автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему: Проблемы текстологии Ф.М. Достоевского: роман "Подросток" и "Дневник писателя" за 1876-1877 гг.

Полный текст автореферата диссертации по теме "Проблемы текстологии Ф.М. Достоевского: роман "Подросток" и "Дневник писателя" за 1876-1877 гг."

На правах рукописи

Тарасова Наталья Александровна

ПРОБЛЕМЫ ТЕКСТОЛОГИИ Ф. М. ДОСТОЕВСКОГО: РОМАН «ПОДРОСТОК» И «ДНЕВНИК ПИСАТЕЛЯ» ЗА 1876—1877 гг.

Специальности 10.01.01 —Русская литература, 10.01.08 — Теория литературы. Текстология

Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

1 2 МАЙ 2011

Москва —2011

4845634

Работа выполнена в Петрозаводском государственном университете и обсуждена в Отделе русской классической литературы Института мировой литературы им. А. М. Горького РАН

Научный консультант: доктор филологических наук, профессор

Захаров Владимир Николаевич

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

Николаева Евгения Васильевна

доктор филологических наук, профессор Викторович Владимир Александрович

доктор филологических наук Касаткина Татьяна Александровна

Ведущая организация: Литературный институт им. А. М. Горького

Защита состоится 23 июня 2011 г. в 15:00 на заседании Диссертационного совета Д 002.209.02 при Институте мировой литературы им. А. М. Горького РАН по адресу: 121069, г. Москва, ул. Поварская, д. 25 а.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института мировой литературы им. А. М. Горького РАН.

Автореферат разослан « иШлЯ 2011 г.

Ученый секретарь Диссертационного совета кандидат филологических наук

Быстрова О. В.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность исследования. Текстология исторически связана с проблемой понимания текста, выражающейся в вопросах о подлинности и интерпретации текста. С древних времен критическому осмыслению подвергались разные типы текстов, определившие соответствующие направления научного анализа — критику классических текстов в античную эпоху и библейскую критику (Ф. А. Вольф, К. Лахман, Ж. Бедье, Дж. Па-скуали и др.). В России идеи критического изучения источников отражены в работах А. Шлецера, А. X. Востокова, Ф. И. Буслаева, И. И. Срезневского, Н. С. Тихонравова, А. А. Шахматова и других авторов, исследовавших древние рукописи в историческом, лингвистическом, палеографическом аспектах. В XX столетии особое значение для развития текстологических идей имеют работы Г. О. Винокура, Б. В. Томашевского, Д. С. Лихачева, посвященные критике текста, проблемам эдиционной практики и изучению истории текста. В наши дни в текстологии определяются новые подходы к решению научных проблем (применительно к творчеству разных авторов, в том числе и Достоевского), переоцениваются методики анализа и публикации текста, обсуждаются основные термины и теоретические положения текстологии1.

Одним из важных вопросов современной филологической науки становится определение взаимосвязи текстологии и поэтики текста. Н. В. Корниенко, анализируя проблему установления основного текста произведений А. Платонова, отмечает, что текстологические решения необходимо поверять внутренними закономерностями художественного творчества: «Если не учитывать те глубинные метафизические вопросы, что стоят за авторским сомнением в тексте, мы можем допустить страшные перекосы в выборе основного текста и в формировании свода редакций. Трудность здесь для текстолога, можно сказать, носит онтологический характер: мы должны представить основной текст в том периоде творчества, где установка на незавершенность имела характер художественной и эстетической позиции писателя, утверждавшего в 1929 году: "Окончание не в литературе, а в жизни"»2. По мысли Л. Д. Громовой-Опульской, «история создания текста содержит и неопровержимый материал о следовании

1 См., напр.: Современная текстология: теория и практика / ИМЛИ им. А. М. Горького РАН. М., 1997; Гришунин А. Л. Исследовательские аспекты текстологии. М., 1998; Проблемы текстологии и эдиционной практики, Опыт французских и российских исследователей / ИМЛИ им. А. М. Горького РАН; Под ред. М. Делона и Е. Дмитриевой. М., 2003.

2 Корниенко Н. В. Основной текст Платонова 30-х годов и авторское сомнение в тексте // Современная текстология: теория и практика. С. 191—192.

той или иной традиции, ориентации писателя на какие-то литературные образцы, переменах в этой ориентации. Таким образом текстология может служить задачам сравнительного литературоведения»3. При этом следует подчеркнуть, что в текстологическом исследовании имеют значение и литературоведческий, и лингвистический аспекты анализа текста. Л. Д. Громова-Опульская справедливо указывает на необходимость изучения нюансов авторского слова, путь к которому открывает текстологическая работа: «Чтобы иметь вполне верное представление о языке, стиле писателя, непременно нужны точные, научно выверенные тексты его творений. Иначе ошибочные, приблизительные суждения и оценки неизбежны. Задача текстолога — восстановить в подлинном, авторском виде не только смысл, но и стиль, слог, язык»4.

Предметом дискуссии во многих работах последнего времени становится принятый в советский период принцип унификации авторского правописания согласно существовавшей языковой норме (принцип модернизации орфографии и пунктуации дореволюционных источников). В достоевсковедении критика принципов советской текстологии впервые предпринята В. Н. Захаровым — сначала при подготовке к печати романа «Бесы»5, позднее — в изложении концепции нового Полного собрания сочинений Достоевского в авторской орфографии и пунктуации6. В Примечаниях к публикации «Бесов» в 1990 г. В. Н. Захаров замечает: «Достоевский придавал важное художественное значение графическим средствам оформления текста: курсиву, заглавной букве, пунктуации. В современных изданиях Достоевского авторским осталось лишь одно из графических средств — курсив. Необходимо восстановить авторскую заглавную букву, а в дальнейшем, может быть, и авторскую пунктуацию»7. Издание романа «Бесы» получило высокую оценку А. В. Михайлова, подчеркнувшего особое значение орфографии и пунктуации первоисточников и выразившего надежду на появление нового издания, которое

3 Громова-Опульская Л. Д. История текста как путь к истории литературы // Громова-Опульская Л. Д. Избранные труды / ИМЛИ им. А. М. Горького РАН; Отв. ред. М. И. Щербакова. М., 2005. С. 451.

4 Громова-Опульская Л. Д. Точность авторского слова // Там же. С. 446.

5 Захаров В. Н. Примечания //Достоевский Ф. М. Бесы: Роман в трех частях. Петрозаводск, 1990. С. 680—682.

6 Захаров В. Н. Канонический текст Достоевского // Новые аспекты в изучении Достоевского. Петрозаводск, 1994. С. 355—359; Он же. Подлинный Достоевский //Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений: Канонические тексты / Под ред. проф. В. Н. Захарова. Петрозаводск, 1995. Т. I. С. 5—13.

7 Захаров В. Н. Примечания. С. 680.

было бы верным «духу и букве» авторского текста8. В 1995 г. было положено начало осуществлению высказанных идей — вышел первый том петрозаводского Полного собрания сочинений Достоевского, в пре-дисловной статье к которому обосновывается необходимость печатать тексты на языке автора и поясняется принятая в новом издании методика подготовки текстов: «Мы работаем со всеми редакциями: набираем все тексты, на основе последней редакции сводим все варианты в общую редакцию, делаем анализ разночтений и устанавливаем канонический текст. Наша методика анализа разночтений со всей наглядностью позволяет выявить типичные опечатки и ошибки. При выборе вариантов орфограмм отдается предпочтение современной норме, если таковая имела место в прижизненных изданиях. Перед нами была сложная и противоречивая задача: с одной стороны, устранить как можно больше искажающих авторскую волю ошибок и опечаток и, с другой стороны, избежать произвольного вторжения в авторский текст»9. Этот издательский опыт интересен именно с текстологической точки зрения, так как дает самим публикаторам возможность более детального ознакомления не только с авторским текстом (автографами публикуемых произведений), но и с языковой издательской традицией времен Достоевского. Одним из результатов проведенной работы стала коллективная монография «Проблемы текстологии Ф. М. Достоевского», подготовленная участниками указанного издания10.

Проблема орфографии и пунктуации текста активно обсуждается в работах о пушкинских текстах (В. Э. Вацуро, Б. М. Гаспаров, Д. П. Ивин-ский.В. Лефельдт,И. А. Пильщиков, М. В. Строганов, С. А. Фомичев, М. И. Шапир и др.). Противники модернизации правописания настаивают на необходимости аутентичного воспроизведения авторского текста в печати и стремятся оставить за читателем право выбора изданий, право интерпретации семантически неоднозначных мест в тексте и, в конечном счете, право на больший объем информации о самом публикуемом источнике. Сторонники модернизации и унификации правописания в пушкинских текстах аргументируют свою позицию, говоря о недостаточной

8 Михайлов А. В. К новому Достоевскому //Наш современник. 1991. №3. С. 177—

179.

9 Захаров В. Н. Подлинный Достоевский. С. 12.

10 Проблемы текстологии Ф. М. Достоевского. Выпуск 1: Проблемы текстологии романов «Преступление и Наказание», «Идиот», «Бесы»: Монография / В. Н. Захаров, М. В. Заваркина, Т. А. Радченко, А. И. Солопова, Н. А. Тарасова. Петрозаводск, 2009. Здесь см. также статью, обобщающую содержание текстологической работы, проведенной петрозаводскими исследователями в 1995— 2010 гг.: Захаров В. Н. Текстология как технология. С. 3—26.

изученности индивидуальной орфографии и пунктуации в их отношении к языковой норме, о разнобое авторских написаний, об опасности эстетизации или архаизации публикуемого материала в сознании современного читателя, воспитанного в принципиально иной языковой культуре.

Вопрос соотношения индивидуального правописания и языковой нормы не может быть препятствием к публикации текста (в первую очередь — рукописного) на языке первоисточника. Во-первых, мы не должны применять к текстам дореволюционного периода современное понимание «нормы». По утверждению Л. А. Булаховского, литературная норма первой половины XIX столетия «допускала и в теории, и в практике очень значительные расхождения между школьными авторитетами и, еще больше, между писателями»". Как замечает Н. В. Перцов, «в подавляющем большинстве случаев неупорядоченность правописания не препятствовала пониманию текста. При этом употребление в тексте тех или иных орфограмм (или пунктограмм) может иногда свидетельствовать о принадлежности автора к определенной эпохе, к тому или иному литературному или журнальному направлению или светскому кругу, о его орфографической эстетике»12. Подвижность нормы — одно из естественных условий развития языка. И в XX столетии, несмотря на реформу правописания, одной из задач которой было как раз нормирование письма, сохранялись вариантность, а главное, в отдельных случаях, — неупорядоченность написаний (не случайно и в советское, и в постсоветское время вопросы нормирования и реформирования письма сохраняют актуальность). Во-вторых, «индивидуальное» авторское правописание — это лишь относительно верная формулировка: каждый автор усваивает информацию, заложенную в соответствующей языковой культуре, к которой он принадлежит. Поэтому индивидуальность — это, скорее, вопрос стиля, а не языка. Если говорить о Достоевском, то на орфографическом (особенно) и пунктуационном уровнях тексты этого писателя вполне отражают языковые тенденции эпохи. Справедливой представляется мысль И. А. Пилыцикова о том, что «орфографическую индивидуальность определяют не столько аномальные или экзотические написания, сколько неповторимый набор предпочтений, обнаружить которые пишущему позволяют дублеты, сосуществующие

" Булаховский Л. А. Русский литературный язык первой половины XIX века. Фонетика. Морфология. Ударение. Сиитаксис. М., 1954. С. 46.

12 Перцов Н. В. О соотношении письменной и устной форм поэтического языка. (К вопросу о функциональной нагруженное™ старого русского правописания) // Вопросы языкознания. 2008. № 2. С. 53.

в пределах нормы»13. Этот «неповторимый набор предпочтений» автора можно установить только при работе с его рукописями — печатные тексты того же автора не могут не содержать следов корректорского и редакторского участия в издании, не говоря уже об ошибках наборщиков. Стало быть, изучение рукописей — это первый шаг к определению особенностей авторского языка и стиля. В свою очередь текстологическая работа, предполагающая исследование черновых и беловых материалов, дает возможность критически анализировать прижизненные издания автора, выявляя в них случаи искажения текста.

Проблема разнобоя написаний в пределах текста должна решаться с учетом задач конкретного издания. Если речь идет о публикации рукописи как источника, то следует, во-первых, печатать такой текст с осмыслением определенной стадии творческой работы автора (черновые наброски, связный черновой текст, беловой автограф, наборная рукопись), во-вторых, стремиться к документально точной передаче текста, исключая очевидные и доказуемые ошибки автора (которые должны получить комментарий). В этом случае понятие «разнобой» утрачивает проблемность в силу самой установки на отражение в печати определенного типа авторской рукописи. Если мы говорим о подготовке к печати произведения, источниками текста которого являются рукописи и прижизненные издания, то возникает необходимость решения иных проблем. Это прежде всего разграничение опечаток и вариантов словоупотребления, то есть не возможных и возможных с языковой точки зрения написаний. Данная задача не является невыполнимой, если мы владеем информацией о языковой и печатной практике того исторического времени, к которому относится публикуемое произведение. В дополнение к этому текстологический анализ авторских рукописей позволит определить наиболее предпочтительные варианты при установлении текста произведения и исправить ошибки прижизненных изданий. Особенно это важно при исследовании интонационной пунктуации Достоевского, которую нередко игнорируют издатели (в том числе и в прижизненных публикациях) и возможность восстановления которой — в семантически, художественно значимых случаях — дают наборные рукописи.

Проблема эстетизации или архаизации публикуемого материала актуальна, если вести речь о массовых изданиях, рассчитанных на «неподготовленную» читательскую аудиторию. Иными словами, надо учитывать цели публикации: статус научного, тем более академического,

13 Пильщиков И. Порядок полемики. (О фантоме «новой текстологической программы») // Вопросы литературы. 2004. № 5. С. 337.

издания определяет и статус читателя — это либо исследователь, либо читатель, для которого имеет значение как можно более полная информация о публикуемых источниках14. Именно на эти две категории читателей и рассчитана публикация текста с сохранением языковой специфики материала; учитывая потребности именно таких читателей, правомерно говорить о принципе аутентичного воспроизведения текста. Если издатель адресует публикацию исследователям и «заинтересованным» читателям, он должен воспроизводить текст, учитывая отраженную в нем стадию творческого процесса (если это рукопись) и руководствуясь данными текстологического анализа всех известных источников текста (если это печатная редакция произведения). Семантика, поэтика и исторический смысл языкового оформления текста — все эти условия необходимо учитывать в научном издании художественного произведения. Важен сам факт профессиональной необходимости принятия конкретных текстологических решений при издании текста, принадлежащего иной исторической и языковой эпохе. Стремление к аутентичности текста, таким образом, выражается не в буквальном воспроизведении всех характеристик материала15, а в грамотном обращении с имеющимися источниками, аргументированной критике текста, понимании целей конкретного издания16. Приведенные оценки свидетельствуют о том, что в дискуссиях о публикации пушкинских текстов поставлены вопросы, актуальные и для современного достоевсковедения. При этом более аргументированными представляются выступления в пользу публикации текстов с сохранением особенностей авторского правописания.

Таким образом, актуальность данного исследования определяется самой ситуацией в современном литературоведении — необходимостью

14 В определении Н. В. Перцова: «Серьезное академическое издание классического литературного текста должно быть ориентировано на читателя-специалиста, во всяком случае, на такого читателя, который заинтересован в постижении не только "плана содержания", но и "плана выражения" текста» (Перцов Н. В. О соотношении письменной и устной форм поэтического языка. (К вопросу о функциональной на-груженности старого русского правописания). С. 54).

15 По утверждению С. А. Фомичева, «абсолютно точное воспроизведение в обычной печати всех особенностей рукописи невозможно — и не только по издательской или по корректорской небрежности. Ведь выступая посредником между читателями и автором, издатель, в принципе, не застрахован от субъективной корректировки автографа» (Фомичев С. Точка, точка, запятая... // Новое литературное обозрение. 2002. № 56. С. 182—183).

16 Цель издания является важным критерием выбора основного текста и в медиевистике, см.: Лихачев Д. С. [при участии А. А. Алексеева и А. Г. Боброва] Текстология на материале русской литературы X—XVII веков. СПб., 2001. С. 494.

изучения нерешенных проблем текстологии и поэтики текста. Применительно к Достоевскому это широкий спектр вопросов — от собственно истории текста до творческой истории произведения и взаимодействия авторских идей в художественно-публицистическом контексте творчества.

В текстологическом изучении творчества Достоевского несомненное значение имеют публикации первой половины XX в. — Н. Ф. Бельчи-кова, Н. Л. Бродского, И. И. Гливенко, Л. П. Гроссмана, А. С. Долинина, В. Л. Комаровича, Е. Н. Коншиной, П. Н. Сакулина, Б. В. Томашевского, Г. И. Чулкова, 30-томное Полное собрание сочинений писателя, подготовленное сотрудниками Пушкинского Дома, а также выводы представителей российской текстологической науки — Б. В. Томашевского, Г. О. Винокура, С. М. Бонди, Д. С. Лихачева. К историко-литературному контексту творчества Достоевского, в связи с вопросами поэтики романов и «Дневника писателя», обращались Е. А. Акелькина, А. В. Ар-хипова, Н. Д. Арутюнова, В. Е. Багно, А. И. Батюто, О. А. Богданова, Н. Ф. Буданова, В. Е. Ветловская, В. А. Викторович, В. П. Владимирцев, И. Л. Волгин, Г. Я. Галаган, А. Г. Гачева, А. В. Денисова, В. А. Десницкий, В. В. Дудкин, В. Н. Захаров, Т. В. Захарова, Т. А. Касаткина, М. М. Коробова, А. В. Матюшкин, Р. Г. Назиров, Р. Н. Поддубная, Г. С. Померанц, В. Д. Рак, Л. М. Розенблюм, В. А. Сидоров, Р. Н. Семыкина, К. А. Степа-нян, Б. Н. Тихомиров, В. А. Туниманов, П. Е. Фокин, Г. М. Фридлендер, Г. К. Щенников, И. Д. Якубович и многие другие исследователи, результаты которых важны для данной работы.

Материал исследования. Работа посвящена анализу рукописных и печатных источников романа «Подросток» (1875) и «Дневника писателя» (1876—1877), обращение к которым объясняется следующими причинами. Рукописные материалы названных произведений сохранились почти в полном составе, поэтому имеется возможность анализировать различные стадии творческого процесса автора, учитывая тематический контекст. Мы располагаем заметками в записных тетрадях Достоевского 1874—1875, 1875—1876 и 1876—1877 гг. (РГАЛИ), набросками на отдельных листах (ИРЛИ, РГБ), черновым автографом, представляющим связный повествовательный текст (ИРЛИ, РГБ), наборной рукописью (ИРЛИ, РГБ, ГИМ). Перечисленные материалы были опубликованы в 1924—1984 гг. Основными источниками сравнительного анализа стали рукописи и публикация текста в академическом издании текстов Достоевского (ЯСС)17. В ряде случаев привлекаются данные более ранних

17 Достоевский Ф. М. Поли. собр. соч.: в 30 т. / ИРЛИ (Пушкинский Дом) АН СССР. Л., 1972—1990 (далее ссылки на это издание приводятся в тексте с указанием нужных тома и страницы).

публикаций рукописного текста и прижизненных изданий произведений. Объединение названных произведений в анализе обусловлено и их хронологической близостью (с учетом рукописной стадии работы, 1874— 1877 гг.), которая обеспечивает большую достоверность выводов в отношении взаимодействия идей в романе и художественно-публицистическом произведении. Приоритетное внимание в диссертации отдается практическому анализу материала, позволяющему определить и исследовать наиболее значимые проблемы текстологического изучения творчества Достоевского.

Цель исследования — изучить историю текста и творческую историю романа «Подросток» и «Дневника писателя» 1876—1877 гг. на материале рукописей и печатных источников названных произведений.

Задачи исследования:

1) Выполнить текстологический анализ рукописных материалов к указанным произведениям. В ходе анализа проводится критика текста и устанавливаются смысловые ошибки чтения рукописи, возникавшие в процессе издания рукописного текста. Эта задача исследования объясняется необходимостью переоценки принципов чтения и воспроизведения текста Достоевского в печати, так как в настоящее время ведется подготовка научных изданий произведений этого писателя. Решение данной задачи предполагает уточнение текста обоих произведений, включающее анализ трудных чтений, выявление причин возникновения смысловых ошибок, исправление ошибок чтения в публикациях рукописей и комментарий к исправленному тексту. Анализ нетворческих изменений рукописи способствует восстановлению подлинного авторского текста во всей его семантической и эстетической полноте.

2) Исследовать творческие изменения текста, определив и сопоставив основные характеристики творческого процесса Достоевского в романе «Подросток» и в «Дневнике писателя» за 1876—1877 гг. Такой анализ позволяет выявить специфику авторской работы над текстом и установить новые факты творческой истории названных произведений.

3) Проанализировать интертекстуальные связи на материале рукописей. В этом случае устанавливаются внутренние закономерности развития авторских идей в рукописном тексте, включающем как художественные, так и художественно-публицистические замыслы Достоевского. Решение поставленной задачи предполагает исследование вопросов интертекстуальности, установление наиболее типичных для Достоевского видов интертекста, анализ сквозных тем, возникающих в рукописях. Данный вопрос не был предметом специального исследования.

4) Представить принципы публикации рукописного текста Достоевского. В настоящее время это одна из самых актуальных задач текстологии.

Для ее решения необходимо дать оценку утвердившимся в прежние годы подходам к воспроизведению текста Достоевского в печати, сформулировать основные вопросы, актуальные для рассмотрения данной темы, определить условия научной публикации рукописного текста, которые бы отвечали современным задачам текстологической науки.

Научная новизна поставленных задач заключается в установлении не известных ранее фактов истории текстов и творческой истории названных произведений Достоевского, позволяющем дополнить реальный и историко-литературный комментарий к ним, а также уточнить наше понимание авторских идей.

Основные положения диссертации, выносимые на защиту:

1) Текстологический анализ оказывается связанным с пониманием особенностей поэтики творчества Достоевского. Критика текста становится первым шагом не только к оценке его подлинности, но и к осознанию его художественной специфики.

2) Особой характеристикой творческого процесса Достоевского является использование условных обозначений, заслуживающее исследовательского внимания. В публикациях рукописного текста знаки Достоевского почти не воспроизводятся. Между тем графические символы в рабочих тетрадях писателя, представляя собой смысловую целостность, образуют тематические контексты. Сравнение записей, отмеченных одним и тем же знаком, позволяет установить эти контексты, уточнить содержание художественного замысла, выделить разные аспекты интересующей писателя темы, увидеть тему в развитии.

3) Изучение проблемы творческого процесса в контексте творческой истории произведения дает основание для вывода об исключительной важности имен и названий в творчестве Достоевского: они являются своеобразным семантическим ключом к расшифровке содержания на уровне художественного замысла и его воплощения в окончательном тексте. Специфика имен и названий, их смысловое наполнение, их выбор говорят об особенностях творческого сознания автора, фиксирующего внимание как на литературных образах, так и на исторических реалиях.

4) Сопоставительный анализ рукописей романа «Подросток» и «Дневника писателя» за 1876—1877 гг. свидетельствует о принципиальных различиях творческой работы автора над романным замыслом и над художественно-публицистической формой текста при сохранении целостности творческого метода, основой которого становятся стремление соединить жизнь и художественную реальность, взаимосвязь художественного творчества и общественных взглядов автора, а также эстетизация фактов действительности.

5) Применительно к Достоевскому термин «интертекстуалыюсть» следует понимать как проявление тематических взаимосвязей между разными текстами внутри исследуемой художественной системы — творчества данного автора. Наиболее распространенные варианты проявления интертекстуальных связей в рукописном тексте Достоевского — это аллюзия и в некоторых случаях цитата с тождественным и нетождественным воспроизведением образца. В рукописях чаще, чем в печатном тексте, встречаются аллюзии и цитаты с точной атрибуцией, так как рукописный текст не публичен. Изменение формулировки претекста или прецедентного текста объясняется возможным цитированием по памяти и намеренным видоизменением цитаты в результате ее включения в контекст собственно авторских размышлений.

6) Анализ рукописей Достоевского выявляет наличие постоянных (сквозных) тем, как правило, обозначаемых повторяемыми ключевыми словами, при помощи которых автор определяет интересующие его вопросы как на стадии художественного замысла, так и в процессе его развития.

7) Основным принципом научной публикации рукописного текста является аутентичное воспроизведение рукописи как исторического документа, с сохранением особенностей авторского правописания и отображением (по возможности) и описанием (обязательным) авторских помет и знаков. При подготовке рукописи к печати невозможен унифицирующий подход к воспроизведению записей, так как в каждом конкретном случае имеет значение стадия творческого процесса. По этой причине тексты разных этапов творческого процесса (например, черновые наброски и беловой автограф) целесообразно готовить к печати в одной и той же системе правил, но учитывая при этом индивидуальные характеристики каждого текста и специфику расположения записей. Следует отказаться от практики публикации чернового и белового автографов в виде вариантов к основному тексту, установившейся в советский период, в пользу полной публикации черновых и беловых рукописей Достоевского. Публикация рукописей должна сопровождаться текстологическим, реальным и при необходимости историко-литературным комментарием.

Методология исследования. В работе используется метод текстологического анализа, имеющий основной задачей понимание изучаемого материала и основанный на принципах, сформулированных в текстологии и герменевтике (Ф. Шлейермахер, В. Дильтей, Г.-Г. Гадамер, М. Хай-деггер). Основные методологически важные составляющие текстологического анализа: критическое изучение первоисточников — рукописей

и прижизненных изданий произведения; обращение к обстоятельствам создания текста, биографическому и историческому фону, повлиявшему на содержание произведения; прочтение текста с учетом его художественного своеобразия, ограждающее от фактических ошибок и превратного истолкования материала; принцип постепенного развертывания контекста с привлечением новых фактических данных и последующей корректировкой и уточнением выводов. Эти характеристики текстологического анализа определяют структуру исследования, первые две главы которого посвящены установлению нетворческих и творческих изменений текста в его истории. В третьей главе анализируется проблема интертекстуальности рукописей Достоевского. В Приложении 1 к работе представлены анализ и практические решения проблемы публикации рукописного текста Достоевского. В Приложении 2 предлагаются иллюстрации фрагментов рукописного текста романа «Подросток» и «Дневника писателя».

Теоретическая значимость исследования. Текстологический анализ рукописного материала, представленный в работе, позволяет определить методологически важные условия чтения и воспроизведения рукописного и печатного текста Достоевского. В научный оборот вводятся неизвестные и неопубликованные ранее записи Достоевского, обнаруженные в процессе анализа рукописей и содержащие новые факты истории текста и творческой истории романа «Подросток» и «Дневника писателя». Системный анализ текстологических фактов способствует методологически новому осмыслению и решению проблем изучения творчества Достоевского.

Научно-практическая ценность исследования. Результаты и материалы диссертации могут быть использованы в научно-исследовательской работе, при подготовке научных и академического изданий текстов Достоевского, а также в преподавательской деятельности: в лекционных теоретико-литературных и историко-литературных курсах, спецкурсах и спецсеминарах. Кроме того, результаты работы могут использоваться в построении вузовских учебных программ по истории и теории литературы.

Апробация работы. Материалы диссертационного исследования опубликованы в научных журналах, входящих в Перечень ведущих рецензируемых научных журналов и изданий, утвержденный ВАК Ми-нобрнауки РФ, а также в монографиях и в специализированных изданиях, посвященных творчеству Достоевского. Конкретные результаты исследования представлены на международных и всероссийских конференциях — XII, XIII и XIV симпозиумах Международного общества

Достоевского (Женева, 2004; Будапешт, 2007; Неаполь, 2010), II Международном симпозиуме «Русская словесность в мировом культурном контексте» Фонда Достоевского (Москва, 2006), ежегодных конференциях в Литературно-мемориальном музее Достоевского в С.-Петербурге (с 1999 г.) и в Доме-музее Достоевского в Старой Руссе (с 2003 г.), на международной конференции «Евангельский текст в русской литературе XVIII—XX веков» (Петрозаводск, 1999, 2008), на заседании Комиссии по изучению творчества Достоевского в Институте мировой литературы им. А. М. Горького РАН (Москва, 2002), в текстологическом семинаре Центра лингвистической текстологии и компьютерного лингвостихо-ведческого анализа под руководством д. ф. н. Н. В. Перцова в Институте русского языка им. В. В. Виноградова РАН (Москва, 2010). Результаты работы использовались при чтении лекций на филологическом факультете Петрозаводского государственного университета (ПетрГУ), а также при подготовке научного издания текстов Достоевского в авторской орфографии и пунктуации (Издательство ПетрГУ, 1995—2010, издание продолжается).

Структура работы. Исследование состоит из Введения, трех глав, Заключения, двух Приложений, Списка литературы, включающего 915 источников, и Списка архивов и шифров хранения рукописей. Объем диссертации 554 страницы.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обосновываются актуальность и методология исследования, характеризуется изучаемый материал, формулируются цель и задачи работы.

Первая глава диссертации История текста. Проблема установления авторского текста посвящена критическому анализу рукописных и печатных материалов романа «Подросток» и «Дневника писателя» 1876—1877 гг. Для данного исследования сохраняет актуальность понимание текстологической работы, обоснованное Д. С. Лихачевым: история текста произведения определяется как «его литературная история и внелитературная, творческая история памятника и все те нетворческие моменты, которые привели к изменению текста (случайные утраты и искажения, изменения под давлением цензуры, требований политических организаций, гонорарных соображений и пр.)»18. Под термином «установление текста» в работе подразумевается «прочтение текста, связанное с его осмыслением, на основе его истории, с выявлением в нем ошибок

18 Лихачев Д. С. Текстология. Краткий очерк. М.; Л., 1964. С. 5—6.

и искажений, а также (в случае надобности) подготовка его к публикации с соблюдением принятых правил передачи текста»19. В первой главе, таким образом, анализируется проблема установления авторского текста в графологическом, текстологическом и липгвотекстологическом аспектах. Данные текстологического анализа свидетельствуют о том, что исследование конкретной записи имеет комплексный характер — учитываются не только собственно графические характеристики текста, но и языковые, и, безусловно, имеет смысл изучение орфографии и пунктуации материала, которое продуктивно именно в соединении с графологическим анализом. Полученные данные необходимо поверять контекстом, тематическим окружением записи. Этот вывод в равной степени применим к рукописным источникам романа «Подросток» и «Дневника писателя» за 1876—1877 гг.

К графологическим аспектам проблемы установления текста относятся анализ особенностей начертания слова, характера подчеркивания слов в рукописи, использования ударения, границ начертаний в рукописном тексте, исследование вычеркнутого текста — каждому из указанных вопросов посвящены отдельные параграфы в контексте первой главы исследования. Названные аспекты определяют изучение особенностей авторского почерка, специфики и взаимодействия начертаний в рукописи. При этом объектом анализа могут быть не только буквенные начертания, но и любая другая семантически значимая графика, характеризующая особенности творческого процесса или дающая информацию о причинах изменения текста в его развитии.

Исследование особенностей начертания слова позволяет установить смысловые ошибки чтения и воспроизведения рукописного текста в печати. Рассмотрим конкретные примеры.

В записной тетради, содержащей черновые записи к роману «Подросток», есть фрагмент, который воспроизводится в печати неточно. Ср.:

Публикация текста в серии «Литературное наследство»:

«Картина земли под снегом через 100 ООО лет. Глупость создания. "Что глупее всего, так это то, что вам докажут, что это вовсе не глупость, а так факт, тогда как я знаю же почему-то, что это глупо (чтоб пустые холодные шары летали). Игра в Монаке несравненно выше всего, что существует"»20.

Публикация ЯСС:

«Картина земли под снегом через 100 ООО лет. Глупость создания. "Что глупее всего, так это то, что вам докажут, что это вовсе не глупость,

19 Гришунин А. Л. Исследовательские аспекты текстологии. С. 146.

20 Ф. М. Достоевский в работе над романом «Подросток»: Творческие рукописи / Публ. и комм. А. С. Долинина. М., 1965. С. 69 (Сер. Литературное наследство; т. 77 — далее ЛН, с указанием нужных тома и страницы).

а так, факт, тогда как я знаю же почему-то, что это глупо (чтоб пустые холодные шары летали). Игра в Монаке несравненно выше всего, что существует"» (16, 17).

Рукопись:

«Картина земли подъ югЬгомъ черезъ 100000 лЪгь. Глупость создашя. "Что глупее всего, такъ это — то, что вамъ докажутъ что это вовсе не глупость, а такъ фактъ, тогда какъ я знаю же /почему-то/ что это глупо<">. (Чтобъ пустые холодные шары летали. Игра въ шашки несравненно выше /всего что существуетъ/)» (РГАЛИ. Ф. 212. 1. 12. Л. 23; в цитатах из рукописей в наклонных скобках приводится вписанный Достоевским текст, в квадратных — вычеркнутый).

Из примера следует, что в печати вместо рукописного варианта «шашки» появляется слово «Монаке», — в результате запись утрачивает исходный смысл. Но, наделенный новой семантикой, этот текст не обретает ясности. Неверное чтение, соответственно, получает в ПСС неверный комментарий — поясняется то, чего нет в рукописи: «Достоевский, сам увлекавшийся азартной игрой, имеет здесь в виду знаменитые игорные дома в Монако» (17, 399). Из тематического контекста следует, что речь идет о выступлении Подростка у Дергачева (13,49). Ошибку чтения помогает установить именно анализ начертаний в рукописи — в записи имеются характерные подстрочные штрихи, которые возможны только при написании буквы «ш». Стало быть, из графических элементов этой записи невозможно сложить вариант «Монаке», предложенный в печати. Обращает на себя внимание и грамматическая неправильность этого варианта, если учесть, что публикаторы соотносят запись с названием «Монако», не имевшим форм в косвенных падежах. И даже если бы мы допустили существование такого варианта — в слове должна была бы появиться конечная «ять» как указание на предложный падеж флексии. Но этой буквы также нет. Графические и орфографические характеристики записи в данном случае становятся аргументом в пользу иного чтения — «игра въ шашки». В записной тетради есть примеры, подтверждающие правильность чтения «шашки»:

«Я не могу съ этимъ не согласиться (т. е. что это все равно и что [при] никто невиноватъ), но [въ такомъ случай игра двухъ лавочниковъ въ шашки] имЬя разумъ не могу не признать этого ужасно глупымъ, несмотря ни на какую невинность, и игра двухъ лавочниковъ въ шашки безконечно умнЪе и толковЪе всего быт ¡я и вселенной»;

«Учеше о томъ что умъ челов'Ьческш есть заключительный предЪлъ вселенной, такъ же глупо какъ /и все что есть самаго глупаго/ и то что глупИе /безконечно глупЪе/ игры въ шашки двухъ лавочниковъ» (РГАЛИ. Ф. 212. 1. 12. Л. 25);

«бсзъ Христа (православнаго) и хрисп'анства жизнь человека и человечества немыслима, потому что иначе жить не [стоить] стоить, (т. е. на мгновеше, лавочники и шашки, ледяные камни-планеты и проч.)» (Там же. Л. 43).

В рукописях подробнее раскрывается христианский подтекст темы, в печатном тексте представленный аллюзией «любить ближнего». Кроме того, в рукописи мотив «игры в шашки» и рассуждения о бессмысленности бытия связаны не только с образом Подростка, но и (в последней цитированной записи) с образом Версилова.

Текстологический анализ рукописей (набросков и чернового автографа) «Дневника писателя» за 1876 г. также обнаруживает многочисленные примеры смысловых ошибок чтения рукописного текста Достоевского в печати.

Одна из записей о деле Кронеберга воспроизводится неточно: «Этот суд — il en reste toujours quelque chose nébuleu<se?> (после него остается всегда что-то неясное — франц.)» (22, 156). Вместо «nébuleu<se?>» нужно читать «на вИки». В данном случае чтение тоже устанавливается при анализе графики и орфографии записи (наличие графических элементов, характерных для начертания буквы «ять»). Имеется в виду мысль Достоевского о том, что процедура суда и речь Спасовича оставят отрицательный отпечаток в душе семилетней дочери Кронеберга: «К чему брызнуло на нее столько грязи и оставило след свой навеки?» (22, 71). Предложенное чтение подтверждает и общий контекст записи:

«— Возьмите дЪвочку, и хотели защитить — и вдругъ сделали несчастною. (Мысль что отецъ въ Сибири. Этотъ судъ il en reste toujours quelque chose на вТ>ки)» (РГБ. Ф. 93.1. 2. 11/5. Л. 1).

Другая заметка о деле Кронеберга имеет следующий вариант воспроизведения в ПСС: «Битье по лицу <нрзб> (выписка) (то что и мать пожалеет в <нрзб>)» (22, 203).

В рукописи:

«— Битье по лицу<,> вилланы (выписка) (то что и спать ложилась въ забралахъ)» (РГБ. Ф. 93.1. 2. 10. Л. 40).

Понять смысл записи позволяет хроника уголовного процесса Кронеберга, отраженная в январских номерах газеты «Голос» за 1876 г. Из газетных сообщений мы узнаем, что дочь Кронеберга в младенческом возрасте была отдана на воспитание семье швейцарских крестьян (у Достоевского в рукописи — «вилланы»), а потом — жене швейцарского пастора, причем из показаний Кронеберга следует, что пока девочка жила в деревне, «ее там наказывали»21. Внимание Достоевского привлекло

21 Дело о банкире Кроиенберге, обвинявшемся в истязании своей семилетней дочери // Голос. 1876. 26 января. № 26. С. 3.

сообщение о том, что Кронеберг, желая напугать дочь, повесил розги над ее кроватью22. В связи с этим запись в скобках «то, что и спать ложилась в забралах» (то есть закрываясь, заслоняясь, защищаясь) надо понимать как образное определение испуга, страха вследствие постоянного психологического воздействия на ребенка.

Сходный пример обнаруживаем в черновом автографе «Дневника писателя» за сентябрь 1876 г. В ПСС: «Кстати, когда я писал о таинственной piccola, мне вдруг подумалось, что всякий спросит: "Уж не кочет<?> ли Биконсфильд? Но не думаю. Слишком уж много ему будет чести, хотя он и похож"» (23, 285). Обращает на себя внимание неясное чтение «кочет». В рукописном тексте начало данной записи расположено на полях внизу, а ее окончание — на полях слева. Подробное рассмотрение записи позволяет сделать вывод, что перенос текста на левые поля произошел как раз при написании интересующего нас слова. Начальные буквы, не замеченные публикаторами, остались на нижних полях: «ви-». Продолжение слова, «ушедшее» на левые поля, следует читать как «контъ» (в слове «кочет» в старой орфографии был бы «ъ», а в рукописи — всего пять букв вместе с твердым знаком). Таким образом, смысл высказывания заключается в том, что Достоевский, изобразивший в сентябрьском номере «Дневника» «таинственную piccola bestia», предвосхищает вопрос читателя: «Ужъ не виконтъ-ли это Би-консфильдъ?» (РГБ. Ф. 93.1. 2. 10. Л. 121).

Анализ рукописей «Дневника писателя» за 1877 г. также дает немало интересных наблюдений. Например, заметка о судебном процессе Джунковских в печати отражена так: «Джунковский не нигилист, верит в прекрасное. Он не циник. Признает долг отца. "Я делал всё совершенно свыше средств". Он образован, сам учит» (25,240).

В рукописи:

«Джунковс<кш> не нигилистъ, в-Ьритъ въ прекрасное. Онъ не ци-никъ. Признаетъ долгъ отца. /Я дескать все совершилъ свыше средствъ./ Онъ образованъ, самъ учитъ» (РГБ. Ф. 93.1. 2. 14/5. Л. 2).

Вместо «совершенно» следует читать «совершил», а вместо глагола «делал» в автографе обнаруживаем частицу «дескать» (в глаголе должна быть буква «ять», которой нет в записанном слове), обладающую модальным значением: она заменяет кавычки, становясь «маркером чужой речи»23 в авторском тексте. Как отмечает Е. А. Иванчикова, «частица "дескать" — специально включаемый автором в свое высказывание сигнал того, что приводимые им слова принадлежат не ему, а другому, что

22 Голос. 1876. 24 января. № 24. С. 3; 25 января. № 25. С. 3.

23 Арутюнова Н. Д. Стиль Достоевского в рамке русской картины мира // Поэтика. Стилистика. Язык и культура. Памяти Т. Г. Винокур. М., 1996. С. 61.

это чужая речь (в случае самоцитации "чужой" может быть представлена и "своя" речь). <.. > Часто "дескать" служит не только сигналом присутствия авторского голоса в контексте чужой речи, но и выразителем авторского отношения к чужой речи, к чужой позиции»24. Приведенный отрывок из рукописи подтверждает данное наблюдение — слова автора оценочны, а частица «дескать» становится способом указания на авторскую оценку в тексте. Достоевский подразумевает выступление Джунковского на суде, содержавшее, согласно «Новому времени», следующее заявление: «подсудимый уверял, что тратит на воспитание своих детей более, чем позволяют его средства, но что он так несчастлив, что не достиг своей цели и что дети делаются все хуже и хуже»25.

Анализ подчеркивания слов в рукописи (в печати — курсива) приводит к выводу о том, что данная графическая характеристика имеет логико-семантическое значение и важна для понимания материала. Нередко подчеркивание слов утрачивается при подготовке текста к печати — наибольшее количество примеров подобного рода обнаруживается при сравнении наборных рукописей «Дневника писателя» за 1877 г. и печатного текста. Между тем авторское подчеркивание выполняет функцию логического ударения, контекстуально связывает повторяющиеся тематически соотносимые ключевые слова в тексте, может становиться графическим эквивалентом кавычек. Наиболее распространенная причина, по которой подчеркивание текста остается незамеченным при наборе, — наличие в рукописи разнообразной правки (вставок, вы-черков), затрудняющей восприятие записи.

Сравнение рукописей и их публикаций показывает, что при печатании текста довольно часто утрачивается и авторское ударение (засыпалъ, признаюсь, знакомь, войны, покатились со смЪху). Однако ударение нередко выполняет смыслоразличительную функцию: способствует разграничению слов по лексическому, грамматическому значениям, указывает на характер произношения слов, становится интонационно-логическим маркером в тексте.

Изучение границ начертаний в рукописном тексте важно для разграничения и правильного понимания записей. Как правило, ошибки чтения в таком случае появляются при наложении разных начертаний, затрудняющем зрительное восприятие текста: графические элементы, принадлежащие одной записи (слову), ассоциируются при чтении с другой записью (словом). Чтобы этого не происходило, следует устанавливать

24 Иванчикова Е. А. О «двуголосых» синтаксических конструкциях в текстах Достоевского// Словарь. Грамматика. Текст. М., 1996. С. 382—383.

25 Судебная хроника. Калужский окружной суд // Новое время. 1877. 23 июня. № 472. С. 5.

при чтении и воспроизведении рукописного текста границы каждого начертания.

Проблема чтения вычеркнутого текста возникает при анализе различных рукописных материалов, особенно — при обращении к наборной рукописи «Дневника писателя» за 1877 г. Дополнительные трудности связаны с тем, что вычеркнутые отрывки содержатся именно в наборной рукописи, то есть в тексте, предназначенном для печати. Достоевский основательно зачеркивал те или иные формулировки, которые по разным причинам представлялись ему неудачными, видимо, опасаясь, что наборщик случайно прочтет вычеркнутое и наберет исключенный автором текст. Как правило, в наборной рукописи подобные записи почти полностью закрыты горизонтальными и зигзагообразными линиями, создающими несколько слоев. В результате, в более позднее время, при подготовке академического издания, некоторые записи не были прочитаны. Всего в ходе нашей работы в наборной рукописи «Дневника писателя» за 1877 г. обнаружено 17 вычеркнутых записей, либо не опубликованных, либо опубликованных частично с пометой «прзб.У). Их анализ дает сведения об авторском восприятии художественного творчества (запись о романе Л. Толстого «Анна Каренина»), об оценке событий на Балканах (записи о Восточном вопросе), об отношении к Европе (записи о европейской цивилизации, политической ситуации в Европе, европейском взгляде на Россию и др.). Особое значение для установленных записей имеет принцип соединения литературных, библейских и исторических контекстов, которые становятся способом проявления авторских оценок и вместе с тем средством художественной организации материала.

К текстологическим аспектам анализа относится исследование пропусков текста в публикациях рукописей, порядка записей, сравнительное изучение источников текста — автографов и списков, черновых и беловых рукописей, рукописей и печатного текста, редакций печатного текста.

Обращает на себя внимание проблема пропусков текста в печати. В процессе работы нами установлены 25 неопубликованных записей в черновиках к роману «Подросток» и 13 — в черновом тексте «Дневника писателя» за 1876—1877 гг. Наиболее распространенные причины пропусков — особое расположение записи на листе (маргинальный характер записей) и авторская правка (прежде всего, вычеркивание текста). К примеру, среди черновых заметок к роману «Подросток» встречаются следующие наброски на полях, не нашедшие отражения в печати. Тематически они примыкают к рассказу Версилова о видении «золотого века»:

«Атеистъ Тамъ рЪзня Объявили атеизмъ

какъ русск. Я не могъ согласиться съ этимъ» (РГБ. Ф. 93. I. 1. 6/17. Л. 113).

Под этой записью находится еще один набросок, отраженный в I7CC, но с неточностью:

«МнЪ грустно было болте ихъ ваьхъ. Они знали своего Бога, но мнЪ жалко было страну святыхъ чудесъ —».

В ЯСС последнее слово прочитано как «грез» (17, 149), что не подтверждается графикой записи. Тематическая аналогия есть в окончательном тексте (13, 377). О «стране святых чудес» Достоевский пишет в «Зимних заметках о летних впечатлениях», имея в виду европейское путешествие (5, 46—47). Как указывает Е. И. Кийко, «страной святых чудес» «назван Запад в стихотворении А. С. Хомякова "Мечта" (1834), основным мотивом которого является сожаление о "дальнем Западе", утратившем свое былое величие и "задернутом" "мертвенным покровом"» (ЯСС, 5, 361). Соотнесение приведенных черновых записей раскрывает суть метафоры «закат Европы», которая заявлена в картине «золотого века», описанной Версиловым. В окончательном тексте расшифровывается идея, заявленная в набросках: европейскую культуру теснит новая идеология — атеизм и позитивизм, система материальных благ, которая обеспечивает человеку «право на кусок», но лишает его права на внутреннюю свободу. Эти мысли получат развитие в «Дневнике писателя».

Пример неопубликованного фрагмента черновой рукописи «Дневника писателя» за сентябрь 1877 г. (ср.: 26, 187). В контексте:

«Этимъ людямъ не давали подъ конецъ и заикнуться подъ страхомъ свиста и грязи. /И когда мы всЬ здЪсь думали о цинизм!;, они тамъ явили зрЪлище самаго наивнаго /чистаго/ чувства, такого самоотвержешя, такой доблести./ И вотъ они тамъ умирали за Pocciio. Poccifl показала сколько геройства въ ней, самой наивной жажды чести, славы, любви къ ней, /безусловной любви/, тогда какъ биржевики и жиды ихъ воровали и воровали, а либералы сваливали все на свойства русскаго народа /и духа/ и поддразнивали» (РГБ. Ф. 93.1. 2. 14/8. Л. 1 об.; не напечатано подчеркнутое. — Н. Т.).

В черновой записи используется понятие «свист», одна из главных идеологем журнальной полемики 1860-х гг. Достоевский связывает понятие «свист» с журналистской поденщиной, трудом «из хлеба». Дополнительные характеристики находим в черновых заметках из записной книжки 1861—1862 гг.:

«— Современнику легко издаваться. Онъ беретъ за самую легкую сторону: самую крайнюю. Тутъ и идея не своя — ничего своего нЪтъ. Все, дескать, скверно. <...> ВЪдь нельзя-жс все отрицать. Надо вЪдь и объ чемъ нибудь сказать положительно, высказать энтуз1азмъ кому-нибудь — показать свои карты. Ба! Да у насъ и на это лекарство есть. / Крайнш свистъ: Все свистать, все благородное и прекрасное. Каждый фактъ освистать, прикинуться Дюгенами, скептиками, дескать, мы смъемся, скалимъ зубы, а въ груди-то, въ груди-то у нас сколько заложено! И страданш, и того, и сего... Долго вЪдь не догадаются!/» (РГБ. Ф. 93.1. 2. б. Л. 113).

Речь идет о так называемой обличительной журналистике, о направлении «Современника», и «свист» здесь оказывается в одном ряду с понятиями «отрицание», «осмеяние» и «скептицизм». Уже в этих заметках отражена мысль о значении прекрасного и о необходимости положительного идеала в искусстве — тема, к которой Достоевский неоднократно обращается в «Дневнике писателя». В данном произведении следует указать еще два случая, в которых используется слово «свист». В апрельском выпуске «Дневника писателя» за 1877 г., где говорится о необходимости войны с турками и о народном движении в защиту славян, «свист» соотносится с «цинизмом», «вакханалией самооплевания, пощечин и самодразнения», «новым нигилизмом», «отрицанием народа русского и самостоятельности его», «надоевшими всем словами о европейском величии» (25,96). Этот ряд ассоциаций указывает, помимо прочего, на тематическую связь понятия «свист» с западническими идеями, которые являются объектом критики Достоевского. В сентябрьской книжке «Дневника писателя» за 1877 г. в рассуждениях о Дон-Кихоте появляется сочетание «свист и смех и побиенис камнями» (26,25). Ранее подобное определение возникает в сюжете о Мари, рассказанном князем Мышкиным в романе «Идиот» (8, 60). Понятие «свист» ассоциируется с «осмеянием», причем в «Дневнике писателя» осмеянными названы «благороднейшие люди и пламенные друзья человечества», к которым автор относит и Дон-Кихота; в романе — «положительно прекрасный» человек. Эти характеристики, как и мотив побиения камнями, раскрывают новозаветный смысл определений Достоевского. В Библии указанный мотив вариантен и выражен в известных словах Христа о блуднице, переданных в Евангелии от Иоанна (Ин. 8:7); в эпизоде, в котором иудеи собираются побить Христа камнями (Ин. 10:33); в строках из Послания святого апостола Павла к Евреям о пророках, которые «вЪрою побеждали царства, творили правду» и «были подвергаемы посм-Ьяшю и побоямъ, также узамъ и темницЬ; камнями побиваемы были, перепиливаемы

были, пыткою замучиваемы были, отъ меча умирали» (Евр. 11:33—37). Определяя семантическое наполнение понятия «свист», мы должны учитывать не только содержание почвеннических идей Достоевского, не только литературные взгляды писателя и оценки сатирического (отрицательного) направления русской словесности 1860—1870-х гг., но и ту систему ценностей, в контексте которой сформировалось отношение автора к определяемым фактам. Здесь особое значение имеет библейский текст, в котором «посмеяние и побои» являются знаком гонения истинно верующих и праведно живущих.

Многообразная правка чернового текста нередко затрудняет чтение и становится причиной неверного воспроизведения порядка записи: при большом количестве исправлений в рукописи исследователям не всегда удается правильно интерпретировать характер соединения записей. Если говорить о стадии черновых набросков, то порядок записей помогает установить анализ почерка (наклон, размер букв в конкретной записи) и цвета чернил. Имеет значение и контекстуальное соотнесение набросков по смыслу. В ряде случаев, когда это возможно, помогает выделение на листе рукописи «основного текста» и записей-маргиналий. Общий вывод, касающийся рукописей «Подростка» и «Дневника писателя» за 1876—1877 гг., — текст надо читать и воспроизводить, определяя и учитывая хронологическую последовательность записи26. Если вести речь о связном черновом тексте, а не о набросках, то порядок записи нередко оказывается нарушенным из-за самих принципов публикации чернового текста. В академическом издании текстов Достоевского принята система отражения чернового связного текста не в полном виде, а в виде вариантов к печатному тексту. Такое воспроизведение вариантов рукописи дает отдаленное представление об оригинале текста — когда слоев авторской правки текста в черновике много, а в печати эти слои перечисляются под литерами, читателю (исследователю) чрезвычайно трудно восстановить по этой информации картину, имеющуюся в рукописи. Представляется более уместным воспроизведение черновых рукописей в полном виде. При этом имеет смысл использовать текстологическую транскрипцию, которая, вне зависимости от объема материала, ясно передает слои текста, вычерки и вставки. Транскрипция при этом может усложняться в зависимости от того, какой объем информации публикатор намерен с ее помощью отразить: только исправления чернового автографа; правку и корректурные варианты; правку и варианты окончательного текста.

26 Ср.: Бонды С. М. О чтении рукописей Пушкина // Бонди С. М. Над пушкинскими текстами / Сост. Н. С. Бонди. М., 2006. С. 232.

Сравнительное изучение источников текста позволяет определить специфику их взаимодействия. Соотнесение автографов и списков (последние оформляла А. Г. Достоевская) указывает на характер изменения текста. В списке могут быть не выдержаны некоторые орфографические и пунктуационные особенности автографа (написание слова после двоеточия с заглавной буквы, употребление частицы «уж» с «ъ», интонационные запятые). Анализ рукописей выявляет также примеры более сложного взаимодействия источников. Так, в романе «Подросток» есть случай, когда разночтение между черновым автографом и окончательным текстом указывает на то, что правка чернового автографа не доведена до логического завершения, это не замечено автором на стадиях наборной рукописи и корректуры:

«— Другъ мой вспомни что молчать несравненно выгоднее чЪмъ говорить, и это во всЬхъ /даже/ случаяхъ, безъ исключенш... Молчать хорошо, безопасно и красиво, — [чего же болЪе?]

— Красиво?

— Конечно. Молчаше всегда красиво, а молчаливый всегда кра-сивъ[; а пуще всего — выгодно].

— Да такъ говорить, какъ мы съ вами, конечно все равно что молчать. Чортъ съ этакой красотой, а пуще всего чортъ съ этакой выгодой!» (РГБ. Ф. 93.1. 1. 6/2. Л. 10).

В окончательном тексте:

«— Друг мой, вспомни, что молчать хорошо, безопасно и красиво.

— Красиво?

— Конечно. Молчание всегда красиво, а молчаливый всегда красивее говорящего.

— Да так говорить, как мы с вами, конечно, всё равно что молчать. Черт с этакой красотой, а пуще всего черт с этакой выгодой!» (13, 173).

Из окончательного текста исключены слова о выгоде молчания, сказанные Версиловым, но в возмущенном ответе Подростка тема выгоды сохраняется. Это логическое противоречие не устранено автором. Устанавливать иной вариант посредством сокращения финальной части последнего высказывания или восстановления слов о выгоде мы не вправе — это было бы чрезмерно смелым вмешательством в творческий процесс. Остается лишь сопровождать подобные случаи соответствующим комментарием, показывающим характер правки черновой рукописи.

В наборной рукописи «Дневника писателя» за октябрь 1877 г. есть рассуждение о том, что в современном автору военном деле «сила обороны превышаетъ силу атаки не по-прежнему, а чрезмгърно»:

«Т1;м не менЪе аксюма о чрезмерности перевеса (даже и не снив-ша[го]/я/ся никому и нигдЪ прежде до теперешней нашей войны съ тур-

ками) силы [атаки] обороны псредъ силой атаки, при теперешнихъ сред-ствахъ вооружешя — остается во-всей силЪ» (РГБ. Ф. 93.1. 2. 13. Л. 91).

В рукописи видим правку причастия: было «не снившегося» (перевеса) — стало «не снившаяся» (аксиома). В печатном тексте нет ни того, ни другого написания, зато возникает третий вариант: «не снившейся» (чрезмерности перевеса). Эту форму, не подтвержденную наборной рукописью, нельзя считать ошибкой, потому что в окончательном тексте есть два косвенных подтверждения правки на стадии корректуры: 1) ключевым в рассуждениях Достоевского становится именно понятие «чрезмерность» (и оно выделено курсивом); 2) автор даст пояснение в скобках: «Подчеркну еще разъ: не перевЪсъ силы нельзя было /намъ/ предвидеть, а такую чрезмгърность его» (Там же. Л. 91—92), — которое обосновывает смысл правки, возникшей уже на стадии печатания текста. Этот пример — свидетельство того, что данные наборной рукописи не всегда можно считать непреложным основанием для коррекции печатного текста. Надо учитывать и промежуточную стадию творческой работы автора, возникающую уже после создания наборной рукописи в процессе печатания текста.

В то же время нельзя игнорировать и данные чернового автографа, создание которого предшествовало появлению наборной рукописи. Так, в наборной рукописи «Дневника писателя» за май—июнь 1877 г. есть строки:

«Вопросъ этотъ въ частности можно назвать Германскимъ, а въ сущности, въ цЪломъ, какъ нельзя болЪе вссевропейскимъ, и какъ нельзя сильнее слить /онъ/ органически съ судьбой всей Европы» (ИРЛИ. Ф. 100. № 29480. Л. 39 об.) (то же в печати: 1878 — 140; ЯСС — 25, 150).

Грамматическое построение предложения, включающего однородные определения, нарушается в той его части, где появляется инверсия «слит он». В черновом тексте видим иное построение фразы, восстанавливающее недостающее звено в цепочке однородных конструкций:

«Вопросъ этотъ [Гер] въ частности можно назвать Германскимъ, а въ сущности, въ цЪломъ, какъ нельзя болЪе всеевропейский,]/имъ/ и какъ нельзя силыгЬе слит[ъ]/ымъ/ органически съ судьбой всей Европы» (РГБ. Ф. 93.1. 2. 12. Л. 162).

Таким образом, грамматически верным оказывается перечисление определений: «германским», «всеевропейским», «слитым». Ошибка чтения возникает еще на стадии подготовки наборной рукописи, то есть допущена или А. Г. Достоевской, переписавшей текст набело, или самим автором (!), надиктовавшим этот текст своей помощнице и не разобравшим собственную правку — ошибка появляется именно на месте исправлений,

сделанных в черновике мелким почерком в конце строки. Возникает вопрос: можем ли мы в этом случае ориентироваться на первоначальный вариант? Да, можем — если таким образом восстанавливается языковая логика текста. Иными словами, необходимо понимать, что и автор не огражден от погрешностей, а значит, имеет смысл в определенных случаях авторскую логику поверять логикой языковой. По мнению JI. Д. Громовой-Опульской, «критически установленный текст — это исторически доказанный текст. Он воплощает и в общем (выбор основного текста) и в деталях (устранение искажений) ту идейно-художественную структуру, которая в наибольшей (желательно — полной) мере соответствует творческим устремлениям создателя. Этот текст освобожден от посторонних вмешательств и противных его структуре преображений, даже если они исходили от самого автора»27.

Сравнение наборной рукописи и печатного текста позволяет выявить опечатки, не отмеченные ранее. По утверждению Б. В. Томашевского, «наиболее опасные опечатки — это те, которые дают смысл»28. Одна из таких опечаток появляется в разделе «Ягодки» гл. 2 февральского выпуска «Дневника писателя» за 1876 г.: «При всей неблагоприятное™ для Кронеберга мнЪшя г. Лансберга (N, докторъ, свидЪтельствовавшш наказанную 29-го ¡юля и надь мнЪшемъ котораго чрезвычайно 'Ьдко подсмеивается г. Спасовичъ) — я для защиты заимствую мнопя данныя изъ его акта отъ 29 ¡юля» (56). В этом тексте есть противоречие: знаком «N» обозначают, как правило, людей, не названных по имени, причем более точным будет обозначение «NN» (от лат. nomen nescio — «имени не знаю» или nomen nominandum — «не назвавший себя по имени»29). В нашем случае, напротив, имя указано — г. Лансберг. Тогда что подразумевает знак «N»? Обращение к наборной рукописи позволило установить опечатку: в рукописном тексте на месте «N» обнаруживается одно из самых излюбленных обозначений Достоевского — помета NB (nota bene) (ИРЛИ. Ф. 100. № 29464. Л. 9 об., второй блок записей). Вторая часть знака была утрачена при наборе.

Довольно многочисленны случаи неточного отражения наборной рукописи в прижизненном издании «Дневника писателя» за 1877 г. Это ошибки набора, которые объясняются заменой слова на похожее по

27 Громова-Опульская Л. Д. Основания «критики текста» // Громова-Опульс-кая Л. Д. Избранные труды. С. 476. Ср.: Спиридонова Л. А. Выбор источника текста // Современная текстология: теория и практика. С. 37.

28 Томашевский Б. В. Писатель и книга: Очерк текстологии. М., 1959. С. 53.

29 Бабкин A. Ai, Шендецов В. В. Словарь иноязычных выражений и слов: в 2 т. М.; Л., 1966. Т. 2. С. 928.

звучанию (недоумЪшй — нсдоразум'Ъшй), пропуском или подстановкой букв (жгучЬс — жгуче; же — уже), пропуском коротких слов, чаще — союза «и» (но и сильное — но сильное; какъ и у всЬхъ — какъ у вс1;хъ), неверным чтением морфем (желаш'емъ — желашями; обличить — обличать). Б. В. Томашевский отмечал среди ошибок набора такие, при возникновении которых авторский вариант написания заменяется более привычным для наборщика: «это — обычные замены сокращенных "может", "должно" полными "может быть", "должно быть", пополнение формы "во что бы ни стало" до "во что бы то ни стало" и т. п.»30. У Достоевского есть написание, которое нередко необоснованно исправляется в печатном тексте: «просто за просто» (в «за» появляется буква «н»). Сравнительный анализ прижизненных изданий романа «Подросток» и «Дневника писателя» за 1876—1877 гг. также позволяет установить нетворческие изменения текста в печати — как правило, это ошибки набора при переиздании текста.

Для «Дневника писателя» имеет значение еще один источник текста — это письма читателей. При подготовке произведения Достоевский иногда использовал выдержки из читательских писем. Текст письма включался в структуру авторского текста, причем Достоевский, как правило, не делал выписок, а предлагал наборщикам само письмо в качестве основы для набора. В письме выделялись чернилами те фрагменты, которые были предназначены для цитирования в «Дневнике писателя». Следовательно, письма читателей также содержат информацию, актуальную при установлении текста произведения. Например, сравнение выдержек из письма С. Е. Лурье к Достоевскому с их публикацией в «Дневнике писателя» за 1877 г. (март, гл. 3, § I «Похороны "общечело-века"») выявляет по крайней мере одну ошибку печатного текста.

Письмо:

«...приготовили великолепный, [громадный] /огромный/ вЪнокъ изъ св-Бжихъ цвИтовъ» (ИРЛИ. Ф. 100. № 29768. Л. 10, правка Достоевского).

Прижизненное издание (1878):

«.. .приготовили великолепный, огромный в1>нокъ свЬжихъ цвЪтовъ»

(81).

В письме С. Е. Лурье есть написание, которое наборщик неточно воспроизвел, пропустив необходимый в тексте предлог «из». Причиной ошибки стало расположение записи: пропущенный предлог находится в начале строки, почти на сгибе листа, и чуть виден из-за светлого цвета чернил. В ЯСС повторен вариант 1878 (25, 90).

30 Томашевский Б. В. Писатель и книга: Очерк текстологии. С. 41.

К лингвотекстологическим аспектам проблемы установления текста относится анализ пунктуации и синтаксиса рукописей и печатного текста, а также орфографических особенностей материала. По мысли В. Н. Захарова, «для Достоевского пунктуация была интонационной и интуитивной. Его знаки препинания являются знаками авторской интонации, авторского ритма. Читать тексты Достоевского по знакам его пунктуации — все равно что по нотам читать партитуру композитора. Эта интонационная партитура постепенно исчезала и исчезла в посмертных изданиях»31. В печатном тексте фиксировался только результат авторской правки и нередко изменялись орфография и пунктуация первоисточника; в ПСС текст претерпел еще большие орфографические и пунктуационные изменения в силу внешней причины — следования установленным в советское время нормам правописания. Между тем в определенных случаях авторские написания заслуживают более пристального внимания.

Так, в публикации заметки к роману «Подросток» обнаруживается нарушение границ предложения в сочетании с неверным чтением морфем, влияющее на понимание текста.

Публикация текста в ЛН и в ПСС:

«Васин. Это очень гордый человек. Знаете, очень гордый. Люди любят верить в бога, особенно очень презирающие человечество» (77, 234; 16, 199).

Рукопись:

«Васинъ. Это очень гордый челов1;къ. Знаете, очень гордые люди любятъ вЪрить въ Бога, особенно очень презираюнде человечество» (РГАЛИ. Ф. 212. 1. 11. Л. 106).

На правильное чтение указывают начертание флексии в слове «гордые» (в котором нет графических признаков «й»), строчная «л» в существительном «люди» и отсутствие точки между указанными словами. Кроме того, наше чтение подтверждается текстом романа, где Васин произносит ту же самую мысль: «— Это — очень гордый человек, как вы сейчас сами сказали, а многие из очень гордых людей любят верить в бога, особенно несколько презирающие людей» (13, 51).

В ПСС не отражена пунктуация наброска к декабрьскому выпуску «Дневника писателя» за 1877 г.: «Без понимания Пушкина нельзя и русским быть. Он предчувствовал достоинство народа, великодушие его. В своей правде реализма и без прикрас Савельич раб. Да разве это раб?» (26, 203). В этом отрывке пропущен всего один знак,

31 Захаров В. Н. Достоевский для XXI века // Вестник Российского гуманитарного научного фонда. 1999. № 3. С. 195.

запятая, которая есть в автографе, — после имени «Савельич» (РГБ. Ф. 93. I. 2. 13. Л. 287). Отсутствие запятой в печатном варианте рукописи приводит к неточному пониманию текста: существительное «раб» становится частью составного именного сказуемого, то есть признаком подлежащего «Савельич». Запятая после «Савельич» восстанавливает исходный смысл высказывания, и мы понимаем, почему слово «раб» подчеркнуто: в данном случае оно внутренне антиномично, главное как раз в том, что пушкинский герой, показанный «в своей правде реализма и без прикрас», не раб. Речь идет об освобождении от крепостного права: Достоевский пишет о смирении как особенности русского народа, и в характере Савельича подчеркивается именно смирение, в отличие от раболепства.

Особого внимания при изучении рукописного текста требуют орфографические характеристики записи. Для Достоевского немаловажным было начертание особо значимых слов с заглавной буквы. В подобных случаях графического акцентирования слова следует соблюдать орфографию первоисточника при публикации текста. В реальности так происходит не всегда. Особенно показателен пример из наборной рукописи апрельского выпуска «Дневника писателя» за 1877 г., в котором публицистические очерки о войне и Восточном вопросе соединяются с «фантастическим рассказом» «Сон смешного человека». В обеих главах апрельской книжки появляется слово «Истина» — в наборной рукописи оно записано с заглавной буквы, и эту особенность в большинстве случаев не сохранили ни прижизненное, ни академическое издания. Между тем это написание имеет принципиальное значение для автора, отражая христианские представления. Христианская идея проявляется через «живой образ» Истины не только в художественной, но и в публицистической части «Дневника»: рассуждения Достоевского о великом деле Православия на Балканах, о выступлении русского народа в защиту единоверцев, о прошлом и будущем России органично соединяются с рассказом о человеке, очистившем свою душу от греха и обретшем смысл жизни в сочувствии и служении другим. На соединение этих тематических планов указывает, казалось бы, незначительная орфографическая деталь — прописная буква в слове «Истина», объединяющем обе главы апрельской книжки. Думается, это и другие написания, наделенные особым идейно-художественным смыслом, важно сохранять в печатном тексте — более корректным будет наше представление об авторских идеях и поэтике произведения.

Во второй главе диссертации «Творческая история произведения. Отражение творческого процесса в тексте» исследуются творческие изменения текста в его истории. Смысл «творческой истории», по определению Н. К. Пиксанова, в изучении художественного произведения не на уровне окончательного текста, а с учетом всех стадий формирования замысла: «Понимание результатов процесса без изучения самого процесса для историка заранее опорочено, ибо историк все познает только исторически, генетически»32. Проблема творческого процесса Достоевского стала объектом исследования в связи с изучением и публикацией черновых материалов — о творческом процессе писали Н. Ф. Бельчи-ков, И. И. Гливенко, Л. П. Гроссман, А. С. Долинин, В. Л. Комарович, Б. С. Мейлах, Л. М. Розенблюм, Б. В. Томашевский, Г. М. Фридлендер, Г. И. Чулков. Рассматривались, как правило, отдельные аспекты указанной проблемы (внешний вид черновых записей, общая характеристика развития творческого процесса, записные тетради как творческие дневники Достоевского), при этом романам уделялось большее внимание, чем «Дневнику писателя».

Исследование проблемы творческого процесса приводит нас к выводу о том, что авторская работа над текстом выстраивалась принципиально по-разному в случае с оформлением романного замысла и при создании художественно-публицистического «Дневника писателя». Главных отличий в характере творческого процесса в романе «Подросток» и в «Дневнике писателя» два — это, во-первых, особенности отбора информации при создании текста и, во-вторых, форма произведения. В работе над черновым текстом «Подростка» Достоевский решает иные проблемы, по сравнению с теми, которые встают перед ним при возникновении замысла «Дневника писателя». Романный текст в этом смысле можно сравнить с картиной, посвященной конкретному сюжету, который постепенно проступает в авторском сознании по мере более или менее детальной прорисовки отдельных штрихов этого полотна. Основные задачи писателя в данном случае — найти адекватную художественному замыслу форму повествования, определить идею, фабулу и характеры героев. «Дневник писателя» — это не картина, а скорее, мозаика сюжетов, которые возникают по велению дня и ориентированы на журналистский опыт Достоевского. Используя его, автор создает уникальное соединение публицистики и художественных картин — образцов так называемой «малой прозы» «Дневника писателя». Основные задачи в этом случае — выбрать темы для открытого ежемесячного (как в журнальной периодике) диалога с читателем и соединить их в рамках одного выпуска в серии жанрово разнородных текстов — публицистических очерков, литературно-критических эссе и рассказов.

32 Никсонов Н. К. Творческая история «Горя от ума». М., 1971. С. 360.

Отдельный аспект творческого процесса — это появление авторских условных знаков в рукописном тексте. В публикациях рукописного текста знаки Достоевского почти не воспроизводятся. Единственную попытку их последовательного графического отражения предпринял А. С. Долинин в издании рукописных материалов к роману «Братья Карамазовы»33. Подробное изучение знаков Достоевского не проводилось. Вес условные обозначения делятся на две группы — это корректурные знаки, которыми Достоевский пользуется в черновиках для указания на последовательность записей, и знаки-символы, рассыпанные по всему пространству записных тетрадей и определяющие направление творческого процесса. Знаки второй группы стали способом тематического объединения черновых записей: писатель отмечает тем или иным условным обозначением записи, которые соединяются в особые тематические контексты. Объединяя записи, Достоевский тем самым уже пытается «знаково» сформулировать конкретную тему и обозначить разные ее ипостаси. Условные знаки в рукописном тексте Достоевского, являясь символическим определением темы и графически оформляя семантическое пространство художественного замысла, выполняют оценочную функцию (особенно показательны знаки православного креста и символическое изображение солнца в рукописях «Подростка» и «Дневника писателя» за 1876—1877 гг.). Анализ условных обозначений Достоевского в ряде случаев показывает отношение автора к литературной традиции, значение христианских представлений в формировании художественных идей на стадии черновых записей и в окончательном тексте произведений.

Особое значение в творческой истории произведения получают имена и названия, используемые автором: они позволяют понять, как формируется художественный замысел, какое развитие он получает в черновиках и как воплощается в окончательном тексте. В рукописях Достоевского важны и литературные образы, и исторические реалии. В соединении эти образы и факты создают сложный сплав историко-литературных представлений, выступающих как объект художественного анализа и как средство выражения художественно-публицистических идей. Исходя из этого, мы можем судить о творческом методе писателя как восприятии мира в контексте исторической и эстетической реальности. В процессе текстологического анализа рукописей и их публикаций установлены следующие новые факты творческой истории исследуемых произведений:

33 См.: Ф. М. Достоевский. Материалы и исследования / Под ред. А. С. Долинина. Л., 1935.

1) Прототип одного из персонажей романа «Подросток» (Дарзана) — Владимир Дестрем (сын французского инженера М. Г. Дестрема, приглашенного в Россию на службу при императоре Александре I). Фамилия Дестрем в публикациях черновых рукописей «Подростка» ошибочно прочитана как Дитрин. Анализ фактического материала доказывает, что с В. М. Дестремом Достоевский мог видеться в 1844 г. по месту общей службы — в чертежной Инженерного департамента. Образ Дарзана в романе «Подросток» не прописан подробно, но получает вполне определенные характеристики: молодой человек «хорошего дома», но имеющий дурную репутацию — игрок и мот, вынужденный оставить престижную службу «в одном из виднейших кавалерийских гвардейских полков», и тем не менее ведущий светский образ жизни, приятельствующий с князем Сергеем Сокольским. Дарзан и Подросток сопоставляются в романе как не равные по социальным возможностям. Установленный прототип героя позволяет представить, как рождался образ аристократа, баловня судьбы, обязанного безмятежной и обеспеченной жизнью своему благородному семейству и знатному происхождению. Важно то, что тема социального неравенства, присутствовавшая в размышлениях Достоевского в 1840-е гг. и отраженная в романных отношениях героев, соединяется с темой «истинного дворянства» и народа, гораздо более существенной для творчества Достоевского в целом.

2) Характер авторского восприятия «Лавки древностей» Диккенса в романе «Подросток», открывающийся благодаря анализу русских переводов произведения. Большая часть сцены, в которой упоминается диккенсовский сюжет, принадлежит самому Достоевскому, а не заимствуется у Диккенса. Текст «Лавки древностей» воспринимается не на фабульном, а на сюжетном и образном уровнях, и происходит контаминация разных сцен из романа Диккенса, ставших отправной точкой для создания вполне оригинальной картины в романе «Подросток».

3) Особенности взаимодействия литературных и музыкальных образов в романе «Подросток», на которые указывают упоминание в черновом тексте имени французского композитора Шарля Гуно, создателя оперы «Фауст», а также неопубликованные в печати наброски о Певческой капелле и фрагмент цитаты из Херувимской песни («Яко да Царя всех подымем»). Оперу Гуно «Фауст» следует считать одним из основных источников музыкального восприятия темы в романе «Подросток». Воздействие музыки на текст определило выдвижение на первый план образа Маргариты в рассказе Тришатова. Яркое звучание в романном тексте мотивов любви и страдания — также следствие творческого осмысления музыкальной темы. С мотивами покаяния и спасения души связано

включение Херувимской песни в музыкальный контекст сцены из «Фауста», а также обращение автора к тексту «Жития Марии Египетской» в романном повествовании. Тема греха и образ грешницы обретают драматическую силу звучания в соединении музыки Гуно и текста Гете. Музыкальные образы и мотивы фаустовской сцены становятся точкой пересечения многих тем романа — это и «Фатум любви» Версилова и Ахмаковой, и тема «золотого века», с ее образом «счастливого и невинного» человечества и мотивом грехопадения. Это и «фаустовская» идея «стать Ротшильдом», желание Подростка обрести могущество, власть над миром и свободу. В романе «Подросток» фаустовская сцена определяет центральную сюжетную линию — повествование о юной душе, вступающей в полную искушений жизнь, стремящейся разгадать ее смысл и свое предназначение.

4) Литературно-биографический контекст имени Лермонтова в черновом автографе рассказа «Кроткая», характеризующий героя данного произведения в связи с темой «болезненного самолюбия» и мотивом «мщения обществу».

5) Сюжетные взаимосвязи между рассказом Достоевского «Кроткая» и пьесой Островского «Бесприданница», проявляющиеся в системе образов (Кроткая и Лариса Огудалова, Ефимович и Паратов, закладчик и Паратов) и мотивов (мотив торга, мотив искушения героини, мотив самоубийства).

6) Смысл неверно разобранной записи о Кукольнике и Полевом («Дневник писателя» за 1876 г.), связанной с заметкой о Потугине и рассуждениями о художественности, состоящей, по мысли писателя, не во внешней эффектности повествования, характерной для произведений Кукольника и Полевого, а в признании духовных идеалов русского народа.

7) Один из источников гл. 1 февральского выпуска «Дневника писателя» за 1876 г. — «Житие Святителя Тихона Задонского», оказавшее влияние также на формирование образа старца Зосимы в романе «Братья Карамазовы».

8) Значение имени Рылеева в набросках к «Дневнику писателя» за 1876 г., не прочитанного публикаторами, в контексте рассуждений Достоевского о Православном Деле, о народности движения русских в защиту славян.

9) Сведения об английском политике, стороннике мирного разрешения Восточного вопроса Джоне Брайте, имя которого обнаружено при изучении наборной рукописи «Дневника писателя» за 1876 г.

10) Содержание рассуждений Достоевского об агарянах в черновых набросках к «Дневнику писателя» за 1877 г. У Достоевского агаряне

(слово, не разобранное публикаторами рукописи) — определение мусульман. Суть этого понятия проясняется в полемических размышлениях о герое Л. Толстого Левине и отношении последнего к движению в защиту славян («.. .я сам народ, и я не чувствую этого»). Оспаривая мнение Левина о балканских событиях и народном отношении к ним, Достоевский использует исторический аргумент, говоря о существовании духовной традиции, сформировавшейся на основе христианских представлений. Именно поэтому выступление в защиту славян воспринимается как естественное проявление исторически обусловленной духовной сущности русского человека, как выражение национальной, православной, славянской идеи.

11) Смысл заметок к «Дневнику писателя» за 1877 г. об участии Италии в Восточном вопросе, а также о политических выступлениях главы австрийского правительства, министра-президента Австро-Венгрии Ко-ломана Тиссы (указанные название и имя собственное — Италия и Тис-са — были неверно прочитаны при публикации черновиков). Содержание этих записей Достоевского проясняет газетная хроника 1870-х гг. Характер рассуждений Достоевского свидетельствует об основательной авторской переработке новостного материала, извлеченного из газетной периодики. При этом в «Дневнике писателя» представлен оригинальный, авторский, взгляд на события, в отличие от газет того времени, придерживавшихся редакционного направления.

12) Содержание публицистического контекста, который устанавливается благодаря анализу имени чешского общественного деятеля Яна Вацлика в черновых заметках к «Дневнику писателя» за 1877 г. Данное имя не указано в справочных изданиях о Достоевском и не получило комментария. Интерес Достоевского к выступлениям Вацлика в прессе объясняется не только обращением обоих авторов к Восточному вопросу, но и тематическим сходством рассуждений. Вацлик, как и Достоевский, говоря о ситуации на Балканах, особое внимание уделяет народной теме, обосновывая при этом идею политической независимости славян от европейских государств, претендующих на мировое господство. Кроме того, оба автора обращаются к религиозной теме в контексте политической. Повествуя о жизни славянских народов, Вацлик стремится показать русским читателям не только государственное, но духовное становление славян на основе православной культуры. В контексте этих рассуждений особое значение приобретает образ Дон-Кихота (одна из записей о нем также не прочитана публикаторами). Речь идет об отрешенности ДонКихота от реального мира, о неспособности «прозреть истину и отыскать себе верный путь всей деятельности». В тексте «Дневника писателя»

авторская идея конкретизируется в новой функции образа Дон-Кихота, символизирующего Европу с ее «поврежденным умом», которая спасает мечту «о ничтожности и бессилии России» и поэтому возвышает Турцию (вывод Достоевского, следующий из ознакомления с газетной хроникой событий). Сравнение Европы с Дон-Кихотом определяет дальнейшую аргументацию автора, который стремится доказать «скудость европейских о нас познаний» (26, 28). И здесь важными становятся «славянские» рассуждения Вацлика, которые, очевидно, были для Достоевского подтверждением его собственных представлений о величии и духовной силе народа.

Третья глава диссертации Ишпертекстуальпые связи в рукописном тексте посвящена установлению внутренних закономерностей развития авторских идей в едином пространстве рукописного текста и анализу интертекстуальных связей. В последнее время по отношению к творчеству Достоевского применяются термины «интсртекст» и «интертекстуальность» (Е. Г. Новикова, О. Б. Зиренко, О. Меерсон, Б. Н. Тихомиров). Но теория интертекста до сегодняшнего момента не содержит терминологической ясности — исследователи предлагают разное понимание основной терминологии. Понятие «интертекст» принято связывать с именем Ю. Кристевой, которая «в 1967 г. опубликовала статью "Бахтин, слово, диалог и роман", дав начало понятию интертекстуальности. Широкое распространение учения М. Бахтина о "чужом" слове, о диалоге как универсальной общекультурной категории, с одной стороны, и структурно-семиотический подход к тексту, разработанный тартуско-московской школой, с другой стороны, дали новый толчок изучению проблемы»34.

Как заметила И. В. Арнольд, «общей четкой теории интертекстуальности пока нет. Каждый западный лингвист, и Кристсва в том числе, толкуют ее применительно к своей философской и методологической позиции. Исходные идеи Бахтина при этом иногда искажаются до неузнаваемости»33. Подобную же мысль высказывает И. П. Ильин: «Концепция Кристевой в благоприятной для нее атмосфере постмодернистских и деконструкти-вистских настроений быстро получила широкое признание и распространение. Однако конкретное содержание термина существенно видоизменяется в зависимости от теоретических и философско-методологических предпосылок, которыми руководствуется в своих исследованиях каждый

34 Толстых О. А. «Свое» и «чужое». К проблеме интсртекстуальности // Вести. Южно-Урал. гос. ун-та. Серия Лингвистика. Челябинск, 2004. Вып. 1. № 7. С. 41.

35 Арнольд И. В. Семантика. Стилистика. Интертекстуалыюсть: Сб. ст. / Науч. ред. П. Е. Бухаркин. СПб., 1999. С. 393.

ученый. Общим при этом для них всех служит постулат, что всякий текст является "реакцией" на предшествующие тексты»36.

Теоретические аспекты проблемы интертекстуальности не становились предметом самостоятельного анализа в работах, посвященных творчеству Достоевского. Для изучения произведений данного писателя актуально понимание интертекста и интертекстуальности, которое предлагают И. В. Арнольд и Н. А. Кузьмина. И. В. Арнольд связывает интертекст с принципом выдвижения: «Выдвижением в стилистике декодирования называется такая организация контекста, которая фокусирует внимание читателя на важных элементах сообщения, устанавливает семантически и иерархически релевантные отношения между ними, усиливает эмоциональный, оценочный, экспрессивный потенциал текста, способствует передаче импликации, иронии и разных модальных оттенков. Общность функций позволяет считать интекст вариантом выдвижения. Интертекстом назовем имплицированный при этом смысл»37. Термин «интертекстуальность» Н. А. Кузьмина объясняет обобщенно, как онтологическую характеристику текста: «Рождение текста невозможно без опоры на уже существующие тексты. <.. .> Это онтологическое свойство любого текста (прежде всего художественного), определяющее его "вписанность" в процесс (литературной) эволюции, мы и называем интертекстуальностью»38. Определение И. В. Арнольд более конкретизировано — речь идет об «интертекстуальности в узком смысле, т.е. вербальной»39: «Под интертекстуальностью понимается включение в текст либо целых других текстов с иным субъектом речи, либо их фрагментов в виде маркированных или немаркированных, преобразованных или неизменных цитат, аллюзий и реминисценций. <.. .> Понятие интертекстуальности не следует смешивать с понятием литературных влияний, или бродячих сюжетов, или мотивов»40. Под субъектом речи понимается «данный автор, его персонаж или другой автор»41. Теоретическое значение также имеют наблюдения и выводы, предложенные в работах П. Е. Бухаркина, Ю. Н. Караулова, Е. А. Козицкой, С. Б. Кураша, П. Торопа, Н. А. Фатеевой, Ж. Е. Фомичевой и др.

36 Ильин И. П. Стилистика интертекстуалыюсти: теоретические аспекты // Проблемы современной стилистики: Сб. научно-аналитических обзоров. М., 1989. С. 195.

37 Арнольд И. В. Семантика. Стилистика. Интертекстуальность. С. 368.

38 Кузьмина Н. А. Интертекст и интертекстуалыюсть: к определению понятий // Текст как объект многоаспектного исследования: Научно-методический семинар «ТЕХТиЗ». СПб.; Ставрополь, 1998. Вып. 3. Ч. 1. С. 31.

39 Арнольд И. В. Семантика. Стилистика. Интертекстуальность. С. 395.

40 Там же. С. 346—347.

41 Там же. С. 352.

При исследовании рукописей Достоевского устанавливается тематический контекст творчества, благодаря которому возможно определение ключевых художественных идей автора. Говоря о «Дневнике писателя» Достоевского, И. Л. Волгин верно заметил, что «с момента появления "Дневника" в 1876 г. в качестве особого издания и вплоть до наших дней его тексту не уделялось достаточного внимания»42. Несмотря на то, что после опубликования цитируемой статьи прошло довольно много времени, собственно анализ текста «Дневника писателя» сохраняет актуальность. Применительно к романному творчеству ситуация иная — романы изучены в большей степени. Важно другое: в настоящее время целесообразно говорить не просто о необходимости большего внимания к самим текстам Достоевского и не только о существовании взаимосвязи между романами и художественной публицистикой писателя, но о единстве художественно-публицистического контекста, который во всей полноте предстает именно в рукописных материалах.

Применительно к Достоевскому нередко говорят о значении литературного контекста: «Достоевский уже в начале своего творчества обнаруживает удивительное умение сообразно своим целям точно и последовательно использовать литературный контекст, прежде всего для утверждения собственных взглядов»43. И. И. Середенко подчеркивает, что «Достоевский питает устойчивое пристрастие к некоторым текстам, постоянно присутствующим в поле его зрения. Это прежде всего Библия, особенно некоторые ее сюжеты и части», и отмечает такую характеристику творчества Достоевского, как автополемика, приводя примеры развития и критического осмысления теорий, принадлежащих героям-идеологам в разных романах писателя (Раскольников — Кириллов — Версилов)44. По мнению исследователя, продуктивной является «классификация "чужих" текстов в произведениях Достоевского»: И. И. Середенко выделяет «три слоя текстов-кодов» — «Библия, литературные и фольклорные тексты»45, при этом Библия определяется как «единый устойчивый текст-код к роману Достоевского»46. М. М. Коробова

42 Волгин И. Л. «Дневник писателя»: текст и контекст // Достоевский: Материалы и исследования / ИРЛИ (Пушкинский Дом) АН СССР. Л., 1978. С. 151.

45 Трофимов Е. А. Культурная символика «Бедных людей» и проблема литературной позиции Ф. М. Достоевского //Документальное и художественное в литературном произведении. Иваново, 1994. С. 26.

44 Середенко И. И. Прототекст Библии в текстах Ф. М. Достоевского // Культура и текст. СПб.; Барнаул, 1997. Вып. 1: Литературоведение. Ч. 1. С. 117.

45 Середенко И. И. Тексты-коды в структуре романов Ф. М. Достоевского // Проблемы межтекстовых связей. Барнаул, 1997. С. 69.

46 Там же. С. 73.

указывает на то, что количество цитат из Библии в текстах писателя увеличивается с середины 1860-х годов, и эти цитаты «начинают играть заметно возросшую смысловую роль, наиболее яркие примеры — включение больших фрагментов текстов Евангелия и Апокалипсиса в романы "Преступление и наказание", "Бесы" и "Братья Карамазовы"»47. К анализу библейских цитат (преимущественно на материале печатных текстов Достоевского) обращались А. Л. Гумерова, Т. А. Касаткина, Н. Г. Михновец, Б. Н. Тихомиров, И. Д. Якубович и другие исследователи.

Как считает В. Е. Ветловская, «обилие отсылок у Достоевского продиктовано самым существом его художественных принципов и задач: сложные мысли и вся их система в целом были бы читателю непонятны, если бы автор не указывал прямо в тексте, из каких положений он исходит, с кем или с чем соглашается, с кем или с чем спорит»48. В большинстве случаев так и происходит, тем более в черновиках, где писатель еще чаще называет претексты и прецедентные тексты, вызвавшие те или иные творческие размышления. Но в произведениях Достоевского встречаются и так называемые аллюзии без атрибуции. Н. А. Фатеева полагает, что для текстообразования в целом характерно преобладание именно ^атрибутированных аллюзий: авторы таким образом сознательно настраивают читателей на «открытие» смысла, на дешифровку текста49.

Как показывает анализ тематического контекста рукописей, наиболее распространенные типы интертекстуальности в рукописном тексте Достоевского — это аллюзия и цитата с тождественным и нетождественным воспроизведением образца. В рукописях более частотны аллюзии и цитаты с точной атрибуцией, в печати нередко источник цитаты опускается: одна из задач интертекста — активизировать восприятие читателя. Формулировка текста-источника может меняться из-за цитирования по памяти или намеренного видоизменения цитаты в контексте собственно авторских размышлений. Есть основания полагать, что в рукописях и в печатных текстах Достоевского многие цитаты и особенно аллюзии (границы которых не всегда заметны) еще не выявлены, их установление и изучение может стать целью самостоятельного исследования.

47 Коробова М. М. Цитаты и крылатые выражения в художественных произведениях Ф. М. Достоевского: О проекте словаря // Слово Достоевского: Сб. ст. / Ред. чл.-корр. РАН Ю. II. Караулов. М., 1996. С. 58—59.

48 Ветловская В. Е. Проблема источников художественного произведения // Русская литература. 1993. № 1. С. 102.

49 Фатеева Н. А. Интертекст в мире текстов: Контрапункт интертекстуальности. М„ 2006. С. 136.

Следует отметить важность для Достоевского явления, которое в современной науке обозначается термином «интермедиальность», подразумевающим взаимодействие разных видов искусства. В рукописях романа «Подросток» пример такого взаимодействия — обращение автора к проблематике оперы Ш. Гуно «Фауст» и трагедии Гете, а также к русской духовной музыке. Соединение смыслов, заложенных в источниках, представляющих разные виды искусства, в данном случае не просто художественно обогащает литературный текст, но и характеризует синкретичность творческого мышления автора. Соединение музыки и литературы в романс Достоевского, с одной стороны, отражает индивидуально-авторские впечатления от названных сюжетов, передавая тонкость музыкального восприятия темы, свойственную писателю, а с другой стороны — показывает монолитность и устойчивость авторской идеи, раскрывающейся через интертекстуальные и интермедиальные связи в произведении. Известны и другие случаи интермедиально-сти (например, отражение в романном творчестве авторского восприятия картин Ганса Гольбейна-мл. «Христос в могиле» и Клода Лоррена «Асис и Галатея»). Примером интермедиальности является соединение иконических и живописно-архитектурных образов в романе «Подросток», отражающих единство эстетического впечатления и религиозного чувства.

Отношение автора к предмету изображения чаще аналитическое и в конечных выводах полемическое: и в романах, и в «Дневнике писателя», как на стадии черновиков, так и в окончательном тексте, критически осмысливаются проблемы искусства и жизни. Возможно, именно полемичность и способствует преумножению интертекстуальности: автор нередко выбирает для художественно-публицистического осмысления именно те прстексты, с содержанием которых полемизирует (газетные публикации, литературные произведения). Кроме того, в ряде случаев интертекст формируется за счет использования какого-либо источника как способа аргументации своего мнения; при этом распространенный вариант — обращение к Библии, которая содержит важную для автора систему идей и воспринимается как основа основ. Другие примеры — Ро-стовы как образец «благолепного семейства», Савельич и Алеко (в рассуждениях о русском народе и «русских скитальцах»), Левин (в связи с Восточным вопросом). Интертекстуальность возникает и на стадии формирования замысла и становится неотъемлемой чертой творческого процесса Достоевского — автор не только выделяет в черновых записях источники, с которыми связаны те или иные идеи, но и собственную манеру письма пытается выработать через обращение к определенным

претекстам. Особенно показательны в этом смысле именно рукописи «Подростка», в которых находит отражение весь процесс развития романного замысла — не только как формирование идей и образов, но и как эволюция слога. И в данном случае для Достоевского особенно важны тексты Пушкина (в рукописях аллюзия на пушкинскую прозу представлена двумя ключевыми словами — художественность и Белкин). В пушкинской манере письма Достоевский выделяет простоту, живость и правдоподобие. При разработке романного замысла определение тона и слога особенно важны для Достоевского в связи с выбором формы повествования от первого лица, тем более что роль повествователя отведена «юному отроку», чьи интонации, по мнению автора, не должны вызывать у читателя ощущение фальши.

В рукописях Достоевского встречаются аллюзии на факты, причем если учитывать интерес Достоевского к газетной хронике, то часто в тексте упоминаются факты-однодневки — это характерно для рукописей «Дневника писателя», — прежде всего, записных тетрадей, отражающих начальную стадию творческого процесса, которая, как мы знаем, важна для формирования замысла произведения (главы или выпуска) в целом. Но и среди записей к роману «Подросток» появляются такие аллюзии на факты (отсылки к газетной хронике с указанием источников), показывающие, что пространство рукописного текста едино и в нем соединены художественные идеи и публицистические оценки автора. Кроме того, в рукописях встречается много библейских и литературных, исторических аллюзий, благодаря которым расширяется семантическое пространство авторского текста.

В некоторых случаях аллюзию образуют антропонимы — как литературные (Дон-Кихот, Белкин, Сильвио и др.), так и обозначающие реальных лиц, причем во втором случае большое значение имеют факты биографии автора (Дестрем, Брусилов), а также его литературные интересы и взгляды. Иногда исходный смысл антропонима, традиционно (культурно) за ним закрепленный, существенно переосмысливается в авторском тексте, особенно в «Дневнике писателя», где авторское начало проявляется более открыто, а литературные образы нередко используются для характеристики общественно-исторической и политической темы. В нашей работе наиболее показательный пример — образ Дон-Кихота в романах и «Дневнике писателя».

Нарицательные имена также могут выполнять роль аллюзии, особенно когда они становятся ключевыми словами, связывающими разные творческие замыслы и разные произведения. Для Достоевского характерно обращение к постоянным (сквозным) темам, которые осмысливаются

автором на протяжении многих лет. Причем и здесь имеются примеры биографического подтекста («стушеваться»), В текстах Достоевского такие ключевые или кодовые слова (атеизм, капитал, лучшие люди, обособление, мечта, шатость, жучок) чаще имеют индивидуально-авторскую семантику и не всегда в первую очередь отражают сложившуюся в литературе или культуре систему значений, хотя в некоторых случаях автор безусловно отталкивается от культурной, литературной, философской традиции (христианство, нигилизм, муравейник).

Проведенный анализ убеждает в том, что рукописи к одному произведению в действительности образуют гораздо более значительное семантическое пространство, представляя темы, которые были важны для автора в разное время и которые нашли воплощение в разных текстах: первое дьяволово искушение (тематическая ветвь: материализм, социализм, атеизм), третье дьяволово искушение (тематические ветви: Ваал, «золотой мешок», католичество); преступление; нигилизм; обособление; муравейник (тематическая ветвь: европейская цивилизация); самоубийство; Россия и Европа; дворянство; искусство (тематические ветви: художественность, красота); христианство (тематические ветви: духовное восстановление человека, дети, красота). Представленный контекст указывает на значимость христианских ценностей для Достоевского: «проклятые вопросы» романов и «Дневника писателя» находят разрешение именно в евангельском идеале свободной веры, деятельной любви, милосердия и прощения.

Тематика рукописей подтверждает органическое соединение публицистических и художественных идей писателя: литературные и библейские интертексты встраиваются в контекст историософских размышлений автора, важных при чтении как рукописного, так и печатного текста. Если учитывать данные, полученные при анализе проблемы творческого процесса Достоевского, то можно заключить, что на стадии формирования авторского замысла рождается своеобразный тематический сплав — сочетание собственно художественных характеристик и элементов публицистики, которое проявляется в окончательном тексте по-разному — в зависимости от жанровой специфики материала и формы повествования усиливается художественная или публицистическая составляющая. Так, в романе «Подросток», при безусловном усилении художественного начала в окончательном тексте (по сравнению с черновым, в котором автор выделяет как творческую проблему вопрос о художественности повествования), представлена история «случайного семейства», которую можно интерпретировать различно — как психологический этюд; религиозно-философское размышление о трагических

противоречиях души человеческой; авторский отклик на духовное разъединение общества, на «обособление» человека в эпоху нигилизма и утраты веры (первоначальное название романа — «Беспорядок»), Все представленные интерпретации верны, но каждая в отдельности — недостаточна для понимания авторского замысла и особенностей его воплощения. Открывающейся перспективой дальнейшей работы является исследование контекстуальности и интертекстуальности идей Достоевского, отраженных в черновиках и в окончательном тексте его произведений.

В Заключении формулируются итоги исследования, составившие содержание данного автореферата. Несмотря на существующее представление о достаточной изученности рукописных фондов Достоевского, очевидно, что наибольший объем данных, обладающих научной новизной, позволяющих внести уточнения в историю текста и творческую историю произведений Достоевского и ценных для исследования поэтики творчества, содержат именно рукописи. Есть необходимость в текстологической «ревизии» рукописных материалов ко всем произведениям Достоевского, в новом прочтении рукописных и печатных источников текста, которое не только заключает в себе потенциальную возможность научных открытий, но и является точным вектором движения исследователя к пониманию всех смысловых нюансов авторского слова.

Вопрос о публикации рукописного текста логически завершает исследование материала и рассматривается в Приложении 1, где представлен практический анализ подходов к публикации рукописного текста. Анализ предшествующих проблем неизбежно приводит к поиску наиболее адекватного способа передачи текста в печати. Изучение научных концепций воспроизведения рукописного текста Достоевского позволяет заключить, что в определении формы публикации следует ориентироваться на конкретный материал, учитывая его содержание и состав, стадию творческой работы и специфику творческого метода автора. Необходимо также понимать, что каждый лист рукописи — это эстетическое целое, в пространстве которого недопустима произвольная перестановка записей. Важное условие эдиционного процесса — разграничение анализа и интерпретации материала. Результат анализа— установленный авторский текст, при подготовке которого текстологические решения получают научную аргументацию. Результат интерпретации — комментарий к тексту, содержащий наблюдения о форме и содержании записей. Принцип модернизации и унификации языка первоисточников, принятый в советское время, не следует считать приемлемым для научной и тем более академической публикации рукописного текста.

В Приложении 2 представлен иллюстративный материал — фрагменты рукописного текста романа «Подросток» и «Дневника писателя» за 1876—1877 гг.

Результаты работы отражены в следующих основных публикациях:

Монографии

1. Тарасова Н. А. «Дневник писателя» Ф. М. Достоевского за 1876— 1877 годы. Критика текста. М.: Квадрига, 2011. 388 с. (24,25 п. л.). ISBN 978-5-91791-056-7.

2. Тарасова Н. А. Проблемы текстологии Ф. М. Достоевского. Вып. 1. Проблемы текстологии романов «Преступление и Наказание», «Идиот», «Бесы»: Монография. Петрозаводск: Изд-во ПетрГУ, 2009. 200 с. (12,5 п. л.; в соавторстве с В. Н. Захаровым, М. В. Заваркиной, Т. А. Рад-ченко и А. И. Солоповой). ISBN 978-5-8021-1093-5.

Публикации в научных журналах, входящих в Перечень ведущих рецензируемых научных журналов и изданий,

утвержденный ВАК Министерства образования и науки РФ

3. Тарасова Н. А. Фаустовская сцена в романе Достоевского «Подросток» // Русская литература. 2010. № 1. С. 171—187. (1 п. л.). ISSN 01316095.

4. Тарасова Н. А. «Дневник писателя» за 1877 год // Достоевский: Материалы и исследования / Институт русской литературы (Пушкинский Дом) РАН. СПб., 2010. Т. 19. С. 458—473. (0,9 п. л.). ISBN 978-5-02025597-5.

5. Тарасова Н. А. Интермедиальные связи в романе Ф. М. Достоевского «Подросток» (икона — картина — храм) // Знание. Понимание. Умение. 2010. № 4. С. 139—145. (0,5 п. л.). ISSN 1998-9873.

6. Тарасова Н. А. Новое имя в черновых набросках к «Дневнику писателя» за 1877 г. Ф. М. Достоевского // Ученые записки Петрозаводского государственного университета. Серия Общественные и гуманитарные науки. 2010. № 7 (112). С. 59—65. (0,9 п. л.). ISSN 1998-5053.

7. Тарасова Н. А. Библейские цитаты и аллюзии в «Дневнике писателя» Ф. М. Достоевского за 1877 г. // Вестник Ленинградского государственного университета имени А. С. Пушкина. 2010. № 4. Т. 1. Филология. С. 39—47. (0,5 п. л.). ISSN 1818-6653.

8. Тарасова Н. А. Семантика и идеография условных знаков в черновых рукописях романа Ф. М. Достоевского «Подросток» // Ученые записки Петрозаводского государственного университета. Серия Общественные

и гуманитарные науки. 2009. Ноябрь. № 10 (104). С. 45—52. (0,8 п. л.). ISSN 1998-5053.

9. Тарасова Н. А. «Кроткая» Ф. М. Достоевского и «Бесприданница» А. Н. Островского (сюжетные взаимосвязи) // Филологические науки. 2008. № 6. С. 4—13. (0,7 п. л.). ISSN 0130-9730.

10. Тарасова Н. А. Значение заглавной буквы в наборной рукописи рассказа «Сон смешного человека» («Дневник писателя» Ф. М. Достоевского за 1877 год) // Русская литература. 2007. № 1. С. 153—165. (0,8 п. л.). ISSN 0131-6095.

11. Тарасова Н. А. Графология — биография — контекст: Новое имя в черновиках к роману Достоевского «Подросток» // Новое литературное обозрение. 2007. № 85. С. 219—231. (0,8 п. л.). ISSN 0869-6365.

12. Тарасова Н. А. Неопубликованный отрывок рукописи к «Дневнику писателя» за 1876 год (Подготовительные материалы) // Достоевский: Материалы и исследования / Институт русской литературы (Пушкинский Дом) РАН. СПб.: Наука, 2001. Т. 16. С. 303—319. (1 п. л.). ISBN 5-02028507-2.

13. Тарасова Н. А. Особенности пунктуации Ф. М. Достоевского: знак тире в наборной рукописи «Дневника писателя» за 1877 г. (текстологические заметки) // Известия Уральского государственного университета. Серия 2 «Гуманитарные науки». 2011. № 1. В печати. (0,5 п. л.). ISSN 1817-7166.

14. Тарасова Н. А. Евангельский текст в «Дневнике писателя» за 1876—1877 гг. Ф. М. Достоевского // Ученые записки Петрозаводского государственного университета. Серия Общественные и гуманитарные науки. 2011. № 3 (116). В печати. (0,5 п. л.). ISSN 1998-5053.

15. Тарасова Н. А. Аллюзия и реминисценция в рукописях романа Ф. М. Достоевского «Подросток» (элегия В. А. Жуковского «Сельское кладбище») // Вестник Череповецкого государственного университета. 2011. № 4. В печати. (0,5 п. л.). ISSN 1994-0637.

16. Тарасова Н. А. Знание и понимание языковых и графических характеристик текста: проблемы чтения рукописей Ф. М. Достоевского // Знание. Понимание. Умение. 2011. № 2. В печати. (0,5 п. л.). ISSN 19989873.

17. Тарасова Н. А. Образ заходящего солнца в романе «Подросток»: Достоевский и Диккенс // Русская литература. 2011. № 4. В печати. (0,7 п. л.). ISSN 0131-6095.

Публикации в специализированных (тематических) изданиях

18. Тарасова Н. А. Проблемы текстологического изучения романа «Подросток». Анализ ошибок воспроизведения рукописного текста Достоевского в печати // Достоевский и современность. М-лы XXIV Межд. Старорусских чтений 2009 года. Великий Новгород: Дом-Музей Ф. М. Достоевского в Старой Руссе, 2010. С. 301—310. (0,6 п. л.).

19. Тарасова Н. А. Орфография и пунктуация в произведениях Достоевского: к проблеме чтения и интерпретации текста // F. M. Dostoevsky in the Context of Cultural Dialogues. A Collection of Articles Based on the Papers Presented at the 13th Symposium of the International Dostoevsky Society (Budapest, 2007) / Edited by Katalin Kroô and Tünde Szabö. Budapest: ELTE, 2009. С. 470—479. (0,6 п. л.). ISBN 978-963-284-098-7.

20. Тарасова H. А. Современные проблемы текстологического анализа рукописей Достоевского // Достоевский и XX век: в 2 т. / Под ред. Т. А. Касаткиной. М.: ИМЛИ им. А. М. Горького РАН, 2007. Т. 1. С. 651—663. (0,8 п. л.). ISBN 978-5-9208-0284-2.

21. Тарасова H. А. Вычеркнутый текст в наборной рукописи «Дневника писателя» 1877 г. // Достоевский и мировая культура / Литературно-мемориальный музей Ф. М. Достоевского. СПб.: Серебряный век, 2007. № 23. С. 215—230. (0,9 п. л.). ISBN 978-5-902238-34-8.

22. Тарасова H. А. «Преступление и Наказание»: от рукописи к печатному тексту // Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений: Канонические тексты / Под ред. проф. В. Н. Захарова. Петрозаводск: Изд-во ПетрГУ, 2007. T. VII. С. 575—600. (1,6 п. л.). ISBN 5-8021-0336-1.

23. Тарасова Н. А. Текстологические аспекты исследования «Дневника писателя» Ф. М. Достоевского (1876 г.) // Вестник Российского гуманитарного научного фонда. 2005. № 4 (41). С. 109—114. (0,5 п. л.). ISSN 1562-0484.

24. Тарасова Н. А. Условные знаки Достоевского (на материале записных тетрадей 1875—1876 и 1876—1877 гг.) // Достоевский и мировая культура / Литературно-мемориальный музей Ф. М. Достоевского; Институт мировой литературы им. А. М. Горького РАН. Комиссия по изучению творчества Достоевского. СПб.; М.: Серебряный век, 2004. № 20. С. 375—394. (1,2 п. л.). ISBN 5-902238-19-6.

25. Тарасова Н. А. Проблема понимания в герменевтике и текстологии (на материале рукописей Достоевского) // The Dostoevsky Journal: An Independent Review / Idyllwild, California: Charles Schlacks, Jr. 2004. Vol. 5. P. 33—46. (0,8 п. л.). ISSN 1535-5314.

26. Тарасова H. А. Преамбула к вариантам // Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений: Канонические тексты / Под ред. проф. В. Н. Захарова. Петрозаводск: Изд-во ПетрГУ, 2004. T. V. С. 663—679. (1 п. л.). ISBN 5-8021-0453-8.

27. Тарасова Н. А. Проблема установления текста «Дневника писателя» Ф. М. Достоевского 1876 г. // The Dostoevsky Journal: An Independent Review / Idyllwild, California: Charles Schlacks, Jr. 2002—03. Vol. 3—4. P. 31—46. (0,9 п. л.). ISSN 1535-5314.

28. Тарасова H. А. Неизвестный источник «Дневника писателя» 1876 г. и романа «Братья Карамазовы» // Достоевский и мировая культура / Литературно-мемориальный музей Ф. М. Достоевского. СПб.: Серебряный век, 2001. № 16. С. 215—221. (0,5 п. л.). ISBN 5-900001-06-7.

Подписано в печать 25.03.11. Формат 60x84 '/, Уч.-изд. л. 2,5. Тираж 150 экз. Изд. № 65.

Государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования ПЕТРОЗАВОДСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

Отпечатано в типографии Издательства ПетрГУ 185910, Петрозаводск, пр. Ленина, 33

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора филологических наук Тарасова, Наталья Александровна

Введение

Глава 1. История текста. Проблема установления авторского текста

1.1. Графологические и текстологические аспекты анализа

1.1.1. Особенности начертания слова

1.1.2. Подчеркивание слов в рукописи

1.1.3. Ударение ' Ю

1.1.4. Границы начертаний в рукописном тексте

1.1.5. Пропуски текста

1.1.6. Порядок записей

1.1.7. Вычеркнутый текст 135 1.1.8: Соотношение источников текста. Автограф - список - публикация: нетворческие изменения текста

1.1.9. Сложные случаи правки рукописного текста

1.1.10. Наборная рукопись и печатный текст

1.1.11. Редакции печатного текста

1.1.12. Письмо как источ ник текста

1.2. Лингвотекстологические аспекты анализа

1.2.1. Пунктуация и синтаксис рукописного текста

1.2.2. Орфография рукописного текста

Глава 2. Творческая история произведения.

Отражение творческого процесса в тексте

2.1. Творческие дневники Достоевского. Роман «Подросток»

2.2. Особенности творческого процесса в «Дневнике писателя» 1876-1877 гг.

2.2.1. Записные тетради

2.2.2. Наброски на отдельных листах

2.2.3. Связный черновой текст

2.2.4. Наборная рукопись

Имена и названия в рукописном тексте

2.3.1. Дестрем

2.3.2. «Лавка древностей» Диккенса

2.3.3. Ш. Гуно - Гете - Фауст и Гретхен

2.3.4. Лермонтов

2.3.5. Паратов

2.3.6. Кукольник - Полевой

2.3.7. Крестный календарь - Тихон Задонский

2.3.8. Рылеев

2.3.9. Брайт

2.3.10. Агаряне

2.3.11. Италия

2.3.12. Тисса

2.3.13. Вацлик - Дон Кихот

Глава 3. Интертекстуальные связи в рукописном тексте . Постановка вопроса

3.1. Интертекст и интертекстуальность

3.2. Проблема специфики интертекста и интертекстуальности

3.3. Проблема чтения и интерпретации

3.4. Определения интертекста и интертекстуальности

3.5. Типы взаимодействия текстов

3.6. Интертекст и интертекстуальность на материале рукописей

Введение диссертации2011 год, автореферат по филологии, Тарасова, Наталья Александровна

Актуальность исследования. Текстология исторически связана с проблемой понимания текста, выражающейся в вопросах о подлинности и интерпретации текста. С древних времен критическому осмыслению подвергались разные типы текстов, определившие соответствующие направления научного анализа - критику классических текстов' в античную эпоху и библейскую критику. Проблематика, заданная этими направлениями, сохраняла актуальность в Новое время (напр., анализ схолиев к «Илиаде» Гомера, осуществленный Ф. А. Вольфом; теория «общих ошибок» К. Лахмана, связанная с вопросом о реконструкции текста на материале классических произведений и Нового Завета; работы Ж. Бедье, Дж. Паскуали, П. Мааса, С. Тимпанаро, посвященные стемматическому подходу; замечания, высказанные представителями филологической герменевтики, начиная с Ф. Шлейермахера, и др.)1. В России идеи критического изучения источников отражены в работах А. Шлецера, А. X. Востокова, Ф. И. Буслаева, И. И. Срезневского, Н. С. Тихонравова, А. А. Шахматова и других авторов, исследовавших древние рукописи в историческом, лингвистическом, палеографическом аспектах2. Для понимания сути текстологического анализа важны также выводы В. Н. Перетца о методологии литературоведческого исследования3. В XX столетии особое значение для развития текстологических идей имеют работы Г. О. Винокура, Б. В. Томашевского, Д. С. Лихачева, посвященные критике текста, проблемам эдиционной практики и изучению истории текста4.

1 Prolegomena ad Homerum, sive de operum Homericorum prisca et genuina forma variisque mutationibus et probabili ratione emendandi / scripsit Frid. Aug. Wolfïus. Volumen I. Halle, 1795; Lachmann К. Über die ursprüngliche Gestalt des Gedichts von der Nibelungen Notli. Göttingen, 1816; Betrachtungen über Homers Ilias (Abhandlungen der Berliner Akademie 1837, 1841 u. 1843; gesammelt mit Zusätzen von Haupt). Berlin, 1847; BédierJ La Tradition Manuscrite du «Lai de L'Ombre»: Réflexions sur l'Art d'Éditer les Anciens Textes И Remania. 1928. Vol. 54. P. 161-196, 321-356; Pasquali G. Storia délia tradizione e critica del testo. Firenze, 1934; Maas P. Textkritik. Leipzig, 1950; Timpanaro S. La genesi del metodo del Lachmann. Padova, 1981; Schleiermacher F D. E. Hermeneutik und Kritik. Frankfurt/M., 1977.

2 Шлецер А Нестор. Русские летописи на древнеславянском языке, сличенные, переведенные и объясненные A. JT. Шлецером: Ч. 1-3. СПб., 1809-1819; Востоков А. X. Грамматика церковно-славянского языка, изложенная по древнейшим оного письменным памятникам. СПб., 1863; Буслаев Ф. II. О влиянии христианства на славянский язык: Опыт истории языка по Остромирову Евангелию. М., 1848; Он же. Об элементарных правилах филологической критики, по поводу книги архимандрита Амфилохия: Описание Юрьевск. Евангелия 1118-28 г. Москва, 1877. [Рец.] Воронеж, 1879; Срезневский И. И. Исследования о древних памятниках старославянской литературы. СПб., 1852; Обзор материалов для изучения славянорусской палеографии. СПб., 1867; Материалы для словаря древнерусского языка по письменным памятникам. СПб., 1890-1912. Т. 1-3; Тихонравов Н. С. Русская палеография. М., 1889; Шахматов А. А. Разбор сочинения И. А. Тихомирова «Обозрение летописных сводов Руси северо-восточной». [Рец.] СПб., 1899; Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908; Повесть временных лет. Пг., 1916. Т. 1.

3 Перетц В. Н. Из лекций по методологии истории русской литературы. Киев, 1914.

4 Винокур Г Критика поэтического текста. М., 1927; Томашевскнй Б. В. Писатель и книга: Очерк текстологии. М., 1959; Лихачев Д С. Текстология: Краткий очерк. M.; JI., 1964; Лихачев Д. С. [при участии А. А. Алексеева и А. Г. Боброва] Текстология на материале русской литературы X-XVII веков. СПб., 2001.

Термин «критика текста» за время своего существования претерпел значительную трансформацию. Как указал Ф. Бласс, в эпоху античности под критикой текста понимали искусство, задача которого «состоит в том, чтобы взвесить и оценить, данное произведение словесности по отношению к тому, чем ему следовало быть»5. Ф. Бласс выделяет два типа критики: историческую и эстетическую. Историческая критика ставит вопрос «об истинности сообщаемого»: «При решении этого вопроса он (критик текста. — Н. Т.) пользуется теми же пособиями, как и историк: свидетельствами, в числе которых на первом плане являются свидетельства рукописей; затем — аналогиею, т. е. он обращает внимание на степень согласия с данными, не подлежащими сомнению, и т. д.»6. Эстетическая критика имеет целью оценить «преимущественно красоту произведения», причем, по мнению Ф. Бласса, именно это «древние грамматики считали главною своею задачею»7.

В работах русских исследователей появлялись различные интерпретации термина. В. В. Виноградов применял это понятие по отношению к вопросам атрибуции, которые, по мысли ученого, основываются на изучении проблемы подлинности текста8.

Второе традиционное понимание термина связано с отнесением его к эдиционной сфере. Как подчеркнул Б. Я. Бухштаб, «"критикой текста" называют филологический анализ, имеющий целью восстановить подлинный текст произведения. Критика текста всегда лежала и будет лежать в основе работы по установлению и публикации текстов»9.

Иная точка зрения высказана теми, кто не соотносил критику текста непосредственно с вопросами эдиции. Г. О. Винокур назвал критику текста суждением «относительно подлинности памятника»10, подчеркнув при этом значимость проблемы понимания для критического изучения источников: «Находящийся перед нашими глазами текст принципиально требует того, чтобы мы его поняли, т.-е. раскрыли его значение. <.> Подобное истолкование, однако, совершенно немыслимо и недостижимо без предварительной критической оценки текста, которая и связывается здесь неразрывно с актом понимания»11. По мысли исследователя, «принципиально критика направлена не на отыскание ошибок, как это обычно представляют, а на оценку выражения с целью раскрытия его содержания: указание ошибки есть результат, а не

5 Бпасс Ф. Герменевтика и критика. Одесса, 1891. С. 1.

6 Там же. С. 26.

7 Там же.

8 Виноградов В. В, Лингвистические основы научной критики текста // Вопросы языкознания. 1958. №2. С.З.

9 Бухштаб Б. Я. Что же такое текстология? // Русская литература. 1965. № 1. С. 67. См. также: Лихачев Д. С. Текстология. Краткий очерк. С. 7.

10 Винокур Г. Критика поэтического текста. С. 63.

11 Там же. С. 24. задание критики»12. Д. С. Лихачев высказал подобную мысль, имея' в виду изучение истории текста, которое не ограничивается эдиционными целями, а в первую очередь

1 7 предоставляет новый материал для понимания текста . Л. Д. Громова-Опульская также определяла критику текста как «изучение его истории», применительно к эдиционным вопросам говоря о «выборе основного, наиболее авторитетного источника и его "критике", то есть очищении, освобождении- от искажений»14. А. Л. Гришунин отметил несводимость понятия «критика текста» к проблемам издания: «в научном языке нашего времени слово "критика", кроме обыденного* своего значения, означает объективное рассмотрение, аналитическое исследование какого-нибудь явления, анализ-источников и самого текста, проверка их подлинности и правильности»15.

В наши дни в текстологии определяются новые подходы к решению научных проблем (применительно к творчеству разных авторов, в том числе и Достоевского), переоцениваются методики анализа и публикации текста, обсуждаются основные термины и теоретические положения текстологии16.

Одним из важных вопросов современной филологической науки становится определение взаимосвязи текстологии и поэтики текста. Н. В. Корниенко, анализируя проблему установления основного текста произведений А. Платонова, отмечает, что текстологические решения необходимо поверять внутренними закономерностями художественного творчества: «Если не учитывать те глубинные метафизические вопросы, что стоят за авторским сомнением в тексте, мы можем допустить страшные перекосы в выборе основного текста и в формировании свода редакций. Трудность здесь для текстолога, можно сказать, носит онтологический характер: мы должны представить основной текст в том периоде творчества, где установка на незавершенность имела характер художественной и эстетической позиции писателя, утверждавшего в 1929 году: "Окончание не в литературе, а в жизни"»17. По мысли Е. Р. Матевосян, современной науке необходимо «установить закономерность взаимосвязи и взаимодействия между

12 Там же. С. 25.

13 Лихачев Д. С. Текстология. Краткий очерк. С. 22. См. также: Бонды С. М Спорные вопросы изучения пушкинских текстов // Литература в школе. 1937. №1. С. 38; Гришунин А. Л, Обсуждение книг по текстологии // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. 1963. Т. 22. Вып. 4. С. 367; Рейсер С. Актуальные проблемы текстологии // Вопросы литературы. 1964. № 12. С. 218; Лихачев Д С. По поводу статьи С. Н. Азбелева «Текстология как вспомогательная историческая дисциплина» // История СССР. 1967. № 2. С. 230.

14 Громова-Опульская Л. Д. Основания «критики текста» // Современная текстология: теория и практика / ИМЛИ им. А. М. Горького РАН. М., 1997. С. 23.

15 Гришунин А. Л. Исследовательские аспекты текстологии. М., 1998. С. 34—35.

16 См, напр.: Современная текстология; теория и практика / ИМЛИ им. А. М. Горького РАН. М., 1997; Гришунин А. Л. Исследовательские аспекты текстологии. М., 1998; Проблемы текстологии и эдиционной практики. Опыт французских и российских исследователей / ИМЛИ им А. М. Горького РАН; Под ред. М. Делона и Е. Дмитриевой. М., 2003.

17 Корниенко Н. В. Основной текст Платонова 30-х годов и авторское сомнение в тексте // Современная текстология: теория и практика. С. 191-192. текстологическим (в широком смысле) анализом, то есть изучением всего того, что предшествовало окончательному тексту, и литературоведческим анализом, то есть

18 интерпретацией художественного произведения» . Взаимосвязь, текстологического и литературоведческого анализа неоднократно подтверждалась результатами,исследования конкретных текстов. Так, на материале изучения* творчества Л. Н. Толстого Н. П. Великанова делает вывод о том, что «анализ поэтики так же необходим для текстологического исследования; как анализ и история текста необходимы для изучения поэтических приемов»19.

Предметом дискуссии во многих работах последнего времени становится принятый в советский период принцип, унификации авторского правописания согласно существовавшей языковой норме (принцип модернизации орфографии и пунктуации дореволюционных источников). В> достоевсковедении критика принципов советской текстологии впервые предпринята В. Н. Захаровым — сначала при? подготовке к печати романа «Бесы»20, позднее — в изложении концепции нового Полного собрания сочинений Достоевского в авторской орфографии и пунктуации21. В- Примечаниях к. публикации «Бесов» в 1990 г. В. Н. Захаров замечает: «Достоевский придавал важное художественное значение графическим средствам оформления текста: курсиву, заглавной букве, пунктуации. В современных изданиях Достоевского авторским осталось лишь одно из графических средств - курсив. Необходимо восстановить авторскую заглавную букву, а в дальнейшем,- может быть, и авторскую пунктуацию»22. Издание романа «Бесы» получило высокую оценку А. В. Михайлова, подчеркнувшего особое значение орфографии и пунктуации первоисточников и выразившего надежду на появление нового издания, которое было бы верным «духу и букве» авторского текста . В 1995 г. было положено начало осуществлению высказанных идей - вышел первый том петрозаводского Полного собрания сочинений Достоевского, в предисловной статье к которому обосновывается необходимость печатать тексты на языке автора и поясняется принятая в новом издании методика подготовки текстов: «Мы работаем со всеми редакциями: набираем все тексты, на основе последней редакции сводим все варианты в общую редакцию, делаем анализ

18 Матевосян Е. Проблема реконструкции источников текста (на примере романа М. Горького «Жизнь Клима Самгина») // Проблемы текстологии и эдиционной практики. С. 268.

19 Великанова Н. П. «Война и мир»: поэтика и текстология // Современная текстология: теория и практика. С. 157.

20 Захаров В. Н. Примечания // Достоевский Ф. М. Бесы: Роман в трех частях. Петрозаводск, 1990. С. 680682.

21 Захаров В. Н. Канонический текст Достоевского // Новые аспекты в изучении Достоевского. Петрозаводск, 1994. С. 355-359; Он же. Подлинный Достоевский // Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений: Канонические тексты / под ред. проф. В. Н. Захарова. Петрозаводск, 1995. Т. I. С. 5-13.

22 Захаров В. Н. Примечания. С. 680.

23 Михайлов Л. В. К новому Достоевскому // Наш современник. 1991. № 3. С. 177-179. разночтений и устанавливаем канонический текст. Наша методика анализа разночтений со всей наглядностью позволяет выявить типичные опечатки и ошибки. При выборе вариантов орфограмм отдается предпочтение современной норме,.если таковая имела место в прижизненных изданиях. Перед нами* была сложная и противоречивая задача: с одной стороны, устранить как можно больше искажающих авторскую волю ошибок и опечаток и, с другой стороны, избежать произвольного вторжения* в авторский текст»24. Этот издательский опыт интересен именно с текстологической точки зрения, так как дает самим публикаторам возможность более детального ознакомления не только с авторским текстом (автографами публикуемых произведений), но и с языковой издательской

25 традицией времен Достоевского . Одним из результатов проведенной работы стала коллективная монография «Проблемы текстологии Ф. М. Достоевского», подготовленная

Л/Г участниками указанного издания .

Проблема орфографии и пунктуации текста активно обсуждается в работах пушкинистов, также имеющих значение для данного исследования. Противники или критики унификации- настаивают на необходимости аутентичного воспроизведения, авторского текста в печати. Так, по мысли В. Лефельдта, «каждая деталь, предлагаемая для унификации и модернизации, должна быть тщательно взвешена с точки зрения возможных последствий» . Б. М. Гаспаров возводит унификацию авторского правописания к «языковой культуре сталинизма» — по мнению исследователя, «перевод на современную орфографию текстов, к этой орфографии не предназначавшихся», связан «с множеством нюансов, суммарным результатом которых является модернизация голоса писателя - что в советское время и требовалось, в видах успешного его врастания в социализм»28. М. И. Шапир обращает внимание на роль авторского правописания в

24 Захаров В. Н. Подлинный Достоевский. С. 12.

25 См.: Тарасова Н. Преамбула к вариантам [лингвотекстологический комментарий] // Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений: Канонические тексты / под ред. проф. В. Н. Захарова. Петрозаводск, 19972004. Т. III. С. 693-705; Т. IV. С. 739-753; Т. V. С. 663-679; Она же. «Преступление и Наказание»: от рукописи к печатному тексту // Там же. Т. VII. С. 575-600; СолоповаА. Варианты прижизненных редакций <романа «Идиот»> // Там же. Т. VIII. С. 689-696.

Проблемы текстологии Ф. М. Достоевского. Выпуск 1: Проблемы текстологии романов «Преступление и Наказание», «Идиот», «Бесы»: Монография / В. Н. Захаров, М. В. Заваркина, Т. А. Радченко, А. И. Солопова, Н. А. Тарасова. Петрозаводск, 2009. Здесь см. также статью, обобщающую содержание текстологической работы, проведенной петрозаводскими исследователями в 1995-2010 гг.: Захаров В. Н. Текстология как технология. С. 3-26.

27 Лефельдт В. Модернизация текстов Пушкина и ее последствия. Критические замечания по пробному тому запланированного нового академического издания произведений А. С. Пушкина // Новое литературное обозрение. 1998. № 33. С. 163.

28 Гаспаров Б. С>иез1а ро! 1а сопоБео риг №орро // Новое литературное обозрение. 2002. № 56. С. 189-190. В современных исследованиях по истории русского письма аргументирован историко-эволюционный характер реформы дореволюционной орфографии, см.: Григорьева Т. М. Орфографическая реформа: до или после октября? // Фонетика и письмо на разных этапах их исторического развития. Омск, 1995. С. 115-122; Она же. Русское письмо: от реформы графики к реформе орфографии. Красноярск, 1996; Она же. Три века русской орфографии вв.). М., 2004. исследовании поэтики и семантики художественного текста: «.письменная форма речи есть слепок языкового сознания автора и гораздо теснее, чем кажется многим, связана с формой и содержанием литературного произведения»29. По утверждению М. И. Шапира, «неукоснительно сохранять орфографию и пунктуацию необходимо в изданиях академического типа, в задачи которых входит приблизить не текст к читателю, а читателя к тексту. С филологической точки зрения замена исконной орфографии на привычную и удобную не более оправдана, чем замена непонятных выражений; или устаревших конструкций» . И. А. Пильщиков говорит о смысловой вариативности орфографического оформления некоторых стихов: «в пушкинской орфографии обсуждаемый стих31 неоднозначен, а модернизированное правописание навязывает ему

32 единственное — безальтернативное — прочтение» . М. И. Шапир, кроме того, замечает: «чтобы сократить до минимума процент текстологического брака, в изданиях академического типа орфографию и пунктуацию оригинала нужно сохранять в неприкосновенности - везде, и тем более там, где допустимо двоякое истолкование»33. По мысли исследователя, «выбор между тем или другим написанием нам приходится совершать, только когда мы модернизируем классический памятник литературы. Если же мы оставим орфографию источника незыблемой, пушкинские стихи можно будет понять и так, как это делали современники поэта, и так, как спустя сто лет их поняли его редакторы»34. Характерной иллюстрацией к данному тезису может служить следующее суждение Б. М. Гаспарова: «позвольте уж заявить с полной прямотой, что я свое "право" читателя находить в печатном океане то, что наиболее соответствует моим интеллектуальным интересам и потребностям, ставлю неизмеримо выше "права" издателя ощущать себя носителем и продолжателем некоей генеральной линии, сколь бы многозначительной и авторитетной эта линия ему, издателю, ни представлялась»35. Приведем пример совершенно другого понимания проблемы: «по указаниям "сверху" академические издания издавались массовым тиражом, что в академическом издании не

29 Шапир Л/ Какого «Онегина» мы читаем? // Новый мир. 2002. № 6. С. 161. Ср • «Следует также учесть, что модернизация орфографии помимо семантики затрагивает поэтику <.>» (Шапир М. И. К текстологии «Евгения Онегина» (орфография, поэтика и семантика) // Вопросы языкознания. 1999. №5. С. 109). См.: Шапир М. И «Евгений Онегин»: проблема аутентичного текста // Известия Академии наук. Серия литературы и языка. 2002. Т. 61. №3. С. 3-17; Он же. Об орфографическом режиме в академических изданиях Пушкина // Московский пушкинист. М., 2001. Вып. IX. С. 45-58.

30 Шапир М Какого «Онегина» мы читаем? С. 161.

31 Имеются в виду слова «Надежды робкия черты» (из послания «К живописцу»), которые можно интерпретировать двояко.

32 Пильщиков И. Порядок полемики. (О фантоме «новой текстологической программы») // Вопросы литературы. 2004. № 5. С. 332.

33 Шапир М. И. К текстологии «Евгения Онегина» (орфография, поэтика и семантика) С. 111.

34 Шапир М. Какого «Онегина» мы читаем? С. 163.

35ГаспаровБ Questa poi la conoseo pur troppo // Новое литературное обозрение. 2002 №56 С. 189. нужно; подобная практика вредила изданию, например Достоевского (читатель получал целый том черновых редакций, нужный только тем филологам, которые специально занимаются Достоевским) <. >»36.

Определенные сомнения в том, что нужно читателю, действительно »есть: никто не может решать этот вопрос за всех читателей, и вполне реальной является дифференцированность читательских кругов, а значит - и интересов, иногда существенно-превосходящих возможности, предлагаемые массовыми изданиями. Таким образом, приведенные цитаты указывают на еще- одну проблему, которая условно обозначена, выражением «право читателя». Противники! модернизации правописания стремятся оставить за читателем право выбора изданий, право интерпретации семантически неоднозначных мест в тексте и, в конечном счете, право на больший объем информации о самом публикуемом источнике.

У сторонников модернизации и унификации правописания в пушкинских текстах — своя система аргументов. Как полагает В. Э. Вацуро, «индивидуальная орфография и пунктуация может быть выделена и описана лишь на фоне общей нормы», а смешение того и другого «лишает исследование всякого научного значения»37. Исследователь поясняет: «Реконструкция требует особой осторожности; последствия ее менее очевидны, но более фатальны, нежели модернизации и унификации: мы рискуем создать произвольную эклектическую систему правописания, соединяющую общее и индивидуальное, случайное и закономерное, ошибку и сознательный прием, - наконец, пушкинское и непушкинское. В этом случае потерять лучше, чем приобрести»38. Сходным образом высказывается Д. П. Ивинский: «.пока не описаны ни индивидуальные

36 Хопшсвников В. Е. Еще раз о принципах орфографии в академическом издании Пушкина // Русская литература. 1996. №4. С. 196-197.

37 Вацуро В Еще раз об академическом издании Пушкина. (Разбор критических замечаний проф. Вернера Лефельдта) // Новое литературное обозрение. 1999. № 37. С. 254.

38 Там же. С. 260. Ср.: «Восстановление "пушкинской орфографии и пунктуации" вряд ли может быть сведено к простому аутентичному воспроизведению первопечатных текстов с "ерами" и "ятями". Да и при нынешнем полиграфическом опыте фототипических изданий это требование по меньшей мере наивно. <.> В то же время при новом наборе классических текстов старым шрифтом перед текстологами неизбежно встанет не решенная на сегодняшний день проблема о параметрах догротовской системы орфографии и пунктуации. Не решив ее, просто невозможно разграничить норму и типографский произвол. Желающих заняться этой темой среди дипломированных специалистов-языковедов до сих пор не нашлось» (.Ларионова Е. О., Фомичев С. А. Нечто о «презумпции невиновности» онегинского текста // Новый міф. 2002. № 12. С. 157). См. также: Ларионова Е. А. С. Пушкин. Тень Баркова: Тексты. Комментарии. Экскурсы. Изд. подгот. И. А. Пильщиков и М. И. Шапир. М.: Языки славянской культуры, 2002. [Рецензия] // Новая Русская Книга. 2002. №2 (13). С. 51-54; Рак В. А.С.Пушкин. Тень Баркова: Тексты. Комментарии. Экскурсы. Изд. подгот. И. А. Пильщиков и М. И. Шапир. М.: Языки славянской культуры, 2002. [Рецензия] // Там же. 2002. № 2(13). С. 55-56; Шапир М. Отповедь на заданную тему. К спорам по поводу текстологии «Евгения Онегина» // Новый мир. 2003. №4. С. 144-156; Есипов В. «Нет, нет, Барков! скрыпицы не возьму.» (Размышления по поводу баллады «Тень Баркова» ) // Вопросы литературы. 2003. № 6. С. 51-87; Есипов В. Около «Тени Баркова» // Московский пушкинист: Ежегодный сборник. М., 2005. Вып. XI. С. 2261; Пильщиков И. А., Шапир М. И. Текстология уб аксиология. Еще раз об авторстве баллады Пушкина «Тень Баркова» // Антропология культуры. М., 2005. Вып. 3. С. 219-248. орфографические и пунктуационные системы (если они существовали, что, в принципе, вероятно, но до сих пор не доказано), ни (по крайней мере) "норма" в ее эволюции, подобного рода издания не могут претендовать на статус научных в точном смысле этого слова»39. В. Э. Вацуро, кроме того, обращает внимание на вариантность пушкинских написаний: «.всякий, знакомый с пушкинскими рукописями, знает, что некоторые написания ^ него неустойчивы и колеблются даже в пределах одного текста; что же касается пунктуации, то в иных черновиках она вовсе отсутствует. Ни одно издание не вправе сохранять этот разнобой, если оно вообще хочет быть изданием, а не подсобным материалом' для изучающих пушкинское правописание, и ни одно издание, включая академическое, не может претендовать на сколько-нибудь полное отражение этого последнего»40. М. В. Строганов считает, что «предполагая печатать Пушкина (любого другого автора) не по современной норме, мы неизбежно эстетизируем текст»41. По утверждению В. Э. Вацуро, не модернизация правописания составляет проблему в сложившейся практике академических изданий; есть другая опасность - архаизация текста: «Она не возникает, когда произведение издается фототипически и читатель имеет дело с целостной системой передачи текста, принимая ее "правила игры". Но нельзя адресовать книгу современному лингвистическому сознанию - опуская "ять", "фиту", твердый знак в конце слова, меняя падежные окончания прилагательных "-аго" на "-ого" и сохранять при этом - выборочно! - типовые элементы старой орфографической и пунктуационной системы, какими бы историческими соображениями это ни оправдывалось. Они будут неизбежно прочитаны как индивидуальные особенности стиля. "Мущина" и "щастье" на фоне новой орфографической системы воспринимаются как архаизмы, присущие стилю Карамзина. Формальная историческая точность оборачивается искажением целого»42. Таким образом, основными аргументами в пользу модернизации и унификации правописания становятся неизученность индивидуальной орфографии и пунктуации в их отношении к языковой норме, разнобой авторских написаний, опасность эстетизации или архаизации публикуемого материала в сознании современного читателя, воспитанного в принципиально иной языковой культуре. И в этом случае, как видим, снова возникает проблема читательского восприятия публикации.

39 ИвинскийД. П. «Новая текстологическая программа» и «Тень Баркова» // Новое литературное обозрение 2003. № 60. С. 354.

40 Вацуро В. Еще раз об академическом издании Пушкина. (Разбор критических замечаний проф. Вернера Лефельдта). С 255.

41 Строганов М. По поводу статьи Б. Гаспарова «Буква как таковая» // Новое литературное обозрение. 2002. №56. С. 181.

42 Вацуро В Еще раз об академическом издании Пушкина. (Разбор критических замечаний проф. Вернера Лефельдта). С. 257.

Аргументы сторонников модернизации правописания вызывают следующие возражения. Думается, что вопрос соотношения индивидуального правописания' и языковой нормы не может быть препятствием к публикации текста (в первую, очередь -рукописного) на языке первоисточника. Во-первых, мы не должны применять к текстам дореволюционного периода современное понимание «нормы». По утверждению; Л. А. Булаховского, литературная? норма первой половины XIX столетия «допускала и в теории, и в практике очень значительные расхождения между школьными авторитетами и, еще больше, между писателями»43. Как замечает Н. В. Перцов, «в подавляющем-большинстве случаев неупорядоченность правописания не препятствовала пониманию текста. При этом употребление в тексте тех или иных орфограмм (или пунктограмм) может иногда свидетельствовать о принадлежности автора к определенной эпохе, к тому или иному литературному или журнальному направлению или светскому кругу, о его орфографической эстетике»44. Л. А. Булаховский указывает, что грамматики «регулировали морфологию, синтаксис и орфографию, фиксируя моменты уже устоявшиеся. В ряде случаев живые тенденции языка сламывалVI навязываемые им ошибочные или устарелые предписания <.>. То, что вменяли грамматики в закон, отражалось прежде всего в языковой практике книг и журналов, особенно, вероятно, последних»45. Во второй половине XIX в. такое отношение к литературной норме сохранилось: она не была кодифицирована, и, как следствие, авторские тексты в процессе публикации зачастую претерпевали изменения в соответствии с теми правилами, которые были приняты в конкретном издательском коллективе. Публикаторы, получая от авторов^ разнородные в орфографическом и пунктуационном отношении тексты, вынуждены были вырабатывать унифицирующий свод правил, исходя из предписаний грамматик или, в ряде случаев, руководствуясь теми самыми «живыми тенденциями языка», значение которых подчеркнул Л. А. Булаховский. На это указывает, в частности; один из корректоров журнала «Время», издававшегося Михаилом и Федором Достоевскими: «С теми немногими ортографическими особенностями, которые исключительно принадлежат "Времени" (напр. потому что писать слитно, в прилагательных муж. р. в родительном ед. ч. писать ого вместо аго, если ударение находится на предпоследнем слоге, и друг.), типография познакомила меня скоро»46. Подвижность нормы - одно из естественных

43 Булаховский Л. А. Русский литературный язык первой половины XIX века. Фонетика. Морфология. Ударение. Синтаксис. М., 1954. С. 46.

44 Перцов Н. В О соотношении письменной и устной форм поэтического языка. (К вопросу о функциональной нагруженности старого русского правописания) // Вопросы языкознания. 2008. № 2. С. 53. 15 Булаховский Л. А. Русский литературный язык первой половины XIX века. Фонетика. Морфология.

Ударение. Синтаксис. С. 46.

46 К. Су-въ <СупгуровК. К.> Плачъ корекгора//Время. 1861. № 10. С. 127. условий развития языка. И в XX столетии, несмотря на реформу правописания, задачами которой были как раз упрощение правил и нормирование письма47, сохранялись до вариантность, а главное, в отдельных случаях, — неупорядоченность написании . Даже в наши дни высказывается мнение о том, что «крайняя жесткость орфографических правил имеет много недостатков», что «главныш довод в пользу допущения вариативности — наличие в языке переходных, промежуточных, трудноразграничиваемых явлений, допускающих разную трактовку», что «ввиду наличия в языке явлений; имеющих двойной статус, при выборе одного из написаний кодификаторам неизбежно, и притом нередко,

49 приходится принимать достаточно условное решение» .

Во-вторых, «индивидуальное» авторское правописание - это лишь относительно верная формулировка: каждый автор усваивает информацию, заложенную в соответствующей языковой культуре, к которой он принадлежит. Поэтому индивидуальность - это, скорее, вопрос стиля, а не языка. Если говорить о Достоевском, то на орфографическом (особенно) и пунктуационном уровнях тексты этого писателя вполне отражают языковые тенденции эпохи50. Справедливой представляется мысль И. А. Пилыцикова о том, что «орфографическую индивидуальность определяют не столько аномальные или экзотические написания, сколько неповторимый набор предпочтений, обнаружить которые пишущему позволяют дублеты, сосуществующие в

47 См., к примеру: Иванова В. Ф., Тимофеева Г. Г. Октябрь и реформа русского правописания: (К 70-летию Декрета о введении новой орфографии) // Рус. яз. и лит. в азерб. шк. 1988. N 12. С. 24-27; Осипов Б. И. Против контрреформы русской орфографии// Филологический ежегодник. Омск, 1999. Вып. 2. С. 72-74.

48 Не случайно и в советское, и в постсоветское время вопросы нормирования и реформирования письма сохраняют актуальность, см.: Бреусова Е. И. Опыт анализа «Проекта Главнауки о новом правописании» 1930 года // Фонетика и письмо на разных этапах их исторического развития. Омск, 1995. С. 123-131; Она же. Достоинства и недостатки «Предложений по усовершенствованию русской орфографии» 1964 г. // Лингвистическая теория русской орфографии и методика ее преподавания. Омск, 2000. С. 100-110; Осипов Б. И., Попков В. В. К истории и теории графико-орфографических реформ // Res Lingüistica: сб. ст. К 60-летию д-ра филол. наук, проф. В. П. Нерознака. М., 2000. С. 98-106; Никитина Е. А. Сравнительная типология графико-орфографических реформ в истории славянской и германской письменности // Фонетика и письмо в диахронии, Омск, 2001. С. 32-46; Букчина Б 3, ЧельцоваЛ.К. Орфографическая комиссия 1963-1964 годов // Жизнь языка: сб. ст. к 80-летию М. В. Панова. М., 2001. С. 391-394; Жильцова Т. П. О проекте свода правил русского правописания // Воспитание исторического и национального самосознания. Красноярск, 2001. С. 145-147; Долин Ю. Нужен ли нам новый свод правил русского правописания? Заметки филолога // Журналист. 2002. № 12. С. 44; Фоменко Ю. В. Развивается ли правописание? // Актуальные проблемы исторического языкознания в вузе. Новосибирск, 2003. С. 117-121; СкобликоваЕ. С. Еще раз о проекте нового свода правил русского правописания // Человек пишущий и читающий: Проблемы и наблюдения. СПб., 2004. С. 323-327; Соловьев Н. В. Нормализаторская деятельность в орфографии и языковое сознание общества // Там же. С. 327-339.

49 Кузьмина С. М. Об умягчении нравов русской орфографии. (К проблеме вариативности написаний) // Жизнь языка: сб. ст. к 80-летию М. В. Панова. М., 2001. С. 406-407. По мнению автора статьи, «при буквенной передаче слов орфография имеет право быть категоричной и не допускать вариантов. Больше оснований для допущения вариативности в области слитных-дефисных-раздельных написаний, а также при выборе прописной или строчной буквы» (С. 408).

50 См. подробнее: Тарасова Н. Преамбула к вариантам [Лингвотекстологический комментарий] // Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений: Канонические тексты / под ред. проф, В. Н. Захарова Петрозаводск, 1997-2004. Т. III. С. 693-705; Т. IV. С. 739-753; Т. V. С. 663-679. пределах нормы»51. Этот «неповторимый набор предпочтений» автора можно установить только при работе с его рукописями — печатные тексты того же автора не могут не содержать следов корректорского и редакторского участия в издании, не говоря уже об ошибках наборщиков. Стало быть, изучение- рукописей - это первый шаг к определению особенностей авторского языка и стиля. В' свою- очередь текстологическая, работа, предполагающая исследование черновых и беловых материалов, дает возможность критически анализировать прижизненные издания автора, выявляя в них случаи искажения текста52.

Проблема разнобоя написаний в пределах текста должна решаться с учетом задач конкретного издания. Если речь идет о публикации рукописи как источника, то следует, во-первых, печатать такой текст с осмыслением определенной стадии творческой работы автора (черновые наброски, связный черновой текст, беловой автограф, наборная рукопись), во-вторых, стремиться к документально точной передаче текста, исключая очевидные и доказуемые ошибки автора (которые должны получить комментарий). В этом случае понятие «разнобой» утрачивает проблемность в силу самой установки на. отражение в печати определенного типа авторской рукописи. Если мы говорим о подготовке к печати произведения, источниками текста которого являются рукописи и прижизненные издания, то возникает необходимость решения совсем других проблем. За основу публикации в таких случаях, как известно, принимаются не рукописи, а одно из прижизненных изданий, нередко последнее — как отражающее «последнюю творческую волю автора» . Но любое печатное издание представляет собой результат коллективной работы, и в нем, как было отмечено выше, действуют не только авторские, но и издательские установки, направленные в том числе и на устранение разнобоя. Если печатать художественное произведение с сохранением орфографического и пунктуационного облика того источника, который был выбран в качестве основного, то в наши задачи, в частности, будет входить не столько устранение «разнобоя», сколько разграничение опечаток и вариантов словоупотребления, то есть не возможных и возможных с языковой точки зрения написаний. Эта задача не является невыполнимой, если мы владеем информацией о языковой и печатной практике того исторического времени, к которому относится публикуемое произведение. В дополнение к этому текстологический анализ авторских рукописей позволит определить наиболее

51 Пильщиков И. Порядок полемики. (О фантоме «новой текстологической программы»). С. 337.

52 См : Ларионова Е. О., Фомичев С. А. Нечто о «презумпции невиновности» онегинского текста // Новый мир. 2002. № 12. С. 149-150; ИвинскийД П. «Новая текстологическая программа» и «Тень Баркова». С. 355.

53 О неоднозначности этого понятия и о сложностях в выборе основного текста см.: Лихачев Д. С. «Воля автора» как принцип выбора текста для опубликования // Лихачев Д. С. [при участии А. А. Алексеева и А Г. Боброва] Текстология на материале русской литературы Х-ХУ11 веков. СПб , 2001. С. 560-575. предпочтительные варианты при установлении текста произведения и исправить ошибки прижизненных изданий. Особенно это важно при исследовании интонационной пунктуации Достоевского, которую нередко < игнорируют издатели (в том числе и в прижизненных публикациях) и возможность восстановления которой — в семантически, художественно значимых случаях — дают наборные рукописи.

Проблема эстетизации или архаизации публикуемого материала актуальна, если вести речь о массовых изданиях, рассчитанных на «неподготовленную» читательскую аудиторию. Иными словами, надо учитывать цели публикации: статус научного, тем более академического, издания определяет и статус читателя — это либо исследователь, либо читатель, для которого имеет значение как можно более полная информация о публикуемых источниках54. Именно на эти две категории читателей и рассчитана публикация текста с сохранением языковой специфики материала; учитывая потребности именно таких читателей, правомерно говорить о принципе аутентичного воспроизведения текста. Если издатель адресует публикацию исследователям и «заинтересованным» читателям, он должен воспроизводить текст, учитывая отраженную в нем стадию творческого процесса (если это рукопись) и руководствуясь данными текстологического анализа всех известных источников текста (если это печатная редакция произведения). Здесь следует иметь в виду суждения современных языковедов, в большинстве своем признающих историческую необходимость проведенной реформы правописания, но отмечающих и особое социальное, психологическое, культурное значение так называемой «старой орфографии» для русского общества до- и пореформенного времени. По замечанию С. М. Кузьминой, «не стоит считать ретроградами и консерваторами всех тех, кто был против реформы орфографии, кто исходил из своих вкусов и привычек, кого не интересовала научная обоснованность проекта. Стремление к стабильности, защита привычного естественна для человека. Традиция письменности в культуре (а письмо -важная составная часть культуры) действительно имеет огромное значение. Разумеется, для грамотных людей реформа означала ломку сложившегося механизма чтения и письма, и это неизбежно должно было восприниматься отрицательно»55. Вспомним также об

54 В определении Н. В. Перцова: «Серьезное академическое издание классического литературного текста должно быть ориентировано на читателя-специалиста, во всяком случае, на такого читателя, который заинтересован в постижении не только "плана содержания", но и "плана выражения" текста» (Перцов Н. В. О соотношении письменной и устной форм поэтического языка. (К вопросу о функциональной нагруженности старого русского правописания). С. 54).

55 Кузьмина С Л/ Общество и орфография. (На материале истории реформы 1904-1918 гг.) // Язык. Культура. Гуманитарное знание. М., 1999. С.216. Сходную мысль высказывает Н.В.Соловьев применительно к современным идеям нормирования русского письма (имеется в виду проект: Свод правил русского правописания. Орфография. Пунктуация. М., 2000) и проблеме языкового сознания общества: «Предлагаемое "усовершенствование" правописания, не являясь по сути реформой, прежде всего больно ударит по грамотной части населения, психологически отбросив ее в разряд неуверенных в собственной известных и обсуждавшихся (как в период проведения орфографической реформы, так и в последнее время) семантических функциях «старой орфографии»: дифференциации смыслов, эстетическом и. историческом значении56. Семантика, поэтика и исторический смысл языкового оформления-текста;- все эти условия необходимо учитывать в научном, издании художественного произведения.

Но в текстологической работе возникает, еще один вопрос, который; можно условно определить выражением «право издателя». По наблюдению Е. О. Ларионовой и . С. А. Фомичева, «некритически принятая, орфография: и пунктуация, печатных изданий порой способна ввести читателя в заблуждение, искусственно "затемнив" для него смысл авторского текста»57. Ранее С. А. Фомичев отмечал также, что «академическое издание должно не просто давать проверенный текст, но и гласно его обосновывать, не скрывая гипотетичности отдельных трактовок и давая соответствующие отсылки к другим точкам зрения»58. В. Э. Вацуро подчеркнул, что «каждый текстолог вынужден интерпретировать текст, и иногда условно; он должен быть готов к тому, что его толкование будет оспорено, но он не вправе уходить от него, ссылаясь на пушкинское написание, и предлагать, читателю самому выбрать,угодную ему форму. Такая толерантностьлукавство: ведь не предлагает же издатель читателю самому прочесть пушкинский черновик, также 50 „ „ допускающий разные толкования!» . В" этой аргументации важен сам факт профессиональной необходимости принятия конкретных текстологических решений при грамотности или просто малограмотных. Вряд ли такое состояние грамотной части населения нужно всему обществу. <.> С внедрением новых правил общение поколений на этой почве прервется. Старшее - не сядет учить новые правила, а у младшего появится повод лишний раз усомниться в правоте родителей или дедов. И об этом тоже надо думать» (Соловьев Н. В. Нормализаторская деятельность в орфографии и языковое сознание общества // Человек пишущий и читающий: Проблемы и наблюдения. СПб., ^004 С. 339).

56 Иванов Вяч. К вопросу об орфографической реформе / публ. и вступ. заметка Л. М. Грановской; послесловие В. В. Лопатина // Русистика сегодня. 1998. № 3/4. С. 207-209; Лихачев Д. С. <Доклад о старой орфографии> / предисловие д-ра филол. наук, проф. В. П. Нерознака // Русская речь. 1993. № 1. С. 43—51 • Солженицын А. И. Некоторые грамматические соображения. / предисловие д-ра филол. наук JI. П. Крысина // Русская речь. 1993. №2. С. 35-49; Шмелев А. Д. Об орфографических воззрениях А.И.Солженицына // Русская речь. 1993. №5. С. 119-121; Захаров В. Н. Подлинный Достоевский // Достоевский Ф. М. Полное собрание сочинений: Канонические тексты / под ред. проф. В. Н. Захарова. Петрозаводск, 1995. Т. I. С. 5-13; Скворцов Л. И. Не «одежда языка», а запечатленный образ слова. (К спорам о реформе русской орфографии) // Живое слово и жизнь. Архангельск, 2002. С. 221-234. См. также: Кокорин В. Н. Вид глагола: совершенный или несовершенный? // Язык и культура. Барнаул, 1997. С. 64-66-Бугаева И. В. О реформе русской орфографии // Ежегодная Богословская конференция Православного Свято-Тихоновского богословского института. М., 2001. С. 319-324; Киров Е. Ф. Русская орфография на перепутье // Вестн. Моск. гор. пед. ун-та. 2002. №2. С. 168-171; Голев Н.Д. О природе орфографической интуиции (к постановке проблемы) // Человек пишущий и читающий: Проблемы и наблюдения. СПб. 2004. С. 39-46; Зубкова Т. И. Использование знаков препинания: общепринятое и индивидуальное // Там же С. 316-318.

57 Ларионова Е. О., Фомичев С. А. Нечто о «презумпции невиновности» онегинского текста. С. 157.

53 Фомичев С. А. Ответ В. Д. Раку // Русская литература. 1999. №2. С. 156. См. также: РакВ.Д, О тексте пушкинского послания «Ты прав, мой друг, напрасно я презрел.» // Там же. С. 124-150.

59 Baifypo В. Еще раз об академическом издании Пушкина. (Разбор критически замечаний проф. Вернера Лефельдта). С. 260. издании текста, принадлежащего иной исторической и языковой? эпохе. Стремление к аутентичности текста, таким образом, выражается не в буквальном воспроизведении всех характеристик материала60, а в грамотном обращении с имеющимися источниками, аргументированной критике текста, понимании целей конкретного издания61.

Приведенные оценки свидетельствуют о том, что в дискуссиях о публикации < пушкинских текстов поставлены вопросы, актуальные и для современного достоевсковедения. При этом более аргументированными представляются выступлениям пользу публикации текстов с сохранением особенностей авторского правописания.

Таким образом, актуальность данного исследования определяется самой ситуацией в современном литературоведении - необходимостью изучения нерешенных проблем текстологии и поэтики текста. Применительно к Достоевскому это широкий спектр вопросов - от собственно истории текста до творческой истории произведения и взаимодействия авторских идей в художественно-публицистическом контексте творчества.

Материал исследования. Работа посвящена анализу рукописных и печатных источников романа «Подросток» (1875) и «Дневника писателя» (1876-1877)62, обращение к которым объясняется следующими причинами.

1) Рукописные материалы названных произведений сохранились почти в полном составе, поэтому имеется возможность анализировать различные стадии творческого процесса автора, учитывая тематический контекст. Мы располагаем заметками в записных тетрадях Достоевского 1874-1875, 1875-1876 и 1876-1877 гг. (РГАЛИ), набросками на отдельных листах (ИРЛИ, РГБ), черновым автографом, представляющим связный

60 По утверждению С А. Фомичева, «абсолютно точное воспроизведение в обычной печати всех особенностей рукописи невозможно - и не только по издательской или по корректорской небрежности Ведь выступая посредником между читателями и автором, издатель, в принципе, не застрахован от субъективной корректировки автографа» (Фомичев С. Точка, точка, запятая. . Н Новое литературное обозрение. 2002. № 56. С. 182-183).

61 Цель издания является важным критерием выбора основного текста и в медиевистике: «Понятие "основного списка" в значительной мере условно и зависит от цели, которую преследует издание текста. Если цель издания - дать авторский вид памятника, то основным списком будет тот, который в результате изучения истории текста памятника окажется наиболее близким этому авторскому виду. Если цель издания - дать представление о всех этапах истории текста памятника, то основные списки должны быть ближайшими по тексту к каждому этапу истории текста: редакции, виду, изводу и т. д. И здесь все зависит от того, насколько точно восстанавливается история текста памятника. Установление истории текста памятника - необходимое условие для определения основного списка» (ЛихачевД С [при участии А. А Алексеева и А Г Боброва] Текстология на материале русской литературы Х-ХУП веков. С. 494).

62 В данной работе принято следующее определение источника: «Источником называется документально фиксированный текст, отражающий один из этапов работы автора над произведением. Это может быть автограф, авторизованная машинопись, список, отпуск, корректура или печатный текст» (Спиридонова Л. А Выбор источника текста // Современная текстология: теория и практика / ИМЛИ им. А. М. Горького РАН. М , 1997 С. 35) повествовательный текст (ИРЛИ, РГБ), наборной рукописью (ИРЛИ, РГБ, ГИМ)63. Перечисленные материалы были опубликованы в 1924—1984 гг. Основными источниками сравнительного анализа стали рукописи и публикация текста в ЯСС64. В ряде случаев привлекаются данные более ранних публикаций рукописного текста и прижизненных изданий произведений65. Состав рукописных материалов и сравнительные характеристики источников позволяют выделить различные аспекты, проблемы установления текста.

2) Объединение названных произведений в> анализе обусловлено и их хронологической близостью (с учетом рукописной стадии работы — 1874—1877 гг.), которая обеспечивает большую достоверность выводов в отношении взаимодействия идей в романе и художественно-публицистическом произведении.

Приоритетное внимание в диссертации отдается практическому анализу материала, позволяющему определить и исследовать наиболее значимые ■ проблемы текстологического изучения творчества Достоевского.

Методология исследования. В работе используется метод текстологического анализа, имеющий основной задачей понимание изучаемого материала и основанный на принципах, сформулированных в текстологии и герменевтике.

Проблема понимания неоднократно становилась объектом осмысления« как в филологических, так и в философских науках. Н. К. Пиксанов говорил о ней, пытаясь установить типологическую близость герменевтики и литературоведческой дисциплины, которую исследователь определил как «творческую историю». Смысл «творческой истории»- в изучении художественного произведения не на уровне окончательного текста66, а с учетом всех стадий формирования замысла от черновиков к печатному варианту: «Понимание результатов процесса без изучения самого процесса для историка заранее опорочено, ибо историк все познает только исторически, генетически»67.

Этот генетический аспект важен и для текстологического исследования: по утверждению Д. С. Лихачева, «изучение истории текста дает объективные основания для

63 Краткое описание указанных источников с перечнем шифров хранения представлено в археографических справках ЯСС - 17, 251-251 («Подросток»), 22, 262-263; 25, 316-317 («Дневник писателя»).

64 Подробную характеристику более ранних (неакадемических) публикаций рукописного текста «Дневника писателя» 1876 г. см.: Тарасова Н. А «Дневник писателя» Ф. М. Достоевского 1876 г.: творческая эволюция и история текста: дис. к-та филол. наук. Петрозаводск, 2001. С. 15-66.

65 Достоевский Ф. М. Подросток. Роман // Отечественные записки. 1875. №1-2, 4-5, 9, 11-12; Достоевский Ф. М. Подросток. Роман. СПб., 1876; Достоевский Ф. М. Дневник писателя за 1876 г. СПб., 1876; Достоевский Ф. М. Дневник писателя за 1877 г. СПб., 1878; Достоевский Ф. М. Дневник писателя за 1876 г. Январь. СПб., 1879 (далее при цитировании - 1875, П1876, 1876, 1878, 1879, с указанием страниц в основном тексте работы).

66 Здесь и далее под окончательным текстом подразумевается установленный печатный текст произведения.

67 Пиксанов Н. К. Творческая история «Горя от ума». М. 1971. С. 360. При этом следует отметить, что герменевтику Н. К. Пиксанов воспринял как «подсобную дисциплину», имея в виду функциональную значимость некоторых ее приемов для литературоведческой работы. интерпретации содержания и формы произведения. <. .> В историю текста произведения входит его литературная история и внелитературная, творческая история памятника и все те нетворческие моменты, которые привели к изменению текста (случайные утраты, и искажения, изменения под давлением цензуры, требований, политических организаций, гонорарных соображений и пр.)» . Д. С. Лихачев подчеркивает, что изучение истории текста начинается с его прочтения и «обязательное условие правильного прочтения текста — хорошее знание языка эпохи. <.> Одной начитанности в произведениях эпохи недостаточно: нужно- не поверхностное понимание текста; а точное знание орфографических, фонетических, морфологических и синтаксических норм эпохи»69.

Применительно к текстологии имеет значение метод исторической реконструкции, обоснованный Ф. Шлейермахером и включающий грамматическое и психологическое толкование материала70. В. Дильтей позднее писал о том, что приблизиться к пониманию текста позволяет «вживание» в исторический контекст изучаемого явления: «Установление связей между произведениями и духом автора гипотетично и нежизненно, пока нет набросков и писем, передающих свидетельства и сохраняющих полную жизни действительность. Там же, где мы можем черпать из архивного собрания великого мыслителя или писателя, возникает самый совершенный образ отдельного фрагмента истории, какого мы только в состоянии достигнуть. Ибо правдивость книги, прозрачность, мысли и вдобавок запечатленные в письменной форме все существенные части данного исторического процесса, - все они существуют сообща, придавая фрагменту истории

71 лишь ему присущую научную законченность» . По словам В. Е. Хализева, «в толкованиях литературы прошлых эпох важно прежде всего постижение их исходного, первичного смысла, а в этой связи — "воскрешение" контекста ее формирования, который со временем неизбежно забывается. При отсутствии такой "реставрационной" установки литературовед обрекает себя на модернизирующее искажение изучаемого текста»72. С

68 Лихачев Д. С. Текстология. Краткий очерк. М.; Л., 1964. С. 5-6. Ср.: «текстология - это прежде всего филологическое прочтение и критический анализ текста на основе его понимания» (Гришунин А. Л. Исследовательские аспекты текстологии. С. 35). См. также: Эспань М. О некоторых теоретических задачах современной текстологии // Современная текстология: теория и практика. С. 8.

69 Лихачев Д. С. Текстология. Краткий очерк. С. 20.

70 См.: Шлейермахер Ф. Герменевтика / пер. с нем. А. Л. Вольского; науч. ред. Н. О. Гурчинская. СПб., 2004. Ср.: «.существеннейшей идеей герменевтической системы Шлейермахера, обнаруживающей романтические истоки его философии, становится идея личности: на что бы ни было направлено понимание, каков бы ни был его объект, оно в конце концов всегда оказывается направленным на человека, на личность, выразившую себя посредством языка через тот или иной объект» (Ляпушкина Е. И. Введение в литературную герменевтику. СПб., 2002. С. 5).

71 Дильтей В. Литературные архивы и их значение для изучения истории философии // Вопросы философии. 1995. №5. С. 129.

72Хализев В. Е. Интерпретация и литературная критика// Проблемы теории литературной критики. М., 1980. С. 66. Ср.: «Процесс того "творчества", которое мы называем понимание.и, не может быть адекватным творчеству поэта, а только приближается к нему <.> понимание художественного произведения есть этой точки зрения- «понимание текста — это не просто понимание того, о чем в нем говорится, это прежде всего понимание того, как об этом "чем-то" говорится. В этом как и проявляет себя личность автора. .»73.

Кроме того, текстологии близко хайдеггеровское понятие «фактичности наброска», значимость которого обосновывает Г.-Г. Гадамер: «Разработка правильных, отвечающих фактам набросков, которые в качестве таковых являются предвосхищениями смысла и которые еще только должны быть заверены "самимифактами", — в этом постоянная задача понимания»74. Предварительные «наброски, смысла» необходимо делать осознанными; «дабы иметь возможность их контролировать и тем самым- добиваться правильного

75 понимания, исходя из самих фактов» . Речь здесь идет о проблеме «герменевтического круга» в понимании, состоящей в том, что «толкование должно всякий раз уже двигаться в понятом и питаться от него»76. Как и в герменевтике, в текстологии «хождение по кругу» не ведет к обессмысливанию самого процесса понимания, а обнаруживает все новые смыслы изучаемого явления, подтверждаемые дополнительным фактическим материалом. Текстологическое понимание строится на постепенном «разворачивании» контекста исследуемого произведения с опорой* на новые языковые, исторические, биографические данные и с учетом особенностей творческого метода писателя77. Принцип охвата информации зависит от изучаемого предмета: в каждом отдельном случае повторение творчества, его создавшего» (Овсянико-Куликовский Д. Н. Из лекций об основах художественного творчества // Вопросы теории и психологии творчества. Харьков, 1911. Т. 1. С. 14).

73 Ляпуіикина Е. И. Введение в литературную герменевтику. С. б.

74 Гадамер Г.-Г. Истина и метод. Основы философской герменевтики. М., 1988. С. 319.

75 Там же. С. 321. Ср.: «Углубление путем расширения далекого контекста» (Бахтин М. М. К методологии гуманитарных наук // Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М., 1986. С. 362). См. также: Гадамер Г.-Г. О круге понимания // Гадамер Г.-Г. Актуальность прекрасного. М., 1991. С. 76.

76 Хайдеггер М. Бытие и время. М., 1997. С. 152. Ср.: «всякий "текст", с каким мы имеем дело, предстает перед нами, - сколь бы "объективным" ни мыслили мы себе его существование, - в своей неразрывной сопряженности с его же истолкованием: нет текста "самого по себе", а всякий текст - начиная с того, который вот только что произошел на свет, - есть текст читаемый и понимаемый» (Михайлов А. Избранное. Историческая поэтика и герменевтика. СПб., 2006. С. 229). По замечанию Е. И. Ляпушкиной, «герменевтика имеет дело с пониманием как с процессом, не прекращающимся в своем движении поиском, а не как с конечным результатом» (Введение в литературную герменевтику. С. 60), что можно объяснить онтологическим содержанием герменевтики (Там же. С. 59). Феномен понимания универсален, ибо понимание есть неотъемлемая характеристика человеческого бытия. В то же время универсальность понимания имеет два аспекта: онтологический, выходящий за пределы собственно научного познания и отражающий самые основы бытия человека в мире, и методологический, позволяющий установить и охарактеризовать типологическую связь герменевтики и текстологии. Несмотря на вывод Гадамера о том, что понимание не сводимо к методологии какой-либо науки (см.: Гадамер Г.-Г. Истина и метод. С. 348), сама попытка «понять понимание», предпринятая герменевтами, представила в равной степени ценные наблюдения, касающиеся как общефилософских проблем (смысла жизни, истины, времени), так и методов научного познания. Ср.: «.герменевтика направлена не на формальную, пусть объективную, интерпретацию текста, а на его духовное понимание. Ключевое понятие здесь - понятие духа. На завершающем этапе герменевтической интерпретации смысл текста раскрывается в универсуме или семиосфере духовной культуры. Это важно для становления личности» (Арнольд II. В. Семантика. Стилистика. Интертекстуальность: Сб. ст. / науч. ред. П. Е. Бухаркин. СПб., 1999. С. 399).

77 См.: Лихачев Д. С. [при участии А. А. Алексеева и А. Г. Боброва] Текстология на материале русской литературы Х-ХУІІ веков. СПб., 2001. С. 60-61. исследователь привлекает то, что необходимо для понимания именно данного обстоятельства, факта, явления. По верному замечанию Н. В. Корниенко, «текстология -наука не только стремящаяся к точности, но и наука кроткая в пафосе своего отношения к материалу творчества писателя: реальностью и сверхреальностью для нее равно обладают роман, неосуществленный замысел, черновик, служебнаязаписка»78.

Другой аспект проблемы понимания — это так называемая «множественность интерпретаций». По мысли г П. Рикёра, «связный образ бытия, каким мы являемся и в котором укоренены, соперничающие друг с другом интерпретации, дан только в этой диалектике интерпретаций»79. Более того, «всякая традиция? живет благодаря интерпретации; именно этой ценой она продлевается, т. е. остается живой традицией»80. В основе этой точки зрения находятся главные положения философии языка, рассматривающие язык как систему словарных значений, которые попадают в новые соотношения и обретают новые смыслы в живой речи, в момент высказывания81. Среди предшественников П. Рикёр называет Р. Декарта и В. фон Гумбольдта, «согласно которым язык является не продуктом, а производством, рождением»82. Также опираясь на идеи В. фон Гумбольдта, А. А. Потебня сформулировал ряд выводов, касающихся теории художественного творчества, и попытался объяснить причину множественности интерпретаций художественного текста следующим образом: «Искусство есть язык художника, и как посредством слова нельзя передать другому своей мысли, а можно только пробудить в нем его собственную, так нельзя ее сообщить и в произведении искусства; поэтому содержание этого последнего (когда оно окончено) развивается уже не

83 в художнике, а в понимающих» . Возникает вопрос: не противоречит ли идее «исторической реконструкции» текста неизбежность «неточной» («своей») интерпретации? По замечанию И. В. Арнольд, «понимание и интерпретация текста требуют при сопоставлении контекстов учета исторической дистанции между цитируемым и цитирующим текстами и временем читателя», и вместе с тем «современная

78 Корниенко Н. В. О некоторых уроках текстологии // Творчество Андрея Платонова: Исследования и материалы. Библиография / Институт русской литературы (Пушкинский Дом) РАН. СПб., 1995. С. 5.

79 Рикер П. Конфликт интерпретаций. Очерки о герменевтике. М., 1995. С. 36.

80 Там же. С. 38.

81 Подробнее см.: Бахтин М. М. Проблема речевых жанров // Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. С.237-280.

82 Рикёр П. Конфликт интерпретаций. Очерки о герменевтике. С. 139. Ср.: Гумбольдт В. фон. О различии строения человеческих языков и его влиянии на духовное развитие человечества // Избранные труды по языкознанию. М., 2000. С. 69,70, 77-79, 103, 112, 197.

83 Потебня А. А. Мысль и язык. М., 1999. С. 163. Ср.: «То, что сказано в образе и посредством образа, не существует для самого поэта в виде отвлеченной идеи. Идею вкладывает тот, кто воспринимает художественное проговедение, кто его толкует, кто им пользуется для уяснения жизненных явлений» (ГорнфельдЛ О толковании художественного произведения// Вопросы теории и психологии творчества. Харьков, 1916. Т. 7. С. 5). герменевтика учитывает, что понимание может выходить за пределы субъективного замысла автора. М. М. Бахтин неоднократно отмечал, что цитирующий, автор; включая цитату, может дать ее иронически и истолковать ее применительно к своей ситуации. Понимание есть не только осмысление, но и переосмысление воспринятого»84. Кроме того, «герменевтики говорят о различиях в. технике: психологическая расшифровка - это одно; библейское толкование того же самого - уже другое; различие направлено здесь на внутренние правила интерпретации; это - эпистемодогическое различие. Но - в свою очередь эти различия* в технике отсылают к« различиям замысла, касающегося - функции интерпретации: одно дело использовать герменевтику как орудие подозрения, против "мистификаций" ложного сознания; другое - использовать ее как подготовку для лучшего понимания того, что однажды обрело смысл, того, что однажды было выговорено»85. Интерпретация, таким образом, зависит от цели исследования. Если это критика текста, в процессе которой устанавливаются те или иные искажения, то интерпретация должна отвечать цели восстановления подлинного текста — и здесь актуальна идея «исторической реконструкции». Если же-речь идет об истолковании художественного образа, то тогда, возможно изучение интертекстуальных связей, которого— в конечных своих выводах (особенно если иметь в виду историко-литературный комментарий)- не лишена и текстология. Однако в последнем случае известное значение для исследователя приобретают ответственность и чувство меры, ибо при их отсутствии идея, множественности смыслов может обернуться утратой ценности самого понятия «смысл» и, что не менее важно, утратой ценности понятия «автор»86: «ничто не заменит авторство: огромное усилие придать человеку культурную идентичность, дать ему лицо. Безграничный культурный интертекст не содержит и не хранит эту идентичность. Нужен центр, вокруг которого смысл может кристаллизоваться. Такой центр — автор»87. Этот подход свойствен и текстологии литературы нового времени, с ее установкой на восстановление подлинного текста и, значит, на приближение к автору. По мысли Н. В. Корниенко, «перевес в гуманитарной науке интерпретаторских подходов — особенно это касается изучения русской литературы XX в. — очень печальная традиция, ведущая в

84 Арнольд И. В. Семантика. Стилистика. Интертекстуальность. С. 363.

85 Рикёр П. Конфликт интерпретаций. Очерки о герменевтике. С. 99.

86 Замечание Р. Барта о том, что «логика, регулирующая Текст, зиждется не на понимании (выяснении, «что значит» произведение), а на метонимии» (Барт Р. От произведения к тексту//Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М., 1994. С. 417) содержит не только утверждение бесконечности ассоциаций (а значит, и интерпретаций) и независимости текста от автора, но, что закономерно, - отказ от самого слова «понимание».

87 Фрагае М. После изгнания автора: литературоведение в тупике? // Автор и текст: сб. ст. / под ред. В. М. Марковича и В. Шмида. СПб., 1996. Вып 2. С. 32; см. также: Евдокимова С. Процесс художественного творчества и авторский текст. С. 9-24. конечном итоге к катастрофическому падению уровня безусловного знания о писателе и его творчестве. И об эпохе, в которой он жил»88.

Сравнение герменевтики и текстологии позволяет назвать основные методологически важные составляющие текстологического анализа: критическое изучение первоисточников - рукописей и прижизненных изданий* произведения; обращение к обстоятельствам создания текста, биографическому и историческому фону, повлиявшему на содержание произведения; прочтение текста с учетом его художественного своеобразия, ограждающее от фактических ошибок и превратного

89 истолкования материала ; принцип постепенного развертывания контекста с привлечением новых фактических данных и последующей корректировкой, и уточнением выводов. Эти характеристики текстологического анализа определяют структуру нашего исследования, первые две главы которого посвящены установлению нетворческих и творческих изменений текста в его истории. В третьей главе анализируется проблема интертекстуальности рукописей Достоевского. В Приложении 1 к работе представлены анализ и практические решения проблемы публикации рукописного текста Достоевского. В Приложении 2 предлагаются иллюстрации фрагментов рукописного текста романа «Подросток» и «Дневника писателя».

Теоретическая основа исследования. В текстологическом изучении творчества Достоевского несомненное значение имеют публикации первой половины XX в. — Н. Ф. Бельчикова, Н. Л. Бродского, И. И. Гливенко, Л. П. Гроссмана, А. С. Долинина, В. Л. Комаровича, Е. Н. Коншиной, П. Н. Сакулина, Б. В. Томашевского, Г. И. Чулкова, тридцатитомное Полное собрание сочинений писателя90, подготовленное сотрудниками Пушкинского Дома в 1970-1990-е гг., а также выводы представителей российской текстологической науки - Б. В. Томашевского, С. М. Бонди, Г. О. Винокура, Д. С. Лихачева, А. Л. Гришунина. К историко-литературному контексту творчества Достоевского, в связи с вопросами поэтики романов и «Дневника писателя», обращались Е. А. Акелькина, А. В. Архипова, П. Д. Арутюнова, В. Е. Багно, А. И. Батюто, Н. Ф. Буданова, В. Е. Ветловская, В. А. Викторович, В. П. Владимирцев, И. Л. Волгин, Г. Я. Галаган, А. В. Денисова, В. А. Десницкий, В. В. Дудкин, В. Н. Захаров,

88 Корниенко Н. В Архив А. Платонова в Институте мировой литературы им. А. М. Горького РАН как филологическое и культурное событие // Труды Отделения историко-филологических наук. 2007 / РАН; Отв. ред. акад А. П. Деревянко. М, 2009. С. 368.

89 Ср.: «В гуманитарных науках точность - преодоление чуждости чужого без превращения его в чисто свое (подмены всякого рода, модернизация, неузнание чужого и т п.)» (Бахтин ММ. К методологии гуманитарных наук. С. 371).

90Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: в 30 т. / ИРЛИ (Пушкинский Дом) АН СССР. Л., 1972-1990 (далее -ЯСС, с указанием тома и страницы в основном тексте, за исключением случаев, когда необходима ссылка на конкретного автора примечаний в ПСС).

Т. В. Захарова, Т. А. Касаткина, М. М. Коробова, А. В. Матюшкин, Р. Г. Назиров, Р. Н. Поддубная, Г. С. Померанц, В. Д. Рак, Л. М. Розенблюм, В. А. Сидоров, К. А. Степанян, Б. Н. Тихомиров, В. А. Туниманов, П. Е. Фокин, Г. М. Фридлендер, Г. К. Щенников, И. Д. Якубович и многие другие исследователи, результаты которых имеют значение для данной работы и учитываются в ней.

Цель исследования - изучить историю текста и творческую историю« романа «Подросток» и «Дневника писателя» 1876-1877 гг. на материале рукописей и печатных источников названных произведений.

Задачи исследования:

1) Выполнить текстологический анализ рукописных материалов к указанным произведениям. В ходе анализа проводится критика текста и устанавливаются «смысловые» ошибки чтения рукописи, возникавшие в процессе издания рукописного текста. Эта задача исследования объясняется необходимостью переоценки самых принципов чтения и воспроизведения текста Достоевского в печати, так как в настоящее время ведется подготовка научных изданий произведений этого писателя. Решение данной задачи предполагает уточнение текста обоих произведений, включающее анализ трудных чтений, выявление причин возникновения смысловых ошибок, исправление ошибок чтения в публикациях рукописей и комментарий к исправленному тексту. Анализ нетворческих изменений рукописи способствует восстановлению подлинного авторского текста во всей его семантической и эстетической полноте.

2) Исследовать творческие изменения текста, определив и сопоставив основные характеристики творческого процесса Достоевского в романе «Подросток» и в «Дневнике писателя» за 1876-1877 гг. Такой анализ позволяет выявить специфику авторской работы над текстом и установить новые факты творческой истории названных произведений.

3) Проанализировать интертекстуальные связи на материале рукописей. В этом случае необходимо установить внутренние закономерности развития авторских идей в рукописном тексте, включающем как художественные, так и художественно-публицистические замыслы Достоевского. Решение поставленной задачи предполагает исследование вопросов интертекстуальности, установление наиболее типичных для Достоевского видов интертекста, анализ сквозных тем, возникающих в рукописях. Данный вопрос не был предметом специального исследования.

4) Представить принципы публикации рукописного текста Достоевского. В настоящее время это одна из самых актуальных задач текстологии. Для ее решения необходимо дать оценку утвердившимся в прежние годы подходам к воспроизведению текста Достоевского в печати, сформулировать основные вопросы, актуальные для рассмотрения данной темы, определить условия научной публикации рукописного текста, которые бы отвечали современным задачам текстологической науки. Научная новизна поставленных задач заключается1 в установлении не известных ранее фактов истории текстов, и творческой истории- названных произведений Достоевского, позволяющем дополнить реальный и историко-литературный комментарий^ к ним, а также уточнить наше понимание авторских идей.

Основные положения диссертации, выносимые на защиту:

1) Текстологический анализ оказывается связанным с пониманием особенностей поэтики творчества Достоевского. Критика текста становится первым шагом не только к оценке его подлинности, но и к осознанию его художественной специфики.

2) Особой характеристикой' творческого процесса Достоевского является использование условных обозначений, заслуживающее исследовательского внимания. В публикациях рукописного текста знаки Достоевского почти не воспроизводятся. Между тем графические символы в рабочих тетрадях писателя, представляя собой смысловую целостность, образуют тематические контексты. Сравнение записей, отмеченных одним и тем же знаком, позволяет установить эти контексты, уточнить содержание художественного замысла, выделить разные аспекты интересующей писателя темы, увидеть тему в развитии.

3) Изучение проблемы творческого процесса в контексте творческой истории произведения дает основание для вывода об исключительной важности имен и названий в творчестве Достоевского: они являются своеобразным семантическим ключом к расшифровке содержания на уровне художественного замысла и его воплощения в окончательном тексте. Специфика имен и названий, их смысловое наполнение, их выбор говорят об особенностях творческого сознания автора,- фиксирующего внимание как на литературных образах, так и на исторических реалиях.

4) Сопоставительный анализ рукописей романа «Подросток» и «Дневника писателя» за 1876-1877 гг. свидетельствует о принципиальных различиях творческой работы автора над романным замыслом и над художественно-публицистической формой текста при сохранении целостности творческого метода, основой которого становятся стремление соединить жизнь и художественную реальность, взаимосвязь художественного творчества и общественных взглядов автора, а также эстетизация фактов действительности.

5) Применительно к Достоевскому термин «интертекстуальность» следует понимать как проявление тематических взаимосвязей между разными текстами внутри исследуемой художественной системы — творчества данного автора. Наиболее распространенные варианты проявления интертекстуальных связей в рукописном тексте Достоевского - это аллюзия и в некоторых случаях цитата с тождественным и нетождественным воспроизведением образца. В рукописях чаще, чем в печатном тексте, встречаются аллюзии и цитаты с точной атрибуцией, так как рукописный текст не публичен. Изменение формулировки претекста или прецедентного текста объясняется возможным цитированием по памяти и намеренным видоизменением цитаты в результате ее включения в контекст собственно авторских размышлений.

6) Анализ рукописей Достоевского выявляет наличие постоянных (сквозных) тем, как правило, обозначаемых повторяемыми ключевыми словами, при помощи которых автор определяет интересующие его вопросы как на стадии художественного замысла, так и в процессе его развития.

7) Основным принципом научной публикации рукописного текста является аутентичное воспроизведение рукописи как исторического документа, с сохранением особенностей авторского правописания и отображением (по возможности) и описанием (обязательным) авторских помет и знаков. При подготовке рукописи к печати невозможен унифицирующий подход к воспроизведению записей, так как в каждом конкретном случае имеет значение стадия творческого процесса. По этой причине тексты разных этапов творческого процесса (например, черновые наброски и беловой автограф) целесообразно готовить к печати в одной и той же системе правил, но учитывая при этом индивидуальные характеристики каждого текста и специфику расположения записей. Следует отказаться от практики публикации чернового и белового автографов в виде вариантов к основному тексту, установившейся в советский период, в пользу полной публикации черновых и беловых рукописей Достоевского. Публикация рукописей должна сопровождаться текстологическим, реальным и при необходимости историко-литературным комментарием.

Теоретическая значимость исследования. Текстологический анализ рукописного материала, представленный в работе, позволяет определить методологически важные условия чтения и воспроизведения рукописного и печатного текста Достоевского. В научный оборот вводятся неизвестные и неопубликованные ранее записи Достоевского, обнаруженные в процессе анализа рукописей и содержащие новые факты истории текста и творческой истории романа «Подросток» и «Дневника писателя». Результаты диссертации имеют теоретическое значение, так как системный анализ текстологических фактов способствует методологически новому осмыслению и решению проблем изучения творчества Достоевского.

Научно-практическая ценность исследования. Результаты и материалы диссертации могут быть использованы в научно-исследовательской работе, при подготовке научных и академического изданий текстов Достоевского, а также в преподавательской деятельности: в лекционных теоретико-литературных и историко-литературных курсах, спецкурсах и спецсеминарах. Кроме того, результаты работы могут использоваться в построении вузовских учебных программ по истории и теории литературы.

Апробация работы. Материалы диссертационного исследования опубликованы в научных журналах, входящих в Перечень ведущих рецензируемых научных журналов и изданий, утвержденный ВАК Минобрнауки РФ, а также в специализированных изданиях, посвященных творчеству Достоевского. Результаты работы отражены в 28 публикациях и представлены на международных и всероссийских конференциях - XII, XIII и XIV симпозиумах Международного общества Достоевского (Женева, 2004; Будапешт, 2007; Неаполь, 2010), II Международном симпозиуме «Русская словесность в мировом культурном контексте» Фонда Достоевского (Москва, 2006), ежегодных конференциях в Литературно-мемориальном музее Достоевского в С.-Петербурге (с 1999 г.) и в Доме-музее Достоевского в Старой Руссе (с 2003 г.), на международной конференции. «Евангельский текст в русской литературе ХУШ-ХХ веков» (Петрозаводск, 1999, 2008), на заседании Комиссии по изучению творчества Достоевского ИМЛИ им. А. М. Горького РАН (Москва, 2002), в текстологическом семинаре Центра лингвистической текстологии и компьютерного лингвостиховедческого анализа под руководством д. ф. н. Н. В. Перцова в Институте русского языка им. В. В. Виноградова РАН (Москва, 2010). Результаты работы использовались при чтении лекций на филологическом факультете Петрозаводского государственного университета (ПетрГУ), а также при подготовке научного издания текстов Достоевского в авторской орфографии и пунктуации (Издательство ПетрГУ, 1995-2010, издание продолжается).

Структура работы. Исследование состоит из Введения, трех глав, Заключения, двух Приложений, Списка литературы, включающего 915 источников, и Списка архивов и шифров хранения рукописей. Объем диссертации 554 страницы.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Проблемы текстологии Ф.М. Достоевского: роман "Подросток" и "Дневник писателя" за 1876-1877 гг."

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Современной науке о Достоевском - если иметь в виду ее текстологическое направление - следует уделять больше внимания фактам» истории текста, свидетельствующим о сложном, взаимодействии биографических, исторических, публицистических, художественных элементов в творческом процессе." Несомненно, достоевсковедение нуждается в дискуссионном» обсуждении формы и содержания академического издания и вопросов более частного значения, таких как анализ .трудных чтений.

Исследование рукописных и печатных материалов романа «Подросток» и «Дневника писателя» 1876-1877 гг. позволяет сделать следующие выводы.

Одна из важнейших проблем текстологического изучения творчества Достоевского -проблема установления авторского текста, анализ которой дает представление о характере нетворческих изменений - ошибках чтения рукописи и опечатках прижизненных изданий писателя. Исследование указанной проблемы позволяет выделить следующие ее аспекты:

• графологические (анализ особенностей начертания слова, характера подчеркивания слов в .рукописи, использования ударения, границ начертаний в рукописном тексте, вычеркнутого текста);

• текстологические (анализ пропусков текста в публикациях рукописей, исследование порядка записей, сравнительное изучение источников текста — автографов и списков, черновых и беловых рукописей, рукописей и печатного текста, редакций печатного текста и др.);

• лингвотекстологические' (выявление специфики пунктуационного и орфографического оформления рукописного теста и отражения языковых характеристик в печати, анализ логико-синтаксических связей в тексте и их значения для семантики записей).

При этом критика текста, как правило, становится начальным этапом подготовки текстологического, реального, историко-литературного комментария, открывающего новые сведения о содержании написанного. Пропуски текста при издании рукописей оцениваются как показатель сложности самого материала: пропускаются, как правило, те фрагменты рукописного текста, которые имеют особое расположение на листе или входят в состав глав с большим количеством правки. Установление порядка записей самым непосредственным образом связано с вопросом интерпретации текста — это особенно касается ранних этапов творческого процесса Достоевского, стадии набросков, которые достаточно трудно разграничить в пространстве чернового текста. Взаимодействие источников текста не только показывает соотношение рукописного и печатного материала, но и определяет характер проявления авторского начала, принципы восприятия и оценки авторской правки. Изучение вычеркнутого текста, как и проблема пропусков, выводит нас к новым фактическим данным, важным'для понимания поэтики текста. Следует вести речь о соединении фактов истории текста и творческой истории« произведения, дающем возможность (более полного представления об идеях автора. При анализе проблемы вырабатываются принципы прочтения вычеркнутого текста - прежде всего это разграничение линий вычерка по форме, графологическое разъединение слоев текста и идентификация буквенных начертаний.

Графологические и языковые характеристики текста как две составляющие его семантики и поэтики являются также своеобразным инструментарием чтения и понимания материала. Исследование каждого из заявленных вопросов - это не только поиск подлинного авторского слова, но и форма научной рефлексии относительно самой «техники» и методологии поиска. Среди основных условий результативного чтения рукописного текста Достоевского назовем:

• подробное изучение двусмысленных фрагментов печатного текста, которые не согласуются с общим контекстом высказывания или содержат смысловые противоречия;

• исследование грамматической и пунктуационной несообразности, указывающей на ошибку чтения рукописи;

• сопоставление орфографических характеристик с особенностями» почерка, включающее обязательное знание вариантности начертания одних и тех же букв: устойчивым критерием различения в данном случае может служить наличие (отсутствие) выносного элемента в начертании буквы;

• точное определение границы того или иного начертания, то есть разграничение линий начертания конкретной буквы от линий, не имеющих к ней отношения;

• внимание к лигатурам, которые, будучи постоянным (неизменным) признаком индивидуального почерка, позволяют установить чтение точно;

• сопоставление всех записей, в которых разрабатывается одна и та же тема, и анализ трудных чтений с учетом всех стадий творческого процесса, включая и печатный текст.

Изучение проблемы творческого процесса с точки зрения истории текста, то есть с учетом его развития, позволяет сделать выводы о принципиальных различиях в работе писателя над романом «Подросток» и «Дневником писателя» 1876-1877 гг.

Развитию романного сюжета свойственны большие выраженность и свобода творческого вымысла. Первостепенной, задачей становится формирование тем, образов и характеров, только после этого определяется-фабула Это закономерно - в романном пространстве' возникает особая художественная реальность, для оформления» которой автору необходимо прежде всего определить, взаимоотношения героев и психологию их характеров. В-рукописях «Дневника писателя» иная, специфика творческого процесса -именно реальная действительность, внешний мир фактов и событий задает направление всему ходу авторского повествования, поэтому фабульное начало в тексте выражено более заметно уже на стадии набросков.

Длительный и трудный поиск фабулы в черновых записях к роману сопровождается столь же длительным и еще более трудным выбором формы повествования. В «Подростке» это повествование от лица героя - форма, которая определяется медленно, и в авторских размышлениях, и в пробных, черновых диалогах персонажей1 и сюжетных зарисовках отдельных сцен романа. В «Дневнике писателя» показана совершенно иная-модель представления фактов реальной жизни и размышлений автора, ориентированная на журналистский опыт Достоевского: здесь используется форма ежемесячного периодического издания (в данном случае — моножурнала), в котором реальность становится объектом авторского личностного и художнического осмысления*. С точки зрения формы повествования «Дневник писателя», по сравнению с романом, - более сложная структура, соединяющая художественное и публицистическое начала, содержащая открытые, прямые авторские оценки и обращения к читателю и в то же время постоянно обращенная к романным опытам художественного, образного слова.

Вопрос о художественности становится одним из ключевых как в романе «Подросток», так и в «Дневнике писателя». При этом в черновых набросках к «Подростку» особенно важна установка на поэтичность изложения идей как обязательное условие творчества — этот вопрос осмысливается автором как художественная задача, которую необходимо решить при создании романа. В «Дневнике писателя» та же идея имеет иную форму изложения - она представлена в литературно-критических оценках автора (Пушкин, Лермонтов, Островский, Л. Толстой, Полевой, Кукольник и др.) и в более широких, обобщенных суждениях Достоевского о развитии современной ему словесности. Имя Пушкина занимает особое место в черновых материалах к роману «Подросток» — для Достоевского пушкинский стиль, в котором писатель отмечает простоту, живость и правдоподобие, является образцовым. Это особенно важно именно на стадии формирования^ художественного замысла ^ определения формы повествования от первого лица.

Общее, что следует выделить в анализе творческого процесса в романе «Подросток» и в «Дневнике писателя», - это основные характеристики творческого метода Достоевского:

• стремление автора-соединить жизнь и художественную реальность;

• взаимосвязь художественного творчества и общественных взглядов автора;

• " эстетизация фактов действительности, ведущая к оформлению идей в художественной форме;

• целостность творческого процесса — зарождение замысла как возникновение цельного поэтического образа, для адекватного отражения которого на исходной стадии творческого процесса писатель использует условные обозначения.

Условные знаки появляются в черновых рукописях к обоим произведениям. Объединяя отобранные автором черновые записи, они становятся символическим обозначением темы или мысленной характеристикой того или иного персонажа. В черновых материалах к «Дневнику писателя» условные обозначения, кроме того, становятся способом выделения наиболее значимых тем в пределах готовящегося выпуска издания.

Важно разграничивать рисунки и знаки в рукописях Достоевского. Рисунки отличаются индивидуальностью начертаний, они могут видоизменяться, даже если автор пытается воспроизвести один и тот же образ. Условные знаки характеризуются повторяемостью графических элементов, они' статичны. Различие между рисунками и знаками, объясняется тем, что данные виды графики выполняют разные задачи в оформлении и развитии творческого процесса. Знаки функциональны — они тематически соединяют записи согласно авторской идее. Рисунки, особенно портретные, выполняют скорее иллюстративную задачу, становясь графическим эквивалентом словесного образа. Кроме того, знаки двойственны: их внешнее оформление не всегда отражает их внутренний смысл, потому что нередко не связано с ним напрямую. Рисунки образны, и их семантика более очевидна при соотнесении их с текстом, к которому они относятся.

Изучение проблемы творческого процесса в контексте творческой истории произведения дает основание для вывода об исключительной важности имен и названий в творческом процессе Достоевского: они являются своеобразным семантическим ключом к расшифровке содержания на уровне художественного замысла и его воплощения в окончательном тексте. Кроме того, специфика самих имен и названий, их смысловое наполнение, их выбор говорят об особенностях творческого сознания автора, фиксирующего внимание как на литературных образах, так и на исторических реалиях. В соединении эти образы и факты создают сложный сплав историко-литературных представлений, выступающих как объект художественного анализа и как средство выражения художественно-публицистических идей. Таким образом, мы можем судить о творческом методе писателя, как восприятии мира в контексте исторической и эстетической реальности.

Установлению внутренних закономерностей развития авторских идей в едином пространстве рукописного текста служит анализ интертекстуалъных связей в рукописных материалах романа «Подросток» и «Дневника писателя» 1876-1877 гг. В последнее время по отношению к творчеству Достоевского применяются термины «интертекст» и «интертекстуальность» (Е. Г. Новикова, О. Б. Зиренко, О. Меерсон, Б. Н. Тихомиров). Но теория интертекста до сегодняшнего момента не содержит терминологической ясности -исследователи предлагают разное понимание основной терминологии. Теоретические аспекты проблемы интертекстуальности не становились предметом самостоятельного анализа в работах, посвященных Достоевскому. Для изучения творчества данного писателя актуально понимание интертекста и интертекстуальности, которое предлагает И.В.Арнольд: интертекст определяется как контекстуальный смысл, формирующийся-в результате взаимодействия текста-источника и воспринимающего текста; интертекстуальность - как явление вербального ряда, а именно - как включение в текст других текстов с иным субъектом речи. Имеют значение также наблюдения и выводы, предложенные в работах П. Е. Бухаркина, Ю. Н. Караулова, Н. А. Кузьминой, С. Б. Кураша, П. Торопа, Н. А. Фатеевой и других исследователей.

Применительно к Достоевскому принято говорить о значении историко-литературного контекста, библейской традиции - прежде всего, имеется в виду анализ цитат преимущественно на материале печатных текстов Достоевского (А. Л. Гумерова, Т. А. Касаткина, М. М. Коробова, Н. Г. Михновец, Б. Н. Тихомиров, И. Д. Якубович и др.). Представляется, что источники, значимые для формирования интертекстуальных связей (литературные, исторические, философские), должны рассматриваться не изолированно, а в контексте рукописей к тому или иному произведению Достоевского, что позволит прояснить картину взаимодействия претекстов (текстов-источников) между собой и с воспринимающим текстом в творческом процессе.

Как показывает выполненный анализ, наиболее распространенные типы интертекстуальности в рукописях Достоевского - это аллюзия и цитата с тождественным и нетождественным воспроизведением образца. В рукописях более частотны аллюзии и цитаты с точной атрибуцией, в печати нередко источник цитаты опускается: одна из задач интертекста - активизировать восприятие читателя. Формулировка претекста или прецедентного текста может меняться из-за цитирования по памяти или намеренного видоизменения* цитаты в контексте собственно авторских размышлений. Есть основания полагать, что в рукописях и в печатных текстах Достоевского многие цитаты и особенно аллюзии (границы которых не всегда заметны) еще не выявлены, их установление и изучение может стать целью самостоятельного исследования. В рукописях встречаются аллюзии на факты. В «Дневнике писателя» это факты-однодневки, из которых тем не менее создается широкая картина жизни российского общества. Среди записей к роману «Подросток» таких аллюзий гораздо меньше, что объясняется вымышленностью повествования, но немногочисленные аллюзии на факты имеются — это признак целостности творческого метода писателя.

Для творчества Достоевского, помимо интертекстуальности, особое значение имеет понятие интермедиальности, то есть взаимодействия разных видов искусства. Примеры такого взаимодействия в рукописях романа «Подросток» — это фаустовская сцена, в которой отразилось авторского восприятие оперы Шарля Гуно «Фауст» и трагедии Гете, а также русской духовной музыки; это суждения Достоевского о картине Клода Лоррена «Асис и Галатея» и образ «золотого века», который предстает позднее и в «Дневнике писателя» 1876 г.; соединение иконических и живописно-архитектурных образов в романе «Подросток», отражающих единство эстетического впечатления и религиозного чувства. Соединение тем и образов, представляющих разные виды искусства, художественно обогащает литературный текст и отражает синкретичность творческого мышления автора.

Интертекстуальность и интермедиальность возникают на стадии формирования замысла и становятся особенностью творческого процесса Достоевского - автор не только выделяет в черновых записях источники, с которыми связаны те или иные идеи, но и собственную манеру письма пытается выработать через обращение к определенным претекстам (как в черновиках романа «Подросток»). Рукописи к одному произведению в действительности образуют гораздо более значительное семантическое пространство, представляя темы, которые были важны для автора в разное время и которые нашли воплощение в разных текстах (проявление автоинтертекстуальности). В результате образуется единый художественно-публицистический контекст, в котором существуют постоянные для данного автора темы, нередко имеющие устойчивое лексическое обозначение.

Обращение к проблеме публикации рукописного текста логически завершает исследование материала - анализ предшествующих проблем неизбежно приводит к поиску наиболее адекватного способа передачи текста в печати. Изучение научных концепций воспроизведения рукописного текста Достоевского позволяет заключить, что в определении формы публикации следует ориентироваться на конкретный материал, учитывая его содержание и состав, стадию »творческой работы и специфику творческого метода автора. Необходимо также понимать, что каждый лист рукописи, - это эстетическое целое, в пространстве которого недопустима произвольная перестановка* записей. Важное условие эдиционного процесса - разграничение анализа и интерпретации материала. Результат анализа - установленный авторский текст, при подготовке которого текстологические решения получают научную аргументацию. Результат интерпретации -комментарий к тексту, содержащий наблюдения о форме и содержании записей. Принцип модернизации и унификации языка первоисточников, принятый в советское время, не следует считать приемлемым для научной и тем более академической публикации рукописного текста. Подробнее указанные вопросы рассматриваются в Приложении 1, где представлен практический анализ подходов к публикации рукописного текста.

Несмотря на существующее представление о достаточной изученности рукописных фондов Достоевского, очевидно, что наибольший объем данных, обладающих научной новизной, позволяющих внести уточнения в историю текста и творческую историю произведений Достоевского и ценных для'исследования поэтики творчества, содержат именно рукописи. Есть необходимость в текстологической «ревизии» рукописных материалов ко всем произведениями Достоевского, в новом прочтении рукописных и печатных источников текста, которое не только заключает в себе потенциальную возможность научных открытий, но и является точным вектором движения исследователя к пониманию всех смысловых нюансов авторского слова.

Список научной литературыТарасова, Наталья Александровна, диссертация по теме "Русская литература"

1. Достоевский Ф. М. Дневник писателя за 1876 г. СПб., 1876. 335 с.

2. Достоевский Ф. М. Дневник писателя за 1876 г. Январь. СПб., 1879. С. 1-32.

3. Достоевский Ф. М. Дневник писателя за 1877 г. СПб., 1878. 326 с.

4. Достоевский Ф. М. Дневник писателя, 1873. Статьи и заметки, 1873-1878 // Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: в 30 т. Л., 1980. Т. 21. 551 с.

5. Достоевский Ф. М. Дневник писателя, 1876. Январь-апрель // Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: в 30 т. Л., 1981. Т. 22. 408 с.

6. Достоевский Ф. М. Дневник писателя, 1876. Май-октябрь // Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: в 30 т. Л., 1981. Т. 23.424 с.

7. Достоевский Ф. М. Дневник писателя, 1876. Ноябрь-декабрь // Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: в 30 т. Л., 1982. Т. 24. 520 с.

8. Достоевский Ф. М. Дневник писателя, 1877. Январь-август // Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: в 30 т. Л., 1983. Т. 25. 472 с.

9. Достоевский Ф. М. Дневник писателя, 1877. Сентябрь-декабрь. 1880. Август // Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: в 30 т. Л., 1984. Т. 26. 518 с.

10. Достоевский Ф. М. Подросток. Роман // Отечественные записки. 1875. № 1-2, 4-5, 9, 11-12.

11. Достоевский Ф. М. Подросток. Роман: Ч. 1-3. СПб., 1876.

12. Достоевский Ф. М. Подросток //Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: в 30 т. Л., 1975. Т. 13. 456 с.

13. Достоевский Ф. М. Подросток. Рукописные редакции // Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: в 30 т. Л., 1976. Т. 16. 440 с.

14. Достоевский Ф. М. Подросток. Рукописные редакции. Наброски 1874-1879 // Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: в 30 т. Л., 1976. Т. 17. 480 с.

15. Достоевский Ф. М. Два лагеря теоретиков (по поводу «Дня» и кой-чего другого) // Время. 1862. №2. С. 143-163.

16. Достоевский Ф. Кроткая // Русский сборник. СПб., 1877. Т. 1. С. 127—172.

17. Достоевский Ф. М. <Объявление о подписке на журнал «Время» 1863 г.> Подписка на 1863 год. Время. Журнал литературный и политический, издаваемый М. Достоевским // Время. 1862. № 9. С. 1-12.18