автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.03
диссертация на тему: Проза Томаса Бернхарда

Полный текст автореферата диссертации по теме "Проза Томаса Бернхарда"

На правах рукописи

ТАШКЕНОВ СЕРГЕЙ ПЕТРОВИЧ

ПРОЗА ТОМАСА БЕРНХАРДА: КРИЗИС ЯЗЫКА И ПРОБЛЕМА ДИАЛОГИЧЕСКОГО СЛОВА

Специальность 10.01.03 - Литература народов стран зарубежья

(немецкая)

Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

1се:;

Москва-2009

Работа выполнена на кафедре сравнительной истории литератур Российского государственного гуманитарного университета

Научный руководитель:

доктор филологических наук, профессор Павлова Нина Сергеевна

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор Жеребин Алексей Иосифович кандидат филологических наук Соколова Елизавета Всеволодовна

Ведущая организация:

Институт мировой литературы им. А.М. Горького Российской академии наук

Защита состоится «24» сентября 2009 года в -/5"' часов на заседании Совета по защите докторских и кандидатских диссертаций Д 212.198.04 при Российском государственном гуманитарном университете по адресу: ГСП-3,125993 Москва, Миусская пл., д. 6.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Российского государственного гуманитарного университета

Автореферат разослан «о/^» августа 2009 года

Ученый секретарь Совета, кандидат филологических наук, доцент В .Я. Малкина

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Диссертация посвящена исследованию творчества Томаса Бернхарда (1931-1989), одного из крупнейших австрийских прозаиков и драматургов второй половины XX века. Неоднозначность, сложность и эпатажность писателя не устают вызывать интерес литературоведов во всем мире, которые часто расходятся во мнении, пытаясь выделить центральный принцип для интерпретации текстов Бернхарда. Действительно, к тексту Бернхарда всегда возможно множество подходов. Один из них, предлагаемый в диссертации, - кризис языка и коммуникации, унаследованный автором от противоречивого опыта европейской кризисной культуры начала XX века.

Работа мысли Бернхарда-писателя была равнозначна работе над словом. В его произведениях эстетически и семантически нагруженная форма довлеет над содержанием. В центр внимания он помещает прагматическое измерение языка, о возможностях которого писатель высказывался крайне скептично: чаще всего он обращал внимание на проблему «мертвого» письменного слова, адекватного выражения мысли, «тяжеловесности» немецкого языка. Несмотря на то, что подобные сентенции в основном носят спекулятивный характер, отсылая к хорошо известным текстам культуры, все же именно эта писательская позиция, по нашему мнению, определила эстетическую доминанту построения произведения, отпечатавшись на всех уровнях его художественного мира. Невозможность диалога как основы общения и бытия и неадекватность языкового выражения взаимообусловлены и образуют главный нерв поэтики автора. Однако на основании критического отношения к языку Т. Бернхард развивает иные качества и возможности слова.

В течение двух последних десятилетий осуществляется читательская реабилитация австрийского писателя. За рубежом Бернхарда с упором на

слово пытались переосмыслить К. Клуг, Ф. Эйкелер, Б. Дамерау, И. Штойцгер, А. Б. Борман, в исследованиях которых затрагивалась проблема языка именно в его философском осмыслении Бернхардом. В России изучение творчества Т. Бернхарда долгое время оставалось в тени научных интересов отечественных историков немецкоязычной литературы. В 1991 г. в Киеве была защищена диссертация Л.С. Кравченко1, в которой при особом внимании к национальной «австрийской проблематике» исследовательница попыталась дать комплексную картину творчества Т. Бернхарда на уровне тем, мотивов, культурных и литературных традиций. Отдельный раздел Л.С. Кравченко, опираясь на опыт австрийской культуры рубежа XIX - XX вв., также посвятила рассмотрению языковой проблематике в творчестве писателя. Его поэтику распада языка исследовательница характеризует как «философию намека» и сходится с Д.В. Затонским, охарактеризовавшим мир Бернхарда как смещенный, рассказанный, замкнутый, и с общим западноевропейским представлением о мономаничности, монологичности, обращенности в пустоту и замкнутости художественного мира писателя. Немногие отечественные литературоведческие статьи наметили, тем не менее, возможность иного взгляда с «русской научной почвы» на творчество австрийского писателя. Так, Н.С. Павлова выявила в текстах писателя память жанра, скрытую диалогичность и установку на слушателя; С.А. Ромашко сопоставил Т. Бернхарда с Ф.М. Достоевским на уровне говорящего субъекта; A.B. Белобратов затронул специфику повествования и рецептивные сложности творчества Бернхарда. Наше исследование лежит в русле основных тенденций и направлений бернхардоведения в целом, но в то же время является первым полновесным отечественным исследованием слова в

1 Кравченко Л. С. «Австрийская проблематика» и ее художественное воплощение в творчестве Томаса Бернхарда: автореферат диссертации на степень кандидата филологических наук: 10.01.05 / АН УССР. Ин-т лит. им. Т. Г. Шевченко. Киев, 1991.

прозе австрийского классика 2-й половины XX в. Этим объясняется актуальность данного диссертационного исследования.

Объектом анализа в диссертации выступает проза Томаса Бернхарда. Предметом исследования является изображение и преодоление кризиса языка и коммуникации в креативной и рецептивной эстетике писателя. В качестве материала исследования в первую очередь привлекаются романы «Стужа» (Frost, 1963), «Помешательство» (Verstörung, 1967), «Известковый карьер» (Das Kalkwerk,1970), «Корректура» (Korrektur, 1975), «Пропащий» (Der Untergeher, 1983), «Рубка леса» (Holzfällen, 1983), «Старые мастера» (Alte Meister, 1985), «Изничтожение» (Auslöschung, 1986), а также рассказы «Хождение» (Gehen, 1971) и «Да» (Ja, 1978). Мы ограничиваемся прозой, так как исследуем работу слова - в драматургическом жанре оно функционирует по иным законам; к тому же работа языка в драмах Бернхарда прекрасно и полно описана К. Клугом в его монографии2. В круг непосредственно анализируемых произведений не входят и пять автобиографических повестей писателя в силу их жанрового своеобразия и связанным с ними кругом иных проблем.

Целью диссертации является исследование художественного мира и поэтики Т. Бернхарда, его слова через призму философии языка и коммуникации. Для достижения этой цели необходимо решить следующие задачи:

- рассмотреть основные конструктивные принципы, порождающие художественный мир Т. Бернхарда;

- охарактеризовать взгляд Т. Бернхарда на природу языка, «работу» его «слова», с учетом литературных и лингвофилософских корней языкового скепсиса писателя;

- определить диалогическую природу бернхардовского слова и специфику коммуникативных схем и принципов его текста;

2 Klug Chr. Thomas Bernhards Theaterstücke. Stuttgart, 1991.

- раскрыть соотношение между кризисом языка и проблемой диалогического слова в прозе Т. Бернхарда как соотношение его креативной и рецептивной эстетик;

- определить место Т. Бернхарда в литературно-культурном контексте эпохи через его художественное и философское отношение к слову.

Теоретико-методологическую основу исследования составляют работы отечественных ученых (М.М. Бахтин, Ю.М. Лотман, Б.А. Успенский, В.И. Тюпа, Л.С. Выготский), зарубежных теоретиков литературы и языка, философов (Г.-Р. Яусс, В. Изер, Э. Фишер-Лихте, У. Вирт, С. Крэмер, В. Шмид, Ф. де Соссюр, Ф. Ницше, Л. Витгенштейн, Г. ф. Клейст, М. Хайдеггер, Б. Паскаль). Анализ конкретного материала ведет от рассмотрения художественного мира и языка в «креативной эстетике» Т. Бернхарда (уровень «манифестации смысла» - В.И. Тюпа) к рассмотрению проблем коммуникации и диалога в «рецептивной эстетике» писателя (уровень «актуализации смысла»). Методологическая установка на анализ текста как диалогически организованного художественного произведения ориентируется на теорию диалогического слова М.М. Бахтина. Методологической базой для работы с соотношением «текст - читатель» послужила рецептивная эстетика, разработанная Констанцской школой.

Научная новизна работы состоит в том, что в ней исследуется не только проблема языка в прозаических текстах Т. Бернхарда с опорой на интертекстуальность или методологические модели лингвофилософов (как это обыкновенно было у Ф. Эйкелера, И. Штойцгер, А. Борман), но и коммуникативная специфика его произведений в свете рецептивных теорий и, прежде всего, в свете идей М.М. Бахтина о диалогичности слова. Выдвигая тезис о диалогичности прозы Т. Бернхарда, мы вносим коррективы в устоявшееся в литературоведении представление о монологичности его прозаических произведений. Это помогает в новом свете взглянуть на творчество австрийского писателя и иначе его

интерпретировать. Результаты работы должны способствовать выявлению новой диалогической парадигмы поэтики прозы Т. Бернхарда, а также новой модели интерпретации его текстов.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Кризис языка представлен в художественном мире Томаса Бернхарда на уровне его формальной и содержательной организации.

2. Т. Бернхард разрабатывает ряд поэтологических методов решения языкового кризиса эпохи.

3. Писатель насыщает монологическое по форме произведение глубокими диалогическими связями.

4. Изображенная в произведениях коммуникация отражает коммуникацию с читателем.

5. Т. Бернхард разрабатывает инспиративную коммуникативную стратегию при провокативной тактике.

Научно-практическая значимость результатов исследования. Материалы исследования могут быть использованы в учебных курсах по истории немецкоязычной литературы и общих курсах по европейской словесности XX в. Научное изучение прозы Т. Бернхарда может помочь в подготовке издания русского перевода его произведений, представляющих большой интерес для отечественной германистики и филологической науки в целом.

Апробация результатов исследования. Основные положения диссертации излагались в докладах на XIX Пуришевских чтениях (Москва, 2007), на V и VI международных съездах Российского Союза Германистов (2007, 2008), на заседаниях кафедры сравнительной истории литератур и кафедры германской филологии Российского государственного гуманитарного университета.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения и списка литературы.

СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении ' обосновывается выбор темы, научная новизна, актуальность и методологическая основа диссертации, определяются цель, задачи и методы исследования, описывается степень изученности поставленных проблем.

Первая глава называется «Аспекты "креативной" эстетики Томаса Бернхарда: кризис языка».

В Первом разделе первой главы мы даем панораму лингвофилософского кризиса и скепсиса в австрийской культуре рубежа Х1Х-ХХ вв. Ключевые «тексты культуры» Ф. Ницше, Ф. Маутнера, Л. Витгенштейна, Г. ф. Гофмансталя оказались чрезвычайно продуктивными для всей литературы модернизма. Томас Бернхард - один из первых в ряду современных ему писателей, в творчестве которого прослеживается эта традиция. Большое влияние оказало на него и течение французского постструктурализма: идеи текста как мозаики цитаций, расковыченной цитаты (Ю. Кристева, Р. Барт).

На примере романа «Известковый карьер» мы показываем, как лингвофилософский кризис повлиял на формирование его художественного мира. Бернхард ломает традиционные жанровые и повествовательные нормы. Пространство сужено и служит местом и формой мышления. Время как процессуальность замкнуто у Бернхарда в пространстве и снято с оси событийности. Время, как и герой, пребывает в точке «здесь и сейчас», в акте говорения. При этом речь размыкает пространство и время, т.к. в «здесь и сейчас» нет ни топоса, ни хроноса. Действующие лица разрушены как система и лишены сюжетных функций, система персонажей часто шаблонна. Событийный ряд, непосредственно действие редуцированы до минимума, в тексте имеет место «эпическое

несобытие» (das epische Nichtgeschehen)3. Повествование и система точек зрения также подверглись деформации: история протагониста пересказывается со слов других людей - такая нарративная техника образует интересную систему точек зрения и оценок: их столько, сколько повествователей, говорящих о герое или цитирующих его. Здесь же и проясняется функция повествователя: он сводит в одну точку разные «голоса», указывая на относительность сказанного ими, так как в его точке зрения отсутствует всякая оценочность, его слово - протокол других точек зрений. Модус художественности у Бернхарда обнаруживает амбивалентность комического и трагического, т.к. нет ответа на сформулированный Бернхардом в названии одного из рассказов вопрос: «Это комедия? Или трагедия?», оба понятия относительны, как относительно и всякое утверждение, выдаваемое за истину. На стилистическом уровне посредством повтора и музыкализации, писатель достигает самобытного гомогенного, монотонного и герметичного языка. Художественный мир является выражением кризиса языка. Поэтику Бернхарда мы описываем как «поэтику погребения текста». При редуцированности и ломке всех предыдущих уровней язык и собственно живая речь гипертрофированно выдвинуты на первый план. Таким образом, при разрушении элементарных эпических норм повествования (при «эпическом несобытии») имеет место некий эпический охват языка, речи, слова.

Второй раздел первой главы описывает говорящего субъекта как конститутивный элемент текста. С опорой на статью Г. фон Клейста «О том, как постепенно составляется мысль, когда говоришь» и исследование Л.С. Выготского «Мышление и речь», мы показываем на примере романа «Старые мастера», как говорящий формирует мысль в самом процессе

3 Eyckeler F. Reflexionspoesie: Sprachskepsis, Rhetorik und Poetik in der Prosa Thomas Bernhards. Berlin, 1995. S. 10.

безостановочного говорения, исходя из некоего «туманного представления» (Г. ф. Клейст) или свернутого цельного «предиката» (Л.С. Выготский). Перед нами озвученное мышление, эгоцентрическая «внутренняя речь» героя. Внимание Бернхарда, как и Клейста в статье «О театре марионеток», занимает возможность непосредственного и полновесного выражения «внутреннего человека» (Е.Г. Эткинд). Через речь героя писатель осуществляет «вторжение вовнутрь» и позволяет охарактеризовать свою поэтику как «поэтику прямого показа» (Е.Г. Эткинд).

На примере повести «Хождение» мы далее показываем, как, выражая «внутреннего человека», язык своей формой показывает телесное и душевное состояние говорящего, т.е. обладает «симптоматической» функцией. С одной стороны, речь героев обнаруживает симптомы телесного недуга, заболевания легких, которым страдали не только большинство героев Бернхарда, но и сам писатель. В этом случае говорение персонажа связано со страхом задохнуться, акт речения осмысляется как преодоление мрака, смерти.

С другой стороны, язык персонажа обнаруживает многочисленные симптомы психического недуга - шизофрении или общей психостенической патологии. Опираясь в первую очередь на труды Л. Навратила и С. Шмидт-Кнэбель, мы выявили в ходе анализа следующие симптомы: персеверация (навязчивый повтор), формализация (рациональный смысл отступает на второй план, на первый выдвигаются формальные моменты) и символизация (необычные метафоры, контаминации, неологизмы, неоморфизмы, повторы), патологические неологизмы, шизофреническое сгущение понятий, шизоидная витиеватость речи, синдром монолога, гипертрофированные обстоятельность, резонерство, мудрствование, «закономерная

"дисгармония" познавательной деятельности»4, тенденция к отрицающему высказыванию, различным формам «Нет» и негативным содержаниям, психотический компаратив и суперлатив, метаязыковые высказывания, неспособность реализовать свои планы (постоянный у Бернхарда лейтмотив ненаписанного или уничтоженного трактата). Так, патологическое в тексте Бернхарда - одновременно и объект изображения (речь героя) и средство изображения (язык героя).

Такая функция языка соответствует представлению Л. Витгенштейна о том, что предложение «показывает» свой смысл. Истоки речевой и психической патологии мы с опорой на идеи австрийского философа находим в перехождении героем границы мыслимого и выразимого. Выход за «границу» приводит героя к «персональному языку», в котором отображается его сознание.

Далее мы разбираем идею Т. Бернхарда о «живом слове». «Живое слово» воплощается у писателя в устности, сказовости, телесности и перформативности его прозы. Установка на устность, сказовость дает Бернхарду значительную возможность - наделить своего героя интонацией, артикуляционной выразительностью, голосом, «мимико-произносительной силой» (Б.М. Эйхенбаум). Мы не видим героя Бернхарда, но слышим его, он - «полновесное слово», «чистый голос» (М.М. Бахтин). Словесный материал рождается произнесением и познается акустически. Именно слово живое, говоренное, стоит в центре его прозы и обладает онтологическим статусом: Бернхард реабилитирует «логос» в его исконном смысле и утверждает взаимосвязь между словом и духом.

Физиологичность речи выражена в прозе, как и в драматургии, до крайности ярко. Вместе с расширением сферы сказовости она прошла определенный путь развития: от телесности чужой речи в ранней прозе до

4 Критская В.П. Патология психической деятельности при шизофрении: мотивация, общение, познание. М., 1991. С. 59.

телесности самого повествования как от орнаментальной сказовости к характерной (термины В. Шмида). Слово физиологично, телесность говорения патологична. Телесность слова поддерживает хрупкость тела, заменяет своей силой и агрессией его немощь. Если у Б. Паскаля человек был тростником мыслящим, то у Бернхарда он - тростник говорящий. Параллельная работа речи и тела соединяет своим со-действием слово и дух, преодолевает смерть, утверждая жизнь.

Телесность речевого акта у Бернхарда выводит нас к понятию перформативности, так как «отелеснивание языка» (Verkörperung der Sprache, воплощение, олицетворение языка) является одним из ее главных признаков и обнаруживает такие типичные для Бернхарда-прозаика свойства, как: феноменальная флюидность (Fluidität - текучесть, подвижность) говоримого слова, гетерогенность речи и голоса (голос не только играет роль инструмента речи, но и комментирует речь со всей своею телесностью), аналогичность говорения и музицирования (перформативный акт актуализирует изначальную соотнесенность логоса и мелоса). В перформативном высказывании или тексте на передний план выдвигается сама динамика языкового процесса. С содержания речи интерес смещается на акт ее исполнения. При крайней редуцированности событийного ряда в прозе Бернхарда сам текст, как и язык и говорение, посредством перформативной инсценировки стремится быть событием. Перформативность является вариантом саморепрезентации языковой личности и присутствует в произведении на уровне первичной, вторичной и третичной говорящей инстанции. Она, во-первых, дает герою Бернхарда осязаемый голос, а во-вторых, позволяет смыслу возникнуть из содействия языка и тела. Перформативность воплощает в тексте два единства: 1) тела и сознания в фигуре говорящего, 2) говорящего и слушающего в коммуникативной ситуации.

В третьем разделе первой главы мы разбираем важное, на наш взгляд, для Бернхарда различение языка и речи, слова и знака. Важна упорная концентрация Бернхарда на отдельном слове, которое он выделяет графически, повторяет или (в драматургическом тексте) вытесняет в отдельную строку, изолирует.

У зацикливания на отдельном слове есть обусловленные травматическим ощущением языка причины: говорящий думает вложить в слово всё, акцентуируя его интонацией, «напрягает понятие», но в следующий момент осознает недостаточность, бессилие слова и его повторяет, варьирует, пытаясь расширить его границы. Тем самым через повтор Бернхард обнажает печаль/отчаяние говорящего от слабости слова и его бессилии высказать все вложенные в него содержания. Бессилие и неспособность языка сказать всё приводит субъекта к ощущению убытка, дефицита («manque»), который опять приводит его к неутолимому желанию говорить. Бернхард уходит от вокабуляра массы. Но отграничившись от нормы и от слов с недостаточным смысловым наполнением, говорящий приходит к слову, перегруженному смыслом настолько, что оно само себя изничтожает.

Бернхард использует слова как раздражители, шифры, как «узлы значений» (Ж. Лакан), а не обозначений. Уйдя от одной границы, герои Бернхарда приходит к другой: в частности, запредельный язык колеблется в рамке синтаксиса, но и ее деформирует. Предложения говорящего/рассказывающего пытаются охватить всё сразу и тут же рушатся. Весь текст делает ощутимым это противостояние границы и безграничности, которое происходит «здесь и сейчас» в момент говорения. Говорящие фигуры Бернхарда двигаются в закрытой системе отрицающей картины мира и строят свой язык как «дом бытия» (М. Хайдеггер), возводят собственные «здания мыслей» (Gedankengebâude), шаткие, противоречивые и неаргументированные.

Герои раннего Бернхарда заняты не поиском, но изобретением адекватного слова: с помощью композитов и неологизмов Бернхард пытается интегрировать несколько носителей информации в одно понятие. Такие композиты рождаются из концентрированного сгустка смысла и превращаются в шизофреническое сгущение понятий, приводя к коммуникативным проблемам.

Бернхард среднего периода уходит от патологических словесных конструкций к проблеме знака, сигнификата и сигнификанта: его героев интересуют теперь прагматические и семантические возможности «акустических образов» или «означающих» (signifiant, Ф. де Соссюр) как раздражителей («Известковый карьер»). Взятый сам по себе, «знак» как часть «языка» оказывается бесполезным. Так и в рассказе «Хождение» писатель иронизирует над означиванием предметов и явлений. Па примере романа «Корректура» мы показываем, что Бернхард устанавливает связи не между «понятиями», но между «сущностями».

Поздний Бернхард останавливается на рефлексии над словом, он приходит к «остранению» слова, которое прирастает в комичности. Здесь ярко выражена эстетическая (поэтическая) функция языка, обращающего внимание на свою форму - употребление слова становится предметом эстетического удовольствия и самолюбования говорящего.

Бернхарда больше интересуют «живые» речь и слово в отличие от «мертвых» языка и знака, так как именно в сфере речи утверждаются живое бытие и возможность диалога.

В четвертом разделе первой главы мы выдвигаем предположение, что Томас Бернхард развил свои художественные приемы преодоления языкового кризиса. Через «напряжение понятия» (Г.В.Ф. Гегель), в основном благодаря повтору, писатель пытается расширить значения отдельных слов, за которые цепляются и через границу которых переходят его герои. Вследствие этого актуализируются иные смыслы, в узусном

употреблении языка не присутствующие. Слова посредством созвучий и повторов обогащают друг друга смысловыми наполнениями.

На поэтологическом уровне бернхардовской «поэтики погребения текста» рождается «погребальный карнавал словотворчества». Мания словообразования, композитов, игры слов наиболее экстремальна и экспрессивна у раннего Бернхарда-романиста. Такой карнавал, безусловно, болезненный, т.к. карнавалистика языка указывает в то же время и на помешательство протагониста, который цепляется за поношения и алчен в языке, чтобы превратить для себя трагедию в комедию. Иная ситуация в позднем прозаическом творчестве (и уже в ранней драматургии), когда писатель больше фокусируется на юморе, иронии, сарказме, язык становится более аналитическим, увеличивается дистанция по отношению к языку, его остранение и рефлексия. Тем заметнее «погребение текста», т.к. по своей монотонности зрелая проза больше всего близка метафоре белой стены, с которой Бернхард сравнивал текст. Карнавал языка в нем также сменил свою природу, стал более скрытым, менее кричащим, более «камерным» - «это как бы карнавал, переживаемый в одиночку с острым осознанием этой своей отъединенности»5. Могильная семантика (в романе «Изничтожение») также оборачивается смеховым началом, что в целом приводит нас к понятию «языкового карнавала на погребении текста». К карнавальному языку можно отнести и ряд признаков поэтики Бернхарда, совпадающих с бахтинской теорией карнавала: пародии, травести, снижения, профанации, шутовские увенчания и развенчания, логика «обратности», «наоборот», «наизнанку». Ругательства и поношения общества, литературы и философии носят карнавальный характер, т.к. построены по принципу преувеличения и должны восприниматься с учетом этого принципа. «Смеховое мироотношение» устанавливает

5 Бахтин ММ, Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М.,1990. С. 45.

«вольный фамильярный контакт между всеми людьми» (М.М. Бахтин), неся человеку субъективную свободу от уз объективности. Мы обнаруживаем сквернословящего персонажа как комедианта, обнажающего комический модус художественности рядом с трагическим и наоборот. Перед нами - «гротеск, в котором мимика смеха сменяется мимикой скорби»6, бурлеск языка. На глазах читателя язык творится как живой организм. Карнавалистика . нивелирует языковой и репрезентативный кризис эпохи.

Отдельные произведения писателя в силу своей общей гомогенности образуют «единый текст» Бернхарда с главной «невыразимой» идеей («внутренним предикатом») - хайдеггеровским экзистенциальным «страхом» (Angst), «несокрытостью (чудовищностью) бытия» (Unheimlichkeit des Daseins). С помощью говорения как «отвлечения» (divertisment по Б. Паскалю) выражение «внутреннего предиката» подвергается ретардации.

Обобщая, мы выделяем три главных стремления говорящего, которые определяют три его кризиса: стремление прояснить себя себе (кризис самоидентификации, экзистенциальный кризис), объясниться/выразиться (кризис языка), прояснить себя другому, сообщить себя (кризис коммуникации, диалога).

В заключение с опорой на коммуникативную схему P.O. Якобсона определяются функции речи и языка у Бернхарда. Коммуникативная функция нарушена, скрыта. Экспрессивная функция многопланова. На первичном речевом плане (мы имеем в виду изначальное и впоследствии цитируемое высказывание героя) она однозначна: герой прямо высказывает свою оценку. Если рассматривать речевое высказывание вторичной или третичной инстанции (цитирующий персонаж,

6 Эйхенбаум Б.М. Как сделана «Шинель» Гоголя // Эйхенбаум Б.М. О прозе. О поэзии. Сб. статей. Л., 1986. С. 57.

цитирующий повествователь), то здесь эта функция скрыта: так, комментирование высказываний героя ограничивается ремарками по типу «как сказал / как говорит». Оценка заключена здесь в дистанцировании от высказывания другого, его остранения. Поэтическая (эстетическая) функция, напротив, усилена и заострена, при том что присутствует она в разных протяженностях: 1) в авторефлексивной и перформативной форме самой наррации, и 2) в отдельном слове высказывания, где говорящий воспринимает слово как эстетический объект, переводя центр тяжести с сигнификата на сигнификант, акустический образ (зачарованность словом, игра словом, карнавалистика слова). Метаязыковая функция одна из главных у Бернхарда и работает параллельно с поэтической. Мы имеем дело, с одной стороны, с прямым высказыванием о немощи языка, с другой стороны - с косвенным, когда построение высказывания и сам язык показывают свое кризисное состояние. Язык у Бернхарда обращается более к фатической и апеллятивной функциям, которые имеют тесное отношение к коммуникации, диалогу.

Вторая глава носит название «Аспекты рецептивной эстетики прозы Томаса Бернхарда: кризис коммуникации и проблема диалогического слова».

В Первом разделе второй главы мы анализируем коммуникативную ситуацию в романе «Стужа», исходя из внутренней, изображенной в тексте коммуникации на уровне содержания произведения. Это произведение кладет основу коммуникативной концепции Бернхарда, которая, изменяясь со временем, всегда сохраняет свой трафарет. Уже в первом романе Бернхарда преобразованная, патологическая речь героя, вышедшего за границу мыслимого и языка, стала художественной доминантой его построения и определила главную проблему: понять говорящего. «Персональный язык» (Л. Витгенштейн) героя вырастает перед слушающим как «стена языка» (Ж. Лакан) - коммуникация оказывается

нарушенной в силу неравноправности статусов участников диалога. Единственно актуальной формой общения и сообщения остается для протагониста автокоммуникация, монолог как «разговор с самим собой» (Selbstgespräch). Таким образом, Бернхард изображает двойной акт коммуникации: по каналу «Я - ОН» и по каналу «Я - Я».

Тем не менее, монолог протагониста обнаруживает глубокую диалогическую основу, которую многие исследователи часто обходят стороной. Дпя Бернхарда в произведении обязателен не только монологизирующий, разговаривающий с самим собой, обличающий Австрию персонаж, но и слушающий его. Роль слушающего в его прозе и ярче всего в драматургии выполняют второстепенные персонажи или же повествователь. Назвать его коммуникантом было бы не вполне корректно, т.к. в разговор он практически не вступает - вместо понятия «Gesprächspartner» (буквально - «партнер по разговору») наиболее адекватным оказывается «Selbstgesprächspartner» («партнер по разговору с самим собой»). Второстепенный персонаж у Бернхарда - формальность, но формальность необходимая, выполняющая свою художественную функцию во внутреннем мире произведения. Присутствие в тексте слушающего подтверждает адресованность речевого высказывания протагониста и опровергает мнимую односторонность коммуникации, каждый акт которой, несмотря на монологичность, ищет своего адресата. Человек у Т. Бернхарда, подобно человеку у Ф.М. Достоевского, есть «субъект обращения» (М.М. Бахтин). Принципиальную значимость обретает обращенность к Другому, ответное понимание которого предвосхищается/ожидается в его молчании. Не случайно, речь протагониста полна речевых формул по типу «постарайтесь понять», «Вы понимаете?» и др. Так монологу присуща установка на диалог, на обратное понимание, на цепь прямых и обратных связей.

Ответ как обратная связь, как диалог и понимание все-таки свершается в «Стуже». В первую очередь диалогическое «со-гласие» обнаруживается на уровне речи: через «заражение» рассказчика образным мышлением и речевыми повадками героя. Рассказчик приходит к внутреннему пониманию героя, приобщаясь параллельно к его языку, и может в итоге «почувствовать, куда он устремлён»7. Другими словами, он достиг «внутреннего» (свершившегося диалогически) понимания «внутреннего человека» говорящего. Выразить свое понимание рассказчик может только цитируя речь художника, тем самым он становится максимально адекватным стенографом его «внутреннего человека», потому что речь героя служит полным показателем его состояния, сознания и внутреннего мира.

Травмой для героя является отсутствие диалога, ответа, монологически замкнутое молчание и бездействие «Другого». Рассказчик же нашел диалогический метод понимания, формула которого, как нам кажется, дана в самом романе: «путь сополагающихся, взаимопроникающих и корреспондирующих друг другу возможностей непосредственного восприятия»8. Весь роман «Стужа» изображает, как коммуникативная ситуация становится коммуникативным событием.

Начиная с романа «Корректура», речевой стиль повествователя совпадает с речевым стилем протагониста. Дело в том, что с этого романа у рассказчика и героя общий «внесловесный контекст» (В.Н. Волошинов), или «пресуппозиция» (В.М. Алпатов). Стилистическая гомогенность «зрелого» Бернхарда объясняется тождеством адресата с говорящим (повествователя с героем). В «Стуже» вступление в диалог и понимание происходит на глазах читателя - начиная с «Корректуры» оно свершилось еще до начала повествования. От этого и различие между речевыми

7 Бернхард Т. Стужа: Роман / Пер. с нем. В. Фадеева. СПб., 2000. С. 117.

8 Там же. С. 43 В.

стилями: в первом романе рассказчик начинает говорить как протагонист постепенно по ходу повествования, в «Корректуре» - еще до него, т.к. диалогическое понимание, коммуникативное событие свершилось между двумя друзьями ранее.

Во втором разделе второй главы мы переходим к рассмотрению диалогических связей во внутреннем пространстве текста. Проблема языка, коммуникации и диалогического слова обусловила художественный мир Томаса Бернхарда, его поэтику «разрушения истории». Эта проблематика формально преодолевается диалогической организацией текста. Построенная на основе цитации повествовательная техника многократного опосредования определила типичную бернхардовскую специфику: его слово почти всегда как минимум двуголосо. Мы выстраиваем классификацию разных типов диалогического слова, показывая диалогическое насыщение текста смешением голосов разного типа на нескольких уровнях. Главные из них:

1. голос рассказчика и голос героя, персонажа (одного или нескольких);

2. голос рассказчика или героя и «голос» узуального языкового коллектива, «голос» языкового клише, которое фигурирует в речи как «чужое слово», по отношению к которому говорящий занимает оценочную позицию с оговоркой «так называемый» или «как говорится»;

3. голос рассказчика и «голос» собственно языка, который он рефлектирует через «остранение» слова;

4. отдельные слова в пространстве текста вступают в диалогические связи друг с другом;

5. голос рассказчика и «голос» литературы, философии;

6. диалог с «культурной памятью» (случай «name-dropping»);

7. диалог с традицией вопреки формальному разрыву с ней (например, актуализация жанровой памяти).

В третьем разделе второй главы мы выявляем отношение текста Т.Бернхарда с читателем, определяя коммуникативные тактики и стратегии в прозе писателя как условия свершения его текста как коммуникативного события.

Коммуникативная ситуация в романе «Стужа», по нашему мнению, зеркально отражает коммуникативную ситуацию на уровне «произведение - читатель» и «автор - читатель». Читатель оказывается в том же положении, что и рассказчик в романе, т.к. вынужден себя с ним идентифицировать как с человеком «действительности», «нормы». Высказывания героя представляются читателю столь же непонятными, сколь и для рассказчика в романе. От читателя ожидается такое же проникновение, «вчувствование» в патологическую речь героя и работу текста, которые открыл для себя рассказчик «Стужи» как «метод»: «путь сополагающихся, взаимопроникающих и корреспондирующих друг другу возможностей непосредственного восприятия»9.

Равно как говорящий протагонист подталкивает персонажа к соучастию и вслушиванию, так и текст побуждает читателя к соучастию и вчитыванию, «вглядыванию». Вчитывание дается нелегко, и эта проблема уже входит в систему коммуникативных тактик Бернхарда. Языковая герметичность, монотонность, стилистическая и визуальная гомогенность «зрелого» текста писателя (Бернхард сравнивал его с белой стеной) роднят его с так называемым сплошным письмом (scriptio continua), которое было входу, до введения пробелов в XIV веке в Западной Европе. До введения пробелов, для того чтобы понять текст, необходимо было прочесть его вслух буквослагательным методом, так что смысл как откровение неожиданно появлялся из глоссолалического текста. Подобным же образом высвечивается смысл в тексте Бернхарда, появляясь внезапно из словесной темноты.

9 Бернхард Т. Стужа. С. 438.

Основные поэтологические принципы искусственного конструирования текста наводят на мысль о продуманной коммуникативной стратегии автора, о его сложном методе вступления в диалог с читателем. С одной стороны, Бернхард аппелирует к читательскому восприятию, «опрокидывая» «горизонт читательского ожидания» (Г.-Р. Яусс). С другой стороны, Бернхард старается управлять восприятием своих текстов, давая читателю «подсказки» в виде метапоэтологических высказываний в интервью и в самих произведениях (как, например, о методе преувеличения). Автор обращает взгляд читателя на свой текст как на поэтику и предостерегает его принимать за чистую монету все слова: «в моих книгах всё искусственной. Читатель должен отбросить «лестницу, по которой поднялся» (Л. Витгенштейн) и, испарив речь в мысль, придти к «смутному представлению» (Клейст) «внутреннего человека» говорящего, к свернутому «предикату» и его «аффективно-волевой подоплеке» (Л.С. Выготский).

Бернхард втягивает читателя в работу текста, заставляет следовать ей. Одним из приемов служит при этом отчетливо «слышимая» и тонко организованная музыкализация текста. Ритмотектоника бернхардовской прозы ориентирована на «ментальный слух» (В .И. Тюпа) и внутреннюю речь читателя. «Исполнительским» движением по тексту читатель вслушивается в движение «внутреннего человека», наблюдает поиск мысли и присутствует при ее рождении, т.е. находится на пути «сополагающихся, взаимопроникающих и корреспондирующих друг другу возможностей непосредственного восприятия». Внутренняя речь говорящего, голос его «внутреннего человека» находит диалогическое понимание и ответ во «внутреннем слухе» читателя.

10 Bernhard Th. Drei Tage. // Bernhard Th. Der Italiener. Frankfurt am Main, 1989. S. 82.

Коммуникация с читателем опосредована так же, как повествование: с ним осуществляется «непрямая коммуникация», в которой понимание требует интерпретативного усилия со стороны получателя высказывания.

Смысловая открытость и диалогичность присущи как высказываниям героя (его слово - «слово с лазейкой», М.М. Бахтин), так и самому произведению как высказыванию по отношению к читателю. Принципиальная открытость текста Бернхарда манифестирует необходимое наличие читателя для завершения целостной данности произведения и в качестве условия свершения текста как коммуникативного события.

В итоге мы определяем коммуникативную стратегию Томас Бернхарда. Его высказывание по своей тактике является провокативным, в то время как сама стратегия - инспиративной, так как побуждает читателя как реципиента к ответному слову, к реакции, возражению, опровержению. Этим Бернхард принципиально отличается, например, от своего более молодого современника Петера Хандке, сама коммуникативная стратегия которого носит провокативный характер и совпадает тем самым с провокативной тактикой.

В Заключении строятся перспективы дальнейшего исследования, в обобщенной форме подводятся основные итоги проведенной работы, характеризуется языковая и диалогическая природа прозы Томаса Бернхарда. Его художественный мир на всех уровнях изображает кризисные явления эпохи в области языка и коммуникации. Писатель пытается творчески найти решение для преодоления кризиса языка, прибегая к «карнавалистике языка», поэтике прямого показа «внутреннего человека» через его «симптоматический» язык и озвученное мышление и сознание. Изображение речи приобретает эпический масштаб: язык размыкает замкнутое пространство и время, делая говорящего персонажа конститутивным элементом текста. Для Бернхарда важно принципиальное

различие между языком и речью. Подлинные возможности «со-общения» и «диалога» реализуются только в речи, «живом» слове, которое Бернхард помещает в центр своей прозы посредством установки на сказовость, устность, телесность и перформативность говорения. Знак, акустический образ, взятый без «голоса» определяется как ничего не значащий и умертвляющий возможность диалога. «Живое» слово у Бернхарда обладает диалогической природой, оно почти всегда как минимум «двуголосо». Бернхард насыщает монологическое по форме пространство прозы глубокими диалогическими связями, классификацию которых мы даем в работе. Диалогическая форма бытия утверждается писателем как необходимая, но утерянная и тем не менее возможная при активном содействии «Другого». «Коммуникативная катастрофа» разрешается через диалогическое «взаимопроникновение». Текст Бернхарда инспиративен и принципиально открыт для «со-творчества» читателя, на которого возлагается функция завершения целостной данности произведения и свершения его как коммуникативного события. Язык обнаруживает свое подлинное бытие лишь в диалоге. Организуя внутреннюю диалогичность произведения и языка, Бернхард утверждает его жизненное, природное начало - преодоление мертвой формы монолога. Проза писателя принципиально функционирует диалогически: как внутри себя, так и вовне - говорящий и слушающий встречаются в слове.

Основные положения работы отражены в следующих публикациях:

1. Патология и коммуникативная стратегия текста Томаса Бернхарда // Вестник РГГУ. Серия «Литературоведение. Фольклористика». -2008.-№9.-С. 119-128.

2. «Пребывание на неврастенических перифериях...» Повтор как симптом и стилистическое средство в художественной системе Томаса Бернхарда // Стилистика текста: Межвузовский сборник научных трудов. - Нижний Новгород, 2005. - С. 77-81.

3. Техника повтора в художественной системе Томаса Бернхарда // Катановские чтения 2005: Тезисы докладов. - Абакан, 2005. - С. 9799.

4. Музыкализация текста чрез технику повтора в произведениях Томаса Бернхарда // Катановские чтения 2005: Тезисы докладов. -Абакан, 2005.-С. 99-100.

5. Структура, значение и функция неологизмов в творчестве Томаса Бернхарда // Труды XLIV Международной научной студенческой конференции «Студент и научно-технический прогресс». -Новосибирск, 2006. - С. 18-24.

6. Духовный перелом в австрийской культуре начала XX века и его отражение в творчестве Томаса Бернхарда // XIX Пуришевские чтения. Переходные периоды в мировой культуре и литературе. - М.: МПГУ, 2007.-С. 234-235.

7. Лингвофилософские основы в тексте Томаса Бернхарда: травма языка и коммуникации // Русская германистика: Ежегодник Российского союза германистов. Т. 5. - М., 2009. - С. 210-214.

8. Граница мышления, языка и диалога у Томаса Бернхарда // Русская германистика: Ежегодник Российского союза германистов. Т. 6. -М., 2009. - [подписано в печать].

Отпечатано в ООО «Компания Спутник+» ПД № 1-00007 от 25.09.2000 г. Подписано в печать 26.06.2009 Тираж 140 экз. Усл. п.л. 1,5 Печать авторефератов: 730-47-74,778-45-60

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Ташкенов, Сергей Петрович

Введение.

Глава 1. Аспекты «креативной» эстетики прозы Томаса Бернхарда: кризис языка.

1.1. Художественный мир прозы Томаса Бернхарда.

1.2. Говорящий субъект как конститутивный элемент текста.

1.2.1. Речь и мышление.

1.2.2. Патология речи и языка. Сознание и язык.

1.2.3. «Живое слово» в прозе Бернхарда.

1.3. Речь и язык: проблема слова и знака.

1.4. Художественные приемы преодоления языкового кризиса.

Глава 2. Аспекты рецептивной эстетики прозы Томаса Бернхарда: кризис коммуникации и проблема диалогического слова.

2.1. Изображенная коммуникация в романе «Стужа».

2.2. Диалогические связи во внутреннем пространстве текста.

2.3. Коммуникативная тактика и стратегия прозы Т. Бернхарда. Проблема коммуникативного события текста.

Введение диссертации2009 год, автореферат по филологии, Ташкенов, Сергей Петрович

В 2009 году отмечается 20 лет со дня смерти австрийского писателя Томаса Бернхарда (1931-1989), в 2011 году будет праздноваться 80 лет со дня его рождения. Г. Янсен говорит о ставшей спустя несколько лет после смерти автора очевидной институционализации автора, о которой свидетельствуют регулярные симпозиумы, выставки, литературные фонды, сотни посвященных ему монографий и сборников научных трудов, издание первого полного собрания сочинений писателя.1 Внимание к Томасу Бернхарду всегда было связано с его скандальностью: писатель никогда не скупился дерзким словом, критикующим культурную и политическую жизнь Австрии . Однако, влияние, которое художественная ценность писателя оказала на литературу огромно: это не только многочисленные пародии и подражания, но и серьезные авторы, «выросшие» из Бернхарда: Й. Винклер, Э. Елинек и другие. Свой некролог на О смерть писателя Э. Елинек назвала «Единственный. И мы, его собственность» . Очевидно, что Бернхард прочно вписан в литературный канон4.

Неоднозначность, сложность, в немалой степени и эпатажность Томаса Бернхарда, «певца родины с отрицательным знаком»5, с первого романа «Стужа» (1963) вызвали мгновенный взрыв литературоведческого интереса центральных научных школ, которые расходились между собой, пытаясь

1 Jansen G. Prinzip und Prozess Ausloschung: intertextuelle Destruktion und Konstitution des Romans bei Thomas Bernhard. Wurzburg, 2005. S. 10. — Здесь и далее во всей работе цитаты из немецкоязычных изданий даются в моем переводе — С. Т.

2 Об оскорблениях, которые наносил Бернхард и о критике, которую он практиковал в своих выступлениях, письмах и произведениях см.: Bentz О. Thomas Bernhard: Dichtung als Skandal // Sehr gescherte Reaktion. Leserbrief-Schlachten um Thomas Bernhard / Hrsg. v. Jens Dittmar. Wien, 1993.

3 См.: Dreissinger S. Von einer Katastrophe in die andere: 13 Gesprache mit Thomas Bernhard. Weitra, 1992. S. 159-164.

4 См.: Eggert H. Wann wird ein Autor kanonisch? // Thomas Bernhard - Traditionen und Trabanten. Wurzburg, 1999. S. 229-231.

5 Затонский Д. Томас Бернхард: мир рассказываемый, замкнутый, смещенный // Иностранная литература. - 1983. - № 11. - С. 186. выделить главный принцип для понимания и интерпретации его текстов, утвердивших главенство формы над обрамленным ею содержанием.

А. Пфабиган выделяет два «поколения рецепции» творчества писателя6: первое концентрировалось на тематической негативности писателя, работающего с такими темами, как страх, одиночество, болезнь, безумие, (само)убийство, смерть. Немецкий литературный критик М. Райх-Раницки назвал Бернхарда: «темный поэт и горький провидец немецкой литературы, [.] упорный певец болезни и разрушения, гибели и смерти» . Правда: в центре творчества Бернхарда стоит человек, существующий в современности «не просто как маска, но как посмертная маска»8. Эпиграфом к Бернхарду могли бы служить слова из «Записок из подполья» Достоевского: «мы мертворожденные, да и рождаемся-то давно уж не от живых отцов и это нам все более и более нравится. Во вкус входим»9. И несомненно прав С. Виетта, полагающий, что Бернхард перевел состояние радикального отчуждения Я в агрессивную критику мира, чтобы показать «его затмение, его болезненные симптомы, его безмолвие, его утрату смысла»10.

Второе поколение совершило смену парадигмы в исследованиях Бернхарда. На него научились смотреть как на «юмориста» и принимать во внимание относительность его негативизма11. Так, С. Виета относит тексты Бернхарда к самым смешным текстам позднего модернизма, называя их «деструктивными комедиями»12.

6 См.: Pfabigan A. Thomas Bernhard. Ein osterreichisches Weltexperiment. Miinchen, 1999. S. 1112.

7 Reich-Ranicki M. Thomas Bernhard: Aufsiitze und Reden. Zurich, 1990. S. 45.

8 Schlcipfer W. Uber Bangigkeit: Gedanken zu Robert Musil und Thomas Bernhard // Der herausgeforderte Mensch: philosophische Texte zur Existenz. Essays. Zurich. 2008. S. 31.

9 Достоевский Ф.М. Записки из подполья //Достоевский Ф.М. Собр. соч.: В 12 т. М., 1982. Т. 2. С. 504.

10 Vietta S. Die literarische Moderne: eine problemgeschichtliche Darstellung der deutschsprachigen Literatur von Holderlin bis Thomas Bernhard. Stuttgart, 1992. S. 158.

11 О комичности в творчестве Бернхарда см., напр.: Walitsch Н. Thomas Bernhard und das Komische: Versuch uber den Komikbegriff Thomas Bernhards anhand der Texte "Alte Meister" und "Die Macht der Gewohnheit". Erlangen, 1992.

12 Vietta S. Op. cit. S. 219.

Смена парадигмы в исследованиях Бернхарда сместило внимание с тематики его текстов на их язык, построение и повествовательные структуры13. Стало г практически неоспоримым, что работа мысли автора совместно с работой над языком рождает философскую прозу, в которой совмещены когнитивная и эстетическая функции слова, глубина познания и художественная ценность.

Действительно, всегда существует множество подходов к одному и тому же художественному лабиринту Бернхарда, его сложной загадке как творческой закономерности. Один из них, предлагаемый в диссертации, - кризис языка и коммуникации, унаследованный автором от противоречивого опыта австрийской и общеевропейской культуры начала XX века.

На становление Томаса Бернхарда главное влияние оказал модернистский опыт одиночества и отчуждения от мира и людей. Е.В. Соколова отмечает в литературе XX века стремление к монологическому высказыванию, которое «отражает неудовлетворенность самих писателей доступными для них формами межчеловеческой коммуникации»14.

Проблема диалога не может рассматриваться в отрыве от проблемы языка. Кризисное состояние общества рубежа XIX—XX веков стало демонстрироваться самим языком, и когда кризис сместился на сам этот язык, словесность оказалась перед проблемой возможности или невозможности говорения.

Ганс-Георг Гадамер писал, что в двадцатом веке «проблема языка заняла похожее центральное положение, как примерно сто пятьдесят лет назад — проблема мышления или самое себя мыслящее мышление»15. Отсчет можно вести с сочинения Ф. Ницше 1873 г. «Об истине и лжи во вненравственном смысле», где философ поставил под сомнение правдивую ценность языка. Свое

13 Среди последних работ такого рода стоит обратить внимание на: Billenkamp М. Thomas Bernhard: Narrativik und poetologische Praxis. Heidelberg, 2008; Eyckeler F. Reflexionspoesie: Sprachskepsis, Rhetorik und Poetik in der Prosa Thomas Bernhards. Berlin, 1995; Jansen G. Prinzip und Prozess Ausloschung: intertextuelle Destruktion und Konstitution des Romans bei Thomas Bernhard. Wurzburg, 2005.

14 Соколова Е.В. «Диалог невозможен.»: Коммуникативная проблематика в современной литературе Германии. М., 2008. С. 8.

15 H.-G. Gadamer: Die Universalitat des hermeneutischen Problems // H.-G. Gadamer. Kleine Schriften I. Tubingen, 1967, S. 101. развитие эта проблема получает в «Очерках критики языка» радикально настроенного Фритца Маутнера, в «Письме лорда Чэндоса» Гуго фон Гофмансталя, в «Трактате» Людвига Витгенштейна, «Факеле» Карла Крауса, нельзя при этом забыть и Каснера, Вейнингера, Бубера и других.

Для авторов второй половины XX века после политических потрясений и роста массовой культуры рефлексия над языком не ослабла, но укрепилась. Франц Мон писал: «Немецкий язык, поскольку его сформировали до нас и оставили нам потом в наследство, ужасающим образом раскатан, дезинфицирован, отутюжен до уровня доступных марок, приспособлен ко лжи, но не потому, что он — язык именно немецкий, но потому, что он учавствует в общем языковом процессе нашего мира»16. Не случайно именно тогда новым фактом культуры стали речи лауреатов Бюхнеровской литературной премии (с 1951 г.) и Франкфуртские лекции по поэтике (с 1959 г.).

Бернхард относится к тем авторам, которые «подчеркнуто говоря о речи, письме, повествовании, рассказывании, осознании, общении и т.д., помещают

17 прагматическое измерение языка в центр внимания» . Следует различать между языковым скепсисом (по отношению к возможностям языкового выражения вообще) и критикой языка (по отношению к определенным словам,

1 Я выражениям и предложениям) . Бургхард Дамерау различает у Бернхарда принципиальный скепсис, специфическую критику и соединение обоих аспектов19.

В отношении языка писатель в первую очередь, безусловно, скептичен, если не пессимистичен. Мотив лингвофилософского скепсиса постоянно звучит в его словах. В речи по поводу вручения ему премии им. Бюхнера 1970-го года

16 Цит. по: К. Daniels. Uber die Sprache. Erfahrungen und Erkenntnisse deutscher Dichter und Schriftsteller des 20. Jahrhunderts. Bremen, 1966. S. 492.

17 Schmitz-Emans M. Sprachreflexion und Ethik - Etappen einer Allianz in der zweiten Halfte des 20. Jahrhunderts // Krise und Kritik der Sprache: Literatur zwischen Spatmoderne und Postmoderne. Tubingen, 2004. S. 44.

I Я

См. подробнее: Damerau В. Selbstbehauptungen und Grenzen: zu Thomas Bernhard. Wurzburg, 1996. S.90-91.

19 Ibid. S. 92. он выражает свое недоверие к языку, объединяя понятия лжи, правды, выразимости и молчания из философии языка Ницше, Маутнера и Витгенштейна: «[.] о чем мы говорим - не исследовано [.]; явления для нас смертельны, и слова, с которыми мы возимся в голове от беспомощности, с тысячами и сотнями тысяч изношенных нами посредством гнусной правды как гнусной лжи, и наоборот, посредством гнусной лжи как гнусной правды, узнаваемых во всех языках, во всех отношениях, слова, которые мы позволяем себе говорить, писать и умалчивать как говорение, слова, которые сами из ничего, ни зачем и ни для чего, как мы знаем, и что мы утаиваем, слова, за которые мы цепляемся, потому что мы с ума сошли от бессилия и отчаялись от сумасшествия, слова инфицируют и игнорируют, стирают и ухудшают, позорят и подделывают, калечат, заволакивают, затемняют; из уст и на бумаге они лишь насилуют своими насильниками; портрет слов; и их насильников есть бесстыжее; душевное состояние слов и их насильников беспомощно, счастливо, катастрофично» .

В, многочисленных интервью Т. Бернхард акцентирует внимание на писательской проблеме адекватного выражения'мысли: «Что человек пишет — это ведь всё катастрофы. Это самое удручающее в судьбе писателя. Никогда нельзя перенести на бумагу то, что думаешь или представляешь себе. По большей части это теряется при перенесении на бумагу. Что мы поставляем — всего лишь слабый, смехотворный оттиск того, что мы себе представляли. Это 1 удручает такого автора, как я, больше всего» .

Критика Т. Бернхарда распространяется и на немецкий язык как таковой: «По сути, нельзя выразиться-. Это никому и не удалось. В немецком языке тем более, ведь он неуклюжий и тяжеловесный, собственно, жуткий. Ужасный язык, который убивает все легкое и чудесное. Его можно лишь сублимировать в

Bernhard Th. Rede zur Verleihung des Buchner-Preises 1970 // Buchner-Preis-Reden: 19511971. Stuttgart, 1981. S. 215.

21 Dreissinger S. Von einer Katastrophe in die andere. S. 152. каком-нибудь ритме, чтобы придать ему музыкальности. Когда я пишу, это

22 всегда не то, что я себе представлял» .

Несмотря на то, что подобные высказывания в основном носят спекулятивный характер, отсылая- к хорошо известным текстам культуры, все же именно эта писательская позиция, по нашему мнению, определила поэтологическую доминанту построения текста, отпечатавшись на всех уровнях художественного^ мира Т. Бернхарда. На основании своего языкового скепсиса Бернхард развивает иные языковые качества и возможности, «чтобы изобразить опыты предельного познания в их своеобразии» . Оба элемента;, язык и коммуникация, взаимообусловлены и образуют главный, нерв поэтики автора.

В бернхар доведении, язык становился- непосредственным объектом исследования на удивление редко. Даже в работах, посвященных кризису языка в австрийской культуре, эту проблематику в,творчестве Бернхарда обходили стороной. Так, в сборнике, посвященном тематике языка в австрийской литературе XX века24, нет ни одной статьи; посвященной- теме языка в творчестве Бернхарда, для которого она была центральной' даже с первых стихотворений (т.е. уже с 1957 г.). Дирк Гётше в своем фундаментальном труде о продуктивности языкового кризиса в современной прозе25 посвящает отдельные главы лишь современникам писателя: И. Бахман, П. Хандке, М. Вальзеру. Работой языка у Бернхарда (в основном на драматургическом материале) одним из первых основательно занялся, Г. Хёллер в ранней, своей монографии, в которой он, опираясь на К. Маркса и Ф. Шиллера; утверждал, что язык в драмах Бернхарда изображает «формы общественного отчуждения», основываясь на «пустой механике повторений» . Лишь в 1991 г. появилась

22 Ibid.

Damerau В. Selbstbehauptungen und Grenzen. S. 93.

24 См.: Sprachthematik in der osterreichischen Literatur des 20. Jahrhunderts. Wien, 1974.

25 Gm.: Gottsche D. Die Produktivitat der Sprachkrise in der modernen Prosa. Frankfurt am Main, 1987.

26 Holler H. Kritik einer literarischen Form: Versuch uber Thomas Bernhard. Stuttgart, 1979. S. 2, 36. очень тонкая, филигранная работа К. Клуга , в которой исследователь блестяще показал работу бернхардовского слова в его драматургических произведениях: опираясь на философию Б. Паскаля и С. Кьеркегора, он характеризует формы речи у писателя как «способы отношения-себя-к-себе», направленные на «непрямое сообщение». Непосредственно языковой скепсис оо на материале прозы Бернхарда поставил в центр своего внимания Ф. Эйкелер : на интертекстуальном уровне исследователь соотносит прозаические тексты писателя с языковым скепсисом М. Монтеня, Ф. Ницше и JL Витгенштейна. При этом, он изначально исходит из несколько ложной, на наш взгляд, установки — из якобы отраженного у Бернхарда кризиса познания. К тому же, исследователь ограничивается описанием языкового кризиса, воспринятого Бернхардом и, безусловно, присутствующего в его произведениях, и никак не пытается увидеть способы преодоления этого кризиса. Теории JI. Витгенштейна, одного из самых любимых философов Бернхарда, легли в лп основу интересной монографии И. Штойцгер : исследовательница пытается реконструировать рецепцию Бернхардом идей австрийского философа, несколько преувеличивая их функциональность в текстах писателя. Иным путем пошла А. Борман , монография которой внесла большой вклад в бернхардоведение: через идеи М. Хайдеггера она раскрыла тематику и проблематику языка и экзистенции в творчестве Бернхарда, соотнеся говорение с утверждением своего бытия и попыткой избавиться от экзистенциального страха.

В России изучение творчества Т. Бернхарда долгое время оставалось в тени научных интересов отечественных историков немецкой (уже — австрийской) литературы. Проблема языка и коммуникации не освещалась как центральная в

King Chr. Thomas Bernhards Theaterstticke. Stuttgart, 1991.

28 Eyckeler F. Reflexionspoesie: Sprachskepsis, Rhetorik und Poetik in der Prosa Thomas Bernhards. Berlin, 1995.

29 Steutzger I. „Zu einem Sprachspiel gehort eine ganze Kultur." Wittgenstein in der Prosa von Ingeborg Bachmann und Thomas Bernhard. Freiburg im Breisgau, 2001.

30 Bormann A. „Die Unheimlichkeit des Daseins": Sprache und Tod im Werk Thomas Bernhards. Eine Untersuchung anhand der Daseinsanalyse Martin Heideggers. Hamburg, 2008. работах немецкоязычных исследователей. Заполнить эту лакуну и призвана данная работа. Исследование лежит в русле основных тенденций и направлений бернхардоведения в целом, но в то же время является первым полновесным отечественным исследованием прозы австрийского классика 2-й пол. XX в. Все это объясняет актуальность исследования.

В отечественном литературоведении Т. Бернхардом занимались в первую очередь Н.С. Павлова, Д. Затонский, А.В. Белобратов. В Киеве в 1991 г. защищена диссертация JI.C. Кравченко31, посвященная «австрийской проблематике» в творчестве писателя. Переводы и изучения австрийского писателя' в России — явление позднее, что обычно объясняют годами застоя и советской цензурой32. Знакомить российского читателя с его творчеством с начала 1980-х гг. стали Ю. Архипов, Р. Райт-Ковалева, Е. Михелевич, Б. Хлебников, М. Рудницкий, В. Фадеев, Т. Баскакова. Интерес к одному из самых значительных немецкоязычных писателей XX века возрос в веке XXI: пьесы Т. Бернхарда стали ставиться в театрах Москвы и Санкт-Петербурга, а 13-14 октября 2001 г. в РГГУ прошла конференция «Творчество Томаса Бернхарда», в последние годы к писателю возрос и издательский интерес.

JI.G. Кравченко при особом внимании к национальной- «австрийской проблематике» попыталась дать в своей упомянутой выше диссертации комплексную картину творчества Т. Бернхарда на уровне тем, мотивов, культурных и литературных традиций. Отдельный раздел JI.C. Кравченко, опираясь на опыт австрийской культуры рубежа XIX - XX вв., также посвятила рассмотрению языковой проблематики в творчестве писателя. Его поэтику «распада языка» исследовательница характеризует как «философию намека» и сходится с Д.В. Затонским, охарактеризовавшим мир Бернхарда как

31

Кравченко JI.C. Австрийская проблематика" и ее художественное воплощение в творчестве Томаса Бернхарда: автореферат диссертации на степень кандидата филологических наук. Киев, 1991.

См. об этом: Satonski D. Der sowjetische Bernhard oder Die Macht der Tradition. Zur Rezeption in RuBland und in der Ukraine // Kontinent Bernhard: zur Thomas-Bernhard-Rezeption in Europa. Wien, 1995. S. 463-477. смещенный, рассказанный, замкнутый, и с общим западноевропейским представлением о монотонности, мономании, монологичности, обращенности в пустоту и замкнутости художественного мира писателя.

Немногие исследования, тем не менее, наметили возможность иного взгляда с «русской почвы» на творчество австрийского писателя. Д. Затонский характеризовал мир Бернхарда как смещенный, рассказанный, замкнутый (мы предложим иное соотношение этих характеристик). Очень ценны по своей глубине мысли Н.С. Павловой34 о памяти жанра, тяготении к устной речи и установки на слушателя, скрытой диалогичности. Много нового привнесла о « статья С.А. Ромашко , сопоставившего Т. Бернхарда с Ф.М. Достоевским на уровне основополагающего говорящего субъекта. А.В. Белобратов затрагивал специфику повествования и рецептивные сложности творчества Бернхарда36. Мысли отечественных ученых в данной работе развернуты и дополнены новыми идеями.

Объектом анализа в диссертации выступают прозаические произведения Томаса Бернхарда как в синхроническом, так и в диахроническом аспектах. Мы ограничиваемся прозой, так как исследуем работу «слова», а в драматургическом жанре оно функционирует по иным законам. К тому же, работа языка в дрме Бернхарда прекрасно и полно описана К. Клугом в его монографии, о которой мы говорили выше. Предметом исследования является отражение и продуктивность кризиса языка и коммуникации в креативной и рецептивной эстетике писателя.

Затонский Д. Томас Бернхард: мир рассказываемый, замкнутый, смещенный // Иностранная литература. 1983. № 11. С. 183-189.

34 Павлова Н. С. Реальность и жанр у Бернхарда // Природа реальности в австрийской литературе. М., 2005. С. 268-298.

35 Ромашко С.А. Достоевский и Томас Бернхард: говорящий субъект как организующий момент текста// Вопросы филологии. 2004. № 1 (16). С. 81-86.

36 См.: Белобратов А.В. Томас Бернхард в России и другие катастрофы // Диалог культур -культура диалога: Сборник в честь 70-летия Н.С. Павловой. М., 2002. С. 118-137. Белобратов А.В. Томас Бернхард: постижение // Бернхард Т. Всё во мне.: автобиография. СПб., 2006. С. 558-574.

В качестве^ материала исследования в первую очередь привлекаются романы «Стужа» (Frost, 1963), «Помешательство» (Verstorung, 1967), «Известковый завод» (Das Kalkwerk,1970), «Корректура» (Korrektur, 1975), «Пропащий» (Der Untergeher, 1983), «Рубка леса» (Holzfallen, 1983), «Старые мастера» (Alte Meister, 1985), «Изничтожение» (Ausloschung, 1986), а также рассказы «Хождение» (Gehen, 1971) и «Да» (Ja, 1978).

Теоретико-методологическую основу исследования составляют работы отечественных ученых (М.М. Бахтин, Ю.М. Лотман, Б.А. Успенский, В.И. Тюпа, Л.С. Выготский), зарубежных теоретиков литературы и языка, философов (F.-P: Яусс, В. Изер, Э. Фишер-Лихте, У. Вирт, С. Крэмер, В. Шмид, Ф. де Соссюр, Ф: Ницше, Л. Витгенштейн, Г. ф. Клейст, М. Хайдеггер, Б. Паскаль). Анализ конкретного материала ведет от рассмотрения художественного мира и языка в,«креативной?эстетике» Т. Бернхарда (уровень «манифестации смысла» — В.И: Тюпа)-к рассмотрению проблем коммуникации и диалога' в «рецептивной- эстетике» писателя* (уровень «актуализации смысла»). Методологическая, установка на анализ текста- как диалогически организованного художественного произведения ориентируется на, теорию диалогического слова М.М. Бахтина. Методологической базой для'работы с соотношением «текст — читатель» послужила рецептивная эстетика, разработанная Констанцской. школой.

Целью диссертации является исследование художественного мира и поэтики Т. Бернхарда, его слова через призму философии языка и коммуникации. Для достижения этой цели необходимо решить следующие задачи:, рассмотреть основные конструктивные принципы, порождающие художественный мир и поэтику Т. Бернхарда;

- охарактеризовать взгляд Т. Бернхарда на природу языка, «работу» его «слова», с учетом литературных и лингвофилософских корней языкового скепсиса писателя;

- определить диалогическую природу бернхардовского слова и специфику коммуникативных схем и принципов его текста;

- раскрыть соотношение между кризисом языка и проблемой диалогического слова в прозе Т. Бернхарда как соотношение его креативной и рецептивной эстетик, как в синхроническом, так и диахроническом аспектах;

- определить место Т. Бернхарда в-литературно-культурном контексте эпохи через призму его художественного и философского отношения к языку и диалогическому слову.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Кризис языка представлен в художественном мире Томаса Бернхарда на уровне его формальной и содержательной организации.

2. Т. Бернхард разрабатывает ряд поэтологических методов решения языкового кризиса эпохи.

3. Писатель насыщает монологическое* по форме произведение глубокими j диалогическими связями.

4. Изображенная^ произведениях коммуникация (отражает коммуникацию с читателем.

5. Т. Бернхард разрабатывает инспиративную коммуникативную (стратегию при провокативных тактиках.

Научная" новизна работы состоит в том, что в ней исследуется не только проблема языка в прозаических текстах Т. Бернхарда с опорой на интертекстуальность или методологические модели лингвофилософов (как это обыкновенно было у Ф. Эйкелера, И. Штойцгер, А. Борман), но и коммуникативная специфика его текстов в свете рецептивных теорий и, прежде всего, в свете идей М.М. Бахтина о диалогичности слова. Выдвигая тезис о диалогичности прозы Т. Бернхарда, мы вносим коррективы .в устоявшееся в литературоведении представление о монологичности его творчества. Это поможет в новом свете взглянуть на творчество австрийского писателя и иначе его интерпретировать. Результаты работы должны способствовать выявлению новой диалогической парадигмы поэтики прозы Т. Бернхарда (при теоретическом осмыслении отличия ее от драматургической), а также новой модели интерпретации его текстов.

Научно-практическая значимость результатов исследования. Материалы исследования могут быть использованы в учебных курсах по истории немецкоязычной литературы и общих курсах по европейской словесности XX в. Научное изучение прозы Т. Бернхарда может помочь в подготовке издания русского перевода его произведений, актуальных для отечественной германистики и филологической науки в целом.

Апробация результатов исследования. Основные положения диссертации излагались в докладах на XIX Пуришевских чтениях (Москва, 2007), на V и VI международных съездах Российского Союза Германистов (2007, 2008), на заседаниях кафедры сравнительной истории литератур и кафедры германской филологии Российского государственного гуманитарного университета.

Структура работы, казалось бы, проста: диссертация состоит из введения, двух глав, заключения и списка литературы.

Заключение научной работыдиссертация на тему "Проза Томаса Бернхарда"

Заключение

На затруднительность диалога своей эпохи enfant terrible Томас Бернхард от «Стужи» до «Изничтожения» давал свой пространный художественный ответ. Этот ответ является своеобразной «скрепой», связывающей отдельные произведения писателя в «единый текст».

Безусловно, Бернхард был ярким показателем языкового и коммуникативного кризиса эпохи, представителем австрийской действительности и человеком своего времени. Он вписывается в разные традиции, такие как жанр психиатрического романа и вместе с тем традиция антипсихиатрии, но в то же время и обособляется от них, становясь самобытным явлением. Отходя от языковых и литературных конвенций, Бернхард тем не менее не впадает в лингвистический «Part pour l'art». Его работа с и над языком носит осмысленный характер, философско-эстетическую программу.'

Прямые высказывания писателя о непригодности языка носят спекулятивный характер и находятся в традиции философствования Ницше. Томас Бернхард предпочитал показывать идею, а не озвучивать ее прямо. Так, художественный мир прозы Бернхарда, построенный по принципу разрушения, на всех уровнях изображает кризисные явления эпохи в области языка и коммуникации. Конечно, Бернхард опирался на соответствующие тексты JI. Витгенштейна, Ф. Ницше и Г. ф. Гофмансталя, как и большинство писателей того времени. Но они во многом — лишь фон и присутствует в тексте лишь на уровне цитаты, намека.

Писатель не только показывает кризис языка и диалога, но и пытается творчески найти его решение и нивелирование: поэтикой прямого показа «внутреннего человека» через его «симптоматический» язык и озвученное мышление и сознание, «карнавалистикой языка», напряжением и остранением слова, «словом с лазейкой».

При «свернутости» всех уровней текста изображение речи приобретает эпический масштаб: язык размыкает замкнутое пространство и время, делая, говорящего персонажа конститутивным элементом текста. Для Бернхарда важно принципиальное различие между языком и речью. Подлинные возможности «со-общения» и «диалога» реализуются только в «живом» слове, которое Бернхард помещает в центр своей прозы посредством установки на сказовость, устность, телесность и перформативность говорения. Знак, акустический образ, взятый без «голоса» определяется как ничего не значащий и умерщвляющий*возможность диалога. Б елове Бернхард совмещает сознание, дух и тело.

Живое» слово у Бернхарда обладает диалогической природой, оно почти всегда как минимум «двуголосо». Бернхард насыщает монологическое по форме-прозаическое пространство произведения глубокими и разнообразными диалогическими-- связями, классификацию которых мы дали в работе. Диалогическая форма бытия утверждается, писателем, таким образом, как необходимая, но утерянная и тем не менее возможная при активном содействии «Другого».

Изображенная им в ранней прозе коммуникативная ситуация зеркально* отражает кризисность коммуникации на уровне «произведение — читатель». Потенциальное решение этой «коммуникативной катастрофы» Бернхард видит в диалогическом «взаимопроникновении». Только так коммуникативная ситуация может стать коммуникативным событием.

Бернхард задает имплицитную рецептивную модель, прочтения своего текста, вступая в игру с «горизонтом ожидания» читателя и в диалог с ним. Текст Бернхарда принципиальная открыт для «со-творчества» читателя, на которого возлагается функция завершения целостной данности произведения и свершения его как коммуникативного события. Писатель разрабатывает инспиративную коммуникативную стратегию при провокативных тактиках, чем выделяется на фоне культурно-литературного контекста своего времени.

Весь «единый текст» Бернхарда есть всегда движение целого. Звучащая в языке писателя музыка является поэтому не столько способом «выразить невыразимое» (Бернхард все же во многом чужд традиции романтизма), сколько вовлечение слушающего / читающего через его «внутренний слух» в это движение целого.

Язык обнаруживает свое подлинное бытие лишь в диалоге. Организуя внутреннюю диалогичность произведения и языка, Бернхард утверждает его жизненное, природное начало - преодоление мертвой формы монолога. Проза писателя принципиально функционирует диалогически: как внутри себя, так и вовне - говорящий и слушающий встречаются в слове.

Список научной литературыТашкенов, Сергей Петрович, диссертация по теме "Литература народов стран зарубежья (с указанием конкретной литературы)"

1. Бернхард Т. Всё во мне. : Автобиография / Пер. с нем. — СПб.: Изд-во Ивана Лимбаха, 2006. — 576 с.

2. Бернхард Т. Племянник Витгенштейна : История одной дружбы : пер. с нем. Т. Баскаковой // Иностранная литература. 2003. - № 2. - С. 144203.

3. Бернхард Т. Старые мастера : пер. с нем. / Бернхард Томас ; Томас Бернхард. М. : Медиум, 1995. - 286 с. - (Альманах немецкой литературы; вып. 5).

4. Бернхард Т. Стужа : Роман / Пер. с нем. В. Фадеева. СПб.: «Симпозиум», 2000. - 490 с.

5. Достоевский Ф.М. Записки из подполья // Достоевский Ф.М. Собрание сочинений. В 12 т. Т. 2. М. : Правда, 1982. С. 400-504.

6. Достоевский Ф.М. Кроткая // Достоевский Ф.М. Собрание сочинений. В 12 т. Т. 12.-М. : Правда, 1982. С. 463-501.

7. Клейст Г. О театре марионеток. Пер. С. Апта // Клейст Г. Избранное. М. : Худож. лит., 1977. С. 512-518.

8. Клейст Г. О том, как постепенно составляется мысль, когда говоришь. Пер. С. Апта // Клейст Г. Избранное. М. : Худож. лит., 1977. - С. 503508.

9. Музиль Р. Человек без свойств : Роман : Кн.1 : пер. с нем. / Роберт Музиль ; пер. с нем. С. Апта ; предисл. Д.Затонского. М. : Худож.лит., 1984. -751 с.

10. Bernhard Th. Alte Meister : Komodie / Thomas Bernhard. 3. Aufl. -Frankfurt am Main : Suhrkamp, 1985. - 310 S.

11. Bernhard Th. Ausloschung. Ein Zerfall. Frankfurt am Main : Suhrkamp, 1986.-650 S.12'.Bernhard Th. Frost / Thomas Bernhard. 1. Aufl. - Frankfurt am Main : Suhrkamp, 1972.-315 S.

12. Bernhard Th. Drei Tage // Thomas,Bernhard. Der Italiener. — Frankfurt am Main : Suhrkamp, 1989. S. 78-90.

13. Bernhard Th. Gehen / Thomas Bernhard. Frankfurt am Main: Suhrkamp, 1971.- 100 S.

14. Bernhard, Th. Goethe schtirbt // Werke. In 22 Banden. Band 14. Erzahlungen : Kurzprosa / Thomas Bernhard ; Hrsg. von Martin Huber. Frankfurt am Main : Suhrkamp. - S. 398-412.

15. Bernhard Th. Holzfallen : eine Erregung / Thomas Bernhard. 3. Auflage. — Frankfurt am Main : Suhrkamp, 1984. - 320 S.

16. Bernhard Th. Ja / Thomas Bernhard*. — 1. Aufl. Frankfurt am Main : Suhrkamp, 2006. - 158'S.

17. Bernhard Th. Das Kalkwerk : Roman / Thomas Bernhard. Frankfurt am Main : Suhrkamp, 1970. - 269 S.

18. Bernhard Th. Korrektur / Thomas Bernhard. Frankfurt am Main : Suhrkamp, 1988.-384 S.

19. Bernhard Th. Watten : ein Nachlass / Thomas Bernhard. 2. Aufl. - Frankfurt am Main : Suhrkamp, 1970. - 88 S.

20. Dreissinger S. Von einer Katastrophe in die andere : 13 Gesprache mit Thomas Bernhard / Hrsg. v. Sepp Dreissinger. Weitra: Bibliothek der Provinz, 1992. - 169 S.

21. Fleischmann К. Thomas Bernhard Eine Begegnung : Gesprache mit Krista

22. Алпатов В. М. Волошинов, Бахтин и лингвистика / В. М. Алпатов. — М. :

23. Яз. славян, культур, 2005. — 432 с. (Studia philologica). 33 .Барт Р. Драма, поэма, роман // Французская семиотика : От структурализма к постструктурализму : пер. с фр. - М.: Прогресс, 2000. С. 312-334.

24. Барт Р. Избранные работы : Семиотика : Поэтика : пер. с фр. / Р. Барт ; Сост., общ.ред. и вступ.ст. Г.К. Косикова. -М.: Прогресс, 1989. 615 с.

25. Баскакова Т. Прогулки с идиотом в зимнем лесу // Иностранная литература. 2002. - № 2. - С. 272-276.

26. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики : исслед. разных лет / Бахтин Михаил Михайлович. М. : Худож. лит., 1975. - 500 с.

27. Бахтин М.М. Проблема речевых жанров // Собрание сочинений : в 7 т. — М. : Русские словари, 1996. — Т. 5. Работы 1940-х начала 1960-х годов. — С. 159-206.

28. Бахтин М.М. Проблема содержания, материала и формы в словесном художественном творчестве // Вопросы литературы и эстетики : исслед. разных лет / Бахтин Михаил Михайлович. — М. : Худож. лит., 1975. С. 7-24.

29. Белобратов А.В. Томас Бернхард : постижение // Бернхард Т. Всё во мне. : автобиография / Пер. с нем. СПб. : Изд-во Ивана Лимбаха, 2006. -С. 558-574.

30. Витгенштейн JI. Философские исследования // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XVI. -М. : Прогресс, 1985. С. 79-128.

31. А6.Витгенштейн Л. Философские работы. Часть I : Пер. с нем. / Составл., вступ. статья, примеч. М.С. Козловой. Перевод М.С. Козловой и Ю.А. Асеева. М. : Издательство «Гнозис», 1994. - 520 с.

32. Богин Г.И. Филологическая герменевтика : учебное пособие / Г. И. Богин. Калинин : КГУ, 1982 - 86 с.

33. Бочаров С.Г. О художественных мирах / С.Г. Бочаров. — М. : Сов. Россия, 1985.-295 с.

34. Бубер М. Два образа веры : Сборник : Пер. с нем. / Мартин Бубер; Вступ. ст. Г. С. Померанца. М. : Республика, 1995. — 462 с. - (Мыслители XX века).

35. Волошинов. Слово в жизни и слово в поэзии // Бахтин под маской. Вып. 5 (1). Статьи круга Бахтина. М. : Лабиринт, 1996. - С. 60-87.53 .Вригт Г.Х. фон. Витгенштейн и XX век // Вопросы философии. 2001. -№ 7. - С. 33-46.

36. Выготский Л.С. Мышление и речь / Л.С. Выготский. Изд. 5-е., испр. -М. : Лабиринт, 1999. - 350 с. — (Философия риторики и риторика философии).

37. Выготский Л.С. Психология искусства : Анализ эстет, реакции / Л.С. Выготский. Изд. 5-е, заново сверенное с ориг., испр. и доп. - М. : Лабиринт, 1998.-413 с.

38. Ъб.Гаспаров М.Л. Художественный мир М. Кузмина: тезаурус формальный и тезаурус функциональный // Избранные статьи / М.Л. Гаспаров. М. : Новое лит. обозрение, 1975. — С. 275-285.

39. Гиршман М.М. Литературное произведение: Теория художественной целостности / Донецкий нац. ун-т. — М. : Языки славянской культуры, 2002. 528 с. - (Studia philologica).

40. Дементьев В.В. Непрямая коммуникация / В. В. Дементьев. — М. : Гнозис, 2006. 374 с.

41. Ы.Жеребин А. И Вертикальная линия. Философская проза Австрии в русской перспективе / Алексей Жеребин. СПб. : Mipb, 2004. — 302 с.

42. Затонский Д.В. Австрийская литература в XX столетии. / Д.В. Затонскийю М. : Худож. лит., 1985. - 442 с.

43. Затонский Д.В. В наше время : Книга о зарубежных литературах XX века / Д.В. Затонский. М. : Сов. писатель, 1979. - 432 с.

44. Затонский Д. Томас Бернхард : мир рассказываемый, замкнутый, смещенный // Иностранная литература. 1983. - № II'. - С. 183-189.

45. Кампиц П. Австрийская философия // Вопросы философии. — 1990. — № 12.-С. 150-167.

46. Кампиц П. Хайдеггер и Витгенштейн: критика метафизики критика техники - этика // Вопросы философии. - 1998. - № 5. - С. 49-55.

47. Козлова, М.С. Витгенштейн : новый образг философии // Вопросы философии. 2001. - № 7. - С. 25-32.

48. Козлова М.С. Витгенштейн : особый подход к философии (к проблеме бессмысленности философских фраз) // Вопросы философии. — 1998. — № 5.-С. 42-48.

49. Короленко Ц.П., Фролова Г.В. Чудо воображения : воображение в норме и патологии. Новосибирск: Наука, 1975. - 210 с.

50. Косиков Г.К. Ролан Барт — семиолог, литературовед // Барт Р. Нулевая степень письма : Пер. с фр. М.: Академический проект, 2008. С. 5-50.

51. Х.Кравченко JI.C. «Австрийская проблематика» и ее художественное воплощение в творчестве Томаса Бернхарда : автореферат диссертации на степень кандидата филологических наук : 10.01.05 / АН УССР. Ин-т лит. им. Т. Г. Шевченко. Киев, 1991. - 26 с.

52. Краус В. Зигмунд Фрейд и литература // Вопросы философии. 1995. — № 2.-С. 122-133.

53. Краус В. Молчать о чем. Изменение образа Людвига Витгенштейна — от неопозитивизма к мистике // Вопросы философии. — 1996. № 5. — С. 110— 117.

54. А.Кристева Ю. Бахтин, слово, диалог, роман / Пер. с фр. Г.К. Косикова //

55. Вестник МГУ. Серия 9. Филология. 1995. - № 1. - С. 97-124.

56. Критская В.П. Патология психической деятельности при шизофрении : мотивация, общение, познание / В. П. Критская, Т. К. Мелешко, Ю. Ф. Поляков. -М. : Изд-во Моск. ун-та, 1991. 254 с.

57. Нефедова JI.A. Креативные гибридные образования в художественном тексте // Филологические науки. 2002. — № 5. — С. 112-117.

58. Ницше Ф. О пользе и вреде истории для жизни ; Сумерки кумиров, или Как философствовать молотом ; О Философах ; Об истине и лжи во вненравственном смысле : пер. с нем. — Минск : Харвест, 2003. — 384 с. — (Классическая философская мысль).

59. Павлова Н.С. Реальность и жанр у Бернхарда // Природа реальности в австрийской литературе. — М. : Языки славянской культуры, 2005. С. 268298.

60. Рудницкий М. По ту сторону видимости' // Бернхард, Т. Видимость обманчива и другие пьесы: Пер. с нем. М. Рудницкого. М. : Ad Marginem, 1999. - С. 5-24.

61. Садецкий А. Открытое слово : Высказывания М. М. Бахтина в свете его "металингвистической теории" / Александр Садецкий. М. : РГТУ, 1997. - 165 с.

62. Саймоне П. Австрийская традиция в немецкоязычной философии и ее значение для Центральной и Восточной Европы // Вопросы философии. — 1994.-№5. -С. 64-74.

63. Силъман Т.И. Заметки о лирике / Т.И. Сильман. — J1. : Сов. писатель, 1977. 223 с.

64. Соболева М.Е. Философия как «критика языка» в Германии. — СПб. : Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2005. — 412 с.

65. Сокулер З.А. Людвиг Витгенштейн и его место в философии XX в. : Курс лекций / З.А. Сокулер. Долгопрудный : Аллегро-Пресс, 1994. - 169 с.

66. Соссюр Ф. де. Курс общей лингвистики : пер. с фр. / Фердинанд де Соссюр ; пер. с фр. A.M. Сухотина ; науч. ред. пер., предисл. и прим. Н.А. Слюсревой ; послесл. Р. Энглера. — М. : Издательство «Логос», 1998. -296 с.

67. Тынянов Ю.Н. Литературное сегодня // Литературная эволюция : Избранные труды / Ю.Н. Тынянов М.: Аграф, 2002. С. 392 - 414.

68. Тюпа В.И. Аналитика художественного : введение в литературоведческий анализ / В.И. Тюпа. М.: Лабиринт : РГГУ, 2001.- 189 с.

69. Успенский Б.А. Поэтика композиции / Б.А. Успенский. СПб. : Азбука, 2000. - 347 с. - (Academia).91 .Успенский Б.А. Ego Loquens : язык и коммуникационное пространство / Б.А. Успенский. М. : РГГУ, 2007. - 313 с.

70. Федоров Ф.П. Художественный мир немецкого романтизма : Структура и семантика / Ф.П. Федоров. М. : МИК, 2004. - 368 с.

71. Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра. Подготовка текста, справочно-научный аппарат, предварение, послесловие Н.В.Брагинской.

72. М. : Издательство «Лабиринт», 1997. 448 с. — (Философия риторики, и риторика философии).

73. Фуко М. История безумия в классическую эпоху : пер. с фр. / Мишель Фуко. СПб: : Унив. ich., 1997. - 573 с. — (Книга света).

74. Фуко М. Ненормальные : курс лекций, прочит, в Коллеж де Франс в 1974-1975 учеб. году / Мишель Фуко ; пер. с фр. А.В. Шестакова. СПб. : Наука, 2005.-431 с.

75. Фуко М. О трансгрессии // Танатография эроса : Жорж Батай и французская мысль середины XX в. СПб. : Мифрил, 1994. С. 111-131.

76. Фуко М. Психиатрическая власть : курс лекций, прочитанных в Коллеж де Франс в 1973 1974 учебном году / Мишель Фуко ; пер. с фр. А. В. Шестакова. - СПб. : Наука, 2007. - 448 с.

77. Фуко М. Слова и вещи : Археология гуманитарных наук / Мишель Фуко ; пер. с фр. В. П. Визгин, Н. С. Автономова. — СПб. : A-cad, 1994. — 405 с.

78. Шалгинова Н.С. Художественный мир Карла Крауса : автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филол. наук :1001.03 / Нижегородский госуд. лингв, унив-т им. Н.А. Добролюбова. — Нижний Новгород: НГЛУ, 2007. 18 с.

79. Шеллинг Ф. В. Философия искусства / Шеллинг Фридрих Вильгельм. М. : Мысль, 1966. - 495 с. : 7 л. ил., портр. - (Философское наследие).

80. Шмид В. Нарратология / Вольф Шмид. Изд. 2-е, испр. и доп. — М. : Языки славянской культуры, 2008. - 302 с. - (Коммуникативные стратегии культуры).

81. Шмидт-Денглер В. Томас Бернхард : смысл и значение. Пер. с нем. А. Белобратова // Бернхард Т. Стужа : Роман. Пер. с нем. В. Фадеева. — СПб.: «Симпозиум», 2000. С. 469-490.

82. Эйхенбаум Б.М. Иллюзия сказа // Сквозь литературу : сборник статей/ Б.М. Эйхенбаум. — JI. : Academia, 1924. С. 152-156.

83. Эйхенбаум Б.М. Как сделана «Шинель» Гоголя. // О прозе. О поэзии / Б.М. Эйхенбаум. JL: Худож. лит., 1986. - С. 45-63.

84. Эткинд Е.Г. Психопоэтика. С.-Петербург : «Искусство-СПБ», / 2005. - 704 с

85. Яусс Г.-Р. К проблеме диалогического понимания // Бахтинский сборник : Выпуск 3 / Отв. ред. B.JI. Махлин. М. : Лабиринтб 1997. — С. 182-197.

86. Adorno Th. W. Asthetische Theorie // Gesammelte Schriften. Band 7. Asthetische Theorie / Theodor W. Adorno ; hrsg. von Rolf Tiedemann. 1. Aufl. - Frankfurt am Main : Suhrkamp, 1970. - 544 S.

87. Bachmann I. Thomas Bernhard:. Ein Versuch // Die Wahrheit ist dem Menschen zumutbar : Essays, Reden, Kleinere Schriften / Ingeborg Bachmann. Munchen : Piper Verlag, 2003. - 189 S. - S. 161-164.

88. Baratta-Dragono K. Bernhards Erfindung // Was wir aufschreiben, ist der Tod : Thomas-Bernhard-Symposium in Bonn 1995. Bonn : Bouvier, 1998-98 S.

89. Benzenhofer U. Darstellung und Geisteskrankheit in Thomas Bernhards „Gehen"// Die Medizinische Welt. 1985. - №1-26,- S. 638-641.

90. Billenkamp Mf Thomas Bernhardt Narrativik.undlpoetologischerPraxis / MichaeBBillenkamp: Heidelberg:: Winter, 2008; - 41^S:123; Bleuler E. Dementia praecox :. oder Gruppe der Schizophrenien / Eugen Bleuler; -Leipzig : Deuticke, 1911. VIII, 420^56 S:

91. Bloemsaat-Voerknecht L. Thomas Bernhard und die Musik. Themenkomplex mit drei Fallstudien und einem musikthematischen Register. — Wiirzburg: Konigshausen und Neumann, 2006. — 347 S.

92. BormanmAi „Die; Unheimlichkeit des- Daseins" : Sprache1 und Tod im Werk Thomas Bernhards. Eine Untersuchung anhand der Daseinsanalyse Martin Heideggers. Hamburg : Verlag Dr. Kovac, 2008. - 312 S.

93. Damerau B. Selbstbehauptungen und Grenzen : zu Thomas Bernhard. Wurzburg : Konigshausen & Neumann, 1996. 446 S.

94. Damerau B. Geistesdammerung und Korperlichkeit: Inhalt und Form in Thomas Bernhards Werk // Thomas Bernhard : die Zurichtung des Menschen / Hrsg. v. Alexander Honold u. Markus Joch. Wurzburg : Konigshausen und Neumann, 1999.-S. 163-173.

95. Daniels K. Uber die Sprache : Erfahrungen undiErkenntnisse deutscher Dichter und Schriftsteller des 20. Jahrhunderts : eine Anthologie / Hrsg: und eingeleitet von Karlheinz Daniels. Bremen : Schiinemann, 1966. — XXII, 659 S.

96. Dittmar J. Sehr gescherte Reaktion. Leserbriefschlachten um Thomas Bernhard / Hrsg. v. Jens Dittmar. — 2., verschlechterte Ausgabe. — Wien: Osterreichische Staatsdruckerei, 1993 —247 S.

97. Donnenberg J. Thomas Bernhards Zeitkritik und Osterreich // Literarisches Kolloquium Thomas Bernhard : Materialien / Hrsg. v. Johanni Lachinger und Alfred Pittertschatscher. — Weitra: Bibliothek der Provinz, 1994.-S. 53-72.

98. Ebner F. Schriften : Band 1 : Fragmente : Aufsatze : Aphorismen : Zu einer Pneumatologie des Wortes / Schriften in 3 Banden / Ferdinand Ebner. — Mtinchen: Kosel, 1963. 1086 S.

99. Eder A. Perseveration als Stilmittel moderner Prosa. Thomas Bernhard und seine Nachfolger in der osterreichischen Literatur // Annali Studi Tedeschi (Napoli).- 1979.-22, H.l.-S. 65-100.

100. Eggert H. Wann wird ein Autor kanonisch? // Thomas Bernhard : Traditionen und Trabanten / Hrsg. V. Joachim Hoell. Wurzburg : Konigshausen & Neumann, 1999. - S. 229-231.

101. Endres R Am Ende angekommen. Dargestellt am wahnhaften Dunkel der Mannerportrats des Thomas Bernhard / Ria Endres. — Weitra : Bibliothek der Provinz, 1994. 114 S.

102. Eyckeler F. Reflexionspoesie : Sprachskepsis, Rhetorik und Poetik in der Prosa Thomas Bernhards / Franz Eyckeler. Berlin : Erich Schmidt, 1995. -294 S.

103. Fabri A. Der rote Faden : Essays iiber Kunst und Literatur. Munchen : List, 1958.-169 S.

104. Fischer-Lichte E. Grenzgange und Tauschhandel : Auf dem Wege zu einer performativen Kultur // Performanz : zwischen Sprachphilosophie und Kulturwissenschaften / Hrsg. von Uwe Wirth. — Orig.-Ausg., 1. Aufl. -Frankfurt am Main : Suhrkamp, 2002. 435 S. '

105. Gadamer H.-G. Die Universalitat des hermeneutischen Problems I I Kleine Schriften I : Philosophie : Hernmeneutik / Hans-Georg Gadamer. — Tubingen, 1967.-S. 101-113.

106. Gottsche D. Die Produktivitat der Sprachkrise in der modernen Prosa / Dirk Gottsche. Frankfurt am Main : Athenaum Verlag, 1987. - IX, 461 S.

107. Grenzverschiebung : neue Tendenzen in der deutschen Literatur der 60er Jahre / hrsg. u. mit e. Vorw. von Renate Matthaei. Koln : Kiepenheuer & Witsch, 1970.-341 S.

108. Grieshop H. Rhetorik des Augenblicks : Studien zu Thomas Bernhard, Heiner Miiller, Peter Handke und Botho StrauB / Herbert Grieshop. — Wiirzburg : Konigshausen und Neumann, 1998. 264 S.

109. Heckel Th. K. Der innere Mensch : die paulinische Verarbeitung eines platonischen Motivs / Theo K. Heckel. Tubingen : Mohr, 1993. - 260 S.

110. Helms-Derfert H. Die Last der Geschichte : Interpretationen zur Prosa von Thomas Bernhard / Hermann Helms-Derfert. Koln u.a. : Bohlau, 1997. - IX, 266 S.

111. Henniger-Weidmann Br. Worttransfusionen : Bedeutungsverschiebungen und Neologismen bei Thomas Bernhard // Fruchtblatter. Freundesgabe fur Alfred Kelletat / Hrsg. v. Harald Hartung. Berlin : Padagogische Hochschule Berlin, 1977. - S. 217-224.

112. Heringer H.J. Wortbildung : Sinn aus dem Chaos 11 Deutsche Sprache 12, 1984.-S. 1-13.

113. Hildebrand S. Strategien der Verwirrung. Zur Erzahlkunst von E.T.A. Hofmann, Thomas Bernhard und Giorgio Manganelli. Frankfurt am Main : Peter Lang, 1999.-190 S.

114. Hillebrand B. Theorie des Romans. Bd. II : Von Hegel bis Handke. — Mtinchen: Winkler, 1972.-296 S.

115. Hoell J. Mythenreiche Vorstellungswelt und ererbter Alptraum : Ingeborg Bachmann und Thomas Bernhard / Joachim Hoell. Berlin : VanBremen-Verl., 2000. - 403 S.

116. Hoftnannsthal H. v. Gesammelte Werke in Einzelausgaben : Band 6 / Hugo von Hofmannsthal ; hrsg. von Herbert Steiner. Frankfurt am Main : S. Fischer, 1950.-415 S.

117. Holler H Kritik einer literarischen Form : Versuch uber Thomas Bernhard / Hans Holler. Stuttgart: Akademischer Verlag Heinz, 1979. - 157 S.

118. Holler H. Thomas Bernhard / dargestellt von Hans Holler. Orig.-Ausg. - Reinbek bei Hamburg : Rowohlt, 1993. - 159 S.

119. Honegger G. Thomas Bernhard : "was ist das fur ein Narr?" / Gitta Honegger. Von der Autorin aus der amerikanischen Originalfassung ubertragen. Berlin : Propylaen-Verl., 2003. - 454 S.

120. Howes G. C. Antipsychiatrie bei Thomas Bernhard? // Thomas Bernhard : die Zurichtung des Menschen / hrsg. v. Alexander Honold u. Markus Joch. — Wurzburg : Konigshausen und Neumann, 1999. S. 147—154.

121. Horst K.A. Das Spektrum des modernen Romans : eine Untersuchung / Karl August Horst. Munchen : Beck, 1960. - 154 S.

122. Huber M. Text und Performanz : Anmerkungen zum „performative turn" in der Literaturwissenschaft // Русская германистика : Ежегодник российского союза германистов. Т. 5. М. : Языки славянской культуры, 2009. S. 58-67.

123. Huntemann W. Artistik und Rollenspiel : das System Thomas Bernhard / Willi Huntemann. Wurzburg : Konigshausen u. Neumann, 1990. - 245 S.

124. Irle G. Der psychiatrische Roman / Gerhard Irle. Stuttgart : Hippokrates-Verl., 1965.- 160 S.

125. Iser W. Der implizite Leser : Kommunikationsformen des Romans von Bunyan bis Beckett / von Wolfgang Iser. Munchen : Fink, 1972. - 420 S.

126. Iser W. Der Akt des Lesens : Theorie asthetischer Wirkung / Wolfgang Iser. Munchen : Fink, 1976. - 357 S.

127. Iser W. Die Appellstruktur der Texte : Unbestimmtheit als Wirkungsbedingung literarischer Prosa / Wolfgang Iser. — 4., unverand. Aufl. -Konstanz : Universitatsverl., 1974. 41 S.

128. Jansen G. Prinzip und Prozess Ausloschung : intertextuelle Destruktion und Konstitution des Romans bei Thomas Bernhard / Georg Jansen. -Wurzburg : Konigshausen & Neumann, 2005. 214 S.

129. Jaufi H. R. Literaturgeschichte als Provokation / Hans Robert JauB. 1. Aufl. - Frankfurt am Main : Suhrkamp, 1970. - 250 S.

130. Joofi E. Aspekte der Beziehungslosigkeit : Drei Studien zum Monolog des Fursten in Thomas Bernhards Roman „Verstorung" / Erich Jooss. — Selb : Notos Verlagsbuchhandlung, 1976. 109 S.

131. Jurgensen M. Die Sprachpartituren des Thomas Bernhard // Bernhard : Annaherungen / Hrsg. v. Manfred Jurgensen. — Bern und Munchen: Francke Verlag, 1981. (Queenland studies in german language and literature 8). — S. 99-121.

132. Jurgensen M. Thomas Bernhard : der Kegel im Wald oder die Geometrie der Verneinung / Manfred Jurgensen. Bern ; Frankfurt am Main ; Las Vegas : Lang, 1981.- 167 S.

133. Kathrein K. Es ist eh alles positiv : Thomas Bernhard iiber seine Bticher, seine Feinde und sich selbst // Thomas Bernhard : Portraits ; Bilder & Texte / hrsg. von Sepp Dreissinger. Weitra : Bibliothek der Provinz, 1991. - S. 187191.

134. Kleinschmidt E. Gleitende Sprache : Sprachbewusstsein und Poetik in der literarischen Moderne / Erich Kleinschmidt. — Miinchen : Iudicum-Verl., 1992.-270 S.

135. Klug Chr. Thomas Bernhards Theaterstucke / Christian Klug. Stuttgart : Metzler, 1991. -XIII, 321 S.

136. Kohlenbach M. Das Ende der Vollkommenheit : zum Verstandnis von Thomas Bernhards „Korrektur" / Margarete Kohlenbach. — Tubingen : Narr, 1986.-IX, 245 S.

137. Kohlhage M. Das Phanomen der Krankheit im1 Werk von Thomas Bernhard. Herzogenrath: Murken-Altrogge, 1987.— 201 S.

138. Kristeva J. Die Revolution der poetischen Sprache / Julia Kristeva : aus d. Franz, ubers. u. mit e. Einl. vers, von Reinold Werner. — Dt. Erstausg., 1. Aufl. Frankfurt am Main: Suhrkamp, 1978. - 252 S.

139. Maier A. Die Verfuhrung : Thomas Bernhards Prosa / Andreas Maier. -Gottingen : Wallstein, 2004. 303 S.

140. Marquardt E. Gegenrichtung : Entwicklungstendenzen in der Erzahlprosa Thomas Bernhards / Eva Marquardt. — Tubingen : Niemeyer, 1990.- 198 S.

141. Marquardt E. Die halbe Wahrheit: Bernhards antithetische Schreibweise am Beispiel „Ausloschung" // Wissenschaft als Finsternis? / Hrsg. v. Martin Huber u. Wendelin Schmidt-Dengler. Wien ; Koln ; Weimar : Bohlau, 2002. - S. 83-93.

142. Май Th. Form und Funktion sprachlicher Weiderholungen. — Frankfurt am Main : Peter Lang, 2002. 241 S.

143. Mixner M. „Wie das Gehirn plotzlich nur mehr Maschine ist." : Der Roman „Frost" von Thomas Bernhard // In Sachen Thomas Bernhard / hrsg. von Kurt Bartsch. Konigstein/Ts : Athenaeum, 1983. - 209 S.

144. Miiller B. Der Verlust der Sprache : zur linguistischen Krise in der Literatur // Germanisch-Romanische Monatsschrift. 1966. — № 16. — S. 225243.

145. Navratil L. Psychopathologie und Sprache // Literatur und Schizophrenie : Theorie und Interpretation eines Grenzgebiets / eingel. u. hrsg. von Winfried Kudszus. 1. Aufl. - Munchen : Dt. Taschenbuch-Verl., 1977. - S. 113-134.

146. Noble C.A.M. Sprachskepsis iiber Dichtung der Moderne / C.A.M. Noble. Munchen : Edition Text u. Kritik, 1978. - 99 S.

147. Petrasch I. Die Konstitution der Wirklichkeit in der Prosa Thomas Bernhards : Sinnbildlichkeit und groteske Uberzeichnung/ Ingrid Petrasch. — Frankfurt am Main u.a. : Lang, 1987. 346 S.

148. Pfabigan A. „Einzeltext" und „Gesamttext" oder : Der Bernhard-Konformismus // Thomas Bernhard : die Zurichtung des Menschen / Hrsg. v.

149. Alexander Honold u. Markus Joch. Wiirzburg : Konigshausen und Neumann, 1999.-S. 15-29.

150. Pfabigan A. Thomas Bernhard : ein osterreichisches Weltexperiment / Alfred Pfabigan. Wien : Zsolnay, 1999. - 438 S.

151. Reich-Ranicki M. Thomas Bernhard : Aufsatze und Reden / Marcel Reich-Ranicki ; mit Fotographien von Barbara Klemm. Zurich : Ammann, 1990.- 113 S.

152. Rieger St. Ohrenzucht und Horgymnastik : Zu Thomas Bernhards Roman „Das Kalkwerk" // Weimarer Beitrage. 1998. - № 3. - S. 411^133.

153. Roberts D. Korrektur der Korrektur // Thomas Bernhard : Annaherungen / Hrsg. v. Manfred Jurgensen. Bern, 1981. - 245 S.

154. Scheu A.B. „Ich schreibe eine ungeheuere Schrift" : Sprache und Identitatsverlust in Thomas Bernhards „Ausloschung" // Thomas Bernhards Jahrbuch 2004. Wien : Bohlau, 2004. - S. 55-72.

155. Schlapfer W. Uber Bangigkeit: Gedanken zu Robert Musil und Thomas • Bernhard / Der herausgeforderte Mensch : philosophische Texte zur Existenz :

156. Essays / Walter Schlapfer. 1. Aufl. - Zurich : Littera-Autoren-Verl., 2008. — 93 S.

157. Schmidt-Dengler W. Der Ubertreibungsktinstler : Studien zu Thomas Bernhard / Wendelin Schmidt-Dengler. Wien : Sonderzahl, 1986. - 111 S.

158. Sprachthematik in der osterreichischen Literatur des 20. Jahrhunderts / Vorr. Alfred Doppler. Institut fur Osterreichkunde <Wien>. Wien : Hirt, 1974.- 170 S.

159. Steinmann S. Sprache, Handlung, Wirklichkeit im deutschen Gegenwartsdrama : Studien zu Thomas Bernhard, Botho Strauss und Bodo Kirchhoff / Siegfried Steinmann. — Frankfurt am Main u.a. : Lang, 1985. — 199 S.

160. Steutzger I. „Zu einem Sprachspiel gehort eine ganze Kultur" : Wittgenstein in der Prosa von Ingeborg Bachmann und Thomas Bernhard / Inge Steutzger. 1. Aufl. - Freiburg im Breisgau : Rombach, 2001. - 293 S.

161. Strub Chr. 'BloBe Ausdriickung' und 'lautes Denken' : Zu Kleists Aufsatz 'Uber die allmahlige Verfertigung der Gedanken beim Reden' // KODIKAS-/CODE. Ars Semeiotica 11 (1988). S. 273-294.

162. Thomas Bernhard eine Einscharfiing / hrsg. von Joachim Hoell ; mit Photos von Erika Schmied. - Berlin : Verl. Vorwerk 8, 1998. - 99 S.

163. Vasil'eva J. S. Produktionsasthetik und Nutzeffekt der Arbeit. — Berlin : Die Wirtschaft, 1971. 78 S.

164. Vellusig R. Thomas Bernhards Gesprachs-Kunst // Thomas Bernhard : Beitrage zur Fiktion der Postmoderne : Londoner Symposion / Hrsg. v. Wendelin Schmidt-Dengler. Frankfurt am Main; Berlin; Bern; New York; Paris; Wien: Lang, 1997. - S. 25-46.

165. Vietta S. Die literarische Moderne: eine problemgeschichtliche Darstellung der deutschsprachigen Literatur von Holderlin bis Thomas Bernhard / Silvio Vietta. Stuttgart: Metzler, 1992. - 361 S.

166. Vietta S. Sprache und Sprachreflexion in der modernen Lyrik / Silvio Vietta. Bad Homburg : Gehlen, 1970. - 211 S.

167. Voerknecht L.M. Thomas Bernhard und die Musik : Der Untergeher // Thomas Bernhard : Traditionen und Trabanten / Hrsg. v. Joahim Hoell u. Kai Luches-Kaiser. Wiirzburg : Konigshausen und Neumann, 1999. - S. 195— 206.

168. Walitsch H. Thomas Bernhard und das Komische : Versuch iiber den Komikbegriff Thomas Bernhards anhand der Texte "Alte Meister" und "Die Macht der Gewohnheit" / Herwig Walitsch. Erlangen : Palm und Enke, 1992. -166 S.

169. Weifi G. Ausloschung der Philosophie : Philosophiekritik bei Thomas Bernhard / Gemot WeiB. — Wiirzburg : Konigshausen & Neumann, 1993. -159 S.

170. Wirth U. Der Performanzbegriff im Spannungsfeld von Illokution, Iteration und Indexikalitat // Performanz: zwischen Sprachphilosophie und Kulturwissenschaften / hrsg. v. Uwe Wirth. Orig.-Ausg., 1. Aufl. - Frankfurt am Main: Suhrkamp, 2002. - S. 9-60.

171. Тюпа В.И. Коммуникативная стратегия // Поэтика : словарь актуальных терминов и понятий / гл. науч. ред. Н.Д. Тамарченко. — М. : Издательство Кулагиной ; Intrada, 2008. С. 100.

172. Тюпа В.И. Модусы художественности // Поэтика : словарь актуальных терминов и понятий / гл. науч. ред. Н.Д. Тамарченко. — М. : Издательство Кулагиной ; Intrada, 2008. С. 127-128.

173. Pfeiffer Н. Produktionsasthetik // Reallexikon der deutschen Literaturwissenschaft. Band 3. P Z. / hrsg. v. J.-D. Miiller. - 3., neu erarb. Aufl. - Berlin ; New York: de Gruyter, 2007. - S. 159-161.

174. Pfeiffer H. Rezeptionsasthetik // Reallexikon der deutschen Literaturwissenschaft. Band 3. P Z. / hrsg. v. J.-D. Miiller. - 3., neu erarb. Aufl. - Berlin ; New York: de Gruyter, 2007. - S. 285-288.