автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.01.03
диссертация на тему: Ранняя лирика Милтона: проблема источников

Полный текст автореферата диссертации по теме "Ранняя лирика Милтона: проблема источников"

На правах рукописи

МОСЬКИНА ОКСАНА ВАСИЛЬЕВНА

РАННЯЯ ЛИРИКА МИЛТОНА: ПРОБЛЕМА ИСТОЧНИКОВ

Специальность 10. 01. 03 - литература народов стран зарубежья (английская литература)

АВТОРЕФЕРАТ диссертации иа соискание ученой степени кандидата филологических наук

Москва 2006

Работа выполнена на кафедре истории зарубежной литературы Филологического факультета

Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова

Научный руководитель: доктор филологических наук, профессор

Горбунов Андрей Николаевич

Официальные оппоненты: доктор культурологии, профессор

Волкова Елена Ивановна

кандидат филологических наук Халтрин-Халтурина Елена Владимировна

Ведущая организация:

Российская академия

театрального искусства,

кафедра истории, философии, литературы

Защита состоится % С

2006 года на заседании

диссертационного совета Д 501.001.25 при Московском государственном университете им. М.В. Ломоносова.

Адрес: 119992, г. Москва, Ленинские горы, МГУ им. М.В. Ломоносова, 1 корпус гуманитарных факультетов, филологический факультет.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке филологического факультета Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова

Автореферат разослан СШх 2006 года.

Ученый секретарь диссертационного совета Кандидат филологических наук, доцент

Сергеев А. В.

Данная работа посвящена ранним стихотворениям Джона Милтона, поэзия которого знаменует собой одну из вершин английской поэзии. Самым значительным вкладом Милтона в мировую литературу является его эпическая поэма «Потерянный рай», однако ранняя лирика Милтона также представляет немалый интерес для истории литературы, поскольку отражает важнейшие этапы творческой эволюции поэта. Эта эволюция немыслима вне контекста английской поэтической традиции, представленной Чосером, Шекспиром, Спенсером и другими литературными предшественниками Милтона.

Отношение Милтона к традиции является одним из самых спорных и противоречивых аспектов его творчества, поскольку поэт нередко выступает в своих стихах как экспериментатор, переосмысляя и разрушая устоявшиеся жанровые и стилистические каноны: «каждое произведение Милтона — акт «иконоборчества», разрушающий модели, породившие данную форму, и опровергающий собственное происхождение»1. В то же время Милтон стремится подчеркнуть связь своего творчества с великими предшественниками: он объявляет себя поэтическим наследником Спенсера2, признавая, что автор «Королевы фей» является для него лучшим учителем3. В стихотворениях «К Шекспиру», «II Репвегово» Милтон также подчеркивает, какую важную роль для него играет творчество Шекспира - это подтверждается и многочисленными аллюзиями на произведения великого поэта и драматурга, присутствующими практически во всех стихотворениях Милтона, написанных за первый период его творчества с 1626 по 1638 гг. Среди прочих авторов, к произведениям которых отсылают аллюзии или скрытые цитаты в стихотворениях Милтона, — Бен Джонсон, Джайлс Флетчер-мл. и Финеас Флетчер, Уильям Драммонд, Уильям Чепмен, Джошуа Сильвестр.

Очевидно, что связь с предшествующей литературной традицией, независимо от того, служит ли она для Милтона источником вдохновения или

1 Conrad P. The Everyman History of English Literature. - L.: Dent and Sons, 1985. - P. 244.

2 Bloom H. The Western Canon. The Books and School of the Ages. -N.Y.: Harcourt, 1994. - P. 169.

3 Milton J. Areopagitica and Other Prose Works.-N.Y.: J. M.Dent, 1941.-P. 13.

объектом переосмысления, является одним из важнейших аспектов творчества Милтона, который пока не получил достаточного освещения в западном и отечественном литературоведении. Современные ученые уделяют особое внимание проблеме воздействия Милтона на последующую литературу (особенно на романтиков), а вопрос источников самого Милтона, в частности, его раннего творчества, остается малоизученным. Восполнение этого пробела представляется одной из важнейших задач милтоноведения на сегодняшний день, что обуславливает актуальность темы данного диссертационного исследования.

Актуальность выбранной темы определяется еще и растущим интересом к проблемам межтекстового взаимодействия, которое, в том числе, подразумевает анализ источников конкретного автора и определение его отношений с предшествующей традицией в лице литературных предшественников. В современной науке данная проблема разрабатывается преимущественно в рамках теории интертекстуальности, применение которой оправдано только по отношению к постмодернистским текстам. Использование понятия интертекста при анализе произведений эпохи Возрождения и XVII века кажется нам необоснованным, поскольку оно противоречит концепции художественного творчества в эти периоды, и ведет к нивелированию роли автора-субъекта и излишней модернизации самого произведения. Более актуальными при изучении западноевропейской словесности указанных эпох оказываются такие понятия, как влияние, преемственность, заимствование, отражающие характер взаимодействия отдельных писателей или школ. Реконструирование литературных связей и поиск источников таких значимых и масштабных авторов, как Милтон или Шекспир, в творчестве которых отражались все ведущие тенденции современного им искусства, является важным этапом в создании истории национальных литератур и описании литературной традиции данной страны или эпохи.

Научная новизна данной работы заключается в попытке максимально полно реконструировать литературные и культурные связи ранних стихотворений Милтона с текстами разных эпох, от античности до современных ему произведений, по возможности охватив различные области западноевропейской культуры от поэзии и изобразительного искусства до алхимии и богословия. Большинство критических работ, затрагивающих проблему источников Милтона, сосредоточивается на ограниченном круге художественных объектов (например, античных источниках латинских стихотворений Милтона4). Подобные критические труды, как правило, исчерпывающе освещают затронутую проблему, но не дают разностороннего представления об источниках лирики Милтона в целом, не выстраивают картины его творческой эволюции и формирования его стиля, философских и эстетических взглядов, образной системы. Кроме того, большая часть работ о Милтоне построена на материале его эпических поэм «Потерянный рай» и «Возвращенный рай», а его ранние произведения оказываются на периферии исследования. Научная новизна предпринятого в данной работе исследования обусловлена обращением к ранним, малоизученным текстам, без анализа которых невозможно реконструировать творческую эволюцию Милтона и оценить своеобразие его поэтического пути.

Объектом изучения в данной работе являются стихотворения, написанные Милтоном за период с 1620-го по 1637 на английском языке — "На смерть прекрасного ребенка" (On the Death of a Fair Infant Dying of a Cough, 1626), «Рождественская ода» (On the Morning of Christ's Nativity, 1629), поэма-диптих "L"Allegro" "II Penseroso" (1631?) и траурная элегия "Lycidas" (1637).

1. * MacKellar, Walter. The Latin Poems of John Milton. - Cornell Studies in English, 15. - New Haven: Yale University Press, 1930. В отечественном литературоведении отсутствуют и такого рода монографии. Самый полный обзор источников Милтона на данный момент работой содержится в комментариях А.Н. Горбунова к изданию «Потерянный рай. Возвращенный рай. Другие поэтические произведения». — М.: Наука, 2006. Попытку такого рода исследования предпринимала также Чернозёмова Е.Н. в статье: "Потерянный рай" Джона Мильтона. Комментарии. Планы. Разработки // Anglistics. Вып. V. М., 1997.-С, 61-81.

Цель данного диссертационного исследования — выявление наиболее значимых источников ранней лирики Милтона, оказавших глубокое воздействие на становление молодого поэта, а также определение характера взаимодействия Милтона с предшествующей литературной традицией в лице его предшественников. Для достижения поставленной цели необходимо решить следующие задачи:

- проанализировать основные теоретические положения проблемы источников и показать возможности ее практической разработки на материале произведений Милтона;

- определить ключевую терминологию работы, дифференцировать виды отсылок к текстам-источникам, конкретизировать понятия «аллюзия», «реминисценция», «цитата»;

- дать подробный анализ ранних стихотворений Милтона, выявить наиболее важные мотивы, образы, темы его произведений;

- представить целостную картину эволюции творчества поэта на раннем этапе, определить идейное и художественное своеобразие его ранней лирики;

- определить наиболее важные для Милтона источники, оказавшие влияние на формирование его творческой манеры, идейной и образной системы.

- систематизировать все виды взаимодействия текстов Милтона с произведениями других авторов, а также с текстом Библии;

- проанализировать роль аллюзий, реминисценций и различных видов цитат в создании историко-литературного фона ранней лирики Милтона;

Методологической основой данной работы являются работы отечественных и зарубежных историков и теоретиков литературы по следующим проблемам: интертекстуальность и межтекстовое взаимодействие (Р. Барт, Ю. Кристева, X. Блум, Р. Лахман, М.М. Бахтин И.П. Ильин, Г.К. Косиков, И.П. Смирнов, H.H. Фатеева, В.И. Арнольд, В.Е. Хализев, М.Б. Ямпольский), изучение источников литературного произведения (В. Шерер, Г.

Лансон, Б.В. Томашевский, М.О. Гершезон), аллюзии, реминисценции и другие формы отсылок к текстам-источникам (К. Пери, К. Рикс, Б.М. Гаспаров, Ю.М Лотман,' З.Г. Минц). Основными методами, использованными в диссертации, являются историко-культурный с опорой на детальный текстуальный анализ произведений Милтона и метод сопоставительного анализа, а также методы корпусной лингвистики.

Научно-практическое значение диссертации заключается в том, что полученные выводы могут быть использованы для дальнейшего изучения творчества Милтона и английской поэтической традиции, а также для разработки учебных курсов по истории английской литературы эпохи Возрождения и XVII века.

Апробация результатов диссертации проводилась на международных и российских научных конференциях 2004-2006 гг. Основные положения работы обсуждались на заседаниях кафедры истории зарубежной литературы филологического факультета МГУ им. Ломоносова и отражены в ряде публикаций в научных изданиях.

Структура диссертации определяется ходом исследования. Работа состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ.

Во введении приводится обоснование актуальности поставленной проблематики, дан краткий обзор истории метода и используемого терминологического аппарата, а также избранных критических работ по теме. Как следует го проведенного исследования, до XIX века к анализу источников прибегали преимущественно историки и комментаторы религиозных текстов, в частности, Ветхого Завета. Интерес к проблеме источников литературного произведения оформился в самостоятельную теорию лишь в XIX веке, в рамках позитивистских течений в литературоведении. Эта теория активно использовалась Вильгельмом Шерером и его последователями, стремившимися перенести в гуманитарную сферу принципы естественных наук, однако

немецкие ученые не разработали детальной классификации видов отсылок к текстам-предшественникам, ограничиваясь генетической реконструкцией источников литературного произведения. Этого же метода придерживался французский литературовед Густав Лансон.

В России первые разработки в области проблемы источников принадлежат представителям культурно-исторической школы в лице А. Н. Веселовского, А. Н. Пыпина, Н. С. Тихонравова, Н. П. Дашкевича. Эти ученые занимались преимущественно международными литературными связями и влияниями, основанными на сходстве культурно-исторических условий различных народов. Исследование источников в рамках компаративистики носило характер вспомогательного метода для изучения происхождения сюжетов, мотивов, образов, жанров, присущих одновременно нескольким национальным литературам. Новые аспекты теории источников появляются, когда к ней обращаются сторонники психологического метода, объяснявшие факты сознательного или неосознанного заимствования сюжетов, мотивов или даже отдельных выражений «духовным родством художников, внутренней однозвучностью их индивидуальных переживаний»5.

Более системный характер приняли исследования по изучению различных форм межтекстового взаимодействия (аллюзий, реминисценций, заимствований) у формалистов. Например, в 1920-х гг. вопросом межтекстовых связей («схождений») занимался Б.В. Томашевский, выступая при этом против механического выискивания параллелей и заимствований, которое напоминает «некий вид литературного коллекционерства».

Работы русских формалистов, как и металингвистические теории М. М. Бахтина, подготовили появление теории интертекстуальности, сформулированную Ю. Кристевой в 1960-х и дополненную впоследствии Р. Бартом, Ж. Деррида и другими представителями постструктуралистской критики. В отличие от теории источников, механически фиксирующих

3 Цейтлин А. Г. Влияния литературные // Литературная энциклопедия. Т. 2. - М.: Изд-во Ком. Акад., 1929. -Стб. 255.

присутствующие в произведении фрагменты других текстов в виде цитат, аллюзий и реминисценций, теория интертекстуальности раскрывает динамическое взаимодействие в тексте различных культурных кодов. При этом происхождение этих кодов и восстановление источника, из которого они попали в данный текст, не играет роли для анализа интертекста: дискурсы, в результате взаимодействия которых и образуется сам текст, многообразны и бесконечны, и принадлежат уже не какому-то конкретному автору или эпохе, но самой культуре.

Несмотря на востребованность и популярность теории интертекстуальности в современном литературоведении, ее применение к текстам, написанным в Средние века или эпоху Возрождения, кажется необоснованным: понятие интертекста подразумевает отказ от идеи литературной традиции, преемственности, влияния, что противоречит самой концепции художественного творчества в традиционалистской культуре, ориентированной на нормативность, каноничность. При анализе произведений, написанных в эпоху «готового» слова, выявление источников, установление литературных связей, влияний, заимствований является одним из наиболее плодотворных методов, а в ряде случаев даже незаменимым.

Реабилитация теории источников во второй половине XX века идет по линии отказа от механической регистрации признаков взаимодействия текста с его предшественниками к дифференциации типов этого взаимодействия, намеченной еще в работах Томашевского. Учеными осознается потребность в разграничении способов, при помощи которых автор более позднего текста указывает на связь с произведениями другого (или других) авторов. Начиная с Шерера, литературоведы, изучающие проблему источников, пользовались такими терминами, как цитата, аллюзия, реминисценция, заимствование, подражание, стилизация, пародия, переработка, перевод, плагиат, но вопрос точной классификации этих видов межтекстового взаимодействия начал разрабатываться только во второй половине XX века. На современном этапе

теория источников использует преимущественно термины «реминисценция», «цитата», «аллюзия», хотя под влиянием теории интертекста в литературоведении конца XX века наблюдается размывание границ между этими понятиями.

В творчестве Милтона наиболее частой формой отсылки к текстам-источникам являются скрытая цитата, реминисценция и аллюзия. Многие критики (X. Блум, Дж. X. Хэнфорд и др.) отмечают сознательное стремление Милтона вступить в диалог с предшествующей поэтической традицией, что выражается в повышенной аллюзивности его произведений.

В первой главе диссертации рассматриваются самые ранние поэтические опыты Милтона, в частности, поэтические переложения псалмов, стихотворение «На смерть прекрасного ребенка», «Страсти», но основное внимание уделено оде «На утро Рождества Христова», которая является наиболее важным произведением этого периода и затрагивает многие темы и мотивы, которые будут развиваться Милтоном в более зрелых произведениях.

«На утро Рождества Христова» (или «Рождественская ода») завершает первый период в творчестве поэта, который можно назвать ученическим лишь условно: с самых ранних его произведений, написанных еще в отрочестве, своеобразие поэтической манеры Милтона проявилось во всей ее полноте, и в последующий годы эта манера лишь обогащалась и развивалась, как принято считать, не без влияния наиболее значимых поэтов предшествующего периода - Спенсера, Шекспира, Джонсона, Сильвестра, Джайлса-мл. и Финеаса Флетчеров.

«Рождественская ода» выбрана нами для анализа по двум причинам. В первую очередь, это не просто раннее произведение поэта, а одно из его первых стихотворений на английском языке. Во-вторых, жанровая природа стихотворения и выбранная Милтоном тема связывает этот текст с обширной традицией европейской религиозной поэзии, и, соответственно, предоставляет

богатый материал для анализа, позволяя не ограничиваться в поиске источников только английской лирикой.

Следует отметить, что в число рассматриваемых нами источников попадают также определенные произведения античных авторов, аллюзии на которые присутствуют в стихотворениях Милтона. Важнейшим источником отсылок является также текст Библии, с которым «Ода» взаимодействует двояким образом: напрямую, то есть через цитирование библейского текста, и через отсылки к стихотворениям, содержащим библейские аллюзии.

Из европейских авторов — предшественников Милтона — мы должны отметить в первую очередь тех, на произведения которых поэт ссылается цитатами и реминисценциями, или указывает на связь с ними в околотекстовом окружении своего стихотворения — в посвящениях, эпиграфах, авторском послесловии. В число этих авторов попадают Шекспир, Спенсер, Бен Джонсон, а также менее известные поэты Уильям Драммонд, Майкл Дрейтон.

«Рождественская ода» тесно связана с другим стихотворением Милтона, написанным в этот же период. Латинская «Элегия VT», адресованная другу Милтона Карло Диодати (1609-1638), выполняет функцию поэтического предисловия к «Рождественской оде», а также способствует раскрытию замысла некоторых более поздних произведений Милтона, в частности, "L'Allégro" и "Il Penseroso", и некоторых сонетов. Отсылки, заложенные в «Элегии VI» и связанные с самой «Рождественской одой», позволяют нам включить в число ее источников и античные, и некоторые европейские тексты, в частности, IV Эклогу Вергилия.

Отсылки к античным авторам (кроме Вергилия, следует также упомянуть Овидия и Гесиода), помимо обогащения образного и идейного фона «Рождественской оды», создают ассоциации с эпическими текстами (этому же способствует обращение к Музе в III строфе милтоновского стихотворения). Активизация эпического начала подчеркивает масштабность и значимость выбранной Милтоном темы. В первой главе диссертации показано, что многие

«рождественские» стихотворения XVI-XVII были выдержаны в интимном, камерном, тоне. Милтон отталкивается от этой традиции, используя ассоциативный потенциал структуры своего произведения: в его трактовке Рождество дано как событие вселенского масштаба, поворотный момент в истории человечества.

В «Рождественской оде» можно проследить также связь с драматическими произведениями — пьесами-масками, в частности, произведениями Бена Джонсона. Многие аллегорические образы - Природы, Солнца, Милосердия — оформлены в «Рождественской оде» в соответствии со сценическими традициями пьес-масок.

Отдельную группу источников «Рождественской оды» составляют стихотворения, с которыми милтоновский текст объединяет особый тип строфы (royal rhyme, королевская строфа).

Большая часть произведений, попадающих в число источников «Рождественской оды» благодаря строфике, относится к высокой поэзии, духовной или философской, и содержит мотивы, которые возникают и в милтоновской оде. Первыми в списке этих произведений стоят тексты Чосера, который выбирает королевскую строфу для произведений высокого стиля - ею написаны аллегорическая поэма «Птичий парламент», куртуазная поэма «Троил и Крессида», несколько новелл из «Кентерберийских рассказов».

Другой текст, с которым «Рождественская ода» связана и строфикой, и высоким стилем, и образной системой - поэма Шекспира «Обесчещенная Лукреция. Между двумя текстами - шекспировской поэмой о гибели добродетельной римлянки и милтоновской одой — отношения строятся полемически, Милтон берет шекспировский текст как иллюстрацию тех идей, которые воспеваемое в Оде событие (Рождество) отрицает. Многие образы и мотивы, фигурирующие у Шекспира, оказываются в милтоновском тексте наполненными новым содержанием или выполняют иную функцию.

Отношения диалога связывают «Рождественскую оду» также с циклом произведений, написанных королевской строфой — «Гимнами» Эдмунда Спенсера. Кроме строфики, «Рождественскую оду» с гимнами объединяет жанровая отсылка: Милтон назвал вторую часть «Оды» гимном. Взаимодействие этих текстов строится на родственной образной системе, вдохновленной близкими философско-религиозными убеждениями обоих поэтов: в поле их зрения неизбежно попадали одни и те же источники (Библия, поэтические переложения Псалмов, труды средневековых богословов и отцов церкви, сочинения европейских неоплатоников).

Большинство философских идей, отраженных в «Рождественской оде», было усвоено Милтоном из первоисточников — текстов Платона, трудов средневековых богословов, - поэтому на его лирику повлияла не столько содержательная сторона «Гимнов», сколько образная система и особый язык, насыщенный архаизмами, библейской лексикой и метафизической терминологией. Те идеи, которые Спенсер подробно развивает в «Гимнах», Милтон использует в «Рождественской оде» лишь косвенно, как часть общего интеллектуального фона, общего для большинства религиозно-философских произведений этого периода. Однако спенсеровские гимны идейно ближе Милтону, чем большая часть стихотворений, написанных на тему Рождества.

Связь «Рождественской оды» с предшествующими текстами на ту же тему в большинстве случаев исчерпывается чисто внешними параллелями, обусловленными общим для них источником — библейским описанием Рождества. Более значимые аллюзии связывают текст Милтона с аллегорическими текстами Спенсера, не посвященными непосредственно теме Рождества, но близкими Милтону по своему философскому содержанию. Сформировавшийся корпус рождественских гимнов и песен в лирике ХУЮОЛ! века можно назвать довольно однообразным, но Милтон сознательно выбирает жанр, который позволит ему не ограничиваться традиционными топосами, связанными с Рождеством, а включить в число претекстов также произведения

иной жанровой природы - хвалебные оды, книги эмблем, пьесы-маски, аллегорические поэмы.

Анализ смысловых и образных параллелей «Рождественской оды», возникающих благодаря отсылкам к предшествующим текстам, позволяют глубже понять и само произведение, и те философские и литературные традиции, к которым оно примыкает. Многообразие связей «Рождественской оды» показывает, что милтоновский текст связан и с дальней — античной и библейской — и с предшествующей традицией. Ключевыми моментами для понимания интеллектуального контекста оды являются аллюзии на текст Священного Писания, а также произведения Вергилия, Шекспира, Спенсера и Джонсона, каждое из которых обладает своим кругом источников, неизмеримо расширяющим идейный и образный горизонт «Рождественской оды».

Во второй главе диссертации материалом исследования выступает поэма-диптих «L'Allégro» и «Il Penseroso», написанная Милтоном предположительно в 1631 г.

По сравнению с самыми первыми поэтическими опытами Милтона стихотворения, написанные в начале тридцатых годов, носят более светский характер, и в большей степени связаны с традициями английского и европейского Ренессанса, в частности, с лирическими тенденциями, характерными для школ Спенсера и Джонсона. Показателен факт обращения Милтона к жанру, синтезирующему в себе черты различных ренессансных жанров и форм — пьесе-маске. Жанровая и образная связь с пьесами-масками, наметившаяся в ранних стихотворениях Милтона, в частности, в «Рождественской оде», играет важную роль в «L'Allégro» и «Il Penseroso», поскольку позволяет выявить в числе источников поэм-близнецов не только лирические, но и драматические произведения.

Обращение Милтона к разноплановым источникам при создании поэмы-диптиха делает жанр самих стихотворений менее однозначным — в обеих частях можно найти черты пасторальной поэмы, эмблемы, ноктюрна, при этом

каждый из жанров обладает собственной традицией в английской и западноевропейской литературе, что позволяет рассматривать диптих в более широком контексте, представленном западноевропейской поэзией.

В Аллегро и Пенсерозо, двух героях поэмы, можно увидеть контрастирующие стороны человеческой личности, две маски самого автора, или представителей двух типов темперамента. Ни одна из этих трактовок не является исчерпывающей, однако все они значительно расширяют спектр потенциальных источников поэмы, поскольку связывают ее с современной Милтону эссеистикой, драматургией, медицинской и психологической мыслью, а также с традицией портретной живописи (с конца XV века в западноевропейском изобразительном искусстве получают большое распространение парные и двойные портреты) 6. Вариантом интермедиальной аллюзии следует также считать связь милтоновской поэмы, особенно "II Penseroso", с аллегорическим изображением Меланхолии, ведущим свое начало от одноименной гравюры Дюрера (Melancolía 1,1514).

Тема меланхолии была получила большую популярность в западноевропейском искусстве и литературе эпохи Возрождения. Меланхолический темперамент с присущей ему задумчивостью, медлительностью, замкнутостью, считался отличительной чертой поэтов и философов, что привело к его идеализации в лирике Ренессанса. Меланхолики в литературе этого периода чаще всего предстают выдающимися, неординарными личностями, людьми сильных страстей. Количество посвященной этой теме литературы было столь велико, что меланхолия стала поистине модной, в связи с чем критики 20 века назвали ее "елизаветинской болезнью" (Elizabethan malady7).

Елизаветинская лирика, посвященная меланхолическому состоянию души, тяготеет к мрачным декорациям - ночным пейзажам, мистическим

6 Nicolson M.H. Readere's Guide to Milton. - L.: Thames and Hudson, 1963 . - P. 28.

' Lawrence Babb. The Elizabethan Melancholy. A Study of Melancholia in English Literature from 1580 to 1642.-Michigan, 1951. -P.vii.

мотивам, настроению безысходности и одиночества. Лирический герой-меланхолик чаще всего погружен в размышления, чуждается простых радостей и увеселений, обществу друзей или возлюбленной предпочитает чтение философских трактатов или возвышающей душу поэзии. Таковы лирические герои "Гимнов к ночи" Джорджа Чэпмена, стихотворений Джона Доулэнда и Николаса Бретона, небольшой поэмы из "Анатомии Меланхолии" Ричарда Бертона («When I goe musing ail alone,..»), "Il Penseroso" Милтона.

Однако Милтон своей задачей видел не просто изображение еще одного героя, подверженного "модной" болезни, иначе он не стал бы писать два разительно контрастирующих произведения, соединив их в уникальный лирический диптих. Не сводится его задача и к тому, чтобы проиллюстрировать теорию гуморов, создав два полярных характера, которые легко идентифицировать как меланхолика и сангвиника. Его диптих — это своего рода реплика в литературном диалоге рубежа XVI и XVII веков, происходившем между учеными и поэтами, драматургами и философами, и посвященном теме "человек эпохи Ренессанса". В. небольших по объему поэмах Милтона заложены отсылки к такому огромному количеству самых различных произведений от драм Шекспира до итало-английского словаря Джона Флорио, что мир "L'Allégro" и "Il Penseroso" превращается в своего рода мозаику из цитат и аллюзий, не утрачивая при этом художественной цельности.

Идея парных поэм, объединенных образами, темой, а также структурными особенностями - размером и строфой, - неоднократно привлекала внимание Милтона, о чем мы можем судить по неудавшемуся диптиху из «Рождественской оды» и «Страстей», а также двум эпитафиями на смерть университетского возницы, которые написаны в одно время, одним стихотворным размером и посвящены одному и тому же событию. Но замысел «L' Allegro» и «Il Penseroso» уникален, и не сводится только к созданию дополняющих или продолжающих друг друга текстов. «L' Allegro» и «II

которые настолько тесно связаны между собой, что, прочитанные по отдельности, не имеют смысла.

Первым в диптихе следует «дневная» часть, или «L'Allegro». Соответственно этому порядку следования, многие значимые образы и идеи, звучащие в первой части, находят отклик, или нередко возражение во второй части, то есть поэмы взаимодействуют по диалогическому принципу, но последнее слово в этом диалоге остается за Пенсерозо, интеллектуальные и духовные запросы которого, очевидно, ближе Милтону.

Вводная часть "L'Allégro" содержит призыв к изгнанию Меланхолии, вслед за которым приводится ее генеалогия. Происхождение ненавистной Аллегро богини описано в духе античных мифов, хотя выдумано самим Милтоном. В первых строках «Il Penseroso» также приводится генеалогия Меланхолии, но уже от благородных родителей, презренная же для Пенсерозо Радость возводится к низким предкам.

Происхождение Меланхолии в изложении Милтона представляет собой синтез античных легенд и популярных в ренессансной литературе мифологических топосов, таких, как «Киммерийская пустыня» (Cimmerian desert) и «Стигийская пещера» (Stygian Cave)8. Определив место Меланхолии в преисподней, хоть и в античном ее варианте, Аллегро обращается к своей покровительнице, Грации (в греческом варианте Харите) Евфросине. Начало обеих поэм построено по зеркальному принципу: в "L'Allégro" Милтон сначала рисует зловещую картину рождения Меланхолии, затем приводит в двух вариантах историю появления Евфросины. Первые строки "Il Penseroso" содержат презрительное напоминание о происхождении радостей и веселья («vain deluding joyes, / The brood of folly without father bred», 1. 1-2), затем подробно излагается история рождения Меланхолии.

Предельная насыщенность первых строк обеих поэм мифологическими реминисценциями требует от читателя обширных познаний в сфере античной и

8 Например, у Спенсера: "Doest thou sit wayling by black Stygian lake..." - "Faire Queen", I, J, I. 87,

елизаветинской литературы, поскольку смысл милтоновского диптиха обнаруживается в полной мере лишь при условии раскрытия всех текстуальных связей и параллелей с другими текстами. В частности, Милтону важно подчеркнуть, что Аллегро, так же как и Пенсерозо, не одинок в выборе своей покровительницы (Радости). Стремление служить Эвфросине роднит Аллегро с рыцарями Королевы Фей, например, Калидоро, с благоговением наблюдающим за танцем Граций9, а также персонажами пьес-масок, в которых нередко фигурировали Грации.

Рассказывая историю появления Эвфросины, Аглаи и Талии, (которые в «L'Allégro» названы Грациями, а не харитами), Милтон опирается не столько на классическую мифологию, сколько на те обработки и вариации мифа, которые возникли в литературе XVI века, и добавляет к ним свои версии. Один из вариантов мифа о рождении Граций приводит Спенсер в своей «Королеве фей» (Faerie Queene, VI, 10, xxii). В первой части поэмы, где содержится генеалогия Меланхолии и Эвфросины, наибольшее количество отсылок связывает милтоновскую поэму с произведениями Спенсера, но Милтон не ограничивается одним, пусть даже глобальным, источником. Хотя произведения Спенсера — один из самых важных для милтоновского диптиха источников, интенсивность связей с ними ослабевает, когда Аллегро от мифологических параллелей переходит к описанию своего времяпрепровождения и развлечений — в этой части поэмы соперничество между источниками решается в пользу Шекспира.

Еще один важный круг источников представлен английскими пьесами-масками, многие из которых, очевидно, были хорошо знакомы Милтону. Как типичные фигуры масок воспринимаются Смех (Laughter, 1. 31) и Радость (Jollity, 1.26), которые участвуют в маске Бена Джонсона «The Vision of

9 «Those were the Graces, daughters of delight, / Handmaides of Venus, which are wont to haunt / Uppon this hill, and daunce there day and night: Those three to men all gifts of grace do graunt...» - "Faeire Queen, VI, 10, 127-130. Грации как дочери Зевса упоминаются также в «Глоссах» к «Пастушьему календарю»: «...the graces: "three sisters, the daughters of Jupiter (whose names are Aglaia, Thalia, Euphrosyne . , .), otherwise called Charités, that is thanks. Whom the Poets feyned to be the Goddesses of al bountie and comelines" (April).

Delight», 1640. В некоторых пьесах фигурировали Грации, как в «Развлечении» Бена Джонсона (Part of the King's Entertainment In Passing to His Coronation) Эвфросина в окружении других аллегорических фигур, олицетворяющих качества, присущие мудрому правлению Якова I. У Джонсона Эвфросина изображена, в соответствии с торжественной обстановкой, более пышно, с атрибутами, которых нет у милтоновской Грации. Эвфросина у Милтона больше похожа на резвую и легконогую нимфу, или приветливую и всеми любимую Даму Радость (Dame Gladnesse) из переложения «Романа о Розе» Чосера (ТЪе Romaunt of the Rose, 747-785), чем на пышную, но статичную фигуру из маски Джонсона. Но оба варианта образа Эвфросины, хоть и в разной степени, испытали на себе влияние ренессансной эмблематики.

Связь с популярными в XVI-XVII вв. сборниками эмблем и символов10 была заметна еще в некоторых образах «Рождественской оды», но на поэму-диптих весьма значительно повлияла иконография таких образов, как Задумчивость и Радость. В числе ключевых в этом отношении текстов следует назвать «Иконологию» Чезаре Рипа (Iconologia), пользовалась в Англии огромной популярностью и могла быть известна Милтону в одном из семи итальянских изданий, появившихся с 1593 г. «Иконология» содержит описание и изображение различных аллегорических фигур, которым даются имена на английском и итальянском. Среди этих фигур есть «Allegrezza» (Mirth), которая, скорее всего, вдохновила Бена Джонсона и, возможно, подсказала Милтону имя для героя "L'AIlegro".

В описании Эвфросины присутствует также отсылка к Шекспиру: призыв к танцу, заключенный в 33-34 строках «Com, and trip it as ye go /On the light fantastick toe» звучит отголоском слов Ариэля из «Бури». Эта перекличка предваряет обширный каталог шекспировских аллюзий («L' Allegro», 11. 22-44), способствующий созданию пасторального пейзажа, в котором каждая деталь рождается из отголоска какого-нибудь шекспировского образа.

10 В частности, с «Книгой Эмблем» (Emblematum Liber, 153 !) Андре Альциати и «Выбором Эмблем» (A Choice ofEmblemes, 1586) Джеффри Уитни,

В создании мира "L' Allegro" задействованы не только елизаветинские, но и античные источники, что неизбежно при обращении к жанру пасторали. Сельская местность в поэме населена пастухами и пастушками, имена которых отсылают читателя к эклогам Вергилия: Коридона, Тирсиса, Филлиду и Тестиллиду можно встретить в эклогах II, III, V, VII. Называя персонажей поэмы именами, которые успели превратиться в своего рода пасторальные клише в ренессансной лирике, Милтон стремится подчеркнуть общеевропейские литературные корни своей поэмы: Коридон и Тирсис встречаются у разных поэтов эпохи Возрождения, начиная с «Эклог» (1502) Антонио Тебальдео и заканчивая современниками самого Милтона — Эндрю Марвелом («Dialogue between Thyrsis and Dorinda»), Робертом Герриком («An Eclogue or Pastoral Between Endymion Porter and Lycidas Herrick, Set and Sung», «A Bucolic Betwixt Two: Lacon and Thyrsis» и Ричардом Крэшо («Hymn of the Nativity, sung by the Shepherds»). Двойные параллели — с античными источниками и елизаветинской пасторальной поэзией - расширяют внутренние границы милтоновского текста, включая его в общеевропейский литературный контекст.

Следующая группа отсылок ориентирована не только на лирические источники, но также на фольклорную традицию, ренессансную эссеистику и драматургию. День Аллегро завершается в обществе крестьян, которые пересказывают друг другу различные предания и легенды, популярные в Англии в Средние века и эпоху Возрождения. В этой связи неизбежно возникают ассоциации с шекспировскими произведениями, в которых фигурируют фольклорные образы — «Сном в летнюю ночь» и «Бурей».

Завершающая часть текста возвращает нас к куртуазной традиции, уже обозначенной в первой части "L' Allegro" ссылками на поэмы Спенсера. Перечисленные Аллегро куртуазные мотивы — рыцарские турниры, балы, прекрасные дамы, взгляды которых обещают отважным рыцарям

благосклонность, — моментально опознаются как приметы спенсеровского мира.

Уникальное изобилие аллюзий и отсылок в обеих частях поэмы наводит нас на мысль, что, возможно, Аллегро и Пенсерозо не столь противопоставлены друг другу, как может показаться с первого взгляда. Существование и одного, и другого героя немыслимо без литературных текстов, в которых они, по сути, и проживают свою жизнь, отличаясь друг от друга лишь выбором заглавий. Этому же эффекту подчеркнутой «литературности» мира Аллегро способствуют упомянутые Милтоном имена известных любому читателю XVII века поэтов и драматургов, без творчества которых невозможно представить себе текст поэмы - Шекспира и Джонсона.

Следует отметить, что в целом поэтика "Il Penseroso" несколько отлична от тех принципов, на которых построена дневная часть диптиха, "L'Allegro". В тексте «ночной» части меньше заимствованных элементов, создающих в поэме эффект мозаичности, и требующих от читателя ' знания лирических и драматических произведений. В "L'Allégro" этот прием скрытых цитат способствует расширению внутренних границ художественного мира поэмы, но делает этот мир менее цельным и завершенным - текст подчас напоминает загадку, ключом к которой является знание того или иного произведения елизаветинского периода, будь то «Пастуший календарь» Спенсера или комедии Шекспира. Текст "И Penseroso" больше зависит не от отдельных текстов, а от целых концепций и школ в философии, литературе, эстетике: не зная основных направлений ренессансной гуманистической науки, невозможно распознать в Пенсерозо приверженца идей Платона и Гермеса-Трисмегиста (мифического автора трактатов по мистике и алхимии), о которых упоминается в поэме.

Пенсерозо косвенно ссылается также на труды Фичино и Псевдо-Дионисия Ареопагита, посвященные концепции божественной иерархии во вселенной (11. 54-55). Однако аллюзивность является неотъемлемой чертой

милтоновской поэтики в целом, поэтому и в тексте "И Penseroso" содержится немало отсылок к текстам различных елизаветинских авторов. Существенным отличием скрытых цитат и отсылок "II Penseroso" является их большая статичность по сравнению с "L* Allegro" — они не маркируют в тексте переходы от куртуазного модуса к пасторальному и обратно (в этом отношении текст "И Penseroso" более однороден), но лишь демонстрируют непреодолимую для Милтона инерцию, которая заставляет его описывать мир Пенсерозо словами других поэтов11.

Анализ текстуальных связей милтоновского диптиха с английской и западноевропейской литературой предшествующего периода позволяет выявить уникальность замысла и структуры поэмы. Систематические отсылки к произведениям Спенсера, Шекспира, Бена Джонсона и других авторов, творчество которых знаменовало важнейшие этапы становления жанровых и тематических традиций Ренессанса и маньеризма в английской литературе, способствуют возникновению тесных связей между милтоновским текстом и лирическими и драматическим традициями английского Ренессанса, в частности, пасторальной, философской и куртуазной лирикой, а также пьесами-масками и сборниками эмблем. В формировании образной системы милтоновской поэмы принимают участие также античная традиция и отдельные фольклорные мотивы.

Помимо произведений английских поэтов и драматургов, выступающих по отношению к диптиху источниками цитат и реминисценций, в качестве источников Милтон задействует также философские и медицинские трактаты и эссе. При этом особенно заметным и значимым становится практически полное отсутствие в милтоновском диптихе библейских цитат и реминисценций, что нетипично для творчества Милтона. Это можно объяснить замыслом поэмы, ориентированной преимущественно на светские традиции в лирике, и

" Например строка «While the Bee with Honied thie» (1.142) отчетливо созвучна строке из «Совы» Дрейгона: Each Bee with Honey on her laden thye (The Owle, 1604,1.121), но такие детали не носят систематического характера, как в "L' Allegro".

представляющей собой своего рода стихотворный итог определенного периода английской и западноевропейской культуры.

Уникальность милтоновской поэмы-диптиха проявляется также в ее особой, открытой структуре, позволяющей раздвигать внутренние границы текста по мере активизации различных ссылок и цитат, которые соединяют "L'Allegro" и "И Penseroso" с обширным контекстом общеевропейской и английской литературной традиции. Прочитанные в этом контексте, обе поэмы, превращаются в две продуманные и виртуозно построенные реплики общекультурного диалога, разворачивающегося между художниками и мыслителями нескольких веков, с кульминацией, выпавшей на эпоху Ренессанса, что особо отчетливо ощущал Милтон.

В третьей главе диссертации основное внимание уделено траурной элегии Милтона «Люсидас», написанной по поводу смерти выпускника Оксфордского университета, молодого священника Эдварда Кинга.

Хотя Милтон был знаком с Кингом лишь поверхностно, именно ему поэт посвятил свое самое выразительное и проникновенное стихотворение, значительно превосходящее по силе чувства его юношескую эпитафию родной племяннице, и даже латинскую элегию на смерть его горячо любимого и, в сущности, единственного друга Чарльза Диодати (Epitaphium Damonis, 1639). Вероятнее всего, в стихотворении, посвященному Кингу, Милтон не столько оплакивает гибель малознакомого юноши, сколько размышляет о трагической судьбе, часто выпадающей талантливым, одаренным свыше людям.

Пасторальная элегия, обладающая богатой . историей и сформировавшимися традициями, как нельзя более точно соответствует замыслам Милтона. Обращением к этому жанру, а также выбором имени «Люсидас»12 Милтон подчеркивает связь своего произведения с идиллиями

12 Пастух по имени Люсидас встречается в идиллии Феокрита. Это имя впоследствии станет одним из самых распространенных в пасторальной поэзии, почти нарицательным для обозначения персонажа буколики, сельского пастуха, наделенного поэтическим даром. После Феокрита имя «Люсидас» появляется в эклогах римских поэтов I в. Кальпурния Секула н Немезиана, творчество которых было хорошо известно ренессансным гуманистам12, и у Вергилия (в его эклоге IX есть пастух по имени Ликид (Ьус1<1а8). при выборе имени Милтон

Феокрита, элегиями Вергилия, Биона, Мосха. Однако при создании «Люсидаса» он опирается не только на античную традицию стихотворений этого жанра, но и на западноевропейские образцы элегии (произведения Саннадзаро, Кастильоне, Спенсера), а также обогащает текст библейскими мотивами. Многие мифологические образы и сюжеты, например, миф об Орфее, находят в «Люсидасе» христианское переосмысление, что включает в число источников элегии труды ренессансных богословов, а также аллегорическую поэзию Спенсера. На образном уровне «Люсидас» также тесно связан с драмами Шекспира и лирикой поэтов-елизаветинцев (в частности, в «цветочном» каталоге, который сопровождает сцену оплакивания Люсидаса, содержатся аллюзии на произведения Шекспира, Спенсера, Джайлса Флетчера-младшего, Майкла Дрейтона).

«Люсидас» Милтона становится синтезом нескольких жанровых и стилевых традиций, но главной, в конечном счете, оказывается христианская идея о спасении, воплощенная при помощи библейских образов и аллюзий. Анализ источников, на которые опирался Милтон при создании поэмы, помогает понять внутреннюю динамику текста и определить роль каждого из образных, жанровых и стилевых пластов внутри текста.

В «Люсидасе» Милтон расширил тематические возможности пасторальной элегии, сделав религиозные и философские отступления полноправной и органичной частью текста, систематизировал и переосмыслил клише и топосы пасторального мира, вдохнув в них новую жизнь. Образная система элегии обогатилась за счет библейских аллюзий и мотивов, а внутреннее пространство текста, избавившись от продиктованной традицией замкнутости, стало открытым и многомерным. О том, насколько важными плодотворными были изменения, внесенные Милтоном в пасторальную форму, свидетельствует рост популярности этого жанра после «Люсидаса». Без

ориентируется не только на античные источники, но и на западноевропейскую традицию пасторального жанра, в частности, "Piscatorial Eclogue" Саннадзаро, в которой также встречается герой с именем «Люсидас».

милтоновской элегии было бы невозможно появление таких шедевров, как «Адонаис» Шелли, «Тирсис» Арнолда, "1п Мешопат" Теннисона,

В заключении приведены основные выводы по результатам исследования: классифицированы виды взаимодействия милтоновских текстов с предшествующей традицией, очерчен круг его основных источников.

Источники ранней лирики Милтона можно разделить на две основные группы - ключевые и второстепенные. К первым следует отнести те тексты или художественные объекты, на которые Милтон в разных видах намеренно ссылается в большинстве своих произведений, - это Библия, античная мифология и литература, творчество Шекспира, Спенсера, в меньшей степени Джонсона. Второстепенными можно назвать те источники, отсылки к которым носят единичный или случайный характер и не влияют существенно на смысл произведения-реципиента - например, «меланхолические» стихотворения Николаса Бретона и Джона Доулэнда, отголоски которых можно обнаружить в "II Репвегово", или многочисленные цветочные каталоги у различных ренессансных поэтов, которые лишь варьируют аналогичный спенсеровский мотив.

Следует отметить, что иерархия самых значимых источников не является неизменной для всех этапов творческой эволюции Милтона, и зависит от тематики и образной системы каждого конкретного произведения: например, в поэме-диптихе практически отсутствуют библейские аллюзии, а в «Люсидасе» почти нет отсылок к творчеству Бена Джонсона, без которых невозможно представить другие ранние произведения Милтона.

Для того, чтобы подчеркнуть факт заимствования из другого текста или, напротив, сделать его менее заметным, Милтон прибегает к различным способам оформлении отсылок — цитате, непрямой ссылке (аллюзии); нам встретилось также несколько примеров реминисценции, когда заимствование носит неосознанный, стихийный характер, и по контексту не связано с текстом-получателем.

В ранней лирике Милтона представлены аллюзии с различными денотатами: библейские, мифологические, литературные, политические (например, в обличительной речи апостола Петра в «Люсидасе»), даже географические. В более поздних стихотворениях, например, в сонетах, встречаются также исторические аллюзии. Милтон пользуется этим приемом настолько виртуозно, что ему удается одной отсылкой создать двойную перспективу интерпретации.

Отдельно следует упомянуть интермедиальные аллюзии, которые позволяют включить в перечень источников Милтона, наряду с литературными текстами, музыкальные и живописные произведения. Это особенно актуально для таких произведений, как «Рождественская ода», связанная с западноевропейской иконографией Рождества, и поэма-диптих "L'Allégro" и "И Penseroso", в число источников которой входят ренессансные сборники эмблем, а также идущая от Дюрера живописная традиция изображения Меланхолии.

Проведенный в данной диссертационной работе анализ ранних произведений Милтона показал, насколько широк и разнообразен спектр его источников, выявив среди них наиболее значимые. Сделанные выводы позволяют классифицировать уровни и виды межтекстового взаимодействия и определить характер отношения Милтона к предшествующей литературной традиции. Полученные в ходе работы результаты могут быть использованы для изучения других аспектов ранней лирики Милтона, а также для дальнейшего исследования проблемы источников на материале более масштабных произведений поэта — «Потерянного рая», «Самсона-борца».

Выявление источников ранней лирики Милтона не только раскрывает заложенные в его текстах отсылки и реминисценции, способствуя тем самым более глубокому пониманию самих произведений Милтона, но и помогает систематизировать многие литературные, философские, эстетические тенденции, повлиявшие на его творчество и формирование концепции

поэтического служения, вершиной которого станет грандиозная поэма «Потерянный рай».

Основные положения отражены в следующих публикациях:

1. Своеобразие сонетов Джона Милтона // XIV Ежегодная богословской конференция Православного Свято-Тихоновского Богословского Института: Материалы 2004. - М.: Издательство ПСТГУ, 2004. - С. 585589.

2. Первый сонет Джона Мильтона в контексте английской поэтической традиции // Филология в системе современного университетского образования: Материалы научной конференции 22-23 июня 2004 года. Вып. 7. - М.: Издательство УРАО, 2004. - С. 69-73.

3. Об одной тематической параллели в сонетах Донна и Мильтона // От Возрождения до постмодернизма. Сборник аспирантских статей по истории зарубежной литературы. — М.: Макс Пресс, 2005. — С. 15-25.

4. Интертекстуальность: к истории проблемы. // Филология в системе современного университетского образования: Материалы научной конференции 21-22 июня 2005. Вып. 8. Издательство УРАО, 2005. - С. 12-18.

5. Эдмунд Спенсер и ранняя лирика Джона Милтона // Проблемы поэтики и истории зарубежной литературы. Выпуск 1: Текст и контекст. Сборник статей молодых ученых. — М.: Макс-Пресс, 2006. — С. 4-18.

Принято к исполнению 25/09/2006 Исполнено 26/09/2006

Заказ № 679 Тираж: 100 экз.

Типография «11-й ФОРМАТ» ИНН 7726330900 Москва, Варшавское ш., 36 (495) 975-78-56 www.autoreferat.ru

Оглавление научной работы автор диссертации — кандидата филологических наук Моськина, Оксана Васильевна

1. Введение

2. Глава I. «Рождественская ода» Милтона и ее источники

3. Глава II. Источники поэмы-диптиха "L'Allegro" и "И Penseroso"

4. Глава III. Траурная элегия «Люсидас»

Введение диссертации2006 год, автореферат по филологии, Моськина, Оксана Васильевна

Выбор темы данного диссертационного исследования обусловлен недостаточной изученностью ранней лирики Джона Милтона в отечественной науке, а также отсутствием в российском и зарубежном литературоведении работ, систематически и всесторонне освещающих вопросы взаимодействия Милтона с творчеством его предшественников (Чосера, Шекспира, Спенсера и других английских поэтов). Научная новизна данной работы заключается в попытке максимально полно реконструировать литературные и культурные связи ранних стихотворений Милтона с текстами разных эпох, от античности до современных ему произведений, по возможности охватив различные области западноевропейской культуры от поэзии и изобразительного искусства до алхимии и богословия. Цель данного диссертационного исследования -выявление наиболее значимых источников ранней лирики Милтона, оказавших глубокое воздействие на становление молодого поэта, а также определение характера взаимодействия Милтона с литературной традицией в лице его предшественников.

Большинство критических работ, затрагивающих проблему источников Милтона, сосредоточивается на ограниченном круге художественных объектов (например, античных источниках латинских стихотворений Милтона1). Подобные критические труды, как правило, исчерпывающе освещают затронутую проблему, но не дают разностороннего представления об источниках лирики Милтона в целом, не выстраивают картины его творческой эволюции и формирования его стиля, философских и эстетических взглядов, образной системы. Кроме

1. 1 MacKellar, Walter. The Latin Poems of John Milton. - Cornell Studies in English, 15. - New Haven: Yale University Press, 1930. В отечественном литературоведении отсутствуют и такого рода монографии. Самый полный обзор источников Милтона на данный момент работой содержится в комментариях А.Н. Горбунова к изданию «Потерянный рай. Возвращенный рай. Другие поэтические произведения». - М.: Наука, 2006. Попытку такого рода исследования предпринимала также Чернозёмова Е.Н. в статье: "Потерянный рай" Джона Мильтона. Комментарии. Планы. Разработки // Anglistica. Вып. V. М., 1997. -С. 61-81. того, большая часть работ о Милтоне построена на материале его эпических поэм «Потерянный рай» и «Возвращенный рай», а его ранние произведения оказываются на периферии исследования. Научная новизна предпринятого в данной работе исследования заключается в обращении к ранним, малоизученным текстам, без анализа которых невозможно реконструировать творческую эволюцию Милтона и оценить своеобразие его поэтического пути.

Актуальность выбранной темы определяется еще и растущим интересом к проблемам межтекстового взаимодействия. В современной науке она разрабатывается преимущественно в рамках теории интертекстуальности, применение которой оправдано только по отношению к постмодернистским текстам. Использование понятия интертекста при анализе произведений эпохи Возрождения и XVII века кажется нам необоснованным, поскольку оно противоречит концепции художественного творчества в эти периоды, а также ведет к нивелированию роли автора-субъекта и излишней модернизации самого произведения. Более актуальными при изучении западноевропейской словесности указанных эпох оказываются такие понятия, как влияние, преемственность, заимствование, отражающие характер взаимодействия отдельных писателей или школ. Реконструирование литературных связей и поиск источников таких значимых и масштабных авторов, как Милтон или Шекспир, в творчестве которых отражались все ведущие тенденции современного им искусства, является важным этапом в создании истории национальных литератур и описании литературной традиции данной страны или эпохи.

До XIX века к анализу источников прибегали преимущественно историки и комментаторы религиозных текстов, в частности, Ветхого Завета. Интерес к проблеме источников литературного произведения оформился в самостоятельную теорию лишь в XIX веке, в рамках позитивистских течений в литературоведении. Эта теория активно использовалась Вильгельмом Шерером и его последователями, стремившимися перенести в гуманитарную сферу принципы естественных наук. Хотя исследования Шерера, посвященные истории германской литературы, в частности, «Фаусту» Гете , внесли свой вклад в становление немецкого и западноевропейского литературоведения, теория источников была скомпрометирована теми крайностями, к которым был склонен позитивистский подход к литературоведению.

Шерер выстроил свою историко-генетическую концепцию художественного творчества на основе понятия причинности, заимствованного из естествознания, и свел анализ произведения к текстологическому разбору, игнорируя идейно-философскую сторону художественного творчества. Рудольф Унгер (1876-1942), представитель духовно-исторической школы в Германии, назвал увлечение поиском источников, заимствований и аналогий «филологизмом». В своей работе «Философские проблемы новейшего литературоведения» (Philosophische Probleme in der neueren Literaturwissenschaft, 1908) Унгер стремился подчеркнуть, что культурно-исторические изыскания не должны являться самоцелью критической деятельности в ущерб постижению духовной или философской основы произведения: «позитивистское пренебрежение к органическим взаимосвязям проявилось в той чрезмерной заботе, которая стала уделяться прослеживанию литературных влияний, заимствований, реминисценций, созвучий и т.д. . Подобные изыскания имеют ценность всегда лишь в той мере, в какой помогают достичь глубокого понимания своеобразия внутреннего процесса художественного творчества и духовной истории создаваемых произведений»3.

Обращение к источникам и поиск заимствований, аналогий, влияний являются также частью культурно-исторического метода, разработанного Густавом Лансоном в его программной работе «Метод в истории литературы» («La methode de l'histoire litteraire», 1892-1909). Хотя, по

2 Шерер В. История немецкой литературы, перев. под ред. А. Н. Пыпина, ч. 1-2. - СПБ, 1893; Scherer W. Aufsatze iiber Goethe. - Berlin, 1900.

3 Цит. по изд.: Зарубежная эстетика и теория литературы XIX-XX вв. Трактаты, эссе, статьи. -М.: Изд-во Московского ун-та, 1987. - С. 148. мнению Лансона, история литературы имеет целью характеристики отдельных писателей, и ориентирована на творческую индивидуальность каждого из них, он считает необходимым элементом литературоведческого исследования выявление источников произведения, а также тех предшественников изучаемого автора, которые оказали на него наибольшее влияние: «Самый оригинальный писатель все же в значительной мере -осадок предшествующих поколений и преемник современных движений: он на три четверти состоит из элементов, которые ему лично не присущи.»4. При этом Лансон предостерегает от чрезмерного преувеличения роли замеченных параллелей, аналогий или признаков влияния одного писателя на другого5. Само понятие «источники» он трактует очень широко: «Как было создано произведение? Из каких материалов? Это узнается путем изучения источников, это слово надо понимать в широком смысле: необходимо принимать во внимание не только явное подражание или грубую подделку, но и все отпечатки, все следы устной и книжной традиции, вплоть до самых тонких признаков внушения или окраски, которые могут быть уловлены»6. По мнению Лансона, к этому методу в той или иной форме прибегали такие исследователи, как Альфред и Морис Круазье, Гастон Буасье, Гастон Парис.

На русский язык «Метод в истории литературы» был переведен М. О. Гершезоном, что было одним из признаков растущего интереса русских ученых к проблеме литературного влияния и, как следствие, теории источников. Одними из первых на эту проблему обратили внимание представители культурно-исторической школы в лице А. Н. Веселовского, А. Н. Пыпина, Н. С. Тихонравова, Н. П. Дашкевича. Эти ученые занимались преимущественно международными литературными связями и влияниями, основанными на сходстве культурно-исторических условий различных народов. Исследование источников в рамках компаративизма носило

4 Лансон Г. Метод в истории литературы, перев. и послесловие М. Гершензона,- М.: Изд-во «Мир», 1911.-С. 9.

5 Там же. С. 33.

6 Там же. С. 26. характер вспомогательного метода для изучения происхождения сюжетов, мотивов, образов, жанров, присущих одновременно нескольким национальным литературам. В плоскость индивидуального творчества теорию влияний и заимствований перенесли сторонники психологического метода, объяснявшие факты сознательного или неосознанного заимствования сюжетов, мотивов или даже отдельных выражений «духовным родством художников, внутренней однозвучностью их индивидуальных переживаний»7. Подобное родство П. Н. Сакулин называл «конгениальностью»8 писателей, считая его достаточным основанием, чтобы проводить параллели между творчеством различных писателей и находить в произведениях более поздних авторов реминисценции из текстов их предшественников.

Литературоведческая практика представителей «психологизма» вызывала активную критику, которая была созвучна обвинениям в филологизме, выдвинутым Унгером в адрес слишком рьяных сторонников текстологического анализа: «Метод их анализа был текстологическим, но текстологизм почти всегда вырождался в буквализм. Совершенно игнорируя культурное окружение, эти исследователи ограничивались отыскиванием сходных выражений и отдельных слов. Стоило Лермонтову назвать луну «красной», и Родзевич9 победоносно отмечал здесь влияние В. Гюго, употреблявшего тот же эпитет. Они не представляли себе, что раз этот эпитет пришел в голову В. Гюго, он столь же легко мог прийти в голову Лермонтову. Они не пытались дифференцировать типы влияний, отделить здесь зерна серьезных воздействий от плевел случайных и мелких реминисценций»10. «Такое, как у Родзевича, механическое сопоставление

7 Цейтлин А. Г. Влияния литературные // Литературная энциклопедия. Т. 2. -М.: Изд-во Ком. Акад., 1929. -Стб. 255.

8 Сакулин П. Н. В. Ф, Одоевский - М.: Издание М. и С. Сабашниковых, 1913. Т. I, ч. II.

9 Родзевич С. И. Лермонтов как романист. - Киев: Н.Я. Оглоблин, 1914.

10 Литературная энциклопедия. Т. 2. - Стб. 270. отдельных строк . отличается полным непониманием творческого процесса как единого и органического»11

Более системный характер приняли исследования по изучению реминисценций, заимствований и других форм межтекстового взаимодействия у формалистов. Например, в 1920-х гг. вопросом межтекстовых связей («схождений») занимался Б.В. Томашевский, выступая при этом против механического выискивания параллелей и заимствований, которое напоминает «некий вид литературного коллекционерства». Он утверждал, что необходимо дифференцировать разные типы текстового схождения, отделив «сознательную цитацию, намек, ссылку на творчество писателя» от «бессознательного воспроизведения литературного шаблона» и «случайного совпадения»12.

Работы русских формалистов, вместе с металингвистическими теориями М. М. Бахтина, подготовили появление теории интертекстуальности, сформулированной Ю. Кристевой в 1960-х и дополненной впоследствии Р. Бартом, Ж. Деррида и другими представителями постструктуралистской критики. В определении интертекста, данном Бартом, звучит критика теории источников, сохранявшей свою популярность в литературоведении первой половины XX века: «Как необходимое предварительное условие для любого текста, интертекстуальность не может быть сведена к проблеме источников и влияний; она представляет собой общее поле анонимных формул, происхождение которых редко можно обнаружить, бессознательных или автоматических цитаций, даваемых без кавычек»13.

11 Локс К, Проза Лермонтова // Литературная учеба, 1938, 8. - С. 19.

12 Томашевский Б.В. Пушкин - читатель французских поэтов // Пушкинский сборник памяти С.А. Венгерова.-М.( 1923.-С. 211-213.

13 Цит. по изд.: Ильин И. П. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. - М: Инграда, 1996. -С. 226.

В отличие от теории источников, механически фиксирующих присутствующие в произведении фрагменты других текстов в виде цитат, аллюзий и реминисценций, теория интертекстуальности раскрывает динамическое взаимодействие в тексте различных культурных кодов. При этом происхождение этих кодов и восстановление источника, из которого они попали в данный текст, не играет роли для анализа интертекста: дискурсы, в результате взаимодействия которых и образуется сам текст, многообразны и бесконечны, и принадлежат уже не какому-то конкретному автору или эпохе, но самой культуре: «.индивидуальный текст.служит одним из входов в разветвленную систему с множеством подобных ходов; воспользоваться этим входом значит увидеть .целую перспективу (обрывки чьих-то речей, голоса, доносящиеся из недр других текстов и других кодов) с убегающим, отступающим, таинственно распахнутым горизонтом»14.

На первый взгляд кажется, что интертекстуальность, стремительно завоевавшая место ключевого понятия постмодернистской культуры, вытеснила теорию источников, которая не могла обеспечить объяснения динамической природы взаимодействия объектов искусства, отражая лишь некоторые аспекты генезиса литературного произведения. Многие литературоведы стали активно использовать понятие «интертекстуальности» применительно к текстам, написанным в эпоху Возрождения или Средневековья15. Однако постмодернистская поэтика

14 Барт P. S/Z. - Москва, 2001. - С. 39.

15 Начало этой практике положил сама Кристева, проиллюстрировав теорию интертекста примерами из средневекового романа Ангуана де ла Саля «Жан де Сантрэ». Другие работы, в которых теория интертекстуальности применяется к произведениям эпохи Средневековья или Возрождения, в том числе к текстам Милтона: Hillman, R. Intertextuality and Romance in Renaissance Drama. - New York, 1992. Felch, Susan M. The Intertextuality of Comus and Corinthians. Milton Quarterly 27 (1993): 59-70. Melbourne, Jane. Biblical Intertextuality in Samson Agonistes. Studies in English Literature 36 (1995): 111-27. Hollis, Hilda. "Without Charity: An Intertcxtual Study of Milton's Comus." Milton Studies 34 (1997): 159-78. Wood, Derek N. C. "Intertextuality, Indirection, and Indetcrminancy in Milton's Samson Agonistes." English Studies in Canada 18 (1992): 261-72. слишком активно использовала эту концепцию для описания любых семиотических процессов второй половины ХХ-начала XXI века (интертекстуальность воспринимается как способ существования литературы и одновременно доминанта постмодернистского сознания), в результате чего понятие интертекста слишком размывается и становится малопригодным для практического применения в литературоведении.

Если в рамках теории источников происхождение текста объясняется генетически, то есть через воздействие текстов-предшественников на более поздние произведения, то интертекстуальность подразумевает взаимодействие всех текстов, включая еще не написанные, а также влияние более поздних текстов на предшествующие. Еще одним существенным отличием теории источников от интертекстуальности является (в рамках последней) активное отрицание роли автора-субъекта и вообще индивидуального начала в художественном произведении. «Смерть автора» подразумевает также отказ от идеи литературной традиции, преемственности, влияния, что противоречит самой концепции художественного творчества в традиционалистской культуре, ориентированной на нормативность, каноничность. При анализе произведений, написанных в эпоху «готового» слова, выявление источников произведения, установление литературных связей, влияний, заимствований является одним из наиболее плодотворных методов, а в ряде случаев даже незаменимым.

Реабилитация теории источников во второй половине XX века идет по линии отказа от механической регистрации признаков взаимодействия текста с его предшественниками к дифференциации типов этого взаимодействия, намеченной еще в работах Б.В. Томашевского. Учеными осознается потребность в разграничении способов, при помощи которых автор более позднего текста указывает на связь с произведениями другого (или других) авторов. Позитивисты, которые использовали метод выявления источников наряду с поиском аналогий, не разработали собственного терминологического аппарата для обозначения видов отсылок к текстам-источникам, используя такие термины, как цитата, аллюзия, реминисценция, заимствование, подражание, стилизация, пародия, переработка, перевод, плагиат. Поскольку в нашем исследовании мы планируем использовать некоторые из этих терминов16, необходимо хотя бы кратко проследить их эволюцию и определить их значение и сферу употребления на данный момент.

Наибольшие сложности при разграничении типов отсылок к текстам-источникам возникают в связи с терминами «цитата», «аллюзия» и «реминисценция». Камнем преткновения здесь становится вопрос о степени осознанности заимствования и перенесения фрагментов текста-источника в текст-реципиент.

Одна из первых попыток разграничить эти формы межтекстовых отношений была предпринята советскими литературоведами в одиннадцатитомной Литературной энциклопедии, издававшейся в Москве с 1929 по 1939 гг. Термин «реминисценция» используется здесь «для обозначения моментов бессознательного подражания в творчестве поэта, отличаемого от заимствования - сознательного подражания»17, и соотносится с методами психологической школы. Бессознательный характер реминисценции подчеркивается и в определении, данном «Литературным энциклопедическим словарем»: «реминисценция - в художественном тексте. черты, наводящие на воспоминания о другом произведении. Р. - нередко невольное воспроизведение автором чужих образов или ритмико-синтаксических ходов. В отличие от заимствования и подражания, Р. бывают смутными и неуловимыми, напоминая творческую манеру, характерный комплекс мотивов и тем какого-либо автора. Часто

16 Отбор терминов для нашего исследования ограничен спецификой художественного творчества XVI-XVII века. Например, такие виды межгекстового взаимодействия, как пародия, стилизация, подражание, не могут быть использованы при изучении творчества Милтона, потому что оформляются и осознаются как самостоятельный прием несколько позже, в конце XVII - начале XVIII века (См. об этом: Weinbrot D. Н The Formal Strain. Studies in Augustan Imitation and Satire. -Ch.: The University of Chicago Press, 1969).

17 Литературная энциклопедия. Т. 9. -M: ОГИЗ РСФСР, Гос. ин-т. "Сов. Энцикл.", 1935. - Стб. 609. трудно уловить грань между осознанной установкой автора на заимствование чужого образа и его сознательной Р.»18

Таким образом, основным отличием реминисценции от аллюзии и цитаты является ее непроизвольный, неосознанный характер. Хотя эту особенность признают многие литературоведы19, в конце XX века поэтика реминисценций была переосмыслена под влиянием растущей популярности теории интертекста, что привело к смешению понятий и размыванию границ между понятиями реминисценции, цитаты, аллюзии.

Некоторые литературоведы склонны видеть выход из ситуации не в четком разграничении понятий и обозначаемых ими явлений, а в установлении между ними «родовых» отношений, объявляя цитату общим термином для обозначения трех видов отсылок: собственно цитаты,

20 аллюзии и реминисценции . Этой точки зрения придерживается и В. Е.

Хализев: «Наиболее распространенная форма реминисценции - цитата, точная или неточная; «закавыченная» или остающаяся неявной, 21 подтекстовой» . Н.Н. Фатеева, автор нескольких монографий по теории интертекста, считает, что реминисценция и аллюзия могут переходить друг в друга, являясь разновидностями интертекста . В статье молодого специалиста Д.С.Папкиной подведен неутешительный итог терминологических изысканий в этой области: «Граница между аллюзией и реминисценцией трудноустановима. Мы не проводим четкой границы между цитатой, аллюзией и реминисценцией, поскольку исследователи так и не пришли к единому мнению в разграничении данных явлений»23.

Хотя некоторые литературоведы предлагают объявить аллюзию и реминисценцию разновидностями цитаты, последняя слишком существенно отличается от других способов отсылки к текстам

18 Литературный энциклопедический словарь. - М.: Советская энциклопедия, 1987. - С. 322.

19 Например, см.: Владимирова Н. Г. Условность, созидающая мир. - В. Новгород, 2001. - С. 144. Хализев В. Е. Теория литературы. - М.: Высшая школа, 2005. - С. 267.

20 Введение в литературоведение // под ред. Л.В. Чернец. - М: Высшая школа, 2004. - С. 478.

21 Хализев Е.В. Теория литературы. - С. 267.

22 Фатеева Н.Н. Контрапункт интертекстуальности, или Интертекст в мире текстов. - М., 2000. - С. 122-129.

23 Папкина Д. С. Типы литературных аллюзий. - Вестник Новгородского Государственного университета, 2003, №25.-С. 78. источникам. Ее своеобразие заключается в способе оформления: в отличие от реминисценции, аллюзии и других форм межтекстового взаимодействия, цитата обычно четко маркирована - указанием в тексте-реципиенте названия источника, кавычками или другим графическим способом. Кроме того, цитата, как правило, сохраняет предикацию, которая была установлена в тексте- источнике, тогда как в аллюзии элементы претекста могут быть изолированными друг от друга, рассредоточенными и не представляющими целостного высказывания, или же данными в неявном виде, соответственно, исходная предикация не сохранится. «Наиболее чистой формой прямой цитации можно считать цитаты с точной атрибуцией и тождественным воспроизведением образца»24. Если цитата не оформлена как таковая в тексте-реципиенте, но дословно воспроизводит фрагмент текста-источника, можно говорить о скрытой, или неявной (имплицитной) цитате. Все остальные случаи, которые определяются как неточные цитаты, и воспроизводят фрагменты текста-источника в произвольном порядке, следует рассматривать как варианты аллюзии.

Термин «аллюзия» является самым востребованным в теории источников, однако в отечественной науке он трактуется очень ограниченно25. Аллюзия приравнивается к намеку, завуалированному напоминанию, при этом в качестве денотата (объекта, к которому относится ссылка), чаще всего фигурируют культурно-исторические объекты -политические события, известные общественные деятели. В современном западном литературоведении наблюдается противоположная тенденция -термин "allusion" относится в первую очередь к тем случаям, когда денотатом служит литературный текст или фигура писателя. Отдельно

24 Там же. С. 79.

25 Аллюзия - в художественной литературе, ораторской и разговорной речи - одна из стилистических фигур: намек на реальный политический, исторический или литературный факт, который предполагается общеизвестным. - Литературный энциклопедический словарь. С. 20. Хализев практически не использует это понятие, приравнивая его к варианту эзопова языка: «Аллюзии - намеки на реалии современной общественно-политической жизни, делаемые, как правило, в произведениях об историческом прошлом» (Хализев, 2005.-С. 286). следует упомянуть вид аллюзий, которые отсылают не к текстам, а к произведениям искусства, чаще всего живописи или музыки, и носят название интермедиальных.

В работах западных литературоведов под аллюзией подразумевается достаточно широкий спектр явлений, от скрытой или перефразированной цитаты до упоминания или косвенного указания на другого писателя26. Примером более категоричного понимания термина может служить работа Джона Манро, собравшего все аллюзии на Шекспира и его творчество в произведениях различных авторов XVII века27. У Милтона было обнаружено всего три шекспировских аллюзии: в эпитафии великому поэту и драматургу ("On Shakespeare", 1630), в поэме "L' Allegro " ("sweetest Shakespear fancies childe", 1. 133), и, с оговоркой, в латинской элегии I, где, очевидно, упоминается «Ромео и Джульетта» (11. 41-42). Таким образом, составитель не рассматривает скрытые цитаты и заимствования из Шекспира, которых немало в ранних стихах Милтона, как аллюзии. Зато другой исследователь, историк литературы Р.С. Форсайт, включает в число аллюзий и те случаи, которые скорее являются примерами бессознательного заимствования или повторения, то есть реминисценциями. В качестве иллюстрации он выбирает песню Кристофера

Марло «Страстный пастух - своей возлюбленной» (The Passionate

28

Shepherd) . Форсайт насчитывает в творчестве Марло не менее двух десятков аллюзий на это стихотворение, особенно его первые строки «Come live with те and be ту love, // And we will all the pleasures prove.». В качестве примеров аллюзий критиком приводятся все реплики, содержащие приглашение, а также фразы, которые вряд ли можно объяснить чем-то большим, чем простое совпадение: "Disdains Zenocrate to live with me?" (Tamburlaine the Great, Part I, I, ii, 82), ". that I may live and die with

26 Perri C. On Alluding. - Poetics, 1973, 7/3. - P. 290.

27 John Munro, ed., The Shakespeare Allusion Book: A Collection of Allusions to Shakespeare from 1591 to 1700,2 volumes (London: Chatto & Windus, 1909).

28 Forsythe R.S. The Passionate Shepherd and English Poetry. - PMLA, 40 (1925).

Tamburlaine!" (Ibid, III, ii, 24), "Ganymede, if thou shalt be my love" (Dido, Queen of Carthage, I, i, 48)29.

Эволюцию термина «аллюзия» в западноевропейской словесности исчерпывающе осветил Хэролд Блум в своей работе «Карта Перечитывания» (The Map of Misreading, 1975): «Английское слово "allusion" первоначально использовалось в значении иллюзия30, затем, в эпоху Возрождения, - для обозначения каламбура или вообще игры слов. Во времена Бэкона оно обозначало уже всякое символическое сходство,

31 будь то аллегория, притча или метафора . Четвертое значение, которое единственно правильно и современно по сей день, возникает в самом начале XVII века и включает в себя всякую подразумеваемую непрямую или скрытую ссылку. Пятое значение, пока неправильное, но стремящееся утвердиться в наши дни, уравнивает аллюзию и прямую открытую ссылку»32.

В нашем исследовании мы планируем использовать термин «аллюзия» в тех случаях, когда речь идет именно о непрямой ссылке, то есть не дословном воспроизведении фрагментов текста-источника с отчетливо выраженной возможностью идентификации самого источника и связанных с ним коннотаций. В тех случаях, когда исходный контекст воспроизводимого фрагмента не связан со смыслом и идеей текста-реципиента, а само заимствование осуществляется, очевидно, неосознанно, как проявление ритмической или образной памяти, мы будем говорить о реминисценциях. Они встречаются в произведениях Милтона значительно реже, чем аллюзии.

Многие критики отмечают сознательное стремление Милтона вступить в диалог с предшествующей поэтической традицией, что

29 Comparative Literature, 22 (1970), 1-2. - P. 174.

30 Очевидно, Блум в своем предположении опирается на латинский корень слова "lud -" в значении «играть, забавляться, насмехаться, породивший как «alludo» - «играть, шутить», так и «illudo» - «обманывать, вводить в заблуждение».

31 В качестве примера Блум приводит трактат Бэкона «О достоинстве и преумножении наук», в котором вся поэзия разделяется на эпическую, драматическую и параболическую (allusive).

32 Блум X. Карта перечитывания. - Екатеринбург: Изд-во Уральского ун-та, 1998. - С. 241. выражается в повышенной аллюзивности его произведений. Разнообразие использованных Милтоном источников требовало от читателя его стихотворений огромной эрудиции и превосходного знания античных авторов, текста Священного писания, произведений ренессансных поэтов и ученых: «Важнейшей особенностью милтоновского стиля является его аллюзивность. В его распоряжении находятся все сокровища поэзии и книжного знания. Он предполагает, что это все доступно также его читателю, поэтому он насыщает каждую строчку своих стихов отголосками мифологических, исторических, научных и литературных явлений»33. Хэнфорд34 подчеркивает, что Милтон не просто включает в> свои произведения аллюзии, но и прикладывает особые усилия, чтобы их выделить и донести до читателя35: «Милтон пишет не только как знаток литературы, но и как ученый, ожидающий найти в своем читателе любовь к знаниям, равную его собственной. Даже отголоски фраз античных авторов следует рассматривать не просто как заимствования, намеренные или случайные, но как аллюзии, которые после узнавания обогащают произведение коннотациями их оригинального источника»36. О роли аллюзий в творчестве Милтона пишет также Дж. Б. Лишман, исследователь его ранней лирики: "Для Милтона античные и мифологические аллюзии, отсылающие ко всей античной и западноевропейской традиции, не были просто декоративным элементом, но соответствовали его представлению о поэзии как о чем-то возвышенном и сложном, требующим мастерства и эрудиции"37. Недостатком монографии Лишмана является неразличение сознательных и неосознанных заимствований в поэзии Милтона: «Он

33 Hanford J. P. A Milton Handbook. - New York: F.T. Croft, 1929. - P. 239.

34 Автор наиболее авторитетных и исчерпывающих исследований творчества Милтона, в том числе и по проблемам источников отдельных произведений: Hanford J.H. The Pastoral Elegy and Milton's Lycidas. -PMLA 25 (1910). - PP. 403-47, Hanford J.H. The Arrangement and Dates of Milton's Sonnets. - MP, 18 (1921) -pp. 475-83, Hanford J.H. The Chronology ofMilton's Private Studies. -PMLA, 36(1921). -pp. 251-314. Hanford J. H. John Milton, Englishman. - New York: Crown, 1949.

35 Об этом же: Leishman J. В. Milton's Minor Poems. -Oxford:Hutchinson, 1969. - P. 37. Potter L. A Preface to Milton. - Lnd.: Longman, 1971. - P. 76.

36 Hanford J. P. A Milton Handbook. - New York: F.T. Croft, 1929. - P. 239.

37 Leishman J. B. Milton's Minor Poems. - Oxford: Hutchinson, 1969. - P. 37. всегда был готов присвоить, осознанно или нет, то, что могло показаться ему хорошей фразой, как из английской поэзии и творчества поэтов масштаба Шекспира и Спенсера, так и из произведений тех авторов, имена которых сегодня известны только некоторым ученым»38.

Самое глубокое исследование аллюзивности как свойства произведений Милтона принадлежит Хэролду Блуму. Он неоднократно подчеркивает, что аллюзия служит для Милтона способом дистанцироваться от предшествующей поэтической традиции, получив от нее импульс к дальнейшему развитию по собственному, индивидуальному пути: «Обдумав стиль Милтона, читатель легко признает, что отличительной характеристикой его оказывается плотность аллюзии. У аллюзивности Милтона особое оформление, призванное усилить и качество, и степень его изобретательности. Его управление аллюзией - это

39 высокоиндивидуальная и оригинальная защита от поэтической традиции» .

Как следует из приведенных примеров, значение межтекстового взаимодействия произведений Милтона и его предшественников давно осознано литературоведами, но до сих пор эта проблема не получила разностороннего освещения в работах западных или отечественных ученых. Большая часть исследований по этому вопросу сводится к составлению комментариев, отражающих спектр основных источников Милтона, но не обеспечивающих методологическую базу для их анализа40. В данной диссертационной работе предпринята попытка свести воедино результаты различных исследований по проблеме источников ранней лирики Милтона, используя при этом современные методики текстологического анализа и достижения корпусной лингвистики.

Структура диссертации отражает ход исследования. Работа состоит из введения, трех глав и заключения. Во введении дан краткий обзор

Заключение научной работыдиссертация на тему "Ранняя лирика Милтона: проблема источников"

V. Заключение.

Заявленная в теме данной диссертации источники ранней лирики Милтона рассматриваются нами на нескольких уровнях - идейном, образном, жанровом, стилистическом. Как показывает исследование, иерархия источников по степени их важности для молодого поэта может меняться в зависимости от этапа его творческой эволюции, хотя определенные тексты и авторы оказывают на Милтона огромное влияние на протяжении всего поэтического пути, и служат источником неиссякаемого вдохновения (это относится, в первую очередь, к Библии, а также к творчеству Шекспира и Спенсера, влияние которых ощущается во всех поэтических произведениях Милтона от его первого английского стихотворения «На смерть прекрасного ребенка.» до «Потерянного рая»).

Первый по значимости уровень, на котором отчетливо видно взаимодействие милтоновских текстов с предшествующей традицией -идейный. Поскольку Милтон, бесспорно, религиозный поэт, с юных лет стремившийся к стезе певца-пророка, абсолютным приоритетом в его системе ценностей обладает Священное Писание, главный источник христианских мотивов в его поэзии. Некоторые теологические идеи, отразившиеся, например, в «Рождественской оде», Милтон черпает у средневековых и ренессансных богословов, поэтому в число источников его ранней лирики следует включить также труды Псевдо-Дионисия Ареопагита, Климента Александрийского, Василия Великого. Отдельно надо отметить такую важную составляющую милтоновского мировоззрения, как философия ренессансного неоплатонизма, отголоски которой ощущаются во многих ранних стихотворениях Милтона («Рождественская ода», «К высокой музыке», «На смерть прекрасного ребенка», "II Penseroso" и другие стихи, написанные в 1630-х). Идеи христианского неоплатонизма Милтон черпал непосредственно у философов, с трудами которых был хорошо знаком (Псевдо-Дионисий Ареопагит, Марсилио Фичино), однако еще большее влияние они оказали на Милтона в поэтической форме - например, в творчестве Данте и Спенсера, у которых Милтон заимствовал немало идей, касающихся, в частности, иерархического устройства Вселенной, музыки небесных сфер, концепции прекрасного.

В качестве еще одного важнейшего источника, повлиявшего на мировоззрение Милтона и отразившегося в его ранних произведениях, следует упомянуть философию Платона, на которого Милтон прямо или косвенно ссылается в стихотворениях « К высокой музыке», "II Penseroso", пьесе-маске «Комос».

Анализ источников милтоновских образов и мотивов составляет основной материал данной работы, поэтому в заключении мы можем лишь кратко резюмировать: наибольшее количество различных источников использовано именно на этом уровне. Основные образы, возникающие в стихотворениях Милтона, будь то жаворонок из "L' Allegro" или пастух в «Люсидасе», как правило, восходят к целому ряду других произведений, что Милтон нередко подчеркивает включением в свой текст дополнительных отсылок и указателей на источник. Например, когда в тексте "L'Allegro" упоминается Бен Джонсон (1. 132), это позволяет нам идентифицировать многие фигуры и образы в поэме как заимствованные из пьес-масок этого автора.

Помимо основных источников милтоновской образности -библейских стихов, античной поэзии и мифологии, творчества Шекспира, Спенсера, Джонсона, - у каждого стихотворения Милтона есть свой круг претекстов: у «Рождественской оды» это многочисленные стихотворения, посвященные Рождеству и образующие собственную традицию в религиозной поэзии XVI-XVII века; «На смерть прекрасного ребенка» и «Эпитафия маркизе Уинчестер», тесно связаны с эпитафиями в христианском духе, которые были весьма популярны в эпоху Возрождения; для понимания поэм-близнецов необходимо знать ренессансную концепцию меланхолии, отраженную в различных источниках от медицинских («Трактат о Меланхолии» Брайта) до литературных (Шекспир, Чэпмен).

Включая в текст своих произведений «чужие», взятые у других писателей образы, Милтон расширяет художественное пространство своих стихотворений, за счет ассоциаций с текстами-источниками создает дополнительные оттенки смысла, обогащает варианты интерпретации произведения теми коннотациями, которые есть у воспроизводимого элемента в тексте-источнике.

Этот прием - заимствование и переработка чужих образов - был весьма распространенным в поэзии той эпохи, однако Милтон пользуется им с непревзойденным мастерством. Ни один из заимствованных им образов не кажется таковым в тексте его произведений, превращаясь в органичный и незаменимый элемент его собственного стихотворения, однако сохраняет неявную связь со своим источником, которая, будучи раскрыта читателем, открывает новые возможности интерпретации милтоновского текста. Примером может служить упоминание феи Мэб, которая появляется в "L' Allegro" как полноправный представитель английского фольклора (11. 112-113), однако в сочетании с именем Шекспира не может не напоминать читателю о другом контексте, в котором возникает ее образ (монолог Меркуцио в «Ромео и Джульетте»). Активизация отсылки к шекспировской трагедии во-первых, нарушает несколько искусственную атмосферу пасторальной безмятежности в "L' Allegro", во-вторых, показывает, что реальность, в которой существует сам герой поэмы (Аллегро), представляет собой коллаж из литературных образов других авторов (это способ Милтона неявно продемонстрировать свое предпочтение миру Аллегро мир Пенсерозо, который стремится уйти от обманчивой видимости в сферу высших идей).

Взаимодействие милтоновских произведений с текстами-источниками на жанровом уровне может содержать обманчивую перспективу, как в случае с «Рождественской одой» Милтона. Собственно, одой ее стали называть позднейшие издатели и критики - очевидно, благодаря строке из самого стихотворения "О run, prevent them with thy humble ode.", (On the Morning of Christ's Nativity, 1. 24). Для поэта это стихотворение - в первую очередь гимн (так он называет вторую его часть), то есть жанр соотносится не столько с хвалебной, сколько с литургической функцией. Кроме того, жанровое определение «гимн» подчеркивает, что «Рождественская ода» ближе к неоплатоническим «Четырем Гимнам» Спенсера, чем к «рождественским песням» (carols), популярному у многих поэтов XVI-XVII вв. жанру.

Похожая ситуация возникает в связи с «Люсидасом», который по структуре и образной системе очень близок античным пасторальным элегиям, то есть в число источников неизбежно попадают Феокрит, Вергилий, Бион и вся традиция траурных элегий вплоть до начала XVII в. (включая Кастильоне, Саннадзаро, Спенсера). Однако уточнение жанра в подзаголовке ("monody") должно подготовить читателя к тому, что в произведении присутствует драматическое начало, и смена голосов внутри текста носит не статичный характер пасторального клише, но влечет за собой диалог между носителями разных мировоззрений - языческого и христианского (в результате чего в число ключевых источников попадает также Библия).

Как было сказано выше, у каждого из милтоновских текстов образуется свой круг источников, которые далеко не всегда сохраняют свою значимость для последующего этапа в творчестве Милтона. Например, перевод «Божественной недели» Дю Бартаса Джошуа Силвестром и его торжественно-возвышенный стиль оказал огромное влияние на юного Милтона, что особенно заметно в его поэтических переложениях псалмов, сделанных поэтом в возрасте пятнадцати лет, и в «Рождественской оде». В последующих произведениях Милтона это влияние утрачивает свою интенсивность - хотя в них можно встретить отдельные реминисценции из Силвестра, они нередко носят случайный характер и не перерастают в такую напряженную аллюзивную связь, которая сохраняется, например, между произведениями Спенсера и Милтона с самых ранних его текстов до «Потерянного рая». То же можно сказать о произведениях поэтов спенсеровской школы (Джайлс и Финеас Флетчеры, Дрейтон), у которых молодой Милтон заимствовал от случая к случаю яркий образ или красочную деталь, однако не стремился сделать эти заимствования систематическими и постепенно освобождался от их влияния.

Это наблюдение позволяет сделать вывод о разделении источников ранней лирики Милтона на две основные группы - ключевые и второстепенные. К первым следует отнести те тексты или художественные объекты, на которые Милтон в разных видах намеренно ссылается в большинстве своих произведений - это Библия, античная мифология и литература, творчество Шекспира, Спенсера, в меньшей степени Джонсона. Второстепенными можно назвать те источники, отсылки к которым носят единичный или случайный характер и не влияют существенно на смысл произведения-реципиента - например, «меланхолические» стихотворения Николаса Бретона и Джона Доулэнда, отголоски которых можно обнаружить в "II Penseroso", или многочисленные цветочные каталоги у различных ренессансных поэтов, которые лишь варьируют аналогичный спенсеровский мотив.

Следует отметить, что иерархия самых значимых источников не является неизменной для всех этапов творческой эволюции Милтона, и зависит от тематики и образной системы каждого конкретного произведения: например, в поэме-диптихе практически отсутствуют библейские аллюзии, а в «Люсидасе» почти нет отсылок к творчеству Бена Джонсона, без которых невозможно представить другие ранние произведения Милтона.

Для того, чтобы подчеркнуть факт заимствования из другого текста или, напротив, сделать его менее заметным, Милтон прибегает к различным способам оформлении отсылок - цитате, непрямой ссылке (аллюзии); нам встретилось также несколько примеров реминисценции, когда заимствование носит неосознанный, стихийный характер, и по контексту не связано с текстом-получателем. Примером реминисценции может служить отголосок эклоги II Вергилия: "Вашей, о лавры, листвы я нарву и соседнего мирта." (II, 54, пер. А Шерина) в строках из "Люсидаса" ".0 ye Laurels, and once more // Ye Myrtles brown." (11. 1-2). В тексте-источнике лавр и мирт входят в перечень традиционных любовных даров страдающего от неразделенной страсти Коридона:

Мальчик прекрасный, приди! .

Бледных плодов для тебя нарву я с пуховым налетом,

Также каштанов, моей излюбленных Амариллидой.

Слив восковых прибавлю я к ним, - и сливы уважу!

Лавр, тебя я сорву, вас, мирты, свяжу с ним теснее.

II, 45, 51-54. Пер. С. Шервинского).

Выраженное у Вергилия чувственное начало не находит своего развития в милтоновских строках, в которых лавр и мирт символизируют поэтическое творчество, поэтому знание контекста этой отсылки не способствует пониманию основной идеи текста-реципиента («Люсидаса»), а сама отсылка носит случайный, неосознанный характер.

В числе других способов отсылки к тексту-источнику Милтон иногда использует открытую цитату (например, к изданию его стихотворений 1645 г. в качестве эпиграфа была использована цитата из эклоги Вергилия "Baccare frontem // Cingite, ne vati noceat lingua futuro" (VII, 27-28). В ранней лирике также можно встретить имплицитные или перефразированные цитаты, например, перевод вергилиевской строчки «neget quis carmina Gallo?» ("Кто Галлу в песнях откажет?" V, 2. Пер. С. Шервинского) "Who would not sing for Lycidas?» (Lycidas, 1. 10). Но самым распространенным видом отсылки в поэзии Милтона является аллюзия.

В ранней лирике Милтона представлены аллюзии с различными денотатами: библейские, мифологические, литературные, политические например, в обличительной речи апостола Петра в «Люсидасе»), даже географические. В более поздних стихотворениях, например, в сонетах, встречаются также исторические аллюзии. Милтон пользуется этим приемом настолько виртуозно, что ему удается одной отсылкой создать двойную перспективу интерпретации. Примером такой двойной аллюзии в творчестве Милтона может служить первая строка его элегии «Люсидас» "Yet once more, О ye Laurels, and once more.", отсылающая читателя и к античным пасторалям, в которых лавр символизирует служение Аполлону, то есть намекает на предстоящую автору поэтическую миссию, и к библейским стихам, контекст которых связан с выраженной в элегии идеей спасения в христианском понимании: "For thus says the Lord of hosts: Once more I will shake heaven and earth" (Haggai 2, 6). ".He has promised, saying, "Yet once more I shake not only the Earth, but also heaven.". (Hebrews 12, 26).

Отдельно следует упомянуть интермедиальные аллюзии, которые позволяют включить в перечень источников Милтона, наряду с литературными текстами, музыкальные и живописные произведения. Это особенно актуально для таких произведений, как «Рождественская ода», связанная с западноевропейской иконографией Рождества, и поэма-диптих "L'Allegro" и "II Penseroso", в число источников которой входят ренессансные сборники эмблем, а также идущая от Дюрера живописная традиция изображения Меланхолии.

Проведенный в данной диссертационной работе анализ ранних произведений Милтона показал, насколько широк и разнообразен спектр его источников, выявив среди них наиболее значимые. Сделанные выводы позволяют классифицировать уровни и виды межтекстового взаимодействия и определить характер взаимоотношения Милтона с предшествующей литературной традицией. Полученные в ходе работы результаты могут быть использованы для изучения других аспектов ранней лирики Милтона, а также дальнейшего исследования проблемы источников на материале более масштабных произведений поэта - «Потерянного рая», «Самсона-борца».

Список научной литературыМоськина, Оксана Васильевна, диссертация по теме "Литература народов стран зарубежья (с указанием конкретной литературы)"

1. Милтон Дж. Потерянный рай. Стихотворения. Самсон-борец. - М.: Художественная литература, 1976. - 572 с.

2. Милтон Дж. Потерянный рай. Возвращенный рай. Другие поэтические произведения. М.: Наука, 2006. - 860 с.

3. John Milton. Areopagitica and Other Prose Works. N.Y.: J.M. Dent, 1941.-320 p.

4. John Milton. The Complete English Poems, Of Education, Areopagitica // ed. by Campbell Gordon. L.: J. M. Dent & Sons, 1990. - 620 p.

5. The Complete Poetical Works of John Milton // ed. by Moody W.V. -Boston: Houghton, Mifflin and Company, 1899. 823 p.

6. John Milton: Complete Poems and Major Prose. // ed. by Hughes Merritt Y. Indianapolis: The Odyssey Press, 1957. - 645 p.

7. John Milton: The Complete Poems // ed. by Leonard J. -Harmondsworth, Middlesex: Penguin Books, 1998. 786 p.

8. The Poems of John Milton // ed. by Carey J. and Fowler A. L.: Longmans, 1968. - 761 p.

9. Poems of Mr. John Milton // ed. by Brooks C. and Hardy J. E. L.: Dennis Dobson, 1957. - 452 p.

10. The Portable Milton. / Ed. by Bush Douglas. N.Y.: Penguin, 1955. -845 p.

11. The Works of John Milton. 18 vols. // ed. by Patterson Frank Allen. -N.Y: Columbia University Press, 1931-38.

12. Павлова Т.А. Милтон. M.: Росспэн, 1997. - 480 с.

13. Самарин Р. М. Творчество Джона Милтона. М.: Изд-во МГУ, 1964. -485 с.

14. М.Чамеев А.А. Джон Милтон и его поэма "Потерянный рай". -Ленинград: Изд-во ЛГУ, 1986.- 128 с.

15. Чернозёмова Е.Н. "Потерянный рай" Джона Милтона. Комментарии. Планы. Разработки // Anglistica. Вып. V. М., 1997. -С. 61-81.

16. Alpers Paul. Lycidas and Modern Criticism.// English Literary History, 1982, 49.-p. 468-496.

17. Arthos John. Milton and the Italian cities. L.: Bowes, 1968. - 224 p.

18. Baier Lee. Sin and Repentance in Lycidas. // Philological Quarterly, 1988, 67.-pp. 291-302.

19. Baker Stewart A. Milton's Uncouth Swain. // Milton Studies, 1971,3.-pp. 35-53.

20. Bowra, С. M. From Virgil to Milton. L.: MacMillan, 194. - 246 p.

21. Bourdette Robert E., Jr. Mourning Lycidas: The Poem of the Mind in the Act of Finding What Will Suffice // Essays in Literature, 1984, 11. pp. 11-20.

22. Bradford R. The Complete Critical Guide to Milton. L.: Routledge, 2001. -215 p.

23. The Cambridge Companion to Milton. // ed. by Danielson Dennis. -Cambridge: Cambridge University Press, 1989. 320 p.

24. Campbell Gordon. A Milton Chronology. New York: Macmillan St. Martin's, 1997. -255 p.

25. Campbell Gordon. Shakespeare and the Youth of Milton. // Milton Quarterly, 1999, 33. pp. 95-105.

26. Chaplin Gregory. 'One Flesh, One Heart, One Soul': Renaissance Friendship and Miltonic Marriage.// Modern Philology, 2001, 99. pp. 266-92.

27. Carey John. Milton. L.: Evans, 1976. - 150 p.

28. Clark D. L. John Milton at St. Paul's School. A Study of Ancieny Rhetoric in Englesh Renaissance Education. N.Y.: Columbia University Press, 1948 - 269 p.

29. A Companion to Milton // ed. by N. Corns Thomas. -Oxford: Basil Blackwell Publishers, 2001. 447 p.

30. Corns Thomas N. Milton's Language. Oxford: Blackwell, 1990. - 341 P

31. Corse Sandra. Old Music and New in 'L'llegro' and 'II Penseroso.'// Milton Quarterly, 1980, 14.-pp. 109-13.

32. Cox Gerard H. Unbinding 'The Hidden Soul of Harmony': 'L'Allegro, II Penseroso, and the Hermetic Tradition.// Milton Studies, 1983, 18. pp. 45-62.

33. Cullen Patrick, Imitation and Metamorphosis: The Golden-Age Eclogue in Spenser, Milton, and Marvell // PMLA, 1969, 84. pp. 559-570.

34. Daiches David. Milton. Hutchinson: Hutchison University Library, London, 1968.-204 p.

35. Demaray John G. Milton and the Masque Tradition: The Early Poems, Arcades, & Comus. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1968. - 188 p.

36. Diekhoff John S. Milton on Himself, Milton's utterances upon himself and his Works. L.: Cohen & West, 1965. - 307 p.

37. Dietz Michael. 'Thus Sang the Uncouth Swain': Pastoral, Prophecy, and Historicism in 'Lycidas. // Milton Studies, 1997, 35. pp. 42-72.

38. Doherty M. J. Salvation History, Poetic Form, and the Logic of Time in Milton's Nativity Ode. // Milton Studies, 1989, 25. pp. 21-42.

39. Don Cameron A. The Harmonious Vision. Studies in Milton's Poetry. -Baltimore: John Hopkins Press, 1970. 259 p.

40. The Early Lives of John Milton // ed. Darbishire Helen. London: Constable, 1932. - 352 p.

41. Ellrodt Robert. Milton's Unchanging Mind and the Early Poems.// Milton Quarterly, 1988, 22. pp. 59-62.

42. Evans J. Martin. The Miltonic Moment. Lexington, KY: University Press of Kentucky, 1998. - 297 p.

43. Felch Susan M. The Intertextuality of Comus and Corinthians.// Milton Quarterly, 1993, 27. pp. 59-70.

44. Finch Casey and Peter Bowen. The Solitary Companionship of L'Allegro and И Penseroso. // Milton Studies, 1990, 26. pp. 3-24.

45. Fish Stanley. Lycidas: A Poem Finally Anonymous. In: Milton's Lycidas: The Tradition and the Poem. // ed. C. A. Patrides. - Columbia : University of Missouri Press, 1983. - pp. 319-340.

46. Fish S. How Milton Works. L.: Harvard University Press, 2001. 616 p.

47. Fletcher, Harris. Milton's Semitic Studies. Chicago: University of Chicago Press, 1926.

48. Fletcher, Harris. Milton's Rabbinical Readings. Urbana: University of Illinois Press, 1930.

49. Flom C. A Concordance to Paradise Lost. Hildesheim: Olms, 1992. -534 p.

50. Fowler Alastair. To Shepherd's Ear': The Form of Milton's Lycidas. In: Silent Poetry // ed. by Fowler A. L,: Routledge &Kegan Paul, 1970.-p. 170-184.

51. Fraser Russell. Milton's Two Poets // Studies in English Literature, 1994, 34.-pp. 109-18.

52. Frye Northrop. Literature as Context: Milton's Lycidas. In: Milton's Lycidas: The Tradition and the Poem. // ed. C. A. Patrides. - Columbia : University ofMissouri Press, 1983. - pp. 204-215.

53. Georgia B. Ch. Milton and the Science of Saints. Princeton, N.J.: Princeton University Press, 1982. - 242 p.

54. Guillory John. Poetic Authority: Spenser, Milton, and Literary History. York: Columbia University Press, 1983. -241 p.

55. Hanford J.H. The Chronology of Milton's Private Studies. // PMLA,1921, 36.-pp. 251-314.

56. Hanford J. H. John Milton, Englishman. New York: Crown, 1949. -272 p.

57. Hanford J.H. John Milton, Poet and Humanist. Cleveland, Ohio: The Press of Western Reserve University, 1966. - 307 p.

58. Hanford J.H. A Milton Handbook. N.Y.: FS Crofts, 1929. - 321 p.

59. Hanford J.H. The Pastoral Elegy and Milton's Lycidas. // PMLA, 1910, 25.-pp. 403-47.

60. Hanson Elizabeth. To Smite Once and Yet Once More: The Transaction of Milton's Lycidas // Milton Studies, 1989, 25. pp. 69-88.

61. Hardy J. P. Reinterpretations. Essays on Poems by Milton, Pope and Johnson. L.: Routledge, 1971. - 182 p.

62. Havens Raymond Dexter. The Influence of Milton on English Poetry. New York: Russell, 1961.-p 462.

63. Hill Christopher. Milton and the English Revolution. L.: Faber, 1977. -541 p.

64. Hogan P. C. Joyce, Milton and the Theory of Influence. Gainesville, University Press of Florida, 1995. - 232 p.

65. Hollis Hilda. Without Charity: An Intertextual Study of Milton's Comus. // Milton Studies, 1997, 34. pp. 159-78.

66. Huckabay Calvin. John Milton: An Annotated Bibliography, 1968-1988. // ed. Paul J. Klemp. Pittsburgh: Duquesne University Press, 1996. -421 p.

67. Hughes Y. Merrit. Ten Perspectives on Milton. New Haven, CT: Yale University Press, 1965. -298 p.

68. Hunt Clay. Lycidas and the Italian Critics. New Haven, CT: Yale University Press, 1979. - 272 p.

69. Hutchinson F.E. Milton and the English Mind. L.: Hodder, 1946. - 197 p.

70. John Milton. Introductions. / Ed. By Broadbent J. L.: Cambridge: University Press, 1973.- 241 p.

71. Johnson Barbara A. Fiction and Grief: The Pastoral Idiom of Milton's Lycidas // Milton Quarterly, 1984, 18. pp. 69-76.

72. Judge Philip G., S.J. Hiding from the Sun: The Swain in Milton's Lycidas //Milton Quarterly, 1984, 21.-pp. 6-11.

73. Kermode, Frank. The Living Milton. L.: Routledge & Kegan Paul, I960. - 180 p.

74. Kermode Lloyd Edward. To the Shores of Life: Textual Recovery in Lycidas. // Milton Quarterly, 1997, 31. pp. 11-25.

75. Kilgour Maggie. Comus's Wood of Allusion.// University of Toronto Quarterly: A Canadian Journal of the Humanities, 1992, 61 pp. 316-33.

76. Largent Regina M. A Multilevel Celebration: Milton's Morning Hymn. // Milton Quarterly, 1988, 22. pp. 63-66.

77. Le Comte E. Dictionary ofMilton's Puns. -N.Y., 1965. 188 p.

78. Le Comte E. A Milton Dictionary. N. Y.: Philosophical Society, 1961. -358 p.

79. Leonard John. 'Trembling Ear': The Historical Moment of 'Lycidas.' // Journal of Medieval and Renaissance Studies, 1991, 21. pp. 59-81.

80. Lewalski Barbara K. The Life of John Milton. Oxford: Blackwell, 2000. - 398 p.

81. Lewalski Barbara Kiefer. Protestant Poetics and the Seventeenth-century Religious Lyric. Princeton, N.J.: Princeton University Press, 1979. -314 p.

82. Lieb Michael. Milton's 'Unexpressive Nuptial Song': A Reading of Lycidas.//Renaissance Papers, 1983.-pp. 15-26.

83. Lipking Lawrence. The Genius of the Shore: Lycidas, Adamastor, and the Poetics of Nationalism. // PMLA: Publications of the Modern Language Association of America, 1996, 111.-pp. 205-21.

84. Lawry S. Jon. The Shadow of Heaven. Matter and Stance in Milton's Poetry. Ithaca: Cornell University Press, 1968. - 302 p.

85. MacKellar, Walter. The Latin Poems of John Milton. New Haven: Yale University Press, 1930. - 219 p.

86. Madsen William G. From Shadowy Types to Truth: Studies in Milton's Symbolism. New Haven, Yale University Press, 1968. - 208 p.

87. Martz Louis L. Poet of Exile: A Study of Milton's Poetry. Westford, Mass.: Yale University Press, 1980. - 350 p.

88. Masson David. The Life of John Milton. 7 vols. L.: Macmillan, 1859-94.

89. McLoone George H. Lycidas: Hurled Bones and the Noble Mind of Reformed Congregations.// Milton Studies, 1990, 26. pp. 59-80.

90. Melbourne Jane. Biblical Intertextuality in Samson Agonistes. // Studies in English Literature, 1995, 36. pp. 111-27.

91. Miller David. From Delusion to Illumination: a Larger Structure for L'Allegro and И Penseroso. // PMLA, 1971, 86. pp. 32-39.

92. Miller David. John Milton: Poetry. Boston: Twaine Publishers, 1978. -317 p.

93. Milton Criticism. Selections from the Four Centuries // ed. J. Thorpe. -L.: Routledge, 1965. -380 p.

94. Milton's Lycidas. The Tradition and the Poem // ed. C.A. Patrides. -Columbia, 1983.-320 p.

95. Milton: Modern Essays in Criticism // ed. by Barker Arthur E. Oxford: Oxford University Press, 1965. - 280 pp.

96. Milton. Modern Judgments // ed. A. Rudrum. . Bristol: Macmillan, 1968.-230 p.

97. Milton Reconsidered. Essays in the Honour of Arthur E. Baker// ed. J. K. Franson. Salzburg: Institut fur Englische Sprache und Literatur, 1976. - 129 p.

98. Muir Kenneth. John Milton. L.: Longmans & Green, 1965. - 200 p.

99. Nicolson Marjorie Hope. John Milton. A Reader's Guide to His Poetry. -London, Thames and Hudson, 1964. 320 p.

100. Parker W. R. Milton: A Biography. 2 vols. L.: Oxford University Press, 1996.- 1539 p.

101. Patrides C. A. Milton and the Christian Tradition. Oxford, Clarendon P., 1966. - 228 p.

102. Pecheux Mother M. Christopher. The Dread Voice in Lycidas.// Milton Studies, 1976, 9.-pp. 221-41.

103. Philips Edward. The Life of Milton / ed. by Darbishire Helen. L.: Constable, 1932. - 304 p.

104. Postlethwaite Norman, and Gordon Campbell. Edward King, Milton's 'Lycidas': Poems and Documents. // Milton Quarterly, 1994, 28. -pp. 77-111.

105. Potter Louis. A Preface to Milton. L.: Longman, 1971. - 186 p.

106. Prince E. F. T. The Italian element in Milton's Verse. Oxford, Clarendon Press, 1954. - 188 pp

107. Rajan Balachandra. The Lofty Rhyme. Coral Gables: University of Miami Press, 1970.-183 p.

108. Reesing John. Milton's Poetic Art. A Mask, Lycidas, and Paradise Lost. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1968. - 208 p.

109. Re-membering Milton: Essays on the Texts and Traditions // ed. by Nyquist Mary and Ferguson Margaret W. N.Y.: Methuen, 1987. - 221 P

110. Revard Stella P. Milton and the Tangles of Neaera's Hair: The Making of the 1645 Poems. Columbia, MO: University of Missouri P, 1997.- 169 p.

111. Revard Stella P. Allegro and II Penseroso: Classical Tradition and RenaissanceMythography//PMLA, 1986, 101. -pp. 338-350.

112. Roberts Jeanne Addison. Anxiety and Influence: Milton, Ovid, and Shakespeare. // South Atlantic Review, 1988, 53. pp. 59-75.

113. Rudrum Alan. Milton: Comus and Shorter Poems. L.: Macmillan, 1967.- 110 p.

114. Silver Victoria. Lycidas1 and the Grammar of Revelation.// English Literary History, 1991, 58. -pp. 779-808.

115. Silver Victoria. Imperfect Sense: The Predicament of Milton's Irony. Princeton: Princeton University Press, 2001. 409 p.

116. Snyder Susan. Nature, History, and the Waters of Lycidas.// Huntington Library Quarterly, 1987, 50. pp. 323-35.

117. Tillyard, E. M. W. Milton. London: Chatto and Windus, 1930. 261 P

118. Tillyard E. M. W. The Miltonic Setting: Past and Present. Cambridge: Cambridge University Press, 1938. 208 p.

119. Tillyard E.M. W. The Metaphisicals and Milton. London, 1956. -112 p.

120. Tuve Rosemond. Images and Themes in Five Poems by Milton. -Chicago: The University of Chicago Press, 1972. 436 p.

121. A Variorum Commentary on the Poems of John Milton. Vol. I: The Latin and Greek Poems and the Italian Poems // ed. Hughes, Merritt Y. -1979.-404 pp.

122. Watterson William Collins. 'Once More, О ye Laurels': Lycidas and the Psychology of Pastoral // Milton Quarterly, 1993, 27. pp. 48-57.

123. Wilson A. N. The life of John Milton. L.: Oxford University Press, 1983.-321 pp.

124. Wood Derek N. C. Intertextuality, Indirection, and Indeterminancy in Milton's Samson Agonistes. // English Studies in Canada, 1992, 18. -pp. 261-72.

125. Woodhouse A.S.P. The Heavenly Muse. A Preface to Milton. -Toronto: University of Toronto Press, 1972. 192 p.

126. Арнольд В. Семантика. Стилистика. Интертекстуальность. СПб: Изд-во СПБГу, 1999. 362 с.

127. Барт P. S/Z. М.: Эдиториал УРСС, 2001.-230 с.

128. Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. М.: Издательство Прогресс, 1989. 616 с.

129. Блум X. Страх влияния Карта перечитывания. Екатеринбург: Изд-во Уральского университета, 1998. - 320 с.

130. Западное литературоведение XX века. Энциклопедия. М: Интрада, 2004. 552 с.

131. Введение в литературоведение // под ред. JI.B. Чернец. М.: Высшая школа, 2004. - 680 с.

132. Зарубежная эстетика и теория литературы XIX-XX вв. Трактаты, статьи, эссе. М.: Изд-во МГУ, 1987. с.

133. Ильин И.П. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. М.: Интрада, 1996. 255 с.

134. Ильин И.П. Постмодернизм. Эволюция научного мифа. От истоков до конца столетия. М.: Интрада, 1998. 270 с.

135. Косиков Г.К. Французская семиотика. От структурализма к постструктурализму. М.: Прогресс, 2000.

136. Косиков Г.К. От структурализма к постструктурализму (проблемы методологии). М.: Рудомино, 1998.

137. Кристева Ю. Избранные труды: Разрушение поэтики. М.: Росспэн, 2004. 656 с.

138. Лансон Г. Метод в истории литературы, перев. и послесловие М. Гершензона- М.: Изд-во «Мир», 1911. 112 с.

139. Литературная энциклопедия. В 11 т. М: Сов. Энцикл., 19291939.

140. Литературная энциклопедия терминов и понятий. М.: НПК Интелвак, 2001 - 1596 с.

141. Литературный энциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1987. - 752 с.

142. Миловидов А. От семиотики текста к семиотике дискурса. Тверь: ТВГу, 2000. 92 с.

143. Папкина Д. С. Типы литературных аллюзий. // Вестник Новгородского Государственного университета, 2003, № 25. С. 78-82.

144. Проблема наследия в теории искусства. М.: Наука, 1967. -241 с.

145. Слышкин Г. Е. От текста к символу: лингвокультурные концерты прецендентных текстов в сознании и дискурсе М.: Academia, 2000.- 128 с.

146. Супрун Е.А. Текстовые реминисценции как языковое явление // Вопросы языкознания, 1995, 6. с. 17-29.

147. Томашевский Б.В. Пушкин читатель французских поэтов // Пушкинский сборник памяти С.А. Венгерова. - М., 1923. - С. 211213.

148. Фатеева Н.Н. Контрапункт интертекстуальности, или Интертекст в мире текстов. М., 2000. - С. 122-129.

149. Хализев Е.В. Теория литературы. М.: Высшая школа, 2005. -405 с.

150. Шерер В. История немецкой литературы // под ред. А. Н. Пыпина, ч. 1-2.-СПБ, 1893.

151. Эткинд А. Толкование путешествий в травелогах и интертекстах. М.: HJIO, 2001. - 496 с.

152. Ямпольский М.Б. Память Тиресия: Интертекстуальность и кинематограф. М.: РИК Культура, 1993. - 464 с.

153. Brower Reuben Arthur. Alexander Pope. The Poetry of Allusion. -Oxford: Clarendon Press, 1959. 368 p.

154. Intertextualitat: Formen, Fuktionen, anglistische Fallstudien. Tuebingen, 1985. 390 S.

155. Perri C. On Alluding. // Poetics, 1973, 7/3. P. 290.

156. Ricks Ch. Allusions to the Poets. L.: Oxford University Press, 2002. - 280 p.

157. Weinbrot D. H The Formal Strain. Studies in Augustan Imitation and Satire. Ch.: The University of Chicago Press, 1969. - 324 p.

158. Английская лирика второй половины XVII века // под. ред. Горбунова А.Н. М., 1989. - 348 с.

159. Английская поэзия в русских переводах // сост. М.П. Алексеев. -М.: Прогресс, 1981.-685 с.

160. Аникин Г.В. История английской литературы. М.: Высшая школа, 1985.-431 с.

161. Бертон Р. Анатомия Меланхолии. М.: Прогресс Традиция, 2005. - 830 с.

162. Виппер Ю.Б., Самарин P.M. Курс лекций по зарубежной литературе XVII века. М.: Изд-во МГУ, 1954. 816 с.

163. Гаспаров М. JI. Вергилий. Буколики. Георгики. Энеида. М., 1979.- С.24.

164. Гаспаров M.JI. Метр и смысл: Об одном из механизмов культурной памяти. М.: Российский государственный гуманитарный университет, 1999. - 297 с.

165. Горбунов А.Н. Джон Донн и английская поэзия XVI-XVII вв. -М.: Изд-во МГУ, 1993.- 186 с.

166. Европейская поэзия XVII века. М.: Художественная литература, 1977. - 927 с.

167. Европейские поэты Возрождения. М.: Художественная литература, 1974. - 734 с.

168. Жирмунский В.М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика. -Ленинград: Наука, 1977. 408 с. Лосев А.Ф. Античная литература -М.: ЧеРо, 2005. - с. 127.

169. Лотман Ю. М. Анализ поэтического текста: Структура стиха. -Ленинград: Просвещение, 1972. -271 с.

170. Петрученко О. Латинско-русский словарь. М.: Изд-во «Греко-латинский кабинет», 2001. - 810 с.

171. Стрингер Д., Дрэббл М. Путеводитель по английской литературе. М.: ОАИ Изд-во Радуга, 2003. - 927 с.

172. Тарановский К. О поэзии и поэтике. М.: Языки русской культуры, 2000. - 432 с.

173. The Age of Milton: Backgrounds to Seventeenth-Century Literature // ed. Patrides C. A. and Raymond B. Waddington. Manchester: Manchester University Press, 1980. - 289 p.

174. An Anthology of English and American Verse // сост. Б.Б. Томашевский. М.: Progress Publishers, 1972. - 720 с.

175. Babb Lawrence. The Elizabethan Melancholy. A Study of Melancholia in English Literature from 1580 to 1642. Michigan, 1951. -432 p.

176. Berkeley D. S. Inwrought with figures Dim. The Hague: Mouton, 1974.-406 p.

177. Bloom H. The Western Canon The Books and the School of the Ages. N.Y.: Harcourt, 1994. - 578 p.

178. Brett R. L. Reason and Imagination: A Study of Form and Meaning in Four Poems. L.: Oxford. Uni. Press, 1961. - 230 p.

179. Brody, Saul Nathaniel. Chaucer's Rhyme Royal Tales and the Secularization of the Saint // The Chaucer Review, 1985, 20. pp. 113131

180. Bush, Douglas. English Literature in the Earlier Seventeenth Century, 1600-1660. Oxford: Clarendon Press, 1962. -668 p.

181. Bush D. Mythology and the Renaissance Tradition in English Poetry. N. Y.: W. W. Norton, 1963. - 372 p.

182. The Complete Works of William Shakespeare. Hertfordshire: The Wordthworth Editions Ltd, 1994. - 1264 p.

183. Conrad P. The Everyman History of English Literature. L.: Dent and Sons, 1985.-740 p.

184. Du Bartas, Guillaume de Salluste. The Divine Weeks and Works of Guillaume de Saluste, Sieur du Bartas. Transl. by Josuah Sylvester. -Oxford: Clarendon Press, 1979. 876 p.

185. Forsythe R.S. The Passionate Shepherd and English Poetry. // PMLA, 1925,40. -pp. 182-194.

186. Fowler A. A History of English Literature. Oxford: Blackwell, 1987.

187. Fowler A. Silent Poetry. L.: Longmann, 1970. - P. 271.

188. Fox A. Oral and Literate Culture in England, 1500-1700. Oxford: Clarendon Press. - 269 p.

189. Frye, Northrop. Anatomy of Criticism: Four Essays. Princeton: Princeton University Press, 1957. - 192 p.

190. Gill, John. Commentary on Matthew 26:7. The New John Gill Exposition of the Entire Bible. http://www.searchgodsword.org/com/geb/view.cgi?book=mt&chaptei=0 26&verse=007.

191. Graves R. The Greek Myths. I. L.: Penguin Boks, 1960. - 350 p.

192. Hill, Christopher. The English Bible and the Seventeenth-Century Revolution. London: Penguin, 1993. - 480 p.

193. Laurentius, Andreas. A Discourse of the Preservation of Sight: of Melancholike Diseases: of Rheumes and of Old Age (1599). L.: Oxford University Press. 1938. - 452 p.

194. Masterman J.B. The Age of Milton. -L.: G.Bell, 1911.-250 p.

195. Mazzeo Joseph Anthony. Renaissance & Revolution: Backgrounds to Seventeenth-Century English Literature. New York: Pantheon, 1967. -571 p.

196. Munro John. The Shakespeare Allusion Book: A Collection of Allusions to Shakespeare from 1591 to 1700. 2 volumes. L.: Chatto & Windus, 1909.

197. Breton N. Melancholike humours, edited, with an Essay on Elizabethan melancholy. // ed. G. B. Harrison. L.: The Scholartis Press, 1929.-261 p.

198. Lambert E.Z. Placing Sorrow. A Study of Pastoral Convention from Theocritus to Milton. Chapell Hill, 1976. - 248 p.

199. Praz Mario. The Flaming Heart. Essays on Crashaw, Machiavelli and Other Studies of the Relations Between Italian and English Literature from Chaucer to T.S. Eliot. New York: Doubleday & Company, 1958. -390 p.

200. Sandys, George. Ovid's Metamorphosis: Englished, Mythologized, and Represented in Figures. Lincoln: University of Nebraska Press, 1970. -364 p.

201. Stevens M. The Royal Stanza in Early English Literature// PMLA, 1979, 94.-pp. 62-76.

202. Thomas, Keith. Religion and the Decline of Magic: Studies in Popular Beliefs of XVI-XVII Century England. Harmondsworth: Penguin Books, 1978. -345 p.

203. Tuve, Rosemond. Elizabethan and Metaphysical Imagery. -Chicago: University of Chicago Press, 1965. 542 p.

204. Waller G.F. The Strong Necessity of Time. The Hague: Mouton, 1976.-321 p.