автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.02
диссертация на тему: Проблемы развития советского многонационального романа в 70-80-е годы (динамика жанра в контексте взаимодействия литератур)

Полный текст автореферата диссертации по теме "Проблемы развития советского многонационального романа в 70-80-е годы (динамика жанра в контексте взаимодействия литератур)"

АКАДЕМИЯ НАУК СССР Ордена Дружбы народов Институт мировой литературы им.А.М.Горького

На правах рукописи

СУЛТАНОВ Казбек Камилович

ПРОБЛЕМЫ РАЗВИТИЯ СОВЕТСКОГО МНОГОНАЦИОНАЛЬНОГО РОМАНА В 70-80-е ГОДЫ (динамика жанра в контексте взаимодействия литератур)

10.01.02 - советская многонациональная литература 10.01.08 - теория литератур*

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

Москва - 1989

Работа выполнена в Отделе советской многонациональной литературы Ордена Дружбы народов Института мировой литературы им.А.М.Горького АН СССР

Официальные оппоненты:

член-корреспондент АН СССР Г.Г.Гамзатов

доктор филологических наук Н.К.Гей

член-корреспондент АН ГССР Н.Г.Джусойты

Ведущая организация - Академия общественных наук при ЦК КПСС

Защита состоится "_" 1989 г. на заседании

специализированного совета Д.002.44.02 по филологическим наукам при Институте мировой литературы йм;А.М.Горького АН СССР (121069, Москва, ул.Воровского, 25-а)

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института мировой литературы им.А.М.Горького АН СССР

Автореферат разослан " " ................ 1989 г.

Учейый секретарь специализированного совета, кандидат филологических наук

Р.К.Отарова

ОНЦАЯ ХАРАКТЕШСПШ РАБОТЫ

Задача создания научной кондепцш современного литературного процесса имеет междисциплинарный характер, находясь на подвижной границе мевду критикой и литературоведением, требуя для своего решения усилий с той и другой стороны. Можно говорить сегодня об определившихся чертах общественного заказа - в лучшем смысле этого понятия - на новый уровень научно-критического прочтения явлений многонационального литературного процесса, на такой масштаб их понимания, когда решаицим становится момент связи национального, регионального, общечеловеческого.

"Здоровый интерес, - как отмечалось на ХХУП съезде КПСС, -ко всему ценному, что есть в каждой национальной культуре" не должен вырождаться "в попытки отгородиться от объективного процесса взаимодействия и сближения национальных культур".* Вцин-ство социалистической культуры, восходящее к единству исторической цели и общественного идеала народов нашей страны - объективная основа переклички литературных явлений, их сближения, |йрмы которого трансформируются, обогащая и расширяя контекст идейно-эстетического родства литератур. XIX Всесоюзная конференция КПСС, принявшая специальную резолюцию "О межнациональных отношениях", подтвердила тот решающий факт, что "многона-циональность в условиях нашей страны - могучий источник развития и взаимного духовного обогащения народов". В то же время.

^Горбачев М.С. Политический доклад ЦК КПСС ПУП съезду КПСС. - М.: Изд.полит¿лит., 1986, с.67.

2Материалы XIX Всесоюзной конференции КПСС.-М. : Изд.поля*, лит., 1988, с.138. т

была подчеркнута ошибочность устойчивых в годы безвременья пр ставлений о беспроблемности национальных отношений.

Сегодня, когда "идет подлинная революция сознания, без которой невозможно созидание новой жизни"*, важно не забывать о литературных предпосылках наступившей социокультурной ситуа ции. Не будет преувеличением утверждать, что на рубеже 70-80-: гг. наиболее значительные произведения советской многонациона, ной литературы ("Буранный полустанок" и "Плаха" Ч.Айтматова, "После бури" С.Залыгина, "Дом" Ф.Абрамова, "Магомед, Мамед, Мамиш" и "Семейные тайны" Ч.Гусейнова, "Позиция" Ю.Муткетика, "Совесть" и "Скорбь белых лебедей" А.Якубова, "Твоя заря" и "Собор" 0.Гончара и др.) были полны предчувствия нового мышления, пафоса отрезвляющего возвращения к реальности, гражданок и художнической ответственности. Общественно-политическая, эк номическая оценка семидесятых годов как годов застоя не может быть механически перенесена, обретя свойство универсального анализа, в сферу художественной культуры. Борьба прогрессивны: и регрессивных тенденций, восходящая к общественному темпераменту и традициям классики, не затихала в отечественной литературе, .готовила грядущие перемены. Достаточно сослаться на такой выдающийся роман, как "Дом" Ф.Абрамова, опубликованный : 1978 г. в "Новом мире", чтобы не спешить называть "застойной" литературу еемцдесяттг.

Обозревая материалы обсуждения на страницах "Вопросов ЛЦ тературы" за последние два года таких произведений, как "Игра "Печальный детектив", "Плаха", "Все впереди", или наиболее за-

■'•Материалы XIX Всесоюзной конференции КПСС.., с.23.

метных дискуссий в "Литературной газете" за последние годы ("Современная проза: правда и правдоподобие", "Социалистический реализм: проблему развития", "Положительный герой вчера и сегодня", "Ценности культуры и культура ценностей", "Современна ли современная литература", "Современный герой: позиция автора и логика жизни", "Судьбы романа - судьбы реализма"), нетрудно заметить постоянное обращение к художественному опыту романа, к репрезентативности этого опыта. Роман как неискривленное зеркало противоречивого общественного развития становится объектом социально-экономического (Г.Попов в "Науке и жизни" о "Новом назначении" А.Бека; JS 4, 1987) и философского (А.Иванова и В.Пухликов в "Вопросах, философии" о "Детях Арбата" А.Рыбакова; № I, 1988) анализа.

Многочисленные конкретные исследования (А.Адамович о белорусском романе, А.Бучис и П.Браженас о литовском, Г.Мерквиладзе о грузинском, З.Аветисян об армянском, И.Киршентале о латышском, Ш.Елеукенов о казахском, А.Вэхитов и Р.Баимов о башкирском, В.Коробан о молдавском, Г.Хлебников о чувашском и др.), сборники ИМЛИ "Советский роман. Новаторство. Поэтика. Типология" (1978), "Советский многонациональный роман" (1985), материалы "круглого стола", проведенного "Литературной газетой" по проблемам романа в 1981 г., двенадцатого номера журнала "Вопросы литературы" за 1978 г., целиком посвященного роману, сборник обзоров "Современные проблемы романа в советском и зарубежном литературоведении" (1984) подтверждают мысль о крепнущем многообразии литературных стилей, о расширении сферы эстетического освоения мира. При этом несомненные типологические схождения, общая тяга к масштабности проблематики и Художественных реше-

3

ний позволяют ввделить осознанный историзм современного романного мышления как общезначимый фактор.

Одна из ключевых проблем на современном этапе - создание такой теоретической истории многонациональной советской литературы, где научно объективная интерпретация принципов единства и неравномерности, сходства и различия, правомочной соотнесенности литературных явлений друг с другом опиралась бы на литературную практику во всесоюзном масштабе.

Актуальность исследования. Определяя параметры достигнуто го в 70-80-е годы национальной романистикой (преимущественно Северного Кавказа) уровня, выявляя в многообразии индивидуальных решений ведущие художественные идеи общезначимого характера, порождение новых смыслов, движущие силы национального литературного развития, автор стремился преодолеть разрыв между общетеоретическими представлениями о диалектике особенного и общего и характером практического, критико-литературоведческог анализа определенных художественных структур.

Сейчас, когда проблема качества во всех сферах нашей общественной и культурной жизни встала с бескомпромиссной остротой, очевиден кризис объективистского подхода к явлениям нацис нальной литературы, фактически упраздняющего фактор противоречивости развития и способствующего воцарению позитивно-аксиома тических воззрений на национальную литературу. Согласно этим воззрениям всякий интерес к драматическим особенностям живого движения культуры должен быть уравновешен и в итоге "снят" кок цепцией непротиворечивой оптимистичности.

Многообразная художественная практика 70-80-х г. подталкивает исследовательскую мысль к тому, чтобы преодолевать при-

вычнуга склонность к инвентаризации плюсов национального литературного развития, которая не затрагивает Насущный вопрос о шкале ценностей и градации уровней в движении романа. Критерий эстетической значимости, художественной правды, ориентированный на выявление координат романности, искусства романного слова выходит на первый план, помогая'отличать роман от псевдоромана, от повествовательного полуфабриката, инфантильное любование национальным от требовательной любви к нему. "Для писателя-ремесленника жанр служит внешним шаблонам, - писал М.Бахтин в ответе на вопрос "Нового мира", - большой же художник пробуждает заложенные в нем смысловые возможности".* Сущность оценки, не уклоняющейся от квалификации явлений, определеннее всего проявляется в распознании внешнего шаблона жанра и в поддержке каждой попытки пробудить новое качество.

В ходе проделанной работы, в процессе конкретных идейно-эстетических разборов сделана допытка доказать, что именно сочетание ценностного и исторического подходов в наибольшей степени способно выявить императив осмысления жанровой динамики национальной литературы. Этот императив, отвергая статическую концепцию национального литературного развития, не учитывающую стимулиругацей роли взаимосвязей, обращен к поиску точек взаимосогласия центробежных и центростремительных сил в движении романа. Проанализированные произведения А.Евтыха, Ч.Айтматова, Ю.Балтушиса, Ч.Амирэджиби, О.Чиладзе, А.Тепп^а, Ч.Гусейнова, Б.Шинкубы, А.Нурпеисова и др., смысл и дух которых определила диалектика "корней" и "горизонта", специфического йода нацио-

%ахтин М. Эстетика словесного творчества. 1979, с.332.

- М.: Искусство, 5

яальной традиции и тяги к универсальности, веско подтверждают тот факт, что современный роман может состояться только как место встречи национально-неповторимого опыта и большой литературной школы повествования.

• Ценностный подход сегодня - это путь к пониманию и знанию истинного положения вещей в национальной литературе. Можно назвать коллективные труды последних лет ("Художественные искания современной дагестанской литературы", "Дагестанская литература во взаимодействии с литературами народов СССР", "Очерки истории балкарской литературы", "Вопросы эстетики фольклора и литератур чеченцев и ингушей"), в которых заметен отход от императивных оценок, останавливающий активное смещение понятий "художественность", "ценность" в словарь малоупотребительных понятий Но и в этих трудах нередко сама процедура анализа нескрываемо оценочна в том смысле, что ориентирована; на априорное признание романов вслед за авторским обозначением. Остро дает знать о себе неизжитость отмеченного В.Борщуковым и З.Османовой в работе "Методологические проблемы изучения советского романа" ош-сательно-хронологического измерения, когда "движение определяется главным образом сменой одних романов другими, а не внутренними, качественными изменениями, не развитием жанра, новых его видов и фо|м".* Пропадает чувство жанра не как канонического, "остановленного" образования, а как представителя и выразителя качественной дифференциации фактов литературного движения. Предметное разграничение "романного" (полнота воплощения авторской вдеи, развитие которой обусловлено соразмерностью

: Советский роман. Новаторство. Поэтика. Типология. -М.: Наука, 1978, с.24.

адекватных сюжетных и композиционных средств, обеспечивающих единство художественного мира) и "нероманного", вычленение критерия романности (речь идет не о некоей логической чистоте жанра, а об атрибутивных качествах романного мышления, об экологии, если хотите, жанра) предполагают внимание к соотношению замысла и его реализации, жизненного факта и художественного обобщения. Иначе говоря, отличие романного от нероманного сопоставимо с различием сущности- и видимости, действительного и возможного, результата и намерения. Трудно, затрагивая этот аспект, не обратиться к поучительным урокам советской классики: именно полнокровное соотношение замысла и результата, безукоризненная выверенность жанровой структуры, неопровержимость романного мышления как органического уровня и следствия полноты исследования человеческой судьбы отличает такие создания, как "Тихий Дон", "Мастер и Маргарита", "Чевенгур".

Если национальную литературу воспринимать как целостность, как особым'образом организойанный предмет и объект научного исследования, то необходимость обращения к системному подходу становится очевидной. Сам феномен многонациональности советской литературы предполагает выделение системности как критерия ее функционирования и как принципа научной методологии. Идея "единства многообразия" стала авторитетным ориентиром фактически в силу ее систематической и системной, т.е. всесторонней разработки на материале многонациональной литературы в трудах Г.Ло-мидзе, В.Новикова, Ю.Лукина, Г.Гамзатова, Н.Надъярных, Ч.Гусейнова, Н.Воробьевой, 3.Османовой, Р.Юсуфова, Ю.Оуровцева, Р.Бик-мухаметова, Л.Залесской, В.Оскоцкого, Л.Арутюнова и др. Мы обращаемся к "системности", обязательно оговаривая локальный,

специфически художественный смысл понятия и имея в ввду прежде всего требование, обусловленное самой сутью системного подхода, не рассматривать явление (произведение; национальная литература) изолированно, подчинять частную цель цели более высокого порядка в системе взаимоотношений "часть - целое". В рамках именно системного подхода методологический смысл марксистско-ленинского понимания классической проблемы общего и особенного сохраняет свою научную продуктивность, предполагая яв-ленность общего в форле особенного, проявление особенного как части целого. "Единство в основном, коренном, существенном,- -писал В.И.Ленин, - не нарушается, а обеспечивается многообразием в подробностях, в местных особенностях, в приемах подхода к делу".* Понимание значения фактора многообразия не исключает, а включает в себя внимание к системообразующим началам современной литературы как определенной целостности, к общему плану социалистической культуры, к ее общезначимым задачам. Чем шире спектр разнонациональных художественных поисков, тем содержательнее коэффициент системности, взаимодействия различного, открывающий действительный смысл применения "общенаучного кри-

р

теряя повторяемости" (В.И.Ленин).

Понятие "системность" в наибольшей степени обращено к особенностям исторически складывающегося, национально-определенноГО типа духовно-практического освоения действительности, вовсе ее предполагая жестко-схоластической конструкции, в пределах которой национальное начало, национальное своеобразие неизбеж-

*Ленин В.И. Полн.собр.соч., т.35, с.203.

^Ленин В.И. Полн.собр.соч., т.1, с.137.

но нивелируется, подавленное генерализацией системно значимых тенденций. Сдвиг в ту ("генерализация") или другую сторону ("национально-исключительное") есть сигнал нарушения именно системного подхода, требугацего скорее внутренней гармонизации сторон, сбалансированности, взаимоперетекания, чем лидерства одной из них.

Системообразующие начала прослеживаются на уровне категории "жанр": можно говорить о "типологичносги", ориентированной на квинтэссенцию жанра, способного с наибольшей полнотой вобрать в себя коллизии эпохи, и "историчности", предполагающей слом канонических ограничений. Мысль о синтезе исторического и типологического подходов в изучении жанров постоянно подчеркивается в посвященных специальным вопросам жанрологии трудах Г.Поспелова, Л.Чернец, М.Кагана, Н.Копыстянской, Ю.Стенника, Н.Лейдериана, А.Эсалнек, В.Переверзина и др. Само обращение к категории "жанр", отмеченной знаком непрерывного присутствия в литературе, есть апелляция к типологически повторяющимся особенностям, к элементам повторяемости в литературном развитии.

Выделение категории "жанр" имеет смысл, если не забывать о дополнительном уточнении: жанр предстает как процесс и жанр становится инструментом познания: характерных закономерностей литературного развития. Избранный по необходимости угол зрения, жанровый "прицел" должен включать в себя обращенность к целостному бытию литературного процесса, представленного не только сольной партией романа, устремленность к выходу за избранные границы. При такой постановке вопроса понятия "жанр" и "роман" обращены к целостности художественной практики, как того требует принцип диалектической логики, смодулированный

В.И.Лениным: "...вся человеческая практика должна войти в полное "определение" предмета и как критерий истины и как практический определитель связи предмета с тем, что нужно человеку", Именно такой подход отличает теоретические и историко-литературные работы по проблемам советской многонациональной литературы Ф.Кузнецова, А.- Шхайлова, Н.Гея, Г.Белой, М.Кузнецова, В.Ковского, В.Гусева, Д.Урнова, Л.Теракопяна, В.Воронова, Е.й дорова, В.Сурганова и др.

Вопрос о закономерностях регионального литературного опыта в плане сравнительно-типологического и историко-генетичесю го изучения жанровой динамики литератур Северного Кавказа рассматривается в монографиях Г.Гамзатова, У.Далгат, Н.Джусойты, А.Ахлакова, Л.Бекизовой, З.Толгурова, З.Салагаевой, Ф.Урусбие-вой, К.Шаззо, Х.Туркаева, Н.Цузаева. Учитывая накопленный пло; творный исследовательский опыт, мы в то же время исходим из го нимания необходимости следующего пнга: изучение проблем развития романного жанра сегодня невозможно без, с одной стороны, обращение к принципам системного анализа и без выхода, с друг стороны, к критериям ценностного подхода. Речь идет о новом уровне осмысления динамики национальной литературы, предполаг: щем обновление методологической ориентации, несовместимой с распространенной тенденцией "утверждать место каждого в "проц

се" независимо от ценности или даже снимая вопрос о ценности

2

как мнимый или "неисторический.

Осознание теоретической остроты сложившейся методологиче ской ситуации предопределило научную новизну работы, в которо

^нин В.И. Полн.собр.соч., т.42, с.290.

20а.: Контекст. 1980. - М.: Наука, 1981, с.6.

{*, 1С

выделены понятия "художественное открытие", "художественная ценность" как содержательные единицы анализа, как носители и определители качественной характеристики национального литературного развития, как решающие, призванные открывать литературу в литературе, критерии оценки и конкретного произведения, и роли, вклада писателя. Соподчиненности понятий "ценность", "уровень художественной правды", "качество идейно-художественной мысли" отводится ключевая роль в постановке вопроса о культуре романного мышления. Представления о возможностях и достижениях романного жанра, продиктованные всем опытом развития советской многонациональной литературы, откладываются не в форме-их перечисления, а в системе критериев, принципов подхода к современному романному повествованию. Критерий художественности в системе собирательных критериев, безусловно, соотносится с такими важными категориями, как народность и правдивость.

Движение жанра - это и приобретения, и утраты, это неровный рельеф, отличающий всякое живое развитие с его неизбежными противоречиями как двигателем этого развития, это естественное чередование подъема и спада. Мы стремимся не столько упорядочить панораму процесса, сколько дать картину художественной результативности, выявляя возникающий - или не возникающий - целостный образ мира, пульсацию жанра, придерживаясь иерархии взятых в конкретном литературном бытовании понятий "жанр" - "художественное повествование" - "художественный мир" - "художественное открытие".

Впервые, обращаясь к такому конкретному материалу, как романистика Северного Кавказа, автор пытается доказать, что именно ценностный подход, отстаивая концепцию современного ли-

тературного процесса как определенной иерархии художественны: достижений-открытий, способен проявить логику становления на1 нального художественного сознания. Содержание, структурные сдвиги, особенности художественной динамики романа проанализ! рованы в русле конструктивного разграничения "романного".и романного" (аксиологические аспекты национального литературного развития). При этом важно не констатировать исторически сложившиеся связи культур и народов Северного Кавказа, а осознать методологический смысл и функциональную роль применен® понятия "региональная общность", не забывая о следующем обстс тельстве: сами по себе понятия "регион", "ареал", положенные основу дифференциации типов национального культурного развит! не являются адекватными познавательными средствами. Вьщелешк критерия художественности, эстетической ценности необходимо для понимания того, что специфическое единство, обозначаемое понятием "региональная общность", подразумевает определенный художественный феномен.

Жанровые характеристики включаются в широкую перспективу национального литературного развития. Общеметодологический критерий "требования всесторонности", предостерегающего, по утверждению В.И.Ленина, "от ошибок и от омертвения"*, вполне применим и в данном случае: жанровый принцип анализа обнаружз продуктивность только в том случае, когда он функционально о( ращен к феномену полноты литературного процесса, когда внявл( ние жанровой специфики одновременно обнаруживает свойства художественного мышления, закономерности литературного развита

^енин В.И. Поли.собр.соч., т.42, с.290.

Избранные автором постановка вопроса и угол зрения определяют цель и задачи работы:

- не унифицировать процесс живого развития жанра; не уподоблять друг другу разнонациональные художественные поиски, а дифференцировать картину жанрового самоопределения, увидеть, например, роман в молодых литературах (для нас - Северный Кавказ) и в его реальной исторической динамике (от фольклора к новым формам повествования) в рамках региональной общности, и в его качестве всеобщности, непериферийной значимости для становления единства литературного процесса, отвечая на вопрос о соотношении внутренних и внешних факторов развития жанра, национальной специфики и межлитературных связей;

- в изучении жанровой структуры современного романа найти ключ к пониманию проблем, связанных с самоутверждением и самоопределением национальной литературы внутри советской литературы как определенной эстетической системы, выдвигая во главу угла фактор различия как основу диалога культур и литератур;

- проанализировать соотношение конкретно-исторической и универсальной трактовки "жанра" как способа организации художественного мира, как генератора смысла в контексте и с учетом определенного типа национального литературного развития; уточнение сущностных характеристик романа как суверенного жанра должно стать инструментом более точного и, следовательно, неимманентного истолкования специфики романа, укоренного в национальной, культурно-исторической почве; речь идет, естественно, не

о сооружении некоего единого контекста жанра;

- всесторонне обосновать методологический смысл обращения к проблеме традиции в контексте данной работы; традиция - это

живая история изменений объема понятия "роман", отражающая качественные сдвиги, смену авторитетных литературных установок, вехи расширяющегося спектра национального художественного сознания; вне контекста традиции, вне понимания диалектического перехода из одного состояния в другое истолкование и жанровой специфики, и национального своеобразия лишается измерения истс ричности, стадиальности своего становления - таковы последств* всякого разрыва внутренней связи синхронного и диахронного прс чтений явлений культуры; чем многообразнее выступает традиция как эволюция форм художественного сознания, тем сложнее и богг че открывается существенность и содержательность динамики ромг на в ее многоракурсности и исторической изменчивости;

- уточнить природу принципиальной особенности современного романа (в литературах Северного Кавказа - романы А.Евтыха, И.Машбаша, А.Телпеева и др.): преломление мира обстоятельств через самосознание героя, обнаруживая неожиданное многообразие связей личности с историей, стало внутренним двигателем серьег ной переориентации прозы, ускорившей процесс конструктивной трансформации социального, эпико-панорамного романа, столь распространенного в молодых литературах. Усиление лирико-субъе тивного начала не столько отменяет, сколько по-своему проявляе лик эпического содержания жизни. Потерял кредит доверия катале газаторекий подход, ограниченный задачами обозрения социальны: связей индивида. Выдвижение сферы самосознания героя в центр повествования и связанный с этим акцент на драматических аспе: тах самоосуществления, нравственного прозрения личности, принцип предельной индивидуализации не мог не отразиться на структурных сдвигах системы художественных средств (сгущается, на-

пример, уплотняется динамика пространственно-временных сопряжений и т.д.).

Теоретической и методологической основой исследования стало марксистско-ленинское учение об общественной роли и специфике литературы и культуры. Принципы марксистского литературоведения, системного анализа, материалистической диалектики, всесторонне разработанные в трудах К.Маркса, Ф.Энгельса, В.И.Ленина, материалы ХХУП съезда КПСС, XIX Всесоюзной конференции КПСС определили характер постановки вопросов, методологическую направленность работы. Исследования литературоведов, эстетиков, философов многое дали для понимания принципов историко-функцио-нального, сравнительно-типологического, ценностного изучения явлений художественной культуры, соподчиненности различных аспектов анализа в рамках их взаимообусловленности и взаимосвязанности. Важнейшее значение имели литературоведческие и критические- работы по современной-советской литературе, исследования, посвященные проблемам жанровой динамики.

Практическое значение. Положения, наблюдения диссертанта, принципы подхода к явлениям определенной национальной культуры и к проблемам советской многонациональной литературы как целостности могут быть использованы при чтении общих и специальных курсов по литературам народов СССР (автор конкретно применял свои разработки в лекционных курсах и на семинарских занятиях в Литературном институте им.А.М.Горького Союза писателей СССГ), при дальнейших исследованиях проблематики межнациональных литературных контактов, в работе педагогов-словесников и лекторов общества "Знание" по интернациональному воспитанию, по пропаганде достижений литературы и искусства. Работа вносит

свой вклад й в разработку методологии современной критики.

Апробация работы продолжалась на протяжении многих лет. Основные положения исследования нашли свое отражение в статьях и книгах, получивших положительные отклики на страницах "Вопросов литературы", "Литературного обозрения", "Дружбы народов", "Литературной России", "Книжного обозрения", "Дона", "Дагестанской правды". Направление, основные идеи исследования прошли апробацию в докладах на всесоюзных и международных конференциях, симпозиумах, проведенных в Москве (1982, 1983, 1984, 1985), Кишиневе (1977), Ереване (1978), Вильнюсе (1979), Фрунзе (1980) Риге (1980, 1984), Минске (1982), Махачкале (1982), Черкесске (1984), Якутске (1984), Улан-Баторе (МНР, 1986), Лодзи (ПНР, 1987), Самарканде (1987).

Диссертация обсуждена и рекомендована к защите на заседании Отдела советской многонациональной литературы Института мировой литературы им.А.М.Горького АН СССР. Было отмечено соответствие темы основным направлениям научно-исследовательской работы Института.

Структура диссертации, состоящей из введения, трех глав, заключения, обусловлена замыслом и теоретико-методологической ориентацией работы. Постановка задачи - исследование динамики романного жанра в аспекте взаимообогащения литератур - определила выбор способов ее решения, структурные и композиционные особенностй данной работы. От общеметодологических положений (глава "Жанр в системе взаимодействия литератур"), уточняющих судьбу определенного жанра (романа) в рамках современного литературного процесса, мы перешли в главе "Национальная художественная традиция и становление романа" к характеристике истори-

ко-культурного контекста жанрового самоопределения национальной литературы. В третьей главе "Контекст родства (типология характера: особенное и общее)" внимание к типологическим схождениям в сфере поэтики характерообразования позволило наглядно увидеть уровень и возможности эстетической реализации диалектики общего и особенного в развитии романа. Проблема обогащения национального характера в современной литературе, расширения духовного горизонта героя потребовала вовлеченности в орбиту анализа разнонациональных художественней: явлений.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Во введении обосновывается выбор, актуальность, научная новизна темы, выделены основные цели и задачи работы, ведущие методологические принципы, охарактеризованы нерешенные проблемы изучения национальной литературы как динамической целостности в контексте взаимообогащения литератур.

В первой главе - "Жанр в системе взаимодействия литератур" -рассматривается комплекс вопросов, связанных с уточнением теоретических и историко-литературных аспектов анализа определенной жанровой формы, с выделением типологических критериев, позволяющих воспринимать фактор взаимосвязей как необходимое условие становления национального романа.

Изучение динамики современного литературного процесса, подвижного, текучего, открытого в своей незавершенности, требует внимательного отношения к самочувствию того или иного жанра в его системном и реальном функционировании. Смысл и внутренняя направленность этого функционирования обусловлены как внутрижанровыми модификациями, так и формами межканровой и

межлитературной связи. Раскрыть логику литературного развития значит познать закономерности процесса в их жанровой явленно-сти. Обращение к современному, роману в широкой перспективе национального художественного и культурно-исторического развития позволяет обрести специфический угол зрения, необходимый в понимании этой логики.

Роман - это жанровые модификации романа и многоликость ху дожественных версий исключает выдвижение и обоснование единой, всеобъясняющей концепции жзнра. Понимание жанра как "Представителя творческой памяти"^ возвращает к диалектике постоянства и изменчивости, стабильного и относительного. При всей мобильности, изменчивости, текучести роман выступает и как определенным образом организованная эстетическая система со своей внутренней дисциплиной и избирательностью средств (см.теоретик методологические обоснования в трудах Б.Грифцова, Д.Лукача, М.Бахтина, А.Чичерина, Д.Затонского, В.Кожинова).При всяком конкретном изменении объема жанра, при любом переходе, повороте, "переодевании" остаются сущностные жанровые признаки, неизменная родовая функция, позволяющие говорить о романности ро мана, об узнаваемости романа как жанра. Этот отвлеченно-академический, казалось, вопрос обрел в сегодняшних критических спо pax практическую актуальность.

Сами названия "некруглых столов" в "Литературной газете", посвященных романам "Печальный детектив" Б.Астафьева и "Плаха" Ч.Айтматова, достаточно красноречиво свидетельствуют о расхождении позиций в понимании романности современного романа: "Ху-

^Бахтин М. Проблемы поэтики Достоевского. - М.: Худож. лит., 1972, с.179.

дожник или публицист - кто прав?" и "Парадоксы романа или парадоксы восприятия?" Выступая с обзором современной прозы в "Знамени", И.Золотусский выдвигает идею распада вещества романа, нехватки романности в романах 70-80-х гг."Резкие ответы литературы на вызовы жизни", отмечает критик, не реализованы жанрово, не оформились в шйокровное романное слово. Роман-манифест, каким является "Плаха", и роман-памфлет, каким является "Все впереди", убеждают в том, что литература, "обретя свободу говорить правду о фактах,.. еще не обрела- свободы говорить правду о целом".* Недовоплощенность правды о целсм внутренне разрушает романную природу жанра, неполнота образа действительности воспринимается как признак драматического напряжения современного романного мышления. В.Лакшин в "Известиях" пишет о "почти демонстративной небрежности" архитектоники "Плахи", и дело здесь, по его мнению, не в похвальной свободе от канонов жанра. Достижению романной целостности помешали и исчезновение главного героя "со страниц книги на полпути", и превращение в "автономную повесть" последней части, и удача "отдельных сцен, образов,. страниц" на фоне того, что роман "оказался беднее своего

о

замысла". Нам важно отметить не-столько те или иные конкретные оценки, сколько целенаправленный интерес современной критики к жанровой определенности романного повествования, в котором нельзя не увидеть обозначение "болевой точки" жанровой динамики нашей литературы. Достаточно характерно в этом смысле обращение Г.Гачева к метафорически-броскому, нежанровому понятию "Книга жизни", которое призвано, по мнению ученого, охватить и

*Золотусский И. Отчет о пути. - Знамя, 1987, № I, д.229,

222.

2Лакшин В. По правде говоря... Романы, о которых спорят. - Известия, 1986, 2 дек.

объяснить синкретичность "Плахи" (мистерия, притча, философски! диалог и т.д.).

С лидерством романа трудно связывать особенности литерату] ной ситуации, если не забывать о роли романа как "ведущего героя драмы литературного развития нового времени" (М.Бахтин) и помнить о традиционном для реализма сопряжении модификаций жанра с интеграцией жанров: роман "стягивает внутрь себя силы и энергии всякого повествовательного жанра, проращивает в себе все зерна павествовательности.,."^ Априорное предпочтение романа может исказить картину процесса, где каждый жанр, зная свс динамику, не обречен на периферийное существование. Но правомерный вопрос о доминанте литературного процесса позволяет в 70-80-х гг. выделить именно роман как ценностно и функционально значимую величину: его судьбы во многом определяли судьбы литератур!. Реальность эстетических завоеваний современной романистики обусловлена интенсивностью и многообразием стилевых образований, функциональной мобильностью жанра, отраженной в разнообразных стилевых установках: и лирико-исповедальный роман, и традиционно масштабный, развернутый в пространстве-времени, и гротескно-метафорический, нескрываемо основанный на возможностях мистификации,' парадоксальных перевоплощениях, на игре как стилевом содержательном принципе ("Фальшивый Фауст" М.Зариня, "Альтист Данилов" В.Орлова и др.).

Советский многонациональный роман отличает сегодня такой диапазон, чтобы не сказать - лабиринт, жанрово-стилевых.разновидностей, что любая классификация бессильна исчерпать сущест-

(1Михайло6 А.В. Роман и стиль. - В кн.: Теория литературных стилей. Современные аспекты изучения. - М.: Наука, 1982, с.162. :

во качественной динамики по той хотя бы причине, что внутри любого из делений возможна неучтенная жанровая версия. Говорят о романе-хронике, романе-сказании, романе самосознании (по самохарактеристике Ю.Трифонова), романе-эссе, романе-дневнике, о "романах-симптомах" в связи с "Буранным полустанком" Ч.Айтматова и "Выбором" Ю.Бондарева. Нет недостатка и в эмоционально-экспрессивных характеристиках жанра: роман-памфлет, роман-манифест, роман-крик, роман-предупреждение, даже "роман-блиц" (так аттестует А.Проханов свой роман "Дерево в центре Кабула"). Конечно, ни один тип обобщения не может быть монополистом романной полноты - будь это эстонский "малоформатный" роман или, напротив, трилогия А.Нурпеисова, В.Бубниса или тетралогия Ф.Абрамова, И.Мележа. Так'же, как не обладает премуществом ни одна из форм Фабульной организации - художественный эффект одинаково значителен при исследовании и одних суток айтматовского Еци-гея, и этапов биографии Юзаса в романе Ю.Балтушиса, и тридцати пекашинских лет у Ф.Абрамова.

Важны концептуальная одухотворенность формы, новое содержание как формо- и стилеобразующий источник питания. Если попытаться определить особенности прозы рубежа 70-80-х гг., то специфику этапа надо искать в том составе художественной правды, воплощением и.выражением которой стала усложнившаяся повествовательная динамика жанра. Специфика в очевидно нарастающем чувстве целостности, в этически осознанной жажде полноты, сопрягающей "значение всего" в поэтическом образе действительности. Лучше романисты стараются в повествовании - независимо от стилевого "лица", композиционного решения - удержать этот эффект полноты. Два примера, где неоднозначный взгляд на чело-

века, взыскующий полноты, обеспечен жанрово, определен структурно, - романы "Сказание о Юзасе" Ю.Балтушиса и "Буранный полустанок" Ч.Айтматова. Удержать поэзию действительности, не принесенную в жертву заданности, в адекватной многомерности художественной структуры - цель и сверхзадача, осознанная сегодня как самая актуальная. В таких романах, как "Железный театр" О.Чиладзе, "Магомед, Мамед, Машин" и "Семейные тайны" Ч.Гусейнова, "Собор" и "Твоя заря" 0.Гончара, "Одарю тебя трижды" Г.Дочанашвили, "Долг" А.Нурпеисова, "Глоток родниковой воды" и "Барка" А.Евтыха, "День казни" Ю.Самедоглу, "взрывчатый" жизненный материал находит органическую меру эстетической реализации в интенсивном обострении пластико-выразительной фактуры. За видимой дискретностью и дробностью повествования, за калей-доскопичностью и коллажным принципом романного построения проступает внутренняя обязательность приемов на уровне синтезирующего художественного мышления. Можно говорить о таком углублении механизма художественных мотиваций, когда сюжет предстает как ряд не только детерминированных положений, но и ассоциативных сцеплений, когда факт не только прочитывается в системе взаимозависимостей, но происходит и символическое его укрупнение вне причинно-следственных отношений, выводящее изображение на уровень универсальных координат. Не случайно так популярны в романистике онтологически значимые ключевые метафоры, образная аранжировка сквозных мотивов: Матера у В.Распутина, сада Дариачанги у О.Чиладзе, царь-1нба у В.Астафьева, Дом у Ю.Трифонова и Ф.Абрамова, беспамятный манкурт у Ч.Айтматова.

В современной литературе есть романные структуры, генерируемые токами большой романной и культурной традиции, сложные

по своей жанровой феноменологии. Испытание смыслом жизни, ре-несанс вечных вопросов (жизнь и смерть, добро и зло, природное и человеческое, человек и человечество, цель и средства ее достижения и др.) - именно с этой классической проблематикой связаны типологически общие признаки, родственность принципов современного романного мышления: в преходящем увидеть начало субстанциональное, за злободневым - вечное, за бытовым временем -время историческое. Правда целого открывается в частнсм, в порыве героя к надличностным ценностям, в такой пространственно-временной, национально-географической локальности, когда она -средоточие проблем поистине глобального значения. Роман вовлечен в эпицентр предельных вопросов, впитывая в себя подчас катастрофическую остроту диалектики бытового и бытийственного. Обосновывая принципы соотнесения произведений Ч.Айтматова, И.Друцэ, Г.Матевосяна с творчеством У.Фолкнера, Л.Арутюнов говорит о "совпадающих моментах в типе изображения автономных, заключенных в себе миров", когда "художественные миры становятся аналогами национальных миров", вбирая в себя "общие проблемы человеческого существования".*

Для понимания важнейших .граней современного функционирования романа необходимо воспринимать его не только как определенный тип художественного исследования, но и как феномен литературной коммуникации, как акт культурно-идеологического самосознания эпохи. На международной встрече прозаиков и критиков в Братиславе по теме "Европейский роман - 87" большое внимание

^Арутюнов Л. Национальный мир и человек. - В кн.: Изображение человека. - М.: Наука, 1972, с.172, 173.

было уделено именно функции романа как средства укрепления взаимопонимания между народами.

Художественная зрелость многих литератур народов СССР требует более смелой постановки вопроса о типологии жанра в контексте эстетических закономерностей взаимодействия. Хотя критерии ценностного, а не только проблемно-тематического сопоставления еще не прояснены, понятно, что типология предполагает не уравнивание национальных школ романа ради некоей равнодействующей, общего знаменателя, а судьбу жанра в рамках динамического единства разнонациональных художественных систем. Важно помнить об ориентации любого принципа сопоставления на художественность полнокровное взаимодействие предполагает не формальное соположение разновеликих - в художественном смысле - уровней, а такое качественное сопряжение особенного с особенным, открытия с открытием, которое поможет выявить содержательную динамику общесоюзного литературного процесса.

Взаимосвязи - явный катализатор жанровой динамики, в молодых литературах особенно. Романистика, например, народов Севера и Северного Кавказа, укорененная в национальной мифологии, и фольклоре, была бы невозможна без стимулируицей роли литературного взаимодействия, которое вызвало мощный импульс к обновлению национальной традиции, помогло крюталлизации нового художественного зрения, способствовало изменению орбиты национальной культуры, обретению пафоса всеобщности. Контакты, наведение мостов, выход за исторически отмеренные пределы не могли не сказаться на вызревании новых критериев художественного познания и, следовательно, на самочувствии романа, естественно возникающего на стыке разнонациональных культурных традиций. Прин-

цип взаимодополняемости культурных миров привел к неожиданному сплаву местного колорита с новым художественным опытом, к выразительной амальгаме фольклорно-мифологических элементов и приемов прозаического повествования. Многих ученых из разных республик объединяет стремление осознать эстетические последствия сближения литератур, увидеть формы приобщения к общесоюзному опыту в структурной олизости разнонациональных художественных решений, избегая возводить в ранг типологического сходства только проблемно-тематические созвучия.-

Усвоение инонационального опыта диктуется требованиями развития национальной литературы, суть которых характеризует тяга к расширению горизонтов видения, к кристаллизации новых свойств писательского зрения, к овладению "кодом" непровинциального мышления. Импульс такого усвоения дает знать о себе и в прозе Северного Кавказа. Прежде всего - в обновлении поэтики, в осознанной переоценке апробированных художественных принципов. Заметно усилились поиски новых повествовательных возможностей и потребность в обновлении стилевых форм, обусловленная отказом от описательно-иллюстративных приемов изображения. Элементы эстетического преобразования романной формы в 70-80е гг. очевиднее всего проявились в расширении сферы самосознания героя, выдавая писательское отталкивание от популярной в 50-е гг. панорамности, широкозахватности взгляда, от формаль-юго обилия в романе персонажей, скорее обозначенных, чем обрисованных художественно объемно, от дидактического нажима формированной авторской позиции. Образ действительности складывает-зя на пути не экстенсивного, а интенсивного художественного анализа, и эта интенсивность прямо пропорциональна степени на-

пряжения, связующего автора и героя. При этом в развертывании динамической целостности романа движущей силой нередко становится не причинно-следственная связь событий, поступков, мыслей героев, а такое сгущение нравственной проблематики в зоне концентрированно-заостренного самосознания героя, которое может быть подчеркнуто выпадением, пропуск™ звеньев событийной цепи, последова тельности описаний-объяснений.

Изучение романа в его национальной "отдельности" приводит не только к "неуслышанности" национальной литературы во всесоюзном масштабе, но и к приблизительности понимания имманентных, национально-определенных свойств жанра. Если мы не принимаем за точку отсчета жажду национального писателя в выходе на мировой уровень, к всеобщности, то изначально обрекаем национальную литературу на фатальный провинциализм. Принципиальная потребность в совершенствовании - неотчуждаемое ядро национального. В работах по роману Северного Кавказа доминирует, как правило, принцип статичного рассмотрения жанра в ряду фактов литературного развития. Роман же как фактор национального художественного сознания - сферы открытой и динамичной - остается за рамками анализа. При этом заявляют о себе крайности в критической интерпретации, которые проявляются, с одной стороны, в отвержении "с порога" романа как несостоявшегося на национальной почве жанра, с другой - в его апологии как безусловного показателя зрелости национальной литератур!.

Наложение готовой парадигмы более всего сказывается в традиционности анализа по принципу "от - к" (от фольклора к роману), не учитывающего диалектику притяжения и отталкивания от фольклора, приливы и отливы интереса к нему. Предпосылки роман;

естественно, коренятся в национальной эпике, в тех приемах сю-жетосложения, которое, по законам фольклорной эстетики, стабильно повторялись в сказаниях, поэмах, эпических и героических песнях. Но переоценка фольклорного влияния нередко приводит к недооценке внутрилитературной динамики жанра, на которую влияют межлитературные, межнациональные, переклички. Невнимание к рефлексии жанра, к его самоопределению и самосозиданию не позволяет выяснить, "что.в результате перестает быть этнографией и становится литературой", проникнуть в смысл "решения своими силами задач мировой истории".* За скобками остается вопрос об относительной самостоятельности романа как суверенного художественного мира, о его художественном единстве как динамическом равновесии всех элементов произведения, о непростых связях между

"действительностью жанра" и "действительностью, доступной р

жанру".

Внимание к поэтическому строю романа, к уровню повествовательного мастерства ("как", а не только "что"), к тому, что называют романным мышлением, позволяет уточнить доминанту национальной романной поэтики. Возникающий здесь вопрос о национальной индивидуальности романа должен подразумевать нестатичность понятия "национальное своеобразие": оно принципиально исторично, изменчиво, несводимо к номенклатуре признаков. Суть не в художественном культивировании "местного колорита" как выразителя национального своеобразия, когда специфические реа-

■%рнов Д; Национальная специфика литературы как предмет исторической поэтики. - В кн.: Историческая поэтика. Итоги и перспективы изучения. - М.: Наука, 1986, с. 176, 180.

Медведев П. Проблема жанра. - В кн.:-Из истории советской эстетической мысли I9I7-I932. - М.: Искусство, 1980, с.424.

лии неоправданно перерастают свое назначение быть средством познания человека, обретая самодовлеющий характер. Оправдание этнографизма - в его принадлежности к движению художественной мысли, в естественности присутствия под знаком несамодовольног служения высшей дели - открытию человека в мире, мира в человеке. Сведение национального к этнографическому серьезно обедняет потенциал национального бытия, одномерно его упрощает. При приблизительном, неполном знании о человеке этнографическо ограничивает природу национального формами ритуала и приемами риторики. Сами по себе национальные реалии не гарантируют лите ратуре подлинность и не исчерпывают этой подлинности. Проблема национального своеобразия не должна обретать самостоятельное значение настолько, чтобы оттеснять приоритетный поиск новых выразительных возможностей прозы, обновления содержательности повествовательных форм. В романе как художественной целостност своеобразие не связано исключительно с фактором национальной обусловленности и жанровую специфику не объяснить только спецификой национальной. Есть и саморефлексия романа, происходяща на собственной основе в рамках внутрилитературной эволюции жанра.

В главе особо подчеркивается важность того методологического положения, которое отстаивал А.Веселовский в своем отзыве "История или теория романа?" (1886) на книгу Ф.Шпильгагена "Теория и техника романа". "История поэтического рода, - писал А.Веселовский, - лучшая проверка его теории: она сделает невоз можннм слишком широкие, хотя бы: и поэтические обобщения, ...уд лит из "теории романа" редко, но резко бьющий в глаза характер

т '■ ' '''

рецептуры". Избежать привкус рецептуры, опираясь на художест-

^Веселовский А.Н. Избранные статьи. - Л., 1939, с.22. ■

венную конкретику наиболее значительных явлений национальной романистики - только аа этот пути возможно достигнуть научно-объективного взгляда на современный литературный процесс.

Вторая глава - "Национальная художественная традиция и становление романа" - состоит из трех разделов. В первом раздела исследуются исторические и эстетические особенности формирования, жанрового самоопределения романа в литературах Северного Кавказа. Богатейшие фольклорные традиции питали новое художественное сознание, фольклор как коллективно-образная, поэтически-преображенная картина жизни, как свидетельство исторических судеб народа стал естественным, своим стимулятором набирашей силу традиции собственно литературной. Обращение к арсеналу фольклорных изобразительных средств было не просто неизбежным, а более чем необходимым: к обращенности к фольклору угадывалась школа овладения нормами поэтики повествования. Естественные предпосылки прозы таились в самой природе национального эпоса. Структуру, например, эпико-героической поэмы "Сражения с На-дир-Шэхом", лакского сказания "Парту Патима", аварской легенды "Хочбар" отличали такая напряженность действия, такая выразительная и экономная художественная оркестровка, что не может не поразить уровень фольклорного искусства повествования. Напомним и об образцовой диалогической организации сюжета баллад (кумыкская "Айгази", лакская "Алил ЭДусалав и Амнрул Заза", даргинская "Султан-Ахмед-младший" и др.), о высоком драматизме эпических песен, сказаний, легенд, обеспеченном скрупулезной точностью реалий, исторически конкретизированных ситуаций.

Затрагивая вопрос о генезисе регионального литературного опыта, нельзя не сказать о том, что он включает в себя взаимо-

действие национально-специфических способов выражения и авторитетного влияния арабоязычной традиции. Наблюдаются разные модификации арабского культурного влияния в соответствии с исто-рико-бытовыми и природно-географическими различиями между народами Северного Кавказа. Специфика ситуации состояла в том, что арабская и местная традиции взаимодополняли друг друга в рамках культурного синтеза.

Самоопределение художественного сознания шло в сотрудничестве с национальной действительностью, откликаясь на ее эмпирическое многообразие. Но относиться к арабской культурной традиции как инвариантной модели, сохраняющей свою "непробиваемую" сущность на неарабской национальной почве, сводить фактор инонационального влияния к директивным предписаниям и авторитарному диктату, к овладению изощренными приемами филологической и философского обоснования религиозной догматики значит упрощать характер и спора местной традиции с арабским влиянием, и осознанной ориентации (особенно в Дагестане) влиятельных общест венных кругов на идеологию ислама, и самой проблемы взаимоотношений инновации и традиции. Нельзя сводить действие пришедшей и принятой культуры только к регрессивным функциям. "Главный фактор прогресса, - пишет В.Бартольд, - общение между народами... Прогресс и упадок отдельных народов объясняются не столько их расовыми свойствами и религиозными верованиями, не столы даже окружающей их природой, сколько тем местом, которое они в разные периоды своей исторической жизни занимали в этом общении".1

*Бартольд В.В. Культура мусульманства. - Петроград, изд. "Огни", 1918, с.6.

Мир арабоязычной литературы был единственным вненациональным фактором формирования самобытной литературы. Изменякщаяся жизнь влияла на ее самочувствие, трансформируя условия бытования и, следовательно, творческие принципы. В творчестве Эльда-рилава, Чанки, Казака, Эмина, Батырая, позднее Махмуда, К.Хе-тагурова, К.Мечиева шел процесс, который можно обозначить как расширение сферы эстетического. Двигался иной тип обобщения, менее условный, более приближенный к действительности. В формальном выражении - менее канонизированный в поэтической фразеологии, более раскованный за счет сближения со стихией местного национального языка, народной лексики. Уместно вспомнить, что Д.Лихачев выделяет "нарастание сектора свобода и постепенное ограничение сектора необходимости в историко-литературном процессе" как "несомненный факт" культурного развития.*

Автор рассматривает и вопрос о роли и месте просветительства в истории нового литературного мышления. Все еще популярные крайности в его истолковании сводятся к следующему: сужение объема понятия "просветительство", что позволяло рассматривать его как специфическое культурное движение, но расположенное вне магистрали литературного развития, и неоправданное его расширение, что оборачивалось синонимичностью понятий "просветительство" и "собственно художественная литература". Просветительство - "строительная площадка" перехода к литературе нового типа, исторически необходимая' ступень эволюции национального художественного сознания (от фольклоре к собственно литературным формам). С его деятельностью - просвещенный вкус

^Лихачев Д. Литература - реальность - литература. - Л.: Советский писатель, 1984, с.203.

в действии! - связано обновление культурной ситуации. Очерк взял на себя обобщение опыта национального бытия и активизацию общественного интереса к нему, истории и настоящего, сохранение исторической памяти народа. Он еще не был полнокровной прозой, но уже не был и внелитературным образованием, функционально очерк стал основой зарождающегося историзма как нового стиля мышления. Произошел переход от символико-обобщенной фольклорной образности к принципам конкретного описания, изображения национальной действительности в формах самой жизни. Это симптом реализма, сигнал наступающего метода. Подтверждение тому северокавказские очерки И.Канукова, А.-Г.Кешева, А.Омарова, М.Хандиева, Г.Амирова, У.Лаудаева и др. Обращение к действительности, введение в повествование понятия среди как общественной практики и образа человека как ее реального представителя свидетельствовали о демократической нраправленности очерка. Личностное начало, индивидуализация повествовательного контекста способствовали эстетическому раскрепощению слова. Прежде всего происходит вызревание нового представления (еще не образного, но его предпосылок) о человеке. Сюжет в очерке был, как правило, подчинен историко-этнографическим задачам, но сам' выбор сюжета, сюжетосложение, событийность, занимательность как принципы повествования были эстетически значимы как приметы организации повествовательной целостности.

Развернутая сюжетная динамика в крупных поэтических формах, какими были в советскую эпоху в кабардинской литературе "Камбот и Ляца" А.Шогенцукова или в лезгинской "Разорванные цепи" А.Фатахова, позволяет также говорить о внутрилитературных предпосылках становления прозы. Трудно переоценить и роль твор-

ческих исканий Г.Цадасы в кристаллизации нового худокественно-го зрения. Подлинный реформатор, он сделал решительный шаг к перестройке национального литературного мышления, проделал важнейшую для судеб дагестанской культуры работу по сближению слова и пнзни, предложил поучительный опыт социальной диагностики и национальной самокритики, который был перспективным ориентиром и в развитии прозы.

Формирование полнокровной масштабной прозы при всех национальных предпосылках оставалось для советской литературы Северного Кавказа актуальной задачей. Наследование повествовательной культуры фольклора, всего предшествующего опыта рассказывания воспринималось как необходимое условие решения главной задачи: открытие внутренних ресурсов художественной выразительности прозы как самостоятельного суверенного рода искусства. На этом пути многое сделали такие подвижники национальных культур, как адыгеец Т.Керашев, осетин К.Фарнион, карачаевец Х.Лппаев, чеченец С.Арсанов, лакец Э.Капиев.

Когда Э.Капиев в предисловии к своей книге "Поэт" назвал дерзкой задачу "показать через поэта прозу жизни", он нисколько не преувеличивал - потому дерзкой, что в познании жизни как жизни, ее "будничного колорита" литература делала первые шаги. Мастерство, овладение секретами прозы, культура работы прозаика, способная обеспечить обновление традиции ради ее живого продолжения - эти вопросы в центре внимания тогдашних исканий и споров северокавказских литераторов. Э.Капиев сам нелегко овладевал искусством восхождения от частного к общему, искусством композиционной и стилевой организации прозаического текста, что привело к несомненному жанровоыу своеобразию "Поэ-

та" - одного из ярких явлений советской прозы.

Растущая проза накапливала новое качество, обретая и реализуя прежде всего чувство жанровой определенности в поисках деформализованной художественной структуры, то есть такой свободы от фольклора, которая позволила бы на требования нового миропонимания ответить новой формой. В романах двадцатых-трид-цатых годов ("Шум бури" К.Фарниона, "На берегах Зеленчука" Х.Абукова, "Зарево" М.Дышекова, "Сулак-свидетель" М.Хуршилова, "Шамбуль" Т.Керашева, "Черный сундук" Х.Аппаева и др.) остро стояла проблема упорядочения материала, организации романного пространства. В то же время в прозе нарастал интерес к познанию достоверного, а не романтизированного национального мира в декоративно-этнографическом обрамлении. В последующем развитии прозы наблюдается усиление художественной самореализации характера ("Состязание с мечтой" Т.Керашева, "Горцы" А.Шорта-нова, "Слияние рек" Д.Костанова и др.). Проза движется усложнением причинно-следственных связей характера и обстоятельств. Романное мышление пытается обнаружить себя за пределами активного автобиографизма, стремится к многогоройности, к расширению жизненного пространства характера. Роман ищет новый, более убедительный тип согласия художественной реальности с общественной тенденцией, тяготея к многомерности. Многомерность искл чает притчевой дидактизм, описательную очерковость. Эта ориентация укрепляется в романистике 60-70-х годов. Трилогии И.Маш-баша, О.Хубиева, А.Абу-Бакара, дилогии А.Кешокова, А.Бокова, романы С.Капаева, М.Башаева, Х.Ашинова, М.Сулиманова, Э.Бога-зова, Х.Кациева свидетельствовали не только о расширении тематического диапазона, но' и о обретении нового качества. Прежде

»

всего надо выделить осознанный историзм как решающее свойство миропонимания. Историзм стал основой концепции исторического и социального прогресса в романах "Род Шогемоковых" Х.Теунова, "Из тьмы веков" И.Базоркина, "Чудесное мгновение" и "Зеленый полумесяц" А.Кешокова. Частные события и судьба восприняты здесь сквозь закономерности исторического движения под знаком победы социалистической революции.

В мучительных поисках открывались возможности реализма как метода художественного познания. Более чем щедрую дань отдала проза и назойливому этнографизму, и избыточной орнаиен-тальности и неглубокому дидактизму. К засилью одномерности в изображении характера, в разрешении конфликтов, в сюжетострое-нии приводила нерассуждающая ориентация на фольклорную поэтику. Об этом много писали, отмечая наиболее характерные недостатки: "Образные средства ложноромантической стилистики" (М.Пархоменко), "отсутствие глубокой нравственной идеи,., серьезного осмысления" (Л.Якименко), "психологическая упрощенность характеров и коллизий" (Н.Воробьева). В то же время местная и всесоюзная критика активно поддерживали признаки обновления повествования, преодоления описательности, обогащения концепции человека.

Во втором разделе на конкретных примерах анализируется состояние историко-революционного романа, достижение которого во многом определяли уровень прозы, обозначали принципиальные рубежи эволюции национального художественного сознания.

Внимание к самоопределению национального характера в горниле революционных потрясений, неупрощенное представление о диалектике национального и социального сказались на качестве жан-

рово-стилевых исканий, повысили емкость жанра. Пафос и тональ^ ность таких романов, как "Род Шогемоковых".Х.Теунова, "Сабля для эмира" А.Кешокова, "Волчьи ночи" С.Чахкиева, "Баржа" А.Ев-тыха, "Тропы из ночи" И.Машбаша, "Воля" А.Теппеева определены стремлением не ретушировать социально-политический пейзаж революционных лет, понять человеческий и общественный климат эпохи, не сдвигая пропорции в угоду той или иной схеме. Отсюда внимание к сфере сознания и самосознания героя, к движению национального характера сквозь живые субъективные и объективные противоречия, когда от человека не отчуждается его право выбора, его свободная воля и он не предстает, как бывало, игрушкой в игре социальных сил, персонифицированной функцией.

В романе "Баржа" А.Евтыха, обращенном к предреволюционной ситуации лета и осени 1917 года, распад патриархального сознания и традиционной этики, расслоение нерушимого, казалось, национального мира, расколотость привычных взаимосвязей предстают не как внешняя данность, а как проникающая человеческое сознание реальность. Слом привычной линии национального развития, взрывающий мир частного,отдельного существования, исполнен реального драматизма. Социально-историческая проблематика, не столько описана в своих внешних реалиях, сколько дана сквозь призму напряженного индивидуального сознания. Национально определенный, "нормативный" тип личности включен в ситуацию альтернативности, обязательности того или иного выбора, психология сдвинутого с места человека оборачивается феноменом потрясенного сознания с его мучительным продвижением от иллюзии незыблемости отцовских устоев к пониманию неотвратимости перемен, от фантомов патриархального сознания к новой социальной реаль-

ности. Принцип контрастирующей двуплановости направляет самодвижение характеров.

Определенный тип сознания,освященного вековыми традициями, интересует и А.Кешокова в романе "Сабля для эмира". Сложность общественных обстоятельств властно корректирует традиционное состояние равновесия, которое связывало горца и среду, проясняет смысловые оттенки столкновения родового сознания, верного понятиям чести, бесстрашия, личного мужества, с жесткими требованиями новой социальности. Из-под ног Жираслана выбита почва, а новая точка опоры еще не найдена, путеводная нить в лабиринте событий не обнаружена. При этом прозаик не ослабляет диапазона колебаний героя, не спешит заключить их в берега нормативного выпрямления, в скорлупу однозначно-скорого исправления, придать судьбе Жираслана очертания благополучной социальной развязки. Перед нами не плавная линия восхождения героя к истине в последней инстанции, а зигзагообразный путь измученного, отчаявшегося человека, жизнь которого с трудом выверяется по камертону ускоренной и образцовой сознательности.

О непрямых путях в революцию, о трудном, хотя и долгожданном, выходе человека и народа на дорогу новой жизни повествует роман А.Теппеева "Боля". Интересы рода, честь рода, кровные узы - крутая закваска традиционного мировосприятия горца, который в поисках самоопределения проходит через болезненный разрыв привычных многовековых связей между социальным и индивидуальным, национальным и родовым. Описывая жизнь аула Жамауат, Теппеев пытается реконструировать духовный объем революционной ситуации, выявить слагаемые переворота в жизни народа, открывая за становлением чувства социального протеста мучи-

тельное строительство души человеческой.

Роман, убеждает художественный опыт А.Евтыха, А.Кешокова, А.Тегшеева, несводим к проекции социальных конфликтов, требует воссоздания образа действительности, которое невозможно без доверия к сложности революционной эпохи, без отказа от осторожно-дозированного прочтения истории, от упрощенных исторко-ли-тературных толкований.

В третьей разделе отмечается, что усилившееся в современной романистике внимание к диалектике родового, национального и социального несет в себе новое качество, которое шире и содержательнее популярного в национальной прозе любования стихийно-органической слитностью рода, пафоса вневременной и обязательной поэтизации. Романисты, вглядываясь в перипетии выхода родового сознания в современность, в самый феномен надличностного статуса родовой психологии, стремятся уйти от упрощенного представления о национальной психологии. В романах А.Якубова и Ч.Гусейнова, П.Кадырова и С.Чахкиева смело исследуется явление двоемыслия, которое возникает как результат нарушенного равновесия родового и общественного и кончается расчеловечиванием человека, выполняющего социальный долг фактически по правилам родовой игры, родового эгоцентризма. Нравственный императив совести отступает перед предрассудками, санкционированными родовой психологией, отчуждается от жизнедеятельности человека. Нельзя уже не замечать, что произошла незаметная, как отмечает философ И.Кон, переориентация "с революционно-преобразовательной системы ценностей на консервативно-стационарную. Ценности покоя и инерции явно возобладали над ценностями обновления".* О том, как творится национальная и родовая мифология,

*Кон И. Психология социальной инерции. — Коммунист, 1988, N° I, с.66.

как выстраивается программа лизни, освященная родовым авторитетом, повествует роман Ч.Гусейнова "Семейные тайны", в котором история и драма семьи Аббасовых, кодекс их родовой веры высвечены в контексте сильно заявленных требований общественного идеала. Под увеличительное стекло беспощадного реалистического анализа, срывающего покровы и заглядывающего за витрину официального благополучия, за кулисы родовой психологии, попадает само существо корпоративной нравственности. Концептуальное« взгляда автора в романе простирается дальше истории одной семьи. Стремление прояснить логику кризиса псевдонациональных стереотипов мышления, механизма порождения родовой психологии в современных условиях, комплекса родовой надменности, трансформации национального самосознания, спекуляции на почвенности делает "Семейные тайны" романом-исследованием, выявляет новый для национальной прозы угол зрения.

Кардинальное изменение роли автора, которое оказалось в последнее время универсально значимым и перспективным для национальных литератур, характерно и для прозы Северного Кавказа. Сказалось оно в более сложном, чем прежде, соотношении точек зрения автора, рассказчика, героев, в преобладании роли повествователя. Можно говорить о таком кризисе автора-наставника, который закономерно привел к кризису одномерной структуры характера. Характер перестает быть тезисом, разворачиваясь как концепция. Такие произведения, как "Двери открыты настежь" А.Евтыха, "Возвращение Урузмага" Н.Джусойты, "Тяжелые жернова" А.Теппеева,- "Вокзал" И.Капаева позволяют ставить вопрос о неоднозначном типе повествования, об углублении концепции человека вне схематической заданности. Современная проза Северного

Кавказа стремится к такому знанию о человеке, которое отменяет то, что можно назвать теснотой характера, в своем обращении к нерегламентированному богатству человеческих взаимоотношений. Это сказывается в повышенном интересе к таким конфликтным ситуа' циям, когда герой стоит перед возможностью и необходимостью выбора. Многообразие характеров все чаще предстает через диалог сознаний, столкновение позиций и взглядов. Тяга к многостороннему осмыслению связи человека и мира сказывается в настойчивых попытках акцентировать момент становления, развития человеческого "я". О повзрослении литературы, вступившей "в полосу свое: устойчивой зрелости", верно сказал Н.Джусойты на международном "круглом столе" в журнале "Вопросы литературы". "Устойчивой, -уточнил он дальше, - я называю зрелость,характерную для молодых литератур в общенациональном масштабе, а не только для выдающихся их представителей... Эти литературы давно перестали быть литературами единичных крупных имен"."''

Для судеб национальной прозы актуально то, что можно назвать образованием современного романиста, имея в виду такой его кругозор, такую дисциплину мышления, которые предполагают сопричастность к всесоюзному контексту жанра, притяжение романного опыта как такового. Речь идет о внутренней свободе романа, который ради самоутверждения и самоуглубления впитывает в себя инонациональный опыт, требовательно тяготея к тому, чтобы держать его "в уме". Вспомним поучительную мысль, которой Х.Л.Бор-

1Вопросы литературы, 1981, ¡Ь 3, с. 78, 77.

хес завершил одно из своих выступлений в начале тридцатых годов: "Какова аргентинская традиция? Думаю, в этом вопросе нет никакой проблемы и на него можно ответить предельно просто. Я думаю, наша традиция - это вся культура. Мы не долины ничего бояться, мы должны считать себя наследниками всей вселенной и браться за любые темы, оставаясь аргентинцами".*

В третьей главе - "Контекст родства (типология характера: особенное и общее)" - подчеркивается, что внимание к поэтике характерообразования, воспринятой как одна из "рабочих площадок" процесса взаимообогащения литератур, к структуре характера в аспекте типологической общности помогает уточнить существенные моменты современного опыта прозаического повествования. Необходимость изучения национально определенного типа соотношения характера и мира важно распространить до постижения эстетической природы типологически общих форм реализации характера в советской литературе как многонациональной. В главе содержатся наблюдения над тем, как концепция человека проникает жанровую организацию романа, определяя характер изображения действительности, как художественное становление характера содержательно "закрепляется" в структуре жанра, выявляя свойства жанрообразующего фактора. Диссертант уделяет внимание и тому, как условные формы художественного обобщения, обращение к мифу сказываются на особенностях и принципах реалистической типизации, на формах эстетической реализации авторской концепции.

Увидеть процесс исторического формирования сквозь призму "истории души человеческой", раскрыть средствами психологическо-

*См.: Писатели Латинской Америки о литературе. - М.: Радуга, 1982, с.68.

го анализа внутренний мир человека как-творца и продукта социальной практики в богатстве его разнообразных связей с миром с объективным содержанием жизни - это классическое взаимосцепление двух ипостасей художественного исследования действительности, открытое великим реалистами прошлого, находит свое подтверждение, продолжение в современном искусстве. Характер остается регулятором художественной ситуации в прозе: ни утончен ные формы самовыражения героя, ни всякого рода ассоциативные "скачки" его воображения, ни "поток сознания" не посягают на лидерство характера как содержательного центра романного повествования. Принимая характер как одну из категорий многомерног художественного мира, вид образа< одну из его модификаций, мы связываем понятие "характер" с понятием "художественная концеп ция". Движение характера как концепции являет себя в процессе трансформации жизненной правды по законам творческого преображения действительности, которые определяют жизнь произведения. Эта специфическая жизнь содержит в себе законченность целого.

Движение реалистического искусства и сегодня питают художественные и познавательные возможности принципа типизации как действенного способа синтетического обобщения. Богатство форм реалистической типизации в современной прозе во многом обуслов лена усложнением авторской позиции в повествовательной структуре, роли и функции рассказчика, взаимосвязей внутри системы "автор - повествователь - персонаж", взаимодействия голоса и голосов героев. Авторское отношение к герою далеко не однознач но. Авторское участие в романном действии менее всего заключается в том, чтобы приписывать герою готовность быть едином™ ленником автора, проводником и трансформатором авторских зада-

ний. Во многих романах уровень художественной правды задает чувство дистанции и расслоение функций автора и героя, когда автор даже оспаривает героя, не соглашаясь с ним. В этом случае особенно заметно то, что Л.Гинзбург называет "двойной аксиологией", когда встречаешься "с ценностями автора и соответственно с его заложенными в произведение оценками и с теми ценностями, носителями которых, по воле автора, являются его герои".* Самооценка героя развертывается как его самораскрытие, которое в итоге обогащает новыми гранями авторский замысел. Идея самоосуществления характера убедительно заявлена в романе М.Слуцкиса "Поездка в горы и обратно", вернее - несостоявшегося самоутверждения человека, страстно желавшего найти себя в мире и мир в себе. Три части романа - "романтическая", "драматическая", "трагикомическая" - обозначают три этапа внутренней эволюции Лионгины, которая начала с духовной заявки на содержатель ную жизнь - с той заявки, которая была поддержана непосредственными впечатлениями от встречи с кавказскими горами. Снижение' порога духовных запросов, отрезвление от иллюзий, которые уже иначе чем наивно-романтическими не представляются, уход в "надежную" гавань эгоцентризма - таков путь героини, прослеженный автором без подсказок и морализирования, с тем доверием к голосу героя, без которого не удалось бы так глубоко раскрыть драматические взаимоотношения идеального и реального в его душе и биографии.

Популярная в современной прозе форма повествования от первого лица позволяет крупным планом развернуть картину самораз-

*Гинзбург Л. О литературном герое. - Л.: Советский писатель, 1979, с.217.

вития героя. Эта форма сохраняет полнокровный художественный смысл, о чем свидетельствует, например, опыт современного эстонского и грузинского романов. Качество нравственной инициал тивы героя, которому дана возможность "душой сказаться", глубоко исследуется в романах Э.Ветеыаа. Опыт прозы Э.Ветемаа помогает уточнить важную особенность современного интереса к миру нравственного самоопределения, к сфере индивидуального сознания. Каким бы парадоксальным не было взаимодействие объективного и субъективного, важнейшим остается тот факт, что лирическое или трагикомическое самоизъявление персонажа есть в то же время высказывание самой объективной действительности, голос всеобщего. Именно в этом выходе в нечто неизмеримо более значительное, чем любые проявления индивидуального мира, находит современная проза подлинность нравственной проблематики.

Вникая в поэтику характерообразования, замечаешь такую типологически общую ее особенность, как разомкнутость героя за итоговые границы формально завершенной сюжетности. Эффект открытости возникает в процессе воссоздания мира души, когда автор полагается больше на изнутри возникающую пульсацию этического "правосудия", чем на формулировочно обозначенный вывод, претендующий на дидактическое восполнение объема. Повествование не закрывается логической концовкой, а как бы "отворятеся" в продолжение, в движение жизни. С такой смысловой перспективо

характера читатель встречается в романах Ч.Гусейнова "Магомед,

6 '

Маыед, Мамиш...", А.Эбаноидзе "Брак по-имертински".

Нравственный и художественный мир в романах, обнаруживают типологическую близость в интерпретации темы детства, особенно нагляден и открыт в своей ценностно-этической направленности.

Тема детства - точка пересечения серьезных разнонациональных художественных исканий. Сопоставление романа Х.Алиева "Стонущие тени" и романа Б.Шинкубы "Рассеченный камень" помогает понять, как в романе на содержательном уровне может быть выявлена поэзия детства и традиции, жизнеспособность традиции, ее созидательная, подвижная во времени суть помимо и вне стереотипов традиционализма.

Проблему национального характера, все более выступающую как проблема его самовоспитания, реализации сущностных возможностей, нельзя ставить и решать, минуя единство национального интернационального в социально-психологической структуре современной личности. Художественное открытие национального характера состоится тогда, когда писатель найдет национально-определенную форму утверждения человеческого в человеке. Лучшие произведения современной литература убеждают в том, что природа национального характера сопротивляется формулировочной завершенности жизненных ситуаций, провозглашению прописных истин, включая в себя противоречия, конфликты, невыдуманный драматизм борьбы нового и старого в национальном сознании. Духовный облик современного героя ничего общего не имеет с былой нормативностью, которая разводила в стороны понятия "конфликт" и "поло-зкительный герой". Ориентация на сложность и неоднозначность есть живое следствие того усиления исследовательского пафоса, которое переживает литература. Духовное богатство героя раскрывается прежде всего в его стремлении найти себя в мире, открыть свое назначение. Активность самопознания героя отличает роман А.Нурпеисова "Долг", на котором диссертант подробно останавливается.

Реалистическое постижение человека требует и предполагает полноту его изображения. Не подчинять изображение тезису, предварительно отмеренной позиции, а выйти к живой перспективе характера, уважая бесконечность человека - вот что осознается как цель и задача. Человек в лучших произведениях остается равным самому себе. Он не мыслится равным какой-то роли или функции или какой-то сумме ролей и функций. Правда человека всегда шире и богаче регламентирующего представления о ней, о чем выразительно свидетельствует художественный опыт Ч.Айтматова ("Буранный полустанок") и Ю.Балтушиса ("Сказание о Юзасе"). Если зремя действия в романе Ч.Айтматова спресовано в день, который "взорван" временными сдвигами, предельно насыщен злободневным, ретроспективными выходами, беспокойным прогнозированием и потому длится "дольше века", то судьба героя "Сказания о Юзасе" Ю.Балтушиса прослежена в последовательно протекающем времени. Там и здесь подчеркнутая локальность происходящего и человеческого существования: заброшенный разъезд в степи, заброшенное болотное захолустье Кайрабале. Но если Едигей остался на Боранлы-Буранном вовсе не для того, чтобы уйти от людей, то Юзас, потеряв Винцюне, ушел, чтобы к людям не возвращаться. Разница и в движении образов: Едигей - сложившийся человек, Юзас - становящийся в беге времени. Ю.Балтушис выдерживает рить образа, расширяющий пространство миропонимания литовского труженика, далекого от политики и проблем. Крупным планом дается кигие человека, который, однако, только на первый взгляд вне истори. Независимость оказалась обусловленной, ибо земное существование человека неизбежно пронизывает ток исторической де{ ствительности.

Когда мы говорим об расширении диапазона эстетического освоения мира, которое отличает движение современного романа, то включаем в его состав и обогащение сферы кокфликтообразова-ния. Нет и быть не может аксиоматической формы конфликта как некоего идеального регулятора романной структуры. Любая типологическая "сетка" конфликтов, перепись существующих в современном романе типов конфликта, их классификация не исчерпают реального многообразия живой литературной практики. Существенен и такой момент. Полнокровное произведение несводимо к одному типу конфликта. В нем слитно сосуществуют разные типы, неразделимые в целостности художественного текста. При этом конфликтная основа не обязательно должна быть открытой, явно обнаруживаемой. Возможна и скрытая содержательность конфликта, нисколько не умаляющая его действенность и результативность. Художественного мира как "второй действительности" конфликт всецело не исчерпывает, оставаясь одним из слагаемых. Но его постановка, разработка, направленность решительно обуславливают масштаб соотнесенности человека и времени в романе. Так действительность произрастает сквозь конфликт. В то же время "диктат" действительности как исток конфликта недостаточен. Для того, чтобы он состоялся как художественная данность, необходим и обратный ток, эффективная в художественном проявлении система "сцеплений": "Чем глубже и всестороннее принцип организации словесного материала, которым руководствуется писатель, чем адекватнее он жизненному эстетическому идеалу, от которого писатель отправляется как от точки отсчета, критерия эстетической оценки, тем многограннее, глубже, "абсолютнее" его способ видеть вещи".1 На примере романов О.Чиладзе "И всякий, кто встретитоя

•'•Гей Н. Художественность литературы. - М.: Наука, 1975,0.217.

«Г

со мной...", Ч.Амирэджиби "Дата Туташхиа" раскрывается взаимосвязь и взаимозависимость "способа видеть вещи" и "принципа организации"художественного мира, выявляющие конструктивную функцию конфликта.

В богатой типологии современных романных форм выделяются конфликты, вбирающие в себя масштабы решительного перелома в жизни общества и человека. При единой тематической направленности романы "Сломанная подкова" А.Кешокова, "Год огненной змеи" Ц.Жимбиева, "Можжевельник выстоит и в сушь" Ю.Туулика отличаются художественной постановкой и разрешением конфликтов, порожденных войной. По законам панорамно развернутой картины военного времени написан роман А.Кешокова. Рассказ мальчика о себе и своей деревне (от первого лица) ограничивает, казалось бы, романное русло "Года огненной змеи" рамками субъективно-лирического мировосприятия, но эпичность как направляющее свойство художественного исследования сохраняет свою силу и в этом глубоко личностном свидетельстве о жизни тыла в годы войны. Если роман А.Кешокова близок к тому типу романной структуры, которую можно назвать центробежной, то роман Ц.Жимбиева по внутренней композиционной и сюжетной ориентации центростремителен. Роман же "Можжевельник выстоит и в сушь" интересен стре! лением "примирить" в себе динамику отмеченных тенденций, найти модус их сосуществования в единстве документально-образной структуры. В предлагаемом неоднозначном эстетическом решении уплотняется действительность, сохраняющая в то же время параметры строго документированной объективности происходящего.

В литературах народов СССР обращение к истории в ?Ь-80-е годы во многом способствовало обновлению национального художе-

ственного самосознания, самого типа писательского миропонимания. Обретение принципа историзма в обращении к национальной истории стало своего рода индикатором серьезной эстетической трансформации, которую пережили национальные литературы. Обращаясь к кульминационным моментам и ключевым проблемам национальной истории или к незначительным внешне событиям прошлого, современная проза стремится ощутить контекст большой Истории в борьбе добра и зла, гуманизма и антигуыанизма, понять, как пишет И.Друце в романе "Белая церковь", что "есть истинная ценность и что есть ценность относительная, что есть вечное и что есть тлен?" Отсюда повышенный интерес к тому, что можно назвать духовным резонансом национального характера - хранителя и носителя народного идеала, созидателя нового типа отношений между людьми. Маман-бий у Т.Каипбергенова, Гимотеус у Я.Кросса, Бабур у П.Кадырова, Белозерский у В.Короткевича, Дата Туташхиа у Ч.Амирэджиби, Цотне у Г.Абашидзе, Насими у И.Гу- -сейнова - эти убедительно выписанные характеры подтверждают, что только художественное открытие человека - в том числе под знаком "трагической коллизии между исторически необходимым требованием и практической невозможностью его осуществления"* -гарантирует открытие содержательного, т.е. человеческого, смысла ведущих тенденций исторического развития. Анализ романов Л.Машбаша "Раскаты далекого грома", П.Зейтунцяна "Легенда о разрушенном городе", И.Гусейнова "Судный день" позволил сделать вывод о том, что художественное переживание истории в лучших звоих образцах отмечено сверхзадачей, не довольствуясь рекон-

*Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т.29, с.495.

сгрукцией истори, тяготея к открытию диалектической связи времен, к обретению полноты исторического времени в судьбе человека и народа,

Б заключении подводятся итоги работы, обобщаются ведущи< положения, предлагаются методологические выводы, уточняются задачи и перспективы дальнейшего изучения советского многонационального романа в контексте взаимообогащения литератур. Обращается внимание на то, что важнейшие в ходе исследования понятия "развитие", "динамика", "жанр" раскрывались в своей С1 держательной сути, обозначая процесс накопления качественных изменений, предполагая диалектическое отрицание "как момент связи, как момент развития, с удержанием положительного".^- Б анализе, например, романистики Северного Кавказа важно было выделить моменты существенного самоопределения национальной Л1 тературы, пункты прорыва к новым рубежам национального художественного сознания, определить ценностный центр и ценностную ориентацию этого процесса, когда "взаимообогащение" присутств; ет как внутренний стимул анализа национальной литературы. Концептуально значимый вывод, вытекающий из конкретного рассмотрения различных по характеру художественного обобщения произведений, заключается в следующем: советский многонациональный роман 70-80-х годов в его наиболее значительных проявлениях свидетельствует о многообразии, многовариантности художествен! "языков" как об устойчивой, перспективной закономерности современного литературного процесса. Ситуация культурного многообразия - необходимое условие и почва реального диалога национальных литератур. Чрезвычайно важна прозвучавшая с трибуны

*Ленин В.И. Полн.собр.соч., т.29, с.207.

XIX Всесоюзной конференции КПСС оценка тех монополистов "истины", кто "нарастающее многообразие принимает за отклонение от принципов социалистического искусства". Проблему "духовного обогащения народа", подчеркивается далее в докладе М.С.Горбачева, невозможно решать, не поощряя "свободной состязательности".* Нескованное догматическими предписаниями многообразие художественных исканий в литературе есть выражение именно "свободной состязательности" талантов.

Основное содержание диссертации отражено в следующих публикациях:

1. Динамика жанра. Особенное и общее в опыте современного романа. Монография. - М.: Наука, 1989, 11,5 п.л.

2. По законам художественности. - Махачкала, Дагестанское книжное издательство, 1979, 5,5 п.л.

3. Преемственность и обновление. Современная проза Северного Кавказа и Дагестана. - М.: Знание, 1985, 3,5 п.л.

Структура характера и современный опыт прозаического повествования. - В сб.: Взаимодействие литератур и художественная культура развитого социализма. Проблемы жизни. Теория. Поэтика. - М.: Наука, 1981, 1,2 п.л.

5. Ситуация нравственного выбора и конфликт в романной структуре. - В сб.: Советский многонациональный роман. - М.: Наука, 1985, 1,2 п.л.

6. Художественное осмысление социального и духовного опыта прошлого. - В сб.: Проблема историзма в русской советской литературе. 60-80-е годы. - М.: Наука, 1986, I п.л.

Материалы XIX Всесоюзной конференции КПСС. - М.: Изд.пол. лит., 1988, с.27.

7. Национальные характеры нового типа в современной литературе. - В сб.: Положительный герой в современной советской литературе. - М.: Наука, 1988, I п.л.

8. Контекст родства. Типология характера: общее и особенное. - В сб.: Единство. - М.: Художественная литература, 1982, 1,2 п.л.

9. "Человек - это мир человека..." О художественных исканиях современной прозы. - В сб.: Братское слово. MнoгoнaциoнaJ нов единство советской литературы. - Киев, Днипро, 1982,

I п.л.

10. Структура характера и принципы художественного познания. - В сб.: Концепция личности в литературе развитого социализма. - Ереван, Изд.АН Армянской ССР, 1980, I п.л.

11. Социалистический гуманизм и художественная концепция человека, - В сб.: Пути художественных исканий современной советской литературы. - Кишинев, Штиинца, 1982, 0,9 п.л.

12. Сложность и многообразие связей. - Вопросы литературы, 1978, № II, 1,2 п.л.

13. Эстетическое богатство советского многонационального романа. - Известия АН Казахской ССР, 1985, № I, 0,9 п.л.

14. Судьбы литератур "малых народов" в современном мире. Журнал Международной ассоциации литературных критиков (на французском языке)г Париж, 1980, № 17, 0,5 п.л.

15. Национальное в движении. - Советская литература (на английском, французском, итальянском, немецком языках) 1980, № 10, I п.л.

16. От схемы к характеру. О современной прозе Северного Кавказа. - Дружба народов, 1980, № I, I п.л.

17. ...Чтобы открывалась даль характера. - Дружба народов, 1985, № II, 0,9 п.л.

18. Время итогов - время поисков. 0 современной советской многонациональной литературе. Беседа Л.Новиченко, Л.Теракопяна, С.Султанова. - Дружба народов, 1987, № II, 0,4 п.л.

19. Человек в пути. О художественной концепции человека в ювременной прозе. - В сб.: Литература Дагестана и жизнь. -Махачкала, 1978, 1,1 п.л.

20. Пространство жизни. К вопросу о диалектике национально и интернационального. - В сб.: Литература Дагестана и шзнь. - Махачкала, 1979, 0,9 п.л.

21. Ответственность как понимание. - В сб.: Литература 1агестана и жизнь. - Махачкала, 1982, 0,8 п.л.

22. Литература в контексте культуры. - Известия Северо-савказского научного центра, 1989, № I, 0,7 п.л.

23. Послесловие к "Моему Дагестану" Р.Гамзатова..- М.: !звестия, 1978, I п.л.

24. В зеркалах особенного. О взаимосвязях национальных штератур. - Литературное обозрение, 1985, № 6, 0,9 п.л.

25. Неизбежность выбора (об историко-революционном рома-т). - Литературное обозрение, 1982, N2 8, 0,4 п.л.

26. О романе А.Нурпеисова "Долг". - Литературное обозре-[ие, 1986, № 2, 0,4 п.л.

27. Владения души. Традиция и художественный поиск в про-ю. - Литературное обозрение, 1978, 1й I, 0,6 п.л.

28. Единство живое, многообразное. - Русский язык в на-[иональной школе, 1982, № 12, 0,5 п.л.

29. Заветная мера (в дискуссии "Национальное - интернацио-

нальнов: диалектика единства"). - Литературная газета, 1988,

7 дек., 0,3 п.л.

30. Ожившие фрески (о многонациональном историческом романе). - Литературная газета, 1983, 27 июля, 0,4 п.л.

31. Жажда полноты (в дискуссии "Положительный горой вчер и сегодня"). - Литературная газета, 1984, 18 июля, 0,2 п.л.

32. Что же там, за фасадом? - Литературная газета, 1981 23 сент., 0,3 п.л.

33. Грани жанра. - Литературная газета, 1982, июнь, 0,3 п.л.

34. Потолок или небо? - Литературная газета, 1978, 15 ма та, 0,25 п.л.

35. Пульс поиска. - Литературная газета, 1979, 3 окт.,. 0,15 п.л.

36. Восхождение к зрелости. Северный Кавказ: характерные приметы литературного процесса, т Литературная Россия, 1976,

8 окт., 0,4 п.л.

37. Энергия взаимного обогащения (о методологии изучения взаимодействия литератур). - Литературная Россия, 1984,

21 дек., 0,25 п.л.

38. Дефицит современности? Проза Северного Кавказа сегодня. - Литературная Россия, 1985, 18 окт., 0,4 п.л.

39. Пробиваясь к заветному смыслу... Современный роман о революции. - Литературная Россия, 1988, 15 июля, 0,3 п.л.

40. Найти героя. - Литературная Россия,. 1974, 23 авг., 0,25 п.л. .

41. "Вызову на суд свою совесть..." О "Поэте" Э.Капиева. Литературная Россия, 1985, 22 марта, 0,3 п.л.

42. "Готовы ли к свободной речи?" (выступление на "круглом столе"). - Литературная Россия, 1988, 13 мая, 0,15 п.л.

43. Современная русская литература в контексте литератур народов СССР. Эстетические закономерности взаимообогащения. Тезисы. - В сб.: Славянские культуры и мировой культурный процесс (конференция ЮНЕСКО). - Минск: Наука и техника, 1982,

0,1 п.л.

44. Энергия жанра. Становление романного мышления в северокавказской прозе. Тезисы. - В сб.: Закономерности развития новописьменных литератур и проблемы социалистического реализма. - Фрунзе, 1980, 0,2 п.л.

45. Роль современного романа в процессе взаимообогащения литератур. Тезисы. - В сб.: Формирование общесоветских традиций в художественной культуре народов Северного Кавказа. -Черкесск, 1984, 0,3 п.л.

46. Динамика жанра в процессе взаимообогащения литератур народов СССР. Роман в семидесятые годы. Тезисы. - В сб.: Актуальные проблемы развития социалистических национальных художественных культур в условиях социализма. - Махачкала, 1982, 0,1 п.л.

47. Общая дорога (методология критики и современный литературный процесс),- Еженедельник "Аргументы" (на польском языке). Варшава, 1987, 26 июня, 0,2 п.л.

Подл, в печать 09.01.1989. Зак. 19. Тираж 100 экз. Офсетное производство 3-й типографии изд. "Наука", г.Москва, ул.Жданова, 12