автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.08
диссертация на тему: Проблема литературного и металитературного дискурсов в современной теории

Полный текст автореферата диссертации по теме "Проблема литературного и металитературного дискурсов в современной теории"

□ □3482 Ю1 На правах рукописи

Третьяков Владислав Алексеевич

ПРОБЛЕМА ЛИТЕРАТУРНОГО И МЕТАЛИТЕРАТУРНОГО ДИСКУРСОВ В СОВРЕМЕННОЙ ТЕОРИИ

Специальность 10.01.08-Теория литературы. Текстология

ссп

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Москва-2009

003482101

Работа выполнена в Институте высших гуманитарных исследований им. Е.М. Мелетинского Российского государственного гуманитарного университета

Научный руководитель:

доктор филологических наук Зенкин Сергей Николаевич Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор Бенедиктова Татьяна Дмитриевна кандидат филологических наук Цурганова Елена Алексеевна

Ведущая организация:

Самарский государственный университет

Защита состоится «26» ноября 2009 года в_часов на заседании совета по

защите докторских и кандидатских диссертаций Д 212.198.04 при Российском государственном гуманитарном университете по адресу: ГСП-3, 125993 Москва, Миусская пл., д. 6.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Российского государственного гуманитарного университета

Автореферат разослан октября 2009 года

Ученый секретарь совета,

кандидат филологических наук, доцент Л(С( В.Я. Малкина

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность и степень разработанности темы исследования. На протяжении большей части XX в. отечественное литературоведение развивалось в относительной изоляции от западного. Если идеи зарубежной лингвистики и, в меньшей степени, семиотики время от времени заимствовались советской наукой, то с достижениями зарубежной литературной теории подлинное знакомство произошло в России лишь в 1990-е-2000-е годы; однако и до сих нор сохраняется потребность в русских переводах классических теоретических работ (таких, например, как влиятельнейшая «Анатомия критики» Н. Фрая (1957)), в аналитических обзорах и критических разборах западных литературоведческих направлений и разрабатывавшихся ими проблем.

Между тем, сегодня литературная теория многими мыслится как «завершенный проект», часть интеллектуальной истории XX столетия. В соответствии с этим представлением, литературная теория есть. специфическое культурное движение второй половины XX в., имевшее свои начало, расцвет - он пришелся на 1970-е годы - и конец. Кризисное состояние теории характеризуется возросшим интересом к ее истории - не только к судьбе обсуждавшихся в ней проблем, к перипетиям, связанным с конкуренцией теоретико-критических направлений, и т.п., но также к самой природе теоретико-критического дискурса, его основаниям и взаимоотношениям с «коотекстом», т.е. с другими формами культурной деятельности, другими типами дискурса. Эти основания и отношения, впрочем, как раз и были объектами самой теории, если понимать последнюю как метакри-тику, а определяющим ее качеством считать рефлексивность. Одним из таких предметов внимания теории были отношения теоретико-критического метаязыка с его собственным объектом - литературой.

Отечественное литературоведение мало знакомо с этим сюжетом в истории западной науки о литературе. В 1970-е годы советские литературоведы оживленно (как никогда ни до, ни после этого) обсуждали вопросы теории литературной критики, и среди них, едва ли не в первую очередь, - соотношение критики с литературой и литературоведением (работы Б.И. Бурсова,

В.Н. Захарова, B.B. Кожинова, Г.Н. Поспелова и др.). Однако при этом они почти не обращали внимания на параллельно развивавшуюся среди западных коллег дискуссию на схожую тему. Редкий пример внимательного анализа отношений «буржуазного» литературоведения и литературы в это время - статья М.Н. Эпнггейна «Критика в конфликте с творчеством» (1975), в которой описывается привилегированное положение современной западной критики по сравнению с литературой, превращение ее в «самостоятельную культурную инстанцию, обслуживающую свои потребности с помощью литературы и отчасти за ее счет». Начав с социологического взгляда на проблему и продолжая рассмотрением ее методологического аспекта, М.Н. Эпштейн, однако, слишком коротко останавливается на теоретическом тезисе о «литературности» критики, уже получившем к тому времени утверждение, и не касается его контекста, внешнего по отношению к собственно литературоведению.

В последние же два десятилетия, когда у нас появились работы, достаточно подробно описывающие разные тенденции в современной западной теоретической мысли (большое в этом смысле значение имели в свое время труды И.П. Ильина), вопросу о соотношении в этой теории предмета и метода, литературы и мысли о литературе уделялось все же недостаточное внимание. Тогда как вопросы, затрагиваемые, но не подлежащие самостоятельной разработке и не являющиеся центральными в данной диссертационной работе, получили, в большей или меньшей степени, освещение в отечественной гуманитаристике (часто на русском материале): это и соотношение литературы и критики в творчестве русских формалистов (M.JI. Гаспаров, А. Разумова, М. Соколянский и др.); и нарративная критика исторического сознания (М.А. Кукарцева, Ю.Л.Троицкий и др.); и риторика литературной истории (A.B.Щербенок); и дискурсивность теории (В.И. Тюпа), и проблема связи теории с актуальным состоянием литературного процесса (А.Н. Дмитриев). Обширна библиография по метафикциональности в литературе (Д.П. Бак, М.Н. Липовецкий и др. - вплоть до недавних статей И.В. Сусловой и В.Б. Зусевой о «метаромане» и книги М.А. Хатямовой о «формах литературной саморефлексии в русской прозе первой трети XX века» (2008)). Однако до сих пор не существовало такой работы, в

которой специально и с разных сторон освещался бы вопрос, связанный со спецификой отношений «литературы и метаязыка» (Р. Барт) в современном дискурсе о литературе, с теоретической рефлексией по поводу их взаимодействия, интеллектуальным контекстом этого взаимодействия и т.д.

Итак, объектом реферируемой диссертационной работы является современная литературная теория, под которой подразумевается теоретико-литературный проект второй половины XX в., включающий в себя структуралистский, деконструктивистский и другие подходы и наиболее интенсивно развивавшийся во Франции, а начиная с 1970-х годов, во многом под влиянием французских теоретиков, - и в США. Объектом самой литературной теории первоначально была, с одной стороны, литературная, с другой - литературоведческая (историко-литературная и критическая) практика. В ходе своего развития, однако, литературная теория демонстрировала все большую тематическую экспансию, трансформировалась в обширное дискурсивное поле литературных и культурных исследований, утратила определение «литературная» и стала называться просто «теорией» (в дальнейшем разговоре о литературной теории мы будем иметь в виду эту трансформацию, употребляя слово «теория», однако, без кавычек). Но в каком смысле ни говорили бы мы о теории - как только об эпистемологии литературы и металитературы (А. Компаньон) или же как о рефлексии над проблемами производства значения в самых разных типах дискурса (Дж. Каллер), - одним из направлений теоретической мысли в 1960-90-е годы стало сближение литературного и металитературного дискурсов.

В принципе, металитературный дискурс производен по отношению к литературе в семантическом плане и вторичен в плане временном. Кроме того, современный западный теоретико-критический дискурс, восходящий к эпохе позитивизма, с самого начала носил подчеркнуто научный, сознательно нелитературный характер, а значит должен был, насколько возможно, соответствовать требованиям, предъявляемым логикой с принятой в ней оппозицией языка-объекта и метаязыка. Постановка же проблемы отношений между литературным и мета-литературным дискурсами подразумевает, напротив, некое нарушение субординации языка-объекта и метаязыка: их сближение или даже смешение. Одна из

форм этой конвергенции - «металитературность» литературы; другая - она-то и интересует нас в первую очередь - «литературизация» металитературного дискурса, его сближение с собственным объектом.

Это сближение, действительно, характеризует современную мысль о литературе и, как таковое, становится предметом теоретической рефлексии. Однако, с другой стороны, сближение «литературы и метаязыка» (как в литературе, так и в науке о ней) явилось не только предметом рефлексии, но и ее результатом. Иначе говоря, сближение литературы и критики в XX в. следует понимать не только как их действительное движение навстречу друг другу, но и как утверждение этого сближения в теории; критика и литература, с одной стороны, активные участники процесса сближения, с другой - объекты наблюдения, субъектом которого является теория, а наблюдаемые в литературных и металитера-турных текстах изменения в этом втором случае часто инспирированы теорией и, в этом смысле, вторичны по отношению к теоретической рефлексии, а не предшествуют ей.

Предметом нашего исследования выступает последний из двух различаемых нами процессов, т.е. утверждение теоретической идеи критики/теории как литературы. Равноценны два выделенных нами предмета исследования в качестве таковых или нет, но, по крайней мере, первым этапом всякого исторического исследования вопроса о сближении двух дискурсов должен быть анализ утверждений теории об их сближении.

Таким образом, реферируемое исследование носит не столько теоретический (= метакритический), сколько метатеоретический характер: оно представляет собой не анализ критических текстов на предмет взаимодействия в них критической и литературной составляющих, но - во многом, хотя и не целиком -анализ самого этого анализа в работах теоретиков. Цель диссертационной работы - исследование взаимодействия литературы и мысли о литературе в западной критике второй половины XX в. сквозь призму теоретической рефлексии по поводу этого взаимодействия, предпринятой во Франции и Америке в 1960-90-е годы, обобщение этой рефлексии, установление ее оснований и предпосылок.

Для достижения заявленной цели были поставлены следующие задачи:

1) выявить предпосылки постулируемого (и, в какой-то мере, наблюдаемого) теорией сближения металитературного дискурса с литературой, метаязыка - с его языком-объектом в самой общей, науковедческой перспективе, подойдя для этого к вопросу об отношениях между литературой и литературоведением с позиций теории и философии науки;

2) обозначить культурные контексты сближения двух дискурсов вообще и «литературизации» металитературного дискурса в частности, рассмотреть интересующее нас явление в контексте идеологии постпозитивизма и постмодернизма;

3) реконструировать историю изменения в представлениях современного литературоведения о том, как оно соотносится с собственным предметом;

4) установить на основе названных представлений те формы, которые способна принимать «консолидация» двух дискурсов.

Материалом для исследования послужили статьи, напечатанные в 1960-x-90-x годов в таких американских литературоведческих журналах, как "New Literary History", "Contemporary Literature", "Poetics Today", "boundary 2" и др., a также тексты отдельных авторов - в первую очередь Р. Барта, разговор о котором в специальной главе опирается на его статьи и (прежде менее изученные) многочисленные интервью.

Методологическую базу исследования составляют идеи и методы таких историков теории, как Дж. Каллер и А. Компаньон, а также ряд рекомендаций по методологии истории идей (или интеллектуальной истории), предложенных Ф. Гилбертом, Дж. Грином, Р.Х. Пирсом и др. К числу используемых в исследовании методов относятся метод сравнительного анализа идей, метод теоретической реконструкции, метод систематизации идейных тенденций.

Научная новизна диссертации определяется стремлением описать и проанализировать утверждающуюся в современной теории идею сближения литературного и теоретико-критического дискурса: с одной стороны - выделить разные ее аспекты и рассмотреть их по отдельности, с другой - восстановить тот интеллектуальный и общекультурный контекст, в котором она утверждается; т.е., дру-

гими словами, установить факторы, в связи с которыми названная идея возникла и получила развитие.

Основные положения, выносимые на защиту:

1) Сближение литературного и металитературного дискурсов является важной частью истории современной теории, явлением, связанным с самыми ее истоками и, в то же время, могущим рассматриваться как часть ее завершения.

2) Возникновение идеи сближения науки о литературе с литературой было предопределено воздействием трех факторов, а именно: (а) новейшими тенденциями в философии науки; (б) распространением метафикциональ-ности в литературе и за ее пределами; (в) внутренним развитием самой теории.

3) Идея «автореференциальности» языка литературы получила в критике/теории исключительно большое значение и, в частности, явилась главной (задействованной в трех вышеназванных факторах) предпосылкой для самопрезентации критики/теории как «литературы». Практическая значимость результатов диссертационного исследования

определяется возможностью адаптации его содержания к таким учебным курсам, как введение в литературоведение, теория литературы и история литературной критики, а также тем, что содержание работы может послужить основой для специального курса по современной западной литературной теории и литературе.

Апробация результатов работы проводилась в докладах на XIX Пуришев-ских чтениях (Москва, 2007) и международных научных конференциях в Нижнем Новгороде (2007) и Архангельске (2008), а также в исследовательских семинарах Франко-российского центра гуманитарных и общественных наук в Москве (2009) и Института высших гуманитарных исследований РГТУ (2009).

Структура диссертации. Работа состоит из введения, трех глав, разделенных на параграфы, и заключения. Список источников и литературы включает 227 наименований, 120 из которых - на английском языке.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обосновываются выбор темы, научная новизна, актуальность и методологическая основа исследования, характеризуется степень изученности затрагиваемых в работе вопросов.

В соответствии с первой из поставленных перед работой задач, первая глава «Литературоведение и/как науковедение. Наука и/как литература» посвящена рассмотрению сначала - литературной теории XX века в контексте философии науки, а затем - отношений между дискурсами, являющимися объектами той и другой (т.е. между литературой и наукой). Теория тесно взаимодействует с философией науки: с одной стороны, она усваивает идеи, выдвигаемые такими авторами, как У. Куайн, Т. Кун, П. Фейерабенд и др., с другой же - сама обращается к метанаучным размышлениям, принимая тем самым участие в науковедче-ских дискуссиях. Недаром именно в связи с литературной теорией говорится иногда о «лингвистическом повороте», переживаемом в XX в. философией науки. В результате этого «лингвистического поворота» (его частным случаем был «риторический поворот») такие свойства научного дискурса, как риторичность и нарративность, автореференциальность и фикциональность, обращают на себя повышенное внимание и получают «литературную» трактовку, т.е. интерпретируются как свидетельствующие о литературном характера научного дискурса.

Принятое в течение долгого времени противопоставление не только науки и литературы, но и, с одной стороны, точных и естественных наук, а с другой -гуманитарного знания па том основании, что в случае с первыми письмо якобы представляет собой простую запись наблюдений ученого и лишено каких бы то ни было «литературных» качеств, ставится под вопрос т.н. «риторикой исследования», возникающей (в качестве ответа на кризис объективизма) в 1980-х годах. Чтение принадлежащих к этому направлению работ (Дж. Газфилд, Д. Локк и др.) показывает, что для риторического анализа языка науки, хотя он и может исходить также из иного, классического (и, казалось бы, более оправданного в данном случае) понимания риторики как искусства убеждения, характерно отожде-

ствление «риторичности» и «литературности» науки. Риторика, другими словами, понимается в «литературном» ключе: как тропы (часто считающиеся «литературными» средствами), как поэтическая многозначность и т.д.

В результате нарратологической критики историографического дискурса (работы Ф. Анкерсмита, А. Данто, X. Уайта и др.) подобную же «литературную» трактовку получает во второй половине XX в. нарративная составляющая науки; примерами тому могут служить книга Дж. Бир об «эволюционных нарративах у Дарвина, Джордж Элиот и в прозе XIX века» (1983) или, скажем, «Исследовательские нарративы в социальных науках» Б. Чарнявски (2004). Наконец, мы обращаем внимание на сходство между тем, как философия науки трактует отношение науки к реальности, и концепцией автореференциадьности языка литературы, выработанной в литературной теории на основе таких источников, как творчество С. Малларме, работы русских формалистов и лингвистика Ф. де Соссюра. Согласно этой концепции, литературный текст не вступает в ре-ференциальную связь с «миром», а «представляет» только себя; литературный дискурс ни истинен, ни ложен, но действителен лишь по отношению к своим предпосылкам. В результате применения этой концепции к научному дискурсу последний представляется в той же степени открытым для текстуального - герменевтического, риторического - анализа, что и литература.

В контексте этих идей и протекает интересующий нас процесс «превращения» критики и теории в литературу, а присутствие в науке нарративной, риторической, фикциональной и автореференциальной составляющих выступает в качестве «общенаучной» предпосылки для идеи о «литературности» теоретико-критического дискурса.

Для того чтобы составить «карту» отношений между собственно литературоведением и литературой, в центральной, второй главе диссертации («Литературоведение и/как литература: сближение двух дискурсов во второй половине XX века») проводится разграничение, прежде всего, между двумя измерениями интересующего нас сближения: «персональным» и текстуальным. Характеризуются отношения, во-первых, «писателей-критиков» и академического мира, во-

вторых - «критиков-писателей» и литературы. Если в первой половине XX в. литературоведение в Америке представлено в значительной степени самими писателями (способствующими сближению критики и литературы посредством свойственных для них, писателей, размышлений о литературных произведениях - особенно в эпоху модернизма, когда появляются трудные, «герметичные» литературные тексты, которые не говорят сами за себя и требуют комментария; ср. в англосаксонской традиции, к примеру, заметки Т. Элиота о «Бесплодной земле»), то в середине - второй половине столетия писатели вытеснялись из университета: сначала профессиональными, «чистыми» критиками, а затем, по мере «теоретизации» критики, и критиками-теоретиками - т.е. теми, чья деятельность вскоре станет сама рассматриваться как «литература». Кроме того, литературоведы сами нередко совмещают профессиональные занятия с литературным творчеством; последнее при этом часто характеризуется метафикциональностью, т.е. относится к распространенной в модернистской и постмодернистской словесности «метапрозе» (К. Брук-Роуз, Дж. Барт и др.).

Наблюдающаяся подчас сложность «персональных» отношений между критикой и литературой (а именно - разграничения «писателей-критиков» и «критиков-писателей») заставляет перейти к отношениям второго рода - текстуальным. Речь идет, во-первых, об упомянутой метафикционалыюсти, которая выступает одной из составляющих сближения критики и литературы, если понимать ее как проблематизацию границы не столько между вымыслом и реальностью (как это предусмотрено классическим определением «метапрозы», выдвинутым П. Во), сколько между литературой и критикой (как предлагал редактор позднейшего сборника о метапрозе М. Карри (1995)). При этом имеются в виду как формальные эксперименты вроде нелинейного повествования, «текста в тексте» и др., так и эксплицитное обсуждение в литературном произведении вопросов поэтики. В этом смысле «метапроза» является, наряду с новой философией науки, одним из факторов, обусловивших идею о «литературности» критики, ведь тем более естественным для нее было обратить свой метод на самое себя, что ее предмет - литература - давно уже демонстрировал подобную мета-языковую рефлексию. Если же понимать метафикциональность расширительно:

как самоосознание разнообразных феноменов культуры в качестве артефактов, обнаружение ими собственной сконструированное™ и фикциональности - то подобные явления опять-таки были перед глазами теории; разбираемый в отдельном параграфе диссертации пример - американская «новая журналистика» 1960-х-70-х годах. Наконец, мы подходим собственно к идее литературоведения как литературы: прослеживаем историю ее самоосмысления в терминах литературы и завершаем, вместе с тем, нашу «карту отношений» критико-теоретического и литературного дискурсов.

С самого начала работы мы отталкиваемся от разграничения литературы и литературоведения в англо-американской «новой критике» - ведущем теоретико-литературном направлении первой половины XX в. Литературный аспект критики приобретает новую актуальность уже после того, как «новая критика» сменилась теорией, т.е. в 1960-х-90-х годах (особенно - в 1970-х-80-х). Важным для начала интенсивной рефлексии по поводу литературности современного критико-теоретического дискурса оказался 1966 г., когда структуралисты Р. Барт и Ж. Женетт говорят о совмещении поэтической и критической «функций письма»: Женетт - в статье «Риторика и образование» и докладе, прочитанном на коллоквиуме «Пути современной критики» в Серизн; Барт - в «Критике и истине» и докладе на конференции в Университете Джона Хопкинса. Хотя оба они говорят пока прежде всего о критическом элементе в литературе, уже очень скоро теория (не в последнюю очередь - в лице того же Барта) более смело и настойчиво заговорит о литературных качествах собственного дискурса. Основные моменты этой литературной саморефлексии критики/теории разбираются в третьем параграфе второй главы диссертационного исследования.

К числу этих основных моментов относятся, во-первых, «статьи по риторике современной критики» П. деМана (1966-1970 гг.). «Риторика» де Мана не является риторикой в общепринятом смысле; однако и риторика в более традиционном смысле этого слова играла значительную роль в обсуждении вопроса о «критике как литературе». Первопроходческими здесь следует считать работы К. Нельсон 1970-х годов («Парадокс критического языка» и «Читая критику»). Анализируя нельсоновскую риторику критики (т.е. риторический анализ крити-

ки), мы отмечаем, что одним из центральных предметов внимания исследовательницы становится рефлексивность критического дискурса. Поскольку же К. Нельсон, во-первых, рассматривает критику как форму литературы и, во-вторых, не говорит о рефлексивности как необходимом признаке всякого научного дискурса, то за этим вниманием к рефлексивности критики можно увидеть посылку, состоящую в том, что саморефлексия (направленность на себя, авторе-ференциальность) - сам собой разумеющийся признак литературы.

Хотя опыты риторики литературоведческого дискурса будут предлагаться и в дальнейшем, она так и не станет институциализированной практикой. Один из немногих образцов - статья Ж. Фэнсток и М. Сикор «Риторика литературной критики» (1991). В отличие от де Мана и Нельсон (а также других авторов), Фэнсток и Сикор не говорят о риторической стороне критики как о ее литературности и не объявляют регистрируемые ими черты критического дискурса свидетельством в пользу близости критики к литературе. Сопоставление двух версий риторики критики (де Ман, Нельсон и др. - с одной стороны, Фэнсток и Сикор - с другой) показывает, что сосредоточение на риторическом аспекте критического метаязыка может основываться (или же не основываться) на идее ав-тореференциальности литературного языка, а результат риторического анализа, в свою очередь, - служить (или не служить) основанием для утверждения «литературности» критики, тождественности метаязыка языку-объекту.

К риторическому анализу теоретико-критического дискурса примыкает концепция теории как пародии, выдвинутая и развитая на материале творчества Ж. Деррида Л. Ульмером (1982) и Р. Фиддианом (1997). Если вспомнить, что русские формалисты, к которым современная теория возводит свою научную генеалогию, использовали в своих влиятельных концепциях такие произведения-пародии, как «Дон Кихот» Сервантеса и «Тристрам Шенди» Стерна, то вполне закономерным покажется самопредставление теории, обратившей на себя собственные методы и идеи, в качестве «пародии». Хотя «пародия» у американских теоретиков, вместе с другими терминами риторики, понимается очень широко, часто в отрыве от художественно-игровых функций (как риторическая фигура, применимая не только в литературе, но и в любом дискурсе), рассматриваемый

тезис о пародийном характере теории означает утверждение в ней художественного, игрового начала. Ровно то же самое мы наблюдали в связи с литературной интерпретацией риторических качеств науки и критики.

Хотя на стадии определения объекта и задач работы мы исключили анализ реальных текстуальных изменений в сторону большей «литературности», происходящих в научном и критическом дискурсах, и сосредоточились на дискурсе теоретическом (имеющем эти изменения своим объектом), нельзя все же не упомянуть о следующем. Подобно тому как в науке возникает движение, направленное на «освобождение» (деформализацию, индивидуализацию) научного письма (Р. Нэш и др.), так и в литературоведческом дискурсе, параллельно с риторикой критики, в 1970-е годы, возникает т.н. «творческая критика» (creative criticism) - продукт нового самосознания литературоведов, оформившегося под влиянием теоретических и критических работ Ж. Деррида. У истоков этой «творческой критики» стоит теоретик постмодернизма И. Хассан, в статье «Границы критики» (1970) введший понятие «паракритики» и вместе с ним - тип письма, который на какое-то время становится распространенным в литературной и культурной критике.

Возвращаясь к рассмотренным в первой главе «литературным» качествам научного дискурса, мы отмечаем, что при утверждении идеи «литературности» литературоведческого дискурса внимание обращалось не только на риторичность и автореференциальность, но и на нарративность (это очевидным образом касается литературной истории, но также служит доводом и в разговоре о теории - например, в суждении Д. Бьялостоски о теоретической дискуссии как «сюжете» (1987)) и, разумеется, на фикциональность этого дискурса, в принципе присущую теоретизированию любого рода (о чем сказано в соответствующем месте первой главы диссертации).

Прослеживая «литературную» (само)рефлексию литературной теории, мы обнаруживаем не только деконструктивистскую теорию письма, риторику критики, понимающую риторичность в «литературном» смысле, и манифесты «творческой критики», но также, пускай довольно редкие, попытки более отстраненного и более разностороннего рассмотрения нашего вопроса - т.е. по-

пытки определить, в каких смыслах, или на каких уровнях можно говорить о взаимной близости литературы и критики/теории.. Речь идет о типологиях отношений критики и литературы, предложенных Ж. Старобинским (1967), К. Бартожинским (1974) и Д. Лоджем (1999); в двух случаях из трех в качестве имеющей «литературный» характер называется структуралистская критика. Наиболее подробное обоснование этой идеи было дано Р. Бартом, о котором речь пойдет в третьей главе.

В конце второй главы выделяются еще два способа взаимодействия литературного и металитературного дискурсов, на которые в большей или меньшей степени, разумеется, (само)рефлексивно обращала внимание теория: это ориентация теории на современную ей литературу и ориентация литературы - на теорию. В первом случае речь идет о литературной ангажированности литературоведческих школ, которую с науковедческих позиций, в соответствии с изложенным в первой главе, можно трактовать в терминах влияния вненаучных факторов на науку или «дотеоретической» позиции исследователя (а универсализацию читательских предпочтений последнего - как подпадающую под постпозитивистский тезис о теоретической нагруженности факта). Во втором же случае имеется в виду обращение писателей к теории как источнику вдохновения и их участие в обсуждении таких теоретических идей, как «смерть автора» и др., результатом чего часто становится «метапроза», чья субверсия литературных условностей объединяет ее с авангардом. Идея теории как авангарда - предмет последнего параграфа второй главы. Рожденная художественным авангардом, теория сама становится авангардом и, наконец, порождает авангард - такова в обобщенном виде диалектика отношений между теорией и литературой (Р. Барт, А. Компаньон).

Третья глава «Проблема "литературы и метаязыка" в работах Ролана Барта» носвящена вопросу отношений литературного и металитературного дискурсов в творчестве центральной фигуры теории Р. Барта - французского критика, которого американский литературовед Уэйн Бут назвал в 1979 г. «человеком, имеющим сегодня, пожалуй, наиболее сильное влияние на американскую крити-

ку». Эту оценку, а также некоторые сделанные в предыдущих главах наблюдения и предположения подтверждает реконструкция системы представлений Барта об отношениях между «литературой и метаязыком» - в частности, его суждения о науке и современной литературе в статьях и интервью 1962-1980 гг.

В разных своих текстах Барт выделял разные аспекты взаимодействия языка литературы и призванного описывать ее метаязыка - от их совпадения, связанного с марксистской либо психоаналитической подоплекой современного романа, до использования критиками современной литературы с целью создания аналитического инструментария, который впоследствии применяется к произведениям прошлого. О таком «теоретически нагруженном» прочтении Барт говорит как о диалектическом процессе - деформирующем воздействии на текст-объект, его изменении, которое оборачивается, в свою очередь, новшеством в самой теории. Иного рода «вмешательство» метаязыка в литературу - такое, которое делает литературу своего рода «металитературой». В очерке «Литература и метаязык» (1959) Барт как раз говорит о литературной саморефлексии, и в том числе - о том самом типе письма, который чуть позднее получит в западном литературоведении название «метапроза» (гШаПсйоп) и столь удачным метафорическим описанием которого может служить излюбленный бартовский образ: «маска, указывающая на себя пальцем». Барт говорит о саморефлексивности как существенной черте литературы вообще, но прежде всего - современной художественной прозы (известна связь Барта с «новым романом» А. Роб-Грийе и «новым новым романом» Ф. Соллерса - являющая собой, кстати, пример «литературности» критики). Эта «металитературность» литературы, между тем, представляет собой лишь один из двух аспектов, выделяемых Бартом в едином процессе совмещения двух дискурсов, образования «письма». Противоположное движение (метаязыка, теории - к литературе) занимает его несравненно больше и является одной из главных его тем; центральный мотив здесь - это дискурсив-ность науки.

В интервью 1967 г., отвечая на вопрос о соотношении науки и литературы, Барт признается, что в отличие от других структуралистов он находит положение науки проблематичным - по той причине, что его (Барта) главный предмет

литература. Фундаментальная проблема, говорит он о литературоведении, не теория, а язык науки о литературе. Суждения Барта о критике противоречивы: то он говорит о ней как о науке, то - как о дискурсе, не являющемся и не могущем являться научным. Анализ этих суждений, однако, показывает, что критика мыслилась Бартом в «научном» ключе. Барт видел проблему не только и не столько в существовании научного дискурса о литературе, сколько в научном дискурсе как таковом. В том же 1967 г., в один год с программной статьей «От науке к литературе», Барт опубликовал «Дискурс истории» - одну из пионерских работ по риторике историографического дискурса. В еще одном интервью того же года он признаётся: «Когда я пишу, мне кажется, что я стараюсь завязать игру с наукой, определенную замаскированную пародию. Мне все больше кажется, что глубинная интенция критика - разрушать метаязык, подчиняясь императиву истины; в конечном счете письмо не может быть "объективным" в последней инстанции, поскольку объективность есть лишь одно воображаемое среди прочих. Научный метаязык - это форма отчуждения языка; стало быть, он подлежит трансгрессии (что не значит уничтожению). Что же до критического метаязыка, то его нельзя обойти кроме как путем установления своего рода изоморфизма между языком литературы и дискурсом о литературе. Наука о литературе - это и есть литература»1.

В отличие от некоторых отечественных литературоведов, также объявляющих литературоведение литературой, но идущих при этом «от литературы» (С.Г.Бочаров, А.В.Михайлов и др.), Барт идет, наоборот, «от науки», т.е. ее дискурсивности и «автореференциальности»: критика (и любая другая наука) должна рассматриваться, как и литература, в соответствии с критерием «не истинности (отношение к реальности), а валидности (отношения между элементами) языка» («Критика и истина» (1963); ср. «Эффект реальности» (1968)).

1 Barthes R. Oeuvres complètes / Edition établie et présentée par E. Marty. - Tome II: 19661973. - Paris: Seuil, 1994. - P. 459. Ср., кстати, суждения о жанре «диссертации», его «репрессивном» эффекте и необходимости его «деконструкции», которые Барт высказывал в нескольких интервью 1970-х годов, отвечая на вопросы, касающиеся структуры его работ.

Структурализм, как известно, был призван придать большую научность гуманитарным наукам, а литературный структурализм развивался особенно интенсивно, и в этом контексте особенно важными для нашей темы представляются мысли Барта о структурализме и его «литературности». Уже в 1963 г., сразу в нескольких текстах, Барт пытался прямо сблизить, объединить литературу и структурализм, показать единую природу той и другого как «двух видов деятельности». Позднее он упоминает в этой связи собственный трактат «Система моды» - как «поэтический проект: создание интеллектуального объекта из ничего, или почти ничего». О переходе структурализма «от науки к литературе» Барт настойчиво повторяет и в дальнейшем - на протяжении 1970-х годов.

Совмещение «литературы и метаязыка» не только одна из главных тем у Барта, но и характерная черта его собственных работ, и поэтому он оказывается одной из важнейших фигур как в отношении теоретической рефлексии о соотношении двух дискурсов, так и с точки зрения его собственной творческой, научно-литературной практики. Превращение Барта-«пишущего» в Барта-«писателя» - факт слишком хорошо известный. Не останавливаясь подробно на поздних бартовских книгах, мы обращаемся к саморефлексии Барта-писателя; материалом здесь нам служат не только его поздние интервью, но и малоизвестный сюжет, связанный с его университетским курсом «Подготовка романа» и изложенный его учеником А. Компаньоном.

По крайней мере с 1962 г., т.е. на протяжении почти двух десятилетий Барт то и дело признается, что хочет написать роман, и иногда делится своими сомнениями, мешающими ему сделать это - трансформировать «романическое» (род дискурса, по Барту, не структурированный повествовательным сюжетом) в роман. Эта тема - намерение написать «классический» роман и мешающие сделать это изнурительные сомнения - непосредственно связана с курсом «Подготовка романа» (1978-1979, опубликован в 2003), черновые рукописи к которому изучил А. Компаньон. Согласно его свидетельству, незадолго до смерти Барт подводит неутешительные итоги курса и делает в рукописи замечания (впоследствии вычеркнутые), свидетельствующие о его неожиданном отходе на консервативные, антимодернистские позиции. Это отступление напоминает нам эво-

люцию взглядов Цв. Тодорова, некогда тоже бывшего одной из главных фигур структурализма, а со временем ставшего противником теории; сходство можно наблюдать и в другом отношении - в том, что оба автора приходят к идее литературы как знания, матесиса. На этот еще один способ сблизить литературу и науку: литература как матесис - Барт выходит еще в «Удовольствии от текста» (1973). Переход от идеи литературы как семиозиса к идее литературы как матесиса соответствует переходу от стремления найти структурное определение литературы к стремлению дать ей определение функциональное, что можно наблюдать и в случае с Тодоровым.

Позднего Барта противопоставляли раннему те, кто провозглашал конец теории («теоретического» периода в исследовании литературы и культуры); однако сам Барт все же не уходил из теории (подлинным уходом чуть было не стали антимодернизм Барта периода «подготовки романа» и переход к идее литературы как матесиса в 1970-х годах), он лишь использовал ее против нее самой, в том числе - «деконструируя» металитературный дискурс и обнаруживая в нем литературное начало. Доводом в пользу «конца теории» может служить лишь сама эта «литературизация» теоретико-критического дискурса, ставшая предметом нашего исследования. Защитники традиционных, «классических» представлений о науке и литературе, «сопротивляющиеся» теории и не симпатизирующие «метапрозе», говорят о кризисе, вырождении, смерти той и другой, представляя тем самым позицшо «здравого смысла», которому противостоит теория. Сама же теория, хотя ее проект изначально носил научный характер, говорила о неизбежности совмещения литературного и металитературного дискурсов и даже культивировала его - не только в литературе, но и в критике и в самой себе, в чем проявился ее авангардистский характер.

В Заключении подводятся итоги проделанной работы и намечаются перспективы дальнейшего исследования. Поместив науку о литературе как бы между наукой и литературой - точнее, между философией науки и литературной практикой, - мы показали, что с этих двух сторон и была «подкреплена» ставшая

популярной в 1970-е-80-е годы идея о литературном характере литературоведческого проекта, изначально носившего, напротив, сугубо научный характер.

При разборе текстов, направленных на утверждение и обоснование этой идеи, обращает на себя внимание исключительная роль тезиса об автореферен-циальности - с ее вариантами мы встречались у К. Нельсон («рефлексивность»), Р. Барта («валидность») и др. Вместе с затруднением, с которым столкнулась теория при определении критериев литературности, универсализация этого тезиса представляет собой третий (после новой философии науки и метафикцио-налыюсти) фактор, сыгравший роль в процессе «литературизации» критико-теоретического дискурса: внутреннее развитие самой теории. В ходе взаимообмена между критикой и ее объектом идея автореференциальности литературы не только была вновь актуализирована в связи с «метапрозой», но и, с другой стороны, обусловила распространение «метапрозы» в современной литературе. А поскольку выдвинутая в новой философии науки трактовка отношения науки к реальности чрезвычайно близка к тому, как теория отвечала на вопрос о референции литературного языка, то можно заключить, что идея метафикционально-сти сыграла чрезвычайно значительную роль в сближении литературного и литературоведческого дискурсов в рассматриваемый период.

На основании сделанных наблюдений можно выдвинуть предположение о взаимном участии критико-теоретической практики (прежде всего - «творческой критики») и практики литературной (а именно - «метапрозы») в слиянии поэтической и критической «функций письма», которое Бартом скорее провозглашалось, а на рубеже 1980-х-90-х годов уже уверенно констатировалось. Подобно тому как (пост)модернистская «метапроза» заставила критику обратить внимание на метафикциональность литературы как таковой, точно так же и современные критические тексты придали новую актуальность проблеме литературности критики. Дальнейший анализ критических и теоретических текстов, вероятно, позволил бы уточнить, в какой именно степени переход «от науки к литературе» был в рассматриваемый период действительным или всего лишь желаемым. Проанализированная же (само)репрезентация критики (теории) в качестве литературного дискурса была весьма интенсивной - настолько, что никакой разговор

об отношениях между литературой и литературоведением невозможен сегодня без учета этой рефлексии, - и должна рассматриваться как важная страница в истории теории; с одной стороны, она прямо опирается на постулат, лежащий в основании современного теоретического проекта, и, с другой стороны, сама стала если не одной из причин заката теории, то одним из аргументов в пользу ее конца, постулируемого начиная с 1990-х годов и даже раньше.

Основное содержание диссертации отражено в следующих публикациях:

1. Наука «с точки зрения поэзии» // Вестник Поморского университета. -Архангельск, 2007. - №7. (Гуманитарные и социальные науки.) - С. 129133.

2. Понятие литературы - 35 лет спустя (О двух номерах журнала "New Literary History") // Новое литературное обозрение. - М., 2008. - № 93. -С. 312-326.

3. О значении Малларме для литературной теории в XX веке // XIX Пури-шевские чтения: Переходные периоды в мировой литературе и культуре: Сборник статей и материалов. - М.: МПГУ, 2007. - С. 240-241.

4. Еще раз о литературной теории И. Бродского как системе // Русская словесность в контексте мировой культуры: Материалы международной научной конференции РОПРЯЛ. - Нижний Новгород: Изд-во Нижегородского госуниверситета, 2007. - С. 434^138.

5. О «новой журналистике» и границах между дискурсами // Журналистика Русского Севера: история, современность, перспективы: материалы международной научно-практической конференции, Архангельск, 28-29 ноября 2008 года; Помор, гос. ун-т им. М.В. Ломоносова, фак. филол. и журналистики. - Архангельск: «Солти», 2008. - С. 121-128.

Заказ № 287. Объем 1 п.л. Тираж 100 экз.

Отпечатано в ООО «Петроруш». г. Москва, ул. Палиха-2а, тел. 250-92-06 www.postator.ru

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Третьяков, Владислав Алексеевич

ВВЕДЕНИЕ.

I. ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ И/КАК НАУКОВЕДЕНИЕ. НАУКА И/КАК

Список научной литературыТретьяков, Владислав Алексеевич, диссертация по теме "Теория литературы, текстология"

1. Аймермахер 1990,1995 —Аймермахер К. Семиотика анализа и семиотикатекста // Аймермахер К. Знак. Текст. Культура / Перев. с нем. С. Ромашко. М.: Российск. гос. гуманит. ун-т, 2001. С. 71-88.

2. Аймермахер 1991,1995 — Аймермахер К. Соотношение языка-объекта иметаязыка // Аймермахер К. Знак. Текст. Культура / Перев. с нем. С. Ромашко. М.: Российск. гос. гуманит. ун-т, 2001. С. 41-55.

3. Актуальные проблемы методологии литературной критики 1980 — Актуальные проблемы методологии литературной критики. Принципы и критерии / Под ред. А.Г. Белой и др. М.: Наука, 1980. 339 с.

4. Бак 1992 — Бак Д. П. История и теория литературного самосознания:творческая рефлексия в литературном произведении. Кемерово: Изд-во Кемер. гос. ун-та, 1992. 82 с.

5. Бальбуров 2006 — Балъбуров Э.А. Взаимодействие художественного ифилософского слова в аспекте дискурса // Критика и семиотика. 2006. Вып. 10. С. 46-51.

6. Бочаров 1999 — Бочаров С.Г. Сюжеты русской литературы. Вступительные слова // Бочаров С.Г. Сюжеты русской литературы: Филологические сюжеты. Слово теории и слово поэзии. Литературоведение как литература. М.: Языки русской культуры, 1999. С. 7-13.

7. Бурсов 1976 — Бурсов Б.И. Критика как литература. Л.: Лениздат, 1976.319 с.

8. Вейдле 1937 — Вейдле В.В. Умирание искусства. Размышления о судьбелитературного и художественного творчества // Вейдле В. Умирание искусства / Сост. и авт. послесл. В.М. Толмачев. М.: Республика, 2001. С. 7-76.

9. Гаспаров 1990 —Гаспаров M.JI. Научность и художественность в творчестве Тынянова // Тыняновский сборник. Четвертые Тыняновские чтения. Рига: Зинатне, 1990. С. 12-20.

10. Гурштейн 1937 — Гурштейн А. Роман Тынянова о Пушкине // ГурштейнА. Избранные статьи. М.: Советский писатель, 1959. С. 198-201.

11. Дмитриев 2003 —Дмитриев А. Скромное величие замысла: вызов теорииНовое литературное обозрение. 2003. № 62. С. 35—46.

12. Дмитриев-Левченко 2001 —Дмитриев А., Левченко Я. Наука как прием:Еще раз о методологическом наследии русского формализма // Новое литературное обозрение. 2001. № 50. С. 195-245.

13. Жолковский 2008 —Жолковский А. Эссе // Иностранная литература. 2008.12. С. 233-236.

14. Зенкин 1987 — Зенкин С. Ролан Барт: от науки к литературе: обзор // Современная художественная литература за рубежом. 1987. №4. С. 86-91.

15. Зенкин 1993 — Зенкин С. Ролан Барт и проблема отчуждения культуры //Новое литературное обозрение. 1993. № 5. С. 21-37.

16. Зенкин 1995 — Зенкин С. Ролан Барт // Французская литература 1945-1990Отв. ред. С.Н. Зенкин. М.: Наследие, 1995. С. 823-841.

17. Зенкин 1996 — Зенкин С. Ролан Барт теоретик и практик мифологии //Зенкин С. Работы по французской литературе. Екатеринбург: Издательство Уральского университета, 1999. (Studia humanitatis). С. 261-310.

18. Зенкин 1998 — Зенкин С. Преодоленное головокружение: Жерар Женетт исудьба структурализма//Женетт Ж. Фигуры. Т. 1. С. 5-56.

19. Зенкин 1999 — Зенкин С. Стратегическое отступление Ролана Барта //Барт Р. Фрагменты речи влюбленного / Перев. с фр. В. Лапицкого; ред. перев. и вступ. ст. С. Зенкина. М.: Ad marginem, 1999. С. 5-77.

20. Зенкин 2002 — Зенкин С. Новые фигуры (Заметки о теории, 3) // Новое литературное обозрение. 2002. № 57. С. 343-351.

21. Зенкин 2003b — Зенкин С. Ролан Барт и семиологический проект // Барт Р.Система Моды. Статьи по семиотике культуры / Перев. с фр., вступ. ст. и сост. С.Н. Зенкина. М.: Издательство им. Сабашниковых, 2003. С. 5-28.

22. Зенкин 2003а — Зенкин С. Критика нарративного разума (Заметки о теории, 4) // Новое литературное обозрение. 2003. №59. С. 524-534

23. Зусева 2007 — Зусева В.Б. Инвариантная структура и типология метаромана // Вестник РГГУ. 2007. №7. С. 35^14.

24. Ильин 1996 — Ильин И.П. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. М.: Интрада, 1996. 255 с.

25. Клюев 2000 —Клюев Е.В. Теория литературы абсурда. М.: Изд-во УРАО,2000. 104 с.

26. Кукарцева 1998 — Кукарцева М.А. Современная- философия» историиСША. Иваново: Иван. гос. ун-т, 1998. 215 с.

27. Левинтон 1999 — Левинтон Г.А. К поэтике Якобсона (поэтика'филологического текста) // Роман Якобсон. Тексты, документы, исследованияОтв. ред. X. Баран, С.И. Гиндин. Редколлегия. М.: Российск. гос. гуманит. ун-т, 1999. С 744-760.

28. Липовецкий 1994 — Липовецкий М.Н. Эпилог русского модернизма (Художественная философия творчества в «Даре» Набокова) // Вопросы литературы. 1994. №3. С. 72-95.

29. Липовецкий 1997 —Липовецкий М.Н. Из предыстории русского постмодернизма (метапроза Владимира Набокова: от «Дара» до «Лолиты») // Липовецкий М.Н. Русский постмодернизм. (Очерки исторической поэтики). Екатеринбург, 1997. С. 44-106.

30. Литературоведение как литература 2004 — «Литературоведение как литература»: Сборник в честь С.Г. Бочарова / Отв. ред. И.Л. Попова. М.: Языки славянской культуры; Прогресс-традиция, 2004. 512 с.

31. Лотман 1970 — Лотман Ю.М. Структура художественного текста // ЛотманЮ.М. Об искусстве СПб.: «Искусство-СПБ», 1998. С. 14-285.

32. Лукьянов 1980 —Лукьянов Б.Г Методологические проблемы художественной критики. М.: Наука, 1980. 333 с.

33. Методологические проблемы современной литературной критики 1976 —Методологические проблемы современной литературной критики / Под ред. Л.Г. Якименко и др. М.: Мысль, 1976. 349 с.

34. Михайлов 1993 — Михайлов A.B. Несколько тезисов о теории литературыЛитературоведение как проблема: Труды научного совета «Наука о литературе в контексте наук о культуре». М.: Наследие, 2004. С. 224-279.

35. Михайлов 1997 — Михайлов A.B. Языки культуры. Учебное пособие покультурологии. М.: Языки русской культуры, 1997. 909 с.

36. Орлицкий 1999 — Орлицкий Ю.Б. Стиховедение и стих в романеВ. Набокова «Дар» // Литературный текст: проблемы и методы исследования / «Свое» и «чужое» слово в художественном тексте: Сб. науч. тр. Тверь: Твер. гос. ун-т, 1999. Вып. V. С. 133-145.

37. Проблемы теории литературной критики 1980 — Проблемы теории литературной критики / Под ред. П.А. Николаева и Л.В. Чернец. М: Изд-во Моск. ун-та, 1980. 282 с.

38. Разумова 2004 —Разумова А. Путь формалистов к художественной, прозеВопросы литературы. 2004. № 3. С. 131-150.

39. Реже 2003 — Ренъе Ф. Тезисы к дисциплине, именуемой «литература» /Перев с франц. С. Фокина под ред. С. Зенкина // Новое литературное обозрение. 2003. № 61. С. 148-157.

40. Светликова 2005 — Светликова И.Ю. Истоки русского формализма. Традиция психологизма и формальная школа. М.: Новое литературное обозрение, 2005. 176 с.

41. Современная литературная критика 1977 — Современная литературнаякритика. Вопросы теории и методологии / Под. ред. В.В. Кожинова и др. М.: Наука, 1977. 272 с.

42. Соколянский 2005 — Соколянскгт М. Повесть Б.М. Эйхенбаума «Маршрут в бессмертие» как опыт филологической прозы // Russian Literature. 2005. No. LVIII. P. 445-466.

43. Степин 2006 — Степин B.C. Философия науки. Общие проблемы: учебник для аспирантов и соискателей ученой степени кандидата наук. М.: Гардарики, 2006. 384 с.

44. Суни 1998 — Su ni Т. «Подпоручик Киже» Ю. Тынянова как метафикция //Studia Slavica Finlandensia. Helsinki, 1998. T. 15. С. 121-145.

45. Третьяков 2008b — Третьяков В. Понятие литературы 35 лет спустя (Одвух номерах журнала "New Literary History") 11 Новое литературное обозрение. М„ 2008. № 93. С. 312-326.

46. Троицкий-Шатин 2002 — Троицкий Ю., Шатин Ю. Историографическоеписьмо как дискурсивная практика // Критика и семиотика. 2002. Вып. 5. С. 92-99.

47. Тынянов 1924 — Тынянов Ю.Н. Промежуток // Тынянов Ю.Н. Поэтика.История литературы. Кино. М.: Наука, 1977. С. 168-195.

48. Тюпа 2006а — Тюпа В.И. Коммуникативные стратегии теоретическогодискурса // Критика и семиотика. 2006. Вып. 10. С. 36-45.

49. Тюпа 2006b — Тюпа В.И. Теория как дискурсивная практика // Гуманитарная наука сегодня: материалы конференции / Под ред. Ю.С. Степанова. М.-Калуга: ИП Кошелев А.Б. (Издательство «Эй-дос»), 2006. С. 29-43.

50. Усманова 2000 — Усманова А.Р. Умберто Эко: парадоксы интерпретации.Мн.: «Пропилеи», 2000. 200 с.

51. Ушаков 2005 — Ушаков Е.В. Введение в философию и методологию науки: Учебник. М.: Издательство «Экзамен», 2005. 528 с.

52. Хатямова 2008 —Хатялюва М.А. Формы литературной саморефлексии врусской прозе первой трети XX века. М.: Языки славянской культуры, 2008. 328 с.

53. Щербенок 2003 — Щербенок А. История литературы между историей итеорией: история как литература и литература как история // Новое литературное обозрение. 2003. №59. С. 158-170.

54. Щербенок 2005 — Щербенок А. Деконструкция и классическая русскаялитература. От риторики текста к риторике истории. М.: Новое литературное обозрение, 2005. 232 с.

55. Эпштейн 1975 — Эпштеш М.Н. Критика в конфликте с творчеством //Вопросы литературы. 1975. №2. С. 131-168.

56. Якобсон 1919 —Якобсон P.O. Новейшая русская поэзия. Набросок первый: Подступы к Хлебникову // Якобсон P.O. Работы по поэтике:Переводы / Сост. и общ. ред. M.JI. Гаспарова. М.: Прогресс, 1987. С. 272-316.

57. Якобсон 1974 —Якобсон Р. Структурализм и телеология / Перев. К. Голубович // Якобсон Р. Язык и бессознательное / Пер. с англ., фр.; ред. пер. Ф. Успенский. М.: «Гнозис», 1996. С. 181-183.

58. Allen 2003 —A/len G. Roland Barthes. L.; N.Y.: Routledge, 2003. xvi+169 pp.Routledge Critical Thinkers).

59. Barrass 2002 — Barrass R. Scientists Must Write: A Guide to Better Writingfor Scientists, Engineers a. Students / 2nd ed. L., N.Y.: Routledge, 2002. xviii+204 pp.

60. Beasley 2007 — Beasley R. Theorists of Modernist Poetry: T.S.Eliot,Т.Е. Hulme, Ezra Pound. L., N.Y.: Routledge, 2007. xii+144 pp.

61. Bowie 2007 — Bowie A. From Romanticism to Critical Theory: The Philosophy of German Literary Theoiy. L., N.Y.: Routledge, 2007. x+346 pp.

62. Cartwright-Baker 2005 — Cartwright J.H., Baker B. Literature and Science:Social Impact and Interaction. Santa Barbara: ABC-CLIO, 2005. xxii+471 pp.

63. Compagnon 2003 — CompagnonA. Roland Barthes's Novel / Trans, byR. Krauss // OCTOBER. 2005. No. 112. P. 23-34.

64. Creed 1980 — Creed W. Philosophy of Science and Theoiy of Literary Criticism: Some Common Problems // PSA Proceedings of the Biennial Meeting of the Philosophy of Science Association. 1980. Vol. I. Contributed Papers. P. 131-140.

65. Czarniawska 2004 — Czarniawska B. Narratives in Social Science Research.1.: SAGE Publications, 2004. 157 pp.

66. Day 2006 — Day R.A. How to Write and Publish Scientific Paper / 6th ed.Westport, Conn.: Greenwood Press, 2006. 302 pp.

67. Ekegren 1999 — Ekegren P. The Reading of Theoretical Texts: A Critique ofCriticism in the Social Sciences. L.: Routledge, 1999. xxi+207 pp. (Routledge Studies in Social and Political Thought).

68. Encyclopedia of Literature and Science 2002 — Encyclopedia of Literature andScience / Ed. by P. Gossin. Westport, Conn.: Greenwood Press, 2002. xxiv+575 pp.

69. Frankel 2000 — Frankel M. Oscar Wilde's Decorated Books. Ann Arbor: University of Michigan Press, 2000. 231 pp.

70. Gilbert 1971 — Gilbert F. Intellectual History: Its Aims and Methods // Daedalus. 1971. Vol. 100, No. 1 "Historical Studies Today". P. 80-97.

71. Goldbort 2006 — Goldbort R. Writing for Science. New Haven; London: YaleUniversity Press, 2006. viii+330 pp.

72. Greaney 2006 — Greaney M. Contemporary Fiction and the Uses of Theory:The Novel from Structuralism to Postmodernism. Basingstoke: Palgrave Macmillan, 2006. vii+183 pp.

73. Greene 1957 — Greene J.C. Objectives and Methods in Intellectual History //The Mississippi Valley Historical Review. 1957. Vol. 44, No. 1. P. 5874.

74. Guillory 2002 — Guillory J. The Sokal Affair and the History of Criticism //Critical Inquiry. 2002. Vol. 28, No. 2. P. 470-508.

75. Hutcheon 1994 — Hntcheon L. Irony's Edge: The Theory and Politics of Irony.1.ndon: Routledge, 1994. x+248 pp.

76. Jefferson 1980 — Jefferson A. The Nouveau Roman and the Poetics of Fiction.N.Y.; L.: Cambridge University Press, 1980. xi+218 pp.

77. Karlinsky 1963 — Kartinsky S. Vladimir Nabokov's Novel "Dar" as a Work of1.terary Criticism: A Structural Analysis // The Slavic and East European Journal. 1963. Vol. 7, No. 3. P. 284-290.

78. Landmark Essays on Rhetoric of Science 1997 — Landmark Essays on Rhetoric of Science: Case Studies / Ed. by R. A. Harris. Mahwah: Hermagoras Press, 1997. 280 pp.

79. Lipking 2000 — Lipking L. Poet-critics // The Cambridge History of LiteraiyCriticism. Vol. 7 "'Modernism and the New Criticism'" / Ed. by A. Walton Litz, L. Menand, and L. Rainey. Cambridge: Cambridge University Press, 2002. P. 439-467.

80. Nash 2004 — Nash RJ. Liberating Scholarly Writing: The Power of PersonalNarrative. L., N.Y.: Teachers College Press, 2004. xii+180 pp.

81. Norris 2000 — Norris Ch. Deconstruction and the Unfinished Project of Modernity. L., N.Y.: Routledge, 2000. 240 pp.

82. Norris 2007 — Norris Ch. Realism and'Anti-Realism in Contemporary Philosophy: "What's Truth Got to Do with It?" // Adventures in Realism*/ Ed. by M. Beaumont. Oxford: Blackwell Publishing, 2007. P. 241-260.

83. Parsons 2007 — Parsons D.L. Theorists of the Modernist Novel: James Joyce,Dorothy Richardson, and Virginia Woolf. L., N.Y.: Routledge, 2007. x+162 pp.

84. Roughley 1999 — Roughley A. Reading Derrida Reading JoUniversity Press of Florida, 1999. 176 pp.

85. Stremlau 2002 — Stremlau T.M. The Personal Narrative in Dissertation Writing: A Matter of Academic Honesty // The Dissertation and the Discipline: Reinventing Composition Studies. Heinemann Educational Books, 2002. P. 101-109.

86. Todorov 2007 — Todorov Tz. What Is Literature For? / Trans, by J. Lyons IINew Literary History. 2007. Vol. 38, No. 1 "What Is Literature Now?". P. 13-32.