автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.02
диссертация на тему: Проблема сложения диалектной системы калмыцкого языка и ее функционирование

Полный текст автореферата диссертации по теме "Проблема сложения диалектной системы калмыцкого языка и ее функционирование"

На правах рукописи

Убушаев Николай Надбитович

ПРОБЛЕМА СЛОЖЕНИЯ ДИАЛЕКТНОЙ СИСТЕМЫ КАЛМЫЦКОГО ЯЗЫКА И ЕЕ ФУНКЦИОНИРОВАНИЕ

Специальность 10.02.02 - Языки народов Российской Федерации

(калмыцкий язык)

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

7 АПР 2011

Москва-2010

4842304

Работа выполнена в отделе языкознания Учреждения Российской академии наук Калмыцкого института гуманитарных исследований РАН.

Научный консультант: доктор филологических наук,

академик РАЕН, профессор Рассадин Валентин Иванович

Официальные оппоненты: доктор филологических наук

Насилов Дмитрий Михайлович доктор филологических наук Крылов Сергей Александрович доктор филологических наук Скородумова Лидия Григорьевна

Ведущая организация: ГОУ ВПО Бурятский

государственный университет

Защита состоится 12 апреля 2011 года в 11. 00 на заседании диссертационного совета Д. 002. 006. 01. при Учреждении Российской академии наук Институте языкознания РАН по адресу: 125009, Москва, Большой Кисловский переулок, д. 1/12.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Учреждения Российской академии наук Института языкознания РАН.

Автореферат разослан « 1 и _» марта 2011 г.

Ученый секретарь диссертационного совета,

доктор филологических наук

П.П. Даибуева

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования. Этногенез калмыцкого народа и соответственно глоттогенез калмыцкого языка представляют собой достаточно сложное явление, растянувшееся на несколько веков. Более 400 лет назад ойраты, предки калмыков, начали свое движение из Западной Сибири и Джунгарии, где они когда-то обитали, в пределы тех земель, которые впоследствии стали Калмыкией. На эту территорию переселились в основном два крупных ойрат-ских племени - дербеты и торгуты, составившие основу калмыцкого народа, к которым примкнуло множество более мелких групп. В результате длительного процесса консолидации из всего этого этнического многообразия произошло сложение калмыцкого народа. Естественно, что такая достаточно быстрая консолидация разных племен в единый народ была бы невозможной без близости их языков. Впоследствии из разных частей калмыцких племен была образована самостоятельная территориальная группа калмыков, ставшая новой этнической единицей, под названием бузавы. Современный калмыцкий народ состоит из трех крупных этнических групп - дер-бетов, торгутов, бузавов.

Одной из задач калмыцкой лингвистики, по нашему мнению, является установление того, насколько сблизились разные в прошлом племенные языки, образовавшие единый калмыцкий литературный язык, и в какой мере еще сохраняются характерные особенности языков этих племен, превратившиеся к настоящему времени в территориальные говоры калмыцкого языка. Ныне весьма важно определить реальное количество говоров и подговоров, составляющих основу разговорного калмыцкого языка, выявить и установить их систему и характерные особенности. Все это является актуальным не только в научном отношении, но и в практическом, поскольку с введением в Республике Калмыкия двух литературных языков - русского и калмыцкого - возникает настоятельная необходимость во всестороннем изучении как самого литературного языка, так и его живой питательной среды ~ калмыцких говоров и подговоров, за счет которых происходит обогащение литературного языка. В свете сказанного актуальность исследования не вызывает сомнения.

Объектом исследования является функционирование системы говоров и подговоров калмыцкого языка, сложившейся к настоящему времени.

Предметом исследования является история сложения системы калмыцких говоров и подговоров, учитывающая их характерные фонетические, морфологические и лексические особенности, а также этническое деление калмыков; сравнительная характеристика функционирования звукового строя говоров и подговоров и морфологии их именных частей речи.

Цель исследования состоит в том, чтобы: а) опираясь на критерии фонетического, морфологического и лексического характера, определить языковые особенности территориальных вариантов разговорного калмыцкого языка, увязав их с этническим делением калмыков; б) установить сложившуюся к настоящему времени систему калмыцких говоров и подговоров; в) изучить в сравнительном плане реальное речевое функционирование звукового строя и морфологии именных частей речи выявленных калмыцких говоров и подговоров на предмет установления степени сходства и различия в этой системе.

Для достижения поставленной цели необходимо решить следующие задачи:

- рассмотреть историю изучения говоров и подговоров калмыцкого языка и принципы их классификации;

- определить фонетические, морфологические и лексические критерии, учитывающие характерные особенности калмыцких говоров и подговоров;

- опираясь на данные критерии и, учитывая этническое деление калмыков, установить систему соответствующих калмыцких говоров и подговоров;

- дать сравнительную характеристику функционирования звукового строя;

- дать сравнительную характеристику морфологии именных частей речи современных калмыцких говоров и подговоров;

- показать соотношение литературного калмыцкого языка и особенностей его говоров и подговоров в плане их функционирования.

Материалом исследования послужили фактические данные о звуковых, морфологических и лексических особенностях современ-

ных калмыцких говоров и подговоров, полученные автором во время диалектологических и фольклорных экспедиций, охватывавших представителей разных групп. Кроме того, привлекались материалы фонотеки архива Калмыцкого института гуманитарных исследований РАН, использовались опубликованные работы по калмыцкой диалектологии.

Теоретико-методологической базой данного исследования послужил» труды, посвященные проблемам теории диалектологии, методологии традиционного описания диалектного ландшафта. В исследовании применяются синхронно-описательный, сопоставительный, сравнительно-исторический методы с привлечением данных старописьменных монгольского и ойратского языков. В процессе исследования автор опирается на труды известных монголоведов и калмыковедов: Н. Очирова, Б.Я. Владимирцова, Г.И. Рамстедта, В.Л. Котвича. Г.Д. Санжеева, Ц.Б. Цыдендамбаева, А.Ш. Кичикова, Д.А. Павлова, Ц.-Д. Номинханова, Б. Ринчена, Г. Жамьяна, Ж. Цо-лоо, Я, Цэвэла и др.

Научная новизна диссертации состоит в том, что впервые в калмыцком языкознании проблема сложения системы говоров современного калмыцкого языка и ее функционирование получила обобщение и монографическое рассмотрение, подведены итоги многолетних исследований в области калмыцкой диалектологии, включая сбор полевого материала и его интерпретацию; сделаны окончательные выводы относительно количества говоров и подговоров и уточнен их состав; определены их характерные особенности. На материале калмыцкого языка исследуются вопросы взаимодействия диалектной системы и письменного литературного языка.

Теоретическая значимость исследования заключается в том, что положения, разработанные в диссертации, и сделанные выводы могут стать основой дальнейшего изучения живого калмыцкого языка в синхронном и диахронном аспектах, а также в плане общего монголоведения при исследовании истории становления и развития монгольских языков и их диалектов.

Практическая ценность диссертационного исследования состоит в том, что результаты анализа могут быть использованы при подготовке теоретической грамматики современного калмыцкого языка, при составлении диалектного и толкового словарей калмыц-

кого языка, потребность в которых назрела давно, а также при разработке вузовских и школьных курсов по калмыцкой диалектологии, при составлении программ, учебников, учебно-методических пособий по калмыцкому языку для высшей и средней школы.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. В результате применения разработанных критериев фонетического, морфологического и лексического характера, а также этнических признаков, устанавливается диалектная система современного калмыцкого языка в составе трех территориальных говоров: торгутского, дербетского и бузавского. Эти говоры в свою очередь распадаются на подговоры: торгутский - на цаатанский, оренбургский, уральский и хошутский подговоры, дербетский — на большедербетский и малодербетский; бузавский предстает более или менее единообразным говором с очень незначительными особенностями внутри его частей. Особняком стоит язык каракольских калмыков, так называемых сарт-калмыков, язык которых по многим признакам все же стоит ближе к торгутскому говору, его цаатан-скому чакающему подговору. По этой причине он включен в нашу классификацию.

2. Сравнительный анализ функционирования звукового строя калмыцких говоров показал, что в них существует некий общий базовый состав фонем как гласных, так и согласных, общие черты поведения звуков в потоке речи, объединяющие все говоры в единый калмыцкий язык с его классификационными особенностями. Имеющиеся различия в употреблении некоторых фонем и их позиционных вариантов создают ряд вариативных признаков алломорфов, в большинстве случаев, не препятствующих взаимопониманию носителей говоров.

3. Сравнительный анализ функционирования морфологии именных частей речи, составляющих львиную долю общего объема названых слов, показал общность в их составе, в формообразовании и словоизменении лексико-грамматических групп этих слов, принципиальное единство калмыцкого языка в общих чертах, с небольшими вариантами отдельных грамматических форм.

4. Живой разговорный язык в процессе своего функционирования в диалектных формах развил и дополнил ряд орфоэпических

вариантов в фонетике, выработал ряд вариантных форм в морфологии и в лексике.

5. При всей территориальной ограниченности говоров именно наличие определенного количества вариантных форм является необходимым условием для нормального развития и функционирования литературного языка. При многовариантности диалектной системы живого языка существует реальная возможность обогащать литературный язык, разнообразить его лексический состав и изобразительные возможности.

6. В процессе функционирования письменного литературного языка и калмыцких говоров следует учитывать тенденции их рази-гия и характер взаимоотношений в рамках каждой системы.

Апробация работы. Диссертация обсуждалась на заседании отдела языкознания КИГИ РАН. Основные положения работы докладывались на совещаниях, конференциях и конгрессах: XXXVI Международном конгрессе востоковедов (Москва, 2004), VII Международном конгрессе монголоведов (Улан-Батор, 2002); Международном симпозиуме «Актуальные проблемы алтаистики и монголоведения» (Элиста, ¡999), II Всесоюзной конференции монголоведов «Владимирцовские чтения» (Москва, 1989), Всесоюзном совещании по общим вопросам диалектологии и истории языка (Кишинев, 1971), Всесоюзной конференции «Джангар» и проблемы эпического творчества тюрко-монгольских народов» (Элиста, 1972), III Региональной конференции по диалектологии тюркских языков (Алма-Ата, 1973), Совещании по общим вопросам диалектологии и истории языка (Нальчик, 1977). Международной научной конференции «Единая Калмыкия в единой России: через века в будущее», посвященной 400-летию добровольного вхождения калмыцкого народа в состав Российского государства (Элиста, 2009).

Публикация результатов исследования. По теме диссертации опубликованы 2 монографии, 6 учебно-методических пособий и более 20 научных статей, в том числе 9 статей в ведущих, рецензируемых изданиях, список которых утвержден ВАК РФ.

Структура и объем диссертации. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, библиографии, включающей 329 наименований, условных сокращений. Общий объем диссертации составляет 306 страниц.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Во введении рассматриваются история, а также принципы классификации и изучения диалектной системы калмыцкого языка, представляющей собой совокупность местных говоров и подговоров. Первая попытка научно осмыслить данные калмыцкого разговорного языка относится к XIX столетию (1849), когда вышла в свет «Грамматика монгольско-калмыцкого языка» A.A. Бобровникова, в которой автор показывает отличия книжного языка от разговорного.

При этом в качестве книжного языка выступает старописьменный монгольский язык (СПМЯ), а в качестве разговорной формы -старописьменный ойратский язык (СПОЯ), т.е. язык заяпандитской письменности. Принимая СПОЯ за разговорную форму, автор показывает, насколько эта письменность была приближена к живому языку. Калмыцкий язык рассматривается A.A. Бобровниковым как единое целое, он не проводит отличия между языком староойратской письменности и живым калмыцким разговорным языком. Хотя калмыцкий разговорный язык уже тогда был неоднородным, и сам автор отмечал, что отличия в словах и словоупотреблении можно заметить даже между калмыцкими улусами, например, Бага-Цохоровским, Хошутовским и Бага-Дербетовским. A.A. Бобровников подчеркивал, что «если подобные отличия принимать за основание для деления языка на наречия, то в монгольском (т.е. и в калмыцком - Н.У.) языке можно насчитать столько наречий, сколько найдется улусов».

Такое же деление по наречиям на основе этнических данных наблюдается в «схематической карте расселения монголов» в приложении к «Лекциям по грамматике монгольского письменного языка» А.Д. Руднева, в которой в калмыцком языке выделяется три говора — торгутский, дербетский, хошутский. На начальном этапе изучения калмыцких говоров в основном опирались на этническое деление и на региональное расселение носителей языка. Заслуга исследователей заключается в том, что они ставили проблемы, обращая внимание ученых на решение вопросов диалектологии.

В 1909 году Н. Очиров, носитель языка, прикомандированный русским Комитетом для изучения Средней и Восточной Азии и лингвистических наблюдений в Астраханские степи, впервые собрал материал по языковым особенностям калмыков. В этой поездке он

посетил Малодербетскии, Маныческий и Икицохуровский улусы. В отчете об этой поездке он отмечает некоторые различия между дер-бетским и торгутским говорами. Во время второй поездки в 1911 году он посетил Александровский и Багацохуровский улусы. Им были проверены и уточнены выявленные ранее основные отличия между дербетским и торгутским говорами и дана ритмомелодическая характеристика говоров калмыцкого языка.

Говоря о работах по диалектологии Н. Очирова, нельзя не сказать о вкладе в калмыцкую диалектологию его учителя B.JI. Котвича, выпустившего в 1915 году монографию «Опыт грамматики калмыцкого разговорного языка», в которой освещаются вопросы языка, орфографии и диалектологии. Так, в калмыцком языке он выделяет три самостоятельных говора - бузавский (донской), дербетский, торгутский. Диалектные особенности их даются в сравнительно-сопоставительном плане.

Вопросы диалектологии освещались также в трудах ПИ. Рам-стедта, Б.Я. Владимирцова, Г.Д. Санжеева и других. В 1929 году в классической работе «Сравнительная грамматика монгольского письменного языка и xajrxacKoro наречия» Б.Я. Владимирцов дает классификацию монгольских наречий и говоров. В калмыцком языке он выделяет говоры: торгутский, дербетский, подговоры больше-дербетский, донской-бузав, которые относятся к дербетскому говору, к торгутскому говору отнесены язык уральских и оренбургских калмыков. Далее Владимирцовым отмечено, что хошуты с Волги по языку принадлежат к говору астраханских торгутов.

В 1935 году финский ученый Г.И. Рамстедт опубликовал свой труд «Kalmükisches Wörterbuch», который вобрал основной словарный фонд калмыцкого языка. Реестровые слова возводятся к засвидетельствованным и реконструированным древнемонгольским формам, нередко сопоставляемым с древнетюркскими формами. Многие слова сопровождаются пометами Д Т, Tw, передающими принадлежность слова тому или иному говору калмыцкого языка. Словарь «Kalmükisches Wörterbuch» является первым, наиболее полным собранием калмыцкой диалектной лексики.

Второму этапу (1909-1963 гг.) изучения калмыцких говоров свойственна опора на живой лингвистический материал, за что ратовал в свое время академик Б.Я. Владимирцов.

В 1963 г. вышла из печати монографическая работа А.Ш. Ки-чикова «Дербетский говор», представляющая собой фонетико-морфологическое исследование одного из говоров калмыцкого языка. В ней освещаются фонемный состав говора, особенности склонения имен, личных местоимений, разряды имен числительных. Автор отмечает практическое значение изучения говоров калмыцкого языка. «Дербетский говор» А.Ш. Кичикова - начало систематической работы в области калмыцкой диалектологии.

В 1979 г. Калмыцкий научно-исследовательский институт истории, филологии и экономики выпустил монографию H.H. Убу-шаева «Фонетика торгутского говора калмыцкого языка». В данной работе, как видно из названия, представлено описание фонетической системы торгутского говора калмыцкого языка. Для освещения исторических особенностей говора привлекаются данные старописьменных монгольского, ойратского и калмыцкого языков. Такое сравнительно-историческое изучение одного из калмыцких говоров было проведено впервые.

В 1990 г. Калмыцкий государственный университет издал книгу Д.А. Павлова «Каракольские калмыки и их язык» («Хар Ьолын хальмгуд болн теднэ келн»). Автор описывает фонетический состав и морфологическую систему языка каракольских калмыков (ККК). Основными фонетическими особенностями их языка являются повсеместное чаканье, губная гармония, замена некоторых согласных среднеязычным «йот». Автор справедливо считает, что язык ККК близок языку калмыцких торгутов-цаатанов. Лексические особенности изучались по тематическим группам: слова приветствия, географические названия, строения и строительство, одежда, человек -семья - родственники и т.д.

Третий этап (с 1963 г.) изучения калмыцких говоров характеризуется тем, что исследователями были носители говоров, по которым публиковались монографические работы и статьи.

В формировании и стабилизации диалектной системы современного калмыцкого языка немаловажную роль играют внешние факторы: во-первых, степень сохранности следов родоплеменной структуры народа, от этнического состава которого в значительной мере зависит характер языка и его говоров; во-вторых, в говорах отражаются общественные процессы.

Наиболее древним родоплеменным объединением калмыков был, так называемый, ойратский союз, включавший в себя олютов, батутов, хойтов, эркетов. Позднее в этот союз вошли еще дербеты, хошуты, торгуты. Затем из ойратского союза образовались Джунгар-ское ханство, Хошутское ханство. Торгутское ханство на Волге, известное в истории как Калмыцкое ханство, представляло собой ой-ратский союз в меньших масштабах. Указанные ойратские племена оказали влияние на формирование системы диалектов, содержащей особенности бывших племенных языков.

Общеизвестно, что калмыки являются потомками ойратов, название которых издавна привлекало внимание монголистов. Г.Н. Румянцев среди хорииских бурятов отмечает род «хальбнн». Ц.Б. Цы-дендамбаев считает весьма заманчивым сравнение этнонима халбип со словом капбум, зарегистрированным в словаре киргизского языка К.К. Юдахина с пометой «арабское» и со значением «собака». В персидском языке также есть редко употребляемое слово калб «собака». Если учесть протомонгольский, праойратскнй культ собаки-волка, то вполне возможно, что арабо-персидский калб явился праформой хапьбпн, от которого до хальмг очень близко. Казахский ученый Г.К. Конкашпаев отмечает ойратские названия географических объектов - Тарбагатай, Качба (Холбо), Капдагатай и др. Г.Н. Потанин слово калмык возводит к киргизской кости Качабак от монгольского слова хапбагай «колпица». Вариант Потанина прекрасно вписывается в цепь вариантов калб, который, как кажется, развился в двух направлениях: /калби - кальбин - кальмин - кхальминг - хальмиг - хальмыг / Калб - калбум - калба - калабак - калбак - калмак - калмык.

Термины торгут, калмак и хальмыг по своим лексическим значениям были близки и обозначали «волк-собака» и, возможно, подменяли друг друга. Слово калмак из арабо-персидского калбак тюркоязычные соседи восприняли исходя из своего языка и надолго ввели мир в заблуждение.

Представляет большой интерес то, что сербы на далеких Балканах до сих пор называют калмыков калвинцами. Как видим, происхождение этнонимов ойрат и калмык объясняется через другие языки, что свидетельствует о широких международных связях калмыков и их предков-ойратов.

Сегодня, как и в далекие 20-е годы, в период языкового строи-

тедьства, остались нерешенными проблемы обозначения на письме неясных и долгих гласных. Необозначение неясных гласных создает скопление согласных, необозначение долгих гласных лишает язык его звучности, певучести, нарушает слогоделение, орфоэпические, нормы языка, вызывает отрицательное отношение к орфографии, к языку в целом. Отсюда нежелание, невладение родным языком представителями молодого поколения. Реальная языковая ситуация в Республике Калмыкия на данном этапе является критической. Проблема возрождения калмыцкого языка не снимается с повестки даже при его статусе государственного языка. За последние годы в связи с активизацией контактов с зарубежными родственными народами Монголии, Китая, Америки растет роль и значение калмыцкого языка, что повышает требование к уровню нормированное™, стандартизации калмыцкого литературного языка, к степени владения национальной интеллигенцией своим родным языком. Знание языка становится социально, политически востребованным. Необходимо расширение сфер функционирования языка как государственного языка, создание языковой среды, как основного условия выживания языка, средства жизни этноса.

Прошедшие социально-экономические, политические, идеологические перемены в российском обществе и в Калмыкии вызвали обеспокоенность по поводу состояния родного языка. Ощутимее стало осознание частотной его утраты, являющегося символом и важнейшим этническим признаком нации. Утрата языка может повлечь за собой исчезновение национальной культуры и национального самосознания. Для калмыцкого языка стало характерным ослабление его функционального развития. На сегодня калмыцкий язык является одним из малоиспользуемых языков России, он занесен ЮНЕСКО в Красную книгу исчезающих языков мира. В соответствии с «Законом о языках Республики Калмыкии» государственными языками республики являются калмыцкий и русский языки. Обладая равными юридическими правами, языки не равны в функциональном отношении, т.е. являются неравноценными компонентами социально-коммуникативной системы. Мероприятия Правительства Республики Калмыкии направлены на гармонизацию социальных функций двух государственных языков республики.

Калмыцкий литературный язык призван обслуживать обще-

ство в разных сферах производства, науки, культуры и общественной жизни, говор же территориально ограничен, обслуживает потребности только своих носителей. Однако наличие определенного количества вариантных норм, особенно на лексическом уровне, является нормальным. Вариантные нормы необходимы для нормального развития и функционирования литературного языка, который отбирает свои единицы из синонимических рядов, питается и развивается за счет живых диалектов и говоров. Использование диалектной лексики, идиом, архаизмов и неологизмов, функционирующих в разговорной речи, делает язык художественных произведений выразительным, колоритным, живым. Необходимо совершенствовать, модернизировать методику преподавания калмыцкого языка, применять методику УДЕ, аудиовизуальную методику, методик}' интенсивного обучения языкам. Применение последней хотя бы только в годы начального обучения равнозначно изучению за все годы школьного образования. Калмыцкий язык изучается с 1957 года, т.е. более 50 лет и, несмотря на это, он утрачивается. Необходимо ввести новую орфографию в том виде, как она была принята Государственной комиссией по усовершенствованию калмыцкого языка от 17 сентября 1999 года. Практика жизни отшлифует ее, внесет свои поправки. Необходимо вводить национально-региональный компонент во все основные федеральные предметы обучения, это усилит мотивацию, облегчит усвояемость и закрепляемость материала.

В первой главе «Сложение системы говоров современного калмыцкого языка» дается анализ системы диалектов калмыцкого языка и этимология названий говоров. В общей лингвистике языки обычно членятся на диалекты, говоры, наречия. Под диалектом понимается разновидность общенародного языка, употребляемая сравнительно ограниченным числом людей, связанных территориальной, социальной, профессиональной общностью. Диалект может образовывать совокупность однородных говоров. Говор - это разновидность общенародного языка, используемая в общении на небольшой территории, даже какого-либо села. Наречие - крупное подразделение языка, объединяющее группу говоров, связанных между собой общими языковыми явлениями.

В калмыцкой диалектологии более употребительны термины -говор, подговор и известны говоры: бузавский, дербетский, торгут-

ский - и подговоры: цаатанский, оренбургский, уральский, хошут-ский. Особенности языка терских, кумских и икидербетских калмыков за отсутствием материалов не нашли освещения в данной работе. Язык каракольских калмыков, находящийся вне влияния калмыцкого литературного языка и его говоров, является самостоятельным и обслуживает народность, проживающую в суверенном государстве Республика Киргизия.

Торгутский говор. Первое упоминание о торгутах встречается в «Сокровенном сказании монголов» 1240 года. К нам подошли, - говорится в нем, - Тархудский Хадаан-Далдурхан с братьями, всего пять Тархудов (§ 120). Акад. Владимирцов Б.Я. говорит, что это было племя лесное, из которого происходила супруга Бартан-Бахадура, деда по отцу Чингис-хана.

Среди калмыков наблюдается двоякое произношение этнонима: торгут, таргут. В Багацохуровском улусе у владельца Очи-ра Буюнтукова был род таргутов. Среди калмыков известно племя таен оток торгут, которое, возможно, является потомком тех пяти тархутов, о которых сказано выше. Поскольку торгутов возводят к Ван-хану кереитскому, то следует отметить, что Хадаан-Далдурхан с братьями также выделился от кереитов. Отсюда торгут и тарх)>т, возможно, являются одним и тем же словом.

Одно поколение из Дома хуннов под родовым названием Антона в предгорье Монгольского Алтая жило с тюркоязычными племенами. Ашинайцы, приняв себе имя тюрк, или тюркют, наделили этим именем те племена. Слово тюрк-турк значит «сильный, крепкий» и слово чино, от которого произошло имя Ашина «благородный волк», также значит «сильный, крепкий». Эти слова являются эпитетами к названию тотемного животного, эвфемизмами, подменившими настоящее название волка «кият-койра», т.е. слова, происходившие от корней кай~кой-~куй~кий~кей (ср. кшт, койра, ойрат, хойт) и их производные. Таким образом, видимо, Д.Е. Еремеев прав, когда к этнониму тюрк возводит целую цепь видоизменившихся этнонимов: тюрк, турк, тюркют, туркут, тархут, торгоут, торгут.

Предметом научного исследования торгутский говор стал в начале XX столетия в трудах Н. Очирова. Этот говор отличается некоторым консерватизмом и близостью к исторической основе. Б.Я. Владимирцов, возводивший торгутов к кереитам, предполагал, что СПМЯ

возник у кереитов, что Чингис-хан ввел для нужд своей державы уже готовый литературный язык [1929: 19-20]. Что касается особенностей говора, то, как уже говорилось, тор гуте кий говор является y-, у-, г/-говором, например, иурвын «три», хувцын «одежда», гувхе «опустошать», кумсег «брови», б ичиг «письмо», бислур «пояс, обруч». Сохранение СГТМЯ и СПОЯ глагольных форм желательного наклонения на -lia, -йэ, например, h арии а «выйдем», йовийа «пойдем», кэлийэ «скажем», тэрийэ «посеем», а также сохранение глагольной формы недавно прошедшего времени на -ва, -вэ (< из -бай, -бей), например, нарва «вышел», кэлвэ «сказал». Сохранение СПМ.Я направительного падежа ögede «вверх, к» и СПОЯ öde, торг. -ады, -аде, ср. СПОЯ üla öde «к горе», gere öde «к дому», торг. уулады, гэрэде. Также употребляется послелог тал «в сторону, к», например, гэре тал «к дому», худыг тач «к колодцу». Родительный падеж имеет аффикс -an, -ян, например, сэркэн «козлиный», цурхан «щучий».

Лексические особенности: хаяр «огурец», адамчи «помидор», хавыг «тыква», щола «вожжи», малый «седелка», зуухе «запрягать», булхым-шапхым «ярмо», хаихулсын «бамбук».

Цаатапскин подговор торгутского говора. Цаатаны восходят к ранним ойратам - хойтам. За особые заслуги хойтским принцам Инальчи и Торельчи Чингис-хан выдает свою дочь Чечейкен и внучку Холуйхан. Дочь Чечейкен привозит к ойратам отцовское белое (цаЬан) знамя. При ойратском (хойтском) дворе образовался аристократический клан (род) цапан туг хогтг, который позже именовался щагатаныу>, а потом «цаатаны». Основной дифференциальнрй особенностью языка цаатанов является отсутствие аффрикаты [ц] и употребление вместо нее аффрикаты [ч], например, часыи «снег», чучирхы «уставать», чэвер «чистый». Сохранение заднерядного варианта гласного [г] СПМЯ, например, СГ1МЯ sakigusun «гений-хранитель», dakigad «затем, еще», lamaki «табак», цаат. сакусын, дакад, тамкы. Употребление среднеязычного спиранта [и] вместо переднеязычного щелевого [з], например йансып «рыба», йоксы «стой», шаайиц «пиала», вместо лит. зансын, зоксы-, шаазыц.

В средней позиции слова наблюдаются явления обратные к сказанному, среднеязычный спирант [н] может быть подменен заднеязычным смычным [г], например, хогыр «два», биген «сам», бигем «я сам», ср. лит. хойир, бгшнъ, бийм.

Лексические особенности: бучгтхы «кипеть», тохьал «комолый, безрогий», шивер «стелька», вгелдхе «пререкаться, ругаться», буру «неправильно», нинур «двуличный», утрут «рубец, отпечатка», Орзсэ «Россия», хавхандыг «черепаха».

Оренбургский подговор торгутского говора - это язык калмыков, проживавших в Оренбургской губернии. Язык оренбургских калмыков, как и донских (бузава), уральских, относится к молодым, новым региональным лингвистическим образованиям калмыков. Ставропольское (на Волге) калмыцкое поселение возникло в конце 30-х годов XVIII в. Через 20-30 лет земли, предоставленные в пользование ставропольским калмыкам, оказались перенаселенными. Правительство решило направить калмыков в ведение Оренбургской губернии и приписать их к Оренбургскому и Уральскому казачьим Войскам.

К особенностям оренбургского подговора относятся: наличие палатальных согласных [л , н, д , т ] в словах твердого ряда: хаи ядын «кашель», ачьвын «шалун», торг. хэнэдп, элвен. Лабиальные гласные [о, в] встречаются не далее второго слога: сохолна «ослепляет», oigo.wo «полуюрта», вндвр «высокий», квкв «синий». Вместо глухого проточного [х] в разных глагольных формах в исследуемом подговоре имеется глухой смычный [к], например: ирцекэщи «пришли», повцыкащи «пошли», мэдкеш «не знает», ср., ирцехэлди, йовцыхащи, мэдхеш. Сохранение старописьменных губно-губных [£(«)], например: аб= «бери», теб «меткий», хабчин ~ хапчин этноним, вместо ав=, твв, хавчгм.

Наличие в родительном падеже возвратно-притяжательного аффикса -ан, -эй вместо лит. -нн(-неп), например: багшинэн «своего учителя», вместо багшинен, орфогр. багшинн, эврэнэн «своего», вместо эврэнен, орфогр. эврэнн. Лексические особенности: орсо «русский», вдер «день», хото «пища», влгв «вешать», абба «взял», сохолна «ослепляет», хайчикна «бросает», матъхыр «кривой», ирцекэощи «пришли», улдэцкэж;и «оставили», болтыка «да будет», мэдкеш «не знает», укенщэнэв «умираю», юцгас кэлевчи «почему не сказал», хущар «все», туб-тумен «тьма-тьмущая», адяс «благословение».

Уральский подговор торгутского говора - это новое образование регионального характера. Носители его, как и оренбургские

калмыки, являются выходцами из ставропольских калмыков Петра Тайшина, которые в основном состояли из цаатанов и кереитов. Их язык постепенно подвергся фонетико-морфологическим и лексическим изменениям под непосредственным влиянием русско- и тюр-коязычного окружения. Носители уральского подговора в настоящее время проживают дисперсно среди остальных калмыков.

В уральском подговоре, нередко заменяется инициальный [л] на [н], например: наиы вместо ламы «духовное лицо», Нищи вместо Люки - имя, навшиг вместо лавишг «халат» и др. Заднеязычно-увулярный [л] в начале слова и после согласных произносится как заднеязычный смычный [<?], например: гор «рука», газыр «земля», бавга «баба», толга «голова» вместо ьар, назыр, бавпа, толпа. Отсутствует долгий гласный, в формах: эмег «аймак», мэлхе «блеять», эрвэкэ «бабочка» вместо ээмег, мээпхс, эрвзка. Он появляется при присоединении аффиксов, например: така «курица», поха «собака», но така:ды «курице», ноха:ды «собаке».

К лексическим особенностям следует отнести примеры: ми «кошка», урпап «вниз», титвег «тыква», буща «пшеница», ушг «козленок», козлыг «очки», мацгырсып «лук», тикламат «пальто», пиндор «помидор», татвыр «четки», чэщлиг «безрукавка», дойир «плетка».

Хошутский подговор торгутского говора. Калмыцкие историки этноним хошут считают военным термином, являющимся, названием боевого строя «клюв, морда, передовой отряд войска» и возводят к Хабуту-Хасару и родословную их тайшей и нойонов ведут от рода Чингиса «борджигин кият». В «Сокровенном сказании монголов» (§ 249) этноним имеет форму Хашин и выступает как синоним к слову "Гангут, при этом слово Каши-Коши переводится из китайского языка, в котором Ноая! обозначает «запад большой реки».

Некоторые выходцы из Хаши добавляют к своему имени слово Хашиха, что, видимо, должно переводиться как «хошутский», например, Удумту-хашиха - «Удумту-Хошутский», Цэцэн-хашиха -«Цэцэн-Хошутский». Хошутский Туру-Байху взял себе титул Гуши-хан. Здесь слово игупшт, вероятно, является фонетическим вариантом хушин -хаишн-хошин. Географический термин китайского языка хэ-син~хоа-си «запад большой реки» на монгольской языковой почве перешел в этноним: хэ-син~хоа-си > хашин~хушин~хошин>хошут.

Академик Ь„И. Владимирцов утверждает, что хошуты Западной Монголии по языку принадлежат к говору торгутов алтайских, а хошуты с Волги - к говору торгутов астраханских Д.А. Павлов также считает, что хошутский говор смешался с торгутским и ничем не отличается от последнего, если не иметь в виду отдельные слова. А.III. Кичиков отмечает, что говор хошутов почти не отличается от торгутского говора.

Дербетский говор. Первое упоминание о дербетах восходит к эпохе Чингис-хана. В «Сокровенном сказании монголов» 1240 года говорится, что четыре сына Дува-Сокора, образовав четыре рода, стали дербен-иргеном. Рашид-ад-Дин возводит к четырем братьям Коричар-Мергена.

Исследователь истории Куку-нора В. Успенский считает, что слово дэрбэн означает не «четыре», а является именем племени. Этой же версии придерживается и Г. Грумм-Гржимайло. Д.Е. Еремеев дает ряд разновидностей этнонима тюрк: торго, торгоут туркмен, щркпен и допускает, что в этот ряд входит и этноним дурмен. Такое допущение вполне возможно и слово имеет значение «сильный, крепкий», под которым подразумевается значение «волк». Среди калмыцких дербетов Г.О. Авляев отмечает родоплеменное название чоносы «волки». Отсюда вполне возможно, что В. Успенский и Г. Грум-Гржимайло были правы, отрицая количественную семантику этнонима «дербет». Соглашаясь с Д. Еремеевым, который этноним дурмен-дурбет возводит к торк-турк с семантикой «сильный, крепкий» и подразумевает тотемного животного (волка), можно предположить, что этноним дербет имеет значение «волк».

Этнолингвистические особенности, можно полагать, сохранились от языка древних дербетов, потомков Дува-Сохора, которые не то вошли в состав, не то послужили родоначальниками ранних ойратов. В настоящее время их язык является говором современного калмыцкого языка. Дифференциальными чертами дербетского говора являются: наличие среднего лабиального гласного [о] перед губно-губными согласными [м, в] и другими, например, дерб. норвын «три», хачхз «сухой», ховцын «одежда», торг. ьурвын, хумха, хувцын, отсюда дербетский - называется о-говором, а торгутский -^-говором.

Точно так же по употребительности среднего лабиального [о]

перед [лг, в] дербетский называется о- говором, торгутский у- говором, ср. дерб. ком сен «провиант», хове «часть, доля», ховерхе «меняться», торг. кум сел, хуве, хуверхе. Употребление узкого огубленного [у] вместо литературного, торгутского [м], например, дерб. бучи = «пиши», бучиг «письмо», буишед «платье», ср. лит., торг. бичи-, б ичиг, бишмед (< из бешмет). Отсюда дербетский называется у-говором, торгутский г/-говором.

Лексические особенности - хэру «обратно, назад», ирегчидан «в будущем году», иэмэдлехе «нанимать», бооощи «вожжи», дураг «тыква», анурцыг «огурец», мархы «недоносок», мишу «бечева», ир-маг «край, краешек».

Бузавский говор. Донские калмыки называются бузав. Относительно этимологии этого этнонима, его семантики существует несколько версий.

Согласно первой из них, этот этноним возводят к глагольному словосочетанию «бу заав» - «обучать ружыо, обучать оружию». Эта народная этимология, построенная на внешнем фонетическом сходстве, характеризует более того, кто обучал, а не того, кого обучали, кто является носителем этнонима. Калмыки издавна знакомы с огнестрельным оружием, и встреча с ним на Дону не могла служить тому, чтобы они могли взять в качестве самоназвания случай изучения ружья. Эта версия вряд ли может быть состоятельна.

Вторая версия возводит исследуемый этноним к калмыцкому названию Северского Донца, притока реки Дона, Бузаг-Бузуг-Бузыг. Эта версия вполне могла быть приемлема, однако Пальмов H.H. и Шовунов К.П. поселения ранних калмыков на Дону относят к г. Чер-касску, а не к Северскому Донцу. Отсюда эта версия не подкрепляется историческими данными.

Третья версия связана с русским словом «базовый». Однако оно, имея произношение «баазавый-базъвъй», на калмыцкой языковой почве не могло дать форму «бузав». Донским калмыкам необходимо было такое название, которое бы отмежевало их от принадлежности к калмыкам и тем самым пресекло притязания на них Аюки-хана. Так как даже ссылка на то, что они являются джунгар-скими калмыками, пришедшими сразу на Дон, не снимала претензии на них.

В своем движении на Волгу калмыки вовлекали в свой состав

представителей других народов, например, лш;//гд, хар мафд, хапчн, туркмен, покой. Последних, т.е. ногайцев, обитавших в прикаспийских степях, калмыки оттеснили на Кавказ. Многие из этих народов смешались с калмыками, которые знали названия их родов, среди которых можно назвать нагайский род «буджаг», нужно отметить, что ногайцы нередко назывались буджагскими татарами. Можно предположить, что когда воины хана Аюки, уже в который раз пришли, чтобы силой вернуть донских калмыков в пределы ханства, вполне могло быть, что донские калмыки назвали себя буджаг, который на калмыцкой языковой почве могло звучать бузаг-бузав.

Таким образом, существующие народные версии этимологии имени бузав не могут быть приняты. Только инородное название могло пресечь претензии на них и предотвратить наказание за изменение имени.

Бузавский говор отличается от литературного языка и других шворов калмыцкого языка. По составу фонем калмыцкие говоры особо не отличаются, однако употребление фонем в том или ином случае представляет определенный интерес. Формы старописьменного ойратского языка (СПОЯ) с долготным сочетанием - ар в бузавском развились в долгий [аа\ с палатализацией следующего согласного; в литературном, дербетском, торгутском говорах они развились в переднерядный [ээ] без палатизации согласного: СПОЯ да/Пади «таять» > буз. хаальхы, лит., дерб., торг. хээюсе; СПОЯ тар1ади «блеять» > буз. маальхы, лит., дерб., торг. мээлхе.

Бузавский переднерядный неогубленный [э] соответствует пе-реднерядному огубленному [в] в словах литературного языка, дер-бетского, торгутского говоров, ср. буз. эпднен «яйцо», кэл «нога», эвнен «старик», лит., дерб., торг. вндген, кол, овгеи. СПОЯ Щ лучше сохранился в бузавском, ср. СПОЯ аЪйаг «сундук» > буз. абдыр. лит., дерб., торг. авдыр; СПОЯ жЪйа ~ «хлестать» > буз. шабды = лит., дерб., торг. шавды; СПОЯ 1аЫ = «класть» > буз. тэбе=.

К морфологическим особенностям относится наличие долгих гласных [а, э] в глаголах побудительного залога, напр. гарнахы «вывести» (вм. нарыккы < нарпыхы), кургэхе «доставить» (курекке < кургехе), гуулгэхе «заставить бежать» (гуулекке < гуулгехе). Личные местоимения первого и второго лица «би» и «чи» в родительном падеже имеют аффикс —ян: минян «мой» {мини), чинян «твой» (чини).

Лексические особенности: наличие диалектизмов цэпег «вилы», чаиач «тыква», дуудхы «читать», эш «свекровь», сэрпиг «спички», одмын «атаман».

Язык каракольских калмыков. Носители языка караколь-ских калмыков проживают в селах Бурибаш, Чельпек, Ташкия, Бур-масу, в г. Пржевальске и Фрунзе, общая их численность - 4970 человек. Известный тюрколог Э.Р. Тенишев перечисляет названия их родов: калмак, байнбах, солто, харбатыр, шонкур, сатвалды, кыпчак, бугу, сары, багыш, чимит, джетигер, годонул, шуйкунул. Самоназвание - калмыки. Калмыками, торгутами - цаатанами считает их Д.А. Павлов, системно описавший язык данной этнической группы. Носители этого языка придерживаются у-, ¿--вариантов, например: хубчун «одежда», нурву «три», сумун «стрела», увул «зима», умсун «зола». Наблюдается сохранение следов заднерядного гласного [и], например: таким «подколенный сгиб», макыр «кривой», тукырна «науськивать, натравливать». Основной фонетической особенностью их языка является отсутствие согласного [ц] и повсеместное употребление аффрикаты [ч]. например: чэвер «чистый», часып «снег», чарча «саранча». Характерно широкое употребление [й] вместо [з, л, н] и других, например: йокчана «стоит», майа «кнут», явшиг «халат», той «зеркало», сойуи «интересный». Отмечается распространенное употребление аффрикаты [то:], например: кхутку «нож», кхурум «свадьба», кхупчун «одежда». Морфологическая особенность: помимо аффиксов -ип, -н, -а, -э широко используются -ан, -эн, например: увлэн cap «зимний месяц», курзэн бэрел «черенок лопаты», дерэн надыр «наволочка».

Лексические особенности: меш «печь», квчэ «улица», босого «косяк», буху «арык», уурха «подвал», кумун «человек», кургуй «жених, зять», герлх «жениться», кхудну «сват», толха «голова», урул «рот», шиде «зубы», уупап таит «склон горы», аху «работа», шивер «стелька», хзмер «тесто», эвкэш «коромысло», чу чип «крот», хашан «пельмени», нээнег «ель», сэрьел «ручей», шачын «шлея», халха «крапива».

Глава 2. Сравнительная характеристика звукового строя современных калмыцких говоров и подговоров

Система вокализма. В разделе дается подробное описание вокалической системы, состоящей из 20 гласных: кратких [а, о, у, э,

в, у, э, и], долгих [а:, о:, у:, э:, в:, у:, э:, ы:, и:], неясных [ы, е, и]. Гласные подразделяются на две основные несочетаемые внутри одного слова группы: гласные заднего (твердого) ряда, гласные переднего (мягкого) ряда и нейтральные гласные.

Краткие гласные первых слогов. К ним относятся [а, о, у, г>, в, у, з, и], это наиболее устойчивые гласные.

Гласные [а, о, у] относятся к заднему ряду: тахы «подкова», алдыр «славный, слава», боры «серый», торнын «шелк», тулны «таган», худыг «колодец»; Эти гласные соответствуют гласным старописьменного-монгольского (СПМЯ) и старописьменного-ойратского (СГГОЯ) языков. Б.Я. Владимирцов отмечает, что в древности в том диалекте, который лег в основу СПМЯ употреблялся гласный, средний между [о] и \у\. Видимо, этим объясняется употребление огубленных гласных [о или у], в разных калмыцких говорах, и по произношению торгутский говор называют у-говором, дербетский - ¿»-говором. Эти звуки являются одним из характерных дифференциальных признаков калмыцких говоров.

Гласные [з, о, у, э, и\ относятся к переднему ряду. Гласный [э] в калмыцких говорах является новой фонемой. Ни СПМЯ, ни СПОЯ не имеют специального знака для [з]. Возможно, в указанных языках, они пользовались орфографическим приемом передачи этого гласного через букву [а] в сочетании внутри слова со знаком для [/] в последующих слогах: СПМЯ 1аЫ «дикая лошадь», яаШп «ветер», Ъап~ «держать», калм. тзке, сэлкен, бэре. Также наблюдается трансформация [а] в среднего гласного [э] ср. тэмэн «верблюд» (вместо лит. тэмэн), тэке «козел» (вместо лит. тэкё), сэке= «открывать» (вместо лит. сэке=).

Гласные [о, у] калмыцких говоров восходят к [о, й] СПМЯ, СПОЯ, являются исконными и межговорных отличий не вызывают. Однако есть гласные позднего происхождения, соответствующие в СПМЯ, СПОЯ гласным [о, у] в положении перед гласным [/], ср. цопп «двадцать», тогт «лошадь», .топ- «испытывать», дипт «свадьба», циЫ^ап «перерождение», калм. херен, морен, соре=, хурем, хувелнж В этих новообразованиях нередко обнаруживаются межговорные различия.

Гласный [э] соответствует звуку, обозначенному буквой [е] в СПМЯ, СПОЯ, ср.: егкеп «порог», вепки «просыпаться», петиг

«укрытие», калм. эркен, сэрхе, нэмер. Старописьменная гласная [е] в калмыцких говорах соответствует звуку, который нередко оказывается под влиянием последующих гласных и переходит в \в, у, г/], ср. СПМЯ «сватья», е'ои^еп «старик», еЪШ «зима», esigei «войлок», торг. ввген, увел, ишкэ\ дерб. ввген, ввел, ишкэ\ буз. эиш-иши, эвиеп, эвел, шикэ.

Гласный звук [»] встречается только в первом слоге слова, ср: ирмэг «краешек», щивер «крыло», жилке «парус». Гласный [и] в первом слоге в литературном языке, торгутском говоре и цаатанском подговоре выступает как гласный переднего ряда. Однако в дербет-ском, бузавском говорах и икидербетском подговоре в отдельных случаях также может выступать как нейтральный гласный, ср. дерб., икидерб. инцыхахы «ржать», ирмаг «кромка, край», ирватырхы «знобить», буз. Гипаи — имя, чипахы «кончать».

Краткие гласные непервых слогов представляют собой звуки неполного образования и произносятся не совсем ясно: ср. же «мать», тэргеп «телега», турсен «икра», давши «соль», тулмы «мешок», аадмыг «творог», модчи «плотник», тунылчи «телятник». Неясным гласным калмыцкого языка в СПМЯ соответствуют гласные полного образования, ср. СПМЯ гтт «вода», сриЬс^ «колодец», ¿агаШп «полынь», дерб., торг. усын, худыг, шарылщии. Появление неясных гласных относится к ХШ-ХТУ вв., когда начался количественный сдвиг гласных в сторону сокращения, или, наоборот, образования долгих гласных, хотя причины этих сдвигов совершенно разные. Представляется, что причина редукции кроется в сингармонизме, по законам которого система гласных подразделяется на несочетаемые внутри одного слова группы - гласные твердого и мягкого рядов и нейтральные гласные. Ограниченное число (2-3) гласных в каждом ряде не требовало от говорящего четкого и ясного произношения.

Долгие гласные калмыцких говоров, как и литературного языка, качественно не отличаются от кратких, но количественно звучат гораздо дольше. Здесь длительность произношения имеет фонематическое значение и выступает смыслоразличителем слова, ср. цасын «снег» - цаасып «бумага», тосьм «масло» - таосын «пыль», кэрсен «бурьян» — кээрсеи «нарядившийся».

Калмыцким долгим гласным соответствуют долготные ком-

плексы Г+С+Г СПМЯ. СПОЯ в образовании долгих гласных занимает промежуточное положение между СПМЯ и современным состоянием, ср. СПМЯ agula «гора», СПОЯ о и 1а - калм. уулы, СПМЯ arigun «чистый, священный», СПОЯ ariun - калм. эру». Много споров вызывает способ обозначения долготы в СПОЯ. Диакритический знак долготы справа от вертикальной строки Г. Жамьян называет самостоятельной буквой. «Несмотря на свою оригинальность и новизну, - пишет П.Ц. Биткеев, - положение Г. Жамьяна, однако, не находит полного практического подтверждения». Это подкрепляют также говоры калмыцкого языка (бузавский, икидербетский), сохранившие произношение хали.хе ~ халэ:хе «смотреть», как писалось на СПОЯ, вместо лит. хэлэ:хе.

Долгие гласные калмыцких говоров являются результатом редукции интервокального согласного, реже удлинения второго гласного комплекса Г+С+Г. Образование долгих гласных в разных монгольских языках на протяжении многих веков (XII-XIV вв.), как отмечают П.Ц. Биткеев и A.A. Дарбеева, протекало неравномерно.

Выпадение интервокальных согласных и стяжение оставшихся гласных объясняются стремлением агглютинативных языков к сокращению разросшейся оболочки слова, к экономии энергии на произнесение слова. Звонкость и проточность интервокальных согласных, как кажется, обусловлены именно интерпозицией, звонким и сонорным согласным легче утратить смычку, а следовательно, и взрыв, что составляют суть взрывных согласных. Фрикативные же согласные выпадают потому, что не имеют полной смычки. При ускоренном и небрежном произношении приближаются к произношению гласных, затем полностью сливаются с последними. Следует отметить, что в слогах типа СГ (из Г+С+Г) все артикуляционные признаки гласного, не противоречащие произношению согласного, начинаются с самого начала слога, получая таким образом долготу звучания.

Из сказанного вытекает, что процесс образования долгих гласных на базе комплекса Г+С+Г начинался с редукции интервокального согласного и одновременного удлинения второго гласного комплекса. В подтверждение этому А. Бобровников пишет, что при чтении книг монголы произносят эти слоги (Г+С+Г - Н.У.) так, как они пишутся, с той только особенностью, что второй слог произносят

долго -агу, -угу, -ого. Японский ученый Сиро Хатгори также признавал удлинение вторых гласных. Только это удлинение он принимает за первичную, изначальную долготу в протомонгольском языке.

Качество образовавшейся долгой гласной зависит также от ассимиляции рядом стоящих гласных, входивших в комплекс Г+С+П СПМЯ degü «младший» - СПОЯ döii - калм. du, СГТМЯ cilagun «камень» - СПОЯ ciloun - калм. colün, СПМЯ daqun «пение, голос» -СПОЯ dorn - калм. dun. Огубленные гласные комплекса почти всегда сохраняют свое качество огубленности и в долгом гласном.

Помимо образования долгих гласных в результате редукции и исчезновения интервокального согласного, в калмыцком языке и его говорах наблюдаются случаи образования долгих гласных способом метатезы данного согласного с одним из гласных (чаще с первым) комплекса. Вследствие чего оказывались рядом два гласных, которые затем сливались в один долгий. Интервокальный согласный, уйдя со слабой для него интервокальной позиции, сохранял свои качества. Образование долгих гласных происходило при сохранившемся бывшем интервокальном согласном. Ср. уга «не, нет» - дерб. гоа ~ гоо, торг. гуа ~ гаа, монгор. гуа, СПМЯ amuqulan «мир, спокойствие» -калм. аму.пыц ~ амну.лыи.

Мысль об образовании долгих гласных способом метатезы впервые была высказана Г.Д. Санжеевым, затем поддержана японским ученым Сиро Хатгори. Также существует способ количественной метатезы, по-другому называемый то заместительной, то компенсирующей долготой. Образование долгих гласных способом количественной метатезы есть удлинение гласного вследствие перехода количества произносительной энергии из одного слога в другой (чаще из непервого слога в первый) в результате начавшейся редукции гласных, последствием которого и являются позиционная неустойчивость неясных гласных и способность их переходить из одного слога в другой, ср. СПМЯ bürge «блоха», калм. лит., дерб., торг. буурег: СПМЯ есе-аффикс исходного падежа, СПОЯ ээце, калм. лит., дерб., торг. -асы (-асе), СПМЯ sagsabad «нравственность, обет духовных лиц», калм. лит., дерб., торг. ишгша:выд. Мысль об образовании долгих гласных в результате перехода количества или количественной метатезы была также высказана Г.И. Рамстедтом. Переход количества Г.И. Рамстедт с полным основанием считает

«распространенным и, по-видимому, давним». К сожалению, эту плодотворную мысль Рамстедт и другие исследователи высказали вскользь, не придавая ей должного значения.

Система консонантизма калмыцких говоров состоит из следующих фонем: [б, в, г, н, д, щ, з, й, к, л, м, н, ц, п, р, с, т, л:, ц, ч, ш]. По месту образования, или участию активных органов речи, согласные делятся на губные согласные - [б, в, м, п], переднеязычные - [д, з, л, и, р, с, т, ц, ш], среднеязычные - {эк;, й, ч], заднеязычные - [г, к, ц, х], увулярные согласные - [7»].

Губные согласные [б, в, м, п] - смычные, губно-губные.

[б] - звонкий, ненапряженный, чаще встречается в начальной позиции, например, барыг «волкодав», бэрнэ «детская распашонка», бичкелдэ «малыш». В средней позиции слова встречается в сочетании с губными согласными [лл б, в], ср. зэмбел «корзина», абба -обращение: дядя, дядюшка, Бобба - имя. В конечной позиции согласный Щ встречается в звукоподражательных словах: ишб-ишб, шоб-шобчиб-чиб «кап-кап».

Глухой согласный [л], наоборот, встречается в начале изобразительных, ономатопоэтических слов: пшд-ттд «шлеп-шлеп», палд-палд «шлеп-шлеп», пуф-пуф «фу!». В середине слова употребляется перед глухими согласными: урал., оренб., буз, хорыпчи «наперсток», апчикад «взяв», кэпте- «лежать», дерб., торг. хурывчи, авчикад, кэв-те. Также калмыцких говоров характерен глухой [п], выступающий взамен глухого напряженного [ф] заимствованных слов: Пээдер -имя Федор, коппы «кофе», паныр «фонарь», куппайкы «фуфайка».

[в] - губно-губной, звонкий, ненапряженный, щелевой согласный. У молодых людей, владеющих русским языком, возможен губно-зубной вариант. В начальной позиции почти не встречается, кроме как в междометиях - вай-вай «ой-ой-ой», вуй «ой» (удивление). В заимствованных словах заменяется согласным [б:] ср. Болодъ- имя «Володя», Бэсль - имя «Василий», баалицк «валенки». Встречается в середине и в конце слов, ср. авали «супруг, супруга», кшве «наживка», кэв «форма», кув «маслобойка». Перед глухими согласными, согласный [в] оглушается и звучит как глухой напряженный [$], ср. дафпгхы «повторять», дафсын «соль», хафсын «ребро».

[.«] - сонорный, смычно-проходной, двугубный, носовой согласный, встречается во всех позициях слова, например, мэрген

«меткий», маралщии «палас», тэрме «решетка», тюрем «мельница» и соответствует [м] СПМЯ. СПМЯ mondtir «градинка», СПОЯ mondtir, калм. мондер, СПМЯ temeqen «верблюд», СПОЯ (ете:п, калм. тэмэн. Помимо этого согласный [,и], как и все губные согласные [б, в, п\, соответствует губному согласному [6] СПМЯ и СГ10Я. напр., СПМЯ, СПОЯ becin «обезьяна», nabcin «листва», nilbmun «слеза», калм. мочин. намчии, путшсын ~ ну.пемсеп.

Переднеязычные согласные [д, з, л, н, р, с, т, и, ш\. [¿)] - смычно-взрывной, звонкий согласный, встречается во всех позициях слова, например, долда «колобок», ондер «высокий», ку.кед «дети» и соответствует |Y/] СПМЯ и СПОЯ, ср. СПМЯ doluqan «семь», kobeqild «дети», badma «рубин», СПОЯ dolo.n, koiikud, bad-ma, калм. долан, куукед. бадмы. Чередование д//с является общекалмыцким, но в некоторых конкретных словах это чередование носит межговорный характер: ср., торг. свлхе «менять, обменивать»; дерб. дольхы ~ долхе «обменивать», в то же время торг. амен долиг «обряд откупа, обмена души». Аналогично видимо, употребление аффикса мн. ч. - с в торгутском говоре и аффикса - г) в дербетском. Например: ков Ус ~ ковУд «мальчики», укермус ~ укермус) «коровы».

[т] - смычно-взрывной, глухой, напряженный согласный встречается в начале и середине слова, например, тарыг «варенец», шаты «сруб», болта «пряник». Согласный [/»] межговорных различий не имеет и соответствует [/] СПМЯ, ср. СПМЯ logosun «пыль»; СПОЯ to:sun, калм. Тоосыщ СПМЯ tatagur «катаур»; СПОЯ tatu:r, калм. гпа-тур, СПМЯ bagatur «богатырь», СПОЯ ba:tur, калм. баатыр.

[з] - звонкий, ненапряженный, щелевой согласный, встречается в начале и середине слова, например, зараха «ежонок», кизэр «лоскут», зэлмен «напиток», зэткер «опасность», зузан «толстый», соответствует [¿] СПМЯ и СПОЯ перед всеми гласными, кроме [/], ср. СПМЯ и СПОЯ qazar «земля», zarim «некоторый», itzeku «видеть», калм. пазыр, зэрем, узхе.

[£] СПМЯ и СПОЯ в позиции перед [/] в калмыцком языке и его говорах чаще соответствует [;>/(,], ср. СПМЯ zida «копье», qeziqe «коса, затылок», калм. жиде, гижиг, но также имеются примеры с [з]: СПМЯ zirquqan «шесть», ziruken «сердце», ziqa «ворот», калм. зурнан, зуркен, захы. Сохранение сочетания [зи] является особенностью дербетского говора, ср.: зи «сбруя, украшение», зивег «паз», зи-

игке «пищать», зиидемеи «драгоценность, исполняющая желания», в торгутском данному сочетанию соответствует сочетание [щи].

[с] - глухой, напряженный, щелевой, переднеязычный, зубной согласный, встречается во всех позициях слова, например, сацна «челка», носын «сапог», тпэцгес «море» и соответствует [,у] СПМЯ и СПОЯ, ср. вопит «чуткий», кше! «цель, стремление», ¿¡тез «ягода», калм. сопыр, кусел, щгшсен.

[л] - сонорный, смычно-проходной, боковой, переднеязычный согласный, встречается во всех позициях слова, ср. лошхы «репей», алыг «пегий», тошия «паслен». Соответствует [/] СПМЯ, ср. кд1 «нога», ак]ит «шаг», 1ада «сом», калм. кол, алхым, лах (щалыг). В мягкорядных словах, в словах твердого ряда в сочетании с историческим гласным [/], а также в сочетании с согласными [щ, ч, г«] согласный [л] может быть мягким, ср. Лиэщи - имя, кэл'ен «язык», шарыл'щин «полынь». Однако мягкий [л ], влияя на произношение, не может считаться самостоятельной смыслоразличительной фонемой, так как его мягкость обусловлена сочетанием следующих за ним звуков, ср. сулы «свободный», сули «овес».

[р] - дрожащий сонорный согласный, встречается в средней и конечной позиции слова, ср. бэрсен «дамка, ферзь», кэвтер «логово», пщтс «заклинание», соответствует [г] СПМЯ и СПОЯ, ср. сещ «войско», ап#ни «чистый», еёйг «день», калм. цэрег, зруи, вдер. В начальной позиции [/;] не встречается, в заимствованных словах перед ним произносится гласный, следующий за ним ср. аракет «ракета», эрмотп «ремонт», арадив «радио».

[г/] - глухой, напряженный, смычно-щелевой согласный (аффриката), встречается в начальной и средней позиции слова, например, цэцгэ «цветок», г;огцы «тело», бэрце «подношение», соответствует [с] СПМЯ и СПОЯ, напр.: сесен «мудрый», сефег «голубой», а'щсе «рюмка, фужер», калм. грцеи, цэцкер, цвгце. В цаатанском подговоре торгутского говора и в языке каракольских калмыков согласный [?/] отсутствует: сохранился древний старописьменный монгольский [с(ч)] - чэвер «чистый», чунар «все», чурхы «щука».

[ш] - щелевой, переднеязычный согласный, встречается во всех позициях слова - шавыр «глина», шалыииг «лямка рыбацкая», буьыш «кувшин», восходит к [5] СПМЯ и СПОЯ: ваЫ «сруб», 5опдиг «сокол», логапс/ «нож», яоЗади «торчать».

Калмыцкие говоры также знают [ш], образовавшийся из [.у] СПМЯ в позиции перед гласным [/'], ср.: лч'(1еоехйп «шов». .чИЫ «щиколотка», sigsi^'ge «зубочистка», буз., дерб., торг. шидэсеп, шилве. шигишрне.

Среднеязычные согласные

[ж] - палатальный, звонкий ненапряженный, смычно-щелевой согласный (аффриката), встречается в начальной и средней позициях слова, например, щола «вожжи», щульщуха «птенчитс», эщирщицпехе «журчать, щебетать», соответствует [¿] старописьменного монгольского языка СПМЯ в положении перед гласным [/'], например, СПМЯ кдпШе «одеяло», Ищ «маленький», Итек «ягода», калм. копщич, щиэщнг, жимсеи. Однако немало случаев перехода [¿] в [з] в результате регрессивной ассимиляции гласного [/], ср.: СПМЯ «показывать», «рыба», ¿^^¿ап «шесть», калм. за-,

зансып, зурьаи. Дербетский говор знает [.?] перед гласным [а], например, зи «сбруя», зивег «паз», зиигхе «пищать, жужжать», зипдмен «драгоценность».

['/] - палатальный, альвеолярный, глухой, смычно-щелевой согласный (аффриката), встречается в начальной и средней позиции слова, например, чичрхэ «брызжейка», кучин «сила, мощь», тунылчи «телятник», соответствует [с] СПМЯ в позиции перед гласным [/], например, с1(1йг «тренога, кандал(л», с'йа^ип «камень», сгхип«кровь». Цаатанский подговор и язык каракольских калмыков сохранили [с] СПМЯ и «Сокровенного сказания монголов», ср.: бучилхы «кипеть», чалмы «аркан», чуиар «все».

[г;] - звонкий, ненапряженный, щелевой палатальный, сонорный согласный, встречается в начале и середине слова, например, йалы «штраф», йумын «вещь, предмет», айул «стихия», дайая «созерцание», соответствует [/'] СПМЯ, ср.: Ьа]па/ «есть, иметься», 1ак\]а «курица», а}а^а «чашка», калм. бяэнэ, така, ааны. В конечной позиции согласный {/] СПМЯ образовал с предшествующим гласным [м] дифтонг, который развился в долгий гласный [«] или [э]. В дербетском говоре во всех случаях развился долгий [з], который, употребляясь в словах твердого и мягкого рядов, приобрел значение нейтрального гласного, ср.: СПМЯ Ыщ «песок», пи^а] «змея», toqaj «локоть», торг., буз. шора, мона, тоха, дерб. шорэ, моиэ, тохэ.

Заднеязычные согласные

[г] - звонкий, ненапряженный, смычно-взрывной согласный, встречается во всех позициях в слове, например, голег «щенок», кэ-вег «отрубь», унген «лисица», соответствует [g] СПМЯ, например, gerel «свет», bergen «сноха», temdeg «знак, примета», калм. гэрел, бэрген, тэмдег. Дифференциальное, межговорное отличительное значение имеют соединительный (протетический) согласный [г(н)] находящийся на стыке морфем, оканчивающихся и начинающихся гласными, и аффикс винительного падежа на [г] перед возвратно-притяжательной частицей -ан(-зн), [г]—показатель торгутского, [ь] -показатель дербетского говора, ср.: торг. кэгэд «сделав», цээгэн «свой чай», дерб. кэпэд, цээьэн.

[к] - глухой, напряженный, смычно-взрывной согласный, встречается в начальной и средней позиции слова, например, култе «пальто», кввркен «миловидный», миикэ «котенок», соответствует [к] СПМЯ, ср.: kiragu «иней», kija «стража, телохранитель», keseg «часть», калм. киру ~ кору, ка, кэсег. В СПМЯ согласный [к] в основном наблюдается в мягкорядных словах, в твердорядных словах он используется в сочетании с гласным [г]. Примеры: дерб., торг. тэмке «табак», тэкем «подколенный сгиб», тэкре= «скрючиться», цаат. тсмкы, такым, такры=. Это, видимо, объясняется тем, что в цаа-танском подговоре исторический [/'] произносится в твердых оттенках, или этот оттенок является остаточным из того периода, когда еще не было слияния [г] и [/].

[//] - сонорный, смычно-проходной заднеязычно-увулярный, носовой, звонкий согласный, встречается в середине слова перед согласными [г, к, х, ь] и реже перед [ш, п, с, з, д] и другими и в конце слова, например, хоцхы «колокол», мэц «приманка», шицген «жидкий». Список согласных, с которыми может сочетаться [//], говорит о скользящем характере места его образования. В торгутском говоре согласный [//], чаще в конечной позиции, имеет [г] — образный, эксплозивный отступ, ацг «зверь», гисщг «казна, государство», тецг «коленная чашечка». В дербетском говоре такой эксплозйи нет и небная занавеска не поднимается, пока не прекращается поток воздуха - ац-ацгин, шац-шацгии, твц-тонгин. Наличие или отсутствие элемента эксплозии имеет межговорное дифференциальное значение. Небольшое увеличение эксплозивной части и умень-

шение назальной части согласного [//] может вызвать чередование М и И, ср. тарщицны- - тарщигны - «тарахтеть», курщицне- ~ курщигие - «греметь».

[х] - щелевой, глухой согласный, наблюдается в начальной и средней позиции слова, например, хулсын «камыш», хорха «насекомое», хавхаядык [д] «черепаха», исторически соответствует [#] СПМЯ, например, дог'ща «комната», ца\арт «горячий», сИдита! «сплав, слиток», калм. хора, халун, цутхымыл. Как все заднеязычные, согласный [х] отличается большой подвижностью по горизонтали, зависимостью от рядности слова, то продвинутым вперед, то отодвинутым назад, ср., хурме «свадьба», хореи «двадцать», харада «ласточка», хур «дождь», Хавра - имя.

Увулярный согласный [Ь] - смычный, звонкий согласный, встречается в начальной и средней позициях слова, например, нации «зной», полна «кишка, шланг», нощнын «щекотка», соответствует [д] СПМЯ, например, %игЬап «три», %агаг «земля», gasigun «горький», калм. нурвын, назыр, нашун. В средней позиции слова независимо от предшествующего звука выступает как проточный, например, торный «шелк», нанзны «торока», шаазна «сорока». Перед глухими согласными оглушается и переходит в глухой проточный [х], например, арыхсын «аргал, кизяк», балыхсын «город», захсын «рыба», вместо литературного арынсын, балынсын, зансын. В бу-завском говоре согласный [л] заменяют то на [х] - толха «голова», вместо толиа, то на [г] -галун «гусь», газыр «земля», вместо литературного налун, назыр, то произносят [/»] там, где его не должно быть, напр., эпднен «яйцо», эмнен «старуха», вместо вндген, эмген.

Поведение звуков в потоке речи

Гласные звуки в потоке речи. В соответствии с делением калмыцких гласных на два ряда, несовместимые внутри одного слова, все словоизменительные, словообразовательные аффиксы имеют твердорядные и мягкорядные варианты. Употребление в одном слове гласных одного (твердого или мягкого) ряда называется гармонией гласных. Гармония гласных подразделяется на губную и небную, или палатальную. Губная гармония - это употребление в непервых слогах огубленных гласных вслед за губным гласным первого слога. А гласный первого слога в монгольских языках, как известно, определяет систему гласных всего слова.

В современных калмыцких говорах наблюдается небный или палатальный сингармонизм, базирующийся на противопоставлении гласных заднего и переднего рядов, не осложненный губным притяжением, ср. буркзсеп «крышка», горасен «сайгак», торна «жаворонок», колеей «подвода, транспорт». Исключение из этих рядов составляет так называемый нейтральный гласный [г/], который может находиться как в словах твердого, так и мягкого рядов, ср. мэсен «гнус, мошкара», ирмаг «краешек», Птана - имя, килэсен «забота». Нейтральный гласный образовался в результате слияния двух близких, но относящихся к двум разным рядам гласных [/] и [¿']. Этот двуединый гласный, употребляясь в словах двух разные рядов, стал выполнять функцию и того, и другого гласного.

В современных калмыцких говорах в первом слоге наблюдаются гласные [и, ы:], которые выступают как гласные переднего ряда -билцег «перстень», киилег «рубашка» и очень редко как нейтральные, что носит межговорный характер, ср. торг. инцехэхе «ржать», ирмзг ((краешек», дерб. инцыхахы, ирмаг, дерб., торг.Гита«-имя, буз. Гилан. В непервых слогах гласные [и, и:] соответственно передают нейтральный редуцированный и нейтральный долгий фонемы, ср., твмерчи «кузнец» - томерчи:н «кузнецкий», тиирцег «шляпа», тиирцги:н «шляпный», туъыпчи «телятник» - туьылчи:н «телятника».

Из сказанного следует, что в системе гласных произошли такие крупные изменения, как образование долгих гласных и образование неясных гласных, определившие современное фонетическое состояние языка. Причины и пути этих изменений нами объяснены.

Словесное ударение в монгольских языках, в частности в калмыцком языке и его говорах, является одной из сложных проблем, поскольку ударные слоги лишены отчетливого выражения. Видимо, этим объясняется существование совершенно разных точек зрения. Помимо ударных гласных, имеются долгие гласные, гармония гласных, которые ослабляют выделительные средства ударения, лишают его организующего и централизующего влияния внутри слова, более того, доминируют над ударением. Долгие гласные в монгольских языках, как известно, образовались из долготных комплексов Г+С+Г и отношения к ударению не имеют. Отсюда ударение лишено важного, если не основного, выделительного средства как длительность, долгий гласный - не есть ударный.

Гласный первого слога, соответственно закону гармонии гласных определяющий систему гласных всего слова, сконцентрировал на себе четкость, ясность произношения (закон начала слов) и не имеет отношения к ударению. В безударном первом слоге сохраняется основное качество звука и объясняется это именно начальным положением, тем, что человек, намеревающийся произнести слово, подготавливает свои органы речи к произношению нужного звука. Поэтому качество начального гласного, даже безударного, должно сохраниться таким, каким оно бывает у типичного оттенка данной фонемы.

В калмыцком языке и его говорах помимо отмеченных долгих и гласных первого слога нет других (кроме редуцированных гласных непервых слогов) гласных, претендующих быть ударными в том понимании ударения, какое имеется в русском языке. Видимо, по этой причине возникло положение, что в калмыцком языке отсутствует словесное ударение. Однако не все исследователи с этим положением были согласны. Многие из них склонялись к точке зрения о первослоговом ударении. Вместе с тем существует мнение о двух ударениях: главном - на первом слоге и второстепенном - на последнем слоге слова. Наиболее привлекательным кажется мнение об ударении на последнем слоге. A.A. Бобровников пишет, что повышение тона или ударение в монгольско-калмыцком языке бывает всегда на последнем слоге, что понятие ударения не должно смешиваться с понятием о долгой и краткой гласной, что ударение состоит в повышении тона, а долгота или краткость, ясность или неясность произношения зависят от других причин. Таким образом, из всех предложенных версий определения ударения в калмыцком языке и его говорах более приемлемым является версия о музыкальном, тоновом ударении, падающем на конечную позицию слова. При наращивании словоизменительных, словообразовательных и других аффиксов ударение отходит на конец слова.

Согласные звуки в потоке речи. Это, во-первых, двойные согласные, образовавшиеся в результате выпадения неясного гласного между близкими или одинаковыми по артикуляции согласными, например, СПМЯ gunan «трехлетний», Unen «истина», калм. нунн, унн (из нунын, умен). Удвоение согласных нередко бывает на стыке морфем также с выпадением редуцированных гласных, например,

саны+на > санна «думает», мэде+дег>мэддег «знающий», морге+хе > морекке «бодать». Здесь более уместен термин «двойные согласные».

Помимо этого в калмыцком языке и его говорах наблюдается самоудлинение согласного в интервокальном положении в корневых и аффиксальных слогах, например, наппаш «карл, карлик», гагга «красивый», люббой «любой». Это удлинение (геминация) видимо, связано с образованием долгих гласных из долготного комплекса Г+С+Г. Интервокальное положение для согласного является слабой позицией. Возникает необходимость укрепить эти согласные, оградить их от редукции, в конечном счете не дать образоваться долгим гласным.

Калмыцкий язык и его говоры, как и другие монгольские языки и диалекты, будучи менее консервативными, в отношении долгих гласных не очень стремились к сохранению интервокальных согласных, к сохранению первоначальных форм слова. В тюркских языках, в которых образование долгих гласных не получило такого широкого развития, как в монгольских, можно найти достаточно примеров геминации интервокальных согласных - одной из эффективных мер против редукции указанных согласных и образования долгих гласных. Однако это явление в тюркологии еще не получило достаточного объяснения.

На наш взгляд, геминация - это один из путей развития комплекса Г+С+Г. В монгольских языках этот комплекс дал в основном долгие гласные; в тюркских языках в одних случаях он дал долгий гласный, в других - долгий согласный. В калмыцком языке гемини-рование свойственно всем его говорам. Однако чаще оно встречается в торгутском говоре.

Глава 3. Сравнительная характеристика морфологии именных частей речи современных калмыцких говоров и подговоров.

По своему морфологическому строю калмыцкий язык и его говоры относятся к агглютинативному типу языков, характеризующихся образованием слов и словоформ путем присоединения к основе или корню словоизменительных, словообразовательных аффиксов, каждый из которых сохраняет свою внешнюю форму и имеет одно определенное деривационное или грамматическое значение.

Слова калмыцкого языка и его говоров, за редким исключением, в своем составе имеют гласные только заднего, либо только переднего ряда (закон гармонии гласных). В силу этого имеются два варианта аффиксов и частиц, содержащих в своем составе гласные полного образования - один - для твердорядных слов, другой - для мягкорядных, ср. цармуд «волы», гэрмуд «дома» и т.д. Префиксов в калмыцких говорах не бывает. Основными элементами, составляющими слово, являются корень, основа и аффиксы, присоединяющиеся всегда в постпозиции. Система частей речи калмыцких говоров такая же, что и в литературном языке, и подразделяется на именные и глагольные части речи. К именным частям речи относятся имена существительные, имена прилагательные, имена числительные, местоимения.

Морфология имен существительных характеризуется значением предметности, грамматическими категориями падежа и числа, синтаксическим употреблением в функции субъекта, объекта и предикативного члена и развитой системой словообразовательных моделей, отвечает на вопросы: кэп? «кто?», относящийся только к людям, и юн1 «что?», относящийся ко всему, кроме людей.

О категории грамматического рода. В калмыцком языке и его говорах отсутствует категория грамматического рода и согласование слов в роде. Существуют слова, обозначающие биологический пол животных, человека, мужские и женские личные имена, которые не распространяются на неодушевленные предметы.

С другой стороны, в монгольских языках, видимо, когда-то существовала категория лексико-грамматического рода, не связанная с биологическим полом. Академик Б.Я. Владимирцов отмечает, что существует значительное количество парных слов, отличающихся только тем, что одни из них принадлежат заднему ряду, другие переднему, сохраняя одно и то же или близкие значения. При этом слова твердого ряда обозначают мужской род, слова мягкого ряда -женский род, например, цаиан «белый», цэгэн «белая, светлая, прозрачная», цолы-чепэн «досуг», давшихы-дзвгиихе «лезть, подниматься», натылхы «переходить, переправиться», гэтелхе «миновать», аадмыг-ээдмег «творог», чадхы-чидхе «мочь», гадахы-гздэхе «выпрямиться, откинуться».

Такое противопоставление, базирующееся на сингармониз-

ме, охватывало и именные, и глагольные части речи и опиралось на фонетико-лексическую основу. Оно не получило дальнейшего развития, ибо предполагало наличие хотя бы двух форм каждого слова, что увеличило бы объем всего словарного фонда в два и более раза. Язык не мог допустить такого раздувания лексики. Ему легче было отказаться от категории рода, что он и сделал.

Категория множественности. В говорах калмыцкого языка, как и в литературном языке, имена существительные имеют два числа - единственное и множественное. Единственное число указывает на единичность, цельность, неделимость вещей и явлений, специальных формантов не имеет. Множественное число имеет аффиксы: -муд (-муд), -уд (-уд), -чуд (-чуд), -ныр (-иер), -д, -с.

Употребление аффиксов мн. ч. строго дифференцировано и зависит от конечных звуков существительных и от того, что это имя обозначает человека или еще другое явление, предмет или животных. Аффикс -ныр (-нер) употребляется с именами существительными, обозначающими людей, ср., ед. ч.: номты «ученый», молчи «скотовод», экчи «сестра», мн. ч. номтныр, маячиныр, экчинер.

В СПМЯ аффикс разумного существа -ныр (-нер) имеет слово tenqer «небо, бог», которое во мн.ч. имеет форму tenqeriner «небожители». В современном калмыцком языке небожители получили новое название - дээдэс, дээдсин олын бурхыд. Из былых тэнгерине-ров сохранились лишь теонимы Окып Тэцгер «Дева-воительница» и Дээчи Тэнгер «Бог войны, Бог-воитель».

Аффикс -муд (-муд) употребляется с основами, оканчивающимися на согласные, на краткий и скрытый гласный: ед. ч. тулкур-тулкурмуд «ключи», уулы-уупмуд «горы», нунын - нунмуд «быки трех лет», что соответствует форме nugud СПМЯ, kir nugud «грязь», букв, «грязи».

Аффикс ->г) (-уд) употребляется с основами на согласные -г (-к), -ц (-иг), например, барыг-баргуд «волкодавы», хагшг-хайгуд «адреса», соц-соцгуд «тосты».

Аффикс -чуд (-чуд) употребляется с основами имен прилагательных и существительных и обозначает совокупность людей, объединенных по какому-либо признаку, например, цанан-цапачуд «белые», байан-байачуд «богатые, богачи», улан-улачуд «красные». Это сложный аффикс, состоящий из аффикса деятеля -чи и аффикса

-уд (-уд), ср. модчи «плотник» - модчуд «плотники», томерчи «кузнец» - томерчуд «кузнецы».

Аффикс -д используется с основами на гласный и согласный [и], ковун-ковуд «мальчики», томэн-тэмэд «верблюды», хвн-хвд «овцы», ввген-овгед «старики», этот аффикс более употребителен в дербетском говоре.

Аффикс -с употребляется с основами на гласный звук, напр. здцге-зэцгес «новости», тогэ - тогэс «колеса», моьа-мопас «змеи». Он более употребителен в торгутском говоре и нередко задменяет -д дербетского и бузавского говоров, например, дерб., буз. кввуд, торг. кввус.

Категория притяжанпя знает личное и безлично-возвратное притяжания. Личное притяжание выражает принадлежность предмета тому или иному лиц}', напр. дэгтерем «моя книга» - дэгтерчии «твоя книга» - дэгтерень «его книга».

Торгутекий говор знает притяжательную частицу третьего лица -н (из ми), дербетский -нъ (возможно также из ми, ¡-пи). Как видно, [/'] составляет отдельный слог, вряд ли мог палатализовать последующий [и]. Твердость и мягкость [м] имеют межговорные различия. Безлично-возвратное притяжание передает понятие возвратности, которое в русском языке передается возвратным местоимением «свой», при помощи частицы -ан, -эн, -и (кроме именительного падежа). Если падежные формы оканчиваются на гласный (соединит., совм. падежи), то частицы -ан, -эн приобретает соединительные согласные -н-, -г-, первый из которых чаще наблюдается в дербетском говоре, второй - в торгутском.

В родительном, орудном и исходном падежах частица -ан, -эн утрачивает гласный и принимает форму -н, например, наханн «своей свиньи», иаханарн «своей свиньей», наханасн «от своей свиньи». Имя существительное, обозначая предметы, характеризуется грамматическими категориями падежа, числа, в предложении выступает в функции субъекта, объекта и предикативного члена.

Таким образом, система склонения говоров, в отличие от литературного языка, имеет следующие особенности:

а) утрата в дербетском говоре гласного [и\ в аффиксе родительного падежа, ср. укрн «коровы», буз., торг. укрин.

б) в торгутском говоре используется аффикс родительного па-

дежа -ан, -эи, хуг^ап «бараний», туман «телячий», буз., дерб. хуцин, тукчын.

в) использование в дербетском говоре согласного [ь] в винительном падеже перед частицами возвратного притяжания, ср. цээг «чая» - цзэнэп «своего чая», буз., торг. цээгэи.

г) употребление в дербетском говоре формы орудного падежа существительных на -ар,-яр в функции наречия, ср.: орсар «по-русски», моцплар «по-монгольски», лит., торг., буз. орсанар, мощлаиар.

д) употребление в дербетском говоре в соединительном падеже глагольной возвратной частицы -рн, ср. ахларп «с братом», куукнлэрн «с дочерью», лит., буз., торг. ахланан, нуукнпэьэн.

е) употребление в дербетском говоре у существительных в направительном падеже аффикса -ур,-ур, в торгутском -ад,-яд и послелога тал.

ж) в падежах, имеющих в соответствии с гармонией звуков парные аффиксы: род. пад. -а,-э,-на,-из, соед. пад. -ла,-лэ, совм. пад. -та, -тэ и другие в дербетском говоре во всех словах употребляются мягкорядные варианты.

Категория склонения. В калмыцких говорах имена склоняются по двум типам склонения: простое и двойное склонение.

Простое склонение. Падежные окончания произносятся и воспринимаются неотделимо от основы, подчиняются закону гармонии гласных и зависят от открытости и закрытости основы, устойчивости и не устойчивости конечного - [н]. Склонение заимствованных слов зависит от твердости или мягкости последнего гласного в слове. В калмыцких говорах и подговорах имеются 9 падежей. В СПМЯ также было девять падежей, падежные аффиксы писались отдельно от склоняемого слова и не всегда подчинялись гармонии гласных, завися от открытости и закрытости основы имени.

Именительный падеж. Существительные в этом падеже не принимают падежных аффиксов и не утрачивают конечный -п. И часто совпадая с основой имени, они служат основой для других падежных форм.

Родительный падеж имеет аффиксы -а (-э), -ан (-эн), -мм (-ын), -н, которые зависят от конечного звука основы и сингармонической рядности, например:, назыр «земля» - ьазра ~ ьазргш «земли»,

хорный «сало, животный жир» -хорынна «жира», увел «зима» — увяэ «зимы, зимний», така «курица» - такай «курицы», укер «корова» -укрин «коровы, коровий».

Аффикс -з более свойствен дербетскому говору, в котором, выступая в нейтральнорядной функции, он употребляется и вместо аффикса -а, ср. ьосиэ «сапога», зурымнэ «суслика», келно «языка».

Аффикс ~ан, -эн употребляется со словами, оканчивающимися на краткий (неясный) гласный и согласный, кроме -и, более свойствен торгутскому говору: саран «месяца», Бадман «Бадмы», гвлмэн «сети».

Формы дательно-меетного падежа не имеют диалектных различий и образуются при помощи аффиксов -ды (-де), -ты (-те).

Формант -ды (-де) встречается со словами на гласные и согласные, кроме в, г, р, с, д, ш, к, х, ч, например, кэрзде «вороне», кэремде «кораблю», гэрелде «свету».

Формант -ты (-те) наблюдается в словах, основа которых оканчивается на согласные [г, р]. если за ними нет неясных гласных, и согласные [в, с, д, ш, к, х, ч] независимо от того, есть ли за ними неясный гласный или нет, например, кэрегте «в деле», тэверте «в охапке», ах ты «брату», тэкте «козлу».

Синтаксически формы дательного падежа выступают в предложении косвенным дополнением, обстоятельством места и времени.

Винительный падеж принимает аффиксы -иге (-агы, -эге), -гы (-ге). Формант -иге употребляется с основами, оканчивающимися на неясные гласные и согласные, например, сэр-киге «козла», тэргиге «телегу», бэрсиге «дамку, ферзю». В положении перед лично-притяжательными частицами аффикс -иге может утрачивать слог -ге, ср. мвцгиге «денег» - моцглш «моих денег», моцгичи «твоих денег» - мвнгитен «ваших денег».

Формант -агы (-зге) употребляется в словах, которые оканчиваются на неясные гласные и все согласные, например, чамагы «тебя», памагы «меня», щьарагы «всех», по частотности использования этот формант является отличительным признаком торгутского говора.

Формант -гы (-ге) употребляется со словами на долгий гласный

и на [-«], имеющего перед собой долгий гласный, например, шана-гианагы «альчика», кврэ-кврэге «пилу», тэрэп-тэрэге «посева, хлебов». Форма винительного падежа также может образовываться без применения какого-либо аффикса, совпадая иногда с формами именительного падежа: ср. кввун рсер туущ йовиа «мальчик гонит корову», укер ндшлэщ Поена «корова пасется».

Винительный падеж, оформленный от слов с конечным [-»], в отличие от именительного утрачивает этот конечный [-к], ср. им. п. яыан «коза», кэрмен «белка», вин. п. яма «козу», кэрме «белку».

Орудный надеж образуется при помощи аффиксов -ар (-эр), -нар (-гэр, -пэр). Формант -ар (-эр) наблюдается с основами на все согласные и неясные гласные, например, тоорцыгар «тюбетейкой», доцгэр «с помощью», бэрсэр «ферзем», укрэр «коровой».

Формант -пар (-нэр, -гэр) является вариантом -ар (-эр) только с соединительным согласным. Его принимают основы на долгие гласные и неустойчивый -н с предшествующим долгим гласным, напр., торнапар «жаворонком», хараданар «ласточкой», эрвэкэнэр «бабочкой». Варианты -нэр (-гэр) принимают слова мягкого ряда, форма -гэр превалирует в тор гуте ком говоре, и соблюдается закон гармонии согласных, тэрэнэр ~ тэрэгэр «хлебами», бурунэр ~ буругэр «бычком», кэрэнэр ~ кэрэгэр «вороной».

Соединительный надеж образуется от всех основ при помощи аффикса -па (-лэ), восходящего к luga (lüge) СПМЯ, ср. СПМЯ qonin luga «с овцой», görögesün lüge «с сайгаком», то-dim luga «с деревом», калм. хоонлэ, горэсенлэ, модынла. В данном падеже в торгутском и бузавском говорах соблюдается сингармонизм и одинаково используются формы -па, -лэ. В дер-бетском говоре во всех словах используется только аффикс -лэ.

Совместный падеж образуется при помощи аффикса -та (-тэ) со всеми основами, например, дэвелтэ «с шубой», залата «с гребешком», тахта «с подковой». В бузавском и торгутском говорах соблюдают гармонию гласных при аффиксах -та (-тэ). В дер-бетском же говоре в обоих сингармонических рядах используется только форма -тэ, напр.: модтэ «лесистый»,угатэ «бедный», кэлтэ «языкастый».

Исходный падеж образуется при помощи афикса -асы

(-дсе) с основами на все согласные и неясные гласные, напр.: хотна-сы «из села»,ус/шсы «из воды», гэрэсе «из дома». Основы на долгий гласный перед аффиксом исходного падежа принимают соединительный -ь, (-г), например, буранасы ~ бурагасы «из лозы», дорэнэсе ~ дорэгэсе «с лестницы». Бузавский и торгутский говоры, соблюдая гармонию, используют оба аффикса -асы, -асе. Дербетский говор во всех случаях старается употребить вариант -эсе.

Направительный падеж образуется при помощи форманта -ур (-ур) с основами на согласный и неясный гласный, например, морнур «к лошади», полур «к реке», гэрур «к дому». Схему развития форманта направительного падежа можно представить в виде: уругу «вниз» > уру: > ру (ру:) ~ -ур (-ур).

Имеется и другой аффикс направительного падежа -ады (-эде), употребляющийся с основами на согласные и неясные гласные, например, тдвцэде «к полке», эргэде «к берегу», худгады «к колодцу». Развитие -ады (-аде) можно представить в виде ögede «вверх, к» > öde - o:de > -ады (-эде). Значение «к» не зависит от уровня, на котором находится о:de, на уровне ли послелога или падежного аффикса, ср. калм. «хувцта куп хурм вод» - «имеющий одежду - да на пир».

Послелог «ооде» наравне с «уруу» для обозначения направления движения в монгольских языках употребляется издавна. В «Сокровенном сказании монголов» сказано: «Erkin oede ino anbu-ru daarizu» (§ 105). «На знатных нападая», «qutuq oede ino quguru daarizu» (§ 105) «Напав на святыни, разметать». В героическом эпосе «Джангар» говорится: «Амргин хар щ>рхин бишь алтп туцнлг дала оодяи булхад орад оде» (с. 353) «А сама исполинская черная щука нырнула и ушла в прозрачные воды океана».

Помимо направительных падежей, развившихся из послелогов уругу «вниз» и огеде «вверх», также в калмыцких говорах наблюдается направительный, образованный из послелога тал «в сторону, в степь», ср. школ тал «к школе», усн тал «к воде», Иол тал «к реке».

Двойное склонение. Основой для склонения является любой косвенный (чаще родительный) падеж, который, принимая аффиксы другого падежа (падежей), образует двойное (тройное) склонение, например, курегнэ «зятев» - курегнэде «у зятевых» - курегнэгур «к зятевым». Двойное склонение также имеется в других монгольских языках и в СПМЯ. В «Сокровенном сказании монголов» можно

встретить: tore-dece qagacaba (§ 178) «расстался с властью», altan büse-in gargi-daca (§ 238) «из пряжки золотого пояса». С развитием двуязычия увеличилось количество двойных падежей, что соответствует сложным префиксам русского языка типа: из-за, из-под, по-над, изнутри и др.

Морфология имен прилагательных. Имя прилагательное -часть речи, которая обозначает качество, свойство, признак предмета, явления, действия. Как видно, границы действия калмыцких прилагательных гораздо шире и могут охватывать пределы наречия, ср. сзэхен куукен сзэхен бигитэ «красивая девушка красиво танцует». Имена прилагательные подразделяются на качественные и относительные прилагательные.

Качественные прилагательные обозначают качество, свойство, характер, признаки предметов и явлений, например, коке зэцкер «синий купорос», кунде ишавыр «тяжелая колотушка»; могут выражать различную интенсивность качества, напрулвыр «розовый», улавыр «красноватый», улан «красный», ув-улан «очень красный». Превосходная степень передается посредством прибавления к первому слогу согласного [б (e)J, например, хар «черный» -хаб-хар «черный-пречерный), цанан «белый» - i¡a6-i¡ahau «белый-иребелый». Также используются наречия - интенсификаторы: йнр «очень», бэрке «очень», дэгед «слишком, чересчур», хамгин, змтин «самый» и непереводимые слова - даг, дадыг, дууд, дууд, цал, напр., гшр же «очень большой», дэгед сзэхен «слишком красивый», хар даг «черный-пречерный», дууд цанан «белый-пребелый». Слова змтин, дууд относятся к дербетскому говору.

Высшая степень качества также передается через сочетание качественного прилагательного с названием предмета-носителя качества, например, г{усын улан «кроваво-красный», цасын-цанан «снежно-белый». Уменьшительно-ласкательная степень качественных прилагательных калмыцких говоров образуется при помощи аффиксов: -хын, -хен: эмтэхен «сладенький», сзэхен «хорошенький».

Относительные прилагательные передают опосредственное название признаков предметов и указывают на различные отношения: к предмету, лицу, месту, времени и т.д. - алтын сиике «золотая серьга», огчин алъчур «сестрин платок», тээгин хаалны «степная дорога».

В качестве относительных прилагательных могут выступать все именные части речи и даже наречные и глагольные формы. Однако при атрибутивной функции в соответствии с законом линейного порядка слов прилагательные падежные аффиксы не принимают.

Прилагательные образуются с помощью аффиксального способа. Продуктивные аффиксы: -лиг (-лег, -лыг), -мыг, -мег, -та, -тэ и другие, например зэрлег «дикий», махлиг «плотный, мясистый», борлыг «сероватый»; дадмыг «опытный», зврмег «настойчивый», гущнрмег «упорный»; модта ((лесистый», мортэ «конный», уултэ «пасмурный».

Морфология имен числительных. Имя числительное обозначает количество предметов, явлений, действий, число, а также порядок предметов, явлений при счете. Имена числительные подразделяются на количественные и порядковые.

Количественные числительные можно распределить на определенно-количественные, разделительные, собирательные, ограничительные, дробные и возвратные.

Определенно-количественные числительные обозначают название отвлеченных чисел, определенное количество предметов, явлений, действий, например, иэген «один», хойир «два», зуи «сто». Они не имеют специфических аффиксов и служат основой для образования других разрядов числительных. Определенно-количественные числительные бывают простые и составные. Простые состоят из одной основы - нурвын «три», долан «семь», сай «миллион» и могут склоняться по падежам.

Составные определенно-количественные числительные образуются из двух и более простых числительных (арвып тавып «пятнадцать», найин зурнан «восемьдесят шесть») и могут склоняться. Падежные аффиксы присоединяются к основе последнего слова. Числительные в функции определения сопровождаются пояснительными словами, образуя тем самым составные наименования, например: хойир арсылыц моцген «два рубля денег», нэге чише тэмке «одна щепотка табаку».

При количественном определении поясняемые слова, как правило, не принимают аффикса мн. числа, ср. хойир ботхын «два верблюжонка», нурвын миикэ «три котенка». Однако если после количественного числительного перед поясняемым словом имеется прила-

гательное (определение), то поясняемое слово может быть как в ед., так и во мн. числе: пурвын сээхен куукед «три красивые девушки», нурвыи бичкен лпшкэс «три маленьких котенка».

Неопределенно-количественные числительные, как видно из названия, выражают неопределенное число, например, олын «много», кэсег «много», дача «уйма, очень много». Эти числительные могут сочетаться с усилительными словами наречного типа - imp «очень», дэгед «чрезмерно»: йир олын «очень много», дэгед цоокен «слишком мало».

В значении неопределенно-количественных числительных также могут употребляться определенно-количественные числительные, при этом они могут сочетаться с послелогами шаху «около», нар «более», перед которыми числительные утрачивают конечный -и, например, арвын-арвы шаху «около десяти», арвы пар «более десяти». Сочетание двух определительных числительных также может выражать неопределенность в рамках, в пределах указанных чисел - хойир-пурвын куукд «несколько детей (букв, два-три ребенка)», пучин-двчин хвон «тридцать-сорок овец». При неопределенно-количественных числительных поясняемые слова могут быть как в ед., так и во мн. числе: хойнр - пурвын ковун (ковуд) «два-три мальчика».

Разделительные или распределительные числительные выражают количественное распределение предметов по группам. Они образуются от усеченной основы простых количественных числительных при помощи аффиксов -ад// -эд, -апад// -эпэд, например, пурвын «три» - пурвад ~ пурвапад «по три», зун «сто» - зуупад ~ зууьаьад «по сто». Афикс -ад -эд свойствен дербетовскому говор)', -апад, -энэд - торгутскому.

Разделительные числительные могут быть также и составными, при этом аффикс принимается последним компонентом составного числительного, например, зун арвын таваьад «по сто пятнадцать», тэвен нээмэпэд «по пятьдесят восемь». Иногда аффиксы разделительного числительного принимает не только последний компонент составного числительного, но и все компоненты, например: хашапад зуупад арсылыц «по двести рублей», пурвапад зуупад херен тавапад «по триста двадцать пять».

В дробных числительных аффикс принимает числитель, а

знаменатель остается без изменения в форме родительного падежа, напр.: 1/4 - нэге двревнэ «одна четвертая» - нещэнэд двревнэ «по одной четвертой», 2/8 -хойир нэз.ипэ «две восьмых» -хошанад нээмнэ «по две восьмых». При смешанной дроби форму разделительного числительного принимает и целое число, и дробная часть по выше указанной формуле, напр.: 2 1/4 - хошанад букел пэзщэнзд двревнэ «по две целых одной четвертой», 3 2/8 - нурванад букел хошанад нээмнэ «по три целых две восьмых».

Разделительные числительные в предложении выполняют функцию определения, дополнения, обстоятельства, напр.: нэщэд -хошаИад жил кулэнзд мэдхзр бзэлз (Б.А.) «один-два года хотел подождать, посмотреть». Хошанад нурнн куртв «по два позвонка досталось», хорэнэд курчи йовхы улыс «люди, которым скоро будет по двадцать лет».

Собирательные числительные обозначают количество предметов, взятых вместе, в единстве или в совокупности и образуются от усеченных основ количественных числительных при помощи аффиксов -улын, -учен, реже - -лулыи, -лулен, -урын, -юрыи, например: тавулын «впятером», нззмулен «ввосьмером», хойурын ~ хо-юрын «оба, вдвоем». Собирательные числительные склоняются по типу притяжательного склонения: - хойрулн - хойрулынн - хойрул-дан - хойрулан - хойруларн - хойрулланан - хойрултанан - хойру-ласн - хойрулурн. Собирательные числительные могут выступать в роли главных и второстепенных членов предложения, напр.: овгед нурвулын цаарап йовна (фольк.) «старики втроем пошли дальше». Ьурвулагинь хаана туишел куцзд ирпз (фольк.) «их троих ханский министр догоняет».

Дробные числительные образуются сочетанием двух количественных числительных - числителя и знаменателя. Числитель произносится раньше и пишется над чертой, обычно стоит в именительном падеже и обозначает количество частей из того числа, которое обозначает знаменатель.

Знаменатель пишется под чертой, произносится после числителя и стоит в форме родительного падежа, обозначая общее количество частей, на которое поделено целое число, например: 1/4 - юге двревнэ «одна четвертая», 2/8 хойир нээмнэ «две восьмых», 1/16 -юге арвын зурнаиа «одна шестнадцатая».

Дробные числительные могут склоняться по типу простого склонения. Падежные аффиксы принимает знаменатель, а числитель остается без изменений, например, нэге нээмнз - нэге нззмнэн - нэге нээмнэде. Синтаксически дробные числительные могут выступать в функции различных членов предложения.

Возрастные числительные обозначают возраст, количество лет кого-, чего-либо и образуются при помощи аффиксов -та, -тз от усеченных основ простых количественных числительных, напр.: пэгтз «однолетний», арвыта «десятилетний», найта «восьмидесятилетний». При образовании от составных числительных, состоящих из нескольких основ, аффиксы принимает последнее слово - херен тавта «двадцатипятилетний», арвын долата «семнадцатилетний».

Для обозначения возраста животных особей мужского пола существуют специальные слова - нунын «трехлетний», двнен «четырехлетний», туулыц «пятилетний», образованные от корней соответствующих числительных.

Для передачи возраста особей женского пола животных эти основы принимают аффикс -жин, ср. нунщни «трехлетняя», доцэщин «четырехлетняя», туулщин «пятилетняя». Также существуют слова, обозначающие возраст животных по мере их взросления, нунын «бычок по третьему году», нунокин «телка по третьему году», двнен «бык по четвертому году», двнщин «телка по четвертому году», туулыц «бык по пятому году», туулщин «телка, корова по пятому году». Уннын - жеребенок, дааиын «годовалый жеребенок», сарва «двухлетний жеребенок», урз «жеребец трех лет», бээсен «кобылица трех лет».

Ограничительные числительные образуются от усеченных основ количественных числительных при помощи аффикса -хын, -хен, -кеи, например, нэгхен «всего один, единственный», нурыехын «всего три», арывхын «всего десять».

Ограничительные числительные могут быть образованы почти от всех количественных числительных. Не являются исключением собирательные числительные, ср. хойрулхын «всего лишь вдвоем», дорвулхен «всего лишь вчетвером», тавулхын «всего лишь впятером». При образовании от составных числительных ограничительный аффикс принимает последнее слово: двреен зуун тэвхен «всего лишь четыреста пятьдесят», нурвын зуун хорхен «всего лишь триста

двадцать». Иногда для усиления ограничения аффикс может принимать почти каждое слово составного числительного - арывхъш нээмтэхен наста «возраста всего лишь восьми лет», хойирхып зуун арвын тавхыч «всего лишь двести пятнадцать».

При образовании ограничительных числительных от дробных аффикс принимает числитель, знаменатель остается без изменения, ср. нэгхен двревпэ «всего лишь одна четвертая», нурывхын нээмпя «всего лишь три восьмых». Также в смешанных дробях - тавхын букел хойирхын таена «всего лишь пять целых две пятых». Ограничительные числительные изменяются по падежам по типу простого и притяжательного склонений: нэгхен-нэгхенэ-нэгхенде-нэгхениге и т.д. В предложении эти числительные могут выступать в функции различных членов.

Порядковые числительные передают последовательность расположения предметов или их порядковый номер, соотносятся с именами прилагательными и образуются от усеченных основ количественных числительных при помощи аффикса -дыгчн, -дегчи, например, нэгдегчи «первый», хордегчи «двадцатый», дочин нэгдегчи «сорок первый». Существуют порядковые числительные на -дывар, -девэр, которые употребляются при перечислении порядка следования действий и являются вводными словами, например, нэгдевэр «во-первых», хогшрдывар «во-вторых», арывдывар «в-десятых».

Морфология местоимений. Местоимения в калмыцких говорах характеризуются универсальным значением и выступают в роли других знаменательных частей речи. По своим лексическим значениям и грамматическим признакам калмыцкие местоимения соотносительны с именными частями речи, а также глагольными и наречными формами. В предложении выполняют те же синтаксические функции, что и соответствующие части речи. В калмыцких говорах известны следующие разряды местоимений: личные, указательные, возвратные, определительные, вопросительные, неопределенные, отрицательные.

Личные местоимения. К ним относятся - ед. число: би «я», чи «ты», эле «он, она, этот, эта», тэре «он, она, тот, та»; мн. число - бнден, мадын «мы», Та «Вы», тадын «вы», эден «они, эти», тэ-ден «они, те». Помимо общих, дербетский говор допускает формы -мааныр «мы», тааныр «вы».

Калмыцкие говоры утратили местоимения третьего лица inu, ami, от которых осталась лишь лично-притяжательная частица третьего лица -яь. Вместо утраченных местоимений третьего лица используются указательные эие, тэре, эден, тэден. Местоимения, как другие именные части речи, имеют категорию падежа. При склонении личных местоимений наблюдается несколько супплетивных основ. Для первого лица ед. ч. это основы: би, мин-, нет-, нан-для второго лица ед. ч.: ни, чин-, чам-.

Личные местоимения 1 и 2 лица обоих чисел в функции предиката могут принимать лично-предикативные частицы: бив «это я», чич «это ты», Тат «это Вы», тадыпт «это вы», бидивидн «это.мы».

Указательные местоимения состоят из двух основополагающих местоимений: эне «этот, эта, это» и тэре «тот, та, то». Все остальные разновидности указательных местоимений являются производными от этих двух местоимений, антонимичных друг другу по линии «здесь - там, далеко - близко». По семантико-грамматическим признакам указательные местоимения делятся на: .1) предметно-указательные: ед. ч. эие «этот, эта, это»-; тэре «тот, та, то»; мн. ч. эдеи «эти», тэден «те»; 2) пространственно-указательные или указатель-ныеместа, или наречные местоимения: энде «здесь, тут», тэнде «там»; 3) качественно-указательные: шше «этакий, этакая, этакое»; тииме «вон такой, вон такая»: 4) количественно-указательные: оду «вот столько, столько»; тэду «вон столько»; 5) глагольно-указательные: иигхе «делать этак»; тиигхе, тигхе «делать вон так, как тот».

Предметно-указательные местоимения имеют категорию числа и падежа. Местоимения «эие, тэре» при склонении имеют несколько, супплетивных основ: «эпе-энуи - ууи, тэре-тэрун-туун», представляющих на самом деле разные формы развития местоимений «эие, тэре». Основа «эпун» - старогшсьменная форма родительного падежа «эие», развившаяся в дальнейшем в форму «}ун». То же самое можно сказать об основах «тэре-тэррмпуун». Предметно-указательные местоимения, подменяя названия предметов, имен существительных, в предложениях выступают в функции подлежащего, дополнения, обстоятельства и др.

Пространственно-указательные местоимения: энде «здесь», тэнде «там», энунде, \^нде «вот здесь», тэрунде, тууиде «вон там». Их также можно назвать «местоименные наречия», «наречия места»,

они являются формой дательно-местного падежа местоимений «эне, тэре». Являясь наречием, эти местоимения не склоняются.

Качественно-указательные местоимения: ииме «такой, как этот», тииме «такой, как тот», показывая качество вещей, предметов, явлений, расположенных на линии «близко - далеко» - «вот такой - вон такой», имеет соотношения с именами прилагательными и парадигму склонения. В предложении количественно-указательные местоимения выполняют атрибутивную, предикативную и другие функции.

Количественно-указательные местоимения эду, уду «вот столько», тэду, туду «вон столько» употребляются для указательного обозначения количества, величины, важности вещей, предметов, явлений и обладают особенностями числительных, могут обозначать количество и порядок при счете, принимать форму соединительных и разделительных числительных и склоняются. В предложении количественно-указательные местоимения могут употребляться в атрибутивной и субстантивной функциях.

Глагольно-указательные местоимения указывают на действия, совершаемые по времени и в пространстве рядом и недавно или. наоборот, далеко и давно, но служащие примерами для подражания. К ним относятся местоимения: гшгхе, игхе «делать вот так, этак», тиигхе, тигхе «делать вон так, как тот». Эти местоимения соотносимы и обладают всеми свойствами глаголов, они могут спрягаться, изменяться по временам, образовывать причастные и деепричастные формы. Таким образом, глагольно-указательные местоимения в калмыцком литературном языке и говорах представляют собой полнокатегориальную систему, соответствующую глаголу как части речи.

Определительные местоимения. К ним относятся: г{уг, 1{уг-тан, цунар, г^нарыи, хуг, хугтан, хунар, хуьарын «весь, все», хамыг «весь», хамгин, эмтин «самый», зэрме, ззрмень, зэремсень «некоторые». Местоимения с корнем «1(уг» являются разными его падежными формами. Они более характерны для торгутского говора. Местоимение «хуг» и его падежные формы более характерны для дербетского говора. Склонение определительных местоимений не представляет особенностей по говорам.

Возвратные местоимения. К ним относятся местоимения

эврэн «сам», эврэ «свой», бий «сам», эврэ бий «сам». Местоимения эврэн, эврэ восходят в СПМЯ к ober, первое содержит притяжательную частицу -эн (<СПМЯ -jen), местоимение «эврэ» представляет форму родительного падежа.

Парное местоимение эврэ бий, эврэн бийнъ «сам, собственной персоной» применяется для усиления значения возвратности. Возвратные местоимения склоняются по типу любой именной части речи. При склонении парного местоимения падежные аффиксы и притяжательные частицы, как при однородных членах предложения и атрибутивных сочетаниях, присоединяются ко второму компоненту местоимения: эврэ бийдень «ему самому», эврэ бийэсень «от него самого».

Вопросительные местоимения по своим лексико-семантическимзначениям могутбытьраспределенына: 1) предметно-вопросительные: кэн? «кто?», юн? «что?»; 2) вопросительно-временные: кэзэЧ «когда?»; 3) пространственно-вопросительные: альды?, хама? «где?»; 4) качественно-вопросительные: ямаран? «какой?»; 5) количественно-вопросительные: кеду? «сколько?»; 6) глагольно-вопросительные/ яахы? «что делать?»; 7) причинно-вопросительные: яьад?, юцгад? «почему?»

Вопросительные местоимения не имеют множественного числа, могут образовывать другие вопросительные местоимения и склоняться по падежам. Глагольно-вопросительные местоимения яхы? яахы? «как быть? что делать?» употребляются для вопросительного обозначения действия и обладают свойствами глагола, могут изменяться по лицам, временам, образовывать причастные и деепричастные формы, т.е. представляют собой развитую систему и следуют за глагольными формами.

Неопределенные местоимения называют неопределенные предметы, явления, их признаки и количество, различные обстоятельства, связанные с действием или состоянием. К ним относится усеченная основа числительного нэген «один» - нэге «некий, какой-то, один», нэге вдер «однажды», нэге щи «некий человек». Также неопределенное местоимение может образовываться сочетанием слов юмын «вещь, предмет» и слова кумен «человек»: юмът-кумен «кое-что, вещи»; сочетанием пространственно-вопросительных местоимений с отрицанием биши «не, нет»: ал и биши, хама бииш «где-то, где попа-

ло». Неопределенные местоимения могут изменяться по падежам, при этом падежные аффиксы принимает второй компонент сочетания.

Отрицательные месгонменин имеют постфикс или послелог, отрицающий значение корневой морфемы или предшествующего местоимения, могут быть образованы почти от всех местоимений: кэн биш «никто», юн бит «ничто», ямаран биш «никакой» и т.д. и могут быть распределены на следующие группы: 1) предметно-отрицательные: кэн биш «никто», юн биш «ничто», эне биш «не он, не этот» и др.; 2) качественно-отрицательные: ииме биш, тгмм биш «не такой», ямаран биш «никакой» и др.; 3) количественно-отрицательные: кэду биш «нисколько», тэду биш «не столько» и др.; 4) пространственно-отрицательные: энде биш «не здесь», али биш, альды биш, хама биш «нигде» и др.; 5) временные-отрицательные: кэзэ биш «никогда»; 6) глагольно-отрицательные: игишго «не будет делать эдак», яншиго «никак не будет делать» и др.

В калмыцких говорах имеются различные слова и частицы отрицания: уга (-го, -га, -во), эсе, биши, биш, -хши (-хыш, -хеш), -шиго (-шига). которые могут быть использованы в образовании отрицательных местоимений, особенно глагольно-отрицательных. Отрицательные местоимения изменяют по падежам, принимают падежные аффиксы и притяжательные частицы на последнее слово сочетания, нередко на отрицательное слово или частицу. Множественное число местоимений в калмыцких говорах обычно образуется при помощи аффикса -дын, -ден дербетский говор спорадически допускает аффикс -ныр (мааныр, мааныр). Как и в литературном языке, местоимения в говорах могут замещать не только именные части речи, но и наречия, глаголы и глагольные формы.

В заключении обобщаются теоретические и практические результаты исследования фонетики, морфологии, проблем становления и функционирования калмыцких говоров.

Фонетическая система говоров.

1. В результате редукции кратких гласных первого слога отмечаются две линии развития лабиальных гласных, в соответствии с которыми выделяются у -говор / о - говор и у - говор / о - говор. Причиной редукции кратких гласных первого слога является опрощение. В противоположность редукции кратких гласных первого слога редукция кратких гласных непервых слогов, на наш взгляд,

объясняется действием закона сингармонизма. Отсюда закономерно, что, исходя из истории письменности, за литературную норму были взяты «узкие» варианты орфографии.

2. Материалы изучения калмыцких говоров позволяют утверждать, что образование долгих гласных и образования долгих согласных (геминатов) являются взаимосвязанными процессами: попытка воспрепятствовать образованию долгих гласных в потоке речи ведет к образованию долгих согласных. Таким образом, классическое утверждение, что образование долгих гласных зависит от выпадения интервокального согласного, находит дополнительную интерпретацию.

3. При дискуссионности вопроса об ударении калмыцкий диалектный материал позволяет утверждать, что гласный первого слога по закону сингармонизма, определяющему вокальную систему слова, произносится четко и ясно и не зависит от ударения. Долгие гласные, образованные от долготных комплексов, не имеют отношения к ударению. Приемлемым остается лишь положение о тоновом, музыкальном ударении. При наращивании словоизменительных и словообразовательных аффиксов ударение перемещается на конец слова.

4. Процесс монофтонгизации дифтонгов в непервых слогах слов в калмыцких говорах происходил по двум направлениям. В одних случаях данный процесс происходил с учетом сингармонизма звуков, в других - давал гласный [з], чем нередко нарушалась гармония слова. Развитие литературного языка в данном случае пошло по пути сохранения гармонии слова.

Морфологическая система говоров.

1. Система изменения именных частей речи по падежам в литературном языке соответствует основным принципам склонения в калмыцких говорах. Вопрос частотности употребления тех или иных падежей по говорам имеет свои особенности. Представляющим наибольший научный интерес является направительный падеж, который в калмыцких говорах имеет три формы. Каждая из этих грамматических форм имеет свою этимологию, семантику и функциональную нагрузку. Все данные формы направительного падежа в литературном языке отличаются только частотностью употребления.

2. Старописьменная калмыцкая (ойратская) форма притяжания передавалась притяжательными формами местоимений. Современные процессы грамматикализации системы притяжания являются,

прежде всего, результатом функционирования данной системы в говорах калмыцкого языка. Употребление лично-притяжательных частиц в калмыцких говорах касается вопроса употребительности / неупотребительности палатальных согласных в том или ином говоре.

3. Проблема склонения имен прилагательных в монголистике относится к числу дискуссионных. Наблюдения над диалектным материалом калмыцких говоров позволяют утверждать, что система изменения имен прилагательных не отличается от парадигмы склонения других именных частей речи. Только в атрибутивной функции, в соответствии с законом линейного порядка слов в калмыцком словосочетании, прилагательные, как и любые другие определения, не принимают форманта падежа.

4. Одним из интересных примеров влияния морфологической системы говоров на литературный язык является наращивание про-тетического гласного в глагольных формах побудительного залога перед аффиксом будущего времени.

Лексическая система говоров.

В основе лексики калмыцких говоров лежит общемонгольский фонд. К нему относится основная часть лексических единиц, связанных с природными явлениями и объектами, животным миром, человеком, материальной и духовной культурой и антропонимией. Имеются сравнительно небольшие лексические своебразия по говорам, которые связаны, прежде всего, с экономическими и социальными особенностями образа жизни носителей.

Так, у представителей бузавского говора развита система лексических единиц военной, растительной тематики и имеются адаптированные в калмыцком языке русские заимствования. В дербетском говоре специфичны лексические единицы бытовой, животноводческой направленности, чаще связанные с деятельностью человека. Торгутский говор представлен разнообразной лексикой рыболовства, охоты, растениеводства и терминами, связанными с данными видами деятельности.

Комплексное описание говоров и подговоров кроме всестороннего и системного охвата объекта изучения, позволяет привлечь к лингвистическим изысканиям материалы других наук. В свою очередь диалектный материал позволяет интерпретировать и пояснять ряд фактов, имеющих отношение к этимологии этнонимов и истории носителей языка.

Публикации по теме исследования

Монографии:

1. Убушаев H.H. Фонетика торгутского говора калмыцкого языка. Элиста, 1979. 195 с. (12,2 пл.).

2. Убушаев H.H. Диалектная система калмыцкого языка. Элиста: АПП «Джангар», 2006. 258 с. (16,12 п.л.).

Статьи в журналах из перечня, утвержденного ВАК:

1. Убушаев H.H. Словесное ударение в калмыцком языке и его говорах // Научная мысль Кавказа. Приложение № 6 (90), Ростов-на-Дону: Изд-во CK НЦ ВШ, 2006. С. 287-292.

2. Убушаев H.H. К вопросу об этногенезе хойтов // Научная мысль Кавказа. Спецвыпуск № 3, 2006. Ростов-на-Дону: Изд-во CK НЦВШ, 2006. С. 17-21.

3. Убушаев H.H. Имя прилагательное в калмыцких говорах // Научная мысль Кавказа. Приложение № 10 (94), 2006. Ростов-на-Дону: Изд-во CK НЦ ВШ, 2006. С. 307-314.

4. Убушаев H.H. Долгие согласные в тгорко-монгольских языках // Вестник Бурятского ун-та. Сер. 18. Востоковедение. Вып. 2. Улан-Удэ, 2006. С. 183-188.

5. Убушаев H.H. Об одном фонетическом законе калмыцкого языка и его говоров // Вестник Бурятского ун-та. Сер. 18. Востоковедение. Вып. 3. Улан-Удэ, 2006. С. 207-215.

6. Убушаев H.H. Долгие гласные в монгольских языках // Известия Волгоградского государств, педагог, ун-та. 2008, № 10 (34). Сер. филол. науки. С. 134-138.

7. Убушаев H.H. Особенности языка каракольских калмыков // Научная мысль Кавказа. № 4. Ч. 2. Ростов-на-Дону: Изд-во СКНЦ ВШ, 2008. С. 43-47. . ;

8. Убушаев H.H. Категория дробных числительных в калмыцком языке // Научная мысль Кавказа. Ростов-на-Дону: Изд-во СКНЦ B1I1, 2010. №4. С. 161-165.

9. Убушаев H.H. Этимология названия донских калмыков (бу-завы) и особенности их говора // Научная мысль Кавказа. Ростов-на-Дону: Изд-во СКНЦ ВШ, 2010. № 4. С. 163-165.

Статьи в других изданиях:

1. Убушаев H.H. Местоимения в современном калмыцком языке, соавтор // Вопросы теоретической грамматики калмыцкого языка. Вып. 2. М; Элиста, 2006. С. 152-180.

2. Убушаев H.H. Имя числительное // Грамматика калмыцкого языка. Элиста, 1983. С. 149-160.

3. Убушаев H.H. Торгуты - этнос/этноним, этимология // Проблемы современного калмыковедения. Элиста, 2001. С. 181-188.

4. Убушаев H.H. Торгутский диалект и его отношение к калмыцкому литературному языку // Уч. Записки НИИЯЛИ. Сер. фи-лол. № 7. Элиста, 1969. С. 186-202.

5. Убушаев H.H. Некоторые особенности цаатанского подговора // 320 лет старокалмыцкой письменности. Элиста, 1970. С. 167-177.

6. Убушаев H.H. Следы хуннуско-монгольских языковых связей // Исследователь монгольских языков (к юбилею Б.Х. Тодаевой). Элиста, 2005. С. 208-211.

7. Убушаев H.H. Концепция возрождения и развития национальной системы образования Калмыцкой ССР // ИНПО МО РФ. Информ. бюллетень. Вып. 3. М., 1995.

8. Убушаев H.H. Калмыцкий язык. Интенсивный курс, соавтор // Хальмг унн, 25 мерн cap, 1991.

9. Убушаев H.H. Программа «Калмыцкий язык» в ДОУ младшая, старшая группы, соавтор. Элиста, 1985.

10. Убушаев H.H. Калмыцкий язык, 3 кл., соавтор. Элиста, 1971-2009.

Работы, опубликованные в материалах всесоюзных,

всероссийских и международных конференций:

1. Убушаев H.H. Редуцированные гласные в говорах калмыцкого языка // Всесоюзное совещание по диалектологии и истории языка. Тезисы. Нальчик; М., 1977.

2. Убушаев H.H. Происхождение этнонима «ойрат» // II Все-союз. конф. монголоведов. Владимирцовские чтения. Тезисы. М., 1989.

3. Убушаев H.H. Старокалмыцкая письменность и калмыцкая диалектология // Междунар. симпозиум «Актуальные проблемы Ал-

таистики и монголоведения». Тезисы. 14—18 сентября 1999. Элиста: АПП «Джангар». Ч. I. 1999.

4. Убушаев H.H. Происхождение этнонимов «калмык» и «хальмг» // VIII Междунар. конгресс монголоведов «Улан-Батор, 12 августа 2002 г.), доклады Российской делегации. М., 2002. С. 282-286.

5. Убушаев H.H. О нерешенных проблемах калмыцкого языкознания, соавтор // Материалы Междунар. конгресса востоковедов. Т. 2. М.: Ин-т востоковедения РАН, 2004. С. 118-119.

6. Убушаев H.H. Некоторые месопотамские и монгольские лексические соответствия // Материалы общеросс. научи, конф. «О тен-дециях взаимодействия и взаимовлияния русского и национального языков в современной России» (19-20 ноября 2007 г.). Элиста: ЗАОр «НПП «Джангар», 2008. С. 271-277.

7. Убушаев H.H. Дифференциальные признаки направительного падежа в говорах калмыцкого языка // Материалы междунар. научн. конф. «Единая Калмыкия в единой России: через века в будущее», посвящен. 400-летию добровольного вхождения калмыцкого народа в состав Российского государства (г. Элиста, 13-18 сентября 2009 г.) В двух частях. Ч. 2. Элиста, 2009.

8. Убушаев H.H. Система притяжания в говорах калмыцкого языка // Материалы научно-практич. конф. «Актуальные проблемы монголоведных и алтаистических исследований», посвящен. 70-летиго д-ра филол. наук, академика РАЕН, директора Научного центра монголоведных и алтаистических исслед. проф. В.И. Рассадина (г. Элиста, 11-13 ноября 2009 г.). Элиста: ЗАО «НПП «Джангар», 2009.

Подписано в печать 25.03.2011 г. Формат 60x84/16. Бумага офсетная Усл. печ. л. 3,8 Тираж 100 экз. Заказ № 4

Отпечатано в лаборатории научно-технического и информационного обеспечения КИГИ РАН 358000 г. Элиста, ул. Илишкина 8.

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Убушаев, Николай Надбитович

Введение

История изучения калмыцких говоров

Глава 1. Сложение системы говоров современного кал- 25 мыцкого языка

Торгутский говор

Цаатанский подговор

Оренбургский подговор

Уральский подговор

Хошутский подговор

Дербетский говор

Бузавский говор

Язык каракольских калмыков

Глава 2. Сравнительная характеристика звукового строя 80 современных калмыцких говоров и подговоров

Система вокализма

Краткие гласные первых слогов

Краткие гласные непервых слогов

Долгие гласные

Система консонатизма

Губные согласные

Переднеязычные согласные

Среднеязычные согласные

Заднеязычные согласные

Увулярные согласные

Поведение звуков в потоке речи

Гласные звуки в потоке речи

Согласные звуки в потоке речи

Глава 3. Сравнительная характеристика морфологии 144 именных частей речи современных калмыцких говоров и подговоров

Морфология имен существительных

О категории грамматического рода

Категория множественности

Категория притяжания

Категория склонения

Простое склонение

Двойное склонение

Морфология имен прилагательных

Качественные прилагательные

Относительные прилагательные

Морфология имен числительных

Количественные числительные

Порядковые числительные

Морфология местоимений

Личные местоимения

Указательные местоимения

Определительные местоимения

Возвратные местоимения

Вопросительные местоимения

Неопределенные местоимения

Отрицательные местоимения

Введение диссертации2010 год, автореферат по филологии, Убушаев, Николай Надбитович

Актуальность темы исследования. Этногенез калмыцкого народа и соответственно глоттогенез калмыцкого языка представляют собой достаточно сложное явление, растянувшееся на несколько веков. Более 400 лет тому назад ойраты, предки калмыков, начали свое движение из Западной Сибири и Джунгарии, где они когда-то обитали, в пределы тех земель, которые впоследствии стали Калмыкией. На эту территорию переселились в основном два крупных ойратских племени - дербеты и торгуты, составившие основу калмыцкого народа, и к которым примкнуло множество различных других мелких групп. Из всего этого многообразия в результате длительного процесса консолидации произошло сложение калмыцкого народа. Естественно, что такая достаточно быстрая в этот исторический срок консолидация разных племен в единый народ не была бы возможной без близости их языков. Впоследствии из разных частей отдельных племен была образована самостоятельная группа калмыков, ставшая новой этнической единицей под названием бузавы. В результате этой консолидации современный калмыцкий народ представляет три крупные этнические группы — дербеты, торгуты, бузавы.

Одной из задач калмыцкой лингвистики, по нашему мнению, является установление того, насколько сблизились разные в прошлом племенные языки, образовавшие единый калмыцкий литературный язык, и в какой мере еще сохраняются характерные особенности этих племен, к настоящему времени превратившиеся в территориальные говоры калмыцкого языка. Ныне весьма важно определить реальное количество говоров и подговоров, составляющих основу разговорного калмыцкого языка, выявить и установить их систему, их характерные особенности. Все это является весьма важным и актуальным не только в научном отношении, но и в практическом, поскольку с введением в Республике Калмыкия двух литературных языков - русского и калмыцкого, возникает настоятельная необходимость во всестороннем изучении, как самого литературного языка, так и его живой питательной среды, калмыцких говоров и подговоров, и за счет которых происходит обогащение литературного языка. В свете сказанного актуальность темы исследования не вызывает сомнения.

Объектом исследования является функционирование системы говоров и подговоров калмыцкого языка, сложившейся к настоящему времени.

Предметом исследования является история сложения системы калмыцких говоров и подговоров, учитывающие фонетические, морфологические и лексические характерные особенности, а также этническое деление калмыков, так и сравнительная характеристика функционирования звукового строя этих говоров и подговоров и морфологии их именных частей речи.

Цель исследования состоит в том, чтобы, а) опираясь на критерии фонетического, морфологического и лексического характера, определить языковые особенности территориальных вариантов разговорного калмыцкого языка, увязав их с этническим делением калмыков, б) установить сложившуюся к настоящему времени систему калмыцких говоров и подговоров; в) а во-вторых, изучить в сравнительном плане реальное речевое функционирование звукового строя морфологии именных частей речи выявленных калмыцких говоров и подговоров на предмет установления степени сходства и различий в этой системе. Для достижения поставленной цели необходимо решить следующие задачи:

- рассмотреть историю изучения говоров и подговоров калмыцкого языка и принципы их классификации;

- определить фонетические, морфологические и лексические критерии, учитывающие характерные особенности калмыцких говоров и подговоров;

- опираясь на данные критерии и учитывая этническое деление калмыков, установить систему соответствующих калмыцких говоров и подговоров;

- дать сравнительную характеристику функционирования звукового строя, морфологии именных частей речи современных калмыцких говоров и подговоров;

- показать соотношение литературного калмыцкого языка и особенностей его говоров и подговоров в плане их функционирования.

Материалом исследования послужили фактические данные о звуковых, морфологических и лексических особенностях современных калмыцких говоров и подговоров, полученные автором во время диалектологических и фольклорных экспедиций к представителям разных калмыцких групп, привлекались, кроме того, материалы фонотеки архива Калмыцкого института гуманитарных исследований РАН, использовались также опубликованные труды по калмыцкой диалектологии.

Теоретико-методологической базой данного исследования послужили труды, посвященные проблемам теории диалектологии, методологии традиционного описания диалектного ландшафта. В исследовании также применяются синхронно-описательный, сопоставительный, сравнительно-исторический методы с привлечением данных старописьменных монгольского и ойратского языков. В процессе исследования автор опирается на труды ученых монголоведов и калмыковедов: Н. Очирова, Б.Я. Владимирцова, Г.И. Рамстедта, В.Л. Котвича, Г.Д. Санжеева, Ц.Б. Цыдендамбаева, А.Ш. Кичикова, Д.А. Павлова, Ц.-Д. Номинханова, Б. Ринчена, Г. Жамьяна, Ж. Цолоо, Я. Цэвэла и др.

Научная новизна диссертации состоит в том, что впервые в калмыцком языкознании проблема сложения системы говоров современного калмыцкого языка и ее функционирование получила обобщение и монографическое рассмотрение, подведены итоги многолетних исследований в области калмыцкой диалектологии, включая сбор полевого материала и его интерпретацию, сделаны окончательные выводы относительно количества говоров и подговоров и уточнен их состав, определены их характерные особенности, на материале калмыцкого языка исследуются вопросы взаимодействия диалектной системы и письменного литературного языка.

Теоретическая значимость исследования заключается в том, что положения, разработанные в диссертации, и ее выводы могут лечь в основу дальнейшего изучения живого калмыцкого языка в диахроническом аспекте, а также в плане общего монголоведения при исследовании истории становления и развития монгольских языков и их диалектов.

Практическая ценность диссертационного исследования состоит в том, что результаты анализа могут быть использованы при подготовке теоретической грамматики современного калмыцкого языка, при составлении диалектного и толкового словарей калмыцкого языка, потребность в которых назрела давно, при разработке вузовских и школьных курсов по калмыцкой диалектологии, при составлении программ, учебников, учебно-методических пособий по калмыцкому языку для высшей и средней школы.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. В результате применения разработанных критериев фонетического, морфологического и лексического характера, а также этнических признаков устанавливается диалектная система в составе трех территориальных говоров при отсутствии диалектов - торгутский, дербетский, бузавский говор. Говоры в свою очередь распадаются на подговоры: торгутский — на цаатанский, оренбургский, уральский и хошутский подговоры, дербетский - на болыиедербетский и малодербетский, бузавский предстает более или менее единообразным говором с очень незначительными особенностями внутри его частей. Особняком стоит язык каракольских калмыков, так называемых сарт-калмыков, язык которых по многим признакам все же стоит ближе к торгутскому говору, его цаатанскому чакающему подговору. По этой причине он включен в нашу классификацию.

2. Сравнительный анализ функционирования звукового строя калмыцких говоров показал в общих чертах, что в них существует некий общий базовый состав фонем, как гласных, так и согласных, общие черты поведения звуков в потоке речи, объединяющие все говоры в единый калмыцкий язык с его классификационными особенностями. Имеющиеся некоторые различия в употреблении некоторых фонем и их позиционных вариантов создают ряд вариативных признаков алломорфов, в большинстве случаев не препятствующих взаимопониманию носителей говоров.

3. Сравнительный анализ функционирования морфологии именных частей речи, составляющих значительную долю общего объема названых слов, показал общность в их составе и в формообразовании и словоизменении лексико-грамматических групп этих слов, принципиальное единство калмыцкого языка в общих чертах, с небольшими вариантами отдельных грамматических форм.

4. Живой разговорный язык в процессе своего функционирования в диалектных формах развил и дополнил ряд орфоэпических вариантов в фонетике, выработал ряд вариантных форм в морфологии, в лексике.

5. При всей территориальной ограниченности говоров именно наличие определенного количества вариантных норм является необходимым условием для нормального развития и функционирования литературного языка. При многовариантности диалектной системы живого языка существует реальная возможность обогащать литературный язык, разнообразить его лексический состав и изобразительные возможности.

6. В процессе функционирования письменного литературного языка и у калмыцких говоров следует учитывать тенденции их развития и характер взаимоотношений в рамках каждой системы.

Апробация работы. Диссертация обсуждалась на заседании отдела языкознания КИГИ РАН. Основные положения работы докладывались на совещаниях, конференциях, конгрессах разных уровней: XXXVI Международном конгрессе востоковедов (Москва, 2004), VII Международном конгрессе монголоведов (Улан-Батор, 2002); Международном симпозиуме «Актуальные проблемы алтаистики и монголоведения» (Элиста, 1999), II Всесоюзной конференции монголоведов «Владимирцовские чтения» (Москва,

1989), Всесоюзном совещании по общим вопросам диалектологии и истории языка (Кишинев, 1971), Всесоюзной конференции «Джангар» и проблемы эпического творчества тюрко-монгольских народов (Элиста, 1972), III Региональной конференции по диалектологии тюркских языков (Алма-Ата, 1973), Совещании по общим вопросам диалектологии и истории языка (Нальчик, 1977), Международной научной конференции «Единая Калмыкия в единой России: через века в будущее», посвященной 400-летию добровольного вхождения калмыцкого народа в состав Российского государства, г. Элиста, 1318 сентября 2009 г.

Публикация результатов исследования. По теме диссертации опубликованы 2 монографии, 6 учебно-методических пособий и более 20 научных статей, в том числе 9 статей в ведущих, рецензируемых изданиях, список которых утвержден ВАК РФ.

Структура и объем диссертации. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, библиографии, включающей 329 наименований, условных сокращений. Объем диссертации 275 страниц.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Проблема сложения диалектной системы калмыцкого языка и ее функционирование"

Заключение

Проблема деления калмыцкого языка на говоры представляет собой одну из самых сложных и до конца не решенных в современном калмыцком языкознании. Изучение истории вопроса показало, что исследование калмыцких говоров началось достаточно давно и продолжается по сей день. Здесь мы можем выделить три этапа. На начальном этапе, начиная с середины XIX в. с трудов А. Бобровникова и А. Попова, ученые не давали лингвистического описания калмыцких диалектов, ограничиваясь исследованием литературных старомонгольского и ойратского языков. При этом они опирались в основном на этническое деление и региональное расселение носителей языка. Заслуга первых исследователей заключалась в том, что они видели проблемы калмыцкой диалектологии, обращали на них внимание ученых. Второй этап (1909-1963 гг.) связан с именем калмыцкого ученого Номто Очирова, который в 1909 г. , был направлен Санкт-Петербургским университетом в Калмыкию для изучения языка торгутов и других калмыцких племен. Этому этапу более свойственна опора на живой лингвистический материал, который лег в основу трудов Б.Я. Владимирцова, В.Л. Котвича и ряда других ученых. Третий этап (начиная с 1963 г.) более известен тем, что калмыцкие говоры изучались в основном самими носителями языка, такими, например, известными учеными как А.Ш. Кичиков, Д.А. Павлов и некоторыми другими, которые опубликовали по разным проблемам калмыцкой диалектологии целый ряд монографий и статей.

Для более успешного и результативного решения проблем калмыцкой диалектологии, для более точного выявления системы и структуры современных калмыцких говоров и подговоров нами применялись критерии фонетического, морфологического и лексического характера с опорой на исторические и этнические признаки. Применение этих критериев в комплексе позволило установить более точную диалектную систему современного калмыцкого языка, состоящую из трех говоров - торгутского, дербетского и бузавского, которые в свою очередь распадаются на подговоры: торгутский — на цаатанский, оренбургский, уральский и хошутский подговоры, дербетский -на болыпедербетский и малодербетский подговоры, бузавский предстает более или менее единообразным говором с очень незначительными особенностями внутри, оставшимися от составляющих его частей. Особняком стоит язык каракольских калмыков, называемых сарт-калмыками, язык которых по многим признакам все же стоит ближе к торгутскому говору к его чакающему цаатанскому подговору. Именно по этой причине он был включен в нашу классификацию.

В развитии формирования:, и • стабилизации диалектной системы современного калмыцкого языка немаловажную роль играют экстралингвистические факторы - степень сохранности следов родоплеменной структуры народа, от этнического состава которого в значительной мере зависит характер языка и его говоров, отражение в говорах процессов смены общественного строя, общественного образа жизни.

Древним родоплеменным объединением был ойратский союз, включающий в себя вначале племена элютов, батутов, хойтов, эркетов. Позже в этот союз вошли дербеты, хошуты и торгуты. Впоследствии из ойратского союза образовались Джунгарское. ханство, Хошутское ханство, Торгутское ханство на Волге, известное в истории как Калмыцкое ханство, представлявшее собой ойратский союз в меньших масштабах. Указанные ойратские племена оказали решающее влияние на формирование диалектной системы калмыцкого языка, сохраняющей особенности бывших племенных языков, ставших ныне территориальными говорами и подговорами современного калмыцкого языка. Калмыцкие говоры как этнические разновидности языка, соотносясь с тем или иным этносом, несут их названия. Поэтому этнической истории, калмыцким этнонимам, их семантике и этимологии в работе нами уделено определенное внимание, особенно таким этнонимам, как ойрат и калмык.

Сравнительный анализ функционирования звукового строя калмыцких говоров показал в общих чертах, что в них существует некий общий базовый состав фонем как гласных, так и согласных, общие в принципе черты поведения звуков в потоке речи, объединяющие все говоры в единый калмыцкий язык с его принципиальными классификационными особенностями. Имеющиеся некоторые различия в употреблении ряда фонем и их позиционных вариантов создают алломорфы, в большинстве случаев не препятствующие взаимопониманию носителей говоров.

Изучение базовых положений в фонетической системе калмыцких говоров позволяет сделать некоторые обобщения: в результате ослабления кратких гласных первого слога выделяются две линии развития лабиальных гласных - о-в и у-у. При этом языку¡ 'дербетов свойственно развитии о-в и потому он называется ое-говор, язык торгутов и все его подговоры характеризуются узкими лабиальными' у-у, поэтому этот говор носит название j'-j/-говор. Причиной ослабления кратких гласных первого слога является процесс опрощения. Поэтому вполне закономерно, что исходя из истории письменности за литературную норму были приняты узкие варианты гласных.

Материалы изучения калмыцких говоров позволяют утверждать, что образование долгих гласных и долгих согласных (на стыке морфем за счет полной редукции кратких гласных, оказавшихся между согласными, что вызвало фонематичное противопоставление кратких и долгих согласных в словах типа медг «пусть знает» и меддг «обычно знает») являются взаимосвязанными процессами. Попытка воспрепятствовать образованию долгих гласных в потоке речи ведет к образованию долгих согласных. Таким образом, классическое утверждение, что образование долгих гласных зависит от выпадения интервокального согласного находит дополнительную аргументацию.

При дискуссионности в монголистике вопроса об ударении калмыцкий диалектный материал позволяет придерживаться мнения, что гласный первого слога по закону сингармонизма, как определяющий вокальную систему всего слова, произносится четко и ясно и не зависит от ударения. Долгие гласные, образовавшиеся из долготных комплексов, тоже не имеют отношения к ударению. Приемлемой остается лишь трактовка калмыцкого словесного ударения как тонового, музыкального. При наращении словоизменительных и словообразовательных аффиксов ударение перемещается на конец слова.

Процесс монофтонгизации дифтонгов в истории калмыцких говоров происходил в двух направлениях. В одних случаях он осуществлялся с учетом сингармонизма, в других - везде давал гласный [э], чем нередко нарушалась гармония гласных слова. Развитие вокализма литературного языка в данном случае пошло по пути сохранения гармонии слова.

Сравнительный анализ функционирования морфологии именных частей речи, поскольку они составляют значительную долю общего объема знаменательных слов, показал в-принципе общность как в составе, так и в формообразовании и словоизменении лексико-грамматических групп этих слов, принципиальное единство калмыцкого языка в общих чертах с небольшими вариантами отдельных грамматических форм, которые не превалируют над общими чертами.

Говоря о морфологическом аспекте калмыцкой диалектной системы, следует отметить, что изменение именных частей речи по падежам в литературном языке соответствует основным принципам склонения в калмыцких говорах. Вопрос частотности употребления тех или иных падежей по говорам имеет свои особенности. * Наибольший научный интерес здесь представляет направительный падеж, существующий в говорах калмыцкого языка в трех формах. Каждая из этих грамматических форм имеет свою этимологию, семантику и функциональную нагрузку. Считаем, что все данные формы в литературном языке отличаются только частотностью употребления.

Старописьменная калмыцкая (ойратская) форма притяжания передавалась через притяжательные формы местоимений. Современные процессы грамматикализации системы притяжания именных частей речи являются прежде всего результатом их функционирования в говорах. Особенности употребления лично-притяжательных частиц в калмыцких говорах касаются вопроса употребительности/неупотребительности палатальных согласных в том или ином говоре.

Проблема склонения имен прилагательных в монголистике относится к числу дискуссионных. Наблюдения над диалектным материалом калмыцких говоров позволяют утверждать, что система изменения имен прилагательных не отличается от парадигмы склонения других именных частей речи. Хотя в атрибутивной функции в соответствии • с законом линейного порядка слов в калмыцком словосочетании прилагательные, как и любые другие определения, не принимают формантов падежей.

Живой разговорный калмыцкий язык- в процессе своего функционирования в диалектных формах развил и дополнил ряд орфоэпических вариантов в фонетике, выработал ряд вариантных форм в морфологии, обогатил свою лексическую систему специфическими словами.

Специальной главы, в которой бы были рассмотрены лексические особенности калмыцких говоров и подговоров, нами' не приводилось. Однако в первой главе, где мы касались вопроса1 об отличиях говоров и подговоров при их характеристике, мы отмечали не только особенности их фонетики и морфологии наряду с этнической историей, но указывали на наличие специфической лексики. Рассмотрение лексической системы калмыцких говоров позволило сделать заключение о том, что в ее основе лежит общемонгольский фонд. К нему относится основная часть лексических единиц, связанных с природными явлениями и объектами, животным миром, человеком, материальной и духовной культурой, антропонимией и т.п. По говорам имеются сравнительно незначительные лексические своеобразия, связанные прежде всего с экономическими и социальными особенностями образа жизни их носителей.

Так, например, у представителей бузавского говора развита система лексических единиц военной тематики, растениеводства, а также заимствования из русского языка. Например: хазыг «казак», одмын «атаман», морын «лошадь», стаанъчи «станица», ковниг «копна», арут «работа», цэнег «вилы», гулме «сеть», бууниг «короткий, маленький», уРУ4 «утро», эши «свекровь», эвнен «старик», арвыт «подросток», бээбэ «дитя, ребенок», хог тосын «плавленая сметана», зэмештэ булмыг «саламат с фруктами», дээгурке «сливки», энднен «яйцо», толха «голова», нэхэ «свинья», чаначи «тыква». Для дербетского говора специфичны лексические единицы бытовой, животноводческой направленности, отражающие кочевой быт. Например: бортхы «фляжка», боощи «вожжи», зи «сбруя», татхы «запрягать», хусыг «кусок», дуураг «тыква», чичур «лому>;угатя «бедный», уаръщ «луг», зарым «просо, пшено», буудя «зерно», аарцы «творог», анурцыг «огурцы», шуурмыг «шкварки», мэцгерсен «лук», зиндмен «драгоценность, исполняющий желания», хууцын «халат, платье», щгшэтке «жилет». В торгутском говоре представлена разнообразная лексика рыболовства, охоты, растениеводства и т.п. Например: хорвы «белуга», бэкер «осетр», цоохыр «севрюга», мэ «сельдь», цууеы «лещ», гвлме «сеть», шуугел «невод», ходад «мотня», холуны «поплавок», хооныш «лодка», дошацны «плоскодонка», гииьте «канат», гиивкэндег «багор», чвчур «лом, пешня», хаяр «огурец», адамчи «помидор», сэг «просо, пшено», хае «тюлень», назра наха, зэрлег наха «дикая свинья», тоодыг «дудак, дрофа», цэц «лебедь-кликун», бврве «фляжка», бэдер «бочонок», шунырмыг «шкварки», толтырма «куриный желудок»- эбэ-эбэ «мать, матушка», абба «дядя, дядюшка».

Комплексное описание говоров и подговоров кроме всестороннего и системного охвата объекта изучения, позволило привлечь к лингвистическим изысканиям материалы и факты других наук. В свою очередь диалектный материал позволяет интерпретировать и пояснять ряд фактов, имеющих отношение к этимологии этнонимов и истории носителей калмыцкого языка.

При всей территориальной ограниченности говоров именно наличие определенного количества вариантных норм в системе языка является необходимым условием для нормального развития и функционирования литературного языка. При многовариантности диалектной системы живого языка существует реальная возможность обогащать литературный язык, развивать его лексический состав и изобразительные возможности.

Список научной литературыУбушаев, Николай Надбитович, диссертация по теме "Языки народов Российской Федерации (с указанием конкретного языка или языковой семьи)"

1. Абаев В.И. О фонетическом законе // Язык и мышление. № 1, 1933.

2. Абдуллаев Ф.А. Фонетика хорезмских говоров. Ташкент, 1967.

3. Аванесов Р.И. Фонетика современного русского языка. М., 1956.

4. Авляев Г.О. Происхождение калмыцкого народа (середина IX первая четверть XVIII в.). М.-Элиста, 1994.

5. Аврорин В. А. Основные закономерности сочетания согласных в нанайском языке // Филология и история монгольских народов. М., 1958.

6. Адучиев Ц.М. Художники Калмыкии // Художник РСФСР. Д., 1985. Рукопись.

7. Азнабаев A.M., Псянчин В.Ш. Историческая грамматика башкирского языка. Уфа, 1983.

8. Айдаров Г. Язык орхонских памятников древнетюркской письменности VIII в. Алма-Ата, 1971.

9. Акбаев Ш.Х. Фонетика диалектов кабардино-балкарского языка. Черкесск, 1963.

10. Алаев Б.Ц. И друг степей ¡калмык .// Хальмг унн. 1994. № 86, 87, 88.

11. Аралбаев Ж.А. Вокализм казахского языка. Алма-Ата, 1970.

12. Астраханская губерния II. Список населенных мест по сведениям 1859 г. СПб., 1861.1 Астраханский уезд, стан-2. • •

13. Бадамхатан С. Хевсгелийн цаатан ардын аж байдлын тойм. Улаанбаатар, 1962.

14. Бадгаев Н.Б. Из истории развития монгольских аффрикат // Синхрония и диахрония в лингвистических исследованиях. М., 1988. Ч. 1.

15. Бадгаев Н.Б. Озвончение начальных согласных в монгольском квадратном письме // Владимирцовские чтения — IV. Доклады и тезисы Всероссийской научной конференции. М., 2000.

16. Бадмаев А.Б. Догзма имя святое // Известия Калмыкии. № 226, 1998, 23 октября. . .17.