автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.03
диссертация на тему: Политические лидеры, политическая элита и демос классических Афин: проблемы взаимодействия
Полный текст автореферата диссертации по теме "Политические лидеры, политическая элита и демос классических Афин: проблемы взаимодействия"
На правах рукописи
КАРПЮК Сергей Георгиевич
ПОЛИТИЧЕСКИЕ ЛИДЕРЫ, ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭЛИТА И ДЕМОС КЛАССИЧЕСКИХ АФИН: ПРОБЛЕМЫ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ
Специальность 07.00.03 - «Всеобщая история» (история древнего мира)
Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук
Москва 2004
Работа выполнена в Центре сравнительного изучения древних цивилизаций отдела древней истории Института всеобщей истории РАН
Официальные оппоненты:
доктор исторических наук, профессор Г.А. Кошеленко доктор исторических наук А.В. Подосинов доктор исторических наук Н.А. Фролова
Ведущая организация:
Кафедра истории древней Греции и Рима Санкт-Петербургского государственного университета
Защита состоится_2004 г. в
_часов на заседании диссертационного совета Д
002.249.01 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора наук при Институте всеобщей истории РАН по адресу: 117334, Москва, Ленинский просп., 32а
С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института всеобщей истории РАН
Автореферат разослан
Ученый секретарь диссертационного кандидат исторических наук
Общая характеристика работы
Диссертационное исследование посвящено взаимодействию политических лидеров, политической элиты и массы гражданского населения (демоса) Афин классической эпохи.
Актуальность темы диссертации определяется необходимостью бросить «свежий взгляд» на многократно исследованную политическую историю классических Афин. Иногда представляется, что мы знаем о политической борьбе в древних Афинах даже больше, чем о политической жизни современности. Это, конечно же, иллюзия: несмотря на уникальность Афин (по части обеспеченности источниками), в их истории остается немало белых пятен. Однако опасность «изобрести велосипед» необычайно велика, и попытка «переписать заново» политическую историю Афин заведомо обречена на неудачу. Поэтому остается единственная возможность - изменить угол зрения, попробовать найти неисследованные аспекты социально-политического развития Афин, в частности, и древней Греции в целом..
К таковым относится изучение роли толп (неорганизованных массовых сборищ) и их влияния на политическую жизнь. Это проблема изучается обычно на материале раннего Нового времени, а в античности - на материале Рима. В рассматриваемой диссертации на основании разнообразных источников анализируется роль толп в политической жизни классических Афин, а также влияние «угрозы толпы» на идеологию.
Для ист'ориков античности особо актуальна проблема привлечение новых источников для решения особо дискуссионных проблем. Для изучения влияния демократических идей на гражданский коллектив в исследовании привлекается неожиданный источник - собственные имена, причем имена «значимые». Очевидно, что наименование детей отражало семейные традиции. Наименование в честь деда было обычным явлением, во всяком случае в аристократических семьях. Обычным явлением в архаической и классической Греции было «знаковое» наречение детей аристократических фамилий - например, именем с корнем hipp- (от hippos - конь). Но, наряду с этим, с V в. до н.э. в Афинах отмечается распространение «демократических» имен, кото-
рые можно рассмотреть как политически (идеологически) значимые.
Для анализа из всего массива собственных имен можно выделить «политически значимые» имена для того, чтобы выяснить, оказывало ли влияние государственное устройство и политическая ситуация на частоту появления того или иного значимого имени. Собственные имена с корнем dem-наилучшим образом подходят для подобного анализа, поскольку составляют достаточно большой процент от всех собственных имен афинян. С другой стороны, корень dem- в Афинах классической эпохи очевидно коннотировал с демократической идеологией, о чем пойдет речь в завершающем разделе моего труда. Для анализа были использованы сравнительно простые методы описательной статистики. Но даже эти методы позволяют продемонстрировать влияние демократической идеологии на процесс имянаречения. Сочетание исторических методов с методами социологического анализа (в случае с исследованием толпы) и с методами ономастики (в случае с собственными именами) создает «пограничную» ситуацию, когда можно использовать инструментарий разных наук. Это способствует более полному анализу источников, позволяет дополнить историческую картину новыми штрихами.
Цели и задачи исследования. Постоянное взаимодействие (и взаимовлияние) политических лидеров, политической элиты в целом и основной массы гражданства (демоса) являлось особенностью функционирования афинской демократии. Отталкиваясь от этой общей проблемы, которая имеет большую традицию изучения, в исследовании была предпринята попытка перейти к малоизученным либо совсем не изученным аспектам социальной, политической и идеологической истории классических Афин. К таковым относятся роль толпы (неорганизованного массового сборища) в политической истории, а также использование этого феномена политическими лидерами. Это использование, как будет показано ниже, наиболее ярко проявилось именно в сфере идеологии.
Одним же из проявлений демократической идеологии явилось использование новых, «политически/идеологически значимых» собственных имен. Изучение «политически зна-
чимых» имен вводит в оборот новый круг источников, благодаря которому становится возможным корректировка наших представлений о социально-политической истории классических Афин.
Хронологические рамки исследования в основном ограничиваются классическим периодом истории Афин, т.е. V-III вв. до н.э. Однако для сопоставления используются материалы как более раннего (позднеархаического) периода (VI в. до н.э.), так и более позднего (раннеэллинистического) периода (Ш-П вв. до н.э.). Приложение I, вынесенное за рамки основного текста диссертации, трактует вопросы, связанные с историей древнего Рима (III в. до н.э. - III в. н.э.).
Методологическая основа. Очевидно, что в основе настоящего исследования лежит историко-филологический подход. Главным источником наших сведений об этой эпохе остаются труды древних авторов, дополненные, конечно же, археологическими, и, прежде всего, эпиграфическими, источниками, и на первый план выходит проблема интерпретации текстов античных авторов. «Спор о терминах» - необходимая часть любого антиковедческого исследования, даже если речь не идет не о терминах в собственном смысле этого слова, а о лексике. Сама история появления и изменения смысла тех или иных слов дает, на наш взгляд, основания для исторических выводов; при этом необходимым условием, conditio sine qua поп, является сопоставление с историческим контекстом. Поэтому столь значительное место в работе занимает изучение слов, обозначающих толпу, в древнегреческом и латинском языках: óxXo?, irXfjQos', oí ttoXXoí, vulgus, turba и других.
Будет также сделана попытка обобщения взглядов античных философов и историков на роль толпы в обществе. Естественно, что при этом необходимо иметь в виду «нетермино-логичность» античных авторов. Для разных частей моей работы применяются различные виды анализа исторических источников: анализ лексики (употреблений тех или иных слов) и историко-филологический анализ, причем они взаимодополняют друг друга. Для анализа данных ономастики используется описательная статистика.
Итак, прежде всего, следует обратиться к слову ochlos, возможно, ключевому слову в этой сфере исследований.
Вместе с тем, толпа может определяться целым рядом других понятий в контекстуальных значениях. Поэтому в первую очередь подробно исследуется круг понятий, при помощи которых античные авторы описывают феномен толпы.
Историко-филологический подход в настоящем исследовании дополняется историко-социологическим подходом. Историки античности давно и небезуспешно разрабатывают проблему взаимодействия масс и элиты, политических лидеров и граждан полисов - можно сослаться на последнюю фундаментальную работу Дж. Обера (J. ОЬег), труды М. Хансена (М. Hansen) и некоторых других исследователей. Досконально рассмотрены вопросы функционирования народного собрания, буле, судов, других полисных институтов - наиболее полно, конечно, на материале Афин. Однако исследователи фактически не обращали внимания на такой феномен, как толпа (т.е. массовое неорганизованное сборище).
Почему? На мой взгляд, этому способствуют две причины. Первая: этот феномен не слишком значителен на фоне хорошо организованных и функционирующих полисных институтов. Однако есть и другая причина. Эта причина - наши источники. Первыми к изучению толпы в историческом контексте обратились исследователи европейской истории XVHI-XIX вв. - Ле Бон, Рюде (G. Le Bon, G. Rude). В качестве источников они использовали газеты, полицейские архивы, т. е. «источники изнутри». Но антиковеды, в отличие от историков-новистов, имеют в своем распоряжении в действительности лишь тексты античных авторов (надписи и папирусы не могут нам помочь, потому что дают материал только по сравнительно более позднему периоду: первое упоминание ochlos в надписи относится к концу II в. до н. э.). То есть в нашем распоряжении остаются только «внешние» источники, враждебные толпе.
При изучении текстов античных авторов мы сталкиваемся с неожиданной сложностью. Поскольку сама толпа, будучи вполне конкретной исторической реалией, не была, однако, легальным политическим институтом, не существовало и единого понятия для ее обозначения. Даже, встречая в источниках наиболее характерное (для обозначения толпы) слово мы далеко не всегда можем сказать, что именно
имеется в виду в каждом конкретном случае - низший слой
гражданства, неграждане (женщины, метеки, рабы), либо конкретное массовое сборище. Таким образом, в каждом конкретном случае нужно выяснить, обладает ли ochlos социальной или ситуационной характеристикой. Для Платона, например, ochlos обозначало как толпу, так и демос. Аристотель (а вслед за ним перипатетики) стал его использовать как нейтральный научный термин для низших слоев либо всей массы демоса, но все это, собственно говоря, уже не имело отношения к толпе как феномену политической жизни. Таким образом, ochlos приобретает значение «толпа» лишь в некоторых контекстах.
Поэтому вначале идет историко-филологическое исследование, позволяющее проанализировать терминологию (если быть более точным, лексику) толпы. Основная сложность заключается в нетерминологичности (если можно так выразиться) античных авторов. В разном контексте слова ochlos, demos, plethos могут иметь разные значения: «народ», «граждане», «большинство народного собрания», «низшие слои населения», «толпа», «чернь». Таким образом, очень важна роль контекста. Опубликованные и компьютерные указатели могут упростить поиск необходимых контекстов, но не могут заменить конкретного историко-филологического анализа.
Анализ лексики древних авторов помогает прояснить только одну сторону проблемы, а именно: отношение самих авторов к толпе. Поэтому необходимо рассмотреть всевозможные свидетельства древних авторов, которые имеют хотя бы косвенное отношение к действиям толпы в политической жизни. Предлагаемая мной выборка, возможно, и не является исчерпывающей, однако немногочисленность случаев упоминания толпы сама по себе характерна.
Использование методов описательной статистики на материале афинских собственных имен дает возможность проследить влияние демократических идей как на аристократию, так и на сам демос, наглядно продемонстрировать формирование нового класса среди гражданского коллектива (часто обозначаемого какpoliteuomenoi), состоявшего как из политически активной верхушки демоса, так и из ориентированной на демос части аристократии. Все это, как мне представляется, позволит по-новому взглянуть на афинскую
демократию, расширить рамки исторического исследования данного феномена.
Степень изученности темы. Феномен толпы, проблемы поведения скоплений людей в разных исторических условиях стали привлекать специальное внимание исследователей с рубежа XIX и XX вв. Ученые-историки, социологи, а позднее и социальные психологи прежде всего обратились к изучению поведения «революционных масс», а также народных движений европейского средневековья и раннего индустриального общества. Что касается истории античности, то здесь проблема «толп» обычно связывалась с проблемой социальной борьбы народных масс (можно сослаться хотя бы на классическую концепцию «кризиса III века» М. И. Ростовцева).
Одна из задач настоящей работы - на примере взаимодействия толпы с политическими деятелями показать роль толпы в классических Афинах. Поэтому была поставлена задача подвергнуть анализу взгляды и биографии двух афинских политиков - Никия и Гипербола. Почему? Во-первых, и Ни-кий и Гипербол гораздо меньше привлекали и привлекают внимание исследователей, чем, например, Перикл и Алкиви-ад. Поэтому сохраняется возможность бросить новый взгляд или по крайней мере дополнить политические биографии Никия и Гипербола. Во-вторых, эти политики придерживались разных, если не противоположных, политических взглядов. И их отношение к толпе очень важно (причем, как сходства, так и различия).
Другая задача состоит в том, чтобы попытаться определить влияние демократической идеологии на массовое сознание. Политические идеи и повседневная жизнь демократических Афин неоднократно подвергалась изучению. Последние работы Л.Б. Картера, Джоша Обера, Курта Раафлауба, Могенса Хансена и многих других исследователей способствовали прояснению различных аспектов как общественной, так и частной жизни афинян1. Несомненно, исследователи
1 Carter L.B. The Quiet Athenian. Oxf. - N.Y., 1986; Ober J. Mass and Elite in Democratic Athens: Rhetoric, Ideology, and the Power of the People. Princeton, 1989; idem. Athenian Revolution: Essays on Ancient Greek Democracy and Political Theory. Princeton, 1996; Democracy
предпринимали, предпринимают и будут предпринимать попытки рассматривать пассажи из трудов древних авторов, которые «иллюстрируют определенные фундаментальные доктрины афинской демократической мысли»2. И, конечно же, остается проблема предубеждения авторов большинства дошедших до нас текстов против демократии, с одной стороны, и проблема почти полного отсутствия «программных» демократических текстов - с другой. Но до сих пор мы знаем гораздо больше о политической теории, нежели о ежедневной политической практике демократических Афин. Главная причина подобной диспропорции - недостаток источников, которые могли бы показать жизнь афинских граждан «изнутри».
И действительно, в отличие от своих оппонентов (противников демократии) сторонники демократии не смогли (или не хотели?) создать стройной теории, а попытки ее реконструкции скорее всего так и не смогут увенчаться успехом. К тому же в последнее время стали высказываться обоснованные сомнения в том, что многие стороны жизни Афин V-IV вв., нашедшие отражение в литературных произведениях, можно связывать именно с демократическими
2500? Questions and Challenges / Ed. I. Morris, K. Raaflaub. Dubuque, Iova, 1998; Hansen M.H. The Athenian Democracy in the Age of Demosthenes: Structure, Principles, and Ideology. Oxf. - Cambr. Mass., 1991 и др. Наиболее значимые исследования последних лет рассмотрены автором диссертации в серии рецензий, опубликованных в журнале «Вестник древней истории»: Карпюк С.Г. [Рец.:] Murray О. Early Greece. 2nd ed. L., 1993 // Вестник древней истории. 1994. № 2. С. 192-194; он же. [Рец.:] Davies J.K. Democracy and the Classical Greece. 2nd ed. L., 1993 // Вестник древней истории. 1994. № 2. С. 195-196; он же. [Рец.:] Ober J. The Athenian Revolution: Essays of Ancient Greek Democracy and Political Theory. 2nd ed. Princeton, 1999 // Вестник древней истории. 2000. № 4. С. 197-199; он же. [Рец.:] Хабихт Хр. Афины. История города в эллинистическую эпоху. М., 1999 // Вестник древней истории. 2001. № 1. С. 214-216; он же. Ostwald М. Oligarchial The Development of a Constitutional Form in Ancient Greece. Stuttgart, 2000 (Historia: Einzelschriften, Ht 144) // Вестник древней истории. 2001. № 3. С. 214-215. 2 Seager R. Xenophon and the Athenian Democratic Ideology // CQ. 2001.51 P. 385.
институтами3. В последние годы преобладает мнение и, как я полагаю, весьма справедливое, что демократическая теория не существовала в текстах, авторами которых были представители антидемократической элиты, а была частью «демократического дискурса», чье отражение нужно искать в «политической риторике» и «публичных речах»4.
Источники, использованные при написании настоящей работы, многочисленны и многообразны. Это - и литературные тексты, и афинские надписи классического периода. Для литературных текстов использованы стандартные издания серий «Oxford classical texts», «Teubner» и «Loeb», комментарии и конкордансы, а также русские и английские переводы, для надписей - как наиболее полное издание аттических надписей «Inscriptiones Atticae»5, так и комментированные сборники надписей, например Раубичека6, Тода7, Мейгса и Льюиса8, Брэдина9, Клермонта10 и др.
Некоторые разделы диссертации непосредственно посвящены источниковедческому анализу («Охлос от Эсхила до Аристотеля: история слова в контексте истории афинской
3 См., например: Rhodes P.J. Nothing То Do with Democracy: Athenian Drama and the Polis // JHS. 2003. 123.
4 См., например: OberJ. Political Dissent in Democratic Athens: Intellectual Critics of Popular Rule. Princeton, 1998. P. 32-33.
5 Inscriptiones Atticae Euclidis anno anteriores / Ed. D. Lewis. Fasc. 13. В., 1981-1998, а также последующие тома, содержащие надписи IV в. до н.э. и позднее.
6 Raubitschek А.Е. (with the collaboration ofL.H. Jeffery). Dedications from the Athenian Acropolis. A Catalogue of the Inscriptions of the Fifth and Sixth Centuries B.C. Cambr. Mass., 1949.
7 A Selection of Greek Historical Inscriptions. V. II. From 403 to 323 B.C. / Ed. M.N. Tod. Oxf., 1948.
8 A Selection of Greek Historical Inscriptions to the End of the Fifth Century B.C. / Ed. R. Meiggs, D. Lewis. Oxf., 1969
9 Bradeen D. W. Inscriptions. The Funerary Monuments. Princeton, 1974 (The Athenian Agora. Results of Excavations Conducted by the American School of Classical Studies. V. XVII).
Clairmont C. W. Patrios Nomos. Public Burial in Athens during Fifth and Fourth Centuries B.C. The Archaeological, Epigraphic-Literary and Historical Evidence. Pt I—II. Oxf., 1983 (British Archaeological Reports. International Series. Suppl. V. 161). Pt I. P. 13.
демократии», «Полибий и Тит Ливий»), другие содержат подробный обзор источников по теме исследования. В диссертации использованы два основных подхода к источникам: историко-филологический (с выходом на исследование лексики) и историко-социологический (с выходом на описательную статистику). Оба этих подхода взаимодополняемы и нередко пересекаются (как, например, в исследовании оно-матических комплексов).
Историко-филологический метод предполагает оценку -на основе внутренних и внешних критериев - достоверности содержащейся в источниках информации. Поэтому в разделах диссертации, которые посвящены характеристике политических лидеров афинской демократии (Никия и Гипербола), а также в разделе «Роль толпы в политической жизни древней Греции» использован именно этот, традиционный и хорошо себя зарекомендовавший метод. Благодаря его использованию в результате анализа выделяются наиболее достоверные сведения как из современных описываемым событиям источников (труд Фукидида, надписи), так и из более поздних свидетельств («Афинская политая» Аристотеля, жизнеописания Плутарха и др.).
Большое значение в работе придается анализу словоупотребления (лексики) античных авторов. Анализ использования слов дает возможность охарактеризовать взгляды древних историков и философов, проследить динамику идеологических изменений в афинском обществе. При этом не имеет значения достоверность сообщаемой древним автором информации: неважно, насколько верно описывал Платон афинский суд или народное собрание; важно, что для обозначения этих институтов он использовал, вперемежку, причем в негативном контексте, и слово «народ» (б'грод), и слово «множество» (тт\г\0о?), и слово «толпа»
Историко-социологический подход позволяет (конечно, на основе историко-филологического) перейти от анализа лексики к ситуационному анализу. Важно подчеркнуть, что античные тексты, как правило, нетерминологичны, и одно и то же социальное явление и даже политический институт древние историки и философы могли обозначать разными
словами. Поэтому анализ лексики должен обязательно дополняться анлизом ситуационным.
Значительная роль в диссертации уделяется проблемам ономастики. К сожалению, ономастикой, в основном, занимались филологи и лингвисты, а историки привлекали данные ономастики (антропонимики) для просопографических исследований и генеалогических реконструкций. В настоящей работе предпринята попытка использовать «закрытые (конечные) ономастические комплексы» для реконструкции динамики социальной психологии и идеологии общества классических Афин. Для этого использованы достаточно простые методы описательной статистики, которые возможно, применить, потому что в распоряжении исследователя сотни и даже тысячи имен афинских граждан классического периода.
Таким образом, как традиционные, так и достаточно новаторские подходы к кругу известных источников позволяют по-новому взглянуть на многие черты общества классических Афин.
Научная новизна диссертации определяется следую -щими факторами:
-в ней впервые и в отечественной, и в мировой историографии исследуется - как на основе анализа лексики древних авторов, так и на основе анализа упоминаний этого феномена - воздействие неорганизованных массовых сборищ на политическую жизнь классических Афин; при этом для сопоставления привлекаются материалы из других греческих полисов, а также римские;
-в работе впервые рассматривается воздействие «страха толпы» на деятельность политических лидеров классических Афин;
-для характеристики воздействия демократической идеологии на гражданский коллектив демократических Афин был привлечен новый тип источника - данные антропонимики («политически значимые» собственные имена). Массив имен был подвергнут как обычному историческому.
анализу, так и анализу с использованием методов описательной статистики;
-в результате подобного комплексного анализа вывод о формировании «политического класса», т.е. о социально-политическом союзе между демократически ориентированной части аристократии и наиболее политически активной верхушкой афинского демоса нашел подтверждение в статистических данных.
Таким образом, как постановка вопросов, так и основные выводы являются новыми в научном отношении.
Практическая значимость работы заключается в том, что материал и результаты диссертации могут быть использованы для дальнейших научных исследований по широкому кругу вопросов, причем ограничивающихся не только историей классических Афин. Предложенный в исследовании подход к изучению «политически значимых» собственных имен может использоваться и при исследовании других периодов истории, когда идеология оказывала влияние на семейные ценности. Результаты настоящего исследования могут также быть использованы при составлении общих и специальных курсов по истории древней Греции.
Апробация работы. Диссертация обсуждена на заседании отдела древней истории Института всеобщей истории РАН и рекомендована к защите на соискание ученой степени доктора исторических наук. Ранее основные положения диссертации излагались в публикациях автора - монографии, учебных пособиях, статьях, рецензиях. Доклады автора по теме диссертации обсуждались научным сообществом в Центре эллинских исследований в Вашингтоне (1999 г.), на конференции в Критском университете в Ретимно (2002 г.), на заседании Классической ассоциации северо-востока Англии в Университете Дарэма (2002 г.), в Казанском и Санкт-Петербургском университетах (2003 г.), в Варшавском университете (2004 г.) и во многих других местах.
Положения диссертации апробировались также в докладах автора на заседаниях Центра сравнительного изучения древних цивилизаций ИВИ РАН, а также в общих курсах лекций по истории древней Греции, которые автор читает на историческом, философском и политологическом факультетах Toll
сударственного университета гуманитарных наук. По теме диссертации автор проводил мастер-класс для студентов, аспирантов и преподавателей Уральского государственного университета в Екатеринбурге (апрель 2003 г.).
Структура работы. Диссертация состоит из введения, в которое входят историографический и источниковедческий разделы, трех глав (которые, в свою очередь, подразделяются на параграфы), заключения и приложения, а также списка источников и использованной литературы.
Содержание работы
Введение содержит постановку темы исследования. В нем обосновываются научная актуальность и значимость избранной проблематики, а также определяются задачи исследования и характеризуется его структура. Далее следуют разделы историографический и источниковедческий параграфы, содержание которых охарактеризовано в первой части автореферата.
Глава I «Политические лидеры классических Афин» посвящена анализу деятельности наименее изученных (из известных) политических лидеров Афин V в. до н.э. - Никия и Гипербола.
В параграфе 1 «Никий: "боящийся толпы"» рассматривается деятельность одного из самых известных афинских политиков периода Пелопоннесской войны. По своему социальному происхождению он - типичный homo novus, предки которого происходили из отдаленного дема. Однако благодаря богатству отца, приумноженному им самим, Никий к моменту своего акме приобрел значительный вес, позволивший ему после смерти Перикла выдвинуться в число ведущих афинских политиков. Никий стремился придерживаться стратегической линии Перикла в Пелопоннесской войне, стремился использовать экономическую мощь Афин и превосходство на море для достижения победы над Спартой и сохранения Афинской архе. Даже тогда, когда обстановка требовала решительных и рискованных действий, он не поддерживал радикальные решения, и поэтому так легко отказался от командования под Пилосом в пользу Клеона.
Никий был достаточно удачливым стратегом, локальные
операции под его руководством оканчивались успехом, и народное собрание доверяло ему. Совершенно не случайно то, что Никий стремился как можно чаще привлекать для выполнения военных операций всадников, которые набирались из наиболее обеспеченных слоев афинского общества.
У Никия были основания бояться тех, кто стремился к агрессивной, радикальной полигике. Несомненно, что пресловутая «корабельная чернь» (уаилко? бх^о?) была главной противницей Никиева мира, основной силой, поддерживавшей экспедицию в Сицилию. Никий, стремившийся к упорядоченности, даже священный хор на Делосе стремился превратить из охлоса в нечто более стройное. Однако перед самой его гибелью он вынужден был возглавлять охлос — превратившееся в толпу отступавшее в Сицилии афинское войско.
Никий опасался, что «в угоду толпе» будет искажено реальное положение дел в Сицилии и поэтому отправил в Афины не вестника, а письменное донесение, он обоснованно боялся, что афинское народное собрание не простит ему отступления из Сицилии, и поэтому продолжал вести бесперспективные военные действия. Может быть, последнее суждение Фукидида о Никии связано с тем, что историк почувствовал близость своей судьбы и жизненного пути известного афинского политика.
Как уже отмечалось. Никию не всегда удавалось улавливать настроение демоса, народной массы: Клеон не только взял верх во время дебатов о пилосской экспедиции, но и блестяще ее осуществил; Алкивиад прекрасно провел интригу со спартанскими послами, сам же Никий ничего не добился, предложив увеличить военные силы, посылаемые на Сицилию. Богатство, несомненно, не только способствовало популярности Никия, но и служило ему своеобразным «амортизатором» при политических просчетах. Но не только это способствовало его политическому успеху - трудно назвать неудачей постоянное в течение полутора десятилетий присутствие в рядах афинской политической элиты. Для значительной части, если не для большинства афинян, он был политиком традиционного (для Афин конца V в. до н.э.) типа, он служил как бы противовесом политикам нового ти-па(которых античные авторы обычно именуют демагогами).
Никий стремился совместить консерватизм с демократическими ценностями, шатался пойти по «среднему пути», но в условиях Пелопоннесской войны ему трудно было вести за собой демос. За смертью Никия последовал распад Афинской архе и превращение Афин в рядовой, хотя и значительный полис. Никий был последним выдающимся государственным деятелем периода могущества Афин. Конечно, его трудно сравнивать с Фемистоклом, Кимоном или Периклом, но у каждой эпохи - свои герои, и доблесть Никия не случайно заслужила похвалу потомков.
Параграф 2 «Гипербол, "человек негодный"» посвящен деятельности политика, который последним в Афинах подвергся изгнанию остракизмом.
Гипербол внес важной новшество в афинскую политическую жизнь, точнее - в этику политической борьбы в Афинах. Он стал первым общепризнанным «негодным человеком», негодяем в афинской политической элите. Его, в отличие от Клеона, современники никогда не называли демагогом. Как и многих других радикальных политиков, Гипербола неоднократно обвиняли в 1Г01Т|р[а, но именно его, и только его, современники называли ^.ох&Лро?. Гипербола тянуло к толпе, к усштгкб? бхХо?, но он не смог перейти последнюю грань и остался в рамках традиционных политических институтов. Трансформация значения слова цох&лрб? напоминает изменение значения слова и то и другое слово именно к концу V в. приобретают пейоративный оттенок и начинают активно использоваться для характеристики политической жизни. Эти изменения могут рассматриваться как косвенное свидетельство перемен в политической жизни Афин.
Гипербол не заслужил сочувствия в последующей традиции, являя для нее лишь поучительный пример «неправильного» использования остракизма, а также взлета и падения «низкого» человека в политике. Гипербола несправедливо вспоминали преимущественно за то, в чем он - против своего желания - оказался последним: изгнанным остракизмом. В чем же Гипербол был первым? За Клеоном - вслед за Фу-кидидом - утвердилась характеристика первого демагога. Это - политическая характеристика: Клеон мог убеждать демос, его избирали стратегом. Гипербол был последователем
Фукидида; его считали даже его учеником, хотя и никогда не называли демагогом. Но отличие между ними было. И отличие - не только в том, что Клеон имел определенную сплоченную группу сторонников, а Гипербол, апеллировал ко всем афинянам.
Отличие заключалось в том, что современники (Фукидид, комедиографы) прежде всего оценивали его человеческие качества, причем характеризовался он именно как «человек негодный». Моральное осуждение взяло верх над политической оценкой. Это случилось, очевидно, потому, что сам политик не хотел укладываться в прежнюю политическую этику: он мог быть и сикофантом и священным послом одновременно, не скрывая своей политической «низости». Гипербол стал первым негодяем на афинской политической сцене. Совершенно беспринципный, но талантливый Алки-виад не мог с ним в этом соперничать: ведь, по мнению большинства афинян, успех оправдывал многое.
Гипербол пытался втиснуть новые приемы и новую этику политической борьбы в старые рамки. Для него лично итог оказался плачевным, но опыт был учтен; остракизм исчез из политической практики, и афинские демагоги IV в. до н.э. действовали уже по-другому.
Глава II «Афинское общество: роль толпы» посвящена изучению феномена влияния неорганизованных массовых сборищ (толп) на политическую жизнь классических Афин.
В параграфе 1 «"ОхХо? от Эсхила до Аристотеля: история слова в контексте истории афинской демократии» рассматривается употребление слова афинскими авторами V - IV вв. до н.э. Согласно распространенному мнению, бхХо? принадлежало к числу понятий, выработанных сторонниками аристократии (олигархии) для обозначения враждебных ей беднейших слоев населения. Подобное мнение представляется нам все же несколько однобоким. "ОхХо? впервые появляется в период активного словотворчества и возникновения новых понятий в первой половине V в. до н.э., причем вначале он употребляется наравне с известным с гомеровских времен словом о^иХо?, также имевшим значение «толпа», «неорганизованное сборище». Но если бщАо? (как и соответствующий глагол бщХеТу) имеет первоначальное значение связи с чем-либо, общения, близости, то бхХо? (как и глагол ¿хХеТу)
становится в совершенно иной смысловой ряд («беспокойство», «затруднение», «неудобство»). Различие проявилось не сразу: еще Эсхил и Софокл (как и «архаист» Фукидид) употребляли их вполне взаимозаменяемо, а Геродот вообще предпочитал о^ьХо?.
«Великий перелом» свершился в афинском театре. Еври-пид и Аристофан часто использовали бхХо?, после них орлХо? практически выходит из употребления. Это не было случайностью: за бхХо? стояла новая реальность - реальность социально-политической жизни после-перикловых Афин, в которых толпой оказались не только не-граждане, женщины, метеки, рабы, но и оказавшиеся под влиянием демагогов граждане. Стабильность политической структуры Афин V в. ушла в прошлое, «толпа» (т.е. рядовые граждане) стала принимать активное участие в политической жизни, поддерживая своих лидеров-демагогов и причиняя постоянное беспокойство сторонникам старых порядков. Жившие проблемами современников Еврипид и Аристофан не могли не реагировать на это - они и дали новому понятию «право на жизнь». Особенно велика роль Еврипида - не случайно строку его «Ипполита» процитировал Аристотель. «Свой» для афинской аудитории Аристофан не стеснялся называть своих сограждан толпой, бхХо?.
Противниками демократии представление о необузданной толпе (бхХо?) афинских граждан начинает широко использоваться уже после Пелопоннесской войны, в философ-ско-риторических школах Платона и Исократа. Они придают этому понятию однозначно негативный смысл и используют его в антидемократической пропаганде, причем аргументы обоих мыслителей удивительно схожи: толпа должна быть «повинующейся» (irei.06iJ.evos) и не принимать активного участия в политической жизни. Охлос - это современный Исократу и Платону демос (эти понятия для них вполне синонимичны), разительно отличающийся от коллектива граждан «доброго старого времени», тгатрю? ттоктеСа. Только здесь, в риторических и философских школах IV в., бхХо? получает четкое и недвусмысленное антидемократическое содержание, становится одним из ключевых слов олигархического лексикона, прямым, хотя и запоздалым, наследником которого стала впервые появившаяся в труде Полибия
6х^ократ1а «власть толпы»). У Исократа и Платона осуждение толпы впервые превращается в общее место, топос, воспроизводимое в разных местах, причем это уже не эмоциональное суждение, а логическая конструкция, призванная подкрепить идеологическую аргументацию.
Однако, несмотря на весьма значительное воздействие идей Платона и Исократа, не следует преувеличивать их аудиторию - и тот и другой обращались к узкому кругу своих слушателей и единомышленников. Выступавшие в народном собрании (или писавшие речи для выступления в суде) ораторы, вне зависимости от их политических убеждений, не могли позволить себе высокомерного отношения к своим слушателям. И Демосфен и Эсхин в полемике обвиняли друг друга в том, что афинских граждан их политический оппонент воспринимает как охлос. Естественно, что чувствительные к настроениям экклесии и дикастов ораторы в критике действий и настроений демоса не могли преступить грань, за которой они потеряли бы поддержку своих слушателей.
В других источниках середины и конца IV в. (Эней Тактик, Аристотель) охХод, как правило, не столь эмоционально окрашен и не имеет столь негативного значения, как у Платона и Исократа (промежуточную позицию занимает Ксено-фонт). Для Аристотеля фаяедане досолоновских Афин (тгатрю? тго\1Т€1а!) - тоже охлос. Демос и демократия были достаточно одиозны для противников демократии - может быть, этим и можно объяснить столь позднее появление представления о "власти толпы" (охХократ[а).
Итак, само появление и расширение употребления слова свидетельствовало о возникновении (во всяком случае, в афинском обществе) новой проблемы - проблемы активного участия всего коллектива граждан в политической жизни полиса. На место аристократов - простатов демоса пришли демагоги, и рядовые граждане - - почувст-
вовали, что политические лидеры находятся от них теперь в большей, нежели раньше, зависимости. Бессловесный демос перикловых и доперикловых Афин превратился в буйный охлос периода падения афинского величия. Компетентность его новых лидеров уменьшилась, однако новый баланс сил
обеспечил стабильность афинской политической системы еще в течение нескольких десятилетий.
Параграф 2 «Полибий и Тит Ливий» посвящен сравнительному анализу слов, обозначающих «толпу, массовое сборище», а также «чернь» в сочинениях греческого историка Полибия и римского историка Тита Ливия. Различный набор слов для обозначения людского множества в греческом и в латинском языках отражает различия и в социальной структуре, и в мышлении двух народов. Но есть и общие черты. Перипатетическая трдщщия, которой пользовался и Полибий, превратила бхХо? из оценочного, эмоционально окрашенного слова в слово, фиксировавшее социальную реальность эллинистической Греции. При этом, однако, почти стерлось различие между ним и близкими по значению ттХ-пбо? ио1 TToXXot.
В Риме эти две тенденции нашли выражение в разных словах, что видно в труде Тита Ливия. Turba, как правило, выражает неустойчивость, изменчивость, свойственные народной массе, vulgus характеризует прежде всего социальную дистанцию между humillimores и людьми, причастными к власти (сенаторами и др.); при этом vulgus обычно не несет никакого отрицательного оттенка, поскольку обозначает достаточно незыблемую реальность. Однако само появление vulgus на рубеже Ш и II в. до н.э. свидетельствует о закреплении в римском обществе иного социального деления вместо почти утратившего значение архаического деления на патрициев и плебеев.
В параграфе 3 «Роль толпы в политической жизни древней Греции» рассматриваются случаи возможного участия толпы в политической жизни Афин классического периода, причем для характеристики динамики процесса анализируется также примеры из позднеклассического и эллинистического периодов.
У греков не было понятия толпы как неорганизованного массового сборища отдельно от черни, т.е. низших слоев населения. В классической греческой литературе бхХо? и почти неразличимы. Греческая демократия поистине была демократией толпы. Демократия по многим понятиям была охлократией (поэтому охлократия как отдельное понятие появилась только в эллинистический период), и Платон
не был совсем неправ, рассматривая все многолюдные сборища как одинаковые по своей природе.
Полисные институты были предназначены для толп, слегка организованных толп граждан. Только опасность для независимости полиса могла подвигнуть граждан на некое подобие массовых спонтанных действий. Это в какой-то мере подтверждает и факт восстания афинян против Клеомена и Исагора в 508 г. до н.э. Даже в период Пелопоннесской войны, когда полисные институты подверглись наиболее суровым испытаниям, неорганизованные массовые сборища не оказывали влияния на политическую борьбу. Должны были произойти перемены в социальной психологии, чтобы позволить грекам действовать как толпа (например, как в Александрии). Эти процессы имели место в эллинистическое время и были связаны с ослаблением влияния полисных ин-статутов.
Таким образом, действия толпы не оказали непосредственного влияния на политическую жизнь греческих городов в классический период (во всяком случае, у нас нет свидетельств о подобном влиянии). Влияние было, но оно осуществлялось через идеологическую сферу. «Угроза превращения в толпу» использовалась противниками демократии в антидемократической пропаганде.
В главе III «Политическая ономастика классических Афин» сделана попытка рассмотреть собственные имена граждан классических Афин с точки зрения влияния идеологии на частную жизнь граждан.
Выборка по материалам афинских общественных надгробных надписей дает долю 4,5% имен с корнем dem - среди гражданского коллектива Афин в V-IV вв. до н.э. По моему мнению, такая или примерно такая доля имен с корнем dem-(4-5%) характерна для афинского гражданства, и отклонение от нее в достаточно обширном ономастическом комплексе должно свидетельствовать либо о неполной выборке (представлена какая-то часть гражданского коллектива), либо о негражданском статусе носителей данных имен.
Очевидно, что пятипроцентная (приблизительно, конечно) доля имен с корнем dem- является средней для афинских граждан V-IV вв. до н.э. Наиболее близки к ней общественные надгробные надписи, которые в наибольшей степени
характеризуют весь гражданский коллектив. При этом очевидно, что для IV в. до н.э. характерно небольшое возрастание имен с корнем dem- по сравнению с предыдущим периодом.
Превышение (или понижение) этой доли, особенно значительное, может свидетельствовать об изменении социальной выборки. И здесь совершенно очевидно, что, с одной стороны, имена с корнем dem- в меньшей степени использовались иноземцами и почти не использовались негражданами. С другой стороны, антидемократически настроенные аристократы в V в. до н.э., о чем свидетельствуют острака, также крайне редко носили подобные имена.
Имена с корнем dem- были популярны как среди демократически ориентированных аристократов, так и среди политически активной части демоса. Об этом свидетельствует и статистика подобных имен среди афинских магистратов (булевтов, архонтов, судей), которые, хотя и избирались по жребию, но должны были выдвигать себя сами, и исключительно высокая доля афинян с именами с корнем dem- среди исполнявших триерархию в середине IV в. до н.э.
Таким образом, «демократические» имена (в частности, имена с корнем dem-) превращаются в «политически мотивированные» имена афинской демократической элиты, состоящей из демократически ориентированной части аристократии и политически активной верхушки демоса. Вообще доля имен с корнем dem- может служить показателем социального статуса перечисленных в том либо ином списке афинян.
Имена с корнем dem- становятся популярными именно в среде политической элиты демократических Афин: лояльной демократическому режиму аристократии и устремившихся к власти представителей зажиточной верхушки демоса. Их было мало как среди аристократов, враждебных демократии, так и среди низов демоса, не озабоченных политической карьерой. Таким образом, в Афинах имена с корнем dem-становятся своеобразным маркером изменений, своеобразным признаком появления «демократического нобилитета», который стал и носителем, и потребителем демократической идеологии.
Конечно, имена с корнем dem- не всегда указывают на демократию, они могут указывать и на полисную солидарность, «патриархальную демократию» (в пример можно привести Беотию), однако в Афинах и в некоторых других обществах классической и раннеэллинистической Греции (Этолия, некоторые полисы Сицилии) они указывали именно на степень демократизации общества.
Таким образом, афинская демократия не смогла выработать выраженной в текстах идеологической системы, которая смогла бы противостоять антидемократической риторике философских школ IV в. до н.э. Однако, как показывает изучение собственных имен демократических Афин, на уровне «народной идеологии» демократические идеи успешно боролись с аристократическими, вторгаясь даже в сферу имянаречения, традиционно контролируемую семьей.
Распространению «демократических» имен могли способствовать и частая персонификация Демоса в произведениях литературы и искусства и установление культа Демоса - покровителя полиса. И, наоборот, установление культа Демоса свидетельствовало об идеологических изменениях, которые составляли благоприятную почву для распространения «демократических» собственных имен.
Таким образом, приведенные выше данные позволяют утверждать о некотором увеличении доли имен с корнем dem- среди всех афинских имен как к началу ГУ в., так и в течение самого IV в. Причем в политически активных кругах, среди «политического класса» эта доля заметно выше. Имена с корнем «демонстративно аристократическим» arist-становятся менее популярными, но hipp-, kall- и другие «более нейтральные корни» широко используются. Широкий средний класс, прослойка «демократической аристократии», питал склонность к использованию «демократически значимых» имен. В Афинах V- IV вв. до н.э. аристократия сначала мимикрировала под демос, а потом слилась с его верхушкой. Анализ собственных имен дает возможность «почувствовать» этот процесс. Кроме того, статистика имен позволяет судить о статусе и идеологических предпочтениях той или иной социальной группы афинян классического времени.
В Заключении подводятся итоги исследования. Какие новые черты взаимодействия политических лидеров, элиты и
гражданского коллектива классических Афин и - шире - античных государств открылись в результате проведенных исследований?
Само появление и распространение слова бхХо? свидетельствовало о возникновении (во всяком случае, в афинском обществе) новой проблемы - проблемы активного участия всего коллектива граждан в политической жизни полиса. На место аристократов - простатов демоса приходят демагоги, и рядовые граждане начинают осознавать, что политические лидеры находятся от них теперь в большей, нежели раньше, зависимости. Уровень компетентности новых политических лидеров, возможно, и уменьшился, однако новый баланс сил обеспечил стабильность афинской политической системы еще в течение нескольких десятилетий.
Перипатетическая трашпия. которой пользовался и По-либий, превратила охХо? из оценочного, эмоционально окрашенного слова в почти «научный» термин, фиксировавший социальную реальность эллинистической Греции. При этом, однако, почти стерлось различие между ним и близкими по значению
У греков не было понятия толпы как неорганизованного массового сборища отдельно от черни, т.е. низших слоев населения. В классической греческой литературе бхХо? и почти неразличимы. Существовали факторы, которые коренились в самой природе греческого полиса и - как следствие - в социально-политической структуре демократического полиса. Демократия - слегка организованная толпа. Греческая демократия была в какой-то мере демократией толпы. Демократия по многим понятиям была охлократией (поэтому охлократия как отдельное понятие появилась только в эллинистический период), и Платон не был совсем не прав, рассматривая все многолюдные сборища как одинаковые по своей природе.
В силу самого характера афинской «демократии прямого действия» «человек из толпы» быстро и неизбежно превращался в «гражданина в народном собрании». Что касается негражданского населения, то оно было слишком подавлено и разобщено, чтобы принимать участие в политической борьбе в любой форме - организованной либо неорганизованной. Полисные институты были предназначены для толп,
слегка организованных толп граждан. Только опасность для независимости полиса могла подвигнуть граждан на некое подобие массовых спонтанных действий. Это в какой-то мере подтверждает и восстание афинян против Клеомена и Исагора, и оборона Спарты от фиванского вторжения. Спонтанные толпы не оказывали заметного влияния на принятие политических решений в Афинах классической эпохи. Другое дело, что происходит некое перераспределение власти внутри полисных институтов: в IV в. большее значение приобретают суды.
Таким образом, действия толпы не оказали непосредственного влияния на политическую жизнь греческих городов в классический период (во всяком случае, у нас нет свидетельств о подобном влиянии). Влияние было, но оно осуществлялось через идеологическую сферу. «Угроза превращения в толпу» использовалась противниками демократии в антидемократической пропаганде.
Политические лидеры в своем отношении к толпе не очень выделялись из рядовых граждан. Лидеры столь противоположной направленности (и «традиционные» политики, -такие, как Никий, и демагоги - такие, как Гипербол), не могли действовать вне традиционных рамок политической борьбы и не думали о том, что можно как-то использовать неорганизованные массовые сборища. Никий попросту боялся толпы, черни, Гипербол же пытался втиснуть новые приемы и новую этику политической борьбы в старые рамки. Для него лично итог оказался плачевным, но опыт был учтен; остракизм исчез из политической практики, и афинские демагоги IV в. до н.э. действовали уже по-другому. Только политически гений Алкивиада на исходе V в. оценил феномен толпы и сделал первую попытку ее использовать.
Не зафиксировано заметного влияния неорганизованных массовых сборищ на афинскую политическую жизнь в IV в. до н.э. Однако «угроза толпы» стала важной фигурой идеологической полемики. Однако противники демократии (Платон, Исократ) запугивали своих слушателей угрозой превращения державного афинского демоса в буйный охлос, сравнивали действия народного собрания и суда с поведением толпы. Однако это были, в сущности, арьергардные бои, которые вели остатки антидемократической элиты. Насколь-
ко глубоко проникло влияние демократической идеологии в афинский гражданский коллектив, можно судить по собственным именам граждан классических Афин.
Сама система древнегреческого имянаречения давала возможность «идеологической/политической маркировки» имен: составные имена предполагали наличие двух корней с позитивным значением. И в Афинах V-IV вв. до н.э. эта возможность была востребована обществом. Имена с корнем dem- и с некоторыми другими корнями подчеркивали сначала лояльность части афинской аристократии новому режиму, а потом и распространились и среди политически активной части демоса. Они стали своеобразным маркером новой политической элиты Афин, характеризовали «правящий класс» победившей демократии.
Проведенный анализ закрытых (конечных) ономастических комплексов - общественных надгробных надписей, списков архонтов, судей, членов Совета пятисот и т.п. позволяет сделать вывод о возникновении «демократического нобилитета» - слиянии части аристократии и политически активной верхушки демоса в единую социальную прослойку.
В Афинах классической эпохи происходит постепенная социально-политическая эволюция двух слоев гражданского населения - аристократии и демоса. Значительная часть аристократии все больше и больше приспосабливается к демократическому режиму, стремится отождествить (вплоть до практики имянаречения детей) себя с демосом. Только небольшая (хотя и наиболее публицистически активная - Кри-тий, Платон, Исократ) часть аристократии стремится вступить в политическую борьбу (в конце V в. до н.э.) или идеологически противостоять (в IV в. до н.э.) победившей демократии. Причем в одних и тех же аристократических семьях встречались представители разной политической ориентации.
Эволюционировал и демос. Демократические институты позволяли демосу оказывать эффективное влияние на политическую жизнь, и это влияние осуществлялось именно в институциональных рамках. Спонтанные выступления демоса были крайне редкими и оставались на периферии политической жизни.
Таким образом, слияние политически активной верхушки демоса и демократически ориентированной части аристокра-
тии в единую по сути правящую социально-политическую группировку классических Афин способствовало стабильности афинской демократической системы. «Демократические» собственные имена можно рассматривать и как показатель подобной стабильности, и как свидетельство успеха демократической идеологии, если не на уровне теоретических трактатов, то на уровне влияния на повседневную жизнь жителей Афин.
В Приложении к диссертации («Vulgus и turba: толпа в классическом Риме») дается сравнительный анализ греческих и латинских слов, обозначающих «толпу», благодаря чему выявляется специфика политической жизни классических Афин.
Vulgus в Риме - не «социальный термин», не terminus technicus. В I в. до н.э. vulgus стало бранным словом у части римской элиты, пытавшейся поставить риторический барьер между «нами, образованными, которые у власти» и основной массой населения (мы - другие, мы - не vulgus). Новая власть, однако, числила vulgus в числе своих опор, и не случайно не только Цезарь и вполне лояльные новой власти Плиний Младший, Курций Руф и Светоний, но и сенатский оппозиционер Лукан не стремились осуядагь «невежественную толпу».Такое отношение к толпе, oy\os, совершенно невозможно представить в Греции. Но охлос - это деградировавший полновластный демос, в Риме же vulgus изначально не обладала реальной властью.
Основные положения диссертации отражены в следующих опубликованных работах автора:
1. Общество, политика и идеология классических Афин. М.: ИВИ РАН, 2003.310 с. (19,5 п.л.)
2. Реформы Клисфена и их роль в социально-политической борьбе позднеархаических Афин // Вестник древней истории. 1986. № 1. С. 17-42 (2,9 п.л.).
3. Дело о назначении ординарного профессора греческой словесности Московского университета // Вестник древней истории. 1993. № 1. С. 175-181 (0,9 п.л.).
4. Никий: доблесть политика // Вестник древней истории. 1994. № 3. С.38-57 (2,2пл.)..
5'OxXos* от Эсхила до Аристотеля: история слова в контексте истории афинской демократии // Вестник древней истории. 1995. № 4. С. 31-50 (2,0 пл.).
6. Полибий и Тит Ливий: охХо? и его римские соответствия // Вестник древней истории. 1996. № 3. С. 44-53 (1,4 п.л.).
7. Vulgus и turba: толпа в классическом Риме // Вестник древней истории. 1997. № 4. С. 121-137 (1,9 пл.).
8. Гипербол, «человек негодный» // Вестник древней истории. 1998. № 4. С. 142-156 (1,7 п.л.).
9. Толпа в архаической и классической Греции // Вестник древней истории. 2000. № 3. С. 3-15 (1,6 п.л.).
10. Политическая ономастика классических Афин в надписях V-IV вв. до н.э. // Вестник древней истории. 2003. № 3. С. 4-35 (3,4 пл.).
11. Афинская демократия: Перикл и Сократ // Древний мир глазами современников и историков. Книга для чтения. Ч. II. Греция и Рим. М.: Интерпракс, 1994. С. 81-103 (1,9 п.л.).
12. Aristotle on ochlos//Aristotelian Political Philosophy. Proceedings of 6th International Conference on Greek Philosophy. Ierissos, 1994 (0,2 пл.).
13. Лекции по истории древней Греции. М.: Ладомир, 1997.160с.(5,6п.л.).
14. Crowd in Archaic and Classical Greece // Hyperboreus. Studia classica. 2000. Vol. 6. Fasc. 1. P. 79-102 (2,7 пл.).
15. «Политическая» ономастика древнегреческого мира: попытка количественного анализа // Антиковедение на рубеже тысячелетий: междисциплинарные исследования и новые методики (информатика, подводная археология и создание компьютерной базы данных). М., 2000. С. 43-47 (0,3 пл.).
16. Греческий полис в российской и советской историографии // Античность в современном измерении. Тезисы докладов Всероссийской научной конференции, посвященной 35-летию кружка «Античный понедельник». Казань, 2001. С. 78-80 (0,2 пл.).
17. История древней Греции. // Интернет-курс для сайта audlitorium.ru. 2003 г. (18,5 ал.).
18. Ономастика и политика в классических Афинах // Историческая наук в меняющемся мире. Десять лет спустя. Всероссийская научная конференция. Казань, 2003. С. 8 (0,1 п.л.).
19. Скажи мне, как тебя зовут... Политическая ономастика классических Афин: семейное дело или идеология? Резюме. // Материалы для весенней школы исторического ф-та УрГУ. Екатеринбург, 2003. С. 1-5 (0,3 п.л.).
20. Власть народа и безвластие толпы. Демос, демагоги и толпа (охлос) в классических Афинах. Резюме // Материалы для весенней школы исторического ф-та УрГУ. Екатеринбург, 2003. С. 6-11 (0,4 п.л.).
21. Греческий полис в российской историографии // Scripta Gregoriana. Сборник в честь семидесятилетия академика Г.М. Бонгард-Левина. М., 2003. С. 292-299 (0,9п.л.).
Зак. №^0 Объем Тир.|ро экз.
ИВИ РАН, Ленинский пр-т, 32-а
^ -88 8J
Оглавление научной работы автор диссертации — доктора исторических наук Карпюк, Сергей Георгиевич
Введение.2
1. Историография: а) зарубежная.22 б) отечественная.36
2. Неточней.59
I. Политические лидеры классических Афин.63
1. Никий: «боящийся толпы».63
2. Гипербол, «человек негодный».111
II. Афинское общество: роль тс$ты.146
1. "Ох^о? от Эсхила до Аристотеля: история слова в контексте истории афинской демокраии.146
2. Полибий и Тит Ливий.182
3. Роль толпы в политической жизни древней Греции.206
III. Политическая ономастика классических Афин.241
Введение диссертации2004 год, автореферат по истории, Карпюк, Сергей Георгиевич
Исследователю истории древней Греции, а уж тем более изучающему историю классических Афин, очень трудно найти новое место, «незатоптанную площадку» для своих штудий. Казалось бы, историк античности находится в привилегированном положении: в его распоряжении научные комментированные издания древних авторов и надписей, многочисленные лексиконы, индексы, конкордансы. Как говорится, «твори, выдумывай, пробуй». Одна только проблема, как дамоклов меч, висит над каждым серьезным исследователем: синдром «изобретателя» велосипеда. Впрочем, даже если это случилось, то всегда остается надежда, что твоя модель сей конструкции более современная и усовершенствования.
Классические Афины представляют собой «лакомый кусок» для историка по многим причинам. В этот период своей истории полис оказался и политическим, и экономическим, и культурным центром древней Греции; подавляющая часть письменных источников, находящихся в нашем распоряжении, относится именно к Афинам. Наконец, именно на V-IV вв. до н.э приходится расцвет первого хорошо известного и документированного демократического режима.«Демократия» («власть народа») - слово греческое, и сравнительно недавно во всем мире отмечалось 2500-летие демократии, причем отсчет ведется от реформ Клисфена в Афинах (508-500 гг. до н.э.). Демократические институты Афин претерпевали некоторые изменения, но мы будем рассматривать их в целом, имея в виду расцвет афинской демократии в V-IV вв. до н.э.
Демократия - это власть демоса, т.е. народа, но под народом понималось отнюдь не все население Афин, а только взрослые мужчины-граждане (потомки исконных обитателей Аттики). Вообще любой полис (коллектив граждан), причем не только демократический, состоял только из взрослых мужчин - потомков первопоселенцев. Женщины никакими политическими правами не обладали; на территории полиса жили метеки (свободные, но политически бесправные пришельцы и их потомки), а значительную часть населения Аттики составляли бесправные рабы. Граждане, составлявшие 10, от силы 15% приблизительно 200-300-тысячного населения Аттики, определяли политическое развитие полиса, были главными творцами афинской культуры эпохи расцвета, играли (наряду с метеками) важную роль в экономике. Демократический полис отличался от олигархического по двум главным принципам: во-первых, он предоставлял основные политические права (по крайней мере, участие в народном собрании и в судебных заседаниях) всем взрослым мужчинам местного происхождения; во-вторых, только в демократических полисах народное собрание в действительности осуществляло верховную власть, несмотря на важные функции Совета по формированию для него повестки дня1.
Положение, при котором неграждане были лишены доступа к политической жизни, может представляться нам несправедливым, но следует помнить, что в XIX веке даже в самых демократических1 Ср. Rhodes P.J. Ancient Democracy and Modern Ideology. L., 2003. P. 22-23.странах - Англии, Франции, США - далеко не все жители-мужчины имели права гражданства, а женщин наделили гражданскими правами только в XX веке. Поэтому все афинские граждане являлись - по отношению к другим сословиям - элитой, своеобразной аристократической верхушкой, о чем еще в XIX в. писал Алексис де Токвиль в своем знаменитом трактате «О демократии в Америке» (кн. II, ч. I, гл. 15)2.
Итак, первыми шагами (а, по мнению некоторых исследователей, предпосылками) демократии стали реформы Клисфена в самом конце VI в. до н.э. после того, как большинство афинского гражданского населения (афинский демос) выступило против спартанцев и поддерживавших их аристократов.
2 В главе с характерным заголовком «Почему изучение древнегреческой и древнеримской литератур особенно полезно для демократического общества» де Токвиль замечает: «То, что называлось "народом" в большинстве демократических республик античности, нисколько не напоминает народ в нашем нынешнем понимании этого слова. В Афинах все граждане принимали участие в общественных делах, однако из более чем 350 тысяч жителей этого города права гражданства имели только 20 тысяч человек; все остальные были рабами. Таким образом, Афины с их всеобщим избирательным правом представляют собой в конечном счете не что иное, как аристократическую республику, в которой все благородно рожденные имели равные права на участие в управлении» {Токвиль А. де. Демократия в Америке. М., 2000. С. 352, пер. В.Т. Олейника).
Граждане делились на 10 фил (которые можно рассматривать как избирательные округа) и около 170 демов (мелких территориальных единиц: квартал в городе, поселение в сельской местности). В деме велись списки граждан, и граждане каждого дема обычно хорошо знали друг друга. Принадлежность к тому или иному дему была зафиксирована на момент реформ Клисфена в конце VI в. до н.э., и если даже в более поздний период потомки переезжали в другой район Аттики, принадлежность к дему, в котором принадлежал их предок, сохранялась. Интересно, что подобный избирательный принцип сохранился и в современной Греции.
Высшим органом государства считалось народное собрание (экклесия) - собрание всех граждан полиса. Оно созывалось в Афинах, сначала на агоре (рыночной площади), а с V в. - на холме Пникс. Все граждане могли в нем участвовать, но реально приходила лишь небольшая часть. Кворум в 20-25% граждан для принятия важнейших решений считался совершенно нормальным. Народное собрание собиралось 4 раза в месяц (в Афинах было 10 гражданских месяцев), т.е. 40 раз в году. Все вопросы могли быть рассмотрены на народном собрании, но, естественно, что необходим был орган, который бы производил отбор наиболее важных вопросов, которые необходимо было включить в повестку дня народного собрания.
Таким органом после реформ Клисфена стал Совет пятисот (булэ). В Совет пятисот избиралось по 50 представителей от каждой филы, и этот орган имел право пробулевсиса - предварительного рассмотрения решений, поступающих на рассмотрение народного собрания. Окончательное решение в любом случае оставалось за народным собранием. Совет пятисот собирался чаще, чем народноесобрание, и мог осуществлять более оперативное управление государственными делами. Члены Совета пятисот приносили клятву, в которой обязывались защищать установления афинской демократии. Управление повседневными делами осуществляли прилганы -50 представителей от каждой филы в Совете пятисот. Месяц в году (а потом передавали полномочия пританам - представителям другой филы) они постоянно заседали в пританее - специальном здании, построенным для них.
Исполнительную власть в Афинах осуществляли выборные должностные лица (обычно для их обозначения используют латинское название - магистраты), которые избирались на год либо голосованием в народном собрании, либо посредством жеребьевки. Жеребьевка получила распространение на более поздних этапах развития демократии, поскольку отвечала представлению о том, что все граждане должны принимать участие в управлении государством. Жеребьевка, впрочем, не распространялась на самые ответственные должности, связанные с военным командованием или с контролем за государственными финансами. Исполнение высших государственных должностей было почетной обязанностью: к этому стремились, невзирая на издержки, в том числе и финансовые, потому что это было весьма престижно.
С другой стороны, исполнение государственных должностей было и небезопасным занятием. После окончания срока полномочий магистрат должен был отчитаться, и если его отчет народное собрание не принимало, он мог быть присужден к уплате крупного денежного штрафа (Мильтиад, победитель персов при Марафоне, умер в тюрьме, дожидаясь уплаты штрафа).
Высшими магистратами в Афинах были стратеги (военачальники, генералы). Каждый год избиралась коллегия из десяти стратегов. Они возглавляли вооруженные силы Афин и имели наибольшее политическое влияние. Архонты, которые были высшими должностными лицами ранее, в архаический период, сохранились как магистратура, но политическое значение утратили. Уже с начала V в. до н.э. их стали выбирать по жребию. Поэтому постепенно утратил свое значение (несмотря на временное усиление в эпоху греко-персидских войн) Совет Ареопага, состоявший из бывших архонтов. Совет Ареопага (или просто Ареопаг) рассматривал только религиозные преступления.
Достаточно редким институтом (кроме Афин, он зафиксирован лишь в нескольких полисах) был остракизм, который получил название от острака - глиняных черепков, использовавшихся для голосования. Раз в год на народное собрание выносился вопрос о том, есть ли в государстве человек, который угрожает демократическому строю и может захватить тираническую власть. Если вопрос решался положительно, что через некоторое время созывалось другое народное собрание, необходимым условием легальности которого было наличие высокого для Афин кворума - 6 тысяч присутствующих. Граждане писали на черепках имена тех или иных политиков, которые, по их мнению, представляли опасность для государства. Набравший наибольшее число голосов изгонялся из пределов Аттики сроком на 10 лет без лишения гражданских прав и без конфискации имущества. Таким образом были изгнаны многие видные политические деятели. Остракизм использовался в политической борьбе как сторонниками, так и противниками демократии. Практика остракизма представляется на первый взгляд странной и несправедливой: можно было изгнать человека, руководствуясь одними только подозрениями. Однако она вводила некие «правила игры» для политической борьбы: ведь до этого политических противников попросту стремились убить. Практика остракизма просуществовала в Афинах около 70 лет, и никогда не применялась после Пелопоннесской войны. Возможно, это объясняется тем, что большую роль в IV в. до н.э. стали играть суды, на которых и стремились добиться осуждения политических противников.
Таким образом, в результате реформ Клисфена резко усилилась роль народного собрания, был создан избираемый гражданским населением - согласно новому территориальному делению -Совет пятисот, высшими магистратами становятся десять избираемых народом стратегов. Можно спорить о том, можно^ш послек-лисфеновские Афины назвать демократией, но вектор политического развития был задан, и задан именно в сторону все большей демократизации. Конечно же, поскольку исполнение государственных должностей не оплачивалось, это была демократия с аристократами во главе (впрочем, и в дальнейшем аристократы занимали ведущую роль в политической жизни Афин). Но наиболее дальновидная часть политической элиты Афин (а она в то время не могла не состоять исключительно из аристократов) осознала выгоды союза с демосом, перспективы демократизации Афин и внесения определенных правил в политическую борьбу3.
Дальнейшее развитие событий подтвердило правоту этой части политической элиты. Реформы Эфиальта - Перикла в середине V3 См. подробнее: Карпюк С.Г. Реформы Клисфена и их роль в социально-политической борьбе позднеархаических Афин // ВДИ. 1986. № 1.С. 17-42.в. до н.э. привели к созданию демократических институтов (и этот факт никто из исследователей уже не оспаривает): судебных органов, оплате исполнения государственных должностей. Именно в середине V в. до н.э. Афины начинают распространять демократическое государственное устройство среди своих союзников (Эритры -450-е годы, Милет - 440-е либо 430-е годы).
Очень большое значение в V-IV вв. приобретает суд присяжных (гелиэя). Каждый год 5 тыс. афинских граждан (и 1 тыс. как резерв) избирались для заседания в многочисленных афинских судах. К концу IV в. до н.э. было построено специальное просторное здание, которое вмещало сразу несколько судебных коллегий. Афинский суд был состязательным: судьи выслушивали аргументы истца (государственных прокуроров в Афинах не было) и ответчика и принимали тайным голосованием решение об осуждении или оправдании обвиняемого, а затем определяли меру наказания, если таковая не была указана в законе. К достоинствам афинской судебной системы можно было отнести то обстоятельство, что судей нельзя было подкупить (они узнавали, какое дело будут рассматривать, непосредственно перед заседанием), к недостаткам - то, что они заранее не знакомились с делом и воспринимали его на слух. Поэтому велика была роль судебных ораторов (предшественников современных адвокатов), которые за плату писали речи для участников процесса. Участники процесса должны были соблюдать регламент: время для речей ограничивалось, свидетельством чему стали водяные часы, найденный археологами и предназначенные именно для судебных нужд. Одним из наиболее известных судебных разбирательств был процесс над знаменитым философом Сократом в 399 г. до н.э., которого присудили к смерти по существу за антидемократические убеждения (официально обвинив в нечестии). Впрочем, такой процесс был скорее исключением. Ведь не случайно, что все известные противники демократии жили именно в Афинах.
Вообще подавляющее большинство афинских граждан за время своей жизни исполняло те или иные государственные должности, участвовало в судебных заседаниях. Дело не только (и, может быть, не столько) в том, что со времени Перикла исполнение государственных должностей оплачивалось, а с начала IV в. до н.э. оплачивалось даже посещение народного собрания. Дело в принципе фактически обязательного участия граждан в общественной жизни, в неотделенности государства от общества. Афинский полис (как и греческий полис вообще) рассматривается современными исследователями как коллективная собственность граждан, и для подобной точки зрения есть много оснований. Гражданство было закрытой корпорацией: гораздо проще было стать из раба вольноотпущенником, чем свободному неафинянину получить права афинского гражданства.
Несмотря на попытки антидемократических реформ (в 411 и 404 гг. до н.э.), поражение Афин в Пелопоннесской войне, потерю политического лидерства в Греции и распад Афинской державы, афинские демократические институты оставались достаточно прочными и стабильными и сохранялись в почти неизменном виде вплоть до времени установления македонского владычества (322 г. до н.э.). Для подавляющего большинства рядовых граждан классических Афин демократия была единственно возможной (или, во всяком случае, единственно правильной) формой государственного устройства; существует много свидетельств укорененности ее в афинском общественном сознании. При этом нужно отметить, чтодемократия («власть демоса, народа») не была самой распространенной формой правления в древнегреческих полисах, а ее идеологические противники занимали весьма прочные позиции среди афинской интеллектуальной элиты: к ним можно отнести и философа Платона, и оратора Исократа, и многих других.
Что касается самого слова «демократия», то оно появляется, конечно же, не сразу. Впервые мы его встречаем лишь в двадцатые годы V в. до н.э. в труде Геродота, а также в псевдо-Ксенофонтовой «Афинской политии». Однако выражение demou kratousa heir («демоса властная рука») встречается уже у Эсхила в «Умоляющих о защите» (Suppl. 604) - трагедии, поставленной в 464/3 г. до н.э. Понятно, что само понятие могло существовать раньше его наименования (послеклисфеновский режим назывался, очевидно, исоно-мией - равенством перед законом). Поскольку демос означал как все гражданское население, так и его беднейшую часть (а также и самую мелкую территориальную единицу - дем), то и демократия воспринималась и как власть всех граждан (так у Фукидида в знаменитой надгробной речи Перикла - II. 37. 1), так и власть беднейшей части граждан (так повсеместно в псевдо-Ксенофонтовой «Афинской политии» - например, I. 2-5).
Таким образом, афинская демократия - один из наиболее изученных феноменов мировой истории. Иногда кажется, что мы знаем о политической борьбе в древних Афинах даже больше, чем о политической жизни современности. Это, конечно же, иллюзия: несмотря на уникальность Афин (по части обеспеченности источниками), в их истории остается немало белых пятен. Однако опасность «изобрести велосипед» необычайно велика, и попытка «переписать заново» политическую историю Афин заведомо обречена на неудачу.
Поэтому остается единственная возможность - изменить угол зрения, попробовать найти неисследованные аспекты социально-политического развития Афин, в частности, и древней Греции в целом.
Моя работа может показаться несколько фрагментированной, но это скорее суровая необходимость, вызванная стремлением связать воедино отдельные аспекты истории афинской демократии, которые до сих пор не привлекали внимания историков. Постоянное взаимодействие (и взаимовлияние) политических лидеров, политической элиты в целом и основной массы гражданства (демоса) являлось особенностью функционирования афинской демократии. Отталкиваясь от этой общей проблемы, которая имеет большую традицию изучения, я попытался перейти к малоизученным либо совсем не изученным аспектам социальной, политической и идеологической истории классических Афин. К таковым относятся роль толпы (неорганизованного массового сборища) в политической истории, а также использование этого феномена политическими лидерами. Это использование, как будет показано ниже, наиболее ярко проявилось именно в сфере идеологии.
Одним же из проявлений демократической идеологии явилось использование новых, «политически/идеологически значимых» собственных имен. Изучение «политически значимых» имен вводит в оборот новый круг источников, благодаря которому становится возможным корректировка наших представлений о социально-политической истории классических Афин. Использование методов описательной статистики на материале афинских собственных имен дает возможность проследить влияние демократических идей как на аристократию, так и на сам демос, наглядно продемонстрироватьформирование нового класса среди гражданского коллектива (часто обозначаемого как politeuomenoi), состоявшего как из политически активной верхушки демоса, так и из ориентированной на демос части аристократии.
Все это, как мне представляется, позволит по-новому взглянуть на афинскую демократию, расширить рамки исторического исследования данного феномена.
Итак, что нового можно сказать об афинском обществе классического периода? Можно ли, продолжая отечественную историографическую традицию нейтрального, «отстраненного» отношения к греческому полису, проложить пусть узкую, но свежую и не затоптанную (или хотя бы не слишком затоптанную) тропинку в афи-новедческих штудиях?Историки античности давно и небезуспешно разрабатывают проблему взаимодействия масс и элиты, политических лидеров и граждан полисов - можно сослаться на последнюю фундаментальную работу Дж. Обера (J. Ober), труды М. Хансена (М. Hansen) и некоторых других исследователей.
Досконально рассмотрены вопросы функционирования народного собрания, буле, судов, других полисных институтов - наиболее полно, конечно, на материале Афин. Однако исследователи фактически не обращали внимания на такой феномен, как толпа (т.е. массовое неорганизованное сборище).
Почему? На мой взгляд, этому способствуют две причины. Первая: этот феномен не слишком значителен на фоне хорошо организованных и функционирующих полисных институтов. Однако есть и другая причина. Эта причина - наши источники. Первыми к изучению толпы в историческом контексте обратились исследователи европейской истории XVIII-XIX вв. - Ле Бон, Рюде (G. Le Bon, G. Rude). В качестве источников они использовали газеты, полицейские архивы, т. е. «источники изнутри». Но антиковеды, в отличие от историков-новистов, имеют в своем распоряжении в действительности лишь тексты античных авторов (надписи и папирусы не могут нам помочь, потому что дают материал только по сравнительно более позднему периоду: первое упоминание ochlos в надписи относится к концу II в. до н. э.). То есть в нашем распоряжении остаются только «внешние» источники, враждебные толпе.
При изучении текстов античных авторов мы сталкиваемся с неожиданной сложностью. Поскольку сама толпа, будучи вполне конкретной исторической реалией, не была, однако, легальным политическим институтом, не существовало и единого понятия для ее обозначения. Даже, встречая в источниках наиболее характерное (для обозначения толпы) слово бхХо?, мы далеко не всегда можем сказать, что именно имеется в виду в каждом конкретном случае -низший слой гражданства, неграждане (женщины, метеки, рабы), либо конкретное массовое сборище. Таким образом, в каждом конкретном случае нужно выяснить, обладает ли ochlos социальной или ситуационной характеристикой. Для Платона, например, ochlos обозначало как толпу, так и демос. Аристотель (а вслед за ним перипатетики) стал его использовать как нейтральный научный термин для низших слоев либо всей массы демоса, но все это, собственно говоря, уже не имело отношения к толпе как феномену политической жизни. Таким образом, ochlos приобретает значение «толпа» лишь в некоторых контекстах.
Поэтому вначале идет историко-филологическое исследование, позволяющее проанализировать терминологию (если быть более точным, лексику) толпы. Основная сложность заключается в не-терминологичности (если можно так выразиться) античных авторов. В разном контексте слова ochlos, demos, plethos могут иметь разные значения: «народ», «граждане», «большинство народного собрания», «низшие слои населения», «толпа», «чернь». Таким образом, очень важна роль контекста. Опубликованные и компьютерные указатели могут упростить поиск необходимых контекстов, но не могут заменить конкретного историко-филологического анализа.
Очевидно, что в основе настоящего исследования лежит историко-филологический подход. Главным источником наших сведений об этой эпохе остаются труды древних авторов, дополненные, конечно же, археологическими, и, прежде всего, эпиграфическими, источниками, и на первый план выходит проблема интерпретации текстов античных авторов. «Спор о терминах» - необходимая часть любого антиковедческого исследования, даже если речь не идет не о терминах в собственном смысле этого слова, а о лексике. Сама история появления и изменения смысла тех или иных слов дает, на наш взгляд, основания для исторических выводов; при этом необходимым условием, conditio sine qua поп, является сопоставление с историческим контекстом. Поэтому столь значительное место в работе занимает изучение слов, обозначающих толпу, в древнегреческом и латинском языках: oy\os, uXfjOog, ol ttoXAol, vulgus, turba и других.
Будет также сделана попытка обобщения взглядов античных философов и историков на роль толпы в обществе. Естественно, что при этом необходимо иметь в виду «нетерминологичность» античных авторов. Для разных частей моей работы применяются различные виды анализа исторических источников: анализ лексики (употреблений тех или иных слов) и историко-филологический анализ, причем они взаимодополняют друг друга. Для анализа данных ономастики используется описательная статистика.
Итак, прежде всего, следует обратиться к слову ochlos, возможно, ключевому слову в этой сфере исследований. Вместе с тем, толпа может определяться целым рядом других понятий в контекстуальных значениях. Поэтому в первую очередь подробно исследуется круг понятий, при помощи которых античные авторы описывают феномен толпы.
Нельзя, впрочем, опираться только на афинский материал. Прочность афинских социальных и политических институтов не способствовала возрастанию роли неорганизованных сборищ в политической жизни. Социальная борьба на Сицилии (Диодор) и в городах Пелопоннеса (Эней Тактик) дает примеры другого рода. Роль толпы находилась в обратной зависимости от прочности социально-политических институтов того или иного полиса.
Очевидно, она имеет тенденцию к возрастанию в эпоху эллинизма. Это связано с уменьшением значения полисных институтов и увеличением концентрации населения. Последний фактор нельзя недооценивать. Концентрация населения, когда толпа стала представлять реальную угрозу функционирования власти, сложилась только в эллинистических городах (Александрия) и в Риме. Обычный греческий полис не предполагал высокой плотности населения, и это препятствовало образованию толп. Недовольство героев Аристофана афинской суетой - лишь синдром деревенского жителя. По моему мнению, роль толпы в политической жизни Греции (вплоть до эпохи эллинизма) была небольшой, значительно большее значение она имела в сфере идеологии. Ненависть к толпе служила в какой-то мере лозунгом антидемократической пропаганды. Нужно отметить, что ситуация в Риме принципиально отличалась от греческой, и роль толпы там была совсем другой.
Таким образом, угрозы толпы как социальной силы все-таки не было (как мы постараемся показать). Феномен толпы оказался гораздо более значимым в идеологической сфере. Толпа как массовое неорганизованное сборище совмещалась с «чернью», т. е. низшими слоями населения полиса, и служила своеобразным идеологическим пугалом, которое использовалась Исократом, Платоном и другими авторами в антидемократической пропаганде.
Толпа, или, по определению социологов, неорганизованное массовое сборище, играет заметную роль в развитии цивилизации. Осуждение толпы стало «общим местом» в сочинениях философов, писателей поэтов (от Платона до Томаса Харди). При этом зачастую осуществляется подмена понятий «толпа» и «чернь», и толпа однозначно рассматривается как негативный феномен в общественной жизни.
Феномен толпы, проблемы поведения скоплений людей в разных исторических условиях стали привлекать специальное внимание исследователей с рубежа XIX и XX вв. Ученые-историки, социологи, а позднее и социальные психологи прежде всего обратились к изучению поведения «революционных масс», а также народных движений европейского средневековья и раннего индустриального общества. Что касается истории античности, то здесь проблема «толп» обычно связывалась с проблемой социальной борьбы народных масс (можно сослаться хотя бы на классическую концепцию «кризиса III века» М. И. Ростовцева).
Одна из задач настоящей работы - на примере взаимодействия толпы с политическими деятелями показать роль толпы в классических Афинах- Поэтому была поставлена задача подвергнуть анализу взгляды и биографии двух афинских политиков - Никия и Гипербола. Почему? Во-первых, и Никий и Гипербол гораздо меньше привлекали и привлекают внимание исследователей, чем, например, Перикл и Алкивиад. Поэтому сохраняется возможность бросить новый взгляд или по крайней мере дополнить политические биографии Никия и Гипербола. Во-вторых, эти политики придерживались разных, если не противоположных, политических взглядов. И их отношение к толпе очень важно (причем, как сходства, так и различия).
Другая задача состоит в том, чтобы попытаться определить влияние демократической идеологии на массовое сознание. Политические идеи и повседневная жизнь демократических Афин неоднократно подвергалась изучению. Последние работы Л.Б. Картера, Джоша Обера, Курта Раафлауба, Могенса Хансена и многих других исследователей способствовали прояснению различных аспектовкак общественной, так и частной жизни афинян^. Несомненно, исследователи предпринимали, предпринимают и будут предприни4 Carter L.B. The Quiet Athenian. Oxf. - N.Y., 1986; OberJ. Mass and Elite in Democratic Athens: Rhetoric, Ideology, and the Power of the People. Princeton, 1989; idem. Athenian Revolution: Essays on Ancient Greek Democracy and Political Theory. Princeton, 1996; Democracy 2500? Questions and Challenges / Ed. I. Morris, K. Raaflaub. Dubuque, Iova, 1998; Hansen M.H. The Athenian Democracy in the Age of Demosthenes: Structure, Principles, and Ideology. Oxf. - Cambr. Mass., 1991 и др.- •мать попытки рассматривать пассажи из трудов древних авторов, которые «иллюстрируют определенные фундаментальные доктрины афинской демократической мысли»5. И, конечно же, остается проблема предубеждения авторов большинства дошедших до нас текстов против демократии, с одной стороны, и проблема почти полного отсутствия «программных» демократических текстов - с другой. Но до сих пор мы знаем гораздо больше о политической теории, нежели о ежедневной политической практике демократических Афин. Главная причина подобной диспропорции - недостаток источников, которые могли бы показать жизнь афинских граждан «изнутри».
И действительно, в отличие от своих оппонентов (противников демократии) сторонники демократии не смогли (или не хотели?) создать стройной теории, а попытки ее реконструкции скорее всего так и не смогут увенчаться успехом. К тому же в последнее время стали высказываться обоснованные сомнения в том, что многие стороны жизни Афин V-IV вв., нашедшие отражение в литературных произведениях, можно связывать именно с демократическими институтами^. В последние годы преобладает мнение и, как я полагаю, весьма справедливое, что демократическая теория не существовала в текстах, авторами которых были представители анти5 Seager R. Xenophon and the Athenian Democratic Ideology // CQ. 2001. 51 P. 385.^ См., например: Rhodes P.J. Nothing To Do with Democracy: Athenian Drama and the Polis // JHS. 2003. 123. П.Дж. Роде в этой статье указывает на то, что афинскую драму V в. до н.э. не обязательно связывать именно с демократическим полисом.демократической элиты, а была частью «демократического дискурса», чье отражение нужно искать в «политической риторике» и «публичных речах»7.
Поэтому никакая попытка расширить круг источников не будет лишней. Для этого я предлагаю привлечь неожиданный источник - собственные имена, причем имена «значимые». Очевидно, что наименование детей отражало семейные традиции. Наименование в честь деда было обычным явлением, во всяком случае в аристократических семьях. Обычным явлением в архаической и классической Греции было «знаковое» наречение детей аристократических фамилий - например, именем с корнем hipp- (от hippos - конь). Но, наряду с этим, с V в. до н.э. в Афинах отмечается распространение «демократических» имен, которые можно рассмотреть как политически (идеологически) значимые.
Вообще очень немногие эпохи в мировой истории позволяют использовать материал антропонимики для реконструкции политический идей и идеологических предпочтений. В Советском Союзе пик «движения за новые имена» приходился на конец двадцатых -начало тридцатых годов XX в., когда «революционные» имена должны были вытеснить из обихода (но не вытеснили!) традиционные христианские; многие из носителей этих новых имен погибли во время Великой Отечественной войны. В одной из афинских общественных надгробных надписей я наткнулся на редкое имя Гиб-ридем, составленное из основ «гордыня» и «демос/народ», носитель которого пал на поле боя в завершающий период Пелопоннесской войны, и это привело меня к мысли о том, что, может быть, стоит7 См., например: OberJ. Political Dissent in Democratic Athens: Intellectual Critics of Popular Rule. Princeton, 1998. P. 32-33.подвергнуть анализу «новые имена» послеклисфеновских Афин?Для анализа из всего массива собственных имен можно выделить «политически значимые» имена для того, чтобы выяснить, оказывало ли влияние государственное устройство и политическая ситуация на частоту появления того или иного значимого имени. Собственные имена с корнем dem- наилучшим образом подходят для подобного анализа, поскольку составляют достаточно большой процент от всех собственных имен афинян. С другой стороны, корень dem- в Афинах классической эпохи очевидно коннотировал с демократической идеологией, о чем пойдет речь в завершающем разделе моего труда. Для анализа были использованы сравнительно простые методы описательной статистики. Но даже эти методы позволяют продемонстрировать влияние демократической идеологии на процесс имянаречения. По моему мнению, сочетание исторических методов с методами социологического анализа (в случае с исследованием толпы) и с методами ономастики (в случае с собственными именами) создает «пограничную» ситуацию, когда можно использовать инструментарий разных наук. Это способствует более полному анализу источников, позволяет дополнить историческую картину новыми штрихами.
Выражаю самую глубокую признательность за поддержку всем моим коллегам - как в России, так и в других странах, - которые оказали содействие в моих исследованиях. Работа над диссертацией во многом стала возможной благодаря Российскому фонду фундаментальных исследований - проект № 03-06-80066 «Форми-ровние и воспроизводство демократических элит (пример древней Греции)».
ИсториографияЗарубежная историография. Традиция научного (в современном понимании) изучения политической и социально-экономической истории классических Афин очень давняя (с первой половины или - по крайней мере - с середины XIX в.), так что «темных мест» в политической истории этого периода практически не осталось, да и уровень современных исследований по социальной истории Афин весьма высок. И с самого начала научного изучения истории классических Афин на оценки ученых оказывала заметное влияние их политическая позиция: демократической тенденции положили начало труды английского историка середины XIX в. Джорджа Грота, а антидемократические взгляды наиболее убедительно аргументировали немецкие историки конца XIX- начала XX вв. Ульрих фон Виламовиц-Меллендорф и Эдуард Мейер.
Конечно, современный уровень развития научной знаний предполагает более нейтральное и гораздо менее политизированное отношение к предмету исследования; отметим, впрочем, что к концу XX в. демократия стала рассматриваться в качестве безусловно «правильной» формы государственного устройства, что не могло не оказать воздействия на восприятие афинской демократии.
Конечно, в последнее время увеличился поток книг, рассчитанных на широкую публику; в силу сложившихся обстоятельств даже серьезные издательства ожидают от ученых, чтобы они, как выразился один из крупнейших современных специалистов Питер Роде, «писали для Винни-Пуха»^. Однако за последние десятилетия8 Rhodes. Ancient Democracy and Modern Ideology. P. 57.появилось немало серьезных исследований, в которых рассмотрены различные аспекты истории афинской демократии^.
Для немецкой историографии последних десятилетий характерно стремление уйти от идеологического наследия предшествующих периодов, хотя не всегда это удается. К. Мейер продолжает сравнивать афинскую демократию с современной, указывая, что по современным меркам афинская демократия является, в сущности,олигархией^0. Для Й. Блейкена характерен фактологический подход к истории афинской демократии, причем автор подчеркивает неравноправие не только неграждан, но и фактическое ущемление в правах граждан, которые жили вдали от города 11.
Живущий и работающий в США Хр. Хабихт посвятил свой фундаментальный труд истории эллинистических Афин, в которомв наибольшей степени опирается на эпиграфические источники^. Выход этой книги в свет - явление в научной жизни неординарное уже хотя бы потому, что предыдущая история эллинистических Афин была написана в начале XX в. Дж. Фергюссоном. Несмотря на обилие научных трудов по истории архаических и в особенности9 Выражаю искреннюю признательность Дж.П. Родсу за возможность познакомиться с его историографическо-культурологическим курсом и за ценные консультации.
Ю Meier С. Die Entstehung des Politischen bei den Griechen. Frankfurt a. M., 1980.
11 Bleicken J. Die athenische Demokratie. Paderborn, 1985.
12 Хабихт Хр. Афины. История города в эллинистическую эпоху / Пер. Ю.Г. Виноградова. М, 1999.классических Афин, историки древности долгое время не пытались «замахнуться» на написание новой истории Афин конца IV - I вв. до н. э. Тому были вполне объяснимые причины: почти полное отсутствие литературной традиции, дробность и разрозненность эпиграфического материала. Однако блестящему эпиграфисту и источ-никоведу Христиану Хабихту удалось преодолеть все эти трудности и написать цельную историю эллинистических Афин.
Автор начинает рассмотрение истории эллинистических Афин с периода, который закончился утратой Афинами независимости (338-323 гг.). Хр. Хабихт обращает внимание на строительную деятельность, развернувшееся в Афинах в этот период под руководством Ликурга: таким образом гражданский коллектив стремился продемонстрировать свою жизнеспособность, и после смерти Александра Афины оказались готовы к войне против македонского господства. Затем речь идет о периоде господства промакедонски настроенных олигархов, недолгом восстановлении демократии, а также о десятилетнем правлении Деметрия Фалерского (323-307 гг.). Автор с осторожностью рассматривает вопрос о непосредственном влиянии философских школ на законотворчество Деметрия Фалерского. По мнению Хабихта, у афинян были причины для недовольства «мягкой монархией» Деметрия Фалерского, что и повлияло на легкость свержения его власти.
Автору удалось сплести в одну нить запутанные события военно-политической борьбы в Восточном Средиземноморье в период 307-287 гг. и показать, какое влияние они оказали на Афинское государство. На протяжении всего эллинистического периода Афины шаг за шагом утрачивали свое военно-политическое значение, но оставались крупнейшим общегреческим и общесредиземноморскимкультурным центром. Автор подчеркивает значение культуры и культурной политики в общественной жизни эллинистических Афин, специально рассматривает развитие театра, изобразительного искусств^, влияние философских школ на политическое развитие города. Последующие главы посвящены истории Афин III-I вв. до н.э.
Книга обладает множеством достоинств. Главное из них, по моему мнению, то, что она может служить как reference book по истории эллинистических Афин. Выводы автора тщательно выверены и опираются на анализ источников. Хр. Хабихт стремится сопоставить любые - зачастую весьма скудные - источники по этому периоду афинской истории. Автор во многих случаях дает собственную интерпретацию надписей.
Конечно, книга не свободна от некоторых мелких неточностей и погрешностей. Мелкие недочеты не снижают научной и познавательной ценности рассматриваемого издания, которое еще в течение долгого времени будет иметь благодарного читателя. На нее будет в первую очередь ссылаться любой исследователь истории эллинистических Афин.
Французская историография также с переменным успехом преодолевает авторитет «мэтров», в частности, Г. Глотца Главным «направлением» французской историографии является использование культурной антропологии в исторических исследованиях, что привело к созданию школы исторической антропологии. Один из самых я£ких ее представителей, Пьер Видаль-Накэ, стремился с13 Glotz G. La Cite grcque et ses institutions. P., 1928.этой точки зрения анализировать древнегреческую демократию 14. Его исследование афинской эфебии позволило по-новому взглянуть на этот демократический институт! 5.
Изучение афинской демократии в англо-американской историографии последних десятилетий шло разными путями. Еще в 1949 г. А. Гомм выступил с лекцией «Функционирование (the working) афинской демократии», которой в сущности задал одно из основных направлений исследований! 6. Большой научный резонанс имела «Афинская демократия» А. Джоунса, в которой автор стремился подвергнуть сомнению высказывания враждебных демократии античных историков и философов! 7. Скептическое отношение к сравительно поздним источникам было выражено Хигнетом в его «Истории афинской конституции» 18, а Дж.П. Роде в книге «Афин14 Vidal-Naquet P. La Democratic grecque vue d'ailleurs. P.,1990.
15 Видаль-Накэ П. Черный охотник. Формы мышления и формы общества в греческом мире / Под ред. С.Г. Карпюка. М., 2001.
16 Гомм подчеркивал роль и значение народного собрания в противовес Совету пятисот, который он считал скорее техническим, вспомогательным институтом. См. Gomme A. W. The Working of the Athenian Democracy// History. 1951. 36. P. 12-28.
17 Jones A.H.M. Athenian Democracy. Oxf., 1957.
18 Hignett C. A History of the Athenian Constitution to the End of the Fifth Century B.C. Oxf., 1952.ское буле» продолжил традицию изучения функционирования государственных институтов 1Большое влияние на последующее развитие исторической мысли оказали труды (хотя и совершенно разнонаправленные) «патриархов» англо-американской историографии - М. Финли и Р.
Мейгса^О. Противник позитивистского подхода к истории М. Финли попытался поставить и дать ответы на основные методологические вопросы развития древнегреческого полиса, в то время как Р. Мейгс с симпатией описал афинское государство в период его расцвета.
Из книг, изданных в конце XX в., следует отметить работу Р. Синклера, посвященную участию граждан в управлении государством21, а также книгу С. Фаррар о возникновении демократической идеологии22. Дж. Роберте в книге «Афины перед судом» рассмотрела развитие антидемократической традиции в западной мысли,Rhodes J.P. The Athenian Boule. Oxf., 1972; см. также: idem. A Commentary on the Aristotelian Athenaion Politeia. Oxf., 1981.
20 Finley M. I. Politics in the Ancient World. Cambridge, 1983. Meiggs R. The Athenian Empire. Oxf., 1972.
21 Sinclair R.K. Democracy and Participation in Athens. Cambridge, 1988.
22 Farrar C. The Origins of Democratic Thinking: The Invention of Politics in Classical Athens. Cambridge, 1988.благодаря чему удалось прояснить реальное влияние, которое оказал на политику и идеологию «афинский эксперимент»23.
Согласно точке зрения известного американского исследователя М. Оствальда «суверенитет народа», характерный для Афин V в. до н.э., в IV в. сменился на «суверенитет закона», при котором основную роль играла уже судебная система24.
Цель недавно изданной книги М. Оствальда - «определить место олигархии среди признанных греками форм государственногоустройства»^, что позволяет, в свои очередь, более отчетливо понять роль и значение афинской демократии. Автор сопоставляет греческие и восточные типы государственного устройства, подчеркивая уникальность греческой трехчастной схемы (демократия -олигархия / аристократия - монархия). Автор считает, что дебаты о государственном устройстве Персии у Геродота (3. 80-82) имеют под собой некоторые исторические основания. Тем не менее безусловная легитимность царской власти на Востоке препятствовала возникновению там иных, кроме монархической, форм правления. По мнению автора, «к середине V в. оХьуарх'ю. (олигархия) воспринималась как обычный термин для обозначения правления немно23 Roberts J.Т. Athens on Trial: The Antidemocratic tradition in Western Thought. Princeton, 1996.
24 Ostwald M. From Popular Sovereignty to the Sovereignty of the Law. Law, Society, and Politics in Fifth-Century Athens. Berkeley, 1986.
25 Ostwald M. Oligarchia: The Development of a Constitutional Form in Ancient Greece. Stuttgart: Franz Steiner Verlag, 2000 (His-toria: Einzelschriften, Ht 144). S. 11.гих»26. Наибольшее внимание автор уделяет анализу труда Фуки-дида, а также псевдо-ксенофонтовой «Афинской политии». Интересен анализ политической борьбы на Керкире.
По мнению М. Оствальда, Платон отверг трехчастную схему типов государственного устройства; для него большее значениеимела степень подготовленности государственного деятеля27, Отношение философа к власти немногих несколько отличается в разных диалогах, у него нет четкой терминологии: в диалоге «Политик» олигархия, как и аристократия, - это власть немногих, к которой философ относится положительно, но в «Государстве» олигархия - это власть богатых28. Аристотель, в отличие от Платона, больше внимания обращал на проблему собственности. По мнению Аристотеля, появление имущественных различий приводит к переходу от аристократии к «хорошей» олигархии. Собственность для Аристотеля - безусловно «знаковый» и положительный момент.
М. Оствальд подробно останавливается на месте олигархии в аристотелевой схеме. Аристотель пытается уйти от «количественного» принципа (власть одного, немногих, большинства) при определении формы государственного устройства, рассматривая олигархию как власть состоятельных граждан. При этом обладание собственностью должно было быть в конце концов подчинено интересам всего гражданского коллектива: философ выступает как против чрезмерных имущественных различий (приводя в пример современную ему Спарту), так и против имущественного равенства,26 Там же. С. 23.
27 Там же. С. 33.
28 Там же. С. 34.критикуя платоновский «коммунизм». По мнению автора, для Аристотеля понятия «состоятельный» (ешторо?) и «неимущий» (атгоро?) относятся прежде всего к материальной сфере, но, в отличие от пары богач/бедняк (ттХоиаю^/тте^?), имеют «демонстрационный» оттенок, показывая связь имущественного и социального положения гражданина. То же самое можно сказать и об общих понятиях еитгор1а/аттор1а, которые философ использует для характеристики различных полисов). М. Оствальд полагает, что «обладание собственностью является основой для всех четырех типов олигархии, которые признает Аристотель»29 Выводы автора фундированы и достаточно традиционны. Вопреки многим современным исследователям он отстаивает, причем весьма обоснованно, оригинальность пути политического развития древнегреческих полисов.
Конечно же, очень заметное влияние на историографию оказали работы датского исследователя Могенса Хансена, которые издаются в основном на английском языке. М. Хансен сконцентрировал свое внимание на Афинах IV в. до н.э., мотивируя это более надежной источниковой базой. По мнению исследователя, демократия позднеклассических Афин была менее радикальна и по форме, и по существуй.
Эта точка зрения вызвала возражения Дж. Обера, который, хотя и считает афинскую демократию IV в. до н.э. более стабиль29 Там же. С. 73.
30 См. Hansen М.Н. The Athenian Assembly in the Age of Demosthenes. Oxf., 1987; idem. The Athenian Democracy in the Age of Demosthenes. Structure, Principles, and Ideology. Oxf. - Cambr. Mass., 1991 и др.ной, не видит принципиальных различий между ней и демократическим режимом предшествующего столетия.
Характерно, что, в то время как российские историки «отодвигались» от идеологических тем, в Европе и США с 90-х годов XX в. разворачивается дискуссия о том, насколько революционными были преобразования в клисфеновских и ослеклисфеновских Афинах. Ключевую роль в ней сыграли, пожалуй, работы заведующего кафедрой классических исследований Принстонского университета Джоша Обера «Массы и элита в демократических Афинах: риторика, идеология и власть народа», в которой показываетсяреальная роль народных масс в политической жизни АфинЗ 1. Автор полагает, что на фоне социального неравенства в Афинах классического периода существовало политическое равенство^ причем достигалось оно благодаря балансу сил между властью закона и суверенитетом демосаЗЗ. Политические лидеры (ораторы) играли в классических Афинах двойственную роль: с одной стороны, они стремились представить себя «рядовыми гражданами», с другой -принадлежали к элите благодаря большим возможностям, богатству, статусу. Смешение элитистских и эгалитарных достоинств характерно для афинской риторики этого периода34.
31 Ober J. Mass and Elite in Democratic Athens: Rhetoric, Ideology and Power of the People. Princeton, 1989.
32 ibid. P. 292-295.
33 ibid. P. 299-304.
34 Ibid. P. 313.
Ораторы имели множество возможностей воздействовать на демос, а также привилегий, но при этом идеологическая гегемониясохранялась за гражданскими массами^. Демократическое государственное устройство создало условия, при которых рядовые граждане могли реально влиять на принятие решенийЗб. Таким образом, Дж. Обер считает, что демократия создала свой язык или концептуальную систему (к ней относятся такие понятия, как демократия, исегория, исономия), отличную от аристократической^.
В книге «Афинская революция. Очерки по истории древнегреческой демократии и политической мысли» (которая представляет собой сборник его статей)38 Дж. Обер пытается проложить путь исследования, лавируя между Сциллой антиисторизма и Харибдой отрицания теоретических подходов. Очерчиваются и предметы исследования - анализ традиции об афинской демократии, взаимоотношения между идеологией и практикой демократии. Автора в первую очередь интересуют Афины IV в. до н. э. - период афинской истории, когда демократия, по мнению автора, была живой и стабильной-^, но некоторые главы посвящены и другим периодам афинской истории.
Дж. Обер считает нужным остановиться на роли историка в описании событий. «Историческая модель произрастает из опыта и35 Ibid. Р. 332.
36 ibid. Р. 337.
37 ibid. Р. 339.
38 ОЪег J. The Athenian Revolution: Essays of Ancient Greek Democracy and Political Theory. 2nd ed. Princeton, 1999.
39 Ibid. P. 7-8.мыслей индивида или группы, и нет моделей, свободных от оценок. Использование моделей предполагает перенос в прошлое аспектов идеологии, не присущих прошлому. Идеология, согласно моему определению, включает предположения о человеческой природе и поведении, взгляды на мораль и этику, общие политические принципы и взгляды на социальные отношения»40.
Дж. Обер считает, что Афины были подлинной демократией и указывает на значение публичных речей в функционировании демократии. Афинские граждане рассматривали себя в качестве «коллективной знати» (collective nobility), и именно публичные речи в суде и в народном собрании имели важное значение для пресечениясамой возможности создания антидемократической элиты41. Автор настаивает на неприменимости «железного закона олигархии» (правило, которое разработал по отношению к древнему Риму Р. Сайм и которое предполагает закулисное правление олигархических группировок при любом государственном строе) к демократическим Афинам.
Глава четвертая «Афинская революция 508/7 г.: волнения, авторитет (violence, authority) и происхождение демократии» является, пожалуй, ключевой в книге. Цель автора - анализ «революционных» действий афинского демоса. Автор считает возможным сравнение этих событий с американской, французской, а также с рус40 Ibid. Р. 14.
41 Ibid. Р. 22, 27.скими революциями 1917 и 1989-1991 гг.42 Эта работа, опубликованная в виде статьи, вызвала интересную дискуссию^.
Дж. Обер, подчеркивая роль масс в исторических событиях, трактует революцию Клисфена как «беспорядки, т.е. жестокое (violent) и более или менее спонтанное восстание значительной части афинских граждан»44) сопоставляя осаду Акрополя афинянами в 508/7 г. до н. э. со штурмом Бастилии45. в интерпретации Дж. Обе-ра события в Афинах явно «революционизируются» по сравнению с тем смыслом, который в них вкладывал Аристотель. Автор преувеличивает спонтанность действий демоса и, напротив, преуменьшает роль Совета, который был в состоянии организовать сопротивление.
42 ibid. Р. 33.
43 См. недавнюю дискуссию об этом К. Раафлауба и Дж. Обера: Raaflaub К. Power in the Hands of the People: Foundations of Athenian Democracy // Democracy 2500? Questions and Challenges / Ed. I. Morris, K. Raaflaub. Dubuque, Iowa, 1997 (Archaeological Institute of America. Colloquia and Conference Papers. № 2. 1997). P. 3166; Ober J. Revolution Matters: Democracy as Demotic Action (A Re-sponce to Kurt A. Raaflaub) // Ibid. P. 67-85; Raaflaub K. The Thetes and Democracy (A Response to Josiah Ober) // Ibid. P.87-103. Cp. также Rhodes P.J. Review Article - How to Study Athenian Democracy // Polis. 1998. 15. P. 7644 Ober. The Athenian Revolution. P. 43.
45 Ibid. P. 48.
В данном случае можно скорее говорить о мобилизации афинскогодемоса, гражданского ополчения, чем о массовых беспорядках^.
Дж. Обер пытается определить понятие «власть» применительно к демократическим Афинам, полагая, что без посредничества оратора афинская демократия могла превратиться в сборище эгоистичных индивидов47. Дж. Обер достаточно критически рассмотрел точку зрения М. Хансена относительно того, что «суверенной властью» в V в. обладало народное собрание, а в IV в. - суды; он также настаивает на толерантности афинской демократии и пишет о некоем «симбиозе» демократии и ее критиков. Эта книга, несомненно, стимулировала дальнейшие исследования афинской демократии. Однако излишнее, полемически заостренное, «осовременивание» картины политической борьбы в архаических и классических Афинах привело автора к ошибочным выводам о «революционности» и «спонтанности» действий афинского демоса в период борьбы за демократические преобразования в конце VI в. до н.э.48 Таким образом, гипотеза Дж. Обера оказалась недоказанной.
Таким образом, западная историография афинской демократии последних десятилетий добилась немалых достижений. Конечно, на "волны" интереса к афинской демократии, а - в редких случаях - и на выводы ученых влияли различные политические собы46 Более подробную критику концепции Дж. Обера см.: Карпюк С. Г. Роль толпы в политической жизни архаической и классической Греции // ВДИ. 2000. № 3.
47 Ober. The Athenian Revolution. С. 106.
48 Более подробное рассмотрение гипотезы Дж. Обера см.ниже.тия. JI.П. Маринович — не без оснований - полагает, что крах коммунистической идеологии в СССР и распад социалистической системы стимулировал достаточно поверхностное восхваление афинской демократии в начале 90-х годов XX столетия, что, впрочем, сменилось |полне ожидаемой реакцией в последние годы49. Однако, по моему мнению, главная причина поднятия на щит афинской демократии, пышных торжеств по случаю 2500-летия реформ Клисфена совсем другая. Западные (в первую очередь американские) антиковеды в эпоху "политической корректности" отстаивают свое место под солнцем, свое поле профессиональной деятельности от сторонников "мультикультурализма", выступающих против изучения истории "мертвых белых мужчин". Афинская демократия - пусть и не совсем исторично - объявляется предшественницей демократий современных, и именно этим можно оправдать те немалые усилия, которые прикладываются для изучения этого сравнительно недолговременного исторического периода. Таким образом, конечная цель западных исследователей - протянуть нить между античностью и современностью. Насколько же подобный подход характерен для историографии отечественной?Отечественная историография: полис. Ключевая проблема российской историографии древней Греции - проблема полиса. Рассмотрение исследований древнегреческого полиса позволяет понять основные черты национальной историографии как единого целого. Конечно, это не первая попытка: почти все авторы книг о полисе стремились проанализировать достижения и ошибки своих предшественников. Наиболее полное описание взглядов на грече49 Маринович Л.П. Афинская и сов^менная демократия: Новые подходы. М., 2001. С. 19.ский полис российских историков можно найти в книге Э.Д. Фролова «Рождение греческого полиса»50. В моем обзоре я постараюсь проанализировать некоторые специфические причины для этих изменений, а также проследить употребление слова «полис» в трудах отечественных историков.
Научное изучение истории древней Греции в России появилось в результате модернизации российского общества и культуры в XVIII веке. Авторы средневековых идеологических конструкций рассматривали Москву как «третий Рим», то есть предполагалась линия наследования Рим - Константинополь - Москва. С тех пор интерес к империи и к христианству в России всегда преобладал над интересом к греческой древности, а греческий полис никогда не был предметом идеологических дискуссий в России.
Светское научное знание «европейского типа» появляется в России в XVIII в., с учреждением Санкт-Петербургской Академии наук и Московского университета. Однако для русских ученых и общественных деятелей того времени древняя Греция была лишь частью «европейского декора» и сама по себе не представляла специального интереса: Ломоносов и его современники были озабочены проблемой происхождения славян и образования древнерусского государства. Русские просветители XVIII в. (например, Радищев) использовали древнегреческие сюжеты лишь для морализаторства.
Научное изучение античности в России начинается в середине XIX в., причем, несмотря на очевидное влияние немецкой историографии, сразу же проявляются национальные черты. Нужно отметить, что дискуссия между «славянофилами» и «западниками» не оказала никакого влияния на русскую историографию древней Гре50 Фролов Э.Д. Рождение греческого полиса. Д., 1988.ции, поскольку «славянофилы» больше интересовались византийской и отечественной историей, и почти все русские исследователи классической античности того периода симпатизировали «западникам».
Русские интеллектуалы XIX-XX вв. не могли представить, что существует хоть какая-либо связь между греческим полисом и современной им российской действительностью, оставив рассмотрение древнегреческого полиса исключительно профессионалам-историкам. Поэтому полем наших исследований будут исключительно исторические труды.
Характерной является точка зрения Михаила Куторги, ведущего российского исследователя древнегреческой истории середины XIX в. Куторга, чьи основные работы были посвящены истории афинской демократии, подчеркивал, что наиболее важный вклад в мировой прогресс, сделанный греческими городами-государствами, - это идеи личной свободы и свободы мысли. Эти идеи преобразовали Европу и привели ее к мировому лидерству. С другой стороны, Куторга подчеркивал разделение Европы на два основных культурных региона, германо-романский и славяно-греческий, а также то, что эллинизм и в древнегреческой и в христианско-византийской ипостасях был источником русской культурной традиции^ 1.
Книга Николая Кареева, известного российского историка и либерального политического деятеля (он был депутатом первой Думы) «Государство-город античного мира» стала даже гимназическим учебником. Кареев подчеркивал преемственность между средневековыми европейскими и современными ему парламентскими51 Куторга М.С. Собрание сочинений. Т. I. СПб., 1894. С.институтами, но был весьма осторожен, когда дело касалось возможного влияния греческих городов-государств на средневековые и современные города52.
Михаил Ростовцев отмечал преемственность между греко-римским миром, Византией и древнерусскими городами. Но он подчеркивал также разницу между городами Киевской Руси, которые прежде всего были торговыми центрами, и городами периода Московского царства. По его мнению, Москва в XIV-XVII вв. была преимущественно политическим и военно-административным центром, подобно Фивам, Вавилону и другим городам древнего Восто-ка^З.
Ни Куторга, ни Кареев, ни Ростовцев, ни другие русские уче-ные-антиковеды не предпринимали серьезных попыток сравнения греческих полисов с русскими городами. В конце XIX - начале XX в. абсолютное большинство русских исследователей древней Греции занималось конкретно-исторической проблематикой - изучением специальных проблем политической и экономической истории, эпиграфикой и т.п. Только некоторые историки России в конце XIX - начале XX в. проводили явные параллели между древнегречески52 Кареев Н.И. Государство-город античного мира. 2-е изд. СПб., 1905. С. 319 сл.
53 RostovtzeffМ. Les origines de la Russie kievenne // Revue des Etudes slaves, t. II, 1922, fasc. 1-2, p. 5-18; idem. Greece. Mainland and Colonies. Lecture 2 (Feb. 14, 1922). - Five Lectures Held in February 1922 in Ann Arbor // Michail I. Rostovtzeff. Papers, Manuscripts and Archives. Yale University Library. 1133. Series III. Box 28. Folder 165-168 (University of Wisconsin).ми и древнерусскими городами. Их внимание прежде всего привлекали так называли феодально-купеческие республики северовосточной Руси (Новгород, Псков). В полемике 1870-х годов о происхождении и сущности древнерусских городов многие ученые (например, Костомаров и Затыркевич) делали утверждения о схожести древнерусских и древнегреческих городов-государств на основании предполагаемой схожести их политической жизни54. Другой историк-русист этого периода, Никитский, подчеркивал, что и в древней Греции, и в древней Руси понятия «город» и «государство»были взаимозаменяемыйРусские дореволюционные историки, как правило, не использовали термин «полис» в своих трудах: ученые середины XIX в. предпочитали переводить его как «государство» либо «республика», а исследователи конца XIX - начала XX в., под влиянием идей Фюстель де Куланжа, Бузольта и других, использовали выражение «город-государство» или «государство-город».
Для дореволюционных русских исследователей отечественной истории преемственность между греческим полисом и древнерусскими городами была гораздо более очевидной, чем для их кол-лег-антиковедов. Это не было случайностью. Конечно, подобный феномен может быть объяснен разницей методов, используемых54 Костомаров Н. Начало единодержавия в Древней Руси // Вестник Европы. 1870, ноябрь. С. 24 слл.; Затыркевич М. О влиянии борьбы между народами и сословиями на образование строя Русского государства в домонгольский период. М., 1874. С. 49.
55 Никитский А. Очерк внутренней истории Пскова. СПб., 1873, с. 60.
РОССИЙСКАЯ ГОСУДАРСТВЕННАЯбиэдютвкакаждой конкретной отраслью исторических исследований. Но, по моему мнению, это было прежде всего результатом различного методологического и идеологического «фона». Русские ученые-антиковеды были преимущественно «западниками» по своим симпатиям, в то время как идеи об особом пути развития России были широко распространены среди исследователей отечественной истории. И даже противники этих идей, стараясь доказать свои взгляды, использовали аргумент о схожести древнегреческого полиса и древнерусских городов-республик Киевской Руси, а также Новгорода и Пскова более позднего времени (особый путь развития предполагался именно у Московского государства).
Российскую историографию античности после 1917 года и вплоть до последнего времени обычно обозначают как «советскую историографию». Что означает «советская историография»? На Западе до сих пор пользуется популярностью точка зрения о том, что советская историография - это исключительно марксистская историография. Однако насильственное внедрение марксизма (или псевдо-марксистских идей) в советское антиковедение начинается только с конца двадцатых годов.
В 30-40-е годы наиболее известные ученые, воспитанные в старых, дореволюционных традициях, сохраняли прежнюю выучку, навыки прежней школы, добавляя к ней - в меру испуга и хитрости - то или иное количество «правильных» цитат. Творческое развитие марксистских идей в СССР началось лишь с конца пятидесятых годов. Если и можно говорить об оплодотворяющем воздействии марксизма на советскую историографию, то только для периода «оттепели», начиная со второй половины пятидесятых годов XX в. Для этого времени характерны дискуссии, не столько спланированные сверху, сколько вызванные потребностями самого ученого сообщества.
Для значительного числа советских историков-антиковедов марксизм оставался «мертвой буквой», а труды классиков марксизма - источником сносок, и не более того. Таким образом, «советская историография», по моему мнению, - понятие скорее территориальное и хронологическое, нежели методологическое.
Советские ученые в двадцатые-пятидесятые годы почти не занимались проблемами полиса, поскольку главной сферой их интересов были проблемы рабства и классовой борьбы в древности. Это было результатом идеологического давления, и рабовладельческий способ производства стал официальной концепцией для всех древних обществ. Только с середины пятидесятых годов, после ослабления жесткого идеологического давления эпохи сталинизма, стало возможным большее разнообразие подходов.
Советские исследователи античности до 50-х годов крайне редко использовали термин «полис» в своих трудах. Перелом наметился в начале 50-х годов в среде московских академических историков-антиковедов. С.Л.Утченко начал широко употреблять выражение «греческие полисы»,56 обозначая античную гражданскую общину как полис (греческую) и civitas (римскую), подчеркивая их родство и употребляя термин «полис» в качестве более общего,См., например: Утченко C.JI. Идейно-политическая борьба в Риме накануне падения республики (Из истории политических идей I в. до н.э.). М., 1952. С. 8.«видового», понятия57. Другой выдающийся историк, О.В. Кудрявцев, следующим образом характеризовал полис: «В процессе формирования рабовладельческого общества в Средиземноморье возникает основная общественная единица и политическая форма античного мира - гражданская община землевладельцев и рабовладельцев, которая именовалась ttoXl? в эллинском мире, civitas в Италии и которая в дальнейшем для краткости будет именоватьсяполисом»58.
Ленинградский историк К.М.Колобова с середины 50-х годов также начала употреблять выражение «рабовладельческий полис)^. Широко использовал термин «полис» для обозначения греческих городов-государств А.И.ДоватурбО. Определение полиса можно найти и в «Советской исторической энциклопедии»^ 1. К 7057 Там же. С. 11. Ср.: его же. Кризис и падение Римской республики. М., 1965. С. 6.
58 Кудрявцев О.В. Эллинские провинции Балканского полуострова во втором веке нашей эры. М., 1954. С. 6-7.
59 Колобова КМ. Возникновение и развитие рабовладельческих полисов в Греции. Л., 1956; Колобова КМ., Глускина JI.M. Очерки истории древней Греции. Л., 1958. С. 74-78.
60 Доватур А.И. Политика и Политии Аристотеля. М.-Л.,1965.
61 «Полис - город-государство, особая форма социально-экономической и политической организации общества, типичная для Древней Греции и Древней Италии (лат. civitas). С установлением в Древней Греции рабовладельческого строя полис становится формой рабовладельческого государства» (Казаманова JI.H.м - началу 80-х годов «полис» практически вытесняет все иные слова, используемые для обозначения древнегреческих государств^.
Историки-марксисты стремились выявить специфику полиса через изучение античной формы собственности (на основе работыПолис // Советская историческая энциклопедия. Т. 11. М., 1968. Кол. 271 сл.). В работе JI.П. Маринович содержится, пожалуй, классическое для советской историографии 60-80-х годов определение полиса: «Принципиальное решение проблемы полиса прежде всего как организации социальной, а не только политической дано К. Марксом в его работе "Формы, предшествующие капиталистическому производству", где гражданская община поставлена в связь с античной формой собственности, специфика которой и определила своеобразие античной общины (ттбХь?, civitas). Характерная же особенность античной формы собственности состоит в том, что она всегда выступает в противоречивой, двуединой форме, как собственность государственная и как собственность частная. Отсюда - кардинальнейшая особенность полиса, заключающаяся в том, что право частной земельной собственности определяется принадлежностью к гражданской общине» {Маринович Л.П. Греческое наемничество IV в. до н.э. и кризис полиса. М., 1975. С. 271).
62 cM>j например: Античная Греция. Проблемы развития полиса. Т. I. Становление и развитие полиса. Т. II. Кризис полиса. М., 1983. Добрая половина глав этого двухтомника содержит в заголовке слово «полис».
Маркса «Немецкая идеология»). Фрагмент ее, опубликованный еще в 1940 г. в ВДИ № 1 под заголовком «Формы, предшествующие капиталистическому производству», оказал заметное влияние на развитие советской историографии.
Советские историки, которых проблемы методологии интересовали в меньшей степени, используя термин «полис» как некий щит, могли им отгородиться от неизбежных в предыдущую эпоху генерализаций, сведя «необходимую дань» марксизму к набору обязательных сносок, а подчас и вовсе обходясь без них^З. Впрочем, никакого четкого деления в данном случае провести невозможно, речь может идти скорее о степени использования марксистской методологии. Все, однако, были рады использовать «полис» в качестве защиты от обязательной догматики.«Полис» не стал «новой ортодоксией» для советских ученых; напротив, он использовался в качестве конструкции, призванной скрыть отсутствие «обязательной к исполнению» методологии, включая, разумеется, и марксистскую. Так термин «полис» превратился в своеобразный «щит» против идеологического давления. И это простенькое оружие обеспечило спокойную жизнь многим советским ученым и способствовало полной (но, надеюсь, не окончательной) победе позитивизма в сфере методологии. Только немногие историки (среди них можно назвать О.В.Кудрявцева,63 Характерно, что Е.М.Штаерман использовала термин «полис» крайне редко, возможно, из-за его отчетливого позитивистского оттенка. См., например: Штаерман Е.М. Эволюция античной формы собственности и античного полиса // Византийский временник. 1973. 34. С. 3-14.
С.Л.Утченко, Э.Д.Фролова, Ю.В.Андреева64} Л.П.Маринович, Г.А.Кошеленко65 и некоторых других) пытались изучать полис в теоретическом аспекте.
Не случайно, что главная дискуссия в области древней истории в 60-70-е годы развернулась не в области антиковедения, а вокруг «азиатского способа производства», т.е. по вопросу о том, насколько был уникален восточный путь развития общества. Косвенным откликом на эту дискуссию была знаменитая статья Е.М. Шта-ерман в известном сборнике «Проблемы истории докапиталистических обществ», в которой греческий (средиземноморский) полис рассматривался как уникальное отклонение от обычного «восточного» пути развития человеческого обществабб.
64 Андреев Ю.В. Раннегреческий полис. Л., 1976. На Ю.В.Андреева большое влияние оказала идея М.Финли об «unbridgeable divide» между доиндустриальным и индустриальным городом. См. Андреев Ю.В. Историческая специфика греческой урбанизации // Город и государство в античном мире: проблемы исторического развития. Л., 1987. С. 7. Статья М.Финли «The Ancient City: From Fustel de Coulanges to Max Weber and Beyond» (Comparative Studies in Society and History. 1977. 19. 3) часто цитировалась советскими историками.
65 Кошеленко Г.А. Полис и город: к постановке проблемы // ВДИ. 1980. № 1.С. 3-27.
66 Штаерман Е.М. Античное общество. Модернизация истории и исторические параллели // Проблемы истории докапитаГораздо меньший размах и меньший научный и тем более общественный резонанс имела дискуссия о кризисе полиса (70-80-е годы). Концепция кризиса полиса, популярная в то время и среди западных марксистов, и в странах Восточной Европы, приобрела в СССР много сторонников,67 среди которых следует отметить JI.M. Глускину68 и Л.П. Маринович69. Даже не вдаваясь в научное значение этой концепции (а она в любом случае сыграла значительную роль в развитии наших взглядов на эволюцию полиса), можно задаться вопросом: почему именно кризис? Не вырисовывается ли здесь помимо научной и какая-то иная общественная потребность? Если возникновение концепции «революции рабов» было явным и неприкрытым социальным заказом, то интерес к проблемам кризиса не говорит ли о некоем «историческом чутье» советских антични-ков в эти внешне сравнительно спокойные «застойные» годы?В качестве примера можно привести взгляды ленинградского историка Л.М.Глускиной^О. Главная причина кризиса полиса, по еелистических обществ / Под ред. Л.В.Даниловой. Кн. I. М., 1968. С. 638-671.
67 О кризисе греческого полиса в IV-III в. до н.э. писал еще О.В. Кудрявцев (ук. соч., с. 14).
68 Глускина JI.M. О специфике классического греческого полиса в связи с проблемой его кризиса // ВДИ. 1973. № 2. С. 2741.
69 Маринович. Ук. соч.
70 См. прежде всего: Глускина JI.M. О специфике греческого классического полиса в связи с проблемой его кризиса // ВДИ. 1973. № 2. С. 27-42. См. также написанную ею главу «Промнению, - это растущее противоречие интересов отдельного индивида и государства в целом, стремительно нараставшее в IV в. и ставшее очевидным в эпоху эллинизма. «Кризис полиса, приведший к ослаблению спаянности коллектива граждан, противопоставивший различные слои гражданского населения не только друг другу, но и государству в целом, четко выявивший разрыв между государственными и частными интересами, возможность обогащения и существования вне узких полисных рамок, не мог быть разрешен ни частичными реформами, ни усилиями теоретиков политической мысли, ни заменившими гражданское ополчение наемными армиями. На смену системе небольших, автаркичных, замкнутых политических образований шла система эллинистических государств»? 1.
Экономические причины, по мнению Л.М.Глускиной, не были главной причиной кризиса полиса. Конечно, классический греческий полис не смог решить в полной мере проблему пополнения государственных финансов; эллинистические полисы смогли в какой-то мере это сделать за счет эксплуатации хоры?2. Однако в целом "кризис греческого полиса не сопровождался экономическим упадком и ослаблением интенсивности хозяйственной жизни. И общая сумма богатств и число состоятельных граждан не были меньше, чем в период расцвета. Число бедных граждан было, очевидно, большим, чем в V в. до н.э., но сохранившаяся в Афинах демократическая система позволяла несколько сглаживать противореблемы кризиса полиса» в двухтомнике «Античная Греция. Становление и развитие полиса» (Т. II. М., 1983. С. 5-42).
71 Античная Греция. Т. II. С. 42.
72 Глускина. О специфике. С.39-40.чия внутри гражданского коллектива, и здесь дело не доходило донасилий и кровопролитий"7^. т0 есть кризис полиса воспринимался, прежде всего, как идеологический, а не экономический, кризис. Идеология превалировала над экономикой - вывод, не совсем типичный для советской историографии.
Концепцию дихотомии полис/город активно поддерживалГ.А.Кошеленко74, который посвятил полису немало работ, в специальной монографии исследовав греческий полис на эллинистическом Востоке. Наиболее «идеологична» и поэтому представляет для нас наибольший интерес статья Г.А.Кошеленко, посвященная соотнесению полиса и города7^. По мнению автора, «.в древнегреческом обществе, особенно в IV в. до н.э., существовали глубокие внутренние противоречия. Одним из важнейших было противоречие между двумя социальными структурами: городом и полисом. Город - это олицетворение развития производства (в первую очередь ремесленного производства) и товарно-денежных отношений -вступал в конфликт с полисом, как социальным организмом, основанным на общинных началах и допускающим только ограниченное развитие ремесла и товарно-денежных отношений. Проявлялось же это в том, что в рамках единого политического организма боролись73 Там же. С. 40.
74 Кошеленко Г.А. Греческий полис на эллинистическомВостоке. М., 1979, с. 3 сл.
7 5 Кошеленко Г.А. Полис и город: к постановке проблемы // ВДИ. 1980. № 1.С. 3-27.две эти тенденции, представляющие две структуры»76. Эта концепция не стала, впрочем, общепринятой среди советских историков.
С «выделением» античного Средиземноморья из общего пути развития человеческого общества были не согласны многие видные востоковеды. Так, ленинградские ученые И.М.Дьяконов и В.А.Якобсон, несмотря на различия в своих взглядах на эту проблему, считали, что гражданская община существовала и на древнем Востоке (может быть, за исключением Египта в силу специфичности условий возникновения государства в Египте), и рассматривали полис в ряду других древних гражданских общин77.
Таким образом, полис для советских исследователей античности был по преимуществу «цеховым термином». Однако в трудах историков России в 70-80-е годы вновь стала пользоваться популярностью концепция о подобии древнерусских городов средневековья и греческих полисов^. Таким образом, для историков России полис оставался своеобразным «признаком» европейского (западного) пути развития.
76 Там же. С. 27.
77 Дьяконов И.М., Якобсон В.А. Гражданское общество в древности // ВДИ. 1998. № 1. С. 22-30 (с библиографией более ранних работ).
78 Например, Фроянов И. Киевская Русь: Очерки социально-экономической истории. Л., 1980. С. 222 сл.; Фроянов К, Дворни-ченко А. Города-государства древней Руси // Становление и развитие раннеклассовых обществ (город и государство) / Под ред. Г.Курбатова, Э.Д.Фролова, И.Фроянова. Л., 1986. С. 198 сл. Ср. Rostovtzeff. Les origines.
Итак, кризис полиса воспринимался прежде всего как идеологический кризис. Случайное ли совпадение, что именно в 70-е годы в СССР четко обозначился кризис коммунистической идеологии? Исследователи в массе своей не пытались «бороться», «спорить» с марксизмом, они пытались уйти от него в менее идеологизированные сферы истории: конкретно-историческую проблематику7^, историю культуры и т.д.
Марксистские и вообще методологические штудии в области античной истории не имели никакой перспективы уже с начала 70-х годов. Перестройка здесь в сущности мало что изменила. Поэтому поистине трагически выглядит позиция выдающегося советского историка Е.М.Штаерман, которая в дискуссии на страницах ВДИ в конце 80-х годов^О отстаивала свой (марксистский) взгляд на античную общину. Ее концепции не пытались оспорить; они были никому не интересны и не нужны. В 90-е годы уже не было никаких острых дискуссий в области антиковедения.
У молодого и среднего поколения российских ученых-антиковедов до сих пор сохранилось неприятие теоретических проблем, стремление избежать их, уйти в историческую конкретику. Сыграло роль и то, что в последние годы не было создано ярких школ или направлений; отрицательную роль в данном случае сыг7 9 Прекрасный пример - «Политическая история Ольвий-ского полиса VII-I вв. до н.э.: Историко-эпиграфическое исследование» Ю.Г.Виноградова (М., 1989). Автор мало озабочен проблемами возникновения или кризиса полиса вообще.
80 ВДИ. 1989. № 2,3, 4; 1990. № 1, 2, 3. Ср. особое мнение Г.А.Кошеленко: ВДИ. 1990. № 1. С. 93 сл.рало разделение академической и университетской науки. Нужны годы, чтобы интерес к методологии истории восстановился. Поэтому и проблема полиса отпала сама собой. Молодое поколение исследователей не видит здесь никакой проблемы; как правило, термин «полис» употребляется наряду с термином «государство» взаимозаменяемо.
Подводя итог, можно утверждать, что полис никогда не был в центре широкомасштабной интеллектуальной дискуссии в российском и советском обществе. Причина заключалась в том, что он был слишком далек от главных «горячих точек» интеллектуальных дискуссий в России: проблемы взаимодействия власти и индивида и проблемы места России между Востоком и Западом. Греческий полис никоим образом не мог помочь в объяснении предполагаемой российской уникальности. Он оставался знаком европейского пути развития, европейской «ординарности», и именно поэтому исследователи российской истории стремились сравнить его (возможно, напрасно) с древнерусскими городами-республиками. Но для советских историков античности, начиная с пятидесятых годов, полис играл важную роль как профессиональный термин, позволяя «обходить» идеологические догмы. Так, уникальность греческого полиса оказалась востребованной в достаточно уникальных условиях советской историографии.
Отечественная историография: афинская демократия. Отечественная историография истории афинской демократии менее обширна, хотя и в ней - в той или иной степени - нашел отражение широкий круг проблем^ 1. Еще в середине XX в. С.И. Соболевский81 Аналитические обзоры советской историографии: Кузи-щин В.И. Советская историография античности // Историографияиздает представляющую несомненный интерес монографию об Аристофане82} а К.М. Колобова - исторический путеводитель по древним Афинам, который не утратил своего значения до сих пор83. в этой книге развитие культуры и архитектуры Афин ставится в социально-политический контекст. В конце 50-х - начале 60-х годов XX в. появляются два исследования, которые задали высокий уровень отечественным штудиям в области истории и анти-коведения древней Греции. Это - «Повествовательный и научныйстиль Геродота» А.И. Доватура&4 и «Борьба политических группировок в Аттике в VI в. до н.э.» К.К. Зельина85, в которой автор тщательно исследовал процесс перехода политической власти в Афинах от лидеров аристократических группировок к демосу. Проблемы демократической идеологии были затронуты в книге А.К. Бергеантичной истории. М., 1980. С. 352-372; Фролов Э.Д. Русская наука об античности. Историографические очерки. СПб., 1999. С. 397425; Die Geschichte des Altertums im Spiegel der sowietischen For-schung / Hg. H. Heinen. Darmstadt, 1980.
82 Соболевский С.И. Аристофан и его время. М., 1957.
Колобова КМ. Древний город Афины и его памятники. JL,1961.
84 Доватур А.И. Повествовательный и научный стиль Геродота. JL, 1957. См. также он же. Политика и Политии Аристотеля. М.-Л., 1965.
85 Зельин К.К. Борьба политических группировок в Аттике в VI в. до н.э. М., 1964.ра86. Автор поделил древнегреческую политическую мысль на два противостоящих друг другу лагеря, подчеркивая, что именно «демократическая идеология была подлинной надстройкой над рабовладельческим базисом и, как таковая, играла огромную роль в истории античной Эллады»87.
Большое значение для изучения проблем социально-экономической истории Афин играли работы J1.M. Глускиной88. По мнению исследовательницы, процесс развития товарно-денежных отношений в Афинах в IV в. до н.э вступил в конфликт с традиционной полисной структурой; в этот период также усиливается роль свободных неграждан (метеков) во всех областях жизни Аттики. В.И. Исаева рассмотрела взгляды Исократа и их влияние на социально-политическое развитие Афин89.
Бергер А.К Политическая мысль древнегреческой демократии. М., 1966.
87 Там же. С. 353.
88 См., в частности: Глускина JI.M. Проблемы социально-экономической истории Афин IV в. до н.э. JL, 1975. См. также: она же. Проблемы кризиса полиса // Античная Греция. Проблемы развития полиса. Т. 2. Кризис полиса. М., 1983. С. 5-42; она же. Рабовладельческая демократия в Афинах // Колобова КМ., Глу-скина JI.M. Очерки истории древней Греции. Пособие для учителя. Л, 1958. С. 190-209.
89 Исаева В.И. Античная Греция в зеркале риторики. Исократ. Москва, 1994.
Точка зрения советских историков на развитие афинской демократии нашла наиболее полное выражение в коллективном сборнике «Античная Греция»90} а также в первом томе «Истории Европы)^ 1.
Серия работ Э.Д. Фролова дает картину развития древнегреческого общества от архаического до позднеклассического перио-да92. Автор справедливо указывает на начало разложения традиционных форм полисной идеологии уже в V в. до н.э., причем начало этому процессу положили отнюдь не софисты; «практические деятели раннеклассического времени вроде Фемистокла в Афинах или Павсания в Спарте были теми, кто первым выказал пренебрежение к таким классическим полисным нормам, как верность отеческим установлениям и враждебность всему чужеземному»93. Да и сами ведущие греческие полисы - Афины и Спарта - своей империали90 Античная Греция: Проблемы развития полиса / Отв. ред. Е.С. Голубцова. Т. 1-2. М., 1983. См. также Кошеленко Г.А. Греческий полис на эллинистическом Востоке. М., 1979.
91 История Европы. С древнейших времен до наших дней. Т. I. М, 1988.
92 Фролов Э.Д. Рождение греческого полиса. JI., 1988; он же. Факел Прометея. Очерки античной общественной мысли. Л., 1981; он же. Греция в эпоху поздней классики. Общество. Личность. Власть. СПб., 2001; он же. Критий, сын Каллесхра, афинянин -софист и тиран // ВДИ. 2003. № 4. С. 67-89.
93 Он же. Греция в эпоху поздней классики. С. 16.стической политикой также способствовали разложению традиционных форм полисной морали94.
А.И. Зайцев в своей монографии попытался отобразить характерные черты древнегреческой культуры, которые повлияли на ее развитие^. Для Г.А. Кошеленко, как было отмечено выше, полис -это не просто город-государство, но прежде всего коллектив|граждан96.
Труды Л.П. Маринович посвящены проблемам кризиса полиса, трансформации, которую претерпел классический полиса в IV в. до н.э.97 л.П. Маринович подчеркивает процесс сближения в V в. до н.э. основной массы афинских аристократов с демосом на основе общих экономических интересов и возможности (для аристократов), посвящая большую часть времени политической деятельности, возглавить политическое руководство города98.
94 Там же. С. 17.
95 Зайцев А.И. Культурный переворот в Древней Греции VII-V вв. до н.э. Д., 1985.
96 Античная Греция. Т. 1. С. 9-36.
97 Маринович Л.П. Греческое наемничество IV в. до н.э. и кризис полиса. М., 1975; она же. Греки и Александр Македонский. К проблеме кризиса полиса. М., 1993. О концепции кризиса полиса в трудах Л.П. Маринович см. выше.
98 она же. Греция в V в. до н.э // История Европы. С древнейших времен до наших дней. Т. I. М., 1988. С. 289.
Более современный взгляд на развитие афинской демократии можно найти в сборнике текстов, подготовленных и прокомментированных Г.А. Кошеленко и Л.П. Маринович99. Л.П. Маринович опубликовала также критический обзор мнений современных исследователей относительно афинской демократии 100.
В.Д. Кузнецов рассмотрел организацию общественного производства в древней Греции. Его исследование позволяет по-новому взглянуть на социальную структуру афинских ремесленниковЮ1. В последнее время появилось несколько интересных трудов молодого поколения ученых, в которых нашли отражение различные аспекты истории, экономики, социальной структуры и культурного развитияклассических Афин ^02, Интерес к истории афинской демократии99 Маринович Л.П., Кошеленко Г.А. Становление античной демократии. // Античная демократия в свидетельствах современников / Изд. подготовили Л.П. Маринович, Г.А. Кошеленко. М., 1996. С. 5-25; они же. Уроки античной демократии // Там же. С. 319-330.
100 Маринович Л.П. Античная и современная демократия: Новые подходы. М., 2001.
101 Кузнецов В.Д. Организация общественного строительства в Древней Греции. М., 2000.
102 Суриков И.Е. Эволюция религиозного сознания афинян во второй половине V в. до н.э. Софокл, Еврипид и Аристофан в их отношении к традиции полисной религии. М., 2002; Тумане X. Рождение Афины. Афинский путь к демократии: от Гомера до Пе-рикла (VIII-V вв. до н.э.). СПб., 2002.был подчеркнут совсем недавним переизданием классического труда русского ученого В.П. Бузескула, впервые изданного в 1909 г. ЮЗ Таким образом, несмотря на очевидные достижения как отечественной, так и зарубежной историографии последнего времени, история классических Афин содержит «белые пятна», которые могут и должны привлекать внимание исследователь. Следует, впрочем, отметить, что неизученные области могут проявляться при новаторском подходе к корпусу уже известных нам источников.
ЮЗ Бузескул В.П. История афинской демократии / Под ред. Э.Д. Фролова. СПб., 2003.
ИсточникиИсточники, использованные при написании настоящей работы, многочисленны и многообразны. Это - и литературные тексты, и афинские надписи классического периода. Для литературных текстов использованы стандартные издания серий «Oxford classical texts», «Teubner» и «Loeb», комментарии и конкордансы, а также русские и английские переводы, для надписей - как наиболее полное издание аттических надписей «Inscriptiones Atticae»1049 так и комментированные сборники надписей, например РаубичекаЮ5? ТодаЮб Мейгса и Льюиса! 07? Родса и ОсборнаЮ8? БрэдинаЮ95Клермонта! Ю и др.inscriptiones Atticae Euclidis anno anteriores / Ed. D. Lewis. Fasc. 1-3. В., 1981-1998, а также последующие тома, содержащие надписи IV в. до н.э. и позднее.Raubitschek А.Е. (with the collaboration ofL.H. Jejfery). Dedications from the Athenian Acropolis. A Catalogue of the Inscriptions of the Fifth and Sixth Centuries B.C. Cambr. Mass., 1949.a Selection of Greek Historical Inscriptions. V. II. From 403 to 323 B.C. / Ed. M.N. Tod. Oxf., 1948.
Ю7 a Selection of Greek Historical Inscriptions to the End of the Fifth Century B.C. / Ed. R. Meiggs, D. Lewis. Oxf., 1969Ю8 Greek Historical Inscriptions. 404-323 ВС / Ed. P.J. Rhodes, R. Osborne. Oxf., 2003.
Некоторые разделы диссертации непосредственно посвящены источниковедческому анализу («Охлос от Эсхила до Аристотеля: история слова в контексте истории афинской демократии», «Поли-бий и Тит Ливий»), другие содержат подробный обзор источников по теме исследования. Поэтому во вводном разделе мне представляется необходимым охарактеризовать не столько сами источники, сколько подходы к ним.
В диссертации использованы два основных подхода к источникам: историко-филологический (с выходом на исследование лексики) и историко-социологический (с выходом на описательную статистику). Оба этих подхода взаимодополняемы и нередко пересекаются (как, например, в исследовании ономатических комплексов).
Историко-филологический метод предполагает оценку - на основе внутренних и внешних критериев - достоверности содержащейся в источниках информации. Поэтому в разделах диссертации, которые посвящены характеристике политических лидеров афинской демократии (Никия и Гипербола), а также в разделе «Роль толпы в политической жизни древней Греции» использован именно этот, традиционный и хорошо себя зарекомендовавший метод. Благодаря его использованию в результате анализа выделяются наибо109 Bradeen D. W. Inscriptions. The Funerary Monuments. Princeton, 1974 (The Athenian Agora. Results of Excavations Conducted by the American School of Classical Studies. V. XVII) (далее - Bradeen).
110 Clairmont C. W. Patrios Nomos. Public Burial in Athens during Fifth and Fourth Centuries B.C. The Archaeological, Epigraphic-Literary and Historical Evidence. Pt I—II. Oxf., 1983 (British Archaeological Reports. International Series. Suppl. V. 161). Pt I. P. 13.лее достоверные сведения как из современных описываемым событиям источников (труд Фукидида, надписи), так и из более поздних свидетельств («Афинская политая» Аристотеля, жизнеописания Плутарха и др.).
Большое значение в работе придается анализу словоупотребления (лексики) античных авторов. Анализ использования слов (бхХо?, Sfj|ios\ "rrXfjOos" и др.) дает возможность охарактеризовать взгляды древних историков и философов, проследить динамику идеологических изменений в афинском обществе. При этом не имеет значения достоверность сообщаемой древним автором информации: неважно, насколько верно описывал Платон афинский суд или народное собрание; важно, что для обозначения этих институтов он использовал, вперемежку, причем в негативном контексте, и слово «народ» (Sfjiios'), и слово «множество» (ттХт^бо?), и слово «толпа» (бхХо<г).
Историко-социологический подход позволяет (конечно, на основе историко-филологического) перейти от анализа лексики к ситуационному анализе. Важно подчеркнуть, что античные тексты, как правило, нетерминологичны, и одно и то же социальное явление и даже политический институт древние историки и философы могли обозначать разными словами. Поэтому анализ лексики должен обязательно дополняться анлизом ситуационным.
Значительная роль в диссертации уделяется проблемам ономастики. К сожалению, ономастикой, в основном, занимались филологи и лингвисты, а историки привлекали данные ономастики (антропонимики) для просопографических исследований и генеалогических реконструкций. В настоящей работе предпринята попытка использовать «закрытые (конечные) ономастические комплексы»для реконструкции динамики социальной психологии и идеологии общества классических Афин. Для этого использованы достаточно простые методы описательной статистики, которые возможно, применить, потому что в распоряжении исследователя сотни и даже тысячи имен афинских граждан классического периода.
Таким образом, как традиционные, так и достаточно новаторские подходы к кругу известных источников позволяют по-новому взглянуть на многие черты общества классических Афин.
Заключение научной работыдиссертация на тему "Политические лидеры, политическая элита и демос классических Афин: проблемы взаимодействия"
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Итак, какие новые черты взаимодействия политических лидеров, элиты и гражданского коллектива классических Афин и - шире - античных государств открылись в результате проведенных исследований?
Тот факт, что в Афинах классического периода неорганизованные массовые сборища (толпы) не играли практически никакой роли в политической жизни, кажется самоочевидным, и его можно объяснить как сравнительно небольшой численностью населения Афин по сравнению, скажем, с эллинистической Александрией и позднереспубликанским и императорским Римом. Но это не совсем так. Анализ слов, которыми греки и римляне обозначали толпу -бхХо?, ттХ"Г)0о9, vulgus, turba - демонстрирует существенную разницу греческих и римских представлений о толпе.
Само появление и распространение слова бхХо? свидетельствовало о возникновении (во всяком случае, в афинском обществе) новой проблемы - проблемы активного участия всего коллектива граждан в политической жизни полиса. На место аристократов -простатов демоса приходят демагоги, и рядовые граждане начинают осознавать, что политические лидеры находятся от них теперь в большей, нежели раньше, зависимости. Уровень компетентности новых политических лидеров, возможно, и уменьшился, однако новый баланс сил обеспечил стабильность афинской политической системы еще в течение нескольких десятилетий.
Перипатетическая традиция, которой пользовался и Полибий, превратила бхХо? из оценочного, эмоционально окрашенного слова в почти «научный» термин, фиксировавший социальную реальность эллинистической Греции. При этом, однако, почти стерлось различие между ним и близкими по значению TrXfjOos" иоь ttoXXoL.
В Риме эти две тенденции нашли выражение в разных словах, что можно наблюдать уже у Тита Ливия. Turba, как правило, выражает неустойчивость, изменчивость, свойственные народной массе, vulgus характеризует прежде всего социальную дистанцию между низшими сословиями и людьми, причастными к власти (сенаторами и др.); при этом vulgus обычно не несет никакого отрицательного оттенка, поскольку обозначает незыблемую социальную реальность.
Vulgus - не "социальный термин", не terminus technicus. В I в. до н.э. vulgus стало бранным словом у части римской элиты, пытавшейся поставить риторический барьер между "нами, образованными, которые у власти" и основной массой населения (мы - другие, мы - не vulgus). Новая власть, однако, числила vulgus в числе своих опор: и Цезарь, и Плиний Младший, и Светоний, не стремились осуждать "невежественную толпу".
Такое отношение к толпе, ох^од, невозможно представить в Греции. Но охлос - это деградировавший полновластный демос, в Риме же vulgus изначально не обладала реальной властью. Существование vulgus - специфика Рима, и это нашло отражение в сочинениях римских авторов.
Таким образом, у греков не было понятия толпы как неорганизованного массового сборища отдельно от черни, т.е. низших слоев населения. В классической греческой литературе бхХо? и SfjjjLos почти неразличимы. Существовали факторы, которые коренились в самой природе греческого полиса и - как следствие - в социально-политической структуре демократического полиса- Демократия - слегка организованная толпа. Греческая демократия была в какой-то мере демократией толпы. Демократия по многим понятиям была охлократией (поэтому охлократия как отдельное понятие появилась только в эллинистический период), и Платон не был совсем не прав, рассматривая все многолюдные сборища как одинаковые по своей природе.
В силу самого характера афинской «демократии прямого действия» «человек из толпы» быстро и неизбежно превращался в «гражданина в народном собрании». Что касается негражданского населения, то оно было слишком подавлено и разобщено, чтобы принимать участие в политической борьбе в любой форме - организованной либо неорганизованной. Полисные институты были предназначены для толп, слегка организованных толп граждан. Только опасность для независимости полиса могла подвигнуть граждан на некое подобие массовых спонтанных действий. Это в какой-то мере подтверждает и восстание афинян против Клеомена и Исагора, и оборона Спарты от фиванского вторжения. Спонтанные толпы не оказывали заметного влияния на принятие политических решений в Афинах классической эпохи. Другое дело, что происходит некое перераспределение власти внутри полисных институтов: в IV в. большее значение приобретают суды. Конечно, в самом народном собрании появляются признаки спонтанности, неорганизованности (процесс стратегов-победителей), исчезает остракизм - формализованное и даже ритуализованное устранение политических противников, но влияние толп проявляется только в отдельные критические моменты (переворот 411 г.) и весьма незначительно.
Должны были произойти перемены в социальной психологии, чтобы позволить грекам действовать как толпа (например, как в Александрии). Эти процессы имели место в эллинистическое время и были связаны с ослаблением влияния полисных институтов.
Таким образом, действия толпы не оказали непосредственного влияния на политическую жизнь греческих городов в классический период (во всяком случае, у нас нет свидетельств о подобном влиянии). Влияние было, но оно осуществлялось через идеологическую сферу. «Угроза превращения в толпу» использовалась противниками демократии в антидемократической пропаганде.
Политические лидеры в своем отношении к толпе не очень выделялись из рядовых граждан. Лидеры столь противоположной направленности (и «традиционные» политики, - такие, как Никий, и демагоги - такие, как Гипербол), не могли действовать вне традиционных рамок политической борьбы и не думали о том, что можно как-то использовать неорганизованные массовые сборища. Никий попросту боялся толпы, черни, Гипербол же пытался втиснуть новые приемы и новую этику политической борьбы в старые рамки. Для него лично итог оказался плачевным, но опыт был учтен; остракизм исчез из политической практики, и афинские демагоги IV в. одо н.э. действовали уже по-другому. Только политичесю^гений Ал- L/Xr кивиада на исходе V в. оценил феномен толпы и сделал первую попытку ее использовать.
Не зафиксировано заметного влияния неорганизованных массовых сборищ на афинскую политическую жизнь в IV в. до н.э. Однако «угроза толпы» стала важной фигурой идеологической полемики. Чем иначе можно объяснить всплеск осуждения толпы в риторических и философских школах Афин (Платон, Исократ), которые как будто бы основывались на реалиях афинской политической практики? Дело в том, что антидемократически настроенные мыслители подменяли противопоставление «политик - толпа» на оппозицию «мудрец - несведущие» (т.е. «философ - толпа, чернь»). Первая не могла существовать в демократических Афинах, зато вторая служила лозунгом антидемократической философской утопии. Для этого и производилась подмена понятий: легальный полисный институт отождествлялся с неорганизованным сборищем (толпой), которое присуще негражданам и варварам. Для Платона охлос (обозначавшее как толпу, так и демос) стало бранным словом, таковым оно было и для обращавшихся к массовой аудитории ораторов (только, естественно, применяли его не к своей аудитории, а к аудитории своего политического противника). Аристотель (а вслед за ним перипатетики) стал его использовать как нейтральный научный термин для низших слоев либо всей массы демоса, но все это, собственно говоря, уже не имело отношения к толпе как феномену политической жизни. Не более того. Охлос-толпа и охлос-чернь разделились окончательно.
Таким образом, противники демократии запугивали своих слушателей угрозой превращения державного афинского демоса в буйный охлос, сравнивали действия народного собрания и суда с поведением толпы. Однако это были, в сущности, арьергардные бои, которые вели остатки антидемократической элиты. Насколько глубоко проникло влияние демократической идеологии в афинский гражданский коллектив, можно судить по собственным именам граждан классических Афин.
Сама система древнегреческого имянаречения давала возможность «идеологической/политической маркировки» имен: составные имена предполагали наличие двух корней с позитивным значением. И в Афинах V-IV вв. до н.э. эта возможность была востребована обществом. Имена с корнем dem- и с некоторыми другими корнями подчеркивали сначала лояльность части афинской аристократии новому режиму, а потом и распространились и среди политически активной части демоса. Они стали своеобразным маркером новой политической элиты Афин, характеризовали «правящий класс» победившей демократии.
Мною были сделаны три попытки «подступиться» к антропо-нимическому материалу классических Афин. Первая, «глобальная», с использованием методов математической статистики, которые применялась для анализа всего массива аттических имен, была новаторской, но по сути малоудачной. Она привела к вполне ожидаемым выводам об увеличении популярности как новых «демократических» имен, так и вполне традиционных - с «аристократическими» корнями - от V к IV в. до н.э.
Значительно более успешным был анализ индивидуального имянаречения в некоторых афинских семьях, который стоял на твердой почве хорошо разработанной научной традиции просопо-графических исследований. Он показал, каким образом «политически мотивированные» имена сначала распространились в среде лояльной демократическому режиму аристократии, а затем - и среди части демоса. Однако всё это были лишь отдельные случаи, и непонятно, насколько они были типичны для всего гражданского коллектива. Поэтому возник вопрос о достоверной выборке.
Подобную выборку дают закрытые (конечные) ономастические комплексы - общественные надгробные надписи, списки архонтов, судей, членов Совета пятисот и некоторые другие. Они как ограничены хронологически (т.е. позволяют проследить динамику процесса), так и зачастую дают определенный социальный срез. Для их анализа вполне достаточно простых методов описательной статистики. Оказывается, что доля имен с корнем dem- (как и, в меньшей степени, с корнем arist-) может служить показателем близости той или иной группы людей к политической элите демократических Афин. На основании данных антропонимики классических Афин можно сделать вывод о возникновении «демократического нобилитета» - слиянии части аристократии и политически активной верхушки демоса в единую социальную прослойку. Таким образом, изучение «политической ономастики» классических Афин позволяет существенно расширить возможности источниковедческого анализа, а также извлечь дополнительную информацию из хорошо известных и многократно исследованных источников.
Итак, в Афинах классической эпохи происходит постепенная социально-политическая эволюция двух слоев гражданского населения - аристократии и демоса. Значительная часть аристократии все больше и больше приспосабливается к демократическому режиму, стремится отождествить (вплоть до практики имянаречения детей) себя с демосом. Только небольшая (хотя и наиболее публицистически активная - Критий, Платон, Исократ) часть аристократии стремится вступить в политическую борьбу (в конце V в. до н.э.) или идеологически противостоять (в IV в. до н.э.) победившей демократии. Причем в одних и тех же аристократических семьях встречались представители разной политической ориентации.
Эволюционировал и демос. Демократические институты позволяли демосу оказывать эффективное влияние на политическую жизнь, и это влияние осуществлялось именно в институциональных рамках. Спонтанные выступления демоса были крайне редкими и оставались на периферии политической жизни.
Таким образом, слияние политически активной верхушки демоса и демократически ориентированной части аристократии в единую по сути правящую социально-политическую группировку классических Афин способствовало стабильности афинской демократической системы. «Демократические» собственные имена можно рассматривать и как показатель подобной стабильности, и как свидетельство успеха демократической идеологии, если не на уровне теоретических трактатов, то на уровне влияния на повседневную жизнь жителей Афин.
Список научной литературыКарпюк, Сергей Георгиевич, диссертация по теме "Всеобщая история (соответствующего периода)"
1. Accius. Oevres (fragments) / Par J.Dangel. P., 1995.
2. Aeschinis Orationes / Cur. Fr. Blass. Lps, 1896.
3. Aeschyli Tragoediae / Ed. H. Weil. Lps, 1910.
4. Aristophane / Ed. V. Coulon and M. van Daele. Vol. 1-5. P., 1963.
5. Aristophanes. Ausgewaehlte Komoedien / Erkl. Th. Kock. В.,1894.
6. Aristophanes. Clouds. Abridged edition / Ed. K.J. Dover. Oxf.,1970.
7. Aristotelis Res publica Atheniensium / Ed. Fr. G. Kenyon. В.,1903.
8. Bradeen D. W. Athenian Casualty Lists // Hesperia. 1964. 33. № 1. Bradeen D. W. Inscriptions. The Funerary Monuments. Princeton, 1974 (The Athenian Agora. Results of Excavations Conducted by the American School of Classical Studies. V. XVII).
9. Caesar, Gajus Julius. Alexandrian, African, and Spanish Wars. Cambridge, Mass. London, 1979 ("Loeb Classical Library").
10. Caesar, Gajus Julius. The Civil Wars. Cambridge, Mass. London, 1979 ("Loeb Classical Library").
11. Cicero, Marcus Tullius. Collected Works. Vol. I-XXVIII. Cambridge, Mass. London, 1975-1989 ("Loeb Classical Library").
12. Clairmont C.W. Patrios Nomos. Public Burial in Athens during Fifth and Fourth Centuries B.C. The Archaeological, Epigraphic-Literary and Historical Evidence. Pt I—II. Oxf., 1983 (British Archaeological Reports. International Series. Suppl. V. 161).
13. Comoedia togata. Fragments / Par A. Daviault. P., 1981.
14. Curtius Rufiis, Quintus. De gestis Alexandri Magni. Hildesheim -New York, 1976.
15. Demosthenis orationes / Ed. S.H. Butcher. Vol. 1-3. Oxf. 1966. Demosthenis Orationes / Rec. W. Didnorf. Vol. I-III. Lps, 18761889.
16. Diodori Bibliotheca historica / Ed. L. Dindorf. Vol. I-IV. Lps,1826.
17. Diodorus Siculus. Library of History. Vol. I-XII. Cambridge, Mass. London, 1970-1984 ("Loeb Classical Library").
18. Diogenis Laertii Vitae philosophorum / Ed. H.S. Long. Vol. 1-2. Oxf., 1964.
19. Dittenberger W. Sylloge Inscriptionum Graecarum. Lpz, 19211924. V. II.
20. Doxographi graeci / Ed. H. Diels В., 1879. Euripidis Fabulae / Ed. J. Diggle. Vol. 1-3. Oxf., 1981-1994. Euripidis Tragoediae. Ed. tertio / Rec. A. Nauck. Vol. 1-3. Lps, 1894-1903.
21. The Fragments of Attic Comedy / Ed. J.M. Edmonds. Vol. I-II. Leiden, 1957-1959.
22. Greek Historical Inscriptions. 404-323 ВС / Ed. P.J. Rhodes, R. Osborne. Oxf., 2003.
23. Nonius Marcellus. De compendiosa doctrina / Ed. W.M.Lindsay. V. I-II. Lpz, 1903.
24. Plinius. Letters and Panegyricus. Vol. I-II. Cambridge, Mass. -London, 1972-1975 ("Loeb Classical Library").
25. Plutarchi Vitae parallelae / Ed. K. Ziegler. Vol. 1-3. Lpz, 19691985.
26. Plutarchus. Lives. Vol. I-XI. Cambridge, Mass. London, 19681986 ("Loeb Classical Library").
27. Polybii Historiae / Ed. Fr. Hultsch. Vol. I-IV. В., 1867-1872. Polybius. The Histories. Vol. I-VI. Cambridge, Mass. London, 1976-1980 ("Loeb Classical Library").
28. Raubitschek A.E. (with the collaboration ofL.H. Jeffery). Dedications from the Athenian Acropolis. A Catalogue of the Inscriptions of the Fifth and Sixth Centuries B.C. Cambr. Mass., 1949.
29. Remains of Old Latin / Ed. E.H. Warmington. V. III. Cambr. Mass. L., 1979 ("Loeb Classical Library").
30. Sallust, Crispus Gaius. Selected Works. Cambridge, Mass. London, 1985 ("Loeb Classical Library").
31. A Selection of Greek Historical Inscriptions to the End of the Fifth Century B.C. / Ed. R. Meiggs, D. Lewis. Oxf., 1969
32. A Selection of Greek Historical Inscriptions. V. II. From 403 to 323 B.C. / Ed. M.N. Tod. Oxf., 1948.
33. Sophokles. Erkl. F.W. Schneidewin. В., 1882-1887.
34. Suetonius, Tranquillus Cams. Collected Works. Vol. I-II. Cambridge, Mass. London, 1979 ("Loeb Classical Library").
35. Tacitus, Publius Cornelius. Collected Works. Vol. I-V. Cambridge, Mass. London, 1979-1986 ("Loeb Classical Library").
36. Thucydides. The Landmark Thucydides: A Comprehensive Guide to the Peloponnesian War / Ed. R.B. Strassler. N.Y., 1996.
37. Thucydidis Historiae / Ed. H.S. Jones and J.E. Powell. Vol 1-2. Oxf., 1942.
38. Titus Livius. Roman History. Vol. I-XIV. Cambridge, Mass. -London, 1968-1988 ("Loeb Classical Library").
39. Xenophon. Collected Works. Vol. I-VII. Cambridge, Mass. London, 1979-1986 ("Loeb Classical Library").
40. Xenophontis Opera omnia / Ed. E.C. Marchant. Vol. 1-5. Oxf., 1968-1971.
41. Андокид. Речи, или история святотатцев / Пер. Э.Д. Фролова. СПб., 1996.
42. Аполлодор. Мифологическая библиотека / Изд. подг. В.Г. Бо-рухович. Д., 1972.
43. Аристотель. Политика. Афинская полития / Пер. С.А. Жебе-лева, С.И. Радцига. М., 1997.
44. Аристофан. Комедии / Пер. С. Апта и др. Т. 1-2. М., 1983. Геродот. История в девяти книгах / Пер. Г.А. Стратановско-го. М., 1993.
45. Демосфен. Речи. В 3-х т. / Под ред Е.С. Голубцовой и др. М., 1994-1996.
46. Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов / Пер. M.JI. Гаспарова. М., 1979.
47. Плиний Младший. Письма Плиния Младшего / Изд. 2-е, подг. М.Е. Сергеенко, А.И. Доватур. М., 1982.
48. Платон. Собрание сочинений в 4-х томах / Под ред. А.Ф. Лосева и др. М., 1990-1994.
49. Плутарх. Избранные биографии / Под ред. С.Я. Лурье. М.-Л.,1941.
50. Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Т. 1-3. М., 19611964.
51. Полибий. Всеобщая история / Пер. Ф.Г. Мищенко. Т. 1-3. СПб., 1994-1995.
52. Софокл. Драмы / Пер. Ф.Ф. Зелинского. М., 1990.
53. Тит Ливии. История Рима от основания города / Отв. ред. Е.С. Голубцова. Ред. переводов M.JI. Гаспаров, Г.С. Кнабе, В.М. Сми-рин. Т. I-III. М., 1989-1993.
54. Фукидид. История / Издание подготовили Г.А. Стратанов-ский, А.А. Нейхард, Я.М. Боровский. JL, 1981.
55. Эсхил. Трагедии / Пер. Вяч. Иванова. М., 1989.
56. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
57. Андреев Ю.В. Историческая специфика греческой урбанизации // Город и государство в античном мире: проблемы исторического развития. Л., 1987.
58. Андреев Ю.В. Раннегреческий полис (гомеровский период). Л., 1976.
59. Античная Греция. Проблемы развития полиса / Отв. ред. Е.С. Голубцова. Т. I. Становление и развитие полиса. Т. II. Кризис полиса. М., 1983.
60. Беляев В.Ф. Эней Тактик первый военный теоретик античности //ВДИ. 1965. № 1. С. 239-257.
61. Бергер А.К. Политическая мысль древнегреческой демократии. М., 1966.
62. Бузескул В.П. История афинской демократии / Под ред. Э.Д. Фролова. СПб., 2003.
63. Видалъ-Накэ П. Черный охотник. Формы мышления и формы общества в греческом мире / Под ред. С.Г. Карпюка. М., 2001.
64. Виноградов Ю.Г. Политическая история Ольвийского полиса VII-I вв. до н.э.: Историко-эпиграфическое исследование. М., 1989.
65. Гаспаров M.JI. Поэзия Катулла // Гай Валерий Катулл Веронский. Книга стихотворений / Изд. подг. С.В.Шервинский, М.Л.Гаспаров. М., 1986.
66. Гинзбург С. И. Остракизм как орудие политической борьбы в Афинах V в. до н.э. // Государство, политика и идеология в античном мире / Отв. ред. Э.Д. Фролов. Л., 1990. С. 32-42.
67. Глускина JI.M. Рабовладельческая демократия в Афинах // Колобова К.М., Глускина JI.M. Очерки истории древней Греции. Пособие для учителя. Л., 1958. С. 190-209.
68. Глускина JI.M. О специфике классического греческого полиса в связи с проблемой его кризиса // ВДИ. 1973. № 2. С. 27-42.
69. Глускина JI.M. Проблемы социально-экономической истории Афин IV в. до н.э. Ленинград, 1975.
70. Глускина Л.М. Проблемы социально-экономической истории Афин IV в. до н.э. Л., 1975.
71. Григорьева Н.И. Парадоксы платоновского "Тимея": диалог и гимн // Поэтика древнегреческой литературы. М., 1981.
72. Доватур А.И. Повествовательный и научный стиль Геродота. Л., 1957.
73. Доватур А.И. Политика и Политии Аристотеля. М.-Л., 1965. Древние цивилизации / Под ред. Г.М. Бонгард-Левина. М.,1989.
74. Древняя Греция / Отв. ред. В.В. Струве и Д.П. Каллистов. М.,1956.
75. Дьяконов ИМ., Якобсон В.А. Гражданское общество в древности // ВДИ. 1998. № 1. С. 22-30.
76. Зайцев А.И. Культурный переворот в Древней Греции VII-V вв. до н.э. Л., 1985.
77. Затыркевич М. О влиянии борьбы между народами и сословиями на образование строя Русского государства в домонгольский период. М., 1874.
78. Зельин КК. Борьба политических группировок в Аттике в VI в. до н.э. М., 1964.
79. Исаева В.И Античная Греция в зеркале риторики: Исократ. М., 1994.
80. Исаева В.И Проблема тгатрю? тгоХьте'ю. у Исократа // ВДИ. 1976. №3. С. 33-50.
81. История древнего мира / Под ред. И.М. Дьяконова, В.Д. Не-роновой, И.С. Свенцицкой. Т. I-III. Москва, 1982.
82. История Европы с древнейших времен до наших дней. Т. I. Москва, 1988.
83. Источниковедение древней Греции. Эпоха эллинизма. Москва, 1981.
84. Казаманова JI.H. Полис // Советская историческая энциклопедия. Т. 11. М., 1968.
85. Кареев Н.И Государство-город античного мира. 2-е изд. СПб., 1905.
86. Кнабе Г.С. Метафизика тесноты. Римская империя и проблема отчуждения // ВДИ. 1997. № 3. 1
87. Ковелъман А.Б. Толпа и мудрецы Талмуда. Москва Иерусалим, 1996.
88. Колобова КМ. Возникновение и развитие рабовладельческих полисов в Греции. JL, 1956.
89. Колобова КМ. Древний город Афины и его памятники. Л.,1961.
90. Колобова К.М., Глускина JI.M. Очерки истории древней Греции. Л., 1958.
91. Корзун М.С. Социально-политическая борьба в Афинах в 444425 гг. до н.э. Минск, 1975.
92. Костомаров Н. Начало единодержавия в Древней Руси // Вестник Европы. 1870, ноябрь.
93. Кошеленко Г.А. Греческий полис на эллинистическом Востоке. М., 1979.
94. Кошеленко Г.А. Полис и город: к постановке проблемы // ВДИ. 1980. № 1.С. 3-27.
95. Крюков А.С. Vulgus у Горация // Филологические записки (Воронеж). 1995. Вып. 5. С. 154-160.
96. Крюков А. С. Устная традиция в "Анналах" Тацита // ВДИ. 1997. № 1.
97. Кудрявцев О.В. Эллинские провинции Балканского полуострова во втором веке нашей эры. М., 1954.
98. Кузищин В. И. Советская историография античности // Историография античной истории. М., 1980. С. 352-372.
99. Кузнецов В.Д. Организация общественного строительства в Древней Греции. М., 2000.
100. Куторга М.С. Собрание сочинений. Т. I. СПб., 1894.
101. Лурье С.Я. Геродот. Москва Ленинград, 1947.
102. Маринович Л.П. Афинская и совеменная демократия: Новые подходы. М., 2001.
103. Маринович Л.П. Греки и Александр Македонский. К проблеме кризиса полиса. М., 1993.
104. Маринович Л.П. Греческое наемничество IV в. до н.э. и кризис полиса. М., 1975.
105. Маринович Л.П. Социально-политическая борьба и наемничество в Греции в IV в. до н.э. в трактате Энея Тактика // ВДИ. 1962. № 3. С. 49-77.
106. Маринович Л.П., Кошеленко Г.А. Становление античной демократии. // Античная демократия в свидетельствах современников
107. Изд. подготовили Л.П. Маринович, Г.А. Кошеленко. М., 1996. С. 5-25.
108. Маринович Л.П., Кошеленко Г.А. Уроки античной демократии //Тамже. С. 319-330.
109. Никитский А. Очерк внутренней истории Пскова. СПб., 1873. Никонов В. А. Задачи и методы антропонимики // Личные имена в прошлом, настоящем, будущем. Проблемы антропонимики / Отв. ред. В.А. Никонов. М., 1970.
110. Новосадский НИ. Оратор Эсхин. TTepl -rfjg тгараирестРбьа?. Ч. II. Комментарии. М., 1912.
111. Осипова О.В. Фукидидовский "некролог" Никия (7. 86. 2) и греческие эпитафии // ВДИ. 2001. № 2. С. 113-117.
112. Пелъман Р. Очерк греческой истории и источниковедения. Москва, 1908.
113. Роде П.Дж. Кому принадлежала власть в демократических Афинах? // ВДИ. 1998. № 3.
114. Роде П.Дж. Афинский театр в политическом контексте / Пер. С.Г. Карпюка // ВДИ. 2004. № 2 С. 33-56.
115. Сахненко Л.А. Греческая социально-политическая лексика периода Пелопоннесской войны // Научные доклады высшей школы. Филологические науки. 1978. № 6. С. 105-112.
116. Сахненко Л.А. Демагог Клеон // ВДИ. 1991. № 4. Смирин В.М. Сравнение со смертью в языке римских юристов // ВДИ. 1996. № 1.
117. Соболевский С.И. Аристофан и его время. М., 1957. Стратановский Г.А. Фукидид и его "История" // Фукидид. История. Л., 1981.
118. Султанов А.Х. Еще раз о диалоге "Кратил" // Теория и методика ономастических исследований / Отв. ред. А.П. Непокупный. М., 1986.
119. Суперанская А.В. Имя и эпоха // Историческая ономастика / Отв. ред. А.В. Суперанская. М., 1977.
120. Суперанская А.В. Общая теория имени собственного. М., 1973. Суриков И.Е. Эволюция религиозного сознания афинян во второй половине V в. до н.э. Софокл, Еврипид и Аристофан в их отношении к традиции полисной религии. М., 2002.
121. Суриков И.Е. Рец.: Brenne S. Ostrakismos und Prominenz in Athen. Attische Burger des 5. Jhs. v. Chr. auf den Ostraka. Wien, 2001 (Tyche. Supplementband 3) // ВДИ. 2003. № 3.
122. Тахо-Годи A.A. Миф у Платона как действительное и воображаемое // Платон и его эпоха. К 2400-летию со дня рождения. М., 1979.
123. Теория и практика ономастических исследований / Отв. ред. А.П. Непокупный. М., 1986. С. 20.
124. Токвиль А. де. Демократия в Америке. М., 2000. Трухина Н.Н. Политика и политики "золотого века" Римской республики. М., 1986.
125. Тумане X. Рождение Афины. Афинский путь к демократии: от Гомера до Перикла (VIII-V вв. до н.э.). СПб., 2002.
126. Утченко C.J1. Идейно-политическая борьба в Риме накануне падения республики (Из истории политических идей I в. до н.э.). М., 1952.
127. Утченко C.JI. Кризис и падение Римской республики. М.,
128. Фролов Э.Д. Греция в эпоху поздней классики. Общество. Личность. Власть. СПб., 2001.
129. Фролов Э.Д. Критий, сын Каллесхра, афинянин софист и тиран // ВДИ. 2003. № 4. С. 67-89.
130. Фролов Э.Д. Рождение греческого полиса. Л., 1988.
131. Фролов Э.Д. Русская наука об античности. Историографические очерки. СПб., 1999.
132. Фролов Э.Д. Факел Прометея. Очерки античной общественной мысли. Л., 1981.
133. Фроянов К, Дворниченко А. Города-государства древней Руси // Становление и развитие раннеклассовых обществ (город и государство) / Под ред. Г.Курбатова, Э.Д.Фролова, И.Фроянова. Л., 1986.
134. Хабихт Хр. Афины. История города в эллинистическую эпоху / Пер. Ю.Г. Виноградова. М., 1999.
135. Штаерман Е.М. Античное общество. Модернизация истории и исторические параллели // Проблемы истории докапиталистических обществ / Под ред. Л.В.Даниловой. Кн. I. М., 1968. С. 638-671.
136. Штаерман Е.М. Эволюция античной формы собственности и античного полиса // Византийский временник. 1973. 34. С. 3-14.
137. Aalders G.J.D. Political Thought in Hellenistic Times. Amsterdam, 1975.
138. Adkins A. W.H. Merit and Responsibility. A Study in Greek Values. Oxf., 1960.
139. Adkins A.W.H. The Arete of Nicias: Thucydides 7. 86 // GRBS. 1975. 16. №4. P. 379-392.
140. Allen J.Т., Italie G. A Concordance to Euripides. Berkeley Los Angeles -London, 1954.
141. Badian E. From Plataea to Potidaea. Studies in the History of Pen-tecontaaetia. Baltimore London, 1993.
142. Baldwin B. Notes on Hyperbolus // Acta classica. Cape Town, 1971. 14.
143. Baldwin B. Suetonius. Amsterdam, 1983. Barton A. Names of Comedy. Oxf., 1990.
144. Bechtel F. Die historischen Personennamen des Griechischen bis zum Kaiserzeit. Halle, 1917.
145. Bender G.F. Der Begriff des Staatsmannes bei Thucydides. Wuerzburg, 1938.
146. Berger A. Encyclopedic Dictionary of Roman Law // Transactions of the American Philosophical Society. 1953.43. 2.
147. Berve H. Die Tyrannis bei den Griechen. Bd I-II. Muenchen,1967.
148. Betant E.-A. Lexicon Thucydideum. V. I-II. 2. Ausg. Hildesheim,1961.
149. Bialor P.A. What's in a Name? Aspects of the Social Organization of a Greek Fanning Community Related to Naming Customs // Kroeber Anthropological Papers. 1967. Special Publication. № 1. P. 95-108.
150. Bilinski Br. Accio ed i Gracchi. Contribute) alia storia della plebe e della tragedia romana // Accademia Polacca di scienze e lettere. Biblio-teca di Roma. Conferenze. Fasc. 3. Roma, 1958.
151. Bilinski Br. Intorno alia semasiologia del termine "vulgus" // Synteleia Vincenzo Arangio-Ruiz. V. II. Napoli, 1964.
152. Bleicken J. Die athenische Demokratie. Paderborn, 1985.
153. Bloedow E.F. Alcibiades: A Review Article // Ancient History Bulletin. 1991. 5. P. 17-29.
154. Boardman J. Image and Politics in Sixth Century Athens // Ancient Greek and Related Pottery. Proceedings of the International Vase Symposium in Amsterdam 12-15 April 1984 / Ed. H.A.G. Brijder. L., 1984.
155. Boardman J., Griffin J., Murray O. The Oxford History of Greece and the Hellenistic World. Oxford, 1993.
156. BonitzH. Index Aristotelicus. В., 1870.
157. Brandwood L. A Word Index to Plato. Leeds, 1976.
158. Brenne S. Ostrakismos und Prominenz in Athen. Attische Burger des 5. Jhs. v. Chr. auf den Ostraka. Wien, 2001 (Tyche. Supplementband3..
159. Brink C.O., Walbank F. W. The Construction of the Sixth Book of Polybius // CQ. 1954. V. 4. № 3-4.
160. Brune P. Hyperbolos, la creation d'une "legende noire" // Dialogues d'histoire ancienne. 1987. 13. P. 183-198.
161. Brunt P.A. The Roman Mob // Past and Present. 1966. № 35. P. 327.
162. Buck R. J. Thrasybulus and the Athenian Democracy. The Life of an Athenian Statesman. Stuttgart, 1998 (Historia-Einzelschriften. Ht 120).
163. Bugh G.H. The Horsemen of Attica. Princeton, 1988. Busolt G. Griechische Geschichte. III. 2. Stuttgart, 1904. Camp J., Fisher E. The World of the Ancient Greeks. London -New York, 2002.
164. Cargill J. Athenian Settlements of the Fourth Century B.C. New York-Koln, 1995.
165. Carter L.B. The Quiet Athenian. Oxf. -N.Y., 1986. Cartledge P. The Greeks. Oxford, 1993.
166. Cole T. The Sources and Composition of Polybius VI // Historia. 1964. Bd 13. Ht 4.
167. Collard C. Supplement to Allen and Italie, Concordance to Euripides. Groningen, 1971.
168. Concordatia in Corpus Hippocraticum / Ed. par G.Maloney et W.Frohn. T. I-IV. Hildesheim, 1986-1989.
169. Connor W.R. The New Politicians of Fifth-Century Athens. Princeton, 1971.
170. Creed J.L. Moral Values in the Age of Thucydides // CQ. 1973. 23. №2. P. 213-231.
171. Cuniberti G. Iperbolo, Ateniese infame. Napoli, 2000. David E. Aeneas Tacticus 11. 7-10 and the Argive Revolution of 370 B.C. // AJPh. 1986. 107. P. 343-349.
172. Davies J.K. Athenian Propertied Families, 600-300 B.C. Oxf.,1971.
173. Davies J.K. Democracy and Classical Greece. Atlantic Highlands,1978.
174. Debrunner A. Demokratia // Festschrift fuer E.Tieche. Bern, 1947. S. 11-24.
175. Deferrari R.J., Fanning M.W., Sullivan A.S. A Concordance of Lucan. Washington, 1940
176. Develin R. Athenian Officials 684-321 B.C. Cambr., 1989. Dictionary of Philosophy and Psychology / Ed. J. M. Baldwin. V. I. Gloucester, Mass., 1960.
177. Die Geschichte des Altertums im Spiegel der sowietischen For-schung / Hg. H. Heinen. Darmstadt, 1980.
178. Dinsmoor W.B. The Choragic Monument of Nicias // AJA. 1910. 14. № 4. P. 459-484.
179. Dover K.J. Aristophanic Comedy. L., 1972. Ehrenberg V. From Solon to Socrates. 2nd ed. London, 1973. Ehrenberg V. The People of Aristophanes. A Sociology of Old Attic Comedy. 2nd ed. Cambr. Mass., 1951.
180. Ellend F. Lexicon Sophocleum. Ed. altera. В., 1872. Ellis M. Alcibiades. L., 1989.
181. Encyclopedia of Sociology / Ed. E. F.Borgatta, M. L.Borgatta. V. I.N.Y., 1992.
182. An Exhibition Celebrating the 2500th Anniversary of Democracy. Washigton Athens, 1993.
183. Farrar C. The Origins of Democratic Thinking: The Invention of Politics in Classical Athens. Cambridge, 1988.
184. Finley M. The Ancient City: From Fustel de Coulanges to Max Weber and Beyond // Comparative Studies in Society and History. 1977. 19.3.
185. Finley M.I. Politics in the Ancient World. Cambridge, 1983. Forde St. The Ambition to Rule. Alcibiades and the Politics of Imperialism in Thucydides. Ithaca London, 1989.
186. Fornara Ch.W. The Athenian Board of Generals from 501 to 404 (Historia. Einzelschriften. Ht 16). Wiesbaden, 1971
187. Fossey J.M. The Study of Ancient Greek Prosopography. Chicago,1990.
188. Foucalt J.-A. Tite-Live traducteur de Polybe // REL. 1968. V. 46. P. 208-221.
189. Fraenkel E. Namenwese // RE. Bd 16. 2 (Hlbd 33). Stuttgart, 1935. Sp. 1611-1670.
190. Fraser P. M. Ptolemaic Alexandria. V. I. Oxf., 1972. Fuks A. Patterns and Types of Social-Economic Revolution in Greece from the 4th to the 2nd century B.C. // Ancient Society (Leuven). 1974.
191. Fuqua Ch. Possible Implications of the Ostracism of Hyperbolus 11 TAPhA. 1965.96. P. 165-179.
192. Gehrke H.J. Phokion: Studien zur Erfassung seiner historischen Gestalt // Zetemata. 1976. Ht 64. S. 108-120.
193. Glotz G. La Cite grecque et ses institutions. P., 1928. Gomme A. W. A Historical Commentary on Thucydides. Vol. II-III. Oxf., 1956.
194. Gomme A. W. Andrewes A., Dover K.J. A Historical Commentary on Thucydides. Vol. IV-V. Oxf., 1981.
195. Gomme A. W. The Working of the Athenian Democracy I I History. 1951.36.
196. Grainger J.D. Aitolian Prosopographical Studies. Leiden, 2000. Gray V. The Character of Xenophon's Hellenica. L., 1989. Guthrie W.K.C. A History of Greek Philosophy. V. III. Cambr.,1969.
197. Hammond N.G.L. A History of Greece to 322 В. C. Oxf., 1986. Hansen M.H. Herakles, Peisistratos and Unconvinced 11 JHS. 1989. 109
198. Hansen M.H. Rhetores and Strategoi in Fourth-Century Athens // GRBS. 1983. 24. N 2. P. 158-180.
199. Hansen M.H. The Athenian 'Politicians', 403-322 B.C. // GRBS. 1983. 24. N1.
200. Hansen M.H The Athenian Democracy in the Age of Demosthenes: Structure, Principles, and Ideology. Oxf. Cambr. Mass., 1991.
201. Hansen M.H. The Number of Rhetores in the Athenian Ecclesia, 355-322 B.C. // GRBS. 1984. 25. N 2.
202. Hansen M.H. The Sovereignty of the People's Court in Athens in the Fourth Century B.C. and The Public Action against Unconstitutional Proposals. Odense, 1974 (Odense University Classical Studies. Vol. 4).
203. Hellegouarc'h J. Le vocabulaire latin des relations et des parties politiques sous la republique. P., 1963.
204. Henry W. P. Greek Historical Writing. A Historiography Essays Based on Xenophon's Hellenica. Chicago, 1967.
205. Herder D. Crowd Action in Revolutionary Massachusetts, 17651780. N.Y., 1977.
206. Hignett C. A History of the Athenian Constitution to the End of the Fifth Century B.C. Oxf., 1952.
207. Holmboe H. Concordance to Aeschylus. Aarhus, 1971. Holmes D. Index Lysias. Bonnae, 1895. HornblowerS. A Commentary on Thucydides. V. I. Oxf., 1991. Hornblower S. The Greek World 479 323 ВС. L., 1983.
208. Howard A.A., Jackson C.N. Index verborum C. Suetoni Tranquilli. Cambr. Mass. L., 1922.
209. Hunter V. Thucydides and the Sociology of the Crowd // CJ. 1988/9. 84.
210. Hunter V. Thucydides, Gorgias, and Mass Psychology // Hermes. 1986. Bd 114.
211. Just R. Women in Athenian Law and Life. London, 1989. Kagan D. The Archidamian War. Ithaca London, 1974. Kagan D. The Fall of the Athenian Empire. Ithaca - London,1990.
212. Kagan D. The Peace of Nicias and the Sicilian Expedition. Ithaca -London, 1981.
213. Kamptz H. von. Homerische Personnennamen. Sprachwissen-schaftliche und historische Klassifikation. Gottingen, 1982.
214. Kie Fr. Hyperbolos I I Der Kleine Pauly. Bd II. Lfg 12. 1966. Sp.
215. KirchnerJ. Prosopographia Attica. Bd I-II. В., 1901-1903. Kirk G.S. The Iliad: A Commentary. V. I. Cambr., 1985.
216. Matthewes E., Hornblower S. Introduction // Greek Personal Names: Their Value as Evidence / Ed. S. Hornblower, E. Matthews (Proceedings of the British Academy, 104). Oxf., 2000.
217. Mattingly H.B. The Practice of Ostracism at Athens // Antichton. 1991.25.
218. Mauersberger A. Polybius-Lexikon. В., 1975. MayrR. Vocabularium Codicis Iustiniani. V. I. Prag, 1923. McCarren V.P. A Critical Concordance to Catullus. Leiden, 1977. McClelland J.S. The Crowd and the Mob: From Plato to Canetti. L., 1989.
219. McGlynn P. Lexicon Terentianum. V. II. London-Glasgow, 1967.
220. McPhail CI The Myth of the Madding Crowd. N.Y., 1991. Meier C. Die Entstehung des Politischen bei den Griechen. Frankfurt a. M., 1980.
221. Meiggs R. The Athenian Empire. Oxf., 1972.
222. Millar F. The Crowd in Rome in the Late Republic. Ann Arbor,1998.
223. Mission A. The Subversive Oratory of Andokides. Politics, Ideology and Decision-Making in Democratic Athens. Cambr., 1992.
224. Morpugo Davies A. Greek Personal Names and Linguistic Continuity // Greek Personal Names: Their Value as Evidence / Ed. S. Hornblower, E. Matthews (Proceedings of the British Academy, 104). Oxf., 2000.
225. Mosse CI. La classe politique a Athenes au IVeme siecle// Die Athenishe Demokratie im 4. Jahrhundert v. Chr. / Hrgb. von W. Eder. Stuttgart, 1995.
226. Mouchova В. Die Ausdriicke populus, plebs und vulgus bei Sueton // Acta Universitatis Carolinae. Philologica 2. 1991 (Graecolatina Pragensia, XIII). P. 87-101.
227. Murray H.A. Two Notes on the Evaluation of Nicias in Thucydides // Bulletin of the Institute of Classical Studies, University of London. 1961. №8.
228. Murray O. Early Greece. 2nd ed. London, 1993.
229. Nagy B. Alcibiades' Second 'Profanation' // Historia. 1994. Bd43.
230. Neumann H. Die Politik Athens nach dem Nikiasfrieden und die Datierung des Ostrakismos des Hyperbolos // Klio. 1936. Bd 29. Ht 1. S. 36-49.
231. Newbold R.F. The vulgus in Tacitus // RhM. 1976. Bdll9. 1. S.85.92.
232. Nilsson M.P. Cults, Myths, Oracles and Politics in Ancient Greece. Lund, 1951.
233. Ober J. Athenian Revolution: Essays on Ancient Greek Democracy and Political Theory. 2nd ed. Princeton, 1996.
234. Ober J. Mass and Elite in Democratic Athens. Rhetoric, Ideology, and the Power of the People. Princeton, 1989.
235. Ober J. Political Dissent in Democratic Athens: Intellectual Critics of Popular Rule. Princeton, 1998.
236. Ober J., Strauss B. Drama, Political Rhetoric, and the Discourse of Athenian Democracy // Nothing to Do with Dionysos? Athenian Drama in Its Social Context / Ed. J. Winkler and F. Zeitlin. Princeton, 1990.
237. Oldfather W.A. et al. Index verborum quae in Senecae fabulis necnon in Octavia Praetexta reperiuntur. Illinois, 1918.
238. Oliver G. Athenian Funerary Monuments: Style, Grandeur, and Cost // The Epigraphy of Death: Studies in the History and Society of Greece and Rome / Ed. G. Oliver. Liverpool, 2000.
239. Orwin C. The Humanity of Thucydides. Princeton, 1994
240. Ostwald M. From Popular Souvereignty to the Sovereignty of Law: Law, Society, and Politics in Fifth-Century Athens. Berkeley Los Angeles, 1986.
241. Ostwald M. Oligarchia: The Development of a Constitutional Form in Ancient Greece. Stuttgart, 2000 (Historia: Einzelschriften, Ht 144). P. 17-30.
242. Packard D.W. A Concordance to Livy. V. I-IV. Cambr. Mass.,1968.
243. Pedech M. Discussion // Polybe. Neuf exposes suivis de discussions. Geneve, 1973. (Fondation Hardt. Entretiens. T. 20).
244. Pelling C.B.R. Plutarch and Thucydides // Plutarch and Historical Tradition / Ed. by P.S. Sladter. L. N.Y., 1992.
245. Perkins H. J. The Structured Crowd. Essays in English Social History. Sussex, 1981.
246. Phillips D.J. Observations on Some Ostraka from the Athenian Agora // ZPE. 1990. Bd 83. S. 123-148.
247. Pouncey P. The Necessities of War. A Study in Thucydides' Pessimism. N.Y., 1980.
248. Powell E.J. A Lexicon to Herodotus. 2nd ed. Hildesheim, 1966.
249. Preuss S. Index Demosthenicus. Lpz, 1892.
250. Preuss S. Index Isocrateus. 2. Ausg. Hildesheim, 1963.
251. Raaflaub K. The Thetes and Democracy (A Response to Josiah Ober) // Democracy 2500? Questions and Challenges / Ed. I.Morris, K.Raaflaub. Dubuque, Iowa, 1997 (Archaeological Institute of America. Colloquia and Conference Papers. № 2, 1997). P. 87-103.
252. Raubitchek A.E. Theopompos on Hyperbolos // Phoenix. 1955. 9. P. 122-126.
253. Reincke G. Nikias 5 // RE. Hlbd 33. 1936. Sp. 323.
254. Rhodes J.P. The Athenian Boule. Oxf., 1972.
255. Rhodes J.P. A Commentary on the Aristotelian Athenaion Politeia. Oxf., 1981.
256. Rhodes P. J. Ancient Democracy and Modern Ideology. L., 2003.
257. Rhodes P.J. Review Article How to Study Athenian Democracy //Polis. 1998. 15.
258. Rhodes P.J. Nothing To Do with Democracy: Athenian Drama and the Polis // JHS. 2003. 123.
259. Rhodes P. J. The Ostracism of Hyperbolus // Ritual, Finance, Politics. Athenian Democratic Accounts Presented to David Lewis / Ed. R.Osborn, S.Hornblower. Oxf., 1994.
260. Roberts J.T. Athens on Trial: The Antidemocratic tradition in Western Thought. Princeton, 1996.
261. Robinson E. W. The First Democracies. Early Popular Government outside Athens (Historia-Einzelschriften, Ht 107). Stuttgart, 1997.
262. Rosivach V. Some Fifth and Fourth Century Views on the Purpose of Ostracism // Tyche. 1987. Bd 2.
263. Rostovtzeff M. Les origines de la Russie kievenne // Revue des Etudes slaves, t. II, 1922, fasc. 1-2, p. 5-18.
264. Rude G. The Crowd in History. A Study of Popular Disturbances in France and England, 1730 1848. L., 1981.
265. Ruschenbusch E. ПАТР102 ПОЛ1ТЕ1А // Historia. 1958. Bd 7. Ht 4. S. 398-424.
266. Ruze F. Plethos, aux origines de la majorite politique // Aux origines de l'hellenisme. La Crete et la Grace. Hommage a Henri van Ef-fenterre. P., 1984.
267. Sacks K. Polybius on the Writing of History. Berkeley Los Angeles, 1981 (University of California Publications in Classical Studies. V. 24).
268. Salkever S. Finding the Mean. Theory and Practice in Aristotelian Political Philosophy. Princeton, 1990.
269. Sariakakis Th. Xiaicf| Простоттоураф'ш. AOfjvai, 1989. Seager R. Xenophon and the Athenian Democratic Ideology // CQ. 2001.51.
270. Sealey R. A History of the Greek City States, ca. 700-300 B.C. Berkeley Los Angeles, 1976.
271. Sealey R. Essays in Greek Politics. N.Y., 1966.
272. Sealey R. Regionalism in Archaic Athens // Historia. 1960. Bd 9.
273. Sinclair R.K. Democracy and Participation in Athens. Cambridge,1988.
274. Slater W.J. A Lexicon to Pindar. В., 1969.
275. Soziale Typenbegriffe im alten Griechenland und ihr Fortleben in den Sprachen der Welt / Hrsg. von E.Ch.Welskopf. Bd 1-3. В., 19811985.
276. StahlH.-P. Thucydides. Muenchen, 1966.
277. Starr Ch. The Birth of Athenian Democracy. The Assembly in the Fifth Century B.C. N.Y. Oxf., 1990.
278. Ste Croix G.E.M. de. The Class Struggle in the Ancient Greek World from the Archaic Age to Arab Conquest. L., 1981.
279. Strauss B. Athens after the Peloponnesian War. Class, Faction and Policy 403 386 ВС. London - Sydney, 1986.
280. Swoboda. Hyperbolos // RE. Bd DC. Hlbd 17. 1914. Sp. 254-258.
281. Szlezak Th.A. Platon // Der Neue Pauly. Enzyklopaedie der An-tike. Bd 9. Stuttgart, 2000.
282. TaegerF. Alkibiades. Muenchen, 1943.
283. Tavuchis N. Naming Patterns and Kinship among Greeks // Eth-nos. Stockholm, 1971. P. 152-162.
284. The Cambridge Ancient History. Cambridge, 1929-1938.
285. Theiler W. Schichten im 6. Buch des Polybios // Hermes. 1953. Bd 81. Ht 3.
286. Therasse J. Quintus Curtius Rufus. Index verborum. Hildesheim -New York, 1976. Thieme К.-Л. Lexicon Xenophonteum. V. I-IV. Lpz, 1801-1804.
287. Thompson W.E. The Casualty List IG I3.1193 // ZPE. 1980. Bd 40. S. 209-210.
288. Traenkle H. Livius und Polybios // Gymnasium. 1972. Bd 79. S.13.31.
289. Walbank F. W. The Hellenistic World. London, 1992. Walbank F.W. Polybius. Berkeley and Los Angeles, 1972 (Sather Classical Lectures. V. 42).
290. Wallace-Hadrill A. Suetonius. The Scholar and his Caesars. L.,1983.
291. Waters K.H. Herodotos the Historian. His Problems, Methods and Originality. London Sydney, 1985.
292. Wees H. van. State Warriors: War, Violence and Society in Homer and History. Amsterdam, 1992.
293. Welskopf E.Ch. Die Bezeichungen
294. Xaog, 8fjp.os-, ofiiXos*, тгХт|0и$\ eOvos* in den homerischen Epen // Soziale Typenbegriffe. Bd 3. В., 1981.
295. Welwei K.-W. Athen. Vom neolitischen Siedlungsplatz zum ar-chaischen Grosspolis. Darmstadt, 1992.
296. West A.B. Pericles' Political Heirs // CPh. 1924. 19. P. 124146, 201-228.
297. Westlake H.D. Corinth and Argive Coalition // AJPh. 1940. 61. № 4. P. 413-421.
298. Westlake H.D. Essays on the Greek Historians and Greek History. Manchester New York, 1969.
299. Westlake H.D. Individuals in Thucydides. Cambr., 1968. Westlake H.D. Nicias in Thucydides // CQ. 1941. 35. № 1-2. P.58.65.
300. Whitman C.H. Aristophanes and the Comic Hero. Cambr. Mass.,1964.
301. Will W. Der roemische Mob. Soziale Konflikte in der spaeten Re-publik. Darmstadt, 1991.
302. Williams J.M. Athens without Democracy: The Oligarchy of Phocion and Tyranny of Demetrius of Phalerum, 322-307 B.C. Ph.D. Microfilm. Yale University, 1982.
303. Yavetz Z. Plebs and Princeps. Oxf., 1969. Yavetz Z. Plebs sordida // Athenaeum (Pavia). 1965. 93. P. 295311.