автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.09
диссертация на тему: Проблематика генезиса властных структур в эпоху раннего средневековья в современной отечественной медиевистики

Полный текст автореферата диссертации по теме "Проблематика генезиса властных структур в эпоху раннего средневековья в современной отечественной медиевистики"

ТОМСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

ПРОБЛЕМАТИКА ГЕНЕЗИСА ВЛАСТНЫХ СТРУКТУР В ЭПОХУ РАННЕГО СРЕДНЕВЕКОВЬЯ В СОВРЕМЕННОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ МЕДИЕВИСТИКЕ

Специальность 07.00.09 - историография, источниковедение и методы исторического исследования

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук

На правах рукописи

МУХИН Олег Николаевич

Томск 2000

Работа выполнена на кафедре истории древнего мира и средних веков исторического факультета Томского государственного университета

Научный руководитель: кандидат исторических наук,

доцент Николаева И.Ю.

Официальные оппоненты: доктор исторических наук,

профессор Жеравина А.Н.

кандидат исторических наук профессор Садретдинов Г.К.

Ведущая научная организация кафедра истории древнего мира и

средних веков Казанского государственного университета

Защита состоится 20 октября 2000 г. в 15 часов на заседани диссертационного совета Д.063.53.01 по защите диссертаций на соискание учено степени доктора наук по специальностям 07.00.02. - Отечественная истори) 07.00.03. - всеобщая история (нового и новейшего времени), 07.00.09. историография, источниковедение и методы исторического исследования в Томско] государственном университете по адресу: 634050, г. Томск, пр. Ленина, 36.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Томског государственного университета.

Автореферат разослан сентября 2000 года

Ученый секретарь

диссертационного совета,

доктор исторических наук

ТЧ/ЬМ- <Г> о;

Зиновьев В.П.

Общая характеристика работы

Научная новизна и актуальность темы. Эпохи, которые принято называть реходными, и для которых используется также термин «горячее время», то есть время обо бурного протекания исторических процессов, всегда представляли особый интерес я исследователей. В последние десятилетия, которые для России стали таким орячим» временем, этот интерес становится особо актуальным. При этом современных следователей сегодня в особой степени интересует роль государства, властных руктур и институтов как главных агентов переходных исторических трансформаций.

Именно таким «горячим» периодом в истории западной цивилизации было раннее едневековье, что во многом определило основную исследовательскую линию [ссертации. Отечественная медиевистика накопила богатый опыт анализа процессов, язанных с генезисом феодального общества. Однако сфера политической жизни, обенно государства как «автора», участника и одновременно «зависимого лица» ¡разования раннесредневековой цивилизации в современной историографии (особенно 60-80-е гг.) оказалось на периферии научных исследований. Отчасти сказался [лощенно воспринятый советской наукой марксизм - основное внимание уделялось ономическому базису, отчасти тот факт, что имеющийся багаж не позволял работать д темой по-новому, так, как это видится с позиций сегодняшнего дня науки, нащенной междисциплинарными технологиями исследования. Именно применением 1следних для рассмотрения основных проблем формирования потестарных структур ннего средневековья, существующих в современной исторической литературе, в рвую очередь и определяется новизна и актуальность предложенной диссертационной боты.

Степень изученности темы. Следует отметить, что проблематика, связанная с зличными аспектами властных отношений в эпоху раннего средневековья присутствует значительном массиве исторической литературы. Существует большое количество бот, посвященных знати, королевской власти, этническим и социальным особенностям : формирования и взаимоотношений. Однако можно утверждать, что работы, священной общему анализу генезиса властных структур на протяжении переходного :риода в Европе в целом на основе сравнительно-исторического подхода, в :диевистике нет.

Действительно, две основных проблемы, сквозных для предлагаемой диссертации, фоблемы синтеза и континуита - имеют давние корни в отечественной историографии, эзникшая в европейской историографии нового времени, дискуссионная проблема ;езура - континуитет" в снятом виде питала исследовательский поиск и отечественных ториков XIX в. Ее марксистская переформулировка с акцентированием цезуры, то есть волюционности трансформаций, утратившая свой научный престиж в перестроечное емя, не снимает вопроса об актуальности этой «вечной» для науки проблемы. Все осмотренные мною работы дореволюционных авторов (включая и работу В.Ешевского, считающегося зачинателем исследований переходного периода) ютроены таким образом, что описывают поступательные события начиная с ществования Римской империи и вплоть до классического средневековья в виде череды

сменяющих друг друга режимов и государей1, то есть в понятиях концепт континуитета. Основной вывод из материалов дореволюционной историографии моя<1 выразить словами Д.М.Петрушевского: "Варвары не разгромили империи, она достала им уже после того, как пришла в упадок от собственного внутреннего разложения"2. ' есть проблема «континуитет-цезура» решалась полностью в пользу первого. Зде коренился основной недостаток такого подхода - он не учитывает качественно нош структур раннего средневековья, во многом именно из-за отсутствия возможност анализа на микроуровне, появившихся лишь в самое последнее время.

Однако материал, собранный дореволюционными авторами очень ценен и сыгр большую роль для становления советской медиевистики, которая именно благода накопленной предшественниками базе и практическому отсутствию у них четких оцен и выводов получила возможность создания собственных теоретических построен! Здесь проблема континуитета долгое время считалась прерогативой буржуазной науки господствующим стало положение о социальной революции раннего средневековья рамках теории формаций. Еще в 50-е годы существовало понятие "революции pa6oi затем формулировка смягчилась, но термин "социальная революция" сохранялся последних лет . Однако и советская историография не отказалась от терми "континуитет" полностью. Здесь было выработано понятие частичного континуитета, п которым подразумевалось "частичное влияние античных порядков, извести преемственность в личном составе господствующего класса, сохранение ряда культурн] традиций античности и функционирование некоторых государственных институтов"4.

Сложность проблемы «цезура-континуитет» особо выявляется при рассмотрен генезиса средневековой цивилизации как процесса, в котором взаимодействовали меньшей мере две крупных традиции. Многие особенности новой политической систем которые как раз и воспринимаются при их однобоком сравнении с античностью к разрушение старой системы, на самом деле являются продолжением соответствующ особенностей варварской традиции. В советской историографии изучение германскс наследия по объему незначительно, но имеет довольно давние корни еще в работ Л.И.Неусыхина\ Касаясь по преимуществу социально-экономических стор феодального общества в Западной Европе, А.И.Неусыхин интуитивно «открыл», как м представляется, одну из важнейших закономерностей этого процесса: цезура, лом радикального характера в большей степени присуща германскому миру, не испытавше гаи испытавшему минимальное влияние античности. Именно поэтому он говорит переходных эпохах как эпохах, представляющих своеобразные лаборатор исторического синтеза.

Но мысль А.И.Неусыхина была намного глубже, что, кстати, позволяет задуман о пластичности советского наследия исторической науки. Введя понятие дофеодальнс периода, он подчеркнул его качественную инаковость. Этот период, по его мнени характерен сохранением черт античного строя и неразвитостью, зачаточност

' См: Ешевский C.B. Апполинарнй Сидонии. Эпизод из литературной и политической истории Галлии V в.//Сочинения С.В.Ешевского. М„ 1870. 4.2.

2 Петрушевский Д.М. Очерки из истории английского общества. СПб., 1903. 4.1. С.25.

3 См.: Понтер Р. Социальные проблемы перехода от античности к средневековью// Вестник древм истории. 1992. №3. С. 112-118; История Европы. M., 1992.Т.2. С. 19.

4 Корсунский А.Р., Понтер Р. Упадок и гибель Западной Римской империи и возникновение германских королевств (до середины VI в.). М., 1984. С. 27.

5 См.; Неусыхин А.И. Общественный строй древних германцев. М., 1929.

»дальних явлений, и именно здесь происходит переработка, сплав и трансформация арьгх и новых традиций6.

Другая сквозная проблема данной диссертации - проблема типологии синтеза двух ладов, римского и варварского. Историография данной проблемы также имеет давние рни. В целом большинство дореволюционных авторов являлись сторонниками идеи нтеза7, что проявлялось в оценке ими вклада в раннесредневековую государственность млян и германцев. В основном римлянам отводилась роль идейная, варварам -[термальная. При этом оценка дореволюционными авторами степени и полезности астия каждой из сторон имеет различия и не подчиняется какой-нибудь систематике, шако уже в это время М.М.Ковалевский заложил основы типологического подхода, азав на территориальные различия степени влияния римской традиции, хотя и в статочно общем виде: больше у остготов, меньше у франков и саксов8.

Основная особенность дореволюционной историографии в том, что здесь за основу рется единая данность - Римская империя, без учета различий условий в ее центре и в ювинциях, отчасти из-за несколько идеалистического отношения к термину "империя", части в силу того, что проблема микроисторической проработки еще не была ставлена.

Этот недостаток был во многом восполнен в советское время, хотя и здесь долго шествовала упрощенная схема из двух вариантов синтеза: германо-кельтского и майского. Затем А.Д.Люблинская в 1968 г. обратила внимание на наличие внутри этих риантов множества различий по структуре, темпам, предыстории (более отдаленные йоны развивались медленнее и более самостоятельно в германском варианте, но те что иже, попадали в империю Карла Великого и испытывали значительное влияние более звитых районов)9.

Наиболее же четкая типология синтеза разработана А.Р.Корсунским, который на нове этой структуры создал серьезную работу10, а также значительно развил ее в вместной работе с Р.Гюнтером". Здесь выделены три зоны: преобладания романского чала (Италия, Испания, Южная Галлия), умеренного синтеза (Галлия) и бессинтезная .нглия, Скандинавия). В этой работе подробно прослежены конкретные этапы ансформации политической ситуации в варварских королевствах, однако без особых шыток обобщения. Тем более что и эта схема не охватывает всего многообразия нкретных ситуаций.

Позже последовал ряд работ, посвященных проблемам отдельных регионов, 1ичем в отличие от работ дореволюционных акцент перенесен на наименее зработанный бессинтезный регион (это прежде всего работы А.Я.Гуревича по Англии и сандинавии). Однако, как и ранее, явно недостаточно материала по Германии. Зато

1еусыхин А.И. Дофеодальный период как переходная стадия развития от родоллеменного строя к

ннефеодальному (на материалах истории Западной Европы раннего средневековья) // Проблемы тории докапиталистических обществ. М., 1968. С. 596-617. )м.: Гутпова Е.В. Историография истории средних веков. М., 1985.

Ковалевский М.М. От прямого народоправства к представительному и от патриархальной

нархии к парламентаризму. М., 1906. Т. 1. С. 111.

!м.: Люблинская А.Д. Типология раннего феодализма в Западной Европе и проблема романо-эманского синтеза II Средние века. 1968. Вып. 31. С. 9-17.

Корсунский А.Р. Образование раннефеодального государства в Западной Европе. М., 1963. Корсунский А.Р., Гюнтер Р. Указ. соч.

появились работы, посвященные центральной и восточной Европе. В юго-восточп> Европе наряду с зоной классического синтеза выделяется контактная зона бессинтезный регион в центральной Европе12.

Ситуация такова, что стало ясно - сколько стран, столько и вариантов синте: Однако не стоит отбрасывать существующую типологию, которая нужна для сохранен единого стержня и отправной точки в исследованиях, тем более что, учитыв масштабность охватываемого материала, она вполне соответствует общей схе] ситуаций в раннесредневековых государствах и, по крайней мере, все регион:.. . ч особенности вполне возможно вывести из теоретических построений А.Р.Корсунского.

Но признание ценности этой концепции не снимает вопроса о многообраз! исторической картины, выявить которую возможно лишь при соотнесении знан макропроцессов с результатами тех внешне незначительных, но по сути глубипш подвижек, происходивших в конкретных местах с конкретными действующими лицами запечатленных пусть в редких, но необычайно важных исследованиях локального и. микроуровневого характера.

Я полагаю, что обе проблемы - континуитета и синтеза - имеют некую общ> скрепляющую. По сути, всякий раз, говоря о специфике того или иного типа синтеза, ь< вправе говорить одновременно и о характере этого синтеза как результата континуитет так как основание различий античного и средневекового укладов во многом леж именно в пересечении, взаимопроникновении и слиянии двух традиций, то есть, ее. можно так выразиться, в синтезе континуитетов, в результате которого появился укле соединяющий в себе столь различные начала, что результат этот оказал революционным по сравнению с ними. Одна из задач данной работы заключается попытке по-новому взглянуть на механизмы трансформации политических институтов структур раннего средневековья в контексте вышеозначенных проблем континуитета синтеза, имея ввиду, что все они оформляются в плотном взаимодейств! экономических, культурных, географических и иных обстоятельств развития.

Методология и методы исследования. Очередное обращение к неоднократ] рассматривавшимся вопросам имеет смысл при использовании новейших подходе позволяющих взглянуть на них в новом, более продуктивном ракурсе. Одной из наибол перспективных магистральных тенденций в современной историографии являет антропологизация исторических исследований, то есть постановка в центр истор] человека. Зачинателем антропологического поворота стала знаменитая французск школа «Анналов». Суть антропологического сдвига состоит в попытке рассматрива историю, общество через личность, имея ввиду что личность - это не только наб< уникальных индивидуальных психолого-культурных и интеллектуальных характеристи но и средоточие всех политических, социальных и культурных отношений.

Однако сама по себе антропологическая переориентация исследован! недостаточна. Думается, сегодня остро встала проблема ее сочетания с другт методами. И в этом смысле методологически перспективной автору диссертации видит установка на сопряжение макро- и микроуровня исторического знания.

12 См.: Королюк В.Д. Основные проблемы формирования контактной зоны в юго-восточной Европ и бессинтсзного региона в восточной и центральной Европе // Проблемы социально-экономически: формаций. М.,-1975. С. 158-184. .

Действительно, вопрос о приоритетной значимости для исторической науки изучения масштабных объектов и процессов как то история целых государств, цивилизаций, феодализации или нарастания капиталистического уклада и т.п. или отдельных личностей и регионов (вплоть до деревень) весьма сложен. Увлечение микроисторией грозит распылением историографии на громадную массу рыхлого материала, но и макроистория как таковая, во многом исчерпала себя, что отчасти и явилось причиной нынешнего кризиса исторической науки. Отсюда назревшая актуальность попыток совместить два этих направления. Как отмечает Ю.Л.Бессмертный, микроисследования могут приблизить нас к пониманию процессов, обычно воспринимаемых на базе "средних" характеристик (присущих всему в целом и ничему в отдельности)13.

Обозначенный метод, как мне кажется, может стать практически универсальным. Если иметь в виду попытки современной науки создать обобщающие картины в духе «всемирной истории» XIX в., сегодня уже невозможно говорить о серьезном историческом синтезе. Следует понимать необходимость видения значимости «больших» процессов как значимость их «малых» составляющих, вариативность этих процессов. Это влечет за собой использование других методов и материала из смежных областей и наук. Кроме того, такой подход, пожалуй, наиболее «честный» на современном этапе развития историографии. Следует признать, что он не дает единой четкой исторической картины, так как в его рамках не отбрасываются, но по возможности примиряются различные свидетельства, которые вне данного метода могут служить основой противоположных концепций. Однако это без сомнения способствует приближению к исторической достоверности. Очевидно, что нельзя подходить к построению исторических концепций с чисто математической точки зрения, выбирая тот путь, в пользу которого говорит простое большинство имеющихся фактов - ведь исследователь никогда не может поручиться, что обладает всей полнотой свидетельств «за» и «против». Хочется думать, что времена упорных споров между сторонниками различных взглядов прошли, уступив место более продуктивному поиску точек соприкосновения. Если за различные концепции говорит значительное количество свидетельств, все они имеют право на существование, и современный исследователь должен, внимательно пересмотрев накопленный материал, научиться пользоваться всем имеющимся в распоряжении инструментарием. В этом • и суть и польза обозначенного метода: те или иные масштабные явления и процессы проверяются самыми различными, подчас противоречивыми и спорными, но занявшими свое место в анналах истории фактами.

В связи с вышесказанным становится очевидной необходимость использования в данной диссертации одного из ключевых методов историографии - сравнительно-исторического. Помимо являющегося здесь основным региона Западной Европы в работе используется материал по истории Византии, Древней Руси и славянских государств Центральной и Южной Европы, что позволяет придать поставленным вопросам и выводам большую значимость и верифицируемость. Эти материалы наглядно показывают общность основных проблем становления средневековой государственности в рамках европейской цивилизации.

Научная значимость диссертации. Новизна и научная значимость данной диссертации заключается в том, что рассмотрение историографического багажа

13 Бессмертный Ю.Л. Некоторые соображения об изучении феномена власти и о концепциях постмодернизма и микроистории И Одиссей. М., 1995. С. 11.

отечественной науки оказывается связанным с попыткой показать возможные линии согласования накопленного знания о макропроцессах в политическом мире раннего средневековья ■ с новыми исследованиями микрособытий или локальных социокультурных явлений, что позволяет выявить в давно введенных в научный оборот материалах новые перспективные грани.

Основная цель данной работы заключается в попытке по-новому взглянуть на механизмы трансформации политических институтов и структур раннего средневековья в контексте проблем континуитета и синтеза, имея ввиду, что все они оформляются в плотном взаимодействии экономических, культурных, географических и иных обстоятельств развития. С этой целью я попытался провести не столько инвентаризацию существующих историографических подходов к проблеме, сколько обозначить перспективные, на мой взгляд, исследовательские линии в отечественной науке, стараясь акцентировать те "линии разрыва"14, которые вырисовываются в сопоставлении макропроцессов и знания, появляющегося в результате анализа уникальных политических событий, явлений, идей.

Практическая значимость данной диссертации состоит в том, что обозначенный в ней ракурс исследования может быть использован для дальнейшего более специализированного исследования заданных перспективных направлений изучения потестарных структур средневековой Европы и корректировки методологического инструментария медиевистов. Кроме того, материал и предлагаемые в диссертации выводы могут быть использованы для подготовки учебных курсов по историографии, средневековой истории Западной Европы, а отчасти и по методологии истории.

Источники. Видя своей задачей инвентаризацию существующей историографической традиции анализа политических структур средневековья, основное внимание я сконцентрировал на современной отечественной медиевистике. Ее достаточно условно можно назвать новейшей, то есть относящейся к 70-90-м гг. XX в., что в первую очередь определяется появлением именно с этого времени новаторских работ в отечественной медиевистике. Это, прежде всего, труды Л.Я.Гуревичг. Ю.Л.Бессмертного и их учеников. Именно их исследования определили авангар медиевистики этого периода. При этом надо отдавать отчет в том, что отечественнг. медиевистика указанного периода в целом, не только в ее передовых проявления: представляла собой одно из самых продуктивно развивающихся направлений советскс исторической науки. Тем более любопытно посмотреть, насколько перспективным окажутся те исследовательские подходы, которые обозначены в ней, сегодня.

Можно выделить три основных блока использованной литературы. Один из самых крупных - существующий корпус историографических исследований по данной проблематике. Это и дореволюционная отечественная историческая литература, и исследования советских и современных западных медиевистов. Другой не менее важный блок - методологическая литература по проблеме, касается ли она проблем антропологнзации, соотношения микро- и макроподхода в исторических исследованиях, проблемы сакральности средневекового сознания или этнополитнческих трансформаций - вся она важна с точки зрения выявления тех исследовательских перспектив, которые могут быть обозначены лишь под углом зрения тех новаторских металогических подходов, которые сложились в гуманитарной науке. И наконец, третий - это собственно

14 Бессмертный ЮЛ. Некоторые соображения об изучении феномена власти и о концепциях постмодернизма и микроистории II Одиссей. М., 1995. С. 17.

средневековые источники, без которых любое историческое и историографическое исследование не может состоятся по определению.

Основное содержание работы

Во введении очерчивается проблематика диссертации, обосновывается ее научная значимость и актуальность и степень изученности рассматриваемых вопросов, а также характеризуются методологические приемы, легшие в основу данной работы.

Первая глава посвящена рассмотрению проблем, связанных с эволюцией различных типов элит в эпоху раннего средневековья и их роли в становлении новых властных структур.

Прежде всего следует отметить, что три наиболее важных типа элиты -политическая, религиозная и культурная - в этот период совпадают, так как правящий слой, куда несомненно входили деятели церкви, обладал в это время монополией на науку, образование и искусство. При этом следует помнить, что король несомненно являлся частью властной элиты и к нему относились все основные связанные с ней проблемы.

Одной из основных является проблема политической культуры, то есть роли как варварской, так и римской элиты в создании, сохранении и передаче политических и общекультурных традиций. После того как в эпоху раннего средневековья происходит соприкосновение римской и варварской укладов, происходит, как имплицитно подразумевается в большинстве работ, значительный скачок в усилении королевской власти. А.Р.Корсунский четко описывает наличие у королей различных государств основных полномочий: высшей административной, военной, судебной и законодательная власти15.

Однако все это результаты сложных процессов, а точнее синтеза римской и варварской традиций. Накопленный в историографии материал позволяет четко обозначить проблему - в самой античности заложены штрихи двойственности королевской власти средневековья, что проявлялось в том, что в одних случаях над политическим пространством довлела фигура императора, в других же ее возможности были ограничены (достаточно вспомнить о перманентном кризисе, в который вступает империя уже с III в., сопровождавшемся нараставшими центробежными и полицентрическими тенденциями).

В историографии наметились попытки реконструировать вопрос: насколько привязана была знать провинции к общеимперскому самосознанию. Следует учитывать, что региональная дифференциация существовала без прямой зависимости от реального происхождения представителей знати (из местной варварской элиты или от выходцев из метрополии), причем' это отличие зачастую воспринималось болезненно, что видно из факта существования в среде галло-римлян генетического мифа, утверждавшего, что овернцы произошли от троянской крови и являлись братьями латинов16.

Здесь можно поставить вопрос о механизмах культурной идентификации, имевших индивидуальные особенности в различных регионах Европы. У Е.В.Ляпустиной есть интересная работа на эту тему, в которой она рассматривает в качестве примера

15 См.: Корсунский А.Р. Образование раннефеодального государства в Западной Европе. М., 1963.

16 Мамина О.Н. Отражение политической организации галло-римского общества второй половины V в. н. э. в сочинениях Сидония Апполинария. // Вопросы политической организации рабовладельческого и феодального общества. Свердловск, 1984. С. 72.

конкретных проявлений таких механизмов общность распространения гладиаторских боев по всей территории Римской империи, в особенности в Галлии, как одного из характерных черт римской культуры в целом17. Повсеместное распространение этого феномена, в римских провинциях, по справедливому мнению Е.В.Ляпустиной, свидетельствовало о наличии неких общих для центра и провинций установок сознания, позволяющих говорить о Римской империи на определенном этапе как о едином целом.

Следовательно, только микросрез исследования может конкретизировать картину тех дезинтеграционных процессов, которые со временем привели знать к отторжению от империи.

В последнее время наметилось осознание первостепенности изучения роли варварского начала в раннем средневековье, которая могла быть даже шире, чем это принято считать. Неслучайно, что новации в отечественной медиевистике начались с исследований А.Я.Гуревича, основанных на варварском материале, которые были взяты за условную отправную точку и в данном исследовании. Следует отметить, что из-за отсутствия письменности в варварской среде начальные страницы истории генезиса варварской элиты остаются обезличенными, и практически невозможно проследить особенности этого процесса в различных племенцых образованиях. Можно отметить, что родовая знать в той или иной форме существовала всегда, но нет реальной возможности установить время появления служилой знати. Этот процесс безусловно связан с формированием королевской власти и с военным положением. Что касается первого пункта, то здесь вопрос достаточно противоречив. А.Н.Ганенко считает, что именно борьба двух ветвей знати отразилась на преобладании выборов вождя по принципу «ех virtue» (по доблести) над приоритетом знатности18.

Каковы же формы и последствия этой борьбы? Для времени Великого переселения народов классическим является вариант перемещения под воздействием пассионарных структур всего племени на новые земли. Что касается руководящей роли в этих переселениях, то известно, что военно-служилая знать готов выработала представление о желанной сказочной земле Ойум, которое являлось чем-то вроде духовной программы переселения, его оправданием19. Однако невозможно утверждать, что родовая знать не имела к этому никакого отношения, что было показано выше. Это очень интересная проблема, возможность постановки которой появилась в последнее время: у переселений была не только социально-экономическая сторона, но и ее определенная идеологическая составляющая.

Другой вариант развития событий, пожалуй, более яркий - покидание родины частью знати, что наиболее наглядно проявилось в феномене викингов, сущность которого состояла в том, что «элементы, вступавшие в противоречие с племенной знатью, опиравшейся на сакрализованный авторитет, словно выдавливались из общества»20. Здесь открывается особенно благодатное поле для антропологических исследований в сочетании с микроисторическим подходом. Саги на примере судеб

17 См.: Ляпустина Е.В. Римские зрелища, или кое что о самосознании личности и общества // Одиссей. М., 1999. С,-25.

18 Ганенко А.Н. О характеристике королевской власти у алеманнов // Власть и политическая культура в средневековой Европе. М., 1992. С. 53.

Буданова В .П. «Ойум» в судьбе германских племенных элит // Элита и этнос средневековья. М., 1995. С. 24.

20 Лебедев Г.С. Конунги-викинги (к характеристике типа раннефеодального деятеля в Скандинавии) // Политические деятели античности, средневековья и нового времени. Л., 1983. С. 44-53.

конкретных людей, пусть и с примесью мифологии, иллюстрируют маргинальный характер знати.

Имплицитно в большей части отечественных работ заложено мнение, что государство возникало лишь в тех регионах, где победила военно-служилая знать. Соответственно в регионах, не имевших государственных образований, главной, следовательно, оставалась родовая знать (хотя это и не абсолютный критерий, так как все образования, как государственные, так и племенные, не развивались в вакууме, и в ряде случаев наличие развитой служилой знати может не привести к сложению государства при наличии тех или иных внешних причин (военного вторжения, неудачного переселения и т.п.). Но все это лишь общие предположения, лишенные достаточно аргументированной почвы.

Что же происходит с родовой знатью после возникновения раннегосударственных образований? Ответить на этот вопрос всеохватно трудно, сведений в источниках немного, и они не поддаются однозначному толкованию, однако возможности для исследования есть. Мартин Турский повествует об уничтожении Хлодвигом правящих родов рипуарских франков, но есть ли это форма победы служилой знати над родовой, или же просто личная борьба за власть, а возможно и то и другое одновременно? В литературе есть материал, позволяющий более подробно проследить эти процессы.21.

Можно с уверенностью утверждать, что в различных регионах процессы взаимопроникновения видов элит протекали по-разному. Перед исследователем должна стоять задача реконструкции конкретных форм противостояния. Здесь, к сожалению, существует проблема нехватки исследований о конкретных представителях варварской знати (в отличие от римской знати времен варварских королевств, к примеру работа В.И.Уколовой о Боэции22, хотя и подобных работ не так много).

Варварская знать в начале переходного периода представлена в основном дружиной. Дружина по своей сути - группа беспокойных людей, ищущих выход из традиционных отношений, формировавшаяся вокруг известного вождя, предпринимавшего походы. Наличие таких пассионарных структур сделало возможным ВПН (хотя это не единственная предпосылка). Кое-где, в бессинтезной зоне, они во многом стали движущими силами создания государства. И здесь есть интересная проблема - ряд исследователей подчеркивают маргинальный характер состава дружины, прежде всего для Древней Руси, но не только - Н.Ф.Колесницкий и А.И.Неусыхин отмечали большую роль в Германии минестериалов, по происхождению несвободных23. Вообще, в той или иной форме маргинальность, чуждость местным политическим структурам проявляется как в бессинтезном регионе, где имело наиболее яркое выражение в форме феномена викингов, так и в зоне преобладания римского начала, как это было с готами в Италии, который были вынуждены жить военным станом в подавляющем численно местном окружении.

Проблему маргинальное™ можно считать прологом, к одной из самых масштабных по своему значению проблем - вопросе о чужеродности средневековой власти вообще. Отправным пунктом для постановки этой проблемы может служить высказывание

21 Литаврин Г.Г. К предыстории введения христианства в Болгарии // Социальная структура и идеология античности и раннего средневековья. Барнаул, 1989. С. 127-144.

22 Уколова В.И. «Последний римлянин» Боэций. М., 1987.

23 См.: История крестьянства в Европе: эпоха феодализма. М., 1985. Т. 1; Неусыхин Л.И. Проблемы европейского феодализма. М., 1974. С. 213-374.

С.С.Аверинцева о том, что в период раннего средневековья господство в любом его проявлении (будь то власть варварских правителей или авторитет церкви, дистанцированной от государства) основывалось на чужеродности его носителей24. Мнение достаточно аргументированное, так как легко убедиться, что большинство раннесредневековых государств созданы вследствие завоевания (все германские государства на территории бывшей империи), либо инфильтрации инородных элементов (самый яркий пример - Киевская Русь). Но в этой проблеме есть более глубокий культурологический момент, затронутый Дж.Кэмпбэллом в его теории мономифа. Он -..полагает на основе анализа мировой мифологии, что в человеческом сознании авторитет так или иначе связан с чуждым опытом (все мифологические герои и правители проходят через цериод странствий в ином, часто загробном мире)25.

Однако историческая сторона вопроса сложнее. Здесь можно выделить два основных пласта: значимость чужеродного влияния для оформления государственности и характер этого влияния (положительный или отрицательный). Для понимания механизмов чужеродности власти необходимо рассмотрение конкретных фактов. Здесь характерен пример работы Е.А.Мельниковой «Меч и лира», где подробно, с привлечением анализа культурологического, археологического и конкретно-исторического материала прослеживается та социально-политическая ситуация, которая способствовала появлению инородных властителей. Дальнейший анализ именно такого материала с привлечением теоретических выкладок, подобных теории Дж.Кэмпбелла, и позволяет осознать всю глубину чужеродности как уже не только политической и социальной характеристики власти, но культурной, а возможно и психологической.

Чужеродность средневековой власти проявляется в двух формах - инородного вторжения и приобретения местной элитой внешнего опыта. Внимательное рассмотрение конкретных ситуаций в европейских странах показывает, что в полном смысле бессинтезных зон не существовало. В Скандинавии носителями чуждого опыта стали викинги, и даже в «благополучной» Византии государственный аппарат и соответственно политическая традиция получили значительную варварскую подпитку. На Руси влиятельную, не столько в количественном, сколько в качественном смысле, часть элиты составили варяги.,

Можно предположить, что здесь известный прагматизм преобладал над традиционностью - в складывающихся условиях быстро меняющегося мира раннего средневековья чуждый опыт становился более выгоден и полезен. Нельзя не отметить и то, что именно борьба группировок знати в том или ином регионе позволяла утвердиться чужакам при любых вариантах - призвании, вторжении, узурпации (и снова самый яркий пример - Русь и Скандинавия).

Подобные примеры позволяют поставить вопрос о конкретных вариантах синтеза чуждого и местного укладов как условии устойчивости новых государственных образований. Много зависело от соотношения сил местной и пришлой элиты и идеологического оформления новых отношений. Именно особенности формирования и судеб политических структур во многом лежат в основе типологии синтеза варварского и романского укладов, в наиболее законченном виде выраженную А.Р.Корсунским. Конкретные варианты взаимодействия римского и варварского пластов и определяют во многом судьбы того или иного варварского государства. Однако следует отметить, что

24 См.: Аверинцев С.С. Судьбы европейской культурной традиции в эпоху перехода от античности к средневековью // Из истории культуры средних веков и Возрождения. М., 1976. С. 17-64.

Кэмпбелл'Дж. Тысячеликий герой. М., 1997.

один из основных постулатов этой схемы, гласящий, что наиболее удачно и быстро процессы формирования новых властных структур протекали в зоне синтеза, и, соответственно, значительно медленнее в бессинтезной зоне, вызывает ряд вопросов. Более пристальное изучение ситуации в различных регионах Европы показывает, что и внутри определенных А.Р.Корсунским трех зон синтеза существуют значительные различия (например между Италией и Испанией, и Англией и Скандинавией).

В случае со Скандинавией проблема чужеродности тесно переплетается с проблемой конунга-«выходца из-за моря» (впервые поставленную Г.С.Лебедевым в статье "Конунги-викинги"26). В общем механизмы этого явления в литературе объяснены. Конунг, возглавлявший войско завоевателей, являлся олицетворением пришлой власти. Однако остается целый ряд вопросов: как конунг из, условно говоря, "викинга" превращается в "пастыря", то есть вписывается в новую, христианскую, доктрину? Дореволюционная историография акцентирует роль короля как защитника27, советская - как эксплуататора ресурсов. Ясно, что на деле он являл собой и то и другое. Только принятие христианства всего не объясняет. Как конкретно функции короля развивались из древнего архетипа защитника рода? Здесь срабатывает социальный фактор соотношения сил: Хакон Добрый, принявший христианство, вынужден скрывать свою веру из-за сопротивления знати, то есть из-за преобладания на тот момент местной традиции. Следовательно, те или иные черты политических структур зависели от расстановки сил внутри региона или государства.

Некоторые данные позволяют думать, что чуждость есть сущностная характеристика власти вообще. Пример тому теория сарматизма: в Речи Посполитой, где власть изначально была местной, уже в XV в. был создан генетический миф - теория сарматизма, согласно которой представители польской знати являлись потомками завоевателей - сарматов, а низы - местных племен - готов, гепидов или хамов28. Трудно сказать, насколько столь позднее появление такого мифа способствовало упрочению власти шляхты (скорее лишь ее самоутверждению), но можно предположить, что чуждость власти имеет своей характеристикой некую всеобщность (вспомним теорию Дж.Кэмпбэлла).

Можно поставить вопрос об обстоятельствах, способствовавших преобладанию того или иного варианта судеб знати, связанный все с той же чужеродностыо элит. Как мы отмечали выше, эта чужеродность могла проявиться как в виде иноэтнической знати покоренной территории, так и в лице собственной германской военно-служилой знати. Можно предположить, что два этих проявления находились в некоторой зависимости -там, где сильно было внешнее, иноэтническое противостояние, внутригерманские противоречия сглаживались (снова вспомним, что Е.В.Тарле отмечает сохранение сплоченности готов в Италии, вынужденных жить военным станом29), и, напротив, в скандинавском мире, не знавшем романского пласта знати, противоборство военно-служилой и родовой знати приобретало более жесткие формы. Но пока это всего лишь гипотезы, не имеющие твердой основы в конкретных исследованиях.

26 См.: Лебедев Г.С. Указ. соч.

27 См.: Петрушевский Д.М. Очерки из истории английского общества и государства в средние века СПб., 1903.

28 См.: Якубский В.А. Сарматизм: функция генетического мифа в дворянском обществе Речй Посполитой // Проблемы социальной истории и культуры средних веков. Л., 1987. С. 169-184.

29 См.: Тарле Е.В. История Италии в средние века. СПб., 1901.

История генезиса средневековья это и история складывания национальных государств. Именно знать играла едва ли не доминирующую роль на начальном этапе этногенеза. К тому же и характер источников позволяет в большей степени судить о процессах национальной консолидации на материале элит. Эту проблему также можно поместить в более широкий ракурс рассмотрения проблем "цезура - континуитет" и синтеза, так как характерные черты этнического самосознания элит являлись важнейшим фактором, влияющим на условия синтеза. Сейчас появилась возможность рассмотрения связанных с этой проблемой вопросов на стыке различных теоретических подходов.

Советская историография традиционно рассматривала этнические процессы средневековья в терминах и понятиях постепенного складывания народностей. Теория американского социолога Э.Геллнера, имевшая параллели и в отечественных исследованиях, обозначила достаточно четкую позицию, отвергающую наличие национальных моментов в раннем средневековье30. Действительно, ряд исследований показывают чужеродные элементы, не шедшие на слияние с местной основой. Но все же на сегодняшний день появилась возможность отметить и зачатки национальных процессов.

Хотя между понятиями "народность" и "нация" проводится довольно четкая временная грань (рубеж перехода от феодализма к капитализму), но до сих пор не решен спор о соотношении этих двух явлений. Сами определения этих понятий состоят практически из одного набора характеристик31. Эти же определения показывают широту возможностей в изучении проблемы становления европейских наций - здесь возможно и необходимо привлечение материалов политической, экономической истории, культурологии, этнологии, лингвистики.

Ряд исследователей в советской историографии связывают нацию с определенным народом и с принципом общности самосознания и социальной культуры, другие же предлагают рассматривать нацию как общность по принадлежности к определенному государству. Сродни этим взглядам и теория национализма, разработанная Э.Геллнером. Что касается интересующего нас периода, то Э.Геллнер считает, что в аграрном государстве национализм не имел шансов, так как здесь не существовало культурного единства (в правящем классе раздел проходил по горизонтальным слоям - духовенство, правители; на низовом уровне вертикальные границы между "сообществами сельскохозяйственных производителей"), да и кроме того культура и власть не имели тяги друг к другу32.

Самым решительным аргументом Э.Геллнера против существования национальностей в средние века является само определение национализма (национализм - политический принцип, суть которого в том, что политическая и национальная единицы должны совпадать), но оно не может служить единым мерилом, так как построено на примере нового, капиталистического общества, когда, по мнению Э.Геллнера, национализм и появился. Но это по преимуществу касается политической стороны вопроса. На культурных же и межэтнических аспектах можно остановиться подробнее.

Иноэтническая верхушка являлась носителем ряда новшеств, которые воспринимались в готовом для них обществе независимо от количественного фактора

30 Геллнер Э. Нации и национализм. М: Прогресс, 1991.

3|Болшой энциклопедический словарь. М.. 1991.

згГеллнер Э. Указ. соч. С.41.

пришельцев. Особенно ярко это проявилось в Древней Руси, где варяжский элемент достаточно быстро был ассимилирован славянским населением (к X в.), однако оставил по себе память в виде ставшего этнонимом термина "русь" (инородная надстройка помогала сплочению племен, ранее не желавших уступить кому-либо из "своих" первенства и главенства), атрибутики и символики дружинной знати (те же франкские мечи)33. Практически во всех ситуациях не было как такового достаточно долгого и заметного отторжения различных этносов в рамках пусть непрочных, но уже превалировавших государственных отношений. Казалось бы одна из самых сложных ситуаций в этом отношении возникла в Англии после нормандского завоевания. Однако и здесь, как отмечает Л.П.Репина, "через сто лет после битвы при Гастингсе противопоставление англичан и нормандцев потеряло свой смысл и былое значение"34.

Относительно интересующего нас в первую очередь политического фактора важен вопрос о скорости протекания процессов этнической консолидации. Насколько консолидация политическая ускоряла этническую и наоборот? Только внешне может показаться, что связь здесь прямая. Пример Скандинавии показывает, что этническая близость родовой и военной знати не привела к легкости и плавности национального единения. Надо учитывать и борьбу этих слоев элиты, и то, что военная знать, уходившая "за море", получала значительный отпечаток инокультурности. Известно, что необходимость проживания в одном государстве служила замечательным катализатором стирания межэтнических граней на разных социальных уровнях, будь то знать или зависимые слои населения варварских государств. К примеру, Е.Койчева прямо указывает, что в Болгарии с середины IX в. начинается процесс становления единой славяно-болгарской аристократии, в формировании которой определяющую роль сыграла государственная служба35.

В целом же легкость принятия внешних вливаний явно свидетельствует о слабости собственного этнического самосознания, и все обозначенные явления - лишь первые ростки будущих процессов. Проблема это открытая, требующая специального подробного изучения.

Приведенный выше материал наглядно показывает ключевую роль знати в синтезе римской и варварской политических традиций. Конкретные свидетельства микроуровнего характера позволяют скорректировать существующую типологию синтеза, проследить многообразие его конкретных вариантов. И это не самоцель, так как, имея ввиду региональные особенности, можно приблизиться к пониманию всего комплекса политических, культурных, социальных и этнических процессов в тех или иных раннесредневековых государствах. Соотношение сил различных слоев знати (местной и пришлой, родовой и служилой) имело решающее значение для формирования региональных вариантов синтеза. Понимание этой зависимости было заложено еще в классической типологии синтеза А.Р.Корсунского, однако имеющийся материал позволяет увидеть различия внутри обозначенных им трех зон синтеза именно в плане соотношения сил различных элит и короля в том числе. Это ярко проявилось в зоне

33 См.: Горский A.A. Этнический состав и формирование этнического самосознания древнерусской знати // Элита и этнос средневековья. С. 78-85.

34 Репина Л.П. Феодальные элиты и процесс этнической консолидации в средневековой Англии // Элита и этнос средневековья. С. 234.

35 Койчева Е. О характере аристократии в раннефеодальных государствах на Балканах // Этносоциальная и политическая структура раннефеодальных славянских государств и народностей. М., 1987. С. 161.

преобладания античной традиции, где вестготская Испания в значительной мерс отличается от Италии особенно значительной ролью местной знати, что прежде всего проявилось в роли Толедских соборов, а также и в северной зоне, где легко прослеживаются значительные различия между Скандинавией и Англией, где скорость протекания политических процессов была значительно выше и была более близка к «идеальной» Франции.

Это же верно и для другой сквозной проблемы «цезура-континуитет». Прослеживая особенности взаимопроникновения античной и варварской традиций, основным носителем которых была элита, можно утверждать, что цезура, более резкий скачек в строительстве новых политических структур был свойственен регионам с преобладанием варварского уклада, которому государственность вообще не была свойственна.

Обозначенный ракурс анализа может быть плодотворным при рассмотрении самых различны проблем, в частности основных проблем этой главы, связанных с этнополитическими процессами в раннесредневековой Европе. От степени влиятельности местной элиты зависели формы культурно-политического, а, следовательно, во многом, и этнического синтеза. Там, где обе стороны шли на компромисс, как это было во Франции, новые отношения выстраивались удачнее. Однако и в этом вопросе дефиниции должны проводиться осторожно. Англия, выделявшаяся опытом многократного завоевания, иллюстрирует ситуацию, когда, по видимому из-за силы местной знати, завоеватели (и датчане, и норманны) вынуждены перенимать местную культуру, что проторяет дорогу межэтническому сближению.

Однако при любом исходе синтеза одной из основных характеристик средневековой власти является ее чужеродность по отношению к населению новых государств, причем чужеродность не только и не столько этническая, но имеющая некое общекультурное значение и являющееся пока еще не изученной установкой сознания. Этот феномен также имеет различные проявления: это прямое завоевание (в большинстве государств на территории бывшей империи), участие части чужеродной элиты в формировании новой государственности (как в Древней Руси), подчинение внутренней политической жизни влиянию другого государства (в случае с центральноевропейскими славянскими государствами). И эти варианты также во многом зависели от степени сформированности местных властных структур и соответствующих структур соседних ^регионов.

В целом же все обозначенные проблемы требуют дальнейшего пристального внимания с учетом обозначенных ракурсов изучения.

Вторая глава посвящена рассмотрению генезиса раннесредневековой королевской власти и ее взаимоотношениям с другими политическими силами эпохи - знатыо, церковью и общиной. Значение королевской власти для исследователя определяется тем, что она являлась живым нервом формирующихся общественно-политических структур. Являясь частью политической инфраструктуры общества, частью элиты, королевская власть была наиболее активной, будирующей политико-культурную ситуацию силой.

Особенность королевской власти средневековья как объекта исследования заключается в том. что это, пожалуй, самое неоднозначное явление политической и в целом культурной жизни эпохи, к которому не подходит полностью ни одна непротиворечиво выстроенная концепция. Наиболее распространенная, можно даже

сказать классическая схема представляет короля как ключевую, базисную фигуру властных структур средневековья (таковое мнение явно присутствует или подразумевается в большинстве работ, касающихся данного вопроса, и доныне). Более пристальное изучение имеющегося материала может привести к прямо противоположному взгляду - в свете многих свидетельств король предстает фигурой совершенно зависимой, пассивной игрушкой в руках знати.

Однако по зрелом размышлении можно придти к выводу, что, следуя любой из этих крайних конструкций, приходится закрывать глаза на целый ряд противоречий, упущений и оговорок. Используя же предлагаемый в данной работе методологический прием сопряжения микро- и макроуровня исследования позволяет занять нейтральную, более продуктивную позицию и в этом важнейшем вопросе. Во второй главе я постарался показать, что хотя королевской власти средневековья присущи самые противоречивые черты, комплексное использование материала в контексте типологии синтеза дает нам возможность понять причины неоднозначности положения короля, ответить на вопрос -почему в одних случаях в новых государственных образованиях возобладали центробежные тенденции во взаимоотношениях со знатью, в других -центростремительные?

Проблема происхождения королевской власти имеет истоком терминологическую неясность, восходящую еще к Тациту, который приводит два термина, обозначавших предводителей германцев - короли (rex) и герцоги (dukes), по поводу толкования различий которых до сих пор не существует единого мнения. Решение этой проблемы важно для понимания своеобразия отношений средневековой королевской власти со знатью.

Власть военного вождя институционализировалась в военной время, то есть носила чрезвычайный характер, хотя нельзя не признать, что конунг, возглавлявший сплоченный коллектив отлично подготовленных и вооруженных воинов, не мог не являться активным участником жизни племени, а во время войны роль его неимоверно возрастала. Однако ' королевская власть всегда имела ограничения. Как отмечает В.Г.Безрогов на примере ирландских королевств, «король подчинялся многим общепринятым нормам и не являлся основной законодательной силой (исполняя древнее обычное право, собранное особыми юристами - брегонами)», содержавшимся в «королевских зерцалах», первые из которых датируются концом VII в.36 И эта ситуация не исключительна. Не случайно и законодательство, разработанное по инициативе Хлодвига, имеет казуальную, опирающуюся на обычное право, основу.

И.А.Дворецкая отмечает, что «по знатности и общественному положению дуксы считались равными королевским родам и в среде лангобардов и других варварских племен»37 (о чем, в частности, свидетельствуют браки дуксов с королевсками потомками других народов). Здесь встает проблема двойственности взаимоотношений королевской власти со знатью в средние века. Очевидно, что ее не решить вне пресечения линий макро- и микроанализа. Почему у лангобардов дуксы играли столь большую роль? Григорий Турский не говорит ничего подобного относительно франков. Свидетельствует

36 Безрогов В.Г. «Королевские зерцала» ранней Ирландии как инструмент формирования знати в позднеродовом и раннеклассовом обществе: (к постановке проблемы) // Стили мышления и поведения в истории мировой культуры. М., 1990. С. 120-126.

37 Дворецкая И.А. К вопросу о характере королевской власти у лангобардов в У1-УН вв. // Из истории западноевропейского средневековья. М., 1972. С.61.

ли это о той ситуации, когда военный предводитель в лице герцога «берет верх» над королем (то есть чрезвычайная, новаторская власть над традиционной)? А может быть, здесь прослеживается уже и черты преломления римской традиции, которая давала дополнительный импульс для укрепления статуса вождя в глазах завоеванного населения и собственного народа? Все это требует дальнейшего сопоставления материала.

Вообще королевская власть зачастую существовала во многом лишь потому, что была нужна знати. Наглядный пример - выборы короля Автари лангобардами после десятилетнего междуцарствия с возникновением франкской угрозы38. Король был необходим для олицетворения государственного единства и как последняя инстанция в решении внутренних и внешних конфликтов. Даже подчинение знати королю не всегда означало ее отказ от сепаратизма, скорее это походило на использование королевской власти в своих интересах для расправы с соперниками.

Значительный круг проблем формируется вокруг религиозных особенностей раннего средневековья, где можно выделить два основных тесно переплетающихся пласта: представления о сакральности королевской власти и взаимоотношения короля с церковью не просто как с институтом, но и как с корпорацией знати. Господствующим в литературе является представление о глубокой укорененности религиозности в средневековом обществе. Однако есть масса свидетельств, способных убедить в обратном. Причем здесь не всегда срабатывает социальный фактор, так как имели место и народные восстания против епископов, и короли отдавали приказы об их казни, и светская знать убивала епископов как соперников во властных структурах. То же можно сказать и об отношении к королевской власти, считающейся сакральной. Короли постоянно становятся пешками, мишенями и жертвами в борьбе за власть. Откуда столь разноплановые модели религиозного поведения?

Прежде всего, следует вспомнить о религиозных представлениях германцев. Так или иначе, несмотря на некоторый приобретенный лоск, раннесредневековые королевства были частично романизированными варварскими государствами. Германцы вполне могли искренне верить в сакральность фигуры короля, но устраняли его, если считали, что он не справляется со своими обязанностями или не отвечает сущностным характеристикам. Религиозность варваров вообще трудно оценивать с точки зрения современных понятий. И в литературе есть попытки осмысления этой проблемы. Особенно интересна в этом отношении статья А.Я.Гуревича «К истории гротеска. О природе комического в «Старшей Эдде»»39. Как отмечает А.Р.Гуревич: «... понятие «религиозности» в системе архаической или древней культуры, очевидно, имеет особое значение, существенно не то, какое оно приобретает в секуляризующемся или секуляризованном мире»40.

Более широко ставит эту проблему Ж.К.Шмитт. Анализируя особенности восприятия сакрального в различные эпохи, он отмечает, что средние века значительно отличались в этом отношении от предыдущих периодов наличием церкви - «институтом сакрального», стремившейся полностью монополизировать сферу сакрального и потому

38 См.: Кудрявцев П.Н. Судьбы Италии от падения Западной Римской империи до восстановления ее Карлом Великим. М., 1850.

39 Гуревич А.Я. К истории гротеска. О природе комического в «Старшей Эдде» // Известия АН СССР. Серия языка и литературы. Т. 35. №4. 1976.

40 Там же. С. 342.

сводившей его к актам сакрализации41. То есть средневековая сакральность имела узко специализированный и локализованный характер, помещаясь в отдельных людях (клириках), вещах (предметам культа) и местах и, кроме того, могла появляться в этих вместилищах в результате актов сакрализации и исчезать. Эти черты вполне можно показать на конкретном материале, как это делает И.Ю.Николаева в статье, посвященной харизме Меровингов42. Через призму социологических и психологических теорий широко известных авторов (таких как Э.Эриксон, Д.Узнадзе, П.Бурдье) она прослеживает флуктуирующий характер этой харизмы, неодинаковой не только у разных представителей рода Меровингов, но и у одного того же его представителя - Хлодвига - в разные моменты его жизни.

Нельзя не заметить, что своим своеобразием средневековая религиозность обязана во многом опять таки синтезу. Как пишет Дж.М.Уоллес-Хэдрилл: «...Обращение германцев этого периода означало не всеобщий отказ от языческих богов, но принятие дополнительного бога»43. Интересный пример смешения языческой и христианской традиций, во многом сохранявшегося на протяжении всего средневековья - судьба короля Освальда: так как при жизни он щедро одаривал бедных, его правая рука была сохранена после его гибели в бою и стала реликвией44. Вроде бы явственно языческий обычай, однако подвергшийся христианизации.

Говоря о религиозности, нельзя забывать, что она зачастую была своеобразной рационализацией потребностей поведения личности или тех или иных групп. Нередко за ней скрывали вполне отчетливо прослеживаемый прагматизм. При необходимости сознание, как свидетельствует история, находило повод недовольства королем для его устранения, оправданного традицией. Достаточно вспомнить пример Меровингов, которых все долгое время терпели, несмотря на явные признаки вырождения, пока слабые короли, явно не отвечавшие традиционным представлениям, устраивали всех. Но когда материальный фактор стал слишком значим (прекратились завоевания, а запасы земель были раздарены), произошла смена династии.

Трансформация идей королевской • власти в раннем средневековье связана во многом с христианизацией этих идей. Согласно христианской доктрине "власть монарха не зависит от воли управляемых"45. Все подданные обязаны всецело подчиняться монарху, который отвечает лишь перед богом. Но уже в рамках этой модели существует ограничение: "Государь имеет право на власть и на повинности подданных постольку, поскольку выполняет свой долг: заботится о благе подданных и повинуется закону, который выше его, ибо установлен богом"46.

При этом следует учитывать, что христианизация также была явлением синтеза, имеющее свои типологические особенности в различных регионах средневековой Европы, и прежде всего именно в ключе взаимоотношений светской власти и христианской церкви. Достаточно вспомнить принципиальный спор о филиокве,

41 Шмигт Ж.-К. Понятие сакрального и его применение в истории средневекового христианства // Мировое древо. М., 1996. Вып. 4. С. 77.

42 Николаева И.Ю. О харизме Меровингов, или О возможностях методологического синтеза и верификации в истории менталыюстей // Европейские исследования в Сибири. Материалы региональной научной конференции 10-11 дек. 1999 г. Вып. 2. Томск, С. 58-73.

" Wallace-Hadrill J.M. Early Germanie Kingship. Oxford, 1971. P. 28.

44 Owen G.R. Rights and religions of Anglo-Saxons. L, 1981. P. 153.

45 Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. M., 1984. С. 176.

46 Сванидзе А.А. Смерть, убийство и цареубийство в контексте общественных конфликтов и сознания раннеклассового общества//Средние века. М., 1994. Вып. 57. С. 38.

отразивший различия положения церкви в Западной и Восточной Европе: в Византии император являлся высшей сакральной инстанцией, потому здесь не приняли положения об исхождении святого духа помимо отца и.от сына, менее авторитарной концепции католичества, где довольно рано распространилась местная власть сеньоров и в том числе церковных.

Взаимоотношения с церковью - одна из самых сложных и противоречивых проблем генезиса европейской королевской власти. Церковь, имевшая активную политическую позицию, часто являлась мощным ограничителем усиления королевской власти. Среди западно-франкских епископов, таких как Хинкмар Реймский, в X в. существовали идеи того, что помазание короля, то есть вручение ему власти церковью от имени Бога, должно давать церкви и юридические права контроля за его действиями47. В IX в. во Франкском государстве распространяется обычай дачи королем перед инаугурацией обязательств под присягой, передаваемых ему епископами (есть параллели подобного обычая и в Вестготском королевстве с его Толедскими соборами)48.

Показательна и ситуация в самой церкви. Гибкость ее политики завоевания душ заставляет почти увериться, что мирские выгоды были для нее едва ли не более важными. В Англии для христианских богослужений отводились языческие храмы, сознательно проводились параллели обрядов49. Здесь же генеалогии правителей, выводившие их род от Одина, были продлены до времен Ноя, а сам Один объявлен его потомком30.

Возвращаясь к проблеме взаимоотношения короля со знатью в целом, приходится констатировать, что доктрина божественного происхождения королевской власти не останавливала знать в ее борьбе против помазанника божья. Еще более ярка в этом отношении проблема убийства королей. С одной стороны здесь существует мощная глубоко укорененная языческая традиция, распространенная в культурах всего мира, основы которой подробно исследовал еще Дж.Фрезер51. С другой в литературе существует много указаний на то, что далеко не всегда за насильственной смертью короля стоит обрядовый момент.

Можно проследить определенные, закономерности - наиболее остро проблема убийства правителей проступает на фоне столкновения практически равных по влиянию укладов, политических сил. Германия и Англия в этом отношении одни из самых нестабильных регионов (наряду со Скандинавией), тогда как во Франкском королевстве подобных массовых королевских смертей в краткий период не наблюдается (и даже в Византии обозначенный период являлся временем столкновения интересов центральной и провинциальной знати).

То же можно сказать и о вассальной верности, которая считается одной из основных характеристик политической структуры средневековья. В данном случае следует отметить определенные типологические различия: можно предположить, что вассальная верность была прочнее в северном, безеинтезном регионе, тогда как в регионах, испытавших значительное влияние римского уклада, где быстро развивается самостоятельность магнатов на местах, коренившаяся в последних веках существования Римской империи с ее слабостью центра, быстро подчиняется прагматичным расчетам.

47 Nelson J.L. Politics and ritual in early medieval Europe. London; Ronceverte, 1986. P. 140.

41 Ibid. P. 144.

49 См.: Мельникова E.A. Меч и лира. М., 1987.

so Chaney W. The cult of Kingship in Anglo-Saxon England. Berkley and Los Angeles: Universiti of California Press, 1970. P. 41.

51 Фрезер Дж. Золотая ветвь. М., 1998.

С вышеозначенными вопросами связана одна из основных проблем, поставленная Ю.Л.Бессмертным, проблема имиджа власти, важнейшая составляющая которой - взгляд на королевскую власть подданных52. Восприятие ее трансформации в глазах варваров не всегда и не во всем укладывалось в рамки одного поколения. Хотя и подобные примеры есть, что еще раз иллюстрирует важность сопоставления микро- и макроуровней исторического исследования. Самый известный пример - христоматийный эпизод с Хлодвигом и суассонской чашей - позволяет проследить процесс утверждения нового статуса короля. Вспомним, всего лишь через год после того, как рядовой воин, следуя обычному праву, отказал Хлодвигу в праве на дополнительную добычу, король смог настоять на своем, безнаказанно убив своего воина (однако в рамках чрезвычайной ситуации этот эпизод может быть истолкован проще - как рост личного авторитета Хлодвига-победителя, но не усиление королевского института). В этом отношении и проявляется значимость для исследователя конкретных событий и действий отдельных личностей.

В ходе исследования вырисовывается одна из основных характеристик •средневековой королевской власти: вполне согласно германской традиции большую роль в отношения к королю играли его личные качества. Легко заметить, что короля все еще зачастую уважали не как носителя титула, но как предводителя, сделавшего нечто значительное (здесь, по-видимому, берет начало средневековая традиция "католических", "христианнейших" королей, "защитников веры", а истоками ее является германская языческая традиция). Хотя, нельзя не отметить, что и в римской традиции личностные характеристики всегда сказывались на отношении к правителю.

Даже уважение недостаточно значительных королей свидетельствует не о почете королевской власти как таковой, но скорее об инертности восприятия современников как реальном выражении пресловутой традиционности средневекового общества - того или иного короля уважали как наследника или потомка великой личности, например того же Карла Великого, затем со временем противоречия между воспоминаниями и реальной картиной нарастают и приводят к кризисам, чаще всего к смене династии, либо просто к ослаблению авторитета королевской власти, укрепленного одним из обладавших ею на несколько поколений вперед. Это говорит в пользу изучения биографических данных отдельных личностей и их конкретных связей друг с другом. На Западе такие исследования уже ведутся (в частности на них постоянно опирается С.Лебек"). Причем личностный характер носило раннесредневековой общество в целом. К.Ф.Дрю отмечает, что насильственные преступления в варварских королевствах являлись преступлениями против индивидуума, а не против общества, а роль государства состоит в сохранении мира в обществе, а не в наказании преступника (отсюда замена мести компенсацией)54. Даже продажа в рабство есть не наказание, а компенсация в виде рабского труда.

Еще один важный аспект - взаимоотношения короля с общинными институтами (также носившие неоднозначный характер), более трудный для изучения, нежели отношения со знатыо. Во время Великого переселения народов роль общинных институтов неуклонно падает, так как коллективность затрудняла принятие решений, и во время переселений распадались традиционные родовые связи. Дальнейшее

52 См.: Бессмертный Ю.Л. Некоторые соображения об изучении феномена власти...

н Лебек С. Происхождение франков, V-IX вв. М., 1993.

54 Drew K.F. Another Look at the Origins of the Middle Ages: A reascssment of the role of the Germanic kindoms // Speculum. 1987. Vol. 62. №4. P. 811-812.

разрушение политических функций общинных структур стимулировалось слиянием германского и романского зависимого населения.

В общем, динамику отношений монархии и общины можно охарактеризовать так: власть короля усиливалась за счет народа, и чем сильнее становилась монархия, тем больше влияния теряла община. Все, что государство устраивало в общине, оно сохранило (фискальные, хозяйственные функции), остальное отмирало. Причем в основе обозначенного перемещения сил лежали два явления, в центре которых находилось военное положение. С одной стороны, как пишет АЛ.Гуревич, простые германцы постепенно стали тяготиться военной службой и старались избежать ее, а потому постепенно складывалась классическая троичная схема средневекового деления общества на воинов, священников и пахарей55 (и у каждого свои институты, занимавшиеся делами своего слоя).

С другой стороны - деятельность короля, который, как указывалось выше, "в мирное время является верховным охранителем мира"56. По мнению М.М.Ковалевского прочие функции короля (в том числе издание единоличных указов Ьаппа, верховный суд и др., которые и урезают права общины) проистекают именно из его положения как охранителя мира57. Как бы там ни было, из соперничества с общиной король вышел победителем.

Но не всегда можно говорить о соперничестве короля и общины. Отсюда вполне понятно замечание А.Р.Корсунского: «Короли нередко выступали против насильственного лишения рядовых землевладельцев собственности и свободы магнатами, королевскими должностными лицами. Но эти требования оставались малоэффективными, так как выполнение их зависело от людей, заинтересованных в подобных действиях»58. Это еще одно свидетельство зависимого во многом положения короля от его контрагентов и оппонентов в политической структуре. Однако общий вектор этих процессов оставался неизменным - роль общины повсеместно сокращалась.

Итак, многочисленные приведенные данные, по моему мнению, должны убедительно свидетельствовать о том, что представления о королевской власти средневековья, как и целый ряд сопутствующих им проблем и вопросов, могут быть значительно скорректированы на материале современной историографии. И один из основных выводов, который следует сделать - необходимость многопланового подхода к их изучению. Уже рассмотрение истоков раннесредневековой королевской власти отчетливо показывает ее неоднозначный характер. Истоки эти коренятся в сочетании функций конунга и герцога, суть соотношения которых до сих пор не прояснена полностью. Эта изначальная двойственность - одна из причин неоднозначности взаимоотношений короля и знати, которые характеризуются зачастую прямо противоположными чертами: королевская власть может выступать в роли пешки в руках знати, что происходило в течение многих веков, но не вызывает сомнений и то, что

55 См.: Гуревич А.Я. Проблемы генезиса феодализма в Западной Европе. М„ 1979.

56 Ковалевский М.М. От прямого народоправства к представительному и от патриархальной монархии к парламентаризму. Рост государства и его отражение в истории политических учении. М, 1906. Т.1.С. 116.

"Там же. С. 117.

58 Корсунский А.Р. Об экономической политике государства раннего средневековья в Западной Европе // проблемы социальной структуры и идеологии средневекового общества. 1987. Вып. 2. С. 24.

именно фигура короля являлась на протяжении средневековья ключевой в политической структуре европейских государств. Причем для этой проблемы характерны во много те же свойства, что были обозначены в первой главе: особенности положения короля в тех или иных государствах зависели от особенностей синтеза в данном регионе, от соотношения сил местной и пришлой элиты. Имеющая давние традиции могущественная местная знать делает фигуру короля более зависимой, как это было в Испании или вообще мешает созданию новой государственности, как это дважды происходило в Италии.

Неоднозначность отношений короля и церкви, проявлявшаяся в соперничестве за власть, завязана на своеобразном феномене средневековой религиозности, которая во многом отлична от принятого стереотипа. Феномен этот также имел свои региональные особенности, что проявилось как в культурном плане, так, несомненно и в политическом. Достаточно вспомнить о принципиальном споре о филиокве, во многом определявшем представления о взаимоотношениях церкви и светской власти в Западной и Восточной Европе, а также, из-за монополии западной церкви на идеологию, сложность положения королей как фигур сакральных, однако в русле христианской доктрины подчиненных Богу и даже его наместникам на земле - церковным иерархам, что различными правителями решалось по разному (своеобразен пример англосаксонских королей, уклонявшихся от управления для ухода в монастырь).

Для королевской власти существует и специфическая проблема - ее глубоко укоренившийся личностный характер. На протяжении средних веков отношение к королевскому посту повсеместно зависело от личных черт занимающего его человека или его предков, мешая формированию отвлеченного политологического понятия. Эта особенность открывает широкие возможности для антропологического анализа. Личные черты того или иного короля, его способность к управлению, его авторитет у различных :лоев общества, то, что Ю.Л.Бессмертный назвал «имиджем власти», требует пристального внимания. Пример таких выдающихся личностей как Хлодвиг, Карл Великий, Сверрир и др. наглядно демонстрируют влияние личностного начала в истории. Этот вопрос тесно связан и с обозначенными выше проблемами: те или иные спорные :итуации утверждения королевского авторитета имели различные решения у тех или иных королей. И престиж королевской власти на протяжении средних веков не обладал тинейной тенденцией роста, но значительно варьировался и несомненно был значительно зыше при Хлодвиге, нежели при его «ленивых» потомках.

Главный же вывод состоит в том, что использование метода сопряжения микро- и макроуровня исследования, а также антропологического метода позволяет с той или иной ;тепенью успешности «просчитать» вариативность положения короля в различных эегионах.

Все это следует учитывать при дальнейшем изучении королевской власти :редневековья и ее отношений со знатью, избегая стремления построить однозначную, то :сть однобокую картину этих явлений.

В заключении подводятся итоги проделанной и работы и делается попытка на 1римере предложенных в диссертации методологических принципов и приемов характеризовать дальнейшие перспективные пути развития отечественной медиевистики.

Говоря о кризисе исторических исследований, охвативший отечественную историческую науку, необходимо помнить о том, что кризис - явление неоднозначное. Наряду с констатацией нежизнеспособности продолжения методологических поисков в рамках уплощенно понятой марксистской методологии и трудностей развития исторической науки в перестроечные годы, следует акцентировать и перспективы развития исторических исследований, в том числе и медиевистики. Они были заложены в исследованиях прошлых лет, связаны с заимствованием многих исследовательских подходов и методов других дисциплин и западной науки, а также заключены и в новаторских методологических поисках отечественных ученых сегодняшнего дня.

Проделанная в диссертации работа по инвентаризации этого опыта подтверждает наличие перспективных исследовательских линий в развитии новейшей медиевистики. Проанализированные в диссертации в свете методологических новаций продуктивные наработки отечественной дореволюционной и советской науки обозначают перспективу развития не только отечественной, но и западной науки. Они могут породить действительный прорыв к принципиально новой методологии и практике в медиевистике.

Действительно, большинство из обозначенных в диссертации проблем неоднократно рассматривались в отечественной и западной литературе, однако на современном этапе развития есть возможность и даже необходимость их пересмотра с учетом новейших методологических технологий. Пример таких крупных блоков проблем как проблемы синтеза и «цезура-континуитет», являвшихся сквозными в данной диссертации, наглядно иллюстрирует продуктивность предложенного в работе ракурсг исследований. Несмотря на то, что та же классическая типология синтеза, выработанная е отечественной историографии вызывает ряд критических замечаний, она может быть использована для дальнейшего расширения кругозора исследователя с условием учетг специфики массы региональных различий, для чего очень удачным кажето использование метода сопряжения материала, собранного на микро- и макроуровне исторического исследования. Это верно для большинства обозначенных в диссертаци) проблем, связанных с элитой и королевской властью.

Конкретный материал, связанный с судьбами элиты в период созданш раннесредневековых государств, позволяет значительным образом скорректировав сложившиеся в литературе представления о наличии трех четко очерченных зон синтеза именно особенности соотношения сил различных элит (родовой и служилой, местной I пришлой) как носителей отдельных политических традиций определяли многообразш вариантов синтеза внутри существующей типологии. Очевидна необходимое^ дальнейшего изучения роли элиты в передаче культурных и политических традиций подобно работам В.П.Будановой59, Е.В.Ляпустиной60, Г.Г.Литаврина61, дающих боле< четкую прорисовку как отдельных сюжетов синтеза, так и способствующих создании обобщающей сравнительно-исторической картины путем прослеживания характерны) закономерностей этих процессов.

59 Буданова В.П. Этнические процессы и власть в раннем средневековье // Власть и политическая культура в средневековой Европе. М., 1992. С. 42-49.

6 Ляпустина Е.В. Римские зрелища, или кое-что о самосознании личности и общества // Одиссей М., 1998. Она же. Романизация провинций и формирование галло-римской знати II Элита и этно средневековья. М., 1995. С. 9-18.

61 Литаврин Г.Г. Указ. соч.

Необходимость междисциплинарного синтеза иллюстрирует впервые :формулированная в данной диссертации проблема чужеродности власти, тесно :вязанная с проблемой маргинальное™ средневековой элиты, имеющей давние корни в заботах как отечественных, так и западных медиевистов.. Наличествующие данные :видетельствуют, что чужеродность власти является некоей сущностной, более чем политической характеристикой, и потому рассмотрение этой проблемы требует использования материала по истории ментальное™, культурологии, мифологии, гоотнесенного с материалом социального характера.

Непосредственно связанной со всеми указанными проблемами является и проблема ;тановления этнического самосознания в эпоху раннего средневековья. Критический шапиз имеющихся методологических работ по этой теме, прежде всего работы Э.Геллнера62, как наиболее значительного вклада в разработку связанных с ней проблемы «чала процесса национально-политической консолидации, с привлечением никроисторического материала позволяет говорить о некоторых достаточно зримых ¡ачатках становления национального самосознания уже в интересующий нас период, то ;сть гораздо ранее официально определяемого рубежа средних веков и нового времени.

Что касается королевской власти, то к ней, бесспорно, как уже указывалось, относятся в полной мере все проблемы, поставленные в отношении элиты в целом. Эднако с ней связан целый ряд специфических проблем, решение которых также может 5ыть выведено на уровень новых методов и приемов исследования. Сравнительный знализ римской и варварской традиций позволяет более трезво взглянуть на положение :редневекового короля во властных структурах, что одновременно усложняет историческую картину: королевская власть изначально в обеих традициях окружена целым рядом исторически сложившихся культурно-ментальных условностей, ее ограничивающих, однако это не мешает королю оставаться ключевой, а зачастую и :акральной фигурой политической жизни средневековья. Особенности эти коренятся еще з проблеме происхождения королевской власти, связанной с вопросом соединения или з аз граничения полномочий конунга и герцога, который не может быть окончательно эешен на сегодняшний день. Однако положительный задел предложенного в диссертации ракурса исследования состоит в том, что, констатируя неоднозначность положения гредневекового короля, исследователь в свете методологических новаций имеет эеальную возможность «просчитать» эту неоднозначность, понять, почему в одних регионах в определенное время король оказывается игрушкой в руках знати, в других же диктовала ей свою волю.

Неоднозначность положения короля порождала ряд проблем в его взаимоотношениях со знатью, церковью и общиной. Решение всех этих проблем также требует междисциплинарного подхода. Это относится в том числе и к вопросу об эсобенностях религиозности средневекового общества и сакральности королевской власти. Эти вопросы нуждаются в теоретико-методологическом обосновании, и подобные примеры есть, как это видно из работ А.Я.Гуревича63 и Ж.-К.Шмитта64, находящихся на стыке истории, культурологии, ментального и социального анализов. В

>2 Геллнер Э. Нации и национализм. М., 1991.

>3Гуревич А.Я. К истории гротеска. О природе комического в «Старшей Эдде» // Известия АН СССР, Серия языка и литературы. Т. 35. № 4. 1976. С. 335-343.

'4 Шмитт Ж.-К. Понятие сакрального и его применение в истории средневекового христианства // Мировое древо. М., 1996. Вып. 4. С. 75-83.

их трудах поставлены, например, такие проблемы как соотношение сакрального и профанного в механизмах сознания и поведения средневекового человека, уровни сакрализации действительности, иерархия религиозных и мирских ценностей. Они ярко иллюстрируют продуктивность использования антропологических методов исследования в сочетании с социальным подходом, в особенности с типологией развития средневекового общества как ключа к пониманию особенностей истории тех или иных властных структур в раннем средневековье.

Кроме этого существуют и реальные продуктивные попытки приложения новейших теоретических наработок в антропологическом ключе к имеющемуся конкретному материалу, такие как работы М.Омельницкого65 и И.Ю.Николаевой66. Проблема религиозности как нельзя более ярко иллюстрирует необходимость учета не только региональной, но и социальной специфики исторических явлений, так как соотношение сакрального и профанного имеет глубокие социальные различия.

Обозначенные перспективные, на мой взгляд, линии дальнейшего исследования этих проблем в русле новейших методологических поисков показывают возможности выхода из повсеместно констатируемого историографического кризиса, причем именно на материале отечественной историографии, конечно, с продуктивным привлечением новаторских идей из зарубежной медиевистики.

Апробация работы. Диссертация обсуждена на кафедре истории древнего мира и средних веков Томского государственного университета.

По данной теме опубликованы следующие работы:

1. Проблематика генезиса политических институтов раннего средневековья е отечественной историографии // Проблемы материальной и духовной культурь; народов России и зарубежных стран. V Всероссийская научная конференцш студентов и аспирантов. 28-29 марта 1997 г. Тезисы докладов. - Сыктывкар: Изд Сыктывкарского ун-та, 1997. - С. 27-28.

2. Политические проблемы средневековья: возможности анализа на микро -V макроуровне исторического исследования // Историческая наука на рубеже веков Материалы Всероссийской научной конференции. Том 1. - Томск: Изд. ТГУ, 1999. - С 253-259.

3. Проблемы формирования политической элиты в раннесредневековой Европе I современной историографии // Методологические и историографические вопрось исторической науки. Вып. 23. - Томск, 1999. - С. 89-100.

Сдано в печать:

Проблема чужеродности власти в раннесредневековой Западной Европе // Вопрось отечественной и всеобщей истории. Вып. 2. - Томск: Изд. ТГПУ, 2000.

М„ 1997.

66 Николаева И.Ю. О харизме Меровингов, или О возможностях методологического синтеза I верификации в истории ментальностей // Европейские исследования в Сибири. Материал! региональной научной конференции 10-11 дек. 1999 г. Вып. 2. Томск, С. 58-73.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Проблематика генезиса властных структур в эпоху раннего средневековья в современной отечественной медиевистики"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В 80-е гг. отечественная историческая наука вступила в полосу кризиса, связанного с тем, что прежняя методологическая парадигма, основанная на вульгарном истолковании марксизма, утратила свою научную кредитоспособность. Это повсеместно констатируемое в новейшей историографической литературе положение вещей. Однако необходимо отметить, что советская историография оставила в наследство современным историкам, вооруженным новейшими исследовательскими технологиями, немало продуктивных наработок. Задолго до периода перестройки начинали работать такие исследователи-новаторы как А.Я.Гуревич, Ю.ЛБессмертный, не только критически переосмысливавшие западные веяния, но и практически использовавшие опыт зарубежных исследователей. Еще в советские времена такие крупные ученые как С.С.Аверинцев, М.М.Бахтин работали над теми проблемами, которые ныне именуются проблемами менталитета. Они также внесли вклад в становление будущих продуктивных подходов в медиевистике, ныне представленных такими именами (наряду с уже упоминавшимися А.Я.Гуревичем и Ю.Л.Бессмертным) как Е.А.Мельникова, М.Омельницкий, М.Бойцов, А.Ястребицкая, В.КРонин и многих других.

Поэтому, говоря о кризисе исторических исследований, необходимо помнить о том, что кризис - явление неоднозначное. Наряду с констатацией нежизнеспособности продолжения методологических поисков в рамках уплощенно понятой марксистской методологии и трудностей развития исторической науки в перестроечные годы, следует акцентировать и перспективы развития исторических исследований, в том числе и медиевистики. Они были заложены в исследованиях прошлых лет, связаны с заимствованием многих исследовательских подходов и методов других дисциплин и западной науки, а также заклю

135 чены и в новаторских методологических поисках отечественных ученых сегодняшнего дня.

Проделанная в диссертации работа по инвентаризации этого опыта подтверждает наличие перспективных исследовательских линий в развитии новейшей медиевистики. Проанализированные в диссертации в свете методологических новаций продуктивные наработки отечественной дореволюционной и советской науки обозначают перспективу развития не только отечественной, но и западной науки. Они могут породить действительный прорыв к принципиально новой методологии и практике в медиевистике.

Действительно, большинство из обозначенных в диссертации проблем неоднократно рассматривались в отечественной и западной литературе, однако на современном этапе развития есть возможность и даже необходимость их пересмотра с учетом новейших методологических технологий. Пример таких крупных блоков проблем как проблемы синтеза и «цезура-континуитет», являвшихся сквозными в данной диссертации, наглядно иллюстрирует продуктивность предложенного в работе ракурса исследований. Несмотря на то, что та же классическая типология синтеза, выработанная в отечественной историографии вызывает ряд критических замечаний, она может быть использована для дальнейшего расширения кругозора исследователя с условием учета специфики массы региональных различий, для чего очень удачным кажется использование метода сопряжения материала, собранного на микро- и макроуровне исторического исследования. Это верно для большинства обозначенных в диссертации проблем, связанных с элитой и королевской властью.

Конкретный материал, связанный с судьбами элиты в период создания раннесред-невековых государств, позволяет значительным образом скорректировать сложившиеся в литературе представления о наличии трех четко очерченных зон синтеза: именно особенности соотношения сил различных элит (родовой и служилой, местной и пришлой) как но

136 сителей отдельных политических традиций определяли многообразие вариантов синтеза внутри существующей типологии. Очевидна необходимость дальнейшего изучения роли элиты в передаче культурных и политических традиций, подобно работам В.ПБудановой, Е.В.Ляпустиной, Г.Г.Литаврина, дающих более четкую прорисовку как отдельных сюжетов синтеза, так и способствующих созданию обобщающей сравнительно-исторической картины путем прослеживания характерных закономерностей этих процессов.

Необходимость междисциплинарного синтеза иллюстрирует впервые сформулированная в данной диссертации проблема чужеродности власти, тесно связанная с проблемой маргинальности средневековой элиты, имеющей давние корни в работах как отечественных, так и западных медиевистов. Наличествующие данные свидетельствуют, что чуже-родность власти является некоей сущностной, более чем политической характеристикой, и потому рассмотрение этой проблемы требует использования материала по истории мен-тальности, культурологии, мифологии, соотнесенного с материалом социального характера (СС. 42-63).

Непосредственно связанной со всеми указанными проблемами является и проблема становления этнического самосознания в эпоху раннего средневековья. Критический анализ имеющихся методологических работ по этой теме, прежде всего работы Э.Геллнера, как наиболее значительного вклада в разработку связанной с ней проблемы начала процесса национально-политической консолидации, с привлечением микроисторического материала позволяет говорить о некоторых достаточно зримых зачатках становления национального самосознания уже в интересующий нас период, то есть гораздо ранее официально определяемого рубежа средних веков и нового времени (СС. 63-73).

Что касается королевской власти, то к ней, бесспорно, как уже указывалось, относятся в полной мере все проблемы, поставленные в отношении элиты в целом. Однако с

137 ней связан целый ряд специфических проблем, решение которых также может быть выведено на уровень новых методов и приемов исследования. Сравнительный анализ римской и варварской традиций позволяет более трезво взглянуть на положение средневекового короля во властных структурах, что одновременно усложняет историческую картину: королевская власть изначально в обеих традициях окружена целым рядом исторически сложившихся культурно-ментальных условностей, ее ограничивающих, однако это не мешает королю оставаться ключевой, а зачастую и сакральной фигурой политической жизни средневековья. Особенности эти коренятся еще в проблеме происхождения королевской власти, связанной с вопросом соединения или разграничения полномочий конунга и герцога, который не может быть окончательно решен на сегодняшний день. Однако положительный задел предложенного в диссертации ракурса исследования состоит в том, что, констатируя неоднозначность положения средневекового короля, исследователь в свете методологических новаций имеет реальную возможность «просчитать» эту неоднозначность, понять, почему в одних регионах в определенное время король оказывается игрушкой в руках знати, в других же диктовала ей свою волю.

Неоднозначность положения короля порождала ряд проблем в его взаимоотношениях со знатью, церковью и общиной. Решение всех этих проблем также требует междисциплинарного подхода. Это относится в том числе и к вопросу об особенностях религиозности средневекового общества и сакралыюсти королевской власти. Эти вопросы нуждаются в теоретико-методологическом обосновании, и подобные примеры есть, как это видно из работ А.Я.Гуревича и Ж.-К.Шмитта, находящихся на стыке истории, культурологии, ментального и социального анализов. В их трудах поставлены, например, такие проблемы как соотношение сакрального и профанного в механизмах сознания и поведения средневекового человека, уровни сакрализации действительности, иерархия религиозных и мирских ценностей. Они ярко иллюстрируют продуктивность использования антропологиче

138 ских методов исследования в сочетании с социальным подходом, в особенности с типологией развития средневекового общества как ключа к пониманию особенностей истории тех или иных властных структур в раннем средневековье.

Кроме этого существуют и реальные продуктивные попытки приложения новейших теоретических наработок в антропологическом ключе к имеющемуся конкретному материалу, такие как работы М.Омельницкого и И.Ю.Николаевой. Проблема религиозности как нельзя более ярко иллюстрирует необходимость учета не только региональной, но и социальной специфики исторических явлений, так как соотношение сакрального и про-фанного имеет глубокие социальные различия.

Обозначенные перспективные, на мой взгляд, линии дальнейшего исследования этих проблем в русле новейших методологических поисков показывают возможности выхода из повсеместно констатируемого историографического кризиса, причем именно на материале отечественной историографии, конечно, с продуктивным привлечением новаторских идей из зарубежной медиевистики.

139

Список научной литературыМухин, Олег Николаевич, диссертация по теме "Историография, источниковедение и методы исторического исследования"

1. Григорий Турский. История франков: Пер. с латин. / Григорий Турский; Изд-во Подготовила и [примеч сост.] В.Д.Савукова; [АН СССР]. М.: Наука, 1987. - 461.

2. Иордан. О происхождении и деяниях гетов "Getica" / Вступ. ст., пер., коммент., Е.Ч.Скжинской. СПб.: «Алетейя», 1997. - 506 с.

3. Исландские саги. Л.: Госполитиздат. 1956.

4. Прокопий Кесарийский. Война с готами. Пер. с греч. С.П.Кондратьева. Вступит. Статья З.В.Удальцовой. М.: Изд-во АН СССР, 1950. - 516 с.

5. Салическая Правда. Текст. Пер. проф. НПГрацианского. Под ред. [с введ. И комменг.] проф. Семенова В.Ф. М.: Образцовая тип. Им. Жданова, 1950. 168 с.

6. Аверинцев С. С. Об общем характере символики раннего средневековья // Всесоюзный симпозиум по вторичным модулирующим системам I. Тарту: Тарт. Ун-т., 1974. - С. 96-99.

7. Он же. Судьбы европейской культурной традиции в эпоху перехода от античности к средаевековью // Из истории культуры средних веков и Возрождения. М.: Наука, 1976. - С. 17-64.

8. Баженова Т.М. Христианская церковь в политической системе Римской империи IV в. // Вопросы политической организации рабовладельческого и феодального общества. -Свердловск: СЮИ, 1984. С. 80-89.

9. Николаева И.Ю. О харизме Меровингов, или О возможностях методологического синтеза и верификации в истории ментальностей // Европейские исследования в Сибири. Материалы региональной научной конференции 10-11 дек. 1999 г. Вып. 2. Томск, С. 58-73.140

10. Басовская Н.И. Идеи войны и мира в Западноевропейском средневековом обществе // Средние века. М.: Наука, 1990. - Вып. 53. - С. 44-51.

11. Безрогов В.Г. Мифологические представления о короле на начальных этапах становления королевской власти в Ирландии // Культура средних веков и нового времени. М.: Изд-во МГУ, 1987. - С. 42-50.

12. Он же. «Королевские зерцала» ранней Ирландии как инструмент формирования знати в позднеродовом и раннеклассовом обществе: (к постановке проблемы) // Стили мышления и поведения в истории мировой культуры. М: Изд-во МГУ, 1990. - С. 120-126.

13. Он же. Экономические функции королевской власти в ранней Ирландии // Власть и политическая культура в средневековой Европе. М.: ИВИ РАН, 1992. - С. 58-77.

14. Беркович М.Е. О характере немецкой средневековой этнической общности в Х1-ХШ вв. // Средние века. М.: Наука, 1973. - Вып. 36. - С. 165-187.

15. Бессмертный Ю.Л. «Феодальная революция» Х-Х1 вв.? // Вопросы истории. 1984. -№1. - С. 52-67.

16. Он же. Некоторые дискуссионные вопросы генезиса феодализма на территории Франции // Средние века. М: Наука, 1984. - Вып. 47. - С. 166-184.

17. Он же. Международные отношения в Западной Европе раннего средневековья и генезис феодализма // Древнейшие государства на территории СССР. М: Наука, 1985. - С. 163-169.

18. Он же. Этнические общности и политические образования у германцев 1-У вв. // Средние века. М.: Наука, 1985. - Вып. 48. - С.5-26.

19. Он же. Некоторые соображения об изучении феномена власти и о концепциях постмодернизма и микроистории // Одиссей. М: Наука, 1995. - С.5-19.141

20. Блок М. Короли-чудотворцы. М.: «Языки русской культуры», 1998. - 709 с.

21. Большой энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия. -1991.

22. Буданова В.П. Варвары в представлении «Анонима Валезия» // Культура и общественная мысль. М.: Наука, 1988. - С. 57-64.

23. Буданова В.П. Этнические процессы и власть в раннем средневековье // Власть и политическая культура в средневековой Европе. М.: ИВИ РАН, - 1992. С. 42-49.

24. Буданова В.П. "Ойум" в судьбе германских племенных элит // Элита и этнос средневековья. М.: ИВИ РАН, 1995. - С. 19-27.

25. Виноградов П.Г. Происхождение феодальных отношений в Лангобардской Италии. -СПб., 1880. 338 С.

26. Виппер Р.Ю. Краткий учебник истории средних веков. Вып. 1. М.: Школа - Пресс, 1993. - 96 с.

27. Ганенко А.Н. О характеристике королевской власти у алеманнов // Власть и политическая культура в средневековой Европе. М.: ИВИ РАН, 1992. - С. 50-57.

28. Геллнер Э. Нации и национализм. М.: Прогресс, 1991. - 320 с.

29. Глебов А.Г. «Если кто злоумышляет против жизни короля.»: Антигосударственные преступления в раннесредневековой Англии // Средаие века. М.: Наука, 1997. - Вып. 60. - С. 229-239.

30. Глебов А.Г., Сурков А.И. Эрльг, гезиты, тэны: К вопросу о формировании служилой знати у англосаксов в VII-IX веках // Средневековая Европа. Воронеж: Изд-во ВГУ, 1997.-Вып. 1.-С. 3-21.

31. Горский A.A. Феодализация на Руси: основное содержание процесса // Вопросы истории. 1986. - №> 8. - С.74-88.142

32. Он же. Этнический состав и формирование этнического самосознания древнерусской знати // Элита и этнос средневековья. М.: ИВИ РАН, 1995. - С.78-85.

33. Грохова В. Место Византии в типологии европейского феодализма. // Византийский временник. М: Изд-во АН СССР, 1979. - №40. - С. 3-8.

34. Гуревич А.Я. Походы викингов. М: Наука, 1966. -183 с.

35. Он же. Проблемы генезиса феодализма в Западной Европе. М.: Высшая школа, 1970.- 224 с.

36. Он же. История и сага. М: Наука, 1972. - 198 с.

37. Он же. Язык исторического источника и социальная действительность: билингвизм в средневековой Европе // Сборник статей по вторичным модулирующим системам. -Тарту: Тарт. Ун-т, 1973. С. 73-75.

38. Он же. К истории гротеска. О природе комического в «Старшей Эдде» // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. Т. 35. - № 4. -1976. - С. 331-342.

39. Он же. Норвежское общество в раннее средневековье: Проблемы социального строя и культуры. М.: Наука, 1977. - 337 с.

40. Он же. Категории средневековой культуры. М.: Искусство, 1984. - 350 с.

41. Он же. Дух и материя. Об амбивалентности повседневной средневековой религиозности // Культура и общественная мысль: Античность. Средние века. Эпоха Возрождения- М.: Наука, 1988. С. 117-123.

42. Он же. Народная магия и церковный ритуал // Механизмы культуры. М.: Наука, 1990.- С. 3-27.

43. Он же. О генезисе феодального государства // Вестник древней истории. -1990. № 1. -С.101-106.143

44. Гутнова Е.В. Историография истории средних веков. М.: Высшая школа, 1985. - 480 с.

45. Она же. Структура и эволюция феодального общества (Х1-ХУ вв.) // Средние века. М., 1971. -Вып.34.-С. 39-47.

46. Гюнтер Р. Социальные проблемы перехода от античности к средневековью // Вестник древней истории. -1992. № 3. - С. 112-118.

47. Данилова Г.М. К вопросу о возникновении государства у франков // Ученые записки Петрозаводского ун-та. -1974., Т. 19. - Вып. 4. - С. 132-139.

48. Она же. Проблемы генезиса феодализма у славян и германцев. (Сравнительный анализ франкских, древнерусских, хорватских, сербских и польских источников). Петрозаводск: «Карелия». 1974. - 231 с.

49. Дашков С.Б. Императоры Византии.- М.: «Красная площадь», 1996. 367 с.

50. Дворецкая И. А. К вопросу о характере королевской власти у лангобардов в VI- VII вв. // Из истории запад ноевропейского средневековья. М.: МГПИ, 1972. - С. 44-80.

51. Она же. О роли лангобардского законодательства в становлении раннефеодальной государственности в Италии (VII-VIII вв.) // Раннеклассовые формации. Теоретические проблемы становления государства и города. М.: МГПИ, 1984. - С. 33-41.

52. Она же. Образование раннефеодального общества и государства в Северной Италии VI-VIII вв.: (Взаимодействие римских и германских элементов социального устройства). Автореф. дис. . д-ра ист. наук. Моск. гос. пед. ин-т. -М, 1985.

53. Джаксон Т. Варяги создатели Древней Руси? // Родина. -1993. - №2. - С. 81-85.

54. Дряхлов В.Н. Войны германских племен с Римом в Ш в. и их влияние на развитие древнегерманского общества на Рейне // Вестник древней истории. 1987. - №2. - С. 151-168.144

55. Егоров А.Б. Проблемы титулатуры римских императоров // Вестник древней истории. -1988. №2. - С. 161-173.

56. Ефремова Н.В. К эволюции средневековых представлений о власти // Категории политики в истории философии. М.: ИФАН, 1984. - С. 135-149.

57. Ешевский C.B. Апполинарий Сидоний. Эпизод из литературной и политической истории Галлии V в. // Сочинения С.В.Ешевского. М.: Солдатенков, 1870.4.2.

58. Закс В.А. «Эдда» Снорри Стурлусона и социальная действительность раннесредневе-ковой Скандинавии // Скандинавский сборник. Таллин: Ээсти раамат, 1980. - 25. - С. 7-18.

59. Игнатенко А.В. Армия в Риме в период кризиса Ш в.: (Политическая роль армии и изменение ее организационно-правовых основ) // Правовые идеи и государственные учреждения. Свердловск: УрГУ, 1980. - С. 20-32.

60. Изборник. Повести Древней Руси. М.: Художественная литература, 1987. - 447 с.

61. История Европы. М.: Наука. 1992. - Т.2. - 815 с.

62. История крестьянства в Европе: эпоха феодализма. М.: Наука, 1985. - Т.1. - 608 с.

63. Калимонов И.К. Проблемы генезиса феодализма на территории Франции в советской и французской историографии 60-80-х гг. Автореферат. Казань, 1993.

64. Кардини Ф. Истоки средневекового рыцарства. М.: Прогресс, 1987. - 360 с.

65. Касте ль Е.Р. К проблеме возникновения государства в Германии (Х-ХП вв.) // Политическая организация и правовые системы за рубежом: история и современность. -Свердловск: СЮИ, 1987. С. 60-74.145

66. Ковалевский М.М. От прямого народоправства к представительному и от патриархальной монархии к парламентаризму. Рост государства и его отражение в истории политических учений. М., 1906. - Т.1.

67. Койчева Е. О характере аристократии в раннефеодальных государствах на Балканах // Этносоциальная и политическая структура раннефеодальных славянских государств и народностей. М.: Наука, 1968. - С. 151-164.

68. Колесницкий Н.Ф. Этнические общности и политические образования у германцев 1-У вв. // Средние века. М: Наука. 1985. - Вып. 48. - С. 5-26.

69. Он же. Аппарат власти и управления в варварском государстве // Власть и политическая культура в средневековой Европе. М.: ИВИ РАН, 1992. - С.65-77.

70. Копелев Л.З. Чужие // Одиссей. М.: Наука, 1993. - С.8-18.

71. Королюк В.Д. Особенности становления феодализма и формирования славянских раннефеодальных государств и народностей в Восточной, Центральной и Юго-Восточной Европе // Советское славяноведение. 1970. - №5. - С. 3-9.

72. Он же. Основные проблемы формирования контактной зоны в юго-восточной Европе и бессинтезного региона в восточной и центральной Европе // Проблемы социально-экономических формаций. М.: Наука, 1975. - С. 158-184.

73. Корсунский А.Р. Образование раннефеодального государства в Западной Европе. М.: Изд-во МГУ, 1963. -186 с.

74. Он же. Государство и народность в раннефеодальный период // Средние века. М.: Наука, 1968. - Вып. 31. - С. 119-134.

75. Он же. Готская Испания: (Очерки соц.-экон. и полит, истории). М.: Изд-во МГУ, 1969. - 326 с.146

76. Он же. Об экономической полигике государства раннего средневековья в Западной Европе // Проблемы социальной структуры и идеологии средневекового общества. Л.: Изд-во ЛГУ, 1978. - Вып. 2. - С. 11-25.

77. Корсунский А.Р., Гюнтер Р. Упадок и гибель Западной Римской империи и возникновение германских королевств (до середины VI в.). М.: Изд-во МГУ, 1984. - 255 с.

78. Корьев А. А. Наемная гвардия хускерлов короля Кнута Великого: (к вопросу о структуре англосаксонской знати в пер. пол. XI в.) // Проблемы социальной структуры и идеологии средневекового общества. Л.: Изд-во ЛГУ, 1980. - Вып.З. - С. 21-26.

79. Кудрявцев П.Н. Судьбы Италии от падения Западной Римской империи до восстановления ее Карлом Великим. Обозрение остгото-лангобардского периода итальянской истории. М, 1850. - 714 с.

80. Кулаков В.И. Прусская дружина У-ХП вв. // Власть и политическая культура в средневековой Европе. М: ИВИ РАН, 1992. - С. 105-112.

81. Куманецкий К. История культуры Древней Греции и Рима. М.: Высшая школа, 1990. -351 с.

82. Кунчке X. Франкские «правды» в свете проблем складывания феодальной общественной формации // Вопросы истории государства и права Германии и Швейцарии. М.: ВЮЗИ, 1985. - С. 37-54.

83. Курбатов Г. Л., Лебедева Г.Е. Византия: проблемы перехода от античности к феодализму.-Л: ЛГУ, 1984.-256 с.

84. Они же. Город и государство в Византии в эпоху перехода от античности к феодализму // Город и государство в древних обществах. Л: Изд-во ЛГУ, 1982. - С. 56-77.

85. Куторга М.С. Политическое устройство германцев до VI столетия. СПб., 1837.147

86. Кэмпбелл Дж. Тысячеликий герой. М.: «Ваклер», «Рефл-бук», «АСТ», 1987. - 382 с.

87. Лебедев Г. С. Конунги-викинги (к характеристике типа раннефеодального деятеля в Скандинавии) // Политические деятели античности, средневековья и нового времени. -Л.: Изд-во ЛГУ, 1983. С. 44-53.

88. Он же. Эпоха викингов в Северной Европе: историко-археологические очерки. Л.: Изд-во ЛГУ, 1985. - 286 с.

89. Лебек С. Происхождение франков, V-IX века. М.: Скарабей, 1993. - 348 с.

90. Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. М.: «Прогресс-Академия», 1992. -375.

91. Леонтьевский А.В. Королевская власть и знать каролингского общества в освещении современной западногерманской историографии: (Иммунитет и верхний слой знати) // Проблемы истории античности и средних веков. М.: Изд-во МГУ, 1979. - С. 47-58.

92. Литаврин Г.Г. Представления «варваров» о Византии и византийцах в VI-X вв. // Византийский временник. М.: Изд-во АН СССР, 1986. - Вып.46. - С. 100-108.

93. Он же. К предыстории введения христианства в Болгарии // Социальная структура и идеология античности и раннего средневековья. Барнаул, 1989. - С. 127-144.

94. Ловмяньский X. О происхождении русского боярства // Восточная Европа в древности и средневековье. М.: Наука, 1978. - С. 93-100.

95. Лозинский С.Г. История папства. М.: Изд-во политической литературы, 1986. - 382 с.

96. Люблинская А.Д. Типология раннего феодализма и проблема романо-германского синтеза // Средние века. М,: Наука, 1968. - Вып. 31. - С.9-17.

97. Ляпустина Е.В. Римские зрелища, или кое-что о самосознании личности и общества // Одиссей. М.: Наука, 1998. - С. 8-25.

98. Она же. Романизация провинций и формирование галло-римской знати // Элита и этнос средневековья. М.: ИВИ РАН, 1995. - С. 9-18.

99. Мамина О.Н Отражение политической организации галло-римского общества второй половины V в. н. э. в сочинениях Сидония Апполинария // Вопросы политической организации рабовладельческого и феодального общества. Свердловск: СЮИ, 1984. -С. 66-79.

100. Мажуга В.И. Королевская власть и церковь во франкском государстве VI в. // Политические структуры эпохи феодализма в Западной Европе (У1-ХУП вв.). Л.: Наука, 1990. - С. 46-70.

101. Медведев И.П, Империя и суверенитет в средние века (на примере истории Византии и некоторых сопредельных стран) // Проблемы истории международных отношений. Л.: Наука, 1972. - С. 412-424.

102. Мельникова Е.А. Меч и лира: Англосаксонское общество в истории и эпосе. М.: Мысль, 1987. - 203 с.

103. Она же. Происхождение правящей династии в ранне средневековой историографии. Легитимизация иноэтнической знати // Элита и этнос средневековья. М.: ИВИ РАН, 1995. - С. 39-44.

104. Мильская Л.Г. Становление немецкого государства и чувство народного самосознания // Средние века. М: Наука, 1986. - Вып.49. - С. 315-318.

105. Она же. Феодальное государство при Оттоне I // Средние века. М.: Наука, 1982. -Вып.45. - С. 104-118.149

106. Наумов Е.П. К вопросу о различных уровнях этнического самосознания у южных славян // Этносоциальная и политическая структура раннефеодальных славянских государств и народностей. М.: Наука, 1987. - С. 107-116.

107. Неусыхин А.И. Общественный строй древних германцев. М.: РАНИОН, 1929. -229 с.

108. Он же. Дофеодальный период как переходная стадия развития от родоплеменного строя к раннефеодальному (на материалах истории Западной Европы раннего средневековья) // Проблемы истории докапиталистических обществ. М.: Наука, 1968. -С.596-617.

109. Он же. Очерки истории Германии в средние века (до XV в.) // Неусыхин А.И. Проблемы европейского феодализма. М.: Наука, 1974. - С.213-374.

110. Омелышцкий М Образ святого в англо-саксонской литературной и агиографической традиции. М.: «Реал-А», 1997. - С. 94 с.

111. Петрухин В.Я. Русские князья и дружина в IX- начале XI вв.: социальная терминология и этнические связи // Элита и этнос средневековья. М: ИВИ РАН, 1995. - С. 8697.

112. Петрушевский Д.М. Очерки го истории английского общества и государства в средние века. СПб: Брокгауз-Ефрон, 1903. 4.1. - 262 с.150

113. Пржепггик Д. Среднеевропейская модель государства периода раннего средневековья // Этносоциальная и политическая структура раннефеодальных славянских государств и народностей. М.: Наука, 1987. - С. 124-133.

114. Райцес В.И. Представления южнофранцузских горожан начала XVI в. о королевской власти // Герценовские чтения. Исторические науки. Л.: ЛГПИ, 1972. - С. 138141.

115. Ратобыльская A.B. Родовая знать в раннефеодальных государствах Центральной Европы // Элита и этнос средневековья. М.: ИВИ РАД 1995. - С.72-77.

116. Репина Л.П. Социальная история и историческая антропология: новейшие тенденции в современной британской и американской медиевистике // Одиссей. М.: Наука, 1990. - С. 167-181.

117. Она же. Феодальные элиты и процесс этнической консолидации в средневековой Англии II Элита и этнос средневековья. М.: ИВИ РАН, 1995. - С.228-237.

118. Рихтер М. Латынь ключ к пониманию мира средневековья? // Одиссей. - М.: Наука, 1991. - С. 125-136.

119. Ронин В.К. Светские биографии в каролингское время: «Астроном» как историк и писатель // Средние века. М.: Наука, 1983. - Вып. 46. - С. 165-183.

120. Он же. Византия в системе представлений раннекаролингских писателей // Византийский временник. М.: Изд-во АН СССР, 1986. - Вып. 47. - С. 85-94.

121. Он же. Политическая организация славян Центральной Европы и их отношения с западными соседями в VII начале IX в. // Этносоциальная и политическая структура раннефеодальных славянских государств и народностей. - М.: Наука, 1987. - С. 83-97.151

122. Он же. Франки, вестготы, лангобарды в У1-УШ вв.: политические аспекты самосознания // Одиссей. М.: Наука, 1989. - С. 60-76.

123. Савело К.Ф. О совете знати в донормавдской Англии (по материалам УШ-начала X в.) // Проблемы отечественной и всеобщей истории. Л.: Изд-во ЛГУ, 1973. - Вып. 2. -С, 33-42.

124. Она же. Об источниках и методике исследования структуры знати в раннее средневековье // Проблемы социальной структуры и идеологии средневекового общества. -Л.: Изд-во ЛГУ, 1974. Вып. 1. - С. 106-119.

125. Она же. Некоторые вопросы становления раннефеодальной государственности в Англии // Проблемы отечественной и всеобщей истории. Л.: ЛГУ, 1976. - Вып. 3. - С. 182-192.

126. Она же. Раннефеодальная Англия. Л.: Изд-во ЛГУ, 1977. -144 с.

127. Савукова В.Д. Об административно-политической терминологии в латинском языке раннего средневековья (VI-VII вв.) (По произведениям Григория Турского и Фредега-ра) // Античность и современность. М.: Наука, 1972. - С. 426-433.

128. Сванидзе А.А. Смерть, убийство и цареубийство в контексте общественных конфликтов и сознания раннеклассового общества // Средние века. М.: Наука, 1994. -Вып. 57. - С. 17-45.

129. Словарь античности. М.: «Эллис Лак»; «Прогресс», -1994.

130. Соколова М.Н. Поместье в Англии до нормандского завоевания (о некоторых особенностях раннего английского феодализма) // Средние века. М.: Наука, 1971. - Вып. 33. - С. 81-89.152

131. Стам С.М. К проблеме города и государства в раннеклассовом и феодальном обществе // Город и государство в древних обществах. Л.: Изд-во ЛГУ, 1982. - С. 95-106.

132. Сюзюмов М.Я. Закономерный переход к феодализму и синтез // Античная древность и средние века. Свердловск: Изд-во УрГУ, 1975. - Сб. 12. - С, 33-53.

133. Тарле Е.В. История Италии в средние века. СПб: «Брокгауз-Ефрон», 1901.

134. Тейс Л. Наследие Каролингов, IX-X века. -М.: «Скарабей», 1993. 271 с.

135. Тржештик Д. Среднеевропейская модель государства периода раннего средневековья // Этносоциальная и политическая структура раннефеодальных славянских государств и народностей. М.: Наука, 1987. - С. 124-133.

136. Тыпкова-Заимова В. Формы власти в Византии и в балканских государствах (до X в.) // Там же. С. 116-124.

137. Удальцова З.В. Генезис и типология феодализма // Средние века. М.: Наука, 1971. Вып. 34. - С. 13-38.

138. Удальцова З.В., Котельникова Л. А. Власть и авторитет в средние века // Византийский временник. М.: Изд-во АН СССР, 1986. - Вып. 47. - С. 3-16.

139. Уколова В.И Культура Остготской Италии // Средние века. М.: Наука, 1983. -Вып.46. - С. 5-26.

140. Она же. Античное наследие и культура раннего средневековья. М.: Наука, 1989. -316 с.

141. Она же. "Последние римляне" и парадигмы средневековой культуры // Вестник древней истории. -1992. -№ 1. С. 104-118.153

142. Она же. Романтизация государственности и бюрократическое делопроизводство в раннем средаевековье // Власть и политическая культура в средневековой Европе. М: ИВИ РАН, 1992. -С.24-41.

143. Фрэзер Дж. Золотая ветвь. М: «ACT», 1998. - 782 с.

144. Хачатурян H.A. Политическая и государственная история Западного Средневековья в контексте структурного анализа // Средние века. М.: Наука, 1990. - Выгг. 54. - С. 4451.

145. Херманн Й. Общество у германских и славянских племен и народностей между Рейном и Одером в VI-XI веках // Вопросы истории. 1987. - №9. - С. 68-85.

146. Чекалова A.A. К вопросу о теории монархии в IV в. // Византийские очерки: Труды советских ученых и XVIII международный конгресс византинистов (8-15 авг. 1991 г., г. Москва). -М., 1991. С. 13-30.

147. Шаскольский И.П. Возникновение государства на Руси и в Скандинавии: (Черты сходства) // Древнейшие государства на территории СССР. М.: Наука, 1985. - С. 9599.

148. Шмитт Ж.-К. Понятие сакрального и его применение в истории средневекового христианства // Мировое древо. М., 1996. - Вып. 4. - С. 75-83.

149. Эволюция восточных обществ: Синтез традиционного и современного. М.: Главная редакция восточной литературы, 1984. - 580 с.

150. Эггерт В. Идентификация и «чувство «мы»» у франкских и немецких хронистов (до периода борьбы за инвеституру) // Средние века. М: Наука, 1982. - Вып. 45. - С. 104118.154

151. Эко У. Средневековье уже началось // Иностранная литература. 1994. - № 4. - С. 259-268.

152. Якубский В.А. Сарматизм: функция генетического мифа в дворянском обществе Речи Посполитой // Проблемы социальной истории и культуры средних веков. Л.: Изд-во ЛГУ, 1987. - С. 169-184.

153. Abels R.P. Lordship and military obligation in Anglo-Saxon England. Berkeley etc.: Univ. of California press, 1988. - 313 p.

154. Anderson M.O. Kings and kingship in early Scotland. Totowa (N.Y.), Rowman and Lit-tlefield. 1973. -310 p.

155. Barraclough G. The crucible of Europe. The ninth and tenth centuries in European history. Berkley-Los Angeles: Univ. of California press, 1976. -180 p.

156. Bates D. Normandy before 1066. London; New York: Longman, 1982. - 287 p.

157. Bosl K. Noble unfreedom. The rise of the ministeriales in Germany // The medieval nobility: Studies on the ruling classes of France and Germany from the sixth to the twelfth cen-tuiy. / Ed. And franse. Reuter T. Amsterdam, 1979. - P. 291-311.

158. Bouchard C.B. The origins of the French nobility: a reassessement // Amer. Hist. rev. Wash., 1981. - Vol. 86. - № 3. - P. 501-532.

159. Brennan B. Senators and social mobility in sixth-century Gaul.// J. of medieval history. -1985. Vol. 11. - № 2. - P. 145-160.

160. Brown P. Power and persuasion in late antiquity towards a Christian empire. Madison (Wis.): Univ. of Wisconsin press, 1992. -182 p.

161. Bullough D. Burns Thomas S. The Ostrogoths: Kingship and soc. Wiesbaden: Steiner, 1980. -144 p.

162. Campbell J. The Anglo-Saxons. Oxford: Phaidon, 1982. - 272 p.

163. Chaney W. The Cult of Kingship in Anglo-Saxon England. Berkley and Los Angeles: Universiti of California Press, -1970. P. 273.

164. Chazan R. The persecution of 99211 Rev. es etudes juives. P., 1970. - 8.129. - fasc. 2-34. - P. 217-221.

165. Chittolini G. The "Private", the "Public", the State // The Journal of Modern History. -1995.-Vol.67.-S. 34-61.

166. Chrysos E. The empire in east and west // The Transformation of the Roman world AD 400-900 / Ed. By Webster L., Brown M. Berkeley; Los Angeles: Univ. of. California press, 1997. - P. 9-18.

167. Coates S. The Bishops as Benefactors and Civil Patron: Alcuin, York, and Episcopal Autority in Anglo-Saxon England // Speculum. Camridge (Mass.), 1996. - Vol.71. - P. 529558.

168. Davis R.H. Alfred and Guthrum's frontier // Engl. hist. rev. 1982. - Vol. 97. - Jfe 385. -P. 803-810.

169. Deny T.K. The martyrdom of St. Edmund, AD. 869 // Hist. Tidskr. Stockholm, 1987. -№2. -P. 157-163.

170. Drew K.F. Anather Look at the Origins of the Middle Ages: A reasessment of the role of the Germanic kingdoms // Speculum. Cambridge (Mass.), - 1987. - Vol.62. - №4. - P. 803812.

171. Drorike U. Classical influence on early Norse Literature // Classical influences on European culture, AD. 500-1500. Cambridge, 1971. - P. 143-149.

172. Fleming R. Rural elites and urban communities in late-Saxon England // Past and present. Oxford, 1993. - №141. - P. 3-37.156

173. Goldberg E.J. Popular Revolt, dinastic politics, and aristocratic factionakism in the early Middle Ages. The Saxon Stellinga reconsidered // Speculum. Cambridge (Mass.), 1995. -Vol.70.-№3.-P. 467-501.

174. Hallenbeck Jan T. Pavia and Rome: The Lombard monarchy and the papacy in the eight century. Philadelphia: The Amer. philos. soc. 1982. - 186 p.

175. Harrison K. The framework of Anglo-Saxon history, to A.D. 900. Cambridge e.a., Cambridge univ. press. 1976. -170 p.

176. Hillgarth J.N. Popular Religion in Visigothic Spain // Visigothic Spain: New approaches.- Oxford: Clarendon press, 1980. P. 3-60.

177. Hodges R., Moreland J. Power and exchange in Middle Saxon England // Power and politics in Early Medieval Britain and Ireland / Ed.: Driscoll. Edinburg, 1988. - P. 79-95.

178. Insigler F. On the aristocratic character of early Frankish society // The medieval nobility: Studies on the ruling classes of France and Germany from the sixth to the twelfth century / Ed. And fransl. Reuter T. Amsterdam, 1979. - P. 105-136.

179. Keynes S. Changing Faces: Ofifa king of Mercia // History today. L., 1990. - Vol. 40. -P. 14-19.

180. Koziol J. Begging Pardon and Favor. Ritual and Political order in Early Medieval France.- Ithaca and London: Cornell univ, press, 1992. 459 p.

181. Leyser K.J. Rule and conflict in a early medieval society: Ottoman Saxony. L.: Arnold, 1979. - 190 p.

182. Lindsay J. The Normans and their world. New York: St. Martin's press, 1974. - 530 p.

183. Loyn H.R. Anglo-Saxon England: Reflections and insights // History. L., - 1979. - Vol. 64. -№211.-P. 171-181.

184. Loyn H.R. The Governance of Anglo-Saxon England, 500-1087. Stanford (Cal.): Stanford univ. press, 1984. - 222 p.157

185. Martin K.M Some textual evidence concerning the continental origins of the invaders of Britain in the fifth century // Latomus. Bruxelles, 1971. - T. 30. - Fasc. 1. - P. 83-104.

186. McCormick M. Eternal victory: Triumphal rulership in late antiquity, Bizantium, and the early medieval West. Cambridge, 1986. - 454 p.

187. McKitterick R. The Frankish kings and Culture in the Early Meddle Ages. Andershot; Brookfield: Variorum, 1995. - 313 p.

188. Nelson J.L. Politics and Ritual in Early Meieval Europe. London; Bonceverte: Hamble-don press, 1986.

189. Owen G.R. Rites and religions of the Anglo-Saxons. Newton Abbot; L.: David and Noble books, 1981. - 216 p.

190. Pohl W. The barbarian successor states // The Transformation of the Roman world A.D. 400-900 / Ed. By Webster. L., Brown, Berkley; Los Angeles: Univ. of California press, 1997. - P. 33-47.

191. Schmid K. The structure of the nobility in the earlier middle ages // The medieval nobility: Studies on the ruling classes of France and Germany from the sixth to the twelfth century. -P. 36-59.

192. Southern R.W. The making of the Middle Ages. L. etc.: Cresset libr. 1987. - 280 p.

193. Stancliffe C. Kings Who opted out // Ideal and Reality in Frankish and Anglo-Saxon society: Studies presented to J.M.Wallace-Hadrill / Ed. By P.Wormald et al. Oxford; Blackwell. 1983. -P. 154-176.

194. Strayer J.R. Feudalism in Western Europe // Lordship and Community in medieval Europe. Selected readings. Ed. By F.L.Cheyette. New York etc., Holt, Rinehant and Winston. 1968. - P. 1-23.

195. Tellenbach G. From the Carolingian imperial nobility to the German estate of imperial princes // The medieval nobility. P. 203-242.158

196. Wallace-Hadrill J.M. Early Germanic Kingship in England and on the Continent. The ford lectures delivered in the univ. of Oxford. Clarendon press. 1971. -160 p.

197. Wallace-Hadrill J.M. The Frankish church. Oxford: Clarendon press, 1983. - 463 p.

198. Wallace-Hadrill J.M. The barbarian West. The early Middle Ages. A.D. 400-1000. New York, Harper, 1962. - 159 p.

199. Whitehouse D. Medieval Europe from the fifth to the twelfth century 11 The origins of Europe. L., 1975. - P. 281-233.

200. Wood M. The Making of king Aethelstan's Empire: an English Charlemagne? // Ideal and Reality in Frankish and Anglo-Saxon society: Studies presented to J.M.Wallace-Hadrill / Ed. By P.Wormald et al. Oxford: Blackwell, - P. 250-272.

201. Wormald P. Bede, the Bretwaldas and the Origins of the Gens Anglorum // Ideal and Reality in Frankish and Anglo-Saxon society. P. 99-129.