автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.01
диссертация на тему:
Проза Л. И. Бородина

  • Год: 1994
  • Автор научной работы: Казанцева, И. А.
  • Ученая cтепень: кандидата филологических наук
  • Место защиты диссертации: Тверь
  • Код cпециальности ВАК: 10.01.01
Диссертация по филологии на тему 'Проза Л. И. Бородина'

Полный текст автореферата диссертации по теме "Проза Л. И. Бородина"

о V я

3 ДНК 19Г-' -

Тверской государственный университет

На правах рукописи

КАЗАНЦЕВА. Ирина Александровна ПРОЗА Л.И.БОРОДИНА

Специальность IO.OI.OI - русская литература

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Тверь 1994

Работа выполнена на кафедре русской литературы XX века Тверского государственного университета.

НАУЧНЫЙ Р У К О В О А Л Т В Л Ь: доктор филологических наук, профессор А.В.ОШЕВ

ОФИЦИАЛЬНЫЕ ОППОНЕНТЫ: доктор филологических наук, профессор А.А.ГАЗЙЭСЩ;

кандидат филологических наук, сотрудник ИРЛИ А.М.ЛШШДРОВ

Ведущая организация: Московский государственный университет

Зашита диссертации состоится "Ж" 1994 г.

в часов аа заседании Специализированного совета К 063.97.11 по защите диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук в Тверском государственном университете по адресу: 170002, Тверь, 2, проспект Чайковского, 70, ауД. 3 ^ филологи-чеокого факультета.

С диссертацией можно ознакомиться в Научной библиотеке Тверского государственного университета. ' *

Автореферат разослан "А 1994 г. •

Отзывы направлять по адресу: 170002, Тверь, 2, проспект Чайковского, 70. Специализированный совет К 063.97.11. Дмитриевой Н.М.

Ученый секретарь Специализированного совета

Н И Нкылтот^щвд^

Общая характеристика работы • Произведения Л.И.Бородина долгое время были недоступны для отечественного массового читателя. Его книга многократно издавались на Западе, переведены на 6 языков. Писатель - лауреат двух международных премий (французской "Свобода" и итальянской "Гринзане-кавур"). Изучение творчества Л.Бородина дает возможность выявить своеобразие проблематики и поэтики талантливого художника. Исследование мировоззренческих и эстетических основ помогает определить концепцию мира и человека, воплощенную в е!К> прозе. Судьба России, связь с духовными православными корнями, поиск внутреннего тождества себе самоцу, искушение свободой от Бога - вот концептуальные проблемы, поднимаемые художником. Гармоничное взаимодействие реалистического и романтического стилей в пределах индивидуального Метода - характерное свойство творчества писателя. Православное мироощущение Бородина оказывает значительное влияние на проблематику и поэтику его прозы. Это выражается, в частности, в специфике художественного времени, структуре образов, подчиненной идее поио-ка истина посредством преодоления искусов в земной кизни, решении . темы смерти и т.д.

Актуальность и научная новизна темы диссертации заключается в том, что, несмотря на несомненную художественную ценность произведений этого автора, в определении которой сходятся такие разные ■ писатели и критики, как Г.Владимов, ¿.Солженицын, Л.Аннинский, С.Куняёв и др., его Творчество еще не стало объектом литературо-ведаеского. анализа. Изучению прозы Л.Бородина нё посвящено ни одной монографии, по проблемам его творческой индивидуальности не защищено ни одной диссертации. Оно было лишь предметом критических обзоров в периодической печати.

Достоверность результатов исследования достигается благодаря непосредственной работе над текстами произведений автора, изучению философской ооновы его творчества, изучению публицистических выступлений, использованию трудов крупнейших литературоведов в области анализа художественного произведения.

Теоретической и методологической основой диссертации послужили труды русских религиозных философов Н.А.Бердяева иС.Н. Булгакова, а также литературоведов М.М.Бахтина, А.С.Бушмина, В.В.Вияоградова, Д.С.Лихачева, М.Б.ХрапЧенко и других. .

В основе метода исследования лежит комплексный подход, сочетающий в .себе-элементы структурно-типологического,, сопоставительного и биографического анализа.

Г

Основной целью диссертационного сочинения является определение своеобразия проблематики и поэтики прозы Л.Бородина. В связи с этим ставятся следующие задачя:

- изучение мировоззренческих и астетичеоких основ прозы;

- выявление особенностей реалистической поэтики писателя;

- анализ романтических тенденций.

Научио-арактическая ценность работы заключается в том, что основные положения и выводы диссертации могут найти практическое применение при разработке курсов лекций по современной русской литературе, использоваться в работе спецкурсов и спецсеминаров по поэтике современной прозы.

Апробация работы прошла на семинарских занятиях по "Актуальным проблемам современной литературы", диссертационное исследование • стало рабочлы материалом при руководстве курсовыми и дипломными работами студентов по литературоведению и методике преподавания литературы в средней школе.

Диссертация была обсукдена на кафедре русской литературы XX века Тверского государственного университета.

Основные положения диссертационного сочинения ртражены в опубликованных статьях, список которых помещен в конце автореферата.

Работа имеет следующую структуру: введение, три главы, заключение и список использованной литературы.

Основная часть диссертации изложена на 186 страницах машинописного текста.

. Список использованной литературы включает 285 наименований.

Содержание работы

Во введении определяются цели и стратегия научного исследования, а также дается обоснование структуры работы.

В главе I "Мировоззренческие и эстетические основы прозы Л.Бородина" выявляются концептуальные идеи художественного мышления писателя. На стыке с литературными находятся, религиозные, философские, исторические проблемы, составляющие теоретический аспект мировоззрения. Исследуя духовные истоки Бородина, приходим к выводу, что своеобразие его позиций определяется православной ориентацией. Биографический анализ показывает, что религиозные влияния стали поворотным пунктом в формировании его взглядов. Для писателя правда заключается в самой религиозной идее, однако, поиск идеального начала лишен однолинейности. Бородина интересует сама "жизнь" идеи, поэтому и религиозная истина может приобретать самые разные формы

2

в зависимости от характера субъекта, ее носителя. Достаточно сравнить, например, безымянного священника и б.Василия (роман "Расставание"), Алексея и о.Вешамина (рассказ "Посещение") и т.д.

Огромное влияние на приход к'"позитивному мировоззрению", по словам самого писателя, оказала встреча с религиозной философией. Рассматривая влияние Н.Бердяева и С.Булгакова, автор данной работы анализирует основное расхождение между философами (интерпретация .Христа и его влияния на жизнь людей).

Стремление постичь "умопостигаемый образ русского народа" (Н.Бердяев) является одно»! из концептуальных идей творчества Л.Бородина. Все его герои вне зависимости от убеждений и судеб бьется над неразрешимой загадкой человеческого бытия. Так, например, одинаковая опустошенность становится риалом героев самых полярных взглядов из-за их неспособности понять душу России (Андрей из раннего рассказа "Вариант", Павел Дмитриевич из повести "Бохенолье").

В.системе ценностей Л.Бородина вера как "обличение вевдй невидимых" становится более высоким знанием, нежели эмпирическое. В создании художественных образов вачное значение приобретает идея следования духовним традициям. Интуитивное принятие православных убачДешй иногда приводит героев Бородина к истине, вопреки рациональным выкладкам. Они обретают внутреннюю просветленность, поэтому снимается трагизм судеб ладей, нашедших духовнуд опору в религии, (образ Ивана Рябиниаа в повести "Третья правда", например).

В творчестве писателя опосредованно отразилась религиозная идея о потустороннем мире (аналог ее в философии - разделение жизни на потустороннюю и посюстороннюю). В его художественной концепции наблюдается дифференциация реальности на мир вечных (о точки зрения православия) целей и мелочных суетных забота Автор диссертационного сочинения видит в этом исток романтического двоемирия Л.Бородина, который решает сложнейшую задачу перевода "подлинного знания" на язык художественной литературы. Он стремится показать знаки вневременного и вечного в обыденном, что отражается в оти-листике его произведений. Одна из основных их особенностей заклхь чается в "напряженном, тугом потоке внутренней шали-идеи" (И.Што-кман). Постижение ее немыслимо вне религиозного опыта, который . осоьнается художником как глубокая внутренняя овязь прошлого, настоящего к будущего. Поэтому большую роль в формирования идейно-эстетической концепции Л.Бородина играют труды историков С.Соловьева я В.Ключевского. Причины родства мировоззренческих позиций писателя и этих ученых следующие: православное сознание историков (оцен-

ка христианства, его роди я влияния на развитие личности и государства), пафос государственности, пристальное и конструктивное, внимание к прошлому страны с целью осознания ее меота внутри человеческого сознания и места человека в ней, целостное восприятие исторической действительности,

Взгляд на движение истории, объединяющий Н.Бердяева, С.Булгакова, С.Соловьева, В.Ключевского нужно искать в метафизическом ее . осознании (в смысле аристотелевом). Именно в этом подаоде - корни видения Бородиным истории, государства, личности. Тогда становится понятным родство позиций писателя и программных заявлений Всерос-. сийского Социал-Христианского Союза Освобождения Народа в сфере духовной.

Поскольку постижение своеобразия художественного мышления Д.Бородина невозможно без исследования собственно литературного влияния, в диссертации изучаются традиции духовной литературы, нашедшие воплощение в прозе художника. Духовный опыт русских святых как отражение православия в сконцентрированном виде формировал личность Бородина (рассматривается воздействие Серафима Саровского и Иоанна Кронштадтского). Церковная литература определяет некоторые черты поэтики писателя. Художественное время в его произведениях имеет следующие особенности: изменение темпа в зависимости от религиозных убеждений героев (медленный характеризует причастных вечным истинам); подобно выделению'в церковном богослужении трех кругов, символизирующих собой непреходящую вечную ценность христианских священных событий, в поэтике художественного.времени житийного жанра отражается вневременной смысл событий. Данный принцип опосредованно проявляется в поэтике Л.Бородина, Герои, подверженные суетным устремлениям, поадел|еяы в замкнутое временное измерение. ■Время, связанное с образами верующих , имеет выход в будущую жизнь, оно вечно и бесконечно. В случайном и временном религиозных людей заключается будущий смысл. В целом концепция времени в творчестве писателя носит идеалистический характер.

В настоящей работе анализируется.влияние духовной литературы на уровне сюжета и системы образов. Подчеркивается необходимость интерпретации некоторых персонажей и финалов произведений с этой точки зрения. Трагизм нередко снимается за счет своеобразного воплощения темы смерти художником с православным мироощущением. Если для атеистического сознания существует факт смерти как небытия, то у Л.Бородина в ее изображении видится два важнейших аспекта.

Во-первых, эта проблема решается для героев в тесной связи с их

4

отношение» к вопросам веры. Во-вторых, для верующих, как а для автора, помимо физического акта смерти существует ее духовный смысл. Дня них "смерть - эТо осознаний суетности всего внешнего, всего того, что составляет плоть жизни, это прощание и расставание с жизненным обиходом, недовольство собой внешним, во имя себя

т ,

внутреннего .

Изучая воздействие духовной литературы на проблематику и поэтику, прозы Л.Бородияа, автор диссертаций приходит к выводу о.том, что в творчестве :писателя наиболее последовательно проявляются традиции житийного жанра, имеется в виду обозначение "жанровой сущности, а не определённого Мирового канона" (М.Бахтин).

В заключительном разделе главы определяется тот комплекс понятий,. который включается в православное миропонимание Л.Бородина, влияющее на художественное мышление: I) воздействие трудов религиозных рлософов на него; 2) роль жизнеописаний русских святых, а также вообще духовной литературы в формировании мировоззрения и поэтики •» 3) решение , вопросов личности, и истории государства в тесной связи с проблемами православия; 4) деление мира на суетный и вечный. Православное сознание ищет истину в общении с Богом, а через него в-приобщении.к вечности. Герои Бородина либо подчиняются суетным целям, либо стремятся к вечному. Один мир - нарушение заповедей, другой - приближение к истине через служение Богу;" 5) два мира предполагают понимание истины как запредельной, а жизни как вечного стремления к ней и недостижения ее. Истина - за пределами человеческой, кизни. Отсюда своеобразие финалов и принцип открытостй'; 6) структура художественного образа подчинена идее постоянного поиска истины посредством Преодоления искусов в земной жизни. .

В главе П "Своеобразие реалистической поэтики Л.Бородина" материалом для исследования стали ранкие раосказы "Встреча", "Вариант", Нооещение" (1968-70гг.), повесть "Третья правда" (1979г.), рао-~ сказ "Правила игры" (1980г.).

Рассказы представляют собой первые шаги писателя. "Третья правда" - концептуальное звено в системе философских и эстетических прйшдаов писателя. Ряд критиков (например, Л.Аняинский, В.Бонда-ренко, М.СаВкина, И.Штокмая). при общей полярности высказываний сходится в том, что категории "третья правда" и "правила игры" -

I./Лихачев Д.С. Лев Толстой и традиции древней русской литературы// Избр..работы: В 3-х т. - Л., 1987. - Т.З. - С.320.

структурный и смысловой стерхвщ> произведений Л.Бородина. Лагерный' рассказ "Правила игры" невозможно обожги и но другой причине. Первый срок (описанный в рассказе) автор не считает поте ранним временем, оно повлияло на формирование его взглядов, что нашло отражение в бравшая". Особенности бородинского рассказа ярко проявляются в процессе его сопоставления о произведением А.Сол^еня-цына, признанного авторитета в раскрытии этой темы. Задача.данной главы, таким образом, сводилась к следующему: показать своеобразие мировоззренческих и эстетических принципов, вошюдаодих характерные черты реалистического метода.

Комплексный подход способствует выявлению жанрово-стшювой индивидуальности рассказов "Встречав, "Вариант", "Поселение", Повесть "Третья правда" многоироблемна, я можно определить бесконечное число аспектов анализа. Поэтому ограничиваемся рассмотрением проблемы автора на материале полсти, поскольку полагаем, что она раскрывает основную задачу наиболее полно. При сопоставительном изучении рассказа "Правила игры" исследуются особенности воплощения лагерной темы, привлекается документальная повесть Л.Бородина "Полюс верности", Он^ написана почти сразу после первого срока (1975 г.), кроме того, в нейсодержатся уже первые попытки познания ситуации и психологии людей, воспитанных системой и идущих против нее.

Обозначенные ранние рассказы объединяет идея проварки человека в пограничной ситуации. Что в этом нового? Во-первых» условия обязательно экстремальные - кизнь цлн омерть, и не меньше, во-вторых, в этой двувариантной заданнооти всегда остается свобода выбора, в-третьих (н это, пожалуй, самое важное), решение проблемы происходит в непременном соприкосновении с вопросами веры. Но своеоб- -разае концепция Л.Бородина - в ее неданом религиозном Характере, Вера не навязывается, хотя и становится сущностью добых' трипнтов, проигрываемых жизнью. Писатель подчеркнуто отстранен от своих героев и нередко в своих рассказах моделирует ситуацию богооставлён-ности человека. Эта мыоль не формулируется прямо, но является подоплекой событий и действий героев.

Бородин последовательно' проводит в рассказах принцип открытости разным .;равдам. Обращает на себя внимание то, что.во всех трех рассказах оценка, суд выходят за рамки моральной возмонности автора. Так, например, в рассказе "Встреча" попытка одного из героев вершить правосудие оказывается неудачной. Не случаен такой

сюжетный ход, как яёузнавание или ошибка, и ведь не она играет решающую роль, в изменении намерений Самарина, а некая сила,не зави-■ сящая от него. Герои - оба - оказываются перед судом выспим. Сама . Их гибель уходит из поля зрения Л.Бородина, остается возможность суда» который справедливее земного. 3 ходе полемики с А.Агеевым доказывается глубина и основательность религиозной концепции Л.Бо-рбддна. В лпС'ом самом искреннем христианине присутствует на . подсознательном уровне Языческие представления, что нельзя однозначно оценивать кал отход от религиозных взглядов. Кроме того, аргументом в нашу пользу является тот факт, что герои писателя пользуются относительной свободой в выборе. Во-первых, они ничем не ограничены в реализации своей идеи, во-вторых, разные герои . ставятся в равные условия выбора и сомнения (как, например, о.Ве-нкает* и Алексей в рассказе "Посещение").

Отбор эпизодов, углубленный войск истины, которая познается как овязь исторически взаимообусловленных прошлого, настоящего и будущего, постоянная апелляция К конкретике духовных и бытовых деталей отображенного в рассказах времени воплощают принципы реалистической поэтики.

Несмотря на довольно значительное (относительно числа рецензий да.другие произведения) количество откликов на "Третью Правду", поимка анализа предпринята' только в статье О.Тимошенко "Еде она, "третья правда"?". Полагаем, что двухстраничная статья не дает возможности для глубокого раскрытия авторской концепции, и представленный на повесть Взгляд кажется нам упрощенным. В диссертации анализируются тйкие аспекты проблемы автора, как изучение образа автора и отношений автора и героя-расойазчика; роль я функции рассказчика, исследование точки зрения, своеобразие сшетно-композицяонной заверите нности произведения, изучение особенностей языка и отйля> взаимодействия авторской речи И речи героев. В повесть Д.Бородина наблюдается постоянное изменение дистанции между образом автора и повествователем, она то увеличивается^ то сливается в.одну точкузрения. При кажущейся объективности письма, определенной отстраненности образа автора от. повествователя, последний мохет быть носителем нэких оценок.

Исследование словеснойоргаяизации произведения показало, что из трех видов субъективного повествования (I) оценка повествователя выражается в целых высказываниях, развернутых рассуждениях, .размышлениях.,.; 2) оценка- и. эмоции повествователя выражаются в '.''■'•■" ' 7

отдельных словах; 3) повествователь умешивается в ход рассказа, предваряет события,., обсуждает с читателем развитие фабулы..."*) в повести преимущественно оценка выражается в отдельных словах. С помощью нагнетания глаголов создается' ощущение взгляда tía героя - изнутри и извне одновременно. Этот эффект достигается непрямым участием автора в диалоге. Такой способ характеристики героя не-, сомненно обнаруживает позицию писателя, но косвенно, исподволь., оставляя читателю простор душ собственных умозаключений.

Анализ философских концепций Селиванова и Рябинина, а. также их эволкцаи подтверждает, что между далекими и близкими как две'противоположности правдами этих героев, в оамой золотой середине -автор. Он сторонник, правды тайги, лравды ценности человеческой жизни. Именно этот момент, по нашему мнению, и есть выражение сути авторской концепции.

Изучая речевые потоки в тексте, с преимущественно.объективно^ ' манерой повествования, приходим к выводу, что по степени важности и удельному весу в произведении они распределяются следующим об-' разом: "Третья правда" насыщена диалогами, которые если не всегда в непосредственной форме касаются вопросов Добра, то внутренне всегда являются продолжением того памятного разговора в сторджкй Селиванова, где позиции героев распределены странно: герои одновременно и недруги, и друзья. Собственно-внутренний монолог практически отсутствует в повести, он 'вполне оправданно и убедительно заменяется несобстввяяо-ярямрй речью.повествователя. Нейтральная . речь тоже достаточно редка; Широко представлено слово героя, прерываемое авторским, оно преобладает над нейтральным, повествованием и диалогами.- Итак, позиция автора определила следующие особенности: почти полное отсутствие нейтрального речевого потока и собственно-внутренних монологов, преобладание слова героя, прерываемого авторским (пространным, когда акцентируется внимание на Кредо персонажей, и кратким во всех остальных случаях). Диалоги, как правило, насыщены комментариями писателя, но лишь для того, чтобы очертить, насколько слова находятся в гармонии с самим говорящим и определить к ним свое, авторское отношение.

Определяя место пейзажа, интерьера и портрета в художественном пространстве повести, доказываем, что оно детерминируется философской концепцией "Третьей правды". Авторское начало находит отражение в названии произведения, характеристиках героев, конфпик-

I. Чудаков А.П. Поэтика Чехова. - М., 1971. - С.128.

8

те, композиции, речевой структуре текста, положении художественных предметов в пространстве относительно, друг друга и образа автора. Своеобразный угол зрения на ход исторического развития, отсутствие прямых оценок, менторской интонации, оригинальность в отражении своих взглядов дают возможность Бородину, используя широкий арсенал'художественных средств, показать сложные взаимоотношения мезду персошзжами, распределение сил и место "Правд" в исторической действительности. Мир писателя не прямолинеен, он наполнен реальндак жизненными противоречиями. Принципы реалистической поэтики играют определяющую роль в анализируемом произведении. Авторская правда - "третья" до тех пор, пока нет в ней места насилии. Православное мироощущение объединяет две дороги (Рябинина и Селиванова) как общий путь, но на интуитивном и осознанном уровнях. правда природы уравновешивает оба, утвервдая равенство перед. Творцом его творений и неизбежность морального краха гордыни -или невозможность воплощения своего предназначения ("по образу и подобию Божье.му") в рамках данной исторической реальности.

Вопрос о возможности самореализации, следовании своему предназначению Ч зависимость от внешних усяовий и внутренней природы ^ человека получает глубокое и всестороннее исследование в рассказе Л.Бородина "Правила игры". ■ .

Разделяя лагерную прозу условно на три группы, выбрав в качестве оснований предмет изображения, жанровую природу и взаимодействие субъективного и объективного начал, выявляем особенности произведений А.Срлжёницына "Один день Ивана Денисовича" и Л.Бородина "Правила игры". Плодотворности анализа способствует, во-первых, общность не только судьбы, но и мировоззренческого пути (от марксизма к принятию православия как одной из справедливых систем мироустройства). Во-вторых, некоторое сходство на жанрово-стилевом уровне. Оба произведения - рассказы, причем, с превалированием объективного начала.над субъективным, что чрезвычайно сложно достигается в рамках данной темы и выделяет, их из лагерной прозы. Кроме того, имеется сюжетная перекличка - описание, одного дня из жизни заключенного. Указанное родство не исключает различных подходов к освоению материала. Сказались, очевидно, особенности мировосприятия и временной разрыв ("Один день" /1959 г./, "Правила" /1980 г./), что стало одной из- причин своеобразия, замысла того и другого.

А.Солженицын изображает, во-первых, выроздение православных традиций; во-вторых, концепция православия представляется ему как

9

тесная взаимосвязь духа и обрядовой стороны. У Бородина иная ситуация, буква для него не имеет столь решающего значения, а судьба православия маслится, более оптимистично (символическим воплощением жизненности его становится группа верующих, прибывших о воли, -подчеркивается роль этой объединеннооти по признак}' вероисповедания, у Солженицына сплочены в рассказе только баптисты). . .

В ра-'ках православия писатели решают проблему овободы человека. Для А.Солженицына важно "обобщить шоль и ценность ситуашш не- -вольного аскетизма" (Ж.Нива). Л.Бородин показывает, как сохранить живую душу, отгородив свой внутренний мир от уничтожающей смысл и саму жизнь оисИемы, поэтому его герой создает свои "правила игры". Свобода для негр полностью переходит во внутренний план, следовательно, для Плотникова не существует противопоставления между волей за запретной и лагерем. Причини в том, что герой Бородина ' определяется как "проигравший" (Л.Бородин), что формирует совершенно иное отношение к действительности, жизнь за колючей проволокой осознается Юрием такой же несвободной..

Солженицын отражает психологию жертвы (этим частично объясняется выбор героя данной, социальной группы и переое название рассказа). Ключ к пониманию конфликта рассказа Бородин» в его. словах из документальной повести "Полюс верности": "Мы были не жертвы, ни были проигравшие". Задачей писателя, таким .образом, является изображение психологии и философии политического сопротивления и шире -сопротивления духовного/

Это подтверждают особенности художественного времени в рассказах« Временной поток в рассказе Солженицына подавляет и подчиняет . себе читателя, он предельно регламентирован лагерным режимов. У Бородина он более приближен к реальному» свободному, одно из проявлений этого свойства - значительный удельный вес диалогов,.которые наиболее полно отражают течете реального времени.

Ситуация связанности прорывается у Солженицына только в сцене лагерного труда. Этот фрагмент - единственный эстетически возвышающий Щухова и освобождающий его. Дли Ария Плотникова труд - явление системы, против которой он сознательно борется, он не ищет легкой работы, но и тот азарт, который проявляет йвш! Денисович, для него невозможен. Очевидно, что трудолюбие, понимаемое как глубинное свойство русского мужика, приводит Солженицына к-, снятию противоречия меаду трудом рабским и трудом вообще. В рассказе Во-родина в сцене труда проявляется его абсолютная бессмысленность и озлобляющее воздействие на.человека./ Присутствует эта харэдтерис-

)

гака и у Соляениодна, различия состоят в восприятии этой бессмысленности героями. Иван Денисович в азарте забывает обо всем окружающем, наверное, он'э ати минуты действительно свободен. Юрий взбешен, и бесполезность такой деятельности, доведенная до абсурда, не рождает в-'вам".восторг мастерового. Один из героев сохраняет достоинство благодаря работе, другой - правилам игры. Оба писателя моделируют ситуацию ботооставленноот на Мешаем и внутреннем уровнях,, из которой герои интуитивно (у Солженицына) или осознанно (у Бородина) находят выход. .

Очевидно, что поиски выхода героем опосредованно связаны о эс-тётическим идеалом .авторов. Своеобразие рассказа'Д.Бородина состоит в том, что, вопреки сопротивлению материала, писатзль выстраивает некоторые сцены до романтическим канонам. Так,.например, не вызывает сомнений романтическая трактовка темы любви. В ней воплощается ярко выраженная субъективность, которая способствует пересоздания лагерного быта но законам и'воле художника. Такой ход оправдай в художественной системе Л.Бородина, но для А.Солженицына (с его установкой на жизнеподобие) принципиально исключается. В целом оба произведения отражают принципы реалистической поэтики, но .специфика художественных задач я природа творческого дара приводит к своеобразно^ воплощению теш лагеря этими авторами.

Итак, начиная с ранних произведений, Л.Бородин, воссоздает в своей прозе жесткие ситуации, поро,данные самой, действительностью. Ему свойственно обращение к проблемам формирования государства и личности в постоянной динамике, определяемой логикой жизненных закономерностей. Он пытается максимально объективно исследовать внешние и внутренние причины исторических и личностных изменений. Все это характерно для реалистичеокой поэтики. Стремление к многомерности подчиняет проблематику и структуру его произведений принципу открытости всем правдам, В создании образов Л.Бородин, как правило, использует всестороннюю психологическую мотивировку. Внимание к ■ личностному началу, философская насыщенность (предполагающая максимальную реализацию автора как субъекта с определенным комплексом идей), сама идеалистическая их окрашенность - вое это находится на стыке реалистического и романтического типов.творческой работы. Внимание к вопросам веры, личности как неповторимой ценности, видение романтического идеала, в соответствии с которым пересоздается несовершенная действительность, ведут к реализации романтических тенденций. Они выражаются в использовании средств традиционно романтической и неоромантической поэтики.

Глава ш. "Романтические тенденции в прозе Л.Бородина" посвящена их исследовании) на основе комплексного подхода к оценке этого явления. Переосмысление действительности как специфическое свойство романтической астетики зихдется на превалировании субъективного' начала над объективным. Это находит отражение в выборе героя, своеобразной опенке обстоятельств. Прозе Бородина свойственна глубокая философичность, отступлении иногда несут бо'льшую идейно-ком-позинионну». нагрузку, чем сами о'обнтия. Последние выступают в таком случае как повод, я не причина для философских построений. В структуре произведений Л.Бородина. герой-философ и анализ событий могут носить субъективный характер настолько, что исследование объективных моментов отступает на второй нлчн. Это одна из отличительных черт некоторых произведений Бородина, дане о внешне незатейливым сдхетом (например, повесть''."'йшнстненннй выстрел"). Данное свойство мйроощуценин находит янрйхёние такхе в способах создания художественного образа. В структуре персонажей нередко . абсолютизируются традиционно романтические черты {определенная грань мироосознания героя, внешний облик, некоторые свойства характер). Субъективно но своей .природе отношение писателя к роли случая в судьбе героев, что отряхнется в перипетиях сюжета, лИрй-ческих отступлениях и т.д. (повести "Гологор", "Третья правда").

Исследование особенностей конфликта в прозе Л.Бородина и художественных средств его йопломнния Показало, что в зависимости от способа противопоставления и утверхдения идеала мокНо.внделить три типа, романтического кошрликта. I) Конфликт мекду государством- и человеком, избравшим политические методы борьбы ; 2) мехду обществом и человеком естественным; 3) мекду общественной моралью и религиозными убеждениями герой. Персонажи'в своих отношениях с действительностью проходят несколько стадий, от гадоонических ло отчуждения, что является одним из Признаков романтической конфликтной ситуации. ,

Отмеченные конфликты объединяет противопоставление героя действительности. Способ ухода от официально принятых норм порождает особые средства изобраЧения какдого типа персонажей. Так, избиравший путь политической борьбы наделен'яркими чертами, романтической личности: он бескомпромиссен, судит окружающих но законам,, соответствующими его представлениям о добре и правде; герой, ушедаий в природу, становится способным понимать ее язык; те же, кто идет по ' пути сленования христианским заповедям, обладает;двумя составляю-.

щими характера: умением прощать и личной ответственностью за все происходящее.

.Характернши приемами при создании персонажей у Бородина являются мышление героя образами, соответствующими его сокровенной внутренней природе (Селиванов - образами тайги, Рябинин - библейскими); философичность, прием парадоксальной логики в выстраивании характера. Разные способы художественного воплощения романтического конфликта в прозе Л.Бородана предполагают общие для его героев черты. Роднит их то, что они I) противостоят большинству и видом своего протеста утверждают идеал; 2) очень одиноки (речь идет не.столько об отсутствии сторонников, сколько об определении мироосознания); 3) максималисты, часто крушение идеалов означает для них гибель; 4) совершаю!! поступки, имеющие двойную мотивировку (когда действиями героя руководят неосознанные причины).

Данные приемы реализуют принципы романтической эстетики. Особое значение имеет третий тип конфликта. В .диссертации доказывается, . что религиозная тенденция и ее проявление в художественном мире Бородина является выражением романтического мироощущения художника по следующим причинам: I) роль личности в романтизме и христианстве; 2) примат духовного над материальным в обеих концепциях; 3)значение веры, интуитивного познания в указанных системах; 4) идея развития, самоусовершенствования, вечного стремления и недостижения; 5) сходство библейской и романтической поэтики (Шатобриан, например, видел общность в некоторых подходах к изображению человека, открытых христианством и развиваемых романтизмом, в частности, во внимании к внутреннему миру личности). При анализе религиозной тенденции прозы. Л.Бородина в диссертации акцентируется внимание на природе образной цветовой символики, которая восходит к библейской. Обосновывается нёобхо?{имость рассмотрения и оценки некоторых идей (мотивов прощения-и суда рассказе "Вариант",-повес-. ти "Перед судом" и т.д.) с позиций религиозного сознания. Предпринятые' в критике истолкования с атеистической точки зрения (А.Агеев, ,Т.и1арченко и др.) разрушают стройность эстетико-философской системы Л.Бородина и художественную достоверность его произведений.■

.Мироощущение, принимающее чудо как знак бытия Господа нашего, -не только свойство определенных героев, но я в целом характерно для прозы Л..Бородина. Категория таинственного отрачает романтическое видение писателя. Умение уловить тайну в обыденном - отличительная черта мировыракения писателя. Она проявляется в таинственных,непроясненных ситуациях, в построении сюжета, то есть на коп-

структивном уровне и в общем колорите его произведений (это создаваемое загадочными образами настроение, таинственность человеческих чувств и предчувствий, роль снов в поэтике Л.Ьородина)4 Мысль доказывается на материале повестей "Перед судом",. "Таинственный выстрел", "Гологор", "Повесть странного времени", романа "Расставание". .

Ощущение таГшы реализуется и в классическом принципе романтизма - двоемирии. 3 повести-сказке "Год чуда и печали" лирический герой существует одновременно в двух мирах: фантазии и реальном.-Если у классических романтиков возвышенный и прекрасный мир ху-догшика противостоит филистерскому, то у Бородина волшебный мир ребенка, способного верить в чудо и пересоздавать 'мир в соответствии со своими идеалами прекрасного, находится в оппозиции к реальности, где вера лэтдей в непреложность закона детерминированности явлений природной и человеческой жизни не позволяет существовать чуду. Писатель создает мир героев, тлеющих двойников в реальности и в воображении. Он использует прием легенды в легенде с целью приближения героев предания к реальной жизни. Таким образом фантастическое обрамление по отношений к внутренней "ожившей" легенде становится действительностью. Поэтому внутренняя история воспринимается реальностью рядом с "внешней" легендой. Бородин использует принцип двойной интерпретации событий: с точки зрения обывателя и с точки зрения творца,, романтика, мечтателя. Таким образом, ситуации, разворачивающиеся в двух мирах, параллельны внешне, но обладают глубокими внутренними различиями, связанными о противоречием мезду высотой эстетического идеала лирического героя и обыденность« окружающей действительности (например, история убийства дедом Юрки родственника Анны Васиной и убийство его двойником князем Байкол-лой младшего сйна старухи Сармы).

Итак, романтические тенденции в прозе Л.Бородина .проявляются в соотношении субъективного и объективного начал, типе конфликта, который тяготеет по своей напряженности, контрастности и мотивировке действий героев к романтическому. В структуре некоторых образов Бородина абсолютизируются определенные черты, например, их устремленность к идеальному жизнеустройству. Они, как правило, противопоставляются и окружающим, я самой действительности. Персонажи могут реализовывать мироощущение, свойственное раннему романтизму (гармония с миро&Г природы) и позднему (раздвоеннооть героя от невозможности гармонии в мире и пониманий противоречивости.между устремленностью и реальными условиями). Разорванность сознания мо-

жет преодолеваться благодаря чувствам, традиционно воспеваемым романтиками. Так, в воплощении темы любви Бородин проявляется как последовательный романтик. Лучшие героини писателя, создаваемые в согласии с принципами романтической поэтики, являют собой символическое воплощение христианских добродетелей и восходят Отчасти к фольклорным источникам. Религиозная тенденция прозы Л.Бородина может рассматриваться как проявление романтических тенденций на уровне идей и символов. Символика, предполагающая определенную знаковую закодировакность, пороздает таинственность и тайну. Своеобразное преломление находит в прозе писателя принцип романтического двоемирия.

В заключении даются основные выводы. Проблематика и поэтика прозы Л.Бородийа обладает ярко вырачсеннши чертами индивидуальности. Своеобразие художественного мышления отражается в гармоничном сочетании почти детективной.напряженности сюжета с глубоким философским осмыслением прошлого, настоящего и будущего.

Лейтмотивом творчества писателя является стремление уловить ослабленную духовную связь русской культуры с ее православными корнями. Убевдения художника стали одной из причин того, что его . произведения начали публиковаться у нас в стране лишь в 1987 году. Писатель не считает себя диссидентом (очевидно, протестуя против смысла, вкладываемого в это понятие либеральными кругами русской интеллигвнции), но его духовное инакомыслие не вызывает, сомнений. В диссертационном сочинении предпринимается попытка вписать творчество Л.Бородина в историко-литературный процесс. Определяются философские, религиозные я исторические влияния. Что касается'литературных воздействий, мы ставили целью избежать "увлечения персонификацией традиций" (А.Бушмия). .

Автор диссертации исходил из убездения, что на первом этапе изучения более продуктивным методом станет определение анонимной традиции (в данном случае речь идет о влиянии духовной литературы, в частности, житийного жанра) и исследование принципов реалистической и романтической эстетики, отраженных в прозе Л.Бородина.

Соотношение субъективного и объективного начал в творчестве ш-'сателя гармонично, поиск объективных причин слома исторического духовного опыта может сочетаться .С признанием "правды чувств, которая выше Правды фактов", превышением роли случайности. Характер условности позволяет говорить о романтической тенденции творческой работы. В его прозе "условные формы художественной изобразительности обладают большой емкостью, заключают в себе огромное обобщение

и позволяют художнику вместить гораздо большее содержание, нетели образы, создаваемые на бытовой, исторически конкретной основе"*. Метафоры (например, полеты героев Бородина в рассказе "Посещение" или повести "Год чуда и печали"), цветовая символика, сказочная • форма подтверждает эту мысль. Если же рассматривать соотношение изображения и выражения, общее и единичное, то превалируют принципы реалистической эстетики. В общем в прозе Л.Бородина преобладает изобразительное начало над выразительным, что объясняется кредо автора, определяющего литературу как поиск истины. Взаимодействие мевду общим и единичным в творчестве писателя сдвигается в пользу общего. С одной стороны, в его произведениях заметно внимание к пограничным ситуациям. С другой стороны, его герои - обычные люди, которые познаот себя и действительность в тех же условиях, в каких оказались миллионы других, и за каждой конкретной судьбой просматриваются обобщенные судьбы крестьянства, деятелей религиозного культа, диссидентов, партийной элиты и т.д. Таким образом, анализ мировоззрения и принципов творческой деятельности показал, что Л.Бородин является худогшиком, которому свойственен реалистический метод, обогащенный романтическими тенденциями.

По теме диссертация опубликованы следующие работы:

1. Казанцева И.А. Некоторые аспекты, проблемы автора в рассказах Л.Бородина // Актуальные проблемы филологии в вузе и шкоЛе: Тез. докл. 6-ая Тверская межвузовская конф, учейых-филологов и школьных учителей. IO-II апреля 1992 г. - Тверь, 1992. - С.162-163.

2. Казанцева И.А. Романтические тенденции в прозе Л.Бородина // Актуальные проблемы филологии в вузе и школе: Тез. докл. 7-ая Тверская межвузовская конф. ученых-филологов и школьных учителей. 9-10 апреля 1993 г. - Тверь, 1993. - С.133-134.

3. Казанцева И.А. Особенности воплощения лагерной темы в рассказах А.Солженицына "Один день Ивана Денисовича" и"Л.Бородина "Правила игры" // Актуальные проблемы филологии в вузе й школе: Тез. докл. 8-ая Тверская межвузовская конф, ученых-филологов и школьных учителей. 8-9 апреля 1994 г. - Тверь, 1994. - 0,118-119.

4. Казанцева И.А. Субъективное как выражение романтического типа творчества в прозе Л. Бородина // Проблемы анализа художественного произведения: Научно-методические рекомендации для учителей-словесников, студентов филологического факультета. - Комсомольск- .

I. Гуляев H.A., Карташова И.В. Введение в теорию романтизма. -

Тверь, .1991. - С.80. : .

16

на-Амуре, 1994. - 0,39-41.

5. Казанцева И.А. Принцип романтического двоешрия в повести Л.Бородина "Год чуда и печали" // Проблемы анализа художественного произведения; Научно-методические рекомендации для учителей-словесников, студентов филологического факультета. - Комсомольск-на-Амуре, 1994. - С.42-45.

 

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Казанцева, И. А.

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА I. Мировоззренческие и эстетические основы прозы

Л.Бородина

ГЛАВА II. Своеобразие реалистической поэтики Л.Бородина

ГЛАВА Iii. Романтические тенденции в прозе Л.Бородина.

ЗАКШЖНИЕ

ЛИТЕРАТОРА.

Творчество Леонида Ивановича Бородина долгое время оставалось закрытым для массового читателя у нас в стране* В то время как его произведения многократно издавались на Западе, переведены на английский, французский, немецкий, итальянский, шведский, греческий языки, на родине его первая книга вышла лишь в 1990 году (Бородин Л. Повесть странного времени. - М., 1990). Связующим звеном между литературным процессом России и русского зарубежья были издания Народно-Трудового Союза "Грани" и "Посев". С 60-х годов в истории журналов наступает новый период, в них начинают печататься не только эмигранты, но и авторы, живущие в России, произведения которых распространялись в самиздате. Так, в 1979 году была опубликована повесть "Третья правда", принесшая писателю мировую известность, повесть "Голо-гор". В издательстве "Посев" уже отдельными книгами вышли его "Повесть странного времени" (1978), повести "Третья правда" (1980), "Год чуда и печали" (1981). В 1982 году были напечатаны в "Гранях" роман "Расставание" и рассказ "Правила игры".

Л.Бородин - член международного Пен-Клуба, французского и английского пен-клубов, лауреат двух европейских премий (французской "Свобода" и итальянской "Гринзане-кавур"). В настоящее время он возглавляет редакцию журнала "Москва".

Проза Л.Бородина представляет собой самобытное явление, высокий художественный уровень ее отмечают очень разные писатели и литературоведы. А.Солженицын так откликнулся на знакомство с творчеством Бородина: "Мне очень нравится его творческая манера, байкальская сказка прелесть, очень удачно "Расставание", да и вообще красочно пишет - и с надеждой жду от него дальнейшего."1. Г.Владимов

•^Волков Б. "По небу полуночи ангел летел." // Учительская газета. - 1992. - 20 октября. - С.24. акцентирует внимание на особенностях мировоззрения и стиля: "В Бородине я сразу узнал автора его книг - романтичного, простодушного и в то же время пытливого и твердого в своих убеждениях." . Л.Аннинский, не разделяя принципов литератора, замечает: ".Я надеюсь, читателю уже ясен исток того внутреннего несогласия, которое возникает у меня при чтении прекрасной прозы Л.Бородина. Моей оценки трудов его это, естественно, не умаляет" . Говоря о наследовании классической традиции русской литературы, С.Куняев пишет: "И это лишь констатация факта, а не захваливание и не комплимент. Эта связь должна быть естественной для русского писателя. Вот о чем забыли многие"3.

В опенке высокого художественного уровня прозы Л.Бородина сходятся политические оппоненты, и сама позиция писателя подкупает отсутствием позы, менторства, а главное - негативизма в чистом виде по отношению к режиму, судьбе России. Казалось бы, легко впасть в соблазн суда над прошлым, тем более, что биография дает для этого основания. Но сами мировоззренческие ориентиры Бородина ведут его по иному пути. Голос отчаянной боли за прошлое, настоящее и будущее Родины абсолютно заглушает обиду. Сторонник государственности, возрождения духовных основ нации, которые он связывает с православием,

V автор не пытается встать в стороне от текущих событий, живо откликаясь на них, но в решении любых вопросов он приверженец взвешенных мер. Уже опубликование его произведений изданиями таких разных ори-ентаций, как "Юность" и "Наш современник", говорит об этом.

•'•Волков Б. "По небу полуночи ангел летел." // Учительская газета. - 1992. - 20 октября. - С.24.

Аннинский Л. Правды и иравдежки // Литературная газета. -1990. - 7 ноября. - С.5. уняев С. "Дон-Кихоты" и "третья правда" // Литература в школе. - 1991. - № 2. - С.62.

Разумный подход проецируется на качество его прозы. Ее отличает тонкий литературный вкус в выборе художественных средств. Проблемно-тематический анализ показывает широту тематического и хронологического диапазона произведений Л.Бородина. Писатель отражает военные события (рассказ "Встреча"), период сталинских репрессий ("Повесть странного времени"), бытие сибирской деревни (повесть "Третья правда"), лагерную реальность брежневских времен (рассказ "Правила игры"), атмосферу московских диссидентских кругов (роман "Расставание") , судьбу партийного функционера перестроечных лет (повесть "Бо-жеполье"). :Широта проблематики его произведений определяет и жанровое многообразие. Он автор детективной повести "Таинственный выстрел", документальной "Полюс верности", философской "Треть« правда", повести-сказки "Год чуда и печали".

Одним из составляющих свойств творческой индивидуальности писателя является структура литературного произведения. Она рассматривается с разных точек зрения. "Тогда, когда речь идет о специфике конфликта, особенностях изображения характера, мы соприкасаемся с чертами творческого метода писателя. В том случае, когда рассматривается способ формирования, организации произведения как эстетически целого, характеризуется его жанр. .Художественное воплощение конфликта, взятое в аспекте выразительных и изобразительных средств, вводит нас в сферу стиля. Таким образом, в структуре художественного произведения выявляются взаимосвязи творческого метода, жанра и стиля"*.

Творческая концепция действительности Л.Бородина своеобразна гармоничным, всегда художественно оправданным сочетанием элементов двух типов творческой работы: реалистического и романтического.

Храпченко М.Б. Типологическое изучение литературы // Познание литерату^ы^искусства: Теория пути современного развития.

Взаимодействие компонентов определяется философской ориентацией писателя, индивидуальным методом, влияет на жанровые модификации. Некоторые произведения Л.Бородина имеют чисто романтическую природу (повесть "Год чуда и печали"), другие содержат в разной степени те или иные черты романтической поэтики при определяющей роли принципов творческой работы реалистического типа (повесть "Третья правда").

Материал ведет'за собой исследователя и определяет стратегию научного поиска. Онтологическая картина, опосредованно отражающаяся в индивидуальном методе, предполагает необходимость обращения к религиозной философии, дающей общие принципы познания художественной концепции мира и человека в творчестве Л.Бородина. Решение специфически литературоведческих задач опирается на труды крупнейших литературоведов. Таким образом, теоретической и методологической основой диссертаций стали работы русских религиозных философов Н#Бердяева и С.Булгакова, литературоведов М.Бахтина, А.Бушмина, В.Виноградова, Д.Лихачева, МДрапченко.

В основе метода исследования лежит комплексный подход, сочетающий в себе элементы структурно-типологического, сопоставительного и биографического анализа.

Целью диссертационного сочинения является выяснение своеобразия проблематики и поэтики прозы Л.Бородина. В связи с этим ставятся следующие задачи: изучение мировоззренческих и эстетических основ прозы Л.Бородина, выявление особенностей реалистической поэтики писателя, анализ романтических тенденций прозы.

Данные цели и задачи определяют структуру работы. Первая

глава посвящена рассмотрению принципов мировоззренческой и эстетической концепции писателя. Особенности проблематики и поэтики произведений с преобладанием элементов реалистического типа творческой работы освещаются во второй главе. В третьей изучаются романтические тенденции прозы Л.Бородина. Такая композиция дает возможность выявить творческую индивидуальность писателя, не претендуя на всеохватность.

Изучение метода, жанра и стиля интересует исследователя с точки зрения их функционирования, что позволяет определить, как при помощи художественных средств автор создает собственную эстетическую концепцию действительности, которую каждый "талантливый писатель не получает и не может получить в готовом виде

 

Введение диссертации1994 год, автореферат по филологии, Казанцева, И. А.

Основные выводы и положения диссертации могут найти практическое применение при разработке курсов лекций по современной русской литературе, использоваться в работе спецкурсов и спецсеминаров по поэтике современной прозы.

По теме работы опубликованы тезисы трех докладов и две статьи в межвузовских сборниках Тверского государственного университета и Комсомольского-на-Амуре государственного педагогического института. Автор диссертации выступила с докладами на 6, 7, 8-ой Тверских межвузовских конференциях ученых-филологов и школьных учителей (1992, 1993, 1994 гг.) и с докладом «Проблема автора в повести Л.Бородина "Третья правда" >> на ШУ зональной конференции литературоведческих кафедр университетов и пединститутов Поволжья (Тверь, 1994 г.).

Материалы исследования использовались при проведении практи

•Храпченко М.Б. Размышления о системном анализе литературных явлений // Познание литературы и искусства: Теория пути современного развития. - С.550. ческих занятий по современной литературе, руководстве курсовыми и дипломными работами по методике преподавания литературы и литературоведению в Тверском государственном университете.

Обсуждение диссертации состоялось на кафедре русской литературы XI века Тверского государственного университета.

Работа состоит из введения, трех глав, заключения и списка использованной литературы.

LOABA I i#'ÍPOBÜ33PEh4EGME И ЭСТЕТИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ПРОЗЫ Л.БОРОДША

В системе духовных ценностей на стыке с литературой находятся религиозные, философские, исторические влияния, составляющие теоретический базис мировоззрения. Имеются основания для того, чтобы утверждать, что проблемы, формирующие каркас эстетико-философской концепции Л.Бородина, осмыслены через призму идеалистического восприятия. Поиски корней мировоззрения этого типа необходимо вести от духовных истоков.

Леонид Иванович Бородин родился в 1938 году в Иркутске в семье потомственных учителей. Бабушка его была преподавательницей Пансиона благородных девиц, от нее он воспринял любовь к русской культуре. Влияние это было существенно, как справедливо отметил один из организаторов Всероссийского Социал-Христианского Союза Освобождения Народа (ВСЖЗОН) Е.Вагин, "еще до того, как мы познакомились с осколками былой петербургской интеллигенции, до того, как начали осваивать жадно богатства русской духовности в старых дореволюционных 1 книгах, - наши старые, "дореволюционные" бабушки. воспитывали наши души"*. Детство Л.Бородин провел в сибирских деревнях, где его отец директорствовал и преподавал математику, а мать - историю. В беседе с корреспондентом А.Меркуловым он рассказывал: "Еще в 1955 году, будучи убежденным комсомольцем, сразу после школы я поехал в Елабугу, в спецшколу МВД, мечтая бороться с преступниками. Там меня застал лл съезд, его половинчатые открытия о правде нашего строя. Я р тут же ушел из училища, поступил в Иркутский университет" . Он стал учиться на историческом факультете, попытался создать студенческий кружок "Свободное слово" и свой печатный орган с целью выяснения причин всего происшедшего."Вопросы комсомола были одними из первых, I

Вагин Е. Бердяевский соблазн // Наш современник. - 1992. 4. - С.173. вом /. дн Л. Жизнь России будет наполнена национальным дейст-современник. - 1992. - № 8. - С.147. которые мы пытались затронуть в нашем самиздате. Мы по-прежнему верили в социализм, но теперь перед нами встали проблемы извращения социализма. С этих позиций наш кружок пытался пересматривать историю страны в целом"*. Объединение раскрыли органы госбезопасности. Л.Бородин был исключен из комсомола и университета и отправился "познавать идеологию рабочего класса" на комсомольскую стройку в Норильск, где расформировывались лагеря. В 1962 году заочно окончил исторический факультет Улан-Уденского педагогического института. Преподавал историю на железнодорожной станции на Байкале, был директором школы в Бурятии. В 1964 году создал "Демократическую партию". По политическим соображениям переехал под Ленинград. Работал над диссертацией "Философские взгляды Н.Бердяева". В 1965 году вступил во Всероссийский Социал-лристианский Союз Освобовдения Народа.

Эта организация сыграла значительную роль в формировании философских взглядов Л.Бородина, его социальной направленности, что повлияло на уровень и круг проблематики его прозы. ВСаСОН был признан самой крупной из подпольных организаций за всю историю советской власти. Он возник в 1964 году. Определяя круг идей Союза, М.Рыжакин пишет: "Прежде всего это решительный антикоммунизм. Члены ВСХСОН считали, что это учение (марксизм-ленинизм - И.К.) враждебно челове2 честву, ревизии недостаточно, оно должно быть отвергнуто целиком" .

Уже в 1994 году Л.Бородин так оценивает этот этап своей жизни: "И мне, лично, следовало бы внимательней отнестись к некоторым положея ниям Программы организации, членом которой сам когда-то являлся" .

Бородин Л. Последний из диссидентов? // Комсомольская правда. - 1990. - 24 апреля. - С.6.

Рыжакин М. Русская Новая Правая // Наш современник. - 1992. -№ 4. - С.171. '

Бородин Л. По поводу одного юбилея // Москва. - 1994. -№ 2. - С.4. ' .■ ■

В Программе подчеркивалось: "Причина. опасного напряжения в мире лежит гораздо глубже экономической и политической сфер. Идет духовная борьба за личность. Перед человечеством два лути: свободное обращение к Богу. или отказ от Бога, и тогда сатанократия. В ней воплотилось идеалистическое мировидение, которое станет философской основой миропонимания писателя. Те духовные ориентиры, что отразились в его творчестве, выражают апелляцию к традиции, связываемой авторами с вероисповеданием нации. При анализе причин ситуации, в которой оказалось общество того периода, особое место отводилось борьбе в сфере духовной: "Против традиции, против исторического религиозного сознания народа ведется ожесточенная борьба. В области духовного сознания народы насильственно отбрасываются к дохристиан-2 ской эпохе".

Возврат к исторически присущему типу сознания мыслился как коренное изменение государственного устройства. Диктатура исключалась, поскольку предполагалась особая система управления. М.Рыжакия, характеризуя идеи ВСлСОН, отмечает преклонение его членов перед ценностями почвы, исходя из которых представлялось будущее России, освобожденной в результате широких выступлений масс. "И вот здесь-то и З нашли себе применение идеи, усвоенные из ряда работ Н.Бердяева" .

Философские идеи Н.Бердяева сыграли значительную роль в формировании мировоззренческих взглядов Л.Бородина. "Фактически главной и чуть ли не исключительной формой деятельности социал-христиан за все время существования Союза было распространение литературы и саммит по ст.: Янов А. Русская идея и 2 ООО год // Нева. -1990. - № 2. - С.160. 2 ДИН П0В0ДУ одного юбилея // Москва. - 1994.

Рыжакин М. Русская Новая Правая // Наш современник. -1992. - № 4. - С.172. издата"^. Религиозный самиздат они стали пропагандировать практически первыми. Л.Бородин, отвечая на вопросы в Останкино, отметил, что ВСаСОН - военизированная организация, цель которой - христианский персоналистический строй, она должна была в критический момент перехватить власть у коммунистов. Е.Вагин приводит слова Г.Федотова, которые соответствовали цели объединения: "Насилие есть грех. Решиться на него следует лишь в том случае, когда можно сказать себе с чистой совестью, что все мирные, законные средства исчерпаны. Тогда христианин обнажает меч. Но всегда для определенной, огранир ченной цели. Мечом не преображают мир, не строят новое общество" .

ВСХСОН был разгромлен КГБ в 1967 году. Кроме четырех его организаторов, получивших самые большие сроки от 8 до 15 лет, рядовые были приговорены к заключению на время от 10 месяцев до 7 лет. Из них наиболее суровую меру пресечения получили четверо, не пожелавшие раскаяться (среди них Л.Бородин - 6 лет). С 1967 по 1973 годы он провел в мордовских и владимирских лагерях, где и начал писать.

После разгрома ВСХСОН и окончания срока заключения в 1973 году писатель сотрудничал с председателем Союза Христианского Возровде-ния В.Н.Осиповым в самиздатовском журнале "Вече". После закрытия издания Бородин создает "Московский сборник", который призван был отображать национально-религиозные проблемы. Ему удалось выпустить только три номера, в "Гранях" появилось несколько статей из них.

Христианские взгляды Бородин излагал в своем выступлении по поводу выставки И.Глазунова: "История нашего государства есть история государства христианского, история нашей культуры есть история христианской культуры; идеал народного братства. немыслим и невообразим вне братства христианского, православного. Путь же к нему лежит

1Вагин Е № 4. - С.174.

Там же. Бердяевский соблазн // Наш современник. - 1992. -- С.178. через историю, через воспоминание нацией того лучшего, что было в ^ ней, в помыслах народных, в умах гениев, - все это тоже Православие"*. Говоря о духовном подвиге И.Огурцова, организатора ВСХСОН, писатель подчеркивает: "Чем больше знакомлюсь с квадратноколесными экипажами политологических изысканий, тем больше изумляюсь таинственной способности кого-то прозреть истиной задолго до ее востребования. Трудно понять смысл такого явления, словно Господь, открываясь кому-то в истине, зондирует готовность остальных к ее восприятию. Жаждой знания был обуян человек, воистину одержимый любовью к своему

Отечеству, и русская культура щедро открылась ему своим историческим о

- предназначением" . Как видим, в построении онтологической картины художник по-прежнему отводит значительную роль откровению Бога человеку, историческое предназначение соотносит с поиском образа божественного в себе, открывшийся выход для него является результатом внутреннего подвига личности.

Уже приведенные факты подтверждают определяющее влияние христианских воззрений на формирование мироосознания писателя. Все имена его духовных учителей так или иначе связаны с православием. В критических откликах на произведения вопрос о религиозной тенденции прозы Л.Бородина практически не освещен. Но без изучения этого аспекта творчества нельзя достаточно глубоко понять идеологические истоки его, так как христианские мотивы играют в нем немаловажную роль.

Можно отметить несколько статей (Агеев А. На улице и в храме // Знамя. - 1990. - № 10. - С.228-237; Агеев А. Моралист перед сфинксом // Октябрь. - 1991. - » 6. - С.201-204; Волков Б. "По небу полу Бородин Л. По поводу выставки И.Глазунова // Наш современник. -* 1992. - % 8. - С.146. у

Бородин Л. По поводу одного юбилея // Москва. - 1994. -№ 2. - С.5. ночи ангел летел." // Учительская газета. - 1992. - 20 октября. -С.24), которые затрагивают вскользь вопросы религии в произведениях Бородина. Первые две представляют собой попытку критического обзора некоторых из них. По нашему мнению, в них ошибочны исходные позиции анализа. Последняя - очерк по впечатлениям, автор точно улавливает религиозную тенденцию прозы.

А.Агеев в статье "На улице и в храме" делит литературные произведения, посвященные вопросам религии, на три типа: I) творчество на фундаменте лично выстраданной религиозной идеи; 2) творчество писателей, обращавшихся к великим религиозным образцам; 3) произведения литераторов, много сделавших для раскрытия религиозной темы. Критик относит работы Л.Бородина к последнему. Нельзя не поспорить с правомерностью трактовки прозы писателя. Анализируя рассказ "Посещение", повести "Третья правда" и "Женщина в море", роман "Расставание", автор статей упрощенно толкует отношение Л.Бородина к религии. Он делает такой вывод: ".Во всех опубликованных произведениях на рациональном, логическом уровне его проза утверждает правоту христианской морали, а всей своей эмоциональной чувственной плотью (т.е. всем собственно художественным, что есть в ней) буквально вопиет о прелести греховной, безбожной, живой и свободной жизни"*. А.Агееву представляется, что сам Бородин не может не понимать противоречивости своего выбора. Критик упрощает и само религиозное мироощущение, и "подлинно художественное". Но можно принять его классификацию, уточнив в ней место произведений писателя (творчество на фундаменте лично выстраданной религиозной идеи).

В определении сути религиозного чувства в произведениях Л.Бородина ближе к истине оказывается точка зрения Б.Волкова, который считает, что эпиграфом ко всему творчеству писателя могут стать сло

Агеев А. Моралист перед сфинксом // Октябрь. - 1991. - № 6. -С.204. ва В.Розанова, написанные им своей дочери: "Больше всего меня радует, что ты любишь церковь. Без этого мы не можем понять Россию, а русский человек, не знающий России, может столько ей вредить.""®".

Доказательством ошибочности мнения А.Агеева могут стать слова самого писателя. На встрече в Останкино он определяет понятие национальности как плоскость, а нацию - как сферу, которую считает не национальным понятием, а духовным. И, следовательно, для понимания ее важен прежде всего духовный контекст, ядро которого составляет религия. Еще один аргумент можно найти в статье о Ю.Галанскове, где художник говорит о поэте как о христианине и добавляет, что это "вызовет изумление у знавших его в Москве, ибо в сути Галансков не верил в Бога и, может быть, в некоторых проявлениях своих был антихристианином. Это так, если судить о человеке по реализации его вто-о ричных чувств" .

Эта мысль подтверждает, что система христианского мировоззрения и сама личность столь сложны, что любой выбор не исключает противоречивости. Такая диалектичность свойственна всем явлениям (христианство тоже в этом ряду). В человеке живучи языческие корни, их нельзя преодолеть, они остаются как связь с предками, что, однако, не перечеркивает глубины и искренности религиозных убеждений. Следовательно, чтобы отразить сложность реальную, в художественном мире должны присутствовать элементы чувств, восходящих и к христианским, и к языческим источникам. Кроме того, самому христианству не чужды идеи вечного совершенствования, одним из выражений которого является борьба с искушениями. Поэтому для творческой индивидуальности Бородина характерна двойственность. Й.Штокман отмечает: ".Ес

Волков Б. "По небу полуночи ангел летел." // Учительская газета. - 1992. - 20 октября. - С.24.

Бородин Л. За веру распятый // День. - 1991. - 18 сентября. - С.5. тественна "продисанность" бородинских героев в ситуациях искусов.

Таким образом, в художественном мире Л.Бородина отражается противоречивость человеческого бытия и христианского духовного потенциала. Внутренняя правда для писателя находится все-таки в самой религиозной идее. Акцентируем внимание на том, что поиск идеального начала лишен однолинейности. Это достигается потому, что Бородину важна не просто очищенная от человеческих проявлений догма. Его интересует сама "жизнь" идеи, поэтому и религиозная истина может приобретать самые разные формы в зависимости от субъекта, ее носителя. Достаточно сравнить, например, безымянного священника и о.Василия (роман "Расставание"), О.Вениамина и Алексея (рассказ "Посещение"). В своих произведениях литератор не раз отмечает религиозность как внутреннее свойство русской натуры. В атеистической системе координат это называют правдой и совестью, но источник их, по мнению писателя, в христианской вере.

Ощущение совести как христианской добродетели не всегда осознается героями Л.Бородина, оторванными от религии или идущими к ней, но в нравственных установках она как глубинное свойство человеческой натуры присуща и таким героям на уровне подсознания. "Почти никогда не воспринимал песню только как положенный на музыку рассказ о чем-то конкретном. всегда бывало в душе ощущение прикосновения к чему-то большему, чем проговаривалось и пропевалось в песне. Грусть песни была о чем-то общем, что у каждого человека за спиной, и у меня тоже. Нынче догадываюсь или предполагаю, что это НЕЧТО РЕЛИГИОЗНОЕ, присутствующее в русской песне, и только в русской, ибо с тех же давних дней полюбил украинские песни, их редчайшую музыкальность, исключительную лиричность, и, сравнивая, признаю несравнимость их, потому что это просто разные жанры творчества натокман И. Слово и судьба (Л.Бородин: идеи и герои) // Наш современник. - 1992. - № 9. - С.181. родного."*. Так говорит лирический герой рассказа "Музыка моего детства".

Религиозность находит выражение не только на неосознанном уровне, но и в мировоззрении героев Л.Бородина. Поэтому концептуальным для создания характеров является их отношение к вопросам веры. Возьмемся даже утверждать, что в его произведениях всегда присутствует изучение религиозных убеждений героев. Если они прямо затрагивают вопросы веры, это реализуется в диалогах. Если мировоззренческие симпатии раскрываются косвенно, то в различных сюжетных ситуациях обнаруживается внутренняя перекличка с библейскими категориями (грех, отпущение грехов, Высший Суд и т.д.).

Идейно-художественный центр, к которому стягиваются философские искания героев Л.Бородина, - идея свободной творящей личности. Одним из мучительных противоречий является вопрос о личной ответственности, который определяется ролью Христа в религиозно-философской концепции писателя. В этом, по нашему мнению, можно проследить один из аспектов влияния духовного опыта Н.Бердяева и С.Булгакова на ми-роосознание Л.Бородина. Идеалистические позиции и персонализм свойственны художнику так же, как этим философам. Обозначим расхождения между учеными, чтобы вести предметный разговор о влиянии каждого из них на мировоззрение писателя.

Выделяя один из основных постулатов позднего С.Булгакова, Н.Бердяев писал: "Религиозный пафос его - пафос дистанции, бесконечного расстояния между Человеком и Богом, миром и Богом, пафос трансценр дентности Бога, низости и ничтожества твари перед лицом Творца.

Бородин Л. Музыка моего детства // Роман-газета. - 1991. -№ 4. - С.73. о

Бердяев Н. Возрождение православия (о С.Булгакове) // Собр. соч.: В 4-х т. - е1гц , 1989-1991. - Т.З. - С.587.

Для Н.Бердяева человек в своих творческих способностях может подняться до уровня Бога, ученый отмечает: "Своеобразие моего философского типа прежде всего в том, что я положил в основание филот софии не бытие, а свободу". По его мнению, свобода не даруется Богом, но оба эти начала исходят из одного источника. Определенные действия личности не всегда предвидит всемогущий Творец, следовательно, свобода толкуется как первичная по отношению к Богу сущность. Мысль о свободной творящей личности - лейтмотив философии Н.Бердяева. В "Смысле творчества" он приравнивает важность для целей Божьего Промысла святого и гения.

У С.Булгакова человек - исполнитель воли Бога, угадывающий божественное предназначение. Это расхождение философов впоследствии примет менее резкие формы. В "Русской идее" Н.Бердяев приходит к своеобразному варианту славянофильской идеи об особом призвании России. "Меня будет интересовать не столько вопрос о том, чем эмпирически была Россия, сколько вопрос о том, что замыслил Творец 2 о России, умопостигаемый образ русского народа, его идея" .

Есть основания полагать, что в художественном мышлении Л.Бородина стремление уловить умопостигаемый образ русского народа является концептуальной идеей. Его герои идут к истине разными путями, но богооставленность всегда воспринимается ими как мука. Обязательна финальная внутренняя опустошенность их от неумения постичь загадку, заключенную в самом бытии. Она Бородиным связывается с религиозной идеей: "Но все внимательней присматриваются русские люди к старинным зданиям с куполами. Только там, в стенах 3 этих зданий, должно родиться новое отношение к жизни". Акцентиру

Бердяев Н. Самопознание. - М., 1990. - С»60.

Бердяев Н. Русская идея: Основные проблемы русской мысли XIX и начала XX в. // Русская литература. - 1990. -2. - С.85-86.

Л. Москва новая // Москва. - 1992. - Л I. - С.208. ем внимание на важном, по нашему мнениюмоменте: когда писатель , говорит о функции религии, он испольузует это слово в значении бо-гообщения.

Показательны образы Андрея из раннего рассказа "Вариант" и Павла Дмитриевича из последней повести "Божеполье". Оба героя, мучаясь неразрешимостью загадки смысла существования, при внешнем различии близки родственностью богооставленных душ. Их размышления построены таким образом, что отправной точкой являются слова Тютчева, ставшие общим местом, неким символом определения таинственности русской души. "Казалось, что существуют две России: одна в сознаний -красивая и неясная, как мечта, другая, как прототип мечты со всеми атрибутами прототипа. Нет! Все не так!. Он не понял России. Поспешил, спалил себе крылья и превратился в земноводное, которому остается одно - кусаться и умереть под щелканье собственных челюстей. . А она все мелькала и мелькала в окне, Россия - многообразная и однообразная до отчаяния. Россия, в которую рекомендовалось толь** ко верить. Должен же быть какой-то постигаемый смысл в бессмыслице полувека. Каким вдохновеньем уловить его!"*. Так размышляет Андрей. Образ Павла Дмитриевича воплощает человека того типа мышления, для которого религия - только сумма понятий, а религиозная идея уже абсолютно внешний по отношению к нему феномен. "Вспомнилось у Тютчева - умом Россию не понять. Интересно, а что бы этот Тютчев посоветовал сегодня ему, Павлу Дмитриевичу Клементьеву, многолетнему члену ЦК КПСС, заведовавшему важнейшим отделом в этой верховной о структуре управления Россией!" . В интервью А.Меркулову Л.Бородин отмечал, что Андрей, в какой-то мере,автобиографический образ,партийный функционер Павел Дмитриевич - полная противоположность, однако, оба приходят к трагическому результату, вызванному именно не

Бородин Л. Три рассказа // Юность. - 1989. - № II. - С.22.

Бородин Л. Божеполье // Наш современник. - 1993. - № 2. - С.52. умением постичь образ русского народа. Показательно, что ощущение подлинности Клементьев испытывает во время возвращения в родные места, туда, где он еще не запятнал себя предательством. Образ духовной родины, связываемый с детством, чистотой и религиозным прошлым народа не может не возникать при выявлении символической нагрузки понятия, вынесенного в заголовок повести. В постижении русского народа ведущей идейно-эстетической тональностью, внутренним образующим фактором художественного образа в прозе Л.Бородина является идея поиска соответствия человека предназначению, определенному Богом. Если к опустошению в финале приходят отринувшие его, то, напротив, внутренний свет и надежду на воскресение оставляют судьбы героев, ищущих истину в Боге.

Данная идея реализуется благодаря своеобразному видению мира человеком с религиозным мироощущением. В этой системе вера дает знание подлинное, тогда как рациональное занимает подчиненное положение. Л.Бородин отмечал: "Если смотреть на религию как на одно из знаний, то действительно "культурный" человек вполне может обойтись без одного знания, если приобщен ко всему остальному. Но ведь есть и другое мнение, что религия есть подлинное знание, без которого прочие знания суть только информация.""®". Признание религии знанием высшим исходит, очевидно, из концепции мира в христианстве, согласно которой жизнь делится на кажущуюся, подготовку к загробной (аналогия в религиозной философии - потусторонняя и посюсторонняя) и истинную. Нам представляется, что бородинское романтическое двое-мирие ведет исток именно от этих основ. Идея воплощается в творчестве Л.Бородина не как ярко выраженное противопоставление жизни загробной и существования, а опосредованно. Противопоставляется мир истин, познаваемых в служении Богу, и сиюминутный мир с мелкими

Бородин Л. Москва новая // Москва. - 1992. - Л I. - С.205. с точки зрения религиозного сознания) целями. Наглядно этот принцип отразился в романе "Расставание". Автор решает сложнейшую задачу перевода "подлинного знания" на язык художественной литературы. Он пытается показать знаки вневременного и вечного в пласте жизни реальной, нами воспринимаемой, что отражается в стилистике его произведений. Тонко подметил И.Штокман: ".Главная их особенность -внутренний мир и жизнь текста. Они почти аскетичны и лишены беллетристической броскости, игры стиля, самоценного и самодемонстрирующегося. . Этого абсолютно нет в бородинских вещах. Сила их в другом - в напряженном, тугом потоке внутренней мысли-идеи, непрерывающейся и неослабевающей"*. Постижение "внутренней мысли-идеи" открывается только в контексте религиозного опыта. В документальной повести "Полюс верности" Л.Бородин пишет: "Основа строя - духовная, 2 она есть его цемент и арматура" . И дальше: "Полюс верности" - это полюс искажения Божьей правды о человеке. Может ли быть иной путь к преображению, кроме возвращения к правде без искажения? Думаю,

•а что нет! И все прочее - полумеры и полуправда" . Эти слова для писателя не просто декларации. Вся жизнь и творчество подтверждают глубокую продуманность его христианских воззрений на устройство общества.

Осознание духовной связи прошлого, настоящего и будущего как сложнейшего пути всей нации, стремление преодолеть ту пропасть, что искуственно сооружалась после прихода к власти большевиков, объясняет, очевидно, обращение писателя к истории государства. Особое влияние на формирование его мировоззрения, по его собственным сло

Штокман И. Слово и судьба (Л.Бородин: идеи и герои) // Наш современник. - 1992. - № 9. - С.180.

Бородин Л. Полюс верности // Грани. - 1991. - № 159. - С.290.

3Там же. - С.ЗОЗ. вам, оказали труды С.Соловьева и В.Ключевского. Мы попытаемся выделить факторы, способствующие этому. Во-первых, православное сознание этих ученых (оценка христианства, его роли в формировании личности и государства); во-вторых, пафос государственности; в-третьих, конструктивное внимание к прошлому страны с целью определения его места внутри человеческого сознания и места человека в нем; в-четвертых, целостное восприятие исторической действительности.

Рол^ христианства в формировании как личности, так и государства неоднократно подчеркивал С.Соловьев. О князе Владимире, например, он писал: ".Имел душу широкую, которая в молодости могла привести его к излишествам. и которая в летах зрелых, особенно под влиянием христианским, сделала его красным солнцем для народа"*.

Религиозное понимание свободы и исторического развития отражается у историков в установке на первичность отношений (идеалистический подход) и в оценке сил, влияющих на ход исторического процесса. Приведем важное замечание В.Ключевского по этому поводу: ".Соловьев. видел в явлениях людской жизни руку исторической 'Немезиды или, приближаясь к языку древнерусского летописца, ЗНАМЕ-' НИЕ ПРАВДЫ ЬОЖИЕЙ"2.

Фатальность общая при некоторых возможных проявлениях воли человека характерна и для восприятия Л.Бородиным истории России и личности. На уровне художественного метода это становится одним из ведущих идейных принципов организации произведения. История и частная жизнь героев воспринимается как сопереживание ивдивидууяян духовного опыта предшествующего развития. Движение истории толкуется с иде

Соловьев С.М. История России с древнейших времен: В 15-ти кн. - М., 1959. - Кн.1. - С.201.

Ключевский В.О. С.М.Соловьев как преподаватель // Истори-/ ческие портреты. Деятели русской исторической мысли. - М., 1991. алистических позиций. Ярким примером может стать "Повесть странного времени" (1969), в которой все жизненные перипетии героя прочитываются в контексте истории государства, причем, развиваются по чьему-то замыслу, изменить который пытаются отдельные люди, и в чем-то малом им это удается. В целом же судьбы персонажей повести определяет сила, которая выше целесообразности, именно она и воздает всем по их делам. Маленькое предательство не может быть смыто тысячами добрых дел и бумерангом ударяет по тому, ради кого, как казалось, и строилась ложь во спасение. Но какая-то фатальность есть во всем пересечении случайностей, с которыми приходится столкнуться главному герою и которые приводят его к отцеубийству. Тот же мотив расплаты, неминуемо настигающей каждого по делам его, звучит в повести "Божеполье".

Предначертанность не исключает активности личности, потому что затрагивает более результат, нежели процесс. Именно личное прочувствование содержит в себе ростки конструктивного отношения к прошлому, столь свойственного писателю и его героям, тем, в особенности, кто мыслит мир в системе христианских ценностей.

В интервью Т.лорошшювой Л.Бородин сказал: "Каждому народу свойственна только ему присущая форма существования. Комментируя Белова и Распутина, часто злоупотребляют положением, что России нужен особый путь развития. Дескать, пусть нищий, но особый. Ничего подобного. Инстинкт подсказывает Распутину и Белову, что Россия должна найти свое лицо, а не копировать не всегда однозначные итоги чужого исторического опыта"*.

Внимание к собственному историческому опыту кроется в целостном восприятии истории, которое является краеугольным камнем концепции С.Соловьева и В.Ключевского. Первый, например, отмечал: "Не

Бородин Л. Последний из диссидентов? // Комсомольская правда. - 1990. - 24 апреля. - С.6. делить, не дробить русскую историю на отдельные части, периоды, но соединять их, следить преимущественно за связью явлений, за непосредственным преемством форм, не разделять начал, но рассматривать их во взаимодействии, стараться объяснить каждое явление из внутренних причин, прежде чем выделить его из общей связи событий и подт чинить внешнему влиянию - вот обязанность историка." .

Целостное видение истории, акцент на внутренних причинах отличает взгляды Бородина на будущее России и роднит их с представлениями С.Соловьева и В.Ключевского. Писатель полагает: "Национально-христианское миропонимание, национал-христианство (как спроецированные на социальность христианские проблемы человечества) может стать тем искренним рукопожатием народов, о котором народы мечтают уже не первое столетие; оно же может выработать тот язык, посредством которого поймут, наконец, друг друга Христианские Церкви, то есть не в ущерб какой-либо из них, а, напротив, через признание жизненно о необходимых особенностей каждой. .

Взгляд на историческое развитие, объединяющий Н.Бердяева, С.Булгакова, С.Соловьева, В.Ключевского, по нашему мнению, нужно искать в метафизическом ее осознании. В этом подходе - корни взглядов Бородина на формирование истории, государства, личности. Тогда становится понятным родство позиций писателя и программных заявлений ВСЛСОН о борьбе в сфере духовной. Сошлемся на С.Булгакова, который писал об этом: ".Сама по себе задача создания или поддержания государственного могущества и экономической мощи хотя и бесконечно важна, но не есть все-таки первая. Не ради того, чтобы жиреть и сот

Соловьев С.М. История России с древнейших времен: В 15-ти кн. - М., 1959. - Кн.1. - С.55. о

Бородин Л. Пути христианского возрождения // Наш современник. - 1992. - № 8. - С.144. бирать жир, угрожая бронированным кулаком всякому сопернику, существует национальность в истории. И если подобные цели становятся господствующими, происходит нравственное, а затем и государственное вырождение. При этом ИДЕАЛЬНЫЕ ЦЕЛИ уходят вдаль, а совсем не идеальные заслоняют их в сознании. Конфликт духа и "плоти" воспроизводится и здесь в национально-государственном масштабе"*.

Таким образом, несмотря на различия в путях развития мысли, эволюции, все эти ученые и Бородин сходятся в принципиальных вопросах относительно судьбы России. На первом плане в деле устройства государства им видятся духовные основы строя, вопреки материалистическим воззрениям. Кроме того, их объединяет вера в силы России, признание ее особого пути, поиски выхода из кризиса они подразумевают в христианском мировоззрении и христианском строе как основе русской государственности.

От раннего рассказа "Посещение" до поздних вещей "Расставание", "Божеполье" источником духовного возрождения Л.Бородину представляется православное сознание: "Исторически выявлено и величайшими умами России отмечено, что понятие "русский" не просто больше его этнического содержания, но что оно обозначает определенное качество сознания, исторически обнаружившееся и понимающее мир и Бога своеобразно и особенно. Оно, это сознание, было одновременно и продуктом истории, и творцом ее. И когда Достоевский говорил, что русский -это православный, то за утратой православного миропонимания он предвидел такую степень качественного изменения сознания, за которой о уже правомерно говорить о новой антропологической сущности" . т

Булгаков С.Н. Христианский социализм. - Новосибирск, 1991.

С.187. р

А Бородин Л. Пути христианского возрождения // Наш современник. - 1992. - № 8. - С.143.

Несмотря на изменение сознания человека за годы его изоляции от религии на государственном уровне, в душе русского народа жива вера в духовное преобразование России. Как отметил И.Шафаревич, "христианская традиция русской культуры вообще не прерывалась, она лишь не была заметна, уходя вглубь с поверхности жизни, а часто ее проявления были замазаны чуждой или враждебной рукой"*.

В 1975 году Л.Бородин писал: "Мы еще долго будем спорить о путях и средствах,., но мы твердо знаем, на чем должны стоять: должна быть спасена от вырождения наша нация как самостоятельная и особая народная личность, имеющая свою миссию в семье народов. Для того должно вернуть ей православное лицо, нужно вернуть ей историческое сознание, нужно вернуть ей национальное зрение, национальное видение мира и Бога" .

Один из героев рассказа "Посещение" о.Вениамин, видя появление лиц, исчезнувших было на Руси, с надеждой заключает: "Может о быть, сначала лица русские, а потом и души" . Именно так: сначала внешнее, потом души, а затем и Дух. Заключая свое выступление по поводу выставки И.Глазунова, Л.Бородин говорил: "Итак, предстоит России вспомнить о своей национальной душе и о Боге и, может быть, именно в такой последовательности: сначала о душе, затем о Боге. Чей долг облегчить ей это воспоминание?"^. Назначение писателя Леонид Иванович Бородин видит в необходимости помочь узнаванию своей истинной души, а через нее Бога и судьбы. Слова, сказанные в 1978

Шафаревич И. Д.Д.Шостакович // Путь из-под глыб. - М., 1991. -С.122. о

Бородин Л. Пути христианского возрождения // Наш современник. - 1992. - Л 8. - С.144. о

Бородин Л. Три рассказа // Юность. - 1989. - $ II. - С.25.

Бородин Л. По поводу выставки И.Глазунова // Наш современник. - 1992. - № 8. - С.146. году, находят развитие на протяжении всей творческой жизни писателя. Его проза подтверждает это.

В предисловии к повести "Перед судом" он замечает: "Литература как особым образом организованный поиск истины, но вовсе не истина сама"*. Точкой отсчета Л.Бородин избирает Россию, боль и забота о ней - все его творчество. Основу стабильности его взглядов определяет видение судьбы нации и государства. Феномен не в самом выборе, с этим мы встречались в истории русской литературы и не раз. Своеобразие в том, что позиция его после обретения духовной опоры практически не менялась. И.Шафаревич справедливо полагает: "Как публицистические, так и художественные произведения, опубликованные Л.Бородиным после второго срока, написаны человеком, мыслящим мир в системе тех же основных принципов, никак от них не отошедшим. Такое постоянство убеждений, прямой взгляд на мир, дает человеку видение о жизни, которое кажется нам поразительным" . Причины этого, очевидно, в самом идеале, который стал основой помыслов и действий писателя. Говоря о формировании нравственных установок Бородина, нельзя оставить без внимания его юношеское увлечение марксистскими идеями, что уже отмечалось. Уточним, что стало поворотным пунктом мироосознания писателя, согласно его собственному признанию. В интервью А.Меркулову он сказал: "Отталкивание от господствующей идеологии, разрыв с нею начались со знакомства с позитивным мировоззрением - христианством. До этого у меня были критические взгляды на происходящее, я мог ругать существующие порядки, но все равно в глубине души оставался социалистом. И это было до тех пор, пока не встретился с религией. Конечно, это был долгий процесс постиже

Бородин Л. Перед судом // Юность. - 1992. - Л 4-5. - С.34. афаревич И. Прямой взгляд на мир // Наш современник. -1992. -ТВ. - С.136. ния. Крестился я уже после первого срока"*. Высветление христианского лица России заставило уйти все наносное, поверхностное, другие способы борьбы с осознаваемой несправедливостью, творящейся в обществе. "Именно тогда, где-то в конце 60-х, закончился лично для меня период политических игр молодости, период романтических мета2 ний и поступков, забравший десять лет жизни." .

Из всех идеалистических концепций социал-христианская наиболее соответствовала историческому лицу России и внутреннему восприятию ее Бородиным. Высшая степень одухотворенности, воплощенная в прошлом, связана для писателя с именами русских святых. Среди оказавших значительное влияние на идейно-эстетическую систему художник особенно выделяет Серафима Саровского и Иоанна Кронштадтского. Образы русских святых символизируют для него не только христианское миропонимание, но и христианскую жизнь в идеале. Они важны для писателя, во-первых, благодаря той силе и влиянию, какое оказали на духовное становление нации и государства; во-вторых, как отражение Православия в сконцентрированном виде, так как Православие - это "явление о

Бога через человека . Таким образом, степень воздействия православных святых на историю не исчерпывает всего содержания этих образов для Л.Бородина.

В житиях и жизнеописаниях русских святых воплотились основные христианские добродетели: смирение и отречение от суеты, бега по кругу. Разделение действительности на мир суетных, ежедневных дел и вечных целей находит непосредственное отражение в поэтике. Так, на

Бородин Л. Жизнь России будет наполнена национальным действом// Наш современник. - 199И. - № 8. - С.148.

Бородин Л. Путь к России // Москва. - 1993. - № 6. - С.4.

Булгаков С. Угль пламенеющий // Литературная учеба. - 1990. -№ 5. - С.154. одном полюсе оказываются герои, наделенные чертами святых, это люди, исповедующие христианские идеи, а на другом - подверженные суетным устремлениям. Проиллюстрируем высказанную мысль на примере своеобразия художественного времени. В средневековый период в житийной литературе "из общего течения времени было начисто изъято то, что относилось к сверхсознательной области единственно ценного с религиозной точки зрения "вечного"."*. У Л.Бородина наблюдается та же дифференциация времени вечных ценностей и суетной действительности, но открытие субъективного аспекта времени дает новые возможности для выражения этого свойства. Все суетное и мелкое замкнуто, не имеет выхода в вечность, так как не приобщено к вечным таинствам. Герои, не нашедшие Бога в своей душе, обречены метаться в ограниченном пространственно-временном отрезке бытия. Проявляться это может на разных уровнях. В частности, иллюзии загнанности, безвыходности способствует кольцевая композиция ("Встреча", "Вариант", "Повесть странного времени", в какой-то мере, "Божеполье"). Наблюдается дифференциация темпа художественного времени. Медленное течение жизни причастных вечным тайнам (о.Вениамин из рассказа "Посещение", о.Василий из романа "Расставание"), ускоренный, но лишенный Смысла (как оказывается в финале) ритм существования далеких от искренней веры (Андрей из рассказа "Вариант", Геннадий из романа "Расставание"). Изменение темпа достигается несколькими способами: лирическими отступлениями, ретроспективным показом событий, совмещением стилей устной и письменной речи, повторами. Но важно, что замедление всегда сопровождает именно тех героев, которые отрекаются от суеты во имя высших целей, мыслимых ими в христианских добродетелях. Скачкообразность приводит к остановке и, наоборот, размеренное постижение истин разомкнуто в вечность. Следующий план выра

Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы // Избр. работы: В 3-х т. - Л., 1987. - Т.1. - С.533. жения ограниченности земных целей - ассоциативно-символический. Останавливается время для героев, которые либо одержимы ложными целями, либо охвачены суетными страстями. Нередко персонаж осознанно помещается автором в замкнутый хронотоп. Для героя "Повести странного времени", стремящегося к греховному концу - самоубийству, время сужено: "Но впереди у меня еще пять дней, срок достаточный, чтобы додумать второстепенное. Сегодня первый день. Он уже кончается. Впереди еще четыре. Когда я принимал этот вариант, было интересно, как я отнесусь к оставшемуся мне сроку"*. Остановившееся время не имеет будущего, приобретает смысл конца в восприятии атеистического сознания.

Для героев, исповедующих христианство, субъективное время, разомкнутое в вечность, теряет обреченность конца, потому что все, совершаемое в прошлом и настоящем, неразрывно связано с более истинным загробным будущим. Это эффект, символизируемый воспроизводящей функцией христианских праздников. Ими подчеркивается вневременная ценность происходящего: "В событиях священной истории - Ветхого и Нового заветов - обнаруживаются непреходящие явления, как бы живущие вечно, повторяющиеся в ежегодном круговороте не только праздников, но и всех дней недели, связанных с той или иной памятью о V священных событиях. Хотя они относятся к прошлому, но в каком-то о отношении они одновременно являются и фактами настоящего" . Для верующих действенен такой тип восприятия времени применительно к любым совершающимся событиям и в этой жизни постольку, поскольку они несут в себе отсвет прошлого и надежду на будущее воскресение. Поэтому смыслом наполнены их каждодневные заботы, плавность художест

Бородин Л. Повесть странного времени. - М., 1990. - С.4-5.

Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы // Избр. работы: В 3-х т. - Л., 1987. - Т.1. - С.559. венного времени подчеркивает ощущение вечности в бытовых ежедневных трудах. О.Вениамин "с одним из своих прихожан. обсуждал важный вопрос - смену церковной ограды"*. Убеждая Алексея, он говорит: "Дорогой мой, жизнь ваша решается, и не только эта жизнь, скоротечная и неверная, но и та вечная, которая есть, к которой готовит вас Госо подь особой милостью своей" . О.Василий в представлении героя романа "Расставание" "велик и свят, и недосягаем в своем спокойствии" , а о себе Геннадий думает: "При мне только моя вечная суета и трепы-ханье"^. Священник в обычной ситуации, становясь менее торжественным, не опускается до суеты, оставаясь "приставленным к вечному" .

В целом можно говорить об идеалистической трактовке самой категории времени, оно относительно в зависимости от убеждений героев (атеистических или религиозных). Идеализм в интерпретации времени проецируется на его разнофункциональность. Суетное, следовательно, ложное обладает лишь видимостью движения, жизнью кажущейся. Оно по большому счету мертво и заключено во временную ограниченность. В размышлениях героя повести "Женщина в море" ярко отразилась символическая функция художественного времени, обладающего жизнью кажущейся и действительной, причем, истинна та, что связана с вечным. "Море действует на меня атеистически, а я хочу сопротивляться его воздействию, я говорю, что время - это только мне присущая категория, я говорю, что время - способ существования мысли, но не материи, у материи вообще нет существования, ибо материя не субстанция, а а функция" . Цитата иллюстрирует тип мышления, на который оказал

Бородин Л. Три рассказа // Юност£. - 1989. - № II. - С.25. 2Там же. - С.29.

Бородин Л. Расставание // Юность. - 1990. - Л 7. - С.34. ^ам же. - С.35. 5Там же. - С.34.

Бородин Л. Повесть странного времени. - М., 1990. - С.322. влияние опыт познания духовной литературы. Это достаточно редкий для светской прозы случай идеалистического толкования времени, вырастающего в символ мыслящей субстанции. Он поровден делением художественного мира на суетный и вечный.

Итак, в зависимости от кредо героев художественное время в поэтике Л.Бородина характеризуют следующие особенности:

- изменение темпа;'

- подобно выделению в церковном богослужении трех кругов, символизирующих собой непреходящую ценность христианских священных событий, в поэтике житийного жанра находит отражение вневременной смысл явлений, что опосредованно воплощается в прозе Л.Бородина. В случайном и временном причастных вечным истинам видятся знаки будущего смысла;

- дифференциация качественных свойств времени. Герои, подверженные суетным устремлениям, помещены в замкнутое временное измерение. Время, связанное с образами верующих, имеет выход в будущую жизнь, оно вечно и бесконечно.

Влияние духовного опыта и духовной литературы, в частности житий, можно отметить и на сюжетном уровне. Жизнь и жития святых наполнены ежедневными и ежечасными подвигами. Каждая минута их существования - борьба с собой, преодоление гордыни. Жанр житий предполагает борьбу как основную категорию восприятия мира и принцип "оптимистической трагедии", заключенной в жизни мученика. Интересно с этой точки зрения исследовать некоторые образы Л.Бородина. Нам представляется логичным такой ряд: о.Василий (роман "Расставание") • О.Вениамин (рассказ "Посещение") - Иван Рябинин (повесть "Третья правда").

Об о.Василии Геннадий в разговоре с Юрой Лепченко отметит: (<к и правда, почему я вдруг противопоставил отца Василия тому священнику, который поразил меня? Я пытаюсь объяснить это одновременно себе и Юре: "Пожалуй, так. над твоим священником знамя. не знаю, какого цвета, но знамя. А над этим нимб. С твоим можно по-!ти и умереть, а с этим можно только жить.">>*. Важно, что Геннадий антипатичен автору. В беседе с И.Штокманом Л.Бородин сказал: "Я всегда ненавидел подобный сорт людей, этаких столичных трепачей, лишь скользящих по поверхности действительности, ни за что внутренр не серьезно не зацепляющихся" . Размышляет герой, однако, о проблемах первостепенных для писателя, тот заставляет их выдохнуть Геннадия против его воли.

Настоящий священник с нимбом, с символом святости. Святость обретается через мучения. Если в рассказе "Посещение" даются только намеки на трудное прошлое О.Вениамина (само оно остается за кадром]то уже в "Третьей правде" Л.Бородин создает образ мученика, который проходит путь борьбы с собой и искушениями, смиряет свою гордыню и приходит к христианскому чувствованию мира. Не случайно сходство Ивана с иконой, которое фигурирует в повести дважды. В одном из критических откликов на "Третью правду" прозвучала следующая мысль: "Бородин создает образ великомученика: в Иване словно сосредоточились страдания мужицкой России в послеоктябрьское время. Верно уловив доминанту героя, автор рецензии в то же время наполняет это слово вполне атеистическим содержанием, хотя в повести эта судьба воплощает именно религиозную идею. Соответственно, образ Рябинина, в какой-то мере, строится по типу житийного. Вполне логичной представляется его оценка с позиций житийного жанра,

Бородин Л. Расставание // Юность. - 1990. - Л 9. - С.51. о

Штокман И. Слово и судьба (Л.Бородин: идеи и герои) // Наш современник. - 1992. - № 9. - С.183.

Марченко Т. Смятенные люди смутного времени // Литературная Россия. - 1991. - 19 апреля. - С.9. где герой "повторяет жизнь Христа""*". Отмечая один из аспектов художественного обобщения в древнерусской литературе, Д.С.Лихачев писал: "Абстрагирование вызывалось попытками увидеть во всем "временном" и "тленном", явлениях природы, человеческой жизни, в исторических событиях символы и знаки вечного, вневременного, "духовно2 го", божественного". Этот принцип объясняет способы создания образа Рябинина. Трудно согласиться с тем, что персонаж - неубедитель3 ная фигура, как определяет его О.Тимошенко .

Все герои Л.Бородина, приближающиеся к Божьей правде о человеке, проходят мученический путь, преодолевают искушения во имя совершенствования духа и познания истинной благодати в слиянии с Богом (в молитве). Искушения - христианская категория и значима в поэтике писателя (искушение чудом О.Вениамина, искушение мнимой свободой Рябинина, искушение насилием как способом установления правды на земле Вадима из рассказа "Вариант", искушение земной любовью Анастасии из романа "Расставание").

В жизни бородинских героев часто происходят вещи, необъяснимые с точки зрения материальных причин. Чудо, имеющее божественную природу, - симьол приобщенности человека к духовному миру, что тоже подтверждает влияние христианских категорий на поэтику Л.Бородина. Каждый из названных героев проходит тяжкие испытания в жизни, которые не обязательно описываются, но упоминаются. Жизнь последнего из логической цепочки приходит в финале к трагическому концу.

Завершение земного пути Ивана может быть осмыслено в житийном

Пятнов A.B. К вопросу о жанровом своеобразии жития А.Невского // Вестн. Моск. ун-та. Сер.9, филология. - 1979. - № I. - С.34.

Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы // Избр. работы: В 3-х т. - Л., 1987. - T.I. - С.370. о

Тимошенко 0. Где она, "третья правда"? // Москва. - 1990. -№ 6. - С.204-206. ключе. Ведь смерть мученика - конец лишь земной жизни. А для оставшихся трагический конец в житиях - пример жизни праведной и стремления подражать. Преломившись своеобразно в светской повести, финал жизни Рябинина воплощает наказ, поучение для других. Полагаем, что О.Тимошенко, видя в смерти героя "расплату за прежнее отречение от земли"* далека от истины. Причина, очевидно, заключается в оценке образа в категориях материалистического мировоззрения и смещении жанровых особенностей произведения. Такая логика и может привести к выводу, что Селиванов остается жить потому, что в его сует2 ливой жизни больше смысла, ему есть, "ради чего оживать . Объек-^ тивно в повести все факты подтверждают обратное. Приемная дочь поставлена на ноги, лучший друг, во имя которого творил добро Селиванов, умер, да и сам Андриан Никанорович, опуская гроб, примеряет его на себя. Смерть Ивана заставляет его не просто содрогнуться, земная жизнь кажется ему законченной. Хороня Рябинина, Селиванов представляет, что это и его последние мгновения. "Ведь как было: когда засыпал могилу, в земле камень оказался, а когда он по гробу стукнул, Селиванов в груди боль от удара почувствовал, потому что хоронил и самого себя. А когда гроб из дому выносил, почему он подумал: "Зачем такой длинный? - Потому, что на себя примеривал. Но V было в душе и нечто другое, что никак мыслью не оборачивалось и мешало додумать вопрос о своей жизни" . "Нечто другое" таежник сформулирует так: "Помереть и то по своей воле не дадено."^.

Таким образом, если осмыслить смерть Рябинина в традициях духовной литературы, то для оставшегося жить Авдриана Никаноровича т

Тимошенко 0. Где она, "третья правда"? // Москва. - 1990. -$ 6. - С.206.

2Там же. •

А О

Бородин Л. Повесть странного времени. - М., 1990. - С.185.

4Там же. - С.194. она представляет собой смысл его собственного существования.

Тема смерти присутствует почти во всех произведениях Л.Бородина. В ее воплощении отразилось христианское миропонимание автора. Если для атеистического сознания существует факт смерти как небытия, то у писателя в ее изображении нам видится два важнейших аспекта. Во-первых, эта проблема решается для его героев в тесной связи с их отношением к вере. Во-вторых, для верующих, как и для автора, помимо физического акта смерти существует ее духовный смысл. Смерть для христианского сознания - это приближение к своему духовному "я", образу и подобию Божьему в себе. За смертью физической открывается духовное возрождение в новую реальность, новое качество, подлинную жизнь. Этот смысл реализуется в символическом значении Пасхи, когда Христос воскресает "смертию смерть поправ". Таким образом создаются предпосылки для нового рождения уверовавших в него. Например, в Первом Послании Апостола Павла к коринфянам утверждается: "Ибо, как в Адаме все умирают, так и во лристе все будут оживотворены""^.

В произведениях Л.Бородина многие герои выбирают смерть. Не случайно, что все они исповедуют атеизм, позиция эта выражена определенно (Андрей из рассказа "Вариант", героиня повести "Женщина в море"). Героев объединяет атеистическая модель мира, в которой смерть - это небытие, уход для них - выбор из двух зол.

Иное отношение проявляют герои "колеблющиеся". Воспитанные в атеистической системе, они допускают существование какого-то смысла, ими непонятого. Смерть для них - это физический конец, но и загадочность явления, смысл которого для них неоднозначно исчерпывается таким финалом. Смерть, воспринятая взрослыми и переданная через сознание ребенка, максимально близкого к Богу и не способно

11 Кор.; 15:22. го еще к анализу (что сказывается на абсолютной очищенности его ощущений от позднейших наслоений), выглядит так: "/мер, как в мир «I инои отошел .

Доказателен образ Фильки (повесть "Гологор"). Этот герой-философ цитирует стихотворение И.Гумилева "Выбор" из "переходного" сборника "Романтические цветы" ("в недрах его поэтического сознао ния уже зарождался кризис." ). Смятенность героя Л,Бородина как нельзя более достоверно иллюстрирует пограничное состояние Фильки между жизнью, смертью и неопределенностью модели выбора. Вопрос о его природе для героя не решен, хотя впервые реальность подводит его так близко к разгадке. Подобно лирическому герою Гумилева, Филька примеряет "маску" сильного человека, способного совершать выбор. Он становится пленником иллюзии, выраженной поэтом так: ".Несравненз ное право - Самому выбирать себе смерть!". Для героя "над этой строчкой еще предстоит думать"4. Отметим, что именно данная строка подвергалась авторской правке. Первоначальный вариант: "Выбирать беспрепятственно смерть". Колебания данного типа сознания отразились в образе героя, подменяйщего своей волю Бога. Для Фильки "ушедший" не представляет собой новое духовное состояние, хотя последующие события убеждают героя в правильности его сомнений,

V утверждая вмешательство в жизнь силы, которая выше его собственной. Трагедия приводит его к мысли, естественной для религиозного сознания. Сам человек не может делать не только глобальный выбор, но

Бородин Л. Год чуда и печали. - Иркутск, 1991. - С.169.

Павловский А.И. Н.С.З^умилев // Гумилев Н.С. Стихотворения и поэмы. - Л., 1988. - С.12.

Бородин Л. Повесть странного времени. - М., 1990. - С.306.

4Там же.

V ^Гумилев Н.С. Стихотворения и поэмы. - Л., Г988. - С.548.

Ы> и более частный. Избираться должно лишь служение Богу или дьяволу.

Ддя героев верующих смерть - новое качественное состояние. "Смерть - это осознание суетности всего внешнего, всего того, что составляет плоть жизни, это прощание и расставание с жизненным обиходом, недовольство собой внешним, во имя себя внутреннего""^. Так, для О.Вениамина гибель Алексея становится поводом для моления о заблудшей душе, способной к воскресению. Именно христианское сознание автора позволяет нам сделать предположение, что трактовка финала "Третьей правды" должна быть предложена в соответствии с выявленной особенностью художественного мышления писателя.

Говоря о влиянии житийной литературы, нельзя не учитывать эволюции жанра. В нашей работе преимущественно речь идет о позднем периоде древнерусской литературы, в особенности а1/ - начале лУ веках, о для которых жанр житий являлся "самым типическим" , а также о произведениях нового времени. С этого этапа в житийном жанре "все движется, все меняется, объято эмоциями, до предела обострено, полно экспрессии" . Полагаем, что исходные мировоззренческие позиции Л.Бородина, направленность его деятельности и творчества на возрождение русской духовной традиции дают основания говорить об опосредованном влиянии житийного жанра на принципы создания некоторых образов и сюжетных ситуаций. В прозе Л.Бородина распространены мотивы борьбы с искушениями как пути к христианской жизни, преодоления тягот, принятия страданий за веру, обретения христианских добродетелей, прихода к осознанию христианства как внутреннего света и выхо

Лихачев д.С. Лев Толстой и традиции древней русской литературы (/ Избр. работы: В 3-х т. - Л., 1987. - Т.З. - С.320.

Лихачев Д.С. Человек в литературе Древней Руси // Избр. работы: В 3-х т. - Л., 1987. - Т.З. - С.78.

3Там же. - С.80. да из тупика, христианского отношения к ближнему, стремления жить по правде божией. Другой элемент структуры житийного жанра - принцип г; изображения не самой жизни, а порожденного ею идеала, тоже находит выражение в поэтике писателя. Не случайно образ Ивана считали. . схематичным (Агеев А. Моралист перед сфинксом // Октябрь. - 1991. -№ 6; Тимошенко 0. Где она, "третья правда"? // Москва. - 1990. -№ 6). Ключ к пониманию образа можно искать в достаточно жесткой житийной форме.

Нельзя сказать, что у Бородина изображается не жизнь (когда он повествует об Иване Рябинине), но она здесь вторична по отноше--V, нию к идеалу, художник подчеркивает именно черты мученика в Иване, а жизнь организует в нем эти черты. Идеалом и мерками идеала нужно мерить этого героя. Фигура его лишена (после лагеря) всего суетного, наносного; очищенный, он приходит в мир, из которого выпал на долгие 25 лет. Отсюда некоторая схематичность иконописи, но не "плоскость".

Такие персонажи при изучении должны, очевидно, интерпретироваться с точки зрения иных методологических посылок. Схематичность в этой системе координат - стремление и способ показать чистоту, приближающуюся к святости, а не однобокость и оторванность от реаль-V- ности и художественной продуманности. После отречения от жизни прежней для Рябинина "по-новому зазвучали. слова молитвы, а каждое слово такую тяжесть в себе выявило, что произносил его одно, а высказывал в нем тысячу. Душа зацвела новым цветением, и радости мира, коих лишен был неволей, пережились многократно и полно, и полнее потому, что, отрекшись наконец от жизни внешней, открыл себе глаза на жизнь, что в нем пребывала неуслышанной и неувиденной. Познал гордыню в себе и то, какую радость она удавливает в человеке. Когда в первый раз на минуту лишь испытаешь, каково пребывать в простоте сердца, после того гордыня горбом покажется"*.

Подобное восприятие жизни воплощается в житиях святых. "Молито ва есть дыхание души, молитва есть духовная пища и питие . Благодаря молитве побеждается гордыня и достигается смиренномудрие. Цель жизни христианской - "в стяжении духа святого Божьего" посредством молитвы.

Итак, жития, духовная литература и духовный опыт святых оказывают влияние на художественное мышление Л.Бородина. Его герои должны, очевидно, анализироваться с учетом этого фактора. Тогда "схематизм" приобретает совсем иное звучание, особенно, если рассматри-^ вается в рамках христианизации не только личности, но и общества, что, как мы пытались показать, для Л.Бородина принципиально.

Проблемы христианизации сознания детально разрабатываются в публицистике. Писатель выявляет несколько ее уровней и подчеркивает важные отличия между модой на христианство и христианским мироощущением, свойственным вековой истории русского народа. Литератор считает, что "религия неизбежно вырождается в некую совокупность по4 верии, если не становится стержнем оощества" .

Предпосылки для возрождения он видит во внутреннем мире русской души, полюсовые качества которой отмечал Н.Бердяев. Размышляя о на-V пиональных особенностях, Л.Бородин отличает два невозможных друг без друга лада. "Лад, взыскующий мирского успеха, лад действия, поступка, преодоления - это ему мы обязаны просторами государства и победами над Степью и Западом. Но тому, другому ладу великих

Бородин Л. Повесть странного времени. - М., 1990. - С.153. %оанн Кронштадтский. Моя жизнь во Христе. - М., 1991. - С.45.

Зсе рафим Саровский. Из наставлений // Наука и религия. -1991. — № 7. — С.49.

Бородин Л. 0 некоторых проблемах и парадоксах патриотического движения // Москва. - 1993. - № I. - С.5. ' • - ■ Ь Л ¿4 'VI"* предчувствований и мудрого знания обязаны мы самим именем Святой

Руси, то есть земли, давшей человечеству новое качество Святости в т лице ее лучших сынов." . Русской душе оказывается близка религиозная идея, так как эсхатологическая структура делает ее способной к вере в чудо и восприятию его, отсюда напряженное искание Града Божьего на земле и вера в преображение России, вопреки, казалось бы, рациональным фактам. Писатель в одной из недавних статей замечает: "Может, всем в равной мере нужно перебредить, перебродить, перебеситься, и затем наступит нечто. Верю, что наступит. Почти верую. Россия будет. Но так хочется знать - когда?! .

Таким образом, особенности проблематики и поэтики прозы Л.Бородина во многом являются следствием того христианского отношения к жизни, что выражено в словах Иоанна Кронштадтского: "Что же делать нам. чтобы по всей справедливости принадлежать к стаду Христову, к людям, ходящим во свете? Какое средство изберем для этого?. Если ненависть к ближнему служит причиной тому, что мы остаемся во тьме, то любовь - добродетель, совершенно противоположная ненависо ти, и может поставить нас во свете" . Писатель не берется утверждать, что верующий, отмечая: "Это тема, на которую я не люблю распространяться. Я могу только с определенной долей уверенности сказать: я считаю, что у меня христианское мировоззрение. Больших 4 заявок я дать не в состоянии" . .

Очевидна глубина его взглядов. В статье "Путь к России" он пи

Бородин Л. Над Волгой // Москва. - 1993. - № 5. - С.4.

Бородин Л. Путь к России // Москва. - 1993. - № 6. - С.6. оанн Кронштадтский. Свет и тьма // Москва. - 1992. - № I. -С.175.

Бородин Л. Жизнь России будет наполнена национальным действом //Наш современник. - 1992. - Л 8. - С. 148. шет: "Но образ возрожденного Русского Православного Царства пребывал в наших душах. Как всякий образ, он был прекрасен и стоил того, чтобы посвятить ему жизнь.Он подчеркивает: "Она, эта точка отсчета, помогла без осложнений переболеть многими политическими инфлюэнциями: пафосом революционного действия, прелестями заморских демократий, рыцарством поручиков Голицыных, соблазнительным эффектом террора - шелухой осыпался образ романтического поступка и вырисовывалась уходящая за горизонт, заросшая колючими и ядовитыми сорняками борозда, требовавшая тренированности спины и пальцев раз-о жатого кулака". Точка отсчета, конечно, - православное государство.

Итак, приведенные факты позволяют сделать вывод о Л.Бородине как художнике с православным мироощущением и мировидением, что во многом влияет на проблематику и поэтику его произведений.

Выявим более конкретно, какой комплекс понятий включается нами в православное миропонимание писателя. I) Влияние трудов религиозных философов на мировидение художника. 2) Роль жизней и жизнеописаний русских святых, а также вообще духовной литературы на формирование мировоззрения и поэтику. 3) Решение вопросов личности и государства в тесной связи с проблемами православия. 4) Деление мира на суетный и вечный. Православное сознание ищет истину в общении с Богом, а через него в приобщении к вечности. Герои Л.Бородина подчиняются суетным целям либо стремятся к вечному. Один мир - нарушение заповедей, другой - приближение к истине через служение Богу. Отражение этого принципа в специфике художественного времени. 5) Два мира предполагают осознание истины как запредельной, а жизни как вечного стремления к ней и недостижения ее. Правда за рамками человеческого существования. Отсюда своеобразие финалов: час

Бородин Л. Путь к России // Москва. -2Там же. - С.4.

1993. - № 6. - С.6 то трагические, они все же отличаются особым осмыслением темы смерти. Оно характерно для религиозного сознания. Финал достаточно оптимистичен, так как смерть приближает героя к запредельному. Следствием этого является и принцип открытости. 6) Структура образа подчинена идее постоянного поиска истины посредством преодоления искусов в земной жизни.

ГЛАВА П

СВОЕОБРАЗИЕ РЕШСТИЧВСКОЙ ПОЭТИКИ Л.БОРОДИНА

При исследовании прозы Л.Бородина в данной главе будут использованы ранние рассказы "Встреча", "Вариант", "Посещение" (1968-70), повесть "Третья правда" (1979), рассказ "Правила игры" (1980). Причины, определившие выбор произведений: I) так как творчество Л.Бородина еще не было предметом литературоведческого изучения, наша задача - наметить некоторые аспекты анализа, не претендуя на все-охватность; 2) концепция работы, в соответствии с которой предполагается рассматривать прозу писателя как тесное взаимодействие двух типов творческой работы (реалистического и романтического); произведения, представленные в главе, реализуют преимущественно тенденции первого типа; 3) связь с мировоззренческими и эстетическими принципами автора, которые на данном материале можно проследить в комплексе и динамике.

Рассказы представляют первые шаги художника. "Третья правда" -концептуальная вещь в его творчестве. Многие критики (Л.Аннинский"'",

О А

B.Бондаренко~, И.Савкина , й.Штокман ) при общей полярности высказываний сходятся в том, что категории "третья правда" и "правила игры" являются структурообразующими факторами художественного мышления Л.Бородина. Лагерный рассказ невозможно обойти и по другой причине. Писатель не считает первый срок, проведенный в лагере, потерянным временем, оно повлияло на формирование его

Аннинский Л. Правды и дравдежки // Литературная газета.

1990.- 7 ноября. - С.5.

Бондаренко В. Правила игры Леонида Бородина // День.

1991. - 17-23 ноября. - С.6. авкина И. Помочь не отчаяться // Север. - 1992. - № 2.

C.149-155. 4 соврем взглядов, что нашло отражение в "Правилах". Изучается жанрово-сти-левое своеобразие рассказов "Встреча", "Вариант", "Посещение". Повесть "Третья правда" многопроблемна, и можно выявить бесконечное число аспектов анализа. Проблема автора представляется определяющей для достижения основной цели исследования. При сопоставительном изучении рассказа "Правила игры", кроме него, используется документальная повесть Леонида Ивановича Бородина "Полюс верности". Она написана почти сразу после первого срока (1975), и в ней содержатся -уже первые попытки исследования ситуации и психологии людей, воспитанных системой и идущих против нее.

Рассказы "Встреча", "Вариант", "Посещение" на родине впервые опубликованы лишь в 1989 году? В критике им повезло еще меньше, чем другим произведениям. Встречаются отдельные интересные наблюдения над проблематикой и стилем, но этого недостаточно, чтобы выявить своеобразие рассказов. Высказывается ряд спорных положений. Так, например, вызывает сомнения интерпретация религиозной концепции

2 Я

Л.Бородина А.Агеевым , особенностей конфликта Л.Аннинским и др.

Верные наблюдения содержатся в статье В.Верина. Определяя идейную доминанту творчества писателя, он отмечает: "Кто, когда и как возьмет на себя ответственность за ее (страны - И.К.) прошлое, настоящее и будущее? Этой идеей пронизано и объединено все творчество Л.Бородина. Его лучшие герои сами отвечают и за судьбу ближнего, и за судьбу народа"4. Источники символики в рассказе "Посещение"

Бородин Л. Три рассказа // Юность. - 1989. - № II. - С.2-29.

Агеев А. На улице и в храме // Знамя. - 1990. 10. -С.228-237. о

Аннинский Л. Правды и правдежки // Литературная газета. -1990. - 7 ноября. - С.5.

Верин В. Три правды // Литературная газета. - 1990. -7 февраля. - С.4. тонко улавливает Е.Клименко: "Способность к полету - это и остаток легкости детства, и возвращение самого себя. А главное, всегда нерешенный вопрос мятежного ума о божьем существовании"*.

Таким образом, обзор критических статей по интересующей нас проблеме показал фрагментарность и спорность некоторых выводов. Кроме того, отсутствует систематический взгляд на все три рассказа как целостность, воплощающую мировоззренческие и художественные принципы Л.Бородина. Поэтому предпринимается попытка комплексного анализа проблематики и стиля рассказов, которые представляют собой органичный компонент прозы писателя, нашедший развитие в его более поздних произведениях.

Все три рассказа объединяет ситуация проверки человека. Что в этом нового? Во-первых, обстоятельства обязательно экстремальные -на грани жизни и смерти, во-вторых, и в двувариантной заданности всегда остается свобода, в-третьих, что самое важное, решение проблемы происходит в соприкосновении с вопросами веры. Но она не навязывается, хотя и становится сущностью любых вариантов, проигрываемых жизнью.

Прозу Л.Бородина называют жесткой. Действительно, наблюдается пружинистость и напряженность повествования, крайности в суждениях его героев. Побег из плена двух человек - в центре "Встречи". Жизнь одного из них обретает смысл в плену, благодаря чувству мести. Она и становится причиной побега учителя Самарина. Хронологически завязке рассказа (непонятному удару, от которого приходит в себя Козлов) предшествовала встреча Самарина с ним и стремление первого отомстить.4"Что с ним сделать?" - лихорадочно думал.Самар рин, пока их вели к месту работы. - Избить? У бить? Опозорить?" >} .

Клименко Е. В ожидании Афродиты, или Парадоксы прозрения // Литературное обозрение. - 1991. - № 6. - С.69.

Бородин Л. Три рассказа // Юность. - 1989. - № II. - С.8.

Внутреннее состояние героя передается скупыми авторскими комментариями: "Он представлял себе и то, и другое, и третье и разом понял, т что, какое бы решение он ни принял, он не будет удовлетворен.". Все же он заносит руку для удара над человеком, оскорбившим его: "Самарин все же ударил его, ударил здорово, хотя бил человека впервые в жизни, даже рука онемела. Он. хотел испинать своего врага, но с отчаянием обнаружил, что врага нет. Нет врага. А боль есть. И о некому ее вернуть. И жить с ней невозможно" . Повторами слова "ударил" автор фокусирует внимание на действиях, реализующих давнее желание героя. Два предложения подряд аналогичных по смыслу, различающихся лишь порядком слов. Инверсия обнаруживает второе ключевое слово - "враг". Это неотъемлемые элементы мести. Вместе с запалом ожесточения не выходит из сердиа боль.

Смерть равняет жертву и обидчика. "Их поставили тут же, у сарая" . Впервые употребляется местоимение, объединяющее героев. И перед Высшим Судом результатом внутренней работы духа Самарина должны были стать слова прощения. Это авторское выражение евангельского слова: "Спеши примириться с врагом своим, пока ты с ним еще на пути в суд"^. Когда в последний миг земной жизни обнаруживается ошибка: Самарин принял за капитана другого человека,—то она расценивается не просто как прояснение таинственного обстоятельства, но как самоощущение нового героя, ибо простивший Самарин - это другой человек. Рождается душа, преисполненная не местью, но прощением. Трагизм финала снимается, уводя читателя в область философских раздумий над жизнью с Богом в душе.

Бородин Л. Три рассказа // Юность. - 1989. - № II. - С.8.

Там же.

Там же.

Евангелие от Матфея; 5:25.

Следующий рассказ "Вариант" обнаруживает проверку авторской мысли в противоположном ключе. Центральный герой - человек, лишенный верк, место ее заняла идея мести. Не случайно, что вариант, избранный Андреем, - это тоже возмездие. Отчуждение человеческой натуры от веры, заполнение пространства души такой идеей (хоть и благородной, с точки зрения героя) выхолащивает смысл человеческой жизни, вариантом считает герой свое существование. Для Андрея жизнь и игра смешались: "Продолжается жизнь или игра. Неважно. Нужно соблюдать правила до конца. И в этом выигрыш

Идея спасения человечества, путь к ней, на обдумывание которого у него ушло ровно два месяца,проходит через месть. Андрей кончает жизнь самоубийством. Уход трагичен и бессмысленен в отличие от гибели Самарина. Напрашиваются аналогии с "Легендой о Великом Инквизиторе" или "Бесами" Ф.Достоевского. Герой Л.Бородина так^же берет на себя право осчастливить общество. Показателен разговор с Вадимом, наощупь идущим к Богу, не принимающим вариант Андрея. Главный герой говорит о вере: "Человечество живет по тем же законам взаимопожирания, что и весь мир, идея же Бога, как и все прочие идеи - это опыты коллективного самоконтроля, попытки регулирования взаимопожирания"2.

В.Верин проводит параллели с "Преступлением и наказанием": "Не кровь по совести, как у Раскольникова, но убийство по убеждению, как у вчерашнего сталиниста, оборачивается не судом совести, но одиночеством, отчаянием, затравленностью, растерянностью и злостью" .

Бородин Л. Три рассказа // Юность. - 1989.

2Там же. - С.14. ерин

В. Три правды // Литературная газета 7 февраля. - С.4.

- № II. - С.9. . - 1990.

Действия героя, видящего в религии лишь идею с каким-то знаком, приводят к неучтенным результатам. Погибает милиционер, на которого нападают члены кружка, чтобы завладеть оружием, страдает Ольга, в одиночестве пьющая свою муку любви-нелюбви, вовлечены в опасную игру друзья Андрея. Автор оставляет героев в неразрешимом узле противоречий, который разрывает, но не разрешает смерть.

В рассказе "Посещение" вопросы веры сформулированы еще более заостренно и являются фактической основой сюжета. В этой достаточно прямолинейной ситуации писатель, чтобы избежать морализаторства, использует прием мнимого авторства, утверждая, что рассказ создан потому, что был найден документ, принадлежавший одному провинциальному священнику. Тем самым снимается всякая ответственность за описанные события. Рассказ - квинтэссенция "нравственного отношения автора к предмету" и воплощение характерного для Л.Бородина жесткого повествования с одновременным предоставлением героям полной свободы. Задушевная мысль о Боге, вере и чуде не становится навязчивой. У читателя подспудно зреет понимание посещения как в житейском, так и в философском плане. Корень нравственных оценок ведет свое начало от веры. Посещение Алексеем отца Вениамина, посещение чудом обыденности, посещение верой наших душ. Принцип открытости разным правдам соблюден, он выражается не только в свободе, предоставленной героям, но и в неоднозначности финалов.•Автор декларирует свою непричастность к событиям и персонажам, особенно выражающим близкие ему мысли. "По-моему, чем глубже законспирируешься, тем лучше"*, -сказал писатель на встрече в Останкино.

Сложно совместить открытость с морализаторством. Моралист - человек, не просто диктующий принципы, но и присвоивший себе право

Бородин Л. Встреча с читателями (транслировалась 22 апреля 1992 года по I каналу телевидения). суда над людьми. Нельзя согласиться с А.Агеевым, который утвервда-ет: ".Бородин загоняет себя некоторым образом в безвыходную си-туаиию, в порочный круг. Рационализм не позволяет по-настоящему поверить в Бога, преодолеть его можно, только разбудив в себе непосредственное, природное, но природа аморальна, ее сатанинская прелесть для героев писателя - соблазн почти непреодолимый. То есть шаток оказывается сам фундамент, на который старается - видит Бог, действительно старается опираться Бородин, вынося свои приговоры героям и жизни""*". Конечно, если принять это положение критика, то логичен вывод, что присвоение себе роли судьи - это уже отход от Бога. Следовательно, непрочен сам фундамент веры Л.Бородина. Но в том-то и суть, что писатель никогда не берет на себя роль судьи, откуда-то свысока роняющего свои нравственные (пусть и выстраданные) оценки.

Следует обратить внимание, что утсз в трех отмеченных рассказах оценка, суд выходят за рамки моральной возможности автора. В рассказе "Встреча" попытка одного из героев вершить правосудие оказывается неудачной. Не случаен распространенный в литературе сюжетный ход - неузнавание или ошибка, причем, не он играет решающую роль в изменении намерений Самарина, а некая сила вне него. Оба героя оказываются перед Высшим Судом. Сама их гибель уходит из поля зрения Л.Бородина, остается возможность суда, который справедливее человеческого.

В "Посещении" конфликт между желанием верить и его неосуществимостью кончается смертью. Это может быть и плата за неверие, но нам представляется слишком прямолинейным такое объяснение. Ближе мысль о несовершенстве мира, о чем Е.Клименко пишет: "Изначальное

Агеев А. Моралист перед сфинксом // Октябрь. - 1991. -№ 6. - С.203. несовершенство "инструмента" - в его прикладном, вторичном отношении к миру. И встречный упрек - несовершенству мира: второстепенность искусства дорого обходится. Первые жертвы такого несовершент ства - чудо и любовь." . Скорее всего, перед нами суд силы, необъяснимой с точки зрения рацио, поэтому важен не сам факт смерти, а факт жизни или суда после смерти. То есть не прямая морализатор-ская логика: усомнился - получи, а усомнился - окажись ближе к тому, в чем сомневался. Не с той целью, чтобы было неповадно, а потому, что человек не вправе судить то, что не им дано.

Аргументом в нашу пользу является и относительная (так как абсолютная принципиально невозможна) свобода выбора героев. Самарин не ограничен никакими рамками, воплотить свою идею мести он имел возможность неоднократно. В конце концов он испытывает свою идею на прочность, но неминуемо разочарование и неудовлетворенность, после чего он выходит на иной путь.

В рассказе "Посещение" в равные условия выбора и сомнения ставятся очень разные герои. О.Вениамин искренне верующий, не требующий подтверждения существования Творца, как это бывает у неверующих, но тешащих себя надеждой на веру. Алексей - философ по профессии и мироощущению, отказывающийся поверить в Бога, даже узрев "явление бытия Господа нашего" в чуде: данной ему способности летать. Даже самый жесткий герой Л.Бородина Андрей мечется между вариантами.

Герой рассказа "Вариант" - это человек, для которого идея становится эквивалентом мира, он не случаен для Л.Бородина. Истоки такого характера справедливо отмечает В.Верин: "Герои Достоевского лишь перебирали ситуации, когда Бога нет, герой Л.Бородина воспитан т

Клименко Е. В ожидании Афродиты, или Парадоксы прозрения // Литературное обозрение. - 1991. - № 6. - С.69. и о •« I гл о о Vсистемой, реализующей это на практике . В такой малой форме, как рассказ, Л.Бородин вмещает основные события жизни Андрея, важные для понимания его характера, детство, мать, отрекшаяся от мужа во имя светлой идеи, сын, убедившийся в порочности этой идеи. Однако он не понимает, что разница между догмами коммунизма и его формой спасения человечества отсутствует. Для писателя важен был именно такой тип героя, полюс, воплотивший противостояние христианскому идеалу. В таком характере действительно все заранее задано. Уже само ожидание героя его друзьями до появления его самого высвечивает ярко и целостно его облик-образ. Он стержень, нерв кружка, обладающий безусловным авторитетом. Собравшиеся в комнате представлены только для того, чтобы все четыре фокуса восприятия направить в одну точку пересечения. Они различны, но оценка ими Андрея едина, он сосредоточение воли, без которой не существовало бы их группы. Акцент на доминирующей черте образа страсти-мести во имя справедливости (как ни парадоксально это звучит) - это уже тупиковый момент. Иллюстрируя спиралевидный принцип развития истории, автор закручивает повествование в тугую пружину, которая разожмется, бумерангом ударив по идеологу "восстановления попранной справедливости".

Герой вовлечен сьоей идеей в опасную игру, все остальные связи его с миром опустошает догма. Важный и безусловно концептуальный смысл приобретают диалоги: Андрей - Вадим, Андрей - Костя. Понятия "идея" и "идеал" поставлены рядом. Не решен вопрос для главного героя о верности пути, энергичные жесты и короткие реплики, которыми он прерывает собеседника, приоткрывают нечто новое в характере его. Андрей боится дать волю своим сомнениям. "Жалко. расставаться с идеалом! Такие хорошие и красивые слова! Ведь не может же быть, что

Верин В. Три правды // Литературная газета. -7 февраля. - С.4.

1990. все ложь! Сотни поколений. миллионы жертв. Разве может зло прит нимать такую соблазнительную форму!" . Этим мучительным поискам Кости ничего не уюжет предложить в качестве решения и человек, у которого , как кажется его друзьям и любимой девушке, нет сомнений и для которого готовы ответы на все вопросы. Его зацикленность на идее мести как силе, меняющей действительность, раскрывается в диалоге с Вадимом. Для последнего вера не является отвлеченным понятием, некой абстракцией, опирающейся на институт церкви. Диалог строится так, будто герои говорят на разных языках. Этот эффект создается с помощью ремарок и синтаксических конструкций (условных предложений). "Если речь идет о религии как социальном институте, несущем положительную мораль. я сам думал- об этом. Если у тебя есть

2 идея в этом смысле, выскажи, обсудим." . Контрастный эмоциональный настрой героев обнажает сущность главного героя, загнанного в угол своей идеей. И это трагическое неумение найти выход, уход от борьбы, им же самим провозглашенной, предпочтение смерти являет муку душ, оставленной Богом.

Таким образом, в христианской по сути своей традиции предпринимаются попытки самоопределения каждого из героев Л.Бородина. Схематизм художественных образов верующих героев оправдан тем, что автор избегает прямых оценок и морализаторских рассуждений. Герои, несущие на себе печать Бога, живут по принципу: "Не судите, да не судимы будете". Особую остроту в такой философии приобретает проблема свободы выбора, религии и свободы. Философские воззрения, выг являющие общий источник свободы и Бога, ведут к признанию равноценности Бога и человека, способного в творческих возможностях приблизиться к Творцу. Отсюда своеобразие в решении вопроса свободы воли

Бородин Л. Три рассказа // Юность. -2Там же. - С.14.

1989. - № II.- С. 13. у Бородина. Этим, как нам представляется, снимаются упреки А.Агеева в шаткости религиозного фундамента писателя, разбавленного язычеством. Так как суть не в смешении христианских и языческих мотивов, а в его взгляде на свободу и Творца.

Тогда и образ России приобретает особый смысл. Традиционные для русской литературы два лика ее вовлекают Бородина в вечный спор о цене спасения. Герои бьются над разгадкой вечного и вроде бы уже решенного (точнее, определенного как неразрешимого) вопроса: "Умом Россию не понять, аршином общим не измерить?" Предсмертные минуты Андрея исполнены постижением непостижимого. Здесь очевидна искуст-венность ситуации, но логика данного характера вполне реалистична, она-то и подсказывает, что конец человека, жившего идеей, должен быть связан с попыткой решения противоречивости этой идеи, с поисками выхода: "Он догадывался и ранее об отсутствии смысловой связи ' между его жизнью и судьбой того существа, что именовалось Россией"*.

Опробована очередная идея, идея жизни без Бога, идея тупиковая, не приблизившая к пониманию России. Остается открытым вопрос, ставший камнем преткновения и глубоким водоразделом между философами и писателями еще со времен споров западников и славянофилов.

Можно согласиться с А.Агеевым в том, что суть произведений о

Л.Бородина в "апробировании идеи (что есть истина?). Для доказательства обратимся к анализу особенностей сюжета и композиции рассказов. Сюжет разворачивается обычно в небольшом временном отрезке, концентрация сменяющих друг друга событий максимальна. Напряженность нередко достигается введением элементов детективного сюжета. Но цель их принципиально иная. Так, отсчет событий от кульми

Бородин Л. Три рассказа // Юность. - 1989. - № II. - С.22.

2Агеев А. Моралист перед сфинксом // Октябрь. - 1991. -№ 6. - С.201. нации в рассказе "Встреча" не только элемент привлечения интереса, но и воплощение философской идеи и проверка ее жизненности. Кульминация становится одновременно и завязкой. Дальнейшие действия разворачиваются так, что привычные приемы детективного сюжета: разъяснение постфактум, ошибка героя, выявляющаяся только в конце - это лишь внешний ход, углубленный философским планом. Обычная ситуация: месть за зло не приносит облегчения. За короткое время герой проходит путь,равный вечности, заканчивающийся пониманием цены прощения. Не важен становится сам по себе детективный элемент, выяснение, что прощать некого, так как Самарин обознался, приняв Козлова за бывшего своего лагерного начальника. Смысл заключается в самом процессе, поиске истины духовной и приближении к ней, но непостижимости ее.

Заостренность ситуации поиска, резкое несоответствие героя внешним обстоятельствам характерны для Л.Бородина. Действующие лица "Встречи" оказываются перед казнью, герой "Варианта" кончает жизнь самоубийством, Алексей разбивается в полете. Предельная напряженность, ни на миг не покидающее героев и автора желание испытать себя - приметы бородинского стиля. Даже фантастические элементы (полеты Алексея) - это еще одна грань испытания. Функции фантастики в рассказе Л.Бородина нельзя свести к простой занимательности. Для писателя фантастика - производное от поисков смысла, который осуществляется не только в рамках рационального, но и за пределами его. Это выход в пространство сознания человека верующего, для которого чудо - победа сил благодатных сверхприродных, но не нарушение закономерностей природы. Кольцевая композиция рассказа "Вариант" - это моделирование тупиковости, в которой может оказаться любая идея, претендующая на звание абсолютной. Поиск истины, открытость финалов важны для Л.Бородина. Это дает возможность усомниться в приоритете какой бы то ни было ценности, даже если она выступает в одеянии истины. Поиски души русской для Л.Бородина осложнены ее противоречивостью, двойственностью, сделавшими возможной подмену святых понятий бесовскими (по Н.Бердяеву). Не всегда разделяя взгляды философа, Л.Бородин в наши дни подчеркивает важность самого поиска, искренности желания найти истину. "Мы, русские, должны быть счастливы, что нам есть у кого учиться мужеству духовного поиска, и, возможно, с этого и начинается то новое, преображающее человека Творчество, о котором грезил честный и грешный человек Николай Бердяев""*'.

Философские основы авторской концепции, воплощенные в сюжетно-композиционных особенностях, элементах индивидуального стиля писателя, убеждают, что пытаться определять суть - дело неблагодарное. Талантливое произведение всегда шире и глубже однозначных определений относительно его сути, но то, что отсчет ведется Бородиным от души русской в ее христианском понимании, по нашему мнению, в рассказах этого автора бесспорно. Сам отбор эпизодов, углубленный поиск истины, которая познается как связь исторически взаимообусловленных прошлого, настоящего и будущего, постоянная апелляция к конкретике духовных и бытовых деталей отображенного в рассказах времени реализуют принципы реалистической поэтики.

Повесть "Третья правда", опубликованная у нас в 1990 году, выстрадана человеческой и творческой судьбой писателя. Это произведение чаще других фигурирует в критических обзорах (Аннинский Л. Правды и правдежки // Литературная газета. - 1990. - 7 ноября. -С.5; Верин В. Три правды // Литературная газета. - 1990. - 7 февраля. - С.4; Куняев С. "Дон-Кихоты" и "третья правда" // Литература

Бородин Л. Сотворение смысла, или Страсти по Бердяеву // Москва. - 1993. - № 8. - С.II. в школе. - 1991. - № 2. - С.56-62; Марченко Т. Смятенные люди смутного времени // Литературная Россия. - 1991. - 19 апреля. - С.9; Тимошенко 0. Где она, "третья правда"? // Москва. - 1990. - № 6. -С.204-206; Шкловский Е. Ускользающая реальность // Литературное обозрение. - 1991. - № 2. - С.10-18 и т.д.). Многие подчеркивают, что и повесть, и само понятие "третья правда" - ключевое в художественном мире автора. Например, В.Бондаренко пишет: "Ключевые для себя слова Бородин всегда выносит в заголовок: .говоря о "третьей правде" - еще одно ключевое понятие Бородина, переходящее т из книги в книгу, - он имеет в виду "третью правду" человека" . С.Куняев отмечает: "Может быть, все пережитое и затаенное за время своей борьбы и заключения, за всю свою жизнь вложил Леонид Бороо дин в эту повесть" .

Полярны оценки художественных достоинств повести: от восторженных ("Пожалуй, нигде так не ощущается, как в "Третьей правде", о та связь с русской классикой XIX и начала XX столетия" , "и хоть кончается повесть не воскресением, а пьяным куражом и нелепой дракой, но есть в ней свет, как и во всей прозе Л.Бородина, есть надежда на спасение"^) до противоположных утверждений: ".Сибирская с повесть наименее удачна" . Различны мнения по поводу самой "третьей

Бондаренко В. Правила игры Леонида Бородина // День. -1991. - 17-23 ноября. - С.6.

Куняев С. "Дон-Кихоты" и "третья правда" // Литература в школе. - 1991. - № 2. - С.61.

3Там же. - С.61-62.

Савкина И. Помочь не отчаяться // Север. - 1992. - № 2. -С.155.

Аннинский Л. Правды и правдежки // Литературная газета. -1990. - 7 ноября. - С.5. правды" в концепции Л.Бородина. Полагают, что правда, воплощенная в образе Селиванова7более жизненна и убедительна (<<!'Зажать рукой рану и заковылять к вокзалу", как это сделал Селиванов, можно лишь в т том случае, если есть рада чего оживать, если часть тебя еще жива>> , р а "Рябинин умирает, не выдерживая сознания своей вины и бессилия" ). Считают, что объективный смысл этого образа не совпадает с замыслом автора: ".Писатель явно замышлял, назвав повесть "Третья правда", утвердить ее пророком Рябинина, потому что для Л.Бородина -"третья правда" - это правда Бога. Если и есть в повести какая-то живая идея, "правда", то хозяин ее Селиванов, а никак не статичо ный, плоский И.Рябинин" . Ряд критиков признает, что правда на стороне Рябинина, не умаляя художественной убедительности этого образа. "Все, что лелеял в своей душе и отстаивал в яростных спорах с Рябининым Селиванов, - все рухнуло. Не получилось ли так, что его вечный "противник" со своей правдой и искалеченной судьбой оказался более цельной натурой, чем Селиванов со своей никому не нужной "третьей правдой"?"^. Таким вопросом задается С.Куняев. Т.Марченко отмечает: "Нравственный идеал Бородина не просто вбирает в себя, скажем, идею толстовского "непротивления злу",., но он рожден осмыслением самой исторической эпохи, проведшей героя через все круги с ада" . Изучение исторической реальности, воплощенной в конкретной

•^Тимошенко 0. Где она, "третья правда"? // Москва. - 1990.

6. г С.206.

2Там же. о

Агеев А. Моралист перед сфинксом // Октябрь. - 1991.

6. - С.203.

Куняев С. "Дон-Кихоты" и "третья правда" // Литература в школе. - 1991. - № 2. - С.61. с

Марченко Т. Смятенные люди смутного времени // Литературная Россия. - 1991. - 19 апреля. - С.9. судьбе, типизированной до уровня исторического бытия личности и народа, реализует принципы реалистической поэтики.

В обзорах критиков речь идет и о процессе поиска вечно ускользающей истины. Так, А.Варламов пишет: "Однако итог этих поисков грустен: третья правда ускользает как таинственная страна Беловодье, а вот платить за это приходится не только тем, кто так настойчиво ее искал"*. Е.Шкловский2 считает, что правда для Л.Бородина - это правда Селиванова плюс нравственная поправка от Рябинина.

Сам автор на встрече в Останкино говорил: "Понятие "третьей правды" трактуется в критике по-разному: то две неверные, третья - верная. То третья правда как постоянный поиск, лишь бы не совпасть с первой и второй. Я и сам не очень хорошо понимаю смысл этого названия .

Безусловно, повесть - важнейшее звено в мировоззренческой и художественной системе Л.Бородина. Принимая во внимание и противоречивые отклики на нее, полагаем, что данное произведение необходимо исследовать всесторонне, определяющая же проблема обозначена в начале главы. Несмотря на ряд откликов, появившихся в печати, попытка анализа "Третьей правды" предпринята только в одной статье О.Тимошенко. Но, во-первых, объем статьи не дает возможности для глубокого * раскрытия авторской концепции, а, во-вторых, представленный взгляд на повесть кажется нам упрощенным.

Как представляется, необходимо выяснить причины появления од

Варламов А. Не палачи, не жертвы // Литературная газета. -1992. - 13 мая. - С.4. о

Шкловский Е. Ускользающая реальность // Литературное обозрение. - 1991. - № 2. - С.10-18.

Бородин Л. Встреча с читателями (транслировалась 22 апреля 1992 года по I каналу телевидения). ного из главных героев повести, понять, случайно ли название, как проявляется в нем авторская позиция1 Каким образом определяет она характеры действующих лиц, как воплощается идея автора в композиции. Анализируется словесная и пространственная организация текста (способ изображения интерьера, портрета, пейзажа относительно лица, ведущего рассказ). Все поднятые вопросы рассматриваются в связи с авторской позицией, так как логика писателя является организующим началом повести, выяснению ее подчинены все перечисленные аспекты.

Л.Толстой писал, что "цемент, который связывает всякое художественное произведение в одно целое и оттого производит иллюзию отражения жизни, есть не единство лиц и положений, а средство самобытного нравственного отношения автора к предмету. Что бы ни изображал художник: святых, работников, царей, гениев, - мы ищем и видим только душу самого художника"*. Принципы реалистической поэтики, создающие "иллюзию отражения жизни" и проявившиеся в такой субъективной категории, как "душа художника" (его позиция) представляют собой предмет исследования. В работе следует принимать слова "повествователь", "рассказчик" как синонимы. Образ автора - часть личности писателя, выражающая наиболее яркие стороны авторского мировоззрения.

Решение проблемы автора включает в себя следующие аспекты: "I) Изучение образа автора; 2) изучение отношений автора и героя-рассказчика; 3) роль и функции этого рассказчика; 4) изучение точки зрения; 5) выяснение своеобразия сюжетно-композиционной завершенности произведения; 6) изучение особенностей языка и стиля, взар имодействие авторской речи и речи героев." .

Толстой Л.Н. Собр. соч.: В 90-та т. - М., 1928-1958.

Т.30. - С.18-19. о

Огнев A.B. 0 поэтике современного русского рассказа. -Саратов, 1973. - С.14.

Как уже отмечалось, Л.Бородин неоднократно подчеркивает в своих произведениях принадлежность повествования какому-либо третьему лицу. В.Днепров отмечает такие тенденции в современном романе: ".Происшествия, раньше возникавшие из писательского рассказа, стали жить и двигаться в романе, как бы сами по себе, якобы без посредства художника"*. В повести Л.Бородина этот прием создает эффект абсолютной объективности, обособленности от автора, во-первых, и подлинности рассказа, во-вторых.

В "Третьей правде" сказано: "И было бы чистой ложью назвать дальнейшее повествование воспоминаниями Андриана Никаноровича Сели-^ ванова, даже и в самом добросовестном пересказе воспоминания и меньше, и больше того, что было в действительности; не все чувства подвластны слову и не все происходящее доступно чувству; что-то обязательно останется за пределами, как бы назначенное чувству друго2 го, кто при этом присутствовал и присутствовать бы мог" . Помимо названного лица, существует в повести и лицо вполне определенное -это таежник Селиванов, участвующий во всех событиях, носитель "третьей правды".

Проследим появление этого концептуально значимого героя в творчестве Л.Бородина. Как с эпизодическим персонажем встречаемся с ним в повести "Гологор" (1974). Это позволяет сделать предположение: характер героя созревал в сознании автора достаточно долго, прежде чем получить убедительное художественное воплощение в произведении.

Выбор названия подтверждает, что писателю важно не просто обозначить круг вопросов, которые будут подняты, но и определить свой угол зрения на них, обнаружить место каждого из героев, "рабо тающих" на раскрытие общей концепции повести. Название настраивает читателя на философский лад, ориентирует его на необходимость еле-дования но внутренней тропе повествования, отдавая ей предпочтение перед событийной канвой. Оно традиционно и ново одновременно. Традиционно, так как русская литература всегда была богата правдоискателями-философами. Вспомним толстовского Платона Каратаева или лес-ковского очарованного странника. Новизна в том, что в литературе периода строительства "нового мира" не в- чести были полутона. Заглавие уже определенным образом может наметить конфликт и характеры. Композиционные закономерности повести подчинены идее поиска правды.

Начинается "Третья правда" с возвращения Ивана Рябинина, то есть со своеобразной иллюстрации крушения правды власти. Повествование прерывается воспоминаниями, вводящими читателя в предысторию настоящих событий. 25 лет прошло, как потерял Иван свободу, автор намеренно не указывает четкие хронологические рамки действия. Взаимодействие двух временных планов в повести позволяет оценить спор о правдах в развитии, сама жизнь выносит приговоры каждой из них. Такое расположение материала реализует принципы реалистической поэтики и способствует выявлению авторской позиции. Анализ сюжетных ••» коллизий, эволюции образов указывает на полное неприятие правды власти, но оставляет размытыми и путь Селиванова, и новый идеал Рябинина. ".Да, не все так просто было для него (Рябинина - И.К.) в этом деле. Привыкший чувствовать Бога через силу молитвы, через волю свою, боялся он церкви, где тесно и душно, а главное, боялся услышать из уст священника что-нибудь непрямое и неправое, боялся обиду получить за Бога, если нечистоту увидит в святом месте. Один на один с иконой - это привычно, икона чиста и свята, в ней образ т

Божий Божьей благодатью запечатлен." . То, намечавшееся в начале Iповести сопряжение правд Ивана и Селиванова, с течением времени обнаруживается вполне. Но нельзя не заметить и различия: столь разные судьбы не позволяют героям иметь одни идеалы. Чей путь истинней? Нарушение хронологии повествования помогает проследить развитие каждой из истин в сложных взаимоотношениях. Отсутствие стабильности в общем, но прочность в чем-то главном - вот отличительная черта поавды, прошедшей до конца. Это дорога Селиванова. Финал, доказывающий жизнестойкость героя, не раскрывает ли он относительную живучесть "третьей правды" Андриана Никаноровича? Удельный вес этого образа велик. Кроме того, что он участвует почти во всех событиях, те, которые не касаются его непосредственно, осмысляются через его сознание и сознание повествователя, причем, эти позиции нередко пет ресекаются-. Это, наверное, дало повод О.Тимошенко говорить о том, что рассказ ведется от автора, наделенного зрением Селиванова. Сказанное наводит на мысль о том, что для писателя значимость этого образа не исчерпывает его собственного ведения. р

Образ автора, как справедливо замечает А.В.Огнев , - часть личности писателя, подвергнутая художественной трансформации. С одной стороны, образ автора не тождественен личности писателя, с другой стороны, он не может не отражать ее. Здесь сталкиваемся с диалектическим противоречием, на которое обратил внимание А.M.JIeвидов:^ Автор не может не давать себя, автор обязан давать себя, ав3 тор должен не давать себя, "умереть">>. М.Е.Салтыков-Щедрин писал, что "каждое произведение беллетристики, не хуже любого ученот

Тимошенко 0. Где она, "третья правда"? // Москва. - 1990.

JÄ 6. - С.204-206. р

Огнев A.B. 0 поэтике современного русского рассказа. - Саратов, 1973. - С.22. го трактата, выдает своего автора со всем его внутренним миром . Что касается степени "умирания", то она зависит от жанра произведения и характера дарования писателя. Повесть дает большие возможности для объективного изображения героев.

Дистанция между образом автора и повествователем у Л.Бородина изменчива. Трудно утверждать, что последний полностью объективирован, хотя он незримо присутствует. В повести дистанция то увеличивается, то сливается в одну точку зрения. При кажущейся объективности письма, определенной отстраненности образа автора от повествователя, рассказчик может быть носителем неких оценок.

Мера "вмешательства" автора в ход повествования своеобразна. Это или короткие реплики (вроде слов за кадром), непосредственно оценивающие поступок, или описание непроизвольных движений, жестов, раскрывающих замысел автора опосредованно. Например, разговор офицера и Селиванова: <Я"В Бога веришь?" - спросил офицер. Селиванов такого вопроса не ожидал, замешкался, соображая, как сказать лучше.

Не верить грех, а верить мудрено.", - пробормотал он и побоялся, р что будет уличен в лукавстве, но тот будто и не слышал ответа.^ . о

Говоря о словесной организации повествования, А.П.Чудаков выделяет три типа субъективного повествования: I) оценка повествователя выражается в целых высказываниях, развернутых рассуждениях, размышлениях; 2) оценка и эмоции повествователя выражаются в отдельных словах; 3) повествователь вмешивается в ход рассказа, предваряет события, обсуждает с читателем развитие фабулы. У Л.Бородина в представленном фрагменте, как и во всей повести, оценка преимущест

1Салтыков-Цедрин М.Е. Собр. соч.: В 20-ти т. - М., 1965-77.

Т.9. — С.63. о

Бородин Л. Повесть странного времени. - М., 1990. - С.113. Рудаков А.П. Поэтика Чехова. - М., 1971. - С. 128. о5 венно выражается в отдельных словах. Нагнетание глаголов создает ощущение взгляда на героя изнутри и извне одновременно. Этот эффект достигается непрямым участием автора в диалоге. Такой способ характеристики персонажа, несомненно, исподволь обнаруживает позицию автора, оставляя читателю простор для собственных умозаключений.

Отступления повествователя (развернутая характеристика героя, его внутреннего состояния) редки. Бородин не злоупотребляет правом автора вмешиваться в ход событий, он только рядом всегда. Пространное описание душевных переживаний встречаем там, где наблюдается временное замедление действия и дается ретроспективный обзор. О тос- ке Селиванова сказано: "Тоски Селиванов боялся. Он, человек тайги, которому слишком часто приходилось смотреть под ноги и редко когда удавалось взглянуть в небо, равнодушный к вопросам веры (просто некогда было думать об этом), он, однако, состояние тоски почитал грехом в самом прямом смысле. Тоска - это голос из ниоткуда; тоска, которая есть пустота, в каждом человеке пребывает как непророс-шее семя. Не дай бог пустить ему ростки. А когда тоска в полной ясности проявляется - это и есть смерть. Когда находило такое на Селиванова, давал он волю злу и спасался тем от тоски, потому как никакого другого средства не было от нее, гадины! Амель (пытался за-пойствовать) размягчал его до такой отвратительности, что всего себя чувствовал одной большой задницей, и от хмельной сопливости спастись бывало еще трудней."*. В авторском комментарии используется лексика из словаря отнюдь не нейтрального, а селивановского, поэтому такие отступления создают эффект внутреннего самораскрытия героя.

Но одни эти эпизоды не дают нам права с полной категоричностью утверждать, где же правда автора,потому что этот вопрос из разряда вечных" и не имеющих неизменного ответа. Но на чьей стороне сочувствие автора, как он относится к основным вопросам бытия и какое воплощение это нашло в повести, понять можно.

Название не просто настраивает на поиск правд, но и оказывается ярким символом, а не только числом, взвешивающим и подводящим итог. Три ли правды в произведении? Нет, их ¡значительно больше. Это истина белого офицера Николая Александровича Оболенского ("белая"), правота "красных", пытавшихся завладеть Чехардаком, путь Рябинина. Где же место его, Селиванова правде: ".Это моя тайга, и твоя, и других, наша правда - третья промеж их правд

Конфликт повести приближает к ядру авторской позиции. Запрятанная вглубь "Третьей правды" (сгажетно) конфликтная ситуация между Селивановым и Рябининым мнимая. Диалог героев обнаруживает, что не враги перед нами и нечего им делить. Этот спор короткими, но четкими штрихами выводит на подлинное и принявшее нешуточные масштабы противостояние между Андрианом как носителем "третьей правды" и властью.

Конфликт таежника с "белой" правдой так ярко не обозначен. Герой испытывает к ней даже сочувствие, но не верит в ее жизненность. Образ Длинного обнаруживает (как мы полагаем) скрытый подтекст, авторскую оценку "белой" правды. Оболенский, которого можно было бы считать защитником благородной идеи, погибает, а "продолжатель" его дела Длинный - фигура плоская, и это не случайно. Упрощенность выявляет авторское отношение к герою, что позволяет сделать вывод о неприятии им и дороги Николая Александровича. Иначе не появилась бы столь безжизненная фигура Длинного (фанатика или просто мошенника?).

Между двух правд - селивановская. Герой строит свой мирок отдельно ото всех, его законы - это законы самосохранения, безвредные т для других. Но не может не зависеть человек от окружающих. И втягивается Селиванов в круговорот добра: спасает Людмилу, бережет дом Ивана, трогательно заботится о Наташе и ее сыне. Недаром ищет он спасения в Рябинине, который живет (как считает Андриан Никаноро-вич) праведно, таежнику нужен кто-то, способный понять его правоту.

Правда Ивана остается рядом. После 25 лет мытарств вне свободы он продолжает мучиться на воле, так как близкие ему люди оторваны от него. Ему нет места в мире родных по крови людей. Все равно ему, куда возвращаться. Причинами этого нежелания О.Тимошенко считает особенности сознания героя, не столь прочно связанного с природой, как у Селиванова. Нам кажется спорным этот вывод. В Иване ( говорит кровная связь, обрыва которой он боится, боится перемен и отчуждения как раз потому, что тесно привязан был к тайге и родным, хотя и были сомнения относительно заслуженности счастья.

Аналогичные сомнения (потеря тяги к тайге) мучают и Андриана Никаноровича после возвращения Ивана. Утверждение О.Тимошенко несколько упрощает взаимоотношения автор - повествователь - Селиванов Рябинин. Обе правды имеют равные права, а если уж нестойки и непрочны оказываются в жизни, то хрупки обе они (это подтверждает финал повести). Вроде бы Селиванов и свой в тайге в отличие от Ивана, почему привычный мир, которому он служит всю жизнь, пошатывается и начинает скрипеть с появлением Рябинина? Автор воплощает сложные взаимоотношения между правдами, постоянная борьба идет вокруг них и в людях, их носителях,с целью доказательства жизненности каждой из них. Так, Рябинин, казалось бы, защитник власти, пришел к Богу. Но что тогда его смерть? Либо • оклик Бога, который забирает в первую очередь праведников, либо иллюстрация того, что нет места в мире насилия над живым его позиции.

Между правдами Селиванова и Рябинина, в самой золотой середине - автор. Писатель нередко декларирует свою отстраненность от повествователя, но изредка косвенно вторгается в повествование, ведущееся от лица, близко стоящего к Селиванову. Такой взгляд помогает раскрыть внутренние побуждения одного из главных героев, избегая прямых оценочных суждений. Например, разговор Селиванова с офицером сопровождается ремарками типа "страсть как захотелось похвастаться (другого случая не представится)"*. Наблюдаем перемещение внимания повествователя с внешнего поведения Селиванова к анализу его чувств и мыслей до глубинного проникновения в сознание героя: "Селиванов чувствовал себя собакой, когда она вслушивается в речь человека в надежде услышать знакомое слово. Но был он не собакой, а человеком; и потому думал про себя о том, что за всякой мудреностью кроется нечто очень простое и ему давно известное; что если иной говорит сложно, так то ли потому, что говорить просто не умео ет, то ли чтоб цену себе повысить. Повествователь изображает Селиванова как человека, играющего роль сознательно. Андриан Никано-рович - актер, преднамеренно-ведущий свою партию простачка: ".Притворяться он любил"3, "Селиванов ИЗОБРАЗИЛ восхищение."^. Это подчеркивает дистанцию между рассказчиком и героем. Но есть и нечто, роднящее их. Так, смерть Оболенского нарушает "прежние представления Селиванова, главным образом - о самом себе. Что ему эти люди, случайно оказавшиеся на его пути? Он жил до них, и после них с будет жить. Разве не так? А тайга онемела. . Именно в этот момент в полную силу звучит голос повествователя, теперь уже отделенородин Л. Повесть странного времени. - М., 1990. - С.113.

2Там же. - С.114.

3Там же. - С.64.

4там же. - С.114.

5Там же. - С.119. ного от Селиванова. Что же произошло? Кажется, ушел только один голос, а тайга не может не заметить потери и одной человеческой жизни. Всегда чувствовавший себя сыном природы, Селиванов ощущает, что она не принимает любую смерть, испытывает боль от потери. Задумывается герой о себе и о ценности жизни. Ведь мог он допустить насилие. Где она теперь, его правда? Вот тут-то и выясняется, что повествователь - защитник другой правды. Диалоги героев (Селиванова с белым офицером, с длинным, с Рябининым), размышления рассказчика об Андриане Никаноровиче, о бытии, судьбы, взаимоотношения героев, своеобразие пейзажа, интерьера, портрета наводят на мысль об особой правде. Это не "третья правда" Селиванова, хотя нередко и близкая к ней третья между двух истин: "красной" и "белой". В.В.Виноградов писал: "Образ автора. - концентрированное выражение сути произведения, объединяющее всю систему речевых структур персонажей в их соотношении с повествователем-рассказчиком или рассказчиками и через них являющееся идейно-стилистическим средоточием, фокусом целого."*. Исследование образа автора доказывает, что он сторонник правды природы, ценности любой жизни. Его истина звучит в слове повествователя, дистанция между последним и Селивановым удлиняется. Одушевленная природа косвенно отражает позицию автора: ".И не то чтобы звезды ближе были, но небо само и есть то место, где живет человек вместе с землей и со всем, что на ней и вокруг нее. И буо кашка вроде бы, и сын неба" .

Селиванов, сын тайги, в данном случае лишь рядом с ней. Анд-риан Никанорович хочет встать в стороне, уйти от смерти Оболенского, уйти от власти, он может и убить, исходя из своих представлений о справедливости, защищая тайгу (так он поступил с "начальниками" ЧеJ хардака). Вопрос в том, можно ли оправдать любые средства в борьбе за правду. Диссонанс, прозвучавший в отношении Селиванова к тайге и заставивший его взглянуть на себя по-другому, разводит правду героя с авторской.

Таким образом, повествователь - лицо, незримо присутствующее, важное для объективности, внесения нового и свежего взгляда извне. Но "авторская идея, мысль не должна нести в произведении всеосве-щающую мир функцию, но должна входить в него как образ человека, как установка среди других установок, как слово среди других слов"? Поэтому и в мотивировке поступков наблюдается постоянное смешение голосов повествователя и героя. Так, внутреннее состояние Андриана Никаноровича дается с точки зрения повествователя: "Селиванов неторопливо поднял голову, приподнялся, сел, притворно потирая глаза. .

Но вот зло (или добро) свершилось. Можно ли оправдать убийство, что чувствует сам Андриан Никанорович? Здесь подключается внутренний голос самого Селиванова, вернее,аЛМя е^о , его совесть: ".Он удивился, почему смерть хорошего человека, которому он всей душой хотел жизни, не взбаламутила его.так, как та, которую он сам сотворил, хоть и против своей воли. "Поди, совесть растормошилась, ведь как-никак - а убивать грех!." " .

Развернутые комментарии встречаются в ответственные моменты жизни героев. Рассказчик становится относительно более свободным, когда Селиванов переживает кульминационные события своей жизни. Такое сужение и расширение точек зрения, .думается, постепенно раскры

Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. - М., 1979.

С.86. р вает "третью правду" в действии и определяет композицию повести. События более позднего периода прерываются ретроспективным показом самого Селиванова и Рябинина. Восприятие Ивана дается с трех точек зрения: Андриан Никанорович - деревня - повествователь. Каждая из правд таким образом обретает равные права на утверждение своей истинности. Повесть заканчивается смертью Ивана, ушедшего от "красной" правды к божеской, и ранением Селиванова, которое тоже приобретает символический смысл. Финал открыт. Не кончен спор о правде, жизнь еще продолжает испытывать ее на прочность.

Споры об истине - важнейший компонент произведения. Речь героев и повествователя косвенно отражает авторскую позицию. Остановимся на речевой организации повести. В.В.Виноградов писал: "В "образе автора", его речевой структуре объединяются все качества и особенности стиля художественного произведения: распределение света и тени при помощи выразительных речевых средств, переходы от одного стиля изложения к другому, переливы и сочетания словесных красок, характер оценок, выражаемых посредством подбора и смены слов и фраз, своеобразия синтаксического движения"^.

Проследим особенности речи персонажей и рассказчика, взаимоотношения между ними, удельный вес каждого из потоков, имея в виду, что все названное "работает® на раскрытие авторской концепции.

Внутри текста (преимущественно с объективной манерой повествования) о

А.П.Чудаков выделяет четыре речевых потока: I) речь нейтрального повествователя; 2) речь повествователя, насыщенная словом героя; 3) внутренний монолог; 4) диалог.

Проиллюстрируем наличие потоков в повести, разместив их по степени важности. "Третья правда" насыщена диалогами, которые если не всегда в непосредственной форме касаются вопросов добра и зла, то косвенно являются продолжением того памятного разговора в сторожке Селиванова, где позиции героев распределены странно: вроде и враги - стрелявший и его жертва - вроде и враждебны короткие реплики Ивана, а пространные периоды Селиванова убеждают, что уважением проникается Рябинин к этому щуплому мужичонке, не желая себе признаться в этом. "И хоть усмешке и хотелось быть обидной для собеседника, да не получалось таковой, потому что собеседник охотно принимал ее как должное, и даже радовался ей, понимая ее как свою победу, как удачу, ибо разве это не удача, не чудо - получить друга через кровь его!"*.

Немногословие Ивана, характеризует его как человека честного и прямого, но дрогнуло в нем что-то в ответ на правду Селиванова. А внешнее проявление этой реакции - собственно-прямая речь и авторский комментарий:4 Тот долго молчал. Потом его взгляд будто случайно упал на ружье Селиванова, что висело на гвозде у двери: "Добрая штука! - сказал Рябинин и, кашлянув, грустно добавил, - в обр щем, я ничего про твои дела не слышал".>>.

Возвращение Ивана - повод для возобновления разговора о правде. Изменились ли герои, какие коррективы внесла жизнь в позиции обоих? Диалоги углубляют и проясняют саму суть убеждений, отношение каждого из них к взглядам другого сложное. Это принятие и непринятие одновременно. Трещина, положившая начало дружбе Селиванова и Рябинина, растет, но увеличивается и взаимное притяжение, как ни парадоксально это звучит. Приведем первый диалог Ивана с Анд-рианом Никаноровичем после освобождения Рябинина. (<"Я себе воли за чужую жизнь не хотел! Не понять тебе.". - "Точно! Не понять! Ни за что ни про что хапанули человека, загнали в загон, да чтоб за свою волю глотки не рвать - я того понять не могу! Ты уж извини, Ваня, только так вам и надо, стало быть, коли волю ценить не умеете. ломутники!"*>>*. Селиванов провел границу между собой и мужиками. В чем же тогда его вера, это мучительно пытается выяснить Иван. Кредо выявляется в диалоге и кратких авторских комментариях, которые раскрывают психологию Андриана Никаноровича. После встречи Ря-бянина с дочерью между ними происходит такой разговор. <(<"Никогда тебя не понимал. Странный ты человек! Может, врал ты мне, что в Бога не веруешь? А?". Тот недоуменно пожал плечами. "Не может быть того, чтоб не веровал! Во имя чего тогда добро творишь? - продолжал тихо Рябинин больше для себя, чем для Селиванова. - Неверующий, если и творит добро, то во имя свое!" - "И я во свое имя! - пробуро чал Селиванов, тяготясь Ивановыми рассуждениями">> .

В диалогах герои обнаруживают символ веры. Авторские вкрапления минимальны. Они реализуются с помощью глаголов, характеризующих внутреннее состояние героя. Анализ особенностей диалогов позволяет провести параллели между выявленными М.Бахтиным закономерностями диалогов в романах Достоевского и в повести Л.Бородина. Ученый от->. мечал: "В плане своего религиозно-утопического мировоззрения Достоевский переносит диалог в вечность, мысля ее как вечное со-радо-вание, со-любование, со-гласие. В плане романа это дано как неза-вершимость диалога. Поэтому диалог у Достоевского. всегда вне-сюжетен, то есть внутренне независим от сюжетного взаимоотношения гоо ворящих, хотя, конечно, подготовляется сюжетом" . Все диалоги по

Бородин Л. Повесть странного времени. - М., 1990. - С.142. 2Там же. - С.161.

Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. - М., 1979.

С.294.

М | 1 вести связаны с Селивановым. Он философ, поэтому все значительные события его жизни сопровождаются размышлениями. Они начинаются от ; липа, характеризующего героя, затем сливаются с его собственными ] мыслями и переходят в иную плоскость: философские воззрения автора на бытие в пелом. "Когда приходилось идти ночью, Селиванов завидо- | вал и злорадствовал зараз. Завидовал всему, что по сторонам от него пребывало во мраке, а значит, в свободе от своей формы. Зато, все, что было доступно его глазу, вынуждено было срочно возвращаться в свое обличье. И Селиванов ехидно шептал в темноту: "Ну, давай, | I давай, ишь разнежился, а ну кажись!. А еще бывает! Когда новолунье: тоненький серп висит над гривой - не навязывается на глаза, не затемняет звезды. И в другой половине неба они так ярки, что получается: будто человек и звезды только в своем образе среди мрака и теней.| Таким образом, речь, строй мыслей, внутренний мир Селиванова : представлены всесторонне. Характеристики других героев менее подроб- , ны и глубоки, что тоже "работает" на авторскую кониепиию. Казалось бы, воплощение мыслей героя можно найти во внутреннем монологе. Но он-то в чистом виде отсутствует в повести. Этот прием, очевидно, делает манеру повествования более объективной и позволяет воспринимать мир объемнее, разрушая схему, по которой автор - повествователь - центральный герой могут быть тождественны, в повести эти взаимоотношения значительно сложнее. Приведем размышления Селиванова (или о Селиванове?) после разговора с вернувшимся Иваном. ".Селиванов путался в своей обиде, словно кляча в порванной упряжке. Все годы до исчезновения Ивана он жил тайным превосходством перед ним, оно никому не шло ни во вред, ни на пользу, у Ивана ведь тоже было свое превосходство перед ним! Даже тогда, когда она, эта благородиева, невзлюбила Селиванова, когда своим розовым коготком провела царапину по их дружбе, когда появилась в доме кричащая малявка и Ивану вообще было не до него, - тогда самое главное оставалось на месте. А теперь, когда и жизнь-то уже доживается, когда Селиванов почти готов к тому, чтобы плюнуть на всякие превосходства и вздыхать одним голосом с другом, пришедшим с того света, теперь вдруг закачалась, зашаталась стволина его уважения к себе. Или другое что произошло в .душе, но стала она болеть, как поясница перед непогодой. Собственно-внутренний монолог оправданно заменяется несобственно-прямой речью повествователя.

Нейтральная речь повествователя тоже достаточно редка. Широко представлен поток речи героя, прерываемой словом автора. Этот элемент преобладает над нейтральной речью и диалогами. Диалоги прерываются словом автора, объективно оценивающего своего героя. (< "Ну, значит,. - спохватился Селиванов, - как тебя повязали, я поутру еще, до петухов, с телегой подкатил, погрузил их, вещички прихватил кое-какие. На окна да на двери - кресты, и обходом на Кедровую, а оттуда в Иркутск, к тетке моей, по отцу которая. Она еще в двенадцатом годе за фабричного вышла. Боялся я, Ваня, что Людмилу твою пометут за происховдение, как дознаются. У тетки их пристроил с дочкой, а сам - назад, разведать, за что тебя-то. Был слушок, что о тебя тоже в Иркутск увезли." >) . Пространное высказывание прерывается лишь словом, характеризующим мгновенно и полно состояние говорящего, хотя авторские реплики не всегда столь мимолетны. Диалог (и в этом случае и в других) предваряется репликой, сопровождающейся более развернутыми предложениями, целыми периодами. <<"Рассказывать чего, али сам все знаешь?. - И опять побоялся Ивану в глаза посмотреть. Уж, кажется, совесть его чиста была - более того , имел все основания для благодарности со стороны Ивана, а в глаза глядеть не мог по той вине, какая может быть между живым и мертвым, удачливым и неудачливым, прямым и горбатым. Но нужен был ответ Селиванову, потому взглянул Ивану в лицо и увидел в глазах тоже страх. Иван боялся услышать правду, которая, будучи незнаемой, была надеждой. А правда? Она что? Она - факт! И может оказаться последним камнем на шее.

Позиция автора определила такое распределение речевых потоков: нейтральная речь повествователя представлена незначительно, почти полностью отсутствуют внутренние монологи, преобладает речь героев, прерываемая словом автора (пространным, когда повествуется о кредо героев) и кратким в менее важных случаях. Диалоги, как правило, прерываются словом автора, но для того, чтобы очертить, насколько слова находятся в гармонии с самим говорящим и определить к ним косвенно авторское отношение.

Обозначив этапы исследования словесной организации повести, остановимся еще на одном немаловажном аспекте. Коснемся "положения 2 в пространстве" пейзажа, интерьера и портрета.

Пейзаж в повести - это описание тайги, причем, тайга - реальность, равноценная герою. Она столь же одушевлена, ее правда воспринимается вместе с правдой героев, освещает их сознание. Нюансы правд Селиванова и Рябинина,как более близких автору героев,и их повороты относительно авторского угла зрения выявляет позиция герой - тайга. ".Всю жизнь свою только тем и занимался Селиванов, что входил в тайгу и выходил из нее; и если не было в его мыслях по этому поводу высоких слов, то чувства он испытывал вполне высокие. Когда выходил на люди, оставалась за спиной, Селиванов думал о ней как о чем-то целом, едином и живом, но от него отделен** ном, и это отделение воспринимал как вынужденное неудобство, нарушение естественности. Когда же возвращался, тайга переставала быть чем-то вторым по отношению к нему, он снова ощущал себя ее мозгом, и уже не было двоих, но одно - он и тайга; более того, только с его присутствием обретала тайга полноту лица и цельность сути"*.

Взаимоотношения Ивана и тайги характеризуются некоторыми особенностями. На его восприятие природы наложили отпечаток 25 лет, проведенные в другом мире. Свежий глаз Рябинина отмечает перемены, недаром так боялся он этой встречи и ждал ее. Новый взгляд героя открывает всю полноту оттенков и в отношении автора к событиям, происходившим в советской действительности, к правде власти. ".За этим ручьем и начинался его бывший участок. С первых шагов по нему понял он, что зря не послушался Селиванова и пошел сюда. Еще до того, как попалась ему на траве обертка от сигарет, а затем и кострище с безобразием вокруг, мысли Рябинина уже покинули тайгу и вернулись ко всему, от чего он надеялся укрыться хоть на несколько дней в таежных сумерках. Ручеек, что когда-то любовно обложил он камнем, не то иссяк, не то вытоптан: еле-еле пробивается струйка из- под кочки, и вода болотная застоем отдает. А вокруг - банки консервные, бумага, тряпки и всякая человеческая нечистота. Но и этого мало. Дали какому-то выродку рода человеческого топор в руки, шел и сек одно за другим деревья из ненависти к красоте и свободе: на каждом, что устояло, засека хулиганская. Смолевыми слезами тихо плакала о тайга, беззащитная, обезображенная." .

Тайга - дом для Селиванова и Ивана, хотя и по-разному они к ней относятся. Неслучайно скупо обрисован интерьер в повести. "Изба казалась нежилой, да такой и была. Ничего за эти годы не привнес в дом Селиванов, а напротив, отсутствием своим лишил его души, и дом стал вроде не домом, а лишь стенами с потолком, да окнами, став-т нями закрытыми". Нередко интерьер введен только для того, чтобы оттенить портрет героя. Портретные характеристики у Л.Бородина своеобразны. Их нельзя назвать портретами в прямом смысле слова, это, скорее, облик, образ, обязательно символический. Л.Бородин дает несколько штрихов, но таких, что они открывают не внешнее, а глубинное, суть, определяющее именно этот персонаж, именно в данный промежуток времени. Портрет у писателя образный, он высвечивает правду героя (например, мотив святости облика Рябинина). Первая встреча Селиванова с Иваном рисуется так: ".За порогом снова пораженный замер. Посредине такой черноты стен, потолка, пола и воздуха, что даже лампа ее не рассеивала, в центре, словно принявшая в себя всю страшную силу керосинового пламени, висела или, вернее, парила икона, а лик на ней (что и привело Селиванова в онемение) был писаной копией того, кто впустил его в дом и кто был некогда Иваном Рябини-р ным . Второй раз рисует Ивана попутчик, поражая Андриана Никаноро-вича тем, что лицо на полотне оказалось опять повторяющим икону. Таким образом, в портрете заключено все: и правда Ивана, и правда окружающей жизни, и правда автора, который изображает его как святого великомуче ника.

До ссылки Рябинина Селиванов представляет его мотком грубой пряжи, а серебряной ниточкой - Людмилу. Не к ее ли правде приходит Иван, миновав все круги ада. Образ Людмилы - олицетворение праведности, особой истины между трех правд. Ведь "белую" принимает она т по законам родства, сердпем, но не уверена она в ней. Правда Сели

О II ц II ваяова напугала ее своей жестокостью, а о правде 'красной она говорит: "Не верю! Они злые! Они друг другу не верят!"*. Выбирает она Рябинина, но, скорее, того Рябинина, который найдет свой путь в Боге, так как его защита власти носит чисто формальный характер, может, от того, что это были еще не выстраданные слова. Встреча с Людмилой приблизила приход к вере, лотя о религиозности героини не сказано прямо, но облик ее подчеркивает нездешность. "Лебедь" из сказки, не случайно гибнет она где-то в лабиринтах системы: "Вспомнила деревня и то доброе утро, когда на крыльце рябининского дома появилась царевна-лебедь. Она вышла из сеней так, будто только-только появилась на свет, будто родилась с этим тихим скрипом сенных дверей, 2 золотоволосая, с маленькими белыми ножками.

Целостный портрет защитника "третьей правды" отсутствует. Ничто внешнее не отвлекает от взглядов и чувств героя, его поступков, которые эту правду воплощают. Портретные детали дают представление о нем.

Итак, место портрета в художественном пространстве повести определяет философская направленность "Третьей правды".

Авторское начало находит отражение в названии произведения, характеристиках героев, конфликте, композиции, речевой структуре текста, положении художественных предметов в пространстве относительно друг друга и образа автора. Своеобразный угол зрения на ход исторического развития, отсутствие прямых оценок, менторской интонаиии, оригинальность в отражении своих взглядов средствами преимущественно реалистической поэтики определяет роль этого произведения в творчестве Л.Бородина.

Писателю удалось убедительно (используя широкий арсенал художественных средств) показать сложные взаимоотношения, распределение сил и место "правд" в исторической действительности. Мир Л.Бородина не узок и прямолинеен, он наполнен реальными жизненными противоречиями. Принципы реалистической поэтики играют главенствующую роль в повести.

Авторская позиция, определившая концепцию произведения, никогда не проявляется прямо. Правды основных героев повести: "белая", "красная", "третья", божеская всесторонне проверены временем. За каддой из них стоят конкретные люди, поэтому они не стабильны, а диалектически развиваются. Авторская - это "третья" до тех пор, пока нет в ней места насилию. Православное мироощущение писателя объединяет две правды (Рябинина и Селиванова) как общий путь, но на интуитивном и осознанном уровнях. Определяя "образ идеи" в методе Достоевского, М.М.Бахтин отмечал: "Идея - это живое событие, разыгрывающееся в точке диалогической встречи двух или нескольких сотзнаний. Если человек в гордыне своей возвысился над природой или окружающими, то моральный крах неизбежен. Л.Бородин в интервью Н.Ярцевой на ее вопрос о третьей правде отвечает так: "По большому-то счету правда одна. И когда я писал эту повесть, слова "третья правда" у меня стояли в кавычках, это потом уже в издательстве их сняли. Да, вы правы, Селиванов не находит правды, и правда Рябинина тоже неполна, потому что он пришел в христианство в нечеловеческих условиях, и это тоже как-то отразилось на нем, не случайна последняя вспышка гнева, которая приводит к смерти. То есть в нечеловеческих условиях чрезвычайно трудно найти праведный путь, правильный путь. В критике было такое истолкование, что Селиванов - символ народной правды, но это несколько поверхностно, потому что в финале его жизни он должен был ощущать себя мудрецом, а оказывается. Тут скорее важны поиски правды, неуверенность в правде господствующей, попытка отойти от нее"*. В художественном мире Л.Бородина идеи становятся структурообразующим 'фактором образа, способствующим воссозданию реальной бесконечности самого поиска истины. Попытка найти правду не может не связываться с представлением о ней. И воплощение правды тайги - это своеобразная мечта о вечном двигателе, идеальная модель.Автор раскрывает незавершенность спора об истине, предоставляя героям право на поиски пути, он воздерживается от моральных сентенций. Он убедительно показывает, что время, проверив правды, оставляет слово за "третьей". Но вот последнее ли оно? Незавершенность и неоднозначность оценок создает возможности для надежды на Правду (не "третью", четвертую, "белую", "красную"). Для Бородина критерий истинности - человечность,, которая дает право на вечность не только в идеальном мире воображения, айв реальной жизни.

Поиски правды, "третьей" или своей - в центре внимания автора в рассказе "Правила игры". В интервью корреспонденту "Российских вестей" на вопрос: "Как бы сегодня вы определили содержание "третьей правды"? О чем бы вы написали сегодня?" Л.Бородин ответил: "Так ведь не пишу же. Потому что нет у меня рецепта для нынешней ситуации. Однако, оглядываясь назад, понимаешь, с чем мы расстались. Ведь подлинные ценности в СССР были подменены политическими, социальным патриотизмом. Отсюда и "гомосоветикус" - человек, ориентированный на социальные ценности. В этом, на мой взгляд, главное о преступление социализма перед человеком." .

Бородин Л. "Такая привязанность на всю жизнь." // Литература в школе. - 1991. - № 2. - С.53. 2

Изучение психологии людей, ситуации, в которой оказались пытающиеся сделать шаги в сторону от прививаемых идеалов "политического патриотизма"в центре внимания автора в рассказе "Правила игры".

Лагерную прозу условно можно разделить на несколько групп по ряду оснований. Во-первых, если принять за точку отсчета сам материал. Описание сталинских лагерей (А.Солженицын, Е.Гинзбург, Ю.Дом-бровский, Л.Разгон, Л.Чуковская) или послесталинских (Д.Каминская, А.Марченко, Л.Тимофеев). В прозе Л.Бородина запечатлены не только узники сталинских лагерей, но и брежневских, и андроповских в рассказах "Посещение", "Встреча", "Повести странного времени", повести "Третья правда", романе "Расставание", рассказе "Правила игры", повести "Женщина в море". Писатель воплощает тему на материале системы в пелом, в которой менялись лидеры и внешние декларации, но не менялась сущность. Пожалуй, такой полноты и всеохватности взгляда на всю (в разных временных срезах) систему Гулага мы не встретим еще в литературе. В этом заключается один из своеобразных моментов прозы Л.Бородина, при том, что лагерная тема не становится для него определяющей. В перечисленных произведениях она лишь один из мотивов, щемящая нота, не более, но и не менее. Собственно "лагерными" можно считать две его вещи: документальную повесть "Полюс верности" и рассказ "Правила игры".

Вторым критерием для классификации может быть жанровая природа: документальная и художественная проза. С одной стороны, "Архипелаг Гулаг" А.Солженицына, "Полюс верности" Л.Бородина, "Крутой маршрут" Е.Гинзбург, "Непридуманное" Л.Разгона, "Колымские рассказы" В.Шаламова, "Уголовное дело .№." Д.Каминской, "Мои показания", "От Тарусы до Чуны", "Живи как все" А.Марченко, "Я - особо опасный преступник" Л.Тимофеева; с другой стороны, "Правила игры" Л.Бородина, "Факультет ненужных вещей" Ю.Домбровского, "Один день Ивана ьь

Денисовича" А.Солженицына.

И третье - степень взаимодействия объективного и субъективного начал. Либо превалирует чувство (ненависти, гнева и т.п.), либо попытка объективно, насколько это возможно в рамках такой темы, запечатлеть, точнее, проанализировать причины ситуации, в которой оказалась страна.

Рассказы Л.Бородина "Правила игры" и А.Солженицына "Один день Ивана Денисовича", таким образом, имеют основания для сравнения с целью выявления особенностей прозы Л.Бородина. Оба произведения художественные, объединены попыткой поиска причин ситуации. То, что исследование проблем предпринято на материале одной действительности, но в ее разных временных срезах (лагеря сталинские и брежневские) способствует выявлению своеобразия и замысла, и его художественного воплощения.

Кроме судеб писателей-лагерников, прошедших через ад и пытающихся передать это, есть сходство в общей оппозиционности авторов по отношению к режиму. Другое основание более глубинного характера кроется в самом мировоззрении писателей и внешней общности их перехода от марксистских идей к признанию православия центром своей концепции мира.

Считается, что А.Солженицын опубликованием в 1962 году "Одного дня Ивана Денисовича" открыл лагерную тему в нашей литературе, а в "Архипелаге Гулаге" дал глубочайший и исчерпывающий анализ системы. Тем более пенно и необходимо выявить своеобразие бородинского воплощения темы в сравнении с А.Солженицыным, а некоторое сходство мировоззренческих позиций будет плодотворно влиять на выявление специфики художественного мышления Л.Бородина.

Кроме перечисленных причин, есть и чисто литературоведческие основания для сопоставления. Для сравнения предполагается использовать два произведения одного жанра. Рассказы имеют определенное сюжетное родство: перед нами повествование об одном дне одного заключ * ченного. Правда, есть одно препятствие. При публикации в "Московском вестнике" "Правила игры" названы повестью. И сам Л.Бородин в интервью корреспонденту "Литературной России"*называет произведение так. Сходная ситуация (жанровое смешение) произошла и с "Одним днем Ивана Денисовича", который при публикации в "Новом мире" был назван повестью по предложению редакции. Но сам автор, рассуждая об этом эпизоде, впоследствии писал: "Зря я уступил. У нас смываются границы между жанрами и происходит обесценивание форм. "Иван Денир сович" - конечно, рассказ, хотя и большой, нагруженный . ш

А.В.Огнев пишет: "Одна из существенных особенностей рассказа состоит в том, что он обладает очень большой художественной емкостью, особо действенным лаконизмом, который достигается строжайшим отбором минимального количества персонажей и сцен, умелым использованием наиболее действенных в художественно-изобразительном отношении деталей и подробностей, вызывающих у читателей целостное представление о характерном явлении жизни" . Данная жанровая характеристика с полным правом может быть отнесена к произведениям обоих ■ авторов. Рассказы отличаются особой краткостью изложения, ограниченным количеством персонажей, сюжетных линий, раскрытие образа дано не с такой полнотой, как в повести, наблюдается особая пространственно-временная организация, свойственная малому жанру.

Близость тематики произведений не исключает различных подхо

Бородин Л. Через восемь лет // Литературная Россия. - 1990. -29 июня. - С J5 . Р

Солженицын А. Бодался теленок с дубом // Новый мир. - 1991. -№ 6. - С.20. '

Огнев A.B. Русский советский рассказ. - М., 1978. - С.12. дов к освоению этих явлений. Очевидно, сказались особенности мировосприятия писателей, временной разрыв ("Один день" написан в 1959

-Г году, "Правила игры" - в 1980), которые определили своеобразие замысла того и другого.

Лагерное прошлое наложило отпечаток на всю жизнь и творчество А.Солженицына и Л.Бородина, но влияние оказалось различным. Можно выдвинуть предположение, что у А.Солженицына лагерь стал, с одной стороны, мерой вещей и явлений, с другой стороны, страдание дало ему право на проповеднические интонации. Показательно в этом смысле письмо Александра Исаевича А.Твардовскому, датируемое ноябрем ^ 1969 года, в которо,м он доказывает, что лагерный опыт стал для него определяющим: ".Ваши советы исходят из жизненного опыта другой эпохи, в которой Вы имели несчастье прожить большую часть Вашей литературной жизни, а сейчас эпоха другая, и навыки нужны другие. Мои же навыки - каторжанекие, лагерные. Без рисовки скажу, что русской литературе я принадлежу и обязан не больше, чем русской каторге, и это - навсегда"*. И еще одно важное свидетельство, в котором А.Солженицын отвечает на рецензию В.Шаламова на "Один день" и отмечает: "В ней скрестились лагерник и художник, и, наверное, уже о второй такой мне не получить ни от кого .

V Для Л.Бородина лагерь стал испытанием, о котором он говорит:

Периодически нация выделяет число людей, которые должны сидеть, чтобы испытать на себе правильность своих взглядов. То есть мне Я просто повезло, что я случайно попал в число этих людей . Саму же встречу с читателями, во время которой были сказаны эти слова, он

Решетовская Н. А.Солженицын и читающая Россия. - М., Г990. -С.382.

2Там же. - С.90.

Бородин Л. Встреча с читателями (транслировалась 22 апреля

Г992 года по I каналу телевидения). начинает с эпизода, иллюстрирующего, что он пришел не поучать и вполне допускает, что в некоторых вопросах, может быть, менее сведущ, чем сидящие в данной аудитории.

Приведенные высказывания, по нашему мнению, подтверждают мысль о том, что лагерный опыт для Л.Бородина не становится определяющим, хотя тема эта, конечно, присутствует так или иначе во многих его произведениях. Лагерное прошлое не является для писателя единственным критерием, по которому он и его герои выравнивают свои поступки. Правда Ивана Рябинина стоит рядом с правдой Селиванова, правдой красных и белых. Происходит скрупулезный и трагический поиск правды, но последняя истина напрямую не связывается с человеком, прошедшим через этот ад. Герой повести "Женщина в море"^ диссидент, выпущенный на свободу, вообще становится невольным (или вольным?) соучастником преступления и вряд ли является мерилом нравственности.

Позиции писателей поляризуются в одной установке. Если А.Солженицын считает возможным судить и давать моральные оценки, то Л.Бородин остается верен принципу открытости всем правдам. В этом своеобразно преломляются Православные взгляды художников. Один в письме к патриарху Пимену на Пасху 1973 года, несмотря на внешнее соблюдение формы послания, все же пытается оценивать действия церкви и патриарха. "Ни перед людьми, ни тем более на молитве не слукавим, что внешние пути -сильнее нашего духа. Не легче было и при зарождении христианства, но оно выстояло и расцвело. И указало путь: жертву"*. Очень сходная мысль по сути есть у Л.Бородина, высказана она уже по поводу современной ситуации в нашем обществе. Теперь, когда отношение к церкви стало одним из критериев лояльности власти, первая, по мнению писателя, не выполняет своей объединяющей роли: "А церковь наша Православная, она словно подыгрывает этому всеобщему вероблудию, замкнувшись в многозначительной самодостаточности по принципу: имеющий уши да услышит"*. В обоих высказываниях звучит критика по поводу несоответствия церкви своему предназначению. Отличие состоит в самой возможности писателей давать моральные оценки и претендовать на роль человека, способного влиять на ход этого процесса (имеются в виду взаимоотношения церкви и общества).

Л.Бородин воздерживается от прямых моральных сентенций, для него как художника важен постоянный конфликт различных "правд", существенны споры вокруг истины. Отражаясь в разных точках зрения, она словно непрерывно ускользает, максимально концентрируя внимание читателя на самом процессе поиска. А.Солженицыну, на наш взгляд, важнее запечатлеть сам факт истины. ".Каждый пишет по чести и соо . вести то, что знает о нашем времени и что есть главная правда.

Сходство обнаруживается в понимании путей, ведущих к истине, в видении православного лица нации. Но если А.Солженицын считает атеизм "петлей на шее человечества", то Л.Бородин называет себя человеком "с православным мировоззрением". Разница, очевидно, заключается не в самой идее, а в степени интенсивности ее выражения и в возможности плюрализма.

Довольно значительную роль в произведениях обоих авторов играют верующе: с их помощью определяются позиции главных героев по отношению к вере. Повествователь в "Одном дне" замечает: "А русгз ские - и какой рукой креститься, забыли .-Поэтому в рассказе А.Солженицына верующие именно баптисты, лишь они объединены. Не случайно ^Бородин Л. О некоторых проблемах и парадоксах патриотического движения // Москва. - 1993. - & I. - С.5. 2

Солженицын А. Бодался теленок с дубом // Новый мир. - Г99Г. -№ 6. - С.II. ' .V

Солженицын А.И. Рассказы. - М., 1990. - С.10. ы

Алеша говорит: "Православная перковь от Евангелия отошла. Их не сат тают или пять лет дают, потому что вера у них не твердая" .

Еще одна функция этих героев - способствовать выявлению позиции главных действующих лиц по отношению к вере (прямо или косвенно). Иван Денисович, например, в разговоре с Алешей-баптистом отмечает: "Я ж не против Бога. В Бога я охотно верю. Только вот не о верю я в рай и в ад" . В рассказе Л.Бородина кредо героя определяется опосредованноЛ Юрию повезло. На второй день по прибытии в лагерь он столкнулся со старым зэком, отсидевшим "за веру" более тридцати лет с небольшим перерывом. Этот крепкий и суровый старик сказал ему: "Ты, поди, думаешь, что тебя здесь будут перевоспитывать?. Плевать им на твои убеждения. Тебя будут ссучивать. Каждый день читай (о лозунге "На свободу - с чистой совестью" - И.К.) и проверяй себя, готов ли ты к свободе, потому что свобода только для чистой совести назначена. Будет совесть чиста, будешь и свобод3 ным даже под ярмом">) .

Несмотря на "глухоту" Юрия к вере, на него оказывает определяющее влияние личность верующего человека, что очень важно для понимания авторской, концепции. Объективно получается, что в своей жизни оба героя действуют по заповедям, это имеет истоки на каком-то глубинном уровне. Оба героя не являются осознанными носителями веры. Скорее, они от нее отталкиваются, лагерная жизнь способствует этому. "Бендеровец, значит, и новичок: старые бендеровцы, в лагере л пожив, от креста отстали" . Внутренне, больше по привычке, Иван Де

Солженицын А.И. Рассказы. - М., 1990. - С.106. 2Там же. о

Бородин Л. Правила игры // Московский вестник. - 1990. -№ 5. - С.27.

Солженицын А.И. Рассказы. - М., 1990. - С.10. V нисович соглашается, что верит в Бога, а Юрий, не заявляя об этом прямо, в своем отношении к окружающим, придерживаясь линии старика, реализует христианское отношение. "Браня себя, Юрий шел к цеху и не то чтобы успокаивался, а как бы записывал все случившееся на свой счет, зная, что это вернейший способ успокоиться. Он давно постиг ту нехитрую тайну, что легче всего человек переносит свою собственную вину, потому что само осознание ее - уже половина искупления"*. Таково поведение героя после столкновения с Осинским.

Таким образом выявляются мировоззренческие позиции героев. Важно отметить, какой видится судьба православия в рамках советского режима обоим авторам. У А.Солженицына показано умирание православных традиций, у Л.Бородина, наоборот, Саша Моисеев радуется прибытию с воли православных. Он говорит: "Видел? Восемнадцать человек! Политическая организация. Зашевелилась Россия-матушка! Русаки поперли! Понимаешь ты, это уже наша, понимаешь, наша история на-2 чинается!" .

Сказались преимущества времени, в 1980 году на многие вещи имелись основания смотреть по-другому, нежели в 1959. Повлияли, очевидно, и отличия в жизненных условиях до и во время работы над рассказами. А.Солженицын был, по его собственным словам, в период создания "Одного дня" упорным одиночкой. Л.Бородин до описываемого в рассказе срока (1967-73) участвовал в организованном политическом сопротивлении, а в лагере ему представилась возможность общения с другими инакомыслящими (в частности, с В.Н.Осиповым, с А.Синявским и Ю.Даниэлем, первый из писателей стал прототипом Венцовича).

Для Л.Бородина характерно, что его верующие герои практически

Бородин Л. Правила игры // Московский вестник. - 1990. -5. - С. 17.

2Там же. - С.48. не проповедуют и не изрекают моральных сентениий. В "Правилах" старик даже не показан, он важен для выявления динамики характера Юрия Плотникова, поэтому внимание читателя концентрируется не на самом образе во всей полноте и жизненности, а на его влиянии на главного героя. Юрий в основных нравственных импульсах близок этому персонажу, его система правил при декларируемом самим героем сходстве, объективно становится производной от взглядов старика. "Неужели это была всего лишь игра? Но тот старик, он ведь не играл, он жил по этому правилу и умер. Правда, у него была вера и она диктовала ему правила жизни. А если веры нет, а правила те же, что же это, как не игра в жизнь?"*.

Важно и то, что Л.Бородин показывает группу верующих, прибывших в лагерь в тот день, когда Юрий, вступив в конфликт, покинет это место. Они нить, связывающая лагерников с теми, кто за пределами запретки. Этим "мостиком" не случайно становятся верующие и объединенные в группу. Акцентируется этот момент словами Саши Моисеева о движении России, представляющем реальную угрозу для власти, которая поспешила упрятать их за колючую проволоку. Зная отношение Л.Бородина к перспективам развития страны, можно сделать вывод о том, что данный эпизод является символическим воплощением объединения лучших сил и их активности на воле. В различии способов отражения православного мироосознания и влияния его на людей проявляются особенности писателей.

Обрядовая сторона православия для А.Солженицына не менее важна самого .духовного состояния верующего, вместе с внешней стороной уходит и внутренняя, встает вопрос о сохранении веры в народе вообще. Для Л.Бородина интуитивное принятие норм православия - уже один из шагов навстречу ему. Показателен в этом смысле второстепенный образ Семина. Этого героя окружающие считают придурком. И лишь в последний день, когда Плотникова ставят на место Семина, он узнает, что "придурок" - это философ, человек, сам себя осудивший за убийство, запретивший себе любить и взявший на себя обязанность со смирением сносить все мерзости действительности, интуитивно придя к осознанию необходимости искупительной жертвы. В другом свете уже предстает эпизод отказа зэков от некачественной пищи (Семин оказался единственным согласившимся есть). Характерный для Л.Бородина прием:, один и тот же фрагмент подвергается оценке несколько раз. Сначала - с точки зрения общепринятого мнения о Семине. Потом, когда читатель узнает некоторые, как правило, неожиданные подробности жизни и мировосприятия героя, тот же факт приобретает другой, более Глубокий смысл. Первичная и вторичная оценка одной ситуации в дан- ! ном случае моделирует реальную сложность человеческой личности и ! взаимоотношений между людьми. Возвращаясь к образу Семина, отметим, 1 что для героев Л.Бородина часто не декларируемое православие, а интуитивное следование основным заповедям его является приближением к нему ничуть не меньшим, чем следование и букве, и .духу православия. Причина/, тому - бородинское понимание религии и нации. В "Полюсе верности" автор отмечал, что порядок для русского человека в христианском понимании - это "не господство буквы закона, а бытие по совести, в историческом аспекте - совести христианской"*. Семин обладает основной христианской добродетелью-смирением, а его странность воспринимается как качества юродивых. Он несет свой крест, причем, путь этот избирает добровольно.

Еще один аспект, иллюстрирующий особенности воплощения путей православия в рассказах, связан с проблемой свободы воли человека, которая определяется взаимодействием двух начал в нем. Природа этих полюсов - один из вопросов, решаемых в рассказах А.Солженицына и Л.Бородина. Леонид Иванович Бородин постоянно ставит своих героев в жесткие ситуапии выбора. А.Солженицын в одном из писем к читателю отмечает: "Опыт собственной жизни не позволяет мне согласиться с той мыслью Шопенгауэра, которую Вы приводите, - о прирожденности и исконности злой или доброй природы человека. Я считаю, что линия раздела добра и зла есть подвижная переменная линия, проходящая через сердпе каждого человека и в разные периоды его жизни, под совокупным воздействием внутренних и внешних причин, передвигающаяся то -V в светлую, то в темную сторону. Л, осознав это, мы можем влиять на ее движение"*. Ж.Нива приводит мысль, которую можно принять:¿"Человеческая комедия" Солженицына не мир, устрояемый чудовищной, титанической волей персонажей, как у Бальзака, и не поиск самоотречения, организующий толстовскую вселенную. Дело идет о том, чтобы сообщить мысль и ценность ситуации невольного аскетизма, в которую загнан человек - крепостной Гулага; происходит в некотором роде о второе рождение" человека в ситуации абсолютной обездоленности*) .

Для героя Л.Бородина важно остаться человеком в нечеловеческих условиях. Персонаж волен уже не просто влиять на линию добра и зла ч в своем сердце, он способен противостоять. Отгородив свой внутренний мир, сохраняя его автономность от внешних условий, он может оставаться свободным. Именно поэтому его герой вырабатывает личные правила, которые дают ему право на самоуважение. "Но и после этого часа - разве он сможет вычеркнуть из памяти эти семь лет? Не только не сможет, но и не имеет права, эти семь лет и есть подлинная его

Решетовская Н. А.Солженицын и читающая Россия. - М., 1990. -С.124.

2Нива Ж. А.Солженицын. - М., 1992. - С.53. жизнь, и неизвестно, будет ли он еще когда-нибудь уважать себя так, I как в этой жизни-неволе. .

Шухов оказывается в ситуации "невольного аскетизма". Сам автор не принимал упреков в том, что Иван Денисович - непротивленец, объясняя обстоятельства как реальность,, в которой живет его герой. Жизненная ситуация загнанности в рамки определяет пространственно-временной поток, выхваченный из жизни за запреткой и, благодаря своей сконцентрированности, способный останавливать реальное время, в котором живет читатель, подчиняя его себе, ни на миг не давая снизить напряжение, окунуться в другой расслабленный, не регламентированный, вольный ход. Нам представляется, что вовсе не случайно удельный вес диалогов в рассказах столь различен. А.В.Огнев / отмечает: "Течение художественного времени зависит от самой структуры повествования. Показ событий, рассказ, диалог, лирические и публицистические отступления, разного рода описания обладают своими особенностями в ритме, в смысловой нагрузке, в соотнесенности с реальным временем. Известно, что диалог наиболее полно отражает течение реального времени. В статических описаниях художественное вре2 мя может двигаться, но реальное останавливается" . Движение художественного времени в рассказе I.Бородина более приближено к течению времени реального, времени нормального (свободного) человеческого существования. Причины кроются в замысле. А.Солженицыну важно показать придавленного несвободой человека, у Л.Бородина цель иная: проявить возможность и способы сохранения внутренней свободы в любых условиях. Это определило и особенности структуры рассказов

Бородин Л. Правила игры // Московский вестник. - 1990. -№ 5. - С.6-7. о значительное количество диалогов, в которых проявляется внутреннее состояние героя, а также они способствуют соразмерности времени реального и художественного).

День Ивана Денисовича воспроизводится полностью от утренней побудки до сна. Пространственное и временное перемещение связано только с физическими параметрами, причем, зависящими только от команд надзирателей. Даже ретроспективный показ (воспоминание героя о доме) воспроизводится в контексте общей ситуации связанности. Герой А.Солженицына размышляет о близких так: "Писать теперь - что в омут дремучий камешки кидать. Сейчас с Кильдигсом, латышом, больше об чем говорить, чем с домашними"^.

У Бородина - та же критическая ситуация, но она прорывается. Связь с внешним миром постоянно ощущается. У А.Солженицына кажется, что даже сознание подчинено чужому и грубому пространственно-временному потоку. Сон - забытье, краткая передышка. В "Правилах" сон -прорыв внешних рамок. Автор "Правил игры" выделяет фазу тонкого сна, тем самым достигается две цели: психологическая оправданность и достоверность именно таких снов в жесточайшей действительности и символическое воплощение непрерывности связей человека с духовно близкими людьми, вообще с духовным миром, противостоящим несвободе, именно в фазе между реальностью и ирреальностью (фазе"стыка" между сознанием и подсознанием). Внимание к таким ситуациям очень характерно для Л.Бородина. ".Сны торопились смягчить обиду людям за те кошмары, которыми они оборачивались всю ночь и являли спящим образы любимых, покинутых, забытых и забывших - являли их в той гармонии, какая только возможна во сне, когда души спящих обретают легр кость и паримость ангелов. Добрые сны!" .

День Юрия Плотникова и Ивана Денисовича начинается со звонка лагерной побудки, но сами завязки рассказов содержат намек на различное развитие аналогичной в реальности ситуации. Сон героя Л.Бородина не только поднимает Юрия над действительностью лагерной, но он островок свободно дышащей мысли, которая тянется из подсознания героя. Вообще понимание внутренней свободы у героев Л.Бородина и А.Солженицына различно.

Ситуация "невольного аскетизма" Плотниковым не воспринимается как вынужденная или как незаслуженное наказание по двум причинам. Героям свойственна разная степень внутренней свободы, для Юрия лагерная запретка не властна над мыслью и духом, она лишь материальная категория, имеющая протяженность в пространстве, но не имеющая ¡' власти над духом. Как следствие можно рассматривать вторую причину: вся страна, скованная коммунистической идеологией, героем Л.Бороди- | на мыслится такой же несвободной внешне.- Поэтому в размышлениях Плотникова нет противопоставления воли за запретной и лагеря, какое присутствует в воспоминаниях Ивана Денисовича о доме. "Велика Россия, необъятна, безбрежна, полтораста меридианов, а бежать некуда! т

Все равно, что из рабочей зоны перебежать в жилую" . характерно то, что герой Солженицына не уверен в своем освобождении, которое он все-таки видит за пределами лагеря, он думает о том, захотят ли они его выпустить. Размышляет он об этом обреченно, воля тех, кто над ним, для него подобна темным силам, механизм действия которых для него губителен и неясен так же, как и природный. В разговоре с капитаном по поводу веры в Бога Иван Денисович удивляется: "А то?. о

Как громыхнет - пойди не поверь" . другое - для Юрия Плотникова, он сознательно находится в оппозиции к власти. Он видит и понимает ее природу. Преимущества времени не просто очевидны, в них одна из причин, ведущих к трансформации сознания и, в частности, понятия свободы. Для героя Л.Бородина она полностью переходит во внутренний план.

Можно предположить, что герои могли быть отцом я сыном в историческом смысле так же, как и их авторы. Сознание поколения Солженицына (родился в 1918 году, находился в лагерях до 1956 года) и сознание поколения Л.Бородина (родился в 1938 году, описываемый в рас- j сказе срок, первый, с 1967-73 годы) и, как следствие, типы сознания героев разнятся. А.Солженицын пишет о себе: ".Сколько раз моя изнуряющая литературная конспирация лишала меня свободы поступков, свободы высказываний. Всех нас гнуло, но меня еще этот подвальный огрузняющий этаж как пригибал, сколько души отбирал от литературы. ! Все кости ноют, все кости просят - разогнуться!! - и хоть умереть"*. !

Л.Бородин в документальной повести "Полюс верности" скажет: |

Б сущности, полтора десятка лет отделяют наши лагеря от лагерей Солженицына. И никаких принципиальных изменений в жизни Архипелага ; не произошло. Нет принципиальных изменений и в самой системе, по-прежнему ориентированной на физическое подавление чужеродного. Система (как считают многие) лишь осознала невыгоду и опасность для себя в крайнем радикализме. Но в моей личной лагерной судьбе было некоторое преимущество перед большинством политических заключенных. п не был и не считал себя жертвой режима. Мы были не жертвы, мы были проигравшие. Едва ли удастся мне достаточно внятно определить разницу самоощущений между жертвами и "проигравшими", но эта разница есть, она существенна^, в известном смысле, она даже выступает в роли решающего фактора в формировании позиции по отношению к комплексу отвергаемых идей, нейтрализует ежечасно порождаемый лагерной системой эмоциональный негативизм - бесплодие, опустошающее .душу, хотя и постулирующее к активному протесту"*. В этих словах - ключ к определению своеобразия позиции героев А.Солженицына и Л.Бородина и самого конфликта. Думается, что Плотников может быть определен как "проигравший". Особенно ярко это выявляется в сцене размолвки между Юрием и Осинским. Еще не отказавшись, а лишь интересуясь причиной голодовки, Юрий в своей отповеди реализует именно те взгляды, о которых шла речь выше в документальной повести Л.Бородина. Приведем этот диалог. С< .Это же элементар-^ но нелогично! - уже начал горячиться Юрий. - Вы не признаете государства и в то же время требуете, чтобы оно соблюдало какие-то правила по отношению к вам. "Мы только требуем, чтобы они соблюдали собственные правила, свои законы.". - "Но как же можно, - уже почти кричал Юрий, - не признавать государство и признавать его законы? Закон. подожди, я объясню, закон запрещает выступать против государства. Вы же не признавали его, когда кидали листовки. А закон о посылке или свидании - признаете. Это логично?">>. Юрий завершает свою мысль: "Я ничего не предлагаю, но я считаю, что ес-ч ли пошел против государства, если попался, так неси крест и не хныкай. Если решил, что это государство дерьмо, так чего же жалобы 3 строчить?" .

В соответствии с законами реалистической поэтики, эти контрасты в мировосприятии авторов и их проекция на мировидение героев

Бородин Л. Полюс верности // Грани. - 1991. - 159. - С.284

285. воспроизведены в структуре образов. Иван Денисович ломает шапку, Юрия приводит в бешенство сама мысль о рукопожатии с надзирателем перед выходом из лагеря (как обычно происходило). Не только подчиненное положение, но даже равное неприемлемо для героя, открыто осознающего себя оппозиционером по отношению к системе.

Отметим, что это проявление свободного духа очень важно для героя Л.Бородина так же, как воплощение подавленности этого духа существенно для А.Солженицына. Первоначальное название рассказа Солженицына ".,-854" (а известно, сколь большое значение автор придавал заглавию). И впервые к Ивану Денисовичу в рассказе обращаются по номеру. Символический смысл приобретает сцена с обновлением номеров, заключенный оказывается в ситуации, когда он просто вынужден подвергаться постоянному напоминанию, что он раб, у него отнято все, первое, с чего начинается человек, - имя. Эпизод перекликается с мыслями Солженицына из "Гулага" (размышления о добровольной сдаче "кроликов").

Причина, наверное, не только в разных исторических этапах, но и в типе героя. Во-первых, один осознанный борец, второй - жертва. Во-вторых, они принадлежат к разным социальным слоям. Объясняя свой выбор героя-мужика, А.Солженицын писал: "Конечно, проще и легче было бы написать об интеллигенте (и, наверное, сбиваясь на себя: "Какой я хороший и как я пострадал"), но я решился на Шухова, как на линию наибольшего сопротивления. Помогло мне в этом то обстоятельство, что, помещенный с Шуховым в те же условия, тот же бушлат, на те же работы, ничем для них, в их глазах, не отличимый от них. я приобрел возможность почувствовать все так же, как они"*.

Эти слова подтверждают, что Солженицын видит жертву и в крестьянияе, и в интеллигенте, поэтому не считает корректным умиление собственным страданием. Они подчеркивают минимальность дистанции между героем и образом автора, несмотря на разницу в социальной принадлежности. В образе Щухова воплотилось пережитое народом-жертвой. I Л.Бородина,при той же общности позиций героя и автора, все же принципиально иной подход. Показывая день зэка из интеллигентской среды , он фокусирует внимание не на жертве, а на человеке, активно заявляющем протест государству.

Очевидно, взгляды героя ведут его к созданию своих правил игры. Эти правила для него - способ жизни, сохранения своей духовной сущности. Правила игры можно назвать одной из ключевых категорий художественного мира Л.Бородина. Это отмечают, в частности, В.Бондаре нко: "Они - в плену своих же правил игры. Вот почему так характерна для Бородина повесть "Правила игры"*; И.Штокман замечает: "Правила - вообще одно из ключевых слов и понятий этого писателя"^.

С этим можно согласиться, уточнив, что принцип этот становится определяющим именно в данном рассказе. Плотников создает свою систему правил, которая формируется на фоне правил лагерных, да и вообще правил жизнеустройства в стране. Эти два внешних слоя по отношению к внутренней сущности личности становятся условностью. Герой размышляет: ".Жизнь есть игра в 'жмурки между случайностью и необходимостью. К примеру, живет человек год, три. и не может придумать себе никакой игры,достойной его способностей. Тут ему кирпич на голову - и ритм бытия сломан. Дальше - пляши по способностям. Принял кирпич как должное - это одна игра. Возмутился, во

Бондаренко В. Правила игры Леонида Бородина // День. -1991. - 17-23 ноября. - С.6. токман И. Слово и судьба (Л.Бородин: идеи и герои) // Наш современник. - 1992. - № 9. - С.179. зопил - совсем другая. В обоих случаях, глядишь, - человек в поиске, и все струны души напряжены и натянуты. Это уже настоящая жизнь, а I не ожидание ее. .

Избранные героем правила не позволяют ему расслабиться, опуститься и оподлиться. "Благодаря им он заработал репутацию крепкого парня в лагере. Но здесь вступают в действие правила игры самого Л.Бородина. Поскольку .для писателя характерно обращение к пограничной ситуации, где происходит проверка внутренних качеств личности, непременным атрибутом которой для автора является степень духовной свободы. Парадоксально, но в то же время логично для писателя, обращение к дню, когда сломан "ритм бытия", нарушаются ранее:, принятые нормы, так как правилом для автора является именно нарушение правил.

Вступление рассказа подготавливает читателя к тому, что описываемый день будет выделен из череды других лагерных. Это подтверждается состоянием герой: "Он припомнил, какая странная обадделость бывает на липах у других, кто в свое время стоял на пороге освобож-р дения." . Первые шаги связаны с изменением правил в этот день. Начиная с нарушения обычного восприятия бытовых подробностей: взгляд за запретку, завтрак и т.п. И, наконец, непринятые в этой игре воп-> " росы Юрия Осинекому о цели голодовки. Отказ от установок провоцирует срыв Плотникова в ответ на предложение Голубенкова. В течение дня герой старается привести себя в прежнее состояние, загнать в свои собственные рамки, которые позволяли ему с достоинством переносить недостойные ситуации. Весь день оценивается Юрием с позиций нарушения правил. ".Зависть,., как и все прочие ненужные настрое

Бородин Л. Правила игры // Московский вестник. - 1990. -№ 5. - С.23. 2 ния,была итогом тех изменений, что произошли в его сознании теперешним утром"*.

Герой Бородина не пытается вносить смысл в ситуацию "невольного аскетизма". Принимая правила игры, проигравший следует им, обеспокоенный только тем, чтобы сохранить в себе живую душу, точнее, совесть в его понимании.

И очень важной поэтому нам представляется необходимость проанализировать сцены лагерного труда в рассказах. А.Солженицына наиболее часто упрекали именно за показ того азарта, с каким его герой выполняет подневольную работу. Шухов с подлинным искусством, свойственным мастеровому человеку, кладет стенку (Солженицын в лагере тоже был каменщиком, как и его герой, поэтому можно предположить, что о чувства, испытываемые Иваном Денисовичем, близки автору). Ж.Нива видит в этой сиене подлинное освобождение героя. Приведем мнение

B.Шаламова, столь ценимое самим Солженицыным: ".Это увлечение работой несколько сродни тому чувству азарта, когда две голодных колонны обгоняют друг друга.Все это очень точно, очень верно. Возможно, что такого рода увлечение работой и спасает людей. Очень хорошо показано, как колоссальная .духовная энергия. направляется в о лагере на сущие пустяки. Это потому, что все масштабы смещены" . Видимо, труд, понимаемый как глубинное свойство русского мужика, приводит к "снятию" противопоставления рабский труд - труд вообще.

У Л.Бородина герой не склонен азартно воспринимать подневольный труд, но вовсе не потому, что по натуре он бездельник, а в силу

Бородин Л. Правила игры // Московский вестник. - 1990. -# 5. - С.10-11.

2Нива Ж. А.Солженицын. - М., 1992. - С.53. ешетовская Н. А.Солженицын и читающая Россия. - М., 1990.

C.89-90. того, что труд этот - одно из явлений системы-, с которой он борется. Он не тунеядствует, но в нем нет и быть не может энтузиазма, его отношение - это очередное проявление правил игры. Плотников все время пребывания в лагере, остается на самых тяжелых работах, хотя "в известном смысле это была поза, возможности уйти на другую работу представлялись. Но тот максимализм поведения, который он взял себе в правило, останавливал его каждый раз, и Юрий говорил себе, что пока здоров, и слава Богу, а там видно будет. Со здоровьем ему повезло,- и за такое везенье надо платить. Это опять же были правила т его личной игры, и он их выполнил".

Надо отметить, что в рассказе присутствует одна сцена непосредственного труда, в .которой проявляется его абсолютная бессмысленность и озлобляющее воздействие на человека. Бессмысленен сам род работы, это присутствует и в рассказе Солженицына, различия состоят в восприятии этой бессмысленности героями. Иван Денисович в азарте забывает обо всем окружающем, наверное, действительно в эти минуты он свободен;и плечи его распрямляются. Юрий, наоборот, озлоблен, и бессмысленность "труда" не рождает в нем азарт мастерового. Отличие, таким образом, в самом осознании ситуации последним и отсутствием такового у Шухова. Оба писателя моделируют положение ¿огооставлен-- ности на внешнем и внутренней уровнях, из которой герои интуитивно (у А.Солженицына) или осознанно (у Л.Бородина) находят выход.

Очевидно, что поиски выхода героев опосредованно связаны с эстетическим идеалом авторов. А.Солженицын, изображая неэстетичную ситуацию, единственной возвышающей Шухова сценой делает именно фрагмент кладки кирпичной стены. Л.Бородин привносит в окружающую действительность эстетический идеал в исключительно романтической манере. Традиционная для романтиков тема любви решается на материале, казалось бы, исключающем все прекрасное, а, напротив, концентрирующем все самое тяжелое и уродливое в действительности. Пожалуй, ни у А.Солженицына, ни у других авторов, пишущих о лагере, тема любви не ! показана столь чисто, светло и по-бородински недосказанно. Ключ к разгадке нужно искать в романтической природе таланта Л.Бородина.

Лагерная жизнь лишена Любви, а о любви Иван Денисович говорит: "Не упомню, какая она и баба"*. У С.довлатова в "Зоне", например, она решена максимально грубо и приближенно к происходящим в природной жизни процессам. Романтический пафос в изображении любви у Боро- \ дана близок манере Ю.Домбровского в "Факультете ненужных вещей',' но Любовь для героя Ю.Домбровского - это чувство, которое позволяет ему продержаться и победить, все-таки за пределами колючей проволочки. Образы женщин, служащих Гулагу, олицетворяют несоответствие природной предназначенности и вывернутой наизнанку действительности. Сама реальность не дает оснований для существования этого чувства, а если оно и проявляется, то как иллюстрация искалеченных людских судеб.

У А.Солженицына - задача показать отсутствие всяких условий для человеческих проявлений. У Л.Бородина в нечеловеческих услови

V ях герою удается пережить поистине романтический взлет и романтические' ощущения. Сама ситуация имеет двойную мотивировку: реальную - "голод" и противоположную ей - "чудо". Наблюдается, временная сжатость, когда происходит таинственное романтическое превращение женщины из Мани-суки в красавицу. "Сколько ей лет? Двадцать пять? Тридцать? Не поймешь. Лицом она какая-то бесцветная, серые о глаза, серые брови, не красится . И "лицо это было прекрасно! Такого слова он за всю жизнь никогда не произносил, потому что не знал, что оно означает. Но ее лицо было прекрасно или это был бред, а если не бред, то все, от выбившейся пряди на лбу. да чего там. все было немыслимое совершенство! Он чуть было не закричал: "Кто ты?!" Но он был в сознании, он помнил, что это Маня-сука."*.

Видим, что при общем превалировании принципов реалистической поэтики, автор использует традиционно романтические приемы. Резкий контраст, чудесное и быстрое превращение благодаря чувству, сопоставление одного и того же признака (мгновенно меняющегося). "Серые глаза" и "а глаза ее были совсем не серые, они живые, и в них глубина глубже всякой бездны, и бездна эта полна радостью, не ее рар достью, а его, и ему не выплыть, ему захлебнуться." \ Гиперболизация чувств - явление романтического мировосприятия. Самое удивительное, что Л.Бородин стремится снять всякую реалистическую мотивировку. Сама ситуация исключает высокие чувства, но, открывая глаза и оказываясь в этой реальности, герой обнаруживает, что все осталось, ощущение чуда и красоты не проходит.

Такой ход принципиально невозможен для стиля А.Солженицына, предпочитающего правду фактов правде чувств. Объясняется это тяготением Л.Бородина к романтическому (в отличие от Солженицына) типу творчества и природой эстетического идеала. Если для автора "Одного дня" нравственное и прекрасное - синонимы, любая, неприемлемая на вкус эстета, ситуация может быть оценена им как прекрасная исключительно благодаря своей нравственности, понимаемой в соответствии с традиционными народными моральными нормами, то для Л.Бородина не характерно противопоставление нравственного безобразному. И,

Еооодин Л. Правила игры // Московский вестник. - 1990. -№ 5. - С.41.

2Там же. кроме того, для него эстетическое связано с женским началом. Для автора "Правил" обычна установка на неожиданные, из ряда вон выходящие события. А.Солженицын сознательно избирает обычный день обычного зэка, он подчеркивает в финале рассказа: "Таких дней в его сроке от звонка до звонка было три тысячи шестьсот пятьдесят три. Из-за високосных годов - три дня лишних набавлялось.""''.

Мысль об апелляции к обыденному подтверждается протестом писателя против характеристики А.Твардовским рассказа как описания счастливого дня зэка. Для Солженицына принципиальна установка на жиз-неподобие, он строго следует этому, для него вряд ли в неромантических условиях возможен эпизод романтического толка.

В "Правилах игры", с точки ярения подлинности пакта, возможна некоторая искусственность ситуапии, но это происходит потому, что .для Бородина-романтика важнее самого факта может быть ощущение этого факта, попытка реализации нематериального (в данном случае чувства, возвышающего человека). Все события этого дня по накалу страстей и своей необычности - за гранью обыденности, на пределе. Сам отбор ситуаций необычен. Это и Любовь, и открытие в знакомом неизвестного, и поведение Плотникова, соответствующее не' всем раннее принятым нормам, и его конфликт с группой Осинского, и стычки с Костей, и острый разговор с Моисеевым, и финальный взрыв - развязка. Сама сгущенность событий обостряет ситуацию и подводит к мысли о влиянии романтического видения на трактовку сюжетных коллизий, на интерпретацию некоторых фактов. Конечно, в данном рассказе романтическое миропонимание не является определяющим. Сконцентрированность объясняется и жанровыми особенностями малой формы.

Герой избирается подчеркнуто средний,так же, как я Иван Денисович, в нем нет ничего исключительного. Это отмечается неоднократно: ".Он, как всегда, немного въщдав, чтобы не первым и не последним, неторопливо зашагал из барака к столовой."*. Но в этой обычности героя Бородина есть отличие от Шухова.

Иван Денисович не обладает выдающимися качествами, человек у Солженицына может выделяться своим отношением к положению заключенного, со стороны остальных окружающих его это воспринимается негативно. Так проявляется их разобщенность. Вот как реагирует Фетюков на презрительную реплику Буйновского о сборе окурков: И недобро усмехнувшись ртом полупустым, сказал: "Подожди, кавторанг, восемь о лет посидишь - еще и ты собирать будешь". . А Шухов про себя завершает мысль: "Это верно, и гордей кавторанга люди в лагерь прихоа дили .

Воспроизводится ситуация, о которой в "Правилах" сказано: "Случаюсь, лагерь ломал людей, хотя вовсе не ставил себе такой задачи или, по крайней мере, это была далеко не главная его задача. А даже страдания, то есть кара и месть за совесть, - не они были главными в системе неволи. Главное было - вынудить человека петлять, ловчить, хитрить с самим собой, заставить хотя бы условно, хоть с оговорками, с видимым отвращением принять правила игры. "Их" правила!"^.

Разница в отношении к самому факту принятия этих правил и степени объединенности людей для борьбы с ними. Герои Солженицына принимают их как реальность, в которой они живут, и протест, если и присутствует, то окружающим большинством осознается как временная, первичная реакция, которую лагерь, подминая человека, заставит за

Бородин Л. Правила игры // Московский вестник. - 1990. -# 5. - С.6.

Солженицын А.И. Рассказы. - М., 1990. - С.32.

Там же.

Бородин Л. Правила игры. - С.26. быть. Конфликт кавторанга с надзирателем и его реплика: "Бы права не имеете людей на морозе раздевать! Вы девятую статью уголовного кодекса не знаете."^ воспринимается Шуховым так: "Имеют. Знают. 2

Это ты, брат, еще не знаешь" . Несколько раз подчеркивается равнодушное отношение зэков к уводу Ивана Денисовича ("Вся 104-я бригада видела, как уводили Шухова, но никто слова не сказал: ни к чему я да и что скажешь?" ).

Герои Бородина тоже обычные люди, но они уже объединены, и уже брезжит будущее России в липе 18-ти православных, прибывших в лагерь в этот день. Обратим внимание на эту объединенность православных. У Солженицына сплочены только баптисты, у Бородина объединены по принципу противостояния власти. Писатель выделяет свойство, отличающее тюремщиков от большинства людей: "Это нечто я попытался бы определять как способность неузнавания человека"^. Для надзирателей человечество делится на две категории: за режим и против, вторые не воспринимаются как люди. У Л.Бородина и сами лагерники осознает себя силой, противостоящей "полюсу верности" коммунистическому режиму. Показателен финальный эпизод:<£"Я им уже не свой!" - усмехнулся Юрий, хотя и не нуждался сейчас ни в чьем заступничестве:) . Но, несмотря на это: ¿сНа крыльце штаба. все остановились. Крыльцо было плотно окружено заключенными, лудущий Осинский, плечистый Пан-ченко, юркий Мышка, Моисеев, как будто к прыжку приготовился. И даже Вениович (прогресс!), и те, новенькие! Правда, их не 18 тут, по

Солженицын А.И. Рассказы. - М.,. 1990. - С.22. 2Там же.

3Там же. - С.10.

Бородин Л. Полос верности // Грани. - 1991. - № 159. - С.29.

Бородин Л. Правила игры // Московский вестник. - 1990. -5. - С.54. меньше. Но как стоят локоть к локтю!. Вперед вышел Панченко:

Мы не пропустим вас на вахту, пока не узнаем, за что схватили т

Плотникова".^ . Юрий размышляет: "Вот они все здесь. Свои, не свои. Русские, не русские. Юдофилы и юдофобы. Господи! Себя бы по

2 ^ нять .

Эта объединенность всех, расходящихся во взглядах, против общего врага, который видится автору и политзаключенным в коммунистической идеологии, и осознанность протеста отличает героев Бородина от персонажей Солженицына.

В "Полюсе" Л.Бородин полемизирует с А.Солженитдыным но поводу >» готовности народа к протесту. Он пишет: "Многие считают, даже, кажется, Солженицын, что народ уже внутренне отказался от коммунизма. И тогда сохранение статуса рассматривается как насилие, но это не о так. Народ его (насилия) не ощущает" . Очевидно, в этом еще одна из причин выбора героя именно данной социальной принадлежности. События даются глазами интеллигента, и протест показан именно в этой среде не только потому, что она более знакома автору (хотя и это не так), но от того, что в то время, по крайней мере в 1967-73, представляла силу, которая в критический момент способна перехватить власть. Не здесь ли следует искать истоки если не оптимизма, то на> дежды на светлое воскресение России. Для него, хоть и остается вопрос о подготовленности народа к восприятию "божьей правды без искажения", видны уже результаты борьбы с властью не одиночек, но групп. А.Солженицын говорил: "И еще с тем убеждением прожил я годы подпольного писательства, что я не один такой сдержанный и хитрый.

Бородин Л. Правила игры // Московский вестник. - 1990. -№ 5. - С.54-55.

2Там же. - С.55.

Бородин Л. Полюс верности // Грани. - 1991. - № 159. - С.288.

Что десятков несколько нас таких замкнутых упорных одиночек, рассыпанных по Руси."*. Правда, Александр Исаевич говорит о писателях и признается, что ошибся в этом убеждении, так как железная метла работала лучше, чем он полагая. Но это свидетельство важно, так как показывает изолированность писателя, добровольное отшельничество человека, занятого писательским трудом после лагеря. У Д.Бородина - совершенно .другая ситуация. Он находится в группе оппозиции, с чем и связан его первый арест, писать он начинает в лагере, осознавая себя частью силы, противостоящей режиму, но не одиночкой. Отсюда и своеобразие в освещении темы обошли писателями. Деятельность Бородина, его участие в организованном сопротивлении дает ему возможность по-иному смотреть на лагерные реалии и будущее России, хотя не дает ему права судить.

Данные особенности ярко проявляются в осмыслении проблемы вины, вековечной темы русской интеллигенции. Избирая своего героя, А.Солженицын будто искупает вину перед народом, а в "Гулаге" размышляет вообще о вине поколения. Обратим внимание на выбор и мысли героя Л.Бородина по этому поводу. Тема вины поколения - одна из основных в выяснении причин трагедии, предпринимаемой в "Правилах". Б рассказе этому посвящен значительный фрагмент. Православное сознание автора, по нашему мнению, наложило отпечаток на размышления его героя, который приходит к осознанию этой проблемы с православных позиций. Нет вины, есть большая беда, необходимо понять и принять чужую боль, нужно сочувствие, но не суд. И в этом эпизоде философствований Юрия проявляется один из важнейших приемов Бородина-художника. Внутренний мир героя показан в динамике, несмотря на ограниченность хронотопа, движение характера показано прежде всего как развитие души. "В те давние времена Юрий восклицал с негодованием:^ "Рабы! "И это клеймо, словно запечатывало проблему, хотя ничего не разъясняло ни в людях, ни в самом себе. Позже он задал себе вопрос: "А что должны были делать люди вместо того, чтобы молчать и сознанием уходить от правды?" Он попытался поставить себя на место кого-либо из них и после добросовестного анализа пришел к еще более угнетающему выводу, что он либо не выжил бы, либо вел бы себя, как все. Обыкновенно размышления кончались радостным восклицанием: "Господи! Слава тебе, что я не принадлежу к этому несчастному поколению!" "Несчастному" - так стало позднее. Сначала было - "иодлому".5>*.

Оба писателя ищут корни того, почему стаж) возможным унижение человека, такое состояние, когда человеческое достоинство,сама ценность жизни ставятся под сомнение. Оба видят причины (кроме внешнего) во внутреннем, в изменении сознания. Уже совсем в недавней статье 1993 года Л.Бородин говорит: "И все же причины рыхлости патриотического сознания вторичны по отношению к основной и определяющей. Поражен параличом главный нерв нашего исторического бытия о

Православие, вера наша" . Мысль эта определяет вообще трагедию страны. А.Солженицын тоже отмечает распавшуюся связь времен.

Поиск человеческого в человеке в самой нерасполагающей к тому обстановке ведут оба писателя. Естественно, что возникает вопрос беды, но не вины поколения. Но в "Одном дне" Солженицын не задается прямой целью ответить на него. Он повествует скрупулезно с сохранением всех деталей быта и .духа лагеря об одном обычном дне обычного

Бородин Л. Правила игры // Московский вестник. - 1990. 5. - С.29. р работяги". Вопрос этот встает уже перед читателем. От: "Что же делают с человеком?" до "Как и почему такое стало возможно?"

Герою Л.Бородина свойственна рефлексия. Юрий Плотников, несмотря на внешнее равнодушие к православию, решает этот вопрос с религиозных позиций (от осуждения до желания взять на себя чужую боль, пожалеть). Его герой - философствующий. Насколько близка его позиция авторской,можно судить по высказываниям Л.Бородина в документальной повести "Полюс верности". В ней писатель определяет свои задачи как исследование такого феномена, как полюс верности коммунистическому режиму. Эта попытка сопровождается стремлением проникнуть не только в психологию жертвы, но и оппозиционера, не признающего себя жертвой. Она видна и в рассказе "Правила игры", где в художественной форме и по прошествии времени представляется возможность еще раз взвесить и обдумать ситуацию. И это важно для автора именно потому, что он пытается ответить на вопрос: "Что же с нами произошло?" А.Солженицын в своем рассказе стремится запечатлеть вопреки всему все-таки сохранение человеческого в человеке. Это подтверждает эпизод со скульптурой, присланной писателю одним из читателей, бывшим зэком. Автор отвечает ему: ".Но. Иван Денисович это? Боюсь, что все-таки нет. Вернее, всем бы он был Шухов, кроме лица. В лице Шухова обязательно должна проглядывать доброта, как бы она ни была задавлена."*. Л.Бородин пристально присматривается к психологии сопротивления, реальным настроениям в оппозиционной среде, его герой спорит о судьбе России с людьми самых разных политических взглядов (разговоры с Венцовичем, Сашей Моисеевым, Семиным, Осинским, Панченко). Логика развития сюжета у А.Солженицына подчинена душащему даже мысль распорядку, у Л.Бородина - автор

Н2. ской мысли, которая заставляет проверять убеждения на прочность, характерно при этом, что сначала герой испытывается в столкновениях и спорах с окружающими, а в финале возникает ситуация "у черты". Бородин, как правило, заканчивает свои произведения кульминационным и в событийном, и в духовном пониманий аккордом. Герой обязательно ставится в ситуацию жесткого выбора, когда начинает действовать его нравственная доминанта, иногда и чаще вопреки здравому смыслу. Так и в анализируемом рассказе. Казалось бы, до конца срока остался месяц, но сама мысль о возможном сотрудничестве с Голу-бенковым и ему подобными вызывает мгновенный взрыв. Плотников дума* ет, что по логике не должно это было случиться. Но раз уж произошло, V нужно дать возможность событиям идти естественным ходом. Опять -столь характерное для Л.Бородина обращение к подсознательному импульсу и мотивации такого рода.

Финал рассказа А.Солженицына; • конец одного дня, вырванного из серой череды таких же дней зэка, оставляет в читателе глубокое и страшное опустошение, которое, наверное, от того сильнее, чем проще и обыденнее, без изображения ужасов показана искореженная человеческая жизнь. А.Солженицын верен поговорке!-. "Счастью не верь, беды не пугайся". Один из таких дней и рождает этот совет, который мо

V жет принадлежать и Шухову, и миллионам тех, кто испытал лагерный кошмар.

Финальная сцена "Правил игры" оставляет надежду. Эта надежда в объединенности, что наметилась в самом противостоянии "локоть к локтю". В группе взятых за веру, в этом моисеевском "зашевелилась Россия-матушка" тоже воплощается вера в лучшее. А.Соженицын во выступлении^" говорил о том, что дело писателя-объединять народ, тем ^ более сейчас, когда распалась связь времен. Л.Бородин,- говоря о ка

V -' -г.

Солженицын А. Выступление по телевидению (транслировалось 12 декабря 1993 года по телевизионному каналу "Россия"). чествах, которыми должен обладать современный русский писатель, отмечал: "Многими. и в первую очередь - строгой и, может быть, даже т сердитой любовью к своему народу" . Она приводит к стремлению объединить все лучшее в народе.

Очевидно, в этом желании восстановить связь времен, сплотить людей на основе их национальной веры, позиции писателей сходны. Но в их рассказах 1959 и 1980 годов различное отношение к возможности национального возрождения. А.Солженицын показывает искореженного человека, лагерного "работягу", который сохранил в себе исконные свойства национального характера: доброту и умение работать. "Но так устроен Шухов по-дурацкому, и никак его отучить не могут: всякую о вещь и труд всякий жалеет он, чтоб зря не сгинули" . Л.Бородин -саму философию и психологию сопротивления.

Таким образом, начиная с ранних рассказов,Л.Бородин воплощает в своей прозе жесткие ситуации, порожденные самой действительностью. Писателю свойственно обращение к проблемам исторического формирования государства и личности в постоянной динамике, определяемой объективными закономерностями развития. Он пытается максимально объективно исследовать внешние и внутренние причины общественных и индивидуальных изменений. Все это характерно^для реалистического типа творческой работы. Автор по возможности дистанцируется от своих героев, проблематика и структура его произведений подчиняется принципу открытости всем правдам. В его прозе воспроизводится все многообразие проблем, которые (несмотря на несовместимость) сосуществуют в рамках его произведений, имея равные возможности для выражения. В создании образов Л.Бородин, как правило, использует всестороннюю

Штокман И. Слово и судьба (Л.Бородин: идеи и герои) // Наш современник. - 1992. - № 9. - С.185.

Солженицын А. Рассказы. - М., 1990. - С.68. характеристику, герой показан в .динамике внешней-и внутренней. Внимание к личностному началу, философская насыщенность (предполагающая максимальную реализацию автора как субъекта с определенным комплексом идей), сама идеалистическая природа идей Л.Бородина - все это находится на стыке реалистических и.романтических принципов творчества. Внимание к вопросам веры, личности как неповторимой ценности, видение романтического идеала, в соответствии с которым пересоздается несовершенная действительность, ведут к реализации романтических тенденций. Они выражаются на уровне проблематики и в использовании средств традиционно романтической и неоромантической поэтики.

 

Заключение научной работыдиссертация на тему "Проза Л. И. Бородина"

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Определяя место прозы Л.Бородина в историко-литературном процессе, мы сталкиваемся с определенными трудностями. По статусу она должна принадлежать к диссидентской литературе. Сам Бородин рассматривает явления, происходившие в советской культуре, как ослабление духовной преемственности, но не прерывание её. Он считает: "Коммунистические вожди. отлично понимали значение и роль православия, то есть собственно духовного опыта в формировании русской культуры, которая была безусловно православной по ориентации. И как ни парадоксально, она, русская культура, оставалась таковой даже тогда, когда, казалось бы, бунтовала против своей .духовной первоосновы,. прорывы совершались во всех сферах культуры"*. Если рассматривать развитие традиций с таких позиций, то бородинская проза ближе по проблематике к тем авторам, кого в советском литературоведении именовали "деревенщиками" или (что будет точнее, но соответствует, скорее, философской терминологии) "почвенниками", чем к некоторым явлениям диссидентской литературы. Она, конечно, была более неоднородна по своему составу, чем советская. Духовные ориентиры почвенников созвучны бородинским. Не случайно писатель вместе с Б.Распутиным подписался под декларацией недавно созданного (в июне 1994 года) нового патриотического объединения "Всероссийский национальный правый центр". Писатель замечает: "Диссидентом себя никогда не считал, хотя ко многим отношусь с огромным уважением и 2 любовью" . И далее: "У меня нет сомнений в том, что без возрождения православия не произойдет национальная консолидация. Потому что православие - это та почва, на которой создавалось и продолжало сут

Бородин Л. Русская культура - рейтинг ноль? // Москва. -1993. — № 12. — С.5. о

Бородин Л. Человек из другой команды // Российская газета. -1993. - 6 февраля. - С.10. ществовать Российское государство" .

Осмысление мировоззренческих связей будет не полным без имени А.И.Солженицына. Л.Бородин писал: "В 1965 году, определив свое отношение к существовавшему в стране строю, мы отчаянно крутили головами в поисках единомышленников. Может быть, их было много, если верить нынешним признаниям наших интеллектуалов. Но уж больно они конспирировались. Силы берегли, видать. Имя же Солженицына было для нас символом, знаком того, что мы не одиноки, что правы в своем о желании видеть Россию великой и обновленной".

Духовное родство не исключает своеобразия художественных методов писателей, как справедливо отмечает Е.Клименко: "Именно упрямое слово свободы и правды - голос бывшего зэка, бунтующего сознания, упрятанного за колючую проволоку, - невольно сводит в сопоставлении два различных писательских дара - Александра Солженицына и Леонида 3

Бородина" . Выявлению особенностей художественного мышления способствовал сопоставительный анализ произведений этих авторов.

Следует отметить, что мы стремились избежать увлечения персонификацией литературной традиции, исходя из следующих соображений: "В коллективном, совокупно движущемся литературном опыте всякое выделение индивидуальной традиции, восходящей к определенному писателю, остается приблизительным, а часто невозможным и не имеющим .»4 смысла" .

I .

Бородин Л. Человек из другой команды // Российская газета. -1993. - 6 февраля. - С.10. о

Бородин Л. "Думали - Бог, оказывается - человек" // Труд. -1992. - 8 сентября. - С.4. лименко Е. В ожидании Афродиты, или Парадоксы прозрения // Литературное обозрение. - 1991. - № 6. - С.67.

Бушмин A.C. Методологические вопросы литературоведческих исследований. - Л., 1969. - С.178.

Исследование эстетико-философской доминанты художественного мира Л.Бородина показало тесную и глубокую связь с духовной литературой. Следует подчеркнуть, что, когда речь идет о влиянии жанра житий на прозу писателя, в работе имеется в виду "жанровая сущность" , а не "жанровый канон" (М.Бахтин). Проблематика и поэтика произведений Л.Бородина отражает плодотворное воздействие православной этики и эстетики. Как отмечал М.Бахтину "огромное организующее значение в христианских жанрах. имеет испытание идеи и ее носителя, испытание соблазнами и мученичеством (особенно, конечно, в житийном жанре)""''. Многообразие (форм выражения одной и той же идеи в прозе Л.Бородина приводит к необходимости создания исключительной сюжетной ситуации, близкой по своей напряженности и неожиданности разрешения к авантюрной. Но эти ходы углубляются философским планом. Мотив богоискательства, мучительного узнавания образа Божия в себе является одним из ведущих в творчестве Л.Бородина. Вечные вопросы о Боге, о душе отражают стремление автора "оценить уцелевшее, назвать его подлинным именем и главное - заново отыскать источник русской культуры, задвинутый культурологическими концепциями на задворки интеллигентского сознания, возомнившего о своей самодостаточности"2.

Проблематика прозы Л.Бородина определяется желанием восстановить духовную традицию. Проблема свободы выбора, предопределенности, суда, ответственности воспроизводится в контексте православного сознания я мировосприятия. Полагаем, что своеобразие художественной концепции .действительности писателя заключается в переосмыслении далекого и совсем недавнего прошлого с целью понять истоки транс

•'•Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. - М., 1979. -С.156. о

Бородин Л. Русская культура - рейтинг ноль? // Москва. -1993. - Й 12. - С.5. формации общественного и индивидуального сознания вне зависимости от материала, на котором вти вопросы решаются (будь то быт таежных промысловиков /повесть "Гологор"/ или круг мафиозных дельцов /повесть "Женщина в море"/). Автор исследует причины внешнего и внутреннего порядка. Сквозной мотив прозы Л.Бородина - вина и беда, порожденные мукой несоответствия героя замыслу Творца о нем. Стремление к идеальному и попытка объективного исследования причин ситуации, определяемые особенностями мировоззрения, ведут к своеобразию творческого метода, который реализуется в сочетании элементов реалистической и романтической стилистики.

А.Н.Соколов* выделяет следующие стилевые категории: соотношение субъективного и объективного начал, соотношение изображения и выражения, соотношение общего и единичного, степень и характер условности. Исследование данных факторов показывает, сколь сложно разделить эти элементы в прозе Л.Бородина, как, очевидно, и в любом эстетическом явлении. Но задачи изучения, по нашему мнению, оправдывают избранную структуру работы, потому что такой подход позволяет выявить своеобразие художественного мира писателя.

Соотношение субъективного и объективного начал гармонично, что мы пытались показать во второй и третьей главах. Поиск объективных причин слома исторического духовного опыта может сочетаться с признанием "правды чувств, которая выше правды фактов", превышением роли случайности. Характер условности позволяет говорить о романтической тенденции творческой работы. Метафорические образы (например, полеты героев в рассказе "Посещение" или повести "Год чуда и печали"), цветовая символика, сказочная форма подтверждают эту мысль.

Если рассматривать взаимодействие изображения и выражения, общего и единичного, то превалируют принципы реалистического типа

•^Соколов А.Н. Теория стиля. - М., 1968. творческой работы. В прозе Л.Бородина изобразительное начало преобладает над выразительным, что объясняется кредо автора, определяющего литературу как поиск истины. Согласимся с мыслью А.Варламова, который утверждает: "Они (произведения Бородина) полны глубинного смысла, и его герои восходят к традиционному русскому типу правдоискателей. Правду у него ищут почти все: таежный охотник, московский литератор, черноморская красавица Людмила, и правда эта состоит в том, что не хотят они быть ни палачами, ни жертвами, а хот тят жить сами по себе .

Взаимодействие мевду общим и единичным в прозе Л.Бородина сдви-щ гается в пользу общего. С одной стороны, заметно внимание к обостренным, пограничным ситуациям. С другой стороны, его герои-обычные люди, которые познают себя и действительность в тех же условиях, в каких оказались миллионы других, и за каждой конкретной судьбой просматриваются обобщенные судьбы крестьянства, деятелей религиозного культа, диссидентов, партийной элиты и т.д.

Насыщенность произведений Л.Бородина исключительными событиями всегда художественно оправданна. Автор постоянно ставит своих героев между реальностью и ирреальностью. Оба этих жизненных плана уравновешены в бородинской модели мира и ее художественном отраже-няи. Воспроизведение исторических сюжетов (повести "Перед судом", "Повесть странного времени", рассказ "Вариант") соседствует с допущением нереальности происходящего и существованием чуда в реальном мире. Очевидно, поэтому одной из ярких структурных черт сюжетных коллизий Бородина является мотив игры в жизнь. Начиная с рассказа "Вариант", этот мотив становится сквозным в творчестве писателя. Осознанное воплощение он находит в рассказе "Правила игры", рассказе "Как он мог." и др. Состояние "эксперимента" создает усло

Варламов А. Не палачи, не жертвы // Литератуоная газета. -1992. - 13 мая. - С.4. вия для "жизни" идеи и эффект балансирования на грани между явью и сном.

Сон в поэтике Л.Бородина играет очень важную роль. Внимание автора к теме "кризисного" сна (рассказ "Вариант", "Как он мог.", повесть 'Тологор", роман "Расставание" и др.) определяется глубоким интересом к сложным и непроясненным явлениям духовной жизни человека. Существенна его роль в психологической мотивировке действий героев. Именно благо,даря перечисленным чертам художественного мышления, концентрация исключительных событий, свойственная прозе Л.Бородина, не разрушает целостности художественного мира писателя, способствуя созданию художественной и исторической достоверности образов и сюжетов.

Таким образом, избранный путь (изучение черт романтической и реалистической эстетики) представляется одним из возможных, но далеко не исчерпывающим. Мы исходили из необходимости сделать первые шаги в изучении творчества Л.Бородина.

По теме диссертации опубликованы следующие работы:

1) Казани,ева И.А. Некоторые аспекты проблемы автора в рассказах Л.Бородина // Актуальные проблемы филологии в вузе и школе: Тез. докл. 6-ой Тверской межвузовской конф. ученых-филологов и школьных учителей. - Тверь, 1992. - С.162-163.

2) Казанцева И.А. Романтические тенденции в прозе Л.Бородина // Актуальные проблемы филологии в вузе и школе: Тез. докл. 7-ой Тверской межвузовской конф. ученых-филологов и школьных учителей. -Тверь, 1993. - С.133-134.

3) Казанцева И.А. Особенности воплощения лагерной теш в рассказах А.Солженицына "Один день Ивана Денисовича" и Л.Бородина "Правила игры" // Актуальные проблемы филологии в вузе и школе: Тез. докл. 8-ой* Тверской межвузовской конференции ученых-филологов и школьных учипв \ телей. - Тверь, 1994. - С.П8-ПЭ.

4) Казанцева И.А. Субъективное как выражение романтического типа творчества в прозе Л.Бородина // Проблемы анализа художественного произведения: Научно-методические рекомендации для учителей-словесников, студентов филологического факультета. - Комсомольск-на-Амуре, 1994. - С.39-41.

5) Казанцева И.А. Принцип романтического двоемирия в повести Л.Боро- ! дина "Год чуда и печали" // Проблемы анализа художественного произведения: Научно-методические рекомендации для учителей-словесников, студентов филологического факультета. - Комсомольск-на-Амуре,

1994. - С.42-45. ! Т ш

 

Список научной литературыКазанцева, И. А., диссертация по теме "Русская литература"

1. Бородин Л. Баллада о стриженом затылке // День. - 1992. -2-8 августа. - С.7.

2. Бородин Л. Баргузин // Литературная Россия. 1988. -13 мая. - С.12-13.

3. Бородин Л. Божеполье // Наш современник. 1993. - № I. -С.11-57; № 2. - С.52-92.

4. Бородин Л. Вечное и дорогое // Наш современник. 1991. -й 9. - 0.47-49.

5. Бородин Л. Год чуда и печали. Иркутск: Восточно-Сибирское кн. изд-во, 1991. - 239 с.

6. Бородин Л. Женщина в море // Юность. 1990. - I. -С.6-32.

7. Бородин Л. "Зимняя ночь покрывалами мрака." // Юность. -1994. £ I. - С.62-63. !

8. Бородин Л. Как он мог. // Юность. 1993. - № 7. - С.3-10. I

9. Бородин Л. Музыка моего детства // Роман-газета. 1991. - | № 4. - С.73-77.

10. Бородин Л. Однажды прочь страной еловой. // Литературная Россия. 1990. - 20 июля. - С.14.

11. Бородин Л. Перед судом // Юность. 1992. - № 4-5. -С.34-49.

12. Бородин Л. Повесть странного времени. М.; Современник, 1990. - 399 с.

13. Бородин Л. Правила игры // Московский вестник. 1990. -15.- С.3-56.

14. Бородин Л. Расставание // Юность. 1990. - № 7. - С.34-48; № 8. - С.18-32; Я 9. - С.42-58.

15. Бородин Л. Таинственный выстрел // Слово. 1991. - № I.ш

16. С.57-63; 2. С.14-20; № 3. - С.23-29; № 4. - С.56-63.

17. Бородин Л. Третья правда // Наш современник. 1990. -№ I. - С.10-55; 2. - С.19-56.

18. Борода Л. Три рассказа // Юность. 1989. - $ II. - С.2-29.

19. Бородин Л. В "Москве"не будет революций: Интервью Т.Алексеевой с писателем // Литературная газета. 1992. - 26 августа. -0.3.

20. Бородин Л. В поисках "третьей" правды: Интервью М.Семеню-ка с писателем // Российские вести. 1992. - 5 ноября. - 0.2.

21. Бородин Л. Возможный сюрприз весны девяносто третьего. // Москва. 1993. - 3. - 0.96-98.

22. Бородин Л. Государственная власть или власть в государстве // Москва. 1994. - № 5. - С.3-6.

23. Бородин Л. Добром вспоминаю свой лагерный опыт: Беседа с писателем А.Неверова // Труд. 1994. - 12 марта.

24. Бородин Л. "Думали Бог, оказывается - человек": Деятели культуры о фильме"А.Солженицын" // Труд. - 1992. - 8 сентября.

25. Бородин Л. "Женщина" и "Скорбный Ангел" // Москва. 1994. -№ 3. - С.3-7.

26. Бородин Л. Жизнь России будет наполнена национальным действом: Интервью А.Меркулова с писателем // Наш современник. -1992. № 8. - С.147-151.

27. Бородин Л. За веру распятый // День. 1991. - Сентябрь 0« 16). - С.5.

28. Бородин Л. Из окна // Москва. 1993. - № 2. - С.5-6.

29. Бородин Л. Кульминация или пролог? // Москва. 1993. -№ 7. - С.4-7.

30. Бородин Л. Либеральное сознание // Наш современник. -1992. № 8. - С.140-142.

31. Бородин Л. Москва новая // Москва. 1992. - № I. -С.204-208.

32. Бородин Л. Мужество // Литературная Россия. 1990. -16 февраля. - С.18-19.

33. Бородин Л. Над Волгой // Москва. 1993. - J* 5. - С.3-4.

34. Бородин Л. К русской эмиграции // Наш современник. -1992. & 8. - С.137-140.

35. Бородин Л. С некоторых проблемах и парадоксах патриотического движения // Москва. 1993. - № I. - С.4-8.

36. Бородин Л. Об истории и историках // Москва. 1993. -№ 9. - С.7-9.

37. Бородин Л. Осколки // Москва. 1993. - № 4. - С.4-6.

38. Бородин Л. Перечитывая норильский дневник // Москва. -1994. JS 6. - С.7-23; № 7. - С.23-34.

39. Бородин Л. По поводу выставки И.Глазунова // Наш современ-гик. 1992. - № 8. - С.144-146.

40. Бородин Л. Подвижник русской земли: Предисловие к подборке материалов о жизни и судьбе Н.Е.Пестова // Москва. 1992.1. Ш II—12. С.124.

41. Бородин Л. Полюс верности /'/ Грани. 1991. - J« 159. -С.269-303.

42. Бородин Л. Последний из диссидентов: Беседа Т.лорощиловой с писателем // Комсомольская правда. 1990. - 24 апреля. - С.6.

43. Бородин Л. Последний из диссидентов: Отклики на беседу

44. Т.Ворошиловой с писателем // Комсомольская правда. 1990. - 5 июля. - С.4.

45. Бородин Л. Пресса и мы // Москва. 1994. - ,Н. - С.3-6.

46. Бородин Л. Пути христианского возрождения // Наш современник. 1992. - В 8. - С.143-144.

47. Бородин Л. Путь к России // Москва. 1993. - Л 6. - С.3-6.

48. Бородин Л. Разговор с человеком не моего времени // Москва. 1993. - № 10. - С.3-6.

49. Бородин Л. Русская культура рейтинг ноль? // Москва. -1993. - № 12. - С.4-8.

50. Бородин Л. Слово о Солженицыне // Наш современник. -1990. № I. - С.65-66.

51. Бородин Л. Советский интеллигент в интерьере мятежа // Москва. 1993. - № II. - С.3-5.

52. Бородин Л. Сотворение смысла или Страсти по Бердяеву // Москва. 1993. - № 8. - C.7-II.

53. Бородин Л. Судьба'России главная забота: Выступление писателя на Ш съезде писателей России // Литературная Россия. -1990. - 28 декабря. - С.10.

54. Бородин Л. "Такая привязанность на всю жизнь":Интервью Н.Ярцевой с писателем // Литература в школе. 1991. - № 2. -С.52-55.

55. Бородин Л. Человек из другой команды: Интервью М.Рубаяпе-вой с писателем // Российская газета. 1993. - 6 февраля. - С.10.

56. Бородин Л. Через восемь лет // Литературная Россия. -1990. 26 июня. - С.15.

57. Библия: Книги Священного Писания Ветхого и Нового Завета. -Чикаго iSUvit VosplL Pre«, 1990. 292 с,

58. Гинзбург Е.С. Крутой маршрут. М.: Книга, 1991. - 734 с.

59. Довлатов С.Д. Зона: Записки надзирателя. Компромисс. Заповедник. М.: ПИК, 1991. - 349 с.

60. Домбровский Ю. Факультет ненужных вещей. М.: Советский писатель, 1989. - 715 с.

61. Достоевский Ф.М. Одно совсем особое словцо о славянах //

62. Слово. 1991. - № 12. - C.I.

63. Житие святого праведного Иоанна, Кронштадского чудотворца // Москва. 1992. - № I. - С. 164-173.

64. Жития Кирилла и Мефодия: Факсимильное воспр. рукописей/ Отв. ред. Д.С.Лихачев. М.: Книга; София: Наука и изкуство, 1986. - 266 с.

65. Жития святых: Апостол и евангелист Иоанн Богослов и др. -Тверь: Общество Православной культуры "Благовест" при Тверском отIделении фонда культуры, 1991. 79 с.

66. Избранные жития святых (Ш IX вв.). - М.: Молодая гвардия, 1992. - 412 с.

67. Избранные жития святых (X лУ вв.). - М.: Молодая гвардия, 1992. - 383 с.

68. Ильинская А. Второе обретение честных мощей преподобного Серафима Саровского: Духовный очерк // Литературная у^еба. -1993. № 3. - С.6-59.

69. Иоанн Кронштадтский. Моя жизнь во Христе. -~М.: Советская Россия,1991. 77 с.

70. Иоанн Кронштадтский. Свет и тьма // Москва. 1992. -й I. - С.173-175.

71. Каминская Д. Уголовное дело № . // Знамя. 1990. -I* 8. - С.97-139.

72. Марченко А.Т. Мои показания. От Тарусы до Чуны. Живи как все. М.: Весть-ВИМО, 1993. - 448 с.

73. Мотовилов H.A. Одеяние духа: публ. и рукописи симбирского помещика я юриста о беседе с преподобным Серафимом Саровским // Наука и религия. 1991. - № 7. - С.49-51.

74. Поселянин Е. Преподобный Серафим, Саровский чудотворец. -М.: Советский писатель, 1990. 202 с.

75. Салтыков-Ыедрия М.Е. Собрание сочинений: В 20-ти т. М.: Художественная литература, 1965-77. - Т.9. - 647 с.

76. Саровский чудотворец. Житие, подвиги, чудотворения // Литературная учеба. 1990. - i 5. - С.126-154.

77. Святой преподобный Серафим, Саровский чудотворец: Сост.по жизнеописаниям преподобного отца Серафима / Сост. и подгот. игумена Андроника (Трубачева) // Москва. 1991. - № I. - С.166-179.

78. Соженицын А.И. Бодался теленок с дубом // Новый мир. -1991. js 6. - C.6-II6.

79. Соженицын А.И. Рассказы. М.: Современник, 1990. - 301 с.

80. Тимофеев Л. "Я особо опасный преступник" // Юность. -1990. - № 8. - С.72-94.

81. Толстой Л. Н. Собрание сочинений: В 90-та т. М.: Художественная литература, 1928-58. - Т.30. -50? с.

82. Шаламов В. Колымские рассказы. Магадан: Магаданское кн. изд-во, 1989. - 364 с.

83. Шелли П.Б. Письма, статьи, фрагменты. М.: Наука, 1972. -534 с.П

84. Агеев А. Моралист перед сфинксом // Октябрь. 1991. -6. - С.201-204.

85. Агеев А. На улице и в храме // Знамя, 1990. - № 10. -С.228-237.

86. Азимов А. В начале: Автор комментирует Библию. М.: Политиздат, 1989. - 373 с.

87. Академические школы в русском литературоведении / Отв. ред. П.А.Николаев. М.: Наука. - 515 с.

88. Алексеева Л. История инакомыслия в СССР. Вильнюс -Москва: Весть, 1992. - 352 с.

89. Аядрияускас A.A. Проблема дегуманизации культуры и искусства в концепции "христианского гуманизма" Н.Бердяева // Философские науки. 1988. - № 3. - С.42-50.

90. Аннинский Л.А. Контакты: Литературно-критические статьи. -М.: Советский писатель, 1982. 328 с.

91. Аннинский Л. Правды и правдежки // Литературная газета. -1990. 7 ноября. - С.5.

92. Антонов С.II. Письма о рассказе. М.: Советский писатель, 1964. - 300 с.

93. Антонов С.П. Я читаю рассказ. М.: Молодая гвардия, 1973. - 255 с.

94. Антонова М. Некоторые особенности стиля "Жития." // Тр. ин-та / Ин-т русской литературы АН СССР. 1979. - т.34. - С.127-153.

95. Апокрифы древних христиан: Исслед., тексты, коммент. / Отв. ред. А.Ф.Окулов. М.: Мысль, 1989. - 333 с.

96. Апухтина В.А. Русский советский рассказ в современном литературном процесс // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 9, филология. -1981. № 3. - С.3-13.

97. Апухтина В.А. Современная советская проза. 60-70-е годы. -М.: Высшая школа, 1984. 272 с.

98. Аристотель. Собрание сочинений: В 4-х т. М.: Мысль, 1984. - Т.4. - 680 с.

99. Афанасьев А.Н. Древо жизни: Избранные статьи. М.: Современник, 1982. - 464 с.

100. Барабанов E.B. "Русская идея" в эсхатологической перспективе // Вопросы философии. 1990. - № 8. - С.62-73.

101. Барабаш а).й. Алгебра и гармония: 0 методологии литературоведческого анализа. М.: Художественная литература, 1977. -224 с.

102. Барабаш Ю.Я. Вопросы эстетики и поэтики. М.: Современник, 1983. - 416 с.

103. Баранов C.iü. Взаимодействие жанровых принципов повестей и романа в творчестве В.Быкова // Сб. науч. тр. / Вологодский гос. пед. ин-т. 1982. - С.116-133.

104. Бахтин 1VÍ.M. Автор и герой в эстетической деятельности // Вопросы литературы. 1978. - № 12. - С.269-310.

105. Бахтин ÍV1.M. Вопросы литературы и эстетики: Исслед. разных лет. М.: Художественная литература, 1975. - 502 с.

106. Бахтин íví.M. Проблема автора // Вопросы филологии, 1977. -№ 7. С.148-160.

107. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. 4-е изд. -М.: Советская Россия, 1979. - 318 с.

108. Бахтин М.М. Литературно-критические статьи. -М.: Художественная литература, 1986. 541 с.

109. Бахтин М.М. Эпос и роман /'/ Вопросы литературы, 1970. -№ I. С.95-122.

110. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества: Избранные труды. М.: Искусство, 1979. - 423 с.

111. Бахтин М.М.: Эстетическое наследие и современность; ' Меж-вуз. сб. науч. тр. / Мордовский гос. ун-т. 1992. - Т.2. - 367 с.

112. Белая Г. художественный мир современной прозы. М.: Наука, 1983. - 191 с.

113. Белеикий А.И. Очередные вопросы изучения русского романтизма // Русский романтизм. Л. , 1927. - С.3-18.

114. Бердяев H.A. Автобиография // Философские науки. -1991. № 2. - С.160-162.

115. Бердяев H.A. Духи русской революции // Литературная учеба. 1990. - № 2. - С.123-140.

116. Бердяев H.A. Истоки и смысл русского коммунизма. М.: Наука, 1990. - 220 с.

117. Бердяев H.A. Кризис искусства. М.: GII "Интерпринт", 1990. - 47 с.

118. Бердяев H.A. Мое философское миросозерцание // Философские науки. 1990. - № 6. - С.65-90.

119. Бердяев H.A. Новое средневековье: Размышления о судьбе России и Европы. М.: Феяикс-ХДС-пресс, 1991. - 81 с.

120. B. Бердяев H.A. 0 назначении человека. М.: Республика, 1993. - 382 с.

121. Бердяев H.A. о русской философии: В 2-х т. Свердловск: изд-во Уральского ун-та, 1991. - Т.I. - 287 е.; Т.2. - 238 с.

122. Бердяев H.A. Русская идея: Основные проблемы русской мысли XIX и начала äX в. // Русская литература. 1990. - 1« 2.

123. С.85-133; Л 3. С.67-102; № 4. - C.59-III.

124. Бердяев H.A. Самопознание: Опыт философской автобиографии. М.: СП ДЭМ: Международные отношения, 1990. - 334 с.

125. Бердяев H.A. Собрание сочинений: В 4-х т. -P&rl$ I989-1990. Т.З. - 712 е.; Т.4. - 598 с.

126. Бердяев H.A. Судьба России: Опыты по психологии войны и национальности. М.: изд-во Моск. ун-та, 1990. - 240 с.

127. Бердяев H.A. Философия неравенства. М.: ИМА-пресс, 1990. - 288 с.

128. Бердяев H.A. Философия свободы. Смысл творчества. М.:1. Правда, 1989. 607 с.

129. Бондаренко В. Несломленный // Слово. 1989. - J® 10.1. С.49.

130. Бондаренко В. Правила игры Леонида Бородина // День. -1991. 17-23 ноября. - С.6.

131. Бондаренко Г.В. Советский рассказ: Проблемы композиции. -М.: Знание, 1981. 64 с.

132. Булгаков С. Автобиографические заметки. fe г/3 1991. - 166 с.

133. Булгаков С. Апокалипсис Иоанна: Опыт догматического истолкования. М.: Православное братство Трезвости "Отрада и Утешение", 1991. - 350 с.

134. Булгаков С. Купина Неопалимая: Опыт догматического истолкования некоторых черт в православном почитании Богоматери. Вильнюс: Алка, 1991. - 288 с.

135. Булгаков С.Н. Моя родина: Статьи. Очерки. Письма // Новый мир. 1989. - № 10. - С.201-246.

136. Булгаков С. На пиру богов. Pro и (,0 tit гаи (современные диалоги) // Наше наследие. 1991. - № I. - С.77-97.

137. Булгаков С. От марксизма к идеализму: Сб. статей (18961903) C.-II6.: Общ. естеств. Польза, 1903. - 347 с.

138. Булгаков С. Православие: 'Очерки учения православной церкви. Paris 1989. - 403 с.

139. Булгаков С. Слова. Поучения. Беседы. Рlincâ-freit, 1987. - 535 с.

140. Булгаков С. Угль пламенеющий // Литературная учеба. -1990. J» 5. - С. 154-157.

141. Булгаков С. Философский смысл троичности // Вопросы философии. 1989. - № 12. - С.90-98.

142. Булгаков С. Христианский социализм. Новосибирск: Наука,1991. 347 с.1.t"

143. Бурсов Б.И. Национальное своеобразие русской литературы. -Л.: Советский писатель, 1967. 396 с.

144. Бушмин A.C. Методологические вопросы литературоведческих исследований. Л.: Наука, 1969. - 228 с.

145. Вагин Е. "Бердяевский соблазн" // Наш современник.1992. J* 4. - С.172-178.

146. Ванслов В.В. Эстетика романтизма. М.: Искусство, 1966. -403 с.

147. Варламов А. Не палачи, не жертвы // Литературная газета. -1992. 13 мая. - С.4.

148. Вейман Р. История литературы и мифология: Очерки по методологии и истории литературы. М.: Прогресс, 1975. - 344 с.

149. Верин В. Три правды // Литературная газета, 1990. 7 февраля. - С.4.

150. Взаимодействие метода, стиля и жанра в советской литературе: Сб. науч. тр. / Свердловский гос. пед. ин-т. Свердловск, 1988. - 141 с.

151. Виноградов В.В. Наблюдения над стилем жития протопопа Ав-^ вакума // 0 языке художественной прозы. М.: Наука, 1980. - С.7-56.

152. Виноградов В.В. О теории художественной речи. М.: Высшая школа, 1971. - 240 с.

153. Виноградов В.В. Сюжет и стиль: Сравнительно-историческое исслед. М.: изд-во АН СССР, 1963. - 192 с.

154. Виппер Р.Ю. Рим и раннее христианство. М.: изд-во АН СССР, 1954. - 268 с.

155. Возникновение русской науки о литературе / Отв. ред.УiJ.А.Николаев. М.: Наука, 1975. - 464 с.

156. Волков Б. "По небу полуночи ангел летел." // Учительская газета. 1992. - 20 октября. - С.24.

157. Волков И.Ф. Основные проблемы изучения романтизма // К истории русского романтизма. М.: Наука, 1973. - С.5-36.

158. Волков И.Ф. Творческие методы и художественные системы. -М.: Искусство, 1978. 264 с.

159. Вопросы романтизма: Сб. статей / Калининский гос. ун-т. -Калинин, 1975. 131 с.

160. Воробьева H.H. Принципы историзма в изображении характера // Классическая традиция и советская литература. М.: Наука, 1978. - С.34-48.

161. Востокова Г.В. "Житие Феодосия Печерекого" литературный памятник Киевской Руси // Русская речь. - I98X. - 3. - С.96-101.

162. Вышеславцев Б. Чувство греха // Слово. 1990. - № 12.1. С.53.

163. Габитова P.M. Философия немецкого романтизма. М.: Наука, 1978. - 288 с.

164. Гаджиев А. Романтизм и реализм: Теория литературно-художественных типов творчества. Баку: Элм, 1972. - 347 с.

165. Гачев Г.Д. Национальные образы мира. М.: Советский писатель, 1988. - 445 с.

166. Гегель. Сочинения. Т.12. - М.: Соцэкгиз, 1938. - 471 с.

167. Гей Н.К. Художественность литературы: Поэтика и стиль. -м.: Наука, 1975. 471 с.

168. Герасименко А.П. Русский советский роман 60-80-е гг: Некоторые аспекты концепции человека. М.: изд-во Моск. ун-та, 1989. -202 с.

169. Гинзбург Л.Я. Литература в поисках реальности: Статьи. Эссе. Заметки. Л.: Советский писатель, 1987. - 400 с.1 199 •I

170. Гинзбург Л.Я. О литературном герое. Л.: Советский писатель, 1979. - 222 с.•к?

171. Гинзбург Л.Я. О психологической прозе. Л.: художественная литература, 1977. - 443 с.

172. Гиршман М.М. Литературное произведение: Теория и практика анализа. М.: Высшая школа, 1991. - 159 с.

173. Глушков Н.И. Условность в социалистическом реализме // О жанре и стиле советской литературы: Сб. науч. трудов Калининского гос. ун-та. Калинин, 1990. - С.4-16.

174. Голосовкер Я.Э. Логика мифа. М.: Наука, 1987. - 217 с. i 174. Грихин В.А. Древне-русские княжеские жития // Русскаяречь. 1980. - № 2. - C.I06-II0.

175. Гуковский Г.А. Пушкин и русские романтики. М.: Художественная литература, 1965. 355 с.176. 1Улыга A.B. Принципы эстетики. М.: Политиздат, 1987. -' 285 с.

176. Гулыга A.B. Эстетика истории. WL: Наука, 1974. - 128 с.

177. Гуляев H.A. О реализме в романтизме // Вопросы романтизма: Сб. ст. Калининского гос. ун-та. Калинин, 1974. - С.3-15.

178. Гуляев H.A. О соотношении понятий "художественное мышление", "художественный метод", "стиль" // Вопросы романтизма: Сб.ст. Казанского гос. ун-та. Казань, 1969. - С.3-15.

179. Гуляев H.A. 0 специфике романтической субъективности // Вопросы романтического метода и стиля: Межвуз. темат. сб. Калининского гос. ун-та. Калинин, 1978. - С.3-9.

180. Гуляев H.A. Типология романтического мировоззрения // Вопросы романтизма: Сб. ст. Казанского гос. ун-та, 1969. С.16-41.185. 1Уляев H.A., Богданов А.Н. Теория литературы в связи с проблемами эстетики. М.: Высшая школа, 1970. - 379 с.

181. Дарьялова Л.Н. Время в философском романе Л.Леонова // Жанр и композиция литературного произведения: Межвуз. сб. науч. тр. калининградского гос. ун-та. Калининград, 1978. - Вып.ГУ.1. С.118-129.

182. Дима A. Принципы сравнительного литературоведения. M.: Прогресс, 1977. - 229 с.

183. Дискуссия о романтизме // Вопросы литературы. 1964. -.й 9. - C.III-I46.

184. Дмитриев A.C. Проблемы иенекого романтизма. М.: изд-во Моск. ун-та, 1975. - 264 с.

185. Дмитриев В.А. Реализм и художественная условность. М.: Советский писатель, 1974. - 279 с.

186. Дмитриев Л.А. Жанр севернорусских житий // Тр. ин-та / Мн-т русской литературы АН СССР. 1972. - Т.27. - С.181-202.

187. Дмитриев JI.A. Житийные повести русского севера как памятники литературы лШ-ХУП вв: Эволюция жанра легендарно-биографических сказаний. Л.: Наука, 1973. - 303 с.

188. Днепров В.Д. Черты романа JÜ. века. М. ; Л.: Советский писатель, 1965. - 548 с.

189. Драгомирецкая Н.В. Поэтика времени в современной прозе и проблема переосмысления художественного образа // Филологические науки. 1987. - № 4. - C.3-IÜ.

190. Дубровина И.М. Романтика в художественном произведении. -М.: Высшая школа, 1976. 256 с.

191. Ершов Л.Ф. Русский советский роман. Национальные традиции и новаторство. Л.: Наука, 1967. - 340 с.

192. Есин А. Сюжет и конфликт в рассказе // Литературная учеба. 1985. - № 3. - С.224-228.

193. Жанр, стиль, метод : Сб. науч. тр. / Казахский гос. ун-т. -Алма-Ата, 1990. 112 с.

194. Жанрово-композиционное своеобразие реалистического повествования: Сб. ст. / Вологодский гос. пед. ин-т. Вологда, 1982. - 175 с.

195. Жирмунский В.М. Сравнительное литературоведение: Восток и Запад: Избранные труды. Л.: Наука, 1979. - 493 с.

196. Жирмунский В.М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика: Избранные труды. Л.: Наука, 1977. - 407 с.

197. Залесская Л.И. 0 романтическом течении в советской литературе. М.: Наука, 1973. - 272 с.

198. Зандбр Л.А. Бог и мир: Миросозерцание отца Сергия Булгакова: В 2-х т. 1948. Т.1. - 479 е.; Т.2. - 381 с.

199. Захаров В.Н. К спорам о жанре // Жанр и композиция литературного произведения: Межвуз. сб. науч. тр. Петрозаводского гос.ун-та. Петрозаводск, 1984. - С.3-19.

200. Зернов Н. Русское религиозное возровдение аа века.1991. 367 с .

201. Историко-литературный процесс: Проблемы и методы изучения / Под ред. А.С.Бушмина. Л.: Наука, 1974. - 274 с.

202. История романтизма в русской литературе: Возникновение и ; утверждение романтизма в русской литературе (1790-1825)/ Отв. ред.

203. А.С.Курилов. М.: Наука, 1979. - 312 с. I 212. История романтизма в русской литературе: Романтизм в русской литературе 20-30-х гг. Лл в. (1825-1840) / Отв. ред. С.Е.Ша-* талов. М.: Наука, 1979. - 328 с.

204. Кант И. Сочинения: В 6-ти т. М.: Мысль, 1964. - Т.2.5»^ ■ 510- с.

205. Кант И. Трактаты и письма. М.: Наука, i960. - 709 с.

206. VI. Карташова И.В. 0 своеобразии эстетического идеала ранних романтиков // Проблемы романтического метода и стиля: Межвуз. те-мат. сб. Калининского гос. ун-та. Калинин, 1980. - С.3-23.

207. Касперавичюс М.М. Функции религиозной и светской символики. -Л.: Знание, 1990. 32 с.

208. Катаев В.П. Разное. Литературные заметки. Портреты. Фельетоны. Рецензии. Очерки. Фрагменты. М.: Советский писатель, 1970. -320 с.

209. Киреева А.Ф. Методологические предпосылки к изучению романтизма // Из истории русского романтизма: Сб. ст. Кемеровского гос. пед. ин-та, Кемерово, 1971. - С. 51-68.

210. Киселева Л.Ф. Внутренняя организация произведения // Проблемы художественной формы социалистического реализма: В 2-х т./ Ред. коллегия: Н.К.Гей и др. М.: Наука, I97X. - Т.2. - С.98-170.

211. Классическое наследие и современность / Отв. ред. Д.С.Лихачев. Л.: Наука, 1981. - 412 с.

212. Клименко Е. В ожидании Афродиты, или Парадоксы прозрения // Литературное обозрение. 1991. - № 6. - С.67-69.

213. Клочек Г.Д. Методология системных исследований индивидуальной поэтики и поэтики отдельного литературного произведения: Автореф. дис. . д-ра филол. наук. Киев, 1989. - 39 с.

214. Ключевский В.0. Исторические портреты. Деятели русской исторической мысли. М.: Правда, 1991. - 622 с.

215. Ключевский В.0. Краткое пособие по русской истории. М.: Рассвет, 1992. - 191 с.

216. Ключевский В.0. 0 русской истории. М.: Просвещение, 1991. - 574 с.

217. Ключевский В.0. Русская история: Полный курс лекций: В3.х т.- М.: Мысль, 1993. T.I. - 572 с.

218. Князева М.П. л истории понятия "лиризм" // Миропониманиеи творчество романтиков: Межвуз. темат. сб. Калининского гос. ун-та. -Калинин, 1986. С.40-52.

219. Кожевникова H.A. О типах повествования в советской прозе // Вопросы языка современной русской литературы / Отв. ред.

220. B.Д.Левин. М.: Наука, 1971. - С.152-163.

221. Кожинов В.В. Голос автора и голоса персонажей // Проблемы художественной формы социалистического реализма: В 2-х т. / Ред. коллегия: Н.К.Гей и др. М.: Наука, X97I. - Т.2. - С.195-235.

222. Козаржевский А. О Новом Завете // Литературная учеба. -1990. й I. - С.89-91.

223. Козлов ДО. Вверх по лестнице зла // День. 1993. -20-26 июня. - 0.6.

224. Кондакова И.А. Принципы изображения человека в житии // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 9, филология. 1980. - № 4. - С.65-70.

225. Конрад Н.И. Запад и Восток: Статьи. 2-е изд., испр. и доп. - М.: Наука, 1972. - 496 с.

226. Котельников В.А. Русская идея как философская и историческая тема // Русская литература. 1990. - № 4. - C.II2-II9.

227. Крушельницкая Е.В. Автобиографические источники и их использование в памятниках житийной литературы лУТ-ХУП вв. : Житие Филиппа Иранского и др.: Автореф. дис. . канд. филол. наук.1. C.-116., 1992. 24 с.

228. Крывелев И.А. Библия: историко-критический анализ. М.: Политиздат, 1982. - 255 с.

229. Кузнецов М. Горизонт романа // Жанрово-стилевыа искания современной советской прозы / Отв. ред. Л.М.Поляк, В.Е.Ковский. -М.: Наука, 1971. С.7-42.

230. Кузьмичев И.К. Литературные перекрестки: Типология жанров, их историческая судьба. Горький: Волго-Вятское кн. изд-во, 1963. - 208 с.

231. Кулешов В.И. Типология русского романтизма // Романтизм в славянских литературах / Отв. ред. В.И.Кулешов. М.: изд-во Моск. ун-та, 1973. - С.6-28.

232. Куняев С. "Дон-Кихоты" и "третья правда" // Литература в школе. 1991. - }« 2. - С.56-62.

233. Лазутин С.Г. Поэтика удивительного в сказках // Вопросы литературы и фольклора: Сб. ст. Воронежского гос. ун-та. Воронеж, 1973. - С.167-180.

234. Лармин О.В. Эстетический идеал и современность. М.: изд-boJVIock. ун-та, 1964. - 155 с.

235. Лашкевич A.B. Проблемы функционального подхода к изучению литературного процесса // Литературные связи и литературный процесс: Мат. докл. Всерос. межвед. науч. конф. 1992 г. Ижевск, 1992. - С.3-9.

236. Левидов A.M. Автор образ читатель. - Л.: изд-во Ленингр. ун-та, 1983. - 350 с.

237. Левитан Л.С., Цилевич Л.М. Основы изучения сюжета. -Рига: Звайгзне, 1990. 185 с.

238. Левшун Л.В. Нроповедь как жанр средневековой литературы: На материале проповедей в древнерусских рукописях и старопечатных сборниках: Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1992. - 20 с.

239. Леидерман Н.Л. Движение времени и законы жанра: Жанровые закономерности развития советской прозы в 60-70-е гг. Свердловск: Средне-Уральское кн. изд-во, 1982. - 254 с.

240. Лейдерман Н. Потенциал жанра: Из наблюдений над современной повестью // Север. 1978. - № 3. - С.101-109.

241. Липовецкий M.H. О чем "помнит" литературная сказка. Семантическое ядро историко-литературных модификаций жанра // Модификации художественных форм в историко-литературном процессе: Сб. науч. трудов Уральского гос. ун-та. Свердловск, 1988. - С.5-21.

242. Литература и история: Исторический процесс в творческом сознании русских писателей ХУШ-1Х. вв. / Отв. ред. Ю.В.Стенник. -С.-Пб.: Наука, 1992. 359 с.

243. Литературная теория немецкого романтизма: Документы, статьи и комментарии / Под ред. Н.Я.Берковского. Л.: изд-во писателей в Ленинграде, 1934. - 336 с.

244. Литературные связи и традиции / Отв. ред. С.А.Орлов. -Горький: изд-во Горьковского гос. ун-та, 1976. 124 с.

245. Литературный процесс: Традиции и новаторство / Под. ред. Е.Ш.Галимовой. Архангельск: изд-во Поморского гос. пед. ун-та, 1992. - ¿53 с.

246. Лихачев д.С."Заметки о русском. М.: Советская Россия, 1984. - 62 с.

247. Лихачев Д.С. Избранные работы: В 3-х т. -Л.: Художественная литература, 1987. T.I. - 656 е.; Т.2. - 493 е.; Т.З'- - 520 с.

248. Лихачев Д.С. Искусство памяти и память искусства // Литературная газета. 1982. - 15 декабря. - С.4.

249. Лихачев Д.С. Типологическое изучение древнерусской литературы: 0 работах в этой области Робинсона // Изв. АН СССР. Сер. литературы и языка. 1977. - т.36. - 4. - С.338-344.

250. Лосев А.Ф. Знак. Символ. Миф: Труды по языкознанию. -М.: изд-во Моск. ун-та, 1982. 479 с.

251. Лосев А.Ф. Конспект лекций по эстетике нового времени. Романтизм // Литературная учеба. 1990. - № 6. - С.139-145.

252. Лосев А.Ф. Проблема символа и реалистическое искусство.

253. M.: Искусство, 1976. 367 с.

254. Лосев А.Ф. Проблема художественного стиля // Жанр романав классической и современной литературе: Межвуз. научно-тематический об. дагестанского гос. ун-та. Махачкала, 1983. - G.6-18.

255. Лосев А.Ф. Страсть к диалектике: Литературные размышления. М.: Советский писатель, 1990. - 318 с.

256. Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. М.: Политиздат, 1991. - 524 с.

257. Лотман Ю.М. Избранные статьи: В 3-х т. Таллин: Александра, 1992. - Т.2. - 478 с.

258. Лукашевский Е. Кронштадтский проповедник //'Наука и религия. 1990. - № 5. - C.II-I4.

259. Маймия Е.А. В русском романтизме. М.: Просвещение,1975. 239 с.

260. Макогояенко Г.II. 0 романтическом герое декабристской поэзии // .Литературное наследие декабристов: Сб. науч. трудов ин-та русской литературы АН СССР. Л.: Наука, 1975. - С.6-24.

261. Макогояенко Г.П. Русский реализм на его начальной стадии // Проблемы Просвещения в мировой литературе: Сб. ст. ин-та русской литературы АН СССР. М.: Наука, 1970. - С.190-202.

262. Манн Ю.В. Диалектика художественного образа. М.: Советский писатель, 1987. - 317 с.

263. Манн Ю.В. К проблеме романтического повествования // Изв. АН СССР. Сер. литературы и языка. 1981. - Т.40. - № 3. -С.211-224.

264. Манн Ю.В. Поэтика русского романтизма. М.: Наука,1976. 375 с.

265. Марченко Т. Смятенные люди смутного времени // Литературная Россия. 1991. - 19 апреля. - С.9.

266. Микешин A.M. Проблема исторических судеб русского романтизма в современном литературоведении // Из истории русского романтизма: Сб. ст. Кемеровского гос. лед. ин-та. Кемерово, 1971.1. С.3*50.

267. Микешин A.M. Исторические судьбы русской романтической поэзии: В 2-х т. Кемерово: Кемеровский гос. лед. ин-т., 1974. -Т.2. - ¿02 с.

268. Михайлова Л.' Встреча // Литературное обозрение. 1993. -№ 9-10. - С.96-101.

269. Надъярных Н.С. Типологические особенности реализма. Годы первой русской революции. М.: Наука, 1972. - 248 с.

270. Наливайко Д. Романтизм как эстетическая система // Вопросы литературы. 1982. - № II. - С.156-195.

271. Недзвенкий В.А. Благо и благодетель в романе Е.Замятина "Мы" (о литературяо-философских истоках произведения) // Изв. АН СССР. Сер. литературы и языка. 1992. - Т.51. - № 5. - С.20-29.

272. Немзер А. Страсть к разрывам: Заметки о сравнительно новой мифологии // Новый мир. 1992. - № 4. - С.226-238.

273. Нива К. А.Солженицын. М.: лудожественная литература, 1992. - 169 с.283. 0 России и русской философской культуре: Философы русского послеоктябрьского зарубежья / Сост. М.А.Маслин. М.: Наука, 1990. - 528 с.

274. Огнев A.B. Движуще силы жанра. К спорам о современном рассказе // Волга. 1975. - № 3. - С.163-170.

275. Огнев A.B. М.Горький о русском национальном характере. -Тверь: изд-во Тверского гос. ун-та, 1992. 170 с.

276. Огнев A.B. 0 поэтике современного русского рассказа. -Саратов: Саратовское кн. изд-во, 1973. 219 с.

277. Огнев A.B. Русский советский рассказ 50-70-х годов. -М.: Просвещение, 1978. 208 с.

278. Павловский А.И. Н.Гумилев // Гумилев И.О. Стихотворения и поэмы. Л.: Советский писатель, 1988. - С.5-62. ,

279. Павлюкевич В.П. Открытие писателя // Литература в школе. -1991. J6 2. - С.113-121.

280. Панков A.B. Вечное и злободневное. Современная проза: конфликты, темы, характеры. М.: Советский писатель, 1981. - 368 с.

281. Переверзев В.Ф. Литература Древней Руси. М.: Наука, 1971. - 302 с.

282. Петров С.М. Основные вопросы теории реализма. Критический реализм. Социалистический реализм. М.: Просвещение, 1975. - 303 с.

283. Петросов К.Г. О романтизме в русской литературе концал1а начала IX вв. К постановке нерешенных проблем // Вопросы романтического метода и стиля: Межвуз. темат. сб. Калининского гос. ун-та.* Калинин, 1978. - C.I08-II6.

284. Петросов К.Г. О спорных проблемах романтизма в русской литературе конца ЯХ начала XX вв. (Итоги и перспективы изучения) // Русский романтизм: Сб. ст. йн-та русской литературы АН СССР. - Л.: Наука, 1978. - С.246-262.

285. Петросов К.Г. Теоретические и историко-литературные аспекты изучения проблемы лирического героя // Изв. АН СССР. Сер. литературы и языка. 1989. - Т.48. - № I. - С.3-16.

286. Поспелов Г.Н. Вопросы методологии и поэтики. М.: изд-во Моск. ун-та, 1983. - 336 с.

287. Поспелов Г.Н. Искусство и эстетика. М.: Искусство, 1984. - 325 с.

288. Поспелов Г.Н. Проблемы литературного стиля. М.: изд-во Моск. ун-та, 1970. - 330 с.

289. Посвелов Г.Н. Что же такое романтизм? // Проблемы романтизма / Сост. У.Р.Фохт. М-.: Искусство, 1967. - C.4I-76.

290. Поспелов Г.Н. Эстетическое и художественное. М.: изд-во Моск. ун-та, 1965. - 360 с.

291. Потебня A.A. Эстетика и поэтика. М.: Искусство, 1976. -614 с.

292. Преподобный Серафим Саровский и Россия // Литературная учеба. 1991. - J* I. - C.II9-I37.

293. Принципы анализа литературного произведения / Отв. ред. U.A.Николаев. М.: изд-во Моск. ун-та, 1984. - 199 с.

294. Проблемы жанра и стиля художественного произведения / Отв. ред. Н.И.Великая. Владивосток: изд-во Дальневосточного гос. ун-та, 1988. -.263 с.

295. Проблемы литературных жанров: Материалы '¡/I науч. межвуз. конф. Томск, 1990. - 234 с.

296. Проблемы литературных жанров / Отв. ред. Ф.З.Канунова. -Томск: изд-во Томского гос. ун-та, 1992. * 182 с.

297. Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. Л.: изд-во Ленингр. ун-та, 1986. - 364 с.

298. Пропп В.Я. Фольклор и действительность: Избранные статьи. • М.: Наука, 1976. 325 с.

299. Пророков М.В. Категория художественного образа и проблема символа // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 9, филология. 1987. - № 4. -С.39-47.

300. Пятнов A.B. К вопросу о жанровом своеобразии жития А.Невского // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 9, филология. 1979. - № I.1. С.33-41.

301. Размышления о жанре / Отв. ред. Л.П.Кременнов. М.: изд-во Моск. пед. гос. ун-та, 1992. - 140 с.

302. Ранние романтические веяния, Из история международных связей русской литературы / Отв. ред. М.П.Алексеев. Л.: Наука,1972. 295 с.

303. Ранович А.Б. Как создавались жития святых. М.: Политиздат, 1961. - 72 с.

304. Реализм и его соотношения с другими творческими методами'/ Отв. ред. Р.М.Самарин. И.: изд-во АН СССР. - 366 с.

305. Ревякина A.A. Тенденции развития советского романа 60-80-х годов в освещении критики // Современный роман: Опыт исследования,/ Отв. ред. Е.А.Цурганова. М.: Наука, 1990. - С.25-43.

306. Регаетовская Н. А.Солженицын и читающая Россия // Литературная Россия. 1989. - 20 октября. - С.12-13.

307. Решетовская Н. а.Солженицын и читающая Россия. М.: Советская Россия, 1990. - 413 с.

308. Романтизм в художественной литературе / Отв. ред. H.A. IV-ляев. Казань: изд-во Казанского гос. ун-та, 1972. - 179 с.

309. Романтизм: Вопросы эстетики и художественной практики / Отв. ред. И.В.Карташова. Тверь: изд-во Тверского гос. ун-та, 1992. - 143 с.

310. Романтизм: Теория, история, критика / Отв. ред. Л.И.Савельева. Казань: изд-во Казанского гос. ун-та, 1976. - 184 с.

311. Руднева Е.Г. Романтика в русском критическом реализме: Вопросы теории. М.: изд-во Моск. ун-та, 1988, - 173 с.

312. Русский романтизм / Отв. ред. Н.А.1уляев. М.: Высшая школа, 1974. - 368 с.

313. Русский советский рассказ: Очерки истории жанра / Под ред. В.А.Ковалева. Л.: Наука, 1970. - 736 с.

314. Рыжакин М. Русская новая правая // Наш современник. -1992. & 4. - С.170-172.

315. Савкина И. Помочь не отчаяться // Север. 1992. - № 2. -С.149-155.

316. Семенова С. "Всю ночь читал я твой Завет.": Образ лрис-та в современном романе // Новый мир. 1989. - .1« II. - С.229-243.

317. Синенко B.C. 0 повести наших дней. М.: Знание, 1971.48 с.

318. Скобелев В.П. Поэтика рассказа. Воронеж: изд-во Воронежского гос. ун-та, 1982. - 156 с.

319. Соколов А.Н. К спорам о романтизме // Проблемы романтизма / Сост. У.Р.Фохт. М.: Искусство, 1967. - С.5-40.

320. Соколов А.Н. Проблема романтизма в советском литературоведении // Советское литературоведение за 50 лет / Под ред. В.И.Кулешова. М.: изд-во Моск. ун-та, 1967. - С.304-310.

321. Соколов А.Н. Теория стиля. М.: Искусство, 1968. - 223 с.

322. Соловьев B.C. Избранное." М.: Советская Россия, 1990. -491 с.

323. Соловьев B.C. Сочинения: В 2-х т. М.: Мысль, 1988-1989. -T.I. - 892 с.

324. Соловьев С.М. История России с древнейших времен: В 15-ти т. М.: Соцэкгиз, 1959. - Кн.1 (тома 1-2). - 811 с.

325. Стенник Ю.В. Система жанров в историко-литературном процессе // Русская литература. 1972. - $ 4. - С.93-101.

326. Струве Г.II. Русская литература в изгнании, -f&rrs 1984. 426 с.

327. Теория литературы. Основные проблемы в историческом освещении / Отв. ред. Г.А.Абрамович: В 3-х т. М.: изд-во АН СССР, 1965. - Т.З. - 504 с.

328. Тимофеев Л.И. Советская литература: метод, стиль, поэтика. М.: Советский писатель, 1964. - 523 с*

329. Тимошенко 0. Где она, "третья правда"? // Москва. -1990. № 6. - С.204-206.

330. Типология стилевого развития нового времени. Классический стиль. Соотношение гармонии и дисгармонии в стиле / Отв. ред. Я.Е. Эльсберг. М.; Наука, 1976. - 503 с.

331. Троицкий В.Ю. Художественные открытия русской романтической прозы 20-30-х гг. ЯХ в. М.: Наука, 1985. - 279 с.

332. Тураев C.B. От Просвещения к романтизму. Трансформации героя и изменение жанровых структур в западно-европейской литературе конца ХУШ начала ЯХ в. - М. : Наука, 1983. - 255 с.

333. Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М.: Наука, 1977. - 574 с.

334. Ульяшов П. Воры и диссиденты // Книжное обозрение. -1990. 16 марта. - С.6.

335. Успенский Б.А. Поэтика композиции. Структура художественного текста и типология композиционной формы. М.: Искусство, 1970. - 225 с.

336. Утехин Н.П. Жанры эпической прозы. Л.: Наука, 1982. -185 с.

337. Утехин Н.П. Основные типы эпической прозы и проблема жан-1 ра повести // Русская литература. 1973. - 1 4. - С.86-102.

338. Утехин Н.П. Черты неповторимого. М.: Современник, 1980. - 207 с.

339. Федоров Ф.II. Номантический художественный мир: пространство и время. -Рига: Зинатне, 1988. - 454 с.

340. Федоров Ф.П. Человек в романтической литературе. Рига: изд-во Латвийского гос. ун-та, 1987. - 118 с.

341. Фихте И.Г. Избранные сочинения. М.: изд-во А.И.Мамонтова, 1916. - Т.1. - 523 с.

342. Фохт У.Р. Некоторые вопросы теории романтизма: Замечания и гипотезы // Проблемы романтизма / Отв. ред. У.Р.Фохт. М.: Искусство, 1967. - С.77-91.У

343. Фрезер Д. Фольклор в Ветхом Завете // Наука и жизнь. -1984. № 6. - С.98-103,

344. Хатюшин В.В. Кровная связь: Об истоках творчества, поисках истины и нравственных прозрениях: Сб. ст. М.: Современник, 1990. - 189 с.

345. Хитарова С.М. Стилевые поиски и взаимодействие литератур. -М.: Наука, 1976. 188 с.357. лоружий С.С. София Космос - Материя: устои философской мысли о.Сергия // Вопросы философии. - 1989. - $ 12. - С.73-89.

346. Храпченко М.Б. Горизонты художественного образа. М.: Художественная литература, 1982. - 334 с.

347. Храпченко М.Б. Познание литературы и искусства: Теория пути современного развития. М.: Наука, 1987. - 576 с.

348. Храпченко М.Б. Собрание сочинений: В 4-х т. М.: Художественная литература, 1981-1982. - Т.З. - 431 е.; Т.4. - 479 с.

349. Художественная традиция в историко-литературном процессе / Отв. ред. С.И.Тимина. Л.: изд-во Ленингр. гос. пед. ин-та,1988. 139 с.

350. Дарик Д.К. Типология неоромантизма. Кишинев; Штиинца, 1984. - 167 с.

351. Целостный анализ литературного произведения / Отв. ред. А.А.Асоян. Свердловск: изд-во Свердловского гос. пед. ин-та,1989. 96 с.(

352. Цилевич Л.М. Принципы анализа литературного произведениякак художественной системы // Филологические науки. 1988. -№ I. - С.9-13.

353. Чичерин A.B. Идеи и стиль. О природе поэтического слова. -2-е изд.,.доп. М.: Советский писатель, 1968. - 374 с.

354. Чичерин A.B. Очерки по истории русского литературного стиля: Повествовательная проза и лирика. М.: художественная литература, 1977. - 4^5 с.

355. Чичерин A.B. Ритм образа: Стилистические проблемы. М.: Советский писатель, 1980. - 335 с.

356. Чернец Л.В. Литературные жанры. Проблемы типологии и поэтики. М.: изд-во Моск. ун-та, 1982. - 191 с.

357. Чудаков А.П. Поэтика Чехова. М.: Наука, 1971. - 291 с.

358. Шанова З.К. Международный семинар, посвященный изучению Библии // Филологические науки, 1990. - I 6. - С.123-125.

359. Шафаревич И. Прямой взгляд на мир // Наш современник. -1992. № 8. - С.136-137.

360. Шафаревич И. Путь из-под глыб. М.: Современник, 1991. -287 с.

361. Шеллинг Ф.В. Сочинения: В 2-х т. М.: Мысль, 1989. -Т.2. - 636 с.374.- Шеллинг Ф.В. Философия искусства. М.: Мысль, 1966. -496 с.

362. Шкловский В.Б. 0 теории прозы. М.: Советский писатель, 1983. - 383 с.

363. Шкловский Е. Ускользающая реальность // Литературное обозрение. 1991. - № 2. - С.10-18.

364. Шлегель Ф. Эстетика. Философия. Критика: В 2-х т. М.: Искусство, 1983. - T.I. - 479 е.; Т.2. - 447 с.

365. Штокман И. Два портрета // Наш современник. 1990.иб9. С.179-180.

366. Штокман И. Слово и судьба (Л.Бородин: идеи и герои) // Наш современник. 1992. - № 9. - С.178-185.

367. Шубин Э.А. Современный русский рассказ. Л.: Наука, 1974. - 184 с.

368. Эджпертон У. Толстой и толстовцы // Новый мир. 1989. -* 3. - С.266-267.

369. Эльншевич А.П. Лиризм. Экспрессия. Гротеск: 0 стилевых течениях социалистического реализма. Л.: художественная литература, 1975. - 356 с.

370. Эльяшевич А.П. Человек в масштабе времени: Раздумья о типизации и типическом // Звезда. 1982. - № 5. - С.166-183.

371. Эпоха романтизма. Из истории международных связей русской литературы / Отв. ред. М.П.Алексеев. Л.: Наука, 1975. - 284 с.

372. Янов А. Русская идея и 2 ООО год // Нева. 1990. -9. - С.143-164; № 10. - С.151-175; № II. - С.150-175; № 12.1. С.163-171.