автореферат диссертации по культурологии, специальность ВАК РФ 24.00.01
диссертация на тему: Генезис утопического дискурса: культурно-цивилизационный контекст

Полный текст автореферата диссертации по теме "Генезис утопического дискурса: культурно-цивилизационный контекст"

На правах рукописи

Паниотова Таисия Сергеевна

ГЕНЕЗИС УТОПИЧЕСКОГО ДИСКУРСА: КУЛЬТУРНО-ЦИВИЛИЗАЦИОННЫЙ КОНТЕКСТ

Специальность 24.00.01 - теория и история культуры 09.00.11 -социальная философия

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени доктора философских наук

Ростов-на-Дону - 2005

Работа выполнена на кафедре исторической культурологии факультета философии и культурологии Ростовского государственного университета

Научный консультант -

Официальные оппоненты:

доктор философских наук, профессор Драч Геннадий Владимирович

доктор философских наук, профессор Пантин Игорь Константинович доктор философских наук, профессор Мирская Людмила Анатольевна доктор философских наук, профессор Штемпель Людмила Александровна

Ведущая организация -

Российский университет Дружбы народов (РУДН)

Защита состоится 16 июня 2005 года в 14.00 часов на заседании диссертационного совета Д 212.208.11 по философским наукам при Ростовском государственном университете по адресу: 344038, г. Ростов-на-Дону, пр. М. Нагибина, 13, РГУ, ауд. 427.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке РГУ (г. Ростов-на-Дону, ул. Пушкинская, 148).

Автореферат разослан ^ мая 2005 года.

Ученый секретарь диссертационного совета

М.В. Заковоротная

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования. Рубеж тысячелетий, осмысленный современным теоретиками как конец идеологии (Д.Белл, 1960), утопии (Г.Маркузе,1968), истории (Ф.Фукуяма,1989) подвел итоги эпохи Модерна. Хронологическая последовательность и комплементарность обозначенных «концов» содержат определенную логику: идеология и утопия формируют смысловое пространство истории, а крушение веры в прогресс способствует распаду традиционно связываемого с ним утопизма.

И все-таки: можно ли сегодня говорить о «конце утопии»? В условиях, когда личность и общество лишены солидных опор, а человечество, как во все трудные времена, живет надеждой, страх перед будущим усиливает стремление к его осмыслению. Переживаемый техногенной цивилизацией глобальный социокультурный кризис неотделим от поисков путей дальнейшего исторического развития и качественно иных ценностных ориентаций и поэтому интерес к утопии, открывающей для человека новые возможности духовных исканий, в наши дни не может не обостряться.

Даже применительно к развитым странам Запада, где, как считал Г.Маркузе вследствие высокого уровня развития производительных сил будущее стало настоящим и «наступил конец утопии», этот вывод вряд ли правомерен. Пространство утопического дискурса простирается здесь от различных контр-культурных молодежных и коммунитарных движений - до неолиберальных антиутопий саморегулируемого рынка и проектов глобализации (Ф.Хинкеламмерт).

«Конец утопии» зачастую связывается и с крушением тоталитарных систем, распадом социалистического мира, неспособностью прежде "революционного общества" использовать и развивать собственные волевые основания и миросозидательные установки. Однако исчезновение коммунистических утопий не привело к деутопизации постсоветского культурного пространства. Утопическое явно или латентно присутствует в

большинстве программ реформируемой России: от «перестройки» реального социализма в «социализм с человеческим лицом», проекта -<500 дней», неолиберального «рыночного романтизма»- до текущих плапов борьбы с бедностью и оптимистических проектов триумфального вхождения страны в мировое сообщество.

И тем более почва для утопий сохраняется в тех регионах «третьего мира», которые продолжают пребывать за пределами царства экономической стабильности, прагматизма и политического реализма; у классов и социальных групп, одержимых мессианской верой в спасение человечества, у народов, предрасположенных в силу особенностей своего менталитета и психического склада к социальной мечтательности и изобретательству. Развитие процессов глобализации заставляет обратить более пристальное внимание на роль неевропейской части мира в генезисе и воспроизводстве утопического дискурса1.

В свете вышесказанного трудно не согласиться с утверждением известного испанского ученого и писателя профессора Ф.Аинсы, что вне утопического измерения вообще невозможно представить эволюцию современной цивилизации. Происходящая «переоценка ценностей не должна сочетаться с недооценкой утопии в историческом процессе, а кризис еще недавно прочных утопических моделей не следует считать отмиранием утопической функции, которая позволяет в мире, претендующем на разрешение всех вопросов, подвергать сомнению установленный порядок вещей и разрабатывать альтернативные предложения»2.

Особо серьезного осмысления требует вопрос о причинах возникновения и постоянного воспроизводства утопии в социуме, которые, как это уже стало очевидным, не могут быть сведены к социально-экономическим предпосылкам и классовым интересам: ведь исторические условия

1 Под утопическим дискурсом мы будем понимать способ высказывания об особой, вероятностно-ценностной реальности, которую конструирует утопическое мышление

2 Аинса Ф Реконструкция утопии Эссе/Предисл Ф Майора пер с фр F Гречаной, И Стаф - M Настедие Editions Unesco 1999, с 14-15

изменяются, а утопии, оставаясь имманентным измерением человеческого сознания и деятельности, продолжают свою жизнь в культуре.

Культура в современных условиях обретает особую роль, потому что направлена в будущее и участвует в формировании реалий нового, неизвестного еще сегодня общества (Д.Белл). В свою очередь утопия, являясь важнейшей из конструктивных фантазий человечества, всегда была связана с продуцированием общественного идеала. Эти обстоятельства превращают утопию в важнейшее условие и движущую силу культуры, которая, как отмечал Й.Хейзинга, должна быть метафизически ориентирована.

Отсюда следует, что назрела необходимость комплексно переосмыслить сущность утопии и воссоздать целостную картину ее развития. Последняя должна быть понята как особый духовно-практический феномен, который, оставаясь неотъемлемой частью процесса «филиации идей» и формой социально-философской рефлексии, критически оценивающей настоящее с позиций будущего, выступает, вместе с тем, специфическим культурным регулятивом, направляющим действия личностей и коллективов на реальное изменение общества.

При объяснении генезиса современного утопического дискурса невозможно далее игнорировать развивающийся диалог культур. Начиная с эпохи Великих географических открытий, интенсифицировавшей мировые межкультурные коммуникации, получают эмпирическую проверку концепты, принадлежащие западному менталитету, а из осмысления новых, ранее неизвестных европейцу реалий, рождаются идеи, питающие утопическую традицию Нового времени. Именно тогда Латинская Америка стала для Запада «новым рассадником образов» (Л.Лима) и превратилась в «главу истории европейских утопий» (О.Пас).

Все вышесказанное объясняет важность философско-культурологического осмысления феномена утопии, реконструкции генезиса

утопического дискурса, а также постоянного его развития в процессе диалога культур. Сейчас, когда развитие цивилизационных, кросскультурных и компаративных методов открывает широкие перспективы для междисциплинарных гуманитарных исследований, традиционное решение проблемы с позиций европоцентризма и абстрактного социологизирования не может быть признано удовлетворительным.

Степень разработанности проблемы. Несмотря на то, что феномен утопии давно уже стал предметом теоретического осмысления, и его изучению посвящено немало работ зарубежных и отечественных авторов, представителей самых различных наук, школ и направлений, данная исследовательская область продолжает оставаться дискуссионной.

Прежде всего, до конца не определено само понятие утопии. Хотя после появления книги Т. Мора это слово, казалось бы, прочно закрепилось за особым литературным жанром романа-путешествия, в котором рассказывается о прекрасной, но несуществующей стране, за столетия, прошедшие со времени выхода в свет «Золотой книжечки», оно обросло множеством значений, выходящих за пределы первоначального употребления. Современные трактовки понятия «утопия» весьма неоднозначны: от обозначения всеобщего принципа бытия (Э.Блох, Ж.Дюран, А.Нойзюсс, Х.Ортсга-и-Гассет) - до кабинетного опуса (Ж.Сорель), от грезы о невозможном (Ж.Дюво) - до движущей силы истории (К.Манхейм, Дж. Мелвин Ласки), от шизоидного синдрома (Ж.Камп, Р.Труссо) - до научного метода мышления (Г.Крисмански, Р.Рюйе, М.Швонке), от «гуманистической религии» или секуляризированной эсхатологии (М.Бубер, Р.Бультман, Х.Кестинг, П.Тиллих) - до фальшивой ценности, несущей человечеству погибель и зло (Н.Бердяев, К.Поппер, М.Чоран, Дж.Шклар).

Многообразные исследовательские парадигмы и теоретические подходы можно классифицировать по различным основаниям:

хронологическому (работы определенного исторического периода), региональному или национальному принципам (национальные исследовательские школы), предметной области (философские, социологические, антропологические, политологические исследования), политическим и идеологическим ориентациям исследователей (марксистская, либеральная, консервативная, неолиберальная) и т д.

Основные направления в изучении утопии сложились в русле трех исследовательских программ, которые условно могут быть названы социально- исторической, сциентистской и культурно-антропологической.

В социально - исторической программе (М.М.Барг, В.П.Волгин, А.Л.Мортон, А.И.Клибанов, К.В.Чистов и др.) предметом изучения выступает творчество конкретных утопистов, отдельные направления утопической мысли. Исследование утопий в содержательном плане и во взаимосвязи с социальной практикой позволило воссоздать широкую панораму утопических поисков Достижениями этого направления можно считать установление прочных и обширных связей утопии с западным менталитетом и культурой в целом.

В рамках второй программы уюпия рассматривалась в сопоставлении с наукой и оценивалась по критериям научности. Для классического позитивизма утопия была неистинным, до- или антинаучным знанием. С переходом к неклассической и постнеклассической науке постепенно изменяются и критерии оценки утопии; за последней признаются функции модели, мысленною эксперимента (Э.Мах, Р.Рюйе), «научного метода в социологии» (Г.Крисмански). Ценным моментом в данной связи выступает трактовка утопии как формы знания, развивающейся комплементарно науке (Р.Рюйе), и в некотором смысле - равноценной ей (П.Фейерабенд).

Проблемное поле третьего подхода - утопия как всеобщее свойство бытия, как констангная характеристика сознания и культуры, обусловленная способностью субъекта к целеполаганию, воображению, творчеству (Ф.Аинса, Э.Блох, М.Элиаде, Х.Ортега-и-Гассет, Р.Дри, Х.Дюран Лусио,

Ж.Дюво, Ф.Хинкеламмерт, и др). Свойственные человеческой природе дух бунтарства, нежелание видеть мир окончательно сформировавшимся и предопределенным, несогласие с безальтернативностью социального развития превращают утопию в важнейшее условие человеческого существования. Важным результатом реализации этой исследовательской программы является отход от понимания утопии как жанра, связанного исключительно с конструированием модели совершенного общества к более широкой ее трактовке как универсальной исторической интенции («константа», «функция», «принцип надежды»),

«Утопический бум», пришедшийся на 60-70-е годы XX столетия, привел на Западе к возникновению новой научной дисциплины - «социологии утопии», в рамках которой были продолжены изыскания прежних лет, а также сформировались новые подходы к изучению феномена. Стремясь постичь сущность утопии, определить ее место среди других феноменов культуры ученые сопоставляли ее с идеологией (К.Манхейм, Р.Рорти), мифом (Ж.Сорель, Р.Рюйе, Н.Фрай), религией (Т.Молнар, Х.А.Маравалль, П.Тиллих), политикой (Р.Дарендорф, М.Ласки, К.Поппер), искусством (Г.Гюнтер, Г.Офф).

В наши дни огромное внимание изучению утопии уделяется в странах Латинской Америки, о чем свидетельствует растущее число публикуемых книг и статей по этой тематике.3 Основные достижения теоретических исследований латиноамериканских ученых можно свести к следующим: разработка теоретического инструментария, введение в научный оборот понятий «утопическая функция», «утопическое напряжение», «утопический

3 Duran J G Literatura у utopia en Hispanoamérica Tesis Comel Umversily, 1972, Amsa F Necesidad de la utopia- coedicion de TUPAC (Buenos Aires) y Nordan-Comunidad (Montevideo), 1990, он же Reconstrucción de la utopia - Correo de UNESCO, México, 1997, Pardo J J Fuegos bajo del agua La invención de Utopia - Caracas, Fundación de la casa de Bello, 1983, Las utopias en el mundo hispánico -Madrid n p , 1990 Actas del coloquio celebrado en la Casa de Velazquez, 24-26 de noviembre de 1988, Cerutti Guidberg H La utopía en América Centro Coordinador y difusor de Estudios Latinoamericanos, UNAM, México 1991 Ceratti Guidberg, H / Agüero O (Coord) - Utopías y Nuestra América Quito Ed Abya-Yala, 1996, Roig A A La u'opía en el Ecuador Banco Central del Ecuador. Quito, 1937 , Сю S Realidad y utopia en el descubrimiento y conquista de la Amenca Hispana (1492-1682) - Nueva-York - Madrid, IBP, Fundación universitaria Española, 1983, Reyes A "Última Tule" / "No hay tal lugar"//Obras Completas Vol XI. México Fondo de Cultura Económica, 1960, и другие

разум» и др. (F.Ainsa, H.Guldberg Cerutti, J.Lucio Duran, F.Hinkellainert, A. A.Roig); рассмотрение сложившихся в западном менталитете мифосюжетов, религиозных архетипов как источников латиноамериканской утопии (F.Ainsa, S.Cro, J.Gil, IJ.Pardo, A.Reyes); изучение сопиальных проектов первых монашеских орденов, имевших мощную утопическую составляющую (A.M.Barabas, L Gomez Cañedo); публикация трудов отдельных утопистов, их научный анализ; выяснение специфики латиноамериканской утопической традиции в целом (H.Guldberg Cerutti, P.Henriquez Urena, Y.Leon del Rio, P.Serrano Gassent); отдельных этапов ее формирования, а также особенностей бытования в культурах различных стран континента (A.A. Roig, J.Gil).

Утопия и утопическое сознание неоднократно были предметом специального обсуждения на международных конгрессах, конференциях, сессиях и симпозиумах, проходивших в различных странах мира Созданное в 1975 году в Торонто Общество по изучению утопии, представляющее собой организацию, координирующую международные исследования утопизма во всех его проявлениях, ежегодно проводит научные конференции (в октябре 2005 года состоялась уже 39 международная встреча). Обществом издается журнал «Утопиан Стадис» и газета «Утопус дискаверед». В начале 80-х при Университете г.Билефельда функционировал междисциплинарный симпозиум, участники которого обсуждали вопросы о природе и судьбах утопии, о ее шачении как функции западного сознания, утопических формах и жанрах, и др. В рамках XI Межамериканского Философского Конгресса, проходившего в Мексике в ноябре 1985 года работала секция, посвященная столетию Э.Блоха, на которой рассматривались различные проблемы утопического сознания. Международная конференция на тему «Утопия: воображение и реальность» состоялась в январе 1990 года в Израиле. В июне 1992 года в Праге проходил Международный симпозиум «Утопии Нового Света». На IV Европейского конгрессе латшюамериканистов (Братислава, июль 2004) различные проблемы утопического мышления и праксиса обсуждались на секции «Европейские утопии и дистопии в

латиноамериканской «лаборатории»- успехи и неудачи». Уже этот далеко неполный перечень научных форумов и симпозиумов говорит о неисчерпаемости утопической тематики и о непреходящем интересе мировой общественности к ее изучению.

В нашей стране существует длительная традиция изучения утопической мысли В 20-е В.Святловским был создан каталог утопий, представлявший собой синтез аннотированного указателя и библиографического обзора изданий утопических произведений преимущественно зарубежных авторов Применительно к советскому периоду следует особо выделить заслуги академика В.П Волгина и представителей его школы, издававших и неустанно популяризировавших с конца 20-х годов и до начала 90-х наследие утопистов, создававших фундаментальные труды но истории социалистических учений.4

Если систематизировать основные направления исследования утопии и утопического мышления в отечественной науке, то можно выделить следующие: разработка проблем истории и теории русского утопического социализма (И.К.Пантин, А.И Володин, Г Г.Водолазов. В.А. Малинин, Е.Г.Плимак, В.Г. Хорос); изучение эволюции народной утопии (М А.Барг, К.В. Чистов, А.И. Клибанов); анализ античных утопий, их места в истории социально-утопических идей (В.А.Гуторов, А.И.Зайцев, Ф.ХКессиди, Д.В.Панченко, Э.Д Фролов, Ю.Г.Чернышов). Особо пристальное внимание уделялось изучению западноевропейского утопического социализма Нового времени, творчества ею отдельных представителей (Л.М.Баткин, А.Х Горфункель, Н.Е. Застенкер, Г С Кучеренко, С Б. Кан, И.Н.Осиновский, А Я. Штекли). Острые дискуссии велись вокруг того, кого считать родоначальником утопического социализма, кто может называться предшественниками научного социализма, каковы «критерии

4 Волгин В П Очерки истории социалистических идей С Древности до конца ХУП1 в М , 1975 Волин В П Очерки истории социалистических идей Первая поювши XIX в М , 1976, История ссциали тических учений Л.- М , 1962,1964, и далее

социалистичности» и т.д.

Важным направлением исследований в 70-80-е годы стали теоретические разработки проблемы природы и сущности утопического сознания (Э.А.Араб-Оглы, Э.Я.Баталов, А.И.Володин, Ч.С.Кирвель, И.Н.Неманов, С.С.Сизов, Т.А.Пчелинцева, В.А.Чаликова, В П.Шестаков и др). В работах И.Н.Неманова было предложено принципиально новое для того времени понимание утопического сознания, а опубликованная в 1972 году в «Вопросах философии» статья В.П.Шестакова «Понятие утопии и современные концепции утопического», долгие годы оставалась для советского читателя чуть ли не единственным источником информации о существовавших на Западе

исследовательских подходах5.

В конце 80- х- начале 90-х гг. появляются первые антологии европейской и отечественной утопической мысли,6 а затем полные тексты утопических произведений и труды западных исследователей утопии.7 Были изданы работы В.А.Чаликовой, прежде публиковавшиеся только в "закрытых" сборниках ИНИОН, защищено несколько диссертаций по утопической тематике (Б.А.Ланин, Ю.Л.Латынина, О.В.Лазаренко, С.С.Романов). Постепенно интерес к утопии, традиционно обращенный к конкретным фактам и именам европейской и отечественной истории, становился все более универсальным; росло число работ, авторы которых стремились осмыслить своеобразие утопий различных регионов земного шара и предложить решение важных

5 Неманов И Н Социальный утопизм и общественная мысль / Методологические проблемы истории философии и общественной мысли М 1977, Шестаков В П Понятие утопии и современные концепции утопического //Вопросы философии - 1972 №8

' Утопия и утопическое мышление Антология зарубежной литературы / Сост, Общ ред и предисловие Чаликовой ВАМ, 1991, Русская литературная утопия Антология / Пот общ ред Шестакова В П М , 1986,

7 Аинса Ф Реконструкция утопии М , 1999, Блох Э Тюбингенское введение в философию Екатеринбург, Изд-во УрГу, 1997, Дарендорф Р Тропы из утопии • М Праксис, 2002, Мамфорд Л Миф машины Техника и развитие человечества М Логос, 2001, Манхейм К Идеология и утопия II Диагноз нашего времени М , 1994, Поппер К Открытое общество и его враги В 2 т - М Международный фонд «культурная инициатива» Феникс, 1992, Шацкий Е Утопия и традиция М , Прогресс, 1990, и другие

теоретических проблем 8 Среди исстедований последних лет следует отметить вышезшую под редакцией В.А Лекторского книгу «Идеал, утопия и критическая рефлексия), а также работы В Д Бакутова, Л.И Новиковой, И.Н Сиземской Е Л.Чертковой, В П Шестакова и других авторов.

Однако, несмотря на то, что утопия давно стача объектом пристального внимания ученых, превратившись в важное направление научного теоретизирования, пока не удалось создать обобщающего исследования, представляющего целостную картину утопического мышления в мировом масштабе. Причины заключаются как в слабой изученности утопических традиций отдельных стран и регионов, так и в отсутствии координации научных усилий. До сих пор представители различных национальных школ осуществляют свои теоретические разработки изолированно, в отрыве от мирового научного сообщества. Так, латиноамериканская утопия изучается преимущественно учеными из романо-жычныу стран. Что же касается других регионов земно; о шара - и Россия здесь не преде гавляет исключения -не будет преувеличением сказать, чго научный интерес к проблеме здесь пока еще не подкреплен серьезными теоретическими разработками. Место и роль Латинской Америки в мировой истории идей еще не изучены, без чего она обречена оставаться непотной и фрагментарной Между тем осмыслить мировую культуру как целое, не принимая во внимание латиноамериканский континент невозможно хотя бы потому, что уже в момент своего цивилизационного самоопределения он стал, говоря словами крупнейшего современного философа Латинской Америки Леопольдо Cea, «ничем иным, как идеалом Европы».

Следует отметить, чго отечественными латиноамерикэнистачи, прежде всего историками и литературоведами, осуществлен ряд интересных

'' ЬатраковаСН Искусство и утопия М '990, Гольчсза Р А Очерки русской ун: шческой мыс ¡и XX века М , 1991 . Чернушев Ю Г Социально-утопические илеи и миф о «Зоюточ веке* в Древнем Риме Новосибирск, 1994, Ьа.алов ЭЯ > гопия и утопическое сочьание п ГЩА. М, 1982, Ушков \В Утопическая мысть в странах Востока Традиции и современность М, 1982 Китайские социа1ьные утопии М , 1987, Чатикоиа В А Утопия и езоболч Эссе равных тет М , 1994

исследований в области истории культуры континента9. Однако проблема своеобразия латиноамериканской утопической традиции и роли Латинской Америки в генезисе европейской утопии до сих пор не стали предметом философско-культурологического осмысления и специального изучения. Этими обстоятельствами и обусловлен выбор темы настоящего диссертационного исследования.

Объектом исследования выступает утопия как социокультурный феномен Предмет исследования - формирование утопии в различных социокультурных контекстах

Цель диссертационного исследования осуществить философско-культурологическую реконструкцию генезиса утопического дискурса в контексте диалога западноевропейской и латиноамериканской культур.

Для достижения поставленной цели необходимо было решить следующие исследовательские задачи:

- раскрыть современное состояние философско-культурологического знания по проблеме утопии, проанализировав и сравнив основные исследовательские парадигмы (К.Маркс, К.Манхейм, Э.Блох);

- разработать авторскую теоретическую модель утопии и утопического сознания, описать ее место в культуре;

- проследить социокультурную динамику утопического мышления;

- рассмотреть механизм и результаты взаимодействия утопии с родственными ей духовно-практическими формообразованиями в пространстве культуры;

- раскрыть роль фактора всемирности (открытие Америки) в генезисе европейского утопического дискурса;

® Шишкина В И. Социально-политические взгляды Хосе Марта. М, 1969, В А Кузьмищев У истоков общественной мысли Перу М, 1979, Паниотова T.C О некоторых особенностях развития социалистических идей на Кубе // Социально- политические науки № 6 1990, Ibérica Americans Культуры Нового и Старого Света XYI-XY1II вв в их взаимодействии Санкт-Петербург, 1991, Ibérica Americans. Механизмы культурообразования в Латинской Америке. М., 1996; История литератур Латинской Америки. Т. I-V Латинская Америка а мировая кучьгура Выл I, М, 1995; Петякшева НИ Латиноамериканская, «философия освобождения» в контексте4» компаративистики. М: Уникум-центр, 2000. Изучение латиноамериканистики в Российском Университете Дружбы народов Доклады и выступления ученых РУДН на X Всемирном конгрессе латяноамериканстов 26-29 июня 2001 г М.. 2002, и др.

- определить тип развития латиноамериканской утопии (зависимый/ независимый от европейского аналога"! и охарактеризовать общие и особенные ее черты;

- проанализировать исторические трансформации форм и способов трансляции утопической традиции в латиноамериканской культуре.

В диссертационном исследовании выдвигается следующая гипотеза:

В процессе усиливающегося, начиная с эпохи Возрождения, интеркультурного диалога и межцивилизационяого взаимодействия выявляется особая роль Латинской Америки в генезисе европейского утопического дискурса и формировании классической модели утопии. Она состоит в том, чтобы служить а) «опытным полем» для проверки европейских мифологем и концептов; б) источником формирования новых идей и образов в западной культуре; в) пространством формирования собственной утопической традиции. Анализ генезиса и бытования утопии в латиноамериканской культурно-исторической среде способен обнаружить множественность специфических дискурсов, комплементарных либо дивергентных инвариантным структурам утопической мысли.

Теоретико-методологические основы исследования. Утопия относится к числу пограничных и синкретичных феноменов культуры, поэтому теоретическое переосмысление ее сущности является достаточно сложной задачей. Многоуровневый характер исследуемого феномена потребовал применения межОисциплинарных подходов, синтезирующих достижения социальной философии, истории, культурологии, исторической и культурной антропологии, литературоведения, религиоведения, психологии и этнологии. В своем исследовании автор опирался на широкий круг источников, представляющих различные области знания, в том числе такие, которые неизвестны отечественному читателю и впервые вводятся в научный оборот.

Теоретическую основу исследования составили идеи и концепции русских и зарубежных философов и культурологов, внесших существенный

вклад в разработку проблем утопии и утопического мышления (К.Маркс, К.Манхейм, Э.Блох, Р.Рюйе, Н Фрай, Ф.Аинса, A.A. Роиг, П.Энрикес Уренья, Э.Я Баталов, И.Н Неманов, Ч.С Кирвель, и др.); теории и истории культуры (В.Е. Давидович, Г В. Драч, Ю.А. Жданов, М.С. Каган, Э.С Маркарян, В.М. Межуев, Е.Я Режабек), цивилизационного (Ф.Фукуяма, С.Хантингтон,

A.С.Ахиезер, Б.С.Ерасов, А.Н Ерыгин) и синергетического (И.Р.Пригожин, Ю.А.Данилов, Е.Н.Князева, С.П.Курдюмов) подходов. Большое значение в общетеоретическом плане имеют исследования латиноамериканской цивилизации и культуры (В. Г Аладьин, Ю Н.Гирин, Т.В.Гончарова,

B.Б.Земсков, А Ф.Кофман, В.А.Кузьмищев, В.Н.Кутейщикова, Н.М.Польщигов, Н.И. Петякшева, Я.Г. Шемякин и др ).

Поскольку культурология представляет собой знание, интегрирующее результаты исследования культуры из многих научных областей, постольку использование при анализе конкретных проблем разнообразных методов и теоретических подходов вполне объяснимо и оправдано. Автор исходит из необходимости сочетания ценностного и деятельностного подхода, логического и исторического, синхронного и диахронного методов, применения диалектической и герменевтической методологии.

В то время как исторический метод позволяет диахронно воссоздать целостность многовекового процесса формирования утопической мысли, метод структурного анализа обеспечивает системное синхронное рассмотрение утопии как особого духовно-практического феномена. В свою очередь, решение задач реконструкции генезиса утопического дискурса в контексте диалога культур связано с обращением к философской герменевтике.

При написании работы проводился анализ и сопоставление культурных феноменов различных исторических эпох и цивилизаций, что вызвало необходимость кросскультурных исследований, применяемых в компаративистике, которая способствует выявлению коммуникативного характера i уманигарного знания и утверждает диалог как норму

современного мышления. С позиций компаративистики представилась возможность показать, как общие черты и формы утопического мышления преломляются в конкретных культурно-цивилизационных условиях, в нашем случае - «проверяются» латиноамериканскими реалиями. Поскольку компаративистика задает ориентиры, качественно противоположные европоцентристской методологии, проблема генезиса утопического дискурса обретает новые смыслы и значения.

Научная новизна и теоретическая значимость диссертации определяется тем, что в ней:

1. выделены важнейшие исследовательские парадигмы, проведен их сравнительный анализ и обоснована необходимость культурологического подхода к изучению утопии;

2. выявлена ценностно-регулятивная природа утопического сознания; проанализированы функции утопии в культуре и описан механизм утопического творчества;

3. разработана теоретическая модель утопического сознания: утопия рассмотрена как культурная константа и как жанр социальной мысли, связанный с конструированием рационалистических моделей совершенного мира;

4. в процессе диахронного рассмотрения показано, что появление утопии как специфического культурного феномена связано с качественным изменением мировоззренческой ситуации в Европе в эпоху Модерна;

5 установлено, что существуя синхронно в одном культурном пространстве с мифом, религией и наукой, утопия воспринимает и преобразует на основе собственной матрицы многие архетипы, образы, концепты пограничных феноменов культуры;

6. продемонстрировано, что в генезисе утопического дискурса наряду с внутрикультурными факторами важную роль сыграло межцивилизационное взаимодействие, усилившееся в результате открытия

Америки;

7 описана классическая модель утопии, раскрыты ее основные черты, показано многообразие и динамика утопических форм;

8. при анализе процесса формирования латиноамериканской утопической традиции установлена ее комплементарность европейскому утопическому дискурсу, между ними проведены типологические параллели и выявлены дивергентные признаки, задаваемые особенностями цивилизационного развития;

9 выделены интегративные характеристики латиноамериканской утопии, основные этапы ее формирования, типы и формы выражения ("социально-христианский коммунитарньтй эксперимент, политический трактат; литературное произведение).

10. продемонстрировано место «нового латиноамериканского

романа» как одного из способов трансляции утопической традиции в современной культуре, зоны конвергенции общечеловеческих и этнических ценностей, художественной рефлексии гпубины и необратимости социокультурного кризиса рубежа тысячелетий.

Тезисы, выносимые на защиту:

1. Культурный плюрализм, характерный для постнеклассической парадигмы и несовместимый с жесткой иерархией форм знания, требует отказа от позитивистской в своей основе трактовки утопии, наделяющей ее чертами иллюзорности, антинаучности, нереализуемости. Современному культурологическому виденью утопии более всего соответствует концепция Э.Блоха, предложившего многоуровневое и систематизированное понимание концепта утопического не только как онтологического и гносеологического, но и как универсального культурно-исторического и антропологического феномена. Из такого понимания вытекает: 1) нетождественность понятий «утопический» и «утопичный» как фиксирующих научное и обыденное значения, закрепившиеся за этим словом; 2) различие между утопией как

жанром, связанным с конструированием моделей идеального общественного устройства, и утопией как универсальной характеристикой человеческого сознания и константой культуры; 3) необходимость комплексного рассмотрения утопии как органического единства двух сторон - критической и проективной; 4) важность различения «конкретной» и «абстрактной» утопии. В настоящее время нерешенность методологических вопросов и неразработанность понятийного аппарата приводят к закреплению за термином «утопия» отрицательных коннотаций

2. Утопическое сознание представляет собой специфическую разновидность ценностного сознания, выполняющего на определенных этапах теоретическую функцию В отличие от научного познания, направленного на постижение истины, для утопического сознания приоритетны поиски смысла существования, значения того или иного события для человека. Представляя жизнь в модусе возможного оно открывает ценность Другого - нового и более совершенного; проецируя новое вперед, способно создавать и такую ценность культуры как ценность будущего. Основываясь на свободе творческого воображения, утопическое сознание конструирует идеспъный коррелят дисгармоничной социальной реальности, формирует целостный образ культуры, общества и человека Все проявления утопического сознания, включая онтологию и гносеологию, подчинены аксиологическим и этическим представлениям' оно всегда направлено к моделированию таких состояний социального бытия, которые, выступая одновременно желаемыми и возможными, воспринимаются как высшая ценность

3. Роль утопии в культуре не исчерпывается моделированием идеальных состояний бытия. Утопия способна проявляться как антропологическое измерение истории, поскольку представляет собой смысловой горизонт личностного опыта человека в мире и зримый образ цели истории. Это образ совершенства, в котором аккумулируется проблематика смысла истории как человеческой деятельности, и

указывается, каким должно быть бытие, достойное человека. Специфика утопии в том, что она раскрывает перед субъектом широкие перспективы именно тогда, когда с высоты недостижимого совершенства обнажает тенденции, содержащиеся в самой реальности. Требуя от субъекта специфической деятельности, «сокращающей расстояние» между совершенством и реальностью в соответствии с возможностями, скрытыми в самой действительности, утопия выступает в качестве одного из важнейших регулятивов культуры.

4. Экскурс в историю культуры, предпринятый с целью обнаружения в ней утопической константы и воссоздания целостного ансамбля утопического творчества позволяет установить, что в доиндустриальные эпохи были созданы важные предпосылки для возникновения утопии как особого феномена культуры и жанра социальной мысли. В античности при переходе от мифа к логосу сложилась утопическая парадигма, которая, однако, была связана с циклическим временным архетипом, а потому носила ретроспективный характер. По своей сути ее можно назвать «спекулятивным мифом». В свою очередь различные средневековые эсхатологические и милленаристские пророчества, хотя и учитывали принцип линейности времени, привнесенный в европейскую культуру христианством, предлагали человеку вместо утраченного первоначального Рая ~ грядущий Рай небесный или Царство Божье на земле. В силу ограниченности рамками религиозного сознания они также не могут быть квалифицированы как утопии в строгом смысле слова.

5. Появление утопии как особого социокультурного феномена и жанра социальной мысли, связанного с моделированием идеальных состояний бытия, стало возможным в ситуации «разбожествления мира», утверждения в европейской культуре идеи Нового как предельного морально-эстетического авторитета и образа Будущего в качестве безусловной ненности. Такая мировоззренческая ситуация складывается в Новое время. Репрезентацией тематически и парадигматически собранных в

целостные доктрины представлений о желаемом идеальном Другом, совпадающим с Будущим и Новым, стали утопии, воплотившие поиски европейской личностью, нескованной традициями патриархальной жизни, стереотипами религиозного и мифологического сознания, новых форм выражения своей социальной активности.

6. Поскольку особенностью культуры является синхронное сосуществование и взаимодействие в одном культурном пространстве и времени феноменов, сменявших друг друга в ходе исторического развития, постольку утопия неизбежно делит «сопредельные территории» и взаимодействует с родственными ей духовными феноменами: мифом и религией, идеологией и наукой, политикой, моралью, искусством. В процессе взаимодействия утопия проявляет себя как универсальный парафраз с игровым и компилятивным началом: она может «встраиваться» другие жанры и культурные формы, а может перерабатывать их содержание на основе собственной матрицы. В чертах классической модели утопии проявились различные мифологические и эсхатологические архетипы: пространственные (остров, гора), временные (Золотой век), культурного героя (мессия), сада (Рая) и города (Небесный Иерусалим), космоса, рождающегося из хаоса. В процессе своего самоопределения утопия производит рационализацию мифа, десакрализацию и секуляризацию постулатов религиозного вероучения и начинает выстраивать себя по парадигме науки. Во многом именно этим обстоятельством обусловлено восприятие европейским сознанием Америки как своеобразной «лаборатории утопий»,

7. Классический облик утопии обусловлен не только диалогом, идущим внутри европейской культуры, но и развитием межцивилизационного взаимодействия Европы и Америки в эпоху Великих географических открытий. В результате фантастические мифообразы, существовавшие в европейском сознании до «изобретения» утопии («острова блаженных», «леденцовая гора», «страна Кукканья», «Золотой век», «Рай»),

актуализировались в реалиях Нового Света, и соединяясь с мифами и традициями автохтонных народов Америки, превращались в концепты, с помощью которых Другое (Америка) объясняло себя. В свою очередь и для Европы постижение Другого стало источником многих идей, («естественное состояние», «добрый дикарь», общность имуществ и др.), предопределивших на перспективу содержание и направления утопического творчества.

8. В латиноамериканской утопии можно выделить четыре уровня, каждому из которых соответствуют определенные формы: 1) нижний слой предутопического, образованный представлениями «о других возможных мирах», зафиксированными в мифах, легендах, сказаниях европейской античной и средневековой традиции; 2) милленаристские мечтания, спроецированные на американскую почву в процессе христианизации автохтонных народов, воплотившиеся в теократических моделях общественного устройства; 3) этнографические описания обычаев, языков, обрядов народов континента, ставшие источниками утопий «естественного состояния» и «доброго дикаря»; 4) Собственно утопические рационалистические проекты и программы, в которые структурировались мечты о социальной реформе. Эти проекты становятся доминирующими по мере роста национального самосознания и сложения собственной утопической традиции (С.Боливар, Х.Марти, Д.Ф.Сармьенто и др.)

9. Латиноамериканская утопия, повторяет многие «сюжетные ходы» своей европейской предшественницы, воспроизводя определенную матрицу утопического творчества. Вместе с тем, утопические концепты, преломляясь в специфических историко-культурных обстоятельствах, начинают «измеряться» реалиями латиноамериканской культуры, обнаруживая при этом признаки, нехарактерные для европейского утопического дискурса. К ним относятся: доминирование утопической компоненты в латиноамериканском менталитете и культуре в целом; двойственность положения Америки как «утопии для других» и «утопии для себя», преобладание в литературе так называемых религиозно-

мифологических утопий ретроспективного плана; превалирование «практической» утопии над теоретической, актуализация «этноутопии» («метисаж»), и др. Эти особенности нашли отражение в современной латиноамериканской литературе, которая, создавая художественными средствами модели «чудесного утопического», выступает своеобразным генератором утопических идей, их транслятором в культуре, способом идеальной реконструкции гармонии, утраченной в реальном мире

Апробация результатов исследования. Диссертационное исследование обсуждалось на совместном заседании кафедр исторической культурологии и кафедры теории культуры, этики и эстетики факультета философии и культурологии РГУ. Основные идеи диссертации нашли свое отражение в монографии автора «Утопия в пространстве диалога культур» (Ростов-на-Дону, ИРУ, 2004), в статьях, опубликованных в журналах «Вестник МГУ». «Социально-политические науки», «Латинская Америка», «Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион», «Гуманитарные и социально-экономические науки», а также учебниках и учебных пособиях «Культурология», «Учебный курс по культурологии», «Культурология в вопросах и ответах», «История мировой культуры». Основное содержание диссертации отражено в публикациях, обшим объемом 42 печатных листа.

Положения и выводы диссертационного исследования докладывались и обсуждались на Международных конгрессах латиноамериканистов, Российских философских конгрессах, международных и всероссийских научных конференциях, среди которых следует отметить:

1. X Всемирный Конгресс латиноамериканистов и карибологов "El aporte de America Latina al Universo del siglo XXI" (Москва, 26-29 июня 2001г.)

2. IY Европейский конгресс латиноамериканистов "Desafíos socials de America Latina en el siglo XXI" (Братислава, 4-7 июля 2004г.)

3. Ill Российский философский конгресс «Рационализм и культура на пороге третьего тысячелетия» (Ростов-на-Дону, 16-20 сентября 2002 г.)

4. IV Российский философский конгресс «Философия и будущее

цивилизации» (Москва, 24- 28 мая 2005 г.)

5. Международная конференция «Человек-культура-общество». Актуальные проблемы философских, политологических и религиоведческих исследований» (Москва, 13-15 февраля 2002 г.)

6. Международная конференция Гумбольдтовские чтения «Культурология как строгая наука» (Санкт-Петербург, 25-27 сентября 2003 г.)

7. Всероссийская конференция «Историко-культурные отношения Нового и Старого Света в ХУ1-ХУШ вв.» (Москва, февраль 1988),

8. Российская конференция «Философия культуры и современная Россия» (Тула, 16-19 сентября 2000 г.)

9. Всероссийская научно-практическая «Экстремальные ситуации и предельные возможности человека» (Ростов-на-Дону, 17-20 октября 2001г.)

10.Общероссийская конференция «Исторические перспективы либерализма и консерватизма в контексте российской модернизации» (Ростов-на-Дону, 16-17 декабря 2004г.)

11.1 Всероссийская научная конференция «Сорокинские чтения -2004» «Российское общество и вызовы глобализации» (Москва, 7-8 декабря 2004г.).

12. Круглый стол «Утопия в контексте модернизации» (Ростов-на-Дону, 2829 октября 2004 г.).

Основные положения и выводы диссертационного исследования нашли отражение в читаемых автором спецкурсах на факультете философии и культурологии и факультете психологии РГУ - «Утопия как феномен культуры» и «Специфика утопического мышления»; в соответствующих разделах курсов лекций по истории мировой культуры Х1Х-ХХ вв.; многие идеи автора были реализованы им при разработке и осуществлении проекта РМИОН «Утопия в контексте модернизации (компаративистский анализ российского и латиноамериканского опыта)».

Научно - практическая значимость работы. Положения и выводы диссертации имеют значение для научной разработки проблем гуманитарного знания. Эти материалы могут быть востребованы в качестве элемента экспертных оценок межкультурного взаимодействия России и стран Латинской Америки. Содержащийся в исследовании материал, отдельные положения и выводы могут быть использованы при подготовке лекционных курсов по истории и теории культуры, спецкурсов и семинаров по проблемам утопии и утопического мышления, интеллектуальной и культурной истории стран Латинской Америки. Поскольку исследование имеет междисциплинарный характер и вводит в научный оборот широкий круг ранее не исследовавшихся источников, оно может также представлять научный и практический интерес для религиоведов, психологов, социальных философов и историков философии. Исследование вносит определенный вклад в совершенствование подходов и методов компаративистской методологии, так как, демонстрируя возможности их использования на конкретном страноведческом материале, позволяет найти прочные основания для сравнения культур и отдельных их феноменов в процессе межцивилизационного взаимодействия.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, пяти глав, включающих 16 параграфов, заключения и библиографии ( наименований, в том числе - источников на иностранных языках).

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Во Введении обосновывается актуальность темы, определяются цели и задачи исследования, раскрывается степень изученности проблемы, причины актуализации исследований в этой области и новизна постановки проблемы, рассматриваются основные методологические принципы и теоретические подходы к исследованию.

Первая глава «Выбор исследовательской парадигмы» состоит из трех параграфов, в которых рассматриваются основные концепции утопии

(К.Маркс, К.Манхейм и Э Блох) и проводится их сравнительный анализ.

В первом параграфе первой главы «Историко-материалистическая концепция утопии: К.Маркс» дается представление о сущности марксистского подхода к утопии, показываются его достоинства и ограниченность.

В диссертации обосновывается, что на формирование марксистской парадигмы повлияли, прежде всего, три фактора: интересы классовой борьбы, диктовавшие отношение к носителям утопического сознания как к идейным противникам и предопределявшие политизированный взгляд на утопию; «гегельянское прошлое» Маркса, во многом обусловившее особенности его отношения к проблеме общественного идеала, а также общая мировоззренческая ситуация эпохи, связанная с успехами естественных наук и влиянием философии позитивизма, выносившего ценностную проблематику за рамки науки.

В основе марксистского анализа лежит принцип обусловленности общественного сознания общественным бытием. Утопическое сознание, по Марксу, обладает чертами «превращенных форм» сознания. В них действительность представлена в аспекте внешних связей и взаимодействий, такой, какой она лежит на поверхности, «является» субъекту. Подобная ситуация обусловлена, с одной стороны, незрелостью общественных отношений, а с другой - ограниченностью познавательных возможностей социального субъекта, неспособного в силу объективных причин увидеть глубинные, сущностные социальные взаимосвязи.

Поскольку, по Марксу, уровень зрелости теории находится в прямой зависимости от развитости исторической практики и действующего субъекта, постольку существование незрелых теорий исторически оправдано лишь на ранних этапах общественного развития. В дальнейшем общественный прогресс приведет к тому, что человечество поставит под свой контроль все природные и социальные связи, и результаты

человеческой деятельности будут соответствовать научно обоснованным целям. Произойдет скачок «из царства необходимости в царство свободы», в котором утопии исчезнут.

На этих методологических принципах основывается марксистская критика утопических учений, которая направлена против попыток их создателей детально проектировать будущее общество во всех подробностях, апеллируя к абстрактным идеям природы, справедливости, равенства и не уделяя должного внимания проблеме конкретных условий и путей перехода к будущему обществу.

Во втором параграфе - «Гносеологический статус утопии: К.Манхейм» анализируется концепция утопического, представленная в «социологии знания» немецкого мыслителя.

Согласно Манхейму, причины «ложности» социальных теорий - не в неразвитости действительности или социального субъекта, интересы которого они выражают, а в оценочно-классовом восприятии реальности. В качестве основных типов «ложного» или «неадекватного» сознания, которые связаны с социальной позицией и классовой ориентацией противоположных общественных групп, Манхейм рассматривает идеологию и утопию. Носителем идеологии является, как правило, господствующий класс, а носителем утопии - угнетенные массы. Поскольку идеология апологетична и всегда обращена к факторам, стабилизирующим наличное положение вещей, а утопия, напротив, к элементам, разлагающим действительность, обе эти формы сознания неадекватны. Они трансцендентны реальности, поскольку зачастую ориентируются на факторы, не содержащиеся в бытии.

Для Манхейма утопия- это форма мысли, стимулируемая не реалиями, а моделями и символами. Под угопическим типом сознания мыслитель понимает не просто совокупность отдельных утопических идей, но такую наполненность сознания утопическим элементом, когда в соответствии с ним «организуется форма переживания, действия и наблюдения». В диссертации отмечается важность выдвинуто! о Манхеймом тезиса о принципиальной

реализуемости утопии и продуктивность выделения такой характеристики утопического сознания как «эластичное» восприятие времени, позволяющее будущему «экспериментировать в настоящем».

Намереваясь освободить термин «утопическое» от отрицательных коннотаций, социолог показывает, что на «нереализуемости» утопии настаивают сторонники существующего порядка, которые либо неспособны отличить «неосуществимое только на данной стадии бытия» от \ «неосуществимого вообще», либо сознательно занимаются фальсификацией.

Между тем именно принципиальная реализуемость утопии является | ретроспективным критерием, который позволяет отличить утопию от

идеологии. Идеи, которые маскировали и оправдывали существующее положение вещей, всегда оказывались идеологиями; те же, которые его «взрывали» и в конечном итоге осуществлялись - ни что иное как «относительные утопии». При этом утопия и идеология не разделены непроходимой гранью, напротив, для них характерны взаимопереходы и взаимопревращения. Диалектика истории такова, что утопии способны воодушевить массы, поднять их на борьбу, но после революции - выродиться в идеологии, защищающие победивший строй.

Отдельные формы последовательно выступающих утопий выступают как борющиеся друг с другом «контрутопии». Эту идею Манхейм прослеживает, осуществляя анализ хилиастических, утопически-коммунистических, либерально-гуманистических и консервативных идей.

В третьем параграфе - «Онтология и антропология утопии: Э.Блох»

дается реконструкция наиболее популярной и востребованной в современном научном мире концепции утопии.

Блох выстраивает объяснение генезиса и универсальной природы утопического на нескольких уровнях. Утопия для него - не только общественный идеал, это, одновременно, и принцип устройства мира, и метод познания, и важнейший мировоззренческий ориентир, и экзистенциал

(надежда), и ответ на потребность в предвидении будущего.

В онтологическом плане Блох связывает утопизм с несформированностью и неоднозначностью самой действительности, сложной структурированностью бытия. Мир, по своей сути, это Еще-не-Бытие, т.е. неготовое, незавершенное и несовершенное бытие, стремящееся к преодолению неадекватности, к достижению совершенства. Действительность представляет собой широко разветвленное опосредование между настоящим, незавершившимся' прошлым и возможным будущим, поэтому «элементы предвосхищения представляют собой составную часть самой действительности».

В гносеологическом плане утопическое проявляется в воображаемом осуществлении желаний («надежды»), игнорирующем эмпирическую невозможность, в способности человека творить воображаемые миры никогда прежде не существовавшие. Причем, утопическое предвосхищение в любых формах, даже в виде воздушных замков никогда не является НеБытием, это всегда Бытие - в - возможности.

В антропологическом плане утопическое обусловлено несовершенством человеческой природы. Философ рассматривает человека как незрелое и незавершенное существо, представляющее собой совокупность недостатков, влечений, инстинктов, главным из которых является голод. Через исконно космический импульс «голода», проявляющийся как «надежда», и реализуется, согласно Блоху, возможное будущее. Вместе с тем, надежда - это не только аффект, но и акт познания, связанный с далеким и светлым горизонтом.

Человек нашего времени хорошо ощущает пограничность своего существования за пределами контекста ожиданий, подавленных уже ставшей действительностью,- пишет Блох. Он больше не видит вокруг себя якобы завершенные факты и вовсе не считает их единственной реальностью. Поэтому своей деятельностью человек превращает мир в гигантскую

лабораторию, в которой «сама мировая история явшется экспериментом, реальным экспериментом в мире в направлении возможного справедливого мира». Отсюда следует, что в практически-историческом плане утопическое выступает как действительное обретение совершенного мира в результате активных действий индивидов в пространстве становящегося.

Таким образом, по Блоху утопия не ограничивается просто мечтой, идеей лучшего социального переустройства. Ее область распространяется на всю сферу человеческого духа - на технику и архитектуру не в меньшей степени, чем на живопись, музыку, мораль и религию и философию. Более того: даже образы природы представляют собой шифр, в котором внутренне присутствует Еще-Не-Ставшее, объективно-утопическое.

Вторая глава «Утопическое сознание как культурный регулятив» состоит из трех параграфов, в которых рассмотрено функционирование утопии и утопического сознания в социуме, культуре и истории.

В первом параграфе «Понятие утопии и утопического сознания»

показывается, что понятие утопии варьируется в различных отраслях знания и научных школах, как на Западе, так и в России, что обусловливает важность разработки авторской теоретической модели.

Базовым понятием при создании такой модели может быть «утопизм». Автор разделяет точку зрения И.Н.Неманова о том, что утопизм в широком смысле слова это: (1) особое функциональное состояние индивидуального, общественного сознания, направленное на получение нового социального знания методами умозрительного конструирования в образах-концепциях; (2) получаемый в результате объективации такого состояния сознания его продукт - утопия (или антиутопия); (3) особый тип поведения, обусловленный социально-утопическим сознанием и направленный на реализацию утопии.

Во взглядах на утопию можно выделить три основные позиции: первая, основывающаяся на буквальной трактовке термина («нигдея»,

«место, которого нет») и стереотипах обыденного сознания, представляет утопию химерой, мечтой, чем-то непривычным, хотя зачастую весьма желанным и привлекательным. Соответственно главными признаками утопии считаются иллюзорность, фантастичность, практическая неосуществимость. Вторая точка зрения возводит утопию в ранг научного понятия, однако ограничивает ее бытование рамками литературного жанра; наконец, третья позиция, наиболее характерная для социальной философии и политологии, понимает под утопией проект идеального общества, локализованный в пространстве или во времени, принцийиально неосуществимый, но придающий истории цель, смысл, динамику.

Автор диссертации исходит из представления об антропологических и социокультурных основаниях утопического дискурса. Утопия рассматривается как особый культурный феномен, универсальная форма чувственно-рационального освоения социальной реальности в образах-концепциях, синтезирующих человеческие представления о счастье и гармонии и отвечающих потребности в предвидении и моделировании альтернативных вариантов исторического развития.

В диссертации проводится различие между утопией как жанром социальной мысли, связанным с конструированием моделей идеального общественного устройства, и утопией как универсальной характеристикой человеческого сознания и константой культуры. При рассмотрении первого аспекта, отмечается, что конструирование утопической модели предполагает наличие двух взаимосвязанных сторон: диагностику и проект, иначе говоря, проблематизацию настоящего и моделирование будущего. Анализируя утопическое сознание, автор подчеркивает, что отражая действительность опосредованно, через значения для человека, оно является особой разновидностью ценностного сознания. В системе ценностей, которая формирует целостный образ культуры, общества и человека центральное место принадлежит социальным идеалам, а их разработка традиционно

осуществляется в рамках утопической традиции. Кроме того, утопическое сознание открывает для культуры ценности инаковости, новизны, будущего.

Утопическое сознание характеризуется особым способом восприятия пространства и времени. Оно ориентируется на идеальное инобытие, противопоставляет неподлинному миру - мир трансцендентных сущностей как истинный мир. Ему свойственно отношение ко времени как к пластическому материалу, вследствие чего будущее может переживаться как настоящее, а прошлое восприниматься как возможное будущее.

Признавая, что для утопии характерны умозрительность и произвольность в конструировании идеала, низкий уровень дифференцированное™ и

V

синкретизм мышления, симбиоз чувственного и рациональною, реального и фантастического, объективного и субъективного, абсолютизации и детализации, автор отмечает, что мощный эмоциональный заряд, содержащийся в ценностных установках утопического сознания, их проективная способность, и нормативность позволяют осуществлять порой более объемное, чем в научно-теоретическом познании, освоение социального опыта истории.

Во втором параграфе «Функции утопии в культуре» утопия рассматривается как важный культурный регулятив, охватывающий своим действием все уровни утопического сознания и сферы социума.

Как уровень массового, неспециализированного сознания, так и уровень теоретического, специализированного утопического сознания представлены множеством форм, видов и жанров. Первый уровень » характеризуется так называемыми народными утопиями (сказания, предания,

легенды и т.п.), творец которых, как правило, неизвестен. Второй представлен главным образом социально-политическими и литературными утопиями с выраженным авторством.

Утопии могут иметь форму социальных или экономических трактатов; принимать облик теоретических гипотез или концепций. Встречаются формы политических деклараций, манифестов, программ, сводов законов и даже

31

лозунгов Для литературной утопии типичны романы - путешествия, государственные романы, литературные пародии, научная фантастика и т.д. Одной из сравнительно новых форм выражения утопического идеала выступает футурологический прогноз, который занимает промежуточную позицию между научной теорией и утопическим романом. Наконец, специфической формой утопии выступают практопии и различного рода коммунитарные эксперименты.

Утопия выполняет важные и разнообразные функции в обществе и культуре. К ним относятся: критическая, ценностно-нормативная, конструктивная, познавательная, прогностическая, практически-преобразующая, эскапистская функции. Наличие критической функции обусловлено тем, что утопия всегда связана с проблематизацией существующего бытия, несогласия с ним и стремлением выйти за его пределы. Основным содержанием ценностно-нормативной функции выступает разработка идеала - социального, политического, эстетического, нравственного. Поскольку утопия является одной из форм освоения социальной реальности, ей присуща познавательная функция с которой тесно связана функция прогноза. Прогнозирование и проектирование систем идеального общественного устройства долгое время осуществлялось преимущественно в рамках политического утопизма на материале мифологических, а позже - инженерных практик. Практически -преобразующая функция утопии проявляется в двух основных формах: 1) в форме обратного воздействия мысленных экспериментов на общественную практику («нападение из будущего»), 2) путем превращения утопий в программы действий массовых движений, партий, организаций, отдельных личностей. Наконец, важной функцией утопии является компенсаторная. Совершая «бегство» в мир мечты, мир иллюзии, конструируя идеальные миры, утопия компенсирует человеку и человечеству нехватку высших ценностей в современном мире и восстанавливает - в трансцендентальном плане - утраченную гармонию.

В последнем параграфе второй главы «Утопия как антропологическое измерение истории» утопия рассматривается как одна из важнейших культурных констант истории.

Диссертант выражает несогласие с бытующим мнением, что утопия обесценивая прошлое, аннигилируя настоящее и проявляя насильственый активизм по отношению к будущему, полностью разрывает с историей. Как признает синергетика в исторической реальности, нет равновесных и стационарных, неориентированных состояний, а потому «интуиция и воображение, а не дедукция и научное экспериментирование, являются исходными пунктами понимания исторической реальности» (Л.Няпинен).

Отсюда следует, что утопия, будучи «важнейшим свойством антропологической структуры воображения» (Ж.Дюран), по отношению к истории может выступать как: (1) нереализованная надежда, неосуществленная мечта, событие, которое не сбылось (Уже-Не-Бытие); (2) осуществленная (по крайней мере отчасти) мечта, реализованный - в локальном пространстве и в ограниченных временных пределах проект (Инобытие); (3) историческая альтернатива, которая в принципе может реализоваться как один из возможных вариантов последующего развития (Еще-Не-Бытие).

Источником утопии является противоречие между сущим и должным, реальным и идеальным. Продуктивность утопии внутренне обусловлена этим противоречием, гарантирующим взаимопревращение идеального и материального. «Должное бытие», выступая по отношению к существующему бытию как этический импульс, обнажает зазор между «миром, каков он есть» и «миром, каким он должен быть». Одновременно «утопический разум» указывает путь, избрав который можно приблизить сущее к должному.

Утопический образ, помимо того, что он выступает ориентирующим идеалом, является своего рода критической инстанцией.В силу этой

двойственности утопия- это не

■вяыш принцип. иди,регулятивная идея «НХ НАЦИОНАЛЬНАЯ !

вИБЛПОТЕКА яя

С. ПтИпг о» т шйт

I 4

праксиса, но и критерий этического выбора образа жизни для индивидов или политического выбора для сообщества, а также критерий соответствия преобразовательной деятельности самому идеалу. Но поскольку в качестве цели фигурирует совершенство, всегда образуется брешь между тем, что намечается, и что реально достигнуто: утопия не может преодолеть ограниченность возможностей, обусловленную конечностью человеческого существования.

Утопия как горизонт, как условие возможности, как историческая цель, как критическая инстанция, как регулятивная идея создает точки опоры для радикальной трансформации общества. Выступая в культуре в качестве смыслового горизонта или ориентирующего историческую индивидуальную и коллективную практику идеала, утопия не воспринимает историю как с самодостаточную реальность, предлагает альтернативное виденье настоящего и будущего, которое идентифицируется с должным и желанным. Это не просто Другое истории, но Другое, качественно иное, более совершенное, рассмотренное в модусе возможного и соотнесенное с будущим.

Третья глава диссертации - «Историко-культурная динамика утопии» - содержит экскурс в предысторию утопического дискурса, выявляет идейно - теоретические предпосылки утопии.

В первом параграфе третьей главы «Античная утопия: от Платона к Ямбулу» говорится о том, что Древняя Греция не просто дала миру утопию как особое творение человеческого духа. Она создала и основные формы утопий: религиозно-мифологическую, литературную и политическую.10 В религиозно-мифологической утопии - одной из самых ранних и распространенных в древности форм выражения утопического идеала, возникшей в результате начавшегося процесса десакрализации мифов о блаженстве богов и героев, о далеких счастливых народах и «райском» прошлом человечества, образ идеального общественного состояния строился

' Классификация и названия Ю Г Чернышова.

примушественно на толковании различных мифоло1 ических сюжетов (Золотой век Кроноса, Атлантида). Впоследствии эги идеи получили развитие и в таких направлениях как литературная и политическая утопия. Литературная утопия, сохранив многие из прежних атрибутов мифа, подвергла его дальнейшей рационалистической переработке, во многом подчиняя процесс создания утопических образов законам художественного повествования и одновременно придавая им отдельные черты социальной программы. Так, литературные «романы-путешествия», развивающие островную тематику, будут созданы Эвгемером и Ямбулом. Наконец, третье направление рационалистического переосмысления мифа привело к созданию политической утопии, в которой заимствованные из мифа популярные символы применялись для построения и пропаганды различных проектов и теорий идеального государственного устройства.

В различных произведениях античных авторов соотношение мифа и утопии выражено неодинаково. Если в «Государстве» Платона еще сохраняется переплетение логоса и мифа в рамках конструктивного воображения, вследствие чего это произведение оказывается одновременно художественным произведением, философским трудом и политическим трактатом, для позднейших диалоюв философа более характерным становится перенос мифа, сохраняющего элементы конструктивности, либо в вечность, либо в отдаленное прошлое. У Аристотеля рационалистическая аргументация полностью доминирует над традиционным, опирающимся на миф способом утопического творчества, однако в дальнейшем эта тенденция не получила закрепления. Симбиоз рационалистического и мифолошческого не только не был преодолен, но даже упрочился в утопиях эпохи эллинизма (Эвгемер и Ямбул). Отсюда вполне оправдана характеристика античной утопии как спекулятивного мифа.

Второй параграф - «Утопические идеи в эпоху Средневековья»

содержит описание различных форм свободомыслия, возникших в рассматриваемый период и развивавшихся в направлении утопии.

Принимая в качестве гипотезы точку зрения испанского ученого X. А..Маравалля, что рождение утопии в точном смысле этого слова происходит, прежде всего, в странах, обогащенных христианским мировиденьем, автор выясняет причины этого явления. К ним в диссертации отнесены: характер католической доктрины выражающийся в претензиях католической церкви на создание идеального теократического государства; широкое распространение и постоянная пульсация в западном мире милленистско-мессианистских идей; Реформация, усилившая процесс «обмирщения» христианской религии и церкви; географические открытия, связанные с насильственной христианизацией и «эмпирической проверкой» ряда христианских догматов в новых культурно-исторических условиях.

В диссертации показано, что все утопические идеи средневековья обнаруживают некоторые общие черты: во-первых, в мечтах о совершенном обществе акцент делается не на производительной, а на распределительно-потребительской стороне. Во-вторых, в средневековых утопиях речь идет не о глобальных преобразованиях в масштабах земного шара или государства, а о преобразованиях в масштабах небольшой общины («утопии ордена»); в-третьих, средневековые утопии являются утопиями бегства, а не утопиями реконструкции (Мамфорд). Наконец, в- четвертых, их доминирующей характеристикой выступает религиозность.

В этой связи необходимо отметить двойственную, противоречивую природу утопических идей средневековья. Поскольку европейская культура того времени была всецело христианской, постольку и представления об идеальном обществе и человеке, неминуемо должны были быть религиозными. Но с другой стороны, сама церковь, была крупнейшим феодалом, неотъемлемой частью средневековой иерархической пирамиды, и протест против несправедливостей феодального общества неминуемо затрагивал церковь. Следовательно, утопические идеи были в одно и то же время и религиозными, и антицерковными, что наилучшим образом воплотилось в ересях. 36

В диссертации анализируются милленаристские и хилиастические ереси, которые, зародившись на заре новой эры, обрели второй дыхание в Средние века и годы Реформации. Под тем же углом зрения в диссертации рассматривается практика массовых движений средневековья (таборигы, анабаптисты, Крестьянская война под руководством Т.Мюнцера).

Третий параграф «Новое время: классическая модель утопии и ее трансформации» посвящен реконструкции классической модели утопии и раскрытию логики развития утопической мысли в Новое время.

Культура Возрождения порождает активное отношение человека к своему будущему, выводящие его за пределы провиденциалистских представлений, а также иные, чем в средние века, представления о способах достижения желаемого: «Речь идет о человеке, который играет в Бога, а не о человеке, который грезит о божественном мире» (Р.Рюйе). Утопизмом были проникнуты самые разнообразные проекты, созданные в это время - от живописных и архитектурных - до социальных. Ренессанс и сам был грандиозной утопией, воплотившей страстное желание человека -преобразователя всесторонне усовершенствовать мир и себя.

Диссертант согласен с Е.Шацким в том. что классическая утопия - это, прежде всего, утопия места, стремящаяся к созданию собственного, качественно иного гармоничного пространства, причем непременным условием выступает изолированность, обособленность, недоступность. Изолированность идеального пространства обеспечивается надежностью границ, в качестве которых могут выступать лабириш, сложный обряд инициации, непроходимый лес, скалы, океан, договор о неразглашении тайны местопребывания и др. Изоляция неразрывно связана с автаркией, без которой обособленное существование обречено на неудачу. Богатая природа, благоприятный климат, изобилие природных ресурсов наряду с постоянным трудом, регламентацией и ограничением потребностей способны обеспечить человеку счастливую жизнь. В исследовании подчеркивается, что регламентация, понимаемая в социокультурном плане, есхь способ

37

рационализации и упорядочивании общественных связей на основе некоего проекта, создаваемого человеком, который, не надеясь на божественное провидение, стремится предусмотреть все организационные аспекты жизни в социуме.

Концепция человека, живущег о в организованном обществе, потребовала логического дополнения в виде гармонически организованной среды обитания. Типичный топос классической утопии - это город, один только архитектурный план которого служит иллюстрацией космической и социальной гармонии. Одновременно городское коллективное сотрудничество на основе добровольного компромисса было серьезным соперником механической регламентации (Л.Мамфорд).

В диссертации выделяется и такая черта классической модели утопии как калокагатия-. новый мир должен быть не просто лучше или рациональнее, но и во всех отношениях добродетельнее и прекраснее реально существующего Процветание будущего общества обеспечивается не только преобразованием экономических отношений или системы власти, но и эстетикой порядка, совершенных форм. Согласованный ансамбль признаков находит концентрированное выражение в такой синтетической черте классической модели утопии как эвдемонизм Ведь все, что не предпринимает утопист, подчинено достижению главной цели - разрешению загадки всеобщего счастья (А.Петруччани) А коль скоро загадка решена, совершенная система не должна качественно модифицироваться. Отсюда появляется такая характеристика классической утопии как ахрония, или вневременность. Вариации классической модели рассмотрены в диссертации на примере произведений Т.Мора, Т.Кампанеллы.

По мере приближения эпохи буржуазных революций классическая модель утопии претерпевает различные трансформации. Социальные утопии начинают излагаться в виде готовых к употреблению, разбитых по статьям законов, регулирующих практически все стороны жизни общества в соответствии с вечными и неизменными требованиями Природы и Разума.

Появятся ухронии - утопии времени. Связанные с теорией прогресса динамичные утопии следующего поколения (XIX в), пронизанные историческим чувством и поисками строгой социальной науки, подобной естественнонаучным теориям, отразят в своем содержании и аккумулируют запросы наступающей индустриальной эры.

Поскольку время и пространство культуры предполагают возможность синхронного существования формообразований, хронологически разделенных столетиями и тысячелетиями, постольку четвертая глава диссертации «Утопия в пространстве культуры» посвящена анализу взаимодействия утопии с пограничными ей духовно-практическими феноменами - мифом, религией и наукой

В первом параграфе четвертой главы «Утопия и миф» опираясь на идеи Ж.Сореля, Н.Фрая, Р.Рюйе, Ф Полака и других исследователей, обративших внимание на наличие устойчивых взаимосвязей между мифом и утопией, автор показывает, что данные феномены не просто сосуществуют в культуре, но и обогащают и выражают себя друг через друга.

В утопии присутствуют некоторые общие схемы представлений о бытии, зафиксированные первоначально мифом: творение космоса из хаоса, противопоставление совершенных и несовершенных народов, гармоничная жизнь на лоне изобильной природы, вера в незыблемость и универсальность природных законов. Следует выделить также пространственные, временные, солярные архетипы, а также архетип культурного героя.

Вошедший в утопию пространственный архетип острова представлял собой альтернативное виденье, идеальный «контробраз» реальности. Остров был иным миром - изобильным «земным раем», свободным от войн и непосильного труда, а также и от тлетворных влияний' ведь островная жизнь как нельзя лучше обеспечивает решение проблемы границы, к которой чувствительна утопия. Представления о "золотом веке» прибавят к мифу о первобытном «Рае» новый миф - о поэтапной деградации общества от первоначальной «золотой» эпохи - к современной, «железной»

Представления о Солнце как олицетворении и гаранте справедливости, глубоко укоренившиеся в культуре народов Средиземноморья, органически сольются с утопическими образами гармонии и совершенстве, породив бесчисленные сопнечные, и, следовательно, счастливые, острова и города. Утопия воспримет и переосмыслит свойственную мифомышлению идею «мистической партиципации» - сверхъестественного соучастия культурных героев прошлого в жизни современного поколения, создав фантастические образы «отцов-основателей» совершенных миров (Утоп, Метафизик, Севарис, и др.). Наличие в утопии некоторых архетипов, сформировавшихся первоначально в русле мифа, наряду с другими чертами сходства, дает основание утверждать, что миф обретает в утопии новое, превращенное существование.

Однако несмотря на латентное присутствие мифа в утопии, последняя представляет собой рациональную форму мысли, один из самых старых и чистых примеров демифологизации (Ф.Полак). Утопия оперирует присущими ей понятиями, смыслами и значениями, создает свой собственный план реальности - с логическими и сюжетными законами, системой символов и образов. Существенно различаются и функции утопии и мифа в культуре. Если миф, будучи пересказом на символьном языке неких реальных событий природного или культурного свойства, некритично узаконивает данность, и в этом плане он близок идеологии, то утопия осуществляет прямо противоположное: радикальную критику существующего порядка. Творя идеальное инобытие, в противовес бытию, освящаемому мифом, она проявляет себя как бунтарское сознание.

Миф является истинной историей того, что произошло у истоков времени, и создает образцы для поведения человека, живущему в настоящем. Копируя типичные поступки бога или мистического героя, человек отделяет себя от мирского времени и магическим образом снова оказывается в Великом священном времени. Утопия же - это способ оценки настоящего и

прошлого с позиций планируемого будущего. Ее можно квалифицировать как «нападение из будущего» на настоящее.

Во втором параграфе - «Утопия и религия» на примере христианства -рассматривается взаимодействие этих духовно-практических феноменов в культуре.

Наличие в литературе не просто различных, а резко противоположных точек зрения на проблему взаимосвязи утопии и религии потребовало от автора четкой формулировки собственной позиции. Для этого была проведена систематизация религиозных архетипов, в «обмирщенной» форме воспроизводимых утопией, рассмотрены отдельные пласты христианской апологетики (эсхатология, милленаризм, мессианизм) и установлено отношение утопии к каждому из них. Так, выделены и проанализированы архетипы Рая и Ада как архаические источники позитивной и негативной утопии, архетипы сада (Рай потерянный и грядущий) и города (Небесный Иерусалим), миллениума (тысячелетнее Царство Божье на земле) и земли обетованной, архетипы мессии и катастрофы.

В диссертации показано, что самая рационалистическая утопия неизбежно восходит к образу Рая - утраченного или грядущего, который в свою очередь может быть трансцендентным или земным. При этом если нововременная секуляризация темы Рая как сада ведет к идеализированному образу природы, то секуляризация темы Рая как города ведет к идеализированному образу общества и цивилизации. Недостающим звеном между Раем трансцендентным и Раем земным выступает Земля обетованная, куда Мессия ведет избранный народ через все потрясения, пережитые им на «проклятой земле».

Отмечая общность архитипической основы утопии и религии, автор диссертации подчеркивает существующие между ними принципиальные отличия. Трансцендентный мир религии - потусторонний, божественный, небесный мир. Утопия же, будучи «сном наяву», мечтой о земном совершенстве, трансцендентна постольку, поскольку конструирует

пространства воображаемого инобытия человека.

Дуалист ичность эсхатологической картины мира рождается из противопоставления бренного, ограниченного во времени пространства ■ вечности, реального земного пространства - внеисторическому небесному Царству Божию. Д>алис1 ичность утопии качественно иного рода. Здесь иное время существует внутри исторического времени, а иное пространство -внутри пространства географического.

Религия предполагает образ грядущего, обретенного чудесным образом, сверхъестественным путем без участия самого человека - в резучьтате внезапных сверхприродных потрясений, прихода божественного мессии и прочих внешних факторов. Утопия же всегда связывает построение нового мира с творческими возможностями самого человека и величием его разума. Это отличает ее даже от наиболее «приземленных» и близких по духу милленаристских идей, всецело остающихся в рамках религиозной парадигмы. Следовательно, утопия и религия представляют собой исторически взаимосвязанные, но качественно различные духовно-практические формы.

Оформление культурной парадигмы, стержнем которой стал научно-технический прогресс (Х\'11в.), предписывает утопии «выстраивать отношения» с новым божеством - наукой, нацеленной на земное обустройство человека. Третий параграф рассматриваемой главы, названный «Наука и утоиия», посвящен проблеме комплементарного развития науки и утопии в Новое время.

Уверенность в безграничных возможностях человеческого разума, в эффективности естественнонаучных методов, благодаря которым, казалось, могут быть найдены «некие средства приумножения счастья, в чем и состоит назначение всех наук» (Лейбниц), неминуемо придавала науке практически-утопическое измерение.

Тяга к познанию окружающего мира сочетавшаяся со стремлением к

иным социальным горизонтам, превращала новые ценностные ориентации в приоритетные характеристики описываемых совершенных обществ (Ф.Бэкон). При этом создатели утопий зачастую перестраивали все свое творчество в соответствии с научной парадигмой: апеллировали к авторитету ученых, артикулировали свои идеи, используя положения точных наук (Сен-Симон, Фурье), создавали социальные теории, ориентируясь на естественнонаучные аналоги.

В духе времени и сами утопические произведения представляются гипотезами, описаниями мысленно проделанного опыта, тем более, что кроме мысленных экспериментов, мноше утописты прибегали к реальным социальным опытам Трансформируется семантика «благословенных островов»: из топосов изобильных мифических стран они «превращались» в своеобразные лаборатории, в которых благодаря изо;тированноеги от мира обеспечивалась чистота эксперимента; становились «мыслительными моделями», локализованного во времени и пространстве искусственно выделенного объекта. Однако отличие утопического эксперимента от научного аналога состояло в том, что утопические модели не строились в исследовательском режиме, а «задавалась сверху», и «доказательством» реальности существования совершенного мира служила сама недоступность эмпирической проверке.

В своем стремлении создать науку об обществе утописты стремились открыть некий универсальный природный закон, который позволил бы человечеству устроить свою жизнь на разумных началах, изобрести принцип, который впитал бы в себя все истины мироздания. Принципиально важным моментом стала разработка теории прогресса, в контексте которой был сделан вывод о Золотом веке, лежащем в будущем (Сен-Симон), и о важности материальных факторов в жизни общества.

В ходе исследования проясняется, что утопия и наука не являются антагонистами. Более того: наука, как одна из форм общественного сознания, в той степени, в какой она не чужда стремлений к идеалу

научности и предвидению, неизбежно включает утопические импульсы. С другой стороны, утопия, будучи вненаучным освоением социальной реальности, способна «добывать» крупицы истинного знания, имитировать, дополнять и в некоторых случаях замещать собой науку. Неоднозначность, альтернативность реальности актуализируют значение утопии как формы мысленного эксперимента (Р.Рюйе).

Комплементарное науке развитие утопии не могло не сопровождаться усиленными поисками реальной «лаборатории» для опытной проверки утопических проектов. Такой опытной площадкой стал для европейского человека Новый Свет.

Пятая глава «Цивилизационный контекст утопического дискурса» выявляет ту роль, которую сыграло открытие Америки и «встреча культур» в формировании и трансформации европейской утопической традиции.

В первом параграфе «Америка как источник европейских утопий» рассматривается процесс соотнесения с латиноамериканской реальностью существовавших в европейском сознании античности и средневековья образов совершенного мира.

На просторах Нового Света возникла область взаимодействия европейской культуры с мифологическим наследием автохтонных народностей континента, ставшая важнейшим источником нововременного утопического творчества. Во взаимодействие пришли различные мифологические пласты: мифомышление автохтонных народов Америки; переосмысленное Ренессансом мифологическое наследие античности; архаический структурный уровень сознания, сохранившийся в иберийской ветви западной цивилизации; колоссальная мифогенная направленность сознания первооткрывателей Америки; новые мифы, рожденные встречей культур (Эльдорадо, город Цезарей).

На конкретном историко-культурном материале в диссертации, показывается, что утопия Америки, как в свое время европейская утопия, «поглощает» архаические и эсхатологические мифы, рационализируя и

десакрализируя их в русле собственного проекта. Классические топосы и мифологемы (языческий Эдем, буколическая Аркадия, Золотой век, христианский Рай, средневековые королевства изобилия) не просто служили способом описания той реальности, которая была необычна, и по всем своим сущностным характеристикам представляла действительно новый, качественно иной мир, олицетворяя Другое истории. С их помощью стали обосновываться поиски на латиноамериканском континенте «идеального места», утраченного в Европе. Ввиду отсутствия такового, изоляция и непроницаемость, а зачастую и «невидимость» благословенных мест, превращаются в сущностные характеристики утопического архетипа. Так формируется субстрат классической утопии: остановленное время, изоляция в пространстве, автаркия, природное изобилие, естественная простота образа жизни и нравов. Утопия актуализирует мифы о Золотом веке Кроноса, библейском Рае, заменяя их альтернативным, человеческим, земным Раем, создаваемым людьми из концептов Рая божественного. Не случайно монахи - первокрестители именно на этих землях стремились основать Новый Иерусалим.

Рассмотрению данных попыток посвящен второй параграф пятой главы «Начало формирования латиноамериканской утопической традиции».

В развитии латиноамериканской утопической традиции можно выделить ряд этапов: начальный (XVI - ХУИ вв.), на котором Америка выступает преимущественно как пространство для реализации европейских утопий, а первые угопические проекты - социально-христианские или просвещенческо-рационалистические - имеют в целом подражательный характер. На втором этапе как отражение рос:а национального самосознания возникают «утопии для себя», собственно латиноамериканские утопии. Это направление становится определяющим, хотя функция «лаборатории» европейских идей за утопией сохраняется. Наконец, третий этап, может быть назван панутопическим, поскольку латиноамериканская палитра характеризуется чрезвычайным многообразием проектов и форм - от

программных установок, лозунгов и конкретных действий революционеров -до художественных и литературных утопий

Начальный период колонизации и христианизации коренного населения Америки (ХУ-ХУП вв.) отличался бурной миссионерской деятельностью, сопровождавшейся выдвижением проектов, альтернативных имперским завоеваниям. Миллснаристский Рай, «народные приюты», теократическая империя иезуитов, социально-христианские утопии были моделями земного совершенства, возникавшими преимущественно в церковной среде. В ходе практики насильственной евангелизации и миссионерской деятельности развивается и собственно утопический дискурс. Ему способствовали: длительность европейской схоластической традиции, практиковавшей рационалистическое обоснование христианских догматов; секуляризаторские тенденции Ренессанса, популярность «философии Христа» Эразма Роттердамского, идей Франциска Ассизского, а также некоторые особенности испанского менталитета. В диссертации анализируется и сопоставляется практика -Народных приютов» Васко де Кироги, и «Империи иезуитов» в Парагвае.

Наряду с религиозными проектами появляется и светская, рационалистическая утопия. Одна из них - «Город Цезарей» Я.Бургха -выполнена в т-радициях европейской классики. Конкретно-историческое своеобразие утопии проступает в этнографическом колорите, а также деталях, позволяющих без соответствующих отсылок реконструировать облик эпохи, ее породившей. Многие черты «Города Цезарей» указывают на архаические истоки эгалитаризма, который был воспринят ренессансной утопией вместе с мифом о Золотом веке.

Третий параграф «Развитие латиноамериканской утопии в Х\7Ш-Х1Х вв.» посвящен анализу утопических проектов, возникших на континенте в ХУШв под влиянием европейского Просвещения и отразивших процесс формирования национального самосознания.

Мечта о великой общности народов, объединенной духом свободы, в

которой многообразие рас и культур заставит забьпь о всякой ненависти между нациями и упрочит возможности гармонического сосуществования -основной мотив проектов латиноамериканскою Просвещения, необычайно богатого на утопии (Ф.Хавьер, М.Морено, Ф Миранда, Э.Эччевериа, С.Родригес, М.Идальго, Х.Б Альберди, Д В.Техера, и др ). Избранные для анализа концепции С Ботивара, Х.Марти, Д.Ф.Сармьенто наиболее репрезентативны, поскольку пргдставляют векторы различной историко -цивилизадионной направленности- 1 Ориентацию на национальную самобытность как динамичный фактор латиноамериканской истории, 2) курс на подражание западным образцам.

Отличительная черш латиноамериканской утопической мысли этого времени доминирование рационалистических утопий, тесно связанных с социально- политическим контекстом и революционной практикой. Примером могут служить две утопии С.Боливара, рассмотренные в диссертации- первая была предложена им Учредительной Ассамблее Боливии и предпотагала осуществление реформ, приданных ввести республиканский образ правления. Вторая утопия преде;авляла собой глобальный интернациональный проект, претендующий как минимум - на превращение Латинской Америки самую великую нацию мира, а как максимум - на достижение .(равновесия универсума» посредством создания единого всемирного государства.

В конце XIX столетия на этапе обретения «морой независимости» в утопических проектах наряду с идеями независимости и латиноамериканизма, появляется антиимпериализм. Кубинец Х.Марти, дополнивший боливаровскую формулу «Нашей Америки» формулой «Двух Америк», одним из первых обратил внимание на угрозу, исходящую от могущественного северного соседа. Его программа содержит две неразъемные части - проект объединения «Нашей Америки» и утопию республики «Со всеми и для блага всех», в которой исчезнет угнетение

человека человеком, и возникнут совершенно новые отношения между людьми.

Утопия аргентинского мыслителя Д.Ф.Сармьенто по форме - типичная утопия места. Ее топосом избран пустынный остров с прекрасными природными условиями. Выводя утопическую формулу счастливой жизни, мыслитель не забывает о реальных геополитических задачах, главная из которых - восстановление в прежних границах вице-королевства Рио де ла Платы. В результате остров - символ изоляции - в «Архирополисе» Сармьенто приобретает нетрадиционную коннотацию, становясь связуюшим звеном латиноамериканских народов между собой и с миром в целом.

В целом развитие латиноамериканской мысли в этот период идет по пути превращения рационалистической утопии в утопию историческую, что связано как с общей тенденцией перехода от Просвещения к романтизму, так и со спецификой решаемых обществом конкретных задач. Утопия сохраняет за собой две основные функции - критика существующего строя и конструирование идеала, но идеал сближается с реальностью, а критика, наряду с внутренним адресом обретает дополнительный внешний. Основными формами изложения утопических ценностей выступают политическая программа, проект, свод законов, что отражает процесс созревания континентального правового сознания.

В последнем параграфе пятой главы «Специфика современной латиноамериканской литературной утопии» рассмотрен один из наиболее типичных и репрезентативных для латиноамериканской культуры XX века жанров утопического творчества - литературная утопия.

Утопизм - важнейшая характеристика латиноамериканского менталитета - объективируется в самых различных сферах: философии, искусстве, политике, социальной практике. Обращение диссертанта к анализу литературной утопии объясняется, во-первых, той ролью, которую играет латиноамериканская литература в мировой культуре XX века; во-вторых, тем обстоятельством, что латиноамериканскую литературу можно

рассматривать как своеобразную модель латиноамериканской культуры. В -третьих, автор считает возможным трактовать всю литературу, а не только отдельные жанровые произведения как сферу «чудесного утопического», противостоящую утраченному континентом «чудесному реальному».

Пространство латиноамериканской культуры, охарактеризованное в диссертации как транскультурное, протеистичное, синкретичное, выступает зоной конвергенции общечеловеческих и этнических ценностей, сосуществования и взаимодействия различных культурно-исторических пластов, разведенных тысячелетиями цивилизационных «архетипов» - от архаики до постмодерна. Поэтому идея соединения и гармонизации противоречивых культурно-исторических контекстов, пронизывающая латиноамериканскую литературу и направляющая поиски идеального, универсального общества и человека, подтверждает присутствие в ней имманентной утопической доминанты.

К важнейшим истокам латиноамериканской литературной утопии, во многом предопределившим ее содержание, диссертант относит: 1)мифопоэтические и утопические мечтания первооткрывателей и завоевателей Америки ХУ и ХУ1 веков; 2)переживаемые латиноамериканскими миром в XX столетии бурные революционные катаклизмы, среди которых главное место принадлежит Кубинской революции; З^осмысление мировой ситуации как перманентного нарастания глобального социокультурного кризиса.

В произведениях современных латиноамериканских писателей отправным пунктом для размышлений была и остается «встреча» Старого и Нового Света. При этом исходные культурные архетипы Рая и Ада трансформируются в мифообразы «Америки-Рая» и «Америки-Ада», образующие базовые концепты утопии Америки и антиутопии Америки Первая, как правило, идентифицируется с реалиями доколумбовой эпохи и выливается в ретроспективную положительную утопию с элементами мифа, а вторая, прочно срастаясь с архетипом катастрофы обретает явно

выраженную апокалипсическую окраску, что особенно заметно в современных антиутопиях. Хилиастический мессианизм проявляется и в трактовке архетипа культурного героя, представленного образами реальных исторических лиц (Колумб, Боливар, Марта, Че Гевара).

Латиноамериканская литературная утопия осуществляет рефлексию собственных истоков, этапов и последствий реализации проекта Модерна, производя историко-художественную реконструкцию знаковых событий и процессов: открытие Америки, Конкиста, революция на Гаити, Великая Французская буржуазная революция, Октябрьская революция в России, революция на Кубе, студенческие движения конца 60-х, и др. Все вышесказанное позволяет характеризовать латиноамериканскую литературную утопию как интереснейшее явление современной духовной жизни, актуализирующее общекультурные константы в континентальном пространственно-временном континууме

В Заключении подводятся итоги исследования, излагаются основные выводы, показывается их теоретическое и прикладное значение.

Основное содержание диссертации отражено в следующих публикациях автора:

1. Паниотова Т.С. Утопия в пространстве диалога культур. - Ростов-н/Д: Изд-во Рост. Ун-та, 2004. - 304 с.

2. Паниотова Т.С. К проблеме взаимодействия утопии и религии: методологические аспекты.// Известия высших учебных заведений. СевероКавказский регион. Общественные науки. 2004. №3. - 0,5 п.л.

3. Паниотова Т.С. Утопические горизонты модернизации: содержание исторического опыта.// Гуманитарные и социально-экономические науки. 2004. № 3. - 0,5 п.л.

4. Паниотова Т.С. Социалистический идеал Н.Г.Чернышевского // Известия СКНЦ ВШ. Серия Общественные науки. 1988, № 2.- 1 п.л.

5. Паниотова Т.С. О некоторых особенностях развития социалистических идей на Кубе. // Социально- политические науки. 1990, №

6.- 1 п.л.

6. Паниотова Т.С. Утопия и миф в латиноамериканской культуре: к проблеме взаимосвязи. // Латинская Америка. 2005. № 5. - С.86-91

7. Паниотова Т.С. Образы мира и человека в латиноамериканской культуре. // Изучение Латинской Америки в РУДН: Доклады и выступления ученых РУДН на Всемирном конгрессе латиноамериканистов 26-29 июня 2001г. М..: Изд-во Российского университета Дружбы народов, 2002. - 0,75 п.л.

8. Паниотова Т.С. Утопия в пространстве культуры. // Перспективы философской мысли на юге России. /Отв. ред. проф. Ю.Г.Волков.- Ростов-н/Д: Изд-во СКНЦ ВШ, 2002. - 1,1 п.л.

9. Паниотова Т.С. Рациональное и мифологическое в утопии // Рациональное и внерациональное: грани проблемы./ Отв ред. докт. филос. наук, проф. Е.В.Золотухина-Аболина,- Ростов н/Д: ИРУ, 2002. - 0,5 п.л.

Ш.Паниотова Т.С. Новое время: оформление европейской культуры и цивилизации. // История мировой культуры (мировых цивилизаций). Учебное пособие. / Науч. ред. проф. Г.В.Драч. - Ростов н/Д: Феникс, 2002. - С.330-401.

11.Паниотова Т.С. О механизме утопического творчества / Рационализм и культура на пороге третьего тысячелетия: Материалы Третьего Российского Философского конгресса (16- 20 сентября 2002 г.). - в 4-т,- Т.2.

- Ростов н/Д: Изд-во СКНЦ ВШ. 2002. - 0,1 п.л.

12.Паниотова Т.С. Взаимосвязь утопии и науки в контексте культурологического анализа. // Гумбольдтовские чтения: Материалы I Международной конференции. (Санкт-Петербург, 25-27 сентября 2003г) Спб.: 2003.- 0,4 п.л.

13.Паниотова Т.С. Архетип острова как мифологическая компонента утопии. Тезисы докладов научной конференции «Пути познания: общее и особенное». (Ростов-на-Дону, 31октября -1 ноября 2003г.). Ростов н/Д- 2003.

- 0,4 пл.

14.Паниотова Т.С. Латинская Америка: Современные лики культуры //

История мировой культуры (мировых цивилизаций). Учебное пособие. / Науч. ред. проф. Г.В.Драч,- Ростов н/Д: Феникс, 2003. - С. 449- 468.

15.Паниотова Т.С. Европейская культура Нового времени. // Культурология. Учебное пособие. / Науч. ред. проф. Г.В.Драч.- Ростов н/Д: Феникс, 2003. - С. 275-332.

16.Паниотова Т.С. «Ересь утопизма» в контексте русского религиозного Ренессанса». // Философское и культурологическое россиеведение: феномен восточнохристианской цивилизации. EN АРХН 1 (3): Ростов н/Д: 2004. - 0,5 п.л.

17-Паниотова Т.С. Латиноамериканская утопия и модернизация./ «Утопия в контексте модернизации: компаративный анализ российского и латиноамериканского опыта». (Материалы «Круглого стола» г. Ростов-на-Дону, 28-29 октября 2004 г.). // Гуманитарные и социально-экономические науки. 2005. № 1. - ОД п.л.

18.Паниотова Т.С. Эупсихия как способ преодоления экстремальных ситуаций эпохи социокультурного кризиса. // Экстремальные ситуации и предельные возможности человека. Материалы Всероссийской научно-практической конференции (Ростов-на-Дону, 17-20 октября 2001г.). - Ростов н/Д, 2001,- 0,4 п.л.

19.Паниотова Т.С. Культура Просвещения в странах Западной Европы. Что понимали под кризисом культуры в конце XIX - начале XX века? и др. / Драч Г.В., Бакулов В.Д., Борохова C.B. и др. Культурология в вопросах и ответах (учебное пособие). // Культурология: Учебно-методические материалы / Огв. ред. А.В.Лубский,- Ростов н/Д: Логос, 1994. - С.93-94, 9799, 101-103.

20.Паниоюва Т.С. Культура XIX века. // Культурология. Учебное пособие. / Под ред. проф. Г.В. Драча. - Ростов н/Д: Феникс, 1994. - 1 п.л.

21.Паниотова Т.С. Каковы особенности европейской культуры XYII века? В чем суть идеологии Просвещения? Каковы основные направления в художественной культуре Нового времени? Что собой представляет

романтизм как тип кульгуры9 Какова нововременная культурная парадигма9 // Культурология в вопросах и ответах Учебное пособие / Под ред. проф. Г.В. Драча. - Ростов н/Д: Феникс, 1997. - С.254-261; 266-288

22.Паниоюва Т.С. Почему ХУИ в называют «веком гениев»9; Почему ХУШ в. называют веком Просвещения? Какое место в культуре Нового времени занимают теории естественного права и общественного договора? Каковы основные тенденции развития европейской культуры в XIX в ? Каковы характерные черты и итоги развития культуры в Новое время? Какова специфика латиноамериканской культуры? и др. // Культурология в вопросах и ответах. / Под ред. проф. Г.В.Драча. - М.: Гардарики, 1999. С 151155; С. 158-185; С.211-215

23.Паниотова Т.С. Культурология в вопросах и ответах (на китайском языке). Пекин, 2004. - 1 п.л. (в соавт.)

24.Паниотова Т.С. Латинская Америка: утопический дискурс модернизации.// Социальная философия и история русской философии: Философское и культурологическое россиеведение. Вып. 8.- Ростов н/Д' 2005. - 0,4 п.л.

25.Горюнова Т.С.Проблема идеала социальной справедливости в западноевропейском утопическом социализме. Статья. Ростов- н/Д. 1981.-Деп. в ИНИОН РАН № 7264 от 30.03.1981. - 1 п.л. (в соавт.)

26. Горюнова Т.С. К вопросу об уровнях методологического анализа истории общественной мысли. // Методологические проблемы историко-философского исследования.- М.: 1981. - 0,25 п.л.

27.Горюнова Т.С. К вопросу о теоретических предпосылках марксистского идеала всесторонне и гармонически развитой личности./ Всестороннее развитие личности в условиях совершенствования советскою социалистического общества. Тезисы докладов на Всесоюзной научной конференции. Ростов-на-Дону, 1984.- 0, 25 п.л.

28.Горюнова Т.С. Утопический социализм Д.В.Техеры. // Из истории социалистических идей: Методология анализа и проблемы личности.-

Свердловск: Изд-во УРгу, 1984. - 1 п.л.

29.Горюнова Т.С. Утопический социализм как феномен мировой культуры. // Критика немарксистских концепций социального прогресса: 1У Московские философские чтения молодых ученых.- М., 1984. - 0,25 п.л

30.Горюнова Т.С. Концепция революции в трудах кубинских революционеров-демократов и социалистов. // Теория революции: история и современность.- М.: Изд-во Московского университета, 1984. - 1 п.л.

31.Горюнова Т.С. О соотношении объективного и субъективного в современном революционном процессе. // Вестник Московского Университета. Серия 7. Философия. 1986, №2.-1 п.л. (в соавт.)

Формат 60x84/16. Бумага офсетная. Объем 2 п.л. Тираж 150 экз Заказ № 163. Отпечатано в типографии ООО «ВУД» 344010, г. Ростов-на-Дону, ул. Красноармейская, 157.

IM0579

РНБ Русский фонд

2006-4 9213

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора философских наук Паниотова, Таисия Сергеевна

Введение.

Глава 1. Выбор исследовательской парадигмы

§ 1. Историко-материалистическая концепция утопии: К.Маркс.

§2. Гносеологический статус утопии: К.Манхейм.

§3. Онтология и антропология утопии: Э.Блох.

Глава 2. Утопическое сознание как культурный регулятив

§ 1. Понятие утопии и утопического сознания.

§2. Функции утопии в культуре.

§3. Утопия как антропологическое измерение истории.

Глава 3. Историко-культурная динамика утопии

§1. Античная утопия: от Платона к Ямбулу.

§2. Утопические идеи в эпоху Средневековья.

§3. Новое время: классическая модель утопии и ее трансформации.

Глава 4. Утопия в пространстве культуры

§ 1. Утопия и миф

§2. Утопия и религия.

§3. Наука и утопия.

Глава 5. Цивилизационный контекст утопического дискурса

§ 1. Америка как источник европейских утопий».

§2. Начало формирования латиноамериканской утопической традиции.

§3. Развитие латиноамериканской утопии в XVIII-XIX вв.

§4. Специфика современной латиноамериканской литературной утопии.

Введение диссертации2005 год, автореферат по культурологии, Паниотова, Таисия Сергеевна

Актуальность темы исследования. Рубеж тысячелетий, осмысленный современным теоретиками как конец идеологии (Д.Белл, 1960), утопии (Г.Маркузе,1968), истории (Ф.Фукуяма,1989) подвел итоги эпохи Модерна. Хронологическая последовательность и комплементарность обозначенных «концов» содержат определенную логику: идеология и утопия формируют смысловое пространство истории, а крушение веры в прогресс способствует распаду традиционно связываемого с ним утопизма.

И все-таки: можно ли сегодня говорить о «конце утопии»? В условиях, когда личность и общество лишены солидных опор, а человечество, как во все трудные времена, живет надеждой, страх перед будущим усиливает стремление к его осмыслению. Переживаемый техногенной цивилизацией глобальный социокультурный кризис неотделим от поисков путей дальнейшего исторического развития и качественно иных ценностных ориентаций и поэтому интерес к утопии, открывающей для человека новые возможности духовных исканий, в наши дни не может не обостряться.

Даже применительно к развитым странам Запада, где, как считал Г.Маркузе вследствие высокого уровня развития производительных сил будущее стало настоящим и «наступил конец утопии», этот вывод вряд ли правомерен. Пространство утопического дискурса простирается здесь от различных контр-культурных молодежных и коммунитарных движений - до неолиберальных антиутопий саморегулируемого рынка и проектов глобализации (Ф.Хинкеламмерт).

Конец утопии» зачастую связывается и с крушением тоталитарных систем, распадом социалистического мира, неспособностью . прежде «революционного общества» использовать и развивать собственные волевые основания и миросозидательные установки. Однако исчезновение коммунистических утопий не привело к деутопизации постсоветского культурного пространства. Утопическое явно или латентно присутствует в большинстве программ реформируемой России: от «перестройки» реального социализма в «социализм с человеческим лицом», проекта «500 дней», неолиберального «рыночного романтизма»- до текущих планов борьбы с бедностью и оптимистических проектов триумфального вхождения страны в мировое сообщество.

И тем более почва для утопий сохраняется в тех регионах «третьего мира», которые продолжают пребывать за пределами царства экономической стабильности, прагматизма и политического реализма; у классов и социальных групп, одержимых мессианской верой в спасение человечества, у народов, предрасположенных в силу особенностей своего менталитета и психического склада к социальной мечтательности и изобретательству. Развитие процессов глобализации заставляет обратить более пристальное внимание на роль неевропейской части мира в генезисе и воспроизводстве утопического дискурса.1

В свете вышесказанного трудно не согласиться с утверждением известного испанского ученого и писателя профессора Ф.Аинсы, что вне утопического измерения вообще невозможно представить эволюцию современной цивилизации. Происходящая «переоценка ценностей не должна сочетаться с недооценкой утопии в историческом процессе, а кризис еще недавно прочных утопических моделей не следует считать отмиранием утопической функции, которая позволяет в мире, претендующем на разрешение всех вопросов, подвергать сомнению установленный порядок л вещей и разрабатывать альтернативные предложения» .

Особо серьезного осмысления требует вопрос о причинах возникновения и постоянного воспроизводства утопии в социуме, которые, как это уже стало очевидным, не могут быть сведены к социально-экономическим предпосылкам и классовым интересам: ведь исторические условия изменяются, а утопии, оставаясь имманентным измерением человеческого

-j

Под утопическим дискурсом мы будем понимать способ высказывания об особой, вероятностно-ценностной реальности, которую конструирует утопическое мышление. Аинса Ф. Реконструкция утопии: Эссе/ Предисл. Ф.Майора: пер. с фр. Е.Гречаной, И.Стаф,- ML: Наследие: Editions Unesco. 1999, с. 14-15 сознания и деятельности, продолжают свою жизнь в культуре.

Культура в современных условиях обретает особую роль, потому что направлена в будущее и участвует в формировании реалий нового, неизвестного еще сегодня общества (Д.Белл). В свою очередь утопия, являясь важнейшей из конструктивных фантазий человечества, всегда была связана с продуцированием общественного идеала. Эти обстоятельства превращают утопию в важнейшее условие и движущую силу культуры, которая, как отмечал И.Хейзинга, должна быть метафизически ориентирована.

Отсюда следует, что назрела необходимость комплексно переосмыслить сущность утопии и воссоздать целостную картину ее развития. Последняя должна быть понята как особый духовно-практический феномен, который, оставаясь неотъемлемой частью процесса «филиации идей» и формой социально-философской рефлексии, критически оценивающей настоящее с позиций будущего, выступает, вместе с тем, специфическим культурным регулятивом, направляющим действия личностей и коллективов на реальное изменение общества.

При объяснении генезиса современного утопического дискурса невозможно далее игнорировать развивающийся диалог культур. Начиная с эпохи Великих географических открытий, интенсифицировавшей мировые межкультурные коммуникации, получают эмпирическую проверку концепты, принадлежащие западному менталитету, а из осмысления новых, ранее неизвестных европейцу реалий, рождаются идеи, питающие утопическую традицию Нового времени. Именно тогда Латинская Америка стала для Запада «новым рассадником образов» (Л.Лима) и превратилась в «главу истории европейских утопий» (О.Пас).

Все вышесказанное объясняет важность философско-культурологического осмысления феномена утопии, реконструкции генезиса утопического дискурса, а также постоянного его развития в процессе диалога культур. Сейчас, когда развитие цивилизационных, кросскультурных и ф

V*' компаративных методов открывает широкие перспективы для междисциплинарных гуманитарных исследований, традиционное решение проблемы с позиций европоцентризма и абстрактного социологизирования не может быть признано удовлетворительным.

Степень разработанности проблемы. Несмотря на то, что феномен утопии давно уже стал предметом теоретического осмысления, и его изучению посвящено немало работ зарубежных и отечественных авторов, представителей самых различных наук, школ и направлений, данная исследовательская область продолжает оставаться дискуссионной.

Прежде всего, до конца не определено само понятие утопии. Хотя после появления книги Т.Мора это слово, казалось бы, прочно закрепилось за особым литературным жанром романа-путешествия, в котором рассказывается о прекрасной, но несуществующей стране, за столетия, прошедшие со времени выхода в свет «Золотой книжечки», оно обросло множеством значений, выходящих за пределы первоначального употребления. Современные трактовки понятия «утопия» весьма неоднозначны: от обозначения всеобщего принципа бытия (Э.Блох, Ж.Дюран, А.Нойзюсс, Х.Ортега-и-Гассет) - до кабинетного опуса (Ж.Сорель), от грезы о невозможном (Ж.Дюво) - до движущей силы истории (К.Манхейм, Дж. Мелвин Ласки), от шизоидного синдрома (Ж.Камп, Р.Труссо) - до научного метода мышления (Г.Крисмански, Р.Рюйе, М.Швонке), от «гуманистической религии» или секуляризированной эсхатологии (М.Бубер, Р.Бультман, Х.Кестинг, П.Тиллих) - до фальшивой ценности, несущей человечеству погибель и зло (Н.Бердяев, К.Поппер, М.Чоран, Дж.Шклар).

Многообразные исследовательские парадигмы и теоретические подходы можно классифицировать по различным основаниям: хронологическому (работы определенного исторического периода), региональному или национальному принципам (национальные исследовательские школы), предметной области (философские, социологические, антропологические, политологические исследования), политическим и идеологическим ориентациям исследователей (марксистская, либеральная, консервативная, неолиберальная) и т.д.

Основные направления в изучении утопии сложились в русле трех исследовательских программ, которые условно могут быть названы социально- исторической, сциентистской и культурно-антропологической.

В социально - исторической программе (М.М. Барг, В.П.Волгин, А.Л.Мортон, А.И.Клибанов, К.В.Чистов и др.) предметом изучения выступает творчество конкретных утопистов, отдельные направления утопической мысли. Исследование утопий в содержательном плане и во взаимосвязи с социальной практикой позволило воссоздать широкую панораму утопических поисков. Достижениями этого направления можно считать установление прочных и обширных связей утопии с западным менталитетом и культурой в целом.

В рамках второй программы утопия рассматривалась в сопоставлении с наукой и оценивалась по критериям научности. Для классического позитивизма утопия была неистинным, до- или антинаучным знанием. С переходом к неклассической и постнеклассической науке постепенно изменяются и критерии оценки утопии; за последней признаются функции модели, мысленного эксперимента (Э.Мах, Р.Рюйе), «научного метода в социологии» (Г.Крисмански). Ценным моментом в данной связи выступает трактовка утопии как формы знания, развивающейся комплементарно науке (Р.Рюйе), и в некотором смысле - равноценной ей (П.Фейерабенд).

Проблемное поле третьего подхода - утопия как всеобщее свойство бытия, как константная характеристика сознания и культуры, обусловленная способностью субъекта к целеполаганию, воображению, творчеству (Ф.Аинса, Э.Блох, М.Элиаде, Х.Ортега-и-Гассет, Р.Дри, Х.Дюран Лусио, Ж.Дюво, Ф.Хинкеламмерт, и др.). Свойственные человеческой природе дух бунтарства, нежелание видеть мир окончательно сформировавшимся и предопределенным, несогласие с безальтернативностью социального развития превращают утопию в важнейшее условие человеческого существования. Важным результатом реализации этой исследовательской программы является отход от понимания утопии как жанра, связанного исключительно с конструированием модели совершенного общества к более широкой ее трактовке как универсальной исторической интенции («константа», «функция», «принцип надежды»).

Утопический бум», пришедшийся на 60-70-е годы XX столетия, привел на Западе к возникновению новой научной дисциплины - «социологии утопии», в рамках которой были продолжены изыскания прежних лет, а также сформировались новые подходы к изучению феномена. Стремясь постичь сущность утопии, определить ее место среди других феноменов культуры ученые сопоставляли ее с идеологией (К.Манхейм, Р.Рорти), мифом (Ж.Сорель, Р.Рюйе, Н.Фрай), религией (Т.Молнар, Х.А.Маравалль, П.Тиллих), политикой (Р.Дарендорф, М.Ласки, К.Поппер), искусством (Г.Гюнтер, Г.Офф).

В наши дни огромное внимание изучению утопии уделяется в странах Латинской Америки, о чем свидетельствует растущее число публикуемых книг и статей по этой тематике1. Основные достижения теоретических исследований латиноамериканских ученых можно свести к следующим: разработка теоретического инструментария, введение в научный оборот понятий «утопическая функция», «утопическое напряжение», «утопический разум» и др. (F.Ainsa, H.Guldberg Cerutti, J.Lucio Duran, F.Hinkellamert, A. A.Roig); рассмотрение сложившихся в западном менталитете мифосюжетов, религиозных архетипов как источников латиноамериканской утопии

1 Duran J.G. Literatura у Utopia en Hispanoamerica. Tesis. Cornel University, 1972; Ainsa F. Necesidad de la Utopia.- coedicion de TUPAC (Buenos-Aires) у Nordan-Comunidad (Montevideo), 1990; он же: Reconstruction de la Utopia.- Correo de UNESCO, Mexico, 1997; Pardo I.J. Fuegos bajo del agua. La invencion de Utopia. - Caracas, Fundacion de la casa de Bello, 1983; Las Utopias en el mundo hispanico. -Madrid: n.p., 1990. Actas del coloquio celebrado en la Casa de Velazquez, 24-26 de noviembre de 1988; Cerutti Guldberg. H. La Utopia en America. Centra Coordinador у difusor de Estudios Latinoamericanos, UNAM, Mexico 1991. Cerutti Guldberg, H. / Aguero O. (Coord.). - Utopias у Nuestra America. Quito: Ed. Abya-Yala, 1996; Roig A. A. La Utopia en el Ecuador.- Banco Central del Ecuador, Quito, 1987 ; Cro S. Realidad у Utopia en el descubrimiento у conquista de la America Hispana (1492-1682). - Nueva-York, Madrid, IBP, Fundacion universitaria Espanola, 1983; Reyes A. "Ultima Tule" / "No hay tal lugar". // Obras Completas. Vol. XI. Mexico: Fondo de Cultura Economica, 1960, и другие.

F.Ainsa, S.Cro, J.Gil, IJ.Pardo, A.Reyes); изучение социальных проектов первых монашеских орденов, имевших мощную утопическую составляющую (A.M.Barabas, L.Gomez Canedo,); публикация трудов отдельных утопистов, их научный анализ; выяснение специфики латиноамериканской утопической традиции в целом (H.Guldberg Cerutti, P.Henriquez Urena, Y.Leon del Rio, P.Serrano Gassent); отдельных этапов ее формирования, а также особенностей бытования в культурах различных стран континента (A.A. Roig, J.Gil)

Утопия и утопическое сознание неоднократно были предметом специального обсуждения на международных конгрессах, конференциях, сессиях и симпозиумах, проходивших в различных странах мира. Созданное в 1975 году в Торонто Общество по изучению утопии, представляющее собой организацию, координирующую международные исследования утопизма во всех его проявлениях, ежегодно проводит научные конференции (в октябре 2005 года состоялась уже 39 международная встреча). Обществом издается журнал «Утопиан Стадис» и газета «Утопус дискаверед». В начале 80-х при Университете г.Билефельда функционировал междисциплинарный симпозиум, участники которого обсуждали вопросы о природе и судьбах утопии, о ее значении как функции западного сознания, утопических формах и жанрах, и другие. В рамках XI Межамериканского Философского Конгресса, проходившего в Мексике в ноябре 1985 года работала секция, посвященная столетию Э.Б лоха, на которой рассматривались различные проблемы утопического сознания. Международная конференция на тему «Утопия: воображение и реальность» состоялась в январе 1990 года в Израиле. В июне 1992 года в Праге проходил Международный симпозиум «Утопии Нового Света».

На IV Европейского конгрессе латиноамериканистов (Братислава, июль 2004) различные проблемы утопического мышления и праксиса обсуждались на секции «Европейские утопии и дистопии в латиноамериканской «лаборатории»: успехи и неудачи». Уже этот далеко неполный перечень научных форумов и симпозиумов говорит о неисчерпаемости утопической тематики и о непреходящем интересе мировой общественности к ее изучению.

В нашей стране существует длительная традиция изучения утопической мысли. Еще в 20-е В.Святловским был создан каталог утопий, представлявший собой синтез аннотированного указателя и библиографического обзора изданий утопических произведений преимущественно зарубежных авторов. Применительно к советскому периоду следует особо выделить заслуги академика В.П.Волгина и представителей его школы, издававших и неустанно популяризировавших с конца 20-х и до начала 90-х годов наследие утопистов, создавших фундаментальные труды по истории социалистических учений.1

Если попытаться систематизировать основные направления исследования утопии и утопического мышления в отечественной науке, то можно выделить следующие: разработка проблем истории и теории русского утопического социализма (И.К.Пантин, А.И. Володин, Г.Г.Водолазов, В.А. Малинин, Е.Г.Плимак, В.Г. Хорос); изучение эволюции народной утопии (М.А.Барг, К.В. Чистов, А.И. Клибанов); анализ античных утопий, их места в истории социально-утопических идей (В.А.Гуторов, А.И.Зайцев, Ф.Х.Кессиди, Д.В.Панченко, Э.Д.Фролов, Ю.Г.Чернышов). Особо пристальное внимание в советский период уделялось изучению западноевропейского утопического социализма Нового времени, творчества его отдельных представителей (Л.М.Баткин, А.Х. Горфункель, Н.Е. Застенкер, Г.С. Кучеренко, С.Б. Кан, И.Н.Осиновский, А.Я. Штекли). Острые дискуссии велись вокруг того, кого считать родоначальником утопического социализма, кто может называться предшественниками научного социализма, каковы «критерии социалистичности» и т.д.

Важным направлением исследований в 70-80-е годы стали теоретические разработки проблемы природы и сущности утопического сознания

1 Волгин В.П. Очерки истории социалистических идей: С Древности до конца XYFII в. М., 1975; Волгин В.П.Очерки истории социалистических идей: Первая половина XIX в. М., 1976; История социалистических учений. Л,- М., 1962, 1964, и далее.

Э.А.Араб-Оглы, Э.Я.Баталов, А.И.Володин, Ч.С.Кирвель, И.Н.Неманов, С.С.Сизов, Т.А.Пчелинцева, В.А.Чаликова, В.П.Шестаков и др). В работах И.Н.Неманова было предложено принципиально новое для того времени понимание утопического сознания, а опубликованная в 1972 году в «Вопросах философии» статья В.П.Шестакова «Понятие утопии и современные концепции утопического», долгие годы оставалась для советского читателя чуть ли не единственным источником информации о существовавших на Западе исследовательских подходах1.

В конце 80 - начале 90-х гг. появляются первые антологии европейской и отечественной утопической мысли,2 а затем полные тексты утопических произведений и труды западных исследователей утопии.3 Были изданы работы В.А. Чаликовой, прежде публиковавшиеся только в «закрытых» сборниках ИНИОН, защищено несколько диссертаций по утопической тематике (Б.А. Ланин, Ю.Л. Латынина, О.В. Лазаренко, С.С. Романов).

Постепенно интерес к утопии, традиционно обращенный к конкретным фактам и именам европейской и отечественной истории, становился все более универсальным; росло число работ, авторы которых стремились осмыслить своеобразие утопий различных регионов земного шара и предложить решение важных теоретических проблем.4 Среди исследований последних лет следует отметить вышедшую под редакцией В.А Лекторского книгу «Идеал, утопия и критическая рефлексия», а также работы Неманов И.Н. Социальный утопизм и общественная мысль / Методологические проблемы истории философии и общественной мысли. М.: Наука, 1977; Шестаков В.П. Понятие утопии и современные концепции утопического. //Вопросы философии. - 1972. № 8

2 Утопия и утопическое мышление: Антология зарубежной литературы / Сост., Общ. ред.и предисловие Чаликовой В.А. М., 1991; Русская литературная утопия: Антология / Под общ. ред. Шестакова В.П. М., 1986;

3 Аинса Ф. Реконструкция утопии. М., 1999; Блох Э. Тюбингенское введение в философию. Екатеринбург, Изд-во УрГу, 1997; Дарендорф Р. Тропы из утопии.- М.: Праксис, 2002, Мамфорд Л. Миф машины: Техника и развитие человечества. М.: Логос, 2001; Манхейм К. Идеология и утопия // Диагноз нашего времени. М., 1994; Поппер К. Открытое общество и его враги. В 2 т. - М.: Международный фонд «культурная инициатива»: Феникс, 1992; Шацкий Е. Утопия и традиция М., Прогресс, 1990; и другие.

4 Батракова С.П. Искусство и утопия. М., 1990; Гальцева Р.А. Очерки русской утопической мысли XX века. М., 1991;; Чернышев Ю.Г. Социально-утопические идеи и миф о «Золотом веке» в Древнем Риме. Новосибирск, 1994, Баталов Э.Я. Утопия и утопическое сознание в США, М., 1982; Ушков А.В. Утопическая мысль в странах Востока: Традиции и современность. М, 1982; Китайские социальные утопии. М., 1987; Чаликова В.А. Утопия и свобода: Эссе разных лет. М., 1994

В.Д.Бакулова, Р.А.Гальцевой, Л.И.Новиковой, И.Н.Сиземской, Е.Л.Чертковой, В.П.Шестакова и других авторов.

Однако, несмотря на то, что утопия давно стала объектом пристального внимания ученых, превратившись в важное направление научного теоретизирования, пока не удалось создать обобщающего исследования, представляющего целостную картину утопического мышления в мировом масштабе. Причины заключаются как в слабой изученности утопических традиций отдельных стран и регионов, так и в отсутствии координации научных усилий. До сих пор представители различных национальных школ осуществляют свои теоретические разработки изолированно, в отрыве от мирового научного сообщества. Так, латиноамериканская утопия изучается преимущественно учеными из романо-язычных стран. Что же касается других регионов земного шара - и Россия здесь не представляет исключения -не будет преувеличением сказать, что научный интерес к проблеме здесь пока еще не подкреплен серьезными теоретическими разработками. Место и роль Латинской Америки в мировой истории идей еще не изучены, без чего она обречена оставаться неполной и фрагментарной. Между тем осмыслить мировую культуру как целое, не принимая во внимание латиноамериканский континент невозможно хотя бы потому, что уже в момент своего цивилизационного самоопределения он стал, говоря словами крупнейшего современного философа Латинской Америки Леопольдо Сеа, «ничем иным, как идеалом Европы».

Следует отметить, что отечественными латиноамериканистами, прежде всего историками и литературоведами, осуществлен ряд интересных исследований в области истории культуры континента1. Однако проблема Шишкина В.И. Социально-политические взгляды Хосе Марта. М., 1969; В.А.Кузьмищев У истоков общественной мысли Перу. М., 1979; Паниотова Т.С. О некоторых особенностях развития социалистических идей на Кубе // Социально-политические науки. №6. 1990; Iberica Americans. Культуры Нового и Старого Света XYI-XYIII вв. в их взаимодействии. Санкт-Петербург, 1991; Iberica Americans. Механизмы культурообразования в Латинской Америке. М., 1996; История литератур Латинской Америки. Т. I-V. Латинская Америка и мировая культура. Вып. I, М., 1995; Петякшева Н.И. Латиноамериканская «философия освобождения» в контексте компаративистики. М.: Уникум-центр, 2000. Изучение латиноамериканистики в Российском Университете Дружбы народов. Доклады и выступления ученых РУДН на X Всемирном конгрессе латиноамериканстов 26-29 июня 2001 г. М., 2002 , и др. своеобразия латиноамериканской утопической традиции и роли Латинской Америки в генезисе европейской утопии до сих пор не стали предметом философско-культурологического осмысления и специального изучения. Этими обстоятельствами и обусловлен выбор темы настоящего диссертационного исследования.

Объектом исследования выступает утопия как социокультурный феномен

Предмет исследования - формирование утопии в различных социокультурных контекстах.

Цель диссертационного исследования осуществить философско-культурологическую реконструкцию генезиса утопического дискурса в контексте диалога западноевропейской и латиноамериканской культур.

Для достижения поставленной цели необходимо было решить следующие исследовательские задачи:

- раскрыть современное состояние философско-культурологического знания по проблеме утопии, проанализировав и сравнив основные исследовательские парадигмы (К.Маркс, К.Манхейм, Э.Блох);

- разработать авторскую теоретическую модель утопии и утопического сознания, описать ее место в культуре;

- проследить социокультурную динамику утопического мышления;

- рассмотреть механизм и результаты взаимодействия утопии с родственными ей духовно-практическими формообразованиями в пространстве культуры;

- раскрыть роль фактора всемирности (открытие Америки) в генезисе европейского утопического дискурса;

- определить тип развития латиноамериканской утопии (зависимый/ независимый от европейского аналога), охарактеризовать общие и особенные ее черты;

- проанализировать исторические трансформации форм и способов трансляции утопической традиции в латиноамериканской культуре.

В диссертационном исследовании выдвигается следующая гипотеза:

В процессе усиливающегося, начиная с эпохи Возрождения, интеркультурного диалога и межцивилизационного взаимодействия выявляется особая роль Латинской Америки в генезисе европейского утопического дискурса и формировании классической модели утопии. Она состоит в том, чтобы служить а) «опытным полем» для проверки европейских мифологем и концептов; б) источником формирования новых идей и образов в западной культуре; в) пространством формирования собственной утопической традиции. Анализ генезиса и бытования утопии в латиноамериканской культурно-исторической среде способен обнаружить множественность специфических дискурсов, комплементарных либо дивергентных инвариантным структурам утопической мысли.

Теоретико-методологические основы исследования. Утопия относится к числу пограничных и синкретичных феноменов культуры, поэтому теоретическое переосмысление ее сущности является достаточно сложной задачей. Многоуровневый характер исследуемого феномена потребовал применения междисциплинарных подходов, синтезирующих достижения социальной философии, истории, культурологии, исторической и культурной антропологии, литературоведения, религиоведения, психологии и этнологии. В своем исследовании автор опирался на широкий круг источников, представляющих различные области знания, в том числе на такие, которые неизвестны отечественному читателю и впервые вводятся в научный оборот.

Теоретическую основу исследования составили идеи и концепции русских и зарубежных философов и культурологов, внесших существенный вклад в разработку проблем утопии и утопического мышления (К.Маркс, К.Манхейм, Э.Блох, Р.Рюйе, Н.Фрай, Ф.Аинса, А.А. Роиг, П.Энрикес Уренья, Э.Я.Баталов, И.Н.Неманов, Ч.С.Кирвель, и др.); теории и истории культуры (В.Е. Давидович, Г.В. Драч, Ю.А. Жданов, М.С. Каган, Э.С Маркарян, В.М. Межуев, Е.Я.Режабек), цивилизационного (Ф.Фукуяма, С.Хантингтон, А.С.Ахиезер, Б.С.Ерасов, А.Н Ерыгин) и синергетического (И.Р.Пригожин,

Ю.А.Данилов, Е.Н.Князева, С.П.Курдюмов) подходов. Большое значение в общетеоретическом плане имеют исследования латиноамериканской цивилизации и культуры (В.Г.Аладьин, Ю.Н.Гирин, Т.В.Гончарова, В.Б.Земсков, А.Ф.Кофман, В.А.Кузьмищев, В.Н.Кутейщикова, Н.М.Полыциков, Н.И. Петякшева, Я.Г. Шемякин и др.).

Поскольку культурология представляет собой знание, интегрирующее результаты исследования культуры из многих научных областей, постольку использование при анализе конкретных проблем разнообразных методов и теоретических подходов вполне объяснимо и оправдано. Автор исходит из необходимости сочетания ценностного и деятельностного подхода, логического и исторического, синхронного и диахронного методов, применения диалектической и герменевтической методологии.

В то время как исторический метод позволяет диахронно воссоздать целостность многовекового процесса формирования утопической мысли, метод структурного анализа обеспечивает системное синхронное рассмотрение утопии как особого духовно-практического феномена. В свою очередь, решение задач реконструкции генезиса утопического дискурса в контексте диалога культур связано с обращением к философской герменевтике.

При написании работы проводился анализ и сопоставление культурных феноменов различных исторических эпох и цивилизаций, что вызвало необходимость кросскультурных исследований, применяемых в компаративистике, которая способствует выявлению коммуникативного характера гуманитарного знания и утверждает диалог как норму современного мышления. С позиций компаративистики представилась возможность показать, как общие черты и формы утопического мышления преломляются в конкретных культурно-цившшзационных условиях, в нашем случае - «проверяются» латиноамериканскими реалиями. Поскольку компаративистика задает ориентиры, качественно противоположные европоцентристской методологии, проблема генезиса утопического дискурса обретает новые смыслы и значения.

Научная новизна и теоретическая значимость диссертации определяется тем, что в ней:

1. выделены важнейшие исследовательские парадигмы, проведен их сравнительный анализ и обоснована необходимость культурологического подхода к изучению утопии;

2. выявлена ценностно-регулятивная природа утопического сознания; проанализированы функции утопии в культуре и описан механизм утопического творчества;

3. разработана теоретическая модель утопического сознания: утопия рассмотрена как культурная константа и как жанр социальной мысли, связанный с конструированием рационалистических моделей совершенного мира;

4. в процессе диахронного исследования показано, что появление утопии как специфического культурного феномена связано с качественным изменением мировоззренческой ситуации в Европе в эпоху Модерна;

5. установлено, что существуя синхронно в одном культурном пространстве с мифом, религией и наукой, утопия воспринимает и преобразует на основе собственной матрицы многие архетипы, образы, концепты пограничных феноменов культуры;

6. продемонстрировано, что в генезисе утопического дискурса наряду с внутрикультурными факторами важную роль сыграло межцивилизационное взаимодействие, усилившееся в результате открытия Америки;

7. описана классическая модель утопии, раскрыты ее основные черты, показано многообразие и динамика утопических форм;

8. при анализе процесса формирования латиноамериканской утопической традиции установлена ее комплементарность европейскому утопическому дискурсу, между ними проведены типологические параллели и выявлены дивергентные признаки, задаваемые особенностями цивилизационного развития;

9. выделены интегратнвные характеристики латиноамериканской утопии, основные этапы ее формирования, типы и формы выражения (социально-христианский коммунитарный эксперимент, политический трактат; литературное произведение).

10. определено место «нового латиноамериканского романа» как одного из способов трансляции утопической традиции в современной культуре, зоны конвергенции общечеловеческих и этнических ценностей, художественной рефлексии глубины и необратимости социокультурного кризиса рубежа тысячелетий.

Тезисы, выносимые на защиту:

1. Культурный плюрализм, характерный для постнеклассической парадигмы и несовместимый с жесткой иерархией форм знания, требует отказа от позитивистской в своей основе трактовки утопии, наделяющей ее чертами иллюзорности, антинаучности, нереализуемости. Современному культурологическому виденью утопии более всего соответствует концепция Э.Блоха, предложившего многоуровневое и систематизированное понимание концепта утопического не только как онтологического и гносеологического, но и как универсального культурно-исторического и антропологического феномена. Из такого понимания вытекает: 1) нетождественность понятий «утопический» и «утопичный» как фиксирующих научное и обыденное значения, закрепившиеся за этим словом; 2) различие между утопией как жанром, связанным с конструированием моделей идеального общественного устройства, и утопией как универсальной характеристикой человеческого сознания и константой культуры; 3) необходимость комплексного рассмотрения утопии как органического единства двух сторон - критической и проективной; 4) важность различения «конкретной» и «абстрактной» утопии. В настоящее время нерешенность методологических вопросов и неразработанность понятийного аппарата приводит к закреплению за термином «утопия» отрицательных коннотаций.

2. Утопическое сознание представляет собой специфическую разновидность ценностного сознания, выполняющего на определенных этапах теоретическую функцию. В отличие от научного познания, направленного на постижение истины, для утопического сознания приоритетны поиски смысла существования, значения того или иного события для человека. Представляя жизнь в модусе возможного оно открывает ценность Другого - нового и более совершенного; проецируя новое вперед, способно создавать и такую ценность культуры как ценность будущего. Основываясь на свободе творческого воображения, утопическое сознание конструирует идеальный коррелят дисгармоничной социальной реальности, формирует целостный образ культуры, общества и человека. Все проявления утопического сознания, включая онтологию и гносеологию, подчинены аксиологическим и этическим представлениям: оно всегда направлено к моделированию таких состояний социального бытия, которые, выступая одновременно желаемыми и возможными, воспринимаются как высшая ценность.

3. Роль утопии в культуре не исчерпывается моделированием идеальных состояний бытия. Утопия способна проявляться как антропологическое измерение истории, поскольку представляет собой смысловой горизонт личностного опыта человека в мире и зримый образ цели истории. Это образ совершенства, в котором аккумулируется проблематика смысла истории как человеческой деятельности, и указывается, каким должно быть бытие, достойное человека. Специфика утопии в том, что она раскрывает перед субъектом широкие перспективы именно тогда, когда с высоты недостижимого совершенства обнажает тенденции, содержащиеся в самой реальности. Требуя от субъекта специфической деятельности, «сокращающей расстояние» между совершенством и реальностью в соответствии с возможностями, скрытыми в самой действительности, утопия выступает в качестве одного из важнейших регулятивов культуры.

4. Экскурс в историю культуры, предпринятый с целью обнаружения в ней утопической константы и воссоздания целостного ансамбля утопического творчества позволяет установить, что в доиндустриальные эпохи были созданы важные предпосылки для возникновения утопии как особого феномена культуры и жанра социальной мысли. В античности при переходе от мифа к логосу сложилась утопическая парадигма, которая, однако, была связана с циклическим временным архетипом, а потому носила ретроспективный характер. По своей сути ее можно назвать «спекулятивным мифом». В свою очередь различные средневековые эсхатологические и милленаристские пророчества, хотя и учитывали принцип линейности времени, привнесенный в европейскую культуру христианством, предлагали человеку вместо утраченного первоначального Рая - грядущий Рай небесный или Царство Божье на земле. В силу ограниченности рамками религиозного сознания они также не могут быть квалифицированы как утопии в строгом смысле слова.

5. Появление утопии как особого социокультурного феномена и жанра социальной мысли, связанного с моделированием идеальных состояний бытия, стало возможным в ситуации «разбожествления мира», утверждения в европейской культуре идеи Нового как предельного морально-эстетического авторитета и образа Будущего в качестве безусловной ценности. Такая мировоззренческая ситуация складывается в Новое время. Репрезентацией тематически и парадигматически собранных в целостные доктрины представлений о желаемом идеальном Другом, совпадающим с Будущим и Новым, стали утопии, воплотившие поиски европейской личностью, нескованной традициями патриархальной жизни, стереотипами религиозного и мифологического сознания, новых форм выражения своей социальной активности.

6. Поскольку особенностью культуры является синхронное сосуществование и взаимодействие в одном культурном пространстве и времени феноменов, сменявших друг друга в ходе исторического развития, постольку утопия неизбежно делит «сопредельные территории» и взаимодействует с родственными ей духовными феноменами: мифом и религией, идеологией и наукой, политикой, моралью, искусством. В процессе взаимодействия утопия проявляет себя как универсальный парафраз с игровым и компилятивным началом: она может «встраиваться» другие жанры и культурные формы, а может перерабатывать их содержание на основе собственной матрицы. В чертах классической модели утопии проявились различные мифологические и эсхатологические архетипы: пространственные (остров, гора), временные (Золотой век), культурного героя (мессия), сада (Рай) и города (Небесный Иерусалим), космоса, рождающегося из хаоса. В процессе своего самоопределения утопия производит рационализацию мифа, десакрализацию и секуляризацию постулатов религиозного вероучения и начинает выстраивать себя по парадигме науки. Во многом именно этим обстоятельством обусловлено восприятие европейским сознанием Америки как своеобразной «лаборатории утопий».

7. Классический облик утопии обусловлен не только диалогом, идущим внутри европейской культуры, но и развитием межцивилизационного взаимодействия Европы и Америки в эпоху Великих географических открытий. В результате фантастические мифообразы, существовавшие в европейском сознании до «изобретения» утопии («острова блаженных», «леденцовая гора», «страна Кукканья», «Золотой век», «Рай»), актуализировались в реалиях Нового Света, и соединяясь с мифами и традициями автохтонных народов Америки, превращались в концепты, с помощью которых Другое (Америка) объясняло себя. В свою очередь и для Европы постижение Другого стало источником многих идей, («естественное состояние», «добрый дикарь», общность имуществ и др.), предопределивших на перспективу содержание и направления утопического творчества.

8. В латиноамериканской утопии можно выделить четыре уровня, каждому из которых соответствуют определенные формы: 1) нижний слой предутопического, образованный представлениями «о других возможных мирах», зафиксированными в мифах, легендах, сказаниях европейской античной и средневековой традиции; 2) милленаристские мечтания, спроецированные на американскую почву в процессе христианизации автохтонных народов, воплотившиеся в теократических моделях общественного устройства; 3) этнографические описания обычаев, языков, обрядов народов континента, ставшие источниками утопий «естественного состояния» и «доброго дикаря»; 4) Собственно утопические рационалистические проекты и программы, в которых структурировались мечты о социальной реформе. Эти проекты становятся доминирующими по мере роста национального самосознания и сложения собственной утопической традиции (С.Боливар, Х.Марти, Д.Ф.Сармьенто и др.)

9. Латиноамериканская утопия, повторяет многие «сюжетные ходы» своей европейской предшественницы, воспроизводя определенную матрицу утопического творчества. Вместе с тем, утопические концепты, преломляясь в специфических историко-культурных обстоятельствах, начинают «измеряться» реалиями латиноамериканской культуры, обнаруживая при этом признаки, нехарактерные для европейского утопического дискурса. К ним относятся: доминирование утопической компоненты в латиноамериканском менталитете и культуре в целом; двойственность положения Америки как «утопии для других» и «утопии для себя», преобладание в литературе так называемых религиозно- мифологических утопий ретроспективного плана; превалирование «практической» утопии над теоретической, актуализация «этноутопии» («метисаж»), и др. Эти особенности нашли отражение в современной латиноамериканской литературе, которая, создавая художественными средствами модели «чудесного утопического», выступает своеобразным генератором утопических идей, их транслятором в культуре, способом идеальной реконструкции гармонии, утраченной в реальном мире.

Апробация результатов исследования. Диссертационное исследование обсуждалось на совместном заседании кафедр исторической культурологии и кафедры теории культуры, этики и эстетики факультета философии и культурологии РГУ. Основные идеи диссертации нашли свое отражение в монографии автора «Утопия в пространстве диалога культур» (Ростов-на-Дону, Изд-во Рост. Ун-та, 2004), в статьях, опубликованных в журналах «Вестник МГУ. Серия философия», «Социально-политические науки», «Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион», «Гуманитарные и социально-экономические науки», а также учебниках и учебных пособиях «Культурология», «Учебный курс по культурологии», «Культурология в вопросах и ответах», «История мировой культуры». Основное содержание диссертации отражено в публикациях, общим объемом 42 печатных листа.

Положения и выводы диссертационного исследования докладывались и обсуждались на Международных конгрессах латиноамериканистов, Российских философских конгрессах, международных и всероссийских научных конференциях, среди которых следует отметить:

X Всемирный Конгресс латиноамериканистов и карибологов "El aporte de America Latina al Universo del siglo XXI" (Москва, 26-29 июня 2001г.)

IY Европейский конгресс латиноамериканистов "Desafios socials de America Latina en el siglo XXI" (Братислава, 4-7 июля 2004г.)

III Российский философский конгресс «Рационализм и культура на пороге третьего тысячелетия» (Ростов-на-Дону, 16-20 сентября 2002 г.)

IV Российский философский конгресс «Философия и будущее цивилизации» (Москва, 24- 28 мая 2005 г.)

Международная конференция «Человек-культура-общество». Актуальные проблемы философских, политологических и религиоведческих исследований» (Москва, 13-15 февраля 2002 г.)

Международная конференция Гумбольдтовские чтения «Культурология как строгая наука» (Санкт-Петербург, 25-27 сентября 2003г.)

Всероссийская конференция «Историко-культурные отношения Нового и Старого Света в ХУ1-ХУШ вв.» (Москва, февраль 1988г.),

Российская конференция «Философия культуры и современная Россия» (Тула, 16-19 сентября 2000 г.)

Всероссийская научно-практическая «Экстремальные ситуации и предельные возможности человека» (Ростов-на-Дону, 17-20 октября 2001г.)

Общероссийская конференция «Исторические перспективы либерализма и консерватизма в контексте российской модернизации» (Ростов-на-Дону, 1617 декабря 2004г.)

I Всероссийская научная конференция «Сорокинские чтения -2004» «Российское общество и вызовы глобализации» (Москва, 7-8 декабря 2004г.).

Круглый стол «Утопия в контексте модернизации» (Ростов-на-Дону, 28-29 октября 2004 г.).

Основные положения и выводы диссертационного исследования нашли отражение в читаемых автором спецкурсах на факультете философии и культурологии и факультете психологии РГУ - «Утопия как феномен культуры» и «Специфика утопического мышления»; в соответствующих разделах курсов лекций по истории мировой культуры XIX-XX вв.; многие идеи автора были реализованы им при разработке и осуществлении проекта РМИОН «Утопия в контексте модернизации (компаративистский анализ российского и латиноамериканского опыта)».

Научно - практическая значимость работы. Положения и выводы диссертации имеют значение для научной разработки проблем гуманитарного знания. Эти материалы могут быть востребованы в качестве элемента экспертных оценок межкультурного взаимодействия России и стран Латинской Америки. Содержащийся в исследовании материал, отдельные положения и выводы могут быть использованы при подготовке лекционных курсов по истории и теории культуры, спецкурсов и семинаров по проблемам утопии и утопического мышления, интеллектуальной и культурной истории стран Латинской Америки. Поскольку исследование имеет междисциплинарный характер и вводит в научный оборот широкий круг ранее не исследовавшихся источников, оно может также представлять научный и практический интерес для религиоведов, психологов, социальных философов и историков философии. Исследование вносит определенный вклад в совершенствование подходов и методов компаративистской методологии, так как, демонстрируя возможности их использования на конкретном страноведческом материале, позволяет найти прочные основания для сравнения культур и отдельных их феноменов в процессе межцивилизационного взаимодействия.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, пяти глав, включающих 16 параграфов, заключения и библиографии (387 наименований, в том числе 117 источников на иностранных языках).

Заключение научной работыдиссертация на тему "Генезис утопического дискурса: культурно-цивилизационный контекст"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Изучение проблем утопии и утопического сознания в рамках культурологии как научной дисциплины предполагает разработку двух в равной степени важных и взаимосвязанных аспектов - решения общетеоретических проблем на основе новых методологических подходов, свободных от идеологических табу, и анализа конкретного историко-культурного материала, без которого теория неминуемо превращается в бессодержательную схему. Диссертант счел возможным объединить в рамках своего исследования оба аспекта. Именно такой комплексный подход оказался весьма продуктивным при анализе столь сложного и синтетического образования как утопия. Авторская модель утопии, разработанная в диссертации, связана с раскрытием антропологических оснований утопического дискурса, осмыслением причин живучести утопии в сознании и ^ культуре, выяснением специфики ее взаимоотношений с родственными и пограничными формообразованиями в культурном пространстве.

Введение в научный оборот широкого круга мало доступных и недостаточно известных российскому читателю латиноамериканских и испанских источников, позволило не только по-новому расставить акценты в ® уже известном материале, но и высветить ряд новых проблем. Главная среди них - это роль Америки в генезисе европейской утопии. При ближайшем W рассмотрении Латинская Америка предстала как «рассадник» и лаборатория» европейских утопий, и одновременно - как плодородная почва, обильно плодоносящая утопическими проектами.

Данное исследование не является вполне завершенным. Необозримость того культурного поля, на котором веками взращивалась культура утопии, множественность дивергентных дискурсов, возникающих при ее погружении Ш в латиноамериканский пространственно-временной континуум, не позволяют сделать вывод об исчерпанности темы исследования. Целесообразно было бы провести компаративный анализ латиноамериканских и русских утопий, в связи с тем, что в таких «непосредственно планетарных» (Гефтер) образованиях, как Латинская Америка и Россия, утопизм в различных формах является константой цивилизационного сознания. Ждет своего исследователя проблема психологических истоков утопии. Нуждается в дальнейшей разработке методологический инструментарий. Требует специального углубленного изучения вопрос о принципиальной возможности утопии в эпоху постмодерна и глобализации.

Сделанное же в настоящей диссертационной работе автор счел возможным резюмировать в следующих выводах:

1. Сравнительный анализ исследовательских парадигм, предпринятый в первой главе (Маркс-Манхейм-Блох) показал достоинства и ограниченности каждой из них. Маркс, исследуя утопию с позиций материалистического понимания истории, объяснял ее сущность и природу неразвитостью объективной действительности и незрелостью субъекта утопического творчества. Согласно Манхейму, те или иные теории являются «ложными» потому, что основаны на оценочно-классовом восприятии действительности. Универсализация утопии, предпринятая Блохом, позволила, не ограничиваясь феноменологией, раскрыть ее глубинные онтологические и антропологические основания, осмыслить природу и истоки утопического дискурса.

2. Утопия несводима к проекту, не ограничивается жанром социальной мысли, связанным с созданием моделей совершенного общества. Любая утопия, будучи инверсией существующего общества, преобразованного воображением автора, не только предвосхищает, но и диагностирует необходимость коррекции определенного социального порядка, открывает новые возможности, предлагает варианты дальнейших социальных изменений. И наличие этих ролей - смыслового горизонта, ориентира исторической практики, критической инстанции - показывает, что утопия - не антагонист истории как таковой, но протест против ее предзаданности. Это

Другое истории, рассмотренное в модусе желаемого и возможного.

3. В Древней Греции в процессе перехода от мифа к логосу возникла утопия, сложились ее основные формы: религиозно-мифологическая, литературная и политическая. В религиозно-мифологической утопии образ идеального общественного состояния в значительной мере строился на использовании религиозной веры и содержания мифологических сюжетов. Литературная утопия, сохранив многие прежние атрибуты мифа, подвергла его дальнейшей рационально-художественной переработке. В политической утопии заимствованные из мифа популярные символы и сюжеты применялись для построения и пропаганды различных проектов и теорий идеального государственного устройства.

4. При переходе от античности к средневековью появляются новые формы утопии. При этом все утопические идеи средневековья обнаруживают некоторые общие черты: потребительский характер (акцентирование внимания не на производстве, а на распределении), локализация в рамках общины («утопия ордена»); преобладание «утопий бегства» над «утопиями реконструкции». Доминирование христианской культуры обусловило двойственную природу большей части утопических идей средневековья, которые в одно и то же время были и религиозными, и антицерковными (ереси). Наряду с религиозной, зарождалась светская утопия. Своеобразным миром народной утопии был праздник (М.М.Бахтин).

5. В пространстве ренессансной культуры пришли в напряженное взаимодействие различные культурные пласты: античный миф и эзотерика, реформируемая религия и наука. Утопия «впитывала» мифологические и религиозные архетипы, преобразуя их в контексте собственной матрицы. В чертах классической модели утопии (изолированность, автаркия, ахрония, регламентация и др.) проявились различные мифологические и эсхатологические архетипы: пространственные (остров, гора), временные (Золотой век), культурного героя (мессия), сада (Рая) и города (Небесный Иерусалим). Связь утопии с мифом и христианской религией несомненна, как очевиден и водораздел. Утопия, в отличие от мифа- «бунтующее сознание», а в отличие от религии - сознание и деятельность «человеческие», а не божественные. Земная ориентированность сближает утопию с наукой.

6. Подобная обращенность утопии к науке, обусловленная мировоззренческими ориентирами эпохи, не могла не сопровождаться стремлением к обретению «лаборатории» для опытной проверки утопических проектов. Эта трудность была преодолена с открытием Америки, на просторах которой возникла область взаимодействия европейской культуры с мифологическим наследием автохтонных народностей, ставшая важнейшим источником нововременного утопического творчества. Посредством инверсии классических топосов и мифов обосновывался поиск в Америке общественного состояния, «идеального места», утраченного в Европе.

7. Формирование латиноамериканской утопической традиции прошло, ряд этапов: начальный (XVI - XYII вв.), связанный с самоопределением утопии в пространстве латиноамериканской культуры; Америка в этот период выступает преимущественно как территория «утопии для других», европейцев; второй этап, когда как отражение роста национального самосознания возникают собственно латиноамериканские утопии, т.е. «утопии для себя». Это направление становится определяющим, хотя функция «лаборатории» европейских идей за утопией сохраняется. Наконец, на современном этапе латиноамериканская утопическая палитра отличается чрезвычайным многообразием проектов и форм - от программных установок, лозунгов и конкретных практических действий революционеров - до художественных и литературных утопий.

8. В начальный период колонизации и христианизации (XV-XVII вв.) преимущественно в церковной среде возникают проекты обретения земного совершенства. Параллельно развивается и светский утопический дискурс. Этому способствовали длительность европейской схоластической традиции; «земные» и секуляризаторские тенденции Ренессанса, популярность

Философии Христа» Эразма Роттердамского, идей Франциска Азисского, некоторые особенности испанского менталитета. При этом утопия Америки, как и утопия Европы в свое время, как бы «поглощает» наработки мифа — архаического и эсхатологического - рационализируя и десакрализируя их в русле собственного проекта.

9. В XVIII в. под влиянием английского и французского Просвещения и как ответ на потребность решения континентальных освободительных задач, возникают утопические проекты, отличительной чертой которых выступает тесная связь с социально- политическим контекстом и революционной практикой. Развитие латиноамериканской мысли идет по пути превращения рационалистической утопии в утопию историческую, при этом утопия сохраняет за собой основные функции - критика существующего строя и конструирование идеала, но идеал приближается к исторической практике, а критика, наряду с внутренним адресом обретает дополнительный внешний. При этом замкнутые рамки классической утопии размыкаются, она как бы открывается навстречу миру, обретает глобальное содержание.

10. Пространство современной латиноамериканской культуры, выступает как зона конвергенции общечеловеческих и этнических ценностей, в которой сосуществуют и взаимодействуют различные культурно-исторические пласты, разведенных тысячелетиями цивилизационных «архетипов». Идея соединения и гармонизации противоречивых культурно-исторических контекстов, пронизывающая латиноамериканскую литературу, подтверждает присутствие в ней имманентной утопической доминанты, состоящей в поиске универсального культурно-цивилизационного идеала общества и человека. Взятая в целом латиноамериканская литература представляет собой интереснейшее явление современной культуры, в котором наряду континентальными духовными исканиями преломляются общие тенденции мирового культурного развития современной эпохи.

Автор считает возможным утверждать, что гипотеза об особой роли

Латинской Америки в генезисе европейского утопического дискурса в ходе исследования подтвердилась на обширных историко-культурных материалах. «Встреча культур» действительно превратила Америку в «идеал Европы» источник новых идей, оригинальных мыслеобразов, и одновременно - в своеобразную «опытную площадку», на которой проверялись мифологемы, концепты, и религиозные образы, вызревавшие в европейском сознании со времен античности и средневековья, что способствовало их окончательной десакрализации, рационализации.

В свою очередь, анализ процесса формирования автохтонной утопической традиции показал, что в ее культурно-цивилизационном своеобразии проявляется ряд общих для географически и континентально разделенных стран и народов тенденций развития утопической мысли. На отличном от европейского этнографическом и социокультурном материале подтвердилась идея, что утопия на латиноамериканском континенте проходит те же этапы развития, решает общие с другими народами проблемы (избавления от экономического, социального, политического неравенства), имеет сходные формы выражения идеала (роман-путешествие, политическая программа, свод законов и др.). Как в Европе, так и в Америке утопическое мышление проявляет себя как мышление несогласия, мышление протеста.

Но латиноамериканская утопическая традиция имеет и свои особенности. Ее своеобразие проявляется, в частности, в том, что процесс рационализации мифа, секуляризации религии на латиноамериканском континенте и по сей день остается незавершенным. Латиноамериканская утопия по-прежнему ориентирована на эсхатологию, миф, «ученое незнание» (Н.Кузанский), и за исключением отдельных ее форм, непосредственно связанных с позитивизмом (Х1Хв.), никогда не стремилась, - в отличие от европейской утопии, к той или иной форме союза с наукой или уподобления ей. Важно отметить также, что континентальная утопия является по преимуществу практической: число утопических опытов и практических реализаций здесь значительно превосходит число теоретических концепций, что, с лихвой компенсируется масштабной философско-культурологической рефлексией утопического. Латиноамериканская утопия, «маркируя» всю историю континента, начиная с момента «открытия», конкисты и колонизации вплоть до наших дней (кубинский опыт, практика левых движений), постоянно демонстрирует свой экспериментально- практический характер. Существует и целый ряд других весьма существенных особенностей, обусловленных «метисным» характером континента.

Проведенное исследование позволяет высказать некоторые предположения о судьбах утопии в наши дни, когда наблюдается кризис проекта Модерна, неотъемлемой составной частью которого была утопия.

Сложность современного мира предполагает, что различные программы и проекты должны быть гораздо более разнообразными и смелыми, чем в предыдущие исторические эпохи. Кризис социальных моделей, в которые верили, но которые оказались недостаточно эффективными, в сочетании с кризисом научных парадигм, должен стимулировать творческую рефлексию, воображение и инициативу, основанную на принципе, что нет и не может быть одной единственной модели, способной раз и навсегда решить все проблемы.

Культурная гетерогенность» постмодернизма, складывающая различные фрагменты социального опыта в коллаж плохо согласующиеся между собой и слабо структурированных идей, вполне соответствует этой тенденции. В таком контексте и утопическое мышление, будучи уже по самой своей природе синтетичным и плюралистичным, вполне может . вписаться в присущий эпохе постмодерна бриколаж. Оно все более превращается в гигантский patchwork, творимый из фрагментов различных культур и идей, унаследованных из прошлого.

Вместе с тем, утопия не может не учитывать и продуцируемую глобализмом тенденцию к однородности. А это значит, что различные идеи должны перерабатываться в контексте совместных проектов, ставящих и решающих общие проблемы, касающиеся всего человечества. Отсюда вполне логичен отказ от автаркического и изоляционистского виденья классической утопии, которую трудно себе даже представить в едином мире, связанном комплексом планетарных проблем - экономических, политических экологических, военных.

Вместе с тем, не стоит переоценивать и возможности современной глобализации, поскольку политическая, и в особенности, социальная и культурная ее сферы заметно отстают от экономической и технологической интеграции. Поэтому и сама глобализация предстает в виде своеобразной утопии, своеобразно проявляющейся в различных социальных контекстах. Наиболее развитые страны в глобальном и пульсирующем острыми конфликтами мире, образуют своего рода «евтопические острова» экономической стабильности, процветания, высокого жизненного уровня, на которые - независимо от политических и экономических прокламаций их теоретиков - не намерены пускать отставшие в своем развитии сообщества «непосвященных» народов. Но для большей части народов мира глобализация - это по-прежнему утопия в буквальном смысле этого слова -«место, которого нет».

Отсюда следует, что современная утопия неминуемо будет пребывать и функционировать одновременно в двух пространствах - глобальном и локальном, в особенности регионах, подобных Латинской Америке с ее метисной культурой и солидной утопической традицией. И кто знает: возможно именно латиноамериканский опыт послужит созданию гуманитарных проектов, альтернативных экономическо-финансовой глобализации, инициированной Западом.

Список научной литературыПаниотова, Таисия Сергеевна, диссертация по теме "Теория и история культуры"

1. Абаньяно Н. Мудрость философии. СПб.: Алетейа, 1998.

2. Августин Блаженный. О граде Божием: Науч. изд. / отв. за выпуск Ю.Г.Хацкевич.- М.; Минск: Харвест, Аст, 2000.- 1296с.

3. Аверинцев С.С. Рай // Мифологический словарь / Гл. ред. Е. Мелетинский. М.: Сов. энциклопедия, 1991. С. 462^-64.

4. Аинса Ф. Реконструкция утопии: Эссе / Предисл. Ф.Майора; пер. с фр. Е. Гречаной, И. Стаф. М.: Наследие: Editions Unesco, 1999.

5. Аинса Ф. В защиту «чудесного» утопического // Паниотова Т. Утопия в пространстве диалога культур. Ростов н/Д: Изд-во Рост, ун-та, 2004. С. 3-13.

6. Акиндинова Т.А., Бердюгина Л.А. Новые грани старых иллюзий. Л.: Изд-во ЛГУ, 1984.

7. Аладьин В.Г. Новый Свет и культурно-историческая оппозиция «Восток-Запад» // Вестник Российского университета Дружбы народов. 1999. № 1. (Серия Философия).

8. Алегриа С. В большом и чуждом мире. М.: Худож. лит-ра, 1975.

9. Альтамира-и-Кревеа Р. История Испании: В 2 т. М.: Изд-во иностр. лит-ры, 1951.

10. Анфантен Базар. Изложение учения Сен-Симона. М.-Л., 1961

11. Античная культура и современная наука. М.: Наука, 1985.

12. Амусин И.Д. Кумранская община. М.: Наука, 1983.

13. Апокрифы древних христиан. М.: Мысль, 1989

14. Араб-Оглы Э.А.Утопия // Философский энциклопедический словарь. М.: Сов. энциклопедия, 1983. С.710-711.

15. Аристотель. Большая этика. Политика // Аристотель. Сочинения: В 4 т. М., 1984. Т. 4.

16. Артемьева Т.В. Российская утопия: от идеального государства к совершенному обществу. СПб., 2000.

17. Астуриас М. Избр. произв.: В 2 т. М.: Худож. лит-ра, 1988

18. Бакулов В.Д. Социокультурные метаморфозы утопизма. Ростов н/Д: ИРУ, 2003. 352 С.

19. Барг М.А. К вопросу о предмете и методе истории социалистических идей // История общественной мысли. М.: Наука, 1972. С. 431-453.

20. Барг М. А. Эпохи и идеи: становление историзма. М.: Мысль, 1987.

21. Бауман 3. Индивидуализированное общество. М.: Логос, 2002.- 325с.

22. Баталов Э. Я. Социальная утопия и утопическое сознание в США. М.: Наука, 1983.- 336с.

23. Баталов Э.Я. В мире утопии: Пять диалогов об утопии, утопическом сознании и утопических экспериментах. М.: Политиздат, 1989. -319с.

24. Баткин Л.М. Европейский человек наедине с собой: очерки о культурно-исторических основаниях и пределах самосознания. М.: РГГУ, 2000,- 1005с.

25. Баткин Л.М. О некоторых условиях культурологического подхода // Античная культура и современная наука. М.: Наука, 1985.

26. Баткин Л.М. Ренессанс и утопия // Из истории средних веков и Возрождения. М.: Наука, 1976.

27. Батракова С.П. Искусство и утопия. М.: Наука, 1990.

28. Батыгин Г.С. Метаморфозы утопического сознания // Квинтэссенция: Философский альманах, 1991. М.: Политиздат, 1992. С.263-293.

29. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М.: Худож. лит-ра, 1975.

30. Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М.: Худож. лит-ра, 1990.

31. Бердяев Н. А. Истоки и смысл русского коммунизма. М.: Наука, 1990.

32. Бердяев Н.А. Новое средневековье: Размышление о судьбе России и Европы. М.: Феникс ХДС- Пресс, 1991.

33. Бергер.П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности: Трактат по социологии знания, пер. с англ. М.,: Медиум, 1995. 382 С.

34. Бестужев-Лада И.В. Окно в будущее: Современные проблемы социального прогнозирования. М.: Мысль, 1970.

35. Бестужев-Лада И.В. Историческая справка / Рабочая книга по прогнозированию. М.: 1982.

36. Березкин Ю.Е. Инки. Исторический опыт империи. М., 199137. Библия. М., 1996.

37. Боливар С. Избр. произв.: 1812-1830. М.: Наука, 1983.

38. Булгаков С. Два града: Исследования о природе общественного идеала. СПб.: Изд-во Рус. Христианского гуманитарного института, 1997.

39. Булгаков С. Н. Апокалиптика и социализм // Булгаков С. Соч.: В 2 т. М.: Наука, 1993. Т. 2

40. Блох Э. Тюбингенское введение в философию. Екатеринбург: Изд-во Уральского ун-та, 1997. 395 с.

41. Бэкон Ф. Новая Атлантида // Бэкон Ф. Соч. в 2 Т. М.: Мысль, 1972.-Т.2.

42. Варгас Льоса М. Война конца света. М.: Радуга, 1987.

43. Вебер М. О некоторых категориях понимающей социологии // Вебер М. Избран, произв. М.: Прогресс, 1990. С.495-546.

44. Вебер М. Смысл «свободы от оценки» в социологической и экономической науке // Вебер М. Избран, произв. М.: Прогресс, 1990.

45. Вернан Ж.-П. Происхождение древнегреческой мысли. М.: Прогресс, 1988.

46. Вершинин С.Е. Жизнь это надежда. Введение в философию Эрнста Блоха. Екатеринбург: Изд-во Екатеринбургск. ун-та, 2001.

47. Визгин В.П. Границы новоевропейской науки: модерн/постмодерн. // Границы науки. М.,2000.

48. Визгин В.П. Проект модерна: возникновение и кризис. // Наука-философия-религия: в поисках общего знаменателя. М., 2003.

49. Волгин В.П. Очерки истории социалистических идей: С древности до конца XVIII века. М.: Наука, 1975.- 295 С.

50. Волгин В.П. Очерки истории социалистических идей: Первая половина XIX в. М.: Наука, 1976. 420 С.

51. Володин А.И. Утопия и история. М.: Политиздат, 1976.

52. Вольтер. Бог и люди. Статьи, памфлеты, письма: В 2 т. М., 1961.

53. Гадамер Х.-Г. Истина и метод: основы философской герменевтики. М.: Прогресс, 1988. -699 С.

54. Гайденко П.П. Научная рациональность и философский разум. М.: Прогресс-Традиция, 2003. -528 С.

55. Гайденко П.П. Христианство и наука: противостояние или союз? // Наука- философия- религия: в поисках общего знаменателя. М., 2003.

56. Галич М. История доколумбовых цивилизаций. М.: Мысль, 1990.

57. Гальцева Р.А. А.Очерки русской утопической мысли XX века. М.: Наука, 1991.

58. Гарсиа Маркес Г. Избранные произведения. М.: Радуга, 1989.

59. Гачев Г. Д. Национальные образы мира. М.: Прогресс, 1995

60. Гердер И. Идеи к философии истории человечества. М.: Наука, 1977.

61. Геллер Л., Нике М. Утопия в России / Пер. с фр. В.Булатовского. СПб.: Гиперион, 2003.- 312 С.

62. Гендин A.M. Предвидение и цель в развитии общества. Красноярск, 1970.

63. Гесиод. // Полное собрание текстов. Теогония. Труды и дни. Щит Геракла / Вст. ст. В.Н.Ярхо.- М.: Лабиринт, 2000.- 256 с

64. Гончарова Т.В., Стеценко А.К., Шемякин Я.Г. Универсальные ценности и цивилизационная специфика Латинской Америки. В 2 кн. М., 1995.

65. Гомер. Одиссея. М.: ТОО Дюна, 1993.

66. Гудмен Н. Факт, фантазия и предсказание: Способы создания миров: Сб. статей. М.: Логос: Идея-Пресс: Праксис, 2001.- 376 С.

67. Гулыга А.В. Миф как философская проблема // Античная культура и современная наука. М.: Наука, 1985.

68. Гуторов В.А.Античная социальная утопия: Вопросы истории и теории. JL: Изд-во Ленинградского ун-та, 1989.—288 С.

69. Давидович В.Е. Теория идеала. Ростов н/Д: Изд-во Ростовского ун-та, 1983.- 183 С.

70. Давидович В.Е., Жданов Ю.А. Сущность культуры. Ростов н/Д: Изд-во Ростовского ун-та, 1979. 264 С.

71. Давыдов Ю. Апокалипсис атеистической религии / Булгаков С.Н. Два града. СПб., 1997.

72. Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. В 4 т. Т. 4. М., Русский язык, 1980.

73. Данилова И.Е. О категории времени в живописи средних веков и раннего Возрождения // Из истории культуры средних веков и Возрождения. М.: Наука, 1976.

74. Декарт Р. Избранные произведения. М., 1950

75. Избранные произведения. М., 1950.

76. Дидро Д. Сочинения: В 2-х т. М.: Мысль, 1973.

77. Драч Г.В. Проблема человека в раннегреческой философии. Ростов н/Д: Изд-во РГУ, 1987.

78. Драч Г.В. Рождение античной философии и начало антропологической проблематики. М.: Гардарики, 2003.

79. Доусон К. Религия и культура: Миф, религия, культура. СПб.: Алетейа, 2000.

80. Ерыгин А. Восток-Запад-Россия: Становление цивилизационного подхода в исторических исследованиях. Ростов н/Д: Изд-во РГУ, 1993 120с.82. Ёльницкий Л.А. Древнейшие океанские плавания. М.: Географгиз, 1962.

81. Зайцев А.И. Культурный переворот в Древней Греции VIII-V веков до н.э. / под ред. Э.Д.Фролова. Л.: Изд-во ЛГУ, 1985.- 208 с.

82. Зарубежная фантастическая проза прошлых веков: Социальные утопии. Сб. / Сост. вст. ст., прим. Н.Семибратовой. М.: Правда, 1989.- 605с.

83. Земсков В.Б. Об историко-культурных отношениях Латинской Америки и Запада: Тяжба Калибана и Просперо // Латинская Америка. 1978, №2-4

84. Земсков В.Б. Латиноамериканская литература как модель культуры // Латинская Америка. 1991, № 7.

85. Зиммель Г. Избран. М.: Юрист, 1996.Т.1: Философия культуры.- 670 С.

86. Золотухина-Аболина Е.В. Рациональное и ценностное. Ростов н/Д: Изд-во Рост, ун-та, 1988. 139 С.

87. Iberica Americans. Культуры Нового и Старого Света XVI- XVIII вв. в их взаимодействии / Отв. ред. В. Земсков. СПб.: Наука, 1991.

88. Iberica Americans. Механизмы культурообразования в Латинской Америке. /Отв. ред. В.Б.Земсков: М.: Наука, 1994.

89. Идеал, утопия и критическая рефлексия / Отв. ред. В.А. Лекторский. М.: Росспэн, 1996.

90. Из истории культуры средних веков и Возрождения: Сб. статей / Под ред. В. Карпушина. М.: Наука, 1976

91. Из истории философии Латинской Америки XX века. М.: Наука, 1988.

92. Изучение латиноамериканистики в Российском Университете Дружбы народов: доклады и выступления ученых РУДН на X Всемирном онгрессе латиноамериканистов 26-29 июня 2001 г. М.: Изд-во РУДН, 2002.

93. Инка Гарсиласо де ла Вега. История государства инков: Литературные памятники. Л., 1974.

94. История Европы. В 4 т. М.: Наука, 1988-1994.

95. История и семиотика индейских культур Америки / Отв. ред. А. Бородатова, В.Тишков. М.: Наука, 2002.

96. История литератур Латинской Америки: От древнейших времен до начала Войны за независимость. М.: Наука, 1985.

97. История литератур Латинской Америки: От Войны за независимость до завершения национально-государственной консолидации. М.: Наука, 1988.

98. История литератур Латинской Америки. Кн. 3.: Конец XIX- начало XX века (1870-1910 годы). М.: Наследие, 1994.

99. История общественной мысли. М.: Наука, 1972.

100. История социалистических учений: Сборники статей. М.: Наука, 19621990.

101. Кампанелла Т. Город Солнца. М.: Изд-во Акад. Наук СССР, 1954.

102. Кант И. Критика чистого разума. / Кант И. Соч. В 6 т. М.: Мысль, 1964. Т. 3.

103. Капица С.П., Курдюмов С.П., Маменецкий Г.Г. Синергетика и прогнозы будущего. М., 1997

104. Капустин М. П. Конец Утопии? Прошлое и будущее социализма. М.: Новости, 1990.

105. Кассирер Э. Избранное: Индивид и космос. М.,-СПб.: Университетская книга, 2000.

106. Карпентьер А. Избранное. М.: Радуга, 1988. 590С.

107. Каутский К. Происхождение христианства. М., 1990.

108. Кессиди Ф.Х. От мифа к логосу. М.: Мысль, 1972.

109. Кереньи К. Пролегмоны // Юнг К-Г. Душа и миф. Шесть архетипов. Киев, 1996.

110. Керлот Х.Э. Словарь символов: Мифология. Магия. Психоанализ. М., 1994

111. Кинжалов Р. В. Орел, кецаль и крест: очерки по культуре Месоамерики Спб.: Наука, Спб. Отделение, 1991.- 192с.

112. Кирвель Ч.С. Утопическое сознание: Сущность, социально-политические функции. Минск: Университетское изд-во, 1989.

113. Китайские социальные утопии: Сб. статей / Отв. ред. Л.Делюсин. М.: Наука, 1987.

114. Ковальченко И.Д. Методы исторического исследования. М.: Наука, 1987

115. Когнитивная революция и творчество. М., 1995.

116. Конрад Н.И. Запад и Восток: Статьи. М.: Главное изд-во восточной литературы, 1972.

117. Кортасар X. Игра в классики. М.: Худож. лит-ра, 1986.

118. Кортасар X. Книга Мануэля / Пер. с исп. Е. Лысенко. Спб.: Амфора, 1999.

119. Косарева Л. М. Рождение науки Нового времени из духа культуры. М., 1997.

120. Кофман А.Ф. Латиноамериканский художественный образ мира. М.: Наследие, 1997.

121. Кубинская публицистика. М.: Прогресс, 1981.

122. Кубланов М.М. Возникновение христианства. Эпоха. Идеи. Искания. М.: Наука, 1974.

123. Кузьмищев В. А. У истоков общественной мысли Перу. М.: Наука, 1979.

124. Культура Латинской Америки: Энциклопедия. М.: Росспэн, 2000.

125. Культурология XX век. Словарь. Спб.: Универ. кн., 1997.- 630 С.

126. Курбатов Г.Л., Фролов Э.Д., Фроянов И.Я. Христианство: Античность. Византия. Древняя Русь. Л.: Лениздат, 1988.- 333 С.

127. Кутейщикова В.Н, Осповат Л.С. Новый латиноамериканский роман: 50-70-е годы. Литературные очерки. М.: Советский писатель, 1983.

128. Кучеренко Г.С. Сен-Симонизм в общественной мысли XIX века. М.: Наука, 1975.

129. Латинская Америка и мировая культура. Вып. 1. М.: ИЛА РАН, 1995.

130. Левинас Э. Время и Другой. Спб., 1998

131. Ле Гофф Ж. С небес на Землю: перемены в системе ценностных ориентаций на христианском Западе XII- XIII вв. // Одиссей. М., 1991.

132. Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. М.: Прогресс-Академия, 1992.

133. Лейбниц Г.В. Об искусстве открытия // Лейбниц Г.В. Соч.: В 4 т. М., Мысль, 1984. Т.З.

134. JIokk Д. Два трактата о правлении // Локк Д. Сочинения: В 3 т. Т. 3. М.: Мысль, 1988.

135. Лосев А.Ф. Проблема символа и реалистическое искусство. М.: Искусство, 1976.

136. Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. М.: Политиздат, 1991.-524с.

137. Лосев А.Ф. Жизненный и творческий путь Платона / Платон. Соч. В 3 т. М., Мысль, 1968. Т. 1.

138. Мабли Г. Избранные произведения. М.,- Л.,: Изд-во Акад. Наук СССР, 1950

139. Мелье Ж. Завещание. М.,-Л.,: Изд-во Акад. Наук СССР, 1954.

140. Мамфорд Л. Миф машины: Техника и развитие человечества. / Пер.Т.Азаркевич, Б.Скуратов (1 глава). М.: Логос, 2001.- 405с.

141. Мамардашвили М.К. Классический и неклассический идеалы рациональности. Тбилиси: Мецниереба, 1984.

142. Манхейм К. Идеология и утопия // Диагноз нашего времени, пер. с нем. и англ. М.: Юрист, 1994. С.7- 276

143. Маркарян Э.С. Теория культуры и современная наука. М.: Мысль, 1983.

144. Маркс К. Первоначальный текст к «Критике политической экономии». Гл. II. Деньги / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т.46. Ч. II

145. Маркс К. Классовая борьба во Франции./ Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т.7.

146. Маркс К.Гражданская война во Франции./ Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 17.

147. Маркс К. Доход и его источники. Вульгарная политическая экономия. / Соч. 2-е изд. Т. 26. Ч.Ш.

148. Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология. / Маркс К., Энгельс Ф. -Соч. 2-е изд. Т.З

149. Маркс К., Энгельс Ф. Манифест коммунистической партии / Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т.4

150. Марти X. Избранное. М.: Худож. Лит-ра, 1978.- 371 с.

151. Маркузе Г. Конец Утопии // Логос. 2004, № 6 (45). С. 18-24 .

152. Мах Э. Познание и заблуждение: очерки психологии исследования. М., 1909.

153. Межуев В.М. Проблемы философии культуры: опыт историко-материалистического анализа. М., 1984.

154. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. М.: Наука, 1976.- 407с.

155. Мифы народов мира. В 2- т. / ред. С.А.Токарев. М.: Сов. Энцикл., 1980.

156. Монтескье Ш.-Л. О духе законов. М.: Мысль, 1999.

157. Мор Т. Утопия. Эпиграммы. История Ричарда III. Пер. с англ. / изд. подгот. М.Л.Гаспаров, Ю.М.Каган и др. -2-е изд, испр. Доп.- М.: Ладомир-Наука, 1998.- 454с.

158. Мордвинцев В.Ф. Васко де Кирога и «Утопия» Томаса Мора // Томас Мор, 1478-1978: Коммунистические идеалы и история культуры. Сб. ст. Отв. ред. В.П. Рутенберг,- М.: Наука, 1981.- 384с.

159. Мордвинцев В.Ф. Рождение легенды о «добром дикаре» // ИСУ. М.: Наука, 1981.

160. Морелли. Кодекс природы или истинный дух ее законов. М.,- Л.,Изд~во Акад. Наук СССР, 1956.- 300с.

161. Неманов И.Н. Социальный утопизм в его отношении к теории домарксистской философии // Проблемы методологии историко-философского исследования. М.: 1974. Вып. 2.

162. Неманов И.Н. Социальный утопизм и общественная мысль // Методологические проблемы истории философии и общественной мысли. М.: Наука, 1977.

163. Новгородцев П.И. Об общественном идеале: Прил. к журн. «Вопросы философии». М.: Пресса, 1991.

164. Новикова Л.И., Сиземская И.Н. Три модели развития России. М., 2000.

165. О современной буржуазной эстетике. Сб. статей. Вып. 4: Современные социальные утопии и искусство. Сост. В.П.Шестаков. М.: Искусство, 1976.-160с.

166. Ойзерман Т.И. Марксизм и утопия. М.: Прогресс-Традиция, 2003.-568с.

167. Пантин И.К. Социалистическая мысль в России: переход от утопии к науке. М.: Политиздат, 1973.

168. Панченко Д.В. Ямбул и Кампанелла: О некоторых механизмах утопического творчества // Античное наследие в культуре Возрождения.

169. М.: Наука, 1984. С.98-110.

170. ПетякшеваН. И. Латиноамериканская «философия освобождения» в контексте компаративистики. М.: Изд-во Уникум-центр, 2000.

171. Перспективы философской мысли на юге России. Ростов н/Д: Изд-во СКНЦ ВШ, 2002.

172. Пельман Р. История античного коммунизма и социализма. СПб., 1910.

173. Платон. Государство. Тимей. Критий. / Платон. Соч.: В 4 т. М.: Мысль, 1971. Т. 3,ч. I.

174. Платон. Законы. / Платон. Соч.: В 3 т. М.: Мысль, 1972. Т.З, ч. 2.

175. Плеханов Г.В. Избр. Филос. Произв.: в 5 т. М., 1957, т.З

176. Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Трактаты и диалоги. В 2-х т. М.: Наука, 1998.

177. Политические деятели античности, средневековья и нового времени. Индивидуальные и социально-типические черты. Л.: Изд-во ЛГУ, 1983,-101с.

178. Полосин B.C. Миф. Религия. Государство. М., 1999.

179. Поппер К. Открытое общество и его враги /перевод с англ. языка под общей ред. В.Н.Садовского. В 2 т. М.: Международный фонд «Культурная инициатива» SOROS FOUNDATION (USA), 1992.

180. Поссе А. Райские псы // Иностранная литература. 1992, № 9.

181. Ранович А.Б. Первоисточники по истории раннего христианства: Античные критики христианства. М.: Политиздат, 1990. 477с.

182. Рациональное и внерациональное: грани проблемы. Ростов н/Д, Изд-во Рост, ун-та, 2002.

183. Режабек Е. Мифомышление: когнитивный анализ. М.: УРСС, 2003.

184. Рикер П. Конфликт интерпретаций. Очерки о герменевтике. М.: Канон-Пресс Ц.: Кучково Поле, 2001.

185. Рикерт Г. Науки о природе и науки о культуре. М., 1998

186. Роа Бастос А. Я, Верховный. М., 1979.

187. Руднев В.П. Словарь культуры XX века: ключевые понятия и тексты. М.: Авграф, 1998.

188. Руссо Ж-Ж. Об общественном договоре: Трактаты. М.: Канон -Пресс-Ц.: Кучково поле, 1998.

189. Русская литературная утопия: Ант. / Под общ. ред. В.П. Шестакова. М., 1986.

190. Сабато Э. Аваддон-Губитель / Перевод с исп. Е. Лысенко. М.: Академический проект, 2001.

191. Савельева И.М., Полетаев А.В. История и время: в поисках утраченного. М.: Языки русской культуры, 1997.- 800 С.

192. Сармьенто Д. Ф. Избранные сочинения / Пер. с исп. М.: Наследие, 1995.

193. Сармьенто Д. Ф. Цивилизация и варварство: жизнеописание Хуана Факундо Кироги, а также физический облик, обычаи и нравы Аргентинской Республики / Пер. с исп./ Изд. подгот. В.Земсков, Н.Попрыкина. М.: Наука, 1988.

194. Свентоховский А. История утопии. М., 1910.

195. Свенцицкая И.С. Раннее христианство: страницы истории. М.: Политиздат, 1987.

196. Святловский В. В.Каталог утопий. М.-Пг.: 1923.

197. Сизов С.С. Утопия и утопическое мышление: философско-социологический анализ. Л.: Изд-во Ленинградского ун-та, 1988.

198. Синергетическая парадигма. Когнитивно-коммуникативные стратегии современного научного познания. М.: Прогресс-Традиция, 2002.

199. Сеа Л. Философия американской истории. М.: Прогресс, 1984.

200. Современные буржуазные теории общественного развития. / Отв. ред. Я.М. Бергер. М.: Наука, 1984.- 256с.

201. Соколов В.В. Европейская философия XV-XVII веков. М.: Высшая школа, 1984,- 448с.

202. Сорель Ж. Введение в изучение современного хозяйства. М., 1908.

203. Социальные знания и социальные изменения М., 2001.

204. Социокультурные утопии XX века. Вып. 3 / Реферативн. сб. М., ИНИОН РАН, 1985.

205. Социокультурные утопии XX века. Вып.6 / Реферативн. сб. М.: ИНИОН РАН, 1988.

206. Степин B.C. Теоретическое знание: структура, историческая эволюция. М.: Прогресс-Традиция, 2000.

207. Тахо-Годи А.А. Миф у Платона как действительное и воображаемое // Платон и его эпоха. М., 1979

208. Тарнас Р. История западного мышления / Пер. с англ. Т. Азаркевич. М.: КРОН-ПРЕСС, 1995.

209. Теория революции: История и современность. М.: Изд-во Московского университета, 1984.

210. Тиллих П. Мужество быть. / Социально-политическое измерение христианства. Избранные теологические тексты XX века. М., 1994.

211. Трубецкой Е. Религиозно-общественный идеал западного христианства в V веке 4.1. Миросозерцание Блаженного Августина. М., 1892.

212. Тойнби А.Дж. Цивилизация перед судом истории. Сб. М.-СПб., 1996.

213. Тойнби А.Дж. Постижение истории. М.: Прогресс, 1991.

214. Томас Mop, 1478 1978: Коммунистические идеалы и история культуры. Сб. статей. Отв. ред. В.П.Рутенберг.- М.: Наука, 1981.- 384с.

215. Топоров В.И. История и мифы. // С.А. Токарев. Ред. Мифы народов мира. В 2-х Т. М.: Сов. Энцикл., 1980.

216. Тоффлер А. Футурошок. Спб.: Лань, 1977.

217. Три каравеллы на горизонте. М.: Международн. Отн., 1991.-203с.

218. Утопический социализм: Хрестоматия. М.: Политиздат, 1982.

219. Утопический социализм в России: Хрестоматия. М.: Политиздат, 1985.

220. Ушков A.M. Утопическая мысль в странах Востока: традиции и современность. М.: Изд-во Московского университета, 1982. 184 С.

221. Ушков А.М, Дайнеко М.М. Методологические аспекты типологии социальных утопий // Вестн. Моск. Ун-та. 1984. №1 (Сер.Философия).

222. Федотова В. Социальное конструирование приемлемого для жизни общества // Вопросы философии. 2003. № 11. С. 3-18.

223. Фейерабенд П. Избранные труды по методологии науки. М.: Прогресс, 1986.

224. Фойгт А. Социальные утопии. Спб., 1906.

225. Флоровский Г.В. Метафизические предпосылки утопизма / Вопросы философии. 1990, № 10.

226. Флоровский Г. В. Из прошлого русской мысли. М.: Аграф, 1998. С. 265-292.

227. Франк С.Л. Ересь утопизма / Квинтэссенция. Философский альманах, 1991. М.: Политиздат, 1992. С. 378-395.

228. Фрейденберг О. М. Утопия // Вопросы философии. 1990. № 5. С. 148-167.

229. Фрейденберг О.М. Миф и литература древности. М., 1978.

230. Фролов Э. Д. Факел Прометея. Очерк античной общественной мысли. Л.: Изд-во ЛГУ, 1981,- 160с.

231. Фукуяма Ф. Конец истории? // Страна и мир. М.,1990

232. Фурье Ш. Судьбы мира и человечества Критика строя цивилизации. Т.1. Новый хозяйственный и социетарный мир. Т.4. // Фурье III. Избранные Сочинения. В 4 т. М., -Л.,: Изд-во Акад. наук СССР, 1951-1954.

233. Фуэнтес К. Избранное. М.: Радуга, 1973.

234. Хабермас Ю. Философский дискурс о модерне. М.: Весь мир, 2003.

235. Хайдеггер М. Что такое философия ? // Вопросы философии, 1993. № 8

236. Хейзинга Й. Homo ludens. В тени завтрашнего дня./ Пер. с нидерланд. и примеч. доц. В. Ошиса. Общ. ред. и послесл. д. ф. н Г.Тавризян. М.: Прогресс-Академия, 1992.

237. Хорев Н. В. Философия как фактор развития науки. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1979.

238. Хоркхаймер М., Адорно Т. Диалектика Просвещения. М.; Спб., 1997

239. Хроники открытия Америки. М., 1998

240. Утопия и утопическое мышление: Ант. заруб, лит-ры / Сост., Общ. ред.и предисл. В. Чаликовой. М.: Прогресс, 1991.

241. Чаликова В.А. Настоящее и будущее сквозь призму утопии // Современные буржуазные теории общественного развития. М.: Наука,1984.

242. Чаликова В.А. Утопия и свобода: Эссе разных лет. М.: Весть, 1994,-180с.

243. Чернышов Ю. Г. Социально-утопические идеи и миф о "золотом веке" в Древнем Риме: В 2 ч. Новосибирск: Изд-во Новосибирского ун-та, 1994.

244. Чернышов Ю. Г. Мореплавание в античных утопиях // Быт и история в античности. М.: Наука, 1988.- с. 144-158.

245. Черткова Е.Л. Метаморфозы утопического сознания (от утопии к утопизму) // Вопросы философии. 2001, № 7. С.47-58.

246. Черткова Е.Л. Специфика утопического сознания и проблема идеала / Идеал, утопия и критическая рефлексия / Отв. ред. В. Лекторский. М.: РОССПЭН, 1996. С. 156-187.

247. Чиколини Jl.С. Социальная утопия в Италии XVI- начала XVII в. М.: Наука, 1980.

248. Чистов К.В. Русские народные социально-утопические легенды XVII-XIX вв. М.: Наука, 1967.

249. Чоран Э. Механика утопии // Иностранная литература. 1996, № 4.

250. Шацкий Е. Утопия и традиция. М., Прогресс, 1990.

251. Шестаков В.П. Понятие утопии и современные концепции утопического // Вопросы философии. 1972, № 8.

252. Шестаков В.П. Эсхатология и утопия: Очерки русской философии и культуры. М.: Владос, 1995.

253. Шишкина В.И. Социально-политические взгляды Хосе Марти. М.: Изд-во Моск. Ун-та, 1969.

254. Штаерман Е. М. От гражданина к подданному Культура Древнего Рима. / Редкол. КХ.Колосовская и др.: В 2 т. Т. 1. М.: Наука, 1985.

255. Штекли А.Э. «Город Солнца»: Утопия и наука. М.: Наука, 1978.

256. Элиаде М. Космос и история. Избр. работы: пер. с фр. и агл. / Общ. Ред И.Р., М.Л. Гаспарова. М.: Прогресс, 1987

257. Элиаде М. Священное и мирское. М.: Изд-во Моск. Ун-та, 1994.

258. Энгельс Ф. Анти Дюринг. Отдел Социализм. / Маркс К., Энгельс Ф. Собр. Соч. 2-е изд. Т. 20

259. Энгельс Ф. Развитие социализма от утопии к науке. / Маркс К. Энгельс Ф. Собр. Соч. 2-е изд. Т. 19.

260. Энгельс Ф. Добавление к предисловию 1870г. к «Крестьянской войне в Германии». / Собр. Соч. 2-е изд. Т. 18

261. Экштут С.А. Сослагательное наклонение в истории: воплощение несбывшегося: Опыт историософского осмысления // Вопросы философии. 2000, № 8.

262. Юнг К.-Г. Архетип и символ. / Сост ю и вст. ст. А.М.Руткевича.М.: Renaissance, 1991.-304с.

263. Юнг К.-Г. Психологические типы. Пер. с нем. / под общ. Ред. В.В.Зеленского.- М.: Унив. Кн., 1998.- 720с.

264. Юнг К.-Г. Душа и миф. Шесть архетипов. Киев: Порт Рояль, Совершенство, 1996.- 384с.

265. Яковлева JI.E. Испанская философская традиция в XX веке: Социокультурный анализ. М.: Изд-во Университетский гуманитарный лицей, 2003.

266. Ясперс К. Смысл и назначение истории. / пер. с нем. М.: Республика, 1994. 527 С.

267. Abellan J. L. Los oiigenes espanoles del mito del "Buen Salvaje". Fray Bartolome de Las Casas у su antropologia utopica". En: Revista de Indias (Madrid) 36 (1976) 145-146: pp. 157-179.

268. Abellan J. L. Utopia en el pensamiento espanol. / Cultura, historia e filosofia (Lisboa). 1985. №4. pp. 7-19.

269. Ainsa F. Necesidad de ia Utopia. Buenos Aires / Montevideo: Nordac / Tupac, 1990.

270. Ainsa F. Notas para un estudio de la fiincion de la Utopia en la historia de America Latina. // Latinoamerica. Anuario de Estudios Latinoamericanos (Mexico). 1983. № 16. pp. 93-114.

271. Ainsa F. Tension utopica e imaginario subversivo en Hispanoamerica. // Anales de literatura hispanoamericana (Madrid). 1984. №13 pp. 13-35.

272. Ainsa F. La alteridad lejana como Utopia en el mito de la tierra prometida. En: Cuadernos Americanos (Mexico) № 10 (1988): pp. 55-80.

273. Ainsa F. Historia, Utopia у ficcion de la Ciudad de los Cesares. Metamorfosis de unmito. Madrid: Soc. Quinto Centenario, Alianza, 1992. 120 p.

274. Ainsa F. La funcion utopica en America Latina у el modelo de Ernst Bloch". En: Revista de historia de las ideas (Quito). №8. 1987. pp. 183-198.

275. Ainsa F. La Reconstruccion de la Utopia. Mexico. Correo de la UNESCO. 1999. 238 p.

276. Ainsa F. De la edad de oro a "El Dorado". Оёпез1з del discurso utopico americano. Mexico (D.F.): Fondo de Cultura Economica, 1992. 212 p.

277. Ainsa F.Identidad у Utopia en America Latina / Federico Mayor amicorum liber. Paris, Brullant bruxelles. 1995. p.l 143-1154

278. Ainsa F. Un nuevo punto de partida para la Utopia. // Cuadernos americanos, №77. 1999. pp. 81-93.

279. Ainsa F. El destino de la Utopia latinoamericana como intercularidad у mestisaje. // Cuadernos americanos, № 92. 2002. pp. 28-45

280. America as Utopia. N.Y. 1981

281. Aviles Fernandez M. de. Sinapia. Una Utopia espanola del Siglo de las Luces. Madrid: Ed. Nacional, 1976. 134 p.

282. Armani F. Ciudad de Dios у ciudad del Sol. El "estado" jesuita de los guaranies (1609-1768). (Traduction de Marcos Lara). Mexico: Fondo de Cultura Economica, 1982. 232 p.

283. Aguayo Spenser R. / Don Vasco de Quiroga / Taumaturgo de organizacion social. Mexico, 1970.

284. Barabas A. M. "Milenarismo у Utopia". En: Revista de antropologia (Buenos Aires) 5 (1990) 9: pp. 6-12.

285. Barabas A.M. Utopias indias. Movimientos socio-religiosos en Мёхюо. Mexico/Barcelona/Buenos Aires: Grijalbo, 1989. 302 p.

286. Baudot G. Utopia e historia en Mexico. Madrid: Espasa-Calpe, 1983.

287. Bolivar S. Obr. Compl. T.I-II. La Habana, 1947.

288. Botero Uribe D. El derecho a la Utopia. Santa Fe de Bogota: Ecoe Ed., 1994. 137 p.

289. Buber M. Caminos de Utopia. Mexico, 1955.

290. Burgh J. Un relato de las leyes, formas de gobierno у costumbres de los Cesares. Santiago de Chile, Curiosa Americana, 1963.

291. Carandell J.M. Las Utopias. Barselona, Salvat edit., 1973.

292. Cerutti Guldberg H./ Aguero O. (Coord.): Utopias у Nuestra Атёпса. Quito: Ed. Abya-Yala, 1996. 427 p.

293. Cerutti Guldberg H. El utopismo en el siglo XIX // El pensamiento latinoamericano en el siglo XIX. Mexico, s/f.

294. Cerutti Guldberg H. Para una filosofia politica indo-iberoamericana. America en las Utopias del Renacimiento. En: Nuevo Mundo (Buenos Aires) 3 (1973) 1: pp. 51-89.

295. Cerutti Guldberg H. Ideologia, Utopia у razon en la filosofia latinoamericana у contemporanea." En: Revista de la Universidad Catolica (Quito). 5 (1977) 18: pp. 135-145.

296. Cerutti Guldberg H. / "El derecho a «nuestra» Utopia". En: Revista de Historia de las ideas (Quito). Segunda Epoca. 3 (1981): pp. 31-51.

297. Cerutti Guldberg H. Ensayos de Utopia. Mexico, UNAM, 1989

298. Cerutti Guldberg H. ^Teoria de la Utopia? En: AGUERO, Oscar/ Cerutti, Horacio (eds.): Utopia у nuestra America. Quito: Ed. Abya-Yala, 1996: pp. 93108.

299. Cerutti, Guldberg, H. Presagio utopica del descubrimiento. Mexico, D.F.: Univ. Nacional Autonoma de Мёхюо, 1991. 156 p.

300. Cioran A. Histoire et utopie. Paris, Callimard, 1977

301. Colon Cristobal. Textos у documentos completos. Ed. De Consuelo Varela, Madrid, Aliansa, 1983

302. Coleccion de documentos eneditos, editada por Torres de Mendoza. Madrid, 1968.

303. Cohn N. En Pos del Milenio. Revolucionarios milenaristas у anarquistas misticos de la Edad Media. Madrid: Alianza Editorial, 1997. Ibero-Bibliographien

304. Cortazar J. Relatos. Buenos Aires, 1970

305. Cortazar J. Libro de Manuel. Buenos Aires, 1973

306. Cox C.M.Utopia у realidad en el Inca Garcilaso: pensamiento economico, interpretation historica. Lima: Universidad Nacional Mayor de San Marcos, 1965. 235 p.

307. Cro S. La busqueda de la Ciudad Encantada de los Cesares у la utopfa. En: Ebersole, Alva: Oelschlager Festschrift. Chapel Hill, NC, Estudios de Hispanofila 36, 1976: pp. 127-142.

308. Cro S. "Las fuentes clasicas de la Utopia moderna: el Buen Salvaje у las Islas Felices en la historiografia indiana." En: Anales de Literatura Hispanoamericana (Madrid) 6 (1977): pp. 39-51.

309. Cro S. "La Utopia cristiano-social en el Nuevo Mundo". En: Anales de Literatura hispanoamericana (Madrid) 7 (1981): pp. 87-129.

310. Cro S. Realidad у Utopia en el descubrimiento у conquista de la America Hispana (1492-1682). Nueva-York, Madrid, IBP, Fundacion universitaria espanola, 1983

311. De Andrade, Osvaldo. A marcha das Utopias, vol. VI, Obras completas, Brasiliera, Brasil, 1978

312. Dri R. La Utopia que todo lo mueve. Hermeneutica de la religion у el saber absolute en la Fenomenologia del Espiritu. Ed. Biblos, Buenos Aires, 2001. p. 201

313. Dumond Rene. Utopia о muerte, Monte Avila, Venezuela, 1974

314. Duran J.G. Literatura у Utopia en Hispanoamerica. Tesis. Cornell University, 1972

315. Duveau G. Sociologie de l'utopie, PUF, Paris, 1961

316. El pensamiento vivo de Bolivar. Buenos Aires, 1978

317. Escobar R. "La Utopia como constante filosofica en America". En: Revista de Filosofia (Santiago de Chile) 16 (1978) 1-2: pp. 33-44.

318. Fernandez de Avilez M.: "Las Utopias en el mundo hispanico". En: Investigacion franco-espanola. Estudios (Cordoba). № 3 (1990): pp. 213-220.

319. Ferrari G. Introduccion a Argiropolis. Buenos Aires, 1968.

320. Fortunati V. / Steimberg O.I Volta, L. (Сотр.): Utopias. Buenos Aires: Ed. Corregidor, 1994. 366 p.

321. Fuentes C.Cristobal Nonato.Mexico, 1987

322. Fuentes C. Terra Nostra. Mexico, 1975

323. Gil J. Mitos у Utopias del descubrimiento.T. 1-3. Madrid: Alianza, 1989.

324. Guitieres-Souza J. М/ "Utopia у mesianismo". En: Cuadernos Americanos (Mexico) 42 (1983) 3: pp. 64-70.

325. Henriquez Urena P. La Utopia de America. (Prologo Rafael Gutierrez Girardot. Compilation у cronologia de Angel Rama у Rafael Gutierrez Girardot). Caracas: Biblioteca Ayacucho, 1978. 571 p.

326. Hinkelammert F.J. Critica de la Razon Utopica. San Jose de Costa Rica, 1984. 261 p.

327. La Utopia en America. Mexico. Universidad Nacional Autonoma de Mexico (Coordination de Humanidades; Centro Coordinador у Difusor de Estudios Latinoamericanos), 1991. 152 p.

328. Kateb G. Utopias and Utopianism // Encyclopedia of Philisophy. 1972. V.8. p.212-213.

329. Kolakovski L. El hombre sin alternativa. Madrid, 1970

330. Leon del Rio Y. Porque la Utopia? // El Catoblepas. Revista critica del presente. Espana, 2002, septiembre, № 6.

331. Lezama Lima J. La exprecion americana, Ed. Universitaria, Chile, 1969

332. Luzio Durati J. Creadon у Utopia. Letras de Hispanoamerica. Heredia, C.R.: Ed. de la Universidad, 1979. 199 p.

333. Manach J. Teoria de la frontera. Ed.Universitaria, Puerto Rico, 1970

334. Manuel F. E. and Manuel Fr. P. Utopian Thought in the Western World. The Belknap press of Harvard University Press. Cambridge, Massachusetts, 1979.

335. Manuel F. E. and Manuel Fr. P. Utopias. L., 1984

336. Marti J. Obras completas. T. 1-27. La Habana, 1963-1967. T.2, 12

337. Marti J. Antologia minima. T.l-2. La Habana, 1972.

338. Maravall J. A. "Utopia у primitivismo en el pensamiento de Las Casas". En: Revistade Occidente (Madrid) 141(1974): pp. 311-389.

339. Maravall J.A. Utopia у contrautopia en el Quijote, Pico Sacro, Espana, 1976

340. Maravall J.A.Utopia у Reformismo en la Espana de los Austrias, Siglo XXI, Madrid, 1982

341. Martinez Estrada E. "El Nuevo mundo, la isla de Utopia у la isla de Cuba" // En torno a Kafka у otros ensayos, Seix Barral, Barselona, 1967

342. Morton A.L. Las Utopias socialistas, Ed. Martinez Roca, Buenos Aires, 1952

343. Marzal M.: La Utopia posible: indios у jesuitas en la America colonial (1549-1767). 2 Vols. Lima: Pontificia Universidad Catolica del Peru, 1992-1994.

344. Morgan A.E. Nowhere was somewhere. How history makes Utopias and how Utopias make history. Chapel Hill, 1946.

345. Mumford L. The story of Utopias, Londres, 1923

346. Noel S. Jose Marti у toma de conciencia Latinoamericana. En: Anuario martiano. № 4. La Habana, 1972.

347. O'Gorman E. La invencion de Атёпса. Mexico: Fondo de Cultura Economica, 1992.

348. Pardo J.I. Fuegos bajo el agua. La invencion de utopia. (Prologo de Juan David Garcia Bacca. Cronologia de Oscar Sambrano Urdaneta. Bibliografia de Horacio Jorge Becco). Biblioteca Ayacucho, 1990. 867 p.

349. Pastor В. El jardin у el peregrino. Ensayos sobre el pensamiento utopieo latinoamericano. 1492-1695. Amsterdam: Rodopi, 1996. 366 p.

350. Perena L. (coord.). Utopia у realidad indiana. Salamanca: Univ. Pontificia de Salamanca, 1992. 237 p.

351. Piglia R. Respiracion artificial. Buenos Aires, 1980.

352. Phenlan J.L. El reino milenario de los franciscanos en el Nuevo Mundo. Mexico: Universidad Nacional Autonoma de Mexico, 1972. 188 p. (Traduccion al espanol por Josefina Vasquez de Knauth.)

353. Polac F. L. The image of Future, Leyden, Nueva York, 1961

354. Reyes A. "Ultima Tule" / "No hay tal lugar". // Obras Completas. T.XI. Mexico: Fondo de Cultura Economica, 1960: pp. 11-153 / 335-389.

355. Rey Fajardo Jose del, S.J. Una Utopia sofocada: reducciones jesuiticas en la Orinoquia. Caracas: Universidad Catolica de Tachira/Universidad Catolica Andres Bello, 1998. 115 p.

356. Ricoeur P. Ideologia у Utopia. Barselona, Gedisa, 1999

357. Roig A.A. La experiencia iberoamericana de lo utopieo у las primeras formulaciones de la Utopia para si. En: Revista de Historia de las ideas (Quito) 3 (1981): pp. 53-67.

358. Roig A.A. La Utopia en el Ecuador. (Estudio, introduction у selection de Arturo Andres Roig). Quito: Banco Central del Ecuador; Corp. Ed. Nacional, 1987. 468 p.

359. Roig A.A.Teoria у critica del pensamiento latinoamericano. Mexico, Fondo de cultura economica, 1981

360. Rougier L.R. Del paraiso a la Utopia, FCE, Mexico, 1984

361. Ruyer R. L'Utopie et les utopies. PUF, Paris, 1950

362. SabatoE. Abaddon. El Exterminador. Buenos Aires, 1984

363. Sahagun Bernandino de. Historia general de las cosas de Nueva Espana. Mexico, Ed. Porrua, 1979

364. Sanches Vasques A. Del socialismo cientifico al socialismo utopieo. Ed. ERA, Mexico, 1975

365. Sanches Vasques.A. Filosofia de la praxis. Mexico, 1997

366. Sargent L. British and American Utopian Literature, 1516 -1975. Boston, 1979

367. Serrano Gassent P: La Utopia en America. Madrid: Historia 16, 1992. 311 p.

368. Saigms Acosta M. Action у Utopia del hombre de las dificultades. La Habana, Casa de las Americas, 1977

369. Trousson R. D'Utopie et d'Utopistes. Paris, L'Harmattan, 1998.

370. Ubierta Gomez E. La Utopia у el imposible revolucionario como posibilidad // El Catoblepas. Revista critica del presente. Espana, 2002 agosto, № 6.

371. Utopias and Utopian thought / Ed. by F.E.Manuel. Boston, 1967

372. Utopia (antologia). / Neussus A. (ed.), Seix Barral, Barselona, 1970

373. Vargas Llosa M. Historia de Mayta. Barselona, 1984

374. Vargas Llosa M. Garcia Marquez: Historia de un deicidio. Barselona, 1971

375. Vargas Llosa M. Contra viento у marea (1962-1972). Barselona, 1983

376. Vilchis Reyes J. / Catala J. S. (сотр.): Pensamiento utopico у profetico hispano-americano.ToIuca: Centra de Investigaciones у Ciencias Sociales у Humanidades, Universidad Autonoma del Estado de Mexico, 1990. 205p.

377. Vera J.M. Utopia у el pensamiento disutopico / Roca J.M. (ed.) La izquierda a la intemperie. Domination, mito у la Utopia. Madrid: Los libros de Catarata, p. 121-132

378. Warren J. V. Vasco de Quiroga у sus hospitales pueblos de Santa Fe. (Traduction de Agustin Garcia A. Primera edition, 1963) Morelia: Univ. Michoacana de San Nicolas de Hidalgo, 1997. 235 p.

379. Walsh Ch. From Utopia to Nightmare. L., 1962.

380. Источники из сети Интернет384. 384.Е.Н.Салыгин. Теократическое государство // http:// www, i lpp .ru/publications/text/saly gin/07. htm.

381. Бублик П.И. Идеал как условие понимания истории // http://tietgorod.narod.ru/articls/Bublikideal.htm

382. Капустин П.В. Постмодернистская ситуация и проектная альтернатива: методологические заметки о движении к бyдyщeмy.http://www.expedition. vsu.ru/ex/kapust.html

383. Pupo P.R. La Utopia у sus mediaciones // http://www.filosofia.cu/contemp/pupoOO 1 .htm