автореферат диссертации по культурологии, специальность ВАК РФ 24.00.01
диссертация на тему: Проблема формирования личности в утопическом дискурсе

Полный текст автореферата диссертации по теме "Проблема формирования личности в утопическом дискурсе"

На правах рукописи

Ф

ШАТУЛА ТАМАРА ГЕРМАНОВНА

ПРОБЛЕМА ФОРМИРОВАНИЯ ЛИЧНОСТИ В УТОПИЧЕСКОМ ДИСКУРСЕ

24.00.01 - Теория и история культуры

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата философских наук

005557848

15

2015

Томск-2014

005557848

Работа выполнена в федеральном государственном бюджетном образовательном учреждении высшего профессионального образования «Новосибирский государственный университет экономики и управления «НИНХ», на кафедре философии.

Научный руководитель: доктор философских наук, профессор

Донских Олег Альбертович

Официальные оппоненты:

Миненко Геннадий Николаевич, доктор культурологии, профессор, федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Кемеровский государственный университет культуры и искусств», кафедра культурологии, профессор

Агафонова Елена Васильевна, кандидат философских наук, федеральное государственное автономное образовательное учреждение высшего образования «Национальный исследовательский Томский государственный университет», кафедра онтологии, теории познания и социальной философии, доцент

Ведущая организация: Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Омский государственный университет им. Ф.М. Достоевского»

Защита состоится 24 февраля 2015 г. в 11.00 часов на заседании диссертационного совета Д 212.267.17, созданного на базе федерального государственного автономного образовательного учреждения высшего образования «Национальный исследовательский Томский государственный университет», по адресу: 634050, г. Томск, пр. Ленина, 36 (ауд. 318).

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке и на сайте федерального государственного автономного образовательного учреждения высшего образования «Национальный исследовательский Томский государственный университет» www.tsu.ru.

Материалы по защите диссертации размещены на официальном сайте ТГУ: http://www.tsu.ru/content/news/announcement_of_the_dissertations_in_the_tsu.php

Автореферат разослан «_ _» декабря 2014 г.

Ученый секретарь диссертационного совета

Аванесова Елена Григорьевна

I. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования

В наше время индивидуальное мировосприятие нередко характеризуется ситуативной изменчивостью. Социально-политические катаклизмы, культурный плюрализм, религиозный и этический релятивизм и гипертекстуальность информационной эпохи обуславливают появление необычных, непривычных форм социальности. Быстрота меняющихся условий выдвигает новые требования к способности современного человека осуществлять выработку идейно-нравственных целей, определять свою роль в обществе и вклад в его развитие, конструировать, поддерживать и воспроизводить идеалы и ценности, имеющие социообразующее и культуротворческое влияние. Такое положение заставляет обращаться к переосмысливанию социальной действительности и ее категорий.

Сейчас мы постоянно встречаемся с чрезвычайным многообразием частных представлений об идеалах - они соотносятся с понятиями совершенства и счастья, преломляются в различных воспитательных и образовательных подходах и продуцируют различные жизненные модели. В этом смысле богатым источником становится феномен утопии: она выступает в качестве наиболее доступного инструмента социального трансформирования, который предоставляет наибольший спектр представлений о том, какие способы и возможности устроить общество к лучшему или изменить человеческое сознание видели мыслители, философы, социальные реформаторы и идеалисты. Поэтому на материале утопии мы занимаемся постановкой проблемы формирования личности в современном утопическом дискурсе, которая вытекает из вышеописанного разнобоя.

Конечно, исторически утопия сочетала в себе светскую и религиозную традиции, каждая из которых имела разное влияние на формирование общественной морали и установление моделей социального поведения. При том, что христианство заложило социокультурный фундамент современной европейской цивилизации, а отдельные конфессии сохраняют ведущее влияние до сих пор, в целом авраамические религии деконструируются в своей уни-версализующей функции. Им приходится приспосабливаться к новым вызовам. Импульс веры, сталкиваясь с историческими событиями, конвертируется в новые мировоззренческие формы, как и утопическое сознание, идеалистическая система которого имеет те же ценностные истоки.

Утопическое сознание, признавая существующую действительность, выступает ее регулятором - как мысленным, в виде литературных произведений и философских размышлений, так и практическим, в виде новых социальных практик и опытов. Утопия - это темпорально нагруженное понятие, неотделимое от культурно-исторического развития человечества и ценное настолько, насколько оно способно определять реальное через идеальное. Этот феномен имеет столь широкий диапазон проявлений, что даже не поддается от-

носительно объемлющей классификации. Утопия может нарисовать мир постоянного чувственного удовлетворения, как это происходит в беззаботных землях из народного фольклора; может отобразить спокойное, идиллическое, полагаемое естественным благополучие в рамках упорядоченного, с прописанным моральным кодексом бытия; может выразиться в напряженном религиозном воодушевлении и стремлении к высшему образу; может, в конце концов, достигаться посредством жесткого институционального регулирования.

В пространстве этих и многих других проявлений утопия и выступает инструментом развития социологического воображения, и предлагает наиболее значимые средства для осмысления сложных культурфилософских и социально-исторических процессов, для поиска ответов на теоретические и практические вопросы об аспектах, организации и смысле человеческого бытия.

При рассмотрении утопических проектов прослеживается одна особенность: зачастую выносится за скобки практический аспект преобразования человека, обоснование смены его идейно-ментальных установок. Это выводит на передний план проблему формирования личности в утопическом дискурсе, которая выступает в качестве магистрального вектора для проведения настоящего исследования. Для нас данная проблема отражается в выборке утопических подходов к образованию и воспитанию. Рассмотрение их выявляет, что для воспроизведения образа идеального, полноценного в своих взаимоотношениях с окружающим миром человека, в методы образования и воспитания обычно закладывается стремление к двум метафизическим вершинам - счастью и совершенству. В этом контексте разрабатывается и смежная проблематика социально-этического наполнения общественного идеала, который подразумевает объединение людей в общность на основании коллективно разделяемой системы ценностей. Вопрос универсализации социального идеала и культурологического стержня личности имеет высокую степень актуализации в разобщенном, индивидуалистическом мире, пережившем две мировые войны.

Поэтому, во-первых, присутствует постоянная необходимость выявлять взаимосвязь идей в их исторической преемственности, чтобы иметь более обоснованное представление о том, какую картину современности они производят и какие в ней могут быть действенны духовно-культурные ориентиры. Во-вторых, философские и культурологические дисциплины нуждаются в качественном уточнении состояния современного утопического дискурса. От этого зависит понимание, отрефлексированность происходящих в психологической структуре личности изменений; в результате повышается точность разделения естественного и искусственного, появляется возможность обновлять практики социальных взаимодействий в соответствии с релевантными данными, ориентировать их на исполнение воспитующей и образовывающей функции в тех или иных областях деятельности человека.

Степень разработанности проблемы

Диссертационное исследование посвящено такой культурологической и социально-философской проблеме, как формирование личности в обществах, конструируемых как умозрительно, так и практически по образцу, изначально полагаемому утопическим. Методы организации любого социума в широком плане требуют постановки вопроса о продолжении в новых поколениях наиболее приемлемого общественного устройства; в утопических обществах задача воспроизводства идеального строя соотносится с гораздо более высокой и сложной планкой.

Следует отметить, что для наиболее адекватного соотнесения поставленных задач с предметом исследования мы руководствуемся двумя определениями утопии. Первое принадлежит А. Фойгту: утопия - это идеальные образы других миров, в возможность существования которых можно лишь верить, так как научно она не доказана. Второе выведено блестящим исследователем утопии Э. Баталовым: под утопией понимается произвольно сконструированный образ идеального социума, принимающего различные формы (общины, города, страны и т.п.) и простирающегося на всю жизненную среду человека - от внутреннего его мира до космоса.

В целом утопия, утопизм, утопическое сознание обеспечивают важнейшие формы поисков моделей совершенного социального и политического устройства, фиксируют результаты аксиологического анализа социально-исторической действительности. Это обуславливает глубокую культурологическую и философскую разработку утопической проблематики. Одновременно с тем утопия, располагая широкими возможностями для осмысления состояния общественного сознания в контексте эпохи, из-за этой же широты охвата не может укладываться в какие-то конечные определения. Ощущается явный дефицит системных классификаций утопии, не говоря уже о пределах самого ее понятия. Утопии трактовали как литературный жанр, как реформа-ционные проекты, как социальный идеал, как прекрасные проекты будущего, достойные реализации, как мечты или грезы, никогда не воплощающиеся в реальности. Утопии могут условно разделяться по жанру, типу авторства, исторической роли, способу реализации идеала и так далее, но это преимущественно внешне-характерологические признаки. Создание исчерпывающей классификации для всего массива утопических направлений, которая учитывала бы глубинные причины возникновения утопических произведений и вступивших в фазу практического осуществления социально-утопических проектов, не представляется возможным. Неудивительно, что многомерность понятия утопии и утопических спецификаций - очевидность этого прослеживается и в данной работе - обуславливает также большое количество дефиниций.

Немецкий социолог К. Мангейм противопоставляет утопии идеологию. В этой диалектике он определяет сущность утопического сознания исходя из характеристик его роли в обществе. Также уделяется большое внимание кри-

тицизму как неотъемлемой стороне утопического сознания: Мангейм видит в утопии проявление трансцендентного сознания, которое не находится в соответствии с окружающим его бытием. Среди различных социальных функций, выполняемых утопией как специфическим типом общественного сознания, нередко наиболее ценной признается именно ее критическая направленность, о чем свидетельствует оценка утопического социализма у исследователей-марксистов. Значение этой социальной функции подчеркивал и польский исследователь утопии А. Свентоховский.

Критическая функция утопии находит выражение в прикладно-преобразующих импульсах, которые принимают затем формы различных социально-утопических проектов. Изучение тенденций развития социально-утопического сознания, как уже было сказано, позволяет подвергнуть рефлексии состояние общественного сознания в целом, осмыслить процессы перманентного поиска новых ценностных ориентиров.

Неоспорим тот факт, что изучение феномена утопии уже накопило значительный массив исследований. Эти исследования включают результаты рассмотрения утопии на различных уровнях: от представления о ней как о неотъемлемом компоненте образования сознания до ее опредмеченных форм (в первую очередь текстифицированных) и анализа ее роли и проявлений в исторических событиях, культурно-духовной жизни человека, социально-политических процессах, социально-философской мысли. Это основные стороны феномена утопии, которым посвящают свое внимание исследователи. В гораздо меньшей степени изучены аспекты, связанные со всей совокупностью социокультурных условий, способствующих возникновению и реализации утопических идей как на институциональном уровне, так и в индивидуальных поведенческих практиках и на уровне межличностных отношений.

В европейской философской и культурной традиции сущностные черты утопического сознания прослеживаются еще в творчестве античных авторов. Это Гомер и Тиртей, описывавшие благословенные края, Дион Хрисостом, поддерживающий концепцию «золотого века», когда людьми правили боги, Диодор Сицилийский с его заметками о далеких путешествиях. Также в работе упоминаются пифагорейская традиция обучения и древнегреческие взгляды на становление личности; освещаются платоновские как политические, так и мифологические образы «лучших» обществ и, кроме того, аристотелевская концепция счастья человека, строившаяся на базе гармоничной космологии.

Для характеристики особенностей утопического сознания, в разной степени проявляющихся в литературной форме, в данной работе привлекаются примеры не только из классической утопии (Мор, Кампанелла, Андреэ, задним числом причисленные античные авторы), но и из фантазийной реальности, которая отличает произведения таких специфических авторов, как Э. Беллами, О. С. Кард, Р. Шекли, О. Хаксли, Г. Уэллс. За пределами исследования авторов с подобными мотивами в произведениях можно исчислять десятками, в зависимости от постановки вопроса к их содержанию.

Первые шаги в направлении аналитического осмысления проблем утопии и утопизма происходят на Западе на рубеже Х1Х-ХХ в. Поскольку первоначально утопия рассматривалась как литературный жанр, то в указанный период в рамках каталогизирования существующих утопических произведений появляются наиболее известные труды в этой категории - А. Свентоховско-го, А. Фойгта, А. Кирхенгейма. Малоизвестная ранняя попытка каталогизирования утопий принадлежит Морицу Кауфманну: его книга «Утопии, или Схемы социального улучшения: от сэра Томаса Мора до Карла Маркса» увидела свет в 1879 г.

До этого период промышленного переворота принес с собой развитие утопического социализма и новые концепции и доктрины. В Англии они связаны с именами Р. Оуэна, Дж. Уинстэнли, Д. Беллерса; во Франции - К. А. Сен-Симона, Ш. Фурье.

Теоретическое обоснование социального утопизма стало возможным, когда в немецкой классической философии была разработана проблема общественного идеала. У И. Канта и Г. Гегеля общественный идеал рассматривается как цель и норма. К. Маркс и Ф. Энгельс связывают его с революционно-преобразующей деятельностью: у них идеал является не внешней относительно общества данностью, но компонентом исторического движения, который только в нем и возникает.

Попытки выявления взаимосвязи внутренних и внешних оснований утопического мышления масштабно предпринимаются исследователями утопизма преимущественно во второй половине XX века. Особенно плодотворен в этом направлении поток западных исследований. Среди их авторов выделяются X. Маравалль, К. Маннгейм, М. Ласки, Фр. и Ф. Мэнюэли, Е. Шацкий, Ф. Аинса, Дж. О. Герцлер, Дж. Дэвис, А. Мортон, М. Финли, Л. Сард-жент.

Многие философы и мыслители анализируют утопию как явление, которое коренится в самой природе человека, - таким ориентиром руководствуются X. Ортега-и-Гассет, П. Тиллих, М. Шелер, Ф. Полак. Немецкий философ Э. Блох вводит понимание утопии как процесс реализации «принципа надежды», который имеет объективные основания в самой истории. Американский философ Л. Мэмфорд относится к утопии критически: он наделяет ее механицистическим смыслом и видит ее назначение в том, чтобы примирить массы с предопределенным будущим. В его понимании утопия приравнивается к реализованному кошмару.

Значимые примеры изучения различных социально-антропологических аспектов утопического сознания находятся у П. Тейяра де Шардена, М. Мид, О. Хаксли, К. Кумара, Г. Маркузе, Э. Тоффлера, М. Элиаде. М. Мид, в частности, будучи антропологом и этнографом, оставила огромный культурологический и этнопсихологический материал по изученным ею взаимоотношениям между различными возрастными группами в традиционных и современных обществах, а также процессам социализации детей. К. Кумар - один из крупных социологов нашего времени, который также занимается историей

утопического мышления, чему посвящен один из его основных трудов «Утопия и антиутопия в современности» (1987).

Выше уже давалось пояснение касательно неизбежной субъективности предпринимаемых исследователями попыток создавать классификации в поле утопического феномена. Тем не менее, анализируя предлагающиеся уровни классификации, диссертант счел возможным задействовать некоторые из них, подходящие для решения задач настоящего исследования. К примеру, это социально-хронологическая классификация Ф. Мэнюэля, разделяющая утопии по времени их возникновения и сопутствующему набору характеристик. С той же целью диссертантом была предложена своя условная классификация, которая будет освещена во второй главе работы.

По отдельным социальным экспериментам, освещенным в данной работе, диссертант задействовал ограниченные, в силу общей малодоступности, историографические источники, авторы которых продолжительно занимались своими сферами исследования. М. Локвуд (M. Lockwood) изучала историю крупной американской утопической коммуны «Онеида»; Л. Боден (L. Baudin) создал труд по истории малых государств в Перу; Д. Диксон (D. Dickson) исследовал историю утопических братств и секретных обществ Нового времени; М. Ливи-Баччи (M. Livi-Bacci) интересовался историей Конкисты и вмешательством в жизнь коренной индейской популяции в Америке. Среди других исследователей социально-утопических проектов - Р. Джанзен (R. Janzen), К. Дж. МакНаспи (С. J. McNaspy), Дж. Э. Гро (J. Е. Groh). Представляет интерес система обучения в образцовой общине Артурдейл в Западной Вирджинии, практически не освещенная в отечественных исследованиях, -сведения о ее функционировании предоставляют труды Б. Бизера (В. Beezer), С. Ф. Стэка (S. F. Stack).

Вопросам, связанным с утопическим идеалом, его духовными основами, приложимостью к жизни и способам осуществления, уделяется внимание в работах многих русских философов - это Н. А. Бердяев, В. С. Соловьев, С. Л. Франк, И. О. Лосский, П. А. Флоренский, Н. Г. Чернышевский и другие. Нередко характеристика утопии в русской философии, особенно в ее религиозно-идеалистической части, давалась в дистопическом ключе.

В советский период философская наука имела тенденцию изучения утопии как формы общественного сознания, предвосхитившей социальный утопизм. Комплексный подход к проблеме отсутствовал, применялся в основном историко-личностный. С 60-х годов проблема общественного идеала в отечественной философии приобретает активную дискуссионность, чему способствуют исследования Э. В. Ильенкова, В. П. Волгина, Е. С. Громова, В. Е. Давидовича, Л. М. Ереминой и других.

Отдельный ряд исследователей занимались изучением утопической мысли применительно к российской истории, в которой она могла проявляться в крайних формах. Это Р. А. Гальцева, А. И. Клибанов, К. В. Чистов, В. Зень-ковский, Г. Федотов и другие.

Основной интерес к утопической проблематике среди отечественных исследователей приходится на 80-е и 90-е годы. Среди отечественных исследователей, изучающих как западную, так и отечественную утопическую мысль, выделяются А. С. Ахиезер, С. С. Аверинцев, А. Э. Штекли, О. М. Фрейден-берг, М. М. Бахтин, Е. JI. Черткова, А. А. Гусейнов, Э. А. Араб-Оглы, А. М. Ушков. Отдельно В. А. Гуторов, А. И. Мартынов исследуют проблемы генезиса социальной утопии в западной и восточной традиции. Попытка всестороннего анализа утопии проводится в работах Ч. С. Кирвеля, С. С. Сизова, В. П. Шестакова, Т. А. Пчелинцевой. В отечественном поле одним из немногих крупнейших исследователей утопизма в его историческом и культурологическом контексте является Э. Я. Баталов: за его авторством вышли обстоятельные и уже хрестоматийные книги «Социальная утопия и утопическое сознание в США» и «Пять диалогов об утопии, утопическом сознании и утопических экспериментах». Большую систематизирующую работу по утопической теме проделала В. А. Чаликова, которая с конца 70-х была основным энтузиастом и составителем серии сборников, посвященных утопической мысли России и Европы, широко отобразивших взгляды на утопизм в западной философии (всего вышло 6 сборников). К этой работе она привлекала немало ученых; кроме того, под ее редакцией в Советском Союзе публиковались книги Оруэлла, Элиаде, Шацкого, Мэмфорда.

Современный утопический дискурс, очевидно, характеризуется методологической междисциплинарностью в рассмотрении связанных с утопическим мышлением вопросов и проблем. Развитие исторического метода и исторического сознания все более связывает их со всеми формами утопического мышления - религиозной, социальной, политической. В XX в. появляется и усиливается тенденция анализа феномена утопии и утопического мышления с позиции человеческой психологии. Все это обуславливает исследовательское погружение в проблему утопии в новых контекстах, с привлечением новых факторов для анализа. С 1975 г. существует американское Общество утопических исследований, созданное для изучения утопианизма во всех его формах, с упором на литературную и экспериментальную утопию. Оно организует ежегодные конференции на соответствующие темы и выпускает начиная с 1987 г. журнал «Utopian Studies». Выходящий дважды в год, журнал является крупнейшим печатным изданием, публикующим научные статьи по теме утопии и утопианизма, утопической литературы и утопической теории, экспериментальных сообществ. Широкий круг занятий авторов статей сам по себе становится заметным признаком диверсификации феномена утопии.

Попытки обозначить внутреннюю динамику индивидуального сознания не только выявляют новое измерение в ретроспективных оценках утопической литературы и социал-утопических проектов, но и усложняют категори-зирование утопического дискурса. Так, к примеру, О. Хаксли вносит свой вклад в понимание человеческих потребностей и мотиваций как теоретически (через свои романы), так и практически (исследуя воплощенные формы социального идеала, в частности, строй социалистической колонии Льяно

дель Рио). Представители бихевиоризма рассматривают возможность поведенческого регулирования и насильственного «осчастливления» человека (Б. Ф. Скиннер). Все чаще к анализу утопии в контексте новой социальности обращаются социологи (Д. Рисмен, Р. Левитас, Р. Дарендорф).

Напрямую связанными с утопическим сознанием остаются современная богословская и этико-религиозная проблематика. Поэтому особый интерес и новые суждения в этой сфере проистекают из открытых дискуссий между представителями церкви и светскими мыслителями. Таков, например, «Диалог о вере и неверии» между католическим кардиналом Мартини и ученым-медиевистом и писателем У. Эко. В меняющейся современности в рефлекси-рованное изучение путей и форм выражения религии вовлекаются как исследователи соответственного профиля - например, богослов X. Кокс с его теорией о закономерности секуляризации сознания, монах-францисканец и философ Ф. Реати или теолог Г. Кюнг с его проектом мировой этики, - так и светские авторы, предпринимающие попытки подойти к анализу взаимосвязанности религии с историческими событиями с меньшей пристрастностью: Т. Ф. Опи (T. F. Opie), Дж. Фелан, Дж. Б. Квандт (J. В. Quandt), Л. Расин (L. Racine), X. Йоас, К. Ясперс, В. А. Лекторский, Т. С. Паниотова, Л. Н. Митрохин.

Размышления о текущем состоянии утопического дискурса не обходятся без модернистских трактовок, порождающих новые термины и контртеории. Так, 3. Бауман подводит утопическое мышление под свое обоснование «текучей современности»; Т. Мойлан придерживается направления «критической утопии», полагая, что социальная утопия в происходящих сейчас процессах приобретает дистопический характер; Э. Тоффлер оперирует термином «практопия» в качестве уже случившейся утопии.

Продолжают появляться более современные утопические каталоги. Весьма заметные подборки составили Г. Негли и Дж. Патрик, В. В. Святловский, Т. А. Егорова, А. В. Чудинов, Л. Сарджент. Сейчас массив работ и исследований, связанных с изучением утопического феномена, настолько велик и разносторонен, проистекает из такого количества школ и направлений, что это позволяет говорить о возникновении специальной отрасли знания - уто-пиологии.

Для раскрытия педагогическо-утопического направления в работе диссертант обращался к тематическим трудам ряда различных авторов, среди которых: Я. А. Коменский, выдающийся педагог Нового времени; В. Иегер, глубоко исследовавший специфику формирования греческой мысли; В. Та-таркевич, проведший масштабное изучение понятия «счастье»; философы, педагоги и психологи Б. Бим-Бад, Г. Иванченко, Д. Дьюи, М. Лукацкий, В. М. Розин.

Хотя сейчас с изучением утопического феномена связано обилие исследований, остаются нерешенные вопросы и пробелы в понимании тех или иных его особенностей и проявлений. Кроме того, как мы упомянули, меж-дисциплинарность исследований и меняющаяся контекстуальность вопросов

порождают новые критерии анализа. В процессе знакомства с утопическими сочинениями была выявлена характерная для абсолютного большинства утопических сочинений проблема расхождения между желаемым образом будущего и отсутствием средств анализа формирования личности в рамках этого будущего. Данная проблема и обусловила выбор автором темы исследования - «Проблема формирования личности в утопическом дискурсе».

В качестве объекта исследования выступает феномен утопического мышления, который представлен в культуре результатами человеческой способности продуцировать на окружающий мир идеалистические мыслительные построения, мотивации, установки.

Предметом исследования является воспитательно-образовательная составляющая утопических проектов и обществ.

Целью исследования является получение представления о предпосылках и методиках формирования личности в рамках воспитательно-образовательных процессов в полагаемых идеальными обществах.

Для достижения поставленной цели были сформированы следующие задачи:

1. Раскрыть особенности зарождения утопического сознания в качестве одного из элементов античной культуры и философии.

2. Описать специфику расширения христианско-утопических взглядов на формирование личности в контексте социально-исторических процессов Нового времени.

3. Указать влияние секуляризации религиозного мышления на пересмотр утопического дискурса и религиозных смыслов в современном обществе.

4. Установить расхождения в утопических подходах к процессу формирования и социализации личности - как в литературной утопии, так и в практических формах социального идеала.

5. Рассмотреть примеры воплощенных форм социального идеала с элементом формирования личности, относящихся к рубежу новой и новейшей истории.

6. Выявить особенности современного состояния социально-утопического дискурса в контексте исследуемой проблемы формирования личности.

Теоретико-методологические основания работы

Теоретико-методологический инструментарий анализа обуславливается комплексной спецификой объекта исследования и необходимостью изучения социокультурного выражения предмета исследования. Проблема, выводимая в исследовании, комплексна, поэтому решение задач в ходе работы выполняется на междисциплинарной основе. Отсюда использование диссертантом нескольких теоретико-методологических подходов, среди которых выделяются следующие.

Системный, или структурный, подход позволил как подойти к исследованию утопии с позиции определения ее места и роли в системе общественных отношений, так и начертить вектор трансформации утопии.

Сравнительно-исторический подход дал возможность конкретизировать в инструментарии исследования категории утопии и утопического мышления. Реактуализируются известные базовые модели в новых исторических условиях. Изучение феномена утопии и утопического сознания вносит значимый вклад в процесс переосмысления путей дальнейшего развития и основных ценностей современной цивилизации. Определенную актуализацию получают мировоззренческие и идеологические проблемы, связанные с созданием возможностей для самостоятельного мышления индивидов, выбором ими альтернативных путей развития общества, формированием идеалов, постановкой целей и осмыслением средств их достижения.

Рассмотрение источников утопического сознания в их цивилизационно-историческом контексте потребовало применения методов историко-культурного и герменевтического анализа. Социальный контекст, с его временными и пространственными характеристиками, сообщает многим утопическим текстам специфические признаки, которые могут ретроспективно разделять их на условные группы. Такие признаки выявляются, например, в классификации Ф. Мэнюэля.

Поиск и изучение данных об опыте социально-утопических экспериментов потребовали применения конкретно-исторического метода, который позволил сделать попытку сформировать обзор проектов, обладающих знаковыми чертами и потому выделяющимися в качестве характерных вех эволюции воплощенных форм социального идеала в конкретные периоды. Вспомогательным подходом здесь также стал социокультурный, ориентированный на изучение реальных социальных процессов в условиях меняющихся парадигм мировосприятия.

Изучение превращенных форм социального идеала заставляет говорить о необходимости совершенствования методологии социального реформирования. Также нуждается в дальнейшей теоретической и методологической разработке проблема сочетания различных видов утопизма, утопического и неутопического способов полагания общественного идеала.

Кроме того, значимым средством исследования явился философско-антропологический подход, который, помимо вышеуказанных, был задействован для установления роли отдельно взятых личностей в полагании идеалов и целей, экстраполируемых на общественное и социально-политическое поле.

В завершение постструктуралистский подход дал возможность выявить особенности современного утопического дискурса и тем самым дополнить видение проблемы пониманием ее продолжающейся динамики.

Эмпирическую базу исследования обеспечил ряд работ по социальной философии, истории культуры, религии, социологии, психологии, архитектуры. Значительным источником материала для написания исследования по-

служила выборка из ряда утопических произведений, причем не только известных, но и имеющих низкий индекс упоминания и цитирования.

Научная новизна исследования

1. Раскрыты особенности мифологических истоков утопического мышления в античной философии и подходов к воспитанию идеального человека в контексте божественной гармонии.

2. Выявлена специфика продуцируемых христианством этико-ценностных парадигм в качестве основы формирования личности и важнейших источников утопического сознания.

3. При описании «преемственных» проявлений религиозной идеи показано, что в современности активность религиозных мотивов в утопии не столько редуцируется, сколько фрагментируется и, соответственно, возникает ситуация, когда каждый человек сам способен задать себе вектор самореализации.

4. При установлении расхождений в различных утопических подходах к процессу формирования личности введена и обоснована авторская классификация утопий по концепциям человека совершенного и человека счастливого.

5. На примере эпизодов из историй отдельных воплощенных форм социального идеала представлены различные платформы воспитания и формирования характера личности.

6. Выявлена такая особенность современного утопического дискурса, как полиутопия. Это выражается в том, что исчезает тяготение к универсальной, глобальной утопии, акцент смещается на разработку различных локальных утопий с оригинальными характеристиками, отвечающими социальным желаниям различных групп общества. Новым идеалом становится их системное взаимодействие.

Основные положения, выносимые на защиту

1. Специфика формирования личности в идеальном обществе на настоящий момент имеет низкий уровень проработанности в утопическом дискурсе, что связано с конструктивной особенностью утопического феномена, в котором проекты «лучших» обществ - это преимущественно концепции в «готовом» описательном воплощении, без фазы предшествующего строительства. При мышлении в этом ключе из поля зрения большинства утопистов выпадают такие аспекты, как необходимость исторически разработать процесс становления идеального человека (как правило, неявно предполагается, что «утопизация» индивида в совершенном обществе происходит сразу и навсегда) и создать систему воспроизводства воспитательных и образовательных подходов (идеальное общество статично, не подвергается временной «порче», и детям избирательное воспитание не нужно).

2. В условиях многоуровневой и многонациональной этичности, когда неприемлемое в одних культурах вполне допускается в других, в условиях размытия внутреннего чувства нормы, когда сплавляются в сознании различные модели поведения и типы взаимоотношений, сведения о которых быстро распространяются в информационном обществе, - в этих условиях даже универсальные и, казалось бы, самоочевидные христианские заповеди подвергаются сомнению и дефрагментации. В новом социальном контексте религия не только отделяется от утопии, но и та и другая сводятся к культуротворче-ским идеям или таким факторам, которые легко поддаются изъятию из социальной ткани. Этот процесс трансформирует структуру идеалистических представлений как основы становления характера личности.

3. Для большинства утопических экспериментаторов их проекты при переходе на ступень практического осуществления быстро перестают представлять интерес. Человеческая психика задействует утопию не только в качестве формы умозрительной трансформации реальности, но и психологической защиты или отрицания окружающей действительности. Поэтому главной трудностью на стадии реального коммунитарного эксперимента становится необходимость четко видеть конечную модель желаемого общества и придерживаться последовательного внедрения новых принципов бытия в течение долгого времени, тогда как в воображаемых утопических проектах переход обыкновенно совершается очень быстро. Таким образом, в подавляющем большинстве воплощаемых форм социального идеала линия трансформирования человеческого характера практически не прорабатывается.

4. По мере усложнения мировоззренческой картины мира и декларируемого «конца утопии» увеличивается и количество возможных моделей и предлагаемых смыслов жизни. Их многообразие на сегодняшний момент приводит к необходимости использовании такого понятия, как полиутопия. Это подразумевает утопию, состоящую из нескольких утопий, из какого-то количества различных неоднородных сообществ, в которых различные социальные группы получают возможность выстраивать имманентный им, полагаемый приближенным к идеально-проектируемому образ жизни в разных институциональных условиях. Такое представление видится более релевантным сегодня, когда знание о мире слишком детализировано, чтобы по-прежнему применять к нему классическую концепцию всеохватной утопии. В идеале современного западного общества полиутопичный подход должен применяться и в сфере воспитания и образования, поскольку каждый ребенок обладает собственной скоростью развития и потребностями в обучении.

Значимость исследования

Теоретическая значимость исследования заключается в том, что поставленные в исследовании задачи решаются на стыке социальной философии, социологии и психологии и качественно уточняют как антропологиче-

ские предпосылки современного утопического дискурса, так и его текущее состояние.

Результаты настоящего исследования открывают возможности для дальнейших теоретико-практических исследований фундаментального и прикладного характера в области социальной философии, социологии, психологии и смежных наук.

Практическая значимость работы: в практическом плане результаты настоящего исследования могут быть задействованы для критического рассмотрения культурфилософской проблематики утопического сознания и формирования личности как в утопическом дискурсе, так и - через него - в современной меняющейся реальности. Предоставленные исследованием материалы подходят для осмысления в рамках таких дисциплин, как социальная философия, социология, культурология, психология, история идей. Также они подходят для практического применения философами, педагогами, социальными работниками.

Апробация результатов исследования

Полученные в ходе проведения исследования результаты представлялись в виде заочных докладов на нескольких научных российских и международных конференциях. Основные положения диссертации отражены в десяти работах, из которых 3 статьи опубликованы в изданиях, рекомендованных ВАК РФ, 6 статей — в сборниках материалов конференций, 1 статья — в специализированном издании Томского университета «Утопия и образование», посвященном коррелирующим с темой исследования вопросам.

Структура диссертации

Логика изложения материала и структура диссертационного исследования были определены исходя из сформулированной выше цели и поставленных задач. Диссертация состоит из введения, двух глав по три параграфа в каждой, заключения, списка использованных источников (в количестве 158 наименований, из них 59 - на иностранных языках) и 6 приложений. Общий объем диссертации составляет 224 страницы.

II. ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Во Введении обосновываются актуальность и научная новизна исследования; определяются его объект, предмет, цели и задачи, решаемые в результате исследования; характеризуются степень проработанности проблемы и источники исследования, описываются применявшиеся при работе методы; раскрывается теоретическая ценность и практическая значимость исследования; формулируются основные положения, выносимые на защиту.

Первая глава - «Утопия как элемент социального сознания» - состоит из 3 параграфов, посвященных обозначению особенностей закрепления утопии в социальном сознании.

В параграфе 1.1 «Зарождение утопического сознания как составляющей античной культуры и философии» подчеркиваются логические и исторические истоки феномена утопии как такового. Поскольку в качестве самостоятельного духовного явления утопия появляется только в эпоху Возрождения, об утопии до этого периода говорилось в рамках общего изучения форм утопического сознания, которое подразумевает включение парадигм социокультурного и исторического восприятия.

Автор выявил историко-идейную связь религии и утопии, поскольку античная мифология и философия, а затем христианство, явившееся этической и культурной основой современной европейской цивилизации, создают широкий ряд образов, питающих утопическое сознание. Отношение к развитию личности в античном мышлении на глубоком уровне прорабатывало вопрос развития широкого спектра человеческих добродетелей. Значительную роль в этом развитии занимали представления о совершенстве, гармонии, счастье, которые позднее станут этико-культурологическими компонентами собирательного восприятия утопических идеалов. Трактовки этих понятий отличались у разных философов: когда Аристотель рассматривал счастье как «приятную жизнь и жизнь в довольстве», для Демокрита это могло быть «хорошее состояние души», а Платон, например, исходил из внешних определений — для него счастливы те, кто обладает «добрым и прекрасным».

Дальнейшее обращение к гармонии как к категории всеобщего единства продуцировало и создание утопических картин, в которых люди жили в счастливых, изобильных краях, «ходили под богами», благословенные ими. Такие картины - как правило, обращенные в прошлое, «происходившие когда-то где-то», - описывают в своих сочинениях Ямбул, Гекатей Абдерский, Гомер, Тиртей и другие. Особенно этот «взгляд назад» характеризуется названием «Исторической библиотеки» Диодора Сицилийского, также содержащей описания путешествий на «острова богов».

Древние греки верили в Золотой век, в котором люди были счастливы и который они утрачивали с течением времени, пока не оказались в Железном веке, когда счастлив только тот, кто родился и сразу умер, а еще счастливее тот, кто не родился вовсе. Это существование в когда-то реальном раю было естественным и не требовало адаптации. Подобные образы исключали процесс своего становления. И перечисленная в данном параграфе выборка античных представлений о рае, о счастье среди людей, о поездках в дальние страны и удивительных наблюдениях, сделанных в них, - это те концепции, которые становятся мифологическими, культурно-идейными предтечами утопии. К ним прибавляются уже социально-политические образы идеальных государств - например, хрестоматийный проект Платона называется утопией задним числом, после того, как Мор закрепляет этот термин литературно, и имеет огромное значение для истории идей и спустя многие века.

Особенности мифообразующей системы не только давали надежду на счастливую жизнь, веру в божественное бытие, но и становились затем источником вдохновения в обращении к теме воспитания и образования. У того же Платона мифологичность его ойкумены соседствует с рациональностью взглядов на общественное устройство: он и размышлял о гармонической сопричастности человека к Космосу, основывая на ней человеческое совершенство, и разрабатывал теоретические идеальные государства и воспитательные системы.

Категории гармонии, счастья, совершенства по мере их проработки начинают увязываться с личным ощущением человека своей роли и места в Космосе, который, по Платону, есть наиболее совершенное из всего, что доступно восприятию. Аристотель, глядя на гармонию в природе, считал ее достижимой и в человеке — посредством тренировок. Размышляя о связи гармонии и души, Аристотель соотносил одно с другим и дал одно из первых определений совершенству: это то, вне чего нельзя найти хотя бы одну его часть; то, что по достоинствам и ценности не может быть превзойдено в своей области; то, что достигло хорошего конца. По мысли греков, когда у истоков стояли боги — они не могли в силу высшего, абсолютного качества своего бытия сотворить или сделать нечто несовершенное. Поэтому если в реальности все портилось и приходило в упадок, рай уходил в прошлое, то у человека все еще оставалась воля изменить самое себя и через это, возможно, вернуть то, что осталось позади.

Это показывает, что именно греческая традиция порождает стимул к созданию человека идеального типа, который стал бы ядром и основой идеального общества, продуктом идеальной воспитательной системы идеального государства. Такая идея затем образует другой тип утопии, отличный от античного «взгляда назад», - это авторские проекты идеальных обществ, которые обращены к перспективе будущего осуществления. Среди первых проектов по преобразованию человека, приближения его к необходимому в совершенном Космосе идеалу можно назвать пифагорейское братство с системой гражданского воспитания, платоновский проект двоякого воспитания - му-сического и гимнастического.

Представления мыслителей укладываются в важнейшую категорию греческих взглядов на природу человека - пайдейю, рассмотрению которой посвящен значимый труд В. Иегера. Центральным пунктом в пайдейе было понятие арете - сложного, многосоставного концепта, включавшего в себя и духовную развитость, и сознание себя, своей роли и места в мире, и истинный героизм. Для греков весьма значимым в целом являлся именно аспект воспитания как приведения к величию души (мегалопсихия), а не образования как расширения кругозора. В аристократической среде целью воспитания являлось не просто «биологическое» подражание социальной модели поведения, ставшей традицией, но именно культивирование величия души, приход к духовной значимости, к подлинной арете; в этом заключалась сущность греческой аристократической выучки. (К арете примыкает калокагатия - со-

вершенность развития и духа, и тела.) Эта проработка на воспитательном уровне особенно касалась героической арете - наличия в духовной структуре такой ценности, как героизм. Понимание идеала мужской доблести было совершенно необходимо. Поскольку воинская доблесть высоко ценилась в греческой поэзии, то для достижения истинной героической арете следовало давать такой опыт и понимание того, как должно поступать в том или ином случае, чтобы воин действовал не по навязанной реакции, а исходя из собственных побуждений, внутренней личной проникновенности. То есть нежелательны автоматические побуждения вида «я должен сделать это, потому что мне так говорили», но заслуживают всецелого одобрения глубокое внутреннее понимание и готовность поступать так, а не иначе, - это понимание и готовность, которые выше, священнее по своему содержанию, нежели простой долг.

Таким образом, обозначив в античной культуре и философии истоки идей о подходящем всем людям устройстве общества и необходимом воспитании идеального человека, автор раскрывает комплексность взглядов на условия достижения идеала: следует не просто стремиться к идеалу внутри себя, но и образовывать его внешне, в сопричастности к космической гармонии.

В параграфе 1.2 «Хриетианско-утопическая перспектива в динамике социально-исторических процессов Нового времени» автор с одной стороны, подчеркивает линию преемственности утопического мышления, а с другой -выявляет его новые «антропологические настройки». Это сопряжено с выходом за пределы церковных ограничений, формировавших завершенный док-тринальный уклад, и с экспансией категории социального.

Этот выход происходил как в связи с завоевательной экспансией европейцев в Новом Свете, так и под безусловным влиянием христианских образов: на новооткрытые территории возлагалась возможная миссия по обновлению христианства, по рукотворному созданию свободного от пороков общества. Автор обращает внимание на значение Нового Света как «первозданной земли» по отношению к Старому и на то, как это обусловило социальные эксперименты по отношению к индейцам, которых европейцы воспринимали по-разному, в том числе не считая за полноценных людей.

Следует отметить, что тем не менее гуманистически мыслящая часть светских и религиозных мыслителей Европы обеспечила, в частности, создание госпитальных деревень для помощи индейцам в Новой Испании, а в целом - синтез культур в Южной и Средней Америке (в отличие от Северной).

При этом Америка оказала неодинаковое влияние на развитие утопической мысли в Старом Свете: если для основной части Старого Света Новый стал духовным продолжением утопического мышления и следующей страницей в развитии утопического дискурса, то для колонизаторов с Иберийского полуострова - его материальным образованием. Для испанцев, открывших Европе Новый Свет, Америка явилась их собственным вместилищем утопических чаяний, и это объясняет отсутствие в испанской и португальской ис-

тории идей того множества теоретических утопий, которое родилось в других странах Европы.

Открытие неизведанной территории и вступление во владение ею аналогичен повторению акта творения и потому вызывает у первооткрывателей стремление к построению нового общества. В этой связи автором была исследована история парагвайских редукций, что является одним из ключевых пунктов диссертации. Социальный эксперимент Ордена иезуитов в Парагвае - уникальный длительный (полтора столетия) опыт, включивший в себя христианизацию автохтонного индейского населения, объединения его в поселения-редукции, организацию его жизненного уклада с интеграцией старых и новых занятий. Иезуитское государство то и дело приравнивается к воплощенной утопии, принявшей христианское измерение.

С этой же стадии в историю человечества - и в дискурс исследования -входит мотив активного, прикладного преобразования человека человеком. Это преобразование на сознательном уровне включает именно тот аспект, который отличает его от простой системы воспитания, к примеру, у тех же греков, - аспект изменения человека другого, не соответствующего представлениям в превосходной степени. То есть речь идет не просто о переходе в состояние с какими-то благоприобретенными посредством воспитания чертами и знаниями, но о переводе из состояния с выделенными плохими, неугодными чертами и качествами в состояние, от этих последних черт и качеств избавленное, - в состояние более правильное и подходящее относительно изначального, с точки зрения преобразователя.

Главное следствие встречи западного христианского мышления с Новым Светом заключалось в том, что благодаря ей западный человек развивает в себе свойства демиурга, которые открыл в нем Ренессанс. С момента вторжения утопического дискурса смысл изначального поиска земного рая радикально меняет свое содержание, хотя цель продолжает оставаться той же. Он стремится организовать идеальное общество с реальными человеческими существами, собравшись с силами, чтобы практическим вызовом противопоставить чисто военной конкисте и дискриминационному господству над коренными жителями альтернативное справедливое и равное общество, вдали от безвозвратно «испорченной» Европы.

Возрастающее осмысление категории социального приводит к постепенной секуляризации утопии на евразийском континенте и экстраполяции антропологического критерия, что отражается в реформационных течениях. Образ и поступки проповедника и реформатора Томаса Мюнцера сами по себе представляют новую «антропологическую настройку» утопического мышления, а кроме того, фиксируют необратимое обмирщение массового отношения к христианской церкви. Человечество перетекает в следующую стадию своего темпорального бытия, когда основной биологический фактор исторической природы человека - инстинкт силы и слабости - поддается все большему контролированию разумом. Этот новый инстинкт разума вступает в реакцию с прогрессистскими подвижками нового времени, порождая, в ча-

стности, то смутное ощущение «недостаточности» христианских ценностей, которое более не исчезнет теперь, а в целом - ощущение человеком себя как личности, способной творить «вторую природу» по своему усмотрению.

В параграфе 1.3 «Прогрессирующая секуляризация утопического мышления» описано влияние процесса секуляризации религиозного мышления на утопический дискурс и пересмотр религиозных смыслов в современном обществе.

Восприятие человека Нового времени начинает расставаться с религиозностью как довлеющим фактором мировоззрения, а утопия - в той мере, в какой она становится оформленным явлением уже в этот период, - носит секуляризующийся характер изначально. Ее прогностическая функция тем более ускоряет этот процесс. В расширившемся смысловом поле ослабевают традиционалистские условия влияния христианской церкви. Тенденция к рационализму и прогресс в научном познании мира смещают утопизм в земную, утилитарную плоскость. Чтобы ярче обнаружить двойственную природу эпохи, находящейся на доктринальном разломе, автор занимается разбором двух интересных сочинений с мотивом построения идеальных обществ на христианской основе - «Вольфарии» И. Эберлина и «Христианополиса» И.В. Андреэ.

Далее, утопия все больше «разбавляет» фундаментальные христианские образы наукой, социальными проблемами, фантастическими предположениями будущего, теориями изменения общественного строя. Семантика утопии теряет связь с элементом благодати, пронизывавшей античные «райские картины» как предожидание, благоговение перед чем-то высшим и справедливым. Показано, как с ходом времени и социальных революций снижается присутствие христианского духа в массовом сознании и исчезает классическое понимание утопии. При пояснении этой связи отмечаются также различные взгляды на «постхристианскую» эпоху и те изменения, которые имплицитны содержанию сегодняшнего цивилизационного строя. Здесь автор обращается, в частности, к планам немецкого аристократа графа Мольтке по возрождению христианского гуманизма, имевшим место в период Второй мировой войны; к теории теолога Д. Бонхёффера о безрелигиозном христианстве; к концепции «мирского града» богослова X. Кокса; к теориям идентичности социолога А. Хана.

Проблема сегодняшней информационной реальности, из-за которой расслаивается ее христианское наполнение, заключается в том самом постмодернистском множестве смыслов, которое усложняет подбор подходящих трактовок и этических решений. Человек осознал, что этические ценности могут быть конвенциональными. Поэтому автор отмечает, что в условиях многоуровневой и многонациональной этичности, когда неприемлемое в одних культурах вполне допускается в других, в условиях размытия внутреннего чувства нормы, когда сплавляются в сознании различные модели поведения и типы взаимоотношений, сведения о которых распространяются средст-

вами информации, - в этих условиях даже «абсолютные» христианские заповеди подвергаются сомнению и дефрагментации.

Поэтому нынешнее состояние индивидуального сознания на фоне такого расфрагментированного мира, по мнению автора, обнаруживает не столько упадок веры в Бога в телеологическом плане, сколько попытку фиксации накопившихся расхождений между религиозной и мирской этикой. Предпринимаются попытки установить базис, на котором зиждутся общие для них ценности и на котором, таким образом, они могут примириться. Многие представители нового поколения, вырастая в атмосфере отсутствия ментальной традициональности, предпочитают поступать бездумно, сиюминутно, отдаваясь течению «легкой», «обесструктуренной» жизни, уходя тем самым от ответственности внутренней и внешней. В силу этого представляется значимой способность к здравому рассуждению и отказу от ортодоксального противопоставления религиозности и светскости, а кроме того — возведение в приоритет общепринято-безусловных ценностей, которые способны аккумулироваться в духовном сознании каждого человека. При полном морально-этическом релятивизме жить невозможно, поэтому в какой-то степени здравомыслие становится системообразующим качеством личности. Естественно понимать, что способностью иерархизировать ценности наделило человечество не что иное, как религия. Современный здравомыслящий человек в норме не терзается выбором, например, украсть или не украсть, убить или не убить.

Нравственность познается в присутствии другого, и эта мысль определяет всю глубину этических взаимосвязей: любая ценность становится таковой только в практическом приложении, в умозрительном она представляет собой лишь слово, ноумен.

Можно согласиться с тем, что кризис духовности нарастает, раздаются открытые заявления о наступлении «постхристианской цивилизации», но в то же время невозможно окончательно похоронить Бога, как и забыть его. Это уже не относится к категории чистой религии, - это неотъемлемый культурный пласт. Христианские ценности - исток европейской цивилизации, и отказ от них способен разъять саму основу существования государств, погубить общественную мораль и публичный дух, в рамках которых совершаются нормативные взаимодействия между людьми, общественными институтами, государствами.

Однако если у современного человека может отсутствовать прямая потребность во включении в свою жизнь заметного религиозного измерения, то окончательной выработки утопического сознания у него не происходит. Утопия в плюралистическом мире рассеивается и находит выражение в совершенно новых формах.

Вторая глава - «Утопическое мышление как специфический способ формирования личности» - состоит из 3 параграфов, которые посвящены рассмотрению подходов к проблеме образования и воспитания человека в антропологическом контексте утопии. Для построения композиции исследова-

ния автор использует классификацию, придуманную Ф. Мэнюэлем. Он разделял утопические произведения на три основные тематические группы по их схематичной принадлежности к социально-хронологическим пластам разной продолжительности начиная с появления моровской утопии. Первая группа - утопии «спокойного счастья», от Мора до Французской революции; вторая - динамические социальные, революционные и прочие «изменяющие историю» утопии, преобладавшие большую часть XIX в.; третья же - это психологические и биологические утопии, ставшие характерными для XX в.

В параграфе 2.1 «Утопические подходы к процессу социализации личности: проблема идеального образования и воплощения социального идеала» устанавливаются расхождения в утопических подходах к процессу формирования и социализации личности — как в литературной утопии, так и в практических формах социального идеала.

Растущее количество и многообразие утопических произведений постепенно приводит к вопросу, что же такое утопия для человека, совмещается ли она со способами осчастливить человека или же со способами сделать его жизнь и его самого совершеннее? При попытке ответить на этот вопрос автор, для облегчения задачи, выделяет две условные по своим критериям концепции. Это концепции человека счастливого и человека совершенного, каждая из которых продуцируется различающимися аспектами утопического бытия.

Первый, этатический, подход формируют такие факторы, как совершенствование условий жизни человека, среды, которая его окружает, и достижение максимально приближенного к идеальному государственно-политического строя. Второй, антропологический, подход характеризуется таким описанием утопических обществ, при котором на первый план выходит более локализированный аспект - особенности личного мировосприятия и внутреннего изменения человека. Соответственно, этатический подход скоррелирован с концепцией человека совершенного, а антропологический -с концепцией человека счастливого. Наибольший интерес вызывает вторая концепция, что связано не только с антропологическим контекстом, но и с ее теоретической и практической сложностью. Закономерно, что под «человеком счастливым» автор подразумевает такие преобразования в мышлении и самоощущении человека, которые позволят ему обрести понимание приоритетных жизненных ценностей, избавиться от душевного недовольства и прийти к истинной гармонии как внутренней, так и внешней, выражающейся в идеальном, подходящем конкретному индивиду жизненном укладе и комфортном взаимодействии с другими. Но вопрос жизненных ценностей сам по себе также весьма сложен и индивидуален. Отмечается, что по причинам той же сложности релевантные этой концепции утопические произведения гораздо более редки, чем те, в которых достижение идеала ориентировано исключительно на внешнюю, предметную и социально-политическую сторону человеческой жизни и деятельности, а это и порождает коммунистические и социалистические проекты. Что же касается перемен в сознании самого че-

ловека, в его идейной ментальности — этот противоречивый аспект рассматривается в целом крайне скупо. Плохая проработанность социально-антропологической составляющей в утопической литературе античности и Нового времени, как нетрудно понять, объясняется общим отсутствием в то время практики научной систематизации проявлений человеческой психики.

Краеугольный метод в формировании человека счастливого - его воспитание и образование - рассматриваются еще более скупо и противоречиво. Эти фундаментальные для упомянутой концепции понятия, как правило, авторами практически не затрагиваются либо умалчиваются, и такой факт может указывать, насколько большую трудность составляет для самих утопистов четкое понимание того, как должен строиться правильный и безущербный процесс воспитания идеального человека, какая система образования должна быть создана.

Иллюстративный материал строится на базе произведений Т. Кампанел-лы, Л. Мерсье, Э. Беллами, О. Хаксли, О.С. Карда, Г. Тарда, а также на истории социалистической колонии Льяно дель Рио, исследованной, в частности, тем же О. Хаксли.

Плюрализм и взаимодействие культур продуцируют новые педагогические методики, которые также находят свое отражение в утопии. Появляются отдельные проекты мирового образования, хотя им и недостает организационной системности, чтобы быть осуществленными. Многие новые педагогические практики вложила в историю образования «прогрессивная эра» в Америке - с 90-х гг. XIX в. по 20-е гг. XX в., когда происходило множество попыток перекроить инертные образовательные системы. Расширение возможностей образовательно-социетальных практик интегрируется с подъемом коммунитарного движения, начинающимся с середины XIX столетия. При изучении коммунитарных экспериментов обращается внимание на тот факт, что, в отличие от европейской утопии, апеллирующей к потерянному раю, американская практически всегда держится настоящего. В этом моменте обнаруживается историческое повторение: в ХУ1-ХУП в. новооткрытый американский континент стал для Европы воплощенной утопией, предоставлявшей возможность «обновления» в широком смысле - новые земли, новые способы построить другое общество, а в XIX в. - сценой для изобильной плеяды коммунитарных экспериментов.

Осуществление утопических проектов этой эпохи выявляет новую «антропологическую настройку», актуальную в контексте задач данного исследования. Для большинства утопических экспериментаторов их проекты при переходе на ступень практического осуществления быстро перестают представлять интерес. Такое положение связано с особенностями человеческой психики, избирающей утопию не только в качестве формы умозрительной трансформации реальности, но и психологической защиты или отрицания окружающей действительности. Возрастание значимости личных идеалов по мере того, чем выше на баррикады требуется возвести эти идеалы, объясняет ту трудность, какую для человека может составлять способность осмыслить

свои действия с точки зрения здравого смысла и, тем более, расстаться с идеей, по факту исчерпавшей себя. Устремление к частным идеалам сопряжено с неготовностью к зрелому восприятию настоящих трудностей, возникающих в коммунитарных экспериментах. Главной из них является необходимость придерживаться последовательного внедрения новых принципов бытия в течение долгого времени, тогда как в воображаемых утопических проектах переход обыкновенно совершается очень быстро. Поэтому утопист-реформатор зачастую либо приходит к разочарованию, либо его проект страдает «перекосами». Вследствие этого многочисленным общинам с претензией на совершенно новый уклад жизни заведомо была суждена недолгая продолжительность эксперимента.

Утопический компас внутренней надежды значительно ослабевает после двух мировых войн. Гармоничный и совершенный мир как абстрактный идеал, как совершенная сама по себе идея не исчезает, но изменилась глубина вовлеченности этого идеала в философских сочинениях XX века. Если раньше он служил мерилом и инструментом критики реального социального и государственного устройства, то сейчас все больше теряет свою безусловность, эталонность, некую стабильную применимость, и уже не столько идеал исполнял свою критическую функцию, сколько подвергалась критике сама необходимость такого идеала. В отношении образования наметилась тенденция его отчуждения от человека и фундаментальных человеческих ценностей. Идея «нового человека» представляется необходимой, но в ее основе лежит слишком великое количество трактовок. Информационная эпоха характеризуется отсутствием системности, в сознании современного человека по-прежнему существует клубок противоречащих друг другу моделей будущего, а накопление моделей прошлого и структурное разрастание «второй природы» увеличивает этот клубок. Кроме того, остается лишенным методов и средств для практического выражения положение, сущность которого апеллирует к сложности системообразования в процессах социокультурной и исторической преемственности: «Предполагается, что воспитатели обладают теми совершенствами, которые они взращивают в индивиде и группах, и что существуют средства воспитать новые поколения более совершенными».

Таким образом, рассмотрев специфику утопических подходов к формированию и воспитанию личности в утопии, автор показывает, насколько эта проблема оказывается малоизученной. Завершенные образовательные системы почти не встречаются как в литературных произведениях, так и в социально-утопических течениях и экспериментальных общинах, получивших широкое распространение в XIX веке.

В параграфе 2.2 «Особенности реформирования человека в практике реализации утопий» рассматриваются отдельные формы воплощения социального идеала, сопряженных с обновлением педагогических, социообра-зующих практик.

Автором были выбраны и содержательно освещены три социальных опыта, относящиеся к наиболее плодотворному периоду, охватывающему в

большей степени XIX в. и в меньшей - первую половину XX в. Это предпринятые английским утопистом Робертом Оуэном социальные преобразования на фабрике в Нью-Лэнарке; практикование новаторских для своего времени хозяйственных и межличностных отношений в американской коммунитар-ной общине XIX в. «Онеида»; учебно-педагогический эксперимент Элси Ри-пли Клапп в американской школе Артурдейл. Можно видеть, в совокупности с обозначенной в предыдущем параграфе диверсификацией подходов к вопросу образования, как менялись составляющие прагматического утопического мышления по мере движения по хронологической шкале. Все они в той или иной степени не только представили собой попытку усовершенствовать ту или иную жизненную модель, но также ознаменовали или подытожили знаковые смены социализующих парадигм.

От «простой», спокойной «утопии трудящихся» на оуэновской фабрике автор переходит к попыткам человека переосмыслить свое место в коллективе и во вселенной в связи с индустриализированным развитием мира вокруг и в какой-то степени оградиться от слишком мощной и быстрой волны новых перемен. На примере «Онеиды» демонстрируется переосмысление традиционных ценностей, а также преемственность фактора подчинения авторитетному руководителю, что способно привести к привычке не принимать никаких личных решений и постепенному пассивному приятию практически любых директив. Такой синдром выученной беспомощности обыкновенно имманентен большинству людей в ряде размножившихся со второй половины XX в. общин и группировок различного толка. Наконец, Артурдейл, третий опыт, появившийся в мире, уже узнавшем вероятность мировой войны, помимо того, что представляет прогрессивную образовательную модель, подводит к результирующей мысли: утопия изменилась бесповоротно. Она девальвируется, теряет глобальность охвата — действительно, у многих ли осталась вера в общемировую целостность после Первой мировой войны? - рождает все большее количество теневых отпрысков самой себя, антиутопий.

Стоит заметить, что наблюдается известное смещение в сознании при анализе подобных «воплощенных утопий»: любое поселение, становящееся обособленной частной общиной и начавшее жить по другим порядкам, сразу позиционируют как утопическое. Поэтому, скажем, оуэновская «официальная» утопическая колония «Новая Гармония» и приобрела большую известность, нежели социальные реформы на фабрике в Нью-Лэнарке. При этом Роберта Оуэна можно назвать самым выдающимся практическим выразителем объединенного этатическо-антропологического подхода - при центрировании на развитии личности утопист сообразуется с необходимостью реформирования внешней среды и применения мер контроля.

Поскольку в народном сознании утопия носит статус обособленного, удаленного конструкта, то практически любые поселения и частные общины, выносящиеся за пределы плотно населенной «городской ойкумены», способны приобрести в глазах наблюдателей утопический характер: группа людей удалилась, чтобы вести иной, нерядовой, образ жизни, значит, они хотят

жить лучше, значит - стремятся к счастливой жизни. По этой причине могут рассматриваться через утопическую призму различные, множащиеся со временем, экспериментальные архитектурные, экономические, рабочие проекты и предприятия. Более того, обытовление понятия утопии приводит к его легкомысленному, поверхностному употреблению - и соответственной реактуа-лизации подходов к воплощенным формам социального идеала.

Это отчасти объясняет и то, что сообщества с провозглашенным «более хорошим» или «лучшим» порядком равно могут вызывать заведомо неприязненное отношение со стороны не вовлеченного в ее жизнь населения - скудость сведений о происходящем внутри общины порождает пересказы, обсуждения, слухи. Поэтому деятельность тех или иных общин может освещаться в одиозном ключе как их современниками, так и в ретроспективе. Однако автор находит интересным и рациональным заключение М. Локвуд, исследовательницы взятой за типологический пример коммуны «Онеида», что коммуна, сообщество в Америке XIX века - это было, в абстрактном видении, единственное место, где имелась возможность разрабатывать не проговаривавшиеся в открытом обществе темы и социальные направления, экспериментировать. Это время, эта страна обладали явным утопическим притяжением и оттого решительнее тяготели к развитию утопии в реальности; для иных исторических периодов такие предприятия оказались бы или слишком дики, или не нужны вовсе.

В случае со школьной общиной Артурдейл прогрессивность программы, наоборот, в конце концов спровоцировала стагнацию эксперимента. Тем не менее, по мнению автора, этот эксперимент показал, как могут реализоваться в сельских общинах принципы организации общественной жизни, когда ее центром становится школа. Этот и другие проекты Элси Рипли Клапп оказались флагманскими в прогрессивных образовательных экспериментах на американском юге и, несмотря на то, что по вышеописанным причинам не сумели расшириться, - освоили новые образовательные практики и раздвинули границы педагогики. Кроме того, перечисленные примеры явили поразительно целенаправленный синтез практического педагогического подхода и философского рационализма. Безусловно, в успешности того или иного коммунитарного предприятия всегда существенна роль и переменных факторов, и в каком-либо другом случае процесс мог протекать иначе, но тем не менее концепция непрерывного образования в Артурдейле в той перспективе, с расчетом на которую она формировалась под руководством Элси Клапп, предоставляла весомые основания для дальнейшего совершенствования.

Такое «расслоение» утопического содержания в разрезе исторической множественности событий приводит к разрастанию теоретического и методологического древа терминов, с которыми необходимо работать при исследовании утопического феномена и которые зачастую влекут конфликт между своими значениями.

В параграфе 2.3 «Современный социально-утопический дискурс» характеризуется расфрагментированность утопического мышления в современном

мире. Рассмотрев в предыдущих параграфах несколько социальных проектов, автор показал, как утопическое мышление существенным образом меняет свои характеристики, в том числе освобождается от обязательной материальной объективации. В разрезе исторической множественности событий такое его «расслоение» затрудняет выделение в современном утопическом дискурсе каких-либо «чистых» категорий. Одними из новейших терминов становятся практопия и полиутопия, детища второй половины XX века. Они приходят не только вместе с мнением о «конце утопии», но и наряду с прогрессист-ским толкованием современных реалий как уже осуществившейся утопии: сегодняшний мир «утопичен» как никогда, поскольку с технологических позиций движется только вперед, по вектору усовершенствования, а значит, и улучшения. Однако происходит дробление ценностей, соответствующих процессу социальной дестандартизации и разукрупнения. Эта дезинтеграция - свидетельство кризиса одной определенной утопической модели, ориентированной на изменение всего мира, то есть утопии глобального и даже тоталитарного характера. Поэтому возникают представления о таком проекте социума, который объединит различные социальные системы. Для отражения таких представлений автор заимствует у Р. Нозика термин «полиутопия», что есть, в теоретическом определении, «утопия, состоящая из утопий», из множества различных неоднородных сообществ, в которых люди будут вести разный образ жизни в разных институциональных условиях. При этом они могут оставаться более крупной общностью по территориальному и иным признакам - примерами сегодня являются особые кварталы внутри городов.

С другой стороны, формируется видение практопии (термин Э. Тоффле-ра), которую можно охарактеризовать как образ рационализаторского мышления с утопическим началом. Такое мышление становится имманентным сегодняшним реалиям, учитывая их прагматичный подход к развитию общества и обращение к экологическим мотивам в решении проблем окружающей среды. Осуществляются новые экосоциальные эксперименты, но, наряду со стремлением к улучшению присутствует некая конечная интонация, даже элемент обреченности, потому что сбой в экосистеме планеты может признаваться околокритическим.

Таким образом, возникновение новых форм утопии задается напряжением между реальной действительностью и парадигмой будущего. Как видно, характерологическим признаком современного утопического мышления становится избавление от трансцендентализма и переход в постнеклассическую категорию детерминирования. Социальный идеал приобретает утилитарное, внешнесредовое значение, выражающееся в реалистических альтернативах по типу практопии, полиутопии. Но и такие формы выражения идеала требуют непростых условий осуществления.

Впрочем, по отношению к процессам воспитания и образования поли-угопичные подходы также представляются и более подходящими, и более сложными одновременно. С одной стороны, поливариантность подходов имеет свой резон: это обеспечение применения широкого спектра педагоги-

ческих практик, соответствующих различным проявлениям детской природы. С другой стороны, следует различать ситуации, требующие универсализации в определенной степени. Это может касаться как дисциплинарного аспекта, так и чисто педагогического. Например, непродуманное воплощение методики инклюзивного обучения, при которой в одном классе могут быть собраны дети с нормальным развитием и дети с дефектами развития, способно повлечь за собой ухудшение образовательной ситуации у всех категорий учащихся.

Конечно, говоря о применимости тех или иных практик в воспитании и образовании, автор руководствуется тем же идеалистическим долженствованием, которое отличает утопическое сознание в целом. При этом он подтверждает, что целостное преобразование общества на основе утопических идей пока не представляется возможным, вне зависимости от особенностей постановки конкретного утопического эксперимента. Это касается и материалистического, и идеалистического подхода. Первый подрывается «капиталистическими» факторами, препятствующими созданию общества всеобщего равенства и благоденствия. Второй - повышенной лабильностью человеческого сознания в «высокоскоростной» информационной мультиреально-сти, обуславливающей его крайнюю восприимчивость и постоянное изменение психических и социально-философских характеристик в категориях самоидентификации и осознания собственных желаний и целей. Стремление преобразовать общество путем изменения сознания людей остается иллюзорным, представления о зрелости человеческого сознания сталкиваются с его реальной неразвитостью, несмотря на отдельные значимые цивилизаци-онные и технические достижения. Внутреннее сопротивление людей утопическим моделям становится симптомом действительного несоответствия этих моделей реальности и личным потребностям индивида.

Поэтому отмечено, что сохраняется необходимость в дальнейшем исследовании постнеклассических модификаций утопии и более детальном изучении всей совокупности социокультурных условий, которые способствуют возникновению и реализации утопических идей как в индивидуальных поведенческих практиках, так и на институциональном уровне. Актуализируется разработка применимого к современным реалиям методологического инструментария для выявления и изучения источников и направлений индивидуального утопического импульса на межличностном уровне.

В заключении формулируются выводы, к которым пришел автор в ходе исследования. В качестве цели настоящей работы задавалось получение представления о предпосылках и методиках формирования личности в рамках воспитательно-образовательных процессов в полагаемых идеальными обществах. Композиция исследования потребовала выявить отдельные особенности развития самого феномена утопии, берущие начало в античной культуре и философии, и их закрепление в христианских этико-ценностных парадигмах. Автор раскрыл в исследовании особенности мифологических истоков утопического мышления в античной философии и подходов к воспи-

танию идеального человека в контексте божественной гармонии. Взгляды на источники утопического сознания расширяются затем путем обозначения специфики взаимного переплетения античных и христианских образов и представлений в утопии.

Для того, чтобы правомерно определить утопию как элемент социального сознания, автором были описаны «преемственные» проявления религиозной идеи в утопии Нового времени и показано, что в современности не столько редуцируется активность религиозных мотивов в утопии, сколько разделяется влияние той и другой на субъективацию целей совершенствования человека в массовом сознании.

Краеугольным камнем исследование стало рассмотрение воспитательно-образовательных аспектов процесса этого совершенствования, имеющих со-циообразующую и культурологическую значимость. Устанавливая расхождения в различных утопических подходах к процессу формирования личности, автор ввел и обосновал лично разработанную классификацию утопий по концепциям человека совершенного и человека счастливого. Это дало возможность показать, что специфика формирования личности в идеальном обществе на настоящий момент имеет низкий уровень проработанности в утопическом дискурсе, что связано с конструктивной особенностью утопического феномена, в котором проекты «лучших» обществ - это преимущественно концепции в «готовом» описательном воплощении, без фазы предшествующего идейно-ментального строительства.

На примере эпизодов из историй отдельных воплощенных форм социального идеала автор представил различные позиции в отношении воспитания и формирования характера личности и выявил таким образом определенную «антропологическую настройку», актуальную в идейно-ментальном контексте, с которым были связаны задачи исследования. Для большинства утопических экспериментаторов их проекты при переходе на ступень практического осуществления быстро перестают представлять интерес. Такое положение связано с особенностями человеческой психики, избирающей утопию не только в качестве формы умозрительной трансформации реальности, но и психологической защиты или отрицания окружающей действительности. Устремление к частным идеалам сопряжено с неготовностью к зрелому восприятию настоящих трудностей, возникающих в коммунитарных экспериментах, в силу чего многие утописты-реформаторы нередко либо разочаровываются, либо допускают значимые «перекосы» осуществления своих проектов.

Озвучив и современные мнения касательно декларируемого «конца утопии» и расфрагментированности утопического сознания, автор утверждает релевантность такого понятия, как полиутопия. Исчезает тяготение к универсальной, глобальной утопии, акцент смещается на разработку различных локальных утопий с оригинальными характеристиками, отвечающими социальным желаниям различных групп общества. Их системное взаимодействие и концептуализирует понятие полиутопии.

Основные положения диссертационного исследования отражены в следующих публикациях:

Публикации в научных журналах, включенных в Перечень рецензируемых

научных изданий, рекомендованных Высшей аттестационной комиссией при

Министерстве образования и науки Российской Федерации для опубликования основных научных результатов диссертаций:

1. Шатула, Т. Г. Новаторские практики в социально-утопических экспериментах в США XIX века: опыт коммуны «Онеида» [Текст] / Т. Г. Шатула // Мир науки, культуры, образования. - 2014. - № 1. - С. 374-378. - 0,7 п.л.

2. Шатула, Т. Г. Дефрагментация понятия утопии [Текст] / Т. Г. Шатула // Идеи и идеалы. - 2012. - № 4(14). - С. 32-42. - 0,8 п.л.

3. Шатула, Т. Г. Образовательно-воспитательные принципы формирования личности в утопии [Текст] / Т. Г. Шатула // Идеи и идеалы. - 2012. - № 2(12).-С. 10-21.-0,6 п.л.

4. Шатула, Т. Г. Превращенные формы социального идеала в практике социальных Проектов [Текст] / Т. Г. Шатула // Идеи и идеалы. - 2010. - № 1(3). - С. 76-85. - 0,5 п.л.

■ Публикации в других научных изданиях:

5. Донских, О. А. Утопия и формирование личности [Текст] / О А. Донских, Т. Г. Шатула // Утопия и образование: сборник трудов международной научно-практической конференции. - Томск: Издательство ТГПУ, 2011. - С. 61-93,- 1,2/ 1п.л.

6. Шатула, Т. Г. Особенности идейно-ментального преобразования человека в утопическом обществе / Т. Г. Шатула // Студент и научно-технический прогресс: материалы XLVII международной научно-студенческой конференции. - Новосибирск, 2009. - С. 117-119. - 0,1 п.л.

7. Шатула, Т. Г. Роберт Оуэн: история социально-утопического проекта / Т. Г. Шатула // Студент и научно-технический прогресс: материалы XLVIII международной научно-студенческой конференции. - Новосибирск, 2010. -С. 199-200.-0,1 п.л.

8. Шатула, Т. Г. «Невидимое образование» в утопических парадигмах / Т. Г. Шатула // Студент и научно-технический прогресс: материалы XLVIV международной научно-студенческой конференции. - Новосибирск, 2011. - С. 216-217. - 0,1 п.л.

9. Шатула, Т. Г. О феномене утопии / Т.Г. Шатула // Актуальные проблемы гуманитарных и социальных исследований: материалы VII региональной научной конференции молодых ученых Сибири в области гуманитарных и социальных наук. - Новосибирск. - 2009. - С. 152-155. (0,2 п.л.)

10. Шатула, Т. Г. Редуцирование общественной добродетели в русле трансформации утопического сознания / Т. Г. Шатула // Новейшие достижения европейской науки: материалы VII международной научно-практической конференции. - София, 2011. - С. 105-107. - 0,2 п.л.

11. Шатула, Т. Г. Вчера - утопия, сегодня - практопия и экоутопия: дефрагментация понятия / Т. Г. Шатула // Дни науки-2012: материалы VIII меж-

дународной научно-практической конференции. - Прага, 2012. - С. 101-105.-0,2 п.л.

Отпечатано в типографии Новосибирского государственного технического университета 630073, г.Новосибирск, пр. К. Маркса, 20, Тел./факс (383) 346-08-57 Формат 60 х 84/16. Объем 2.0 п.л. Тираж 100 экз. Заказ 2374. Подписано в печать 17.12.2014 г.