автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.01
диссертация на тему: Проблемы языковой нормы русских летописных текстов конца XVI-XVIII вв.

Полный текст автореферата диссертации по теме "Проблемы языковой нормы русских летописных текстов конца XVI-XVIII вв."

На правах рукописи

ии^и55318

Л

КИЯНОВА ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА

ПРОБЛЕМЫ ЯЗЫКОВОЙ НОРМЫ РУССКИХ ЛЕТОПИСНЫХ ТЕКСТОВ конца XVI - XVIII вв.

Специальность 10.02.01 - русский язык

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

Москва 2007

003055318

Работа выполнена на кафедре русского языка филологического факультета Московского государственного университета имени М.В.Ломоносова

Научный консультант:

Официальные оппоненты:

ВедуЩая организация:

доктор филологических наук,

профессор

М.Л. Ремнева

доктор филологических наук, профессор

A.А.Волков

доктор филологических наук, профессор

B.В.Калугин

доктор филологических наук,

профессор

Л.Ф. Колосов

Московский государственный открытый педагогический университет им. М, А, Шолохова

Защита состоится 2007 г. на заседании

специализированного диссертационного совета Д 501.001.19 при Московском государственном университете имени М.В.Ломоносова.

Адрес: 119992, ГСП-2, Москва, Ленинские горы, МГУ, 1 корпус гуманитарных факультетов, филологический факультет.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Московского государственного университета имени М.ВЛомоносова по адресу; 119992, ГСП-2, Москва, Ленинские горы, МГУ, 3 корпус гуманитарных факультетов.

Автореферат разослан «/ 5 » АЛО _2007 г.

Ученый секретарь диссертационного совета профессор

Е. В. Клобуков

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Реферируемая диссертация посвящена анализу и описанию состояния ряда особенностей грамматической нормы языка памятников позднего русского летописания, созданных в конце XVI - XVIII вв., в сопоставлении с соответствующими явлениями грамматической нормы языка разножанровых книжно-славянских текстов и языка деловой письменности на одном синхронном срезе - в период становления русского литературного языка нового типа.

Актуальность темы исследования определяется обращением к лингвистическому исследованию памятников позднего русского летописания, до недавнего времени, большей частью, неизвестных и не введенных по этой причине в научный оборот. Широко распространенное в летописеведении представление о том, что летописание после столетий бурного развития приходит в упадок и даже замирает во второй половине XVI и XVII вв. в последнее время начинает пересматриваться. В ходе изучения памятников (М Н. Тихомиров, Д.С. Лихачев, JI.B. Черепнин, А.Н. Насонов и др.) выясняется сложная и богатая история позднего русского летописания. Значение поздних летописей велико как в историографическом отношении, так и в плане решения ряда теоретических проблем истории русского литературного языка. Полемичным в целом остается вопрос о характере языка летописи (внимание исследователей обращает на себя, прежде всего, сосуществование в летописном тексте русских и церковнославянских форм). Решение этого вопроса чрезвычайно важно, поскольку он тесно соприкасается с проблемой трактовки русского литературного языка донационального периода в целом. Летописи, в языке которых на протяжении всей истории существования памятников этого типа сталкиваются разные языковые стихии на всех уровнях, представляют особый интерес для периода к. XVI -XVII вв. (и даже XVIII в.) - времени кризисного состояния литературного языка, эпохи перемен, которые происходили в это время в отношениях между книжно-литературным языком, языком деловой письменности и обиходной речью.

Однако ни в многочисленных монографиях и учебниках по истории русского литературного языка, ни в работах В.В. Виноградова и других ученых, посвященных периоду XVI-XVII вв., летописным текстам места нет (изыскания A.A. Шахматова в области русского летописания также завершаются памятниками XVI в.). И этот факт представляется существенным пробелом в истории русского литературного языка.

Поздние летописи создаются в тот особый период истории литературного языка, когда меняется механизм стабилизации его нормы. По крайней мере, до конца XVI в. памятники письменности являются для нас главным источником представлений о норме литературного языка. Актуальность изучения конкретных разножанровых текстов как источников представлений о языковой норме1 сохраняется и для периода конца XVI-XVII вв. - времени появления грамматик церковнославянского языка (обслуживавшего область

1 Необходимость описания характеристик нормы в разные эпохи очевидна, поскольку сама эволюция литературного языка-это смета его норм

культа, литературы и культуры в России Х1-ХУ11 вв.), призванных быть источником представлений о литературной норме и создаваемых на основе авторитетных текстов. Это очевидно, поскольку теоретические выводы о степени влияния грамматических сочинений на языковую практику писцов еще нуждаются в верификации на основе изучения языковых источников, и потому, что конкретные памятники не только остаются источником представлений книжников о нормативном, но и являются отражением перемен, происходивших в литературном языке периода конца ХУ1-ХУШ вв.

В работе анализируется грамматическая норма текстов позднего русского летописания на фоне соответствующих явлений грамматической нормы языка разножанровых книжно-славянских текстов и языка деловой письменности периода XVI— XVII вв. Исследование в аспекте языковой нормы, а именно нормы грамматической, наиболее адекватно соответствует специфике летописного текста. В этом отношении чрезвычайно продуктивной является разработанная М.Л.Ремневой1 методика анализа грамматической нормы по «набору признаков», факт наличия/отсутствия которых позволяет четко охарактеризовать специфику нормы любого памятника. Такими признаками являются формы двойственного (двойст.) числа, наличие сложной системы прошедших времен, принципы использования причастных форм, принципы оформления императивных, временных, причинных и других отношений, поскольку при характеристике письменного текста и оценке его «литературности» (и в целом различении «книжного» и «некнижного») самыми показательными являются данные грамматики, а не лексики, так как лексический уровень характеризуется вообще большей проницаемостью, чем другие языковые уровни3.

Реферируемая диссертация является первым исследованием такого рода.

Целью исследования является создание целостного представления о языке (в аспекте грамматической нормы использования форм прош. времени и причастий, форм двойст. числа, союзных средств при оформлении временных, целевых, условных, причинных отношений и др.) поздних летописных текстов, характеризующихся малоизученностью, классификация языка летописных текстов. Из этого вытекают основные задачи работы:

1) анализ и описание состояния ряда особенностей грамматической нормы языка памятников позднего русского летописания, созданных в конце XVI - начале XVIII вв.;

2) установление языковых особенностей летописных текстов, созданных в разных центрах летописания в конце XVI -XVIII вв., а также принадлежащих к разным группам летописных памятников;

2 Ремнева М Л Проблема грамматической нормы в истории русского литературного языка Дис . доет филол наук. М , 1989

3 Хабургаев Г А, Рюмина О Л Глагольные формы в языке художественной литературы Московской Руси XVII в //НДВШ Филологические науки. 1971 №4

3) сопоставление результатов, полученных в процессе анализа грамматической нормы языка летописных текстов, принадлежащих к разным группам и созданных в различных регионах России;

4) выявление специфических, а также типологически универсальных грамматических средств, используемых, с одной стороны, в летописях и книжных текстах других жанров, и, с другой, - в летописях и деловом языке, и установление принципов их использования в различных по стилистической принадлежности и хронологической отнесенности4 частях летописного текста.

Предметом исследования стали тексты летописных памятников, в том числе малоизвестные, находящиеся в рукописных собраниях и остающиеся по сей день неизданными.

Методика исследования. Анализ текстов летописей с целью установления грамматической нормы их языка осуществляется по набору признаков (факт наличия/отсутствия которых при оформлении соответствующих грамматических значений является средством характеристики памятников противопоставленных письменных культур). При анализе языка текстов позднего русского летописания мы останавливаемся на системе форм прош. времени, выявляем особенности функционирования причастий, устанавливаем принципы оформления числовыми образованиями контекстов со значением двойственности, определяем корпус синтаксических средств, участвующих в выражении императивных значений и оформлении временных, целевых, условных и причинных конструкций (при этом особое внимание уделяем бытованию в языке летописных текстов таких ярких морфологических церковнославянизмов, как оборот «Дательный самостоятельный»[ДС] и конструкция «дд+презентная форма глагола»). Анализ грамматической нормы по набору признаков осуществляется на основе сплошной выборки материала из текстов значительного числа памятников позднего русского летописания. В процессе исследования и описания лингвистического материала используется сопоставительный анализ языка летописей, созданных на одной территории; языка летописей, созданных в разных летописных центрах; языка летописей, следующих традиции в подаче летописного материала, и новых типов летописных текстов, а также произведений, находящихся в жанровом отношении на грани летописи и новых форм исторического повествования. Методом исследования являются основные приемы синхронного описания - аналитическое наблюдение, лингвистическое осмысление, обобщение, сопоставление.

Научная новизна исследования состоит в том, что оно представляет собой первую попытку дать целостное описание состояния грамматической нормы памятников позднего русского летописания, созданных в крупнейших летописных центрах к. XVI - XVIII вв. (как в центре Русского государства, так и на его периферии - в Сибири, Нижнем

* Мы имеем в виду время создания или копирования летописного фрагмента

3

Новгороде, на Севере, на территории Северо-Запада). Большинство исследованных летописных текстов впервые вводится в научный оборот в области истории русского литературного языка. Впервые выявляется специфика грамматической нормы летописных текстов, созданных в разных регионах, проводится сопоставительный анализ полученных результатов, на основании которого устанавливаются общие тенденции в развитии грамматической нормы языка летописей и ее региональная специфика на фоне соответствующих явлений в языке разножанровых текстов, созданных в книжно-славянской языковой традиции, и деловом языке. Кроме этого, с целью выявления специфики их грамматической нормы впервые исследуются тексты, принадлежащие к разным группам летописных памятников. С одной стороны, патриаршие летописные своды, а также летописи, созданные по поручению патриархов или при их непосредственном участии; летописцы и летописцы краткие, созданные (или, с точки зрения их составителей, составлявшиеся) в русле многовековой летописной традиции С другой, - новые типы летописных памятников, появившиеся в XVII (и XVIII в.) -монастырские летописцы, памятники дворянского летописания, а также тексты, созданные в летописной традиции и находящиеся на грани между летописями и новыми видами исторического повествования. Предлагается решение дискуссионного вопроса классификации языка русских летописных текстов, определяется их место в учении о литературном языке средневековой Руси.

Теоретическая значимость работы заключается в том, что на основе исследования обширного лингвистического материала, большая часть которого впервые вводится в научный оборот, представлено целостное описание грамматической нормы памятников летописной ориентации, созданных а заключительный период существования летописи как типа памятника на всей территории Российского государства (в основных центрах летописания - в центре и регионах). Тем самым ликвидируется существующий пробел в описании истории русского литературного языка конца XVI - XVIII вв. (в плане всеобъемлющего понимания состояния его грамматической нормы, нашедшей отражение в языке разножанровых литературных памятников). Результаты исследования языка поздних текстов летописного характера помогут ответить на вопрос, каким был механизм сложного взаимодействия двух письменных традиций - книжно-славянской и деловой - в преддверии формирования единой системы литературных норм, ориентированных на живую речь народа, решить ряд теоретических проблем формирования русского литературного языка нового типа.

Практическая значимость работы заключаются в том, что ее результаты дают материал для создания объективной и полной истории грамматической нормы использования форм прош. времени и причастий, форм двойст. числа, союзных средств при оформлении временных, целевых, условных, причинных отношений и др. книжно-литературного языка позднего периода существования его в качестве литературного. С

учетом материалов диссертации могут быть дополнены и скорректированы соответствующие разделы научного описания истории русского литературного языка и исторической грамматики русского языка. Результаты исследования могут быть использованы при создании учебных пособий по истории русского литературного языка и исторической грамматике русского языка, в общих и специальных лекционных курсах по истории русского литературного языка и исторической грамматике русского языка.

Апробация результатов исследования

Основные положения диссертационного исследования были изложены в форме докладов на международных, всероссийских, межвузовских, региональных научных и научно-практических конференциях: Международной юбилейной сессии, посвященной 100-летию со дня рождения ак. В.В.Виноградова (Москва, 1995 г.); Международной научной конференции «Московская лингвистическая школа: прошлое, настоящее, будущее» (Москва, 1995 г.); Всероссийской научной конференции «Лингвистика текста» (Пятигорск, 1995 г.); на V Международной конференции «Семантика языковых единиц» (Москва, 1996 г.); на I Международном конгрессе «Мир на Северном Кавказе через языки, образование, культуру» (Пятигорск, 1996 г.); международном семинаре преподавателей-медиевистов на факультете медиевистики Центрально-Европейского университета (Будапешт, Венгрия, 1996 г.); Международной научной конференции памяти проф. А.О. Билецкого «Актуальные вопросы современной филологии» (Киев, 1996 г.); Всероссийской научной конференции, посвященной 90-летию со дня рождения проф. М.К.Милых «Проблемы грамматической стилистики» (Ростов-на-Дону, 1997 г.); Международной конференции «Грамматические категории и единицы» (Владимир, 1997); на IV Международном конгрессе медиевистов (Университет г. Лидс, Великобритания, 1997г.); Международном конгрессе исследователей хроник (Университет г.Утрехт, Нидерланды, 2001 г.); Международной конференции «Русистика на пороге XXI века: проблемы и перспективы» (Москва, 2002 г.); Международной конференции «Румянцевские чтения -2003» (Москва, 2003 г.), Международной научной конференции «Селищевские чтения», посвященной 120-летию со дня рождения A.M. Селищева (Елец, 2005 г.); III Международной научной конференции «Комплексный подход в изучении Древней Руси» (Москва, 2005 г.); Всероссийской научно-практической конференции «Славянская культура: истоки, традиции, взаимодействие» VII Кирилло - Мефодиевских чтений (Москва, 2006 г.); Международной научной конференции «Экология культуры и языка: проблемы и перспективы», посвященной 100-летию со дня рождения Д.С. Лихачева (Архангельск, 2006 г.) и других.

Диссертация обсуждена на заседании кафедры русского языка филологического факультета МГУ имени М.В.Ломоносова (декабрь 2006 г.).

Основные выводы и идеи диссертации отражены в публикациях по теме исследования {общим объемом 37,3 п. л.). Вышедшая в 2006 г. монография автора «Язык памятников позднего русского летописания: особенности грамматической нормы» (21,3 п.

л.) отражает основное содержание диссертационной работы.

Структура диссертации. Работа состоит из введения, трех глав, заключения, списка литературы, списка источников и сокращений.

СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении определяются цели и задачи работы, дается характеристика основного принципа анализа текстов.

ГЛАВА первая. Место летописных текстов в учении о литературном языке Древней Руси. Памятники позднего русского летописания в контексте языковой ситуации конца XVI—XVII вв.

В части I. Место летописных текстов в учении о литературном языке Древней Руси рассматриваются следующие вопросы:

1.1. Летопись как явление русской жизни Х1-Х111 вв. и как литературный памятник.

Летопись была одним из важнейших явлений русской жизни Х1-ХУП вв. Ее судьба была непосредственно связана с судьбой государства и народа. Летописные памятники создавались в политических и публицистических целях - в них скрещивались все основные идейные течения Русского государства, текст летописи всегда оказывался в центре страстных политических споров и подвергался разным толкованиям. Историки, занимавшиеся исследованием летописей, отмечают, что они были рассчитаны прежде всего на современников, а не на потомков, и в ряде случаев летописные своды прямо использовались как документ в политической борьбе.

Летописи были самыми обширными и разветвленными памятниками светского характера среди церковной, по преимуществу, письменности Древней Руси. Известно, что литература Руси донационального периода характеризовалась тем, что ей была присуща «строгая, замкнутая и достаточно «агрессивная» система жанров»5: жанры древнерусской письменности были не равноправны и не однородны, а составляли своеобразную иерархическую систему6. Наряду с иерархией системе жанров были присущи также и сложные отношения взаимопроникновения. В сфере церковных жанров, унаследованных вместе с христианством из Византии и отличавшихся наибольшей престижностью, существовали строгие каноны, закрепленные традицией и уставом. В летописных же рассказах нередко нарушались этикетные нормы, особенно характерные для агиографии и церковно-учительного жанра. Вместе с тем летописный текст создавался в русле определенной традиции. Летописи не имеют индивидуальных авторов и чрезвычайно редко включают в свой состав замечания от первого лица. Летописец был вынужден

5 Лихачев Д С. Поэтика древнерусской литературы М, 1979 С 75

6 Лихачев Д С Там же С 59, Кусков В В История древнерусской литературы М, 1982 С. 14, Толстой НИ История и структура славянских литературных языков М, 1988 С.167-170

6

обращаться к уже существовавшим до него источникам - летописям разных княжеств, нелетописным по происхождению житиям, повестям, публицистическим памятникам и документам, поскольку не мог излагать все события по собственным впечатлениям и наблюдениям: летописи стремились начать изложение «с самого начала» (от сотворения мира», от образования того или иного государства и т.д.)7.

Единицей изложения в летописном тексте служат погодные статьи, включающие в себя краткие известия и обширные рассказы о наиболее важных событияхВ ХИ-ХУ1 вв. такие записи постоянно велись в центрах летописания (при дворах князей и епископов) и являлись основой, на которой строился более развитый летописный рассказ.

С точки зрения истории древнерусской письменности, летописание может рассматриваться как единый и очень устойчивый по своим признакам жанр, но с литературно-художественной точки зрения это, скорее, конгломерат нескольких жанров, имевших разное происхождение и неодинаковое художественное значение, - погодных записей чисто информационного типа, летописных сказаний-легенд фольклорного происхождения и развернутых рассказов о важнейших исторических событиях, фрагментов агиографического содержания, документов. Удельный вес этих жанровых элементов был различным в разные периоды, а художественное мастерство летописца проявлялось в умелом распределении фактического материала, в использовании сюжетных коллизий и художественных деталей9.

Жесткая унификация XVI в. нанесла тяжелый удар по русскому летописанию. На смену ему стали появляться новые виды исторического повествования и летописи, охватывающие не всю историю Русской земли, а лишь историю одного или несколько царствований. Кроме того, появляются обширные сочинения, удовлетворявшие читателя в большей степени и пытавшиеся осмыслить роль России в мировой истории (примером такого произведения является Русский Хронограф). В середине XVI в. происходит слияние митрополичьего и княжеского летописания в новых общественно-политических условиях - в эпоху укрепления самодержавия: царствование Грозного представлялось вершиной мировой истории. В годы опричнины официальное летописание, многократно переделывавшееся в связи с переменами в политике Грозного, было прервано. Однако оно продолжалось на периферии Русского государства, хотя сами летописи уже утратили прежнее значение, поскольку летописные тексты начинают вытеснять другие виды исторического повествования.

Изучение русского летописания имеет давнюю традицию в науке (истории и филологии), однако до сих пор остается немало спорных и неизученных тем и вопросов,

7 Лихачев Д С. Текстология: На материале русской литературы Х-ХУП вв Л, 1983. С 54-55

8 Лурье Я С. К изучению летописного жанра // ТОДРЛ Л, 1972 Т. XXVII С 76.

' Вслед за Я С. Лурье [там же] мы позволим себе употреблять с известной долей условности термин «жанр» в отношении летописных памятников

связанных с его развитием. Самой большой и актуальной проблемой является особый этап в истории летописания - период конца ХУ1-ХУИ вв. (и даже XVIII в. для летописания провинции).

Долгое время исследователи летописных текстов обращали свое внимание преимущественно на своды до конца XVI в. Летописи конца XVI - XVIII в. до настоящего времени остаются малоизученными, что объясняется тем, что многие из них были просто неизвестны.

Сделанный в свое время Скрынниковым10 вывод о прекращении русского летописания в конце 60-х гг. XVI в. во время опричнины Ивана Грозного не принимается в настоящее время большинством ученых-историков. Выясняется сложная и богатая история позднего русского летописания. Помимо сравнительно больших памятников стали известны подчас очень значительные по объему своды, составленные при патриархе Никоне и царе Алексее Михайловиче, при регентше Софье и начале правления Пеггра I. Характерной чертой этих полугора столетий является составление довольно большого количества кратких летописцев (часто встречающихся в разных хранилищах), появление которых является свидетельством демократизации жанра летописи.

Продолжительное время поздние «летописцы» воспринимались только как малоинтересные и несамостоятельные «своды» ранних памятников, значительно проигрывавшие в информативном отношении как в сравнении с документальными источниками, так и с появившимися в это время другими типами исторических сочинений. Между тем, значение поздних летописей велико как в историографическом отношении, так и в плане вьивления новых летописных источников не только для XVII в., но и для более раннего времени. Необходима широкая база для исследования позднего летописания. Общее число дошедших до нас летописных текстов и иных исторических сочинений, списанных в ХУП-ХУШ вв., значительно превосходит количество рукописей исторического содержания не только любого предшествующего столетия, но и нескольких веков вместе взятых. Важнейшим событием в развитии летописания конца XVI - XVII вв. стало появление дворянского летописания. Дворянство, показавшее свою силу и значение в грозных событиях Смуты, приступило к созданию своего летописания. В начале XVII в. (как еще одно свидетельство демократизации жанра) появляются первые летописные памятники, вышедшие из среды московских посадских людей. Этот постоянно пополняемый массив поздних летописей ждет исследования. Введение в научный оборот нового и малоизвестного летописного материала, несомненно, поможет историкам, литературоведам и лингвистам (которые только приступают к изучению этого пласта русских летописных памятников)

10 Скрынников Р Г. Начало опричнины Л, 1966 С 398

решить как ряд теоретических вопросов летописания, так и ряд проблем истории русского литературного языка.

1.2. Из истории филологического изучения летописных текстов.

Впервые подошел к изучению летописей как филолог в широком смысле слова, рассматривающий эти тексты как культурно-исторический памятник прошлого, A.A. Шахматов. Его труды по русскому летописанию - крупнейшее достижение русской науки начала XX в. Первым указав на необходимость изучения всей наличности летописей (как ранних, так и поздних), он предложил новый метод и новое понимание задачи исследования этих памятников. Восстанавливая историю последовательного образования летописных сводов, ученый создал полную схему русского летописания - с начальных опытов XI в. до обширных летописных «итогов» XVI в. A.A. Шахматов впервые предложил метод комплексного изучения летописного текста, который противопоставил изолированное изучение отдельных выхваченных из летописи мест вне всей летописи в целом изучению каждой летописи в тесной связи со всей историей русского летописания. И хотя построения ученого подвергались серьезной критике со стороны коллег (Истрин, Никольский, Богуславский), шахматовские текстологические принципы и данная им основная схема истории русского летописания прочно вошли в науку.

Однако, несмотря на достаточно большую историю изучения данного типа памятников, ряд вопросов по-прежнему не имеет общепринятого решения. К числу проблем, до сих пор вызывающих разногласия в исторической и филологической науке, относится вопрос об общих принципах исследования летописей. Концепция Шахматова дает часто гипотетические своды, поэтому по-прежнему актуальной остается проблема полного охвата и систематизации летописного материала.

Изыскания A.A. Шахматова завершаются летописями XVI в. - поздние летописи и летописцы, созданные в конце XVI - XVIII вв., в силу объективных причин не попали в поле его зрения. Многие поздние летописи не только не описаны в историографической литературе, но даже не учтены; большой корпус не издан и находится в рукописных собраниях - требуется филологическое описание памятников с целью завершения начатого A.A. Шахматовым труда по созданию «генетической цепи» русского летописания.

1.3. Вопрос о характере языка летописи в связи с проблемой трактовки русского литературного языка донационального периода.

Еще более полемичным остается вопрос о характере языка летописи (о классификации языка данного типа памятников). Внимание исследователей обращает на себя, прежде всего, сосуществование в летописном тексте русских и церковнославянских форм.

Столкновение двух языковых стихий в стилистически разнородных летописных текстах даже затрудняло определение жанровой принадлежности этих памятников, поскольку язык летописного жанра был в известной мере образцом для других жанров

древнерусской письменности и в то же время сам находился под сильным их влиянием и воздействием. Все это заставляет видеть в летописях наряду с памятниками деловой письменности и произведениями художественной литературы и публицистики и важный источник изучения истории русского литературного языка, особенно проблем соотношения в литературном языке книжно-славянских языковых средств и «элементов живой речи со всеми ее новшествами»". Язык летописей Н.И.Толстой назвал «гибридным»12. Традиционной стала точка зрения, согласно которой выбор цслав. / рус. формы был мотивирован смысловыми характеристиками - прямо зависел от выражаемого содержания (т.е. русские формы были функционально закреплены за отрывками определенной жанровой ориентации). Согласно этой точке зрения, в летописи оба языка были допустимы и интенсивно влияли друг на друга13.

Однако «летописный текст как целое воспринимался одним из жанров церковнославянской письменности и, - во всяком случае - по намерениям летописцев, создавался на церковнославянском языке»14.

Таким образом, вопрос о характере языка русских летописей по сей день остается открытым.

Между тем решение вопроса о характере языка летописей является чрезвычайно важным, поскольку он тесно соприкасается с проблемой трактовки русского литературного языка донационального периода в целом, поставленной в трудах А А. Шахматова, H.H. Дурново, С.П. Обнорского, Г.О Винокура, В.В. Виноградова и многих других ученых.

В трудах В.В. Виноградова данная проблема оказалась связанной с чрезвычайно плодотворной теорией «двух / трех типов», «видов», затем «стилей» древнерусского литературного языка15. Для подтверждения теоретических положений в своих работах В.В. Виноградов привлекает разнородный лингвистический материал, в том числе и летописи. Но сколь полемична трактовка древнерусского литературного языка в работах разных лет, столь же неоднозначна и трактовка языка летописей: летописи включаются в ряд произведений, традиционно относимых к деловой письменности; однако Виноградов не опровергает и приводимое им высказывание А.И. Соболевского о том, что русские летописцы желали писать на церковнославянском языке, пуская в оборот

" Порохова О Г Лексика Сибирских летописей XVII в Л ,1960 С. 48.

12 Толстой Н И Указ соч

"Успенский Б А К вопросу о семантических взаимоотношениях системно противопоставленных церковнославянских и русских форм в истории русского языка // Wiener Slavistiches Jahrbuch, 76 Bd XII, Хабургаев Г А Проблема источников и методики исторической морфологии русского языка // Вестник Моек ун-та Сер 9 Филология 1983 № 3; Хюгль-Ворт Г Спорные проблемы изучения литературного языка в древнерусский период // Wiener Slavistiches Jahrbuch, 73. Bd XVIII, Хютль-Ворт Г К проблематике норм языка древнерусских летописей // Проблемы нормы в славянских литературных языках в синхронном и диахронном аспектах. М, 1976

Алексеев А.А Paiticipium actrvi в русской летописи' особенности функционирования // Russian Linguistics. Vol 2 w2 / 3, March 1987. Dordrecht, Boston, London. С 192

15 Виноградов В.В. Избранные труды. История русского литературного языка М., 1978.

весь свой запас знаний по этому языку. Таким образом, В.В. Виноградовым были поставлены вопросы и высказаны идеи, которые требовали дальнейшего развития и конкретизации.

Теория В.В. Виноградова о «типах» литературного языка породила две школы: представители одной из них (Л.П. Жуковская, А.И. Горшков и др.) 16 признают существование двух письменных литературных языков в преднациональной России -церковнославянского (культового) и древнерусского народно-литературного языка, на котором (наряду с еще несколькими памятниками) и написаны летописи.

Мы разделяем другую точку зрения (также развившуюся на базе теории В.В. Виноградова), согласно которой в функции единственного литературного языка в России Х1-ХУП вв. выступал церковнославянский язык русского извода, «сложившийся в результате усвоения старославянских языковых традиций в древнерусских условиях»17. Язык этот устойчиво обладал признаками традиции и нормированности, важнейшим признаком литературного языка, и был функционально противопоставлен разговорному языку и языку восточнославянской деловой письменности.

Существование нормы в языке носит объективный характер. Отталкиваясь от представленного у Косериу" понимания языковой нормы, мы определяем ее как совокупность наиболее устойчивых реализаций элементов языковой структуры, отобранных и закрепленных языковой практикой. Объективная сторона нормы воплощена в функционировании языка, тогда как ее «субъективная» сторона связана с понятием и осознанием нормы людьми.

Особенно важно понятие нормы для изучения литературного языка. Нормы литературного языка - частный случай языковых норм. Литературная норма - некоторая совокупность коллективных реализаций языковой системы, принятых обществом на определенном этапе его развития и осознаваемая им как правильная и образцовая19. Норма «пронизывает» литературный язык, она возникает из общего, типичного и лишь потенциально учитывает отдельное и индивидуальное. Важнейшей специфической особенностью литературной нормы является кодификация, которая выполняет регулирующие функции и обусловливает значительную стабильность и высокую степень императивности литературной нормы20. Норма динамична, постоянно развивается. Развитие нормы осуществляется через варианты, создающие возможность выбора (сознательного или бессознательного) в каждом конкретном случае. Проявляясь при функционировании языка, вариативность является одним из внутриязыковых

16 Древнерусский литературный язык в его отношении к старославянскому М, 1987.

17 ХабургаеВ Г А Старославянский - церковнославянский - русский литературный // История русского языка в древнейший период М, 1984, а также работы Р.И Аванесова, Н И. Толстого. Б А Успенского.

М Л. Ремневой и др

" КосэриуЭ. Синхрония, диахрония, история //Новое в лингвистике М, 1963 С 175 "СеменюкНН Норма Общее языкознание. М., 1970 С 265-267.

20 Едличка А Проблематика нормы и кодификации литературного языка в отношении к типу литературного языка // Проблемы нормы в синхронном и диахронном аспектах. М, 1976. С 19

факторов развития и изменения языка, действие которого связано с другими внешними и внутренними факторами языкового развития21. Норма является категорией такой же исторической, как и литературный язык: норма существует как в синхронии, так и в диахронии21.

Очевидно, что в настоящее время центральной проблемой в истории литературного языка является изучение истории его нормы.23 Таким образом, в настоящее время осознана необходимость установления и описания характеристик нормы книжно-славянского языка на разных этапах его развития (причем важен анализ нормы грамматической как самого устойчивого звена системы). Эта проблема поставлена в работах Г.А. Хабургаева, Б.А. Успенского, Н.И. Толстого. Большой вклад в разработку истории церковнославянского языка как литературного языка донациональной эпохи России сделан в работах М.Л. Ремневой, создавшей историю развития церковнославянской грамматической нормы в ее вариантах.

Очевидно, что на протяжении своей истории литературный язык (русский церковнославянский) не был единым.

Он был представлен двумя вариантами - стандартными и «гибридным» церковнославянским языком, по Н.И. Толстому24, или церковнославянским языком разной степени строгости (при существовании двух типов нормы - «строгой» и «сниженной»), по М.Л. Ремневой25. Эти разные «типы» нормы реализовывапись в памятниках книжно-славянской письменности ХН-ХУ1 вв.: «строгую норму» цслав. языка характеризует нормативность и неизменность в течение веков всех грамматических средств, она устойчива и последовательно отвергает «иносистемные» варианты; характерной чертой грамматической нормы сниженного типа является набор вариантных средств для выражения определенных грамматических отношений, причем система вариантов формируется за счет возможностей восточнославянской языковой системы (это функциональные варианты, или полные дублеты, одинаково правильные с точки зрения нормы). Нормы разной степени строгости по-разному реализовывапись в текстах разных жанров, образующих строгую иерархическую систему26. До появления грамматик (т.е. до конца XVI в.) существование каждого типа нормы поддерживалось своим «типом» образцового текста. Именно образцовые тексты моделировали языковую деятельность, поэтому до конца XVI в. источником представлений о нормативном

21 Солнцев В М Вариативность как общее свойство языковой системы // Вопросы языкознания 1984 2; Тарабасова НИ. Явления вариативности в языке московской деловой письменности XVII в. М, 1986

22 Будагов Р А Литературные языки и языковые стили М.1967. С 27-28

25 Алексеев А А Пути стабилизации языковой нормы в России Х1-ХУ1 вв // Вопросы языкознания 1987 № 2, Горшков А И Теория и история русского литературного языка М, 1987, Толстой Н.И. Указ соч.

24 Толстой Н.И Указсоч

25 Ремнева М Л Проблема грамматической нормы в истории русского литературного языка: Дис докг. филол наук М, 1989 и др работы.

26 Толстой Н И Указ. соч

может быть только текст (норма, представленная в тексте памятника, - это искомое, подлежащее описанию и характеристике)27.

«Типы» литературного языка в процессе его эволюции также изменялись, и каждый «тип» предшествующей эпохи существенно отличался от соответствующего «типа» эпохи последующей. С другой стороны, становились иными их взаимоотношения и функциональная валентность28. Кроме того, исследования последних лет29 доказывают, что книжно-письменная культура донациональной эпохи характеризовалась наличием двух нормированных языковых явлений: литературному языку (в его двух «типах», «вариантах») был противопоставлен охватывающий сферу деловых отношений язык деловой письменности, ориентированный на живую восточнославянскую и старорусскую речь. Но язык деловой письменности и язык бытового общения не совпадали, поскольку деловой язык был определенным образом нормирован, имел свои традиции и закрепленные формы и был по-своему престижен, так как он являлся не только языком документов, но и языком права, языком государственности. Книжно-славянский и деловой языки противопоставлялись друг другу на основе ряда признаков30, факт наличия / отсутствия которых мог становиться средством характеристики письменных текстов и «давал возможность четко охарактеризовать специфику нормы любого памятника»31. При последовательном стремлении обоих языков сохранить ряд признаков, по которым они противопоставлялись друг другу, и не допустить средств «иносистемных», они влияли друг на друга (в разной степени в разные периоды) на протяжении всей донациональной эпохи Руси32.

Очевидно, что взаимодействие русского и церковнослав. языков в области культурной жизни никогда не прекращалось с киевских времен, и его можно проследить во многих жанрах письменности, включая и язык русского права. С другой стороны, и литературный книжно-славянский эволюционировал в определенной связи с развитием живого русского языка. Сама же эволюция языка книжного «осуществляется, в основном, в сфере реализации книжно-славянской нормы «сниженного» типа за счет проникновения грамматических средств деловой и бытовой письменности и языка фольклора»33.

Полагаем, что такая интерпретация истории русского литературного языка на данный момент является наиболее убедительной - ей в полной мере соответствует лингвистический материал и подтверждают исследования последних лет.

"Ремнева МЛ. Литературный язык донационалыюго периода и его норма // Исследования по славянскому историческому языкознанию Памяти проф ГА Хабургаева М, 1993. СИЗ

28 Толстой Н И Указ соч. С 75

"См работыМ ЛРемневой

30 См выше

31 Ремнева МЛ О норме деловой письменности // Современные исследования в области языка и литературы Пятигорск, 1994 С 37,39

" Ремнева М Л. Пути развития русского литературного языка Х1-ХУП вв М, 2003

33 Ремнева М Л. Проблема грамматической нормы в истории русского литературного языка

Дис ... докт. филол наук М , 1989.

Какое же место занимают памятники летописного «жанра» в истории русского литературного языка до конца XVI в. - до времени появления первых грамматик, как следует классифицировать их язык, сочетающий русские и церковнославянские формы на разных языковых уровнях?

Анализ грамматической нормы памятников летописного жанра однозначно свидетельствует о том, что наряду с житиями и произведениями повествовательного жанра летописи образуют корпус памятников, написанных в книжно-славянской языковой традиции, так как их язык обладает «набором» грамматических признаков, которые свойственны текстам такого рода. Материал летописей показывает34, что они написаны на церковнослав. языке «сниженной» нормы, сочетающей церковнослав. основу и влияние языка древнерусской народности.

Таким образом, «народно-литературный тип» литературного языка (по В.В. Виноградову), на котором написаны русские летописи, - это церковнославянский язык сниженной нормы, это «переходная, средняя, гибридная форма книжного языка» (по Н.И. Толстому35), создавшаяся в результате смешения церковнославянского и русского языков.

1.4. О специфике нормы летописного текста.

Русские летописи, созданные до середины XVI в., в которых сосуществуют на разных уровнях языка русизмы и церковнославянизмы, написаны на «гибридном» церковнославянском языке (церковнославянском, обладающим «сниженной» грамматической нормой). Однако грамматическая норма памятников летописного жанра этого периода характеризуется специфичностью - она эволюционирует от начала повествования к его концу, допуская в заключительной части восточнославянские элементы в большей степени, нежели в начальной. Текст же летописи (несмотря на жанровое многообразие отрывков, образующих его), с лингвистической точки зрения, представляет собой структурное единство [это ярко иллюстрирует текст летописи к. XV -нач. XVI в. (Московского великокняжеского свода 1479 г. в списке начала XVI в.)]. «Относительность» нормы в летописных памятниках следует понимать в том смысле, что стремление к ее унификации диктуется не жанровой принадлежностью отрывка, входящего в летописный текст, а его хронологической отнесенностью: в тексте, переписанном с более раннего протографа, существуют нормы, которые в дальнейшем изменяются, и в тексте, созданном летописцем и отражающем состояние литературного языка конца XV - начала XVI вв., предстают уже в ином виде.

В части II определяется место памятников позднего русского летописания в контексте языковой ситуации конца XVI - XVII вв., а также освещается вопрос о специфике поздних летописей.

Русские летописи относятся именно к тем произведениям, которые в конце XVI-XVII вв. значительно меняются в жанровом отношении. Поздние летописи специфичны,

3,1 Работы М Л Ремневой, О.Н Кияновой, Ли Йонг фа

35 Толстой Н И Указ соч С 132

это - особый корпус текстов: с середины XVI в. в обстановке нарастающего кризиса просуществовавшей шесть веков системы литературных жанров интерес к летописи как к историческому документу исчезает. Появляются новые приемы композиции, тексты приобретают характер единого исторического повествования; летописи сближаются с Хронографом, историческими сочинениями, памятниками деловой письменности, превращаясь зачастую в реестр документов Посольского приказа. В целом летописи конца ХУ1-ХУН вв. настолько отличаются от летописей Х1-Х11 вв., что отнесение их к одному жанру в какой-то мере условно. Хотя летописи, строго следующие традиции, сохраняются еще достаточно долго, большая часть памятников уже крайне редко начинает изложение с Повести временных лет (ПВЛ), как это делали старые летописные своды: современная история представляет интерес, нередко она как бы противопоставляется старым летописям, начинавшим изложение с «сотворения мира», становится особенно сильным стремление ограничить тему, главное внимание уделив оценке современной истории. В отличие от древних летописей, которые, как правило, анонимны, в поздних летописях находит отражение общая тенденция развития русской литературы XVII в. - появление профессиональных авторов, усиление «чувства авторской собственности» и интереса читателей к автору произведения, его личности, пробуждения в литературе сознания ценности исторической личности самой по себе, вне зависимости от ее официального положения в обществе: в силу этого многие поздние летописи имеют конкретного автора.

В связи с общей проблемой классификации языка этого типа памятников возникает вопрос: в какой степени все эти изменения отразились на языке произведений? Влияют ли модификации жанрового порядка на языковую норму летописных текстов? Как указывалось выше, возникают летописные памятники, возникшие в разной социальной среде (дворянское летописание), отразилось ли это (и в какой мере и степени) на характере языка таких памятников?

Изучение языка летописей к. XVI- XVIII в., созданных в поздний период существования церковнославянского языка в качестве литературного, чрезвычайно важно и для построения истории литературного языка. Наличие двух вариантов церковнославянского языка признается и для этого периода. Однако, с одной стороны, «каждый из них в отдельности существенно отличался от соответствующего «типа» предшествующей эпохи, с другой стороны, становились иными их соотношение и функциональная валентность»36. Язык сугубо книжный - разновидность со сравнительно строгой нормой - был рассчитан на узкий слой знатоков и ценителей. Вместе с тем активно функционировал церковнославянский язык сниженной нормы (гибридный, упрощенный); именно он активно взаимодействовал с языком деловой письменности, значительно расширившей в XVII в. свои функции. Нельзя оспаривать необходимость изучения строгой нормы цслав. языка и для периода конца ХУ1-ХУП вв.

56 Толстой Н Указ соч С 75

- без знания ее «любые оценки средневековых памятников письменности в плане их значимости для истории литературного языка остаются не аргументированными фактически»37; однако особенно внимательно должен быть изучен «сниженный» (или «простой») церковнослав. язык оригинальных произведений общественной значимости (а летописи и являются таковыми! - O.K.), в какие-то периоды производящий впечатление отклоняющегося от строгой нормы, но в эпоху позднего средневековья «явно определявший основное направление литературно-языкового развития в России»38. Полагают35, что гибридные тексты были ориентированы на особую традицию

- одни были ориентированы на другие, более ранние. Проследить развитие языковых традиций гибридного языка (цслав. языка сниженной нормы) и понять значимость этих традиций для формирования литературного языка нового типа позволяет разнообразие созданных в XVI-XVIII вв. памятников. Летописные тексты (которым «гибридность» была присуща изначально) являются в этом отношении наиболее показательными.

ГЛАВА ВТОРАЯ. Вопросы языковой нормы русских летописных текстов конца XVI-XVII вв., созданных в центре Российского государства.

I. Памятники «официального» (патриаршего) летописания XVII в.

Традиционным книжным центром в XVII в. оставались патриаршие мастерские, в которых продолжалось русского летописание. В применении к летописям, созданным в этот период при патриаршем дворе, с большой степенью условности все-таки можно применить термин «официальные». Светская власть в XVII в. не покровительствовала созданию летописных произведений. После окончания работы над Лицевым летописным сводом и «Царственной книгой» определение «официальное» применимо исключительно к летописям, созданным при поддержке или по предположительному указанию московских митрополитов и патриархов. В данной главе исследуются главные летописные памятники XVII в., созданные при патриархах (в их окружении, по их возможному поручению и даже возможном участии).

«ЯОВЫН ЛСТ0ПН06Ц» и памятники его круга. «Новый летописец» (НЛ) -крупнейший памятник позднего русского летописания, был популярнейшим летописным произведением в XVII в. и сохранился во множестве списков.

Проведенное исследование НЛ в аспекте его грамматической нормы показывает, что этот памятник, созданный по официальному поручению в официальной среде (скорее всего, при патриаршей кафедре), несколько отличающийся от других

37 Хабургаев Г А Проблема диглоссии и южнославянских влияний в истории русского литературного языка//Вопросы языкознания 1991. №2 С 124

38 Там же

3' Живов В М Роль русского церковнославянского в истории славянских литературных языков // Актуальные проблемы славянского языкознания М, 1988. С. 56-57.

«официальных» летописей этого периода принципами организации летописного текста, однозначно ориентирован на традиционные официальные летописные памятники в плане языковой организации - он написан на церковнославянском языке сниженной нормы. Выявить общие принципы использования форм прош. времени, применимые к тексту HJI в целом, не представляется возможным. Совершенно очевидно, что автор периодически упорядочивает использование глагольных форм, активизируя то церковнославянские формы, то форму на-d. Установить системную зависимость употребления форм от содержания / стилистической окрашенности отрывка, входящего в летопись, исследованный материал не позволяет (хотя в отдельных фрагментах, как указывалось выше, некоторые закономерности нами выявлены). Очевидно, что активное использование имперфекта наблюдается каждый раз, когда действие насыщено событиями и констатация исторического события превращается под пером летописца в увлекательный рассказ, повествующий о злодействах, жестокости во время военных кампаний, сильных переживаниях кого-либо из исторических персонажей и под. Текст НЛ характеризуется особенностью, которая отмечается40 в большинстве летописных памятников этого периода. Речь идет о закреплении некоторых временных форм за контекстами определенного содержания. Так, в сюжетах о кончине кого-либо используется аористная форма ((котдш, прктдши), восшествии на престол - аорист (<иде нд lypso), рождении царя или его наследников - аорист, управляющий беспредложной формой Д. п. (редиса rotSfoajH turn...), о женитьбе и венчании - аорист, приходе послов -аорист и др.

В большом числе случаев глагольные формы прош. времени в интерпретации летописца приобретают подвижность: он использует ряды (набор) разных в формальном, но синонимичных в содержательном плане грамматических форм. Этот набор в качестве равноправного компонента включает в себя форму на-И, которая обслуживает все контексты прош. времени, выступая в качестве вариантной возможности аористу, имперфекту, перфекту и плюсквамперфекту.

Серьезной особенностью употребления претеритов в этот период является возможность допущения ошибок в формах числа и лица, и это одна из самых важных черт языка, соответствующего особенностям сниженной цслав. нормы41. Текст исследованного нами летописного памятника подтверждает это утверждение. Нами отмечены случаи нарушения согласования глагольной формы-предиката с подлежащим в числе:« sonje же »о не что ¿иногис ¿иди пог&н^ч ндпудсно (40); 0 чкдо пресно н пршно, кдко л(ртк(нно£ tUo т^спЕтдишк нд шккнн чдга, дкн гы&ь! (41), а также 44 и др. Особо следует отметить случаи недифференцированного употребления временных форм, оканчивающихся на -шд / -ше / -л» (3 л. мн.ч. аорист /2 л. ед.ч. имперфект) в значении

40 См Летописец выбором. Двинской летописец, Летописец Московский краткий. Летописный свод патрарший 1680-х гг и др

41 Ремнева М Л Проблема грамматической нормы в истории русского литературного языка, Дис.. докт. филол наук М,1989

формы 3 л. ед.ч. и -шд / -ше / -лн / -j¡¿ в значении формы 3 л. мн.ч Автор текста продолжает употреблять формы дв.ч. как морфологический церковнославянизм - черту грамматической нормы книжно-славянского языка (хотя и непоследовательно). Исследованный материал показывает, что в каких-то случаях он это делает сознательно, чтобы выделить фрагмент текста, подчеркнуть его содержательную значимость (непоследовательность в использовании этих форм, ошибки в формообразовании зависимых слов свидетельствуют о том, что для автора важен сам факт присутствия таких форм в тексте).

Неоспоримым показателем «книжности» текста является использование оборота ДС, в нашем памятнике этот книжный оборот бытует очень ярко Принципы его функционирования в HJI представляют определенный интерес.

ДС может использоваться как самостоятельное предложение в составе сложного. Совершенно очевидно, что отмечается нарастание использования ДС автором от середины повествования к его концу в целом и в этой функции, в частности. В заключительной части НЛ оборот ДС представлен практически в каждой летописной статье, а в некоторых (достаточно кратких) записях автор использует несколько конструкций такого типа. Совершенно очевидно, что употребление ДС в разных функциях может наблюдаться даже в пределах одного предложения (или в пределах одного сюжета). ДС может использоваться и в функции придаточного предложения со значением причины или времени. Основным союзным средством, посредством которого формируются целевые конструкции, является русский союз ггош / что», хотя могут использоваться инфинитив и книжный «анз дои: ...и малпшии Ллешндр£ ш .«нога шг, дш1 пвяидовш, дам mi нд i^ptTBO sfiTi tsoíro... (50). Кроме этого, используются конструкции с русским союзом дм теге / дм того, тгв (tros). В тексте НЛ отмечены, в основном, восточнослав. средства оформления условных предложений, свойственные, главным образом, языку деловой письменности: < котонин / котонин, конструкции с (« / н) rifar. В предложениях со значением времени используется книжный союз етдл.

Существует мнение, что в основу НЛ лег текст так называемой «Рукописи Филарета»; с другой стороны, и сам НЛ стал основой для других памятников позднего летописания, в частности, его продолжением стал Летописец 1696 г. Исследование этих текстов, связанных с крупнейшим летописным памятником XVII в. и не являвшихся предметом лингвистического изучения, представляет определенный интерес, поскольку позоляет проследить традицию в создании летописных текстов одного круга.

Рукопись Филарета (ФР) - значимый литературный памятник XVII в. заслуживает особого внимания и в силу того, что он мог послужить источником НЛ (в этом случае выявление особенностей его грамматической нормы поможет разрешить вопрос о языковой общности данных текстов), и в силу того, что ФР - произведение, созданное в летописной традиции на пороге появления новых жанров исторического повествования и уже поэтому представляющее большой научный интерес, - никогда не являлось предметом исследования историков русского литературного языка.

Автор ФР вполне сознательно насыщал свое произведение книжными формами: в нем присутствует система форм прош. времени, в которой представлены все ее составляющие, причем книжные формы - аорист, имперфект [и форма наст, исторического] - ведут себя гораздо активнее ¿-формы; используются и такие яркие церковнославянизмы, как ДС и конструкция «до + презенс» [в целевом значении и в значении императива], книжные союзные средства, формы дв.ч. [значимость этих форм в сравнении с другими «признаками книжности» для автора текста, видимо, незначительна, поскольку в их использовании нет последовательности]. Вместе с тем нельзя не высказать некоторого недоумения в связи с тем, что текст, который, судя по всему, создавался людьми высокообразованными, грешит ошибками: отмечены случаи нарушения согласования в числе и лице в глагольных формах, конструкциях, а также в контекстах двойственности; очевидна путаница в употреблении форм прош. времени. Иногда создается впечатление, что автор безразличен к выбору конкретной формы в ряду аорист / имперфект / наст, истор. время: эмоции настолько захлестывают его при описании исторических событий, что для него неважно, какую из временных форм следует употребить (возможно, в его сознании эти формы сосуществуют как варианты, грамматические дублеты).

Если же говорить о ФР как о памятнике, легшем в основу НЛ, то, опираясь на данные проведенного нами сопоставительного анализа языка этих двух текстов, следует признать их определенное сходство. Продолжая традицию автора ФР, составитель НЛ, активно использует книжно-славянские языковые средства. Особенно очевидны параллели между текстами в употреблении форм, обозначающих прошедшее действие: автор НЛ вслед за ФР использует «набор» грамматических форм, способных образовывать синонимичные ряды: в них входят (в разной комбинации) аорист, имперфект, причастия, формы наст, истор. времени. Характерной чертой грамматической нормы обоих памятников является наличие форм наст.истор. времени, способных вступать в синонимичные отношения с простыми претеритами, а также использоваться в качестве универсальной формы прош. времени, и их активное употребление. К общим чертам, прослеживающимся в текстах НЛ и ФР, также следует отнести активное использование причастий в предикативной функции, оборота ДС, книжной конструкции «дд + презенс», наличие форм дв.ч. в контекстах двойственности. Вместе с тем существуют отличия, к которым относятся следующие: значительное проникновение Л-овой формы в язык в качестве формы прош. времени, способной обозначать все оттенки прошедшего действия в НЛ, с одной стороны, и спорадическое появление этой временной формы в ФР, с другой; преобладание восточнославянских союзных средств при оформлении синтаксических конструкций разных типов в НЛ и более активное использование книжных средств в ФР (при сосуществовании книжных и восточнославянских союзных средств в языке обоих памятников). Автор Летописца 1696 года, сохраняя традиционную форму летописного текста, следует традиции и в использовании языковых средств, в большой степени ориентированных на книжно-

славянскую языковую традицию. В определенной мере (мы имеем дело с памятниками, значительно различающимися по объему) автор этого летописца, создавая продолжение НЛ, следует за ним и в языковом плане: активно используются простые претериты (причем не только в исконно присущем им значении, но и в функции грамматических синонимов); имперфект является и здесь средством живописания, усиления драматизации действия; ярко представлен оборот ДС; спорадически появляются формы дв.ч. Вместе с тем так же, как в НЛ, заметно и проникновение восточнославянских элементов - использование формы на -Л в качестве универсальной формы прош. времени, употребление бессвязочных кратких страд, причастий в функции самостоятельных предикативных единиц, сочетание книжно-славянских и восточнославянских союзных средств при оформлении синтаксических конструкций разных типов.

Был исследован также текст Патриаршего летописного свода 1680-х гг.42 - одного из важнейших летописных памятников XVII в., созданных накануне отмирания центрального общерусского летописания. Наше исследование свода в аспекте грамматической нормы по «набору признаков» обнаруживает, что авторы используют грамматические средства, присущие книжно-славянской грамматической норме.

При передаче значений времени, цели, причины, условия, места, выражении определительных и изъяснительных отношений писцами используются книжно-славянские союзные средства. Текст летописи, претендующий на памятник официального летописания и созданный в летописной традиции, не обладающий новыми чертами, характерными для поздних летописей, консервативен и в плане языка, который сознательно ориентирован авторами на стандартный церковнославянский язык (т.е. церковнославянский, обладающий достаточно строгой нормой).

В целом же летописные тексты, созданные при патриархах, в их окружении или по их непосредственному поручению и претендующие на статус «официальных» летописей, ориентированы на летописную традицию не только в плане содержания и композиционной организации текста, но в значительной степени и в языковом отношении. Они создаются на книжно-славянском языке, допускающем восточнославянские элементы, но этот язык гораздо ближе к центру грамматической нормы, нежели язык, представленный в летописных текстах, созданных в провинции, и находящийся на периферии этой нормы.

II. Характеристика грамматической нормы языка «летописцев» -памятников позднего летописания.

42 СП РГБ ф. 199, собр Никифорова, № 69, лл 1-96

Летописцы XVII в. Особым типом летописных текстов были т.н. «летописцы». Они ограничивали изложение частью русской истории - историей княжества, монастыря, города, того или иного княжеского рода. Ограничения могли определяться также временным отрезком (веком, десятилетием), тематикой (преимущественным вниманием к церковным, военным, дипломатическим или иным событиям), строгой социальной направленностью или сильно ограниченным объемом сведений (когда жестко отобранные погодные сведения вместо последовательного изложения событий образовывали далеко отстоящие друг от друга исторические вехи). В данном разделе исследуется один из важнейших памятников этого типа - Золотаревский летописец - с целью выявления специфики грамматической нормы его языка.

Автором Золотаревского (или Астраханского) летописца (ЗЛ), известного также как Скдздннс о кзнтни Яст^днн Стспднол Рдзиньш, был Петр Алексеевич Золотарев -митрополичий боярский сын, во время Крестьянской войны под предводительством Разина состоявший при астраханском митрополите Иосифе и ставший очевидцем взятия в 1670 г. Астрахани и гибели митрополита от рук мятежников. Золотарев участвовал в «розыске по делу о убиении» митрополита Иосифа в июле 1672 г. и записывал показания очевидцев этих событий. По прошествии 7 лет (как указывают некоторые списки летописца), в 1679 г., на основании всех собранных им материалов по поручению воеводы П.М. Салтыкова он завершил подробную историю астраханских событий 1667-1671 гг.

Исследование текста памятника в плане его грамматической нормы обнаруживает ее неоднородность. Совершенно очевидно, что, сочетая русские и церковнославянские формы, летописец выбирает восточнославянские союзные средства для оформления целевых, причинных и условных конструкций, тогда как при оформлении временных отношений он использует книжный союз я-дд и оборот ДС (причем наиболее активно в конце своего повествования). Также очевидно и то, что не существует единой грамматической нормы, применимой ко всему тексту ЗЛ в целом. Установление определенных закономерностей использования тех или иных грамматических форм и конструкций возможно для отдельных фрагментов летописи. Наше исследование ЗЛ обнаруживает, что он написан на языке, грамматическая норма которого находится на периферии книжно-литературного языка и допускает восточнославянский элемент в значительной степени. Влияние деловой письменности на ЗЛ проявляется не только в формальном плане (автор включает в свое повествование фрагменты деловых документов), оно отражается и на языке произведения: в нем используются русские союзные средства, активно ведут себя глагольная форма на -Л и причастия в предикативной функции (в том числе страд, причастия прош. времени, употребляемые без связки).

Краткие летописцы XVII в. Особую группу среди летописных памятников XVII в. образовывали т.н. летописцы общерусские краткие. Они были основаны на

чрезвычайно строгой выборке сведений общерусского летописания и отражали взгляды самых широких слоев общества. Краткие летописцы бытовали в разнообразной форме -на полях рукописей, в столбцах, тетрадях, в составе обширных сборников и включались даже в крупные исторические рукописи, сопровождая тексты Хронографа, Степенной книги, больших летописных сводов. Мы исследовали текст наиболее интересного и популярнейшего в XVII в. Летописца выбором (ЛВ), остающегося по-прежнему неизданным, и текст Летописца Московского краткого (ЛМкр) с целью описания их грамматической нормы и выявления ее особенностей.

Проведенный анализ грамматической нормы четырех списков ЛВ, созданных в разные четверти XVII в. и в разной социальной среде (дворянской, с одной стороны, и в среде посадских людей, с другой), позволил прийти к следующим выводам: ЛВ представляет собой памятник, композиционно и содержательно созданный в летописной традиции; исследованные списки текста написаны на церковнославянском языке сниженной нормы, однако каждый из них допускает восточнославянские элементы в разной степени. Для всех списков43 ЛВ универсальным является наличие сложной системы прош. времени, однако набор временных форм, входящих в нее, различен: везде в качестве превалирующего элемента присутствует Л-овая форма (способная выступать в качестве единой формы прош. времени), весьма активным может быть аорист (который используется в летописных сюжетах как самостоятельно, так и на правах грамматического варианта в ряду аорист / d-форма, но может нести и чисто стилистическую нагрузку, живописуя действие), в ЛВАрх в этот набор входит также и имперфект (наряду с формами наст.исторического времени, способными замещать претериты). Для ЛВ универсальным является и прием использования «клишированных» временных форм, закрепленных за контекстами определенного содержания и соответствующими глагольными лексемами, характерный для всех летописных памятников исследуемого периода. Во всех списках в качестве предиката могут употребляться причастия (со связкой и без таковой). В исследованных нами списках ЛВ контексты двойственности не знают форм дв. числа, однако приемы использования форм «не-дв.ч.» (ед.ч. и мн.ч.) вполне соответствуют грамматической норме сниженного церковнославянского языка, поскольку такое использование фиксируется в разножанровых текстах книжно-славянской письменности (в том числе, летописи) еще в XII -XVI вв. Исследованный материал не обнаруживает зависимости степени «строгости» нормы, большей ориентации ее на книжную традицию, ни от времени создания списка, ни от характера социальной среды, к которой принадлежал его автор (т.е его большей или меньшей образованности). Авторами ЛВФад и ЛВЧерн (кратких

43 ЛВЧерн - Чернышевский список - ркп РГБ Архив Чернышевых, картон II. 57. лл 1-4; ЛВнп - Список на полях - ркп РГБ, ф 178, № 1836, лл 8 об-38 об ;ЛВФад - Фаддевстй список - ркп РГБ, ф 312, собр Фаддеева, № 34, лл 117 - 119 об ; ЛВАрх - Архивный список - ркп РГАДА Ф 188 оп1,№2,лл 174191 об. Сделан в конце 1670-х гг подробный вариант ЛВ, протограф написан посадским человеком (или стрельцом) воП четв XVII в, оканчивается сг 1643 г

редакций) были представители дворянства, но язык этих списков более демократичен, нежели тот, что представлен в двух других текстах. Тогда как язык достаточно пространных повествований ЛВАрх и ЛВнп (в некоторой степени обладающих сходством в плане языка), неоднородный в плане ориентации на ту или иную письменную традицию (следование одной из двух письменных традиций в этих текстах обусловлено в ряде случаев содержанием летописного сюжета), содержит в отдельных фрагментах такие яркие церковнославянизмы, как простые претериты, оборот ДС, конструкцию «д! + презенс» с целевым значением, книжные союзные средства Примечательно то, что автором ЛВАрх (более раннего, нежели ЛВнп), как полагают, был стрелец или выходец из посадской среды. Поэтому именно он, а не автор более позднего списка на полях, имеющий, предположительно, отношение к Благовещенскому собору Кремля и создававший свой текст, ориентируясь, по всей видимости, на ЛВАрх, активно пользовался книжно-славянскими языковыми средствами. Делал он это или в силу своей значительной образованности и понимания жанровой специфики фрагмента, или по причине тщательного копирования использовавшегося им протографа.

Исследование языка Московского летописца краткого показало, что особое значение, придаваемое автором повествованию о церковных событиях и событиях, связанных с правящим царским домом, находит отражение и в языке произведения: летописец отбирает в определенных контекстах грамматические средства, которые являются морфологическими церковнославянизмами (формы аориста, оборот ДС) и на формальном уровне позволяют ему закрепить престижность текста.

Ш. Новые типы летописей и литературные памятники XVII в., созданные в летописной традиции.

В XVII в. не только развивается летописание, следующее в русле многовековой традиции, но возникают новые типы летописей и появляются литературные памятники, созданные в летописной традиции, однако занимающие по своим особенностям промежуточное положение: они находятся на грани между летописями и новым видом исторического повествования. В данном разделе исследуется грамматическая норма языка таких «новых» летописей (монастырских летописцев, памятников дворянского летописания) и литературных произведений, жанровая классификация которых достаточно сложна. С одной стороны, это уже не совсем летописи, а с другой - еще не мемуары и не исторические повести: очевидно, однако, что тексты эти создаются в летописной традиции, а авторы их являются непосредственными участниками описываемых ими исторических событий.

1. Новые типы летописных текстов.

Особенности языка монастырских летописцев XVII в. В XVII - начале XVIII вв. как литературное явление возникают монастырские летописцы. В данном типе летописных памятников стержень повествования, как правило, составляли факты истории

монастыря, сочетающиеся с хозяйственными сметами и записями, которые в разное время велись в монастыре по указанию игуменов. Затем такие записи оформлялись в виде многочисленных вкладных, веревных, счетных и переписных книг. Нередко «в миру» они назывались «памятными книгами». Часто регистрирование событий не было главной целью летописца, поэтому исторические данные могли опускаться, но подробно приводились описи и сметы. Также указывались имена игуменов и монахов монастыря, писцов, книжников и иконописцев, вкладчиков; в текстах могли содержаться тщательные описи монастырских икон, упоминания о торговых сделках, а также описывались необычные природные явления. Мы исследовали три памятника такого типа: Легопнсе^ Николаевского Антониева монастыря, Лстопи«^ Киршшо-Белозерского монастыря и Летопн«^ Веркольского монастыря. Установлено, что поздние тексты летописного характера, входящие в одну «жанровую» группу, различаются в языковом плане в аспекте «строгости» грамматической нормы. Ориентирована на нормы книжно-славянской письменности грамматическая норма языка Летопжцд ... Антониева монастыря и Лстошшу) Кирилло-Белозерского монастыря, тогда как язык Летописец Веркольского монастыря не знает ни одной книжной формы. Это подтверждает наши наблюдения в целом над языком разных летописных текстов периода конца XVI - XVIII вв.: можно говорить об универсальных грамматических средствах, используемых авторами, но в то же время совершенно очевидно, что зачастую закономерности использования тех или иных языковых средств определяются в пределах одного памятника, группы текстов.

Характеристика грамматической нормы памятников дворянского летописания. В XVII в., когда Росси вступила в новый период своей истории, знаменательным явлением стало развитие жанра личных и фамильных летописей, посвященных описанию жизни самих авторов произведений и их семейств (эти записи сосуществовали в летописях с рассказами о событиях политической и военной истории страны). В целом очевиден в этот период рост интереса дворянства к историографии. Нами был исследован язык Летописца Волконского - памятника дворянского летописания, не являвшегося предметом лингвистического изучения.

Кн. Волконский, в совершенстве владевший нормами языка деловой письменности, создавая свой летописный памятник, ориентировался не на них (хотя влияние делового языка прослеживается в отдельных сюжетах), а на сниженную книжно-славянскую грамматическую норму, характерную для языка поздних летописных текстов. В исследованном памятнике эта норма представлена в самом упрощенном виде: книжные грамматические средства наблюдаются только в сфере использования временных форм глагола. Очевидно, что для автора летописи форма на -Л является универсальной формой прош. времени, способной передавать все оттенки прошедшего действия. Однако он использует формы простых претеритов (пусть их употребление и не отличается системностью) и в стилистических целях -как средство живописания действия, и в информативных предложениях. Кроме этого,

формы, обозначающие прошедшее действие, способны образовывать ряды грамматических синонимов, что также характерно для многих значимых летописных памятников исследуемого периода. Это свидетельствует о том, что кн. Волконский, создавая свое произведение, представляющее собой в значительной степени целостное историческое повествование (а не погодные записи), вероятно, осознанно ориентировал его в плане языка на летописную традицию.

2. На грани летописи и новых форм исторического повествования.

Определенный интерес представляют появившиеся в этот период тексты, созданные в летописной традиции и находящиеся в жанровом отношении между переживавшим новый расцвет летописанием и жанрами исторического повествования (традиционными и новыми). В последней четверти XVII - начале XVIII вв. активно формируется не только жанр исторической монографии, развивается и иное -личностное направление исторической литературы: формируется жанр мемуаров. Примечательно то, что истоки этого жанра лежат в развитии летописных форм. «Хронологические записки, личные летописные записи, повести, основанные на собственных впечатлениях от событий, постепенно готовили литературу к появлению собственно дневников и воспоминаний, формы которых выкристаллизовались в знакомом виде гораздо позже, не ранее второй половины XVIII в.

Традиция повременного летописания сохраняется и в конце XVII в., остается традиционной и техника, меняется автор таких записей (это уже не древний Нестор), что влечет за собой и иное содержательное наполнение текста, и возникновение его эмоциональной окрашенности (в отличие от бесстрастного повествования старых официальных летописей)44. Повременные летописные записи велись по всей стране представителями разных сословий. Они не были составной частью какой-либо летописи, но представляли собой начальную стадию летописной работы, при этом их подробный или лапидарный характер зависел от значимости описываемых событий. Не случайным является тот факт, что в XVII в. летописные записи сохраняются отдельно, вне летописи. Характерная особенность таких произведений - непосредственность восприятия сведений - была основой для формирования жанров более личного, субъективного исторического повествования Нами были исследованы такие памятники этого типа, как «Дневные записи» И.А Желябужского, Здпискн времени царствования Алексея Михайловича и его преемников, Змишн о стрелецком бунте, Пмштньк здпнсн московских подьячих Шантуровых, Здлеткн земского дьячка второй половины XVII в. (Аверкия). Исследование текстов, созданных в летописной традиции, но уже не являющихся летописными памятниками в традиционном понимании, а принадлежащих к «переходным жанрам», обнаруживает ориентацию их языка на нормы деловой письменности и живого языка Происходит интенсивное проникновение восточнославянских грамматических средств в язык

44 Ср • дьячок Благовещенского погоста Аверкий (см далее)

25

произведения (формы на -Я в качестве единственной формы прош. времени, русских союзных средств, форм мн. и ед. ч в контексты двойственности); тем не менее, авторы некоторых памятников (Шашуровы, автор Змнгак времени царствования...) подчеркивают следование при создании своих исторических произведений летописной традиции: они не только композиционно организуют свой текст в летописной манере, но и сохраняют некоторые книжные трафаретные грамматические формы, свойственные языку летописей, и спорадически употребляют морфологические церковнославянизмы (это касается, главным образом, форм прошедшего времени глагола).

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Характеристика грамматической нормы языка провинциальных летописей конца XVI —XVIII вв.

Новые черты, характерные для поздних летописей (отсутствие начальной части, переписанной с самого древнего летописного свода - ПВЛ; появление профессиональных авторов - в отличие от анонимности древних летописей, характер единого исторического повествования и др.) особенно ярко отразило провинциальное летописание конца XVI - XVIII вв., активно развивавшееся на Севере, в Нижнем Новгороде, в Сибири. Авторами провинциальной историографии были выходцы из разных слоев общества — представители 1рамотной прослойки городов: дворянства, духовенства, чиновничества. В целом их произведения содержали важную информацию о воззрениях широких кругов общества того времени. Направление развития провинциальной историографии определяла опора на сведения местных памятников и их крепкие традиции.

Исследование языка текстов провинциального летописания XVII в. имеет определенные перспективы - оно даст возможность выяснить не только региональную специфику языковых норм летописных текстов, но и в целом установить пути развития литературного языка в провинции в конце XVI-XVШ вв.

I. Особенности грамматической нормы летописных текстов Русского Севера.

Русский Север (огромная территория, простиравшаяся от Вологды и Белоозера до морей Ледовитого океана, от границы с Финляндией до Уральских гор) на официальном языке приказного делопроизводства XVI-XVII вв. именовался Поморскими городами (или просто Поморьем). Регион, который обошли опустошительные нашествия татар, смог сохранить культурное наследие, в том числе ряд значимых литературных произведений, среди которых важное место занимают северные летописи. Богатое летописное наследие Севера создавалось в крупных районах летописания - Великом Устюге, Вологде, Кирилло-Белозерском монастыре, на Двине, Соловецких островах и других.

Были исследованы летописные памятники Великого Устюга (Устюжский летописец в двух редакциях (ЛУст-1 и ЛУст- II), Летописец Льва Вологдина (ЛВлгд));

Вологодские летописи (Вологодская летопись и Летописец Ивана Слободского), крупнейший памятник двинского летописания - Двинской летописец, памятник, созданный на Соловках - Соловецкий летописец

Летописные памятники Великого Устюга. Проведенный анализ текстов I и II редакций Устюжского летописца, а также сопоставление полученных результатов показывает, что оба памятника написаны на книжно-славянском языке сниженной нормы, допускающем восточнославянские грамматические средства (проникновение в повествование формы на -Л в качестве единой формы прош. времени, использование форм ед. и мн.ч. в контекстах со значением двойственности, использование некоторых восточнославянских союзных средств). Исследованный материал позволяет говорить о существовании отдельных закономерностей использования грамматических форм, применение которых ко всему тексту в целом не представляется возможным [можно говорить о тенденции сознательного использования русских либо книжных форм, диктуемого стилистической принадлежностью фрагмента или степенью значимости описываемого сюжета (лица или предмета)], Лингвистический материал подтверждает наше предположение о том, что церковный характер ЛУст-2 (созданного в I пол. XVIII в.) отразился на языке произведения. Несмотря на то, что после создания ЛУст-1 (созданного во II пол. XVII в.), легшей в основу этого текста, прошло около полувека, не только не наблюдается демократизация языка летописи - новые фрагменты, посвященные событиям церковной жизни или связанные с ней, создаются в книжно-славянской языковой традиции - используется весьма регулярно целый «набор» книжных форм, союзных средств и конструкций (простые претериты, оборот ДС, конструкцию «дд+презенс» в значении императива и в целевом значении, книжные союзные средства).

При исследовании ЛВлгд обнаружено, что на языке этого летописного произведения явно отражается социальный статус его создателя: он следует книжно-славянской традиции (памятник создан в середине XVIII в.), вероятно оттого, что является священнослужителем, хорошо образован, владеет нормами церковнославянского языка Вместе с тем очевидно, что значимость книжных грамматических средств [принимаемых во внимание в нашем исследовании] для автора текста различна - приоритет принадлежит обороту ДС, активно используемому в тексте в целом и остающемуся единственным знаком «престижности» летописных сюжетов в конце повествования, когда, по всей видимости, автором текста является сам Вологдин. Меньшее значение для него имеют книжные формы прош. времени, которые также могут являться морфологическими церковнославянизмами. Кроме этого, материал летописи обнаруживает используемый ее автором прием «перехода» от восточнославянских грамматических средств к книжным в пределах одного сюжета по мере того, как повествование об обыденных событиях сменяется рассказом о чем-то сакральном, связанном с Богом, святыми и под. [нигде до этого нами не встречавшийся в столь явном выражении].

Проведенный нами сопоставительный анализ трех памятников Устюжского летописания подтверждает выводы историков об их содержательной и композиционной связи и позволяет сделать вывод об их определенном сходстве и в языковом плане. Однако, думается, вывод К.Н.Сербиной45, настаивающей на сходстве ЛВлгд только с ЛУст-2, требует некоторой коррекции. Мы имеем в виду следующее: текст II ред. в той хронологической части, что заимствована им из I ред., во многом в формальном и языковом плане просто совпадает с источником. Следовательно, можно говорить и о влиянии ЛУст-1 на ЛВлгд. Это совершенно очевидно, что ЛУст-1 оказал значительное влияние на ЛВлгд. - ряд статей заимствован более поздним памятником из ЛУст, однако отмечается несовпадение датировки одних и тех же событий (так, сюжет о татарском наместнике Багуе датируется в ЛВлгд 6748 г., а в ЛУст - 6705 г.), также очевидно, что автор ЛВлгд. - памятника более объемного - распространил ряд статей, дополнив их или деловыми документами (ст. 6496г.), или сведениями из других источников (в этом случае погодные записи стали летописными повествованиями - ст. 6997 г.). Хотя исследованный материал обнаруживает также и обратное: некоторые статьи ЛУст, аналогичные лапидарным записям ЛВлгд., более объемны и насыщены фактами и сюжетами (ст. 6976 г.). Кроме этого, Вологдин не только расширил основной источник, но и сократил его (нет ст. 1295, 1218 , 1364 гг., исключены рассказы о некоторых явлениях и чудесах).

По наблюдениям историков, исследовавших тексты устюжских летописей, Вологдин не копировал текст своих источников, а излагал своими словами заимствуемую информацию и тем самым «поновлял» язык и стиль протографов (на лексическом уровне)46. Отмечаются такие «поновления» и на грамматическом уровне: наш анализ текста позволил установить, что в ряде сходных по форме и содержанию статей формы аориста (в ЛУст) заменяются d-овыми формами в ЛВлгд. Весьма показательным в этом плане является сопоставление идентичных по содержанию ст. 6705 / 6748 г. (о крещении Багуя) [(ЛУст-1, 2) и 8 об. - 10, 129-130 (ЛВлгд)] и ст. 6906 (о порче иконы) [8 об. - 16 об.,105-104 (ЛУст) и 11 об. - 16 об., 130-132 (ЛВлгд)]. При сопоставлении других статей во всех трех памятниках также отмечаются некоторые расхождения. В ст. 1398 г. в ЛВлгд отсутствует имперфект (отмечаемый в обеих редакциях ЛУст); в ст. 1450 г. при описании боя в ЛУст-2 фиксируется сочетание А-форм и аориста, а в ЛВлгд - только форма на-Л; в ст. 1462 г. отмечен аорист в ЛУст-1, &• форма в ЛУст-2, а в ЛВлгд отмечается сочетание обеих форм; в ст. 1493 г. [о миротечении от икон] обе редакции знают формы имперфекта, тогда как ЛВлгд - форму на -А и др.

Ст. 1745 г. заканчивается основной источник ЛВлгд - Летописец 1746 г. (ЛУст-2), текст же продолжается до 1765 г., которым и завершается произведение. В ст. 1746— 1745 гг. Вологдин включил 11 известий, помещенных под семью годами: 9 из них

" Сербина К Н Устюжское летописание XVI-XVII вв. JI, 1985

46 Сербина КН Указсоч С. 107.

рассказывают о церковных деятелях и 2 - о бедствиях (пожаре 1757 г. и наводнении 1761 г.), все эти события автор летописи описывал по памяти. Эти фрагменты характеризуются определенными особенностями использования грамматических средств (в частности, стабильное сохранение ДС при полном вытеснении формой на- А аориста и имперфекта).

Сопоставительный анализ трех основных памятников летописания Великого Устюга XVII—XVIII вв. обнаруживает их тесную взаимосвязь как в формальном и содержательном плане, так и в плане особенностей языкового выражения. Вместе с тем очевидны и определенные расхождения. Эти отличия весьма показательны в отношении специфики грамматической нормы исследованных текстов Лингвистический материал обнаруживает ориентацию всех текстов на книжно-славянскую языковую традицию Она прослеживается в большей степени в редакциях ЛУст [причем ЛУст-2, созданный в XVIII в., характеризуется достаточно системным использованием почти полного «набора» грамматических церковнославянизмов во фрагментах определенного содержания, что обусловлено его церковной направленностью], в меньшей - в ЛВлгд [в памятнике почти не используется имперфект, очень активно - в сравнении с ЛУст - ведут себя русские союзные средства, практически отсутствуют формы дв.ч.]. Также совершенно очевидно, что разные грамматические церковнославянизмы имеют неодинаковую значимость для авторов устюжских летописей: для создателей редакций ЛУст важна система форм прош. времени, необходимым элементом которой является имперфект, в их текстах преобладают книжные союзы, присутствуют (пусть и не системно) формы дв.ч. Для Вологдина совершенно не актуален имперфект, гораздо более важным показателем книжности текста (нежели система форм прош. времени) для него является оборот ДС, активно используемый им на протяжении всей летописи, но более всего - в ее завершающей части (где оборот является единственным церковнославянизмом на фоне иных русских грамматических средств). Важно отметить также, что в устюжских летописях (в ЛУст в виде намечающейся тенденции, а в ЛВлгд ярко и совершенно очевидно) лингвистический материал обнаруживает используемый авторами прием «перехода» от восточнославянских грамматических средств к книжным в пределах одного сюжета по мере того, как повествование об обыденных событиях сменяется рассказом о чем-то сакральном.

Вологодские летописи. Исследование текста Вологодской летописи (ВЛ) в аспекте грамматической нормы обнаруживает, что текст в языковом плане явно делится на две части - в «первой» [с. 862 г. (58 об.) и приблизительно до 1460-х гг. (115 об.)] преобладают грамматические средства, присущие книжно-славянской норме, тогда как во «второй» части [после 1460-1470 гг. и до конца (210 об.)] резко усиливается проникновение восточнославянских форм. Пожалуй, это единственный из исследованных нами текст, относящийся к корпусу провинциальных летописей, в котором так явно происходит эволюция нормы от начала повествования к его концу.

В начальной части, представляющей собой ряд идущих в хронологической последовательности лапидарных погодных записей информативного характера, используется система форм прош. времени, включающая в себя аорист (преобладающий в тексте), имперфект, связочный перфект, форму на -Л (способную обозначать все оттенки прошедшего действия).

Формы аориста используются системно и последовательно практически в каждой погодной записи. В качестве синонимичных аористу временных форм, обозначающих свершившееся действие в прошлом, могут использоваться формы наст, истор. времени и причастия. Формы имперфекта появляются в начальной части в немногочисленных сюжетных фрагментах, где они обозначают длительное действие [например, в обладающем особой стилистической нагрузкой отрывке о знамении от иконы Богородицы в Новгороде - запись за 6926 г. (104, 169)] или состояние как факт бытия, судьбы [в этих случаях в качестве синонимичной имперфекту может выступать форма на -Л]. Однако в погодных записях об эпидемиях, голоде, стихийных бедствиях (в том числе знамениях), также весьма драматичных и строящихся по одной композиционной схеме, могут использоваться формы аориста и И-овые формы для обозначения совершившегося действия в прошлом или в имперфектном значении, тогда как сам имперфект не представлен [исключением является запись за 6738г. о голоде, где имперфект активен]. Примечательно, что уже в начальной части причастия могут самостоятельно формировать предикативный центр предложения. Краткие действ, причастия наст, и прош. времени, сохраняя в тексте памятника исконно присущее им значение, могут также выступать на правах грамматических синонимов формам аориста в ряду аорист / действ, прич. прош. вр. Не вызывает сомнения то, что язык этой части летописного памятника, весьма однородной в плане использования грамматических средств, находится под влиянием протографа, с которого она списана, - активное использование книжных форм наблюдается в части, повествующей о древнейшем периоде истории страны и региона. Вместе с тем очевидно также и то, что, с одной стороны, здесь представлены грамматические формы и приемы их использования, универсальные для всех летописных памятников исследуемого периода (с некоторыми особенностями, присущими именно этой летописи); с другой, тексту этой части присущи и черты, характерные для языка книжно-литературных памятников позднего периода (конец ХУ1-ХУН вв)47.

В тексте летописи на всем ее протяжении используется такой яркий морфологический церковнославянизм, как оборот ДС. Заслуживает внимания тот факт, что представленный в начальной части летописи ДС уже может выступать в функции самостоятельного предложения, в котором причастие в Д.п, используется в функции И.п. и формирует предикативный центр; при этом в предложении другое сказуемое может быть выражено формой аориста, имперфекта или другим причастием в И.п.

47 См Ремнева М Л Пути развития русского литературного языка Х1-ХУН вв. М, 2003

«Вторая» часть летописи характеризуется тем, что лапидарные погодные записи здесь чередуются со значительными по объему сюжетными фрагментами, а также текстами, напоминающими деловые документы, записями о событиях местного значения. Наблюдается и динамика нормы использования грамматических средств. Прежде всего она очевидна в отношении форм прош. времени и заключается [при сохранении форм аориста и имперфекта и даже единственного связочного перфекта] в активизации И-овой формы в качестве универсальной формы прош времени. Она проявляется сначала в увеличении случаев сосуществования в одном фрагменте вариантов аорист / И-форма и расширении набора лексем, для которых возможно вариантное использование в формах аорист / на-И в сходных контекстных условиях. Кроме этого, совершенно очевидно, что в ВЛ (так же, как и в ЛВлгд) в завершающей части, в отличие от достаточно «гомогенной» начальной, усиливается вариативность грамматических вариантов и оформляется зависимость «набора» используемых автором грамматических средств от содержания летописного отрывка Так же, как и в ЛВлгд, мы видим даже «переход» от восточнослав. грамматических средств к книжным в пределах одной летописной статьи, по мере того как автор переходит от описания одного события к другому. Кроме этого, в этой части находим летописные статьи, созданные под влиянием деловой письменности и знающие грамматические средства, присущие языку деловых текстов. Формы аориста и имперфекта сохраняются в контекстах, несущих особую стилистическую нагрузку [связанных с чем-то сакральным, церковной жизнью, чудесами и т.п.]. Здесь могут использоваться и другие морфологические церковнославянизмы (формы дв.ч., оборот ДС), а аорист может выполнять функцию имперфекта. В этой части отмечен даже единичный связочный перфект, он представлен в ст. за 7193 г., рассказывающий о нескольких событиях, в том числе о сошедшей на Вологду «божьей благодати» (лл. 186 об. - 187, 185-186).

Таким образом, ВЛ, сохраняющая традиционную композиционную структуру текста, обладает значительным своеобразием. Оно заключается в том, что по объему и содержательной наполненности статей и по своим языковым особенностям она явно делится на две части - начальную, повествующую о древнейшем периоде истории Руси и достаточно однородную в плане использовании грамматических средств, и завершающую, отличающуюся наличием объемных статей-рассказов, статей-деловых документов и пр. и в силу этого определенной эклектичностью в языковом плане. При исследовании ее текста обнаруживается значительная эволюция нормы использования грамматических средств, в первой части ориентированных, главным образом, на норму церковнославянского языка, во второй же - в большой степени - на язык разговорный и язык деловой письменности (особенно это очевидно для глаголов, обозначающих прошедшее действие)48. Что же касается второй половины летописного текста, то необходимо также отметить, что в этой части прослеживается явная зависимость

48 И в этом смысле - данные этого исследования подтверждают наши наблюдения и выводы, сделанные в отношении летописи XVI в (глава I)

используемого автором «набора» грамматических средств [цслав. / восточнослав.] от содержания фрагмента и его стилистической окрашенности. Вместе с тем ВЛ в полной мере является текстом, вписывающимся по своим языковым особенностям в корпус поздних летописных памятников. Доказательством тому является ориентированность (в большей или меньшей степени) ее языка на нормы церковнославянского языка и наличие элементов языка нового типа, а также присутствие в тексте определенного набора грамматических средств, использование которых является универсальным для всех исследованных нами летописей позднего периода их существования в качестве особого типа литературного памятника.

Мы исследовали также текст ЛСлбд. в I ред., а также текст II ред., возникшей путем исключения некоторых известий I ред., дополнения ее текста извлечениями из ВЛ и путем распространения ряда известий текста, при этом комплекс фактических сведений был значительно изменен. Летописец II ред. создавался в конце XVIII -начале XIX вв. Сопоставительный анализ языка двух редакций этой летописи позволил обнаружить расхождения в них не только композиционного и содержательного, но и языкового плана, хотя очевидно, что авторы обеих редакций ориентировались на нормы церковнославянского языка. В I ред. памятника из церковнослав. грамматических средств, кроме сложной системы прош. времени, используются оборот ДС и книжные союзы: целевой ддсы (который употребляется наряду с восточнославянским теге ^н), временной «гдл, противительный вше. Система форм прош. времени представлена аористом, имперфектом и формой на -Л, причем Л-овая форма может передавать все оттенки прош. действия. Установить системный принцип функциональной закрепленности временных форм за контекстами определенного содержания исследованный материал не позволяет. В единичных контекстах двойственности используются формы мн.ч.

Во II ред. памятника представлены только формы аориста и форма на -Л. Очевидно влияние ЛВол на текст этой редакции ЛСлб - в плане использования глагольных форм этот текст также делится на две части.

В обеих редакциях летописца кр. страд, причастия на протяжении всего текста используются как самостоятельно, формируя предикативный центр предложения, так и со связкой в аористе (сштк).

Таким образом, исследованные памятники вологодского летописания обнаруживают наличие определенных традиционных приемов построения текста и его лингвистической организации, а также ориентацию их авторов на нормы церковнославянского языка и на нормы текстов-протографов. Сохраняется традиционная погодная схема изложения исторических событий - в летописях представлены достаточно лапидарные записи информативного характера в начальной части, сменяющиеся по мере развития исторического повествования сочетанием кратких известий, пространных записей-рассказов и нередко - погодных статей-документов. Исследованный материал поздних летописей этого региона подтверждает наш вывод, сделанный в отношении летописи XVI в. об эволюции грамматической нормы текста от его начала к концу повествования, заключающейся в интенсивном проникновении восточнославянских элементов (главным образом, в сфере использования форм прош.

времени). Вместе с тем вологодские летописи обладают и определенной спецификой в этом плане: заключительная часть памятников иллюстрирует факты зависимости использованных автором грамматических средств от содержания описываемого события (как и то, что существует число сюжетов, в которых церковнослав. и восточнослав. грамматические средства могут свободно варьироваться, причем установить закономерности такого варьирования лингвистический материал не позволяет). Также очевидно, что для летописей степень значимости книжных грамматических средств неодинакова (она больше у ДС, чем у всех иных форм и конструкций). Установлено несомненное влияние ЛВ на язык ЛСлбд (в значительной степени на текст II редакции), как и то, что редакции ЛСлбд, обладая общими характеристиками, имеют и существенные отличия в сфере грамматической нормы.

«¡Цнткой лгаптец» - памятник провинциального летописания XVII в. Наше исследование ЛД, сохраняющего традиционную форму летописного изложения исторических событий, обнаруживает, что он написан на языке, грамматическая норма которого находится ближе к периферии книжно-литературного языка. Она характеризуется наличием сложной системы прош. времени, книжной конструкции «дд + презенс» (используемой как в значении императива, так и для выражения целевых отношений), единичных использований оборота ДС, книжных союзных средств (временного союза ецл, причинного лон(жс) в отдельных фрагментах текста. Использование набора книжно-славянских грамматических средств отмечается либо в сюжетах, явно восходящих к летописным источникам предшествующих столетий, либо в стилистически окрашенных фрагментах текста (например, о возведении на престол патриарха) [в этих случаях «престижность», значимость сюжета может провоцировать даже образование гиперкорректных (ошибочных) книжных форм]. Однако это наблюдение нельзя считать закономерностью, поскольку в других отрывках аналогичного содержания могут отмечаться активно используемые восточнославянские грамматические средства или сохраняться в качестве морфологического церковнославянизма только формы прош. времени - простые претериты - и способная заменять их во всех контекстах и во всех значениях форма причастия на -А.

Ёлияние деловой письменности на ЛД проявляется не только в формальном плане (автор включает в свое повествование фрагменты деловых документов), оно отражается и на языке произведения: в нем используются русские союзные средства, активно ведут себя глагольная форма на -Л и причастия в предикативной функции (в том числе страд причастия прош. времени, употребляемые без связки).

Этот вывод тем более значим, что перед нами «церковная» редакция памятника, созданная при архиепископском доме: вполне логичным можно считать предположение о том, что это должно было бы отразиться на языке произведения. Однако исследованный материал этого не подтверждает: происходит не «окнижение» языка летописи, а его демократизация.

Так же очевидно и то, что не существует единой грамматической нормы, применимой ко всему тексту ЛД в целом (хотя выявлены и некоторые общие закономерности). Установление определенных закономерностей использования тех или иных грамматических форм и конструкций возможно для отдельных фрагментов летописи, группы фрагментов идентичного содержания, употребления отдельных конкретных временных форм, союзных средств и синтаксических конструкций. Кроме этого, отмечается и определенная динамика в развитии грамматической нормы языка ЛД от начала повествования к его концу.

Характеристика грамматической нормы языка Олю*щкого мтоанщ!. Этот яркий памятник провинциального летописания конца XVI - начала XVII вв. создавался в соответствии с определенными традициями составления летописных текстов - перед нами компиляция, начинающаяся известиями за 862 г. о приходе на Русь Рюрика и заканчивающаяся записями за 1606 г., включающая в себя лапидарные фрагменты событийного содержания и пространные сюжеты, напоминающие тексты повествовательного жанра. Эта композиционная и содержательная традиционность (автор летописи демонстрирует высокий уровень образованности) не определяет тем не менее значительной ориентации языка памятника на нормы книжно-славянской письменности: в манере изложения летописного материала нет явного влияния языка деловой письменности (оно проявляется в некоторых статьях заключительной части текста), но язык произведения характеризуется чрезвычайной «упрощенностью», «сниженностью» грамматической нормы - из «книжных» форм здесь представлен только аорист, формы дв. числа автором не используются, употребляются восточнославянские союзные средства.

Таким образом, эта северная летопись, вероятно, отражает региональную специфику Соловецкого летописания конца XVI - начала XVII вв. - ориентации языка текстов на живую речь при сохранении традиционной формы изложения летописного материала.

Несмотря на то, что памятник создан в монастыре, его нельзя в п>лной мере считать монастырским летописцем. По своему характеру это, скорее, провинциальная летопись, сочетающая известия общерусского характера и рассказы и замси о фактах истории монастыря, причем удельный вес известий общерусского характера достаточно велик. По своим языковым особенностям этот летописец, созданный в к»нце XVI в., явно вписывается в ряды литературных памятников этого типа, создшных на Севере в XVII-XVIII вв. (очевидно сходство принципов использования грамматических форм, союзных средств и конструкций в ЛСолв, с одной стороны, и летописныуяамягниках XVIII в. - ЛВлгд

и Слбд). Кроме этого, его отличает общая тенденция развития грамматической нормы от начала повествования к его концу, с одной стороны, и, другой, - намечающийся в ЛСолв, ЛУст-1, ЛВол и получивший развитие в ЛУст-2, ЛВлгд и ЛСлбд прием «перехода» от использования русских грамматических средств к использованию книжных при смене предмета описания [обыденнее / имеющее особую значимость событие (лицо, предмет)].

Проведенный анализ летописных текстов, созданных в разных летописных центрах Русского Севера, обнаруживает не только их тесную взаимосвязь в принципах построения текста, но и общие тенденции в сфере использования грамматических средств, развития грамматической нормы от начала повествования к его концу. Общая тенденция, прослеживающаяся в памятниках провинциального летописания исследуемого периода, созданных в разных летописных центрах (например, в Нижнем Новгороде), заключающаяся в сознательном переходе летописца от использования русских форм к использованию форм книжных при смене предмета повествования, получает наиболее яркое воплощение в северных летописях конца XVI - XVIII вв.

II. Особенности грамматической нормы летописных памятников, созданных на западе (северо-западе) России.

Летописные памятники, язык которых анализируется в этом разделе - Вельский летописец, Астраханская летопись (так называемый Хронограф Пахомия -архиепископа Астраханского) и Краткий летописец Торжка - объединены в особую группу с известной долей условности. Они принадлежат к разным «типам» летописей, различаются по объему, композиционно и стилем изложения. Кроме этого, тексты созданы людьми, принадлежавшими к разным слоям общества: служилым человеком (может быть, дворянином), высокопоставленным священнослужителем и, предположительно, монахом, ведшим летописные записи в одном из местных монастырей. Но все эти летописи были созданы в западном (северо-западном) ареале, и их язык может, с одной стороны, обладать специфическими чертами, присущими письменному литературному языку региона с другой, характеризоваться различиями, обусловленными статусом автора, спецификой содержания текста и т.п. В силу этого исследование языка этих летописей представляет несомненный интерес.

Памятники, созданные в одном ареале, не обнаруживают наличия универсальных признаков грамматической нормы, существование которых обусловлено общностью территориального происхождения текстов.

Исследование языка Вельского летописца (ЛБ) - интереснейшего памятника провинциального летописания XVII в, обнаруживает значительную ориентацию его грамматической нормы на восточнославянскую языковую традицию, на нормы языка деловой письменности. Компилятивный характер памятника отражается и на его языке: в тексте представлен ряд статей, явно выделяющихся среди других сюжетов наличием «набора» морфологических церковнославянизмов, что, скорее всего, обусловлено влиянием протографа, использованного летописцем при составлении текста (поскольку

не всегда присутствие книжных грамматических средство обусловлено содержанием фрагмента - его «престижностью» / нейтральностью). Также очевидно, что ЛБ, относящийся к новым общерусским провинциальным летописцам (по Насонову), имеет определенное композиционное сходство с другими летописями этого типа, например, Вологодскими (ЛСлбд), Устюжскими (ЛВлгд) и ЛД, характерной чертой которых является включение в ткань летописного повествования вставок-деловых документов. Вместе с тем его грамматическая норма специфична, что не позволяет объединить данный текст с летописями, созданными на Севере.

Хронограф Пахомия (Астраханская летопись) - оригинальное произведение летописного жанра, выполненное на периферии Российского государства высокопоставленным служителем церкви, который, создавая произведение, в некоторой степени отступает от традиционной формы летописного повествования, добавляя в него авторский элемент, превращая в единое историческое повествование, минимально включая в текст традиционные погодные записи. Однако текст значительно ориентирован в языковом плане на летописные памятники, созданные в центре государства при патриаршей кафедре (здесь активно используются церковнославянские грамматические средства): прослеживаются явные параллели с НЛ и ФР. Тогда как исследование текста краткого провинциального летописца в аспекте его грамматической нормы обнаруживает ее ориентацию на нормы живого русского языка - в памятнике практически нет книжных форм (употребление единственной формы аориста кииъ не является значимым в этом плане). Так, в качестве единственной формы прош. времени, выступающей в значении всех древних форм прош. времени, используется форма на -Л. Она представлена не только в погодных записях событийного характера но и в контексте, стилистически окрашенном (о перенесении иконы Богородицы). Используется форма на -А и от глагола «пргшитнш», в иных памятниках летописного жанра исследуемого периода регулярно употребляемая в аористе и являющаяся, по-видимому, своеобразным клише. В предикативной функции в летописи также употребляются краткие страд, причастия прош. времени, используемые как со связкой шт, так и без нее. В контекстах двойственности автор памятника использует формы ед. и мн.ч. Значение цели передается инфинитивной формой.

Несомненно, тексты значительно различаются, что объясняется спецификой принципов их составления (написания), особенностями языка источников, использовавшихся авторами, уровнем их образованности. Вместе с тем результаты исследования лингвистического материала позволяют провести параллели между памятниками, созданными на западе / северо-западе, и летописными текстами иных регионов: выявлено определенное сходство грамматической нормы языка Хронографа Пахомия и Рукописи Филарета; отмечено наличие общих черт в построении летописного текста ЛБ и северных летописей при очевидном отличии характера его грамматической нормы.

III. Характеристика грамматической нормы языка Сибирских летописей 1«Нггорт Отиртш» С.У. Ремезова (РЛ) и Атвпни краткая Кунгурская (КЛ)].

Сибирь в XVII в. воспринималась как особая страна внутри Русского государства. Как результат осознания этой специфики и появляется официальное Сибирское летописание. Несмотря на ряд особенностей, присущих данным памятникам, их нельзя полностью отрывать от общерусского летописания, опыт и традиции которого полностью заимствованы авторами. С другой стороны, новые черты, не свойственные древним летописям, присущи Сибирским летописям в полной мере: они представляют собой не погодные записи событий, а, скорее, исторические повести, построенные на цельном сюжете - походе дружины Ермака

Мы исследовали венчающую официальный цикл летописей «Историю Сибирскую» С.У. Ремезова - выходца из казачьей семьи, писателя, историка, архитектора В пауке нет единого мнения о жанре этого произведения. Полагают49, что оно подводит своеобразный итог развитию в древнерусской литературе трех традиционных жанров: летописно-исторической и воинской повестей и жития; с другой точки зрения30, труд Ремезова не летописная повесть, а историческое сочинение, переходная ступень от летописного периода Сибирской историографии к ее научному этапу, начавшемуся в XVII в

Ремезовская летопись замечательна еще и тем, что в ее составе дошел до нас единственный сохранившийся список еще одного памятника Сибирского летописания

XVII в. - летописи Кунгурской, история которой выяснена не до конца. Предполагается, что возникшую в Прикамье летопись Ремезов приобрел в 1703 г. в Кунгуре и позже вставил в свой труд; нет и единого мнения о времени возникновения этого памятника: ею определяют в следующих хронологических рамках - от конца XVI в. до начала

XVIII в. Очевидно, что механически вставленная в текст РЛ Кунгурская летопись легко из нее вычленяется. РЛ имеет четкую структуру: композиционно она распадается на две части - основную, где идет летописный рассказ о взятии Сибири, и хронографическую, где проводится параллель между библейскими и историческими событиями и современной жизнью, что дает возможность автору изложить и свои собственные социально-политические взгляды. КЛ, написанная безыскусно и просто, дает связный литературный рассказ, в котором изложены не только факты, но имеется сюжетная связь между ними и ярко выраженная «народная оценка» событий.

Наше исследование этих памятников в аспекте грамматической нормы

обнаруживает следующие закономерности: авторы обоих текстов используют

грамматические средства, присущие книжно-славянской грамматической норме,

однако наряду с общими чертами, нами отмечены и существенные отличия в

49 ПЛДР. XVII в ЧII М, 1989 С.697.

50 Мирзоев В Г. Присвоение и освоение Сибири в исторической литературе XVII в М, 1960 С 164.

употреблении ряда форм и конструкций, а также в принципах оформления тождественных отношений.

У Ремезова в контекстах двойственности используются варианты дв. / мн.ч. с преобладанием последних. Вероятно, для него сам факт использования форм дв.ч. (пусть и нерегулярного) важен как стилистически маркированное средство. Это становится совершенно очевидным при сопоставлении в этом аспекте текстов РЛ и KJI. В Кунгурской летописи нет ни одной формы дв.ч.

Временные конструкции в РЛ в подавляющем большинстве случаев оформлены с помощью союза (гд*. Дважды использован в летописи в этом случае союз когдд в «хронографической» части. В КЛ такие конструкции оформляются автором только с помощью книжного союза егдд. Для передачи временного значения в обеих летописях может также использоваться книжный оборот ДС (особенно активно в РЛ), который, наряду с этим, зачастую выполняет функцию самостоятельного предложения. В КЛ автор использует ДС дважды. Однако в обоих случаях отмечена его «дефекность»»: в первом - от ДС остается только местоименная форма Д.п., являющаяся подлежащим в самостоятельном предложении (576). В другом - ДС выполняет функцию самостоятельного предложения в составе сложноподчиненного, причем между именем и причастием нарушено согласование в падеже (582). У Ремезова ДС используется в функции придаточного времени (559 и др.). Лингвистический материал показывает, что согласование между компонентами оборота и здесь может быть нарушено (561). Но в подавляющем большинстве случаев в этой летописи ДС является самостоятельным предложением и употребляется либо изолированно, либо в составе сложносочиненного предложения, части которого соединены союзом и (559,556 и др.).

Употребление конструкции «м + презенс», исконно имевшей книжный характер, для передачи условных отношений отмечен в наших памятниках лишь один раз - в КЛ. В остальных случаях в обоих памятниках она используется для выражения целевых и императивных отношений.

Обе летописи, исследованные нами, знают сложную систему форм прош. времени, в которой, при отсутствии связочных перфекта и плюсквамперфекта, широко используется форма на -Л.

В КЛ набор форм прош. времени представлен аористом, имперфектом и формой на -Л. Использование имперфекта является окказиональным, тогда как аорист и Л-форма свободно варьируются и представлены равным количеством форм (112 : 112 : 7). При этом она может выступать в качестве аналога всем формам прош. времени: для обозначения предпрошедшего действия и в перфектном значении в имперфектном (наряду с аористом) и аористном значениях. Однако в подавляющем большинстве случаев Л-формы конкурируют с формами аориста в обозначении завершенного действия в прошлом. КЛ - «летопись» весьма условная, это, скорее, историческая

повесть, в ней нет, как таковых, погодных записей - датируются лишь события, наиболее важные с точки зрения автора, - перед нами единое, весьма однородное по содержанию, историческое повествование. В силу этого установить принцип функциональной или сюжетной закрепленности форм времени в исследуемом тексте едва ли возможно. Однако можно отметить следующее: в начале повествования преобладают Л-формы. После массива ¿-форм несколько позже появляется аорист. В описании битв и других активных действий формы аориста и Л-овые формы могут соседствовать и выступать на равных, конкурируя друг с другом; в других случаях в таких контекстах может преобладать либо та, либо другая форма. В описаниях битв могут использоваться только аористные формы, которые, обозначая и завершенное, и длившееся действие, возможно, призваны подчеркнуть динамику боя. В этих случаях преобладание форм аориста, вероятно, следует понимать как определенный стилистический прием, цель которого - функциональное выделение определенного фрагмента текста. Однако в идентичном контексте в аналогичной функции могут использоваться только ¿-формы.

В сочинении Ремезова также представлены аорист, имперфект и Л-форма, которые могут использоваться в исконно присущих им значениях. Но случаи такого употребления единичны. В тексте явно преобладает аорист. Л-формы, выступающие и в данном произведении в ряде случаев в значении других форм прош. времени, несколько преобладают над имперфектом (140 : 60 : 45), но основным средством обозначения прошедшего действия является аорист. Если при комплексном анализе грамматической нормы РЛ мы установили особенности использования ряда конструкций и форм, прямо зависевших от того, в какой композиционной части произведения они употреблены, то при анализе нормы употребления форм прош. времени такой закономерности не выявлено. В летописной части используется очень корректно в плане значения аорист. Отмечены исключительно аористные формы и в частях, стилистически окрашенных (573, 574); в «хронографической» части форм прош времени вообще значительно меньше, там преобладают формы будущего времени и ирреальных наклонений. Более активное употребление в данной летописи старых аористных форм, а не новых форм на -Л, свойственных языку деловой письменности, объясняется тем, что РЛ создавалась все-таки по законам летописного жанра (несмотря на все новые черты, свойственные ей как летописи поздней), автор ее следовал определенной многовековой традиции, и жанровая специфика определенным образом обосновывает и специфику грамматической нормы ее языка. Тогда как КЛ в большей степени испытала влияние фольклорной традиции, языка делового и бытового общения, поэтому и новая временная форма ведет себя в ней более активно

Серьезной особенностью употребления претеритов в этот период является возможность допущения ошибок в формах числа и лица, и это одна из самых важных

черт языка, соответствующего особенностям сниженной цслав. нормы51. Нашим текстам эта особенность присуща в полной мере.

Исследование языка двух Сибирских летописей в аспекте грамматической нормы употребления форм прошедшего времени обнаруживает, что жанровые особенности памятников (ориентация одной из них на летописи официального характера, а другой - на фольклорные традиции) определяют количественное соотношение форм аориста / имперфекта /¿-формы и специфику функционирования глагольных форм.

В обеих летописях на правах личных глагольных форм могут употребляться действ, причастия (хотя они наряду с этим используются и в атрибутивной функции). В случае употребления в функции предикативной причастие" используется самостоятельно или выступает как однородный член в ряду с формами аориста и имперфекта. Особенно ярко картина сосуществования глагольных и причастных форм в функции предиката представлена в РЛ.

Проведенный анализ языка обеих летописей в аспекте грамматической нормы показывает, что оба произведения написаны на цслав. языке сниженной нормы, обнаруживающем влияние языка деловой письменности. Однако в РЛ представлен более «строгий» вариант этой нормы (об этом свидетельствует использование форм дв.ч., особенности употребления форм прош. времени, книжно-славянских союзных средств), тогда как в КЛ влияние языка деловой письменности более ощутимо (это активное использование Д-формы для передачи всех оттенков прошедшего действия, отсутствие форм дв.ч., «дефектность» оборота ДС и др.). Эта летопись создана на языке, обогащенном в большей степени восточнославянскими элементами, нежели язык Ремезовской летописи, и находящемся в силу этого ближе к периферии литературной нормы.

В целом же можно говорить о том, что определенная традиция в создании летописных текстов сохраняется в XVII и на периферии Российского государства, чем поддерживается авторитет церковнославянского языка как обработанного языка литературы.

IV. Характер языка памятников Нижегородского летописания XVII в.

Памятники нижегородского летописания, к которым относятся летописцы, излагающие историю Нижнего Новгорода, появляются с 50-х гг. XVII в. Летописи существовали в регионе наряду с хронографами, степенными книгами и иными литературными сочинениями, и возникновение их в XVII в. не было случайным. Нижний Новгород - древнейший русский город, имеет богатую историю: основанный в 1221 г. как крепость при слиянии Оки с Волгой, он стал к XIV в. не только столицей

51 Ремнева М Л. О системе претеритов в древнерусском языке // Вестник Моск. ун-та. Сер. 9. Филология. 1995 №5 С 41-42

" Преимущественно это причастие прош времени, хотя случаи использования прич наст времени также отмечены, причем как в церковнославянской, так и русской огласовке

Нижегородского великого княжества, но и значимым ремесленным, торговым и культурным центром. Летописание Нижнего Новгорода XVII в. представлено двумя самостоятельными памятниками - более ранним Летописцем о Нижнем Новгороде (ЛНН) и Нижегородским летописцем (НЖгЛ). Помимо этих основных текстов, были исследованы помещенный при издании ЛНН отдельно список памятника53 - его оригинальное вариантное окончание, характеризующееся особенностями грамматической нормы, отличающими его от основного текста (ЛНН-1), а также дополнительные известия за 1697-1764 гг. под заглавием Новый Нижегородский летописец (НЖгЛнов) [в сп. начала XIX в.]. Его, вероятно, следует рассматривать как самостоятельный памятник позднего местного летописания.

Наше исследование языка памятников нижегородского летописания XVII в. в аспекте грамматической нормы обнаруживает, что считающиеся основными текстами нижегородских летописей этого периода ЛНН и НЖгЛ, несмотря на ряд отличий, позволяющих историкам54 относить их к разным летописным памятникам, в языковом плане отличаются очень незначительно. Оба текста написаны на церковнославянском языке сниженной нормы. Они характеризуются наличием идентичных «наборов» грамматических средств и сходными принципами их использования (причем аналогичные особенности отмечены и при исследовании других памятников позднего летописания, в частности, северных летописей, летописцев XVII в., составленных в центре страны и др.). Лингвистический материал обоих текстов, которые условно делятся на две композиционные части, показывает, что в начальной части представлен более «строгий» вариант грамматической нормы, эволюционирующей к концу повествования в сторону большего «упрощения». Оно проявляется в вытеснении книжных форм аориста и имперфекта, активно ведущих себя в начальной части на фоне весьма «сдержанного» поведения формы на -И (способной уже в начальной части выступать в значении всех форм прош. времени). Общими в начальной части являются приемы использования форм простых претеритов как в исконно присущем им значении, так и в сюжетах, повествующих о драматичных событиях, где глагольные формы служат стилистическим средством эмоционального выделения этих фрагментов - приемом, придающим дополнительную образность и выразительность повествованию. В этой же функции может выступать и аорист. В продолжении же летописного повествования имперфект исчезает, а средством живописания действия служит аорист и, спорадически, форма на -И. По всему летописному тексту обоих памятников аорист и ¿-форма могут использоваться в качестве грамматических дублетов - форм прош. времени, причем принципы их сосуществования и способность сменять друг друга не поддаются систематизации; так же очевидно, что форма на -Л в завершающей летописи части может использоваться в качестве единственной

53 сп БАН, № 16 17 23

54 Шайдакова М_Я Летописец о Нижнем Новгороде // Исследования по источниковедению истории СССР ХШ-ХУПвв М, 1986

универсальной формы прош. времени даже в контекстах, созданных в традиции агиографического жанра. Для авторов обоих памятников не является актуальным использование форм дв.ч.: в представленных в летописях контекстах со значением двойственности они употребляют формы ед. и мн. числа. Не знают тексты ни книжных союзных средств (исключением является причинный союз понся«), ни иных книжных грамматических конструкций.

Однако, как показывает наше исследование иных текстов нижегородского летописания - особого списка-окончания ЛНН-1, дополнительных известий к НЖгЛ (НЖгЛнов) и Окдзднни о решении Пперкого яон«тыр, сохраняющего традиционную летописную форму изложения, грамматическая норма их языка характеризуется особенностями, значительно отличающими их в языковом плане от двух основных нижегородских летописей. В ЛНН-1 обнаруживаются иные, по сравнению с ЛНН, принципы использования временных форм. В НЖгЛнов, самом позднем по времени создания летописном памятнике региона, прослеживается очевидное влияние живого языка и языка деловой письменности, тогда как в Скдздннн-., значительно отличающемся от предшествующего текста, не только сохраняются принципы использования глагольных форм, характерные для ЛНН и НЖгЛ, но появляются и новые грамматические церковнославянизмы: такие, как ДС (единственный во всех текстах нижегородского летописания).

Развитие нижегородского летописания XVII в. говорит об усилении интереса русского общества к своему прошлому, к местной истории. Очевидна непрерывность нижегородской летописной традиции, не затухающей до конца XVII в. и ее общерусской основы. Языковые особенности текстов нижегородского летописания свидетельствуют о том, что летописцы региона при создании своих произведений следовали традиции не только в формальной организации летописного текста, но и в использовании языковых средств (в частности, грамматических). Выявленные особенности грамматической нормы памятников этого летописного центра XVII в. обнаруживают (наряду с определенной спецификой нормы использования грамматических форм) общие особенности, характерные для языка поздних летописных текстов в целом.

Таким образом, в отношении летописей, созданных в это время в крупных провинциальных летописных центрах, следует констатировать, что летописание каждого из них в языковом плане характеризуется особенностями, хотя существуют общие, универсальные "для всех летописей в целом тенденции в плане «поведения» грамматической нормы и бытования различных грамматических средств.

К этим «универсальным» чертам можно отнести развитие нормы от начала повествования к концу, заключающееся в значительном проникновении в завершающей части в язык произведения элементов живого языка и языка деловой письменности

(активное поведение формы на-Л, свидетельствующее об ослаблении позиций других временных форм) К числу общих следует отнести и принцип использования трафаретных форм и конструкций, закрепленных за контекстами определенного содержания (записи о рождении, кончине, женитьбе и др.). Большинство текстов знает сложную систему прошедшего времени. В целом использование системы прош. времен соответствует упрощенной церковнославянской грамматической норме, которая характеризуется активным проникновением ¿-формы и ее способностью наряду с аористом передавать все оттенки прош. действия и в пределах которой наблюдаются колебания. Летописные памятники, созданные в этот период, характеризуются и наличием общих принципов использования глагольных форм. Так, формы простых претеритов - имперфекта и аориста - употребляются как в исконно присущих им значениях, так и используются в контекстах, повествующих о драматичных событиях, с целью усиления выразительности описываемого действия (а аорист способен замещать имперфект в этой функции); аорист и ¿-формы могут выступать в функции грамматических дублетов в значении аориста в контекстах повествовательного характера, причем чередование их в пределах одного законченного в смысловом отношении фрагмента или неожиданная смена одной формы другой зачастую не поддается систематизации; они же могут передавать значение аориста, перфекта, имперфекта и даже плюсквамперфекта. Яркой чертой грамматической нормы поздних летописных текстов является активное использование форм наст, исторического времени, способных выступать в качестве однородных членов в одном ряду с аористом, имперфектом и ¿-формой. Причастные формы (и действ., и страд, причастия) способны формировать предикативный центр предложения. Наличие ошибок в использовании форм числа и лица глагольных форм (фиксируемое по текстам использование единственного числа вместо множественного и множественного вместо единственного; присутствие рядов синонимичных форм прош. времени во мн.ч. на -ли, -им, -ше, используемых недифференцированно) отмечается практически во всех летописях. Эти черты грамматической нормы летописных текстов исследуемого периода полностью соотносятся с грамматической нормой использования глаголов в текстах повествовательного жанра ХУЬХУИв55.

В заключении подводятся итоги проведенного исследования.

Значительный расцвет русского летописания, наблюдавшийся не только в начале XVII в., но и в его второй половине, был вызван вступлением России в период крупных социально-экономических, политических и культурных преобразований. Повышенный интерес к истории, отличающий все переломные моменты в развитии страны, в летописании XVII в. (а особенно его последней четверти) выразился в возрождении ряда старых и появлении новых летописных центров, массовой переписке и редактировании

55 Ремнева М Л Пути развития русского литературного языка Х1-ХУП вв М, 2003

исторических сочинений, создании невиданно большого для такого отрезка времени числа новых памятников, в обращении к летописанию представителей самых разных слоев общества: бояр, московских и городовых дворян, монахов и священников, приказных и посадских людей, стрельцов, казаков и даже крестьян.

Этот невиданный всплеск развития русского летописания совпал с периодом, чрезвычайно значимым для истории русского литературного языка: временем перерождения языка русской народности в язык русской нации, завершающий период существования церковнославянского языка в качестве литературного, с ситуацией замены механизма стабилизации нормы по образцам механизмом стабилизации ее путем кодекса [что повлекло за собой большие перемены в структуре литературного языка и социолингвистической ситуации в целом].

Пласт исследованных нами поздних летописных текстов подтверждает вывод, сделанный М.Л.Ремневой56, о роли традиции при составлении новых текстов в конце XVI - XVII вв.: несмотря на то, что этот период является временем появления первых восточнославянских грамматик церковнославянского языка, престижность которых считалась неоспоримой на протяжении многих лет, они оказались трудами, мало влияющими на книжную практику - грамматики были «на самом деле... трудами, фиксирующими представление автора о нормах церковнославянского языка... Как и в прошлом, главную роль играл образцовый текст и сила его императивности была высока. Однако «образцовыми» для всех жанров были уже тексты, в которых отражалась норма, формировавшаяся в XV и особенно ХУ1-ХУП вв.»57.

Поздние русские летописи, весьма разнообразные по содержательному наполнению, композиции и используемым языковым средствам, в целом являются памятниками, в которых реализована сниженная церковнославянская грамматическая норма, для которой характерно использование формы на -Л в качестве основного средства для передачи действия (состояния) прошлом. В их языке, так же, как и в других текстах ХУЬХУП вв., написанных на сниженном варианте нормы (памятниках повествовательного жанра, в частности)58, фрагменты старой системы претеритов «либо употребляются для «украшения» текстов, либо являются попыткой ввести известные по церковнославянским текстам» (Евангелию и Псалтыри) грамматические формы в систему употребляемых в литературном произведении. При этом каждый из авторов это делает по-своему. Разнообразие способов и принципов использования форм прош. времени авторами и поздних летописных текстов является яркой особенностью их языка. Носит характер устоявшегося штампа спорадическое использование (в том числе и не мотивированное контекстными условиями в летописях) использование форм двл. При передаче условных, целевых, временных, причинных и иных синтаксических отношений применяется сочетание церковнославянских и русских черт (лр - восточнославянские союзные средства; ддш, «А4+презенс» - когдо, кис, л км; ДС, я>4 - когм и под.).

56 Там же С 306

37 Там же

38 Там же

Очевидно, что язык памятников, в которых реализуется упрощенная грамматическая церковнославянская норма (в том числе и в поздних летописях), во всех своих новых чертах и проявлениях ориентируется на узус живого русского языка, на восточнославянские языковые нормы. «Становится ясно, что на протяжении XVII в. в этом корпусе текстов происходит «подмена» маркированных церковнославянских черт», являющихся его основой. Параллельно с этим в языке литературных произведений происходит укрепление позиций восточнославянских грамматических средств35. Все в целом - размывание четких границ между литературными жанрами (что наблюдается и в поздних летописях), появление профессиональных авторов, создающих произведения, не вписывающиеся в старую систему литературных жанров, специфические особенности языка памятников позднего русского летописания - создают условия для перерождения русского языка в единый новый литературный язык Российского государства

Основные положения диссертации отражены в следующих работах автора:

Монография:

Язык памятников позднего русского летописания: особенности грамматической нормы. Монография. М„ РПА МЮ РФ, 2006. 340 с. 21,3 п л.

Статьи, доклады, тезисы:

1. Из истории использования форм двойственного числа в книжно- славянской и деловой письменности ХП-ХУП вв. (в соавторстве с М.Л.Ремневой) [книжно-славянская письменность XV - XVI вв.] // Вестник Московского университета. Сер.9. Филология. 1991. N 1. С. 23-33.1 п.л.

2. К проблеме относительности языковых норм русских летописей // Вестник Московского университета. Сср.9. Филология. 1992. N 3. С.54-58.0,5 п.л.

3. Изучение летописных текстов в традиции Московской лингвистической школы: итоги и перспективы // Вестник Московского университета. Сер.9. Филология. №4.2006. С. 34-44. 0,5 пл.

4. Записки ИА.Желябужского - видного государственного деятеля и дипломата предпетровской эпохи // Вестник Российской правовой академии. №2/2005. С. 5-10. 0,5 пл.

5. «Двинской летописец» - памятник провинциального летописания XVII века (лингвистический аспект) //Известия вузов. Сев.-Кавк. регион. Общественные науки. Приложение. Филологические науки. № 6.2006. С. 81-96.1 п.л.

6. Из наблюдений над языком повестей XVI в. (особенности грамматической нормы) // Актуальные проблемы гуманитарных наук. Материалы 47 региональной научной конференции. Пятигорск, 1992.С. 27-30. 0,2 п.л.

7. Проблема формирования синтаксической связи в конструкции «ДВА+ имя существительное» в истории русского языка // Учебная лексикография и проблемы

55 Там же. С 308

словосочетания. Тезисы межвузовского совещания-семинара 29 сентября-1 октября 1993. Пятигорск, 1993. С.39-43. 0,3 п.л.

8. Функционирование глаголов в контекстах двойственности в эпоху «падения» категории двойственного числа // Вопросы романо-германской и русской филологии (типология, прагмалингвистика, грамматика, словообразование). Межвуз. сборник научных трудов. Пятигорск, 1993. С.167-174.0,6 п.л.

9. Об особенностях функционирования форм числа при двух существительных, соединенных союзом, в книжном языке ХУ-ХУ1 вв. (эпоха «падения» категории двойственного числа) // Вопросы теории и истории русского языка. Межвуз. сборник научных трудов. Пятигорск, 1993. С. 62-81.1,2 п.л.

10. К истории становления счетной конструкции «ДВА+имя существительное» в русском языке // Современные исследования в области языка и литературы. Сборник научных трудов. Пятигорск, 1994. С. 76-81.0,4 п.л.

11. Летопись как памятник книжно-славянской письменности // Современные исследования в области языка и литературы. Сборник научных трудов. Пятигорск, 1994. С.81-89. 0,5 п.л.

12. О языке «нетрадиционных» житий XVI в. (особенности грамматической нормы) // Вопросы русского языка и методика его преподавания. Межвуз. сборник научных трудов. Пятигорск, 1994. С. 35-49. 0,9 пл.

13.0 некоторых проблемах лингвистического изучения поздних русских летописей. (Постановка вопроса) // Молодая наука-1. Материалы научных исследований молодых ученых института. Пятигорск, 1994. С. 51-55. 0,3 п.л.

14. Место летописных текстов в учении В.В.Виноградова о литературном языке Древней Руси // Международная юбилейная сессия, посвященная 100-летию со дня рождения ак. В.В.Виноградова (МАПРЯЛ, ОЛЯ РАН, МГУ им. М.ВЛомоносова, ИРЯ им. А.С.Пушкина, ИРЯ РАН, ИМЛИ им. А.М.Горького РАН). Тезисы докладов. М., 1995.С. 15-16. 0,2 п.л.

15. К вопросу о грамматичесхой норме поздних русских летописных текстов (XVI-XVII вв.) // Лингвистика текста. Тезисы докладов Всероссийской научной конференции. Пятигорск, 1995. С.106-108. 0,2 п.л.

16. О специфике грамматических характеристик поздних русских летописных текстов (XVI-XVII вв.) // Проблемы гуманитарного образования: содержание и методы. Материалы научно-практической конференции. IV вып. (Русский язык и литература). Пятигорск, 1996. С.41-43. 0,2 пл.

17. Памятники позднего русского летописания в контексте языковой ситуации XVII в. // Вопросы романо-германской и русской филологии. Вып.П. Лингвистика текста. Межвуз. сборник научных трудов. Пятигорск, 1996. С.79-87.0,5 п.л.

18. Об использовании некоторых книжных форм и конструкций в Ремезовской летописи из Сибирского цикла (к характеристике языковой нормы поздних летописных

текстов) // Семантика языковых единиц. Доклады V Международной конференции. Т.2. М„ 1996. С. 159-161. 0,4 п.л.

19. Поздние летописи в великорусской языковой ситуации II половины XVI-XVII. вв. // Мир на Северном Кавказе через языки, образование, культуру. Тезисы I Международного конгресса 11-14 сентября 1996 г. Симпозиум 2. Языковая ситуация в современном мире: междисциплинарный анализ глобальной и региональной проблематики. Пятигорск, 1996. С.173-176.0,3 п.л.

20. К характеристике грамматической нормы провинциальных летописей XVII века (Сибирские летописи: Ремезовская и Краткая Кунгурская) // Вопросы славяно-русского языкознания. Вып.2. Ростов-на-Дону, 1996. С.52-70. 1,2 п.л

21. Поздние летописи в истории русского литературного языка (конец XVI - XVII вв.) // Valoda - 1996. Humanitaras fakultates. VI zinatniskie lasijumi. Daugavpils: «Saule», 1997, p. 140-147. [Шестые научные чтения гуманитарного факультета Даугавпилского педагогического университета. 30-31 января 1996 г.]. С. 140-147. 0,5 п.л.

22. О степени утверждения нормативных тенденций в русском церковнославянском языке на периферии Российского государства в XVII в. // Международная научная конференция памяти проф. А.О.Билецкого «Актуальные вопросы современной филологии» (3-4 октября 1996). Киев, 1996. С. 29.0,1 п.л.

23. Об общенациональных тенденциях и региональной специфике развития рсского литературного языка в XVII веке // Материалы научной конференции «Проблемы национального языка. Экология языка и речи». Тамбов, 23-25 мая 1996 г. Тамбов, 1997. С. 46-49. 0,2 п.л.

24. Об использовании глагольных форм в Сибирских летописях XVII в. // Новое в теории и практике преподавания русского языка и литературы. Межвуз сборник научных трудов. Ч.Н. Пятигорск, 1997. С.26-34 . 0,5 п.л.

25. Претериты в языке поздних русских летописей // Актуальные проблемы филологии в школе и вузе. Материалы 11 межвузовской научной конференции. Тверь , 11-12 апреля 1997 г. Тверь, 1997. С. 9-11. 0,2 п.л.

26. К истории двойственного числа в русском языке (в развитие идей А.М.Иорданского) // Грамматические категории и единицы. Материалы Международной конференции. Владимир, 1997. С. 102-105. 0,2 п.л.

27. Стилистически маркированные грамматические средства в языке русских летописей // Проблемы грамматической стилистики. Материалы Всероссийской научной конференции, посвященной 90-летию со дня рождения проф. М.К.Милых. Вып. 2. Ростов-на-Дону, 1997. С. 18-20.0,2 п.л.

28. Памятник русского летописания XVII века «Летописец выбором» из собрания НИОР РГБ (лингвистический аспект) // Международная конференция «Румянцевские чтения - 2003. Культура: от информации к знаниям». Тезисы и сообщения. M, 2003. С. 112-119. 0,6 п.л.

29. Памятники позднего русского летописания - источник для истории русского литературного языка конца XVI - XVII вв. // Русистика на пороге XXI века: проблемы и перспективы. Материалы международной научной конференции (Москва, 8-10 июня 2002 г.). М„ 2003. С. 324-329. 0,6 п.л.

30. Монастырские летописцы конца XVII в. - памятники позднего русского летописания // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. №3(21), сентябрь 2005. Тезисы участников III Международной конференции «Комплексный подход в изучении Древней Руси». С.52-54.0,2 п.л.

31. «Нетрадиционные» памятники позднего русского летописания // «Селищевские чтения». Материалы Международной научной конференции, посвященной 120-летию со дня рождения А. М. Селищева. 22-24 сентября 2005 года, Елец. Елец, 2005. С. 125-128. 0,4 п.л.

32. ЗОЛОТАРЕВСКИЙ ЛЕТОПИСЕЦ - памятник русского летописания XVII века (лингвистический аспект) // Вопросы языка и литературы в современных исследованиях. Материалы Всероссийской научно-практической конференции «Славянская культура: истоки, традиции, взаимодействие» VII Кирилло-Мефодиевских чтений. 4.1. М.Ярославль: Ремдер, 2006. С. 44-56.0,75 п.л.

33. Вопросы грамматической нормы провинциальных памятников позднего русского летописания (северные летописи XVII — XVIII вв.) // Экология культуры и языка: проблемы и перспективы. Сборник научных докладов и статей международной научной конференции. Архангельск: КИРА, 2006. С. 361-367.0,7 п.л.

Принято к исполнению 28/02/2007 Исполнено 01/03/2007

Заказ № 146 Тираж: 100 экз.

Типография, «11-й ФОРМАТ» ИНН 7726330900 115230, Москва, Варшавское ш.,,36 (495)975-78-56 www.autoreferat.ru

Текст диссертации на тему "Проблемы языковой нормы русских летописных текстов конца XVI-XVIII вв."

МОСКОВСКИЙ 1 ОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

имени М.В.Ломоносова

филологический факультет

на правах рукописи

КИЯНОВА Ольга Николаевна

Проблемы языковой нормы русских летописных текстов

конца XVI - XVIII вв.

Специальность 10.02.01 - русский язык

Диссертация на соискание ученой степени доктора филологических наук

Научный консультант: доктор филологических наук профессор М.Л.Ремнева

Москва 2007

Президиум ВАК Минобрнауки России (решение от » /___20о£г.

решил выдать диплом ДОКТОРА

наук

СОДЕРЖАНИЕ

Введение...........................................................4

Глава первая. Место летописных текстов в учении о литературном языке Древней Руси. Памятники позднего русского летописания в контексте языковой ситуации конца ХУ1-ХУП вв....................................9

Глава вторая. Вопросы языковой нормы русских летописных текстов конца ХУ1-ХУП вв., созданных в центре Российского государства....... 37

I. Памятники «официального» (патриаршего) летописания XVII в. 37

1.1. «Новый летописец» и памятники и его круга .....................38

1.2. Патриарший летописный свод 1680-х гг.....................................92

II. Характеристика грамматической нормы языка «летописцев» - памятников позднего летописания........................................97

2.1. «Летописцы» XVII в................................98

2.2. «Краткие летописцы» XVII в...............112

III. Новые типы летописей и литературные памятники XVII в., созданные в летописной традиции.......................145

3.1. Новые типы летописных текстов.........146

3.1.1 .Особенности языка монастырских летописцев XVII в......146

3.1.2. Характеристика грамматической нормы памятников дворянского летописания.................................................................158

3.2. На грани летописи и новых форм исторического повествования 164

Глава третья. Характеристика грамматической нормы языка провинциальных летописей конца XVI - начала XVIII вв........... 193

I. Особенности грамматической нормы летописных текстов Русского Севера...............................................................................195

1.1. Летописные памятники Великого Устюга ..............................196

1.2. Вологодские летописи..........................226

1.3. «Двинской летописец» - памятник провинциального летописания XVII в.................................................................................259

1.4. Характеристика грамматической нормы языка Соловецкого летописца ..................................................................................277

II. Особенности грамматической нормы летописных памятников, созданных на западе (северо-западе) России.......290

III. Характеристика грамматической нормы языка Сибирских летописей ..................................................................................315

IV. Характер языка памятников Нижегородского летописания XVII в. 332

Заключение..................................................361

Источники......................................................372

Литература....................................................376

Принятые сокращения.............................409

ВВЕДЕНИЕ

Диссертация посвящена анализу и описанию состояния ряда особенностей грамматической нормы языка памятников позднего русского летописания, созданных в конце XVI - начале XVIII вв., в сопоставлении с соответствующими явлениями грамматической нормы языка разножанровых книжно-славянских текстов и языка деловой письменности на одном синхронном срезе - в период становления русского литературного языка нового типа. В работе предпринята попытка создания целостного представления о языке (в аспекте грамматической нормы) поздних русских летописей, до недавнего времени, большей частью, неизвестных и не введенных по этой причине в научный оборот.

1. Среди памятников древнерусской письменности летописи занимают исключительное место. Играя важную роль в общественно-политической жизни страны, летопись являлась не только публицистическим и политическим произведением, но и значимым оригинальным литературным памятником. Летописание было открытой системой, с одной стороны, сохраняющей, использующей и развивающей традицию, с другой, - постоянно пополняющейся новым материалом и продолжающейся новыми, оригинальными летописными текстами. Важнейшее свойство летописания - его постоянное движение за временем, благодаря которому оно и могло осуществлять «связь времен», объединять события далекого прошлого с событиями исторического настоящего.

С художественной точки зрения летописи являются конгломератом различных жанров, поскольку уже древнейшее летописание с легкостью интегрировало различные источники, письменные и устные, повествовательные и документальные. Жития, повести, документы и другие виды повествования расширяли рассказ, использовавшийся при создании сводов летописей; удельный вес этих жанровых элементов был различным в разные периоды [203; 204; 183].

В силу своеобразия русские летописи представляют интерес не только с исторической и историографической, но и филологической точки зрения.

Филологическое исследование летописей имеет традицию и велось в двух аспектах: общефилологическом - летопись изучали как крупнейшее историко-филологическое явление, и в собственно лингвистическом: летописи представляют богатейший и единственный в своем роде лингвистический материал, и перед учеными стояла проблема классификации их языка, до сих пор остающаяся предметом дискуссий. В целом, несмотря на достаточно большую историю изучения данного типа памятников, ряд вопросов по-прежнему не имеет общепринятого решения. В работе предлагается решение дискуссионного вопроса классификации языка русских летописных текстов, определяется их место в учении о литературном языке средневековой Руси.

2. Исследование является многоплановым. Рассматриваются летописные памятники, созданные в конце XVI - начале XVIII вв. как в центре Российского государства, так и крупных провинциальных летописных центрах - в Сибири, Нижнем Новгороде, на Севере, в северо-западном регионе: выявляется специфика грамматической нормы летописных текстов, созданных в разных регионах, проводится сопоставительный анализ полученных результатов, в результате которого устанавливаются общие тенденции в развитии грамматической нормы языка летописей и ее региональная специфика.

Кроме этого, с целью выявления специфики их грамматической нормы исследуются тексты, принадлежащие к разным группам летописных памятников. С одной стороны, патриаршие летописные своды (Патриарший летописный свод 1680-х гг.), а также летописи, созданные по поручению патриархов или при их непосредственном участии: такие, как Новый летописец [и памятники его круга, в частности, так называемая Рукопись мт^м^х Филл^етл]); летописцы и летописцы краткие (в том числе интереснейший памятник XVII в. Летописец выкоро/и), созданные (или, с

точки зрения их составителей, составлявшиеся) в русле многовековой летописной традиции. С другой, - новые типы летописных памятников, появившиеся в XVII (и даже начале XVIII в.) - монастырские летописцы, памятники дворянского ле-

тописания (Летописец Ф.Ф. Волконского), а также тексты, созданные в летописной традиции и находящиеся на грани между летописями и новыми видами исторического повествования (Злписки И.А. Желябужского, Пджятнш здпнси московских подьячих Шантуровых, Зжи£тки земского дьячка Благовещенского погоста Аверкия

и др.). Памятники исследуются в сопоставлении с соответствующими явлениями грамматической нормы языка разножанровых книжно-славянских текстов и языка деловой письменности на одном синхронном срезе.

3. В предлагаемой работе ставятся и решаются на обширном лингвистическом материале следующие проблемы:

1) анализ и описание состояния ряда особенностей грамматической нормы языка памятников позднего русского летописания, созданных в конце XVI - начале XVIII вв.;

2) создание целостного представления о языке (в аспекте грамматической нормы) поздних летописных текстов, характеризующихся малоизученностью;

3) установление языковых особенностей летописных текстов, созданных в разных центрах летописания в конце XVI - начале XVIII вв., а также принадлежащих к разным группам летописных памятников;

4) сопоставление результатов, полученных в результате анализа грамматической нормы языка летописных текстов, принадлежащих к разным группам и созданных в различных регионах России;

5) выявление специфических, а также типологически универсальных грамматических средств, используемых, с одной стороны, в летописях и книжных текстах других жанров, и, с другой, - в летописях и деловом языке, и установление принципов их использования в различных по стилистической принадлежности и хронологической отнесенности1 частях летописного текста;

6) решение дискуссионного вопроса классификации языка русских летописных текстов, определяется их место в учении о литературном языке средневековой Руси.

1 Мы имеем в виду время создания или копирования летописного фрагмента.

Данная работа является первым исследованием такого рода.

4. Предметом исследования стали тексты летописных памятников, в том числе малоизвестные, находящиеся в рукописных собраниях и остающиеся по сей день неизданными (изученные по рукописям, а также - по научным изданиям оригинальных рукописных текстов).

5. Методика исследования. Анализ текстов летописей с целью установления грамматической нормы их языка осуществляется по набору признаков (факт наличия/отсутствия которых при оформлении соответствующих грамматических значений является средством характеристики памятников противопоставленных письменных культур). При анализе языка текстов позднего русского летописания мы останавливаемся на системе форм прош.времени, устанавливаем принципы оформления числовыми образованиями контекстов со значением двойственности, определяем корпус синтаксических средств, участвующих в выражении императивных значений и оформлении временных, целевых, условных и причинных конструкций. Анализ грамматической нормы по набору признаков осуществляется на основе сплошной выборки материала из текстов значительного числа памятников позднего русского летописания. В процессе исследования и описания лингвистического материала используется сопоставительный анализ языка летописей, созданных на одной территории; языка летописей, созданных в разных летописных центрах; языка летописей, следующих традиции в подаче летописного материала и новых типов летописных текстов, а также произведений, находящихся в жанровом отношении на грани летописи и новых форм исторического повествования. Методом исследования являются основные приемы синхронного описания - аналитическое наблюдение, лингвистическое осмысление, обобщение, сопоставление.

6. Принципы подачи лингвистического материала. При передаче текстов, исследованных по рукописям, осуществляется деление на слова, титла раскрываются, выносные буквы вносятся в строку, буквенные обозначения чисел заменяются цифрами; заглавные буквы и знаки препинания, не представленные в рукописи, не употребляются [за исключением многоточия в случае сознательно-

го пропуска автором диссертации части цитируемого текста]; в скобках указывается лист рукописи. При передаче текста, изученного по научным изданиям, текст передается в том виде, в котором он напечатан. В скобках указывается лист рукописи (если он представлен в издании) и страница издания.

ГЛАВА ПЕРВАЯ. Место летописных текстов в учении о литературном языке Древней Руси. Памятники позднего русского летописания в контексте языковой ситуации конца ХУ1-ХУП вв.

Часть I. Место летописных текстов в учении о литературном языке Древней Руси.

1.1. Летопись как явление русской жизни Х1-ХУП вв. и как литературный памятник.

Русские летописи - крупный памятник и огромное явление не только русской средневековой, но и мировой культуры. Являясь одним из основных источников по истории страны с древнейших времен до XVII в. включительно, «они принадлежат к числу самых важных памятников нашей древней словесности, как по своей многочисленности, так и внутреннему достоинству» [371].

Почти все летописи - большие своды, охватывающие историю Русской земли от ее начала до времени создания памятника. Русские летописи не хроники, а анналы, в которых изложение также строилось по годам, авторство было коллективным и, по большей части, анонимным. Но жанр анналов уже в позднем средневековье стал на западе редкостью (их вытеснили хроники). К тому же ни анналы, ни хроники в Европе никогда не имели такого широкого и общенационального значения и таких объемов, как летописи на Руси.

Летопись была одним из важнейших явлений русской жизни Х1-ХУП вв. Ее судьба была непосредственно связана с судьбой страны, государства и народа. «В ряду литературных памятников летопись служит наиболее полным и верным выражением образности и быта наших предков. Возникнув из требований действительности, она шла рука об руку с жизнью народа, изменяла и место, и вид, и дух свой с изменением места и характера народной деятельности. Не случайно произошло появление летописи как памятника литературного: так же естественно было и ее прекращение». Все значительные события из жизни народа, проблемы внутреннего управления и внешних сношений вносились в лето-

пись; к ней обращались в случае несогласия князей и городов между собой, для решения возникнувших тяжб или приобретения отыскиваемых прав [371 : 1-3].

Летописные памятники создавались в политических и публицистических целях - в них скрещивались все основные идейные течения Руси, текст летописи всегда оказывался в центре страстных политических споров и подвергался разным толкованиям.

Историки, занимавшиеся исследованием летописей, отмечают, что сопоставление параллельных летописных сводов обнаруживает их яркую тенденциозность, глубокую и несомненную сознательную переработку более поздними летописцами своих источников [203 : 45], поскольку летопись была рассчитана прежде всего на современников, а не на потомков, и в ряде случаев летописные своды прямо использовались как документ в политической борьбе.

Изучение текста летописи характеризуется своеобразием в силу того, что летописи составлялись не так, как другие литературные и исторические произведения Древней Руси. Они велики по объему, развивались одна из другой, непосредственно путем переработок и составления сводов предшествующего материала.

Летописи были самыми обширными и разветвленными памятниками светского характера среди церковной, по преимуществу, письменности Древней Руси. Известно, что литература Руси донационального периода характеризовалась тем, что ей была присуща «строгая, замкнутая и достаточно «агрессивная» система жанров [193 : 75]: жанры древнерусской письменности были не равноправны и не однородны, а составляли своеобразную иерархическую систему [193 : 59; 182 : 14; 363 : 167— 170]. Наряду с иерархией системе жанров были присущи также и сложные отношения взаимопроникновения (например, жанр княжеского жития, тесно связанный с воинскими повестями, летописными сказаниями, преданиями; летопись, включавшая в себя и нелетописные по происхождению произведения [193 : 59; 182 : 14]). В сфере церковных жанров, унаследованных вместе с христианством из Византии и отличавшихся наибольшей престижностью, существовали строгие каноны, закрепленные традицией и уставом. В летописных же рассказах нередко нарушались эти-

кетные нормы, особенно характерные для агиографии и церковно-учительного жанра. Примечательно, что именно в летописании возникали прообразы литературных жанров, получившие затем самостоятельное развитие, - сюжетное повествования на фольклорной основе, историческая повесть и даже бытовая сатира XVII в. [203 : 4348].

Вместе с тем летописный текст создавался в русле определенной традиции. Летописи не имеют индивидуальных авторов и чрезвычайно редко включают в свой состав замечания от первого лица. Летописец был вынужден обращаться к уже существовавшим до него источникам - летописям разных княжеств, нелетописным по происхождению житиям, повестям, публицистическим памятникам и документам, поскольку не мог излагать все события по собственным впечатлениям и наблюдениям: летописи стремились начать изложение «с самого начала» (от сотворения мира», от образования того или иного государства и т.д.) [140 : 54-55; 203].

Единицей изложения в летописном тексте служат погодные статьи, включающие в себя краткие известия и обширные рассказы о наиболее важных событиях [202 : 76]. В ХП-ХУ1 вв. такие записи постоянно велись в центрах летописания (при дворах князей и епископов) и являлись основой, на которой строился более развитый летописный рассказ. Однако погодная запись не была древнейшей формой летописного повествования и не сразу стала основой летописания. Вплоть до 60-х гг. XV в. на Руси не было своевременной систематической записи исторических событий, и летопись была повествованием (или группой сказаний) о наиболее значимых событиях прошлого без сплошной хронологической сетки.

При изучении летописей следует учитыва�