автореферат диссертации по философии, специальность ВАК РФ 09.00.03
диссертация на тему: Предыстория немецкой классической философии. От Лейбница к Канту
Полный текст автореферата диссертации по теме "Предыстория немецкой классической философии. От Лейбница к Канту"
Гб од
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК ИНСТИТУТ ФИЛОСОФИИ
На правах рукописи
ЖУЧКОВ Владимир Александрович
ПРЕДЫСТОРИЯ НЕМЕЦКОЙ КЛАССИЧЕСКОЙ ФИЛОСОФИИ. ОТ ЛЕЙБНИЦА К КАНТУ
(09.00.03 - история философии)
Автореферат
диссертации иа соискание ученой степени доктора философских наук
Москва - 1994
Работа выполнена в лаборатории истории западной философии Института философии РАН.
Официальные оппоненты: доктор философских наук Б.В.Мееровский; доктор философских наук А.П.Огурцов; доктор философских наук С.А.Чернов.
Ведущая организация - кафедра истории зарубежной философии философского факультера МГУ им. М.В.Ломоносоза.
Защита состоится " ¿'¿уо^У 189 ^ г. в ^ часо; ка заседании Специализированного совета Д.002.2Э.01 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора философских наук прь Институте философии РАН по адресу: 121019 Москва, ул. Волхонка, д. 14
С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Институт; философии РАН.
Автореферат разослан "_"_199_г.
Ученый секретарь Специализированного совета, кандидат философских наук
М.М.Федорова
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ДИССЕРТАЦИИ
. Несмотря на всеобщее признаниа и высокий авторитет немецкой философской мысли, история ее юкантовского или предклассичесхого периода изучена и разработана весьма слабо, а в отечественной историографии остается практически белым пятном". Более того, указанный период истории немецкой философии как правило воспринимается и оценивается в качестве серого пятна": как нечто вторичное и побочное, скучное и плоское, ггсталое и консервативное, соответствующее "убогоьги" тогдашнего юторического состояния Германии и выражающее слабость '1 русливость ее бюргеров. При таком предвзятом, упрощенно-вульгарном юдходе, (о причинах которого, помимо элементарного незнания, оворить здесь нет необходимости), немецкая мысль между Лейбницем и Сайтом трактуется не только как маргинальное явление в >бщеевропейском историко-философском процессе, но и никак ке ¡вязанное с возникновением и развитием немецкой классической философии. Этот процесс и, прежде всего, факт появления кантозского .ритицизма объясняется крайне абстрактно, неисторически, посредством юкусственных и зачастую нерелевантных причин, а по существу остается •агадочным феноменом.
В этой связи поставленные в диссертации задачи: устранение рачительного пробела в отечественной историографии и преодоление »дносторонних, во многом ошибочных оценок важного этапа в истории (емецкой философии - достаточно серьезны и актуальны в научном яношении. В диссертации исследуется и вводится з обиход )течестеенной историко-философской науки обширный фактический материал, она знакомит с наследием (а порой - и с именами) целого ряда <емецких мыслителей века Просвещения, с их оригинальными текстами, ) большинстве своем не переведенными на русский язых и ■руднодоступными для отечественного читателя (сказанное относится и к ¡арубежной источниксзэдческой и историографической литературе Х!Х-<Х вз.).
Актуальность исследования определяется также тем, что зассмотрениэ творчества отдельных персоналий, анализ процесса эволюции, взаимодействия и конфронтации различных философских вправлений, те"екий и школ, используется в нем а качестве основания для теоретического осмысления и реконструкции реальной проблемно-;одержательной ситуации, которая определяла весьма интенсивные и
глубокие, порой мучительные, противоречивые исканий немецкой мысли первой половины - середины XVIII столетия. В диссертации показывается, что эта ситуация была закономерным явлением в истории философии Нового времени, она вознихла вследствие того, что глубинные недостатки традиционных метафизико-рационалистических и эмпирико-психологических философских и гносеологических направлений, и> принципиальная м тодологмческая односторонность и ограниченность внутренняя и до поры до времени скрытая противоречивость к середине XVIII столетия выявились со ¿сей очевидностью. С наибольшей силой ань обнаружились в догматической метафизике Вольфа и вольфианцев 1< скептическом феноменализме Юма., (весьма популярного и довольнс влиятельного в немецкой философии этого времени). В их наследи!-проявилась фактическая несостоятельность исходных установок V осноьных принципов обоих гносеологических направлений, развитие которых !.,,мвело к тупиковой ситуации и кризисному состоянию е философии, тем более парадоксально-необъяснимому и удручающему что оно возникло на фоне мощного развития просветительского движени? и мировоззрения, впечатляющих успехов естествознания и т.д.
В диссертации показывается, что в силу целого ряда причин I обстоятельств, зта кризисная ситуация наиболее остро чувствовалась I переживалась именно немецкими мыслителями, побудив наиболе« серьезных из них к содержательным и интересным попыткам е< осмысления и преодоления. В этмх не всегда последовательных 1 завершенных попытках уяснения причин кризиса и поиска путей выход; из него обозначился круг вопросов, идей и подходов, которые I составили проблемное поле философских исканий Канта, сыграли рол: теоретических источников, методологических и мировоззренчески •предпосылок для возникновения кантовского критицизма 1 осуществленного в нем "коперниканского переворота" в философии.
Конкретный, последовательный и систематический историке философский анализ этих процессов позволяет не только лучше по-нозому понять генезис кантовского критицизма, его внутреннюю глубинную связь с немецкой философской традицией, но и боле адэкватко осмыслить свое; бразное место, уникальную роль и знамени последней в состава истории европейской философии Нового времени Ее;;а Просвещения. Диссертационное исследование не претендует н Бсестсронкее освещение, а тем более полное выполнение этих зада1 одаако их постаноика, общие и предварительные наброски решени представляются достаточно актуальными в научном и историк философском плане.
Степень разработанности темы, Достаточно просмотреть список русскоязычной литературы, чтобы убедиться, насколько мал и короток перечень публикаций по рассматриваемой здесь теме. За исключением отдельных фигур, немецкая философия XVIII столетия освещена и переведена весьма скудно. Общая картина ее иг ории представлена а кратких и беглых обзорах, как правило выполненных без сколько-нибудь серьезного изучения фактического материала, в духе пренебрежительно-поверхностных оценок и предвзятой критики (например, "История философии", т. Ш, 1С 13, гл.1; очерки М.П.Баскина, З.Н.Мелещенко и др.).
Основным источником информации для русскоязычного читателя можно считать переводы немецких исследователей: К.Фишера, В.Виндельбанда, Фр.А.Ланге, Ф.Паульсена, а таюхе историко-философские работы Гегеля, Фейербаха, Гейне и др. Из числа дореволюционных русских исследований, в той или иной мере претендующих на обзорно-систематический анализ, следует указать работы М.Троицкого, Е.Споктсрского, И.Ягодинского и, особенно, фундаментальный труд Г.Шпета "История как проблема логики" (1916 г.). Работа эта отличается не только превосходным знанием и анализом первоисточникоа, но и весьма оригинальной трактовкой вольфиансхсй метафизики и ее отношения к кантовскому критицизму. Из числа более поздних публикаций выделяются обстоятельные и серьезные исследования В.Ф.Асмуса и А.В.Гулы™, посвященные истории немецкой эстетики и материализма з XVIII веке, а также краткие, ко содержательные разделы в монографиях по истории логики П.С.Попова и Н.И.Стяжкина.
Основная масса публикаций посвящена отдельным персоналиям или конкретным проблемам истории немецкой философии рассматриваемого периода. Из числа первых следует отметить содержательные статьи
A.М.Деборина о Томазии и Въльфе, Н.Н.Деева о Томазии, Г.Тымянского о Штоше и спинозизме в Германии, М.К.Стэперманиса о /lay, В.П.Зубова о Чирнхаузе, Ю.Г).Рогового о логических исследованиях Ламберта. К публикациям последних лет относятся статьи В.В.Зибека о Вольфе, И.С.Нарского о Баумгартене, В.А.Жучкова о Ламберте и др. Различным аспектам истории немецкой философии века Просвет ^ния посзящеиы статьи Р.С.Аликаева, Г.Д.Грудницкого, Т.В.Артемьевой, М.И.Микешкка, О.Е.Кошелевой, Б.Н.Морозова и др.
Наиболее всесторонне и глубоко в отечественной историографии изучено наследие Лейбница: ему посвящены специальные монографии
B.Каринского, И.И.Ягодинского, И.С.Нарского, Г.Г.Майорова, серьезные исследования П.П.Гайденко, В.В.Соколова,'А.Л.Субботина и др. Из числа
работ о творчестве раннего Канта необходимо отметить исследовани? В.Ф.Асмуса, А.С.Арсеньева, А.В.Гулыги, В.Н.Кузнецова, И.С.Нарского, г также специальную монографию Т.Б.Длугач. Достоинством последней является то, что в отличие от большинства других в ней делается акцент иа исследование собственно метафизических и логико-гносеологически> идей раннего Канта, прослеживаются их связи с непосредственным!-предшественниками мыслителя, правда автор, на наш взгляд, не вполне оправданно оставил за бортом исследования кантовскую Диссертацик J 770 г.
Большинство из названных исследований, особенно посвященньк отдельным персоналиям, в той или иной форме рассматриваются f соответствующих разделах диссертации. Сказанное относится и к куд; более многочисленным зарубежным исследованиям наследия конкретны; представителей немецкой мысли указанного периода. В западной особенно немецкоязычной историографии по интересующей нас теме общее количество публикаций практически необозримо; с разно; степенью интенсивности эти исследования ведутся уже более дву столетий, но особый всплеск активности приходится, пожалуй, н; последние десятилетия. Нельзя не отметить огромную работу п< репринтному и фотомеханическому переизданию оригинальных тексте немецких мыслителей XVIII столетия и, особенно, выходящую в настоящее время серию "FMDA" ("Исследования и материалы по немецком Просвещению. Тексты, монографии, указатели". Под ред. Н.Хинске] Нельзя не отметить, однако, и тот факт, что и в западных исследования последнего времени указывается на наличие многочисленных пробелов изучении немецкой философии века Просвещения, а в аннотации названной серии утверждается даже, что период между Вольфом Кентом "и сегодня во многом остается "terra incognita".
К числу наиболее значимых зарубежных исследований относятся те, которых наряду с обилием конкретного материала предпринимаете попытка его последовательного и систематического анализа, а такж обобицакэщв-теоретического осмысления. В их числе следует отметит етассичесхие исследования прошлого столетия: И.Шмидта (Schmidt З.Целлера (Zeller), И.Эрдманна (Erdmann) и ряда других, а так» фундаментальные труды нашего века: В.Дильтея (Oilthey), Р.Шерватцк (Schsrwatzki),. К.Брокдорфа (Brockdorf), Х.М.Вольффа (Wolff), Г.Тонелл (ТспаШ) и др. В них вычленяются £>сноанае тенденции и направлена нэмвцкой мысли XVIII века, прослеживается их эволюция и отношена друг к другу, влияние на последующих мыслителей. С точки зрени постановки проблемы наиболее близкими к нашему подходу являютс
работы Э.Кассирера (Cassirer), А.Риля (Riehl), Л.В.Бека (Beck) и ряда других исследователей, которые п таются представить философские искания немецкой мысли века Просвещения в качестве единого и, вместе с тем, противоречиво-динамичного проблемного поля и на этой основе не только пс .азать ее достижения и про-' юты, но и выявить теоретические предпосылки и внутренние закономерности возникновения кантовского критицизма. Правда, на оценках и выводах некоторых из этих исследователей сказываются их собственные философские установки (неокантианства, "критического реализма" и т.д.), что иногда приводит к модернизации и даже искажениям воззрений того или иного мыслителя, а также к "спрямлению" процесса преемственности между кантовским критицизмом и его предшественниками.
Самую значительную часть обзорно-обобщающих зарубежных исследований составляют работы, в которых собственно философские идеи, их эволюция и борьба рассматривается главным образом в контексте общей духовной культурной жизни Германии, сквозь призму установок и задач просветительского движения и мировоззрения. Такой подход обладает рядом несомненных достоинств и преимуществ, однако зачастую в нем понятие "философия века Просвещения" отождествляется с понятием "просветительская философия", а собственно философская проблематика подменяется идеями и задачами Просвещения. В числе наиболее интересных исследований такого рода следует указать работы Ф.Брюгемана (ßrugernann), Г.Мюльпфордта (Mühlpfordt), Г.Функе (Funke), Х.Мёллера (Möller), В.Шнайдерса (Schneiders), И.Шобера (Schober), П.Пютца (Pütz) и др. Такого рода исследования мы использовали лишь з гой мере, в какой они соответствовали избранному нами ракурсу анализа.
Большой интерес представляют работы, з которых прослеживается злиянио, оказанное на немецкую мысль той или иной философской традицией, направлением или отдельным мыслителем, например, труд П.Петерсена (Petersen) об аристотелевской традиции в немецкой философии; М.Грунвальда (Grunwald), В.Шрёдера (Schroder), И.Вурцта [Würzt) о Спинозе и немецком спинозизме; Т.Царта (Zart), Х.Лаунера [Launer), Г.Гавлика и Л.Краймендаля (Gawlick, Kreimer,dal), коллективный груд под ред. В.Фарра (Farr) о влиянии юмозского скептицизма и английского эмпиризма на немецкую философию XVIII столетия. Известным недостатком этих работ является их описательный характер, несколько поверхностная • констатация "заимствований" тем или иным немецким мыслителем идей Бэкона, Локка, Юма и других чредшественников.
Аналитически-обобщающим подходом отличаются исследования, посвященные рассмотрению определенного направления или школы е составе немецкой философии века Просвещения, в частности, работы Б.Эрд анна (Erdmann), И.Шаффрата (Schaffrath), Г.Мюльпфордтг (Mühlpfordt), посвященные истории вольфовской школы; В.ШнайдерсЕ (Schneiders), Р.Зоммера (Sommer), М.Дессойра (Dessoir) о "пшт Томазия" и змпирико-психологичес„ой философии в Германии О.Фингера (Finger), Е.Винтера (Winter) об истории немецкой материалистической и атьлстической мысли; Й.Коппера (Kopper) с просветительской этике и т.д.
Из многочисленной группы работ, посвященных отдельнь^ представителям немецкой философии, наибольший интерес представляют исследования, s которых имманентный анализ дается f хонте хте проблемной философской ситуации зпохи и общего процесс* развития философской мысли. Такой подход характерен для раб о В.Арнсбергера (Arnsberger), Х.А.Корра (Согг), В.фрайзинга (Freising) В.Лэндерса (Lenders), Х.Позера (Poser), посвященных наследик Лейбница и уяснению его роли для последующей истории немецкое мысли; эти авторы справедливо ставят под сомнение правомерности понятия "лейбнице-вольфовская школа" и показывают принципиально! различие между монадологией Лейбница и метафизикой Вольфа.
Наследие раннего Канта становится предметом нарастающей внимания исследователей. Работы на эту тему можно разделить на дз< группы: в первой из них дается систематически-обобщающий анали эголюции докритических воззрений мыслителя в их связи с обще1 историей и проблематикой немецкой философии XVII) столети (И.Шмукер /Schmucker/, Л;В,Бек /Веек/, Н.Хинске /Hinske/, Р.Польман /Polmann/, Е.Топич /Topits^h/, Х.Хессе /Hesse/, Б.Г.Зала /Sala/, и др.},В второй рассматривается отношение между кантовской философией отдельными мыслителями, чьи идеи так или иначе нашли отзвук в ранни или поздних работах Канта. Здесь следует отметить работы Г.Ках Фуртмана (Kahl-Furthmann), Х.И.Влеш^вера (Vleeschauwer), М.Альбрехт (Albrecht) на тему "Вольф и Кант"; В.С.Петерса (Peters) и Л.В.Бека (Eecí - "Ламберт и Кант"; Р.Брандта (Brandt) - "Федер и Кант" и др.
Цели и задачи исследования определяются указанным выш комплексом вопросов, связанных, во-парзых, со слабой освещенносты темы в отечественной литературе, необходимостью устранения "белог пятна" в нашей историко-философской науке. Во-вторых, с устранение неадекватных и во многом превратных представлений о роли и значена немецкой философии "доклассического" периода в истории философ
ской мысли Нового времени и века Просвещения. В-третьих, с уясиэнием ее весьма продуктивной функции в роцессе вызревания предпосылок канто вского критицизма, диалектико- идеалистических идей Фихте, Шеллинга, Гегеля, многочисленных направлений "постпросветительсхой" философии: романтизма, философии "чувства и г ры" и т.п. Указанный подход позволяет во многом по-новому, а главное - более адэхзатмо и глубоко осмыслить сущность и специфику тех "революционных изменений", которые были осуществлены Кантом в истории философской мысли Нового времзни. Вместе с тем, он позволяет по достоинству оценить тот вклад, который немецкая мысль эпохи Просвещения внесла з историю западноевропейской философии в целом.
Методология исследования определяется поставленными в кем целями и задачами. Труднодоступность первоисточников и исследо; ательской литературы потребовала отвести в диссертации значительное место эмпирически-описательному изложению воззрений тех или иных немецких мыслителей, подробному ознакомлению о фактическим содержанием их наследия. Вместе с тем, избранный ракурс анализа обусловливал определенный принцип отбора и способ подачи рассматриваемого материала, выбор персоналий и круга проблем, степень обстоятельности и .тщательности их рассмотрения. Данным обстоятельством объясняется некоторая неравномерность з освещении идей того или иного автора, школы или направления: подробно изложены и тщательно проанализирована лишь наиболее релевантные или репрезентативные с точки зрения основных задач и целей исследования. В некоторых же случаях мы учитывали степень освещенности и разработанности той или иной темы или вопроса в нашей литературе {например, естественнонаучные идеи раннего Канта, воззрения немецжх материалистоз и теоретиков эстетики, творчество Лессинга, Ыдера и др.). В целом методологическая "сеэрхзадзча" исследования заточалась в нахождении оптимального сочетания принципов эмпирического, максимально точного и конкретного изложения исторического материала и его теоретической, проблемно-содержательной реконструкции, выявления сущности и внутренней логики мыслительных процессов, не всегда адекватно сознаваемых их непосредственными участниками.
1. Впервые в отечественной литературе дается развернутое изложение и систематический анализ истории немецкой философской мысли с конца XVII до середины 70-х гг. XVIII столетия (от Лейбница и его современников до Канта, включая раннее творчество мыслителя). Выделяются основные философские течения и школы, прослеживается их
эволюция, взаимодействие и борьба, место и роль в составе просветительского движения в Германии, выясняется содержание V особенности идей пиетизма, спинозизма, вольфовской школь метафизики и ее противников, воззрений представителей эмпирико-психологической гносеологии, естественно-религиозной и атеистической мысли, популярно-эклектической философии и т.д. С разной степень«: детализации, но зг малым исключением - впервые рассматривает« наследие Вейгеля, Вагнера, Чирнхауза, Томазия, Шпенера, Франке Штоша, Лау, Бильфингера, Баумейстера, Мейера, Рюдигера, Кнутцена Эдельмана, Реймаруса, Зульцера, Крюгера, Дариеса, Лоссия, Хисманна Эйнзиделя и других немецких мыслителей. Особенно важен анализ иде£ Крузия, Ламберта и Тетенса, сыгравших важную роль для формирована философских воззрений как раннего, так и , .озднего Канта.
2. В диссертации дается тщательный сравнительный анали; монадолоп 1 Лейбница и метафизической системы Вольфа, выясняет« их связь и принципиальные различия, а также самостоятельное значение каждого для последующего развития философской мысли в Германии Опровергается устоявшееся, но несправедливое мнение о вольфовскоь метафизике как всего лишь поверхностной и плоско-рассудочнок систематизации наследия Лейбница, показываются исторические I научно-теоретические предпосылки ее возникновения как завершающей звена в эволюции рационализма Нового времени, ее огромная роль I распространении передовых философских, просветительских и научны: идей.
3. Вместе с тем в диссертации раскрывается принципиальна; ограниченность и глубокая внутренняя противоречивость основны. методологических принципов и мировоззренческих установо рационалистической метафизики Вольфа и его учеников, что I предопределило постепенное разложение и снисхождение вольфоасш школы с арены философской и просветительской жизни. Показывается что подобная эволюция вольфианства, его вырождение в беспредметны! логицизм и догматическую схоластику было исторически необходимо формой обнаружения общей несостоятельности традиционной рациона листическсй метафизики,- ое непригодности для решения основны вопросов философского и научного познания.
4. В диссертации впервые подробно и всесторонне рассматривают воззрения многочисленных критиков и оппонентов вольфовской школь прежде всего представителей так называемой линии Томазия эмпирико-психологического направления. Они решительно выступал против догматических, никак не обоснованных постулатов, бесплодной
оторванной от жизни схоластики вольфианства, резко критиковали жесткий механицизм и детерминиз(. в понимании природы, а также фатализм в понимании человека и его воли, справедливо усматривая и этом неизбежное следствие исходных установок рационалистической метафизики с ее крайним логицизмом, учением о предустановленной гармонии и т.п. Всем этим крайностям и порокам вольфианства его противники противопоставляли подчеркнутую ориентацию на опыт и данные чувственного познания, апелляцию к здравому смыслу и обыденному рассудку, повышенный интерес к внутреннему миру конкретного человека, его реальным жизненным потребностям и т.д.
Многим представителям указанного направления, как и ряда других оппозиционных вольфианству течений немецкой мысли рассматриваемого периода, удалось сформулировать немало интересных и перспективных философских идей, нередко развивающих круг вдзй традиционного эмпиризма и сенсуализма, а порой и преодолевающих односторонности и крайности юмовского скептицизма, шотландской философии здравого смысла, французского материализма и атеизма. Вместе с тем в диссертации показывается, что попытки преодоления метафизических представлений о природе- человеческой души и сущности познания с помощью медико-физиологических подходов и понятий, теории "физического влияния" м т.п. оборачивались традиционными пороками эмпиризма с его неискоренимым натурализмом, психологизмом, ассоцианизмом, а в конце концов субъективизмом и скептицизмом в понимании истины. Эта неспособность антивольфианцев к объяснению возможности научного знания, к обоснованию его объективного, общезначимого и необходимого характера, равно как и к решению большинства других проблем философского познания, бала еще одним симптомом того всеобщего и глубокого кризиса, в котором оказалась философская мысль к середине XVIII столетия.
5. В свете вышесказанного особый интерес представляет анализ попыток реформирования метафизики и поиска новых, нетрадиционных путей решения основных философски* вопросов непосредственными предшественниками и современниками Канта - Крузием, Ламбертом и Тетенсом. В наследии Крузия детально рассматривается проблема реальных, внелогических оснований познания, идея конструктивно-полагающей природы познающего мышления, связанная с особой -волевой направленностью человеческого сознания (так называемая "онтология воли") и т.д. В диссертации показывается, что хотя Кант довольно часто и порой несправедливо критиковал Крузия, тем не менее, многие идеи последнего (в частности, о непознаваемой сущности
субстанции, о пространстве и времени как "синонимах существования", о свободе воли и нравственном законе и др.) оказали большое влияние как на докритический, так и на критический периоды творчества кенигсбергского мыслителя.
Аналогичное влияние оказала на Канта идея Тетенса об активно-деятельной, "схватывающей" и синтезирующей природе чувственного и рассудочного по знания, а также предпринятый Ламбертом анализ структуры научного знания и попытка разработки теории экспериментального метода в естествознании. Особое значение в плане уяснения генезиса кантовского критицизма имеет та глубокая и всесторонняя критика, каковой названные мыслители подвергли гносеологические концепции традиционного рационализма и сенсуализма.
Вместе с тем, в диссертации показывается, что хотя наследие Крузия, Тетенса, Ламберта и ряда других предшественников Канта в силу исторических обстоятельств оказалось как бы в тени критицизма, их значение для последующей истории философской мысли отнюдь не перекрывается и не исчерпывается последним. Сказанное относится, в частности, к логическим и семиотическим разработкам Ламберта, к его идее о соотношении "теории слов" и "теории вещей", к попыткам Лоссия, Тетенса и других мыслителей обнаружить ценностные характеристики истинного знания, а в процедуре познания - моменты свободного целеполагания, творческого замысла и т.д.
6. В завершающей главе диссертации дается периодизация раннего творчества Канта, выявляется специфика каждого этапа и, вместе с тем, показывается их внутренняя взаимосвязь, глубинное проблемное единство. Работы докритического периода Канта рассматриваются, с одной стороны, в контексте идей его непосредственных предшественников и современников, их критики и рецепции, а с другой - сквозь призм^ собственно критической философии. Такой подход позволяет воссоздать реальную картину генезиса кантовского критицизма, основанную не реальных исторических фактах и серьезных теоретических аргументах.
7. Научная новизна и значимость диссертации состоит в том, что : ней на основе обширного и малоизвестного материала по исторт немецкой философии XVIII вэка дается принципиально новая оценка е( действительного места и значения в истории европейской философы Нового времени. Будучи по ряду объективных причин завершающа этапом этой истории, немецкая мысль воспроизвела и усилила коренны; недостатки и глубинные противоречия традиционных философски направлений и тем самым сделала их предметом критической рефлексии поставив на повестку дня задачу их радикального устранения !
- и -
преодоления. Благодаря этому было подготовлено, а отчасти и "обработано" то проблемное поле, на котором смогла "произрасти" кантовская философия, осуществлен революционный переворот в самом способе философского мышления. Анализ немецкой философии между Лейбницем и Кантом позволяет охарактеризовать ее как завершающий, кризисный и, одновременно, переходный период в истории философской мысли, обозначивший начало ее нового этапа.
Научно-практическая значимость исследования определяется тем, что представленный и проработанный в диссертации обширный фактический и историографический материал может быть использован для изучения и преподавания истории философии в вузах и специализированных колледжах, для разработки учебных курсов и программ. Устраняя существенные пробелы в отечественной литературе, исследование позволяет преодолеть многие устаревшие стереотипы и предвзятые оценки истории немецкой философии докантоаского периода, а также абстрактные и упрощенные представления относительно возникновения кантовского критицизма и немецкого классического идеализма вообще. Факты и выводы, содержащиеся s диссертации, могут послужить основой для дальнейших и более глубоких исследований историко-философского процесса Нового времени и века Просвещения, для обсуждения многих традиционных, но всегда острых и актуальных вопросов философского познания.
Апробация работы, Содержание и выводы исследовани! нашли отражение в публикациях автора, в докладах и выступлениях нг региональных и международных- симпозиумах и конференциях, в частности, на международном симпозиуме "Критика чистого разума" И.Канта и современность" (Рига, 1981); VII! международном конгрессе по логике, методологии и философии наухи (Москва, 1987); на !S!, IV и V Кантовских чтениях (Калининград-Светлогорск, 1984-1991); методологическом семинаре лаборатории истории западной философии Института философии РАН (Москва, 1991) и др. Материалы диссертации использованы в "Программе для слушателей Республиканского центра гуманистического образования при Госкомитете РФ по высшему образованию" М., 1993 и в учебном пособии "История западноевропейской философии" М., Высшая школа, 19S4 (в печати), а также в лекциях для аспирантов и слушателей колледжа при Институте философии РАН, в спецкурсе для студентов философского факультета МГУ. По теме диссертации опубликовано 10 работ общим объемом свыше 20 а.л. Завершена авторская работа над индивидуальной монографией "Немецкая философия середины XVIII века. Предклассический период"
(15 а.л.). Диссертация обсуждалась в лаборатории истории западной философии Института философии РАН и рекомендована к защите на •Специализированном Совете Института философии РАН.
Структура диссертации определена целями и задачами исследования: оно состоит из введения, пяти глав, заключения и списка литературы.
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ
. В Введения обосновывается выбор темы исследования, его цели и задачи, их актуальность й новизна, дается характеристика степени ргзработанности основных вопросов. Здесь же рассматриваются некоторые моменты исторического развития Германии в конце XVI! -лерзом пояозине XVIII вв., оказавшие определенное влияние на формиро-ьгнла и последующую эволюцию немецкой духовной культуры и философии указаьного .парк Да. Кратко характеризуются специфические черты н особенности немецкой философской мысли, ее традиционализм, умозрительность, критическая рефлексивность, синтетичность, систематичность усиленный интерес к вопросам соотношения знания и веры, нравственного зсслитания. "просвещения разума" и т.п.
3 первой главе "формирование основных направлений в немецкое философии эпохи раннего Просвещения" рассматриваются особенность «изтистского движения в Германии, позволившее выйти ему за рамк! узко конфессиональной полемики и сыграть важную позитивную роль I процессе становления просветительского мировоззрения. Пиетисп остро критиковали церковную ортодоксию, схоластику и догматизм выступали за преобразования в системе образования и воспитания, и: бал присущ подчеркнутый демократизм, интерес к внутреннему мир •личности и т.д. Вместе с тем, уясняются причины последующего отход пизтизма от просветительского дзижемия, конфронтации с передозо философской и научной мысль» (сурозый ригоризм, противопоставлена внутренней веры "внешним делам" и рациональному знанию, благочесп бой набожности - светской жизни и т.п.).
Во втором параграфе первой главы анализируются воззрения ранн1 намецких материалистов и атеистов (Маттиаса Кмугцена, У.Г.Бухера др.), а также первых спинозистов в Германии - О.В.Штоша и Т.Я.Ла Особенность философских идей г зрвого заключалась в попытках связа наследие Спинозы с установками материалистического сенсуализма, также данными медицины и физиологии; второго - с традиция? кзоплатонизма, немецкой мистики и пантеизма.
В завершающем параграфе первой главы дается обобщенный анализ процесса формирования основных линий в философии немецкого Просвещения: теоретико-методологической, ориентированной на естествознание и математику, и популярно-эклектической, ориентированной на данные опыта, обыденное сознание, понятие "здравого смысла", принципы полезности, общего блага, естественного права и т.д. В наследии представителя первой линии Г.Вагнзра заслуживает внимания попытка совмещения механического естествознания, пантеистической натурфилософии и метафизики, а также полемика с Лейбницем о соотношении существования и сущности, реальных вещей и общих законов. Другой представитель этой линии -Э.Вейгель по праву может быть отнесен к числу родоначальников немецкой рационалистической метафизики XVIII века. В диссертации показано, что именно ему принадлежит идея и первая попытка построения всеобъемлющей системы знания на основе универсального погико-математического метода. Исходя из принципа полного совпадения бытия и мышления, Вейгель утверждал, что действительность есть "реальный силлогизм" (^Иод^тив геаНв), в которой все имеет свою меру, место, логику и должно быть выражено в строгой науке согласно правилам "пантометрии" и "пантогностики" (всеизмерения и всезнания).
Одним из самых значительных представителей этой же линии был Э.В. фон Чирнхауз. Будучи крупным ученым-практиком, создателем технологии изготовления саксонского фарфора, хорошо с :авшим выдающихся европейских ученых и философов и их труды, Чиркхауз одним из' первых не только выдвинул идею синтеза, нахождения "среднего пути" между опытом и разумом, но и подходил к осознанию эдносторонности и ограниченности традиционного рационализма и эмпиризма. Для реализации этой идеи он предпринял попытку эазработки специальной философской методологии познания '/.ту. "искусства открытия истины", в котором центральное место принадлежит гак называемым "фактам опыта". Согласно этим "фактам" за основу познания нужно брать апостериорные данные опыта, подвергать их эациональной обработке с помощью априорных дедуктивных выводов и, наконец, проверять и подтверждать результаты дедукции очевидными эпытами, но уже взятых не в их непосредственной данности, а з эпосредованности рациональным мышлением. Особую ценность в -носеологии Чирнхауза представляют его идеи об экспериментально-цеятельной природе научного познания, в которых он предвосхитил эудущие разработки Ламберта и Канта; в своей же полемике со
Спинозой он, по существу, положил начало последующей развернутой критики рационалистической метафизики.
Родоначальником второй из названных линий был один из основателей немецкого Просвещения Хр.Томазий. Его деятельность отличалась широтой диапазона и интересов: он - автор многочисленных трудов по философии, истории, праву и морали, издавал различные культурно-просззтительские журналы, где публиковал острые и популярные статьи нз актуальные общественно-культурные темы. Егс творчество было пронизано идеями гуманизма, демократизма свободолюбия, нетерпимости к религиозному фанатизму и догматизму фаодально-сословному произволу, , невежестау и предрассудкам Выступая против абстрактной философии, оторванной от жизни практических интересов общества к конкретных людей, Томази£ расс. дтриггл ее прежде всего как средство обновления и улучшена жизни, определяя философию как светскую или мирскую мудрое™ {Wel'iwslsheit), которая должна исходить из принципа полезное™ (Nüízlichkeit), быть доступной и нужной простому человеку и т.д. Вмест£ с тем, в диссертации показывается, что указанные особенность творчества Томазия, его просветительская направленность зачастук оборачивалась поверхностью, отсутствием глубины в постановке проблем и доказательности в их решении, непоследовательностью, разбросан ностью, незавершенностью и т.д. Все это сказалось и на его собственж философских идеях, для которых характерно эклектическое смешена элементов сенсуалистической гносеологии, спиритуалистическом пантеизма и "истин откровения", что дало повод Лейбницу определить e¡ как "вь.росшую в дикости". Правда идея Томазия о субстанции ка недоступной рациональному - мышлению деятельной силе получил; ■езсьма содержательное развитее у Рюдигера, Крузия и други противников еольфианской метафизики. Е- целом же его философски-воззрения положили начало г ах назыэаемой "линии Томазия" ил; пзпулярно-зклектической философии немецкого Просвещения, широко распространение и влияние которой продолжалось вплоть до конце XV! столетия.
Ёо второй глазе д^осе, тации дается анализ метафизики Лейбн/.цг Вольфа и представителей вольфсвской школы. Первый па.оагог; псскящен наследию Г.И.Лэкбчица, а котором основное внимаки уделено анализу особенностей, предопределивших его весь:-/ специфическое место как s истории философии Нового времени, та:< и наценкой философии вэка Просвещения {где оно было воспринято искаженной форме так называемой "лейбнице-вольфовской метаф/.з.
ки"). В диссертации показывается, что философия Лейбница возникла в качестве попытки разрешения той проблемкой ситуации, которая сложилась в европейской философии конца XVIII века. Ее своеобразие заключалось в том, что торжь jtbo механистического мировоззрения и так называемого метафизического способа мышления подтверждалось впечатляющими успехами естественных наук и применяемых ими методов эмпирического наблюдения, эксперимента, теоретических построений, логико-математических расчетов и доказательств. Вместе с тем, достоверные данные и надежные методы естественнонаучного познания оказывались односторонними, ограниченными и недостаточными для решения основных философских вопросов - о мире в целом, сущности души, о первых основаниях бытия и познания и т.д. и т.п.
философия Лейбница была не просто попыткой преодоления ограниченности механистического миропонимания и односторонностей рассудочно-метафизического способа мышления, и уж тем более, не критикой классической механики и естественнонаучного знания вообще. Критика Лейбница была направлена на односторонность и ограниченность именно философской интерпретации научного познания и научной картины мира и неправомерного перенесения последних на сферу собственно философского понимания мира и сущности познания, 5ошибочного наделения статусом натурфилософии и гносеологии. В диссертации показывается, что монадология Лейбница возникла во многом из попытки переосмысления специфики научного и философского мышления и новой постановки вопроса об их соотношении, хотя ere? решение он искал на пути "синтеза" механики с метафизикой, новой науки с "древней философией".
Называя способ научного, механико-математического объяснения природы "превосходным", Лейбниц, тем не менее, считал, что он не исчерпывает "истинной природы вещей" и пытался дополнить и опосредовать его понятиями силы, формы, цели и т.п., которые он заимстзозал из традиционной метафизики, а также данных современной микробиологии и других наук о живой природа. Для решения этой задачи сн пытался найти способ связи или обосновать возможность "незаметного" перехода от простых, бестелесных, активных и саморазвивающихся субстанций или монад к пассивной, протяженно-телесной материи. В диссертации детально рассматриваются основные способы, какими Лейбниц пытался решить эту задачу, и причины, по <аким ему не удалось преодолеть дуалистический разрыв между двумя противоположными мирами. В одном случае материальный мир и его механические свойства трактуется им в качестве "хорошо обоснованного
фенсмена", а единственным признаком его реальности оказываются формальные особенности научного знания (непротиворечивость, связность, упорядоченность, необходимость и т.п.). Возникающую при этом угрозу субъективизма и феноменализма Лейбниц пытается преодолеть вторым способом обоснования материального мира, при котором последний рассматривается как результат столкновения и взаимного ограничения монад, препятствующих их самовыражению, стремлению к совершенствованию и т.д. Телесный мир, таким образом, оказывается продуктом разложения бестелесных субстанций, их гибели, превращением в.пассивное, неживое, хаотичное и т.д. В этом случае под вопросом оказывается возможность научной картины мира, его закономерного устройства, а само его существование просто постулируется, поскольку необъясненной остается способность бестелесных и изолированных друг от друга монад к внешнему столкновению, т.е. физическому взаимодействию.
Для преодоления этих нежелательных результатов своей натурфилософии Лейбниц обращается к принципу предустановленной гармонии. Однако вместо искомого единства двух миров, этот принцип утверждает всего лишь их параллельное и независимое друг от друга сосуществование, которое отнюдь не преодолевается тезисом об их идеальном соответствии, непонятным образом устанавливаемым богом между столь несхожими друг с другом мирами.
Вместе с тем, именно в учении о предустановленной гармонии отчетливо обнаруживается собственно гносеологическое содержание понятия монады, а вопросы натурфилософии, обоснования телесного мира заменяются проблемами теории познания, учения о человеческой душе и особенностях ее деятельности. В двух следующих разделах параграфа о Лейбнице показывается, что посредством понятия активной, самодеятельной и представляющей монады он пытался преодолеть ограниченность не только механистической картины мира, но и традиционных трактовок души, и ее познавательного отношения к миру. Наряду с весьма пзрспеюивными разработками вопросов о соотношении чувственности и рассудка, истин факта и разума, о логическом законе тождества или противоречия как критерия истины, одним из главны) достижений гносеологии Лейбница была. трактовка познавательной деятельности как процесса перевода от смутных и слабых восприятий бессознательных идей-потенций к ясным и отчетливым мыслям, общим I необходимым понятиям. Теперь образ мира как "хорошо обоснованной феномена" обретает гносеологический статус научной картины мира, внешнее столкновение или взаимодействие монад превращается в пово;
или толчок, который "пробуждает" монаду или побуждает душу к деятельности, и вместе с тем, дос-. вляет чувственный материал для мышления, для обработки в понятиях. В диссертации подчеркивается, что эти идеи Лейбница были использованы и развиты более поздними немецкими мыслителями из числа противников вольфовской школы, а также в критической гносеологии Канта, в его учении о вещи а себе, "аффицирующей" нашу чувственность и доставляющей "материю ощущений".
Не менее персп ктивные идеи развиты Лейбницем з его учении о свободе и случайности, о соотношении метафизической и гипотетической необходимости. Решение этих вопросоз он связывает с постулатом бытия бога, обладающим совершенным рассудком, необходимо мыслящим все возможные миры, а также волей, свободно выбирающей и творящей действительный мир на основании его совершенства. Ссздазая эту концепцию, Лейбниц, однако, хорошо понимал, что она чревата опасностью фатализма, превращения человеческой свободы и нразствэнной ответственности в субъективную иллюзию, а следствие ограниченности и несовершенства человеческого рассудка и воли. Для преодоления этой угрозы (реализовавшейся в вольфианской метафизике) Лейбниц зводкт s понятие "лучшего" мира, его совершенства не только признаки формального единства и необходимости всех его частей, но и принцип aro содержательной полноты и многообразия (так называемый принцип микимакс). Кроме того, понятие совершенства рассматризаетет им не тсльхо как достаточное и необходимое основание для "одноразогсгс" зыбора и творения богом действительного мира, ко и з качестве идеала и.ли объекта бесконечного стремления бога к совершенству. В силу этсго действительный мир предстает у Лейбница не как достигнутая, устояЕ-шаяся и застывшая данность, а как бесконечный процесс творения, "приведения к бытию" его вьщей, свойств и отношений, как д'лнгжчзс-хоэ и развивающееся целое. Такой подход позволил ему з изззстмой степени избежать односторонности и ограниченности нз только механистической картины мира, но и многих крайностей и передэржак лсгицистских установок рационалистической метафизики.
Вместе с тем, парадокс исторической судьбы этих идей ¡Лейбница заключался б том, что большинство из них оказалось непонято или понято искаженно многими его непосредственными продолжателями и сторонниками. Более того, они сыграли роль своеобразного катализатора иям стимула для прямо противоположных процессов, привели к утверждению механистического миропонимания, метафизического систелгатворчэствз и рассудочно-догматического метода мышления у Вольфа и Еольфигкцзв.
8 диссертации показывается, что указанный парадокс отнюдь не был явлением случайным, связанным с субъективными "недостатками" последних, поверхностным и '..лоским" характером их мышления и т.п., а событием вполне закономерным, в некотором смысле исторически неизбежным этапом вызревания и осмысления общего кризиса традиционной философии, ее установок и методов.
Начало этого кризиса рассматривается во втором параграфе второй главы диссертации, где дается анализ метафизики Хр.Вольфа и г->ресматриваатся ее оценка как всего лишь "плоской" и "скудоумной" систематизации наследия Лейбница. Развивая идею последнего о необходимости построения универсальной науки на основе единого математического метода и в соответствии с логическим идеалом знания, Вольф, вместе с тем, стремился реализовать просветительский подход к наухь как средству образования и воспитания людей, достижения их блага, совершенствования общества и т.д. Следуя этим установкам, он предпринял попытку обобщения и систематизации едва ли не всей совокупности научных и философских знаний, подвести их под единые принципы V. представить в виде дедуктивной системы "разумных мыслей о боге, мире и человеческой душе, а также о всех вещах вообще" (именно такое название чосит его "Метафизика").
В диссертации показывается, что именно такое просветительское, цэлеслужебное отношение к знанию стало источником повышенной требовательности :< его логическо" строгости, точности, логической доказательности и систематической упорядоченности и т.д. Но вместе с тем, оно способствовало и укреплению так называемого рассудочно-метафизического способа мышления, превращению его формальнологических и математических методов в основное средство познания мира т.е. способов экспликации м трансляции истины в средство ее ао&твиквмкя. В силу указанных причин философия Вольфа внесл; зэссмый вклад в становление теоретических и мировоззренчески, установок не только немецкого, но и европейского просветительскоп движения, приобрела нэобычайнуга популярность и мировое признание Но в силу тех же самых причин она стала образцом торжеств догматически-метафизического способа мышления, в котором мыслящи рассудок или "разумные мысли", формы понятийного мышления стал рассматриваться в качастзе сущности и структуры бытия и познанм оснований действительного и возможного, существования и истины и т.п
Парадокс еольфигнсхой метафизики заключался, однако, в том, чт претендуя на уииверсалько-сиктетичгсхое обобщение различнь областей чэлозеческого знания, пытаясь привести их в форму едино!
непротиворечивой, строго доказательной системы, Вольф пришел к прямо противоположному результату. На основе детального и последовательного анализа основных разделов вольфиакской метафизики (онтологии, рациональной :осмологии, психологии и теологим) з диссертации показывается, что Вольфу не удалось привести в систематическое единство, обосновать возможность непротиворечивой связи не только между содержательными категориями своей философии (возможное и действительное, мыслимое и данное, психическое и физическое, необходимо" и случайное и т.п.), но и между ее методологическими принципами (закон противоречия и достаточного основания). Вопреки сознательному замыслу и внешней последовательности своих построений, Вольф показал принципиальную несовместимость формального единства системы и ее притязаний на универсально-философское объяснение всего сущего. С присущей ему педантичной последовательностью он, по сути дела, обнаружил несостоятельность традиционного рационализма, непригодность его принципов и методов для решения основных вопросов философского познания, для уяснения природы и сущности бытия и мышления и их отношения, познавательной связи.
В диссертации подчеркивается, что основу метафизической системы Вольфа составляет процедура оятологизации логического принципа непротиворечивости мышления, его неправомерная экстраполяция на структуру действительного мира и познавательный процесс. Именно эта процедура, а не просто абсолютизация закона противоречия составляет источник и сущность так называемого рассудочно-метафизического способа мышления; коренным же пороком этого метода является не только превращение природы в нечто неизменное, "окаменевшее" и т.п., а его глубокая и внутренняя противоречивость и догматичность, т.е. противоречивое заключение к бытию бога и догматическое постулирование чудесного акта творения .лира. Мначе говоря, конечным результатом строгой и наукообразной системы метафизики Вольфа оказывается неизбежное нарушение закона противоречия, отказ не только от принципов логически правильного и доказательного мышления, но и от языка знания в пользу языка веры.
Эти и другие внутренние противоречия и пороки есльфовсксй метафизики привели к постепенному ее схождению с арены просветительского движения и к последующему разложению вольфовской шхолы. Вместе с тем они имели важное эвристическое значение для дальнейшего развития философской мысли в Германии, поскольку в них высветилась, тематизирозалась, стала предметом философское рзфлек-сии проблема принципиальной ограниченности, односторонности
рационалистической метафизики вообще, теоретической и методологической несостоятельности ее исходных установок и принципов. Вольфу выпала малопочетная участь стать носителем и выразителем начала общего кризиса традиционной метафизики, но в этом состоит и его непреходящая заслуга в истории философской мысли Нового времени, равно как и в процессе вызревания предпосылок для возникновения немецкой классической философии.
В третьем параграфе второй главы рассматривается наследие основных представителей вольфозской школы (Г.Б.Бильфингера, Л-Ф.Тюммига, Ф.Хр.Баумей№ера, А.Г.Баумгартена, Г.Ф.Мейера и др.), эволюция их воззрений, место школы в составе просветительского движения в Германии, процесс ее постепенного разложения и превращения в лопулярко-зклектическую философию зрелого и позднего Просвещения. Стремясь х формальным улучшениям и уточнениям системы Вольфа, к устранению ее многочисленных противоречий и содержательному "пополнению", сторонники вольфианской метафизики лишь усиливали присущие ей черты бесплодной игры дефинициями, абстрактными формулировками, выдумывания искусственных связей между пиках не обоснованными и эклектически рядомположными понятиями и т.п. В результате этого она все более превращалась в бессодержательную схоластику, утрачивала какое-либо реальное познавательное значение, отдалялась от потребностей и задач просветительского движения, развития общества, науки, образования и т.д.
Вместе с тем, в составе вольфозской школы возникла определенная дифференциация: ее наименее ортодоксальные представители постепенно отказывались от жесткого метафизического рационализма учителя, от рассмотрения абстрактных и "высших" вопросов метафизического ■познания, его "первых оснований" и т.д. и все более ориентировались на вопросы, непосредственно связанные с конкретными потребностями общественной и культурной практики, научного познания, а главное - с интересами отдельной личности, с формированием ее способностей к активной и самостоятельной жизнедеятельности. На творчество ряда вольфианцев все большее влияние оказывали традиции английского сенсуализма, шотландской лсолы "общего чувства" и "здравого смысла", гмпирико-психологической линии Томазия, а также некоторые идеи Лейбница, невоспринятые или "исправленные" Вольфом (например, понятие монады как активной и самодеятельной субстанции).
Наряду с критикой принципа предустановленной гармонии, особое внимание ряда вольфианцев привлекала проблема чувственного познания как самостоятельной и независимой от рассудка способности души. В
диссертации показывается, что именно из потребности уяснения специфики чувственности и попыток разработки специальной логики "низшего" познания возникли эстетические воззрения Баумгартена и Мейера, ставших основателями немецкой эстетической теории века Просвещения.
В третьей главе диссертации рассматривав ~ся процесс возникновения антивольфианства и эволюция основных направлений философской мысли периода зрелого Просвещения. В первом параграфе отмечается, что у ранних оппонентов метафизики Вольфа не было сколько-нибудь единой и определенной философской платформы. Как правило, их критика носила довольно поверхностный, эклектический и непоследовательный характер, велась с точки зрения общих просвети-тельскик или пиетистских установок, не затрагивая исходных и собственно философских оснований рационалистической метафизики, а зачастую оставаясь в русле последних. Большинство критиков отпугивала чрезмерно жесткая и искусственная дедуктивная форма вольфовской систематики, рационалистический характер учения о душе как абстрактной и безличной совокупности способностей, руководимых рассудочным мышлением и принципом предустановленной гармонии, исключавших возможность свободы и нравственной ответственности личности и весьма далеких от нужд и потребностей обычного человека, его непосредственной жизнедеятельности.
Именно эти вопросы оказались в центре внимания первых критиков вольфианства и стали той точкой, в которой сближали > или пересекались позиции весьма различных направлений немецкой мыслм: пиетистов, ранних эклектиков, последователей Томазия и т.д. В диссертации дается сжатый анализ и характеристика основных идей указанных направлений, прежде всего пиетистского движения первой половины XVIII века. Здесь отмечается, что несмотря на ряд справедливых обвинений ь адрес вольфианства (в частности, в фатализме), а также известный позитивный вклад в процесс становления Просвещения, пиетизм оказывался во все большей оппозиции с последним, в нем брали верх тенденции аскетически-ригористического отношения к земной жизни, светской культуре, образованию, ниуке, а сам он обретал черты официальной, консервативно-догматической церковной идеологии (апофеозом этого процесса стала кампания по осуждению вольфовской философии и изгнание мыслителя из Галлэ в 1723 г.).
В числе наименее ортодоксальных пиетистов выделяется фигура М.Кнутцена, университетского учителя Канта, вперзые познакомившего его с учением Вольфа и привившего серьезный интерес к математике, физике и другим естественным наукам. Сам Кнутцен, как и некоторые
другие пиетисты, пытался совместить пиетизм с вольфианством, стремясь, с одной стороны, использовать рациональный метод Вольфа и данные естественных наук для "доказательства" истин откровения, а с другом - преодолеть односторонности учения о предустановленной гармонии посредством его совмещения с теорией физического влияния. Несмотря на эклектический характер этой попытки, она обладала тем достоинством, ч 1 актуализировала реальное гносеологическое содержание проблемы соотношения души и тела, прежде всего вопроса о превращении внешнего возмействия в психические состояния, идеальные образы и предстр"пения души, равно как и о способности человека влиять на собственное тело и физический мир, на основании своих представлений и желаний. Показа" фактическую нерешенность указанной проблемы ни в одном из существующих гносеологических направлений, Кнут^н наметил важную линию будущих философских исканий Канта, который у. .е в первой своей работе отзывается о своем учителе как о "проницательном писателе", а к поставленному им вопросу будет возвращаться постоянно, даже в работах критического периода.
Первым из наиболее значительных противников Вольфа был А,Рюдигер, намного превзошедший своего учителя Томазия в плане глубины и основательности критики рационалистической метафизики. Остро поставив вопрос о возможности и границах применения математики в философском познании, Рюдигер решительно выступил против отождествления логических законов с отношениями и связями действительного мира и трактовки существования в качестве предикате понятия. По его мнению, философия имеет дело не с логичес» мыслимым и возможным, а с действительным миром, данным нам е опыте благодаря воздействию вещей на органы чувств. Наряду с резкое критикой теории врожденных идей и принципа предустановленно! гармонии, Рюдигер трактует субстанцию как принципиально непознавае мую сущность, относительно которой посредством чувств мы можео иметь не адекватные образы, а всего лишь условные знаки или символы Аналогичные агностические мотивы имели место уже у Лейбница I Томазия, однако в отличие от них Рюдигер вполне определена направляет их против лсгицистской онтотеологии с ее притязаниями н божественное всезнание как основания для дедуцирования "разумны мыслей" о всех вещах.
Рюдигеру принадлехит также заслуга в постановке вопроса о природ и источниках исходных, простых и необходимых, содержательных объективно-значимых понятий или т?- называемых реальных основана познания, ставших впоследствии предметом гносеологических искан!/
Крузия, Ламберта, Канта и др. Его можно также считать одним из родоначальников ценностного подхода к истине как субъективной уверенности или убежденности, связанных с трактовкой познавательной деятельности в качестве целеполагающе-конструирующей активности и ее экспериментально теоретической реализуемостью. В этой связи весьма интересны его идеи об особой наухе предвидения (Ргийепйа) как самостоятельной части теории познания, где человеческая деятельность рассматривается с точки зрения преследуемых ею целей, а также способов их оценки и достижения посредством внутреннего чувства и воображения. Одним из первых он сформулировал идею о различении рассудка и разума как самостоятельных способностях, а также о необходимости реформирования традиционной логики и создания новой содержательной логики, г"лючающей в себя синтетические и ассилогические формы выводов, теорию вероятности, вопрос о соотношении формы и материи мышления, логических и реальных основаниях познания и т.п. В диссертации похазызается, что хотя многие из этих идей Рюдигера были высказаны в весьма неадекватной форме, обременены элементами теолого-метафизического и мистика-спиритуалистического характера, тем не менее, они стали важным шагом на пути осознания ограниченности и несостоятельности традиционной метафизики и оказались перспективными для последующей истории немецкой философской мысли.
Во втором параграфе третьей глгвы рассматриваются воззрения основных представителей • змпирико-психологического направления, которое, вопреки бытующему мнению, занимало заметное место и играло важную роль в немецкой философии века Просвещения. Сенсуалистические и эмпирико-психологические мотивы доминировали у Томазия и его последователей, влияли на философские воззрения пиетистов и даже некоторых представителей вольфовской школы. В диссертации отмечается, что усиление этих мотивов в немецкой мысли во многом было обусловлено запросами общественного развития и просветительского мышления, ориентированного на конкретного человека, его обыденный опыт, практическую жизнедеятельность и т.п. Указанные процессы содействовали распространению в Германии британского эмпиризма, французского материализма и атеизма, что, в свою очередь, вело к падению престижа и популярности вольфовской метафизики.
3 диссертации дается сжатый очерк идей наиболее оригинальных представителей немецкого эмпиризма (Е-З.Г.Кргэгсра, СС.Ф.Ирвинга, ГЛ.А.Вейкарда, И.Хр.Лоссия, З.Платксра, Хр.Майнерса, М.Хгхмсн-ка, И.А.Зйнгиделя и др.), характеризуются ссносныэ особенности их
воззрений, дается классификация ведущих тенденций и течений внутри направления. Заметное место в немецком эмпиризме занимали мыслители, опиравшиеся на данные медицины, физиологии, анатомии и других естественных наук о человеке и считавшие их единственным и самым надежным фундаментом философского учения о душе. Всякая деятельность души, в том числе и рассудочное мышление рассматривалась ими как результат воздействия внешних вещей и окружающей среды на органы чувств, а истинность познания ставилась в зависимость от состояния организма, физического здоровья и развития естественных способностей человека.
Вместе с тем, относительно сущности души немецкие эмпирики придерживались весьма различных взглядов: от вульгарно-материалистического утверждения еэ материальной природы, имеющей лишь количественные отличия от "душ" животных (Хисманн, Вейкард, К.Шпацир), до признания еа особой, независимой от тела, имматериальной сущности, способной к активной самодеятельности (Д.Тидеманн, Ирвинг, Платнер и др.). В воззрениях этих мыслителей сказывалось определенное влияние идей Лебницевой философии, ставшей особенно популярной после опубликозанмя в 1765 г. его "Новых опытов".
В творчестве ряда немецких мыслителей второй половины века заметно влияние юмовского скептицизма. Так Платнер и И.Федер считали невозможным доказательство субстанциальности телесного мира и человеческой души, а также решение вопроса о соответствии восприятий и вещей, объявляя истину "устойчивой" или "всеобщей видимостью" (Майнерс). Значительное место в наследии ряда представителей эмпирико-психологической философии занимали вопросы, связанные с разработкой понятия "чувствительности" или "чувства" (Empfindsamkeit, Gefühl), как особой способности, отличной не только от рассудка и воли, но и от чувственности как "низшей" пассивно-воспринимающей способности познания. Деятельность "чувствительности" связана с внутренними состояниями души (удовольствия, чувства приятного и т.д.), которые служат основанием для эстетической оценки, определения прекрасного, а также играют роль стимула, "оживляющего" деятельность других способностей души. Особая заслуга в разработке этих вопросов принадлежит И.Г.Зульцз ру, сумевш-'му не только развить идеи Баумгартена и Мейера, но и дать им развернутое теоретическое обоснование. Его разработки сыграли важную роль для последующего развития немецкой эстетики, причем как философами-просветителями, так и представителями "Бури и натиска", раннего романтизма, а также Кантом в его "Критике способности суждения".
Одним из наиболее репрезентативных и значительных фигур эмпири-ко-психологичесхого направления был М.Кр.Лосеий. Противопоставляя рационалистическому методу вольфовской метафизики эмпирический метод, основанный на данных непосредственных наблюдений и экспериментальных наук, он стремился к его всесторонней теоретической разработке и обоснованию. Решение этой задачи Лоссий связывал с определением "физической природы мышления", а также с доказательством достоверности существования внешнего мира, выступая тем самым против идеализма Беркли : скептицизма Юма.
Признавая исходную установку материалистического сенсуализма относительно зависимости познания от внешнего мира, Лоссий, вместе с тем, считает, что ощущения всего лишь "сопричастны" или "сопричинны" (Mitursachen) к действующим на органы чувств вещам и вызываемым ими нервно-физиологическим процессам, но отнюдь не сводятся к последним. Кроме того, развивая идеи Рюдигера, Крузия и других предшественников, Лоссий считает, что ощущения не имеют непосредственного сходства с телами и могут быть названы их образами лишь в "метафорическом смысле". Вместе с тем, он подчеркивает наличие одно-однозначного соответствия между вещами и ощущениями, считая, что действие однородных вещей на одни и та же органы чувств порождают ощущения с одним и тем же содержанием. В этом, согласно Лоссию, и состоит "первое основоположение истины", которое он противопоставляет как теориям предустановленной гармонии и психофизического параллелизма, так и эмпирической трактовке души как исключительно пассивной способности. Указывая ка активный характер познавательного процесса, он придает важное значение деятельности воображения, осуществляющего процедуру обобщения и синтеза чувственных данных в суждения, их подведения под общие понятия рассудка. Сама же истина, согласно Лоссию, состоит не только в единстве или взаимном соответствии ощущений в понятии (тах называемая когерентная теория истины), ко связана с согласованной или гармонической игрой возбуждений в мозгу и с возникающим при этом в душе чувством удовольствия или одобрения (Beifall). В отличие от многих своих предшественников это особое ценностное чувство он не ограничивает эстетическим вхусом, но пытается связать с познавательным отношением к миру, с процессом достижения истины. 3 диссертации показывается, что эти идеи позволили Лоссию нащупать весьма перспективные подходы к проблеме объективности, интерсубъективности и относительности истины, сыгравшие важную роль для преодоления традиционной
дилеммы рационализма и эмпиризма и для формирования гносеологических концепций Тетенса и Канта.
Третий параграф третьей главы посвящен анализу идей поздних представителей немецкого спинозизма (И.Х.Эдельмана, К.Кноблауха, Г.Оорстера и др.), а также многочисленной плеяды просветителей, развивавших так называемую теорию естественной религии (Г.С.Рейма-руса, Н.Х.Шульцг и др.). Здесь же дается краткая характеристика философских воззрений Г.Э.Лессмгма м М.Мендельсона. Важной заслугой большинства из названных мыслителей можно считать разработку исторического подхода к религии, попытку уяснения ее реальных корней, связанных с различными сторонами общественной практики, человеческом жизнедеятельности и т.л. Особая роль в разработке принципа историзма и теории развития принадлежит Лессингу и Гердеру, применявшим их к анализу истории природы, общества, искусства, религии, просвещения, других областей человеческой культуры.
В четвертой главе диссертации дается детальный анализ наследия ХрАКрузия, К.Н.Тетенса и И.Г.Ламберта, чье творчество во многом определялось сознанием ограниченности и несостоятельности традиционных гносеологических концепций и поисками путей выхода из общего кризиса, переживаемого философией в середине XVIII столетия. Именно эти мыслители были непосредственными' предшественниками и современниками Канта ка только в историческом, но прежде всего в проблемно-теоретическом плане, во многом подготовив его "коперкикак-схук> революцию", а в чем-то и предвосхитив идеи критической философии.
В первом параграфе? рассматриваются философские воззрения Хр.А.Крузиа одного из самых глубоких противников вольфианской метафизики. Определяя последнюю как "иллюзорную систематику", Крузий, вслед за своим учителем Рюдигерсм, подчеркивает принципиальное различие между математическим и философским познанием: предметом первого служит мыслимое, возможное, произведенное рассудком или воображением; предметом второго - действительный, реально существующий мир, который и составляет основание всех понятий естествознания и метафизики.
Выступая против рационалистической онтологии и метафизической картины шра, с ез крайним логицизмом и доведенного до фатализма детерминизмом и телеологмзмом, Коузий рассматривает субстанцию в качества активно-деятельного, наделенного внутренней силой начала и вместе с тем подчеркивает ее непознаваемую сущность, непостижимую разумом и недоступную чувствам, которая доставляет лишь знаки, но не
адекватные образы субстанции. Развивая з данном случае некоторые идеи Лейбница и Рюдигера, Крузий, тем не менее, создает свою собственную оригинальную онтологическую концепцию, своеобразие которой состоит в следующих моментах: отрицание доказуемости понятия существования, в том числе и бытия бога посредством разума; трактовка существования в качестве "простой лоложекности" (schlechthin Gesetzsein), основанной на некоем простом и ни к чему не сводимом "полагании" (Setzung); определение пространства и времени как необходимых признаков и даже "синонимов" существования действительного мира и его сосуществующих, движущихся и взаимосвязанных протяженных тел. Последние даны нам в чувственных восприятиях и эмпирических наблюдениях, которые служат лишь коезенкым подтверждением существования субстанции, но не являются ее адекватным образом.
В решении вопроса об отношении действительного мира к человеческой душе Крузий отказывается от точки зрения предустановленной гармонии и физического влияния, а также дает принципиально новую трактовку законов противоречия и достаточного основания как первых принципоз метафизического познрчия. Закон противоречия он опосредует тезисом об истине и лжи -ак необходимо мыслимой противоположности и дополняет его законами "неразрывного" (Nichtzutrenrienden) и "неезязуемого" (Nictitzuverbindenden). В диссертации показывается, что посредством этих весьма своеобразных законов Крузий пытается проаести идею активно-определяющей роли мыслительного акта по отношению к идеальной, выраженной з понятии форме существования вещей или к соответствующему (связанному или раздельному) способу их .мыслительной данности. С помощью нетрадиционной терминологии, крайне неадекватных и порой туманных рассуждений он стремится провести мысль о том, что познавательная значимость понятий, объективно-содержательная сторона истинного знания не определяется формальнологической правильностью или непротиворечивостью мышления. Не определяется ока и непосредственным чувственным восприятием внешних предметов, хотя Крузий отнюдь не отрицал значения чувственного познания и пространственно-временной данности вещей з опыте. Для него важно было подчеркнуть обусловленность истины принудительно-полагающим актом мышления, показать активную и самостоятельную способность разума к построению понятий или конструированию знаний о мирэ. В д/ссэртации показывается, что эти идеи Крузмя были инициирозгкы его критическим отношением к гносеологическим устгнозкгм традиционного рационализма и сенсуализма, а его мысль развивалась не в руслэ некоей иррационально-атости-
четкой и волюнтаристской онтологии, как считают некоторые западные исследователи XX столетия, а в направлении, родственном будущим кгнтовским идеям о синтетически-конструктивной природе познания.
Указанная тенденция еще более отчетливо просматривается в критике закона достаточного основания, в составе которого Крузий различал ssxoa действующей прычшы м определяющего основания. Последний имеет исключительно логическую природу, сводится к возможности получения дедуктивных выводов по закону противоречия и потому содержит в себе "безусловно-неизменную необходимость" всзх вещей, исключающих возможность случайных действий, а главное -Свободных оснований деятель!¡ости человека. И именно по этой причине Крузий и стал, по выражению Канта, "предводителем противников" логицистского принципа определяющего основания и противопоставил ему закон достаточной действующей причины, где речь идет об "основании", которое "производит" (hervorbringt) нечто другое, с ним не тождественное и из него аналитически, по закону противоречия не выводимое.
Такое основание Крузий называет "реальным основанием" и различает в нам основание бытия вещей, а также основание пэзшзательной и нравственной деятельности человека, которые он иногда казызает "идеальными основаниями". Общей и главной чертой всех этих видов основания является ш. внелогический характер, причем в сфере познания рель основания играют не только данные чувств <л опыта, но и принципы наглядной ясности, очевидности и достоверности, присущие геометрическим методам построения фигур, их конструирования в непосредственном чувственном созерцании. Б этой идее Крузий возвращается к дояэйбницезско^у - каг.огицистскому типу рационализма, подходит к интуятивистсхи-ксьструктивистскому пониманию природы математического познания и предвосхищает кантоасхие идеи с пространстве и Бремени хек формах чувственного созерцания. Именно б отсм • контексте проясняется реальный смысл понятий полагания, пространства и времени ках "синонимов" существования и обращения к гахонам "неразрывного" и "кзсБЯзуемого* как составных частей закона противоречия.
Однако главном задачей Крузия оставалась проблема оснований человеческой самодеятельности и свободы воли, которую он выделяет в предмет особой науки - телештссогии. Воля рассматривается им в качества самостоятельной и даже зысшей по сравнению с рассудком и разумом способности, которая обладает непостижимой для последних "основной силой" (Grundkraft). Причем эту "силу" Крузий считает
наиболее полным и адекватным выражением внутренней силы самой непознаваемой субстанции, которая и составляет глубинное основание всего сущего, в том числе и человеческой души. Именно эти идеи Крузия и дали повод М.Вундту, Х.Хаймззту (основателям так называемого метафизико-онтологического направления в кантоведении XX столетия) трактовать его философию в духе волюнтаристской онтологии. В диссертации показывается, что замысел Крузия отнюдь не сзодился к обнаружению иррационально-непознаваемой природы человеческой воли и догматическому постулированию ее свободы, все эти понятия он подвергает тщательному анализу и пытается дать их развернутое и оригинальное обоснование.
Воля, согласно Крузию, является спонтанной, самодействующей причиной, свободно порождающей желания и цели, а также выбирающей пути и способы их осуществления и достижения. При этом свое понимание свободы он решительно противопоставляет ее физикалист-ской или психологической трактовкам, сводящим ее либо к незнанию подлинных причин случайных событий, либо к внутренним, но эмпирически обусловленным мотивам поведения. Подлинная • свобода состоит в абсолютной или безусловной спонтанности воли и проярчяется з форме особого рода необходимости - категорически повелевающего нравственного закона.
В этих рассуждениях Крузий во многом предвосхищает основные идеи практической философии Канта, его учение о свободе как 'основании существования" нравственного закона и о нравственном законе как "основании познания" свободы. Данное обстоятельство справедливо отмечается рядом .исследователей, хотя сам Кант критиковал Круз'ч как "теологического моралиста", указывая на некоторые теологические издержки у своего предшественника, не замечая, однако, того, что свобода и моральный закон выступают у него как самодостаточные понятия, а апелляция к богу как их потусторонней основе носит преимущественно формальный характер. "Более того, в диссертации подчеркивается, что у Крузия можно найти немало и других идей и мотивов, вошедших е состав каитовской этики (например, критика эвдемонистского и унитаристского обоснования морали, проблема высшего блага как единства добродетели и счастья и др.). В понятии же "реального совершенства" или "духовно-телесного единства" как цели и идеала человеческой жизнедеятельности, он в известном смысле идет дальше Канта, избегая присущего последнему дуализма природы и свободы, теоретического и практического применения разума.
Эо втором параграфе четвертой главы рассматривается философско-гн геологическое наследие И.Н.Тетенса, Оставаясь в целом в русле змлирико-психологического направления, его воззрения развивались в условиях четко обозначившегося кризиса традиционного сенсуализма и в значительной мере были посвящены полемике с юмовским скептицизмом и субъективизмом. Показательным фактом является и то, что основной труд Тетенса "Философские опыты о человеческой природе и ее развитии" (1777 г.), по собственному признанию Канта, лежал на его столе во время работы над "Критикой чистого разума", а в. ее тексте можно обнаружить немало заимствований у Тетенса (правда без каких-либо на него ссылок).
S диссертации дзэтся сжатий анализ эволюции воззрений Тетенса, которые разЕизаяись под влиянием идей Бэкона, Локка, Монтескье, Руссо, основных установок и принципов просветительского мировоззрения. Важное место в раннем творчестве Тетенса занимала проблема метафизики, уяснения причин ее кризисного состояния и способов преодоления ее "умствующего" и "мечтательного" логицизма с помощью "наблюдающего метода" Локка. С анализа этого метода Тетенс и начинает свои "Опыты", so многом- воспроизводя традиционную эмпирическую трактовку чувственного познания. Однако, рассматривая ощущения в качестве реакции чувственности ■ на воздействия внешних вещей или души на саму себя, он называет оба источника или причины этих воздействий "вещами в себе" (Dinge an sich) или "абсолютным в зещек вне нас и в нас". Зги "вещи в себе" Тетенс считает совершенно непознаваемыми, однако, следуя Рюдигеру, Крузию, Ламберту и Лоссию, (и в прямой оппозиции Беркли и Юму), он нисколько не сомневается в их реальном существовании. Вместе с тем, он не только усилизает агностические мэтиаы, имевшие место у большинства представителей классического сексуализма, но и превращает их в средство критики последнего и даже б способ новой постановки проблемы познания во многом ему противоположный.
Прежде всего Тетенс решительно выступает против трактовки души в качестве "пучка впечатлений" или "tabula rasa"; душа с его точки зрения, является простой, неделимой и бестелесной субстанцией, которой присуща особая деятельная способность, "основная сила" или "прасила" (Grundkraft, Urkraft). Тем не менее, ошибкой метафизического понимания души он считает претензии на познание ее сущности, попытки сформулировать о ней определенное понятие. Для Тетенса душа остается непознаваемой вещью в себе, относительно которой можно знать только формы ее проявления, основные способы обнаружения, каковыми явля-
ются чувственность, рассудок, другие способности и различные виды их применения.
Что касается чувственного познания, то оно способно "обнаруживать", "замечать" или "схватывать" (Gewahrnehmen, Gewahr.verden) различного рода отношения, связи и зависимости лишь того материала, который мы получаем в ощущениях благодаря воздействию ка нас вещей в себе. В отличие от "абсолютного з ззщах" згет материал Твтенс определяет как "относительное", а эго познание, котя и связано с внешним "возбуждением" нашей чувственной способности, однако возможно лишь благодаря ез собственной л самостоятельней деятельности. Эта деятельность ссстом? з активной обработке данных ощущений, з операциях их сравнения, различения, упорядочивания, объединения в образы и представления, обладающих предметным пространственнс-Ерэменным характером.
В этих рассуждениях Тетзнса заметно слияние Крузия и кантовского учения о чувственном познании, развитого з Диссертации 1770 г. Влияние это просматривается и в том, что в деятельности чувственной способности Тетекс указывает на некоторую принудительность, которая придает ей характер необходимости и исключает кз нее элементы психологической случайности, субъектизхсго произвола и т.п. Вместе с тем, эта принудительность обеспечивает и объективный характер чувственного познания, поскольку заставляет относить отдзль:-ь:э и разрозненные ощущения к некоторому постоянному основанию как общему и единому носителю воспринимаемых сзойстз. Именно таким путем, считает Тетекс, формируется наше представление о действительном мире и лежащих з его ссясза вещах в себе, сущестз> ощих реально, но остающихся недоступными нашему познанию.
Тенденция к преодолению психологического субъектиЕМЗиа к скептицизма становится еще более заметной в учении Тетеьсз о рассудке и его "мыслительной силз" (Denkkraft) как "стстсящай" от чувственности и самостоятельной способности. 3 этом различении Тетзкс также предвосхищает идею Канта о дзух "стволах" человеческого познания <л его критику змпирико-сзксуалистичесхого понимания мышления и способа образования обздга понятий. Особенно наглядно это обнаруживается з трактовке Тетексом понятия причинности, направленной против его юмистского понимания как привычки, устоявшейся езязи впечатлений. "Мыслительной силе" рассудка, считает Тетенс, присуща не только внутренняя принудительность, но к "деятельная сила убеждения" (tätigen Überlegungskraii), которая проязлкется в форме целелолаггющэй активности по отношению к чувственному материалу, синтезирующей его
в нечто целое согласно общим понятиям и необходимым законам. Именно таким путем возникает научная картина мира или мира, каким он дан рассудку (mundus inteilectualis) с отличие от мира, представленного в чувствах (mundus sensibilis). В этом различении Тетенс также несомненно исходит из идей кантовской Диссертации 1770 г. "О формах и принципах чувственно воспринимаемого и умопостигаемого мира". Показательно, однако, что в своем понимании рассудочного познания и сущности умопостигаемого мира точка зрения Тетейса оказывается ближе к "Критике чистого разума", нежели к Диссертации Канта 1770 г. и несомненно оказала влияние на формирование его трансцендентальной логики м ученая об априорно-синтстичссхих суждениях.
В диссертации дается подробный анализ учения Тетенса о рассудке и способах его применения, в которых подчеркиваются моменты его целэпсг.агающей синтетически-конструктивной деятельности, знаково-идеалмзирующей природы м т.д. Утверждая интерсубъективный, общезначимый и необходимый характер мышления, Тетенс стремится . избежать отождествления этих признаков с объективностью познания (чего, как известно, не всегда удавалось сделать и Канту). Правда в ряде случаев и Тетенс использует эмпирико-феноменологическое определение объективной истины как "постоянной видимости" или "неизменного субъективного", однако посредством понятий "аналогия" и "приложение" (Beilegen) он нащупывает подходы к решению проблемы гносеологической объективности и конкретности истины как относительного соответствия знания вещам в себе или "абсолютному" в предметах. Не менее важном в плане преодоления традиционного метафизического истолкования истины язляется ее определение в качестве бесконечной задачи познания или идеала, весьма близкого по своей гносеологической функции к хангоасхому пониманию регулятивных идей разума.
S конце параграфа о Тетенсе рассматривается ' его учение о человеческой душе и свободе как ее подлинной сущности, а также его трактовка истины, добра и красоты как высших ценностей и целей челэзеческой деятельности. В этом учении он не только воспроизводил соответствующие идеи Крузия, но и пытался построить целостную концепцию человека как свободного и самодеятельного существа или "модифихабельной сущности" (modirikables Wesen), способной к бесконечному, самосовершенствованию. Эти идеи, как и гносеологические разработки Тетенса, позволяют говорить о нем как одном из самых ярких и значительных представителей немецкой философской и просветительской мысли XVIII столетия.
Третий параграф четвертой главы посвящен анализу наследия И.Г.Ламберта, едва ли не единственного из рассмотренных выше мислителей, состоявшего в прямой переписке с Кантом. Содержание этой переписки имеет важное научное и историко-философское значение, хотя ее анализ позволяет сделать вывод о далеко не однозначных отношениях мыслителей друг к другу. "Благосклонно" принимая приглашение Ламберта к совместной работе по реформированию метафизики, Кант, тем не менее, достаточно настороженно относился к его филосс )ским идеям. Принципиальную же критику Ламберта в адрес своего учения о пространстве и времени в Диссертации 1770 г. Кант вообще оставил без ответа, хотя неоднократно возвращался к ней даже в "Критике чистого разума".
Существенной особенностью творчества Ламберта было то, что его философсхие идеи опирались на собственную многостороннюю научную работу, на ее весьма интересные материалы и значительные результаты, которых он достиг в различных областях научного знания. В частности, его космологические идеи заслужили высокую оценку у Канта, а его разработки в области математики, логики, семантики и семиотики принесли ему большую известность, нежели е^о собственно философские идеи. Тем не менее, наиболее глубокие и оригинальные гносеологические идеи Ламберта были результатом философского осмысления самостоятельной научной практики, различные приемы и процедуры которой он сделал предметом специального анализа и методологической рефлексии. Кроме того, для разработки своей эпистемологической концепции он использовал колоссальный материал из истории науки; его работы пестрят именами великих ученых всех времен и народоз, многочисленными примерами научных открытий и изобретений, а его "Новый органон" стал едва ли не первым очерком по истории и методологии науки. И думается, не случайно в "Критике чистого разума" Кант мог говорить об "истории экспериментального метода", искать з ней начало "научного пути" математики и естествознания и находить примеры, подтверждающие правильность его идеи о необходимости революционного изменения в способа философского мышления.
Зто убеждение в необходимости глубокой реформы метафизики, разработки ее подлинного и надежного метода для достижения твердых и достоверных истин, равно как и признание односторонности и ограниченности традиционных гносеологических установок, было тем пунктом, где позиции Ламберта и Канта (а также Крузия, Тетенса и ряда других мыслителей рассматриваемого периода) были если не идентичны,
' то весьма близки. Ламберт посвятил немало страниц острой и приниципиальной критике, с одной стороны, абстрактного логицизма вольфианской метафизики, а с другой - локковского эмпиризма, за его неспособность обосновать возможность всеобщих и необходимых понятий, строгого, точного и доказательного научного знания. В "Новом органоне" он и пытается создать качественно новую методологию научного познания и теорию научного знания, посвящая различным аспектам этой проблемы все четыре раздела своего двухтомного сочинения: Дианойлогяю - учение о законах мышления; Алетиологию -учение об истине и простых понятиях, составляющий основание; Семиотику - учение о языке и знаках и Феноменологию - учение о видимости и предрассудках, способах их устранения из познания и т.д.
Основное внимание Ламберта направлено на обоснование объективности познания и достоверности научной картины мира. Решение этой задачи он связывает с обнаружением "простого в познании" или так называемых "реальных понятий" (Realbegriffe), позволяющих "схватить" вещи "как они есть в себе" (wie sie an sich sind). Зти простые и реальные понятия служат основанием и материалом для построения сложных понятий и теоратических систем знания с помощью различных видов "понятий отношений" (Verhältnissbegriffe). При этом Ламберт решительно не приемлет агностических установок Рюдигера и Крузия, а также кантонскую трактовку пространства и времени как субъектизных форм чувственного созерцания, поскольку, по его мнению, тахая точка зрения презращает действительный мир в "идеалистическую иллюзию". Более того, оя развивает весьма специфическую точку зрения "взаимозаменяемости" вещей и понятий, совпадения или равенства объемов "теории вещей" и "теории знаков", в силу чего сни могут быть смешаны или "превращены" (resolviert) друг в друга.
Эту установку Ламберта исследователи не без оснований определяют как вульгаризованный естественнонаучный материализм, реализм или физикализм. В диссертации показывается, что ее источники следует искать в не всегда критической ориентации мыслителя на структуру научного знания, понятийный аппарат классической механики, основные идеализации которой (пространство, время, движение, масса, плотность и т.п.) создавали иллюзию ке только их эмпирического происхождения (разделяемую, как известно, самим Ньютоном), но и их полного совпадения или тождества с дейстеительнцм миром, его свойствами, связями и отношениями. Вместе с тем, эти черты механико-материалистического догматизма не помешали Ламберту осуществить новаторские разработки в области анализа языка науки и теории научных знаков, прояснения и
уточнения их значения и правильного употребления, устраняющего различного рода иллюзии и заблуждения. Этими исследованиями он предвосхитил многие идеи будущего логического позитивизма, аналитической философии, тезис Витгенштейна о совпадении границ мира и языка. Кроме того, в своем учении о так называемом "третьем классе сло-в" или "третьем царстве" метафизической истины, где имеет место совпадение идеального и реального, мыслимого и действительного мира, "оснований познания" и "оснований существования" вещей, Ламберт в некотором смысле был предшественником лоплеровгкой концепции "третьего мира". Правда, Ламберт не обошелся при этом, особенно в своих более поздних работах, и без традиционно-метафизической апелляции к богу как "подлинного" и "высшего" основания соответствия логических истин действительному миру, созданного не только в качестве лучшего, но и содержащего возможность или "предрасположенность" к его познанию человеком.
Наивысшим достижением Ламберта, как уже отмечалось, стала его теория експериментального метода, в которой он не только осмыслил и обобщил обширный материал из истории науки, но и сумел нрйти новые, нетрадиционные подходы к пониманию отношения познающего субъекта к объекту, познавательной деятельности как процесса достижения их единства в предметном знании. В этой связи особый интерес представляет его трактовка априорных понятий как "предшествующего" или "предварительного" гипотетического знания, которое должно быть проверено и исправлено в ходе эксперимента, подтверждено апостериорными данными опыта и только после этого может обрести статус достоверного, аподиктического, объективно-значимого и необходимого знания о мире.
В диссертации показывается, что в этих идеях Ламберт не только предвосхитил кантовское понимание априорности как условия возможности опыта, но и избежал присущей последнему трактовки априорных форм и понятий как абсолютных и неизменных, "чистых" способностей чувственности и рассудка. Ламберт подчеркивает конкретный и относительный характер априорных понятий, указывает на их активно-эвристическую функцию в реальной познавательной деятельности ученого. Сущность же эксперимента, согласно Ламберту, состоит в умении сознательного и целенаправленного вопрошания природы, при котором используются заранее придуманные процедуры и приемы, специальные инструменты, позволяющие "вмешиваться" в естественный ход вещей и получать не только искомые ответы, но и такие, в которых обнаруживаются новые, ранее неизвестные свойства и
закономерности природы. В диссертации дается анализ и общая характеристика Ламбертовой типологии и классификации экспериментов (мысленные и реальные, прямые и косвенные, аналитические и синтетические и т.п.), где особую ценность представляют так называемые "практические" вопросы и эксперименты, позволяющие действовать "наперекор" (umgekehrt) вещам, преобразуя их в соответствии с задачами и потребностями теоретического и практического освоения мира. Эти идеи Ламберта имеют очевидное сходство с идеей "коперниканского переворота" Канта, согласно которому "предметы должны сообразовываться с нашим познанием", а разум - "идти впереди" природы с заранее придуманными экспериментами, заставляя ее "отвечать на его вопросы". Вместе с тем, в диссертации отмечается, что значение философского наследия Ламберта далеко не исчерпывается его ролью в подготовке кантовского критицизма, но обладает самостоятельной ценностью, хотя многие его достижения и находки были востребованы лишь в конце XIX - начале XX вв.
В пятой, завершающей главе диссертации рассматривается ранний или докритический период творчества И.Канта (1746 - начало 1770 гг.). В трех параграфах главы вычленяются его основные этапы, выясняются их специфические признаки и общие черты, прослеживаются основные линии эволюции воззрений мыслителя, что позволяет пересмотреть абстрактное и во многом искусственное противопоставление раннего и позднего периодов его творчества. Вместе с тем, анализ раннего наследия Канта ведется с точки зрения уяснения его прямых или косвенных зависимостей и связей с творчеством непосредственных предшественников и современников, что позволяет выяснить конкретный историко-философский контекст возникновения критицизма, осмыслить его в качестве ответа на реальную проблемно-содержательную ситуацию, которая имела место в немецкой и европейской философии е середине XVIII столетия.
В первом параграфе показывается, что начиная с первых работ, особенно знаменитой госмогонической гипотезы, Кант связывал основную задачу метафизики с обоснованием научной картины мира, объяснением его "естественного и закономерного" устройства, "правильного и совершенного" порядка. Правда, в работах 40-х - начала 60-х гг. решение этой задачи он пытается осуществить в русле лейбницианскогс учения о простых и бестелесных субстанциях, подчеркивая, в отличие от Вольфа, их активно-деятельную природу и намереваясь дать "истиннук оценку", т.е. механико-математическое определение и выражение и; "живых сил". Вместе с тем, уже в этих работах у Канта намечается и все
более усиливается критическое отношение к традиционной метафизике, в чем он был солидарен со многими современными ему противниками вольфианства.
Как для Рюдигера и Крузия, основным объектом его критики был односторонний логицизм вольфианской метафизики с ее попытками заключать от логической возможности, мыслимости понятия вещи к ее действительности, а также принцип предустановленной гармонии с ее необъяснимым идеальным соответствием между душой и телом. Устранение этих пороков Кант связывает с необходимостью обращения к понятию существования, за которым он, как и названные мыслители, отрицает статус логического предиката и пытается установить принципиальное различие между "оснвванивм истины" и "основанием существования". Однако в первых своих работах решение этой задачи он связывает с попытками нового доказательства бытия бога, за которым он отрицает характер логического заключения от возможности понятии бога к его существованию и обращается к акту безусловно-необходимого полтгания (Setzung, Position), благодаря которому бытие бога обретает значение "простой" или "безусловной положенности" 'schlechthin Gesetzsein).
В такой трактовке понятия бытия, заимствованного, по-видимому, у Крузия, Кант стремится показать внелогическую природу этого понятия, а в составе суждения обнаружить наличие некоторого деятельного акта полагания или утверждения существования его субъекта. Во избежание субъективистской трактовки этого акта, Кант наделяет его значением безусловно-необходимого полагания; .значением же существования (Dasein) наделяется не предикат, а субъект суждения, причем достигается это за счет онтологизации логической связки "есть" (ist), ее превращения в понятие "бытия" (Sein), а точнее - в догматический постулат: "Бог есть".
В диссертации показывается, что результатом этих попыток было отнюдь не преодоление вольфианского логицизма и фатализма, а напротив, их отчетливое усиление, вопрос же о существовании действительного мира и возможности достоверного, объективно-значимого знания о нем оставался открытым. Именно поэтому Кант снова возвращается к нему в работах начала - середины 60-х гг., анализу которых посвящен второй параграф главы. Здесь отмечается, что характерной черч^й этого периода было заметное усиление элементоз эмпиризма и переход от метафизического, субстанционально-онтологического к собственно гносеологическому рассмотрению проблемы отношения бытия и мышления. Вопрос о соотношении
оснований истины и существования Кант переводит теперь в плоскость обнаружения познавательной, содержательно значимой стороны понятий, которую он вслед за Крузием и Ламбертом определяет в качестве реальных оснований познания. Эти основания не сводятся к их логически правильной, непротиворечивой форме, а понятия о них не могут быть аналитически выведены из каких-либо предшествующе-определяющих оснований и потому имеют логически недоказуемый характер.
Отрицая логическое происхох<дение или генезис "реальных понятий", Кант вынужден искать какой-то иной способ их обоснования. Выступая "против идеалистов", он апеллирует к действительным вещам вне души, считая, что понятие существования "приобретается опытом" и доказывается эмпирическими источниками познания. Выступает он и против теории предустановленной гармонии или идеального влияния, ставя вопрос о зависимости познания от существования действительного мира. Вместе с тем, в диссертации показывается, что Кант отнюдь не следует и установкам эмпирической гносеологии и теории физического влияния, считая, что данные опыта и чувственного познания могут служить лишь случайным, а не необходимым основанием "реальной" или "материальной" стороны истинного знания. Специфика кантовского подхода вплоть до "Критики чистого разума" заключалась в том, что, отказываясь от метафизического логицизма, он, тем не менее, стремился понять и обосновать возможность именно научного, теоретического знания, отвечающего критериям его логи ко-математического идеала, т.е. обладающего признаками необходимости и всеобщности, достоверности и строгой доказуемости и т.п.
В диссертации дается детальный анализ кантозских попыток решения этой задачи, которая выступала для него в форме проблемы перехода от непосредственных чувственных ощущений и данных опыта к необходимым, логико-понятийным формам знания, что доступно лишь "высшей силе познания". Первоначально эту "силу" ок определяет как "способность к суждению" (Vermögen zu urtheilen), усматривая в не? "существенное различие" между разумными существами и хсивотными, Под суждением же он имеет в виду не форму логической связи межд^ субъектом и предикатом, а "действие" (Handlung), т.е. способность рассудка или. разума "делать представления предметом своих мыслей' или создавать из чувственных восприятий вещей и их отношений поняти? и суждения о них, которые и служат реальными основаниями познания.
Показательно, однако, что Кант не только колеблется в определения) "высшей силы познания", называя ее то "способностью суждения", тс
"таинственной силой" внутреннего чувства, но и не скрывает своих затруднений в этом вопросе, признаваясь в конце концов в неспособности своего "слабого разумения" понять источники и генезис "реальных понятий". Его мысль направлена на уяснение их особой гносеологической природы и постоянно наталкивается на все более отчетливое понимание того, что их источником не может быть ни логическое мышление, ни данные опыта и чувственности, ни тем более, сами внешние вещи, которые "не заключают в себе силы", способной порождать понятия реальных оснований. Не и,,эт он и по "среднему пути", т.е. эклектического "примирения" установок рационалистической и эмпирической гносеологии, подчеркивая, что эти понятия не могут быть ни логически доказаны или аналитически выведены из предшествующего оснозакия, ни синтетически присоединены к имеющемуся понятию на основании данных опыта и чувств. Однако, еще более показателен тот факт, что, оставляя этот вопрос открытым, Кант в качестве "непонятной" особенности "реальных понятий" указывает на их способность "полагать нечто другое", т.е. синтетически расширять свое содержание с помощью предикатов, которые з понятии субъекта не мыслятся, но и не присоединяются к нему из опыта. Между ними имеет место какая-то иная связь -не логическая и не эмпирическая, но вместе с тем- обладающая необходимым характером и познавательным значением. По существу, Кант дает здесь первую формулировку вопроса о возможности априорных синтетических суждений, точно так же, как в "таинственной" способности "судить" намечает идею своего будущего критического учения о рассудке как способности составлять суждения или познавать через понятия посредством "приведения" данных представления или созерцания к "объективному и необходимому единству апперцепции".
Впрочем, в работах середины 60-х гг. Кант еще очень далек от такого трансцендентально-критического подхода к проблеме познания и пытается решить вопрос о возможности "реальных понятий" с помощью так называемого аналитического метода, а именно расчленения и разъяснения сложных и смутных понятий метафизики. Такой путь, по его мнению, позволяет обнаружить простые, неразложимые, очевидные и истинные понятия о предметах, а затем использовать их в качестве ральных оснований для построения развитого, отчетливого и достоверного знания о мире. Свой аналитический метод Кант противопоставляет синтетическому методу математики и, что важнее, беспредметному системотворчеству метафизики и, хотя исходный материал и конечный результат применения этого метода остаются весьма неопределенными, вполне очевидна его направленность. А именно, здесь имеет место
первая попытка критического анализа всякого и прежде всего философского знания с целью различения в нем научных понятий, опирающихся на "опыт и геометрию", т.е. на "надежный способ исследования", используемый Ньютоном в естествознании, с одной стороны, и произвольно созданных или "измысленных" понятий традиционной метафизики, с другой. В диссертации показывается, что в этом различении Кант дает первый набросок будущего различения "Трансцендентального учения о началах" как основных элементах и условиях возможности опыта и "Трансцендентальной диалектики" или критики беспочвенных притязаний разума на сверхопытное знание, порождающее иллюзии и заблуждения.
Зта антиметафизическая тенденция нашла наиболее яркое воплощение в знаменитой работе 1766 г. "Грезы духовидца, поясненные грезами метафизики", в которой некоторые исследователи склонны даже усматривать влияние юмовского скептицизма. В этой работе Кант действительно чаще чем где-либо апеллирует к опыту и данным чувственного познания; тем не менее, и здесь его интересует не обыденный опыт индивидуального субъекта, а опыт научного познания или научной картины мира. Предметом же его анализа служат не только данные чувств и эмпирических наблюдений, сколько простые и необходимые понятия: протяженности, фигуры, сосуществования, последовательности, устойчивости, плотности и т.п., т.е. такие, которые выражают общие, а точнее идеализованные свойства и отношения действительного мира и допускают возможность их механико-математического объяснения. Именно такого рода понятия, которые подтверждаются данными опыта и могут быть доказаны "во всякое время", Кант и использует для критики беспредметного логицизма метафизики, ее мнимых знаний и "хитростью приобретенных понятий", посредством которых она строит "воздушные миры идей".
Здесь же он развивает идею о необходимости единства двух "концов" познания - априорного и апостериорного, вводит понятие "общечеловеческого рассудка" как предпосылки общезначимого характера научного знания, впервые определяет метафизику как науку о "границах человеческого разума", которая запрещает ему выходить за пределы опыта и воспарять в сферу вымыслов, и химер и т.п. (к каковым он относит учение о духах, монадах, врожденных идеях и т.п.).
Весьма важным моментом для понимания эволюции воззрений раннего Канта было то, что в "Грезах" он развивает высказанные двумя годами раньше мысли о человеке и его месте в мире, как нравственного существа, обладающего свободой воли, нравственной ответственностью
и потребностями, "надеждами на будущее" и т.п. Именно здесь, а не в теоретических доказательствах, он ус атривает "единственно возможное основание" для веры в бессмертие души и бытие бога и с решением именно этих - практически-нравственных задач связывает подлинное предназначение метафизики. Тем самым, уже в эт~т период у него стали намечаться контуры его будущей концепции теоретического и практического разума, ставшей краеугольным камнем, критической философии.
кантовская Диссертация 1770 г. "О формах и принципах чувственно воспринимаемого и умопостигаемого мира". В ней Кант впервые разработал свое учение о пространстве и времени как чистых формах чувственного созерцания, на основании чего многие исследователи считают эту работу переходной от докритического к критическому периоду и даже уже собственно критической. Тем не менее, именно здесь он предпринял последнюю попытку спасти "любимую" им метафизику, и в этом смысле данная работа была и известным шагом назад по сравнению с "Грезами". В диссертации показывается, что эволюция воззрений Канта шла не по прямой линии перехода от догматической метафизики к критицизму, а по линии по-пятного движения от скептицизма "Грез" к догматизму сочинения 1770 г.
В главе подробно анализируется кантовское понимание пространства и времени в его связи и отличии от учений Ньютона, Лейбница, Крузия и Ламберта, а также в контексте эволюции его собственных воззр "ний на природу математического познания. Сохраняя за последним синтетический и наглядный характер, Кант связывает его с "действием" объекта на способность восприимчивости и рассматривает в качестЕЭ конструктивно-деятельных способен упорядочивания и координации "материи ощущений", их приведения s необходимые формы пространственно-временной данности явлений чувственно воспринимаемого мира. Такой подход позволяет ему придать чувственному познанию в "высшей степени" отчетливый и достоверный, необходимый и общезначимый характер.
Однако особенность или "историческая ограниченность" Диссертации заключалась в том, что, сделав важный шаг на пути обоснования научного опыта, Кант, по его собственному признанию, "обошел молча ниш" вопрос об отношении рассудка к чувственным данным, о применении эго категорий к язлениям опыта, что и позволяет установить и сформулировать необходимые, всеобщие и объективно значимые ("реалъныа") принципы и законы чувственно воспринимаемого мира. В Диссертации 1770 г. под "реальным" применением • рассудка он понимает его
В
главы рассматривается
способность к познанию ноуменального или умопостигаемого мира и его особых метафизических сущностей или сверхчувственных "объектов" (простой души, мира в целом, бога). Тем самым иллюзорные, "вымышленные" понятия метафизики неожиданно обретают "реальность" в сверхчувственном мире, лежащем за пределами всякого опыта и научного знания, а "подлинный метод метафизики" сводится к необходимости устранения "ошибочного и вредного смешения" чувственного и умопостигаемого миров и способов их познания -научного (чувственного и эмпирического) и метафизического (рассудочно-реального). По сути дела в своей Диссертации Кант восстанавливает в празах и дает новое обоснование традиционных метафизических дисциплин - рациональной психологии, космологии и теологии (чтобы спустя десять лет подвергнуть их сокрушительной критике).
В заключении главы показывается, что и в Диссертации Канту не удалось создать сколько-нибудь последовательную и даже внятную концепцию "реального" применения рассудка, равно как и провести отчетливое различение чувственного и умопостигаемого миров. Многие из его построений пронизаны глубокими внутренними противоречиями, которые по сути дела свидетельствовали о принципиальной несостоятельности и неосуществимости поставленной здесь задачи. Для отчетливого, рефлексивно-критического осмысления этого факта Канту понадобилось много лет, однако понимание существенных недостатков и противоречий своей Диссертации пришло к нему довольно скоро, в чем он сам признается в письме к Герцу от 21 февраля 1772 г. Анализ этогс письма позволяет сделать вывод, что к этому моменту мыслитель окончательно отказался от идеи "спасения" метафизики и сделаг решающий выбор в пользу радикального критического пересмотра все> ее основополагающих установок и принципов.
В Заключении диссертации подводятся общие итоги исследования излагаются его основные выводы, дается обобщенная характеристике того круга проблем, которые определили содержание и направление философских исканий немецких мыслителей XVIII века и сыграли важную роль для развития воззрений Канта, завершившегося созданием "Критики чистого разума". Подчеркивается большая научная и историко-философская значимость рассмотрен, .ого периода истории немецкой философской мысли и делается вывод о необходимости его дальнейшего углубленного исследования.
Основные результаты исследования изложены в следующих публикациях:
1. Проблема метафизики у раннего Канта. Истоки критицизма. В сб.: "Вопросы теории познания в буржуазной философии XVIII - начала XIX вв.". М., 1978, 1,5 а.л.
2. Становление диалектики как теории деятельности у Канта. В сб.: "Философия Канта: современные исследования и дискуссии". М., 1933, 1,6 а.л.
3. Вещь в себе и основ, .ой вопрос философии у Кант?1 В кн.: "Критика чистого разума" Канта и современность". Рига, 1984, 1,1 а.л.
4. Введение в сб.: "Из истории идейных исканий эпохи немецкое классической философии". М., 1934, 0,5 а.л.
5. Актуальные вопросы нг'ки о прошлом. В кн.: Методологические и мировоззренческие вопросы истории философии". М., 1988, 0,5 а.л.
6. Немецкая философия эпохи раннего Просвещения (конец XVII -первая четверть XVIII вв.). Инд. монография. М., 1989, 11,6 а.л.
7. Экспериментальный метод в философии И.Г.Ламберта. В сб.: Проблема методологии научного исследования в 'философии Нового времени". М., 1989, 2,0 а.л.
8. Философия Просвещения и кризис метафизической философии. В сб.: "Некоторые характеристики философии эпохи Просвещения". М., 1989, 2,0 а.л.
9. Философия Немецкого просвещения. В кн.: "Программы для слушателей центра гуманитарного образования при Госкомитете РФ по высшему образованию". М., 1993, 0,2 а.л.
10. Философия Канта. В кн.: "История западноевропейской философии". Учебное пособие. М., "Высшая школа", 1994, 1,0 а.л. (в печати).