автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.09
диссертация на тему: Православная интерпретация русской истории в отечественной историографии

Полный текст автореферата диссертации по теме "Православная интерпретация русской истории в отечественной историографии"

На правах рукописи

00305В136 РЫБАКОВ Сергей Владимирович

ПРАВОСЛАВНАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ РУССКОЙ ИСТОРИИ В ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ИСТОРИОГРАФИИ

Специальность 07.00.09 - Историография, источниковедение и методы исторического исследования

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание учёной степени доктора исторических наук

Екатеринбург - 2007

003056136

Работа выполнена в отделе Отечественной истории XX века Института истории и археологии Уральского отделения Российской академии наук.

Научный консультант: доктор исторических наук,

профессор Сперанский Андрей Владимирович

Официальные оппоненты: доктор исторических наук,

профессор Дука Олег Геннадьевич;

доктор исторических наук, профессор Серебрянская Галина Владимировна;

доктор исторических наук, профессор Трофимов Андрей Владимирович

Ведущая организация: Омский государственный университет

Защита диссертации состоится Л^ аллюре/) 2007 года в /3 часов на заседании диссертационного Совета Д.004.0^1.01 по защите диссертаций на соискание учёной степени доктора исторических наук при Институте истории и археологии Уральского отделения РАН по адресу: 620219, Екатеринбург, ул. Розы Люксембург, 56.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института истории и археологии УрО РАН.

Автореферат разослан года.

Учёный секретарь диссертационного Совета, кандидат исторических наук

Е.Т. Артёмов

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ИССЛЕДОВАНИЯ

Актуальность темы. Для российского обществоведения начало XXI века стало временем интенсивных методологических и методических поисков. Они привели к тому, что база развития обществоведческих знаний и диапазон гуманитарных исследований значительно расширились, историческая проблематика последовательно освобождается от механических стереотипов. На этом фоне немалую актуальность приобретает тема «Православная интерпретация русской истории в отечественной историографии».

С освобождением общественных наук от жёстко заданных социологических схем возродилось и стало утверждаться понимание того, что история соткана из социально-психологических реакций конкретных людей, что исторические эпохи, этапы, вехи возникают не сами по себе, а становятся результатом человеческой деятельности. История стала осознаваться смысловым полем, где деятельность людей приобретает смысл, преодолевает хаос не в силу социологического детерминизма, а благодаря шкале ценностных ориентиров, превращающих историю в концентрат пережитых обществом смысловых уроков.

Историческая наука постепенно возвращает себе самостоятельность, в советское время подорванную искусственным разграничением содержательных задач между отраслями обществоведческого знания, когда историкам прямо предписывалось использовать фактографию для обслуживания доктринальных схем. В нынешних условиях историки получили реальную возможность самостоятельно позаботиться о теоретических и методологических основах своих исследований. Пренебрегать ею было бы ошибкой. Без творческой и целенаправленной разработки общих проблем теории и методологии исторической науки преодолеть последствия её концептуального кризиса вряд ли удастся. Задачу такой разработки историки должны брать на себя, не перекладывая её выполнение на философов и социологов. Взгляд на историческую науку, как на цех для обработки «сырых» фактов, устарел, не соответствует ни требованиям современной науки, ни совокупному потенциалу учёных, обращенных к исторической проблематике. Подобный взгляд не безобиден, он понижает общественный статус исторической науки, бросает на неё тень несамостоятельности, обрекает её находиться в зависимости от субъективных и противоречивых тезисов, оценок и выводов.

Многие признаки указывают на то, что описанная ситуация успешно преодолевается. Отказ от доктринальных шаблонов расширил возможности совершенствования методологических подходов к изучению истории. Возрастает число исторических исследований, содержащих глубокие теоретические обобщения. Среди них аналитической глубиной выделяются работы историков В.В. Алексеева, В.В. Кожинова, В.Э. Лебедева, H.A. Нарочницкой, C.B. Перевезенцева1.

Атмосфера свободного творческого поиска, установившаяся в научной сфере, способствует выработке адекватного понимания историко-научной проблематики.

Алексеев В.В. Общественный потенциал истории. Екатеринбург, 2004; В.В. Кожинов. История Руси и русского слова: опыт беспристрастного исследования. М., 2001; В.Э. Лебедев. Философия истории и метаистории. Екатеринбург, 1997; Нарочницкая H.A. Россия и русские в мировой истории. M., 2003; Леревезенцев C.B. Смысл русской истории. М., 2004.

Одной из приоритетных задач, стоящих сегодня перед исторической наукой, является изучение всего комплекса концептуально-методологических проблем, в том числе - и различных концепций исторического процесса. Начало выполнению этой задачи положено. Количество историографических исследований, посвященных историческим концепциям, постоянно увеличивается. Ещё недавно немалое количество диссертаций по историко-концептуальной проблематике выносилось на защиту в диссертационных советах по философии. В последние годы подобная практика активно пересматривается: в диссертационных советах по истории работы концептуального характера представляются к защите значительно чаще, чем прежде. Из таких работ следует отметить докторские диссертации О.Г. Дуки, В.П. Корзун, Н.В. Иллерицкой, К.Б. Умбрашко, Г.П. Мягкова1, кандидатские диссертации Е.В. Ефремовой, О.Н. Семякиной, А.П. Семенюка, М.Н. Рудмана, H.A. Ерохиной2, защищенные по специальности 07.00.09 - Историография, источниковедение и методы исторического исследования. Работы В.И. Пичугина и М.П. Шумаковой3, посвященные историко-концептуальным проблемам, выдержали испытание при обсуждении по специальности 07.00.02 - Отечественная история.

Нужно отметить, что многоконцептуальность в подходах к изучению истории, приходящая ныне на смену моноконцептуальности, не является самоцелью и важна не сама по себе, а как инструмент для всестороннего, спектрального анализа исторических процессов и явлений. Целостное представление об истории можно составить с помощью комплексного учёта всех факторов, определяющих историческое развитие. Среди них важное место занимает духовно-нравственный фактор. Именно он находится в центре православной интерпретации истории.

Таким образом, изучение православной интерпретации истории, во-первых, является одним из условий развития многофакторного подхода к историческим исследованиям; во-вторых, вносит реальный вклад в осмысление нравственной проблематики и её роли в историческом процессе, способствует восстановлению в обществе здорового нравственного климата.

'Дука О.Г. Эпистемологический анализ теорий и концепций исторического развития с позиций вероятностно-смыслового подхода (на примерах российской историографии): Дисс. ...докт. ист. наук. Екатеринбург, 2001; Корзун В.П. Образы исторической науки в отечественной историографии рубежа XIX-XX вв.: Дисс. ...докт. ист. наук. Омск, 2002; Иллерицкая Н.В. Историко-юридическое направление в русской историографии второй половины XIX века: Дисс. ...докт. ист. наук. М., 2002; Умбрашко К.Б. «Скептическая школа» в исторической науке России первой половины XIX века: Дисс. ...докт. ист. наук. Новосибирск, 2002; Мягков Г.П. «Русская историческая школа»: теория и история развития школы как научного сообщества: Дисс. ...докт. ист. наук. Казань, 2003.

гЕфремова Е.В. Концепция исторического развития Ю.Ф. Самарина: Дисс. ...канд. ист. наук. М., 2001; Семякина О.Н. История России в творчестве С.Г. Пушкарёва: Дисс. ...канд. ист. наук. М., 2001; Семенюк А.П. Проблема понимания свободы в творчестве В.В. Розанова: Дисс. ...канд. ист. наук. Томск, 2002; Рудман М.Н. Концепция исторического синтеза в творчестве Л.П. Карсавина и П.М. Бицилли: Дисс. ...канд. ист. наук. Казань, 2002; Ерохина H.A. Синергетика как методологическая основа исторического исследования (историографический анализ): Дисс. ...канд. ист. наук. Екатеринбург, 2004.

3Пичугин В.И. История в понимании В.В. Розанова: Дисс. ...канд. ист. наук. М., 2001; Шумакова М.П. Духовная культура российской интеллигенции в начале XX века: богоискательство в истории общественной жизни России: Дисс. ...канд. ист. наук. Тюмень, 2001.

Сегодня в научной, публицистической и учебной литературе представлены различные модели отечественной и мировой истории, что даёт возможность проводить сравнительный анализ разных историко-научных парадигм, разных версий исторического процесса. Как и любая другая историко-концептуальная модель, православная интерпретация истории не может претендовать на обособленное место среди других исторических концепций, однако в их широком спектре она заслуживает внимания по целому ряду причин.

Во-первых, являющаяся её фундаментом православная традиция в течение веков пропиталась колоссальным народным опытом и отражает не только религиозную догматику или обрядово-ритуальную систему, но и определённую форму мироощущения, отвечающую психологическому настрою тех, кто эту традицию принимает.

Во-вторых, глубокие знания о человеческой истории недостижимы без обращения к религиозному опыту разных народов, в рамках которого формировались их культура и жизненный уклад. Тотально-критическая оценка роли религии, бытующая среди некоторых обществоведов, далеко не всегда оправдана, поскольку религия, наряду с минусами её низших форм, в развитых формах несла людям и очевидные плюсы в виде высоких идеалов и абсолютных ценностей. Знакомство с религиозным опытом освоения действительности, как минимум, небесполезно: в свете этого опыта история приобретает смысловые оттенки, о которых историки могут просто не догадываться.

В-третьих, православие историософично по самой своей сути, поскольку нацелено на постижение смысла человеческого бытия, а значит — и смысла истории, её нравственно-этических уроков. Русская государственность и русская культура формировались под прямым воздействием православия, поэтому без обращения к его мировоззренческой системе полноценное изучение истории России невозможно. Ключом к такому изучению является понимание православного мировоззрения, в том числе - и православной интерпретации истории. Она не просто отражала то, что происходило, а являлась преобразующей, созидательной силой, влиявшей на ход исторического развития.

Обращение к теме «Православная интерпретация русской истории в отечественной историографии» может способствовать выполнению, помимо прямых научных задач, и задачи реконструкции многовековых традиций в осмыслении хода русской истории, задачи восстановления «связи времен».

Хронологические рамки исследования включают в себя период от появления «Слова о Законе и Благодати» в XI веке до наших дней. В русской письменной культуре хронологический отсчёт православного осмысления истории начался с произведения митрополита Илариона. Это осмысление продолжалось на протяжении многих веков и имело свою историю. Специфика каждой исторической эпохи в той или иной мере влияла на качественные характеристики православной интерпретации истории, определяя как круг основных проблем, к которым обращались православные мыслители, так и реальные возможности для их теоретического и практического решения. С этой точки зрения периодизация развития православной интерпретации истории совпадает с периодизацией русской истории, прочно утвердившейся в отечественной исторической науке и разделяющей русскую историю на эпохи Древней Руси и Московского Царства,

имперский, советский и постсоветский периоды. Такая периодизация и определила структуру диссертационного исследования.

Объект исследования - православная интерпретация исторического процесса, рассматриваемая в динамике её становления и развития на почве русской общественной мысли. Православная интерпретация истории - это истолкование, объяснение исторического процесса, раскрытие его смысла с позиций православного вероучения и православного мировоззрения.

Предметом исследования является совокупность мнений и оценок, отражающих опыт осмысления православной интерпретации истории в трудах отечественных авторов, писавших или пишущих на темы русской истории.

Историография исследования. Существуя в течение столетий, православная система исторических взглядов впитывала в себя импульсы реальной действительности, развивалась, испытывала противоречия, оказывалась под влиянием неправославных точек зрения, удачно или неудачно очищалась от них. Независимо от того, отображалась она в виде строго заданных формул или нет, православная историософия существовала как данность, имела собственную историю, изучение которой способно принести немало интересных открытий. И хотя систематизированного труда, посвященного этой тематике, до сих пор не было создано, её отдельные аспекты постоянно попадали в поле внимания историков-исследователей, в том числе и специалистов по отечественной историографии.

Так, ещё в XIX веке профессором Санкт-Петербургской духовной академии М.О. Кояловичем был написан историографический труд «История русского самосознания по историческим памятникам и научным сочинениям»1, в котором были затронуты некоторые фрагменты развития русской православной историософии. Коялович коротко коснулся роли летописания в развитии исторических знаний на Руси, при этом правильно отметив, что в центр этих знаний летописцы ставили духовно-нравственный фактор2. Особое внимание историограф уделил славянофилам, с историософскими взглядами которых он солидаризовался. Себя Коялович позиционировал как защитник православной традиции, но в его сочинении главный акцент сделан не на эту традицию как таковую, а на критический анализ работ тех историков, чья точка зрения вступала в противоречие с православным пониманием истории.

Труд М.О. Кояловича содержит немало интересных сведений, но при этом ему присущи и недостатки, связанные с крайне неравномерным распределением материала по хронологии: из поля зрения исследователя выпала целая историческая эпоха - период Московской Руси. Коялович видел эти недостатки, связывая их с общей незрелостью методики историографических исследований в то время: «История науки русской истории, как нечто целое, составляет весьма недавнее явление»3.

В досоветский период историографические работы в их подавляющем большинстве выходили в виде статей и были посвящены, в основном, творчеству

Коялович М.О. История русского самосознания по историческим памятникам и научным сочинениям. СПб., 1893. "Там же. С.11. "Там же. С.2.

отдельных историков. Вслед за М.О. Кояловичем объёмное историографическое сочинение написал П.Н. Милюков. Оно называется «Главные течения русской исторической мысли»1 и отражает позитивистскую методологию, отрицающую познавательный потенциал религиозной историософии.

Из историографических трудов, написанных до 1917 года, наибольшую ценность для историков, обращающихся к православной интерпретации истории, представляет масштабное исследование A.C. Лаппо-Данилевского под названием «История русской общественной мысли и культуры. XVII - XVIII вв.»2. Этот труд многое даёт для понимания процессов трансформации самосознания русского общества в XVII - XVIII веках. Как показал исследователь, она была результатом нараставшего влияния католической схоластики на великорусскую общественную и церковную мысль - сначала через Польшу на западнорусские школы, затем - через западнорусскую образованность на общественное сознание в Московии.

В советской историографии до середины 30-х годов господствовало негативное отношение к историческому опыту России3. Непартийное, свободное научное исследование историко-концептуальной проблематики находилось под запретом. Это касалось и православной историософии. Она изображалась только как реакционное и бесплодное умствование.

Перед второй мировой войной в советской историографии произошёл поворот в сторону более внимательного отношения к прошлому России, к её культурно-историческим традициям. Эти изменения закрепились в годы войны, а после неё переросли в устойчивую тенденцию. Заметно расширились хронологические и тематические рамки историографических исследований, возрос интерес к древнерусскому летописанию, к проблемам общественной и культурной жизни средневековой Руси4. Ряд историков выступил в защиту русских духовных традиций, протестуя против отождествления православия только с реакцией и консерватизмом. Благодаря трудам академика М.Н. Тихомирова стали распространяться более взвешенные, чем в 1920-е - 1930-е годы, оценки православия. К примеру, крещение Руси оценивалось как событие, открывшее путь «быстрому развитию русской письменности», а монастыри характеризовались как «центры книжности, в которых сосредотачивались крупные книжные богатства»5.

В 1940-е - 1970-е годы благодаря качественным сдвигам в подходах к историческому прошлому возрос содержательный уровень историографических трудов. В них анализировались литературно-исторические памятники, ранее находившиеся за рамками исследований. В изданных в 1950-е - 1970-е годы коллективных и авторских монографиях, посвящённых развитию отечественной

1 Милюков П.Н. Главные течения русской исторической мысли. СПб., 1913.

'Лаппо-Дантевский A.C. История русской общественной мысли и культуры. XVII-XVIII вв. М., 1990.

'^Русская историческая литература в классовом освещении: Сб. статей / Под ред. М.Н. Покровского. Т.1. М„ 1927; Т.2. М., 1930; Рубинштейн H.JI. Русская историография. М., 1941.

4Приселков М.Д. История русского летописания XI-XV вв. J1., 1940; Лихачёв Д.С. Русские летописи и их культурно-историческое значение. M.-JI., 1947; Будовниц И.У. Русская публицистика XVI века. М., 1947; Будовниц И.У. Общественно-политическая'мысль Древней Руси (X1-XIV вв.). М„ 1960.

'Тихомиров М.Н. Русская культура X-XV1I1 веков. М., 1968. С.97-99.

историографии, уделено внимание «Повести временных лет», областным летописям, московским летописным сводам, циклу сказаний о Куликовской битве, «Истории о Казанском царстве», переписке царя Ивана Грозного с князем Андреем Курбским, Степенной книге, «Новому летописцу», Хронографу, Синопсису. Упоминаются такие исторические источники, как «Слово о Законе и Благодати» митрополита Илариона, «Хождение за три моря» Афанасия Никитина, жития русских князей, «История о великом князе Московском», «Сказание» Авраамия Палицына, «Временник» Ивана Тимофеева и другие произведения, отражающие православную традицию1.

Уже в постсоветский период известный историограф А.Л. Шапиро издал объёмный труд, в котором проанализировал некоторые относящиеся к православной традиции источники - «Повесть временных лет» и другие древнерусские летописи, публицистические произведения Ивана Пересветова2.

Наравне с позитивными явлениями - постоянным углублением исторических знаний, закреплением патриотических тенденций, связанных с бережным отношением к исторической памяти и народным традициям - в советской исторической науке сохранялись и факторы тормозящего свойства. Советская историография так и не вышла за рамки моноконцепуальности. В официальной науке вплоть до конца 1980-х годов практиковалась жёсткая критика всех немарксистских исторических моделей, в том числе и православной интерпретации истории. Работы православных историков и философов, помещённые в спецхраны, были доступны лишь узкому кругу специалистов. Анализ этих работ в историографии носил явный идеологический характер либо страдал серьёзными неточностями и искажениями, подчёркивалось негативное отношение к православной концепции истории. Примером таких работ служат монографии П.К. Курочкина, Г.А. Михайлова и Ю.П. Зуева3.

В 1970-е - 1980-е годы православной концепции истории был посвящён целый ряд диссертаций. В них научные задачи подчинялись идеологическим установкам. В названиях этих работ в качестве смысловой доминанты присутствует слово «критика»4, их главной целью провозглашалось доказательство «несостоятельности

'Очерки истории исторической науки в СССР. Т.1. / Под ред. М.Н. Тихомирова, М.А. Алпатова и

A.Л. Сидорова. М., 1955; Черепнин JI.B. Русская историография до XIX века. М., 1957; Астахов

B.И. Курс лекций по русской историографии (До конца XIX века). Харьков, 1965; Историография истории СССР: С древнейших времён до Великой Октябрьской революции / Под ред. В.Е. Иллерицкого и И.А. Кудрявцева. М., 1971; Сахаров A.M. Историография истории СССР: Досоветский период. М., 1978.

'Шапиро А.Л. Историография с древнейших времён до 1917 года. М., 1993.

^Курочкин П.К. Эволюция современного русского православия. М., 1971; Михайлов Г.А., Зуев Ю.П. Критика богословской фальсификации истории России. М., 1977.

4Краснов A.B. Критика христианской концепции исторического процесса (На материале русского

православия): Дисс. ...канд. филос. наук. М., 1966; Михашова Т.А. Критика православной

философии истории: Дисс. ...канд. филос. наук. Л., 1972; Сербиненко ВВ. Критика религиозно-философской концепции исторического процесса (На материалах русской религиозной философии): Дисс. ...канд. филос. наук. М„ 1979; Кардашевский В.В. Критика эсхатологических воззрений православия на историю общества. Дисс. ...канд. филос. наук. Иркутск, 1981;

Буряковский А.Л. Критика новейших христианских концепций истории: Дисс. ...канд. филос. наук. Л., 1989; Захарова H.A. Критика христианского православного понимания роли человека в историческом процессе: Дисс. ...канд. филос. наук. М., 1987.

8

исторической концепции русской православной церкви»1. Доказательная логика в этих диссертациях базировалась в основном на цитировании классиков марксизма.

В этих диссертациях материалы из работ православных философов привлекались фрагментарно, бессистемно, допускались серьёзные фактологические ошибки. К примеру, Т.А. Михайлова, ставя задачу раскрыть «несостоятельность исторической концепции русской православной церкви», обращалась к анализу взглядов Фомы Аквинского, Кальвина, Боссюэ, которые не были православными. Из русских религиозных философов Михайлова назвала лишь B.C. Соловьева, С.Н. Булгакова и H.A. Бердяева2.

Критическое отношение к православной тематике среди некоторых отечественных авторов сохранилось и в постсоветских условиях. Примером такого отношения может служить подход к православной интерпретации истории со стороны В.П. Ерёменко и В.В. Милькова.

Книга В.П. Ерёменко «Православная концепция исторического процесса в свете современности» иллюстрирует типичные ошибки, допускавшиеся при рассмотрении православной исторической модели. В.П. Ерёменко ведёт речь о неком абстрактном христианстве, не уделяя должного внимания тому, что между разными ветвями христианства содержатся серьёзные различия — богословские, догматические, организационные, обрядово-нормативные. Вне такого понимания православная концепция истории под пером Ерёменко приобретает черты, характерные для западно-христианской трактовки истории: «Христианское вероучение усматривает в историческом процессе проявление сверхестественной, мистической силы. ...все стороны жизни человека, его отношение к миру, окружающим людям и самому себе изображаются православными богословами как предопределенные свыше». Автор книги обвиняет православие в том, что оно проповедует «непротивление божественно установленной предопределённости»3.

Точку зрения, связывающую православие с фатализмом, проводит и В.В. Мильков. В книге «Осмысление истории в Древней Руси» он основное внимание уделяет так называемой «теории казней Божиих», доказывая, что православная концепция истории будто бы отражает исключительно провиденциальный, надмирный план истории, не связанный с земными, реальными потребностями общества. В то же время В.В. Мильков проговаривается: «С первых веков христианства допускалось, что источником знаний о мире и Боге, наряду с откровением, может служить опыт и разум», «христианский провиденциализм сопрягается с нравственным учением о свободе воли»4.

В.П. Ерёменко и В.В. Мильков не смогли вникнуть в существо дела. Проблематика, касающаяся соотношения между предопределением-фатумом и свободой воли, была стержневой для христианских историософских поисков, которые ни в один из моментов истории не были статичными. Эти поиски вели к разным результатам: в западном христианстве - к фатализму, в православии - к признанию свободной воли и нравственного выбора для каждого человека.

1Михайлова Т.А. Указ. соч.С.З.

2Там же. С.5-6.

3Ерёменко В.П. Православная концепция исторического процесса в свете современности. Киев, 1991. С.18,39.

4Мильков В.В. Осмысление истории в Древней Руси. СПб., 2002. С.6,18.

Со второй половины 80-х годов XX века в научных изданиях, выходивших в нашей стране, стали вскрываться недостатки узкосоциологического подхода к истории, что сопровождалось нарастанием интереса к различным интерпретациям исторического процесса. Появились работы, в которых затрагивалась православная концепция истории. Некоторые из них символизировали собой первые шаги в преодолении концептуальной стагнации1. Это преодоление сопровождалось эволюцией методологических взглядов, которую пережили многие исследователи.

В 1990-е годы в обществе нарастал интерес к русской историософской мысли, произошёл концептуальный перелом в изучении прошлого, появились добротные исследования, посвященные творчеству ведущих русских мыслителей XIX - XX веков. Примером современной методологии, свободной от негативизма по отношению к отечественной историософской мысли, служит книга A.B. Гулыги «Русская идея и её творцы»2.

В конце XX - начале XXI века интересные труды по проблемам русской историософии написали A.M. Панченко, JI.H. Гумилёв, П.С. Шкуринов, Н.В. Синицына. Успешный опыт осмысления пути русской историософии отразили работы Л.И. Новиковой, И.Н. Сиземской, Л.Е. Шапошникова. Большой комплекс историко-концептуальных проблем в рамках такого духовно-исторического феномена, как русская национальная идея, проанализирован в книге В.И. Копалова3.

В начале XXI века православная концепция истории определила смысловую направленность многих научных произведений, посвященных русской истории. Ряд авторов идентифицирует свои взгляды как православные, при анализе исторических процессов используя опыт, накопленный в рамках православного осмысления истории. Среди этих авторов выделяются A.C. Панарин, М.В. Назаров, C.B. Перевезенцев, В.В. Аксючиц, H.A. Нарочницкая4. К историософской проблематике обратились и некоторые церковные авторы, среди которых в первую очередь следует назвать митрополита Иоанна (Снычева) и игумена Иоанна Экономцева5.

Отказ от теоретического догматизма, произошедший в 90-е годы, повлиял на содержание диссертаций, посвященных концептуальным параметрам истории.

'Горский B.C. Философские идеи в культуре Киевской Руси XI - начала XII в. Киев, 1988; Замалеев А.Ф. Философская мысль в средневековой Руси (XI-XVI вв.). Л., 1987; Заиалеев А.Ф., Зоц В.А. Отечественные мыслители позднего средневековья (конец XVI - первая треть XVII в.). Киев, 1990; Шапошников Л.Е. Русская религиозная философия XIX-XX веков. Нижний Новгород, 1992.

п

"Гулыга A.B. Русская идея и её творцы. М., 1995. С.7.

' Гумилев Л.IL, Панченко A.M. Чтобы свеча не погасла. Л., 1990; Шкуринов П.С. Философия России XVIII века. М., 1992; Синицына Н.В. Третий Рим. Истоки и эволюция русской средневековой концепции (XV-XVI вв.). M., 1998; Новикова Л.И., Сиземская И.Н. Очерк русской философии истории. М., 1996; Новикова Л.И.. Сиземская И.Н. Русская философия истории. M., 1997; Шапошников Л.Е. Очерки русской историософии XIX-XX вв. Нижний Новгород, 2002; Копалов В.И. Курс лекций по русской философии истории. Екатеринбург, 2005.

4Аксючиц В.В. Под сенью креста. М, 1997; Назаров М.В. Тайна России. Историософия XX века. М., 1999; Панарин A.C. Православная цивилизация в глобальном мире. М., 2002; Нарочницкая H.A. Россия и русские в мировой истории. М., 2003; Перевезенцев C.B. Смысл русской истории. М., 2004.

5Митрополит Иоанн (Снычев). Самодержавие духа. Очерки русского самосознания. СПб., 1994; Иоанн Экономцев, игумен. Православие. Византия. Россия. М., 1992.

Диссертанты И.И. Ершова, Т.А. Симонова, В.И. Мокренко, С.Н. Трофимов, И.В. Желтикова попытались проанализировать православную концепцию истории, обозначить её принципы и идеи'. На комплексную проработку проблематики, касающейся православной историософии, они не претендовали. Т.А. Симонова, В.И. Мокренко, С.Н. Трофимов такой задачи перед собой и не ставили. И.И. Ершова и И.В. Желтикова ограничили исследования постановкой лишь малой части проблем, которые уместно было бы рассмотреть в рамках заявленных тем.

На рубеже XX - XXI вв. среди диссертаций, написанных профессиональными историками, появились работы, затрагивающие тему православного понимания истории2. Однако немало диссертаций по проблемам, относящимся к православной историософии, по-прежнему защищается философами3.

Некоторые из диссертантов продемонстрировали глубокое, неформальное знание историософской проблематики. Так, Л.Ф. Бондаренко оценил русскую историософию как «реализацию духовных установок православия», названных им «особой формой осмысления бытия». По его убеждению, «основополагающие моменты русской религиозной философии формировались под воздействием прежде всего этих установок, а не в результате влияния европейской мысли»4.

Верные формулировки, отражающие смысл православной интерпретации истории, высказаны Ю.С. Калабушкиной, отметившей, что православное понимание истории характеризуется «признанием особого значения духовно-нравственных ценностей в историческом процессе». Она выдвинула ряд положений, имеющих значение для понимания православного мировоззрения. К ним относятся тезисы о том, что «цель человеческой жизни состоит в духовной работе, то есть в созидании культуры», что «история человечества есть процесс, в котором прошлое сохраняется в настоящем». Вывод из этих тезисов сводится к определению истории «как духовного творчества, а не простой смены эмпирических событий»5.

Названные работы в отдельных аспектах смыкаются с проблематикой, относящейся к православной интерпретации истории, но не охватывают эту проблематику целиком. В то же время наличие таких работ свидетельствует об

хЕршова И.И Православная историософия, XIX век: Дисс. ...канд. филос. наук. М., 1993; Симонова Т.А. Взаимосвязь православия, философии и искусства в Древней Руси: Дисс. ...канд. филос. наук. М., 1993; Мокренко В.И. Русская идея и современная Россия (Социально-философский анализ): Дисс. ...канд. филос. наук. М., 1993; Трофимов С.Н. Взаимодействие философской и религиозной традиций понимания истории в русской духовной жизни: Дисс. ...канд. филос. наук. Тюмень, 1998; Желтикова И.В. Специфика историософии в русской религиозной философии: Дисс. ...канд. филос. наук. М., 1999.

'Ефремова Е.В. Указ. соч.; Семенюк А.П. Указ. соч.; Рудман М.Н. Указ. соч.; Пичугин В.И. Указ. соч.; Шумакова М.П. Указ. соч.

3Калабушкина Ю.С. Русская философия конца XIX - середины XX века и современное обществоведческое образование: Дисс. ...канд. филос. наук. Тверь, 2002; Бондаренко Л.Ф. Русская православная культура в горизонте философского осмысления: Дисс. ...канд. филос. наук. Томск, 2003; Митрошенков А.О. Философия славянофилов в современной российской историко-философской литературе: Дисс. ...канд. филос. наук. М., 2003; ГусевЕ.К. Анализ преемственности историософских воззрений ранних славянофилов и B.C. Соловьева: Дисс. ...канд. филос. наук. Нижний Новгород, 2004. 4Бондаренко Л. Ф. Указ. соч. С. 15. 5Калабушкина Ю.С. Указ. соч. С.15,17.

актуальности темы, связанной с православной интерпретацией истории, об определившемся векторе движения в сторону её углубленного изучения, о назревшей необходимости написания обобщающего труда по этой проблематике.

Источниковая база исследования. Смысловая конструкция исследования базируется на широкой источниковой базе. Выбор источников определён хронологическими рамками исследования. На Руси христианское понимание истории стало утверждаться с распространением грамотности, определив содержание древнерусской литературы. Летописи, исторические сказания и повести отражали православные взгляды на историю, складывавшиеся в стройную систему.

Обращение к древнерусским летописям сыграло значимую роль в изучении темы. Помимо обширного эмпирического материала, летописи содержат отпечаток уникальной духовно-нравственной атмосферы древнерусского общества. Будучи до середины XVII века основным видом исторического повествования, летописи составлялись в монастырях наиболее грамотными иноками, являвшимися носителями православного понимания истории. В диссертации использованы материалы Суздальской, Лаврентьевской, Тверской и Никоновской летописей.

К важным источникам относятся произведения древнерусской литературы, в которых содержатся представления о смысле, направленности, движущих силах русской истории. К разряду ценных источников относятся «Слово о Законе и Благодати» Илариона Киевского, «Слово о вере христианской и латинской» Феодосия Печерского, «Повесть временных лет», «Поучения» Владимира Мономаха и Серапиона Владимирского, «Послания» Филофея Псковского, переписка царя Ивана IV с князем Андреем Курбским, сочинения Иосифа Волоцкого, Ивана Пересветова, Ермолая-Еразма, Максима Грека, протопопа Аввакума и других публицистов Московской Руси, а также целый ряд исторических повестей и сказаний.

Исследовательской работе способствовали и некоторые архивные материалы. Ряд исторических документов из фондов Российского государственного архива древних актов, использован для освещения историософских споров в XVII - XVIII веках. В Российском государственном архиве социально-политической истории изучались документы, содержащие материалы об отношениях большевистского руководства и русской православной церкви в 20-е - 30-е годы XX века.

Православное понимание истории отражено в трудах русских богословов и церковных историков. Православные традиции в осмыслении хода истории в той или иной мере сказались в научных сочинениях русских историков В.Н. Татищева, М.В. Ломоносова, И.Н. Болтина, Н.М. Карамзина, М.П. Погодина, В.О. Ключевского, С.Ф. Платонова, Г.В. Вернадского и других.

Православие с его особым вниманием к духовно-нравственным факторам определило направленность научного творчества A.C. Хомякова, И.В. Киреевского, К.С. Аксакова, Ф.М. Достоевского, B.C. Соловьёва, Л.А. Тихомирова, В.В. Розанова, Г.В. Флоровского, С.Л. Франка, Л.П. Карсавина, Н.С. Трубецкого, П.А. Флоренского, С.Н. Булгакова, И.А. Ильина, Н.И. Ульянова, В.В. Зеньковского, М.М. Бахтина, А.Ф. Лосева и др. Благодаря вниманию к религиозно-духовному опыту России им удалось значительно расширить и углубить исторические и историософские знания. В их работах содержатся высказывания, формулировки и оценки, отражающие православную интерпретацию истории.

В трудах Хомякова, Тихомирова, Флоровского, Карсавина, Ильина, Зеньковского содержится понятийный аппарат, относящийся к православной интерпретации истории, проработана теоретическая логика, даны ответы на многие вопросы концептуального плана. Среди трудов, написанных этими авторами, выделяются такие объёмные концептуальные произведения, как «Записки о мировой истории» A.C. Хомякова, «Религиозно-философские основы истории» JI.H. Тихомирова, «Основы христианской философии» В.В. Зеньковского, «Пути русского богословия» Г.В. Флоровского, «Философия истории» Л.П. Карсавина1.

Важное место среди источников по православной историософии принадлежит фундаментальным трудам, написанным на стыке XX - XXI веков - «Россия и русские в мировой истории» H.A. Нарочницкой, «Православная цивилизация в глобальном мире» A.C. Панарина, «Смысл русской истории» C.B. Перевезенцева2.

Среди источников по теме исследования немалое значение имеют сочинения православных богословов, труды церковных историков, выступления высших иерархов русской православной церкви. Нужную информацию предоставляют также постановления церковных соборов, среди которых выделяются «Основы социальной концепции Русской православной церкви»3 - программный документ, принятый в 2000 году и содержащий базовые положения церковного учения относительно современных общественно значимых проблем.

Основную роль в раскрытии заявленной темы призваны сыграть труды православных философов и историков. Вместе с тем в число источников включены сочинения и авторов, не принимавших православную систему взглядов. Обращение к ним предоставляет возможность провести сравнительный анализ различных методологических подходов к историческим проблемам.

Работу над источниками по представленной теме нельзя ограничивать их внешней критикой, немаловажным является проникновение в исторический контекст, в котором они появились, и в духовно-мировоззренческие характеристики тех авторов, под чьим пером они создавались. Без этого глубинный анализ концептуального наполнения источников невозможен.

Критерием для определения границ источниковой базы исследования явилась значимость положений, высказанных в тех или иных источниках. Механический учёт всей совокупности высказываний по данной проблематике малопродуктивен: фиксация в исследовании всей суммы мнений, в том числе - некомпетентных, вторичных, стереотипных, заведомо снижала бы качество анализа материалов, относящихся к предмету исследования.

Цель н задачи исследования. Целью диссертационного исследования является интегративный анализ православной интерпретации истории в динамике её развития, отражённой в отечественной историографии.

В соответствии с поставленной целью в исследовании решаются следующие

'Хомяков A.C. Семирамида // Соч.: В 2 т. Т.1. М., 1994; Тихомиров Л.Н. Религиозно-философские основы истории. М., 2000; Зеиъковский В.В. Основы христианской философии. М., 1996; Флоровский Г.В. Пути русского богословия. Киев, 1991; Карсавин Л.П. Философия истории. СПб., 1993.

2Нарочтщкая H.A. Указ. соч.; Папарин A.C. Указ. соч.; Переведенцев C.B. Указ. соч.

'Основы социальной концепции Русской православной церкви // О социальной концепции

русского православия / Под общ. Ред. М.П. Мчедлова. М., 2002.

задачи:

- систематизировать сведения, касающиеся православного понимания русской истории и содержащиеся в древнерусских и российских исторических источниках, литературных, историософских трудах древнерусских и российских авторов;

- проанализировать логическую структуру и содержательные характеристики православной интерпретации русской истории с точки зрения историографии как науки о развитии исторического знания и о методах исторического исследования;

- определить основные этапы отечественной историографии, обращённой к осмыслению православной интерпретации русской истории, выявить специфику каждого из этапов, показать преемственность между ними;

- рассмотреть основные принципы православной интерпретации истории, касающиеся движущих сил и закономерностей исторического процесса, соотношения общественного бытия и общественного сознания, материального и духовного факторов, нравственного императива в исторической деятельности, смысла и направленности исторического движения, границ и критериев исторического творчества человека и общества, соотношения традиций и новаторства, критериев прогресса, цельности и дискретности исторического процесса, возможностей исторического прогнозирования;

- отразить связь православной интерпретации истории с историческим опытом, с государственным и культурным строительством, с историческими корнями русского народа; показать пути и результаты воздействия православной трактовки истории на политические, социальные, культурные и морально-психологические процессы, происходившие в русской истории;

- раскрыть противоречия в ходе и осмыслении русской истории, вызванные, с одной стороны, конфликтом между расходящимися тенденциями внутри русского православия, с другой стороны - различиями во взглядах на историю между православием и западно-христианскими течениями; показать, что православная концепция истории утверждалась в религиозно-философской борьбе и сама оказывалась объектом такой борьбы;

- определить место православной интерпретации истории в ряду других интерпретаций исторического процесса; проанализировать её достоинства и недостатки в сравнении с ними.

Теоретико-методологическая база исследования. Задачи исследования по заявленной теме могут быть решены только при помощи диалектики как учения о наиболее общих закономерных связях в процессе становления и развития исторических феноменов. Диалектика является основополагающим методом научного познания, творчества и мышления. Её жизненность испытана не только в светской науке, но и в богословии, на что обратил внимание митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл (Гундяев): «Диалектическая философия равно приемлема и продуктивна как для религиозного сознания, так и для приверженцев материалистических взглядов»1.

Современная методология историко-научного исследования базируется на междисциплинарном синтезе, что предполагает многоаспектность и .структурную

Кирилл, митрополит Смоленский и Калининградский. «Здесь зародилась Святая Русь» // Православная газета. 1999. Январь. № 15. С.З.

сложность методологической базы. Нужно учитывать и то, что историческая наука вписана не только в систему академических знаний, но и в систему культуры и общественных отношений. Следует помнить, что всякая методология имеет свои естественные пределы, а потому ни одну из них нельзя превращать в фетиш.

Современный уровень теоретико-методологической работы предполагает знание наиболее признанных историко-концептуальных моделей и умение сопоставлять их. По наблюдению H.A. Проскуряковой, занимающейся исследованием теоретико-методологических проблем исторической науки, «наибольшей популярностью среди обществоведов, как на Западе, так и в России, пользуются три социологические макротеории: формационная, цивилизационная и модернизационная»1. Исторические исследования вряд ли могут претендовать на теоретическую глубину, если их авторы не знакомы с содержательно-смысловой стороной этих макротеорий.

Исследуя тот или иной исторический феномен в его развитии, нельзя полностью проигнорировать теоретическую парадигму, состыкованную с восприятием истории как линейно-стадиального процесса, если под ним понимать цепь постоянных количественных и качественных изменений. Однако такая парадигма имеет тенденцию акцентировать внимание не столько на сути явлений, сколько на движении как таковом, что едва ли способствует глубокому и всестороннему рассмотрению всего круга проблем, связанных с факторами духовными, ментальными, психологическими. Следует учитывать и то, что однолинейные модели истории тяготеют к утверждению неких «универсальных исторических закономерностей», зачастую оборачивающихся одномерными трафаретами, упрощающими картину реального развития.

За последние годы широкую популярность среди историков получила теория модернизации. Если учитывать, что эта теория концентрирует внимание на механизмах обновления общества и его структурных параметров, то при исследовании историко-концептуальных проблем обращение к ней может быть весьма полезным. Однако говорить об универсальном значении этой теории для всех исторических исследований пока не приходится. В исследовательской практике, касающейся модернизации, сталкиваются, по словам академика В.В. Алексеева, «различные, зачастую диаметрально противоположные выводы даже по ключевым вопросам»1. Невозможно найти однозначный ответ на вопрос о путях модернизации, не определив, что же в большей степени определяет картину мира -бытийное многообразие или единые для всех закономерности. Что такое модернизация - локальный или перманентный процесс? Цель или средство, призванное служить людям? Говорить о технических аспектах модернизации, не решив, для чего она нужна, бессмысленно.

Изучение тематики, связанной с феноменами общественного сознания, требует обращения к цивилизационной парадигме, признающей пространственное многообразие и направляющей внимание к динамическим формам отдельных цивилизаций и культур. Для данного исследования цивилизационная теория актуальна потому, что ни одна цивилизация не может существовать без религиозной

Проскурякова H.A. Концепции цивилизации и модернизации в отечественной историографии // Вопросы истории. 2005. № 7. С. 154.

'Алексеев В.В. Введение // Опыт российских модернизаций XVIII - XX вв. М., 2000. С.3-4.

15

или идейно-философской составляющей. Связь между религиями и цивилизациями является двусторонней и диалектичной: религии определяют духовный формат цивилизаций; в свою очередь, социальные, структурные и прочие проблемы цивилизаций всегда несут испытание и религиозным системам.

Перед нынешней исторической наукой вырисовывается задача вплотную заняться проблемами российской социокультурной идентификации, дать полноценный «цивилизационный портрет» России. Эта задача соответствует главному назначению науки, связанному с выработкой адекватных знаний о действительности, со стремлением к логичному и непротиворечивому пониманию окружающего мира. Сегодня вполне ясно, что полноценное изучение истории невозможно без категории «цивилизация». Её смысл был определён русским учёным XIX века Н.Я. Данилевским. Цивилизации - это культурно-исторические типы, отличающиеся «самостоятельными, своеобразными планами религиозного, социального, бытового, промышленного, политического, научного, художественного, одним словом, исторического развития»1.

Определение Н.Я. Данилевского базируется на признании бытийного многообразия и неприятии униформистских шаблонов, подчиняющих историческое бытие всех стран и народов. Для качественного обновления исторической науки необходимо углублять конкретные знания о цивилизациях, всесторонне изучать пути, закономерности и специфику их генезиса и эволюции.

После того, как на рубеже 1980-х - 1990-х годов открылся доступ к книгам теоретиков цивилизационной трактовки истории - Н.Я. Данилевского, А. Тойнби, О. Шпенглера, - российские историки стали ориентироваться в проблематике, связанной со структурой и механизмами развития цивилизаций, попытались выявить содержание и смысловые границы понятия «цивилизация». Однако определённая методологическая размытость этого понятия сохраняется, так как оно используется и в теориях, отражающих однолинейную, «всемирную» парадигму истории, выступая синонимом понятия «материальная культура» либо означая «ступень общественного развития, следующую за варварством»".

Круг предметности цивилизационного подхода до сих пор в полной мере не определён. Решение этой задачи требует обновления и расширения теоретического инструментария. Углубление в цивилизационную проблематику выводит на категории («менталитет», «архетип», «духовный строй», «этическая традиция» и другие), к которым трудно применить строгие, рационалистические дефиниции. Отсутствие терминологической однозначности означает, что явления, стоящие за этими категориями, либо ещё не стали объектами полноценного исследования, либо, став ими в неисторических отраслях гуманитарного знания, пока не нашли широкого отражения в исторической науке. Сложившаяся ситуация подчёркивает, что основные резервы расширения исследовательских горизонтов находится в сфере междисциплинарного синтеза.

Важнейшим принципом исследовательской методологии является историзм, подразумевающий точность понятий, разведение объективного и субъективного, гипотез и доказательств. Исторические явления можно понять только в динамике, в контексте непрерывного накопления новых качественных характеристик. Исходя из

'Даншевский Н.Я. Россия и Европа. М., 1991. С.85.

"Философский энциклопедический словарь / Под ред. С.С. Аверинцева и др. М., 1989. С.733.

16

этого, заведомо антиисторичны попытки характеризовать прошлое, особенно духовную специфику разных эпох, используя сегодняшние ментальные критерии и клише, не связанные с логикой конкретно-исторических процессов.

Принцип историзма актуализирует целый ряд исследовательских методик, к которым относятся культурно-историческая атрибуция, устанавливающая связь исторических источников с той или иной эпохой как выражением культурной и ментальной целостности; логический анализ, раскрывающий логику развития явлений во времени; социально-психологический анализ, рассматривающий общественное сознание как явление и динамичное, и инерционное. Для проникновения в логическую и смысловую суть православного понимания истории необходимо использование проблемного, феноменологического, аксиологического, сравнительно-аналитического, герменевтического, семиотического методов, являющихся необходимыми компонентами системного подхода, отражающего принцип цельности в научных исследованиях.

Реальная значимость методологических и методических параметров историографических исследований проявляется только в соединении с принципом творческого самоопределения исследователя по отношению и к исследуемому материалу, и к применению методического инструментария. Вне творчества горизонты научной деятельности сужаются, и тогда она принимает отпечаток формализма, связанного с отсутствием у исследователей собственного мнения или с низкой заинтересованностью в полновесном раскрытии темы.

Научная новизна исследования. Отсутствие исследования, интегрирующего и систематизирующего историко-концептуальный и историографический опыт, накопленный в рамках русского православия, выглядит очевидным пробелом. Научная новизна представленного исследования и связана в первую очередь с интегративным анализом информации, касающейся православной интерпретации русской истории. Впервые в отечественной историографии системно и комплексно выявлены основные парадигмы и специфика православной интерпретации истории, определены формы её выражения в конкретно-исторических условиях, продиктованных особенностями той или иной эпохи, установлена её связь с общенаучными и общегуманитарными знаниями, выявлен её познавательный, теоретико-методологический и аксиологический потенциал.

Плодотворность интегративно-системного анализа во многом зависит от степени его автономности от сциентистско-механистических схем и шаблонов, препятствующих реализации подлинно научных подходов к разработке темы. Не освободив исследование от таких схем и шаблонов, невозможно претендовать на научную новизну исследования. Напротив, в условиях свободного и творческого научного поиска появляются реальные возможности для внедрения в исследование целого ряда новационных характеристик.

Во-первых, речь идёт о сбалансированной адаптации понятийно-языковых средств, используемых в религиозно-богословской литературе, к категориальному аппарату современной гуманитарной науки. Очевидно, что такая адаптация не только не противоречит смыслосодержательным функциям науки, но, напротив -обогащает и расширяет тематические горизонты и познавательные возможности научной теории и практики.

Во-вторых, исследование базируется на прямом признании того, что вся история русской общественной мысли представляет собой процесс непрерывного взаимодействия религиозной и светско-философской традиций, переплетение, притягивание и взаимооппонирование которых определяло и продолжает определять все основные особенности русской духовной жизни.

В-третьих, новым моментом для современной исторической науки является показ прямого и косвенного воздействия православного понимания истории на ход исторических событий в России с древних времён до наших дней.

В-четвёртых, в диссертационном исследовании прослежена историческая эволюция православной интерпретации истории в тесной увязке с тем событийным рядом, который оказывал прямое или опосредованное влияние на такую эволюцию.

В-пятых, данное исследование содержит примеры применения в историко-исследовательской практике идей и гипотез, характерных для православной интерпретации истории, раскрывает возможности такого применения к конкретным историческим событиям, процессам и тенденциям, концентрирует материал для комплексно-теоретического обоснования применимости православной модели истории к реалиям современного мира.

В-шестых, новационной составляющей исследования являются сопоставление православной интерпретации истории с различными историческими концепциями -формационной, цивилизационной, модернизационной и другими, анализ и фиксация их преимуществ и недостатков в сравнении с православной интерпретацией.

В-седьмых, в исследовании проиллюстрированы исторические функции духовно-нравственных факторов, их воздействие на ход истории.

В-восьмых, исследование вносит вклад в разработку методов и приёмов изучения проблематики, связанной с религиозными аспектами мировоззренческого комплекса.

Теоретическая и практическая значимость исследования. Сопоставление различных исторических концепций раздвигает горизонты исторических знаний. В рамки научно-методологической сопоставимости вписывается и православная интерпретация истории. Для того чтобы она могла быть эффективно задействована в концептуальной полемике, необходима научная систематизация православного историософского наследия, к чему в первую очередь и сводится теоретическая значимость представленного исследования.

Без теоретической обработки материалов, относящихся к православной интерпретации истории, полноценное развитие историографии невозможно. Это связано с тем, что в рамках христианского подхода к осмыслению истории, в течение веков доминировавшего во многих странах, закладывались важнейшие принципы всей исторической науки, формировались концептуальные системы и историографические школы. Современные концепции исторического процесса генетическими корнями связаны с христианскими воззрениями на историю, поэтому адекватные представления об этих воззрениях открывают путь к более глубокому пониманию всех современных историко-концептуальных систем.

Ключом к пониманию той или иной интерпретации истории являются мировоззренческие принципы. С этой точки зрения, затронутые в исследовании вопросы, касающиеся точной идентификации православия, его отличий от западно-христианских течений, также имеют немалую теоретическую значимость.

Практическая значимость заявленной темы связана с фиксацией сущностных характеристик православной интерпретации истории. Знание этих характеристик позволит историкам расширить методологический диапазон исследовательской работы. Кроме того, православное видение истории являлось в течение многих веков составной частью русской социокультурной традиции, поэтому обращение к заявленной теме имеет не только научно-теоретическую значимость, но и культурно-просветительский смысл. Знание духовных основ отечественной культуры оказывается важнейшим условием преодоления мировоззренческого кризиса, переживаемого нынешней Россией.

Результаты данного диссертационного исследования Moiyr быть использованы при разработке программ гуманитаризации среднего и высшего образования, а также для подготовки школьных и университетских учебных курсов по истории России, отечественной историографии, истории религии, истории русской православной церкви. Материалы диссертации могут широко применяться в лекционных курсах по истории России и отечественной историографии.

Апробация работы. Различные аспекты исследовательской темы были освещены в выступлениях на научных конференциях: в 1995 году - на региональной конференции «Российская общественная мысль»; в 1996 году — на II всероссийской конференции «Судьба России»; в 1998 году - на региональной конференции «Воспитание духовности», III всероссийской конференции «Судьба России: исторический опыт XX века»; в 1999 году - на региональных конференциях «Воспитание духовности: ценности и традиции» и «XXI век и историческая перспектива России»; в 2000 году - на IV всероссийской конференции «Судьба России: образование, наука, культура»; в 2001 году - на IV Екатерининских образовательных чтениях; в 2002 году - на межрегиональной конференции «Паука и оборонный комплекс - основные ресурсы российской модернизации», всероссийском симпозиуме «Социальная сфера: публичные и частные начала», VII Романовских чтениях; в 2003 году - на всероссийских конференциях «Россия в поисках национальной стратегии развития», «Экономика и культура», «Судьба России: национальная идея и её исторические модификации», I всероссийских Ильинских чтениях и VIII Романовских чтениях; в 2004 - на V Татищевских чтениях; в 2005 году - на IX историко-педагогических чтениях, международной конференции в Екатеринбурге, межрегиональных конференциях в Нижнем Новгороде, Уфе и Оренбурге, посвящённых 60-летию Победы в Великой Отечественной войне; в 2006 году - на X международных историко-педагогических чтениях, VI Татищевских чтениях, международной научной конференции «Роль идеологии в трансформационных процессах в России» в Ростове-на-Дону, IV международных Ильинских чтениях, всероссийской научной конференции «Историк в меняющемся пространстве российской культуры» в Челябинске.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, пяти глав, заключения, списка источников и литературы. Общий объём диссертации составляет 465 страниц. Список источников и литературы содержит перечень 13 фондов 4-х государственных архивов, 496 опубликованных историографических источников, 108 общетеоретических публикаций, использованных при подготовке и написании диссертации.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Во введении обоснована актуальность темы диссертационного исследования, обозначены хронологические рамки, объект и предмет исследования, охарактеризованы историография и источниковая база, раскрыта характеристика теоретико-методологических основ работы, показаны её теоретическая новизна, теоретическая и практическая значимость, раскрыта фактическая сторона апробации основных положений диссертации.

В первой главе «Смысл и особенности православной интерпретации истории» исследуются методологические проблемы, связанные с изучением православной интерпретации истории как составной части православной мировоззренческой системы, сложившейся во времена патристики и прошедшей испытание сложной исторической практикой.

В первом параграфе «Русское православие как культурно-исторический феномен» даётся характеристика русскому православию с точки зрения современного религиоведения, которое, во-первых, не сводит религию только к её низшим формам, во-вторых, не связывает её исключительно с внешними условиями жизни человека, указывая на то, что религия ассоциирована с психологическим и нравственным контекстом человеческого бытия. Методологические аспекты изучения религиозной проблематики базируются на положении о том, что существуют разные уровни и формы религиозности, что религиозный опыт многообразен, содержит немалый запас знаний о мире и человеке, являясь полноценным предметом научно-исторических исследований.

Историческая практика свидетельствует, что в религиозном сознании могут сталкиваться влечение к истине, светлому началу и элементы схоластики, тёмных суеверий, оккультизма и шаманства. Немецкий философ Э. Фромм убедительно доказал, что уровни и градации религиозности могут быть классифицированы не только по линии «атеизм - религия», но и по линии «авторитаризм - гуманизм»: «Реально наличествует не конфликт между верой в Бога и атеизмом, а конфликт между гуманистической религиозной установкой и подходом, который равен идолопоклонству, независимо от того, каким образом последний выражается или маскируется в мышлении»1.

Один из смыслов религиозности высвечивается при обращении к нравственной проблематике, вне которой общественное развитие лишено реальных перспектив. Русский историк и философ Л.П. Карсавин отмечал: «Религиозно всё, что относится к абсолютному»2. В любой мировоззренческой системе имеется сакральная, религиозная составляющая. Религии с первых дней человеческой истории были заняты поиском этических эквивалентов, выстраиванием шкалы духовных ценностей. Наличие таких эквивалентов и ценностей впрямую влияло на ход социальной, политической и этнической истории.

Православие имеет богословские и идейно-мировоззренческие отличия от других христианских конфессий и не отождествимо с неким абстрактным христианством, не вписанным в конкретно-исторический и конфессиональный контекст. Свои особенности, продиктованные условиями исторического развития Руси-России, имеет и русское православие. Оно представляет собой целостный и

Фромм Э. Психоанализ и религия // Сумерки богов: Антология. М., 1989. С.217-218.

2Карсавин Л.П. О сущности русского православия // Сочинения. М-, 1993. С.372.

20

своеобразный культурно-исторический феномен. При всей неоднозначности и сложности пройденного им исторического пути, русское православие содержит изначально присущие ему черты и характеристики, сохранившиеся под грузом неорганических наслоений и сторонних влияний.

Во времена патристики православие понималось как «свободное и искреннее богословие», «учение об истине», «неложное мнение обо всём, учение о сущем, как оно есть»1. В православной традиции «истина» - понятие сакральное, выражающее главный мировоззренческий идеал. Традиционное православие ориентировано на развитие просвещения. Новозаветный тезис: «Познайте истину, и истина сделает вас свободными» (Ин. 8.32) нацеливает на самостоятельный поиск ответов на смыслополагающие вопросы, на извлечение уроков из личного и общественного опыта. Этот тезис характеризует просветительскую традицию Кирилла и Мефодия. Для славян принятие православия в кирилло-мефодьевской редакции означало приобщение к лучшим достижениям книжной культуры и возможность развивать родной язык. Особо значимым это было на фоне той практической линии, которую проводила католическая церковь, преследовавшая славянскую культуру. Обскурантизм средневекового католицизма, часто приписываемый христианству в целом, в православии всегда осуждался. А.Ф. Лосев писал: «Необходимо категорически утверждать, что учение о вере без знания не имеет никакого отношения к классическому христианству. ...богословские труды Отцов Церкви полны учений о свете, об уме и разуме, о просвещении, о слове, об идее»2.

М.Э. Поснов, П.А. Флоренский, H.A. Бердяев, П.Н. Евдокимов, Л.Н. Гумилёв и другие отмечали такие корневые качества православия, как онтологизм, духовная свобода, неприятие узко понимаемой партийности, оптимизм, противостояние гностическому фатализму3.

При изучении православия возникает немало проблем. Одна из них состоит в том, что христианское учение нередко отождествляется с церковной практикой, далеко не всегда совпадающей с его смыслом. Порой среди христиан крайних форм достигал аскетизм, отражавший гностические, жизнеотрицающие влияния. Христианство, возникнув как ответ на духовные поиски человечества, не могло уйти с арены мировоззренческого противостояния, само превращалось в такую арену, когда носители «антисистемных» веяний, изощряя тактику, манипулировали его лексикой и символикой. Противостояние пессимистическим, «мраколюбивым» тенденциям, как неким мировоззренческим вирусам, было неотторжимой частью истории православия, вносило в неё драматизм, придавало ей особый тонус.

Знание основ православного мировоззрения является ключом к пониманию логики исторических процессов на Руси. П.И. Новгородцев отмечал, что «православие, являясь системой догматов и положений веры, в то же время есть и

Митрополит Иерофей (Влахос). Православная духовность. Сергиев Посад, 1999. С.З; Булгаков С.Н. Православие: Очерки учения православной церкви. М., 1991. С.195-196. 'Лосев А.Ф. Диалектика мифа//Философия. Мифология. Культура: Антология. М., 1991. С.106. ъПоснов М.Э. История Христианской Церкви. Киев, 1991. С.146; Флоренский П.А. Столп и утверждение истины. М., 1914. С.7-8; Бердяев H.A. Истина Православия // Православие: Pro et contra. Осмысление роли Православия в судьбе России со стороны деятелей русской культуры и Церкви / Сост. В.В. Фёдоров. СПб., 2001. С.387-388; Евдокимов П.Н. Православие. М., 2002. С.145, 163; Гумилёв Л.Н. Этносфера: история людей и история природы. М., 1993. С.341-351.

культурное творчество народа, поэтому и рассматривать его можно не только с точки зрения догматической и богословской, но и с точки зрения культурно-исторической и религиозно-философской»1. Историк Г.В. Вернадский, рассматривая православие в качестве культурно-исторического феномена, определил его как «исторический смысл своеобразия русской культуры, её живую энергию»", а В.В. Зеньковский писал, что «православие образует самую глубокую и продуктивную историческую силу русского народа»3.

Большинством русичей православие воспринималось «уставом жизни» и средством защиты культурно-нравственных ценностей, имело значение идеального проекта, долгосрочной целевой установки, исторического «задания», направлявшего государственную и общественную деятельность. Православные мировоззренческие ориентиры были связаны с категорией «правда», понимаемой и как истина, и как справедливость. Несмотря на драматичные повороты русской истории, эти ориентиры сохранялись в архетипах народной культуры.

Идеи, связанные с уходом от мирских забот, традиционному православию были не свойственны. Кирилло-мефодьевская традиция на русской почве нашла многочисленных продолжателей, нацеленных на активное участие в мирской жизни, на созидание. Вместе с тем в православии появилась мировоззренческая струя, отражавшая мистико-аскетические настроения. «Отречение от мира» порой принимало формы, в которых стиралась грань между традиционным христианством и гностицизмом. Мистико-аскетическая идеология настороженно относилась к «книжной премудрости», тогда как кирилло-мефодьевская традиция отождествляла книжную культуру с праведничеством.

После падения Византии православная мысль стала испытывать сильное давление западной схоластики. На рубеже XVII - XVIII веков русское православие в результате церковного раскола и церковной реформы Петра I пережило серьёзную трансформацию, связанную с отходом от патриотических традиций. В «Очерках истории Русской Православной Церкви», изданных Московским патриархатом, говорится, что «на протяжении всего синодального периода церковная реформа Петра I в церковных кругах воспринималась отрицательно»4. Мировоззренческий потенциал православия оставался живой реальностью. Православные традиции сохранялись в низовых сегментах общества, в сфере повседневного общения людей.

Начиная с XVIII века, русское православие заключало в себе противоречивые тенденции, став полем столкновения фарисейского, формального благочестия с традициями «учения о правде». В нынешней России церковная жизнь остаётся ареной взаимодействия и взаимоотталкивания различных веяний. В этих условиях многое зависит от позиции официального руководства русской православной церкви. Такая позиция заявлена в значимом концептуальном документе «Основы социальной концепции русской православной церкви», где приоритеты отдаются традиционному православию5.

1Новгородцев П.И. Существо русского православного сознания // Православие: Pro et contra. С.ЗОб.

2Вернадский Г.В. Два подвига святого Александра Невского // Наш современник. 1993. № 3. С.154.

3Зеньковский В.В. Православие и культура // Православие: Pro et contra. С.255.

4Русская Православная Церковь: Очерки истории I -XIX вв. Вып.1. М„ 1988. С.76.

'Основы социальной концепции Русской православной Церкви // О социальной концепции русского православия / Под общ. Ред. М.П. Мчедлова. М., 2002.

Во втором параграфе «Основные особенности православной интерпретации истории и её место в ряду методологических подходов к истории» говорится о том, что православная трактовка истории имеет специфические отличия от других историко-концептуальных моделей. Предмет её познания связан не с технологиями человеческого жизнеустройства, а с нравственно-мировоззренческими основами человеческого бытия.

Повествовательная история закладывает лишь первичный слой значений и смыслов. Их выстраивание в широкую концептуальную комбинацию возможно либо с историосрфской, либо с теоретико-методологической позиции. Эти позиции отражают два способа понимания истории. Теоретико-методологический тип понимания истории делает упор на выяснение универсальных исторических циклов и закономерностей, когда тон исследованиям задаёт теория, что предполагает целенаправленное разделение истории на два значения, из которых первое - это реальный процесс, а второе - его осмысление, теоретическое дублирование.

Главным признаком историософии является поиск ответов на вопрос о цели и смысле истории. Историософский вариант познания направлен не на доказательство тех или иных теоретических построений, а на извлечение из истории смысловых уроков, расширения опыта понимания, который приобретается не только через знание как таковое, а через умение пользоваться им, через погружение в глубины смысла, мало связанные с теоретическими формулами. Историософия в большей степени, чем теоретико-методологическое познание, учитывает особенности национальных культур. Наиболее наглядным выражением историософского способа выстраивания смыслов и значений является православная интерпретация истории.

В традиционном православии история - это сама жизнь во всей её полноте, всегда первичная по отношению к науке. С этой точки зрения прошлое неустранимо присутствует в настоящем. Разграничение между прошлым и настоящим по той же мерке, что между мёртвым и живым, обессмысливает понятие «историческая память». Многое из относящегося к прошлому не является мёртвым, о чём с наглядностью свидетельствует духовная культура, отражённая и в материальных памятниках, и в архетипах сознания.

В православии сложилась цельная и органичная концепция исторического процесса. Согласно ей история представляет собой непрекращающийся процесс сотворения мира и человека. Существование как материального, так и духовного бытия подчинено определённой логике. Материальная сторона человеческой жизни подвержена воздействию энтропийных сил, средством противодействия которым является духовный фактор. С его помощью человек организует материю, творчески влияя на ход истории.

Православная модель истории отрицает жёсткую детерминированность исторических процессов, признаёт главенствующую роль духовно-нравственных факторов, действующих в историческом пространстве посредством свободного людского выбора. Возможность нравственного выбора не позволяет уподоблять историю заведённому механизму, где от людей ничего не зависит.

Ключевым для православной интерпретации истории является понятие «духовная свобода». Она позволяет человеку творчески «сотрудничать» с логикой истории. Это «сотрудничество» называется «синергией». Синергия - это сочетание

свободной человеческой воли и целесообразности, находящейся в основе существования всего живущего на земле.

В западном христианстве принцип синергии не получил достойного отражения. Под воздействием папского авторитаризма и богословской схоластики в католицизме прочно утвердился постулат о предопределении. Среди католиков, а затем - и протестантов логика истории ассоциировалась с механически заданным ходом исторических событий, с неотвратимой бытийной участью всех живущих на земле. Своего пика учение о предопределении достигло в кальвинизме.

Согласно православной историософии, законы истории лишены автоматизма, зависят от духовно-нравственных факторов: «Что посеет человек, то и пожнёт...» (Гал. 6.7). Смыслом истории являются освобождение людей от ига слепой судьбы, сознательное участие в историческом процессе, преображение мира с помощью этических и эстетических идеалов. Православная традиция предполагает, что «сотрудничество» человека с историей осуществляется при помощи христианских идеалов: истины - идеала познания и отражения мира; красоты - эстетического идеала; добра - идеала общественного поведения. Определяя отношение к этим идеалам, человек определяет и своё место в потоке истории. В соответствии с этим и изучение истории должно согласовываться с нравственно-этическими ценностями.

Нравственные законы не могут быть различными для разных стран и народов, разных исторических эпох. Эта аксиома придаёт православному пониманию истории подлинную, неформальную универсальность, далёкую от механических шаблонов, выстроенных с помощью заранее заданных «партийных» предпосылок. Историческое развитие содержит в себе потенциал многовариантности и альтернативности. Люди участвуют в историческом процессе не только как «исполнители ролей», но и как «соавторы сценария». По православным представлениям, в истории роли ни для кого не расписаны заранее и не распределены принудительно: человек способен повлиять на течение своей жизни, народы могут определять ход своей истории. Если бы было иначе, то ответственность с людей за их дела и поступки снималась бы.

Духовное бытие подчинено не менее определенным закономерностям, чем движение материи. Однолинейный социологизм, изучая только материальную сторону бытия, зауживает законы общественного развития. С православной точки зрения, история - это, помимо прочего, и движение сознания. От направленности этого движения зависит и направленность экономической, социальной, политической жизни. Духовный мир автономен относительно социальной материи, реально воздействует на неё, «снабжая» её образами. В век усложняющихся информационных технологий оспорить этот тезис невозможно.

Среди существующих теоретических моделей истории православная система исторических взглядов занимает значимое место, что обусловлено как её историческим возрастом, так и огромным познавательным опытом, который освоен ею в течение веков. Православию пришлось вести насыщенную мировоззренческую полемику с католицизмом, а затем - и с протестантизмом. Хотя историческая мысль давно вышла за рамки богословия, ни одна из теорий исторического процесса не избежала концептуальной проблематики, выявившейся в богословской полемике между православием и западным христианством.

Западная философия выстроила целый ряд однолинейных схем, в которых ход истории понимается как механистическое движение и перманентное преодоление прошлого. В этих схемах новизна жёстко оппонирует традиции, а человеческая деятельность сводится к обслуживанию абстрактно понимаемого прогресса. Такие схемы превращают человека в функцию, травмируют в нём идеальный образ, ставят под сомнение наличие полновесного смысла в истории.

Православная традиция принимает новаторство в строе человеческой жизни, но при условии, что оно не получает механического доминирования над самой жизнью. Когда новшества становятся самоцелью, фетишем, тогда в органическое бытие вносится дисгармония. Новизна приобретает ценность, вызревая в старом, вбирая полноту качественных характеристик старого, отражая историческую преемственность. Есть то, что принципиально не подлежит обновлению: духовные, нравственные ценности, которые по своей природе являются вечными.

Православная интерпретация истории отдаёт приоритет гуманитарным проблемам, основам человеческого бытия - нравственным, психологическим, философско-мировоззренческим. С этой точки зрения она не вступает в жёсткие конкурентные отношения с иными теоретическими моделями истории, а вот помочь в их углублении и совершенствовании вполне способна.

Во второй главе «Отражение православной интерпретации истории в литературно-исторических источниках Древней Руси» исследуются аспекты, касающиеся православного понимания истории древнерусскими мыслителями. Оно складывалось после крещения Руси на протяжении XI - XIII веков, отлившись в достаточно стройную систему историософских взглядов.

Эти взгляды достаточно полно выражены в «Слове о Законе и Благодати», которому посвящён первый параграф второй главы. «Слово» киевского митрополита Илариона, первое русское историософское произведение, стало своеобразным манифестом православного понимания русской истории, послужило надёжным мировоззренческим ориентиром для многих поколений русских мыслителей.

В «Слове о Законе и Благодати»» проявился талант Илариона как литератора, проповедника, политика. «Слово» - выдающееся по художественным достоинствам, содержательной глубине и филигранному стилю литературно-философское произведение середины XI века. Российская историография уделила немало внимания этому историко-литературному памятнику, отметив его особое значение в развитии исторической мысли на Руси. Среди посвящённых ему публикаций позитивной тональностью выделяются работы Д.С. Лихачёва, B.C. Горского, С.С. Аверинцева, В.Я. Дерягина, А.И. Казинцева, митрополита Иоанна (Снычева), В.В. Колесова, сборник статей «Идейно-философское наследие Илариона Киевского»1.

Лихачёв Д.С. Великое наследие. М., 1979; Горский B.C. Философские идеи в культуре Киевской Руси XI - начата XII в. Киев, 1988; Аверинцев С.С. Крещение Руси и путь русской культуры // Русское зарубежье в год тысячелетия крещения Руси: Сборник / Под ред. М.В. Назарова. М., 1991. С.53-60; Митрополит Иоанн (Снычев). Самодержавие духа. Очерки русского самосознания. СПб., 1994;Дерягин В.Я. Иларион: Жизнь и «Слово» // Иларион. Слово о Законе и Благодати. М., 1994. С.5-27. Казинцев А.И. Вечная Россия // Наш современник. 1998. № 7. С.199-211; Колесов ВВ. Философия русского слова. СПб., 2002;. Идейно-философское наследие Илариона Киевского: Сборник: В 2 ч. / Под ред. A.A. Баженовой. М., 1986.

Богословская образованность Илариона на Руси считалась безупречной вплоть до середины XVII века. Высоко оценивают его роль в становлении русского православия и современные церковные историки: «Духовное наследие митрополита Илариона до сего дня живёт в Русской Церкви»1.

В «Слове» Илариона впервые представлена концепция русской истории. Иларион вёл речь о смысле истории вообще и русской истории в частности, о месте Руси во всемирной истории, об исторической роли русского народа. Киевский мудрец дал начало письменной истории русского самосознания. «Слово о Законе и Благодати» явилось своевременным откликом на общественную потребность в национально-государственной идеологии, ибо было написано в эпоху, когда многочисленные племена, населявшие Русскую равнину, под влиянием православия сливались в единую духовно-мировоззренческую общность, когда исторические горизонты Руси сильно раздвинулись. Не утрачивая этнических корней, русичи выходили на более высокий уровень исторического творчества, вырабатывали новую форму государственно-общественной жизни. Обновлённое мировосприятие и выразил Иларион в своём литературном шедевре, проводя мысль, что новая вера воскресила русский народ.

Митрополит Иларион выступил продолжателем кирилло-мефодьевских традиций, нацеленных на развитие книжной культуры, приобщение к ней широких масс людей. Православие завоёвывало массовое сознание с развитием образования. Связь православия с культурной проблематикой являлась для русских своеобразным знаком его подлинности. Для Кирилла, Мефодия и их последователей постижение истины приобретало сакральный смысл, что накладывало отпечаток и на понимание истории. Главный вектор её движения виделся в восхождении человечества от невежества к богатствам знания. На Руси последователи Кирилла и Мефодия выступали убеждёнными поборниками просвещения. Одним из них и был Иларион, выступивший против предрассудков ложной избранности. Он был убеждён: перед высшими ценностями социальные статусы теряют значение, а познанная истина уравнивает всех - «малых и великих, рабов и свободных, юных и старых, бояр и простых, богатых и убогих»2. При формировании духовного климата в древнерусском обществе «Слово» Илариона сыграло важнейшую роль.

«Благодать» Иларионом отождествлялась с истиной, эти понятия он ставил рядом. Истина у Илариона - символ очищения от «лжи идольской», просвещения и духовного преображения Руси, залог надёжных перспектив. Он подчёркивал безнравственность ограничений в просвещении народов, отвергал навязывание догматических предписаний, воспевая разум и духовную свободу. По мысли Илариона, с помощью свободного познания истины преодолевается дискомфорт слепого предопределения. Главной характеристикой иларионовской историософии стал оптимизм, напрямую связанный с верой в большое историческое будущее Руси.

«Слово» Илариона получило на Руси широкую популярность, утвердив в русском православии мировоззренческую струю, связанную именно с оптимизмом, с тягой к духовной свободе. Иларион отражал дух своего времени, когда православное мировосприятие было окрашено в светлые, радостные тона, не отрицало земных благ, не связывалось с искусственной аскезой. В XI веке русское

Русская православная церковь. 988 - 1988. Очерки истории I - XIX вв. С. 16. 'Иларион. Слово о Законе и Благодати. М., 1994. С.33,77,81.

26

православие было свободно от неорганических влияний. Русичи отвергали «мраколюбие», преувеличенный апокалиптизм, пессимизм. В их сознании история предстала ареной столкновения истины и лжи, нравственных идеалов и бездушных шаблонов. Такие умонастроения и выразил Иларион, стремившийся видеть в соотечественниках людей просвещённых, свободных от уз формализма и законничества, способных к сознательному историческому творчеству.

Важной особенностью исторической концепции Илариона стало наличие в ней ценностного образа истории. История Иларионом понималась как движение духовных и нравственных ценностей, определяющее ход русской и мировой истории, создающее смысловой рисунок истории. Это движение представлялось поступательным - как по содержанию, так и по форме'.

В «Слове» Илариона выражена идея исторической преемственности. Хотя он и противопоставил языческий период христианской эпохе, но не рассматривал этот период как ненужный или бесполезный. Напротив, дохристианская Русь им героизировалась, он славил достижения предков2. Этим он подчёркивал значение прошлого для настоящего, показывал: прошлое не уходит в небытие, а органически врастает в настоящее; иллюстрировал, что Русь, вливаясь после крещения в поток мировой истории, имела собственное славное прошлое, насыщенное яркими событиями. Иларион также показывал, что не проводит жёсткой границы между земным и «небесным», метафизическим планами исторического бытия.

«Слово о Законе и Благодати» включило в себя такие концептуальные принципы, как историзм, связь прошлого, настоящего и будущего, историческая преемственность, ценностный критерий в осмыслении истории, признание духовной свободы реальным движущим фактором истории, оптимизм, право народов на самобытность и неприятие униформизма, патриотизм и державность, соборная солидарность людей. Смысл истории Иларион видел в поиске истины, в развитии культуры и образования, в восхождении человечества от невежества к знанию, в движении к социальной справедливости.

Иларион задал направление развитию русской историософской мысли. Традиции в осмыслении истории, которым он положил начало, перешагнули рамки литературы и стали действующим фактором исторического творчества, проявившегося во всех сферах государственно-общественной жизни Руси. Знаки несомненного влияния «Слова» отыскиваются в лучших образцах русской исторической мысли, так же как следы древнерусской эпохи, наполненной свежим восприятием исторического творчества, отыскиваются во всех значимых явлениях русской культуры. Иларионовские традиции не потеряли актуальности и поныне.

Во втором параграфе «Историко-концептуальная проблематика в древнерусских летописных и литературных источниках» показано, как православные представления о ходе истории повлияли на смысловое содержание древнерусской литературы и летописания.

После крещения Русь получила возможность знакомиться с историческими трудами византийских авторов, что помогало русским грамотным людям усвоить идею направленного развития. С XI века стало развиваться русское летописание, фиксировавшее все значимые исторические сведения. Летописцы положили начало

1 Иларион. Указ. соч. С.ЗЗ, 61.

2Там же. С.73.

собиранию и систематизации исторических знаний.

Древнейшим летописным сводом явилась «Повесть временных лет», ставшая своеобразной исторической энциклопедией своего времени. Её историософская специфика отразилась в некоторых ключевых идеях. История Руси рассматривалась на фоне мировых процессов, равноправным участником которых Русь стала после принятия христианства. Историческая концепция «Повести» оптимистична. По сравнению с западными и даже византийскими хрониками, в ней гораздо меньше следов фатальной предопределённости и больше стремления к онтологизации истории. В «Повести» русская история предстала произведением творческой воли восточнославянских и финно-угорских племён, инициировавших создание государственности, а затем в условиях свободного выбора приобщившихся к православию. Историософия «Повести временных лет», как и всех русских летописей, имеет чёткую патриотическую направленность. Это проявилось в воспевании воинской доблести защитников Отечества, в осуждении ослаблявших страну распрей между князьями, в показе особенностей русского православия, его отличий от византийского1. В отечественной историографии «Повесть временных лет», говоря в целом, получила высокую оценку2, хотя среди историков были и те, кто её достоинства ставил под сомнение, что было связано с приверженностью этих историков шаблонным теоретическим схемам3.

В качестве составной части текст «Повести» входил в более поздние летописные своды. Это являлось своеобразным подтверждением их историософской каноничности. И автор «Повести» Нестор, и другие летописцы ставили перед собой задачу говорить обществу правду. Летописание определяло умонастроения древнерусского общества и мировоззренческую направленность древнерусской культуры. Патриотический настрой русских летописцев, отстаивавших идею государственного единства Руси, в определённой мере противостоял процессу раздробления Древнерусского государства. Д.С. Лихачёв подчёркивал: в период раздробленности у русичей сохранялось осознание исторической и культурной общности, а литература, включая летописание, становилась «литературой единой темы - темы Русской истории, литературой единой идеи - идеи единения»4.

Древнерусские книжники опирались на традицию, заложенную Иларионом, выступали его преемниками в развитии русской историософской мысли. Жизнеутверждающий дух, отличавший «Слово о Законе и Благодати», был присущ сочинениям Владимира Мономаха, Кирилла Туровского, Климента Смолятича. Они отстаивали право Руси на самобытную культуру5. Их мироощущение было проникнуто онтологическим человеколюбием, пониманием того, что человек и есть цель истории. Древнерусская литература принимала бытийное многообразие, при этом отвергая эгоистическое разобщение людей, проводя идею соборности.

'Повесть временных лет. СПб., 1997. С.47-50, 51, 106-107, 147.

'Ерёмин И.П. «Повесть временных лет». Л., 1947; Лихачёв Д.С. Русские летописи и их культурно-историческое значение. М.-Л., 1947; Черетшн Л.В. Русская историография до XIX века. М., 1957. 3Рубинштейн Н.Л. Русская историография. М., 1941; Мшькое В.В. Осмысление истории в Древней Руси. СПб., 2000.

4Лихачёв Д.С. Литература эпохи «Слова о полку Игореве» // Памятники литературы Древней Руси

(ПЛДР): XII век / Под ред. Д.С. Лихачёва и А.Л. Дмитриева. М., 1980. С. 6-8.

'Древняя русская литература: Хрестоматия / Сост. Н.И. Прокофьев. М., 1988. С.52-56, 93-95.

Оптимистичный характер древнерусской историософии, её направленность на постижение «уроков мудрости» нашли признание в немалой части отечественной историографии, в частности - в работах И.П. Ерёмина, B.C. Горского, C.B. Бондаря1.

Большое влияние на русскую общественную мысль имели «Изборники» 1073 и 1076 годов, которые воспринимались «собраниями мудрости». В них содержались научные, философские, исторические сведения. «Изборники» проповедовали благоговейное отношение к книжному слову, к письменности. Вера в «Изборниках» понималась не как слепой фанатизм, а как принятие правды, нравственных законов: «...кто не глаголет правды, тот не есть суда истинного»2.

Древнерусские литературно-исторические источники свидетельствуют: у русичей вера не противопоставлялась знанию, ассоциировалась с адекватным, точным взглядом на мир, с соответствием действительности3. Система просвещения на Руси ориентировала не на многознание, а на мудрость, означавшую, прежде всего, самостоятельность в выборе мировоззренческой позиции. Культ мудрости был отличительной чертой древнерусского православия.

Древнерусская литература была прочно связана с земными, реальными заботами людей. При этом, однако, люди не желали становиться пленниками повседневной рутины. Для избавления от неё им и нужна была литература, с помощью религиозно-этических идеалов освящавшая их заботы особенным смыслом, сопряжённым с ощущением «участия в книге жизни» (Откр. 22.19). Литература концентрировала исторический опыт Руси, направляла внимание на исправление недостатков общества, воспитывала стойкость, умение переносить лишения, учила любви к родной земле, героизму, самоотверженности и доблести. Героические мотивы определяли тональность таких произведений, как «Слово о полку Игореве», «Повесть о разорении Рязани Батыем», «Житие Александра Невского», «Сказание о Мамаевом побоище», «Задонщина»4.

Выдающуюся роль в истории русского национального сознания сыграло «Слово о полку Игореве». При остроактуальной политической направленности «Слова» его историософия базируется на сакральном восприятии исторического времени, когда прошлое, настоящее и будущее соотносятся как части единого целого. В «Слове» картины настоящего окрашены светом героического прошлого. Страстный патриотизм «Слова» сочетался с трезвым и мужественным взглядом на ход русской истории. Произведение свободно от фаталистических настроений, все плюсы и минусы исторического развития автор связал с действиями людей, с их социальной активностью и нравственной позицией. В «Слове» звучит призыв к русскому единству, к преодолению раздробленности. В тексте этого литературного шедевра отразился вертикальный вектор мироустройства, осознаваемый в виде духовного критерия, идеального проекта3.

'Ерёмин И.П. Литература Древней Руси. M.-JI., 1966; Горский B.C. Указ. соч.; Бондарь C.B. Философско-мировоззренческое содержание «Изборников» 1073 и 1076 годов. Киев, 1990. 2Изборник Святослава 1073 года. М., 1983. С.99 об.

"'Послание Климента Фоме И ПЛДР: XII век. С.180-184; Георгий, митрополит Киевский. Стязание с латиной // Златоструй. Древняя Русь. X - XIII вв.: Сб. / Сост. А.Г. Кузьмин. М., 1990. С.141-145; Слово некоего калугера о чтении книг // Златоструй. С.149-150. "Древняя русская литература: Хрестоматия. С.95-112,137-152,162-179. 'Слово о полку Игореве. М., 1985.

Мистико-аскетические взгляды, которые культивировались в части русского монашества и были связаны с отречением от мира и его забот, расходились с оптимистичным пониманием истории, свойственным Илариону Киевскому. Такие взгляды были отражены в «Синайском патерике»1. При этом иларионовский, «антифарисейский» вариант осмысления истории имел очевидное преобладание. Антиформализм древнерусской историософии находил выражение в полемических выступлениях древнерусских мыслителей против католицизма, в неприятии стяжательства, искусственной элитарности, любых отступлений от правды2.

Антиформализм в решении историософских проблем проявлялся и в неприятии слепого фатализма. Для православных русичей прошлое воспринималось вместилищем разнообразных жизненных уроков, без усвоения которых невозможно было воспитывать молодежь, обустраивать семейно-бытовую сферу, регулировать общественные отношения. Литературные источники XII - XIV веков проникнуты осознанием того, что решающая роль в истории остаётся за человеческим выбором. Русским грамотникам было понятно, что ход истории сплетается из волеизъявления отдельных людей. Заранее просчитать всевозможные комбинации взаимодействия личных воль невозможно: «Неизвестен завтрашний день и, добавлю, сегодняшний, -пишет монах князю, - и над ними не властны мы»3.

Отсюда следует важность соблюдения нравственных законов: без них будущее не только оказывается непредсказуемым, но даже лишается смысла. Именно нравственными критериями определялись подходы православных книжников к социальной тематике. Они обращались к литературному творчеству как к возможности обличать социальные пороки общества, проповедовать справедливость в людских отношениях, призывать к учёту интересов «простой чади», к защите социально ущемлённых: «Не давайте сильным погубить человека»4.

В третьей главе «Православная интерпретация истории в литературно-исторических источниках Московской Руси» показано, что самоидентификация жителей Московского царства самым тесным образом связывалась с православием, а смысл исторического процесса они видели в сохранении православных ценностей. Этот взгляд отразился в формуле «Москва - третий Рим».

Наряду с этим, часть московской элиты стремилась использовать православие в качестве средства достижения политических целей. Это породило масштабную историческую коллизию - церковный раскол, последствия которого отразились на всём дальнейшем ходе русской истории.

В первом параграфе «Историософские идеи в летописях и публицистике эпохи становления и укрепления Московского царства. Концепция "Москва — третий Рим"» речь идёт о том, что в московский период русской истории продолжалось развитие мировоззренческих традиций, начало которым положил митрополит Киевский Иларион. На этом фоне историзм и историческая память были

'Синайский патерик. М., 1967.

*Георгий, митрополит Киевский. Указ. соч.; Феодосий Печерский. Слово о вере христианской и латинской// Красноречие Древней Руси. XI - XVII вв.: Сб. / Сост. Т.В. Черторицкая. М., 1987. С.58-63; Поучения Серапиона Владимирского // ПЛДР: XIII век. М., 1981. С.445-449. 'Послание Якова-черноризца к князю Дмитрию Борисовичу // ПЛДР: XIII век. С.463. 4Поучение Владимира Мономаха // ПЛДР: Начало русской литературы. XI - начало XII в. М., 1978. С.396-397.

действующими инструментами сохранения культурной идентификации Руси, защита православия воспринималась как патриотический долг русских людей, как общенародное дело и стала ведущей темой политической и историософской мысли, что зафиксировано в летописании и в литературных произведениях того времени'.

Начавшийся в XIV веке процесс постепенного возвышения Москвы как государствообразующего центра имел под собой прочные духовные основания. Общественная атмосфера того времени отражала стремление к консолидации, осознаваемой решающим условием сохранения исторической перспективы. Это стремление вырастало на почве освоения тяжёлого опыта эпохи раздробленности и борьбы за независимость, необходимости преодоления негативных, кризисных перекосов в развитии. Традиционализм приобрёл конкретно-практический вектор, направленный на выполнение этических заповедей. Создалась ситуация, когда обращение к урокам истории становилось реальным двигателем исторического процесса. Исторической памяти придавался сакральный смысл2.

Роль хранителя исторической памяти, наряду с фольклором, выполняло летописание, отражавшее православную точку зрения на ход истории. Оно было одним из базовых элементов средневековой русской культуры, способствовало закреплению у русских людей такой характеристики мышления, как историзм.

Г.В. Вернадский выдвинул тезис, значимый для понимания особенностей московского периода русской истории: «Духовным основателем Московского царства явилось православное христианство»3. Православие в Московской Руси воспринималось не столько конфессией, сколько широким культурным феноменом, определявшим самобытность русского народа. На этом фоне решение масштабных задач, направленных на объединение Руси, в особой степени зависело от идейной позиции русской церкви, в период политической раздробленности сохранившей организационное единство и выполнявшей на Руси роль скрепляющей структуры. Без её участия не совершалось ни одно важное событие в жизни общества.

Проповедническая и практическая деятельность православной церкви была ориентирована на соборную солидарность. Социальные различия не ставили под сомнение равенство людей перед этическими заповедями. В литературе московского периода были сильны мотивы защиты интересов простого народа и неприятия псевдоэлитарности. Широкий размах в Московской Руси приобрела социальная публицистика, выполнявшая важную общественную роль. Труды публицистов XVI века Иосифа Волоцкого, Ермолая-Еразма, Ивана Пересветова, Фёдора Карпова, Максима Грека были посвящены поиску путей смягчения общественных проблем. Так, Ермолай-Еразм предложил Ивану IV провести социальные реформы: облегчить налагаемые на земледельцев подати, переустроить поземельное обеспечение военной службы. Главным минусом механического иерархизма, с точки зрения Ермолая-Еразма, оказывалась приниженность труженика-творца перед произволом

'Летописный сборник, именуемый Патриаршей или Никоновой летописью // Полное собрание русских летописей (ПСРЛ). Т.П. СПб., 1897. С.39-52; Повесть о нашествии Тохтамыша // ПЛДР: XIV - сер. XV вв. М., 1981. С.196-217; Слово о житии и преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, царя русского // Древняя русская литература: Хрестоматия. С.179-185.

2Духовная грамота великого московского князя Семёна Ивановича Гордого // РГАДА. Ф.35. Отд.1. Рубр.1, № 3. Л.1.

ъВернадский Г.В. История России. Московское Царство: В 2 ч. М. - Тверь, 2000. 4.1. С.5.

разного рода «дармоедов». Публицист протестовал против «излишнего богатства и гордыни», призывал царя заботиться о благе подданных, «отвечать за всю землю»1.

Ключевой категорией историософских размышлений оставалось понятие «правда». Особую ценность ему придавали Иван Пересветов и Максим Грек, связывая его с антиэлитарностью и духовной свободой. Они писали, что христианские заповеди не должны быть оторваны от реальной жизни. Иван Пересветов утверждал: «Бог не веру любит - правду»2. Максим Грек заявлял, что тяга к разного рода внешним «чудесам» уводит от того главного, на что ориентирует православие в его неискажённом виде - от «правды» и «совершенной любви к ближним своим»3.

Русское средневековье можно полноценно изучать только с учётом его духовной, «ментальной» специфики, не сводя историю лишь к материальным процессам, к формуле о «надстроечности», вторичности сознания. В православной Руси не было противопоставления духа и материи, сознания и плоти. По меркам того времени, «разъятие» плоти и духа - бессмыслица и ничего более. Этот факт нужно учитывать при изучении концепции «Москва - третий Рим», оказавшейся в историографической полемике одной из самых проблемных и неоднозначных. У многих из тех, кто писал об этой концепции, её научный анализ подменялся политизированными оценками. Ей приписывались «церковный консерватизм и реакционность, враждебное отношение ко всему иноземному»4, «притязание на византийское наследство»5, «идеологический базис образования тоталитарного Московского царства и империалистический соблазн»6.

Полно и содержательно все аспекты проблематики, связанной с теорией «третьего Рима», раскрыла Н.В. Синицына, которая пришла к выводу, что филофеевская формула была «концепцией не внешнеполитической экспансии, но, напротив, духовного и культурного единства, концепцией мира». Как пишет Синицына, «не мессионизм вдохновлял Филофея Псковского, но мысль об исторической ответственности царства, оставшегося после падения Византийской империи и единственным внешним гарантом, и политическим защитником православия, когда сохранял полноту значения военно-политический и конфессиональный натиск с Запада и Востока. И не экспансионизм, т.е. расширение пределов в пространстве, но протяженность во времени последнего христианского царства, которое "удерживает" приход антихриста. В эсхатологии Филофея главное - не идея конца, а идея пути. Это путь покаяния и молитвы, поиски духовного и нравственного совершенства, путь подвижничества и исполнения христианских нравственных предписаний. Идея "третьего Рима" с самого начала была открытой, побуждавшей к размышлениям, обладала сильным творческим полем»7.

В филофеевской теории ни слова не сказано о мировой гегемонии. Главная

'Ермолай-Еразм. Правительница // ПЛДР: конец XV - 1-я пол. XVI вв. М„ 1984. С.653-663. 2Пересветов КС. Большая челобитная// ПЛДР: конец XV- 1-я пол. XVI вв. С.603, 613. ^Сочинения Максима Грека// ПЛДР: конец XV - 1-я пол. XVI вв. С.491. 4Муравьёв A.B., Сахаров A.M. Очерки истории русской культуры IX - XVII вв. М., 1984. С. 186. 5Милъков В. В. Осмысление истории в литературе Древней Руси. С. 103.

6Бердяев H.A. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990. С.9-10; Он же. Русская идея. М, 1990. С.80-81.

1 Синицына Н.В. Третий Рим. Истоки и эволюция русской средневековой концепции (XV - XVI вв.). М., 1998. С.9-11,174, 244,328-329.

особенность теории выражена словами: «Четвертому Риму не быть». Эти слова — не плод самообольщения, а констатация очевидного: у Москвы, в отличие от первого Рима и Константинополя, не было наследника. Получалось: если погибнет Москва как носительница праведной веры, то погибнет сама праведная вера, а русские люди будут виновны в этой гибели. Филофей утверждал представление о Руси как о сакральном пространстве, оберегаемом от вселенского зла1.

Подходы к вопросу о месте Руси в мире и в истории не ограничивались концепцией Филофея. Появлялись сочинения, где политические мотивы подчиняли себе теологическую составляющую. В XVI веке в число таких сочинений вошли «Русский Хронограф» и цикл «Сказаний о князьях Владимирских». В них мысль о праве Руси на своё место в мире проводилась с позиций политического и дипломатического прагматизма2. Концепция «Хронографа» и «Сказаний» служила утверждению высокого статуса великокняжеской власти на Руси. «Сказания о князьях Владимирских» и послания Филофея являли собой две разные стратегические и историософские линии. Их столкновением и взаимодействием определялось развёртывание дальнейших исторических процессов в России.

Во втором параграфе «Историософские параметры церковного и общественного раскола» отмечено, что XVII век в русской истории стал временем кардинальных перемен в общественном сознании, когда традиционное русское православие попало под воздействие внешних унифицирующих шаблонов.

Из таких историографических источников, как «Сказание» Авраамия Палицына, «Сказание о Московском государстве» Г.О. Котошихина, «Писание о преставлении и погребении Михаила Скопина-Шуйского», следует, что во время смуты религиозная проблематика приобрела ратоборческую окрашенность, в общественном сознании царил дух непримиримости к врагам православия3. В этих условиях конфессиональные параметры православия становились более жёсткими, нежели раньше. Создавалась почва для унификации догм, обрядов и правил, для ограничения свободного сопоставления мнений. Конфессиональная борьба, в силовое поле которой попало русское православие, «инфицировала» его своеобразным «вирусом партийности», заметно сказавшимся в событиях, связанных с расколом русской церкви.

Внешний ход тех событий был определён церковно-обрядовой реформой, начатой патриархом Никоном. Хронологически она совпала с присоединением части Южной Руси к Московскому государству. Историки Г.В. Вернадский, Е.Ф. Шмурло, А.Н. Робинсон, П.Г. Чигринов указывают, что вопрос о воссоединении древнерусских территорий имел религиозную окраску4. Обрядовая реформа Никона

'Послание старца Филофея великому князю Василию // ПЛДР: конец XV - 1-я пол. XVI вв. С.436-441.

2Сказание о послах Владимирских // ПЛДР: конец XV - 1-я пол. XVI вв. С.427^432. 3Паищын А. Сказание. М.-Л., 1955; Котошихин Г.О. О Московском государстве в XVII веке // Русское историческое повествование XVI - XVII веков / Сост. Ю.А. Лабынцев. М., 1984; Писание о преставлении и о погребении Михаила Васильевича Шуйского, рекомого Скопина // Русское историческое повествование XVI - XVII веков.

^Вернадский Г.В. «Соединение церквей» в исторической действительности // Вопросы истории. 1994. № 7. С.171-193; Шмурло Е.Ф. Курс русской истории: В 4 т. СПб., 2000. Т.З. С.90-93; Робинсон А.Н. Борьба идей в русской литературе XVII века. М., 1974. С.42-49; Чигринов П.Г. Очерки истории Беларуси. Минск, 2000.

объяснялась его желанием сделать в глазах украинцев воссоединение с Россией максимально привлекательным, продемонстрировать полное отсутствие различий в церковной жизни Московии и Украины. Политический подтекст реформы ни от кого не скрывался. Однако пересмотр обрядовой практики вызвал недовольство, которое переросло в острый общественный конфликт, ставший тяжёлой драмой русской истории.

В части историографии раскол объясняется «прениями» о ритуалах. Однако это не так: его глубину определили мировоззренческие мотивы. Суть разгоревшейся полемики точно выразил A.M. Панченко: «Это был историософский спор - спор об историческом идеале, исторической дистанции, о соотношении духа и интеллекта, человека и времени, о вечности и бренности, о прошлом, настоящем и будущем»1. Похожую мысль высказал А.Д. Шмеман: «Раскол приобрел всю свою трагическую глубину, как спор об истории, и особенно о смысле в ней русского православия, о судьбах христианского царства»2.

Церковный раскол в России середины XVII века стал выражением конфликта разных психологических, аксиологических и историософских установок. В центре полемики оказались не обряды как таковые, а их взаимосвязь с традициями, опытом предыдущих поколений. В конфликте «новаторского» проекта и древнего наследия столкнулись разные образы «идеала будущего» и «идеала прошлого». «Ревнители старины» защищали опыт, проверенный конкретной практикой. Большинство тех, кто поддержал никоновские нововведения, проповедовало разрыв с прошлым.

Сторонниками новаторства прошлое стало ощущаться отжившим, ненужным, история стала отождествляться с линейным развитием, преодолением прошлого. Адептами нововведений вся предшествующая русская история была подвергнута «ревизии», поставлена под сомнение. Они говорили: «Чем мы прежде хвалились, того нынче стыдимся»3. Прошлое было исключено из живой исторической действительности. Всё общественное бытие стало испытывать своеобразное историософское напряжение, созданное негативизмом по отношению к традициям.

Сторонники новаторства отказались от сакрализации истории, предъявили права на неё, захотели овладеть ею. Критерием в строительстве русской культуры «с чистого листа», по их логике, должны были стать стандарты, заимствованные извне. Старообрядцы же понимали культуру как комплекс вечных идей и идеалов, которые принципиально не стареют, не теряют актуальности. Старообрядцы не хотели порывать с традициями, торопить и подгонять историю; они были духовно «растворены» в ней и недоумевали: почему надо отказываться от привычного жизненного уклада, освящённого временем? Это недоумение усиливалось тем, что «новины» вводились насильственными методами, «телесными озлоблениями»4. Вождь старообрядцев Аввакум писал: «...огнём, да кнутом, да виселицею хотят веру утвердить! Которые апостолы научили так? Не знаю. ...волею зовёт Христос»5. В традиционном православном сознании методы не рассматривались автономно от целей. За сомнительными методами подозревались сомнительные цели. Сакральное

Панченко A.M. Русская культура в канун петровских реформ. Л., 1984. С.40-41. 1 Шмеман Л., протоиерей. Исторический путь православия. М., 1993. С.376. ъПрокопович Ф. Сочинения. М.-Л., 1961. С.135.

"Материалы для истории раскола за первое время его существования. М., 1876. Т.2. С.143.

5Житие Аввакума // ПЛДР: XVII век-Кн. 2. М„ 1989. С.387-388.

отношение к понятию «правда» не оставляло места для умозрительных спекуляций на этот счёт.

Благодаря «культуртрегерству» греков и киевлян, приехавших «исправлять московскую веру», распространялись западно-христианские влияния. Изменился строй церковной жизни - на смену традиционной православной духовности с её идеей богочеловечества пришёл латинизированный теократизм. Импульсы раскола из церковной ограды перетекали в мирскую жизнь, ломали устоявшиеся социокультурные и бытовые нормы, вносили в массовое сознание путаницу и дискомфорт. Никоновская реформа расколола не только церковь, но и систему жизненных ценностей, долгое время исправна служившую русскому обществу.

Причина вызванных никоновской реформой волнений крылась не в «ревности к обряду», а в попрании соборного начала. С первых шагов она игнорировала мнение народа. Социальные аспекты раскола проявились в разделении общества по линии «элитарность - соборность». Историки А.Н. Робинсон и A.M. Панченко отмечали, что движению сторонников «древнего благочестия» был присущ органичный демократизм'. Аввакум проповедовал: «Ныне же равны вси здесь на земли... Луна и солнце всем сияют равно, чтоб друг друга любя жили, яко в едином дому»2. «Новаторов» же отличала подчёркнутая дистанцированность от народа. Один из лидеров новообрядчества Симеон Полоцкий открыто провозглашал: «Если что-то народ начинает хвалить, то, конечно, достойно хулимым быть»3.

Сторонники и противники реформы наполняли одинаковые формулировки различными смыслами. Это касалось и концепции «Москва - третий Рим». Старообрядцы находили в ней историческое задание: воплотить в реальной жизни христианские идеалы. Для них праведность становилась условием продолжения земной истории, фактором, сдерживающим эсхатологический провал. Срыв в выполнении исторического задания приравнивался к победе мирового зла, означал вступление в эру исторической безнадёжности: «Четвёртому Риму не быть». В сознании Аввакума и его сторонников обращение никониан к новогреческой обрядности, ассоциированной со «вторым Римом, который пал», приравнивалось к предательству православия: «Блюдолизы римские устроили с Никоном-врагом гонения на христиан»4.

Никон и царь Алексей Михайлович интерпретировали учение «Москва -третий Рим» преимущественно с политических позиций, выделяя в нём то, что способствовало закреплению лидирующего положения России в православном мире. Никон интересы вселенского православия возвысил над интересами русской церкви5, что определило как практическую логику церковных реформ, так и стратегическую направленность государственного курса. Закладывалась идейная основа для формирования имперской модели государственного устройства.

Тексты источников свидетельствуют, что историософский кругозор Никона не был узким, но в нём была и некоторая ущербность: Никон разводил понятия «цель»

'Робинсон А.Н. Указ. соч. С.6-7; Панченко A.M. Указ. соч. С.30-33. "Памятники истории старообрядчества. Кн.1. Вьш.1. Л., 1927. Стлб.816-817. 3Цит. по: Панченко A.M. Указ. соч. С.41. *Из «Книги бесед» Аввакума// ПЛДР: XVII век. Кн.2. С.416.

'^Показания певчих о патриархе Никоне в июле 1659 года и выписка из показаний духовных и светских лиц об удалении Никона с патриаршего престола // РГАДА. Ф.27. Оп.1. Д.140. 4.4. Л.4.

и «средство». Возник исторический парадокс: цель определялась принципом всеединства, но средства её достижения подрывали уже имевшийся вариант единства. Средства вели к нравственным потерям, обесценивавшим цель. Борьба за истину у Никона невольно подчинила саму истину. По словам A.C. Панарина, «разрывая антитезу между вселенским и национальным», патриарх Никон «сделал выбор, рискуя ослаблением народной поддержки, рискуя расколом, рискуя, наконец, самим народом»1.

Церковный раскол стал мучительной драмой русского народа, «моральным землетрясением»2. Расхождения старообрядцев и никониан, относясь не столько к вероисповеданию, сколько к историософской сфере, носили отнюдь не отвлечённый характер, оказывая сильнейшее влияние на все стороны государственной и общественной жизни страны и на дальнейший ход русской истории. Раскол одновременно и выявил противоречия, имевшиеся в русском обществе в середине XVII века, и создал новые, которые с постоянством проявлялись в дальнейшем историческом развитии России. В результате раскола пострадала идея единства русской истории. Дискриминации подверглась народная культура. Была нарушена «симфония» отношений между государством и церковью. Создавались условия для абсолютизма. Официальная церковь, впервые в русской истории оказавшись инициатором общественного раскола, стала терять авторитет и общественный вес. В народных массах началась деформация религиозности, выражаемая в конформизме или уклоне в религиозный формализм. Всё это подрывало позиции традиционного православия в России, создавало предпосылки для изменения её цивилизационных характеристик. Раскол стал провозвестником будущих общественных катаклизмов. По большому счёту, историософская проблематика, оказавшаяся в центре раскола, не потеряла актуальности и поныне.

В четвёртой главе исследования, названной «Православные традиции в историко-концептуальных поисках XVIII - начала XX века», речь идёт о том, что период XIX - начала XX века в России был временем активных историософских поисков, в которых тон задавали сторонники православной интерпретации истории, представленные славянофилами, а затем - русскими мыслителями, объединёнными понятием «религиозно-философский ренессанс».

В первом параграфе «Православная историческая мысль в XVIII - первой половине XIX века. Россия и Запад в концептуальном творчестве славянофилов» показано, что в XVIII веке православная историософская мысль находилась в упадке. Этому способствовала секуляризация, охватившая всю общественную жизнь, морально-психологические последствия церковного раскола, падение авторитета и общественной роли церкви, её подчинение государственной власти, активное проникновение в культурную жизнь России западных влияний - всё то, что суммируется понятием «абсолютизм».

Церковный историк А.Д. Шмеман обратил внимание на возникший исторический казус: «Византийским помазанием на царство (а с этой точки зрения византийское помазание теоретически есть ограничение, а не абсолютизация царской власти), русская церковь помазывала теперь западный абсолютизм»3.

Панарин A.C. Указ. соч. С.265-266.

'Рябучиинский В.П. Старообрядчество и русское религиозное чувство. М. - Иерусалим, 1994. С.64.

3Шмеман А., протоиерей. Указ. соч. С.380-381.

Абсолютизм, отражая сугубо лютеранские стереотипы мышления, подрывал духовные основы русской цивилизации. Подписанный Петром III «Манифест о вольности дворянской» превратил дворянство в касту «избранных». Привилегии дворян росли за счёт ущемления прав других сословий. Резкое усиление крепостного права было отражением протестантского социального и ментального опыта, связанного с демонстративной элитарностью. Неправославные влияния проникали в недра религиозной жизни. В этих условиях православная историософия оттеснялась на периферию общественной мысли. Традиции православного осмысления истории проявлялись в интенциях, содержащихся в сочинениях таких авторов, как И.Т. Посошков, В.Н. Татищев, протоиерей Г. Бужинский1.

Победа в Отечественной войне 1812 года вызвала подъём русского национального самосознания. Вставали вопросы о смысле и особенностях исторического пути, проделанного Россией, о её национально-культурном самоопределении, взаимоотношениях с Западом, о её месте в мировой истории. Поиск ответов на эти вопросы определил накал начавшейся во второй трети XIX века общественной полемики, разделившей её участников на два лагеря, получивших названия «славянофилов» и «западников». Г.В. Флоровский писал, что в центре их спора оказалась «историософия русской судьбы» или вопрос «о месте России в общем плане или схеме всемирной истории»2. Полемика двух течений охватила весь комплекс проблем, связанных с оценками русской истории.

Для понимания существа спора между славянофилами и западниками нужно учитывать, что, во-первых, российское западничество не представляло собой единого лагеря, подразделяясь на два направления - умеренное и радикальное, причём противоречия между ними бывали не меньшими, чем их общие расхождения со славянофилами. Во-вторых, следует учитывать, что если понятие «западники» довольно точно отражает идейные позиции тех, кого оно объединяло, то их оппонентам название «славянофилы» было навязано как партийное прозвище, узко и неадекватно выражающее смысл их воззрений, ибо в центр своих теоретических представлений они ставили не столько славянство, сколько Россию, русскую цивилизацию. Закрепившийся в части историографии тезис о том, что для взглядов славянофилов определяющим было «мессианство славянства»3, мало соответствует историческим реалиям. Теоретики славянофильства - A.C. Хомяков, братья Киреевские, братья Аксаковы, Ю.Ф. Самарин - себя «славянофилами» не называли, предпочитая для своего течения название «православно-русское направление»4. Они являлись в первую очередь православными мыслителями.

Славянофилам пришлось решать задачу возрождения православной историософии. Славянофильство появилось как своеобразный ответ на рост клерикализма, как оригинальная форма возмещения духовного ущерба, нанесённого православию вследствие церковного раскола, секуляризации церкви и экспансии западного влияния в сферу русской культуры и церковной жизни.

Славянофилы внесли значительный вклад в развитие русской общественной и

'Посошков И.Т. Книга о скудости и богатстве и другие сочинеиия. М, 1951; Татищев В.Н. История Российская: В 3 т. М„ 2003; Бужинский Г.. протоиерей. Проповеди. Юрьев, 1901. 2Флоровский Г.В. Пути русского богословия. Киев, 1991. С.247. 3Шапиро А.Л. Историография с древнейших времён до 1917 года. М, 1993. С.395. 4Шапошников Л.Е. Очерки русской историософии XIX-XX вв. Нижний Новгород, 2002. С.32.

историософской мысли. Для отечественной историографии тема славянофильства является весьма притягательной. Хотя большинство исследователей обращалось в первую очередь к общественно-политическим взглядам славянофилов, были и те историки, которые по достоинству оценили историко-концептуальный потенциал славянофильства. Среди них следует отметить A.A. Галактионова, П.Ф. Никандрова, В.И. Кулешова, Е.А. Дудзинскую, В.И. Керимова, JI.E. Шапошникова1.

Славянофилы критиковали абсолютизм, считая, что императорская власть, подчинив церковь и утвердившись как абсолютная, оказалась оторванной от православных традиций, размыла собственную религиозно-нравственную основу. Лишённая самостоятельности церковь не могла полноценно поддерживать творческую, «благодатную» религиозность. Дух живого православия заслонила казённая церковность, противоречившая глубинным потребностям русских людей. Но этот дух сохранялся в народном быту, в глубинах генетической памяти, в представлениях о праведности. Его и выразили славянофилы.

Представители радикального западничества П.Я. Чаадаев, В.Г. Белинский, Д.И. Писарев, А.И. Герцен негативно оценивали место России в мировой истории, отражали картину мира, сложившуюся под прямым влиянием западноевропейских культурных и ментальных стереотипов. В этой картине России и русской истории отводилось периферийное место. Западники-радикалы уверяли, что до реформ Петра I Россия не имела полноценной истории. Абстрактный образ «листа белой бумаги» стал характерным атрибутом их концептуальных построений2.

Для славянофилов принцип непрерывности истории и преемственности поколений был ключом к пониманию истории, даныо отцовским традициям. Они призывали к трезвому осмыслению исторического опыта России, его внутренней диалектики. Одна из идей славянофилов сводилась к необходимости самопознания со стороны русских, обретения ими собственной идентичности. Славянофилы считали, что условием поступательного общественного развития является «самопознание», которое они не ограничивали этническими рамками, выводя его на межцивилизационный уровень. Не ограничивая себя плоским этнографическим самобытничеством, они вели речь о цивилизационной самобытности России, соотнесённой с характеристикой Запада как цивилизационного целого3.

Славянофилы полагали, что западное влияние на Россию не являлось органичным. При этом они не были антагонистами всего западного, в соответствии с православной традицией позитивно относясь к культурному взаимообмену между народами, но с одним условием - если он построен на началах добровольности.

Галактионов A.A., Никаидров П.Ф. Славянофильство, его национальные истоки и место в истории русской мысли // Вопросы философии. 1966. № 6. С. 121-132; Кулешов В.И. Славянофилы и русская литература. М., 1976; Дудзинская Е.А. Славянофилы в общественной борьбе. М., 1983; Керимов В.И. Историософия A.C. Хомякова. М., 1989; Шапошников Л.Е. Русская религиозная философия XIX-XX веков. Нижний Новгород, 1992.

2Чаадаев П.Я. Апология сумасшедшего // Избранные сочинения и письма. М., 1991. С.145-147; Белинский В.Г. Россия до Петра Великого // В поисках своего пути: Россия между Европой и Азией. Хрестоматия по истории российской общественной мысли XIX и XX веков: В 2 ч. / Сост. Н.Г. Федоровский. М., 1994. T.l. С.7-11; Писарев Д.И. Бедная русская мысль // Сочинения: В 4 т. Т.2. М„ 1955. С.65-66.

3Хомяков A.C. О старом и новом // Сочинения: В 2 т. М., 1994.Т.1. С.457; Аксаков К.С. Об основных началах русской истории // Поли. собр. соч. T.l. М., 1861. С.7.

Отвергая бесплодное подражательство, славянофилы защищали те заимствования, которые были необходимы для развития страны и диктовались его логикой. Самобытность исторического пути России они связывали с правами каждого народа на культурную индивидуальность, в которой видели дар самой истории, обеспечивающей «цветущую сложность» человеческого бытия1.

Славянофилы трактовали историю как непрерывный конфликт двух религиозных установок - духовной свободы и догматической необходимости. Это положение, вытекавшее из традиции Илариона Киевского, стало ключевым для их концептуальных построений. Они видели в православии «путь внутренней правды», а в западном христианстве - «путь не внутренней, а внешней правды, не совести, а принудительного закона»2. По их убеждению, органический общинный строй народной жизни, установившийся на Руси, был результатом усвоения народом этических норм православия. Понятие соборности славянофилы связывали не с внешними формами организации, а со стремлением русских людей жить в согласии с евангельскими заповедями. Православие славянофилы отождествляли со свободным народным выбором, а в католицизме видели религию «избранной» элиты, искусственно возвысившейся над народом3. Разные религиозные установки славянофилы тесно связывали с нравственно-этическим фактором4, который, по сути дела, и оказался в центре их спора с радикальными западниками.

Теоретики славянофильства выступили против отождествления понятия «прогресс» исключительно с западным политическим и социально-экономическим опытом. Они считали недопустимым отделять материальный прогресс от нравственного развития общества и были убеждены, что прогресс несовместим с насилием, с принудительным искажением естественного развития народной жизни3.

Во втором параграфе «Проблема культурно-исторической идентичности России в оценках православных мыслителей второй половины XIX - начала XX века» отмечается, что эстафету в развитии православной историософии у славянофилов переняли представители русского религиозно-философского ренессанса, сформулировавшие многие историко-концептуальные проблемы, до сих пор остающиеся актуальными.

Анализ историографических источников показывает, что к середине XIX века официальная церковность в России разошлась с духом традиционного православия. Многие церковные теологи считали богословие законченной системой догматов, не нуждающейся в развитии. Мирская жизнь в такой системе попадала под подозрение, противопоставлялась монашескому аскетизму, идеал духовной свободы вытеснялся тезисом о «страхе божьем». Синодальное богословие принимало отпечаток ригоризма и законничества, входило в острое противоречие с тенденциями развития светской культуры, пропитанной интенциями традиционного православия6.

Хомяков A.C. Письмо в Петербург по поводу железной дороги // В поисках своего пути: Россия между Европой и Азией. Т.1. С.66.

2Аксаков К.С. Об основных началах русской истории // Поли. собр. соч. T.l. М., 1861. С.2,9.

ъХомяков A.C. Семирамида. С.173-174; Аксаков К.С. Об основных началах русской истории. С.10.

4Киреевский И.В. О характере просвещения Европы и его отношении к просвещению России // Избранные статьи. М„ 1984. С.220-224.

'Хомяков A.C. Семирамида. С.И5-117.

6Солярский П. Нравственное православное богословие. СПб., 1869; О кончине мира. Одесса, 1902.

Противоречие между церковным официозом и традиционным православием дало о себе знать и в сфере историографии. Официозную историографию во второй половине XIX века представлял И.И. Беллярминов, а позднее - А. Нечволодов. Их книги не имели концептуальной глубины, назидательность в них сочеталась с малосодержательностью, исторические факты подменялись мифологизированными преданиями1.

Интенции традиционного православия были отражены в монографии М.О. Кояловича, посвященной развитию исторических знаний в России. Коялович призывал при изучении истории опираться на «нравственную правду», был убеждён, что история не существует вне нравственного выбора людей2.

Вторая половина XIX века в России стала временем многогранного развития всех сфер творчества. Появилась плеяда высокоталантливых русских писателей, художников, композиторов, обретших мировую известность. Их творческий взлёт был обусловлен высочайшей духовностью, обращённой к глубинным, смыслоопределяющим вопросам человеческого бытия. На этом фоне развивались историко-концептуальные знания, в чём отражался подъём творческой активности неофициальной религиозно-философской мысли, названный исследователями «русским религиозно-философским ренессансом»3.

Представителями философского ренессанса были Ф.М. Достоевский, B.C. Соловьёв, К.Н. Леонтьев, П.Е. Астафьев, Л.А. Тихомиров, В.В. Розанов, братья Трубецкие. Их идеи и суждения охватили обширный круг мировоззренческих проблем, подготовили условия для «второй волны» религиозно-философского ренессанса - С.Н. Булгакова, H.A. Бердяева, И.А. Ильина, Л.П. Карсавина, С.Л. Франка, П.А. Флоренского, Н.С. Трубецкого.

Феномен русского религиозно-философского ренессанса был связан с творческим поиском, свободным от искусственных шаблонов. Не всем представителям религиозно-философского ренессанса удалось выразить глубину и полноту православных интуиций. Но совокупные результаты их творчества убеждают в том, что историософский опыт православия содержит ответы на многие сложные вопросы исторического бытия.

Русские религиозные философы стремились соединить научные знания с духовно-нравственным опытом православия. Л.А. Тихомиров напоминал о том, что православие, несмотря на противодействие «невежественных фанатиков псевдодогмата», всегда нацеливало «на искание познания и даже поощряло к этому». По его словам, у христиан представление о том, что «наука есть дело Божие», получило преобладание, и потому «христианская эпоха сделалась эпохой величайшего развития науки во всех её сферах»4.

Русские философы, опираясь на отечественное духовное наследие, не замыкались в его рамках, не отворачивались от мирового культурного достояния, обращались к лучшим образцам западноевропейской философии. При этом русская

1 Беллярминов И.И. Курс русской истории (элементарный). М., 1994; Нечволодов А. Сказания о русской земле: В 4 т. СПб., 1913. ~Коялович М О. Указ. соч. С.648.

1Гулыга A.B. Русский религиозно-философский ренессанс // Наш современник. 1990. Ks 7. С.185-

187.

^Тихомиров Л.А. Религиозно-философские основы истории. С.286-287.

религиозная философия пошла дальше западной, соединив философский разум с религиозными интуициями.

Русский религиозно-философский ренессанс явился реакцией самостоятельно мыслящей части общества на засилье формальной религиозности, отразил стремление восстановить связи с корневыми традициями православия. Историк Н.И. Ульянов ставил в заслугу русской религиозной философии то, что она «подняла движение против окаменелостей христианства и церкви, во имя свободы религиозного чувства и примирения его с современной культурой»1.

Православные философы были убеждены, что формальная религиозность не только не отражает русскую культурно-историческую идентичность, но и ставит серьёзные препятствия для её раскрытия и понимания. Критериями неискажённого, подлинного православия они считали онтологизм, оптимистический настрой, человечность, духовную свободу - те качественные характеристики, которые издревле определяли развитие культуры на Руси. В.В. Розанов называл «обер-прокурорский» официоз «ограниченным и ветхозаветным», видел в нём «одну тенденцию: истребить из религии все человеческие черты, всё обыкновенное, житейское, земное»2. На несходство «синодально-обер-прокурорского православия» и «глубокого всенародного православно-религиозного чувства», определявшего русскую культурно-историческую идентичность, указывал также Н.С. Трубецкой3.

Русские философы критиковали бюрократизацию церкви, «подводившую всё под однообразные нормы, деморализовавшую нацию, вносящую омертвление», итогом чего становились утрата «вдохновения и своеобразия; безличность, безволие, безыдейность»4. Они отмечали, что казённая церковность исказила творческий характер православия, подчёркивали негативную роль клерикализма, писали о недопустимости нарушений религиозной свободы и попыток заменить общественную нравственность плоским начётничеством. В религиозности, чуждой традиционному православию, русские философы видели результат некритического заимствования западных ментальных образцов. Н.С. Трубецкой констатировал, что «европеизация» российского общества вела его к «дегенерации религиозного чувства», ибо «интеллигенция и полуинтеллигенция, закрывая глаза на духовные богатства православия, смотрела на него как на мужицкую веру и заражалась упадочными формами западного христианства, а правительство, заморозив и оказёнив русскую церковь, лишив её всякой инициативы и свободы действия, не приняло мер ни для поднятия уровня её духовенства, ни к распространению подлинно православного просвещения»5.

Православные мыслители отвергли тезис о прямолинейной зависимости культуры от социологических законов. Их подходы к русской культурной идентичности отличались многофакторностью, что не мешало им находить и выделять главное, определяющее звено. Для них таким звеном не являлись экономический детерминизм, природно-климатические и географические условия.

1 Ульянов Н.И. Шестая печать // Русские философы (конец XIX - середина XX века): Антология. Вып. З.М., 1996. С.14.

2Розанов В.В. Русская церковь // Розанов В.В. Сочинения: В 2 т. М., 1990. Т.1. С.120-121.

3Трубецкой Н.С. История. Культура. Язык. М., 1995. С.421,423.

4Там же. С.419-420,423-424.

^Тихомиров Л.Л. Единоличная власть как принцип государственного строения. М„ 1993. С.140.

Это звено они усматривали в совокупности духовно-нравственных ценностей1.

Споры о преимуществах и недостатках той или иной общественной модели православные историки и философы считали схоластическими и бесплодными, если эти споры никак не затрагивали нравственно-этических проблем. По мнению православных мыслителей, западная философия истории отразила расщеплённое мировосприятие, в котором идея механического воздействия на социальную жизнь вытеснила идею преображения, а общественный идеал стал ассоциироваться с политическим переворотом или с безостановочным материальным прогрессом, представшим в западной философии безличным и автономным от людей потоком2.

Православные философы считали детерминированный прогресс средством унификации и размывания культурного опыта русского народа, видели один реальный выход из морально-психологических тупиков «механического» социального устройства - объединение общества на основе духовных ценностей, «народной православной правды». Они не одобряли попыток западной философии оторвать историю от абсолютных нравственных критериев, напоминали, что тайна человеческой свободы раскрыта в новозаветной проповеди: «Познайте истину, и истина сделает вас свободными» (Ин. 8.32). Вне адекватного мировосприятия свобода не достижима. Русские мыслители писали, что свобода, ею соединенная со стремлением к истине, превращается в свою противоположность3.

Критерием подходов к проблеме культурно-исторической идентичности России русские религиозные философы считали «целостность человеческого духа». Они не противопоставляли Россию другим странам, не сводили русскую самоидентификацию к узкоэтническим параметрам, рассматривали эту проблему в увязке с коренными проблемами мировой и российской истории. Русские философы, по словам A.C. Панарина, «не обнаруживали склонности к тому, чтобы свалить с себя ответственность за судьбы мира; не рассуждали о России как о замкнутом территориальном образовании, выстраивающем демаркационную линию вокруг внешнего, иноязычного и иноконфессионального мира»4.

В результате творчества мыслителей эпохи религиозно-философского ренессанса была создана самостоятельная, оригинальная историософская система, соединившая научно-философские знания с духовным опытом православия. Русская историософская система по многим базовым позициям отличалась от западной философии истории. Факт такого отличия указывает на то, что представления о смысле и содержании истории являются важнейшим составным компонентом характеристики той или иной цивилизации.

Пятая глава «Опыт интерпретации истории России XX века в православной историографии» отражает практическую проекцию принципов православной историософии на XX век - один из самых насыщенных событиями и наиболее драматичный период русской истории.

1Достоевский Ф.М. Дневник писателя. Избранные страницы. М., 1989. С.144; Ильин И.А. О грядущей России. М., 1993. С.302-304.

2Достоевский Ф.М. Дневник писателя. 1880 год // Поли. собр. соч. Т.26. М., 1984. С.123; Неизданный Достоевский // Литературное наследство. Т.83. М., 1971. С.180.

3Астафьев П.Е. Философия нации и единство мировоззрения. М., 2000. С.101-109; Карсавин Л.П. Философия истории. СПб., 1993. С.227-230.

4Панарин A.C. Указ. соч. С.187-188.

Первый параграф «Духовно-нравственный компонент исторических событий советского периода в освещении православной историографии» отражает православную интерпретацию истории советского периода. Методологические принципы православной интерпретации истории - отрицание жёстко заданной предопределённости исторического движения, признание приоритетности духовно-нравственных факторов - позволяют объяснить закономерности и основные особенности этого периода российской истории.

Российская история XX столетия отмечена колоссальной динамикой, уникальной насыщенностью событиями, столкновением разных стратегических моделей и практических вариантов государственно-общественного развития. Попытки охватить всю историческую панораму XX века в России с помощью однолинейных концептуальных схем неизменно наталкивались на трудности.

В освещении православной интерпретации становится понятной не только последовательность событийного ряда советской истории, но и её внутренняя, смысловая логика. Полнокровное объяснение получают такие исторические феномены, как либеральный проект и его неудача в 1917 году, крах идеи «мировой революции» и отказ от неё, победа СССР во второй мировой войне, советский цивилизационный проект как внутренне противоречивое явление.

XX век стал для России временем острых, порой катастрофичных противоречий. По количеству и интенсивности испытаний, выпавших на долю России, этот век занимает особое место. По убеждению всех православных историков - Г.В. Флоровского, Д.В. Поспеловского, митрополита Иоанна (Снычева), М.В. Назарова, H.A. Нарочницкой, C.B. Перевезенцева и других -сложная драматургия истории России в XX веке явилась ясным подтверждением того, что решающее воздействие на ход и содержание исторического процесса оказывают духовно-нравственные факторы1.

Общественные потрясения и катаклизмы не возникают сами по себе, им всегда предшествуют определённые предпосылки, проявляемые в первую очередь в сфере общественного сознания. Православные историки и философы ещё до начала XX века фиксировали в этой сфере признаки неблагополучия, корни которого уходили в бюрократизацию государственной и церковно-религиозной жизни. По словам церковного историка Д.В. Поспеловского, одним из пороков русской церкви в начале XX века явился «католический клерикализм»2. В народном сознании вызревал конфликт между разными религиозными установками - законничеством и нравственной свободой. Религиозный формализм противоречил традициям русского православия, отталкивал верующих, будил антицерковные настроения.

Отречение Николая II от власти стало своеобразной «исторической развилкой». Встал вопрос о вариантах стратегических перспектив страны, о том, сможет ли Россия вернуться на путь органичного развития, соответствующего её культурным архетипам, или будет вынуждена подчиниться унифицирующим шаблонам под видом тех или иных западных теорий. Открывшиеся возможности,

'Флоровский Г.В. Из прошлого русской мысли. М., 1998; Поспеловский Д.В. Русская православная церковь в XX веке. М., 1995; Митрополит Иоанн (Снычев). Указ. соч.; Перевезет^в C.B. Указ. соч.; Нарочницкая H.A. Указ. соч.; Назаров М.В. Указ. соч.

"Поспеловский Д.В. Русская православная церковь: испытания начала XX века // Вопросы истории. 1993. № 1. С.45,50.

связанные с выбором модели будущего жизнеустройства России, стимулировали активизацию различных политических сил, обострили конкуренцию между ними1.

Исход межпартийной борьбы был обусловлен долговременной экспансией в культурную и политическую жизнь России западных ментальных ценностей. В понимании западников, будь то либералы или революционеры, сама заявка на возрождение традиций была показателем регресса. В параметрах западного теоретического схематизма слово «традиция» отождествлялось с некой формальной, статичной истиной2, в то время как в православном сознании понятие «традиция» ассоциируется в первую очередь с культурно-исторической идентичностью и самостоятельностью страны.

Большевики, взявшие власть после провала попытки кадетов осуществить в феврале-октябре 1917 года «либеральный проект», выражали теоретические идеи марксизма — доктрины, возникшей на западной почве. Убеждённо веря в мировую коммунистическую революцию, они придавали своим идеям абсолютный характер, что выделяло их в атмосфере идейной разноголосицы. Большевики были не меньшими западниками, чем кадеты, но, апеллируя к низовым слоям общества, они получали неоспоримое преимущество перед либералами. При этом конечные цели большевиков, направленные на мировую революцию, были фантастичны и недостижимы. Большевистскими лидерами руководила их убеждённость в детерминистской предопределённости хода мировой истории. О создании планетарного коммунистического строя они говорили как о деле абсолютно неизбежном, продиктованном «объективными законами истории» и никак не зависящем от моральных критериев. Коммунистическое переустройство общества понималось ими как социально-инженерный проект. Поведение большевиков отражало мировоззренческий парадокс: провозглашая, что «бытие определяет сознание», в реальной практике они напористо осуществляли идеи, являвшиеся очевидным плодом сознания. «Красный террор» большевики обосновывали необходимостью «содействия исторической закономерности»3.

Как показали православные историки Н.И. Ульянов и И.А. Ильин, в реальной истории нет закономерностей, которые осуществялись бы автоматически, независимо от воли людей4. Православие и «классический» марксизм оказались антагонистами в трактовке такой ключевой историософской категории, как «свобода». Наполняя понятие «свобода» предметным содержанием, большевики трактовали её как свободу от государства, семьи, собственности, других «исторических пережитков». В православной традиции свобода отождествляется с истиной и достижением «полноты бытия». Такая трактовка отражена в «Соловецком послании», подписанном в 1926 году находившимися в заключении православными

1Назаров М.В. Россия накануне революции и февраль 1917 года // Наш современник. 2004. № 2. С. 168.

2Энгельс Ф. Введение к английскому изданию «Развития социализма от утопии к науке» // Маркс К. Энгельс Ф. Сочинения. Т.21. С.292.

гЛенин В.И. Военная программа пролетарской революции // Избранные сочинения: В 3 т. М., 1978. Т.1. С.151-161; ТроцкийЛ.Д. К истории русской революции. М., 1990. С.213.

4Ульянов Н.И. Ignorantia est // Русские философы: Антология. Вып.З / Сост. Л.Г. Филонова. М., 1996. С.45-57; Ильин И.А. О русской культуре // Сочинения: В 10 т. Т.6. Кн.2. М., 1996. С.463.

епископами, обратившимися к правительству СССР со словами осуждения политической практики большевизма, «оценивающего явления нравственного порядка исключительно с точки зрения целесообразности»1.

Драму большевизма определила утопичность стратегической цели. Теория, взятая большевиками на вооружение, не в силах была подчинить себе жизненную практику. Схематизм неизбежно должен был проиграть реальному историческому бытию. Как отмечал православный историк В.В. Зеньковский, «поток истории движется всюду, где ему открыта дорога»", и эту дорогу нельзя перекрыть с помощью теоретических схем, в которых, по словам И.Л. Солоневича, были отражены «мёртвая и бесплодная европейская схоластика»3.

С провалом надежд на мировую революцию большевикам нужно было менять стратегическую цель, а значит менять суть большевизма. Конец утопии означал, что антипатриотизм и аморализм потеряли своё оправдание. Под воздействием практики и ментальных импульсов из народной среды, большевизм постепенно трансформировался. Г.В. Вернадский констатировал, что русофобия и отрицание государства были потеснены новой системой взглядов, освобождённых от идеологии классовой войны и механически понятого интернационализма4.

Г.В. Вернадский, митрополит Иоанн (Снычев) и A.C. Панарин показали, что «национализация революции» вела большевистских лидеров к корректировке взглядов на исторический процесс5. Неудача попытки «заставить» историю следовать в фарватере однолинейно-рационалистической парадигмы имела своим следствием отказ от жёстких схем западной философии истории, от антироссийской мифологии, от самоистребительного демонизма.

Православные историки Ю.Г. Малков, протоиерей В. Цыпин, протоиерей В. Якунин отмечают, что особое значение и в советской, и в российской истории имела Великая Отечественная война, которая привела к заметному пересмотру мировоззренческих основ «советского проекта»6. Война заставила реабилитировать патриотизм и историческую память, призвать на помощь в борьбе с гитлеризмом русскую историю и традиционные архетипы русского сознания. На полях сражений был окончательно развеян миф о «пролетарской солидарности».

После войны в повседневную жизнь людей стали возвращаться традиционные этические, семейные, культурные устои и ценности. Преодолевалось разделение между двумя доминантами традиционного русского мировосприятия - тягой к социальной справедливости и патриотизмом. A.B. Карташев писал, что «в арматуре новейшей общественности и государственности» возрождался дух православных традиций и заповедей7.

«Соловецкое послание»: Обращение православных епископов к правительству СССР в мае 1926 года // Русская православная церковь в коммунистическом государстве. 1917-1941. Документы и фотоматериалы. М„ 1996. С.207-208.

"Зеньковский В.В. Основы христианской философии. М., 1996. С.221-223. ,Солоневич И.Л. Дух народа // Наш современник. 1990. № 5. С.148-151, ""Вернадский Г.В. Русская история. М„ 1997. С. 415-420.

5Митрополит Иоанн (Снычев). Указ. соч. С.312; Панарин A.C. Указ. соч. С.321-322.

ьМалков Ю.Г. Русь Святая: Очерк истории Православия в России. М., 2002. С.523-525; Цыпин В., протоиерей. История Русской Православной Церкви в XX веке. М., 1994. С.125-128; Якунин В., протоиерей. За веру и Отечество. Самара, 1995.

Карташев A.B. Воссоздание Святой Руси. Париж, 1956. С.47-48.

Но, как отмечали М.В. Назаров и A.C. Панарин, марксистский теоретический догматизм не был изжит полностью1. Политическая верхушка в СССР всегда была внутренне неоднородной. Противоборство между «комиссарами-жрецами» и «инженерами-практиками» длилось, не прекращаясь, вплоть до уничтожения СССР. «Классический» марксизм был нацелен на ликвидацию государства. Это означало, что руководящая теория входила в конфликт с задачами государственного строительства. Партийно-государственная система в СССР содержала логический нонсенс, когда одна часть партийных кадров обслуживала теоретические химеры, а другая занималась реальным государственным строительством. Западная, доктринёрская составляющая советского проекта выражалась в подчинении органических начал народной жизни теоретическим шаблонам, в социальной инженерии и унификации. Она, в конце концов, и погубила его.

Материал второго параграфа «Современная православная историография о влиянии духовно-нравственного фактора на исторические процессы в постсоветской России», призван показать, что ключевые принципы православной интерпретации вполне приложимы и к постсоветскому периоду истории России.

Как писал И.А. Ильин, в центре исторического пространства оказываются не столько политические, экономические, социальные процессы, сколько их нравственное наполнение2. В свете нравственного императива, названного А.И. Солженицыным «высшей этической Инстанцией»3 и являющегося главным критерием православной интерпретации истории, понятно, что механическая замена одних теоретических шаблонов на другие, которая произошла в сфере управления нашей страной на рубеже 1980-х - 1990-х годов, не принесла позитивных результатов. Радикально-либеральный проект, принятый в постсоветской России, оказался догматизированной, оторванной от реальной практики схемой. Как и стратегическая программа «классического» марксизма в начале XX века, он базировался на детерминистских представлениях об истории и не учитывал значения нравственно-этического фактора в историческом движении.

К середине 1980-х годов в развитии СССР самой актуальной стала проблема социокультурной ориентации. Страна неотвратимо шла к новой «исторической развилке», к смыслоопределяющему историческому выбору. При многообразии тактических вариантов этот выбор, как и в 1917 году, могли определить лишь две парадигмы. Первая - возврат на путь естественной преемственности по отношению ко всей русской истории, национальное возрождение России, освобождение низовой, народной инициативы; вторая - отрицание российского исторического опыта, навязывание заимствованных со стороны, готовых теоретических схем, элитарный «авангардизм». Столкновение этих двух парадигм предсказывал И.А. Ильин4, о них писал митрополит Иоанн (Снычев)5.

Категорический лозунг политических радикалов: «Иного не дано!» ломал логику свободной полемики, заглушал голоса практиков, призывавших страну к

1Назаров М.В. Указ. соч. С.524-525; Панарин A.C. Указ. соч. С.95,104.

2Ильин И.А. Наши задачи // Сочинения: В 10 т. Т.2. Кн.1. М., 1993. С.70-74.

3Солженицын А.И. Россия в обвале. М„ 1998. С.ЗЗ.

4Ильин И.А. Наши задачи. Т.2. Кн.1. С.70; Кн.2. С.74.

5Митрополит Иоанн (Снычев). Указ. соч. С.330-332.

самостоятельному историческому творчеству. За лозунгом «Иного не дано!» стоял детерминизм, крылась религиозная вера в однолинейные, одновариантные, безальтернативные схемы развития. Такая вера характерна для западнического стиля мышления. Власть в стране захватили радикалы-западники, настроенные на разрыв с традиционной культурой. Как пишет H.A. Нарочницкая, они «заострили нигилистическую интерпретацию всей российской истории». При этом, критикуя советский период, они «подвергли в нём наибольшему поношению именно спасительный отход от ортодоксального марксизма, элементы исторической преемственности в общественном сознании»1.

Под декором «демократии» произошла элитарная революция. Восторжествовала идея разделения общества на «избранных», присвоивших достижения Советского Союза, и «отверженных» - трудящуюся массу, благодаря которой все эти достижения стали возможны. «Шоковая терапия» означала, что победившей «элите» народ стал не нужен.

Теоретическая база радикальных реформ строилась на новом, «рыночном» догматизме. Рынок был провозглашён «универсальным регулятором». Логика радикальных либералов опиралась на детерминистские тезисы о первичности экономики над политикой и моралью. Реформаторы-неолибералы использовали имидж прагматиков-рационалистов, но на деле их взгляды базировались на примитивном фетишизме. C.B. Перевезенцев пишет, что адепты неолиберализма «мистикой и магией наполнили, казалось бы, абсолютно рациональную вещь -экономическую политику: понятию "рынок" приписываются поистине магические свойства, а поклонение кумиру - "рынку" - считается обязательным для государств, стремящихся стать цивилизованными»2. Догматически понятый рынок означал, что вместе с государством из экономики ушли этические правила и правовые нормы.

«Свободная рыночная стихия» навязывалась народному хозяйству в директивном порядке, что было зеркальным отражением методов «военного коммунизма». Радикально-либеральный курс явился простым копированием западных форм жизнеустройства, на что обратили внимание митрополит Иоанн (Снычев), А.И. Солженицын, A.A. Казни3. Западнический крен в реформировании привёл страну к многочисленным бедам: единое государство разрушено, Россией утерян международный авторитет, немалую остроту приобрели социальные проблемы. Был нанесён удар по науке и развитию передовых технологий. В жалком состоянии оказалась сфера культуры. Заметно снизилось финансирование армии, правоохранительной системы, медицины, образования. Малопродуманные реформы привели к обнищанию более сотни миллионов россиян. Резко пошатнулось моральное состояние общества. По итогам радикальных реформ Россия оказалась перед реальной перспективой банкротства. Митрополит Иоанн (Снычев) суммировал эти итоги словами: «Катастрофа состоялась»4.

Историософские уроки радикально-рыночных «реформ» в России сводятся к тому же выводу, что и уроки «военного коммунизма»: подчинение моральных норм

'Нарочницкая H.A. Указ. соч. С.378. ~Перевезенцев C.B. Указ. соч. С.462-463.

т

'Митрополит Иоанн (Снычев). Указ. соч. С.325-335; Солженицын А.И. Указ. соч. С.20-26; Казин A.A. Последнее царство: Русская православная цивилизация. СПб., 1998. С.135. ЛМитрополит Иоанн (Снычев). Указ. соч. С.ЗЗЗ.

норм детерминистским «всеобщим закономерностям» неизбежно ведёт к политическим, экономическим, социокультурным провалам.

О том, что политика должна подчиняться нравственным императивам, говорилось на X Всемирном Русском Народном Соборе, состоявшемся в мае 2006 года. Выступая на Соборе, митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл напомнил, что «вне нравственного контекста человечество жить не может», что «попрание нравственного закона привело многие сильные цивилизации к краху и исчезновению с лица земли». По его словам, прямым вызовом историческим перспективам человечества является внедрение в людское сознание «идей, противоречащих не только христианским, но и вообще традиционным моральным представлениям о человеке». Он сделал вывод: «Православная традиция, являясь культурообразующей для русской цивилизации, не может не ответить на этот вызов, иначе русский мир превратится в маргинальное явление»'.

Опыт православной историософии доказывает: нет истории, автономной от человеческих знаний, навыков, умонастроений. Именно знания, в том числе и историософские - залог успешного решения общественных проблем. Вряд ли в сегодняшнем мире есть страны с таким насыщенным историческим опытом, как Россия. Этот опыт, подкреплённый неформальным познанием уроков истории, вполне может стать прочным фундаментом исторических перспектив нашей страны.

В заключении сделаны выводы, раскрывающие научный смысл исследования по теме «Православная интерпретация русской истории в отечественной историографии». Этот смысл во многом определён актуальными задачами, стоящими перед современной исторической наукой и связанными в первую очередь с необходимостью обновления и расширения подходов к методологии и теории истории.

Очищение исторической науки от тормозящих её движение шаблонов отнюдь не означает необходимость выстраивать методологическую работу с «чистого листа», с «нулевой отметки». Для науки нет ничего вреднее, чем отказ от опыта, накопленного в течение десятилетий и веков. Это положение в полной мере относится и к историографии, функцией которой является обобщение и усвоение позитивного исследовательского и концептуального опыта.

Историография нацелена на создание условий для смыслового диалога между разными поколениями историков. Изучение православной интерпретации истории приобретает актуальность именно с этих позиций. В нашей стране эта интерпретация определяла формы и содержание исторического познания на протяжении нескольких столетий. Опыт осмысления исторического процесса, сконцентрированный в её рамках, может служить надёжной основой для развёртывания плодотворного диалога между теми, кто обращается к урокам истории сегодня, и теми, кто делал это в прошлом, начиная с глубокой древности.

Смысловой диалог, о котором идёт речь, определяет алгоритм подведения итогов исследования по заявленной теме, в качестве ключевого ставя вопрос: что из историко-концептуального багажа, накопленного поколениями православных мыслителей, сохраняет свою значимость и применимость к современным реалиям?

' Митрополит Кирилл (Гупдяев). Права человека и нравственная ответственность // Слово. 2006. 713 апреля. №13. С.4-5.

С ответами на этот вопрос и связаны результаты исследования. Они, согласно заявленной теме, подразделяются на два содержательных уровня. Один из них отражает собственно историографические аспекты исследования, а другой вводит в круг историко-концептуальной проблематики.

Историографический компонент исследования связан с изучением широкого круга источников, охватывающего историко-литературные памятники и летописи Киевской и Московской Руси, публицистические и научные труды отечественных авторов XVIII - XX веков, архивные материалы. Работа с источниками, относящимися к разным периодам русской истории, позволила, с одной стороны, выявить неизменность основных мировоззренческих принципов осмысления истории, присущих православной традиции, а с другой стороны, осветить православную интерпретацию истории в её динамике. Изучение источников позволило сделать вывод о том, что православная интерпретация истории находилась в постоянной связи с историческим опытом, приобретаемым государством и обществом, «подпитывалась» этим опытом.

Существовала и обратная связь: многие политические и идеологические решения принимались под воздействием историософских идей. Литературные произведения, в которых освещалась историческая проблематика, транслировали представления о смысле истории, воздействовали па общественное сознание, на поведенческие стереотипы людей. Каждая эпоха влияла на тематический диапазон исторической мысли, формировала локальные историко-концептуальные установки, зачастую оказывавшиеся реальным двигателем русской истории. В течение веков государственно-общественная жизнь на Руси протекала под знаком историософских формул «Москва - третий Рим» и «Русь Святая». Эти формулы способствовали закреплению в общественном сознании таких мировоззренческих принципов, как соборность и симфония в отношениях государства, церкви и общества.

Были в русской истории и такие моменты, когда различные историософские концепты оказывали параллельное воздействие на общество, взаимодействовали или конфликтовали между собой. Так, «иларионовская», жизнеутверждающая трактовка истории сосуществовала с «печерским», аскетическим вариантом мировидения, вступая в подспудное противоборство с ним. В период строительства Российского централизованного государства по вопросу о ролевом соотношении светской и церковной властей полемизировали иосифляне и нестяжатели. Различным трактовкам подверглась теория «Москва - третий Рим». Наиболее острый характер столкновение разных историософских установок носило во второй половине XVII века, во времена церковного раскола.

На ход исторических процессов в стране влияли и отступления от принципов православного понимания истории. Такие отступления проявились во времена церковного раскола, утверждения абсолютизма, появления «Манифеста о вольности дворянской», нарастания революционного радикализма. Однако, несмотря на все отступления от православного миропонимания, на уровне глубинных архетипов народного сознания оно постоянно находило пути воздействия на реальные социально-политические и культурно-психологические процессы в стране.

На основе изучения исторических источников, относящихся к разным историческим периодам, удалось составить и заполнить предметным содержанием логический каркас православной интерпретации русской истории, выделить её

ключевые принципы. К ним относятся следующие: приоритетное внимание не к отдельным историческим фактам, а к процессам, тенденциям, смысловым урокам, к цельному историческому опыту; отношение к истории как к смысловому диалогу между эпохами и поколениями; признание особой важности человеческого фактора, стоящего в истории выше, чем факторы технологические; признание универсального характера этических норм и решающей роли духовно-нравственных факторов в развёртывании исторических процессов, безусловная первичность морали по отношению к политическим и экономическим моделям; историзм, противостоящий разного рода искусственным теоретическим схемам; неприятие жёсткого фатализма и утверждение свободы нравственного выбора в качестве основы исторического творчества людей, реального двигателя истории человеческого общества; синергия, т.е. взаимодействие человека с логикой исторического процесса, провиденциализм; отрицание унифицирующих шаблонов в государственно-политическом и социально-экономическом устройстве разных стран; неприятие узко понимаемой партийности; исторический оптимизм.

Не отрицая объективных закономерностей в истории, православная традиция не признаёт их существования вне человеческого сознания. Она ставит под сомнение наличие так называемых «универсальных» теоретических схем, если они никак не связаны с признанием решающей роли нравственно-этических факторов в истории. В православной интерпретации все явления общественной жизни оцениваются с позиций «практического идеализма». Понятия «идеал» и «нравственный императив» вносят необходимую структурную чёткость в познание истории и содействуют структурированию самого исторического процесса.

Направленность исторических процессов зависит от состояния нравственной сферы. В силу дихотомичности человеческой природы такая направленность не может быть строго прямолинейной. Разрешение общественных противоречий осуществляется в самых разных формах и вариантах, придавая историческому процессу зигзагообразный характер.

Смыслом истории, по православным представлениям, является полнокровная реализация в общественной жизни нравственно-этических идеалов. С этих позиций история приобретает достаточно высокую степень познаваемости. Разговор о непостижимости логики исторического процесса возможен только в рамках релятивистского дискурса.

В православной интерпретации нет отождествления истории только с прошлым: история является живой действительностью, неразрывным единством прошлого, настоящего и будущего, рассматривается как бытие в его развитии. Прошлое не отмирает, а преобразуется в настоящее. В истории нет механической дискретности. Прерывистость в развёртывании политических или социальных процессов чаще всего проявляется как внешняя видимость, ибо на уровне сознания и подсознания полного разрыва с прошлым никогда не происходит. Есть только одна возможность разомкнуть единство исторического процесса - тем или иным способом уничтожить историческую память.

В рамках православной интерпретации истории логичное решение находит проблема соотношения локального и всеобщего. Это решение базируется на двух аксиологических положениях. Первое: мир многообразен, а многообразие является залогом его онтологической устойчивости. Второе: всеединство человечества может

быть достигнуто не через унификацию культур и цивилизаций по единому образцу или шаблону, а через добровольное принятие нравственного императива всеми подразделениями человечества.

Православная интерпретация истории не отвергает понятия «прогресс», но при этом делает упор на то, что критерии прогресса не могут быть ограничены только материально-техническими показателями, ибо подлинный прогресс связан с духовным и нравственным совершенствованием человека и общества.

Эсхатологическая проблематика в православной историософии не связана с фатальной предопределённостью: в условиях постоянно осуществляемого людьми нравственного выбора любые прогнозы будущего могут быть только вариативными, как вариативна природа человека, постоянно осуществляющего нравственный выбор. Православная эсхатология отражает, прежде всего, морально-этическую проблематику, предупреждая о возможности нравственного кризиса человечества, выраженного в нарастании безнравственности и наступлении антибытийных сил.

Христианские заповеди задали русской культуре высокий нравственный тонус, а потому русские православные мыслители - книжники киевской эпохи, публицисты времён Московского царства, славянофилы, представители русского религиозно-философского ренессанса - всегда много внимания уделяли социальной проблематике, проповедуя присущие традиционному православию принципы нестяжательства, милосердия, демократизма, равенства людей перед нравственными законами, социальной справедливости, отрицания ложной элитарности.

В русской культуре проявились самобытные черты, отразившие особенности русского национального исповедания христианской веры. Эти черты представлены в традициях и обычаях, в стиле мышления и поведения русских людей, в государственном строительстве, в хозяйственной деятельности, в художественном и научном творчестве. Сочетание универсальных ценностей христианства и характерных для Руси особенностей исповедания веры сформировало внешний облик и внутреннюю суть русской культуры, являющейся одновременно и национальной, и всемирной. Обладая собственным взглядом на мир, она не замыкается в своих национальных рамках. Русская православная культура, наряду с другими выдающимися и самодостаточными культурами, способна дать ответы на главные вопросы, стоящие перед человечеством.

Исходя из всего сказанного, можно констатировать, что обращение к православной интерпретации истории, её полноценное изучение способствует совершенствованию концептуальной базы исторических и историографических исследований, расширяет возможности поиска средств адекватного объяснения всех значимых событий и главных тенденций русской истории, и, значит, вносит вклад в дело преодоления методологического кризиса исторической науки.

Основные положения диссертации отражены в следующих опубликованных работах:

Монографии:

1.Мировоззренческий опыт православия: Монография. - Екатеринбург: УрГУ, 2003.- 13,5 п.л.

2.Православное понимание русской истории: историографический аспект: Монография. - Екатеринбург: Издательский центр «Ирида-пресс», 2006. - 31,25 п.л.

Статьи в научных журналах (в соответствии с перечнем ВАК): З.Миф деидеологизации // Обозреватель - Observer. - 1997. - № 7. - 0,4 п.л. 4.0 религиозно-духовном опыте русского народа // Обозреватель - Observer. -1997.-№ 11.-0,9 пл.

5.Православная трактовка русской истории // Обозреватель - Observer. -1998. -№5.-0,4 п.л.

6.Государство и общество: вирус фрагментарности // Обозреватель - Observer. -1999.-№6.-0,5 пл.

7.Государственность между партмонополией и псевдодемократией // Обозреватель - Observer. -1999. -№ 12. - 0,25 п.л.

8.Российско-белорусский союз: аргументы истории // Обозреватель -Observer.-2001.-№№ 10-11.-1 п.л.

9.Георгий Вернадский: концептуальное видение русской истории // Наука. Общество. Человек: Вестник УрО РАН. - 2003. - № 2(4). - 0,6 п.л.

Ю.Вернадские: отец и сын // Наука. Общество. Человек: Вестник УрО РАН. -

2003.-№3(5).-0,5 пл.

11 .Знать историю, чтобы учиться у неё // Наука. Общество. Человек: Вестник УрО РАН. - 2003. - № 3(5). - 0,6 пл.

12.«Головокружительные шалости» Якова Свердлова // Наука. Общество, Человек: Вестник УрО РАН. - 2003. - № 4(6). - 1 п.л.

13.Конъюнктура, перевёрнутая в прошлое (Михаил Покровский и его историографическая «школа») // Наука. Общество. Человек: Вестник УрО РАН. -

2004.-№ 1(7).-0,8 п.л.

14.Историческая наука: пути преодоления методологических проблем // Вестник УГТУ-УПИ. Серия историческая. - 2005. - № 2(54). - 0,6 п.л.

15.Осмысление истории в образованном обществе Древней Руси // Вопросы истории. - 2005. -№ 7. - 0,9 п.л.

16.Украина: расколотая история // Наука. Общество. Человек: Вестник УрО РАН.-2006. —№ 1(15). - 1,5 п.л.

17.Историк-евразиец Георгий Вернадский // Вопросы истории. - 2006. - № 11. -0,8 п.л.

Статьи в научных сборниках:

18.Проблема духовности в конфликте цивилизаций // Воспитание духовности: Сборник статей. - Екатеринбург: УГППУ, 1998. - 0,4 п.л.

19.Политические и социально-психологические особенности гражданской войны // Судьба России: исторический опыт XX столетия: Сборник докладов на III Всероссийской конференции. - Екатеринбург: УрГУ, 1998. - 0,75 п.л.

20.Жизнеутверждающий дух православия // Воспитание духовности: ценности и традиции: Сборник статей. - Екатеринбург: УГППУ, 1999. - 0,5 пл.

21.Церковный раскол в XVII веке: духовная драма Руси // Воспитание духовности: ценности и традиции: Сборник статей. — Екатеринбург: УГППУ, 1999. — 0,4 п.л.

22.Наука в свете православного мировоззрения // Воспитание духовности: ценности и традиции: Сборник статей. - Екатеринбург: УГППУ, 1999. - 0,5 п.л.

23 .Трудовая этика в русской соборной традиции // Экономика и культура: Межвузовский сборник. - Екатеринбург: Полиграфист, 2003. - 0,45 п.л.

24.Образы и антиобразы России и русской истории в свете творческого наследия Ивана Ильина // Русский экономический вестник. - Екатеринбург: УрГУ, 2003. - 1 п.л.

25.Мир русской истории в творчестве Г.В. Вернадского // Судьба России: национальная идея и её исторические модификации: Сборник докладов на V Всероссийской конференции. - Екатеринбург: УрГУ, 2003. - 1 п.л.

26.Великая Отечественная война: духовные традиции против варварства // 60 лет Великой Победы: Научный сборник. - Уфа: БашГУ, 2005. - 0,4 п.л.

27.Патриотизм Русской православной церкви в годы Великой Отечественной войны // Южный Урал - великой Победе: научный сборник. - Оренбург: ОГУ, 2005.

- 0,5 п.л.

28.Воспитательная роль истории // Русский экономический вестник. -Екатеринбург: УрИБ, 2005. - 0,45 п.л.

29.Историческая наука: проблема однолинейного концептуального вектора // Урал индустриальный: Сборник докладов на VII Всероссийской научной конференции. - Екатеринбург: УГТУ-УПИ, 2005. - 0,5 п.л.

30.Вирус одномерности в проекте «перестройки» // От «перестройки» к «возрождению»: социально-политические реформы в России на рубеже XXI века: Сборник статей. - Екатеринбург: УрГУ, 2005. - 0,6 п.л.

31 .Российская цивилизация в системе исторических знаний // Историческое образование на современном этапе: проблемы и перспективы модернизации: Сборник докладов на X Международных историко-педагогических чтениях. -Екатеринбург: УГППУ, 2006. - 0,4 п.л.

32.Василий Татищев - историк-патриот // VI Татищевские чтения: Доклады и сообщения. - Екатеринбург: УрГУ, 2006. - 0,4 п.л.

33.Цивилизационная траектория российской самоидентификации // Роль идеологии в трансформационных процессах в России: общенациональный и региональный аспекты: Сборник докладов на Международной научной конференции. - Ростов-на-Дону: РГУ, 2006. - 0,5 п.л.

34.Горбачёвско-ельцинская эпоха в зеркале историософского творчества Ивана Ильина // Русский экономический вестник. - Екатеринбург: УрИБ, 2006. - 0,6 п.л.

35.Социокультурная миссия исторической науки // Историк в меняющемся пространстве российской культуры: Сборник статей. — Челябинск: «Каменный пояс», 2006. - 0,7 п.л.

Тезисы докладов на симпозиумах и конференциях:

36.Смена взглядов на русскую историю накануне и в годы Великой Отечественной войны // Российская общественная мысль: Тезисы докладов межвузовской научно-практической конференции (Екатеринбург, 27 апреля 1995 г.).

- Екатеринбург: УГТУ-УПИ, 1995. - 0,2 п.л.

37.К вопросу о закономерности Октябрьской революции 1917 года // Октябрь 1917 года и современность: Тезисы региональной научно-практической конференции (Екатеринбург, 23-24 октября 1997 г.). - М.: «Былина», 1997. - 0,15 п.л.

38.Историческая концепция митрополита Иоанна // Судьба России: исторический опыт XX столетия: Тезисы III Всероссийской конференции (Екатеринбург, 22-23 мая 1998 г.). - Екатеринбург: УрГУ, 1998. - 0,2 п.л.

39.0 некоторых чертах и характеристиках православного сознания // Судьба России: образование, наука, культура: Тезисы IV Всероссийской конференции (Екатеринбург, 12-14 октября 2000 г.). - Екатеринбург: УрГУ, 2000. - 0,15 п.л.

40.Культуросберегающая миссия государства и церкви // Диалог светской и церковной образовательных традиций: Материалы IV Екатерининских чтений (Екатеринбург, 14 декабря 2001 г.). - Екатеринбург: Екатеринбургская епархия, 2001.-0,1 п.л.

41.Социальные обязательства государства и бизнеса: проблемы и возможности // Социальная сфера: публичные и частные начала: Материалы симпозиума (Екатеринбург, 11 октября 2001 г.). - Екатеринбург: УрГУ, 2002. - 0,15 п.л.

42.Наука и религия: конфликт или интеграция? // Наука и оборонный комплекс - основные ресурсы российской модернизации: Материалы межрегиональной научно-практической конференции (Екатеринбург, 25-26 апреля 2002 г.). - Екатеринбург: УрО РАН, 2002. - 0,3 п.л.

43.Псевдоэлитарность как антипод общенациональной стратегии // Россия в поисках национальной стратегии развития: Материалы Всероссийской научной конференции (Екатеринбург, Каменск-Уральский, 24 апреля 2003 г.). -Екатеринбург: УрО РАН, 2003. - 0,2 п.л.

44.Православное содержание русской культуры // V Татищевские чтения: Тезисы докладов и сообщений (Екатеринбург, 22-23 апреля 2004 г.). -Екатеринбург: Банк культурной информации, 2004. - 0,2 п.л.

45.Под защитой русского царя // Материалы VIII Романовских чтений (Екатеринбург, 14-15 июля 2003 г.). - Екатеринбург: Реал-Медиа, 2004. - 0,3 п.л.

46.Воспитание историей: образ или схема? // Мониторинг региональной модели исторического общего и профессионального образования: Материалы IX Всероссийских историко-педагогических чтений (Екатеринбург, 24-25 марта 2005 г.). - Екатеринбург: УГППУ, 2005. - 0,2 п.л.

47.Православная духовность как источник победы над гитлеризмом // Вклад Урала в разгром фашизма: исторический опыт и современные проблемы национальной безопасности: Международная научная конференция (Екатеринбург, Каменск-Уральский, 14-15 апреля 2005 г.). - Екатеринбург: УрО РАН, 2005. - 0,25 п.л.

48.Русская история как средство борьбы против гитлеровского варварства // Горьковская область в годы Великой Отечественной войны: история и современность: Материалы региональной научно-практической конференции (Нижний Новгород, 6-7 апреля 2005 г.). - Нижний Новгород: Комитет по делам архивов Нижегородской области, 2005. - 0,25 п.л.

49.Историческое образование в системе гуманитарных знаний // Гуманитарное образование в современном российском вузе: Материалы региональной научно-практической конференции (Екатеринбург, 17 ноября 2006 г.). - Екатеринбург: «Полиграфист», 2006. - 0,3 п.л.

Подписано в печать Формат 60 х 84 1/16 Бумага писчая

Плоская печать Тираж 100 Заказ № 12

Ризография БИЧ ГОУ ВПО УГТУ-УПИ 620002, г. Екатеринбург, ул. Мира 19

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора исторических наук Рыбаков, Сергей Владимирович

Введение.3

Глава I. Смысл и особенности православной интерпретации истории.44

1.1. Русское православие как культурно-исторический феномен.44

1.2. Основные особенности православной интерпретации истории и её место в ряду методологических подходов к истории.101

Глава II. Отражение православной интерпретации истории в литературно-исторических источниках Древней Руси.161

2.1. Понимание истории в «Слове о Законе и Благодати».161

2.2.Историко-концептуальная проблематика в древнерусских летописных и литературных источниках.185

Глава III. Православная интерпретация истории в литературно-исторических источниках Московской Руси.218

3.1. Историософские идеи в летописях и публицистике эпохи становления и укрепления Московского царства. Концепция «Москва - третий Рим».218

3.2. Историософские параметры церковного и общественного раскола.251

Глава IV. Православная традиция в историко-концептуальных поисках

XVIII - начала XX века.287

4.1. Православная историческая мысль в XVIII - первой половине XIX века. Россия и Запад в концептуальном творчестве славянофилов.287

4.2. Проблема культурно-исторической идентичности России в оценках православных мыслителей второй половины XIX - начала XX века. .331

Глава V. Опыт интерпретации истории России XX века в православной историографии.363

5.1. Духовно-нравственный компонент исторических событий советского периода в освещении православной историографии.363

5.2. Современная православная историография о влиянии духовнонравственного фактора на исторические процессы в постсоветской России.395

Введение диссертации2006 год, автореферат по истории, Рыбаков, Сергей Владимирович

Актуальность темы. Для российского обществоведения начало XXI века стало временем интенсивных методологических и методических поисков. Они приводят к тому, что база развития обществоведческих знаний и диапазон гуманитарных исследований последовательно расширяются, историческая, философская, социологическая проблематика освобождается от разного рода механических стереотипов. На этом фоне немалую актуальность приобретает тема «Православная интерпретация русской истории в отечественной историографии».

В системе гуманитарных знаний исторической науке принадлежит важнейшее место. Вне исторического контекста философские, социологические, экономические построения приобретают чрезмерно отвлечённый, схоластический характер. Существует и обратная связь: историческая наука не может полноценно развиваться без усвоения всех достижений гуманитарной мысли. Этот тезис находит немало сторонников в сообществе учёных-историков.

На протяжении нескольких десятилетий официальное обществоведение в нашей стране подчинялось представлениям о механической, фатальной зависимости человека и общества от социологических закономерностей, существующих будто бы в автономном режиме. Минусы таких представлений связывались с недостатком внимания к духовному смыслу и культурному контексту общественного бытия.

В условиях идеологической монополии историко-теоретические схемы несли на себе печать односторонности. Принцип партийности в обществоведении официально был заявлен в качестве одного из основополагающих. Утверждалось, что его «направленность против идеологического многообразия» способна совмещаться с «глубоким революционно-критическим творческим подходом к действительности»1. На практике партийность нередко оборачивалась возведённой в принцип социально-субъективной пристрастностью, смыкавшейся с искажением фактов и мифотворчеством, когда искусственные социологические

Философский словарь / Под ред. М.М. Розенталя. М., 1975. С.307-308. з схемы зачастую значили больше, чем реальные исторические факты. Это вело к существенным нравственным изъянам и историческому беспамятству.

С освобождением общественных наук от жёстко заданных социологических схем возродилось и стало утверждаться понимание того, что история соткана из социально-психологических реакций конкретных людей, что исторические эпохи, этапы, вехи возникают не сами по себе, а становятся результатом человеческой деятельности. История стала осознаваться смысловым полем, где люди выступают реально действующими субъектами исторического процесса, деятельность которых приобретает смысл, преодолевает хаос не в силу социологического детерминизма, а благодаря шкале ценностных ориентиров, превращающих историю в концентрат пережитых людьми смысловых уроков.

Современная историческая наука неуклонно избавляется от узких структурных форм, от стереотипов, порождённых моноконцептуальностью. К большинству обществоведов пришло понимание того, что историю нельзя лишать гуманитарной составляющей и опоры на нравственные критерии, ибо это ведёт к омертвлению её познавательного потенциала.

Историческая наука постепенно возвращает себе самостоятельность, подорванную в советское время посредством искусственного разграничения содержательных задач между отраслями гуманитарно-обществоведческого знания, когда историкам прямо предписывалось использовать фактографию для обслуживания доктринальных схем. Так, в университетском учебнике истории СССР было зафиксировано: «Изучение отечественной истории даёт конкретное представление о том, как проявились и воплотились закономерности общественного развития, установленные теорией марксизма-ленинизма»1.

В нынешних условиях у историков появилась возможность самостоятельно позаботиться о теоретических и методологических основах своих исследований. Пренебрегать ею было бы очевидной ошибкой. Без творческой, целенаправленной разработки общих проблем теории и методологии исторической науки преодолеть

1 История СССР с древнейших времён до конца XVIII века: Учебник / Под ред. Б.А. Рыбакова. М„ 1975. С.З. последствия её концептуального кризиса вряд ли удастся. Задачу такой разработки историки должны брать на себя, не перекладывая её выполнение на философов и социологов. Взгляд на историческую науку, как на цех для обработки «сырых» фактов, устарел, не соответствует ни требованиям современной науки, ни совокупному потенциалу учёных, обращённых к исторической проблематике. Подобный взгляд не безобиден, он понижает общественный статус исторической науки, бросает на неё тень несамостоятельности и второсортности, обрекает её находиться в зависимости от субъективных и противоречивых тезисов, оценок и выводов.

Нужно выходить за границы нарративной, событийно-повествовательной формы исследований, не чуждаться широких теоретических, философских обобщений. Как отмечает специалист по методологии истории Г.Р. Наумова, необходимо критически осмыслить ситуацию, когда «само слово "философия" становится в устах многих историков почти ругательным», а «любая попытка обобщения и выхода за элементарный эмпирический материк исторической науки вызывает испуг и неадекватную организационную реакцию»1.

Многие признаки указывают на то, что ситуация, описанная Г.Р. Наумовой, последовательно преодолевается. Этому способствует атмосфера свободного творческого поиска, установившаяся в научной сфере. Создаются условия для выработки адекватного понимания историко-научной проблематики. Позитивным фактом является возрастание числа исторических исследований, содержащих философско-теоретические обобщения. Среди них аналитической глубиной выделяются работы H.A. Нарочницкой, В.В. Кожинова, C.B. Перевезенцева, М.В. Назарова, В.Э. Лебедева .

1Наумова Г.Р. О путях научного познания // История мысли: Историография / Под ред. И.П.

Смирнова. М., 2002. С. 15. 2

Нарочницкая H.A. Россия и русские в мировой истории. М., 2003; Кожинов В.В. История Руси и русского слова: Опыт беспристрастного исследования. М., 2001; Перевезенцев C.B. Смысл русской истории. М., 2004; Назаров М.В. Тайна России. Историософия XX века. М., 1999. Лебедев В.Э. Философия истории и метайстории. Екатеринбург, 1997.

Отказ от единых теоретических шаблонов расширил возможности совершенствования методологических подходов к изучению истории. В связи с этим одной из приоритетных задач, стоящих сегодня перед исторической наукой, является изучение всего комплекса концептуально-методологических проблем, в том числе - и различных концепций исторического процесса.

Начало выполнению этой задачи положено. В историографических исследованиях количество работ, посвященных историческим концепциям, постоянно увеличивается. Хотя до сих пор немалое количество диссертаций по историко-концептуальной проблематике выносится на защиту в диссертационных советах по философии, в последние годы в диссертационных советах по истории работы концептуального характера представляются к защите значительно чаще, чем прежде. Из таких работ можно отметить докторские диссертации О.Г. Дуки,

B.П. Корзун, Н.В. Иллерицкой, кандидатские диссертации Е.В. Ефремовой, О.Н. Семякиной, А.П. Семенюка и М.Н. Рудмана, защищенные по специальности 07.00.09 - Историография, источниковедение и методы исторического исследования1. Диссертации В.И. Пичугина и М.П. Шумаковой, посвященные историко-концептуальным проблемам, выдержали испытание при обсуждении по специальности 07.00.02 - Отечественная история .

Дука О.Г. Эпистемологический анализ теорий и концепций исторического развития с позиций вероятностно-смыслового подхода (на примерах российской историографии): Дисс. .докт. ист. наук. Екатеринбург, 2001; Корзун В.П. Образы исторической науки в отечественной историографии рубежа Х1Х-ХХ веков: Дисс. . докт. ист. наук. Омск, 2002; Иллерицкая Н.В. Историко-юридическое направление в русской историографии второй половины XIX века: Дисс. . докт. ист. наук. М., 2002; Ефремова Е.В. Концепция исторического развития Ю.Ф.Самарина: Дисс. . канд. ист. наук. М., 2001; Семякина О.Н. История России в творчестве

C.Г.Пушкарева: Дисс. . канд. ист. наук. М., 2001; Семвнюк А.П. Проблема понимания свободы в творчестве В.В.Розанова: Дисс. .канд. ист. наук. Томск, 2002; Рудман М.Н. Концепция исторического синтеза в творчестве Л.П.Карсавина и П.М.Бицилли: Дисс. . канд. ист. наук. Казань, 2002.

2Пичугин В.И. История в понимании Розанова: Дисс. .канд. ист. наук. М., 2001; Шумакова М.П. Духовная культура российской интеллигенции в начале XX века: богоискательство в истории общественной жизни России: Дисс. . канд. ист. наук. Тюмень, 2001.

Нужно отметить, что многоконцептуальность в подходах к изучению истории, приходящая ныне на смену моноконцептуальности, не является самоцелью и важна не сама по себе, а как инструмент для всестороннего, спектрального анализа исторических процессов и явлений, т.е. многофакторного изучения истории. По словам директора Института российской истории РАН А.Н. Сахарова, «сегодня всё большее число учёных становится приверженцами так называемого многофакторного подхода к истории вообще и истории России, в частности». Однако, «зачастую происходит затруднение в попытках объяснить: что это такое, как различные факторы взаимодействуют между собой и как на практике применяется подобный подход к истории нашего Отечества»1.

Наиболее известные концепции исторического процесса, как правило, уделяют внимание отдельным факторам исторического развития - классовым противоречиям, материально-технологическому прогрессу, социокультурным особенностям локальных цивилизаций и т.д. Целостное представление об истории можно составить с помощью комплексного учёта всех факторов, так или иначе определяющих историческое развитие. Среди них важнейшее место занимает духовно-нравственный фактор. В нынешних общественных условиях его значимость очевидна. Сегодня многие историки, экономисты, политологи прямо говорят о том, что социальные и экономические проблемы развития России не решаемы без привлечения «нематериальных активов нации», без создания в отношениях между людьми атмосферы взаимодоверия и взаимопорядочности, без наличия «признанного всеми духовно-нравственного кодекса поведения». Становится очевидным, что тормозом для успешного развития страны являются «разрушенные социальные коммуникации, отчуждение и цинизм, поразившие общество», что «моральный климат является базовой инфраструктурой, вне которой экономика нормально работать не может»2.

1 Сахаров А.Н. Исторические факторы развития России (К постановке вопроса) // Век XX: историография, источниковедение, региональная история России: Сб. науч. статей. Нижний Новгород, 2004. С.13.

2Бабицкий Ф. Мораль как ресурс // Литературная газета, 2005. 29 июня - 5 июля, № 26. С.З.

Практическому решению проблем развития современной России должны способствовать внятная и выверенная государственная политика в сфере общественной нравственности, всемерная поддержка школьных и вузовских педагогов, придание делу образования и воспитания молодёжи статуса основного государственного приоритета, укрепление духовной роли традиционных для России религиозных конфессий. В этом контексте обращение к православной интерпретации истории, в центре которой стоит именно духовно-нравственный фактор, приобретает дополнительную актуальность.

Таким образом, изучение православной интерпретации истории, во-первых, является одним из условий развития многофакторного подхода к историческим исследованиям; во-вторых, вносит реальный вклад в осмысление нравственной проблематики и её роли в историческом процессе, способствует восстановлению в обществе здорового нравственного климата.

При этом было бы опрометчиво заявлять о какой-то особой роли православной интерпретации истории в том спектре концептуальных подходов, которые на сегодняшний день сложились в российском обществоведении. Во-первых, потому что соревновательность идей и концепций является одним из стимулов развития науки. Во-вторых, потому что претензии какой-либо концептуальной системы на особое, монопольное положение, в конечном счёте, вредят ей же самой, поскольку сопровождаются консервативными и эпигонскими тенденциями к приданию её постулатам и выводам завершённости, незыблемости, что неизбежно делает эту систему неспособной к саморазвитию, непластичной, противоречивой и уязвимой для критики. В-третьих, потому что задача создания концепции, исчерпывающе объясняющей всю человеческую историю, имеет утопический оттенок. Такая концепция возможна только в одном случае: когда точно известен ход истории в будущем. Может ли кто-нибудь дать абсолютно точную картину даже недалёкого будущего? Подобный вопрос задавал известный французский философ и историк Раймон Арон: «Как можно утверждать полную, истинную философию истории, если история ещё не завершена?»1.

1Арон Р. Мнимый марксизм. М., 1993. С.52-53.

Между разными направлениями историко-концептуальной мысли нет непроходимой пропасти: элемент соревновательности предполагает осмысление и даже негласное заимствование тех или иных идей. Большинство из них даёт возможность ознакомиться с основным кругом теоретических проблем исторического процесса. Не являются исключением исторические концепции, базирующиеся на религиозных представлениях о мироустройстве.

Исторические формы религиозного сознания никогда не были статичными, неподвижными, лишёнными внутренней динамики. Религиозная мысль всегда отражала реалии и противоречия исторического развития как отдельных стран и народов, так и человечества в целом. Не случайно потенциал религиозных представлений о мире и человеке привлекал внимание многих выдающихся учёных. Так, создатель учения о ноосфере В.И. Вернадский размышлял о том, что историк общественной мысли не может не видеть реальной связи науки, философии и религии, поскольку верующие, религиозные вольнодумцы и атеисты живут в одном обществе; они не изолированы друг от друга. По мысли В.И. Вернадского, потребности развития интеллектуальной, социокультурной, нравственной сфер человеческой деятельности побуждают мыслящих людей обращаться как к религиозному опыту, так и опыту вольнодумства. История религии и история церкви - это особый большой пласт истории мировой цивилизации1.

Российское общество, находящееся перед проблемой обретения полноценной социокультурной самоидентификации, нуждается в повышении качества исторических знаний, в осмыслении и усвоении опыта многовековой русской истории. Этот опыт - достояние, отрекаться от которого нелепо. Как писал учёный и богослов П.А. Флоренский, «отречься от своего - в большинстве случаев лишиться исторических корней и если не прямо погибнуть, то, во всяком случае, подвергнуть себя огромному риску»2.

В нынешней России очевиден рост интереса к православию. Он становится

1 Вернадский В.И. Пересмотреть все основы нашей жизни // Век XX и мир, 1989. № 6. С.41-42. 2

Флоренский П.А. Записка о православии // Собр. соч.: В 4 т. Т.2. М., 1996. С.541. понятен в контексте продолжающихся поисков социокультурных оснований российской государственности, когда стоит вопрос даже не только о целях её развития, но и о смысловой реабилитации её существования. Провозглашённый руководством страны курс на модернизацию может привести к достойным результатам лишь при сохранении преемственности по отношению к культурному наследию нашего народа. Для любого непредвзятого историка является очевидным, что это наследие тесно связано с православием. Ясно и то, что православие, если его рассматривать как культурно-исторический феномен, никогда не было чем-то статичным, находилось и продолжает находиться в силовом поле мировоззренческой полемики.

Проблемы, определяемые этим фактором, будут сказываться и в будущем: реальные возможности православия как духовно-мировоззренческой системы зависят от того, какой тип религиозности возобладает в среде верующих -замыкающийся в рамках формально-внешнего благочестия или способствующий максимальному раскрытию духовно-творческого потенциала личности и общества, выявлению и осмыслению исторического смысла существования России и русского народа. Второй вариант означает приоритетность мировоззренческих, историософских параметров православия относительно его ритуально-обрядовой стороны. С этой точки зрения, исследования, посвященные православному мировоззрению и православной историософии, получают дополнительную, просветительскую значимость.

Не претендуя на обособленное место в их широком спектре исторических концепций, православная интерпретация русской истории заслуживает внимания по целому ряду причин.

Во-первых, глубокие знания о человеческой истории недостижимы без обращения к религиозному опыту разных народов, в рамках которого формировались их культура и жизненный уклад. Тотально-критическая оценка роли религии, бытующая среди некоторых обществоведов, далеко не всегда оправдана, поскольку религия, наряду с минусами её низших форм, в развитых формах несла людям и очевидные плюсы в виде высоких идеалов и абсолютных ценностей. Для обществоведов знакомство с религиозным опытом освоения

10 действительности, как минимум, небесполезно: в свете этого опыта история приобретает смысловые оттенки, о которых нерелигиозные историки могут просто не догадываться.

Во-вторых, русская православная традиция в течение веков пропитывалась колоссальным народным опытом и отражает не только религиозную догматику или обрядово-ритуальную систему, но и определённую форму мироощущения, отвечающую психологическому настрою тех, кто эту традицию принимает. Русская государственность и русская культура формировались под прямым воздействием православия, поэтому без обращения к его мировоззренческой системе полноценное изучение русской истории невозможно. Ключом к такому изучению является понимание православного мировоззрения, в том числе - и православной историософии.

В-третьих, православная нтерпретация истории - это не просто отражение того, что происходило; она являлась преобразующей, созидательной силой, влиявшей на ход исторического развития многих стран и народов, в том числе - и России. Обращение к теме «Православная интерпретация русской истории в отечественной историографии» может способствовать выполнению, помимо прямых научных задач, и задачи реконструкции многовековых традиций в осмыслении хода русской истории, задачи восстановления «связи времен».

В-четвертых, православие историософично по самой своей сути, поскольку нацелено на постижение смысла человеческого бытия, а значит — и смысла истории, её нравственно-этических уроков.

Хронологические рамки исследования включают в себя период от появления «Слова о Законе и Благодати» в XI веке до наших дней. Любое историографическое исследование базируется на изучении авторских работ, посвящённых той или иной исторической проблематике. Хронологический отсчёт православного осмысления истории в русской письменной культуре начался с произведения митрополита Илариона. Это осмысление продолжалось на протяжении многих веков и имело свою историю. Специфика каждой исторической эпохи в той или иной мере влияла на качественные характеристики православной интерпретации истории, определяя как круг основных проблем, к и которым обращались православные мыслители, так и реальные возможности для их теоретического и практического решения. С этой точки зрения периодизация развития православной интерпретации истории совпадает с периодизацией русской истории, прочно утвердившейся в отечественной исторической науке и разделяющей русскую историю на эпохи Древней Руси и Московского царства, имперский, советский и постсоветский периоды. Такая периодизация определила и структуру диссертационного исследования.

Объект исследования - православная интерпретация исторического процесса, рассматриваемая в динамике её становления и развития на почве русской общественной мысли. Православная интерпретация истории - это истолкование, объяснение исторического процесса, раскрытие его смысла с позиций православного вероучения и православного мировоззрения.

Предметом исследования является совокупность мнений и оценок, отражающих опыт осмысления православной интерпретации истории в трудах отечественных авторов, писавших или пишущих на темы русской истории.

Историография исследования. Историографическая работа остаётся важнейшей частью историке-научной деятельности. На нынешнем этапе развития исторической науки требуется значительно больше внимания, чем во времена моноконцептуальности, уделять изучению реального историографического опыта. Нужно кардигально обновлять подходы к историографической работе. Нельзя не согласиться с доктором исторических наук B.C. Прядеиным, констатировавшим, что нужно «подвести не просто итоги, а черту под "старой" историографией, означающую коренной пересмотр проблематики, методологических основ, принципиально новую фокусировку задач и средств дальнейших научных изысканий»1. Очевидно, что историографический инструментарий не должен служить надуманным шаблонам, его необходимо максимально адаптировать к каждой конкретной проблеме.

Историография может соответствовать современным требованиям, только

1Прядеин B.C. Актуальные вопросы методологии историографических исследований. Екатеринбург, 1995. С.3,4. избавившись от мелкотемья, от уклона в библиографичность, ставшего «родовой болезнью» советской и значительной части постсоветской историографии, от формально-аннотационного стиля. Изучая закономерности и особенности развития исторических знаний, историография должна сменить навязанный ей «эмпирический образ» на собственно научную характеристику. Нет нужды скрупулезно выверять в исследованиях «номенклатуру» историографических компонентов, оценки формальной стороны исследований должны уступить место качественно-содержательному анализу.

Необходимо преодолеть ставшее стереотипным представление об отставании историографии, как части исторической науки, от самой исторической науки. Следует активнее включать историографию в сферу междисциплинарного синтеза, в общий контекст истории науки, истории философии, психологии научного творчества, соединять её с проблематикой, касающейся гносеологии и методологии исторического исследования. При выполнении этих условий историография способна снять барьеры между эмпирическим и теоретическим компонентами научно-исторического познания, оживить интерес историков к методологической проблематике.

Для повышения научной эффективности историографических исследований перед ними можно и нужно ставить задачи концептуально-теоретического и методологического уровня. В словарях русского языка понятие «историография» раскрывается в двух значениях: во-первых, как «наука о развитии исторического знания и о методах исторического исследования»; во-вторых, как «совокупность исторических исследований, относящихся к какому-нибудь периоду, проблеме»1.

Необходимо вернуть историографии роль науки о развитии исторического знания и о методах исторического исследования, не сводя её лишь к совокупности исторических работ, относящихся к той или иной проблеме. Если обращение к мнениям историков не переходит границ библиографической каталогизации, то оно малопродуктивно. Историография призвана выполнять своё назначение в качестве средства мировоззренческого и научного диалога между историками.

1 Ожегов С.К Словарь русского языка. М., 1987. С.209.

13

Сегодня научному сообществу вполне понятно, что значительный пласт русской гуманитарной науки и русской культуры тесно связан с православной системой исторических взглядов. Существуя в течение столетий3 она впитывала в себя импульсы реальной действительности, развивалась, испытывала противоречия, оказывалась под влиянием неправославных точек зрения, удачно или неудачно очищалась от них. Независимо от того, отображалась она в виде строго заданных формул или нет, православная историософия существовала как данность, имела собственную историю, изучение которой способно принести немало интересных открытий. И хотя систематизированного труда, посвященного этой тематике, до сих пор не было создано, её отдельные аспекты постоянно попадали в поле внимания историков-исследователей, в том числе и специалистов по отечественной историографии.

Так, ещё в XIX в. профессором Санкт-Петербургской духовной академии М.О. Кояловичем был написан историографический труд «История русского самосознания по историческим памятникам и научным сочинениям», в котором были затронуты некоторые фрагменты развития русской православной историософии. Коялович коротко коснулся роли летописания в развитии исторических знаний на Руси, при этом он совершенно правильно отметил, что в центр этих знаний летописцы ставили духовно-нравственный фактор1. Особое внимание историограф уделил славянофилам, которым он посвятил целую главу своего сочинения. С историософскими взглядами славянофилов М.О. Коялович открыто солидаризовался. Себя он позиционировал как защитник православной традиции. Однако в его сочинении главный акцент сделан не на эту традицию как таковую, а на критический анализ работ тех историков, чья точка зрения вступала в противоречие с православным пониманием истории. Труд М.О. Кояловича содержит немало интересных сведений, но при этом ему присущи и недостатки. Они связаны с неравномерным распределением материала по хронологии: из поля зрения исследователя выпала целая историческая эпоха - период Московской

1 Коялович М.О. История русского самосознания по историческим памятникам и научным сочинениям. СПб., 1893. С.11.

Руси. Впрочем, сам Коялович видел недостатки своего труда, связывая их с общей незрелостью методики историографических исследований в то время: «История науки русской истории, как нечто целое, составляет весьма недавнее явление»1.

В досоветский период историографические работы в их подавляющем большинстве выходили в виде статей и были посвящены, в основном, творчеству отдельных историков. Вслед за М.О. Кояловичем объёмное историографическое сочинение создал П.Н. Милюков. Это сочинение, названное «Главные течения русской исторической мысли»2, написано с позиций позитивистской методологии, отрицающей познавательный потенциал религиозной историософии.

Из историографических трудов, написанных до 1917 г., наибольшую ценность для историков, обращающихся к православной интерпретации истории, представляет масштабное исследование A.C. Лаппо-Данилевского под названием «История русской общественной мысли и культуры. XVII-XVIII вв.» . Для тех, кого интересует православная интерпретация истории, это исследование имеет особую значимость. Книга Лаппо-Данилевского многое даёт для понимания процессов трансформации самосознания русского общества в XVII-XVIII вв. Эта трансформация, как показал исследователь, была непосредственным результатом нараставшего влияния католической схоластики на великорусскую общественную и церковную мысль - сначала через Польшу на западнорусские школы, затем -через западнорусскую образованность на общественное сознание в Московии.

В советский период изучение истории в нашей стране находилось в прямой зависимости от идеологических и теоретических стандартов марксизма. Немарксистские трактовки истории подвергались острой критике, в официальную науку не допускались. Такое положение дел отражалось и в историографических работах, в которых вплоть до конца 1930-х гг. всецело господствовала формационно-классовая трактовка исторического процесса в её «классическом»

1 Коялович М.О. Указ. соч. С.2. 2

Милюков П.Н. Главные течения русской исторической мысли. СПб., 1913.

Лanno-Данилевский A.C. История русской общественной мысли и культуры. XVII-XVIII вв. М.,

1990. варианте, связанном с негативным отношением ко всему многовековому историческому опыту России1.

Непартийное, вписанное в парадигму свободного научного поиска исследование историко-концептуальной проблематики находилось под запретом. В этих условиях вопрос о непредвзятом изучении православной историософии не мог даже ставиться в повестку дня. Православная интерпретация истории изображалась только как реакционное и бесплодное умствование.

Перед второй мировой войной в советской историографии произошёл поворот в сторону более внимательного отношения к прошлому России, к её культурно-историческим традициям. Эти изменения закрепились в годы войны, а после неё переросли в устойчивую тенденцию. Заметно расширились хронологические и тематические рамки историографических исследований, возрос интерес к древнерусскому летописанию, к проблемам общественной и культурной жизни средневековой Руси2. Некоторые историки выступили в защиту русских духовных традиций, протестуя против отождествления православия с реакцией и консерватизмом. Благодаря трудам академика М.Н. Тихомирова стали распространяться более взвешенные, чем в 1920-е - 1930-е гг., оценки православия. К примеру, крещение Руси теперь оценивалось как событие, открывшее путь «быстрому развитию русской письменности», а монастыри характеризовались как «центры книжности, в которых сосредотачивались крупные книжные богатства»3.

В 1950-е - 1970-е гг. благодаря качественным сдвигам в подходах к историческому прошлому России стали выходить достаточно содержательные историографические труды. В них анализировались литературно-исторические русская историческая литература в классовом освещении: Сб. статей / Под ред. М.Н. Покровского. Т.1. М., 1927; Т.2. М., 1930; Рубинштейн Н.Л. Русская историография. М., 1941.

2Присёлков М.Д. История русского летописания Х1-ХУ вв. Л., 1940; Лихачёв Д.С. Русские летописи и их культурно-историческое значение. М.-Л., 1947; Еубовтщ И.У. Русская публицистика XVI века. М., 1947; Будовниц И. У. Общественно-политическая мысль Древней Руси (Х1-Х1У вв.). М., 1960.

3Тихомиров М.Н. Русская культура Х-ХУШ веков. М., 1968. С.97-99.

16 памятники, ранее находившиеся за рамками исследований. В коллективных и авторских монографиях, посвящённых развитию отечественной историографии, уделено внимание «Повести временных лет», областным летописям, московским летописным сводам, циклу сказаний о Куликовской битве, «Истории о Казанском царстве», переписке царя Ивана Грозного с князем Андреем Курбским, Степенной книге, «Новому летописцу», Хронографу, Синопсису. Упоминаются такие исторические источники, как «Слово о Законе и Благодати» митрополита Илариона, «Хождение за три моря» Афанасия Никитина, жития русских князей, «История о великом князе Московском», «Сказание» Авраамия Палицына, «Временник» Ивана Тимофеева и другие произведения, отражающие православную традицию1.

Уже в постсоветский период известный историограф A.JI. Шапиро издал объёмный труд, в котором проанализировал такие относящиеся к православной традиции источники, как «Повесть временных лет», древнерусские летописи, публицистические произведения Ивана Пересветова .

Наравне с позитивными явлениями - углублением исторических знаний, закреплением тенденций, связанных с бережным отношением к исторической памяти и народным традициям, наличием патриотической «струи», в советской исторической науке сохранялись и факторы тормозящего свойства. Советская историография так и не вышла за рамки моноконцепуальности. В официальной исторической науке вплоть до конца 80-х годов практиковалась жёсткая критика всех немарксистских исторических моделей, в том числе и православной интерпретации истории. Работы православных историков и философов, помещённые в спецхраны, были доступны лишь узкому кругу специалистов. Как

Очерки истории исторической науки в СССР. Т.1. / Под ред. М.Н. Тихомирова, М.А. Алпатова и A.J1. Сидорова. М., 1955; Черепнин Л.В. Русская историография до XIX века. М., 1957; Астахов В. И. Курс лекций по русской историографии (До конца XIX века). Харьков, 1965; Историография истории СССР: С древнейших времён до Великой Октябрьской революции / Под ред. В.Е. Иллерицкого и И.А. Кудрявцева. М., 1971; Сахаров A.M. Историография истории СССР: Досоветский период. М., 1978.

2Шапиро А.Л. Историография с древнейших времён до 1917 года. М., 1993.

17 правило, анализ этих работ в историографии либо носил явно выраженный идеологический характер, либо страдал неточностями и искажениями.

В рамках марксистско-ленинской методологии выходило немало сочинений, затрагивавших тему православной концепции истории. Все они характеризовались подчёркнуто негативным отношением к православному пониманию исторического процесса. Примером таких работ, в частности, служат монографии П.К. Курочкина, а также Г.А. Михайлова и Ю.П. Зуева1.

В 1970-е - 1980-е гг. православной интерпретации истории был посвящен целый ряд диссертационных исследований. Некоторые из них были заявлены авторами в качестве обобщающих. Они были написаны с позиций марксистской методологии и, согласно существовавшему тогда регламенту, были защищены в диссертационных советах по философии. В этих диссертациях научные задачи подчинялись идеологическим установкам, что определяет одностороннюю направленность анализа православной интерпретации истории. В названиях всех этих работ в качестве смысловой доминанты присутствует слово «критика»2.

Работы названных авторов не были ориентированы на научный поиск и мировоззренческую состязательность. Диссертанты прямо заявляли о выполнении идеологического заказа, связанного с «необходимостью бескомпромиссной борьбы против религиозного миропонимания» и с «разоблачением попыток использовать религиозные идеи для размягчения социалистической идеологии». В

1Курочкин П.К. Эволюция современного русского православия. М., 1971; Михайлов Г.А., Зуев

Ю.П. Критика богословской фальсификации истории России. М., 1977. 2

Краснов A.B. Критика христианской концепции исторического процесса (На материале русского православия): Дисс. .канд. филос. наук. М., 1966; Михайлова Т.А. Критика православной философии истории: Дисс. .канд. филос. наук. JL, 1972; Сербиненко В.В. Критика религиозно-философской концепции исторического процесса (На материалах русской религиозной философии): Дисс. .канд. филос. наук. М., 1979; Кардашевский В.В. Критика эсхатологических воззрений православия на историю общества. Дисс. .канд. филос. наук. Иркутск, 1981; Буряковский A.JI. Критика новейших христианских концепций истории: Дисс. . .канд. филос. наук. Л., 1989; Захарова H.A. Критика христианского православного понимания роли человека в историческом процессе: Дисс. . .канд. филос. наук. М., 1987. соответствии с этим их целью являлось доказательство «несостоятельности исторической концепции русской православной церкви»3. Доказательная логика в этих диссертациях базировалась в основном на цитировании классиков марксизма, материалы из работ православных философов привлекались крайне фрагментарно и бессистемно, допускались серьёзные фактологические ошибки. К примеру, Т.А. Михайлова, ставя задачу раскрыть «несостоятельность исторической концепции русской православной церкви», обращалась к анализу взглядов Фомы Аквинского, Кальвина, Боссюэ, которые не были православными. Из русских религиозных философов Михайлова назвала лишь B.C. Соловьёва, С.Н. Булгакова и H.A. Бердяева1.

Инерция наступательно-критического отношения к православной тематике среди части отечественных авторов сохранилась и в постсоветский период. Примером такой инерции может служить подход к православной интерпретации истории со стороны В.П. Ерёменко и В.В. Милькова.

Книга В.П. Ерёменко «Православная концепция исторического процесса в свете современности» иллюстрирует типичные ошибки при рассмотрении православной исторической модели. Заявляя тему, Ерёменко почти не обращается к источникам, раскрывающим её. Текст книги наполнен разрозненными фактами из церковной истории, которые автор сопровождает комментариями с позиций идеологических схем, имевших хождение в 1920-е гг. Эти комментарии зачастую граничат с некомпетентностью. В.П. Ерёменко ведёт речь о неком абстрактном христианстве, не уделяя внимания серьёзным различиям, содержащимся между разными ветвями христианства - богословским, организационным, обрядовым.

Православная концепция истории под пером Ерёменко приобретает черты, присущие западно-христианской трактовке истории: «Христианское вероучение усматривает в историческом процессе проявление сверхестественной, мистической силы. .все стороны жизни человека, его отношение к миру, окружающим людям и самому себе изображаются православными богословами 1

Михайлова Т.А. Указ. соч.: Автореферат дисс. С.З.

2Там же. С.5-6. как предопределённые свыше». Автор обвиняет православие в том, что оно проповедует «непротивление божественно установленной предопределённости»1.

Точку зрения, связывающую православие с фатализмом, проводит и В.В. Мильков. В своей книге «Осмысление истории в Древней Руси» он основное внимание уделяет так называемой «теории казней Божиих», призванной подчеркнуть, что православная концепция истории будто бы отражает исключительно провиденциальный, надмирный план истории, никак не связанный с земными, реальными потребностями человеческого общества. В то же время, в отличие от В.П. Ерёменко, В.В. Мильков проговаривается, что «с первых веков христианства допускалось, что источником знаний о мире и Боге, наряду с откровением, может служить опыт и разум», и что «христианский провиденциализм сопрягается с нравственным учением о свободе воли»2.

В.П. Ерёменко и В.В. Мильков не смогли вникнуть в существо дела. Проблематика, касающаяся соотношения между предопределением-фатумом и свободой воли, была стержневой для христианских историософских поисков, которые ни в один из моментов истории не были статичными. Эти поиски вели к разным результатам: в западном христианстве - к фатализму, в православии - к признанию свободной воли и нравственного выбора для каждого человека.

Со второй половины 80-х гг. XX в. в научных изданиях стали вскрываться недостатки узкосоциологического подхода к истории, что сопровождалось нарастанием интереса к различным интерпретациям исторического процесса. Появились труды, касавшиеся православной концепции истории. Некоторые из о них представляли собой первые шаги в преодолении концептуальной стагнации".

1Ерёменко В.П. Православная концепция исторического процесса в свете современности. Киев, 1991. С.18, 39.

2Мильков В.В. Осмысление истории в Древней Руси. СПб., 2002. С.6, 18. о

Горский B.C. Философские идеи в культуре Киевской Руси XI - начала XII в. Киев, 1988; Замалеев А.Ф. Философская мысль в средневековой Руси (XI-XVI вв.). JL, 1987; Замалеев А.Ф., Зоц В.А. Отечественные мыслители позднего средневековья (конец XVI - первая треть XVII в.). Киев, 1990; Шапошников Л.Е. Русская религиозная философия XIX-XX веков. Нижний Новгород, 1992.

Это преодоление сопровождалось эволюцией методологических взглядов, которую пережили многие исследователи. К примеру, историк Л.Е. Шапошников в середине 1980-х гг. по отношению к православию был настроен скептически: «Анализ идеологии современного православия убеждает в том, что она испытывает глубокий кризис. Богословы не могут выдвинуть каких-то принципиально новых идей, призванных поддержать и защитить религию»1. В начале 90-х Л.Е. Шапошников уже защищал православие, критикуя стереотип, рассматривающий эпоху средневековья как время «мрачного и тусклого существования», как своеобразный «летаргический сон интеллекта». Историк заявил, что не следует отказывать в полноценном существовании русской общественной мысли - оригинальному историческому феномену, связанному с мировоззренческим потенциалом православия2, согласившись с авторитетным знатоком истории культуры М.М. Бахтиным в том, что русская средневековая культура «осталась нераскрытой до конца», поскольку её явления «изучались в свете культурных, эстетических и литературных норм нового времени»3.

Ощутимые изменения методологических принципов прослеживаются в научном творчестве известного специалиста по истории общественной мысли А.Ф. Замалеева. В 80-е годы он находился на критических позициях по отношению к религиозному компоненту в русской историософии, связав его с «отжившими представлениями и наслоениями прошлого, нередко имеющими негативное значение». Одновременно с этим Замалеев признавал, что в советское время изучение русской общественной мысли «сдерживалось распространением вульгарного социологизма и нигилистическим отношением к прошлому», что вело «к потерям в области истории отечественной культуры»4. Взгляды учёного выражали очевидную двойственность.

1 Шапошников Л.Е. Идеология славянофильства и современное православие. М., 1985. С.62.

2Шапошников Л.Е. Русская религиозная философия Х1Х-ХХ веков. С.6-7. З

Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М., 1990. С.24.

43амалеев А.Ф. Русская философская мысль в средневековой Руси (Х1-ХУ1 вв.). С.4,14.

С изменением научной атмосферы в стране расширялись возможности для исследовательских поисков. В этих условиях подходы к научной работе стали освобождаться от идеологических наслоений, многие исследователи существенно пересмотрели прежние методологические позиции. Пример А.Ф. Замалеева стал по-своему показательным: к 2002 году он не только отказался от критики православия как цельного исторического феномена, но и заявил о необходимости приступить к комплексным исследованиям в рамках «православоведения»: «Православие должно развернуть собственное интеллектуальное пространство, вводя и обновляя в нем догматическое вероисповедное сознание. Вера мертва не только без дел, но и без размышления, без причастности к процессу вечного развития человеческого духа. И здесь должно помочь научное религиоведение, или, точнее, православоведение»1.

В 1990-е гг. в российском обществе наблюдался активный рост интереса к отечественной историософской мысли. В больших объёмах печатались труды русских религиозных философов XIX - XX вв., долгое время находившихся под идеологическим запретом. Общество получило возможность ознакомиться со всем богатством русской мысли, включая труды религиозных историков и философов - от A.C. Хомякова до И.А. Ильина.

В это же время произошёл концептуальный перелом в изучении прошлого, появилось немало качественных исследований, посвящённых творчеству ведущих русских мыслителей XIX - XX вв. Среди авторов этих исследований следует выделить A.B. Гулыгу, книга которого «Русская идея и её творцы» может служить примером современной методологии, свободной от искусственного негативизма по отношению к наследию отечественной историософской мысли .

В конце XX - начале XXI вв. интересные работы, касающиеся проблем русской историософии, написали A.M. Панченко, JI.H. Гумилёв, П.С. Шкуринов и Н.В. Синицына. Нужно отметить также Л.И. Новикову и И.Н. Сиземскую, работы

Х3амалеев А.Ф. Православие и научное религиоведение // Православие и культура: .XI православно-религиозные чтения. Нижний Новгород, 2002. С.66. 2

Гулыга A.B. Русская идея и её творцы. М., 1995. С.7. работы которых отражают в целом успешный опыт осмысления пути и судеб русской историософии. Добротный историософский труд был выпущен JI.E. Шапошниковым. Комплекс историко-концептуальных проблем в рамках изучения оригинального духовно-исторического феномена, получившего название «русская национальная идея», проанализирован в книге В.И. Копалова1.

На рубеже XX - XXI вв. православная концепция истории определила смысловую направленность многих публицистических и научно-философских произведений, посвященных русской истории. Некоторые их авторы идентифицируют свои взгляды как православные, а при анализе исторических процессов используют опыт, накопленный общественной мыслью в рамках православного осмысления истории. С позиций высокой исследовательской квалификацией среди этих авторов выделяются A.C. Панарин, М.В. Назаров, C.B. Перевезенцев, В.В. Аксючиц, Ю.Г. Малков, H.A. Нарочницкая2. К этому следует добавить, что к историософской проблематике обратились и некоторые церковные авторы, среди которых в первую очередь следует назвать митрополита Иоанна (Снычева) и игумена Иоанна Экономцева .

Произошедший в 1990-е гг. отказ от теоретического догматизма повлиял и на содержание диссертаций, посвященных концептуальным параметрам истории.

1Гумилев Л.Н., Панченко A.M. Чтобы свеча не погасла. JL, 1990; Шкуримое ПС. Философия России XVIII века. М., 1992; Синицына Н.В. Третий Рим. Истоки и эволюция русской средневековой концепции (XV-XVI вв.). M., 1998; Новикова Л.И., Сиземская H.H. Очерк русской философии истории. М., 1996; Новикова Л. И, Сиземская И.Н. Русская философия истории. М., 1997; Шапошников Л.Е. Очерки русской историософии XIX-XX вв. Нижний Новгород, 2002; Копалов В.И. Курс лекций по русской философии истории. Екатеринбург, 2005.

2Аксючиц В.В. Под сенью креста. М., 1997; Назаров М.В. Указ. соч.; Панарин A.C. Православная цивилизация в глобальном мире. М., 2002; Малков Ю.Г. Русь Святая: Очерк истории православия в России. М., 2002; Нарочницкая H.A. Указ. соч.; Перевезенцев C.B. Указ. соч. з

Митрополит. Иоанн (Снычев). Самодержавие духа. Очерки русского самосознания. СПб., 1994; Иоанн Экономцев, игумен. Православие. Византия. Россия. М., 1992.

Первые диссертации, в которых принципиально по-новому освещена относящаяся к православной трактовке русской истории проблематика, написаны философами. В 1990-е гг. вышли в свет диссертационные исследования, авторы которых И.И. Ершова, Т.А. Симонова, В.И. Мокренко, С.Н. Трофимов, И.В. Желтикова попытались провести взвешенный научный анализ православной интерпретации истории, обозначить её основные принципы и идеи1. При этом на комплексную проработку проблематики, касающейся православной историософии, они не претендовали. Т.А. Симонова, В.И. Мокренко, С.Н. Трофимов такой задачи перед собой и не ставили. И.И. Ершова и И.В. Желтикова, сделав заявку на анализ православной историософии в XIX веке (И.И. Ершова) и в конце XIX - начале XX века (И.В. Желтикова), ограничили исследования постановкой лишь малой части проблем, которые уместно было бы рассмотреть в рамках заявленных тем. В диссертации И.И. Ершовой анализируются в большей мере идейные истоки православной историософии, нежели её самостоятельное содержание. Исследование И.В. Желтиковой посвящено историософским взглядам философов, по-разному позиционированных по отношению к православной системе взглядов.

В начале XXI века среди диссертаций, посвящённых концептуальной проблематике, появились работы, написанные профессиональными историками. Количество и исполнительское качество таких диссертаций постоянно растёт. Среди них есть и работы, прямо или косвенно затрагивающие тему православного понимания истории . При этом, однако, немало диссертаций, в которых ставятся

1 Ершова И.И. Православная историософия, XIX век: Дисс. .канд. филос. наук. М., 1993; Симонова Т.А. Взаимосвязь православия, философии и искусства в Древней Руси: Дисс. . .канд. филос. наук. М., 1993; Мокренко В.И. Русская идея и современная Россия (Социально-философский анализ): Дисс. .канд. филос. наук. М., 1993; Трофимов С.Н. Взаимодействие философской и религиозной традиций понимания истории в русской духовной жизни: Дисс. .канд. филос. наук. Тюмень, 1998; Желтикова И.В. Специфика историософии в русской религиозной философии: Дисс. .канд. филос. наук. М., 1999.

2Ефремова Е.В. Указ. соч.; Семенюк А.П. Указ. соч.; Рудман М.Н. Указ. соч.; Пичугин В.И. Указ. соч.; Шумакова М.П. Указ. соч. проблемы, имеющие отношение к православной интерпретации истории, по-прежнему защищаются философами1.

Некоторые из диссертантов продемонстрировали глубокое, неформальное знание историософской проблематики. Так, Л.Ф. Бондаренко оценил русскую историософию как «реализацию духовных установок православия», которые он назвал «особой формой осмысления бытия». По убеждению диссертанта, «основополагающие моменты русской религиозной философии формировались под воздействием прежде всего этих установок, а не в результате влияния европейской мысли»2.

Немало глубоких формулировок, отражающих суть и смысл православной интерпретации истории, высказано Ю.С. Калабушкиной. Она отметила, что православное понимание истории характеризуется «признанием особого значения духовно-нравственных ценностей в историческом процессе». Анализируя идеи русской религиозно-философской школы XIX - XX вв., Ю.С. Калабушкина выдвинула ряд положений, имеющих определяющее значение для понимания православного мировидения. К ним относятся тезисы о том, что «цель человеческой жизни состоит в духовной работе, то есть в созидании культуры», что «история человечества есть процесс, в котором прошлое сохраняется в настоящем». Вывод из этих тезисов сводится к определению истории «как духовного творчества, а не простой смены эмпирических событий»3.

Работы названных авторов в отдельных аспектах смыкаются с проблематикой, относящейся к православной интерпретации истории, но не охватывают всю эту проблематику целиком. В то же время наличие таких работ

Х Портов О.В. Типологические особенности старообрядчества и славянофильства и их значение в развитии русского национального самосознания: Дисс. .канд. филос. наук. Нижний Новгород, 2000; Калабушкина Ю.С. Русская философия конца XIX - середины XX века и современное обществоведческое образование: Дисс. .канд. филос. наук. Тверь, 2002; Бондаренко Л.Ф. Русская православная культура в горизонте философского осмысления: Дисс. .канд. филос. наук. Томск, 2003.

2Бондаренко Л.Ф. Указ. соч.: Автореферат дисс. С.15. л

Калабушкина Ю.С. Указ. соч.: Автореферат дисс. С. 15,17.

25 свидетельствует об актуальности темы, связанной с православной интерпретацией истории, об определившемся векторе движения в сторону её углубленного изучения, о назревшей необходимости написания обобщающего труда по этой теме. Системное историографическое исследование, показывающее становление и развитие православной интерпретации истории, до сих пор отсутствовало. И это притом, что она пережила многие века, оказав влияние на развитие исторических взглядов не только в нашей стране, но и во многих других странах.

Источниковая база исследования. Содержательная конструкция исследования базируется на широкой источниковой базе. Выбор источников определён в первую очередь хронологическими рамками исследования. На Руси христианское понимание истории стало утверждаться с самого начала распространения грамотности, оно определяло смысловое наполнение основного массива древнерусской литературы. Летописи, исторические сказания и повести отражали православные взгляды на историю, складывавшиеся в стройную систему, заявленную уже в первом русском историософском произведении -«Слове о Законе и Благодати», а затем получившую развитие в «Повести временных лет» и во всех областных летописях.

К важным источникам относятся произведения древнерусской литературы, в которых содержатся представления о смысле, направленности, движущих силах русской истории. К разряду ценных источников относятся «Слово о Законе и Благодати» митрополита Илариона Киевского, «Слово о вере христианской и латинской» Феодосия Печерского, «Повесть временных лет», «Поучение чадам» Владимира Мономаха, «Поучения» Серапиона Владимирского, «Послания» Филофея Псковского, переписка царя Ивана IV с князем Андреем Курбским, сочинения Иосифа Волоцкого, Ивана Пересветова, Ермолая-Еразма, Максима Грека, протопопа Аввакума и других публицистов Московской Руси, целый ряд исторических повестей и сказаний.

Значимую роль в изучении темы сыграло обращение к древнерусским летописям, содержащим в себе, помимо обширного эмпирического материала, и отпечаток уникальной духовно-нравственной атмосферы древнерусского общества. Будучи до середины XVII века основным видом исторического

26 повествования, летописи составлялись в монастырях наиболее грамотными древнерусскими книжниками - носителями православного понимания истории. В представленной диссертации использованы материалы Суздальской, Тверской, Лаврентьевской и Никоновской летописей.

Работе над темой исследования способствовали и некоторые архивные материалы. Ряд исторических документов, находящихся в фондах Российского государственного архива древних актов, использован для освещения историософских споров в XVII - XVIII вв. В Российском государственном архиве социально-политической истории изучались документы из фондов, содержащих материалы об отношениях большевистского руководства и русской православной церкви в 20-е - 30-е гг. XX века.

Православное понимание истории было отражено в трудах русских богословов и церковных историков. Православные традиции в осмыслении хода истории в той или иной мере сказывались в научных сочинениях русских историков В.Н. Татищева, М.В. Ломоносова, И.Н. Болтина, Н.М. Карамзина, М.П. Погодина, В.О. Ключевского, С.Ф. Платонова, Г.В. Вернадского и других.

Православие с его особым вниманием к духовно-нравственным факторам определяло направленность и содержание научного творчества представителей русской религиозно-философской школы - A.C. Хомякова, И.В. Киреевского, К.С. Аксакова, Ф.М. Достоевского, B.C. Соловьёва, Л.А. Тихомирова, В.В. Розанова, Г.В. Флоровского, С.Л. Франка, Л.П. Карсавина, Н.С. Трубецкого, П.А. Флоренского, С.Н. Булгакова, И.А. Ильина, Н.И. Ульянова, В.В. Зеньковского, Н.О. Лосского, М.М. Бахтина, А.Ф. Лосева и др. Благодаря вниманию к религиозно-духовному опыту России им удалось значительно расширить и углубить исторические и историософские знания. В их трудах содержатся высказывания и формулировки, отражающие православную интерпретацию истории. Те или иные события отечественной истории представители русской религиозно-философской школы освещали и оценивали именно с православных позиций.

В трудах Хомякова, Тихомирова, Флоровского, Карсавина, Ильина, Зеньковского содержится понятийный аппарат, относящийся к православной

27 интерпретации истории, проработана теоретическая логика, даны ответы на многие вопросы концептуального плана. Историко-научное творчество названных авторов пропитано духом православной интерпретации истории. Среди написанных ими трудов выделяются такие объёмные концептуальные произведения, как «Записки о мировой истории» A.C. Хомякова, «Религиозно-философские основы истории» JI.H. Тихомирова, «Основы христианской философии» В.В. Зеньковского, «Пути русского богословия» Г.В. Флоровского, «Философия истории» Л.П. Карсавина1. Важное место среди источников по православной историософии отводится таким фундаментальным трудам, написанным на рубеже XX - XXI вв., как «Православная цивилизация в глобальном мире» А.С.Панарина, «Россия и русские в мировой истории» H.A. Нарочницкой, «Смысл русской истории» C.B. Перевезенцева.

Среди источников по теме исследования немалое значение имеют сочинения православных богословов, труды церковных историков, выступления высших иерархов русской православной церкви. Нужную информацию предоставляют также постановления церковных соборов, среди которых выделяются «Основы социальной концепции Русской православной церкви»2 -программный документ, принятый на архиерейском соборе в 2000 году и содержащий базовые положения церковного учения относительно современных общественно значимых проблем.

Ключевую роль в раскрытии заявленной темы призваны сыграть труды православных философов и историков. Вместе с тем, в число источников включены сочинения и авторов, не принимавших православную систему взглядов. Обращение к ним даёт возможность провести сравнительный анализ различных методологических подходов к тем или иным историческим проблемам. Хомяков A.C. Семирамида // Соч.: В 2 т. Т.1. М., 1994. Тихомиров JI.H. Религиозно-философские основы истории. М., 2000. Зенъковский В.В. Основы христианской философии. М., 1996. Флоровский Г.В. Пути русского богословия. Киев, 1991. Карсавин Л.П. Философия истории. СПб., 1993.

2Основы социальной концепции Русской православной церкви // О социальной концепции русского православия / Под общ. ред. М.П. Мчедлова. M., 2002.

28

Работу над источниками по представленной теме нельзя ограничивать их внешней критикой, немаловажным является проникновение в исторический контекст, в котором они появились, и в духовно-мировоззренческие характеристики тех людей, под чьим пером они создавались. Без этого глубинный анализ концептуального наполнения источников невозможен.

Критерием для определения границ источниковой базы исследования явилась значимость положений, высказанных в тех или иных источниках. Механический учёт всей совокупности высказываний по данной проблематике малопродуктивен: фиксация в исследовании всей суммы мнений, в том числе -некомпетентных, вторичных, стереотипных, заведомо снижала бы качество анализа материалов, относящихся к предмету исследования.

Теоретико-методологическая база исследования. Задачи исследования по заявленной теме связаны с раскрытием отражённой в историографии содержательной логики православной интерпретации истории. Эти задачи могут быть решены только при помощи диалектики как учения о наиболее общих закономерных связях в процессе становления и развития исторических феноменов. Диалектика является основополагающим методом научного познания, творчества и мышления. Этот метод как необходимое условие всякой подлинной философии был осмыслен ещё в античные времена, его жизненность была испытана веками - причем не только в светской науке, но и в богословии, на что обратил внимание один из руководителей русской православной церкви митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл (Гундяев): «Диалектическая философия равно приемлема и продуктивна как для религиозного сознания, так и для приверженцев материалистических взглядов»1.

Подход к диалектическому методу должен быть свободным от плоских, формализованных шаблонов. Он требует от исследователей практической широты методологических средств. Современная методология научного исследования базируется на междисциплинарном синтезе, что предполагает многоаспектность и

1 Кирилл, митрополит Смоленский и Калининградский. «Здесь зародилась Святая Русь» // Православная газета, 1999. Январь, № 1. С.З. структурную сложность методологической базы и не исключает обращения к достижениям ненаучных сфер знания. Это относится и к исторической науке, вписанной и в систему академических знаний, и в систему культуры и общественных отношений. Нужно учитывать, что всякая методология имеет свои естественные пределы, а потому ни одну из них не следует превращать в фетиш.

При выстраивании теоретического фундамента исследования следует считаться с тем, что проблема обоснования системы координат исторического процесса, сбалансированного учёта временных и пространственных измерений истории до сих пор не решена в полной мере и нуждается в дальнейшей теоретической разработке. В одних историко-концептуальных системах превалируют параметры, связанные с факторами времени, векторного движения, стадиальности, ступенчатости; в других - связанные с факторами пространства, месторазвития, вмещающего ландшафта, цивилизационной зоны. Современный уровень теоретико-методологической работы предполагает знание наиболее известных и признанных историко-концептуальных моделей и умение сопоставлять их.

Исследуя тот или иной исторический феномен в его развитии, нельзя полностью проигнорировать теоретическую парадигму, состыкованную с восприятием истории как линейно-стадиального процесса, если понимать под этим процессом цепь постоянных количественных и качественных изменений. Однако такая парадигма имеет тенденцию акцентировать внимание не столько на сути явлений, сколько на движении как таковом, что едва ли способствует глубокому и всестороннему рассмотрению всего круга проблем, связанных с факторами духовными, ментальными, психологическими. Следует учитывать и то, что однолинейные модели истории, как правило, тяготеют к утверждению неких «универсальных исторических закономерностей», которые на практике зачастую оборачиваются одномерными шаблонами и трафаретами, упрощающими картину реального развития.

При изучении тематики, связанной с феноменами общественного сознания, сама исследовательская логика требует обращения к цивилизационной парадигме, признающей пространственное многообразие и направляющей основное

30 внимание к формам динамики отдельных цивилизаций и культур. Для данного исследования цивилизационная теория актуальна потому, что ни одна цивилизация не может существовать без религиозной или идейно-философской составляющей. Связь между религиями и цивилизациями являлась двусторонней и диалектичной: религии определяли духовный формат цивилизаций; в свою очередь, социальные и структурные проблемы цивилизаций всегда несли испытание и религиозным системам.

Советское обществоведение было сориентировано не столько на всестороннее изучение исторического опыта нашей страны, сколько на доказательство правильности господствующей теоретической модели. Характерно, что наличие теоретических «эталонов» отнюдь не давало гарантий против проникновения в исторические сочинения субъективизма и связанных с ним искажений и фальсификаций. Современная историография также отнюдь не избавлена от этих недостатков.

В нынешних условиях насущной необходимостью становится качественное обновление исторической науки. Перед ней вырисовывается задача вплотную заняться проблемами российской социокультурной идентификации, дать полноценный «цивилизационный портрет» России. Эта задача вполне соответствует главному назначению науки, связанному с выработкой адекватных знаний о действительности, со стремлением к логичному и непротиворечивому пониманию окружающего мира. Излишне доказывать, что выполнение такой задачи должно быть свободно от разного рода конъюнктурных влияний.

Освобождение исторической науки от жёстких доктринальных схем открывает путь к полнокровному изучению конкретных исторических феноменов с их специфическим своеобразием. К таким феноменам относится и российская цивилизация. Она является основным объектом школьных и вузовских курсов отечественной истории - независимо от того, насколько отчётливо этот факт осознаётся преподавателями, читающими эти курсы школьникам и студентам.

Сегодня вполне ясно, что полноценное изучение истории невозможно без категории «цивилизация». Смысл этой категории был определён русским учёным XIX в. Н.Я. Данилевским. Он понимал цивилизации как культурно-исторические

31 типы, отличающиеся один от другого «самостоятельными, своеобразными планами религиозного, социального, бытового, промышленного, политического, научного, художественного, одним словом, исторического развития»1. Определение Н.Я. Данилевского базируется на признании бытийного многообразия, на неприятии униформистских шаблонов, которым будто бы должны подчиняться все страны и народы на всех этапах своего исторического бытия.

Для качественного обновления исторической науки необходимо, помимо прочего, углублять конкретные знания о цивилизациях, всесторонне изучать пути, закономерности и специфику их генезиса и эволюции. Для специалистов по истории России такое углубление относится, разумеется, к российской цивилизации.

По большому счёту, необходимость изучения глубинных основ российской цивилизации никогда и не сходила с повестки дня исторической науки. В начале XX века Д.И. Менделеев формулировал эту необходимость как задачу «познания России» . Задолго до Менделеева эта задача определяла творчество многих русских мыслителей, начиная с митрополита Илариона и летописца Нестора. Она же направляла деятельность ведущих российских историков XVIII - XIX вв.

B.Н. Татищева, Н.М. Карамзина, С.М. Соловьёва, В.О. Ключевского и других.

В советское время среди учёных-историков были те, кто стремился вскрыть цивилизационное своеобразие исторической России, проводя в исследованиях мысли и тезисы, мало совместимые с марксизмом в его «классическом» варианте. Из числа таких учёных можно упомянуть М.Н. Тихомирова, В.В. Мавродина, А.Г. Кузьмина, Ф.Ф. Нестерова, В.Л. Янина. Однако в целом для советских историков декларирование приверженности к цивилизационной теории или её открытая защита были невозможны.

Данилевский Н.Я. Россия и Европа. М., 1991. С.85.

2Менделеев Д.И. К познанию России // В поисках своего пути: Россия между Европой и Азией. Хрестоматия по истории российской общественной мысли XIX и XX вв.: В 2 ч. М., 1994. Ч. 2.

C.22-23.

На рубеже 1980-х - 1990-х годов открылся доступ к книгам теоретиков цивилизационной интерпретации истории - Н.Я. Данилевского, О. Шпенглера, А. Тойнби. Цивилизационный подход к истории стал завоёвывать популярность. Историки научились ориентироваться в проблематике, связанной со структурой и механизмами развития цивилизаций, попытались выявить содержание, основные параметры и смысловые границы понятия «цивилизация». Необходимость такого выявления сохраняется и сегодня, поскольку термин «цивилизация» используется и в теоретических построениях, отражающих однолинейную, «всемирную» парадигму истории, либо выступая синонимом понятия «материальная культура», либо означая «ступень общественного развития, следующую за варварством»1. В обоих случаях из термина «цивилизация» уводится смысл, связанный со своеобразием и самостоятельным развитием той общности, которая этим термином именуется. Часто под «цивилизацией» понимается некая «авангардная» модель, представленная странами Запада и противопоставляемая всему не западному миру.

Круг предметности цивилизационного подхода до сих пор полностью ещё не определён. Решение этой задачи требует обновления и расширения теоретического инструментария. Углубление в цивилизационную проблематику выводит на категории («менталитет», «архетип», «духовный строй», «этическая традиция» и т.п.), к которым трудно применить строгие, рационалистические дефиниции. Отсутствие терминологической однозначности означает, что явления, стоящие за этими категориями, либо ещё не стали объектами полноценного исследования, либо, став такими объектами в неисторических отраслях гуманитарного знания, пока не нашли широкого отражения в исторической науке. Сложившаяся ситуация подчёркивает, что один из основных резервов расширения исследовательских горизонтов находится в сфере междисциплинарного синтеза.

Важнейшим принципом диалектической методологии является историзм. Он опирается на точность понятий, обоснованность и последовательность решений, разведение объективного и субъективного, гипотез и доказательств, то

Философский энциклопедический словарь / Под ред. С.С. Авериндева и др. М., 1989. С.733.

33 есть на то, что отделяет знание от сумбура, хаоса, мифов и фальсификаций. При игнорировании этого принципа те исследования, которые посвящены истории общественной мысли, заведомо обречены на провал. Историзм нацеливает на то, что исторические явления по-настоящему можно понять только в динамике, что исторический процесс - не смена статических картин, а непрерывное накопление новых качественных характеристик. Исходя из этого, заведомо антиисторичны попытки характеризовать прошлое, особенно духовную специфику той или иной эпохи, используя сегодняшние ментальные критерии и клише, никак не связанные с логикой конкретно-исторических процессов.

В связи с этим приобретает значимость метод историко-культурной атрибуции, нацеленный на установление связи исторических источников с определённой эпохой, являющейся выражением культурной и ментальной целостности, духовной среды, интеллектуальной атмосферы. При этом нельзя обойтись и без логического метода исследования, необходимого для раскрытия последовательности развития историософских идей во времени. Логический метод впрямую стыкуется с социально-психологическим методом, исходящим из того, что общественное сознание одновременно и динамично, и инерционно, что оно не существует изолированно от конкретной социальной среды с её шкалой ценностей и приоритетов, с её страстями, аффектами и групповыми интересами. В свете социально-психологического метода становится очевидной связь исторических и философских знаний с религией.

Историзм ориентирует на понимание того, что идеи не существуют сами по себе, вне конкретной теоретической и практической деятельности людей, вне идейного поля, на котором происходит постоянное притяжение или отталкивание различных идейных интенций. Это в полной мере относится и к православной интерпретации истории: люди, которые её представляли, не только заимствовали друг у друга те или иные идейно-теоретические находки, но и полемизировали между собой, а также творчески переосмысливали историософский опыт предшественников.

Поскольку основной задачей данного диссертационного исследования является проникновение в логическую и смысловую суть православного понимания истории, то исследовательская методология должна опираться на аксиологический метод - вне его решение поставленной задачи не достижимо.

Так как православная историософия представляет собой своеобразное явление с собственным генезисом и собственной логикой развития, то для её изучения необходимым является использование феноменологического метода, включающего в себя такие частные методические приемы исследования, как экстраполяция и интуитивно-логическая реконструкция. Их применение стыкуется с анализом художественных образов, которыми насыщены древнерусские литературные тексты.

Однако феноменологический метод вовсе не означает невнимания к иным, даже оппонирующим православной историософии историко-концептуальным системам; напротив - требуется тщательное ознакомление с ними, поскольку при изучении концептуальной проблематики важнейшим становится сравнительно-аналитический метод. В контексте заявленной темы он подразумевает объективный анализ и сопоставление основных, базовых установок наиболее распространенных теорий исторического процесса. Такое сопоставление актуально и потому, что ход истории определён, помимо прочего, столкновением и взаимодействием его различных интерпретаций в рамках не прекращающейся мировоззренческой полемики.

В пределах сравнительно-аналитического метода уместно использование таких методических приемов, как аналогия или контраст. Следует помнить, что использование сравнений может быть результативным только при отказе от деструктивного отрицания той или иной модели, привлекаемой для сравнительного анализа. Сравнительный метод базируется на фиксации готовых комплексов идей, привлекаемых для сравнения, но этой фиксацией не ограничивается. Продуктивность этого метода значительно возрастает в условиях творческого переосмысления материалов, привлекаемых для сравнения. Такое переосмысление направлено на достижение единства между критическим анализом и отбором содержательного позитива, который имеется в сравниваемых материалах. В этих условиях сравнительно-аналитический метод становится необходимым компонентом системного подхода, отражающего принцип цельности в научных исследованиях.

Системный подход тесно смыкается с использованием проблемного метода, который сводится к выделению комплекса основных проблем представленной темы; герменевтического метода, связанного с толкованием тех или иных текстов, содержащих разного рода символы и иносказания, за которыми всегда скрыты определенные смыслы; семиотического метода, направленного на прочтение знаковых систем и изучение их взаимодействия. Системный подход ориентирует исследователей не только на познание причинно-следственных связей субстратного мира, но и на изучение знаково-языковой реальности, которая, отражая этот мир, сохраняет определенную автономию от него.

Главной задачей науки является выработка адекватных знаний о действительности. Среди стимулов научного творчества самым действенным и результативным оказывается стремление к истине, к логичному и непротиворечивому пониманию окружающего мира. Только такое стремление открывает путь к расширению знаний, освобождает от разного рода конъюнктурных влияний. Вне такого стремления не может быть полностью реализован принцип научности.

Принцип научности требует содержательно-смыслового единства внутри исследований. Он тесно связан с неприятием антинаучных деклараций, выпадов против возможностей науки в решении коренных человеческих проблем. Однако потенциал науки может быть раскрыт только при её соединении с решением гуманитарных задач. Нужно понимать, что количественное накопление эмпирических данных вне системы качественных, мировоззренческих координат превращается в механическое нагромождение разрозненных фактов. Отрыв от таких координат заметно снижает познавательный ресурс науки. Негативными следствиями такого отрыва могут стать прямолинейный рационализм, гипертрофированное увлечение математическими методами исследования, расщепление реальной действительности на отдельные фрагменты, пренебрежение к этическим проблемам, как неким помехам на пути к «чистой объективности».

Востребованность науки определена в первую очередь задачами практического взаимодействия с окружающим миром, преодоления энтропии, утверждения бытийного начала. Вне этих задач наука рискует стать бессодержательной, замкнуться в рамках отвлеченного теоретизирования, не нацеленного на охват бытийного многообразия. В особой степени это касается истории, философии, социологии.

Среди тех, кто посвящал себя науке, всегда было немало подвижников, соединявших свой интеллект с духовностью, с неиссякаемым вниманием к живому пульсу человеческого существования. Научный поиск приобретает полновесность только в сочетании со стратегической дальновидностью, свободным творчеством, социальной и этической ответственностью. Технократия, сциентизм, узкий рационализм не способны дать ответы на все вопросы, возникающие перед человеческим сообществом, поскольку нацелены на постижение закономерностей лишь материального мира, а проблемам, связанным с сознанием, ментальностью, духовно-нравственной сферой, отводят второстепенную роль. Формула о первичности материального и вторичности духовного, закрепившись в науке в качестве базового онтологического принципа, порой переходит границы онтологии и трактуется с приоритетно-ценностных позиций, что не приносит науке пользу.

Нельзя умалять очевидный факт: образы сознания способны активно конструировать общественную реальность. Связь между бытием и сознанием обоюдна и диалектична. Влияние мировоззренческих, научных, политических идей, эволюции человеческой мысли на движение внешних, материальных форм общественной жизни совершенно очевидно. Попытки опровергнуть наличие такого влияния приводят к безнадёжным абстракциям, подрывают принцип единства и цельности исторического бытия. История человечества насыщена примерами, когда идеи и теории, со всей очевидностью являвшиеся продуктами человеческого сознания, меняли, порой кардинально, ход и содержание исторического процесса.

Обществоведение не должно слепо подчиняться теоретическим схемам, но одновременно с этим не может ограничиваться только фиксацией эмпирических

37 данных. Исследователям следует ориентироваться на выявление скрытых за фактами смыслов и смысловых комбинаций, не избегая проблемы выбора нравственно-мировоззренческой позиции. Ни одна, даже самая эффективная методика исследования не поможет избежать этой проблемы. Нравственный критерий, без сомнения, должен использоваться исследователями в качестве значимого методологического принципа.

Тема, связанная с православными традициями осмысления истории, не может быть раскрыта вне междисциплинарного синтеза - без привлечения и научного использования данных религиоведения, этнологии, истории культуры, философии культуры, философии языка, антропологии.

Процесс обобщения и систематизации теоретических материалов неизбежно приводит тех, кто им занят, к необходимости формулировать собственные позиции по тем или иным теоретическим проблемам, проявлять самостоятельность в выборе методологических оценок по проблемам, являющимся предметом научной или мировоззренческой полемики. Методологические и методические параметры историографических исследований сохраняют реальную значимость только в соединении с основополагающим принципом научной деятельности - принципом творческого самоопределения исследователя по отношению и к исследуемому материалу, и к применению методического инструментария. Вне творчества горизонты научной деятельности суживаются, а на первый план выходят партийность или искусственный объективизм. Под тем и под другим некоторые авторы скрывают отсутствие собственного мнения или нерешительность в его выражении.

Цели и задачи исследования. Целью диссертационного исследования является интегративный анализ православной интерпретации истории в динамике её развития, отражённой в отечественной историографии.

В соответствии с поставленной целью в диссертационном исследовании решаются следующие задачи:

- систематизировать сведения, касающиеся православного понимания русской истории и содержащиеся в древнерусских и российских исторических источниках, литературных, историософских трудах древнерусских и российских авторов;

- проанализировать логическую структуру и содержательно-смысловые характеристики православной интерпретации русской истории с точки зрения историографии как науки о развитии исторического знания и о методах исторического исследования;

- определить основные этапы отечественной историографии, обращенной к осмыслению православной интерпретации русской истории, выявить специфику каждого из этапов и показать преемственность между ними;

- рассмотреть основные принципы православной интерпретации истории, касающиеся движущих сил и объективных закономерностей исторического процесса, соотношения общественного бытия и общественного сознания, материального и духовного факторов, места идеала и нравственного императива в историческом творчестве, смысла и направленности исторического движения, границ и критериев исторического творчества человека и общества, соотношения традиций и новаторства, критериев прогресса, проблемы цельности и дискретности исторического процесса, соотношения государства, церкви и общества, эсхатологической проблематики, возможностей исторического прогнозирования;

- отразить связь православной интерпретации истории с историческим опытом, с государственным и культурным строительством, с историческими корнями русского народа; показать пути и результаты воздействия православной трактовки истории на реальные политические, социальные, духовно-культурные и морально-психологические процессы, происходившие в русской истории;

- раскрыть противоречия в осмыслении русской истории, вызванные, с одной стороны, конфликтом между расходящимися тенденциями внутри русского христианства, с другой стороны - различиями во взглядах на мир и историю между православием и западно-христианскими течениями; показать, что православная концепция истории утверждалась в религиозно-философской борьбе и сама оказывалась объектом такой борьбы;

- определить место православной интерпретации истории в ряду других интерпретаций исторического процесса; проанализировать её достоинства и недостатки в сравнении с ними.

Научная новизна исследования. Отсутствие исследования, интегрирующего и систематизирующего историко-концептуальный и историографический опыт, накопленный в рамках русского православия, выглядит очевидным пробелом. Научная новизна представленного исследования и связана в первую очередь с интегративным анализом информации, касающейся православной интерпретации русской истории. Впервые в отечественной историографии системно и комплексно выявлены основные парадигмы и специфика православной интерпретации истории, определены формы её выражения в конкретно-исторических условиях, продиктованных особенностями той или иной эпохи, установлена её связь с общенаучными и общегуманитарными знаниями, выявлен её познавательный, теоретико-методологический и аксиологический потенциал.

Плодотворность интегративно-системного анализа во многом зависит от степени его автономности от сциентистско-механистических схем и шаблонов, препятствующих реализации подлинно научных подходов к разработке темы. Не освободив исследование от таких схем и шаблонов, невозможно претендовать на научную новизну исследования. Напротив, в условиях свободного и творческого научного поиска появляются реальные возможности для внедрения в содержание исследования целого ряда новационных характеристик.

Во-первых, речь идёт о сбалансированной адаптации понятийно-языковых средств, используемых в религиозно-богословской литературе, к категориальному аппарату современной гуманитарной науки. Очевидно, что такая адаптация не только не противоречит смыслосодержательным функциям науки, но, напротив -обогащает и расширяет тематические горизонты и познавательные возможности научной теории и практики.

Во-вторых, исследование базируется на прямом признании того, что вся история русской общественной мысли представляет собой процесс непрерывного взаимодействия религиозной и светско-философской традиций, переплетение,

40 притягивание и взаимооппонирование которых определяло и"" продолжает определять все основные особенности русской духовной жизни.

В-третьих, новым моментом для современной исторической науки является показ прямого и косвенного воздействия православного понимания истории на ход исторических событий в России с древних времён до наших дней.

В-четвёртых, в диссертационном исследовании прослежена историческая эволюция православной интерпретации истории в нашей стране в тесной увязке с тем событийным рядом, который оказывал непосредственное или опосредованное влияние на такую эволюцию.

В-пятых, данное исследование представляет собой пример применения в историко-исследовательской практике идей и гипотез, характерных для православной интерпретации истории, раскрывает возможности такого применения к конкретным историческим событиям, процессам и тенденциям, концентрирует материал для комплексно-теоретического обоснования применимости православной модели истории к реалиям современного мира.

В-шестых, новационной составляющей исследования является сопоставление православной интерпретации истории с различными историческими концепциями - формационной, цивилизационной, модернизационной и другими, анализ и фиксация преимуществ и недостатков этих концепций в сравнении с православной интерпретацией.

В-седьмых, представленное исследование даёт наглядную иллюстрацию действия духовно-нравственных факторов в ходе исторического процесса, раскрывает закономерности и особенности его смыслополагания именно через эти факторы.

В-восьмых, в работе над представленной темой разработана система методов и приёмов исследования проблематики, связанной с религиозной составляющей мировоззренческого комплекса.

Помимо всего отмеченного, к числу новационных моментов следует отнести и масштаб хронологических границ диссертационного исследования - от русской древности до начала XXI века. Именно такой временной масштаб позволил внести в исследование все те элементы новизны, которые отмечены выше.

Теоретическая и практическая значимость исследования. Сравнение различных исторических концепций раздвигает горизонты исторических знаний. В рамки научно-методологической сопоставимости вписывается и православная интерпретация истории. Для того чтобы она могла быть эффективно задействована в концептуальной полемике, необходима научная систематизация православного историософского наследия, к чему в первую очередь и сводится теоретическая значимость представленной исследования.

Без теоретической обработки материалов, относящихся к православной интерпретации истории, полноценное развитие историографии невозможно. Это связано с тем, что в рамках христианского подхода к осмыслению истории, в течение веков доминировавшего во многих странах, закладывались важнейшие принципы всей исторической науки, формировались концептуальные системы и историографические школы. Современные концепции исторического процесса генетическими корнями связаны с христианскими воззрениями на историю, поэтому адекватные представления об этих воззрениях открывают путь к более глубокому пониманию всех современных историко-концептуальных систем.

Ключом к пониманию той или иной интерпретации истории являются мировоззренческие принципы. С этой точки зрения, затронутые в исследовании вопросы, касающиеся точной идентификации православия, его отличий от западно-христианских течений, также имеют немалую теоретическую значимость.

Практическая значимость заявленной темы связана с фиксацией сущностных характеристик православной интерпретации истории. Знание этих характеристик позволит историкам расширить теоретико-методологический диапазон при проведении исследовательской работы. Кроме того, обращение к заявленной теме имеет не только научно-теоретическую значимость, но и культурно-просветительский смысл: знание духовных основ отечественной культуры оказывается важнейшим условием преодоления мировоззренческого кризиса, переживаемого нынешней Россией.

Результаты данного диссертационного исследования могут использоваться при разработке программ гуманитаризации среднего и высшего образования, а также для подготовки школьных и университетских учебных курсов по истории России, отечественной историографии, истории религии, истории русской православной церкви. Материалы диссертации могут широко применяться в лекционных курсах по истории России и отечественной историографии.

Апробация работы. Различные аспекты исследовательской темы были освещены в выступлениях на научных конференциях: в 1995 году - на региональной «Российская общественная мысль»; в 1996 - на II всероссийской «Судьба России»; в 1998 - на региональной «Воспитание духовности», на III всероссийской «Судьба России: исторический опыт XX века»; в 1999 - на региональных «Воспитание духовности: ценности и традиции» и «XXI век и историческая перспектива России»; в 2000 - на IV всероссийской «Судьба России: образование, наука, культура»; в 2001 - на IV Екатерининских образовательных чтениях; в 2002 - на межрегиональной «Наука и оборонный комплекс - основные ресурсы российской модернизации», на всероссийском симпозиуме «Социальная сфера: публичные и частные начала», на VII Романовских чтениях; в 2003 - на всероссийских конференциях «Россия в поисках национальной стратегии развития», «Экономика и культура», «Судьба России: национальная идея и её исторические модификации», на I всероссийских Ильинских чтениях и VIII Романовских чтениях; в 2004 - на V Татищевских чтениях; в 2005 - на IX всероссийских историко-педагогических чтениях, на международной конференции в Екатеринбурге и межрегиональных конференциях в Нижнем Новгороде, Уфе и Оренбурге, посвященных 60-летию Победы в Великой Отечественной войне; в 2006 - на X международных историко-педагогических чтениях, на VI Татищевских и IV международных Ильинских чтениях, на международной научной конференции в Ростове-на-Дону и всероссийской научной конференции в Челябинске. По теме исследования опубликовано 98 работ общим объёмом 127,8 печатных листов.

Диссертация состоит из введения, пяти глав, заключения, списка источников и литературы.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Православная интерпретация русской истории в отечественной историографии"

Заключение

Научный смысл диссертационного исследования по теме «Православная интерпретация русской истории в отечественной историографии» во многом определён актуальными задачами, стоящими перед современной исторической наукой. Они связаны в первую очередь с необходимостью обновления и расширения подходов к методологии и теории истории. При этом важно, чтобы методологический поиск проходил в русле свободного развития исторических знаний, в условиях очищенного от узких теоретических шаблонов обмена мнениями.

Вопросы, касающиеся смысла истории, не оставляют равнодушными ни богословов, ни светских учёных. Хотя академическая наука в том виде, в каком она исторически сложилась, не расположена к метафизической проблематике, это не означает, что такая проблематика закрыта для светских учёных-историков. Обращение к ней, по меньшей мере, не бесполезно. Знакомство со смысловой парадигмой религиозных моделей истории способно по-новому осветить концептуальные представления любого светского учёного.

Нужно понимать, что очищение исторической науки от тормозящих её движение шаблонов отнюдь не означает необходимости выстраивать методологическую работу с «чистого листа», с «нулевой отметки». Для науки нет ничего вреднее, чем отказ от опыта, накопленного в течение десятилетий и веков. Это положение в полной мере относится и к историографии, тем более что её основной функцией является накопление, обобщение и усвоение позитивного исследовательского и концептуального опыта. Историография нацелена на создание условий для смыслового диалога ныне действующих историков с их предшественниками, в течение многих поколений искавших, уточнявших и совершенствовавших пути и методы исследовательской работы.

С этих позиций невозможно переоценить значение изучения православной интерпретации истории, которая в нашей стране на протяжении нескольких столетий определяла формы и содержание исторического познания. Опыт осмысления исторического процесса, сконцентрированный в рамках этой интерпретации, может служить надёжной основой для развёртывания

414 плодотворного смыслового диалога между теми, кто обращается к урокам истории сегодня, и теми, кто делал это в прошлом, начиная с глубокой древности.

Смысловой диалог, о котором идёт речь, определяет алгоритм подведения итогов исследования по заявленной теме, в качестве ключевого ставя вопрос: что из историко-концептуального багажа, накопленного поколениями православных мыслителей, сохраняет свою значимость и применимость к современным реалиям? С ответами на этот вопрос и связаны результаты исследования. Они, согласно заявленной теме, подразделяются на два содержательных уровня, один из которых отражает собственно историографические аспекты исследования, а другой вводит в круг историко-концептуальной проблематики.

Говоря о собственно историографическом компоненте проведённого исследования, следует отметить, что изучен широкий круг источников, охватывающий историко-литературные памятники и летописи Киевской и Московской Руси, публицистические и научные труды отечественных авторов XVIII - XX вв., архивные материалы. Сведения, полученные из исторических источников и относящиеся к историографии православной интерпретации истории, систематизированы с учётом хронологии и исторической специфики того или иного периода. Специфические характеристики разных периодов русской истории определялись социально-политическим и духовно-культурным состоянием Руси-России и её положением на внешнеполитической арене.

В ходе исследовательской работы было установлено, что православная интерпретация истории находилась в постоянной связи с историческим опытом, приобретаемым государством и обществом. Её развитию способствовало извлечение уроков как из достижений, так и из неудач, переживаемых Русью-Россией в сферах государственного и культурного строительства, в социальных отношениях, в диалоге между государством и обществом, государством и церковью.

Существовала и обратная связь: многие государственные решения принимались под очевидным воздействием историософских идей. Представления о смысле истории, исходящие со страниц историко-литературных произведений, воздействовали на общественное сознание, на поведенческие и бытовые

415 стереотипы основной массы народа. В течение нескольких веков ткань государственно-общественной жизни на Руси была пропитана влиянием целого ряда историософских установок, касавшихся соборности, симфонии в отношениях государства, церкви и общества, религиозно-нравственных идей, выраженных формулами «Москва - третий Рим» и «Русь Святая».

Работа с источниками, относящимися к разным периодам русской истории, позволила, с одной стороны, выявить присущую православной традиции неизменность основных мировоззренческих принципов осмысления истории, а с другой стороны, осветить православную интерпретацию истории в её динамике.

Русские православные мыслители при выработке подходов к осмыслению хода истории опирались в первую очередь на православие как на систему универсальных морально-нравственных ценностей, но при этом они были связаны с нуждами и заботами той или иной исторической эпохи, будь то христианизация Руси, политическая раздробленность, становление Русского централизованного государства, имперский период. Каждая эпоха накладывала существенный отпечаток на тематический диапазон исторической мысли, на формирование локальных историко-концептуальных установок - таких, как оптимистическая концепция Илариона Киевского, касавшаяся самоутверждения Руси в историческом пространстве, идея Серапиона Владимирского, провозглашавшая необходимость морально-нравственного единства Руси, формула Филофея Псковского «Москва - третий Рим». Исходя из этого, представленное исследование отразило как основные вехи отечественной истории, так и их смысловые трактовки в трудах русских православных мыслителей. Другими словами, в исследовании нашла отражение та часть истории исторических знаний в России, которая представлена русской православной мыслью.

В ходе раскрытия темы было выяснено, что историософские установки зачастую оказывались реальным двигателем русской истории. Овладевая общественным сознанием, они определяли поведение больших масс людей в историческом времени и пространстве. Были в русской истории и такие моменты, когда различные историософские установки оказывали параллельное воздействие на общество, взаимодействовали или конфликтовали между собой. Ещё в период

416

Киевской Руси «иларионовская», жизнеутверждающая трактовка истории сосуществовала с «печерским», аскетическим вариантом мировидения, вступая в подспудное противоборство с ним. Расхождения между «иларионовской» и «печерской» редакциями понимания истории касались проблемы исторического оптимизма и отношения к мирской жизни. При этом «иларионовская» тенденция в русской историософии на протяжении долгого времени была преобладающей.

Противоборство различных историософских концептов наблюдалось и позднее - в период строительства Русского централизованного государства, когда по вопросу о роли и соотношении светской и церковной властей полемизировали иосифляне и нестяжатели. Различным трактовкам подверглась теория «Москва -третий Рим», хотя противостояние этих трактовок не приняло открыто антагонистических форм. Наиболее острый характер столкновение разных историософских установок носило во второй половине XVII в., во времена церковного раскола.

Говоря о наличии локальных историко-концептуальных установок и имевших место несовпадениях в их интепретации, нельзя не отметить и тот очевидный факт, что в ходе развития православной историософской мысли выявилась отчётливая преемственность между разными поколениями русских мыслителей, занимавшихся проблемами истории. Она выразилась в неизменности основных мировоззренческих принципов, составивших основу православной интерпретации истории. Значительная часть этих принципов была утверждена ещё митрополитом Иларионом, автором «Слова о Законе и Благодати». Они определили методологическое русло для всей русской историософии на период с XI в. до середины XVII в., а затем были взяты на вооружение славянофилами и представителями русского религиозно-философского ренессанса.

На ход исторических процессов в стране влияли и принципы православного понимания истории, и отступления от них. Такие отступления проявились, к примеру, во времена церковного раскола, утверждения абсолютизма, появления «Манифеста о вольности дворянской», нарастания революционного радикализма. Однако, несмотря на все отступления от православного миропонимания, на уровне глубинных архетипов народного сознания оно постоянно находило пути

417 воздействия на реальные социально-политические и культурно-психологические процессы в стране.

На основе изучения исторических источников, относящихся к разным историческим периодам, удалось выполнить основную задачу исследования -составить и заполнить предметным содержанием логический каркас православной интерпретации русской истории, выделить её ключевые принципы. Как выявлено в исследовании, к этим принципам относятся следующие: приоритетное внимание не к отдельным историческим фактам, а к процессам, тенденциям, смысловым урокам, к цельному историческому опыту; отношение к истории как к смысловому диалогу между эпохами и поколениями; признание особой важности человеческого фактора, стоящего в истории выше, чем факторы сугубо технологические; признание решающей роли духовно-нравственных факторов в развёртывании исторических процессов, безусловная первичность этики по отношению к политическим и социально-экономическим моделям; последовательный историзм, противостоящий разного рода искусственным теоретическим схемам; неприятие жёсткого фатализма и утверждение свободы нравственного выбора в качестве основы исторического творчества людей, реального двигателя истории человеческого общества; синергия, т.е. взаимодействие человека с логикой исторического процесса, провиденциализм; соединение признания универсального характера норм морали и нравственности с отрицанием искусственных унифицирующих шаблонов в государственно-политическом и социально-экономическом устройстве разных стран; неприятие узко понимаемой партийности; отсутствие антагонизма между образной и логической формами познания; исторический оптимизм и жезнеутверждение.

Не отрицая объективных закономерностей в истории, православная традиция не признаёт их существования вне человеческого сознания. Она ставит под сомнение наличие так называемых «универсальных» теоретических схем, если они никак не связаны с признанием решающей роли нравственно-этических факторов в истории. В православной интерпретации вне таких факторов любая теория остаётся абстракцией, соответственно все явления общественной жизни оцениваются с позиций «практического идеализма». Понятия «идеал» и

418 нравственный императив» вносят необходимую структурную чёткость в познание истории и содействуют структурированию самого исторического процесса.

В православной интерпретации нет отождествления истории только с прошлым: история является живой действительностью, выраженной неразрывным единством прошлого, настоящего и будущего. История рассматривается как бытие в его развитии. Прошлое не отмирает, а преобразуется в настоящее. В истории нет механической дискретности. Прерывистость в развёртывании политических или социальных процессов чаще всего проявляется как внешняя видимость, ибо на уровне сознания и подсознания полного разрыва с прошлым никогда не происходит. Есть только одна возможность разомкнуть единство исторического процесса - тем или иным способом уничтожить историческую память.

История, помимо прочего, представляет собой ещё и движение сознания. По православным представлениям, разговор о непостижимости логики исторического процесса возможен только в рамках релятивистского дискурса. В парадигме, определяемой абсолютными ценностями, связанными с нравственным императивом, история приобретает достаточно высокую степень познаваемости. Смыслом истории, согласно православным представлениям, является движение человечества к полнокровной реализации в общественной жизни нравственно-этических идеалов. Направленность исторических процессов зависит от состояния нравственной сферы. В силу дихотомичности человеческой природы такая направленность не может быть строго прямолинейной. Разрешение общественных противоречий способно осуществляться в самых разных формах и вариантах, придавая историческому процессу зигзагообразный характер.

В рамках православной интерпретации истории логичное решение находит проблема соотношения локального и всеобщего. Это решение базируется на двух аксиологических положениях. Первое из них гласит: мир многообразен, а многообразие является залогом его онтологической устойчивости. Второе положение сводится к тому, что всеединство человечества может быть достигнуто не через унификацию культур и цивилизаций по единому образцу или шаблону, а

419 через добровольное принятие нравственного императива всеми подразделениями человечества.

Православная интерпретация истории не отвергает понятия «прогресс», но при этом делает упор на то, что критерии прогресса не могут быть ограничены только материально-техническими показателями. Подлинный прогресс связан с духовным и нравственным совершенствованием человека и общества.

Православная историософия уделяет внимание эсхатологической проблематике. Эсхатология в её православной трактовке не связана с фатальной предопределённостью. С православной точки зрения, в условиях постоянно осуществляемого людьми нравственного выбора любые прогнозы будущего могут быть только вариативными, как вариативна природа человека, находящегося в условиях постоянно осуществляемого нравственного выбора. Православная эсхатология отражает, прежде всего, морально-этическую проблематику, предупреждая о возможности нравственного кризиса человечества, выраженного в наступлении антибытийных сил и нарастании безнравственности. С точки зрения православия, вся сумма проблем современного человечества -социальных, политических, экологических, демографических - является порождением «апостасии», «расчеловечивания» целых слоёв людского сообщества.

Опыт православной историософии пока находится на периферии общественного внимания, что объясняется инерционным воздействием на сознание людей стереотипных представлений, внедрявшихся на протяжении всего XX в. Искажённые или сфальсифицированные представления о православной интерпретации истории являются прямым следствием сложной исторической сюжетики, выпавшей на её долю.

Вплоть до церковного раскола усвоение постоянно расширявшегося исторического опыта Руси-России проходило только в рамках православной историософии. При сохранении базовых историософских ценностей диапазон исторических знаний постоянно увеличивался, что вело к расширению спектра концептуальной проблематики. Структурная и смысловая конструкция православного понимания истории не вызывала в русской обществе серьёзных

420 сомнений и антагонистических споров. Церковный раскол стал первым отражением крупных историософских разногласий.

После раскола в России стало нарастать влияние западноевропейской религиозно-философской мысли, вследствие чего в русском богословии начали накапливаться черты и характеристики, шедшие вразрез с православной традицией. Многие установки западно-христианского видения истории оказались противоположными принципам православной интерпретации исторического процесса. К таким установкам относились: фатализм, стыкующийся с оправданием зла в «программе» мирового бытия, тенденция к отрицанию равенства людей перед нравственными законами, приоритет юридизма над духовностью, униформизм.

Нарастание западного влияния на русскую религиозность продолжалось на протяжении XVIII и XIX вв., в результате чего православная историософия лишилась тех позиций, которые она имела в русском общественном сознании до церковного раскола. Решительную попытку вернуть её на путь самостоятельного развития предприняли светские мыслители, вошедшие в историю русской общественной мысли под наименованием «славянофилы». Им удалось вдохнуть в православную интерпретацию истории новую жизнь.

В центре концептуальных интересов славянофильства оказалась проблема национально-культурного самоопределения России. В полемике с радикальными западниками, сторонниками тотального заимствования западных ментальных и институциональных моделей, лидеры славянофильства опирались на наследие древнерусской православной историософии, отстаивая её главные принципы -право людей и народов на духовную свободу и самостоятельное историческое творчество. Славянофилы с уважением относились к прошлому, к традициям, к историческому опыту и приеемственности поколений, отвергали свойственный радикальным западникам негативизм по отношению к российской истории, выраженный в антиисторичной теории «чистого листа». Славянофилы были убеждены, что духовным фундаментом российской культурной идентичности является традиционное православие.

Теоретики славянофильства протестовали против отождествления понятия «прогресс» только с западным политическим и социально-экономическим опытом, считали недопустимым отрывать материальный прогресс от духовно-нравственного развития общества. Они не были сторонниками идеи замкнутости России от внешнего мира, рассматривали историю в виде планетарного процесса, но при этом считали, что внешние заимствования не должны ломать духовных основ жизнеустройства того или иного народа, что прогресс не совместим с насилием и принуждением. Славянофилы признавали принцип культурного многообразия внутри человечества, выступали против унифицирующих шаблонов и обезличивания. Движение истории славянофилы, подобно древнерусским книжникам, связывали не с детерминизмом, а с духовно-нравственным фактором.

Эстафета в деле развития православной интерпретации истории от славянофилов перешла к представителям русского религиозно-философского ренессанса, которым, вслед за славянофилами, пришлось вести активную полемику с российскими апологетами западноевропейской философии истории. Русские философы второй половины XIX - начала XX в., как и славянофилы, отстаивали российскую культурно-историческую идентичность, которую они связывали с православием как «учением об истине». Истоки всех достижений России и всех проблем её исторического развития они усматривали в духовно-нравственной сфере, при этом защищая творческие, свободные формы духовности и критикуя бюрократизм, клерикализм, казённую церковность.

Представители русского философского ренессанса, выражая православную традицию, настаивали на первичности духовно-нравственных факторов по отношению к факторам социально-экономическим. Для них спор о преимуществах или недостатках той или иной общественной модели вне нравственного фактора представлялся схоластичным и бесплодным. По их убеждению, западная философия истории, ставшая прямой наследницей католической схоластики, отразила расщеплённое мировосприятие, изображая общественный строй зависимым только от внешних законов.

Православные историки и философы отказались идентифицировать культурно-исторический образ России с механическим и космополитическим

422 прогрессом, считая его средством унификации и размывания культурного опыта русского народа. При этом они рассматривали проблему российской культурно-исторической идентичности не в абстрактной плоскости, а в увязке с коренными проблемами мировой истории, с ответственностью за судьбы всего человечества. Решая эту проблему, православные мыслители заметно расширили тематический диапазон традиционной русской историософии, на одну из главных позиций выдвинув вопрос о соотношении национального и общечеловеческого. В рамках решения этого вопроса было определено цивилизационное своеобразие России.

По убеждению русских мыслителей, отразивших православное понимание истории, в основание русской культуры легло христианство в его православном варианте. Будучи мировой религией и обладая колоссальным мировоззренческим потенциалом, христианство задало русской культуре масштабность и глубину. Благодаря христианству в ней отражены целостная картина мироздания, всё богатство мировой мысли и мирового художественного наследия.

Христианские заповеди задали русской культуре высокий нравственный тонус. Не случайно русские православные мыслители - и книжники киевской эпохи, и публицисты времён Московского царства, и славянофилы, и представители религиозно-философского ренессанса - всегда много внимания уделяли социальной проблематике, широко проповедуя присущие традиционному православию принципы нестяжательства, милосердия, демократизма, антибуржуазности, равенства людей перед нравственными законами, социальной справедливости, отрицания ложной элитарности.

В русской культуре проявились и самобытные черты, ставшие отражением особенностей русского национального исповедания христианской веры. Эти черты представлены в традициях и обычаях, в стиле мышления и поведения русских людей, в государственном строительстве, в хозяйственной деятельности, в художественном и научном творчестве. Сочетание универсальных ценностей христианства и характерных для Руси особенностей исповедания веры сформировало внешний облик и внутреннюю суть русской культуры, являющейся одновременно и национальной, и всемирной. Обладая собственным взглядом на мир, она не замыкается в своих национальных рамках, не ограничивается узким прагматизмом. Русская православная культура, наряду с другими выдающимися и самодостаточными культурами, способна дать ответы на главные вопросы, стоящие перед человечеством.

Историософская полемика в России была прервана после 1917 г., переместившись в среду русской политической эмиграции. В конце XX в. с падением идеологической монополии в нашей стране были восстановлены условия для полноценного изучения историософского наследия русских православных мыслителей всех поколений. Обращение к такому наследию открывает новые возможности для углублённого понимания сути и особенностей исторического процесса в нашей стране.

Особенностью нынешнего этапа развития отечественной исторической науки является отсутствие единых теоретических шаблонов в подходах к исследованиям. Присутствие в нынешней исторической литературе концептуально-методологического многообразия не могло не отразиться на выстраивании содержательной логики представленного исследования. Его историко-концептуальный контекст был расширен за счёт обращения к трудам не только православных авторов, но и представителей других направлений общественной мысли. Такой подход позволил сопоставить православную интерпретацию русской истории с различными концептуально-теоретическими школами, выявить их сильные и слабые стороны. В исследовании выявлено, что наиболее популярные сегодня теории исторического процесса — формационная, цивилизационная, модернизационная и некоторые другие - сохраняют инструментальное значение для исследования тех или иных сторон бытийного спектра.

При этом слабым местом большинства существующих исторических теорий является их отношение к нравственно-этическому фактору как второплановому или несущественному. Использование их для многофакторного изучения истории возможно только при наличии интегрирующего концептуального подхода, в котором нравственно-этический фактор стоит на первом месте. С этой точки зрения, весьма полезным может стать обращение к православной интерпретации истории. Её изучение способствует совершенствованию концептуальной базы

424 исторических и историографических исследований, расширяет возможности поиска средств адекватного объяснения всех значимых событий и главных тенденций русской истории, и, значит, вносит вклад в дело окончательного преодоления методологического кризиса исторической науки.

Список научной литературыРыбаков, Сергей Владимирович, диссертация по теме "Историография, источниковедение и методы исторического исследования"

1. Неопубликованные источники:

2. Архив президента Российской Федерации (АПРФ):

3. Фонд 3. Отчётные доклады Антирелигиозной комиссии ЦК ВКП (б) о проделанной работе.

4. Российский государственный архив древних актов (РГАДА):

5. Фонд 18: Духовное ведомство.

6. Фонд 27. Разыскания по «делу» патриарха Никона.

7. Фонд 135. Духовные грамоты.

8. Фонд 142. Царские подлинные письма.

9. Фонд 153. Духовные российские дела.

10. Фонд 187. Рукописное собрание документов, относящихся к истории церковного раскола.

11. Фонд 235. Патриарший Казённый приказ. Фонд 237. Монастырский приказ.

12. Российский государственный исторический архив (РГИА):

13. Фонд 883. Документы Поместного Собора Русской Православной Церкви.

14. Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ):

15. Фонд 2. Переписка членов Политбюро ЦК РКП(б).

16. Фонд 5. Антирелигиозная комиссия ЦК РКП(б).

17. Ъ Августин А. О граде Божьем / Пер. с латин. // Философия истории: Антология. Под ред. Ю.А. Кимелева. М.: Аспект-пресс, 1995. С.20-24.

18. ААверинцев С.С. Византия и Русь: два типа духовности // Новый мир, 1988. №7. С.209-223.

19. Аксаков КС. Народный отпор чужестранным учреждениям // В поисках своего пути. Россия между Европой и Азией: Хрестоматия по истории российской общественной мысли XIX и XX веков: В 2 ч. / Сост. Н.Г. Федоровский. М.: Наука, 1994. 4.1. С.150-152.

20. Аксаков КС. Еще несколько слов о русском воззрении // Русская идея: Сборник произведений русских мыслителей / Сост. Е.А. Васильев. М.: Айрис-пресс, 2002. С.145-154.

21. Аксючиц В.В. Под сенью креста. М.: Выбор, 1997. 559 с.13Аксючиц В.В. Соблазн евразийства // Наука. Общество. Человек: Вестник Уральского отделения РАН, 2003. № 4(6). С.123-133.

22. Алексеев В.В. Общественный потенциал истории. Екатеринбург: УрГИ, 2004. 643 с.15 .Алексеева Т.В. Владимир Лукич Боровиковский и русская культура рубежа XVIII XIX вв. М.: Искусство, 1975. 421 с.

23. Архиепископ Серафим (Соболев). Русская идеология. СПб.: Изд-во им. A.C. Суворина, 1992. 104 с.

24. Архимандрит Киприан (Керн). Антропология Св. Григория Паламы. М.: Изд-во ПСТБИ, 1996. 125 с.

25. Астафьев П.Е. Философия нации и единство мировоззрения. М.: Москва, 2000. 385 с.25Лхиезер A.C. Россия: Критика исторического опыта (Социокультурная динамика России): В 2 т. 2-е изд., перераб. и доп. Т. 1. Новосибирск: Сибирский хронограф, 1997. 804 с.

26. Барсуков Н.П. Жизнь и труды М.П. Погодина: В 2 кн. СПб., 1889. Кн.1: 275 е.; Кн.2: 325 с.

27. Барулин B.C. Социальная философия: В 2 ч. М.: МГУ, 1995. 4.1.: 340 е.; 4.2: 290 с.

28. Бахтин М.М. К философии поступка // Философия и социология науки и техники: Сб. науч. статей. М.: Наука, 1986. С.85-140.

29. Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М.: Лабиринт, 1990. 527 с.

30. Башилов Б. История русского масонства. Вып.З и 4. М.: Русло Община, 1992. 141 с.

31. Белинский В.Г. Взгляд на русскую литературу 1846 года // Соч.: В 9 т. Т.9. М.: Художеств, лит-ра, 1982. С. 192-206.

32. Белинский В.Г. Письмо В.П. Боткину // Соч.: В 13 т. Т.12. М.: Изд-во АН СССР, 1958. С.70-73.

33. ЪЬ.Белинский В.Г. Россия до Петра Великого // В поисках своего пути: Россия между Европой и Азией. Хрестоматия по истории российской общественной мысли XIX и XX веков / В 2 ч. Сост. Н.Г. Федоровский. М.: Наука, 1994. 4.1. С.52-59.

34. Беллюстин И., иерей. Русь православная // Православие: Pro et contra. Осмысление роли Православия в судьбе России со стороны деятелей русской культуры и Церкви / Сост. В.В. Фёдоров. СПб.: РХГИ, 2001. С.49-63.

35. Беллярминов И.И. Курс русской истории (элементарный). М.: Роман-газета, 1994. 112 с.

36. Бердяев H.A. О назначении человека. М.: Республика, 1993. 384 с.

37. Бердяев о русской философии: В 2 ч. Свердловск: УрГУ, 1991. 4.1: 288 е.; 4.2.: 239 с.

38. Бердяев H.A. Русская идея: Основные проблемы русской мысли XIX века и начала XX века // Мыслители русского зарубежья: Бердяев, Федотов / Сост. А.Ф. Замалеев. СПб.: Наука, 1990. С.37-260.

39. Бердяев H.A. Самопознание. М.: Междунар. отношения, 1990. 336 с.

40. Бердяев H.A. Смысл истории. М.: Мысль, 1990. 175 с.

41. AI .Бехтерева Н.П. Магия мозга и лабиринты жизни. СПб.: Нотабене, 1999. 202 с.

42. Библия: Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета. М.: Библейские общества, 1993. 1376 с.

43. Близок час нашей победы: Послание патриаршего местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского) от 11 ноября 1941 г. // Наш современник, 2000. №5. С.218-219.

44. Богданов А.П. Федор Алексеевич//Вопросы истории, 1994. № 7. С.69-87.51 .Бондарь С.В. Философско-мировоззренческое содержание «Изборников» 1073 и 1076 годов. Киев: Наукова думка, 1990. 149 с.

45. Борисов Н.С. Церковные деятели средневековой Руси XIII XVII вв. М.: МГУ, 1988. 200 с.

46. Боцис П.А. Что такое Православие? М.: ГП «КНИСС»,1995. 48 с. 5А.Будовниц И.У. Общественно-политическая мысль Древней Руси (XI XIV вв.). М.: Изд-во АН СССР, 1960. 488 с.

47. Будовниц И.У. Русская публицистика XVI века. M.-JL: Изд-во АН СССР, 1947. 311с.

48. БужинскийГ. Проповеди. Юрьев: Юрьевская типография, 1901. 178 с.

49. Булгаков С.Н. Героизм и подвижничество. М.: Русская книга, 1992. 525 с.

50. Булгаков С.Н. К.Маркс как религиозный тип // Наш современник, 1990. № 11. С.137-144.

51. Булгаков С.Н. Православие: Очерки учения Православной Церкви. М.: Терра, 1991.416 с.

52. Булгаков С.Н. Христианский социализм. Новосибирск: Наука, 1991. 350 с.

53. Булгаков С.Н. Центральная проблема софиологии // Русские философы (конец XIX сер. XX века): Антология. Вып.1 / Сост. A.JI. Доброхотов, С.Б. Неволин, А.Г. Филонова. М.: Книжная палата, 1993. С.104-108.

54. Бухарин Н.И. Теория пролетарской диктатуры // Избранные соч. М.: Политиздат, 1988. С. 1-24.

55. Бухарев A.M. О соборных апостольских посланиях // Богословские труды. Сб.9. М.: Изд-во Московской Патриархии, 1972. С.147-152.

56. БушДж. Это победа демократии и свободы // Известия, 1991. 27 дек. С. 1,3.

57. Валаамская беседа // Красноречие Древней Руси. XI XVII вв.: Сб. литер, произведений / Сост. Т.В. Черторицкая. М.: Сов. Россия, 1987. С.248-262.

58. Василий Великий. Точность в определении // Православная газета, 2001. Январь. №2. С.5.

59. Вебер М. Избранные произведения / Пер. с нем. М.: Прогресс, 1990. 804 с. Ю.Вернадский Г.В. Два подвига святого Александра Невского // Наш современник, 1992. №3. С. 151-158.

60. Вопрос ответ старца Авраамия // Памятники литературы Древней Руси (ПЛДР): XVII век. Кн.2 / Под ред. Д.С. Лихачева и Л.А. Дмитриева. М.: Художеств, лит-ра, 1989. С.510-518.

61. Воробьёв С.М. К вопросу о христианском осмыслении истории // Приглашение к истории: Сб. статей. М.: Изд-во ПСТБИ, 2003. С.51-56.

62. Гегель Г.В.Ф. Философия истории / Пер. с нем. // Соч.: В 13 т. Т.8. М.-Л.: Госиздат, 1935. 470 с.

63. Георгий, митрополит Киевский. Стязание с латиной. 70 обвинений И Златоструй. Древняя Русь. X XIII вв.: Сб. литер, произв. / Сост. А.Г. Кузьмин. М.: Молодая гвардия, 1990. С.141-148.

64. Герцен А.И. О развитии революционных идей в России // Соч.: В 30 т. Т.7. М.: АН СССР, 1960. С. 148-243.

65. Герцен А.И. Письма из Франции и Италии // Соч.: В 30 т. Т.5. М.: АН СССР, 1955. С.9-25.

66. Герцен А.И. Письмо к Ш. Риберолю // Соч.: В 30-ти т. Т.5. М.: АН СССР, 1955. С.218-223.

67. Глубоковский H.H. Православие по его существу // Православие: Pro et contra. Осмысление роли Православия в судьбе России со стороны деятелей русской культуры и Церкви / Сост. В.В. Фёдоров. СПб.: РХГИ, 2001. С. 182-198.

68. Гоббс Т. Левиафан, или материя, форма и власть государства церковного и гражданского / Пер. с англ. // Соч.: В 2 т. М.: Мысль, 1989. Т.2. 735 с.

69. Гридченко Д., иеромонах. Лучше меньше, да лучше // Москва, 2004. №6. С.234-239.9Ъ.Гулыга A.B. Русский религиозно-философский ренессанс // Наш современник, 1990. №7. С.185-187.

70. Гулыга A.B. Искусство истории. М.: Современник, 1980. 288 с.

71. Гулыга A.B. Русская идея и её творцы. М.: Соратник, 1995. 310 с.

72. Гумилёв Л.Н. От Руси до России. СПб.: Юна,1992. 272 с.

73. Гумилёв Л.Н. Этносфера: История людей и история природы. М.: Экопрос, 1993. 544 с.

74. Гумилёв Л.Н., Панченко A.M. Чтобы свеча не погасла. Л.: Советский писатель,1990. 124 с.

75. Гуревич А.Я. О кризисе современной исторической науки // Вопросы истории,1991. №2-3. С.21-36.

76. Данилевский Н.Я. Россия и Европа. М.: Книга, 1991. 574 с.

77. Даркевич В.П. Единство и многообразие древнерусской культуры (конец X -XIII вв.) // Вопросы истории, 1997. № 4. С.38-55.

78. Достоевский Ф.М. Дневник писателя. 1877 год // Полн. собр. соч. Т.25. Д.: Наука, 1983. 470 с.110.,Достоевский Ф.М. Дневник писателя. 1880 год // Полн. собр. соч. Т.26. Л.: Наука,1984. 518 с.

79. Евдокимов П.Н. Православие. М.: ББИ, 2002. 500 с.

80. Елъчанинов А.В., Флоренский П.А. Православие // Православие: pro et contra. Осмысление роли Православия в судьбе России со стороны деятелей русской культуры и Церкви / Сост. В.В. Фёдоров. СПб.: РХГИ, 2001. С.137-160.

81. Емельянов Б.В. Очерки русской философии XX века. Екатеринбург: УрГУ, 1993. 95 с.

82. Емельянов Б.В. Три века русской философии (XVIII-XX вв.). Екатеринбург -Нижневартовск: УрГУ НПИ, 1995. 224 с.119 .Ерёменко В.П. Православная концепция исторического процесса в свете современности. Киев: Выгца школа, 1991. 208 с.

83. Т1Жельвис В.И. Эти странные русские. М.: Эгмонт Россия Лтд., 2002. 96 с.434

84. Житие Аввакума // ПЛДР: XVII век. Кн.2 / Под ред. Д.С. Лихачёва и Л.А. Дмитриева. М.: Художеств, лит-ра, 1989. С.382-391.

85. Житие протопопа Аввакума, им самим написанное, и другие его сочинения. Иркутск: Восточно-Сиб. кн. изд-во, 1960. 367 с.

86. Житие Феодосия Печерского // ПЛДР: XI начало XII вв. / Под ред. Д.С. Лихачёва и Л.А. Дмитриева. М.: Художеств, лит-ра, 1978. С.316-323.

87. Житие преподобного Сергия Радонежского. Сергиев Посад: Собств. типография Троице-Сергиевой лавры, 1904. 264 с.127.3адонгцина // Древняя русская литература: Хрестоматия / Сост. Н.И. Прокофьев. М.: Просвещение, 1988. С. 162-169.

88. Замалеев А.Ф. Идеи и направления отечественного любомудрия: Лекции. Статьи. Критика. СПб.: Летний сад, 2003. 212 с.

89. Замалеев А.Ф. Православие и научное религиоведение // Православие и культура: XI православно-религиозные чтения. Нижний Новгород: Изд-во НГАСУ, 2002. С.64-72.

90. Зеньковский С.А. Русское старообрядчество, или духовные движения XVII века. Мюнхен: Посев, 1972. 280 с.

91. Иаков Мних. Память и похвала князю Владимиру // Златоструй. Древняя русь. X XIII вв.: Сб. литер, произв. / Сост. А.Г. Кузьмин. М.: Молодая гвардия, 1990. С.130-133.141 .Иван IVГрозный. Сочинения. СПб.: Азбука,2000. 244 с.

92. Изборник 1076 года / Под ред. С.И. Каткова. М.: Наука, 1965. 1091 с.

93. Из Изборника 1073 года // Златоструй. Древняя Русь. X XIII вв.: Сб. литер, произв. / Сост. А.Г. Кузьмин. М.: Молодая гвардия, 1990. С.252-300.

94. Из «Книги бесед» Аввакума // ПЛДР: XVII век. Кн.2 / Под ред. Д.С. Лихачёва и Л.А. Дмитриева. М.: Художеств, лит-ра, 1989. С.416-423.

95. Из «Книги толкований» Аввакума // ПЛДР: XVII век. Кн.2 / Под ред. Д.С. Лихачёва и Л.А. Дмитриева. М.: Художеств, лит-ра, 1989. С.434-439.

96. Из «Пчелы» // Златоструй. Древняя Русь. X- XIII вв.: Сб. литер, прозв. / Сост. А.Г. Кузьмин. М.: Молодая гвардия, 1990. С. 146.

97. Из Степенной книги // Красноречие Древней Руси. XI XVII вв.: Сб. литер, произв. / Сост. Т.В. Черторицкая. М.: Сов. Россия, 1987. С.321-330.

98. Из «Шестоднева» Иоанна, экзарха Болгарского//Златоструй. Древняя Русь. X XIII вв.: Сб. литер, произв. М.: Молодая гвардия, 1990. С.246-252.

99. Иларион. Слово о Законе и Благодати. М.: Столица, 1994. 146 с.

100. Ильин НА. Борьба за Россию // Соч.: В 10 т. Т.9-10. М.: Русская книга, 1999. С.317-415.151 .Ильин И.А. Мученичество. Церковь в Советском государстве // Соч.: В 10 т. Т.7. М.: Русская книга, 1998. С.223-322.

101. Ильин И.А. Наши задачи // Соч.: В 10 т. Т.2, кн.1. М.: Русская книга, 1993. 494 с.

102. Ильин И. А. О грядущей России: Избранные статьи. М.: Телекс, 1993. 367 с.

103. Ильин И.А. О России. Три речи // Соч.: В 10 т. Т.6, кн.2. М.: Русская книга, 1996. С.7-36.

104. Ильин И.А. О русской культуре // Соч.: В 10 т. Т.6, кн.2. М.: Русская книга, 1996. С.373-620.

105. Ильин И.А. О сопротивлении злу силою // Соч.: В 10 т. Т.5. М.: Русская книга, 1995. С.31-220.

106. Ильин И.А. Основы борьбы за национальную Россию // Соч.: В 10 т. Т.9-10. М.: Русская книга, 1999. С.317-396.

107. Ильин И.А. Основы христианской культуры // Соч.: В 10 тт. Т.1. М.: Русская книга, 1993. С.285-332.

108. Иосиф Волоцкий. Просветитель. Казань: Казанская типография, 1896. 22 с.

109. Исаак Сирин. Творения / Пер. с греч. Сергиев Посад: Собств. типография Троице-Сергиевой лавры, 1911. 120 с.

110. Искандеров A.A. Историческая наука на пороге XXI века // Вопросы истории,1994. №4. С.3-31.

111. История Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков). Краткий курс. М.: Госполитиздат, 1942. 351 с.

112. История России: вторая половина XIX XX вв: Курс лекций / Под ред. Б.В. Личмана. Екатеринбург: УГТУ-УПИ, 1995. 352 с.

113. История России с древнейших времен до второй половины XIX века: Курслекций / Под ред. Б.В. Личмана. Екатеринбург: УГТУ-УПИ, 1995. 304 с.437

114. История СССР с древнейших времен до конца XVIII века: Учебник / Под ред. Б.А. Рыбакова. М.: Высшая школа, 1975. 436 с.

115. ИО.Казин А.Л. Последнее царство. Русская православная цивилизация. СПб.: Изд-во Валаамского монастыря, 1998. 140 с.

116. Казинцев А.И. Вечная Россия //Наш современник, 1998. № 5. С.185-193; № 6. С.186-197; № 7. С.199-211.

117. Карамзин Н.М. Записка о древней и новой истории России в ее политическом и гражданском отношениях. М.: Республика, 1991. 156 с.17^.Карамзин Н.М. О любви к отечеству и народной гордости // Избранные статьи и письма. М.: Современник, 1982. С.94-97.

118. Карамзин Н.М. Письма русского путешественника. Л.: Наука, 1984. 717 с.

119. Карамзин Н.М. Письмо А.И. Тургеневу // Избранные статьи и письма. М.: Современник, 1982. С.261-262.

120. Карамзин Н.М. Предания веков. М.: Правда, 1988. 768 с.

121. Карсавин JJ.IJ. Путь православия // Православие: Pro et contra. Осмысление роли Православия в судьбе России со стороны деятелей русской культуры и Церкви / Сост. В.В. Фёдоров. СПб.: РХГИ, 2001. С.279-297.

122. Карсавин JI.П. Философия истории. СПб.: Алетейя, 1993. 425 с.

123. Карташев A.B. Воссоздание Святой Руси. Париж, 1956.

124. Карташев A.B. Крещение Руси святым князем Владимиром и его национально-культурное значение // Русское зарубежье в год тысячелетия крещения Руси: Сборник / Сост. М.В. Назаров. М.: Столица, 1991. С.32-40.

125. Карташев A.B. Очерки по истории Русской Церкви: В 2 т. M.: ТЕРРА, 1993. Т.1: 686 е.; Т.2: 569 с.

126. Карташев A.B. Церковь. История. Россия. М.: ТЕРРА, 1996. 454 с.

127. Керимов В.И. Историософия A.C. Хомякова. М.: Знание, 1989. 42 с.

128. Киреевский И.В. В ответ Хомякову // Избранные статьи. М: Современник, 1984. С.117-126.

129. Киреевский И.В. О характере просвещения Европы и его отношении к просвещению России // Избранные статьи. М.: Современник, 1984. С.200-238.

130. Киреевский П.В. Письма к Н.М. Языкову. M.-Л.: Госиздат, 1935. 140 с.

131. Кирилл Туровский. Слово о расслабленном от бытия и от сказания евангельского // Златоструй. Древняя Русь. X-XIII вв.: Сб. литер, произв. / Сост. А.Г. Кузьмин. M.: Молодая гвардия, 1990. С.209-213.

132. Ключевский В.О. Аксаков// Неопубликованные произведения. М.: Наука, 1983. С.317-319.

133. Ключевский В О. Афоризмы. Исторические портреты и этюды. Дневники. М.: Мысль, 1993.415 с.

134. Ключевский В О. Афоризмы и мысли об истории // Тайны истории: Сборник / Сост. В.М. Соловьёв. М.: Высшая школа, 1994. С.151-199.

135. Ключевский В.О. Значение преподобного Сергия для русского народа и государства // Исторические портреты. М.: Правда, 1990. С.63-74.

136. Ключевский В.О. Русская история. Полный курс лекций: В 3 т. М.: Мысль, 1994. Т.1: 572 е.; Т.2: 591 е.; Т.З: 558 с.

137. Ключевский В.О. Русская историография 1861-1893 гг. // Исторические портреты. М.: Правда, 1990. С.551-558.

138. Книга для медленного чтения: 1000 высказываний 200 мыслителей / Сост. Л.Д. Соболев. М.: Новости, 1994. 192 с.

139. Кожинов В.В. Россия. Век ХХ-й (1901-1939). М.: Алгоритм, 2001. 448 с.

140. Кожинов В.В. Россия. Век ХХ-й (1939-1964). М.: Алгоритм, 2001. 400 с. 20А.Кожинов В.В. История Руси и русского слова. Опыт беспристрастного исследования. М.: ЭКСМО-Пресс, 2001. 512 с.

141. Колесов В.В. Комментарии к «Словам» Серафима Владимирского // ПЛДР: XIII век / Под ред. Д.С. Лихачёва и Л.А. Дмитриева. М., 1979. С.605-612.

142. Колесов В.В. Мир человека в слове Древней Руси. Л.: ЛГУ, 1986. 311 с.

143. Колесов В.В. Философия русского слова. СПб.: Летний сад, 2002. 512 с.

144. Концевич КМ. Стяжание Духа Святаго в путях Древней Руси. М.: Изд-во Московской патриархии, 1993. 229 с.

145. Косик В. «Для чего ты, москаль, не привёз нам денег?.» // Родина, 2006. №1. С.55-57.

146. Кураев А., диакон. Дары и анафемы. Что христианство принесло в мир. М.: Изд-во Московского подворья Троице-Сергиевой лавры, 2001. 444 с.

147. Кураев А., диакон. Как делают антисемитом. М.: Одигитрия,1998. 190 с.

148. Лаврентьевская летопись // Полное собрание русских летописей (ПСРД). Т.1. Л.,1926.

149. Лаодикийское послание // ПЛДР: 2-я пол. XV в. / Под ред. Д.С. Лихачёва и Л.А. Дмитриева. М.: Художеств, лит-ра, 1982. С.536-541.

150. Лаппо-Данилевский А. С. История русской общественной мысли и культуры XVII -XVIII вв. М.: Наука, 1990. 293 с.

151. Левицкий С.А. Очерки по истории русской философской и общественной мысли. М.: Канон, 1996. 496 с.

152. Ленин В.И. Конспект «Науки логики» // Полн. собр. соч. Т.29. С.77-218.228Ленин В.И. Материализм и эмпириокритицизм // Полн. собр. соч. Т. 18. С.7-384.229Ленин В.И. Письма издалека// Полн. собр. соч. Т.31. С.9-59.

153. Леонтьев КН. Восток, Россия и славянство. Философская и политическая публицистика. Духовная проза. М.: Республика, 1996. 799 с.2Ъ6Леонтъев КН. Избранные письма, 1854-1891 гг. СПб.: Пушкинский фонд, 1993. 637 с.

154. Литература Древней Руси: Библиогр. словарь / Сост. Л.В. Соколова; Под ред. О.В. Творогова. М.: Просвещение, 1996. 240 с.

155. Литературное наследие Феодосия Печерского / Изд. И.П. Ерёмина // Труды отдела древнерусской литературы (ТОДРЛ). М.-Л.: Наука, 1947. С.170-198.

156. Любимова Т.Б., Кормин H.A., Пилюгина Н.Б. Характер философского мышления Илариона в «Слове о законе и благодати» // Идейно-философское наследие Илариона Киевского: В 2-х ч. / Под ред. A.A. Баженовой. М.: МГУ, 1986. 4.2. С.51-74.

157. Майков Л.Н. Очерки по истории русской литературы XVII XVIII веков. СПб., 1889.

158. Малая советская энциклопедия: В 10 тт. М.: АО «Советская энциклопедия», 1928-1931.

159. Малая Церковь: Сб. статей / Сост. В. Никитин. М.: Русский мир, 1992. 255 с.

160. Малков Ю.Г. Русь Святая. Очерк истории Православия в России. М.: Правило веры, 2002. 622 с.

161. Маркс К, Энгельс Ф. Демократический панславизм // Маркс К, Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. М.: Изд-во полит, лит-ры, 1957. Т.6. С.289-306.261 .Маркс К. К критике гегелевской философии права. Введение // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. T.I. С.219-362.

162. Маркс К., Энгельс Ф. Революция и контрреволюция в Германии И Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.8. С.3-113.

163. Маркс К, Энгельс Ф. Рецензии из «Новой Рейнской газеты» № 2 // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.7. С.208-223.

164. Маркс К., Энгельс Ф. Святое семейство, или критика критической критики // Маркс К, Энгельс Ф. Соч. Т.2. С.3-230.

165. Маркс К. Тезисы о Фейербахе // Маркс К, Энгельс Ф. Соч. Т.42. С.261-266.

166. Материалы для истории раскола за первое время его существования: В 2 т. М., 1876.

167. Мейендорф И. Ф. Православное богословие в современном мире // Православие: Pro et contra. Осмысление роли Православия в судьбе России со стороны деятелей русской культуры и Церкви / Сост. В.В. Фёдоров. СПб.: РХГИ, 2001. С.467-483.

168. Мельгуное С.П. Красный террор // Наш современник, 1991. №3. С.156-161.

169. Менделеев Д.И. К познанию России // В поисках своего пути: Россия между Европой и Азией. Хрестоматия по истории российской общественной мысли XIX и XX веков: В 2 ч. / Сост. Н.Г. Федоровский. М.: Наука, 1994. 4.2. С.22-24.

170. Милое Л.В. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса. М.: РОСПЭН, 1998. 573 с.

171. Мильков В.В. Иларион и древнерусская мысль // Идейно-философское наследие Илариона Киевского: В 2 ч. / Под ред. A.A. Баженовой. М.: МГУ, 1986. 4.2. С.8-38.

172. Милъков В.В. Осмысление истории в Древней Руси. СПб.: Алетейя, 2000. 384 с.

173. Митрополит Иерофей (Влахос). Православная духовность / Пер. с греч. Сергиев Посад: Изд-во Троице-Сергиевой лавры, 1999. 45 с.444

174. Митрополит Иоанн (Снычев). Самодержавие духа: Очерки русского самосознания. СПб.: Изд-во JI.C. Яковлевой, 1994. 350 с.

175. Митрополит Кирилл (Гундяев). «Здесь зародилась Святая Русь» // Православная газета, 1999. Январь. №15. С.З.

176. Митрополит Кирилл (Гундяевj. Права человека и нравственная ответственность // Слово, 2006. 7-13 апреля.

177. Митрополит Кирилл (Гундяев). Русская церковь и христианское измерение проблемы прав и свобод человека // Известия, 2006. 5 апреля. С.2.

178. Митрополит Макарий (Оксиюк). Эсхатология св. Григория Нисского. М.: Паломник, 1999. 674 с.285 .Митрополит Филарет (Дроздов). О государстве. Тверь: Леан, 1992. 190 с.

179. Митрополит Филарет (Дроздов). Слова и речи: В 5 т. М., 1873 1885.

180. Моление Даниила Заточника // Древняя русская литература: Хрестоматия / Сост. Н.И. Прокофьев. М.: Просвещение, 1988. С.117-128.

181. Монах Афанасий. Слово святогорца // Наш современник, 2004. №1. С.222-239. 289Муравьев A.B., Сахаров A.M. Очерки истории русской культуры IX XVII вв. М.: Просвещение, 1984. 336 с.

182. Назаров М.В. Западники и почвенники, или рассечение двуглавого орла // Наш современник, 1990. №9. С. 133-142.

183. Назаров М.В. Россия накануне революции и февраль 1917 года // Наш современник, 2004. № 2. С.145-183.

184. Назаров М.В. Тайна России. Историософия XX века. М.: Русская идея, 1999.500 с.

185. Нарочницкая H.A. Россия и русские в мировой истории. М.: Междунар. отношения, 2003. 536 с.

186. Наставление богатым // Красноречие Древней Руси. XI XVII вв.: Сб. литер, произв. / Сост. Т.В. Черторицкая. М.: Сов. Россия, 1987. С.35-38.

187. Наумова Г.Р. О путях научного познания // История мысли: Историография / Под ред. И.П. Смирнова. М.: Прогресс, 2002. С.4-17.

188. Начала Православия. Настольная книга прихожанина: Сб. материалов / Под ред. протоиерея В. Марченкова. М.: Петит, 1991. 207 с.445

189. Неизданный Достоевский. Записные книжки и тетради 1860-1881 гг. // Литературное наследство. Т.83. М.: Наука, 1971. 727 с.

190. Несмелое В.И. Вопрос о смысле жизни в учении новозаветного откровения // Смысл жизни: Антология / Сост. Н.К. Гаврюшин. М.: Прогресс Культура, 1994. С.65-92.

191. Нечеолодое А. Сказания о русской земле: В 4 т. Екатеринбург: Русская энциклопедия Православная книга, 1991. Т.1: 315 е.; Т.2: 487 е.; Т.З: 337 е.; Т.4: 664 с.

192. Ницше Ф. Антихристианин / Пер. с нем. // Сумерки богов: Антология. М.: Политиздат, 1989. С. 17-93.

193. Ъ0\.Ницьие Ф. Так говорил Заратустра/ Пер. с нем. М.: МГУ, 1990. 302 с.

194. Новгородцев П.И. Существо русского православного сознания //Православие: Pro et contra. Осмысление роли Православия в судьбе России со стороны деятелей русской культуры и Церкви / Сост. В.В. Фёдоров. СПб.: РХГИ, 2001. С.306-321.

195. Новикова Л.И., Сиземская И.Н. Очерк русской философии истории. М.: ПФР АН, 1996. 313 с.

196. Огицкий Д.П., Козлов М., иерей. Православие и западное христианство. М.: Отчий дом, 1995. 176 с.

197. Основы социальной концепции Русской православной Церкви // О социальной концепции русского православия / Под общ. ред. М.П. Мчедлова. М. : Республика, 2002. 398 с.

198. Пайпс Р. Россия при старом режиме / Пер. с англ. М.: Независимая газета, 1993.421 с.

199. Палицын А. Сказание/ Под ред. JI.B. Черепнина. M.-JL: АН СССР, 1955. 347 с.

200. Памятники дипломатических сношений древней России с державами иностранными. Т. 10. СПб., 1871.

201. Памятники истории старообрядчества. Кн.1. Вып.1. Л.: АН СССР, 1927. 582 с.

202. Памятники средневековой латинской литературы X — XII веков / Отв. ред. М.Е. Грабарь-Пассек и М.Л. Гаспаров. М.: Наука, 1972. 559 с.

203. Панарин A.C. Всё дело в одном человеке // Литературная газета, 2002. 13-19 марта. С.З.

204. Панарин A.C. Православная цивилизация в глобальном мире. М.: Алгоритм, 2002. 496 с.

205. Панарин A.C. Православная цивилизация в глобальном мире // Русская Православная Церковь в пространстве Евразии: Материалы VI Всемирного Русского Народного Собора. М.: Арктогея-центр, 2002. С.90-101.

206. Панченко A.M. История и вечность в системе культурных ценностей барокко // Труды отдела древнерусской литературы Пушкинского Дома. Т.34. Л.: Наука, 1979. С. 195-223.

207. Панченко A.M. Русская культура в канун петровских реформ. Л.: Наука, 1984. 205 с.

208. Перевезенцев C.B. Смысл русской истории. М.: Вече, 2004. 496 с.

209. Пересветов КС. Большая челобитная // ПЛДР: конец XV 1-я пол.XVI в. / Под ред. Д.С. Лихачёва и Л.А. Дмитриева. М.: Худож. лит-ра, 1984. С.602-623.447

210. Пересветов КС. Сочинения / Под ред. Д.С. Лихачёва. М.-Л.: АН СССР, 1956. 388 с.

211. Пештич С.Л. Русская историография XVIII века: В 3 ч. 4.1. Л.: Изд-во ЛГУ, 1961.275 с.

212. Пилипов В.М. Так ли плох был Домострой? М.: Панорама, 1992. 48 с.

213. Письмо патриарха Никона к царю Алексею Михайловичу // ПЛДР: XVII век. Кн.1 / Под ред. Д.С. Лихачёва и Л.А. Дмитриева. М.: Художеств, лит-ра, 1988. С. 512-515.

214. Повести об азовском взятии и осадном сидении // Воинские повести Древней Руси / Под ред. В.П. Адриановой-Перетц. М.-Л.: АН СССР, 1949. С.46-73.

215. Повесть временных лет. СПб.: Азбука, 1997. 223 с.

216. Повесть об осаде Соловецкого монастыря II ПЛДР: XVII век. Кн.1 / Под ред. Д.С. Лихачёва и Л.А. Дмитриева. М.: Художеств, лит-ра, 1988. С.158-171.

217. Повесть об убиении Андрея Боголюбского // Изборник: Повести Древней Руси / Сост. Л. Дмитриев и Н. Понырко. М.: Художеств, лит-ра, 1986. С.71-77.

218. Повесть о нашествии Тохтамыша // ПЛДР: XIV сер. XV вв. / Под ред. Д.С. Лихачёва и Л.А. Дмитриева. М.: Художеств, лит-ра, 1981. С.196-218.

219. Повесть о новгородском белом клобуке // ПЛДР: сер.ХУ1 в. / Под ред. Д.С. Лихачёва и Л.А. Дмитриева. М.: Художеств, лит-ра, 1985. С.220-225.

220. Повесть о псковском взятии // ПЛДР: конец XV 1-я пол. XVI вв. / Под ред. Д.С. Лихачёва и Л.А. Дмитриева. М.: Художеств, лит-ра, 1984. С.364-375.

221. Ъ АО .Покровский М.Н. Историческая наука и борьба классов. М.-Л.: Соцэкгиз, 1933. 325 с.

222. Покровский М.Н. Марксизм в программах трудовой школы I и II ступени. М.: Прибой, 1924. 137 с.

223. ЪА2.Покровский М.Н. Марксизм и особенности исторического развития России. Л.: Прибой, 1925. 144 с.

224. Покровский М.Н. Русская история в самом сжатом очерке. М.: Учпедгиз, 1934. 259 с.

225. ЪААЛопов А.Н. Изборник славянских и русских сочинений и статей, внесённых в хронографы русской редакции. М., 1869. 1101 с.

226. Послание Аввакума царю Фёдору Алексеевичу // ПЛДР: XVII век. Кн.1 / Под ред. Д.С. Лихачёва и Л.А. Дмитриева. М.: Художеств, лит-ра, 1988. С.538-541.

227. Послание Василия Новгородского Феодору Тверскому о рае // ПЛДР: XIV -сер. XV в. / Под ред. Д.С. Лихачёва и Л.А. Дмитриева. М.: Художеств, лит-ра, 1981. С.42-49.

228. Послание Климента Фоме // ПЛДР: XII век / Под ред. Д.С. Лихачёва и Л.А. Дмитриева. М.: Художеств, лит-ра, 1980. С. 180-184.

229. Послание Максима Грека царю Ивану IV // Красноречие Древней Руси. XI -XVII вв.: Сб. литер, произв. / Сост. Т.В. Черторицкая. М.: Сов. Россия, 1987. С.230-240.

230. Послание старца Филофея великому князю Василию // ПЛДР: конец XV -1-я пол. XVI вв. / Под ред. Д.С. Лихачёва и Л.А. Дмитриева. М.: Художеств, лит-ра, 1984. С.436-441.

231. Послание Якова-черноризца к князю Дмитрию Борисовичу // ПЛДР: XIII в. / под ред. Д.С. Лихачёва и Л.А. Дмитриева. М.: Художеств, лит-ра, 1982. С.460-463.

232. Послания Нила Сорского// ТОДРЛ. Т.29. Л.: Наука, 1974. С.138-145.

233. Послания Святителя Тихона, Патриарха Московского и всея Руси: Сборник. М.: Изд-во Московской патриархии, 1990. 27 с.

234. Поснов М.Э. История Христианской Церкви. Киев: Путь к истине,1991. 614 с.449

235. Посошков KT. Книга о скудости и богатстве и другие сочинения / Под ред. Б.Б. Кофенгауэра. М.: АН СССР, 1951. 408 с.

236. Поспеловский Д.В. Русская православная церковь в XX веке. М.: Республика, 1995. 509 с.

237. Поспеловский Д.В. Русская православная церковь: испытания начала XX века // Вопросы истории, 1993. №1. С.41-59.

238. Поучение Владимира Мономаха // ПЛДР. Начало русской литературы. XI -начало XII в. / Под ред. Д.С. Лихачёва и Л.А. Дмитриева. М.: Художеств, лит-ра, 1978. С.388-401.

239. Программа Коммунистической партии Советского союза. М.: Изд-во полит, лит-ры, 1976. 143 с.361 .Прокопович Ф. Сочинения / Под ред. И.П. Ерёмина. М.-Л.: АН СССР, 1961. 502 с.

240. Пушкарёв С.Г. Обзор русской истории. М.: Наука, 1991. 390 с.

241. Пушкин A.C. Второй том «Истории русского народа» Полевого // В поисках своего пути: Россия между Европой и Азией. Хрестоматия по истории российской общественной мысли XIX и XX веков: В 2 ч. / Сост. Н.Г. Федоровский. М.: Наука, 1994. 4.1. С.26-27.

242. Пушкин A.C. Карамзин // Пушкин A.C. Сочинения: В 6 т. Т.6. М.: Правда, 1969. С.383-384.

243. Пушкин С.Н. Православное понимание цивилизации. М.: Знание, 1990.62 с.

244. Пятая челобитная Аввакума царю Алексею Михайловичу // ПЛДР: XVII век. Кн.1 / Под ред. Д.С. Лихачёва и Л.А. Дмитриева. М.: Художеств, лит-ра, 1988. С.531-536.

245. Радзинский Э.С. Сталин. М.: Вагриус,1997. 638 с.

246. Райков Б.Е. Очерки по истории гелиоцентрического мировоззрения в России. М.-Л.: АН СССР, 1947. 392 с.

247. Рассел Б. Почему я не христианин. М.: Политиздат, 1987. 332 с.

248. Робинсон А.Н. Борьба идей в русской литературе XVII века. М.: Наука, 1974. 407 с.

249. Робинсон А. H. Историография славянского Возрождения и Паисий Хилендарский. М.: АН СССР, 1963.143 с.

250. Русская Православная Церковь. 988-1988. Очерки истории I XIX вв. М.: Изд-во Московской Патриархии, 1988. 112 с.

251. Русская православная церковь в советское время (1917-1991). Материалы и документы по истории отношений между государством и церковью / Сост. Г. Штриккер. М.: Пропилеи, 1995. 400 с.

252. Русская православная церковь и коммунистическое государство. 1917-1941. Документы и фотоматериалы. М.: Изд-во Библейско-богословского инс-та св. апостола Андрея, 1996. 352 с.

253. Рыбаков C.B. Мировоззренческий опыт православия. Екатеринбург: УрГУ, 2003. 236 с.

254. Рыбаков C.B. Непролетарские партии в России: программные требования, борьба за массы, результаты деятельности. Свердловск: УПИ, 1990. 27 с.

255. Рябушинский В.П. Старообрядчество и русское религиозное чувство. М. -Иерусалим: Мосты, 1994. 239 с.

256. Савицкий М.А. Чистота человеческая// Лад: Приложение к «Литературной газете», 2002. 27 февраля 5 марта. С. 1.

257. Савицкий П.Н. Евразийство // Русская идея: Сборник произведений русских мыслителей / Сост. Е.А. Васильев. М.: Айрис-пресс, 2002. С.352-371.

258. Садовничий В.А. Знание и мудрость в глобализирующемся мире // Вопросы философии, 2006. №2. С.3-15.

259. Сарафанова Н.С. Идея равенства людей в сочинениях протопопа Аввакума // ТОДРЛ. Т.Х1У. М.- Л.: Наука, 1958. С.382-397.

260. Св. епископ Феофан. О Православии с предостережением от погрешностей против него (Из слов к тамбовской и владимирской паствам. 1859-1869 гг.). М.: Изд-во Московской Патриархии, 1991. 262 с.

261. Светлов П.Я. Идея Царства Божия в ее значении для христианского миросозерцания. Сергиев Посад: Собств. типография Троице-Сергиевой лавры, 1904. 85 с.

262. Светлов П.Я. Курс апологетического богословия. Киев, 1900. 240 с.

263. Синайский патерик. М.: Наука, 1967. 401 с.

264. Ъ92.Синицына Н.В. Третий Рим. Истоки и эволюция русской средневековой концепции (XV-XVI вв.). М.: Индрик, 1998. 414 с.

265. Сказание о князьях Владимирских // ПЛДР: конец XV 1-я пол. XVI вв. / Под ред. Д.С. Лихачёва и Л.А. Дмитриева. М.: Художеств, лит-ра, 1984. С.424-439.

266. Сказание о нашествии Едигея // ПЛДР: XIV сер. XV вв. / Под ред. Д.С. Лихачёва и Л.А. Дмитриева. М.: Художеств, лит-ра, 1981. С.251-258.

267. Слово некоего калугера о чтении книг // Златоструй. Древняя Руь. Х-ХШ вв.: Сб. литер, произв. / Сост. А.Г. Кузьмин. М.: Молодая гвардия, 1990. С. 149-150.

268. Слово об осуждении еретиков Иосифа Волоцкого // ПЛДР: конец XV 1-ая пол. XVI вв. / Под ред. Д.С. Лихачёва и Л.А. Дмитриева. М.: Художеств, лит-ра, 1984. С.328-337.

269. Слово о житии и преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, царя русского // Древняя русская литература: Хрестоматия / Сост. Н.И. Прокофьев. М.: Просвещение, 1988. С. 179-185.

270. Слово о полку Игореве. М.: Художеств, лит-ра, 1985. 221 с.

271. Солженицын А.И. Размышления над Февральской революцией // Публицистика: В 3 т. Ярославль: Верхне-Волжское кн. изд-во, 1995. Т.1. С.502-530.

272. Солженицын А.И. Россия в обвале. М.: Русский путь, 1998. 208 с.

273. Солженицын А.И. Русский вопрос к концу XX века // Публицистика: В 3 т. Ярославль: Верхне-Волжское кн. изд-во, 1995. Т.1. С.618-703.

274. Солженицын А.И. Христианство на Руси // Русское зарубежье в год тысячелетия крещения Руси: Сборник / Сост. М.В. Назаров. М.: Столица, 1991. С.61-67.

275. Солженицын А.И Черты двух революций И Публицистика: В 3 т. Т.1. Ярославль: Верхне-Волжское кн. изд-во, 1995. С.531-343.

276. Соловьёв B.C. Сочинения: В 2-х т. Т.1: М.: Правда, 1988. 687 е.; Т.2: М.: Правда, 1990. 735 с.

277. Солярский П. Нравственное православное богословие. СПб., 1869.

278. Солоневич И.Л. Дух народа // Наш современник, 1990. №5. С.144-179.

279. Солоневич И.Л. Народная монархия. Буэнос-Айрес: Наша страна, 1973. 491 с.

280. Сочинения Максима Грека // ПЛДР: конец XV 1-я по л. XVI вв. / Под ред. Д.С. Лихачёва и Л.А. Дмитриева. М.: Художеств, лит-ра, 1984. С.456-501.

281. Сталин ИВ. О Великой отечественной войне Советского Союза. М.: Гос. изд-во полит, лит-ры , 1947. 224 с.

282. Суздальская летопись // ПСРЛ. Т.1. Л., 1926.

283. Тареев М.М. Цель и смысл жизни // Смысл жизни: Антология / Сост. Н.К. Гаврюшин. М.: Прогресс Культура, 1994. С.123-242.

284. Татищев В.И. Избранные произведения. Л.: Наука, 1979. 240 с.41Ъ.Татищев В.Н. История Российская: В 3 т. М.: ACT, 2003. Т.1: 568 е.; Т.2: 616 е.; Т.З: 860 с.

285. Тшлих П. История и Царство Божие / Пер. с нем. // Философия истории: Антология / Под ред. Ю.А. Кимелева. М.: Аспект-пресс, 1995. С.232-247.

286. Тихомиров М.Н. Русская культура X XIII веков. М.: Наука, 1968. 385 с.

287. AIS.Тихомиров Л.А. Критика демократии. М.: Москва, 1997. 665 с.

288. Тихомиров Л.А. Монархическая государственность. М.: Алир, 1998. 671 с.

289. Тихомиров Л.А. Религиозно-философские основы истории. М.: Москва, 2000. 592 с.421 .Тойнби А. Постижение истории / Пер. с англ. М.: Айрис-пресс, 2003. 638 с. А22.Тойнби А. Цивилизация перед судом истории / Пер. с англ. М.: Айрис-пресс,2003. 588 с.

290. Томпсон М. Философия религии / Пер. с англ. М.: ФАИР-ПРЕСС, 2001. 384 с.

291. Третье поучение Серафима Владимирского // ПЛДР: XIII век / Под ред. Д.С. Лихачёва и Л.А. Дмитриева. М.: Художеств, лит-ра, 1979. С.449-453.

292. Тростников В.Н. Православная цивилизация. М.: Сибирский цирюльник,2004. 270 с.

293. Троцкий Л.Д. К истории русской революции. М.: Политиздат, 1990. 447 с.

294. Троцкий Л Д. Литература и революция. М.: Политиздат, 1991. 400 с.

295. Троцкий Л.Д. Преданная революция. М.: Политиздат, 1991. 309 с.

296. Трубецкой E.H. Два мира в древнерусской иконописи. М.: Путь, 1916. 32 с.

297. Трубецкой E.H. Смысл жизни // Смысл жизни: Антология / Сост. Н.К. Гаврюшин. М.: Прогресс Культура, 1994. С.242-288.

298. Трубецкой Н.С. Европа и человечество. София, 1920. 125 с.

299. Трубецкой Н.С. История. Культура. Язык. М.: Прогресс, 1995. 435 с. АЪЪ.Тютчев Ф.И. Письмо П.А. Вяземскому, март 1848 // Соч.: В 2-х т. М.: Правда, 1980. Т.2. С.103-104.

300. Ульянов H.H. «Басманный философ» // Русские философы (конец XIX сер. XX века): Антология. Вып.З / Сост. Л.Г. Филонова. М.: Книжная палата, 1996. С.28-35.

301. Ульянов Н.И. Замолчанный Маркс. Франкфурт-на-Майне: Посев, 1969. 43 с.

302. Ульянов H.H. Шестая печать // Русские философы (конец XIX сер. XX в.): Антология. Вып.З / Сост. Л.Г. Филонова. М.: Книжная палата, 1996. С.11-17.

303. Ульянов H.H. Ignorantia est // Русские философы: Антология. Вып.З / Сост. Л.Г. Филонова. М.: Книжная палата, 1996. С.45-57.

304. Устюгов Н.В., Чаев Н.С. Русская церковь в XVII веке // Русское государство в XVII веке: Сб. статей. М.: АН СССР, 1961. С.303-328.

305. Федотов Г.П. Россия и свобода // Мыслители русского зарубежья: Бердяев, Федотов / Сост. А.Ф. Замалеев. СПб.: Наука, 1992. С.418-443.

306. Федотов Г.П. Трагедия интеллигенции // Мыслители русского зарубежья: Бердяев, Федотов / Сост. А.Ф. Замалеев. СПб.: Наука, 1992. С.267-306.441 .Фейербах JI. Сущность христианства. М.: Мысль, 1965. 414 с.

307. Феодосии Печерский. Слово о вере христианской и латинской // Красноречие Древней Руси. XI XVII вв.: Сб. литер, произв. / Сост. Т.В. Черторицкая. М.: Сов. Россия, 1987. С.58-63.

308. Фёдоров В.В. Что такое православие? // Православие: Pro et contra. Осмысление роли Православия в судьбе России со стороны деятелей русской культуры и Церкви / Сост. В.В. Фёдоров. СПб.: РХГИ, 2001. С. 13-41.

309. Филонова Л.Г. Георгий Васильевич Флоровский // Русские философы: Антология. Вып.З / Сост. Л.Г. Филонова. М.: Книжная палата, 1996. С. 197-205.

310. Филонова Л.Г. Николай Иванович Ульянов // Русские философы: Антология. Вып.З / Сост. Л.Г. Филонова. М.: Книжная палата, 1996. С.С.5-10.

311. Философский энциклопедический словарь / Редколл.: С.С. Аверинцев, Э.А. Араб-Оглы и др. М.: Сов. энциклопедия, 1989. 815 с.

312. Философский словарь / Под ред. М.М. Розенталя. М.: Политиздат, 1975. 496 с.

313. Флоренский П.А. Записка о православии // Соч.: В 4 т. М.: Мысль, 1996. Т.2. С.537-546.

314. Флоренский П.А. Иконостас. М.: Аст, 2001. 208 с.

315. Флоровский Г.В. Восточные отцы IV века. М.: Аст, 1992. 637 с.

316. Флоровский Г.В. Из прошлого русской мысли. М.: Аграф, 1998. 432 с.

317. Флоровский Г.В. Пути русского богословия. Киев: Путь к истине, 1991. 599 с.

318. Флоровский Г.В. Смысл истории и смысл жизни // Русские философы: Антология. Вып.З / Сост. Л.Г. Филонова. М.: Книжная палата, 1996. С.206-224.

319. Фромм Э. Будущее одной иллюзии / Пер. с нем. // Сумерки богов: Антология. М.: Политиздат, 1989. С.94-142.

320. Фромм Э. Психоанализ и религия / Пер. с нем. // Сумерки богов: Антология. М.: Политиздат, 1989. С.143-221.

321. Фукуяма Ф. Конец истории? / Пер. с англ. // Вопросы философии, 1990. №3. С.152-157.457Хворостинин И. Наставление о воспитании чад // Красноречие Древней Руси. XI-XVII вв.: Сб. литер, произв. / Сост. Т.В. Черторицкая. М.: Сов. Россия, 1987. С.329-353.

322. Ципко A.C. На Западном фронте // Литературная газета, 2003. 9-15 апреля. С.З.

323. Шапиро А.Г. Историография с древнейших времен до 1917 года. М.: Культура, 1993. 761 с.

324. Шапошников Л.Е. Идеология славянофильства и современное православие. М.: Знание, 1985.64 с.

325. Шапошников Л.Е. Очерки русской историософии XIX XX веков. Нижний Новгород: Нижегородский гуманитарный центр, 2002. 241 с. 411 Шапошников Л.Е. Русская религиозная философия XIX - XX веков. Нижний Новгород: Волго-Вятское кн. изд-во, 1992. 222 с.

326. Шеллинг Ф.В.Й. Система трансцендентального идеализма/ Пер. с нем. Л.: Соцэкгиз, 1936. 455 с.

327. Шкуринов П. С. Философия России XVIII века. М.: Высшая шк., 1992. 253 с.

328. Шмеман А., протоиерей. Исторический путь Православия. М.: Паломник, 1993.389 с.

329. Шмеман А., протоиерей. Церковь и мир в православном сознании // Православие: Pro et contra. Осмысление роли православия в судьбе России со стороны деятелей русской культуры и Церкви / Сост. В.В. Фёдоров. СПб.: РХГИ, 2001. С.499-514.

330. Шмурло Е.Ф. Курс русской истории/ В 4 т. СПб.: Алетейя, 2000. Т.1: 544 е.; Т.2: 443 е.; Т.З: 435 е.; Т.4: 460 с.

331. Шпенглер О. Закат Европы / Пер. с нем. М.: Прогресс, 1993. 513 с.

332. Шпет Г.Г. Очерк развития русской философии. Свердловск: УрГУ, 1991. 593 с.

333. Шубарт В. Европа и душа Востока / Пер. с нем. М.: Альманах «Русская идея», 1997. 448 с.

334. Экономцев И., игумен. Православие. Византия. Россия. М.: Христианская литра, 1992. 233 с.

335. Энгельс Ф. Анти-Дюринг // Маркс К, Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. М.: Госполитиздат, 1957. Т.20. С.5-342.

336. Энгельс Ф. Введение к английскому изданию «Развития социализма от утопии к науке» // Маркс К, Энгельс Ф. Соч. Т.21. С.294-320.

337. Энгельс Ф. Диалектика природы // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.20. С.343-628. 490.Энгельс Ф. Людвиг Фейербах и конец классической немецкой идеологии // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.21. С.269-317.

338. Энгельс Ф. Письмо Э. Бернштейну, июль 1884 года // Маркс К, Энгельс Ф. Сочинения. Т.36. С.155-156.

339. Энгельс Ф. Положение Англии. Томас Карлейль. «Прошлое и настоящее» // Маркс К, Энгельс Ф. Соч. Т.1. С.572-597.

340. А9Ъ.Эрмарт Ф. «Антиалкогольная кампания в СССР нас интересовала не меньше, чем ваши ракеты» II Известия, 2004. 12 марта. С.6.

341. Юрганов A.JI. Идеи И.С. Пересветова в контексте мировой истории и культуры // Вопросы истории, 1996. №2. С.15-27.

342. Яковлев А.И. О методологическом подходе к проблемам истории // Приглашение к истории: Сб. статей. М.: ПСТБИ, 2003. С.33-50.

343. Ярославский Е. Большевики продолжатели светлых патриотических традиций русского народа // Правда, 1941. 27 декабря. С.4.1. Литература:1 .Алексеев В.А. Иллюзии и догмы. М.: Политиздат, 1991. 400 с.

344. Анисимов Е.В. Петр Первый: рождение империи // История Отечества: люди, идеи, решения. Очерки истории России IX начала XX в. / Сост. C.B. Мироненко. М.: Политиздат, 1991. С. 186-220.

345. Анисимов О.С. Методология: функция, сущность, становление (динамика и связь времён). М.: ЛМА, 1996. 380 с.

346. Астахов В.И. Курс лекций по русской историографии (До конца XIX века). Харьков: Изд-во ХГУ, 1965. 584 с.

347. Барабанов E.B. Русская идея в эсхатологической перспективе // Вопросы философии, 1990. №8. С.72-85.

348. Барг М.А. Категории и методы исторической науки. М.: Наука, 1984. 342 с. 1.Барг М.А. Эпохи и идеи: становление историзма. M.: Мысль, 1987. 335 с.

349. Бжезинский 3. Великая шахматная доска. М.: Междунар. отнош., 1998. 256 с.

350. Блок М. Апология истории, или ремесло историка / Пер. с фр. М.: Прогресс, 1973.467 с.

351. Бушуев C.B., Миронов Г.Е. История государства Российского: Историко-библиогр. очерки. IX- XVI вв. М.: Книжная палата, 1991. 544 с. 1Ъ.Бычков В.В. 2000 лет христианской культуры: В 2 т. М.-СПб.: Университетская книга, 1999. Т.1: 575 е.; Т.2: 527 с.

352. Вазюлин В.А. Логика истории: Вопросы теории и методологии. М.: МГУ, 1988. 327 с.

353. Вернадский В.И. Пересмотреть все основы нашей жизни // Век XX и мир, 1989. №6. С.40-47.

354. Гердер Г. Идеи к философии истории человёчества / Пер. с нем. М.: Наука, 1997. 703 с.

355. Гобозов И.А. Введение в философию истории. М.: МГУ, 1993. 230 с.

356. Гобозов И.А. Смысл и направленность исторического процесса. М.: МГУ, 1997. 220 с.

357. Головнёв A.B. Парадоксы народоведения // Наука. Общество. Человек: Вестник Уральского отделения РАН, 2004. № 2(8). С.28-33.

358. Дука О. Г. Эпистемологический анализ теорий и концепций исторического развития с позиций вероятностно-смыслового подхода (на примерах российской историографии). Дисс. .докт. ист. наук. Екатеринбург, 2001. 414 с.

359. Дьяконов K.M. Пути истории. М.: Мысль, 1994. 437 с.21 .Ерёменко В.П. Социально-философский анализ исторической концепции современного русского православия: Дисс. .докт. филос. наук. Киев, 1992. 315 с.

360. Ерёмин И.П. Литература Древней Руси. М.-Л.: Наука, 1966. 263 с.

361. Ерёмин К.П. «Повесть временных лет». Л.: ЛГУ, 1947. 92 с.

362. ЕршоваИ.И. Православная историософия, XIX век: Дисс. . канд. филос. наук. М., 1993. 186 с.

363. Ефремова Е.В. Концепция исторического развития Ю.Ф. Самарина: Автореф. дисс. . канд. ист. наук. М., 2001. 24 с.32Желтикова КВ. Специфика историософии в русской религиозной философии: Автореф. дисс. .канд. филос. наук. М., 1999. 21 с.

364. Ивин A.A. Введение в философию истории. М.: Владос, 1997. 288 с. 38 .Иллерицкая Н.В. Историко-юридическое направление в русской историографии второй половины XIX века: Автореф. дисс. . докт. ист. наук. М., 2002. 40 с.

365. Калабушкина Ю.С. Русская философия конца XIX середины XX века и современное обществоведческое образование: Автореф. дисс. . канд. филос. наук. Тверь, 2002. 26 с.

366. Кардашевский B.B. Критика эсхатологических воззрений православия на историю общества. Автореф. дисс. . канд. филос. наук. Иркутск, 1981. 19 с. 41 .Киреееа P.A. Ключевский как историк русской исторической науки. М.: Наука, 1966. 232 с.

367. Ковальченко И. Д. Методы исторического исследования. М.: Наука, 1987. 439 с.4Ъ.Копалов В.И. Историзм как принцип социально-философского исследования. Свердловск: УрГУ, 1991. 172 с.

368. Копалов В.И. Курс лекций по русской философии истории. Екатеринбург: УрГУ, 2005. 258 с.45 .Корзун В.П. Образы исторической науки в отечественной историографии рубежаXIX XX веков: Дисс. . докт. ист. наук. Омск, 2002. 364 с.

369. Краснов A.B. Критика христианской концепции исторического процесса (На материале русского православия): Автореф. дисс. .канд. филос. наук. М., 1966. 21 с.

370. Кузнецов В.Г. Герменевтика и гуманитарное познание. М.: Наука, 1991. 192 с.

371. Кулешов В.И. Славянофилы и русская литература. М.: Художеств, лит-ра, 1976. 288 с.

372. Курочкин П.К. Эволюция современного русского православия. М.: Мысль, 1971. 270 с.

373. Кюстин А. Николаевская Россия / Пер. с фр. М.: Политиздат, 1990. 352 с.51«Лебедев В.Э. Философия истории и метаистории. Екатеринбург: АСМ-офсет, 1997. 180 с.

374. Майоров Г.Г. Философия как искание Абсолюта. М.: Знание, 2004. 455 с.

375. Мамардашвили М.К. Как я понимаю философию. М.: Прогресс Культура, 1992. 415 с.

376. Мандельштам О.Э. Шум времени. СПб.: Азбука, 1999. 382 с.

377. Михайлов Г.А., Зуев Ю.П. Критика богословской фальсификации истории России. М.: Знание, 1977. 162 с.5^.Михайлова Т.А. Критика православной философии истории: Автореф. дисс. . канд. филос. наук. JL, 1971. 22 с.

378. Мокренко В.И. Русская идея и современная Россия (Социально-философский анализ): Автореф. дисс. . канд. филос. наук. М., 1993. 27 с.

379. На пути к свободе совести: Сб. статей / Сост. Фурман Д.Е. и о. Марк (Смирнов). М.: Прогресс, 1989. 496 с.

380. Нестеров Ф.Ф. Связь времён: Опыт исторической публицистики. М.: Молодая гвардия, 1987. 239 с.

381. Основы религиоведения: Учебное издание / Под ред. И.Н. Яблокова. М.: Высшая школа, 1994. 368 с.

382. Очерки истории исторической науки в СССР. Т.1 / Под ред. М.Н. Тихомирова и др. М.: Наука, 1955. 692 с.62,Очерки истории исторической науки в СССР. Т.2 / Под ред. М.В. Нечкиной и др. М.: Наука, 1960. 892 с.

383. Очерки истории исторической науки в СССР. Т.З / Под ред. М.В. Нечкиной и др. М.: Наука, 1963. 854 с.

384. Паламарчук П.Г. Москва или третий Рим? Восемнадцать очерков о русской истории и словесности. М.: Современник, 1991. 365 с.

385. Паршов О.В. Типологические особенности старообрядчества и славянофильства и их значение в развитии русского национального самосознания: Автореф. дисс. .канд. филос. наук. Нижний Новгород, 2000. 25 с.

386. Пивоваров Ю.С. Очерки истории русской общественно-политической мысли XIX первой трети XX столетия. М.: Наука, 1997. 316 с.

387. Пичугин В.И. История в понимании Розанова: Автореф. дисс. . .канд. ист. наук. М.,2001. 26 с.

388. Платонов О.А. Русский труд. М.: Современник, 1991. 335 с.

389. Платонов С.Ф. Учебник русской истории. СПб.: Наука, 1993. 429 с.

390. Репина Л.П. «Новая историческая наука» и социальная история. М.: ИВИ РАН, 1998.278 с.т.Римский С. В. Церковная реформа Александра II // Вопросы истории, 1996. № 4. С.31-42.

391. Рубинштейн Н.Л. Русская историография. М.: Госполитиздат, 1941. 659 с.

392. Рудман МЛ. Концепция исторического синтеза в творчестве Л.П. Карсавина и П.М. Бицилли: Автореф. дисс. . канд. ист. наук. Казань, 2002. 27 с.

393. Русакова О Ф., Дука О.Г. Современная историософия. Екатеринбург: Изд-во УрГСХА, 2004. 230 с.

394. Русакова О.Ф. Философия и методология истории в XX веке: Школы, проблемы, идеи. Екатеринбург: УрО РАН, 2000. 354 с.

395. Русское православие: вехи истории / Под ред. А.И. Клебанова. М.: Политиздат, 1989. 719 с.

396. Рыбаков Б. А. Русские летописцы и автор «Слова о полку Игореве». М., 1971. 520 с.

397. Сахаров A.M. Историография истории СССР: Досоветский период. М., 1978. 256 с.

398. Сахаров A.M. Методология истории и историография: Статьи и выступления. М.: МГУ, 1981.214 с.

399. Сахаров А.Н. Исторические факторы развития России (К постановке вопроса) // Век XX: историография, источниковедение, региональная история России: Сборник научных статей. Нижний Новгород: Изд-во НГАСУ, 2004. 333 с.

400. Семенникова Л.И. Россия в мировом сообществе цивилизаций. М.: Интерпракс, 1994. 608 с.

401. Семенюк А.П. Проблема понимания свободы в творчестве В.В. Розанова: Автореф. дисс. .канд. ист. наук. Томск, 2002. 22 с.

402. Семякина ОН. История России в творчестве С.Г. Пушкарёва: Автореф. дисс. . канд. ист. наук. М., 2001. 20 с.

403. Сперанский A.B. В горниле испытаний. Культура Урала в годы Великой Отечественной войны. Екатеринбург: УрО РАН, 1996. 351 с.

404. Трофимов С.Н. Взаимодействие философской и религиозной традиций понимания истории в русской духовной жизни: Автореф. дисс. .канд. филос. наук. Тюмень, 1998. 17 с.

405. ЮО.Церковь в истории России (IX в. 1917 г.). Критические очерки / Отв. ред. H.A. Смирнов. М.: Наука, 1967. 336 с.

406. Цимбаев Н.И. Славянофильство: Из истории русской общественно-политической мысли XIX в. М.: МГУ, 1986. 269 с.

407. Ш1.Цыпин В., протоиерей. История Русской Православной Церкви. М.: ИД «Хроника», 1994. 252 с.

408. Чистов КВ. Русские народные социально-утопические легенды XVII XIX веков. М.: Наука, 1967. 341 с.

409. Чистякова Е.В., Богданов А.П. «Да будет потомкам явлено.». М.: УДН, 1988. 134 с.

410. Шипов Я. А. Православный словарь. М.: Современник, 2000. 271 с. 106.Шумакова М.П. Духовная культура российской интеллигенции в начале XX века: богоискательство в истории общественной жизни России: Автореф. дисс. . канд. ист. наук. Тюмень, 2001. 21 с.

411. Яковенко Б.В. История русской философии. М.: Республика, 2003. 510 с. 108.Ясперс К. Смысл и назначение истории. М.: Республика, 1994. 527 с.