автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.14
диссертация на тему: Праиндоевропейская монофтонгизация и ее следы в латинском языке

Полный текст автореферата диссертации по теме "Праиндоевропейская монофтонгизация и ее следы в латинском языке"

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

На правах рукописи

ФИЛИМОНОВ Евгений Геннадьевич

ПРАИНДОЕВРОПЕЙСКАЯ МОНОФТОНГИЗАЦИЯ И ЕЕ СЛЕДЫ В ЛАТИНСКОМ ЯЗЫКЕ

Специальность 10.02.14 — Классическая филология византийская и новогреческая филология

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Сайкт-Петербург 2006

Диссертация выполнена на кафедре классической филологии

Филологического факультета Санкт-Петербургского

государственного университета

Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор

Юрий Владимирович Откупщиков

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, чл.-корр. РАН

Николай Николаевич Казанский

кандидат филологических наук, доц.

Светлана Юрьевна Крицкая

Ведущая организация: Томский государственный университет

¡о

Защита состоится 34 ^им 2006 г. в <! часов на заседании

диссертационного совета Д.212.232.23 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора филологических наук при Санкт-Петербургском государственном университете по адресу: 190034, Санкт-Петербург, Университетская наб., д. 11, Филологический факультет, ауд.

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке им. М. Горького Санкт-Петербургского государственного университета по адресу: 199034, г. Санкт-Петербург, Университетская наб., д. 7/9.

Автореферат разослан « » 2006 г.

Ученый секретарь

Диссертационного совета

доктор филологических наук, профессор П. А. Скрелин

2QOC Д 32ÄO

Цель настоящего исследования — доказать существование древней монофтонгизации, произошедшей еще в индоевропейском праязыке, следы (результаты) которой сохранились как в латинском, так и в других индоевропейских языках в виде долгих монофтонгов / и й, чередующихся либо находящихся в отношениях свободного варьирования с давшими их исконными дифтонгами. Для достижения указанной цели предполагается постановка и решение ряда частных задач: 1) исследование на широком индоевропейском фоне тех долгих латинских монофтонгов /и 0, которые не могли возникнуть вследствие поздних собственно латинских фонетических процессов и которым в других индоевропейских языках соответствуют как долгий гласный, так и дифтонг; 2) установление возможных причин предполагаемой древней монофтонгизации и ее роли в судьбс индоевропейского вокализма; 3) исследование внутренней механики и типологии процессов монофтонгизации; 4) установление особого характера монофтонгизации как нерегулярного фонетического изменения; 5) решение трудных вопросов, связанных с протеканием монофтонгизации в истории латинского и праславянского языков.

Объектом исследования является тот слой материала, который, во-первых, дает возможность сопоставить долгие латинские монофтонги / и й с соответствующими долгами гласными других индоевропейских языков, а во-вторых, указывает на общее дифтонгическое прошлое всех этих звуков. Материал был взят в основном из словаря Ю. Покорного (Pokorny J. Indogermanisches etymologisches Wörterbuch I, Bern, 1951—1959; II, Bern, 1962—1969) и других этимологических словарей различных индоевропейских языков.

Предметом исследования являются те долгае латинские / и й, которые восходят к позднему периоду существования общеиндоевропейского праязыка, когда в последнем уже существовали и долгие, и краткие гласные в том виде, в каком мы можем восстановить их по данным сохранившихся индоевропейских языков на основе убедительных соответствий. При этом возможно объяснение происхождения некоторых индоевропейских долгих гласных как возникших в целом ряде индоевропейских языков вследствие общей фонетической инновации, а именно — монофтонгизации.

РОСГн-.ЦИОНАЛЬИдГ БИБЛИОТЕКА С.-Петербург ОЭ 20р£акт }9Ч

Метод внутренней реконструкции оказывается недостаточным для решения сформулированных выше задач. Иногда без привлечения соответствий из родственных индоевропейских языков, то есть используя только метод внутренней реконструкции, невозможно точно установить, например, является ли долгий монофтонг следствием латинской монофтонгизации III—II вв. до н. э. или наследием более отдаленного прошлого. Дело в том, что даже древнейшие памятники латинской письменности не всегда дают нам формы всех необходимых слов. Например, для выяснения происхождения корневого монофтонга глагола scnbö 'пишу' недостаточно собственно латинских источников. Приходится прибегать к свидетельствам родственных языков, что, при отсутствии внутрилатинских древних форм этого слова, выглядит, естественно, не так убедительно. А. Эрну, доказывая, что / в scrlbö «могла быть всегда долгой в латинском языке», приводит в качестве аргумента осское и древнегреческое соответствия: оск. scriftas 'scriptae', греч. <rxapi<paofiai 'царапаю' (между тем лит. жем. skriebti 'чертить' показывает ошибочность вывода А. Эрну). Идеальный вариант, позволяющий надежнее всего идентифицировать нужную нам долготу гласного, встречается в тех случаях, когда данные внутренней реконструкции подтверждаются выводами, полученными сравнительно-историческим методом.

Без постоянного обращения к сопоставлениям из родственных индоевропейских языков невозможно часто не только сделать какие-либо предварительные выводы, но и вообще достаточно уверенно двигаться внутри латинского материала, делая предварительный отбор надежного материала для последующего анализа. Поэтому в работе представлено постоянное сочетание метода внутренней реконструкции и сравнительно-исторического метода. Удельный вес и надежность выводов того и другого в целом определяют обоснованность заключений в каждом конкретном случае.

Актуальность исследования. Попытка объяснить возникновение ряда долгих гласных в индоевропейских языках посредством праиндоевропейской монофтонгизации уже предпринималась В. Шмолстигом (Schmalstieg W. R. New thoughts on Indo-European phonology. // Zeitschrift filr vergleichende Sprachforschung. 87,1973, p.99—157.).

Однако его гипотеза оказалась малопопулярной среди индоевропеистов и до сих пор незаслуженно остается на периферии индоевропеистики. Причиной этого стало то, что большинство индоевропеистов стремятся почти все трудные проблемы реконструкции решить при помощи весьма популярных ларингальных гипотез, отвергая иные способы объяснения фактов. При этом ряд объяснений, привлекающих ту или иную ларингальную гипотезу, не обладают безусловной доказательной силой. Кроме того, сама гипотеза В. Шмолстига содержит серьезные недостатки. Предлагаемая В. Шмолстигом аргументация основывается только на избранных, специально подобранных примерах, идеально соответствующих общим положениям доказываемой им гипотезы, что схематизирует реальную языковую картину. Недостаточно внимания ученые, занимающиеся монофтонгизационными процессами, уделяли специфике самого процесса монофтонгизации и типологии монофтонгизационных процессов в различных языках. Все это делает настоящее исследование актуальным как для индоевропейского языкознания, так и для типологии фонетических изменений в целом.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Поскольку латинским долгим гласным / и й, которые возникли еще в доисторическую эпоху развития латинского языка, в других индоевропейских языках соответствуют как долгий гласный, так и дифтонг, эти долгие гласные в латинском и других индоевропейских языках могут быть объяснены как возникшие в результате древней монофтонгизации, охватившей если не все, то большую часть диалектов праиндоевропейского языка.

2. Праиндоевропейская монофтонгизация имела непоследовательный характер и произошла не во всех словах, содержащих дифтонг в таутосиллабической позиции.

3. Монофтонгизация вместе с диссимиляцией, ассимиляцией, метатезой и синкопой представляет группу нерегулярных (непоследовательных, нестрогих) фонетических изменений. Причины монофтонгизационных процессов могут быть поняты только после комплексного изучения и составления типологии фонетических изменений нерегулярного типа.

4. Процесс монофтонгизации представляет собой последовательность ассимилятивных воздействий одного элемента дифтонга на другой в ходе

обособления их артикуляции, наступающего в результате нарушения артикуляторного равновесия внутри дифтонга. Причем по мере ассимилятивного сближения артикуляции уже независимых элементов бывшего дифтонга действует тенденция к объединению их самостоятельной артикуляции в новое дифтонгическое звучание (см. пример на с. 14 автореферата диссертации).

5. Монофтонгизация является результатом реализации в языке новой модели слога, воплощающего структуру восходящею звучности. Эта ориентация на открытость слога могла приводить как к монофтонгизации, так и к метатезе — двум конкурирующим способам реализации структуры восходящей звучности в слоге (см. примеры на с. 11—13 автореферата диссертации).

Структура работы. Диссертация состоит из введения, пяти глав, заключения и списка научной литературы, использованной в исследовании.

Содержание работы.

Во введении ставится проблема исследования, возможные пути и методы ее решения. Проблематика происхождения долгого вокализма индоевропейских языков не затрагивается в данной работе уже хотя бы по соображениям хронологии. Исследуемое в ней явление монофтонгизации принадлежит эпохе позднего индоевропейского праязыка и носит непоследовательный, возможно, диалектный характер, относясь к так называемым «нестрогим», (нерегулярным) фонетическим законам. Поэтому вопросы, связанные с возникновением, становлением и, в целом, предысторией индоевропейского вокализма, например, вопросы, поднимаемые ларингальной гипотезой, относятся к более ранней эпохе праиндоевропейского языка.

В научной литературе, посвященной вопросу происхождения долгих латинских гласных /и й, представлена традиционная схема. Например, М. Лойманн приводит латинские слова со «старым I», т. е исконным праиндоевропейским Г. «и.-е. /остается в лат. как/: räгреч. Icpi 'сильно'; vivos оск. bivospi. 'viví', др.-инд. jívas, лит. gyvas, и.-е. Iwos..., и.-е. й остается в лат. как й...: iüs 'похлебка'; füinüsдр.-инд. dhümas...» (Leumann 1977, 54).

Однако для этих слов со «старым р> языковой материал дает возможность сделать различные выводы относительно происхождения долгого корневого гласного: др.-инд. vayafr 'жизненная сила', vSsati'работает, проявляет активность' может в той же мере послужить доказательством дифтонгического происхождения /в лат. vis 'сила', как родственные этой форме др.-инд. vidayati 'делает прочно' и греч. Icpt 'сильно' служат доказательством его монофтонгического происхождения. Соответственно, можно считать й в лат. cüdo 'бью' восходящим к *-ои- на основании сравнения с лит. kauju 'бью'. Сравнение же лат. cüdo с лит. küjis 'молот' указывает на на долгий праиндоевропейский * й.

При наличии в родственных индоевропейских языках параллельных дифтонгальных и монофтонгальных форм наиболее взвешенным подходом представляется следующий: если латинская форма с долгим I или й в корне с самого начала своей фиксации (если только эта фиксация относится к достаточно раннему времени — до 150 г. до н. э.) последовательно передается на письме с помощью букв /и и, то возникновение этого долгого гласного следует отодвигать в глубокую предысторию латинского языка, а не в эпоху исторической монофтошизации латинских дифтонгов начала II в. дон. э. Однако обращает на себя внимание то обстоятельство, что большинству латинских слов, по терминологии М. Лойманна, «со старым Ь в родственных языках соответствует двойной ряд параллельных — дифтонгальных и монофтонгальных — форм. Например, лат. vivus 'живой', лит. gyvas 'живой', др.-инд. jivab 'живой', оск. biitam (вин. п. ед. ч.) — лит. gajus 'легко заживающий', др.-инд. gayab 'жизнь', др.-прусск. geits 'хлеб'. Подобный параллелизм позволяет сделать вывод о наличии чередования -е> / -f уже в рамках индоевропейского языка. Поскольку один из членов любого чередования должен быть исконным, а другой (другие) производным1, необходимо предположить существование в индоевропейском

1 На деле оказывается все гораздо сложней: например, в известном индоевропейском чередовании -е> (-о/-) / во-первых, трудно сказать, где производный, а где исконный член чередования, а во-вторых, нельзя исключить возможности, что члены такого чередования могут вообще не обнаруживать отношений взаимной производности, а восходить к иному, уже не существующему звуку.

праязыке некоего фонетического процесса, вызвавшего к жизни данное чередование.

Если встречается целый ряд форм с подобным чередованием, следует попытаться выяснить те фонетические условия, в которых они возникли, и причины, создавшие такие условия. Так, лат. vfvus уже в надписях, датируемых III в. до н. э., встречается написанным через i, а не через дифтонг, а следовательно, отражает долгое /и не может быть рефлексом латинской монофтонгизации III—II вв. до н. э. С другой стороны, в родственных индоевропейских языках мы имеем формы от этого корня как с дифтонгом ei, так и с долгим I. К примеру, лит. gyvas 'живой'(<— *^i]}os) и gajus 'легко'заживающий'; др.-инд. jivati 'живет' и gayal) ' средства к жизни'.

Трудность выявления фонетических условий, приведших к данному чередованию, наталкивает на мысль о спорадическом характере этого языкового явления. К тому же существуют дублеты, различающиеся лишь этим чередованием, например: лиг. gaivús 'живительный' - лит. gyvas 'живой'. Именно поэтому использование ларингалов представляется в данном случае нецелесообразным. Во всяком случае, стремление предполагать существование ларингала в одном случае {gyvas ^iHyos) и отсутствие ларингала в другом (gaivús *£?oif¡us), представляющем собой явный дублет по отношению к первому, делает реконструкцию явно искусственной. Подобные примеры чередования дифтонга и долгого монофтонга можно продолжать, хотя таких случаев ограниченное количество. Ясно, что подобные цельнолексемные соответствия не могут быть случайностью, а отражают некую фонетическую инновацию в рамках праиндоевропейского. Сторонники ларингальных гипотез интерпретируют эти примеры с долгим монофтонгом и дифтонгом как чередование нулевая ступень гласного корня + ларингал с полной ступенью, представленной в виде дифтонга (*iH>I: ei, *uH>ü: ей). Однако реконструкция, например, для лат. vita, предполагающая сочетание нулевая ступень гласного корня + ларингал (* viHtá), не вписывается в словообразовательные и аблаутные соотношения слов с данным корнем. В самом деле, если предполагать ларингал в форме с нулевой ступенью * viHtá, то приходится объяснять отсутствие ларингала в таких случаях,

как форма этого корня с полной ступенью гласного: др.-инд. gayafr 'средства к жизни', лит. gajús 'легко заживающий, живучий' и gaivús 'живительный, бодрый', а также в таких формах с нулевой ступенью корня, как греч. ¡3ío<; 'жизнь'. Между тем такие варианты данного корня, как др.-инд. gaya]} 'средства к жизни' (<— и.-е. *¿foí-os), ст.-слав. жити («— и.-е. ср. перегласовку -oí- в формах ст.-сл.

(из-)гои, геи-ти, указывающих на чередование е/о в составе дифтонга), греч. Peío^uxi 'буду жить' и pío; 'жизнь' хорошо вписываются в известное индоевропейское чередование -е-1-o-j нуль (-eíf-oí/ нуль в составе дифтонга). Если исходить из такого хорошо известного индоевропейским языкам чередования, то следует объяснить долгий монофтонг /в данном случае таким образом, чтобы оно логически основывалось на одном из членов основного чередования в данном корне. Если мы наблюдаем какое-либо чередование, обычно один из членов данного чередования произволен, а другой исконен. Если отвлечься от сложного вопроса возникновения в праиндоевропейском языке основного чередования -ei-l-oi-/ нуль, то ступень -/- выглядит явно производной, но никак не оригинальной. В противном случае, считая ступень -/-в формах типа др.-инд. jivati'живет', лат. vita 'жизнь', лит. gyvas 'живой' первоначальной, мы должны будем предполагать дальнейшее расщепление этой ступени на -ei-, -oí-, то есть дифтонгизацию. Логически оправданной представляется идентификация долгого -/- с рефлексом дифтонга -ei- (в специальных условиях -oí), возникшим в результате монофтонгизации последнего.

Ларингальные построения ни хронологически, ни функционально не имеют отношения к рассматриваемой здесь проблеме. Даже если ларингалы и способны объяснил, происхождение системы праиндоевропейских долгих гласных, объяснять их воздействием возникновение всех долгот в истории индоевропейских языков было бы чрезмерным увлечением. Зачастую даже сами ученые, в принципе не отвергающие ларингалистские построения, при обсуждении конкретных проблем вынуждены отзываться о них критически (Schmalstieg 1989,67—73).

В главе I «К истории вопроса о процессах монофтонгизации в праиндоевропейском праязыке» представлена критика гипотез (прежде всего

гипотезы В. Шмолстига), посвященных монофтонгизации в рамках праиндоевропейского языка. Главное возражение В. Шмолстигу основывается на том, что в доказательство своей гипотезы В. Шмолстиг приводит только тридцать два примера соответствий между разными индоевропейскими языками, где представлены формы как с дифтонгом, так и с долгим гласным. Однако в действительности примеров, где происходит чередование дифтонгальной и монофтонгальной формы, гораздо больше. Предлагаемая В. Шмолстигом аргументация основывается, таким образом, только на избранных, специально подобранных примерах, идеально соответствующих положениям доказываемой им гипотезы. Поэтому идея В. Шмолстига остается в значительной степени декларативной. Он даже не упоминает о существовании спорных и далеко не очевидных случаев (типа дышать — душа, вымя — удити, лит. jÚSé 'уха' — лит. jaúti 'мешать'), где в одной и той же фонетической позиции (преконсонантной) выступают обе формы. Разумеется, приведение таких примеров значительно ослабило бы аргументацию, особенно если учесть, что подобных примеров подавляющее большинство. В этой главе приводятся основные положения гипотез Г. Остхофа, Р. Шмитга-Брандта, которые предполагают отчасти схожий с монофтонгизацией механизм возникновения долгих гласных, но не говорят о монофтонгизации как таковой.

В главе П «Следы древней праиндоевропейской монофтонгизации в латинском и других индоевропейских языках» приведен анализ более 200 примеров, где сосуществуют дифтонгальная и монофтонгальная формы (222 примера такого чередования в корне и несколько — в окончаниях и суффиксах). Список открывают примеры, обнаруженные В. Шмолстигом (№ 1—32). Однако если пример В. Шмолстига обычно ограничен сопоставлением двух-трех изолированных форм, в настоящей главе дан, по возможности, исчерпывающий материал для каждого примера с анализом соответствий из большинства индоевропейских языков. Затем следуют примеры автора настоящей работы. Например, для корня *roud- —rüd- 'красный, буланый': укр. руда 'руда; кровь', лит. raudas 'буланый', лтш. rauds 'фасный, рыжеватый, коричневый', гот. raups 'красный', греч. épeú&w 'краснею', др.-инд. róhitas 'красный', raudus 'медяк' — лит. ruda 'руда', лтш. rüdét, рус. рыжеть (ср. др.-рус. рыжд-ый < *rüd-¡-, лат.

10

rUfus — с италийским /< dti), rudera мн. ч. 'медяки'. В латинском имеем варианты (может быть, диалектные) rddusvt raudus1 медяк'.

В результате анализа всех примеров делается вывод о том, что праиндоевропейская монофтонгизация имела характер не сплошного перехода одного звука в другой в определенных фонетических условиях (в духе младограмматического положения о безысключительности фонетических законов), а, скорее, характер варьирования исходной (дифтонгальной) и производной (монофтонгизированной) форм.

Такое варьирование (дифтонг / долгий гласный), возможно, служило цели восстановить утраченное равновесие звучания в слоге. Однако сам вопрос о том, что могло нарушать это гармоничное равновесие звучания в слоге и вызывать монофтонгизацию, остается без ответа. Ясно только, что одни индоевропейские языки в большей степени сохранили это варьирование (в них больше дублетных форм типа стыд — студ, gauii 'голова' — лит. gizis 'голова', монофтонгов и дифтонгов в преконсонантной позиции душа — дышать, лит. braidyti 'постоянно бродить' — лит. biydis 'брод', др.-в.-н. smeidar 'мастер по металлу' — др.-в.-н. smlda 'металл, украшение из металла'). Это балтийские, славянские и германские языки. Древнеиндийский, древнегреческий и латинский языки проявили бблыпую последовательность в ходе монофтонгизации. В них распределение дифтонгальных и монофтонгизированных форм в целом соответствует условиям, описанным В. Шмолстигом.

В данной главе предлагается также объяснение происхождения ряда слов с основой на дифтонг. Это объяснение основывается на предположении метатезы гласного и согласного в рамках закрытого слога, вызванной переориентацией языка на модель открытого слога, тенденцией слога к реализации структуры восходящей звучности. В этом случае и.-е. *djeus (либо * djeus) может быть объяснено как результат метатезы первоначального вида корня *dei- > *dje- (либо *dje-). Таким образом, лат. dies 'день' — метатезная форма от находящегося на полной ступени вокализма корня *deis > *djes (долгота часто сопровождает метатезу, напр. в истории южнославянских языков * deryos > ст.-сл. др^ко, ср. лит. derva 'сосна') > \dij3s\ по закону Сиверса—Эджертона. Первоначальный вид корня с

суффиксальным -у- сохранился без изменений в др.-лат. ¿/ежи

'божество' (с дальнейшей монофтонгизацией в сйгау), в то время как атематический вариант этой формы * {/-5 дал метатезную форму * откуда (с дальнейшей монофтонгизацией в Лш \dijus]) пи-ёш-Гегит, греч. Ъгйс,, скр. ,

Цуаш.

Соответственно название журавля следует возводить к первоначальному «

виду корня geг-, который с суффиксальным -и- сохранился в лит. g¿гvë 'журавль', в производных с суффиксальным -в- первоначальное состояние корня отражает лит. gaгпys 'аист', в то время как -а- в кимр. gaгan 'журавль' и греч. уероио; 'журавль' можно трактовать либо как эпентезу, позволяющую закрытому слогу открыться, либо как часть суффиксального -ап-. Наконец, лат. gгй,у является метатезной формой, восходящей к *ger-ц-os {*geг-(^-os > с синкопой гласного в конечном слоге *ger-y-s>

При данном объяснении отпадает необходимость реконструировать громоздкие трехсложные архетипы (типа *ёе1еио^ *</е/елй> *geтoyes), а затем предполагать большое количество синкоп, чтобы таким сложным искусственным путем свести их к реальным др.-лат. ёеЫов, ст.-слав, дьнь и лат. gгйs.

При этом метатеза происходит не во всех случаях, где возникает необходимость устранить закрытый слог (¿¿гу6 'журавль', gamys 'аист'), демонстрируя непоследовательность, в целом характерную для таких нерегулярных фонетических процессов, как монофтонгизация, ассимиляция, диссимиляция и синкопа.

С помощью метатезы и монофтонгизации можно объяснить ряд нетипичных с точки зрения классического индоевропейского аблаута чередований в различных индоевропейских языках. Кроме форм, отражающих как древний дифтонг, так и произошедший из него в результате монофтонгизации долгий гласный: *Ьеи1-, *Ьои1- — *Ьй1- 'хулить; хвалить': рус. хула, хулить, др.-чеш. с/гц/о^ 'стыд', сАиШ <

'наклонять', сЫНоБ^уу 'слабый, малодушный, стыдливый' — рус. хилый (<*Ам/-о,$), диал. похилый 'наклонный, согнутый', чеш. сЬу!Ш1 наклонять', хинить 'хулить,

осуждать, порицать', серб.-цсл. хынити 'обманывать', встречается также форма хвала, возникшая путем метатезы.

Фонетически хвала относится к хула точно так же, как лит. dvasià 'дух' относится к рус душа, и относится к хинить 'хулить, осуждать, порицать' точно так же, как рус. диал. двохать 'тяжело дышать, запыхаться' относится к дышать. Можно предположить для хвала развитие *houlâ > *boylà > *huô!â > хвала. Очевидно, что эта метатеза была факультативным фонетическим изменением, если возникшие в праславянском дублеты *fiyô/â и * hou!â, какое-то время существуя параллельно, послужили закреплению за каждым из них антонимичных значений.

Чередование *ued-, *tjod- — *ûd- 'вода, водяное животное': фриг. ¡SeSu 'вода', рус. вода, гот. watô, лит. vanduô (вероятно, с вторичной назализацией) — лит. Ûdra 'выдра', рус. выдра, греч. ífSpá 'водяная змея', лат. luira (<* ûtra под влиянием lutum 'тина, ил') 'речная выдра'. Как и в предыдущих примерах, можно предположить, что %ied-, *\}od- являются метатезными формами, возникшими из *eud-, *oud-. Первоначальное *oud- сохранилось в др.-инд. Ódman- 'поток'.

Если учесть важность метатезы (иногда синкопы) для объяснения приведенных выше примеров, то можно будет "уточнить" название статьи В. Шмолстига "Монофтонгизация правдоподобнее, чем ларингалы" (Schmalstieg 1989) следующим образом: монофтонгизация, метатеза, синкопа (и другие нерегулярные фонетические изменения, например, ассимиляция и диссимиляция) правдоподобнее, чем ларингалы. Опасность заключается в абсолютизации механического действия какого-то одного фонетического закона (не так уж важно, будем ли мы считать таковым падение ларингалов или монофтонгизацию дифтонгов), в отсутствии понимания причин, направивших развитие языка в сторону той или иной фонетической тенденции. Поэтому заведомо ошибочным было бы объяснять все рассмотренные выше факты как следствие какого-то одного фонетического явления. Если даже видеть в приведенных выше примерах следы древней монофтонгизации, то почти наверняка можно сказать, что это следы не одномоментного фонетического сдвига в определенную эпоху и.-е. праязыка, а следы нескольких монофтонгизационных волн, обрушивавшихся на праязык (либо порождавшихся в его недрах) на протяжении нескольких столетий.

В главе П1 «Механика и типология монофтонгизационных процессов»

исследуется внутренняя механика монофтонгизационного процесса. Процесс монофтонгизации представляет собой последовательность ассимилятивных воздействий одного элемента дифтонга на другой в ходе обособления их артикуляции, наступающего в результате нарушения артикуляторного равновесия внутри дифтонга. Причем по мере ассимилятивного сближения артикуляции уже независимых элементов бывшего дифтонга действует тенденция к объединению их самостоятельной артикуляции в новое дифтонгическое звучание. Например, во время перехода -аи- в -й- можно предположить следующие этапы: *occlaudö > occläydö > *occ!eydö > *occleudö > *occloudö > *occlödö > occlüdö. Дифтонг -au- проходит стадию полной самостоятельности элементов -äy-, где -ä- изменяется в срединном закрытом слоге в -ё-, подобно изменению -а- > -ё- в perfSctus (< * perfäctus). Однако последующая эволюция * occlcudö > occlüdö показывает, что сочетание -ёу- совпало с дифтонгом -ей- и полностью повторило его судьбу. Приведенный пример указывает на то, что относительная самостоятельность элементов дифтонга в процессе его монофтонгизации может колебаться — от полного распадения на самостоятельные элементы до их воссоединения в новое артикуляторное единство дифтонгического характера. В процессе монофтонгизации дифтонга аи действуют две противодействующие силы, вместе обеспечивающие монофтонгизационный эффект. Сила, ведущая к нарушению единства дифтонга и к обособлению составляющих его элементов, с одной стороны. С другой стороны, это тенденция к гармоничному сочетанию гласного и сонанта в рамках дифтонга. Если бы не было последней силы, влияющей на эволюцию дифтонгов, их монофтонгизация не занимала бы столько времени (иногда она тянется несколько веков; ср. историю монофтонгизации дифтонга ai, длившейся примерно пять веков (с III в до н. э. по II в. н. э.)), не содержала бы столько промежуточных звеньев, многие из которых засвидетельствованы, и не давала бы столько вариантов рефлексов, отражающих различные этапы монофтонгизации — как в разных диалектах одного языка, так и внутри одной фонетической системы. Анализ последовательных стадий механизма монофтонгизации привел к выводу о том, что монофтонгизация является

результатом реализации в языке новой модели слога, воплощающего структуру восходящего звучности. Эта ориентация на открытость слога могла приводить как к монофтонгизации, так и к метатезе — двум различным способам реализации структуры восходящей звучности в слоге.

В главе IV «Проблемы интерпретации монофтонгизационных процессов в истории латинского и праславянского языков» рассматриваются проблемы, связанные с монофтонгизационными процессами, произошедшими уже в историческую эпоху существования латинского (III—II вв. до н. э.) и в доисторическую эпоху праславянского языка. Было бы бессмысленно дублировать настоящей главой соответствующий раздел исторической фонетики латинского и праславянского языков, поэтому здесь поднимаются либо до сих пор не решенные до конца, либо вовсе не рассматривавшиеся в научной литературе вопросы.

Особое внимание, уделенное праславянскому языку, объясняется не только типологическим сходством протекания и результатов монофтонгизации в латинском и праславянском языках, но, главным образом, тем обстоятельством, что памятники древнеславянской письменности в большинстве случаев не позволяют отграничить рефлексы праиндоевропейской и поздней собственно праславянской монофтонгизации. Трудности, связанные с установлением относительной хронологии рефлексов монофтонгизации для праславянского — проблемой, не поднимавшейся ни славистами, ни индоевропеистами (например, В. Шмолстиг даже не упоминает об этой проблеме в своих работах) — потребовали посвятить праславянскому языку особый раздел в рамках настоящей главы.

Процесс монофтонгизации в славянских языках не засвидетельствован памятниками письменности. Это допускает двойную интерпретацию долгого корневого / в таких случаях, как пнти, жити, который может быть результатом древней монофтонгизации еще в праиндоевропейскую эпоху, в пользу чего говорят лит. руИ 'дарить молоко', скр. />/й- 'питье, глоток', др.-инд. /лай' 'живет', лит.

'живой'. Однако такие формы, как лит. р/епаа 'молоко', лит. gaivйs 'живительный, бодрый', указывают на то, что монофтонгизация в славянских словах должна была произойти уже во время раздельного существования славянских и балтийских языков, то есть в праславянский период.

Относительно дифтонга *ei, некогда бывшего в корне слов пити, жити, невозможно сказать, в какую именно эпоху произошла монофтонгизация *ei> I Результат первой общеславянской палатализации (шипящий рефлекс) был одинаков и перед дифтонгом, и перед долгим гласным. Возможно, что, как в литовском и в древнеиндийском языках, в праславянском часть форм, содержащих *ei, монофтонгизировалась еще в праиндоевропейскую эпоху. Ср. лит. pyti 'дарить молоко', скр. /ий- 'питье; глоток', др.-инд. jivati 'живет', лит. gyvas 'живой', лиг. lyti 'идти (о дожде)', лит. dyvas 'чудо'. Не подвергшиеся монофтонгизации в праиндоевропейскую эпоху формы законсервировались (др.-прусск. geits 'хлеб') либо слегка видоизменились {pienas 'молоко', лит. lieti 'лить', лит. diSvas 'бог') в прабалтийском языке. В праславянском и в древнеиндийском они подверглись окончательной монофтонгизации уже в эпоху самостоятельного существования этих языков (ст.-сл. диво 'чудо', др.-инд. devai) 'бог').

Следы праиндоевропейской монофтонгизации для праславянского языка выявить практически невозможно, так как ее рефлексы неотличимы от рефлексов более поздней собственно праславянской монофтонгизации. Ее существование подтверждается косвенным путем, в основном благодаря сопоставлению данных славянских языков с данными литовского и древнеиндийского языков. Например, рус. гай 'крик галок, шум, гам', др.-рус. гаяти 'каркать (о вороне)' сопоставляют с др.-инд. giyati, gdti 'поет'. Др.-инд. gdti позволяет реконструировать предшествующий вид корня *ge-, возникший путем монофтонгизации из еще более древней формы *goi-, сохранившейся в лит. gaidys 'петух', лит. жем. gaida 'мелодия, нота', в первой части рус. жа-воронок (<*ge- < *goi-)- Ясно, что монофтонгизация *ge- < *goi- произошла еще в праиндоевропейскую эпоху до действия первой общеславянской палатализации, поскольку в праславянскую эпоху закономерно возникло бы *(d)ze- (ср. ст.-сл. з"Ьло 'очень' < *go/Jo- = лит. gailus 'резкий, едкий'). Ст.-сл. р'Ьзлти соответствует лит. r£zti и raiiyti 'резать'. В латышском языке отражается ступень er. (¿¡riezt. В древнегреческом языке, как в славянском и литовском, встречается рефлекс монофтонгизации *oi— ё. др.-гр. pT)Yvu(Ai 'разрываю'. Результат компенсаторного отпадения второго элемента в

дифтонге *01 видим в ст.-сл. рлзитн, слвц. гаг 'характер, удар', лит. гйогаэ 'полоса', др.-гр. рм^ 'трещина'.

Приведенные примеры не дают прямого свидетельства о древнем дифтонге, лишь указывая на чередование долгих гласных ё и о, которое могло возникнуть еще в праиндоевропейскую эпоху как результат монофтонгизации дифтонга либо как результат компенсаторного удлинения первого элемента дифтонга.

Монофтонгизация в праславянском языке произошла достаточно последовательно. Поскольку предыдущая (праиндоевропейская) монофтонгизация, носила спорадический характер, это привело теперь к большому количеству дублетов, в меньшей степени в праславянском, в большей степени — в прабалтийском языке. Например, развитие дифтонгов *о/и *ои было следующим: * о/ и *ои, которые не изменились в праиндоевропейскую эпоху, далее уже не подверглись монофтонгизации и отразились в литовском языке соответственно как а/ (лит. gaivus 'бодрый') и аи (лит. цайгё 'голова'), что дало большое количество дублетов типа £айгё — gйzis 'голова'. Праславянская монофтонгизация, отличающаяся от прабалтийской в целом высокой регулярностью рефлексов, в отношении дифтонгов *о/ и *ои характеризуется непоследовательностью результатов: * о/может давать как д так и с (условия различия в рефлексации до сих пор до конца не выяснены). Для *ои характерна та же ситуация, что и в литовском языке: рус. плыть — плоути, ст.-сл. роудд (= лит. гйс1а) — рыждъ (=лит. тайёав 'буланый'). Подобное сосуществование форм с рефлексом древней монофтонгизации и без нее сохранилось и в лат. гаиёив— гйс/ия 'медяк'.

В главе V «Новые этимологические решения, основанные на гипотезе о праиндоевронейской монофтонгизации» предлагаются новые этимологические решения трудных в этимологическом отношении слов — этимологии греч. хи8о<; 'слава', лат. Ита 'напильник', рптиБ'первый'. При обосновании этимологии этих слов используется гипотеза о праиндоевропейской монофтонгизации.

В заключении формулируются основные выводы, сделанные в работе, а именно: более 200 исследованных примеров чередования дифтонга и долгого

гласного как в корневой, так и в некорневой части слова (флексии, суффиксе), служат аргументом в пользу гипотезы о праиндоевропейской монофтонгизации.

Обнаружение примеров с указанным чередованием в таких морфемах, как суффикс и флексия, выводит аргументацию (по сравнению с В. Шмолстигом) на существенно иной уровень. Ведь количество приведенных в работе фактов чередования в корне, хотя значительно превышает материал В. Шмолстига, насчитывая 222 примера, но все же составляет относительно небольшую часть по сравнению с общим количеством корней, фиксируемых индоевропейскими словарями. Наличие же монофтонгизации в суффиксах и флексиях говорит о принадлежности этого чередования открытому множеству слов, исчисляемому сотнями лексем. Однако спорадический характер отражения дифтонгов говорит о том, что монофтонгизация принадлежит, наряду с ассимиляцией, диссимиляцией, синкопой и метатезой, к числу нерегулярных фонетических изменений. Это заставило обратиться к исследованию внутреннего механизма монофтонгизационного процесса и его причин (глава III).

Анализ последовательных стадий механизма монофтонгизации привел к выводу о том, что монофтонгизация является результатом реализации в языке новой модели слога, воплощающего структуру восходящего звучности. Эта ориентация на открытость слога могла приводить как к монофтонгизации, так и к метатезе — двум различным способам реализации структуры восходящей звучности в слоге. В связи с тем, что степень автономности слоговой вершины и сонантического элемента в рамках дифтонга постоянно колеблется — от полной слитности звучания до разрушения единого дифтонгического звучания, в момент наибольшей автономизации элементов разрушающегося дифтонга возникал замыкаемый сонантом закрытый слог, в целях открытия которого использовалась монофтонгизация или метатеза.

Апробация работы:

По теме диссертации были сделаны доклады на заседании кафедры классической филологии в 1999 г., на аспирантском семинаре кафедры классической филологии в 2000, 2001, 2003 и 2006 годах, на Международной филологической конференции в Санкт-Петербурге в 1999, 2003 и 2005 годах, а также опубликованы следующие работы:

1. Forum и fores. Материалы XXVIII межвузовской научно-методической конференции преподавателей и аспирантов. Вып. 17. Секция классической филологии. СПб. 1999. С. 20—22.

2. О словообразовательной структуре лат. vita. Материалы XXXII

Международной филологической конференции. Вып. 12. Классическая филология СПб. 2003. С. 20—22.

3. О словообразовательной структуре лат. dies. Материалы XXXIV Международной филологической конференции. Вып. 7. Классическая филологая СПб. 2005. С. 30—33.

jlOQfefi Э&50

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Филимонов, Евгений Геннадьевич

Введение

Глава I. К истории вопроса о процессах монофтонгизации в праиндоевропейском языке

Глава II. Следы древней праиндоевропейской монофтонгизации в латинском и других индоевропейских языках

Глава III. Механика и типология монофтонгизационных процессов

Глава IV. Проблемы монофтонгизации дифтонгов в истории латинского и праславянского языков

Глава V. Новые этимологические решения, основанные на гипотезе о праиндоевропейской монофтонгизации

1. О словообразовательной структуре лат. vita 'жизнь'

2. К этимологии лат. lima 'напильник'

3. К этимологии греч. xuSo? 'слава, честь', ст.-сл. чоудо 'удивление', лат. incus 'наковальня'

4. К этимологии лат. primus 'первый'

Введение диссертации2006 год, автореферат по филологии, Филимонов, Евгений Геннадьевич

Фонетическое явление, которое обозначено в заглавии работы, является латинским только по результату, по причинам оно является праиндоевропейским. Ряд надежных соответствий между древнегреческим, литовским, древнеиндийским и латинским языками показывает, что отдельные латинские монофтонги / и й восходят к эпохе существования праиндоевропейского языка. Предпосылки монофтонгизации дифтонгов сложились еще внутри индоевропейского языкового единства, а потому причины и условия этого фонетического изменения следует искать в индоевропейской эпохе, а не в письменной истории латинского языка, из которой это фонетическое явление объяснено быть не может1.

Многие явления в жизни языка, как и в природе, имеют не одномоментный и законченный характер, но протекают в виде процесса, образующего цикл. Это можно проследить на различных языковых уровнях — например, на фонетическом уровне в колебаниях ударения, когда различные варианты акцентуации слова могут чередоваться на протяжении ряда лет, или в области семантики, когда исходное и вроде бы уже утраченное узусом значение слова вдруг вновь высвечивается, «всплывает» на поверхность и становится доминирующим. Подобная цикличность, по-видимому, является проявлением определенной универсальной тенденции в развитии языка. Например, диалекты праславянского языка пережили три этапа палатализации задненебных согласных, причем условия и результаты этих палатализаций были различны (Хабургаев 1986, 103—108). Можно выдвигать различные объяснения по поводу причин этого фонетического явления (причиной обычно называют внутрислоговой сингармонизм, «смягчавший» согласный в позиции перед гласным переднего ряда), но их единонаправленный характер и общая роль в создании ранее

1 В данном случае речь идет именно о древней монофтонгизации в праиндоевропейскую эпоху, а не о поздней монофтонгизации, которая полностью протекала в рамках латинского языка (см. ниже). отсутствовавших в праславянском языке рядов шипящих и свистящих звуков позволяет говорить о трех волнах палатализации в разные эпохи истории праславянского языка. Язык словно бы на разных этапах и с разной степенью настойчивости и регулярности постепенно проводит в жизнь конкретную фонетическую тенденцию.

Такая цикличность протекания характерна и для монофтонгизации гласных. Известная нам по памятникам письменности латинская монофтонгизация III—II вв. до н. э., начавшаяся несколько раньше в близкородственном умбрском языке и в сельских диалектах Лация, тянется в отдельных своих проявлениях до первых веков нашей эры. Например, история монофтонгизации латинского дифтонга ai прослеживается от самого начала II в. до н. э., когда он впервые появляется в латинских надписях (например, Aetolia, aedem, Caeician<us> и др.), и до III в. н. э., где дифтонгическое его произношение еще встречается в речи образованных людей {Leumann 1977, 67). Такой запаздывающий, «необязательный» характер протекания процесса монофтонгизации усложняет выявление его причин и условий. Часто монофтонгизация может сменяться дифтонгизацией, как было, например, в истории романских языков (ср. рефлекс латинского ё в старофранцузском языке, где на месте этого монофтонга образовался дифтонг е/:(ё > е > ее > ei) (Бурсье 2004, 131) или в истории славянских языков, где в XIV-XV веках происходил процесс дифтонгизации долгих гласных (Бернштейн 1961, 289). История немецкого и английского языков также знает целый ряд монофтонгизационных и

У т параллельных им дифтонгизационных процессов (Прокош 1954, 102—104).

Следы латинской монофтонгизации III—II вв. до н. э. сохранены в письменных памятниках. Их материал, во многих случаях отражая еще первоначальные (немонофтонгизированные), а также промежуточные

В. Шмолстиг в числе постоянно повторяющихся лингвистических явлений помимо славянских палатализаций приводит также фрикативизацию глухих взрывных в германском (Schmalstieg 1973, 105). формы, может дать представление о хронологии — как абсолютной, так и относительной — протекания этого фонетического процесса. Таким образом, монофтонгизация III—II вв. до н.э. — исторический процесс, засвидетельствованный документально и не требующий сплошной реконструкции языковых форм, отражающих исходное (бывшее до монофтонгизации) состояние.

Вместе с тем, можно косвенным путем установить, что в латинском языке существовали долгие гласные дифтонгического происхождения, явившиеся результатом монофтонгизации, произошедшей еще в глубокой предыстории латинского языка. Вопрос о том, сколько монофтонгизаций было в латинском языке (точнее сказать, в его предыстории, поскольку речь идет об эпохе, когда латинский язык был еще нераздельной частью праиталийского диалекта индоевропейского языка), решается, в конечном счете, путем тщательного анализа происхождения долгих латинских гласных.

Многие долгие монофтонги классической латыни не имеют никакого отношения к истории развития индоевропейского вокализма и не являются наследием индоевропейского состояния. Их происхождение в некоторых случаях может вызывать споры, но бесспорным всегда остается собственно латинский характер их происхождения, то, что они являются фонетическими инновациями эпохи самостоятельного существования латинского языка. Прежде всего, это такие случаи компенсаторного удлинения гласных, как / в msanus (<— *insanus), й в priidSns (<— *proudens *proudens <— prouidens) и т. д3. Большую часть таких примеров, где /и й являются гласными позднего, собственно латинского происхождения, составляют рефлексы монофтонгизации III—II вв. до н. э. (died*— deico, diic6<r- doucd*deuko).

Поиск древних монофтонгов, осуществляемый таким образом, что за пределами нашего внимания постепенно, по мере анализа материала, остаются все поздние примеры, представляющие собой латинские л

Об этом подробнее см.: Нидерман 2001, 23, 67. инновации, приводит к ограниченному числу примеров с долгими i и и. Такой анализ материала осуществляется методом внутренней реконструкции. Этот метод позволяет отобрать и систематизировать материал, но в том, что касается происхождения рассматриваемых долгих гласных, он не обладает никакой объяснительной силой, поскольку пути возникновения долгих монофтонгов в индоевропейскую эпоху могли быть различны.

Это могло быть, в частности, компенсаторное удлинение гласного в результате упрощения консонантной группы. Например, и.-е. *nizdos 'насиживание, гнездо' —► лат. nidus-, скр. nidas{из nizdasnizdas), арм. ni'st 'то же', др.-в.-н. nest, лит. lizdas, где плавный в начале слова развился по аналогии, указывают на общеиндоевропейскую древность этого изменения {Семеренъи 1980, 64). Сходным случаем компенсаторного удлинения гласного можно считать интерпретацию продленной ступени в номинативе муж. и жен. р. основ с носовым и плавным, а также s^ochob: *bhraters 'брат' —> *bhrat€r (греч. cppar-yjp 'член фратрии'), *ghmons 'человек' —> лат. homo 'человек'4, * sen-joss * sen-ids —> лат. senior (senior с г из косвенных падежей) (Семеренъи 1980, 131-132). Здесь имела место прогрессивная ассимиляция -ers > -ёгг > -ёг; -ons > -дпп > -on; -oss > -os с дальнейшей metathesis quantitatis5.

Это могло быть и продление гласного при вокалическом начале корня в перфекте (лат. edi, odi), которое возникло в результате стяжения редупликативного гласного е с начальным гласным а, е, о в а, ё, о. ОСемеренъи 1980,34, 309).

И это только немногие из существующих возможностей возникновения долгих монофтонгов в эпоху праиндоевропейской общности. Вопрос о

4 Что касается происхождения б в homo, то существует более простая и убедительная реконструкция В. Шмолстига: homo *—*homon (Schmalslieg 1980, 42). В последней компенсаторное удлинение гласного явилось результатом изменения дифтонга *-бт > -д. Еще один пример: *bherom *bherd (лат. ferd, греч. cpepto) (Schmalstieg 1980,41).

5 Впрочем, это объяснение само является всего лишь одной из гипотез. происхождении праиндоевропейского долгого вокализма в целом в настоящей работе не ставится. Предметом исследования являются те долгие латинские /и й(реже ёи б), которые могли возникнуть в достаточно поздний период существования общеиндоевропейского праязыка, когда в последнем уже существовали и долгие, и краткие гласные в том виде, в каком мы можем восстановить их по данным сохранившихся индоевропейских языков на основе бесспорных и наглядных соответствий. В работе предпринята • попытка объяснить происхождение некоторых индоевропейских долгих гласных, возникших в целом ряде индоевропейских языков вследствие какой-то общей фонетической инновации. Предполагается, что эта инновация имела характер монофтонгизации. Эти долгие гласные все-таки должны были оформиться как таковые еще до распадения индоевропейской общности, или, во всяком случае, это был процесс, протекавший параллельно уже в обособившихся индоевропейских диалектах, и протекавший сходным образом.

Объектом исследования является тот слой материала, который, во-первых, дает возможность сопоставить латинские долгие монофтонги /и й с соответствующими индоевропейскими долгими гласными, и, во-вторых, указывает на общее дифтонгическое прошлое всех этих звуков. Цель исследования — доказать существование древней монофтонгизации, произошедшей еще в индоевропейском праязыке, следы (результаты) которой сохранились как в латинском, так и в других индоевропейских языках в виде долгих монофтонгов /и й, чередующихся либо находящихся в отношениях свободного варьирования с давшими их исконными дифтонгами. В связи с этим предполагается решение ряда частных задач, а именно: 1) исследование на широком индоевропейском фоне тех долгих латинских монофтонгов 1 и z7, которые не могли возникнуть вследствие поздних собственно латинских фонетических процессов и которым в других индоевропейских языках соответствуют как долгий гласный, так и дифтонг;

2) установление возможных причин предполагаемой древней монофтонгизации и ее роли в судьбе индоевропейского вокализма; 3) исследование внутренней механики и типологии процессов монофтонгизации; 4) установление особого характера монофтонгизации как нерегулярного фонетического изменения; 5) решение трудных вопросов, связанных с протеканием монофтонгизации в истории латинского и праславянского языков.

Поставленными задачами определяется актуальность исследования.

В настоящей работе углубляется и критически развивается гипотеза, предложенная В. Шмолстигом еще в 1973 году, которая незаслуженно оказалась на периферии современной индоевропеистики.

Научная новизна исследования заключается в новом взгляде на процесс эволюции дифтонга и в выводах, подтверждающих факт монофтонгизации в истории вокализма праиндоевропейского языка. На основе большого материала индоевропейских языков пересмотрены некоторые положения, высказанные В. Шмолстигом по поводу причин и самого процесса праиндоевропейской монофтонгизации. Частные проблемы монофтонгизации из истории латинского и праславянского языков рассмотрены в работе в типологическом аспекте. Лингвисты, занимающиеся монофтонгизационными процессами, недостаточно внимания уделяли специфике самого процесса монофтонгизации и типологии монофтонгизационных процессов в различных языках. Стремление раскрыть внутреннюю механику процесса монофтонгизации делает настоящее исследование актуальным как для индоевропейского языкознания, так и для типологии фонетических изменений в целом.

Метод внутренней реконструкции недостаточен для решения и первой, и второй задачи. Без постоянного обращения к сопоставлениям из родственных индоевропейских языков часто невозможно не только сделать какие-либо предварительные выводы, но и вообще уверенно двигаться внутри латинского материала, делая предварительный отбор надежных примеров для последующего анализа. Без привлечения соответствий из родственных индоевропейских языков, то есть используя только метод внутренней реконструкции, невозможно точно установить, например, является ли долгий монофтонг следствием латинской монофтонгизации III— II вв. до н. э., или это наследие более отдаленного прошлого. Дело в том, что даже древнейшие памятники латинской письменности не всегда дают нам формы всех необходимых слов. Например, для выяснения судьбы корневого монофтонга глагола scrlbo 'пишу' недостаточно собственно латинских источников. Чтобы пролить свет на происхождение этого I, приходится довольствоваться косвенными свидетельствами индоевропейских языков, что, при отсутствии внутрилатинских древних форм этого слова, выглядит, естественно, не так убедительно. А. Эрну, доказывая, что / в scrlbo «могла быть всегда долгой в латинском языке», приводит в качестве аргумента осское и древнегреческое соответствия: оск. scriftas 'scriptae', греч. axaplcpao^ou 'царапаю'6. То же самое имеет место в случае латинского frigo 'жарю', для которого им приводятся умбрское свидетельство frehtu 'frictum' и древнегреческое cppvyco 'жарю' (с другой огласовкой) (Эрну 1950, 156— 157). Идеальный вариант, позволяющий надежнее всего идентифицировать нужную нам долготу гласного, встречается в тех случаях, где метод внутренней реконструкции дополняет и усиливает аргументацию, приведенную на основе сравнительно-исторического метода, или, еще лучше, наоборот, когда данные внутренней реконструкции подтверждаются выводами, полученными сравнительно-историческим методом. Таким образом, в работе представлено постоянное сочетание метода внутренней реконструкции и сравнительно-исторического метода. Удельный вес и надежность выводов того и другого в целом определяют обоснованность заключений в каждом конкретном случае.

6 Однако дальнейшее привлечение лит. жем. skriebti 'чертить' показывает ошибочность вывода А. Эрну. Подробнее о производных этого корня см. с. 40—41.

Из вышесказанного вытекает, что проблематика происхождения долгого вокализма индоевропейских языков не затрагивается в данной работе уже хотя бы по соображениям хронологии. Исследуемое в ней явление монофтонгизации принадлежит эпохе позднего индоевропейского праязыка и носит непоследовательный, возможно диалектный, характер, относясь к так называемым «нестрогим», факультативным (нерегулярным) фонетическим законам. Поэтому вопросы, связанные с возникновением, становлением и вообще предысторией индоевропейского вокализма, например, вопросы, поднимаемые ларингальной гипотезой, относятся к более ранней эпохе праиндоевропейского языка.

В научной литературе, посвященной этому вопросу, представлена традиционная схема. Например, у М. Лойманна: «/ классической латыни в древнелатинском языке надписей оказывается написанным то как i, то как ei, а именно, звук, восходящий к дифтонгу на -i, примерно до 150 г. до н. э. обозначается через ei или во всяком случае через е; старое монофтонгическое I, напротив, обозначается только через /, впоследствии в написании появляется смешение ei и i, пока наконец не остается только написание i. Итак, около 150 г. до н. э. произошло звуковое совпадение старых ei и /в Ь> {Leumann 1977, 62). По М. Лойманну, «старые ei и /> — это звуки, восходящие к праиндоевропейскому языку. В другом месте М. Лойманн приводит латинские слова со «старым /»: «и.-е. /остается в лат. как /("idg. /bleibt lat. I: vs. греч. T<pi 'сильно'; vivos оск. bivos pi. 'vivi', др.-инд. jivas, лит. gyvas, и.-е. *jfiwos., и.-е. й остается в лат. как й.: ids 'похлебка'; fumusдр.-инд. d/iOmas.") {Leumann 1977, 54).

Таким образом, для определения «старого Ь> М. Лойманн выдвигает два критерия: первый — «старое монофтонгическое /обозначается только через т» (до 150 г. до н. э.), «лат. с самого начала писавшееся как i, не восходит к дифтонгу» (Leumann 1977, 63); второй — наличие индоевропейских форм с долгим гласным. Эти два критерия при условии их последовательного применения, действительно, могли бы дать надежный способ определения и.-е. /в латинских словах. Но, к сожалению, в примерах М. Лойманна они часто входят в противоречие, и ученый по своему усмотрению вынужден отдавать предпочтение то одному, то другому. Так, для libare 'возлиять' устанавливается праформа с дифтонгом: «von *liba < *loiba (wie gr. Хофаст&аь Hes. von Аофт])», хотя в libare /всегда обозначается в памятниках письменности через / и никогда через дифтонг. В данном случае М. Лойманну более важным кажется второй критерий. Что касается слов ius 'похлебка', vivos 'живой', то эти примеры, уже давно ставшие хрестоматийными, удовлетворяют обоим критериям и поэтому не имеют никакого отношения к латинской монофтонгизации дифтонгов начала II в. до н. э.

Е. Кикерс приводит помимо двух вышеупомянутых такие примеры, как лат. virus, греч. 105 'яд'; лат. mus, греч. [ли? 'мышь'; лат. sus, греч. ovc, 'свинья'; лат. fiimus 'дым' (мы упоминаем здесь только примеры с долгими й в корне, хотя Е. Кикерс рассматривает также й суффиксальные) (Kieckers 1930, 24—25).

Ф. Штольц приводит еще такие примеры, как divisus 'разделенный', acclinis 'прислоненный, наклоненный', frigus 'холод', Idus 'Иды', сйра 'бочка', grus 'журавль', pus 'гной', rus 'деревня', subula 'шило', tii 'ты', fu-imus 'мы были' и др. Для всех этих слов соответствие лат. /= и.-е. лат. й = и.-е. й, по мнению автора, «доказано соответствием всех индоевропейских языков» (Stolz 1894, 140, 149), хотя сам Ф. Штольц не приводит ни одного индоевропейского соответствия.

Наиболее взвешенными примерами следует признать те четыре упомянутых выше М. Лойманном латинских слова: vis 'сила', vivos 'живой', ius 'похлебка', fiimus 'дым'. Во всяком случае, можно с большой степенью вероятности утверждать, что, поскольку этим долгим корневым гласным имеются точные соответствия в других индоевропейских языках, эти гласные возникли еще в праиндоевропейскую эпоху и не могут быть объяснены поздними процессами внутри латинского языка. Между тем, даже применительно к этим словам языковой материал дает возможность сделать иной вывод относительно происхождения долгого корневого гласного. В данном случае многое будет зависеть от степени тенденциозности, с какой ученый интерпретирует имеющиеся языковые факты. В самом деле, др.-инд. vayah 'жизненная сила', vSsati 'работает, проявляет активность' может в той же мере послужить доказательством дифтонгического происхождения /в лат. vis 'сила', как родственные этой форме др.-инд. vldayati 'делает прочно' и греч. T<pi 'сильно' служат доказательством его монофтонгического происхождения. Следуя той же логике, основанной на субъективном подходе к материалу, Ф. Штольц считает й в лат. ciido 'бью' восходящим к *-ои- на основании сравнения с лит. kauju 'бью' (Stolz 1894, 149). Сравнение же лат. cudo с лит. kujis 'молот' указывает на долгое и.-е. *й. Соответственно й в лат. jus 'похлебка' может быть понято как рефлекс и.-е. * й, если исходить из сопоставления с лит. juse 'рыбная уха', и как рефлекс и.-е. *ои, если исходить из сопоставления с лит. jauti'мешать, готовить корм' и др.-рус. уха.

При наличии в родственных индоевропейских языках параллельных дифтонгальных и монофтонгальных форм целесообразен следующий подход: если латинская форма с долгим I или й в корне с самого начала своей фиксации (если только эта фиксация относится к достаточно раннему времени — до 150 г. до н. э.) последовательно передается на письме с помощью букв У и и, то возникновение этого долгого гласного следует отодвигать в глубокую предысторию латинского языка, а не в эпоху исторической монофтонгизации латинских дифтонгов начала II в. до н. э. Однако обращает на себя внимание то обстоятельство, что большинству латинских слов, по терминологии М. Лойманна, «со старым Ь> в родственных языках соответствует двойной ряд параллельных — дифтонгальных и монофтонгальных — форм. Например, лат. vivos 'живой', лит. gyvas 'живой', др.-инд. jivafr 'живой', оск. biitam (вин. п. ед. ч.) — лит. gajus 'легко заживающий', др.-инд. gayah 'жизнь', др.-пр. geits 'хлеб'. Подобный параллелизм позволяет сделать вывод о наличии чередования -ei- / -i- уже в рамках индоевропейского языка. Поскольку один из членов любого у чередования должен быть исконным, а другой (другие) производным , необходимо предположить существование в индоевропейском языке некоего фонетического процесса, вызвавшего к жизни данное чередование.

Если встречается целый ряд форм с подобным чередованием, следует попытаться выяснить те фонетические условия, в которых они возникли, и причины, создавшие такие условия.

Так, лат. vivus уже в надписях, датируемых III в. до н. э., встречается написанным через i, а не через дифтонг, следовательно, оно отражает долгое I и не может быть рефлексом латинской монофтонгизации III—II вв. до н. э. С другой стороны, в родственных индоевропейских языках мы имеем формы от этого корня как с дифтонгом ei\ так и с долгим L Например, лит. gyvas 'живой'(<— *jfiuos) и gajus 'легко заживающий'; др.-инд. jivati 'живет' и gayati 'средства к жизни'.

Трудность выявления хотя бы самых общих фонетических условий, приведших к данному чередованию, наталкивает на мысль о спорадическом характере этого языкового явления. К тому же существуют дублеты, различающиеся лишь этим чередованием, например: лит. gaivus 'живительный' - лит. gyvas 'живой'. Именно поэтому использование

На деле оказывается все гораздо сложнее: например, в известном индоевропейском чередовании -ei- (-о/-) / во-первых, трудно сказать, где производный, а где исконный член чередования, а во-вторых, нельзя исключить возможности, что члены такого чередования могут вообще не обнаруживать отношений взаимной производности, а восходить к иному, уже не существующему звуку. ларингалов представляется в данном случае нецелесообразным. Во всяком случае, стремление предполагать существование ларингала только в одном случае (gyvas *{fiHuos) и отсутствие ларингала в другом {gaivus <— *tfoiuus), представляющем собой явный дублет по отношению к первому, делает реконструкцию явно искусственной.

Другой пример: лат. jus 'похлебка' соответствует лит. juse 'варево' и jauti 'мешать'; др.-инд. yiis 'похлебка' — yauti 'смешивает'. Греч. 'закваска' — £ёсо 'кипеть'(<— *ieuo), напротив, показывают здесь фонетически закономерное распределение рефлексов дифтонга: долгий монофтонг в позиции перед согласным, распадение дифтонга перед гласным с дальнейшим выпадением -и-.

Подобные примеры чередования дифтонга и долгого монофтонга можно продолжать, хотя таких случаев ограниченное количество. Ясно, что подобные цельнолексемные соответствия (типа лат. ius — лит. juse — греч. не могут быть случайностью, а отражают некую фонетическую инновацию в рамках праиндоевропейского. Сторонники ларингальной теории интерпретируют эти примеры с долгим монофтонгом и дифтонгом как чередование: нулевая ступень гласного корня + ларингал II полная ступень, представленная в виде дифтонга (*iH>i: ei, *иН>й : ей). Однако реконструкция, например, для лат. vita, предполагающая сочетание нулевая ступень гласного корня + ларингал (* viHta), не вписывается в словообразовательные и аблаутные соотношения слов с данным корнем. В самом деле, если предполагать ларингал в форме с нулевой ступенью * viHta, то приходится объяснять отсутствие ларингала в таких случаях, как форма этого корня с полной ступенью гласного: др.-инд. gayafr 'средства к жизни', лит. gajus 'легко заживающий, живучий' и gaivus 'живительный, бодрый', а также в таких формах с нулевой ступенью корня, как греч. (3iog 'жизнь'. Между тем такие варианты данного корня, как др.-инд. gayafr 'средства к жизни' («— и.-е. *{foi-os), ст.-слав. жити (<— и.-е. *$ei-ti, ср. перегласовку -oi- в формах ст.-сл. (из-)гон, гои-ти, указывающих на чередование е!о в составе дифтонга), греч. (3do[i.at, 'буду жить' и {Зю? 'жизнь', хорошо вписываются в известное индоевропейское чередование -е-1-o-l нуль (-ei-1-oi-l нуль в составе дифтонга). Если исходить из такого хорошо известного индоевропейским языкам чередования, то следует объяснить долгий монофтонг I в данном случае таким образом, чтобы оно логически основывалось на одном из членов основного чередования в данном корне. Если мы наблюдаем какое-либо чередование, обычно один из членов данного чередования произволен, а другой исконен. Если отвлечься от сложного вопроса возникновения в праиндоевропейском языке основного чередования -ei-1-oi-l нуль, то ступень -/- выглядит явно производной, но никак не оригинальной. В противном случае, считая ступень -/- в формах типа др.-инд. jivati 'живет', лат. vita 'жизнь', лит. gyvas 'живой' первоначальной, мы должны будем предполагать дальнейшее расщепление этой ступени на -ei-, -oi-, то есть дифтонгизацию. Итак, логически остаются две возможности объяснения этого чередования:

1. дифтонгизация -/- > -ei-;

2. монофтонгизация -ei- > -/-.

Интересно, что Ф. Бопп, исходя прежде всего из фактов древнеиндийского языка, предполагал дифтонгизацию монофтонгического гласного, сохранившегося в санскрите: «Из некоторых примеров ясно, что слав, оу наличествует также в тех формах, где в санскрите чистый гласный либо краткий, либо главным образом долгий. Но литовский имеет аи, так что могло быть преобразование первоначального и (то есть й— прим. мое, Е. Ф.) в оу (первоначально ои), лит. аи, с теми же процессами, какие закономерно претерпело др.-в.-н. й в нововерхненемецком, например в Haus по сравнению с др.-в.-н. hus.» (Ворр 1857, 143).

Логически оправданной представляется идентификация долгого -/- с рефлексом дифтонга -еР (в особых условиях -о/-), возникшим в результате монофтонгизации последнего.

Ларингальные построения ни хронологически, ни функционально не имеют отношения к рассматриваемой здесь проблеме. Даже если ларингалы и способны объяснить происхождение системы праиндоевропейских долгих гласных, объяснять их воздействием возникновение всех долгот в истории индоевропейских языков было бы чрезмерным увлечением. Зачастую даже сами ученые, в принципе не отвергающие ларингалистские построения, при обсуждении конкретных проблем вынуждены отзываться о них критически {Schmalstieg 1989, 67—73).

Прежде чем делать какие-либо выводы по поводу происхождения приведенных выше примеров, содержащих долгие монофтонги, необходимо критически рассмотреть основные положения гипотез, посвященных монофтонгизации в рамках праиндоевропейского языка.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Праиндоевропейская монофтонгизация и ее следы в латинском языке"

Заключение

Представление о монофтонгизации, произошедшей в праиндоевропейском языке, до сих пор остается в современной науке гипотезой, наиболее отчетливо и полно сформулированной В. Шмолстигом.

Эта гипотеза оказывается весьма продуктивной для решения многих этимологических вопросов. Однако в том виде, в каком она сформулирована В. Шмолстигом, гипотеза является скорее декларативной, нежели достаточно аргументированной. Это связано прежде всего с малым количеством материала (32 примера, содержащих материал разных индоевропейских языков), подтверждающего теоретические положения В. Шмолстига и одновременно схематизирующего и идеализирующего реальную языковую картину, выводимую из рассмотрения гораздо большего корпуса примеров.

В настоящей работе объем материала значительно расширен и в количественном, и в качественном отношении:

• количество примеров, иллюстрирующих процесс монофтонгизации, составляет 222 (не считая некорневых морфем);

• сделана попытка привлечь все существенные слова, репрезентирующие анализируемые индоевропейские морфемы;

• особое внимание уделено фактам dubia, представляющим трудности в объяснении с точки зрения доказываемой гипотезы.

Анализ проблемы существования монофтонгизации в праиндоевропейском языке привел к необходимости постановки ряда сложных теоретических вопросов, а именно — к попытке обобщения эмпирического материала в теоретическое описание механизма и внутренней логики монофтонгизационного процесса и его причин, а также к типологическому рассмотрению следов предполагаемой монофтонгизации в латинском и праславянском языках.

При этом в центре внимания оказался материал латинского языка, который, в отличие от праславянского, в большинстве случаев дает возможность четко отделить следы собственно латинской монофтонгизации III—II вв. до н. э. от следов предполагаемой праиндоевропейской.

Поставленная проблема не позволяет ограничиться методом внутренней реконструкции, в связи с чем привлечен широкий материал других индоевропейских языков (древнегреческого, старославянского, литовского, древнеиндийского, готского и др.).

Рассмотренные в работе примеры чередования дифтонга и долгого гласного как в корневой, так и в некорневой части слова (флексии, суффиксе), демонстрируют важную роль монофтонгизационных процессов в развитии системы праиндоевропейского вокализма: монофтонгизация послужила источником значительного обогащения уже существовавших долгих гласных.

Следует отметить, что обнаружение примеров с указанным чередованием в таких морфемах, как суффикс и флексия, выводит аргументацию (по сравнению с гипотезой В. Шмолстига) на существенно иной уровень. Ведь количество приведенных в работе фактов чередования в корне, хотя значительно превышает материал В. Шмолстига, но все же составляет относительно небольшую часть по сравнению с общим количеством корней, фиксируемых индоевропейскими словарями. Наличие же монофтонгизации в суффиксах и флексиях говорит о принадлежности этого чередования открытому множеству слов, исчисляемому сотнями лексем.

Однако спорадический характер отражения дифтонгов свидетельствует о том, что монофтонгизация относится, наряду с ассимиляцией, диссимиляцией, синкопой и метатезой, к числу нерегулярных фонетических изменений. Это заставило обратиться к исследованию внутреннего механизма монофтонгизационного процесса и его причин.

Анализ последовательных стадий механизма монофтонгизации привел к выводу о том, что монофтонгизация является результатом реализации в языке новой модели слога, воплощающего структуру восходящей звучности. Эта ориентация на открытость слога могла приводить как к монофтонгизации, так и к метатезе — двум различным способам реализации структуры восходящей звучности в слоге. В связи с тем, что степень автономности слоговой вершины и сонантического элемента в рамках дифтонга постоянно колеблется — от полной слитности звучания до разрушения единого дифтонгического звучания, в момент наибольшей автономизации элементов разрушающегося дифтонга возникал замыкаемый сонантом закрытый слог, в целях открытия которого использовалась монофтонгизация или метатеза.

Исследование монофтонгизации отдельно от синкопы, метатезы, ассимиляции и диссимиляции не позволяет выявить причин этого процесса, которые могут быть поняты только после изучения всего комплекса нерегулярных фонетических изменений.

Список научной литературыФилимонов, Евгений Геннадьевич, диссертация по теме "Классическая филология, византийская и новогреческая филология"

1.Бошкович 1984 — Бошкович P. Основы сравнительной грамматики славянских языков. Фонетика и словообразование. М., 1984.33 .Бенвенист 1955 — БенвенистЭ. Индоевропейское именное словообразование М., 1955. (2-е изд. вышло в 2004 г.).

2. Ъ А.Бенвенист 1995 — БенвенистЭ. Словарь индоевропейских социальных терминов М., 1995.

3. Ъ5.Бенвенист 2002 — Бенвенист Э. Общая лингвистика. М., 2002.

4. Ъв.Бернштейн 1961 — Бернштейн С. Б. Очерк сравнительной грамматики славянских языков М., 1961 (2-е изд. вышло в 2004 г.).

5. Бирнбаум 1986 — Бирнбаум X. Праславянский язык: достижения и проблемы в его реконструкции. М., 1986.

6. Бурлак, Старостин 2001 — Бурлак С. А., Старостин С. А. Введение в лингвистическую компаративистику: Учебник. М., 2001.

7. Бурсье 2004 — Бурсье Э. Основы романского языкознания. М., 2004.

8. Георгиев 1958 — Георгиев В. И. Исследования по сравнительно-историческому языкознанию. М., 1958.41 .Десницкая — Десницкая А. В. Сравнительное языкознание и история языков Л., 1984.

9. Дини 2002 — Дини П. У. Балтийские языки. М., 2002.

10. Журавлев 2005 — Журавлев В. К. Очерки по славянской компаративистике. М., 2005.

11. ААЖуравлева — Журавлева Г. С. Историческая фонетика русского языка. М., 2004.

12. Зиндер 1979 — Зиндер Л. Р. Общая фонетика. М., 1979.

13. Иванов, Топоров 1974 — Иванов В. В., Топоров В. Н. Исследования в области славянских древностей. М., 1974.

14. Казанский — Казанский Н. Н. Синкопа в латинском языке и проблемы фразовой интонации. / Теоретические проблемы языкознания. Сб. статей к 140-летию кафедры общего языкознания Филологического факультета СПбГУ. СПб., 2004. С. 99—111.

15. Карасева 1987 — Карасева Т. А. Историческая фонетика латинского языкаМ., 1987.

16. Л9.Красухин 2004 — Красухин К. Г. Введение в индоевропейское языкознание: Курс лекций: Учеб. пособие для студ. филол. и лингв, фак. высш. учеб. заведений. М., 2004.

17. Кудрявцев — Кудрявцев Ю. С. Очерки по истории русской исторической фонологии и морфологии (дисс. на соискание ученой степени доктора филол. наук) Тарту 1996.

18. Кузнецов — Кузнецов П. С. Очерки по морфологии праславянского языка. М., 2002.

19. Лабов 1975 — Лабов У. О механизме языковых изменений. // Новое в лингвистике, Вып. VII, М., 1975. С. 199-228.

20. Майрхофер — Майрхофер М. Индоевропейская грамматика. Т. 2. Фонетика. / Новое в зарубежной лингвистике М., 1988. С. 122—160.5 б.Макаев 2004 — Макаев Э. А. Общая теория сравнительного языкознания. М., 2004.

21. Малинаускене 2001 — Малинаускене Н. К. Введение в историю латинского языка М., 2001.5%.Мартине 2004 — Мартине А. Основы общей лингвистики. М., 2004.

22. Маслова 2004 — Маслова В. А. Истоки праславянской фонологии. М., 2004.

23. Мейе 1951 —Мейе А. Общеславянский язык. М., 1951.61 .Мейе 1954 — Мейе А. Сравнительный метод в историческом языкознании. М., 1954.

24. Откупщиков 2001а — Откупщиков Ю. В. Opera philologia minora. СПб., 2001.

25. Откупщиков 2001b — Откупщиков Ю. В. Очерки по этимологии. СПб., 2001.

26. Ю.Откупщиков 2003 — Откупщиков Ю. В. Индоевропейские и балто-славянские глаголы с основой на // Материалы международной конференции «Вторые Бодуэновские чтения». Казань 2003, С. 101—102.

27. Х.Пауль 1960 — Пауль Г. Принципы истории языка. М., 1960.

28. И.Поржезинский 2005 — Поржезинский В. К. Сравнительная грамматика славянских языков. Изд. 2-е., стереотипное. М., 2005.

29. Прокош 1954 — Прокош Э. Сравнительная грамматика германских языков. М., 1954.

30. А.Русаков 1985 — Русаков А.Ю. Нерегулярные фонетические соответствиякак проблема индоевропейского сравнительно-исторического языкознания (автореф. канд. дисс.) М., 1985.

31. Савченко 2003 — Савченко А. Н. Сравнительная грамматика индоевропейских языков. М., 2003.

32. Тройский 2001 — Тройский И. М. Историческая грамматика латинского языка. М., 2001.

33. Тройский 1953 — Тронский И. М. Очерки из истории латинского языка. Общеиндоевропейское языковое состояние (вопросы реконструкции). М.; Л., 1953.

34. М.Трубецкой 2000 — Трубецкой Н.С. Основы фонологии. М., 2000.

35. Трубецкой 1987 — Трубецкой Н. С. Избранные труды по фонологии. М., 1987.

36. Хабургаев 1986 — Хабургаев Г. А. Старославянский язык М., 1986.

37. Чекман 1979 — Чекман В. Н. Исследования по исторической фонетике праславянского языка. Минск, 1979.8^.Широков 1983 — Широков О. С. История греческого языка. М., 1983.

38. Широков 1985 — Широков О. С. Введение в языкознание. М., 1985.

39. Эрну 1950 — Эрну А. Историческая морфология латинского языка. М., 1950.

40. Antkowski 1956 — Antkowski F. La chronologie de la monophtongaison des diphtongues dans les langues indo-europeennes. Poznan 1956.

41. Beekes 1998 — Beekes R. S. P. Een nieuw Indo-Europees etymologisch wordenboek. Amsterdam 1998.

42. Buck 1933 — Buck C. D. Comparative Grammare of Greek and Latin. Chikago 1933.

43. Canfield, Lincoln, Cary 1975 — Canfield D., Lincoln, Cary Davis An Introduction to Romance Linguistics. Carbondale and Edwardsville 1975.

44. Chantraine — Chantraine P. Dictionnaire etymologique de la langue grecque. Paris 1968.

45. Heath 1981 — Heath J. A case of intensive lexical diffusion // Language. Vol. 57, №2, 1981, p. 335—368.

46. Johnson 1978 — Johnson H. The Laryngeal theory. Lund 1978.

47. Kieckers 1930 — Kieckers E. Historische lateinische Grammatik. Mtinchen 1930. Teil I.9%.Kurylowicz 1956 — Kurylowicz J. L'apophonie en indo-europeen Wroclaw 1956.

48. Labov 1981 — Labov W. Resolving the neogrammarian controversy / Language Vol. 57, № 2, 1981, p. 267—309.

49. Leumann 1977 — Leumann M. Lateinische Laut- und Formenlehre. Mtinchen 1977.101 .Lejeune 1972 — Lejeune M. Phonetique historique du mycenien et du grec ancien Paris 1972.

50. Lindeman 1987 — Lindeman F. O. Introduction to the «Laryngeal theory». Oslo 1987.103 .Manczak 1976 — Manczak. W. Slowianska fonetyka historyczna a frekwencja. Zeszyty naukowe uniwersytetu Jagiellonskiego Prace j^nzykoznawcze 55. Krakow 1976.

51. Maniet 1957 — Maniet A. L' evolution phonetique et les sons du latin ancient dans le cadre des langues indoeuropeenes. Paris 1957.

52. Maurer 1947 — Maurer Th. H. Jr. Unity of the Indo-European Ablaut System. The dissyllabic roots. // Language. 1947. Vol. 23.

53. Maziulis 1970 — Maziulis V. Baltq ir kitq indoeuropeiciu ка1Ьц santykiai (Declinacij a) Vilnius 1970.

54. Meillet 1902 — Meillet A. Etudes sur Г etymologie et le vocabulaire du vieux slave. Paris 1902.

55. Meillet 1905 — Meillet A. Les alternances vocaliques en vieux slave / Memoires de la Societe de Linguistique de Paris, tome XIV. Paris 1905.

56. Meillet 1911 — Meillet A. Differentiation et unification dans les langues. // Scientia. Vol. IX, 1911. P. 403—419.

57. Meillet—Vendryes 1924 — Meillet A., Vendryes J. Traite de grammaire compare des langues classiques. Paris 1924.

58. WX.Osthoff 1881 — Osthoff H. Die tiefstufe im indogermanischen vocalismus. Morphologische Untersuchungen 4. Leipzig 1881 p. 1-401.

59. Schmalstieg 1962 — Schmalstieg W. R. Slavic cetyre 'four' / Annali dell' Istituto Orientali di Napoli. Sezione Linguistica, Napoli 1962.

60. Schmalstieg 1973 — Schmalstieg W. R. New thoughts on Indo-European phonology. // Zeitschrift fur vergleichende Sprachforschung. 87, 1973, p.99— 157.

61. Schmalstieg 1980 — Schmalstieg W. R. Indo-European Linguistics. A new Synthesis. The Pennsylvania State University Press. 1980.

62. Schmalstieg 1983 — Schmalstieg W. R. An Introduction to Old Church Slavic Columbus, Ohio 1983.

63. Schmalstieg 1989 — Schmalstieg W. R. Monophthongization: More plausible than laryngeals! // The New found of Indo-European. Essays in Phonological Reconstruction. Ed. by Th. Vennemann. B.-N.-Y., 1989, pp. 6773.

64. Schmidt 1895 — Schmidt J. Die Kritik der Sonantentheorie. Weimar 1895.123 .Schmitt-Brandt 1967 — Schmitt-Brandt R. Die Entwicklung des indogermanischen Vokalsystems. Heidelberg 1967.

65. Sommer 1902 — SommerF. Handbuch der lateinischen Laut- und Formenlehre. Heidelberg, 1902.

66. Stolz 1894 — Stolz Fr. Historische Grammatik der lateinischen Sprache. Leipzig 1894. Bd. I.

67. Szemerenyi 1987 — Szemerenyi O. Scripta minora Innsbruck 1987.

68. Schwyzer 1939 — Schwyzer E. Griechische Grammatik. Munchen 1939.

69. Wang 1969 — Wang W. S.-Y. Competing Changes as a Cause of Residue // Language 45. 1969.

70. Windekens 1976 — Windekens van A. J. Le tokharien confronte avec les autres langues indo-europeennes. Vol. 1. La phonetique et la vocabulaire. Louvain, 1976.

71. Zinkevicius 1966— Zinkevicius Z. Lietuviq dialektologija. Vilnius 1966.