автореферат диссертации по филологии, специальность ВАК РФ 10.02.01
диссертация на тему: Региональная лексика в литературе о Крайнем Северо-Востоке Сибири XVIII- начала XX веков

Полный текст автореферата диссертации по теме "Региональная лексика в литературе о Крайнем Северо-Востоке Сибири XVIII- начала XX веков"

РГб од

2 7 ОКТ 1398

На правах рукописи

СОКОЛЯНСКАЯ Наталья Николаевна

РЕГИОНАЛЬНАЯ ЛЕКСИКА В ЛИТЕРАТУРЕ О КРАЙНЕМ СЕВЕРО-ВОСТОКЕ СИБИРИ XVIII - НАЧАЛА XX ВЕКОВ

Специальность 10.02.01 - русский язык

АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических

Москва - 1998

Работа выполнена на кафедре русского языка Северного международного университета в г. Магадане

Научный руководитель:

кандидат филологических наук, доцент СОКОЛЯНСКИЙ А.А.

Научный консультант:

доктор филологических наук, профессор ДОБРОДОМОВ И. Г.

Официальные оппоненты:

поктоп филологических наук, профессор СКВОРЦОВ Л.И.

кандидат филологических наук.

ЗЕЛЕНИН Г.Л.

Ведущая организация - Орехово-Зуевский педагогический

институт

■ЧН часов на заседании Диссертационного совета Д053.01.10 в Московском педагогическом государственном университете по адресу: 119435, Москва, ул. Малая Пироговская, д.1.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Московского педагогического государственного университета по адресу: 119435, Москва, ул. Малая Пироговская, д.1.

Защита состоится

1998 года в

Автореферат разослан

/

Ученый секретарь Диссертационного совета

СОКОЛОВА Т.П.

С появлением этнографических, исторических и географических работ о Крайнем Северо-Востоке Сибири в научном обиходе появляются слова, называющие реалии этой территории. Эта лексика неоднородна по своему составу и отражает не только диалектные особенности данной местности, но и результат межэтнических контактов народов на этой территории. Необходимость изучения такой лексики вызвана регулярностью ее употребления в текстах об описываемой нами территории.

Актуальность исследования состоит в том, что старожильческие русские говоры Крайнего Северо-Востока Сибири не часто бывают предметом описания в лингвистических работах. Почти без внимания остался диахронический аспект, отсутствуют наблюдения о взаимодействии русских говоров Крайнего Северо-Востока с литературным языком. Поэтому до сих пор остается актуальным призыв Л.М. Селищева: "Пожелаем же, чтобы скорее дастддо время, благоприятное для дела всестороннего изучения Сибири. Й в этом изучении пусть займет надлежащее место наука о том, благодаря чему, по словам Гумбольдта, человек стал человеком, - о языке его" (Селищев A.M. Избранные работы, 1968, с.226).

Объектом исследования явились научные и художественные тексты, в основном ХУШ - нач. XX вв., посвященные смешанному в национальном отношении населению Крайнего Северо-Востока Сибири, а также словарные материалы, отражающие язык этого региона.

Непосредственным предметом изучения являются слова регионального характера, которыми пользуются авторы с целью передачи реалий Крайнего Северо-Востока и его специфики. Слова подвергнуты лексикографической обработке по словарям, некоторые из них не были еще в научном обороте. В работе предлагается анализ таких лексико-семантических групп, как названия лиц по тому или иному признаку, атрибутов ездового хозяйства, выделанных шкур, построек и их составных частей, предметов одежды и водных транспортных средств.

В качестве источников диссертации использовались все" доступные нам тексты, способные дать информацию о состоянии русского языка Крайнего Северо-Востока Сибири в прошлом (материалы экспедиций, описания путешествий, путевые заметки, беллетризованные очерки, художественные произведения - всего более 30). На материале подобных источников региональная лексика Северо-Востока анализировалась не часто.

Научная новизна исследования обусловлена недостаточной изученностью лексики, называющей реалии материальной и духовной жизни населения, проживавшего на Крайнем Северо-Востоке в XVIII - нач. XX вв., и заключается в попытке определить состав отдельных тематических групп, выработать принципы описания региональной лексики.

Целью реферируемой работы является рассмотрение региональной лексики в письменных источниках XVIII-XIX вв. о Крайнем Северо-

Востоке с точки зрения ее состава, освоенности русским языком в грамматическом и семантическом отношении. Большое значение имеет вопрос о статусе таких слов в лексикографической литературе и полнота отражения лексического значения, которое должно учитывать специфику реалии, лежащей в основе этого значения.

Для достижения данной цели в работе решались следующие общие задачи: 1) описать динамику социолингвистических процессов на Крайнем Северо-Востоке исследуемого периода; 2) предложить краткий очерк того, как исследуемый регион воспринимался русским интеллектуальным сознанием; 3) дать определение понятию "регионализм" и обозначить границы его использования; 4) рассмотреть место региональной сибирской лексики в словарях и словарных материалах различного рода. Частные задачи: 1) выявить основные лексико-семантические группы слов регионального характера, встречаемые в исследуемых источниках; 2) выявить пути, способы и степень адекватности отражения реалий быта северных народов и русского старожильческого населения в региональной лексике; 3) определить источники формирования региональной лексики; 4) предложить описание функционирования ряда лексико-семантических групп слов в исследуемых источниках (водные транспортные средства, одежда, жилища и др.); 5) предложить этимологии тех регионализмов, чье происхождение в имеющейся литературе определено, на наш взгляд, не вполне убедительно.

Методы и приемы определяются поставленными в диссертации задачами. В работе применяются описательный, системный, исторический, фугащионально-стилистический методы; использованы приемы сплошной и частичной выборки, статистической обработки материала и некоторые другие.

Практическая значимость исследования заключается в том, что полученные результаты могут быть использованы при чтении различных вузовских курсов лингвистического цикла: лексикологии русского языка, истории русского литературного языка, русской диалектологии, социолингвистики.

Апробация работы. На основе материалов диссертации был подготовлен и прочитан спецкурс "Региональная лексика в литературе о Крайнем Северо-Востоке"(4 курс факультета русского языка и литературы СМУ, 1997, 1998 гг.). Материалы диссертации использовались в работе с учителями г. Магадана и на занятиях с иностранными студентами из США и Китая.

Структура и содержание работы. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения, указателя слов к библиографии.

Во введении обосновывается выбор темы, определяется цель, задачи и методы исследования, подробно описывается корпус текстов, выбран-

ных в качестве объекта исследования (более 30), дается перечень лексикографических материалов, которые были использованы в работе (всего более 30).

Первая глава "Лингвистическая ситуация на Крайнем Северо-Востоке Сибири с момента появление русских до начала XX века" включает в себя пять параграфов.

Изучение функционирования регионализмов в литературных текстах о Крайнем Северо-Востоке Сибири XVII - нач. XIX вв. предполагает рассмотрение языковой ситуации на данной территории в ее динамике. Понятие Крайний Северо-Восток Сибири не совпадает с существующим на сегодняшний день административным делением России. В своем исследовании под Крайним Северо-Востоком Сибири мы понимаем следующие территории современного административного деления: Магаданская область, Чукотка, Камчатка, северо-восток Якутии. Несмотря на то, что Крайний Северо-Восток - это органическая часть Сибири, языковая ситуация здесь отличалась своей спецификой. Главная особенность этой ситуации состояла в том, что пришлое русское население оказалось в значительной мере изолировано от основной массы своего этноса, степень влияния местного населения на русское во всех отношениях была значительно выше, чем в других регионах Сибири. Тем не менее главной тенденцией в этнической истории Крайнего Северо-Востока стала тенденция постепенного увеличения русского населения, одновременно усиливалось влияние русских на все сферы жизни местного населения.

В работе кратко описана история формирования устойчивых групп русского старожильческого населения (анадырцы, гижинцы, колымчане, кндигирцы, марковцы). Первоначальное русское население Крайнего Северо-Востока составилось из служилых людей, промышленников, "гулящих людей", ссыльных и крестьян. Русские усваивали многое у местного населения: основным делом становилась охота и рыбный промысел, одежда северных народов также оказалась на новых территориях более удобной. Ассимиляция затронула и антропологический тип русского человека.

Таким образом, на территории Крайнего Северо-Востока в период первой половины XVII века и в начале XVIII века сложилась этническая группа постоянного населения с русским языком, с русской культурой и укладом жизни, которую принято называть русским старожильческим населением. Проживая совместно с коренным населением Крайнего Северо-Востока, русские вынуждены были в той или иной степени знакомиться с их языком. Заимствования из чукотского (камлея - верхняя одежда из ровдуги или из кишок для защиты от сырости; теки - короткие мягкие сапоги из кожи; епапгины - моржовая шкура), корякского (вахня - тихоокеанская навага), ительменского (хоньбы - женский комбинезон из оленьей шку-

ры);) эвенского (кета - разновидность лососевой рыбы), составляют органическую часть языка жителей Крайнего Северо-Востока ХУШ-ХГХ вв.

Проживая в экстремальных условиях Севера, русские во многом утратили свое национальное сознание, были вынуждены отказаться от многих хозяйственных традиций, в результате метисации изменили свой антропологический тип, однако в самых редких случаях они отказывались от родного языка, который когда-то принесли на далекий Север их предки. Это еще одно свидетельство того, что именно язык является одним из самых устойчивых признаков любого народа.

Во второй главе "Интеллектуальное освоение Крайнего Северо-Востока и проблемы выделения региональной лексики" рассматривается процесс включения реалий Северо-Востока в русское интеллектуальное сознание через научные, публицистические, беллетристические и художественные описания.

В первом параграфе "Крайний Северо-Восток XVIII - начала XX вв. в русском интеллектуальном сознании" обосновывается мысль о том, что, называя реалии жизни других народов, особенности территории, мы формируем пласт лексики, которая помогает нам познать эту часть мира во всем его многообразии. Многие слова, вошедшие в состав толковых словарей ХУШ-Х1Х вв., обязаны своим появлением "Описанию земли Камчатки" С.П. Крашенинникова.

На протяжении всего XIX в. количество статей, очерков, популярной литературы, посвященной этнографии русского и коренного населения Северо-Востока России, постоянно росло. Реалистическая литература стремилась к использованию новых выразительных средств, что было обусловлено желанием воссоздать во всех подробностях картины быта, национальные и социальные особенности северных народов. И.Т. Калашников в романе "Камчадалка" (4.1-4. СПб., 1833) отразил лексические особенности русской сибирской речи, используя регионализмы этнографического характера: куклянка, торбасы, парка, камасы - разновидности одежды; нарта, шежхед - транспортные средства.

Региональная лексика Крайнего Северо-Востока на протяжении ХУШ - XIX в. постепенно получает полноценное отражение в словарях различного типа (нормативных, диалектных, терминологических). Туда попадают не только слова, включенные в специальные терминосистемы (.сопка, тундра, тайга и др.), но и диалектная лексика, часто употребляемая в историко-этнографической литературе (маниха, камень, кошка, ке-кур, мандара и др.). Очень часто эта лексика попадает в словари не непосредственно из говоров, а из текстов на литературном языке о Крайнем Северо-Востоке. К концу XIX в. русское языковое сознание формирует и солидную "библиотеку текстов", и значительную "библиотеку значений", в которых нашел отражение Крайний Северо-Восток. В результате происхо-

дит не только политическое и экономическое вхождение этих территорий в состав России, но и интеллектуальное. Мир самого далекого уголка России стал частью пространства, имя которому - русский язык.

Второй параграф "Понятие регионализм" посвящен анализу термина регионализм, который не имеет однозначного толкования в лингвистической литературе. В нашем исследовании под регионализмами мы понимаем слова и выражения, обозначающие реалии (природные и социальные) определенной местности и функционирующие более или менее регулярно в литературных текстах (устных и письменных) с номинативно-терминологической или стилистической функцией. С точки зрения происхождения среди регионализмов мы выделяем следующие группы слов: а) диалектизмы этнографического характера; б) заимствования и е) относительные регионализмы.

Такие диалектные слова, как парка, кукашка, летник, баран, окопчика, отмеченные в говорах Крайнего Северо-Востока в специфическом значении, мы рассматриваем как одну из разновидностей регионализмов.

Еще одну группу регионализмов составляют слова, заимствованные из языков народов Севера. Между этой группой слов и диалектизмами нет четкой границы, так как очень часто заимствованные слова попадают в литературные тексты не непосредственного из своего языка, а через стадию освоения этого слова говором (например, сайба, хоньбы, кэркер, камлея).

Здесь же рассматривается проблема иноязычных вкраплений (в другой терминологии - окказиональное слово иноязычного происхождения, экзотизм-вкрапление, варваризм), которые довольно часто встречаются в этнографических описаниях. По своей функции вкрапление в чем-то похоже на экзотизм. Отличие состоит в том, что экзотизм направлен только на план содержания, тогда как вкрапление - на знак целиком и даже в первую очередь на план выражения.

В современной историко-этнографической литературе мы встречаем чукотские иноязычные вкрапления, примерный фонетический облик которых передается часто средствами только русской графики (например, слово пагэляк - дрейф на льдине, йитив, лыгиръое - разновидности китов). Применительно к иноязычным вкраплениям из языков народов Крайнего Северо-Востока (корякский, чукотский, эвенский, эвенкийский), опирающимся на русскую графическую систему, справедливо было бы говорить о фонетическом иноязычном вкраплении, поскольку даже в русском графическом облике мы всегда имеем противостояние русской фонетической системе.

Особую группу в составе анализируемой нами лексики составляют слова, которые мы решились назвать относительные регионализмы. Относительные регионализмы называют явления географии, флоры и фауны

Северо-Востока. Они известны специалистам, включены в специальные словари, но не являются актуальными для жителей других территорий и в силу этого мало употребительны. Сюда можно отнести названия некоторых рыб {корюшка, навага, мальма, горбуша, горбыль и т.п..), ягод (жимолость, голубика, шикша и т.п.).

Одно из главных свойств регионализма - направленность на реалию определенной местности. Обычно в научной литературе такие слова принято называть экзотизмами. В нашей работе экзотичность - это только одна из важнейших функций региональной лексики. При этом не имеет решающего значения происхождение слова, обозначающего экзотическую реалию.

Функция регионализмов в литературных текстах - номинативно-терминологическая и стилистическая. Первая чаще реализуется в научных текстах, вторая - в художественных. Автор научной работы использует эти слова потому, что не находит для них синонима в литературном языке. В зависимости от территории описания будет меняться и набор этнографической лексики. Например, при описании населения на европейском Севере (коми) в тексте появляются слова, связанные с оленеводством: пуйня -ремень в оленьей упряжке, няртапа - аркан, харей - шест, которым погоняют оленей. При описании сходных реалий на Крайнем Северо-Востоке мы будем иметь другую группу лексики: вместо малицы обычно используют кухлянку, на Колыме для названия аркана использовали заимствованные из языков народов севера слова чаут (аркан), оштол (палка погонщика упряжки), алак (оленья и собачья лямка).

Авторы художественных произведений используют регионализмы с целью определенного художественного эффекта - создания колорита местной речи.

Наиболее близкую нам точку зрения на регионализмы находим в работах И.С. Гальченко, описавшего региональную лексику Северного Кавказа (см. Гальченко Й.Е. Статус слов северокавказского происхождения в русском языке //Вопросы языкознания. 1979. №4). По его мнению, эта лексика употребляется в речи носителей русского литературного языка в определенном регионе, но известна также историкам, географам, альпинистам, командированным. Под русскими регионализмами он понимает заимствованные слова из языков народов СССР, которая для жителей других территорий будет обладать экзотической окраской, потому что их информированность о названной реалии поверхностна.

Третья глава "Основные группы региональной лексики в литературе о Крайнем Северо-Востоке и ее отражение в лексикографических источниках" состоит из пяти параграфов, каждый из которых посвящен анализу одной лекстсо-тематической группе региональной лексики. Эти группы слов традиционно используются для описания материальной и

духовной культуры народов Крайнего Северо-Востока, а также русских, проживающих на этой территории. Немалое место в главе отводится заимствованиям из эвенского, чукотского, юкагирского, ительменского, корякского и др. языков, которые в некоторых случаях становятся фактом не только диалектной, но и письменной речи и регулярно встречаются в литературе о Крайнем Северо-Востоке (историко-этнографической, публицистической, художественной).

В первом параграфе "Регаонализмы, называющие социальный и профессиональный статус лиц" анализируются слова князец, тойон, эрэм, промышленник, каврапин, каюр, каргаули, танъги.

После исследования употребления в текстах слов тойон, князец, мы пришли к выводу, что в историко-этнографической литературе XVTII-XLX вв. они отображали социальную структуру только якутского феодального общества и примененные к описанию общественных связей других северных народов не совсем передавали сущность их отношений, построе1Шых на иных принципах. Анализ употребления в текстах лексемы тойон позволил сделать вывод о том, что в этнографической литературе этот термин не закреплен за конкретной народностью, поэтому его употребление отмечено в отношении и коряков, и чукчей, и камчадалов, и якутов.

Только со второй половины XIX в. в этнографической литературе о чукчах стало использоваться слово эрем, называющее главу рода. Исследованные источники позволяют нам говорить о двух значениях этого слова: 1) глава рода; 2) начальник. В чукотском языке слово эрым имеет значение "начальник, глава, староста". Своей внутренней формой слово эрым связано со словами, обозначающими понятие силы в чукотском языке.

Для названия лиц по территориальному признаку в литературе о Крайнем Северо-Востоке, описывающей связи чукчей с другими народами, употребляется лексема каргаули (кергаули). В форме кергаули она встречается в материалах Ф.П. Врангеля, который определяет ее лексическое значение как народ, обитающий "в Америке на берегах ,Берингова пролива" (Врангель Ф.П. Путешествие по северным берегам Сибири и по Ледовитому морю, Ч.П. СПб., 1841. с.335).

Для названия носовых чукчей, живущих на Чукотском носу (Чукотском полуострове), в этнографической литературе используется слово кавраляне, заимствованное из чукотского языка, в котором слово каврак имеет значение "обходить, объезжать". В связи с этим лексема кав-ралип активно используется для названия лиц по профессии в различных источниках.

Ни в каких региональных словарях не зафиксировано слово танъги, хотя в художественной литературе о Крайнем Северо-Востоке оно употребляется различными авторами (В.Г. Богораз, Т.З. Семушкин, A.A. Вахов, Ю.С. Рытхэу). Первоначально в чукотском фольклоре слово танъги назы-

вало русских казаков или оленных коряков, с которыми воевали чукчи. Однако в художественной литературе, описывающей более поздний период в истории чукотского народа, эта лексическая единица продолжает употребляется по отношению к русскому человеку, приехавшему на Чукотку. Хотя лексема не освоена русским языком и не зафиксирована ни одним словарем русского языка, но в сфере своего использования она не только частотна, но и образовывает ряд родственных слов: таньги, тань-гины двери, таньгинская яранга.

Чтобы объяснить этимологию и семантику этого слова, нужно искать соответствия в чукотском языке, для которого фонетический вариант таньги является чужим, "обрусевшим": чукотское слово таннытан имеет более широкое значение "чужак; коряк; иноплеменный" и отличается от русского слова фонетически.

Во втором параграфе "Терминология ездового хозяйства Северо-Востока" рассматриваются названия сухопутных средств передвижения, составных частей упряжки: нарты, шежхед "разновидность нарт", стык "собачья шлея", вертлюги "составная часть собачьего алыка; потяг (потяжок)- "длинный ремень, к которому попарно пристегиваются собаки"; чум - "покрышка на нарте для обертывания клади и разных вещей"; остол "тормозная палка"; баран "горизонтальная дуга над нартой" и др.

С узкодиалектным значением функционирует в текстах о Крайнем Северо-Востоке лексема баран "деревянная дуга на передке саней повозки или нарты, за которую держится управляющий ими", хотя в других значениях она отмечена в Астраханской, Костромской, Тверской, Ярославской областях.

Не сложилось на территории Крайнего Северо-Востока единого названия для палки, выполняющей функцию тормоза при езде на нарте. На Камчатке употребляли заимствование из эвенского языка оштоп, в колымском русском наречии, как свидетельствуют материалы В.Г. Бого-раза конца XIX в., использовали лексему прикол: "тормозная палка собачьей нарты, внизу снабженная железным шипом" (Богораз ВТ., Областной словарь колымского русского наречия, СПб., 1901, с.117). К устаревшим он относил термин прудило.

В работе предлагаются две точки зрения на этимологию слова алак "собачья упряжь в Сибири, употребляемая наподобие лямки, в какой тянут суда" (Бурнашев В.П., Опыт терминологического словаря сельского хозяйства, фабричности, промыслов и быта народного, СПб., 1843-1844, т.1, с.З). Хантыйская гипотеза В.К. Штейница не объясняет всех фонетических вариантов (алык, алык, алок, аллак, алляк и др.) русской лексической единицы. Этих трудностей можно избежать, если, по мнению А.Е. Аникина, предположить эвенкийскую этимологию (см. Аникин А.Е. Тун-

гусо-маньчжурские заимствования в русских говорах Сибири I //Лексика тунгусо-маньчжурских языков Сибири, Новосибирск, 1985, с.59).

Третий параграф "Названия меха и выделанных шкур, употребляющихся в быту" (среди конкретных названий пушных зверей и мехов функционировали слова выдра, соболь, рысь, бобр, белодушка, сиводушка, кошлок; среди названия выделанных шкур особенно актуальными были камыс (камос), пыжик, мандара, ипалгины, постель, выпороток, недо-рость, ровдуга).

Слово кошлок в литературе о Крайнем Северо-Востоке традиционно называло "молодого камчатского бобра". Словари XIX в. включали в семантику слова указание на возраст, территорию распространения и качества кожи и меха этого зверька, но в настоящее время значение слова раскрывается только в специальной литературе (см. "Словарь охотника-природолюба", М., 1995).

Некоторые названия выделанных шкур, употребляющихся в быту, непосредственно связаны с реалиями севера. Так, для названия нерпы и шкуры из этого животного в колымском и камчатском русских наречиях использовали слова мандара {мандра, мандарка). С.П. Крашенинников в "Описании земли Камчатки" указывает: " Такие кожи на сафьян много походят, однако ламутки ... лучше их умеют выделывать, а называют их Мандарами" (Крашенинников, 1786, т.2 с.41-42). Этимологию этих слов связывают с тунгусскими языками (И.Г. Добродомов, А.Е. Аникин).

В работе рассматривается широкое и узкое значение слова ровдуга. Например, в русских населенных пунктах по р. Колыме зафиксировано узкое значение слова ровдуга "оленья замша". Поскольку имелось несколько типов приготовления замши-ровдуги, то появились словосочетания, отражающие виды этого материла: бела ровдуга "беленая замша"; дымлена ровдуга "слегка продымленная над тлеющим огнем"; копчена ровдуга "сильно долго выдымленная" (см. Богораз, 1901, с.125).

В некоторых историко-этнографических работах (A.B. Олсуфьев, А.Е. Дьячков), описывающих подробно промыслы чукчей, встречается замечание о том, что на продажу они привозили шкуру моржа - епалгины. "До сношения с американцами чукчи привозили в Анадырь и Колыму все свое приобретение, именно: пушных зверей, моржовые кости, епалгины (моржовая шкура), ремни, словом, все, что мог чукча приготовить в течение лета" (Дьячков А.Е. Анадырский край [1893], Магадан, 1992, с.244). Функционирование этого слова в речи жителей Крайнего Северо-Востока объясняется связями с северными народностями: в чукотском языке рэ-палгын - "моржовая шкура".

Четвертый параграф "Названия построек и их частей" содержит сведения об истории слов балаган, барабара, жупан, полог, чум, юрта, шалаш, яранга, сайба.

Употребление слова юрта в литературе и фиксация его в толковых словарях ХУШ-Х1Х вв. свидетельствует о том, что в сознании носителей русского языка этот был обобщенный тип экзотического жилья, который нельзя было назвать ни домом, ни избой. Именно поэтому широк круг синонимов, используемых для толкования слова: хижина, кочевой шалаш, зимняя деревянная лачуга, землянка. Для уточнения материала, из которого делалось жилье, использовали словосочетания юрта оленья, юрта войлочная.

В русском колымском наречии основным в значении слова юрта стало противопоставление ее балагану по типу строения: юрта - "жилая постройка или амбар, из коротких бревен, приставленных друг к другу и опирающихся на раму из бревен, укрепленную на четырех столбах; б&чаган -небольшая рубленная изба" (Бошраз, 1901, с. 162). Поскольку на Колыме еще были распространены "амбары для предупреждения воровства" (саибы), которые тоже делались в виде сруба, как и якутские юрты, то во взаимодействии оказывалась группа юрта - балаган- сайба.

Значение слова сайба ("небольшой амбарчик") в русских говорах Северо-Востока сформировалось не сразу. Первоначально в литературе отмечалось, что сайбами называли четырехугольные гробы на высоких столбах, в которых племена северо-восточной Сибири хоронили своих умерших (Врангель, 1841, с.235). К середине XIX в., однако, значение "гробница" было уже не столь актуально для слова сайба, которое стало своеобразным историческим этнографизмом для описания быта прошлой жизни северных народов (чаще юкагиров). Значение же "ящик" осталось и было переосмыслено в бытовом плане. Можно отметить несколько значений слова сайба (сайва): 1) гробница, которую сооружали юкагиры (устаревшее); 2) амбарчик для хранения продуктов и других вещей; 3) площадка на дереве высоко от земли для хранения провизии.

При описании путешественниками жилья чукчей обычно использовали уже известные лексемы: шалаш, юрта, чум, балаган. Слово яранга стало встречаться в этнографической литературе, вероятно, только во второй половине XIX в. В связи с экзотичностью этого вида жилья мало знакомую реалию трудно описывать в рамках словарной статьи. Именно поэтому лексемы яранга и юрта и в современном русском языке так и не получили четкой дифференциации в толковых словарях.

В пятом параграфе "Названия верхней одежды" основное внимание сосредоточено на таких наименованиях одежды русского и коренного населения на территориях Сибири и Крайнего Северо-Востока, как парка, кухлянка, кукашка, камлея (камлейка), хоньбы, укэнчит, гагагля

Похоже, что только в историко-этнографической и художественной литературе можно встретить развернутое описание значения слов, называющих одежду. Даже наиболее полный толковый словарь современного

русского языка для слова кухлянка ограничивается значением: "Обл. Меховая рубаха (у жителей крайнего севера)" (БАС-1, т.5, с. 1905).

Названия одежды русских старожилов, проживающих на севере, и северных народов относятся к экзотическим словам, не вполне освоенным русским языком, поэтому их значение только в самом обобщенном виде представлено в толковых и региональных словарях. Под степенью неосвоенности мы в данном случае имеем в виду то, что для большей части читателей трудно представить саму реалию по значению слова, зафиксированному в словаре. В специальных работах, посвященных исследованию национальной одежды народов Севера, уже высказывалось сожаление по поводу того, что эта группа терминологической лексики некорректно употребляется в этнографической литературе. Так, существовало четкое разграничение между меховой одеждой с капюшоном и без капюшона. Многие же исследователи, пишущие об одежде северных народов, игнорируют эту важную особенность покроя, в связи с чем часто слова кухлянка (куклянка), кукашка, парка выступают в качестве синонимов.

Существующее мнение относительно различий слов кукашка и кухлянка только по территориальному признаку (северо-восточная часть Сибири и Колыма) нашими исследованиями не подтверждены. В "Чукотских рассказах" В.Г. Богораза последовательно различаются слова кукашка - парка - камлея - кухлянка, что, вероятно, связано также с различием покроя и материала, из которого изготавливалась эта одежда: кухлянка предполагала наличие капюшона, в то время как в кукашке он отсутствовал.

Особую верхнюю одежду русского и местного населения на Крайнем Северо-Востоке называли камлея. Наиболее полное описание значения слова появляется в словарях, рассматривающих его как региональное: "Верхняя нераспашная одежда, с куколем на голову; шьется из ровдуг, сивучьих горл и нерпячьих кишек, для защищения от мокроты. Камч." (Опыт, 1852, с.79).

В "Областном словаре русского колымского наречия" впервые в лексикографической литературе дается этимология слова камлея• "от чукотского кэмлилюн - верхний балахон (обыкновенно го ровдуги). Русска камлея - камлея из ткани (дабы, ластику или ситцу)" (Богораз, 1901, с.64). Определение русская для кашей - традиционной одежды чукчей - говорит о новом типе материала, который стал использоваться позднее при шитье этой одежды. При освоении слова русским языком оно получило грамматический статус существительного женского рода первого склонения.

Четвертая глава "Названия водных транспортных средств в литературе о Крайнем Северо-Востоке" включает в себя три параграфа и посвящена истории употребления слов коч (коча), буса (бус) и байдара (байдарка). В особую главу описание данной группы слов вынесено в свя-

зи с особой ролью, которую играли водные транспортные средства в процессе освоения описываемой территории.

Богатейший материал о типах судов среди северновеликорусов дают таможенные книги XVII в., относящиеся к Великому Устюгу, Сольвы-чегодску и Тотьме, откуда русские начинали свое постепенное движение в Сибирь: лодка, карбас, барочка, дощаник, каюк, байдара, облас (см. Таможенные книги Московского государства ХУЛ века. Т. 1-3. M.-JL, 19501951). Не все они встречаются в анализируемых нами источниках.

§ 1. Коч (кочаЧ. Слово вошло в русский язык в конце XVI - начале XVII в. вместе с типом транспортного средства. До XVTI в. русские пользовались беспалубными судами (ладьями, стругами и т.д.), а коч - это палубное судно. Впервые эти слова зафиксированы грамоте царя Бориса Го дунова в Березов от 9 апреля 1601 г.: "...по государеву указу зделать на Верхотурье 9 кочей, да 2 лотки морских, да 2 дощаника,.."((Миллер Г.Ф. История Сибири, 1937, т.1, с.396). В письменных документах того времени и, в частности, отписках Семена Дежнева этого слово также употребляется весьма часто: "А было нас на коче всех 25 человек" (Русские арктические экспедиции XVII-XX в., JL, 1964, с. 130). Следовательно, пришедшие на Крайний Северо-Восток землепроходцы хорошо знали это слово и активно употребляли его.

Функционирование этого слова изначально связывалось с Русским Севером и Сибирью, потому что встречается оно в материалах Сибирского приказа о Мангазее (Западная Сибирь, Красноярский край). О широком распространении этого слова на Русском Севере говорит и то, что оно зафиксировано в материалах английского путешественника Ричарда Джемса, который описывал "koche" как "a little sort of boat" (Ларин Б.А. Русско-английский словарь-дневник Ричарда Джемса (1618-1619). Л., 1959. С.146-147.)

Едва войдя в русский язык, это слово начинает забываться. Уже в середине XVIII в. слово коч не употреблялось в живой речи. С.П. Крашенинников считает нужным дать пояснение к слову: "морское судно, называемое Кочь, на котором по объявлению тамошних жителей занесены были в те места погодою Российские люди еще прежде Камчатского покорения" (Крашенинников, 1786, т.1, с.6). Как видим, для С.П. Крашенинникова коч - явно историзм. Он использует его только тогда, когда говорит о первых русских на Камчатке, а не о времени своего пребывания на этой территории.

В XIX в. вместе с типом транспортного средства слово окончательно выходит из употребления в живой речи. Вероятно, на судьбу слов, обозначавших традиционные для восточных славян водные транспортные средства, повлияло то, что в эпоху Петра I происходит переориентация на европейские образцы судов.

О том, что коч - явный историзм, свидетельствует также то, что В.Г. Богораз, хорошо знавший это слово, не поместил его в своем словаре колымского наречия при описании современной ему диалектной речи русских старожилов. Это говорит о'том, что к концу XIX в. потомки тех, кто когда-то приплыл на эту землю на кочах, уже не знали и не употребляли этого слова.

Только в качестве термина слово коч встречается в текстах, посвященных описанию освоения сибирских и северных территорий, его сохранению способствует обширная историческая и этнографическая литература, встречается оно и в специальной литературе, посвященной истории кораблестроения. Поэтому вызывает удивление отсутствие этого слова в современных словарях.

§ 2. Буса (бус). Слово буса отсутствует в словарях современного русского языка, нет его и в специальных морских словарях, хотя слово зафиксировано еще в I новгородской летописи. В имеющихся у нас материалах это слово систематически используется по отношении к иноземным типам судов. В рапорте капитана М.П. Шпанберга (1738-1739) бусами называются японские корабли: " И видели идущих к тому острову под парусами японских бус... И те бусы видны строением длинные, около семи и девяти сажен, остроносые, об одной мачте, палубы скатные, кормы тупые... шиты те суда медью, имеются у них каюты, парусов на них по одному стоячему" (Русские открытия в Тихом океане и Северной Америке в ХУШ в., М., 1948, с.94). Такое же употребление предлагает С.П. Крашенинников. Примечательно, что словари XVIII - XIX вв. не связывают употребление этого слова с иноземными судами: "Мореходное двухмачтовое судно, похожее на ладью" (Слов. Акад. 1789-1794, т.1, стб.392). В современных говорах Приамурья бус ой называют китайскую лодку джонку (Словарь русских говоров Приамурья, М., 1983, с.32).

$ 3. "Байдара и байдарка". По нашим данным, впервые слово байдара встретилось в таможенных книгах в 1634 г. (Таможенные книги, 1950, с.243). Впервые байдары северных народов описал казачий атаман В. Атласов. Описание байдары у С.П. Крашенинникова послужило основой словарных статей: "Байдара так называется в Камчатке морская лодка с килем, из тополя или другого леса, а иногда из кож лахтаков делается. Щели у нее сшивают китовыми усами, и употребляют ее при морских звериных промыслах" (Слов. Акад., 1789-1794, т.1, стб.83; Слов. Акад., 18061822, ч.1, стб.85). Примечательно, что словарь не упоминает о байдарах применительно к территории европейского русского Севера.

По нашим данным, производное от байдары слово байдарка появляется только в конце XVIII в. Г.И. Шелихов в "записке" о "странствовании" в Восточном море описывает, как встречает приезжающих гостей местное население: "Как скоро они приближаются к бере-

гу, хозяева бросаются в море по самые груди, байдары и байдарки со всем возможным проворством выносят на берег" (Русские открытия..., 1951, с.247). Очевидно, что первоначально байдарка - это байдара маленьких размеров.

Постепенно представление о байдаре и байдарке как о судах, различающихся по размеру, начинает затухать. Вероятно, это связано с тем, что байдары уходят из употребления, заменяясь другими типами больших судов. Слова байдара и байдарка начинают восприниматься как синонимы (Сл. Акад. 1895-1936, т.1, вып.1, ст.96).

В XX в. старое значение слова байдарка сохраняется в художественной, публицистической и этнографической литературе. С развитием лодочного спорта слова байдарка неожиданно утрачивает свою региональную специфику и переходит в разряд общенародных слов. Этот процесс был отражен "Новым энциклопедическим словарем" уже в начале XX в.: "Байдарка, эскимосская лодка, типа байдары, с 2 веслами или, чаше, с одним, двухконечным... Б. пользуются так же, как шлюпками для спорта" (Новый энциклопедический словарь, т.4, Б.г., с.908). Примечательно то, что "спортивное" значение байдарки здесь еще на втором месте. Словарь Д.Н. Ушакова фиксирует уже только то значение слова байдарка, с которым оно существует в современном русском литературном языке и сегодня: "Узкая и легкая спортивная лодка (обычно одноместная, с одним двухлопастным веслом)" (Ушаков, т.1, с.78). Слово байдара в словаре отсутствует.

В Заключении представлены выводы, сформулированные в соответствии с общими и частными задачами нашего исследования.

1. С приходом русских в XVII в. фактором, оказывающим наибольшее влияние на лингвистическую ситуацию Крайнего Северо-Востока Сибири, становится процесс постепенного вхождения этих территорий в состав России. Уже в силу этого русский язык должен был стать наиболее влиятельным языком региона. Правда, как показывают источники, этот процесс не был прямолинейным, иногда русские предпочитали использовать другие языки в общении с народами Севера. Во второй половине XIX - в начале XX вв. некоторую конкуренцию русскому языку на территориях, смежных с Аляской, составлял английский язык, но это продолжалось относительно недолго и не имело серьезных следствий для языковой ситуации в целом.

Никогда не выдавая себя за представителей высшей расы, русские охотно вступали в самые разнообразные контакты с народами Севера. Следствием смешанных браков русских с женщинами местного населения явилось формирование старожильческого населения - своеобразной этнической прослойки между собственно русским и местным народами. Усво-

ив многие черты быта северных народов, старожилы сохранили русский язык.

2. В нашей работе предлагается понятие "интеллектуальное освоение территории" и показывается, как постепенно в лексикографических материалах накапливался слой лексики, отражающий реалии самого дальнего уголка России. Называя предметы быта других народов, особенности растительного и животного мира определенной территории, мы формируем пласт лексики, которая помогает нам познать новую реальность. Крайний Северо-Восток Сибири становился частью интеллектуального сознания русского народа. Это происходит в работах географов, историков, этнографов, в художественных произведениях, которые стремились описать особенности жизни русских старожилов и народов Севера.

3. В специальных работах, а потом и в словарях появляются слова, с помощью которых назывались явления, характерные только для описываемого нами региона. В нашей работе эти слова мы называем термином регионализм. В других исследованиях по отношению к аналогичной лексике могут использоваться термины диалектизм, этнографизм, экзотизм, иноязычное вкрапление. С нашей точки зрения, регионализмы - это слова и выражения, обозначающие реалии определенной местности, а также называющие понятия материальной и духовной жизни людей, проживающих в этой местности, и функционирующие более или менее регулярно в литературных текстах (устных и письменных) с номинативно-терминологической или стилистической функцией.

4. В нашей работе выявлены и описаны следующие лексико-се-мантические группы слов регионального характера: названия лиц по какому-либо признаку (социальному, профессиональному), терминология ездового хозяйства; наименование шкур, использующихся в быту; название одежды, обуви, жилища и его частей. Анализ этих лексико-семантических групп предложен в третьей главе. Отдельная глава посвящена водным транспортным средствам.

Всего с разной степенью полноты нами описана и проанализирована история функционирования в текстах о Крайнем Северо-Востоке 139 ре-гионализмов.

В работе показано, что региональная лексика всесторонне описывает Крайний Северо-Восток, вместе с тем отмечается, что значения многих из регионализмов чрезвычайно размыты: одним и тем же словом могут быть названы различные, хотя и схожие предметы (см., например, историю слов кукашка, кухлянка, парка).

Обозначая большей частью предметный и социальный мир, регионализмы зачастую разделяют и судьбу обозначенных ими объектов. Регионализмы, которые называли явления, уже ушедшие из нашей жизни, постепенно уходят из активного употребления. Многие из них уже исклю-

чительно на правах терминов сохраняются в специальных работах (см., например, слова буса, коч). Такова судьба многих из описанных нами слов. Редкое исключение представляет слово байдарка, получившее вторую жизнь в XX в. Уже в качестве названия спортивной лодки.

5. Разнообразны источники формирования региональной лексики в словарях и других лексикографических материалах. Историко-этаографические, экономические исследования и описания, посвященные жизни смешанного в национальном отношении населения, относятся к дополнительным, но очень важным источникам региональной лексикологии. Подобная литература, взятая в качестве источника исследования, дает возможность выявить состав тематических групп лексики и обнаружить заимствования из языков народов Крайнего Северо-Востока, имеющие локальное функционирование. Художественная литература, как правило, использует регионализмы с определенными стилистическими целями, закрепляет их использование в текстах сходной тематики и формирует у массового читателя более полное представление о северных реалиях.

6. В нашей работе в силу ограниченного ее объема описана не вся региональная лексика, имеющаяся в созданной нами картотеке. В будущем нами предполагается продолжить исследование в выбранном направлении и довести его до современного состояния, не ограничиваясь материалами XVIII - нач. XX вв. Результатом может стать полное описание истории региональной лексики региона.

Результаты исследования отражены в следующих публикациях:

1. Соколянская H.H. Региональная лексика в "Чукотских рассказах" В.Г. Богораза-Тана //"Международное сотрудничество и образование молодежи на Севере", Международная научно-практическая конференция (I; 1995; Магадан): Тезисы докладов / Международный педагогический университет в г. Магадане. Магадан, 1995. С.113-114.

2. Соколянская H.H. О некоторых группах региональной лексики в "Описании земли Камчатки" С.П. Крашенинникова //Идеи, гипотезы, поиск... Вып. Д. Магадан, 1995. С.63-65.

3. Соколянская H.H. Своеобразие лексики говора с. Марково (на материале литературных источников конца XIX в.) //Идеи, гипотезы, поиск... Вып. 1П, ч. 2. Филология. Магадан, 1996. С.30-33.

4. Соколянская H.H. История слова коч в русском языке //Идеи, гипотезы, поиск... Вып. IV, ч.2. Филология. Магадан, 1997. С.79-82.