.
76. Голев Н. Д. Динамический аспект лексической мотивации. Томск, 1989.
77. Голев Н. Д. Идиоматичность слова в лексическом и словообразовательном аспектах// Вопросы слово- и формообразования в индоевропейских языках. Семантика и функционирование. Т. 1. Томск, 1994.
78. Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию. М., 1984.
79. Гумбольдт В. фон. Язык и философия культуры. М., 1985.
80. Гусар Е. Г. Роль суппозитивного фактора в деривации означаемого лексической единицы текста (на материале современного русского языка): Автореф. дис. . канд. филол. наук. Барнаул, 1995.
81. Дейк Т. А. ван. Язык. Познание. Коммуникация. М., 1989.
82. Дейк Т. А. ван, Кинч В. Макростратегии// Дейк Т. А. ван. Язык. Познание. Коммуникация. М., 1989.
83. Демьянков В. 3. Конвенции, правила и стратегии общения (интерпретирующий подход к аргументации)// Изв. АН СССР. СЛЯ. Т. 41. №4. 1982.
84. Денисов П. Н. Лексика русского языка и принципы ее описания. М., 1993.
85. Дербенёва Е. А. К вопросу о субъекте// Язык — наше наследие: Тезисы докладов научной конференции. Иркутск, 1995.
86. Деррида Ж. «Голос и феномен» и другие работы по теории знака Гуссерля. СПб., 1999.
87. Динсмор Дж. Ментальные пространства с функциональной точки зрения// Язык и интеллект. М., 1995.
88. Доронина Н. И. Условия реализации деривационного потенциала слов русского языка (на материале деривационно-ассоциативного эксперимента): Автореф. дис. . канд. филол. наук. Барнаул, 1999.
89. Доценко Т. И. Осознание и объяснение синтаксических дериватов речевой деятельности: Дис. . канд. филол. наук. JL, 1984.
90. Евдокимова Е. А. Отглагольные суффиксальные субстанти-вы в среднеобских говорах: Опыт системно-функционального описания: Дис. канд. филол. наук. Кемерово, 1997.
91. Евсеева И. В. Словообразовательный тип как экспонент когнитивных процессов (на материале отсубстантивов с -НИЦ(а)): Авто-реф. дис. канд. филол. наук. Кемерово, 2000.
92. Ермакова О. П. О некоторых изменениях в системе аффиксов и производящих основ качественных наречий// Развитие грамматики и лексики современного русского языка. М., 1964.
93. Ермакова О. П. Лексические значения производных слов в русском языке. М., 1984.
94. Ермакова О. П., Земская Е. А. Сопоставительное изучение словообразования и внутренняя форма слова// Изв. АН СССР. СЛЯ. Т. 44. №6. 1995.
95. Жолковский А. К. Предисловие// Машинный перевод и прикладная лингвистика. Вып. 8. М., 1964.
96. Жолковский А. К., Мельчук И. А. О семантическом синтезе// Проблемы кибернетики. Вып. 19. М., 1967.
97. Журавлёв А. П. Фонетическое значение. Л., 1974.
98. Журавлёв А. П. Звук и смысл. М., 1991.
99. Залевская А. А. Проблемы организации внутреннего лексикона человека. Калинин, 1977.
100. Залевская А. А. Слово в лексиконе человека: психолингвистическое исследование. Воронеж, 1990.
101. Залевская А. А. Введение в психолингвистику. М., 1999.
102. Земская Е. А. Заметки по современному русскому словообразованию//ВЯ. № 3. 1965.
103. Земская Е. А. Современный русский язык. Словообразование. М., 1973.
104. Земская Е. А. Относительные прилагательные как конструктивный элемент номинативной системы современного языка// Грамматические исследования: Функционально-стилистический аспект. Морфология. Словообразование. Синтаксис. М., 1991.
105. Земская Е. А. Словообразование как деятельность. М., 1992.
106. Зенков Г. С. Вопросы теории словообразования. Фрунзе, 1969.
107. Зеньковский В. В. История русской философии. Т. II. Ч. 2. JL, 1991.
108. Зубкова JI. Г. Системная мотивированность звуковой формы языка// Фонология и просодия слова. М., 1984.
109. Зубкова JI. Г. Фонологическая типология слова. М., 1990.
110. Зубкова JI. Г. Из истории языкознания. Общая теория языка в аспектирующих концепциях. М., 1992.
111. Зубкова JI. Г. Сущностные свойства языковой системы и вариативность ее элементов// Явление вариативности в языке: Материалы Всероссийской конференции (13-15 декабря 1994 г.). Кемерово, 1997.
112. Зубкова JI. Г. Язык как форма. Теория и история языкознания. М., 1999.
113. Зубкова JI. Г. Общая теория языка в развитии. М., 2002.
114. Ивин А. А. Основы теории аргументации. М., 1997.
115. Ильин И. П. Постмодернизм. Словарь терминов. М., 2001.
116. Исаченко А. В. Грамматический строй русского языка в сопоставлении со словацким. Морфология. Ч. 2. Братислава, 1960.
117. Кант И. О недавно возникшем высокомерном тоне в философии // Кантовский сборник. Вып. 10. Калининград, 1985.
118. Кант И. Антропология с прагматической точки зрения. СПб., 1999.
119. Караулов Ю. Н. Русский язык и языковая личность. М., 1987.
120. Караулов Ю. Н. Ассоциативная грамматика русского языка. М., 1993.
121. Караулов Ю. Н. Ассоциативная грамматика и ассоциативно-вербальная сеть. М., 1999.
122. Карпинская Е. В. Лексика промыслов и кустарной промышленности в трудах В. И. Ленина по экономике дореволюционной России// Проблемы лексикографическо анализа языка произведений В. И. Ленина. М., 1984.
123. Кассирер Э. Очерк четвертый. Проблема формы и проблема причины // Кассирер Э. Избранное. Опыт о человеке. М., 1998 а.
124. Кассирер Э. Очерк пятый. «Трагедия культуры» // Кассирер Э. Избранное. Опыт о человеке. М., 1998 б.
125. Кассирер Э. Натуралистическое и гуманистическое обоснование философии культуры // Кассирер Э. Избранное. Опыт о человеке. М., 1998 в.
126. Кассирер Э. Идея и образ: Гёте. Шиллер. Гёльдерлин. Клейст // Кассирер Э. Избранное. Опыт о человеке. М., 1998 г.
127. Кассирер Э. Опыт о человеке. Введение в философию человеческой культуры. X. История// Кассирер Э. Избранное. Опыт о человеке. М., 1998 д.
128. Кассирер Э. Избранное: Индивид и космос. М.; СПб., 2000.
129. Кассирер Э. Понятие символической формы в структуре наук о духе// Кассирер Э. Избранное: Индивид и космос. М.; СПб., 2000 а.
130. Кассирер Э. К вопросу о логике символического понятия // Кассирер Э. Избранное: Индивид и космос. М.; СПб., 2000 б.
131. Кассирер Э. Язык и миф: К проблеме именования богов // Кассирер Э. Избранное: Индивид и космос. М.; СПб., 2000 в.
132. Кассирер Э. Философия символических форм. Т. 1. Язык. М.; СПб., 2002.
133. Кассирер Э. Философия символических форм. Т. 2. Мифологическое мышление. М.; СПб., 2002.
134. Катышев П. А. Множественная мотивация как показатель словообразовательной вариативности// Словообразование и номинативная деривация в славянских языках. Материалы IV Республиканской научной конференции. Ч. 1. Гродно, 1992 а.
135. Катышев П. А. Явление полимотивации в говорах// Слово в системных отношениях на разных уровнях языка (функциональный аспект): Тезисы докладов Всесоюзной научной лингвистической конференции. Екатеринбург, 1993.
136. Катышев П. А. Множественная мотивация как когнитивный процесс// Явление вариативности в языке: Тезисы докладов конференции. Кемерово, 1994.
137. Катышев П. А. Деривационная нечеткость и проблема формально-семантической идентификации производного слова в говоре//
138. Язык наше наследие: Тезисы докладов научной конференции. Иркутск, 1995.
139. Катышев П. А. Асимметрия в словообразовании и полимотивация// Язык, система, личность: Тезисы докладов и сообщений Международного симпозиума, Екатеринбург, 25-27 ноября 1996 г. Екатеринбург, 1996.
140. Катышев П. А. О контекстных условиях манифестации производящих в значении полимотивированных слов // Принципы и методы функционально-семантического описания языка: итоги, направления, перспективы: Материалы конференции. Симферополь, 1997.
141. Катышев П. А. Полимотивация как концептуальная деятельность: Дис. . канд. филол. наук. Кемерово, 1997.
142. Катышев П. А. Мотивационная многомерность словообразовательной формы. Кемерово, 2001.
143. Катышев П. А. Язык как Energeia: . В. фон Гумбольдт и Г. Г. Шпет// Лингвистика как форма жизни. Кемерово, 2002.
144. Катышев П. А. Риторизованное восприятие речевого сообщения: к постановке проблемы// Араева Л. А., Вяткина М. В., Малахова Н. Е., Князькова Т. В., Оленёв С. В., Стрыгина О. В. Риторика. Кемерово, 2002 а.
145. Катышев П. А. Риторизованное речепорождение// Араева Л. А., Вяткина М. В., Малахова Н. Е., Князькова Т. В., Оленёв С. В., Стрыгина О. В. Риторика. Кемерово, 2002 б.
146. Катышев П. А. Ключевые идеи риторической герменевтики// Вестник Московского университета. Сер. 9. Филология. № 6. 2003.
147. Катышев П. А. Полимотивация как стратегия речемыслительной деятельности// Вестник Красноярского государственного университета. Сер. Гуманитарные науки. Вып. 6. 2004.
148. Кибрик А. Е. Современная лингвистика: откуда и куда?// Вестник Московского университета. Сер. 9. Филология. № 5. 1995.
149. Кондильяк Э. Б. де. Сочинения: В 3-х т. Т. 1. М., 1980.
150. Кондильяк Э. Б. де. Сочинения: В 3-х т. Т. 3. М., 1983.
151. Коровин Ф. Г. Прилагательные с суффиксом -тельн(ый) в русском языке: Дис. канд. филол. наук. М., 1952.
152. Косьянова Ж. А. Варьирование внутренней формы слова в диалектной речи// Явление вариативности в языке. Тезисы докладов научной конференции. Кемерово, 1994.
153. Кошелев А. Д. Референциальный подход к анализу языковых значений// Московский лингвистический альманах. Спорное в лингвистике. Вып. 1. М., 1996.
154. Кубрякова Е. С. Типы языковых значений. Семантика производного слова. М., 1981.
155. Кубрякова Е. С. Категории падежной грамматики и их роль в сравнительно-типологическом изучении словообразовательных систем славянских языков// Сопоставительное изучение словообразования славянских языков. М., 1987.
156. Кубрякова Е. С. Противопоставление имен и глаголов как важнейшая черта организации и функционирования языковых систем// Теория грамматики: лексико-грамматические классы и разряды слов. М., 1990.
157. Кубрякова Е. С. Память и ее роль в исследовании речевой деятельности// Текст в коммуникации: Сборник научных трудов. М., 1991.
158. Кубрякова Е. С. Новые проблемы и новые решения в изучении частей речи// Текст как структура. М., 1992.
159. Кубрякова Е. С. Лексикализация грамматики: пути и последствия// Язык система. Язык — текст. Язык - способность. М., 1995.
160. Кубрякова Е. С. Эволюция лингвистических идей во второй половине XX века (опыт парадигматического анализа)// Язык и наука конца 20 века. М., 1995 а.
161. Кубрякова Е.С. Реферат кн. Meibauer J. Wortbildung und Kognition: Uberlegungen zum t. -er- Suffix. Lund, 1995. (Sprache u. Pragmatik; Arbeits-berichte 37)// РЖ. Языкознание. Сер. 6. № 2. M., 1996 a.
162. Кубрякова E. С. Реферат кн. Rickheit М. Wortbildung: Grund-lage einer kognitiven Semantik. Opladen: Westdt. Verl., 1993. 301S. (Psy-cholinguistiche Studien)// РЖ. Языкознание. Сер. 6. № 3. M., 1996 б.
163. Кубрякова Е. С. Инференция// Кубрякова Е. С., Демьянков В. 3., Панкрац Ю. Г., Лузина Л. Г. Краткий словарь когнитивных терминов. М., 1996 в.
164. Кубрякова Е. С. Категоризация// Кубрякова Е. С., Демьянков В. 3., Панкрац Ю. Г., Лузина Л. Г. Краткий словарь когнитивных терминов. М., 1996 г.
165. Кубрякова Е. С. Язык и знание: На пути получения знаний о языке: Части речи с когнитивной точки зрения. Роль языка в познании мира. М., 2004. (Язык. Семиотика. Культура).
166. Кудрявцева В. А. Наследование валентных свойств глагола отглагольным именем. (На материале наименований лиц в русском языке): Дис. докт. филол. наук. М., 1991.
167. Кузнецова А. И. Морфемные блоки и их роль в морфемной и словообразовательной структуре слова// Морфемика. Принципы и методы системного описания. JL, 1987.
168. Кузнецова А. И. Словообразование и морфемика (точки пересечения и точки отталкивания)// Die Bezieheengen der Wortbitdung zu bestimmten Sprachebenen und sprachwissens chaftlichen Richtungen. Frankfurt am Main; Bern; N. Y.; Paris, 1991.
169. Кураева С. Ю. Семантизация сложных полимотивированных прилагательных в толковом словаре русского языка: Дис. . канд. филол. наук. Ташкент, 1986.
170. Кураева С. Ю. Внутренняя форма полимотивированных слов в толковом словаре//АПРС. Ч. 1. Самарканд, 1987.
171. Курак Г. В. Словообразовательная омонимия и квазиомонимия в современном французском языке (на материале производных существительных): Дис. канд. филол. наук. М., 1989.
172. Лакофф Дж. Мышление в зеркале классификаторов// Новое в зарубежной лингвистике: Когнитивные аспекты языка. Вып. XXIII. М., 1988.
173. Лакофф Дж. Когнитивное моделирование// Язык и интеллект. М., 1995.
174. Лангаккер Р. У. Когнитивная грамматика. М., 1992.
175. Лебедева Н. Б. Пропозициональные структуры префиксальных глаголов (таксисные отношения)// Вопросы слово- и формообразования в индоевропейских языках: Семантика и функционирование. Ч. 1. Томск, 1994.
176. Лебедева Н. Б. Полиситуативность глагольной семантики. Томск, 1999.
177. Леонтьев А. А. Психология общения. М., 1999.
178. Литвинникова О. И. Множественность словообразовательной мотивации в системе глаголов параллельной производности// Структурно-семантический анализ единиц языка: Межвузовский сборник научных трудов. Тула, 1995. Рук. деп. 50450.
179. Лопатин В. В. О критериях выбора мотивирующего глагола из корреляционных по виду// РЯШ. № 3. 1975.
180. Лопатин В. В. Множественность мотивации и ее отражение в отглагольном именном словообразовании// РЯШ. № 2. 1976.
181. Лопатин В. В. Русская словообразовательная морфемика: Проблемы и принципы описания. М., 1977.
182. Лопатин В. В. Суффиксальная универбация и смежные явления в сфере образования новых слов// Новые слова и словари новых слов. Л., 1978.
183. Лосев А. Ф. Философия имени. М., 1990.
184. Лосев А. Ф. Философия. Мифология. Культура. М., 1991.
185. Лосев А. Ф. История античной эстетики. Софисты. Сократ. Платон. М., 2000. (Вершины человеческой мысли).
186. Мамардашвили М. К. Картезианские размышления. М., 1993.
187. Мамардашвили М. К. Лекции о Прусте (психологическая топология пути). М., 1995.
188. Мамардашвили М. К. Лекции по античной философии. М., 1998.
189. Мамардашвили М. К. Эстетика мышления. М., 2000.
190. Мамардашвили М. К., Пятигорский А. М. Символ и сознание. Метафизические рассуждения о сознании, символике и языке. М., 1999.
191. Манучарян Р. С. О множественности мотиваций// АПРС. Ч. 2. Ташкент, 1980.
192. Маркелова Е. В. Когнитивно-семантическая структура имен деятельности (на материале русских пословиц о труде и лени): Дис. . канд. филол. наук. Томск, 2004.
193. Мартемьянов Ю. С. О форме записи ситуаций// Машинный перевод и прикладная лингвистика. Вып. 8. М., 1964.
194. Мельников Г. П. Язык и речь с позиций системной лингвистики // Язык и речь. Тбилиси, 1977.
195. Мельников Г. П. Системология и языковые аспекты кибернетики. М., 1978.
196. Мельников Г. П. Принципы и методы системной типологии языков: Автореф. дис. . докт. филол. наук. М., 1989.
197. Мельников Г. П. Приложения к дис. . докт. филол. наук «Принципы и методы системной типологии языков». М., 1989 а.
198. Мельников Г. П. Судьба Гумбольдтова понятия «внутренней формы» в российском языкознании// Collegium: Международный научно-художественный журнал. № 1. КиТв, 1994.
199. Мельников Г. П. Системная типология языков. М., 2003.
200. Мельчук И. А. Русский язык в модели «Смысл о Текст». М.; Вена, 1995.
201. Мельчук И. А. Курс общей морфологии. Т. 1. М.; Вена, 1997.
202. Михайлов М. А. О множественности словообразовательной структуры//АПРС. Вып. 2. Ташкент, 1980.
203. Михалева Е. В. Вариативность внутренней формы слова и лексические процессы// Явление вариативности в языке: Тезисы докладов конференции. Кемерово, 1994.
204. Моисеев А. И. Обсуждение книги А. Н.Тихонова «Проблемы составления гнездового словообразовательного словаря современного русского языка» (Самарканд, 1971)// АПРС. Вып. 2. Самарканд, 1972.
205. Морозов А. В. Источники полисемии отглагольных существительных в современном русском языке (на материале дериватов от глаголов физического действия): Дис. . канд. филол. наук. Томск, 1989.
206. Налимов В. В. Спонтанность сознания: Вероятностная теория смыслов и смысловая архитектоника личности. М., 1989.
207. Нещименко Г. П. Очерк деминутивной деривационной системы в истории чешского литературного языка (конец 13 середина 20 вв.). Praha, 1980.
208. Никитин М. В. Лексическое значение слова (структура и комбинаторика). М., 1983.
209. Никитин М. В. Основы лингвистической теории значения. М., 1988.
210. Обзор работ по современному русскому литературному языку за 1966-69 гг. Словообразование. М., 1972.
211. Обзор работ по современному русскому литературному языку за 1970-73 гг. Словообразование. М., 1978.
212. Обзор работ по современному русскому литературному языку за 1974-77 гг. Словообразование. Материалы для обсуждения. М., 1982
213. Овакимян Л. Б. Когнитивные аспекты семантики производного слова. (На материале англоязычной художественной прозы): Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1995.
214. Оглезнева Е. А. Номинативное поле производного имени существительного конкретной семантики в русских говорах Приамурья: Дис. канд. филол. наук. Томск, 1996.
215. Осипова JL И. Активные процессы в современном русском словообразовании (суффиксальная универбация и усечение). М., 1994.
216. Павлов В. М. Понятие лексемы и проблема отношений синтаксиса и словообразования. Д., 1985.
217. Падучева Е. В. О семантике синтаксиса: Материалы к трансформационной грамматике русского языка. М., 1974.
218. Падучева Е. В. О производных диатезах отпредикатных имен в русском языке// Проблемы лингвистической типологии и структуры языка. Л., 1977.
219. Падучева Е. В. Высказывание и его соотнесенность с действительностью. (Референциальные аспекты семантики местоимений). М., 1985.
220. Падучева Е. В. Семантические исследования. (Семантика времени и вида в русском языке; Семантика нарратива). М., 1996 а.
221. Падучева Е. В. Феномен Анны Вежбицкой// Вежбицкая А. Язык. Культура. Познание. М., 1996 б.
222. Панкрац Ю. Г. Процессы деривации и их представление в падежной грамматике// Деривация и история языка. Пермь, 1985.
223. Панкрац Ю. Г. Аргументы глагола в производной лексике// Словообразование и номинативная деривация в славянских языках. Ч. 1. Гродно, 1989.
224. Панкрац Ю. Г. Роль пропозициональных структур в процессе деривации// Принцип деривации в истории языкознания и современной лингвистике. Пермь, 1991.
225. Панкрац Ю. Г. Пропозициональные структуры и их роль в формировании языковых единиц разных уровней. (На материале сложноструктурированных глаголов современного английского языка): Дис. канд. филол. наук. М., 1992 а.
226. Панкрац Ю. Г. Пропозициональная форма представления знаний// Язык и структуры представления знаний: Сборник научно-аналитических обзоров. М., 1992 б.
227. Панкрац Ю. Г. Фреймы и их роль в интерпретации семантики деноминативных глаголов// Явление вариативности в языке: Тезисы докладов конференции. Кемерово, 1994.
228. Панкрац Ю. Г., Кубрякова Е. С. Когнитивная грамматика// Кубрякова Е.С., Демьянков В.З., Панкрац Ю.Г., Лузина Л.Г. Краткий словарь когнитивных терминов. М., 1996.
229. Панов М. В. Изучение состава слова в национальной школе. Махачкала, 1979.
230. Панов М. В. Позиционная морфология русского языка. М., 1999.
231. Пересыпкина О. Н. Мотивационные ассоциации лексических единиц русского языка (лексикографический и теоретический аспекты): Автореф. дис. . канд. филол. наук. Барнаул, 1998.
232. Петренко В. Ф. Введение в экспериментальную психосемантику: Исследование форм репрезентации в обыденном сознании. М., 1983.
233. Пешковский А. М. Русский синтаксис в научном освещении. М., 1935.
234. Платон. Собрание сочинений в 4 т. Т. 1. М., 1990.
235. Постмодернизм: Энциклопеция. Минск, 2001.
236. Потебня А. А. Из записок по русской грамматике. Т. 4. М.,
237. Потебня А. А. Из записок по русской грамматике. Т. 1-2. М., 1958.
238. Потебня А. А. Эстетика и поэтика. М., 1976.
239. Потебня А. А. Мысль и язык. Киев, 1993.
240. Потиха 3. А. Современное русское словообразование. М., 1970.
241. Прокуденко Н. А. Глаголы, мотивированные существительными и прилагательными одновременно// Производное слово и способы его формирования. Кемерово, 1990.
242. Психология. Словарь/ Под общ. ред. А. В. Петровского, М. Г. Ярошевского. М., 1990.
243. Пузырёв А. В. Анаграммы как явление языка: Опыт системного осмысления. М.; Пенза, 1995.
244. Пугиева Н. А. Полисемантизм глагольного слова, место и роль его в толково-словообразовательном словаре// Принципы составления гнездового толково-словообразовательного словаря современного русского языка. Грозный, 1991.
245. Пятигорский А. М. Непрекращаемый разговор. СПб, 2004.
246. Резанова 3. И. Словообразующие возможности существительного: Автореф. дис. канд. филол. наук. Томск, 1983.
247. Резанова 3. И. К построению функциональной модели словообразования// Вопросы слово- и формообразования в индоевропейских языках: Семантика и функционирование. Ч. 1. Томск, 1994.
248. Резанова 3. И. Функциональный аспект словообразования (Русское производное имя). Томск, 1996.
249. Референция и проблемы текстообразования: Сб. науч. трудов/ Проблемная группа «Логический анализ языка». М., 1988.
250. Реформатский А. А. Агглютинация и фузия как две тенденцииграмматического строения слова// Морфологическая типология и проблема классификации языков. М.; JI, 1965.
251. Реформатский А. А. Введение в языковедение. М, 1967.
252. Реформатский А. А. О членимости слова// Развитие современного русского словообразования 1972: Словообразование. Членимость слова. М., 1975.
253. Ришар Ж. Ф. Ментальная активность. Понятие, рассуждение, нахождение решений. М., 1998.
254. Рогожникова Т. М. Психолингвистические проблемы функционирования полисемантичного слова: Автореф. дис. . док. филол. наук. Уфа, 2000.
255. Родионова Т. Г. Стратегии идентификации неологизмов-глаголов: Дис. канд. филол. наук. Тверь, 1994.
256. Розеншток-Хюсси О. Избранное: Язык рода человеческого. М.; СПб, 2000.
257. Ройтер Т. О перифрастических наименованиях речевой деятельности// Логический анализ языка. Язык речевых действий. М., 1994.
258. Ростова А. Н. Метатекст как форма экспликации метаязыкового сознания. Томск, 2000.
259. Рубинштейн С. Л. Основы общей психологии. СПб., 1999.
260. Русская грамматика. Ч. 1. М, 1980.
261. Ряснянская Р. А. Множественность словообразовательной структуры прилагательных с суффиксом -лив- в современном русском языке// АПРС. Вып. 2. Ташкент, 1976 а.
262. Ряснянская Р. А. Множественность словообразовательной структуры прилагательных с суффиксом -чив- в современном русском языке// АПРС. Вып. 2. Ташкент, 1976 б.
263. Ряснянская Р. А. Множественность мотивации прилагательных на -истск(ий) и их семантизация в толковых словарях русского языка //
264. АПРС. Вып. 1. Ташкент, 1978 а.
265. Ряснянская Р. А. Множественность словообразовательной структуры прилагательных с морфемами -ческ(ий), -еск(ий) в современном русском языке // АПРС. Вып. 1.Ташкент, 1978 б.
266. Ряснянская Р. А. Множественность словообразовательной структуры прилагательных типа атеистический в современном русском языке// Сборник научных трудов Ташкентского университета им. Ленина. № 580. Ташкент, 1979.
267. Сазонова Т. Ю. Психолингвистическое исследование стратегий идентификации прилагательных-неологизмов// Слово и текст в психологическом аспекте. Тверь, 1992.
268. Сазонова Т. Ю. Моделирование процессов идентификации слова человеком: психолингвистический подход. Тверь, 2000.
269. Сайкова Н. В. Взаимодействие слова и текста в деривационном аспекте: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Барнаул, 2002.
270. Сахарный Л. В. Тексты-примиты и закономерности их порождения// Человеческий фактор в языке: Язык и порождение речи. М., 1991.
271. Сигалов П. С. Словообразование. Методическое руководство для студентов филологического факультета. Тарту, 1979.
272. Словарь русских народных говоров. Л.; М., 1965-1991.
273. Словообразование: проблемы и методы исследования. М., 1988.
274. Соболева П. А. Словообразовательная структура слова и типология омонимов// Проблемы структурной лингвистики 1976. М., 1978.
275. Соболева П. А. Словообразовательная полисемия и омонимия. М., 1980.
276. Солсо Р. Л. Когнитивная психология. М., 1996.
277. Соссюр Ф. де. Курс общей лингвистики// Соссюр Ф. де. Труды по языкознанию. М., 1977.
278. Степанов Ю. С. Современные связи лингвистики и логики// ВЯ. № 4. 1973.
279. Степанов Ю. С. Изменчивый «образ языка» в науке XX века// Язык и наука конца 20 века. М., 1995.
280. Степанова М. Д., Фляйшер В. Теоретические основы словообразования в немецком языке. М., 1984.
281. Телия В. Н. Русская фразеология. Семантический, прагматический и лингвокуль-турологический аспекты. М., 1996.
282. Тихонов А. Н. Множественность словообразовательной структуры слова в русском языке// РЯШ. № 4. 1970.
283. Тихонов А. Н. Формально-семантические отношения слов в словообразовательном гнезде: Автореф. дис. . докт. филол. наук. М., 1974.
284. Тихонов А. Н. Основные понятия русского словообразования// Словообразовательный словарь русского языка. Т. 1. М., 1990.
285. Тогоева С. И. Психолингвистические проблемы неологии: Дис. . докт. филол. наук. Тверь, 2000.
286. Трубникова Ю. В. Деривационное функционирование лексических единиц текста (на материале современного русского языка): Автореф. дис. канд. филол. наук. Барнаул, 1997.
287. Тубалова И. В. Вариативность и вариантность внутренней формы слова// Явление вариативности в языке: Тезисы докладов научной конференции. Кемерово, 1994.
288. Туркин В. В. О стохастическом характере естественной лингвистической генерации// Ученые записки Московского педагогического института имени Н. К. Крупской. Вып. 25. Т. 249. М., 1971.
289. Тэрано Т. Введение в нечеткие системы// Прикладные нечеткие системы. М., 1993.
290. Тюпа В. И. Литературное произведение: между текстом и смыслом // Тюпа В. И., Фуксон Л. Ю., Дарвин М. Н. Литературное произведение: проблемы теории и анализа. Вып. 1. Кемерово, 1997.
291. Узнадзе Д. Н. Внутренняя форма языка// Узнадзе Д. Н. Теория установки. М.; Воронеж, 1997.
292. Улуханов И. С. Словообразовательная мотивация и ее виды// Изв. АН СССР. ОЛЯ. Т. 30. Вып. 1. 1971.
293. Улуханов И. С. Словообразовательная семантика в русском языке и принципы ее описания. М., 1977.
294. Флоренский П. А. Христианство и культура. М.; Харьков, 2001.
295. Флоренский П. А. Имена. М.; Харьков, 2003.
296. Фуко М. Археология знания. Киев, 1996.
297. Хайдеггер М. Бытие и время. СПб., 2002.
298. Харитончик 3. А. Структура пропозиции и ее отражение в словообразовательных процессах// Деривация в речевой деятельности (языковые единицы). Пермь, 1991.
299. Харитончик 3. А. Проблемы словообразования в современной зарубежной лингвистике// Теория грамматики: Морфология и словообразование: Сборник научно-аналитических обзоров. М., 1992.
300. Хохлачева В. Н. К истории отглагольного словообразования существительных в русском литературном языке нового времени. М., 1969.
301. Ченки А. Современные когнитивные подходы к семантике: сходства и различия в теориях и целях// ВЯ. № 2. 1996.
302. Черепанова В. Ф. Множественность словообразовательной структуры глаголов на -(е)ствоватъ// АПРС. Вып. 1. Ташкент, 1975 а.
303. Черепанова В. Ф. О словообразовательной структуре глаголов яа-ничать// АПРС. Вып. 1. Ташкент, 1975 б.
304. Черепанова В. Ф. Об одной особенности словообразовательной структуры слов типа выбеливаться// АПРС. Вып. 2. Ташкент, 1976 а.
305. Черепанова В. Ф. Словообразовательные структуры некоторых отыменных глаголов с приставкой на-// АПРС. Вып. 2. Ташкент, 1976 б.
306. Черепанова В. Ф. Множественность словообразовательной структуры глаголов с префиксами по-, с- и постфиксом -ся// АПРС. Вып. 2. Ташкент, 1978.
307. Черепанова В. Ф. Множественность словообразовательной структуры глаголов в современном русском языке: Дис. . канд. филол. наук. Ташкент, 1980 а.
308. Черепанова В. Ф. Одна особенность словообразовательной структуры глаголов с префиксом обез-(обес-)// АПРС. Вып. 2. Ташкент, 1980 б.
309. Шадрин В. И. Интерпретация ономасиологической структуры производных слов английского языка в терминах падежной грамматики // Вестник ЛГУ. Сер. 2. Вып. 1. №2. 1991.
310. Шанский Н. М. Очерки по русскому словообразованию. М., 1968.
311. Шаталова 3. И. Множественность словообразовательной структуры деминутивов в русском языке // АПРС. Вып. 1. Ташкент, 1975 а.
312. Шаталова 3. И. Множественность словообразовательной структуры имен существительных с суффиксом -щик-/-чик-// АПРС. Вып. 1. Ташкент, 1975 б.
313. Шаталова 3. И. Множественность словообразовательной структуры имен существительных в современном русском языке: Дис. . канд. филол. наук. М., 1984.
314. Шатуновский И. Б. Коммуникативные функции слова и отношения мотивации// ФН. № 6. 1982.
315. Шевчук В. Н. О множественности словообразовательной структуры слова (на материале английского языка)// Словообразование и его место в курсе обучения иностранным языкам. Вып. 1. Владивосток, 1973.
316. Шелер М. Положение человека в космосе // Шелер М. Избранные произведения. М., 1994.
317. Шеляховская А. Л., Кудрявцева В. А. Имена деятеля, образованные от глаголов речемыслительной деятельности// Исследования по семантике. (Семантика языка и речи). Уфа, 1991.
318. Шефтсбери А. Э. К. Эстетические опыты. М., 1975.
319. Ширшов И. А. Множественность мотивации в глаголах на -ствова(тъ)// Структурно-типологические особенности русского и кавказских языков. Грозный, 1977.
320. Ширшов И. А. Множественность словообразовательной мотивации в современном русском языке: Дис. . докт. филол. наук. М., 1982.
321. Шкуропацкая М. Г. Деривационное измерение лексики: системный аспект. Барнаул, 2003.
322. Шмелёв А. Д. О референции агентивных существительных// ФН. № 4. 1983.
323. Шмелёва Е. Я. Некоторые семантические особенности существительных со значением действующего лица// РЯШ. № 3. 1983.
324. Шпет Г. Г. Герменевтика и ее проблемы// Контекст. М., 1989.
325. Шпет Г. Г. Внутренняя форма слова: Этюды и вариации на темы Гумбольдта// Шпет Г. Г. Психология социального бытия. М.; Воронеж, 1996.
326. Шпет Г. Г. Знак-значение как отношение sui generis и его система // Вопросы философии. М., 2002. № 12.
327. Щерба JI. В. Языковая система и речевая деятельность. JL, 1974.
328. Эко У. Отсутствующая структура. Введение в семиологию. СПб, 1998.
329. Элиаде М. Трактат по истории религий. Т. 1,2. СПб., 2000. (Миф, религия, культура).
330. Якобсон Р. О. В поисках сущности языка// Семиотика. Благовещенск, 1998.
331. Янко-Триницкая Н. А. Процессы включения в лексике и словообразовании// Развитие грамматики и лексики современного русского языка. М., 1964.
332. Янценецкая М. Н. Семантические вопросы теории словообразования. Томск, 1979.
333. Янценецкая М. Н. О принципах организации мотивирующих классов слов// Вопросы словообразования в индоевропейских языках. Томск, 1983.
334. Янценецкая М. Н. Введение// Семантические вопросы еловообразования. Значение производного слова. Томск, 1991.
335. Янценецкая М. Н., Араева JI. А. Явление множественной мотивации в русском языке// Производное слово и способы его формирования. Кемерово, 1990.
336. Danes F., Dokulil М. a kol. Tvoreni slov v cestine 2. Praha, 1967.
337. Dressier W. U. Word Formation as a Part of Natural Morphology // Dressier W., Mayerthaler W., Panagl O., Wurzel W. Leitmotifs in Natural Morphology. Amsterdam; Philadelphia, 1987.
338. Grandy R. E. In Defense of Semantic Fields// New Direction in Semantics. L., 1987. Cognitive Science Series.
339. Morita J. Lexicalization by way of Context-dependent Nonce-word Formation// Engl. Studies. Vol. 76. № 5. 1995.
340. Puzynina J. Kategoria derywatow slowotworczych// En slavist i humanismens tegn. Kobenhavn, 1994.
341. Quirk R., Greenbaum S., Leech G., Svartvik J. Comprehensive Grammar of the English Language. L., 1985.
342. Rufener J. Studies in the motivation of English and German compounds. Zurich, 1971.
343. Stemberger J. P. The lexicon in a model of language production. N. Y.;L., 1985.
344. Vendler Z. Linguistics in Philosophy. Ithaca, N.Y., 1967.
345. Weisgerber L. Grundzuge der inhaltbezongenen Grammatik. Dusseldorf, 1962.
346. Wierzbicka A. On the Semantics of the Verbal Aspect in Polish// To Honor Roman Jakobson. The Hague-Paris, 1967.
347. Wierzbicka A. Dociekania semantyczne. Wroclaw, 1969.
348. Wierzbicka A. Lexicography and Conceptual Analysis. Ann Arbor, 1985.
349. Williams E. On the Notion «Lexically Related» and «Head of a Word»//Linguistic Inquiry. Vol. 12. № 2. 1981.
350. Worth D. S. Ambiguity in Russian derivation// Slavic word. The Hague-Paris, 1972.