автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.22
диссертация на тему: Пространственно-указательные наречия в бурятском языке

Полный текст автореферата диссертации по теме "Пространственно-указательные наречия в бурятском языке"

На правах рукописи

ПРОТАСОВА Балма Базаржаповна

ПРОСТРАНСТВЕННО-УКАЗАТЕЛЬНЫЕ НАРЕЧИЯ В БУРЯТСКОМ ЯЗЫКЕ (семантический аспект)

Специальность 10.02.22 - языки народов зарубежных стран Европы, Азии, Африки, аборигенов Америки и Австралии (монгольские языки)

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Улан-Удэ 2006

Работа выполнена на кафедре бурятского языка Национально-гуманитарного инсппуга Бурятского государственного университета.

Научный руководитель доктор филологических наук, профессор

Дамбуева Полина Петровна

Официальные оппоненты доктор филологических наук, профессор

Шулунова Людмила Владимировна

кандидат филологических наук Бадмаева Любовь Дашинимаевна

Ведущая организация Восточно-Сибирская государственная

академия культуры и искусств

Защита диссертации состоится «/?» // 2006 г. в В 'часов на заседании диссертационного совета Д 003. 027. 02 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора наук в Институте монголоведения, буддологии и тибетологии СО РАИ по адресу: 670047, Республика Бурятия, г. Улан-Удэ, ул. Сахьяновой, 6.

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Бурятского научного центра СО РАН по адресу: 670047, Республика Бурятия, г. Улан-Удэ, ул. Сахьяновой, 6.

Автореферат разослан « О^илА^У^ 2006 г.

Ученый секретарь диссертационного совета

Цыбикова Б-Х. Б.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Реферируемая диссертация посвящена исследованию семантических особенностей пространственно-указательных наречий в бурятском языке.

Объектом исследования являются пространственно-указательные наречия (далее п,-у. наречия) местоименного характера: эндэ/тэндэ («здесь/там»), энээгуур/тэрээгуур («по этому/тому месту, здесь/там»), паана/саана («на этой/той стороне, ближе/дальше»), наагуур/саагуур («по этой/той стороне, поближе/подальше»), иишэ/ттаиэ («сюда/туда»), нааша/сааша («сюда/туда, ближе/дальше»).

Актуальность предпринятого исследования обусловлена общей антропоцентрической направленностью современной лингвистики и возросшим интересом лингвистов к проблемам дейксиса. В функционировании указательных слов обнаруживается тот «антропоцентризм», о котором не раз шла речь в различных философских и лингвистических построениях. Дейксис (от греч. deiktîk - указание) играет существенную роль в когнитивной системе и в языке. Актуальность работы определяется, кроме того, тем, что она посвящена проблеме пространственного моделирования с помощью языковых средств и прежде всего с помощью указательных наречий места и направлена на рассмотрение проблемы многозначности в языке, что способствует изучению языковых средств в их реальном функционировании в конкретных предложениях-высказываниях, осуществляемых реальными носителями языка.

Предметом диссертационного исследования стали процесс и способы представления пространственной сферы указательными наречиями места.

В последние десятилетия дейктические (указательные) слова — один из центральных объектов исследования в лингвистике и типологии. Наш интерес к проблеме п.-у. наречий был продиктован тем, что в бурятоведении ещё не отмечено практики комплексного изучения их семантики. Они лишь изредка попадали в сферу внимания бурятских лингвистов, описывавших грамматический строй бурятского языка в известных грамматиках. Данные слова рассматривались в составе наречий места [Кастрен, 1857; Орлов, 1888; Поппе, 193S; Санжеев, 1941; Амоголонов, 1958; Алексеев, 1962], также их

включают в состав местоименных слов [Санжеев, 1941; Дугар-Жабон, 1958; Аюуш, 1998].

В лингвистической литературе имеются противоречивые утверждения о семантике местоименных слов. С одной стороны, утверждается отсутствие значения у указательных слов. В монгольских грамматиках их называют «сул уг» («пустые слова»), С другой стороны, считается, что значение у указательных слов есть, но ограничено во времени и крайне субъективно, поскольку обусловлено индивидуальным значением в единовременном акте речи [Бенвенист 2002: 286-287]. Изучение данных слов в их реальном функционировании выявляет их многозначность и многофункциональность, они оказываются достаточно нагруженными в смысловом отношении. Мы предполагаем, что комплексное рассмотрение данных единиц во всех их употреблениях и функциях позволит дать более глубокое представление об их семантике и найти всем значениям, передаваемым ими, своё объяснение, т.е. выявить их взаимосвязь.

Основной у елью исследования является комплексный анализ значения п.-у, наречий как одного из средств выражения категории пространства в современном бурятском языке. Выявление и анализ значений п.-у. наречий проводится в русле семантических исследований, ориентированных на компонентный анализ с учетом концептуального аспекта функционирования языковых средств.

Для достижения цели необходимо решение следующих задач:

- выделение группы лексических единиц с пространственно-указательным значением в бурятском языке;

- уточнение категориального статуса указательных наречий места;

- выявление и описание возможных значений и контекстуальных смыслов, актуализуемых парным сочетанием эндэ тэмдэ, а также их изолированным употреблением, и соотносимыми с ними наречиями энээгуур/тэрээгуур в различных случаях их употребления;

- установление конкретного характера многозначности указательных наречий места наана/саана, наагуур/саагуур\

- выделение типичных референциальных пространств, в пределах которых мыслятся указательные наречия места эндэ я тэмдэ;

- выявление корреляции между исходным пространственным значением и семантическими сферами переосмысления;

- рассмотрение особенностей концептуализации конечной и начальной точки перемещения, представляемых указательными наречиями места эндэ/тэпдэ, эндэИээ/тэндэкээ, гшшэ(э)/т иишэ (э),

нааша(а)/сааша(а) в контексте глаголов перемещения, а также выявление сфер переосмысления в динамическом способе представления пространственной сферы.

Научная новизна работы состоит в том, что впервые в бурятове-дении исследуются семантические особенности п.-у. наречий с учетом достижений в сфере изучения дейксиса и значения слова в современной лингвистике. Научную новизну работы можно связать и с тем, что в ней решаются проблемы многозначности в сфере не-полнозначной лексики и предлагается сочетание взаимодополняющих приемов исследования в области локативных единиц, впервые выявляются особенности переосмысления пространственных концептов в не пространственные в бурятской языковой картине мира.

Целевые установки и задачи исследования определили использование таких специальных методов, как метод семантического поля, анализ словарных дефиниций, компонентный анализ с элементами концептуального анализа, лингвокультурологический анализ, трансформационный метод, контекстуально-ситуативный метод, интерпретативный метод, опрос носителей языка. Перечисленные методы сочетаются с общими методами научного познания: наблюдением, сравнением, анализом и синтезом. -

На защиту выносятся следующие основные положения'.

1. В лексико-семантической системе наречий места бурятского языка выделяется группа п.-у. наречий; составляющих указательное поле пространства бурятского языка. Указательное поле пространства имеет моноцентрический характер и состоит из двух микрополей, дифференцируемых признаками «местонахождение» и «перемещение».

2. П.-у. наречия выполняют функцию сир константа, предрасположенного к образованию смыслов на уровне языковой системы.

3. Каждая лексическая единица указательного поля пространства характеризуется своими семантическими особенностями в способе выражения категории пространства. Выделенные семантические особенности парных сочетаний эндэ тэндэ, энээгур тэрээгур связаны с реализацией смыслов представленности/непредставленности, определенности/неопределенности, всеохватности, дискретности, хаотичности, последовательности на уровне предложения-высказывания.

4. Наречия наана/саапа, наагуур/саагуур в пространственном значении двузначны, их переосмысление фиксируется как ментальная и нравственно-этическая сферы.

5. Реферепциальные значения указательных наречий эндэ/тэндэ заданы в пределах физического, временного, ситуационного, текстового, речевого пространства и фиксируются в скрытом виде, вытекающем из контекста как область непосредственного восприятия человека (местность, город, деревня, дом, институты, социальные группы, тело человека, моменты, события).

6. Переосмысление пространственных отношений в непространственные подчинено определенной закономерности и осуществляется в направленности от одной семантической сферы к другой по пространственной схеме.

7. В динамическом аспекте в семантической структуре глаголов, сочетающихся с указательными наречиями, совмещаются семантические компоненты, задающие различные типы концептуализации участков пространства, репрезентируемых указательными наречиями. Пространство представляется открытым/закрытым, началом, концом и пределом пути, ориентиром для приближения и удаления, пространством по эту/ту сторону.

Теоретическая значимость работы заключается в развитии положений о семантическом своеобразии указательных слов, о сложно устроенном означаемом местоименного слова. Возможно, что результаты исследования могут стать материалом для системного изучения особенностей функционирования других локативных наречий (и послелогов) в бурятском языке.

Практическая змачимость работы состоит в том, что результаты анализа могут быть привлечены в лексикографической практике, в научно-исследовательской работе студентов, аспирантов, в курсе практической грамматики бурятского языка. В преподавании сведения о подобных единицах целесообразно подавать как о многозначных единицах.

Материалом исследования послужили данные бурятских грамматик и лексикографических источников, а также 5000 высказываний, отобранных методом сплошной выборки из художественных произведений бурятских писателей.

Амробтр^я работы. По результатам проведенного исследования представлены доклады и сообщения на научно-практических конференциях БГУ, на двух международных научно-практических

конференциях. Основные положения диссертации отражены в четырех публикациях.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка литературы и списка использованных источников.

Во введении определяются объект анализа, цель и задачи, указываются научная новизна, теоретическая и практическая значимость,

В первой главе «Общие предпосылки изучения пространственно-указательных наречий» раскрываются теоретические предпосылки исследования, рассматриваются лексико-семантические особенности указательных слов, рассмотрен вопрос изученности наречий места, в бурятском языкознании, определен категориальный статус наречий места. На основании данных словарей и бурятских грамматик выделены лексические единицы с пространственно-указательным значением, а также формируемое ими указательное поле пространства в бурятском языке.

Во второй главе «Семантические и референциальные свойства пространственно-указательных наречий. Статический способ представления пространственной сферы» рассматриваются семантические особенности указательных наречий места, выделяются типы референциальных пространств, соотносимых с п.-у. наречиями.

В третьей главе «Динамический способ представления пространственной сферы указательными наречиями места» рассматриваются концептуальные особенности пространства, представляемого указательными наречиями места в ситуации перемещения, проводится семантическая интерпретация глаголов, сочетающихся с указательными наречиями места. Описание способов перемещения из начальной точки в конечную связано с концептами начала и конца.

В заключении подводятся итоги проведенного исследования и намечаются дальнейшие перспективы разработки данной темы.

СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Глава 1. («Общие предпосылки изучения пространственно-указательных наречий»). Пространство - основная форма бытия, которая воспринимается и дифференцируется человеком. Для выражения собственно пространственных отношений язык обладает специализированными средствами на разных уровнях языка, одним из этих средств являются наречия места.

Все наречия места носят дейктический характер. Дейктические слова - это слова-указания, они не значат, а указывают на значимое. Их значение определяется значением ситуации. Классическими дейктическими словами являются: вон/вот, здесь/там, сейчас/тогда, я/ты и их многочисленные производные. Соответственно этим словам различают пространственный, временной и персональный дейксис.

Рассмотрению указательных слов здесь/там («эндэ/тэйдэ»), особенностям их значения и функционирования, зависимости их толкований от наивной модели мира посвящена обширная литература [Weissenborn, Klein 1982; Ковтунова 1986; Апресян 1995; Кравченко 1996; Копусь 2002]. Эти слова в предложении и тексте демонстрируют более широкий набор значений сравнительно с теми, которые даны в толковых словарях [БРС 1973; СРЯ 1984; Le Petit Robert 1992]. Указательные наречия эндэ/тэмдэ являются языковой универсалией. Во многих языках находятся их прямые эквиваленты: здесь/там в русском языке, here/there в английском языке, ici/là во французском языке и т.д. В бурятском языке п.-у. наречия более разнообразны. Выделение лексических единиц (JIE) производилось на основании данных бурятских грамматик и применения метода словарных дефиниций с использованием данных Бурятско-русского словаря (БРС 1973). Дефиниционный анализ выделенных ЛЕ показал, что в их семантике представлено указание на положение объекта относительно дейктического центра (говорящего) и различают они лишь два значения - «близко» и «далеко» на системном уровне: эндэ ~ место, близкое к говорящему, тэндэ - место, удаленное от говорящего. В бурятском языке понятийная категория близости/дальности репрезентируется также оппозициями энээгур/тэрээгур («по этому/тому месту, здесь/там»), наана/саапа («на этой/той стороне, ближе/дальше»), шагуур/саагуур («по этой/той стороне, поближе/подальше»). Данные БРС указывают на связь всех наречий с демонстративами этот/тот («энэ/тэрэ»). Местоимение этот указывает на кого/что-либо, находящееся в непосредственной близости от говорящего, тот - на кого/что-либо отдаленное от говорящего. Этим словам, по нашему мнению, могут быть даны только эгоцентрические определения. Так, наана указывает на место, близкое к говорящему, саапа - место, отдаленное от говорящего, наагуур — место, близкое к говорящему, по которому может/могут перемещаться ориентируемый(е) им объекты);

саагуур — противоположно наагуур.

Объективное значение п.-у. наречий обусловлено репрезентацией постоянной, объективной, понятийной категории пространства. В языке понятийные категории реализуются в виде семантических категорий, представляющих собой «универсальные надъязыковые константы смысла, получающие системно-языковую и речевую интерпретацию в разных языках» [Бондарко 1998: 22]. Семантическая категория локативности охватывает разноуровневые средства данного языка, взаимодействующие при выражении пространственных отношений [ТФГ 1996: 5]. В языковой системе бурятского языка п.-у. наречия закреплены в функционировании грамматической категории обстоятельства места или сирконстанта. Сирконстанты выражают обстоятельства, в которых разворачивается действие. И.М. Кобозева установила, что сирконстанты типичны для смысла как изменчивого, варьирующегося содержания знака и не характерны для значения как стабильного, общепринятого содержания знака [Кобозева 2000: 359].

Все исследуемые наречия осуществляют в речи и тексте пространственную локализацию, выступая в пространственно-указательной функции, а всякая группировка слов, отобранная по определенному принципу, образует лексико-семантическое поле, в данном исследовании эти слова формируют указательное поле пространства (УПП) бурятского языка.

Основной оппозицией в пространственных отношениях, рассматриваемых в общем плане, является оппозиция местонахождения (статика) и перемещения (динамика) [Аракин 1981: 3; Гак 1996: " 8). В указательных наречиях места находят языковое выражение обе модели пространственной координации: статическая и динамическая.

Местонахождение предмета представляет собой статический процесс пространственных отношений. Сема статичности предполагает неизменное по отношению к локусу расположение предмета, что находит наиболее яркое выражение в отношениях местонахождения, причем данные отношения отнюдь не означают неподвижность предмета, а охватывают также случаи движения, перемещения предмета в пределах пространства, названного именной группой или наречием места. Указательные наречия, реализующие отношения местонахождения, идентифицируются местоимением хаа-на («где»): эндэ/тэндэ, энээгур/тэрээгур, наана/саана,

наагуур/саагуур. Отношения перемещения реализуются наречиями эндэ/тэндэ, эндэ/гээ/тэндэЬээ, иишэ/тиишэ, нааша/сааша, идентифицируемые исходными местоимениями хайшаа, хаанаИаа («куда, откуда»), формирующими высший уровень абстракции категории пространства [Шведова 1998]. Общим значением перечисленных ЛЕ является сема «локализации предмета или события в определенном фрагменте пространства»

Глава 2. («Семантические и референциальные свойства пространственно-указательных наречий. Статический способ представления пространственной сферы«). Поскольку наречия эндэ/тэндэ рассматриваются в качестве! основного средства пространственного дейксиса, особенно широко изучались именно эти бинарные оппозиции. Кроме семы близости/дальности, различия в паре указательных слов представляются лингвистам в оппозиции элементарных смыслов представленности/непредставленности фигуры говорящего в месте, совпадающем с местом текущего момента речи. Примером противопоставления этих слов по смыслу может быть следующее предложение-высказывание: Тэндэ муу байдалтай юм гу, юундэ эн~ дэ ерээ юм? [Цыдеидамбаев 1, 126]. Разве там плохо жить, зачем же сюда приехал? Семантика местоименных указателей определяется в качестве контекстуально обусловленной. Для конкретизации значения эндэ и тэндэ нужен контекст. Данный вопрос задан маленьким мальчиком своему отцу, от которого он узнал, что их новый сосед приехал из России. Тэндэ указывает на очень далекое пространство от говорящего и имеет значение «в России», эндэ — деревня, где живут мальчик и его родители.

Пространственные значения наречий эндэ/тэндэ рассматриваются в контексте парного употребления сочетания эндэ тэндэ и их изолированных употреблений в общем контексте.

Проведенный анализ парного сочетания эндэ тэндэ показывает, что оно не указывает на близость/дальность в пространстве, как в приведенном примере. В рамках признака «локализация объекта в пространстве») оппозиция «близость/дальность)» нейтрализуется. Общий контекст эндэ тэндэ способствует реализации смыслов, которые имеют внеязыковой характер [Копусь 2002: 30; Новиков 2002: 8], таких как представленность, определенность, неопределенность, дифференциация,, всеохватность, хаотичность, сходство: ХашарИан му/гэнИэо эхилээд, шара, ногоон саарЪан муегэууд эндэ тэндэ сасагдашаЬап, набшаЬад шэнги, ногоон дороИоо, шулуунууд

dopohoo шэгшэгуудээрээ бултайна [Галанов, 336], Тут и там рассыпаны не только мелкие деньги, но и желтые, зеленые бумажные деньги, как листья, торчат из-под травы и камней их копчики. Структура пространственного понятия образует представление о всеохватности и состоит из дискретных, обобщенно представляемых множественных фрагментов. В контексте эндэ тэндэ обнаруживается представление о существовании общего признака, на основании которого устанавливается отношение сходства между дискретными частями. Таким общим признаком является однородность локализуемых объектов — деньги. Дифференцированные места находятся в пределах общей для них пространственной сферы — обоо (сакральное место). Контекст эндэ тэндэ образует определенную структуру пространственного понятия, особенностью которого является хаотичность, беспорядочность, разбросанность множества локализаций. Контекст эндэ тэндэ можно интерпретировать «в разных местах», т.е. всюду в пределах целого пространства обоо.

Локализуемыми объектами в контексте парного эндэ тэндэ выступают объекты неживой природы (дома, огни, деньги, бутылки, ягоды, пятна, и т.д.), живые существа (люди, скот, птицы), другие сущности (места) одного рода (эндэ тэндэ шэмхэлжэл Ьууна). Объект локализации не может быть единичной сущностью, когда речь идет об одновременной локализации в разных местах. По данным языкового материала, на 182 случая парного употребления эндэ тэндэ только 6 реализуют локализацию единичного объекта.

Единичный объект в эндэ тэндэ возможен, если выражается последовательная повторяемость однотипного действия, например: Тиигээд шулуунИаа торон, эндэ тэндэ хал тиран доогио нэгэ хэды соо ябаба [Ангархаев, 17]. Затем, (он) спотыкаясь о камни, скользя тут и там, немного прошел вниз.

Таким образом, парное сочетание эндэ тэндэ в речи и тексте не указывает на фактическую близость или представляемую дальность.

Традиционное определение обстоятельства места как члена, зависящего от глагола, приводит к целесообразности изучения данных наречий в сочетаемости с глаголами. Глагольными актантами парного эндэ тэндэ являются разные глаголы: 1) местонахождения, пребывания; 2) экзистенциальные глаголы; 3) появления и исчезновения; 4) размещения; 5) перемещения; 6) говорения; 7) действия; 8) зрительного и слухового восприятия; 8) цветоощущения и рад глаголов других семантических групп.

Непарное употребление эндэ и тэндэ в общем контексте задает идею размещения одного объекта в пределах ограниченной части пространства, что может интерпретироваться как реализация идеи соотношения части и целого как одного пространства в другом. Типичным понятием, репрезентируемым в целостности, является понятие населенного пункта, его часть представляется как какое-либо хозяйственное учреждение: Могзон дээрэ худэлдэгби. Тэндэ тушаажа абаха оромгуй ехэ гурэнэй пункт бии гээшэ. Хаа хаанаЪаа, маната нютагайхгт эндэ уялгата убИэ туишачгаяа оруулдаг [Дон-докова, 151], Я работаю в Могзоне. Там есть огромный пункт приема сена. Отовсюду также и наши земляки сюда (здесь) в обя~ зательном порядке сено сдают. Выбор обозначения целого понятия наречием тэндэ обусловлен тем, что говорящий на момент высказывания не находится в пространстве городка. Если же говорящий находится в населенном пункте, то он обозначается наречием эндэ, а его часть - тэндэ; Эпдээ ишбар эдлэл бунэхэ промартелиин тог-тоходо, та тэндэ орожо бригадир бологты [Цыдендамбаев 2, 27], Когда здесь появится гончарная промартель, вы там будете бригадиром. Таким образом, смыслы представленности/непредставленности фигуры говорящего в пространстве предопределяют обозначение тем или иным наречием целого понятия.

В силу антонимичности значения наречия эндэ и тэндэ выявляют способность к реализации категории противоположности. Противоположность предстает в языке в виде противопоставлений, закрепленных в терминах оппозиции (эндэ/тэндэ), контраста. Контраст — это отчетливо, остро обозначившаяся противоположность между кем-либо или чем-либо. Противоположность можно установить в результате сравнительной характеристики объектов, выявив, с одной стороны, их сходство, т.е. наличие у пары объектов хотя бы одного общего признака, а с другой - различие - признаки, присутствующие у одних объектов и отсутствующие у других [Тарасова 1995: 96). А.Н Тарасова выделяет различительный контраст на основе полярных признаков (близко/далеко), нормативный контраст, понимаемый как противоречие между пресуппозицией ожидания типичного, нормативного развития положения вещей и действительностью, селективный контраст, или исключающий. Фактический материал иллюстрирует, что наречия эндэ и тэндэ в общем контексте реализуют все виды контраста. В следующем примере эндэ и ягэндэ реализуют отношение различительного контраста:

- Тапай тэндэИара гарадаг гу? - гэжэ асууба,

- Eáhcui танай эндэ гарадаг hapa, эиэл Наратнай гарадаг лэ даа [Батожабай 2, 708]. — Там у вас восходит луна? — спросил он. — Эта о/се луна восходит, которая здесь у вас появляется. Универсальные пространственные понятия представлены обобщенно и дифференцированно, они противопоставляются в смысле представленности/непредставленности фигур говорящих в пространствах, репрезентируемых эндэ и тэндэ, и как две крайние точки, связанные расстоянием. Одновременно между пространственными понятиями устанавливается отношение сходства, ввиду наличия «у пары хотя бы одного общего признака». Общий признак отличается распространенностью, известностью: этаже луна появляется везде.

Местоимения и местоименные слова - это главное средство референции. Они осуществляют референцию - соотнесение высказывания и его частей с действительностью — с объектами, событиями, ситуациями, положениями вещей в реальном мире. Референция к месту как субъективно выделяемой области пространства осуществляется в первую очередь наречиями эндэ/тэндэ, иишэ/тиишэ, указывающими на место, так сказать, в чистом виде. В бурятском языке указательные наречия места легко допускают переосмысление и описывают положение дел в метафорическом пространстве, уподобляемом физическому. Помимо пространственных отношений, референциальные значения наречий эндэ/тэндэ устанавливаются на уровне следующих типичных пространств: а) временное пространство; б) социальное пространство; в) ситуационное пространство; г) текстовое пространство; д) речевое пространство. Переносы в пространства, отличные от локативного, рассматриваются как контекстуально обусловленные варианты пространственного значения, т.е. они формируются и развиваются на основе первичного пространственного значения. В словарных дефинициях данных наречий отражены только пространственные и временные значения.

Данные словарей и фактический материал отображают наличие временного компонента в семантике наречий эндэ, тэндэ и саана. Наречие эндэ чаще других указателей этой группы реализует временное значение. Временные понятия возникли в ходе переосмысления пространственных концептов, что нашло отражение в построении языковой модели временных отношений по пространственной схеме, т.е. используются понятия о точке, интервале, пределе, но в качестве контейнеров мыслятся те или иные отрезки време-

ни. Пространственная категоризация при референциальной соотнесенности особенно четко прослеживается в представлении времени как точки, мыслимой кратким отрезком времени: Эндэ -фгэжввл Викторые хажуу тээкээнь тугхеэд, урагшаа тэрэ xyt тээшэ зааба [Галанов, 307]. Тут старик толкнул Виктора в бок и показал на того человека. Референциально эндэ связано с понятием текущего временного момента, когда старик узнал в одном из браконьеров молодого эвенка. Понятие момента представлено точечно, дискретно, в непосредственный момент ситуации. Следовательно, эндэ имеет значение «в этот момент». В словаре [БРС, 767] эндэ во временном значении означает «тогда-то, в тот момент», что расходится с данными словарей других языков [СРЯ 1984; Le Petit Robert 1992]. Кроме того, наречие эндэ сочетается с временным наречием Иая (Иаяхан) («недавно, скоро») и располагает событие в прошлом. Сочетаясь в исходном падеже с наречиями хойшо, сааша эндэ указывает на начальную точку отсчета событий, действий в плане будущего и прошлого: эндэЬээ хойшо («с этого момента и далее»), эндэИээ сааша («с этого времени и далее»).

Указательное наречие тэндэ во временном пространстве функционирует как послелог, сопровождая глагольные формы в р. п.: Жалсаловай Ьуларууханаар hyypuhaa бодохын тэндэ: - Бумартаа-райгты [Бадлуев, 66]. В тот момент, когда Жалсанов вяло поднимался с места (она сказала): - Не забудьте. Тэндэ концептуализу-ется как начальная точка первого действия, на фоне которого происходит другое действие и исключает интервал между двумя дискретными действиями.

Наречие саана реализует временное значение в качестве послелога с р. п. имени и означает «тому назад», сочетаясь исключительно с именами, обозначающими время: хахад часай саана («полчаса тому назад»), арбан жэлэй саана («десять лет тому назад») и т. д.

Итак, в семантике наречий время отражается как: а) точка, данный момент; б) короткий или продолжительный интервал; в) расположение событий, действий в прошлом, настоящем и будущем.

Референциальным значением эндэ и тэндэ может быть понятие социальной группы людей, объединенных межличностными, профессиональными и другими интересами. В следующем примере понятие социальной среды категоризуется пространственно, как «среди браконьеров»^

- Эдээнэй дунда шинии таниха БАЫ-ай xyt байба гу?

- Харааб. Эпдэ минии таниха хун угы [Галанов, 316].

- Ты узнал среди них кого-нибудь с БАМа?

- Видел. Здесь (среди них) нет знакомых мне людей.

Эндэ референциально соотносится с группой браконьеров, которых выслеживает в тайге лесной сторож. Эндэ мыслится как множество людей, организованных по признаку «незаконной охоты» в группу браконьеров.

В чистом виде социальные значения эндэ и тэндэ реализуются в контексте глаголов социального отношения или оценки: эндэ хайр-лаха («пожалеть»), эндэ сэсэрхэхэ («умничать»), эндэ тоолохо («считаться») и т.д. Выражение отношений и оценок присущи кому-то, т.е. видятся в ком-то. Таким образом, здесь по-прежнему реализуется признак «нахождение в ...», следовательно, социальное значение наречий следует рассматривать как контекстуально обусловленный вариант локативного значения.

Следующее пространство — ситуационное. «Ситуацию можно рассматривать как отрезок отражаемой в языке действительности» [Гак 1998: 252]. В ситуационном пространстве наречие эндэ (реже тэндэ) может обозначать явления, поступки, факты и события. При указании на разного рода ситуации, обстоятельства употребительны выражения типа эндэ оролсохо («вмешиваться в это (тут)»), эпдэ ойлгожо ядаха юумэн угы («тут нет ничего непонятного»), эндэ хэншье гэмтэй бэшэ («тут никто не виноват») и т.д. Разные ситуации, обстоятельства воспринимаются как имеющие некое содержание, здесь прослеживаются параллели с пространственным значением, когда переосмысление исконного значения идет по пространственной схеме, но в качестве контейнеров мыслятся те или иные явления, поступки, факты, события: г Эдэ убгэдэй дунда нэгэл юумэн бии. ... Тэндэ тайлахаяа оролдоходомци, эпдэ.мни орёолдошоно! [Ангархаев, 157]. Между стариками что-то есть. ... Стоит толъ-ко там попытаться развязать, как тут запутывается. Референциально тэндэ н эндэмни связаны с понятием этапов расследования дела о пропаже вола. Эти этапы представляются следователю содержащими что-то скрытое, тайное, которое скрывают от пего.

Текстовое пространство качественно отличается от бытийного смыслом непредставленности фигуры говорящего в указанном пространстве. Референциально эндэ (реже тэндэ) соотносятся с понятиями энэ ном соо («в этой книге»), энэ бэшэг соо («в этом письме»), энэ статья соо («в этой статье») и т.д.

Речевое и текстовое пространства функционально близки [Ко-пусь 2002: 79]. В речевом пространстве эндэ находится в референ-циальной соотнесенности с точкой, совпадающей с паузой в непосредственной речи. Пауза в речи соответствует моменту обдумыва- , ния дальнейшего содержания речи, следующей мысли, или же речь одного человека может быть прервана речью другого человека. Обычно вмешательство в речь говорящего вызывается тем, что слушающий не согласен с мнением говорящего: Эгээл эндэ Мажа Субанов бодожо ерээд, Ъаяхап табшдаЪан асуудалда харюу угэжэ эхилбэ [Дондокова, 122]. Вот тут встал Мажа Субанов и начал отвечать на поставленный вопрос.

Наречия энээгур/тэрээгур. как и эндэ/тэндэ, образованы от указательных местоимений энэ/тэрэ путём присоединения форманта древнего продольного падежа —Y¥P> предполагающего пространство, в пределах которого возможно совершение тех или иных действий [Поппе 1938: 131]. Согласно словарным определениям, наречия энээгур/тэрээгуур можно считать синонимами наречий эя-дэ/тэндэ [БРС 1973: 757, 457]. Различие оппозиций, нам представляется, состоит в том, что эндэ/тэндэ означают сосредоточенность, точечность, энээгуур/тэрээгуур — несосредоточенность, неточеч-ность. Параметры пространства, репрезентируемого ими, больше и шире, о чем свидетельствует опрос носителей языка: «это место, по которому можно ходить». Отобранный фактический материал иллюстрирует, что энээгур!тэрээгур локализуют только физические объекты в физическом пространстве и не переосмысляются в другие сферы: Би энээгуур вврынгвв ябадаг лэ газараар ябажа ябанаб [Галанов, 357]. Я, как ходил по этому месту (здесь), так и теперь tidy. Референциально энээгур соотносится с понятием определенного участка тайги, который охраняет говорящий. Физические параметры пространства обширны, оно состоит из множества дискретных мест: солончаков, звериных троп и т.д., представленных обобщенно энээгур.

Наречия энээгур/тэрээгур коррелируют с наречиями эн-дэ/тэндэ по способу представления глобальной пространственной сферы. Они способны одинаково отображать в высказывании отношения действительности в ситуации локализации. Их-взаимозамена не приводит к заметному изменению смысла высказывания: *Би эндэ вврынгвв ябадаг лэ газараар ябажа ябанаб.

Наречия наана/саана. наагуур/саагуур производны от исходных

коренных форм наречий наа/саа («на этой/той стороне»). Обе оппозиции употребляются в ситуациях, определяемых позицией наблюдателя, и указывают на положение локализуемого объекта с ближней/дальней стороны к наблюдателю. В семантике наречий наана, наагуур наряду с признаком относительной близости присутствует сема «расположение по отношению к передней стороне локуса», задаваемая субъективно — позицией наблюдателя. Локализуемый объект расположен перед наблюдателем {косарем Эрдэмтэ) и до пространственного ориентира. Например: Тэндэ саана, баруун хой-но, тайшаагай сабшалан унгз ту/гэ Ъайханаар халюуран нэлэнхырнэ. Тээ наанань Мархапсайн сабшалан ганса марка щуласа тэниинэ [Цыдендамбаев 1, 43]. Там дальше, направо к северу, переливаясь травами, колышется покос тайши. Ближе него, вплоть до одинокой сосны, простирается покос Мархансая.

Имеющийся языковой материал показывает, что наречия саана, саагуур также связаны с условиями непосредственного восприятия. Они отсылают к объекту, находящемуся в пространстве говорящего, но который он оценивает как дальний объект: Тээ саана ханда• гайн пэгэ бутэн гуя хэбтэбэ [Галанов, 292]. Там дальше лежало целое стегно лося.

Наречие саагуур описывает объекты, которые могут менять своё положение в пространстве. Признак «наличие движения» влияет на выбор глаголов. Наречие саагуур сочетается с глаголами перемещения ябаха («ходить»), ниидэхэ («летать») и т.д.

Переосмысление наречий наана/саана, наагуур/саагуур осуществляется в ментальную и нравственно-этическую сферы. Лингво-культурологический подход к их семантике позволяет выявить связь их переносных значений с исходным пространственным значением. Пространство признается одной из важнейших культурных категорий [Маслова 2001: 118]. В основе переносных значений данных наречий лежат оценочные воззрения народа на участки пространства. В обыденном бурятском сознании концепт «далеко» получает положительные коннотации, а «близко» - отрицательные. Наречия саана, саагуур имеют положительные коннотации, наана, саагуур — отрицательные, как в следующих примерах: 1) Tohomo-Хараш саагуур бододоггуй, мэнтэгэргиэг xyt лэ доо [Дондокова, 165]. Твой Tohomo-Xapa — недальновидный (букв.: далеко не думает), уж неважный он человек. 2) Тиимэкээ наагуураа шапгаар бай-гаад, саагуураа нэгэ аргынь бэдэрхэ гэжэ хэлээ/тэн (Галанов, 221].

Он сказал, ввиду этого внешне (букв.: вблизи) нам надо быть строгими, а про себя (букв.: вдали) поискать какой-нибудь выход из положения. В первом высказывании саагуур характеризует умственные способности человека, во втором наагуур и саагуур переосмысляются в поведенческую сферу. В поведенческой сфере саагуур получает ещё и отрицательные коннотации, так как один и тот же образ (даль) может использоваться для выражения разных по значимости ситуаций. Кроме того, наречия наана, наагуур мо1уг обозначать меру действий, в основе которых лежат те же оценочные воззрения на участки пространства.: ... баЬал гар наанаИаа болоод лэ тараха [Дондокова, 35]. ...расходились чуть (доел.: вблизи) не под-равшисъ. Переносный характер моделей с данными наречиями влияет на семантику глагола. Локативные глаголы уступают место глаголам иных семантических групп: ментального поля (бодохо «думать»), говорения (дуугарха «говорить») и др. Остальные исследуемые наречия не переосмысляются в данные сферы.

В бурятском языке исследуемые наречия многофункциональны. Следуя за движением мысли, слова изменяют свою категориальную принадлежность и приспосабливаются для выполнения функции иной части речи. Анализируемые наречия, сочетаясь с падежными формами, начинают употребляться как средство связи и переходят в класс послелогов. В бурятских грамматиках послелог принято отождествлять с предлогом в индоевропейских языках. Проведенное исследование показывает, что послелоги передают те же отношения, что и соответствующие наречия. Данная ось координат уточняет

область референции отнаречных послелогов: -•-:-

саагуур, саана ориентир эндэ, тэндэ, наана, наагуур м-наблюдатель

Фактический материал свидетельствует о том, что указатели эн-дэ/тэндэ в функции послелогов являются синонимами с учетом фигуры наблюдателя. Наречия энээгур/тэрээгуур не переходят в класс послелогов.

Глава 3. («Динамический способ представления пространственной сферы указательными наречиями места»). Динамическая модель пространственной сферы задается наречиями эндэ/тэндэ, эндэкээ/тэндэЬээ, иишэ(э)/тиишэ(э), нааша(а)/сааша(а). Идей движения, протекающего как в пространстве, так и во времени, связана

с проблематикой начала и конца. Именно движение, понимаемое в широком смысле, способствует соединению этих двух концептов и созданию пространственно-временных моделей наиболее адекватно воспроизводящих образ мира [Арутюнова 2002: 8].

Ситуация локализации различает локализацию, которая действует относительно движения: приближение (начало процесса локализации) и удаление (окончание процесса локализации). Значения данных указательных наречий представляют такие отношения между движущимся предметом и локусом, при которых локус является начальной/конечной точкой перемещения. Иными словами, данные наречия обозначают фиксированные и неподвижные места пребывания, которые осмысляются как составляющие части процесса перемещения.

Представления о начальной и конечной точке перемещения в физическом типе референциального пространства возникают с обозначениями глаголов перемещения, посредством которых обозначается передвижение объекта в пространстве. Глаголы перемещения имеют валентности начальной точки, конечной точки и маршрута, отличаются целевым значением.

На уровне референциальной соотнесенности указательные наречия эндэ/тэндэ, 1шшэ(э)/тиишэ(э), нааша(а)/сааш(а) представляют типичные пространственные понятия. На уровне геометризованного представления они мыслятся как конечная точка — пункт прибытия в ситуации перемещения.

Данная схема представляет смысловые отношения в данной группе наречий.

/ иишэ(э)

I нааша(а)

-► I эндэ

V наблюдатель

Конечная точка выполняет функцию обозначения одного из глобальных понятий бытия худа? Исследователи семантики направленности движения отмечают тот факт, что конечная точка для глаголов движения оказывается гораздо чаще выраженной, нежели начальная точка. Направленное движение - это всегда движение вперед. Кроме того, конечная точка выражает цель движения, человек всегда знает, куда и зачем идет.

Пространство, в котором человек пребывает и перемещается, имеет свою организацию и определенным образом структурируется, «Пространственные номинации образуют четыре концентрически расширяющихся круга, происходя от понятий: человек - дом -страна - мир» [Гак 1998: 671]. Именно эти ключевые понятия наиболее часто находятся в референциальной связи с указательными наречиями, репрезентирующими конечную точку (и начальную точку).

Ситуация перемещения включает в себя два варианта и реализуется в оппозиции «трасса движения — один из пунктов движения». В том случае, если они указываются, реализуется признак «указание на пределы перемещения».

Если в русском языке признаки «местонахождений» и «перемещение» весьма четко различаются в формах наречий здесь/там, сюда/туда, то в бурятском языке эндэ и тэндэ не различают эти признаки, и только сама глагольная семантика дифференцирует эти два значения. Ясно, что сочетаемость в ситуации перемещения определяется глаголами.

Глаголы перемещения задают особый способ концептуализации конечной (и начальной) точки перемещения. Конечная точка кон-цептуализуется как предел, означающий конец протяженности и периода. Предел всегда ассоциируется с одним понятием - это предел конца или предел начала.

Предельный участок пространства воспринимается как фиксированный и объективно заданный, независимо от характера пространства, о котором идет речь. Поэтому с указательными наречиями, репрезентирующими конечную точку, естественны глаголы достижения (участка пространства). В отобранном языковом материале самым частотным глаголом, сочетающимся с указательными наречиями, является глагол ерэхэ («прийти, приехать»). Семантика глагола ерэхэ ориентирована на конечную точку. Он описывает не движение, а наступление состояния [Падучева 2002: 122], когда движущийся объект находится/начал находиться в конечной точке своего движения:

1) - Ши юундэ эндэ ерээбши? — Ты зачем сюда пришла?

- Шамда алба хэхэеэ! [Батожабай 2, 295]. — Чтобы служить тебе.

2) «... Бака тэндэ Даржаа габжа ерээд нохойржо Ьууна ёкотой ...» [Намсараев, 89]. «... Опятъже, наверное, туда пришел Даржа-габжи и уже сидит и собачится ...». Глагол ерэхэ является максимально нейтральным в группе глаголов перемещения и может

использоваться безотносительно к тому, каков этот конечный пункт. В первом высказывании эндэ референциально соотносится с понятием горной местности - открытым пространством, во втором высказывании тэндэ указывает на дом местного головы - закрытое пространство. Имеющийся фактический материал показывает, что в ситуации с наречиями эндэ и тэндэ при глаголе ерэхэ перемещение оказывается совершенным, т.е. реализуется сема «переместившись, начать находиться в конечной точке».

Физическое пространство, репрезентируемое наречиями эндэ и тэндэ концепту ал изо вано как закрытое в контексте глагола орохо («войти, зайти»). В ситуациях с эндэ и тэндэ перемещение в закрытое пространство оказывается уже совершенным, например: 1) -Эндэ юу хабшалдажа ороод байнабта? — зэргэ хорд гэлдэнэ [Нам-сараев, 129]. Зачем вы вошли сюда в тесноту? 2) Тэндэ ороходонь, залуухан накапай пэгэ эхэнэр мг^ве х"ун Цыремпил хоёрые угтан, нугое лгун тээшэнь хаража: ... [Намсараев, 202]. Когда они вошли туда, их встретила молодая жетцина, и глядя на того человека (сказала): ... . В данных высказываниях референциальная соотнесенность эндэ и тэндэ устанавливается на уровне пространственного понятия дома. В ситуации входа в замкнутое пространство эндэ и тэндэ обозначают дом, комнату, больничную палату, казарму, яму и т.д.

Глагол ошохо («идти, ехать, уходить, уезжать») перемещает объект в определенную область пространства, обозначенную наречием тэндэ. Он близок по значению к глаголу ерэхэ и употребляется безотносительно к тому, каков конечный пункт. Пространство может быть открытым/закрытым: Тэндэ }гуни ошоо бэлэйбди [Шойдоков 1, 85]. ТУ&а мы пошли ночью. Тэндэ указывает на боевую позицию в районе села Ольховка - открытое место.

С точки зрения локализуемого субъекта в процессе локализации различаются независимое и зависимое движение и местонахождение. При зависимом перемещении локализация имеет зависимый характер и выступает как результат воздействия другой субстанции на локализуемый объект [Гак 1996: 8]. В ситуации зависимого перемещения наречия эндэ и тэндэ сочетаются с глаголами асарха («принести, привести»), элъгээхэ («отравить»), абаха («взять, принять»).

Глагол х*рэхэ в основном значении описывает движение в пространстве: «доходить, доезжать, добираться, достигать». Он кон-цептуализует путь в пространство, обозначенное наречиями эндэ и тэндэ. В его семантике содержится идея затрудненности переме-

щения, а пространство, являющееся целью перемещения, трактуется как хорошее, безопасное [Зализняк 2000: 32]: ТраншейЬээ гара-хатайнгаа адли гунэгы сака махакаар эндэ арай хурэжэ ерээ губди даа [Шойдоков 1, 119]. Как мы вышли из траншеи, так по глубокому снегу еле добрались сюда.

Представление о начальной точке указательные наречия получают, приняв формант исходного падежа -Ьээ, смысл которого связан с исхождением от какого-нибудь места, направлением от, с, из чего-нибудь: эндэкээ («отсюда»), тэндэкээ («оттуда»), саанакаа («из-за»). Начальная точка в физическом пространстве связана с общей идеей покидания места и перемещения в другое место, заключенной в семантике глаголов удаления ябаха («уйти, уходить»), гараха («выходить»), холодохо («удаляться»), арилха («убираться»), ошохо («идти, уходить»), улдэхэ («гнать, выгонять»), угы болохо («исчезать»). Интерес представляют случаи сочетания наречия тэндэкээ с глаголами восприятия и говорения. Глаголы зрительного восприятия изображают человека (предметы) активным участником процесса движения, находящегося в поле зрения наблюдателя: Энэ уедэ хашаагай ябган уудэн нээгдэжэ, тэндэкээ Суранзан хара-гдаба [Дондокова, 119]. В это время калитка ограды открылась, оттуда показалась Суранзан.

Наречие эндэЪээ не сочетается с глаголами восприятия и говорения. Это можно объяснить тем, что объект всегда находится в пространстве говорящего, а в тэндэкээ в другом месте.

В динамическом аспекте концепты «начало» и «конец» позволяют обосновать аналогичное сходство физического, временного, ситуационного пространств. На временной оси начало и конец временных отрезков мыслятся связанными с концом одного события и началом другого: Тэндэ хоёрдохи хубууинай турвв Иэн ... . Теэд эндэкээл бусы зоболомни эхилээ ... .[Ябжанов, 171]. Там родился наш второй сын ... . Вот отсюда и начались мои мучения ... . Точка эндэкээл представляется как конец совершившегося события — рождение ребенка и начало последствий этого пограничного события -мучения женщины. Наречие тэндэкээ на временной оси функционирует реже и характеризуется теми же особенностями наречия эндэкээ, разделяя два события: конец одного и начало другого. В контексте референциальное значение обоих наречий не совпадает с непосредственным моментом речи и отсылает к предшествовавшим событиям.

В ситуационном пространстве наречия эндэЬээ и тэндэИээ понимаются как начальная точка умозрительного перемещения: Эиэ газарта би ябаагуйб, ондоо хунууд ябаа. Тиибэшъе нэгэшъе оврынгвв харюусалга би эпдэЬээ абанагуйб [Галанов, 272]. Я не проходил по этому месту, другие люди прошли. Но я не снимаю отсюда своей ответственности.

Ситуации, как и события, оказывают влияние на ход мыслей, на рассуждение. Поэтому из ситуации пытаются выйти, даже вырваться эндэЛээ Ьугарха, мултарха, из неё извлекают урок абаха («взять»), её элементы таковы, что помогают расправиться с другим человеком эндэ/гээ харбаха («подстрелить»). Хотя ситуация характеризуется протяженностью, но сочетающиеся глаголы показывают, что элементы ситуации, отражающие жизненный опыт человека, воспринимаются, видимо, тоже в виде неких контейнеров.

Наречия шаиэ(э)/тиигиэ(э).. пааша(а)/сааша(а) — идентификаторы направления, передающие стандартный способ пространственной ориентации и реализующие семы «направление в какое-нибудь место», «по направлению к какому-нибудь месту». Идея направления перемещения имеет главенствующую роль в их семантике и входит непосредственно в словарное толкование. Иишэ значит «сюда, в эту сторону», нааша «сюда, в эту сторону, ближе», тиишэ «туда, в ту сторону», сааша «в ту сторону, подальше» [БРС 1973].

Пословный анализ данных слов дает возможность обнаружить особенности их значения и функционирования в речи. Во-первых, наречие иишэ сочетается с теми же глаголами перемещения и каузации перемещения, что и наречие эндэ в ситуации перемещения. Во-вторых, говорящий находится в месте, обозначенном иишэ. В-третьих, референциально иишэ соотносится с теми же пространственными понятиями, что и эндэ.

В ситуации перемещения в физическом пространстве иишэ выступает как полный синоним наречия эндэ, динамическое значение которого формируется в результате взаимодействия его собственного значения со значением глагола перемещения: - Ши, залуу нусэр, хэзээ иишэ ерээ хучгии? [Намсараев, 203]. Молодой друг, когда ты сюда приехал? * - Ши, залуу нусэр, хэзээ эндэ ерээ хуиши? Как видим, взаимозамена не приводит к изменению смысла высказывания.

Собственно директивное значение наречия гтшэ реализуется в ситуации предполагаемого перемещения, суть которого состоит в том, что объект начинает/начнет перемещаться в сторону ориентира: ... Магад ИуурипИаа хэн нэгэп иишэ ой руу ерэжэ болохо гу?

[Шойдоков 1, 229]. Может быть кто-нибудь из деревни сюда к лесу придет?

Языковой материал выявил способность наречия иишэ описывать статический способ представления пространства в контексте глаголов других, семантических групп: 1) - Би иишэ байха Ъанаатайб [Намсараев, 174]. Я хочу пожить здесь (доел.: сюда). 2) - Иишэмнай конин Иайхан юумэ юун гээшэ? [Дондокова, 175]. Какие тут (доел.: сюда) у нас хорошенькие новости?

Наречие тиишэ указывает на иное пространство говорящего, реализуя сему удаленности. Он связано со смыслом непредставлен-носги фигуры говорящего в месте, обозначенном им, но точкой отсчета является говорящий, например: Городто муу Ъаань, хэншье илангаяа залуушуул тиишээ тэгуупхэгуй Ъэн [Бадлуев, 142]. Если бы в городе было плохо, никто, особенно молодеакъ, не стремился бы туда В данном примере реализуется собственно директивное значение наречия тиишээ. Референциально оно соотносится с понятием города, которое четко категоризовано в предыдущем контексте. Референциальная соотнесенность наречий иишэ/тиишэ устанавливается с понятиями населенного пункта, дома, леса, реки и т.д.

Часто встречающееся в тексте устойчивое сочетание иишэ тиишэ значит «в разные стороны/во все стороны» [БРС 1973]. Оно не является обозначением конечной точки перемещения, реализуя сему «указание направления движения в любую точку или сторону». Например: Хоёр нюдэнэйнгев хордотор иишэ тиишээ шагаа-наб, ...[Жимбиев, 30]. До рези в глазах я смотрю то сюда, то туда. . Парное сочетание иишэ тиишээ выражает идею повторяемости однотипного действия. Если субъект единичный, то перемещение обычно не происходит, реализуется представление о многократности действия в пределах одного локуса. Представление о перемещении в разных направлениях возникает при множественном субъекте действия.

Наблюдение контекстуальных употреблений выявило семантическую неоднородность сочетания иишэ тиишэ, направительная локализация которого может охватывать другие отвлеченные сферы, в частности, ментальную сферу, сферу деятельности человека, социальную сферу. В количественном отношении парное сочетание иишэ тиишэ фиксируется в три раза чаще, чем изолированные употребления ииио и тиишэ.

Наречия нааша/сааша указывают на направление перемещения в конечную точку. Чаще всего конечная точка соответствует пункту

назначения. Иными словами, выйдя из исходного пункта, объект ещё не попадает в конечную точку: 1) - УЪан ерэбэ! Номгон Залаатакаа наашаа гараа! [Бадлуев, 166]. Вода идетf Из Номгон Залаты сюда вышла! 2) - Бабуумодон буугаа бэдэрэн, саашаа ошо-бо [Жимбиев, 135]. Бабу, в поисках своего деревянного ружья, пошел дальше.

К пространственной категории относятся высказывания - команды типа наашаа ерэ/ерэгпт («иди/идите сюда»), яба/арш саашаа («иди вон (подальше)»). Референциальное значение наречий устанавливается на уровне непосредственной окрестности говорящего. Подзывая в место, обозначенное наашаа, человек имеет в виду личную пространственную сферу. При глаголах нетривиального перемещения, таких, как арилха, тонилхо («убираться») наречие саашаа .выражает «грубое усиление приказания вон! прочь!» [БРС 1973]. Нам представляется, признак «грубого усиления» выступает в совокупности с эгоцентрической ориентацией объектов. Прежде всего говорящий отсылает нежелательный объект из личной. сферы в дальнее пространство.

Линейная концептуализация пространства наречиями нааша/сааша создает благоприятные условия для их переосмысления во временное пространство. Во временном типе пространства нааша в сочетании с наречием Ьая «недавно» и с исходным падежом имени или причастия будущего времени соотносится с понятием длительного отрезка времени в будущем или прошлом. Наречие caatua является начальной точкой отсчета и связывает одно событие с последующими событиями или действиями. К временному типу пространства относится употребление сааша в императивных высказываниях с глаголами, не содержащими сему перемещения:

- Бол ил даа саашаа! Да прекрати же ты (далее).

Эта же линейная направительная структура претерпевает дальнейшее переосмысление. Например, наречие нааша выражает меру действий: эдижэрхэхэИээ нааша («чуть не съесть»), вторгается в сферу межличностных отношений: наашаа хараха («проявлять благосклонность»). Наречие сааша служит оценкой знаний человека: табанкаа сааша тоо мэдэдэггуй («не знает счета дальше пяти») н т.д. При реализации значения наречия, наречных сочетаний решающая роль принадлежит обще категориальному значению глагола. Так, если данное наречие сочетается с глаголом, не связанным с идеей перемещения, то его значение изменяется.

Несмотря на соотносительность значения, наречия нааша/сааша употребляются гораздо чаще, чем наречия игаиэ/тиишэ (582 случая против 61).

Проведенный анализ показывает, что бурятский язык обладает развитой системой дейктических наречий местоименного характера. Пословный анализ их функционирования в речи и тексте подтверждает развиваемое положение о семантической и смысловой на-груженности данных слов. Каждая ЛЕ способна представить свою понятийную категорию особым способом и отразить в одной и той же сфере разные свойства, детали. Результаты исследования свидетельствуют, что работа носит открытый характер и не претендует на абсолютную полноту описания данной проблемы. Дальнейшее изучение языковых средств, соотносимых с указательными наречиями (холо, дутэ, ойро «далеко, близко, рядом»), является перспективным в бурятском языке, поскольку представляется возможным выявление многих интересных языковых фактов, не получивших освещения в бурятской лингвистической литературе.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

1, Протасова Б.Б. Местоименные наречия эидэ и тэндэ как средство выражения пространственных отношений в бурятском языке // Проблемы межкультурной коммуникации в преподавании иностранных языков: материалы междунар. науч. конф. 15-16 апреля 2004 г. -Улан-Уда: Изд-во БГУ, 2004. - С. 131-134.

2, Протасова Б.Б. Национально-культурная специфика значения указательных наречий места в бурятском языке // Вестник Бурят, ун-та. Сер. 6. Филология. - Улан-Удэ: Изд-во БГУ, 2006. Вып. 10. -С. 30-35.

3, Протасова Б.Б. Динамика и статика в значении указательных наречий места «здесь/там» в бурятском, русском, французском и английском языках // Вестник Бурят, ун-та. Сер. 14. Романо-германская филология. — Улан-Удэ: Изд-во БГУ, 2006. Вып. 2. — С.82-85.

4, Протасова Б.Б. Семантика наречий направленности перемещения в пространстве в бурятском языке // Проблемы межкультурной коммуникации в преподавании иностранных языков: материалы междунар. науч. конф. 1-2 июня 2006 г. - Улан-Удэ: Изд-во БГУ, 2006.-С. 221-224.

Подписано в печать 27.09.06. Формат 60 х 84 1/16. Усл. печ. л. 1,5. Тираж 100. Заказ 1824.

Издательство Бурятского госуниверситета 670000, г. Улан-Удэ, ул. Смолина, 24а

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Протасова, Балма Базаржаповна

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА 1. Общие предпосылки изучения пространственноуказательных наречий.

1.1. История изучения понятийной сферы указательных наречий места . 11 1.2 Выделение дейктических слов с пространственным семантическим признаком в системе наречий места.

1.3. Категориальный статус указательных наречий места.

1.4. Указательное поле пространства и общие пространственные отношения.

Выводы по первой главе.

ГЛАВА 2. Семантические и референциальные свойства пространственно - указательных наречий. Статический способ представления пространственной сферы.

2.1. Особенности семантики статических пространственных отношений

2.2. Отношение сходства в представлении множественного и единичного локализуемого объекта в контексте парного сочетания эндэ тэндэ.

2.2.1. Отношение целое/часть и контраста в контексте эндэ/тэндэ.

2.2.2. Отношение сходства и дифференциации в представлении пространственной сферы наречиями энээгуур/тэрээгуур, эндэ/тэндэ.

2.3. Представление пространственной сферы указательными наречиями наана/саана, паагуур/саагуур.

2.3.1. Представление пространственной сферы указательными наречиями места в функции послелогов.

2.3.2. Ментальная и нравственно-этическая сфера значения указательных наречий наана/саана, наагуур/саагуур.

2.4. Референциальный аспект семантики указательных наречий места.

2.4.1. Семантические типы пространств, референциально соотносимых с указательными наречиями эндэ и тэндэ.

Выводы по второй главе.

ГЛАВА 3. Динамический способ представления пространственной сферы указательными наречиями места.

3.1. Динамический тип концептуализации пространства.

3.2. Конечная точка в физическом пространстве, представляемая указательными наречиями.

3.2.1. Конечная точка, представляемая наречием эндэ в различных типах физического пространства.

3.2.2. Конечная точка, представляемая наречием тэндэ в различных типах физического пространства.

3.2.3. Представление конечной точки, обозначенной эндэ и тэндэ как предел и конец пути.

3.3. Начальная точка, представляемая наречиями эндэкээ и тэндэкээ в физическом пространстве.

3.3.1. Представление начальной точки во временном пространстве

3.3.2. Представление начальной точки в ситуационном пространстве

3.4. Семантические пространства указательных наречий иишэ/тиишэ

3.5. Семантические пространства указательных наречий пааша/сааша

Выводы по третьей главе.

Введение диссертации2006 год, автореферат по филологии, Протасова, Балма Базаржаповна

Настоящее исследование посвящено изучению семантических особенностей пространственно-указательных наречий в бурятском языке.

Развитие в лингвистике антропоцентрического подхода в изучении языка и языковых явлений находит отражение в попытках рассмотрения лексических единиц в контексте участия языка в постижении категоризации и концептуализации мира.

Категории носят универсальный характер. В основе их лежат общие для всего человечества обязательные представления и понятия. Среди универсальных категорий бытия логически исходными для картины мира являются категории пространства, времени, играющие исключительно важную роль в мире и в жизни человека. Склонность воспринимать и оценивать мир в пространственных категориях, очевидно, - явление универсальное, и не случайно не только пространство дифференцируется подробно языковыми средствами во всех языках, но оно оказывается в основе формирования многих типов номинаций, относящихся к другим, непространственным сферам.

Объектом настоящего исследования являются пространственно-указательные наречия эндэ/тэпдэ («здесь/там»), эюэгуур/тэрээгуур («по этому/тому месту, здесь/там»), паана/саана («на этой/той стороне, ближе/дальше»), наагуур/саагуур («по этой/той стороне, поближе/подальше»), иишэ(э)/тиишэ(э) («сюда/туда»), нааша(а)/сааша(а) («сюда/туда, ближе/дальше»). Все перечисленные оппозиции являются дейктическими, т.е. указывающими на положение объекта в пространстве относительно дейктического центра, а именно говорящего.

Предметом диссертационного исследования стали процесс и способы представления пространственной сферы указательными наречиями места.

Интерес к теме анализа пространственно-указательных наречий был продиктован тем, что в бурятоведении еще не отмечено практики комплексного изучения их семантики. Они лишь изредка попадали в сферу внимания бурятских лингвистов, описывавших грамматический строй бурятского языка в известных нам грамматиках. Данные языковые единицы рассматривались в составе наречий места [Кастрен, 1857; Орлов, 1888; Поппе, 1938; Санжеев, 1941; Амоголонов, 1958; Алексеев, 1962], также их включают в состав местоименных слов [Санжеев, 1941; Амоголонов, 1958; Грамматика бурятского языка, 1962; Дугар-Жабон, 1964; Ауюш, 1998].

Выбор указательных наречий места в качестве объекта исследования обусловлен также тем, что именно наречию в большей степени по сравнению с другими частями речи присуща способность наиболее обобщенно и абстрактно представлять категорию пространства в языке [Маслов 1987: 167] и отражать определенную систему понятий, которую можно было бы назвать наивной физикой пространства, обладающего множеством когнитивных характеристик [Апресян 1995: 630]. Исследуемые слова сгруппированы по признаку «близость/дальность в пространстве», однако часто подобные противопоставления нарушаются. Например, парное употребление эндэ тэндэ не указывает на фактическую близость или представляемую дальность. Кроме того, в бурятском языке местоименные слова могут выполнять функцию связующих слов в предложении [Шагдаров 1987: 11]. В такой локализующе-связующей функции часто выступает наречие тэндэ. В научной литературе имеются противоречивые утверждения о семантике местоименных слов. С одной стороны, утверждается отсутствие значения у указательных слов. В монгольских грамматиках их называют «сул уг>> («пустые слова»). С другой стороны, считается, что значение у указательных слов есть, но ограничено во времени и крайне субъективно и относительно, поскольку обусловлено индивидуальным значением в единовременном акте речи [Бенвенист 2002]. Местоименные слова малочисленны, но чрезвычайно частотны в речи и тексте. Поэтому «есть основания полагать, что местоименная номинация - в силу своей экономичности - пользуется приоритетом перед другими типами номинации, т.е. говорящий в первую очередь рассматривает возможность кодировать референт местоименно»

Кибрик 1987: 82].

Мы предполагаем, что за каждой исследуемой единицей стоит объективируемая только ею концептуальная структура, и комплексное рассмотрение данных единиц во всех их употреблениях и функциях позволит дать более глубокое представление об их семантике и найти всем значениям, передаваемым ими свое объяснение, т.е. их связь.

Актуальность предпринятого исследования обусловлена общей антропоцентрической направленностью современной лингвистики, предполагающей обращение к различным модусам бытия человека и их отражению в языке. В функционировании дейктических слов обнаруживается тот «антропоцентризм», о котором не раз шла речь в различных лингвистических построениях. В последние десятилетия дейктические слова - один из центральных объектов исследования теоретической лингвистики и типологии. Дейксис играет существенную роль в когнитивной системе и в языке. Актуальность работы определяется, кроме того, тем, что она посвящена проблеме пространственного моделирования с помощью языковых средств и прежде всего с помощью указательных наречий места и направлена на рассмотрение проблемы многозначности в языке, что способствует изучению языковых средств в их реальном функционировании в конкретных предложениях-высказываниях, осуществляемых реальными носителями языка.

Основной целью исследования является комплексный анализ значения пространственно-указательных наречий как одного из средств выражения категории пространства в современном бурятском языке. Выявление и анализ значений пространственно-указательных наречий проводится в русле семантических исследований, ориентированных на компонентный анализ с учетом концептуального аспекта функционирования языковых средств.

В соответствии с поставленной целью в работе решаются следующие частные задачи:

- выделение группы лексических единиц с пространственно-указательным значением в бурятском языке;

- уточнение категориального статуса указательных наречий места;

- выявление и описание возможных значений и контекстуальных смыслов, актуализуемых парным сочетанием эндэ тэндэ, а также их изолированным употреблением и соотносимыми с ними наречиями энээгуур/тэрээгуур в различных случаях их употребления;

- установление конкретного характера многозначности указательных наречий места наана/саапа, наагуур/саагуур;

- выделение типичных референциальных пространств, в пределах которых мыслятся указательные наречия места эндэ и тэндэ;

- выявление корреляции между исходным пространственным значением и семантическими сферами переосмысления;

- рассмотрение особенностей концептуализации конечной и начальной точки перемещения, представляемых указательными наречиями места эндэ/тэндэ, эндэкээ/тэндэкээ, иишэ(э)/тиишэ(э), нааша(а)/сааша(а) в контексте глаголов движения и перемещения, а также выявление сфер переосмысления в динамическом способе представления пространственной сферы.

Научная новизна работы состоит в том, что впервые в бурятоведении исследуются семантические особенности указательных наречий места с учетом достижений в сфере изучения дейксиса и значения слова в современной лингвистике. Научную новизну работы можно связать и с тем, что в ней решаются проблемы многозначности в сфере неполнозначной лексики и предлагается сочетание взаимодополняющих приемов исследования в области локативных единиц, впервые выявляются особенности переосмысления пространственных концептов в непространственные в бурятской языковой картине мира.

Целевые установки и задачи исследования определили использование таких специальных методов, как метод семантического поля, анализ словарных дефиниций, компонентный анализ с элементами концептуального анализа, лингвокультурологический анализ, трансформационный метод, контекстуально-ситуативный метод, интерпретативный метод, опрос носителей языка. Перечисленные методы сочетаются с общими методами научного познания: наблюдением, сравнением, анализом и синтезом.

На защиту выносятся следующие основные положения:

1. В лексико-семантической системе наречий места бурятского языка выделяется группа пространственно-указательных наречий, составляющих указательное поле пространства бурятского языка. Указательное поле пространства имеет моноцентрический характер и состоит из двух микрополей, дифференцируемых признаками «местонахождение» и «перемещение».

2. Пространственно-указательные наречия выполняют функцию сирконстанта, предрасположенного к образованию смыслов на уровне языковой системы.

3. Каждая лексическая единица указательного поля пространства характеризуется своими семантическими особенностями в способе выражения категории пространства. Выделенные семантические особенности парных наречий эндэ тэндэ, энээгуур тэрээгуур связаны с реализацией смыслов представленности/непредставленности, всеохватности, определенности/неопределенности, дискретности, хаотичности, последовательности на уровне предложения-высказывания.

4. Наречия наана/саана, наагуур/саагуур в пространственном значении двузначны, их переосмысление фиксируется как ментальная и нравственно-этическая сферы.

5. Референциальные значения указательных наречий эндэ/тэндэ заданы в пределах физического, временного, ситуационного, текстового, речевого пространства и фиксируются в скрытом виде, вытекающем из контекста как область непосредственного восприятия человека (местность, город, деревня, дом, институты, социальные группы, тело человека, моменты, события).

6. Переосмысление пространственных отношений в непространственные подчинено определенной закономерности и осуществляется в направленности от одной семантической сферы к другой по пространственной схеме.

7. В динамическом аспекте в семантической структуре глаголов, сочетающихся с указательными наречиями, совмещаются семантические компоненты, задающие различные типы концептуализации участков пространства, репрезентируемых указательными наречиями. Пространство представляется закрытым/открытым, началом, концом и пределом пути, местом по эту/ту сторону, ориентиром для приближения и удаления. В представлении человека пространство неоднородно, оно получает различные характеризации на личностно-ориентированном уровне.

Теоретическая значимость исследования заключается в развитии положений о семантическом своеобразии указательных слов, о сложно устроенном означаемом местоименного слова. Возможно, что результаты исследования могут стать материалом для системного изучения особенностей функционирования других локативных наречий (и послелогов) в бурятском языке.

Практическая значимость состоит в том, что результаты анализа могут быть привлечены в лексикографической практике, в научно-исследовательской работе студентов, аспирантов, в курсе практической грамматики бурятского языка. В преподавании сведения о подобных наречиях целесообразно подавать как о многозначных единицах.

Материалом исследования послужили данные бурятских грамматик и лексикографических источников, а также 5000 предложений-высказываний, отобранных методом сплошной выборки из художественных произведений бурятских писателей.

Апробация работы. По результатам проведенного исследования представлены доклады и сообщения на научно-практических конференциях БГУ, на двух международных научно-практических конференциях. Основные положения диссертации отражены в четырех публикациях.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав,

Заключение научной работыдиссертация на тему "Пространственно-указательные наречия в бурятском языке"

Выводы по третьей главе

1. Наречия эндэ/тэндэ не различают местонахождение и направление, поэтому они свободно употребляются в динамическом способе представления пространственной сферы. В ситуации перемещения они указывают на появление объекта в определенном месте, представляемом как конечная точка перемещения. Референциальное значение, устанавливаемое на уровне представлений о физическом пространстве, соотносится с понятиями территориального, жилого, институционального пространств.

2. На представления конечной точки накладываются представления о пределе и конце пути. На личностно-ориентированном уровне представления конечная точка, представляемая эндэ и тэндэ, получает явную или скрытую характеризацию, в основе которой лежат представления о физическом, психическом, моральном аспектах человеческой личности.

3. Начальный предел линейно-поступательного движения репрезентируется наречиями эндэкээ и тэндэкээ и соотносится с понятиями территориального, жилого, институционального пространств.

4. Во временном типе пространства наречия эндэкээ, тэндэкээ означают начало отсчета во времени изменений в жизни человека и соотносятся с понятием определенного момента. В ситуационном пространстве эндэкээ и тэндэкээ выделяют какой-нибудь элемент ситуации и представляют его значимым и выделенным из общего фона.

5. В бурятском языке функционируют две пары наречий с семантикой направленности к цели в пространстве. Наречия иишэ (э)/тиишэ (э) эквивалентны наречиям-директивам в других языках, например, сюда/туда в русском языке. Наречия нааша(а)/сааша(а) характерны для языковой системы бурятского языка и описывают передвижение объекта относительно говорящего. Обе пары наречий связаны отношениями «собственно направления куда-нибудь» и направления, осложненного признаком представленности/непредставленности фигуры говорящего.

6. Смысл всеохватности, направления в любое пространство, в любую точку выражается парным сочетанием иишэ (э)/тиишэ (э), которое, переосмысляясь, используется для выражения понятий, относящихся к ментальной сфере, социуму, сфере деятельности людей, охватывая все элементы описываемой сферы.

7. Линейная концептуализация базисной схемы направленности служит основой формирования и развития непространственных значений наречий нааша(а)/сааша(а): временных, меры действия, межличностных отношений, оценочных.

8. В первичном пространственном значении исследуемые наречия указывают на участки пространства, которой принадлежит точка начала или конца движения, непространственные значения могут быть отнесены к периферийным признакам в их семантике.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Пространственные указательные наречия достаточно разнообразны в бурятском языке. Наречия энээгуур/тэрээгуур, наана/саана, наагуур/саагуур, нааша/сааша характерны для языковой системы бурятского языка. Наречия эндэ/тэндэ универсальны, иишэ/тиишэ характерны для многих языков (например, в русском языке сюда/туда). Все исследуемые наречия осуществляют в речи и тексте пространственную локализацию, выступая в пространственно-указательной функции, всякая группировка слов, отобранная по определенному принципу, образует лексическо-семантическое поле, в частности, они формируют указательное поле пространства бурятского языка.

Исследование функционирования указательных наречий места в бурятском языке позволило выявить некоторые особенности существенно важные для описания их в языке, которые могут быть сведены к следующим:

1. Для них характерна этимологическая общность. Наречия эндэ/тэндэ, энээгуур/тэрээгуур, иишэ/тиишэ образованы от указательных местоимений энэ/тэрэ («этот/тот»), наречия наана/саана, наагуур/саагуур, нааша/сааша восходят к древним указательным наречиям наа/саа («эта/та сторона/место»). Эти две группировки являются формальными, так как охватывают слова по принципу словообразовательного гнезда, но вместе с тем семантическими, поскольку их этимоны соотносятся с общим понятием.

2. Все указательные наречия места являются эгоцентрическими: они локализуют объект или событие в пространственно-временном континууме прежде всего относительно говорящего, образуя абсолютную систему.

3. В указательных наречиях места находят языковое выражение две основные модели пространственно-временной координации: а) абсолютная, статическая модель; б) относительная, динамическая модель.

Все указательные наречия выступают членами грамматической категории сирконстанта, которая совместима с представлением об изменчивом, варьирующемся содержании категории пространства. Традиционное определение обстоятельства места как члена, зависящего от глагола, приводит к целесообразности изучения исследуемых наречий в сочетаемости с глаголами местонахождения, перемещения и других семантических групп.

Проведенный анализ значения указательных наречий места показывает, что их значение не ограничивается указанием на близость/дальность в пространстве. Своеобразие всех проанализированных слов заключается в том, что в их значение встроены признаки, задающие особый способ представления действительности указательным знаком и отражающие какую-нибудь деталь, свойство. Так, парное сочетание эндэ тэндэ устанавливает отношения сходства по множественному локализуемому объекту, по последовательности действия единичного объекта. Сочетание эндэ тэндэ реализует представление о дифференциации локализаций, репрезентируемых в бурятском языке сочетанием элдэб газарта («в разных местах»), и всеохватности - хаа хаанагуй («всюду»), смысл неопределенности локализации - нэгэ тээ («где-то»).

В общем контексте непарные употребления наречий эндэ и тэндэ описывают пространство в философской категории «целое/часть». Индивидуализированное пространственное понятие, репрезентируемое первым членом оппозиции, характеризуется как дискретное целое, второй член выявляет его партитивную организацию. Особенные представления возникают при установлении отношения контраста между индивидуализированными или общими представлениями, реализуемыми в общем контексте эндэ и тэндэ. Контраст, возникающий между пространственными понятиями, представляет собой противоречие между миром и картиной мира говорящего: мир оказывается отличным от того, с которым говорящий сталкивается в действительности.

Способность служить средством референции - основное свойство дейктических слов. Сфера референтное™ указательных наречий места устанавливается на уровне физического (бытийного), временного социального, текстового, речевого пространств.

Наречия энээгуур/тэрээгуур, наана/саана, наагуур/саагуур отнюдь не различают только два значения - «близко» и «далеко» от говорящего. При рассмотрении данных оппозиций важно иметь в виду их структуру. Они образованы путем прибавления к базовым местоимениям и наречиям тех или иных дополнительных элементов, которые привносят различные оттенки значения, нераздельно сосуществующие в них. Наречия наана/саана, наагуур/саагуур, переосмысляясь, служат основанием для ментальных оценок человека, в основе которых лежат культурноспецифические предсталения о пространстве.

Динамический способ представления пространственной сферы задается наречиями эндэ/тэндэ, эндэкээ/тэндэкээ, иишэ(э)/тиишэ(э), нааша(а)/сааша(а). Идея движения, протекающего как в пространстве, так и во времени связана с проблематикой начала и конца. Именно движение, понимаемое в широком смысле, способствует соединению этих двух концептов и созданию пространственно-временных моделей наиболее адекватно воспроизводящих образ мира. Идея перемещения непосредственно в значение наречий эндэ и тэндэ не входит. Они употребляются в динамических описаниях в контексте глаголов перемещения, которые имеют фазовые приращения «начало» и «конец». Глаголы перемещения задают особый способ концептуализации начальной и конечной точки, репрезентируемыми указательными наречиями. Пространство мыслится как открытое/закрытое, начало, предел и конец пути, ориентир для приближения и удаления, место по эту/ту сторону ориентира. В динамическом аспекте концепты «начало» и «конец» позволяют обосновать аналогичное сходство бытового, временного, ситуационного, речевого пространства.

Направительно-пространственная ориентация представлена наречиями иишэ(э)/тиишэ(э), нааша(а)/сааша(а), которые выявляют способность участвовать в формировании различных пространств - инобытия: временного, социального, межличностных отношений, меры действий человека. Различные особенности их употребления в иных пространствах, отличных от физического, выводятся из их основного значения. Например, употребление наречия сааша(а) в императивных высказываниях, понимаемое ныне как усиление приказания «вон, прочь», выводится из его основного значения - указания на дальнее пространство.

Существует точка зрения, согласно которой универсальный мир моделируется в горизонтальном и вертикальном направлениях. Рассмотренные примеры употреблений дейктических наречий места позволяют предположить, что категория пространства, представляемая ими, тесно связана с горизонтальной ориентацией, т.е. в этой области языковой семантики находит отражение условия жизни в степной местности, можно сказать, язык отразил «поверхностное», «степное» мышление говорящих.

Проведенный анализ семантики и функций указательных наречий места в речи и тексте не претендует на абсолютную полноту охвата данной проблемы. В бурятском языке требуется дальнейшее изучение семантики и концептуального содержания других указательных наречий места (холо «далеко», дутэ «близко», ойро «близко, рядом», доро «вниз, внизу», дээрэ «вверху, наверху» и т.д.) и сопоставления их с местоименными наречиями места.

Список научной литературыПротасова, Балма Базаржаповна, диссертация по теме "Языки народов зарубежных стран Азии, Африки, аборигенов Америки и Австралии"

1. Алексеев Д.А. Наречие в бурят-монгольском языке / Д.А. Алексеев. -Улан-Удэ: Бургосиздат, 1941. - 119с.

2. Амоголонов Д.Д. Современный бурятский язык / Д.Д. Амоголонов. -Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1958. -338с.

3. Апресян Ю.Д. Интегральное описание языка и системная лексикография / Ю.Д. Апресян. М.: Языки русской культуры, 1995. - Т. 2. - 767с.

4. Аракин В.Д. К типологии способов выражения пространственных отношений / В.Д. Аракин // Сопоставительный лингвистический и лингвостилистический анализ. Куйбышев: Изд-во Куйбыш. педин-та 1981. -С.3-11.

5. Арутюнова Н.Д. Предложение и его смысл (логико-семантические проблемы) / Н.Д. Арутюнова. М.: Наука, 1976. - 383с.

6. Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека / Н.Д Арутюнова. М.: Языки русской культуры, 1999. - 896с.

7. Арутюнова Н.Д. В целом о целом. Время и пространство в концептуализации действительности / Н.Д. Арутюнова // Логический анализ языка. Семантика начала и конца. М.: Индрик, 2002. - С.3-18.

8. Аюуш Т.Б. Местоимения в монгольском и русском языках / Т.Б. Аюуш. -Улан-Удэ: Изд-во Бурят, ун-та, 1998. 130с.

9. Базарова Б.Б. Концептуальный анализ частицы in в современном английском языке: автореф. дис. канд. филол. наук / Б.Б. Базарова. -М., 1999. 27с.

10. Балли Ш. Общая лингвистика и вопросы французского языка: пер. с франц. / Ш. Балли. М.: Изд-во ИЛ, 1955. - 416с.

11. И. Бенвенист Э. Общая лингвистика: пер. с франц. / Э. Бенвенист. М.: УРСС, 2002.-448с.

12. Богуславская О.Ю. Пространство и перемещение / О.Ю. Богуславская // Язык. Культура. Гуманитарное знание. М.: Научный мир, 1999. - С. 173-182.

13. Бондаренко А.Ф. Категория тождества и локальности (в структуре сложноподчиненного предложения) / А.Ф. Бондаренко. Кишинев: Штиница,1988.- 148с.

14. Бондарко А.В. Теория функциональной грамматики. Локативность. Бытийность. Посессивность. Обусловленность / А.В. Бондарко, М.Д. Воейкова, В.Г. Гак. СПб.: Наука, 1996. - 229с.

15. Бондарко А.В. Функциональная модель грамматики (теоретические основы, итоги, перспективы) / А.В. Бондарко // Язык и речевая деятельность. СПб., 1998. - Т.1. - С. 17-30.

16. Бюлер К. Теория языка. Репрезентативная функция языка: пер. с нем. / К. Бюлер. М.: Прогресс, 1993. - 528с.

17. Бурятско русский словарь / сост. К.М. Черемисов. - М.: Советская энциклопедия, 1973.-804с.

18. Вежбицкая А. Семантические универсалии и описание языков: пер. с англ. / А. Вежбицкая. М.: Языки русской культуры, 1999. - 780с.

19. Вайнрайх У. О семантической структуре языка / У. Вайнрайх // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 5. - М.: Прогресс, 1970. - С. 163-249.

20. Вельмезова Е.В. Семантика пространства лечебного заговора: к типологии формул отсылки болезни / Е.В Вельмезова // Вестник Моск. ун-та. Сер. 9. Филология. 1999. - №4. - С.50-57.

21. Виноградов В.В. Русский язык: грамматическое учение о слове / В.В. Виноградов.-М.: Высшая школа, 1972.-614с.

22. Вольф Е.М. Грамматика и семантика местоимений / Е.М. Вольф. М.: Наука, 1975.-224с.

23. Воркачев С.Г. Лингвокультурология, языковая личность, концепт: становление антропоцентрической парадигмы в языкознании / С.Г. Воркачев // Филологические науки. 2001. - №1. - С.64-72.

24. Всеволодова М.В., Владимирский Е.Ю. Способы выражения пространственных отношений в русском языке / М.В. Всеволодова, Е.Ю. Владимирский. М.: Русский язык, 1982. - 264с.

25. Гак Г.В. Теоретическая грамматика французского языка / Г.В. Гак. М.: Высшая школа, 1979. -304с.

26. Гак Г.В. Функционально-семантическое поле предикатов локализации / Г.В. Гак // Теория функциональной грамматики. Локативность. Бытийность. Посессивность. Обусловленность. СПб.: Наука, 1996. - С.5-26.

27. Гак Г.В. Языковые преобразования / Г.В. Гак. М.: Языки русской культуры, 1998. -768с.

28. Гак Г.В. Пространство вне пространства / Г.В. Гак // Логический анализ языка. Языки пространств. -М.: Языки русской культуры, 2000. С. 127-134.

29. Гачев Г.Д. Национальные образы мира. Евразия космос кочевника, земледельца и горца / Г.Д. Гачев - М.: Ин-т ДИДИК, 1999. - 368с.

30. Гашибаязова Л.А. О применении ролевого подхода в диахроническом исследовании / Л.А. Гашибаязова // Романские языки: семантика, прагматика, социолингвистика. Л.: Изд-во ЛГУ, 1990. - С.78-87.

31. Глызина В.Е. Темпоральный признак в семантике имени существительного / В.Е. Глызина // Когнитивный анализ слова. Иркутск: Изд-во ИГЭА, 2000. - С.48-69.

32. Грамматика бурятского языка. Фонетика и морфология. 4.1 / отв. ред. Г.Д. Санжеев. М.: Изд-во восточной литературы, 1962. - 340 с.

33. Грамматика бурятского языка. Синтаксис. 4.2. / отв. ред. Г.Д. Санжеев. -М.: Изд-во восточной литературы, 1962. 317с.

34. Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры / А.Я. Гуревич. М.: Искусство, 1984. -350с.

35. Дамбаева Д.Ш. Пространственные постпозитивы в бурятском и японском языках / Д.Ш. Дамбаева // Исследования по бурятской филологии. Улан-Удэ, 1978.-С.21-31.

36. Дамдинов Д.Г. Семантико-стилистичекая характеристика послелоговбурятского языка с пространственно-временным значением / Д.Г. Дамдинов // Стилистика и лексикология бурятского языка. Улан-Удэ: БФ СО АН СССР, 1972. -С. 51-59.

37. Дашиева Б.В. Концепт образа мира в языковом сознании русских, бурят и англичан (национально-культурный аспект): автореф. дис. канд. филол. наук / Б.В. Дашиева. М., 1999. - 24с.

38. Дешериева Т.Н. Лингвистический аспект категории времени в его отношении к физическому и философскому аспектам / Т.Н. Дешериева // Вопросы языкознания. 1975. - №2. -С.111-117.

39. Дугар-Жабон Д.Д. Бурятский язык / Д.Д. Дугар-Жабон. Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1964. - 182с.

40. Егодурова В.М. Сопоставительная характеристика категорий вида и времени в бурятском и русском языках / В.М. Егодурова // Грамматическое своеобразие бурятского языка. Улан-Удэ: БФ СО АН СССР, 1987. - С. 171-185.

41. Зализняк А.А. Преодоление пространства в русской языковой картине мира / А.А. Зализняк // Логический анализ языка. Языки пространств. М.: Языки русской культуры, 2000. - С.30-37.

42. Иванова А.Н. Слова «там» «тут» в письменной и устной речи / А.Н. Иванова// Русский язык в школе. - 1990. - №1. -С.67-71.

43. Караулов Ю.Н. Общая и русская идеография / Ю.Н. Караулов. М.: Наука, 1976.-355с.

44. Касавин И.Т. Пространство и время: в поисках «естественной онтологии» знания / И.Т. Касавин // Общественные науки и современность, 2000. №1. -С. 90-99.

45. Касевич В.Б. Языковые структуры и когнитивная деятельность / В.Б. Касевич // Язык и когнитивная деятельность. М.: Изд-во РАН, 1989. - С.8-18.

46. Кацнельсон С.Д. Содержание слова, значение и обозначение / С.Д. Кацнельсон. М.: Наука, 1965. - 1 Юс.

47. Кибрик А.А. Фокусирование внимания и местоименно-анафорическая номинация / А.А. Кибрик // Вопросы языкознания. 1987. - №3. - С.79-90.

48. Кобозева И.М. Две ипостаси содержания речи: значение и смысл / И.М. Кобозева // Язык о языке. М.: Языки русской культуры, 2000. - С.303-359.

49. Ковалева J1.M. О семантических признаках / JI.M. Ковалева // Когнитивный анализ слова. Иркутск: Изд-во ИГЭА, 2000. - С.33-47.

50. Ковтунова И.И. Поэтический синтаксис / И.И. Ковтунова. М.: Наука, 1986.-205с.

51. Колшанский В.Г. Соотношение субъективных и объективных факторов в языке /В.Г. Колшанский.-М.: Наука, 1975.-231с.

52. Копусь Т.Д. Концептуальный аспект указательного наречия ici в современном французском языке: дис. . канд. филол. наук / T.JI. Копусь. -Иркутск, 2002.- 195с.

53. Коршунов B.C. Синтаксическая функция обстоятельства места, обособленного в начале предложения: автореф. дис. . канд. филол. наук / B.C. Коршунов. М., 1976. - 28с.

54. Кравченко А.В. Когнитивные структуры пространства и времени в естественном языке / А.В. Кравченко // Изв. РАН. Сер. лит. и яз. 1997. — Т.55. №3. - С.3-23.

55. Краткая философская энциклопедия. М.: Прогресс, 1994. - 340с.

56. Краткий словарь когнитивных терминов / Е.С. Кубрякова, В.З. Демьянков, Ю.Г. Панкрац, Л.Г. Лузина / под ред. Е.С. Кубряковой. М.: Изд-во МГУ им. М.В. Ломоносова, 1996. - 245с.

57. Краткий словарь по философии / сост. И.В. Блауберг, И.К Пантин. М.: Политиздат, 1979.-413с.

58. Крейндлин Г.Е. Метафора семантических пространств и значение предлога / Г.Е. Крейндлин // Вопросы языкознания. 1994. - №5. - С. 19-27.

59. Кржижкова Е. Адвербиальная детерминация со значением места и направления (опыт трансформационного анализа) / Е. Кржижкова // Вопросы языкознания. 1967. - №2. - С.30-48.

60. Крылов С.А. К типологии дейктических систем / С.А. Крылов // Лингвистические исследования. Типология, диалектология, этимология,компаративистика. 4.1.-М, 1984.-С. 138-148.

61. Крылов С.А. Общие вопросы дейксиса / С.А. Крылов, Е.В. Падучева // Человеческий фактор в языке: Коммуникация, модальность, дейксис. — М.: Наука, 1992.-226с.

62. Кубрякова Е.С. Части речи в ономасиологическом освещении / Е.С. Кубрякова. М.: Наука, 1978. - 115с.

63. Кубрякова Е.С. Роль словообразования в формировании языковой картины мира / Е.С. Кубрякова // Роль человеческого фактора в языке. Язык и картина мира. М.: Наука, 1988. - С.141-172.

64. Кубрякова Е.С. Язык пространства и пространство языка / Е.С. Кубрякова // Изв. РАН. Сер. лит. и яз. 1997. - Т. 56. - №3. - С.25-31.

65. Кубрякова Е.С. Семантика в когнитивной лингвистике (о концепте контейнера и формах его объективации в языке) / Е.С. Кубрякова // Изв. РАН. Сер. лит. и яз. 1999. - Т. 58. - №5-6. - С.6-12.

66. Кубрякова Е.С. О понятиях места, предмета и пространства / Е.С. Кубрякова // Логический анализ языка. Языки пространств. — М.: Языки русской культуры, 2000. С.84-91.

67. Кульгавова Л.В. Индивидуальное значение говорящего / Л.В. Кульгавова // Когнитивный анализ слова. Иркутск: Изд-во ИГЭА, 2000. - С. 158-204.

68. Кустова Г.И. Тип концептуализации пространства и семантические свойства глагола (группа попасть) / Г.И. Кустова // Логический анализ языка. Языки пространств. М.: Языки русской культуры, 2000. - С.47-55.

69. Лайонз Дж. Введение в теоретическую лингвистику: пер. с англ. / Дж. Лайонз. М.: Прогресс, 1978. - 543с.

70. Лакофф Дж. Мышление в зеркале классификаторов / Дж. Лакофф // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 23. - М.: Прогресс, 1988. - С.12-51.

71. Лебедева Л.Б. Пространственные и временные указания в общереферентных высказываниях / Л.Б. Лебедева // Известия РАН. Сер. лит. и яз.- 1984. -Т. 43.-№4. -С.304-314.

72. Лебедева Л.Б. Семантика «ограничивающих» слов / Л.Б. Лебедева //

73. Логический анализ языка. Языки пространств. М.: Языки русской культуры, 2000. -С.93-98.

74. Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность / А.Н. Леонтьев. М.: Академия, 2004. -352с.

75. Лихачев Д.С. Концептосфера русского языка / Д.С. Лихачев // Известия РАН. Сер. лит. и яз. 1993. - Т. 52. - № 1. - С.3-9.

76. Логвиненко Л.Д. Восприятие пространственных свойств предметов / Л.Д. Логвиненко // Познавательные процессы: ощущения, восприятие. М.: Педагогика, 1982. - С.246-277.

77. Лотман Ю.М. В школе поэтического слова / Ю.М. Лотман. М.: Просвещение, 1988. - 348с.

78. Лотман Ю.М. Семиосфера / Ю.М. Лотман. СПб.: Искусство - СПб, 2000. - 704с.

79. Лупандин В.И. Субъективные шкалы пространства и времени / В.И. Лупандин, О.Е. Сурнина. Свердловск: Изд-во Уральск, ун-та, 1991. - 126с.

80. Лурия А.Р. Язык и сознание / А.Р. Лурия, М.: Изд - во Моск. ун - та, 1998. - 335с.

81. Лингвистический энциклопедический словарь / под ред. В.Н. Ярцевой. -М.: Советская энциклопедия, 1990. 636с.

82. Майтинская К.М. Местоимения в языках разных систем / К.М. Майтинская. -М.: Наука, 1969. -308с.

83. Маслов Ю.С. Введение в языкознание / Ю.С. Маслов. М.: Высшая школа, 1987.-272с.

84. Маслова В.А. Лингвокультурология: учеб. пособие для студ. высш. учеб. заведений / В.А. Маслова. М.: Академия, 2001. - 208с.

85. Мечковская Н.Б. Концепты «начало» и «конец»: тождество, антонимия, асимметричность / Н.Б. Мечковская // Логический анализ языка. Семантика начала и конца. М.: Индрик, 2002. - С. 109-120.

86. Мурьянов М.Ф. Время (понятие и слово) / М.Ф. Мурьянов // Вопросы языкознания. 1978. - №2. - С.52-66.

87. Новиков А.А. О концептуальном смысле слова / А.А. Новиков // Филологические науки. 2002. - №5. - С.82-93.

88. Новикова МЛ. Хронотоп как остранненное единство художественного времени и пространства в языке литературного произведения / M.JL Новикова // Филологические науки. 2003. - №2. - С.60-69.

89. Новый объяснительный словарь синонимов русского языка / Ю.Д. Апресян, О.Ю. Богуславская, И.Б. Левонтина и др.; под рук-вом Ю.Д. Апресяна. Вып. 2. - М.: Языки русской культуры, 2000. - 488с.

90. Орлов А. Грамматика монголо-бурятского разговорного языка / А. Орлов. -Казань, 1878.-244с.

91. Падучева Е.В. Высказывание и его соотнесенность с действительностью / Е.В. Падучева. -М.: Наука, 1985. -288с.

92. Падучева Е.В. Семантические исследования (семантика времени и вида в русском языке; семантика нарратива) / Е.В. Падучева. М.: Языки русской культуры, 1996. - 464с.

93. Падучева Е.В. Дейктические компоненты в семантике глаголов движения / Е.В. Падучева // Логический анализ языка. Семантика начала и конца. М.: Индрик, 2002. -С.121-136.

94. Пешковский A.M. Русский синтаксис в научном освещении / A.M. Пешковский. М.: Языки славянской культуры, 2001. - 544с.

95. Пирс Ч. Логические основания теории знаков: пер. с англ. / Ч. Пирс. -СПб.: Изд-во Алетейя, 2000. 448с.

96. Полевые структуры в системе языка / науч. ред. З.Д. Попова. — Воронеж: Изд-во Воронеж, ун-та, 1989. 196с.

97. Поппе Н.Н. Грамматика бурят-монгольского языка / Н.Н. Поппе. М.: Изд-во АН СССР, 1938. - 268с.

98. Потебня А.А. Из записок по русской грамматике / А.А. Потебня. — М.: Учпедгиз, 1958.-Т. 1-2.-312с.

99. Рассадин В.И. Местоимения в монгольских языках / В.И. Рассадин // Вопросы грамматики монгольских языков. Новосибирск: Наука, 1991. — С.89-99.

100. Рассел Б. Человеческое познание: Его сфера и границы: пер. с англ. / Б.Рассел. Киев: Ника-Центр; М.: Ин-т общегум. исследований, 2001. - 560с.

101. Рахилина Е.В. Локативность и вопрос / Е.В. Рахилина // Теория функциональной грамматики. Локативность. Бытийность. Посессивность. Обусловленность. СПб.: Наука, 1996. - С.27-51.

102. Ришар Ж.Ф. Ментальная активность. Понимание, рассуждение, нахождение решений / Ж.Ф. Ришар. М.: Ин-т психологии РАН, 1998. - 232с.

103. Розина Р.И. Движение в физическом и ментальном пространстве / Р.И. Розина // Логический анализ языка. Языки динамического мира. Дубна: Изд-во междунар. ун-та природы, общества и человека, 1999. - С. 108-118.

104. Розина Р.И. Концептуальные структуры и языковые правила порождения значений: глаголы движения вниз / Р.И. Розина // Язык. Культура. Гуманитарное знание. -М.: Научный мир, 1999.-С.161- 173.

105. Русская грамматика / ред. кол. Н.Ю. Шведова, Н.Д. Арутюнова, А.В. Бондарко и др. М.: Наука, 1980. - Т. 1. - 755с.

106. Сабурова Н.А. Структура фразео-семантического поля пространства / Н.А. Сабурова // Филологические науки. 2002. - №2. - С.81-88.

107. Сафронова Е.Г. Пространственный дейксис там в отношении к поэтическому миру и стихотворному контексту / Е.Г. Сафронова // Русистика. Лингвистическая парадигма конца XX в. СПб.: Изд-во Санкт-Петерб. ун-та, 1998. -С.152-158.

108. Санжеев Г.Д. Грамматика бурят-монгольского языка / Г.Д. Санжеев. -М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1941. 188с.

109. Селиверстова О.Н. Понятия «множество» и «пространство» в семантике синтаксиса / О.Н. Селиверстова // Изв. РАН. Сер. лит. и яз. 1983. - Т. 42. -№2.-С. 142-150.

110. Селиверстова О.Н. Местоимение в языке и речи / О.Н. Селиверстова. -М.: Наука, 1975. 151с.

111. Семенова Э.В. Концепция слова в теории и практике британской аналитической философии анализа обыденного языка (сопоставительно сотечественной теоретико-лингвистической традицией): автореф. дис. .канд. филол. наук / Э.В. Семенова. М., 2001. 30с.

112. Содномпилова М.М. Семантика жилища в традиционной культуре бурят: автореф. дис. .канд. ист. наук / М.М. Содномпилова. Улан-Удэ, 2002. 24с.

113. Солодуб Ю.П. Структура лексического значения / Ю.П. Солодуб // Филологические науки. 1997. - №2. - С.54-65.

114. Соссюр Ф. де. Курс общей лингвистики: пер. с франц. / Ф. де Соссюр. -Екатеринбург: Изд-во Уральск, ун-та, 1999. -432с.

115. Спиридонова Н.Ф. От начала к концу: семантика прилагательного последний / Н.Ф. Спиридонова // Логический анализ языка. Семантика начала и конца. М.: Индрик, 2002. - С. 169-170.

116. Степанов Ю.С. В трехмерном пространстве языка / Ю.С. Степанов. М.: Наука, 1985.-332с.

117. Степанов Ю.С. Константы. Словарь русской культуры. Опыт исследования / Ю.С. Степанов. М.: Языки русской культуры, 1997. - 824с.

118. Словарь русского языка: в 4 т. Изд. 2-е, испр. и доп. - М.: Русский язык, 1981-1984. - Т. 1. - 696с. - Т. 2. - 736с. - Т. 3. -752с. - Т. 4. - 794с.

119. Тарасова А.Н. Категория эмфазы и виды контраста (на материале французского языка) / А.Н. Тарасова // Филологические науки. 1995. - №5-6. -С.93-101.

120. Теньер Л. Основы структурного синтаксиса: пер. с франц. / Л. Теньер. -М.: Прогресс, 1988.-654с.

121. Топоров В.Н. Пространство / В.Н. Топоров // Мифы народов мира. М.: Олимп, 2000. - Т. 2. - С.340-342.

122. Топорова Т.В. К вопросу о семантических мотивировках обозначений пространства и времени в древнегерманских языках / Т.В. Топорова // Изв.

123. РАН. Сер. лит. и яз. 1985. - Т. 44. - №5. -С.417-426.

124. Тураева З.Я. Лингвистика текста / З.Я. Тураева. М.: Просвещение, 1986. - 127с.

125. Уфимцева А.А. Слово в лексико-семантической системе языка / А.А. Уфимцева. М.: Наука, 1968. - 270с.

126. Фрумкина P.M. Самосознание лингвистики вчера и завтра / P.M. Фрумкина // Изв. РАН. Сер. лит. и яз., 1999. - Т. 58. - №4. - С.28-38.

127. Храковский B.C. Понятие сирконстанта и его статус / B.C. Храковский // Семиотика и информатика. Вып. 36 - М.: Языки русской культуры, 1998. --С.141-153.

128. Цыденжапов Ш-Н.Р. Бурятско-русский фразеологический словарь / Ш-Н.Р. Цыденжапов. Улан-Удэ, 1992. - 144с.

129. Ченки А. Современные когнитивные подходы к семантике: сходства и различия в теориях и целях / А. Ченки // Вопросы языкознания. 1996. - №2. -С.68-78.

130. Чернейко О.Л. Способы представления пространства и времени в художественном тексте / О.Л. Чернейко // Филологические науки. 1994. -№2. - С.58-70.

131. Шагдаров Л.Д. Синтаксические особенности языка произведений Ц. Дона / Л.Д. Шагдаров // Грамматическое своеобразие бурятского языка. -Улан-Удэ: БФ СО АН СССР, 1987. С.3-17.

132. Шведова Н.Ю. Местоимение и смысл. Класс русских местоимений и открываемые ими смысловые пространства / Н.Ю. Шведова. М.: Азбуковник, 1998. - 176с.

133. Шмелев А.Д. Из пункта А в пункт В / А.Д. Шмелев // Логический анализ языка. Семантика начала и конца. М.: Индрик, 2002. — С Л 81 -194.

134. Язык и структуры представления знаний: сб. / отв. ред. Лузина Л.Г., Стрельцова Г.Д. М.: Изд-во РАН, 1992. - 163с.

135. Якобсон P.O. Шифтеры, глагольные категории и русский глагол / P.O. Якобсон // Принципы типологического анализа языков различного строя. -М.:1. Наука, 1972. С.95-113.

136. Якобсон P.O. Избранные работы / P.O. Якобсон. М.: Прогресс, 1985. - 455с.

137. Яковлева Е.С. Фрагменты русской языковой картины мира (модели, пространства, времени и восприятия) / Е.С. Яковлева. М.: Гнозис, 1994. - 344с.

138. Castren's М.А. Versuch einer Burjatischen Sprachlehre / M.A. Castren. St. Petersburg, 1857. -244p.

139. Collinson W.E. Indication. Language Monographs / W.E. Collinson. - № 17, April - June, Baltimore, 1937. P. 14-128.

140. Grevisse M. Le Bon usage / M. Grevisse. P.: Duculot, 1969. - 1194p.

141. Dictionnaire de la langue fran?aise. 37000 definitions. P.: Hachette, 1987. - 1266p.

142. Kerbrat-Orecchioni C. L'enonciation. De la subjectivite dans le language / C. Kerbrat-Orecchioni. P.: Armand Colin / Masson, 1997. - 290p.

143. Kleiber G. L'espace d'Ici: sur le pragma-semantique des adverbes spatiaux. Le cas d'll fait chaud ici /G. Kleiber. P.: Cahiers de linguistique fran?aise, 1993. P. 85-101.

144. Klein W. Local deixis in route directions. In: Speech, place and action: Studies in deixis a related topics / W. Klein. - Chichester etc., 1982. - 161 -182p.

145. Langacker R.L. Foundations of Cognitive grammar / R.L. Langacker. -Stanford, 1983. -320p.

146. Larousse. Dictionnaire de la langue franfaise. Lexis. P., 1994. - 2109p.

147. Petit Robert Le. Dictionnaire de la langue fran?aise. P., 1992. - 2200p.

148. Wierzbicka A. Lexicography and conceptual analysis / A. Wierzbicka. An Arbor, 1985.-329p.

149. Weissenborn J., Klein W. Here and there. Cross-linguistic studies on deixis and demonstration / J. Weissenborn, W. Klein. Amsterdam / Philadelphia: John Benjamins, 1982. -296p.

150. СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ТЕКСТОВ И СОКРАЩЕНИЙ К НИМ

151. А.А. Ангархаев А.Л. Мунхэ ногоон хасуури. - Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1982.-366с.

152. Б.Ш-С. Бадлуев Ш-С. Тухэреэн жэл. - Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1975. -332с.

153. Б.Д.-1. Батожабай Д.О. Багшашни хэн бэ? - Улан-Удэ: Бурят.-монг. кн. изд-во, 1957.- 187с.

154. Б.Д.-2. Батожабай Д.О. ТооригдэЬэн хуби заян. - Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1985.-832с.

155. Г.Ц. Галанов Ц.Р. АлирИанай улайха xaha. - Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1982.-422с.

156. Д.Ц-Д. Дондокова Ц-Д.Д. Жаргалай мундэлеен. - Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1986.-367с.

157. Ж.Ц-Ж. Жимбиев Ц-Ж.А. Гал могой жэл. - Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1972.-271с.

158. Н.Х. Намсараев X. Уурэй толон. - Улан-Удэ: Бурят.-монг. кн. изд-во, 1950.-320с.

159. Т.Ж. Тумунов Ж.Т. Мартагдашагуй удэрнууд. - Улан-Удэ: Бурят.-монг. кн. изд-во, 1952. - 75с.

160. Ц.Ч.-1. Цыдендамбаев Ч. Ц-Д. Банзарай хубуун Доржо. - Улан-Удэ: Бурят.-монг. кн. изд-во, 1953.-293с.

161. Ц.Ч.-2. Цыдендамбаев Ч.Ц-Д. Рассказууд. - Улан-Удэ: Бурят.-монг. кн. изд-во, 1956.- 106с.

162. Ш.Б.-1. Шойдоков Б.Ш. Хилын харуулшан. - Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1987.-243с.

163. Ш.Б-2. Шойдоков Б.Ш. Шэрнин багша. - Улан-Удэ: Бэлиг, 1999. - 111с.

164. Я.Б. Ябжанов Б.Н. Зоной хэшэг. - Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1983.—336с.