Просвещенная бюрократия и русская провинция в первой половине XIX в.

Акульшин, Петр Владимирович

автореферат диссертации по истории, специальность ВАК РФ 07.00.02
диссертация на тему: Просвещенная бюрократия и русская провинция в первой половине XIX в.

Год: 2004
Автор научной работы: Акульшин, Петр Владимирович
Ученая cтепень: доктора исторических наук
Место защиты диссертации: Москва
Код cпециальности ВАК: 07.00.02

Диссертация по истории на тему 'Просвещенная бюрократия и русская провинция в первой половине XIX в.'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Просвещенная бюрократия и русская провинция в первой половине XIX в."

Направахрукописи

АКУЛЫНИН Петр Владимирович

ПРОСВЕЩЕННАЯ БЮРОКРАТИЯ И РУССКАЯ ПРОВИНЦИЯ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX & (ПО МАТЕРИАЛАМ ПЕНЗЕНСКОЙ, РЯЗАНСКОЙ, ТАМБОВСКОЙ И ТУЛЬСКОЙ ГУБЕРНИЙ)

Специальность 07.00.02. - Отечественная история

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук

Москва 2004

Работа выполнена на кафедре истории России Московского педагогического государственного университета

Научный консультант:

доктор исторических наук, профессор Минаева Нина Васильевна

Официальные оппоненты:

доктор исторических наук, профессор Федоров Владимир Александрович

доктор исторических наук Петров Федор Александрович

доктор исторических наук, профессор Зверев Василий Васильевич

Ведущая организация - Московский городской педагогический университет

Защита состоится «/ V » 2005 г. в I часов на заседании диссертационного совета Д 212.154.09. при Московском педагогическом государственном университете по адресу: 117571, Москва, пр. Вернадского, д. 88, исторический факультет, ауд._

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Московского педагогического государственного университета по адресу:

119992, Москва, ул. Пироговская, д. 1

Автореферат разослан « ' » " у * 2004 г.

ЯаЛ-

Ученый секретарь диссертационного совета Силина Л. В.

ВВЕДЕНИЕ

Актуальность исследования. Перемены, которые переживает на рубеже вв. российское общество, побуждают историческую науку обратиться к анализу предшествующей практики модернизации нашей страны.

Поучительный опыт отечественной истории до сих пор не осмыслен в полной мере современной элитой Российской Федерации. Бурные потрясения и социальные катаклизмы XX в. по сей день являются предметом острой идейной и политической дискуссии. На этом фоне гораздо меньшее внимание уделяется отмене крепостного права в России и последующим преобразованиям 1860-1870-х гг., хотя именно они явились редким в отечественной истории примером успешных реформ всех сторон жизни. В середине XIX в. Российская империя смогла сделать важный шаг в модернизации страны, избежав при этом социальных катаклизмов и обеспечив преемственность в развитии основных общественных институтов. Несмотря на все последующие споры, связанные с реформами 1860-1870-х гг. и их итогами, представители практически всех общественно-политических направлений, от самых крайних радикалов до самых убежденных охранителей традиций, признавали необходимость и полезность этих преобразований.

Отечественная и зарубежная историография добилась немалых успехов в изучении подготовки и проведения Великих реформ. Эпоха, предшествовавшая отмене крепостного права в России в 1861 г., - время правления императоров Александра I и Николая I, когда созревали все необходимые предпосылки для модернизации жизни российского общества, - остается одной из наименее изученных этапов отечественной истории. Правящая элита Российской империи этого периода, которая и породила реформаторов середины XIX в., только в последние десятилетия стала объектом изучения исторической науки.

В государстве, занимающем шестую часть земного шара, сложность всех происходящих процессов была связана не только с социальными и политическими проблемами, но и с взаимодействием центра и периферии. Это касается не только отношения столичных властей с национальными окраинами Российской империи, но и с великорусскими губерниями, которые являлись основой ее могущества. Поэтому анализ взглядов и деятельности той части правящей элиты, которая была выразителем реформаторского курса, невозможно провести без обращения к периферии дореформенной России. Эта задача приобретает особую актуальность в настоящее время, когда формируются новые подходы к региональной политике Российской Федерации.

Восполнить существующий в историографии пробел в изучении взглядов и деятельности сторонников реформ первой половины XIX в. и их взаимодействия с великорусской провинцией и является целью настоящей диссертации.

Объектом исследования является эволюция российской монархии в ходе модернизации страны в первой половине XIX в.

В качестве предмета исследования выбрана та часть высшей бюрократии Российской империи, которая являлась сторонниками реформ в правительственной политике рассматриваемой эпохи ,

Степень научной разработки темы.

В изучении реформаторского направления в среде правящей элиты Российской империи первой половине XIX в. можно выделить три этапа, которые хронологически совпадают с основными периодами развития отечественной

исторической науки: завершающим рубежом первого из них является 1917 г.; второй приходится на советский период отечественной историографии; третий начинается с 1990-х гг.

Внутри первого, дореволюционного, этапа можно выделить в свою очередь два периода изучения правительственного реформаторства первой половины XIX в., первый из которых охватывает 1850-1890-е гг. У истоков изучения проблемы власти и общества в дореформенной России стояли две личности, которые олицетворяли противоположные общественно-политические позиции, - барон М.А. Корф, участвовавший в формировании правительственного курса, и А.И. Герцен, убежденный враг самодержавия.

Первой работой, в которой рассматривалась просвещенная бюрократия первой половины XIX в., явилось вышедшее в свет в год отмены крепостного права исследование М.А. Корфа «Жизнь графа Сперанского»1. Автор книги не стремился к широким обобщениям, ограничившись изложением биографии чиновника-реформатора на основе значительного круга источников. Типичные черты, проявившиеся в трудах М.А. Корфа, были присущи и другим исследователям, относящимся к так называемому официально-консервативному направлению в отечественной историографии: А. П. Заблоцкому-Десятовскому, М.И. Богдановичу, Н.Ф.Дубровину, Н.К. Шильдеру. Дворянско-монархические основы их многотомных с огромным фактическим материалом исследований уже к 1880-м гг. казались устаревшими, но введенные ими в научный оборот источники и факты сохраняют свою научную значимость и в наше время2. Издатели исторических журналов П.И. Бартенев и М.И. Семевский, ученые-литературоведы Н.П. Барсуков и А.Ф. Бычков также ввели в оборот значительный комплекс источников, представляющих и поныне интерес для рассмотрения данной проблемы.

В то же время их труды во многом не удовлетворяли значительную часть российского общества, которое с 1850-х гг. все больше и больше тяготилось правительственным давлением. С этим было связано появление радикального направления в изучении просвещенной бюрократии, у истоков которого стоял А.И. Герцен, чей блестящий литературный дар не мог не повлиять на последующую историографию проблемы. Это влияние проявилось в ставшем общепринятым противопоставлении царствований Александра I и Николая I, а также негативной оценке бюрократии в деле реформирования России. Планы- преобразований, которые исходили от отдельных представителей государственной власти, рассматривались как проявление их личных качеств, а не как свидетельство намечающейся объективной тенденции правительственной политики.

В эти же годы зародилось и третье направление в изучении проблемы «Российская власть и реформы», сторонники которого пытались найти в историческом опыте постановки вопроса о преобразованиях в первой половине XIX в. основу для компромисса между властью и обществом. Последователи К.Д.Кавелина и Б.Н.Чичерина из числа историков права в своих работах преимущественно анализировали юридические рамки, в которых развивалась

' Корф М.А. Жизнь графа Сперанского. Т. 1-2. СПб., 1861.

2 Заблоцкий-Десятовский А.П. Граф П.Д. Киселев и его время. Материалы для истории императоров Александра!, Николая 1 и Александра П. СПб., 1882. Т. 1-4; Богданович М.И. История царствования императора Александра! и Россия в его время. СПб., 1869-1871. Т. 1-6; Шильдер Н.К. Император Александр!, его жизнь и царствование. 2-е изд. СПб., 1894-1905. Т. 1-4; Он же. Император Николай I, его жизнь и царствование. СПб., 1903. Т. 1-2; Дубровин Н.Ф. Материалы и черты к биографии императора Николая I и к истории его царствования. СПб., 1896.

отечественная государственность3. Основу конкретно-исторического исследования реформаторского направления в правящей элите Российской империи заложили труды А Н Пыпина, оказавшие значительное влияние на последующих исследователей Однако один из его важнейших выводов - о тесной связи эволюции государственного аппарата и бюрократии с общественной мыслью и общественным движением - на следующих этапах развития отечественной историографии был забыт4.

Следующий период пришелся на начало XX в, когда события революции 1905-1907 гг. заставили современников по-новому взглянуть на историю реформирования страны и открыли новый период изучения проблемы Расширение на протяжении нескольких десятилетий источниковой базы, появление новых методологических подходов, превращение дореформенной эпохи в относительно отдаленное прошлое - все эти факторы создали условия для более объективного анализа проблемы просвещенной бюрократии Свидетельством этого стала статья А.А.Кизиветтера «Николай I как конституционный правитель», в которой давалась новая трактовка его правительственной политике Введенный научный материал попытался систематизировать в своем «Курсе истории России XIX в» А.А Корнилов. Крупным явлением, несомненно, стало и вышедшее в 1916 г. обстоятельное исследование M.B. Клочкова «Очерки правительственной деятельности Павла I», создавшее объективную картину его царствования5.

События 1917 г. не могли не отразиться на исторической науке, положив начало длившемуся почти три четверти столетия советскому этапу отечественной историографии, в рамках которого можно выделить по крайней мере три периода изучения реформаторского направления в правящей элите Российской империи.

На протяжении первого периода отечественной историографии советского времени, который, пришелся на 1920-е гг. и выразителем которого стал М.Н. Покровский, угас интерес к проблеме реформирования страны «сверху» в период царствования императоров Александра I и Николая I. Монархи и их сановники оценивались как сила, препятствующая прогрессу, а реформы трактовались как второстепенное явление - «побочный продукт» классовой борьбы Реформаторские усилия правительственных кругов Российской империи оценивались как проявление демагогии или страха перед революцией.

Попытки применения марксисткой методологии к конкретно-историческому изучению дореформенного периода истории России в эти годы не ограничивались только господствовавшей школой М.Н. Покровского. В 1920-е гг. оформился и другой подход, воспринявший лучшие традиции дореволюционной историографии. У его истоков стояли такие представители петербургской исторической школы, как А Е. Пресняков и М А Полиевктов6. Понимание ими истории как борьбы классов не сводилось к вульгарной социологической схеме. В 1920-х - начале 1930-х гг.

3 Андреевский И.А. О наместниках, воеводах и губернаторах. СПб, 1864, Блинов И А. Губернаторы Историко-юрндический очерк. СПб, 1905, Градовский А.Д. История местного управления в России Т 1-3 М , 1868, Коркунов Н.М Русское государственное право Т 1-2 СПб ,1891

4 Пыпин АН Общественное движение в России при Александре! СПб, 188S, Его же Характеристики литературных мнений от двадцатых до пятидесятых годов СПб, 1906, Русское масонство XVIII и первой четверти XIX в Пг, 1916, Религиозные движения при Александре I Пг, 1916

5 Кизиветтер А.А. Император Николай I как конституционный монарх IT кизиветтер АА. Исторические очерки М, 1912, Корнилов А.А. Курс истории России XIX в М, 1909, Клочков М В Очерки правительственной деятельности Павла I Пг, 1916

6 Пресняков А.Е Александр I Пг, 1924, Он же Апогей самодержавия Николай I Л, 1925, Полиевктов М А. Николай I Биография и обзор царствования М, 1918

появились труды А.Н. Шебунина, Н.М. Дружинина, Н.К. Пиксанова, в которых впервые реформаторское направление в правительственных кругах было представлено как значимый общественно-политический феномен, тесно связанный с развитием отечественного общества. В исследованиях А.Н. Шебунина эти искания истолковывались в контексте общеевропейского перехода от феодальной к буржуазной государственности. Этот подход, подкрепленный значительным конкретно-историческим материалом, опровергал господствующую трактовку реформаторской политики самодержавия, как исключительно демагогического явления7.

Второй период развития советской историографии охватывает 1930-1950-е гг., когда сложилась теория «трех этапов революционного (освободительного) движения» и концепция движения декабристов как дворянской революционности. Обращение к развитию антикрепостнических тенденций внутри страны и отказ от нигилистической оценки внешней политики Российской империи сделали возможным и появление работ по истории внутренней политики первой половины XIX в. Важной вехой в развитии отечественной историографии стало фундаментальное исследование Н.М. Дружинина о реформе государственных крестьян, проводимой под руководством П.Д. Киселева. Рассмотрение этой темы позволило автору показать широкую картину реформаторской деятельности части правящей элиты в области - крестьянского вопроса и сделать вывод о существовании «гуверменталистской» тенденции в общественно-политической жизни России.

Подход, который был намечен в ряде исследований 1920-х гг., но не получивший тогда более развернутого изложения, нашел продолжение в защищенной в 1940 г. докторской диссертации А.В. Предтеченского, посвященной внутренней политике Александра I. Впервые в историографии планы и попытки реформ предстали не как отдельные изолированные и случайные шаги со стороны монарха и ряда его приближенных, а как важная составляющая внутренней

политики.

На судьбы этих исследований, как и их авторов, не могли не повлиять сложные и трагические события, происходившие в нашей стране. Н.М. Дружинин подвергался резкой и несправедливой критике со стороны М.Н. Покровского и его учеников, А.Н. Шебунин был репрессирован в 1937 г., на протяжении 17 лет не могла выйти в свет монография А.В. Предтеченского.

Появление в 1957 г. книги А.В. Предтеченского совпало с началом нового периода отечественной историографии советского периода, исходной точкой которого стало такое знаковое событие, как XX съезд КПСС. Особую роль в научном изучении бюрократии Российской империи сыграли исследования П.А. Зайончковского, который первым обратился к такому источнику, как формулярные списки. Основное внимание представителей созданной им научной школы было сосредоточено на изучении бюрократии середины и второй половины XIX в. Исключение составляли только посвященные более раннему периоду труды его

7 Шебунин А Н. Европейская контрреволюция в первой половине XIX в Л, 1925

8 Дружинин Н. М Государственные крестьяне и реформа П Д Киселева Т 1-2 М, 1946-1958

9 Предгеченский А В Очерки общественно-политической истории России в первой четверти XIX в М; Л ,

1957.

ученика Н.П. Ерошкина10. Новое понимание правительственной элиты Российской империи пореформенной эпохи нашло отражение и в трудах ленинградских ученых, из которых особо следует отметить работы В.Г. Чернухи11. К рассмотрению чиновничества XVII-XVШ вв. обратилась Н.Ф. Демидова. Важная проблема - взаимоотношение бюрократии и дворянства, которая ранее рассматривалась только публицистами, была поставлена СМ. Троицким, использовавшим материал первой половины ХУШ в.12

Отражением новых подходов к истории отечественной государственности стала дискуссия об абсолютизме, проходившая в 1970-е гг. Она показала необходимость пересмотра многих устоявшихся подходов, но не привела к формированию нового взгляда, так как многие этапы. развития российского абсолютизма не получили достаточного конкретно-исторического освещения13.

Историки вплоть до 1970-х гг. сравнительно редко обращались к конкретно-историческому изучению Российской империи дореформенной эпохи. Первой попыткой рассмотрения механизма государственной власти того времени стало исследование Н.П. Ерошкина14. В монографии Н.В. Минаевой впервые был поставлен вопрос о «правительственном конституционализме» эпохи правления Александра I, по-новому истолкованы такие проблемы, как формирование теории, официальной народности и идеологии декабризма15. Реформаторские планы правительственных кругов в последнее десятилетие царствования этого. монарха стали предметом исследования СВ. Мироненко. Борьба вокруг проектов реформ в первый год его царствования являлась предметом изучения в монографии М.М.Сафонова16. Еще меньше внимания уделялось второй четверти XIX в.. К анализу политики Николая I в области экономики обратились . Н.С. Киняпина, политика в отношении Дунайских княжеств была рассмотрена В.Я. Гросулом17.

10 Зайончковский П.А. Правительственный аппарат самодержавной России в XIX в. М, 1970; Захарова Л Г. Самодержавие и отмена крепостного права в России. 1856-1861. М., 1984; Брошкин Н.П. Крепостническое самодержавие и его политические институты. М., 1981.

11 Чернуха В.Г. Внутренняя политика царизма середины 1870-х - конца 1880-х тт. Л., 1978.

12 Демидова Н.Ф. Бюрократизация государственного аппарата абсолютизма в ХУН-ХУШ вв. // Абсолютизм в России (ХУИ-ХУШ вв.). М., 1964. С. 206-242; Троицкий СМ. Русский абсолютизм и дворянство XVIII в. М., 1974.

13 Дискуссия об абсолютизме см: Аврех А.Я. Русский абсолютизм и его роль в утверждении капитализма в России // История СССР. 1968. № 1; Он же. Утраченное равновесие // История СССР. 1971. № 4; Павлова-Сильванская МП. К вопросу об особенностях абсолютизма в России // История СССР. 1968. № 4; Шапиро

A.Л. Об абсолютизме в России // История СССР. 1968. № 5; Давидович А.М., Покровский С. А. О классовой сущности и этапах развития русского абсолютизма // История СССР. 1969. № 1; Троицкий СМ. О некоторых спорных вопросах истории абсолютизма в России // История СССР. 1969. № 3; Волков М.Я. О становлении абсолютизма в России // История СССР. 1970. № 1; Павленко Н.И. К вопросу о генезисе абсолютизма в России // История СССР. 1971. № 1; Сахаров АН. Исторические факторы образования русского абсолютизма // История СССР. 1971. № 1; Чистозвонов А.Н. К дискуссии об абсолютизме в России // История СССР. 1971. № 3; Волков М.Я. О становлении абсолютизма в России // История СССР. 1970. № 1; К дискуссии об абсолютизме в России // История СССР. 1972. № 4; Федоров И.А. Просвещенный абсолютизм в России // Вопросы истории. 1970. № 9; Он же. Социальная сущность и эволюция российского абсолютизма // Вопросы истории. 1971. № 4; Титов Ю.П. Абсолютизм в России // Советское государство и право. 1971. №1.

14 Ерошкин Н.П. Крепостническое самодержавие и его политические институты. М., 1981.

15 Минаева Н.В. Правительственный конституционализм и передовое общественное мнение России в начале XIX в Саратов, 1982.

16 Мироненко СВ. Страницы тайной истории самодержавия: Политическая история России первой половины XIX в. М., 1990; Сафонов М.М. Проблема реформ в правительственной политике России на рубеже XVIII и XIX в. Л., 1988.

Киняпина Н.С. Политика самодержавия в области промышленности (20-50-е гг. XIX в). М., 1968; Гросул

B.Я. Реформы в Дунайских княжествах и Россия (20-30-е годы XIX в). М„ 1966.

Другие аспекты внутренней политики царствования Николая I не получили должного освещения в отечественной историографии. В исследовании А.В. Семеновой впервые объектом изучения стала взаимосвязь участников декабристского движения и сторонников реформаторского направления в рядах правительственной бюрократии18.

Многие вопросы, связанные с историей реформаторского направления в среде правящей элиты Российской империи, - предмет рассмотрения историков литературы, которые обратились к изучению деятельности ряда представителей просвещенной бюрократии в контексте развития литературного процесса В этом • отношении особое значение имели труды Ю.М. Лотмана, создавшего оригинальную концепцию развития общественной мысли России конца XVIII -первой половины ХГХ в.19

Рубеж XX-XXI вв. стал эпохой бурных перемен, которые заставили по-новому взглянуть почти на все проблемы отечественной истории, положив тем самым начало новому этапу развития отечественной историографии. Произошел пересмотр если не всех, то многих ранее существовавших концептуальных подходов и оценок. Утвердившийся методологический плюрализм привел к многообразию оценок и взглядов. Исследователи обратились к новой проблематике, в том числе рассмотрению либеральной и консервативной идеологии и практики, религиозной политики Александра I, истории масонства20. Предметом анализа стали личности таких государственных деятелей, как Николай I, M.M. Сперанский, А.А. Аракчеев, С.С. Уваров21.

Новые тенденции в отечественной историографии последнего десятилетия связаны со значительным влиянием различных течений зарубежной историографии, прежде всего англоязычной, формирование которой произошло под непосредственным влиянием российских историков-эмигрантов. Среди последних особую роль сыграл ученик А.Н. Пыпина - Г.В. Вернадский, один из первых исследователей подготовленного при Александре I конституционного проекта «Государственной Уставной грамоты Российской империи»22.

Один из крупнейших зарубежных специалистов - Марк Раев создал оригинальную концепцию развития отечественной бюрократии, По его мнению, существующее в России, как и ряде других стран Восточной Европы, полицейское государство отличалось от западноевропейского недостаточной эффективностью, что и явилось причиной неудачи правительственного реформаторства. Одним из

18 Семенова А.В. Временное революционное правительство в планах декабристов. М., 1982.

Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (XVIII - начало XIX века) СПб., 1994.

19 Рудницкая Е.Л. Поиск путей. Русская мысль после 14 декабря 1825-года М., 1999; Вишленкова ЕА.

20Религиозная политика' официальный курс и «общее мнение» России Александровской эпохи. Казань, 1997; Кондаков Ю.Е. Духовно-религиозная политика Александра I и русская православная оппозиция (1801-1825). СПб., 1998; Серков А.И. История русского масонства XIX века СПб., 2000; Эймонтова Р.Г. Из истории религиозного вектора русской мысли: Василий Андреевич Жуковский // Отечественная история. 2004. № 3. С. 140-148.

21Выскочков Л В. Император Николай I: Человек и государь. СПб., 2001; Федоров ВА М М. Сперанский и А А. Аракчеев. М., 1997; Петров Ф. А. Российские университеты в первой половине XIX в. Формирование системы университетского образования в России Кн 1-4. М., 1998-2001; Хартанович МФ. Ученое сословие в России. Императорская академия наук второй четверти XIX в. СПб., 1999, Шевченко М М. Конец одного величия: власть, образование и печатное слово в императорской России на пороге освободительных реформ. М., 2003.

22 Вернадский Г. В. Скрытый источник конституции Н. Муравьева // Ученые записки Таврического университета. Симферополь, 1919. Вып. 1.

первых обратился к изучению теории официальной народности Н. Рязановский23. На представителей следующего поколения американских исследователей, к числу которых можно отнести Б.В. Линькольна, У. Пинтера, Ф. Стара, Р. Уортмана непосредственное влияние оказала концепция изучения бюрократии Российской империи, созданная П.А. Зайончковским24. В своих трудах они пытались «увидеть в российской администрации субъект исторического процесса, участвующий в реформировании, а не машину, автоматически реагирующую на социальное и экономическое давление извне»25. Для понимания вклада зарубежной историографии в разработку данной проблемы отметим, что наиболее крупные биографии таких видных государственных деятелей, как М.М. Сперанский и С.С. Уваров, в XX в. были написаны на английском языке26.

Анализ изучения реформаторского направления в российской бюрократии первой половины XIX в. позволяет выделить следующие конкретно-исторические проблемы: взгляды и деятельность членов Негласного комитета; общество «Арзамас» и его политическая составляющая; теория официальной народности и ее интерпретации сторонниками реформирования России; отражение реформаторских тенденций в местном управлении; взаимосвязь реформаторских настроений в среде провинциального дворянства с планами бюрократических кругов.

Трактовка деятельности Негласного комитета основывалась главным образом на мемуарах современников, непосредственно не участвовавших в его деятельности. Ситуацию изменило введение в научный оборот двух уникальных источников: протоколов заседаний Негласного комитета, которые вел граф П.А. Строганов, и мемуаров' князя А.А. Чарторийского27. Общественно-политические взгляды и деятельность членов Негласного комитета редко привлекали внимание отечественных и зарубежных историков. Опубликованный в 1903 г. труд великого князя Николая Михайловича о П.А. Строганове дополнили исследования В.М. Далина и А.В. Чудинова о пребывании молодого русского аристократа в революционном Париже в 1790-е гг.28 До сих пор отсутствуют исследования жизни, взглядов и деятельности других членов Негласного комитета, которые на протяжении более четверти века играли существенную роль в политической жизни России.

Первой попыткой изучения деятельности Негласного комитета в историографии советского периода стало фундаментальное исследование А.В. Предтеченского, хотя сделанный в нем вывод о ее бесплодности явно

" Riasanovsky N.V. Nicolas I and Official Nationality In Russia. 1825-1855. Berdey-los Angeles, 1959; Riasanovsky N.V. A Parting of Ways. Government and the Educated Public In Russia. Oxford, 1976.

Lincoln W. B. In tbe Vangard of Reform Russians Enlightened Bureacrats. 1825-1861. De Kalb, 1982; Pinter W. The social characteristics the early nineteenth century Russian bureaucracy // Slawic Review. 1970. Vol 29. № 3; SUIT S.F. Decentralization and Self Government in Russia: 1830-1870. Prinston, 1972; Wortman Richard. Scenarios of Power Myth and Ceremony In Russian Monarchy. Vol.1. From Peter the Great to die Death of Nicholas 1. Princeton University Press, 1995; Уортман Ричард С. Властители и судии Развитие правового сознания в императорской России. М., 2004.

15 Уортман Р.С. Властители и судии. Развитие правового сознания в императорской России. С. 13.

16 Raeff M. Michael Sperancki. Statesman of Imperial Russia 1772-1839. The Hague, 1957; Витгакер Ц.Х. Граф С С Уваров и его время. СПб, 1999

" Николай Михайлович, великий князь. Граф П.А. Строганов (1774-1817). Историческое исследование эпохи императора Александра!. Т. 1-2. СПб, 1903; Чарторийский А.А. Мемуары и его переписка с императором Александром I Т. 1-2. М., 1912-1913.

28 Далин В М. Жильбер Ромм, Павел Строганов и Санкт-Петербургский двор // Вопросы истории. 1966. № 6; Чудинов А.В. «Русский принц» и француз-«цареубийиа» (История необычайного союза в документах, исследованиях и художественной литературе) // Исторические этюды о Французской революции Памяти В М Далина (К 95-летию со дня рождения). М, 1998.

расходился с приведенным материалом. Традиция изучения Негласного комитета была возобновлена в монографии Н.В. Минаевой, где взгляды его членов впервые рассматривались в контексте развития общественной и политической мысли России. Значительный интерес представляет и работа М.М. Сафонова, в которой деятельность комитета показана на фоне борьбы придворных группировок весной 1801-осенью 1802 г.29

Также не являлось объектом изучения исторической науки и то поколение бюрократии, которое заняло высшие посты в эпоху правления Николая I, хотя к их числу относились такие видные государственные деятели, как Д.Н. Блудов, Д.В. Дашков, С.С.Уваров. Только спустя 130 лет после вышедшей в 1866 г. книги Е.П. Ковалевского о Д.Н. Блудове появилось новое исследование об этом государственном деятеле, принадлежащее перу Е.В. Долгих30.

Этот пробел в отечественной историографии отчасти был восполнен обращением к данной проблеме историков литературы. Для этого есть веские основания, так как ряд видных сановников второй четверти XIX в. являлись членами литературного кружка «Арзамас» и занимали в молодости видное место в общественной жизни.- Итоговой для дореволюционной историографии стала работа Е.А. Сидорова31. Интересное исследование на основе архива братьев Тургеневых, показавшее значение «Арзамаса» для последующего формирования теории официальной народности, принадлежит Е.И. Тарасову. Однако, появившись на исходе Гражданской войны, эта работа осталась практически незамеченной32. Важнейший вклад в изучение общества «Арзамас» внес историк литературы М.И. Гиллельсон33. Значительный интерес представляют факты и оценки, которые содержатся в исследованиях о творчестве Н.М.Карамзина, В.А.Жуковского, Ф.И. Тютчева.

На протяжении длительного периода оставалась вне сферы научного анализа теория официальной народности, в связи с чем термин, введенный в оборот А.Н. Пыпиным, не был наполнен конкретно-историческим содержанием34. В отечественной историографии серьезным исследователем данного направления общественной мысли был С.Б. Окунь33. В 1990-е гг. обращение к изучению теории официальной народности, ее создателям и сторонникам стали более частыми в связи с общим ростом интереса к проблемам правительственной политики и российского консерватизма Первым свидетельством этого стали работы минского историка И.Л. Качалова36. Более объективно стала трактоваться роль С.С. Уварова в развитии народного просвещения и отечественной науки. По-новому был поставлен вопрос об идеологических истоках теории официальной народности,

29 Предтеченский А.В. Указ. соч.; Минаева Н.В. Указ. соч.; Сафонов М.М. Указ. соч.

31 Ковалевский ЕП. Гр. Блудов и его время. СПб, 1866; Долгих Е.В. ДН Блудов, М.А. Корф. К проблеме

менталитета российской бюрократии первой половины XIX в.: Автореф. дис.... канд ист. наук. М., 1995.

31 Сидоров Е. А. Литературное общество «Арзамас» //Журнал Министерства народного просвещения. 1901. №6,7.

32 Тарасов Е.И. Декабрист Н. И. Тургенев в Александровскую эпоху. Самара, 1923.

оллельсон М. И. Материалы по истории арзамасского братства // Пушкин Исследования и материалы. М ; Л., 1962. Т. 4.

3<Пыпин А.Н. Характеристики литературных мнений от двадцатых до пятидесятых годов СПб., 1906.

35 Окунь С.Б. Очерки истории СССР. Вторая четверть XIX в Л., 1957. С. 304-310.

36 Качалов ИЛ. Теория официальной народности и ее создатели: Автореф ... дис канд. ист. наук. Минск, 1995.

хотя в появившихся интересных работах трактовки отдельных сюжетов, новые оценки и наблюдения еще не сложились в целостную картину37.

Еще меньше внимания уделялось местному управлению Российской империи дореформенной эпохи. В историографии дореволюционного периода этому времени были посвящены исследования Э.Н. Берендса, И.И. Блинова и М.В. Клочкова38. Отдельные сюжеты, связанные с местным управлением первой четверти XIX в., были затронуты в работе А.В. Предтеченского. Принципиально новым явлением стало включение в исследование о бюрократии XIX в. раздела о губернаторах, предпринятое П.А. Зайончковским. Свидетельством появления новых подходов в историографии 1950-х гг. стала диссертация А.И. Парусова о местном управлении первой четверти XIX в.39 В 1970-х гг. вышло учебное пособие Н.П. Ерошкина о местном управлении в дореформенной России40.

Политические изменения 1990-х гг. и рост значения отдельных регионов привел к росту интереса к региональной истории. Почти в каждом субъекте Российской Федерации появились книги о местных губернаторах дореволюционной эпохи41. Ряд интересных исследований продолжил заложенную П.А. Зайончковским традицию рассмотрения состава местной администрации эпохи Николая I на основе анализа формулярных списков42. Единственной попыткой изучения чиновничества более раннего периода в отечественной историографии остаются исследования М.Ф. Румянцевой, посвященные провинциальной бюрократии конца Х\Ш - начала XIX в.43

Столь же незначительными являются итоги изучения провинциального общества дореформенной эпохи, в частности, дворянства Своеобразие общественно-политической ситуации пореформенной России привело к тому, что до 1917 г. практически не появилось значительных исследований по истории благородного сословия XVIII-XIX вв. Значительный генеалогический и биографический материал, собранный рядом провинциальных историков, к числу которых относились В.И. Чернопятов, А.Н. Норцева, И.И. Проходцов, так и не был

^Казаков Н.И. Об одной идеологической формуле Николаевской эпохи // Контекст-1989. М., 1989; Хартанович М.Ф. Ученое сословие в России. Императорская Академия наук второй четверти XIX в. СПб., 1999; Зорин А. Кормя двуглавого орла... Литература и государственная идеология в России в последней трети XVIII - первой трети XIX века. М., 2001; Шевченко М.М. Конец одного величия: власть, образование и печатное слово в императорской России на пороге освободительных реформ. М, 2003. 31 Блинов И.И. Губернаторы: Историко-правовой очерк. СПб., 1905; Клочков МВ. Очерки правительственной деятельности Павла I. Пг., 1916.

39 Парусов АИ. Административные реформы в России в первой четверти XIX века в связи с экономической и социально-экономической обстановкой: Автореф. дис.... д-ра ист. наук. Л., 1967.

40 Ерошкин Н.П. Местное государственное управление дореформенной России (1800-1860 гг.). 2-е изд. М., 1985.

41 Лысенко Л.М. Губернаторы и генерал-губернаторы Российской империи. М.: Изд-во МШУ, 2001; Она же. Губернаторы и генерал-губернаторы в системе власти дореволюционной России: Автореф. дис. ... д-ра ист. наук. М., 2001; Длуголенский Я. Военно-гражданская и полицейская власть С-П. 1703-1917. СПб., 2001; Тульские губернаторы: К 220-летию образования Тульской губернии посвящается. Тула, 1997.

42 Шумилов М.М. Местное управление и центральная власть в России в 50-начале 80-х гг. XIX в. М., 1991; Иванов АЕ. Губернское чиновничество 50-60-х гг. XIX в. в России: Историко-источниковедческие очерки. Калуга, 1994; Морякова О.В. Система местного управления России при Николае I. М., 1998.

43 Румянцева М.Ф. Костромское чиновничество в конце XVIII века // Российская провинция и ее роль в истории государства, общества и развитие культуры народа. Ч. 3. Костромская провинция в составе Российского государства. Кострома, 1994; Она же. Российское чиновничество второй половины XVIII в., формирование сословия // Сословия и государственная власть в России, XV - середина XIX в. М., 1994. Ч. 2; Она же. Вологодское чиновничество в конце XVIII века // Актуальные проблемы археографии, источниковедения и историографии. Вологда, 1995; Она же. Вологодское чиновничество в конце XVIII в. // Вологда: Краеведческий альманах. Вологда, 1997. Вып. 2.

обобщен44. Одним из немногих удачных попыток его обобщения в дореволюционной историографии стала книга А.Д. Повалишина о рязанском дворянстве первой половины XIX в. Значительным событием в деле изучения реформаторских тенденций в среде провинциального дворянства явились труд В.Й. Семевского о восприятии крестьянского вопроса русским обществом и написанная Н.П. Колюпановым биография А.И. Кошелева45. Проблема дворянства не рассматривалась и в историографии советского периода. Одними из немногих исключений можно считать монографии И.Д. Ковальченко и А.П. Корелина46.

Но изучение провинциального общества и как объекта правительственной политики, и как социальной среды, оказывающей на ее формирование определенное влияние, в отечественной историографии применительно к дореформенному периоду еще не было выделено в отдельную проблему. Впервые вопрос о взаимосвязи между правительственной политикой и развитием общественных настроений в провинциальной среде был поставлен в исследовании Н.В. Дубровина47. Примером плодотворности такого подхода стало появившееся в 1946 г. исследование В.С.Нечаевой о детстве и юности В.Г.Белинского. Обширный конкретно-исторический материал о жизни Чембарского уезда Пензенской губернии в 1810-1820-х гг. был введен в общую канву развития русского общества, что позволило сделать интересные и аргументированные выводы. Эта работа и сегодня не потеряла своего научного значения как образец изучения провинциального общества48. Плодотворность рассмотрения провинциальной среды при изучении общественного движения показана в работах Е.Л. Рудницкой и Е.А. Дудзинской49. Подробным рассмотрением культурной жизни в Тульской губернии отличаются работы О.Е. Глаголевой50. Но, к сожалению, пока не сложилась общая картина развития жизни и общественно-политических процессов в великорусских губерниях дореформенной поры.

Цели и задачи диссертационной работы. Целью данного исследования является изучение взглядов и деятельности той части столичной и провинциальной бюрократии первой половины XIX в., которая выступала сторонниками преобразования Российской империи.

Достижение этой цели предполагалось путем решения следующих задач: 1) выявление тех групп бюрократии, которые выступали в роли инициаторов

преобразований и являлись проводниками модернизации страны; 2) анализ общественно-политических взглядов сторонников преобразований в правительственных кругах эпохи правления Александра I и Николая I;

44 Чернопятов В.И. Дворянское сословие Тульской губернии. М., 1908-1912 Т. 1-12.; Норцев АН. Материалы для истории тамбовского, пензенского, саратовского дворянства Тамбов, 1904. Т 1

45 Семевский В.И. Крестьянский вопрос в России в XVIII и первой половине XIX в Т. I-II. СПб, 1888; Колюпанов Н.П Биография Кошелева. Т. 1-2. М, 1889-1892.

46 Ковальченко М.Д. Крестьяне и крепостное хозяйство Рязанской и Тамбовской губерний в первой половине XIX в. М., 1959; Корелин АЛ. Дворянство в пореформенной России. 1861-1904. М., 1979.

47 Дубровин Н.В Русская жизнь в начале XIX века // Русская старина С. 1902. № 8-12.

41 Нечаева B.C. В.Г. Белинский. Начало жизненного пути и литературной деятельности. 1811-1830. М., 1949. Одним из немногих исследований, рассматривающих проблему взаимодействия и взаимовлияния столицы и провинции на материале пореформенной эпохи, является работа Н.Г. Карнишкиной «Столица и провинция Российская политическая культура 1860-1890-х гг »(Пенза, 1999).

49 Рудницкая Е.Л. Н.П. Огарев в русском революционном движении. М, 1969; Дудзинская Е А. Славянофилы в общественной борьбе М., 1983.

50 Глаголева О Е. Тульская книжная старина: Очерки культурной жизни XVIII - первой половины XIX в Тула, 1992; Она же. Русская провинциальная старина: Очерки культуры и быта Тульской губернии XVIII • первой половины XIX в. Тула, 1993

3) определение места просвещенной бюрократии в общественно-политической жизни России дореформенного периода;

4) рассмотрение степени влияния реформаторских усилий просвещенной бюрократии на процесс модернизации страны;

5) исследование социальной среды, которая способствовала появлению просвещенной бюрократии Российской империи первой половины XIX в.

Методологическую основу исследования составляют такие принципы исторической науки, как историзм, объективность, системность и комплексность при выявлении, отборе, классификации и критическом анализе исторических источников. В работе были использованы общенаучные методы: генетический, системный и личностно-психологический.

Генетический метод дал возможность проследить преемственность эволюции носителей реформаторской составляющей в правительственной политике, определить круг ее носителей, их общественно-политические взгляды и используемые ими политические инструменты.

Изучение государственного аппарата Российской империи на. основе системного метода позволило выделить различные группы внутри правящей элиты и проследить отличия в их методах деятельности, отражающие как уходящие традиции, так и новые тенденции развития отечественной -государственности. Такой подход позволил также рассмотреть внутреннюю политику эпохи правления Александра I и Николая I как взаимоотношение имперского центра и провинции, которая была не только объектом влияния со стороны столичных властей, но и сама в определенной степени влияла на процесс модернизации страны.

Личностно-психологический подход сделал возможным рассмотрение личностных факторов, оказывавших воздействие на деятельность просвещенной бюрократии и ее взаимоотношение с другими группами чиновников и со всем обществом. Он позволил учесть психологические особенности, которые влияли на взгляды и деятельность представителей государственного аппарата. На современном этапе развития историографии все большее распространение получает такой подход, как коллективная биография, под которым понимается «эмпирическое... исследование коллектива личностей в его общественном контексте с помощью индивидуальных биографий членов этого коллектива. Таким образом, с помощью биографического метода исследуется, во-первых, индивидуальный образ жизни, который может быть привязан к другим аналогичным биографиям и социальному контексту. С другой стороны, этот метод изучает общественное поведение, каким образом оно появляется в индивидуальной и общественной жизни. Он направлен на выработку социальных типов, позволяя, однако, в любое время вернуться к нетипичному, индивидуальному»51.

Глубже истолковать используемые исторические источники дает возможность применение методов и понятийного аппарата таких наук, как политология, социология, политическая экономика, правоведение, культурология, литературоведение.

51 Маурер Т Новый подход к социальной истории университета коллективная биография профессоров // Из истории русской интеллигенции СПб, 2003 С 280

конкретно-исторический характер, возникает необходимость определить теоретическую позицию по таким проблемам, как соотношение развития России и стран Запада и эволюция государства, без чего невозможен эффективный анализ привлеченных исторических источников.

Исходя из поставленных цели и задач, был избран подход, который состоит в признании того, что эволюция отечественной государственности в Новое время имеет много общего с изменениями, происходившими в большинстве стран Европы и Азии при переходе от традиционного (феодального) к индустриальному (капиталистическому) обществу. Для обозначения этого перехода в работе используется термин модернизация. Учитывая, что существуют различные трактовки этого термина, в данном случае под ним понимается процесс эволюции российского общества от одного качественного состояния к другому, который

нельзя свести только к его «вестернизации» .

Проблема эволюции абсолютизма и формирующейся в этот период бюрократии, как особой привилегированной группы населения, находящейся на государственной службе и специализирующейся на управлении, и в отечественной, и в зарубежной историографии по сей день остается дискуссионной53.

При теоретическом осмыслении конкретно-исторического материала наиболее плодотворным оказался подход, основанный на концепции Макса Вебера о существовании трех типов власти: традиционного, харизматического и рационального. Абсолютная монархия представляет такой этап в развитии государственности, когда традиционный тип власти постепенно трансформируется в рациональный, проявлением чего явился процесс бюрократизации управления. На смену власти, освященной традицией и религиозными нормами, приходит власть, опирающаяся на систему общих правил и норм, установленных с известной разумной целью. Носителем этой «разумности» и являлась бюрократия, представители которой как «профессионалы обладают знаниями, приобретенными через формальное обучение... твердо придерживаются стандартов поведения, закрепленных процессом социализации с опорой на службу»54.

Важный шаг в деле утверждения принципов рационального управления и бюрократизации в России был сделан в эпоху правления Петра I, но окончательное утверждение произошло позднее. Российский абсолютизм на протяжении всего XVIII в. представлял собой типичный пример преобладания придворной сферы над бюрократией, когда не служебная карьера, а система фаворитизма выдвигала блестящих государственных деятелей того времени.

Эту систему управления наиболее адекватно можно истолковать исходя из концепции немецкого социолога первой половины XX в. Норберта Элиаса, ставшей в последнее десятилетие вновь актуальной в мировой историографии. На основе анализа конкретно-исторического материала,' связанного с историей французской монархии XXVI-XVIII вв., им введено понятие придворное общество, которым он определял преобладающий в Европейских государствах эпохи «ancien

52 О различных толкованиях термина «модернизация» и его применении к отечественной истории XVII1-XX вв см. Миронов Б Н Социальная история России периода империи (XVIII - начало XX в) СПб, 2000 Т 2 С 284-358, Критический анализ буржуазных теорий модернизации М, 1985

53 Среди существующих в современной историо1рафии подходов следует обратить внимание на попытку выделить два типа правового государства «правомерный» и собственно «правовой» (Миронов БН Социальная история России Т 2 С 114, 140-149) См также Омельченко О А. «Законная монархия» Екатерины II просвещенный абсолютизм в России М, 1993

54 Балзер Харли Д Интеллигентные профессии и интеллигенты-профессионалы // Из истории русской интеллигенции СПб, 2003 С 202

regime» тип управления. В этот период центром политической и общественной жизни был прежде всего двор монарха, где правитель и его ближайшие приближенные принимали основные решения в области внешней и внутренней политики. «В абсолютных монархиях, где роль сословно-представительных учреждений в управлении была сведена к минимуму, двор монарха соединял в себе... функцию домохозяйства всей августейшей семьи с функцией центрального органа государственной администрации, с функцией правительства. Личные и профессиональные задачи и отношения высших лиц государства еще не были так строго и недвусмысленно разделены и специализированы, как позднее в индустриальных национальных государствах<...>. В династических же монархиях с их придворными элитами обычным делом было более или менее ярко проявленное единство дел личных и служебных или профессиональных, а мысль о том, что их можно или нужно разделять, возникала лишь эпизодически и в зачаточной форме», - справедливо отмечал немецкий исследователь55.

Во второй половине XVIII столетия российская монархия, как и монархии других стран Европы, пыталась сделать идеи просветительства политическим инструментом в своих руках, что нашло воплощение в теории и практике «просвещенного абсолютизма». «Отличительными признаками «просвещенного абсолютизма» можно считать принятие и открытое провозглашение правящими кругами принципов французского Просвещения, своеобразную интерпретацию этих принципов и систематическое применение их в разных областях жизни», -отмечал Н.М. Дружинин56.

Для стран Европейского континента конец эпохе просвещенного абсолютизма положила Французская революция 1789 г. На протяжении жизни одного поколения идея народного суверенитета из теоретической конструкции превратилась в политическую реальность. «И в Западной Европе, и в России после Великой французской революции жизнь ушла далеко вперед и от умеренных взглядов Вольтера и Монтескье, и от веры в непобедимое влияние разумных

законов, и от уверенности в спасительную силу традиционного самодержавия» .

В этой обстановке правящей элите Российской империи пришлось искать ответы на новые общественные вопросы, результатом чего и стало появление просвещенной бюрократии.

В отечественной историографии последних десятилетий стал достаточно широко применяться термин либеральная бюрократия, которым обозначают ряд государственных деятелей эпохи правления Александра II, выступающих сторонниками реформ. Выбор термина просвещенные бюрократы связан с тем, что он дает возможность выделить качественное своеобразие их непосредственных предшественников. Представители просвещенной бюрократии дореформенной эпохи, во-первых, по положению в обществе, присущим им личным качествам и

55 Элиас Н. Придворное общество исследования по социологии короля и придворной аристократии. М.,

2002. С. 10.

56 Дружинин НМ. Просвещенный абсолютизм в России // Дружинин Н.М. Социально-экономическая история России. М, 1987. С. 244. См также: Грацианский П.С. Политическая и правовая мысль России второй половины XVIII в. М, 1984; Каменский А Б. «Под сенью Екатерины... Ь Вторая половина XVIII в. СПб., 1992; Омельченко О.А. Становление абсолютной монархии в России. М, 1986, Омельченко О.А. «Законная монархия» Екатерины II. Просвещенный абсолютизм в России. М, 1993; Минаева Н В. Н.И. Панин // Вопросы истории. 2002. № 7.

Дружинин НМ. Указ. соч. С. 261. «Политика «просвещенного абсолютизма» действовала в Европе в течение полувека, между 40-ми и 80-ми годами XVIII в, вплоть до Французской буржуазно-демократической революции». (Дружинин Н.М. Указ. соч. С. 245).

способам деятельности являлись носителями принципов рационального управления, которые они и стремились внедрить в отечественную действительность, отказываясь от традиций «придворного общества». Во-вторых, идеи века Просвещения оказали непосредственное влияние на формирование их общественно-политических взглядов. В-третьих, именно этот относительно узкий, но влиятельный слой сыграл ведущую роль в распространении просвещения в России во всех известных в те годы формах и оказал наибольшее воздействие на процессы модернизации в российском обществе58.

Рассмотрение конкретно-исторического материала показывает, что в рамках единой государственно-правовой системы существуют определенные различия в идейных представлениях и менталитете чиновников. Для обозначения этих различий в подходах к осуществлению своих обязанностей используется термин тип управления или стиль управления, который и отличал представителей просвещенной бюрократии от других групп чиновничества, настроенных более традиционалистски.

При характеристике места просвещенной бюрократии в развитии России возникает необходимость определить ее взаимосвязи с либеральной и консервативной идеологиями, изучение которых стало в последние десятилетия одной из излюбленных тем для гуманитарных и социальных наук. В то же время «в научной литературе нет полной четкости и определенности при отражении не только характерных черт, но даже и общего количества общественно-политических течений в России Нового времени. Одни авторы называют чуть ли не десятки таких направлений, другие вообще полностью отрицают их наличие, поскольку в России не было конституции, парламента, политических партий и соответственно реальных возможностей для политической жизнедеятельности. Такая пестрота в оценках и ориентациях, часто шедшая от незнания конкретной истории политических настроений и политической практики, настоятельно требует изучения конкретного русского материала и именно русской действительности» .

Идейные взгляды и практическая деятельность просвещенной бюрократии в представленном исследовании трактуются не как проявление «чистого» консерватизма или либерализма, а как конкретно-историческое явление, появившееся на определенном этапе развития отечественной государственности. При рассмотрении места просвещенной бюрократии в общественно-политической жизни России представляются плодотворными те подходы, которые наметились в отечественной историографии XX в., но не получили достаточного развития. Во-первых, это изложенная в трудах Н М. Дружинина трактовка гувернаментализма как одной из составляющих реформаторских настроений в русском обществе первой половины XIX в. Под ним понимается признание самодержавного государства главным субъектом и инструментом преобразования страны60. Во-вторых, это рассмотрение реформаторских планов и усилий представителей правящей элиты Российской империи как отечественной разновидности европейского легитимизма Впервые изложенный в 1920-е гг. в трудах А.Н. Шебунина этот взгляд получил в дальнейшем обоснование на конкретно-историческом материале в исследованиях Н.В. Минаевой. В данном случае под

58 Подробный социологический анализ отличия традиционного типа российского чиновника от бюрократа,

носителя рационального типа управления, см Миронов Б Н Указ соч Т 2 С 162-175 5 Гросул В Я Заключение // Русский консерватизм XIX столетия М , 2000 С 417

60 См . Дружинин Н М Государственные крестьяне и реформа П Д. Киселева М, 1946-1958 Т 1-2.

легитимизмом понимается общественно-политическое течение, которое стремилось сочетать постепенное реформирование общества с сохранением абсолютной монархии и социального господства дворянства61.

Рассмотрение роли просвещенной бюрократии в процессе модернизации России невозможно свести только к политико-правовым проблемам. В связи с этим характеристику взглядам просвещенной бюрократии невозможно дать без обращения к таким широким, хотя и не всегда однозначно понимаемым, понятиям, как просветительство, сентиментализм и романтизм, понимая под ними в данном случае не только комплекс идейных представлений, но и определенный тип мировосприятия и поведения, носители которого не всегда декларировали его в форме политических доктрин, предпочитая использовать для самоидентификации обращение к эстетическим и этическим проблемам.

Хронологические рамки исследования охватывают период правления Александра I и Николая I. В качестве исходного рубежа взяты 1790-е гг., когда под влиянием событий Великой французской революции сформировались взгляды той группы государственных деятелей, которые характеризуются как первое поколение просвещенной бюрократии Верхней границей хронологических рамок избрано вступление на престол Александра Н, которое положило начало непосредственному преобразованию страны. Выбор такого достаточно длительного периода для исследования обусловлен стремлением рассмотреть реформаторское направление в среде бюрократии Российской империи в динамике перехода от одного качественного состояния в другое, от появления до превращения во влиятельную силу, способную преобразовать страну. В определенных случаях логика решений поставленных в диссертации задач потребовала выхода за обозначенные хронологические рамки. Это относится главным образом к рассмотрению вопросов развития провинциальной среды, уяснение которых оказалось невозможным без ретроспективного подхода.

Территориальные рамки исследования влияния просвещенной бюрократии на провинцию ограничены четырьмя великорусскими губерниями: Пензенской, Рязанской, Тульской и Тамбовской, территория которых ныне входит в состав шести субъектов Российской Федерации: Тульской, Рязанской, Липецкой, Тамбовской, Пензенской областей и Республики Мордовия.

Региональная история изучается преимущественно в рамках современного или существовавшего до 1917 г. административно-территориального деления страны. Выдающийся исследователь населения и пространства России П П. Семенов-Тян-Шанский справедливо отмечал, что такой подход «не дает достаточных удобств ни для исследования, ни для выражения распределения населения в России. Губернская единица неудовлетворительна, потому что большинство наших губерний далеко не представляет однородности ни относительно густоты населения, ни относительно физических условий, вследствие чего средняя цифра населенности губернии только маскирует иногда весьма резкие контрасты в населенности частей ее. Уездная же единица представляет собой неудобство по своей дробности, при которой случайности местных скоплений населения слишком отражаются на цифрах отношения населения к пространству и

61 Шебунин АН Европейская контрреволюций в первой половине XIX в Л, 1925, Минаева Н В Европейский легитимизм и эволюция политических представлений Н М Карамзина // История СССР 1982 №5

маскируют влияние более общих причин, действующих в России обыкновенно на весьма больших протяжениях.. .»62.

Представляется, что изучение прошлого, ограниченное губернскими или областными рамками, является недостаточным для понимания многих сторон прошлого. Не пытаясь пополнить многочисленные определения термина «регион», существующие в отечественной литературе, хотелось бы обратить внимание на то обстоятельство, что регион как социально-экономическое и культурное явление имеет исторически-конкретный характер. Поэтому каждый регион проходит сложный путь развития от зарождения до вполне возможного на определенном этапе исчезновения.

Такой процесс произошел, в частности, на протяжении второго тысячелетия нашей эры на лесостепных просторах, прилегающих к среднему течению р. Оки и истокам р. Дона, которые вошли в ходе проведения губернской реформы 1775 г. в состав Тульской, Рязанской, Тамбовской и Пензенской губерний. Сформировавшийся на Окско-Донской равнине исторический регион России, для обозначения которого в исследовании используется термин приокская лесостепь, выделял в ходе первых опытов научного районирования России, предпринятых в 1850-х гг., П.П. Семенов-Тян-Шанский63. Убедительно показаны значительные различия между традиционно относимыми к Центрально-Черноземному району Рязанской, Тульской, Тамбовской, Пензенской, с одной стороны, и Орловской, Курской и Воронежской губерниями, с другой стороны, в фундаментальном исследовании Н.М. Дружинина .

Источниковой основой диссертации являются как опубликованные материалы, так и неопубликованные источники, выявленные в фондах центральных и местных архивов.

При рассмотрении взглядов и деятельности просвещенной бюрократии использовались фонды высших и центральных учреждений Российской империи и их структурных подразделений: Непременного совета (РГИА. Ф. 468), Департамента гражданских и духовных дел Государственного совета (РГИА. Ф. 1151), Комитета министров (РГИА. Ф. 1263), Государственной канцелярии (РГИА. Ф. 1162), Комитета 6 декабря 1826 г. (РГИА. Ф. 1167), Кабинета е.и. величества (РГИА. Ф. 468), I (РГИА. Ф. 1409) и Ш (ГА РФ. Ф. 109) отделений собственной е. и. в. канцелярии, Совета при министре внутренних дел (РГИА. Ф. 1281), первого Департамента Министерства государственных имуществ (РГИА. Ф. 383), Министерства юстиции (РГИА, ф. 1405), Департамента полиции исполнительной (РГИА. Ф. 1286) и Особенной канцелярии (ГА РФ. Ф. 1165) Министерства внутренних дел, Департамента народного просвещения (РГИА. Ф. 733) и Главного управления цензуры (РГИА. Ф. 772), Министерства народного просвещения, Департамента внешней торговли Министерства финансов (РГИА. Ф. 19). Значительный интерес для рассмотрения проблемы взаимоотношения власти и общества представляют материалы Следственной комиссии и Верховного

62 Семенов П.П. Население Европейской России в зависимости от причин, обусловливающих распределение населения империи // Статистический временник Российской империи СПб, 1871. Т. 2. Вып. 1. С. 127-128. 6 Вальская Б А. Об экономико-географическом изучении России в первой половине XIX в // Вопросы

географии. М, 1948. Сб 10; Она же Обзор опытов районирования с конца XVIII в по 1861 г. // Вопросы географии М, 1950. Сб. 17, Она же Об экономико-географическом изучении России статистического отделении МВД в 1835-1852 гг //Вопросы географии М., 1951 Сб 27.

64 Дружинин Н М. Государственные крестьяне и реформа П Д. Киселева М, 1946 Т. 1 С. 408, 416 Т. 2 М , 1958 С. 320,342.

уголовного суда по делу декабристов (ГА РФ. Ф. 48) как включенные в фундаментальную публикацию «Восстание декабристов», так и неопубликованные65.

Выявленные в центральных архивах материалы были дополнены документами местных учреждений, находящихся в фондах Государственных архивов Липецкой (ГАЛО), Пензенской (ГАПО), Рязанской (ГАРО), Тамбовской (ГАТО) и Тульской (ГАТуО) областей: канцелярий губернаторов (ГАПО. Ф. 5, канцелярии губернатора Пензенской губернии; ГАРО. Ф. 5, канцелярии губернатора Рязанской губернии; ГАТО. Ф. 4, канцелярии губернатора Тамбовской губернии; ГАТуО. Ф. 90, канцелярии губернатора Тульской губернии), губернских присутствий (ГАПО. Ф. 6, губернского присутствия Пензенской губернии; ГАРО. Ф. 4, губернского присутствия Рязанской губернии; ГАТО. Ф. 2, губернского присутствия Тамбовской губернии; ГАТуО. Ф. 51, губернского присутствия Тульской губернии), губернских статистических комитетов (ГАПО. Ф. 9, статистического комитета Пензенской губернии; ГАРО. Ф. 7, статистического комитета Рязанской губернии; ГАТО. Ф. 6, статистического комитета Тамбовской губернии; ГАТуО. Ф.. 52, статистического комитета Тульской губернии), дворянских собраний и губернских предводителей дворянства (ГАПО. Ф. 196, дворянского депутатского собрания Пензенской губернии; ГАРО. Ф. 99, дворянского депутатского собрания Рязанской, губернии; Ф. 98, губернского предводителя дворянства Рязанской губернии; ГАТО. Ф. 161, губернского предводителя дворянства и дворянского депутатского собрания Тамбовской губернии; ГАТуО. Ф. 39, дворянского депутатского собрания Тульской губернии; Ф. 40 губернского предводителя дворянства Тульской губернии). Помимо фондов губернских учреждений был использован выявленный в ГАРО обширный фонд канцелярии генерал-губернатора Рязанской, Тульской, Тамбовской, Орловской и Воронежской губерний (ГАРО, Ф. 920), который ранее не привлекался при анализе реформаторской деятельности центральных и местных учреждений 1810-1820-х гг.

Многие стороны реформаторской деятельности властей отражены в фондах провинциальных учебных заведений: Пензенской, Рязанской, Тамбовской и Тульской гимназий (ГАПО. Ф. 58, Пензенской мужской гимназии; ГАРО. Ф. 609, Рязанской мужской гимназии; ГАТО. Ф. 107, Тамбовской мужской гимназии), Тамбовского и Тульского кадетских корпусов (Российский государственный военно-исторический архив. Ф. 983 и 346).

Менее результативным оказалось при изучении поставленной проблемы обращение к фондам уездных учреждений: нижних земских судов66, городничих67,

68 т!

уездных предводителей дворянства . В них сохранились лишь разрозненные документы дореформенной эпохи, что заставило отказаться от подробного анализа уездного уровня административной системы Российской империи при рассмотрении деятельности просвещенной бюрократии.

Изучение поставленной в данном исследовании проблемы невозможно без использования материалов личных фондов государственных деятелей, которые были носителями реформаторских начал. Среди них особой полнотой отличаются

65 Восстание декабристов: Документы и материалы. М; Л., 1925-1984. Т. 1-18. Определенный интерес для понимания процессов, идущих в провинции, представляет публикация: Дело петрашевцев. М; Л., 19371951. Т. 1-3.

" ГАРО. Ф 735,750,751,752..753.754,759,757,758,1539,1537,1556. " ГАРО, Ф. 85,86,88,87,843,1521,1518.

61 ГАЛО. Ф. 62,240, ГАРО. Ф 101,103,104; ГАТуО. Ф. 736,739,740,741,742.

документальные комплексы, связанные с семействами Строгановых (РГАДА. Ф. 1278) и князей Вяземских (РГАЛИ. Ф. 195). Значительный интерес представляют фонды таких государственных и общественных деятелей, как А.Д. Балашов (Архив Санкт-Петербургского института истории РАН. Ф.16), Н.Н Новосильцев (Архив СПб ИИ РАН. Ф. 176), Д.Н. Блудов (РГИА. Ф. 72), Д.В. Дашков (РГИА. Ф. 1630), С.С. Уваров (ОПИ ГИМ. Ф. 17), Нечаев (РГИА. Ф. 1005), а также одного из ближайших сотрудников М.М. Сперанского - К.Г. Репинского (ОР РНБ. Ф. 637) и религиозного деятеля АЛ. Дубовицкого (ГАРО. Ф. 1336).

Значительный интерес для анализа реформаторского направления в правительственной политике первой половины XIX в. представляют документы, отложившиеся в собраниях таких коллекционеров и ученых, как С. Д. Полторацкий (ОР РГБ. Ф. 223), А .А. Краевский (ОР РНБ. Ф. 391), М.Н. Погодин (ОР РГБ. Ф. 231), К.М. Бороздин (РГИА. Ф. 1681), М.А. Корф (ОР РНБ. Ф. 380), Н.К Шильдер (ОР РНБ. Ф. 859), А.Н. Шебунин (ОР РНБ. Ф. 849).

Деятельность просвещенной бюрократии невозможно понять без обращения к законодательным документам Российской империи, основная масса которых включена в Полное собрание законов Российской империи и Свод законов Российской империи69. Понять механизм формирования и реализации правительственной политики невозможно без обращения к делопроизводственным документам высших, центральных и местных учреждений Российской империи первой половины XIX в. Справедливым кажется мнение о том, что «в исследовательской разработке делопроизводственной документации наблюдается явный диссонанс между ее изучением, с одной стороны, с точки зрения внешних признаков, структуры разновидностей и организации документопотоков и, с другой

^ 70

стороны, ее <...> использованием в исторических исследованиях» .

Огромное значение для понимания реформаторской составляющей политики Российской империи первой половины XIX в. имеют проекты преобразований, к числу которых относятся: записка А.А. Безбородко «О потребностях Российской империи», различные редакции «Коронационной грамоты» 1801 г., многочисленные записки М.М. Сперанского, конституционный проект Государственной Уставной грамоты Российской империи71.

В ходе работы над исследованием был выявлен ряд записок, принадлежащих перу членов общества «Арзамас»72. Впервые вводится в научный оборот комплекс

" Полное собрание законов Российской империи-1. СПб., 1830. Т. 1-45; Полное собрание законов Российской империи-II. Т. СПб., 1830-1884. Т. 1-55; Свод законов Российской империи, повелением государя императора Николая Павловича составленный. СПб., 1832. (Т. 1-15); Свод законов Российской империи, повелением государя императора Николая Павловича составленный. СПб., 1842. (Т. 1-15).

70 Румянцева М Ф. Исторические источники XVIII -начала XX века... С. 407.

71 Безбородко А.А. О потребностях Российской империи // Григорович Н.. Канцлер князь А.А. Безбородко в связи с событиями его времени. СПб., 1881. Т. 2. С. 297-300, С. 643-646; Сперанский М.М. Проекты и записки. М., 1961; Государственная Уставная грамота Российской империи // РГАДА. Ф. 3 (Разряд III). Д. 25. Впервые текст «Государственной Уставной грамоты Российской империи» был опубликован польским временным правительством в 1831 г.: Государственная Уставная грамота Российской империи. Варшава, 1831; см. также: Исторический сборник Вольной русской типографии в Лондоне. Лондон, 1861.- Кн. 2, Государственная Уставная грамота Российской империи. Берлин, 1909

72 Вяземский П.А. Социально-экономический трактат // РГАЛИ Ф. 195. Оп. 1. Ед. хр. 1076, Вяземский П А О Пруссии // Там же. Ед. хр. 1052, Дашков Д.В. Черновые записки по вопросам государственного права // РГИА. Ф. 1630. On. 1. Ел хр. 247, 290; Дашков ДВ. Историческая записка о княжествах Молдавии и Валахии // Там же. Ед. хр. 249; Отношение к статскому секретарю Минчаки об организации комитета для пересмотра и изменения основных вопросов по управлению в княжествах // Там же. Ед. хр. 248, Дашков Д В. Рапорт К В. Нессельроде о бедственном положении Дунайских княжеств // Там же. Ед. хр. 215; Проект введения конституционного строя в Молдавии и Валахии // Там же. Ед. хр. 228.

документов, свидетельствующих о реформаторских усилиях властей в провинции, связанный с деятельностью А.Д. Балашова в качестве генерал-губернатора пяти центральных губерний73. Не привлекались ранее исследователями публикации записок В.П. Кочубея и И.А. Каподистрии, в которых излагалась сложившаяся в правительственных кругах после наполеоновских войн программа реформ74.

Были подвергнуты анализу отчеты губернаторов Пензенской, Рязанской, Тамбовской и Тульской губерний, эпохи правления Александра I и Николая I, которые представляют значительный интерес не только благодаря содержащейся в них конкретной информации, но и как показатель распространения рациональных методов управления в российской провинции. Помимо отчетов в диссертации использовались распорядительные документы (протоколы, журналы заседаний губернских учреждений и предписания нижестоящим инстанциям) местных властей, анализ которых позволяет выявить определенные различия в стиле управления на местах и сделать вывод о существовании нескольких подходов на уровне губернской администрации. Плодотворность изучения фондов провинциальных архивов в связи с реформаторской деятельностью властей показали документы Рязанской палаты гражданского суда (ГАРО. Ф. 637) о реализации Указа о вольных хлебопашцах 1803 г.

Значительный интерес для понимания реального состояния системы управления представляют контрольные документы государственных учреждений. К их числу относятся прежде всего материалы сенатских ревизий (РГИА. Ф. 468, Неприменного совета; Ф. 1383, ревизии сенатора И.Э. Куруты Тамбовской губернии; Ф. 383, первого департамента Министерства государственных имуществ) и донесения губернских жандармских офицеров (ГА РФ. Ф. 109). Их дополняют разнообразные доносы, направленные в правительственные инстанции, в которых затрагивались проблемы местного управления75. Изменение качественного состава российской бюрократии невозможно понять без обращения к такому виду источников, как формулярные списки и родословные документы.

73 Дело по указу Сената о введении некоторых изменений в управлении Рязанской губернии в связи с предстоящими изменениями в управлении всеми губерниями // РГИА. Ф. 1284. Оп. 8. Ед хр. 61; О распространении власти генерал-губернатора Балашова на Рязанскую губернию и изыскании источников дохода для реорганизации гражданского управления // РГИА. Ф. 560. Оп. 11. Ед. хр. 233, О некоторых изменениях в управлении Рязанской губернии // РГИА. Ф. 1263, комитета министров. Оп. I. Ед. хр 327, Татарннов И.М. Мнение об открытии Практического отделения при Дворянском заведении, 10 ноября 1823 г. // ГАРО. Ф. 920, канцелярии генерал-губернатора. Оп. 1. Ед. хр. 1597; Аргилландер А.К. Проект об учреждении в Рязани училища землемерию, архитектуре, части инженерной // ГАЮ. Ф. 920, канцелярии генерал-губернатора. Оп 1 Д 1597; Мнение управляющего по особенной экспедиции Д.А. Кавелина о проекте губернского землемера А.К. Аргилландера // ГАЮ. Ф. 920, канцелярии генерал-губернатора Оп. 1. Ед.хр 1597.

74 Материалы, собранные для высочайше учрежденной комиссии о преобразовании губернских и уездных учреждений. СПб., 1870, Кочубей В.П. О положении империи и о мерах к прекращению беспорядков и введении лучшего устройства в разные отрасли, правительство составляющее // Сборник РИО. Т. 74; Мнение Каподистрии о цензуре в Царстве Польском // Русская старина. 1903. № И.

75 См.: Донос на рязанского прокурора, 1801 г. // РГИА. Ф. 1374, Министерства юстиции. Оп 5. Ед, хр 213; Скобелев И Н Письмо И И. Дибичу, 14 мая 1826 г. // ОР РНБ. Ф. Н К. Шильдера. Картон 17. Ед. хр. 6. Л. 2425, Донос на тульских чиновников, 1828 г. // ГАРФ. Ф. 109.1 экс. Оп. 3 (1828 г.). Ед, хр. 128; О сообщении генерал-лейтенанта Горголи сведений о новых слухах насчет чиновников Пензенской губернии // ГА РФ. Ф 109. Оп 3 (1828). Ед. хр. 64 Л. 1-36; Гр. Н С. Мордвинов, А.А. Закревский, П.Д. Киселев, кн. А Г. Голицын, А.Д Балашов и АИ. Ермолов в доносе на них» 1826г. //Русская старина. 1881 № 1С. 190.

оборот в наибольшей мере введен комплекс документов, отражающий взгляды и деятельность участников тайных обществ декабристов. Такие программные документы, как устав «Союза благоденствия» и «Конституция» Н.М. Муравьева, показывают не только расхождения, но и точки соприкосновения во взглядах дворянских революционеров и сторонников гувернаменталистского подхода к преобразованиям. Значительный интерес представляет комплекс документов, связанный с деятельностью Негласного комитета. Реформаторские настроения будущих просвещенных бюрократов отражают также документы литературного общества «Арзамас»76.

Распространение новых общественно-политических идей отразилось в публицистических произведениях первой половины XIX в. А.Т.Болотова, А.Ф. Бестужева, И.П. Пнина, А.С. Кайсарова, Н.М. Карамзина, А.И. Кошелева. Значительный интерес представляют произведения и государственных деятелей, например, князя П.А. Вяземского, Д.В. Дашкова, С.С. Уварова, которые на определенном этапе своего жизненного пути выступали в качестве ярких публицистов77.

Существовавшие традиции и цензура привели к тому, что реформаторские взгляды с наибольшей силой отражались не столько в подцензурной публицистике, сколько в прозе и поэзии первой половины XIXв. - ценном историческом источнике для изучения общественно-политических настроений той эпохи. В этом отношении особый интерес представляет творчество литераторов, входивших в состав общества «Арзамас», - В.А. Жуковского и князя П.А. Вяземского. Эволюция провинциального общества и местной администрации ярко показана в появившихся в печати уже в эпоху общественного подъема 1850-1860-х гг. произведениях дворян Рязанской и Пензенской губерний В.В. Селиванова, И.В. Селиванова и СТ. Славутинского78.

См.: Литературные арзамасские шалости // Русский архив. 1866. № 3, Пачка бумаг, относящихся к литературному обществу «Арзамас» // Отчет императорской публичной библиотеки за 1884 г. СПб., 1886; Новые материалы для истории «Арзамаса» // Русская старина. 1899. № 5; Арзамас и арзамасские протоколы. Л , 1934; Арзамас: Сборник. М, 1994. Т. 1-2.

77 Из неизданного литературного наследия А.Т. Болотова // Литературное наследство Т. 9-10. М., 1933; Болотов А.Т. Избр. соч. по агрономии, плодоводству, лесоводству, ботанике. М, 1952; Болотов А.Т. Избр. труды по агрономии .. М., 1988; Бестужев А.Ф. О воспитании // Русские просветители (от Радищева до декабристов). М., 1966. Т. 1; Пнин И.П. Сочинения. М, 1934; Кайсаров А С. Об освобождении крепостных в России // Русские просветители (от Радищева до декабристов). М., 1966. Т. 1; Карамзин Н.М. Записка о древней и новой России. СПб., 1914; Кошелев А.И. Добрая воля спорее неволи // Земледельческая газета. 1847. № 99 (Она же под названием «Охота пуще неволи» напечатана в кн: Кошелев АИ. Записки. Приложение II. Берлин, 1884); Дашков ДВ Нечто о журналах // Санкт-Петербургский вестник. 1812. № I, Дашков ДВ. О легчайшем способе возражать на критику. СПб., 1811; Дашков ДВ Разбор примечаний к переводу статей из Лагарпа // Цветник. 1810. № 11-12; Уваров С.С. Император Всероссийский и Бонапарт. СПб, 1814; Уваров С.С. Историческое известие о Моро, извлеченное из нового сочинения // Вестник Европы. 1814, Вяземский П А. Поли. собр. соч. СПБ., 1878. Т. 1,2.

78 Селиванов ВВ. Сочинения. Т. 1-2. Владимир, 1901; Селиванов ИВ. Записки дворянина-помещика, бывшего в должности предводителя, судьи и председателя палаты // Русская старина 1880. № 8-8, 12; 1881, К» 8,1882, № 3, Селиванов И.В., Славутинский СТ. Из провинциальной жизни М., 1985.

одновременно являлись рупором сторонников преобразований в правительственных кругах. Стремление просвещенной бюрократии сделать периодическую печать инструментом преобразования страны привело к развитию официальной печати, издававшейся Министерством финансов, Министерством внутренних дел, Министерством народного просвещения и Министерством государственных имуществ79. В 1837 г. появляются первые провинциальные периодические издания на рассматриваемой в исследовании территории: «Пензенские губернские ведомости», «Рязанские губернские ведомости», «Тамбовские губернские ведомости» и «Тульские губернские ведомости»80.

Менталитет и многие стороны психологического облика просвещенной бюрократии невозможно выявить и понять без обращения к источникам личного происхождения. В исследовании широко использована переписка государственных и общественных деятелей первой половины XIX в., которая в то время часто оказывалась более значимым способом распространения информации, чем газеты и журналы. Для рассматриваемой проблемы особое значение представляют такие эпистолярные комплексы, как переписка членов Негласного комитета, письма членов общества «Арзамас». Одним из наиболее обширных из сохранившихся эпистолярных комплексов первой половины XIX в. является переписка братьев Тургеневых и князя П.А. Вяземского, которая велась на протяжении нескольких десятилетий и имеет уникальный характер для понимания взглядов представителей просвещенной бюрократии81.

Распространение просвещения в первой половине XIX в. породило традицию ведения дневников. Некоторые из них, к числу которых можно отнести дневники Н.И. Тургенева и его брата СИ. Тургенева, а также «Записные книжки» князя П.А. Вяземского, выходили за рамки повседневных записей, представляя собой отражение общественно-политических взглядов их авторов82. Один из немногих дневников, в котором отразилась повседневная жизнь дореформенной провинции, сохранился в следственном деле петрашевцев, по которому привлекался его автор, офицер Генерального штаба П.А. Кузьмин83.

Представители реформаторского направления в правительственных кругах принадлежали к наиболее образованной части российского общества и стремились отразить свой социальный опыт в воспоминаниях. Для рассмотрения круга «молодых друзей» Александра I особое значение имеет такой источник, как

См.: Систематическо-хронологический указатель статей, помешенных в «Санкт-Петербургском журнале», «Санкт-Петербургской газете» и журнале Министерства внутренних дел (1804-1852) // Особое приложение к журналу Министерства внутренних дел. СПб., 1855. Ч. 1-3; Указатель статей журнала Министерства внутренних дел за 1829-1852 // Приложение к журналу Министерства внутренних дел. 1853. Ч. 12-14; Указатель к повременным изданиям Министерства народного просвещения с 1803 по июнь 1864 г. СПб., 1864-1865. Ч. 1-2.

80 Характеристику подобных изданий см.: Станько А.И. Официальная газетная печать в литературно-общественной борьбе 1840-х гг. // Ученые записки / Горьк. ун-т. Сер. Историко-филологическая. Горький, 1996. Вып. 78; Улащик НН. Минские губернские ведомости как исторический источник // Проблемы источниковедения. М., 1959. Т. 7.

81Остафьевский архив князей Вяземских. Т. 1. Переписка кн. П. А. Вяземского с А И. Тургеневым. 18121819 гг. СПб., 1899, Остафьевский архив князей Вяземских. Т.2. Переписка кн. П. А. Вяземского с А. И. Тургеневым. 1820-1823 гг. СПб., 1899; Остафьевский архив князей Вяземских.* Т.З. Переписка кн. П. А Вяземского с А И. Тургеневым. 1824-1836 гг. СПб., 1908; Остафьевский архив князей Вяземских. Т.4. Переписка кн. П. А Вяземского с А И. Тургеневым. 1837-1845 гг. СПб., 1899; Письма В.А Жуковского к А И. Тургеневу. М., 1895; Тургенев Н.И. Письма к брату СИ. Тургеневу М., 1936.

82 Архив братьев Тургеневых. Вып. 3. Дневники и письма НИ. Тургенева. СПб., 1913; Тургенев АИ. Хроника русского: Дневники (1825-1826). М ; Л., 1964;Вяземский П А Записные книжки. М., 1963.

83 Кузьмин П.А Дневник // Дело петрашевцев. М.Л., 1941. Т. 2.

записки князя А.А. Чарторийского, которые позволяют достаточно полно восстановить те идеалы, которые разделяли его единомышленники по Негласному комтету. Из круга «Арзамаса» вышли два выдающихся мемуариста, без обращения к творческому наследию которых не обходится ни одно исследование о жизни дореформенной России. Одним из первых, кто оценил значение «Записок современника» СП. Жихарева был Л.Н. Толстой. Они переиздавались на протяжении столетия пять раз. . Значительным культурным явлением стало появление в середине XIX в. мемуаров другого члена общества «Арзамас» - Ф.Ф, Вигеля, где представлена яркая картина жизни столиц и провинции дореформенной России84.

Жизнь центральных губерний обстоятельно показана в записках тульского дворянина А.Т. Болотова, которые заложили основу мемуарной традиции в великорусской провинции. В них описываются события конца XVIII в., но создавались они уже в эпоху правления Александра I, что делает их важнейшим источником для изучения провинциального дворянства того времени85. Выходцами из среды провинциального дворянства рассматриваемых губерний являлись такие мемуаристы, как Б.Н. Чичерин и А.И. Кошелев, воспоминания которых стали для многих поколений ученых основой для реконструкции общественно-политической жизни 1840-1870-х гг.86 А.Д. Галахов и Я.П. Полонский стремились к объективному показу той провинциальной среды, которую они покинули, отправляясь в Московский университет87. Широкая панорама жизни столиц и провинции, как окраин, так и центральных губерний, создана в монументальных воспоминаниях П.П. Семенова-Тян-Шанского88.

Архивный поиск позволил ввести в научный оборот записки генерал-адъютанта А.Д. Балашова и состоящего при нем чиновника М.Н. Макарова, которые позволяют по-новому взглянуть на реформаторские планы императора Александра I89.

Критический анализ разнообразных источников, привлеченных для рассмотрения данной темы, дает основания для объективной интерпретации исторических фактов и осмысления причинно-следственных связей изучаемой эпохи.

84 См. Жихарев СП. Записки современника с 1805 по 1819 гол Ч. 1. Дневник студента (с 1805 по 1807 г.) СПб., 1859; Записки СП. Жихарева. 1805-1807. Дневник студента и чиновника. М., 1890; Жихарев СП. Записки современника. М.; Л., 1934. Т. 1-2; Он же. Записки современника. М.; Л., 1955; Он же. Записки современника. Воспоминания старого театрала. Л., 1989. Т. 1-2; Вигель Ф.Ф. Воспоминания М, 1864-1865; Вигель Ф.Ф. Записки. М., 1891-1893. Ч. 1-7; Вигель Ф.Ф. Записки. М, 1928.

85БолотовАТ. Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков. СПб., 1871-1873. Т. 1-4; Болотов А.Т. Жизнь и приключение Андрея Болотова // Русская старина, 1889, № 6, 10, 1895, № 8; Болотов AT. Современник, или Записки для потомства. СПб.,.1891; Болотов AT. Петербург при Петре III. СПб., 1901; Болотов AT. Жизнь и приключение. М.-Л., 1930; Болотов AT. Жизнь и приключение... М.; Л., 1931. Т. 1-3; Болотов AT. Жизнь и приключения. М., 1986; Болотов AT. Жизнь и приключения. Тула, 1988. Т. 1-2; AT. Болотов в Кенингсберге. Калининград 1990; Болотов AT. Жизнь и приключения... М., 1993. Т. 1-3.

86Чичерин Б.Н. Москва сороковых годов. М., 1929; Чичерин Б.Н. Воспоминания. М., 1991; Записки Александра Ивановича Кошелева (1812-1883 1г.). Берлин, 1884; Кошелев АИ. Записки. М., 1991.

87 Галахов АД. Из записок человека // Русский вестник. 1875. № 11; 1876. № 5,10,11; Галахов АД. Записки человека. М., 1999; Полонский Я.П. Мой дядя и кое-что из его рассказов // Русский архив. 1876. Jfe 1; Полонский Я.П. Школьные годы // Труды Рязанской ученой архивной комиссии. 1890. Т. 1.№ 1,2.

88Семенов-Тян-Шанский П.П. Мемуары. Т. I. Детство и юность (1827-1855). Пг., 1915.

8 Балашов АД. Записки касательно моей жизни // Архив Санкт-Петербургского института истории РАН (АСПИИ РАН). Ф. 16, Балашовых. Оп. 1. Ед, хр. 217; Макаров М.Н. Несколько заметок об АД. Балашове // Ф. Погодина. III. Картон 7. Ед. хр. 65.

Научная новизна исследования определяется тем, что представленная диссертация является первым комплексным исследованием взглядов и деятельности просвещенной бюрократии первой половины XIX в. в контексте модернизации Российской империи. В ней также впервые рассматривается влияние усилий столичной просвещенной бюрократии на провинцию и обратное воздействие провинциальной среды на реформаторские усилия правительственных кругов. В научный оборот введен обширный круг как опубликованных, так и неопубликованных источников. Многие аспекты представленной в диссертации проблемы являются первым опытом их разработки в отечественной историографии. К ним относятся сюжеты, связанные с формированием реформаторского направления в правительственных верхах, деятельностью бывших членов Негласного комитета в 1820-е гг., анализом теории официальной народности, ее истоков и места как в общественно-политическом развитии России, так и в контексте общеевропейских политических тенденций, ролью членов «Арзамаса» в формировании теории официальной народности. Также впервые предпринята попытка рассмотрения реформаторских тенденций, в частности «правительственного конституционализма» первой четверти XIX в., на уровне местного управления в великорусских губерниях. В диссертации дана новая трактовка развития общественного движения в провинциальной среде и впервые рассмотрена гувернаменталистская составляющая в общественном движении, что позволяет по-новому истолковать начальные этапы развития политической мысли и размежевание ее на консервативную, либеральную и революционную идеологию и практику.

Практическая значимость исследования состоит в том, что оно призвано осмыслить реформаторское направление в правительственной политике, проследить взаимоотношение столиц и провинции на основе расширения корпуса источников по теме. Материалы и выводы диссертации могут быть использованы при написании обобщающих и специальных трудов по отечественной истории первой половины ХГХ в., а также в процессе преподавания общих и специальных курсов как исторического, так и. правоведческого, политологического, социологического и культурологического плана. Опыт формирования и реализации новых подходов в правительственной политике может быть учтен и при взаимодействии федерального центра и регионов на современном этапе.

Апробация результатов. Материалы диссертации отражены в монографиях «П.А. Вяземский. Власть и общество в дореформенной России» (М., 2001) и «История одной губернии. Очерки истории Рязанского края 1778-2000 гг.» (Рязань, 2000), публикациях в журналах «Отечественная история» и «Вопросы истории», энциклопедии «Отечественная история. История России с древнейших времен до 1917 года», «Рязанская энциклопедия». Всего по теме диссертации опубликовано 106 работ объемом 100 п.л. Исследовательский проект по теме диссертации получил поддержку РГНФ.

Основное содержание работы и главные выводы исследования были изложены в докладе, сделанном в секторе истории России XIX века Института российской истории РАН (март 2003 г.), а также в докладах на 43 международных, всероссийских и межрегиональных конференциях.

Структура диссертации. Работа состоит из введения, четырех глав, заключения, списка использованных источников и литературы.

Основное содержание работы

Во введении обосновывается актуальность и научная значимость темы, ее территориальные и хронологические рамки, дается анализ историографии и обзор источников, ставятся цели и задачи исследования.

Первая глава «Формирование просвещенной бюрократии в перкой четверти XIX в.» посвящена взглядам и деятельности участников кружка сложившегося еще в последние годы правления Екатерины П вокруг великого князя Александра Павловича. Входившие в него граф П.А. Строгаков, Н.Н. Новосильцев, князь А.А. Чарторийский, граф В.П. Кочубей не принимали систему фаворитизма эпохи Екатерины И. Их первые практические шаги способствовали переводам книг западноевропейских просветителей. При непосредственной поддержке со стороны великого князя Александра Павловича и его «молодых друзей» стал издаваться «Санкт-Петербургский журнал» А.Ф. Бестужева - главный рупор просветительских идей в те годы.

Распавшийся в 1797 г. кружок вновь возродился после дворцового переворота 1801 г. в виде неформальных встреч единомышленников, получивших позже название «Негласного комитета». Конечную свою цель его участники видели в конституционных преобразованиях и отмене крепостного права, но первоочередная задача, по их мнению, состояла в том, чтобы наладить эффективное управление огромным государством и обеспечить устойчивость власти монарха-реформатора. Члены Негласного комитета пересмотрели политические концепции, сформировавшиеся у правительственной элиты во второй половине XVIII в. и отказались от превращения Сената в представительный орган власти. Для того чтобы подготовить общество к предстоящим изменениям, они использовали два политических инструмента: развитие народного образования и усиление бюрократического начала в управлении государством, которое должно было вытеснить процветавшую в XVIII столетии систему фаворитизма.

От достаточно расплывчатых представлений членов Негласного комитета о необходимости преобразования страны, которые существовали у них до 1801 г., они перешли к реформированию административной системы государством, поскольку считали, что монарх уже не в состоянии лично контролировать весь ход государственного управления. Образу самодержавного правителя XVIII в, когда «можно государю не только все самому распоряжать, но даже и заниматься сочинением бумаг», они противопоставляли в качестве идеала управление, основанное на разделении властей, делегировании полномочий и четком их разграничении, обеспечении компетентности принятия решений, контроле над их исполнением. «Как, действительно, Государю обнять все отрасли правления, когда начальник одной какой-нибудь части, если бы он вздумал все делать сам, никак бы не мог делать с надлежащим успехом. Какое достоинство при том может быть не только для Государя, но даже и для начальника какой-нибудь части писать самому и заниматься еще тем, чтоб писать хорошо. Для сего есть люди, которые, упражняясь непрестанно в сочинении бумаг, имеют и более времени, и более к тому привычки. Дела Государя думать и повелевать в больших чертах. Дело министра думать, как лучше исполнить повеления, им получаемые, как лучше

управлять частью, ему вверенною, а механическая, так сказать, работа и мелочные

дела должны подлежать подчиненным» .

«Молодые друзья», отношения которых с императором ранее имели неформальный характер, заняли официальные посты и превратились тем самым в просвещенных бюрократов. Они испытали все последствия вовлечения в канцелярскую рутину и, как вспоминал один из них, «оказались в сфере практических дел и на опыте познакомились с препятствиями и трудностями, с которыми приходится иметь дело, лишь только соприкоснешься с правительственным аппаратом и попадешь в число его колес»91. Неизбежным следствием этого стал распад Негласного комитета как кружка единомышленников.

Главным итогом деятельности Негласного комитета стала министерская реформа 1803 г., создавшая предпосылки для восходящей социальной мобильности их единомышленников из числа молодых образованных людей как дворянского, так и разночинного происхождения. Одним из наиболее ярких представителей этого типа бюрократии являлся М.М. Сперанский. На протяжении всей своей последующей деятельности он стремился не только реформировать государственные учреждения, но и создать «новое» чиновничество, которое должно было явиться опорой монарха в создании «идеальной» монархии.

«Падение» М.М. Сперанского весной 1812 г. свидетельствовало о том, что реформаторские планы были уделом узкого слоя бюрократии и дворянства и не имели еще достаточной поддержки в российском обществе. Подходы Александра I и его «молодых друзей» в первые годы царствования оказались более реалистичной программой по сравнению с предложениями М. М., Сперанского, содержавшимися в проекте 1809 г. Осторожность практических шагов Негласного комитета было не проявлением несерьезности их реформаторских настроений, а показателем их политического реализма.

Члены Негласного комитета и сам Александра I в 1801-1807 гг. наметили ту практическую линию, по которой в последующие десятилетия развивался правительственный реформизм и которая определялась как социальным положением самой просвещенной бюрократии, так и объективным положением Российской империи. У правительственных реформаторов существовал только один возможный путь - совершенствовать административный аппарат и содействовать развитию просвещения, делая более решительные шаги на окраинах империи, как это произошло в 1809 г. в Финляндии. Широта потенциальных замыслов в сочетании с относительной узостью практических действий стала характерной чертой просвещенной бюрократии Российской империи.

В третьем параграфе этой главы исследована деятельность трех бывших членов «Негласного комитета». В.П. Кочубей, Н.Н. Новосильцев и князь А.А. Чарторийский после 1812 г. вновь стали играть заметную роль в определении политического курса Российской империи. Программа внутренней политики после завершения войн с Наполеоном была изложена в записке графа В.П. Кочубея «О положении империи и о мерах к прекращению беспорядков и введении лучшего устройства в разные отрасли, правительство составляющее» (1814 г.). В ней предлагалось продолжить начатые в 1801-1804 гг. преобразования

90 Кочубей В П Записка об учреждении министерств, 28 марта 1806 г. // Сборник РИО СПб, 1894 Т 90. С.

207-208.

91Чарторийский А.А. Мемуары и его переписка с императором Александром I. М , 1912. Ч 2. С. 244

административного аппарата на основе принципа разделения властей и при сохранении самодержавной власти как главного залога успешности и необратимости реформ. «...Россия, следуя большими,шагами за просвещенным образованием и поставив себя в числе держав европейских, необходимо должна и установления свои располагать образом, соответствующим европейской державе; что установления, которые могли быть удобны за век или полвека назад, не могли быть свойственны государству, приближающемуся ежечасно к другим народам, большое общество европейское составляющим!92.

Князь А.А. Чарторийский и Н Н. Новосильцев были призваны императором для решения сложнейшей задачи, которая стала ключом к дальнейшему преобразованию Российской империи - польского вопроса. Созданную под руководством князя А.А. Чарторийского конституцию Царства Польского 1815 г. дополнил проект Государственной Уставной грамоты Российской империи, подготовленный в канцелярии императорского комиссара при Административном совете Царства Польского Н.Н. Новосильцева в 1818-1820 гг. Характерной чертой этого итогового документа правительственного конституционализма первой четверти XIX в. явилось предложение о создании крупных административно-территориальных единиц, объединяющих несколько губерний.

Преобразовательные планы российского императора, тесно связанные с решением польского вопроса, оказались обречены на неудачу. Польский опыт, как и события 1830 г. во Франции и Бельгии, убедили Николая I, что политика его предшественника, и в частности правительственный конституционализм, сама по себе не может быть гарантией от оппозиционных выступлений. В конечном счете, польское восстание 1830-1831 гг. послужило тем событием, которое положило конец основанным на доктринах века Просвещения реформам, начатым еще в эпоху существования Негласного комитета.

Во второй главе «Просвещенная бюрократия второй четверти XIX в. и теория официальной народности» рассматривается новое поколение государственных деятелей, формирование взглядов и личностей которых пришлось на время правления императора Александра I.

Значительная часть из них в молодости принадлежала к кружку образованной дворянской молодежи, который сложился в старой столице в 1810-х гг. и состоял преимущественно из выпускников Благородного пансиона при Московском университете. В отличие от «молодых друзей» Александра Павловича они принадлежали не к придворному обществу, а были выходцами из провинциального дворянства, для которых полученное образование и бюрократическая карьера позволили войти в состав правящей элиты. Члены этого кружка в 1801 г. создали «Дружеское литературное общество», а в 1815 г. уже в Петербурге - литературное общество «Арзамас». В качестве литераторов и публицистов участники этих объединений внесли заметный вклад в общественную жизнь России, и прежде всего в развитие литературы и журналистики. Впервые это стало заметно в ходе так называемой «полемики о старом и новом слоге». Будущие «арзамасцы» выступали против традиционалистских настроений в обществе с позиций, близких политическому курсу, проводимому Негласным комитетом и М М. Сперанским. Суть их точки зрения выразил К.Н. Батюшков в ноябре 1809 г.: «Любить отечество должно. Кто не любит его, тот изверг. Но можно ли любить

93 Кочубей В ПО положении империи и о мерах к прекращению беспорядков и введении лучшего устройства в разные отрасли, правительство составляющее//Сборник РИО СПб, 1894 Т 90 С 6,17

невежество? Можно ли любить нравы и обычаи, от которых мы отделены веками, и что еще более, целым веком просвещения? Зачем же эти усердные маратели восхваляют все старое?»93

Главной сферой приложения сил этих деятелей явилась государственная служба, а эволюция общественно-политической позиции шла тем же путем, что и у членов Негласного комитета: от просветительских взглядов к бюрократической карьере, в ходе которой они, заняв высокие должности, стремились реформировать страну. Политические идеалы «арзамасцев» включали признание необходимости конституционных преобразований и отмены крепостного права. Свидетельством этому, как и влияние на идейные взгляды «арзамасцев» Н.М. Карамзина, является оценка его исторических трудов, сделанная А.И. Тургеневым в феврале 1816 г.: «Его историю ни с какою сравнить нельзя, потому что он приноровил ее к России, то есть она изымалась из материалов исторических, совершенно свой особенный национальный характер имеющих. Не только это будет истиной начала нашей литературы, но история его послужит нам краеугольным камнем для православия, народного воспитания, монархического правления и, Бог даст, русской возможной конституции. Она объяснит нам понятие о России или, лучше, даст нам оных. Мы узнаем, что мы были, как проходили до настоящего status quo и чем мы можем быть, не прибегая к насильственным преобразованиям»94.

Помимо Отечественной войны 1812 г. важной вехой в формировании политической концепции этого поколения просвещенной бюрократии явились события декабря 1825 г. Общественные идеалы членов «Арзамаса» во многом совпадали с программой тайных обществ декабристов. На закате дней, князь П.А. Вяземский вспоминал: «Многие из нас могли не разделять вполне всех политических и государственных мыслей Николая Тургенева; но могли иметь с ним некоторые точки сочувствия и соприкосновения. Следовательно, разрыва не было. Были вопросы, в которых умы сходились и действовали дружно»95.

Восстание 14 декабря 1825 г. провело между ними четкую грань. «Арзамасцы», проявляя милосердие и сострадание к его осужденным участникам, не отрицали право власти на подавление восстания и наказание его участников. Они решительно отвергали создание тайного общества и вооруженное выступление как путь преобразования страны. Уже на склоне лет, познакомившись с мемуарами декабристов, князь П.А. Вяземский писал: «Ни в одном из них нет и тени раскаяния и сознания, что они затеяли дело безумное, не говорю уже преступное. Как говорили о французских эмигрантах первой революции, и они ничего не забыли и ничему не научились. Они увековечили и окостенели в 14 декабря. Для них и после 30 лет не наступило еще 15 декабря, в котором могли бы

они отрезвиться и опомниться» .

Воплощением общественно-политических исканий «арзамасцев» в 1830-е гг. стала теория официальной народности. Можно вполне согласиться с мнением историка начала XX в. Е.И. Тарасова: «Этот кружок несколько позже - в 30-х гг.,

93 Батюшков К Н. Письмо Н И. Гнедичу, 4 декабря 1809 г. // Батюшков К.Н Сочинения. СПб, 1886. Т. 3. С.

57-58.

94 Тургенев АИ. Письмо С. И. Тургеневу, 2 марта 1816 г. // Тургенев Н,И. Письма к брату СИ Тургеневу. М.;Л.. 1936.С. 12.

95 Вяземский ПА Нечто о себе, о других, о нынешнем и вчерашнем // Вяземский П.А Поли. собр. соч СПб., 1886. Т. 10 С. 292.

96 Вяземский ПА Письмо ПИ. Бартеневу, 21 ноября 1871 г. //Летописи Государственного Литературного музея Кн 3 Декабристы. М., 1938. С. 138.

сыграл в истории русской общественности крупную роль: он вдохновил своей идеологией императора Николая I, он же создавал его правительственную идеологию, так называемую «систему официальной наррдности», и он же, то есть люди, вышедшие из этого кружка, воспитали будущих славянофилов»97.

Теория официальной народности представляла собой российскую модификацию общеевропейского политического течения - легитимизма, сложившегося в эпоху наполеоновских войн и общеевропейского кризиса феодальных монархий Концепция легитимизма не означала отказа от такого наследия эпохи 1789 г., как признание прав подданных, ограничение законом произвола властей и введение элементов народного представительства. Они должны были укрепить власть законных монархов и исключить возможность новой узурпации власти.

Легитимизм как идеологическая система и политическая практика проявлялся в различных странах Европы по-разному. Его французская разновидность после 1830 г. превратилась в маргинальное политическое и идеологическое течение. Для стран Центральной и Восточной Европы он стал значимым явлением и после 1830 г. включил в себя не только охранительную, но и реформаторскую составляющую. Консервативное реформаторство определяло путь перехода от традиционных монархий к современному типу государственности в большинстве стран Центральной и Восточной Европы.

В России основное внимание сторонников легитимизма было сосредоточено на поиске способов такого реформирования страны, которое позволило бы сохранить внутреннюю стабильность и международный статус Российской империи как великой европейской державы. Представители нового поколения просвещенной бюрократии сформулировали тезис о самобытности России, связав его с необходимостью реформирования страны.

К началу 1840-х гг. влияние теории официальной народности отчетливо прослеживается во взглядах многих государственных и общественных деятелей. Широкое распространение этой теории привело к тому, что она воспринималась и истолковывалась по-разному в русском обществе. Просвещенные бюрократы из числа «арзамасцев» понимали теорию официальной народности не в узко охранительном духе, как это делали многие представители правящей элиты, а вкладывали в нее признание необходимости постепенного реформирования России. В этом отношении «арзамасцы» пошли дальше своего учителя Н М. Карамзина, для которого воплощением своеобразия России было само существование российской государственности. Представление о божественном происхождении самодержавной власти они заменяли тезисом о самодержавии как воплощении «народности» и залоге его «органического» развития, частью которого являлась ликвидация крепостного «рабства» и введение в будущем народного представительства. Важнейшим залогом возможности и успешности преобразований являлось сохранение и укрепление «самодержавия», которое представители просвещенной бюрократии трактовали как ее самостоятельность по отношению к населению, еще не достигшему в своем большинстве надлежащего уровня «просвещения», и даже к самому правителю, если он станет на путь деспотизма

Реформаторские настроения сторонников такого толкования официальной народности в эпоху правления Николая I нашли и практическое воплощение в

97 Тарасов ЕИ Декабрист НИ Тургенев в Александровскую эпоху Самара, 1923 С 228-229

деятельности таких «арзамасцов», достигших министерских постов, как Д.Н. Блудов, Д. В. Дашков, С.С. Уваров.

Одним из главных их вкладов в дело создания предпосылок для реформирования страны явилось создание правового поля и формирование правового сознания правящей элиты. Начатую под руководством М.М. Сперанского работу продолжили Д.В. Дашков, а затем Д.Н. Блудов в качестве министров юстиции и управляющих вторым отделением Собственной е.и.в. канцелярии, подготовив Свод законов 1842 г. и Уголовное уложение 1845 г.

Наметившаяся при Александре I практика использования правительственного конституционализма на окраинах Российской империи не исчезла и в эпоху правления Николая I. Опытным полем для реализации реформаторских замыслов правительственных кругов в эту эпоху стали Дунайские княжества. Под руководством статс-секретаря Д.В. Дашкова в Петербурге были подготовлены Органические регламенты Валахии и Молдавии, вступившие в действие в 1831-1832 гг. Эти законодательные документы предусматривали максимальный объем реформ, на который было готово пойти российской самодержавие в начале 1830-х гг. На относительно небольшой территории, равной нескольким российским губерниям, ПД. Киселев по приказу императора реализовал ту программу, которая оформились у членов Негласного комитета и которую разделяли просвещенные бюрократы из числа членов «Арзамаса». Ее первоначальные шаги состояли в наведении порядка в управлении и переходе от традиционных патриархальных норм управления к бюрократическим порядкам.

Практический опыт убедил представителей просвещенной бюрократии в том, что без решения крестьянского вопроса любые, даже самые ограниченные конституционные преобразования в стране невозможны. Во мнениях, высказываемых Д.Н. Блудовым в ходе работ секретных комитетов второй четверти XIX в., это предполагалось сделать путем постепенных мер по регламентации отношений крестьян с их владельцами, что на практике пытался воплотить П.Д. Киселев.

Реформирование страны представлялось просвещенным бюрократам длительным процессом, залогом необратимости которого являлось распространение просвещения прежде всего среди дворянства и чиновничества. Для практического воплощения теоретических доктрин, сложившихся в кругу членов «Арзамаса», много сделал на посту министра народного просвещения С.С. Уваров. В отчете о десятилетии своей деятельности в этой должности он с удовлетворением писал: «...главная задача по Министерству народного просвещения состояла в том, чтобы собрать и соединить в руках правительства все умственные силы, дотоле раздробленные, все средства общего и частного образования, оставшиеся без уважения и частию без надзора, все элементы, принявшие направления неблагонадежные или даже превратные, усвоить развитие умов потребностям государства, обеспечить, сколько дано человеческому размышлению, будущее в настоящем»98. Этот взгляд на просвещение, которое должно было дать возможность раскрыться всем свойствам русской «народности», пытался воплотить в жизнь и В А. Жуковский в качестве наставника наследника престола.

Рычагами распространения просвещения должны были являться Правительственная пресса и «благоразумная» цензура. Благодаря усилиям

98Уваров С С Десятилетие Министерства народного просвещения 1833-1843 СПб, 1864 С 107

просвещенной бюрократии 1830-1840-е гг. стали эпохой расцвета официальных периодических изданий Ряд сторон государственного управления, до того прикрытых завесой канцелярской тайны, оказался, открыт для публичного обозрения.

Помимо министра государственных имуществ П Д Киселева, политические взгляды, близкие к «арзамасцам», разделяли А.Г.Строганов, Л А. Перовский, Д Г. Бибиков, последовательно занимавшие на протяжении 1839-1855 гг. должность министра внутренних дел

Просвещенная бюрократия, конечно, была достаточно малочисленным слоем среди правящей элиты Российской империи. Помимо сопротивления со стороны консервативной части чиновничества, реформаторской деятельности просвещенной бюрократии препятствовала служебная рутина. Между идеалом государственного деятеля, о котором они мечтали, и реальным положением крупного чиновника, погруженного в малозначительные канцелярские дела, существовала непреодолимая пропасть

Надежды на действия верховной власти и постоянные разочарования в них придавали общественной позиции просвещенных бюрократов своеобразный оттенок. Монархисты и конституционалисты по убеждениям, крупные чиновники по положению, они хотели бы быть лояльными подданными, но настроены были по отношению ко многим действиям власти, которую они представляли, достаточно скептически. Это не раз ставило карьеру просвещенных бюрократов на грань краха, как это дважды случилось с СС. Уваровым, который, пытаясь защитить отечественные университеты от гонений, вынужден был покинуть в 1821 г. пост попечителя Петербургского учебного округа, а в 1849 г - министра народного просвещения.

Эта двойственность определяла ту интерпретацию теории официальной народности, которую они разделяли и пытались воплотить в жизнь.

В третьей главе «Правительственное реформаторство первой половины XIX в. и губернии приокской лесостепи» дается анализ влияния просвещенной бюрократии на российскую провинцию.

На протяжении дореформенной эпохи начальниками этих губерний были 52 сановника, из которых на время правления Александра I пришлось 27, а на правление Николая I - 2 5 человек. Около трети из них можно отнести к числу просвещенной бюрократии

В эпоху правления Александра I в рассматриваемом регионе трижды происходила смена губернаторского корпуса, каждая из которых отражала определенные изменения внутриполитического курса Первая пришлась на первый год царствования этого монарха, вторая - на 1811 г. и была связана с подготовкой М.М.Сперанским реформирования страны, третья - на годы, последовавшие за окончанием Отечественной войны 1812 г Первые представители просвещенной бюрократии на губернаторских должностях в рассматриваемом регионе появились в 1811 г. После,окончания наполеоновских войн их численность выросла Среди губернаторов появилась такая неординарная фигура, как М.М.Сперанский, для которого опыт пребывания в должности начальника Пензенской губернии в 18161819 гг. стал важным фактором для последующей государственной деятельности

Попыткой реализовать на практике теоретические положения проекта Государственной Уставной грамоты Российской империи явилось создание в ноябре 1819 г. генерал-губернаторства с центром в Рязани во главе с бывшим

министром полиции А.Д. Балашовым. Сохранившаяся в его воспоминаниях запись об аудиенции у императора 1 ноября 1819 г. свидетельствует о том, что Александр I не отказался от мысли о преобразовании России и в эти годы". Образование в центре страны крупных административно-территориальных единиц, объединяющих несколько губерний, являлось составной частью правительственного конституционализма. Первым значительным шагом в этом направлении и было создание генерал-губернаторского округа с центром в Рязани.

Подчиненные А Д. Балашову пять расположенных на берегах Оки и Дона губерний (Воронежская, Орловская, Рязанская, Тамбовская и Тульская) составляли 1/22 территории Европейской России, на которой проживало 1/8 часть ее населения. Первоочередной задачей А.Д Балашова стало повышение эффективности управления путем непосредственного вмешательства во все сферы деятельности государственных учреждений. В марте 1823 г. А.Д. Балашов получил указ императора о начале административных преобразований на территории генерал-губернаторства путем создания губернских и уездных советов -совещательных органов из местных чиновников.

Деятельность А Д. Балашова не ограничивалась только административными вопросами, а включала целую программу попечительства о народном образовании, здравоохранении, благотворительности. Проводимые под его эгидой исследования способствовали формированию русского исторического самосознания путем популяризации сведений о двух исторических памятниках, расположенных на подчиненной ему территории, - Старой Рязани и Куликовом поле.

В эпоху правления Николая I правительственные круги отказались как от идей конституционализма, так и от создания генерал-губернаторских округов на основной территории Российской империи. Но новые тенденции, которые были связаны с деятельностью просвещенной бюрократии, в рассматриваемых губерниях полностью не исчезли и во второй четверти XIX в., хотя проявлялись не так заметно, как в период существования генерал-губернаторских округов. Среди губернаторов четырех рассматриваемых губерний в эту эпоху был целый ряд представителей поколения сверстников «арзамасцев», которых можно отнести к числу просвещенной бюрократии.

Возможности представителей просвещенной бюрократии по преобразованию страны и на общероссийском, и на провинциальном уровне были ограничены как объективными условиями той эпохи, так и их личными качествами. Недовольство окружающей действительностью и осознание ограниченности своих возможностей в конце концов парализовывало их волю и активность. К тому же, большинство волнующих их проблем и не могло быть решено в дореформенную эпоху. Примером могут служить поставленные в те годы, но так и не разрешенные просвещенной бюрократией вопросы о «земских» повинностях и создании кадастра для регламентации имущества государственных крестьян

Однако деятельность просвещенной бюрократии в дореформенную эпоху не прошла бесследно для Пензенской, Рязанской, Тамбовской и Тульской губерний. Ее итогом стал целый ряд изменений, которых недоставало Александру! для реформирования страны в первые годы царствования К их числу следует отнести, во-первых, институализацию народного просвещения, которая растянулась на несколько десятилетий. Ее начало связано с преобразованием ранее

"Балашов АД Записки касательно моей жизни //Архив СПб ФИРИ РАН Ф16 Оп.1Д217Л99-100

существовавших учебных заведений в гимназии в годы деятельности Негласного комитета, а завершение - с введением гимназического устава 1828 г. в период пребывания в должности министра народного просвещения С.С. Уварова. Во-вторых, в 1840-е гг. зарождается провинциальная печать в виде официальных изданий - «Губернских ведомостей» При всех недостатках этих газет, их выход стал важным шагом в распространении гласности и придании публичности деятельности центральных и местных властей. В-третьих, на протяжении нескольких десятилетий провинциальное чиновничество смогло усвоить ряд требований рационального управления, которые впервые были сформулированы в период пребывания в должности министра внутренних дел В.П. Кочубея в 18021807 гг. Это проявилось в создании системы получения столичными властями относительно объективной информации о положении на местах. Ее достоверность выросла после создания губернских статистических комитетов, которые через сеть своих корреспондентов начали сбор такой информации на уездном уровне. В четвертых, важные последствия имел рост самостоятельности местных учреждений Министерства юстиции и создание в губерниях структур Министерства государственных имуществ. На губернском уровне в форме межведомственного разделения обязанностей впервые стала реализовываться концепция разделения властей. В-пятых, постепенно менялся состав и повышался образовательный уровень провинциального чиновничества. Все это являлось важными предпосылками для модернизации страны в середине XIX в.

Четвертая глава «Провинциальное дворянство Пензенской, Рязанской, Тамбовской, Тульской губерний и процессы модернизации в первой половине XIX в." посвящена той социальной среде, в которой формировалась просвещенная бюрократия.

На рассматриваемой территории проживало около 1/3 потомственного великорусского дворянства, которое являлось группой провинциального населения, в наибольшей степени испытавшей на себе влияние процессов модернизации. Но и в его жизни сохранялись значительные патриархальные традиции. Приобщившиеся к просветительским ценностям провинциальные «вольтерианцы» всем образом жизни были связаны с крепостным правом и оставались верными слугами монархии. Общественно-политические взгляды, господствовавшие в среде провинциального дворянства, которые можно охарактеризовать как традиционализм, наиболее полно выразил тульский дворянин А.Т. Болотов - первая заметная фигура в общественной жизни России, непосредственно связанная с рассматриваемым регионом.

Подавляющая часть местного «благородного сословия» принадлежала к мелким и мельчайшим собственникам. Во второй половине XVIII в. по представлениям современников обеспечение минимального уровня благополучия было возможно при обладании 20 душами мужского пола, к середине XIX века для поддержания уровня жизни, достойного «благородного человека», требовалось 100 и более душ. На территории Пензенской, Рязанской, Тамбовской и Тульской губерний таких собственников насчитывалось на протяжении первой половины XIX в. от 4000 до 6000 семейств. Представители этого высшего слоя провинциального дворянства, приобщившегося к достижениям общеевропейской культуры, обладали достаточно широким кругозором для того, чтобы прийти к выводу о необходимости реформирования страны.

Масонская традиция, которая устойчиво сохранялась в этих губерниях на протяжении уже нескольких десятилетий, повлияла на достаточно широкое распространение мистических настроений в провинциальной среде в годы правления Александра I, наиболее яркой страницей которых стали религиозные искания рязанского помещика А.П. Дубовицкого. Политические вопросы в качестве самостоятельного фактора в сознании и общественной практике провинциального дворянства обозначились только в эпоху наполеоновских войн, которые и пробудили «благородное сословие» центральных губерний к политической жизни.

Самым заметным проявлением стремлений к преобразованию страны стало участие около 70 землевладельцев Пензенской, Рязанской, Тамбовской и Тульской губерний в движении декабристов. Помимо двух выдающихся представителей «раннего декабризма» - М.С. Лунина и М.Н. Новикова, в их число входило несколько групп местного дворянства: 1) молодые офицеры штаба 2-й Армии, члены Тульчинской управы, связанные происхождением с Тульской губернией; 2) ряд деятелей, сформировавшихся в учебных заведениях, появившихся в регионе в первое десятилетие правления Александра!; 3) группа участников восстания Черниговского полка, 1/5 часть. которого составляли уроженцы приокской лесостепи. Во второй четверти XIX в. радикальные настроения в среде местного дворянства проявились прежде всего в форме политической эмиграции (князь П.В. Долгорукий, князь И.С. Гагарин, B.C. Печерин, Н.И. Сазонов, Н.П. Огарев).

Но ведущую роль в развитии общественно-политических тенденций сыграл узкий слой просвещенного дворянства, оппозиционные взгляды которого были ближе к идеям раннего декабризма 1818-1820 гг., а не к радикальным, настроениям кануна декабрьского восстания. Их «культурные гнезда» оказали заметное влияние на формирующуюся в 1840-е гг. в России либеральную идеологию, ряд сторонников которой были непосредственно связаны с рассматриваемым регионом (К.Д. Кавелин, Б.Н. Чичерин, А.И. Кошелев, А.С. Хомяков, князь ВА. Черкасский).

К середине 1850-х гг. в среде провинциального дворянства великорусских губерний появились общественные силы, не только способные поддержать реформаторские устремления правительства, но и готовые сами выступить в роли субъектов преобразовательской деятельности. Именно их не доставало представителям двух поколений просвещенной бюрократии дореформенной эпохи для более энергичного проведения модернизации страны.

С наибольшей силой реформаторские настроения в провинциальной среде проявились в постановке вопроса об отмене или ограничении в той или иной форме, крепостного права. Вплоть до 1850-х гг. самым развернутым теоретическим обоснованием необходимости ликвидации крепостного права, возникшим в дворянской среде, являлся труд «Об освобождении крепостных в России» (1806 г.) А.С. Кайсарова. Если по Указу о вольных хлебопашцах 1803 г. в масштабах всей Российской империи число перешедших в этот разряд крепостных не превышало 0,5 % численности крестьянского населения, то в Рязанской губернии оно составляло 5 % численности крепостного населения губернии. Наиболее активные и предприимчивые представители поместного дворянства объединились в Лебедянское общество сельского хозяйства (1847 г.). Поиски путей интенсификации сельского хозяйства обусловили в 1840-х гг. постановку крестьянского вопроса как конкретной практической проблемы (крестьянские

проекты А.И. Кошелева и социальные «эксперименты» Н.П. Огарева в Рязанской губернии, проекты группы тульских дворян в 1844-1847 гг.).

Сторонников реформирования среди дворянства Пензенской, Рязанской, Тамбовской и Тульской губерний и в середине XIX в. было меньшинство. Даже самые активные из них не смогли создать программу преобразований, которая выходила бы за рамки тех положений, которые уже были сформулированы представителями властей. Большая часть бюрократии Российской империи была выходцами из поместного дворянства. Государственная служба позволяла представителям «благородного сословия» великорусских губерний воплотить свои реформаторские настроения в конкретные планы преобразований и приступить к их практическому воплощению в жизнь. Именно просвещенная бюрократия наиболее полно и последовательно выразила реформаторские настроения, распространившиеся в среде провинциального дворянства в первой половине XIX столетия.

В заключении работы подведены итоги исследования и сформулированы общие выводы. Бюрократизация государственного аппарата Российской империи растянулась на длительное время. На протяжении всего XVIII столетия определяющую роль в формировании политического курса играли придворные круги, влияние которых сказывалось и впоследствии, вплоть до крушения монархии в 1917 г. Роль бюрократии постепенно возрастала, и она превращалась в относительно самостоятельную политическую силу, способствовавшую процессу модернизации страны. Эта тенденция стала вполне заметна в первой половине XIX в.

На протяжении всей дореформенной эпохи в политике Российской империи переплетались, взаимодействуя - и противоборствуя, два направления: охранительное и реформаторское. Деятели обоих направлений являлись представителями правящей элиты Российской империи и ставили перед собой задачу укрепления монархии и сохранения доминирующей роли дворянства во всех сферах жизни. Но методы достижения, как и представления об идеальном устройстве монархии и способе реализации ведущей роли «благородного сословия» в обществе, у них различались.

Преобладающим в правящих кругах России было стремление к сохранению существующего статус-кво и отрицание самой возможности перемен. Сторонники преобразований, хотя и находились в меньшинстве, смогли определить во многих чертах дальнейшее развитие страны, воплотившееся в Великих реформах 18601870-х гг. Их подготовка и проведение были связаны с целой плеядой государственных деятелей эпохи правления Александра И, за которыми в историографии закрепилось наименование «либеральная бюрократия». Ее появление в рядах правящей элиты и несомненные успехи в деле реформирования России были бы невозможны без деятельности предшественников - просвещенной бюрократии первой половине XIX в.

На протяжении царствований Александра I и Николая I сменилось два поколения просвещенной бюрократии. К первому относились те, чья молодость пришлась на правление Екатерины II и Павла I, а государственная деятельность на первую треть XIX в. Наиболее ярким его олицетворением стали представители придворной аристократии граф П.А. Строганов, Н.Н. Новосильцев, князь А.А. Чарторийский и граф В.П. Кочубей. В 1801-1806 гг. они составляли влиятельную неформальную группу под названием Негласный комитет и

оказывали воздействие на правительственный курс вплоть до первых лет правления Николая I. В 1830-е гг. им на смену пришло второе поколение просвещенной бюрократии, начало служебной карьеры которого пришлось на 1810-е гг., а завершение на 1850-е гг. Его представителями были члены дружеского кружка дворянской молодежи, который сложился в Москве в 1800-гг., а в 1815 г. расширился до литературного общества «Арзамас» в Петербурге. Из этого кружка вышли три министра Николая I: Д.Н. Блудов, Д.В. Дашков, С.С. Уваров. К нему принадлежали такие видные фигуры, как князь П.А. Вяземский и В.А. Жуковский. Их сверстником, другом и во многом единомышленником являлся граф П.Д. Киселев, а также целый ряд других государственных деятелей эпохи Николая I.

Общественно-политические взгляды просвещенной бюрократии сложились под влиянием политических доктрин века Просвещения, дополненного опытом европейских событий первой трети XIX в. Их воззрения на конкретные вопросы в зрелом возрасте менялись, но верность своим идеалам они сохранили до конца жизни. Традиции эпохи «просвещенного абсолютизма» XVIII в. уже не удовлетворяли сторонников преобразований, поскольку реформаторские начала зависели исключительно от самого монарха и его фаворитов и в любой момент могли смениться деспотизмом и произволом.

Члены Негласного комитета, а позже и участники общества «Арзамас» принадлежали по уровню образования и интеллекта к наиболее образованной части российского общества. «Молодые друзья» Александра Павловича оказали заметное влияние на общественную жизнь столицы в период правления Павла I. Еще более заметное влияние на литературно-общественную жизнь оказали члены «Арзамаса», которые на протяжении 1810-1830-х гг. играли важную роль в развитии отечественной журналистики и литературе. С их именами связано издание таких периодических изданий, как «Вестник Европы», «Сын Отечества», «Московский телеграф», «Литературная газета». В состав этого общества входил ряд выдающихся поэтов: В.А. Жуковский, К.Н. Батюшков, князь П.В. Вяземский, А.С. Пушкин. Арзамасцы внесли большой вклад в формирование отечественной публицистики (Д.В. Дашков, С.С. Уваров, князь П.А. Вяземский) и в развитие исторического самосознания русского народа. Но и у них, как и у членов Негласного комитета, ведущим, по их представлению, способом влияния на общество была «гувернаменталистская» тенденция. Основным путем воздействия на действительность они считали государственную службу, которая, как они считали, давала возможность реформировать страну. Поэтому литература, журналистика и другие формы общественной активности являлись для них только дополнением к служебной карьере, к которой все они стремились. Молодые аристократы из числа «молодых друзей» Александра Павловича и представители среднепоместного дворянства из числа членов общества «Арзамас» пытались реализовать свои просветительские идеалы на государственной службе.

Оба поколения просвещенных бюрократов были сторонниками конституционных преобразований государственного строя и отмены крепостного права. Сложившийся у этих государственных деятелей подход заключался в более активной реформаторской деятельности на окраинах Российской империи и гораздо более медленных темпах преобразований в центральных губерниях. Итогом политических исканий Александра Павловича и членов Негласного комитета стало такое явление, как правительственный конституционализм. Александр I и после окончания наполеоновских войн не отказался от идеи

преобразования России. Важнейшим полигоном для его практической реализации было Царство Польское. Дарованная Польше конституция 1815 г. послужила основой для составления общеимперской конституции - Государственной Уставной грамоты Российской империи, предусматривавшей деление государства на ряд крупных территорий, где со временем должны были быть созданы собственные представительные учреждения. Этот реформаторский курс потерпел крах прежде всего в связи с восстанием в Польше в 1830-1831 гг., что явилось одним из проявлений общеевропейского кризиса просветительской идеологии и вытекающей из него политической практики.

Польское восстание 1830-1831 гг., как и европейские события этих лет, заставило новое поколение просвещенной бюрократии иначе взглянуть на проблему реформирования и обратиться к поискам ответа на вопрос о национальном своеобразии России и русского народа. Итогом этих поисков явилась система взглядов, получившая название «теория официальной народности». В ее формировании сыграли важную роль члены общества «Арзамас». , Знаменитая триада «православие, самодержавие, народность», сформулированная С.С. Уваровым, отражала те выводы, к которым пришли «арзамасцы» еще в 1820-х гг., и явилась российской разновидностью такого общеевропейского политического течения, как легитимизм. Сложившееся в эпоху наполеоновских войн и кризиса феодальных монархий в Европе это течение отражало стремление части правящей европейской элиты сохранить образовавшееся на континенте к 1815 г. статус-кво.

Теория официальной народности во второй четверти XIX в. получила широкое распространение в российском обществе, что привело к ее различным модификациям. В понимании просвещенной бюрократии эта концепция не сводилась к чисто охранительным началам, а выражала растущее национальное самосознание, связывая идею самобытности России с необходимостью преобразования страны. Просвещенные бюрократы пытались реформировать страну, сохранив внутреннюю стабильность и международный статус Российской империи как великой европейской державы. В этой трактовке теория официальной народности становилась идейной основой такого политического явления, как консервативное реформаторство второй половины XIX - начала XX в.

Важнейшим инструментом в деле преобразования страны просвещенная бюрократия считала развитие народного просвещения и свободы печати под контролем властей. Это нашло воплощение в реформе народного образования в первые годы правления Александра I и последовавших вслед за этим усилий на этом поприще С.С. Уварова и его сверстников, в частности В.А. Жуковского в роли наставника наследника престола. Представители второго поколения просвещенной бюрократии оказали непосредственное влияние на расцвет официальных периодических изданий в 1830-1840-е гг., подготовили почву для роста общественно-политического сознания в пореформенную эпоху. Повышению социального статуса науки и научных учреждений способствовала деятельность на посту президентов Академии наук Н.Н. Новосильцева, С.С. Уварова и Д.Н. Блудова. Все усилия по развитию просвещения, печати и науки осуществлялись бюрократическими методами и имели четко выраженный сословный характер, способствовали в первую очередь формированию нового типа дворянина и чиновника, а в перспективе - создавали условия для модернизации всего российского общества.

Но даже вступление на престол Александра Павловича и превращение членов Негласного комитета в ближайших приближенных царствующего монарха, как и продвижение «арзамасцев» по чиновничьей лестнице вплоть до министерских постов не привело к воплощению в жизнь реформаторских идеалов. Реформаторские идеалы членов Негласного комитета и общества «Арзамас» не могли не привести к их столкновению с окружающей средой. Соприкасаясь с косной средой придворного общества и высшего чиновничества, где преобладали традиционалистские настроения, представители просвещенной бюрократии неизбежно оказывались в оппозиции по отношению ко многим личностям, олицетворявшим самодержавную власть. Конечно, их оппозиционность не выходила за рамки недовольства отдельными сторонами существующих порядков, а их политическим идеалом была не быстрая и насильственная ломка старого, а стремление к постепенной перестройке и улучшению. Они пытались найти наиболее эффективный способ реформирования политической и социальной системы, не подвергая ее риску разрушения.

Поиски часто сопровождались неудачами и вынужденными компромиссами с той действительностью, которая не устраивала просвещенную бюрократию, что порождало у них апатию и разочарование, парализовывало волю и энергию. Даже непосредственная поддержка самодержавной власти в лице монарха не всегда приносила успех. Сам Александр I в сложной внешнеполитической обстановке был вынужден идти на политический компромисс, учитывая преобладающие в обществе традиционалистские настроения и принося в жертву своих единомышленников-реформаторов, как это случилось со М.М. Сперанским.

Рассмотрение местного управления четырех губерний, расположенных на среднем течении Оки и ее притоках, а также в истоках Дона, - Пензенской, Рязанской, Тульской и Тамбовской, показывает, что деятельность просвещенной бюрократии в дореформенную эпоху нашла отражение не только в столицах, но и в провинции. Если на общегосударственном уровне реформаторские замыслы Александра I наиболее заметно проявились в период существования Негласного комитета и влияния М.М. Сперанского на управление государством в 1809-1812 гг., то на территориях рассматриваемых губерний это обозначилось только после завершения Отечественной войны 1812 г. и заграничных походов русской армии. Яркой страницей явилось создание и существование в 1819-1827 гг. генерал-губернаторства в составе Воронежской, Орловской, Рязанской, Тамбовской и Тульской губерний с центром в Рязани. Управляющий этим генерал-губернаторством А.Д. Балашов получил от императора указание готовить подчиненные ему территории к преобразованиям, которые предусматривались проектом Государственной Уставной грамоты Российской империи 1818-1820 гг.

Служебная биография представителей просвещенной бюрократии в провинции представляла собой в 1820-е гг. цепь конфликтов как с местным чиновничеством, так и другими представителями провинциального общества. В частности, это имело место как в биографии А.Д. Балашова, ставшего жертвой целого ряда доносов, так и в судьбе целого ряда губернаторов этой эпохи, которые были вынуждены оставить свою должность из-за постоянных конфликтов с провинциальным обществом.

Представителям двух поколений просвещенной бюрократии не удалось добиться всех желаемых ими изменений в жизни России, но их деятельность не пропала даром. Многие ее итоги стали заметны в провинции только спустя

несколько десятилетий после их начала. В долгосрочной перспективе все эти изменения оказались важным звеном в растянувшемся на полстолетия переходе от планов, которые обсуждались в Негласном комитете и разрабатывались М.М. Сперанским, к реформам середины столетия. Реформаторы 1860-1870-х гг. получили в наследие от просвещенной бюрократии первой половины ХЕХ в. не только идейные импульсы, но и действенные рычаги для модернизации страны.

Провинциальная среда не только испытала воздействие просвещенной бюрократии, но и сама оказала заметное влияние на эту часть правящей элиты Российской империи, социальные корни которой были тесно связаны с поместным дворянством великорусских губерний.

Новые идеи медленно прокладывали себе дорогу в среде «благородного сословия» Пензенской, Рязанской, Тамбовской и Тульской губерний, где вплоть до середины XIX в. господствовали патриархальные традиции.

Только постепенно «вольтерианство», которое вполне уживалось с крепостническими порядками, через распространение масонства и религиозные искания стало перерастать в мысли о необходимости изменения существующих социально-политических порядков. Но предложения, которые выдвигали даже наиболее решительно настроенные сторонники преобразований из числа провинциального дворянства, не выходили за рамки того, что уже было сформулировано просвещенной бюрократией. На протяжении 1810-1840-х гг. наиболее образованная часть местного дворянства пыталась реализовать свои реформаторские идеалы прежде всего путем бюрократической карьеры. Само существование таких правительственных чиновников свидетельствовало о том, что взгляды просвещенных бюрократов из числа членов Негласного комитета и позже общества «Арзамас» и их политическая практика не были уникальным явлением, свойственным лишь единичным представителям правящей элиты. Они были присущи целому слою российского дворянства, которое пыталось реформировать страну, используя как инструмент государственную службу.

Для той эпохи общественно-политическая программа просвещенной бюрократии имела, несомненно, прогрессивный характер. В России, где еще не существовало субъекта политической деятельности помимо монарха и государственного аппарата, просвещенная бюрократия не только стала носителем реформаторских начал в правительственной политике, но и наиболее полно выразила реформаторские настроения провинциального дворянства. Только к середине 1850-х гг. в дворянской среде Пензенской, Рязанской, Тамбовской и Тульской губерний появились последовательные сторонники реформ, способные сами выступить в роли субъекта преобразовательской деятельности. Но даже в эти годы их стремления к модернизации страны не могли увенчаться успехом без решительных действий со стороны нового поколения бюрократии, стремившейся к той же цели. Государственные деятели, проводившие реформы 1860-1870-хх гг., являлись непосредственными преемниками просвещенной бюрократии первой половины ХГХ в., усилия которой и позволили создать те предпосылки, без которых модернизация России была бы невозможна.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях:

Монографии и учебные пособия.

1. Акульшин П.В. П.А. Вяземский. Власть и общество в дореформенной России: Монография. М.: Памятники исторической мысли, 2001.238 с. (19 п.л.)

2. История одной губернии: Очерки истории Рязанского края 1778-2000 гг. Монография. Рязань: Пресса, 2000. 478 с. (28 п.л.). (в соавторстве с Авдониным B.C., Гераськиным, Ю.В., Кирьяновой Е.Л, Соколовым Е.Н.). Авторский вклад 60 %.

3. История родного края: Пронская земля: Учебное пособие. Рязань: Пресса, 2000. 310 с. (15 п.л.) (в соавторстве с Горбуновым Б.В., Димпераном Л.В., Челяповым В.П.). Авторский вклад - 50 %.

4. История родного края: Старожиловская земля: Учебное пособие. Рязань: Поверенный, 2004 - 260 с. (15 п.л.) С. 136-241. ( в соавторстве с Горбуновым Б.В, Димпераном ЛВ., Челяповым В.П, Юхиной И.Н., Беркаоовой Л.В.) Авторский вклад- 50 %.

Статьи

5. Акульшин П.В. Генерал-губернатор А.Д. Балашов // Отечественная история. 2004. №2.С. 170-180.(1,5 пл.)

6. Акульшин П.В. Петр Андреевич Вяземский. Политический портрет // Вопросы истории. 2000. № 2. С. 68-88. (1,5 п.л.)

7. Акульшин П.В. Проблема А.С. Грибоедова (к вопросу о дворянской революционности и просветительстве) // Вопросы истории. 1992. № 6-7. С. 155-157.(0,7 п.л.)

8. Акульшин П.В. [Рецензия] // Вопросы истории. 1987. № 9. С. 172-174. (0,5 п.л.) Рецензия на кн: Лазарев А.А. Чаадаев. М., 1986.

9. Акульшин П.В. Граф С.С. Уваров и его роль в русском обществе // Педагогика. 1993. №4. С 156-168. (1,5 п.л.)

10. Акульшин П.В. Адлерберги, графы // Отечественная история. История России с древнейших времен до 1917 г.: Энциклопедия. М.: Большая Российская энциклопедия, 1994. Т. 1. С. 26-27. (0,4 п.л.)

11. Акульшин П.В. Арзамас, литературное общество // Там же. С. 103. (0,4 п.л.)

12. Акульшин П.В. Балашов Александр Дмитриевич // Там же. С. 150-151. (0,5 п.л.)

13. Акульшин П.В. Блудов Дмитрий Николаевич // Там же. С. 244-245. (0,4 п.л.)

14. Акульшин П.В. Волконский Петр Михайлович // Там же. С. 440-441. (0,4 п.л.)

15. Акульшин П.В. Вяземский Петр Андреевич //Там же. С. 499-500. (0,5 п.л.)

16. Акульшин П.В. Головин Александр Васильевич // Там же. С. 584-585. (0,4 п.л.)

17. Акульшин П.В. Государственная Уставная грамота Российской империи // Там же. С.614.(0,5п.л.)

18. Акульшин П.В. Гурьев Дмитрий Александрович // Там же. С. 660.0.4 п.л

19. Акульшин П.В. Дашков Дмитрий Васильевич // Там же. С. 674-675. (0,5 п.л.)

20. Акульшин П.В. Жалованная грамота российскому народу // Отечественная история. История России с древнейших времен до 1917 г.: Энциклопедия. Т. 2. М: Большая Российская энциклопедия, 1996. С. 166. (0,5 п.л.)

21. Акульшин П.В. Завадовский Петр Васильевич // Там же. С. 206. (0,4 п.л.)

22. Акульшин П.В. Зеленая лампа // Там же. С. 241-242. (0,4 п.л.)

23. Акульшин П.В. Игнатьев Николай Павлович // Там же. С. 320-321. (0,4 п.л.). (в соавторстве с Черновым С.Л.). Авторский вклад - 50 %.

24. Акульшин П.В. Игнатьев Павел Николаевич // Там же. С. 321-322. (0,4 п.л.). (в соавторстве с Черновым С.Л.). Авторский вклад - 50 %.

25. Акульшин П.В. Киселев Павел Дмитриевич // Там же. С. 582-583 (0,4 п.л.)

26. Акульшин П.В. Кочубей Виктор Павлович // Отечественная история. История России с древнейших времен до 1917 г.: Энциклопедия. Т. 3. М.: Большая Российская энциклопедия, 2000. С. 84-85. (0,4 п.л.)

27. Акульшин П.В. Лопухин Иван Владимирович // Там же. С. 392-393. (0,4 п.л.)

28. Акульшин П.В. Магницкий Михаил Леонтьевич // Там же. С. 430-431. (0,4 п.л)

29. Акульшин П.В. Власть и дворянство дореформенной провинции (на примере Пензенской, Рязанской, Тамбовской и Тульской губерний) // Мавродинские чтения: Сборник статей. СПб.: Изд-во СПб. ун-та, 2002. С. 188-194. (1 п.л.)

30. Акульшин П.В. ПА. Вяземский и декабристы // 170 лет спустя... Декабристские чтения 1995 г.: Статьи и материалы / Труды Гос. Ист. музея. М.: ГИМ, 1999. Вып. 105. С. 86-95. (1 ал.)

31. Акульшин П.В. Князь П.А. Вяземский на службе в Министерстве финансов во второй четверти XIX века // Российское общество и власть в XX веке. М; Рязань: Ряз. гос. пел, ун-т, 2003. С. 3445. (0,5 п.л.)

32. Акульшин П.В. СП. Жихарев. Жизнь и деятельность // Рязанский край. История. Хозяйство. Природа Рязань: РГПУ, 1991. С. 35-51. (1 п.л.)

33. Акульшин П.В. ДВ. Дашков в первой четверти XIX в. // Из истории Рязанского края: Рязанский научно-производственный центр охраны памятников. Рязань, 1992. С. 24-48. (1 п.л.)

34. Акульшин П.В. Последний военнопленный 1812 г.// Мир музеев. 1993. № 2. С. 56-63.(0,5 п.л.)

35. Акульшин П.В. Проект создания Азиатской академии С.С. Уварова // Проблемы новой и новейшей истории Востока. М.; Рязань: РГПУ, 1993. С. 25-43. (1 п.л.)

36. Акульшин П.В. Рязанская губерния в 1812 г. // Рязанская энциклопедия. Справочная энциклопедия. Справочные материалы. Рязань: Рязанская энциклопедия, 1993. Т. 11. С. 156-170. (0,4 п.л.)

37. Акулышин П.В. Конституционализм в России в эпоху Александра I // Проблемы конституционного развития России на современном этапе. Рязань: Рязанская высшая школа МВД, 1994. С. 96-112. (0,5 п.л.)

38. Акульшин П.В. Генерал-губернаторство Воронежское, Рязанское, Орловское, Тамбовское и Тульское // Рязанская энциклопедия. Справочная энциклопедия. Справочные материалы. Рязань: Рязанская энциклопедия, 1995. Т. 16. С. 95-102. (0,4 п.л.)

39. Акульшин П.В. Рязанский генерал-губернатор А.Д. Балашов (реформаторские планы Александра I и Рязанский край) //Из прошлого и настоящего Рязанского края. Рязань: РГПУ, 1995. С. 17-25. (1 п.л.)

40. Акульшин П.В. Легитимизм и эволюция российского самодержавия в ХГХ в. // Актуальные проблемы новой и новейшей истории. Рязань: РГПУ, 1995. С. 3-24. (1 пл.)

41. Акульшин П.В. М.Л. Магницкий - историографический миф и историческая реальность // Петербургские чтения. СПб.: Русско-балтийский информационный центр БЛИЦ, 1996. С. 93-95. (0,5 пл.)

42. Акульшин П.В. Граф С.С. Уваров и его место в общественной жизни России первой половины XIX в. // Педагогическое образование без отрыва от производства: Ежегодник. М.: МГПОУ, 1996. Ч. 5. С. 116-126. (1 пл.)

43. Акульшин ПВ. «Записки современника» СП. Жихарева - источник по истории быта рязанского дворянства // Этнография и фольклор Рязанского края. Рязань: Рязанский этнографический сборник, 1996. С. 38-46. (0,75 пл.)

44. Акульшин П.В. М.Н. Макаров и его воспоминания о рязанском генерал-губернаторе А.Д. Балашове // Труды Рязанского исторического общества. Рязань: Рязанское историческое общество, 1997. Вып. 1. С. 138-150 (1 пл.)

45. Акульшин П.В. Первое техническое учебное заведение в Рязани (из истории провинциальной жизни эпохи правления Александра I) // Труды Рязанского исторического общества. Рязань: Русское слово, 1998. Вып. 2. С. 19-34. (1 п.л.)

46. Акульшин ПВ. «С чела оратая сотрется пот неволи...» (Князь ПА. Вяземский и крестьянский вопрос в первой четверти XIX в.) // Отечественная история: Люди, события, мысль. Рязань: РГПУ, 1998. С. 9-32. (1 пл.)

47. Акульшин П.В. Макаров Михаил Николаевич // Рязанская энциклопедия. Справочные материалы. Литераторы, литературоведы. Рязань: Рязанская энциклопедия, 1997. Т. 18. С. 94-101. (0,5 п.л.)

48. Акульшин П.В. Российская империя и польский вопрос в первой четверти XIX в. // Дискуссионные проблемы изучения и преподавания истории в школе и вузе: Материалы Всероссийской научно-практической конференции. Рязань: РГПУ, 1999. Вып. 1.С. 3-17. (0,5 пл.)

49. Акульшин П.В. Открытие Пронского уездного училища в 1836 году // Материалы и исследования по рязанскому краеведению: Сборник научных работ. Рязань: Ряз. обл. ин-т развития образования, 2000. Т. 1. С. 3545. (1 п.л.)

50. Акульшин П.В. Просвещенная бюрократия начала XIX в.: Негласный комитет и молодые друзья Александра I // Взгляд в историю: Сборник научных трудов. Рязань: РГПУ, 2001. С. 5-15. (1 пл.)

51. Акульшин П.В. «Вольные хлебопашцы» на берегах Оки: реализация Указа 20 февраля 1803 г. в Рязанской губернии // Краеведческие исследования (краеведение и местные сообщества): Сборник. Рязань: Русское слово, 2001. Вып. 1. С. 96-109. (1 п.л.)

52. Акульшин П.В. У истоков кредитной системы Российской империи: кредитные учреждения и финансисты дореформенной эпохи // Публичные чтения к 140-летию образования Банка России. Рязань: Ринфо, 2000. С. 12-19. (0,4 п.л.)

53. Акульшин П.В. Человек уходящего времени: князь ПМ. Волконский - сановник дореформенной эпохи // Материалы и исследования по рязанскому краеведению: Сб. науч. работ. Рязань: Ряз. обл. ин-т развития образования, 2001. Т. 2. С. 61-68. (0,5 пл.)

54. Акульшин П.В. Создание Рязанской губернской типографии (1801 г.) (по материалам ГАРО) // Труды РИО. Рязань: Узорочье, 2002. Вып. 4. С. 53-65. (0,5 п.л.)

55. Акульшин П.В. Арсеньевы. Белелюбский Алимпий Дмитриевич. Бунина Анна Петровна. Вайс Петр Никитович. Волконский Михаил Федорович. Волконский Иван Федорович. Волконский Петр Иванович. Дворянство Ряжского уезда. Дризен Николай Васильевич. Духовенство православное Ряжского уезда. Ермолов Алексей Сергеевич. Еропкины. Кайсаров Андрей Сергеевич. Кайсаров Михаил Сергеевич. Кайсаров Паисий Сергеевич. Кайсаров Петр Сергеевич. Кикин Александр Васильевич. Кикины. Марин Аполлон Никифорович. Марин Сергей Никифорович. Население Ряжского края. Оболенский Федор Николаевич. Ознобишин Матвей Петрович. Отечественная война 1812 г. и Ряжский уезд. Пожалостин Иван Петрович. Типография тайная Н.И. Новикова. Филимонов Владимир Сергеевич. Фонвизин Михаил Александрович. Холера в Ряжском уезде 1830-1831 гг. // Ряжская энциклопедия. Рязань: Поверенный, 2002. С. 22,46, 56-57,59, 68-69,96-98, 133-134, 136-137, 186, 197-198, 217-223-225, 230-231-232, 384-385, 399-401, 403. (2,5п..л.)

56. Акульшин П.В. Дворянство Пензенской, Рязанской, Тамбовской и Тульской губерний и крестьянский вопрос в дореформенной России // Бартеневские чтения: Материалы 2-й региональной научной конференции. Липецк: Липец, гос. пед. ун-т, 2002. С. 59-66. (1п.л.)

57. Акульшин П.В. Чиновничество Рязанской губернии в начале XIX в. // Материалы и исследования по рязанскому краеведению: Сборник научных трудов. Рязань: РИРО, 2002. Т. 4. С. 72-87. (1 п.л.) '

58. Народное образование в Рязанской губернии в 1828 г.: итоги правительственной политики первой четверти XIX в. // Труды Рязанского исторического общества. Рязань: Узорочье, 2003. Вып. 3. С. 84-103. (1 пл.)

59. Акульшин П.В. Генерал-губернатор А.Д. Балашов и его реформаторские планы // Материалы и исследования по рязанскому краеведению: Сборник научных трудов. Рязань: Поверенный, 2003. Т. 4. С. 54-64. (1 п.л.)

60. Акульшин П.В. Проблема эмиграции в дореформенную эпоху и дворянство великорусских губерний // Россия, Запад и Восток во всемирной истории: Сборник научных трудов. Рязань: РГПУ, 2003. С. 80-93. (1 п.л.)

61. Акульшин П.В. Административно-территориальное деление и социальная история Рязанского края // Рязанская область и Центральный регион в контексте российской истории: Материалы межрегиональной научно-практической конференции. Рязань, 19-20 марта 2003 г. Рязань: Рязанский историко-архитектурный музей-заповедник, 2003. С. 17-33. (1 п.л.)

62. Акульшин П.В. Польский вопрос в 1820-х годах и проблема реформирования Российской империи // Проблемы международных отношений в новое и новейшее время (к 75-летию со дня рождения профессора К.А. Малафеева): Сборник научных трудов. Рязань: РГПУ, 2004. С. 66-76. (1 п.л.)

Тезисы докладов на научных конференциях

63. Акульшин П.В. П.А. Вяземский о положении Индии в 30-40-е гг. XIX в. // Тезисы конференции молодых ученых. М.: Институт востоковедения АН СССР,

1989. С. 38-39. (0,2 п.л.)

64. Акульшин ПВ. Рязанская губерния в конституционных проектах первой четверти XIX в. // Областная конференция по историческому краеведению. Рязань,

1990. С. 56-60. (0,2 п.л.)

65. Акульшин П.В. Проект создания Азиатской академии С.С. Уварова // Повышение эффективности востоковедческой подготовки учителей. М.; Рязань: РГПУ, 1991. С. 56-59. (0,2 п.л.)

66. Акульшин П.В. П.А. Вяземский о политических правах граждан // Человек в славянской культуре. Курск: Курский гос. пед. ин-т, 1992. С. 61-63. (0,2 п.л.)

67. Акульшин П.В. Центральные губернии в конституционных планах Александра I // Историко-культурное наследие Центральной России. Воронеж: Воронеж, гос. ун-т, 1992. С. 87-89. (0,2 п.л.)

68. Акульшин П.В. Переписка П.А. Вяземского как исторический источник // Актуальные проблемы политической истории. Источниковедение. Брянск: Брян. гос. пед. ин-т, 1992. С. 12-14. (0,2 п.л.)

69. Акульшин П.В. О формировании теории «официальной народности» // Российская государственность: этапы становления. Кострома: Костром, гос. пед. ин-т, 1993. С. 45-47. (0,2 п.л.)

70. Акульшин П.В. П.А. Вяземский о политических правах граждан // М.Д. Скобелев и его время. Рязань: РГПУ, 1994. С. 69-71. (0,2 п.л.)

71. Акульшин П.В. Граф С.С. Уваров и высшее образование в России // Высшее образование в России: Проблемы. Перспективы. Ярославль: Ярослав, гос. ун-т, 1994. С. 110-112. (0,2 пл.)

72. Акульшин П.В. К вопросу о формировании реформаторского направления в правительственных кругах Российской империи в первой половине XIX в. // Запад и Восток: традиции, взаимодействия и новации. Владимир: Владимир, гос. пед. унт, 1995. С. 80-83. (0,2 п.л.)

73. Акульшин П.В. П.А. Вяземский как представитель российской бюрократии первой половины XIX в. // Российская государственность: опыт и перспективы изучения. М.: Российский гос. гуманитарный ун-т, 1995. С. 45-47. (0,2 п.л.)

74. Акульшин П.В. К вопросу об историографии общественного движения первой половины XIX в. // Российская интеллигенция в отечественной и зарубежной историографии. Иваново: Иванов, гос. ун-т, 1995. С. 176-179. (0,2 п.л.)

75. Акульшин П.В. Рязанское дворянство XVIII - первой половины XIX в.: образования и карьера // Культура и наука в жизни российской провинции. Рязань: РГПУ, 1996. С. 53-55. (0,2 п.л.)

76. Акульшин П.В. Теория «официальной , народности» и формирование исторического самосознания русской нации. Россия в Новое время // Историческая традиция и проблема самоидентификации. М.: РГГУ, 1996. С. 49-50. (0,2 п.л.)

77. Акульшин П.В. Государственная и общественная деятельность Д.В. Дашкова // Общественная мысль и политические деятели XIX и XX в. Смоленск: Смолен, гос. пед ун-т, 1996. С. 48-50. (0,2 п.л.)

78. Акульшин П.В. Идея личности во взглядах П.А. Вяземского // Россия в Новое время: личность и мир в историческом пространстве. М.: РГГУ, 1997. С. 101-103. (0,2 п.л.)

79. Акульшин П.В. О формировании кадров преподавателей в отечественных университетах // Рязанские педагогические чтения. Рязань: РГПУ, 1997. С. 37-38. (0,2п.л.)

80. Акульшин П.В. Политические искания МЛ. Магницкого: от правительственного реформизма к охранительному консерватизму // Россия в Новое время: образ России в духовной жизни и интеллектуальных исканиях конца XIX -начала XX в. М.: РГГУ, 1998. С. 126-129 (0,2 п.л.)

81. Акульшин П.В. Комитет министров в государственном управлении Российской империи в первой четверти XIX в. // Государственное управление: история и современность. М.: Моск. гос. ун-т, 1998. С. 75-78. (0,2 п.л.)

82. Акульшин П.В. Общество «Арзамас» и общественно-политическая жизнь дореформенной России // Дискуссионные вопросы российской истории. Арзамас: Арзамас, гос. пед. ин-т, 1998. С. 66-69. (0,3 п.л.)

83. Акульшин П.В. Русская провинция и военнопленные наполеоновской армии // Русская провинция и мировая культура. Ярославль, Ярослав, гос. пед. ун-т, 1998. С. 20-22. (0,2 п.л.)

84.' Акульшин П.В. Российская империя и польский вопрос в первой четверти XIX в. // Проблема изучения и преподавания истории в школе и вузе. Рязань: РГПУ, 1998. С. 39-40. (0,2 п.л.)

85. Акульшин П.В. Школы и педагоги Рязанской губернии в 1828 г. (по материалам ГАРО) // Краеведение в контексте духовной культуры. Рязань: РГПУ, 1998. С. 16-19, (0,2 п.л.)

86. Акульшин П.В. Города Рязанского края в XVI-XVIII веках: от крепостей к административным центрам // Экономика. Управление, демография городов

Европейской России XV - XVIII в.: Материалы научной конференции. Тверь: Тверской гос. ун-т, 1999. С. 214-217. (0,2 п.л.)

87. Акульшин П.В. Власть и провинция в эпоху Александра I // Региональная история в российской и зарубежной историографии: Тезисы докладов международной научной конференции. Рязань: РГПУ, 1999. С. 66-69. (0,2 п.л.)

88. Акульшин П.В. А.С. Пушкин и Ф.В. Булгарин // А.С. Пушкин. Жизненный путь. Научно-литературное наследие: Материалы региональной научно-практической конференции. Борисоглебск: Борисоглеб. гос. пед. ин-т, 1999.С. 7-9. (0,2 п.л.)

89. Акульшин П.В. Единство и многообразие российского общества глазами «просвещенной» бюрократии дореформенной эпохи // Россия в Новое время: единство и многообразие в историческом развитии: Материалы Российской межвузовской научной конференции. М.: РГТУ, 2000. С. 4546. (0,2 п.л)

90. Акульшин П.В. Территория Рязанской губернии в дореформенную эпоху // Население и территория Центрального Черноземья и Запада России в прошлом и настоящем: Материалы VII региональной научной конференции по исторической демографии историографической географии. Воронеж: Центр духовного возрождения Черноземного края. 2000. С. 35-37. (0,2 п.л.)

91. Акульшин П.В. Просвещенная бюрократия Российской империи в дореформенную эпоху // Дискуссионные вопросы Российской истории: Материалы IV межвузовской научно-практической конференции. Арзамас: Арзамас, гос. пед. ин-т, 2000. С. 74-78. (0,2 п.л.)

92. Акульшин П.В. П.И. Бартенев как продолжатель культурной традиции дворянства Александровской эпохи // Бартеневские чтения: Тезисы докладов и сообщений. Липецк: Липецкий гос. пед. ун-т, 2000. С. 26-29. (0,2 п.л.)

93. Акульшин П.В. Декабристы и провинция // Движение декабристов: история, историография, наследие: Тезисы докладов межвузовской конференции. Рязань: РГПУ, 2000. С. 5-9. (0,2 п.л.)

94. Акульшин П.В. Историография дореформенного периода истории Рязанской губернии // Методология исследования истории, экономики и культуры Российской провинции. Т. 2. Письменные источники по истории Российской провинции. Кострома: Костром, гос. ун-т, 2001. С. 37-39. (0,2 п.л.)

95. Акульшин П.В. Формирование исторической региональной традиции в Рязанской губернии в первой трети XIX в. // Россия в Новое время: поиск формулы национальной истории: Материалы Российской межвузовской научной конференции, 27-28 апреля 2001 г. Москва: РГГУ, 2001. С. 36-38 (0,2 п.л.)

96. Акульшин П.В. Генерал-губернаторские округа в Российской империи XIX в. // Актуальные проблемы истории государства и права, политических и правовых учений: Материалы международной конференции. Самара: Кредо, 2001.С. 143-145. (0,2 п.л.)

97. Акульшин П.В. Польский вопрос и политика Российской империи в дореформенную эпоху // Образование и развитие многонационального государства в России: сущность, формы и значение: Материалы Российской научной

конференции, 25-26 октября 2002 г. Секция 1. Элиста: Калмыцкий гос. ун-т, 2002. С. 69-73. (0,2 пл.)

98. Акульшин П.В. П.П. Семенов-Тян-Шанский и формирование «просвещенной бюрократии» середины XIX в. // История и развитие идей П.П. Семенова-Тян-Шанского в современной науке и практике школьного образования: Материалы Всероссийской научно-практической конференции. Т. 1. Липецк: ЛГПУ, 2002. С. 12-13. (0,2 п.л.)

99. Акульшин П.В. Приокская лесостепь в истории России // Состояние и проблемы развития гуманитарной науки в центре России: Труды 4-й региональной научно-практической конференции. Рязань: Пресса, 2002. Т. 1. С. 185-190. (0,2 п.л.)

100. Акульшин П.В. Создание Рязанской губернской типографии в 1801 г. (по материалам ГАРО) // Рязанская книга с середины XIX - начала XX в.: Сборник материалов Рязанской научной книговедческой конференции. Рязань: Поверенный, 2003. С. 105-108. (0,2 п.л.)

101. Акульшин П.В. Военнопленные 1812 г. и русская провинция // Россия и Запад в XVII-XX вв.: История, взаимоотношения, интеграция. Тезисы докладов. Рязань, РГБУ, 2003. С. 6-7. (0,2 п.л.)

102. Акульшин П.В. Реформаторские планы правительства и российская провинция после Отечественной войны 1812 г. // Россия и Восток: традиции, взаимодействие, новации: Материалы Всероссийской научной конференции. Владимир, ВГПУ, 2003. С. 184-186. (0,4 п.л.)

103. Акульшин П.В. Парк-дендрарий в Ерлино // Усадебные парки русской провинции: проблемы сохранения и использования. Великий Новгород: Новгород, гос. ун-т, 2003. С. 172-176. (0,2 п.л.)

104. Акульшин П.В. Конституционные планы Александра I и центральные губернии России // История и культура Европы в контексте становления и развития региональных цивилизаций и культур: Актуальные проблемы из истории прошлого и современности. Витебск: Витеб. гос. ун-т, 2003. С. 67-69.

105. Акульшин П.В. Образ Британии глазами князя П.А. Вяземского // Россия -Британия. К 450-летию установления дипломатических отношений и торговых связей: Тезисы докладов международной научной конференции. М., Государственный историко-культурный музей-заповедник «Московский Кремль»,

2003. С. 10-11.(0,2 п.л.)

106. Акульшин П.В. Самосознание просвещенного бюрократа эпохи Николая I // Человек в мире культуры: рефлексия и саморефлексия: Материалы международного философско-культурологического симпозиума. Рязань: РГПУ,

2004. С. 17-19. (0,2 п.л.)

Подписано в печать 15.12.04. Гарнитура Times New Roman.

Формат 60Х841 /и Бумага газетная. Печать трафаретная. Усл. печ л. 2,79. Уч.-изд. л. 4,0. Тираж 120 экз. Заказ № 272.

Отпечатано в редакционно-издательском центре РГПУ имени СА. Есенина 390023, г. Рязань, ул. Урицкого, 22

Государственное образовательное учреждение высшего профессионального образования «Рязанский государственный педагогический университет имени С.А. Есенина» 390000, г. Рязань, ул. Свободы, 46

Оглавление научной работы автор диссертации — доктора исторических наук Акульшин, Петр Владимирович

Введение.

Глава 1. Формирование просвещенной бюрократии в первой четверти XIX в.

§ 1. «Молодые друзья» Александра I и «Негласный комитет»: от просветительских идеалов к бюрократической практике.

§ 2 От «Негласного комитета» к реформаторским планам М.М. Сперанского: формирование политической концепции и государственной практики просвещенной бюрократии.

§ 3. Члены «Негласного комитета» как представители просвещенной бюрократии 1820-х гг.

Глава 2. Просвещенная бюрократия второй четверти XIX в. и теория официальной народности».

§ 1. Общество «Арзамас» и формирование нового поколения просвещенной бюрократии.

§ 2. Теория «официальной народности»: идеологические истоки и истолкование современниками.

§ 3. Политические идеалы и политические инструменты просвещенной бюрократии второй четверти XIX в.:.

Глава 3. Правительственное реформаторство первой XIX в. и губернии приокской лесостепи.

§ 1 «Дней александровых прекрасное начало.» на территории Рязанской,

Пензенской, Тамбовской и Тульской губерний (1801-1810 гг.).

§ 2. Реформаторские планы Александра I и губернии приокской лесостепи в

1811-1818 гг.

§ 3 Генерал-губернаторство А.Д. Балашов (1819-1827 гг.) - шаг от реформаторских планов к практическим преобразованиям в провинции.

§ 4. Просвещенная бюрократия и Рязанская, Пензенская, Тамбовская, Тульская губернии и во второй четверти XIX в.

Глава 4. Провинциальное дворянство Пензенской, Рязанской, Тамбовской,

Тульских губерний и процессы модернизации в первой половине XIX в.

§ 1. Провинциальное дворянство дореформенной эпохи: происхождение, численность и стратификация, традиции и образ жизни.

§ 2. «Политическое пробуждение» провинциального дворянства: от «вольтерианства» и мистики к либерализму.

§ 3. Крестьянский вопрос в восприятии дворянства Пензенской, Рязанской,

Тамбовской и Тульской губерний и в дореформенную эпоху.

§ 4. Провинциальное дворянство и просвещенная бюрократия

Введение диссертации2004 год, автореферат по истории, Акульшин, Петр Владимирович

Актуальность исследования. На рубеже ХХ-ХХ1 вв. российское общество переживает огромные перемены во всех сферах жизни, что заставляет историческую науку обратиться к анализу предшествующего опыта модернизации нашей страны.

Поучительный опыт отечественной истории до сих пор не осмыслен в полной мере современной правящей элитой Российской Федерации. Бурные потрясения и социальные катаклизмы первой половины XX в. по сей день являются предметом острой идейной и политической борьбы. На этом фоне гораздо меньшее внимание уделяется отмене крепостного права в России и другим реформам 1860-1870-х гг., хотя именно они явились редким в отечественной истории примером успешного преобразования всех сторон жизни страны, произведенного реформаторскими методами. В середине XIX века часть правящей элиты Российской империи, используя как отечественный, так и зарубежный опыт, смогла сделать важный шаг в модернизации страны, избежав при этом социальных катаклизмов и обеспечив преемственность в развитии основных общественных институтов. Несмотря на все последующие споры, связанные с реформами 1860-1870-х гг. и их итогами, представители практически всех общественно-политических направлений, от самых крайних радикалов до самых убежденных охранителей традиций, признавали необходимость и полезность этих преобразований.

Отечественная и зарубежная историография добилась значительных успехов в изучении подготовки и хода «Великих реформ». Эпоха, предшествующая отмене крепостного права в России в 1861 г. - время правления Александра I и Николая I, когда созрели все необходимые предпосылки для грандиозных изменений в жизни российского общества, - остается одним из наименее изученных этапов отечественной истории. Правящая элита Российской империи дореформенного времени, которая и породила реформаторов середины XIX в., только в последние десятилетия стала объектом изучения исторической науки.

В государстве, занимающем шестую часть земного шара, сложность всех происходящих процессов была связаны не только с социальными и политическими проблемами, но и с взаимодействием центра и периферии. Это касается не только отношения столичных властей с национальными окраинами Российской империи, но и с великорусскими губерниями, которые являлись основой ее могущества. Поэтому анализ взглядов и деятельности той части правящей элиты, которая являлась выразителем реформаторского курса, невозможно произвести без обращения к региональным аспектам дореформенной истории России. Это приобретает особую актуальность в настоящее время, когда осуществляются новые подходы к формированию и реализации региональной политики Российской Федерации.

Компенсировать, по мере возможности, существующий в историографии пробел в изучении взглядов и деятельности носителей реформаторского начала среди представителей правящей элиты Российской империи первой половины XIX в. и их взаимодействия с великорусской провинцией и должно представленное диссертационное исследование.

Объектом исследования является эволюция российской монархии в ходе процесса модернизации страны в первой половине XIX в.

В качестве предмета исследования выбрана та часть бюрократии Российской империи, которая являлась носителем реформаторского начала в правительственной политике дореформенной эпохи.

Степень научной разработки темы.

В изучении реформаторского направления в правящей элите Российской империи в первой половине XIX в. можно выделить три этапа, которые хронологически в общих чертах совпадают с основными периодами развития отечественной исторической науки. Завершающим рубежом первого из них, охватывающего 1850-1910-е гг., является 1917 г. Второй приходится на советский период отечественной историографии, а третий — на 1990-е- начало 2000-х гг. При этом, рассмотрение данной проблемы было непосредственно связано с влиянием текущих политических процессов.

Внутри дореволюционного этапа можно выделить, в свою очередь, два периода изучения правительственного реформаторства первой половины XIX в. Первый из них охватывает 1850-1890-е гг. У истоков изучения проблемы власти и общества в дореформенной России стояли две фигуры, которые олицетворяли собой противоположные общественно-политические позиции 1850-х гг. Одну представлял барон М.А. Корф, который в качестве чиновника являлся непосредственным участником формирования правительственного курса, а затем положил начало его научному изучению. Другую - убежденный враг самодержавия и политический эмигрант А.И. Герцен. Для обоих царствования Александра I и Николая I были частью их непосредственного жизненного опыта, побуждавшего обратиться к историческому анализу недавнего" пошлого. А намеченные ими подходы оказали значительное влияние на дальнейшее развитие отечественной и зарубежной историографии.

Составленное М.А. Корфом в 1849 г. по приказу императора «Историческое описание 14 декабря» явилось первым опытом научного рассмотрения самого сложного для власти события первой половины XIX в. Появившееся в 1857 г. под названием «Восшествие на престол императора Николая I» третье издание этого труда предназначалось «для публики» и свидетельствовало о готовности властей публично сформулировать свою позицию по тем проблемам, которые ранее являлись объектом умолчания. Автор книги к этому времени стал директором Императорской Публичной библиотеки и возглавил официальный сбор материалов для биографии Николая I, послуживших основой для изучения этого царствования последующими поколениями исследователей. Не менее важную роль в развитии историографии сыграло появившееся в год отмены крепостного права исследование М.А. Корфа «Жизнь графа Сперанского». Оно и явилось первой работой, посвященной непосредственно просвещенной бюрократии первой половины XIX в. Автор книги не стремился к широким обобщениям, ограничившись изложением биографии своего героя на основе значительного круга источников1.

Характерные черты, проявившиеся в трудах М.А. Корфа, были присущи и другим исследователям, относящимся к так называемому «официально-консервативному» направлению в отечественной историографии. Методологические основы их исследований уже к 1880-м гг. казались устаревшими. Европейская и отечественная историческая наука обратилась к исследованиям социально-экономических проблем и их влиянию на общественно-политические события. Ученые нового поколения пытались выявить закономерности в развитии власти и общества, но это требовало предварительного введения в научный оборот значительного объема источников и фактов. Эту задачу и решили для последующих исследователей несколько крупных историков, которые развивали на протяжении нескольких десятилетий линию, заложенную в историографии М.А. Корфом. Помимо автора фундаментальной биографии П.Д. Киселева А.П. Заблоцкого-Десятовского, к их числу относились М.И. Богданович, Н.Ф.Дубровин, Н.К. Шильдер. Видные посты на государственной службе и доверие монархов позволили им получить доступ к документам, находящимся в государственных архивах. Итогом их кропотливой работы стали многотомные, насыщенные огромным фактическим материалом труды, сохранившие в ряде отношений свое научное значение и в наше время2.

Все эти исследователи, несомненно, враждебно относились ко многим новым тенденциям, угрожавшим тем ценностям, с которыми была связана вся их жизнь, и предпочитали умалчивать о многих фактах, бросавших тень на российское самодержавие и его слуг. Но по политическим взглядам и трактовке исторического материала эти историки не были принципиальными противниками преобразований. Многие стороны жизни дореформенной России они оценивали критически, обращая внимание на то, что чрезмерная, по их мнению, торопливость самой власти, как и своевольные действия общественности, представляют угрозу для тех реформ, необходимость в которых назрела. Сходные политические и методологические позиции занимали и два выдающихся издателя исторических журналов П.И. Бартенев и М.И. Семевский, которые ввели в научный оборот значительный комплекс источников, представляющих и поныне интерес для рассмотрения данной проблематики. К ним по общественно-политическим взглядам и исследовательской методологии примыкали такие ученые-литературоведы, как Н.П. Барсуков и А.Ф. Бычков, внесшие заметный вклад в изучение общественных процессов дореформенной эпохи3.

В то же время, их труды во многом не удовлетворяли развивающееся российское общество, которое с 1850-х гг. все больше тяготилось попечительством со стороны государственного аппарата монархии. С этим было связано появление другого направления в изучении просвещенной бюрократии, у истоков которой стоял А.И. Герцен. В те же годы, что и М.А. Корф, он создал ряд исследований, посвященных трактовке проблемы «власть и реформы». Первым из них явился опубликованное в 1851 г. труд «О развитии революционных идей в России»4. Находясь в добровольном изгнании, А.И. Герцен мог использовать преимущественно то, что сохранила «потаенная литература» и устная традиция, которые он ввел в научный оборот через издания Вольной русской типографии. Блестящий литературный дар А.И. Герцена, как и распространение новых политических идей в российском обществе, не могли не повлиять на последующую историографию. Это влияние в наибольшей мере проявилось в ставшем общепринятым противопоставлении царствований Александра I и Николая I, а также оценке бюрократии как социального института, препятствующего реформированию России. Те планы, которые исходили от представителей государственной власти, рассматривались как проявление личных качеств отдельных деятелей, а не как свидетельство существования определенной тенденции в правительственной политике. Хотя в практическом плане на протяжении всей жизни сам А.И. Герцен не отказывался от надежд на реформаторскую деятельность монарха и части его приближенных.

На протяжении последующих этапов отечественной историографии бюрократический аппарат Российской империи рассматривался, преимущественно, как единая сила, тормозящая развитие страны. Государственные деятели-реформаторы представлялись одиночками и даже изгоями среди правящей элиты, которые противостояли окружающей их косной среде. Последовательно проводил эту мысль Н.Г. Чернышеский, откликнувшийся на книгу М.А. Корфа о М.М. Сперанском специальной рецензией, и другие публицисты радикально-демократического направления5.

В эти же годы зародилось и третье направление в изучении проблемы «российская власть и реформы». Его сторонники попытались найти в историческом опыте постановки вопроса о реформах в первой половине XIX в. основу для компромисса между властью и обществом. Обобщенным воплощением этих поисков стала доктрина «государственной школы», созданная К.Д. Кавелиным и Б.Н. Чичериным. Их последователи из числа историков права создали ряд трудов, где преимущественно анализировались юридические рамки, в которых развивалась отечественная государственность6.

Основу конкретно-исторического исследования реформаторского направления в правящей элите Российской империи и его взаимоотношениях с обществом в период правления императоров Александра I и Николая I заложили труды А.Н. Пыпина, которые оказали значительное влияние на последующих исследователей. Но один из его важных выводов - о тесной связи эволюции государственного аппарата и бюрократии с общественной мысли и общественного движения, - на следующем этапе развития дореволюционного отечественной историографии был практически забыт .

Этот этап пришелся на начало XX в., когда события революции 1905-1907 гг. заставили современников по-новому взглянуть на историю реформирования страны. Изменения в политической жизни способствовали и расширению доступа к документам. В частности, был опубликован проект М.М. Сперанского 1809 г. Важным вкладом в изучение проблематики стало появление в 1890-1910-е гг. публикаций документов из фамильных архивов ряда представителей российской о правящей элиты . Тема реформ стала в прямом смысле модной темой. Откликом на это стали научно-популярные труды киевского историка М.В. Довнар-Запольского, редактора журнала «Исторический вестник» Б.Б. Глинского, журналиста М.К. Лемке9. Новые по теме, они в то же время, не отличались глубиной и академизмом, являясь примером злободневной исторической публицистики.

При всей методологической ограниченности трудов, написанных с консервативно-охранительных позиций, которая была вполне ощутима уже в предшествующий период, познавательные возможности этого подхода к началу XX в. не были полностью исчерпаны. Это доказало появление такого фундаментального издания, как «Русский биографический словарь», многие статьи которого в связи с утратой использованных при их написании документов стали в наше время важным историческим источником. Сходные методологические подходы лежали в основе появившихся в связи с юбилеем создания центральных и высших ведомств Российской империи официозных работ. Не стремясь к концептуальным выводам, авторы этих трудов добросовестно излагали содержание выявленных документов, отражавших разнообразные стороны деятельности государственного аппарата. Их служебное положение не позволяло подробно описывать существующие в нем негативные моменты, что, в свою очередь, не позволяло проследить столкновение двух линий в правительственном аппарате - реформаторской и консервативной, что не умаляет ценность собранного в данных трудах фактического материала10.

Заметным явлением стали труды великого князя Николая Михайловича, отнесение которого к историкам консервативного направления можно обосновать только его принадлежностью к династии Романовых. Этот автор, будучи сторонником преобразования государственного строя России, стремился найти подкрепление своим взглядам в истории эпохи Александра I11. Расширение на протяжении нескольких десятилетий источниковой базы, появление новых методологических подходов, превращение дореформенной эпохи в относительно отдаленное прошлое - все эти факторы создали условия для более объективного анализа этого периода отечественной истории вообще и проблемы просвещенной бюрократии в частности. Свидетельством этого стало появление статьи A.A. Кизиветтера «Николай I как конституционный правитель», в которой давалась новая трактовка правительственной политики этого царствования. Введенный научный материал попытался систематизировать в своем курсе истории XIX в. A.A. Корнилов. Несомненно, крупным явлением стало и вышедшее в 1916 г. обстоятельное исследование М.В. Клочкова «Очерки правительственной деятельности Павла I», создавшее объективную картину этого царствования12.

События 1917 г., изменившие жизнь страны, не могли не отразиться на исторической науке, положив начало длившемуся почти три четверти столетия советскому этапу отечественной историографии. В его рамках можно выделить три периода, когда проблема реформаторского направления в правящей элите Российской империи трактовались по-разному. Первый период пришелся на 1920-е гг., когда само применение марксистской методологии к конкретно-историческому изучению прошлого порождало даже среди ее сторонников споры и различные подходы. Второй охватывает 1930-1950-е гг., когда в ходе сложного и, порой, трагического взаимоотношения науки и власти сформировались основные концептуальные подходы отечественной историографии советского периода. Исходной точкой третьего периода послужило такое знаковое событие, как XX съезд КПСС, после которого на протяжении 1960-1970-е гг., породив новые подходы и новую тематику исследований. *

На протяжении первого периода отечественной историографии советского периода интерес к проблеме реформирования страны «сверху» в период правления императоров Александра I и Николая I значительно уменьшился. Монархи и их сановники, монархия как социальный институт, оценивались, как сила, препятствующая прогрессу, а реформы трактовались, как второстепенное явление - «побочный продукт» классовой борьбы. Реформаторские усилия правительственных кругов Российской империи оценивались, как проявление демагогии или страха перед революцией. Олицетворением этих подходов стали труды М.Н. Покровского и его учеников со свойственным им вульгарно

13 социологическим подходом .

Но попытки применения марксисткой методологии к конкретно-историческому изучению дореформенного периода истории России в эти годы не ограничивались только господствующей школой М.Н. Покровского. В 1920-е гг. оформился и другой подход, совмещавший ее с лучшими традициями дореволюционной историографии. У его истоков стояли такие представители петербургской исторической школы», как А.Е. Пресняков и М.А. Полиевктов. Созданные им биографии императоров явились важным шагом в истолковании общественно-политической жизни дореформенной жизни России через призму социально-экономических процессов14. Понимание ее как истории классовой борьбы, но не сводимой к вульгарной социологической схеме, легло в основу появившихся в 1920-х- начале 1930-х гг. трудов А.Н. Шебунина, Н.М. Дружинина и Н.К. Пиксанова. Впервые реформаторское направление в правительственных кругах было представлено как значимый общественно-политический феномен, тесно связанный с развитием отечественного общества. В исследованиях А.Н. Шебунина эти искания истолковывались в контексте общеевропейского перехода от феодальной к буржуазной государственности. Этот подход, подкрепленный значительным конкретно-историческим материалом, опровергал господствующую трактовку реформаторской политики самодержавия, как исключительно демагогического явления15.

Начало второго этапа развития советской историографии было связано с осмыслением преемственности с предшествующей формой государственности, пришедшем на смену задаче преодоления и отрицания прошлого на рубеже 19201930-х гг. Для исторической науки итогом этого осмысления явился своеобразный синтез марксизма и ряда положений государственной школы, который и определил дальнейшее направление развития историографии советского периода. Общественно-политическая жизнь трактовалась как развитие антикрепостнической идеологии и революционной практики, отражающих объективные социально-экономические процессы и классовую борьбу народных масс. Сложившаяся в эти годы теория «трех этапов революционного движения» и концепция движения декабристов как дворянской революционности оказались плодотворным подходом для изучения дореформенной эпохи. Обращение к развитию антикрепостнических тенденций внутри страны и отказ от нигилистической оценки внешней политики Российской империи сделали возможным и появление работ по истории внутренней политики первой половины XIX в. Важной вехой в развитии отечественной историографии стало появление фундаментального исследования Н.М. Дружинина о реформе государственных крестьян, проводимой под руководством П.Д. Киселева16. Рассмотрение этой темы позволило автору показать широкую картину реформаторской деятельности части правящей элиты в области крестьянского вопроса и сделать вывод о существовании «гуверменталистской» тенденции в общественно-политической жизни России.

Подход, который был намечен в ряде исследований 1920-х гг., но не получил тогда более развернутого изложения, нашел продолжение в защищенной в 1940 г. докторской диссертации A.B. Предтечинского, посвященной внутренней политике Александра I. Впервые в историографии планы и попытки реформ предстали не как отдельные изолированные и случайные шаги со стороны монарха и ряда его приближенных, а как важная составляющая внутренней политики17.

Для судьбы этих исследований, как и их авторов, не прошли бесследно сложные и трагические события, происходившие в стране. Н.М. Дружинин подвергался резкой и несправедливой критике со стороны М.Н. Покровского и его учеников. А.Н. Шебунин, член партии РСДРП-интернационалистов, был репрессирован в 1937 г. На протяжении 17 лет не могла выйти в свет монография A.B. Предтечинского18.

Ее появление в 1957 г. совпало с началом нового этапа развития отечественной историографии советского периода. Впервые бюрократия Российской империи стала объектом научного изучения в исследованиях П.А. Зайончковского, который обратился к такому источнику, как формулярные списки. Основное внимание представителей созданной им научной школы было сосредоточено на изучении бюрократии середины и второй половины XIX в.

Исключение составляли только посвященные более раннему периоду труды Н.П.

Ерошкина 19. Новое понимание правительственной элиты Российской империи нашло отражение и в трудах ленинградских ученых, из которых особого внимания заслуживают работы В.Г. Чернухи, где на материале пореформенной эпохи был впервые поставлен вопрос о «правительственном конституционализме»20. К рассмотрению чиновничества XVII-XYIII вв. обратилась Н.Ф. Демидова. Важная проблема, затронутая ранее только публицистами, - как взаимоотношение бюрократии и дворянства - была поставлена С.М. Троицким, использовавшим

21 материал первой половины XVIII в. .

Отражением новых подходов к истории отечественной государственности стала дискуссия об абсолютизме, происходившая в 1970-е гг. Она показала необходимость пересмотра многих устоявшихся подходов, но не привела к формированию нового взгляда, так как этапы развития российского абсолютизма получили достаточное конкретно-историческое освещение22.

На фоне значительных успехов в изучении государственного аппарата и внутренней политики как XVIII в., так и второй половины XIX в., историки, вплоть до 1970-х гг., сравнительно редко обращались к конкретно-историческому изучению Российской империи дореформенной эпохи. Первой попыткой рассмотрения механизма государственной власти того времени стало исследование Н.П. Ерошкина . В монографии Н.В. Минаевой впервые был поставлен вопрос о «правительственном конституционализме» эпохи правления Александра I. В ней по-новому были истолкованы такие проблемы, как формирования теории "официальной народности" и идеологии декабризма24. Реформаторские планы правительственных кругов в последнее десятилетие царствования этого монарха стали предметом рассмотрения в исследовании C.B.

Мироненко. Борьба вокруг проектов реформ в первый год этого царствования

-ус являлась предметом изучения в монографии М.М. Сафонова .

Второй четверти XIX в. исследователи уделяли гораздо меньше внимания. К анализу политики Николая I в области экономики обратились Н.С. Киняпина, политика в отношении Дунайских княжеств была рассмотрена В .Я. Гросулом26. Другие аспекты внутренней политики этого царствования не получили должного освещения в отечественной историографии.

Место и роль просвещенной бюрократии в российской истории невозможно понять без обращения к проблеме ее взаимоотношения с общественной мыслью и общественным движением. Накопленный конкретно-исторический материал свидетельствовал о справедливости подхода В.В. Пугачева и С.С. Ланды, который был еще ранее намечен Н.М. Дружининым и Н.К. Пиксановым. Они трактовали идеологию декабризма не как цельную концепцию, а как сложный комплекс реформаторских идей, который имел точки соприкосновения с настроения^

27 части правительственных кругов . Впервые непосредственным объектом изучения стала взаимосвязь участников декабристского движения и сторонников реформаторского направления в рядах правительственной бюрократии "в

28 исследовании A.B. Семеновой . Но этот плодотворный для понимания развития российского общества в период правления императоров Александра I и Николая I подход не получил в те годы должного распространения. Преобладающим оставался сформировавшийся к 1950-м гг. взгляд на преобразовательские планы, появившиеся в бюрократических кругах, как на демагогические и малоэффективные шаги. Несмотря на несомненные результаты, достигнутые в изучении Российской империи дореформенной эпохи, даже к 1980-м гг. многие важные проблемы не были поставлены. Это касалось многих аспектов внешней и внутренней политики, а так же непосредственной характеристики самой бюрократии.

Многие вопросы, связанные с историей реформаторского направления в правящей элите Российской империи, оказались предметом рассмотрения историков литературы. Они обратились к изучению жизни и деятельности ряда представителей просвещенной бюрократии в контексте развития литературного процесса, В этом отношении особое значение имели труды Ю.М. Лотмана, создавшего оригинальную концепцию развития общественной мысли России

29 конца XVIII-первой половины XIX в.

Рубеж XX и XXI веков стал эпохой бурных перемен, которые заставили по-новому взглянуть почти на все проблемы отечественной истории. Утвердившийся методологический плюрализм привел к многообразию оценок и взглядов. Произошел пересмотр если не всех, то многих ранее существовавших концептуальных подходов и оценок. Исследователи обратились к новой проблематике, в том числе рассмотрению либеральной и консервативной идеологии и практики, религиозной политики Александра I и истории

30 масонства . Изменился взгляд на монархическую государственность. Предметом анализа стали личности многих государственных деятелей, в частности, появился целый ряд исследований, посвященных личности М.М. Сперанского. Новое прочтение и концептуальные взгляды позволили иначе посмотреть на имевшего ранее сугубо негативную репутацию A.A. Аракчеева и на проблему военных поселений31. Посмотреть32

В то же время, новый этап развития историографии породил и новое проблемы. В частности, ослабло внимание к проблеме движения декабристов. После появления работ В.А. Федорова, которые стали итоговыми для всей отечественной историографии 1950-1980-х гг., заметными явились только о о исследования В.М. Боковой и О.И Киянской . Широкое вовлечение в научный оборот трудов, созданных до 1917 г., сопровождалось отказом от многих достижений историографии советского периода. Прежняя критическая характеристика монархов и вообще дореформенной России, сменилась идеализацией, доходящей, порой, до апологетики крепостничества и самодержавной власти34.

Многие новые тенденции в отечественной историографии последнего десятилетия связаны со значительным влиянием различных течений зарубежной историографии, прежде всего, англоязычной. Дореформенный период Российской империи стал объектом изучения за рубежом только в период «холодной войне». Формирование зарубежной историографии произошло под непосредственным влиянием российских историков-эмигрантов и, прежде всего, одного из учеников Пыпина - Г.В Вернадского. Накануне эмиграции он изучал общественное движение конца ХУШ-начала XIX вв. В частности, он подверг анализу подготовленный при Александре I конституционный проект «Государственной уставной грамоты», справедливо указав на то, что этот проект являлся одним из непосредственных источников «Конституции» Н.М. Муравьева. Переехав после 1945 г. в США, Г.В Вернадского основное внимание уделил более ранним периодам российской истории, но его личность и идеи оказали существенное

35 влияние на историков США .

Одним из крупнейших специалистов может считаться Марк Раев, сын выходца из России, который создал концепцию развития отечественной бюрократии. По его мнению, существующее в России, как и ряде других стран Восточной Европы, полицейское государство отличалось от западноевропейского недостаточной эффективностью, что и явилось причиной неудачи правительственного реформаторства. На представителей следующего поколения американских исследователей, к числу которых можно отнести Д. Филда, Б.В. Линькольна, Н. Рязановского, Д. Орловского, У Пинтера, Ф. Стара, С. Уортмана, Т. Эммонса непосредственное влияние оказала концепция изучения бюрократии л/

Российской империи, созданная П.А. Зайончковским . В своих трудах они пытались «увидеть в российской администрации субъект исторического процесса, участвующий в реформировании, а не машину, автоматически реагирующую на социальное и экономическое давление извне»37. Для понимания вклада зарубежной историографии в разработку данной проблематики стоит отметить, что наиболее крупные биографии таких видных государственных деятелей, как о о

М.М. Сперанский и С.С. Уваров, были созданы на английском языке . Анализ изучения реформаторского направления в правящей элите Российской империи и его взаимоотношений с обществом в период правления императоров Александра I и Николая I позволяет сделать вывод, что многие аспекты этой проблемы не получили еще достаточного освещения в исторической науке. Можно выделить четыре конкретно-исторических вопроса, которые имеют несомненную значимость для понимания реформаторского направления в российской бюрократии первой половины XIX в., но не стали объектом пристального рассмотрения исторической науки. К их числу относятся: во-первых, взгляды и деятельность членов «Негласного комитета» и тех представителей бюрократии второй четверти XIX в., которые в молодости являлись членами общества «Арзамас»; во-вторых, теория «официальной народности» и ее интерпретации сторонниками реформирования России; в-третьих, отражение реформаторских тенденций на уровне местного управления; и, в-четвертых, распространение в среде провинциального дворянства реформаторских настроений, и их взаимосвязь с реформаторскими планами бюрократических кругов.

Во всех обобщающих работах изложение первых лет правления Александра I начинается с рассказа о деятельности «Негласного комитета». Но вплоть до начала XX в. трактовка этого хрестоматийного сюжета основывалась на материалах устной традиции и мемуарах современников, непосредственно не участвовавших в его деятельности. Ситуация изменилась, когда в научный оборот были введены два уникальных источника: мемуары одного из членов

Негласного комитета» князя A.A. Чарторижского и так называемые «протоколы» заседаний «Негласного комитета», а также другие бумаги, связанные с ними, графа П. А. Строганова39.

Но и после этого общественно-политические взгляды и деятельность членов «Негласного комитета» редко привлекали внимание отечественных и зарубежных историков. Труд великого князя Николая Михайловича дополнили исследования В.М. Дапина и A.B. Чудинова о пребывании молодого русского аристократа в революционном Париже в 1790-е г.40 В зарубежной историографии появилось несколько значительных исследований о князе A.A. Чарторижском, где основное внимание уделено рассмотрению его внешнеполитической концепции, с которой ряд авторов связывает зарождение идеи о создании союза Европейских государств41. До сих пор отсутствуют исследования жизни, взглядов и деятельности двух других членов «Негласного комитета» - В. П. Кочубея иН:Н. Новосильцева, - которые на протяжении более четверти века; играли важную роль в политической жизни России.

Первой попыткой изучения деятельности «Негласного комитета» '. в историографии советского периода стало фундаментальное исследование A.B. Предтеченского, хотя сделанный в нем вывод о бесплодности деятельности «Негласного комитета» явно расходился с приведенным материалом. Интерес представляет и появившаяся в 1950-е гг. работа историка литературы В.Н. Орлова, который выявил интересный материал о взаимосвязи «молодых друзей» с такими представителями просветительства, как И.П. Пнин и В.В. Попугаев. Хотя очевидно, что этот автор в духе господствующих подходов того времени преувеличивал степень зрелости отечественного просветительства по сравнению с французским, пытаясь найти среди личных споров немногочисленных литераторов 1790-х гг. принципиальные столкновения демократической и либеральной линий42.

Традиция изучения «Негласного комитета» была возобновлена в монографии Н.В. Минаевой, где взгляды членов «Негласного комитета» впервые рассматривались в контексте развития общественной мысли России. Значительный интерес представляет и работа М.М. Сафонова, в которой деятельность «Негласного комитета» показана на фоне происходящей весной 1801-осенью 1802 гг. борьбы придворных группировок. Этот исследователь впервые попытался проследить истоки формирования «Негласного комитета», обратившись к рассмотрению кружка, который сложился вокруг Александра Павловича еще в бытность его наследником престола 43.

Вне сферы внимания исследователей осталась деятельность бывших членов «Негласного комитета» после прекращения его непосредственной работы в годы русско-французской войны 1805-1807 гг. Также не являлось объектом изучения исторической науки и то поколение бюрократии, которое заняло высшие посты в эпоху правления Николая I, хотя к их числу относились такие видные государственные деятели, как Д.Н. Блудов, Д.В. Дашков, С.С. Уваров, М.А. Перовский, Д.Г. Бибиков. Только спустя 130 лет после вышедшей в 1866 г. книги Е.П. Ковалевского о Д.Н. Блудове появилось новое исследование об этом государственном деятеле, принадлежащее перу Е.В. Долгих44. В 1990-е гг. стали появляться работы о взглядах и деятельности С.С. Уварова45.

Этот пробел в отечественной историографии отчасти компенсировался тем, что к данной проблематике обращались историки литературы. Для этого есть веские основания, так как ряд видных сановников второй четверти XIX в. являлся членами литературного общества «Арзамас» и занимал в молодости видное место в общественной жизни. Итоговой для дореволюционной историографии стала работа Е.А. Сидорова46. Введенные в научный оборот архивы братьев Тургеневых позволили Е.И. Тарасову создать интересную работу, показав значение «Арзамаса» для последующего формирования теории «официальной народности»47. Но она осталась практически незамеченной, появившись на исходе Гражданской войны. Важнейший вклад в изучение общества «Арзамас» внес до историк литературы М.И. Гиллельсон . Значительный интерес представляют факты и, оценки, которые содержатся в исследованиях о творчестве Н.М. Карамзина, В.А. Жуковского, Ф.И. Тютчева.

На протяжении длительного периода оставалась вне сферы научного анализа теория «официальной народности». Этот термин, введенный в оборот А.Н. Пыпиным, долгое время не был наполнен конкретно-историческим содержанием49. Единственная монография американского историка Н. Рязановского была посвящена не столько самой теории «официальной народности», сколько политике правительства в области печати и цензуры. В отечественной историографии первым исследованием данного направления общественной мысли стали работы И.Л. Качалова50. В 1990-е гг. обращения к изучению теории «официальной народности», ее создателям и сторонникам стали более частыми в связи с общим ростом интереса к проблемам российского консерватизма. Более объективно стала трактоваться роль С.С. Уварова в развитии народного просвещения и отечественной науки. По-новому был поставлен вопрос об идеологических истоках теории «официальной народности», хотя появившиеся интересные работы трактовали отдельные сюжеты, и новые оценки и наблюдения еще не сложились в целостную и объективную картину51.

Если на протяжении долгого времени правительственный аппарат Российской империи дореформенной эпохи не являлся предметом изучения, то еще меньше внимания уделялось местному управлению этого времени. В историографии дореволюционного периода, если не считать юридических и публицистических трудов, этому были посвящены исследования Э.Н. Берендса, И.И. Блинова и М.В. Клочкова . Даже в трудах деятелей губернских архивных комиссий эти проблемы затрагивались эпизодически. Примером могут служить исследования тамбовского краеведа И.И. Дубасова, на страницах которых дореформенная губернская администрация получала исключительно негативное освящение53. Члены Рязанской ученой архивной комиссии оставили без внимания такой исторический эпизод, как генерал-губернаторство в Рязани А.Д. Балашова, на связь которого с «правительственным конституционализмом» впервые обратил внимание Г.В. Вернадский только в 1919 г.54

Отдельные сюжеты, связанные с местным управлением первой четверти XIX в., были затронуты в исследовании A.B. Предтечинского. Принципиально новым явлением стало включение в исследование о бюрократии XIX в. раздела о губернаторах, предпринятое П.А. Зайончковским. Свидетельством появления новых подходов в историографии 1950-х гг. явилась диссертация А.И. Парусова о местном управлении первой четверти XIX в.55 В 1970-хгг. вышла единственная работа о местном управлении дореформенной России - учебное пособие Н.П. Ерошкина56. <

Политические изменения 1990-х гг., рост значения отдельных регионов привел к настоящему буму в изучении региональной истории и, в том числе, местного управления. Почти в каждом субъекте Российской Федерации появились исследования о местных губернаторах дореволюционной эпохи, хотя далеко не всегда их уровень был достаточно высоким . Ряд интересных исследований продолжил заложенную П.А. Зайончковским традицию рассмотрения состава местной администрации эпохи Николая I на основе анализа формулярных списков58. Единственной попыткой изучения чиновничества более раннего периода в отечественной историографии остаются исследования М.Ф. Румянцевой, посвященные провинциальной бюрократии конца XVIII - начала XIX вв.59

Столь же незначительными являются итоги изучения провинциального общества дореформенной эпохи и той его части, которая наиболее далеко продвинулась по пути модернизации - дворянства. Своеобразие общественно-политической ситуации пореформенной России привело к тому, что до 1917 г. практически не появилось крупных исследований об истории благородного сословия в ХУ111-Х1Х вв. Немногочисленные работы, появившиеся на рубеже Х1Х-ХХ вв., методологически отражали черты, свойственные историографии 1860-1870-х гг. Стоящие на консервативных позициях историки предпочитали анализу документов их дословное изложение, не стремясь делать какие-либо обобщения и ограничиваясь противопоставлением доброй старины испорченным нравам своих современников. Значительный генеалогический и биографический материал, собранный рядом провинциальных историков, к числу которых относились В.И. Чернопятов, А.Н. Норцева, И.И. Проходцов, так и не был обобщен60. Одним из немногих удачных попыток обобщения в дореволюционной историографии явилась книга А.Д. Повалишина о рязанском дворянстве первой половины XIX в. Значительным явлением в деле изучения реформаторских тенденций в среде провинциального дворянства явились труд В.И. Семевского о восприятии крестьянского вопроса русским обществом и созданная Колюпановым биография А.И. Кошелева61.

Долгое время проблема дворянства не рассматривалась и в историографии советского периода. Одним из немногих исключений явилась монография И.Д. Ковальченко, в которой, как и в ряде диссертационных исследований о крестьянском движении и крестьянской реформе, имелись материалы о социальном облике дворянства . Значительным событием стало появление в 1979 г. монографии А.П. Корелина, посвященное дворянству пореформенного периода63. Участие провинциального дворянства в общественно-политической жизни дореформенной России рассматривалось в контексте изучения биографий отдельных деятелей литературы и искусства, связанных с той или иной территорией. Большое распространение получили краеведческие исследования о декабристах, связанных каким-либо способом с тем или иным краем, или научно-популярные работы вроде «N-ская тропинка к Пушкину»64.

Последнее десятилетие XX вв. стало временем настоящего бума литературы по региональной истории. Появилось значительное количество справочных изданий и очерков истории отдельных субъектов федерации. Среди них новаторским подходом к рассмотрению провинциальной среды отличались работы тульской исследовательницы O.E. Глаголевой65.

Но изучение провинциального общества, как объекта правительственной политики и как социальной среды, оказывающей на ее формирование определенное влияние, в отечественной историографии применительно к дореформенному периоду еще не было выделено в отдельную проблему. Единственным исключением в дореволюционный период являлось исследование Н.В. Дубровина, в котором впервые был поставлен вопрос о взаимосвязи между правительственной политикой и развитием общественных настроений в провинциальной среде66.

Примером плодотворности такого подхода стало появившееся в 1946 г: исследование B.C. Нечаевой о детстве и юности В.Г. Белинского. Оказавшись"в связи с войной в Пензе, его автор создала фундаментальный труд о той г провинциальной среде, в которой сформировался великий критик. Обширный конкретно-исторический материал о жизни Чембарского уезда Пензенской губернии в 1810-1820-х гг. был введен в общую канву развития российского общества, что позволило сделать интересные и аргументированные выводы. Эта работа и сегодня не потеряла своего научного значения и может являться ! образцом для подхода к изучению провинциального общества67. Эффективность рассмотрения влияния провинциальной среды на развитие общественного движения показывают работы Е.А. Дудзинской о славянофилах . Но, по сей день не существует общей картины развития общественно-политических процессов в великорусских губерниях до середины XIX в.

Достижение этой цели предполагается путем решения следующих задач:

1) выявление тех групп бюрократии, которые выступали в роли инициаторов преобразований и являлись проводниками модернизации страны;

2) анализ общественно-политических взглядов сторонников преобразований в правительственных кругах эпохи правления Александра I и Николая I и используемых ими политических инструментов;

4) анализ влияния реформаторских усилий просвещенной бюрократии на процесс модернизации российской провинции;

5) выявление той социальной среды, которая способствовала появлению реформаторского направления среди бюрократии Российской империи первой половины XIX века.

Методологическую основу исследования составляют такие принципы исторической науки как историзм, объективность, системность и комплексность при выявлении, отборе, классификации и критическом анализе исторических источников. Исследование носит конкретно-исторический характер, что позволяет сделать ряд обобщений, связанных с проблемой модернизации российской государственности в новое время.

В работе были использованы такие общенаучные методы, как генетический, системный и личностно-психологический. Генетический метод дает возможность проследить преемственность в эволюции реформаторского составляющего в правительственной политике и определить круг его носителей, их общественнополитические взгляды и используемые ими политические инструменты. Этот подход дает возможность выявить связанные с модернизацией страны изменения во взаимоотношениях центральной и местной властей в первой половине XIX в.

Рассмотрение государственного аппарата Российской империи на основе системного подхода позволяет выделить различные группы внутри правящей элиты и проследить отличия в их методах деятельности, отражающие как уходящие традиции, так и новые тенденции в развитии отечественной государственности. Системный подход позволил также рассмотреть внутреннюю политику эпохи правления Александра I и Николая I, как взаимоотношение имперского центра и провинции, которая была не только объектом влияния со стороны столичных властей, но и сама являлась источником определенных импульсов, влиявших на процесс модернизации страны.

Личностно-психологический подход делает возможным рассмотрение личностных факторов, оказавших влияние на деятельность просвещенной бюрократии и ее взаимоотношения с другими группами чиновничества, а также со всем обществом. Он позволил учесть психологические особенности, которые оказывали влияние на взгляды и деятельность представителей государственного аппарата. В свое время Н.М. Дружинин отмечал, что изучение общественно-политического течения путем разработки политической биографии отдельного деятеля имеет «некоторые преимущества в разработке материала», так как, «избирая предметом своего изучения единичную личность, мы концентрируем свое внимание на отдельной неразложимой части общественного коллектива; располагая при этом компактной группой документального материла, мы в состоянии достигнуть исчерпывающей полноты и конкретности в установлении фактов; такая предельная степень конкретизации является для историка хорошей гарантией против необоснованных выводов и от поверхностных обобщений»69.

На современном этапе развития историографии все большее распространение получает такой подход, как «коллективная биография», под которым понимается «эмпирическое .исследование коллектива личностей в его общественном контексте с помощью индивидуальных биографий членов этого коллектива. Таким образом, с помощью биографического метода исследуется, во-первых, индивидуальный образ жизни, который может быть привязан к другим аналогичным биографиям и социальному контексту. С другой стороны, этот метод изучает общественное поведение, каким образом оно появляется в индивидуальной и общественной жизни. Он направлен на выработку социальных типов, позволяя, однако, в любое время вернуться к нетипичному, индивидуальному. При этом человек рассматривается не как индивидуум, а как «отдельная общность», т.е. он своеобразен и в то же время универсален, индивидуум определяется не только как собственно индивидуум, но и с общественной точки зрения», - указывает современный немецкий ученый70.

Исследуемая проблема потребовала использования методов и понятийного аппарата таких наук, как политология, социология, культурология, политическая экономика и правоведение, что дает возможность глубже истолковать используемые исторические источники и на основании конкретно-исторического материала выйти на уровень общетеоретических обобщений.

Для современной историографической ситуации характерно существование значительного количества методологических подходов, связанных с различными идеологическими парадигмами. В связи с этим возникает необходимость определить теоретическую позицию по таким проблемам, как соотношение развития России и стран Запада и эволюция государства, без чего невозможен эффективный конкретно-исторический анализ привлеченных исторических источников.

В данной работе не предпринимается попытка дать ответ на такой грандиозный историософский вопрос, как соотношение развития России и стран Запада. Исходя из поставленных цели и задач, был избран подход, который состоит в признании того, что эволюция отечественной государственности в новое время имеет много общего с изменениями, происходившими в большинстве стран Европы и Азии при переходе от традиционного (феодального) к индустриальному (капиталистическому) обществу, для обозначения которого в работе используется термин «модернизация». Учитывая, что существуют различные трактовки этого термина, в данном случае под ним понимается процесс эволюции от одного качественного состояния российского общества к другому, а не процесс его «вестернизации». Наоборот, именно в ходе модернизации общества происходит процесс формирования национального самосознания, как русского, так и других народов, живущих в Российской империи71.

Это дает основание рассматривать Российскую империю как государство, которое при всем своеобразии развития стадиально соответствует абсолютным монархиям Западной Европы. Проблема абсолютизма и формирующейся в этот период бюрократии, то есть особой привилегированной группы населения, которая находится на государственной службе и специализируется на управлении, как в отечественной, так и зарубежной историографии, по сей день остается дискуссионной72.

При теоретическом осмыслении собранного для данного исследования конкретно-исторического материала наиболее плодотворным оказался подход, основанный на концепции Макса Вебера о существовании трех типов власти: традиционного, харизматического и рационального. Абсолютная монархия представляет такой этап в развитии государственности, когда традиционный тип власти постепенно трансформируется в рациональный. Это изменение проявляется в процессе бюрократизации управления, которое представляет собой отказ от прежних патриархальных традиций. На смену авторитета власти, освященного традицией и религиозными нормами, приходила рационально организованная система власти, опирающаяся на систему общих правил и норм, установленных с известной разумной целью. Носителями этой «разумности» и «рациональности» выступали те, кто как «профессионалы обладают знаниями, приобретенными через формальное обучение, . твердо придерживаются стандартов поведения, закрепленных процессом социализации с опорой на службу; .сами профессионалы являются наиболее компетентными стражами и

ТХ арбитрами соответствующего необходимым требованиям обучения» .

Хотя в деле утверждения принципов рационального управления и бюрократизации в России важный шаг был сделан в эпоху правления Петра I, но, как и в других странах, их окончательное утверждение произойдет на более поздних стадиях развития государственности, которые придут на смену абсолютной монархии. Российский абсолютизм на протяжении всего XVTII в. представлял собой типичный пример преобладания придворной сферы над бюрократией в управлении государством. Не служебная карьера, а система фаворитизма, а выдвинула наиболее блестящие фигуры государственных деятелей того времени. Существовавшие бюрократические структуры были только дополнением к личности правителя и его двора. Систему управления Московским царством и Российской империей наиболее адекватно можно истолковать в духе концепции немецкого социолога первой половины XX в. Норберта Элиаса, ставшей в последнее десятилетие вновь актуальной в мировой историографии. На основе анализа конкретно-исторического материала, связанного с историей Французской монархии XVI-XVIII вв., им введено понятие «придворное общество», которым определял преобладающий в европейских государствах эпохи «ancien regime» тип управления.

В этот период центром политической и общественной жизни был, прежде всего, двор монарха. Правитель и круг его ближайших приближенных принимали основные решения в области внешней и внутренней политики. «В абсолютных монархиях, где роль сословно-представительных учреждений в управлении была сведена к минимуму, двор монарха соединял в себе <.> функцию домохозяйства всей августейшей семьи с функцией центрального органа государственной администрации, с функцией правительства. Личные и профессиональные задачи, и отношения высших лиц государства еще не были так строго и недвусмысленно разделены и специализированы, как позднее в индустриальных национальных государствах<.>. В династических же монархиях с их придворными элитами обычным делом было более или менее ярко проявленное единство дел личных и служебных или профессиональных, а мысль о том, что их можно или нужно разделять, возникала лишь эпизодически и в зачаточной форме», - справедливо отмечает этот исследователь74. л

На протяжении XVIII в. правящая элита Российской империи быстро усвоила достижения общеевропейской аристократической культуры, образцом которой являлся двор французских королей. Во второй половине этого столетия монархии Европы столкнулись с новыми социально-политическими проблемами, идеологическим выражением которых стало такое явление, как Просветительство. В России, как и в ряде других стран, новые идеи первоначально не воспринимались как потенциально опасные для существующих порядков. Попытка сделать их политическим инструментом ярко воплотилась в теории и практике «просвещенного абсолютизма». «Отличительными признаками «просвещенного абсолютизма» можно считать принятие и открытое провозглашение правящими кругами принципов французского Просвещения, своеобразную интерпретацию этих принципов и систематическое применение их в разных областях жизни», - отмечал Н.М. Дружинин75.

Государство в лице абсолютного монарха провозглашало о том, что берет на себя функцию преобразования общества на рациональных принципах. Из рядов придворной элиты в эти годы вышла целая плеяда теоретиков и практиков модернизации страны. Помимо самой императрицы, Екатерины II, к этой плеяде относились такие реформаторы, как графы И.И. и П.И. Шуваловы, графы А.Р. и С.Р. Воронцовы, Е.Р. Дашкова, графы Н.И. и П.И. Панины, князь Д.А. Голицин. Эпоха «просвещенного абсолютизма» стала временем появления в России конституционализма в форме проектов превращения Сената в представительный орган. Впервые был сформулирован как важнейшая проблема крестьянский

76 вопрос .

При этом, несомненно, верным является утверждение А.Н. Медушевского о том, что «просвещенный абсолютизм», в отличие от абсолютизма и конституционной монархии, заключает в себе зерно самоотрицания. Данное противоречие проявлялось во всех его действиях в разных странах: стремясь" к модернизации и рационализации общества, он в то же время не мог довести данный процесс до конца, и становился затем жертвой революции или

77 консервативной контрреформы» . ■

Для большинства стран европейского континента конец эпохе «просвещенного абсолютизма» положила Французская революция 1789 г. На протяжении жизни одного поколения идея народного суверенитета из теоретической конструкции превратилась в политическую реальность. «И в Западной Европе, и в России после Великой французской революции жизнь ушла далеко вперед и от умеренных взглядов Вольтера и Монтескье, и от веры в непобедимое влияние разумных законов, и от уверенности в спасительную силу

78 традиционного самодержавия» .

В этой обстановке правящей элите Российской империи, как и другим абсолютным монархиям континента, пришлось искать новые ответы на те вопросы, которые, казалось, были разрешены . в эпоху «просвещенного абсолютизма». Одним из них явились взгляды и деятельность части представителей государственной власти, для обозначения которой наиболее адекватным нам кажется термин «просвещенные бюрократы».

Рассмотрение конкретно-исторического материала показывает, что в рамках единой государственно-правовой системы существуют определенные различия в идейных представлениях и менталитете чиновников, которые порождают различные подходы к осуществлению своих обязанностей. Для характеристики этих различий используется термин «тип управления» или «стиль управления», который и отличал представителей просвещенной бюрократии от других групп чиновничества, настроенных более традиционалистски.

В отечественной историографии последних десятилетий стал достаточно широко применяться термин «либеральная бюрократия», под которым понимают ряд государственных деятелей эпохи правления Александра II, выступающих в роли активных сторонников реформ. Иногда его используют и для более раннего периода. Выбор термина «просвещенные бюрократы» связан с тем, что он дает возможность выделить качественное своеобразие предшественников либеральной бюрократии 1860-1870-х гг. Эти представители правящей элиты дореформенной эпохи, во-первых, по положению в обществе, присущей им самоидентификации и способам деятельности, являлись представителями бюрократии, носителями принципов рационального управления, которые они и стремились внедрить в отечественную действительность, отказываясь от традиций «придворного общества». Во-вторых, идеи «века Просвещения», оказали непосредственное влияние на формирование их общественно-политических взглядов. В-третьих, именно этот относительно узкий, но влиятельный слой, сыграл ведущую роль в распространении «просвещения» в России во всех известных в те годы формах. Именно эта часть отечественной политической элиты, влияние которой на управление государством постоянно росло на протяжении первой половины XIX в., оказалась наибольшее воздействие на процессы модернизации в российском обществе79.

При характеристике места просвещенной бюрократии в развитии России возникает необходимость определения ее взаимосвязи с либеральной и консервативной идеологией. Изучение проблематики отечественного либерализма и консерватизма стало в последние десятилетия одной из излюбленных тем для гуманитарных и социальных наук. В то же время «в научной литературе нет полной четкости и определенности при отражении не только характерных черт, но даже и общего количества общественно-политических течений в России нового времени. Одни авторы называют чуть ли не десятки таких направлений, другие вообще полностью отрицают их наличие, поскольку в России не быЛо конституции, парламента, политических партий и, соответственно, реальных возможностей для политической жизнедеятельности. Такая пестрота в оценках; и ориентациях, часто шедшая от незнания конкретной истории политических настроений и политической практики, настоятельно требует изучения конкретного русского материала и именно русской действительности»80.

Поэтому в представленном исследовании идейные взгляды и практическая деятельность просвещенной бюрократии выступают не как проявление «чистого» консерватизма или либерализма, а как конкретно-историческое явление, появившееся на определенном этапе развития отечественной государственности. При рассмотрении места просвещенной бюрократии в общественно-политической жизни России представляются плодотворными те подходы, которые наметились в отечественной историографии XX в., но не получили достаточного развития. Во-первых, это изложенная в трудах Н.М. Дружинина трактовка одной из составляющих реформаторских настроений в русском обществе первой половины XIX в. как «гувернаментализм». Под ним понимается признание самодержавного государства главным субъектом и инструментом преобразования страны81. Во-вторых, это рассмотрение реформаторских планов и усилий представителей правящей элиты Российской империи как отечественной разновидности европейского легитимизма. Впервые изложенный в 1920-е гг. в трудах А.Н. Шебунина этот взгляд получил в дальнейшем обоснование на конкретно-историческом материале в исследованиях Н.В. Минаевой. В данном случае под «легитимизмом» понимается общественно-политическое течение, которое стремилось сочетать постепенное реформирование общества, включающее конституционные преобразования, вплоть до создания общегосударственного представительного органа, с сохранением абсолютной монархии и социального господства дворянства82. Рассмотрение роли просвещенной бюрократии в процессе модернизации России, проявившейся во всех сферах общественной жизни, невозможно свести только к политико-правовым проблемам. В связи с этим, характеристику взглядам просвещенной бюрократии невозможно дать без обращения к таким широким, хотя и не всегда однозначно понимаемым, понятиями, как «просветительство», «сентиментализм» и «романтизм». В данном исследовании под этими терминами понимают не только комплекс идейных представлений, но и определенный тип мировосприятия и поведения, носители которого не всегда декларировали его в форме политических доктрин, предпочитая обращаться в ходе самоидентификации к эстетическим и этическим

83 проблемам .

Хронологические рамки исследования охватывают период правления Александра I и Николая I. В качестве исходного рубежа взяты 1790-е гг., когда под влиянием событий Великой французской революции сформировались взгляды той группы государственных деятелей, которые характеризуются как первое поколение просвещенной бюрократии. Верхней границей хронологических рамок избрано вступление на престол Александра II, которое положило начало непосредственному преобразованию страны. Выбор такого достаточно длительного периода для исследования обусловлен стремлением рассмотреть реформаторское направление в среде бюрократии Российской империи в динамике перехода от одного качественного состояния в другое, от появления до превращения во влиятельную силу, способную преобразовать страну. В определенных случаях логика решений поставленных в диссертации задач потребовала выхода за обозначенные хронологические рамки. Это относится, главным образом, к рассмотрению вопросов развития провинциальной среды, уяснение которых оказалось невозможным без ретроспективного подхода.

Территориальные рамки исследования влияния «просвещенной бюрократии» на провинцию ограничены четырьмя великорусскими губерниями: Пензенской, Рязанской, Тульской и Тамбовской, - территория которых ныне входит в состав шести субъектов Российской Федерации (Тульской, Рязанской, Липецкой, Тамбовской, Пензенской областей и Республики Мордовия).

Происхождение основной массы сохранившихся источников, связанных с деятельностью местных государственных учреждений, как и формы организации современной науки, привело к тому, что региональная история изучается преимущественно в рамках современного или существовавшего до 1917 г. административно-территориального деления страны. Выдающийся исследователь населения и пространства России П.П. Семенов справедливо отмечал, что такой подход «не дает достаточных удобств ни для исследования, ни для выражения распределения населения в России. Губернская единица неудовлетворительна, потому что большинство наших губерний далеко не представляет однородности ни относительно густоты населения, ни относительно физических условий, вследствие чего средняя цифра населенности губернии только маскирует иногда весьма резкие контрасты в населенности частей ее. Уездная же единица представляет собой неудобство по своей дробности, при которой случайности местных скоплений населения слишком отражаются на цифрах отношения населения к пространству и маскируют влияние более общих причин, действующих в России обыкновенно на весьма больших протяжениях.» .

Представляется, что изучение прошлого, ограниченное губернскими или областными рамками, является недостаточным для понимания многих сторон прошлого. При определении более крупных территориальных рамок для постановки исследовательских задач возникают трудности, порожденные тем, что вопрос о районировании нашей страны, как в прошлом, так и в настоящем окончательно не решен. Деление европейской части страны на черноземную и нечерноземную зоны, при всей своей обоснованности природными и социальными факторами, не может быть единственным критерием выделения исторических регионов.

Не пытаясь пополнить многочисленные определения термина «регион», существующие в отечественной литературе, хотелось бы обратить внимание на то обстоятельство, что регион, как социально-экономическое и культурное явление, имеет исторически-конкретный характер. Поэтому каждый регион проходит сложный путь развития от зарождения до вполне возможного на определенном этапе исчезновения. Такой драматический процесс произошел на протяжении второго тысячелетия нашей эры на лесостепных просторах, прилегающих к среднему течению р. Оки и истокам р. Дона, которые вошли в ходе проведения губернской реформы 1775 г. в состав Тульской, Рязанской, Тамбовской и Пензенской губерний.

В наше время эти земли не воспринимают как единый регион. Рязанскую и Тульскую области относят, чаще всего, к Центрально-Нечерноземному, Тамбовскую и Липецкую области — к Центрально-Черноземному, Пензенскую область и Республику Мордовию - к Поволжскому районам. «Существует, впрочем, вялотекущая полемика по этому вопросу. Чаще всего сомнения высказываются о правомерности включения сюда (в Поволжье — П.А.) Пензенской губернии»85.

При обращении к конкретно-историческим проблемам оказывается, что такой подход, чаще всего, не может служить рабочей моделью при проведении исследований. Примером может быть фундаментальное исследование Н.М. Дружинина о реформе государственных крестьян. В нем убедительно показаны значительные различия между традиционно относимыми к Центральночерноземному району Рязанской, Тульской, Тамбовской Пензенской, с одной стороны, и Орловской, Курской и Воронежской губерний, с другой стороны. «Такой же (как и Курская - П.А.) почти исключительно земледельческий характер носили Орловская и Воронежская губернии.

Несколько иной тип хозяйственной жизни наблюдался в северо-восточной части центрального черноземного района - на территории Тамбовской, Пензенской и отчасти Рязанской губерний. Они служили переходной полосой между промышленным севером и земледельческим югом». При этом «. к Тамбовской губернии больше всего приближалась губерния Пензенская: в ней земледелие оставалось господствующим занятием населения, но земледелие не о с могло обеспечить крестьянам прожиточный уровень» . Подтверждают правомерность объединения в один исторический регион Тульской, Рязанской, Тамбовской и Пензенской губерний и первые опыты научного районирования

России, предпринятые в 1850-х гг. П.П. Семеновым .

Эти четыре губернии располагались на берегах среднего течения реки Оки и в истоках Дона. Покрывающая Окско-Донскую равнину лесостепь, отличающаяся как от более южных степных, так и от северных лесных ландшафтов, явилась естественно-географической предпосылкой для формирования здесь одного из исторических регионов России, для обозначения которого в исследовании используется термин «приокская лесостепь». Почти на протяжении тысячелетия здесь существовал социально-экономический и культурный уклад жизни местного населения, который отличался от соседних областей России. Приокская лесостепь являлась первоначально пограничным плацдармом для распространения границ Российского государства на юг и юго-восток. В начале XVIII в. этот регион из пограничного превратился во внутренний район Российского государства. Военизированный уклад жизни постепенно сменился более мирным. Берега Оки и истоки Дона стали зоной экстенсивного земледелия. Расцвет региона пришелся на вторую половину ХУШ-начало XIX вв. Определяющим социально-экономическим процессом в этот период было развитие феодального землевладения и товарно-денежных отношений. По территории региона полумесяцем раскинулись около десятка крупных ярмарок, среди которых ведущее значение имела Лебедянская, служившая соединительным звеном между Макарьевской ярмаркой и торговыми центрами черноземных и малороссийских губерний. Помимо роста товарности сельского хозяйства, проявилась тенденция, которую наиболее точно можно охарактеризовать как «прединдустриализацию», представленную крестьянскими промыслами и мануфактурным производством, как правило, основанном на крепостном труде. Ведущую роль в экономической, политической и культурной жизни региона в этот период играло местное дворянство. Выражением этого стала «усадебная культура», расцвет которой пришелся на дореформенный период и породил такие фигуры общерусского масштаба, как М.Ю. Лермонтов и Л.Н. Толстой.

Существовавшие в приокской лесостепи патриархальные порядки стали быстро разлагаться в связи с отменой крепостного права и созданием сети железных дорог. Вместе с этим также быстро стало исчезать единство традиционной жизни региона. Под влиянием огромного нивелирующего влияния общероссийского рынка на рассматриваемой территории стали преобладать центробежные тенденции, одним из наиболее заметных проявлений которых являлся нарастающий отток трудоспособного населения в другие регионы. Важную роль в последующей судьбе региона сыграло отсутствие здесь городских центров, которые бы стали интегрирующим экономическим и культурным центром. В начале XX в. известный географ В.П. Семенов, связанный происхождением с рассматриваемой территорией, вполне справедливо писал: «Нельзя не отметить при этом характернейшей черты Среднерусской черноземной области в том, что здесь до сих пор не образовалось ни единого крупного торгово-промышленного и культурного центра, не только подобного старинным историческим городам - Москве для Московской и Верхне-Волжской промышленной области, или Киева для Юго-Западной, Казани для Среднего Поволжья, - но и более нового, как например Харькова для Малороссии, хотя вся область в совокупности и представляет из себя вполне определенную культурнооо географическую группу» . Расположенные в приокской лесостепи 47 городов (четыре губернских, 42 уездных и 1 заштатный) на протяжении ХУШ-Х1Х вв., в основном, имели административное значение. Обращает на себя внимание тот факт, что все четыре губернских города имели эксцентрическое расположение относительно подчиненной территории.

При рассмотрении взглядов и деятельности просвещенной бюрократии использовались фонды таких высших и центральных учреждений Российской империи и их структурных подразделений, как Непременный совет (РГИА. Ф. 468), Департамент гражданских и духовных дел Государственного совета (РГИА. Ф. 1151), Комитет Министров (РГИА. Ф. 1263), Государственная канцелярия (РГИА. Ф. 1162), Комитет 6 декабря 1826 г. (РГИА. Ф. 1167), Кабинет е.и.

РОССИЙСКАЯ ГОСУДАРСТВЕННАЯ БИБЛИОТЕКА величества (РГИА. Ф. 468), I (РГИА. Ф. 1409) и III (ГА РФ. Ф. 109) отделения собственной е. и. в. канцелярии, Совет при министре внутренних дел (РГИА. Ф. 1281), первый департамент Министерства государственных имуществ (РГИА. Ф. 383), Министерство юстиции (РГИА, ф. 1405), Департамент полиции исполнительной (РГИА. Ф. 1286) и Особенной канцелярии (ГА РФ. Ф. 1165) Министерства внутренних дел, Департамент народного просвещения (РГИА. Ф. 733) и Главного управления цензуры (РГИА. Ф. 772) Министерства народного просвещения, Департамент внешней торговли Министерства финансов (РГИА. Ф. 19).

Значительный интерес для рассмотрения проблемы взаимоотношения власти и общества представляют материалы Следственной комиссии и верховного уголовного суда по делу декабристов (ГА РФ. Ф. 48), большая часть которых включена в фундаментальную публикацию «Восстание декабристов». Неопубликованными остались документы, связанные с теми участниками тайных обществ и восстания в Петербурге и на Юге, которые оказались на периферии внимания следователей и судей, но представляют интерес для анализа' процессов,

89 происходящих в провинциальном обществе .

Выявленные в центральных архивах материалы были дополнены документами таких местных учреждений, находящихся в фондах Государственных архивов Липецкой (ГАЛО), Пензенской (ГАПО), Рязанской (ГАРО), Тамбовской (ГATO) и Тульской (ГАТуО) областей, как канцелярии губернаторов (ГАПО. Ф. 5, канцелярии губернатора Пензенской губернии; ГАРО. Ф. 5, канцелярии губернатора Рязанской губернии; ГАТО. Ф. 4, канцелярии губернатора Тамбовской губернии; ГАТуО. Ф. 90, канцелярии губернатора Тульской губернии), губернского присутствия (ГАПО. Ф. 6, губернского присутствия Пензенской губернии; ГАРО. Ф. 4, губернского присутствия Рязанской губернии; ГАТО. Ф. 2, губернского присутствия Тамбовской губернии;

ГАТуО. Ф. 51, губернского присутствия Тульской губернии), губернских статистических комитетов (ГАЛО. Ф. 9, статистического комитета Пензенской губернии; ГАРО. Ф. 7, статистического комитета Рязанской губернии; ГАТО. Ф. 6, статистического комитета Тамбовской губернии; ГАТуО. Ф. 52, статистического комитета Тульской губернии), дворянских собраний и губернских предводителей дворянства (ГАПО. Ф. 196, дворянского депутатского собрания Пензенской губернии; ГАРО. Ф. 99, дворянского депутатского собрания Рязанской губернии; Ф. 98, губернского предводителя дворянства Рязанской губернии; ГАТО, Ф. 161, губернского предводителя дворянства и дворянского депутатского собрания Тамбовской губернии; ГАТуО. Ф. 39, дворянского депутатского собрания Тульской губернии; Ф. 40 губернского предводителя дворянства Тульской губернии). Помимо фондов губернских учреждений был использован выявленный в ГАРО обширный фонд канцелярии генерал-губернатора Рязанской, Тульской, Тамбовской, Орловской и Воронежской губерний (ГАРО, Ф. 920), который ранее не привлекался при анализе реформаторской деятельности центральных и местных учреждений в 1810-1820-х гг.

Многие стороны реформаторской деятельности властей отразились в фондах провинциальных учебных заведений: Пензенской, Рязанской, Тамбовской и Тульской гимназий (ГАПО. Ф. 58, Пензенской мужской гимназии; ГАРО. Ф. 609, Рязанской мужской гимназии ГАТО. Ф. 107, Тамбовской мужской гимназии), Тамбовского и Тульского кадетских корпусов (Российский государственный военно-исторический архив. Ф. 983 и Ф. 346)90.

Менее результативным оказалось при изучении поставленной проблемы обращение к фондам уездных учреждений: нижних земских судов91, городничих92, уездных предводителей дворянства93. В них сохранились лишь разрозненные документы дореформенной эпохи, что заставило отказаться от подробного анализа уездного уровня административной системы Российской империи при рассмотрении деятельности просвещенной бюрократии.

Изучение поставленной в данном исследовании проблемы невозможно без использования материалов личных фондов тех государственных деятелей, которые были носителями реформаторских начал. Среди них особой полнотой отличаются документальные комплексы, связанные с семействами Строгановых (РГАДА. Ф. 1278) и князей Вяземских (РГАЛИ. Ф. 195). Значительный интерес представляют фонды таких государственных и общественных деятелей как Д.Н. Блудов (РГИА. Ф. 72), Д.В. Дашков (РГИА. Ф. 1630), С.С. Уваров (ОПИ ГИМ. Ф. 17), Нечаев (РГИА. Ф. 1005), а также одного из ближайших сотрудников М.М. Сперанского К.Г. Репинского (ОР РНБ. Ф. 637).

В 1920-е гг. в ходе централизации архивного дела большинство личных фондов из провинциальных архивов были переданы в столичные хранилища. Одним из немногих исключений является фамильный фонд дворян Рязанской губернии Дубовицких, в составе которого сохранились документы о жизни и взглядах известного мистика А.П. Дубовицкого (ГАРО. Ф. 1336).

Изучение поставленной проблемы затруднено тем обстоятельством, что значительная часть личных фондов государственных деятелей дореформенной эпохи оказалась безвозвратно утрачена. Погиб архив В.П. Кочубея, в отечественных архивах находятся только разрозненные части обширного архива Н.Н Новосильцева (Архив Санкт-Петербургского института истории РАН. Ф. 176). Не сохранились бумаги таких деятелей, как С.П. Жихарев и B.C. Филимонов, среди которых были рукописи их записок и многочисленные письма современников. Многие существующие личные фонды являются, по сути, коллекциями, возникшими уже в самих архивохранилищах по мере выявления и концентрации документов, связанных с той или иной личностью. В частности, включающий интереснейшие документы фонд А.Д. Балашова представляет собой лишь остатки семейного архива, купленные у букиниста в 1920-е гг. и поступившие в фонды Архива Санкт-Петербургского института истории РАН (АСПИИ РАН. Ф. 16).

Значительный интерес для анализа реформаторского направления в правительственной политике первой половины XIX в. представляют документы, отложившиеся в собраниях таких коллекционеров и ученых как С. Д. Полторацкий (ОР РЕБ. Ф. 223), A.A. Краевский (ОР РНБ. Ф. 391), М.Н. Погодин (ОР РГБ. Ф. 231), K.M. Бороздин (РГИА. Ф. 1681), М.А. Корф (ОР РНБ. Ф. 380), Н.К Шильдер (ОР РНБ. Ф. 859), А.Н. Шебунин (ОР РНБ. Ф. 849).

Оригиналы многих документов, введенные в научный оборот во второй половине XIX-начале XX вв., оказались утрачены, что заставляет использовать сделанные в свое время публикации этих источников. Справедливым кажется мнение Б.Н. Миронова, что «относительно же досоветского периода. главная проблема., по крайней мере, для отечественной историографии, состоит в том, чтобы переосмыслить уже собранные данные с точки зрения современной социальной науки, ибо в течение долгого времени они анализировались сквозь призму теории и методологии середины XIX в.»94.

Деятельность «просвещенной бюрократии» невозможно понять без обращения к законодательным документам Российской империи, основная масса которых включена в Полное собрание законов Российской империи и Свод законов Российской империи95. На протяжении дореформенного периода сам характер этих документов менялся. Для первой четверти XIX в. характерно обилие указов по конкретным вопросам, которые в современном государственном управлении оценивают как распорядительные, но в условиях абсолютной монархии они являлись законодательными документами. Начиная с 1830-х гг., в связи с кодификационной деятельностью, развернувшейся под руководством М.М. Сперанского, законодательная техника Российской империи все больше приближалась к тем нормам, которые существуют в современных государствах. Менялся характер как законодательных, так и распорядительных документов, что само по себе отражало распространение рациональных приемов управления96.

Понять механизм формирования и реализации правительственной политики невозможно без обращения к делопроизводственным документам высших, центральных и местных учреждений Российской империи первой половины XIX в. Справедливым кажется мнение о том, что «в исследовательской разработке делопроизводственной документации наблюдается явный диссонанс между ее изучением, с одной стороны, с точки зрения внешних признаков, структуры разновидностей и организации документопотоков и, с другой стороны, ее источниковедческим изучением и использованием в исторических исследованиях. Первая часть изучена более или менее удовлетворительно, прежде всего, в рамках специальной научной дисциплины «история и организация государственного делопроизводства». Но данная научная дисциплина возникла ;и развивалась для обслуживания потребностей архивного дела и не выходила на содержательный анализ делопроизводственных источников»97.

Огромное значение для понимания реформаторской составляющей политики Российской империи первой половины XIX в. имеют проекты преобразований, к числу которых относятся: записка A.A. Безбородко «О потребностях Российской империи», различные редакции «Коронационной грамоты» 1801 г., многочисленные записки М.М. Сперанского, конституционный проект «Государственной уставной грамоты Российской империи»98.

В ходе работы над исследованием был выявлен ряд записок, принадлежащих перу членов общества «Арзамас»99. Впервые вводится в научный оборот комплекс документов, свидетельствующих о реформаторских усилиях властей в провинции, связанный с деятельностью А.Д. Балашова в качестве генерал-губернатора пяти центральных губерний100. Многие из этих проектов были востребованы новым поколением государственных деятелей в связи с подготовкой реформ 1860-1870-х гг. и опубликованы в те годы. Но эти публикации, например, записки В.П. Кочубея и И.А. Каподистрии, в которых излагалась существовавшая в правительственных кругах после наполеоновских войн программа реформ, исследователями не привлекались101.

Были подвергнуты анализу отчеты губернаторов Пензенской, Рязанской, Тамбовской и Тульской губерний эпохи правления Александра I и Николая I, отложившиеся в фондах Комитета министров и Совета при Министре внутренних дел. В местных архивах отчеты и подготовительные материалы для них сохранились только с 1830-1840-х гг. Эти отчеты представляют значительный интерес не только благодаря содержащейся в них конкретной информации, но и как показатель распространения рациональных методов управления в российской провинции. Помимо отчетных в диссертации. использовались распорядительные документы (протоколы, журналы заседаний губернских учреждений и предписания нижестоящим инстанциям) местных властей. Оншв своей основе однотипны и связаны с административной рутиной, в которую были * погружены губернские и уездные учреждения. Но их анализ позволяет выявить определенные различия в стиле управления на местном уровне и сделать вывод о существовании нескольких подходов, которые реализовывались на уровне губернской администрации. Одним из них являлся рациональный тип управления, в котором и проявилась реформаторская составляющая I правительственной политики. Плодотворность изучения фондов провинциальных архивов в контексте реформаторской деятельности столичных властей доказал анализ документов Рязанской палаты гражданского суда (ГАРО. Ф. 637). Он позволил сделать вывод о том, что среди дворянства этой губернии указ о ! . 4 вольных хлебопашцах» 1803 г. встретил более значительную поддержку, чем в среднем по стране.

Значительный интерес для понимания реального состояния системы управления представляют контрольные документы государственных учреждений. К их числу относятся, прежде всего, материалы сенатских ревизий (РГИА. Ф. 468, Неприменного совета, оп. 1. Ед. хр. 461; Ф. 1383, ревизии сенатора И.Э. Куруты Тамбовской губернии, РГИА; Ф. 383, первого департамента Министерства государственных имуществ. Оп. 1851 г. Д. 17763) и донесения губернских жандармских офицеров (ГА РФ. Ф. 109, оп. 3, 1828 г., ед. хр. 129). Их дополняют разнообразные доносы, направленные в правительственные инстанции. В них затрагивались проблемы, о которых в большинстве официальных документов умалчивалось, что позволяет проследить столкновение традиционного и реформаторского подходов на уровне местного управления102.

Изменение качественного состава российской бюрократии невозможно понять без обращения к такому виду источников, как формулярные списки и родословные документы. Они содержат обширную биографическую информацию, которая позволяет анализировать темпы и способы распространения в среде дворянства и чиновничества реформаторских настроений. Важным дополнением к ним служат такие официальные справочные издания, как адрес-календари. При всей ограниченности содержащейся в них информации, они «являются ценным историческим источником, так как приводят сведения о большей группе чиновников придворных, высших, центральных и местных учреждений за продолжительный период»103.

Первая половина XIX в. явилась временем развития общественной инициативы в среде образованного дворянства, что делает важным источником документы, отражающие деятельность общественных организаций. В наибольшей мере введен в научный оборот комплекс документов, отражающий взгляды и деятельность участников тайных обществ декабристов. Такие программные документы, как устав Союза Благоденствия и «Конституция» Н.М.

Муравьева, показывают как точки соприкосновения, так и различия во взглядах дворянских революционеров и сторонников гувернаменталистского подхода в дворянской среде. Значительный интерес представляет комплекс документов, связанный с деятельностью «Негласного комитета», и литературного общества «Арзамас», участники которых пытались реализовать свои реформаторские идеалы в качестве «просвещенных бюрократов»104.

Распространение новых общественно-политических идей отразилось в публицистических произведениях первой половины XIX в. таких авторов, как А.Т. Болотов, А.Ф. Бестужев, И.П. Пнин, A.C. Кайсаров, Н.М. Карамзин, А.И. Кошелев. Значительный интерес представляют произведения таких государственных деятелей, как князь П.А. Вяземский, Д.В. Дашков, С.С. Уваров, которые на определенном этапе биографии выступали в качестве талантливых публицистов105.

Существовавшие традиции и цензура не позволяли в ту эпоху в полной мере выражать новые идеи и подходы в печати. Поэтому реформаторские взгляды с наибольшей силой отражались не столько в подцензурной публицистике, сколько в художественной литературе. Проза и поэзия первой половины XIX в. без сомнения интересна как исторический источник для изучения общественно-политических настроений той эпохи. Одним из первых на это обратил внимание A.B. Предтечинский, справедливо заметив, что «было бы безнадежным делом при изучении русской общественно-политической мысли XVIII-XX вв. миновать такой богатый, яркий, насыщенный источник как русская художественная литература»106. В этом отношении особый интерес представляет творчество литераторов, входивших в состав общества «Арзамас» - В.А. Жуковского и князя П.А. Вяземского. Эволюция провинциального общества и местной администрации ярко показана в произведениях дворян Рязанской и Пензенской губерний В.В. Селиванова, И.В. Селиванова и С.Т. Славутинского. Созданные в эпоху общественного подъема 1850-1860-х гг. они представляют особый интерес благодаря использованным в них мемуарным и документальным свидетельствам о недавнем прошлом — дореформенном времени107.

Практически все представители реформаторского направления в правительственных кругах первой половины XIX в. выступали в роли покровителей периодической печати или принимали непосредственное участие в журнальных проектах. Особый интерес представляют такие столичные общественно-литературные издания, как «Санкт-Петербургский журнал», «Сын Отечества», «Вестник Европы», «Московский Телеграф». Занимая выдающееся место в общественно-политической жизни своей эпохи, эти периодические издания одновременно явились рупором сторонников преобразований в правительственных кругах. Так выявлена первая публикация С.С. Уварова в журнале «Сын Отечества», которая позволяет проследить истоки формирования

1 ПЯ теории «официальной народности» . Стремление просвещенной бюрократии сделать периодическую печать инструментом преобразования, страны привело к развитию официальной печати в виде газет и журналов, издаваемых Министерством финансов, Министерством внутренних дел, Министерством народного просвещения и Министерством государственных имуществ109. В 1837 г. появляются первые провинциальные периодические издания на рассматриваемой территории: «Пензенские губернские ведомости», «Рязанские губернские ведомости», «Тамбовские губернские ведомости» и «Тульские губернские ведомости». Эти сухие казенные издания представляли собой огромный шаг вперед по пути расширения публичности в деятельности центральных и местных властей110. Ценные материалы, показывавшие жизнь губерний, отраженные в столичной печати 1840-1850-х гг., представлены в собранной М.Д. Хмыровым коллекции газетных и журнальных вырезок, хранящейся ныне в исторической библиотеке. В 1847 г. в Москве стали выходить «Записки Лебедянского сельскохозяйственного общества». Публиковавшиеся в них материалы готовились на территории Рязанской, Тамбовской и Тульской губерний, где проживали наиболее активные участники этого общества, что дает основание оценивать их как первое частное периодическое издание, появившееся в приокской лесостепи.

Менталитет и многие стороны психологического облика «просвещенной бюрократии» невозможно выявить без обращения к источникам личного происхождения. В исследовании широко использовалась переписка государственных и общественных деятелей первой половины XIX в. Недостаточный уровень развития периодических изданий и цензурные ограничения делали эпистолярные послания в первой половине XIX в. более важным способом распространения актуальной информации, чем газеты и журналы. Для рассматриваемой проблемы особое значение представляют такие эпистолярные комплексы, как переписка членов «Негласного комитета» и членов общества «Арзамас». Один из представителей «просвещенной бюрократии», член «Арзамаса» князь П.А. Вяземский писал: «Письма - это сама жизнь, которую захватываешь по горячим следам. Как семейный и домашний быт древнего мира, внезапно остывший в лаве, отыскивается целиком под развалинами Помпеи, так и здесь, жизнь нетронутая и нетленная, так сказать, еще теплится в остывших чернилах»111.

Механизм формирования правительственного курса в эпоху императора Александра I позволяет представить его переписка со своим наставником Ф.Ц. Лагарпом и одним из ближайших единомышленников князем A.A.

1 1 ■у

Чарторижским . Одним из наиболее обширных из сохранившихся эпистолярных комплексов первой половины XIX в. является переписка А.И. Тургенева и князя П.А. Вяземского. Она велась на протяжении нескольких десятилетий. В отдельные годы корреспонденты обменивались подробными посланиями несколько раз в неделю. Содержащаяся в них информация носит уникальный характер для понимания взглядов представителей «просвещенной бюрократии»113.

Распространение просвещения в первой половине XIX в. породило традицию ведения дневников. Некоторые из них, к числу которых можно отнести дневники Н.И. Тургенева и его брата С.И. Тургенева, а также «Записные книжки» князя П.А. Вяземского, выходили за рамки повседневных записей, представляя собой отражение общественно-политических взглядов авторов114. Один из немногих дневников, в котором отразилась повседневная жизнь дореформенной провинции, сохранился в следственном деле петрашевцев, по которому привлекался его автор, офицер Генерального штаба П.А. Кузьмин115.

Представители реформаторского направления в правительственных кругах принадлежали к наиболее образованной части российского общества и стремились ив отразить свои социальный опыт в воспоминаниях , : хотя жизненные обстоятельства часто не позволяли завершить их. В частности, от большинства деятелей, связанных с «Негласным комитетом» и обществом.«Арзамас», остались

117 лишь небольшие по объему мемуарные наброски .

Для рассмотрения круга «молодых друзей» Александра I уникальное значение имеет такой источник, как записки князя A.A. Чарторижского. Они охватывают период с появления их автора в России до начала русско-французской войны 1805-1807 гг. и позволяют достаточно полно восстановить представления о тех идеалах, которые разделяли его единомышленники, а также отличия их взглядов от предшествующих поколений правящей элиты Российской империи. Из круга «Арзамаса» вышли два выдающихся мемуариста, без обращения к творческому наследию которых не обходится ни одно исследование о жизни дореформенной России. Одним из первых, кто оценил значение воспоминаний «Записки современника» C.I1. Жихарева, которые переиздавались на протяжении столетия пять раз, для понимания русской жизни начала XIX в. был JI.H. Толстой. Значительным культурным явлением стало появление в середине XIX в. мемуаров другого члена общества «Арзамас» - Ф.Ф. Вигеля. Оба автора, принадлежавшие к числу просвещенных бюрократов, хотя и не сделавшие такой блестящей карьеры, как их единомышленники, представили яркую картину жизни столиц и провинции дореформенной России. Князь A.A. Чарторижский, С.П. Жихарев и Ф.Ф. Вигель создавали свои произведения на склоне жизни, ретроспективное рассмотрение которой не могло не привести к сознательным или бессознательным искажениям прошлого. Но все три автора, будучи внимательными и трезвыми наблюдателями, опирались при этом на дневниковые записи, что придает их мемуарам уникальное значение при анализе рассматриваемой проблемы118.

Жизнь центральных губерний обстоятельно показана в записках тульского дворянина А.Т. Болотова, которые заложили основу мемуарной традиции в великорусской провинции. В них описываются события конца XVIII в., но создавались они уже в эпоху правления Александра I, что делает их важнейшим источником для изучения провинциального дворянства того времени119. Выходцами из среды провинциального дворянства рассматриваемых губерний являлись такие мемуаристы, как Б.Н. Чичерин и А.И. Кошелев, воспоминания которых стали для многих поколений ученых основой для реконструкции общественно-политической жизни 1840-1870-х гг. Если первый автор противопоставлял духовной жизни старой столицы неподвижную провинциальную среду, то его оппонент из лагеря славянофилов показал драматическую картину противостояния старого и нового в губернской жизни120.

Эмоциональные переживания образованного человека в ходе противоборства с крепостнической действительностью являлись центральной темой в мемуарах двух эмигрантов Н.П. Огарева и B.C. Печерина . Их сверстники, А.Д. Галахов и Я.П. Полонский, стремились к объективному показу той провинциальной среды, которую они покинули, отправляясь в Московский 122 университет . Широкая панорама жизни столиц и провинции, как окраин, так и центральных губерний, создана в монументальных воспоминаниях П.П. Семенова123.

Более объективному пониманию роли «просвещенной бюрократии» в развитии России вообще и провинции в частности, способствует использование при комплексном анализе этих значительных по объему и содержанию воспоминаний ряда других опубликованных мемуаров, отражающих дореформенный период отечественной истории. Архивный поиск позволил дополнить корпус зоспоминаний неопубликованными и впервые вводимыми в научный оборот записками генерал-адъютанта А.Д. Балашова. Эта рукопись охватывает период от поступления в Пажеский корпус до назначения в 1819 г. на должность генерал-губернатора. Изложенные в ней сведения позволяют пролить свет на такой сложный и нерешенный вопрос, как отношение императора Александра I к реформаторским планам после окончания наполеоновских войн124. Отличие стиля управления А.Д. Балашова от традиционных подходов показаны в воспоминаниях чиновника и литератора М.Н. Макарова об этом генерал-губернаторе125.

Научная новизна исследования определяется тем, что представленная диссертация является первым комплексным исследованием взглядов и деятельности просвещенной бюрократии первой половины XIX в. в контексте модернизации Российской империи. В ней также впервые рассматривается влияние усилий просвещенной бюрократии на провинцию и обратное воздействие провинциальной среды на реформаторские усилия правительственных кругов. В научный оборот введен обширный круг как опубликованных, так и неопубликованных источников. Многие аспекты представленной в диссертации проблемы, являются первым опытом их разработки в отечественной историографии. К ним относятся сюжеты, связанные с формированием реформаторского направления в правительственных верхах, деятельностью бывших членов «Негласного комитета» в 1820-е гг., анализом теории «официальной народности», ее истоков и места как в общественно-политическом развитии России, так и в контексте общеевропейских тенденций, ролью членов «Арзамаса» в формировании теории «официальной народности». Также впервые предпринята попытка рассмотрения местного управления великорусскими губерниями и проявление на этом уровне реформаторских тенденций, в частности, «правительственного конституционализма» первой четверти XIX в. В диссертации дана новая трактовка развития общественного движения в провинциальной среде и впервые рассмотрена гувернаменталистская составляющая в общественном движении, что позволяет по-новому истолковать начальные этапы развития консервативной, либеральной и революционной идеологи и практики.

Практическая значимость исследования состоит в том, что оно призвано восполнить пробелы в изучении и осмыслении реформаторского направления в правительственной политике и взаимоотношений столиц и провинции, расширить корпус источников по теме и представить их авторскую трактовку. Материалы и выводы диссертации могут быть использованы при написании обобщающих и специальных трудов по отечественной истории первой половины XIX в., а также в процессе преподавания общих и специальных курсов, как исторического, так и правоведческого, политологического, социологического и культурологического плана. Опыт формирования и реализации новых подходов в правительственной политике может быть учтен при осуществлении взаимодействия федерального центра и регионов на современном этапе.

1 Корф М.А. Историческое описание «14 декабря» и предшествующих ему событий. СПб., 1849; Он же. Четырнадцатое декабря 1825 г. СПб., 1854; Он же. Восшествие на престол императора Николая L СПб., 1857; Он же. Жизнь графа Сперанского. Т. 1-2, СПб., 1861. О деятельности М.А Корфа в качестве директора Публичной библиотеки и собирателя исторических материалов см.: М.А. Корф. СПб., 1995. О политических и исторических взглядах М.А. Корфа и его вкладе в развитие отечественной науки см.: Сыроечевский Б. Корф в полемике с Герценым // Красный Архив. 1925. Т. 3; Ружицкая И.В. Барон М.А. Корф - историк. По материалам его архива. М., 1996; Она же. Корф в государственной и культурной жизни России // ОИ. 1998. № 2.

2 Заблоцкий-Десятовский А.П. Граф П.Д. Киселев и его время. Материалы для истории императоров Александра I, Николая I и Александра II. Т. 1-4. СПб., 1882. Богданович М.И. История царствования императора Александра I и России в его время. Т. 1-6. СПб., 1869-1871; Шильдер Н.К. Император Александр I, его жизнь и царствование. 2-е изд. Т. 1-4. СПб., 18941905; Он же. Имп. Николай I, его жизнь и царствование. Т. 1-2. СПб., 1903; Дубровин Н.Ф. Материалы и черты к биографии императора Николая I и к истории его царствования. СПб., 1896.

Рудаков В.Е. Учено-литературная деятельность Н.Ф. Дубровина // ИВ. 1904. № 8. Н.Ф. Дубровин являлся составителем и издателем целого ряда источников: Отечественная война в письмах современников (1812-1815 гг.) СПб., 1882; Письма главнейших деятелей в царствование имп. Александра I. СПб. 1883; Материалы и черты к биографии имп. Николая I и к истории'его царствования. СПб., 1896. Для понимания его взглядов показательно то, что его «История Крымской войны и обороны Севастополя» (Т. 1-3) была написана к 1874 г., но из-за цензурных препятствий издана только в 1900 г.

3 Барсуков Н.П. Жизнь и труды М.П. Погодина. Т. 1-22. СПб., 1888-1910; Мироненко М.П. Исторические взгляды Бартенева // Вопросы источниковедения и историографии досоветского периода. М., 1979; Мироненко М.П. Из истории русской исторической журналистики II Памятники культуры. 1985. М., 1987.

4 Первое издание вышло в 1851 г. на французском и немецком языках. Первое нелегальное издание на русском языке этой книги вышло в 1861 г. Об исторической концепции А.И. Герцена см.: Пирумова Н.М. Исторические взгляды А.И. Герцена. М., 1956.

5 Чернышевский Н.Г. Русский реформатор // Отечественные записки. 1861. № 10.

6 Андреевский И.А. О наместниках, воеводах и губернаторах. СПб., 1864; Блинов И.А. Губернаторы: Историко-юридический очерк. СПб., 1905; Гесен В.М. Вопросы местного управления. СПб., 1904; Градовский А.Д. История местного управления в России. Т. 1-3. М., 1868; Коркунов Н.М. Русское государственное право. Т. 1-2. Спб., 1891; Корф М.А. Административная юстиция в России. Т. 1. Спб., 1910; Лазаревский Н.И. Лекции по русскому государственному праву. Административное право. Т. 2. СПб,. 1910.

7 Пыпин А.Н. Общественное движение в России при Александре I. СПб., 1885; Его же. Характеристики литературных мнений от двадцатых до пятидесятых годов. СПб., 1906; Русское масонство XVIII и первой четверти XIX в. Пг., 1916; Религиозные движения при Александре I. Пг., 1916.

8 План государственного преобразования М.М. Сперанского (Введение к Уложению государственных законов). М., 1905.

9 Довнар-Запольский М.В. Обзор новейшей русской истории. Киев, 1912; Глинский Б.Б. Очерки русского прогресса. СПб., 1900; Глинский Б.Б. Борьба за конституцию, 1612-1861 гг. СПб., 1908; Лемке М.К. Очерки освободительного движения «шестидесятых годов». СПб., 1908; Он же. Николаевские жандармы и литература. 1825-1855 гг. СПб,. 1908. О появлении подобного рода исследований как проявлении новых явлений в исторической науке см.: Михальченко С.И. М.В. Довнар-Запольский: историк, общественный деятель // ВИ. 1993. № 6.

10 Государственный Совет. 1801-1901. СПб., 1901; Середонин Н.М. Исторический обзор деятельности комитета министров. Т. 1-5. СПб., 1902; Рождественский C.B. Исторический обзор деятельности Министерства народного просвещения. 1802-1902. СПб., 1902 и т.д.

11 Николай Михайлович, вел. кн. Император Александр I.T. 1-2. СПб., 1912.

12 Кизиветтер A.A. Император Николай I как конституционный монарх // Кизиветтер A.A. Исторические очерки. М., 1912; Корнилов A.A. Курс истории России XIX в. М., 1909; Клочков М.В. Очерки правительственной деятельности Павла I. Пг., 1916.

13 Покровский М.Н. Русская история с древнейших времен. Т. 3. М., 1933.

14 Пресняков А.Е. Александр I. Пг., 1924; Он же. Апогей самодержавия. Николай I. Д., 1925; Полиевктов М.А. Николай I. Биография и обзор царствования. М., 1918.

15 Шебунин А.Н. Европейская контрреволюция в первой половине XIX в. J1., 1925. г

16 Дружинин H. М. Государственные крестьяне и реформа П. Д. Киселева. Т. 1-2. М., 1946-1958.

17 Предтеченский A.B. Очерки общественно-политической истории России в первой четверти XIX в. М.; Л., 1957.

18 Об историках см.:

19 Зайончковский П.А. Правительственный аппарат самодержавной России в XIX в. М., 1970; Захаровой Л.Г. Ерошкин Н.П.

20 Чернуха В.Г. Внутренняя политика царизма середины 1870 - конца 1880-х гг. Л., 1978.

21 Демидова Н.Ф. Бюрократизация государственного аппарата абсолютизма в XVII-XVIIl вв.'// Абсолютизм в России (XVII-XVIII вв.). М., 1964. С. 206-242; Троицкий С.М. Русский абсолютизм и дворянство XVIII в. М., 1974.

22 Дискуссия об абсолютизме см: Аврех А .Я. Русский абсолютизм и его роль в утверждении капитализма в России // История СССР. 1968. № 1; Он же. Утраченное равновесие // История СССР. 1971. № 4; Павлова-Сильванская М.П. К вопросу об особенностях абсолютизма в России // История СССР. 1968. № 4; Шапиро А.Л. Об абсолютизме в России // История СССР 1968. № 5; Давидович A.M., Покровский С.А. О классовой сущности и этапах развития русского бсолютизма // История СССР. 1969. № 1; Троицкий С.М. О некоторых спорных вопросах истории абсолютизма в России // История СССР. 1969. № 3; Волков М.Я. О становлении абсолютизма в России // История СССР. 1970. № 1; Павленко Н.И. К вопросу о генезисе абсолютизма в России // История СССР. 1971. № 1; Сахаров А.Н. Исторические факторы образования русского абсолютизма// История СССР. 1971. № 1; Чистозвонов А.Н. К дискуссии об абсолютизме в России II История СССР. 1971. № 3; Волков М.Я. О становлении абсолютизма в России II История СССР. 1970. № 1; К дискуссии об абсолютизме в России // История СССР. 1972. № 4; Федоров И.А. Просвещенный абсолютизм в России // Вопросы истории. 1970. № 9; Он же. Социальная сущность и эволюция российского абсолютизма // Вопросы истории. 1971. № 4; Титов Ю.П. Абсолютизм в России // Советское государство и право. 1971. № 1.

23 Ерошкин Н.П. Крепостническое самодержавие и его политические институты М., 1981.

24 Минаева H.B. Правительственный конституционализм и передовое общественное мнение России в начале XIX в. Саратов, 1982.

25 Мироненко C.B. Страницы тайной истории самодержавия: Политическая история России первой половины XIX в. М., 1990; Сафонов М.М. Проблема реформ в правительственной политике России на рубеже XVIII и XIX вв. JL, 1988.

26 Киняпина Н.С. Политика самодержавия в области промышленности (20-50гг. XIX в). М., 1968; Гросул В.Я. Реформы в Дунайских княжествах и Россия (20-30 годы XIX в.). М., 1966.

27 Пугачев В.В. О специфике декабристкой революционности (Некоторые спорные вопросы) // Освободительное движение в России. Вып. 1-2.Саратов, 1971; Ланда С.С. Дух революционных преобразований. Из истории формирования идеологии и политической организации декабристов. 1818-1825. М., 1975.

28 Семенова A.B. Временное революционное правительство в планах декабристов. М., 1982.

29 Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (XVIII-начало XIX века). СПб., 1994.

Вишленкова Е.А. Религиозная политика: официальный курс и «общее мнение» России александровской эпохи. Казань, 1997; Кондаков Ю.Е. Духовно-религиозная политика Александра I и русская православная оппозиция (1801-1825). СПб., 1998; Серков А.И. История русского масонства XIX века. СПб., 2000; Эймонтова Р.Г. Из истории религиозного вектора русской мысли: Василий Андреевич Жуковский // ОИ. 2004. № 3. С. 140-148.

Выскочков Л.В. Император Николай I: Человек и государь. СПб., 2001; Федоров В.А. М.М. Сперанский и A.A. Аракчеев. М., 1997.

Петров Ф.А. Российские университеты в первой половине XIX в. Формирование системы университетского образования в России. Кн. 1-4. М., 1998-2001; Хартанович ,М.Ф. Ученое сословие в России. Императорская Академия наук второй четверти XIX в. СПб., 1999; Шевченко М.М. Конец одного величия: власть, образование и печатное слово в Императорской России на пороге Освободительных реформ. М., 2003.

Блинов И.И. Губернаторы: Историко-правовой очерк. СПб., 1905; Клочков М.В. Очерки правительственной деятельности Павла I. Пг., 1916.

3 Федоров В.А. Декабристы и их время. М., 1982; Федоров В.А. «Своей судьбой гордимся мы.». Следствие и суд над декабристами. М., 1982; Бокова В.М. Эпоха тайных обществ. М., 2003; Киянская О.И. Павел Пестель. Офицер. Разведчик. Заговорщик. М., 2002.

34 См. например утверждение: «Важнейшей темой для отечественных историков должна стать тема Промысла Божьего в русской истории. Такой подход предлагает, прежде всего, рассмотрение царя-императора не только как политической фигуры, но во всей глубине и сложности связей, которыми он обладал в силу того, что был Помазанником Божиим. Водительство Божие царя - вот главный оселок, которым измеряются все остальные события нашей истории. .Задача современной исторической науки - перейти от «психологизма» к духовно-религиозному подходу в объяснении накопленных исторических знаний о России». Тот же автор пишет: «Читаешь Н.М. Карамзина или Н.И. Костомарова и удивляешься, как же у нас при таком хаосе и перекосе жизни выросла Церковь, культура, государственность, горячая вера. Вот почему ни С.М. Соловьев, ни В.О. Ключевский - два великих столпа дореволюционной исторической мысли - не смогли в своих сочинениях избежать искусственности, некоторой мертвенности или театральности» (Кириченко О.В. Дворянское благочестие XVIII в. М., , 2002. С. 22, 19).

35 Вернадский Г. В. Скрытый источник конституции Н. Муравьева // Ученые записки Таврического университета. Вып. 1. Симферополь, 1919.

36 Wortman R. The Development of Russian Legal Consciousness. Chicago, 1976; Wortman R. Scenarios of Power Myth and Ceremony in Russian Monarchy. Princeton, 1995-2000; Lincoln W. B. In the Vangard of Reform Russians Enlightened Bureacrats. 1825-1861. De Kalb, 1982; Orlovsky D. The Limits of Reform: The Ministry of Internal Affairs in Imperial Russia, 1802-1881. Cambridge, 1981; Riasanovsky N.V. Nicolas I and Official Nationality in Russia. 1825-1855. Bercley-los Angeles, 1959; Riasanovsky N.V. A Parting of Ways. Government and the Educated Public in Russia. Oxford, 1976; Wortman R. The Development of Russian Legal Consciousness. Chicago, 1976 (рус. перевод: Уортман Ричард С. Властители и судии. Развитие правового сознания в императорской России. М., 2004); Wortman R. Scenarios of Power Myth and Ceremony in Russian Monarchy. Princeton, 1995-2000 (рус. перевод: Уортман Ричард С.Сценарии власти. Мифы и церемонии русской монархии. Т. 1. М., 2000); Emmons Т. The Russian Landed Gentry and the Peasant Emancipation of 1861. Cambrige, 1968; О влиянии П.А. Зайончковского на американскую историографию проблемы см.: Большакова О.В. П.А. Зайончковский и его американские ученики // ОИ. 2004. № 4.

37 Уортман Р.С. Властители и судии: Развитие правового сознания в императорской России. М., 2004. С. 13.

38 Raeff М. Michael Sperancki. Statesman of imperial Russia 1772-1839. The Hague, 1957; Витгакер Ц.Х. Граф C.C. Уваров и его время. СПб., 1999.

39 Николай Михайлович, вел. кн. Граф П.А. Строганов (1774-1817). Историческое исследование эпохи императора Александра I. Т. 1-2. СПб., 1903; Чарторийский А.А. Мемуары и его переписка с императором Александром I. Т. 1-2. М., 1912-1913.

40 Далин В.М. Жильбер Ромм, Павел Строганов и Санкт-Петербургский двор // Вопросы истории. 1966. № 6; Чудинов А.В. «Русский принц» и француз-«цареубийца» (История необычайного союза в документах, исследованиях и худ. лит.) // Исторические этюды о Фр. рев. Памяти В.М. Далина ( К 95-летию со дня рождения). М., 1998; Чудинов А.В. В.Ж. Ромм и П. Строганов в революционном Париже (1789-1790 гг.) // Россия и Фарнция XVIII-XX вв. Вып. 2. М., 1998. С. 56-58; Tchoudinov A.V. Les papiers de Gilbert Romme aux archives russes // Gilbert Romme (1750-1795). Acies du Collogue (19 et 20 mai 1995). Paris, 1996. P. 79-87. Tchoudinov A.V. Les voyages de Gilbert Romme et en Suisse (1786-1788) d,apre/s les archives russes // Les contitions de la vie culturelle et intellectuelle en Suise romande au temps des Lumie/res. Annales Benjamin Constant. V. 18-19. Lausanne, 1996.

41 См.: Крйсань M.A. Адам Ежи Чарторыский // ВИ. 2001. № 2.

42 Орлов В. Н. Русские просветители. 1790-1800 гг. М., 1953.

43 Минаева Н.В. Указ. соч., Сафонов М.М. Указ. соч.

44 Ковалевский Е.П. Гр. Блудов и его время. СПб., 1866; Долгих Е.В. Восприятие внешнего мира представителями административной элиты николаевского времени (М.А. Корф, Д.Н. Блудов) // Россия и внешний мир: диалог культур. М., 1997.; Она же. Личность монарха в восприятии сановника николаевского времени (М.А. Корф) // Российский менталитет. Методы и проблемы изучения. Сб. ст. М, 1999. С. 134-159; Она же. Понятие монархии в восприятии николаевского сановника (Д.Н. Блудов) // Казань, Москва, Санкт-Петербург, М., 1997. С. 119-131; Она же. Проблема негативной информации в контексте менталитета административной элиты второй четверти XIX в. (М.А. Корф, Д.Н. Блудов) // Россия и реформы. Вып. 4. М., 1997; Она же. Д.Н. Блудов, М.А. Корф. К проблеме менталитета российской бюрократии первой половины XIX в. Автореферат .на соискание к.и. н. М.: МГУ. 1995.

45 Шевченко М.М. Конец одного Величия: Власть, образование и печатное слово в Императорской России на пороге Освободительных реформ. М., 2003.

46 Сидоров Е. А. Литературное общество «Арзамас» // Журнал Министерства народного просвещения. 1901. № 6,7.

4 Тарасов Е.И. Декабрист Н. И. Тургенев в александровскую эпоху. Самара, 1923.

48 Гиллельсон М. И. Материалы по истории арзамасского братства // Пушкин. Исследования и материалы. Т. 4. М.; Л., 1962.

49 Пыпин А.Н. Характеристики литературных мнений от двадцатых до пятидесятых годов. СПб., 1906.

50 Качалов И.Л. Теория официальной народности и ее изучение в исторической литературе // Вестник БГУ. Сер. 3. 1991; Он же. Особенности официальной идеологии российского самодержавия во второй четверти XIX в. // Вестник БГУ. Сер. 3. 1991. № 3; Он же. От просвещенного абсолютизма к теории официальной народности // Спорные проблемы историографии рус. общественной мысли (до конца XIX в. ) Научная конференция Москва. 1214 мая 1992. Тезисы. М., 1992; Он же. Теория официальной народности: к проблеме авторства // Вестник БГУ. Серия 3. 1992. № 3; Он же. Теория официальной народности и ее создатели. Автореф. .к.и.н. Минск, 1995.

51 Казаков Н.И. Об одной идеологической формуле николаевской эпохи // Контекст-1989. М., 1989; Хартанович М.Ф. Ученое сословие в России. Императорская Академия наук второй четверти XIX в. СПб., 1999; Зорин А. Кормя двуглавого орла. Литература и государственная идеология в России в последней трети ХУШ-первой трети XIX века. М., 2001; Шевченко М.М. Конец одного величия: власть, образование и печатное слово в Императорской России на пороге Освободительных реформ. М., 2003.

52 Блинов И.И. Губернаторы: Историко-правовой очерк. СПб., 1905; Клочков М.В. Очерки правительственной деятельности Павла I. Пг., 1916.

5 Дубасов И.И. Очерки из истории Тамбовского края. Тамбов, 1993.

54 Вернадский Г. В. Скрытый источник конституции Н. Муравьева // Ученые записки Таврического университета. Вып. 1. Симферополь, 1919.

55 Парусов А.И. Административные реформы в России в первой четверти XIX века в связи с экономической и социально-экономической обстановкой. Автореф. дис. .д-ра ист. наук. Л., 1967.

56 Ерошкин Н.П. Местное государственное управление дореформенной России (1800-1860 гг.). М., 1985.

57 Лысенко Л.М. Губернаторы и генерал-губернаторы Российской империи. М.: Изд-во МГПУ. 2001; Она же. Губернаторы и генерал-губернаторы в системе власти дореволюционной России. Автореф. . доктора ист. наук. М., 2001; Длуголенский Я. Военно-гражданская и полицейская власть С-П. 1703-1917. СПб., 2001; Алексушин Г.В. Самарские губернаторы: от С.Г. Волховского до К.А. Титова. Самара, 1996; Астраханские губернаторы: историко-краеведческие очерки. Сост. А.П. Карасева и др. Астрахань, 1997; Фролов Н.В., Фролова Э.В. Владимирские наместники и губернаторы. 1778-1917. Ковров. 1998; Калужские губернаторы: Биобиблиографические очерки. Калуга, 2001; Орловские губернаторы. Сост. О.М. Трохина и др. Ред. И.Я. Мосякин. Орел, 1998; Пермские губернаторы: (Из фондов архива) Сост. Н.М. Дупиков. Пермь, 1996; Пермские губернаторы: традиция и современность. Ред. И.К. Кирьянов, В.В. Мухин. Пермь, 1997. Посохов С.И., Ярыгин Л.Н. Губернаторы и генерал-губернаторы (1765-1917). 2е изд. испр. И доп. Харьков, 1997; Псковские губернаторы (история власти в лицах: Вып. 1). Псков, 2001; Семенов В.Н. Начальные люди Саратова: От первого воеводы до последнего первого секретаря. Саратов, 1998; Кононов В.А. Смоленские губернаторы. 17111917. Смоленск, 2004; Тверские губернаторы: К 20летию образования Тверской губернии Сост.

Г.Д. Дмитриева, В.Н. Середа. Тверь, 1996; Тульские губернаторы: 220-летию образования тульской губернии посвящается Редкол. Н.К. Попов и др. Тула, 1997; Марасанова В.М., Федюк Г.П. Ярославские губернаторы. 1777-1917. Истор - биограф, очерки Отв. ред. A.M. Селиванов. Ярославль, 1998.

58 Шумилов М.М. Местное управление и центральная власть в России в 50-начале 80-х гг. XIX в. М., 1991; Иванов А.Е. Губернское чиновничество 50-60-х гг. XIX в. в России. Историко-источниковедческие очерки. Калуга, 1994; Морякова О.В. Система местного управления России при Николае I. М., 1998.

5 Румянцева М.Ф. Костромское чиновничество в конце XVIII века // Российская провинция и ее роль в истории государства, общества и развитие культуры народа. Ч. 3. Костромская провинция в составе российского государства. Кострома, 1994; Она же. Российское чиновничество второй половины XVIII в., формирование сословия // Сословия и государственная власть в России, XV-середина XIX вв. Ч. 2. М., 1994; Она же. Вологодское чиновничество в конце XVIII века // Актуальные проблемы археографии, источниковедения и историографии. Вологда, 1995; Она же. Вологодское чиновничество в конце XVIII в. // Вологда: краеведческий альманах. Вып. 2. Вологда, 1997.

6 Чернопятов В.И. Дворянское сословие Тульской губернии. Т. 1-12. М., 1908-1912; Норцев А.Н. Материалы для истории тамбовского, пензенского, саратовского дворянства. Т. 1. Тамбов, 1904.

61 Семевский В.И. Крестьянский вопрос в России в XVIII и первой половине XIX в. T.I-II. СПб., 1888; Колюпанов Н.П. Биография Кошелева. Т. 1-2. М., 1889-1892.

62 Ковальченко М.Д. Крестьяне и крепостное хозяйство Рязанской и Тамбовской губерний в первой половине XIX в. М., 1959.

63 Корелин А.П. Дворянство в пореформенной России. 1861-1904. М., 1979.

64 Тамбовская тропинка к Пушкину. Тамбов, 1964.

65 Глаголева O.E. Тульская книжная старина. Очерки культурной жизни XVIII-первой половины XIX вв. Тула 1992; Она же. Русская провинциальная старина. Очерки культуры и быта Тульской губернии XVIII-первой половине XIX в. Тула, 1993. Дубровин Н.В. Русская жизнь в начале XIX века // PC. 1902. № 8-12.

67 Нечаева B.C. В.Г. Белинский. Начало жизненного пути и литературной деятельности. 18111830. М., 1949. Одним из немногих исследований, рассматривающих проблему взаимодействия и взаимовлияния столицы и провинции на материале пореформенной эпохи, является работа Н.Г. Карнишкиной «Столица и провинция. Российская политическая культура 1860-1890-х гг.» (Пенза, 1999).

68 Дудзинская Е.А. Славянофилы в общественной борьбе. М., 1983.

69 Дружинин Н. М. Декабрист Никита Муравьев // Дружинин Н. М. Избранные произведения. Революционное движение в России. М., 1985. С. 5.

70 Маурер Т. Новый подход к социальной истории университета: коллективная биография профессоров // Из истории русской интеллигенции. СПб., 2003. С. 280.

71 О различных толкованиях термина «модернизации» и его применении к отечественной истории XVIII-XX вв. см.: Опыт российских модернизаций XVIII-XX века. М., Наука, 2001; Каспэ С.И. Империя и модернизация: Общая модель и российская специфика. М., 2001; Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII-начало XX вв.). Т. 2. СПб.,. 2000. С. 284-358; Критический анализ буржуазных теорий модернизации. М., 1985; Крупина Т.Д. Теория «модернизации» и некоторые проблемы развития России конца XIX-начала XX в. // ИСССР. 1971. № 1. С. 191-205; Поткина И.В., Селунская Н.Б. Россия и модернизация (в прочтении западных ученых) // ИСССР. 1990. № 4. С. 194-206. О постановки вопроса о модернизации Германии в современной немецкой историографии см.: Патрушев А.И. Ч—У. Велер и немецкая социально-научная история // НиНИ. 2004. № З.С. 149-159.

72 Среди существующих в современной историографии подходов следует обратить внимание на попытку выделить два типа правового государства: «правомерный» и собственно «правовой» (Миронов Б.Н. Социальная история России. Т. 2. СПб., 2000. С. 114, 140-149). См. также: Омельченко O.A. «Законная монархия» Екатерины 11: просвещенный абсолютизм в России. М., 1993.

73 Балзер Харли Д. Интеллигентные профессии и интеллигенты-профессионалы.// Из истории русской интеллигенции. СПб., 2003. С. 202. О различных трактовках этой концепции М. Вебера, существующие в современной политологии и социологии, см.: Кола Д. Политическая социология. М., 2001. С. 70-115.0 специализации бюрократии Российской империи см.: Раскин Д.И. Специализации высшей российской бюрократии XIX-начала XX в.: Образование, профессиональный опыт, продвижение по службе // Из глубины веков. 1994. № 3.

7 Элиас Н. Придворное общество: исследования по социологии короля и придворной аристократии. М., 2002. С. 10.

7 Дружинин Н.М. Просвещенный абсолютизм в России // Дружинин Н.М. Социально-экономическая история России. М., 1987. С. 244.

76 См.: Грацианский П.С. Политическая и правовая мысль России второй половины XV111 в. М. 1984; Каменский А.Б. «Под сенью Екатерины.» Вторая пол. XVIII в. СПб., 1992; Омельченко O.A. Становление абсолютной монархии в России. М., 1986; Омельченко O.A. «Законная монархия» Екатерины II. Просвещенный абсолютизм в России. М., 1993; Минаева Н.В. Н.И. Панин //ВИ. 2002. №7.

77 Медушевский А.Н. Утверждение абсолютизма в России. М., 1994. С. 67.

78 Дружинин Н.М. Указ. соч. С. 261. «Политика «просвещенного абсолютизма» действовала в Европе в течение полувека, между 40-ми и 80-ми годами XVIII в., вплоть до Французской буржуазно-демократической революции». (Дружинин Н.М. Указ. соч. С. 245). В отечественной историографии существует и более расширительная трактовка хронологических рамок «просвещенного» абсолютизма, когда ее начало относят к реформам Петра I, а завершение к эпохе правления Александра I. (См. например: Рэгсдейл X. Просвещенный абсолютизм и внешняя политика России в 1762-1815 годах // ОИ. 2001. № 3). Но она кажется менее убедительной, чем взгляд, предложенный Н.М. Дружининым.

9 Подробный социологический анализ отличия традиционного типа российского чиновника от бюрократа, носителя рационального типа управления, см.: Миронов. Т. 2. С. 162-175.

80 Гросул В.Я. Заключение // Русский консерватизм XIX столетия. М., 2000. С. 417. См. также: Секиринский С.С., Филипова Т.А. Родословная российской свободы. М., 1993; Русские консерваторы. М., 1997; Гросул В.Я., Итенберг B.C. , Твардовская В.А., Шацилло К.Ф., Эймонтова Р.Г. Русский консерватизм XIX столетия. Идеология и практика. М.:, 2000.

81 См.: Дружинин Н. М. Государственные крестьяне и реформа П. Д. Киселева. Т. 1-2. М. 19461958.

82 Шебунин А.Н. Европейская контрреволюция в первой половине XIX в. JL, 1925; Минаева Н.В. Европейский легитимизм и эволюция политических представлений Н.М. Карамзина // ИСССР. 1982. №5. о-»

См. например характеристику романтизма «Он был, в основном, литературной модой, связанной с определенным отношением к жизни и искусству. С одной стороны, это направление было ограничено рамками интеллектуальных кругов: среди романтиков не было таких, кто не был бы к тому же литератором. С другой стороны, это направление приобрело международное значение, главным образом, в области художественной литературы и в смежных областях литературной критики и философии.Однако нам представляется возможным говорить о романтической социологии или, по крайней мере, об определенных вкладах писателей-романтиков в экономическую, политическую и общую социологию» (Шумпатер Й.А. История экономического анализа. Т. 2. СПб., 2001. С. 550, 554).

84 Семенов П.П. Население Европейской России в зависимости от причин, обуславливающих распределение населения империи // Статистический временник Российской империи. Т. 2. Вып. 1.СП6., 1871. С. 127-128. ос

Савельев П.И. (Самара) Региональные процессы в агарном развитии России // Имперский строй России в региональном измерении (XIX-начало XX века). М., 1997. С.75.(67-85). См.: Крестьяне Среднего Поволжья в период капитализма. М., 1984; Клейн Н.Л. Экономическое развитие Поволжья в конце Х1Х-начале XX вв. Саратов, 1981; Кабытов П.С. Аграрное отношение в Поволжье в период империализма (1900-1917). Саратов, 1982.

86 Дружинин Н.М. Государственные крестьяне и реформа П.Д. Киселева. М., 1946. Т. 1. С.408, 416. Т. 2. М., 1958. С.320, 342.

87 Вальская Б.А. Об экономико-географическом изучении России в первой половине XIX в. // Вопросы географии. Сб. 10. М., 1948; Она же. Обзор опытов районирования с конца XVIII в. по 1861 г. // Вопросы географии. Сб. 17. М. 1950; Она же. Об экономико-географическом изучении России статистического отделении МВД в 1835-1852 гг. // Вопросы географии. Сб. 27. М., 1951; Перцик E.H. К.И. Арсеньев и его работы по районированию России. М., 1960; Козлов И.В., Козлова A.B. Петр Петрович Семенов-Тян-Шанский. М., 1991.

88 Россия. Полное географическое описание нашего Отечества. Т. 2. Среднерусская черноземная область. СПб., 1902. С. V.

89 Восстание декабристов. Документы и материалы. Т. 1-18. М.: JL, 1925-1984. Определенный интерес для понимания процессов идущих в провинции, представляет публикация: Дело петрашевцев. Т. 1-3. М.; Л., 1937-1951. Ч

90 Часть документов, доступная дореволюционным исследователям, затем оказалась утрачена, что заставило обратиться к таким изданиям, как Историческая записка Рязанской 1 мужской гимназии. 1804-1904. Рязань. 1904; Зеленецкий П.П. Исторический очерк Пензенской 1-й гимназии с 1804 по 1871 г. Пенза. 1889; Холодный Г.М. Историческая записка о Тамбовской гимназии. 1786-1866. Тамбов, 1884.

91 ГАРО. Ф. 735, Егорьевского нижнего земского суда; ГАРО, ф. 750, Зарайского нижнего земского суда; ГАРО, ф. 751, Касимовского нижнего земского суда; ГАРО, ф. 752, Михайловского нижнего земского суда; ГАРО, Ф.753. Пронского нижнего земского суда; ГАРО, ф. 754. Рязанского нижнего земского суда; ГАРО, ф. 759, Сапожковского нижнего земского суда; ГАРО, ф. 757, Скопинского нижнего земского суда; ГАРО, ф. 758. Спасского нижнего земского суда; ГАРО, ф.1539, Елатомского нижнего земского суда; ГАРО. ф. 1556. Кадомского нижнего земского суда; ГАРО. ф. 1537, Шацкого нижнего земского суда.

92 ГАРО, Ф. 85, Егорьевского городничего; ГАРО, Ф.86, Михайловского городничего; ГАРО, ф. 843, Пронского городничего; ГАРО, ф. 88, Ряжского городничего; ГАРО, ф. 87, Рязанского городничего; ГАРО, ф. 1521, Елатомского городничего; ГАРО, ф. 1518, Шацкого городничего.

93 ГАРО, ф. 104, Рязанского уездного предводителя дворянства; ГАРО, ф, 101, Егорьевского уездного предводителя дворянства ГАРО, ф. 103, Касимовского уездного предводителя дворянства; ГАТО, ф. 739, Белевского уездного предводителя дворянства; ГАТО, ф. 740, Богородицкого уездного предводителя дворянства, ГАТО, ф. 741, Епифанского уездного предводителя дворянства, ГАТО, ф. 742, Тульского уездного предводителя дворянства, ГАТО, ф. 736, Черненского уездного предводителя дворянства

94 Миронов Б.Н. Социальная история России. Т. 1. СПб., 2000. С. 13-14.

95 Полное собрание законов Российской империи-I. Т. 1-45. СПб., 1830; Полное собрание законов Российской империи-Ii. Т. 1-55. СПб., 1830-1884; Свод законов Российской империи, повелением государя императора Николая Павловича составленный. (Т. 1-15). СПб., 1832; Свод законов Российской империи, повелением государя императора Николая Павловича составленный. (Т. 1-15). СПб., 1842.

96 См.: Кочаков Б.М. Законодательный документ XIX-начала XX веков // Вспомогательные исторические дисциплины. М.: JL, 1937; Рыбаков Ю.Я. Своды законов Российской империи первой половины XIX в. (К источниковедческой характеристике) // Проблемы источниковедения истории СССР и специальных исторических дисциплин. М., 1984. С. 61-68; Омельченко O.A. Становление абсолютной монархии в России. М., 1986. С. 72-73; Рыбаков Ю.Я. Промышленное законодательство России первой половины XIX в. (Источниковедческие очерки). М., 1986; Развитие русского права в первой половине XX в. М., 1994; Румянцева М.Ф. Исторические источники XVIII-начала XX веков // Источниковедение: Теория. История. Метод. Источники российской истории. М., 1998. С. 376-385.

97 Румянцева М.Ф. Исторические источники XVIII-начала XX веков .С. 407. См. также: Рыбаков Ю.Я. Промышленная статистика России XIX в.: Источниковедческое исследование. М., 1976; Литвак Б.Г. Очерки источниковедения массовой документации XIX-начала XX в. М., 1979.

98 Безбородко A.A. О потребностях Российской империи // Григорович Н. Канцлер кн. A.A. Безбородкр в связи с событиями его времени. Т. 2. СПб., 1881. С. 297-300; С. 643-646. О ней см.: Предтечинский A.B. Очерки общественно-политической истории России в первой четверти XIX в.М.; Л., 1957.С. 53-56; Сафонов М.М. Записка A.A. Безбородко о потребностях империи Российской // Вспомогательные исторические дисциплины. Л., 1983. Т. 14. С. 180-195. О «Коронационной грамоте» 1801 г см: Семенников В.П. Радищев: очерки и исследования. М-Пг>, 1923. С. 158-159; 433434; Троицкий И.М. Законодательные проекты Радищева // Радищев: материалы и исследования. М.-Л., 1930. С. 44-45; Предтечинский A.B. Указ. соч. С. 190-199; Минаева Н.В. Правительственный конституционализм и передовое общественное мнение России начала XIX в. Саратов, 1982. С. 41-52; Сафронов М.М. Проблемы реформ в правительственной политике России на рубеже XVIII-XIX вв. Л., 1988. С. 128-140; Захаров В.Ю. «Всемилостивейшая Жалованная грамота Российскому народу» 1801 г. в контексте развития конституционной мысли России во второй половине XVIII-начале XIX в. Автореферат. .к.и.н. М., 2001. Сперанский М.М. Проекты и записки. М., 1961; Государственная уставная грамота Российской империи // РГАДА. Ф. 3 (Разряд III). Д. 25. Впервые текст «Государственной Уставной грамоты Российской империи» был опубликован польским временным правительством в 1831 г.: Государственная уставная грамота Российской империи. Варшава, 1831; также: Исторический сборник Вольной русской типографии в Лондоне. Кн. 2. Лондон. 1861; Шильдер Н. К. Император Александр I. Его жизнь и царствование. Т. 4. СПб., 1899; Государственная уставная грамота Российской империи. Берлин, 1909.

99 Вяземский П.А. «Социально-экономический трактат» // РГАЛИ. Ф. 195. Оп. 1. Ед. хр. 1076; Вяземский П.А. О Пруссии // РГАЛИ. Ф. 195. Оп. 1. Ед. хр. 1052.; Дашков Д.В. Черновые записки по вопросам государственного права // РГИА. Ф. 1630. Оп. 1. Ед. хр. 247, 290; Дашков Д.В. Историческая записка о княжествах Молдавии и Валахии // РГИА. Ф. 1630. Д.В. Дашкова. Оп. 1. Ед. хр. 249; Отношение к статскому секретарю Минчаки об организации комитета для пересмотра и изменения основных вопросов по управлению в княжествах // РГИА. Ф. 1630. Д.В. Дашкова. Оп. 1. Ед. хр. 248; Дашков Д.В. Рапорт Нессельроду о бедственном положении Дунайских княжеств // РГИА. Ф. 1630. Д.В. Дашкова. Оп. 1. Ед. хр. 215; Проект введения конституционного строя в Молдавии и Валахии // РГИА. Ф. 1630. Д.В. Дашкова. Оп. 1. Ед. хр. 228.

100 Дело по указу Сената о введении некоторых изменений в управлении Рязанской губернии в связи с предстоящими изменениями в управлении всеми губерниями // РГИА. Ф. 1284. Оп. 8. Ед. хр. 61; О распространении власти генерал-губернатора Балашова на Рязанскую губернию и изыскании источников дохода для реорганизации гражданского управления // РГИА. Ф. 560. Оп. 11. Ед. хр. 233; О некоторых изменениях в управлении Рязанской губернии // РГИА. Ф. 1263, комитета министров. Оп. 1. Ед. хр. 327; Татаринов И.М. Мнение об открытии Практического отделения при Дворянском заведении, 10 ноября 1823 г. // ГАРО. Ф. 920, канцелярии генерал-губернатора. Оп. 1. Ед. хр. 1597; Аргилландер А.К. Проект об учреждении в Рязани училища землемерию, архитектуре, части инженерной // ГАРО. Ф. 920, канцелярии генерал-губернатора. Оп. 1. Д. 1597; Мнение управляющего по особенной экспедиции Д.А. Кавелина о проекте губернского землемера А.К. Аргилландера // ГАРО. Ф. 920, канцелярии генерал-губернатора.Оп. 1. Ед. хр. 1597.

101 Материалы, собранные для высочайше учрежденной комиссии о преобразовании губернских и уездных учреждений. СПб., 1870; Кочубей В.П. О положении Империи и о мерах к прекращению беспорядков и введении лучшего устройства в разные отрасли, правительство составляющее // Сборник РИО. Т. 74; Мнение Каподистрии о цензуре в царстве польском // PC. 1903. № 11.

102 См.: Донос на Рязанского прокурора, 1801 г. // РГИА. Ф. 1374, Министерство юстиции, Оп. 5. Ед. хр. 213; Скобелев И.Н Письмо И.И. Дибичу, 14 мая 1826 г. // ОР РНБ. Ф. Н.К. Шильдера. Картон 17. Ед. хр. 6. Л. 24-25; Донос на тульских чиновников, 1828 г. // ГАРФ. Ф. 109. I экс., Оп. 3 (1828 г.). Ед. хр. 128; О сообщении генерал-лейтенанта Горголи сведений о новых слухах насчет чиновников Пензенской губернии // ГА РФ. Ф. 109. Оп. 3 (1828). Ед. хр. 64. J1. 1-36; Гр. Н.С. Мордвинов, A.A. Закревский, П.Д. Киселев, кн. А.Г. Голицын, А.Д. Балашов и А.И. Ермолов в доносе на них в 1826 г. // Русская старина. 1881. № 1. С. 190.

10 Румянцева М.Ф. Исторические источники XVIll-начала XX веков .С. 406.

104 См.: Литературные арзамасские шалости // РА. 1866. № 3; Пачка бумаг, относящихся к литературному обществу «Арзамас» И Отчет императорской публичной библиотеки за 1884 г. СПб., 1886; Новые материалы для истории «Арзамаса» // PC. 1899. № 5; Арзамас и арзамасские протоколы. Л., 1934; Арзамас. Сборник. Т. 1-2. М., 1994.

105 Из неизданного литературного наследия А.Т. Болотова // ЛН. Т. 9-10. М., 1933; Болотов А.Т. Избр. соч. по агрономии, плодоводству, лесоводству, ботанике. М., 1952; Болотов А.Т. Избр. труды по агрономии. М., 1988; Бестужев А.Ф. О воспитании // Русские просветители (от Радищева до декабристов). Т. 1. М., 1966; Пнин И.П. Сочинения. М., 1934; Кайсаров A.C. Об освобождении крепостных в России // Русские просветители (от Радищева до декабристов). Т. 1. М., 1966; Карамзин Н. М. Записка о древней и новой России. СПб., 1914; Кошелев А.И. Добрая воля спорее неволи // Земледельческая газета. 1847. № 99 (Она же под названием «Охота пуще неволи» напечатана в: Кошелев А.И. Записки. Приложение П.Берлин 1884); Дашков Д.В. Нечто о журналах // Санкт-Петербургский вестник. 1812. № 1; Дашков Д.В. О легчайшем способе возражать на критику. СПб., 1811. С. 8. «Разбор примечаний к переводу статей из Лагарпа» опубликована в Цветник. 1810. № 11-12; Уваров С.С. Император Всероссийский и Бонапарт.

СПб., 1814; Уваров С.С. .Историческое известие о Моро, извлеченное из нового сочинения // Вестник Европы. 1814; Вяземский П.А. Полн. собр. соч. Т. 1,2, СПБ., 1878.

106 Предтечинский A.B. Художественная литература как исторический источник // A.B. Предтеченский. Из творческого наследия. СПб., Дмитрий Буланин, 1999. С. 246. Впервые эта статья была опубликована в 1964 г. (Вестник ЛГУ. Серия история языка и литературы. 1964. Вып. 3. № 14).

107 Селиванов В.В. Сочинения. Т. 1-2. Владимир, 1901; Селиванов И.В. Записки дворянина-помещика, бывшего в должности предводителя. Судьи и председателя палаты // PC. 1880. № 58, 12, 1881, № 8, 1882, № 3; Селиванов И.В., Славутинский С.Т. Из провинциальной жизни. М., 1985.

108 (Уваров С.С.) Письмо из Тамбова // Сын Отечества. 1812. № 1.

109 См.: Систематическо-хронологический указатель статей, помещенных в «Санкт-Петербургском журнале», «Санкт-Петербургской газете» и журналу Министерства внутренних дел (1804-1852) // Особое приложение к журналу Министерства внутренних дел. Ч. 1-3. СПб., 1855; Указатель статей журнала Министерства внутренних дел за 1829-1852 // Приложение к журналу Министерства внутренних дел. 1853. Ч. 12-14; Указатель к повременным издания Министерства народного просвещения с 1803 по июнь 1864 г. Ч. 1-2. СПб., 1864-1865.

110 Характеристику этих изданий см.: Станько А.И. Официальная газетная печать в литературно-общественной борьбе 1840-х гг. // Ученые записки Горьковского ун-та. 1966. Вып. 78. Сер. историко-филологическая; Улащик H.H. Минские губернские ведомости как исторический источник // Проблемы источниковедения. М., 1959. Т. VII.

111 Вяземский П.А. О письмах Карамзина // Вяземский П.А. Полн. собр. Соч. Т. VII. СПб., 1883. С.135.

112 Переписка Александра I с Лагарпом // Сборник РИО. Т. 5. СПб., 1870; Чарторийский A.A. Мемуары и его переписка с императором Александром I. Ч. 2. М., 1912. f I Ч

Остафьевский архив князей Вяземских. Т. 1. Переписка кн. П. А. Вяземского с А. И. Тургеневым. 1812-1819 гг. СПб., 1899; Остафьевский архив князей Вяземских. Т.2. Переписка кн. П. А. Вяземского с А. И. Тургеневым. 1820-1823 гг. СПб., 1899; Остафьевский архив князей Вяземских. Т.З. Переписка кн. П. А. Вяземского с А. И. Тургеневым. 1824-1836 гг. СПб., 1908; Остафьевский архив князей Вяземских. Т.4. Переписка кн. П. А. Вяземского с А. И. Тургеневым. 1837-1845 гг. СПб., 1899; Письма Жуковского к А. Тургеневу. М., 1895; Тургенев Н.И. Письма к брату С.И. Тургеневу М., 1936.

114 Архив братьев Тургеневых. Вып. 3. Дневники и письма Н.И. Тургенева. СПб., 1913; Тургенев А.И. Хроника русского; Дневники (1825-1826). М.; Л., 1964;Вяземский П.А. Записные книжки. М., 1963.

115 Кузьмин П.А. Дневник // Дело петрашевцев. Т. 2. М.-Л., 1941.

116 О взаимосвязи между процессами модернизации российского общества и развитием мемуаристики см.: Тартаковский А.Г. 1812 год и русская мемуаристика: Опыт источниковедческого изучения. М. 1980; Он же. Русская мемуаристика XVIII-первой половине XIX в.: От рукописи к книги. М., 1991; Он же. Русская мемуаристика и историческое сознание XIX в.М. 1997. См. также: Минц С.С. Об особенностях эволюции источников мемуарного характера: (К постанове проблемы) // История СССР. 1979. № 6. С. 55-70; Чекунова А.Е. Русское мемуарное наследие второй половины XVII-XVIII вв. Опыт источниковедческого анализа. М., 1995.

117 Кочубей В.П. Журнал последних дней жизни князя Безбородко, веденый князем Кочубеем // Архив князя Воронцова. Кн. 14. М., 1879; Уваров С.С. (Уваров С. С.) Воспоминания об

Арзамасе» // Современник. 1851. № 6. Отд. 2.: Вяземский П.А. Московское семейство старого быта // РА. 1877. № 3; Вяземский П.А. Автобиографическое введение // Вяземский П.А. Поли, собр. соч. Т. 1-2. СПб., 1878-1879;

118 См. Жихарев С.П. Записки современника с 1805 по 1819 годы. Ч. 1. Дневник студента (с 1805 по 1807 г.) СПб., 1859; Записки С.П. Жихарева. 1805-1807. Дневник студента и чиновника. М., 1890; Жихарев С.П. Записки современника. В 2 т. Т. 1-2, М.; JL, 1934. Он же. Записки современника. М.; JL, 1955; Он же. Записки современника. Воспоминания старого театрала. В 2 т. Т. 1-2. JL, 1989; Вигель Ф.Ф. Воспоминания. М., 1864-1865; Вигель Ф.Ф. Записки. Ч. 1-7., М.,. 1891-1893; Вигель Ф.Ф. Записки. М., 1928. Об использовании воспоминаний С.П. Жихарева при создании романа «Война и мир» см: Апостолов H.H. Лев Толстой над страницами истории. М., 1928. О личности и жизни С.П. Жихарева см.: Мазаев М.Н. С.П. Жихарев и его записки // Исторический вестник. 1893. № 6; Модзалевский Б.Л. Жихарев С.П. // Русский биографический словарь. Т. 7. СПб., 1916; Штрайх Я.С. Жихарев и его записки // Жихарев С.П. Записки современника. Т. 1. М.; Л., 1934; Эйхенбаум Б.М. С.П. Жихарев и его дневники // Жихарев С.П. Записки современника . М.; Л., 1955; Гордин М.А. Искусство театрала // Жихарев С.П. Записки современника. Т. 1.Л., 1989.

119 Болотов А.Т. Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков. Т. 1-4. СПб.,. 1871-1873; Болотов А.Т. Жизнь и приключение Андрея Болотова //PC,

1889, № 6,10, 1895, № 8; Болотов А.Т. Современник, или записки для потомства. СПб., 1891; Болотов А.Т. Петербург при Петре 111. СПб., 1901; Болотов А.Т. Жизнь и приключение. М.-Л., 1930; Болотов А.Т. Жизнь и приключение. Т. 1-3. М-Л., 1931; Болотов А.Т. Жизнь и приключения.М., 1986; Болотов А.Т. Жизнь и приключения. Т. 1-2. Тула, 1988; А.Т. Болотов в Кенингсберге. Калининград. 1990; Болотов А.Т. Жизнь и приключения.Т. 1-3. М., 1993. Изложение в получивших большую известность у последующих поколений воспоминаниях «Жизнь и приключение Андрея Болотова, описанные им самим для своих потомков» охватывает 1738-1795, 1799-1800 гг. По свидетельству внука автора существовало их продолжение до 1812 г.

120 Чичерин Б.Н. Москва сороковых годов. М., 1929; Чичерин Б.Н. Воспоминания. М„ 1991; Записки Александра Ивановича Кошелева (1812-1883 гг.). Берлин, 1884; Кошелев А.И. Записки. М., 1991.

121 Огарев Н.П. Кавказские воды (Отрывок из моей исповеди) // Избранные произведения в 2-т. Т. 2. М., 1956; Печерин B.C. Замогильные записки. М., 1932; Печерин B.C. Замогильные записки // Русское общество 30-х гг. 19 в. М., 1989.

122 Галахов А.Д Из записок человека // Русский вестник. 1875, №11; 1876, № 5 10, 11; Галахов А.Д. Записки человека. М., 1999; Полонский Я.П. Мой дядя и кое-что из его рассказов // РА. 1876. № 1; Полонский Я.П. Школьные годы // Труды Рязанской ученой архивной комиссии.

1890. Т. 1.№ 1,2.

123 Семеноз-Тян-Шанский П.П. Мемуары. Т. 1. Детство и юность (1827-1855). Пг.,. 1915.

124 Балашов А.Д. Записки касательно моей жизни // Архив Санкт-Петербургского института истории РАН (АСПИИ РАН). Ф. 16, Балашовых. Оп. 1. Ед. хр. 217.

Макаров М.Н. Несколько заметок об А.Д. Балашове // Ф. Погодина. 111. Картон 7. Ед. хр. 65.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Просвещенная бюрократия и русская провинция в первой половине XIX в."

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Бюрократизация государственного аппарата Российской империи растянулась на длительное время. На протяжении всего восемнадцатого столетия определяющую роль в формировании политического курса играли придворные круги, влияние которых сказывалось и впоследствии, вплоть до крушения монархии в 1917 г. Роль бюрократии постепенно возрастала, и она превращалась в относительно самостоятельную политическую силу, способствовавшую процессу модернизации страны. Эта тенденция стала вполне заметна в первой половине XIX в.

На протяжении всей дореформенной эпохи в политике Российской империи переплетались, взаимодействуя и противоборствуя, два направления: охранительное и реформаторское. Деятели обоих направлений являлись представителями правящей элиты Российской империи, которые ставили перед собой задачу укрепления монархии и сохранения доминирующей роли дворянства во всех сферах жизни. Но методы достижения этого, как и представления об идеальном устройстве монархии и способе реализации ведущей роли «благородного сословия» в обществе, у них различались.

Преобладающим в правящих кругах России было стремление к сохранению существующего статус-кво и отрицание самой возможности перемен. Сторонники преобразований находились в меньшинстве как среди государственного аппарата, так и в дворянской среде. Тем не менее, именно их идеи и деятельность определили во многих чертах дальнейшее развитие страны, воплотившись в «Великие реформы» 1860-1870-х гг.

Их подготовка и проведение были связаны с целой плеядой государственных деятелей эпохи правления Александра И, за которыми в историографии закрепилось наименование «либеральная бюрократия». Ее появление в рядах правящей элиты и несомненные успехи в деле реформирования России были бы невозможны без деятельности предшественников. Носителей реформаторского направления в правительственной политике Российской империи дореформенной эпохи можно определить термином просвещенная бюрократия. Это понятие наиболее адекватно выражает как их место в социальной структуре российского общества, так и суть политических идеалов и методов, которыми они руководствовались при воплощении своих идей в жизнь.

На протяжении царствований Александра I и Николая I сменилось два поколения просвещенной бюрократии. К первому относились те, чья молодость пришлась на правление Екатерины II и Павла I, а государственная деятельность на первую треть девятнадцатого столетия. В 1830-е гг. им на смену пришло второе поколение просвещенной бюрократии, начало служебной карьеры которого пришлось на 1810-е гг., а завершение на 1850-е гг.

Общественно-политические взгляды первого поколения просвещенной бюрократии сложились в годы Великой французской революции под влиянием политических доктрин «века Просвещения». Их воззрения по конкретным вопросам в зрелом возрасте менялись, но верность своим идеалам они сохранили до конца жизни. Российская действительность последних лет правления Екатерины II и царствования Павла I не удовлетворяла этих представителей ' правящей элиты. Бурные перемены во Франции и других странах Европы убеждали их в необходимости изменений и в родной стране. Насильственный характер происходящих в Европе перемен побуждал их к поискам таких способов реформирования России, которые сделали бы назревшие перемены необратимыми и благотворными. Традиции эпохи «просвещенного абсолютизма» уже не удовлетворяли сторонников преобразований, поскольку при нем реформаторские импульсы зависели исключительно от самого монарха и его фаворитов и в любой момент могли смениться деспотизмом и произволом.

Наиболее ярким олицетворением этого поколения просвещенной бюрократии являлись такие представители придворной аристократии, близкие по взглядам к Александру Павловичу, как граф П.А. Строганов, H.H. Новосильцев, князь A.A. Чарторижский и граф В.П. Кочубей. Они составили в 1795-1796 гг. дружеский кружок, который в 1801-1806 гг. превратился в достаточно влиятельную неформальную группу под названием «Негласный комитет», а после наполеоновских войн вновь был привлечен императором к подготовке реформ.

В годы правления Александра I взгляд на необходимость реформирования страны все больше распространялся среди правящей элиты России. Яркими представителями второго поколения просвещенной бюрократии, которое сформировались в это время, были члены дружеского кружка дворянской молодежи, который сложился в Москве в 1805-1810 гг. В 1801 г. они создали «Дружеское литературное общество», а в 1815 г., перебравшись в Петербург, - литературное общество «Арзамас». Из этого кружка вышли три министра Николая I: Д.Н. Блудов, Д.В. Дашков, С.С. Уваров. К нему принадлежали такие видные фигуры, как князь П.А. Вяземский и В.А. Жуковский. Их сверстником, другом и во многом единомышленником являлся П.Д. Киселев и целый ряд других государственных деятелей эпохи правления Николая I.

Продвижение по служебной лестнице представителей этого поколения просвещенной бюрократии было связано с непосредственной протекцией со стороны императора Александра и деятелей «Негласного комитета». Ярким свидетельством преемственности между просвещенными бюрократами старшего и младшего поколений стало сотрудничество H.H. Новосильцева и князя П.А. Вяземского при подготовке конституционного проекта «Государственная уставная грамота Российской империи» в 1818-1820 гг.

Члены «Негласного комитета», как и участники общества «Арзамас», принадлежали по уровню образования и интеллекта к наиболее образованной части российского общества. «Молодые друзья» Александра Павловича оказали заметное влияние на общественную жизнь столицы в период правления Павла I. Они выступили в роли инициаторов издания «Санкт-Петербургского журнала», главного рупора распространения просветительских идей на рубеже XVIII-XIX вв. Еще более заметное влияние на литературно-общественную жизнь оказали члены «Арзамаса». Их первое заметное выступление пришлось на период дискуссии о «старом» и «новом» слоге. На протяжении 1810-1830-х гг. они играли важную роль в развитии отечественной журналистики. С их именами связано издание таких периодических изданий, как «Вестник Европы», «Сын Отечества», «Московский телеграф», «Литературная газета». В состав этого общества входил ряд выдающихся поэтов: В.А. Жуковский, К.Н. Батюшков, князь П.В. Вяземский, A.C. Пушкин. Арза-масцы внесли большой вклад в формирование отечественной публицистики (Д.В. Дашков, С.С. Уваров, князь П.А. Вяземский) и развитие исторического самосознания русского народа. Но, и у них, как и у членов «Негласного комитета», ведущим, по их представлению, способом влияния на общество была «гувернаменталистская» тенденция. Основным путем воздействия на действительность они считали государственную службу, которая, по их мнению, давала возможность реформировать страну. Поэтому литература, журналистика, как и другие формы общественной активности, для них являлись только дополнением к служебной карьере, к которой все они стремились. Молодые аристократы из числа «молодых друзей» Александра Павловича и представители среднепоместного дворянства из числа членов общества «Арзамас» пытались реализовать свои просветительские идеалы на государственной службе и становились тем самым просвещенными бюрократами.

Оба поколения просвещенных бюрократов являлись сторонниками конституционных преобразований государственного строя и отмены крепостного права. Итогом политических исканий Александра Павловича и членов «Негласного комитента» стало такое явление, как «правительственный конституционализм», который нашел теоретическое выражение в таких проектах, как «Введение к Уложению государственных законов» 1809 г. М.М. Сперанского и «Государственная уставная грамота Российской империи» в

1818-1820 гг., практическое же - в введении конституций на окраинах Российской империи (в Финляндии в 1809 г. и Королевстве Польском в 1814 г.) и поддержке конституционных режимов в зарубежных странах. Сложившийся у просвещенной бюрократии этого поколения подход заключался в более активной реформаторской деятельности на окраинах Российской империи и гораздо более медленных темпах преобразований в центральных губерниях. Полигоном для практической реализации этих планов являлось присоединенное в 1814 г. Королевство Польское. Дарованная ей конституция послужила основой для составления общеимперской конституции - «Государственной Уставной грамоты Российской империи», предусматривающей деление государства на ряд крупных территорий, где со временем должны были быть созданы собственные представительные учреждения. Александр I не отказался от идеи преобразования страны и после окончания наполеоновских войн, и даже его смерть не привела к немедленному отказу от продвижения в этом направлении. Этот реформаторский курс потерпел крах, прежде всего, в связи с восстанием в Польше в 1830-1831 гг., которое показало недостаточную эффективность укрепить Российскую империю подобным способом. Крах политики «правительственного конституционализма» в Российской империи первой трети XIX в. являлся одним из проявлений общеевропейского кризиса просветительской идеологии и вытекающей из него политической практики.

Хотя усилия первого поколения просвещенной бюрократии в деле реформирования не прошли бесследно. Одним из главных их достижений на этом пути явилась министерская реформа 1802 г. Она стала основой для формирования эффективного административного аппарата, который являлся инструментом для преодоления сопротивления противников реформ и подготовки страны к преобразованиям. Позитивные последствия министерской реформы сказывались на протяжении последующих десятилетий все в больших объемах. Главным из них явилось превращение бюрократии в относительно самостоятельную политическую силу, без чего были бы невозможны «великие реформы» середины XIX в. Одним из первых изменений стало постепенное изменение состава столичного чиновничества, которое позволило выдвинуться на важные места в системе управления целому слою чиновников, разделявших взгляды просвещенной бюрократии. К нему принадлежал и М.М. Сперанский, социальное происхождение и образование которого существенно отличало его от аристократов из числа «молодых друзей». Но их политические идеалы во многом совпадали. Этот государственный деятель в своих проектах наиболее полно воплотил программу постепенного реформирования страны силами бюрократии и бюрократическими методами, в которую постепенно оформились просветительские идеалы этого поколения.

Польское восстание 1830-1831 гг., как и европейские события этих лет, заставило новое поколение просвещенной бюрократии иначе взглянуть на проблему реформирования и обратиться к поискам ответа на вопрос о национальном своеобразии России и русского народа. Итогом этих поисков явилась система взглядов, получившая название «теория официальной народности». В ее формировании сыграли важную роль члены общества «Арзамас»., Знаменитая триада, «православие, самодержавие, народность», сформулированная С.С. Уваровым, отражала те выводы, к которым пришли «арзамасцы» в 1820-х гг. Она явилась российской разновидностью такого общеевропейского политического течения, как легитимизм. Сложившийся в эпоху наполеоновских войн он отражал стремление части правящей европейской элиты сохранить образовавшееся на континенте к 1815 г. статус-кво.

Теория официальной народности» во второй четверти XIX в. получила широкое распространение в российском обществе, что привело к ее различным истолкованиям. В понимании просвещенной бюрократии эта концепция не сводилась к чисто охранительным началам. Она стремилась выразить растущее национальное самосознание, связывая идею самобытности России с необходимостью преобразования страны. Просвещенные бюрократы пытались реформировать страну, сохранив внутреннюю стабильность и международный статус Российской империи как великой европейской державы. В этой трактовке теория «официальной народности» становилась идейной основой такого политического явления как «консервативное реформаторство» второй половины XIX-начала XX вв.

Важнейшим инструментом преобразования страны в руках обоих поколений просвещенной бюрократии являлось развитие народного просвещения и свободы печати под контролем властей. Это нашло воплощение в реформе народного образования в первые годы правления Александра и последовавших за ней усилий на этом поприще С.С. Уварова и его сверстников, в частности В.А. Жуковского в роли наставника наследника престола. Представители второго поколения просвещенной бюрократии непосредственно повлияли на расцвет официальных периодических изданий в 1830-1840-е гг. и подготовили тем самым основу для роста влияния журналов и газет на общественно-политические процессы в пореформенную эпоху. Повышению социального статуса науки и научных учреждений способствовала деятельность на посту президента Академии Наук Н.Н. Новосильцева, С.С. Уварова и Д.Н. Блудова. Все усилия по развитию просвещения, печати и науки осуществлялись бюрократическими методами и носили четко выраженный сословный характер. Они должны были способствовать, в первую очередь, формированию нового типа дворянина и чиновника, но в перспективе создавали условия для модернизации всего российского общества.

Но даже вступление на престол Александра Павловича и превращение членов «Негласного комитета» в ближайших приближенных царствующего монарха, как и продвижение «арзамасцев» по чиновничьей лестнице, вплоть до министерских постов, не позволило воплотить в жизнь их реформаторские идеалы. Крепостное право и деспотизм властей, которые мечтали уничтожить просвещенные бюрократы, продолжали существовать ив 1855 г. Уже в первые месяцы нового царствования молодой император и его «молодые друзья» осознавали величину той пропасти, которая отделяла их идеалы от российской действительности. Реформаторские настроения в эти годы были распространены в относительно узком кругу государственных и общественных деятелей.

Реформаторские идеалы членов «Негласного комитета» и общества «Арзамас» не могли не привести к их столкновению с окружающей средой, в которой преобладали традиционалистские настроения. Соприкасаясь с косной средой придворного общества и высшего чиновничества, представители просвещенной бюрократии неизбежно оказывались в оппозиции по отношению ко многим личностям, олицетворявшим самодержавную власть, и их действиям. Их критические высказывания имели точки соприкосновения со взглядами членов тайных обществ декабристов. Это не раз ставило чиновничью карьеру просвещенных бюрократов на грань краха, как это дважды случилось с С.С. Уваровым, который был вынужден покинуть в 1821 г. пост попечителя Петербургского учебного округа, а в 1849 г. - министра народного просвещения. В обоих случаях причина была одна - его попытка защитить отечественные университеты от гонений со стороны властей.

Конечно, оппозиционность просвещенной бюрократии не выходила за рамки недовольства отдельными сторонами существующих порядков. Они являлись частью правящих кругов Российской империи и не могли претендовать на роль «контрэлиты». Их политическим идеалом была не быстрая и насильственная ломка существующих порядков, а стремление к их постепенной перестройке и улучшению. Они стремились найти наиболее эффективный способ реформирования политической и социальной системы, не подвергая ее риску разрушения.

Поиски часто сопровождались неудачами и вынужденными компромиссами с той действительностью, которая не устраивала просвещенную бюрократию. Это, как и канцелярская рутина, в которую неизбежно погружались ее представители, порождало у них апатию и разочарование, парализовало волю и энергию. Даже непосредственная поддержка самодержавной власти в лице монарха не всегда приносила успех. Сам Александр I в сложной внешнеполитической обстановке был вынужден идти на политический компромисс, учитывая преобладающие в обществе традиционалистские настроения и принося в жертву своих единомышленников-реформаторов, как это случилось с М.М. Сперанским.

Рассмотрение местного управления четырех губерний, расположенных на среднем течении Оки и ее притоках, а также в истоках Дона - Пензенской, Рязанской, Тульской и Тамбовской, - показывает, что деятельность просвещенной бюрократии в дореформенную эпоху проявилась не только в столицах, но и в провинции. Темпы изменений здесь были гораздо медленнее, чем в столицах. В Петербурге уже в первые годы правления Александра I представители просвещенной бюрократии стали занимать важные государственные посты, в то время как губернская администрация по своим деловым качествам еще не могла выступить в роли проводников реформаторских замыслов. Только с 1810-х гг. на посты губернаторов стали назначаться чиновники, которые по своим взглядам и идеалам могли быть причислены к типу просвещенных бюрократов. Если на общегосударственном уровне реформаторские замыслы Александра I наиболее заметно проявились в период существования «Негласного комитета» и наибольшего влияния М.М. Сперанского на управление государством в 1809-1812 гг., то на территориях рассматриваемых губерний это проявилось только после завершения наполеоновских войн. Наиболее яркой страницей явилось существование в 1819-1827 гг. генерал-губернаторства в составе Воронежской, Орловской, Рязанской, Тамбовской и Тульской губерний с центром в Рязани. Управляющий этим генерал-губернаторством А. Д. Балашов получил от императора указание готовить подчиненные ему территории к преобразованиям, которые предусматривались проектом «Государственной уставной грамоты Российской империи» 1818-1820 гг. Первые годы деятельность генерал-губернатора была посвящена наведению порядка в губернских и уездных учреждениях. Только весной 1823 г. император дал приказ осуществлять осторожные шаги по пути преобразований, первый из которых заключался в создании губернских и уездных советов из чиновников.

Служебная биография представителей просвещенной бюрократии в провинции представляла собой в 1820-е гг. цепь конфликтов, как с местным чиновничеством, так и другими представителями провинциального общества. Это проявилось как в биографии А.Д. Балашова, ставшего жертвой целого ряда доносов, так и судьбе целого ряда губернаторов этой эпохи. Даже личное знакомство с императорами не всегда могло помочь просвещенным бюрократам в противостоянии с непонимающей их устремления провинциальной средой.

Вступление на престол Николая I положило конец существованию генерал-губернаторских округов в центре России и реформаторской деятельности А.Д. Балашова. Вместо движения в сторону конституционных перемен, новый император избрал путь усиления военно-бюрократического характера внутренней политики. На уровне губернского управления это наиболее ярко проявилось в подборе кадров губернаторов из числа отставных военных и создании института губернских жандармских офицеров.

Но добиться эффективного управления огромной страной подобными методами было невозможно. Поэтому и во второй четверти XIX в. как и на уровне центрального, так и на уровне губернского управления прослеживается влияние просвещенной бюрократии, к числу которой относился целый ряд местных губернаторов. Все они в рамках существующих правовых норм пытались способствовать преобразованиям на вверенной им территории.

Представителям двух поколений просвещенной бюрократии не удалось добиться принципиальных изменений в системе государственного управления, но их деятельность не пропала даром. Многие ее итоги в провинции стали заметны только через несколько десятилетий после начала первых реформаторских усилий.

К их числу следует отнести институализацию народного просвещения, которая растянулось на несколько десятилетий - от преобразований ранее существующих учебных заведений в гимназии в годы существования «Негласного комитета» до введения гимназического устава 1828 г. в период пребывания в должности министра народного просвещения С.С. Уварова. В 1840-е гг. зарождается провинциальная печать в форме официальных изданий - «Губернских ведомостей». При всех недостатках этих газет, их выход стал важным шагом в распространении гласности и придании публичности деятельности центральных и местных властей. На протяжении нескольких десятилетий провинциальное чиновничество смогло усвоить ряд требований рационального управления, которые впервые были сформулированы в период пребывания в должности министра внутренних дел В.П. Кочубея в 18021807 гг. Это привело к созданию системы получения столичными властями относительно объективной информации о положении на местах. Ее достоверность выросла после создания губернских статистических комитетов, которые через сеть своих корреспондентов начали сбор такой информации на уездном уровне. Важные последствия имел рост самостоятельности местных учреждений Министерства юстиции и создание в губерниях структур Министерства государственных имуществ. На губернском уровне в форме межведомственного разделения обязанностей впервые стала реализовываться концепция разделения властей. Менялся состав и повышался образовательный уровень провинциального чиновничества. Все это являлось важными предпосылками для модернизации страны в середине XIX в. На уровне местного управления просвещенная бюрократия поставила, но не решила ряд сложнейших проблем, к числу которых относилось регулирование «земских» податей и создание кадастра. Разрешить их в условиях господства крепостничества было невозможно. Но сама неразрешимость этих вопросов подводила правительственные круги к мысли о необходимости ограничения и даже отмены крепостного права для осуществления эффективного управления.

Эти перемены свидетельствовали о несомненном влиянии просвещенной бюрократии на развитие провинции. Но и провинциальная среда оказывала заметное влияние на эту часть правящей элиты Российской империи, социальные корни которой были тесно связаны с поместным дворянством великорусских губерний.

На рассматриваемой территории Пензенской, Рязанской, Тамбовской и Тульской губерний проживало до 1/3 потомственного дворянства великорусских губерний. В среде «благородного сословия» быстрее и заметнее, чем в жизни других социальных групп, проявились тенденции, связанные с процессом модернизации. Хотя и к середине девятнадцатого века патриархальные традиции еще прочно держались и в этой среде. Значительная часть дворянства, особенно мелкого и мельчайшего, еще не приобщилась к новым веянием и, прежде всего, просвещению во всех существовавших тогда формах. Наиболее динамичной группой провинциального дворянства являлись владельцы поместий с числом 100 и свыше душ, которые имели достаточные материальные доходы для поддержания определенного уровня и стиля жизни. Эти поместья и становились теми «культурными гнездами», которые являлись до отмены крепостного права центрами распространения новых тенденций в российской глубинке.

Влияние общеевропейских перемен стало заметно в провинциальной среде в 1770-1780-х гг., когда там все больше стали распространяться приметы «века Просвещения». Сформировавшееся под этим влиянием «провинциальное вольтерианство» существовало на этих территориях в 1830-е гг. Его носители не выступали ни против крепостного права, ни против существующих политических порядков. Ярким образцом начала проникновения в традиционную среду новых веяний являются взгляды и сама жизнь тульского помещика А.Т. Болотоввла - первой заметной фигурой общероссийского масштаба непосредственно связанной с рассматриваемой территорией.

Важным свидетельством постепенных сдвигов в провинциальной среде стало распространение масонства и религиозных исканий, примером которых является деятельность такого христианского проповедника, как рязанский помещик А.П. Дубовицкий. Можно предположить, что религиозно-мистические настроения Александра I в последние десятилетия жизни были связаны не только с его личными качествами, но и отражали определенные сдвиги в умах всего русского общества.

Ведущей тенденцией идейного развития в среде провинциального дворянства, как и всей России, являлись все же не религиозные искания, а социально-политические проблемы. Политическое пробуждение на территории приокской лесостепи было непосредственно связано с влиянием на русскую провинцию наполеоновских войн. Небывалое напряжение сил общества, появление мощной угрозы и формирование образа врага, патриотический подъем и обращение властей к подданным как гражданам, - все это активизировало политические процессы и общественную активность.

Около 70 представителей дворянства Пензенской, Рязанской, Тамбовской и Тульской губерний приняли участие в движении декабристов и в восстаниях 1825 г. В новое царствование наиболее радикальной формой политического протеста стала эмиграция, примером которой являлись такие представители местного дворянства, как князь П.В. Долгорукий, князь И.С. Гагарин, B.C. Печерин, Н.И. Сазонов, Н.П. Огарев.

Но преобладающими в среде провинциального дворянства были менее радикальные формы общественной активности. Деятели, близкие по взглядам к раннему декабризму, на протяжении 1820-1830-х гг. оказали несомненное влияние на новое поколение местного «благородного сословия». Примером может служить такое «культурное гнездо» смежных уездов Тамбовской и Пензенской губерний, как усадьба Любечи бывшего тульского и воронежского губернатора Н.И. Кривцова, в непосредственном окружении которого сформировался Б.Н. Чичерин. Итогом этого влияния стало зарождение в провинции в 1840-е гг. либерального движения, представленного на берегах среднего течения Оки такими фигурами, как Б.Н. Чичерин, К.Д. Кавелин, A.C. Хомяков, князь В.А. Черкасский и А.И. Кошелев. Их стремление к общественной активности проявилось в создании в 1847 г. Лебедянского общества сельского хозяйства, которое объединило землевладельцев, стремившихся к интенсификации своего хозяйства.

Вообще, реформаторские настроения провинциального дворянства проявились не столько в постановке вопроса о преобразованиях в политической сфере, сколько в сфере крестьянского вопроса. На протяжении двух царствований в среде дворянства Пензенской, Рязанской, Тамбовской и Тульской губерний появилось всего два проекта реформирования государственного устройства. Первый вышел из под пера члена Союза Благоденствия М.Н. Новикова, очевидно, под непосредственным влиянием знакомства с «Государственной уставной грамотой Российской империи». Второй был создан через четверть века А.И. Кошелевым, который предлагал созвать представительный орган - Земский собор - для вывода страны из финансового кризиса. Зато местное «благородное сословие» более охотно, чем в других регионах, откликнулось на указ о «вольных хлебопашцах». В Рязанской губернии в эту категорию перешло около 5 % крепостных, что на порядок превышает общероссийский показатель. В 1840-е гг. был сделан целый ряд попыток со стороны провинциального дворянства приступить к разрешению крестьянского вопроса (инициативы А.И. Кошелева в 1843-1845 гг. и Н.П. Огарева в 1838-1842 гг. в Рязанской губернии и в 1846-1850 гг. в Пензенской губернии, группы дворян в 1844-1847 гг. в Тульской губернии).

Но все предложения, которые выдвигали даже наиболее решительно настроенные сторонники преобразований среди провинциального дворянства, не выходили за рамки того, что уже было сформулировано представителями просвещенной бюрократии. К тому же, на протяжении 1810-1840-х гг. представители наиболее образованной части местного дворянства пытались реализовать свои идеалы, прежде всего, путем бюрократической карьеры. Характерное для их общественной позиции преобладание гувернаменталист-ских настроений, то есть надежд на реализацию своих реформаторских идеалов через деятельность самодержавного государства, способствовало их превращению в правительственных чиновников. Примером этого является жизненный путь большинства членов общества «Арзамас» (Д.Н. Блудова, Д.В. Дашкова, В.А. Жуковского, С.С. Уварова, князя П.А. Вяземского), тесно связанных с дворянством рассматриваемых губерний. Общественно-политические взгляды, присущие им, не были исключительным явлением. На протяжении 1820-1830-х гт. их сторонников в достаточно значительном количестве можно было обнаружить среди представителей чиновничества, стоящих на более низких ступенях служебной лестницы. Свидетельством этого может быть жизненный путь таких фигур, происходивших из числа дворян рассматриваемого региона, как С.П. Жихарев, B.C. Филимонов, С.Д. Нечаев и А.И. Левшин. С точки зрения влияния на формирование правительственного курса это были фигуры второго плана. Но само их существование свидетельствовало о том, что взгляды просвещенных бюрократов и вытекающая из них политическая практика не являлись уникальным явлением, присущим лишь единичным представителям правящей элиты.

Эти идеалы были присущи целому слою российского дворянства, которое пыталось реформировать страну, используя как инструмент государственную службу. Численность и влияние просвещенной бюрократии на протяжении предреформенных десятилетий росли. Взгляды и деятельность просвещенных бюрократов из числа членов «Негласного комитета» и общества «Арзамас» являлись не чертами, присущими нескольким незаурядных личностям, а достаточно значимым для истории дореформенной России общественно-политическим явлением.

Для той эпохи общественно-политическая программа просвещенной бюрократии носила, несомненно, прогрессивный характер. В России той поры еще не существовало иного субъекта политической деятельности, чем само государство, в лице монарха и государственного аппарата. Просвещенная бюрократия не только стала носителем реформаторских начал в правительственной политике, но и наиболее полно выразила реформаторские настроения провинциального дворянства. Только к середине 1850-х гг. в дворянской среде Пензенской, Рязанской, Тамбовской и Тульской губерний появились последовательные сторонники реформ, способные сами выступить в роли субъекта преобразовательской деятельности. Но даже в эти годы их стремления к преобразованию страны не могли увенчаться успехом без решительных действий со стороны нового поколения бюрократии, стремившейся к той же цели. Государственные деятели, проводившие реформы 1860-1870-хх гг., являлись непосредственными приемниками просвещенной бюрократии первой половины XIX в. Их усилия и позволили создать те предпосылки, без которых модернизация России в эту историческую эпоху была бы невозможна.

Список научной литературыАкульшин, Петр Владимирович, диссертация по теме "Отечественная история"

1. Архивные материалы

2. Архив СПб Института истории РАН.1. Ф. 16. Балашовых.

3. Ф. 176, Н.Н Новосильцева. Государственный архив Липецкой области.

4. Ф. 69, Раненбургского уездного предводителя дворянства.

5. Ф. 216, Лебедянского общества сельского хозяйства.

6. Ф. 240, Данковского уездного предводителя дворянства. Государственный архив Пензенской области

7. Ф. 5, канцелярии губернатора Пензенской губернии.

8. Ф. 6, губернского присутствия Пензенской губернии.

9. Ф. 9, статистического комитета Пензенской губернии.

10. Ф. 58, Пензенской мужской гимназии.

11. Ф. 196, дворянского депутатского собрания Пензенской губернии. Государственный архив Российской Федерации

12. Ф. 48, Следственной комиссии и верховного уголовного суда по делу декабристов.

13. Ф. 109, III Отделения Собственной е. и. в. канцелярии.

14. Ф. 1165, Особенной канцелярии Министерства внутренних дел. Государственный архив Рязанской области

15. Ф. 4, губернского правления Рязанской губернии.

16. Ф. 5, канцелярии губернатора Рязанской губернии16. ф. 7, статистического комитета Рязанской губернии.

17. Ф. 85, Егорьевского городничего.

18. Ф.86, Михайловского городничего.

19. Ф. 87, Рязанского городничего.

20. Ф. 88, Ряжского городничего.

21. Ф.98, губернского предводителя дворянства Рязанской губернии. Ф. 99,дворянского депутатского собрания Рязанской губернии.

22. Ф. 101, Егорьевского уездного предводителя дворянства.

23. Ф. 103, Касимовского уездного предводителя дворянства.

24. Ф. 104, Рязанский уездный предводитель дворянства.

25. Ф. 609, Рязанской мужской гимназии.

26. Ф. 637, Рязанской палаты гражданского суда.

27. Ф. 735, Егорьевского нижнего земского суда.

28. Ф. 750, Зарайского нижнего земского суда.

29. Ф. 751, Касимовского нижнего земского суда.

30. Ф. 752, Михайловского нижнего земского суда.

31. Ф.753, Пронского нижнего земского суда.

32. Ф. 755, Ряжского нижнего земского суда.

33. Ф. 754, Рязанского нижнего земского суда.

34. Ф.757, Скопинского нижнего земского суда.

35. Ф.758, Спасского нижнего земского суда.

36. Ф. 759, Сапожковского нижнего земского суда.

37. Ф.843, Пронского городничего.

38. Ф. 920, канцелярии генерал-губернатора Рязанской, Тульской, Тамбовской,

39. Орловской и Воронежской губерний.39. Ф. 1336, Дубовицких.

40. Ф. 1518, Шацкого городничего.

41. Ф. 1521. Елатомского городничего,

42. Ф.1537, Шацкого нижнего земского суда.

43. Ф.1539, Елатомского нижнего земского суда.

44. Ф.1556, Кадомского нижнего земского суда.

45. Отдел письменных источников Государственного исторического музея45. Ф. 17, С.С. Уварова.

46. Государственный архив Тамбовской области

47. Ф. 2, губернского присутствия Тамбовской губернии.

48. Ф. 4, канцелярии губернатора Тамбовской губернии.

49. Ф. 6, статистического комитета Тамбовской губернии.

50. Ф. 107, Тамбовской мужской гимназии.

51. Ф. 161, губернского предводителя дворянства и дворянского депутатскогособрания Тамбовской губернии. Государственный архив Тульской области

52. Ф. 39, дворянского депутатского собрания Тульской губернии.

53. Ф. 40, губернского предводителя дворянства Тульской губернии53. . Ф. 51, губернского присутствия Тульской губернии.

54. Ф. 52, статистического комитета Тульской губернии.

55. Ф. 90, канцелярии губернатора Тульской губернии.

56. Ф. 739, Белевского уездного предводителя дворянства.

57. Ф. 740, Богородицкого уездного предводителя дворянства.

58. Ф. 741, Епифанского уездного предводителя дворянства.

59. Ф. 742, Тульского уездного предводителя дворянства.

60. Ф. 736, Черненского уездного предводителя дворянства. Отдел рукописей Российской национальной библиотеки.61. Ф. 167, Вяземских;62. М.А. Корфа.63. Н.КШильдера.64. Ф. 391, А. А. Краевского.65. Ф. 637, К.Г. Репинского.66. Ф. 849, А. Н. Шебунина.

61. Отдел рукописей Российской государственной библиотеки67. Ф. 63, Вяземских.

62. Ф. 223, С. Д. Полторацкого.69. Ф. Погодина.70. Ф. 548, Кавелиных.

63. Российский государственный архив древних актов71. Ф. 1278, Строгановых.

64. Российский государственный архив литературы и искусства72. Ф. 148, А. А. Жуковского.73. Ф. 195, Вяземских.

65. Российский государственный военно-исторический архив

66. Ф. 983, Тамбовского кадетских корпуса.

67. Ф. 346, Тульского кадетских корпус. Российский государственный исторический архив

68. Ф. 19, Департамента внешней торговли Министерства финансов.

69. Ф. 383, Первого департамента Министерства государственных имуществ1. РГИА.)

70. Ф. 468, Непременного совета.

71. Ф. 468, Кабинета е.и. величества.

72. Ф. 772, Главного управления цензуры.

73. Ф. 773, Департамента народного просвещения.

74. Ф. 777, Петербургского цензурного комитета.83. Ф. 1005, С.Д.Нечаева.

75. Ф. 1151, Департамента гражданских и духовных дел Государственного совета.

76. Ф. 1162, Государственной канцелярии.

77. Ф. 1167, Комитета 6 декабря 1826 г.

78. Ф. 1263, Комитета Министров

79. Ф. 1281, Совета при министре внутренних дел.

80. Ф. 1286, Департамента полиции исполнительной.

81. Ф. 1405, Министерства юстиции.

82. Ф. 1409, I отделения собственной е. и. в. канцелярии.92. Ф. 1630, Дашковых.93. Ф. 1681, К.М. Бороздина

83. Российский государственный исторический архив г. Москвы:

84. Ф. 16, канцелярии московского генерал-губернатора.

85. Опубликованные законодательные документы и делопроизводственные материалы

86. Акты и грамоты об устройстве и управлении Римско-католической церкви в империи Российской и Царстве Польском. СПб., 1849.

87. Всеподцанейший доклад или Донесение высочайшее утвержденной Следственной комиссии от 30 мая 1826 г. // Восстание декабристов. Т. 14. М., 1980.

88. Внешняя политика России XIX и начала XX вв. Документы Российского Министерства иностранных дел. Сер. 1. 1801-1815. Т. 1-8 . М., 1960-1972.

89. Внешняя политика России XIX и начала XX вв. Документы Российского Министерства иностранных дел. Сер. 2. 1815-1830. Т. 1-8 (16). М.,1974-1985.

90. Восстание декабристов. Материалы и документы. Т. 1-18. M-JL, 1925-1986.

91. Записки о разных предположениях по предмету освобождения крестьян. Сообщ. H.A. Милютин // Девятнадцатый век. Кн. 2. М., 1872.

92. Записка трех товарищей министров императору Александру I // Русская старина. 1894. № 8.

93. Император Николай в совещательных собраниях (Из современных записок статс-секретарь барон Корфа) // Сборник РИО. Т. 98. СПб., 1896.

94. Камер-фурьерский журнал 1801 г. Январь-июнь. СПб., 1901.

95. Кочубей В.П. Записка «об учреждении министерств», 28 марта 1806 г. // Сборник РИО Т. 90. СПб., 1894.

96. Кочубей В.П. О положении Империи и о мерах к прекращению беспорядков и введении лучшего устройства в разные отрасли, правительство составляющее // Сборник РИО. Т. 90. СПб., 1894.

97. Лагарп Ф. Докладная записка касательно народного образования и законодательства в России // Берти Дж. Россия и итальянские государства в период Рисорджименто. М., 1959.

98. Материалы, относящиеся до издания указа 8 сентября 1802 г. о существе должности, правах и обязанностях Сената. Приложения к указу 8 сентября 1802 г. о правах и обязанностях Сената // Сборник Археологического института. Кн. 1. Отд. 2. СПб., 1878.

99. Новосильцев H.H. Замечания на проект А. Воронцова // РА. 1908. № 6. прил.

100. Государственная уставная грамота Российской империи. Варшава, 1831.

101. Государственная уставная грамота Российской империи. Берлин, 1903.

102. Гурьев Д.А. Об устройстве верховного правительства в России // Сборник РИО. Т. 90. СПб., 1894.

103. Журналы Секретного и Главного комитетов по крестьянскому делу. Т. 1. Пг., 1915.

104. Журналы Комитета, учрежденного рескриптом 6 декабря 1826 г. // Сборник РИО. Т. 74. СПб., 1891;

105. Каподистрия И.А Мнение о цензуре в царстве польском // Русская старина. 1903. № 11.

106. Конституция 1815 г. и некоторые другие акты бывшего Польского царства. СПб., 1907.

107. Краткое обозрение хода работ и предположений по составлению нового кодекса законов о наказаниях. СПб., 1846.

108. Мартене Ф. Собрание трактатов и конвенций России с иностранными державами. Т. 12. Трактаты с Англией. 1831-1895. СПб.,1895.

109. Материалы, собранные для высочайше учрежденной комиссии о преобразовании губернских и уездных учреждений. Отдел административный. Ч. 1. Материалы исторические и законодательные. Отделение 1 СПб., 1870. С. 113-235.

110. Новосильцев H.H. Рапорт великому князю Константину, 10 апреля 1828. // Русская старина. 1903. № 11.

111. Опись документов и дел, хранящихся в Сенатском архиве. Отечественная война и Кампания 1813-1815. СПб., 1912.

112. Отчет МЛ. Магницкого «О трехнедельном управлении Воронежской губернией» //Из истории Воронежского края. Вып. 8. Воронеж, 2000.

113. Перовский J1.A. Представление в Государственный совет председателя Высочайшее учрежденного об устройстве земских повинностей комитета. СПб., 1848.

114. Полное собрание законов Российской империи-I. Т. 1-45. СПб., 1830.

115. Полное собрание законов Российской империи -I. Т. 1-25. СПб., 1830-1856.

116. Положение об улучшении быта помещичьих крестьян Тульской губернии. М., 1859.

117. Проект обращения к императору // Архив князей Мордвиновых. Т. 3. СПб., 1903.

118. Сборник исторических материалов, извлеченных из архива первого отделения собственной его императорского величества канцелярии. СПб., 1876. Вып. 1.

119. Свод законов Российской империи, повелением государя императора. Николая Павловича составленный. Изд. 1842. Т. 1-15. СПб., 1842.

120. Слухами Москва полнится (Из личного архива министра полиции А.Д. Балашова) // Родина. 1992. № 6/7.

121. Сперанский М.М. Об усовершении общего народного воспитания // Материалы для истории учебных реформ в России в XVIII-XIX вв. СПб., 1910.

122. Сперанский М.М. Проекты и записки. М.;Л.,1961.

123. Сперанский М.М. Проповедь, говоренная Сперанским в неделю осьмуюна-десять, 8 октября 1791 г. в Александро-Невской лавре // Русская старина. 1902. № 1. С.10.

124. Сравнительная таблица уставов университетов 1884, 1863, 1835 и 1804 гг. СПб., 1901.