автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Проблема автора в прозе Л. Добычина
Полный текст автореферата диссертации по теме "Проблема автора в прозе Л. Добычина"
На правах рукописи
КОРОЛЕВ СЕРГЕЙ ИВАНОВИЧ
ПРОБЛЕМА АВТОРА В ПРОЗЕ Л. ДОБЫЧИНА
Специальность 10.01.01 — русская литература
АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук
003449803
Тверь 2008
003449803
Диссертация выполнена на кафедре истории русской литературы ГОУ ВПО «Тверской государственный университет»
Научный руководитель доктор филологических наук, профессор
Строганов Михаил Викторович
Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор
Каргашин Игорь Алексеевич кандидат филологических наук, доцент Белоусов Александр Федорович
Ведущая организация Воронежский государственный педагоги-
ческий институт
Защита состоится « £ » 2008 г в 13 час 00 мин на
заседании диссертационного совета Д212 263 06 в Тверском государственном университете по адресу 170002, г Тверь, пр Чайковского, д 70, ауд 48
С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Тверского государственного университета по адресу г Тверь, ул Володарского, д 44 а
Автореферат разослан « / ъссглс^к 2008 года
Ученый секретарь диссертационного совета
доктор филологических наук, профессор / ^ СЮ Николаева
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА
Проблема автора является одной из наиболее актуальных проблем современного литературоведения, а для писателя Л Добычина она оказалась в определенном смысле судьбоносной его произведения были как бы непрочитанными, непонятыми и потому отвергнутыми современной ему критикой, которая обвиняла его в формализме, в «формалистском пустословии», «безразличии», «равнодушии», «объективизме», «фотографичности», «натурализме» и т д
Логика восприятия отдельных произведений и творчества Л Добычина в целом — как враждебной ему критикой, так и почитателями его таланта — прослеживается достаточно ясно «объективизм» — «формализм» или «тупик узкого эстетизма» (К Федин) — «формалистское пустословие» (Е Поволоцкая) А затем появились и политические обвинения — в «реакционности», в «черносотенстве», в «идейной чуждости» и «антисоветизме»1 Однако очевидно, что не Л Добычин боролся с советской властью, а власть боролась с ним
Необходимо отметить, что и в современном литературоведении нередко можно встретить высказывания об объективизме стиля Добычина, о «психологической закрытости Добычина-прозаика и эпистолографа, выразившейся в отсутствии в прозе образа автора и создании духовно "полого" героя, лишенного той психологической глубины, которую скрывает внутри себя сам автор» (М Золотоносов) Часто, говоря об авторе в творчестве Л Добычина, ставят в один ряд такие понятия и категории, как повествователь, автор и писатель Ср, например «Точка зрения его (Л. Добычина — С К ) повествователя — это точка зрения жителя захолустья, его коренного обитателя Писатель "не знает", "не чувствует" ничего сверх того, что доступно "маленькому человеку" (А Агеев) Порой к тексту подходят с точки зрения наивного биографизма «Итак -— город Эн Динабург — Двинск — ныне Даугавпилс Повествует автор о своем детстве и гимназических годах, проведенных в этом городе» (А Н Жилко) Или «Добычин написал автобиографическое произведение (((Город Эн» — С К ), в котором довел до определенной чистоты (с точки зрения поэтики) идею "нейтрального письма"» (В В. Ерофеев)
Впрочем, Виктор Ерофеев, автор последней цитаты, на наш взгляд, точно уловил основной — «мерцающий» — принцип повествования в прозе Л Добычина «То автор делает шаг в сторону своего героя, и тот вдруг оживает в роли его автобиографического двойника, то отступает, не предупредив, порой превращается в механическую фигурку Эти стилистические колебания отражают некую подспудную динамику самой жизни При
1 См Последние дни Леонида Добычина / Публ А В Блюма Предисл и коммент А Ф Белоусова // Писатель Леонид Добычин Воспоминания Статьи Письма СПб, 1996 С 25-27
этом важно отметить, что ирония не находит своего разрешения Возникает ощущение достаточно ироничной прозы, позволяющей понять отношение автора к описываемому миру, и достаточно нейтрального повествования, позволяющего этому миру самораскрыться Если взять внетекстовую позицию Добычина, то видно, что автор и судит, и не судит эту жизнь* его метапозиция двойственна, поскольку он видит в этой жизни и некую норму, и ее отсутствие»2 Добавим, что этот принцип «мерцающего» повествования проявляется не только в романе «Город Эн», но и в рассказах и даже в письмах JI Добычина
Очевидно, что в текстах с подобного рода субъектной организацией особенно остро встает вопрос об авторском отношении к изображаемому, об авторской позиции Однако исследований проблемы автора в прозе JI Добычина крайне мало Только в последние годы стали появляться работы, посвященные различным аспектам нарратологической проблематики3 Заслуга создателей этих исследований в том, что они дают скрупулезный анализ повествовательной структуры добычинских текстов, однако системный характер такой аЯализ приобретает лишь в кандидатской диссертации 3 А Поповой Тем не менее, нельзя не отметить, что автор диссертации, используя теоретический и методологический аппарат зарубежной нарратологии, чересчур формализует и «высушивает» добычинскую прозу « проза ЛД (Л Добычина — С К) представляет собой не осмысление реальности, но осмысление литературных моделей этой реальности В частности, в творчестве ЛД осуществляется рефлексия по поводу способов письма и собственно по поводу возможностей создания литературного произведения на основе классических повествовательных схем»4 Следуя этой логике, 3 А Попова как цель своей диссертации обозначает «не выявление особенностей персонажного/нарраторского сознания», но установление того, «какие принципы определяют функционирование и взаимодействие повествовательных инстанций» Автор диссертации ведет отчаянную
1 Ерофеев В В Поэтика Добычина, или Анализ забытого творчества // Ерофеев В В
В лабиринтах проклятых вопросов М, 1996 С 198
3 Абанкина О И Внутренняя индивидуальная модель мира в романе Л Добычина «Город Эн» // Писатель Леонид Добычин Воспоминания Статьи Письма С 235-240, Абанкина О И Повествовательная структура в тексте Л Добычина // Добычинский сборник Вып 3 Даугавпилс, 1998 С 65-71, Каргашин И А Антиутопия Леонида Добычина (Поэтика рассказов)//Русская речь 1996 №5 С 18-23, Он же Тынянов и Добычин (К истории одной пародии) И Тыняновский сборник Вып 10 Шестые — Седьмые — Восьмые Тыняновские чтения М , 1998 С 376-386, Маслов Б Oratio recta как модернистский прием (Поэтика повествования Л Добычина с позиций метапрагмати-ки) // Добычинский сборник—4 Даугавпилс, 2004 С 101-125, Он же О двух типах письма в рассказах Л Добычина // Добычинский сборник—5 Даугавпилс 2007 С 523, Петрова Г В Принцип «антисюжета» в поэтике рассказа Л Добычина «Встречи с Лиз»//Добычинский сборник—3 Даугавпилс, 2001 С 84-90 и др
4 Попова 3 А Поэтика прозы Л Добычина Нарратологический аспект Автореф дис
канд филол наук СПб, 2005 С 4
борьбу с любыми «психологическими категориями, то есть категориями не нарратологической природы»5. Однако, убирая «психологическую составляющую» анализа, на наш взгляд, исследователь нарушает его целостность, так как, чтобы правильно и полно проанализировать и описать субъ-ектно-речевую организацию текста, необходимо учитывать и психологическую точку зрения персонажей или повествователя, особенности психологии субъектов речи, а особенно — субъектов сознания Кроме того, по верному замечанию другого исследователя добычинской прозы, «наррато-логия как область теоретической рефлексии, развивавшаяся в рамках французского структурализма и продолженная учеными, работающими на пересечении лингвистики и литературоведения, ориентирована прежде всего на осмысление достижений западных модернистов» Поэтому «специфика добычинской повествовательной поэтики <. > оказывается как бы вне компетенции традиционной нарратологии»6.
В свете рассматриваемой проблемы заслуживают особого внимания работы И А Каргашина, в которых последовательно развивается мысль о том, что повествование у JI Добычина обычно бывает не безличным авторским словом, но выражает точку зрения конкретного человека — одного из персонажей рассказа По словам исследователя, «в целом повествовательная система оказывается у Добычина неоднородной (совмещающей разнообразные типы повествования), причем не "безличное повествование" является ее стилевой основой»7 Анализ субъектной организации рассказов JI Добычина обнаруживает, что повествователь в них то выполняет функцию наблюдателя, то выступает в роли субъекта дейксиса, то обнаруживает себя благодаря наличию в тексте элементов субъективной модальности Особо рассматривается повествователь как субъект речи Повествовательная речь «не удерживается» на уровне «нейтрального письма» и нередко включает в себя слово героя (экспрессивное, просторечное или — реже — диалектное) Кроме того, в некоторых случаях сознание героя «проникает» в повествовательный текст (иначе сам повествователь проникает в сознание героев, т е возникают случаи «психологической интроспекции») в виде сравнений, ассоциаций, «апелляции к своим» «Действительность, изображенная в прозе JI Добычина, как правило, подана автором как уже известная, как мир хорошо знакомый, то есть как "мир своих"», «подобный прием рассчитан на запечатление событий как бы с точки зрения одного из героев — своего человека в изображаемом мире» Исходя из этого делается вывод, что общий принцип добычинского письма — стремление воссоздать «картину мира» изнутри изображаемого И более того, объектом исследования самого JI Добычина является «индивидуаль-
5 Там же С 5
6 Маслов Б Oratio recta как модернистский прием (Поэтика повествования JI Добычина с позиций метапрагматики) С 107
1 Каргашин И А Тынянов и Добычин (К истории одной пародии) С 377
ное человеческое сознание», которое в его рассказах предстает как «неразвитое сознание современного — "нового" человека»8 На наш взгляд, эти и другие формы размытого повествования, смешения голосов следует рассматривать как «гибридные конструкции» (М М Бахтин) и разного рода «психологические интроспекции» (Ю. В Манн)
Таким образом, снятие с текстов Л Добычина «проклятия объективизма» и открытие их сложной субъектной организации создает возможность адекватного понимания творчества писателя
Исходя из всего вышесказанного, целью нашей работы является исследование различных видов и форм «авторской активности» в произведениях Л Добычина, а главной задачей, которую необходимо выполнить для достижения поставленной цели, — анализ субъектно-речевой организации текстов писателя Кроме того, для выполнения этой задачи необходимо
— определить и описать теоретический аппарат, необходимый для анализа прозы Л. Добычина,
— проанализировать субъектную организацию текстов Л Добычина в специфике выражения точек зрении (пространственных, временных, фразеологических, психологических), исследовать ономастику и заглавия произведений Л Добычина с позиций субъектно-речевой организации,
— проанализировать формально-субъектную организацию текстов (особенности «говорящего субъекта» у Л Добычина),
— рассмотреть субъектно-объектные и субъектно-субъектные отношения (я и другой в прозе Добычина, автор — герой — читатель),
— определить место добычинской прозы в русской литературе 1920—1930-х гг,
— выявить специфику построения «словоцентричного» текста Л Добычина и описать основные принципы создания художественного мира, центром которого является слово, «словечко», фраза,
— дать определение примитивизма в художественной литературе, описать конститутивные признаки этого явления и рассмотреть, как Л До-бычин осваивает эстетику примитивизма в своем творчестве,
— на фоне традиционный повестей о детстве («Детство» Соколова-Микитова) определить специфику «детского текста» Л Добычина («Город Эн») с точки зрения его субъектно-речевой организации,
— провести сопоставительный анализ повествовательных структур Л Добычина и Б Зайцева, традиционно определяющихся такими полярными категориями как «нейтральное повествование» и «лирическая проза», соответственно, выявить реальную сложность организации повествования писателей, не сводимого лишь к указанным категориям
Интерес к прозе Л Добычина не ослабевает — причем не только у российского читателя Проза писателя переводилась на немецкий, гол-
8 Там же С 382
ландский, сербский, итальянский, английский, польский, румынский, латышский языки Появляется множество публикаций, посвященных биографии и творчеству писателя Все это говорит о том, что требуется определенный системный подход к изучению наследия Л Добычина и подчеркивает актуальность данного исследования
Материалом для анализа является все литературное наследие писателя, которым мы располагаем на данный момент
В настоящем исследовании впервые применяется системно-субъектный метод ко всему корпусу прозы Л Добычина (роман, повесть, рассказы и письма), чем определяется научная новизна диссертации
Теоретической основой нашей работы являются труды М М Бахтина, заложившие фундамент современного литературоведения, изучающего проблему автора в художественном произведении В частности — вслед за Бахтиным — мы под «автором» понимаем носителя целостной концепции художественного произведения, как бы саму эту концепцию, «последнюю смысловую инстанцию» (М М Бахтин) При таком понимании автора становится очевидным, что всякое «частное» слово в художественном тексте заведомо меньше целостной концепции, которая как бы и складывается, вырастает из этих «частных слов», из их слияния, столкновения Как показал Бахтин, в художественном тексте нет и не может быть «ничьих» слов, всякое слово — чье-то
Основываясь на этих положениях Бахтина, Б О Корман разработал системно-субъектный метод анализа художественного произведения, который мы взяли за методологическую базу нашего исследования Системно-субъектный анализ определяет принадлежность всякого отрывка текста тому или иному субъекту речи или субъекту сознания. Причем оказывается, что традиционное деление текста на две части (повествовательная речь — с одной стороны, и прямая речь персонажей — с другой), как правило, оказывается весьма неточным и не дающим истинного представления о субъект-но-речевой организации художественного текста Повествовательный текст часто включает в себя слово или сознание персонажей, и таким образом создается впечатление, что повествование ведется сразу несколькими субъектами или, по крайней мере, с учетом и отражением различных точек зрения Повествование перестает быть монологом Диалогичность становится необходимым условием постижения и изображения действительности
В разработке научной базы использованы труды М М Бахтина, Ю М Лотмана, Б А Успенского, Н А Кожевниковой
Научно-теоретическая значимость работы заключается в расширении терминологического и методологического аппарата Б О Кормана за счет включения некоторых недостающих звеньев из работ Б А Успенского, Ю В Манна и Е В Падучевой Кроме того, мы исследуем практически неизученное явление — примитивизм в литературе Применение системно-субъектного метода к .творчеству Л И Добычина позволяет воссоздать картину художественного мира писателя, вписать его в контекст русской
литературы 1920—1930-х гг. Результаты данной работы могут быть использованы при дальнейшем исследовании творчества Л Добычина и преподавании русской литературы и культуры 1920—1930-х гг в общих и специальных курсах В этом ее практическая значимость
Апробация результатов исследования Основные положения и материалы диссертации были представлены в докладах на международных и общероссийских конференциях «Вторые Международные Зайцевские чтения» (Калуга 2000), «Культура российской провинции век XX - XXI веку Всероссийская научно-практическая конференция» (Калуга 2000), «Актуальные проблемы современного литературоведения Межвузовская научная конференция» (Москва МГОПУ. 2000), «Шестые Добычинские чтения» (Даугавпилс 2000), «Актуальные проблемы современного литературоведения Межвузовская научная конференция» (Москва МГОПУ. 2001), «XVI Тверская межвузовская конференция ученых-филологов и школьных учителей» (Тверь 2002), «1-я Международная конференция "Русское литературоведение в новом тысячелетии"» (Москва МГОПУ. 2002), «Восьмые Добычинские чтения» (Даугавпилс 2005), «Всероссийская научная конференция, посвященная 115-й годовщине со дня рождения И. С Соколова-Микитова» (Тверь 2007), «Всероссийская научно-практическая конференция "Калуга на литературной карте России"» (Калуга 2007)
Основные положения, выносимые на защиту:
1. Л Добычин в текстах с экзегетическим нарратором использует различные повествовательные формы (традиционный нарратив, нетрадиционный нарратив, свободный косвенный дискурс, персональное повествование), которые сменяют друг друга, таким образом меняя точку зрения, с которой читателю предстоит воспринимать происходящие события
2 В рассказах Л Добычина наблюдается перекрытие традиционных зон автора зонами персонажей, размытие текста повествователя словом героя, так что создается иллюзия, что повествование ведется голосом какого-либо персонажа
3 Рассказ «Портрет» является экспериментальной площадкой для Л. Добычина, где он впервые использует диегетического нарратора, присутствие которого, однако, ограничилось только названностью, перволичной определенностью, существенно не изменив основных принципов повествования в малой прозе Л Добычина «Портрет» связывает рассказы и роман «Город Эн» в единую прозаическую систему
4 В романе «Город Эн» диегетический нарратор, его рассуждения и переживания, его мировоззрение оказываются в центре нашего внимания Однако мы имеем дело не с лирической прозой Автобиографичность — периферийное свойство романа, Л Добычин не ставил своей целью написать книгу о своем детстве Скорее это история о детских годах некоего ребенка, родившегося в конце XIX столетия в некоем русском провинциальном городке, и эта история изложена самим подростком
Писатель осваивает эстетику примитивизма на литературной почве Он создает особого нарратора, принадлежащего так называемой «третьей культуре» — промежуточному звену между «классическими образцами» и обывательской, нелитературной средой
Поставленные задачи и указанный метод исследования определяют структуру работы Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения и библиографического списка
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ
Во Введении обосновываются актуальность и научная новизна работы, формулируются цель и задачи исследования, определяются его теоретический и методологический аппарат Здесь же мы подробно рассматриваем особенности системно-субъектного метода Б Кормана и выясняем, что эту систему необходимо корректировать и дополнять, ибо она описывает, главным образом, классический текст, его «чистые» формы (традиционный нарратив, драматический эпос, лирический эпос), а текст модернистский (каковым является и проза Л Добычина) требует включения в эту систему дополнительных (промежуточных, смешанных) повествовательных форм (нетрадиционный нарратив, персональная повествовательная форма, свободный косвенный дискурс) В результате мы получили свою (дополняющую кормановскую) типологию повествовательных форм Данная типология учитывает как крайние, предельные состояния повествовательных форм (объективное слово повествователя и субъективное повествование рассказчика), так и переходные, промежуточные формы (неявное повествование персонажей)
В Главе первой («Субъектно-речевая организация прозы Л Добычина») анализируется субъектно-речевая организация прозы Л Добычина Сначала рассматриваются Содержательно-субъектная и формально-субъектная организация текстов Л Добычина
Во-первых, мы видим, как с помощью смены точек зрения (как бы меняя ракурс) автор пытается дать объемную картину изображаемого мира, рассмотреть его со всех сторон Смена точек зрения влечет за собой смену повествовательных форм и, соответственно, изменение типа субъекта повествования Панорамный, эпический взгляд извне, организующий нарративное повествование отстраненного, всезнающего повествователя, очень часто сменяется взглядом изнутри, с различных точек зрения персонажей, которые оформляют персональное повествование и свободный косвенный дискурс Так организуется своеобразный «мерцающий» характер повествования, который, с одной стороны, выражает так называемый принцип дополнительности, согласно которому объект может быть адекватно воспринят только при рассмотрении его во взаимоисключающих, дополнительных системах описания С другой стороны, именно такой характер
повествования и отражает проблему соотношения личного и безличного начала Безличное начало выражается — на формальном уровне — в нарративных повествовательных формах, а на содержательном — в мышлении и речевой характеристике персонажей Добычинские герои, как правило, не имеют личной жизненной позиции Их мышление имеет лозунговый, шаблонный характер Вследствие этого попытки героев проявить свою индивидуальность в этом мире, как правило, оказываются неудачными На формальном же уровне это выражается в структурах персонального повествования и свободного косвенного дискурса, в которых слово или сознание героев, пытаясь захватить зоны повествователя, все же остаются несамостоятельными, не имеющими личной позиции ни в мире, ни в тексте
Анализ прозы Добычина подтверждает мысль Н А Кожевниковой о том, что «путь русской литературы XIX—XX веков — путь от субъективности автора к субъективности персонажа»9 Повествовательный текст у Добычина включает не только психологическую точку зрения персонажа, но и фразеологическую, благодаря которой объектом нашего внимания становится экспрессивное слово героя
Анализируя субъектно-речевую организацию текстов Л Добычина, мы не могли пройти мимо их своеобразных заглавий Мы видим, что в рассказах писателя наблюдается перекрытие традиционных зон автора зонами персонажей, размытие текста повествователя словом героя, так что создается иллюзия, что повествование ведется голосом какого-либо персонажа Обнаруживается, что повествование у Добычина включает точку зрения конкретного персонажа, часто того, чье имя вынесено в заголовок (если это именное заглавие) Однако эта тенденция прослеживается не только на повествовательном уровне, но и на других. Автор у Добычина как бы сдает последние позиции, отступает перед героем и отдает ему зону заголовка, в которую проникает прямое слово героя
Здесь прослеживается общая тенденция в творчестве Л Добычина — избегать прямого авторского слова на любом (даже законном авторском) уровне текста Автор дает своему герою возможность высказаться, а тот, пытаясь всюду вставлять свое слово, оказывается «неспособным к разговору», коммуникативно бессильным
Коммуникативные проблемы являются частью межличностных отношений, рассматриваемых нами в следующем параграфе «Я и другой в прозе Л Добычина» Эти отношения Л Добычин делает объектом особого внимания — как для своих героев, так и для читателей С одной стороны, это подтверждает наш тезис о несостоятельности формального подхода к исследуемой прозе, свойственного западной нарратологии и ее адептам, утверждающим, в частности, что «проза ЛД представляет собой не осмысление реальности, но осмысление литературных моделей этой реальности»
9 Кожевникова Н А Типы повествования в русской литературе Х1Х-ХХ вв М, 1994 С 10
(3 Попова) Скорее все-таки наоборот, Добычина интересовали какие-либо «литературные модели» постольку, поскольку они позволяли осмыслить саму реальность — с ее конкретными, задевающими писателя за живое проблемами, например, такими, как взаимоотношения я и другого
С другой стороны, «вскрывать» и исследовать подобные проблемы помогает анализ субъектной организации текста Мы видим, как напряженно выстраиваются отношения добычинского героя с чужим словом, которое часто маркируется различными способами графически (ударения, кавычки, прописная буква), синтаксически (т н «оголение глагола», т е перенесение его в конец предложения), ритмически (стиховое начало прозы Л Добьгчина) и др
Взаимоотношения самого Л Добычина с другими выстраивались по модели трагедии — с гибелью главного героя в конце Поэтому сложность и острота проблемы я и другой неизбежно нашли свое отражение в творчестве Л Добычина Без преувеличения можно сказать, что указанная тема является центральной, пронизывающей всю прозу писателя Он рассматривал ее с разных сторон, возвращался к ней вновь и вновь, он был, действительно, «писателем одной темы» (В Ерофеев) — темы жизни человека среди людей, я среди других
Однако добычинский герой в поисках другого наталкивается лишь на своих двойников, на собственные отражения и проекции В конце концов, не найдя другого именно как иного, он упирается в симулякр другого, в искусственного другого — «общественное мнение», или «доксу» (Р Барт)
Попав под пресс авторитарного, монологизованного, «доксического» сознания, я добычинского героя делает слабые попытки сбросить с себя бремя другого Возникает искушение не приковывать себя к какой-либо одной и неизменной жизненной, житейской, мировоззренческой и т д позиции, а выработать в себе «многоточие зрения» Так, в повести «Шуркина родня» дед Шурки учил внука, что «о всяком деле можно рассуждать и так и этак»10, он любил «философствовать и говорить, что обо всяком деле можно рассуждать двояко и что даже если взять разбойника, которого мы ненавидим, то окажется, что и ему необходимо чем-нибудь прокармливать себя»11 Такой моральный релятивизм приносит свои плоды — Шурка становится разбойником
Главный герой романа «Город Эн» и Шурка из «Шуркиной родни» удивительно похожи Они между собой тоже родня — не по сюжету, а по своей природе И, быть может, Шурка — это интерполяция или новое воплощение подростка из «Города Эн» Сцена «прозрения» главного героя в финале романа «Город Эн», безусловно, пародийна обретение так назы-
10 Добычин Л И Полное собрание сочинений и писем / Сост, предисл, коммент В С Бахтина СПб, 1999 С 216
"Тамже С 219
ваемого нового зрения вновь происходит благодаря чужой точке зрения, опыту другого человека
Еще одним аспектом проблемы взаимоотношений я и другого является проблема читателя в прозе Л Добычина, которой мы посвящаем следующий параграф нашего исследования
Здесь мы, во-первых, рассматриваем биографического, эмпирического, реального читателя Это интересно и важно постольку, поскольку Л Добычин вынужден был учитывать реального читателя (в частности, советскую цензуру — т н «Добрых Начальников»), что неизбежно деформировало, искажало тексты писателя либо еще на этапе их создания, либо в процессе их переделки
Кроме того, нам, конечно, важен имплицитный читатель Добычина В проанализированных текстах с экзегетическим нарратором Л Добычин использует различные повествовательные формы (традиционный нарра-тив, нетрадиционный нарратив, свободный косвенный дискурс, персональное повествование), сменяющие друг друга, таким образом изменяющие точку зрения, с которбй читателю предстоит воспринимать происходящие события И читатель Л Добычина то оказывается «внутри» художественного мира, то ■— за счет различных форм остранения — выталкивается «наружу». Но таким образом стимулируется читательская активность
Наиболее показательный пример игры автора с читателем у Л Добычина — финал романа «Город Эн», в котором обнаруживается недостоверность повествования, неоднозначность повествовательной позиции «Я стал думать о том, что до этого все, что я видел, я видел неправильно» Таким образом, читателю как бы предлагается перечитать роман заново Недостоверность повествования в малой прозе Л Добычина имеет другую природу Повествовательный текст здесь выстраивается не с учетом одной, единой фразеологической точки зрения одного нарратора В рассказах Л Добычина повествовательный текст пронизывают какие-то посторонние словесные потоки и отдельные слова-эгоцентрики Причем наличие подобной лексики свидетельствует не об особом субъекте повествования, дистанцированного от автора, но, скорее, говорит об экспансии слова героя, о наличии зон героев в повествовательном тексте Таким образом, читатель Л Добычина попадает в своеобразный художественный мир, созданный как будто не автором, а его героями, персонажами
Особая ситуация возникает тогда, когда добычинские герои сами выступают в роли читателей Когда мы читаем о том, что и как читают добычинские герои, — выстраивается своеобразная двухуровневая структура текстов, авторов и читателей У Л Добычина после такого двойного преломления текст в тексте оказывается чрезвычайно деформированным Особенно это заметно в романе «Город Эн», главный герой которого это, прежде всего, человек читающий
Первая глава нашего исследования завершается параграфом «Рассказ «Портрет» в прозаической системе Л Добычина», в котором мы приходим к выводу, что указанный рассказ является экспериментальной площадкой для Л Добычина, где он впервые использует диететического нарратора, присутствие которого, однако, ограничилось только названно-стью, перволичной определенностью, существенно не изменив основных принципов повествования в малой прозе Л Добычина. «Портрет» связывает рассказы и роман «Город Эн» в единую прозаическую систему.
В Главе второй («Автор и герой Л Добычина в контексте русской литературы 1920—30-х годов») творчество Л Добычина рассматривается в контексте русской литературы 1920—1930-х гг Вначале (параграф «Слово-центризм» писателя Л Добычина) мы анализируем лексический уровень текстов Л Добычина В центре художественной вселенной писателя оказывается слово, слова, словечки, вокруг которых и раскручиваются крохотные добычинские истории, складывающиеся иногда в роман или повесть
Среди писателей первой половины XX в Л Добычин занимает особое место он создал свой оригинальный стиль, в котором велик удельный вес буквально каждого слова В его художественном мире слово занимает центральное место, часто маркируется (отсюда — обилие кавычек, ударений, абзацное выделение, контекстное остранение, метризация и проч) Подобного рода словоцентризм подводит к мысли о том, что слово в такой прозе должно не просто выполнять функцию строительного материала, средства изображения, но также являться и объектом (или даже целью) изображения.
Л Добычин делает изображенное слово важнейшим элементом своей поэтики Анализ этого уровня текстов необходим для выяснения особенностей их субъектно-речевой организации, а в конечном итоге — позволяет определить позицию автора в данном произведении
Во втором параграфе «"Литературные соседи" Л Добычина (М Зощенко, К Вагинов и др)» рассматривается проза Л Добычина в контексте русской литературы 20-30-х годов XX века С одной стороны, как утверждали некоторые современники писателя и современные добычино-веды, Л Добычин — весьма оригинальная фигура в русской литературе указанного периода, у которого «не было ни соседей, ни учителей, ни учеников Он никого не напоминал Он был сам по себе Он существовал в литературе — да и не только в литературе, — ничего не требуя, ни на что не рассчитывая, не оглядываясь по сторонам и не боясь оступиться»12
С другой стороны — имя Добычина неизбежно возникает, когда мы говорим о т н «другой» литературе, «второй прозе» и т п, а так же о таких писателях, как Зощенко, Вагинов, обэриуты
12 Каверин В А Леонид Добычин // Каверин В А Вечерний день Письма Встречи Портреты М, 1982 С 90
Зощенко и Добычин — писатели-соперники, который сами чувствовали свое отдаленное родство Они по-родственному не поделили наследство — тот материал, жизненный, литературный, из которого строили свои произведения Жизненный материал был тот же, но литературная форма совсем другая Словесная ткань добычинских текстов тоньше Зощенко наглядно, демонстративно создает образ пролетарского писателя, отдавая ему полное право голоса Сказовые формы создаются главным образом фразеологической точкой зрения Читатель прежде всего слышит речь рассказчика, спотыкается о его слова, как будто натыкается на человека говорящего До-бычинская малая проза создает прямо противоположное впечатление — отсутствие повествующего, незаметность нарратора Точка зрения персонажа пунктиром прошивает повествовательную ткань добычинских текстов Но у Добычина нет ситуации рассказывания. Человек говорящий, рассказывающий отсутствует в текстовой ткани добычинской прозы
Тексты К Ваганова и Л Добычина порой весьма созвучны Их словари пересекаются, но, разумеется, не совпадают, их художественные миры включают в себя схожие детали, образы
Однако Вагинов разрушает границы между художественным и реальным миром, помещая автора, то есть себя в мир своих героев Этот автор общается со своими героями, принимает участие в каких-то событиях, а герои видят перед собой своего автора, своего создателя и запросто с ним беседуют, проживают вместе с ним придуманный им сюжет. Добычин ведет более тонкую игру со своими читателями и героями Он сводит их на одном поле битвы, сам при этом как будто не участвуя в их поединке На самом же деле автор не исчезал, он то завяжет читателю глаза, то столкнет его с героем лбами, то обезоружит последнего, показав читателю, о чем думает, мечтает, что чувствует его «противник». А присмотревшись, читатель может вдруг обнаружить, что и автор не так прост, что на самом деле он не тот, за кого себя выдает. Так мы приходим к понятию «подставного автора», о котором речь идет в следующем параграфе «Л Добычин и поэтика примитивизма»
Здесь исследуется поэтика примитивизма в литературе (практически неизученное явление), ее место в творчестве Л Добычина
Среди основных признаков примитивизма в диссертации отмечается, во-первых, намеренное, программное опрощение художественных средств Для литературного произведения характерно также ослабление или даже как бы отсутствие сюжета Опрощается и предмет изображения мир в примитивистских произведениях предельно прост, всем понятен и нарочито банален Кроме того, мир этой культуры (а часто и ее творцов) перифериен и провинциален Всё, что находится вне провинциального мирка, — это своеобразная заграница, наделенная фантастическими, далекими от реальности чертами, картины которой либо отражают миф об идеальном мироустройстве, либо, наоборот, изображают потусторонний мир как мир
ужасный, апокалипсический, подчеркивая таким образом благодать своего провинциального мирка Вообще говоря, примитивизму свойственно стремление обрести чистоту взгляда на мир, присущую неиспорченному цивилизацией сознанию. Однако такому первобытному, инфантильному сознанию в некоторых случаях бывает свойственна сниженная эстетика, определяемая древним лозунгом «Хлеба и зрелищ1» Поэтому примитивизм имеет две разновидности в первой — инфантильность героя свидетельствует о его по-детски чистом взгляде на мир, во второй — о его дикости, ср два рассказа у Добычина «Матрос» (детски чистый взгляд на мир) и «Дикие» (дикость)
Особое внимание в диссертации обращается на такую характерную черту примитивизма, как межкультурная позиция автора Эстетика примитивизма учитывает, с одной стороны, существование высокой (официальной) культуры А с другой стороны, она ориентирована на низкую (народное и первобытное искусство, традиционное искусство культурно отсталых народов и детское творчество) Не случайно говорят о примитивизме как о третьей культуре Такая межкультурная сфера образуется двумя противонаправленными устремлениями культура примитивизма ориентирована и снизу вверх (стремление к образцам, стилизация их или пародирование), и сверху вниз (к сермяжной правде, к детской непосредственности, к первобытной простоте)
К эстетике и поэтике примитивизма склонялись разные художественные и поэтические объединения начала XX в «Бубновый валет» и «Ослиный хвост», футуристы со своим первобытным языком и «Окна РОСТА» с лубочными агитками, вскоре появились обэриуты, с которыми у Добычина было немало общего, о чем свидетельствует хотя бы тот факт, что он должен был участвовать в их сборнике «Ванна Архимеда», который так и не был издан А победивший в 1930-е гг все иные направления в литературе социалистический реализм создал благоприятную ситуацию для выращивания примитивных произведений на официальных грядках Этому способствовали такие принципы соцреализма, как принцип доступности, простота языка (как словаря, так и синтаксиса), четкое, как в фольклорных сказках, деление персонажей на героев и злодеев, существование только в границах своего провинциального мирка и создание инфернальной мифологии запредельного (заграничного) мира, обязательные розовые очки для рассматривания счастливого будущего
Как известно, многие писатели (в том числе и обэриуты) ушли в 1930-е гг в детскую литературу Добычин тоже писал детские рассказы, а некоторые из них при необходимости переделывал в рассказы для взрослых, видимо чувствуя, что границы между этими литературами размыты и вся литература приобретает универсальный инфантильный характер Современный исследователь добычинской прозы отмечает, что «в целом, можно сказать, что это взрослая проза, написанная не в меру впечатли-
тельным ребенком»13 Сам Л Добычин в письме М. Слонимскому высказывает подобную же мысль о своем рассказе «Лешка» « .он похож — как будто ученик старших классов сочинял по Классическим Образцам »14
Та же ситуация упрощенного текста наблюдается и в романе Л До-бычина «Город Эн» «Добычин < > стремится к совершенному примитиву»15 Ю Щеглов, называя «Город Эн» повестью, пишет «Пронизывающее повесть модернистское отношение к миру и ко внутренней жизни человека подверглось несомненной адаптации в целях удобоваримости для широкого (а не только просвещенного) читателя»16 Обращает на себя внимание оговорка «не только просвещенного» установка на понятность, доступность не исчерпывает полностью прагматическую ориентацию произведения Не случайно Л Добычин считал «Город Эн» «произведением европейского значения»17. Эта ориентация на два типа читателей на массового советского, идеологизированного, поверхностного и на европейского, тонкого, искушенного — свидетельствует о двухуровневое™ текстов Л До-бычина. Таким образом, проза Л Добычина — это взрослый текст, воспринятый неким инфантильным сознанием и пересказанный своими словами, то есть переведенный на детский язык, адаптированный
Проза Добычина ориентирована на культуру примитива в целом, причем эта ориентированность имеет сложный, неоднородный характер Со стороны содержательной, примитивная культура — это культура изображаемых в рассказах персонажей, это мир героев со всеми его атрибутами вывесками, ковриками с лебедями, песнями, стишками, зрелищами, поступками, жестами, словами. Но с формальной стороны, структура, стиль добычинских текстов тоже как бы примитивны В этом, во-первых, нашли отражение антиисторические взгляды писателя- мир и человек в нем неизменны, нет ни истории, ни развития, жизнь первобытна всегда и навсегда, такая повторяемость, зацикленность, дурная бесконечность существования передаются композиционными особенностями, разнообразными повторами и шаблонами.
Во-вторых, в таком построении отразилась прагматика текстов Добычина (ориентация на инфантильного читателя), ироничное соблюдение принципа доступности, что особенно заметно в синтаксисе Добычина (короткие, беспридаточные, нераспространенные, неполные, предложения, создающие своеобразный «телеграфный стиль») А в-третьих, взаимоот-
15 Арьев А Ю Возвращение к людям // Расколдованный круг Андреев В , Баршев Н, Добычин Л СПб, 1990 С 12
14 Добычин Л И Полное собрание сочинений и писем С 291
15 Штейнман 3 Виртуозы бирюлек // Веч Красная газ (Ленинград) 1936 22 февр (№43) С 2
16 Щеглов Ю К Заметки о прозе Леонида Добычина («Город Эн») // Литературное обозрение 1993 №7-8 С 36
1 Каверин В А Добычин//Писатель Леонид Добычин С 19
ношения автора и героев в добычинских текстах сложны и неоднозначны, что в конечном итоге создает образ подставного автора Именно этим, на наш взгляд, и обусловлено появление в рассказе «Дикие» соавтора А П Дроздова (а в «Городе Эн» — посвящение ему же), несмотря на то, что, по воспоминаниям современников, это был пролетарий, не способный к словесному творчеству И вот такое мнимое сотворчество Писателя и Пролетария создавало особый образ автора, уездного сочинителя (как подписывал иногда Л Добычин свои письма).
В следующем параграфе («Детский взгляд или взгляд на детство Л И Добычин и И С Соколов-Микитов») рассматриваются особенности «детского текста» в романе «Город Эн» и соотношение последнего с «повестями о детстве», в частности с повестью Соколова-Микитова «Детство» Оба указанных произведения были написаны и увидели свет примерно в одно время «Детство» — в 1930-м, а «Город Эн» — в 1935-м (хотя последний задумывался еще в двадцатых) И у Соколова-Микитова и у До-бычина описывается русская дореволюционная провинция Повествование и в том и в другом произведении идет от первого лица И добычинский, и соколовский тексты, казалось бы, можно отнести к так называемым автобиографическим произведениям о детстве Однако не все так просто Точнее, непросто — с добычннским романом.
«Детство» Соколова-Микитова — это классическая автобиографическая проза о детских годах писателя Здесь взрослый рассказчик повествует из своего настоящего о себе-мальчике из далекого прошлого Временная и психологическая дистанции между субъектом и объектом повествования очевидны для читателя, который слышит голос взрослого рассказчика, заглушающий голос героя-мальчика Взрослое я не дает свободы своему детскому я Взрослый рассказчик озвучивает, интонирует все реплики, расставляя смысловые акценты, в том числе озвучивает и себя в прошлом Он пишет о давно ушедшем времени и дает свои оценки событиям и людям той поры с позиций уже настоящего (для момента написания повести) времени, обогащенный знаниями и опытом всей своей жизни Таким образом, повествование о детстве структурируется точкой зрения взрослого повествователя, его мировоззрением
В романе Л Добычина «Город Эн» мы смотрим на происходящее как раз глазами ребенка, главного героя романа, который является одновременно и рассказчиком Перед нами предстает единое я, не раздвоенное, как у Соколова-Микитова, не позиционирующее себя в каком-либо другом времени и рассматривающее самое себя с высоты этого времени На протяжении всего повествования в «Городе Эн» не обнаруживается хронологического разрыва между моментом рассказывания и временем, когда происходят описываемые события Несмотря на то, что все повествование выстраивается в форме грамматического прошедшего времени, читатели не чувствуют, не видят разрыва между временем событийным и временем по-
вествования События развиваются постепенно, разворачиваются как свиток на наших глазах Рассказчик не забегает вперед Он как будто и не знает, что будет дальше. Он не обладает ббльшим, преимущественным (по сравнению с нами) знанием. Он конспектирует происходящее с ним и с теми, кто живет рядом, здесь и сейчас, не в силах выйти за эти пределы Диегетический нарратор, его рассуждения и переживания, его мировоззрение оказываются в центре нашего внимания Однако мы имеем дело не с лирической прозой
В романе Л Добычина автор нигде не выступает «с открытым забралом» Он не выходит среди действия на сцену и не комментирует происходящее на ней Автора на сцене нет Он остался в сценарии, в режиссуре, растворен в тексте И мальчик, главный герой романа, свободно рассказывает нам свою историю. Мы слышим его голос, мы смотрим на все происходящее его глазами, но при этом знаем, что он всего лишь персонаж, часть картины, написанной художником Л Добычиным
В последнем параграфе {«Между традиционным нарративом и лирическим эпосом Л До бычин ~и Б Зайцев») нашей работы мы пытаемся снять «проклятие объективизма» с прозы Л Добычина, а одновременно — и «иллюзию лиризма» с прозы Б Зайцева, сопоставив, казалось бы, диаметрально противоположные художественные миры и стили этих писателей
В целом о прозе Б Зайцева как собственно лирической можно говорить с большими оговорками, в большинстве его рассказов наблюдается лишь тенденция к лиризации прозы Об объективизме же добычинского стиля вообще говорить нельзя, так как объективные повествовательные формы являются лишь частью, к тому же не самой главной, его поэтики Большинство текстов обоих писателей построено на смешении различных повествовательных форм, но состав этих форм и функции их смешения у каждого писателя различны Сближает же писателей художественный антропологизм человек, его сознание, внутренний мир, личностное начало находятся в центре внимания и Зайцева, и Добычина Оба поднимают проблему человека, но в устах каждого писателя она звучит своеобразно. У Б Зайцева — по-миссионерски, через объединение всех повествующего, героя и читателя — указывается путь к некоему идеалу (земному или неземному), выражается идея братства всех людей, единства человека с миром (личностно окрашенное слово пронизывает весь повествовательный текст — пейзажи, портреты и собственно повествование) У Л Добычина же проблема человека решается, так сказать, — наглядно-аналитически Перед читателем предстает обезличенный хаос, царящий как во внешнем, так и во внутреннем мире современного человека И читателю предлагается рассмотреть этот хаос, этого человека (себя9) со всех сторон, сопоставить этот рентгеновский снимок с официальным парадным портретом нового человека и решить, где же истина.
Итак, Л. Добычин, с одной стороны, вполне вписывается в контекст русского модернизма 20-30-х годов XX века, уменьшает роль повествователя и позволяет герою завладевать авторскими зонами Он уплотняет фразу и пишет скорее эскизы, чем детально прорисованные монументальные полотна С другой стороны, Л Добычин создает оригинальный образ автора, существующий в пространстве между культурными и профанными слоями И этот автор вместе со своими героями сотворяют тот неповторимый художественный мир, который читатель Л Добычина никогда не перепутает с миром какого-либо другого писателя
В Заключении формулируются выводы исследования
Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях
1 Королев С И [Рец ] Голубева Э. С Писатель Леонид Добычин и Брянск Брянск, 2005 // Новое литературное обозрение 2006 № (2) 78 С 438-440 Издание рекомендовано ВАК для публикации результатов диссертационных исследований
2 Королев С И Б Зайцев и Л Добычин // Проблемы изучения жизни и творчества Б К Зайцева Сб ст // Вторые Международные Зайцев-ские чтения Калуга, 2000 Вып И С 179-186
3 Королев СИЛ Добычин и поэтика примитивизма // Культура российской провинции век XX - XXI веку Тезисы докладов всероссийской научно-практической конф Калуга, 2000 С. 191-195
4 Королев С И Поэтика маркированного слова в прозе Леонида Добычина // Актуальные проблемы современного литературоведения Материалы межвузовской науч конф Вып 4 М, 2000 С 63-67
5 Королев С И Рассказ «Портрет» в прозаической системе Л Добычина // Актуальные проблемы современного литературоведения Материалы межвузовской науч конф Вып 5 М,2001 С. 65-70
6 Королев С И «Точка зрения» у Л Добычина проблема соотношения личного и безличного начал в прозе писателя // Добычинский сбор-ник-3 Даугавпилс, 2001 С 52-59
7 Королев С И Отрезанная голова Али-Вали, или Говорящий субъект у Л Добычина // Актуальные проблемы филологии в вузе и школе Материалы XVI Тверской межвузовской конф ученых-филологов и школьных учителей Тверь, 2002 С 155-157
8 Королев С. И Заглавия произведений Л Добычина с точки зрения субъектно-речевой организации // Русское литературоведение в новом тысячелетии Материалы 1-й Международной конф «Русское литературоведение в новом тысячелетии»- В 2 т Т. 2 М, 2002 С 66-72
9 Королев С И «Словоцентризм» Л Добычина // Добычинский сбор-ник-4 Даугавпилс, 2004 С 126-139
10 Королеве И ЦентоныизЛ Добычина // Добычинский сборник-4 Даугавпилс, 2004 С 282-284
11. Королеве И Детский взгляд или взгляд на детство «Город Эн» Л Добычина и «Детство» Соколова-Микитова // И С Соколов-Микитов в русской культуре XX века Материалы Всероссийской научной конференции, посвященной 115-й годовщине со дня рождения И С Соколова-Микитова Тверь, 2007 С 122-132
12 Королев С И Особенности субъектно-речевой организации повествовательного текста в «Детстве» И С Соколова-Микитова и «Городе Эн» Л И Добычина // Реальность - литература - текст материалы Всероссийской научно-практической конференции «Калуга на литературной карте России» Калуга, 2007 С 276-283
13. Королеве И Проблема читателя в прозе Л Добычина (Заметки к теме) // Добычинский сборник-6 Даугавпилс, 2008 С. 66-82
14 Королев С. И. «Я» и «Другой» в прозе Л. Добычина Постановка проблемы // Добычинский сборник-6 Даугавпилс, 2008 С 83-102
15. Королев С И Проблема автора в литературе о Л Добычине // Вестник Московского университета Выпуск 9 Филология М, 2008 (В печати) Издание рекомендовано ВАК для публикации результатов диссертационных исследований
16 Королеве И В поисках утраченного автора (по материалам литературы о писателе Л Добычине) // Известия Смоленского государственного университета Смоленск, 2008 (В печати) Издание рекомендовано ВАК для публикации результатов диссертационных исследований
Технический редактор Н М Петрив Подписано в печать 19 09 2008 Формат 60 х 84 '/,6 Уел печ л 1,25 Тираж 100 зкз Заказ № 318 Тверской государственный университет Редакционно-издательское управление Адрес Россия, 170100, г Тверь, ул Желябова, 33 Тел РИУ (4822)35-60-63
Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Королев, Сергей Иванович
ВВЕДЕНИЕ
Глава I. СУБЪЕКТНО-РЕЧЕВАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ ПРОЗЫ
Л. ДОБЫЧИНА
1. Содержательно-субъектная и формально-субъектная организация текстов JI. Добычина
2. Субъектно-речевая организация заглавий Л. Добычина
3. Я и другой в прозе Л. Добычина
4. Проблема читателя в прозе Л. Добычина
5. Рассказ «Портрет» в прозаической системе JI. Добычина
Глава II. АВТОР И ГЕРОЙ Л. ДОБЫЧИНА В КОНТЕКСТЕ
РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1920—1930-Х ГОДОВ
1. «Слевоцентризм» писателя Л. Добычина
2. «Литературные соседи» Л. Добычина (М. Зощенко, К. Вагинов и
3. Л. Добычин и поэтика примитивизма
4. Детский взгляд или взгляд на детство: Л. Добычин и И. С. Соколов-Микитов
5. Между традиционным нарративом и лирическим эпосом:
Л. Добычин и Б. Зайцев
Введение диссертации2008 год, автореферат по филологии, Королев, Сергей Иванович
Проблема автора является одной из наиболее актуальных проблем современного литературоведения [Манн 1991: 3], хотя, как показывают исследования [Рымарь 1994: 13; Компаньон 2001: 70—76], возникновение ее может быть тесно связано со средневековой герменевтикой или даже — с античной риторикой. Но нашей целью не является освещение истории вопроса, тем более что существуют работы, в которых это уже сделано (напр. [Рымарь 1994: 11—60]). Для нас важно определить суть проблемы автора как теоретической основы исследования, чтобы затем, используя этот теоретический аппарат, говорить о проблеме автора в прозе JL И. Добычина.
На настоящий момент проблема автора наиболее разработана в «теории автора» Б. О. Кормана, которая возникла под влиянием трудов В. В. Виноградова, Г. А. Гуковского, JL Я. Гинзбург, И. М. Семенко и -— особенно — М. М. Бахтина. Поэтому, беря за основу теорию Б. О. Кормана, мы по мере необходимости рассмотрим здесь отдельные положения некоторых ее «предтеч». С другой стороны, методологическое «воплощение» кормановской «теории автора» (так называемый «системно-субъектный метод»), на наш взгляд, требует некоторой корректировки и некоторых дополнений, для чего нами будут использованы отдельные положения исследований М. М. Бахтина, Е. В. Падучевой, Б. А. Успенского и Ю. В. Манна.
Прежде чем говорить о проблеме автора, необходимо установить, какой смысл мы будем вкладывать в само понятие автор. В литературоведении термин автор употребляется в нескольких значениях. Так, под автором подразумевается, во-первых, реальное биографическое лицо (писатель, поэт, драматург); во-вторых — некий субъект повествования в данном произведении; в-третьих — носитель целостной концепции художественного произведения, как бы сама эта концепция, «последняя смысловая инстанция» (М. М. Бахтин). В нашей работе, говоря о «проблеме автора» в художественном произведении, мы вслед за Бахтиным и Корманом будем употребить слово автор в третьем значении, используя термин концепированный автор (М. М. Бахтин), или просто — автор.
Из такого понимания автора следует, что ни одно слово, ни одно высказывание в художественном произведении не может быть прямым авторским словом. Всякое «частное» слово в тексте заведомо меньше целостной концепции, которая как бы складывается, вырастает из этих «частных слов», из их слияния или столкновения. Таким образом, «текст литературного произведения всегда выступает как совокупность чьих-то высказываний» [Хализев 1976: 104]. Как показал М. М. Бахтин, в художественном тексте нет и не может быть «ничьих» слов.
Таким образом, анализ субъектно-речевой организации художественного произведения — путь к постижению позиции автора, а следовательно, и к овладению полнотой смысла текста. При этом нужно особо подчеркнуть, что такой анализ не является собственно стилистическим, языковым. И автор — в понимании М. М. Бахтина и Б. О. Кормана — это не «художественное языковое сознание», как утверждал В. В. Виноградов. С точки зрения Виноградова, автор внутри произведения не имеет своего индивидуального стиля, собственного языка, так как в произведении нет его противопоставления «другим», иным точкам зрения в системе этого произведения; все «другие» — это и он, это маски того же многоликого автора. Так, в частности, В. В. Виноградов утверждал, что «рассказчик — речевое порождение автора, и образ рассказчика — это форма литературного артистизма автора. Образ автора усматривается в нем как образ актера в творимом им сценическом образе» [Виноградов 1971: 118]. Ученый считал, что «образ автора — это не простой субъект речи, чаще всего он даже не назван в структуре художественного произведения. Это — концентрированное воплощение сути произведения, объединяющее всю систему речевых структур персонажей в их соотношении с повествователем, рассказчиком или рассказчиками и через них являющееся идейностилистическим средоточием, фокусом целого» [Виноградов 1971: 118]. Поэтому «чужие сознания», по Виноградову, — это сознания языковые, составные системы языка. Отсюда следует, что «чужие голоса и слова могут с полным правом принадлежать самому автору, который объемлет их все и вмещает в свое сознание» [Чудаков 1980: 302]. Такую монологически авторитарную концепцию автора не могли принять ни М. М. Бахтин, ни — вслед за ним — Б. О. Корман, по мнению которых, за каждым «словом» нужно видеть именно другого субъекта, сохраняющего относительную самостоятельность другой точки зрения, с которой автор вступает в диалог. Всякое слово в художественном произведении, являясь чьим-то словом, оказывается выражением некоторой личностной позиции, которая, однако, существует не изолированно, а во взаимодействии с другими «словами-позициями», в том числе и с позицией автора. В системе такого полилога и складывается авторская концепция. В отличие от бесконтрольно-игрового, авторитарно-произвольного отношения к другим точкам зрения, превращающего их в объект манипуляции, система равноправного диалога «обнаруживает своего рода демократию сознаний, дает возможность реально учитывать, принимать во внимание каждое из них. Как раз такое понимание субъектной организации делает особенно острой проблему автора — позиция автора оказывается действительно серьезной проблемой, требующей анализа системы отношений субъектов речи и сознания, соотношения сознания автора с другими голосами в системе этого сознания» [Рымарь 1994: 63].
Субъектно-речевая организация художественного произведения, то есть соотнесенность всех частей текста, составляющих в совокупности данное произведение, с соответствующими им субъектами речи и сознания, предполагает, что субъект речи — это тот, кому приписана речь в данном отрывке текста, а субъект сознания — тот, чье сознание выражено в данном отрывке текста. Анализ этих отношений следует вести на двух уровнях: формально-субъектном и содержательно-субъектном. Рассмотрим сначала, что представляет собой формально-субъектная организация.
В теории Б. О. Кормана под таковой подразумевается соотнесенность всех отрывков текста, образующих в совокупности данное произведение, с соответствующими им субъектами речи. В первом приближении весь речевой строй художественного произведения можно разделить на две части: повествовательная речь и прямая речь персонажей. Но при более глубоком «проникновении» в субъектно-речевую организацию чаще всего обнаруживается, что такое контрастное деление является весьма приблизительным и неточным — особенно в литературе XX в. Современные исследователи отмечают, что «в начале XX века тенденция к уменьшению присутствия повествователя становится всё более явной» [Падучева 1996: 214], так что оказывается невозможным соотнесение повествовательных отрывков с каким-либо одним субъектом речи (повествователем или рассказчиком). Повествовательный текст как бы размывается словом, речью или сознанием персонажей, и таким образом создается впечатление, что повествование ведется сразу несколькими субъектами или, по крайней мере, с учетом и отражением различных точек зрения. Повествование перестает быть монологом. Диалогичность становится необходимым условием постижения и изображения действительности.
На формально-субъектном уровне в структуру повествовательной речи проникает слово героя, образуя таким образом гибридные конструкции (термин М. М. Бахтина). Под гибридизацией М. М. Бахтин понимал «смешение двух социальных языков в пределах одного высказывания, встреча на арене этого высказывания двух разных, разделенных эпохой или социальной дифференциацией (или и тем и другим), языковых сознаний» [Бахтин М. 1976: 170]. Далее М. М. Бахтин уточняет, что «намеренный двуголосый и внутренне диалогизированный гибрид обладает совершенно специфической синтаксической структурой: в нем в пределах одного высказывания слиты два потенциальных высказывания, как бы две реплики возможного диалога. Правда, эти потенциальные реплики никогда не могут до конца актуализироваться, вылиться в законченные высказывания, но их недоразвитые формы явственно прощупываются в синтаксической конструкции двуголосого гибрида» [Бахтин М. 1976: 173]. Гибридные конструкции реализуются в художественном тексте в двух основных формах: как несобственно-прямая речь или как «отраженное чужое слово» (М. М. Бахтин). Подробнее рассмотреть эти формы мы сможем только после выяснения сущности содержательно-субъектной организации текста.
Под содержательно-субъектной организацией Б. О. Корман понимал соотнесенность всех отрывков текста, образующих в совокупности данное произведение, с соответствующими им субъектами сознания. Субъект сознания обнаруживает себя в субъктно-объектных и субъектно-субъектных отношениях, которые в зафиксированном состоянии определяются как различного рода «точки зрения». Пространственная точка зрения — положение субъекта сознания по отношению к объекту сознания в г пространстве. Временная точка зрения — положение субъекта сознания во времени, которое определяется соотношением времени рассказывания и времени совершения действия. Фразеологическая точка зрения — «отношение между субъектом и объектом в речевой сфере, то есть между речевыми манерами субъекта и объекта» [Корман 1990: 27]. Здесь субъект речи — со своими «словечками», выражениями, интонациями — в то же время является объектом другого, более высокого сознания.
Б. О. Корман говорит только о пространственной, временной и фразеологической точках зрения. Однако, на наш взгляд, этими тремя точками зрения, не исчерпывается содержательно-субъектная организация художественного произведения. Невозможно обойтись без понятия психологической точки зрения, введенной еще Б. А. Успенским (см.: [Успенский 2000]), под которой мы подразумеваем отношение между субъектом и объектом (точнее: это субъектно-субъектные отношения) в сфере сознания (а не в речевой сфере — как во фразеологической точке зрения). Здесь, кроме «ведущего» сознания (сознания субъекта повествования), имеются одно или несколько «вложенных» сознаний, которые (не являясь выраженными в речи) своим присутствием организуют (структурируют, деформируют) повествовательный текст, таким образом вступая в диалогические отношения с сознанием повествующего. Понятие психологической точки зрения понадобится нам при описании явлений, не рассмотренных Б. О. Корманом, но нашедших отражение в работах других исследователей.
Рассмотрим теперь понятия несобственно-прямая речь и «отраженное чужое слово». В «теории автора» Б. О. Кормана несобственно-прямая речь (далее — НПР) определяется как способ введения чужого сознания, отличного от сознания повествователя, в повествовательный текст эпического произведения. Как правило, это чужое сознание — сознание одного из персонажей. При НИР в повествовательный текст, организованный преимущественно пространственной и временной точками зрения, включается текст (формально — тоже повествовательный), организованный преимущественно фразеологической точкой зрения. Причем это включение не сопровождается сменой субъекта речи: у текстов, организованных разными субъектами сознания, -—■ один субъект речи.
Понятие «отраженного чужого слова» (далее — ОЧС) было дано М. М. Бахтиным в работе «Проблемы поэтики Достоевского»: «Здесь чужое слово не воспроизводится с новым осмыслением, но воздействует, влияет и так или иначе определяет авторское слово (имеется в виду «слово» фразеологически определенного субъекта сознания. — С. К.), оставаясь само вне его. Таково слово в скрытой полемике и в большинстве случаев в диалогической реплике». «Самое чужое слово не воспроизводится, оно лишь подразумевается, но вся структура речи была бы совершенно иной, если бы не было этой реакции на подразумеваемое чужое слово» [Бахтин М. 1979: 226—227]. Б. О. Корман, сравнивая НПР и ОЧС, отмечает, что общим для них является то, что в обоих случаях на основное сознание (сознание субъекта повествования) накладывается дополнительное — того, о ком говорится или на кого делается намек (подразумеваемый субъект).
Различаются же они прежде всего характером основного сознания: при НПР оно определяется пространственной и временной точками зрения, а при ОЧС — фразеологической. Таким образом, в ОЧС совмещаются накладывающиеся друг на друга, но относящиеся к разным субъектам, связанные с разными сознаниями варианты фразеологической точки зрения.
Кроме этих двух основных форм «гибридных конструкций», можно выделить еще одну, как бы промежуточную, в трудах лингвистов обозначаемую термином «цитирование» (А. Вежбицкая). Разводя понятия НПР и цитирование, Е. В. Падучева отмечает, что в НПР повествующий как бы полностью устраняется из высказывания, передавая право на речевой акт «другому» — персонажу. А при цитировании «другой» лишь частично (и как бы «незаконно») вторгается на территорию «суверенного» высказывания повествующего. В НПР слово персонажа «входит в контекст его же собственного речевого (ментального, перцептивного и т. д.) акта, быть может не эксплицированного, а при цитировании слово персонажа используется в составе речевого акта повествователя» [Падучева 1996: 354]. Ср. такой пример из «Мертвых душ»: «Когда полицмейстер вспомнил было о нем <осетре>, сказавши «А каково вам, господа, покажется вот это произведение природы?», подошел было к нему вместе с другими, то увидел, что от произведения природы оставался всего один хвост». Второе упоминание произведения природы — это, несомненно, цитата, вставленная в текст повествователя из речи персонажа, но никак не его НПР.
Таким образом, мы видим, что цитирование может быть ироничным (это как бы скрытая полемика повествующего с персонажем), что сближает его (цитирование) с ОЧС, но цитата включается в текст, организованный не фразеологической, а преимущественно пространственной и временной точками зрения, что характерно для НПР.
Кроме того, по утверждению Е. В. Падучевой, между цитированием и НПР есть и функциональные различия: «При цитировании возникает двухголосие: к голосу Я, который является законным владельцем речи, примешивается — незаконно с точки зрения идеальной грамматической модели — голос другого. Между тем НПР тяготеет к монологической интерпретации: голос другого (а именно, персонажа) имеет тенденцию полностью вытеснять голос Я (повествователя)» [Падучева 1996: 360].
Особо следует обратить внимание на явление «психологической интроспекции» [Манн 1992: 41], которое реализуется в формах внутренней речи, в передаче душевных состояний персонажей, в видении изображаемого глазами героя, сквозь призму его сознания, в НПР. «Психологическая интроспекция» охватывает и содержательно-субъектную и формально-субъектную организации текста. Мы же, говоря о «психологической интроспекции», в основном будем иметь в виду содержательно-субъектные формы, точнее: только такие повествовательный формы, которые организуются психологической точкой зрения.
Итак, с точки зрения субъектной организации повествовательный текст представляет собой структуру сложную и неоднородную. Рассматривая особенности построения повествовательной структуры, литературоведы и лингвисты предлагают различные типологии повествовательных форм и классификации субъектов повествования. Так, Б. О. Корман определял тип повествующего по степени его «незаметности» в тексте: субъект повествования тем ближе к автору, чем в большей степени он растворен в тексте и незаметен в нем. Но субъект сознания отдаляется от автора по мере того, как он становится объектом сознания, то есть «чем в большей степени субъект сознания становится определенной личностью со своим складом речи, характером, биографией, тем в меньшей степени он непосредственно выражает авторскую позицию» [Корман 1990: 18]. Исходя из этого, можно сказать, что ближе других субъектов сознания к автору оказывается повествователь, «незаметность» которого в тексте создается за счет исключения фразеологической точки зрения; со своими объектами он связан лишь пространственно-временными отношениями. Дальше же всех субъектов сознания от автора оказывается рассказчик, который является определенным не только в пространственно-временных отношениях к своим объектам, но и сам выступает как объект во фразеологической точке зрения. Между повествователем и рассказчиком существует множество промежуточных форм. В частности, Б. О. Корман выделяет «личного повествователя», который отличается от повествователя преимущественно названностью и обозначается личным местоимением первого лица единственного числа (я). Такой субъект повествования «совершенно открыто присутствует во всем тексте, непосредственно определяя собой для читателя и лексику, и синтаксис, и движение мысли» [Корман 1972: 34].
Соответственно двум главным типам субъекта повествования в «теории автора» выделяются две основные повествовательные формы: драматический эпос (по Бахтину — полифонический роман) и чистый эпос. В драматическом эпосе повествование организуется преимущественно образом рассказчика или рассказчика-героя; в чистом эпосе основной текст принадлежит повествователю или личному повествователю. Для драматического эпоса характерно преобладание содержательно-субъектной организации над формально-субъектной, что обеспечивается с помощью ОЧС. В чистом эпосе соотношение содержательно-субъектной с формально-субъектной организацией может быть различным: возможно преобладание формально-субъектной организации над содержательно-субъектной, но может быть и противоположная ситуация (в последнем случае такое соотношение, по мнению Б. О. Кормана, происходит за счет НПР).
Особый случай представляет лирическая повествовательная форма (Е. В. Падучева, по Б. О. Корману — лирический эпос или лирическая проза), которая характеризуется сочетанием эпической формально-субъектной организации и преобладающей прямо-оценочной точки зрения и имеет следующие конститутивные признаки: «при сохранении пространственной и временной точек зрения, обязательных для повествовательного текста, и фразеологической, характерной для речей героев, усилена роль прямо-оценочной» [Корман 1990: 22]. Повествование ведется от 1-го лица; субъекту повествования принадлежат все дейктические элементы (языковые средства, манифестирующие физическую определенность субъекта, которому они принадлежат и который, таким образом, является как бы началом системы координат, организующей ситуацию повествования) и все эгоцентрические элементы (языковые средства, отсылающие читателя к определенному субъекту речи или сознания). В лирическом эпосе сюжетная линия либо крайне редуцирована, либо — вовсе отсутствует. Действующих героев может и не быть, по крайней мере, они не являются основными объектами повествования; в центре внимания находятся мысли, чувства повествующего по поводу каких-либо событий, явлений или лиц.
Такая типология повествовательных форм дает лишь общее представление о возможных типах повествования. На наш взгляд, более сложные случаи (к которым относится и проза JL Добычина) не могут быть описаны в таких общих категориях, как драматический эпос, чистый эпос и лирический эпос. Необходимо выделение дополнительных, промежуточных повествовательных форм (в частности — внутри чистого эпоса).
Первая повествовательная форма, которую мы здесь рассмотрим, в современной филологии определяется как традиционный нарратив (далее — ТН; по терминологии Ф. Штанцеля, «аукториальная» система повествования). В ТН, как отмечает Е. В. Падучева, «залогом композиционной целостности текста служит сознание повествователя» [Падучева 1996: 206]. Причем, по утверждению того же исследователя, принципиально важным оказывается то, что в «чистых» формах ТН повествователь как бы и не является субъектом речи, поскольку отсутствует ситуация рассказывания о событиях [Падучева 1996: 336], и перед читателем словно самораскрывается «внесловесная действительность». Повествующий в «аукториальной» ситуации отделен («дистанцирован») от всего происходящего и ведет повествование «с некой высшей точки зрения» (Ю. В. Манн), «он не имеет полноценного существования ни в каком мире — ни в вымышленном, которому принадлежат герои, ни в реальном, которому принадлежит автор» [Падучева 1996: 203]. Благодаря своей «вненаходимости» (М. М. Бахтин), пространственной, временной и фразеологической неопределенности (неопределимости) повествователь обладает «эпическим» всеведением относительно внешней и внутренней жизни героев и всего изображаемого мира. Все вышеперечисленные признаки являются конститутивными для ТН.
Однако в некоторых случаях заметен отход от такой «идеальной» обезличенности, формально безличный стиль оказывается выражением не авторского видения мира, но — субъективного, персонифицированного взгляда — так что повествующий помещается именно в фабульную действительность, изображаемый мир показывается «изнутри» — глазами одного из участников описываемых событий — глазами героя. В таком повествовании как правило отсутствует грамматический субъект; но в этом отсутствии как бы подразумевается, что субъект действия очевиден: им является сам говорящий, то есть эти повествовательные отрывки мы должны «приписать» определенному персонажу. Такую повествовательную форму мы будем называть нетрадиционным нарративом (НТН).
Еще одна повествовательная форма, «свободный косвенный дискурс» (Е. В. Падучева; далее — СКД), характеризуется тем, что, хотя текст формально и принадлежит повествователю, в сущности, повествователь как бы вытесняется персонажем, который захватывает эгоцентрические элементы языка в свое распоряжение. Эгоцентрическими элементами, или «эгоцентриками», в СКД являются НПР, отдельные модальные и оценочные слова, обращения, императивы, вопросы, дейктические элементы. Принципиальное отличие СКД от ТН, «которое и лежит в основе всех его художественных функций, состоит в отсутствии четких границ между сферами сознания разных субъектов — повествователя и персонажа, одного персонажа от другого» [Падучева 1996: 353]. Отличие же СКД от НТН — в том, что первому из них принадлежит определенный набор эгоцентриков, в то время как НТН обходится без таковых.
Промежуточной между НТН и СКД является персональная повествовательная форма (ППФ, Ю. В. Манн). Субъект повествования в «персональной ситуации» «не является участником действия, не говорит о себе и о своих отношениях с другими лицами, и в этом смысле он сходен с повествователем «аукториальной ситуации». Однако в противовес последнему он. исключая себя из романного мира, переносит точку зрения в один или последовательно в несколько персонажей (отсюда термин «персональный»)» [Манн 1992: 47]. Последнее замечание сближает ППФ с СКД, но есть здесь и принципиальное отличие: отношения между повествователем и героями в «персональной ситуации» организуются не фразеологической точкой зрения, как в СКД (через эгоцентрики), а преимущественно психологической. Сознание персонажей организует повествовательный текст (что выражается, например, в отборе материала, в характере и последовательности описаний, акцентировании внимания на тех или иных явлениях, событиях или предметах и т. д.), но слово остается за повествователем, он является единственным субъектом речи (повествования).
Итак, все рассмотренные нами повествовательные формы можно представить в виде следующей типологии, в основании которой лежит тип субъекта повествования, а повествовательные формы располагаются в порядке увеличения дистанции между субъектом повествования и автором: традиционный нарратив, нетрадиционный нарратив, персональная повествовательная форма, свободный косвенный дискурс; драматический эпос; лирический эпос. Данная типология учитывает как крайние, предельные состояния повествовательных форм (объективное слово повествователя и субъективное повествование рассказчика), так и переходные, промежуточные формы (неявное повествование персонажей).
Исходя из сказанного, мы можем говорить о субъектной организации произведения в целом (и на повествовательном, и на «пряморечевом» уровнях). В конечном же счете субъектная организация текста является субъектной формой выражения авторского сознания. Как мы уже говорили, авторская позиция определяется на пересечении (столкновении, взаимовлиянии, слиянии и т. д.) всех голосов в данном произведении.
Однако анализ субъектной организации не может дать полного представления об авторской концепции. Необходим анализ и внесубъектных форм выражения авторского сознания. Субъект сознания «не только там, где открыто говорит от своего имени или обозначает себя как действующее лицо, но и там, где устанавливает последовательность событий, расположенность или сменяемость фактов, обозначает появление или уход персонажа и т. д. — словом, всегда, когда он рассказывает. Образ автора (как повествователя) начинается в тот же момент, как начинается рассказ, и завершается только с окончанием последнего» [Манн 1992, 53—54]. То есть позиция автора определяется прежде всего последовательностью, логикой сцепления, сменой отрывков текста, принадлежащих разным субъектам речи и сознания (сюжетно-композиционная организация); кроме того, авторские акценты проявляются во всевозможных повторах, рефренах, в заголовке, эпиграфе, посвящении и т. д. Если же повествование ведется от лица рассказчика (и вообще — от первого лица), внесубъектные формы могут быть поделены между автором и повествующим. Мы не будем давать подробный анализ внесубъектных форм выражения авторского сознания. Детальное описание и систематизация «рамочных форм авторско-читательских контактов» (заголовок, эпиграф, посвящение, предисловие, жанровые обозначения, авторские примечания, начало и конец текста, цитаты, аллюзии и реминисценции) уже сделаны (см., напр.: [Строганов 2002: 124—130]).
Таким образом, очевидно, что постижение авторской позиции действительно оказывается проблемой, решить которую — без тщательного и всестороннего анализа произведения — порой оказывается вовсе невозможно (о чем свидетельствует судьба творчества Леонида Добычина).
Проблема автора оказалась в определенном смысле судьбоносной для самого JI. Добычина: его произведения были как бы непрочитанными, непонятыми и потому отвергнутыми современной JL Добычину критикой. Отсюда — обвинения его в формализме, в «формалистском пустословии», «безразличии», «равнодушии», «объективизме», «фотографичности», «натурализме» и т. д. Вот типичный для критики того времени отзыв о романе «Город Эн»: «Неприятный, надуманный стиль расцветает на благодатной почве — натуралистически безразличной поданной семейной хронике рассказчика. Мать, знакомые, прислуга, товарищи «героя»: кто что сказал, кто и как по этому поводу был растроган, и так без конца повторяясь, без всякого отбора, без акцента, без всякого авторского отношения к людям, героям романа. Сатирическое разоблачение символического города Эн бесконтрольно передоверено герою, который годен лишь на то, чтобы самому быть объектом сатиры»1 [Поволоцкая 1936: 9]. Даже доброжелательный к J1. Добычину критик Н. Степанов писал о том, что добычинские рассказы «утверждают иллюзию объективности "случайных записей"» [Степанов 1927: 170], а в «Городе Эн» он видел «своеобразие Добычина в "авторском невмешательстве"» [Степанов 1936: 215].
Логика восприятия отдельных произведений и творчества J1. Добычина в целом — как враждебной ему критикой, так и почитателями его таланта — прослеживается достаточно ясно: «объективизм» — «формализм», или «тупик узкого эстетизма» (К. Федин) — «формалистское пустословие» (Е. Поволоцкая). А затем появились и более «смелые» обвинения — в «реакционности», в «черносотенстве», в «идейной чуждости» и «антисоветизме» (Подробнее об этом см. [Последние дни 1996: 25—27]). Однако очевидно, что не J1. Добычин боролся с Советской властью, а власть боролась с ним.
Интересно проследить, как у некоторых современников JI. Добычина с годами изменяется восприятие его произведений и как развеивается миф о
1 Везде, кроме специально оговоренных случаев, в цитатах курсив наш.
16 некоем «объективизме» его творчества. Например, в воспоминаниях В. Каверина: «Принцип «отсутствия автора» доведен в произведениях Добычина до предела: к такому итогу пришли участники семинара. Это тот антипсихологизм, который как бы превращает писателя в простого регистратора фактов. Жизнь начинает говорить за себя — автор превращается в человека-невидимку.
Теперь, через много лет, перелистывая школьную тетрадь, содержащую заметки о работе моего семинара, я понял, что, усердно стремясь «разобрать» Добычина, мы его, в сущности, так и не прочитали. Мы не поняли, что обыкновенность и даже ничтожность его героев — это не «остранение», не «смещение», не «принцип рапорта» и не «поиски фабулы», а выражение человечности, ответственности всех за всех, идущее, может быть, от гоголевской «Шинели». И не «отсутствие автора», да еще доведенное до предела, характерно для Добычина. Автор — негодующий, иронизирующий, страдающий от пошлости одних, от бессознательной жестокости других — отчетливо виден на каждой странице» [Каверин 1977: 486].
Тем не менее, и в современном литературоведении порой можно встретить высказывания об объективизме стиля Добычина, о «психологической закрытости Добычина-прозаика и эпистолографа, выразившейся в отсутствии в прозе образа автора и создании духовно «полого» героя, лишенного той психологической глубины, которую скрывает внутри себя сам автор» [Золотоносов 1996: 62]. Исследователи также утверждают, что «подобного типа структура восходит к теории объективного метода, созданной и утвержденной на практике Флобером; исключение из повествования непосредственной точки зрения повествователя неизбежно ведет к изменению структуры повествования; изображаемый мир как бы выводится из сознания повествователя, как бы освобождается от субъективности и остается в своем объективном, величественном облике, предстает как зримый, извне, дистантно воспринятый, сфотографированный мир» [Федоров 1996: 70-71].
Часто, говоря об авторе в творчестве Л. Добычина, ставят в один ряд такие понятия и категории, как повествователь, автор и писатель («Л. Добычин»). Ср., например: «Точка зрения его (Л. Добычина. — С. К.) повествователя — это точка зрения жителя захолустья, его коренного обитателя. Писатель «не знает», «не чувствует» ничего сверх того, что доступно «маленькому человеку»» [Агеев 1990: 241]. Порой к тексту подходят с точки зрения наивного биографизма: «Итак — город Эн. Динабург — Двинск — ныне Даугавпилс. Повествует автор о своем детстве и гимназических годах, проведенных в этом городе» [Жилко 1996: 89]. Пли: «Добычин .написал автобиографическое произведение («Город Эн». — С. К.), в котором довел до определенной чистоты (с точки зрения поэтики) идею "нейтрального письма"» [Ерофеев 1996b: 195].
Впрочем, В. Ерофеев отмечает, что «позиция Добычина может сойти за изображение гримас нэпа, примелькавшееся в литературе «попутчиков» той поры, однако в этом маскараде автор видит нечто большее, чем гримасы. Его нарастающий конфликт со временем связан с "невозмутимостью" повествователя-наблюдателя, который, однако, с внутренним напряжением, завуалированным иронией, следит за процессом перерождения обывателя в "нового человека"» [Ерофеев 1996b: 190]. Кроме того, В. Ерофеев, на наш взгляд, точно уловил «мерцающий» принцип повествования в прозе Л. Добычина: «Сам же голос лирического героя не только отражает другие голоса, но и внутренне не стабилен. Он пронизан потаенной иронией автора <.> и эта ирония как бы убивает саму лирическую суть героя, но в то же время это очень «деликатное» убийство: в отличие от сказа, где герой саморазоблачается в языке, здесь создан эффект мерцающей иронии.
И как бы в ритме мерцающей иронии возникает образ мерцающего повествования. То автор делает шаг в сторону своего героя, и тот вдруг оживает в роли его автобиографического двойника, то отступает, не предупредив, порой превращается в механическую фигурку. Эти стилистические колебания отражают некую подспудную динамику самой жизни. При этом важно отметить, что ирония не находит своего разрешения. Возникает ощущение достаточно ироничной прозы, позволяющей понять отношение автора к описываемому миру, и достаточно нейтрального повествования, позволяющего этому миру самораскрыться. Если взять внетекстовую позицию Добычина, то видно, что автор и судит, и не судит эту жизнь: его метапозиция двойственна, поскольку он видит в этой жизни и некую норму, и ее отсутствие» [Ерофеев 1996b: 198]. Добавим, что этот принцип «мерцающего» повествования проявляется не только в романе «Город Эн», но и в рассказах, и — даже — в письмах JI. Добычина.
Очевидно, что в текстах с подобного рода «мерцающей» субъектной организацией особенно остро встает вопрос об авторском отношении к изображаемому, об авторской позиции. Однако работ, исследующих проблему автора в прозе Л. Добычина, крайне мало. Только в последние годы стали появляться статьи и даже диссертационная работа [Попова 2005b], посвященные различным аспектам нарратологической проблематики: [Абанкина 1996; Абанкина 1998; Каргашин 1996; Каргашин 1998; Маслов 2004; Маслов 2007; Петрова Г. 2001; Сухих 2000; Сухих 2003; Сухих 2004], все работы 3. А. Поповой, статьи В. В. Эйдиновой. Заслуга этих авторов в том, что они делают скрупулезный анализ повествовательной структуры добычинских текстов, однако системный характер такой анализ приобретает лишь в диссертации [Попова 2005Ь]. Тем не менее, нельзя не отметить, что-3. А. Попова, используя теоретический и методологический аппарат зарубежной нарратологии, чересчур формализует и «высушивает» добычинскую прозу: «.проза ЛД [Л. Добычина. — С. К.] представляет собой не осмысление реальности, но осмысление литературных моделей этой реальности. В частности, в творчестве ЛД осуществляется рефлексия по поводу способов письма и собственно по поводу возможностей создания литературного произведения на основе классических повествовательных схем» [Попова 2005а: 4]. Следуя этой логике, 3. А. Попова целью своей диссертации определяет «не выявление особенностей персонажного/нарраторского сознания», но определение, «какие принципы определяют функционирование и взаимодействие повествовательных инстанций». Автор диссертации ведет отчаянную борьбу с любыми «психологическими категориями, то есть категориями не нарратологической природы» [Попова 2005а: 5]. Однако, как было показано выше, чтобы правильно и полно проанализировать и описать субъектную организацию текста, необходимо учитывать и психологическую точку зрения персонажей или повествователя, особенности психологии субъектов речи, а особенно — субъектов сознания. Кроме того, «нарратология как область теоретической рефлексии, развивавшаяся в рамках "французского структурализма и продолженная учеными, работающими на пересечении лингвистики и литературоведения, ориентирована прежде всего на осмысление достижений западных модернистов». Поэтому «специфика добычинской повествовательной поэтики, которая видится нам именно в минимизации речевой интерференции, оказывается как бы вне компетенции традиционной нарратологии» [Маслов 2004: 107]. Но, отрицая возможность применения нарратологической методологии к прозе JI. Добычина, Б. Маслов считает недопустимым и бахтинский подход: «.наиболее продуктивным для понимания Добычинской поэтики повествования представляется не концепция речевой интерференции Волошинова/Бахтина, а гипотеза непересечения сфер речевого присутствия» [Маслов 2004: 116]. Однако Б. Маслов не смог вскрыть сложность и многогранность прозы JI. Добычина. Исследователь то утверждает, что «добычинское повествование построено так, как если бы этого повествователя-посредника, выбирающего и упорядочивающего чужие высказывания, не существовало»; то вдруг приходит к выводу, что «функции авторской речи оказываются переложены на дискурс героя, но сам повествователь сохраняет за собой положение распорядителя этого дискурса» [Маслов 2004: 110, 117]. А почему происходят эти и другие явления у JI. Добычина — не ясно.
В свете нашей проблемы заслуживают особого внимания работы [Каргашин 1996; Каргашин 1998], в которых последовательно развивается мысль о том, что повествование у JI. Добычина оказывается, как правило, не безличным авторским словом, но выражает точку зрения конкретного человека — одного из персонажей рассказа. Исследователь отмечает, что «в целом повествовательная система оказывается у Добычина неоднородной (совмещающей разнообразные типы повествования), причем не «безличное повествование» является ее стилевой основой» [Каргашин 1998: 377]. Анализ субъектной организации рассказов JT. Добычина обнаруживает, что повествователь в них то выполняет функцию наблюдателя, то выступает в роли субъекта дейксиса, то обнаруживает себя благодаря наличию в тексте элементов субъективной модальности. Особо рассматривается повествователь как субъект речи. Повествовательная речь «не удерживается» на уровне «нейтрального письма» и нередко включает в себя слово героя (экспрессивное, просторечное или — реже — диалектное). Кроме того, в некоторых случаях сознание героя «проникает» в повествовательный текст (иначе: сам повествователь проникает в сознание героев, то есть случаи «психологической интроспекции») в виде сравнений, ассоциаций, «апелляции к своим». «Действительность, изображенная в прозе JI. Добычина, как правило, подана автором как уже известная, как мир хорошо знакомый, то есть как «мир своих»», «подобный прием. рассчитан на запечатление событий как бы с точки зрения одного из героев — своего человека в изображаемом мире». Исходя из этого, делается вывод, что общий принцип добычинского письма — стремление воссоздать «картину мира» изнутри изображаемого. И более того, объектом исследования самого JI. Добычина является «индивидуальное человеческое сознание», которое в его рассказах предстает как «неразвитое сознание современного — «нового» человека» [Каргашин 1998: 382].
В своей работе эти и другие формы размытого повествования, смешения голосов мы рассматриваем как «гибридные конструкции» и разного рода «психологические интроспекции». Снятие с текстов JI. Добычина «проклятия объективизма» и открытие их сложной субъектной организации дает возможность для адекватного понимания творчества писателя.
Исходя из всего вышесказанного, целью нашей работы является исследование различных видов и форм «авторской активности» в произведениях JI. Добычина, а главной задачей, которую необходимо выполнить для достижения поставленной цели, — анализ субъектно-речевой организации текстов писателя. Кроме того, для выполнения этой задачи необходимо: проанализировать субъектную организацию текстов JI. Добычина в специфике выражения точек зрении (пространственных, временных, фразеологических, психологических); исследовать ономастику и заглавия произведений JI. Добычина с позиций субъектно-речевой организации; проанализировать формально-субъектную организацию текстов (особенности «говорящего субъекта» у JI. Добычина); рассмотреть субъектно-объектные и субъектно-субъектные отношения (я и другой в прозе Добычина; автор — герой — читатель); определить место добычинской прозы в русской литературе 1920— 1930-х гг.
Интерес к прозе JI. Добычина не ослабевает — причем не только у российского читателя. Проза писателя переводилась на немецкий, голландский, сербский, итальянский, английский, польский, румынский, латышский языки. Появляется множество публикаций, посвященных биографии и творчеству писателя. Всё это говорит о том, что требуется определенный системный подход к изучению наследия JI. Добычина и подчеркивает актуальность данного исследования.
В настоящем исследовании впервые применяется системно-субъектный метод ко всему корпусу прозы JI. Добычина (роман, повесть, рассказы и письма), чем определяется научная новизна диссертации.
Материалом для анализа является всё литературное наследие писателя, которым мы располагаем на данный момент.
Основным методом исследования, которым мы пользовались в нашей работе, является системно-субъектный метод Б. О. Кормана. Кроме того, как уже было сказано, терминологический и методологический аппарат работы был углублен и расширен трудами Б. А. Успенского, Ю. В. Манна и Е. В. Падучевой. В разработке научной базы использованы труды М. М. Бахтина, Ю. М. Лотмана, Б. А. Успенского, Н. А. Кожевниковой.
Научно-теоретическая значимость работы заключается в расширении терминологического и методологического аппарата Б. О. Кормана за счет включения некоторых недостающих звеньев из работ других исследователей. Кроме того, мы исследуем практически неизученное явление — примитивизм в литературе. Применение системно-субъектного метода к творчеству JI. И. Добычина позволяет воссоздать картину художественного мира писателя, вписать его в контекст русской литературы 1920—1930-х гг. Результаты данной работы могут быть использованы при дальнейшем исследовании творчества JI. Добычина и преподавании русской литературы и культуры 1920—1930-х гг. в общих и специальных курсах. В этом ее практическая значимость.
Поставленные задачи и указанный метод исследования определяют структуру работы. Во Введении обосновываются актуальность и научная новизна работы, формулируются цель и задачи исследования, определяются его теоретический и методологический аппарат. В Главе 1 анализируется субъектно-речевая организация прозы JL Добычина: ее содержательно-субъектная сторона (система точек зрения), заголовок с точки зрения субъектно-речевой организации, формально-субъектная сторона (говорящий субъект), а также субъектные отношения (я и другой, проблема читателя).
Рассматривая прозаическую систему JL Добычина, особого внимания заслуживает рассказ «Портрет», давший название целому — итоговому — сборнику рассказов писателя. Рассказ, послуживший экспериментаторской площадкой для создания романа «Город Эн». Единственный опубликованный рассказ, имеющий перволичную повествовательную форму, таким образом связывает воедино рассказы и роман Л. Добычина.
В Главе 2 творчество Л. Добычина рассматривается в контексте русской литературы 1920—1930-х гг., анализируется лексический уровень текстов Л. Добычина. В центре его художественной вселенной оказывается слово, слова, словечки, вокруг которых и раскручиваются крохотные добычинские истории, складывающиеся иногда в роман или повесть. Слово у Л. Добычина часто маркируется (отсюда — обилие кавычек, ударений, абзацное выделение, контекстное остранение, метризация и проч.); исследуется поэтика примитивизма в литературе, ее место в творчестве Л. Добычина, особенности «детского текста» в романе «Город Эн» и соотношение последнего с «повестями о детстве». В Заключении формулируются выводы исследования.
Научные результаты нашего исследования с достаточной полнотой отражены в шестнадцати публикациях общим объемом 7 п.л.: «Б. Зайцев и Л. Добычин»; «Л. Добычин и поэтика примитивизма»; «Поэтика маркированного слова в прозе Леонида Добычина»; «Рассказ "Портрет" в прозаической системе Л. Добычина»; «"Точка зрения" у Л. Добычина: проблема соотношения личного и безличного начал в прозе писателя»; «Отрезанная голова Али-Вали, или Говорящий субъект у Л. Добычина»; «Заглавия произведений Л. Добычина с точки зрения субъектно-речевой организации»; «"Словоцентризм" Л. Добычина»; «Центоны из Л. Добычина»; [Рец.:] ГолубеваЭ. С. Писатель Леонид Добычин и Брянск. Брянск, 2005; «Детский взгляд или взгляд на детство: "Город Эн" Л. Добычина и "Детство" Соколова-Микитова»; «Особенности субъектно-речевой организации повествовательного текста в "Детстве" И. С. Соколова-Микитова и "Городе
Эн" JI. И. Добычина»; «Я и другой в прозе Л. Добычина: Постановка проблемы»; «Проблема читателя в прозе Л. Добычина»; «Проблема автора в литературе о Л. Добычине» (В печати); «В поисках утраченного автора (по материалам литературы о писателе Л. Добычине)» (В печати).
Основные положения и результаты, полученные нами, обсуждались на заседаниях кафедры истории русской литературы Тверского государственного университета. Апробация результатов исследования осуществлена в форме сообщений по различным аспектам диссертации на научных конференциях: 1) Вторые Международные Зайцевские чтения. Калуга. 2000; 2) Культура российской провинции: век XX - XXI веку. Всероссийская научно-практическая конференция. Калуга. 2000; 3) Актуальные проблемы современного литературоведения: Межвузовская научная конференция. Москва. МГОПУ. 2000; 4) Шестые Добычинские чтения. Даугавпилс. 2000; 5) Актуальные проблемы современного литературоведения: Межвузовская научная конференция. Москва. МГОПУ. 2001; 6) XVI Тверская межвузовская конференция ученых-филологов и школьных учителей. Тверь. 2002; 7) 1-я Международная конференция «Русское литературоведение в новом тысячелетии». Москва. МГОПУ. 2002; 8) Восьмые Добычинские чтения. Даугавпилс. 2005; 9) Всероссийская научная конференция, посвященная 115-й годовщине со дня рождения И. С. Соколова-Микитова. Тверь. 2007; 10) Всероссийская научно-практическая конференция «Калуга на литературной карте России». Калуга. 2007.
Основные положения, выносимые на защиту:
1. Л. Добычин в текстах с экзегетическим нарратором использует различные повествовательные формы (традиционный нарратив, нетрадиционный нарратив, свободный косвенный дискурс, персональное повествование), которые сменяют друг друга, таким образом меняя точку зрения, с которой читателю предстоит воспринимать происходящие события.
2. В рассказах Л. Добычина наблюдается перекрытие традиционных зон автора зонами персонажей, размытие текста повествователя словом героя, так что создается иллюзия, что повествование ведется голосом какого-либо персонажа.
3. Рассказ «Портрет» является экспериментальной площадкой для JI. Добычина, где он впервые использует диегетического нарратора, присутствие которого, однако, ограничилось только названностью, перволичной определенностью, существенно не изменив основных принципов повествования в малой прозе JL Добычина. «Портрет» связывает рассказы и роман «Город Эн» в единую прозаическую систему.
4. В романе «Город Эн» диегетический нарратор, его рассуждения и переживания, его мировоззрение оказываются в центре нашего внимания. Однако мы имеем дело не с лирической прозой. Автобиографичность — периферийное свойство романа, J1. Добычин не ставил своей целью написать книгу о своем детстве. Скорее это история о детских годах некоего ребенка, родившегося в конце XIX столетия в некоем русском провинциальном городке, и эта история изложена самим подростком.
5. Писатель осваивает эстетику примитивизма на литературной почве. Он создает особого нарратора, принадлежащего так называемой «третьей культуре» — промежуточному звену между «классическими образцами» и обывательской, нелитературной средой.
Заключение научной работыдиссертация на тему "Проблема автора в прозе Л. Добычина"
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Наше диссертационное исследование позволило сделать следующие выводы.
Теоретический и методологический аппарат системно-субъектного метода анализа художественного текста, разработанный Б. О. Корманом, требует корректировки, уточнений и дополнений. Особенно это становится очевидным, когда объектом исследования является модернистский текст, в котором усложняется повествовательная структура по сравнению с текстами «классической» литературы, нарушается чистота и однородность как формально-субъектной, так содержательно-субъектной организации текста. В модернистском тексте включается элемент игры, в частности игры как с классической литературой, так и с современными текстами, активно используются цитация и аллюзии, обыгрывание сюжетов и образов. Структура текста становится как бы «двухуровневой». При этом выявление авторской позиции, определение авторских интенций оказывается непростой задачей, для решения которой лучше всего подходит именно системно-субъектный метод, позволяющий понять партитуру такого многоголосого текста.
Многоуровневый анализ текстов Л. Добычина показывает, что в его партитуре центральное место занимает слово. Это дает возможность говорить о словоцентричности художественного мира писателя. В центре его художественной «вселенной» оказывается слово, слова, словечки, вокруг которых и раскручиваются крохотные добычинские истории, складывающиеся иногда в роман или повесть. Такое особое положение слова у Л. Добычина нашло отражение в некоторых специфических чертах его поэтики, а именно: особенностях маркировки слова (обилие кавычек, ударений, абзацное выделение, контекстное остранение, метризация и проч.). Таким образом, слово становится не только и не столько средством, с помощью которого описывается мир и человек, сколько объектом непосредственного изображения и нашего внимания.
Анализ субъектно-речевой организации прозы JI. Добычина показал, что ее и содержательно-субъектная (система точек зрения) и формально-субъектная стороны (говорящий субъект) имеют сложный, неоднородный характер. Повествовательный текст в рассказах с экзегетическим нарратором часто включает в себя персонажную точку зрения — либо пространственно-временную (обнаруживающуюся через дейктические элементы), либо психологическую (особенности мировоззрения или психологии того или иного персонажа, взгляд героя, так называемый эффект комнаты), либо фразеологическую (слово, словечко, эгоцентрики персонажа).
В текстах же с диететическим нарратором (главным образом, это касается романа «Город Эн») повествовательный уровень также включает чужую точку зрения, однако в данном случае мы становимся свидетелями остранения (закавычивание, цитация, расстановка ударений) и — затем — освоения (присвоения) чужого слова. С другой стороны, в романе много литературных цитат, реминисценций и аллюзий, включающих голос самого автора, таким образом разрушающий чистоту позиции героя-рассказчика. Но это уже игра с читателем, создание другого, невидимого уровня текста, а в то же время — ирония над главным героем, часто демонстрирующим наивный взгляд на литературу.
Наив, примитив, детский текст, инфантильный взгляд занимают особое место в художественном мире и поэтике JT. Добычина. Писатель осваивает эстетику примитивизма на литературной почве. Он создает особого нарратора, который завис в пространстве между классическими образцами и фольклорной, обывательской, нелитературной средой. Об этом нам явно сигнализируют, например, рамочные указатели (посвящение в романе «Город Эн» заурядному человеку, соседу по коммуналке А. П. Дроздову и зачисление его же в соавторы рассказа «Дикие»). Само повествование приобретает упрощенный характер («синтаксис букваря», отсутствие сюжета, эскизность образов и т. д.).
Такой колеблющийся между двумя полярными эстетическими системами нарратор соответствует общему, мерцающему характеру повествования, в котором обнаруживается чередование и неоднократная смена в пределах одного текста повествовательных форм (традиционный нарратив — нетрадиционный нарратив — персональная повествовательная форма — свободный косвенный дискурс), не сливающихся воедино, а образующих некий коллаж, мозаику. Таким образом создается как бы объемная картина изображаемого мира: читатель смотрит на него словно и извне (этому способствуют традиционный нарратив и нетрадиционный нарратив), и изнутри (персональная повествовательная форма, свободный косвенный, дискурс) — здесь срабатывает так называемый принцип дополнительности. Кроме того, идеальный, концепированный читатель JI. Добычина сам оказывается двуликим: с одной стороны, это наивный, непосвященный читатель, считывающий только внешний текст и воспринимающий, например, рассказ «Лидия» как «историю про козу», не подозревая, что здесь скрывается ирония в адрес Лидии Сейфуллиной. Это «Добрый Начальник», который не должен увидеть в тексте ничего подозрительного, пропускающий текст в печать. С другой стороны — это посвященный читатель, способный увидеть, понять и оценить тонкую игру автора.
Л. Добычин, очевидно, экспериментировал с формой. Хотя и не так демонстративно, как, например, обэриуты или даже — близкий ему в писательском ряду — К. Вагинов. В этом смысле особого внимания заслуживает рассказ «Портрет», давший название итоговому сборнику рассказов писателя. Рассказ послужил экспериментаторской площадкой, с одной стороны, для опробирования некоторых новых приемов в рамках рассказа (так, здесь появляется чисто абсурдистская сцена с говорящей отрезанной головой Али-Вали), а с другой — для создания романа «Город
Эн». «Портрет» — единственный опубликованный рассказ, имеющий перволичную повествовательную форму, таким образом связывает воедино малую (рассказы) и большую (роман) прозу Л. Добычина.
Можно говорить о прозаической системе JI. Добычина. При жизни писателя было опубликовано два сборника рассказов, второй из которых («Портрет») включал часть рассказов из первого («Встречи с Лиз»), являясь, таким образом, как бы собранием сочинений (на начальном этапе творчества). Все рассказы в этих сборниках короткие, с редуцированным сюжетом, с похожими друг на друга героями, текст членится на маленькие абзацы, порой равные предложению. Кроме того, уже после выхода этих сборников и публикации романа «Город Эн» Л. Добычин создает еще один, оставшийся в рукописи сборник рассказов «Матерьял», включающий в себя все рассказы предыдущих сборников (немного отредактированные) и два новых рассказа, один из которых («Матерьял») дал название этому сборнику. Более того, из писем Л. Добычина мы узнаем, что он заботился о порядке текстов в сборниках. Таким образом, становится ясно, что писатель воспринимал свои тексты как некий комплекс, цикл, как некую систему.
Очевидно, что таким же образом писатель относился и к своим большим текстам: к роману «Город Эн» и повести «Шуркина родня». Здесь мы имеем дело с так называемыми детскими текстами, повестями о детстве. Тексты эти, разумеется, очень разные. Но и в том, и в другом мы видим историю мальчика, живущего в меняющемся, жестком и часто жестоком мире и пытающегося как-то к нему приспособиться. Оба подростка часто и легко расстаются со своей точкой зрения, принимая чужую, а затем отказываются и от нее. И в этом многоточии зрения не следует видеть полифонизм или анти-авторитаризм. Скорее нужно говорить о релятивизме, об относительности и необязательности для героев этих историй какого-то личностного стержня, этического базиса. Шурка — логическое продолжение героя «Города Эн». А логическое продолжение истории Шурки, видимо, нужно искать в рассказе «Дикие». Родня, родовое, архаичное, «дикое» — вот та основа, на которой зиждется этот мир. Здесь сказывается антиисторизм Добычина, все творчество которого утверждало, что человек на протяжении всей своей истории не меняется, и никакие социальные, политические, идеологические метаморфозы не задевают его природу. Революция по сути ничего не изменила. Крест, флаг и подштанники находятся в одном синонимичном и ценностном ряду.
История — на этот раз официальная история литературы — отомстила писателю, вычеркнув его на полвека из своих официальных списков, предав его имя и его книги забвению. Помнили, читали и знали его очень немногие. Впрочем, по сути, так было и при жизни писателя. Однако сегодня уже невозможно говорить об истории русской литературы 1920—1930-х гг., не упоминая имени JI. И. Добычина. Его книги нашли свое место на литературных полках. И нашли своего читателя. Книги вступили в диалог с книгами других авторов, оказывая влияние уже на современный литературный процесс. А читатель вступил в диалог с автором. И диалог этот продолжается, потому что голос автора — спокойный, ироничный и немного грустный — слышит каждый, открывший для себя книгу «Л. Добычин».
Список научной литературыКоролев, Сергей Иванович, диссертация по теме "Русская литература"
1. Берберова 1996 — Берберова Н. Н. Курсив мой: Автобиография. М. Блок 1982 — Блок А. Собрание сочинений: в 6-ти т. Л., 1980—1983. Т. 4. Очерки. Статьи. Речи. 1905—1921.
2. Булгаков 1990 — Булгаков М. А. Похождение Чичикова: Повести, рассказы, фельетоны, очерки 1919-1924 гг. М.
3. Бунин 1994 — Бунин И. А. Собрание сочинений: В 8 т. Т. 2. М. Вагинов 2008 — Вагинов К. К. Козлиная песнь: Романы. Стихотворения и поэмы. М.
4. Веселый 1987 — Веселый А. Россия, кровью умытая. Роман. М. Гончаров 1959 — Гончаров И. А. Обломов: Роман в четырех частях.1. М.
5. Добычин 1989 — Добычин Л. Город Эн. Рассказы. М. Добычин 1992 — Добычин Л. Город Эн: Повесть // Трудные повести: 30-е годы. М. С. 403-482.
6. Добычин 2007а — Добычин Л. Город Эн / Коммент., примеч. А. Ф. Белоусова. Даугавпилс.
7. Добычин 2007b — Добычин Л. Город Эн: роман, повести, рассказы, письма. М.
8. Достоевский 1972 — Достоевский Ф. М. Бедные люди // Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: В 30 тт. Т. 1. Л.
9. Зайцев 1991 — Зайцев Б. К. Люди Божии. М. Зайцев 1993 — Зайцев Б. К. Сочинения: В 3 т. Т. 1. М. Зощенко 1987 — Зощенко М. Хорошая игра: Рассказы, повести, пьеса. Ташкент.
10. ПССП — Добычин Л. И. Полное собрание сочинений и писем / Сост., предисл., коммент. В. С. Бахтина. СПб., 1999.
11. Пушкин 1986 — Пушкин А. С. Сочинения: В 3-х т. Т. 3. М.
12. Соколов-Микитов 1970 — Соколов-Микитов И. С. Детство // Соколов-Микитов И. С. Избранное. М. С. 19-94.
13. Солженицын 1990 — Солженицын А. И. В круге первом. Т. 2. М. Хармс 1988 — Хармс Д. Полет в небеса. JI.
14. Хармс 2000 — Хармс Д. И. Полное собрание сочинений: В 5 т. (6 кн.). <Т. 5>. Кн. 1. СПб.
15. Чехов 1969 — Чехов А. П. Собр. соч.: В 8-и т. Т. 6. М.а
16. Dobacin 2006а — Dobacin L. Ingrijitoarea // Avangarda rusa: Antologie: Proza §i teatru, vol. II / Traducator, antologator Leo Butnaru. Ia§i. Pp. 206-208.a
17. Dobacin 2006b — Dobacin L. Intalnirile cu Liz // Avangarda rusa: Antologie: Proza §i teatru, vol. II / Traducator, antologator Leo Butnaru. Ia§i. Pp. 199-205.
18. Dobychin 1998 — Dobychin L. The Town of N / Translated by Richard C. Borden with Natalia Belova. Introduction by Richard Borden. Northwerstern University Press. Evanston, Illinois.
19. Dobychin 2005 — Dobychin L. Encounters with Lise and Other Stories / Edited and with an introduction by Richard C. Borden; translated from the Russian by Richard C. Borden with Natalia Belova. Northwestern University Press. Evanston, Illinois.
20. Dobycin 1996 — Dobycin L. II clan di Surka / A cura di Giovanna Spendel. Milano.
21. Dobyczin 1999 — Dobyczin L. Miasto En. Opowiadania, tlum. H. Chlystowski, Wyd. CZYTELNIK, Warszawa.
22. Dobytchine 1993 — Dobytchine L. La Ville de N. Paris. Dobytschin 1989 — Dobytschin L. Die Stadt N: Roman; Mit einem Vorw. von Wenjamin Kawerin; Aus dem Russ. U. Mit Anm. Vers, von Gabriele Leupold. Frankfurt/M.
23. Dobytschin 1992 — Dobytschin L. Teetrinken: Erzahlungen / Aus dem Russischen von Alfred Frank. Leipzig.
24. Dobytschin 1996 — Dobytschin L. Im Gouvernement S.: Shurkas Verwandtschaft: Roman / Uns dem Russischen ubersetzt, heransgegeben und mit einem Nachwort von Peter Urban. Berlin.
25. Dobytsjin 1991 — Dobytsjin L. De Stad N / Vertaling Helen Saelman, nawoord Vladimir Koulechov. Amsterdam.
26. Dobytsjin 1993 — Dobytsjin L. Ontmoetingen met Liz / Vertaling Helen Saelman. Arie van der Ent, Jan Timmers. Amsterdam.1.. Исследовательская литература
27. Абанкина 1995 — Абанкина О. И. Опыт применения понятия психологической установки для истолкования художественного текста (на материале романа JI. Добычина «Город Эн») // Ритуально-м1фолопчний шдхщ до штерпретацп Л1тературного тексту. Кшв. С. 199-205.
28. Абанкина 1996 — Абанкина О. И. Внутренняя индивидуальная модель мира в романе JI. Добычина «Город Эн» // Писатель Леонид Добычин. Воспоминания. Статьи. Письма. СПб. С. 235-240.
29. Абанкина 1998 — Абанкина О. И. Повествовательная структура в тексте Л. Добычина // Добычинский сборник. Выпуск 3. Даугавпилс. С. 6571.
30. Агеев 1990 — Агеев А. Скепсис и надежда Леонида Добычина // Новый мир. № 7. С. 240-243.
31. Адамович 1936 — Адамович Г. В. Литературные заметки: Мих. Зощенко. «Голубая книга». Москва, 1935; Л. Добычин. «Город Эн». Москва, 1935 // Последние новости (Париж). 23 апр. (№ 5509).
32. Азов 1923 — Азов Вл. Открытое письмо Академии наук, наркому просвещения А. В. Луначарскому, Ак-Центру, Гублитпросвету, Сорабису, Управлению академических театров, месткомам частных театров и всем грамотным русским людям // Жизнь искусства. № 43 (913).
33. Анина 1998а — Анина Ю. Е. Добычин и Гоголь // Вторые Майминские чтения. Псков. С. 92-99.
34. Анина 1998b — Анина Ю. Е. «Мертвые души» в творческой лаборатории А. Белого и JI. Добычина («Мастерство Гоголя» и «Город Эн») // Дергачевские чтения — 98. Екатеринбург. С. 28-30.
35. Анина 1999 — Анина Ю. Е. Образ Натали в романе JI. Добычина «Город Эн» // Художественный текст и культура. III. Владимир. С. 148-152.
36. Анина 2000а — Анина Ю. Е. Гоголевские мотивы в романе JI. Добычина «Город Эн» // Добычинский сборник—2. — Даугавпилс. С. 57-67.
37. Анина 2000b — Анина Ю. Е. Интертекстуальность как доминирующий принцип организации текста романа JI. Добычина «Город Эн» // Парадигмы: Сб. работ молодых ученых. Тверь. С. 121-126.
38. Арьев 1990 — Арьев А. Ю. Возвращение к людям // Расколдованный круг: Андреев В., Баршев Н., Добычин Л. СПб. С. 3-29.
39. Арьев 1996 — Арьев А. Ю. Встречи с Л. // Новый мир. № 12. С. 198209.
40. Арьев 2000а — Арьев А. Ю. Добычин Леонид Иванович // Русские писатели 20 века: Биографический словарь. М. С. 234-236.
41. Арьев 2000b — Арьев А. Ю. Эвроклидон. (О последней фразе писателя Л. Добычина) // Добычинский сборник—2. Даугавпилс. С. 3-12.
42. Арьев 2002 — Арьев А. Ю. По большому счету // Звезда. № 4. С. 130.
43. Балабаева 2005 — Балабаева В. А. Частотный словарь как способ реконструкции авторского мироощущения («Город Эн» Л. Добычина) // Слово: Сб. науч. трудов студентов и аспирантов. Тверь. Вып. 3. С. 54-59.
44. Барт 2001 — Барт P. S/Z. М.
45. Бахтин В. 1993 — Бахтин В. С. Письма Л. Добычина М. Л. и И. И. Слонимским (1925-1927) Вступ. заметка к публикации. // Звезда. № 10.
46. Бахтин В. 1995 — Бахтин В. С. Добычин: штрихи жизни и творчества // «Вторая проза». Русская проза 20-х—30-х годов XX века. Trento. С. 23-44.
47. Бахтин В. 1996а — Бахтин В. С. Без просвета, или Послесловие к травле // Писатель Леонид Добычин. Воспоминания. Статьи. Письма. СПб. С. 172-183.
48. Бахтин В. 1996b — Бахтин В. С. К истории работы Л. Добычина над романом «Город Эн». (По письмам М. Л. и И. И. Слонимским) // Писатель Леонид Добычин. Воспоминания. Статьи. Письма. СПб. С. 161-171.
49. Бахтин В. 1996с — Бахтин В. С. Судьба писателя Л. Добычина // Писатель Леонид Добычин. Воспоминания. Статьи. Письма. СПб. 1996. С. 37-50.
50. Бахтин В. 1999 — Бахтин B.C. Под игом добрых начальников: Судьба и книги писателя Л. Добычина // ПССП. С. 7-44.
51. Бахтин М. 1975 — Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет. М.
52. Бахтин М. 1979b — Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М. Бахтин М. 1979а — Бахтин М. М. Проблемы поэтики Достоевского.1. М.
53. Белая 1995 — Белая Г. Экзистенциальная проблематика творчества М. Зощенко // Лит. обозрение. JVe 1.
54. Белобровцева 1996 — Белобровцева И. 3. Историчность прозы Л. Добычина и способы ее создания // Писатель Леонид Добычин. Воспоминания. Статьи. Письма. СПб. С. 77-82.
55. Белодубровский 1998 — Белодубровский М. Е. Предисловие // Русский авангард и брянщина: Статьи, очерки, исследования. Брянск.
56. Белоусов 1995 — Белоусов А. Ф. Жизненный субстрат и литературный контекст (Из наблюдений над романом Добычина «Город Эн») // «Вторая проза». Русская проза 20-х—30-х годов XX века. Trento. С. 45-50.
57. Белоусов 1996а — Белоусов А. Ф. Достоевский и его герои в «Городе Эн» // Писатель Леонид Добычин. Воспоминанья. Статьи. Письма. СПб. С. 205-207.
58. Белоусов 1996b — Белоусов А. Ф. Художественная топонимия российской провинции: к интерпретации романа «Город Эн» // Писатель Леонид Добычин. Воспоминания. Статьи. Письма. СПб. С. 198-204.
59. Белоусов 1999 — Белоусов А. Ф. Озвучение текста в прозе Л. Добычина // Russian Literature. Vol. 46, No 1. С. 19-22.
60. Белоусов 2000 — Белоусов А. Ф. Сиу и компания // Добычинский сборник—2. Даугавпилс. С. 67-72.
61. Белоусов 2002 — Белоусов А. Ф. Одноклассник Л. Добычина инженер-электрик Г. Г. Горбунов. Из реального комментария к «Городу Эн» // Звезда. № 11. С. 179-186.
62. Белоусов 2003а — Белоусов А. Ф. Гоголевская тема в романе Л. Добычина «Город Эн» // Традиции в контексте русской культуры. Вып. 10. Череповец. С. 159-165.
63. Белоусов 2003b — Белоусов А. Ф. Отголосок «педагогического садизма» в романе Л. Добычина «Город Эн» // Детский сборник: Статьи по детской литературе и антропологии детства. М. С. 79-84.
64. Белоусов 2004а — Белоусов А. Ф. «Вскоре мы увиделись и с Александрою Львовной.» // Добычинский сборник—4. Даугавпилс. С. 249257.
65. Белоусов 2004b — Белоусов А. Ф. Студенческое дело Л. Добычина // Добычинский сборник—4. Даугавпилс. С. 15-20.
66. Белоусов 2005 — Белоусов А. Ф. «Хотелось, чтобы. Добычина признали и в Брянске» // Голубева Э. С. Писатель Леонид Добычин и Брянск. Брянск. С. 3-5.
67. Белоусов 2007а — Белоусов А. Ф. Комментарий к роману «Город Эн». // Добычин Л. Город Эн. Даугавпилс. С. 94-161.
68. Белоусов 2007b — Белоусов А. Ф. Примечания к роману «Город Эн». // Добычин Л. Город Эн. Даугавпилс. С. 163-226.
69. Белоусов 2008 — Белоусов А. Ф. Эльза Будрих: реальная биография литературной героини // Добычинский сборник—6. Даугавпилс. С. 217-224.
70. Берковский 1936 — Берковский Н. Я. Думать за себя, говорить за всех // Лит. Ленинград. 1936. 27 марта (№ 15).
71. Блюм 2003 — Блюм А. В. Запрещенные книги русских писателей и литературоведов. 1917-1991: Индекс советской цензуры с комментариями. СПб.
72. Блюмбаум 1991 — Блюмбаум А. Б., Морев Г. А. «Ванна Архимеда»: К истории несостоявшегося издания // Wiener Slawistischer Almanach. Bd. 28. S. 263-269.
73. Бодров 1996 — Бодров M. С. Очки Леонида Добычина // Писатель Леонид Добычин. Воспоминанья. Статьи. Письма. СПб. С. 230-234.
74. Бодров, Бодрова 1996а — Бодров М. С., Бодрова Т. М. В школе «Города Эн» Леонида Добычина // Писатель Леонид Добычин. Воспоминания. Статьи. Письма. СПб. С. 225-229.
75. Бодров, Бодрова 1996b — Бодров М., Бодрова Т. Книга в книге Леонида Добычина «Город Эн» // Писатель Леонид Добычин. Воспоминанья. Статьи. Письма. СПб. С. 217-224.
76. Большакова 2005 — Большакова А. Теории читателя и литературно-теоретическая мысль XX века // Теоретико-литературные итоги XX века. Т. 4. Читатель: проблемы восприятия. М.
77. Борев 2003 — Борев Ю. Б. Эстетика. Теория литературы: Энциклопедический словарь терминов. М.
78. Бугров 2003 — Бугров А. А. Под глубокими небесами: (Образ провинциального детства: В. В. Розанов и Л. И. Добычин) // Незавершенная энтелехийность: отец Павел Флоренский, Василий Розанов в современной рефлексии. Кострома. С. 217-223.
79. Быков 2007 — Быков Д. Бегство от победы // Быков Д. Блуд труда: Эссе. СПб.
80. Быков 2008 — Быков Д. Русский эмигрант, или Правила поведения в аду // Быков Д. На пустом месте: Статьи, эссе. СПб.
81. Ванюков 1992 — Ванюков А. И. Трудные повести тридцатых годов: Вступ. ст. // Трудные повести: 30-е годы. М.
82. Васильева 2001 — Васильева Э. Г. Еврейский текст в прозе JI. Добычина // Добычинский сборник—3. Даугавпилс. С. 107-113.
83. Виноградов 1971 — Виноградов В. В. Проблема автора в художественной литературе // Виноградов В. В. О теории художественной речи. М.
84. Войтинская 1936 — Войтинская О. С. Литературный дневник // Октябрь. № 5.
85. Воропаева 1993 — Воропаева Е. Жизнь и творчество Бориса Зайцева // Зайцев Б. К. Сочинения: В 3 т. Т. 1. М.
86. Генис 1999 — Генис А. Довлатов и окрестности: Филологический роман. М.
87. Герзон 1936 — Герзон С. Об эпигонстве // Октябрь. № 5. С. 214-215.
88. Герштейн 1998 — Герштейн Э. Г. Мемуары. СПб.
89. Голованова 1995 — Голованова Е. Миф о пролетарском писателе: Творческая судьба Всеволода Иванова и Михаила Зощенко // Лит. обозрение. № 1.
90. Голубева 2001 — Голубева Э. С. Семья Добычиных в Брянске: история исхода // Добычинский сборник—3. Даугавпилс. С. 6-36.
91. Голубева 2004а — Голубева Э. С. К истории рода писателя Л. Добычина // Добычинский сборник—4. Даугавпилс. С. 5-14.
92. Голубева 2004b — Голубева Э. С. «Приезжай, звала она.» (Брянские реалии рассказов Л. Добычина) // Добычинский сборник—4. Даугавпилс. С. 21-53.
93. Голубева 2005 — Голубева Э. С. Писатель Леонид Добычин и Брянск. Брянск.
94. Голубков 1992 — Голубков М. Утраченные альтернативы. М.
95. Гольдина 1998 — Гольдина Э. Г. Детство в прозе Л. Добычина // Добычинский сборник. Выпуск 3. Даугавпилс. С. 56-64.
96. Гольдштейн 2001 — Гольдштейн А. Аспекты духовного брака. М. С. 214-221.
97. Гор 1975 — Гор Г. С. Геометрический лес. JI.
98. Гор 1983 — Гор Г. С. На канале Грибоедова, 9 // Гор. Г. С. Пять углов: Повести, эссе. JI.
99. Гуревич 1992 — Гуревич П. С. Проблема Другого в философской антропологии М. М. Бахтина // М. М. Бахтин как философ. М. С. 83-96.
100. Даль 2006 — Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 1. М.
101. Двинский 2000 — Двинский С. Сорок лет одиночества // СейЧас (Даугавпилс). 21 дек. (№ 51).
102. Девятайкина 1990 — Девятайкина Е. Е. Коммент. к рассказу «Лидия». // Советский русский рассказ 20-х годов. М. С. 400-402.
103. Деханов 1991 — Деханов В. Неизвестный Добычин // Брянская газ.22.
104. Дневник дискуссии 1936 — Дневник дискуссии (В доме писателя им. Маяковского 25 марта) // Лит. Ленинград. 27 марта (№ 15).
105. Добин 1936 — Добин Е. С. Формализм и натурализм — враги советской литературы // Лит. Ленинград. 27 марта (№ 15).
106. Довлатов 2004 — Довлатов С. Д. Дар органического беззлобия: Интервью Виктору Ерофееву // Довлатов С. Д. Собр. соч.: В 4-х т. Т. 4. СПб. С. 387-394.
107. Евграфов 2000 — Евграфов Г. Уничтожение // Алфавит (Москва). № 4. С. 28-29.
108. Ермолаева 2006 — Ермолаева Ж. Е. К вопросу о «петербургском тексте» в романе Л. Добычина «Город Эн» // Восток Запад: пространство русской литературы и фольклора. Волгоград. С. 336-342.
109. Ерофеев 1989а — Ерофеев В. В. Забытое произведение и литературный процесс // Методология анализа литературного процесса. М. С. 188-198.
110. Ерофеев 1989b — Ерофеев В. В. Настоящий писатель // Добычин JI. Город Эн: Роман; Рассказы. М. С. 5-14.
111. Ерофеев 1996b — Ерофеев В. В. Поэтика Добычина, или Анализ забытого творчества // Ерофеев В. В. В лабиринтах проклятых вопросов. М. С. 185-201.
112. Ерофеев 1996а — Ерофеев В. В. О Кукине и мировой гармонии // Писатель Леонид Добычин. Воспоминанья. Статьи. Письма. СПб. С. 51-56.
113. Жехова 1984 — Жехова К. Певец родного края // Соколов-Микитов И. С. На речке Невестнице: Повести и рассказы. Тула. С. 391-398.
114. Жилко 1996 — Жилко А. Н. Проводник атеизма // Писатель Леонид Добычин. Воспоминанья. Статьи. Письма. СПб. С. 89-92.
115. Замятин 1990 — Замятин Е. Новая русская проза // Замятин Е. Избранные произведения: В 2 т. Т. 2. М.
116. Заскока, Мешков 2008а — Заскока В. М., Мешков В. А. По добычинским местам в Евпатории // Добычинский сборник—6. Даугавпилс. С. 38-50.
117. Заскока, Мешков 2008b — Заскока В. М., Мешков В. А. Путешествие в Евпаторию в 1883 году // Добычинский сборник—6. Даугавпилс. С. 26-37.
118. Золотоносов 1996 — Золотоносов М. Книга «Л. Добычин»: романтический финал // Писатель Леонид Добычин. Воспоминанья. Статьи. Письма. СПб. С. 61-68.
119. Иванов 2005 — Иванов В. Г. Философский концепт и иконический знак в поэтике русского авангарда: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Новосибирск. С. 18-19.
120. Иванов Вяч. Вс. 2000 — Иванов Вяч. Вс. Литература «попутчиков» и неофициальная литература // Иванов Вяч. Вс. Избранные труды по семиотике и истории культуры. Т. II. Статьи о русской литературе. М.
121. Йованович 2000 — Йованович Миливое. «Таких людей нет сейчас»: Из записок литературоведа. 3-я часть // Рус. мысль (Париж). 16 нояб. (№ 4341).
122. Каверин 1977 — Каверин В. А. Город Эн // Избранные произведения. В 2-х томах. Т. 2. М. С. 484-488.
123. Каверин 1982а — Каверин В. А. Леонид Добычин // Каверин В. А. Вечерний день: Письма. Встречи. Портреты. М.
124. Каверин 1982b — Каверин В. Михаил Зощенко // Каверин В. А. Вечерний день: Письма. Встречи. Портреты. М.
125. Каверин 1996 — Каверин В. А. Добычин // Писатель Леонид Добычин. Воспоминанья. Статьи. Письма. СПб. С. 16-19.
126. Каргашин 1996 — Каргашин И. А. Антиутопия Леонида Добычина (Поэтика рассказов) // Русская речь. № 5. С. 18-23.
127. Каргашин 1998 — Каргашин И. А. Тынянов и Добычин (К истории одной пародии) // Тыняновский сб. Вып. 10: Шестые — Седьмые — Восьмые Тыняновские чтения. М. С. 376-386.
128. Каргашин 2001 — Каргашин И. А. «Освобожденное слово»: Поэтика прозы Сергея Довлатова // О Довлатове: Статьи, рецензии, воспоминания. Тверь.
129. Карп 1988 — Карп Поэль. Рубежи личного опыта рец. на: Л. Чуковская «Софья Петровна» («Нева», № 2). // Книжное обозрение. 13 мая (№ 20).
130. Клех 1998 — Клех И. Чистый бриллиант «мутной воды» Рец. на кн.: Гаврилов А. К приезду Н.: Рассказы. М.: Б-ка журн. «Соло». 1997. // Знамя.2.
131. Климова 2004 — Климова Маруся. Моя история русской литературы.1. СПб.
132. Кобрииский 1999 — Кобринский А. А. Поэтика «ОБЭРИУ» в контексте русского литературного авангарда: В 2-х ч. Ч. 2. М.
133. Коваленко 1998 — Коваленко 3. П. Л. Добычин. Архивные находки // Русский авангард и Брянщина: Статьи, очерки, исследования. Брянск. С. 247250.
134. Ковсан 2007 — Ковсан М. Заглавие // Литературный словарь. М. С. 6165.
135. Кожевникова 1994 — Кожевникова Н. А. Типы повествования в русской литературе XIX-XX вв. М.
136. Компаньон 2001 — Компаньон А. Демон теории. М.
137. Корман 1971 — Корман Б. О. Итоги и перспективы изучения проблемы автора // Страницы истории русской литературы. М.
138. Корман 1972 — Корман Б. О. Изучение текста художественного произведения. М.
139. Корман 1977 — Корман Б. О. О целостности литературного произведения // Известия Академии наук СССР. Серия литературы и языка М. Т. 36. С. 508-513.
140. Корман 1990 — Корман Б. О. Целостность литературного произведения и экспериментальный словарь литературоведческих терминов // Содержательность форм в художественной литературе. Куйбышев. С. 1630.
141. Кормилов 1994 — Кормилов С. И. Метризованная проза Л. Добычина на фоне традиции русской метризованной прозы первой трети XX века // Вторые Добычинские чтения: В 2-х частях. Часть I. Даугавпилс. С. 27-44.
142. Корниенко 1995 — Корниенко Н. Зощенко и Платонов: Встречи в литературе // Лит. обозрение. № 1. С. 47-54.
143. Королева 2001а — Королева О. Э. Метонимия у Л. Добычина (К вопросу о реализованной метонимии) // Актуальные проблемы современного литературоведения: Материалы межвузовской науч. конф. Вып. 5. М. С. 71-74.
144. Королева 2001b — Королева О. Э. Роль метонимии в художественной системе Л. Добычина // Добычинский сборник—3. Даугавпилс. С. 60-69.
145. Королева 2004 — Королева О. Э. Анализ рассказа Л. Добычина «Отец» (к вопросу о мифологическом мышлении) // Добычинский сборник— 4. Даугавпилс. С. 221-230.
146. Кошелев 2000 — Кошелев В. А. Пушкинские мотивы у Леонида Добычина («Встречи с Лиз») // Добычинский сборник—2. Даугавпилс. С. 2432.
147. Кошелев 2001 — Кошелев В. А. «Шуркина родня» в контексте русской литературы о детях // Добычинский сборник—3. Даугавпилс. С. 119126.
148. Красильникова 2006 — Красильникова Е. Г. «Предпостмодернизм» в русской литературе: роман Л. Добычина «Город Эн» // Проблемы изучения литературы в вузе и школе: Материалы Всероссийской научно-практической конференции. Пенза. С. 25-31.
149. Кузина 2003 — Кузина Н. В. Лексико-семантическая организация дискретных прозаических текстов (На примере рассказа М. Булгакова «Пропавший глаз» и цикла «Записки юного врача» // PRO=3A: Анализ текста. Учеб. материалы. Смоленск.
150. Кукулин 1997 — Кукулин И. В. Эволюция взаимодействия автора и текста в творчестве Д. И. Хармса: Автореф. дис. . канд. филол. наук. М.
151. Лавренев 1936 — Лавренев Б. А. Страна ждет от нас большого искусства// Лит. Ленинград. 8 апр. (№ 17).
152. Лапченко 1993 — Лапченко А. Ф. Л. И. Добычин. «Шуркина родня»// Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1990 год. СПб. С. 214219.
153. Лейни 2004 — Лейни Р. Н. Модернистская ирония как один из истоков русского постмодернизма: Дис. . канд. филол. наук. Саратов. Гл. 3. Ирония как жанровый принцип в романах Л. Добычина, В. Набокова, Г. Гайзданова.
154. Леонов 1998 — Леонов В. «Город Эн» в зеркале истории // Динабург (Даугавпилс). 10 нояб. (№315-317); 17 нояб. (№ 322-324).
155. Леонов 1999 — Леонов В. Храмы Даугавпилса // Динабург (Даугавпилс). 12 марта (№ 68-71).
156. Леонтьева 2008 — Леонтьева С. Г. О родственных связях Добычиных: Армадеровы // Добычинский сборник—6. Даугавпилс. С. 17-25.
157. Липовецкий 1997 — Липовецкий М. Н. Русский постмодернизм. (Очерки исторической поэтики): Монография. Екатеринбург.
158. Лойтер 2002 — Лойтер С. М. Русская детская литература XX века и детский фольклор: проблемы взаимодействия: Автореф. дис. . док-ра. филол. наук. Петрозаводск.
159. Лотман 2000 —- Лотман Ю. М. Семиосфера. СПб.
160. Л о щи лов 1992 — Лощилов И. Е. Роман Леонида Добычина «Город Эн» в свете проблемы читателя // Русская литература XI—XX веков. Проблемы изучения: Тез. докл. науч. конф. молодых ученых и специалистов. СПб. С. 47-48.
161. Лощилов 1993 — Лощилов И. Е. Автор и повествователь в романе Л. Добычина «Город Эн» // Проблемы изучения русской литературы XI-XX веков. СПб. С. 93-95.
162. Лощилов 1997 — Лощилов И. Е. Феномен Николая Заболоцкого. Helsinki: The Finnish Institute for Russian and East European Studies (Venajan ja Ita-Euroopan instituutti).
163. Лощилов 1999 — Лощилов И. E. Елена Гуро и Николай Заболоцкий: к постановке проблемы // Школа органического искусства в русском модернизме: Сб. статей. Studia Slavica Finlandensia. Tomus XVI/2. Editors: N. Baschmakoff, O. Kushlina, I. Loscilov. Helsinki.
164. Лощилов 2003a — Лощилов И. E. Л. Добычин и Н. Евреинов: сверхпрофессорская десертация идемонстрация с'ухабами // Черновик: Смешанная техника. № 18. С. 77-83.
165. Лощилов 2003b — Лощилов И. Е. Л. Добычин: «Пожалуйста» // Крещатик: Междунар. лит.-худож. журн. № 1 (19). С. 330-347.
166. Лощилов 2003с — Лощилов И. Е. «Сиделка» Л. Лобычина: «микромир» героя и макроструктура художественного пространства // PRO=3A: Тез. междунар. науч. конф. «Поэтика прозы». Смоленск. С. 60-63.
167. Лощилов 2004а — Лощилов И. Е. Застежка Олехновича: Л. Добычин и русский космизм // Философия космизма и русская культура: Материалымеждунар. науч. конф. «Космизм и русская литература. К 100-летию со дня смерти Николая Фёдорова». Белград. С. 229-235.
168. Лощилов 2004b — Лощилов И. Е. Новелла Л. Добычина «Лидия» (Опыт интерпретации) // Добычинский сборник—4. Даугавпилс. С. 194-220.
169. Лощилов 2004с — Лощилов И. Е. О романе Л. Добычина «Город Эн»: К описанию структуры «главки» // PRO=3A 2. Строение текста: Синтагматика. Парадигматика: Материалы к обсуждению. Смоленск. С. 9597.
170. Лощилов 2005b — Лощилов И. E. Заметки на полях рассказа Л. Добычина «Портрет» // Slavic Almanac: The South African Journal for Slavic, Central and Eastern European Studies. Vol. 11, N 2. Pretoria: University of South Africa. Pp. 2-24.
171. Лощилов 2005c — Лощилов И. E. Застежка Олехновича: предмет как кафарзис (Тезисы) // PRO=3A 3. Предмет. Материалы к обсуждению. Смоленск. С. 133-141.
172. Лощилов 2007 — Лощилов И. Е. Л. Добычин / «Савкина» // Добычинский сборник—5. Даугавпилс. С. 35-58.
173. Лощилов 2008 — Лощилов И. Е. Тридцать три скандала и шестнадцать истерик: Леонид Добычин и Антон Сорокин // Добычинский сборник—6. Даугавпилс. С. 185-204.
174. Лука 1998 — Лука А. Мировоззрение Л. Добычина как феномен русской постреволюционной культуры // Начало: Сб. работ молодых ученых. Вып. IV. М. С. 393-398.
175. Мазилкина 1992 — Мазилкина И. Е. Вывеска как способ организации художественного целого (По произведениям Б. Пильняка, А. Платонова,
176. JI. Добычина) 11 Целостность художественного произведения и проблема его анализа. Донецк. С. 151-152.
177. Мазилкина 1996 — Мазилкина И. Е. Порядок хаоса в прозе JI. Добычина // Писатель Леонид Добычин. Воспоминания. Статьи. Письма. СПб. С. 83-88.
178. Манн 1991 — Манн Ю. В. Автор и повествование // Известия Академии наук СССР. Серия литературы и языка. Т. 50. № 1. М. С. 3-19.
179. Манн 1992 — Манн Ю. В. Об эволюции повествовательных форм // Известия Академии наук. Серия литературы и языка. Т. 51. № 1. М.
180. Марков 2000 — Марков Г. Б. Художественное пространство в рассказе Л. Добычина «Отец» // Добычинский сборник—2. Даугавпилс. С. 47-57.
181. Марков 2001 — Марков Г. Б. Категория дикости в рассказе Л. Добычина «Дикие» // Добычинский сборник—3. Даугавпилс. С. 142-151.
182. Марков 2004 — Марков Г. Б. Способы десакрализации в сборнике «Вечера и старухи» // Добычинский сборник—4. Даугавпилс. С. 156-164.
183. Марков 2008 — Марков Г. Б. Парадигмы обывательского сознания в рассказе Л. Добычина «Дориан Грей» // Добычинский сборник—6. Даугавпилс. С. 141-150.
184. Мароши 2007 — Мароши В. В. Заметки о возможности именной мифологии Л. Добычина (Эл. И. Добычин) // Добычинский сборник—5. Даугавпилс. С. 24-34.
185. Мае лов 2004 — Мае лов Б. Oratio recta как модернистский прием (Поэтика повествования Л. Добычина с позиций метапрагматики) // Добычинский сборник—4. Даугавпилс. С. 101-125.
186. Маслов 2007 — Маслов Б. О двух типах письма в рассказах Л. Добычина // Добычинский сборник—5. Даугавпилс. С. 5-23.
187. Мейлах 1993 — Мейлах М. Б. Предисловие // Введенский А. И. Полн. собр. произв.: В 2 т. Т. 1. М.
188. Мекш 1990 — Мекш Э. Б. Литературный ареал рассказа Л. Добычина «Сад» // До востребования (Даугавпилс). 24 дек. (№ 1).
189. Мекш 1994 — Мекш Э. Б. Кабуки и Добычин // Сами о себе: Газ. Даугавпилсской рус. гимназии. № 8 (дек.).
190. Мекш 1996а — Мекш Э. Б. Историко-культурный ареал рассказа JI. Добычина «Портрет» // Писатель Леонид Добычин. Воспоминания. Статьи. Письма. СПб. С. 273-274.
191. Мекш 1996b — Мекш Э. Б. Художественный мир рассказа Л. Добычина «Сад» // Писатель Леонид Добычин. Воспоминания. Статьи. Письма. СПб. С. 267-272.
192. Мекш 1998а — Мекш Э. Б. «Тайна красок» Л. Добычина (сборник «Встречи с Лиз») // Добычинский сборник. Выпуск 3. Даугавпилс. С. 12-21.
193. Мекш 1998b — Мекш Э. Б. Театр Кабуки в русском варианте (рассказ Добычина «Портрет») // Добычинский сборник. Выпуск 3. Даугавпилс. С. 2233.
194. Мекш 2000 — Мекш Э. Б. Примитив и кич в рассказах Л. Добычина // Добычинский сборник—2. Даугавпилс. С. 37-47.
195. Мекш 2001 — Мекш Э. Б. Михаил Зощенко и Леонид Добычин в эссе Геннадия Гора «На канале Грибоедова, 9» // Добычинский сборник—3. Даугавпилс. С. 152-160.
196. Мекш 2004 — Мекш Э. Б. Символические коннотации в рассказе Л. Добычина «Кукуева» // Добычинский сборник—4. Даугавпилс. С. 165-171.
197. Можейко 2001 -— Можейко М. А. Автор // Постмодернизм: Энциклопедия. Минск. С. 19-21.
198. Московская 1993 — Московская Д. С. «Частные мыслители» 30-х годов: поставангард в русской прозе // Вопр. философии. № 8. С. 97-104.
199. Московская 1999 — Московская Д. С. В поисках Слова: «странная» проза 20-30-х годов // Вопр. лит. № 6. С. 31-65.
200. Назаренко 2002 — Назаренко М. М. Е. Салтыков-Щедрин в творческом сознании русских писателей XX века // Мова i культура. Вип. 4. Т. IV. Ч. 2. Киев. С. 62-63.
201. Наркевнч 1964 — Наркевич А. Ю. Добычин Леонид Иванович // Краткая Литературная Энциклопедия. Т. 2. М. С. 725.
202. Немзер 1998 — Немзер А. С. В соседстве роз. Анатолий Гаврилов. Старуха и дурачок // Немзер А. С. Литературное сегодня. О русской прозе. 90-е. М.
203. Неминущий 1996а — Неминущий А. Н. О поэтике рассказа Л. Добычина «Лекпом» // Писатель Леонид Добычин. Воспоминания. Статьи. Письма. СПб. С. 275-279.
204. Неминущий 1996b — Неминущий А. Н. Формула времени в сборнике Л. Добычина «Встречи с Лиз» // Писатель Леонид Добычин. Воспоминания. Статьи. Письма. СПб. С. 255-260.
205. Неминущий 1998а — Неминущий А. Н. Куклы и люди в малой прозе Л. Добычина // Добычинский сборник. Выпуск 3. Даугавпилс. С. 33-39.
206. Неминущий 1998b — Неминущий А. Н. Чеховские традиции в эпистолярии Л. Добычина // Добычинский сборник. Выпуск 3. Даугавпилс. С. 98-104.
207. Неминущий 2000 — Неминущий А. Н. «Свет» и «тьма» в художественном мире малой прозы Л. Добычина // Добычинский сборник— 2. Даугавпилс. С. 32-36.
208. Неминущий 2001 — Неминущий А. Н. Тема семьи (родни) в малой прозе Л. Добычина // Добычинский сборник—3. Даугавпилс. С. 127-133.
209. Неминущий 2004 — Неминущий А. Н. Эрос в художественном мире Л. Добычина // Добычинский сборник—4. Даугавпилс. С. 148-155.
210. Неминущий 2005 — Неминущий А. Н. «Город Эн» Леонида Добычина: версия мультикультурного существования // Балтийские перекрестки: этнос, конфессия, миф, текст. СПб. С. 427-433.
211. Неминущий 2007 — Неминущий А. Н. «Невербальный текст» в малой прозе Л. Добычина // Добычинский сборник—5. Даугавпилс. С. 59-64.
212. Никольская 1996 — Никольская Т. Л. Возвращение таланта // Писатель Леонид Добычин. Воспоминания. Статьи. Письма. СПб. С. 57-60.
213. Николюкин 2001 — Николюкин А. Н. Розанов. М. Новикова 1996а — Новикова М. Ю. Портрет в рассказах Л. Добычина // Писатель Леонид Добычин. Воспоминанья. Статьи. Письма. СПб. С. 249254.
214. Новикова 1996b — Новикова М. Ю. Текстоформирующая функция цветовой лексики в рассказах Добычина // Писатель Леонид Добычин. Воспоминания. Статьи. Письма. СПб. С. 243-248.
215. Образцы 1995 — Образцы изучения текста. Ижевск. Орлицкий 1994 — Орлицкий Ю. Б. Метр в прозе Леонида Добычина // Вторые Добычинские чтения. Ч. I. С. 44-50.
216. Орлицкий 2002 — Орлицкий Ю. Б. Стих и проза в русской литературе. М. С. 155-159.
217. Островский 1936 — Островский Ю. Рец. на «Город Эн». // Лит. газ. 20 янв. (№ 4).
218. Падучева 1996 — Падучева Е. В. Семантические исследования: Семантика времени и вида в русском языке; семантика нарратива. М.
219. Парамонов 2000 — Парамонов Б. М. Добычин и Берковский // Звезда. № Ю. С. 214-218.
220. Парыгин 1994 — Парыгин В. П. Он ушел и ушел навсегда // Парыгин
221. B. П. Реабилитирован посмертно (1920-1930 гг.): Кн. 3. Брянск: Придесенье.1. C. 305-324.
222. Пера 1995 — Пера П. Добычин: История и «Город Эн» // «Вторая проза». Русская проза 20-х 30-х годов XX века. С. 71-76.
223. Петрова А. 1993 — Петрова А. Г. «Вы мой единственный читатель.»: О письмах Л. Добычина к К. Чуковскому // Новое лит. обозрение. 1993. № 4. С.123-125.
224. Петрова А. 1996 — Петрова А. Из заметок о «Городе Эн»: цитирование и историко-культурный подтекст // Писатель Леонид Добычин. Воспоминанья. Статьи. Письма. СПб. С. 213-216.
225. Петрова Г. 2001 — Петрова Г. В. Принцип «антисюжета» в поэтике рассказа JI. Добычина «Встречи с Лиз» // Добычинский сборник—3. Даугавпилс. С. 84-90.
226. Пирожкова 1995 — Пирожкова А. Годы, прошедшие рядом (19321939) // Лит. обозрение. № 1. С. 104
227. Поволоцкая 1936 — Поволоцкая Е. Формалистское пустословие // Литературное обозрение. № 5. С. 8-9.
228. Полищук 1986 — Полищук Н. С. Основные этапы развития русской рабочей песни (вторая половина XIX — начало XX века) // Русское народное поэтическое творчество. Хрестоматия по фольклористике: Учеб. пособие для филол. спец. пед. ин-тов. М.
229. Понцо 1995 — Понцо А. «Другость» у Бахтина, Бланшо и Левинаса // Бахтинология: Исследования, переводы, публикации. К столетию рождения Михаила Михайловича Бахтина (1895-1995). СПб. С. 61-78.
230. Попова 2003b — Попова 3. А. Структура повествования и ее развитие в «Городе Эн» Л. Добычина // Studia Slavica: Сб. науч. трудов молодых филологов. III. Таллинн. С. 150-166.
231. Попова 2003с — Попова 3. А. Функционирование прямой речи в рассказах Л. Добычина // Парадигмы: Сб. ст. молодых филологов. Тверь. С. 183-191.
232. Попова 2004а — Попова 3. А. О транслитерации в текстах Л. Добычина // Studia Slavica: Сб. науч. трудов молодых филологов. IV. Таллинн. С. 98-109.
233. Попова 2004b — Попова 3. А. Позиция субъекта речи в письмах Л. Добычина // Рус. филология. № 15: Сб. науч. работ молодых филологов. Тарту. С. 132-137.
234. Попова 2004с — Попова 3. А. Принципы монтажа в прозе JL Добычина // Александр Введенский и русский авангард. Материалы междунар. науч. конф., посвященной 100-летию со дня рождения А. Введенского. СПб. С. 169-182.
235. Попова 2005а — Попова 3. А. Поэтика прозы JT. Добычина. Нарратологический аспект: Автореф. дис. . канд. филол. наук. СПб.
236. Попова 2005b — Попова 3. А. Поэтика прозы JT. Добычина. Нарратологический аспект: Дис. канд. филол. наук. СПб.
237. Попова 2005с — Попова 3. А. Рассказ J1. Добычина «Портрет»: принципы организации текста // Рус. филология. № 16: Сб. науч. работ молодых филологов. Тарту. С. 118-125.
238. Попова 2007 — Попова 3. A. JI. Добычин и М. Зощенко: заметки к теме // Добычинский сборник—5. Даугавпилс. С. 78-92.
239. Попова 2008 — Попова 3. А. «Я не занимаюсь литературой». J1. Добычин: к проблеме писательского статуса // Добычинский сборник—6. Даугавпилс. С. 51-65.
240. Попова Н. 1995 — Попова Н. Эффект отстраненности и сострадания: Сатирическая новелистика М. Зощенко // Лит. обозрение. № 1.
241. Последние дни 1996 — Последние дни Леонида Добычина. / Публ. А. В. Блюма. Предисл. и коммент. А. Ф. Белоусова // Писатель Леонид Добычин. Воспоминанья. Статьи. Письма. СПб. С. 25-32.
242. Постмодернизм 2001 — Постмодернизм: Энциклопедия. Минск. Прокофьев 1983 — Прокофьев В. Н. О трех уровнях художественной культуры Нового и Новейшего времени // Примитив и его место в художественной культуре Нового и Новейшего времени. М. С. 6-28.
243. Радищева 2001а — Радищева Е. С. Рассказ Л. И. Добычина «Ерыгин»: автопортрет художника // Филология в системе современного университетского образования: Материалы межвузовской науч. конф. М. С. 69-71.
244. Радищева 2001b — Радищева Е. С. Юный герой романа JL И. Добычина «Город Эн»: особенности психологии // Человек в контексте культуры: Сб. науч. статей кафедры рус. яз. и литературы Моск. соц.— пед. института. Вып. 4. М. С. 66-73.
245. Радищева 2002а — Радищева Е. С. К проблеме психологизма в романе JI. И. Добычина «Город Эн» // Научные труды МПГУ. Серия: Гуманитарные науки. Сб. статей. М. С. 58-60.
246. Радищева 2002с — Радищева Е. С. Прием остранения в прозе JT. И. Добычина // Филологические традиции и современное литературное образование. М. С. 57-59.
247. Радищева 2002d — Радищева Е. С. Символ зеркала в рассказах JI. И. Добычина // Пушкинские чтения 2002: Мат. межвуз. науч. конф. СПб. С. 114-116.
248. Радищева 2004а — Радищева Е. С. Художественный мир прозы JI. И. Добычина: Дис. канд. филол. наук. М.
249. Радищева 2004b — Радищева Е. С. Художественный мир прозы JI. И. Добычина: Автореф. дис. . канд. филол. наук. М.
250. Рахманов 1981 — Рахманов JT. Н. Люди народ интересный: Автобиогр. повесть. Л.: Сов. писатель. С. 330-331.
251. Резник 1931 — Резник О. С. Позорная книга // Лит. газ. 19 февр. (№10..
252. Реет 1936а — Реет Б. На собрании ленинградских писателей // Лит. газ. 10 апр. (№21).
253. Реет 1936b — Реет Б. Начало разговора // Лит. газ. 27 марта (№ 18). Рохлин 2008 — Рохлин Б. По эту сторону Леты (О прозе Л. Добычина) //Добычинский сборник—6. Даугавпилс. С. 103-115.
254. Руднев 1997 — Руднев В. Словарь культуры XX века. Ключевые понятия и тексты. М.
255. Рыленков 1970 — Рыленков Н. Хранитель родников // Соколов-Микитов И. С. Избранное. М. 497-501.
256. Рымарь 1994 — Рымарь Н. Т., Скобелев В. П. Теория автора и проблема художественной деятельности. Воронеж.
257. Сапогов 1996 — Сапогов В. Имя в поэтике JI. Добычина // Писатель Леонид Добычин. Воспоминанья. Статьи. Письма. СПб. С. 261-266.
258. Сафронова 2000 — Сафронова Л. И. Человек в повести Л. Добычина «Шуркина родня» // Добычинский сборник—2. Даугавпилс. С. 72-88.
259. Сафронова 2001 — Сафронова Л. И, Портрет Петра I в повести Л. Добычина «Шуркина родня» // Добычинский сборник—3. Даугавпилс. С. 133-141.
260. Селищев 2003 — Селищев А. М. Труды по русскому языку. Т. 1. Язык и общество. М.
261. Серман 1983 — Серман И. 3. Пропавший без вести // Рус. мысль (Париж). 8 дек. (№ 3494).
262. Серман 1996 — Серман И. 3. Лишний. О прозе Леонида Добычина // Писатель Леонид Добычин. Воспоминания. Статьи. Письма. СПб. С. 33-36.
263. Сомкина 1996 — Сомкина М. А. Стиховое начало в прозе Леонида Добычина// Филолог: рукописный журнал КГПУ (Калуга). № 1. С. 21-30.
264. Спроге 1996 — Спроге Л. В. «Город Эн» Л. Добычина и «обмурашенный» город в творчестве Ф. Сологуба 1926 г.: урбанический аспект // Писатель Леонид Добычин. Воспоминанья. Статьи. Письма. СПб. С. 208-212.
265. Станкевич 2008 — Станкевич А. И. Двинск Л. Добычина («Город Эн») и Даугавпилс И. Сабуровой («Корабли старого города») // Добычинский сборник—6. Даугавпилс. С. 205-216.
266. Степанов 1927 — Степанов Н. Леонид Добычин. «Встречи с Лиз»: Рецензия // Звезда. № 11.
267. Степанов 1936 — Степанов Н. JI. Добычин. «Город Эн»: Рецензия // Лит. современник. № 2.
268. Строганов 2001 — Строганов М. В. «Повесть о детстве» в творчестве Л. Добычина // Добычинский сборник — 3. Даугавпилс. С. 113-118.
269. Строганов 2002 — Строганов М. В. Литературоведение как человековедение: Работы разных лет. Тверь, 2002.
270. Строганов 2007а — Строганов М. В. Пушкин у Добычина. К проблеме изображения массового сознания // Добычинский сборник—5. Даугавпилс. С. 65-77.
271. Строганов 2007b — Строганов М. В. Рец. на: Голубева Э. С. Писатель Леонид Добычин и Брянск. Брянск, 2007. // Добычинский сборник—5. Даугавпилс, 2007. С. 119-122
272. Строганов 2008 — Строганов М. В. Изображение массового сознания в рассказах Добычина // Добычинский сборник—6. Даугавпилс. С. 151-168.
273. Строганова 2008 — Строганова Е. Н. О тендерной специфики прозы Л. Добычина // Добычинский сборник—6. Даугавпилс. С. 169-184.
274. Сухих 1996 — Сухих И. Сергей Довлатов: время, место, судьба. СПб.
275. Сухих 2000 — Сухих И. Н. Добычин и Хармс: два абсурда и метафизика прозы // Добычинский сборник—2. Даугавпилс. С. 133-138.
276. Сухих 2003 — Сухих И. Н. У прозрачной стены (1931. «Портрет»; 1935. «Город Эн» Л. Добычина) // Звезда. № 8. С. 224-233.
277. Сухих 2004 — Сухих И. Н. Добычин и Чехов: два «события» и метафизика прозы // Добычинский сборник—4. Даугавпилс. С. 140-147.
278. Тарасова 1999 — Тарасова В. В. Стиль Исаака Бабеля («Конармия»): Автореф. дис. . канд. филол. наук. Екатеринбург.
279. Тименчик 1996 — Тименчик Р. Д. О городе Эн, его изобретателе и о несбывшемся пророчестве // Писатель Леонид Добычин. Воспоминания. Статьи. Письма. СПб. СЛ 84-186.
280. Ткачева 1998 — Ткачева Р. А. Леонид Добычин и его «Город Эн» // Актуальные проблемы филологии в вузе и школе: Тез. межвуз. конф. Тверь. С. 20-22.
281. Ткачева 1999 — Ткачева Р. А. К вопросу о художественном времени в романе Л. Добычина «Город Эн» // Актуальные проблемы филологии в вузе и школе: Тез. межвуз. конф. Тверь. С. 193-195.
282. Ткачева 2000 — Ткачева Р. А. О пейзаже романа Л. Добычина «Город Эн» // Актуальные проблемы филологии в вузе и школе: Тез. межвуз. конф. Тверь. С. 147-148.
283. Ткачева 2001 — Ткачева Р. А. Раздробленность как свойство пространства города Эн (по роману Л. Добычина «Город Эн») // Актуальные проблемы филологии в вузе и школе: Тез. межвуз. конф. Тверь. С. 151-152.
284. Ткачева 2002а — Ткачева Р. А. Художественное пространство как основа интерпретации художественного мира: Автореф. дис. . канд. филол. наук. Тверь.
285. Ткачева 2002b — Ткачева Р. А. Пространства и их взаимодействие в романе Л. Добычина «Город Эн» // Актуальные проблемы филологии в вузе и школе: Тез. межвуз. конф. Тверь. С. 170-172.
286. Ткачева 2004 — Ткачева Р. А. Дон Кихот в «Городе Эн» // Добычинский сборник—4. Даугавпилс. С. 239-248.
287. Толстой 1996 — Толстой А. Н. Речь на общем собрании ленинградских писателей 5 апреля 1936 года / Публ. В. С. Бахтина // Писатель Леонид Добычин. Воспоминания. Статьи. Письма. СПб. С. 20-24.
288. Топоров 1995 — Топоров В. Н. Рассказ Л. Добычина «Встречи с Лиз» в контексте бедной Лизы «железного века» // «Вторая проза». Русская проза 20-х — 30-х годов XX века. Trento. С. 82-90.
289. Трифонов 1998 — Трифонов Ю. В. Из дневников и рабочих тетрадей // Дружба народов. №11.
290. Трофимов 1996а — Трофимов И. В. Кризис духовности (Религиозное сознание как объект исследования в романе JL Добычина «Город Эн») // Писатель Леонид Добычин. Воспоминания. Статьи. Письма. СПб. С. 192-197.
291. Трофимов 1996b — Трофимов И. В. Леонид Добычин и Бруно Шульц // Писатель Леонид Добычин. Воспоминанья. Статьи. Письма. СПб. С. 93100.
292. Трофимов 1997 — Трофимов И. В. Человек, покинутый в художественном мире Л. Добычина // Сами о себе: Газ. Даугавпилсской рус. гимназии. Май. № 8.
293. Трофимов 1998 — Трофимов И. В. Книга «Гоголь» в творчестве Л. Добычина // Добычинский сборник. Выпуск 3. Даугавпилс. С. 49-56.
294. Трофимов 2001 — Трофимов И. В. Роман Б. Пильняка «Голый год» и Л. Добычин // Добычинский сборник—3. Даугавпилс. С. 90-98.
295. Угрешич 1996 — УгрешичД. О «Городе Эн» Леонида Добычина // Писатель Леонид Добычин. Воспоминания. Статьи. Письма. СПб. С. 280-288.
296. Усачева 2000 — Усачева Т. П. Тема «духовной провинции» в романе Л. Добычина «Город Эн» // Культура российской провинции: век XX—XXI веку: Тез. докл. всерос. науч.-практич. конф. Калуга. С. 188-190.
297. Усманова 2001 — Усманова А. Р. Читатель // Постмодернизм: Энциклопедия. Минск. С. 958-963.
298. Успенский 2000 — Успенский Б. А. Поэтика композиции. СПб.
299. Федоров 1996 — Федоров Ф. П. Добычин и кинематограф // Писатель Леонид Добычин. Воспоминанья. Статьи. Письма. СПб. С. 69-76.
300. Федоров 1998 — Федоров Ф. П. Космос в добычинской картине мира («Встречи с Лиз») // Добычинский сборник. Выпуск 3. Даугавпилс. С. 5-12.
301. Федоров 2000а — Федоров Ф. П. Композиционный монтаж в русской прозе 1920-х годов. (М.Зощенко, Ю.Тынянов, JI. Добычин) // VI World Congress for Central and East European Studies. Abstracts. Tampere.
302. Федоров 2000b — Федоров Ф. П. «Уездное сознание» в ранней прозе JI. Добычина («Встречи с Лиз») // Русская провинция: миф — текст — реальность. М.; СПб. С. 260-277.
303. Федоров 2000с — Федоров Ф. П. Флобер и Добычин (к типологии провинциального сознания) // Добычинский сборник—2. Даугавпилс. С. 1223.
304. Федоров 2001 — Федоров Ф. П. Городское пространство в сборнике Л. Добычина «Встречи с Лиз» // Добычинский сборник—3. Даугавпилс. С. 69-83.
305. Федоров 2004 — Федоров Ф. П. Словарь персонажей в сборнике рассказов «Встречи с Лиз» // Добычинский сборник — 4. Даугавпилс. С. 172193.
306. Федоров 2007а — Федоров Ф. П. Л. Добычин и его ленинградский круг // Добычинский сборник—5. Даугавпилс. С. 107-118.
307. Федоров 2007b — Федоров Ф. П. Слово о Добычине: Предисловие. II Добычин Л. Город Эн. Даугавпилс. С. 7-14.
308. Фоменко 2001 — Фоменко И. В. Частотный словарь как основа интерпретации романа Л. Добычина «Город Эн» // Добычинский сборник—3. Даугавпилс. С. 98-107.
309. Фоменко 2003 — Фоменко И. В. Введение в практическую поэтику: Учеб. пособие. Тверь.
310. Фоменко, Балабаева 2004 — Фоменко И. В., Балабаева В. А. Пространство, в котором ощущал себя автор «Города Эн» // Добычинский сборник—4. Даугавпилс. С. 231-238.
311. Фоменко 2008 — Фоменко И. В. Ритм и смысл: Опыт интерпретации романа «Город Эн» // Добычинский сборник—6. Даугавпилс. С. 116-127.
312. Хализев 1976 — Хализев В. Е. Речь как предмет художественного изображения // Литературные направления и стили. М.
313. Хализев 1991 — Хализев В. Е. Теория литературы (учебно-методическое пособие). М.
314. Хализев 1994 — Хализев В. Е. Основы теории литературы. Часть I. М.
315. Хомчак 1991 — Хомчак Е. Г. Проблема автора в теоретико-литературоведческом аспекте // Вюник Запор1зького державного ушверситету. № 3. С. 1-4.
316. Цехновицер 1936 — Цехновицер О. В. Литературный Ленинград // Лит. газ. 30 мая (№ 31).
317. Чудаков 1980 — Чудаков А. П. В. В. Виноградов и теория художественной речи первой трети XX века // Виноградов В. В. Избранные труды: О языке художественной прозы. М.
318. Чудакова 2001 — Чудакова М. О. Поэтика Михаила Зощенко // Избранные работы, том I. Литература советского прошлого. М. С. 79-205.
319. Чуковская 1996 — Чуковская М. Одиночество: Из воспоминаний о писателе Л. И. Добычине // Писатель Леонид Добычин. Воспоминания. Статьи. Письма. СПб. С. 7-15.
320. Чхартишвили 1999 — Чхартишвили Г. Ш. Писатель и самоубийство.1. М.
321. Шайтанов 1995 — Шайтанов И. Между эпосом и анекдотом // Лит. обозрение. № 1.
322. Шеховцова 1997 — Шеховцова Т. А. Чеховские мотивы в романе Л. И. Добычина «Город Эн» // Чеховские чтения в Ялте: Чехов и XX век. М. Вып. 9. С. 44-54.
323. Шеховцова 2001а — Шеховцова Т. А. «Встречи с Лиз» Л. Добычина: повествовательное строение и динамика сюжета // Рус. филология. Украинский вестник: Республиканский науч.-методич. журн. (Харьков). № 3 (19). С. 76-78.
324. Шеховцова 2001b — Шеховцова Т. А. «Детские сказки» JL Добычина // Фольклор: традиции и современность: Сб. док. Таганрог. С. 17-23.
325. Шеховцова 2001с — Шеховцова Т. А. Женская тема JI. Добычина, или Дискурс влюбленного в отсутствие любви // Вюник Харювського нащонального ушверситету. № 519, Сер1я «Фшолопя». Bin. 32: Сучасш филолопчш студи: Анал1з та штерпретащя. Харьюв. С. 88-97.
326. Шеховцова 2001d — Шеховцова Т. А. Комическое в прозе А. Чехова и JI. Добычина // Рус. филология. Украинский вестник: Республиканский науч.-методич. журн. (Харьков). № 1-2 (18). С. 42-44.
327. Шеховцова 2006а ■—- Шеховцова Т. А. Двойники и нарциссы (репрезентация зеркального мотива в рассказах Л. Добычина) // Восток Запад: пространство русской литературы и фольклора: Материалы Второй Международной научной конференции. Волгоград. С. 427-435.
328. Шеховцова 2006b — Шеховцова Т. А. Л. Добычин: маргинальная ментальность как основа творческой личности // Фшолопя: Зб1рник наукових праць. Харюв. № 1. С. 126-148.
329. Шиндин 1994 — Шиндин С. Г. Об одном мотиве в русской поэзии начала XX века // Литературный процесс и развитие мировой культуры: Материалы и тез. конф. Таллинн.
330. Шиндин 1995 — Шиндин С. Г. О некоторых особенностях поэтики романа Добычина «Город Эн» // «Вторая проза». Русская проза 20-х — 30-х годов XX века. С. 51-70.
331. Шиндин 1996 — Шиндин С. Г. О повести Леонида Добычина «Город Эн» // Писатель Леонид Добычин. Воспоминания. Статьи. Письма. СПб. С. 187-191.
332. Шкурина 2002 — Шкурина Н. В. Рематическая доминанта как смыслообразующее средство в рассказе JL Добычина «Прощание» // Материалы XXXI Всероссийской научно-методической конф. преподавателей и аспирантов. Вып. 6. СПб. С. 29-35.
333. Шкурииа 2003а — Шкурина Н. В. Интерпретация рассказа JI. Добычина «Отец» с опорой на тема-рематическую структуру // Лингвистика, методика и культурология в преподавании русского языка как иностранного: Сб. статей. СПб. С. 123-129.
334. Шкурина 2003d — Шкурина Н. В. Функциональный аспект строевых единиц художественного текста: На примере рассказов Л. Добычина: Автореф. дис. . канд. филол. наук. СПб.
335. Шкурина 2008 — Шкурина И. В. Структурно-семантическая организация рассказа Л. Добычина «Прощание» // Добычинский сборник—6. Даугавпилс. С. 128-140
336. Шмид 2003 — Шмид В. Нарратология. М.
337. Шрамм 2000а — Шрамм К. Исповедь в соцреализме // Соцреалистический канон. СПб.
338. Шрамм 2000b — Шрамм К. «Что за история!» поэтика недостаточности Леонида Добычина («Старухи в местечке») // Добычинский сборник—2. Даугавпилс. С. 108-133.
339. Штейнман 1936а — Штейнман 3. Виртуозы бирюлек // Веч. Красная газ. (Ленинград). 22 февр. (№ 43).
340. Штейнман 1936b — Штейнман 3. Исторический импрессионизм // Лит. Ленинград. 20 февр. (№ 9).
341. Щеглов 1993 — Щеглов Ю. К. Заметки о прозе Леонида Добычина («Город Эн») // Литературное обозрение. № 7-8. С. 25-36.
342. Эйдельман 1936 — ЭйдельманЯ. Дневник дискуссии // Лит. газ. 15 марта (№ 16). С. 1.
343. Эйдинова 1995 — Эйдинова В. В. О стиле Исаака Бабеля. «Конармия» // Лит. обозрение. № 1.
344. Эйдинова 1996а — Эйдинова В. В. О стиле Леонида Добычина // Писатель Леонид Добычин. Воспоминания. Статьи. Письма. СПб. С. 101-116.
345. Эйдинова 1996b — Эйдинова В. В. Ю. Тынянов и Л. Добычин (К проблеме функциональной общности русской прозы рубежа 20-х— 30-х годов) // Писатель Леонид Добычин. Воспоминания. Статьи. Письма. СПб. С. 241-242.
346. Эйдинова 1996с — Эйдинова В. В. Слово Леонида Добычина (Антидиалогическая тенденция в прозе 20-х годов) // Писатель Леонид Добычин. Воспоминания. Статьи. Письма. СПб. С. 117-129.
347. Эйдинова 1998а — Эйдинова В. В. «Биографический» автор и его стилевая структура (по материалам писем Л. Добычина) // Добычинский сборник. Выпуск 3. Даугавпилс. С. 86-97.
348. Эйдинова 1998b — Эйдинова В. В. Л. Добычин и А. Платонов: стилевая структура «подмены» // Добычинский сборник. Выпуск 3. Даугавпилс. С. 71-86.
349. Эйдинова 2000а — Эйдинова В. В. Леонид Добычин: стиль и структура повествования // Известия Уральского гос. ун-та № 17. Гуманитарные науки. Вып. 3. Филология. Екатеринбург. С. 163-171.
350. Эйдинова 2000b — Эйдинова В. В. О тайне добычинского повествования // Добычинский сборник—2. Даугавпилс. С. 88-108.
351. Эйдинова 2001а — Эйдинова В. В. Поэтика безымянности (Рассказы Л. Добычина 1920-х годов) // Добычинский сборник—3. Даугавпилс. С. 4451.
352. Эйдинова 2001b — Эйдинова В. В. Стилевая функция имени в прозе XX века (JI. Добычин. Рассказы рубежа 1920-1930-х годов) // Известия Уральского ун-та. № 20. Гуманитарные науки. Вып. 4. Екатеринбург. С. 250
353. Эйдинова 2002 — Эйдинова В. В. Бахтинская концепция литературной динамики и стилевые «антиформы» русской литературы 1920-1930-х годов // XX век и русская литература. Alba. Regina. Philologiae: Сб. науч. статей. М.
354. Эйдинова 2003 — Эйдинова В. В. А. Платонов и JI. Добычин: стилевые схождения и отталкивания // «Страна философов» Андрея Платонова: проблемы творчества. Вып. 5. М. С. 211-219.
355. Эко 2003а — Эко У. Заметки на полях «Имени розы». СПб.
356. Эко 2003b — Эко У. Шесть прогулок в литературных лесах. СПб.
357. Эко 2005 — Эко У. Роль читателя. Исследования по семиотике текста.1. СПб.
358. Эко 2006 — Эко У. Открытое произведение. Форма и неопределенность в современной поэтике. СПб.
359. Эльз он 2006 — Эльзон М. Д. Бригадный отчет «Сквозь ветер» (К истории одного писательского объединения начала 1930-х гг.) // Из истории литературных объединений Петрограда—Ленинграда 1920-1930-х годов: Исследования и материалы. Кн. 2. СПб.
360. Юрьев 1992 — Юрьев О. Равномерный гул существования // Рус. мысль (Париж). 30 окт. (№ 3952).
361. Schramm 1999 — Schramm С. Minimalismus. Die Prosa Leonid Dobycins im Kontext der totalitaren Asthetik. Frankfurt/M.255.