Проблема достоверности в библейской герменевтике второй половины XVI - начала XVIII вв.

Соколов, Павел Валерьевич

автореферат диссертации по философии, специальность ВАК РФ 09.00.03
диссертация на тему: Проблема достоверности в библейской герменевтике второй половины XVI - начала XVIII вв.

Год: 2012
Автор научной работы: Соколов, Павел Валерьевич
Ученая cтепень: кандидата философских наук
Место защиты диссертации: Москва
Код cпециальности ВАК: 09.00.03

Диссертация по философии на тему 'Проблема достоверности в библейской герменевтике второй половины XVI - начала XVIII вв.'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Проблема достоверности в библейской герменевтике второй половины XVI - начала XVIII вв."

На правах рукописи

005052865

Соколов Павел Валерьевич

ПРОБЛЕМА ДОСТОВЕРНОСТИ В БИБЛЕЙСКОЙ ГЕРМЕНЕВТИКЕ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XVI - НАЧАЛА XVIII ВВ.

Специальность 09.00.03 - История философии

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата философских наук

1 1 ОКТ 2012

Москва-2012

005052865

Работа выполнена в Федеральном государственном автономном образовательном учреждении высшего профессионального образования «Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики» на кафедре истории философии факультета философии.

Научный руководитель: Резвых Петр Владиславович, кандидат философских наук, доцент кафедры истории философии факультета Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики» Официальные оппоненты: Махлин Виталий Львович, доктор философских

наук, профессор кафедры философии Московского педагогического государственного университета Вдовина Галина Владимировна, доктор Философских наук, ведущий научный сотрудник Института философии Российской академии наук Ведущая организация: Православный Свято-Тихоновский гуманитарный

университет

Защита состоится «16» октября 2012 г. в 15 часов на заседании диссертационного совета Д 212.048.12 при Национальном исследовательском университете «Высшая школа экономики» по адресу: 109028, г. Москва, Малый Трехсвятительский пер., д. 8/2.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке ФГАОУ ВПО «Национальный исследовательский университет "Высшая школа экономики"»

Автореферат разослан «\Ц» сентября 2012 г.

Ученый секретарь диссертационного совета

кандидат философских наук, доцент Гаспарян Диана Эдиковна

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования.

Тема диссертационного исследования обнаруживает свою актуальность прежде всего в контексте истории гуманитарной эпистемологии и истории гуманитарных наук как специальной историко-научной дисциплины. В последние годы в исследовательской литературе стало более не принято рассматривать те науки XVI - XVII вв., которые мы бы сейчас назвали гуманитарными, как род инертного, консервативного знания, развитие которого лишь следовало смене эпох в истории науки и, само по себе, не было способно инициировать парадигмальные трансформации в новоевропейской науке и философии. Это изменение статуса гуманитарного знания обосновывает актуальность обращения к эпистемологическим принципам интерпретативных дисциплин накануне и в период Научной Революции.

Первые шаги в этой области уже сделаны. Задача пересмотра традиционной версии истории науки, базирующейся на оппозиции «наук о природе» и «наук о духе», сделалась лейтмотивом исследовательской работы международных научных коллективов (к примеру, международный проект «Герменевтика и метод» под руководством Д. Туара). В работах членов этого проекта Л. Даннеберга, Д. Туара, Э. Бюри не математическое естествознание, а гуманистические дисциплины филолого-герменевтического цикла рассматриваются как модель знания и основание нововременного научного метода. Однако по-прежнему не введены в оборот значительные массивы источников, иллюстрирующих взаимоотношение между естественным и гуманитарным знанием в ранненововременной Европе. Настоящее исследование призвано во многих отношениях восполнить этот пробел.

«философско-герменевтического» подхода к истории традиционной герменевтики связь интерпретативных дисциплин эпохи Просвещения с общей теорией познания и проектом обновления аристотелевской логики открывает целый спектр новых исследовательских сюжетов, некоторые из которых в настоящем исследовании будут рассмотрены: прежде всего, связь этой «логической герменевтики» с «картезианской герменевтикой» и отношение ее к историческому методу Спинозы и библейской критике в целом.

Другой проблемный контекст, в который может — и должна, по нашему убеждению, быть помещена история принципа библейской достоверности, -это становление в эпоху Ренессанса и Барокко риторических наук о контингентном. Несмотря на то, что экзегетической методологии политических теоретиков раннего Нового времени посвящен целый ряд исследований, в том числе и новейших, проблема статуса и функций герменевтического принципа достоверности в созданных этими авторами конструкциях гражданской науки не получила достаточного освещения. Между тем, к примеру, в scientiae civiles Гоббса и Вико обращение к различным стратегиям интерпретации библейского текста оказывается конститутивным для тех стилей рассуждения о государстве, который каждый из них избирает.

Степень разработанности темы. В исследовательской литературе проблематика диссертации разработана весьма детально одновременно во многих историографических направлениях.

До последних десятилетий XX в. история герменевтики присутствовала в европейском интеллектуальном горизонте преимущественно в двух аспектах: как раздел традиционной «истории догматов» и как историческое основание философской герменевтики. «Истористское» переосмысление ранненововрменной герменевтики было предпринято Дильтеем, а открытие философско-герменевтических потенций старопротестантского искусства толкования составляет заслугу Гадамера.

Однако в последние годы в литературе можно констатировать отход от теоретической перспективы, заданной философской герменевтикой. Новые возможности для исследования ранненововременной герменевтики были открыты благодаря реабилитации принципа системы, отвергнутого, как мы видели выше, и Дильтеем, и Гадамером. В. Шмидт-Биггеманн, опубликовавший в 1983 г. программную монографию под титулом «Topica universalis», именно в открытии понятия системы (Systembegriff) усматривал главное достижение науки раннего Нового времени.

Восстановление в правах понятия системы открыло новые возможности для исследования тех аспектов ранненововременной науки - а тем самым и библейской герменевтики как ее части, - на которые ранее было как бы негласно наложено veto. Теоретическая - то есть прежде всего эпистемологическая - рефлексия, сопровождавшая развитие интерпретативных дисциплин на протяжении всего ранненововременного этапа их истории, сделалась вполне легитимным предметом исследования. Вполне закономерным представляется поэтому то обстоятельство, что десятилетием позднее, в 1990-е гг. в историографии герменевтики появилось и сразу же завербовало многочисленных сторонников новое направление, провозгласившее отказ от редукционистских установок «исторических наук о духе» и «философской герменевтики» и поставившее своей целью открытие «логического потенциала» hermeneutica generalis Просвещения. К этому направлению принадлежат исследования А. Бюлера, Л. Даннеберга, О. Шольца, Л. Катальди Мадонны, Р. Сдзуя, Д. Туара.

Важнейшей новацией в историографии герменевтики стал выход ряда исследований, посвященных проблеме отношения гуманитарных и естественнонаучных дисциплин в эпоху накануне и во время Научной революции. К их числу относятся труды Э. Графтона, Р. Г. Попкина, Э. Рамати, Р. Вестфалла, М. Маммиани, С. Снобелена, Э. Бюри и ряда других.

Действительно радикальной реформой в исследовании наук о языке, тексте и истории стало появление работ о ренессансной и барочной историографии, созданных в русле «новой истории риторики» Н. С. Стрьювер. «Новая история риторики» возникла в начале 1970-х гг. на пересечении целого ряда тенденций. Прежде всего, по словам самой Стрьювер, стимулом для этого стала «недавно произошедшая смена моды» (recent change in fashion), т. е. переосмысление отношения философии и риторики в промежуточных между структурализмом и постструктурализмом текстах Ролана Барта (разделение в 1967 г. стурктурализма как науки и структурализма как риторики). «Риторический поворот» в исследовании гуманистической и барочной литературы должен быть также помещен в контекст тенденций, имевших место во вполне академической ренессансистике: именно в 1960-х - 1970-х гг. Пауль Оскар Кристеллер указывает на возвращение общественно-политических функций риторике в гуманистической культуре как на один из ключевых моментов в истории Ренессанса. Несколько позднее в работах таких оппонентов Кембриджской школы истории понятий, как Виктория Кан и Шелдон Волин, центр тяжести в работе с ренессансными политическими текстами смещается к анализу языка, аргументатитвных структур и прагматических импликаций политического дискурса. Именно такой способ работы с текстами политических авторов Барокко — в первую очередь, Джамбаттисты Вико и Томаса Гоббса — позволил Стьювер в программной работе 1970-го г. «Язык истории в эпоху Возрождения» (Language of History in the Renaissance) объявить радикальной новацией этих авторов смещение модальности рассуждения о социально-историческом мире. Инструментом работы с такими текстами призвана стать, по мнению американской исследовательницы, модальная риторика, которая может быть представлена как своего рода дополнение к модальной логике. Философским ресурсом, к которому апеллирует Н. Стрьювер, оказывается не философская герменевтика, а прагматизм в духе «Fixation of Beliefs» Чарльза Пирса.

Предметом исследования является эпистемологический статус библейского текста в различных областях гуманитарного знания (герменевтике, филологии, историографии) раннего Нового Времени.

Объект исследования: 1) корпус наиболее репрезентативных и влиятельных трактатов по догматическому богословию, принадлежащих перу протестантских авторов различных толков (Ф. Меланхтон, Дж. Дзанки, Дж. Шарп, У. Уитакер, А. Полан, П. Мартир Вермильи); 2) программные сочинения ранненововременных реформаторов риторики и диалектики, а также барочных систематиков науки (Л. Валла, Р. Агрикола, Ф. Меланхтон, П. Раму с, И. Г. Альстед); 3) тексты, отражающие рецепцию в экзегетической литературе концепций достоверности, артикулированных в текстах novatores -представителей «новой философии» раннего Просвещения, прежде всего, Р. Декарта (Л. Мейер, С. Марезий, Л. ван Вельтхейзен, Р. Фогельзанг); 4) трактаты, в которых предметом рефлексии становится значение священной истории и этического учения, содержащегося в Писании, для политической науки (П. Боссюэ, Дж. Локк, Б. Спиноза); 5) специфическая группа текстов, генетически связанных с трактатом Исаака ла Пейрера «Преадамиты», отражающих эволюцию - от экзегетической гипотезы к мысленному эксперименту - способов рассуждения об «абсолютном начале» (в логическом или историческом смысле) человеческого общества (Т. Гоббс, нидерландские картезианцы, Дж. Вико); 6) корпус исторических и экзегетических текстов патриарха нововременного естествознания - Исаака Ньютона, его последователей и оппонентов, в которых мы можем наблюдать контаминацию методологических принципов наук о природе, с одной стороны, и наук о тексте и историческом мире — с другой.

Цель исследования: на материале широкого спектра ранненововременных источников эксплицировать потенциал проблемы достоверности в библейской герменевтике для гуманитарной эпистемологии in weitestem Sinne, пользуясь термином Эриха Ауэрбаха, то есть для решения

вопроса о том, как возможно достоверное познание социально-исторического мира.

Достижение цели исследования предполагает решение ряда взаимосвязанных задач:

- анализ «топоса о Священном Писании» (locus de Sacra Scriptura) и концепции «принципа Писания» (Schriftprinzip) как аподиктического основания богословия (autopiston, indemonstrabile) в протестантской догматической литературе;

- изучение соотношения аподиктической и топической достоверности в рамистской герменевтике; исследование экзегетической литературы «общих мест», предполагающей сращение исторической и логической достоверности (М. Флаций);

- исследование предпринимавшихся некоторыми авторами XVII в. попыток интеграции герменевтики в различные модели науки, претендующие на тотальность и универсальную значимость: новый «протестантский» аристотелизм (hermeneutica generalis К. Даннхауэра), картезианство (философская герменевтика JI. Мейера);

- проблематизация статуса Священной Истории и этического учения, содержащегося в Писании, в разных моделях «гражданской науки» XVII столетия (Дж. Локк, Дж. Вико);

- анализ отношения ньютоновой «физики Писания» и традиционных натурфилософских интерпретаций священного текста (платонические толкования, традиция «Шестодневов»);

- исследование философских воззрений И. Ньютона в их полемическом контексте (дискуссии с деистами, метафизиками, натурфилософами-аристотеликами, скептиками);

- контаминация эпистемологических и эстетических принципов в библейской экзегезе последователей Ньютона (Дж. Толанд, Ч. Бернет).

Теоретическая и методологическая основа исследования

диссертационного исследования складывается из нескольких систематически связанных между собой элементов. В качестве отправной точки размышлений о природе ранненововременной герменевтики естественным образом выступает традиция философской герменевтики конца XIX - XX вв., представленная именами Вильгельма Дильтея и Ганса-Георга Гадамера.

Для Дильтея обращение к историческим прецедентам осмысления феномена понимания является необходимым этапом в процессе поиска нового основания наук об историческом опыте и эмансипации их от естественнонаучных идеалов объективности и беспредрассудочности познания. Реализуемый нами подход к истории герменевтики находится в оппозиции к знаменитому принципу Вильгельма Дильтея, в соответствии с которым, во-первых, предметом теоретического интереса герменевтика может быть лишь с того момента, когда она официально возводится в ранг науки (поэтому за скобки пренебрежительно выносится вся католическая экзегеза), а во-вторых, условием sine qua поп превращения герменевтики в науку является обретение ею автономного статуса. Наша же позиция состоит в том, что именно от дисциплинарной матрицы как исходного исследовательского предрассудка может позволить рассмотреть функционирование созданные на территории герменевтики эпистемологические принципы в самых разных областях гуманитарного знания в раннее Новое время и - более того - именно это позволяет нам поставить под вопрос релевантность дисциплинарной перспективы для эпохи накануне и во время Научной революции.

В самом общем смысле, философская герменевтика Гадамера представляет собой попытку согласовать хайдеггеровскую «герменевтику фактичности» с классической герменевтикой, выдвигающей на первый план значение традиции. Традиция, содержащаяся в языке, образует для Гадамера предпосылку понимания, Verstehensapriori, как сказал бы К.-О. Апель, -следовательно, хайдеггеровская аналитика Dasein должна быть дополнена

герменевтикой традиции. Обращение к истории ранненововременной герменевтики и риторики мотивировано для Гадамера стремлением найти «по ту сторону» Просвещения такой опыт историчности, который мог бы стать востребован в ситуации после критики Хайдеггером оснований новоевропейского рационализма. В то же время, построение генеалогии рационалистической метафизики могло бы позволить, согласно Гадамеру, подвести под философскую герменевтику новый онтологический фундамент. Прекрасно отдавая себе отчет в несоизмеримости проекта философской герменевтики с целями нашего исследования, мы предполагаем, однако, сохранить в своем методологическом арсенале одно из важнейших ее исторических открытий - экспликацию связи герменевтического искусства с науками о социальном поведении: риторикой, диалектикой, этикой, эстетикой вкуса.

Другой методологический ресурс, легший в основание диссертационного исследования, - история гуманитарного знания, представленная, в первую очередь, именами Э. Графтона, Д. Туара, JI. Даннеберга, Ф. Фолльхардта. Один из главных принципов истории studia humanitatis, имеющий существенное значение для целей нашего исследования, - положение о невозможности экстраполяции нововременной структуры дисциплинарного поля на ситуацию накануне и во время Научной революции.

Барокко возникла на пересечении прагматизма и раннего Хайдеггера. Необходимость в обращении к текстам Стрьювер и апробированным в них методологическим принципам мотивирована тем, что именно история риторики дает инструментарий для описания той модели истории, которая в раннее Новое время систематически противополагается Священной истории, а именно той, которую по подобию Realpolitik можно было бы назвать Realgeschichte -модели, которая возникает в лоне прагматической историографии и политической мысли Чинквеченто.

Научная новизна. В диссертации проблема certitudo bíblica впервые рассматривается не как второстепенный элемент протестантской «истории догматов» (Dogmengeschichte), имеющий лишь маргинальное значение для истории и философии гуманитарного знания (см. работы М. Феррариса, К. Хайма, X. Ван Ден Бельта). С нашей точки зрения, традиционное для исследовательской литературы включение проблематики certitudo bíblica в линейную историю герменевтики, понимаемую по образцу истории философии, приводит к парадоксальным следствиям. В самом деле: экзегетическое искусство по самой своей природе консервативно, оно основывается на воспроизведении одних и тех же приемов интерпретации и на создании у читающего эффекта узнавания, «анамнезиса»: об этом писали открыто многие известные толкователи Писания, к примеру, Лодевейк Мейер. Поворотные моменты в истории герменевтики можно заметить лишь в перспективе «большой длительности»: таковы, к примеру, валоризация буквального смысла в позднесредневековой экзегезе, предварившая радикальные герменевтические лозунги вождей реформации, рождение пиетистской экзегезы pro me, возникновение библейской критики, превращение библейского текста в поэтический сборник у Роберта Лаута или в мифологический канон - у представителей Геттингентской школы. В своей диссертации мы предприняли именно исследование Sitz im Leben библейской герменевтики: дисциплинарного контекста экзегетической практики (на материале

протестантских трактатов «общих мест», догматических сочинений М. Флация, А. Шандье, Дж. Уитакера), трансляции экзегетической методологии и эпистемологических принципов в смежные области знания (на основе сочинений И. Ньютона, У. Уистона, Т. Бернета), эксплуатации «перформативного» эффекта герменевтики Писания в моральных и политических науках (на основе текстов Дж. Локк, Дж. Вико, Ж. Б. Боссюэ). Обращение к проблеме эпистемологического статуса библейского текста в раннее Новое время именно в этой перспективе позволит с новых позиций подойти к целому ряду ключевых явлений истории гуманитарных наук этой эпохи, таких как рождение метода в науках об историческом опыте и науках о тексте (см. гл. 1-2), возникновение первых проектов универсальной герменевтики, проблематизация статуса исторического аргумента в различных изводах рациональной этики и mathesis política (гл. 3), гомология методов в гуманитарных и естественнонаучных дисциплинах (гл. 4).

Основные положения диссертации, выносимые на защиту:

1. Отправным пунктом и одновременно целью диссертационного исследования стала поставленная еще Г. Г. Шпетом задача «связать логико-семантические вопросы с выросшей из теологии и филологии герменевтикой» (по формуле Ф. Роди). Не претендуя, подобно Шпету, на то, чтобы создать из этой связки особую «логику интерпретации», мы осуществили исследование исторического измерения герменевтических практик в контексте истории гуманитарной эпистемологии.

эпистемологических принципах интерпретации текста и об отношении истории и логики. Прежде всего, именно в дискуссиях об авторитете Писания между католиками и протестантами возник целый ряд технических терминов, заимствованных из философии и умозрительных наук, - терминов, эпистемологические импликации которых от полемического употребления стерлись, но позднее вновь обрели актуальность в великих спорах XVII столетия об основаниях достоверности в гуманитарных науках («аутопистия», certitudo biblica, perspicuitas). Далее, именно в этих полемиках сформировалась парадоксальная констелляция принципов достоверности, в аристотелевской эпистемологии жестко отделенных друг от друга: аподейксиса и диалектики. Благодаря этой контаминации эпистемологических принципов сделалось возможным создание в трудах протестантских библеистов (М. Флаций, экзегеты-рамисты) логической конструкции истории.

3. В середине XVII столетия складываются условия для превращения герменевтики в автономную дисциплину, обладающую логически обоснованным суверенитетом (hermeneutica generalis, hermeneutica universalis). Однако, как было показано в диссертации, эта «суверенная» герменевтика опирается на весьма архаичный инструментарий. «Аналитическая логика» И. Клауберга и И. К. Даннхауэра имеет своей предпосылкой наличие определенных коммуникативных правил и «горизонта ожидания», которым анализируемого текста автор должен соответствовать. Таким образом, идея универсальной герменевтики имеет своим условием идею универсальной поэтики.

текста на картезианском «несокрушимом фундаменте»: это труды JI. ван Вельтхейзена, JI. Мейера, Р. Фогельзанга и ряда других. Эклектическая герменевтика этих авторов, представляющая собой действительно «парадоксальный» сплав из редуцированного картезианства, школьной риторики и замаскированных аксиом протестантской герменевтики, обнаруживает специфическую ущербность картезианской философии в отношении гуманитарных дисциплин.

5. Библейская герменевтика, проблематизирующая отношение между двумя видами достоверности — исторической (моральной) и аподиктической, — в раннее Новое время становится территорией экспериментов, имеющих целью «приручение контингентное™», т. е. определение модальности рассуждения об универсуме человеческих действий и условий возможности рациональной науки о социально-историческом мире. Различие в представлениях об эпистемологическом статусе библейского текста и о возможности рациональной герменевтики порождают, как было показано в диссертации, различные решения апории mathesis politica, т. е. вопроса о том, как возможно по новым стандартам научности, more geométrico, создать политическую науку, у таких авторов, как Б. Спиноза, Дж. Локк, Т. Гоббс и Дж. Вико.

6. Герменевтика должна была определить свое отношение не только к универсальному феномену понимания,, не только к смежным дисциплинам и нарождающейся рациональной метафизике, но и к риторике как антистрофе философии. В библейской герменевтике проблема контингентное™ была поставлена в очень специфической перспективе. В протестантской экзегезе мы постоянно имеем дело со стремлением редуцировать историческое содержание к логическому или вовсе элиминировать тот элемент библейского текста, который обыкновенно именовался circumstanciae - контангентные обстоятельства, в которых разворачивается действие священной истории. Однако, как

было показано в диссертации, именно негативное решение проблемы контингентное™ в библейской герменевтике позволило создать конструкцию «аисторической истории», возведенную в регулятивный принцип в одной из самых сложных и продуктивных из scientiarum civilium Барокко — «новой науке» Джамбаттисты Вико.

7. В научной литературе Просвещения дисциплины и проблемные поля, которые для нововременного научного мышления представляются радикально несоизмеримыми и лежащими в разных плоскостях, образуют непрерывный континуум. В диссертации предметом исследования стали два эпистемологических проекта, в значительной степени определяющих облик науки этого времени. Это «ньютонианский» синтез трех принципов: герменевтической прозрачности текста в экзегетике, достоверности more geométrico в естественных науках и реалистического мимесиса в литературной критике - и проект, который сводит воедино аллегорезу, гипотетический метод и валоризирует одновременно в эпистемологии и эстетике категорию творческой оригинальности в противовес миметическому принципу. Апробация работы

Результаты диссертации были апробированы на следующих конференциях и научных семинарах:

1. Доклад (совместно с Ю. В. Ивановой): Политическая семантика от Джона Уиклифа до Томмазо Боцио. Семинар кафедры Исследований классической древности, Византии и Средневековья (кафедра "Клавю") Гуманитарного факультета Украинского Греко-Католического университета. Львов, 27 марта 2012 г.

2. Доклад: Статус исторического аргумента в науке раннего Нового времени. Модели рассуждения-5: аргументация, коммуникация, общество. Светлогорск, Балтийский федеральный университет им. И. Канта, 22-24 сентября 2011 г.

3. Доклад: Potestas sophistica: пролегомены к политической семантике Джона Уиклифа. Школа-конференция «Нелегитимная аргументация в интеллектуальной культуре Запада от св. Ансельма до Исаака Ньютона». Институт гуманитарных историко-теоретических исследований ВШЭ, 6 сентября 2011 г.

4. Организация школы-конференции «Нелегитимная аргументация в интеллектуальной культуре Запада от св. Ансельма до Исаака Ньютона». Институт гуманитарных историко-теоретических исследований ВШЭ, 5-9 сентября 2011 г.

5. Доклад: Intentio auctoris, герменевтический смысл и субъект толкования в экзегетических трактатах нидерландских картезианцев XVII века. Международная конференция «Субъективность и идентичность». Факультет философии ГУ-ВШЭ. Москва, 15-17 сентября 2010 г.

6. Paper: "Morning Star of Reformation ": John Wyclifs Realistic Exegesis. Institute for Interdisciplinary Studies "Artes Liberales" (Instytut Badan Interdyscyplinarnych "Artes Liberales", Uniwersytet Warszawski). Варшава, 18-19 декабря 2009 г.

7. Доклад: Спор об универсалиях и понятие буквального смысла в латинской экзегезе XIV в. Международная конференция «Стратегия и средства аргументации в интеллектуальной культуре Западной Европы». Институт гуманитарных историко-теоретических исследований ГУ-ВШЭ. Москва, 19 октября 2009 г.

Структура диссертации соответствует поставленным в ней целям и задачам. Диссертация включает в себя введение, историографический обзор, четыре главы и список литературы.

Теоретическая и практическая ценность диссертации. Теоретическое достоинство диссертации заключается, прежде всего, в синтезе ряда методологий и историографических подходов, позволившем эксплицировать

потенциал сформированных в протестантской экзегетической литературе эпистемологических принципов. Практическая же ценность диссертации заключается в том, что ее результаты могут быть использованы для преподавания историко-научных, историко-философских и филологических, а также историко-богословских дисциплин. Опыт практического применения результатов, полученных в ходе диссертационного исследования, уже есть; результаты эти были использованы автором для разработки программ следующих курсов, читаемых в совместной магистратуре факультета истории и ИГИТИ НИУ ВШЭ: История исторического знания; Социология знания; Структура научного текста.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Во введении раскрывается актуальность и новизна темы; формулируются цели и задачи работы; определяются предмет и метод, а также характеризуется объект диссертационного исследования.

В историографическом обзоре были обозначены основные направления и тенденции в исследовательской литературе, посвященной истории герменевтики, философско-теоретическому осмыслению статуса интерпретативных дисциплин в раннее Новое время, а такжё соотношению гуманитарных и естественнонаучных дисциплин накануне и во время Научной революции.

Глава I «Протестантский Schriftprinzip и гуманистическое преобразование диалектики: от аксиом Евклида к логической конструкции Священной Истории» посвящена характеристике периода «ранней» и «высокой» ортодоксии в кальвинистской экзегетике. В первый период, когда на первом плане находились задачи антикатолической полемики и выработки догматики, различные категории, происходящие из эпистемологического словаря, такие, как certitudo, autopistia, axioma, еще не

имели четкой семантики и теоретического обоснования. Во второй период протестантская догматика начинает интенсивно взаимодействовать с доминирующими философскими течениями: аристотелизмом, рамизмом, позднее - картезианством. Итогом этого взаимодействия стали проекты превращения герменевтики в универсальную науку о понимании и попытки поставить практику интерпретации на прочный логико-эпистемологический фундамент.

В § 1. «Дискуссии об истинности Писания в дореформационную эпоху: случай Уиклифа» исследуется предыстория проблемы достоверности в старопротестантской герменевтике. Как показано в данном разделе, в дореформационной герменевтике, в отличие от послереформационной, вопрос об истине Писания фактически был вопросом об истинности его толкования: наиболее репрезентативным «казусом» полемики об истине Писания был трактат Дж. Уиклифа конца XIV в. «Об истине Писания».

Уиклиф обосновывает - с богословских позиций - недостаточность средств схоластической терминистской логики в деле толкования Писания, показывая, что изолированное рассмотрение составляющих священный текст пропозиций заставляет толкователя допустить наличие в этом тексте ложных высказываний, которые только механизм функционирования естественного языка наделяет истинным значением. Герменевтическая операция, выводящая истинность целого текста из ложности составляющих его предложений, с полным правом определяется им как софизм. Дабы устранить опасность софистического толкования, Уиклиф обосновывает неприемлемость «герменевтического партикуляризма» логиков, учитывающих при анализе текста лишь уровень предложений, и настаивает на необходимости контекстных толкований и реконструкции авторской интенции для нахождения герменевтического смысла. Уиклиф разрабатывает особую онтологию священного текста, которая берет за основу не историческое измерение текста,

а логико-метафизические концепции панпропозицонализма, реализма и «расширения времени».

§ 2. Axioma anapodeikton и loci communes Scripturae. Рамистский анализ и рождение герменевтики показывает, прежде всего, что уровень дискуссий об истине Писания предреформационной эпохи, составляет разительный контраст по отношению к герменевтике первых десятилетий реформационного движения. Если фундаментальным вопросом позднесхоластической экзегезы был вопрос об истине/истинности Писания, понимаемый в логико-семантическом смысле, то с началом эпохи Реформации на первый план выходит вопрос о достоверности библейского текста - в центре обсуждения оказывается категория риторическая, то есть относящаяся к уровню «школьных», более того, «тривиальных», дисциплин. Однако с течением времени в орбиту дискуссии о certitudo biblica будут вовлечены, с одной стороны, возникшие в античной литературе конструкции аксиоматической достоверности (axioma anapodeikton Прокла и Иоанна Филопона), а с другой - достижения гуманистической диалектики, которая вберет в себя редуцированную схоластическую логику и гуманистическую же риторику. Их этого синтеза (П. Рамус, У. Перкинс, И. Г. Альстед) возникает совершенно теория общего анализа текста, основанная на отождествлении смысла и логической структуры (analysis ramea, analysis generalis).

В § 3 «История как проблема логики» было продемонстрировано, как обращение к риторизированной диалектике позволяет протестантским экзегетам (М. Флаций) решить целый ряд проблем: построить на фундаменте Писания систематическое богословие и дать своего рода априорную схему Священной Истории, избежав тем самым опасности погрязнуть в аморфной массе исторической конкретики. Эта идея априорной схемы (Флаций использует термин idea integra) в полной мере продемонстрирует свою продуктивность при создании одного из самых масштабных памятников историографии раннего Нового времени - «Магдебургских центурий»

В § 4. «Изобретая исторический силлогизм» исследуются последствия рамистского преобразования диалектики для историографии в целом, а также реакция на рамистскую реформу со стороны «аристотелевского» лагеря. Благодаря рамусовой идее «единого метода» в новую «методическую» модель науки историю оказывается возможным включить наравне с «науками и искусствами», т. е. на равных правах с математикой, физикой и тому подобными теоретическими дисциплинами: оппозиции «знания» и «мнения», «случайного» и «необходимого», «scientia demonstrabilis» и «descriptio sine demonstratione» нивелируются единством метода. Однако философские оппоненты Рамуса, такие как В. Кекерманн, отказывают истории в праве на собственные методологические принципы («главы метода») и свойственный исключительно ей вид достоверности и сводят ее назначение к тому, чтобы быть субстратом для «подлинных» дисциплин, имеющих дело с общим; она содержит лишь материал - примеры для предписаний (praecepta) теоретических наук. Таким образом, попытка «возведения истории в ранг науки» средствами гуманистической диалектики оказалась в целом неудачной; именно эту неудача подготовила почву для «гражданских наук» XVII столетия.

Основным предметом исследования в главе II «Герменевтика в преддверии "нового критического искусства"» сделались попытки определить отношение между эпистемологическим статусом философии, филологии и истории в науке раннего Нового времени.

В первую очередь, в § 1 «Между Аристотелем и Декартом: hermeneutica generalis Конрада Даннхауэра и картезианская герменевтика Лодевейка Мейера» был рассмотрен проект «общей герменевтики», т. е. проект создания универсальной теории понимания на основе неоаристотелевской логики (И. К. Даннхауэр, И. Клауберг). И. К. Даннхауэр в трактате «Идея хорошего толкователя и злоискусного клеветника» сформулировал условия превращения герменевтики в «философскую науку» (scientia philosophica): на статус «философской науки» герменевтика может,

согласно Даннхауэру, претендовать лишь в том случае, если приведет в систему (economia) имеющиеся у нее интерпретативные средства (media interpretationis). Помимо систематического упорядочения инструментов интерпретации, неявной предпосылкой превращения герменевтики в науку оказывается допущение универсальной системы поэтологических норм, обеспечивающих возможность логической интерпретации текста. Кроме того, предметом исследования сделались формы «гуманитарной» рецепции картезианской модели метода (JI. Мейер); рассмотренные тексты с очевидностью демонстрируют, что в дисциплинах, предмет которых не может быть сконструирован, так как он является самостоятельной смысловой инстанцией, картезианский метод терпит неудачу. Так, весьма неудачной оказалась «гипотетическая» картезианская космология, которую современники (Лейбниц, Ньютон) единодушно именовали «физическим романом». Столь же неудачной была и попытка использовать картезианский метод в гуманитарных науках, назначением которых всегда было, по знаменитому выражению Августа Бека, Erkentnis des Erkannten - познание познанного.

В § 2 «Исторический аргумент, священная филология и поиски "нового критического искусства"» было исследовано взаимодействие различных инстанций достоверности в ранненововременной философской и научной литературе. В противоположность картезианским экзегетам, для адептов «священной филологии» (philologia sacra), таких, как Ж. Каппель, «внутренний смысл» (sensus implicitus) текста, содержащееся в нем «молчаливое свидетельство» (testimonium taciturn et quasi reale), которое можно расшифровать посредством филологической работы, обладает наибольшим эпистемологическим весом. Для «священной филологии» теологические аргументы с эпистемологической точки зрения оказываются менее весомыми, чем филолого-грамматические. В «Богословско-политическом трактате» Б. Спинозы к историческим и филологическим аргументам прибавится и философское обоснование монополии критического метода. Произведенная

Спинозой демаркация исторического содержания Писания и спекулятивных конструкций теологов, отношение которых к библейскому тексту отныне становится весьма проблематичным, обосновывает приоритет исторических методов для анализа этого текста. Однако критики Спинозы, такие как Ж. Леклерк, настаивали на том, что его аисторическая метафизика содержит в себе внутреннее противоречие: геометрический монизм приводит к тому, что многообразие мира - varietas rerum - становится непроницаемым для умозрения. Согласно Леклерку, именно строгость метода становится гарантией его эффективности при работе со сложным и многообразным материалом: только геометрический метод может позволить проследить связи в длинном ряду положений (in longa Propositionum serie), поэтому именно он более всего уместен для анализа исторического материала.

В глава III «Политическая герменевтика: от exemplum к риторическим наукам о контингентном» были рассмотрены на фоне «эталонной» модели политической герменевтики Ж. Б. Боссюэ способы использования библейского аргумента у Дж. Локка и Дж. Вико, а также — на фоне инверсивной экзегезы моисеева Шестоднева у И. Ла Пейрера — специфика функционирования Священной истории в Барочных «риторических науках о контингентном».

§ 1 «Библейский аргумент в политических науках конца XVII в.» был

посвящен анализу нескольких альтернативных друг другу моделей взаимоотношения библейской герменевтики и политической науки, созданных в последней трети XVII - начале XVIII вв.: «политики, извлеченной из Писания» Ж. Боссюэ, принципа «рациональности Писания» в учении о естественном праве Дж. Локка, наконец, «гражданской» и библейской теологии Дж. Вико. В качестве отправного пункта была рассмотрена «универсальная история» Ж. Б. Боссюэ, аккумулировавшая в себе общие места ранненововременной библейской политики. На этом фоне была проанализирована функция Писания в политике Дж. Локка: по Локку,

«содержащееся в Писании Откровение» (Traditional Revelation) выступает необходимым социально-политическим «расширением» рациональной этики, расширением, делающим возможным нравственно-политическое просвещение большинства населения. В «новой науке» Вико Священная история мыслится как сфера непосредственного действия Провидения, однородная разуму в его «явленности» (ragione spiegata) и, тем самым, исполняющая по отношению к истории профанной функцию регулятивного принципа.

В § 2 «Естественное состояние между экзегетической гипотезой, мысленным экспериментом и предельным понятием» конструируемые барочными теоретиками scientiae civiles были рассмотрены как экзегетическое -или, точнее, «антиэкзегетическое» - предприятие: как оригинальное и, разумеется, гетеродоксальное прочтение «Шестоднева». Чтобы сделать этот аспект барочных политических наук более явным, нами был проанализирован знаменитый трактат Исаака JIa Пейрера «Преадамиты». Несмотря на то, что рассуждение Гоббса о естественном состоянии представляет собой мысленный эксперимент, а не экзегетическую гипотезу, как у Ла Пейрера, этот мысленный эксперимент в своей структуре сохраняет некоторые элементы той герменевтической конструкции, к которой он генетически восходит: в частности, понимание легального состояния как пространства фикции или трактовка антропологических качеств «естественного человека» имеют очевидные параллели в «Преадамитах» Ла Пейрера, т. е. в сочинении теологическом. Эмансипация рассуждения о начале - своего рода «археологии» социально-политического мира - от библейского рассказа о начале человеческой истории создает предпосылки для открытия «неосвещенной» в классической антропологии стороны человека и создает пространство для риторической науки о контингентном.

В главе 4 «Certainty в экзегезе Исаака Ньютона и его круга» предметом исследования сделалась одна из очевидных точек пересечения «гуманитарных» и естественнонаучных штудий И. Ньютона - разработанная им

и его учениками теория происхождения Земли. В раннее Новое время необходимым элементом научной космогонии являлась экзегеза Книги Бытия: естественнонаучная аргументация и библейская герменевтика сосуществовали в трактатах о происхождении Земли на равных правах. Экзегетический инструментарий, которым оперирует Ньютон, и некоторые базовые понятия его натурфилософского языка (natural, simplicity, obvious, certain, plain) обнаруживают удивительную близость. Апелляция к «непосредственной очевидности» и «простоте» как базовым принципам исследования природы лежит в основе парадигматического для естественнонаучного мышления Нового времени представления о научном исследовании как тавтологии действительности. Эти же категории используются Ньютоном и при толковании Священного Писания: в этом контексте они выражают одномерность и герменевтическую прозрачность библейского текста. Подвижность границ между толкованием текста и исследованием природы находит отражение не только в общности терминологического аппарата, но и в аналогии методов: так, в «Scholium generale» - введении к «Математическим началам натуральной философии», - индуктивный метод характеризуется как пропедевтика аллегорического истолкования природы, а натурфилософия в целом - как пропедевтика богословия. Помимо экзегетической методологии самого Ньютона, в главе исследуется эпистемологический проект, альтернативный отстаиваемой им «объективистской» парадигме, - проект, сопрягающий аллегорическое толкование в библеистике, гипотетический метод в физике и примат литературности над референциальностью - в литературной теории (Дж. Толанд, Т. Бернет).

В заключении суммируются результаты отдельных разделов диссертационного исследования и излагаются полученные в результате этого исследования выводы.

Основные результаты исследования отражены в следующих публикациях автора

Работы, опубликованные автором в ведущих рецензируемых научных журналах и журналах, рекомендованных ВАКом Министерства образования и науки России:

1. Апории реалистической герменевтики Джона Уиклифа // Вестник РУДН. № 1.2011. С. 15-28.(1,5 п.л.)

2. "Хрупкий авторитет диалектики": Роджер Бэкон против парижских аверроистов // Диалог со временем. Альманах интеллектуальной истории. Вып. 30. М.: УРСС, 2010. С. 59-69. (1 п.л.)

Другие работы, опубликованные автором по теме кандидатской диссертации:

1. [совместно с Ю. В. Ивановой] Кроме Декарта: размышления о методе в интеллектуальной культуре Европы раннего Нового времени. Гуманитарные дисциплины. М.: Квадрига, 2011. - 302 с. (12,5 п.л.)

2. Полемика о норме толкования и картезианском методе в библейской герменевтике XVII в.: Лодевейк Мейер и его критики // Полемическая культура и структура научного текста / Под ред. Ю. В. Ивановой. М.: ИД НИУ ВШЭ, 2012. С. 220 - 241. (0,9 п.л.)

3. Критика «эгоцентрической» эпистемологии и когнитивное достоинство предрассудка: альтернативы картезианскому epoche у Дж. Вико и И. Ньютона // Субъективность и идентичность / Под ред. А. В. Михайловского. М.: ИД НИУ ВШЭ, 2012. С. 154 - 168. (0,5 п.л.)

4. Physica sacra Исаака Ньютона в контексте трактатов о "теории Земли" // Гуманитарные исследования (ИГИТИ ГУ-ВШЭ). 2011. Вып. 2 (52). - 28 с. (2.5 п.л.)

5. [совместно с Ю. В. Ивановой] Основные направления политической мысли и историографии Чинквеченто после Макьявелли и Гвиччардини // Гуманитарные исследования (ИГИТИ ГУ-ВШЭ). 2009. Вып. 8 (45). -36 с. (4,5 п.л.)

Лицензия ЛР № 020832 от 15 октября 1993 г. Подписано в печать «13» снтября 2012 г. Формат 60x84/16 Бумага офсетная. Печать офсетная. Усл. печ. л. 1,1. Тираж 100 экз. Заказ № 54 Типография издательства НИУ ВШЭ 125319, г. Москва, Кочновский пр-д., д. 3

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата философских наук Соколов, Павел Валерьевич

Введение.

Историографический обзор.

Глава I. Протестантский Schriftprinzip и гуманистическое преобразование диалектики: от аксиом Евклида к логической конструкции Священной Истории

§ 1. Дискуссии об истинности Писания в дореформационную эпоху: случай Уиклифа.

§ 2. Axioma anapodeikton и loci communes Scripturae. Рамистский анализ и рождение герменевтики.

§ 3. История как проблема логики.

§ 4. Изобретая исторический силлогизм.

Глава II. Герменевтика в преддверии «нового критического искусства»

§ 1. Между Аристотелем и Декартом: hermeneutica universalis Конрада Даннхауэра и картезианская герменевтика Лодевейка Мейера.

§ 2. Исторический аргумент, священная филология и поиски «нового критического искусства».

Глава III. Политическая герменевтика: от exemplum к риторическим наукам о контингентном

§ 1. Библейский аргумент в политических науках конца XVII в.

§ 2. Естественное состояние между экзегетической гипотезой, мысленным экспериментом и предельным понятием.

Глава IV. Certainty в экзегезе Исаака Ньютона и его круга.

Введение диссертации2012 год, автореферат по философии, Соколов, Павел Валерьевич

Положение о необходимой связи проблемы достоверности и проблемы метода, впервые осознанное в методологических дискуссиях раннего Нового времени и сделавшееся общим местом благодаря прежде всего Декарту, помещает вопрос об эпистемологическом статусе Священного Писания в контекст дискуссий о предыстории гуманитарной эпистемологии. Вильгельм Дильтей, высказывавшийся обыкновенно весьма категорично о доромантическом периоде истории гуманитарных наук, написал в самом начале «Введения в науки о духе», что если до начала XVIII в. науки об обществе и истории оставались под пятой у метафизики, то уже с середины этого же столетия они попали в столь же безысходное рабство к естественным наукам1. Доисторический период в жизни наук о духе продолжался долго: пробудить «от догматического сна» историографию смогло лишь появление «исторической школы»2, а о герменевтику - разумеется, Шлейермахер . Скептицизм Дильтея стал отправной точкой размышлений о том, как следует писать историю наук о человеке в раннее Новое время. Введение «абсолютной дистанции» между «доисторическим» и «историческим» периодом существования Geisteswissenschaften рождало бесчисленное множество вопросов. Возможно ли писать историю этих наук по

Дильтей В. Введение в науки о духе // Его же. Собрание сочинений в 6 тт. Под ред. А. В. Михайлова и Н. С. Плотникова. Т. I / Пер. с нем. под ред. В. С. Малахова. М.: Дом интеллектуальной книги, 2000. С. 270.

2 Там же.

3 Дильтей В. Возникновение герменевтики // Его же. Собрание сочинений в 6 тт. / Под ред. А. В. Михайлова и Н. С. Плотникова. Т. IV / Пер. с нем. под ред. В. С. Малахова. М.: Дом интеллектуальной книги, 2000. С. 79. образцу истории наук естественных4? Правомерно ли говорить об интервенции естественнонаучного метода в сферу наук о человеке в раннее Новое время, и каков масштаб этой интервенции5? Должны ли мы обращаться исключительно к герменевтической и историографической практике, минуя теоретические построения ранненововременных авторов, и каков статус этих теоретических построений? Как возможна теория в гуманитарных науках этого времени? Как строятся в раннее Новое время отношения между философией, риторикой и «наукой»? Эти фундаментальные вопросы -одновременно истории гуманитарного знания и самой гуманитарной эпистемологии - образуют фон нашего исследования о проблеме достоверности в библейской герменевтике XVI - XVIII вв. Предлагаемая нами перспектива исследования имеет, на наш взгляд, несколько весомых преимуществ. Во-первых, парадоксальный статус библейского текста в протестантском богословии общих мест, как одновременно исторического нарратива («Священной истории») и догматического трактата, отдельные положения которого обладают статусом аксиомы, дает нам возможность проникнуть in medias res дискуссии о возможности истории как науки, о границах аристотелевской (и, позднее, картезианской) эпистемологии, о возможности «тонкого аргумента» и пределах «геометрического метода». Во-вторых, характерное для рассматриваемого нами исторического периода пересечение проблематики, методологии и категориального аппарата естественных наук и герменевтики (в

4 Гадамер Г.-Г. Риторика и герменевтика // Его же. Актуальность прекрасного. М.: Искусство, 1991. С. 203-206.

5 Thouard D. Einleitung. Die Folgen der Philologisierung // Philologie als Wissensmodell / La Philologie comme Modèle de Savoir / Hg. von D. Thouard, F. Vollhardt, F. Zini. Göttingen: Walter De Gruyter, 2010. S. 8-9. экзегетических пассажах Галилео Галилея и Иоганна Кеплера, в экзегетических сочинениях Ньютона, в трактатах Т. Бернета и У. Уистона «о теории Земли») позволяет на новом материале поставить чрезвычайно актуальный в историко-научной литературе вопрос о моделях отношений между нововременным естествознанием и эрудитскими studia humanitatis.

Актуальность темы исследования. В последние годы в исследовательской литературе стало более не принято рассматривать те науки XVI - XVII вв., которые мы бы сейчас назвали гуманитарными, как род инертного, консервативного знания, развитие которого лишь следовало смене эпох в истории науки и, само по себе, не было способно инициировать парадигмальные трансформации в новоевропейской науке и философии. Это изменение статуса гуманитарного знания обосновывает актуальность обращения к эпистемологическим принципам интерпретативных дисциплин накануне и в период Научной Революции.

Первые шаги в этой области уже сделаны. Задача пересмотра традиционной версии истории науки, базирующейся на оппозиции «наук о природе» и «наук о духе», сделалась лейтмотивом исследовательской работы международных научных коллективов (к примеру, международный проект «Герменевтика и метод» под руководством Д. Туара). В работах членов этого проекта Л. Даннеберга, Д. Туара, Э. Бюри не математическое естествознание, а гуманистические дисциплины филолого-герменевтического цикла рассматриваются как модель знания и основание нововременного научного метода6. Однако по-прежнему не введены в оборот

6 Thouard D. Loe. cit.; Bury E. La preuve philologique comme argument: Gassendi et Epicure face à la révolution scientifique (1624-1658) // Philologie als Wissensmodell / La Philologie comme Modèle de Savoir / Hg. von D. Thouard, F. Vollhardt, F. Zini. Göttingen: Walter De Gruyter, 2010. P. 207 - 230; значительные массивы источников, иллюстрирующих взаимоотношение между естественным и гуманитарным знанием в ранненововременной Европе. Настоящее исследование призвано во многих отношениях восполнить этот пробел.

Начиная с 90-х гг. прошлого века подвергается критике и пересмотру классическая модель истории герменевтики, представленная некогда Вильгельмом Дильтеем и Гансом-Георгом Гадамером. Указываемая критиками «философскогерменевтического» подхода к истории традиционной герменевтики связь интерпретативных дисциплин эпохи Просвещения с общей теорией познания и проектом обновления аристотелевской логики открывает целый спектр новых исследовательских сюжетов, некоторые из которых в настоящем исследовании будут рассмотрены: прежде всего, связь этой «логической герменевтики» с «картезианской герменевтикой» и отношение ее к историческому методу Спинозы и библейской критике в целом.

Другой проблемный контекст, в который может - и должна, по нашему убеждению, быть помещена история принципа библейской достоверности, - это становление в эпоху Ренессанса и Барокко риторических наук о контингентном. Несмотря на то, что экзегетической методологии политических теоретиков раннего Нового времени посвящен целый ряд исследований, в том числе и новейших, проблема статуса и функций герменевтического принципа достоверности в созданных этими авторами конструкциях гражданской науки не получила достаточного освещения. Между тем, к примеру, в scientiae civiles Гоббса и Вико обращение к различным стратегиям интерпретации библейского текста оказывается

Danneberg L. Hermeneutik zwischen Theologie und Naturphilosophie: der sensus accomodatus am Beginn des 17. Jahrhunderts// Philologie als Wissensmodell. S. 231 -285. конститутивным для тех стилей рассуждения о государстве, который каждый из них избирает.

Научная новизна

В диссертации проблема certitudo bíblica впервые рассматривается не как второстепенный элемент протестантской «истории догматов» (Dogmengeschichte), имеющий лишь маргинальное значение для истории и философии гуманитарного знания. С нашей точки зрения, традиционное для исследовательской литературы включение проблематики certitudo bíblica в линейную историю герменевтики, понимаемую по образцу истории философии , приводит к парадоксальным следствиям. В самом деле: экзегетическое искусство по самой своей природе консервативно, оно основывается на воспроизведении одних и тех же приемов интерпретации и на создании у читающего эффекта узнавания, «анамнезиса»: об этом писали открыто многие известные толкователи Писания, к примеру, Лодевейк Мейер. Поворотные моменты в истории герменевтики можно заметить лишь в перспективе «большой длительности»: таковы, к примеру, валоризация буквального смысла в позднесредневековой экзегезе, предварившая радикальные герменевтические лозунги вождей реформации, рождение пиетистской экзегезы pro me, возникновение библейской критики, превращение библейского текста в поэтический сборник у Роберта Лаута или в мифологический канон - у представителей

7 См., прежде всего, классические труды по истории святоотеческой и средневековой герменевтики: De Lubac H. Exégèse médiévale. Les quatre sens de l'Ecriture. Vol. 1-2. P., 1959-1964; Brinkmann H. Mittelalterliche Hermeneutik. Tübingen, 1980. Также Ferraris M. Storia dell'ermeneutica. Milano, 2008 ('1988).

8 Роберт Лаут - епископ англиканской Церкви, профессор поэзии в Оксфорде. В своей докторской диссертации по богословию, Praelectiones Academicae de Sacra Poesi Hebraeorum, защищенной в1754 г., доказывал продуктивность интерпретации Писания как памятника древнейшей поэзии. Впервые использовал категорию параллелизма, пользующуюся у библеистов неизменной популярностью.

Геттингентской школы. Однако это генетическое рассмотрение обладает, с нашей точки зрения, намного меньшим потенциалом, чем исследование Sitz im Leben библейской герменевтики: дисциплинарного контекста экзегетической практики, трансляции экзегетической методологии и эпистемологических принципов в смежные области знания, эксплуатации «перформативного» эффекта герменевтики Писания в моральных и политических науках. Обращение к проблеме эпистемологического статуса библейского' текста в раннее Новое время именно в этой перспективе позволяет с новых позиций подойти к целому ряду ключевых явлений истории гуманитарных наук этой эпохи, таких как рождение метода в науках об историческом опыте и науках о тексте, возникновение первых проектов универсальной герменевтики, проблематизация статуса исторического аргумента в различных изводах рациональной этики и mathesis política.

Просвещения, прежде всего, Р. Декарта (JI. Мейер, С. Марезий, Л. ван Вельтхейзен, Р. Фогельзанг); 4) трактаты, в которых предметом рефлексии становится значение священной истории и этического учения, содержащегося в Писании, для политической науки (П. Боссюэ, Дж. Локк, Б. Спиноза); 5) специфическая группа текстов, генетически связанных с трактатом Исаака ла Пейрера «Преадамиты», отражающих эволюцию - от экзегетической гипотезы к мысленному эксперименту - способов рассуждения об «абсолютном начале» (в логическом или историческом смысле) человеческого общества (Т. Гоббс, нидерландские картезианцы, Дж. Вико); 6) корпус исторических и экзегетических текстов патриарха нововременного естествознания - Исаака Ньютона, его последователей и оппонентов, в которых мы можем наблюдать контаминацию методологических принципов наук о природе, с одной стороны, и наук о тексте и историческом мире - с другой.

Цель работы: на материале широкого спектра ранненововременных источников эксплицировать потенциал проблемы достоверности в библейской герменевтике для гуманитарной эпистемологии in weitestem Sinne, как сказал бы Эрих

Ауэрбах, то есть для решения вопроса о том, как возможно достоверное познание социально-исторического мира.

Задачи исследования. Достижение цели исследования предполагает решение ряда взаимосвязанных задач: - анализ «топоса о Священном Писании» (locus de Sacra Scriptura) и концепции «принципа Писания» (Schriftprinzip) как аподиктического основания богословия (autopiston, indemonstrabile) в протестантской догматической литературе;

- анализ отношения ньютоновой «физики Писания» и традиционных натурфилософских интерпретаций священного текста (платонические толкования, традиция «Шестодневов»); исследование философских воззрений И. Ньютона в их полемическом контексте (дискуссии с деистами, метафизиками, натурфилософами-аристотеликами, скептиками);

Теоретическая и методологическая основа диссертационного исследования складывается из нескольких систематически связанных между собой элементов. В качестве отправной точки размышлений о природе ранненововременной герменевтики естественным образом выступает традиция философской герменевтики конца XIX - XX вв.,

11 представленная именами Вильгельма Дильтея и Ганса-Георга Гадамера.

Для Дильтея обращение к историческим прецедентам осмысления феномена понимания является необходимым этапом в процессе поиска нового основания наук об историческом опыте и эмансипации их от естественнонаучных идеалов объективности и беспредрассудочности познания. Историческое освещение той фундаментальной трансформации, которую Дильтей характеризует как формирование «естественной системы в науках о духе» позволяет, по мнению философа, открыть истоки проблемы «монометодологизма» в новоевропейской науке. Реализуемый нами подход к истории герменевтики находится в оппозиции к знаменитому принципу Вильгельма Дильтея, в соответствии с которым, во-первых, предметом теоретического интереса герменевтика может быть лишь с того момента, когда она официально возводится в ранг науки (поэтому за скобки пренебрежительно выносится вся католическая экзегеза), а во-вторых, условием sine qua поп превращения герменевтики в науку является обретение ею автономного статуса. Наша же позиция состоит в том, что именно отход от дисциплинарной матрицы как исходного исследовательского предрассудка может позволить рассмотреть функционирование созданные на территории герменевтики эпистемологические принципы в самых разных областях гуманитарного знания в раннее Новое время и - более того - именно это позволяет нам поставить под вопрос релевантность дисциплинарной перспективы для эпохе накануне и во время Научной революции.

В самом общем смысле, философская герменевтика Гадамера представляет собой попытку согласовать хайдеггеровскую герменевтику фактичности» с классической герменевтикой, выдвигающей на первый план значение традиции. Традиция, содержащаяся в языке, образует для Гадамера предпосылку понимания, Verstehensapriori, как сказал бы К.-О. Апель, -следовательно, хайдеггеровская аналитика Dasein должна быть дополнена герменевтикой традиции. Обращение к истории ранненововременной герменевтики и риторики мотивировано для Гадамера стремлением найти «по ту сторону» Просвещения такой опыт историчности, который мог бы стать востребован в ситуации после критики Хайдеггером оснований новоевропейского рационализма. В то же время, построение генеалогии рационалистической метафизики могло бы позволить, согласно Гадамеру, подвести под философскую герменевтику новый онтологический фундамент9. Прекрасно отдавая себе отчет в несоизмеримости проекта философской герменевтики с целями нашего исследования, мы предполагаем, однако, сохранить в своем методологическом арсенале одно из важнейших ее исторических открытий - экспликацию связи герменевтического искусства с науками о социальном поведении: риторикой, диалектикой, этикой, эстетикой вкуса.

9 Гадамер: «вопрос о том, каким образом герменевтика, освободившись от онтологических затруднений, связанных с принятым наукой понятием объективности, может удовлетворить требованиям историчности понимания». «Принятие существенной предрассудочности всякого понимания». нововременной структуры дисциплинарного поля на ситуацию накануне и во время Научной революции.

Наконец, при анализе политических импликаций библейской герменевтики и исследовании взаимоотношений библейской истории с другими моделями истории мы будем обращаться к истории риторики в той ее версии, которая была анонсирована американской исследовательницей Нэнси С. Стрьювер в 1970-х гг. и приобрела законченную форму в более поздних ее текстах, прежде всего в фундаментальной монографии 2009 г. «Риторика, модальность, модерность» (Rhetoric, Modality, Modernity). История риторики - не только историографический проект; центральная для Стрьювер идея «модальной риторики» как инструмента реконструкции «риторических наук» Барокко возникла на пересечении прагматизма и раннего Хайдеггера. Необходимость в обращении к текстам Стрьювер и апробированным в них методологическим принципам мотивирована тем, что именно история риторики дает инструментарий для описания той модели истории, которая в раннее Новое время систематически противополагается Священной истории, а именно той, которую по подобию Realpolitik можно было бы назвать Realgeschichte - модели, которая возникает в лоне прагматической историографии и политической мысли Чинквеченто.

Основные положения диссертации, выносимые на защиту:

2. Обширный круг литературы, исключенный из исследовательского горизонта в силу методологических и философских презумпций - кальвинистские догматические и полемические трактаты, гетеродоксальные экзегетические сочинения XVII - XVIII вв. («Преадамиты» И. Ла Пейрера, «Священная теория Земли» У. Уистона) - обладает значительным потенциалом для исследования вопроса об эпистемологических принципах интерпретации текста и об отношении истории и логики. Прежде всего, именно в дискуссиях об авторитете Писания между католиками и протестантами возник целый ряд технических терминов, заимствованных из философии и умозрительных наук, -терминов, эпистемологические импликации которых от полемического употребления стерлись, но позднее вновь обрели актуальность в великих спорах XVII столетия об основаниях достоверности в гуманитарных науках («аутопистия», сегй1ис1о ЫЬНса, регерюийаБ). Далее, именно в этих полемиках сформировалась парадоксальная констелляция принципов достоверности, в аристотелевской эпистемологии жестко отделенных друг от друга: аподейксиса и диалектики. Благодаря этой контаминации эпистемологических принципов сделалось возможным создание в трудах .протестантских библеистов (М. Флаций, экзегеты-рамисты) логической конструкции истории.

4. Одним из наиболее значимых событий в истории трансформаций эпистемологического статуса библейского текста стал «картезианский поворот»: в последней четверти XVII в. появляется целая серия текстов, претендующих на то, чтобы утвердить интерпретацию библейского текста на картезианском «несокрушимом фундаменте»: это труды JI. ван Вельтхейзена, JI. Мейера, Р. Фогельзанга и ряда других. Эклектическая герменевтика этих авторов, представляющая собой действительно «парадоксальный» сплав из редуцированного картезианства, школьной риторики и замаскированных аксиом протестантской герменевтики, обнаруживает специфическую ущербность картезианской философии в отношении гуманитарных дисциплин.

5. Библейская герменевтика, проблематизирующая отношение между двумя видами достоверности - исторической (моральной) и аподиктической, - в раннее Новое время становится территорией экспериментов, имеющих целью «приручение контингентности», т. е. определение модальности рассуждения об универсуме человеческих действий и условий возможности рациональной науки о социально-историческом мире. Различие в представлениях об эпистемологическом статусе библейского текста и о возможности рациональной герменевтики порождают, как было показано в диссертации, различные решения апории mathesis política, т. е. вопроса о том, как возможно по новым стандартам научности, more geométrico, создать политическую науку, у таких авторов, как Б. Спиноза, Дж. Локк, Т. Гоббс и Дж. Вико.

6. Герменевтика должна была определить свое отношение не только к универсальному феномену понимания, не только к смежным дисциплинам и нарождающейся рациональной метафизике, но и к риторике как антистрофе философии. В библейской герменевтике проблема контингентности была поставлена в очень специфической перспективе. В протестантской экзегезе мы постоянно имеем дело со стремлением редуцировать историческое содержание к логическому или вовсе элиминировать тот элемент библейского текста, который обыкновенно именовался circumstanciae -контингентные обстоятельства, в которых разворачивается действие священной истории. Однако, как было показано в диссертации, именно негативное решение проблемы контингентности в библейской герменевтике позволило создать конструкцию «аисторической истории», возведенную в регулятивный принцип в одной из самых сложных и продуктивных из scientiarum civilium Барокко - «новой науке» Джамбаттисты Вико.

Апробация работы

Результаты проведенного исследования представлены в следующих публикациях автора:

Монография: совместно с Ю. В. Ивановой] Кроме Декарта: размышления о методе в интеллектуальной культуре Европы раннего Нового времени. Гуманитарные дисциплины. М.: Квадрига, 2011. - 302 с. Статьи:

Полемика о норме толкования и картезианском методе в библейской герменевтике XVII в.: Лодевейк Мейер и его критики // Полемическая культура и структура научного текста / Под ред. Ю. В. Ивановой. М.: ИД НИУ ВШЭ, 2012. С. 220 - 241 (в печати).

Критика «эгоцентрической» эпистемологии и когнитивное достоинство предрассудка: альтернативы картезианскому epoche у Дж. Вико и И. Ньютона // Субъективность и идентичность / Под ред. А. В. Михайловского. М.: ИД НИУ ВШЭ, 2012. С. 154 - 168 (в печати).

Physica sacra Исаака Ньютона в контексте трактатов о "теории Земли" // Гуманитарные исследования (ИГИТИ ГУ-ВШЭ). 2011. Вып. 2 (52). - 28 с. (эл. адрес публикации https://www.hse.ru/data/2011/04/22/1210967963/WP6201 l02ff.pdf) Соколов П. В. Апории реалистической герменевтики Джона Уиклифа // Вестник РУДН. № 1. 2011. С. 15-28.

Хрупкий авторитет диалектики": Роджер Бэкон против парижских аверроистов // Диалог со временем. Альманах интеллектуальной истории. Вып. 30. М.: УРСС, 2010. С. 59-69. совместно с Ю. В. Ивановой] Основные направления политической мысли и историографии Чинквеченто после Макьявелли и Гвиччардини // Гуманитарные исследования (ИГИТИ ГУ-ВШЭ). 2009. Вып. 8 (45). - 36 с. (эл. адрес публикации https://www.hse.ru/data/2010/05/05/1216432345/WP6200908.pdf)

Историографический обзор

До последних десятилетий XX в. история герменевтики присутствовала в европейском интеллектуальном горизонте преимущественно в двух аспектах: как раздел традиционной «истории догматов» и как историческое основание философской герменевтики. «Истористское» переосмысление ранненововрменной герменевтики было предпринято Дильтеем в ряде его сочинений - от «Воззрения на мир в эпоху Возрождения и Реформации» до «Возникновения герменевтики», а открытие философско-герменевтических потенций старопротестантского искусства толкования составляет заслугу Гадамера.

Вильгельм Дильтей недвусмысленно определял значение истории герменевтики для современного ему состояния наук о духе как основополагающее, именно в искусстве толкования предполагая ресурс радикального обновления исторических наук о духе.10 Масштаб проделанной им прежде всего в «Воззрении на мир и исследовании человека в эпоху Возрождения и Реформации» историографической и критической работы поражает воображение. Однако парадоксальным образом Дильтей сделался не только первооткрывателем, но, в каком-то смысле, и злым гением истории герменевтики. В трехтомном «Словаре основных понятий философии», изданном под редакцией Рудольфа Эйслера в 1927 г., статья «герменевтика» умещается в три строки; в этой статье упоминаются лишь три автора - Аристотель, Вильгельм Дильтей и

10 «Отправным пунктом величайшего значения для современного основания наук о духе является именно герменевтика. Поэтому я уделяю особое внимание ее истории Ведь герменевтика подготавливает мое собственное намерение дать подобное основоположение наук о духе» (Дильтей В. Воззрение на мир и исследование человека со времен Возрождения и Реформации http://vf.narod.ru/classik/dilthey/ocherk2/ocherk2.htm). ученик последнего Иоганн Вах11. В многочисленных изданиях словаря Брогкауза, историю которых проследил Гюнтер Шольц, список имен постепенно расширяется, но не в сторону ante, а в сторону post: упоминаются О. Ф. Больнов, Т. Литт, Э. Ротхаккер. В 1969 г. - задним числом включается, выступает из тени, образуемой титанической фигурой Дильтея, его главный герой Фридрих Шлейермахер, а также возникают в роли второстепенных, с неясным еще статусом фигур X.-Г. Гадамер и Э. Бетти. Авторитет Дильтея на долгие годы определил восприятие «дошлейермахеровской» эпохи в истории герменевтики: жесткие, почти авторитарные формулировки, перекочевавшие из «Герменевтической системы Шлейермахера.» в «Воззрение на мир в эпоху Возрождения и Реформации», исключили из пространства теоретического - или, шире, философского - осмысления не только вековую традицию католической экзегезы, но и чрезвычайно интенсивную в раннее Новое время теоретико-познавательную рефлексию о статусе герменевтики, об отношении ее к логике и к эпистемологическому идеалу ars critica. Под деспотическим влиянием Дильтея сформировалась своего рода нормативная генеалогия предтеч новой герменевтики, в каждом более позднем варианте прираставшая на одну персоналию: Августин, Флаций, Шлейермахер у самого Дильтея, Августин, Флаций, Шлейермахер и Дильтей у Г. Шпета и М.

Хайдеггера, Августин, Флаций, Шлейермахер, Дильтей и Хайдеггер

12 у Г.-Г. Гадамера . Аисторическое положение фигуры Дильтея, парадоксальное для энтузиаста «исторических наук о духе», в последние годы начинает пересматриваться. Так, Дени Туар,

11 Scholz G. Wilhelm Dilthey und die Entstehung der Hermeneutik//Hermeneutik, Methodenlehre, Exegese: Zur Theorie der Interpretation in der Frühen Neuzeit / Hg. von G. Frank und S. Meier-Oser. Stuttgart: Fromann-Holzboog, 2011. S. 472.

12 Thouard D. The Historiography of Hermeneutics: Some Reflections // Recent Contributions to Dilthey's Philosophy of the Human Sciences / Ed. by H.-U. Lessing, R. A. Makkreel, R. Pozzo. Stuttgart: Fromann-Holzboog, 2011. P. 246. известный историк дисциплин филолого-герменевтического цикла в раннее Новое время, показал зависимость Дильтея от сформировавшейся еще в XVIII столетии протестантской

13 историографии герменевтики . Тем не менее, любые, в том числе критические, направления в истории герменевтики - а равно и интерпретативных дисциплин в целом - должны обращаться именно к Дильтею, ведь любые реформы в гуманитарных дисциплинах начинаются, как известно, с ревизии классиков.

Наиболее полное изложение истории герменевтики содержится в трех трудах Дильтея: конкурсном сочинении 1860 г. «Герменевтическая система Шлейермахера в ее отличии от предшествующей протестантской герменевтики», сборнике статей «Воззрение на мир и исследование человека со времен Возрождения и Реформации» (1889-1904) и «Возникновении герменевтики» (1900), которое представляет собой исправленную и дополненную републикацию Preisschrift'a 1860 г. Раздел о старопротестантской герменевтике в первых двух текстах остался, впрочем, практически неизменным; в «Возникновении герменевтики» он был еще сокращен пропорционально размеру очерка. Таким образом, изменения объема оставляли неизменными пропорции: распределение внутритекстового пространства неизменно было таким, чтобы представить традиционную герменевтику лишь предварением философско-филологической герменевтики Шлейермахера. Помимо перечисленных выше сочинений, мы можем обнаружить своего рода сумму исторического развития герменевтики в «Набросках к критике исторического разума»:

13 Id. Wie Flacius zum ersten Hermeneutiker der Moderne wurde: Dilthey, Twesten, Schleiermacher und die Historiographie der Hermeneutik // Geschichte der Hermeneutik und die Methode der textinterpretierenden Disziplinen / Hg. von J. Schonert und F. Vollhardt. Berlin; N.-Y., 2005. S. 265 -279.

Герменевтика всегда отстаивала достоверность понимания в противовес историческому скептицизму и субъективистскому произволу. Сначала герменевтика вела борьбу против аллегорического истолкования, затем против тридентского скепсиса, отстаивая понимание Библии из нее самой и оправдывая учение протестантизма, а затем, несомненно, теоретически обосновывала в лице Шлегеля, Шлейермахера и Бека будущий прогресс филологических и исторических наук. В настоящее время герменевтика должна выразить свое отношение ко всеобщей теоретико-познавательной проблеме, показать возможность знания об историческом мире и найти средства к его осуществлению, фундаментальное значение понимания стало ясным; теперь же необходимо определить достижимую степень общезначимости понимания, начиная с логических форм понимания и двигаясь далее14.

В основе конструируемой Дильтеем модели истории герменевтики отчетливо выделяются два конститутивных момента: отсечение традиции, этого «примечательного», или, как передает русский переводчик, «странного» понятия (ein merkwürdiger Begriff), столетиями делавшего невозможным превращение герменевтики из экзегетического искусства в науку, и прогрессивная автономизация феномена понимания. Однако еще важнее для нас то, в какую конструкцию истории помещает Дильтей эту историко-герменевтическую часть. В соответствии с тем, что пишет сам автор «Воззрения на мир в эпоху Возрождения и Реформации», предметом истории не может быть смена метафизических систем; внимания заслуживают лишь «изменения в целостном человеке в его жизненности и действительности». В этой перспективе главным событием начала Нового времени становится возникновение «естественной системы» (с тремя главными ее частями - естественной теологией, естественным правом и естественной моралью). нДипьтей В. Наброски к критике исторического разума // Вопросы философии. №4. 1988. С. 473474.

Принципиально важно при этом, что «естественная система возникла методом абстракции, не осознававшей своего отношения к конкретной действительности человека, общества и истории». Для системы этой характерны «абстракция, недействительность, механическая бесчеловечность»; все эти свойства найдут свое отражение и в облике возникающей в это же время герменевтики, обусловив ее внутреннюю противоречивость. С одной стороны, первый шаг в превращении искусства толкования в органон универсальной способности понимания был сделан именно тогда в «Ключе Священного Писания» Матвея Флация Иллирийского (1567 г.): герменевтика была освобождена от власти Предания, и принцип герменевтической недостаточности Писания уступил место протестантскому завету «постигать Писание как единое целое, исходя из его тотальности». С другой стороны, однако, привязанность Флация и его современников к архаическому риторическому инструментарию и - прежде всего -господство логического метода воспрепятствовало этой герменевтике превратиться «из служанки догматики в органон истории», что стало бы исполнением ее подлинного назначения. Не гнезиолютеранин Флаций, а социниане и ремонстранты, провозгласившие разум верховным критерием толкования (norma expositionis), ближе всего подошли к освобождению герменевтики от гнета догмы, в которую для протестантской герменевтики, как показал еще Ришар Симон в своей критике Флация, превратился сам ее господствующий принцип - sacra scriptura sui ipsius interpres. Однако рациональный принцип сам по себе был бы недостаточен, необходим был переход от «абстрактно-логического» понимания единства Писания, свойственного протестантской догматике, к осознанию исторической относительности библейского канона. Это могло быть достигнуто лишь с развитием библейской критики. До конца XVIII в. историчность (Geschichtlichkeit), согласно Дильтею, не мыслилась вовсе - одинокая фигура Иоганна Мартина Хладениуса высится посреди этой бесплодной логической пустыни. «Отцом исторической школы» провозглашается Зигмунид Якоб Баумгартен, выступивший посредником между «свободным от духа системы» (systemfrei) английским эмпиризмом и немецким контекстом. Иоганн Шломо Землер, Иоганн Давид Михаэлис и Иоганн Август Эрнести, следуя по стопам Баумгартена, впервые отказались от протестантского догматического принципа единства Писания, предложив рассматривать библейский текст как гетерогенное и исторически изменчивое целое. Таким образом, текст был осознан как «жизненное единство», а библейский канон наделен статусом исторического свидетельства.

Мы могли убедиться в том, каким важным фактором, направляющим размышления Дильтея, является неприязнь к системе - даже Шлейермахера Дильтей в молодые годы обвинял в излишней «склонности к логическим конструкциям» (Neigung zur logischen Konstruktion). Этот ученик Ранке и Дройзена с таким подозрением и такой неприязнью относился к любым формам рационализма, что инициированное им искусственное рассечение ранненовоременной герменевтики на архаичную логическую и перспективную - историко-риторическую части на долгое время сделало более взвешенное отношение к этому материалу затруднительным. Критика протестантской логической герменевтики предваряет расправу над главным врагом - Христианом Вольфом, которому посвящены наиболее полемически острые пассажи «Введения в герменевтику». Редукционизм Дильтея имеет своим основанием общие принципы его философии, ведь понятие системы, подчинение исторического и риторического толкования логическим принципам суть для него формы рационального догматизма, который «критика исторического разума» была призвана преодолеть. Логическая экипировка ранненововременных трактатов, подобных «Ключу» Флация, мыслилась им поэтому лишь как помеха на пути к основанию уже в XVIII в. историко-грамматической школы.

Знаменитый критик «иллюзорности исторического Просвещения», возвещенного Дильтеем, и, вместе с тем, артикулированной им модели истории герменевтики, Ганс-Георг Гадамер в «Истине и методе» (1960) отводит значительное место ранненововременному искусству толкования. Онтологизация понимания Хайдеггером должна приобрести историческое расширение, следовательно, аналитика Dasein должна быть дополнена герменевтикой традиции. В противоположность Шлейермахеру и Дильтею Гадамер отказался считать освобождение герменевтики от догматических предвзятостей кульминационным пунктом ее истории. На роль подобного поворотного события может претендовать, по мнению философа, не освобождение герменевтики от догматических пут, а изменение ее природы - нормативность классической или библейской древности перестает быть «предпосылкой герменевтической задачи», и возникает осознание того, что «опыт чуждости и возможность недоразумения универсальны». Для Гадамера обращение к истории раннонововременной герменевтики -топике Джамбаттисты Вико, эстетике вкуса Шефтсбери и кембриджских неоплатоников - оказывается одним из существенных моментов его собственного герменевтического проекта. Возвращение философской герменевтики к ее историческим прообразам и истокам способно, согласно Гадамеру, напомнить ей о ее связи с практическим разумом и существенной историчностью человеческого существования: обратившись к собственной истории, герменевтика может обогатиться категориями здравого смысла и аристотелевского фронесиса, заново открыть потенциал римской риторики и гуманистической историографии. Парадоксальность конструкции истории герменевтики у Гадамера его критики усматривают прежде всего в амбивалентности его исходной претензии соединить философскую герменевтику в духе Хайдеггера с историей традиционной герменевтики. Превращение ранненововременной герменевтики в исток и предварение то ли «Введения в науки о духе», то ли «Истины и метода» имело печальные следствия для ее истории -так, в классической Storia dell'ermeneutica Маурицо Феррариса (1988 г.) интерпретативным дисциплинам раннего Нового времени посвящено двадцать страниц из 44715. Переосмысление сложившейся нормативной модели истории герменевтики было связано прежде всего с возрождением интереса к эпистемологии и теории науки Возрождения и Барокко.

Новые возможности для исследования ранненововременной герменевтики были открыты благодаря реабилитации принципа системы, отвергнутого, как мы видели выше, и Дильтеем, и Гадамером. В. Шмидт-Биггеманн, опубликовавший в 1983 г. программную монографию под титулом «Topica universalis», именно в открытии понятия системы (Systembegriff) усматривал главное достижение науки раннего Нового времени. Отправной точкой рассуждений Шмидта-Биггеманна становится констатация

15 Ferraris М. Storia delFermeneutica. Milano, 2008. P. 12 - 22. Другие примеры см. в: Vollhardt F. Einleitung // Geschichte der Hermeneutik und die Methode der textinterpretierenden Disziplinen / Hg. von J. Schonert und F. Vollhardt. Berlin; N.-Y., 2005. S. 9. проблематического статуса «объектов» исторических изысканий гуманистических авторов. По мнению немецкого исследователя, в роли структурирующих принципов аморфной предметной области исторического знания использовались особого рода «конституэнты» -Leitfossilien, Leitmodelle, Leitbilder, Leitbegriffe16. В качестве таковых выступили риторические топосы - поэтому гуманитарные науки, еще не имеющие четкого представления о собственном предмете и методе, начались с топики. Революционная роль в открытии топики отводится нидерландскому гуманисту Рудольфу Агриколе, автору трактата «О диалектическом нахождении» (De inventione dialectica, 1479 г.; изд. в 1515 г.). Счастливой находкой Аргиколы стала контаминация элементов логики и риторики и предметная спецификации топосов, позволившая в каждой дисциплине учредить собственные «главы метода». Именно в прививке гуманистического идеала риторики (vir universalis Цицерона) к формалистической науке поздней схоластики

17 состояло значение «диалектики» Аргиколы . Благодаря этой прививке произошел обмен свойств между аргументами, являющимися традиционно достоянием риторики, и понятиями, составляющими основное содержание схоластической науки: первые обрели коммуникативный потенциал, а вторые - формальную строгость и систематическое значение. Вслед за этим в недрах тяготеющей к энциклопедической форме и претендующей на универсализм ренессансной модели науки сформировались критерии, позволившие ей приобрести подлинно систематическую форму. Эти критерии были сформулированы Петром Рамусом в форме трех

16 Schmidt-Biggemann W. Topica universalis. Eine Modellgeschichte humanistischer und barocker Wissenschaft. Hamburg, 1983. S. 2.

17 Er verband in den Dialektischen Inventionen der Rhetorik der italienischen Renaissance, die sich auf das ciceronische Bildungsideal des Redners stützte, mit der spatmittelalterlichen Logik, einer weit ausgebauten, feinnervigen Wissenschaft miteinem sehr formalisierten wissenschaftlichen Apparat (Ibid. S. 4). законов: lex de omni, lex per se и lex de universali, т. е. закона необходимости, однородности и «кафоличности» аксиом18. Тот же Рамус выдвигает идею единого метода, сообщающего зданию ренессансной науки необходимую завершенность и цельность. Восстановление в правах понятия системы открыло новые возможности для исследования тех аспектов ранненововременной науки - а тем самым и библейской герменевтики как ее части, - на которые ранее было как бы негласно наложено veto. Теоретическая -то есть прежде всего эпистемологическая - рефлексия, сопровождавшая развитие интерпретативных дисциплин на протяжении всего ранненововременного этапа их истории, сделалась вполне легитимным предметом исследования19.

Вполне закономерным представляется поэтому то обстоятельство, что десятилетием позднее, в 1990-е гг. в историографии герменевтики появилось и сразу же завербовало многочисленных сторонников новое направление, провозгласившее отказ от редукционистских установок «исторических наук о духе» и «философской герменевтики» и поставившее своей целью открытие «логического потенциала» hermeneutica generalis Просвещения. Своего рода манифестом этого направления стал сборник «Несвоевременная герменевтика» (Unzeitgemäße Hermeneutik), вышедший под редакцией Алекса Бюлера в 1994 году. Дальнейшую разработку этот подход получил в исследованиях Луца Даннеберга,

18 «In arte nihil esto (ait Aristoteles) nisi omnino necessarioque verum, nisi homogeneum, totiusque artis naturale & essentiale documentum: nisi proprium et reciprocum» (Petrus Ramus. Scholae in liberales artes. Basle: E. Episcopus & Nicolai F., 1569. P. 827). Подробнее о смысле этих законов см.: Кроме Декарта. С. 204.

19 Напомним, что Гадамер, по его собственным словам, рассматривал ранненововременную «теорию интерпретации» как простое «научение искусству», по подобию поэтики или нормативной риторики (Гадамер Г.-Г. Истина и метод. Основы философской герменевтики. М.: Прогресс, 1980. С. 225 - 226). См. также: Герменевтика была чисто вспомогательной дисциплиной, каноном правил обращения с текстом.

Оливера Шольца, Луиджи Катальди Мадонны, Раймунда Сдзуя, Дени Туара.

Критики классической (т. е. освященной авторитетом Дильтея и Гадамера) модели истории герменевтики, поставившие себе целью «открыть доселе лежащий во тьме континент герменевтики»20, указывают на то, что и Дильтей, и Гадамер выделяли теологическую сторону ранненововременной герменевтики в ущерб логической21. Однако не менее важной, чем обоснование догматического единства канона, целью, которую ставили перед собой авторы таких текстов, как «Ключ к Священному Писанию» или «Священная герменевтика», были, с одной стороны, экспликация логической структуры текста (analysis как коррелят genesis), а с другой, создание логической конструкции истории (конструирование истории methodo synthetica). В своей логической части «универсальная герменевтика» была укоренена в общей теории познания - в форме реформированной аристотелевской эпистемологии, как у Даннхауэра, или адаптированной картезианской, как у Клауберга; в частности, она включала в себя довольно развитую теорию суждения (judicium), элементы которой, по мнению Д. Туара, мы можем обнаружить в философской традиции вплоть до Канта. Ирония этого «логического поворота» в герменевтике заключается в том, что традиционно именно герменевтика воспринималась как альтернатива аисторической и фаворизирующей логический анализ аналитической философии. Таким образом, возникновение этого направления можно рассматривать как своего рода «подкоп» под исторические основания философской герменевтики.

20 Vollhardt F. Op. cit. S. 9.

ThouardD. The Historiography of Hermeneutics. P. 242.

Одновременно с возвращением в поле исследовательского интереса логического измерения герменевтики по-новому начинает мыслиться и философское достоинство ранненововременной филологии - дисциплины, связь которой с герменевтикой очевидна сама по себе. Это событие также непосредственно связано с переосмыслением отношений естественных наук и гуманитарного

22 знания в XVII - XVIII вв. Энтони Графтон в целом ряде работ опровергает доминирующее в исследовательской литературе мнение, согласно которому в гуманитарном знании, начиная с 1600 г. не происходит ничего существенного (за некоторым исключением, например, Р. Бентли и Р. Симона). Новое «Возрождение» в этой сфере начинается только после Французской революции, когда в лоне романтического движения появляются такие фигуры, как Ф. Шлейермахер, А. Бек, Ф. Люке и др. XVII столетие представляет собой эпоху триумфа естественных наук и рационалистической метафизики, вытеснивших эрудитские studia humanitatis на периферию. Парадигматические монографии по истории науки эпохи Возрождения и Просвещения, принадлежащие перу Роберта Мандру и Роберта Болгара, исходят именно из этой установки.

Главное заблуждение классической истории науки, по мнению Графтона, состоит в том, что она упускает из вида влияния филолого-герменевтических дисциплин, сформированных ими эпистемологических принципов и методологических моделей на естественные и точные науки (new science, как называет их Графтон).

22 Grafton A. Defenders of the Text: The Tradition of Scholarship in an Age of Science, 1450-1800. Harvard: Harvard University Press, 1994; Id. The Identities of History in Early Modern Europe: Prelude to a Study pf the Artes historicae // Historia: Empiricism and Erudition in Early Modern Europe / Ed. by G. Pomata and N. Siraisi. Cambridge; L.: MIT Press, 2005; Id. What was History? The Art of History in Early Modern Europe. Cambridge: Cambridge University Press, 2007.

23 Mandrou R. From Humanism to Science, 1480-1700. Hassocks: Harvester Press, 1979; Bolgar R. R. The Classical Heritage and Its Beneficiaries. Cambridge: Cambridge University Press, 1973.

Графтон пытается показать, что между «эрудитскими» филологическими и историческими - методами гуманистов и аппаратом science раннего Нового времени существует тесная связь, причем связь, предполагающая симметрию отношений и взаимность концептуальных и фактологических заимствований. Сама композиция известной книги Графтона - «Defenders of text» - призвана проиллюстрировать этот тезис. Название почти каждого очерка - это имя гуманиста, известного филологическими открытиями, в соединении с названием какой-либо естественной науки -космологии, физики и других - на которую он сам или его «гуманитарные» достижения оказали влияние.

Таким образом, Графтон стремится показать, что отношения гуманитарных и естественных наук в раннее Новое время, точно так же как отношения гуманитарных наук и метафизики, не могут мыслиться по модели механической рецепции или интервенции. Прежде всего потому, что в научной литературе этого времени дисциплины и проблемные поля, которые для нововременного научного мышления представляются радикально несоизмеримыми и лежащими в разных плоскостях, образуют непрерывный континуум. Уже в начале 1980-х гг. после «открытия» Р. Вестфаллом богословских и исторических рукописей Ньютона вопрос о вкладе гуманитарных дисциплин в событие Научной Революции вполне естественным образом оказался на повестке дня24. На наш взгляд, правильнее всего было бы описать отношения между гуманитарными и естественными науками как взаимное «узнавание». Так, некоторые базовые понятия натурфилософского языка Исаака Ньютона и язык

24 West/all R. S. Never at Rest: a Biography of Isaac Newton. Cambridge, 1983. его экзегезы обнаруживают удивительную близость25; верно и обратное: категориальный аппарат философии и естественных наук зачастую выступает своего рода несобственным языком гуманитарных дисциплин.

Рассмотренные нами направления в истории studia humanitatis, выросшие из критики философской герменевтики, с одной стороны, и классической позитивистской модели истории науки - с другой, сводятся, однако, лишь к критике различных форм редукционизма и попыткам прояснения структуры дисциплинарного поля, в которой герменевтика, как Fachwissenschaft, должна быть расположена. Таким образом, мы имеем дело здесь лишь с позитивистской критикой, апеллирующей к несоизмеримости определенного философского инструментария - в данном случае, инструментария философской герменевтики, - эмпирическому материалу.

Действительно радикальной новацией в исследовании наук о языке, тексте и истории стало появление работ о ренессансной и барочной историографии, созданных в русле «новой истории риторики» Н. С. Стрьювер. «Новая история риторики» возникла в начале 1970-х гг. на пересечении целого ряда тенденций. Прежде всего, по словам самой Стрьювер, стимулом для этого стала «недавно произошедшая смена моды» (recent change in fashion), т. е. переосмысление отношения философии и риторики в промежуточных между структурализмом и постструктурализмом текстах Ролана Барта (разделение в 1967 г. стурктурализма как науки и структурализма как

25 Тезис о единстве метода в библейской герменевтике и исследовании природы у И. Ньютона сделался уже общем местом в работах об этом эпониме нововременной механики . См. об этом: Mamiam М. Introduzione. La scienza esatta delle profezie Ц Newton 1. Trattato sull'Apocalisse. Torino: Bollati Boringheri, 1994. Р. VII - XLIV; Popkin R H. Newton as Bible Scholar // Essays on Contest, Nature and Influence of Isaac Newton's Theology / Eds. J. E. Force, R. H. Popkin. Dodrecht; Kluwer, 1990; Id. Newton's Biblical Theology and his Theological Physics // Newton's scientific and philosophical legacy / Eds. Р. B. Scheurer, G. Debrock. Dordrecht: Kluwer, 1988. P. 81 - 97. риторики). Однако, говоря о риторике, Н. Стрьювер не просто следует «новомодным веяниям», как, по-видимому, склонен был полагать Карло Гинзбург. Прежде всего, «риторический поворот» в исследовании гуманистической и барочной литературы должен быть помещен в контекст тенденций, имевших место во вполне академической ренессансистике: именно в 1960-х - 1970-х гг. Пауль Оскар Кристеллер указывает на возвращение общественно-политических функций риторике в гуманистической культуре как на один из ключевых моментов в истории Ренессанса. Несколько позднее в работах таких оппонентов Кембриджской школы истории понятий,

26 как Виктория Кан и Шел дон Волин , центр тяжести в работе с ренессансными политическими текстами смещается к анализу языка, аргументатитвных структур и прагматических импликаций политического дискурса. Именно такой способ работы с текстами политических авторов Барокко - в первую очередь, Джамбаттисты Вико и Томаса Гоббса - позволил Стьювер в программной работе 1970-го г. «Язык истории в эпоху Возрождения» (Language of History in the Renaissance) объявить радикальной новацией этих авторов смещение модальности рассуждения о согщально-историческом мире. В противоположность апологетам нормативистской гуманистической риторики и протестантским богословам-догматистам, подчинившим библейскую историю априористским логическим конструкциям, такие авторы, как Вико, начали видеть свой предмет «не как историческую константу, но как одну из многих в целой палитре разных возможностей выбора, из которых гуманисты вполне сознательно ткали сеть решений и мотивов действий - так их историческое сознание и историографические свершения обретали

26 Kahn V A. Machiavellian Rhetoric: From the Counter-Reformation to Milton. Princeton: Princeton University Press, 1994. форму, плотность и силу» . Инструментом работы с такими текстами призвана стать, по мнению американской исследовательницы, модальная риторика, которая может быть представлена как своего рода дополнение к модальной логике28. Философским ресурсом, к которому апеллирует Н. Стрьювер, оказывается не философская герменевтика, а прагматизм в духе «Fixation of Beliefs» Чарльза Пирса.

Но не только: вновь, как и в случае Гадам ера, обращение к опыту риторики раннего Нового времени оказывается мотивировано

Хайдеггером . В лекциях летнего семестра 1924 г. «Основные понятия философии Аристотеля» Хайдеггер обращается к тексту «Риторики» Аристотеля, чтобы истолковать и заново осмыслить важнейшие понятия всех философских дисциплин: метафизики, физики, политики, этики. По Хайдеггеру, в политическом дискурсе греческой жизни главное место принадлежало риторике -дисциплине, которая этот дискурс изучала и упорядочивала. В мире «человека как политического животного, наделенного языком», там, где язык - это способ осуществления политической дееспособности и способ политического действия, риторика - это «фундаментальная герменевтика временности совместного существования». Риторика освещает область Dasein, бытия-в-мире, специфической историчности

27 Not as a historical constant, but as thread of possibility, a strand of choice which the humanists selfconsciously exploited in the web of assumption and motive which gives shape, density and strength to their historical consciousness and historiographical achievement. Uht. no: Ward J. O. Rhetoric: Disciplina or Epistemology? Nancy Struever and Writing the History of Medieval and Renaissance Rhetoric // Perspectives on Early Modern and Modern Intellectual History: Essays in honor of Nancy S.

Struever /ed. by J. Marino and M. Schilt. Rochester: University of Rochester Press, 2001. P. 347.

Modal logics may define structures of validity, inferential sequences; modal rhetorics deal in patterns of use (Struever N. S. Rhetoric, Modality, Modernity. Chicago: The University of Chicago Press, 2009. P.

9).

Ward J. O. Rhetoric: Disciplina or Epistemology? Nancy Struever and Writing the History of Medieval and Renaissance Rhetoric // Perspectives on Early Modern and Modern Intellectual History: Essays in honor of Nancy S. Struever /ed. by J. Marino and M. Schilt. Rochester: University of Rochester Press, 2001. P. 350. существования. Высшая задача обновленной риторики, необходимость которой для Стрьювер очевидна, видится в том, чтобы заново отвоевать для философии то, что греки отдали риторике, разделив философию как область чистого и абстрактного и риторику как область низшего - смутного и релятивистского. И философская герменевтика, и «новая история риторики», вдохновляемая Хайдеггером с одной стороны и Пирсом - с другой, ищут у ранненововременных оппонентов Просвещения альтернативное нововременному представление о практическом разуме. Показательны в связи с этим слова Гадамера о здравом смысле у Вико и Шефтсбери: «Может быть, у него, строго говоря, нет метода, но скорее некоторый способ действования». Эти слова о «способе действия» не могут не вызвать в памяти habits of action Пирса - категорию, регулярно используемую американской исследовательницей для характеристики риторической науки раннего Нового времени.

По мнению Стрьювер, обращение к ранненововременным наукам о социальном мире дает нам возможность увидеть упущенные возможности Модерна. В литературе раннего Просвещения мы находим целый ряд очень разных, но в то же время постоянно пересекающихся и образующих между собою причудливые (подлинно барочные) синтезы способов мыслить scientia civilis, т. е. науку о социально-историческом мире. Основной вопрос этих дискуссий можно было бы сформулировать следующим образом: как создать науку об объектах, которые бесконечны по числу, индивидуальны и, изменяясь во времени, никогда не равны себе? Аристотелевскую апорию res singularis и аристотелевский же запрет на науку об акциденциях пытаются обойти самыми разными путями - от дискредитации самого понятия аподиктической науки до обоснования особой «логики контингентного». В таких разных по времени и по декларируемым целям явлениях интеллектуальной культуры раннего Нового времени, как «прагматическая историография» Чинквеченто, риторика Лоренцо Баллы, «естественная диалектика» Петра Рамуса, «гражданская наука» Джамбаттисты Вико Стрьювер усматривает общее основание - это поиск науки о контингентном, возможность которой связывается с восстановлением на новых основаниях единства ratio и oratio. Эта обновленная риторика предстает как герменевтика политических действий30.

Кульминации эта тенденция достигает у таких авторов, как Никколо Макиавелли, путеводительствующих читателя своих сочинений по «возможным мирам» (adjacent worlds) политического рассуждения. Главная цель этой «новой риторики» - не выработка позитивной этико-политической программы, а формирование навыка успешно действовать в постоянно меняющихся контекстах, определяемых свободным выбором акторов социально-политической жизни. Позднее, уже в XVII столетии под эту риторическую науку о контингентном теоретиками барочной эпистемологии, среди которых можно упомянуть М. Перегрини, Э. Тезауро и Дж. Вико, был подведен мощный фундамент. Как показал Дж. Гуч, традиционная ренессанская топика, хорошо знакомая нам по исследованиям Уолтера Онга и Френсис Йейтс, в XVII в. преобразуется, посредством нового «риторического» прочтения Аристотеля, в методологический базис политической науки. Переосмысливая ренессансную логико-методологическую традицию и предлагая новое, риторическое прочтение Аристотеля, барочные критики рационализма формируют

30 And rhetoric as hermeneutic, as a specific, traditional contribution to understanding civil interests, tasks, performances, carried in texts, signs, deeply engages modality as primary quality of civil experience (Struever N. S. Loc. cit.). богатейший инструментарий для анализа политических действий и мотивов социального поведения.

Однако с победой рационалистической метафизики и естественнонаучной модели знания заложенные в ранненововременной «риторике контингентного» возможности оказались невостребованными на несколько столетий. Как неоднократно подчеркивали апологеты «новой риторики» уже в XX в., - например, Ж. Женетт - одним из центральных «трагических» моментов в истории риторики стало вытеснение ее литературной критикой в XIX - XX вв.; однако этому событию предшествовала дискредитация риторики в рационалистической науке просвещения. Риторическая традиция должна была умереть, чтобы Новое время могло начаться: с первых своих шагов Новое время «отдавало предпочтение порядку, проверяемой достоверности и ясности понятий»31, в то время как риторике по нововременным стандартам «недоставало объяснительного потенциала». Таким образом, риторическая наука «мятежных мыслителей» (secessionist thinkers) Барокко, таких как Вико или Гоббс, сама являет собой лишь одну из скрытых возможностей в нововременном научном мышлении32.

Герменевтика должна была определить свое отношение не только к универсальному феномену понимания, не только к смежным дисциплинам и нарождающейся рациональной метафизике, но и к риторике как антистрофе философии. В библейской герменевтике проблема контингентности была поставлена в очень специфической перспективе. В протестантской экзегезе мы постоянно имеем дело со стремлением редуцировать историческое содержание к логическому

31 Hobbes С. Rhetoric on the Margins of Modernity : Vico, Condillac, Monoboddo. Carbondale: Southern Illinois U.P., 2002.

32 Simply possibility in modern inquiry (Struever N S. Op. cit. P. 9. или вовсе элиминировать тот элемент библейского текста, который обыкновенно именовался circumstanciae - контингентные обстоятельства, в которых разворачивается действие священной истории. Наиболее репрезентативные проявления этой тенденции -апоретика res singularis у Флация, отождествление синтетического метода в логике и метода исторического, разделение Писания на рациональную этическую и непостижимую историческую часть у Спинозы и Локка - будут рассмотрены нами ниже. Однако, как мы надеемся показать, именно негативное решение проблемы контингентности в библейской герменевтике позволило создать конструкцию «аисторической истории», возведенную в регулятивный принцип в одной из самых сложных и продуктивных из scientiae civiles Барокко - «новой науке» Джамбаттисты Вико.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Проблема достоверности в библейской герменевтике второй половины XVI - начала XVIII вв."

Заключение

Подведем итоги нашего исследования и кратко суммируем его основные результаты.

В соответствии с поставленными в диссертации целями и задчами нами была реконструирована эволюция эпистемологического статуса библейского текста в контексте истории философии и гуманитарных дисциплин.

В главе I проблема certitudo bíblica была помещена в контекст ранненововременных дискуссий об эпистемологическом статусе гуманитарного знания. Было показано, как в результате осуществившегося в этих дискуссиях радикального смещения границ между метафизикой и историей, логикой и риторикой, истиной и мнением в протестантской герменевтике осуществляется синтез двух видов достоверности, отделенных друг от друга еще Аристотелем: аподиктической (axioma anapodeikton у кальвинистских экзегетов) и диалектической (идея «топической герменевтики» у толкователей-рамистов). Основанный на этом синтезе проект построения систематического богословия ex sola scriptura имел следствием сращение истории и логики (methodus synthetica) и подчинение исторического материала (circimstanciae) априорной логической конструкции (idea integra) у таких авторов, как М. Флаций. Благодаря этой контаминации логики, истории и догматического богословия в протестантской герменевтике был выработан один из возможных вариантов решения проблемы cognitio singularium (познания единичынх вещей) и создан прецедент невозможной в пределах аристотелевской эпистемологии scientia de singularibus.

В главе II нами были рассмотрены предпринятые в середине

XVII в. попытки создания общей теории интерпретации на основе

222 неоаристотелевской логики - проекты универсальной герменевтики (hermeneutica universalis, hermeneutica generalis) И. К. Даннхауэра и И. Клауберга. Было продемонстрировано, что общая герменевтика Даннхауэра и Клауберга имеет своей предпосылкой идею универсальной и вневременной поэтики, каковая только и делает возможной систематическую интерпретацию текста. Кроме того, на примере «картезианской герменевтики» Лодевейка Мейера были исследованы формы рецепции картезианской философии в библейской экзегетике. Специфической особенностью рациональной герменевтики Мейера, обусловившей ее внутреннюю противоречивость и критическую уязвимость, было сочетание в ней очень масштабных эпистемологических притязаний (найти в искусствие толкования герменевтический аналог cogito и ясных и отчетливых идей, уравнять в правах математику и рациональную герменевтику) и весьма архаичного риторического инструментария, привлекаемого для осуществления этих притязаний.

Неудача экстраполяции картезианского метода на библейскую герменевтику вызвала к жизни альтернативные концепции достоверности - отождествление филологической аутентичности и принципа аподиктической достоверности у протестантских богословов, первенство philologia sacra перед теологией у Ж. Каппеля. Другим решением апории рациональной герменевтики стало произведенное Спинозой разделение текста Писания на историческую и этическую части: действие, создавшее условия возможности одновременно для учреждения библейской критики, стоящей на автономных эпистемологических основаниях, и обоснования независимой от теологии рациональной метафизики.

В главе III Священная история была рассмотрена как «антимодель» формирующейся в лоне прагматический историографии и политической философии Барокко Realgeschichte, выдвигающей на первый план категорию контингентности и произвольности действия. В качествие отправного пункта была рассмотрена «универсальная история» Ж. Б. Боссюэ, аккумулировавшая в себе общие места ранненововременной библейской политики. На этом фоне была проанализирована функция Писания в политике Дж. Локка: по Локку, «содержащееся в Писании Откровение» (Traditional Revelation) выступает необходимым социально-политическим «расширением» рациональной этики, расширением, делающим возможным нравственно-политическое просвещение большинства населения.

В «новой науке» Вико Священная история мыслится как сфера непосредственного действия Провидения, однородная разуму в его «явленности» (ragione spiegata) и, тем самым, исполняющая по отношению к истории профанной функцию регулятивного принципа. Аисторическая история, оксюморон, нелепость которого вызывала такое отторжение у критиков исторического разума и адептов философской герменевтики, легла в основу «Новой науки» - текста, с обращения к которому, по крайней мере, формально, началась «историческая школа». Различие форм теофании в истории у Вико -непосредственное действие Провидения в истории избранного народа и «хитрость Абсолютного Разума» в истории народов языческих -определяет различие модальности гражданской науки: в «мире наций» динамическое отношение occasio и electio к utilita и necessita порождает бесконечное и несистематическое разнообразие реакций и сценариев политического действия.

Обращение барочных политических теоретиков (Т. Гоббса, Дж. Вико) к «абсолютным началам» социальности, выдвижение на первый план изначально теологической категории естественного состояния позволил нам рассмотреть конструиремые ими scientiae civiles как экзегетическое - или, точнее, «антиэкзегетическое» - предприятие: как оригинальное и, разумеется, гетеродоксальное прочтение «Шестоднева». Чтобы сделать этот аспект барочных политических наук более явным, нами был проанализирован знаменитый трактат Исаака Jla Пейрера «Преадамиты». Несмотря на то, что рассуждение Гоббса о естественном состоянии представляет собой мысленный эксперимент, а не экзегетическую гипотезу, как у Ла Пейрера, этот мысленный эксперимент в своей структуре сохраняет некоторые элементы той герменевтической конструкции, к которой он генетически восходит: в частности, понимание легального состояния как пространства фикции или трактовка антропологических качеств «естественного человека» имеют очевидные параллели в «Преадамитах» Ла Пейрера, т. е. в сочинении теологическом. Эмансипация рассуждения о начале - своего рода «археологии» социально-политического мира - от библейского рассказа о начале человеческой истории создает предпосылки для открытия «неосвещенной» в классической антропологии стороны человека и создает пространство для риторической науки о контингентном.

В главе IV нами было показано, как в экзегетических и исторических сочинениях Исаака Ньютона, представителей его круга (У. Уистон, Т. Бернет), а также авторов, декларировавших свою приверженность ньютонианской модели науки (Дж. Толанд) происходит контаминация герменевтических, натурфилолофских и историографических принципов. Привлеченный нами материал позволил прийти к выводу о том, что подвижность дисциплинарных границ в раннее Новое время делает бессмысленным привычное представление об интервенции методологии естественных наук в сферу наук гуманитарных как учредительном акте нововременной истории науки. Именно поэтому любая попытка выстроить иерархию в дисциплинарном поле раннего Нового времени обречена на провал: исходная эпистемическая установка, направляющая как естественнонаучные, так и гуманитарные (филолого-герменевтические) исследования, не принадлежит исключительно ни тем, ни другим.

Список научной литературыСоколов, Павел Валерьевич, диссертация по теме "История философии"

1. Аверинцев С.С. Авторство и авторитет // Историческая поэтика. Литературные эпохи и типы художественного сознания. М.: "Наследие", 1994. С. 105 - 125.

2. Аверинцев С.С. Историческая подвижность категории жанра: опыт периодизации // Историческая поэтика. Итоги и перспективы изучения. М.: "Наследие", 1986. С. 104-116.

3. Аверинцев С.С. Риторика как подход к обобщению действительности // Риторика и истоки европейской литературной традиции. М.: Школа "Языки русской культуры", 1996. С. 158 190.

4. Аверинцев С.С., Андреев М.Л., Гаспаров М.Л., Гринцер П.А., Михайлов A.B. Категории поэтики в смене литературных эпох // Там же. С. 3 38.

5. Вико Дж. Основания новой науки об общей природе наций / Пер. с итал. А. А. Губера. М.; Киев, 1994.

6. Гадамер Г.Г. Истина и метод. М.:"Прогресс", 1988. -696 с.

7. Гадамер Г.-Г. Риторика и герменевтика // Его же. Актуальность прекрасного. М.: Искусство, 1991. С. 203 -206.

8. Гарфинкель Г. Парсонс для начинающих. Для применения Ad Нос. Глава 4. «Адекватные» описания социальных структур // Социологическое обозрение. Т. 10. № 1-2. С. 142-146.

9. Гоббс Т. Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского / пер. с англ. А. Н. Гутермана // Гоббс Т. Сочинения. Т 2. М.: Мысль. 1991.

10. Иванова Ю. В., Соколов П. В. Основные направления политической мысли и историографии Чинквеченто после Макьявелли и Гвиччардини // Гуманитарныеисследования (ИГИТИ ГУ-ВШЭ). 2009. Вып. 8 (45). -36 с.

11. Компаньон А. Демон теории. Литература и здравый смысл / пер. с франц. С.Н. Зенкина. М., 2001.

12. Культура интерпретации до начала Нового времени / Отв. ред. Ю. В. Иванова, А. М. Руткевич. М.: ИД ГУ ВШЭ, 2009.-463 с.

13. Лезов C.B. История и герменевтика в изучении Нового Завета. М.: "Восточная литература", 1996. 375 с.21 .Локк Дж. Рассуждение о чудесах // Он же. Сочинения в трех томах: Т. 3. М.: Мысль, 1988.

14. Локк Дж. Опыты о законе природы // Он же. Сочинения в трех томах: Т. 3.- М.: Мысль, 1988.

15. Локк Дж. Опыт о человеческом разумении // Он же. Сочинения: В 3-х т. Т. 1 / Под ред. И. С. Нарского. М.: Мысль, 1985.

16. Мейнеке Ф. Возникновение историзма. М.: РОССПЭН, 2004.

17. Михайлов A.B. Поэтика барокко: завершениериторической эпохи // Историческая поэтика.229

18. Соколов П. В. Апории реалистической герменевтики Джона Уиклифа // Вестник РУДН. № 1. 2011. С. 15 -28.

19. Спиноза Б. Богословско-политический трактат / Пер. с лат. М. Лопаткина // Его же. Избранные произведения. Т. 2. М., 1957.

20. Тюрина Г. А. Автограф Исаака Ньютона в Российском государственном архиве древних актов // Вестник РГГУ. Серия «Исторические науки». № 12 (74) /11. 2011. С. 209-223.

21. Acta Magistri Fratris Johannis Kenyngham Carmelitae contra Ideas Magistri Johannis Wycliff // Fasciculizizaniorum magistri Johannis Wyclif cum tritico / Ed. W. W. Shirley. L., 1858.

22. Alsted J. H. Encyclopedia septem tomis distincta. Herbornae Nassoviorum, 1630. T. 4.

23. Barr J. The semantics of biblical language. London: Oxford univ. press, 1962.- 131 p.

24. Battistini A. Tradizione e innovazione nella tassonomia tropologica vichiana // Bolletino del Centro di Studi Vichiani. Vol. 3. 1973. P. 67 81.

25. Belt Van Den H. The Authority of Scripture in Reformed Theology. Truth and Trust. Leiden: Brill, 2008.

26. Bernstein R.J. Beyond Objectivism and Relativism: Science, Hermeneutics, and Praxis. Pennsylvania, 1983.

27. Bible Scholarship in the Netherlands of Spinoza's Time and in the British Isles of Newton's Time. Dodrecht, 1994.

28. Blair A. Mosaic Physics and the Search for a Pious Natural Philosophy in the Late Renaissance // Isis. 91 (1). 2000.41 .Bolgar R. R. The Classical Heritage and Its Beneficiaries. Cambridge: Cambridge University Press, 1973.

29. Bowie J. Hobbes and His Critics. A Study in Seveteenth Century Constitutionalism. N.-Y.: Routledge, 1969.

30. Burnet Th. Archeologiae Philosophicae: Or, the Ancient Doctrine Concerning the Originals of Things. London: Printed for E. Curll, 1729.

31. Cifoletti G. Lvidéal de la science: Droit et mathématiques dans la France du XVIe siècle // Enquête, anthropologie, histoire, sociologie. 1998. № 7. P. 283 303.

32. Clericus I. Ars critica. Amstelaedami: Apud Georgium Gallet, 1697.

33. Cochrane E. Cesare Baronio e la Controriforma // Studi Storici. Anno 20. No. 4 (Oct. Dec., 1979). P. 927 - 932.

34. Daniel S. H. John Toland, his Methods, Manners and Mind. Kingston; Monreal: McGill-Queen's U.P., 1984.

35. Daston L., Galison P. Objectivity. N. Y., 2007.

36. Desan Ph. Naissance de la methode: Machiavel, La Ramee, Bodin, Montaigne, Descartes. P.: Librairie A.-G. Nizet, 1987.

37. Descartes' Natural Philosophy / eds. S. Gaukroger, J. Schuster, J. Sutton. L; N. Y., 2002.

38. Dobbs B.J.T. The Janus Faces of Genius: The Role of Alchemy in Newton's Thought. Cambridge, 2002.

39. Essays on Contest, Nature and Influence of Isaac Newton's Theology / eds. J.E. Force, R.H. Popkin. Dodrecht, 1990.

40. Fanning Ph.A. An Alternate View of the Scientific Revolution. Berkeley, 2009.

41. Farrar F. W. History of interpretation. London: Macmillan, 1886.-553 p.

42. Farrell M. William Whiston. N. Y., 1981.

43. Ferraris M. Storia dell'ermeneutica. Milano: Bompiani, 1988.

44. Findlen P. Possessing Nature: Museums, Collecting, and Scientific Culture in Early Modern Italy. Berkeley; Los Angeles, 1986.

45. Franklin J. H. Jean Bodin and the Sixteenth-Century Revolution in the Methodology of Law and History. New York London: Columbia university press, 1966

46. Garosci A. Jean Bodin. Politica e diritto nel rinascimento francese. Milano: A. Corticelli, 1934

47. Gilbert N. W. Renaissance Concepts of Method. N.-Y.; L.: Columbia University Press, 1963.

48. Girard P. Giambattista Vico. Rationalité et politique. Une lecture de la Scienza nuova. P.: Presses de l'Université Paris-Sorbonne, 2008. 426 p.

49. Goetsch J. R. Vico's Axioms: The Geometry of the Human World. New Haven; London: Yale University Press, 1995.

50. Grafton A. Bring Out Your Dead: The Past as Revelation. Cambridge: Harvard University Press, 2001.

51. Grafton A. Commerce with the Classics: Ancient Books and Renaissance Readers. Ann Arbor: University of Michigan Press, 1997.

52. Grafton A. Defenders of the Text: The Traditions of Scholarship in an Age of Science, 1450-1800. Cambridge: Harvard University Press, 1991.

53. Grafton A. Joseph Scaliger: A Study in the History of Classical Scholarship. 2 vis. Oxford: Oxford University Press, 1983-1993.ll.Grafton A. The Footnote: A Curious History. Cambridge: Harvard University Press, 1997.

54. Grafton A. What Was History?: The Art of History in Early Modern Europe (Cambridge: Cambridge University Press, 2006.

55. Guicciardini N. Isaac Newton on Mathematical Certainty and Method. Massachusetts, 2009.

56. Hobbes C. Rhetoric on the Margins of Modernity: Vico, Condillac, Monoboddo. SIU Press, 2002.

57. Hobbes T. De homine // Thomae Hobbes Malmesburiensis opera philosophica quae latine scripsit omnia / Ed. G. Molesworth. Vol II. Londini: Apud Johannem Bohn, 1839.81 .Hoefer J.Ch.F. Histoire de la chimie. P., 1869.

58. Hotson H. Commonplace Learning: Ramism and Its German Ramifications (1543-1630). Oxford: Oxford University Press, 2007.

59. Hotson H. Paradise Postponed. Johann Heinrich Alsted and the Birth of Calvinist Millenarianism. Dordrecht: Kluwer Academic Publishers, 2000.

60. Kelley D. R. Gaius Noster: Substructures of Western Social Thought // The American Historical Review. Vol. 84. No. 3 (Jun., 1979). P. 619-648.

61. Kelley D. R. Legal Humanism and the Sense of History //Studies in the Renaissance. V. 13 (1966). P. 184 199.

62. Kelley D. R. The Rise of Legal History in the Renaissance // History and Theory. V. 9. No. 2 (1970). P. 174 194.

63. Kelley D. R. Guillaume Bude and the First Historical School of Law // The American Historical Review. V. 72. No. 3 (Apr., 1967). P. 807 834.

64. Kelley D. R. Historia Integra: Francois Baudouin and his Conception of History // Journal of the History of Ideas. V. 25. No. 1 (Jan. Mar., 1964). P. 35 - 57.

65. Killeen K. Biblical Scholarship, Science and Politics in Early Modern England: Thomas Browne and the Thorny Place of Knowledge. Farnham, 2009.

66. La Peyrere I. Prae-adamitae, sive Exercitatio super Versibus decimotertio, & decimoquarto, capitis quinti Epistolae D. Pauli ad Romanos. Leiden, 1655.91 .Lahey S. John Wyclif. Oxford, 2009.

67. Le Clerc J. Sentimens de quelques théologiens d'Hollande sur l'Histoire Critique du Vieux Testament, composée par le P. Richard Simon de l'Oratoire. Amsterdam: Chez Henri Desbordes, 1685.

68. Le filosofie del Rinascimento / A cura di C. Vasoli. Milano: Bruno Mondadori editore, 2002.

69. Leijenhorst C. The Mechanization of Aristotelianism: the Late Aristotelian Setting of Thomas Hobbes' Natural Philosophy. Leiden; Boston; Köln: Brill, 2002.

70. Lewis J.M. Galileo in France: French Reactions to the Theories and Trial of Galileo. N. Y., 2006.

71. Locke J. The Reasonableness of Christianity as delivered in Scripture // The Works of John Locke in Nine Volumes. Vol. 6. London: G. Baldwin, 1824.

72. Lubac H. de. Exégèse médiévale. 4 vv. P. : 1959 (2 1961, 3 - 1964).

73. Lyon G. B. Baudouin, Flacius and the Plan for the Magdeburg Centuries // Journal of the History of Ideas. Vol. 64. No. 2. 2003. P. 253 272.

74. Magruder K.V. The Idiom of a Six Day Creation and Global Depictions in Theories of the Earth // Geology and Religion: a History of Harmony and Hostility / ed. M. Kölbl-Ebert // Geological Society. Special Publication 310. 2009 (May).

75. Mamiani M. Introduzione. La scienza esatta delle profezie // Newton I. Trattato sull'Apocalisse. Torino: Bollati Boringheri, 1994. P. VII XLIV.

76. Mandrou R. Des humanistes aux hommes de science. P.: Seuil, 1973.

77. Mandrou R. History of European Thought: From Humanism to Science , 1480 1700. Transl. by B. Pearce. V. 3. Harmondsworth: Penguin Books, 1978.

78. McRae K. D. A Postscript on Bodin's Connections with Ramism // Journal of the History of Ideas. Vol. 24. No. 4 (Oct. Dec., 1963). P. 569 - 571

79. McRae K. D. Ramist Tendencies in the Thought of Jean Bodin // Journal of the History of Ideas. Vol. 16. No. 3 (Jun., 1955). P. 306 323.

80. Meyer L. Philosophia Sacrae Scripturae interpres. Exercitatio paradoxa tertium edita et appendice Ioachimi Camerarii aucta. Halae Magdeburgicae: Typis et sumtu Io. Christ. Hendel, 1776.

81. Moss J.D., Wallace W.A. Rhetoric and Dialectic in the Time of Galileo. Cambridge, 2003.

82. Newton and Religion: Context, Nature and Influence / ed. J.E. Force, R.H. Popkin. Dordrecht, 1999.

83. Newton's scientific and philosophical legacy / eds. P.B. Scheurer, G. Debrock. Dordrecht, 1988.

84. Newton I. Observations upon the Prophecies of Daniel, and the Apocalyose of St. John. London, 1733.

85. Newton I. Untitled Treatise on Revelation (Section 1.1). Yahuda, National Library of Israel, Jerusalem. http://www.newtonproject.sussex.ac.uk/view/texts/normali zed/THEMOO 135.

86. Ogilvie B.W. The Science of Describing: Natural History in Renaissance Europe. Chicago, 2006.

87. Padley G. A. Grammatical Theory in Western Europe: 1500-1700. Cambridge, 1988.

88. Paschius G. De novis inventis, quorum accuratiori cultui fecem praetulit antiquitas. Lipsiae: Sumptibus Haeredum Joh. Grossi, 1700.

89. Pedersen O. The Two Books. Historical Notes on Some Interactions between Natural Science and Theology. Vatican, 2007.

90. Petrus. Ramus. Dialecticae libri duo. Spirae: Bernardus Albinus excudebat, 1591.

91. Popkin R. H. Isaac La Peyrere. His Life, Work and Influence. Leiden: Brill, 1987.

92. Popkin R. H. Newton as Bible Scholar // Essays on Contest, Nature and Influence of Isaac Newton's Theology / Eds. J. E. Force, R. H. Popkin. Dodrecht; Kluwer, 1990.

93. Popkin R. H. Newton's Biblical Theology and his Theological Physics // Newton's scientific and philosophical legacy / Eds. P. B. Scheurer, G. Debrock. Dordrecht: Kluwer, 1988. P. 81 97.

94. Pullapilly C. Cesare Baronio: storico della Controriforma. L.: University of Notre Dame Press, 1975

95. Ross E. J. The Social Theory of Jean Bodin // The American Catholic Sociological Review. Vol. 7. No. 4 (Dec, 1946). P. 267-272.

96. Rossi P. The Dark Abyss of Time: The History of the Earth and the History of Nations from Hooke to Vico. Chicago, 1987.

97. Salzman P. Theories of Prose Fiction in England: 15581700 // The Cambridge History of Literary Criticism: The Renaissance / ed. G.P. Norton. Cambridge, 1999.

98. Schiffman Z. S. An Anatomy of the Historical Revolution in Renaissance France I I Renaissance Quarterly. Vol. 42. № 3 (Autumn, 1989). P. 507 533.

99. Schmidt-Biggemann W. Topica universalis. Eine Modellgeschichte humanistischer und barocker Wissenschaft. Hamburg, 1983.

100. Scholz G. Wilhelm Dilthey und die Entstehung der Hermeneutik // Hermeneutik, Methodenlehre, Exegese: Zur

101. Theorie der Interpretation in der Frühen Neuzeit / Hsg. G. Frank. Stuttgart: Frommann-Holzboog, 2011.

102. Skinner Q., Zarka Y. Ch. Hobbes. The Amsterdam Debate / Ed. by H. Blom. Hildesheim; Zürcih; N.-Y., 2001.

103. Snobelen S.D. "God of Gods, and Lord of Lords": The Theology of Isaac Newton's General Scholium to the Principia // Osiris. Vol. 16. 2001. P. 169-208.

104. Steneck N.H. Science and creation in the Middle Ages: Henry of Langenstein on Genesis. L., 1976.

105. Stokes M. Isaac Newton. Nashville, 2010.

106. Struever N. S. Dilthey's Hobbes and Cicero's Rhetoric // Rhetorica movet: Studies in Historical and Modern Rhetoric in Honour of Heinrich F. Plett / Ed. by P. L. Oesterreich and T. O. Sloane. Leiden: Brill, 1999.

107. Struever N. S. Rhetoric, Modality, Modernity. Chicago: The University of Chicago Press, 2009.

108. The Book of Nature in Early Modern and Modern History / eds. K. van Berkel, A. Vanderjagt. Leuven, 2006.

109. The Unitarian Miscelanny and Christian Monitor. Vol. 5 / eds. J. Sparks, F.W.P. Greenwood. Baltimore, 1824.

110. Thornton H. State of Nature or Eden? Thomas Hobbes and His Contemporaries on the Natural Condition of Human Beings. Rochester: University of Rochester Press, 2005.

111. Thouard D. Einleitung. Die Folgen der Philologisierung / Philologie als Wissensmodell / La Philologie comme Modèle de Savoir / Hg. von D. Thouard, F. Vollhardt, F. Zini. Göttingen: Walter De Gruyter, 2010.

112. Thouard D. The Historiography of Hermeneutics: Some Reflections I I Recent Contributions to Dilthey's Philosophy of the Human Sciences / Hrsg. H.-U. Lessing, R. A. Makkreel, R. Pozzo. Stuttgart: Eckhart Holzboog, 2011.

113. Toland J. Christianity not Mysterious: Or, a Treatise Shewing, That there is Nothing in the Gospel Contrary to Reason, nor Above it. London, 1696.

114. Ussher J. The annals of the world. Deduced from the origin of time and continued to the beginning of the emperor Vespasian reign, and the totall destruction and abolition of the temple and common-wealth of the Jews. London: E. Tyler, 1658.

115. Van Liere F. The Literal Sense of the Book of Samuel and Kings: from Andrew of St. Victor to Nicholas of Lyra // Nicholas of Lyra: the Senses of Scripture / Ed. by Ph. D. W. Krey and L. Smith. Leiden, 2000.

116. Velthuysen L. Dissertatio de usu rationis in rebus teologicis, et praesertim in interpretatione S. Scripturae // Id. Opera omnia. Roterodami: Typis Reineri Leers, 1680.

117. Vico G. Opere / A cura di M. Sanna. Roma: Edizioni di storia e letteratura, 2005.

118. Von Stuckrad K. Locations of Knowledge in Medieval and Early Modern Europe: Esoteric Discourse and Western Identities. Leiden: Brill, 2010.

119. Walton M.T. Boyle and Newton on the Transmutation of Water and Air, from the Root of Helmont's Tree // Alchemy and Early Modern Chemistry: Papers from Ambix / ed. A.G. Debus. Huddersfield, 2004.

120. Watt I.R. The Rise of the Novel: Studies in Defoe, Richardson and Fielding. Berkeley; Los Angeles, 2001 (11957).

121. Weber and Tonnies. Comparative Sociology in Historical Perspective / Eds. J. M. Maier, J. Marcus, Z. Tarr. New Brunswick: Transaction Publishers, 1995. P. 171 -201.

122. Westfall R.S. Never at Rest: a Biography of Isaac Newton. Cambridge, 1983.

123. Whiston W. A New Theory of the Earth: from its Original, to the Consommation of all Things. London, 1737.

124. Wyclif J. De veritate Sacrae Scripturae / Ed. By R. Buddensieg. Vol. 1. London, 1905.

125. Zarka Y. Ch. La décision métaphysique de Hobbes: conditions de la politique. P.: Vrin, 1999.

Полный текст автореферата диссертации по теме "Проблема достоверности в библейской герменевтике второй половины XVI - начала XVIII вв."

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата философских наук Соколов, Павел Валерьевич

Введение диссертации2012 год, автореферат по философии, Соколов, Павел Валерьевич

Заключение научной работыдиссертация на тему "Проблема достоверности в библейской герменевтике второй половины XVI - начала XVIII вв."

Список научной литературыСоколов, Павел Валерьевич, диссертация по теме "История философии"

Похожие темы диссертаций