автореферат диссертации по философии, специальность ВАК РФ 09.00.01
диссертация на тему: Проблема единства речевой и мыслительной деятельности

Полный текст автореферата диссертации по теме "Проблема единства речевой и мыслительной деятельности"

На правах рукописи

ФИЛАТОВ НИКОЛАЙ АНАТОЛЬЕВИЧ

1

/

ПРОБЛЕМА ЕДИНСТВА РЕЧЕВОЙ И МЫСЛИТЕЛЬНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

Специальность 09 00.01 - онтология и теория познания

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата философских наук

ООГ3454БОО

Чебоксары - 2008

003454600

Работа выполнена на кафедре философии и методологии науки ФГОУ ВПО «Чувашский государственный университет имени И.Н. Ульянова»

Научный руководитель: доктор философских наук, доцент

Кузнецов Владимир Юрьевич Официальные оппоненты: доктор философских наук, профессор

Маслихин Александр Витальевич кандидат философских наук, доцент Соколов Роман Евстратьевич

Ведущая организация: Чебоксарский кооперативный институт (филиал) автономной некоммерческой организации ВПО Центросоюза РФ «Российский университет кооперации».

Защита состоится » Сиксъ&кл 2008г. в {£ ч. на заседании диссертационного совета Д 212.301.04 в ФГОУ ВПО «Чувашский государственный университет им. И.Н. Ульянова» по адресу: г. Чебоксары, ул. Университетская, д. 38 а, корп. 3, зал ученого совета.

С диссертацией можно ознакомиться в читальном зале научной библиотеки ФГОУ ВПО «Чувашский государственный университет им. И Н. Ульянова»

Автореферат разослан « 2008 г.

Ученый секретарь диссертационного совета, кандидат философских наук /^¿^^ Степанов А.Г

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования связана с важностью того этапа, который переживают сегодня науки о языке, которые постепенно переходят от рассмотрения языка как замкнутой системы, обладающей автономным статусом в предметном пространстве гуманитарных наук, к сотрудничеству с другими науками (прежде всего социологий, логикой, психологией и психоанализом) в целях решения встающих перед ними задач. Весь XX в язык являлся центральным объектом исследования философии, а методы структуральной лингвистики, разработанные Фердинандом де Соссюром. легли в основу подавляющего большинства гуманитарных исследований. Именно с возникновением новых концепций языка в этот период связан революционный прорыв в сфере гуманитарного знания. Речь идёт о таких достижениях в этой сфере, как структуральная антропология К. Леви-Строса, глубокий и колоссальный по охваченному материалу проект археологии знания Мишеля Фуко, генеративная грамматика Ноама Хомского, грамматология Жака Деррида, трансцендентальный эмпиризм Жиля Делёза, философская герменевтика Ганса Гадамера и Поля Рикера, теории речевых актов Джона Остина и Джона Сёрла и т.д. Во всех этих концепциях так или иначе затрагивается проблема отношения между языком и мышлением. Однако данная проблема важна не только с точки зрения задач фундаментальной философии. Ее рассмотрение имеет большое значение для развития информатики, теории и практики создания искусственных языков, возрастной психологии, антропологии и психоанализа.

Современное общество, которое справедливо именуют информационным, как никакое другое, зависит от функционирования языка, который является важнейшим средством передачи информации. Проблема соотношения языка и мышления, таким образом, становится актуальной в силз' её связи с проблемой коммуникации, которая на сегодняшний день является одной из важнейших социальных проблем. Сегодняшний мир, благодаря новым средствам коммуникации, стал более плотным, расстояния между людьми сократились, однако это не стерло различия между ними, в том числе, различия языковые (которые опреде-

ляют культурную специфику каждого народа). Представление о единстве человеческого мышления, основанное на единстве самого вида homo sapiens, нередко натыкается на противостоящие ему факты, доказывающие, что языковые различия подчас делают крайне затруднительным диалог между разными народами. Вместе с тем подобные трудности заставляют нас расширить наши представления о природе языка и обратиться к новым способам выделения языковых универсалий, необходимых для сохранения лингвистики как научной дисциплины. Обращение к проблеме отношения языка и мышления имеет очень важный экзистенциальный смысл Благодаря тому, что человек является существом говорящим и его сознание нуждается в языковой форме как способе структурирования мыслительной деятельности, язык оказывается включённым в сферу человеческой жизни, определяя характер и образ последней. Человеческая жизнь во многом оказывается детерминированной тем языком, с помощью которого она осознаётся и рефлексируется.

Как бы то ни было, каждый отдельный язык выступает в качестве особого истолкования реальности, а значит, несёт в себе собственный образ истины. Поэтому выявление корреляции между языком и мышлением в значительной степени способствует освобождению человека от мыслительных штампов и позволяет избавиться от тех предрассудков, которые он усвоил вместе с родным языком.

Степень научной разработанности проблемы. Проблема единства речевой и мыслительной деятельности имеет давнюю историю. Её истоки следует искать в философии Гераклита, которая, в свою очередь, сама опиралась на богатую мифологическую традицию Древней Греции, в то же время существенно трансформируя её внутренний смысл (в том, что касается рассматриваемой здесь проблемы). Гераклит впервые ввёл в философский дискурс термин «логос», который указывал на то, что внутренний порядок, присущий Космосу, непосредственно коррелирует с порядком дискурса После Гераклита проблема соотношения языка и мышления артикулировалась в текстах Платона, Аристотеля, стоиков Все они по-разному решали данную проблему, однако, в целом, можно сказать, что для античности был характерен поиск стоящего за значением вечного и леиз-

мснного эйдоса, который выражал онтологическую структуру мира. Язык осознавался в его неотрывной связи с процессом познания, а не как самостоятельная и автономная сущность, возникающая в результате интеллектуального освоения практического взаимодействия с реальностью. Однако уже в античности зарождается и другой взгляд на язык, связывающий его происхождение не с Космосом, а с самим человеком, поскольку важнейшей функцией языка здесь объявляется не познавательная функция, а функция выражения. Язык, в этом смысле, связан не столько с разумом, сколько с аффектом, эмоцией Языковой знак происходит из жеста, он направлен на выражение воли, внутреннего ощущения удовольствия или страдания. В этом смысле язык не только конвенционален, но и естественен для человеческого существа. Такого взгляда на сущность речевой деятельности придерживался, в частности, Эпикур. Близкую позицию занимал по этому вопросу и Джамбаттиста Вико, который утверждал, что первыми словами были междометия или однокорневые звукоподражания. Язык, таким образом, возник из средств непосредственного выражения эмоционального состояния и, следовательно, когнитивная его функция вторична. О необходимости создания универсального языка, выражающего порядок человеческого мышления (который должен быть единым), говорили, в частности, Декарт и Лейбниц. Последний даже пытался разработать универсальный «алфавит мыслей», с помощью которого можно было познать реальность (поскольку порядок идей соответствует порядку вещей). С этим взглядом, разумеется, боролись представители эмпиризма. Для некоторых из них (Беркли) язык вообще не выполняет никакой когнитивной функции, а наоборот, искажает реальность, создавая иллюзорный мир понятийных абстракций. В то же время Гоббс, напротив, рассматривает дискурс как единственное место пребывания истины; только языковое высказывание может быть истинным или ложным, сам по себе чувственный опыт не обладает такими характеристиками. Для написания данной диссертации особенно большое значение имели идеи, высказанные философами и лингвистами Х1Х-ХХ вв. Ограничимся только кратким перечислением этих концепций. Речь идет о понимании отношения слова и понятия в философии Гегеля, концепциях речевой деятельности В. Гум-

больдта, Ф. де Соссюра, Э. Бенвениста, учение о «компетенции» и «исполнении» Н. Хомского;

Определяющие методологические подходы по исследованию речевой и мыслительной деятельности были заимствованы нами из исследованию Э. Гуссерля, М Хайдеггера, Ж. Деррида.

Категория выражения смысла стала основной в трудах неопозитивистов: JI. Витгенштейна, Б. Рассела и др. Смысл и язык как форма выражениясамосознания рассматривалась в работах классиков отечественной философии: Г.Г. Шпетта, М.М. Бахтина, А.Ф. Лосева, Ю.М. Лотмана

Смысловые и речевые комплексы как факторы организации социальной культуры получили отражение в работах Е.М. Ермакова, P.E. Соколова, С С. Гусева, Б.А. Грушина.

Социокультурные реалии современной цивилизации характеризуются динамичной трансформацией исследовательских парадигм, что обусловило наше обращение к трудам В.Ю. Кузнецова, А.В Маслихина, Э.З. Феизова.

Вместе с тем необходимо отметить, что существующая на сегодняшний день научная база научно-исследовательских работ по рассмотрению нашей проблемы свидетельствует о недостаточной разработанности философского аспекта исследования проблемы «Единства речевой и мыслительной деятельности», что и послужило основанием для выбора данной темы.

Объект исследования - речевая деятельность

Предмет - философские аспекты связи языка и мышления в рамках речевой деятельности.

Цель исследования - выявить основные принципы корреляции речевой и мыслительной деятельности.

Задачи исследования:

1. Показать многоуровневый характер отношений между означаемым и означающим языкового знака;

2. Эксплицировать диалектическую взаимозависимость между грамматической и логической составляющей дискурса;

3. Дифференцировать априорные и эмпирические элементы речевой деятельности

Методология исследования. При рассмотрении различных аспектов проблемы единства речевой и мыслительной деятельности автор данной работы опирался, главным образом, на

структуральный, компаративистский, феноменологический и деконструктивистский методы Первый оказывается задействованным при обращении к работам де Соссюра, Бснвениста, Ажежа, Хомского и др. исследователей, второй - при обращении к наследию исторической лингвистики, третий - произведениям Мерло-Понти, четвёртый - М. Фуко. Синтез всех этих методов осуществлен путем применения метода философской рефлексии, которая позволила также проделать необходимый (в рамках данного исследования) анализ всех вышеперечисленных концепций.

Научная новизна:

1. Показан многоуровневый характер отношений между означаемым и означающим языкового знака Это отношение выстраивается сразу в нескольких плоскостях: 1) между знаком и обозначаемым им объектом (деривативное отношение); 2) между знаком и его понятийным значением (сигнификативное отношение), 3) между знаком и выражаемой им эмоцией (отношение манифестации). В первых двух случаях отношение между означающим и означаемым оказываются произвольными, поскольку обусловлены конвенциональной природой языкового знака. В третьем случае, однако, между означающим и означаемым имеет место отношение мотивации, что обусловлено тем, что в игру вступают такие субъективные факторы речевой деятельности, как интонация, громкость и тембр голоса, темп речи и т д. Следует также подчеркнуть важность ситуативной мотивированности смысла знака, поскольку именно она имеет первоочередное значение для становления языка как социального феномена. Поэтому в той мере, в какой означаемое (а следовательно, и второе, сигнификативное отношение) обусловлено этим первоначальным (ситуативным) смыслом формирующегося языка, оно также оказывается мотивированным, но в смысле опосредованной, а не прямой, зависимости от означающего, поскольку возникает одновременно с означающим.

2 Эксплицирована диалектическая взаимозависимость между грамматической и логической составляющей дискурса Показано, что имплицитная грамматика конкретного языка оказывает существенное влияние не процесс мышления на этом языке, а экспликация самой этой грамматики предполагает логическую

рационализацию языковой системы. В языке, однако, всегда присутствует элемент, не поддающийся такой рационализации, именно этот элемент предоставляет возможность появления поэтического языка, использующего различные тропы (в том числе метафору и метонимию) для расширения смыслового поля данного языка и его когнитивного потенциала.

3. Произведена дифференциация априорных и эмпирических элементов речевой деятельности. Показано, что такие разделы языка, как фонология, морфология и синтаксис возникают непосредственно благодаря имеющимся у человека врожденным способностям к языковому мышлению (важную роль при этом имеет процесс «забывания», описанный представителями генеративной грамматики), тогда как лексика языка имеет преимущественно эмпирическое происхождение.

Положения, выносимые на защиту:

1. Отношение между означающим и означаемым языкового знака носят многоуровневый и комплексный характер. Именно в силу этого можно говорить об имеющемся здесь отношении взаимной мотивированности означаемого (которое должно пониматься в более широком смысле, чем это имеет место у Соссюра и Бенвениста) и означающего. Эта мотивированность, однако, проявляется в основном только на уровне речи, но не языка (если понимать под последним замкнутую в себе и не зависящую от субъекта, носителя языка, систему);

2. Логическое и грамматическое измерения речевой деятельности находятся в строгой взаимной корреляции, поэтому невозможно говорить о первичности одного из этих компонентов в процессе конституирования какого-либо языка или дискурса;

3 Человек обладает априорной матрицей обнаружения смысла и значения языковых высказываний, которая актуализируется по мере усвоения им родного языка, предполагающего контакт с собеседником. В определённом смысле процесс усвоения родного языка обусловлен доязыковым опытом, который позволяет наделять языковые структуры перцептивным содержанием, необходимым для их интуитивного усвоения. Процесс понимания чужой речи, таким образом, предполагает, с одной стороны, владение языковым кодом (компетенцию), а с другой -

умение связывать сообщение с конкретной ситуацией, которая сама по себе выступает как вторичный дешифратор этого сообщения.

Теоретическая и практическая значимость исследования

обусловлена важностью вопроса о соотношении речевой и мыслительной деятельности для современного гуманитарного знания и социальной практики. В диссертационном исследовании выявлены основные механизмы и факторы корреляции речевой и мыслительной деятельности, показана имманентная связь между мыслью и словом, рассмотрены проблемы мотивированности языкового знака, врождённого характера языковой способности, специфики онтологии языка, иерархических отношений между различными его функциями, между грамматической и логической сторонами дискурса и др. Теоретическая значимость работы, таким образом, определяется важностью проблематики языка для современной философии. Эта проблематика охватывает собой как вопросы, связанные с выработкой новой методологии, которая должна позволить синтезировать чисто лингвистический подход к языку с достижениями других наук в этой области (прежде всего социологии, психологии и физиологии), так и разработку целостной философской онтологии языка, которая бы смогла совместить метафизические принципы с междисциплинарными изысканиями. Практическая значимость работы связана с использованием результатов проделанного в ней анализа при разработке курсов, включающих в себя вопросы современной лингвистики и теории языка.

Апробация диссертации. Основные результаты исследования излагались и обсуждались на совместном заседании кафедры философии и методологии науки и кафедры комплексных исследований по философии Чувашского государственного университета им. И.Н.Ульянова, на методологических семинарах аспирантов и докторантов

Структура и объем диссертации. Диссертация состоит из введения, двух глав, каждая из которых включает в себя по три параграфа, заключения и списка литературы.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается актуальность темы исследования, определены степень научной разработанности проблемы, цель и задачи работы, объект, предмет, методология исследования, его научная новизна, изложены положения, выносимые на защиту, установлена теоретическая и практическая значимость работы, даны сведения об апробации диссертации и публикациях автора, объёме и структуре работы.

Первая глава «Взаимная корреляция языка и мышления» посвящена выявлению тех аспектов отношения между речевой и мыслительной способностями, которые свидетельствуют об их единстве. Автор показывает здесь, что способность говорить, отличающая человека от животных, невозможна без способности мыслить (1.1.). В то же время показывает, что своё подлинное бытие мысль обретает в слове и благодаря слову (1.2.). Анализирует отношения между вербальным знаком и коррелирующей с ним реальностью (1.3).

Первый параграф «Мышление как условие речевой деятельности» содержит в себе экспликацию когнитивной (репрезентативной) функции вербального языка, а также исторический обзор философских подходов к языку, затрагивающих эту его функцию. Автор исходит из принципиальной значимости языковой способности для конституирования человеческого бытия. Именно умение оперировать знаками, составлять с помощью них новые сообщения, посредством которых субъект выражает свои желания, мысли, эмоции и чувства, ставит человека на более высокую ступень иерархии живых существ. Благодаря языковой способности находит своё внешнее выражение духовное измерение человеческого бытия, включающее в себя не только внутренний мир отдельного индивида, но и социальное измерение, существование которого совершенно невозможно без коммуникативных актов.

Далее автор подчеркивает связь коммуникативной и репрезентативной функций языка. В качестве знаковой системы всякий язык призван репрезентировать какую-то реальность, которая фигурирует, в современных лингвистических теориях, как слой означаемых, составляющих что-то вроде оборотной сторо-

ны слоя означающих, под которым понимается материальный (вещественный) элемент, присущий любому знаку. На первый взгляд, язык как знаковая система представляет прежде всего окружающий нас мир, предметную реальность, с которой мы сталкиваемся в своей повседневной жизни. Однако при более пристальном рассмотрении мы должны будем признать, что эта реальность манифестируется в языке не непосредственно, а опосредованно Непосредственно язык выражает не сам внешний или внутренний мир, а наше мышление об этом мире. Связь человеческого языка и мышления непосредственно проявляется в когнитивном характере его использования. Язык как продукт человеческой деятельности неразрывно связан с попыткой внести качество интеллигибельности в окружающую его реальность, осознать и познать ее, именно посредством слова в мир входит смысл и значение, но это также означает, что реальность из случайного сцепления разнообразных обстоятельств превращается в нечто закономерное и законосообразное. На эту тройственную связь между мышлением, языком и космическим законом указывает древнегреческий термин «логос», впервые введённый в философский оборот Гераклитом. Гениальная интуиция греков, объединившая логику (мышление), речь (или рассуждение, дискурс) и космический порядок в одном слове, в лице «тёмного философа», учредила саму проблему соотношения бытия и языка (в метафизическом плане).

Методологическое разделение Соссюром языка и речи позволяет, однако, осознать то различие, которое имеется между языком как средством репрезентации мышления и речью как конкретным воплощением этой репрезентации Внутренняя речь, без которой невозможно представить повседневное человеческое существование, складывается из обрывочных, дискретных и незавершенных предложений, позволяющих ухватить суть той или иной мысли, уловить постоянно возникающий и вновь исчезающий смысл. В этом потоке сознания мысль, по выражению Гегеля, находится ещё в состоянии брожения, она не имеет фиксированного бытия, но такое состояние, очевидно, и является естественным для живой мысли, которая существует не в качестве чистого логоса, а как что-то эмоционально переживаемое и неразрывно связанное с непосредственным человеческим опы-

том. В этом состоянии логическое, таким образом, еще не очищено от эмоционального и образного и представляет собой некую синкретическую массу, в которой пребывает человеческое сознание Этот нерасчленённый конгломерат различных феноменологических слоев и составляет первичный субстрат опыта, из которого рефлексия (при посредстве языка) может вычленять различные уровни и модусы. Язык выполняет при этом двоякую роль: во-первых, он структурирует разрозненные образы и присваивает им некоторые фиксированные значения или, во всяком случае, устанавливает отношения с этими последними; во-вторых, он вносит в поток сознания вневременную составляющую, позволяющую сознанию фиксировать постоянно ускользающий от него самого смысл. Благодаря языку, мысль сообщается сама с собой и получает возможность обретать целенаправленный, а не анархический и спонтанный характер. Мысль, таким образом, не рождается в недрах языка, но, благодаря языку, она встает на путь строго логического течения, что позволяет ей быть, с одной стороны, критически переосмысленной, а с другой - переданной от одного «сапиенса» к другому.

Второй параграф «Слово как символическое облачение мысли» содержит в себе анализ роли языка в становлении «чистой стихии мышления» (Гегель), обретающей свою собственную онтологию, независимую от чувственного, эмоционального, аффективного элементов жизни сознания. Следуя мысли Гегеля, автор подчёркивает, что именно слово придает мысли её истину и высоту, поскольку позволяет выделиться квинтэссенции мысли, очистив понятие от различных психологических наслоений (эмоций, переживаний, аффектов и т.д.). Языковая способность придаёт мысли одновременно её индивидуальность и объективность, ибо фактически очевидно, что невыраженная в слове мысль является смутной и что именно слово позволяет проникнуть в суть вещей.

Автор подчёркивает, что языковая способность не искажает первоначальные идеи, существующие на уровне чистой интуиции, а развивает и преодолевает их, осуществляя восхождение к высшему знанию. Именно по этой причине можно сказать, что отказ от вербального мышления не ведёт к истине, а напротив, отдаляет от нее. Язык, в этом смысле, - это не какой-то недоста-

ток, который следует преодолеть путем интуитивного проникновения в реальность, а, как раз, наоборот, средство, с помощью которого .мы в эту реальность проникаем и постигаем ее законы. Необходимо, однако, иметь в виду, что язык не только инструмент познания реальности, но и ее творец, поскольку он неизбежно вносит в нее определенную структуру, которая не обязательно присуща самой этой реальности Поэтому всегда следует помнить о том, что существует не один, а множество языков и, следовательно, множество структур реальности Кроме того, незыблемость реальности, мыслимой на каком-то определенном языке, зиждется на конвенциональном характере самого языка. Появление конкретного языка вызвано рядом случайных факторов (особенностями быта, занятий, географическим положением, царящими нравами и т.д.), которые каким-то образом отражаются в языковой форме, вместе с тем находя в ней свое идеологическое подтверждение. Язык, в этом своем применении, оказывается непосредственно связанным с доксой, с миром обыденной реальности, а также с идеологией - со всем тем, что у большинства философов принято интерпретировать как ложное сознание. Конвенциональный характер языка делает его мощным средством закрепления и навязывания определённых мыслительных шаблонов и стереотипов, с которыми традиционно боролась философия. Таким образом, язык не ведет к Истине, а напротив, утаивает её от нас. Однако свободное мышление нуждается скорее не в полном отказе от языка (что, по-видимому, непродуктивно, ибо результаты такого мышление нельзя будет передать другим), а в смене языка и рефлексии над своим языком как чужим. Так или иначе, но это доказывает справедливость точки зрения, сравнивающей язык с «зеркалом психосоциального воображаемого».

Третий параграф «Проблема мотивированности языковых знаков» содержит в себе анализ проблемы отношений между означающим и означаемым как двумя сторонами любого вербального знака. Автор расширяет понятие отношения означающее-означаемое, включив в него не только отношение сиг-нификации. но и отношения манифестации и денотации. О немотивированности (произвольности) знака впервые заявил де Соссюр, и это положение стало одним из фундаментальных в

его концепции языка, которая впоследствии легла в основу всей структуральной лингвистики. Бенвенист указывает на то, что Соссюр, по существу, не смог (или не успел) до конца продумать свою идею и что его рассуждение логически далеко не безупречно. Соссюр фактически подменяет произвольность знака в отношении внешней ему реальности (референта) произвольностью означающего по отношению к своему означаемому (понятию). В действительности, означаемое возникает вместе с означающим и, следовательно, не может быть немотивированным последним. Положение о немотивированности знака (понимаемое как отсутствие обусловливающей связи между означающим и означаемым) противоречит самой концепции знака, разработанной де Соссюром. Дело в том, что последний вполне отдавал отчёт в том, что под означаемым нужно понимать не эмпирический предмет, на который указывает данное слово, а именно понятие, обозначаемое данным словом. Однако при этом швейцарский лингвист в качестве аргумента в пользу немотивированности знака приводит довод, согласно которому знак не имеет с означающим никакой естественной связи. Иными словами, Соссюр выносит отношение между означающим и означаемым за пределы внутриязыковых отношений, тем самым искажая их смысл.

Таким образом, отсутствие мотивации между словами и вещами не исключает мотивации между знаком и тем, что он выражает. Это обусловлено тем, что вербальный знак по своей природе есть не что иное, как особого рода жест, который производится с помощью ротовых органов. Проделанный в данном параграфе анализ показал, что проблема мотивации языкового знака может решаться в трёх плоскостях: 1) мотивация между знаком и обозначаемым им объектом (деривативное отношение); 2) мотивация между знаком и его понятийным значением (сигнификативное отношение), 3) мотивация между знаком и выражаемой им эмоцией (отношение манифестации). В строгом смысле слова, о мотивации можно говорить только в последнем случае, так как два первых случая следует рассматривать в контексте теории конвенционального происхождения языка.

Вторая глава «Язык и мышление как автономные области» посвящена выявлению тех аспектов языка и мышл( ния,

которые свидетельствуют о том, что, несмотря на своё единство, речевая и мыслительная деятельность все же обладают определенной автономией по отношению друг к другу. В этой главе автор показывает, как происходит зарождение предметного поля лингвистики, в котором язык становится самостоятельным объектом исследования, определяемым его имманентными свойствами, а не репрезентативной функцией и проблематикой универсального разума (2.1.) Прослеживает взаимосвязь между грамматической и логической компонентой языка (2.2.). Дифференцирует априорные и апостериорные элементы языковой системы

Первый параграф «Рождение языка как самостоятельного предмета познания: лингвистика как наука» эксплицирует процесс возникновения лингвистики как особой науки, направленной на изучение языка и речевой деятельности. Автор обращает внимание на то, что зарождение лингвистики, произошедшее в XIX в , было связано с революционным переворотом в сфере научного знания в этот период: на смену эпистемы начала Нового времени приходит новое понимание научного знания, имеющее в своей основе три фундаментальные предмета изучения: жизнь, труд и язык. Несмотря на то, что язык сделался объектом философского вопрошания уже у древних греков, в отдельный и автономный объект исследования он выделился лишь в XIX веке До этого язык интересовал философию лишь в контексте проблем познания, теперь он сделался интересен сам по себе. Проделанный анализ выявил основные этапы, которые прошло представление о природе языка в европейской мысли с XVI по XX вв. На первом из этих этапов язык ещё не выделяется в отдельный объект изучения и рассматривается как вещь наряду с другими вещами, поскольку последние сами воспринимаются как объекты, идеально пригодные для интерпретации. Ин-терпретативный подход к миру является в это время господствующим и природа понимается, по существу, как огромная книга или текст, предназначенный для «чтения» человеком. Ключевыми отношениями в этот период являются аналогия и сходство, посредством которых различные вещи отсылают друг к другу, образуя многоступенчатую систему, в которую вписаны и слова, выступающие в качестве особых предметов, но не про-

тивопоставляемые другим вещам в качестве их отражения. Всю эту систему вещей-знаков ограничивает принцип подобия Космоса и микрокосмоса, благодаря которому бытие обретает свою форму и смысл, делающий его пригодным для истолкования, которое было главным методом науки того времени. На следующем этапе происходит поиск универсального языка, способного стать языком самого бытия, речь идёт о так называемом mathesis universalis, способном охватить всю реальность и осуществить её строгую таксономизацию. На обоих этих этапах язык не отделён от мышления и когнитивного отношения к реальности, поэтому речь здесь идёт всегда о языке, а не о языках. Поэтому, если и проводятся какие-то попытки осуществить ти-пологизацию различных языков, они тоже исходят исключительно из репрезентативных (а не грамматических) особенностей последних. Только в XIX происходит зарождение собственно лингвистического (в современном понимании) подхода к языку, когда язык начинает восприниматься как автономная и отделённая от других вещей система однородных знаков, имеющих преимущественно конвенциональное происхождение.

Переворот в сфере знания, произошедший в XIX в., прежде всего сместил проблематику в области языкознания: если до этого речь шла об изучении языка, то теперь встал вопрос об изучении языков. На смену универсальной грамматики пришла сравнительная грамматика, основная задача которой заключалась в сравнении грамматического строя различных языков и соответствующей их типологизации. Конечно, о существовании различных языков было известно всегда, и их типологизация велась и до этого периода, однако в рамках господствующей тогда парадигмы исследования языка она не могла проводиться тем способом, который кажется нам сегодня привычным и естественным. В классическую эпоху в основу типологизации языков были положены не имманентные характеристики последних, а тот способ, каким эти языки дифференцировали наши представления о реальности. Сущность языка, таким образом, виделась не в его формальном своеобразии, а в его связи с репрезентацией мира.

Однако дальнейшее развитие исторической лингвистики привело к ряду трудностей и поставило ряд вопросов, на кото-

рые не давали ответ прежние теории. В частности, возник вопрос о том, каким образом, пребывая в постоянном изменении, тот или иной язык все же остается самим собой, не смешиваясь с другими языками. Метафизический ответ, который давала на этот вопрос историческая лингвистика, связывавшая единство определенного языка с духом народа, был явно неудовлетворительным. Поэтому необходимо было изменить привычный взгляд на природу языка, окончательно завершив тот революционный прорыв, который имел место в XIX в. Именно в этом заключался основной вклад концепции Фердинанда де Соссюра, которая стала последним звеном для становления лингвистики как самостоятельной научной дисциплины. Осуществив жёсткое противопоставление языка (la langue) и речи (la parole), Соссюр подготовил почву для структурального изучения языковой реальности, разработанный им метод бинарных оппозиций стал основным методом лингвистического анализа языка. Структуральный метод предполагает прежде всего рассмотрение языка «в самом себе и для себя», исходя из принципа, согласно которому язык должен образовывать определённую систему. Таким образом, развившееся в рамках новой эпистемы (XIX в ) языкознание полагает основным предметом своего исследования не дискурс, а язык, т.е. объект, реконструируемый с помощью различных процедур и позволяющий объяснить различные факты речи, подобно тому, как физические факты объясняются законами физики. Несмотря на продуктивность такого подхода, он приводит и к ряду проблем, которые решаются современной лингвистикой. Одной из главных является здесь задача преодоления разрыва между языком и речью, которая существует в лингвистике со времён де Соссюра.

Второй параграф «Логический и грамматический аспекты языкового мышления» содержит экспликацию диалектической связи, существующей между грамматическими элементами языка и теми логическими формами, которые конституируются с помощью этих элементов. Прежде всего автор обращает внимание на то, что грамматический строй языка не находится в строгом соответствии с принципом логического обоснования. В языке имеются не только правила, но и исключения из них, что говорит о необходимом элементе случайности, присущем любому

естественному языку. Несмотря на это, возникновение самой логики становится возможным именно благодаря вербальному оформлению мысли. Однако строгие законы логики не выражают эмпирического становления мысли, они лишь служат для того, чтобы легитимизировать уже ставшую мысль. Но язык играет важную роль и на интуитивном этапе бытия мысли.

Преимущество естественных языков над искусственными как раз и состоит в алогическом и даже антилогическом характере первых. Естественный язык не просто выходит за пределы формальной логики, когда сближает, благодаря своей материальной форме, совершенно на первый взгляд не связанные между собой предметы, но и творит смысл, которого нет в самой внеязыковой реальности. Естественный язык, таким образом, парадоксален по своей природе: он позволяет нам познавать окружающий мир именно благодаря тому, что отдаляет нас от этого мира и перестраивает его по своей, совершенно произвольной и анархической логике. Логика генезиса естественного языка, отражающаяся на природе последнего, - это логика бросаемых костей, когда результат в виде неповторимого языка с особенными внутренними взаимосвязями между его элементами определяется не законом, а случайностью. Каждый язык по-своему дифференцирует реальность, хотя возможность перевода с одного языка на другой доказывает, что между этими мирами-монадами все же существует возможность коммуникации

Логическое, таким образом, есть не отражение каких-то «объективных закономерностей», а продукт человеческого ума, завершающего и приспосабливающего для себя мир, вводя в него строгие законы. Следовательно, именно субъективная потребность заставляет человека изобретать логику, а заодно и язык, чтобы сделать реальность более удобной и более привлекательной для его существования, а также для того, чтобы поверить в закономерность самого этого существования Однако, очевидно, таких логик можег быть не одна, а множество. В самом деле, аристотелевская логика, которая считается универсальным органоном научного знания, в действительности, была именно изобретена, а не открыта древнегреческим философом. Об этом свидетельствует, во-первых, существование неаристотелевской логики (например, изобретённой стоиками тогики

пропозиций, отличной от логики терминов, классов и предикатов, каковой является логика Аристотеля), а во-вторых, непосредственная связь, которая существует между категориальной структурой, конституированной в рамках аристотелевского дискурса, и грамматикой древнегреческого языка. Безусловно, Бен-венист прав, когда утверждает, что Аристотель, создавая свое ученис о категориях, ориентировался на особенности своего родного языка, но весь вопрос в том, стремился ли он при этом создать универсальную логику, очищенную от влияния естественного языка (как, очевидно, полагает Бенвенист) или же он хотел создать теорию, предметом которой является Ихменно логос, т.е. дискурс Иначе говоря, Аристотель мог руководствоваться идеей, близкой к идее Хайдеггера, согласно которой язык есть дом бытия (и логики), а не нечто ей внеположное. Тогда его проект универсальной системы категорий можно рассматривать одновременно и как проект универсальной грамматики, которая, естественно, предполагала ориентацию на те мыслеформы, которые он мог извлечь именно из родного языка .

Проделанный в данном параграфе анализ показывает, что внутренняя форма слова во многом определяет ту логику, которой следует дискурс на том или ином языке. Многие философские и художественные прозрения детерминированы именно этой формой, иррациональной и случайной по своей природе, но несущей в себе богатый материал для интеллектуального творчества. Что касается вопроса о первичности логического или грамматического, то, очевидно, он не имеет окончательного решения в том смысле, что всякая логика детерминирована имплицитной грамматикой, и наоборот. Можно, однако, сказать, что и то, и другое возникает из «субъективной необходимости» (Ницше), поскольку с помощью языка человек рационализирует мир, наделяя его смыслом, а с помощью грамматики рационализирует сам язык.

Третий параграф «Эмпирическое и априорное в речевой деятельности» содержит анализ тех аспектов проблемы единства речевой и мыслительной деятельности, которые вновь сделались актуальными для философии после реализации проекта генеративной грамматики. Если в предыдущем параграфе автор предпринимает попытку осуществить заход к проблеме проис-

хождения логических принципов, исходя из имплицитной грамматики языка, то здесь осуществляется противоположное движение, делающее своей отправной точкой априорные структуры сознания (выявляемые в рамках дискурсов различных наук), а затем уже переходящее к конкретной языковой форме.

Если бы у человека не было врождённой способности к языку, то он никогда бы не смог ему научиться. Этот очевидный, на первый взгляд, тезис требует, однако, глубокой экспликации, поскольку сам он ничего не сообщает о природе этой языковой способности, которая имеет место своей «дислокации» в различных сферах: неврологии, психологии и социологии. Причём взаимодействие между этими сферами, очевидно, должно быть настолько плотным, что практически невозможно определить, какая из них является ведущей. Современные исследователи находят всё больше свидетельств того, что языковое мышление имеет биологическую основу, которая может изучаться с помощью естественнонаучных методов. К этому механизму восприятия добавляется механизм памяти. Речь идёт о запоминании не только самих этих значений, но и структуры предложения, равно как и моторики артикуляционных движений, совершаемых в процессе говорения, а также перцептивных образов, возникающих в ходе восприятия чужой речи. На физиологическом уровне процесс усвоения языка предполагает образование в мозгу особых мнемонических отложение, или энграмм, располагающихся вдоль соцветия нейронов, или метаконтуров. Именно благодаря таким образованиям происходит усвоение структур и элементов того или иного языка. Отсюда, возможно, следует истинность гипотезы Ноама Хомского, полагающего, что существуют врождённые структуры речевой способности, выявляемые в рамках процедур генеративной грамматики и, в свою очередь, составляющие универсальную грамматику, которая должна быть априорной по отношению к любой конкретной грамматике. Хотя окончательные выводы в этом вопросе делать всё же ещё рано, поскольку овладение грамматическими структурами может происходить и в результате наложения допонятийного, перцептивного знания, приобретаемого ребёнком в ходе сенсорно-моторной фазы развития интеллекта, на те знания, которые прививаются ему в ходе обучения языку

Создание генеративной грамматики было нацелено на решение той проблемы, которую не смог разрешить де Соссюр. подчинить структурным закономерностям не только язык, но и речь. Показав врожденный характер способности, формирующей синтаксис отдельных языков, Хомский осуществил настоящий переворот в области лингвистики. В своей ранней версии генеративная грамматика стремилась выявить I) базовый компонент синтаксических структур (определенный свод правил, необходимых для создания элементарных языковых высказываний); 2) трансформации - правила, позволяющие на основании этих структур создавать новые. Изучение базовых компонентов синтаксических структур показало, что интуитивное языковое знание, которым руководствует каждый человек в ходе своей речевой практики, представляет собой крайне сложную и богатую систему. В первые десятилетия после своего появления (50-60-е гг XX в ) порождающая грамматика функционировала в качестве метатеории для конкретных грамматик, поскольку исследовала в основном инвариантные принципы, соблюдающиеся во всех известных и изученных лингвистами языках По мере своего дальнейшего развития (начиная с 70-х гг.), однако, генеративная грамматика стала постепенно входить в исследовательское поле конкретных грамматик. Этому в большой степени способствовало открытие так называемых параметрических моделей, которые выявляют вариативность функционирования всеобщих языковых принципов, выявляемых универсальной грамматикой, в различных языках. Примером такой параметрической модели может служить извлечение относительного местоимения из косвенного вопроса. Одни языки оказываются в этом плане более «свободными», чем другие. Исходя из типологии таких манифестаций, можно выстраивать типологии языков, которые, таким образом, предполагают выделение всеобщего принципа (универсалии), на фоне которой устанавливаются различия, характерные для конкретных языков. Важно при этом, что сами эти различия оказываются вариантами реализации потенциала, заложенного в универсалии. Иными словами, грамматика каждого конкретного языка будет в отношении языковых универсалий тем же, чем значение дифференциальной функции является по отношению к самой этой функции. Отсюда апелляция к методам фрактальной

геометрии при описании свойств отдельных языков. Методы генеративной грамматики, таким образом, позволяют существенно математизировать предметную область языкознания, находя в многообразии правил проявление чётких структур и механизмов человеческого разума, а также понять сам этот разум, исходя из анализа языка

Однако, несмотря на существенный вклад Хомского и его школы в развитие современных наук о языке, нельзя сбрасывать со счетов тот факт, что в его концепции практически невыявлен-ным остался социальный аспект функционирования языка Как показывает анализ, проведённый в данном параграфе, процесс языкового освоения реальности у человека в действительности происходит дедуктивным, а не индуктивным способом. Человек обладает априорной матрицей обнаружения смысла и значения языковых высказываний, которая актуализируется по мере усвоения им родного языка, предполагающего контакт с собеседником. В определённом смысле процесс усвоения родного языка обусловлен доязыковым опытом, который позволяет наделять языковые структуры перцептивным содержанием, необходимым для их интуитивного усвоения. Процесс понимания чужой речи, таким образом, предполагает, с одной стороны, владение языковым кодом (компетенцию), а с другой - умение связывать сообщение с конкретной ситуацией, которая сама по себе выступает как вторичный дешифратор этого сообщения.

В заключении обобщаются основные результаты исследования, показываются перспективы изучения проблемы.

Содержание работы отражено в следующих публикациях автора:

Публикация в издании, рекомендованном ВАК Минобразования и науки РФ.

1. Филатов, Н. А. Эмпирические и априорные факторы в речевой деятельности / Н. А Филатов // Вестник Чувашского университета. Гуманитарные науки. - 2008 -№4 - С. 171-176.

Публикации в других изданиях•

2. Филатов, Н. А. Проблема мотивированности языковых знаков / Н. А. Филатов // Вестник Елецкого университета. Гуманитарные науки. -2008. -№4. - С. 104-108.

3. Филатов, Н. А. Проблема искусственных языков / Н. А. Филатов // Вестник Чувашского ЦСМ. - 2008. - С. 55-57.

Формат 60x84/16. Печать оперативная

Гарнитура Times New Roman Усл. печ. л. 1,0 Тираж 100 экз. Заказ Чувашский государственный университет

Типография университета 428015 Чебоксары, Московский просп , 15

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата философских наук Филатов, Николай Анатольевич

Введение.

Глава 1. Взаимная корреляция языка и мышления.

1.1 Мышление как условие речевой деятельности.

1.2 Слово как символическое облачение мысли.

1.3 Проблема мотивированности языковых знаков.

Глава 2. Язык и мышление как автономные области.

2.1 Рождение языка как самостоятельного предмета познания.

2.2 Логический и грамматический аспекты языкового мышления.

2.3 Эмпирическое и априорное в речевой деятельности.

Введение диссертации2008 год, автореферат по философии, Филатов, Николай Анатольевич

Актуальность исследования связана с важностью того этапа, который переживают сегодня науки о языке, которые постепенно переходят от рассмотрения языка как замкнутой системы, обладающей автономным статусом в предметном пространстве гуманитарных наук, к сотрудничеству с другими науками (прежде всего социологией, логикой, психологией и психоанализом) в целях решения встающих перед ними задач. Весь XX в. язык являлся центральным объектом исследования философии, а методы структуральной лингвистики, разработанные Фердинандом де Соссюром, легли в основу подавляющего большинства гуманитарных исследований. Именно с возникновением новых концепций языка в этот период связан революционный прорыв в сфере гуманитарного знания. Речь идёт о таких достижениях в этой сфере, как структуральная антропология К. Леви-Строса, глубокий и колоссальный по охваченному материалу проект археологии знания Мишеля Фуко, генеративная грамматика Ноама Хомского, грамматология Жака Деррида, трансцендентальный эмпиризм Жиля Делёза, философская герменевтика Ганса Гадамера и Поля Рикёра, теории речевых актов Джона Остина и Джона Сёрла и т.д. Во всех этих концепциях, так или иначе, затрагивается проблема отношения между языком и мышлением.

Однако данная проблема важна не только с точки зрения задач фундаментальной философии. Её рассмотрение имеет большое значение для развития информатики, теории и практики создания искусственных языков, возрастной психологии, антропологии и психоанализа.

Современное общество, которое справедливо именуют информационным, как никакое другое, зависит от функционирования языка, который является важнейшим средством передачи информации. Проблема соотношения языка и мышления, таким образом, становится актуальной в силу её связи с проблемой коммуникации, которая на сегодняшний день является одной из важнейших социальных проблем. Сегодняшний мир, благодаря новым средствам коммуникации, стал более плотным, расстояния между людьми сократились, однако это не стёрло различия между ними, в том числе, различия языковые (которые определяют культурную специфику каждого народа). Представление о единстве человеческого мышления, основанное на единстве самого вида homo sapiens, нередко натыкается на противостоящие ему факты, доказывающие, что языковые различия подчас делают крайне затруднительным диалог между разными народами. Вместе с тем подобные трудности заставляют нас раздвинуть наши представления о природе языка и обратиться к новым способам выделения языковых универсалий, необходимых для сохранения лингвистики как научной дисциплины.

Обращение к проблеме соотношения между языком и мышлением имеет очень важный экзистенциальный смысл. Благодаря тому, что человек является существом говорящим и его сознание нуждается в языковой форме как способе структурирования мыслительной деятельности, язык оказывается включённым в сферу человеческой жизни, определяя характер и образ последней. Человеческая жизнь во многом оказывается детерминированной тем языком, с помощью которого она осознаётся и рефлексируется. Поэтому замена одного языка на другой, происходящая разными путями (например, в результате эмиграции или религиозного обращения), кардинально меняет сам стиль жизни человека и заставляют его изменить взгляд на мир в целом. Именно язык (точнее, его смена), таким образом, может стать средством внутреннего преображения человека и его духовного развития. Поэтому обязанностью всякого мыслящего индивида является работа над своим языком и рефлексия над ним.

Эта позитивная возможность использования языка непосредственно корреспондирует с возможностью применения языка в негативных целях: в современном обществе широко распространён особый способ манипулирования массовым сознанием, который предполагает навязывание людям определённых мыслительных стереотипов и шаблонов путём приучения их к соответствующим словесным штампам. Подробно описанный Оруэллом в «1984» и «Скотном дворе», этот «новояз» особенно характерен для обществ тоталитарного типа, разрабатывающих особый «деревянный язык», отсылающий к самому себе и, за счёт этого, подменяющий реальность словами. В обществах такого типа невозможен плюрализм различных дискурсов и должен господствовать один тотальный дискурс, который является дискурсом власти, обладающим эксклюзивным правом на Истину. Напротив, в демократических обществах наблюдается дискурсивный (языковой) плюрализм, который предполагает «конфликт интерпретаций» и конкуренцию идеологий.

Как бы то ни было, каждый отдельный язык выступает в качестве особого истолкования реальности, а значит, несёт в себе собственный образ истины. Поэтому выявление корреляции между языком и мышлением в значительной степени способствует освобождению человека от мыслительных штампов и позволяет избавиться от тех предрассудков, которые он усвоил вместе с родным языком.

Проблема выявления единства речевой и мыслительной деятельности во многом связана с природой языковой (знаковой) системы как особого объекта, отличного от простой (натуральной) вещи. Из непосредственного жизненного опыта нам известно, что мы мыслим с помощью определённых слов, из которых составляем фразы. В этом смысле, сама мысль нуждается в языковой форме, без которой она бы не смогла быть осознанной или отрефлексированной. Поэтому языковая форма служит необходимым условием становления самой мысли. С другой стороны, сама языковая форма нуждается в мысли как способе своей идентификации. Элементы языка, такие, как фонемы, морфемы или слова, - отнюдь не эмпирические объекты, а объекты, имплицирующие в себе определённую точку зрения, делающую их знаками, т.е. элементами языковой системы. Эта точка зрения сообщает различающемуся в речевом потоке эмпирическому материалу признак тождественности, который, таким образом, носит не материальный, а чисто интенциональный характер. Проблема единства речевой и мыслительной деятельности, таким образом, приобретает не только диалектический (единство противоположностей), но и герменевтический (взаимное истолкование) смысл.

В своей работе автор опирается на данные современной лингвистической теории, которые позволят ему затронуть следующие философские аспекты проблемы единства речевой и мыслительной деятельности: языковая способность как специфическая характеристика человека (связь между разумом и речью, человек как homo loquens); язык и специфика человеческого универсума (связь между языковой способностью и способностью человека трансцендировать наличную реальность); смысл и его генезис; мышление и онтология языка; язык как исторический феномен (производное определённой эпистемы) и язык как универсальная бытийная сущность.

Степень научной разработанности проблемы. Проблема единства речевой и мыслительной деятельности имеет давнюю историю. Её истоки следует искать в философии Гераклита, которая, в свою очередь, сама опиралась на богатую мифологическую традицию Древней Греции, в то же время существенно трансформируя её внутренний смысл (в том, что касается рассматриваемой здесь проблемы). Гераклит впервые ввёл в философский дискурс термин «логос», который указывал на то, что внутренний порядок, присущий Космосу, непосредственно коррелирует с порядком дискурса. После Гераклита проблема соотношения языка и мышления артикулировалась в текстах Платона, Аристотеля, стоиков. Все они по-разному решали данную проблему, однако, в целом, можно сказать, что для античности был характерен поиск стоящего за значением вечного и неизменного эйдоса, который выражал онтологическую структуру мира. Язык осознавался в его неотрывной связи с процессом познания, а не как самостоятельная и автономная сущность, возникающая в результате интеллектуального освоения практического взаимодействия с реальностью. Однако уже в античности зарождается и другой взгляд на язык, связывающий его происхождение не с Космосом, а с самим человеком, поскольку важнейшей функцией языка здесь объявляется не познавательная функция, а функция выражения. Язык, в этом смысле, связан не столько с разумом, сколько с аффектом, эмоцией. Языковой знак происходит из жеста, он направлен на выражение воли, внутреннего ощущения удовольствия или страдания. В этом смысле язык не только конвенционален, но и естественен для человеческого существа. Такого взгляда на сущность речевой деятельности придерживался, в частности, Эпикур. Близкую позицию занимал по этому вопросу и Джамбаттиста Вико, который утверждал, что первыми словами были междометия или однокорневые звукоподражания. Язык, таким образом, возник из средств непосредственного выражения эмоционального состояния и, следовательно, когнитивная его функция вторична. В противоположность этому, аристотелевская философия начала традицию редукции языка к чистой логике. В Новое время, в рамках рационалистической традиции, формируется идея создания универсального языка мышления, который должен ориентироваться на строгий математический язык. Появление этой идеи было во многом обусловлено стремлением придать единство научному знанию, характерным для данной эпохи. О необходимости создания универсального языка, выражающего порядок человеческого мышления (который должен быть единым), говорили, в частности, Декарт и Лейбниц. Последний даже пытался разработать универсальный «алфавит мыслей», с помощью которого можно было познать реальность (поскольку порядок идей соответствует порядку вещей). С этим взглядом, разумеется, боролись представители эмпиризма. Для некоторых из них (Беркли) язык вообще не выполняет никакой когнитивной функции, а наоборот, искажает реальность, создавая иллюзорный мир понятийных абстракций. В то же время Гоббс, напротив, рассматривает дискурс как единственное место пребывания истины; только языковое высказывание может быть истинным или ложным, сам по себе чувственный опыт не обладает такими характеристиками. В XVIII в. данная проблем была отражена в концепции отношения слова и понятия Г. Гегеля.

Темпоральный аспект речевой и мыслительной деятельности в отечественной философии был исследован Ахундовым М.Д., Гуревичем А.Я., Трубниковым Н.Н., Молчановым В.И., Кузнецовым В.Ю.

Для написания данной диссертации особенно большое значение имели идеи, высказанные философами и лингвистами XIX-XX вв. Ограничимся только кратким перечислением этих концепций. Речь идёт о понимании отношения слова и понятия в концепциях речевой деятельности В. Гумбольдта, Ф. де Соссюра, Э. Бенвениста, учение о «компетенции» и «исполнении» Н. Хомского. Определяющие методологические подходы по исследованию речевой и мыслительной деятельности были заимствованы нами из исследований Э. Гуссерля, М. Хайдеггера, Ж. Деррида.

Категория выражения смысла стала основной в трудах неопозитивистов: JL Витгенштейна, Б. Рассела и других Смысл и язык как форма выражения самосознания рассматривались в работах классиков отечественной философии: Г.Г. Шпетта, М.М. Бахтина, А.Ф. Лосева, Ю.М. Лотмана.

Смысловые и речевые комплексы как факторы организации социальной культуры получили отражение в работах В.М. Ермакова, Р.Е. Соколова, С. С. Гусева, Б.А. Грушина.

Социокультурные реалии современной цивилизации характеризуются динамичной трансформацией исследовательских парадигм, что обусловило наше обращение к трудам В. Ю. Кузнецова, А.В. Маслихина, Э.З. Феизова.

Вместе с тем необходимо отметить, что существующая на сегодняшний день научная база научно-исследовательских работ по рассмотренной нами проблеме свидетельствует о недостаточной разработанности философского аспекта исследования проблемы речевой и мыслительной деятельности, что послужило основанием для выбора данной темы.

Объект исследования - речевая деятельность.

Предмет - философские аспекты связи языка и мышления в рамках речевой деятельности.

Цель исследования - выявить основные принципы корреляции речевой и мыслительной деятельности.

Задачи исследования:

1. Показать многоуровневый характер отношений между означаемым и означающим языкового знака;

2. Эксплицировать диалектическую взаимозависимость между грамматической и логической составляющей дискурса;

3. Дифференцировать априорные и эмпирические элементы речевой деятельности.

Методология исследования. При рассмотрении различных аспектов проблемы единства речевой и мыслительной деятельности автор данной работы опирался, главным образом, на структуральный, компаративистский, феноменологический и деконструктивистский методы. Первый оказывается задействованным при обращении к работам де Соссюра, Бенвениста, Ажежа, Хомского и др. исследователей, второй - при обращении к наследию исторической лингвистики, третий - произведениям Мерло-Понти, четвёртый — М. Фуко. Синтез всех этих методов осуществлён путём применения метода философской рефлексии, которая позволила также проделать необходимый (в рамках данного исследования) анализ всех вышеперечисленных концепций.

Научная новизна:

1. Показан многоуровневый характер отношений между означаемым и означающим языкового знака. Это отношение выстраивается сразу в нескольких плоскостях: 1) между знаком и обозначаемым им объектом (деривативное отношение); 2) между знаком и его понятийным значением (сигнификативное отношение); 3) между знаком и выражаемой им эмоцией (отношение манифестации). В первых двух случаях отношение между означающим и означаемым оказываются произвольными, поскольку обусловлены конвенциональной природой языкового знака. В третьем случае, однако, между означающим и означаемым имеет место отношение мотивации, что обусловлено тем, что в игру вступают такие субъективные факторы речевой деятельности, как интонация, громкость и тембр голоса, темп речи и т.д. Следует также подчеркнуть важность ситуативной мотивированности смысла знака, поскольку именно она имеет первоочередное значение для становления языка как социального феномена. Поэтому в той мере, в какой означаемое (а следовательно, и второе, сигнификативное отношение) обусловлено этим первоначальным (ситуативным) смыслом формирующегося языка, оно также оказывается мотивированным, но в смысле опосредованной, а не прямой, зависимости от означающего, поскольку возникает одновременно с означающим.

2. Эксплицирована диалектическая взаимозависимость между грамматической и логической составляющей дискурса. Показано, что имплицитная грамматика конкретного языка оказывает существенное влияние на процесс мышления на этом языке, а экспликация самой этой грамматики предполагает логическую рационализацию языковой системы. В языке, однако, всегда присутствует элемент, не поддающийся такой рационализации, именно этот элемент предоставляет возможность появления поэтического языка, использующего различные тропы (в том числе метафору и метонимию) для расширения смыслового поля данного языка и его когнитивного потенциала.

3. Произведена дифференциация априорных и эмпирических элементов речевой деятельности. Показано, что такие разделы языка, как фонология, морфология и синтаксис возникают непосредственно благодаря имеющимся у человека врождённым способностям к языковому мышлению (важную роль при этом имеет процесс «забывания», описанный представителями генеративной грамматики), тогда как лексика языка имеет преимущественно эмпирическое происхождение.

Положения, выносимые на защиту:

1. Отношение между означающим и означаемым языкового знака носят многоуровневый и комплексный характер. Именно в силу этого можно говорить об имеющемся здесь отношении взаимной мотивированности означаемого (которое должно пониматься в более широком смысле, чем это имеет место у Соссюра и Бенвениста) и означающего. Эта мотивированность, однако, проявляется в основном только на уровне речи, но не языка (если понимать под последним замкнутую в себе и не зависящую от субъекта, носителя языка, систему);

2. Логическое и грамматическое измерения речевой деятельности находятся в строгой взаимной корреляции, поэтому невозможно говорить о первичности одного из этих компонентов в процессе конституирования какого-либо языка или дискурса;

3. Человек обладает априорной матрицей обнаружения смысла и значения языковых высказываний, которая актуализируется по мере усвоения им родного языка, предполагающего контакт с собеседником. В определённом смысле процесс усвоения родного языка обусловлен доязыковым опытом, который позволяет наделять языковые структуры перцептивным содержанием, необходимым для их интуитивного усвоения. Процесс понимания чужой речи, таким образом, предполагает, с одной стороны, владение языковым кодом (компетенцию), а с другой - умение связывать сообщение с конкретной ситуацией, которая сама по себе выступает как вторичный дешифратор этого сообщения.

Теоретическая и практическая значимость работы обусловлена важностью вопроса о соотношении речевой и мыслительной деятельности для современного гуманитарного знания и социальной практики. В диссертационном исследовании выявлены основные механизмы и факторы корреляции речевой и мыслительной деятельности, показана имманентная связь между мыслью и словом, рассмотрены проблемы мотивированности языкового знака, врождённого характера языковой способности, специфики онтологии языка, иерархических отношений между различными его функциями, между грамматической и логической сторонами дискурса и др. Теоретическая значимость работы, таким образом, определяется важностью проблематики языка для современной философии. Эта проблематика охватывает собой как вопросы, связанные с выработкой новой методологии, которая должна позволить синтезировать чисто лингвистический подход к языку с достижениями других наук в этой области (прежде всего социологии, психологии и физиологии), так и с разработкой целостной философской онтологии языка, которая бы смогла совместить метафизические принципы с междисциплинарными изысканиями. Практическая значимость работы связана с использованием результатов проделанного в ней анализа при разработке курсов, включающих в себя вопросы современной лингвистики и теории языка.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Проблема единства речевой и мыслительной деятельности"

Заключение

Проблема корреляции языка и мышления является двойственной по своему характеру, поскольку одновременно относится к числу традиционных проблем философии и выступает в качестве типичного порождения современного образа мысли. Эта двойственность связана с определённой эволюцией, которую претерпели способы тематизации проблемы языка в истории философии. Конечно, философы так или иначе затрагивали проблему языка, начиная практически с самого зарождения самого философского знания, о чём свидетельствует, в частности, многозначный и фундаментальный для философии термин логос. Однако, если вплоть до XIX в. язык и фигурировал в качестве объекта философского (и научного) дискурса, то его изучение велось исключительно в парадигме репрезентативных и выразительных возможностей слова и речи. В рамках такого рода исследований язык не выделялся в самостоятельную область, которая могла иметь автономный способ бытия и специфические принципы функционирования. Кардинальный переворот, произошедший в европейской мысли в XIX в., позволил совершенно по-новому поставить вопрос о языке, который впоследствии сделался привилегированным объектом философского дискурса. Смысл этого переворота заключается в том, что, обретя свою автономию, язык в то же время обрёл господство над человеческим разумом. Тут необходимо заметить, что лингвистический поворот в философии довольно точно совпал во времени с антропологическим поворотом. Это совпадение, очевидно, нельзя считать случайным: оно указывает на то, что именно языковая способность является фундаментальной для человеческого существа, отличая его от других животных. В отличие от последних, человек способен не только воспроизводить и понимать определённые сообщения, в соответствии со своим генетическим кодом, но и создавать новые сообщения, которые могут иметь отношение к несуществующей реальности (что полностью исключено у остальных животных).

Поэтому, опираясь на лингвистическую парадигматику, философия XX в. приступила к деконструкции традиционных метафизических тем, исходя из примата языка над разумом. Эта деконструкция, по существу, означала не только выявление внутренней детерминации «духовного» (разум) в «материальном» (язык), но и полный отказ от самих дуальных оппозиций: материальное - духовное, рациональное - иррациональное, субъективное -объективное, чувственное - интеллигибельное и т.д., которые объявлялись всего лишь бинарными оппозициями, действующими в рамках определённой грамматики, а вовсе не универсальными проблемами. Именно вследствие этого, сделав вопрос Языка центральным философским вопросом, современная философия поставила под вопрос саму себя и выход из наметившейся здесь апории во многом зависит от решения проблемы соотношения языка и мышления.

Проделанный в данной работе анализ данной проблемы показал, что проблема корреляции языка и мышления должна решаться комплексным методом, путём привлечения данных многих дисциплин, главными из которых являются лингвистика (включая такое её ответвление, как психолингвистика), социология, психология, психоанализ и неврология. Синтез этих данных позволил нам сделать некоторые предварительные заключения о принципах, лежащих в основе корреляции речевой и мыслительной деятельности. К ним относятся: 1) обусловленность логического ряда дискурса эйдетическим фоном речи (имплицитная грамматика языка определяет ту логику, которой придерживаются его носители); 2) неабсолютный и ограниченный характер грамматических структур различных языков, объясняемый наличием у человека врождённых способностей к речевой деятельности (понятие компетенции Хомского); 3) обусловленность вариативного характера языков «ситуативными» факторами интерлокутивного взаимодействия. Ход данного исследования привёл его автора к выводу о том, что классическая концепции отношения означающего и означаемого (проблема мотивированности знака), разработанная де Соссюром, должна быть переосмыслена путём расширения этого отношения за счёт введения в него дополнительных структур, связывающих вербальный знак с внешней для него реальностью. Речь идёт об экспликации тройственного отношения между означаемым и означающим (понимаемом теперь в широком смысле): 1) отношение деривации; 2) отношение сигнификации; 3) отношение манифестации. Применение такой методологии позволяет выявить многоступенчатый характер отношений между означаемым и означающим, причём данная схема позволяет эксплицировать не только способ мотивации языкового знака, но и способ корреляции между речевой и мыслительной деятельностью. Она показывает, в частности, что слово не просто оформляет «смутную мысль» (Гегель), но и, экстериоризируя её, обеспечивает взаимное наложение трёх независимых друг от друга серий, которые и образуют, в конечном счёте, процесс живого мышления. Мышление, таким образом, развёртывается не в стихии строгих логических категорий (как полагал тот же Гегель), а в живом процессе пульсирующей мысли, который нуждается в слове именно как в катализаторе этого процесса. Чистая мысль (в смысле Гегеля) составляет лишь один из трёх аспектов отношения означаемого и означающего, поскольку она непосредственно связана с серией значений, которые фиксируются в лексике того или иного языка и составляют, таким образом, часть сохраняемого в нём знания. Реальный же процесс мышления предполагает именно резонанс между различными аспектами отношения означающего с означаемым. Речь, имеющая всегда интерлокутивную (диалогическую) структуру, даже если это внутренняя речь какого-то человека, отсылает, таким образом, сразу к нескольким реальностям: самому говорящему, эмпирическим объектам и словарным значениям используемых им слов. Осуществляя синтез этих разнородных объектов, речь соединяет различные пласты реальности — экзистенциальный, материальный и идеальный, - речь вписывает их в единую целостную реальность, которая не есть она сама, но которая рождается благодаря ей. Иными словами, речь организует таким образом пространство мышления, пространство внутренне переживаемого смысла, который, однако, происходит извне. Как справедливо заметил Гегель, слово — это тело мысли, однако эту телесность следует понимать в том смысле, что, благодаря слову, мысль не просто мыслится нами, она именно переживается как какой-то объект опыта. Поэтому язык (в более широком смысле, чем трактовал его де Соссюр), в самом деле, является чем-то вещественным, если эту «вещественность» понимать феноменологически. Речь, конечно, идёт не о материальной (звуковой) стороне знака, а о его телесности, поскольку вербальный знак переживается нами и изнутри (как это описано в «Кратиле») и его смысл неотделим от того «жеста», который мы производим при его произнесении.

Способность мысль, как и способность говорить, заложены в человека природой. Эти способности тесно связаны между собой, и обе они возвышают человека над остальным животным миром, однако обе эти способности выработались у человека для того, чтобы он лучше ориентировался в окружающей среде. Поэтому способность распознавать смысл сообщения, отделяя «фон» от самого «сигнала», и способность находить правильные ориентиры в окружающем (материальном) мире - это в основе своей одна и та же способность. Именно поэтому древнее понятие логос заключает в себе глубокий смысл.

Таким образом, проблема единства речевой и мыслительной деятельности выводит нас к проблеме особого, человеческого переживания (и измерения) реальности, имеющего, очевидно, свои модусы и уровни. Языку отводится особая роль в организации самого поля этого целостного переживания. Ограничивая произвол воображения и логически обосновывая непосредственную интуицию, язык в качестве символической формы выводит человека из аутического состояния, ставя его лицом к лицу с другим. Поэтому, благодаря речевой деятельности, человек одновременно выходит за пределы наличной реальности и приобщается к интерсубъективному измерению, которое служит необходимым добавлением к полю воображаемого, характеризующему бытие субъекта внутри себя. Однако и в том, и в другом случае речь идёт о присущей человеку (и только ему одному) способности выходить за пределы непосредственной наличной реальности, надстраивая над ней дополнительные - имагинативное и символическое - измерения. Однако, выводя человека за пределы наличной реальности, речевая деятельность вновь возвращает его в неё, уже преобразованную и структурированную. Ибо именно такой образ реальности наиболее приспособлен для тех жизненных целей, который стоят перед человеком.

Список научной литературыФилатов, Николай Анатольевич, диссертация по теме "Онтология и теория познания"

1. Ажеж, К. Человек говорящий: Вклад лингвистики в гуманитарные науки / К. Ажеж М. : Едиториал УРСС, 2006. - 304 с.

2. Андреева, Е. С. Диалектика текста: Модульная сетевая система логической формы как основа надсистемы мышления — языка — знания. / Е. С. Андреева. М. : МАКС Пресс, 2005. - 120 с.

3. Аристотель. Риторика. Поэтика. / Аристотель. М. : Лабиринт, Москва, 2005. - 256 с.

4. Аристотель. Сочинения : В четырех томах / Аристотель. М.: Мысль, 1978. - Т. 2. - 688 с.

5. Ахундов, М. Д. Концепции пространства и времени: истоки, эволюция и перспективы / М. Д. Ахундов. — М. : Наука, 1982.

6. Ахутина, Т. В. Порождение речи: Нейролингвистический анализ синтаксиса / Т. В. Ахутина. М. : Изд-во ЛКИ, 2007. - 216 с.

7. Балли, Ш. Язык и жизнь / Ш. Балли. М. : Едиториал УРСС, 2003.232 с.

8. Барт, Р. Избранные работы : Семиотика : Поэтика. / Р. Барт. М. : Прогресс, 1989.-616 с.

9. Бахтин, М. М. Эстетика словесного творчества /М. М. Бахтин. М. : Искусство, 1979.- 423 с.

10. Бейкер, Г. П. Скептицизм, правила и язык / Г. П. Бейкер, П. М. С. Хакер. М. : Канон+, 2008. - 240 с.

11. Бенвенист, Э. Общая лингвистика. / Э. Бенвенист М.: Едиториал УРСС, 2002.-448с.

12. Блумфилд, Л. Язык. / Л. Блумфилд. М. : Едиториал УРСС, Москва, 2002. - 608 с.

13. Бодрийяр, Ж. Общество потребления. Его мифы и структуры. / Ж. Бодрийяр. М. : Культурная революция; Республика, 2006. - 269с.

14. Бэкон, Ф. Сочинения. В 2-х томах. Т. 1. / Ф. Бэкон. М. : Мысль, 1971.-590 с.

15. Вайсгербер, Й. Л. Родный язык и формирование духа / Й. Л. Вайсберг. М. : Едиториал УРСС, 2004. - 232 с.

16. Вандриес, Ж. Язык (лингвистическое введение в историю) / Ж. Вандриес. М. : Едиториал УРСС, Москва, 2004. - 408 с.

17. Витгенштейн, Л. Tractatus logico-philosophicus / Л. Витгенштейн — М. : Издательский дом «Территория будущего», 1997.

18. Выготский, Л. С. Мышление и речь. Психика, сознание, бессознательное. (Собрание трудов) / Л. С. Выготский. — М. : Лабиринт, 2005. -352 с.

19. Гачев, Г. Национальные образы мира. Космо-Психо-Логос. / Г. Гачев. — М. : Издательская группа «Прогресс», «Культура», 1995. 480 с.

20. Гегель, Г. В. Ф. Феноменология духа. / Г. В. Ф. Гегель // Пер. с нем. Г. Шпета. СПб : "Наука", 1994. 444 с.

21. Гоббс, Т. Избранные произведения в двух томах. Т. 2. / Т. Гоббс — М. : Мысль, 1965.-748 с.

22. Голосовкер, Я. Э. Логика мифа. / Я. Э. Головосовкер. — М. : Наука, 1987.-217 с.

23. Гринберг, Дж. Антропологическая лингвистика: Вводный курс / Дж. Гринберг. М. : Едиториал УРСС, 2004. - 223 с.24. фон Гумбольдт, В. Избранные труды по языкознанию. / В. фон Гумбольт. М. : Прогресс, 1984. - 400 с.

24. Делёз, Ж. Логика смысла / Ж. Делёз. М. : Издат. Центр «Академия», 1995. - 299 с.

25. Деррида, Ж. Голос и феномен и другие работы по теории знака Гуссерля / Ж. Деррида. — СПб : Алетейя, 1999. — 208 с.

26. Деррида, Ж. Диссеминация / Ж. Деррида. Екатеринбург : У-Фактория, 2007. - 608 с.

27. Деррида, Ж. О грамматологии / Ж. Деррида. М. : Ad Marginem, 2000.-512 с.

28. Деррида, Ж. Письмо и различие. / Ж. Деррида. СПб : Академический проект, 2000. — 430 с.

29. Деррида, Ж. Эссе об имени. / Ж. Деррида. СПБ : Алетейя, 1998.190 с.

30. Ельмслев, J1. Пролегомены к теории языка. / JI. Ельмслев. — М.: КомКнига, 2006. 248 с.

31. Есперсен, О. Философия грамматики. / О. Есперсен. М. : Едиториал УРСС, 2002. - 408 с.

32. Зорина, 3. А. О чем разговаривали «говорящие» обезьяны: Способны ли высшие животные оперировать символами? / 3. А. Зорина, А. А. Смирнова. М. : Языки славянской культуры, 2006. - 424 с.

33. Инишев, И. Н. Чтение и дискурс: трансформации и герменевтики. / И. Н. Инишев. Минск : Европейский гуманитарный университет, 2007. — 168 с.

34. Йокояма, О. Б. Когнитивная модель дискурса и русский порядок слов / О. Б. Йокояма. М. : Языки славянской культуры, 2005. - 424 с.

35. Кассирер, Э. Философия символических форм. Т. 1. / Э. Кассирер. -СПб : Университетская книга, 2002. 272 с.

36. Кацнельсон, С. Д. Категории языка и мышления : из научного наследия / С. Д. Кацнельсон. М. : Языки славянской культуры, 2001. - 864 с.

37. Кацнельсон, С. Д. Содержание слова, значение и обозначение / С. Д. Кацнельсон. М. : Едиториал УРСС, 2004. - 112с.

38. Кирющенко, В. В. Язык и знак в прагматизме / В. В. Кирющенко. -СПб : Европейский Университет, 2008. 199 с.

39. Колшанский, Г. В. Логика и структура языка / Г. В. Колшанский. -М. : Едиториал УРСС, 2005. 240 с.

40. Колшанский, Г. В. Паралингвистика / Г. В. Колшанский. М. : КомКнига, 2005. - 96 с.

41. Колшанский, Г. В. Соотношение субъективных и объективных факторов в языке. Серия «Лингвистическое наследие XX века» / Г. В. Колшанский. М. : Едиториал УРСС, 2005. - 232 с.

42. Кондильяк, Э. Б. О языке и методе / Э. Б. Кондильяк. М. : Едиториал УРСС, 2006. - 184 с.

43. Кузнецов, В. Г. Женевская лингвистическая школа: от Соссюра к функционализму / В. Г. Кузнецов. М. : Едиториал УРСС, 2003. - 184 с.

44. Кузнецов, В. Ю. Мифологема социального времени / В. Ю. Кузнецов. Йошкар-Ола, 2006. - 232 с.

45. Лакан, Ж. Имена-Отца / Ж. Лакан. М. : Гнозис, 2006. - 160 с.

46. Лакан, Ж. Функция и поле речи и языка в психоанализе / Ж. Лакан -М. : Гнозис, 1995.-192 с.

47. Ланина, Е. Е. Идеи и знаки: Семиотика, философия языка и теория коммуникации в эпоху Французской революции / Е. Е. Ланина, Д. А. Ланин. -СПб : Межрегиональный институт экономики и права, 2004. 248 с.

48. Левинас, Э. Избранное: Трудная свобода / Э. Левинас. М.: РОССПЭН, 2004. - 752 с.

49. Леви-Строс, К. Первобытное мышление. / К. Леви-Строс. М.: ТЕРРА-Книжный клуб, 1999. - 392с.

50. Леви-Строс, К. Печальные тропики / К. Леви-Строс. М. : Знание, 1984.-287 с.

51. Леви-Строс, К. Структурная антропология / К. Леви-Строс. М.: Наука, 1983.-536 с.

52. Леонтьев, А. А. Язык, речь, речевая деятельность / А. А. Леонтьев. -М. : Едиториал УРСС, Москва, 2003. 216 с.

53. Локк, Д. Избранные философские произведения / Дж. Локк. М. : Изд-во социально-экономической литературы, 1960. — 734 с.

54. Лосев, А. Ф. Введение в общую теорию языковых моделей / А. Ф. Лосев. М. : Едиториал УРСС, 2004. - 296 с.

55. Лурия, A. P. Язык и сознание / А. Р. Лосев. — Ростов н/Д. : «Феникс»,1998.

56. Мартине, А. Основы общей лингвистики / А. Мартине. М. : Едиториал УРСС, 2004. - 224 с.

57. Маслихин, А. В. Человек и картины мира / А. В. Маслихин. -Йошкар-Ола : Изд-во Марийского ун-та, 2002. — 478 с.

58. Мерло-Понти, М. Феноменология восприятия / М. Мерло-Понти. — СПб : «Ювеита», 1999. 606 с.

59. Молчанов, В. И. Время и сознание. Критика феноменологической философии / В. И. Молчанов. М. : «Наука», 1987.

60. Никоненко, С. В. Аналитическая философия: основные концепции / С. В. Никоненко. СПб : Издательство С.-Петерб. ун-та, 2007. - 546 с.

61. Ницше, Ф. Воля к власти / Ф. Ницше. — Харьков : Эксмо, 2003. 864с.

62. Ору, С. История. Эпистемология. Язык / С. Ору. — М.: ИГ "Прогресс", 2000. 408 с.

63. Остин, Д. Три способа пролить чернила: Философские работы / Д. Остин. СПб. : Алетейя, 2006. - 335 с.

64. Петров, Ю. А. Методология научного познания / Ю. А. Петров, Э. 3. Феизов. Чебоксары : Изд-во Чувашского ун-та, 2001. — 590 с.

65. Пиаже, Ж. Психология интеллекта / Ж. Пиаже. СПб. : Питер, 2003. - 192 с.

66. Пиаже, Ж. Речь и мышление ребенка / Ж. Пиаже. М. : Педагогика-Пресс, 1999.-528 с.

67. Пиаже, Ж. Генезис элементарных логических структур. Классификация и сериация / Ж. Пиаже, Б. Инельдер. М. : Эксмо-Пресс, 2002. -416с.

68. Платон. Сочинения в трёх томах. Т. 1 / Платон. М. : Мысль, 1968.

69. Платон. Сочинения в трёх томах. Т. 2 / Платон М. : Мысль, 1970.

70. Погодин, A. JI. Язык как творчество. Происхождение языка / A. JI. Погодин. М. : Едиториал УРСС, 2001. - 560 с.

71. По дорога, В. А. Выражение и смысл / В. А. По дорога. — М. : Ad Marginem, 1995. 426 с.

72. Потебня, А. А. Мысль и язык / А. А. Потебня. М. : Лабиринт, 2007. -256 с.

73. Потебня, А. А. Эстетика и поэтика / А. А. Потебня. М. : Искусство, 1976.-614 с.

74. Радченко, О. А. Язык как миросозидание: Лингвофилософская концепция неогумбольдтианства / О.А. Радченко. М. : КомКнига , 2006. — 310 с.

75. Реферовская, Е. А. Философия лингвистики Гюстава Гийома: Курс лекций по языкознанию / Е. А. Реферовская. — М.: Издательство ЛКИ, Москва, 2007. 128 с.

76. Рикёр, П. Конфликт интерпретаций. Очерки о герменевтике / П. Рикёр М.: Московский философский фонд, "Академия-Центр", 1995. - 416 с.

77. Рябцева, Н. К. Язык и естественный интеллект / Н. К. Рябцева. М. : Академия, Москва, 2005. — 640 с.

78. Сепир, Э. Избранные труды по языкознанию и культурологи / Э. Сепир. -М. : Прогресс, 2001. 656 с.

79. Серл, Дж. Р. Философия языка. Онтология / Дж. Р. Серл. — М.: Едиториал УРСС, 2004. 208 с.

80. Сеше, А. Очерк логической структуры предложения / А. Сеше. — М.: Едиториал УРСС, 2003. 224 с.

81. Сеше, А. Программа и методы теоретической лингвистики. Психология языка / А. Сеше. М. : Едиториал УРСС, 2003. - 264 с.

82. Соболева, М. Е. Философия как "критика языка" в Германии / М. Е. Соболева. СПб : Издательство С.-Петерб. ун-та, 2005. - 412 с.84. де Соссюр, Ф. Курс общей лингвистики / Ф. де Соссюр. М. : КомКнига, 2006. - 256 с.

83. Топоров, В. Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ : исследования в области мифопоэтического : Избранное / В. Н. Топоров. — М. : Прогресс-Культура, 1994.-621 с.

84. Топорова, Т. В. Семантическая структура древнегерманской модели мира / Т. В. Топорова. М. : Радикс, 1994. - 190 с.

85. Трубников, Н. Н. Время человеческого бытия / Н. Н. Трубников М. : Наука, 1987.

86. Усманова, А. Р. Умберто Эко: парадоксы интерпретации / А. Р. Усманова. Минск : Пропилеи, 2000. — 200 с.

87. Фреге, Г. Логика и логическая семантика / Г. Фреге. М. : Аспект, 2000.-512 с.

88. Фрей, А. Грамматика ошибок / А. Фрей. М. : КомКнига, 2006.304 с.

89. Фуко, М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук / М. Фуко. -М. : Прогресс, 1977. 406 с.

90. Хайдеггер, М. Время и бытие. Статьи и выступления / М. Хайдеггер. М. : Республика, 1993. - 447 с.

91. Хайдеггер, М. Работы и размышления разных лет / М. Хайдеггер. — М. : Гнозис, 1993.-464 с.

92. Хайдеггер, М. Разговор на просёлочной дороге / М. Хайдеггер. М. : Высш. шк., 1991.- 192 с.

93. Хомский, Н. Картезианская лингвистика. Глава из истории рационалистической мысли / Н. Хомский. М. : Едиториал УРСС, 2005. - 236 с.

94. Хомский, Н. О природе и языке / Н. Хомский. М. : КомКнига, 2005.-288 с.

95. Хомский, Н. Язык и мышление / Н. Хомский. М. : Мир, 1972. - 297с.

96. Хомский, Н. Введение в формальный анализ естественных языков / Н. Хомский, Дж. Миллер. М.: Едиториал УРСС, 2003. - 64 с.

97. Щерба, JT. В. Языковая система и речевая деятельность / Л. В. Щерба. М. : Едиториал УРСС, 2004. - 432.

98. Юрченко, В. С. Философия языка и философия языкознания: Лингвофилософские очерки / В. С. Юрченко. — М. : КомКнига, Москва, 2005. — 368 с.

99. Якобсон, Р. Избранные работы / Р. Якобсон. М. : Прогресс 1985.455 с.

100. Якобсон, Р. Работы по поэтике / Р. Якобсон. М. : Прогресс, 1987.460 с.

101. Язык и действительность : сборник научных трудов памяти В. Г. Гака. М. : Ленанд, 2007. - 640 с.

102. Язык и мы. Мы и язык : Сборник статей памяти Б. С. Шварцкопфа. -М. : Изд-во РГГУ, 2006. 546 с.

103. Библер, В. С. Вещь и весть (Материалы к докладу. 23.05.84). Предисловие к публикации И. Е. Берлянд / В. С. Библер // Вопросы философии. 2001. -№6. - С.105-136.

104. Блакар, Р. Язык как инструмент социальной власти / Р. Блакар. // Язык и моделирование социального взаимодействия. — Благовещенск : Благовещенский гуманитарный фонд им. И.А. Бодуэна де Куртенэ, 1998. С. 88-125.

105. Брик, О. Ритм и синтаксис / О. Брик. // Новый Леф. 1927.

106. Вежбицкая, А. Русский язык / А. Вежбицкая. // Язык. Культура. Познание. 1996. - С. 33-88.

107. Гуревич, А. Я. Время как проблема культуры / А. Я. Гуревич // Вопросы философии. 1969. -№3.- С. 105-116

108. Долинский, В. А. Ассоциативная модель языка / В. А. Долинский. // Математика и искусство. Труды международной конференции. М. : 1997. - С. 188-193.

109. Лакан, Ж. Инстанция буквы в бессознательном или судьба разума после Фрейда / Ж. Лакан // МПТЖ, 1996. №1. - С.25-54.

110. Лакофф, Дж. Метафоры, которыми мы живем / Дж. Лакофф, М. Джонсон. // Язык и моделирование социального взаимодействия. — Благовещенск : Благовещенский гуманитарный фонд им. И. А. Бодуэна де Куртенэ, 1998.-С. 126-173.

111. Лотман, Ю. М. О двух моделях коммуникации и их соотношении в общей системе культуры / Ю. М. Лотман. // Тез. докл. IV Летней школы по вторичным моделирующим системам, 17-24 авг. 1970 г. — Тарту, 1970. С. 163165.

112. Пешё, М. Прописные истины. Лингвистика, семантика, философия / М. Пешё. // Квадратура смысла: Французская школа анализа дискурса. Переводы с французского и португальского. М. : Прогресс, 1999. - С. 225-290.

113. Раушеибах, Б. В. Математика и искусство / Б. В. Раушенбах.// Математика и искусство. Труды международной конференции. М., 1997. — С. 32-35.

114. Рикер, П. Метафорический процесс как познание, воображение и ощущение / П. Рикер // Теория метафоры : Сб. М. : Прогресс, 1990. - С. 416434.

115. Якобсон, Р. Два аспекта языка и два типа афатических нарушений / Р. Якобсон // Теория метафоры : Сб. -М. : Прогресс, 1990. С. 110-132.

116. Соколов, Р. Е. Духовное и социальное бытие литературно-художественного текста : дис. канд. филос. наук : 09.00.11. / Соколов Роман Евстратьевич. Чебоксары, 2001. - 140 с.

117. Aristotle. Nicomachean ethics / Aristotle. — Indianapolis : Hackett publishing company, 1985. 441 p.

118. Descartes, R. Meditations on first philosophy / R. Descartes. -Indianapolis : Hackett publishing company, 1979. 90 p.

119. Lewis, D. Papers in Metaphysics and Epistemology / D. Lewis. -Cambridge University Press, 1999. 70 p.

120. Maslow, A. Motivation and personality / A. Maslow. New York, 1984. - 173 p.

121. O'Neill, R. Theories of knowledge / R. O'Neill. New York: A directions book, 1960. — 118 p.