автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Проблема автора в русской литературе 1970-1980-х годов

Текст диссертации на тему "Проблема автора в русской литературе 1970-1980-х годов"

г-зидиум ВАК России

' е от "#",/// 39#'г..№ ш ученую степень

—-г.^- /'¿Сс>ь<— наук

|; Начальник уцр^вд^гия ВАК России"

х..

^^ , л 1 я, ./ .1 ** л

ВОЛГОГРАДСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ

На правах рукописи

ПЕРЕВАЛОВА Светлана Валентиновна

ПРОБЛЕМА АВТОРА В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ 1970-1980-х ГОДОВ

Специальность 10.01.01 - Русская литература

ДИССЕРТАЦИЯ

J на соискание ученой степени

доктора филологических наук

Волгоград 1998

\

Оглавление

Введение.............................................................................................. 3

Глава I. Проблема автора и формы выражения авторского сознания в прозе В.П.Астафьева............................................................... 21

1.1. Диалогизирующая активность автора в повести «Пастух и пастушка» .......................................................................... 23

1.2. Авторское «я» в автобиографических произведениях («Последний поклон», «Царь-рыба»)............................................... 69

1.3. Автор и «романный» герой в «Печальном детективе».............. 92

Глава II. Способы проявления авторской позиции в рассказах и повестях В.Г.Распутина........................................................ 105

2.1. Субъекты повествования и взаимодействие «точек зрения» в повести «Прощание с Матерой»........................................ 105

2.2. Образ автора в «исповедальной» прозе («1сЬеггаЫи炙) начала 80-х годов................................................................ 149

2.3. Автор и герой в повести «Пожар»: диалог........................... 161

Глава III. Автор и «маски» автора в произведениях В.С.Мака-нина................................................................................. 186

3.1. Автор - «практический» философ в жанре эссе («Голоса»)...... 189

3.2. Эффект «живого автора» в повести «Где сходилось небо с холмами».................................................................... 202

3.3. Автор-герой в повести «Один и одна»............................... 232

Заключение..................................................................................... 264

Библиографический список использованной литературы .............................................................................. 270

Введение

В рассмотрении проблемы автора, определяющей саму специфику литературоведческого исследования, издавна обнаруживается не только широкий спектр мнений, но и столкновение несовместимых концепций.

Д.С.Лихачеву принадлежит остроумное сравнение каждого нового произведения с шахматным ходом, корректирующим положение сил на «доске» всей литературы. А в литературоведческой науке есть такие значительные фигуры, появление которых кардинально меняет само представление о «литературной поверхности нашей жизни» (А.Т.Твардовский) и определяет новые перспективные ходы в развитии всей культуры.

К их числу относится М.М.Бахтин (1895-1975), в богатом и недостаточно освоенном научно-теоретическом и историко-культурном наследии которого основополагающую роль играет «проблема автора и форм его выраженности в произведении» [38, с.ЗОЗ].

Граница уходящего XX века помогает воссоздать тот контекст «большого времени» (М.М.Бахтин), который позволяет с позиции «вненаходимости», обеспечивающей глубину понимания, осознать значение научных трактовок выдающегося ученого в «целом» литературоведения и в определении «ментальных контуров» [110, с.З] всей нашей эпохи.

Разрабатываемая с начала 20-х годов литературоведческая теория М.М.Бахтина, только в последние годы получившая адекватное своей сути название - «теория диалогического дискурса», связана с более масштабной философской проблемой: рождение самого сознания из общения.

«Будоражащая сила» идей Бахтина оказала колоссальное влияние на развитие всей философской мысли XX века, на формирование представлений о «диалоге как основе творческого мышления, взятого в его всеобщности» [47, с.21].

Самой «своевременной» для современной культуры оказывается мысль Бахтина о том, что истина не рождается и не закрепляется в сознании одной, даже самой исключительной, личности. Она устанавливается в процессе общения между людьми. Причем только посредством диалога (сократической беседы) возможно сформировать и обосновать персоналистическую точку зрения каждого из собеседников.

Диалог, полагал Бахтин, «составляет оппозицию монологизму как принципу (но не монологу как таковому, ибо он не менее оправдан и продуктивен в качестве способа обнаружения истины, чем диалог), то есть претензии на «готовую истину», боязни подвергнуть любую идею, взгляд, теорию открытому и всестороннему обсуждению» [248, с.30-31].

С этой точки зрения М.М.Бахтин подходит и к рассмотрению проблемы автор и герой, диалог которых, по его мнению, составляет «первичную реальность художественного творчества и искусства» [49, с.35]. Общение автора с героем - «это факт бытия, и Бахтин пишет о нем совершенно серьезно» [Там же]. Например, так: «Две закономерности управляют художественным произведением: закономерность героя и закономерность автора, содержательная и формальная закономерность» [38, с. 182].

Важно подчеркнуть, что «онтологический статус» произведения, как полагал Бахтин, включает в себя понятия «автор», «герой», «мир», не отягощенные классовыми характеристиками, к которым долгие годы было пристрастно наше общество.

Вопреки идеологическим догмам М.М.Бахтин в центр своих исследований выдвигал «краеугольные основы бытия». Отрицая идею чьей-либо монополии на истину, он упорно придерживался крамольной, с точки зрения классовой морали, позиции: «Правда может быть приоткрыта (да и то лишь частично) в процессе общения равноправных человеческих существований, в диалоге между ними. Этот диалог незавершим, он будет продолжаться до тех пор, пока су-

ществуют мыслящие и ищущие люди. Конец его был бы равнозначен гибели человечества и человечности» [33, с.7].

Не идеологические «измы», а именно человек определяется Бахтиным как главный ценностный центр мира: «от любого текста, иногда пройдя через длинный ряд посредствующих звеньев, мы в конечном счете всегда придем к человеческому голосу, так сказать, упремся в человека» [34, с.401].

«Человеческий голос» самого Бахтина доносится до современников с берегов «своего рода русской Атлантиды в истории гуманизма и гуманитарных наук, которая была обозначена Ф.Ф.Зелинским, в самый момент своего зарождения (в 1919 году), в качестве «славянского», или третьего, Ренессанса» [171, с.133].

Современные бахтинологи условно обозначают генерацию людей, составивших «население» этой Атлантиды, «русским неклассическим гуманитетом 20-х годов» [Там же, с. 134]. М.Бахтин, А.Мейер, А.Ухтомский, Л.Пумпянский, М.Каган, Л.Выготский, Д.Чижевский, Н.Бахтин, А.Лосев, Г.Федотов, П.Сорокин, О.Фрейденберг, О.Мандельштам, Б.Пастернак, М.Пришвин и многие другие представители этой генерации формировали ту традицию, которую Г.С.Морсон и К.Эмерсон - американские исследователи творчества М.М.Бахтина - называют «русской контр-идеей» [280].

Важнейшая ее задача - «снятие абстрактно-теоретической противоположности между «западниками» и «славянофилами», то есть <...> «синтез» той и другой правды» [171, с. 148]. Именно с этих позиций проанализировав «Философические письма» Чаадаева, начертавшего «прекрасные слова: «Истина дороже родины» [168, т.2, с. 154], О.Мандельштам характеризует главную их мысль как «национально-синтетическую» [Там же, с. 155].

Сегодня, когда в духовную жизнь страны в полном объеме возвращается наше культурное наследие, по-новому видится отечественная история и читается русская литература. Надо признать, что это новое видение и прочтение во

многом корректируются наблюдениями представителей «русской контр-идеи»: «Я думаю, что страна и народ уже оправдали себя, если они создали хоть одного совершенно свободного человека, который пожелал и сумел воспользоваться своей свободой, - писал в статье «Петр Чаадаев» (1914) О.Мандельштам. -Мысль Чаадаева - строгий перпендикуляр, восставленный к традиционному русскому мышлению.

Чаадаев знаменует собой новое, углубленное понимание народности как высшего расцвета личности и - России как источника абсолютной нравственной свободы. Наделив нас внутренней свободой, Россия предоставляет нам выбор, и те, кто сделал этот выбор, - настоящие русские люди, куда бы они ни примкнули» [Там же, с. 156].

Мысль о внутренней свободе, об уникальности человеческой личности, которая не должна «исчезать перед целым» (В.И.Вернадский), была близка всем представителям русского неклассического гуманитета. В одном из своих писем в Российскую Академию наук (от 22 августа 1924 года) академик В.И.Вернадский сделал заявление: «Примат личности и ее свободного, ни с чем не считающегося решения представляется мне необходимым в условиях жизни, где ценность отдельной человеческой жизни не сознается в сколько-нибудь достаточной степени. Я вижу в этом возвышении отдельной личности и в построении деятельности только согласно ее сознанию основное условие возрождения нашей родины». (Цит. по: Неаполитанская В. Из писем В.И.Вернадского // Что с нами происходит?: Записки современников. Вып. 1. - М.: Современник, 1989. -С.331.)

Примат личности, ее ценностный центр занимают ведущее положение и в диалогическом дискурсе М.М.Бахтина. Неудивительно, что его работы, часть которых написана десятилетия назад, стали подлинным откровением именно в тот период «трезвения мысли, которое в советском контексте началось по существу в 70-е годы» [171, с.135].

Разумеется, теория Бахтина не исчерпывает всего многообразия подходов к рассмотрению важнейших явлений современного литературного процесса. Сам ученый выступал против «какого-то одного «единоспасающего» метода в литературоведении» [38, с.349], приветствуя <<разные подходы, лишь бы они были серьезными и раскрывали что-то новое в изучаемом явлении литературы, помогали более глубокому его пониманию» [Там же, с.350].

Надо отметить, что, признавая возможность и необходимость различных методов анализа художественного произведения, Бахтин последовательно и неуклонно отстаивал свои взгляды в полемике с учеными других школ и направлений.

В течение сорока лет (1924 - 1965) его постоянным оппонентом был В.В.Виноградов. Первоочередной причиной дискуссий двух ученых стала проблема автора в произведениях искусства. Если в теории диалога М.М.Бахтина понятие «авторность» соответствует «социальным и идеологическим контактам человека в сфере «межчеловеческого» [198, с. 167], то в теории литературных стилей Виноградова понятие «образ автора» прежде всего включает в себя лингвистические и психологические аспекты художественного творчества. «Образ автора - это индивидуальная словесно-речевая структура, пронизывающая строй художественного произведения и определяющая взаимосвязь и взаимозависимость всех его элементов» [69, с.151], - писал В.В.Виноградов.

Процесс понимания художественного текста и соответственно образа автора как «концентрированного воплощения сути произведения» [Там же, с. 118] означает, по Виноградову, «процесс идентификации, раскрывающий соответствие или несоответствие с нормативной семасиологией, синтаксисом и особыми требованиями риторики» [198, с. 163].

Как считают современные исследователи, «Виноградовская «наука о языке художественной литературы» является гибридным образованием, компоненты

которого - «эстетическая лингвистика» Шпитцера и достижения русских формалистов» [Там же].

Упомянутая «эстетическая лингвистика» для М.М.Бахтина означала «выход за пределы лингвистики (в строгом и точном ее понимании)» [38, с.315], недопустимый, по его мнению, для В.В.Виноградова, который, декларируя «вне-идеологичность языка как лингвистической системы» [Там же], «контрабандой» вводил в свои исследования «социально-идеологическую характеристику языков и стилей» [Там же].

Рассматривая оппозицию Бахтин/Виноградов, В.П.Григорьев приходит к выводу о том, что сам предмет лингвистики М.М.Бахтин «понимал лишь как отношения внутри системы языка, а речь, текст, высказывание относил к «ме-талингвистике», заостренно противопоставив этот окказионализм его производящей основе - лингвистике» [86, с.118].

Разрабатывая теорию диалогического общения, он связывал глубину понимания всякого высказывания не с «процессом идентификации», а с наличием собеседника-адресата, не обязательно физически присутствующим человеком, но с тем «активным ответным пониманием» [38, с.291], которое представляет «полюс адекватно воспринимающего сознания» [251, с.210]. Поскольку, как утверждал Бахтин, «между языковыми единицами <...> не может быть диалогических отношений (фонемы, морфемы, лексемы, предложения и т.п.)» [38, с.322], некоторые его высказывания носят резкий «антилингвистический» характер. В немалой степени это объяснимо тем, что «в отечественной лингвистике 40-х годов сложилось такое положение, когда вошедший в моду узкоэмпирический подход к языковому материалу заслонил необходимость качественных характеристик последнего. И это особенно отрицательно сказалось на методологии изучения художественного языка. Глубокое функциональное различие между художественным и нехудожественным языком, стираясь при этом, не могло удержать исследователей от прямолинейного отношения к пер-

вому (даже в том случае, если декларативно преследовались лингвопоэтиче-ские - по современной терминологии - задачи) как к непосредственному источнику для анализа фактов общеязыковой системы, при котором исчезал сам смысл извлечения их из эстетически значимого текста. Это послужило впоследствии одной из причин так называемого «лингвистического редукционизма» и скептического отношения к возможностям лингвистики широко мыслящих ученых, которые занимались эстетикой слова (например, М.М.Бахтина)» [70, с.32-33].

Только возродившееся в 60-е годы адекватное изучение языка художественной литературы, намеченное в статьях Г.О.Винокура и продолженное в работах Ю.М.Лотмана о «вторичном моделировании действительности» текстом художественного произведения и других исследователей, снимает многие противоречия. Например, становится очевидным: «Отбросив «языки и стили» как якобы чисто лингвистический аспект проблемы, Бахтин упустил возможность раскрыть их диалогическую природу в произведении» [126, с. 198]. Однако остаются и сегодня «неснимаемые» противоречия между теориями Бахтина и Виноградова. К их числу относится и проблема автора. Если, по замечанию Н.К.Бонецкой, Виноградов «с образом автора связывал либо авторский стиль, либо авторскую точку зрения» [50, с.242] в произведении, то Бахтин придерживался других взглядов: «Первичный автор не может быть образом: он ускользает из всякого образного представления. Поэтому первичный автор облекается в молчание» [38, с.373].

Очевидно, настоятельная необходимость более строгого терминологического разведения понятий «автор», «первичный (не созданный) и вторичный автор (образ автора, созданный первичным автором)» [Там же], о которых писал Бахтин, вызвала появление работ Б.О.Кормана [124].

Уделяя внимание тому, в каких значениях понятие «автор» используется в литературоведении (это и писатель, «биографический человек», и носитель оп-

ределенного взгляда на действительность), он предлагает закрепить следующую позицию: «Автор как носитель концепции всего произведения» [123, с. 199]. Исходя из этого, исследователь выражает свое несогласие со взглядами Бахтина и считает, что в его работах о Достоевском происходит смешение автора «как носителя концепции, выражением которой является все произведение, с одной из форм авторского сознания - повествователь, рассказчик, хроникер и т.д. Вот она, действительно, равноправна с героями: ее идеологическая и речевая зона - лишь одна из многих» [Там же, с.200].

Современный уровень бахтинологии позволяет предположить, что «четвертьвековая история восприятия знаменитого тезиса Бахтина о «равноправии» автора и героя у Достоевского» [171, с. 140] весьма показательна. Фактически тезис этот всеми (в том числе и Б.О.Корманом) был понят «в смысле отрицания авторской позиции; только идеологические стратегии такого понимания <...> устанавливались альтернативно. То есть допустить такого «автора», такого «другого», который, оставаясь «другим», оставлял бы последнее слово не за собою, а за своим «героем», активно реализуя в то же время свою позицию «вненаходимости» по отношению к нему, - вот это, похоже, совершенно не помещается <...> в сознании современном» [Там же], демонстрируя саму суть разрыва между упоминавшейся выше «духовной Атлантидой» и нашей сегодняшней ментальностью.

Тем не менее, работы Б.О.Кормана сыграли важную роль в рассмотрении проблемы автора, который, по мнению ученого, «всегда опосредован субъектными или внесубъектными формами. Представление об авторе складывается из представления об этих формах, их выборе и сочетании» [123, с.200].

Предложенная Корманом типология форм выражения авторского сознания в значительной мере прокорректирована и дополнена А.М.Булановым, рассматривающим диалектику субъектно-объектных связей в образе автора.

Замечая, что «повествование есть главная форма п